Павлова Елена Евгеньевна : другие произведения.

03. Колоски

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.86*9  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Завершение плетения. Полную версию книги выдаем индивидуально по запросу (в комментариях или по почте kornevillja@gmail.com).

  
   Мать Перелеска
   Часть третья
   Колоски

Обозначения мер и весов адаптированы к Миру читателя, сходство персонажей с вашими знакомыми случайно и говорит только о том, что Мир тесен.

   Глава первая
   Мечты сбываются
   Реквием
   - Райнэ, на-райе! Мы собрались здесь по весьма прискорбному поводу: вчера вечером сбылась мечта. Это была хорошая мечта, скромная и ненавязчивая. Она существовала долго, и никому, ни одной живой душе, не мешала жить так, как этой душе хотелось. Она просто была. А теперь она сбылась, и её не стало. Увы. Она могла просуществовать ещё долгие годы, и все мы были бы этому только рады, потому что, когда мечта есть - это хорошо. Без мечты жизнь становится пресной, некоторые даже и не представляют себе такую жизнь - без мечты. И она скрашивала бы жизнь не одному поколению наших потомков, но - увы, нашлись злопыхатели, и мечты, нашей мечты не стало! О! Эти злодеи поступили коварно! Они не пытались дискредитировать нашу мечту, или сделать из неё жупел! И запретной не пытались они сделать её, ведь тогда многие из нас смогли бы сохранить мечту в душе своей, и мечтать тайно! Нет! Не пошли эти злодеи по такому простому, но сомнительному пути, а сработали наверняка: затратив уйму средств и времени, они претворили нашу мечту в жизнь. И вот, до конца претворённая и навеки сбывшаяся, лежит она перед нами. Какое горе! Земля тебе пухом, вода тебе шалью, вечная тебе память, мечта наша! Оплачем же её, райнэ!
  
   Жизненный опыт.
   - Как бы тебе объяснить... Нас потому часто и называют нежитью. По большому счёту мы не живём, хоть и существуем. Мы просто есть. Мир проходит мимо нас, не затрагивая нашей сути. Люди, эльфы - все меняются с течением времени. Люди быстро, эльфы в десятки, сотни раз медленнее, но меняются. Вы можете обидеться, озлобиться, а можете стать мягче и добрее - а мы не можем. Мы статичны. Мы можем изменять Мир, а он нас - нет. В этом и наша сила, и наша слабость. Посмотри на Грома, вспомни, что он тебе рассказывал. Он древнее, чем можно себе представить в здравом уме, но при этом он такой, каким был в день поднятия во Жнеце. И запомнил он из бытия на удивление мало. Он до сих пор помнит жену и детей, помнит свой Бриз - то, что было важно для него при жизни. А шесть тысяч лет, что были после, растаяли, как туман. Лягушонок что-то всколыхнул в нём из тех времён, но именно из тех, из живого прошлого. Это ассоциация в памяти, понимаешь? Он нёс его на руках, как ребёнка, когда спасал. Нёс достаточно долго, чтобы ассоциация сработала, и возник отклик. Но не эмоциональный отклик, это выверт сознания, причисливший эльфа к той его семье, из Бриза, фокус психики - но не более. И Грому всегда будет тридцать девять. Всегда, понимаешь? Ему уже шесть тысяч лет тридцать девять, и следующие шесть тысяч лет ничего не изменят. Нет, он многому научился - кузнец Гром мечником не был, да и знания новые появились - но! Это развитие интеллекта, сбор навыков, а взгляд на мир остался прежним, и останется, как бы этот мир ни изменился - а это уже слабость. Неспособность к адаптации - огромная слабость, даже притом, что немногое в Мире может нам повредить. И это не от того, что Гром ординар, ле Скайн, по сути, такие же. Я не меняюсь, Лиса. Изменяется твоё восприятие меня, потому что меняешься ты. И я бессилен, вот что я пытаюсь тебе объяснить. С любым другим человеком или эльфом я могу сыграть, изобразить что угодно - тоску, страсть, ревность, негодование, пылкую и вечную любовь - но именно изобразить. Это будет от ума, просчитанный сознанием ход, проще говоря - враньё. Но ты Видящая, с тобой это не прокатит, так я и не пытаюсь! В одном ты со мной всегда можешь быть уверена: я никогда не буду пытаться тебе врать. Да, кристальная честность зачастую равна глупости, тебе ли не знать - но, что же делать? Я нежить, Лиса. Не надо требовать от меня того, чего у меня нет, и быть не может. Я считаю тебя своей и оберегаю от всех прочих - но не из ревности. Стоит тебе сказать "нет", и я отступлю без слова, если такова твоя воля - но не из уважения к ней или из собственной гордости. Я сделаю для тебя всё, что хочешь, если это физически возможно - по крайней мере, постараюсь - но всего лишь потому, что пока хорошо тебе - будет хорошо и мне. И человеческая мораль здесь ни при чём, не работает она с ле Скайн. Мастер Корнэл любит порассуждать об истинной любви, он считает, что она доступна всем, и нам в том числе. Я никогда не спорю, но считаю это самообманом. Иллюзией. Не удивляйся, создавать иллюзии - свойство любого разума, даже напрочь лишенного эмоций, а не только отрицательных, как у нас. И кто я такой, чтобы лишать моего хорошего друга Корнэла его иллюзий? Это было бы жестоко, тебе не кажется? Но, думается мне - то, что он принимает за истинную любовь - просто дружба. Настоящая, но всего лишь. Голод по общению с определённой личностью, ты наверняка понимаешь, о чём я, ты ко всем друзьям так относишься. А любовь - нечто другое, я помню, был же и я когда-то жив. Твой брат прав: жизнь со мной - сделка, и я тебе сразу об этом сказал. Сделка обоюдовыгодная, но до тех пор, пока ты, и только ты одобряешь и принимаешь её условия. Я не могу решать за тебя. Не из-за того, что ты жива, а я нет. Не в праве, мол, мёртвые решать за живых - это чушь, постоянно решают. А потому, что чисто человеческая поговорка "насильно мил не будешь" для ле Скайн верна на все триста процентов, ты же понимаешь. И я не знаю, что делать, Лиса. Ты говоришь, что твоя хандра не имеет ко мне отношения, но, поверь: всё, что тебя хоть как-то касается, имеет ко мне самое непосредственное отношение. Тебя не устраивает этот мир? Скажи, как его переделать - я постараюсь! Но, увы, не из человеческой любви, а потому, что я эгоист и прагматик до мозга моих старых вампирских костей.
   Вот такой вот монолог, исполненный в лучших традициях - с бережным держанием за руку, всё всерьёз, проникновенным тоном. И это спустя три года совместной жизни! Лиса не знала уже, смеяться ей или плакать. А всего-то - ляпнула, что хочется большой и чистой любви! Никогда она не говорила с Доном о любви. Никогда. Никогда не спрашивала, любит ли он её - примерно знала, что услышит в ответ. А тут вот сорвалось с языка - вот и получила на всю катушку. Хоть бы не так серьёзно всё это излагал, чесслово! Как лекцию прочитал! Ещё говорит, что не меняется - а где же знаменитое чувство юмора? С молоком выпил? С кашей точно не съел - не едят вампиры кашу! Да знаю я, почему ты со мной живёшь, и зачем я тебе нужна, тоже знаю, но, чесслово - я ещё знаю и то, почему Я с тобой живу. А вот ты этого не знаешь. И не узнаешь, потому что я тебе не скажу. Потому что ты, бедный, не будешь знать, что же тебе делать с этими моими признаниями. Как бы не получилось, что я ещё больший эгоист и прагматик, чем ты. Потому, что для вампира такие взаимоотношения естественны, такова его натура, а вот для человека... Даже с учётом того, что Видящая, и то нехорошо. Нда-с, циник вы, благословенная Мелиссентия дэ Мирион. А что делать? Хандра - да, имелась, и действительно никак Донни не был в ней виноват. Маялась Лиса уже целую зиму какой-то невнятной тоской по чему-то непонятному ей самой, вроде бы большому, светлому и несбыточному. Этаким смутным недовольством - то ли собой, то ли окружающими, то ли всем вместе. И сама себе боялась признаться, что ей просто-напросто... скучно.
   За восемь лет одинокой жизни она привыкла каждый день брать с бою, и выигрывать его - сжав зубы и упрямо прищурившись, всем напряжением сил. Наперекор судьбе, вопреки проклятому Дару, который ей эту судьбу диктует. Не пытаясь самой себе что-то там такое доказать - глупость какая! - а ради двоих детей, которые от неё зависят. Именно потому, что зависят и именно от неё, самой-то, честно говоря, было совсем всё равно, и жить не очень-то и хотелось. Но Птичка с Никой - вот они, и она старалась изо всех сил. Чтобы всё - не хуже, чем у других, а может и лучше. И научилась не жить, а выживать, и гордилась своим умением. А потом в несколько сумасшедших дней, когда разум и эмоции не успевали за событиями, и не хватало уже сил выдерживать постоянную смену радости и страха, жизнь вдруг изменилась капитально. Вдруг стало много денег, из-за этого исчезла масса проблем, и появилось свободное время. Пару лет она была растительно счастлива, будто плавала в блаженном киселе, в постоянной эйфории. У детей теперь было всё, только пожелай, а она смогла посмотреть Мир. Где она только ни побывала! И на берегу океана, и в горах, и в лесу бывших на-райе, ушедших на покой! Нет, в Квалинести их, конечно, не пустили, но и без того было здорово. И ещё много где побывала, Дон постарался. И постепенно поняла, что общее связывает эти места. Ей там совершенно нечего было делать. Поглазеть, конечно, интересно, попробовать на зуб, на ощупь - и... и всё.
   Оказавшись на берегу океана в первый раз, она была потрясена. Два дня зачарованно сидела на скалах, глядя вдаль, слушала прибой и крики птиц. На третий день собирала камушки и скакала в волнах. На четвёртый быстренько искупалась и улеглась загорать с книжкой. Всё.
   Зелёная луна в горах и переливы света в изломах льда вблизи вершины останутся в её в памяти наверно навсегда, по крайней мере - надолго. И скалы с кажущейся головокружительной невесомостью уходящие в небо. И покров облаков, оставшийся под ногами и лежащий ватным ковром, комковатым и неровным. И яростные, неистовые краски заката НАД облаками, чистейшие и прозрачнейшие, внизу такого не увидишь. Величественно, безумно красиво, но... повторить не хотелось - уж больно холодно. И мышцы потом болят - все, о каких и не подозревала, что и существуют-то такие в организме!
   Тропический лес эльфов запомнился влажной духотой, вкусом незнакомых фруктов и опасливыми взглядами обитателей. Как быстро отошли эти бывшие на-райе от своих мирских привычек! Правда, потом опасаться их перестали, и создалась та атмосфера лёгкости и изящества, из-за которой люди и тянутся к эльфам, но... Опять интереса Лисы хватило всего на пять дней. Красиво, спору нет - все эти каскады зелени, и сумасшедшее буйство цветов, и поющие ручьи - и что дальше? Даже о поставках фруктов договориться ни с кем не удалось, потому что, блин, экспериментаторы хреновы эти эльфы, и что у них в следующий раз вырастет, даже они сами предсказать не могут - какие уж тут поставки! Как поставят... Объясняй потом посетителям, что вот эта толстая и короткая синяя колбаса в зелёную точечку - почти то же самое, что позавчерашний зелёный шарик в лиловую крапинку. А нехорошо вам, благословенный, было от красного бублика, который в жёлтую полосочку...
   А приёмы и балы во Дворце - вообще, извините, караул! Не для человеческих ушей, глаз и носа. Как-то всего слишком много - и звука, и цвета, и запаха, поэтому быстро утомляет, и хочется домой. Вот Дворцовый парк - приятное место, но... Там тоже абсолютно нечего делать. Всё уже сделано, приложения сил не найдёшь, и не старайся. И сделано гораздо лучше, чем может человек. Вот в этом-то и дело.
   И Лиса со страшной силой похвалила себя за то, что отказалась от предложения Дона, которое он сделал буквально через неделю после своего возвращения - продать корчму и переехать в Столицу. Средства, мол, позволяют. А Лиса отказалась, хоть тогда и не смогла внятно ответить - почему. Вот не хотелось ей, и всё. И только побродив порталами по Миру, смогла озвучить то, что раньше ощущала подсознательно: в отличие от всех остальных мест, здесь, в "Золотом лисе", она была нужна. Рола с помощью Зины, своей старшей дочки, и новой официантки Ольги запросто справлялась с корчмой в отсутствии Лисы, но каждый раз при её возвращении с таким облегчением вздыхала и провозглашала Славу Жнецу, что Лисе даже совестно становилось за свою отлучку. Да даже и без учёта корчмы - это был дом, а в собственном доме всегда дело найдётся, даже если деньги девать некуда. И отказалась. И даже дровяную плиту ломать не дала. Летом, конечно, жарко от неё, но по холодам в самый раз. И запах дыма очень правильную ноту добавляет. Как же так: корчма - и без дыма? А на лето - да, на лето можно эту новомодную купить, на печатях, которая звуком как-то там греет. А переезжать - да ни за что. Ну, и ещё была причина не уезжать из Найсвилла, но о ней Лиса предпочитала пока не распространяться.
   Жить с Донни оказалось легко и просто, зря она нервничала. И какая-то особая забота была ему совсем не нужна, Дон и сам о ком угодно мог позаботиться, спасибо, только не жалуйтесь потом, ладно? Когда почувствуете себя со всех сторон Доном озабоченными... А от Лисы ему нужно было всего лишь чуть больше, чем просто хорошее отношение. Это было просто - его не за что было не любить. Он был неизменно добродушен и внимателен с Лисой, всегда очень заботился о её душевном равновесии. Лиса понимала, почему он это делает, но, всё равно, было приятно. А прошептанное им с охотничьим радостным азартом короткое "Моё!", вместе со стальным, но бережным объятием, каждый раз накрывало Лису сладкой жутью, и окончательно ей становилось наплевать - зачем, почему... И где. Вот совсем, хоть на площади! Но в выборе места и времени Дон всегда был аккуратен, и, хоть выбор и бывал неожиданным, ни разу не пришлось Лисе покраснеть под чужим любопытным взглядом. На растаявшую и забывшую себя Лису дозволялось смотреть только Дону. А со стороны он и вообще казался идеальным мужем! Да, вампир, да, каратель, и что? Не вас же карает, а бандитов? Он где-то тут был, позвать? Сами ему и скажете... А вы, случаем, не бандит, нет? Уверены? А ручку позвольте? Я, понимаете ли, Видящая - так, случайно, по совместительству. Нет? Не хотите? Ну, куда же вы так резво?
   А вот гардероб Лисы в первый же месяц жизни с Доном претерпел значительные изменения. Строгие платья с глухим воротом рядом с Доном не выживали категорически и погибли одно за другим, осталось только одно, самое нарядное, которое Лиса не надевала, устрашенная судьбой остальных. И столь любимые Лисой узкие юбки по фигуре мгновенно превращались под его когтями в пучок ленточек, прикреплённых к поясу. Не считая штанов, уцелело только то, что можно быстро скинуть или легко задрать - юбки солнце-клёш, свободные блузки, зато их Дон накупил Лисе целый десяток. Выбрал сам, на свой вкус, и поставил Лису перед фактом. Изверг! Тиран! Сатрап! Да, из очень приятных на ощупь материалов, наверняка дорогих запредельно, расцветки и рисунка изящнейших, но совершенно одинаковых по фасону.
   - Но мне не идёт! - стонала Лиса. - Я в них, как грелка на чайник! Я ж и в двадцать лет тростиночкой не была, а уж теперь-то и подавно...
   Но Дон заявил, что она ничего не понимает.
   - А-я-яй, Лиса, ты забыла всё, что я тебе тогда говорил! У тебя точка зрения человеческой женщины, но я-то не женщина, да и не человек. Уж поверь мне, так гораздо лучше. А совсем без одежды ты всё равно красивее. Чем хоть в чём угодно! Сними эту ерунду, вот так, иди сюда, встань перед зеркалом, Смотри, какая ты красивая! Во-от, и во-от... И не смей смущаться, ну, пожалуйста! - Дон в зеркале не отразился, груди поднялись будто сами. Лиса всё равно смутилась и покраснела, но и засмеялась. Только Дон мог так сказать - и приказать и попросить одновременно. - И сбрую эту выкини, не мучай тело! Или убери, если жалко, но чтобы на тебе я эти орудия пытки больше не видел! Я понимаю, кружева красивые, но разве можно так над собой издеваться? Смотри, как врезалось, даже след остался! Бедная тушка! - он гладил и целовал этот розовый след на белой коже, и было очень странно чувствовать на себе его руки, его поцелуи, но не видеть его в зеркале, металлического они тогда ещё не купили. - Раз уж ты себя без трусов не мыслишь, я тебе сам куплю - правильных и много, чтобы не жалеть, всё равно разорву! Главное - скажи, когда кончаться будут. Уж когда я жену трусами обеспечить не смогу - сам в Госпиталь пойду да попрошу, чтобы упокоили! Я ещё понимаю - мех, и кожу оттенить, и приятно, но на мех я тебя лучше уложу. На рыжий. Иди сюда... - и на свои три комплекта действительно красивого нижнего белья Лиса теперь могла любоваться только отдельно от себя, иначе они тоже перестали бы существовать: Дон не знал пощады. Только брюки почему-то никогда не обижал когтями. И даже объяснил. Удачные штаны, мол, не часто попадаются, по себе знает. Пусть живут. Правильно Роган говорит: чудовище!
   И отец из него получился прекрасный, вполне себе папа: никогда не раздражался, был весело-настойчив и терпелив с Никой, которая к нему искренне привязалась, да и с самого начала была в восторге, что её папа - вампир. Лиса первое время сомневалась в успешности его, как отца, боялась, что Ника его просто заездит. Все же знают, что вампиры не годятся в няньки, потому что без постоянного контроля со стороны не способны отказать детям практически ни в чём. А учитывая неуёмную фантазию некоторых детишек, это часто представляет опасность для жизни или здоровья самих юных фантазёров. На примере Грома это было хорошо заметно, Ника из него верёвки вила. Но и тут опасения Лисы быстро рассеялись: Дон воплощал идеи дочки... на словах, вполне логично и красочно доводя их до абсурда, после чего Ника, икая от смеха, отказывалась от идеи полёта на папе, перекинувшемся в летучую мышь, или поселения одного из новорожденных Зверят в пристройке за домом. А ещё Лису восхищал неиссякаемый запас салфеток для вытирания детского носа и резиночек для волос, которые Дон таинственным и волшебным образом доставал из воздуха.
   Вообще же та первая зима прошла нервно. Лиса тосковала по Птичке, поступившей в Университет, хоть та и забегала ненадолго в дни Осознания. А особенно остро чувствовалось её отсутствие, когда надо было мыть или причёсывать Нику. Причёсывать её приходилось довольно редко, прямые белые волосы почти не спутывались, но, всё же, иногда надо было, особенно после похода в лес за грибами - полная голова палой хвои, паутины и сушёных листиков, дитя моё, где ты так умудрилась? И платком завязывать было бесполезно - от интереса и азарта грива Ники становилась дыбом, платок сползал, хорошо, если не терялся. Нянькой Ники в отсутствие Птички взялась быть Зина, но у неё не было Птичкиного терпения. А Ника, тоже тоскующая по сестре, капризничала и буянила, только Дон с ней и мог справиться, но Дон бывал дома не всегда. Да ещё, вдобавок, девочка лишилась почти всех своих "зверюшек" - Лиса категорически настояла на свёртке зверинца из-за отъезда Птички, и новых притаскивать Нике запретила. А кто лечить-то их без Птички будет? Вот летом сестра приедет, тогда и пожалуйста, а сейчас - извини, маме и кроликов хватает, за глаза и за уши. От них хоть польза есть. И с корчмой дел навалом, только успевай.
   Дон, увидев в первый раз, как Лиса после закрытия корчмы обходит зал с пылесосом, удивился, почему она уборщицу не наймёт. Лиса раздумалась - а действительно, почему? И наняла. А через неделю поблагодарила, заплатила и отказалась. "Чистота" на пол и так навешена, а ради двадцати свободных минут в день терпеть в корчме чужого человека, который не поесть пришёл, а хозяйничать - нет! Не настолько это обременительное занятие - шваброй по углам потыкать. Это моя швабра и мои углы! А вот официантку новую взять пришлось. Прежняя, Кита, вышла к тому времени замуж и работать не собиралась, а Зина возилась с Никой - куда уж тут! Но Ольга, её и Птичкина бывшая одноклассница, оказалась расторопной и улыбчивой, и в "Золотом лисе" вполне прижилась.
   Перед праздником Смены Года пришло приглашение во Дворец. Лиса сначала отказалась наотрез, потом задумалась. Ника полукровка, она будет жить долго, очень долго. Кто знает, как повернётся жизнь. Такие связи и знакомства всегда пригодятся девочке. И согласилась. Тем более, волноваться о том, что надеть, не пришлось. Дон просто принёс три пакета - для Лисы, для Ники и для Птички, приехавшей на зимние каникулы. Нике было сделано строгое внушение - не шнырять с визгом между танцующими, не кататься с разбегу по гладкому полу, сшибая всё на своём пути, не пытаться залезть на ствол-колонну, не... не... наверняка ведь что-нибудь забыли! - и они прошли порталом к парадной лестнице Дворца, влившись в поток гостей. И вот тут Лиса оценила наряд, приготовленный для неё Доном. Вроде бы кружевные, но плотные перчатки выше локтя, рукава, существующие отдельно от платья и подвязанные на плечах пышными бантами, невообразимая чалма вместо привычной косынки - Лиса смотрелась весьма экстравагантно, но не чужеродно в этой разноцветной расперенаряженной толпе на-райе с редкими включениями людей. Нику, чтобы Лиса не нервничала, Дон просто посадил себе на шею. И хорошо сделал, иначе Квали, торчащий из окошечка над входом и тянущий шею в попытке углядеть их, ни за что бы их не нашёл. А так - увидел, и попытался выдернуть из толпы, чтобы провести боковым входом, но Лиса решительно воспротивилась. Приглашение было официальное, вот пусть всё и будет официально - в жизни всё надо попробовать! И Квали смирился, и их имена выкрикнул мажордом, стуча жезлом об пол, только на "Риан Квали дэ Стэн" как-то споткнулся, и на Дона косился опасливо, но этого никто, кроме Лисы не заметил. Честно говоря, Лиса была слегка разочарована - ничего особенного. Ну, крикнули на всю округу "Мелиссентия дэ Мирион" - и что? И ничего. И был бал. Птичка с Квали куда-то упорхнули, Ника очень не хотела покидать папину шею - снизу видно плохо, и они поднялись на галерею. Там Ника влипла в перила и смотрела, не отрываясь, на кипевший зал. Там и нашли их Рэлиа и Риан. Король и Донни сразу отошли для разговора, а Рэлиа после нескольких ничего не значащих фраз осторожно поинтересовалась, не будет ли райя Лиса против того, чтобы приводить сюда Нику почаще? Лиса объяснила, что не против, но не может. Тогда не будет ли против райя Лиса, если она, Рэлиа, будет иногда приглашать сюда Нику? На день, на три? Ах, даже няня? Можно и с няней, ничего страшного. Лиса прикинула, как схватится за щёчки Рола от известия, что её дочь будет вхожа во Дворец, какие глаза будут у самой Зины - хихикнула и согласилась. И оказалась права - Рола была в восторге, а про Зину и говорить нечего. А Ника после третьего похода во Дворец стала называть Рэлиа бабушкой. Лиса сначала удивилась, причём настолько, что срочно, личкой, вызвала Квали - провентилировать ситуацию. Но тот заверил, что всё в порядке, это инициатива самой Рэлиа.
   Вот так зима и прошла. Всё потихоньку утрясалось, входило в берега, успокаивалось. А седьмого Снеготая Гром прислал приглашение и печать портала в Парк Зверей - посмотреть на новорожденных Зверят. Пошли все вместе в ближайший общий день Осознания.
   Когда Дон наотрез отказался становиться Большим, Гром ушёл из Руки, как и собирался, и стал в Парке Зверей бессменным смотрителем. За зиму он заходил несколько раз, рассказывал, как протекает у Зверей вынашивание, какие пристрастия появились в еде, какой скандал устроили Перворождённые в связи с ожидающимся пополнением, и как их успокаивали.
   Выйдя из портала, Дон, Лиса, Ника, Квали и Птичка оказались перед железными воротами. В густой и высокой, в два человеческих роста, живой изгороди смотрелись они, как что-то чужеродное, не совсем уместное. Сплетение ветвей с красной листвой создавало над воротами надпись: "Парк КЭльПИ".
   - А что это вообще значит? Парк Зверей - это понятно, а что такое КЭльПИ? - озадачилась Лиса. - Я уже не первый раз слышу это название, что это вообще?
   - Это аббревиатура, - объяснил Дон. - Они же выведены искусственно. Был такой проект у Перворождённых по сохранению лошадей, как вида. От резкого повышения магического фона во время трёхсотлетней войны лошади стали вымирать, вот эльфы и попытались их переделать, чтобы они стали устойчивы к магии. Отсюда и название: конь эльфийский, полиморфно инверсированный. Но оно не прижилось. А Звери - это их самоназвание. Проект, как ты понимаешь, с треском провалился, а Звери остались.
   - А мне Тихий говорил, что их создатель - дракон, - вспомнила Лиса. - Почему же эльфы сами за это не взялись?
   - Видимо, их магия не годилась, ведь именно из-за неё лошади и стали вымирать, - пожал плечами Дон. - А его магия была другой природы, вот его и попросили. А он как созданул... созиднул... В общем, не то немножко получилось.
   - Интересно, и у вас драконья кровь, и к созданию Зверей он лапку приложил - бодрый товарищ, всем бочкам затычка! - задумчиво позавидовала Лиса. - Куда ж он потом-то делся?
   - Да кто ж его знает? Может, он до сих пор жив, - обнадёжил Лису Дон. - Как выскочит! - неожиданно дёрнулся он.
   - Ай! - подскочила Лиса и засмеялась. - Псих!
   - Привет! Чего это вы? - за открывшейся створкой ворот стоял Гром, всё так же коротко стриженый, в робе и босиком.
   - Дядя Грро-ом! - Ника тут же повисла на нём и начала рассказывать обо всём важном, что произошло за то время, пока он не появлялся в "Золотом лисе" - для Ники важном. Гром её прервать даже не пытался, знал, что бесполезно, только рукой всем махнул, чтобы проходили, закрыл за ними ворота, и пошёл впереди, слушая свою Вояку. Так и вышли к озеру.
   В воде, отгораживая собою отмель, стояли несколько Зверей. На мелководье плескались пятеро Зверят, размером с корову каждый, но на фоне взрослых Зверей они действительно выглядели малышами. Птичка умилённо разахалась, и они с Квали пошли посмотреть на них поближе - докуда пустят Звери. На берегу тоже стояли и лежали несколько сгустков мрака.
   - А Тихий здесь? - издали попыталась разглядеть Лиса своего знакомого. Одна из чёрных фигур на берегу оглянулась и, скользнув с обманчивой неспешностью, вдруг оказалась рядом с двуногими гостями.
   - Привет, сестрёнка! Твой щеночек?
   - Привет! - обрадовалась Лиса. - Да, это Ника, наша дочка. Ника, поздоровайся, как я тебе говорила!
   - Здра-аствуйте, багала... бал-глас-ловленный! - старательно, но несколько обалдело выговорила Ника. Её мало что могло привести в замешательство, но вот Зверю это удалось. На этом обязательную программу Ника сочла выполненной и предалась эмоциям: - Вот эт-то Зве-ерь? Вот такая вот зверюшка-а? Ого-го-о! - и она восторженно захохотала, прикрыв рот ладошкой и вытаращив глаза.
   - Ка-ак? - офигел Тихий. - Я - кто? - Лиса хихикнула, мысленно передавая Тихому образ гигантской Ники, радостно тискающей Тихого, как мягкую игрушку, и не ошиблась:
   - Дядя Гром, а можно, можно мне погладить его, зверюшку эту, ну можно? - повисла Ника на руке Грома, дрыгая от возбуждения ногой и не спуская горящих хищным азартом глаз с поразившего её воображение существа. "Погладить зверюшку" Тихого добило, он заржал, закидывая голову. Гром опасливо попятился, убирая Нику себе за спину, а Дон шагнул вперёд.
   - Благословенный, - начал было он, - она ещё ребёнок, не сердитесь, пожалуйста, на неё...
   - Что там у тебя? - подошли к Тихому Ужасу Пять Серпов и Мягкая Укоризна. Тот быстро передал, оба тоже зафыркали.
   - Мужики, не напрягайтесь, всё нормально, - успокоила тем временем Лиса защитников. Мягкая скользнула к двуногим, отодвинула Грома мордой, оглядела Нику, фыркнула:
   - Забавный щеночек!
   - Дядя Гром, ну, можно? Ну немножко? - умильно подлизывался щеночек, дёргая смотрителя за руку и азартно блестя глазами.
   - Приклеишься! - насмешливо фыркнула Мягкая.
   - Ой! - растерянно оглядываясь на мать, захлопал глазами щеночек. Услышала! Мягкая фыркнула уже одобрительно.
   - Повезло, - вздохнул Пять Серпов и отошёл. Вот и у Мягкой человечек появился, когда же ему-то повезёт?
   - Благословенные, Тихий, вы с моей осторожнее: заездит на раз, у неё это быстро, - мысленно обратилась Лиса к обоим Зверям.
   - Ой, да ладно! С нашими справляемся, а уж твоя никуда не денется, - отозвался Тихий, в то время как Мягкая подставила Нике лапу и склонила шею, отвернув голову. Ника оглянулась на Лису с такими глазами...
   - Да иди, иди. Покатайся, раз зовут, - кивнула Лиса.
   И с этого раза самой ужасной угрозой для Ники стало обещание не пустить её к дяде Грому, а вытащить её из Парка - самой большой проблемой. Понервничав пару раз, Лиса попросила Рогана сделать личные печати Ники, и вопрос был решён: Мягкая брала Нику зубами за шиворот и сдавала скандалящего ребёнка Лисе в открытый портал.
   А к Зверятам в тот раз взрослые Звери их так и не подпустили. Не потому, что боялись за Зверят, а, как раз, наоборот. Симпатичный, пушистый и такой маленький на фоне взрослых Зверей, щеночек мог играючи изувечить человека, а то и убить - нечаянно. Так что, посмотрели издали, порадовались - и пошли гулять вдоль озера по Парку с Тихим и ещё двумя Зверями, имён которых Лиса не знала. Парк Зверей расположен был в южных землях ле Скайн, почти в субтропиках, и здесь уже царила весна, было совсем тепло, а на солнце даже жарко. Гуляли долго, хорошо - Лиса бутербродов захватила, и для Дона бутылку со смесью. Чавчик к ним так и не подошёл, не узнал, наверно. Да и то подумать - сколько времени-то прошло после знакомства! Хрюкнул из кустов неодобрительно и попу показал. Одно слово - свинья! Да какая здоровенная! Посмеялись, нагулялись, уже темнеть начало, когда домой собрались. Со Зверями всегда так, если можешь их слышать: расставаться не хочется. Но жить в Парке, как Грома, никто их не приглашал, да и вряд ли пригласит. Лиса потому и Нику никогда не ругала за скандалы при возвращении из Парка: знакомое состояние, на себе испытала!
   А потом наступило лето, Птичка с Квали приехали в Найсвилл на каникулы, и Лиса с Доном, оставив на них Нику, распутешествовались вовсю, на целый месяц. Сначала было очень здорово переезжать из гостиницы в гостиницу и ничего - ну, совсем ничего! - не делать. Даже постель не убирать. Но через пару недель уже приелось, стало скучновато - города, они и есть города. И вот тогда Дон нанял проводника, и они сходили в горы. Нет, не вершины покорять, а так, погулять - но всё равно здорово было! Есть такая штука - сыпуха. Целый склон из мелких камешков. Встаёшь на неё - а оно всё и начинает ехать вниз. Правда, отругали Лису ужасно за такую забаву, потому что заканчивалась сыпуха пропастью, и дна не видать, а камешки всё сыплются, сыплются... Зато запомнилось лучше всего! Нет, здорово было, но холодюка, блин, в этих горах! А потом, вернувшись в Найсвилл, справляли свадьбу Птички и Квали, долго, недели полторы. И в "Золотом лисе" справляли, и во Дворце, и даже уже устали праздновать. Под серпы ходили в Столичном Храме, очень торжественно, и серп над Птичкой держал Дон, а над Квали Риан, и свет осиял молодых, Лиса даже всплакнула, а Рэлиа так просто ревела, успокаивать пришлось. И молодожёны уехали на побережье до начала занятий в Универе. И всё вроде бы было хорошо, но в первую неделю Жатвы Ника приволокла хорька со сломанной лапой. На собственной руке приволокла, обливаясь кровью и слезами. Ладонь оказалась прокушена почти до кости, и это за три недели перед началом подготовительных занятий в школе! И рука правая! И Птички нет, на побережье Птичка, Перелеска ваша мать! И Лиса сорвалась на крик. Всем досталось - и Птичке, и Квали, и Дэрри, который как раз зашёл к Дону в гости, и Жнецу, и матери Перелеске! В тот раз даже Дону не сразу удалось Лису успокоить. Но тоже как-то утряслось: хоря в клетку посадили, руку Дон Нике зализал, и следа через час почти не осталось, только розовый шрам подковкой. А потом начались занятия в подготовительном классе, и выяснилось, что Нику надо стричь чуть ли не налысо, потому что стоило вызвать девочку к доске - волосы вставали дыбом, и никакие ленточки и заколочки удержать их не могли. Соученики были в восторге, учителя в растерянности. Появились у девочки и две подружки, но не близкие - так, в школе пообщаться. Уж очень занятой особой была Ника вне школьных стен. И уроки надо сделать, и в Парк Зверей наведаться, и к бабушке Рэлиа во Дворец сходить, а чуть позже и ещё одно занятие нашлось. Ближе к весне Дон привёл в корчму своего друга, Мастера Корнэла. Тут же выяснилось, что из него у Ники тоже получаются неплохие верёвочки. Мастер и ахнуть не успел, а уже начал учить Нику фехтованию.
   - Ну Птички же нету, а папа занят. И мама, и дядя Гром! А мне же надо! И Птичка умеет, и папа, и мама, и дядя Гром! И дядя Квали, и дядя Дэрри! Все умеют, только я не умею! Так же неправильно? - логика была безупречной, и Мастер Корнэл сдался без боя.
   В школе училась Ника, против ожиданий, легко и быстро, несмотря на то, что у полукровки, вроде бы, должно быть замедленное развитие. Но, видимо, сказывалось общение со Зверем, с Мягкой. Где-то Лиса об этом читала, о благотворном влиянии Зверей на развитие детей-полукровок. Так прошла и эта зима, и весна прошла, и лето наступило. Приехали Квали с Птичкой, стало шумно и радостно.
   А летом, в Солнцежар, Дэрри притащил Майку. Вызывал-то он Квали, но Квали вместе с Птичкой были у Лисы, вот так и вышло. Ох, эта Майка! Ох, этот Дэрри! Ох, все они, чтоб их!.. Нет, жалко, конечно, девочку! Ведь полная голова вшей, как же можно? Уже после печати "от паразитов" неделю целую у неё Птичка дохлых гнид вычёсывала! Но... своих проблем, что ли, мало? У Лисы хватает, а вот Принцу, видимо, мало показалось! Нет, опять же, с какой-то стороны понятно - бесконтактная Видящая - это круто, и кто же знает, кого ещё в этих диких деревнях найти можно. Вот из этих соображений и закрутилось новое дело: у Дэрри родился новый проект по обследованию диких деревень на предмет поиска Видящих, Зовущих и потенциальных магов. Там им, мол, не жизнь, а здесь им, стало быть, жизнь. Тьфу! И ведь убедил Дона, сорвался Дон из Руки. Чаще, сказал, дома бывать сможет. Ага! Чаще! Сейчас! Как бы не так! Всю оставшуюся часть лета, осень, зиму и часть весны бегали они вдвоём, как нахлестанные, с кучей бумаг, причём, в основном Донни, потому что у Принца и так дел было, как всегда, невпроворот, и утрясали какие-то организационные вопросы - как же, новая служба Короны основывается - Поиск! Лиса уже ругаться последними словами начала, что это превращается в поиск собственного мужа в собственной постели, причём безуспешный - неделями не видит! Это называется - чаще дома бывать? Раньше хоть по вечерам приходил, а теперь? И даже Рогана выдернуть на это дело умудрились! Который за последние три года поперёк себя толще стал - ага, такому только и бегать! Вот, наверно, тогда-то и началась у Лисы хандра. Летом и осенью ещё было ничего, летом прыгали с Майкой, осенью Ника пошла в первый класс - это ещё была жизнь, с присущими жизни заботами и волнениями. А к середине зимы всё вошло в привычную колею, затихло - и Лиса взвыла от навалившейся тоски. Она вообще не любила зиму. В Найсвилле она была короткой, всего два месяца - Вьюжень и Снежень, но даже эти два всю душу вымотали. Да, в корчме тепло и светло, и народ толчётся - но это чужие люди! А свои, пусть и шебутные - только бы нервы Лисе потрепать! - все куда-то разбежались, разъехались, а она осталась. И никаких перемен, сегодня - как вчера, завтра - как сегодня, как три, четыре дня назад. И на крыльце вечером не посидеть, бездумно пялясь в закат - холодно. Всё замёрзло. И Лиса замёрзла. Где-то глубоко внутри себя. Будто ворочался в груди острый, холодный и неудобный кусок льда, и никак не таял, даже рядом с Доном, даже рядом с Никой.
   Все куда-то бегут, жизнь кипит - а она... Как на дне ямы. Или при кормушке - заскочат к ней друзья на бегу, съедят что-то - и дальше летят, а ей остаётся только глазами их проводить. И спасибо ещё, что именно к ней заходят, могли в любой другой ресторан поесть зайти. Хорошо, что она корчму не продала, а то и вообще, наверно, никого бы не видела, сидя в шикарной и пустой столичной квартире. Вот и получается, что сама-то Лиса никому особо и не нужна. Даже Нике. У девочки нянек - целый Парк Зверей, и Мастер Корнэл, и бабушка Рэлиа. Знает ребёнок, что где-то там есть мама - и этого ей для душевного равновесия вполне хватает. Роган бывает чаще других, да только его больше халявный сидр интересует, коньяк и жаркое, а не тонкая организация душевного мира Лисы. И захандрила Лиса со страшной силой, даже полотенцем драться перестала, вот как.
   Донни, конечно, заметил сразу. Постарался выкроить хоть какое-то время, чтобы Лису развлечь: сводил в театр, потом порталом на три дня на южный(!) берег - как разрешение-то достать сумел? Риана, наверно, напряг, как иначе? Лиса была очень благодарна, спасибо, спасибо, Дон, ты замечательный, но ничто её по-настоящему не радовало, и тоска не отпускала. Вот тогда и состоялся этот разговор.
   - А сама-то как считаешь, что с тобой? - Дон сидел напротив Лисы за столом, положив голову на сложенные руки, и заглядывал снизу ей в глаза. - По энергетике я тебя уже проверил, всё нормально, заклятий не висит. И здоровье у тебя - хоть на выставку. Что с тобой, зверёк мой свирепый? Может, у тебя зимняя линька? Гром говорит, во время линьки даже у Зверей настроение портится, и у всех вокруг заодно, потому как от них, от линючих, до фига всяких интересностей огрести можно, в любой момент и до изумления! Может, это оно? Тогда просто подождать надо! Сменишь мех, и будет у меня зимняя Лиса, белая и пушистая! Нет?
   - Не знаю, Дон, - вяло улыбнулась Лиса и уныло подпёрла щеку рукой, так, что вся физиономия на сторону уехала. - Просто тошно. Ты не думай, к тебе это никакого отношения не имеет. О таком муже можно только мечтать, я серьёзно, - грустно улыбнулась она на его фырканье. - Мне ж половина улицы завидует, что у меня такой ты. Я ж Видящая, вот и Вижу зависть их. Мне же не обязательно за руку держать, такое и в разговоре чувствуется, речь - это тоже контакт. Не чёрную, не думай, зла никто не желает. Просто... - неуверенно пожала она плечами, - знаешь, мне, похоже, просто делать нечего. Вот, как-то так. Да, Роле со мной спокойнее, но с корчмой она и одна прекрасно справится, это же понятно. Да и при тех деньгах, что у нас есть, это моё цепляние за корчму чуть ли не придурью выглядит. Каприз богатенькой райи. И Ника больше времени в Парке проводит, или ещё где-нибудь, чем дома. Понимаешь, я много кому нужна - но никому не необходима. Вот, как-то так.
   - Ты мне необходима, - потянулся Дон через стол, осторожно, будто боясь отказа, взял Лису за руку.
   - И мы оба знаем, зачем, - фыркнула Лиса. - Не надо, а? - но руку не отняла, вяло наблюдая, как Дон водит пальцем по её запястью, отслеживая жилки. Он часто так держал её за руку, нравилось ему, наверно.
   - А где ж я ещё такую вкусную найду? - мурлыкнул вампир. - Но неизменно благодарен и всегда готов развлечь, завлечь и привлечь, куда и чем захочешь! - хитро улыбнулся он. - Что угодно благословенной райе? Песен? Мечей? Стихов? Ремонт?
   - Не-ет! - взвыла Лиса, отдёргивая руку. - Только не ремонт!
   - Ну-у... Хочешь, я Венец Жнеца у Дэрри сопру? - засмеялся Дон. - Вещь полезная, тяжёлая такая, в хозяйстве всегда пригодится - вот, хоть грибки солёные придавить, он золотой, не окисляется, а Принц наш, Кулак с ушами, пусть поищет суетливо! Наблюдать забавно будет... Нет? Портал на Луну? Минуты три я его, наверно, удержу! Посмотришь на Мир свысока... Нет? А чего? Ты только скажи, а я тут уж сразу уж...
   - Любви хочу. Большой и чистой, - вяло буркнула Лиса. И получила в ответ длинный прочувствованный монолог, чуть ли не лекцию о возможностях и недостатках вампирского бытия. И теперь сидела - и не знала, что ответить. Не потому, что боялась его обидеть. Вампиры вообще не обидчивы, они либо убивают, либо нет. Потому что, как объяснил Дон как-то раз, унизить или оскорбить может только тот, за кем мы сами признаём эту возможность: более умный, вышестоящий или, хотя бы, равный, так на то и есть "Суд Жнеца" - дуэль. А всё остальное либо скучно, либо просто смешно, если нет угрозы. А если есть - убил - и без обид. Но что она вообще могла бы сказать, чего бы он и сам не знал? Не в твоих силах, Дон, избавить меня от моего Дара, моего проклятия - Видения. А только так для меня может начаться другая жизнь. И не напрягайся, никуда я от тебя не денусь. Не из-за большой и чистой любви к тебе, а из полной безнадёжности в случае её возникновения. Сколько ни убеждай себя в невозможности ответного чувства с твоей стороны - это умом понимаешь, а сердцем всё равно ждёшь. Вот такая глупость несусветная. А ведь была глупость эта, была! Сейчас, глядя назад, понятно, что - да, влюбилась-таки двадцатилетняя дурочка и восемь лет вспоминала и оплакивала своего первого и единственного. И ты уж извини, Дон, но очень хорошо, что у меня были эти восемь лет - без тебя. Потому что восемь лет мечтала о том, как могло бы всё сложиться, если бы ты не погиб. И обижалась, и морду мечтала набить, скрытной заразе - потому что любила. Не тебя, к сожалению, а некий придуманный идеальный образ - но любила ведь! Настоящий же Дон оказался не сильно похож на того, в мечтах. Нет, это не разочарование, обойди Жнец! Какое может быть разочарование, когда ты обо мне так заботишься - но... многое оказалось не таким, как помнилось. Трёх лет вполне хватило, чтобы внятно ощутить, как это - жить с вампиром. Когда любые проявления сильных чувств вызывают только смех, пусть и восхищённый, очень быстро понимаешь, что влюбиться вот в ЭТО не просто глупо - самоубийственно. Любить и страдать от неразделённой любви - оно, конечно, жутко романтично, но не для меня! А других вариантов, кроме тебя, и вовсе нет, потому что я Видящая, а таких уникумов, как ты, Квали, Гром и Птичка - по всему Миру может штук двадцать и есть. Что же - искать, хватая встречных за руку? Так и в Госпиталь упекут! Да и меняются люди со временем, это ты прав. Вчера подходил, а завтра уже нет. Даже Роган за эти одиннадцать лет изменился, стал обжигать в Видении, почти как тогда Найджел. Это не гниль, просто особенность личности, но Видящей-то не легче! И что? Влюбиться в кого-то, кто со временем начнёт, как Ника и братец Вака, биться током, или резаться, как мастер Корнэл, так что хочется посмотреть на руку - нет ли раны, или ещё что похлеще, в Видении чего только не бывает - и страдать от невозможности даже взяться за руки? Спасибо, я лучше похандрю. Пройдёт. Примерно всё это Лиса подумала, но сказала Дону гораздо меньше. Не соврала, просто - зачем? Ещё одну лекцию выслушать?
   - Пройдёт, Дон, ну что ты, чесслово, - сказала она Дону. - Это просто, знаешь... Зима, - пожала она плечами.
   И ведь прошло! Через два месяца! Это был первый рейд их хвалёного Поиска. Дон исчез на неделю, и Роган не появлялся - и вдруг ввалились втроём с каким-то недоумком, и в каком виде! Недоумок, как Дон сказал - "куколка Фанни" - грязный и исцарапанный, Роган взмокший и распаренный, только Дон как всегда - чистенький и аккуратный, хоть и у костра сидели, по запаху понятно. Через пару часов, когда Роган только-только в себя приходить начал, опять Дон его выдернул. До вечера их не было, а потом явились опять втроём, на этот раз с мальчишкой грязным, да ещё и пса блохастого притащили! Все в пыли, чумазые, как гоблины, на этот раз и Дон такой же! Стирай, Лиса, тебе делать нефиг! Всех и отчихвостила! Нахалы бессовестные! Всё бы им в дом всякую пакость тащить! И ведь что обидно: тащат все, кому не лень, а разбираться с ней каждый раз Лисе приходится! Вот почему это так, кто бы объяснил?
   А через неделю пришёл Роган со здоровенным свёртком. Шушукались они с Доном, шушукались, вышли во двор - и тишина. Через полчаса этой тишины Лиса бросила кухню на Ролу и пошла следом - приглядеть. Если дети тихо себя ведут - не к добру это, а Дон с Роганом ничем детей не лучше. И как в воду смотрела!
   В саду перед крыльцом на замощённом обломками плитки пятачке стояла расставленная стремянка. К внешнему краю верхней ступеньки параллельно земле была привязана доска, с которой сиротливо свисала прилепленная оконной замазкой за верёвочный хвостик сломанная печать портала. Дона видно не было, а Роган топтался рядом, следил за чем-то в небе, бормотал себе под нос, вскрикивал, всплёскивал руками, ахал, охал, хватался за голову. Так и знала - хулиганят!
   - Та-ак, - со свирепым обещанием в голосе протянула Лиса и потащила с плеча полотенце. - И чем вы тут занимаетесь?
   - Лиса-а, - попятился Роган. - А мы тут это... Я, лучше, того, потом зайду... Через недельку... Или две... Ты это... - и попытался спрятаться за стремянку. Из-за крыши на большой высоте, входя в крутое в пике с разворотом, вылетело что-то большое, и явно не птичка. Впрочем, свист рассекаемого воздуха и дикий хохот с вершин мира был на земле прекрасно слышен и не оставлял места сомнениям. Очень уж знакомый это был хохот. Лиса поняла всё и сразу.
   - Ах, вы!.. Я вам покажу стремянку в небо! - Роган забегал вокруг стремянки, отчаянно вереща:
   - Не надо! Не надо полотенцем!
   - На-адо, - с глубокой уверенностью убеждала его Лиса. - Вот женись, - полотенцем по спине, - и свою жену, - полотенцем по спине, - на верхотуру закидывай!
   Тут Роган, споткнувшись, упал, на него упала стремянка, а с высоты вдруг что-то посыпалось: куски металлических трубок, обломки дерева, обрывки ткани... Лиса метнулась под защиту крыльца, а вот Роган, барахтавшийся под стремянкой, не успел. Острый обломок деревянной планки пронзил ему плечо, как копьё. Роган взревел, спихнул стремянку и почти уже встал, но в этот момент сверху прилетел ещё какой-то свёрток, мягко стукнул его по голове и упал в траву. Роган свёл глаза и свалился рядом, к счастью - на спину, иначе торчащий из плеча обломок пропорол бы ему плечо насквозь.
   - Идиоты! - прошипела Лиса, бросилась было к Рогану, но краем глаза заметила ещё что-то большое и тёмное, опускающееся сверху, и спряталась опять под защиту козырька. Но это был Дон. Огромная летучая мышь, держа в задних лапах нечто непонятное, но явно сломанное, спланировала на лужайку, перекинулась, и Дон присел на корточки рядом с Роганом, проверяя пульс у него на шее. Неодобрительно покачал головой, подобрал свёрток, стукнувший Рогана по голове, как оказалось - с одеждой, развернул и стал натягивать штаны. Только тогда Лиса опомнилась, соскочила с крыльца и подбежала к бесчувственному телу. Под Роганом расползалась лужа крови, из плеча торчала деревяшка. Да, это не смертельно, но как же надоело-то! На работе им риска мало, что ли?
   - Ты ничего не хочешь мне сказать? - прошипела Лиса.
   - Всегда! Но совсем на другую тему! - с улыбкой обернулся к ней Донни, надевая рубаху. Лиса зарычала. - Да брось ты, чесслово, ничего страшного, проклемается!
   - А если бы ему не тряпками, а этой деревяшкой в голову попало, ты то же самое бы сказал? - гневно сверкнула глазами Лиса. Но Донни был абсолютно непрошибаем.
   - В голову не опасно, у него там кость, - мило улыбнулся он. - И всё равно ведь не попало. А это фигня, три дня в ящике. Да не дёргайся ты так, у него и хуже бывало.
   Вот как с ними можно, а? Им жить скучно, а ты себе нервы трепли! Ну, погоди, я с тобой ещё поговорю! И поговорила, как только Рогана забрали в Госпиталь. Разговаривал с Детьми Жнеца Дон, и что-то долго разговаривал. Наконец отправил и уселся рядом с Лисой на ступеньку крыльца.
   - Дон, у тебя вообще мозги остались ещё? Ну, ладно Роган - сам виноват, если разобраться, а если бы в ребёнка попало? Да даже если в собаку! Не совестно было бы?
   - Да, про собаку я как-то... не подумал.... - озадачился Донни. - Но я же на наш сад всё прицельно скидывал, а у нас сейчас вроде и нету никого? Ты в доме была... Кстати, а зачем ты вышла? И почему Роган не успел убежать? Он же должен был увидеть, что я перекидываюсь, и понять, что сейчас всё вниз полетит? А?
   - Ой, блин... - до Лисы вдруг дошло, что, не отвлеки она Рогана со своим полотенцем, всё закончилось бы вполне благополучно. Вот только признать это оказалось неожиданно сложно. За последнее время она так привыкла к тому, что всегда права, что она умная, а вокруг все... ну, не то, чтобы дураки, но... Она покраснела так, что, кажется, от щёк сейчас дым пойдёт, а эта зараза ещё и смеётся!
   - Да не дёргайся, всё нормально! Ещё сама полетишь, только доработать надо!
   Полетит? Вот на тех тряпочках с палочками? Это совсем не то, о чём она мечтала. В мечте о полёте она всегда чувствовала крылья - большие, полупрозрачные, сильные - свои! А это... Она настолько Дону надоела? Мог бы и просто сказать, зачем же избавляться так замысловато? А он, зараза, только ржёт, как ненормальный. Вампир, одним словом.
   Роган явился на третий день к вечеру, весь преисполненный праведного гнева, и ввалился прямо на кухню, взъерошенный и шипящий, как болтушка на сковородке. А Лиса его и не узнала. И сказала с усталой досадой:
   - Благословенный, будьте любезны, пройдите в зал, официантка подойдёт через минуту...
   - Ну уж, нет, уж, ты мне скажи уж сначала, где муж твой! Где это чудовище? А? Где? - отощавший за три дня в ящике больше, чем наполовину, помолодевший и даже похорошевший, Роган был в ярости. Пока Лиса ахала и охала по поводу такого волшебного преображения, в дверях материализовался Дон:
   - А чем ты недоволен, мой трепетный? Ну-ка, покажись! Строен, как кипарис! Неужто тебе прежняя тушка больше нравилась?
   - Это была моя тушка! - яростно взревел маг. - Моя!! Личная!! Собственная! Сформированная надлежащим и своевременным питанием! Заботливым наполнением желудка исключительно вкусными и полезными продуктами! Как ты посмел?!! Лиса, дай сюда полотенце!!! Нет! Много чести! Вот это подойдёт! - тощий и стройный Роган осиротил кухонную швабру, ободрав с неё мокрую и грязную половую тряпку, Дон, восторженно хохоча, бросился от него во двор. Лиса только рукой махнула. Ну их в баню, бешеных! Дети хоть маленькие, а эти...
   - Вот, смотри, как хорошо: почти догнал! И почти не запыхался! - Дон, посмеиваясь, приплясывал на верхней перекладине качелей. Внизу, под качелями, не отвечая, только яростно сопя, упорно подпрыгивал Роган, пытаясь хлестнуть его тряпкой. Наконец Дону забава надоела, он в кувырке ушёл Рогану за спину и обхватил друга, прижав ему руки к бокам.
   - Роган, этот твой "падолёт" даже под моим весом развалился! Даже весь замагиченый. Я посмотрел твои выкладки, пока ты в ящике был. Целитель ты прекрасный, и огневик отличный, а конструктор и физик из тебя - как из меня грелка. Ты перепутал упругость с плотностью, а общий вес с удельным, так что результат не удивляет. А твои сто двадцать килограмм разнесли бы его на второй минуте! - увещевал он мага. - А теперь, по крайней мере, у тебя есть шанс. Но материал нужен какой-то другой. Дерево из каркаса надо исключить: ненадёжно. И парусина, даже эльфийская, слишком тяжела, совсем не годится.
   - Р-р-р! - маг некоторое время ещё пытался вырваться, потом мозги всё же включились: - Не годится? А что тогда годится? - с досадой шмякнул тряпку оземь Роган. - Ну, что? Паучий шёлк? Я миллионер? У меня зверей в кармане тыщща? И не бывает он такими кусками!
   - Не надо быть миллионером, надо иметь хорошие связи, - вкрадчиво сказал Дон Рогану на ухо, заглянул в лицо и отпустил, уверившись, что тот уже спустил пар и способен слушать. - Попросим у Дэрри.
   - Не отдам! - тут же вызверился Роган. - Короне только дай! Засекретят - и фиг мне, а не полёты! Не позволят же ни за что! Чтобы люди летали - ха! - в сердцах пнул он ни в чём не повинный стояк качелей.
   - Брось, мог бы уже понять: Дэрри не только Принц, но и неплохой парень, - подмигнул Донни, укладываясь животом на доску сиденья поперёк. Заперебирал ногами, закручивая верёвки в жгут. - Кроме того, это неплохой парень, которого тошнит от того, чем он вынужден заниматься. Скука, Роган, обыкновенная скука! - Он поджал ноги, сиденье закрутилось на месте. - Па-аберегись, зашибу-у-у! Ай, блин, чуть не слетел! Так вот, слышишь? Уверяю тебя, он на крови поклянётся молчать только для того, чтобы мы его взяли в дело! Да он и без клятвы болтать не будет. Что ж он, дурак, что ли? Он лучше тебя знает, с какой скоростью у нас игрушку отберут, если о ней станет известно. А вот шёлк достать - для него не проблема. И заклятья к шёлку лучше липнут, чем к парусине. Пойдём-ка, возьмём его личку и выясним, сильно ли занят сын мой во Жнеце. Эй-эй, тряпочку захвати, трепетный мой! Сам принёс, сам и оттаскивай!
  
   - Ну, вот что, райнэ заговорщики! Развлекаться можете в пристройке, только кроликов пугать не смейте мне. Пустые клетки друг на друга туда, к стене, только так, чтобы сено брать можно было. А с испытаниями - чтобы я вас здесь не видела! Мне прошлого раза хватило! - вот такая она вредина, жутко непреклонная! Роган и Дэрри неуверенно переглянулись, но у Дона, оказывается, уже всё давно было продумано:
   - А мы уйдём, Лиса! На крайний север, там никого нет, даже дикие деревни южнее! Очень удобно: и нас никто не увидит, и мы никого не зашибём, уж ежели что!
   - Ежели что - это что? - подбоченилась Лиса.
   - Это если я тоже ошибся в расчётах, - развёл руками Дон. - Вот смотри, скорость свободного падения...
   - Нет уж, сам считал - сам и падай, - отмахнулась Лиса. - Только не забудьте, что один из вас перекинуться не может!
   - А Дэрри на что? Вдвоём мы Рогана всяко подхватить успеем!
   - Тьфу, психи бешеные! - сдалась Лиса. И работа закипела.
   Дэрри сразу попытался прикинуть, как можно использовать "падолёт" в работе с дикими деревнями. И с огорчением должен был признать, что сейчас - никак. Разве что попытаться совсем убрать магию из конструкции и, кроме того, найти такой же лёгкий и прочный материал, как паучий шёлк, но дешёвый и доступный деревенским жителям. Вот тогда можно попытаться внедрить идею в умы людей - может, это произведёт какое-то изменение в их мировосприятии? Раздвинет горизонты? Может быть, человек, едущий в телеге, и тот же человек, летящий в небе - это два разных человека? И, хоть раз взлетев, он уже не захочет ползать, изменившись навсегда? А взлететь и с крыши можно, необязательно для этого портал лепить. Дон уже попробовал и рассказал: эта конструкция - совсем не то, что крылья летучей мыши, которыми нужно всё время работать. На ней можно парить, как чайка, что для мышки недоступно в принципе, ловить ветер, а в нём есть и восходящие потоки. А главное - не надо постоянно держать контроль над неразумным зверем, всегда пытающимся захватить власть над измененным телом! А это много, очень много. Нужно хоть раз испытать это на себе, чтобы понять - насколько. Так что - работаем! С отчётами Большой Кулак расправлялся теперь молниеносно, отмечая, в основном, перспективы для будущего Поиска - остальное свалил на трёх секретарей. И все вечера проводил в Найсвилле, в пристройке за корчмой. Дело продвигалось медленно, но и получалось нечто, весьма отличное от того, что Роган сляпал при помощи магии за считанные дни из деревяшек и весёленького ситчика.
   Даже Лиса признала, когда позвали посмотреть. Металлически взблескивающий паучий шёлк туго обтягивал трубчатый каркас из сверхлёгкого сплава, производимого, к слову сказать, только в Донн Дроу для внутренних нужд, контрабандисты хреновы! Контуры стоящей посреди пристройки штуковины оставляли ощущение чего-то хищного и стремительного.
   - А как же Поиск ваш? Столько бегали, пока оформляли - и что?
   - Так мы же башню дэ Форнелла нашли! В первом же рейде! А в ней машинка любопытная стоит, и, вроде бы, даже в рабочем состоянии, но что делает - непонятно. Вот ею сейчас все и занимаются, пытаются понять - что это такое и зачем оно вообще. Так что попросили до Цветеня больше ничего не находить, им и этого надолго хватит! А то - вдруг ещё что-нибудь нароем! Мы ж талантливые! - объяснил Дон.
   - И вы решили талантливо свернуть себе шею, потому как простые человеческие способы вас, таких талантливых, конечно, не устраивают, - подхватила Лиса. - Кстати, талантливые! Вы это, конечно, симпатичную штуковину сделали, только в дверь она ни фига не пролезет. Вы прямо отсюда портал открывать будете? На свой дальний север? - ей ответил дружный душераздирающий стон отчаяния на три голоса. Талант талантом, а здравый смысл ещё никто не отменял. - Стену мне порталом своротите - убью на хрен! Всех и сразу! - щедро пообещала Лиса и ушла, задрав нахальный нос. А они остались.
   И пришлось додумывать конструкцию, делая её разборной, практически - переделывать полностью, с нуля. Потому что Донни сказал, что Лиса права - всё должно быть компактно, иначе как же их прятать, такие дуры здоровые? Много же будет, не одна штучка. Только к середине Цветеня доделали.
   Север встретил их неласково. Широкая, насквозь продуваемая равнина, насколько хватало глаз, была покрыта низенькими, ниже колена, стелящимися по земле деревцами. Ноги проваливались между пружинящими стволами, застревали, даже вампиры спотыкались. Дон категорически заявил, что ему тут не нравится, лучше уж тогда ещё севернее. Пусть лучше похолодней, но чтобы под ногами мох, что ли, да пусть даже снег со льдом, но не это безобразие. Вернулись, долго рассматривали карту, потом искали тёплую одежду для Рогана, который ещё в первый выход замёрз и сказал, что это здесь Цветень, а там его переименовать хочется. В Дубень. Лиса свои шмотки не дала, хотя на отощавшего Рогана они вполне бы налезли, а его собственные теперь болтались на нём, как на вешалке, хоть три раза заворачивайся. Летать в них как-то не хотелось - из них бы не вылететь! Пришлось срочно бежать в ближайшую одёжную лавку и покупать зимние вещи - это в разгар Цветеня! Хозяин лавки на них смотрел дико, только что пальцем у виска не покрутил.
   - О! Самое то! - Дон довольно почавкал ногой в мокром мху, а Роган поспешно завешивался отвращающим заклятием от насекомых. Вампирам хорошо, гнус ими не интересуется, а на живого человека мгновенно налетела жужжащая туча. Они стояли в небольшой долинке, окруженной невысокими мягкими холмами. Деревьев здесь не было - только мох. Глубокий и мокрый. А подо мхом - оттаявшее болото. Дэрри попытался расставить стремянку - ножки тут же увязли на треть. А по карте здесь возвышенность, что же тогда в остальных местах? Пришлось перебраться на макушку холма, там оказалось посуше. Расстелили простыню, чтобы не потерять во мху детали, распаковали падолёт, собрали. Портал пришлось сделать большой, как для Зверей, иначе крыло бы не пролезло, и доску под портал крепить не на верхней ступеньке стремянки, а над ней, уже на поручни. Всё сделали, всё приготовили. И чуть не поругались. Дон и Дэрри пытались убедить Рогана, что первое испытание новой конструкции должен опять проводить вампир, но у мага горели глаза, и ничего он слышать не хотел. Вот как окажется, что что-то не так - и опять его полёт отложится на неопределённый срок! Нет уж! Уж я уж сам уж! Чтобы уж хоть раз, хоть и неудачный - да мой! А вы подстрахуете, зачем вы тут иначе? Друзья вы или кто?
   И вот - свершилось!
   Ноги его ещё стояли на ступеньке, и в портале земля была совсем близко, но за краем портала вид был совсем другой - с высоты километра открывалась широкая панорама болот, левее, в дымке, виднелось белое поле ещё не растаявшего льда, уходящее к горизонту, правее что-то темнело, наверное, лес. А основной проблемой оказался ветер высоты. Пока что Роган держался за стремянку ниже портала, а вот ещё чуть выше подняться - и держаться станет не за что! А сдувает уже сейчас! И вместо плавного начала скольжения, как объяснял ему Донни, уйдёт Роган кувырком, а этого даже паучий шёлк не выдержит!
   И - не свершилось.
   Как залез Роган на стремянку, ведущую в небо, так и спустился. И ещё минут двадцать ушло, пока опять сходили в Найсвилл, нашли подходящий шест и закрепили его так, чтобы отважного падолётчика не сдуло вверх тормашками с места старта. И только тогда Роган смог, наконец, держась за шест двумя руками, подняться в небеса. И замер в испуге. Да, он хотел! Он очень хотел! Но кто же мог знать, что это так страшно? А ветер сразу подхватил крыло, приподнял, попытался унести. Роган уже висел в воздухе, изо всех сил вцепившись в качающийся шест, и только бы не отпустить, только бы не отпустить, только бы... Но долго пребывать в ступоре ему не дали. Следом из портала вынырнул раздетый догола Дон:
   - Отпускай! А то сейчас стремянка упадёт, её Дэрри еле удерживает! Парусность же! Давай-давай! - замахал он на Рогана руками. Пригляделся внимательней, заметил оловянный от страха взгляд мага и... выдернул шест вместе с цепляющимся за него Роганом из портала наверх. Наклонил вниз. И отпустил.
   Так, с шестом наперевес, как рыцарь древности, и отправился Роган в свой первый полёт. И не планируя, а просто вниз головой. А падолёт не давал сбиться с выбранного курса, только вращение задал по оси падения. И клич у Рогана был вполне рыцарский - всех святых помянул:
   - А-а-а-а! Матерь светла Перелеска, Святый Серп Жнецу под яйца-а-а-а-а! - только глаза были вытаращены совсем не по-рыцарски. Вот в левый глаз ему мошка и влетела, и заклинание не помогло! Обыкновенная мошка, но на такой скорости - как сапогом в глаз получил. И очень хорошо сработало! Истерика разом прекратилась, Роган даже попытался управлять полётом, но понял, что не представляет даже отдалённо, как это делается! Маг срочно переключился на Дона и стал тыкать в него шестом.
   А Дон с хохоту и перекинуться забыл! Так и падал рядом с магом спиной вниз, дрыгаясь от смеха, пока его Роган шестом не достал. А как достал - тут падолётчика совсем беспорядочно закрутило, еле Дон его догнал и из штопора вывел. Но, даже будучи уже мышью, продолжал ржать неудержимо. Описав в воздухе пару неровных кругов, они скрылись из глаз за три холма от места взлёта. Дэрри, прибежавший с одеждой Дона к месту посадки, застал уже только самый конец представления. Избавившийся уже от полётной сбруи Роган, сидя в обширной луже талой воды, одной рукой держался за наливающийся вокруг глаза фингал, другой за сердце, а рядом, валяясь на спине, конвульсивно дёргалась, свистела и шипела во мху гигантская летучая мышь. Только падолёт все издевательства героически выдержал, ни одного повреждения заметно не было - хоть сейчас лети!
   - Ты бы видел его лицо-о-о! - минутой позже рыдал от смеха Дон, натягивая штаны. - А как он ора-а-ал! А-а-а, я не могу больше! Хи-хи-хи-и-и! А какие были глаза-а-а! А-а-а, хахахаха! Ты налетался, трепетный мой?
   - Я? - очнулся маг. И вдруг страшно возмутился: - Ты с ума сошёл? Да я и понять-то ничего не успел! Брык, швырк и бряк - и всё! Надо выше устанавливать, чтобы я хоть понять успел, как оно работает! Ты что же думаешь - я дурак уже? Что уж я - не понял, что это ты меня вёл? Всё я уже понял! Надо полтора километра ставить. Только штаны переодеть... - озабоченно пощупал он себя, и Дона опять согнуло. - Да не пошёл бы ты уже, дубина? - взвился Роган. - Это ж от мха мокрого, ты ж меня в лужу посадил, чудовище! - но Дэрри уже тоже ржал. Роган махнул на них рукой и открыл портал в Найсвилл - сухие штаны у Лисы попросить. Кто же в мокрых штанах летает? И вообще, одежду для полёта надо из того же шёлка шить - эту продувает насквозь, хоть и зимняя! И очки надо приспособить какие-то, осторожно потрогал он глаз. Небьющиеся. И вообще маску на лицо. Холодно там, наверху. И ветер. Зубы замёрзли, пока орал.
  
   Глава вторая
   Земля. Средневековье. 1340 год.
   Святой отец Бертольд, экзорцист и охотник на нечисть, шёл по следу уже три года. Три года уходил от него этот хитрый носферату, три года всё, что оставалось отцу Бертольду - это утешать осиротевших людей после изгнания порождения тьмы. Но вот, наконец, вчера он понял - цель близка! Но и носферату затеял что-то необычное! Отловил по округе всех кошек и куда-то спрятал, похоже - в один из склепов на местном кладбище. Почему? Ждёт новолуния, отец Бертольд мог сказать это совершенно точно. Не зря же он с благословения учителя своего, самого святого настоятеля, прочёл столько мерзостных сочинений чернокнижников! Врага надо знать в лицо! И он читал. Его тошнило, но он читал, и не убоялся погружения в знания запретные, ибо крепок он в вере, и не найдёт враг рода человеческого дороги к душе его. Экзорцистов вообще очень мало, слишком специфическая подготовка требуется, слишком много знаний, и знаний особенных, святой церковью совсем неодобряемых. Немногие братья отваживаются принять их груз, слишком опасно это для души. Но Бертольд смог, и стал экзорцистом, и не раз уже вступал в схватку с порождениями тьмы, и сегодня он готов! И верёвка святой великомученицы Моники готова: вымоченная в святой воде, пропитанная солью и высушенная на алтаре под неумолчное моление - о, это грозное оружие! Одно прикосновение к ней будет повергать любую тварь нечистую во прах и вечный скрежет зубовный.
   И ночь пришла.
   Спали тёмные ели, спало озеро, спало маленькое кладбище рядом с деревушкой в горах Трансильвании. Но вот раскрылись двери склепа наследного барона. Опасливо озираясь, вышло оттуда нечто - серая кожа, лысый череп, красные глаза, чёрная хламида. В том, что когда-то было руками - безмолвно бьющийся узел: кошек он голоса предусмотрительно лишил. Страдать можно и молча! Сегодня! Сегодня он покинет наконец эту негостеприимную страну! Он оборвёт след, пусть этот глупец ищет - куда делся тот, кого он так упорно преследует. А он пойдёт дальше, пойдёт в мир! Мир велик и полон вкусной еды! Надо только выбирать места, где еда ещё не догадалась, что она именно еда, а не венец творения, и не придумала всяких фокусов с солярными знаками! А таких мест много, очень много, но силы для перемещения удалось накопить только сейчас. Слишком долго он медлил, а потом везде появились эти солярные знаки и серебрёная вода - и находить еду стало трудно, иной раз больше энергии потратишь, чем приобретёшь. Ну, да ничего, сегодня это закончится!
   И носферату, переставший быть человеком всего сто лет спустя после рождения Иисуса Христа, стал вычерчивать пентаграмму на перекрёстке между могил. Он прекрасно видел в темноте, ему свет был не нужен, чего не скажешь об отце Бертольде. Всё, что было видно святому отцу в слабом свете звёзд - это невнятное и беззвучное шевеление куска мрака, ещё более тёмного, чем темнота ночи. Тишина царила над старым кладбищем, ни звука, ни шороха. Даже ветер стих, всё замерло. В полном безветрии ещё более странно выглядело продолжающееся шевеление теней в слабом звёздном мерцании. И, несмотря на искреннюю и горячую веру в господа нашего Иисуса Христа, мороз продрал святого отца по коже, и волосы встали дыбом на голове его. Что же задумало сотворить это чудовище? Неужели он хочет поднять умерших? Но на это святому отцу Бертольду есть, чем ответить! Молитвы изгнания и упокоения затвержены им давно, сколько раз уже приходилось ему произносить их. Не собьётся и в этот раз! И вот среди ночи слабым и призрачным голубоватым светом озарились ближайшие надгробия. Облако светящегося тумана повисло над центром пентаграммы, в углах которой, истекая кровью, медленно умирали связанные животные. Стал виден и творец сего непотребства: сгорбленная фигура с лысым черепом явно собиралась шагнуть в сияющее марево. Уйдёт, понял отец Бертольд. И, выскочив из-за надгробия, метнулся вслед тающей в мерцающем мареве дичи.
  
   Мир, современность.
   В Столичном Университете маги поставили смелый эксперимент с машиной дэ Форнелла, о которой сам создатель знал очень мало. Он её сделал, он её один раз применил - и всё! И даже то, что она каким-то образом сработала, он понял только потому, что подопытный материал - сошедшая с ума девушка-полукровка - исчезла неведомо куда. А университетские маги и этого не увидели, потому что подопытного образца у них не было, не догадались они, что на пустую площадку в центре нужно что-то или кого-то поместить. Зато была прорва энергии - много, очень много, на сорок четыре порядка больше, чем было в распоряжении дэ Форнелла. И вся эта уйма энергии ухнула куда-то при включении, и... ничего не произошло. То есть, вообще. Ничегошеньки. Маги растерянно переглядывались и пытались сообразить - а что, собственно, им теперь писать в отчёте? При испытании неизвестного агрегата непонятного назначения было потрачено 10 в сороковой степени килотонн магэнергии... с нулевым результатом. Жизнь магов стремительно утрачивала прелесть. Прямо на глазах.
  
   Но маги, конечно, были неправы. Потому что именно в этот момент святой отец Бертольд настиг носферату! Он выскочил из таинственного марева в каком-то саду, увидел удаляющуюся сутулую спину и швырнул вслед верёвку святой мученицы Моники, раскрутив её, как лассо - в Ордене братьев не только молитвам обучали! Петля захлестнула горло носферату.
   - А-а-а! - торжествующе завопил отец Бертольд.
   - Ы-ы-ы! - завыл носферату, безуспешно царапая верёвку
   - У-у-у! - заорал Риан, увидев в окно, что два каких-то недоумка вытаптывают коллекционные ирисы его жены, и, недолго думая, сиганул через подоконник. - Убью-у-у! - Донни и Мастер Мечей Корнэл рванули следом. Двое боролись, катаясь среди ирисов. Взбешенный Риан подскакивал к ним то с одной стороны, то с другой, но всё, что ему удавалось - это изредка попасть по кому-то из них ногой. - Прекратить! Твари! Вандалы! Ц*хайц* айц*анг! Вон отсюда! - разорялся на-фэйери.
   - На-фэйери Риан, вы позволите? - сдерживая рвущийся наружу хохот, Донни шагнул вперёд и наклонился над катающимися в клумбе существами. - Ф-фу-у... - сморщился он тут же и поспешно выпрямился. В одной поднятой руке, удерживаемое за шиворот странного одеяния в положении "на цыпочках", болталось что-то тёплое, воняющее застарелым потом и грязной одеждой, густо заросшее волосами, в другой наоборот - холодное и лысое, но тоже очень вонючее, правда, запах был другой, Дон не смог бы точно сказать - что же так пахнет. Сильнее всего - напуганным котом, но не только. Кошачий запах был совсем свежим, но не само существо так пахло, а котик, с которым он, видимо, только что пообщался, а из-под него пробивался запах тлена, слабый, но отчётливый. Гадость какая! В прохладе ароматов дворцового сада запахи гостей чувствовались особенно чужеродными. Риан, недовольный густой вечерней тенью, защёлкал пальцами, рассыпая светляков. Вскоре в саду стало светлей, чем днём. Но понятнее не стало.
   - Ага. Вот это, похоже, человек? - задумчиво сказал Риан, брезгливо, одним пальцем, отводя грязные сальные волосы с лица тёплой фигуры. "Похоже, человек" повёл налитыми кровью глазами и клацнул зубами, попытавшись укусить Риана за палец. Руки ему надёжно сковывала "Сеть", наброшенная Мастером Корнэлом. - Ай! - отскочил Риан. - А может, и нет, - заключил он. - А вот это... А я даже и не знаю... - растерялся он, разглядывая посиневшее лицо носферату, бессильно обвисшего в руке Дона.
   - Насколько я понимаю, это давно и необратимо спившийся на крови ординар, - объяснил, подходя, Мастер. - Если я прав, лечить его бесполезно, это полуразумная, очень хитрая тварь, да ещё и с некоторым магическим потенциалом. Сколько вам лет, благословенный? - светски поинтересовался он у дёргающейся в "Сети" твари. Носферату оттопырил уши и злобно зашипел. Правда, хватило его ненадолго, верёвка его здорово ослабила. Странная магия, действие, как у серебра: высасывает и рассеивает, лучше не прикасаться, подумал Корнэл и кивнул Риану: - Не понимает, я так и думал. Они не местные, там, на клумбе - портал, уже закрывшийся, - объяснил он. - Мощь невероятная, нам такая и не снилась. По-моему, вот этого ещё можно вымыть и попытаться с ним поговорить, - кивнул он на "похоже человека". - А вот этого, м-м-м, гостя я бы посоветовал уничтожить, пока возможно. Если он сможет избавиться от этого артефакта, он может стать опасным. Вы позволите?
   - Да! - с глубоким чувством сказал Риан. Отсутствием волос тварь неприятно походила на него самого.
   - Тогда будьте любезны, на-фэйери, подержите верёвочку, - мастер вынул из нагрудного кармана носовой платок, расстелил под носферату, сделал неуловимый жест - и в руках Риана осталась верёвка, до этого свисавшая с шеи существа, а рука Донни опустела, и он непроизвольно обтёр её об штаны. Мастер аккуратно завязал в платочек кучку праха. - Вот почти и всё. Только надо развеять над солёной водой. А пока и так сойдёт.
   - Прекрасно, благодарю вас, - кивнул Риан, автоматически сматывая на руку липкую на ощупь, явно пропитанную какой-то незнакомой магией, верёвку. - Где вы так научились, Мастер? Это ведь вы преподавали райну Донни магию?
   - Отчасти, - склонил голову Мастер, переглянувшись за спиной Риана с Доном. Дон завёл глаза и кивнул на висящего в руке "клиента" - Хватит уже, а? Долго мне ещё эту пакость в руках держать? Она ж воняет!
   - Если желаете, я вам покажу, что именно я сделал, но, может, вы сначала распорядитесь относительно вот этого... м-м-м... душистого....
   - Да, - поморщился Риан. - Райн Донни, положите его, будьте любезны. Только не на цветы, пожалуйста! Вот сюда, на травку. Сейчас я распоряжусь...
   Дежурный маг тюрьмы Короны был в некотором шоке: не каждый день указания по содержанию арестанта даёт сам на-фэйери! Впрочем, в самих указаниях ничего необычного не было. Постоянная практика:
   - Вымыть, переодеть, запереть, накормить. Режим для диких, сами знаете: личное общение, минимум автомагизации. На вопросы отвечать вежливо, постоянная запись, - ну, да, кто бы сомневался, достаточно взглянуть на задержанного. Конечно, для диких, кто ещё-то может быть?
   Пока Донни тщательно мыл руки, Риан спел, как мог, над ирисами Рэлиа. Она всё равно, конечно, заметит, но хоть не так обидится. И они втроём опять уютненько устроились в Малом Покое, чтобы под контрабандный "Живень" закончить список контрабандных же товаров из Донн Дроу, которую Посол от Великого Дома ле Скайн, Мастер Корнэл дэ Тэрон, обещал доставить быстренько, чуть ли не через пару недель. А хорошо, всё-таки, быть Королём! А ещё лучше - Королём, у которого есть... ну-у, если не друзья, то, хотя бы, приятели, которые не пытаются тобою пользоваться. А Риан хорошо знал, какая это редкость. Отцу, например, такого везенья не досталось, он часто говорил Риану, что бремя власти это и бремя одиночества. А у Риана сразу двое, правда, оба - вампиры. Ну и что? Зато спокойные ребята, без истерик и проблем с детьми, чем выгодно отличаются от любого на-райе. Даже этот невозможный дэ Мирион оказался неплохим парнем, хоть и начал знакомство с откровенного шантажа! А шантажировал он Короля - вы будете смеяться! - ради душевного спокойствия своей жены! Впрочем, для райи Мелиссы Риан и так сделал бы сейчас всё возможное, а то Рэлиа ведь голову откусит! Очень уж ей понравилась Ника, дочка Лисы, и очень она боится, что Лиса, обидевшись на что-нибудь, запретит Нике гостить во Дворце. Вот ведь, нелепость: объявить всеобщую мобилизацию при угрозе Миру он, как Король-Судья, может запросто. А приказать какой-то там райе погостить во Дворце - нет, не может! Ле Скайн, чтоб их, блюдут свободу личности! И дэ Мирион - яркий пример. Все просьбы, с которыми он к Риану за четыре последних года обращался, сводились к тому, чтобы сделать что-нибудь для его Лисы: билет в Столичную Оперу, в которую иначе не попасть, пропуск в Западный Лес или на южное побережье - всё для неё! Так трогательно! Нет, Риан знал прекрасно, чем вызывается такая забота у ле Скайн - но, всё равно, со стороны выглядит замечательно! Он даже схитрил, глядя на дэ Мириона: вытащил туда же Рэлиа, только в другие дни, конечно. И ведь сработало, что же вы думаете! Не то, чтобы ей там безумно понравилось - она, как-никак, Королева-Мать, и сама прекрасно может сходить куда угодно, но сам факт того, что он её пригласил, привёл её в восторг! Она вдруг похорошела, засияла глазами, заулыбалась - и хватило одного приглашения чуть ли не на месяц! Только к концу месяца начала она опять впадать в меланхолию, обычную для неё с тех пор, как Дэрри сделали вампиром, а Квали погас и чуть было не сгорел. С младшим сыном обошлось, но Дэрри... Трудно быть жизнерадостной, каждый день встречаясь с тем, во что превратился твой ребёнок. Не-мёртвый, да, но и не живой. Почти прежний, но не совсем, и от этого ещё хуже...
   А Риан опять её пригласил - в театр. И не в Королевскую ложу, а инкогнито, в партер. В самый уголок на последнем ряду. О чём была пьеса - а гоблин её знает... Но Риану понравилось, Рэлиа, вроде бы, тоже, даже жалко было, когда свет в зале включили... Честно говоря, Риан никак не мог этого понять. Пользовался - и не понимал. Нет, он и раньше старался порадовать свою Королеву, но не таким же примитивным образом? Он всегда ей говорил, что она слишком уж серьёзно относится к своим обязанностям, можно гораздо больше времени тратить на развлечения, и придумывал их для неё. День на море под парусом, визит в парк Зверей, визит к парфюмерам - понюхать новый аромат - да много чего, уж и не упомнить. Правда, за те столетия, что они прожили вместе, фантазия его по-истощилась. Что-то придумаешь, а потом вспоминаешь - уже было. А тут такая ерунда - в театр сходить! Жнец Великий! Это настолько общеупотребительно, что почти пошло! Ну что же тут такого, почему это так действует? Просто из-за того, что ВЫГЛЯДИТ вниманием и заботой? Но это же абсурд! Что Рэлиа, что Лиса - они же умные женщины, ну, не могут же они не понимать, что со стороны мужей это чистый эгоизм, почти взятка! Я тебя простенько, практически не прилагая усилий, развлекаю - ты мне улыбаешься. Наверняка ведь понимают, тогда почему принимают? Что за глупая игра? Он даже Мастера Мечей об этом спросил. Мастера Корнэла, который в юности учил его фехтованию, он мог спросить о чём угодно. Уж ле Скайн-то должны знать, с чем это связано? И ответа не понял.
   - Практически любые отношения - это игра. Игра должна быть весёлой и приятной, иначе она превращается в работу. А это скучно, работать никто не любит, - и добавил, видя, что Риан всё равно не понимает: - У всякой игры есть правила. Если ты их не соблюдаешь, с тобой просто неинтересно будет играть. Никто и не будет. - Риан сделал вид, что понял, но, на самом деле, так и остался в недоумении. Как можно все отношения сводить к игре? Мастер понял, что до Риана не дошло, но продолжать объяснения не стал, только вздохнул. Маленький ты ещё, Король-Судья Риан, и занятие у тебя хоть какое-то есть, вот и не понял ты ещё, что такое настоящая скука! Такая, что скулы сводит от досады на собственное бессмертие, и соглашаешься принять любые условия игры, потому что это даёт хотя бы иллюзию течения жизни! Иллюзию того, что что-то происходит, иллюзию какого-то смысла в твоём существовании, пусть этот смысл - всего лишь правила игры. Любой женщине, тем более эльфийской, игра необходима, как воздух, иначе вся жизнь превращается в работу, становится рутиной, гаснут краски, меркнет сияние, и остаются только заботы - каждый день, день за днём - и приходит скука, а к живым - ещё и тоска. Даже мало и быстро живущие люди успевают её ощутить, а что уж говорить о на-райе, живущих по пять тысячелетий, или вампирах, существующих бесконечно? Если уж не понимаешь этого сам, так дай хоть своей Королеве возможность поиграть - и не останешься в накладе, поверь ле Скайн, дружок, они хорошо в этом разбираются! Просто не надо пытаться при помощи иллюзии получить материальную выгоду, это уже зло, и, как всякое зло, должно быть наказано. А если это исключить, то иные иллюзии бывают ничем не хуже реальности, а зачастую и лучше. И не надо их разрушать, тем более - намеренно. Это глупо и жестоко, и никому от этого хорошо не бывает. Никому.
   Эх, на-фэйери... Надо будет ещё подсказать про маленькие подарки - сам ведь не догадается! Королева, мол, и сама взять может всё, что ей надо. Взять-то может... Только как объяснить, что дешёвая карамелька, украдкой сунутая в руку жены перед Большим Приёмом, сблизит вас больше, чем двухчасовое сидение бок о бок на этом самом Приёме? И через пару часов после Приёма, нащупав её в кармане, улыбнётся мечтательно и покраснеет вдруг твоя фарфоровая куколка Рэлиа, как могут только эльфийки: вспыхнут нежно-розовым светом лицо, плечи, руки - до счастливых слёз! Потому что это только ваша карамелька, и никто, ни одна живая душа о ней не знает! Да, игра, да, иллюзия - но без них мир становится ненужной сломанной игрушкой! Как тебе это объяснить, Дэмин Риан на-фэйери Лив, Король-Судья? Глупый мальчишка со слабым левым запястьем!
  
   - MЖchtest du mir meine Bekleidung zurЭckgeben? - сурово сведя брови, поинтересовался отец Бертольд. В ответ получил удивлённый взгляд. - Meine Bekleidung, verstehst du mich? Ich will sie zurЭcknehmen! - подёргал он себя на груди за рубаху, в которую его обрядили.
   - А-а! - дошло до служащего. - А тряпочки ваши стирают... стирают, понимаете? - потёр он руками перед собой. Потом вроде, как помакал в воду, опять потёр, отжал и развесил на воображаемых плечиках. - А потом отдадут! - снял он с плечиков несуществующую одежду и протянул странному арестанту. Вот ведь неудачный какой! Вроде бы, что-то внятно и членораздельно говорит, настойчиво повторяет даже - а ничего не понятно!
   - Doch, ich habe verstanden! - кивнул отец Бертольд и уселся на диван. И соврал. Ничего он на самом деле не понял! Ну, совсем ничего! Куда он попал? Сначала его просто вздёрнули, как колбасу, и не пошевелиться было, как колбаса и висел! Потом выскочил этот лысый, и от носферату его почти ничто не отличало. Отец Бертольд его потому укусить и попытался - это было всё, чем он мог навредить проклятой нежити в своём бедственном положении. Но оказалось, что это не нежить. И с бессмертной добычей отца Бертольда покончили легко и просто, щёлк - и нету! Со всеми бы так! А потом его без всякой почтительности, как куклу, вымыли, переодели и поместили вот сюда. Надо сказать, покои королевские! Только окон почему-то нет. Ни одного. А так... Не сказать, чтобы очень просторно, но тепло, чисто, светло, ослепительной белизны потолок, приятного зелёного оттенка стены, и роскошной мягкости жёлтый диван, правда, каким-то образом приделанный к каменному полу намертво. Впрочем, как и стол, и два стула прекрасной работы. И еда, поданная на странном гибком подносе, выше всяческих похвал! И незнакомое тёплое питьё в изрядном бокале из того же материала. Вот только с освещением было непонятно. Это явно не свечи, и не масляные лампы. И не достать, чтобы посмотреть - потолок довольно высокий. И с общением беда. Немецкого они не понимают, хорошо. Но он уже попробовал и латынь, и греческий, и финский, который знал плохо, и английский, который знал ещё хуже - не понимают! А что самое неприятное - его заперли. Принесли поесть, потом тот же слуга забрал пустой поднос - и ушёл. И щелчка ключа не слышно было, а дверь не открывается. Зато отхожее место поразило отца Бертольда чистотой и разумным исполнением. Стоило, закончив, встать и сделать шаг к двери, как поднимался сам собою прозрачный щиток, и за ним начинала кипеть и пениться сильная струя воды. Но, только наступишь на определённую плитку в полу - струя исчезает, щиток откидывается - и, пожалуйста, можно пользоваться. Он испугался было и сотворил молитву, но потом понял: просто пружина и клапаны. Гениальная механика! Сыро, зато чисто, видал святой отец Бертольд места и похуже! Поиграв немного с тюремным санузлом, святой отец опять попробовал выйти из апартаментов. Нет, заперто. Ну и ладно. Укрепимся пока в вере. Хорошая молитва ещё никому, кроме нечисти, не вредила!
   Через некоторое время свет сам собою погас. Отец Бертольд улёгся на мягкий диван и забормотал себе под нос молитву на ночь: "Nunc dimittis servum tuum, Domine, secundum verbum tuum in pace", да так и заснул, не добравшись до последнего: "Gloria plebis tuae Israel". Так прошло, судя по гаснущему свету, три дня. На четвёртый день непрестанного моления отец Бертольд сдался. Молитвы молитвами, но, похоже, про него просто забыли. Надо бы напомнить пленителям о себе! С приличествующим достоинством, конечно, но напомнить.
   - Sage mir, Bursch, wo ist jetzt dein Herr? - с благодушием сильного в вере и сытого телесно человека спросил отец Бертольд слугу, пришедшего за пустой посудой. Дежурный маг захлопал глазами. Блин, он совсем забыл! Он же ещё в прошлое дежурство, три дня назад, должен был сделать амулеты-переводчики для этого недоразумения! Да ладно, сейчас сделает. Анализы же у него брали? Вот и ладно. Там на это крови хватит!
   - Ща! Ща всё будет! - заверил он и помчался творить переводчики. Через час всё было готово. Он вернулся и жестом предложил арестанту повесить шнурок с круглой блямбой амулета на шею. Тот подозрительно осмотрел изделие и... отказался! Вытащил из-за пазухи какой-то предмет, как оказалось при ближайшем рассмотрении - деревянный крест, и жестами объяснил, что этот крест - да, а остальное - нет. Маг растерялся. С таким он никогда не сталкивался!
   - Послушай, - попытался он вразумить этого ненормального. - Одно другому не мешает! Да, блин, ты ж не понимаешь ничего! Ну, вот, смотри, у меня такой же висит! И вот... - он создал иллюзию креста на верёвочке, надел себе на шею и показал Берту оба вместе. - Вот, видишь, никакой конфликтной магии! На! - он опять протянул Берту сделанную для него круглую бляшку.- Это... чтобы ты.... - потыкал он пальцем себе в лоб, потом пошлёпал пальцами у рта. Нет! Тогда мага осенило: он вышел из камеры, придал амулету вид креста и опять зашёл. На этот раз арестант долго рассматривал предложенное, вертел так и сяк, только что на зуб не попробовал. Что там смотреть? Просто крест из зеленоватого камня, на нём личная печать мага, две заглавные буквы - "И" и "Х". Ирван дэ Хардо. И наконец - святый Серп, златой и светлый! - недоумок согласился.
   - И что теперь? - подозрительно спросил он, сведя брови.
   - Да ничего особенного, - облегчённо вздохнул маг. - Просто, теперь мы с вами будем понимать друг друга. Больше ничего!
   - А что это за язык? - сразу спросил... да нет, на недоумка он не похож. Слишком осмысленные вопросы.
   - Это общая речь. А на каком изволил говорить благословенный райн? Простите, не знаю вашего имени...
   - Ты слишком любопытен, сын мой, а это... вина... - слово "грех" амулеты не осилили. - Позови мне своего хозяина! Я желаю с ним разговаривать. Много вопросов есть у меня, ибо вижу я, что погряз он в... неправильном употреблении святого учения... - распорядился отец Бертольд, даже не подозревая, во что превратил амулет простое и понятное слово "ересь". У мага ум зашёл за разум, и он предпочёл ретироваться. Он, конечно, доложит, но почему этот странный райн назвал его своим сыном, и каким образом Король-Судья может неправильно употреблять святое учение, и что это вообще такое - пусть кто поумнее разбирается! А с какого перепуга у мага, даже у самого ледащего и завалящего, даже у самоучки, может вдруг образоваться хозяин - это вообще лучше замять! Собака он, что ли? Или скот бессмысленный? Ох, и странный же арестант!
  
   Только через пару дней после поступившего от дежурного по тюрьме доклада Риан выкроил время для допроса. Мастера Корнэла не было - отбыл "по делам" - и Король позвал с собой Донни и Дэрри, как представителей ле Скайн. Ну и, естественно, главного целителя и пару магов - на всякий случай. А случай оказался тяжёлым. Собственно, кроме мажордома, никто ничего и сказать не успел, а арестант оказался на грани нервного срыва.
   - Дэмин Риан на-фэйери Лив, Король-Судья! - провозгласил этот вездесущий эльфёныш. Отец Бертольд услышал знакомое слово, вскочил... и сел, поникнув и уже не слушая дальнейшее представление пришедших на допрос.
   - Фэйери... - шептал он. - Как же я не понял... И ел... И пил... Проклят, навеки проклят... Фэйери! - теперь он видел, что тот, кого он в тени сада сначала принял за носферату, ничуть на вампира не похож. Голова у него не лысая, а обритая, и чуть отросший густой ворс искрится радугой, будто присыпанный алмазной пылью, и уши - как остроконечная ракушка, совсем не похоже на то, что ему доводилось видеть у тех, других. А главное - глаза. Большие, приподнятые к вискам и зелёные, такие зелёные, каких ни у носферату, ни у людей не бывает. - Ты Эрленкёниг? - "ольха-король", перевели амулеты.
   - Чего? - заморгал Риан. Бертольд увидел его недоумение, но не сдался. Он должен выяснить, должен! Может, он не так понял...
   - Ты Оберон? - вперил святой отец горящий отвагою взор в Риана. - Ты, о, медведь... - засбоили артефакты. - Ты ли он без... Ты, высокий... - переводчики хрюкнули и скисли.
   - Я кто? - совсем обалдел Король и заглянул в свою трубку, будто надеялся найти ответ в табаке.
   - Может, это имя собственное? - предположил Донни. - Вообще-то, одно из моих имён - Берэн. Но без "О". И я не понимаю...
   - Так это ты король эльфов? - перевёл требовательный взгляд отец Бертольд на черноволосого и бледного.
   - Да вот ещё! - удивился черноволосый. - Король-Судья - вот он, на-фэйери Риан. Но не эльфов, а райнэ и на-райе. Король у Перворождённых? Даже подумать дико! Зачем бы им?
   - Нет! Вам не смутить меня, короли обмана и грез! - возмутился окончательно запутавшийся отец Бертольд. - Господь со мной, он не допустит... Judica, Domine, nocentes me! Expugna impugnantes me! - ухватившись за крест, выпиленный из цельного куска гроба Господня, начал читать отец Бертольд молитву изгнания, хоть и понимал, что надеяться ему не на что. Это же не люди, одержимые бесами, а эльфы, фэйери. Человек, опрометчиво вкусивший яств фэйери, обречён остаться у них навсегда и под их властью. Отец Бертольд плохо знал английский, но рассказы о народце под вересковыми холмами прочитал внимательно и запомнил хорошо. Уж слишком правдивыми выглядели эти рассказы! Говорят, с ними даже торговали! До сих пор один из сортов сукна носит название "эльфийские крапинки"! - Confundantur...
   - Чего это он? - удивился Риан. - Какая такая испугна? Что, вообще, за бред? Райнэ! Почему я должен это слушать? Кто амулеты делал? А ему-то переводчик надели? - Дон и Дэрри прыснули при первых же словах молитвы, настолько нелепо смотрелся вдохновенно размахивающий руками и завывающий отец Бертольд, и теперь тихо давились хохотом. А слова Риана дали ещё и простор для соответствующих идей:
   - Ему не переводчик, ему ошейник надо! - тихо подсказал Дон.
   - Ага, строгий! Который с шипиками внутрь! И цепь потолще! - так же тихо вякнул Дэрри, и оба опять затряслись, хрюкая в ладошки. Риан хмурил брови, но рот невольно расползался в улыбке. Ведь правы, похоже, паршивцы!
   - Э-э-э, видите ли, на-фэйери, он, похоже, говорит не на одном неизвестном языке, а на нескольких! А амулеты срабатывают только на том, который, видимо, для него родной. А все остальные - выученные, - поспешил объяснить один из магов.
   - Несколько языков??? Благословенный, вы сами понимаете, что несёте?!! - припух Король. - Есть эльфийский, он же - древняя речь, и есть общий, который считается смесью искаженного эльфийского с речью последнего дракона - больше в Мире отродясь никаких языков не было, что вы мне голову морочите?
   - Видите ли, на-фэйери, похоже на то, что он вообще не из этого мира. Мастер мечей дэ Тэрон высказал такое предположение, и. видимо, был прав, - второй маг развернул перед Рианом довоенную карту Мира. - Вот, взгляните! Ни одно государство не носило в нашем Мире таких названий, как он говорит: Энгланд, Нидерланд, Остэррайхь - нет здесь таких, и никогда не было! У нас, признаться, была сначала мысль, что он каким-то образом попал к нам из прошлого...
   - Так-так, - кивнул Риан, - И что же навело вас на мысли о такой возможности? - маг тяжело вздохнул. - Только не пытайтесь меня уверить, что эта идея возникла на пустом месте, - ласково улыбнулся Риан. - Мне представить страшно, сколько энергии может потребоваться на такой прорыв! Откуда-то же она должна была взяться? Чтобы смогла родиться эта идея. Итак?
   Маг опять тяжело вздохнул. Правильно ему говорили, что Король всегда слышит больше, чем ему рассказывают. Прямо, как мысли читает. И рассказал о провальном - в буквальном смысле - эксперименте с машиной дэ Форнелла. И мысленно осенил себя серпом - вовремя пришлось! Король настолько заинтригован этим пришельцем, что их ляп с экспериментом прокатит на тормозах! Отец Бертольд тем временем убедился, что его молитва никого не изгоняет, а, наоборот, вызывает - нечестивый хохот она вызывает. Поэтому он замолк и стал настороженно слушать рассказ мага.
   - То есть, вы мне хотите сказать, что эти ваши килотонны - сколько вы их там грохнули? - перебросили сюда этих милых ребят аж из другого Мира? И один из них при этом оказался спившимся на крови ординаром? - маги ахнули. Этого они не знали. - Да-да, райнэ, был ещё один, просто ту пакость мы с райнэ дэ Мирионом и дэ Тэроном уничтожили сразу. Но - вопрос! А откуда, собственно, в том мире взялся вампир? Наши - дети Жнеца Великого и Святой Матери ле Скайн. А там чьи они дети? Эй, благословенный! Простите, а как вас называть?
   - Бертольд, святой отец воинства Христова, - с достоинством представился экзорцист, втайне ликуя: "скайн" - это, вроде, по-английски, вроде, "небесный"! Значит, есть у них святая мать небесная, есть! А он-то уж, было, впал в смертный грех уныния, когда попытка экзорцизма не удалась!
   А присутствующие с недоумением переглядывались. Во-первых, "святой отец" торчком встало у всех в голове, и укладываться не собиралось. Во-вторых, "отец воинства" - это что-то очень... То ли эпохальное, то ли экстравагантное. Или сильно героическое? Нет, по отдельности слова был вполне понятны, но вместе...
   - Райн... Бертольд, скажите, а в чём, собственно, состоит ваша святость? - озвучил Риан общий интерес. - Не поймите мня превратно, но это как-то... необычно. Вот святая мать - это понятно, материнство вообще свято. В чём же святость отца?
   - В служении Господу нашему, Иисусу Христу, - удивился наивному вопросу Бертольд. "Господа" амулет не осилил, перевёл, как "хозяина". Ну, не было в Мире господ, что ж поделаешь! И все удивились ещё больше. Примерных служащих вокруг навалом, что же - всех святыми объявлять? Риан понял, что эта непонятная обеим сторонам беседа может продолжаться бесконечно и решил оставить разъяснения неувязок на потом.
   - Скажите, пожалуйста, райн Бертольд, а что за тварь была с вами в саду? Боюсь, мы несколько поторопились её уничтожить, можно было исследовать... Наверно... Но уж больно была мерзкая! - с чувством сказал Король и скривился.
   - Носферату, - глухо сказал святой отец. Амулет забуксовал и не перевёл вообще никак.
   - Ноусферрайту... подъём к пределу широкого тепла низкого очага? Чушь какая-то... Да нет, не может быть, эльфийский в амулет только Перворождённый заложить может, - помотал головой Риан. - Это профессия? Он специализированно что-то делал для этого Феррату? Нет, наверно, я не так понял. Подробнее, будьте любезны! Как живёт? Что ест, что пьёт, ареал обитания?
   - Они не живут, - мрачно сверкнул очами святой отец. - Хоть и существуют! Солнца свет во прах обращает их, и удел их - тьма, и жизнь их во тьме, и пища их - кровь человеческая! Нечистые твари они, и один страх у них - пред святым распятием!
   - Простите, благословенный! - вдруг вмешался Донни. - В каком, извините, смысле - не чистый? Грязным каждый бывает, даже я, работа такая, знаете ли, иногда так извозишься - никакая "Чистота" не спасает. Но вы, кажется, вкладываете в это слово какой-то иной смысл? И что такое - святое распятие?
   На последующий страстный монолог святого отца амулеты выдали вместо перевода такую кашу, что понять ничего не удалось, кроме одного: вот этот деревянный крестик - символ какого-то таинства, и на спившихся на крови вампиров имеет, вроде бы, какое-то влияние.
   - Вот этот, что ли? - Донни скользнул к арестанту, взял крестик и брезгливо поморщился: многолетняя грязь настолько въелась в дерево, что дотрагиваться было неприятно. - Слушайте, да тут резьба! Очень мелкая, сейчас... Жнец Великий, да тут мужик гвоздям приколочен!
   - Что-о? - подскочил Риан. Они с целителем дружно позеленели и запахли: Риан гиацинтом, целитель геранью.
   - Ну, вот так: тут гвозди в ладони, а ноги там вместе одним сразу! - изобразил Донни распятие. Целитель вытащил какой-то пузырёк, нюхнул сам и сунул под нос совсем уже зелёному на-фэйери. Взгляды всех присутствующих с явным отвращением остановились на святом отце Бертольде.
   - Да-а, тут даже спившегося в хлам вампира, и то стошнит! Видно, в этом воздействие и заключается, - пробормотал Дэрри. - Ну - выпить до смерти, ну - убить, но так издеваться... Только живые способны, - неожиданно закончил он. И уточнил: - Чокнутые. На всю голову.
   - Вы... Вы не понимаете! - возопил святой отец. - Он отдал жизнь за нас! За всех людей! Добровольно принял муку!
   - А-а, так это он - того был, - сообразил догадливый Дэрри. - И в чём фишка? В Госпитале таких навалом!
   - Да как вы можете! - возмутился отец Бертольд. - Он умер за всех! - он уже понял, что сложные теологические построения переводу не поддаются, и пытался изъясняться как можно проще. Но в том-то и штука с богословием: чем проще, тем получается нелепее, откровенно глупо получается! - Он взял на себя первородный грех за всех людей! И искупил (выкупил, перевёл амулет) его своею смертью! И стали люди невиновны! - слово "грех" амулет упорно переводил, как "вину", а как сказать иначе, Бертольд не знал. И "первородный грех" превратился каким-то образом в "вину рождения".
   - Невиновны - в чём? - Королю-Судье показалось, что он нащупал какую-то знакомую ниточку в этой каше. У кого выкупали, сколько было заложников, и почему мерзавцы потребовали такую цену - это можно выяснить и потом.
   - В том, что не послушались Господа (хозяина), и утратили чистоту первозданную! И совершили грех (вину) зачатия! И стали прокляты за это. Это... грязь! - нашёл святой отец слово, которое уж всяко должны были понять.
   - А мыться не пробовали? - растерянно спросил Донни.
   - Да нет же! Духовная, духовная грязь! - отец Бертольд обрадовался, что его, вроде бы, начали понимать. Не совсем, конечно, правильно, но это мелочи! - А Иисус Христос искупил, и стали люди невиновны!
   - А до этого... они были виновны? - пристально посмотрел на него Риан. Бертольд обрадовано закивал. - Были виновны в том, что... их зачали, и они вообще родились? - уточнил Риан, надеясь, что что-то не так понял. Но святой отец опять закивал. Риану стало плохо, и целитель помочь не мог - упал в обморок. Вокруг отца со склянкой засуетились Дэрри и маг из людей:
   - Пап, да что ты нервничаешь? Ну его на хрен! Давай обратно отправим и забудем, что он вообще был! - Дэрри заботливо поддерживал отца, стараясь не поцарапать его непроизвольно отросшими когтями. А святой отец вдруг с ужасом понял, что, по крайней мере, двое из присутствующих - такие же вампиры, как тот, за которым он гонялся три года. Клыки, когти, красные глаза - всё сходится! И шипят так же! Только, почему-то, никто их не боится. Ни люди, ни эти, с закрученным в ракушку ушами. Ещё и успокаивать пытаются! Вон, один из людей этому носферату кружку суёт, типа, попей, бедный, не нервничай! Кровь, наверно, в кружке-то! Они сумасшедшие? А... ой, мама... А ведь как раз один из них его крест святой в руках крутил! И ничего с ним не стало! Вообще ничего! Только поморщился брезгливо. КАК это может быть? И на экзорцизм чхали они оба с колокольни!
   - Так, райнэ, я просто отказываюсь это слушать, я жить хочу. И, по возможности, в своём уме. А главное об этом мире мы, сдаётся мне, уже выяснили. Райнэ, вы хоть записали порядок своих действий? При эксперименте? В обратную сторону повторить сможете? - Риан был совершенно согласен с сыном. Контакты с таким Миром до добра не доведут! Отправить обратно это чудовище, и пусть там хоть полностью друг друга пораспячивают! Во славу, во имя, во благо и любые другие "во"! И, обойди Жнец, не повторять этот эксперимент! Здесь своих диких деревень хватает, без чужих заскоков как-нибудь обойдёмся, спасибо!
   - Мне жаль, на-фэйери, но, боюсь, это ничем нам не поможет, - вздохнул один из магов. - С той стороны тоже шёл пробой, и природу его мы понять не смогли. Кровь животных, вроде бы - кошек, и ещё что-то, совершенно незнакомое. Собственно, похоже, из-за этого их и швырнуло к вам в сад, а не в машину. Впрочем, там всё ещё сложнее, мы до конца ещё не разобрались. Там...э-э-э... впрочем, это сейчас не важно. Но, в общем, при всём желании, - брезгливо покосился он на Бертольда, - отправить ЭТО назад не удастся. Увы. Может, стирание?
   - Нет состава преступления, - огорчённо вздохнул Король-Судья. - Хорошо бы, но... Потоптанные ирисы моей жены на тяжкое преступление не тянут. Образ мыслей, не отягчённый действием - тем более. Вот если он тут затеет кого-нибудь... как это... распинывать? Распячивать? Вот тогда сразу.
   - На-фэйери хочет его выпустить в наш Мир? - неодобрительно задрал брови маг.
   - Не хочу! - виновато прижал руки к груди Риан. - Ещё как не хочу-то! Вынужден. За отсутствием состава преступления. Но!!! Руководствуясь подозрениями и здравым смыслом, и бла-бла-бла, короче, понятно, да? Назначаю круглосуточное наблюдение и маяк, завязанный на личную печать, для незамедлительного пресечения в случае... и т.д. и т.п. Вот так. Это я имею право сделать?!! - злобно рявкнул Риан, треснув по столу кулаком. - Возражения со стороны ле Скайн?!! Ну?!!
   - Не-е-е!!! - очумело замотали головами оба вампира.
   - Вот и славно, - сразу почти успокоившись, кивнул Риан, и обратился к Бертольду: - Э-э-э, блин, и благословенным-то назвать язык не поворачивается, мерзость какая! В общем, так: отправить вас назад, как вы уже, наверно поняли, мы, при всём нашем ОГРОМНОМ желании, не можем. Поэтому вам вложат в голову необходимые знания о нашем Мире и выпустят, снабдив некоторым количеством денежных средств. Если вы попытаетесь здесь кого-нибудь распинывать - мы вас накажем. А в остальном вы будете вполне свободны. В рамках законов, конечно. Вопросы?
   Бертольд угрюмо покачал головой. Какие уж тут вопросы.
   Обучение продолжалось долгих две недели всё в тех же апартаментах. Кормить хуже не стали, но учителя приходили обязательно по двое и не стеснялись демонстрировать свою неприязнь к святому отцу. Но он помнил, что смирение есть добродетель, и не возмущался. Если промысел господень занёс его сюда, значит, суждено ему стать гласом Его в пустыне сей. И не грех гордыни это, но принятие со смирением участи своей. А тем временем каждый день узнавал он что-то новое о Мире, куда занесла его судьба. Буквы незнакомого языка он выучил легко и быстро, а на следующий день с удивлением обнаружил, что вполне может читать. И стал читать принесённые учебники, это было более приемлемо, чем терпеть косые взгляды. Смирение - оно конечно, но неприятно, чёрт возьми! Ах, нет, тут у них в чертей не верят. Тут говорят - к дроу в гору. География сразу же вызвала шок и возмущение. Круглый Мир? Ересь! История - недоумение пополам с недоверием. Как и прямое происхождение рода эльфийского от одного божества, а человеческого - от другого. Не создание, а происхождение. Потрясающая самонадеянность! А какие странные у них идолы! Жнец? Это Смерть? Они поклоняются Смерти?
   - Да нет же, - терпеливо объяснял жрец этого самого Жнеца. - Жнец - не Смерть. Вернее, не только Смерть. Ведь он же и Великий Сеятель!
   - Ах, вот как? - вежливо удивился Бертольд.
   - Конечно! - всплеснул рукам жрец, единственный, кстати, из всех, кого не перекашивало при взгляде на святого отца. - Ведь если постоянно не сеять, то скоро нечего будет жать! Да вы не стесняйтесь, спрашивайте, райн Бертольд! Мы же для этого и существуем! Храм Жнеца Великого всегда открыт для всех, и круглосуточно! А вот вам "Размышления о Жнеце Великом", почитайте, если желание будет. И вопросы, буде возникнут, записывайте обязательно, я при следующем визите постараюсь прояснить. Нехорошо, если у человека нет ответов на вопросы о Жнеце Великом. Природа не терпит пустоты, отсутствие знаний восполняется домыслами, а вот это уже ведёт к самым ужасным последствиям. Невежество - вот настоящее зло. И по жизни именно оно чаще всего идёт рука об руку со страхом, который порождает насилие, со страху каких только глупостей люди не делают. А иногда и не со страху, и не со зла, с вполне благими намерениями - но без знаний, и чудовищные вещи в результате получаются. Вы говорили мне о вере, но, видите ли, здесь у нас - это вполне достоверные сведения. И если Жнеца многие ассоциируют кто с солнцем, кто со смертью, или считают частью эльфийской мифологии, то уж Святая Мать ле Скайн - абсолютно реальный персонаж! То есть, настолько, что среди вампиров можно до сих пор найти пару-тройку тех, кто знал её лично!
   - Живой бог? - опешил Бертольд. Вот это было потрясение!
   - Э-э-э, что вы имеете в виду? - не понял жрец. Бертольд взялся объяснять. Дело оказалось очень трудным и неблагодарным, потому что жрец, как ни странно, саму идею бога, как сущности всеведающей и всемогущей, категорически отрицал! - Ах, райн Бертольд, - в конечном счёте вздохнул он. - Поймите же, Жнец и Мать ле Скайн - это реальные личности, из плоти и крови, и о той вере, которую подразумевает существование вашего бога, речи вообще нет! Да, из Жнеца общественное сознание сделало нечто подобное вашему богу, но, видимо, это общее свойство любого разума - создание химер и стремление к некоему недостижимому абсолюту. Знали бы вы, какие жуткие культы пытались основывать на домыслах о Жнеце Великом и матери Перелеске во времена человеческой цивилизации! Мы знаем не всё, но некоторые документы дошли, не всё в войну пропало. Собственно, из-за этого меня ваши откровения и не пугают, я читал о подобных зверствах. Да и сейчас в некоторых диких поселениях люди вдруг начинают, как вы говорите, веровать. Но даже у них образ Жнеца не всемогущ и не всеведущ, и всего сущего он, конечно же, не создавал! "Размышления о Жнеце Великом" - не более, чем дань этой химере человеческого разума, это именно размышления: о круговороте жизни и смерти, о вечных ценностях, о месте человека в Мире - о судьбе, если хотите. Это не молитвы, как вы называете, это, скорее, попытки объяснить произошедшее событие самому себе и примириться, это поиски справедливости там, где она по определению невозможна, то есть, как я и говорил - химера разума, мечта. Это похоже на ваши молитвы, но это не они. Мы не взываем и не просим. Жнец - он просто есть, и будет, пока существа рождаются и умирают, как можно его о чём-то просить? Можно только пожелать - да обойдёт, мол, тебя Серп Златой Жнеца Великого, но это и всё. Мы, скорее, историки и исследователи древностей, чем богослужители. У нас тоже есть, как вы говорите, воинство - Дети Жнеца, но спасают они как раз тела, не души! Душу можно перевоспитать, стереть память, стереть личность, наконец - но только в том случае, если этой душе есть, где жить! Подумайте об этом на досуге, райн Бертольд! Мы ещё встретимся с вами, я ещё зайду до того, как вы отсюда выйдете.
   - "Ведьмы живою не отпускай..." - забормотал отец Бертольд, совершенно ошеломлённый словами про стирание памяти и личности. Это же... колдовство! Чёрное, злостное колдовство!
   - Ах, райн Бертольд, что вы такое говорите? Как же женщинам без магии? - легкомысленно отмахнулся жрец, имея в виду многочисленные изыски магической косметики, популярные у женщин, и ушёл, не подозревая, какая буря поднялась в душе несчастного отца Бертольда.
   А потом его отпустили на прогулку. Зритель искушенный сразу опознал бы подножие холма Стэн. Собственно, в нём тюрьма Короны и находилась. Самое надёжное место.
   Отец Бертольд озирался в ошеломлении. Это рай? Вокруг по вымощенным разноцветным мрамором руслам текло множество узких ручейков, звеня в невысоких водопадах и сверкая тысячей радуг. Весёлые солнечные лужайки, заросшие цветами, перемежались купами незнакомых деревьев с разноцветной листвой. И почти с каждой ветки свисали незнакомые плоды - длинненькие, кругленькие или совсем уж несообразной ни с чем формы, всех цветов и размеров. Среди цветов и травы всё время бегало, шебуршало и суетилось - то ли мелкие зверьки, то ли крупные насекомые, на деревьях пели птицы, такие же разноцветные, как плоды и цветы, и не понять иногда было, где что. Тысячи бабочек и мотыльков довершали картину. Всё порхало и искрилось, было вокруг легко, солнечно и невесомо, и райн Бертольд почувствовал себя вдруг грязным пятном на этом полотне. Да, одежды его были белы, как снег, но сам он был тяжёл и неповоротлив, и ноги его оставляли глубокие следы в ровном песке дорожки. И тут он услышал! Нет, конечно, такой голос не может принадлежать человеку! Это ангел божий! Не оставил Господь всемогущий раба своего в юдоли сей! Ангела послал он во спасение недостойного! Райн Бертольд заспешил вверх по склону уже без дорожки, ликуя в душе своей, но задыхаясь и потея бренным телом, и не было ему уже дела до того, что за ним на мягкой земле остаётся уродливая борозда из смятых и поломанных цветов и травы. И не пришло ему в голову, как и миллионам до него: а не за такое ли поведение и были первые люди изгнаны из Рая? Не мог же Господь Бог утыкать заповедный сад свой табличками "По газонам не ходить!!!" Да они и читать не умели... И спешили в наивной любви своей узреть Господа своего, и бежали к нему, а за ними оставалась широкая полоса уничтоженных творений Создателя, многие из которых существовали в единственном числе. Экспериментальных образцов. Любой садовод взбесится, если на его заботливо выпестованную клумбу забредёт какой-нибудь недоумок и поломает цветы - а Рай, судя по всему, был одной огромной клумбой. И среди драгоценных цветов, не обращая внимания на дорожки, стала резвиться пара мутировавших обезьян! Вандалы! Ц*хайц* анц*унг! А что с ними, собственно, делать-то? Эксперимент проведён, результат есть, но интереса не представляет. Не особо удачной идеей оказалось внедрение фрагмента генов мушки дрозофилы в генотип обезьяны. Крыльев нет, и облезлые какие-то получились, холодов явно не переживут. И куда их таких? На привязь посадить? Так ведь помнить о них постоянно придётся, кормить. А забудешь, не покормишь - сдохнут ведь! Все они, белковые, такие: чуть что - и привет. А теперь ещё и стимулятор съели! И как пролезли-то? Такая качественная защита стояла! Но вот пролезли. И съели. Значит, размножаться начнут, и скоро вместо двух будет толпа! Ведь всё вытопчут! Везде бегают, куда-то торопятся, будто пропустить боятся что-то невероятное! Нет, надо выселять! Смогут - выживут, а нет - увы. И выселил. Как и во время оно Перворождённые этого Мира из своих благословенных лесов. Не везёт людям! Все-то их выселяют, никому они не нравятся, даже сами себе. А может, в этом всё и дело? Может, стоит перестать торопиться, подумать и начать жить так, чтобы не вызывать раздражения у окружающих? Тем более - у таких. Пусть и не всемогущих, но весьма много могущих, весьма...
   И святой отец Бертольд поступил так же, как когда-то Адам и Ева - поторопился. И узрел!
   Дивный ангел в белых струящихся одеждах негромко напевал, стоя у цветущего куста. Переливающиеся яркой радугой светлые длинные волосы взметнул ветер, и райну Бертольду показалось, что он видит крылья за спиною у этого чуда Господня - лёгкие, ослепительные, прозрачные! Да, конечно же, это ангел! Спасибо, тебе, Господи, что удостоил! Райн Бертольд в экстазе повалился на колени, молитвенно сложив перед собою руки, из пересохшего от бега вверх по склону горла вырвалось вместо слов хриплое карканье. Ангел повернулся на звук с лёгкой приветливой улыбкой на устах, прямо в душу Бертольду глянули огромные, почти чёрные глаза. Прекрасное ангельское лицо исказилось великим состраданием.
   - О! - с сожалением сказала Рэлиа и достала из кармана садовой робы личку старшего сына. - Дэрри, дружочек, это же ваше? - спросила она выглянувшего из портала Принца и кивнула на коленопреклоненного райна Бертольда, истово возносящего хвалу Господу среди гибнущих маргариток.
   - Наше, - кивнул Дэрри, выходя из портала. - Но ты не беспокойся, мам, ничего он не сделает. Контроль полный.
   - Да как же не сделает, если уже сделал! Ты посмотри, что он натворил! Будто перепахал! Ты представляешь, сколько мне петь придётся, чтобы уговорить всё это не умирать?
   - Ну, мам, надзор так не работает! Вот, если... - и Дэрри взялся наскоро объяснять матери, в чём суть контроля.
   Райн Бертольд так и остался на коленях, только руки бессильно уронил. Как же он ошибся! Ангел! Как же! А этот носферату, почему-то, кстати, не боящийся солнца, называет её мамой! Вот они, стоят рядом и беседуют, оба нечеловечески красивые, потому что не люди и есть! Нелюди! Чёрная тоска и злоба волной затопили душу святого отца. Обманули! Нарочно обманули! И обманом заставили преклониться пред нечистью и нежитью! Но он...
   - Райн! Эй, райн! Тебе плохо, что ли? Заболел? - раздался рядом тонкий голосок. Бертольд вздрогнул и поднял голову. Сбоку от него стоял... ребёнок? Но не человеческий. Коротко стриженые, абсолютно белые волосы полностью открывали закрученные ракушкой ушки с острыми кончиками. Карие глаза весело блестели, нос казался забавно наморщенным из-за полосы веснушек, а великоватые верхние резцы "лопатой" и выпавшие соседние зубки делали ребёнка похожим на смеющегося кролика. - Хочешь морсику? Холодненький! На, попей! - в руке райна Бертольда оказалась кружка, и он заторможено отхлебнул, прежде чем понял, что делает.
   - Ника, Ника! Отойди от него! - переполошилась Рэлиа.
   - Ба-абушка, ну, пусть попьёт! Ему же плохо, его же жалко же! Он вон какой - бе-едный! - вдруг погладил ребёнок Бертольда по плечу. И он вздрогнул и вскочил, отбросив кружку. Потому что так можно было погладить больное животное. Сочувственно погладить и пожалеть несчастного - но не человека!
   - Изыди от меня, отродье дьявола! - гневно сверкнул очами отец Бертольд, осеняя себя крестным знамением.
   - Не вкусно тебе? - не расстроилась, а только удивилась Ника. - А мне нравится! Кисленький! - она подобрала кружку и тут же налила себе ещё морсу из фляжки, висевшей на боку. А чего расстраиваться? Там "Источник" внутри, недели на две хватит, если сам морс не испортится! - А что это ты сказал? Из-зы-ыди, - сильно выпятив нижнюю челюсть, попробовала она на вкус новое слово. Эмоций отца Бертольда она просто не поняла, потому что никто и никогда по отношению к ней их не проявлял. - Здорово! Из-зы-ыди! А ещё такое скажешь? Ну, скажи, пожалуйста! У тебя здорово получается! От-тродь-дь-е! - с удовольствием новизны повторила она, старательно взмахивая головой на каждый слог. Дэрри заржал.
   - Ника! Не смей это повторять, деточка! Что я твоей маме скажу? - пришла в ужас Рэлиа.
   - Ой, мам! Да я тебя умоляю! Лиса ещё и не так может! - веселился Дэрри. - А у Ники слух хороший! Ой, не могу!!!
   Райн Бертольд повернулся, ссутулился, как побитый, и по собственным следам побрёл вниз с холма, провожаемый смехом носферату. Сметные грехи - отчаяние и уныние, но что же он может сделать? Это их мир, не его. И, как распятый на кресте Иисус, кричал он в душе своей: "Отец! Что же оставил ты меня?" И не получал ответа. После этой единственной прогулки он замкнулся в себе и выходить отказывался. Но пришлось.
   - Вы вполне здоровы физически, - заявил ему спустя ещё две недели один из дежурных. - Необходимый объём знаний о Мире у вас уже есть. А содержать на полном пансионе вполне работоспособного человека, на котором нет никакой вины - извините, райн, но тюрьма - не благотворительное заведение! Если вам у нас так уж понравилось - нахулиганьте там по-быстрому, и поосновательней. Вот тогда - пожалуйста, сколько угодно. Но свободный выход, как вы понимаете, уже не гарантирую! А пока - прощайте. Да обойдёт вас Жнец с серпом своим, - и выпроводил его за ворота.
   Только тогда осознал райн Бертольд, что те роскошные королевские апартаменты, которые он занимал всё это время, были ничем иным, как тюремной камерой.
   И вот теперь он стоял в свете занимающейся зари у подножия холма Стэн. Направо дорога двумя изгибами поднималась по склону, у вершины превращаясь в ступени лестницы, невидимой отсюда. Вершина холма взрывалась пышной шапкой зелени, но райн Бертольд уже знал, что это не лес, а Дворец на-фэйери. Эльфов, правящих всем этим миром. Туда ему ходу не было. Налево тоже была дорога - на Столицу. Чуть дальше от неё ответвлялась дорожка поуже - в Госпиталь, но туда отцу Бертольду тоже было не надо. После тюремного заключения он стал намного здоровее, даже семь зубов новых выросли, да и остальные перестали ныть от горячего и холодного. И колени болеть перестали. И спина. И желудок... А больших дорог в Мире, практически, и не существовало, это ему уже объяснили. Только узкие, пустынные и невнятные просёлки, тропинки и стёжки для местных нужд. Кому нужны хорошие дороги в Мире порталов? Он стоял, сжимая в руке печать портала, и никак не мог решиться ею воспользоваться. Это же колдовство! Как он, слуга Божий, может запятнать себя этой мерзостью? А пешком, ему сказали, - дня три. И селений в округе очень мало, и не у дороги они стоят. Что же делать?
   - Это хороший Мир, - раздался вдруг голос у него над ухом. - Не идеальный, но хороший.
   Райн Бертольд подскочил от неожиданности и обернулся. Рядом слабо светился овал портала, перед ним стоял тот, второй. Босой, в лёгких свободных штанах, светлая рубашка не застёгнута, и полы её треплет утренний ветер, а вот с кудрями на голове поиграть не может, слишком упрямые они, эти смоляные вихры, для легкого утреннего ветерка. Прихлёбывает из странной кружки с заваленными краями и то ли жмурится от удовольствия, как кот, то ли смотрит с прищуром вдаль, на дорогу. Густые длинные ресницы, чернее мыслей грешника, не дают взглянуть в глаза, и рассветный луч щекочет тёмные веснушки на носу. И ничего с вампиром от этого не происходит, не корчится он, не сгорает, даже не дымится. Подставляет ветру лицо, улыбается, да из кружки прихлёбывает. Наглая нежить! В душе Берта опять полыхнула обида, он забормотал псалом, но и это не помогло - ни от нежити, ни от внутренней бури.
   - Понимаете, райн Берт, жизнь вообще не может быть идеальной. Она всегда вносит суматоху, неразбериху и прочие элементы хаоса. Идеальный мир - мёртвый мир, райн Берт. И если вы попытаетесь запакостить этот мир своими идеалами, я просто открою портал и прирежу вас, благословенный райн, как бешеную собаку, - с мечтательной улыбкой пообещал Донни. - Я не Риан, я на собственной шкуре испытал, чего может стоить идея, - он демонстративно полюбовался трёхсантиметровыми когтями бритвенной заточки, и доверительно продолжил: - И воздать мне смертью за вашу бесславную кончину не удастся, даже если кому и захочется: я и так давно мёртв. А отсюда следует: хотите жить - держите свои идеалы при себе, и никому о них не рассказывайте. Никому, - вампир бросил косой взгляд из-под совершенно невозможных ресниц и неожиданно тепло улыбнулся: - Поймите, я не угрожаю. Я прошу. И обещаю. Я не испытываю неприязни лично к вам - только к идее, носителем которой вы являетесь. И уничтожу я вас только в том случае, если пойму, что иначе распространение этого бреда не остановить, и так для всех будет лучше. А если вы вдруг будете вести себя хорошо, месяца через два я постараюсь навестить вас в вашем уединении, и мы поговорим. Со мной - можно. Но сейчас - рано. Собственно, это и всё, что я хотел вам сказать. Счастливо добраться до Храма! - и исчез в портале.
   Дрожащими руками райн Берт сломал печать и шагнул в портал, не задумываясь более о том, в праве ли он так осквернить себя магией, и как этому вампиру стало известно, куда он собирается пойти. Он всё понял. В любой момент за спиной может открыться портал. И даже звона и шелеста меча, покидающего ножны, не будет. Когтей вполне достаточно. Нет, не страшна смерть во славу Господа - но во славу Его, а не из собственной глупости и упрямства! А после обещания этого носферату любая попытка проповедовать станет для отца Бертольда не мученичеством, а смертным грехом самоубийства! Ужасный мир, у них здесь даже рая нет, как, впрочем, и ада, и чистилища. По плану не предусмотрено. В сноп Жнеца Великого попадёт он, обмолочен будет и посеян - и взойдут к новой жизни зёрна поступков и дел его, коими колос человеческой жизни прирастает, что суть и есть он сам. И родится из доброго доброе, а из дурного дурное. Так взойдёт он к новой жизни, только это будет уже не он. Или он уже умер? И это место и есть чистилище? Или ад. Персональный. На рай что-то не похоже.
  
   А ординара, пропавшего неизвестно куда, так и не нашли. Да не особо сначала и искали. Подумаешь - работяга на лесоповале! Сменился он, шагнул в портал, а через два дня на смену не вышел - ну, бывает! Появится, куда ж денется? Но через пять дней тревогу забили в Госпитале, когда остался свободный номерок: один из ординаров не получил своей дозы, где-то в Мире бродит голодный вампир! Один раз так уже было, совсем недавно, каких-то двенадцать лет назад, но тогда всё быстро выяснилось и счастливо закончилось. Начатое расследование показало, что к себе домой он со смены не попал, хоть и воспользовался качественным казённым порталом. Подключили магов из Университета, и сразу стало ясно, что исчезновение пятисотлетнего ординара, райна Каспера дэ Лези, совпало с датой проведения эксперимента с машиной дэ Форнелла. "Поиск по крови" применять было почти бессмысленно, на вампиров он действует весьма относительно. Никто ведь не будет обновлять образцы каждую неделю, а первый же кормлец - и состав крови вампира меняется. И по крови последнего кормлеца вампира не отследить, заклинание удержания искажает характеристики. Можно с некоей долей уверенности взять направление, вектор поиска, но - и только. Но на этот раз даже вектор определить не удалось, поиск привёл именно в Госпиталь, к последнему кормлецу. Маги задумались всерьёз и засели за расчеты. Королю Риану докладывать было рановато, сначала следовало уточнить, не пропал ли ещё кто-то, вектора разброса и число дробления портала, и ещё многое другое.
  
   При Храме Жнеца райн Берт - теперь просто райн Берт, а не святой отец Бертольд - и поселился, пройдя по печати, которую оставил ему жрец Жнеца Великого. А куда ещё он мог пойти? Он боялся этого Мира и не мог его принять. Те, кого всю жизнь свою считал он прислужниками тьмы, встречались здесь на каждом шагу, были улыбчивы и любезны, но райн Берт никак не мог поверить в их миролюбие. Очень раздражала их манера прятать глаза. Берт знал, что нельзя смотреть в глаза вампиру, но они-то почему глаза прячут? Что же это, он им настолько неприятен, что на него и взглянуть противно? Просто даже как-то унизительно! И он, опытный охотник, поймал себя на том, что испытующе вглядывается в бледные лица... И испугался самого себя. Испугался, что уже начал делать глупости, что сорвётся, сделает что-то не то, и тогда... "Держите при себе свои идеалы...", звучал в его ушах приятный баритон. Не угрожая - обойди Жнец! Обещая. Со спокойной уверенностью неотвратимости. И это тоже было унизительно - сознавать, что жизнь его отныне зависит от мнения какого-то кровопийцы, нежити, за которой он всего лишь несколько недель назад охотился. Если бы гибель его произошла во славу веры его, как у первых христиан - он бы не колебался, но бессмысленно погибнуть, не сумев заронить даже искры истинного учения в души живущих здесь людей, он был не готов. И он затаился, он выжидал, не пытаясь разгадать промысел Господень, зашвырнувший его в этот Мир. Жрец Жнеца Великого, райн Фрамин дэ Киро, уже знакомый с ним по двум неделям в тюрьме, вёл с Бертом долгие беседы, стараясь примирить этого сурового человека с самим собой и Миром, в котором ему предстояло теперь жить. Но от этих разговоров у несчастного Берта получалась полнейшая уже каша в голове, только хуже становилось. Всё перемешалось здесь, совершенно всё! Носферату, которые спасают и лечат, вместо того, чтобы убивать или плодить себе подобных? Абсурд! Но вот же они, Дети Жнеца, среди них половина, если не больше - ординары, как их здесь называют! Всё здесь было неправильным: неправильные эльфы, которые должны любить молоко, а здесь, наоборот, едят мясо; неправильные вампиры, которые никого не убивают и пьют молоко, которое, как раз, должны любить эльфы, а они, как раз, и не любят, а любят, наоборот, вино, которое делают на своих горных виноградниках неправильные носферату, пьющие молоко... С ума сойти!
   Никто не давал этому Миру Божественных Заповедей - "Не убий", "Не укради", "Не возжелай" - но они не убивали, не крали и не желали! По каким-то другим, приземлённым и прагматичным причинам, из своих собственных соображений, а вовсе не от преклонения перед заповедями Господним. Как попытался убедить его жрец - потому, что считали совершение таких поступков ниже своего достоинства, представьте себе! Брезговали! По крайней мере - большинство! Грех гордыни - тоже смертный грех, но им никто этого никогда не говорил, и они, впадая в него - вот удивительно! - не впадали в остальные именно потому только, что надменно, спесиво кичились своею совестливостью и порядочностью! Безумие!
   - Вы ещё скажите мне, что у вас преступников нет, а вампиры только молочко и пьют! - уже через пятнадцать минут разговора возмутился Бертольд. - Райн Фрамин, мне сорок два года! С двадцати пяти лет меня посчитали готовым к подвигу во имя Господа, и я стал выслеживать и убивать вампиров, но, уверяю вас, не только с ними приходилось мне иметь дело! Я знаю, насколько мерзкими бывают обыкновенные люди, даже не нечисть, и не чернокнижники - просто люди. А вы пытаетесь рассказывать мне сказки...
   - Да нет же! - засмеялся райн Фрамин, пузатый, пухлощёкий и носатый, с маленькими, глубоко сидящими глазками в ореоле весёлых морщинок. - Ах, райн Берт! Мне тоже сорок пять, и о пороках людских я знаю не меньше вашего. Мир наш, конечно, не идеален, и преступников у нас хватает, и просто подонков, которых и людьми-то назвать зазорно. И предают, и убивают, и кровь вампиры, конечно же, пьют. Каждую неделю, по графику. Но, уверяю вас, ни кормлецы, ни их родственники ничего против этого не имеют! Потому что кормлецы - это либо приговорённые к стиранию личности преступники, либо не поддающиеся воздействию магов безнадежно сумасшедшие. И родственникам, конечно, гораздо удобнее, даже выгоднее отдать несчастных в Госпиталь, где вампиры и содержат их бесплатно, и заботятся просто безукоризненно! Если угодно, могу сводить вас туда на экскурсию, посмотрите сами! Родственники этих кормлецов при посещениях всегда очень благодарят персонал за прекрасный уход! А если вампир пьёт без меры и начинает спиваться - таких либо лечат, либо, если стадия перешла в необратимую - уничтожают. Свои же сородичи и уничтожают. По своим собственным законам. Да, да, не делайте таких глаз! У них тоже есть законы, правда, я их знаю из рук вон плохо. Но такого не случалось уже три тысячи лет! Судя же по тому, что вы мне рассказываете об этих ваших носферату - они все больны кровяным алкоголизмом! Поголовно! И вот это ужасно! Это значит, что человеческая личность ими утрачена полностью, остался только успешно мимикрирующий под человека вечно голодный зверь - и вы совершенно правы, таких можно и должно уничтожать! И у нас уничтожали. Я принесу вам хроники первых лет, там есть отчёты КРК - Карающей Руки Короны. Почитайте, если заинтересует, мне так очень интересно было. Но скажите мне, чем обыкновенный пьяница-человек лучше? Который в пьяном угаре убивает свою жену?
   - Тем, что она не восстанет после этого новым носферату, - проворчал райн Берт. И встретил чрезвычайно удивлённый взгляд собеседника. Пришлось объяснять, рассказывая то, что в его родном мире знали даже невежественные деревенские дети. Райн Фрамин удивился ещё больше.
   - Умрёт и восстанет в третью ночь? Но, благословенный, если вас, например, укусит обыкновенная собака, и в кровоток попадёт грязь - вы очень быстро умрёте от сепсиса, от общего заражения крови, вы понимаете меня? Зубы-то чистить надо! А у вас, как я понял, с этим действием никто не знаком. Укуси вас кто угодно нечищеными зубами в сонную артерию - вы точно так же умрёте, уверяю вас! И вампиры тут будут совершенно ни при чём! Поднятие во Жнеце - процесс довольно тонкий, нужна инициация, без неё ничего не будет, кроме заурядного трупа!
   - У вас тут, может, и не будет. А у нас - будет, - упрямо сказал райн Берт. - У нас это все знают.
   - Ай-яй-яй! - озабоченно покачал головой райн Фрамин. - Знаете, вы бы лучше записали мне всё это на досуге. Вы же можете при помощи амулета писать на общем? И ваше, как вы говорите, святое писание может представлять собой изрядный интерес. Как жаль, что в пылу преследования вы оставили там все свои вещи! Но вы же сможете восстановить по памяти? Попытайтесь, прошу вас! А я бы над ним подумал. Всё это должно иметь какое-то объяснение...
   И райн Берт попробовал. Каждый вечер он прилежно переносил на бумагу всё, что помнил, а помнил он немало. Всё было неплохо, пока он переводил и записывал, а вот при попытке перечитать переведенное, то есть, при повторном переводе на родной немецкий, райн Берт приходил в ужас и понимал, что не в силах преодолеть языковой барьер. В этом языке просто не было таких понятий! А сочинить что-то близкое по значению Райн Берт не мог - не умел он сочинять. Как было вывернуться, если "грех пред Господом" превращался на этом языке в "вину перед хозяином"? А "дьявол" вдруг превратился в "оппонента"? Привычные, ходовые понятия "раб божий" и "ничтожный слуга Господень" при повторном переводе на немецкий оказывались "многопрофильным инструментом влияния инфернального абсолюта на материальный мир" и "некомпетентным служащим неясной спецификации". Попытка выразить на этом языке столь важные моменты, как греховность желаний плоти и необходимость их усмирения, чуть не довела его до истерики, потому что предложенные амулетом медленный суицид, добровольная импотенция или автоиндуцируемая психопатия ну никак не отвечали его задачам. И он мучился вечерами, пытаясь хоть как-то приблизить получающуюся у него при переводе галиматью к первоначальному тексту. То, что получалось более-менее прилично, он отдавал райну Фрамину, жрец урчал что-то одобрительное, кивал, забирал и уносил, но никак и никогда не комментировал. Берт даже засомневался, а читает ли кто-нибудь плоды его трудов, но жрец уверил его, что всё написанное прилежно изучается, и не им одним. И Берт продолжил свой труд, и бросал записи только тогда, когда досада становилась нестерпимой. Тогда читал. Библиотеки при храме не было, но райн Фрамин натащил ему книг из городской, тех, что посчитал полезными для райна Берта. А полезными он посчитал древние легенды, больше походившие на приключенческие романы. Берт читал их, как когда-то в детстве слушал сказки своей бабушки. Верилось с трудом. Вернее, не верилось совершенно.
   Но что-то в них, конечно, было правдой. Он убедился в этом, когда один раз побывал на венчании в Храме пары из этих, с ушами, местных эльфов. На-райе, как их здесь называют. Высоченная белая гладкая башня Храма больше напоминала минарет мусульман из его родного мира, но никто не пытался залезть наверх и прокричать оттуда что-нибудь во славу кого-нибудь. Всё действие происходило внизу. Первым потрясением для Берта стало то, что отсюда, снизу, сквозь прозрачную магическую защиту от дождя и ветра, что была здесь вместо крыши, были днём видны звёзды. Ясно и отчётливо виднелись они в круге чёрного неба над головой. Берт несколько раз заходил и выходил, чтобы убедиться - на улице день! А внутри ночь! А снаружи день! А внутри... Райн Фрамин потом пытался ему объяснить, что это, как раз, не магия, а закон природы, но Берт мало что понял. Запомнил только, что таких башен, похожих, как близнецы, в Мире всего двенадцать. В Столице, при Госпитале, при Университете - и ещё девять в разных местах. И, вроде бы, этого количества на весь Мир вполне достаточно, служители и так не перетруждаются. Как странно! И никаких служб, проповедей? Только мистерии и храмовые танцы с серпами четыре раза в год? Очень странно!
   Сама церемония его не сильно увлекла. Молодые стояли в овале, образованном на полу то ли нарисованными, то ли выложенными мозаикой лезвиями серпов. На рукоятках стояли отцы, держа скрещённые серпы из жёлтого металла над головами молодых. Остальное - как дома: им задавали вопросы, они отвечали, Берт не сильно прислушивался. Как вдруг на словах "Да обходит вас Жнец Великий с серпом своим" всё вокруг затопил свет! Первыми вспыхнули серпы - под ногами и в руках отцов, а потом и весь пол, и стены башни зажглись мягким сиянием. Это продолжалось несколько биений сердца, потом свет стёк опять в серпы на полу, а из них поднялся стеной выше роста человека, отгородив новую пару от окружающих волнами жемчужно переливающегося света. Отцы со вздохом облегчения отдали серпы жрецу и отошли к гостям, многие женщины утирали слёзы умиления, а одна - вроде бы, мать новобрачного - так даже плакала. Все, переговариваясь, пошли к выходу, один райн Берт стоял столбом и пялился на световой кокон, пока не подошёл жрец и не пригласил на выход. Берт хотел было спросить про молодых - они что, так здесь и останутся? Но постеснялся. Спросил позже, у райна Фрамина.
   - Ну, что вы, райн Берт, зачем же им там оставаться? Если свет осиял их, значит, у них было одно, общее на двоих, и вполне понятное в такой ситуации желание... Мда... Этот свет при венчании - если он смыкается, как вы описали, то срабатывает, как портал. Главное - чтобы желание было одним на двоих. Нет, совсем не обязательно в спальню, - заторопился он, увидев, как покраснел райн Берт. - Они могли оба захотеть оказаться на берегу моря, например, или в каком-то памятном для обоих месте... Мда... - но видно было, что в такой исход и самому райну Фрамину не очень верится.
   - А если желания не совпадают? - фыркнул Берт. Ему, почему-то, казалось, что такое бывает гораздо чаще.
   - Ну-у, если бы не совпали - их бы и не укрыло. Просто сошли бы с Серпов и пошли праздновать, и так бывает... мда...
   А есть ли в этом случае - что праздновать, подумал Берт, но спрашивать не стал. По выражению лица райна Фрамина и так всё было понятно.
   Послушание, как он назвал про себя работу на кухне при общежитии Детей Жнеца, много времени не занимало. И всё бы, в общем, было терпимо, если бы не два момента. Первый - магия. Обыкновенной бытовой магией, дешевой и доступной поэтому всем желающим, было пронизано здесь всё. Магия качала по трубам и грела воду в наглухо запаянном огромном баке, из которого в кухню вода поступала уже горячей. Кастрюли всё равно потом приходилось ставить на плиту: покинув кран, вода теряла свои волшебные свойства и остывала, как самая обыкновенная вода, но так получалось намного быстрее. Помещение, в котором находился бак с горячей водой, использовали в качестве ледника. Райн Берт никак не мог понять, что это за дьявольские козни: огромный бак, вода в котором чуть ли не кипела, всегда был покрыт слоем инея. Райн Фрамин пытался ему объяснять что-то про какую-то селективность портала, про что-то, названное им законом термодинамики, но райн Берт опять ничего не понял, как и со звёздами в Храме. Магия, везде магия! И на одежде лежало заклятие "Чистоты". Райн Берт этого сначала не знал, а вот когда узнал... Мда. Была некоторая проблема... Но привык. Хотя нет, скорее - смирился. И с тем, что сушатся вещи при помощи заклинания разделения под названием "Момент", и лежат и те и другие, и ещё самые разные заклинания в магазинах бытовой магии. И стоят от десяти до ста ниток - хитрым образом свитых по три отрезков медной проволоки с колечками на обоих концах, самых мелких денежек Мира. За одно из колечек и надевалась денежка на нитку, отсюда и название. И райн Берт смирился, тем более что при создании этих чар ни одна божья тварь не страдала и не терпела какого-нибудь урона. А ведь и христианские святые творили чудеса. Так, может... Но от таких мыслей райн Берт судорожно отмахивался и открещивался. Ересь! Не могут быть святыми здешние маги! Посмотрел он на них! Какая святость может быть в том, чтобы в день Осознания пойти в кабак, а оттуда в бордельчик к девочкам? Разврат, чистый разврат! Но эти мысли, помня обещание, данное ему бархатным баритоном, держал райн Берт при себе, и никому о них не говорил. Никому.
   Второй момент состоял в том, что остальные работники кухни были сменными дежурными. Четыре повара, работавших день через три выходных, были людьми, а вот тройками подсобников работали Дети Жнеца, и среди них больше половины составляли ординары. Первую неделю райн Берт от них просто шарахался, но ординары, проинструктированные жрецами Храма, не обращали на него ровно никакого внимания, и постепенно он успокоился. Хотя доверять не начал, наблюдал за ними искоса, краем глаза. Это и привело к закономерному результату.
   Овощерезка представляла собой здоровенный чугунный обод, в три точки которого были впаяны части заклятия, стремящегося к воссоединению. За счёт этого стремления обод непрерывно крутился, закреплённый горизонтально на подставке с подшипником. Его можно было затормозить, чтобы сменить фигурную насадку-тёрку, специальным тормозом, но остановить насовсем - невозможно. Как только тормоз убирали, обод возобновлял своё бесконечное кружение, а сока и крошек от перемалываемых овощей вполне хватало для подпитки заклинания. Сверху вся конструкция прикрывалась защитным кожухом. Вот с этим кухонным монстром и общался райн Берт, пихая в его ненасытную утробу куски кочанов капусты, такой простой и знакомой в этом незнакомом Мире, и продавливая их внутрь при помощи специальной толкушки. Сбоку с наклонного подноса в большой таз сползал аккуратно нарезанный капустный салат. Изредка надо было покручивать торчащую сбоку ручку, чтобы масса не забивала выходное отверстие. Ничего сложного. Райн Берт пихал, продавливал, покручивал и краем глаза наблюдал за единственным на тот момент в кухне существом - все остальные вышли принимать присланные порталом в кладовую продукты. Ординар с удивительной сноровкой разделывал мясо на соседнем столе. И Берт засмотрелся. И не мудрено: вампир будто танцевал под одному ему слышимую музыку, настолько плавными, точными и ритмичными были все движения. Ничего лишнего. Срезал плёнку, отмахнул жилку, отрезал кусок, бросил в таз. Срезал, отрезал, бросил, срезал, отрезал... Очнулся райн Берт от дикой боли. Засмотревшись и забыв про толкушку, он пропихнул капусту в овощерезку собственной рукой, и сейчас машина с равнодушием механизма кромсала его пальцы. Нет, нельзя сказать, что такой боли он никогда не испытывал - случалось ему и раны получать, но тогда он был к боли готов! Если тебя собирались убить, а ты остался жив - пара дырок в шкуре воспринимается, как вполне удачный исход! Но сейчас и здесь!.. Покалечиться, нарезая капустный салат? Заорав, он выдернул руку и воззрился на неё в ужасе, ожидая увидеть окровавленную культю - но нет! Пальцы были на месте, только плоть с тыльной стороны средних и крайних фаланг была снята до кости, ногти тоже остались в овощерезке. Хлестала кровь, от боли мутилось в голове. И вдруг рука его исчезла в двух других, прохладных, сухих и твёрдых.
   - Всё, всё уже, - услышал он приятный успокаивающий голос. И действительно, боль прошла. И тогда райн Берт понял, чей это голос и чьи это руки. И потрясение было столь велико, что он застыл и даже не дёрнулся, пока этот неправильный носферату навешивал на него какое-то заклятие. - Знаете, райн, кровь я остановил, но лучше вам, всё же, обратиться в Госпиталь. Я же не медик. Вдруг задето сухожилие? А это нехорошо, может утратиться подвижность пальцев, я, хоть и не медик, но это знаю, - торопливо сыпал скороговоркой вампир, старательно глядя в сторону.
   - Госпиталь? - тупо переспросил Берт. Вампир озабоченно прикусил нижнюю губу ослепительно белыми клыками:
   - Вы же тот самый райн?.. Ну, который не умеет?.. Да? Но вы позволите мне вас проводить? Сам я не возьмусь...
   Берт молчал, не зная, что сказать. Отказаться? Но рука... Согласиться? Принять помощь от нечисти? Так ведь уже принял... И он растерянно молчал. Вампир воспринял это за согласие, вынул из кармана что-то, негромко хрустнувшее в кулаке, бросил на пол. В светящемся голубом овале встала из-за столика девушка.
   - Альмарата, Дочь Жнеца. Чем могу помочь, благословенные?
   - Дарт Риннбар дэ Фрэнн, из Детей Жнеца. Один нуждающийся, райя, несчастный случай на производстве, - и подтолкнул вперёд Берта. - Вот этот райн, у него рука, взгляните. И, похоже, у него шок, но я не уверен, я только ученик, в Детях недавно, в Спасателях не состою пока...
   - На производстве? Страховка есть? - она тоже была из них, из не-мёртвых, Берт сразу это понял. И обречённо молчал, сознавая себя полностью в их власти. Но его так никто и не съел. Носферату поняли, что от райна Берта ничего разумного не услышат, поговорили между собой и вызвали кого-то по странному шарообразному устройству. Спустя некоторое время, которое райн Берт провёл в молчании, а вампиры - в бодрой болтовне, в комнату вошёл не слишком опрятный, очень большой и очень недовольный райн лет тридцати, на этот раз - человек. Берт испытал по этому поводу огромное облегчение, как выяснилось - преждевременное.
   - Ратушка, душечка! Ну что за ерунда! Я только компоту налил, а ты меня сдёргиваешь! Вот это, что ли? - пробасил он, бесцеремонно ухватил своей лапищей Берта за больную руку и стал разглядывать, близоруко прищурившись. - Так это фигня, простите за выражение! Кто кровь заговаривал? Вы? Ну и зализали бы заодно! Что? - кухонный вампир что-то негромко объяснил этому райну на ухо. - Ах, во-от оно что! - страшно обрадовался тот и принялся с нахальным и нескрываемым интересом разглядывать райна Берта, как какую-то невиданную зверюшку. Совсем, как та девчонка в саду! Даже хуже! Та хоть жалела, а этот так смотрит, будто Берт и не живое существо вовсе, а вещь, интересная диковинка! Объект для изучения! Берт попытался раздосадовано выдернуть свою руку, но хватка оказалась удивительно крепкой. - Ну-ну, - хмыкнул этот наглец, - не надо так нервничать, всё будет в порядке! Вот так: р-раз - и всё! - одной лапой он повернул руку Берта раной вверх, другой медленно провёл над ней, даже не прикасаясь. На мгновение опять стало больно, очень больно - и всё кончилось. Берт с изумлением таращился на свою кисть: на пальцах больше не было ран, только розовая, как у младенца, кожа, и тонюсенькие, как лепестки, прозрачные ноготки. Маг довольно хмыкнул, глядя на его реакцию, похлопал ободряюще по плечу и пошёл к выходу, бросив на прощанье: - Ратушка, душенька, хоть полчасика меня не дёргай, ладно? Очень кушать хочется! Райнэ! - небрежно поклонился он, хлопнув рукой себя по плечу, и ушёл уже совсем, не дав себе труда закрыть за собою дверь. Оба носферату проводили его почтительными поклонами и восхищёнными взглядами.
   - Вам повезло, что он сегодня дежурит, райнэ! Ученик самого Мастера Рогана! - с глубоким уважением в голосе сказала вампирша. - Видите, как быстро! После того, как мастер Роган от нас ушёл, он самый лучший целитель!
   Они откланялись и вернулись на кухню. Райн Берт всё ещё был вял и заторможен, и когда носферату заботливо предложил ему пройти к себе и отлежаться, а то что-то он плохо выглядит, так же заторможенно кивнул и ушёл в свою комнату, едва сообразив, куда идти и чудом не вломившись в соседнюю дверь. В голове царила звенящая пустота. "Взяли бы, да зализали!", отдавались у него в ушах слова "ученика самого Мастера Рогана". Зализали, зализали... Как само собой разумеющееся... Господь всемогущий, да что же это творится здесь?
   Только через час он, наконец, пришёл в себя и смог думать более-менее связно. И первое, о чём он подумал - он так и не поблагодарил этого носферату, как же его имя, как он себя назвал? Он нежить, да, безусловно, но руку он Берту спас. Хоть и не... зализал. А почему, кстати? Чем этой нежити не пришлась по вкусу его рука? Райн Берт нервно хмыкнул нелепости своей обиды, решительно встал и пошёл искать своего спасителя. У него было много, очень много вопросов! И, кажется, здесь есть шанс получить на них ответы из первых рук! Да, вера в Господа живёт в душе его, но здесь, кажется, можно не верить, а просто знать, и не дурак же райн Берт, чтобы упустить возможность узнать побольше! О врагах надо знать как можно больше, всё когда-нибудь пригодится. Не в этом Мире, так в другом...
  
   Глава третья
   Поговорим?
   - Та-ак! Хорошо, завтрак ты проспал, а потом? Ты поел?
   - Д-да, тёть Мелисса! Не надо полотенцем!
   - Ах, не надо? А что это ты ел, а? Если там всё нетронутое, а? И зачем ты мне врать пытаешься? А? До-он? Какого хрена? Вы мне полный дом детей натащили - ну, фиг с вами, я сготовлю - но вы хоть следите, чтобы они ели! Вон же, зелёные уже, как Лягушонок с перепою! Ну что вы ржёте-то, как не в себя? Не в себе... Тьфу! Чесслово, кролики лучше!
   - Хомячки, - всхлипнул от смеха Дэрри.
   - Хомячки? - не поняла Лиса. - Н-нет, хомячков... не было у нас хомячков. Крыса была. И выдра. И... Блин, хватит мне зубы заговаривать! Стас, Майя, Ника, Зора - марш обедать! Ещё раз не поедите - разгоню, нафиг! Сидите в Универе своём всё лето! Летать им! Ты жевать сначала научись! Так, а вам что - особое приглашение требуется? О, благословенные райнэ, могу ли я умолять вас... Бег-го-ом! - оба вампира и Роган, давясь от хохота, пошли обедать следом за детьми, подгоняемые полотенцем и безостановочной ворчливой скороговоркой Лисы, в которую просто невозможно было вставить ни одного слова: - Конечно, как же вам уйти-то? Придёт без вас злобный зверь хомяк, схомячит железки ваши драгоценные, как же вы без них жить-то будете?! Вот створожится смесь - сами же потом плеваться будете! Молоко-о вчерашнее, я-айца им не такие! Приходить вовремя надо! И всё будет такое! Так, куд-да?! А ну, руки мыть! Ну и магия, и что? Вот и помой руки после магии! Знаю я вашу магию, костный клей называется. Весь дом мне своей "магией" провоняли! Это ж надо было додуматься: такую пакость на моей плите варить! Да ещё и сжечь! Небось, магия ваша мне кастрюлю не отчистила! Песочком пришлось! Маги великие, тьфу! Только головы детям морочите! Нет, чтобы с мячиком побегать! Лето называется - целыми дням в халупе этой сидят - вон, и не загорели даже. Стас, не давись! Подавишься - ещё дольше выйдет! Майка, жуй нормально! Ну и что, что зубик выпал, а ты жуй на другой стороне! Ника, будешь прыгать на стуле - привяжу! Посмотри на Зору - сидит девочка спокойно и куша... Зора, у тебя совесть есть, а? А маме твоей рассказать, что ты не ешь, а собаку кормишь? Не на-адо? А по-моему так на-адо! Эта проглотина серая и так полведра потрохов слопала! В дверь же еле пролезает, не собака, а не пойми что! Серко! Это уж не Серко, а Жирко. Его даже Ухты всерьёз не воспринимает, спит на нём, как на матрасе, срам смотреть! Так, замолчали и едим, а то щас всех убью вдребезги! Да что ж вы ржёте-то?
   Как-то так незаметно оказалось, что все - и взрослые и дети - к Жатве скучковались у Лисы. Ну, Ника и Зора - это понятно. Но потом Птичка и Квали, отработав практику, собрались на побережье и подкинули Лисе Майку, которая, кстати, ничего против этого не имела. А потом Донни, забежавший по какой-то надобности в Универ, столкнулся со Стасем, маявшимся без дела по летнему времени, и забрал его с собой в Найсвилл. И все они, естественно, толклись в пристройке - "помогали". Нет, так-то, вроде, и не страшно получалось: то Зина их шуганёт, то Рола. А сегодня в "Золотом лисе" случился день Осознания, и всё свалилось на Лису. Упс, однако. Четверо детей по возрасту, и ещё трое - по поведению, хоть одному уже больше шести сотен лет. Как-то это многовато получилось для одной Лисы, вот она и шумела больше обычного. И вот как с ними разговаривать? Она на них шумит, а они только ржут, как ненормальные. Вон, у Принца Дэрри уже пузыри молочные из носа пошли. Дохихикался! Свихнулись они все с этими полётами! И ладно бы только Роган, но и эти туда же! Им-то зачем? Перекинься в мышь и летай себе! Нет, говорят, это, говорят, совсем другое ощущение. Попробовала Лиса на себе это ощущение, дала себя уговорить, и спасибо, одного раза вполне достаточно! Есть масса более комфортных и менее травматичных способов расстаться с содержимым желудка! Лиса им так и сказала, что эта пародия на свободный полёт дискредитирует саму идею оного вообще, и её мечту в частности. Но на Рогана этот её пассаж не произвёл ровно никакого впечатления. К Жатве он ещё больше похудел, уже по собственному почину, и из-за небольшого роста похож был теперь на угловатого подростка со старым лицом и горящими одержимостью глазами.
   Двенадцать лет назад он, чудом оставшись в живых, жить не захотел и два раза пытался покончить с собой. Не дали. Восемь лет тащил он на спине груз вины за смерть своих друзей. А четыре года назад опять случилось чудо: оказалось, что все они живы! И он ожил, он воспрянул! Целых восемь лет он не то, чтобы что-то изобретать - он и жить-то не хотел. А как только он смог думать о чём-то, кроме своей вины, появились новые идеи, правда, как сказал Дон, "не всегда корректные" - ну и что? Как же он был благодарен своим коллегам-магам, что заставили его жить! Но кошмары ещё долго навещали его, опять он стоял у разверзшегося портала и бессильно смотрел, как затягивает туда его друзей. Но теперь, проснувшись с криком, в холодном поту, он сразу вспоминал - все живы! И ехидно показывал язык ночной тьме, и кривлялся, и хихикал, неизвестно кому это адресуя - вот вам, вот, вот так-то, не получилось у вас, живы они, все живы, бэ-бэ-бэ! И плакал, но не от горя, как раньше, а от облегчения, и осенял себя серпом, и засыпал опять, бормоча "Благодарение". "Ступает Жнец Великий с серпом своим по полю своему..." А вечером, а в день Осознания - и с утра, можно было пойти в "Золотой лис", прямо к Лисе на тёплую кухню, засесть на табуретку поближе к бочке с сидром, там, в углу, и болтать с Лисой о том о сём, потягивая сидр, а иногда с Доном, если тот был дома. Правда, с Доном Лиса чаще всего выгоняла их в зал за столик, а это было чревато похмельем. Вампиры вино любят, но пьянеют слабо. А Роган любил коньяк, и пьянел сильно, хоть на закуску Лиса и не скупилась. И было там Рогану хорошо. Это была его семья, которую он так и не создал - как-то всё не до того было. Он их так про себя и называл - мои. И они его считали своим, по крайней мере, Лиса лупила его полотенцем без тени сомнения - какие ещё нужны доказательства? Вот только на фигуре такая жизнь сказывалась далеко не лучшим образом. Он, конечно, отбрехивался на подколки Дона, но сам понимал - разжирел, голубчик! Он и в молодости был полноват, а теперь... да-а... С другой стороны - ему уже шестой десяток пошёл, что ж вы хотите? И так бы оно всё и тянулось, если бы Дон не сорвал его из кельи Госпиталя в Поиск. И в первом же Поиске случайно брошенные случайным человеком слова о полёте совершенно перевернули ему мысли.
   - Он же колдун. Улетел, поди-ка, - с огромной завистью сказал тогда у костра староста дикой деревни - как же его звали-то? Неважно. Важно то, что Роган вдруг понял - это возможно! И азартно набросился на идею. Меньше четырёх месяцев прошло - а сколько перемен! Дон, конечно, скотина - договорился с Детьми Жнеца, когда в ящик его отправлял, о пластике тела за его спиной и без его ведома! Но, надо признаться, был прав: толстый Роган летать бы не смог. Всё равно скотина!
   Зато теперь Роган бредил полётом. Лиса сшила ему комбинезон из паучьего шёлка, а очки - скорее, маску с одним широким небьющимся стеклом - где-то у кого-то сделал для него Донни на заказ. И Роган в лётном костюме страшно нравился самому себе. Ну, ростом не вышел, да, зато весит теперь всего пятьдесят кило! Будь он дылдой, как Гром - фиг бы он столько весить смог! Скелет бы получился. А так всё в норме!
   И очень всё происходящее нравилось Донни. Он хорошо помнил Рогана двадцатилетним выпускником Универа, каким он пришёл в Руку дэ Стэн, и вид обрюзгшего, закабаневшего друга совершенно его не радовал. Зато теперь - приятно взглянуть! Глаза горят, изящество, стройность! И никакого коньяка - с похмелья не полетаешь! Хотя, нет добра без худа: к рейдам Поиска Роган стал относиться, как к неизбежной, но досадной помехе его полётам. Но отрабатывал честно, что да - то да. А иначе Дон бы с ним и не пошёл! Нельзя браться за такое дело, если не уверен в напарнике, как в самом себе. А Поиск давал результаты, правда - не такие блестящие, как в первый раз, но и не нулевые. Улов за пять раз, начиная с последней недели Травеня - три Видящих Истину, восьми, двенадцати и тридцати лет. С детьми проблем не возникло, они и так были изгоями в своих деревнях, а вот последняя... Неожиданно проснувшийся дар почти свёл мать троих детей с ума. Да и мужа её счастливым человеком назвать сложно. Была семья, была жена, и вдруг... Как это так: и не коснись её, понимаешь? Спрашиваешь - в чём провинился-то? А она бред какой-то в ответ несёт! Поколотил, конечно, пару-тройку раз, да и пошёл на сторону, ничего не поняв. Пусть сама, как хочет, если я не мил. Женщину забрали вместе с детьми. Корона не обеднеет! А Видящие, как опыт Лисы показал, не только в суде работать могут. Найдёт себе место, лишь бы себя бояться перестала, примирилась бы с новыми способностями.
   А новых магов пока не обнаружили, новых слухов о "колдунах" по деревням не ходило. Один раз показалось было, что - вот оно. Но на проверку выяснилось, что это приукрашенный и перевранный рассказ о ярмарке в Пеньках, с их собственным участием. Кстати, Дэрри сказал - райн Барэк недавно обращался на пост, попросил ещё печатей! И ручеёк переселенцев слегка увеличился за последние пару месяцев. Жаль только, что слегка, но - лиха беда начало! Раньше травниц, сотрудничавших с на-райе, можно было пересчитать по пальцам. Пусть и не одной руки, но двух точно хватило бы - и это на все дикие деревни! А теперь процесс явно пошёл бодрее, и это радует.
   А сам Принц Дэрри Дона очень забавлял. Дон оказался совершенно прав, говоря Рогану, что обязанности Большого Кулака Принцу страшно надоели, да и то - не для вампира это занятие, как ни крути. Нет у вампиров эльфийского терпения, и отношение к людям, даже у ле Скайн, несколько другое. Дай ему волю - и он с превеликой радостью поселился бы в Найсвилле, хоть бы и в той же пристройке, рядом с кроликами! А что пахнет - подстилку поменял - и не пахнет! И менял, и не раз, и кормил, и с удовольствием! Они же живые. И с детьми он общался очень даже охотно. Особенно с Майкой. Неувядаемые венки, сласти, игрушки сыпались из него, как из тучки дождик. И не получалось никак у него Майку одарить больше остальных - как-то странно это выглядело бы. Ника тут же спросила бы - почему только Майке, громко бы спросила, по-детски наивно и прямолинейно, и Лиса бы тут же всё поняла, и что бы тогда началось - даже и представлять себе этого Дэрри совсем не хотел. Вот почему-то. Поэтому приходилось ему оделять всех поровну. Но Дона не проведёшь! Он всё понял сразу, и вынужденная щедрость Принца очень его смешила.
   - Дэрри, трепетный мой, она же Видящая, а ты - не я! - объяснил он своё веселье Принцу - И ей всего семь лет. Вот уж не ожидал от тебя такого, а-я-яй!
   - А я на это и надеюсь, что всего семь лет, - поделился Дэрри своими планами. - Может, она ко мне привыкнет, и станет меня воспринимать как-то иначе? Дети, они ко всему привыкают...
   - Та-ак, а это уже статья, мой Принц! - фыркнул Донни. - Кормлеца растим? Долго думал?
   - Не кормлеца, а жену, - нахально отбрил Дэрри. - Тебе можно, а мне нельзя? И вообще, тебе не кажется, папенька мой во Жнеце, что близкие отношения с людьми у вампиров с точки зрения психологии сильно отдают педофилией? Лиса вроде и взрослая, но ты сравни свои шестьсот лет и её тридцать! А Майка уже к моим трём сотням совершеннолетней станет, так что кто бы говорил! Ха! - сделал глазами и ушёл, насвистывая.
   Дон на такой пассаж только зубами клацнул от неожиданности. И даже как-то растерялся. Ответить было нечего, в чём-то Дэрри был болезненно прав. Довольно долго и неприятно Дон эту мысль обсасывал, но потом просто махнул рукой. Даже если и так - и что? Кто-то от таких отношений откажется? Да сейчас, ждите больше! Фигушки! Да и зачем лишать сына своего во Жнеце и просто хорошего парня Дэрри иллюзии надежды? Пусть тешится. И детям счастье. Только Лиса ворчала, что разгильдяйские вампиры конфетами и печеньем аппетит детям перебивают. Но это было наименьшее зло.
   А наибольшее зло для Дона - Лисья хандра - развеялось как-то само собой. Просто некогда ей стало. Следить одновременно за корчмой, и за детьми, и за лётчиками, которые, по мнению Лисы, детей ничуть не лучше - где уж тут хандрить! Детям летать Лиса категорически запретила, даже в паре со взрослыми. И повторила свой запрет, поднявшись в воздух сама.
   - Вот вырастете - и сворачивайте себе шеи сколько угодно! Хоть всмятку порасшибайтесь! А пока я за вас отвечаю - хрен! Не смейте мне нервы трепать, а то прям щас всех убью!
   И детям оставалось только наблюдать с горящим глазами за кругами и петлями в небе над тундрой, да "помогать" старшим в бывшей Птичкиной звериной больнице за корчмой во время постройки очередного падолёта.
   А падолет строили уже пятый. Зачем? Один затребовал Мастер Корнэл, очень заинтересовавшийся полётом без трансформации. Правда, появлялся он на полётах редко, слишком занятым существом был посол ле Скайн. А ещё один - ха! Старейшине Йельфу! И не за так! А за обещание открыть в землях ле Скайн школу падолётчиков! Вампиры посоветовались и решили, что Роган совершенно прав: осторожные перестраховщики эльфы просто отберут и запретят, так что к Короне соваться с этим не стоило. А вот отчаянно скучающие Старейшины ле Скайн должны были, по мнению Мастера Корнэла, уцепиться за идею руками и ногами! А потом запрещать будет поздно, об этом узнают все!
   И - да! Старейшина Йэльф, посмотрев на полёты, а потом и попробовав один раз, теперь подпрыгивал от нетерпения и донимал Дона и Мастера Корнэла вызовами, на тему - скоро ли будет готов его личный аппарат? К постройке его друзья не допустили - секрет производителя. Да он не сильно и рвался, он не хотел строить - он летать хотел! А на вечеринке, что райн Гран устроил, Йэльф с таким таинственным видом расхаживал, что все на это внимание обратили и, естественно, с вопросами насели. Но он таинственно ухмылялся и молчал. Вот научится сам летать - тогда и расскажет и покажет. А пока пусть головы поломают - потом легче будет уговаривать школу открыть! Зато рассказал про забавное происшествие при эксперименте в Университете и записи райна Берта показал, которые передал ему через Донни райн Фрамин, жрец храма Жнеца Великого. Риан, конечно, дальнейшие эксперименты запретил, но тут речь уже не об экспериментах, а о спасении невинно пострадавшего подданного ле Скайн, пусть и ординара. А возможно, судя по этим записям - и о спасении целой планеты! Если там ещё есть, кого спасать. Даже один спившийся на крови вампир может представлять собой нешуточную угрозу для людей, а, судя по записям этого райна Берта, их там довольно много. Видимо тот, первый, наплодил детей во Жнеце, но не смог почему-то научить их правильному поведению. Почему? А кто ж его знает? Почему-то не смог. Забавно было бы, конечно, на такое посмотреть: толпа спившихся ординаров... Но неправильно! Все Старейшины сошлись на том, чтобы передать ноту протеста от Великого Дома ле Скайн Перворождённым в Квалинести, запрет Риана опротестовать, и как можно скорее пресечь создавшуюся ситуацию на той несчастной планете. Только непонятно - как. Такая прорва магэнергии, что была затрачена на эксперимент, не враз собирается, а просто открыть портал мало. Нужно его держать, чтобы все вампиры смогли откликнуться на Зов и добраться до портала. А уж здесь их - либо в ящик, либо в пепел. Но. Судя опять же по записям, займёт это довольно много времени: транспорт там развит слабо. А поддержание портала - процесс весьма энергоёмкий. Менее, чем первичный пробой, но тоже весьма и весьма. И где столько мощи взять, позвольте спросить? Вот в это и упёрлись, и ни о чём больше думать не смогли. Испортил Старейшина Йэльф вечеринку, как есть испортил! Не смешно! Зато уже не скучно! Хорошая задачка, на целую осень хватит, а может и дольше! А там и полетать можно.
  
   Райн Берт только что намылся до скрипа и сидел у себя в келье, распаренный и благостный, с целым кувшином компота. Некоторые святые подвижники в его мире совершали подвиг свой, отказываясь от омовений, и он тоже считал, что негоже сильно ублажать плоть свою. Но райн Фрамин объяснил ему, что здесь это неприемлемо.
   - Видите ли, райн Берт, чем сильнее будет от вас пахнуть телом, тем тяжелее будет с вами общаться нашим братьям. Не потому, что они будут воспринимать вас, как еду - они, слава Жнецу, сыты. Просто у них очень чувствительное обоняние, и сильные запахи они переносят с большим трудом. То, что мы, люди, воспринимаем за сильный запах - для их обоняния вообще, как удар кувалдой! А про эльфов я вам уже рассказывал, эльфы-то различают как-то, где цветы, а где они сами, но на человеческий нюх разницы никакой. Поэтому у нас и цветочные духи не в ходу, а используются только сложные искусственные ароматы: никто не хочет пахнуть испуганным эльфом. Наилучший вариант - не пахнуть вообще ничем, но для живого существа это, конечно, недостижимо...
   И райн Берт внял голосу рассудка. И его спаситель, райн Риннбар, перестал морщиться при разговорах с Бертом. А разговоров было много, каждый день. Теперь, когда Берт окончательно уверился в том, что на бессмертную душу его никто не посягает и даже в веру свою обращать никто его не собирается, верх взяла его природная тяга к знаниям. Его интересовало всё. Нет, он не впал в ересь. Совсем не собирался он СРАВНИВАТЬ новые знания с верою в Господа. А вот сведения о вампирах он очень даже сравнивал с тем, что было известно в его мире. И находил объяснения давно известным, но непонятным доселе фактам. Они не любят чеснок? Не любят, но не по мистическим причинам, а по вполне прозаическим - очень сильно и неприятно пахнет. Эффект такой же, как у человека, режущего лук: слёзы из глаз, резь, жжение и всё такое прочее, вот и всё. Осина? Это дерево? Помилуйте, благословенный, чепуха какая! Это что же, от занозы в пальце рассыпаться? Ах, в сердце? Да кому угодно кол в сердце - оно с гарантией, хоть бы и вам! Соль? Да, особенно морская и в большом количестве. Потому что легко "ионизируется", как сказал райн Риннбар. Что и заставило его после этого объяснять Берту основы физики. Когда незнакомое слово нашло своё место в голове Берта, стало ему понятно и то, почему эта самая ионизация разрушает поддерживающее заклинание, за счёт которого вампиры и существуют. Серебро? Да, очень опасно, поскольку прекрасный проводник не только для электричества, но и для магэнергии. Вытягивает и рассеивает, поэтому серебряных амулетов-накопителей не бывает, а вот предохранителей и оберегов - сколько угодно. Если облить вампира серебрёной водой, поддерживающее заклинание пострадает несильно и быстро восстановится, а вот если напоить, понадобится срочная замена крови, и то - если успеют. Раны же, нанесённые серебром, если только не в сердце или голову, лечатся простым иссечением пораженных тканей с последующим заживлением. Да, серебро из-за таких свойств не в почёте, металл неходовой, используется мало и неохотно. Ле Скайн вообще хотели провести запрет на добычу и использование, тем более, что все шахты - в их землях, но эльфы не дали, для чего-то там оно им необходимо. А солнечный свет опасен для спившихся на крови или только что поднятых ординаров, если при жизни они не были магами. Хоть и по разным причинам, но обе эти категории не имеют достаточно энергии для установки защиты, ультрафиолет входит в резонанс с поддерживающим заклинанием, и последствия плачевны... Что такое ультрафиолет, резонанс, проводник и электричество - объяснить после первой лекции по физике было уже просто, Берт тупым никогда не был. Ни разу в жизни не пошатнулся он в вере в Господа, но простые ответы, типа: "Так Господь задумал, не твоё дело, не вынюхивай!", всегда его раздражали. Зато теперь он с изумлением чувствовал, как чуть ли не со слышимыми щелчками встают на место у него в уме кусочки головоломки под названием "окружающий мир". За последнее время он узнал о мире больше, чем за всю жизнь! Никогда ещё не удавалось ему так глубоко вникнуть в замысел Господень, и увиденное вызывало ещё большее восхищение, чем обычно! А райну Риннбару было нестерпимо скучно, и, если бы не прямой приказ начальства - подружиться с Бертом, раз уж так вышло - сбежал бы в другой Храм, как Серп свят, сбежал бы от этого настырного и любопытного райна! Его даже от основной работы освободили, чтобы он мог отвечать на бесконечные вопросы об элементарных вещах! Остаётся только подосадовать на самого себя, что сунулся помогать этому Берту с его рукой. Но позволить в своём присутствии глупо истечь кровью живому существу - это тоже было бы неправильно. Не за тем он в Дети Жнеца пошёл. А так - как он и рассчитывал, засчитали первого спасённого! Его самого бы кто спас теперь от этого "спасённого"! Ну, хоть сегодня день Осознания дали - вот и слава Жнецу!
   В дверь кельи деликатно постучали.
   - Открыто! - отозвался Берт. На самом деле он всё ещё хитрил и перестраховывался, и каждый раз испытывал жгучую смесь разочарования с облегчением. Известно, что вампиры стараются выманить свою жертву наружу, потому что без приглашения хозяина не могут зайти в дом. А вот местные заходят, и ничего, хотя крест райн Берт в углу таки нарисовал и освятил, как смог.
   - Райн Бертольд? Я надеюсь, что не оторву вас от каких-нибудь архиважных дел? - на пороге, улыбаясь, стоял вампир, который обещал ему... Много, чего обещал. Берт сразу его узнал, хоть тот и был сейчас вполне прилично одет, обут, и даже вихры эти невероятные, видимо, попытался расчесать и пригладить. Берт насторожился, поспешно соображая, а не сделал ли он что-то такое, за что его сейчас "прирежут, как бешеного пса". Он переводил Святое Писание, да, но об этом его попросил райн Фрамин... Нет, не будет он унижаться и оправдываться перед нежитью надменной! Вечно в сторону глядят, будто Бертольд мерзость невообразимая!.. - Да не напрягайтесь вы так, - хмыкнул незваный гость. - Я исключительно с дружеским визитом! Позвольте представиться: Донни дэ Мирион, - изящно поклонившись, вампир огляделся, но единственный стул был занят хозяином, и он непринуждённо уселся прямо на пол, скрестив ноги кренделем. - Ну что-о вы, право, райн Берт? - укоризненно протянул он, разводя руками. - Я же не только убить вас обещал, но и поговорить. Хотя, не скрою, не надеялся на такой исход! Совсем, совсем не надеялся. Совершенно не произвели вы тогда на меня впечатления человека, способного думать и задавать вопросы. Такой весь из себя самоуверенный и самодостаточный кре... э-э-э... человек. А тут райн Фрамин мне сказал, что вы чуть ли не дружбу с райном дэ Фрэнном свели, вопросы задаёте - я и обрадовался! Дай, думаю, навещу! Может, и я смогу на пару вопросов ответить, вдруг райн дэ Фрэнн не смог... Как ваша рука? - вампир болтал легкомысленно и непринуждённо, как на светском рауте, а Берт настороженно за ним следил и всё никак не мог поверить в отсутствие подвоха.
   - С-спасибо, хорошо, - неуверенно выговорил он.
   - Да бросьте вы, райн Бертольд! - насмешливо вздёрнул брови Донни. - Если бы я посчитал правильным вас убить - я бы вас уже убил, вот и всё. И положение ваше таково, что нич-чего бы мне за это не было! Забавно, правда? - райн Берт, как раз, ничего забавно в этом не нашёл и нахмурился. - Ну, не будьте же таким суровым! - ещё больше развеселился Дон. - Я с хорошими вестями, вам понравится!
   - Да? - райн Берт чувствовал, что этот вампир чем-то отличается от остальных, чем-то неуловимым - но чем? И вдруг решился: - Кто вы? - подавшись вперёд, с жадным вниманием уставился он в лицо Дону. Как в холодную воду прыгнул: сначала страшно, а потом уже всё равно.
   - Я? - весело удивился Дон, но потом задумался. - А знаете, я очень много, кто, - наконец сказал он. - Всё перечислять, боюсь, займёт немало времени. Впрочем, я к вам и пришёл, чтобы отвечать на ваши вопросы... Хорошо. Но давайте тогда переместимся в более удобное место, где можно что-нибудь пить и есть. И я расскажу вам всю свою жизнь. В ваших записях мне очень понравилось нечто, названное вами "тайна исповеди". Я исповедаюсь вам. Если хотите.
   - Хочу, - решительно встал райн Берт.
   - Я так и подумал, - кивнул Дон и открыл портал прямо из кельи.
  
   - Вот, собственно, и всё, - закончил Дон двумя часами позже свой рассказ. Они сидели в крохотном ресторанчике неподалёку от Храма. Посреди зала журчал фонтанчик, у его подножия плавали красные и синие рыбки с ладонь величиной, в трёх апельсиновых деревьях, растущих прямо из пола, чирикали разноцветные птахи. Бертольд ошеломлённо молчал. Вопросы, которые он задавал райну дэ Фрэнну, затрагивали в основном рабочие, технические моменты, а Дон раскрыл перед ним внутренний мир вампиров - и Бертольд был потрясён. Все привычные понятия вдруг вывернулись наизнанку и теперь нагло ухмылялись ему в лицо. Будто острейшая бритва вскрыла какой-то отвратительный нарыв в душе, и сейчас шёл процесс очищения, но до чистой крови было ещё далеко. Дон окунул палец в вино, провёл по краю бокала, и хрусталь запел, вторя птицам и фонтану. - А шёл я к вам сегодня, чтобы передать вам приглашение на беседу с Йэльфом. Старейшиной Йэльфом. Вы ведь читали нашу историю? Помните, кто такой Йэльф?
   - Первый... первый эльф? Но ему... Ему, что, восемь тысяч лет?
   - Больше, - кивнул Дон. - До появления людей они не вели летосчисления. И он помнит Жнеца. Он сам его видел. Он с ним разговаривал. Он видел, как появились на свет все остальные Перворождённые. В войну его смертельно ранили, и он стал вампиром, чтобы не погасла его жена, Талиэльфи. И она с ним до сих пор. Видятся они нечасто, но, представьте, она всё ещё в радуге! Он один из Старейшин ле Скайн, ваш мир его заинтересовал, и он хочет вас видеть. Завтра вечером.
   - Какая... какая честь!.. - растерянно пробормотал Бертольд.
   - Да никакая не честь, просто ему скучно, - опустил его с небес на землю Донни. - Вы человек, вы себе и представить не можете, какая это скука, когда в Мире нет уже для вас ничего нового. И учиться нечему, вы знаете и умеете уже абсолютно всё, за исключением, может быть, того, что внушает ещё большую скуку во время занятия этим чем-то. Вопрос не в том, что заняться нечем, беда в том, что всё уже было.
   Бертольд попытался себе это представить - и не смог.
   - Наши тела при поднятии во Жнеце проходят через смерть и, естественно, сильно изменяются. Формула составлена так, чтобы удержать от распада личность, а приобретаемые телом качества - лишь побочный эффект. Органы сохраняются, но в полную силу работает только мозг и мышцы, остальное же весьма слабо или замедленно. Мы можем изобразить учащённое биение сердца, но тело наше в этом не нуждается, один-два удара в минуту для нас норма. А эмоции и переживания определяется именно телом, поэтому большая часть их нам недоступна. Когда-то вампиры могли получать эмоции из крови пойманной жертвы, но это было очень давно. Ещё до конца войны была разработана клятва ле Скайн, её даёт каждый новый поднятый. В ней, кроме прочего разного, присутствует обязательство не охотиться на разумных. Мы получаем кровь насущную от кормлецов, а они, увы, эмоциями не располагают. Никто не думал, что это вот так обернётся, но лучше уж так, чем война на уничтожение, это все понимают. Правда, некоторым приходится это объяснять, - усмехнулся Дон, и Берт как-то сразу понял, какие "доводы" грозили таким сомневающимся. - И инкубы ле Скайн ещё в лучшем положении, чем наши братья-ординары, мы получаем некоторые эмоции с энергией, которую собираем, а у них и того нет. Наше легендарное самообладание, от которого так млеют некоторые, определённого склада ума, люди - лишь миф, оно вынужденное. Исступлённо, неистово желать, как живые, для нас нереально. Нет новых впечатлений - мы скучаем, нет пищи - звереем, а томление по несбыточному нам чуждо. Мы помним, как это бывает у живых, но это и всё. Ещё чуть-чуть - и мы бы стали бесстрастны, что перевело бы наше существование рядом с живыми в разряд невозможного, более того - уничтожило бы саму идею поднятия. Интеллект, чистый, логичный, может осознать себя, как единицу, но обретение яркой индивидуальности, что считается личностью, без эмоций невозможно. Мы стали бы одинаковыми, понимаете? Единица среди единиц. Чистая логика почти не вариативна. Но поднятие сохраняет в нас память. События не происходят в пустоте, им сопутствуют краски, запахи, звуки. Это создаёт в сознании ассоциативные цепочки, связь с живым прошлым. Что при жизни сопутствовало чему-то плохому, опознаётся, как опасность, и следует реакция. Зато смешные парадоксы ощущаются острее, чем при жизни, это прерогатива разума. А их вокруг полно, жизнь вообще забавная штука! Правда, многие считают наше чувство юмора весьма... странным. Но, в отличие от многих ординаров, главное у ле Скайн - интеллект, и он, именно от недостатка эмоций, весьма требователен. А интеллектуальный голод хуже телесного, это чудовищная, поистине нечеловеческая скука. Почти каждый Старейшина хоть раз лечился от пьянства, неуёмная звериная жажда крови - единственное, что может заглушить вопли голодного разума, которому нечем заняться, и то не до конца. И это страшно, поверьте мне, райн Берт, - улыбнулся Дон, и Берту действительно стало страшно, такая уж это получилась улыбка. Впрочем, она быстро погасла. - Сейчас, глядя на Йэльфа и остальных Старейшин, я понимаю, насколько прав был Лаймон, отказавшись от поднятия. Он-то точно спился бы, никакой Госпиталь бы не помог. В результате мне самому пришлось бы его упокоить, а это было бы весьма досадно, - Дон замолчал, допил вино и бросил на столик пару когтей: - Уже поздно. Пойдёмте, райн Берт, я вас провожу. Надеюсь, я смог ответить вам, кто я такой. Кто мы такие.
   Этой ночью Берт никак не мог заснуть, всё ворочался с боку на бок, вспоминая рассказ Дона. И ведь не жаловался вампир ни на жизнь свою, ни на не-жизнь, рассказывал, как роман читал - с насмешливой улыбкой, с иронией. А Берту почему-то плакать хотелось - так жаль ему было, так бесконечно жаль... А чего жаль - он бы и сказать не смог! В конечном счёте он все-таки встал, снял колпак со светляка и уселся перечитывать "Предания и легенды". Но читал уже с другим восприятием, не как сказки, читал, понимая, что всё это было, было на самом деле! И плакал святой отец Бертольд, сочувствуя нежити, и молился до утра своему Богу, прося простить и спасти их души, всё ещё живые и чистые в нечистых телах, ибо из любви к ближнему, а не ради себя шли они на... ПОДВИГ СЕЙ??!! Или это враг рода человеческого ему помыслы туманит? Райн Берт понял, что запутался окончательно, допил компот, помолился, и на этот раз ему удалось заснуть.
  
   - ...Где дней чреда, как соты с мёдом,
   И щедро света молоком
   Поят туманные восходы
   Всех, у кого утрачен дом... - с задумчивой улыбкой негромко продекламировал Дон. Он сидел боком на мраморной балюстраде и смотрел вдаль. Пройдя в портал, они оказались на вымощенном белым мрамором пятачке, и Берт замер от восторга - такая открывалась отсюда красота. Даже ахнул.
   - Да, я тоже люблю здесь сидеть, - Дон глубоко вдохнул ветер и с улыбкой вгляделся вдаль. - Здесь... вольно. Если хотите, можем задержаться, время есть, - и уселся на широкие перила. Склон горы уходил вниз величественными уступами, покрытыми где лесом, где цветами, и заканчивался широкой полосой джунглей. А ещё дальше, там, за зелёным плюшем вершин деревьев, блистал и переливался залитый закатным солнцем океан, сливаясь вдали с таким же золотым небом. Было тепло, хоть и ветрено, но Берта пронизала дрожь. Площадка, на которой они стояли, выдавалась вперёд, как нос корабля, и Берту вдруг показалось, что они парят над Миром, и сейчас порывом ветра их унесёт в эту сияющую даль, унесёт без возврата и надежд, и было в этом странное облегчение. Туда, в даль над океаном, далеко-далеко. Там ничего не надо оценивать и решать, там не надо думать и мучиться сомнениями в правильности своих оценок и поступков. Там можно просто плыть, плыть по воле ветра, и купаться в золотом сиянии, и никогда не возвращаться, никогда... А Дон к тому же начал негромко и задумчиво читать стихи:
   - Все лица, голоса былого
   Растают в памяти, как мёд.
   И Млечный Путь откроет Слово,
   И заклинание спадёт.
   Презрев докучные оковы
   Дух воспарит, взлетев легко,
   И ощутит, вкусив иного,
   Как сладки мёд и молоко.
   И осознает ту границу,
   Где вечность истинно живёт,
   Где даль туманная искрится,
   Где молоко всё льётся в мёд...
   До мистической дрожи созвучно это было тому, что сейчас видел и чувствовал святой отец. Так естественно вплетался бархатный баритон в голос ветра, поющего в скалах, и такое спокойствие приятия неизбежности своей участи звучало в нём, что суровый отец Бертольд, неутомимый и неумолимый охотник на нечисть, вдруг почувствовал, что сейчас расплачется, как сегодня ночью над пронзительно печальной историей Скинэльфа и Лайлльэльфи по прозвищу "Босы ножки".
   - Пойдёмте, райн Берт, не стоит опаздывать, - Дон соскочил с перил и направился к широким мраморным ступеням лестницы, ведущей тремя пролётами вверх к белому портику входа, врезанного в скалу.
   - Чьи... Чьи это стихи? - спросил Берт, едва совладав с голосом. Вампир удивлённо обернулся и пожал плечами:
   - Мои, - просто сказал он и стал подниматься дальше, сделав приглашающий жест рукой. - И помните, райн Берт: только на "ты", а то и поколотить может! А за вопрос о возрасте просто убьёт. Не любит он об этом...
  
   - А вот и наш грозный истребитель! - по мозаичному каменному полу, изображающему подводное царство, потирая руки в радостном предвкушении, шло к ним существо, в мире Берта невероятное. Ступив на трёхмерную прозрачную мозаику, Берт даже штанины поддёрнул - полное было впечатление, что там вода, и весьма глубокая. И что-то там, в глуби, вроде даже плавало и извивалось. Но при появлении хозяина дома забыл обо всём. Невысокий - подросток лет четырнадцати, хрупкий, но с завораживающей грацией в каждом движении, и лёгкая, свободного покроя одежда не в силах была скрыть эту пластику. Волна чёрных гладких волос ниже пояса, а лицо... "Я сплю. Этого просто не может быть", подумал райн Берт, чувствуя, как отвисает челюсть. Но дружеский тычок в плечо, которым радостно наградило Берта это чудо, оказался вполне ощутимым и даже очень. Попросту говоря, Берт упал, и, наверное, отшиб бы себе что-нибудь об камень пола, если бы Дон его не подхватил.
   - Дед, ты не прав, - укоризненно пожурил Донни своего дальнего предка во Жнеце.
   - Дед? - непроизвольно вырвалось у Бертольда. Он совершенно непристойно цеплялся за Донни и судорожно шкрябал ногами по полированному полу, пытаясь встать.
   - А то! - хмыкнул Донни, аккуратно сажая его на пол. - Ну-у, если точнее...
   - Не-не-не! Потом-потом, не хочу об этой гадости! - перебил его Йэльф и присел перед сидящим на полу Бертом на корточки. - Ты извини, райн... Берт? Берт, да. Как-то я не рассчитал на радостях! - осиял он Берта очаровательно-виноватой улыбкой. - Не зашиб? Нигде не болит? Нет? - Берт заворожено помотал головой. Какой же он красивый! Или... она? - Ты меня хочешь о чём-то спросить? Спрашивай, детка, не стесняйся!
   - Ты женщина? - выпалил Берт, прежде чем понял, что говорит и кому. Но реакция оказалась непредсказуемой:
   - А кто тебе больше нравится, душечка? - очень оживился Йэльф, с весёлым любопытством заглядывая Берту в лицо. Только в лицо, не в глаза.
   - А... М-мне-э-э... - забуксовал Берт под неудержимый хохот Донни. - Я-а-а...
   - А... Ой, прости-прости, забыл-забыл! Я же читал, тебе же нельзя, чтобы кто-то нравился, да-да... - замахал руками Йэльф. - Ну, как тебе не стыдно, детка, что ж ты ржёшь-то непотребно уж совсем? - укорил он Дона, но, вскакивая, тоже хихикнул. Невысокий, гибкий, рядом с ним даже Дон казался большим и тяжеловатым, а Берт и вообще почувствовал себя неуклюжим медведем. - Ну, вставай, вставай, дружок, ты живой, а пол холодный, простудишься ещё, - протянул вампир Берту руку. - Там у меня и столик накрыт, и креслица стоят, и ржать там ещё лучше, правда-правда! Там такое эхо! Как хихикнешь - прямо звон в ушах стоит!
   Тонкая, с длинными пальцами рука оказалась сухой, прохладной и, вполне ожидаемо для Берта, нечеловечески сильной.
   Подхватив Берта под локоток, Йэльф провёл гостей через высокую белую двустворчатую дверь в гостиную. Локоток он крепко прижимал к своей подмышке, потому что был Берту по плечо, и, заглядывая снизу вверх ему в лицо, на ходу объяснял:
   - Люблю я почитать ерунду всякую, начну ржать - эхо и подхватит, и ещё смешней становится! Так и хихикаю часа по два над каждой строчкой! Очень выгодно, а то читаю я быстро, только начнёшь - а книжка уж и кончается, просто разорение на этих книжках, правда-правда! Такая чушь - и так дорого! А видеошар не могу смотреть, совсем не могу. Прямо тошнит, какую чушь показывают, и не смешно совсем!
   Берт опасливо косился на своего провожатого и бросал беспомощные взгляды на Донни. Тоже нежить, но хоть знакомая уже. Красивый этот Йэльф, да, очень, но, видимо, откровенно чокнутый! Да и не мудрено: за восемь тысяч лет любой свихнётся! Дон ободряюще ему подмигнул и шепнул, наклонившись к уху, почти неслышно:
   - Прикалывается.
   Что это значит, Берт не понял, но Дон явно стремился его успокоить и подбодрить, и уже одно это Берта успокоило и подбодрило. Он перестал коситься и осмотрелся. А здесь действительно было хорошо. Большая полукруглая комната со сводчатым потолком и тремя закруглёнными наверху окнами, начинавшимися от самого пола, была почти пуста. Занавесок не было, из окон видно было только небо, а если подойти ближе - ещё и океан. Рядом с дверью вдоль всей прямой стены тянулся стеллаж с книгами, поднимаясь до потолка, у стеллажа приткнулась крашеная матовой зелёной краской стремянка, перед стеллажом разлапился большой низкий светло-зелёный диван с высокой спинкой. Примерно посередине - три зелёных мягких кресла стояли по сторонам накрытого белой скатертью столика. А на столике всё искрилось хрусталём и золотом, и блики отражались в голубом полированном камне пола. И всё остальное - простенки между окнами и потолок - было голубым, за исключением ослепительно-белых рам окон и четырёх золотых высоких канделябров на три светляка каждый, стоящих между окнами и в углах. В целом создавалось ощущение, что комнаты, собственно, и нет, а есть открытая площадка, по краю которой зачем-то поставлены три окна и канделябры.
   - Нравится? - искоса заглядывая Берту в лицо, спросил Йэльф с такой надеждой, будто от этого зависела его жизнь. Дождался от Берта кивка с утвердительным мычанием и надулся от гордости. - Сам, всё сам! И мозаику на полу в холле сделал, и нарисовал, и положил, и здесь всё сам! И придумал, и сделал! Так забавно смотреть, когда приходит кто-нибудь и этак осторожно ногой пробует, не слишком ли глубоко! Утонуть в полу боится! - довольно хихикнул он. - Нет, книжки не сам, это я покупаю, и диван не сам. А остальное - всё я! А камень этот ещё и цвет меняет! Чтобы эффект не пропадал! Вот стемнеет - увидишь! Даже звёздочки появятся! А лестница? Лестница понравилась тебе? А? А? Тоже сам! А в ливень - знаешь, какой водопад красивый получается? У-у!
   - Дед, кончай придуриваться! - плюхнулся в кресло и подобрал в него ноги Дон. - Райн Берт сейчас решит, что ты больной на всю голову, и разговаривать с тобой будет соответственно. Как с больным на всю голову. Тебе оно надо?
   - Да что ты? Ну вот, вечно ты мне всё портишь! - надулся Йэльф. - Уж и поиграть нельзя, всё о деле, о деле... Может, хоть пока едим, похихикаем? Вот, смотри: ха-ха-ха! - громко захохотал он неожиданным басом. "Ха! Ха!", отозвались стены, Берт съёжился, Дон поморщился и недовольно покосился на Йэльфа. - Нет? Ну, как скажешь, - вздохнул Йэльф, и Берт поразился перемене, вдруг произошедшей с вампиром. Нет, он не стал менее красив, черты лица не изменились, но и мудрость веков не отразилась в его глазах. Зато отразилась вековая скука и сразу безнадёжно состарила молодое лицо. И стало неважно, мужчина это или женщина: какая разница, если это так же скучно, как и всё остальное... - Ты кушай, детка, кушай. А я постараюсь объяснить, зачем тебя позвал. А ты кушай, потом ты кушать уже не сможешь. Что ты так подскочил, бедненький? Да не съем я тебя, не бойся. Просто ты мне рассказывать будешь то, что в твои записи не попало, и кушать станет некогда. А вот уже потом я соглашусь удовлетворить твоё любопытство. Поэтому кушай, детка, кушай. Это всё - для тебя, нам и вина хватит.
   И у Берта даже мысли не возникло усомниться в праве этого, с виду годящегося ему в сыновья, существа - называть святого отца Бертольда "деткой". Он послушно придвинул к себе тарелку с каким-то салатом и принялся усердно жевать, не различая вкуса.
   - Тебе, наверно, уже рассказали, почему ты попал в наш Мир? - Берт вовремя вспомнил, что у него набит рот, и ограничился тем, что отрицательно помотал головой - Нет? Да что ты? Ага. Тогда начнём с начала. Двенадцать лет назад один маг сошёл с ума. Его ловили, он убегал. В конечном счёте, его убили, но где он скрывался, тогда не нашли. Нашли только четыре месяца назад, и обнаружили агрегат непонятного назначения. Долго крутили так и сяк, наконец, решили подать мощность на вход и посмотреть, что получится. Почему он оказался подключён к главному хранилищу магэнергии, уже разобрались, а нам и не важно, к делу не относится. Ты кушай, кушай, детка! - Берт поспешно зажевал. - Так вот. По расчётам получается, что открылся не один, а три портала. В один пролетел ты со своим носферату, второй открылся у нас - где-то в океане, а где это получилось в твоём мире - не суть важно. Его можно и вовсе не учитывать, место интересно только в плане географических координат. От нас к вам могло из него попасть только некоторое количество воды, а если от вас к нам, то оно тихо утонуло. А вот третий открылся у нас на севере, и в него прошёл в твой мир ординар Каспер дэ Лези. Поднят во Жнеце пятьсот лет назад в награду за спасение жизни своего на-райе, как бишь его... не суть. И вот это очень плохо. Потому что у вас нет Госпиталя, - объяснил он Берту, вопросительно поднявшему взгляд. - Ему будет нечего кушать, понимаешь, дружок? Ему придётся нарушить сначала один наш закон, а потом и многие другие, а потом ему станет всё равно и начнётся деградация. Его надо срочно вернуть, как можно скорее! Вопрос следующий: можешь ли ты начертить достаточно подробную карту, или хотя бы план твоего мира? Чтобы мы, наложив на эту карту получившийся треугольник, смогли хоть примерно определить, где очутился наш подданный? - Берт активно закивал. - Тогда прошу за мной, райнэ, - поднялся с кресла Йэльф.
   В соседней комнате не было ничего необычного или примечательного, кроме большого стола с расстеленными географическими картами. Следующие полтора часа Берт пытался восстановить в памяти всё, что помнил из географии. Самое обидное, что это оказалось зряшным делом. Упёрлись в масштаб. Берт просто не мог сказать ничего вразумительного насчёт расстояний, только то, что дорога на лошадях вот отсюда и досюда занимает столько-то дней. А в карете будет дольше. А пешком ещё дольше. А вот тут вообще никто не знает, что находится. Вернее, кто-то, может, и знает, но не Берт. Тупик. Вот карту звёздного неба он нарисовал - это он знал хорошо, но могло ли это помочь, не смог сказать даже Йэльф. Потом Старейшина попытался заставить Берта вспомнить и рассказать всё, что тот помнил о чёрной магии, и выспросил о ритуале, который провёл уничтоженный носферату. И вот тут стало окончательно ясно, насколько слаб переводящий амулет, выданный Берту в тюрьме. Половину приходилось рисовать и объясняться чуть ли не жестами. Наконец Йэльфу это надоело.
   - Нет, это просто издевательство какое-то! Так, где-то у меня тут было... О! - он покопался в ящике стола и вытащил моточек медной проволоки. - Бертик, детка, я надеюсь, ты не решишь, что я собираюсь тебя съесть, если я попрошу у тебя по одной капле крови на каждый амулет? - спросил он, не глядя на Берта, и быстро сворачивая проволоку в замысловатый узор. Берт похолодел. Вот оно! Начинается! - Ну, что ты, дружок! - на неуловимый миг поднял на него глаза вампир. - Это всего лишь переводчики! Тот, что у тебя на шее, сделан тоже на твоей крови, только очень уж топорно! - Берт схватился за свой новый крест. На крови?!! Вампиры переглянулись. Дон прыснул, а Йэльф вздохнул и посмотрел на Берта даже сочувственно, как на убогого и скорбного разумом. Как на дурака посмотрел, которого и жалко, и помочь нечем. Берт и почувствовал себя дураком и протянул палец, мысленно отвесив себе пинка. Захотят - съедят в момент, и спрашивать не станут, зачем же трусом себя выставлять? Йэльф работал быстро и умело. Через десять минут все трое уже повесили себе на шеи амулеты, и разговор пошел веселей.
   - Кстати, можешь теперь попробовать ещё раз, может, что и выйдет, - с этими словами Йэльф протянул Берту пачку листов, в которых он с удивлением узнал свои переводы. Ах, вот кто "прилежно изучал" его труды! Йэльф неожиданно подмигнул, переглянулся с Донни и они оба необидно засмеялись. Берт, в конечном счёте, тоже криво улыбнулся. Попробует, как не попробовать! Тем более теперь, когда он знает, кому и зачем это надо. - Ладно, работаем! - и они стали работать.
   Направляемый умелыми вопросами, Берт и сам удивился, как много, оказывается, он знает и помнит! Всё, что он когда-то читал или слышал о вампирах - всё это интересовало Йэльфа чрезвычайно. Предания, слухи, первые упоминания - всё. Почему-то очень насторожило его искушение Христа в пустыне, и он заставил Берта вспомнить всё до последнего слова. Берт удивился, и Йэльф объяснил, что это очень похоже на то, как подманивает жертву голодный ординар, по какой-то причине не способный передвигаться самостоятельно. Берт был шокирован, но... действительно, похоже, что ж тут скажешь! Теперь, узнав так много о вампирах, Берт это тоже видел. Донни быстро конспектировал, дублируя запись беседы на видеошаре, и в разговор не вмешивался. Через три часа Берту уже казалось, что его выжали, как лимон, и вспомнить больше ничего полезного не смог, как ни старался.
   - И что же, ты сам хоть раз видел, как они превращались в туман? - нахмурился Йэльф.
   - Два раза, - кивнул Берт. - Одного я всё-таки потом выследил и уничтожил, а второй - тот, что попал сюда. В предыдущий раз он туманом от меня и ушёл.
   - Да что ты? Скверно, - озабоченно побарабанил пальцами по столу Йэльф.
   - А что, мы это действительно умеем? - удивился Донни.
   - Да обойди тебя Жнец когда-нибудь попробовать! - взвился Йэльф. - Это же полный распад личности! Не утрата с уходом в растительное состояние, как у кормлецов, а распад с сохранением дееспособности. Ты же понимаешь, весь смысл поднятия - удержание личности и интеллекта в первозданном виде, а после стадии тумана остаётся просто хищник! У тебя есть представления о нормах поведения, моральные, социальные установки - уж какие есть, но есть. Убери их - что останется? Мимикрирующий кровосос, упырь! Зомби и то лучше, они хоть послушные.
   - А почему я об этом ничего не знаю? - возмутился Донни. - Опять блокировка информации?
   - Ой, да что ты? Отстань, - скривился Йэльф. - Всё раскрыть и всем всё сказать, да? Замечательная идея!
   - Не всем, а мне! - пожал плечами Донни. - При чём тут все?
   - Ай, молодец! А сам-то не наелся ещё? В зеркало посмотри? Вот именно! Сколько мы с тобой уже говорили, а тебе - как об стену горох! Чтобы дойти до стадии тумана без ритуала, надо спиться окончательно и проспать пару сотен лет. И когда у нас последний такой случай был, не помнишь?
   - Н-нет... - задумался Дон. Говорить о том, что он сам совсем недавно чуть было не стал "таким случаем", он, естественно, не собирался никому, тем более - Старейшине.
   - Райн Фрамин говорил: больше трёх тысяч лет назад, - вспомнил Берт. И поймал себя на тщеславии. Он, святой отец, кичится тем, что смог вставить слово в разговор двух вампиров? Начал было читать в уме покаянную молитву, но тут же решил отложить до возвращения - уж очень интересные вещи обсуждались.
   - Вот именно, - ласково кивнул ему Йэльф. - Теперь прикинь: ритуал на крови с использованием чужой жизненной энергии, причём однородной, так что заканчивается чаще всего смертью донора. А получишь в результате новый труп и неуправляемую, вечно голодную тварь. И зачем, скажи, распространять такие сведения? Чтобы кто-нибудь соблазнился и действительно попробовал? Со скуки?
   - Всё равно неправильно, - упрямо нахмурился Дон. - Надо...
   - Да что ты? Я тебе уже объяснял сто раз, что наибольшую угрозу обществу несут именно те, кто точно знает, КАК НАДО! Как должны жить все окружающие. Не уподобляйся, ладно? - Йэльф сказал это негромко и спокойно, но Дон вдруг завял на глазах, а Берт очень удивился. Такая мысль не приходила ему в голову. Наоборот, он считал всегда, что это очень хорошо - знать, как надо. И наставлять других на путь истинный - а как иначе? Йэльф заметил его растерянность и счёл нужным объяснить: - Непонятно? Ой, да что ты? Ай, детка, все знают, как оно надо, но у каждого есть ещё и "хочу". И совпадают они очень редко, чаще приходят в конфликт и мешают друг другу, и у одного человека, и между людьми. Поэтому в половине случаев выходит, как получится, ещё в сорока восьми процентах - как придётся, и только в двух случаях из ста - как надо. И в этом спасение Мира! Не понимаешь? Да что ты? Самое страшное - когда какая-то одна идея овладевает многими умами полностью. И начинает насаждаться силой. Силой мнения большинства. Неважно, какая, даже самая правильная, но силой! Самые опасные слова: "надо, чтобы все", именно они приводит к войнам. Законы природы вполне применимы и к обществу, каждое действие вызывает противодействие. И, пожалуйста - война. Разве в твоём мире этого не было? - Берт подумал, и не смог не согласиться. Ещё как было-то! И сейчас есть. Но ведь это война за правое дело! Не заметив, он произнёс последние слова вслух, и Йэльф опять ехидно скривился: - Ой, да что ты? И откуда ж ты знаешь, правое оно или левое? Для тебя - правое, а для соседа оно самое, что ни на есть, левое! Перворождённые когда-то рассуждали так же, как ты. И взялись творить добро, почти ничего не зная о людях. Это было ужасно, поверь мне, дружок. Хорошо - нашлась женщина, ты наверняка читал уже про неё, сумела объяснить, что так нельзя. Потому-то и мы, и на-райе стараемся не повторять той ошибки. Мы вмешиваемся в дела людей, да, но по минимуму. Следим, чтобы люди не изобретали опасных игрушек, которые им же и принесут основной вред, опасную информацию изымаем, ну и так, по мелочам. Но мы при этом не претендуем на то, что знаем, КАК НАДО. Мы только знаем, как НЕ надо, и делаем всё, чтобы свести вероятность появления этого "не надо" к возможно меньшим числам. Всеобщей пасторальной идиллии, конечно, не получается. Слишком мало и быстро вы живёте, слишком много желаний на единицу времени, ты понимаешь, детка? Вы просто не успеваете набраться опыта и научиться отделять стоящие стремления от ерунды, а иногда - и от опасности. Тут такой парадокс интересный: люди ведь очень не любят принимать решения, и. вроде бы, с большим удовольствием отдают кому попало это право - решать за них. Но стоит начать им советовать - тут же находится масса недовольных! Такое впечатление, что специально перекладывают ответственность, чтобы иметь возможность повозмущаться. Парадокс, право же!
   - Дед, - завёл глаза Дон. - Ты всерьёз думаешь, что нашему гостю интересны твои изыски в человеческой психологии?
   Берт хотел было сказать, что, как раз, очень интересны, но Йэльф уже спохватился:
   - Да-да, ты прав. Так вот. Собственно, задача наша заключается в том, чтобы вовремя изъять самые опасные идеи, иногда - вместе с носителем, и мы не считаем это чем-то зазорным.
   - И... никто не возражает?
   - Бегут, детка, бегут, ещё как! Семьями. В дикие деревни, на север. А в третьем-четвёртом поколении бегут обратно, вот как смешно! Дикие деревни - с одной стороны, беда, но с другой - отдушина! Потому и не разрешаем Короне их искоренить, обойди Жнец! Для человека обязательно должно быть в мире место, куда он может убежать. Должен быть выбор. Всегда кажется, что где-то там лучше, что именно там - то, чего ему здесь не хватает. И убежит, и сам себя убедит, что это та самая свобода от навязчивого пригляда на-райе, и будет счастлив. А у внуков его начинаются те же проблемы, и они бегут назад - к библиотекам, целителям, видеошарам и хорошо освещённым улицам. И такой круговорот - это нормально, это правильно. К сожалению, эльфы это плохо понимают, да и среди нас не все хорошо. Печально это, но не удивительно, меж представителями одной-то расы взаимопонимание не всегда случается, а тут совершенно же разные существа! Никогда эльф не сможет мыслить, как человек, и наоборот. А есть ещё и мы, и у нас тоже свой взгляд на мир. Но Мир-то один, и надо хотя бы пытаться понять чужую точку зрения, хоть чуть-чуть!
   - Да, я понимаю, - прошептал Берт.
   - Понимаешь? Да что ты? Ай, молодец! Это хорошо, что понимаешь, а то встречаются такие экземпляры среди вас, с которыми разговаривать просто бесполезно. Объясняешь ему, рисуешь картину того, к чему приведёт воплощение его мечты, его игрушка или идейка - а ему плевать. Плевать ему, дружок, понимаешь? На всех и вся. Гордость первооткрывателя у него, доказать он хочет, бедненький, что-то там такое-разэтакое - себе, или ещё кому-то! И приходится изымать, а как иначе? Но мы не считаем себя в праве запрещать изобретать и думать, мы не диктуем, как люди должны жить. И они опять изобретают, иногда то же самое, что только что было изъято. Знал бы ты, сколько заклинаний каждый год приходится изымать, некоторые - ещё на стадии разработки! Потому что сколько-то лет назад они уже рассматривались и признаны опасными. Взрывчатку, например, по два-три раза в столетие изобретают, мы блокируем и пресекаем распространение, но - и только. А что делать? Это вот он у нас поборник всеобщей прозрачности, уж наелся полной ложкой, а всё не успокоится! - кивнул Йэльф на Дона, тот поморщился, но промолчал. - Ладно, проехали, детка. Убеждать мне тебя не в чем, да и незачем, большой уже мальчик, сам разберёшься. У тебя, наверно, были вопросы? Спрашивай. И закончим на этом.
   Берт растерялся. Были у него вопросы, как не быть. Но сейчас ничего в замученную голову не приходило. Кажется, ему и без вопросов на всё ответили... А! Вспомнил!
   - Жнец! - выпалил он.
   - Что - Жнец, дружок? - не понял Йэльф.
   - Райн Донни сказал мне, что вы... ты видел Жнеца!
   - Ну, да... А! Я понял. Каким он был, да? Его звали Саймон, и это был огромный золотой ящер.
   - Я... - Берт поперхнулся и долго хватал ртом воздух. А как же "по образу и подобию"? И это здесь вверх ногами!
   - Да, метра три или четыре ростом, и хвост сзади, на него он опирался, когда стоял, а всё остальное вполне обыкновенное - руки, ноги. Только весь в чешуе, одежды он не носил. По шесть пальцев на каждой руке. Вот голова почти как у нас. По крайней мере, я помню лицо, а не ящеричью морду. И была у него ручная обезьянка, всегда сидела у него на плече. Мы все очень испугались, когда узнали, что он охотник. Что он убивает и ест мясо своих жертв. Это не укладывалось в наши головы. Как так - разумный, но убивает? Одно дело - животные, они так уж устроены, думали мы, но разум всегда найдёт альтернативу, - он невесело усмехнулся и покачал головой. - Как много времени нам понадобилось, чтобы понять, что против своей природы идти бессмысленно! Вампир пьёт кровь, но не убивает, а человек, чтобы поесть мяса, вынужден убить: вывести ходячий бифштекс у Перворождённых не получилось. Можно называть нас кровопийцами, а людей и на-райе трупоедами - и кто лучше? Да никто, просто мы разные. И сокрушаться по поводу своей природы так же бессмысленно, как и превозносить или гордиться ею. Попытки же насильно навязать свой образ жизни существам, по самой сути своей к нему неприспособленным, приводят к преступлениям просто чудовищным, ты мог это прочесть в "Хрониках". Можно и нужно стараться понять иное существо, но копировать чужое бытие - глупо, а подгонять чужое под свой шаблон - преступно. А если ты сильнее - ещё и подло. Да, кучи трупов, реки слёз, крови и дерьма - наш мир видал и такое. А у твоего мира это, судя по всему, ещё впереди. Или уже? Вот, видишь, детка! У всех свои особенности. На-райе, например, могут есть мясо только с тех ферм, где забоем скота занимаются ординары. Животное берут на взгляд, оно умирает счастливым, и в мясе не остаётся "вкуса страха", так они это называют. Людям всё равно, а на-райе его чувствуют. Потому что они тоже другие. Мы все разные, но все связаны. Не появились бы в Мире вампиры - и остались бы на-райе травогрызами, как Перворождённые! Нам, вампирам, не выжить без людей, а люди без пригляда на-райе, пусть и минимального, мгновенно превращают Мир в помойку и начинают за эту помойку воевать, превращая её уже в кладбище, это всё уже проверено! Двух тысячелетий вполне хватило. Не потому, что люди плохие, а потому, что так уж вы устроены, и что будет твориться в твоём мире лет через тысячу, мне и представить страшно! Но это понимание нам всем нужно было выстрадать, понимаешь, детка? Должно было пролиться много, очень много крови прежде, чем до всех всё это дошло. Лучше бы уж ординаров кормили, чем зазря кровь проливать! А тогда... Мы питались только фруктами, и нам было не понять, что Саймону мясо необходимо для жизни. Мы были ещё дети, понимаешь? Испуганные дети. И мы сбежали от него. Со временем его образ оброс домыслами, а мы не сочли нужным это как-то изменить. И для потомков он стал Жнецом Великим. Мы назвали его "Жнец", - пропел он, - что значит в переводе "Жизнь, распоряжающаяся смертью". Но если изменить тон и акцент, получится уже "Жар смертельный", поэтому некоторые умники ассоциируют Жнеца с Солнцем. В общем-то, не удивляет, я работал как-то раз в пустыне вместе с магами военного корпуса. Да, в пустыне, я не рассказывал? - заметил он удивлённый взгляд Дона. - Две тысячи лет назад мне и ещё нескольким из наших это ещё было интересно. Там с тех пор находится то, что ты знаешь, как "Тысяча озёр", красиво получилось, да? А была пустыня. Мы делали барханы выше раз в пять, в шесть, маги сплавляли их в камень, а вода в углубления между ними собралась потом сама. Так вот. Глядя на то, как несладко приходится под палящим зноем даже магам огня, я понял, почему Жнеца часто связывают со светилом, особенно в южных областях. Но мы помним. Двадцать семь Старейшин ле Скайн, наши жёны и сорок семь пар Перворождённых в Квалинести. Никто не знает, зачем ему потребовалось создавать нас - а он нас создал, я это знаю, я был первым и сам помогал ему выращивать Перворождённых. Никто не знает, куда он делся - пожив какое-то время в джунглях, мы поднялись однажды по лестнице, которую он выплавил для нас в скале. Боялись страшно, долго спорили, надо ли это делать, но поднялись - стыдно стало, что бросили его одного, даже не попытавшись поговорить. А он был люто, чудовищно одинок, но понять это, опять же, потребовалось время. Пока мы жили кучей, мы и представить не могли, что это за зверь - одиночество. А потом поняли - и пошли к нему. И никого не нашли. Даже пещера его исчезла. А лестница цела до сих пор, если хочешь - можем сходить и посмотреть. Правда, ничего интересного она из себя не представляет, на редкость уродливое сооружение - только что древнее. Ею, конечно, не пользуются, но иногда приходят посмотреть. Хочешь? Правда? Да что ты? Ай, молодец! Ты хороший любознательный мальчик! Приходи ещё как-нибудь, я тебе ещё многое рассказать могу!
   Конечно, Берт хотел! И они сходили порталом к лестнице Жнеца, и Берт сам, своими глазами увидел это странное сооружение, своими ногами потоптал древние ступени, а оттуда Йэльф открыл им портал в Храм, на площадку перед общежитием. Без маяка точнее не мог даже он.
   - Пойдёмте, райн Берт, я вас провожу, и пойду уже домой, а то жена заругает, - улыбнулся Дон.
   - Жена? - изумился Берт. Даже остановился.
   - А то! - задрал нос Донни.
   - А-а-а вы тоже... Чтобы она не погасла? - осенило Берта.
   - Нет, ну, что вы, она человек! - развеял недоумение Дон. - И так на меня ругается! - он закатил глаза. - Шляешься, говорит, незнамо где, домой, как в гости заходишь! Надоело! Вот возьму и выгоню! И ведь выгонит, что ж вы думаете?
   - Вас? - вампир покивал, весело вытаращив глаза.
   - Она такая, она может! - усмехнулся он. У Берта перед глазами встало видение: роскошная комната, на полу пышный ковёр, на стенах гобелены и картины, на мебели позолота и бархат; величественная, неземной красоты женщина (другой он представить рядом с Доном не мог) указывает вампиру на дверь, и он, сгорбившись и уныло оглядываясь, идёт вон. Берт потряс головой, но они уже пришли.
   - Я вижу, у вас ещё есть вопросы? - Дон сразу оккупировал единственный стул и умудрился вольготно развалиться даже на нём: сел верхом и растёкся грудью по его спинке, уперев подбородок в сложенные руки. - Спрашивайте, райн Берт, ещё полчаса у меня есть.
   - А-а... - попытался сообразить Берт, какой бы вопрос задать. Мысли разбегались. Присел на край кровати. - Да. Вот. Этот Йэльф. Он ваш дед?
   - Во Жнеце, райн Берт, только во Жнеце. Тот, кто поднял, считается отцом во Жнеце - или матерью. Дэйл, отец моей матери во Жнеце - внук Йэльфа. А Йэльф, таким образом, мой прапрадедушка.
   - Но... А первый? Кто-то же был первым?
   - Да. Человеческая женщина Мангерита. Её поднял, как говорят, последний дракон, но это предание, а как было дело по-настоящему - никто не знает. Или молчит. Она была ординаром, с неё и возник наш род. Пробыла она недолго, около пятисот лет, потом её упокоили в одной из стычек с недовольными. Это сейчас у нас тихо, некоторым даже скучно, а тогда времена были кровавые, нервные. Да вы почитайте. Вон, я смотрю, у вас хроники КРК лежат - там всё довольно подробно описано. Ещё что-нибудь?
   - Э-э-э, да! Скажите, райн Донни, а вот... глаза? - Дон непонимающе задрал брови. - Я знаю, что не следует смотреть вампиру в глаза, и знаю, почему, - заторопился Берт. - Но здесь, у вас - всё наоборот! Не люди глаза отводят, а вы их прячете. Почему? - Дон поморщился, у Берта упало сердце. Кажется, он всё-таки умудрился задеть неудобную тему... И ошибся. В голосе Дона прозвучало чуть ли не сочувствие:
   - Понимаете, райн Берт, когда кто-то ведёт себя... неадекватно или просто нелогично - возникает огромное искушение взять его на взгляд и заставить вести себя правильно. Но вот это как раз неправильно, принуждение - злейшее нарушение свободы воли. Разрешается это только в форс-мажорных обстоятельствах или для спасения жизни - человека или своей. Это часть клятвы ле Скайн. А если удаётся доказать, что сделано это было ради материальной выгоды - это уже преступление, карающееся стиранием личности. С учётом того, что у нас, кроме личности, ничего по сути и нет... Понятно, да? Вас ещё что-то интересует? Нет? Тогда я откланяюсь, пожалуй, - встал Дон.
   Это я веду себя неадекватно и нелогично, понял Бертольд. И они прячут от меня глаза, потому что это я - я! - их искушаю! А они пекутся о моей свободе воли. О свободе изображать из себя недоверчивого и подозрительного дурака... Господи, прости меня, грешного, я с ними здесь с ума сойду...
   - Райн Донни, скажите, они что - собираются открыть портал в мой мир? - Дон уже шагнул в свой портал, когда Берт, поглощённый переживаниями, сообразил задать этот вопрос.
   - Если поймут, как это сделать, - обернулся Дон. - Хотите домой? Не сомневайтесь, о вас не забудут и обязательно вам это предложат. Только никто пока не знает, удастся ли это вообще. Спокойной ночи, райн Берт. Если ощутите настоятельную потребность поговорить, скажите райну Фрамину, я постараюсь навестить вас при первой возможности. Да, ещё одно. Надеюсь, нет нужды напоминать, что всё, доверенное вам, разглашению не подлежит? Не такой уж я радикал, как попытался представить меня Йэльф, просто любопытен от природы, - иронизируя над самим собой, развёл он руками. - Не люблю тайн, но не от общества, а от меня лично. Люблю всё знать, понимаете ли. Вы, как я заметил, тоже весьма любознательны, - усмехнулся он. - Но, учтите: ваше сотрудничество нужно Старейшинам, потому вам и отвечают на многие вопросы - информация за информацию. Но это не значит... Вы понимаете?
   - Да... Спасибо вам, райн Донни! - спохватился Берт. Дон кивнул, портал погас, а Берт ещё долго сидел, уставясь глазами в белёную стену. В голове крутилось всё, увиденное и услышанное за этот вечер, но без осмысления. Слишком много оказалось этого "всего", думать Берт был пока просто не в состоянии, только перебирал в уме картинки. И, ах, чёрт побери, прости Господи, кажется, ему нравятся эти ребята! Какие воины Христовы получились бы! Бесстрашные, хладнокровные... мда... Буквально. Зато эти их "правильно-неправильно" - это так удобно! Какая жалость, что ему запретили проповедовать! Если бы удалось их убедить, что быть католиком - правильно... А может?.. Но нет, вздохнул Берт. Райн Донни тут же "устранит носителя опасной идеи", ни на миг не утратив ни унции своей любезной доброжелательности, тут сомневаться не приходится. А жаль! Ах, как жаль! По всему видно, что никаких чувств к вампирам его родного мира, как выяснилось - заурядным кровяным пьяницам, эти ребята не испытывают, а уничтожать их могут чуть ли не щелчком пальцев! Как было бы здорово, если бы они согласились очистить его мир от этой нечисти! Но об этом и мечтать нельзя. Или можно?
  
   Глава четвёртая
   Гости
   Они сидели у одноногого стола над Свиллой, Ника и Зора с визгом брызгались водой у берега. Купаться Лиса не разрешила, только босиком побегать: середина Жатвы, вода уже холодная, да и вечер уже. Всё равно, конечно, мокрые будут с ног до головы, но хоть не сразу.
   - Лиса, слушай, давно хотел спросить... Не хочешь - не отвечай, сразу говорю! - Лиса подозрительно покосилась на Дона. О чём это он? Такие подходы, упс, однако! - Понимаешь, это уже второй раз, когда я не могу себе представить человека входящим в "Золотой лис". И вышибалу ты не держишь. Да и незачем, получается: я ни одной драки не помню за четыре года. Это у тебя какое-то заклинание работает?
   - Нет, - вздохнула Лиса. Наблюдательный, зараза! Вот и дома-то почти не бывает, а заметил! - Я тебе скажу, Дон, но! Если ты! Кому-нибудь! Когда-нибудь! - погрозила она Дону маленьким крепким кулаком, и ещё больше пообещала взглядом.
   - Могила! - осенил себя серпом заинтригованный Дон.
   - Это не заклинание, Дон. Это Рола.
   - Рола? - Лиса покивала. - В каком смысле - Рола?
   - Она Граничник, Дон. По крайней мере, насколько я понимаю, - Дон задрал брови. Ни о каких пограничниках он и понятия не имел. - Я ещё в первый раз, как с ней познакомилась, очень удивилась тому, что почувствовала в Видении. В первый момент - тяжеленная, как я не знаю что. Как гора на плечи упала. А потом - хлоп, и всё. Только тепло осталось, как от луча солнца, и то на грани восприятия. Я тогда столько литературы перелопатила - ты не представляешь! Это ж, можно сказать, профессиональная гордость задета у меня была - нигде таких описаний нету, не говорили нам про такое ничего! И ведь нашла! Правда, только в виде гипотезы. Понимаешь, у людей способности связаны с полом. Зовущие и Слышащие - только мужчины, и маги в основном мужики, магия среди женщин - очень большая редкость, разве что целительство, но, всё равно, редкость. А у женщин - только Видящие. Вот автор и пытался вычленить, какая ещё способность может быть у женщин. У мужчин-то две, а у нас получается одна. И приводил ста-арую телегу про Граничников, чуть ли не сказку. Не про тех, что до войны границы государств охраняли, а про мистических таких тётенек, рядом с которыми ничего не происходит. Их по-разному ещё называли - Талисманки, Берегини, Обережки. Да у меня копия снята, могу показать.
   - Да ну! Лучше сама расскажи! А то опять скажешь, что только тушка домой дошла, а мозги, как Ухты, в бумажки закопал!
   - Расскажу, - хмыкнула Лиса. Надо же, запомнил, что она ему как-то раз высказала, обидевшись на его отсутствующий вид! А что? Неправа? Пришёл домой - так и занимайся домом, а не хочешь, так зачем пришёл? - Но не вздумай кому проболтаться или планы насчёт неё строить. В общем, суть в том, что ни одно существо, несущее угрозу, к Граничнику не подойдёт даже близко. Забудет, или просто не захочет. О делах каких-нибудь вспомнит, или ещё что-нибудь - но не подойдёт. Про силу воздействия и площадь охвата никто ничего не знает. У Ролы, как я поняла, диаметр с длину нашей улицы. Вот сколько здесь живём - ни одной драки! А ведь почти окраина! Через две улицы от нас - такая же корчма, "Синий дракон", там что ни день кого-нибудь лупят! А к нам их завсегдатаи даже нос сунуть не пытаются, будто и вообще не знают о нашем существовании. А помнишь... да нет, не можешь ты этого помнить. Короче - была волна ограблений по всему городу, давно, через год, как мы приехали. Кучу народу обнесли - кроме нашей улицы и соседней. Вот, как круг кто-то прочертил, и сказал: сюда ни-ни! В общем, тот дядька в статье пишет, что гипотетически они, мол, должны существовать, но никто ни разу не смог их засечь вживе, чтобы исследовать и использовать. А какая, мол, могла бы быть польза: в нужном месте расселить Граничников - и спи спокойно! Но, чтобы найти хоть одного, нужно перелопатить жуткую массу статистических данных, а местные жители, бяки такие, сведения зажимают и сотрудничать не хотят! А я теперь даже смогла бы ему объяснить, почему их фиг отловишь! Потому, что я, например, за Ролу любому пасть порву! И тебе тоже! Потому, что она - гарант моей спокойной жизни, моего благополучия! На нашей улице за детей можно не бояться, даже если уже стемнело - а где ещё такое место есть? У нас тут даже пьяницы - мирные и благодушные, и психи сюда не забредают! Здесь получился маленький замкнутый такой мирок, и никакие нехорошие и злобные ребята сюда не ходят. Это, конечно, мои домыслы, абсолютно бездоказательные, но статистика - вещь упрямая! Не просто же так мы о всяких происшествиях только по видеошару узнаём? И так - все двенадцать лет. Круто?
   - Да-а, дела-а... - впечатлился Дон. - И ты думаешь, что это именно она? А, хотя, да. Видение, да? Тяжесть, надо же!
   - Да, - энергично кивнула Лиса. - Ни у кого, ни разу с таким не сталкивалась. Видимо, это так и работает. Подсознательное давление, как проверка на вшивость. Видимо, то, что в Видении определяется, как гниль, ею и является. Подтачивает личность, понимаешь? И... в общем, как-то это связано, я чувствую. Причём, сама Рола об этой своей способности - ни сном, ни духом! Даже не догадывается! Живёт себе, и всё. Это, видимо, как инстинкт. Знаешь, есть такие люди, у которых вся жизнь, как говорят - благополучно складывается. Вот, это оно, как я думаю. Вот представь: ждёт тебя за углом грабитель. И вот ты уже к углу этому подходишь, а он вдруг - ну, не знаю... вспоминает, что кран в ванной не закрыл! Или живот у него вдруг схватит. И он уходит. И ты не получаешь по голове! И даже не узнаешь никогда, что, свернув за угол, мог огрести массу новых впечатлений! Вот, как-то так.
   - Да-а... Интересно, а Найджел смог бы тебя навестить? - загорелся Дон, но Лиса сразу поняла направление его мыслей.
   - И не вздумай, экспериментатор хренов! - вызверилась она. - Ещё ты мне!.. Да я тебя!.. Ух! Вот попробуй только! Ещё всякую шушеру ты мне сюда таскать будешь! Ах, ты!.. Да я тебе!..
   - Ай! Лиса! Я не буду! Ай! Не надо полотенцем!
   Дети остались без должного пригляда, но из воды вылезли сами. Смотреть, как Никины папа с мамой по берегу друг за другом носятся - это ж веселей гораздо! Даже поболеть можно: па-па, па-па! Да-вай, да-вай! И не ругаются они, это игра такая. Вон, уже целуются. Зорины папа с мамой так не бегают - старенькие уже, наверно. Или, просто, оба - люди. Вот Нике повезло-то! Даже завидно.
  
   Вот уж и последняя неделя Жатвы. Лягушонок с Птичкой заехали в начале месяца, погостили пару недель и уехали, и Майку забрали. И Стас уехал в Университет - последний год школы впереди, надо подготовиться. Ника опять у Рэлиа во Дворце, и будет там почти до самой школы. А Дон с Роганом вчера опять ушли в Поиск на всю неделю. Дэрри пообещал, что составит ещё одну группу Поиска, но что-то не телится. Подходящих кандидатур, говорит, не наблюдаю! И не наблюдёт... не найдёт, если с этой парочкой сравнивать будет, даже и с гордостью подумала Лиса. Роган - отличный маг, а такого ушлого пролазу, как Дон, днём с огнём не сыщешь! Недаром Гром хотел, чтобы Дон его Большим стал! Эх! Из Руки хоть по вечерам домой приходил... почти всегда. А теперь ушёл на неделю - и нет его. А пришёл - и всё равно нет его, где-то там мысли бродят, где был или где будет. Лиса никогда не спрашивала Дона, где он был и чем он занимается. Никогда. Ругалась на его постоянное отсутствие и поздние возвращения - да, и ещё как! Но не спрашивала, по какой причине это происходит. Не потому, что не интересно, очень интересно. Но. Соврать ЕЙ он не сможет, отказывать ей он ну очень не любит, опасается обидеть отказом, а рассказывать, может, и нельзя. Лиса помнила Руку и режим секретности, а в Поиске это всё ещё покруче, подчинение напрямую Большому Кулаку. Так зачем его ставить в дурацкое положение? Когда и отказывать не хочется и рассказывать нельзя? Лучше уж так.
   Рола и Ольга уже ушли по домам, в зале остались последние три посетителя, уже предупреждённых, что корчма закрывается. Лиса вяло ковырялась в кухне: убрала на лёд мясо, перелила оставшийся суп в маленькую кастрюльку - и тоже на лёд его, завтра продадут. Лениво поскребла остывшую плиту - и так сойдёт, проверила, хорошо ли закрыто окно. Рола, конечно, Граничник, но вдруг? Звякнул колокольчик входной двери. Лиса выглянула - всё наконец? Закрыть можно? И с досадой обнаружила последнего посетителя за ближайшим к входной двери столиком. И ведь даже не стоит перед ним ничего, даже кружки нету! И даже шляпу не снял, так в ней и сидит! Нахал! И чего сидит? Шли бы вы, благословенный! И всё шли бы и шли, и не останавливались, и подальше... Лиса взяла в руку личку Грома - на всякий случай, мало ли что? - и вышла в зал, забрать три пустых кружки с соседнего стола.
   - Благословенный, мы больше не обслуживаем, корчма закрыта, - вежливо, но твёрдо сообщила она последнему посетителю.
   - Здравствуй, Тия, - спокойно поздоровался нахал. Лиса со стуком опустила кружки обратно на стол.
   - Вы от родителей? - обеспокоенно нахмурилась она. - Что-то случилось? - кроме родителей никто её Тией не называл, даже братец Вака. Отучила.
   - Родители? Нет, я не от них. А почему ты так решила?
   - Кроме них меня никто так не называет, - пожала плечам Лиса. Беспокойство усилилось. - Уже очень давно. Но кто вы? Я должна вас помнить? - окинула она взглядом фигуру незнакомца, усиленно роясь в памяти. Из-под широких полей шляпы видна была прядь светлых волнистых волос, кончик длинного носа, тонкогубый широковатый рот и раздвоенный подбородок. Плечи широкие, но у Донни шире, одет - не то, чтобы плохо, но небогато. Раз назвал Тией - это кто-то из детских лет, до Университета. Не помню!
   - Да нет, помнить меня ты как раз и не должна, - растянулся рот в улыбку. - Но поговорить нам с тобой надо. Я для этого очень издалека... прибыл и сижу уже давно - ждал, когда все уйдут.
   Шантажист? Чушь какая! Нечем её шантажировать! Ну, станет известно посетителям, что она Видящая - и кого это интересует? Она и в зал-то практически не выходит! Да все и так давно всё поняли, она же в перчатках всё время и в платке. Кто хоть раз сериал "Судьба" посмотрел - сразу всё поймёт! И ничего, на количестве посетителей не сказалось. Вот же чушь какая! Что же ему от неё надо? Лиса пошла в атаку:
   - Благословенный, я не понимаю. Хоть намекните, что ли? Это шантаж? Так на какую тему? - гневно раздула ноздри Лиса, сжимая в кармане личку Грома. Вот только вякни что-нибудь, только вякни! Тебя Гром в кашку сквозь ситечко!
   - С ума сошла? - обиженно дёрнулся незнакомец. От резкого движения шляпа слетела, и Лиса панически взвизгнула: глаза незнакомца были ровного голубого цвета. Ни радужки, ни белка - только голубой туман клубился в глазницах, прорезанный яркой чёрной щелью вертикального зрачка. У Тихого такие же зрачки, но сами глаза нормальные, не туман какой-то, да и не могут Звери обращаться, не бывает таких Зверей! Не бывает! Лиса и понять не успела - как это произошло, но, вместо того, чтобы сломать и бросить печать Грома, она уже стояла наизготовку, сжимая в руках спинку стула, ножками к незнакомцу.
   - Высь и Крылья! - досадливо посетовал незнакомец, ныряя под стол за шляпой. - Тия, прости, не хотел! Вот ведь, взял же очки, чтобы тебя не пугать, а надеть забыл, представляешь? Сейчас... Или не стоит? А, на кой фиг теперь-то? Ну, извини, пожалуйста! Честное слово, не хотел! - взмолился он, прижимая к груди злополучную шляпу. - Ну, вот ведь, блин, - тяжко вздохнул он из глубины души, - вечно у меня всё через жо... э-э-э... - совсем смешался и увял он.
   - Так, - грохнула Лиса стулом об пол. - Живо говори всё, как есть, а то Грома позову! Вот печать, видишь? - показала она опять зажатую в кулаке личку. - Кто ты такой? Что тебе от меня нужно? Быстро говори, а то... - погрозила она кулаком. - Он тебя живо на ноль помножит!
   - Говорю-говорю! - поднял руки незнакомец. - Уже говорю! Я дракон, и я принёс тебе один день твоей жизни!
  
   Полную версию книги выдаем индивидуально по запросу (в комментариях или по почте kornevillja@gmail.com).
Оценка: 7.86*9  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"