Павлов Юрий Николаевич :
другие произведения.
Свидания На Дюнах
Самиздат:
[
Регистрация
] [
Найти
] [
Рейтинги
] [
Обсуждения
] [
Новинки
] [
Обзоры
] [
Помощь
|
Техвопросы
]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Комментарии: 2, последний от 23/04/2010.
© Copyright
Павлов Юрий Николаевич
(
iurpavlov@gmail.com
)
Размещен: 17/04/2010, изменен: 17/04/2010. 12k.
Статистика.
Поэма
:
Поэзия
Скачать
FB2
Ваша оценка:
не читать
очень плохо
плохо
посредственно
терпимо
не читал
нормально
хорошая книга
отличная книга
великолепно
шедевр
Аннотация:
Лирическая поэма.
СВИДАНИЯ НА ДЮНАХ.
(поэма)
Памяти К.С. Семеновского
1
Поэта донимала суета,
и он, примерив шутовскую маску,
стал щеголять без всяческой опаски
манерами салонного шута...
Он пил. И "вы" не признавал в общенье,
курил, и ненавидел воскресенье -
сберкасса закрывалась в этот день,
а денег до полночного привала
ему по воскресеньям не хватало...
(В субботу брать со счета было лень.)
2
Как человек - поэт был одинок,
он занимал всего двенадцать метров -
жилплощадь неказистая для мэтра,
но это был свой теплый уголок.
В одноэтажном домике старинном
поэт печурку называл камином.
Бывало, в ней пылали не спеша
черновики - и начисто сгорали...
Поэт старел, но замечал едва ли:
в конфликт вступали тело и душа.
3
А были времена! Средь желтых дюн
К.С. судьбу примерил наизнанку:
он полюбил навзрыд официантку,
как донну Анну некий потаскун.
Прельстил её случайным гонораром,
с утра таскал по прибалтийским барам,
читал стихи (на памяти был Блок),
а вечером в кругу прибрежных сосен
желал любви, да так, что был несносен,
хотя любить, как следует, не мог...
4
Он говорил ей: "Будь моей женой..."
Она в улыбке открывала губы
и обнажала бисерные зубы -
ей очень надоело быть одной...
Они вдвоем. В окне луна желтела.
Он засыпал. Она в окно глядела
и думала: "Быть может, это рок,
хоть суетлив и лысоват приятель,
а все ж таки не повар, а писатель,
и симпатичен даже, видит бог..."
5
Жизнь у неё не ладилась никак.
Влюбилась. Обвенчалась слишком рано.
Любовь - цветок, но в зарослях бурьяна
он увядает, как весенний злак...
Муж шоферил в районном коммунхозе,
жизнь не была стихотвореньем в прозе:
на утро - завтрак, сына - в детский сад,
по вечерам взбивай в корыте пену,
и, наперед не видя перемену,
она ушла. Муж был не виноват.
6
Куда идти? К родному очагу!
К отцу вернулась, тот - солдат бывалый,
работал в ресторане вышибалой,
как говорится, через "не могу"
А ближе к ночи, как в банкетном зале,
над кухонным столом его медали
звенели, не считаясь с тишиной.
Старик носил в душе свою обиду,
и матюкался вовсе не для вида,
когда грозить пытались нам войной.
7
А мать... Украдкой плакала она,
когда отец во сне ходил в атаку,
кричал "ура!", а умная собака
зачем-то подвывала у окна...
...Поэт храпел. Вздыхал залив лениво,
а женщина светла и терпелива,
смотрела в темный омут потолка.
Её плечо его плеча касалось,
а в теле притупленная усталость
была неутолима и сладка.
8
А сам К.С., хоть не влезал во фрак,
в тридцать седьмом по прихоти злословья
был отнесен к дворянскому сословью
и ночью взят чекистами как враг.
Пять лет валил средневековый лес,
два раза умирал, а все ж воскресенье
и нес свой крест... Потом, беду отринув,
участвовал в сраженьях под Москвой,
и память сердца - орден боевой
хранил в столе, в коробке от ландринов.
9
Штык было трудно приравнять к перу,
не до того в штрафной пехотной роте...
Привержен был солдат к одной заботе:
увидеть небо завтра поутру.
Он воевал. Терял друзей-солдат
и не писал стихов, но дантов ад
прошел за кругом круг. Бойцу везло:
накрыли как-то к ночи минометы
еще не окопавшуюся роту,
пиши, пропал, однако пронесло...
10
Но бушевал в нем песенный накал,
когда, как крепость, тишина вставала,
и гром пальбы, суровый лязг металла
с передовой внезапно отступал.
Хотелось жить, чтоб встретиться с любовью:
за кровь не век расплачиваться кровью.
"Я жив, и это главное пока", -
твердил поэт - философ по призванью,
когда заезда - лучинка мирозданья
к нему свой свет несла издалека...
11
Теперь же по утрам гудел прибой,
вставало солнце раскаленным кругом,
взлетали чайки, трайлеры шли цугом,
а пахло хвоей, рыбьей чешуей
и морем. Лишь заря - в холодном свете
вдоль берега, стремглав, минуя сети,
они, как дети, мчались по песку.
А вслед бродяга-ветерок небрежный,
и тени сосен полосой прибрежной,
и Дик - щенок с рыжинкой на боку.
12
Поэт влюбился. Он читал стихи,
которые она не понимала,
но такта умной женщине хватало
не прерывать возвышенной строки.
Она давалась диву: - Он ребенок...
И слушала его уже спросонок,
ладонью, ловко заслонив зевок.
Потом призналась: - Если б мне такое,
я целый день не знал бы покоя -
писала бы себе по двести строк...
13
К.С. любил работать по ночам,
но на рифмовку ночи не хватало,
любовь иная за сердце хватала,
страсть, усмирив к ямбическим речам.
Он лунный блик, как солнышко в ручье,
ловил губами на ее плече
и восклицал: - Мы вместе, видит бог!
А поцелуй, как роза поздней страсти,
неумолимо намекал на счастье,
в которое не верить он не мог.
14
Потом официантка поняла,
что он, поэт, ревнив как сущий дьявол:
один латыш, не нарушая правил,
её на танец пригласил... Пошла!
К.С. вскипел. Отпрянув от стола,
заскрежетал: - Так вот с кем ты спала?!
Тихоня!.. Им завладевало зло.
Сорвался. Удержать пытались, где там...
Такое даже голубым беретам
не удалось бы... Барда занесло.
15
Так прежде шли с бутылкою на танк,
когда судьба решала "или - или..."
Влюбленного безжалостно побили,
и в этом был её суровый знак.
Он присмирел. Могучим был отпор:
- Шерше ля фам.... И, выдворен во двор,
сел на крылечко. Раздобыл пятак
и пять минут держал его под глазом,
а кто-то утверждал: - Он был под "газом",
с кем не бывает? перебрал, чудак...
16
Качалась прибалтийская луна
над головой, как маятник невзгоды,
мелькнула мысль: - Не те, однако, годы...
И тут внезапно выросла она.
- Тебе не больно?... Ждал, конечно, брани,
но губ тепло почувствовал, и раны
уже не так мучительно пекло.
Он отвернулся в сторону ограды
и прохрипел: - А бить умеют, гады...
И сплюнул вызывающе и зло.
17
Как вознести себя на пьедестал,
поверженного кулаком пудовым,
в её глазах? Мой друг не гнул подковы
и первенство оспаривать не стал.
Он был силен и слаб: ведь он поэт!
И, чтоб слегка смикшировать сюжет,
стал фантазировать: - Когда была война, -
сказал он,- я разведчиком работал...
При этом языком по -детски цокал -
кровоточила, видимо, десна.
18
- За мной приехал капитан один.
Приятный парень. В черной "эмке" еду.
Смекнул - в НКВД, ведь мне легенду
придумывать не надо - дворянин!
О справедливости всевышнего молю,
глядь, в небе "мессоры", рычат: "убью-убью..."
Тут пулемет дорогу штопать стал
перед капотом. - По машине метят, -
сказал водитель. Миг... и мы в кювете.
Бомбежка кончилась, но капитан не встал...
19
Они спустились берегом к воде.
Вода чернела, отражая небо,
Дик прибежал. - Ты не купила хлеба?-
спросил К.С. - Купила бы, но где?
Пес впереди услужливо бежал,
а волны налегая на причал,
о чем-то спорили - у них свои заботы,
свои круговращенья, а пока
горел маяк, на око маяка
шли рыбаки из Майори с работы.
20
Поэт закончил сбивчивый рассказ,
как был в Берлин разведчиком заброшен.
Для выдумок не возвели таможен,
и он в свою поверил без прикрас.
Сюжетный стержень этой чертовщины
он выдавал без видимой причины
за истину.... Но дорожил другой,
и мне однажды (кажется, в буфете)
прочел "Воспоминание о лете" -
стихи. Они, на счастье, под рукой:
21
" Там, где звенел песок, сушились сети,
в которых память о минувшем лете
еще сияет рыбкой золотой -
шумит залив... как белые медведи,
лежат снега ленивою гурьбой.