"Так вышло" - из этой фразы получился бы отличный эпиграф к любой человеческой жизни. Дмитрий Емец
Я не понимаю, как это могло произойти. Она всегда была спокойной и рассудительной, она была обыкновенной. И при этом не совсем обыкновенной: не верила гороскопам и не листала журналы мод, не смотрела сериалы и не читала книг. Она училась, работала, ухаживала за котом, поливала свои три с половиной кактуса, раз в два месяца навещала родителей в деревне и собирала волосы в конский хвост. Весь вид её говорил: "Эй, мне плевать на всё, ты понял?" Она жила, потому что родилась; мысли "зачем я? для чего? что мне нужно сделать? в чём моё предназначение?" и другая метафизика просто не могли попасть в такую рациональную головку. Деньги, квартира, автомобиль и продолжение рода - эти приоритеты, навязанные клише, без которых она была бы не она, все эти приоритеты исключали даже теоретическую возможность попадания в поле её видимости чего-то идеального, духовного, чего-то, что нельзя исследовать органами чувств.
Человек есть живая тварь, биологическая клетка, настроенная на рождение себе подобных. Она - Марина - отвечала всем требованиям физической природы.
В иерархии МОИХ ценностей человеческий долг, то есть животный долг, вообще отсутствует. А на вершине этой пирамиды - интеллект, потом - влияние, потом - комфорт. За комфорт я готов продать душу. Сложно тренировать главную мышцу тела - мозг, если вокруг - беготня, крики, шум, разговоры; если постоянно нужно отвлекаться - выносить мусор, ходить в магазин, вешать занавески, вбивать гвозди в стену, трахать жену и дарить подарки ей, её маме, её сестре и всем остальным её родственникам. И своим, кстати, тоже. Поэтому мне ничего этого не нужно, я не нуждаюсь ни в семье, ни в близких, ни в девушке. Поэтому выбрал уравновешенную и серьёзную Марину.
Мы изначально установили правила: никаких отношений, кроме постельных; никаких ревностных припадков, цветов, новых туфель и приторных эсэмэсок. Простое удовлетворение одной из главных физических потребностей, обман второго по старшинству инстинкта. Хотя я бы поспорил: продолжение рода всегда было важнее, чем сохранение собственной жизни. Но это сейчас не важно.
Было установлено: когда кто-то из нас захочет прекратить отношения, то прямо говорит об этом, а второй беспрекословно принимает такое решение. Мы спали уже год. Марина училась на четвёртом курсе экономического факультета. Ей было удобно со мной: не нужно наряжаться, краситься, готовить ужины, покупать сексуальные вещи, тратить время на свидания. О сексуальности, кстати, вообще лучше умолчать. Эта девушка не вызывала абсолютно никакого желания любить. Она ложилась на спину, раздвигала стройные ноги, постанывала и шевелила бёдрами, почти всегда попадая в такт. Просто природа брала верх. Я трахался и возвращался в свой мир, в свой рай.
Смысл всей моей жизни - создавать новое, принципиально отличное от того, что есть, и воплощать проекты в реальность. Я хочу быть знаменитым и не заботиться никогда о вещах насущных: о хлебе, воде, жилье и деньгах. Зачем мне нужен пресный окружающий мир, задохнувшийся уже в никчёмности гомо сапиенс, если в моей голове - сотни уникальных и дышащих миров? Если я есть сама Вселенная? На черта мне заботиться о внешнем, если внутреннее - цельное, пластичное и совершенное образование? Я мечтаю выбраться из тела и быть в ментальном обличии. Я страстно желаю отказаться от всего, что роднит меня с природой, с животными и другими людьми.
Тело - инструмент, интеллект - генератор идей. Я бы умер, если был уверен, что сознание останется живо. Поскольку уверенности нет, мне приходится держать инструмент в рабочей форме. Это отнимает время, бесценное время - единственную валюту, которую ни на что нельзя обменять.
Тебе кажется, что вполне можно подарить своему уставшему и измождённому организму час на отдых. Два часа - на бесцельный шопинг. Три - на просмотр фильма. Восемь - на сон. Тебе кажется, что это всё ничего не стоит, что ты заслужил немного ничегонеделанья. Правда в том, что ты идёшь на поводу у своего зажравшегося, никчёмного и ленивого до усрачки тела. Эта борьба, война между интеллектом и физикой - главная в твоей жизни. И все - все, мой друг, - проигрывают её. Но я - я - я, чёрт возьми! - выстою.
Я против голого аскетизма: и побухать, и вылюбить кого-то можно, но лишь тогда, когда первые горы свёрнуты, и только если ты работал на износ. Полное изнеможение - наилучший вид кайфа. Ты когда-нибудь пробовал этот наркотик?
Шесть утра. Звенит будильник. Поднимаешься рывком, без раскачки. Варишь кофе, принимаешь душ. Садишься за работу и занимаешься только ей, не отвлекаясь ни на что другое. Отключаешь телефоны, прячешь модем или вырываешь провод домашнего интернета из разъёма своего компьютера. Время - двенадцать. Ты обедаешь, позволяешь себе выкурить сигаретку и выпить чашку любимого напитка. Половина первого. Ты возвращаешься к работе: думаешь, накидываешь варианты, зло комкаешь листы бумаги и яростно удаляешь файлы, снова думаешь и созидаешь, познаёшь радость открытия, радость от того, что смог преобразовать хоть часть этого мира. На часах - шесть. Время ужина. Половина седьмого. Погружаешься в работу. Стрелки сходятся в цифре двенадцать - ты мёртв. Истощён и физически, и душевно. Всё, что нужно сейчас, - покой, сон. Ночь пройдёт гладко: после такого дня нет сновидений. Вот что такое счастье!
Я начал с Марины. С того, что знал её уже год. Она всё это время была одинаково холодна и скованна. И я хотел разойтись с ней, но сперва планировал отыскать новую пилотку. Такую же - ничего не требующую, не ждущую и не хотящую. Нашёл. Не буду рассказывать о ней, потому что даже не виделся с этой девушкой - мы общались только в соцсети.
Я позвонил Марине в тот вечер, она не ответила. Но раз решил сообщить о расставании сегодня же, значит, сделаю это именно сегодня. Не люблю навещать людей без приглашения, но Марина сама виновата. Я отправился к ней.
Зашёл в подъезд с какой-то бабушкой, смотрящей на меня, как на вора, поднялся на седьмой, и меня отхватил страх. Я испугался не за Марину, просто ситуация оказалась неожиданная. У двери в её квартиру стоял мужчина в форме. Он держал в руках блокнот и записывал в него, судя по всему, показания соседей-свидетелей. Рядом стояли две женщины неопределённого возраста с растерянными, испуганными лицами и молодой парень. Углы губ у тёток уползли вниз, их головы беспрестанно кивали, а глаза смотрели в пол. Парень, казалось, вообще не понимал, что делает здесь, но прекословить представителю закона не рисковал.
Я остановился на лестничной клетке между шестым и седьмым и был готов уже сделать шаг назад, когда одна из женщин заметила меня и показала пальцем, что-то тихо сказав мужчине в форме. Ну конечно. Она наверняка видела меня входящим в Маринину квартиру: такие тётки, едва заслышав посторонний шум, стремглав бросаются к двери и смотрят в глазок. Выглядывают: кто там?, гадают: зачем пришёл?, думают: а придёт ли ещё?
У некоторых из них после таких вылазок вокруг глаз обнаруживается круглая вмятина - след от металла: так они вжимаются в двери, желая приблизиться к жизни по ту сторону своего замшелого мирка. Ибо жизнь всегда по ту сторону.
- Здравствуйте, - мент сделал шаг мне навстречу.
Я поднялся по ступенькам и попытался заглянуть в квартиру, но он преградил мне путь.
- Что случилось?
- Вы знакомы с Ильвитовой Мариной Михайловной?
- Да, а что случилось?
- Насколько близко вы её знали?
- Мы встречались одно время. А в чём дело?
Я понял уже, что стряслось что-то страшное, непоправимое, и успел пожалеть, что пришёл сюда. Ужас забрался в моё нутро. Я чувствовал приближающуюся беду.
- Она покончила с собой.
Полицейский достал из серой папки жёлтый лист.
- Пройдёмте, - он указал на дверь. - Мы снимаем показания. Вы свободны, - мент кивнул женщинам и парню.
Мальчишка тут же развернулся и быстрым шагом пошёл наверх. Тётки продолжали стоять. Я уверен: они обсуждали Маринину смерть и мою причастность к ней. Старые сплетницы. Я вообще тут ни при чём.
Пока я заполнял бланк свидетеля, приехала труповозка. Трое в светлых халатах прошли мимо меня. В гостиной были ещё полицейские, они негромко разговаривали.
- А как она умерла?
Мент ответил неохотно:
- Наглоталась таблеток. Вы закончили?
Я протянул ему заполненный лист.
Мимо кухни прошёл человек, за ним - двое с носилками в руках. На носилках - чёрный глянцевый мешок. В нём, видимо, было тело Марины.
Я сглотнул слюну. Никогда не видел труп. Было не по себе смотреть на блестящий пакет, зная, что в нём скрыто то, что я трахал пару дней назад; то, что ещё недавно двигалось, говорило, дышало; что-то мёртвое, испачканное собственными испражнениями, пропитанное рвотой с остатками еды; мёртвое, бывшее всего несколько часов назад живым. Мне вдруг страшно захотелось увидеть её лицо.
- Стойте!
Бригада труповозов остановилась, мент устало посмотрел на меня.
- Я хочу попрощаться, можно мне взглянуть на неё?
- Нет, - отрывисто бросил полицейский. - На похоронах попрощаешься. - И повернулся к врачам, - Уносите.
- Стойте! Я ведь любил её, так неужели не могу проститься? Вы же люди и должны понять.
Есть! Взгляды смягчились. Я медленно подошёл к носилкам, их положили на пол. Один из сотрудников морга расстегнул молнию на мешке. Я приготовился. И ничего, то есть совсем ничего, не почувствовал. Лицо как лицо, разве что не слышно дыхания и зрачки под закрытыми веками не шевелятся. А в остальном она будто спит. Я протянул руку к щеке Марины. Холодная. Я всматривался и всматривался в это лицо, стараясь разглядеть на нём печать смерти, но ничего не видел.
- Ну, хватит, - сказал полицейский.
Позже я не раз жалел, что сказал "я ведь любил её". Какого чёрта? Это всё дурацкое любопытство! Любопытство и жадность - вот что губит всех нас.
В том листе с показаниями я написал, что общался с Мариной, но не тесно, что мы были просто знакомы и переспали пару раз. Написал, что звонил ей сегодня, потому что хотел встретиться. В общем, я всё сделал для того, чтобы полиция думала: мы с ней чужие люди, не имеющие ничего общего. А теперь получалось, что я солгал. Раз люблю - значит, были близки. Раз она покончила с собой, а я был близким - значит, должен был знать причины и предупредить суицид или хотя бы догадываться, почему она его совершила.
Неприятный холодок пробежал по телу. Я уже представлял, как буду ходить в участок и оправдываться, как буду врать им.
История закончилась неожиданно. Хуже, чем худший вариант развития событий. Впрочем, всё по порядку.