Рассказ-участник литературного конкурса "РВАНАЯ ГРЕЛКА-8" (осень 2004 г.). Отзывы читателей см. в комментариях!
Ньянгу
В начале моления твоего вышло слово, и я пришел возвестить его тебе, ибо ты муж желаний; итак вникни в слово и уразумей видение...
(Книга пророка Даниила, глава 9 стих 23)
1.
В Ленинграде-городе
у семи углов
Получил по морде
Саня Соколов.
Болюхин попросил шофера остановить машину.
-- Откуда это?
-- Высоцкий, "Зарисовка о Ленинграде"...
Сергей Викторович зажмурился на секунду. Затем сказал с удивлением:
-- Странно, приходилось Высоцкого слушать. А это... никогда...
-- Вам бы на недельку слетать в Анталию или в Сочи, на худой конец. Погоды, вон нынче какие стоят, а вы весь в заботах.
Болюхин, кивнув в знак согласия, снова зажмурился.
-- Рад бы... Дальше пойду пешком.
-- Но...
-- Приедешь утром, к дому, -- Сергей Викторович посмотрел в окно -- шел дождь.
Он прищурился. Такой настороженный взгляд когда-то был у Ньянгу.
-- Будь любезен, не опаздывай утром.
-- К восьми, как обычно.
Болюхин, прихватив зонт, едва заметно улыбнулся и... вскоре очутился на улице.
Сергей Викторович был вполне и всегда уверен в себе: что ни контракт -- так удачный, что ни сделка -- с обязательным, и весьма крупным барышом. Можно было только догадываться, скольких конкурентов это сводило с ума. Но Болюхину до них не было никакого дела...
Страна, в которую он когда-то попал, вовсе не собиралась строить социализм. И капитализм тоже. Туземцы чувствовали себя вполне комфортно при давно сложившемся первобытнообщинном строе. Тем более что появились весьма приятные вещи, такие как шотландское виски, американские автомобили и... автоматы Калашникова. Советская пресса лукавила, утверждая всякий раз то, что в этой стране солдаты народно-освободительного фронта героически сражаются против наемников империализма. Уже через пару недель Болюхин понял: здесь одно дикарское племя воюет против другого, не менее дикого и не менее свирепого. А разница меж ними заключается лишь в том, что дети одних вождей учатся в Сорбонне и Оксфорде, отпрыски других -- в Университете имени Патриса Лумумбы.
Когда племена добрались до столицы, зарубежные миссии получили приказ: немедленно эвакуировать всех сотрудников. Советским же специалистам про это сказать забыли, поскольку были всецело заняты эвакуацией посла и его жены. Поэтому семнадцать русских спецов (как военных, так и гражданских) оказались поутру в руках захвативших столицу головорезов.
Их увели в лес в качестве "живых консервов" и раз в несколько дней убивали по одному. Благо никому в мире и в голову не приходило искать их. Благоразумные же советские газеты ни словечком не обмолвились об инциденте. Положение пленников осложнялось еще и тем, что в те дни установилась страшная жара -- пекло низвергалось с небес смертоносными солнечными лучами. Тучи мошкары облепляли пленников, как мухи дерьмо. Совсем скоро все, кто не был съеден, умерли от истощения. Болюхину повезло, ибо в одной из деревень его купили...
2.
Болюхин открыл зонт, достал сигареты. В окнах магазинчика, расположенного по другую сторону площади горел свет, а над входом мерцала софитом надпись: "Золотой гвоздь. 24 часа.".
Сергей Викторович закурил, почему-то вспомнив о баре, в котором проторчал сегодня часа три или четыре -- вел переговоры с новым партнером, а заодно глазел на барышню-стриптизершу, которая весьма умело и под музыку то покачивала бедрами, то водила кубиком льда по голому животику. Она, пританцовывая, то и дело смотрела Болюхину прямо в глаза, будто требовала от него чтобы "банкет" сей, никогда не заканчивался. Болюхин, не отрывая взгляда от стриптизерши, равнодушно поставил свою подпись в контракте, не смотря на то, что цифры в нем были с шестью нулями. Впрочем, так он поступал не впервые. Были ли опасения? Вряд ли, ибо Болюхину фартило всегда и во всем!
-- Закурить не найдется? -- послышалось бормотание за спиной.
Сергей Викторович обернулся. У хрустящей под дождем водосточной трубы стоял бомж. Старый, с морщинистым лицом и редкой бородкой. Болюхин открыл пачку.
-- Мне жаль, но это была последняя сигарета, -- сказал он, заметив странный блеск в глубоко запавших глазах старика.
-- Все вы таки... бо-га-тень-кие...
Бомж еще что-то прохрипел, но что именно Болюхин уже не слышал, ибо старик скрылся за углом.
Сергей Викторович молча докурил и, поддав ногой валяющуюся на тротуаре сморщенную жестяную банку, направился в сторону магазина. Дома его все равно никто не ждал, ибо он был закостенелым холостяком, и время ему можно было прожигать напропалую.
Партизаны кочевали по деревням, не задерживаясь ни в одной из них более чем на сутки. Однако в какой-то момент у них не осталось воды. Деревня, до которой они брели полдня, оказалась вымершей, поскольку днем ранее подверглась нападению правительственных войск. К следующей деревне они добрались только к вечеру, но и там отряду удалось разжиться лишь двумя флягами затхлой воды -- не помогла даже угроза оружием. Это была деревня охотников, и в ответ на стрельбу из десятка "Калашей" неминуемо последовал бы град копий и дождь стрел. Вождь сдержанно сказал, что завтра должен явиться Ньянгу. Он-то поможет -- вызовет долгожданный дождь. Командир отряда, который в начале своей карьеры учился в христианской миссии, а затем три года в колледже в Марселе, доверяющий спутниковым метеопрогнозам, однако не показал своего скепсиса.
Примерно к полудню явился Ньянгу, в львиной маске с длинным копьем в руке. Он был разукрашен белыми полосами, сходящимися замысловатым узором к солнечному сплетению. Навстречу колдуну тут же высыпали все жители деревни. Ньянгу отменно накормили, а чуть позже отвели на возделанное поле, где его уже ждали охотники, подле каждого из которых стояло по тамтаму. Колдун остановился в центре, и мрачно взглянув на небо, поднял руки. Он что-то крикнул и взмахнул копьем. Застонали тамтамы. Ньянгу воткнул в землю копье -- начался танец, ритму которого следовали ритмичные удары тамтамов.
Болюхину показалось, что небо вдруг потемнело, а ветер усилился. Внезапно с конца копья сорвалась молния. Охотники разразились приветственными воплями. С того времени, как Ньянгу начал свой танец и до того момента, как на землю упали первые капли дождя, прошло, вряд ли более четверти часа. Стар и млад, принялись расставлять на землю бочки, банки, плошки, половинки кокосовых орехов -- все то, во что можно было собрать воду. Что до дождя -- это был настоящий тропический ливень. Болюхин видел, как колдун устало побрел прочь с поля, не обращая внимания на ликующих людей, катающихся в грязи детей, славословящих его стариков и женщин.
Ньянгу снял маску, дождь тут же смыл замысловатый окрас, и колдун оказался самым заурядным чернокожим стариком с редкой бороденкой и морщинистым лицом, на котором умом и силой светились большие темные, глубоко запавшие глаза. Эти глаза внимательно и цепко обшаривали проходивших мимо людей, кровожадно, но лишь на мгновение впивались в них, и вновь отпускали. Ньянгу взглянул и на Болюхина...
У того хватило на это сил, хватило и на то, чтобы обменяться с колдуном жестами. Болюхин указал на небо, потом одобрительным жестом выставил большой палец: мол, уважаю, хорошая работа! Ньянгу сначала удивился, внимательно осмотрел Болюхинскую руку, потом сложил свою в том же жесте.
-- Все мы -- это как пять пальцев -- мы вокруг тебя. Ты -- единственный, вот... Как большой палец. Без других пальцев человек сможет пользоваться рукой, а без большого нет. Компране ву?!..
-- Уи, уи, -- засмеявшись, чирикнул колдун и показал Болюхину свою левую руку, на которой не хватало трех пальцев -- остались только большой и мизинец.
Ньянгу улыбнулся, вытер подбородок и, пройдя мимо русского, направился в хижину, где его уже давно дожидалось угощение.
Дождь к тому времени прекратился, и земля тяжело дышала паром. После короткой беседы с колдуном Болюхин ощутил перемены. Ему принесли плошку бурды, которая именовалась здесь пальмовым вином, и дали три банана.
Подкрепившись, Ньянгу отправился в обратный путь. В подарок ему выставили свиней -- он прошел мимо, даже не взглянув на них. Перед колдуном выстроили всех незамужних девушек племени, у которых только-только намечалась грудь -- он и тех игнорировал, не позарился и на юношей. Вождь со стоном вынес из хижины самую ценную вещь, на которую с алчностью взирало все племя: доставшийся от деда граммофон с роскошной позолоченной трубой -- увы, и этот дар не вызвал интереса у колдуна. Ньянгу прошел мимо партизан. Командир с тоской подумал о том, что если он выберет пулемет или базуку -- это будет, пожалуй, слишком большой платой за пару цистерн воды. Однако Ньянгу прошел мимо. Поравнявшись же с Болюхиным, знаком велел ему встать.
Командир отряда товарищ Марсель возмутился: в конце концов, пленники -- его законная добыча. Кроме того, позавчера ему удалось связаться с генералом, и тот велел поберечь пленников -- начались переговоры, так что пока неизвестно, на сколько ящиков "Калашей" или патронов удастся обменять "консервы". Колдун сделал вид, что не слышит товарища Марселя, и жестами потребовал от Сергея Викторовича, чтобы тот поднялся и следовал за ним. Однако Болюхин продолжал сидеть на земле, прекрасно памятуя, о властном характере командира отряда. Однажды он без зазрения совести всадил пулю в лоб своему заместителю и старому другу, когда тот предложил вести отряд тропой, о которой командир даже не догадывался. После того случая авторитет товарища Марселя в отряде стал непререкаемым...
Между тем подоспевший вождь приставил ассагай к горлу товарища Марселя и жестами дал понять, что раз уж он решил воспользоваться гостеприимством племени, пусть будет добр, уважать его законы. А законы у племени простые: боги дали людям все, стало быть, все в этом мире принадлежит им -- богам. Ньянгу умеет говорить с богами, значит все, что он захочет, принадлежит ему. Ежели тот захочет владеть любимой женой вождя, его сыном, любой принадлежащей ему или любому члену племени вещью -- это он и получит, но в единственном экземпляре. Ведь Ньянгу только тогда исцелит больного, отведет мор, вызовет дождь... А не получит, так и пальцем не пошевелит! К чести колдуна следует заметить, что лишнего тот никогда не просил и авансов не требовал. Так что товарищу Марселю стоит трижды подумать, прежде чем отказывать могущественному Ньянгу.
-- Видишь, как за него просит все племя, от мала, до велика?
Товарищ Марсель и сам видел, как против его отряда мигом вооружилось все население: тугие луки, длинные копья, пара английских кремневых ружей системы "Браун-Весс", стрелявших, наверняка, еще при Ватерлоо. Командир отряда заметил в руках сына вождя, и как бы случайно повернутую в его сторону, изготовленную к стрельбе новенькую винтовку "М-16". И от этого желание упорствовать почему-то и вдруг поубавилось. Товарищ Марсель плюнул и махнул рукой, разрешив Болюхину следовать за Ньянгу...
Только когда они добрели до хижины (последние метры русский тащил колдуна на себе) он понял, как же этот Ньянгу стар. Кожа цвета древнего пергамента, покрытая тонкой сеточкой морщин буквально истлела, руки и ноги высохли. Войдя в хижину, обессиленный Ньянгу упал на топчан и лежал без движения больше получаса. При этом дыхания его не было слышно, так что Болюхин было, испугался, что старик умер, но зоркий взгляд запавших глаз давал понять, что колдун вовсе не собирается уходить в мир иной.
Оглядывая жилище, Сергей Викторович с удивлением обнаружил красивую каску с длинным конским хвостом и надписью на бляхе на французском: "Второй кирасирский полк". Эта надпись обвивала большую четко выгравированную с истертой позолотой букву "N". Услышав хрип, донесшийся с топчана, Болюхин обернулся. Жестами Ньянгу попросил его надеть каску. Сергей Викторович повиновался. Старик велел ему повернуться в профиль.
-- Черт побери! -- в недоумении пробормотал Болюхин, -- ты что, хочешь сказать, что жил во времена Наполеона? Перестань, столько не живут.
"Какое Ньянгу дело, живете вы столько или нет? -- чуть позже объяснил старик. -- Ньянгу живет столько, сколько ему хочется... И всякий раз в том теле, которое ему глянулось. Жан-Пьер говорил, что когда я его увижу вновь после смерти, то и сам смогу отправляться в страну вечного покоя!".
Жан-Пьер -- это Болюхин понял из рассказов колдуна -- попал в здешние края давным-давно, во времена Египетской кампании Наполеона. Вначале он угодил в плен к арабам. Арабы отправили его с караваном в Тунис, где с его родственниками должны были связаться через контрабандистов и получить от них выкуп. Однако караван был разграблен отрядом бедуинов. Жан-Пьер бежал и после долгих скитаний по пустыне попал к бушменам. Карликам было трудно его прокормить, и те продали его в племя Уомбо, где он и прожил до глубокой старости, оставив после себя великое число детей и внуков.
-- Когда Жан-Пьер попал в наше племя, я был во-о-от такого росточка -- старик отмерил высоту по пояс Болюхину.
Как только колдуну стало лучше, он дал Сергею Викторовичу имя -- Ки-Ньянгу. Загадочная приставка к имени означала на здешнем языке частицу "не". Таким образом, живя рядом с колдуном, Сергей Викторович был "Не-Ньянгу".
Ньянгу был страшно болен, его организм разъедали страшные болезни, любое колдовство -- даже вызов дождя -- доводило его до изнеможения. Однако колдун не умирал, ибо все еще не передал кому-либо свое мастерство. Таким человеком не мог быть родственник или женщина по ряду причин: родственникам дар не передавался, а женщин должны были учить старухи-ведьмы, которых в племени Уомбо отродясь не было. Перенять мастерство Ньянгу так же не мог человек их племени, потому что несколько лет назад белые, сражаясь с повстанцами, обрабатывали джунгли дефолиантами, и нынешние дети растут несговорчивыми и тупыми. А тупой колдун, хуже неумелого -- это известно всем. Научить общаться с Духами Предков чужака из другого племени все равно, что обречь собственный народ на несчастья, ибо все племена только и думали о том, как истребить соседей и захватить их земли. В ученики не мог податься и человек, доселе поживший в Европе, поскольку получал заряд здорового цинизма, неистребимого скепсиса и обретал вечную и неистребимую страсть к материальным благам.
Словом, Болюхин был идеальной кандидатурой -- образованный и в то же время совсем не испорченный цивилизацией, житель далеких земель, не питающий особой ненависти к здешнему народу, достаточно развитой, чтобы уметь анализировать, чувствительный к тому, что не был способен понять умом.
Обучение длилось несколько лет. Сколько точно, Сергей Викторович не знал, ибо Ньянгу запретил Болюхину считать дни. Колдун полагал, что глупая привычка жонглировать цифрами сбивает людей с божественного настроя и отвлекает от общения с Духами Предков. Да и кого на самом деле интересует, сколько антилоп в стаде -- двадцать или сорок, -- ежели они несутся далеко от тебя? А если тебе в ногу вцепится крокодил, когда ты решишься в незнакомом месте перейти реку, не прочитав прежде молитву Духу Реки, то разве тебе будет от этого легче? Столь же бесполезным делом Ньянгу считал и чтение книг, поскольку все необходимые в колдовстве молитвы и заклинания надлежало всегда держать в голове, а великую гамму придыханий и поцокиваний языком невозможно было передать никакими буквами. Сие надлежало слышать, ощущать, запоминать и вырабатывать в себе годами.
-- Человечество придумало эти ваши закорючки для ленивых, которые не дают себе труда выслушать, запомнить и передать другим...
Это была самая странная манера обучения, о которой когда-либо слышал Сергей Викторович, прежде и сам преподававший на курсах для рабочего персонала закрытого предприятия, от которого и был командирован в эту страну. Но и на курсах, сколько ни води указкой по чертежам, сколько ни тыкай носом в технологические узлы, пока все не объяснишь подробно, не покажешь сам -- толку не будет.
Наступило полнолуние. Ньянгу попросил Ки-Ньянгу отправиться в далекий город и принести ему оттуда кувшинчик воды. Болюхин с удивлением взглянул на старика: за все эти годы они не разлучались ни на минуту. Города и деревни были для неофита табу -- они жили уединенно, в нескольких часах ходьбы до ближайшей деревни. Но старик повторил, что это очень важно для них обоих, и Болюхин согласно кивнул. Ньянгу уложил Болюхина на топчан, поколдовал над ним и облил лицо вонючим зельем. Примерно через минуту Сергей Викторович впал в забытье. Когда же он вновь поднял голову, шел дождь...
Болюхин стоял на площади, которую окружали странные дома с соломенными крышами. Внезапно за спиной послышался голос:
-- Помни, Ньянгу живет всегда и в том теле, которое ему глянулось. Ты тоже можешь стать Ньянгу...
Болюхин, услышав шипение, повернулся. Справа он заметил висящее в воздухе скопище змей -- они извивались, кусая друг друга за раздвоенные хвосты...
3.
В магазине, кроме трех посетителей, включая Болюхина, продавщицы у кассового аппарата и дремлющего на колченогом стуле охранника никого больше не было. Сергей Викторович остановился у холодильника с пивом. Он, было, хотел достать бутылочку холодненькой "Баварии", но... Дверь медленно отворилась. На пороге стоял, покашливая, тот самый бомж, который пять минут назад пытался стрельнуть у Болюхина сигарету. С ним была спутница -- напрочь пропитая дамочка с бутылкой водки в руке. Волосы у нее слиплись и свисали из-под обесцветившегося берета жирными паклями, промокший пуховичок с отвисшими карманами был в нескольких местах продырявлен и прожжен, а при виде кирзовых сапог с обрезанными голенищами Сергей Викторович почему-то вспомнил лишь слово говнодавы. Доселе скучающая продавщица -- толстозадая Маринка (ее имя было написано крупными буквами на бейдже) -- внезапно оживилась:
-- Эй-эй-эй! Чего приперлись? Пошли вон отсюда! После вас придется всю ночь магазин проветривать, уроды.
Болюхин посмотрел на мужчину и женщину, которые зашли в магазин раньше. Те, поставив корзину с продуктами на полку, пулей выскочили на улицу. Сергей Викторович хотел, было тоже уйти, но остановился, ибо до того дремлющий на стуле охранник встал и, сняв с пояса дубинку, неспешно направился к двери.
-- Антон, -- продавщица повысила голос, -- выгони их на хер отсюда. А то мы так всех посетителей растеряем.
Охранник, покусав губу, медленно отчеканил:
-- Да, Марин, отвратительная вонь... -- он несколько раз постучал дубинкой о прилавок.
Старик, взяв за руку свою спутницу, осторожно и не поворачиваясь, вышел на улицу. Охранник не остановился:
-- Сейчас я выбью из них охоту шастать по приличным местам.
Он, подняв воротник, шагнул за порог. Болюхин, забыв о пиве, подошел к витрине.
-- Да вы не обращайте на них внимание. По нескольку раз в день приходится таких, как эти гонять, -- фыркнула продавщица, которую Сергей Викторович, впрочем, уже не слышал, ибо все его внимание было занято тем, что происходило на улице.
Сквозь запотевшее стекло Болюхин увидел, стоящего на тротуаре старика. Тот пытался что-то объяснить охраннику, в то время как его спутница, пошатываясь, брела к середине площади. Внезапно она остановилась и обернулась.
Только теперь Болюхин смог ее, как следует разглядеть -- она шевелила губами, но в шуме дождя Болюхин не мог разобрать слов.
-- Лиля?.. -- прошептал он.
В тот день Сергей Викторович чувствовал себя по-особенному плохо. До рейса оставались считанные часы...
Болюхин, запыхавшись, пришел домой. И уже у двери он услышал Лилин голос -- она говорила с кем-то по телефону:
-- Уезжаем! А как же, конечно, вместе. Знаешь, сколько порогов пришлось Сережке обить? Обычно за рубеж не разрешают уезжать не расписанным, а он добился, представляешь! Разрешили, как очень хорошему специалисту. А вот свадьбу сыграем уже там. Не боюсь, ни сколько! Мы ведь при посольстве будем жить.
Болюхин сейчас клял себя и божил, ибо не знал слов, какими можно было объяснить Лиле то, что ему придется ехать в эту богом забытую страну одному. Почему поверил в то, что Лиле позволят ехать вместе с ним? Говорили же те, кто бывал там ранее: ничего не выйдет. Да он не верил... Что делать, как быть?
Он так и не вошел в дом, но все еще слышал за дверью, позади, звенящий, как жесть, голос Лили. Уже на улице, у подъезда Болюхин простоял еще минут десять, прячась за осиной и глядя снизу вверх на окна на втором этаже. Его шляпа и плащ размокли. Он не чувствовал ни холода, ни дождя, ибо сердце его разрывалось на части, ведь в нем ничего не было, кроме пустоты...
4.
Он услышал голоса, шум и звон. Болюхин посмотрел направо и налево. Лиля -- а это была именно она -- исчезла.
Оборванный, насквозь промокший старик-бомж вдруг появился в дверях и изнемогающе захрипел:
-- Ее... Помо...
Болюхин повернулся медленно, не сходя с места.
-- Ей богу, машина выскочила из-за поворота!..
-- Это Лиля? -- спросил Болюхин растерянно.
Бомж кивнул, и пол тот час усеялся мелкими и холодными каплями...
Болюхин молчал. Он только один раз протянул руку, чтобы погладить Лилю по голове. В его душе почему-то не было горя, а только безграничная пустота. Странные блики бегали по ее лицу. У Болюхина сжалось сердце. Все это время -- с момента отъезда в командировку и до сих пор -- он боялся встретиться с Лилей, но теперь... По воле случая или по злому велению рока это произошло. Было так мерзко, что Болюхину вдруг захотелось сесть на четвереньки и по-волчьи завыть.
-- Лиля, -- прошептал он, вдруг вспомнив слова колдуна: "Когда тебе покажется, что все вокруг тебя вывернулось наизнанку, сожми в руке кожаный мешочек с языком Ньянгу!".
Болюхин положил потертый мешочек на Ладонь той, с которой ему пришлось много лет назад расстаться.
-- Так будет лучше...
-- Ну, ну! Рассказывай, рассказывай! -- Сергей Викторович проснулся оттого, что старик тыкал ему палкой в бок. -- Ты ведь уже не там, ты уже здесь!
Болюхин открыл глаза, огляделся. Он лежал на тряпье в углу хижины -- месте его постоянного ночлега. Одет был в набедренную повязку из дерюги.
-- Ты был в там, -- упорствовал Ньянгу, -- видел кого? Говорил с кем-то?
Приходя в себя, Болюхин раскрыл стиснутые в кулак пальцы и с удивлением обнаружил в ладони маленький пузырек. Глаза старца загорелись.
-- Наконец-то! -- воскликнул Ньянгу. -- Ты не забыл! Я так боялся, что ты забудешь, и тогда мне придется идти туда самому. -- Старик бережно взял пузырек и залюбовался желтоватой жидкостью игравшей на его донышке.
-- Что это? -- спросил Болюхин.
-- Это напиток Духа Смерти, -- торжествующе сказал колдун. -- Он отправит меня прямиком туда, куда много-много лет назад ушел Жан-Пьер. Пришел мой черед, Ки-Ньянгу. Собирай костер, да поскорее и побольше -- я хочу успеть уйти до заката. Пока мою душу не забрали злые духи!
Когда сухостой достиг нужной высоты, Ньянгу забрался на самую его вершину и сел, скрестив тощие ноги. Подняв голову, и, взглянув на заходящее солнце, он велел Ки-Ньянгу принести горшок с углями. Тот повиновался.
-- Слушай меня, Ки-Ньянгу, -- произнес старик.
Болюхин был удивлен произошедшими переменами. Колдун словно стал выше ростом, поздоровел.
-- Знай, что выбрал я тебя не случайно -- ты очень похож на Жан-Пьера... Как он стал Ньянгу, я не знаю, но свое мастерство передал мне перед смертью именно он. Я уйду, и, быть может, когда-нибудь дух Ньянгу проникнет в твое сердце. Ты должен помнить: Ньянгу жил всегда, и выбирает себе он лишь тех, кто ему глянется. Когда тебе покажется, что все вокруг тебя вывернулось наизнанку, сожми в руке кожаный мешочек с языком Ньянгу!
Колдун просунул руку в небольшой кожаный мешочек, болтающийся на шее, и достал из него сморщенный кусочек кожи.
-- Что это?
-- Сила, неуязвимость и удача, -- Ньянгу игриво улыбнулся. -- Это язык моего учителя Жан-Пьера, мир ему в стране вечного покоя! Я откусил у него язык, когда Жан-Пьер находился на смертном одре. Только так мой учитель мог уйти в мир иной, не опасаясь, что Ньянгу больше не сможет придти в наш мир. Держи!..
Он протянул Болюхину высохший язык.
-- Бери, пока я не передумал и помни, что зло не бесконечно, бесконечна лишь борьба с ним... Запомни, твое дело служить этому миру, а не бороться против него! И еще... -- колдун стиснул зубы, -- ежели ты когда-нибудь встретишь меня...
-- Но разве такое может случиться? Ты ведь собираешься уходить в мир вечного покоя.
-- Не перебивай, Ки-Ньянгу! -- рявкнул колдун. -- Ежели ты когда-нибудь встретишь меня... не отказывай старому Ньянгу ни в чем, даже в сущей мелочи.
Сергей Викторович кивнул.
-- А теперь... Сыпь угли на хворост... Раздуй их хорошенько, пусть вместе с пламенем унесусь вслед за Жан-Пьером!
5.
Сергей Викторович с ужасом посмотрел на часы -- до рейса оставалось совсем мало времени, а тут еще это дурацкое головокружение -- такого с ним еще никогда не случалось.
Дела были и без того плохи -- долгожданной командировке дан зеленый свет, но... без Лили. Болюхин сейчас клял себя и божил, ибо не знал слов, какими можно было объяснить ей то, что ему придется ехать в эту богом забытую страну одному. Что его ждет там? Что ждет Лилю? Почему поверил в то, что ей позволят ехать вместе с ним? Говорили же те, кто бывал там ранее: ничего не выйдет. Да он не верил... Что делать, как быть?
Болюхин, запыхавшись, пришел домой. И уже у двери, наскоро убирая в портфель командировочные документы, вдруг услышал Лилин голос -- она говорила с кем-то по телефону. Причем, ему почему-то показалось, что ее слова он когда-то слышал. Но когда?
-- Уезжаем! А как же, конечно, вместе. Знаешь, сколько порогов пришлось Сережке обить? Обычно за рубеж не разрешают уезжать не расписанным, а он добился, представляешь! Разрешили, как очень хорошему специалисту. А вот свадьбу сыграем уже там. Не боюсь, ни сколько! Мы ведь при посольстве будем жить.
В дом он войти не решился, но все еще слышал за дверью, позади, звенящий, как жесть, голос Лили. Уже на улице, у подъезда Болюхин простоял еще минут десять, прячась за осиной и глядя снизу вверх на окна на втором этаже. Его шляпа и плащ размокли. Он не чувствовал ни холода, ни дождя, ибо сердце его разрывалось на части, ведь в нем ничего не было, кроме пустоты.
Болюхин посмотрел на часы и, решив еще немного подождать, достал папиросы. Закурил, продолжая всячески проклинать себя.
-- Папироски, сынок, не найдется? -- послышалось бормотание за спиной.
У хрустящей под дождем водосточной трубы стоял пенсионер. Сгорбленный, с морщинистым лицом и редкой бородкой. Болюхин смял пачку.
-- Мне жаль, но это последняя, -- сказал он, заметив странный блеск в глубоко запавших глазах старика.
-- Э-хе-хе, а еще инженер...
Сергей Викторович вытер лицо тыльной стороной ладони и пристально посмотрел на старика. Было в нем что-то знакомое...
-- Подождите, -- Болюхин открыл портфель, -- совсем забыл. У меня еще есть.
Он, продолжая поглядывать на окна, неловко повернулся -- портфель выскользнул из рук. Прямо в лужу тот час высыпалось все его содержимое: бланки, отчеты, докладные записки и... паспорт с командировочными документами. Ливень внезапно прекратился. Стало так тихо, что Болюхин смог услышать тяжелое дыхание старика.
-- Что же ты так не осторожно, сынок? -- спросил пенсионер, пытаясь подобрать бумаги.
-- Ой, не стоит, -- Болюхин опустил голову, присел, -- лучше вот -- подержите, пока я...
Он протянул пенсионеру папиросы.
-- Берите-берите...
Болюхин перевернул горшок с углями на охапку сухой соломы. Она мгновенно занялась пламенем, вместе с ней и хворост, а Ньянгу, поднеся к губам бутылочку с жидкостью, немедленно осушил ее. Тело колдуна задрожало, голова склонилась. Быть может, он потерял сознание, а возможно и умер.
"Куда-то теперь попадет твоя душа, старый Ньянгу?" -- с горечью думал Болюхин, проваливаясь в сон.
Он не знал, что поисковый отряд заметил огонь и взял на него ориентир. Болюхина разбудили вооруженные люди. Они поинтересовались, что он, европеец, делает в столь диких местах?
Когда Сергей Викторович по мере знания местного языка объяснил им кто он такой и откуда взялся, его отправили в лагерь, оттуда вертолетом доставили во дворец "Отца Нации". Во встретившем его президенте Болюхин узнал бывшего командира Марселя. Марсель тоже узнал его...
-- Не знаю... -- Сергей Викторович прошел в ванную комнату. -- По паспорту я теперь, не известно кто -- ни фамилии, ни национальности. Ничего не разобрать! По этим промокашкам даже в санатории не отдохнешь. Так что... командировка моя, считай, накрылась.
-- В смысле... твоя командировка? -- Лиля опустила руки и даже присела.
Болюхин смутился.
-- Знаешь, я забыл сказать... -- он вздохнул. -- В общем, мне разрешили лететь только одному. Парторг сказал: вот женитесь, тогда, пожалуйста. Не гоже, мол, гражданам нашей страны показывать туземцам плохой пример. Институт брака должен быть незыблемым!
Болюхин не понимал, каким чудом ему удалось подобрать нужные слова. Он замолчал, закашлялся и посмотрел в глаза Лиле.
-- Знаешь, это, наверное, судьба. Не стану тебя обманывать...
-- О чем ты?
-- Не знаю. Сам не знаю. Просто старик этот, похоже...
-- Он что, правда, исчез?
Болюхин кивнул, вспомнив о том, что пенсионер действительно и не понятно куда пропал. Был, и не стало его, будто сквозь землю провалился. Это случилось как раз в тот момент, когда прекратился ливень.
Болюхин, недолго помолчав, поцеловал Лилю в щечку и закрыл за собой дверь.
Прошло минут десять. Послышался Лилин голос:
-- Сереж, я нашла в твоем портфеле старый кожаный мешочек.
-- Какой еще мешочек?.. -- спокойно спросил Болюхин, продолжая натирать спину мочалкой.
7.
В Ленинграде-городе
у семи углов
Получил по морде
Саня Соколов.
-- Откуда это?
-- Высоцкий, "Зарисовка о Ленинграде".
-- Представляешь, Высоцкого слышал. А это... никогда...
-- Сергей Викторович, а вон и Лилия Андреевна.
Действительно, у магазина "Золотой гвоздь. 24 часа" стояла супруга Болюхина -- хорошо одетая дама с завидной внешностью.
Машина снизила скорость, осторожно повернула и подъехала к стоянке.
-- Утром, пожалуйста, не опаздывай. Завтра будет очень много дел.
-- Лилия Андреевна уже предупредила: к восьми, как обычно.
-- Верно, -- Болюхин попрощался с шофером и вышел из машины.
Вечер выдался в сравнении с предыдущим исключительно безветренным и благодаря этому был не таким холодным.
-- Какие дела в верхах? -- Сергей Викторович поцеловал супругу и взял ее под руку.
-- Все в порядке. Ежели все сложится нормально, одно из кресел в Смольном будет... Угадай, чьим?
-- Твоим, моя мила шефиня, -- Болюхин еще раз поцеловал жену, -- не знаю, что бы я делал без тебя. Иногда мне кажется, что ты, как магнит, притягиваешь удачу.
-- Ты же знаешь, это совсем не так, -- сказала Лиля, качая головой. -- Если бы не тот случай...
-- Какой?
-- Ты совсем забыл о командировке, в которую должен был отправиться... Заметь, без меня!
-- Ах, вот ты о чем.
Супруга Болюхина просунула руку в сумочку, висящую у нее на плече.
-- Странно, неужели забыла дома?
Сергей Викторович остановился. Достал сигареты. Закурил.
-- Это случайно не вы обронили? -- послышалось бормотание.
Супруги Болюхины обернулись и увидели стоящего в переулке человека. Он был очень стар, с морщинистым лицом и редкой бородкой.
-- Простите, -- озадаченно спросил Сергей Викторович, -- вы о чем?