Больше всего на свете он любил утро субботы, когда можно было забить на все и просто делать все, что хотелось. Чаще всего, правда, почему-то хотелось банально валяться в постели, но, понимая, сколько ущербен подобный подход к шаббату, он вставал и начинал что-то делать. Чаще это была писанина.
Писать это был для него процесс, священнодействие, церемониал, служба (в том смысле как ее понимают в церквях). Он варил крепчайший кофе, нет, извините, не кофе айриш крим. Как можно айриш крим назвать кофе, не понимаю? Ну, так вот он варил айриш, тащил на заваленную всякой некухонной гадостью кухню ноут, и прихлебывая крупными глотками быстро остывающий кофе (ладно, если вы так настаиваете, пусть будет кофе).
По субботам всегда легко пишется. Дом дышал своими звуками, огромный девятиподъездный двенадцатиэтажный дом позвякивал лифтами, шумел водой спускаемой с первого к Богу этажа, ухал, громко захлопывающимися дверями, разговорами соседей на лестничной клетке. На улице, ниже его худой задницы на семь этажей уже играли дети. Играли исступленно, как-то не по-детски, и страшно громко. Но это их проблемы. Где-то там, в отдалении выла натужно трасса, пропуская сколько-то там единиц машин в час. И это проблема тех, кто нервничает сейчас за рулем своего авто, так как он сейчас не за рулем, да и вообще не имел машины и иметь ее в мегаполисе не собирался по меньшей мере глупо. Сосед наверху слушал оркестр Поля Мория, а сосед справа, интенсивно просвещал весь дом в особенности английского хард-рока, но это тоже не мешало. Где-то там, в далекой дали, тихо, но вполне отчетливо гудел завод, не обращая внимание на субботний день, но этот фон он уже лет пять, как переехал в эту квартиру не слышал.
Ему работалось легко, он описывал огромный корабль в гигантском океане чужой планеты. У него, у этого корабля была проблема, его атаковали противники, причем как всегда это бывает в самый что ни на есть неподходящий момент. Мало того, что на поверхность бушевал страшнейший шторм, мало того, что корабль вошел в щелочной шлейф, который оставлял подводный вулкан, так еще и винты основной тяги забилось какая-то биологическая дрянь, и ход упал на ноль узлов. Капитан отбивал атаки вражеских подводных лодок, ремонтники совершали под водой чудеса, освобождая винты от остатков местных беспозвоночных, штормовая группа латала дыры, от вырванных с корнем люков и пыталась спасти корабль от захлестывающих его волн.
Все было прекрасно, и даже телефонный звонок дочери и бывшей, не могли испортить настроение. Корабль ценой неимоверных усилий экипажа вышел из схватки победителем.
Он вспомнил, как разок решил поработать в покое и поехал к матери в деревню. Это был такой кошмар! Он не мог выдавить из себя ни одной путевой строчки. И долго не мог понять почему. А потом понял. Тишина в деревне стояла неимоверная.