Я не проститутка. Я нормальная женщина. Но жизнь повернулась так, что мне пришлось пойти работать в массажный салон. Всё началось семь лет назад. Валера, мой муж, поехал в командировку. Мой муж служил в полиции, в отряде спецназа. Командировка была в Чечню. Я была против. Но он сказал, что ему пообещали повышение.
- Три месяца, Алла. И я майор. А там и пенсия через два года. Создам охранную фирму и тебе больше не надо будет учить оболтусов.
- Я боюсь, Валера. Ведь это Чечня Там убивают. Я боюсь ...
Валеру не убили. Но .... Ранение было очень тяжёлое. Ему сделали две операции, выписали и сказали, что нужна пересадка органов и озвучили цену. Таких денег у нас не было. Валера стал инвалидом первой группы. Неподвижным. Мне самой пришлось ухаживать и обихаживать его. Денег на сиделку не было. Зарплата у учителя мизерная, а вся Валерина пенсия и выслуга уходили на лекарства. Импортные. От наших, российских, ему становилось только хуже. Мне ещё повезло, что не арестовали ни разу посылки с лекарствами из-за границы. В Москве вон было такое. Ещё благодарю бога, что не завели деток. Где бы они сейчас были?
Алика я не узнала. Ну и времени уже много прошло. Да и моложе он был. Алик - это одноклассник моего мужа. Я была в администрации. Пыталась оформить льготу на оплату квартиры. Женщина, в кабинете, посчитала и сказала, что максимум, на что я могу рассчитывать - это сотня.
Сто рублей. И собирать надо кучу документов.
Я шла к остановке.
- Алла!
Я обернулась, надеясь, что это не меня. Он улыбался, подходя ко мне. Первое впечатление - типчик. Потом вспомнила, что у него такое погоняло было в школе.
- Привет! Не узнаёшь?
- Нет - мотнула я головой.
- Мы с Валеркой учились в восьмом. А ты в десятом. Он уже тогда говорил мне, что пойдёт в армию. В спецназ. А когда вернётся, женится на тебе. Как он, кстати?
Не люблю я жаловаться, но тут разнюнилась. Алик выглядел сочувствующим, и предложил подвезти домой. Я не разбираюсь в марках автомобилей, но у Алика была наверное дорогая и не наша. И у него был водитель. И телохранитель. Мы сидели в салоне, за стеклом, и Алик предложил вино. Там у него был целый бар. И салон был на шесть персон. Я уже вспомнила Алика. Обычно запоминаешь тех, кто либо старше тебя на год, либо на год моложе. Но Алика я вспомнила. Уже после школы, кто-то рассказывал, что он откосил от армии. Тогда шла вторая Чеченская и вероятность, оказаться там, была вполне реальной. Мама его отмазала. Она работала в администрации. То ли замом мэра, то ли помощником.
- Можно я зайду? - когда мы остановились у подъезда.
Я забыла, что не успела убрать горшок, перед тем как поехать в администрацию и согласилась. Но Алик сделал вид, что ничего не унюхал.
- Привет, корифан! - Алик присел на корточки перед кроватью - Он никого не узнаёт? - Алик встал - Алла, можно воды?
Мы зашли на кухню.
- Алла, вот моя визитка - Алик положил на стол карточку - Ты работаешь? Сиделка есть?
- Нет и нет.
- На бирже?
- Нет.
- А на что вы живёте?
- На пенсию.
- У него есть шансы выкарабкаться из этого состояния?
- Нужны деньги. Большие. Врачи говорят, что ещё не всё потеряно.
- Сколько?
- Алик.
- Сколько, Алла?
- Десять с половиной миллионов.
- Баксов?
- Рублей.
- Разве это большие? Я дам. Он мой друг. И я ему обязан. Меня раз хотели поколотить, а Валера, он тогда боксом занимался, их поколотил. Славик, мой водила, завтра привезёт. Я позвоню перед этим. Твой сотовый?
Я продиктовала номер. Алик набрал и сделал звонок.
- Алик, спасибо. Но я не знаю, когда смогу отдать.
- Когда разбогатеете. Алла - он глянул на часы - У меня свидание через полчаса. Я пойду. Всё будет хорошо. Не отчаивайся.
Он ушёл и на фоне аромата его духов, я остро ощутила запах каловых масс и мочи.
Деньги Славик привёз, как и пообещал Алик. Сам он позвонил за полчаса до этого. Славик выкладывал на стол пачки денег, а я стояла и смотрела. Я никогда ещё не видела столько денег.
- А расписка? - когда Славик, выложив деньги, застегнул сумку и пошёл из кухни.
- Алик не говорил о расписке - бросил он, даже не повернувшись.
- Подождите! Я ему позвоню.
Но телефон Алика был недоступен. Я набрала несколько раз. Но он не отвечал.
- Ну я пошёл. Сама с ним договоришься.
Я закрыла за Славиком дверь и ещё раз позвонила Алику. Но он был недоступен. Деньги свалились, как манна небесная. Я стояла на кухне и пялилась на пачки. И набрала клинику. Но когда я объяснила, что готова заплатить за операцию, мне ответили, что прошло уже два года и расценки выросли. А когда я спросила, сколько теперь стоит операция? У меня опустились руки. Операция стоила тридцать два миллиона, и аванс не меньше половины. У меня была огромная сумма денег, но толку с них не было никакого.
Телефон видимо уже звонил несколько секунд. Но я ничего не слышала.
- Алло
Это был Алик.
- Алла, ты звонила несколько раз. Я отключаю сотовый, когда у меня деловая встреча. Ты что-то хотела сказать? Славик привёз деньги?
- Да. Но ...
- Что, Алла?
Я вздохнула - Алик, спасибо. Скажи, куда привезти деньги.
- Алла, что случилось?
- Операция подорожала и стоит теперь тридцать два миллиона ...
- Из-за этого?
Я молчала, не совсем понимая, куда он клонит.
- Алла, Славик завезёт недостающую сумму. Но не сегодня. Завтра. Надеюсь, за ночь, они не успеют поднять расценки - Алик хохотнул - Извини Алла. Я понимаю, тебе не до шуток.
- Алик, я не знаю как тебя благодарить ... и я не представляю, как буду рассчитываться.
- Из-за этого не переживай. Но гарантия, какая-то, всё же нужна ...
- Расписка? Я подпишу, Алик.
- Нет, Расписка не нужна. Алла, ты позвони в клинику, и всё что нужно оговори. И если нужен аванс, перечисли. А потом я позвоню. Сам. Удачи.
Славик привёз деньги и также выкладывал пачки на стол на кухне. Я позвонила в клинику и мне сообщили счёт, на который нужно перечислить аванс. Я пошла в отделение сбербанка. С сумкой, набитой пачками денег. О том, что это может быть опасно, я даже не подумала. Я пребывала в какой-то эйфории. Впервые, за семь лет, забрезжила надежда. У кассира, в банке, глаза полезли на лоб, когда я выкладывала деньги.
Я возвращалась домой с пустой сумкой. И в голове тоже была пустота. Было желание напиться. Впервые в жизни. Я сидела на кухне, когда позвонил Алик.
- Алла, ну что?
- Перевела аванс. Когда деньги пройдут, они позвонят и назначат дату операции. Завтра поеду оформлять договор.
- Ты заплатила половину?
- Да
- Остальные положила на счёт?
- Нет, Дома .... - и мне опять стало не по себе.
- Алла, открой счёт до востребования и деньги положи на него.
- Почему я сразу об этом не подумала? Сейчас схожу. Спасибо, Алик - и вспомнила - Ты хотел что-то сказать ещё? Про гарантию.
- Алла, я хочу предложить тебе работу ...
- Алик, спасибо, но я же сижу с ...
- Сиделку я оплачу. На месяц. Потом сможешь сама оплачивать услуги сиделки. У меня есть массажный салон. Афродита. Может быть слышала?
- Нет. А какой массаж? Лечебный?
- И лечебный тоже. Но основное - эротический. В салон нужен администратор. И ты подходишь. Молоденькие девчонки с работой не справляются. Вот моё предложение, и моя гарантия.
Алла молчала.
- Алла? Я понимаю о чём ты думаешь. По закону, массажные салоны не могут оказывать сексуальные услуги. За это предусмотрен срок. А я законопослушный гражданин. С ответом не тороплю. Но сиделку оплачу. Ах да. Я же забыл сказать о зарплате. Пятьдесят тысяч. Выплата каждую неделю, равными долями. Алла, ты подумай. Удачи.
Знакомство
Валеру оформили и забрали в клинику. На регистратуре я расписалась в договоре. Подошёл лечащий врач - Александр Евгеньевич - представился он - Супруга?
- Да - видимо я выглядела измученной.
- Вам сейчас не надо ни о чём беспокоится и переживать. Да, мы должны уточнить диагноз, сделав все необходимые анализы и процедуры, но прогноз хороший, даже с учётом того, что после ранения вашему мужу не оказывалась специальная медицинская помощь. К пациенту в таком состоянии нет надобности часто приезжать. Мы позвоним, когда будет назначена дата операции. После операции, реанимация - неделя, как минимум. Оплатить оставшуюся часть вы можете после операции.
- Не подорожает?
- Нет. Стоимость, указанная в договоре, не корректируется. А вот после реанимации, когда вашего мужа переведут в реабилитационный центр, уже можно будет навещать.
- А реабилитационный за отдельную плату?
- Да. Но там оплата посуточная и насколько я помню, но нужно уточнить, две с половиной тысячи за сутки. Телефон центра, в договоре есть.
Когда я вышла на улицу, позвонил Алик. Узнав, что я была в клинике, спросил - Алла, мы сейчас можем поговорить?
После разговора с лечащим, как будто камень с души упал и я ответила - Да.
- Алла, ты тогда там подожди, Славик подъедет. Ты как?
- Да камень с души упал. Спасибо, Алик.
Минут через восемь подъехал Славик. Вышел, открыл дверь в салон - Там вино есть, если нужно расслабиться - и сунувшись, ткнул куда то пальцем. Какая то шторка сдвинулась и я увидела целый бар с коллекцией дорогих импортных вин.
Я села в салон и выбрала Мадейру.
- Я открою - Славик открыл бутылку вина и поставил в углубление - фужеры там - но я уже увидела - Спасибо, Слава.
Он улыбнулся - можно Славик - и осторожно закрыл дверь.
Продолжение пишется
Щас перечитал, и аж мурашки забегали по спине. Дело в том, что история то не
выдумана. Ну понятно, что пришлось придать художественную форму. Вспоминаю
подробности, и волосы на голове, которых там уже лет семь нету, начинают шевелиться
...
23.06.23
Хвост кобылы
Он рассказал мне об этом, будучи под сильным воздействием алкоголя. Я тоже много выпил и был сильно пьян. Но его рассказ поразил грязными подробностями, непристойностью, цинизмом и предельной откровенностью. Мне, даже сильно пьяному, показалось это отвратительным, омерзительным и отдающим такой вонью (не могу подобрать другого слова), что ещё несколько дней, после, во рту был привкус свежего говна и преследовал его запах. Я привожу эту историю без ремарок, чтобы и вы ощутили то, что пережил я.
Мы познакомились на поминках. Сам я городской, уже больше сорока лет. В деревеньку, где жил до семнадцати лет, приехал, чтобы сходить на могилки к родителям. Я уже на пенсии и на работу мне не надо в понедельник. Но я всё же не хотел оставаться, больше чем на пару дней. В родительском доме жили уже другие, а я ночевал у троюродной сестры, с которой росли и играли с самого раннего детства. Сестра и сказала мне, что в воскресенье будут хоронить Мишку, моего одноклассника.
- Останешься, Ром?
- Мишка? Он же на год меня моложе. А что случилось то, Галь?
- Да всякое говорят. Кто говорит самогонкой траванулся, а некоторые говорят, что Машка его траванула. Типа, если не она его, то он её убил бы.
- Машка? Это Фролова что ль?
- Ну да.
- Постой, Галь, Машка то здесь причём? Она же за Серёгой Фроловым замужем. Была.
- Ром, ты когда последний раз к нам приезжал?
- Да недавно, Галь.
- Семь лет, Ром. За семь лет знаешь сколько воды утекло? На кладбище пойдёшь и увидишь. Ну так чё, останешься на поминки?
- Подожди, так она развелась что ль с Серёгой?
- Нет. Серёга умер пять лет назад. А почему по дереве слухи то идут, Ром. Ведь с Серёгой то же самое случилось.
- Траванулся самогонкой, или траванула?
- Никто не разбирался. Потому что и разбираться то некому. Детей у них не было. Серёга её ревновал и гонял частенько. И бивал, бывало. Ну, было за что. Машка то слаба на передок. У нас тут только ленивый на неё не слазил, да ты вот - Галя усмехнулась.
- Так он знал о её похождениях?
- Ром, это ж деревня. Тут все всё про всех знают.
- Опять какая-то нестыковочка, Галь. Мишка тоже знал, какая Машка, и сошёлся с нею?
- Да он сох по ней с самой школы, Ром. Ну ты то знаешь об этом. И не женился, всё ждал когда овдовеет. Серёга то всё на сердце жаловался. Мишка и говорил ей - Вот Серёга отойдёт в мир иной я тебя и приберу к рукам. А Машка то с прибабахом. Ну ты знаешь её, Ром. Она, чуть выпьет где на гулянке, так и полилось из неё, как из помойного ведра. У моего-то - говорит - хуёчек маленький, в моёй болтается, как младенчик в лохани. Ни разу от него не кончила. Ток для жопы и подходит. Да и жопу уж разъебли мне. Никакого удовольствия от секса, с муженьком, не имею. Ой, Ром, не хочу даже говорить об этом. Такая грязь. Такая мерзость. Есть тут у нас один. Он лет семь назад и приехал в нашу деревеньку. Уже через два дня, все бабы только об его хуинушке и говорили. Срам! Ну Машка то первая с ним и поразвлеклась. Так она, Серёге то, об этом сама и рассказала. Ой, Ром - сестра качала головой - Ведь чуть до убивства не дошло. Этот то, приезжий, плюгавенький, вертлявый, склизкий какой-то тип. А Серёга-то под два метра, кулачищи пудовые. Ну спасло этого, что Серёга не догнал его. Пьяный был вдрызг. А тверёзый то он, и мухи не обидит. Да и любил он Машку сильно.
Заинтриговала меня сестрёнка, торопится мне некуда и я решил остаться.
Поминки устроили дома. Машка, даже в свои шестьдесят, была очень аппетитной и привлекательной бабёнкой. Сексапильностью от неё несло за версту. Толик, так звали этого, пришёл уже когда в доме остались только самые близкие. Я как бы и не очень близкий, но Машка сама попросила меня остаться и посидеть ещё. Она хоть и не выглядела шибко убитой горем, но пару раз смахнула слёзы украдкой.
- Ром, не уходи. Побудь ещё - подошла Машка, когда я, в тесной прихожей сельской избы, стал натягивать курточку - Вы же дружили с Мишкой. Я помню; вы всё время вместе играли.
Я остался. А когда пришёл Толик, все, кто ещё был в доме усопшего, молча собрались и ушли, даже не поздоровавшись с ним.
- Толик - протянул он мне руку, и я сжал её. Он ответил крепким пожатием и всмотрелся в меня, словно прощупывая. Ладонь была сухая, тёплая и мозолистая. Взгляд цепкий, Волосы на голове, хоть и с сединой, были ещё густые. Стрижка короткая, бобриком. Лицо показалось плосковатым, а цвет глаз я не разглядел, в прихожей не было света. Нос был прямой, с хищной горбинкой, губы растягивались в улыбку, обнажая ряд желтоватых зубов.
- Помянем усопшего - сказал он и шагнул в комнату, где стоял стол.
Мы сидели втроём за столом. Машка, подперев голову рукой, смотрела в темень за окном.
- Ну чё ты расселась? Водки неси - Толик захмелел и язык у него развязался - Стол от закусок ломится, а водяры нету.
Машка смахнула слезу, утёрлась уголком чёрного платка, встала и вышла из комнаты.
- Ты не думай чего. Поди уж наговорили с три короба - он зацепил вилкой огурчик и с хрустом раскусил его.
Вернулась Машка, с двумя бутылками водки. Запотевшими.
- Оо, сразу веселее стало - Толик скрутил крышечку с одной и разлил по стаканам. Машкин наполнил на четверть.
- Ты не нажирайся - Машка с брезгливой улыбкой смотрела на Толика - Сегодня не будет ничего.
- Вот поэтому и нажрусь - ответил он ей и опрокинул стакан, осушив залпом.
Я выпил в два глотка, водка уже не лезла. Мы закусывали молча.
- Ты горячего то дашь? Первое али второе - Толик, мутными глазами, их цвет я так и не смог разобрать, смотрел на Машку.
- И первое, и второе есть. Уже не сильно горячее. Времени то сколько прошло - Машка глянула на старинные ходики (точнее под старину, но от батарейки) - Греть, спецально для тебя, не стану. Я устала сегодня - Машка опять встала и вышла из комнаты, и тут же вернулась - Ой Ром, ты чё будешь: первое или второе?
- Ты чё спрашиваешь-то? - вскинулся Толик - Неси давай и первое, и второе.
- Раскомандовался - но сказано было беззлобно, и Машка, развернувшись, ушла на кухню.
Под наваристый борщ мы прикончили одну и Толик скрутил крышку со второй.
- За Мишку - Толик держал стакан и смотрел на Мишкин портрет, на тумбочке, с которой был убран телевизор - Любил он Машку, а эта проблядь гуляла от него ...
Машка скривилась, губы дрогнули и пьяные слёзы потекли по щекам - Я любила его - и она залпом выпила водку из своего стакана - Пойду посуду мыть. Допивайте. Больше не будет - Машка хотела встать, но не смогла.
- Завтра помоешь. Иди ложись. Водка в кладовке? - Толик встал и тронул Машку за плечо - Помочь?
Она повела плечом - Сама. Посижу ещё с вами. В кладовке.
Толик вышел и вернулся с запотевшей бутылкой водки. Когда стал разливать, я придержал его за руку - Мне хватит - Машке он не налил.
- Земля ему пухом.
Мы выпили. Закусывали салом и деревенской колбасой.
- Машка сказала вы друзья были? - Толик смотрел на Мишкин портрет - Но ты вроде старше его?
- На год - я тоже смотрел на потрет усопшего.
- А Машка сказала вы одноклассники. Второгодник, что ль? - Толик наливал ещё водки - А Машка говорит, ты учёный.
- Да какой учёный? Образование высшее. У меня день рождения в октябре, вот так и получилось: класс набрали из шестилеток. У них то день рождения в сентябре. Им в сентябре по семь, а мне в октябре восемь.
- Учёный. У Машки вон вобще восемь классов.
- Оий! А у тебя прям больше?
- У меня больше.
- Да не про твою елду!
- Я девятый не закончил. На второй год оставили. А я ушёл из школы. Коров пас да скотником, на ферме, до армии работал. А ты служил?
- У нас военная кафедра была. Я лейтенанта получил по окончании.
- Офицером служил?
- Нет. Я в командировку съездил. В семьдесят седьмом, на полгода. В Эфиопию. Зачли как службу.
- Ой Ром, а мне Серёга рассказывал, как твоя мамка, с ним, через стенку в кладовке переговаривалась, тебя изображая - Машка оживилась - Расскажи, Ром?
Толик смотрел на меня мутными глазами и щерился жёлтыми зубами - А что было то?
- Даа - я улыбнулся, вспоминая - Было дело. Мы тогда в восьмой перешли. А ты?
- А я в шестой. Мокрощелка ещё была совсем - безо всякого стеснения ответила Машка - Он с Веркой был? Верка то старше вас была, а дружила с Серёжкой.
- Да, с Веркой. Её отец у нас в школе завучем был. Фронтовик.
- У него двух пальцев на левой руке не было - вспомнила Машка - И хромал он сильно. Из-за осколка. Это он в клубе рассказывал. На день Победы - у Машки затуманились глаза.
- Так чё в кладовке то? - Толик разлил остатки и мы выпили - А чё, печку не топила сёдни?
- Да пусть немного выветрится.
- Да вроде нету запаха - Толик потянул носом
- Да ты водкой нюх заглушил. Есть. Тебе то что? Ночевать что ль собрался?
- Да какой ночевать? Уж рассветёт скоро. Расскажи - Толик жевал бутерброд из куска хлеба, колбасы и сала.
- Летом это было. После седьмого класса. Я на лето уходил в кладовку ночевать. Дом то у нас на двоих хозяев был. В комнатах то стены, а в кладовке перегородка из досок. Как-то уже улёгся и засыпать даже стал, вдруг слышу шёпот у соседей. Притаился, прислушиваюсь не дыша. Ну понял, что Серёга девку привёл. Кого? Непонятно. Но дружил он с Веркой. Они шепчутся, возня какая-то, а я ссать захотел. Невмоготу. Сполз потихонечку с полатей, вышел из кладовки неслышно и открыл, и закрыл дверь, которая из сеней в дом. А она у нас скрипучая была. Ну, чтоб услышали они. Сходил на улицу. Возвращаюсь. Захожу в сени, Закрываю входную дверь и захожу в дом. Папка телек смотрит, а мамка ... А мамки нет. Я воды попил и хотел в кладовку вернутся. Открывается дверь и мамка заходит, и улыбается заговорщически, и палец к губам прикладывает, и меня тянет в угол, к печке. Я ничего понять не могу. А она мне шёпотом, на ухо - Я в кладовке сейчас с Серёжкой разговаривала через стенку. Он там с Веркой Онищенко. Я шёпотом говорила, чтобы он подумал, что это ты. Ты иди в кладовку, я ему сказала, что пошёл попить. Только меня не выдавай - глаза у мамки озорно блестели и она, довольная, что подслушивала и провела соседа, улыбалась. Я вернулся в кладовку, уже не скрываясь, лёг на полати.
Серёга сразу - Ромка, это ты?
- Я - отвечаю.
- А перед этим - он - мамка была?
- Нет я был - отвечаю.
- Да не ври мне, Ромка - это Серёга - Я сразу понял, что это твоя мамка была. Ну и мамка у тебя! Потом Серёга не раз вспоминал это, и с восхищением говорил о мамке. Ещё говорил, что чуть не поверил, что это был я. Но стиль её речи, хоть и шёпотом она говорила, и короткими фразами, отличался от моего, и видимо это и насторожило Серёгу.
Машка, подперев голову, слушала улыбаясь. Толик хмыкнул, выражая своё отношение к истории, почти пятидесятилетней давности.
- Аа - встрепенулась Машка - у этого ток одно на уме.
- У тебя прям другое - беззлобно огрызнулся Толик.
- Ну я пойду - я попытался встать и не смог. Ноги не слушались, голова кружилась - Ччёрт! Посижу ещё.
- Ой Ром, да сиди хоть всю ночь. Если дурно, вон иди ложись на диван - Машка встала - Я щас разберу. Ну чё ты пялишься? Сказала же: сегодня не будет.
Машка ушла в другую комнату и слышно было, как она разбирает диван.
- Любила она его - Толик смотрел на Мишку.
- Любила, и гуляла?
Толик сморщился - Тебе не понять. У тебя видно всё сразу. А у Машки раздельно.
- Что раздельно? - я действительно не понял, о чём идёт речь.
- В Мишке она любила человека, мужика. А во мне - он опустил глаза - хуину. А меня - он ткнул себя в грудь кулаком - презирает.
- Нуу, завёл свою волынку - Машка стояла в дверях комнаты - Я уж тебе сто раз говорила: если б не хуинушка твой, я б с тобой и срать рядом не села!
Толик криво ухмылялся - Ну расскажи Роману, как ты забавлялась с муженьком.
- Не с Мишкой же - Машка присела к столу - Это ты меня надоумил.
- Ну ты наклюкалась Мариванна - качал головой Толик - Хвост кобылы - это твоё ноу-хау. Рассказывай.
Машка как-то похотливо облизнулась, глаза умаслились. Она поёрзала, и поглядывая на Толика, словно ожидая от него подтверждения правдивости своего рассказа, начала - Не любила я Серёгу. Я Мишку любила. Но Мишка был робкий. Всё цветочки мне дарил. В глаза заглядывал. Провожал до ворот. Как в той частушке прям: как телёнок и ни раз не целовал. А предложение так и не решился сделать. А у меня уж чесалось всё и везде. Ну а тут Серёга с войны пришёл. Весь в орденах. Здоровенный. Как увидел меня, сразу свиданку назначил. В согре - Машка усмехнулась - Блядское место. Ну я и пошла. Ну он меня и чпокнул там. Целку сломал. Ну думаю, побаловался Серёга и концы в воду. А он сватов наутро прислал. А я и не раздумывала. Молодая была. Дурочка совсем. Целку то сломал, а женщиной так и не сделал. Хуёчек у него был маленький. Сам здоровенный, а хуёчек - Машка показала мизинец. Ну я маялась лет семь, а потом, на какой-то гулянке напился мой Серёга в умат. Где сидел там и заснул. Ну выволокли его из-за стола, на диван уложили и устроили танцульки. А у нас скотником Витька Рябинкин работал. Он уж давно шары ко мне подкатывал, но всё исподтишка. Серёги побаивался. А тут я перебрала и башку мне снесло. Пойдём, говорит, пройдёмся. Воздухом свежим подышим. Ну я и пошла. Дошли до согры, а он меня вниз тянет, мол там прохлада от ручейка, посидим, воды из родника попьём, да назад. Ну я и поддалась. А он, только мы к кустам спустились, стал меня лапать и на спину заваливать. Ну елда то у него приличная. Девки да бабы всё хихикали, рассказывая, как с ним. Отходил он меня три раза. На третий раз то до меня и дошло. Я будто на гору взобралась и прыгнула с неё. Лечу, а упасть никак не могу. Ну вот, с того разу, и стала я гулять от муженька. Витька то больше ко мне не приставал. А Серёга даже и не заметил, что я женщиной стала. С ним-то я про оргазм и не знала даже. Да ещё прихватила как-то. Дрочил он. А я слышала от кого-то: будто бы у онанистов детей не бывает. Мож и враньё. А деток то нам бог не дал. А он, хоть и с маленьким хуёчком, а такой извращенец был. Господи прости. Я уж и не знаю, где он этой порнухи насмотрелся? Можа в армии, когда служил, или воевал когда. Не знаю. Ну а слухи-то толкутся по селу. Дошло и до Серёги. Ну и началась у меня весёлая жизнь. Как придёт с работы выпивши, так гоняет меня. Раза два не успела спрятаться. Неделю потом ходила в синяках. А он проспится за ночь, и утром на коленях ползает, прощения просит. Я прощала. А что мне оставалось? Знала я, пройдет неделя-другая и всё повторится. Вот в тот первый раз, когда я в синяках была, он и предложил мне это. Стоит на коленях передо мной, Маша - говорит - ну хочешь я в очко залезу в туалете, а ты на меня поссышь? Рассмешил он меня. Синяки правда не дали посмеяться от души. Да ты же, говорю, не влезешь туда. Очко-то маленькое, а ты вон какой широкий. А он соскочил, топор в руки и давай маслать. Минут семь прошло, кличет меня. Ну откуда мне было знать, что у извращенцев энтих, это золотой дождь называется? Ну пошла я, а он уж в очко спустился, в говне по колено стоит. Я как увидела в первый-то раз, мне и дурно и смешно, да ещё вонища такая! Он же говно ногами-то растолок, оно и завоняло. Ну мне не привыкать, я деревенская. Ну и как, говорю, я ссать буду. Голова до пупка достаёт. А он присел, одна голова торчит из очка. Ну я и раскорячилась над ним. Сижу, жду, когда подопрёт. Ну а чё? Хоть какая-то компенсация. Он и лизнул меня. Я, от неожиданности, и обоссалась! Ссу ему на голову, а он лижет мою муньку и ссули мои глотает. Сама видела. Опустила голову и смотрю, как он рот подставляет. А когда я закончила, он меня держит за колени и лижет мою муньку. Мне и щекотно, и приятно, и хохот разбирает. На очко он крышку сделал, а то мне было не присесть над ним, такую он там дыру вырубил. А во второй-то раз, когда он меня в синяках увидал, было рано утром. Я ещё не успела оправиться сходить. Ну а он сразу бухнулся на колени, и в туалет зовёт - Обоссы меня, Машенька. Ну пошли мы. Он в очко-то спустился, присел. Я крышку сверху положила, он голову высунул и смотрит, как я корячусь над ним. Я ещё не успела присесть как следоват, а он уж лизать меня стал, а у меня газами живот прям распирало, я сдерживаюсь, а он лижет и щекотно мне так стало, и я не сдержалась, и хохотнула ... - Машка замолчала - От этой компенсации я кайф получила. Обосрала его, да ещё пердела так, что брызги во все стороны летели. Я чуть не кончила там, когда увидела, как говно с его макушки стекает. А он кончил. Чуть говном, правда, не захлебнулся. Но кончил. С того раза и пошло у нас. Теперь уже мы не ждали, когда он в очередной раз напьётся. Ну а хвост кобылы, это Серёга придумал. Не я.
Мы молчали.
Машка шевельнулась и продолжила: как-то пошли мы в туалет, спустился он в очко и говорит мне, Маш, а ты сильно хочешь срать? Да как обычно - отвечаю. А он, Маш я хочу запечатлеть поцелуй под хвост кобылы. Я не поняла и спрашиваю: какой кобылы? Он смотрит на меня заискивающе из очка и продолжает, Маш, хвост кобылы- это твоё говно, когда будет выдавливаться из твоей жопы. А я хочу поцеловать тебя в жопу под этим хвостом. Да как ты это сделаешь? А у самой уже подпирает, и я сажусь над ним, снимаю трусы, подол задираю и начинаю покряхтывать и тужиться, и чувствую как он пальцами говно поддерживает, и губами своими мусолит мою жопу. Так щекотно стало и я обосралась не сдерживаясь. Опять ему всю харю говном испачкала. А он довольныый. Маш, говорит, я сам тебе жопу вытру. Дай мне бумагу. Вытер. Ну я всё равно в баньку сходила. Подмылась. Серёга тож помылся. А штаны его, все в говне, я сама стирала.
Машка замолчала.
- Необычная баба - Толик смотрел на Машку и щерился - Я сколько баб переёб, такой не встречал. У баб на большой хуй реакция необычная. То ли физиология у них такая? Пердеть начинают.
- И бабы из-за этого в ступор впадают. Одни сразу одеваются и уходят, а другие хоть и не уходят, но ебаться уже ни в какую. А Машка, представь, пердит и ржёт, и никакой стеснительности. Блядь, когда в первый раз это было, я даже охуел слегка. А когда она рассказала про хвост кобылы, я охуел по полной. Ну а потом это случилось - он глянул на Машку - сама расскажешь?
- Стыдно мне об этом рассказывать. Сам и рассказывай - Машка поджала губы.
- Ну ладно - Толик плеснул водки в стакан, выпил, закусил колбасой, вытер ладонью губы - Избил он её тогда до полусмерти. Утром то очухался, хотел хвост кобылы с жёнушкой разыграть, а у Машки всё лицо заплыло. Встал он на колени и стал прощения просить. Машка молчит. Не знаю что ему в голову ёбнуло, но пришёл он ко мне. Я перетрусил, конечно, как увидел его в окне, но бежать было некуда. Ну всё, думаю, вот и пришёл мой пиздец. А он в дверь стучит. И тут до меня начинает доходить, что пришёл он не для расправы. Да - говорю - заходи. Зашёл он, стоит у порога, мнётся. Я тоже молчу, мандраж унимаю. А он, не глядя на меня - Ты это, пойдём ко мне. Машка ... я Машку сильно избил. Пойдём, а?
Пришли мы, а на Машку смотреть страшно: живого места нету. Скорую, говорю, надо вызывать. А Машка головой покачала и губами шевельнула - Не надо. Выхаживали мы её вдвоём. Три дня из под неё говно убирали, мыли в баньке, постельное стирали. На четвёртый день она вставать стала, но в туалет мы её водили ещё три дня. И вот Серёга стоит перед Машкой на коленях и прощения просит, при мне, заметь - Толик помолчал - и говорит, ну хочешь он при мне тебя трахнет? Машка молчит. А Серёга - Давай там, над очком, Маш? А Машка - Чтоб ты меня потом совсем убил? А он - Я тебя больше пальцем не трону. А я стою, слушаю и ощущение, что я в какой-то психушке. Ну ты представь, Рома - муж предлагает жене, чтобы её выебал другой у него на глазах.
В общем она заявляет - Я заявление написала, в милицию. Ещё раз изобьёшь, и я тебя посажу. Пошли, я согласна. А я такой, а меня кто-нибудь спрашивал: согласен я или нет? Серёга встал с колен, взял меня за грудки и приподнял: а ты кто такой, чтоб у тебя спрашивать? - и тряхнул меня так, что у меня чуть башка не отвалилась. Зашли мы в туалет. Втроём, заметь. Серёга залез в очко, стоит в говне. Вонь невыносимая. Машка накрывает его крышкой, задирает подол, трусы спускает, наклоняется и мне: начинай. Дурдом какой-то. Снял я штаны, хуина стоит, пристроился к Машке сзаду и пялю её. А Серёга смотрит снизу, как я ебу её и начинает потеть. И тут Машка начинает срать. Говно выдавливается на мой хуй, на мои яйца, я ебу её, а он снизу тянется губами и подставляет язык. Всё, пиздец! - Толик налил водки и выпил одним глотком - Машку он больше не бил. А хвост кобылы, с того разу, мы уже втроём делали. Я Машку пялил, она пердела и срала, а Серёга язык подставлял ......
Я шёл домой, к сестре, а перед моим взором возникали картинки того, что рассказал Толик. Но самое странное было в том, что брезгливости я не ощущал. Наверное потому, что был сильно пьян.
21.01.22
Грязный прикол
Бытовуха, секс, производство
На заводах я отработал лет девять. Где-то начальником, где-то конструктором, где-то технологом, где-то инженером. Ещё лет десять отработал в НИИ (научно-исследовательский институт). В НИИ я поработал и слесарем, и инженером. Слесарем, в НИИ, я поработал и перед армией, и после. Честно говоря, я уже путаюсь, откуда эта история? Перед армией, в НИИ, я работал в 1976 году. Отработал четыре месяца и пришла боевая. Имею в виду повестку. Боевой она называется, потому что отвертеться ты ещё мог бы ... до, но когда принесли эту ... Всё. Ты уже подневольный, служивый, и за тебя отвечают отцы-командиры от замка (замкомвзвода) и старшины, до начштаба и командира роты (части, полка ...). Ааа, кажется вспомнил. Начало этой истории в том, далёком, 1976 году, а концовка уже в 1980. То есть история эта из НИИ. Слесарем я работал в статзале. Зал статических испытаний самолётов. Я, когда в первый раз в статзал зашёл, ох.ел натурально. Прошло уже более сорока лет, когда я в последний раз был в статзале, а он и до сего дня, иногда, во снах появляется. Вы видели сушку вблизи? Су-24, или Су-27? А Ту-144? А я и под ними ходил, и по ним лазил. Эти самолёты были подвешены на тягах в статзале, и опутаны воздуховодами. Потолок статзала на отметке 29 метров. А на отметке 27 метров, рабочие площадки слесарей-высотников. Ходить на отметке 27 метров разрешалось только с поясами безопасности. Ну это когда ты работаешь по спец-наряду. А когда нужно там забрать какую то оснастку или забытый инструмент ... Ну понятно, лазили мы туда без поясов. А несколько раз был и на крыше статзала. Это уже 33 метра. Что то мы там делали, не из любопытства, конечно. Был у нас даже носовой отсек Бурана. Не в статзале. В лабе (лаборатории), в которой я работал уже инженером. Он не был подвешен на тягах, стоял на полу лабы, носом в потолок. Весь облеплен панелями. Его обшивку испытывали на тепловые нагрузки. Но я сильно ушёл в сторону.
Мужичок этот работал в другой бригаде. Но работали мы в статзале и в одной лабе. В статзале было три лабы, и ещё службы главного технолога, главного механика, главного инженера и прочая, и прочая, и пр. Хоть я с ним и пересекался, и знали мы конечно друг друга, и в курилке частенько сидели вместе с другими слесарями, всё же я не могу дать ему характеристику. Поэтому рассказ мой без личностных подробностей. Ну за исключением той, которая и прославила его на весь институт. Роста он был невысокого, сантиметров на семь-восемь ниже меня. Мой рост метр семьдесят. Так вот выделялся он тем, что в ширину тоже был почти полтора метра. Плечи покатые, живот большой, когда идёт, видно, со стороны, как колышется его жир под комбезом, ну или с комбезом. Брыли тоже были, и тоже колыхались. Ремня у него на брюках комбеза не было. Потому что такой длины ремней просто не существует. Глаза как у рыбы: бесцветные и выпуклые. Хотел сказать, как у воблы, но у воблы глаз то нет. Чёлку он зачёсывал направо, но волос на его круглой голове было мало. Нос прямой, небольшой, но широкий и приплюснутый. Губы жирные, чувственные, налитые кровью. Ладони пухлые, но пожатие крепкое, мужское. Сколько ему было тогда, в 1976? Чёрт, вот возраст не могу определить, хотя сейчас словно вживую увидел его. В семьдесят шестом мне было двадцать, а он был, как минимум, вдвое старше меня. Ну да, точно, за сорок и даже под пятьдесят. Жена у него была. Насчёт детей не знаю. Жену его не видел. Для женщин, не всех конечно, внешность мужика весьма и весьма вторична. Если, конечно, у этого мужика есть то, что компенсирует его неприглядную, и даже отвратную внешность. Не воду же с лица пить? А что компенсирует мужчину, внешне отвратного, в глазах женщины? Не всякой, опять же. Да знаю я, о чём вы подумали. Вы подумали про мужской половой орган, который, в нейтральной форме, называют членом. Но у Эдика не член был, у него была елда. А знаете, чем елда от члена отличается?
Помню, как один слесарь спросил меня, точнее озадачил - Вот знаешь ли ты Жорик, как баба, ласкательно и уменьшительно, называет большой хуй, но при этом подчёркивает его размеры? Очень большие размеры - и смотрит на меня, и улыбается.
Я только два слова смог подобрать: хуина и хуище. Он ждал минуты три, так с улыбкой на меня и посматривая, и - Хуинушка.
Так вот елда - это даже не хуинушка, это что-то, размером чуть меньше, чем у жеребца. Но меньше настолько незначительно, что про такой так и говорят - У него, как у жеребца.
Эдик был женат, я уже сказал об этом, но отказать женщине, которая пожелала бы вкусить его елды, не мог. Я не могу рассуждать за женщин. Я даже не знаю, как женщины узнают о елде. Но я лично разговаривал с женщиной, которая так и сказала - У него, как у жеребца. Нет, это другая история, и к нашему Эдику никакого отношения не имеет.
Каким образом мужики, в тех бригадах, с которыми я работал перед армией, узнавали о похождениях Эдика? Ну бабы им точно об этом не рассказывали. Значит Эдик. Хотя нет. Один случай рассказала именно женщина. У нас в общаге жила женщина, хотя по возрасту, чуть больше двадцати, таких обычно кличут девками. Она работала в охране, на проходной. Я помню Ольгу: миловидная, привлекательная кареглазая брюнетка, фигуристая, с формами настолько аппетитными, что мужики, всякий раз, увидев её за стеклом, в будке на проходной, демонстративно закатывали глаза и чмакали - Мммма! Ну вы же знаете, как мужчины выкручиваются, когда в женщине полноты больше нормы (к Оленьке это не относится). Чуть больше. Хотя слово - чуть, как гак, у каждого имеет свою мерку.
- Хорошей женщины должно быть много!
А вы знали, что у женщин есть аналогичная оговорка?
- Мужчины, точнее У, должно быть много. И чего же У - у мужчины, должно быть много? Да не массы, не роста, не ума, не обаятельности. Той самой елды. Причём именно елды, и чем её больше, тем женщине приятнее этот мужчина, даже если его елда в неё не влазит. Ну за всех женщин, я конечно, не могу так утверждать.
Сомневаешься? Понаблюдай за своей девушкой, женщиной или женой, когда будете смотреть порно. То порно, где мужики натягивают, на свои, огромных размеров члены, миниатюрных, с виду, девок или женщин. И ты увидишь: с какой улыбкой, с каким выражением, с каким блеском глаз ... А ведь она тебе всегда говорила, что твой самый-самый и самый, даже если он у тебя не дорос до шести дюймоф. Но не попадись, Наблюдай так, чтобы она этого не заметила. Если заметит: в лучшем случае, порно вы больше смотреть не будете, в худшем - уйдёт. Ведь она, когда вы смотрели вместе это порно, чуть (если не уже) не прокололась. А женщины, свои проколы, мужикам не прощают.
А работала Ольга, в тот день (в ночную смену), с напарницей опытнее и старше. Сама то Ольга, после того, что случилось, никому, конечно, не рассказывала. Эдик тоже. Напарница растрепала. Напарница во всём и виновата. Ольга то не знала той истории, ради которой этот рассказ и затевался. Напарница знала. Ну а бабы, когда поближе познакомятся, недержанием страдают по полной. Напарница и Эдика ей показала. Пропуска то были с фотками. Эдик не мммакал. Он был уверен, что всякая баба, только глянув на него, сразу поймёт, с какой елдой будет иметь дело, если. Ольге даже этот первый взгляд не понадобился. Напарница всё выложила. Напарница не знала, конечно, что Ольга слаба на передок, но вины - это, с неё не снимает. Про опыт Ольги, сексуальный, я не знаю. И Эдик не знал. Он конечно обратил внимание на привлекательную, молоденькую брюнетку на проходной. Но он был женат, и кольцо носил на безымянном правой руки. А когда Ольга улыбнулась, выделив его из группы мужиков, с которыми он шёл с работы через проходную ... Эдик сразу смикитил - что к чему, и утром, следующего дня, пришёл на проходную на час раньше, и назначил Ольге свидание в ночную смену.
Ольга волновалась, как перед первым свиданием. Хотя, свиданий, в истинном смысле этого слова, у неё и не было. Когда училась в школе, мальчишки, одноклассники, стали лапать её уже в пятом классе. А в шестом, уже старшеклассники щупали, и не только грудь, которая у Ольги сформировалась, а и муньку, засовывая свои пальцы, с обгрызенными и шершавыми ногтями, ей в трусики. Месячные, первые, пришли в пятом классе. Ольга шла со школы и вдруг потекло по ляжкам. Подумав что обсикалась, и оглянувшись по сторонам, присела и сунула руку в промежность. Пальцы были в крови и трусики промокли. Ольга испугалась и заплакала. Она подумала, что это Витька что-то проткнул у неё там пальцем, когда щупал её в саду, через который она шла домой после школы. Придя домой, зашла в баньку, подмылась и постирала трусики. Матери и отцу, конечно, ничего не сказала. Месячные были обильные и она уже знала, когда будет кровь, по боли внизу живота. Набрав в шкафу у матери старого тряпья, ходила и сидела в туалете, пока из неё сочилась кровь и вываливались сгустки. Подтиралась тряпкой и бросала её в очко. Отец заметил капли крови на полу туалета и пропитанную кровью тряпку в говне, в очке и матерился. Мать отмахнулась от ругани мужа, который частенько выпивал. На третий день она сидела на уроке, последнем, и заболел низ живота. Ольга подняла руку и попросилась на улицу.
- Потерпишь - сказала Вера Николаевна, глянув на часы.
Ольга сидела, после звонка, пока все не вышли из класса. Вера Николаевна просматривала тетрадки, подняла голову - Карташова, ты что сидишь? Ты же в туалет хотела.
Ольга, сдвинувшись по лавке парты, встала, взяла портфель и вышла. Вера Николаевна взяла верхнюю тетрадку из стопки и стала просматривать. Но что-то мешало сосредоточиться. Она встала, подошла к окну. Сентябрь был солнечный и ублажал баб - бабьим летом. Вера Николаевна пошла между рядов парт и остановилась у третьей, в среднем ряду. И всё поняла. Мазок крови, на крашеном дереве лавки, ещё не засох. Вера Николаевна переобулась, вышла из класса, и заперев дверь ключом, вышла на улицу и пошла к Карташовым. Людмила, мать Оли, была дома и Вера Николаевна сказала ей, что у Оли начались месячные. Мать, когда Вера Николаевна ушла, позвала дочь - Иди в баню, я щас.
Достала из шифоньера старую простынь, и разорвав на лоскуты, сложила из них подкладки. Оля сидела на приступке полка, сдвинув коленки. Людмила положила стопку подкладок на приступок.
- Когда начались?
- Позавчера
- А почему не сказала? - Оля не ответила - Это подкладки, клади их в трусы под дырку. Когда промокнут, меняй. И не выбрасывай. Нет у меня лишних простыней. Стирай, суши, гладь и снова используй.
Оля так и сидела, сдвинув коленки.
- Ну ладно, подмывайся. Отцу вечером скажу - и вышла.
На следующий день, на последнем уроке, который опять вела Вера Николаевн, когда прозвенел звонок, учительница попросила девочек задержаться. Выйдя в коридор, и убедившись, что никто из мальчишек не остался, вернулась в класс и рассказала девочкам про месячные и гигиене. И заканчивая, сказала - Когда у девочки приходят месячные, это называется половым созреванием. После этого вы уже не девочки.
Но о том, что с приходом месячных, девочка уже не девочка, может забеременеть, не стала говорить, решив, что это преждевременно. Но деревенские девчонки, уже всё давно знали. Не про месячные, про секс. Правда в те времена, этого слова в обиходе не было, употребляли другое, грубое и матерное - ебля.
Кто и когда лишил её девственности? Ольга не помнила. Помнила только, очень смутно, как пила с парнями на берегу пруда. Ей было четырнадцать уже. Парни ещё и курили, и ей предложили. Оля попробовала. Её замутило и стошнило. Потом ещё пили какую то бурду. Да там только бурда и была: у одной из местных бабок, парни украли из погреба брагу в пятилитровой кастрюле. Ольга помнила отрывками: лежит на спине, а с неё стягивают трусики, потом провал, потом кто-то из парней кончает на ней и его стягивают с неё, и .. снова провал. Она очнулась под лучами взошедшего солнца. Села. Парней не было. Сколько их было? Ольга не смогла вспомнить. Трусики валялись у кострища. Когда она их взяла, от них несло мочой, как будто жеребец обоссал. В промежности было какое то месиво из сгустков подсохшей спермы с прожилками крови. Она прислушалась к ощущениям: боли не было. Ольга стянула платьице и зайдя в парную воду пруда отмывалась и подмывалась целый час. Состирнула трусики и выжав, надела. От матери попало: отхлестала мокрым полотенцем. Отца дома не было уже несколько дней: с бригадой сельчан заготавливал лес в тайге. Узнал он или нет, Ольга не знает и до сего дня. После того случая, до окончания школы у Ольги не было больше секса. Когда получила аттестат, мать собрала небольшой узелок, сунула четвертную (двадцатипятирублёвая купюра) - Уматывай в город, здесь изблядуешься, а там можа и в люди выбьешься. Отец опять где-то на заготовках был.
В городе Ольга поступила в ремеслуху, но через год ушла. Пришлось уйти. Ультиматум выставила комендант общаги, после того, как кто-то из парней сорвался с висящей, из окна её комнаты на втором этаже, простыни и сломал ногу. Он орал как резаный и переполошил весь квартал. Приехали скорая, милиция и пожарные. Но комендант и сама была из деревенских, и когда Ольга подписывала бегунок, позвонила знакомой в отделе кадров института. Так Ольга и устроилась на работу в НИИ. В охрану. Были у неё половые контакты до Эдика? Я не знаю. Хотя Ольгу помню.
Ночное дежурство в статзале, по большому счёту - бездельничанье. Дежурят трое: бригадир - обязательно, и два слесаря. Ночные дежурств в статзале идут, когда начинаются ресурсные испытания самолёта, подвешенного к потолку на тягах. То есть эти трое сидят в курилке, в начале смены, а потом, где-то в час ночи, договариваются и спят в раздевалке по очереди.. Как в армии. Дежурство круглосуточное. Но ночью только семь часов.
Бригадир ушёл поспать. Эдик и Шурик сидели в курилке. Эдик встал - Я на полчасика.
- Куда?
- Да по делам.
- Ага, знаю я твои блядские дела - Шурик снял часы - Час тридцать три - и поднял часы - в два ноль три не придёшь, сирену включу.
Эдик хмыкнул, и поддёрнув шгтаны, и шаркая подошвами ботинок пол, пошёл на свидание.
Проходная, это административное, двухэтажное здание. Если подойти с улицы, то вход в администрацию (отдел кадров, первый отдел, бухгалтерия, охрана) с правой стороны, а проходная с турникетом - слева. Ещё левее раздвижные ворота для транспорта. Кадровый отдел и бухгалтерия на втором этаже, а первый этаж под охрану. Причём в отдел охраны, с улицы, обычному работнику не войти, так там сидит вахтёр и пропускает, по пропускам, только своих. Работников охраны. И пропуска у них, разумеется, другие. Собственно отличались тока печатью. Но отдел охраны имел ещё один вход-выход, с территории института. И вот к тому входу-выходу подходили и звонили в дверь только свои. Не свои не совались. Я туда тока один раз сунулся: когда мне пропуск выдавали после инцидента. К нашей истории никакого отношения не имеет. Но я всё же обмолвлюсь об инциденте: меня заподозрили в шпионаже. Я не прикалываюсь. Но всё обошлось. Правда пару дней было очень херово. Мутило и вообще противно было, как будто меня и в самом деле раскрыли, как сексоту. Ночью транспорт через проходную не ездил и ночные смены бывали не каждую ночь. И была ещё одна проходная на территории. Если представить территорию как план, и посмотреть сверху, то проходная в административном корпусе, на западе, а вторая, с воротами и помещением охраны, на востоке. Вот те, кто дежурил на восточном посте, и обходили территорию института, периодически и днём, и ночью. И транспорт, который приезжал ночью, там и принимали. А западная проходная, ночью, только людей, работников института, пропускала-выпускала. А так как в ночную смену никто, через проходную, не шнырял туда-сюда, как днём, то и двери были закрыты и заперты. И дежурили в ночь вдвоём: старший смены и рядовой охранник. Если же кому-то вдруг надо было срочно выйти за проходную, то он просто жал кнопочку звонка и охранник отключал блокировку замка двери и выходил в будку. Эдик так и сделал. Подошёл к двери и даванул кнопочку. Камер в те времена не было. Сейчас конечно есть. Ольга уже сказала напарнице, что у неё свиданка, и сама и вышла в будочку. Увидев Эдика разулыбалась и, взяв пропуск, сказала - С улицы зайди, здесь нельзя. И не звони, я открою - и дождавшись, когда Эдик выйдет, заблокировала замок двери и вернулась в отдел. Напарница вышла из каморки, в которой был топчан, и потирая глаза, и позёвывая - Кто, Эдик?
- Да - кивнула в ответ Ольга.
- Я здесь посижу, вы там быстро.
Почему напарница это допустила? Вот честно, у меня в голове не укладывается. Ведь это грубейшее нарушение устава, и вообще всех норм и правил дисциплинарных.
Ольга шла по коридорчику к двери, а сердце готово было выскочить из полушарий её шикарной и бесподобно-аппетитной груди. Эдик был спокоен, но всё же осматривался, стоя у двери в ожидании. И хмыкнул: характерного мандража и возбуждения не было. Скребанулся механизм замка и дверь приоткрылась - Заходи - и отступив, пропуская Эдика, Ольга закрыла дверь и заперла.
- Пойдём - и пошла по коридору, и дойдя до каморки остановилась, и кивнула головой, приглашая, и улыбнулась, облизнув пересохшие губы. Эдик зашёл в каморку и остановился, осматривая помещение. Здесь он был впервые. Ольга закрыла дверь, не запирая её.
- В туалет не хочешь?
- Нет - Эдик обвёл взглядом фигуру Ольги и в мотне штанов шевельнулась похоть, возбуждая елду.
Ольга заметила шевеление в мотне штанов Эдика и покраснела, и шагнув к стене щёлкнула включатель - Я разденусь и лягу, а потом ты.
Эдик расстёгивал пуговицы на куртке комбеза, развязывал верёвку и спускал штаны и, присев, развязывал шнурки на ботинках, и снимал их, возбуждаясь всё сильнее и сильнее, слыша шуршание одежды Ольги и поскрипывание топчана, когда она ложилась. И подшагнув к топчану, и задев его коленом правой ноги, остановился, и оттянув резинку, стянул трусы и бросил на пол. Елда упруго качнулась и теряя самообладание от нетерпения, Эдик наклонился и, поведя руками, тиснул грудь женщины, и опираясь, коленом правой, на край топчана, перенёс левую ногу, и встав на коленях, нащупал промежность женщины левой рукой и сдвинувшись назад, направил член правой и ткнулся раздувшейся головкой в вульву...
- Подожди - Ольга жамкнула членище, удерживая - дай я ноги разведу - и раздвинула, по очереди, ноги.
Эдику пришлось придерживаться за стену, приподнимая свои ноги и елда елозила по животу Ольги. А Ольга, проведя по елде рукой, успела ещё ужаснуться размерам, прежде чем Эдик, наклонившись, вдавил залупищу во влагалище, преодолев сопротивление интроитуса, и заминая срамные губы и гимены, и опускаясь телом, засадил ... Ольга вскрикнула от боли, пронзившей её плоть словно копьем, и упёршись в грудь Эдика руками, оттолкнула и ... лишилась сознания. Боль была шоковой, и ответная реакция женщины была настолько сильной, что Эдик, от толчка, свалился с Ольги и топчана, и шлёпнулся пол - Шмяк! - больно наебнувшись и елдой.
- Блядь, сука - бормотал Эдик, вставая на колени и ощупывая елду.
Щёлкнул выключатель. Как открылась дверь, Эдик не слышал. Крик Ольги, хоть и сдавленный, напарница услышала. Шмяк Эдика - нет, но звук крика напугал её тональностью, и она, пробежав по коридорчику распахнула дверь и включила свет. Эдик, бормоча, стоял на коленях, ощупывая свою елду. Ольга лежала на топчане с раздвинутыми ногами и безвольно свисавшей с топчана левой рукой. Промежность была в крови, и пятно крови расползалась по дерматину топчана. Эдик наконец взглянул на Ольгу и забыл про елду, которая вся была в мазлах крови.