Расшатанный зуб наконец-то покинул свое место проживания и покатился по серому песку припятья*. Я пошоркал языком во рту, привыкая к пустоте. Сколько у меня их осталось? Четырнадцать? Тринадцать?
- Пятно* собирает свою дань, - тихо заметил я, ногой засыпая зуб глубоко в песок.
Подул колючий ветер, подняв небольшую волну пыли. Я обернулся и посмотрел вдаль. На горизонте из-за тепла над землей поднималось гудящее марево. Будто невидимая стена, предупреждающая всякого об опасности. В Сэйфлаке* всегда стоит марево, круглый год. Несмотря на пустынный вид и серый песок повсюду, под землей много воды. Нарвешься на такие зыбучие пустоты - считай, пропал. А вообще Сэйфлак - довольно мирное Пятно. Как послушаешь историй в таверне про другие Пятна, так порадуешься, что решил осесть именно здесь. Называют подобные места по-разному. Пятно, Пустоши, Зона, Руины, Пустыня, Пески. Хотя ни одно Пятно не похоже друг на друга.
- Пошел! - я дернул повод своего мушгу*. Скотина нехотя двинулась вперед.
Сдает уже приятель, все-таки почти год в Пятно со мной ходит. Раньше я давал имена своим питомцам, однако дохли они быстро. Поэтому перестал. Просто мушгу и дело с концом. Легче хоронить останки. Грузное животное доходило ростом мне по грудь. Жесткий ворс на спине и с боков, у самцов небольшие изогнутые рога на голове. Медленное, зато выносливое животное.
Километры тянулись один за другим. Серые барханы перемежались с чахлыми рощами и облезлыми полями с пожухлой травой. Близнецы* начали клониться к закату, однако я знал, что в это время года светила будут уходить долго. Скоро наступит "светлый" месяц, когда Близнецы круглосуточно озаряют землю своим голубым светом.
К вечеру я подъехал к Ост-Меглинне. Сначала потянулись поля с жалкими колосьями и полудохлыми плодами. Люди все еще трудились в поте лица. С надеждой, что нынешний урожай позволит жить не впроголодь, как обычно. Работали все, кроме тех, кто не может ходить. И дети пахали, и поджарый хозяин таверны вкалывал, и пастор Гину. Служитель церкви, завидев меня, прекратил свое занятие и стал собираться домой.
Я не стал его ждать, только слегка замедлил ход и продолжил путь. Вот и Ост-Меглинна. Селение дворов этак на пятьдесят. Из них лишь пяток деревянные, включая храм и таверну. Остальные - мазанки серого цвета. Стены изготавливаются из песка, мушгиного навоза и особого ила. Дерево слишком дорого в этих местах, чтобы тратить его на жилища. Вот крыши в основном деревянные, просмоленные, либо крытые жесткой соломой.
Вокруг бегали беззаботные полуголые карапузы и домашняя скотина. Вот стукнет им годков пять - припашут как всех. А пока ребятня отрывается, ведь почти весь поселок в их распоряжении. Близость Пятна накладывает свой отпечаток: урожайность крайне низкая, животные дают мало мяса, молока и яиц, пастбища скудные. Живет Ост-Меглинна только благодаря нам, искоренителям скверны. Еще нас называют ходоками*.
Мы с мушгу подъехали к невысокому храму Хранителя Иилага. Снаружи стоял резной деревянный алтарь. На воскресном молебне собиралась вся деревня. Поскольку внутри мы бы попросту не поместились, службы проводились снаружи. Над входом храма желтым цветом ярко выделялся символ церкви - простой крест из двух равных деревянных реек. Сбоку в стене вырезан деревянный барельеф, грубо изображающий фигуру безликого Иилага: в балахоне с капюшоном, со сведенными вместе рукавами - ни рук, ни ног не видно. Я подошел к специальному коврику, припал на колени и поклонился. После два раза провел ладонью по лбу слева-направо, далее вниз вдоль правого виска до подбородка.
- Спасибо, Господь наш Иилаг, что хранишь нас в эту трудную пору.
Поднялся и заметил спешащего пастора.
- Здравствуй, отец Гину.
- Здравствуй, Минаш. Сейчас я переоденусь. Спешишь куда или сегодня закончим?
- Давай сегодня уж.
Пастор кивнул и скрылся в недрах церкви. Вскоре Гину вышел в обычном церковном темном бесформенном балахоне, неся небольшую деревянную бадью и широкую кисть.
- Преклони колени.
Я покорно присел на коврик. Мужчина начал по памяти читать хорошо поставленным голосом литанию очищения к Хранителю Иилагу. "Да избавь сына сего от принесенной скверны", "да не убудет здоровье его, дабы творить дела праведные" и прочее. В промежутках пастор обливал меня освященной водой, макая кисть в бадью. В этом обряде я участвовал далеко не первый раз, поскольку он обязателен для всех вернувшихся из Пятна искоренителей. Действовал практически неосознанно: когда надо проводил по лбу крестное знамение, повторял в нужные моменты "Да святится имя твое, Хранитель Иилаг".
- Как сходил? - спросил меня Гину, когда литания завершилась.
- Не очень. Две средних и одна малая.
- Лучше чем ничего. Пойдем, я запишу.
Я вытащил из-за пазухи небольшой позвякивающий мешочек и передал служителю. Далее мы прошли внутрь церкви в крохотную отдельную комнатку пастора. Гину усадил меня на табурет и стал вносить в книгу пометки. Я с интересом смотрел за выводимыми им закорючками, радуясь знакомым словам. Читал я очень плохо. В Ост-Меглинне Гину единственный обучен грамоте. Бумага дорогая, привозная. Сельским не по карману, да и незачем. Про книги и говорить нечего - только у пастора имелось несколько. Зато считать я умел хорошо, знал, как пишутся все пять символов цифр*. Пару раз приходилось на дощечке мелом высчитывать получившуюся сумму. Если большой схрон скверны удавалось найти. Сейчас же можно в уме сообразить: две средние и одна малая плашки тянут всего на двенадцать медяков.
Гину задумчиво повертел черную обугленную изломанную пластинку, в которой с большим трудом угадывался знак скверны. Прокатит или нет? Пастор удовлетворенно кивнул и сделал пометку в книге. Есть! А то с семью медяками я в убыток выйду. Служитель попросил меня расписаться в книге, и я поставил галочку. После высыпал на стол монеты, тщательно пересчитал и передал мне.
- Минаш, может, все же передумаешь? Ты делаешь хорошее дело, но и о себе надо позаботиться.
- Пустошь - она такая... не отпускает. Да и мне почти двадцать. Кому я нужен в таком возрасте?
Гину вздохнул:
- Хранитель с тобой. Ступай, отдохни, а то на мертвеца похож.
Я быстро провел по лбу крестным знамением и покинул церковь. Мушгу вяло похлопывал себя по бокам, отгоняя назойливых кровопийц. Я взял навьюченного животного в поводу и повел к своему жилищу. С наступлением темноты усталый народ начал возвращаться с полей. Я снимал большую комнату у Рафки в такой же песочно-глиняной мазанке. Дом длинный, внушительный, на пять комнат. Выстроен специально для искоренителей. Церковь в лице Гину тщательно следила, чтобы арендная плата не завышалась. По центру - обитель самого Рафки, по бокам - по два номера для искоренителей или других заезжих путников. Впрочем, редкий гость отваживался селиться рядом с ходоками.
- Эй, хозяин! - громко крикнул я, привязывая мушгу к стойлу и стаскивая вещи. Своей костлявой животине бросил остатки захваченного корма и вылил застоявшуюся в бурдюках воду. Как раз хватило на четыре дня. Лишнего в ходку я никогда не беру.
- А-а, Минаш... как улов? - появилась заспанная физиономия Рафки. Владелец гостиного дома уделял мало времени своим полям, за что в деревне его недолюбливали. Ведь у него есть стабильный заработок в виде трех постояльцев-искоренителей, и он считается довольно богатым по меркам местных. В то же время и Рафку понять можно: за домом приглядывать надо, ремонтировать ежели что. Хотя по округлившемуся лицу и не скажешь, что он сильно напрягается. Мы с хозяином одного роста - около полутора метров, однако весит тот не меньше полтинника килограмм, а то и все пятьдесят пять. На пятнадцать больше, чем я!
- Так себе, - скривил я рожу. - Тихо было?
- К тебе один раз кто-то влез. Я прибежал на шум и заметил только низкий силуэт. Ребенок походу. Ценности забирать будешь?
- Завтра, - отмахнулся я. - Хочу спать и жрать.
- Ага, - хозяин заразительно зевнул. - Тевон и Пляс еще не объявились. Спокойной ночи.
- И тебе того же.
Я направился к своему номеру. Крепление ставней единственного окна оказалось выбито. В очередной раз. С входной дверью пришлось повозиться - проржавевшая задвижка не желала отворяться. После нескольких ударов плечом замок, наконец, поддался и впустил меня внутрь. В номере царил беспорядок: все ящики вывернуты наружу, одежда и матрас валяются на полу. Привычная картина. Отношение к искоренителям в народе двоякое. С одной стороны местные понимают, что без нас деревне просто не выжить. Мы закупаем провизию, одежду, корм для животных и множество других полезных вещей. С другой стороны зависть и жадность зачастую перевешивает все наши плюсы. По меркам деревни искоренители очень богаты. А уж такие прожженные ходоки, как я, за годы странствий могут скопить небольшое состояние. Взрослые часто науськивают своих детей, чтобы те проникали в жилища и искали деньги. Особо ценные вещи мы сдавали на хранение хозяину дома. Деньги же свои я разбросал в потайных нычках в припятье. Излишне доверять Рафке также не стоит.