Пахомов Борис Исакович : другие произведения.

Дурная карма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Входит в изданный в Кишиневе в 2009 г одноименный сборник

   Борис Пахомов
   Дурная карма []
   Повесть
  
   1.
   Я уже давно заметил, что большинство неприятностей, причем неприятностей кардинальных, случается со мной либо в канун моего дня рождения, либо несколько дней спустя. Эта закономерность имеет место уже на протяжении многих десятков лет. Похоже, что карма у меня не того... Видимо, очень подпорченная. Может, я отдуваюсь за свои прошлые грехи (я имею в виду грехи, совершенные мной в прошлых жизнях)? А возможно, что приходится расплачиваться за прошлые грехи своих предков? Размышляя над таким феноменом как сплошное невезение по жизни, я не находил никакого правдоподобного объяснения, исходя из тех знаний, которые я приобрел в течение жизни. Правда, однажды, смотря одним глазом какую-то женскую передачу по телевизору, я услышал от присутствующей там женщины-астролога, которая пристально глядела на сидевшего напротив нее заморенного мужичка, что ему, этому доходяге, по жизни всегда не везет: то, что другим дается без труда, этому приходится добиваться всего с боем. Тут я приоткрыл и второй глаз: это как-то напоминало мне мою жизнь, хоть я никогда не выглядел доходягой, и женщины меня всегда любили, в отличие от телевизионного визави, который искал себе подругу с помощью средств массовой информации. Оказывается, что у этого бедняги не только плохая карма, но и, вдобавок, взаимное положение планет при его рождении было очень неблагоприятным. Если с планетами мне было все более или менее понятно (придавили беднягу своими воздействиями на его мамашу в период его зачатия), то слово "карма" звучало для меня таинственно и неопределенно. "Карма"... Что-то потустороннее. Хотя я помнил, что у нас принято для поднятия веса какого либо объекта или значения самого высказывающегося об этом объекте, называть его неким иностранным словом. В глазах простого народа ты сразу обретаешь известный вес. Не отсюда ли добрая половина русского языка населена разными иностранными словечками, выдаваемыми за чисто русские? Ну, например, если сказать "Содержание этой книги так себе". Понятно, что книженция плохенькая. Но если заявить, что "Эта книга имеет неэксклюзивный контент"... Тут каждый современный "менеджер по продажам" вряд ли возьмется за "реализацию такого товара". Или, например, ты в очередной раз отбиваешься от надоевших просьб жены. Если ты скажешь "Хватит, дорогая, я устал", это не произведет на нее ровно никакого впечатления. Но когда от тебя до этой блондинки донесется "Баста!", она сразу притихнет, ибо поймет, что сильно перегибает палку. Поэтому, когда я услышал "Карма", я прибег к современному средству информации: компьютеру. Вот что я нашел на необозримых просторах Интернета:
   "Ка?рма. Это слово на языке санскрит означает дело, действие, труд и воздаяние за эти действия. В таких религиях, как буддизм, индуизм, основной концепцией которых является вера в дхарму -- универсальный закон бытия, карма - это материальная деятельность человека и её последствия. В различных религиозных традициях даются слегка отличающиеся друг от друга философские толкования понятия кармы, но при этом основная концепция остаётся общей. Через закон кармы, последствия действий создают прошлый, настоящий и будущий опыт, делая, таким образом, индивида ответственным за свою собственную жизнь и за страдания и наслаждения которые она приносит как самому индивиду, так и тем, кто его окружает. В религиях, принимающих реинкарнацию, действие закона кармы распространяется также на прошлые и будущие жизни индивида. Все живые существа несут ответственность за свою карму -- свои действия и их последствия -- и за своё освобождение из круговорота рождения и смерти." Реинкарнация или по-русски "перевоплощение, переселение душ" -- это религиозно-философская доктрина (опять нерусское слово! Означает "руководящий теоретический или политический принцип"), согласно которой бессмертная сущность живого существа перевоплощается снова и снова из одного тела в другое. Эту бессмертную сущность часто называют духом или душой. Согласно таким верованиям, в каждой новой жизни живого существа развивается новая личность, но одновременно определённая часть индивидуума остаётся неизменной, переходя из тела в тело в череде перевоплощений. Кроме того, существуют представления о том, что цепь перевоплощений имеет некоторую цель и душа в ней претерпевает эволюцию (в биологии -- это изменение наследственных признаков организмов в течение нескольких поколений). Да... Серьезное понятие. Но тогда я так и не досмотрел телепередачу, подумал налегке про свою карму и тут же - про всю эту современную, вылезшую на поверхность после развитого социализма, чушь. Бывает... В эпоху великих переломов и не такое можно узнать. Но у меня только что прошел день рождения, и это как-то напрягало, хотя я во всю эту чушь, вооруженный на многая лета знаниями марксистско-ленинской философии, совершенно не верил. Однако чувство какого-то неясного дискомфорта я все-таки подспудно испытывал. Может, оттого, что меня должны были вот-вот вытолкнуть на пенсию? На работе только поздравили как положено, сказали, что, мол, ты еще молодой, паши, мол, дальше, только теперь уже не на благо всего общества, а в рамках нового (иностранного) хозяина нашего предприятия, который о тебе, мол, станет заботиться, как о родном сыне. Вроде бы все ОК, как стало модным говорить. Но все-таки на душе было тревожно. На дворе стоял малоснежный, даже мокрый декабрь. Погода, похоже, вот-вот расплачется...
  
   2.
   В 20 часов я окончил работу, быстро надел свою на меховой подкладке черную куртку, пристроил шапку на уже начинающей внутри мутнеть голове (новые хозяева на второй же день после своего пришествия вынудили работать по 12 часов) и торопливо направился к троллейбусной остановке: уже не просто вечерело, а было довольно темно. До остановки надо было идти пешком в гору минут двадцать через плотный массив пятиэтажек-хрущевок, их грязными дворами, в ту пору совсем не освещавшимися: в молодой стране царил постоянный политический и экономический кризис, к власти приходила то одна, то другая гоп-компания, так что тут было не до дворового освещения. Даже улицы, прежде сиявшие гирляндами фонарей, были темны, как при светомаскировке. Ориентироваться можно было лишь по бледным огням, падавшим в черное пространство дворов из узких обшарпанных окон да по внезапно разрезавшим окружающий мрак лучам автомобильных фар. Пока ты на ощупь добирался до троллейбусной остановки, постоянно проваливаясь в какие-то колдобины, оступаясь и подскальзываясь, ты неосознанно вспоминал всех богов и их родню со стороны их мам, потел, утирал пот с лица тыльной, еще оставшейся не замаранной после очередного падения в грязь стороной ладони и, подходя наконец-то, к остановке, где уже стояла настоящая туча таких же бедолаг, как ты, был готов всех их просто перекусать, чтобы после получасового ожидания троллейбуса, успеть кое-как забраться в него. Наконец переполненный и перекошенный на одну сторону почти ржавый троллейбус со стоном подкатывал к остановке, колеса его дымились от многократной перегрузки, он тяжело тормозил, останавливался, облако дыма от колес накрывало готовую к штурму отчаянную толпу, и начиналась процедура открытия дверей. Это длилась несколько минут: двери изнутри придерживали, чтобы "уличные" не могли влезть вовнутрь. Оставалась только слабая надежда, что кто-то станет выходить на этой остановке и двери все-таки откроются. Обычно народ ехал до самого начала микрорайона, до которого от этой остановки было довольно далековато, при этом дорога следовала круто в гору через густой и пустынный лесной массив. Так что удавалось сесть только в третий-четвертый троллейбус, что радости и оптимизма ожидающим совсем не прибавляло. Толпа была накалена до предела.
   На этот раз все было, как всегда. Точь в точь. Двери открылись только у третьего по счету подошедшего троллейбуса. Толпа, не давая выйти никому из троллейбуса, хлынула к задней двери. Меня несло прямо на прорывающихся к выходу из троллейбуса измятых и злых пассажиров. Устоять на ногах или как-то затормозить эту крутую волну было невозможно. Впереди меня первым на ступеньках оказался высокий парень, державший перед собой своего ребенка, мальчика лет пяти, и пытавшийся как-то его прикрыть своим телом, чтобы того просто не раздавили. Парень с ребенком стоял на верхней ступеньке, а я оказался на нижней ступеньке, и меня толпа припирала к его спине. Ребенок испуганно громко плакал. Толпа напирала и напирала, и водителю дверь никак не удавалось закрыть. Он кричал в микрофон, взывая к совести штурмующих его троллейбус, дверь натужно гудела, пытаясь захлопнуться, да не тут-то было: сзади толпа меня вдавливала в спину стоявшего ступенькой выше парня с ребенком. Я уже пытался выйти и подождать другой троллейбус, но мне это никак не удавалось. Народ просто обезумел: зима, темно и поздно и каждый старался побыстрей попасть домой и оттого терял рассудок. Тут я почувствовал, что кто-то сильно давит мне локтем прямо в лоб. Да так сильно, что я почувствовал, что вот-вот потеряю сознание. Сначала от оторопи, охватившей меня, я ничего не мог сообразить, как избавиться от охватившей мою голову боли. Но потом, уже почти теряя сознание, я сумел найти для своей головы чуть-чуть места справа от спины стоявшего впереди меня парня и отвернул голову в ту спасительную для меня сторону. Боль стала стихать, и я увидел, что это все проделал этот парень, стоявший впереди меня. Он, видимо, так решил сдержать толпу, грозившую ему раздавить его ребенка. Ребенок все ревел в голос. Тут дверь вдруг каким-то чудесным образом наконец закрылась и я, у которого чуть не вывалились наружу последние мозги, разъяренный, закричал на этого парня:
   -- Что ж ты делаешь, козел!
   Он, молча, повернулся ко мне вполоборота. На лице его была такая же ярость, как, по-видимому, и на моем, и также молча ударил меня локтем прямо по губам. Ребенок при этом, увидя такую картину, с перепугу просто заорал. Мало того, что парень был на две головы выше меня, но еще и стоял на ступеньку выше, так что моя голова приходилась ему почти по пупок. Он ударил меня локтем почти сверху вниз. Для этого свободного пространства троллейбуса практически хватило.
   -- Заткнись, сука! - глядя на меня бешеными глазами, прошипел этот молодец. - Урою тут же!
   - Что же ты делаешь, негодяй! - заорал я, чувствуя, что из разбитой губы потекла струйка крови. - Вот молодец, как умеешь воевать со стариками!
   Все тесно прижавшиеся друг к другу троллейбусные "граждане" молча отворачивались в другую сторону, делая вид, что ничего не замечают. Парень тоже повернулся ко мне спиной, но снизу я заметил, что он косит на меня одним глазом, чтобы с моей стороны не возникло ничего неожиданного. Я в это время уже плохо соображал, что делаю. Помню, что передвинул сумку, висевшую на плече, к животу и принялся шарить в ее боковом кармане. Нащупал в нем Длинную отвертку, которую носил всегда с собой от лихих людей, которых в те времена можно было часто встретить на улицах, особенно в темное время суток, и вдруг, почувствовав ее холодный ствол, успокоился. Я решил, что заколю отверткой этого негодяя не здесь в троллейбусе, где никак не развернуться, а выйду за ним там, где и он выйдет. И там... Что будет дальше, я даже не пытался себе представить. Внутри меня кипела ярость на этого поддонка. К тому же его ребенок испуганно плакал. Плакал, как смертельно раненый поросенок, которого с одного удара не дорезал неумелый забойщик. Ребенка было жалко, но косящего на меня сверху вниз его папашу я бы зарезал с одного удара. Но не тут. Дождемся остановки.
   Со следующей остановки начинался наш микрорайон и там обычно выходило больше половины троллейбуса. Мне надо было ехать еще три остановки. Я вышел из троллейбуса, чтобы дать возможность остальным пассажирам выйти на этой остановке, предварительно переложив отвертку из сумки в карман куртки. Парень с ребенком, как ни в чем не бывало, выкатился следом за мной, но не стал ждать, пока все выйдут, кому положено, а пошел в сторону от троллейбуса. Ребенок, оглядываясь на меня, продолжал плакать, но отец тянул его за собой, не обращая на плач ровно никакого внимания. "Видимо, они здесь где-то живут", - подумал я и, держа руку в кармане с отверткой, медленно двинулся за этой парой. Я заметил, что парень не выпускал меня из своего поля зрения. Поэтому, видимо, чтобы переждать и посмотреть куда я пойду, он завернул с мальчишкой в ближайшую лавчонку, в которой толпился народ, и принялся что-то, якобы, рассматривать через головы присутствующих. Я зашел в лавчонку следом за ним, не вынимая руку из кармана с отверткой. Было видно, что он забеспокоился, взял ребенка покрепче за руку и стал ко мне боком, делая вид, что он все-таки интересуется содержимым прилавка, но не упуская меня из виду. Я молча глядел на него и стоял у выхода, не скрывая, что жду именно его. Мальчишка видел всю эту процедуру и тревожно ныл. Я еле сдерживал себя, чтобы не ткнуть этого упыря прямо в лавке, но решил подождать и посмотреть, куда он пойдет дальше. Может, там будет поменьше народа... Они вышли с пацаном вместе с несколькими посетителями лавки на улицу и старший, стоя на свету на остановке, успокаивал мальчишку, оглядываясь по сторонам. То ли ждал троллейбуса, чтобы ехать дальше, то ли раздумывал, что же делать дальше. Он видел, что я от него не намерен отставать...
   Я всегда говорю, что Бог есть и что он нас оберегает от малых и больших грехов, если мы к нему прислушиваемся. Так было и на этот раз. Он не дал мне совершить непоправимое, на которое я уже был решительно и холодно настроен. Он послал мне полицейского. Тот, такой же высокий, как и мой неприятель, вдруг появился на остановке как бы ниоткуда. Вот вдруг появился и все! И проходит медленно между мной и стоявшим неподалеку моим неприятелем. И меня что-то внутри толкнуло. Я никак не рассчитывал ни на какого полицейского. Ни на кого. Я собрался заколоть, как свинью, моего обидчика. Заколоть и все. Но тут, завидев откуда-то взявшегося полицейского, я помимо своей воли вдруг позвал его:
   - Капитан! Подойдите сюда, пожалуйста!
   Тот повернулся на мой голос и медленно направился ко мне.
   - В чем дело? - спросил он со своей высоты, подходя ко мне. Он был при черных элегантных усиках.
   - Вот этот деятель, - я показал на моего недруга, - ударил меня в лицо в троллейбусе и видите, разбил мне губу. Про оскорбления я уже не говорю.
   Я показал ему свою разбитую губу.
   - И что вы хотите? - черные усики недовольно раздвинулись.
   - Что вы меня спрашиваете? Я вам должен говорить, что вам делать в таких случаях? - я себя начинал плохо сдерживать. - Ну что вы стоите? Делайте же что-нибудь!
   Капитан с явным неудовольствием подошел к парню с ребенком, молча до этого наблюдавшим за моей дискуссией с полицейским.
   - Ваши документы! - обратился он к моему обидчику. Тот что-то сказал капитану на ухо.
   - Тогда пройдемте в участок и там разберемся! - капитан попытался взять парня за руку. Тот быстро освободил руку. Полицейский уже настойчивее попытался ухватить парня за руку. Ребенок опять вовсю заревел. Парень опять ловко освободился от захвата, и я услышал его голос:
   - Я же вам сказал, что я тоже из полиции. И тоже капитан. - Полицейский остановился и стал смотреть то на меня, то на моего противника.
   - Ну, что вы остановились? - закричал я. - Забирайте его и выясняйте! Какие вам еще нужны факты? Выполняйте свои обязанности!
   - Пошли оба со мной в участок! - решительно махнул рукой полицейский. - Там разберемся! - И подтолкнул вперед моего недруга. - И вы - за нами, - показал он мне, куда идти.
   Участок находился в минутах десяти от остановки, и мы направились к нему дворами через глухую темень. Мой недруг, держа ребенка за руку, шел впереди, рядом с капитаном, а я тащился за ними шагах в пяти сзади. Я не совсем поспевал за этими рослыми ребятами. Как только мы отошли от остановки, мой неприятель стал что-то объяснять капитану по-молдавски. Я сначала ничего не мог разобрать, но прислушавшись, услышал следующее:
   - Ты действительно служишь в полиции?
   - Да, я же тебе объяснял, что я тоже капитан. Читаю лекции по системе безопасности для охранников банков.
   - А что у тебя с этим случилось?
   - Да обозвал он меня в троллейбусе! С утра я весь на нервах! Вообще эти русские совсем обнаглели: матерятся, где попало! Особенно старые! Никакой управы нет на них! А что было делать? Надо же их как- то на место ставить! Обнаглели!
   - Тише ты! - полицейский оглянулся на меня. - Услышит!
   - Да он ничего не понимает по-нашему! Что, не видишь по его роже!
   - Все-таки потише говори...
   Дальше я уже не прислушивался: финал этой истории мне был примерно ясен. Я мог уйти в сторону и направиться домой, но решил все же пройти свой путь до конца. До финала. Вскоре мы подошли к полицейскому участку, находившемуся в полуподвале старой девятиэтажки. На пороге, стоя, нас встретил маленький пухленький лысый майор. За его спиной виднелась небольшая комнатка, в которой сидел сержант и общался с кем-то по громкой связи. В комнатке было густо накурено.
   - Что случилось, - спросил майор, глядя на нас добрыми круглыми глазами. Спросил по-молдавски.
   - Да вот... Этот гражданин, - он кивнул в мою сторону, - утверждает, что его ударили в троллейбусе. - Капитан ответил по-русски. Чтобы мне было понятно.
   - Как это произошло? - майор глядел на меня добрыми глазами. - Где?
   - Да в троллейбусе, - я принялся объяснять. - А потом, когда мы вышли на остановке, подошел этот милиционер, - я показал на капитана.
   - Я не милиционер! Я капитан полиции! - перебил меня, надуваясь, капитан. Усики его прямо ощетинились на меня.
   - Да мне все равно, капитан вы или сержант! - Я не сдержался.
   - Ну ладно, ладно! Идите вон в ту комнату и разберитесь там подробно, - майор дружелюбно как бы обнял всех нас и подтолкнул в свободную маленькую комнатушку. Однако там всем было никак не поместиться и, видимо, поэтому первым начался допрос моего недруга. Я остался за порогом, но дверь в комнатку не закрылась, и я видел и слышал всю процедуру, хотя мой недруг старался говорить по-молдавски и почти шепотом, чтобы я не ничего не понял. Только потом, значительно позднее, я догадался, что такая очередность была не случайна: моего неприятеля допросили и отпустили, а затем начали допрашивать меня, потерпевшего. В это время мой недруг спокойно ушел домой, совершенно не беспокоясь, что я последую за ним и, может быть, узнаю, где он живет. Если не случится чего похуже.
   ... Капитан стал допрашивать меня, начав с того же, с чего он начал допрос моего обидчика: фамилия, имя, отчество, год рождения. Услышав год рождения, он почему-то глубоко вздохнул, но продолжил спрашивать адрес места жительства и т.д. Когда протокол допроса был составлен, а составлялся он, естественно, на государственном, т.е. молдавском языке, капитан дал мне его подписать, а затем принялся что-то писать на маленьком бланочке. Закончив писать, он его подписал, молча протянул его мне и, глядя в сторону, сказал:
   - Все. Вы свободны.
   Сказал так, как до этого сказал моему обидчику.
   - И что же дальше? - полюбопытствовал я.
   -- А ничего, - спокойно ответил капитан. - Сейчас идите домой. А мы потом во всем разберемся.
   - Хорошо, - почти удовлетворенно ответил я, - хорошо.
   Но вместо того, чтобы спрятать выданную мне бумажку в карман и подняться со стула, чтобы отправиться домой восвояси, я показал ему только что полученную от него бумажку и спросил:
   - А это что?
   - А это, - не меняясь в лице, ответил спокойно капитан, направление для вас в судебно-медицинскую экспертизу для снятия побоев. Смотрите, снимите завтра же, пока все видно.
   - Хорошо, - удовлетворенно сказал я, поднимаясь со стула, и при этом черт меня дернул заглянуть одним глазом в ту бумаженцию. Капитан-то был на сто процентов уверен, что я ни бум-бум в молдавском, тем более - почти в румынском с его латиницей, на котором была составлена бумажка. А я на ходу, поднимаясь со своего стула, успел прочитать, что гражданин такой-то направляется для освидетельствования в судмедэкспертизу на предмет побоев, полученных от неустановленного лица...
   - То есть как это от неустановленного? - я снова сел на стул и протянул капитану направление. - Что значит "от неустановленного"? Я же слышал, как этот, якобы, неустановленный называл вам свои данные! Называл домашний адрес! Я даже скажу вам, что он живет на улице Энергетиков, 23!
   Я видел, как глаза капитана по-собачьи злобно сузились, и его черные усы поползли немного вверх, обнажив ряд белых крепких зубов. Он, будто незаметно для меня, опустил руку под стол. Я почувствовал, что кто-то оказался за моей спиной. Больше я ничего, что было дальше, не помню...
  
   3.
   Однако я вдруг увидел, что на улице светло. "Обеденный перерыв, - подумал я. - Но я ведь, кажется шел домой и было уже совсем темно... Нет, нет! Я только что вышел из нашей фирмы на обед и пошел, как обычно, прогуляться по парку... Да... Вот и пруд в парке, покрытый белым-белым гладким льдом..." Но что это? Вижу, как вместо льда в пруду вдруг появляется молочная вода, а из нее неожиданно выпучивается полосатый шар. Половина шара остается под водой, другая половина - над водой. Какие яркие разноцветные полоски! Всевозможных цветов и оттенков! Я даже жмурюсь от такого разнообразия света и цвета. Шар как будто стоит на месте, а полоски бегут-бегут по его поверхности. Бегут-бегут... А, может, это шар вращается, а полоски на нем неподвижны? Все походит на вращающийся вокруг своей оси огромный арбуз, ровно наполовину опущенный в воду. Я вижу себя на одной из движущихся полосок. На ней я не один. Впереди меня люди, люди... Позади - тоже. Те, кто впереди меня, все старше меня. А те, что позади меня, те наоборот: младше! Чудеса! Чем дальше люди на полоске отстоят от меня, тем разница в возрасте по сравнению со мной заметнее. Далеко позади меня видны почти малыши. Далеко впереди - очень преклонного вида люди. Слева и справа на движущихся полосках уже не люди, а другие биологические виды: деревья, птицы, животные, насекомые. И все располагаются в такой же закономерности, что и люди: существа, располагающиеся дальше от заданной точки на полоске по направлению ее движения - более возрастные, а если смотреть назад, то чем дальше к началу полушара, тем существа представляются менее возрастными. Вижу, как над шаром перпендикулярно движущимся полоскам проносятся какие-то неопределенного вида объекты, которые кого-то из располагающихся на движущихся полосках, сбивают прямо в воду. Сбитые мгновенно исчезают в молочной воде. Замечаю, что впереди меня на полоске стоит какой-то мужчина, по виду напоминающий университетского профессора царских времен. Я его спрашиваю, не профессор ли он и где это мы находимся. Он вежливо оборачивается и подтверждает, что да, он действительно профессор физики и что мы находимся на обычной сфере жизни. Только не каждому дано ее видеть.
   - Вам очень повезло, - говорит мне, улыбаясь, профессор. - Наверно вас кто-то сильно ударил чем-то по голове и у вас нарушилась информационная защита, предохраняющая обычных людей от той информации, которой им не положено знать. Она у нас у каждого хранится в отделах нашего головного мозга, но мы ею не владеем. Она - не для нас.
   - Никто меня ничем по голове не ударял, - посмотрел я на него подозрительно. - Я просто вот вышел на обед погулять по парку и вижу такое...
   - Да нет, - не согласился со мной профессор, - видимо, все-таки какой-то удар по вашей, простите, черепушке имел место быть. Вы просто не помните. - Профессор повернулся ко мне спиной, и мы продолжили движение по полоске.
   - Простите, профессор, - не утерпел я. - А вас... А вас... тоже того... по черепушке? И всех, которых мы тут видим?
   - Да нет же! - профессор смотрел на меня с явным сожалением. - Хоть вы и программист, но что-то явно не дотягиваете...
   - Да откуда вам известно, что я программист?
   - Известно, известно, - почти таинственно нараспев произнес профессор. - Мне многое известно об этом мире. А все эти, кстати, - он обвел рукой всех, кто двигался по шару, - все они ничего такого не видят и даже не осознают. Они просто живут. Движутся от рождения к смерти. Вот и все. Когда их зацепит вот то, что пролетает иногда над нами, когда оно их собьет в воду, вот их жизнь и закончится.
   - И наша с вами тоже?
   - Конечно! А чем мы лучше их?
   - Занятно, - я совсем забыл про свою прогулку и что мне скоро надо возвращаться на фирму и садиться за свой компьютер. - Занятно... Наверное точно меня кто-то хорошенько звезданул по кумполу, что я стал видеть такие подробности.
   - Да я вам гарантирую, что так оно и было, - профессор снова повернулся ко мне спиной.
   - Послушайте, профессор, ведь это я вижу фактически наглядное пособие по устройству жизни? Не так ли?
   Профессор недовольно снова повернулся ко мне лицом.
   - Уважаемый, - начал медленно профессор, - мне кажется, что лучше бы вас не так сильно ударили по голове.
   - Почему?
   - Вопросов много задаете.
   - Но я же программист. Это одно из моих профессиональных качеств. И оно не зависит от того, бьют меня по голове или не бьют. Меня так учили на математическом факультете. Шар, т.е. сфера по-нашему, получается разбитой на полоски, которые фактически являются концентрическими кольцами?
   - Совершенно верно.
   - Но тогда диаметры этих колец, если отсчитывать их от центра сферы к ее бокам, если говорить по-простому, будут уменьшаться и уменьшаться?
   - Ясное дело.
   - И в пределе, т.е. на боку шара, диаметр последнего концентрического кольца будет равным нулю и само кольцо превратится в точку?
   - Это знает обычный школьник.
   - Так какой же вывод из всего этого? Те, кто находятся на разных кольцах, в течение всей жизни проходят разные расстояния?
   - Послушайте! - профессор снова начал выражать неудовольствие. - Что вы мне все устраиваете экзамен? Все-таки зря вас кто-то так сильно припечатал чем-то тяжелым по голове. Жили бы себе тихо-мирно, как вон те, - профессор кивком головы показал на всех движущихся по полоскам, - и ничто бы вас не волновало. А теперь подавай вам сведения об устройстве жизни. Ясно, что все, кто движется по своей полосе, имеют максимальную длину своей жизни, равную, условно говоря, длине этой полосы. То есть люди имеют один максимальный срок жизни, вон те вороны - другой, а во-он те мухи - третий. Это что качается максимальности. А на самом деле, редко кто из них доходит до воды и сам туда уходит. Его, обычно, сбивают туда раньше срока. Вон те штуки, которые иногда проносятся над шаром. Вы видели. На обычном человеческом языке те штуковины называются болезнями, войнами, пожарами и т.д. Именно они сбивают в воду обитателей движущихся полос.
   - Так значит все заранее предопределено?
   - Естественно.
   - А кем?
   - Конструктором, который все это создал и запустил в работу. Для нас имя ему Бог.
   - А... вот те самые... штуковины... Ну, которые сбивают кого-то с полос в воду... Они тоже имеют постоянное расположение? То есть я хотел сказать, что они появляются над движущимися полосками периодически? То есть не так, не это я хотел сказать...Например, если штуковина в данное время сбила кого-то с полосы, то через какое-то время именно она снова появится в этом месте снова?
   - Я думаю, что да, появится.
   - Интересно... Значит, когда, например, некто имярек появился из воды на своей полосе, в этот момент штуковины были в каком-то заданном положении, которое фактически определяет, когда они собьют в воду этого имярека?
   - Вы все правильно домыслили. Именно собьют. То есть момент рождения биовида, а это как раз на нашем языке и есть его появление из воды, сразу же определяет и момент его смерти, т.е. момент, когда его собьет предназначенная для него штуковина, как мы ее здесь определили.
   - Следовательно, максимальную продолжительность жизни любого биовида, выражаясь по-научному, определяет радиус полоски этого шара, по которому мы сейчас едем? А фактическую - момент, когда его собьет с его полоски прилетевшая невесть откуда штуковина?
   - Абсолютно.
   - Интересно... Теперь понятно, почему, например, бабочка живёт один день, собака - 15 лет, человек - 150, ворона - 300, а дуб - более 1000 лет! Почему два человека, родившиеся одновременно, умирают в разное время и часто с большим интервалом друг от друга! У каждого своя судьба, как обычно говорят. Но на том языке, что мы с вами, профессор, определили, судьба в смысле продолжительности жизни, определяется положением этих летающих и сбивающих все, что на их пути, штуковин...
   - Абсолютно.
   В какой-то степени хорошо, что меня кто-то трахнул по голове, как вы утверждаете, профессор. Иначе бы я ничего такого и никогда бы не узнал. Вот оно, как все устроено, оказывается...
   - Да уж, да уж. Иногда не было бы счастья, да несчастье помогло. Это уж точно.
   - Но тогда становится понятным, почему не случается перенаселения на нашей матушке земле, например. Все изначально регулируется заданными кем-то, ой, простите, заданными Конструктором штуковинами, сбивающими в воду все излишнее. Как все просто!
   - Да... В этой-то простоте и заложена гениальность сотворившего все это.
   - Но мне, профессор, приходит в голову вот какая мысль: если условно проткнуть мяч, по которому мы сейчас катимся к нашему концу, если его проткнуть (условно, конечно) некоей спицей, например, с одного бока... То есть в месте, где шар соприкасается с водой... Так сказать, в плоскости его ватерлинии... То при разрезе его по концентрическим полосам на спице оказались бы кольца с диаметрами от нуля до максимума (максимум будет ровно на середине шара, где диаметр самого шара совпадет с диаметром концентрированного кольца)и снова) и от максимума до нуля (это будут полоски, относящиеся ко второй половине шара). Не так ли?
   - Ну да. Что тут удивительного?
   - А то, уважаемый профессор, что получается, что у шара-то имеются полоски одинаковой длины! То есть колечки с одинаковыми диаметрами! То есть, если посмотреть глубже, то должна существовать, например, еще такая же полоска, по которой мы с вами сейчас двигаемся и на которой должны проживать существа, с такими же судьбами, как и у людей нашей полоски! Будут ли это тоже люди? То есть мы можем сказать, что при такой организации мироздания, наверняка существую параллельные миры-полоски?
   - Сразу видно, что вам в логике трудно отказать.
   - Математика - это все-таки царица наук!
   - Царица не царица, но параллельные миры, похоже, имеют место быть. Именно так. Что там на тех параллельных полосках находится, трудно сказать, но что они существуют... С этим вполне можно согласиться. Вы правы.
   - Но остается неясным, профессор, как же все-таки организован процесс рождения смерти?
   - Да очень просто, коллега. Очень даже просто. В воде, а для нас это потусторонний мир, имеются, скажем пока так, заготовки биовидов. Наш шарик вращается в воде, в которой находятся заготовки. Каждая такая заготовка может там, в воде, зацепиться только за свое колечко на шарике. Только за свое. И ни за какое другое. Но, когда я говорю "за свое", я тут не совсем точен. Фактически все построено, как бы это вам попроще сказать... Да, например, на магнитном принципе. Так будет понятнее. Каждая заготовка в воде имеет свою магнитную силу, позволяющую ей зацепиться только за определенное кольцо шара. Вот она и зацепляется. А так как шар вращается, то в определенный момент зацепившаяся за кольцо заготовка появляется на поверхности воды. Это и есть момент рождения биовида. Ну, а далее этот биовид развивается по заложенной в нем программе, как ему и положено, двигаясь во времени вместе с вращающимся шаром снова к воде, т.е. к своей смерти. Ну и так далее...
   - Постойте, постойте, профессор! Вы сказали "по заложенной в самой заготовке программе", не так ли?
   - Именно.
   - А откуда она взялась? Кто ее туда вложил?
   - Это, коллега, совсем другой вопрос. Детали мы тут с вами не рассматриваем. Это, если хотите, как-нибудь в другой раз.
   - Когда меня снова стукнут по голове?
   - Ну, зачем же так грустно! Поговорим об этом попозже. Сейчас мы с вами рассматриваем процесс в общем. А в общем все происходит именно так, как я вам рассказал.
   - Да но...
   - Что "но"?
   - А если например, какая-то заготовка в воде не сможет зацепиться за свое кольцо? Например, вы, простите, упали в воду. На момент падения у вас была определенная магнитная сила. Так?
   - Предположим.
   - А находясь в воде, вы каким-то образом эту силу потеряли.
   - Нет, уважаемый. Нет. В воде-то я эту силу уже никак не потеряю. Так все устроено. Я ее могу подрастерять только вне воды. Только в момент жизни. Например, я совершал в жизни дурные поступки, которые ослабляли мою энергию, мою магнитную силу. И вот когда я падаю в воду, падаю с утраченной частично силой зацепления за свое кольцо, за свою полоску на шаре, там, в воде, я уже могу вылезти на свет божий только по другой полоске, а именно по той, за которую у меня осталось сил зацепиться. На своей полоске я уже не появлюсь. Что это означает в действительности? А это означает, что я теперь снова появлюсь на этом свете не только в другом человеческом обличье (почему в другом, об этом тоже, возможно, я расскажу), но и с некоторыми качествами биовида, относящегося к той полоске, за которую мне удалось зацепиться. Вот так! То есть я уже могу быть как бы не совсем человеком... Например, с чертами какого-либо зверя или другого животного.
   - Ну да!
   - Совершенно так, коллега. Совершенно так! Оборотни бывают не только в погонах. И переселение душ - не сказка. Это реальность. Такой недочеловек в определенные моменты может превращаться в то существо, по чьей полоске он сегодня катится к воде. Так что ничего даром, как видите, не проходит. Все твои грехи в этой жизни могут тебя вывести на совершенно другую полоску в жизни следующей. Вот вам пример нехорошей кармы. Человек в жизни так низко пал, что в следующей жизни родится ослом, дворнягой или баобабом, как пел Владимир Высоцкий. Да, это так. А теперь, коллега, давайте обобщим все то, о чем мы здесь с вами толковали. Подведем, так сказать, некоторый баланс.
   Предположим, что наш шарик, который в дальнейшем для строгости станем называть сферой, что эта сфера-шарик сама погружена в некоторую другую сферу. То есть рассмотрим сферу А, в которой находится вода, а воду погружена сфера B. Сфера B вращается в воде сферы А, захватывает из воды сферы А различные типы живых существ (назовём их теперь "души"), те движутся вместе со сферой B (живут), а потом, в конце концов, снова, падая, попадают в воду сферы А (умирают). Отметим, что мы не вдаёмся в такие вопросы, как "Из чего состоит сфера" и "Из чего состоит вода". Сие нам не известно. Но можно предположить, что сфера - это некоторое вращающееся сферическое энергетическое поле со своими же разного потенциала энергетическими концентрическими кольцами, вода - это тоже некоторый бассейн энергии, хранящий такие объекты, как души. О душах подробнее мы поговорим в другое время. Отметим только, что они к вопросам жизни и смерти в данном механизме бытия имеет отношение в том смысле, что когда они, души, появляются из воды, зацепившись за некоторое кольцо сферы B, биологический объект (человек, дерево и т.д.) рождается, а когда душа падает в воду, биологический объект умирает. Можно предположить, что каждая душа имеет свою энергетику, способную резонировать с определённым энергетическим кольцом сферы В. Это даёт возможность каждой душе при вращении сферы зацепляться только за "своё" энергетическое кольцо и таким образом появляться (это и есть момент зачатия биологического объекта) на поверхности сферы вне воды. Таков механизм повторного рождения биологического существа. Но у сферы при её вертикальном сечении образуются две равные половины таким образом, что каждому энергетическому кольцу левой половины сферы соответствует точно такое же энергетическое кольцо в правой половине сферы (его двойник). Это говорит о возможности существования параллельной жизни. Итак, механизм сотворения мира мог быть таким: Некто сконструировал сферы А и В, сконструировал души, поместил некоторое количество душ в сферу А и запустил механизм вращения энергетического поля вокруг сферы В... Вечного двигателя тут не наблюдается, т.к. вращение поля вокруг сферы В должно как-то поддерживаться. Поэтому, в принципе, жизнь на земле может быть остановлена.
   Выше мы с вами видели, что в общем случае биологические объекты не успевают "доехать" на своём кольце до самой воды и падают в неё раньше времени. Их туда сбивают, как мы их назвали, некие штуки. Это наводит на мысль, что существует механизм сбивания в воду биовидов. Представляется, что на внутренней поверхности сферы А, внутри которой находится вода, в которой - души и в которой плавает сфера В, существуют (в виде определённых энергетических полей, составляющих общее энергетическое поле сферы А) специальные стопоры-терминаторы, расположенные создателем этой системы при её формировании и запуске в строго заданном порядке и направленные в определённых точках сферы В перпендикулярно ее поверхности. Внутреннее поле сферы А вращается в направлении, перпендикулярном направлению вращения поля сферы В, и в определённые моменты его стопоры-терминаторы сбивают в воду движущиеся по поверхности В биообъекты. Вот так они умирают раньше времени. То есть биообъектам в момент их появления на сфере В (в момент их зачатия) уже предопределено время их встречи со стопором-терминатором сферы А, т.к. те в это время находились в определённом расположении. Таким образом, момент зачатия биовида определяет продолжительность его жизни. Вот вам и расположение планет и вся прочая астрология! Терминаторы таким же образом регулируют количество биовидов, находящихся на поверхности сферы В (не наступает перенаселения): если на некотором её участке плотность биовидов повышается, то большее их количество попадает под стопоры-терминаторы и сбрасывается в воду (в жизни это могут быть войны, стихийные бедствия и т.п.). И наоборот: чем реже расположены биовиды на поверхности сферы В, тем им легче проскочить терминатор (выжить).
   Биовид, движущийся по своей линии жизни (двигаясь на данном концентрическом энергетическом кольце), может влиять на поле, его движущее, если он не стоит на месте и изменяет свои энергетические параметры: он может изменять скорость и направление своего движения. Он может ускорять движение в прямом направлении, замедлять движение в прямом направлении, двигаться вспять, перескакивать с одного кольца (орбиты) на другое. Всё - за счёт изменения энергетики своей души, которая зависит от образа жизни, который ведёт биовид. Изменение энергетики души приводит к определённым метаморфозам: если за счёт изменения энергетики души происходит изменение скорости движения по орбите, то можно укоротить или уДлиннить жизнь биовида, можно даже помолодеть (двигаясь вспять), а также при омоложении умереть раньше времени (попадя под терминатор). Можно (теоретически) быть вечно молодым, научившись не двигаться по кольцу вместе со сферой В (стоять на месте) и уклоняться от терминаторов. Вот такая штука наше мироздание, коллега.
   - Интересно...
   - Более того, если мы предположили, что наш мир устроен в виде системы вложенных сфер с вращающимися определённым образом энергетическими полями, то как и всякое устройство, оно для чего-то создавалось. Была какая-то цель у её создателя, иначе получается бессмыслица. Стоит предположить, что целью такого устройства является повышение до определённого уровня энергетики первоначально заложенных в него душ (выращивание душ). Приобретение ими определённых свойств. И когда такие свойства будут накоплены за некоторое количество циклов вода-поверхность сферы, душа изымается из оборота, из системы, как элитное зерно, и на её место для равновесия системы помещается другая рассада.
   - А куда ее девают?
   - Трудно сказать. Может снова расселяют на какой-то другой планете, чтобы иметь более совершенное ее население. Не знаю. Да и невозможно, находясь в заданном измерении и заданной системе координат, знать то, что происходит вне этой системы.
   - Вы думаете, что существует более многомерное пространство, чем наше трехмерное?
   - А что этому мешает? Вполне возможно. Вложенность рассмотренных нами сфер А и В... Тут вполне может иметь место нечто вроде русской матрешки: В вложена в А, С вложена в В и так далее.
   - Трудно даже себе вообразить такое. Тем более, когда тебя ударили сильно по голове. А как вы думаете, профессор, на чём же выращивается душа? Точнее сказать: на чём она довыращивается, когда попадает из воды на свою полоску?
   - Ясно, что на теле. Тело является тем чернозёмом, той почвой в совокупности с климатом, на которой вызревает душа. Механизм создания тела я здесь не рассматривю. Это отдельная проблема. Но точкой отсчёта, началом создания нового тела является момент появления души на поверхности воды, момент перехода её из потустороннего мира в мир жизни. Можно предположить, что если в данный момент времени на поверхности воды нет свободной души, зачатия у биовидов не происходит. Если же в момент соития, например, мужчины и женщины на поверхности воды появляется душа, то тут же происходит оплодотворение: душа попадает, куда ей положено по конструкции биообъекта (в формируемый плод) и тот начинает развиваться по программе, заложенной в душе. Интересен момент, когда душа появляется на поверхности воды и должна двигаться по сфере, а соития у биовидов данного типа в данный момент не происходит. Здесь возможны два случая: либо конструкция механизма зачатия устроена так, что в момент появления души на поверхности воды обязательно запускается некое соитие, либо, если таковое не запускается, душа попадает на кольцо своего типа в параллельном мире и там по нему движется. Т.е душа попадает на полоску, параллельную той, на которую она должна была попасть, относительно середины шара. И там она движется уже в параллельном мире сама по себе, без тела. То есть проживает цикл вхолостую, не совершенствуясь. Если посмотреть крайний случай, когда в какой-то период времени нет соитий между разными полами (что может быть у людей как у биовида, например, все женщины стали лесбиянками, а мужчины - геями), то все души из воды будут проходить через параллельный мир, а в живом мире будет пусто. Похоже, что так оно и происходит на самом деле: работает второй вариант с параллельным миром. Но это чисто математический вывод, как вы понимаете.
   - Повторюсь, что математика - царица наук!
   - Но я продолжу, коллега. Поскольку мы предположили, что тело является почвой для развития души (душа сначала развивается в теле матери и её тело влияет на качество души, а потом для души образуется собственное тело, которое тоже оказывает влияние на её формирование), естественно предположить, что эта почва может быть разного качества: одно тело способствует дальнейшему развитию души, на другом душа хиреет. Одно тело добавляет душе светлых красок, другое - тёмных разводов. Поэтому та душа быстрее созревает и готова для изъятия её из системы, которой больше повезёт в цикле вода-поверхность попасть на плодотворную здоровую почву. Такая душа от цикла к циклу будет приобретать всё больше светлого, положительного. И наоборот: та душа, которой с телами не будет везти, которая будет каждый цикл попадать на дурную почву, станет деградировать от цикла к циклу, станет чахнуть, хиреть. Сейчас говорят, что это - дурная наследственность. И действительно мы видим на примере даже человеческого общества, что от пьяниц, например, рождаются новые пьяницы (не совсем так, правда: они рождаются с уже заложенными в них признаками этого, а далее еще влияет общество. Но, тем не менее). Из этой гипотезы следуют интересные выводы, над которыми человечеству следовало бы задуматься: если некоторый этнос (а это в некотором смысле есть совокупность тел одинакового или сходного качества) создаёт плохую почву для душ, то от цикла к циклу такой этнос деградирует. Поэтому благолепный и довольно лживый, наполненный одной плохой политикой постулат, что не существует криминальных народов, а есть криминальные правительства, не выдерживает никакой критики. С другой стороны, имея такие сведения, следует сделать вывод, что хорошую почву надо беречь, а менее плодородную - удобрять, т.е. делать то, на что указывает корень этого глагола: делать добро.
   - Вон куда нас все это вывезло! Тут действительно сильно запахло политикой! А что, если этот вывод возьмет на вооружение какой-нибудь новоявленный Гитлер и начнет снова уничтожать целые народы?
   - Я думаю, что этого никогда не случится.
   - Почему же?
   - Да потому, что мы, как я уже говорил, живем не сами по себе, а подвластны Ему, Конструктору, а для нас - Богу. Он определяет наше развитие. Надо будет ему посадить во власть Гитлера, Он его обязательно посадит во власть и нас с вами не спросит. Тут уж будьте спокойны.
   - Хорошо бы, чтобы так. А то как-то неприятны такие выводы. Даже скорее - непривычны. Мы воспитывались на совершенно иных принципах. На любви к людям вообще. А тут такое...
   - Да тут пугаться нечего. Лучше знать о некоем объекте даже нечто плохое, чем не знать о нем ничего. Да и вообще, то, о чем мы с вами сейчас рассуждаем, всего лишь гипотезы. Не более того.
   - Да, но все же...
   - Это - наука, дорогой мой коллега. Нравятся кому-либо ее выводы или нет, ничего не поделаешь. Наука есть наука. Мы чуть выше говорили о матрешечной вложенности сфер. Не так ли?
   - Да, ну и что?
   - Рассмотрим эту гипотезу несколько шире и посмотрим, что из нее следует. Итак, мы рассмотрели взаимодействие двух сфер А и В, определяющих устройство нашего мира. Но почему бы не предположить, что сфера В является сферой типа А для некоторой внутренней её сферы В1? Если это так, то получим систему вложенных друг в друга сфер, каждая пара которых взаимодействуя между собой, как было описано выше, определяет другие, не наши, миры, не наши цивилизации. Похоже, что глубина вложенности этих сфер определяет размерность, в которой существует цивилизация. Наша цивилизация, как известно, существует в трёхмерном пространстве. Какова на самом деле глубина вложенности сфер, не ясно. Если предположить, что глубина вложенности конечна, что соответствует здравому смыслу, то система вложенных сфер с вращающимися перпендикулярно друг другу "полосатыми" энергетическими полями и есть тот механизм жизни цивилизаций, который разработал, запустил и поддерживает в работе Создатель этой системы. Можно ли попасть из одной цивилизации в другую? Для этого надо пробить либо сферу типа А (попадёшь в цивилизацию более высокого уровня), либо - сферу В (попадёшь в цивилизацию более низкого уровня). Но сделав дырку в А, прольёшь себе на голову воду из внешней сферы и смоешь свою цивилизацию. Такой же эффект получится, если пробить дырку в сфере типа В (воды во вложенных сферах по своему расположению чередуются: в сфере типа А вода располагается в нижней половине сферы, а в сфере типа В - в её верхней половине). Не этими ли дырками объясняются всемирные потопы и другие катаклизмы цивилизаций? Больше того: проделав дырку в А или В, мы прерываем кольцо, линию жизни некоторого биовида, на которого попала эта дырка. Этот биовид станет доживать только до этой дырки. Все эти действия по проникновению в другие цивилизации приведут весь стройный механизм к поломке. Поэтому кажется вполне вероятным, что Создатель этого механизма предусмотрел подобный вариант развития событий и запретил подобные "цивилизованные" переходы внутри системы, оставив за собой право проникать в соответствующую "матрёшку" и штопать в ней дыры, а нарушителей наказывать. Об этом всегда следует помнить любым "покорителям" природы. Вот такие пироги, коллега с нашими мирами могут быть.
   Тут я вдруг вспомнил, что мне давно пора быть на работе, что на проходной меня застопорит охрана, что хозяева и так скрепя сердце не выгоняют меня на пенсию, что... Что-то помешалось в моей бедной головушке, что-то совсем помешалось... Я почувствовал, что куда-то улетаю. Не в воду ли? Не в нее ли? Ох! Ох! Передо мной сидела вся в слезах моя бедная жена...
  
   4.
   - Ну, наконец-то! Слава Богу пришел в себя! Восемнадцать дней в коме! - она тихо гладила меня по лицу своей мягкой теплой и такой родной ладонью, а я ничегошеньки не понимал. Тут кто-то мелькнул в белом и надо мной склонилось молоденькое женское личико в белой накрахмаленной шапочке.
   - Отойдите, бабушка, быстренько. Отойдите! Наконец-то! Наконец-то! С ним нельзя пока разговаривать!
   Смотрю, прибежало еще два халата: парень и пожилая женщина. Оба строго смотрят на меня. Я повел немного глазами в обе стороны. Кругом кровати. Справа и слева. На них - больные. Какие-то провода. Нянечка натирает полы. Ясно: я в больнице. А как попал? Голова страшно болела. Почувствовал, что голова забинтована.
   - Больной, вы меня слышите? - пожилая женщина почти тычет свое усталое лицо в мое. - Не отвечайте! То есть моргните!
   Я моргнул.
   - Молодец! Он слышит! - она победно повернулась к остальным, меня окружавшим. - Ну, теперь уже намного легче! Намного легче! Мне тут же сделали укол, поставили сразу две капельницы и все халаты поисчезали. Остались лишь стоны да хрипы больных с соседних кроватей. Радостная жена наклонилась надо мной и одними, как мне показалось, губами сообщила:
   - Ты - в реанимации. Когда ты не пришел с работы, я обзванивала все, что только можно обзвонить, т.к. на работе мне ответили, что ты ушел домой, как обычно: в 8 часов вечера. Ну, вот, наткнулась на эту больницу. Они сообщили, что тебя привезла сюда Скорая с очень сильной черепно-мозговой травмой и совершенно пьяного. Полиция тебя подобрала на улице. Ты был без сознания. Но операции тебе не делали: сказали, что либо ты выживешь и так, либо... Вот восемнадцать суток ты был на грани. Ты хоть что-то помнишь, что с тобой случилось?
   Я только попытался открыть рот, как она положила на него свою ладонь, пахнущую знакомым кремом для рук:
   - Нет, нет! Ты только моргни, если что-то помнишь. Тут сюда несколько раз наведывался следователь, но сам понимаешь...
   Я не моргал, ибо совсем-совсем ничего не помнил, что произошло в тот день. Я даже ничего не помнил, уходил ли я с работы в тот день. Мне показалось, что я будто встречался в обед с каким-то профессором возле пруда в парке. Но больше ничего не приходило мне в голову.
   - Ну, хорошо, хорошо, - засуетилась жена, - не напрягайся. Слава Богу, что ты пришел в себя. Я уже вся изревелась. Да еще и не пускают сюда: не положено. Приходится как-то упрашивать здешних...
   ... Потянулись однообразные дни в реанимации: уколы, капельницы, утки, анализы, снова уколы, капельницы, анализы, утки. Мне становилось то легче, то, казалось, что я вот-вот куда-то уплыву. В такие моменты дежурная медсестра, постоянно наблюдавшая за больными, стремглав подбегала ко мне, а за ней уже бежал, видимо, тоже дежурный врач. Начиналась процедура возвращения меня на круги своя. Жена приходила ко мне каждый день и сидела возле кровати, пока ее вежливо не выпроваживали. Я уже начинал потихоньку разговаривать, хотя врачи еще запрещали мне это делать. Но иногда не заговорить было просто невозможно. Если это было днем, то дежурная медсестра часто куда-то отлучалась и возникала проблема, как получить утку. Нянечки ни на какие знаки не реагировали. Они были выше этого. Они должны были получать команды от медсестры. Как я узнал от жены позднее, бывалые люди ее научили, кому и за какие услуги сколько надо платить, иначе я рисковал в обычном официале не вытянуть. Надо было дать нянечке - а они менялись через сутки - чтобы та реагировала на сигналы подать утку и забрать утку. Надо было дать медсестре - а они менялись с такой же периодичностью, как и нянечки, - чтобы ею выполнялись ее прямые обязанности, надо было дать врачу - а они менялись тоже с какой-то периодичностью, - чтобы родственников пропускали к больному, несмотря на категорический запрет. Однажды жена забыла деньги дома, в результате чего ей пришлось часа три сидеть под дверью. Никто ее ко мне не пускал. Ей пришлось снова ехать через полгорода домой, брать деньги, вернуться, поймать первую попавшуюся нянечку, входившую в реанимацию и та, сунув деньгу в не очень чистый карман такой же свежести халата, благосклонно открыла перед женой дверь этого чистилища карманов родственников. Из той палаты, в которой я лежал, дверь выходила в комнату, в которой, видимо, дежурил медперсонал. Оттуда днем слышались громкие разговоры, команды, телефонные звонки и разговоры по мобильникам. Почти каждую ночь оттуда же исходил такой шум, что было впечатление, что там происходит какая-то хмельная гулянка. А под самое утро нянечки, готовясь к утреннему обходу, драили все, что им положено было драить, но при этом так хлопали дверями, что моя голова, казалось, вот-вот оторвется и улетит в межзвездное пространство. Создавалось впечатление, что каждая из нянь хотела похвастаться перед другой, посоревноваться с другой, кто из них громче хлопнет дверью. Когда я уже стал членораздельно произносить слова, я однажды подозвал к себе дежурного врача и спросил, почему под самое утро так сильно хлопают дверьми. Дама строго на меня посмотрела и, цедя мне в лицо раздельно каждый слог, с угрозой произнесла:
   - У нас никто никогда дверьми не хлопает. Вам понятно?
   Мне было понятно. Только потом, когда меня уже перевели в обычную палату, жена мне на ухо, чтобы не слышали рядом лежащие больные, все пояснила. Такие же бедолаги, как и она, общаясь между собой в коридоре больницы в ожидании попадания к своим, находящимся в реанимации, обменивались мнениями. Оказывается, не я один со своей пробитой головой жаловался на страшный шум ночью. Жене разъяснили, что тут поделать ничего нельзя: приходится терпеть, иначе для тех, кто лежит, могут наступить очень неприятные последствия. И доказать будет практически ничего нельзя. Как известно моряки прячут концы в воду, а врачи - в землю. Народ действительно по ночам уходил в глубокий загул: деньги, которые они за день добывали от родственников своих пациентов, сваливались в общий котел, на них они и гудели всю ночь. Работа-то ведь действительно очень тяжелая, поэтому требуется некоторое расслабление. А под утро полупьяные санитарки показывали друг дружке свой класс, разбивая о притолоки казенные двери... В один из таких ночных сабантуев я снова увидел перед собой спину знакомого профессора...
   - Здравствуйте, профессор, - я легонько дотронулся до его не очень прямой спины.
   Он безо всякого удивления повернулся ко мне, словно я и не пропадал никуда.
   - Здравствуйте, коллега. Хотя я бы так не отвечал: вы постоянно двигаетесь по нашей с вами полоске вместе со мной. Правда, вы это не всегда видите, а я вас перманентно наблюдаю. Так-с, - на старый манер закончил свою вступительную речь профессор.
   - Да... понимаете ли... я, оказывается, точно в соответствии с вашими утверждениями был стукнут по голове. И довольно сильно.
   - Ну, вот видите. Иначе бы вы и не имели столь приятную для нас обоих встречу здесь, на полоске. И теперь вы оказались здесь со мной, потому что в той раздолбанной реанимации, в которой вы находитесь, началась очередная ночная пьянка, а про вас совершенно забыли. А вам надо было делать процедуру в виде капельницы и обеспечить полнейший, я повторяю - полнейший покой. Но раз этого не случилось... Может оно и к лучшему: пусть немного пропьются и проспятся, ибо на пьяную голову они могут таких процедур понатворить... У вас исчезнут последние рефлексы! Вы не только перестанете реагировать на дикое хлопанье дверьми по утрам, но и вообще... Вот тогда уж точно вы превратитесь в растение!
   - То есть? - не понял я, - какие рефлексы я могу потерять?
   - Какие, какие... Все. И условные, и безусловные... Э-э-э, простите, я оговорился: безусловные вы никак не потеряете. Даже, если упадете с полоски в воду.
   - Вы имеете в виду, когда умру?
   - Да, именно это я и имею в виду.
   - Почему же?
   - Да потому, что безусловные рефлексы с уходом человека не пропадают.
   - Что-то я, профессор, немного подзабыл школьный курс по естествознанию. Прошло столько много лет, что я даже стал сомневаться, учился ли я вообще в какой-либо школе. Про собаку Павлова, правда, что-то вспоминаю. Но нетвердо.
   - Ну, пока ваши лекари там пьянствуют, я вас немного просвещу в этом вопросе. Не возражаете?
   - Буду вам очень признателен.
   - Ну, вот и прекрасно. Вспомним и великого Ивана Петровича Павлова заодно. Его знаменитая теория условных и безусловных рефлексов живых существ успешно служит не только мировой медицине, но и не даёт умереть с голоду многим современным юмористам, под разными углами старательно описывающим процесс взаимодействия электрической лампочки, собаки и человека. Наверно и вы, коллега, не раз посмеивались на сей счет. В школьных классах заработано немало двоек при ответах на, казалось бы, простой вопрос: что же такое эти первая и вторая сигнальные системы человека? Для основательно подзабывших школьную программу - не станем указывать конкретно - напомню, что если ты не реагируешь на слово, то у тебя не всё в порядке со второй сигнальной системой и общение с нормальными людьми для тебя проблематично. Но если ты хорошо реагируешь на удар палкой по твоей спине, то о своей первой сигнальной системе можешь не беспокоиться: дела с ней у тебя обстоят прекрасно. По Павлову все живые существа реагируют на внешние раздражители, и этот факт он назвал первой сигнальной системой. Только человек может реагировать на речевые раздражители. Это уже вторая сигнальная система.
   - Это понятно. Пошли животное на три буквы, он не отреагирует. А пошли какого-нибудь Васю, он тут же включит свою вторую сигнальную систему и тогда могут быть неприятности. Хотя...
   - Что "хотя"?
   - Да у нас была дома собачка. Болоночка. Чаночкой звали. Милейшее и добрейшее существо. Но когда ты начинал ей выговаривать за какую-то ее провинность, она это очень не любила: сначала виновато поджимала свой хвостик, затем пыталась прятаться под столом, ну а в крайнем раздражении начинала глухо рычать и могла даже укусить. Так понимала она речь или нет? Была у нее, как у людей вторая сигнальная система? По-моему Иван Петрович что-то недоглядел с этими собаками...
   - Я думаю, что у вашей собаки был просто условный рефлекс на ваш тон. Она чувствовала с вашей стороны агрессию и сама становилась похожей на вас.
   - Возможно. Темные штучки эти собаки. Вообще-то, конечно, раз условные рефлексы - это рефлексы, вырабатываемым человеком в процессе его взаимодействия с внешними и внутренними раздражителями, наша Чаночка могла выработать свою реакцию на негативный тон с моей стороны.
   - Ну, вот видите. Кстати, другой термин, введённый Павловым, - безусловные рефлексы. Это, по Павлову, наследственно закреплённые реакции организма на определённые воздействия внешнего мира или внутренних раздражителей. Чувствуете разницу? Наследственно закрепленные. Например, процесс сосания у новорождённых. Правда, многие применяют этот рефлекс и в далеко не младенческом возрасте, но это уже не наш вопрос. Кстати, коллега, само определение рефлекса вы не забыли?
   - Да... это что-то связано с отражением, с реакцией...
   - Ага! Понятно! Где-то, что-то.... Вы просто настоящий студент! Рефлекс действительно по латыни переводится как отражение.
   - Ну вот!
   - А в биологии конкретно рефлекс - это простейшая бессознательная реакция организма на раздражение рецепторов.
   - Ну... мы уже почти что в медицину влезли, профессор. Рецепторы появились... Я только что от медицины и там же слышал это слово. Нельзя ли уточнить его понятие, чтобы я... если я ...вернувшись в свою палату...
   - А вы что, в чем-то сомневаетесь? Вы туда вернетесь, вернетесь! Это совершенно точно, как то, что я сейчас стою с вами на одной полоске.
   - Я должен туда вернуться. У меня еще куча дел не сделана. Например, я должен написать несколько книг по программированию, потому что я видел, как нас когда-то учили: вчерашние троечники, остававшиеся на кафедре по блату, мекали-бекали нам про программирование, сами плохо понимая, о чем они лепечут. И сегодня в этом плане мало что изменилось. По крайней мере, у нас в городе.
   - Вы все напишите, коллега, я вас уверяю. Так вот, рецептор по-простому - это такая штуковина в нашем, например, организме, которая обеспечивает превращение влияния факторов внешней или внутренней среды на нас в нервный импульс. Я понятно объясняю?
   - Вполне. Это механизм, который превращает то, что на нас действует, в нервные импульсы.
   - Правильно. Несмотря на то, что в нашей недавней политической жизни к понятию подсознания относились довольно подозрительно, тем не менее, подсознание у человека несмотря ни на что, существует и что интересно - существует наряду с его сознанием. Правда, сие состояние бывает далеко не у всех индивидуумов: у некоторых имеется только подсознание, особенно в наше довольно смутное время, но такие ненаучные случаи мы не рассматриваем. В тех же случаях, когда у человека имеется и подсознание, и сознание, то, как показывает практика, последнее по тем или иным причинам иногда покидает человека (или тот его теряет). В этом случае первая и вторая сигнальные системы человека перестают работать. Следует ли из этого, что эти системы (иначе - условные рефлексы) относятся только к сознанию? Никоим образом. Немного ниже мы покажем (это - наша гипотеза), что условные рефлексы обеспечиваются и подсознанием, и сознанием, а безусловные - только подсознанием. И что при отключении сознания блокируются и безусловные рефлексы, а при повторном включении сознания условные рефлексы, формирующиеся в сознании, частично или полностью могут теряться: человек может забыть, как реагировать на тот или иной раздражитель. Мы также покажем, как формируется сознание и подсознание и как взаимодействует эта пара.
   - Что-то сложновато, профессор. Не забудьте, что у меня все-таки пробита голова и мне еще предстоит возвращение в реанимацию. Желательно, когда они все там протрезвеют и перестанут хлопать дверями.
   - Ничего тут сложного нет. Сегодня мы имеем почти поголовную компьютерную грамотность. Бабушек с дедушками... Э-э-э.. простите, я вас не имею в виду. Так вот: бабушек с дедушками в расчет не берем. Хотя я недавно видел по телевизору, как в Питере организовали для вышеназванного контингента специальные курсы по их настоятельной просьбе. Так что вполне возможно...
   - Ладно, возьмем тех, кто что-то понимает, что такое компьютер. Так?
   - Возьмем. Сегодня уже многие соглашаются, что человек - это биологический компьютер и что у него, как у всякого компьютера, есть долговременная память - ПЗУ (пассивное запоминающее устройство) и оперативная память или ОЗУ (оперативное запоминающее устройство).Сознание - это ОЗУ, а подсознание - это ПЗУ. Создателем биокомпьютера-человека в его память заложены программы, определяющие реакции человека на внутренние и внешние раздражители.
   - Каким создателем?
   - Как это, каким? Мы же с вами еще раньше разбирали, что нас сконструировали. И сделал это тот, Конструктор, которого мы называем Создатель. Он сконструировал души, создал механизм их круговорота. Мы с вами сейчас на чем катимся к своему концу?
   - А-а-а...
   - Так вот. Рефлексы человека - это результаты работы (действий) программ, заложенных в человека после обработки ими информации, поступающей на входы этих программ. Информация поступает как из ПЗУ (это будут безусловные рефлексы), так и из ОЗУ или внешней среды (это будут условные рефлексы). Как и положено в каждом компьютере, исполнение команд (а именно они и составляют собственно программу) происходит только через ОЗУ (т.е. чтобы выполнить некоторую программу над некоторой информацией, и одна, и другая должны быть предварительно помещены в ОЗУ и в нём выполняться). Поэтому, если обрабатывать информацию из подсознания (т.е. из ПЗУ), она должна предварительно прочитаться в ОЗУ (передаться в сознание) и в нём обработаться.
   - Это мне давно известно.
   - Прекрасно. Отсюда и вытекает тот факт, что когда у человека его ОЗУ не работает (потеря сознания), то и его ПЗУ блокировано. Когда же ОЗУ возобновляет свою деятельность (человек приходит в сознание), тракт передачи информации восстанавливается и рефлексы начинают действовать. При этом, если при включении сознания (ОЗУ) в нём ничего не испортилось (не затёрлось, как говорят программисты), т.е. не исчезла, не испортилась информация, определяющая, как реагировать на тот или иной раздражитель, и не испорчены программы, которые должны эту информацию обрабатывать (всё вместе - условные рефлексы), то пришедший в сознание человек продолжает обладать всеми рефлексами, которые у него были до потери им сознания.
   - Это понятно. Потерял человек сознание, он сосать свою мамку не будет. Особенно, если уже окончил среднюю школу. Или институт.
   - Да, да. Зря шутите.
   - Не шучу я совсем. Какие шутки с пробитой головой?
   - Вот пока у вас в голове дырка, я туда и стараюсь залить немного полезной информации.
   - Заливайте, профессор. Я всегда рад новой информации.
   - Самое интересное, это как же формируются условные и безусловные рефлексы с учетом того, что мы - биологические компьютеры. Точнее - как формируется та информация, которая определяет реакцию человека на внешние и внутренние раздражители, ибо программы, которые должны будут обрабатывать эту информацию, уже готовы: они заложены в человека-компьютер его Создателем.
   - Да. Ну и как же?
   - В принципе, все просто. Всё начинается с восприятия. Наши органы чувств (рецепторы-датчики) работают непрерывно. Через них поступают сигналы в наше ОЗУ, в сознание. Эти сигналы возбуждают специальные нервные клетки (нейроны). Те начинают, скажем так: "светиться". Чем мощнее поступает сигнал, тем большее возбуждение нейрона, большая энергия "свечения". В пределе, при мощном сигнале, как говорят "вода может выйти из берегов": нейрон "сгорит". Чтобы этого не произошло, в компьютере-человеке существует система страховки, система отвода "лишней воды" - лишней энергии. Как только возбуждение нейрона превышает заданный (его Творцом, его Конструктором) порог, вся лишняя информация, приводящая нейрон к перевозбуждению, записывается в специальное хранилище, специальную кладовку - в пассивную память (ПЗУ), т.е. в подсознание. Это, как обводной канал для разгрузки реки при её переполнении в период наводнения, чтобы она, река, не выходила из своих берегов. Всё это в человеке делает специальная программа. Назовём ее программой А. Другая программа, назовём её программой В, перерабатывает информацию, перевозбуждающую нейрон, и заставляет определённые органы человека выполнять вполне конкретные действия. Причём, В не сразу обрабатывает информацию, попавшую на нейрон, а сначала смотрит, есть ли в ПЗУ точно такая же информация, что и перевозбудившая нейрон. Если в ПЗУ (т.е. в подсознании) такая информация уже имеется, то она там и остаётся, а поступившая информация игнорируется и нейрон тем самым перестаёт быть в состоянии перевозбуждения. Если же информации, перевозбудившей нейрон, в подсознании нет, то она тут же туда, в подсознание, перекачивается и тем самым перевозбуждение нейрона опять снимается. То есть в данном случае запускается программа А, которая излишек информации переписывает в ПЗУ (подсознание). Тогда на следующем цикле поступления информации от рецепторов-датчиков вновь поступившая такая же перевозбуждающая нейрон информация будет отвергнута.
   - Ничего себе! Это работает точно так, как в Питере обводные каналы, предотвращающие наводнение! Интересно! Люди находят такие же технические решения, которые Бог заложил уже в них! Поразительно! Может Он же им их и подсказывает?
   - Вполне возможно. По крайней мере этого исключать нельзя. А теперь посмотрим, что на самом деле происходит на уровне физиологии. На уровне физиологии описанный процесс можно себе представить так: данные от рецепторов постоянно поступают в мозг, идёт непрерывное отслеживание событий помимо воли человека на уровне подсознания. То есть действия человека, как говорят, происходят автоматически, если поступающая информация не нова. Но если при отслеживании событий оказывается, что для поступившей информации ПЗУ пусто, то включается сознание, начинается осмысление происходящего и, естественно, происходит осмысленная реакция организма. Если при этом нет перевозбуждения нейронов, то поступившая информация некоторое время помнится (она находится в ОЗУ, в сознании), а потом всё "размагничивается": происходит забывание события. Если же имело место перевозбуждение нейронов, то излишек информации попадает в подсознание, где качество носителя информации (т.е. памяти) совсем другое, нежели в ОЗУ, и быстрого размагничивания (забывания) не происходит. Забывание происходит, но значительно медленнее, чем в сознании (в ОЗУ). Вот поэтому-то то, что попало к нам в подсознание и помнится довольно долго, определяет наши условные рефлексы при нашей текущей жизни и - наши инстинкты, если до истечения нашей текущей жизни информация не успела размагнититься. Тогда она переписывается механизмом завершения жизни в память-душу, которая её сохраняет и которая попадает в новое тело на новом витке жизни. Когда душа попадает в новое тело, такая информация сразу переписывается специальной программой в ПЗУ нового тела. Это есть именно та информация, которую все называют наследственно-закреплённой.
   - Значит, профессор, если я убивал, убивал, убивал людей, это все попадет ко мне в подсознание?
   - Само собой.
   - И потом, после конца, уйдет в отлетевшей от тела душе?
   - Да.
   - А потом, когда эта душа выплывет и начнет формироваться новое тело...
   - Этот рефлекс перейдет в новое тело, как и, например, сосательный рефлекс.
   - Да-а-а... Это уже дурная карма...
   - Да, мы видели, что в ПЗУ всегда имеется изначально заложенная в него информация, которая попадает туда из души при первом цикле жизни и которая определена Создателем души, Создателем человека. То есть при каждом перевоплощении человека его ПЗУ пополняется всё новой и новой информацией, сформированной в душе на предыдущих циклах жизни. Так формируются исходные инстинкты человека, его безусловные рефлексы как вида. Если бы И.П. Павлов был ещё и программистом... Теперь понятно, что такое "дурная наследственность" или наоборот. Если в вашей теперешней жизни у вас душа, которая в предыдущем воплощении принадлежала человеку с низменными инстинктами... Далее всё становится довольно прозрачным...
   - Печальная картина вырисовывается.
   - Да уж, хорошего мало. Ранее мы говорили, что нас выращивают ради совершенствования душ, т.е через наши тела, дела и поступки душа должна совершенствоваться, достигать идеала, после чего она для чего-то извлекается из системы и не участвует в повторяющихся циклах жизни. Душа - это специальная программа с её собственной постоянной информацией, которую мы, проживая жизнь за жизнью, доводим до определённого уровня. Когда программа "доведена", Создатель использует её для каких-то своих целей, как и мы сегодня используем разработанный каким-то программистом программный продукт. В этой связи более прозрачными становятся понятия ада и рая.
   - Боже мой! Куда мы забрались!
   - А что тут такого? Я просто развиваю дальше свои гипотезы ровно так же, как Эвклид создал свою математику из пяти постулатов.
   - Ну и что же касательно ада и рая? Какой-нибудь одесский еврей вам бы тут сразу сказал: "Как вам нравятся такие штучки? Чтоб я так жил, если я не боюсь обо всем этом даже намекнуть своей Саре!"
   - Да ничего тут особенного в том нет. Я просто следую логике. Мы знаем, что ад - царство подземное, где грешные души вечно мучаются. Действительно, если душа (программа) - брак, её использовать в дальнейшем нельзя, поэтому такую программу отправляют на помойку - в ад. Если же душа-программа всё лучше и лучше от цикла к циклу, она продолжает жить в значительно лучших условиях, переходя в новые тела (бывает в раю). Становится и более понятной библейская (и не только) жестокость Создателя (Бога). Зачем, скажем, надо было обрекать некоего еврея (Агасфера, Вечного Жида), не давшего Христу отдохнуть на пути к Голгофе (а по некоторым сведениям - даже ударившего Его) на вечное бессмертие и скитания? Ну негодяй он был, оступился... Мы бы сегодня его примерно наказали, но потом уж точно бы простили, изобретя под него очередную амнистию... Или тот же факт с цыганами и воробьями, которые, по преданию, якобы ковали гвозди (цыгане) и подносили их (воробьи) для распятия Христа? Вечный Жид - это, видимо, вечный скиталец- еврейский народ. Его, как и цыган с воробьями призвано не любить остальным населением. К чему такие драконовские меры? Кажется, всё довольно прозаично, потому что прагматично: с точки зрения Создателя, целью которого является добиться высокого качества своей продукции (душ) - для людей-компьютеров, живущих первую, вторую и т.д. жизни это растягивается на вечность - применяется приём, который должен действовать постоянно и безотказно: "вечно" (для нас, для людей) обеспечивать высокое качество продукции (душ). То есть пока мы живём, пока существует человечество - давать перед твоими глазами пример того, что станет с тобой, если ты будешь (или не будешь) таким-то. Это обыкновенное запугивание - один из методов повышения качества продукции. В этом смысле понятны и предназначения библии и священников: определённым образом формировать свойство продукта (души). Печально, но это кажется вполне правдоподобным. Ходит устойчивая легенда, что когда все евреи соберутся в одном месте, наступит конец света. С точки зрения наших гипотез, ничего удивительного в этом нет: если такое действительно когда-нибудь произойдёт, это будет означать, что евреи перестанут скитаться по миру, т.к. Создатель их простил. А это будет означать только то, что отпала необходимость в контроле качества продукции (душ). То есть такая продукция производиться не будет. Вот вам и конец света...
   - Просто удивительно, профессор! Даже страшно! У меня, кажется, вторая дырка в голове образовалась. Наверно пора мне возвращаться, хотя и в пьяную, но все же реанимацию. Пусть наложат мне дополнительную повязку...
  
   5.
   Я вернулся в реанимацию. Там - никакого изменения: гульба продолжалась на прежнем уровне. Никто, видимо, и не интересовался такими больными, как я. Да и что такими интересоваться: одним больше, одним меньше. На всех таких никакого персонала не хватит. Привозят и привозят. Надо же когда-то расслабиться... Опять голова... Опять голова... А профессор на своей полоске вот он. Стоит и улыбается:
   - Ну, как? Все пьянствуют? А второй дырки я вам не сделал. Это вы просто от непривычной информации хотите убежать.
   - Да уж, профессор, информация ваша того... В средние века за нее можно было бы и в костер угодить.
   - Сейчас, слава Богу, совсем другие времена. Вон, например, Анатолий Кашпировский на всю страну по телевидению давал сеансы своей магии. И ничего. Все засыпали, когда положено, отказывались добровольно от присущего им энуреза, у некоторых на глазах у изумленной публики вообще отрастала медвежья шерсть...
   - Да, да. Помню этот феномен. А как вы могли бы объяснить его способности? Или они не поддаются никакому объяснению?
   - Ну почему же, коллега. Очень даже поддаются. Вспомните:
   "Даю установку на добро. На добро, - тяжело и мерно бросает привычные для него слова Кашпировский, исподлобья глядя в притихший завороженный битком набитый зал. - На добро, - с неприкрытой угрозой произносит он снова после небольшой паузы, крепко сцепив зубы". Я уже ранее говорил, что человек - это совершенный биологический компьютер - результат труда его автора - Создателя. Даже в будущем компьютеры, созданные человеком, никогда не достигнут качества настоящего компьютера - живого существа, а останутся лишь его бледной тенью. Почему? Да потому, что живя в некотором пространстве, невозможно создать то, что изготовлено в другой, более совершенной системе. А то, что живые существа именно изготовлены вне нашей жизненной системы, трудно поставить под сомнение. Никакие дарвины и сусловы никого не убеждают. Они могут только констатировать второстепенные факты, что вот это получилось потому-то и потому-то, но в коренном вопросе о происхождении всего живого их аргументы настолько малоубедительны, что порождают не само понимание, а новые и новые вопросы. И ничего больше.
   - Это уж точно. Как говорят - документальный факт.
   - Так вот. Только что мы разобрали, что у человека, как и у компьютера есть оперативная, быстродействующая память - сознание, и долговременная, медленная память - подсознание. Все инстинкты человека заложены в подсознании в виде программ его реакций на те или иные раздражители внутренней и внешней среды: безусловные рефлексы заложены изначально, до рождения человека, а условные попадают в подсознание через сознание. Помните?
   - Ну, конечно.
   - Условные рефлексы человека формируются в результате его общения с внутренней и внешней средой. Периферические устройства человека, его устройства ввода - это его органы чувств: обоняние, осязание, зрение, слух, вкус. Управляет работой компьютера-человека специальное устройство - мозг. Реакция человека на внутрениие и внешние раздражители - это результат обработки информации программами, заложенными в память человека: как и в компьютере, в ответ на поступившую от раздражителя информацию в оперативную память (сознание) вызываются определённые программы, там же в памяти они выполняются и тем самым определяют реакцию человека на раздражители. Какую программу вызвать и запустить на выполнение, решает мозг. Мозг - это средоточие памяти человека, его программ и устройств управления. Программистам хорошо известно, что если забраться в информацию компьютера и внести в неё какие-то свои изменения, можно получить совсем иную реакцию, чем ту, которая первоначально закладывалась разработчиком в ту или иную программу.
   - Сто процентов! Это и к гадалке не ходи!
   - Ну, вот, можно предположить, что в человека, как и в любой другой биовид, при его формировании Создателем, как и в компьютер, закладывались программы с определённой информацией, определяющие реакцию биовида на внешние и внутренние раздражители, т.е. определяющие его развитие и поведение. Поэтому, когда Некто проникает в такие программы или в информацию к ним и что-то в них изменяет, он получает не совсем привычную реакцию программы на это.
   - Конечно. Это - головная боль каждого программиста.
   - Реакция, естественно, выражается в поведении организма. Реакция может быть предсказуемой, если Некто знает, куда он забирается и чем это грозит, и не предсказуемой в противном случае.. Многократные опыты над одним индивидуумом или группой схожих по некоторым признакам индивидуумов могут позволить эмпирически получать нужную реакцию на вторжение в механизмы мозга. Это как обычный черный ящик: изменяешь параметры на входе этого ящика и изучаешь его реакцию на его выходе. А на этом основании строишь догадки, что же там за механизм в этом ящике.
   - Ну да. Правильно. Вот здесь-то мы как раз и подошли к сути феномена Анатолия . Кашпировского. Повидимому, обучаясь методам гипноза, методам внушения, Кашпировский, как и всякий наблюдательный человек, отмечал реакцию подопытного "компьютера" - своего пациента. Затем он набрал статистику реакций человека на различные свои энергетические усилия. Ясно, что он посылает свою энергию в подопытного человека, и эта энергия куда-то попадает и что-то изменяет в человеке. А его энергетические вмешательства в организм суть не что иное, как вмешательство в память, в которой в данный конкретный момент находится не только информация к программам, определяющим реакцию организма человека, но и сами программы. Но так как в двух обыкновенных компьютерах одни и те же программы не всегда находятся в одном и том же месте памяти, а вам это, как я понимаю, хорошо известно, коллега, то и для двух любых гомосапиенсов этот принцип не нарушается. Подтверждается утверждение медиков о строгом индивидуальном подходе к лечению каждого пациента. Такое утверждение возникло не на пустом месте и не от хорошей жизни: воздействия (духовные - энергетические, как в случае с Кашпировским, или каким другим экстрасенсом, и химические - с помощью лекарств) не у каждого человека изменяют то, что задумано тем, кто осуществляет эти воздействия, потому что изменяемое у двух разных индивидуумов не всегда находится на одной и той же полке памяти. Кроме того, устройства ввода человека, через которые происходит собственно внушение, не у всех людей работают одинаково. Отсюда и разная реакция на внушение. Точнее: разные люди по-разному реагируют на одно и то же воздействие. Поскольку Кашпировский обладает довольно мощной энергией внушения, он способен проникать в программы человека и изменять их. Но изменяет он не всегда то, что хочет, и не так, как надеется., потому что посланная им в людей энергия у одного индивидуума изменяет работу одной программы, а у другого - другой: как я говорил ранее, у каждого из нас по одному и тому же адресу в памяти могут находиться совершенно разные программы. Отсюда получается (и это мы видели на практике), что у одного от таких энергетических воздействий лысина покрывается медвежьим подшерстком (энергия внушения изменила работу программы управления ростом волос на голове), у другого рассасывается шрам в паху (изменена работа программы управления кожным покровом), а третий "внезапно" перестаёт мочиться в постель (скорректировано поведение программы управления мочеполовыми органами). А что случается с четвёртым, пятым, десятым, то об этом одному Богу известно (только он как Автор знает, где что у кого находится). Но об этом не пишут и не показывают по телевидению. Когда употребляется слово "случается", имеется в виду и положительное и отрицательное. Гипноз, энергию воздействия внушением на психику человека можно сравнить разве что со слоном в посудной лавке: в человека бросают энергию и что она там затрёт, какую программу изменит или совсем запортит, ведает в буквальном смысле только Сам Господь Бог (или его сотрудники). Очевидно, что именно поэтому не зря так хмур и мрачен во время сеанса Кашпировский, когда даёт свою знаменитую установку "На добро". Ибо ведает, что метод "чёрного ящика", применяемый им и другими исследователями влияния внушения на человека, действительно может помочь человеку "сыграть в ящик". Вспомним, например, печально известные 70-е годы 20-го века и эксперименты болгарского профессора Георгия Лозанова, пытавшегося методами суггестологии ускорить овладение английским языком подопытными людьми. Многие специально отобранные для эксперимента люди с изначально железным физическим здоровьем через некоторое время после начала эксперимента неожиданно заболели и в течение ближайших пяти лет поумирали. В этом плане ещё не известно, какой сюрприз таит в себе широко разрекламированный метод изучения английского языка Илоны Давыдовой, основанный, как и некогда метод Г. Лозанова, на воздействии на психику человека.
   - Хорошо вы разложили Кашпировского на составляющие, профессор. Очень хорошо. И главное, понятно. У меня даже голова перестала болеть.
   - Замечательно, коллега! Знания лечат! Правда, только умных людей. Но пойдем дальше, пока вы, коллега, на подъеме. Посмотрим теперь, как запускается и работает компьютер-человек. Думается, что суть зачатия плода в том, что имеющаяся свободная душа переселяется в создаваемое биологическое нечто, образуя совместно с ним плод. Точнее: очередная свободная загрузочная программа (это и есть то, что мы называем "душа") определяющая всё, что касается будущего человека (его инстинкты как биовида, информацию, накопленную в его предыдущих жизнях, программу развития плода и т.д.) переписывается в долговременную память плода, создаваемую в момент зачатия специальным механизмом зачатия. Переписывается извне (мы раньше говорили - из воды. Теперь же можем предположить, что из Космоса). Кому принадлежит механизм зачатия? Мужчине или женщине? Возможно, что он заложен Создателем в них обоих. Механизм начинает работать в момент их совокупления. Если в данный момент в Природе (в Космосе, на поверхности воды - в нашем старом определении, данном в начале нашей беседы) имеется свободная загрузочная программа (душа, как мы её назвали), то эта загрузочная программа захватывается механизмом зачатия и переписывается в создаваемый плод. Затем этот же механизм переписывает в плод информацию от обоих родителей и запускает загрузочную программу. Компьютер включён! Далее всё пошло работать: плод развивается согласно записанной в него информации. До каких пор? Пока не произойдёт аварии или пока заложенные в программу параметры не достигнут определённых заданных величин. В обоих случаях начинает работать специальный механизм завершения работы (т.е. жизни) компьютера-человека: механизм пополняет хранящуюся в человеке загрузочную программу (душу) информацией о его прошедшей жизни и выталкивает эту программу назад в Космос (душа падает в воду). Душа отлетает... Затем механизм завершения выводит события на совершенно другой уровень, уровень вне человека. Вполне вероятно, что механизм завершения жизни входит в комплекс программ, неразрывно связанных с загрузочной программой (душой): в момент создания плода он переписывается в память плода и живёт с человеком до последнего его мгновения, а затем с обновлённой загрузочной программой (душой) удаляется. Скажу особенно для любителей абортов: эта информация тоже попадает в отлетающую душу как часть жизни, проведённая человеком в утробе матери. И потом душа с такой информацией в кого-то вселяется... Как это влияет на жизнь такого индивидуума, стоит задуматься и покрепче...
   Из всего сказанного выше мы видим, что в памяти человека хранится информация о всех предыдущих жизнях его души, которая пополняется информацией механизмом завершения жизни о его прошедшей только что жизни. Можно ли сказать, что "о его предыдущих жизнях?" Нет, конечно: душа прошла через Иванова, Петрова, Сидорова... И все их качества попали на конкретном воплощении в некоего Зайцева, например. Вот и всё. Можно точно сказать, что новый душеобладатель Зайцев жил ранее в образах Иванова, Петрова, Сидорова и т.д. Но сам он живёт первый раз. Возникает и другой вопрос: человек, храня в себе такую информацию, имеет ли к ней доступ? Для чего и для кого она предназначена? Если доступа к ней нет (обратное пока не просматривается), значит, эта информация предназначена не для человека, а для самого Создателя. Тогда подтверждается гипотеза, что нас выращивают, как капусту. Точнее - с помощью нас довыращивают душу, которая в нас вселилась. И именно Создатель заложил в свой компьютер механизм запрета на доступ к такой информации. Но, похоже, что иногда вследствие разных причин этот механизм запрета даёт сбой, выходит из строя, приходит в негодность. Тогда человек сразу получает доступ к запретному. Вот тут-то он начинает ощущать и видеть, чтоь ему было не положено видеть: что было с его душой в прошлых её воплощениях. При этом один вдруг начинает по-собачьи лаять и гримасничать (был шутом при дворе), другой требует к своей персоне королевского почтения (был монархом). А мы, не ведая ни о чём подобном, зачастую в душе и наяву глумимся над этими несчастными. Нам весело. А почему бы и нет? Молодеческое "Гы-гы" не требует тяжёлой работы ума...
   - Да... На это мы большие мастаки. Нечего сказать.
   - А вот, кстати, коллега. Недавно прочитал в Интернете об "открытии" учёных того, что происходит во сне. Якобы во время сна происходит перераспределение информации между оперативной памятью человека и его долговременной памятью (подкоркой). Мягко говоря, в свете описанных выше гипотез, это не совсем ведь так. Если следовать этому "открытию", пока человек не спит, в его подкорку ничего не попадает. Но тогда, в пределе, при переизбытке информации сгорят все его рецепторы, потому что перевозбудятся. Зачем же ждать сна и перераспределять информацию? С точки зрения Конструктора это нелогично. На практике мы наблюдаем, что на самом деле никакого перевозбуждения рецепторов не происходит. Мозг постоянно работает по принципу обводного канала: всё лишнее из оперативной памяти, не дожидаясь фазы сна, сбрасывается в подкорку (если там не было ещё подобной информации, иначе информация просто теряется) и остается в подкорке надолго. Тогда возникает вопрос: не перегрузится ли подкорка, не переполнится ли когда-нибудь в течение жизни? Или её объёма хватает на всю информацию, поступающую в неё в течение жизни? Скорее всего, у долговременной памяти ограниченный объём и из неё всё-таки изымаются излишки информации. И это происходит, по моему предположению, именно во сне. Вот в это-то время человек (и любой другой живой компьютер) "отдыхает": освобождается от тяжести излишней информации, которая держит тело в возбуждении.
   - Похоже на правду, профессор.
   - Я тоже такого мнения, коллега. Пойдем дальше. Всем что-то снится. Но что и почему? Посмотрим, как устроен механизм сновидения. Не вдаваясь в физическую сущность, скажем, что в компьютере существует механизм отображения действительности, который начинает работать под воздействием попадающих в него сигналов от вводных устройств (например, глаз у человека). Если у человека вводное устройство нарушено, он не видит изображения, но сны он всё-таки видит. Сны - это тоже результат работы механизма отображения действительности, но сигнал в этот механизм поступает не от вводного устройства. Откуда же? Посмотрим, например, какой мы видим сон, когда сильно, простите за натурализм, хотим в туалет во время сна. Нас постоянно преследует видение, что то у туалета нет дверей, то его вообще не найти, то кругом люди и что-то мешает отправлять нам наши естественные надобности и т.п. То есть срабатывает привычный видеомеханизм, обеспечивающий нам защиту от неприятностей. И что интересно: информация поступает на понятном нам языке. Таким образом, когда мы спим и захотели, простите, в туалет, в механизм отображения действительности откуда-то поступает сигнал и мы "видим" и соответственно этому "действуем". Кто нам иносказательно сообщает, что нельзя писать в постель? Подчеркнём: иносказательно, с помощью различных видений, описанных только что. Здесь есть две возможности: либо в компьютере заложена программа, которая в ответ на описанные выше действия выдаёт в механизм отображения сигнал, или кто-то в Космосе нас "ведёт" и посылает нам сигнал оттуда. Представляется, что во время сна имеют место обе ситуации: в случае "туалетных вопросов" срабатывает собственная программа, а в случаях более сложных вполне возможен второй вариант, причём и он может раздваиваться: информация, получаемая нами в течение дня в виде сгустков энергии, попадает не только в подкорку, но и частью в Космос. Вот оттуда во время сна она может воздействовать на наш механизм отображения. "Некто" тоже может воздействовать на наш механизм отображения, и мы видим это во сне. И тоже - в виде иносказаний. Более того, энергия Космоса, содержащая различную информацию, в том числе и от родственников, от знакомых и т.д., также может попадать в наш механизм. И не только от живых. Представляется, что ушедшие в мир иной люди нам тоже посылают свои сообщения (скорее всего это работает одна из программ загрузочной программы (души): эта душа не лежит просто на дне и ждёт своего часа, когда она зацепится за соответствующее энергетическое кольцо сферы жизни, а как-то функционирует до момента зацепления). Причём, наши корреспонденты либо не имеют возможности прямо сказать нам о том-то и том-то, либо не всегда имеют такую возможность. Вспомним, например, феномен болгарской бабушки Ванги, которая видела окружающую ее действительность, хотя её вводные устройства - глаза - были разрушены. Она видела через Космос, видела не только кого-то из живых, но видела и ушедших в мир иной людей и общалась с ними. Вся энергия, поступающая в наш механизм отображения, определённым способом перемешиваясь, и образует то видение, которое мы в просторечии называем сном.
   Теперь кое-что в подтверждение того, что сон - это не приём, не получение, а "отнимание" энергии. Заметили, что с возрастом человек меньше спит? Хотя спят все: "и жучки, и паучки", но в разные периоды своей жизни все спят по-разному. Чем старше, тем меньше. Потому, что с возрастом вводные устройства начинают работать всё хуже и хуже, а потому всё меньше и меньше пропускают информации и поэтому её излишек, который изымается во время сна, тоже становится всё меньше и меньше. И длительный сон просто не нужен: нечего особенно удалять...
   - Ух! Ну теперь-то профессор, я чувствую, что пьянка в реанимации наконец-то завершилась и мне пора туда. Благодарю вас за информацию.
   - Всегда к вашим услугам, коллега.
  
   6.
   - Боже мой, профессор! Они там все еще пьют! А эти толстые засаленные санитарки начали наперебой хлопать дверьми! Там целая канонада! Не могу! Просто какие-то преступники! Откуда такие берутся? По улицам ходят вроде все приличные люди, а попадаешь сюда, эти же люди начинают тебя грабить, как на большой дороге, пьянствовать, как в последнем кабаке! Что с ними происходит, профессор! Откуда такие берутся, повторяю?
   - Э-э-э, коллега! Вам следует дождаться светлого дня: на свету даже комары не кусают. Видно и опасно для жизни. Эти тоже подчиняются такому закону. Для темных дел нужна ночь, а для светлых - день. Вот и все. Дождитесь дня.
   - Дождаться-то я дождусь. Но ночью они опять возьмутся за свое! Они что, рождаются такими? Или наша суровая действительность приводит их к таким для нас печальным действиям?
   - Гм, коллега. А разве вы не слыхали о некоем профессоре Ломброзо, как раз исследовавшем этот человеческий феномен?
   - Что-то, касающееся отпечатков пальцев?
   - Ну... Лучше давайте я вам о нем расскажу. Думаю, что вам многое станет понятно в поведении ваших лекарей.
   - Хотелось бы понять. Понять - значит во многом простить. Может такое поведение и не зависит от самого человека.
   - Вот-вот, - загадочно улыбнулся профессор. - Слушайте. Для начала - небольшая историческая справка. Чезаре Ломброзо (1835-1909 г.г.) - итальянский судебный психиатр и криминалист, родоначальник антропологического направления в криминологии и уголовном праве. Антропология - это наука, занимающаяся изучением человека и человеческого общества.
   - Это нам известно, профессор.
   Так вот, Чезаре Ломброзо выдвинул положение о существовании особого типа человека, предрасположенного к совершению преступлений в силу наличия у него определённых биологических признаков (антропологических стигматов, как он их называл).
   Чезаре Ломброзо вызвал на себя целый шквал критики со стороны не только ортодоксальных криминологов, но и представителей других отраслей знания: биологов, антропологов, юристов, политиков. Вопрос стоял так: общество ли порождает преступников или же преступниками рождаются? Другими словами, какова природа преступления? Социальная? Биологическая? Возмутитель правового спокойствия отвечал твёрдо, без колебаний: биологическая. И тем вызывал настоящую ярость своих оппонентов. Чезаре Ломброзо - бывший заключённый, директор сумасшедшего дома и профессор, руководитель кафедры психиатрии в университете. Он сумел получить огромное количество антропометрических данных преступников. Его наблюдению и измерению подвергались череп, мозг, нос, уши, цвет волос, татуировка, почерк, чувствительность кожи и психологические свойства преступника. На основании своих многочисленных наблюдений Чезаре Ломброзо пришёл к выводу, что в преступном человеке живут в силу закона о наследственности психофизические особенности его далёких предков. Отсюда, например, выявленное родство с дикарём обнаруживается ясно в преступной чувствительности, в любви к татуировке, в неразвитости нравственного чувства, обуславливающей неспособность преступника к покаянию, в слабости рассудка и даже в особенном письме. Чезаре Ломброзо выявил ряд признаков, которые присущи отдельным категориям преступников, например, ворам, убийцам, насильникам и другим. К физическим признакам, характеризующим преступника, он относил: сплющенный нос, редкую бороду, низкий лоб, характерные, по его мнению, для примитивного человека и животных. Таким образом, Чезаре Ломброзо объявлял преступление естественным природным явлением, подобным рождению или смерти. Не общество порождает преступников, а сама природа. Ну, кто же мог стерпеть такое? Что, например, остаётся делать великим мира сего, обладающим, увы, не очень достойными их сана признаками? Скандал!
   - Это уж точно!
   - Перейдём всё же к сути вопроса. Ранее мы видели, что зачатие - это момент, когда появляется свободная душа. То есть половой акт не может закончиться оплодотворением, если в данный момент нет никем не захваченной свободной души. Это справедливо для любого живого существа. После зачатия начинается процесс формирования тела и, как мы видели, всё, что было с душой в прошлых жизнях, и вся текущая информация фиксируется в нашей памяти. Каким образом? Фиксация информации происходит, как и в обыкновенных компьютерах, на определённых языках. Если информация записывается на нашем теле, то это происходит на языке линий и узоров на коже. Поэтому, если Создатель или кто-то из его команды посмотрит на любого из нас, он может каждого из нас, как говорят, идентифицировать, т.е. как по книге сможет всё о нас прочитать. У человека такая запись, видимо, идёт на руках и на лице. Так как у каждого из нас строго своя, личная информация, то и рисунок линий на пальцах, на ладонях и других частях тела строго индивидуален. По отдельным участкам кожи могут быть совпадения, т.к. на них может быть записана одинаковая информация, но в целом - информация у каждого о нём самом - строго индивидуальная. Она-то и позволяет нас отличать друг от друга. У каждого из нас - индивидуальные узоры на коже в общем случае! Кто же автор этих рисунков? В обиходе мы отвечаем - жизнь. На самом же деле это заложено в нас Создателем программы взаимодействия человека с внешней средой. Теперь становится понятным, почему криминалисты так уверенно идентифицируют людей по отпечаткам их пальцев. И почему хироманты по узорам линий на руке "угадывают", что с нами было и что с нами станет и когда в этой жизни. Они просто немного умеют читать информацию "с руки" так, как это в совершенстве делают хорошие музыканты "с листа". Итак, пока тело живёт, всё происходящее с ним записывается в его память. Причём записывается и положительное, и отрицательное. Всё. Когда человек уходит в мир иной, ничего из информации не пропадает, как мы ранее видели: всё сохраняется в его душе и появится в новом человеке, в которого вселится эта душа. Мы разбирали ранее, как при зачатии информация из вселившейся в плод души переписывается в его долговременную память. А ведь там условные и безусловные рефлексы! Эта информация отразится в виде записей и на теле, в виде антропометрических данных. И хироманты и последователи Чезаре Ломброзо тут же могут её прочитать, как только ребёнок родился! Если предыдущий обладатель души был уголовником, пьяницей вором, насильником, эти факты будут зафиксированы в новом теле, в которое вселилась душа. Скрыть ничего нельзя. Но у нас, как и у Чезаре Ломброзо, возникает вполне обоснованный вопрос: выходит, опять рождаются убийцы, воры и насильники? Да! Они были таковыми в прошлых жизнях, а в этой... Это, в общем, не совсем преступники. Это - потенциальные преступники. Вспомним, что у них сидит в их подкорке, что туда переписано из души при их зачатии... Какие у них ещё при рождении условные и безусловные рефлексы... Но условные рефлексы можно ещё как-то подправить и в этом плане ещё не всё потеряно для таких людей. Но в криминальном плане это потенциально опасный контингент.
   Можно также объяснить и антропометрические аномалии потенциальных преступников, подмеченные Чезаре Ломброзо и его последователями. Действительно, если в предыдущей жизни человек значительно растерял свой духовный потенциал, то его душа в воде сместится на определённое расстояние от линии жизни человека в сторону линии жизни животного. При повторном появлении на свет у таких индивидуумов могут быть в наличии некоторые признаки животного: приплюснутые носы, низкие лбы и т.п., что и отмечал в своих исследованиях Чезаре Ломброзо. Если бы удалось прочитать с тела человека, сколько весит его душа со знаком плюс и сколько - со знаком минус, то можно было бы организовать Службу оповещения и предупреждения людей. Действительно, разве не заманчиво выглядит возможность сказать человеку: "Если ты не добавишь в весе духовном, то в следующей жизни можешь и не родиться человеком!"
   - Да, было бы неплохо создать такую службу!
   - Так где же всё-таки находятся корни преступности, чтобы умельцам была возможность её вырвать с корнем и она больше не рождалась? После Октября 1917 г. на территории бывшего СССР бытовала удобная для правящей партии "теория", что при социализме преступности быть не может, т.к. у неё в обществе нет социальных корней. А главное зло - это частная собственность. Нет ее и бессмысленно обогащаться, что ведет обычно к преступлениям разного рода. Практика же показала совершенно противоположное. "Пережитки прошлого, переходный период",- настойчиво объясняли нам ревнивые толкователи законов природы и общества. Возможно, что и "пережитки". Но теперь мы попали в дикий капитализм и преступность расцвела, как говорят, махровым цветом. Теперь, следуя красным идеологам (многие из которых на поверку в новых условиях оказались просто отпетыми негодяями), можно было бы воскликнуть: "Это - пережитки социализма!" Но нет. Мы не воскликнем, ибо корни преступности, как мы только что разобрали, лежат, увы, не в характере собственности, не в государственном строе, а в чём-то другом, что способствует яркому проявлению преступного потенциала, заложенного в индивидуум в его прошлых жизненных афёрах. Например, в низком духовном потенциале общества, в его нравственной установке. Если, как отмечалось, рождаются потенциальные преступники, то их дальнейшие действия зависят как от условий, созданных обществом, так и от "корней", находящихся вне общества и сидящих в самих индивидуумах. Трудно сказать, что главное в этом тандеме: общество или сам человек. Ясно одно: если общество ведёт себя жестко по отношению к своим членам, если все сидят в клетках, то звери из клеток разбегаться не могут и поэтому и никого не могут тронуть и побеспокоить. В таком обществе преступность минимальна. Это социализм с "нечеловеческим лицом", это - фашизм. Сегодня клетки раскрылись для всех и звери разбежались... Но их инстинкты и условные рефлексы никуда не делись...
   Решение проблемы напрашивается само собой, хотя это кому-то покажется малоприятным. Если мы хотим снизить преступность, то, во-первых, необходимо научиться выявлять потенциальных преступников (методы Чезаре Ломброзо тут не помешают) и, во-вторых, следует больше внимания уделять развитию высокой духовности в обществе. В этом смысле социализм (без лжи и насилия, естественно) намного предпочтительнее сегодняшней постперестройки.
   - Значит, профессор, те, кто там у нас по ночам пьют и гуляют, т.е., как они думают, расслабляются, у них не все в порядке с наследием от их прошлых жизней?
   - Несомненно, коллега. Несомненно. А сегодняшний, как выражаются в уголовном мире и это уже принято у нас почти на государственном уровне, сегодняшний беспредел только способствует бурному расцвету их сомнительных достоинств.
   - Действительно, я заметил, что подобные люди вообще не понимают человеческого языка. Ты им - "стрижено", а они тебе - "брито". Иной раз приходишь просто в тупик: как с такими общаться? А вы, профессор, вообще смогли бы объяснить, кстати, что такое человеческий язык как средство общения? Может, это мне поможет в дальнейшем общаться с таким контингентом?
   - Ну, коллега, вы просто не даете мне передышки! Какой резкий переход! От Ломброзо, от преступников к языку.
   - Ну почему же резкий. Мне пришло сейчас в голову, что раньше, до Вавилонского столпотворения, все говорили на одном языке и понимали друг друга, а сегодня ты говоришь врачу: "Крики у вас в дежурке, шумно, хлопают вовсю дверьми, это же не толчок, не базар, это - реанимация", а он тебя совсем не понимает.
   - Это нечто другое, коллега. Это обыкновенное бандитство, использование силы по отношению к слабому, это вопрос нравственности, а не языковой. Хотя язык - это одно из средств управления поведением человека, но, видимо, у ваших лечащих человеческого мало и поэтому язык ими никак не управляет. Тут требуются другие аргументы. Повесомее. Потяжелее.
   - Не станешь же по каждому пустяку собирать свидетелей и обращаться в суд. Смешно. - - Да, это - не самая светлая сторона нашей жизни. Оставим ее в покое. Иначе становится довольно грустно. Лучше говорить о науке, о ее достижениях и - подальше от человеческих взаимоотношений, подальше от всяческих страстей. Действительно, давайте-ка я вам расскажу о своем видении языковой проблемы.
   - Давайте, профессор. Я с удовольствием послушаю вас.
   - Итак, коллега, как я уже сказал, язык - это одно из средств управления поведением человека. Это средство - язык - неразрывно связано с мышлением человека. Мышление - это механизм конструирования вторичных данных на основе данных, полученных с помощью органов чувств и выдачи (при необходимости) исполнительных команд (в том числе и речевых, т.е. тех, в которых и реализуется язык). Язык является средством хранения и передачи информации. В человеческом обществе язык существует в фонетической (звуковой, устной) и знаковой (письменной) формах.
   - Немного заумно, но понятно. Язык связан с мышлением, а мышление начинается после получения данных от органов чувств. Так?
   - Так.
   - Результатом мышления может быть выдача команды на выполнение какого-либо действия. Если ваш мозг выдаст команду вам самому, то вы можете выполнить ее молча, а можете и не очень промолчать. Например, когда споткнулись и сильно ушиблись. Тут не каждый из нас промолчит.
   - Да, вы правы. Если мы предположили, что человека сконструировали и запустили в производство, то естественно предположить, что такому продукту придали возможность управлять своим поведением в среде себе подобных не только с помощью жестов, мимики и прочих способов, но и с помощью передачи, в первую очередь, некоторых звуковых комбинаций. То есть у каждого индивидуума (первоначально в его душе, естественно) должен существовать жёсткий алгоритм формирования звуковых сообщений (вывод) и принятия таковых от других индивидуумов (ввод). По таким алгоритмам должны работать соответствующие программы. Предположение, что такого жесткого алгоритма не существует, неизбежно приведёт к выводу, что в компьютере-человеке есть нечто, что функционирует без алгоритма, без программы, его реализующей, что противоречит определению компьютера. Итак, фонетический язык - это жесткий алгоритм, заложенный в человека, реализующий выдачу некоего звукового ряда. Коль скоро это так, то язык письменный, язык, отражающий с помощью некоторого набора знаков язык звуковой, тоже должен иметь жесткий, строгий алгоритм, иначе он не смог бы отобразить строгий алгоритм фонетического языка. Отсюда вывод: тот, кто в нашей обыденной жизни докажет существование строгого алгоритма человеческого языка, тот тем самым докажет внеземное происхождение человека уже не на уровне гипотезы, а научно.
   - Неожиданный вывод, профессор!
   - Это так. Но продолжим. Рассмотрим следующие вопросы:
      -- Существовал ли когда-то один (общий) язык, который потом распался на множество современных языков, или сразу создавались "компьютеры" с разными языками?
      -- Сегодня в мире насчитывается более 2,5 тысяч различных языков. Это что: различные алгоритмы или это один алгоритм, работающий на разных данных?
      -- Как реально постигает язык человек после своего рождения? Ведь ребёнок не может говорить с самого своего начала и, если его не обучать языку, то он и не заговорит. Точнее - он может заговорить на языке того живого существа, с которым он начнёт общаться (вспомним про детей-маугли).
   Начнём с ответа на последний вопрос. Из практической жизни мы знаем, что если ребёнок воспитывается у человека, то он начинает говорить на языке человека, причём на том, на каком говорит человек, его обучающий. Если же ребёнок, например, воспитан в стае собак, то он начинает говорить на языке собак. Если предположить, что ребёнку при его зачатии передаётся жесткий алгоритм языка, то остаётся сделать вывод, что этот алгоритм способен работать и на "собачьих" входных данных, и на данных других живых существ (в том числе и на данных людей разных этносов). То, что ребенку передается жесткий алгоритм языка, кажется вполне правдоподобным, т.к. заранее не известно, кто будет воспитывать ребёнка: человек или, например, собака. Ведь механизм воспроизведения человека работает автоматически: шар, на котором мы сейчас стоим, крутится, души всплывают, движутся вместе с шаром и снова падают в воду, снова всплывают и т.д. Правильно?
   - Похоже.
   - Поэтому можно утверждать, что ответ на 3-й вопрос получен: кто даст новорождённому для его алгоритма какие данные, таков и будет язык новорождённого впоследствии. Когда человек начинает овладевать языками других этносов (или существ), он фактически уже самостоятельно заносит языковые данные в свою программу языка и начинает говорить на осваиваемом языке: алгоритм один, но работает на разных данных! И это для программиста вполне естественно.
   - Конечно! Программа так и строится, чтобы она работала на разных данных. Иначе это не программа.
   - Ну вот: ответ на 2-й вопрос получен сам собой. Ответ на 1-й вопрос: похоже, что существовал в начале один общий язык, но со временем человек начал расселяться по планете и в соответствии с климатом начали меняться его биологические параметры (биологические ритмы, например, которые связаны с приспособлением организма к геофизическим циклам), окружающая среда. И поэтому в разных частях планеты человек начал по-разному (в плане языка) отражать окружающую действительность. Например, у чукчей понятие "снег" имеет намного больше оттенков, чем, скажем, у французов. Есть народы, у которых вообще нет такого понятия. С другой стороны в разных современных языках наблюдаются некоторые общности, что может указывать на когда-то существовавший общий праязык в подтверждение нашей гипотезы.
   - Да, похоже, что так, профессор. Здесь от вашего сообщения я действительно получил намного больше удовольствия, чем от мысли, что придется общаться с моими реаниматорами.
   - Ничего не поделаешь, коллега. Придется и еще как придется. Вам еще предстоит много сделать и потому рано падать в воду. И не грустите, что нам сейчас придется расстаться: я думаю, что временами мы с вами будем встречаться на этой полоске шара и решать кое какие проблемы. Я так думаю. Всего вам доброго, коллега!
  
   7.
   Наконец-то меня выписали домой! Какая радость! Жена, держа в одной руке сопроводительные бумаги, которые ей выдал лечащий врач для предоставления в поликлинику "для прохождения дальнейшей реабилитации", как он сказал, а другой, ухватив меня за руку и крепко держа, чтобы я не отвалился от нее, как болванчик, радостно тащила меня к выходу из больницы. Меня сильно покачивало и, честно говоря, я, делая один шаг, сильно задумывался, а делать ли следующий. Но жена уверенно тащила меня к выходу, и мне ничего не оставалось делать, как смириться со всем происходящим. На улице мы взяли такси, и поехал я начинать свою новую, послебольничную, жизнь.
   Дома царило полное запустение, как будто тут давно никто не жил. Цветы, которых в квартире было пруд-пруди, почти все завяли.
   - Ты что это, Маша, - удивленно спросил я жену, дома что ли не бывала?
   - Я совсем с тобой вся потерялась. Сама не знаю, что со мной происходит. Но я сейчас все приведу в порядок, - повеселела вдруг она. - Раз ты живой и дома...
   - Ты цветочки хотя бы не погуби сначала, - я уселся на табуретку прямо у входной двери. Дальше идти сил не хватало. - Потом потихоньку все приведем в порядок.
   - Сиди уж, приводильщик! Давай скорей очухивайся! Я как-нибудь сама... Сначала валяется где-то пьяный, потом его бьют по голове, потом он - в коме, потом этот следователь меня просто третирует.
   - Но он всего раза два ко мне в палату приходил.
   - К тебе - да. А меня допрашивал по повестке даже и не знаю сколько раз.
   - А что ему нужно? Хоть за что-то он зацепился за эти два месяца?
   - Зацепится он, да... Держи карман шире.
   - А что же он тогда такие допросы устраивает?
   - Все пытается убедить меня, что искать кого-либо совершенно бесполезно и надо, де, закрывать дело. Ждет только, чтобы ты выписался и тогда, я думаю, начнет тебя обрабатывать, чтобы ты согласился на закрытие дела.
   - О, да это же знакомая картина! Помнишь, когда на тебя наехала машина, такой же умник никого не хотел искать и тоже доказывал нам, что он найти виновного никогда не сможет?
   - А чего ж не помнить! Он тогда же обвинял меня, что я не смогла запомнить номера машины. А как он, де, может искать, не зная номера? Вот мерзавец!
   - Хорошо, что ты тогда отказалась от продолжения следствия, иначе бы он нас обоих довел до сумасшедшего дома.
   - Вот такой финал нам с тобой грозит и на этот раз. Если снова начнет нас тревожить, отказывайся от дальнейшего расследования и подписывай все его поганые бумаги.
   - Ладно, я так и сделаю. Иначе с такой головой, какая у меня сейчас, я долго не протяну.
   - Вот и славненько! - обрадовалась Маша. - Ну их к дьяволу, этих полицейских! Найти все равно никого не найдут, а нервов измотают, будь здоров! А ты-то хоть что-нибудь помнишь, что случилось в действительности?
   - Ровным счетом ноль. Как будто того злополучного дня и не было в моей жизни. Что было за день до этого, четко помню. А тот день как будто стер кто-то из памяти. Хорошо, что еще совсем память не потерял. Вот был бы мармелад!
   - Да, просто чудо какое-то с тобой произошло! Кто ж это тебя так? И главное, что ты спиртного совсем даже в рот никогда не берешь, а тут - в стельку пьяный! Кто-то сильно постарался.
   - Давай оставим эту тему: голова начинает болеть. Потом, может, когда все поутихнет, вспомню.
   - Давай, давай, миленький. Ну их всех в баню! Сейчас я тебе постелю новую постель и быстренько отдыхать! Тебе сейчас нужен полный покой!
   - А в поликлинику когда пойдем?
   - Зачем?
   - Ну, врач же сказал, что надо встать там на учет.
   - Никаких поликлиник! Никаких! Я сама врача на дом вызову. Пусть он тут и ставит тебя на свой учет. Еще чего вздумал! Здесь твоя природная аккуратность ни к чему! Она никому не нужна!
   - Ладно, не шуми. Стели постель, а то мне что-то действительно плоховато...
   На следующий день к нам явился следователь. Как мы и ожидали, он для порядка порасспрашивал меня, помню ли я что-нибудь из того, что со мной случилось и, получив отрицательный ответ, не стал скрывать, что остался мною очень доволен. Хотя у меня внутри все просто кипело крутым кипятком, я делал вид, что ничего не понимаю и согласен на его предложение подписать отказ от продолжения следствия. Я подписал, и он с нескрываемой радостью просто вылетел из квартиры. Как на крыльях. Бывают же так счастливы люди! Видимо, у таких все-таки немного чего-то не хватает. С виду - вроде бы ничего противоестественного, а внутри - полное дерьмо. Потом, как по команде, следом заявилась семейный врач, толстая, с одышкой, пожилая женщина. Она что-то долго писала в карточке, постоянно протирая свои под золото очки и роняя на пол шариковую ручку. Тоже под золото. Измерила у меня давление, молча выписала какие-то таблетки и, получив от жены свою карманную порцию, сопя выкатилась на лестничную клетку. Дальше сегодня можно было спокойно отдыхать. Но не хотелось. В голову лезли всякие нехорошие мысли. Почему никто не хочет качественно выполнять свои прямые обязанности? Ни врачи, ни следователи, ни... Никто! Ни назначенные, ни избранные. Ни-кто! Что это за сообщество такое? Вроде бы все "за", а на самом деле только и смотрят тебе в руку. Если не дашь, ничего не получишь. Просто гнилье да и только! Захотелось снова встретиться с профессором и поговорить с ним о чем-то более высоком, чем эта вся грязная суетня. Закрыл глаза. Лежал так долго-долго, но профессор не приходил. А тут вдруг в голову пришел свой алгоритм какого-то решения проблемы: изменить систему выборов в стране! Чем дальше я думал об этом, тем больше я находил положительного в придуманном. Вот что мне пришло в голову. Излагаю это в стиле профессора, которого я так и не дождался. То есть как бы от его имени.
   Известно, что многовариантность, выбор - одни из категорий демократического общества. Тоталитарное общество таких возможностей для своих граждан не предоставляет по определению. "Ешь, что дают" - это один из основных принципов такого общества. Но и демократия, как показывает опыт, ничуть не лучше. "Сильный поедает слабого" - вот главный, волчий, принцип демократии. В таком обществе сам принцип выборности руководителя любого уровня сводится к циничному обману: кандидат на соответствующую "выборную" должность либо различными способами откровенно скупает голоса избирателей, либо обещает все и вся, совершенно не заботясь о последствиях: лишь бы выбрали, а там делай, что хочешь. Поучителен пример одного всем известного мирового перла от политики, который нагло и цинично заявлял, что "умный" (с его точки зрения, конечно, и без кавычек) политик тот, который не только умеет склонить избирателя на свою сторону любыми обещаниями, но и может после своего избрания на соответствующую должность доходчиво и правдоподобно объяснить одураченному им избирателю, почему он, избранный, не выполняет своих предвыборных обещаний. Ни больше, и не меньше. Попавшего обыкновенным откровенным мошенничеством на выборную должность уже никоим образом не сковырнуть с нее. Ни с маленькой должностишки, ни тем более с должности мэра крупного города, губернатора или даже президента страны. Все. Капкан для выбирающих захлопнулся сразу после того, как они отдали (даром) свои голоса очередному проходимцу. Кричи - не кричи, что ты, мол, благодетель родной, обещал то-то и то-то и не выполняешь, выступай сколько хочешь, в результате можешь разве что угодить в полицейскую кутузку или намного дальше: весь репрессивный аппарат государства после выборов мгновенно берет под козырек и выполняет приказы нового распорядителя благ, избранного "народом". А этот народ, глядя на выкрутасы демократии, которую он зовет не иначе, как "дерьмократией", протестует тем, что, в конце концов, махнув на все это безобразие рукой, перестает ходить на выборы. Но умники от демократии и тут находят выход: они издают законы, обеспечивающие им выборы в любом случае. Например, отменяют количественную квоту, обеспечивающую действительность выборов. Пусть хоть все не выходят на выборы! Подумаешь! А мы прикажем своим десяти телохранителям пойти и проголосовать за нас! И все! Хоть один человек проголосовал? Проголосовал! Все по "закону"? Так точно-с! Тогда - царствуем дальше! Что? Подадите в суд? В какой суд? В наш суд? Подавайте! У нас - свобода! У нас - демократия! Наш суд по нашим законам всегда решит в нашу пользу!
      Но, оказывается, и в таких дерьмократических условиях, в условиях "нашего" суда можно найти способ, позволяющий по-настоящему воспользоваться демократическими возможностями. И этот способ, предлагаемый мной, довольно простой: представьте себе, что вместо избирательного бюллетеня, который порой достигает двухметровой длины, потому что так много страждущих присосаться к казне и власти, будет отпечатан договор на одном листочке формата А4. Это будет договор между мною, избирателем, и кандидатом, жаждущим быть мною избранным. В таком договоре, как в обычном контракте, будут обещания кандидата, условия их выполнения, санкции за невыполнения и т.д. То есть в договоре будет записано все, что полагается в нем отражать. Я заключаю договор с одним кандидатом. Ты заключаешь договор с другим кандидатом. Он - с третьим кандидатом. Кому кто нравится. Кто больше заключит таких контрактов, тот и победитель выборной компании. Затраты на составление всех договоров со всеми избирателями всех кандидатов будут не сильно отличаться по временным и материальным затратам от сегодняшних шумных и зачастую откровенно грязных предвыборных кампаний. Похоже, они станут даже намного дешевле, удобнее, моральнее и организованнее для населения. Приходи и заключай контракт со своим избранником в удобное взаимообусловленное время. Избираемый даже может в соответствии с контрактом оплачивать избирателя. Пожалуйста. Такую контрактную систему можно определить Основным Законом государства, т.е. Конституцией. Главными теперь будут не свои избирательные комиссии и многочисленные, со всего мира, подозревающие всех и вся наблюдатели, не пресловутый административный ресурс, а, возможно, обыкновенные нотариусы. И пусть победитель выборов теперь попробует не выполнить своих обещаний! И пусть теперь "наш" суд, держа в руках контракт, где черным по белому четко прописано все, что победитель обязан выполнить в такие-то сроки, попробует оправдать победителя! Кстати, для судов тоже можно ввести контрактную систему, а не "выбирать" их, как это делалось в советское время или "пожизненно" назначать, а потом с треском разгонять, если чем-то "суд" не понравился сильному мира сего, как это делается сегодня. И не только для судов хороша будет контрактная система. А для полиции? А для медицины? А для... Основа демократии - Договор, Контракт! И ничего более! Я заказываю, ты исполняешь. Или я исполняю, а ты заказываешь. Никто никому ничего не должен. Никаких обещаний. Никаких эмоций. Никаких взяток. Одна деловая обстановка. Каждый исполняет свои обязательства. Контроль четкий, привычный, прозрачный. Ответственность неотвратимая. Живи и радуйся. И забудь про нервы. Наслаждайся справедливостью.
   Но, тут же подумал я, разве кто-то в государстве допустит такую форму выборов? Да они в лепешку расшибутся, но оставят все, как было и есть. Ибо у меня с ними совершенно разные цели жизни. Всем давно известно, что в мутной воде легче рыбку ловить. Поэтому о прозрачности приходится только мечтать. Здесь ситуация, схожая с той, о которой мне рассказывал профессор в отношении Чезаре Ломброзо. Если согласиться с его концепцией, то возьми практически любого крупного руководителя, бизнесмена, политика и ты увидишь на его лице то, что он глубоко прячет внутри себя. А кому интересно раскрывать свою внутреннюю суть и лишаться миллиардов денежных единиц?
   Нет, надо как-то уснуть и отойти от этой грязи. Отойти... Но тут раздался звонок в дверь. Кого это еще несет? Жена побежала к двери:
   - Кто?
   - Мамка, открывай, это я!
   - Ох, - только и сказала "мамка" и принялась отодвигать засов. Я тоже встал. На пороге стояла наша дочь...
   - Папа, привет! Мама, привет! А я приехала забрать вас к себе, - не давая нам опомнится, заявили она. - Вы тут одни пропадете!
   - Ты чего это за две тысячи километров приехала нам сообщить - Маша глядела удивленно то на меня, то на дочь. - Мы с папой только-только приехали из больницы.
   - А я знаю. Я туда звонила прямо с вокзала и мне сказали, что папу выписали.
   - Ну так а если бы не выписали?
   - Мама! Не начинай старую песню! - дочь перетащила чемодан на середину прихожей, - когда-нибудь бы все равно выписали! Дай мне раздеться!
   - Ты же две недели, как уехала отсюда и опять прискакала! Я тебе русским языком сказала, что мы с папой пока будем жить здесь, у себя дома!
   - То ты сказала, а я хочу с папой разговаривать!
   - Да из него сейчас разговорщик-то никакой! Ему вообще надо побольше молчать! Ему покой нужен! Разговаривать она хочет со своим папой...
   - Ладно вам выяснять отношения! За тридцать два года никак не выясните. Раздевайся, Марьяшка, да иди вон на кухню чего-нибудь поешь. Успокойтесь обе.
   - А я и не волнуюсь, папа. Просто вам обоим надо переезжать ко мне. Вы уже далеко не молоды, - она потопала в шлепанцах на кухню, - кто за вами станет тут присматривать? Ведь одни-одинешеньки! Пусто вокруг!
   - И там у вас на севере нам нечего делать! - Маша начала наступать. - Как-нибудь пока тут проживем. Хорошенькое дело: из прекрасного климата, в котором мы почти всю жизнь прожили, драпать в вашу холодрыгу! Да у вас в августе уже люди в верхней одежде ходят! Почти в шапках и валенках!
   - Мама, не утрируй, пожалуйста!
   - Все, девочки, хватит! - пришлось на них прикрикнуть. - Потом обсудим детально. У меня и так с головой еще не все в порядке. Да и работаю я еще.
   - Думаю, что с работой у тебя будут проблемы, папа. Мало того, что у тебя уже возраст вышел, да еще этот случай с травмой. Иностранцы ваши этот факт так не оставят.
   - Посмотрим, дочь наша, посмотрим, - Маша подошла ко мне. - А ты, дорогой мой, иди-ка ты лучше ложись в постель...
   На следующий день, когда жена ушла за продуктами в магазин, мне пришлось выдержать настоящую атаку со стороны дочери.
   Только я сел завтракать, она принялась за меня:
   - Пока нашей мамки нет, я хочу тебе сказать, что я очень беспокоюсь за вас. Особенно за маму.
   - С чего это?
   - А с того, - в том мне сказала дочь, и было видно, что она сильно нервничает. - Ты разве не видишь, что у мамки с головой не все в порядке?
   - Ты что-то путаешь, миленькая. Это у меня с головой не в порядке.
   - Да у тебя мозги на месте, а у нее как раз нет!
   - Ты что, невропатолог?
   - Да ты просто не замечаешь! Она все стала забывать, ее легко уговорить на всякие поступки.
   - На что ты намекаешь?
   - Да ни на что! Я констатирую тревожный факт. А тут надо будет за тобой еще ухаживать. Я-то далеко. Я не смогу каждый раз вот как в эти разы приматывать сюда, чтобы вам в случае чего помочь. У меня же двое детей, да муж, да...
   - И что?
   - Мама за тобой не сможет ухаживать! А там бы у меня все бы легче было.
   - Не буду же я вечно с такой головой. Заживет скоро. Да и мамка не такая дурная, как тебе кажется. Ну, забывать стала кое-что. Ну и что? Я тоже иногда забываю.
   - Ты - это совсем другое дело. Ты не поддаешься чужому влиянию. А она находится под чарами Наташи!
   - А! Вон в чем дело! Ни под какими чарами она не находится! Ей просто нравится эта женщина и ее дети, и они просто дружат! Разве это плохо?
   - Какая может быть дружба между пожилой женщиной и моей ровесницей? Это не обычная, а корыстная дружба!
   - Ну, в общем, можно назвать и так: мамка любит ее детей и в этом ее корысть. Она вообще всю жизнь ко всем деткам относится неравнодушно. А той нравится наша мамка, которой она всегда может излить свою душу, всегда посоветоваться по любым вопросам. Ведь ее родители с ней мало контачат, да и находятся в разных точках земли: мать в Италии на заработках, а отец - в деревне. Да, она часто к нам заходит с детьми потрепаться с мамкой. Бывает, что и продуктов нанесет на целый месяц.
   - Вот видишь! Вот видишь! Так потихоньку она у вас квартиру и оттяпает! Сегодня позвонит, побеспокоится, как вы там, завтра, потом продуктиков вам поднесет, потом...
   - Как тебе не стыдно! Да у нее самой квартира - не чета нашей замызганной!
   - А потом, когда тебя не станет...
   - А я еще не собираюсь умирать...
   - А потом, когда тебя не станет... Она мамке быстренько мозги запудрит, возьмет над ней опекунство и квартирка тю-тю! - дочь никак уже не могла остановиться. Вопрос, так жестоко, видать, мучивший ее квартирный вопрос, испортивший не только москвичей, вопрос, который со всей очевидностью пригнал ее с севера в наши теплые края...
   - Я узнавала, - выдала дочь последний аргумент, - я узнавала: из вас двоих ты умрешь первый! Я тебя приехала спасать! Ты не поддашься на Наташины чары, а мамка...
   - Я подозреваю, что это не меня нужно спасать, а тебя, дочь наша. Тебя!
   - Почему, - удивленно уставилась она на меня.
   - Потому что ты сильно больна. Причем, вижу, что совсем свихнулась. У тебя, как сейчас выражаются, башню снесло! Ты приехала спасать не меня, а свое будущее наследство! Но мы с мамкой, повторяю, еще не собираемся умирать!
   - Тогда напишите завещание!
   - Ну, ты и дрянь! Если бы ты не была моей дочерью, я бы тебе сейчас заехал по зубам!
   Тут зачирикал входной звонок: пришла Маша...
   Остаток дня прошел спокойно, без эксцессов. Все делали вид, что ничего не происходит. Дочь успела днем сбегать в поликлинику, найти нашего врача и убедить его, чтобы он выдал мне справку, что мне для реабилитации надо поехать в санаторий. С этой справкой она и предстала передо мной за ужином.
   - Я не собираюсь никуда ехать, - ответил я ей, прочитав справку.
   - А почему бы тебе действительно не поехать и подлечиться! - тут уже жена начала наседать на меня. - Это хорошая мысль!
   - Да, папа! Надо тебе поехать к нам. Я тебя устрою в наш заводской санаторий, на худой конец, в заводскую больницу. Знаешь, какая медсанчасть у нашего завода! Одна из лучших в бывшем СССР! Там тебя быстро на ноги поставят!
   Маша, ухватилась за эту идею и тоже принялась меня уговаривать. Она ведь не догадывалась об истинных намерениях дочери меня подлечить. А я, подумал, что подлечиться действительно здесь у нас совершенно негде. Особенно я воспылал любовью к врачебному персоналу после только что покинутой мной больницы... Я согласился. Дочь на второй день уже с билетами на руках принялась собирать мои пожитки и послезавтра мы уже тряслись в тесном забитом не только людьми, но и какими-то узлами, коробками, ящиками, свертками и прочей поклажей вонючем плацкартном вагоне поезда "Кишинев-Москва" на боковых полках. Я - на нижней, она - на верхней. В дороге она действительно ухаживала за мной, как за малым ребенком: сама все укладывала, поднимала, утрясала, покупала, договаривалась. Договорилась по мобильнику, чтобы нас в Москве встретил друг ее мужа и перевез на другой вокзал. Так и произошло. Вечером мы уже тряслись в другом поезде тоже в плацкартном вагоне и тоже на боковых полках. Но этот поезд был полной противоположностью тому, в котором мы ехали до Москвы: здесь все блестело, сверкало и хорошо пахло. Проводницы были аккуратны и чисты. Предупредительны. Народ тихий и опрятный. Над дверями с обеих сторон вагона постоянно горели указатели времени суток, температуры за окном и самое главное - свободен ли туалет. Туалеты сияли просто сказочной чистотой. Все, что необходимо человеку в этом укромном месте, находилось на нужных местах и в необходимом количестве. Постели мы получили свежайшие. Просто невероятный поезд! Как из другого мира. И дочь, вся в заботах обо мне, разительно переменилась. Мне даже стало жалко этого своего уже взрослого, но временами такого еще глупого ребенка. Глядя, как она носится со мной, я еле сдерживался, чтобы не заплакать. Наверно, это было что-то вроде старческой сентиментальности или просто потому, что мы с дочерью уже давно не жили вместе и поотвыкли друг от друга. Хорошо, что судьба снова свела нас вместе. Пусть и по такому прискорбному случаю.
   По приезде на место, мне была выделена отдельная комната, внучкам приказано не особенно беспокоить дедушку и потекли дни мои на новом месте в ожидании обещанного санатория или первоклассной больницы. Однако не тут-то было. Через несколько дней дочь смущенно сообщила, что с больницей ничего не получается: на заводе кризис, народ пачками увольняют, началась слежка друг за другом, сексотничество и подсиживание. Каждый в эти трудные времена старался зубами держаться за свое рабочее место, и знакомая дочери, обещавшая ей пристроить меня в больницу, отказалась от своих слов. Просто испугалась в случае чего потерять работу. Прошло еще несколько дней. С санаторием что-то тоже не проходило. Дочь молча ходила на работу, контролировала, чтобы я регулярно выходил на прогулки, принимал необходимую пищу, но не более того. И я, не вытерпев, засобирался домой. Не мог же я совсем оставаться в таком положении без медицинской помощи. В ответ дочь усадила меня в машину и отвезла на консультацию к врачу в заводской санаторий. Там, у врача, кстати, как оказалось, довольно дорогого, мы узнали, что нам лучше попасть не в этот санаторий, тоже внушающий доверие и уважение, а в специализированный санаторий в соседнем городе, на берегу Волги. Езды до него было два с половиной часа на машине. Еще через день мне дочь позвонила прямо с работы и сообщила, что она устроила меня в тот санаторий на двадцать четыре дня. Но заезд будет через неделю. Я согласился потерпеть еще семь дней...
   Ровно через семь дней меня привезли в санаторий. Располагался он в девственном сосново-березовом лесу в десяти километрах от города на берегу маленькой речонки. Зима в том году была довольно теплая, что бывает в этих краях крайне редко, и потому речушка потихоньку журчала среди глубоких сухих трав, покрытых редким снежком. С дороги, по которой мы подъехали к центральному входу в санаторий, сам санаторий не просматривался. Сквозь массивные железные ворота из узорчатой решетки, подвешенные на двух высоких металлических пилонах, на которых были выкованы различные изображения, символизирующие, по-видимому, по мнению автора этого творения, здоровье, сквозь эти ворота просматривалась широкая, далеко уходящая вглубь аллея, с обеих сторон окруженная густым лесом двадцати-тридцати метровых зеленых елей и сосен. Между ними белыми прожилками проступали стволы почти такого же роста берез. Ровно посередине аллеи стройным рядом стояли опоры освещения, на вершине которых виднелись шапочки-фонари. По аллее туда-сюда парами и в одиночку бродили отдыхающие. Здания санатория находились в самом конце аллеи и состояли из двух линий, расположенных под прямым углом. Все здания между собой составляли единое целое, т.к. были объединены переходами, так что отдыхающим можно было не выходить на улицу, чтобы попасть в тот или иной корпус.
   Меня поселили в одноместный номер на третьем этаже третьего корпуса .в самом конце коридора. Это был обычный одноместный гостиничный номер с двуспальной кроватью, небольшим холодильничком, белым столиком с двумя дверцами и полочками внутри, с приделанной к его заднему торцу этажерочкой на две полки, над которой на стене был прикреплен крохотный кубик старенького цветного телевизора. От входной двери справа находились "удобства": малюсенькое помещеньице с туалетом и душем, а рядом - тоже миниатюрный платяной шкафчик с двумя узенькими, на ширину одной вешалки, отделениями. Но основной достопримечательностью номера было его окно, выходившее прямо в девственный сосново-березовый лес. Окно соединялось с узенькой дверцей, выходившей на открытый балкон, в углу которого стояло старое-престарое деревянное кресло в виде парковой скамьи.
   - Ну, папа, ты будешь отдыхать тут, как персидский шах! - рассмеялась дочь, после того, как тщательно обследовала весь номер.
   - Шахи на такие широты никогда не забирались, - я себя неважно чувствовал и к шуткам был не склонен.
   - Ну, ничего, ничего. Обживешься. Я тебе оставляю мобильник и будем созваниваться по мере необходимости. А маму я буду оповещать из дому. Идет?
   - Идет, - вяло согласился я. - Оповещай. Я тут в вестибюле заметил два телефона-автомата. Скорее всего, я куплю карточку и сам стану звонить.
   - Ну и славненько! Лечись. С врачом я уже все обговорила, пока ты тут устраивался, так что все будет в порядке. Он к тебе зайдет через полчаса, и вы все обсудите, как и что. Ну, давай, папуля, выздоравливай! Я поехала, а то только затемно попадем домой. Пока!
   Она поцеловала меня в щеку и уехала, а я остался один в чужом месте и среди незнакомых людей. Чем все это завершится?
   Врач действительно постучал ко мне в номер ровно через полчаса. Передо мной стоял пожилой не очень полный с короткой седой стрижкой мужчина, держащий в руке папку с бумагами. Он представился, расспросил меня о моей травме, о городе, откуда я приехал. Когда услышал, что я из Кишинева, сильно удивился: при оформлении путевки дочь оформила ее на свое имя, т.к. здесь, в российской глубинке, не захотели все слизывать с моего загранпаспорта, в котором записи были на незнакомом им языке.
   - Чего это вас так далеко занесло? - удивился врач.
   - Вы же видите, голова у меня дурная, - отшутился я.
   - Ничего, подлечим, - серьезно ответил он. - У нас тут имеются все условия. В нашем санатории, который существует с двадцатых годов, отдыхало много известных деятелей Партии и Правительства. Здесь бывали известные писатели и поэты. Другие деятели нашей культуры.
   - Ну, вот, еще один писатель к вам попал. Правда, совсем невидный, - хотел ответить я ему, но промолчал.
   Наступило время моего первого обеда в санатории. Я оказался за столиком с двумя пожилыми женщинами и одним таким же пожилым мужчиной. По инициативе одной из женщин все сразу перезнакомились, но я тут же забыл, кого как зовут. Не потому, что у меня с головой были проблемы. Нет. Просто я такой сам по себе: не запоминаю при знакомствах никаких данных. Все принялись спрашивать друг у друга, кто откуда приехал. Я интуитивно назвал городок, где жила моя дочь: не хотелось лишних вопросов соседей. Тем более, что мы для них - малопонятная заграница. Но и этот факт их удивил: далековато! Все они крепко окали и были из одной области. А я подозрительно не окал, да еще и приехал из соседней области. Есть чему удивляться.
   ... Потекли обычные санаторные дни: завтраки, процедуры, предобеденные прогулки, обеды, послеобеденные мероприятия в виде прогулок, а кто поздоровей, уезжал на экскурсии по ближайшим местам; ужины, вечерние мероприятия в виде посещения киносеансов, концертов в большом местном актовом зале, библиотека, сон. Во время одной из моих прогулок по санаторным аллеям в лесу я встретил своего соседа по обеденному столу. Видно, что ему одному было скучно бродить и он, что называется, прицепился ко мне. Скажу, что моцион с прогулками был обязателен для нас. За его выполнением строго следила специальный врач, и за невыполнение этого распорядка можно было нажить себе немалые неприятности. Так что мы ходили и ходили. В одиночку и парами, по нескольку человек и целой толпой под руководством физкультурницы. Так вот, сосед по обеденному столу присоседился ко мне на прогулке и, идя сбоку, не обращая внимания на мой явно недовольный вид, принялся болтать о всякой всячине. Я молча шагал, делая вид, что внимательно его слушаю. Иногда кивал, сам не понимая в ответ на что. Он болтал и болтал. Вдруг я услышал знакомое "Кишинев".
   - Что вы сказали? - встрепенулся я. - Что-то про Кишинев?
   - Да, я же говорю, я там служил в Армии.
   - Вот как? И где?
   - А вы что, бывали в этом городе?
   - Приходилось, - усмехнулся я. - Даже с последствиями. С тяжелыми.
   - Да вы что? И когда это было?
   - Совсем недавно. Месяца два назад. Оттуда я и попал сюда в санаторий.
   - Вот это да! А как вы там оказались?
   - Да я там почти всю жизнь живу, - я повернулся к своему собеседнику. - Я не из того городка, который я вам назвал при первом знакомстве за столом. Чтобы было поменьше расспросов, - добавил я, увидев, что он пытается раскрыть рот, чтобы задать вопрос "почему".
   - А-а... Понятно. - мужик смотрел на меня с явным подозрением. - А что же случилось?
   - Ну, вот и пошли вопросы-расспросы, - засмеялся я. - Да ничего такого. Упал случайно, идя с работы. Поскользнулся. И разбил себе голову. Вот приехал долечиваться к вам сюда.
   - А-а... Понятно. - повторил свою предыдущую фразу мужик. - Понятненько... А я там у вас в Кишиневе служил. Служил там в Армии, - повторил он громко для пущей убедительности, услышав про мои проблемы с головой.
   - Да вы не кричите, я слышу отлично, - успокоил я его. - И где вы там служили?
   - На Боюканах. Знаете?
   - Конечно.
   - Там на углу улиц Панфилова и Белинского, кажется. Возле Комсомольского озера.
   - Знаю, конечно. Только сейчас почти все улицы имеют другое название.
   - Почему?
   - После обретения независимости.
   - А у нас все названия остались старыми, - наивности моего собеседника не было предела. - Почему?
   - У вас - это у вас, а у нас - это у нас, - философски ответил я.
   - Тогда мне все понятно, - задумался он. Тогда мне все понятно.
   - И что же вам понятно, если не секрет?
   - Да была у меня там в те времена девушка. Красивая. Молдаванка. Пожениться собирались после моей демобилизации. Да родители ей запретили. Так я и уехал тогда один к себе домой.
   - Ну и что? Что же вам "понятно", я никак не дотумкаю?
   - Да я писал потом много раз ей письма, а они возвращались с пометкой "Адресат выбыл". Теперь понятно: название улицы поменялось.
   - А как улица-то называлась?
   - Кузнечная.
   - Да, она сейчас называется "Бернардацци".
   - Надо же...
   - Да дело тут не в изменении названия. Почтовые работники, к счастью, люди серьезные, в отличие от тех неблагодарных идиотов, которые все это перетусовали, пытаясь быстренько освободиться от советского прошлого, в котором их, голопятых, выпестовали, дали образование и посадили на самые высокие должности.
   - Да уж, не очень красиво поступили.
   - Скорее всего, ваша знакомая действительно больше не живет по этому адресу. Кстати сказать, многие из тех, кто совершили у нас эту революцию, странным образом вскоре потом ушли из жизни. Еще не старыми.
   - Что так?
   - Карма у них видно совсем дурная была. Переполнилась дурными делами и им каюк.
   - Что это "Карма"?
   - Если просто, то это сосуд, в который складываются наши хорошие и плохие дела в течение всей жизни. Если этот сосуд быстро заполняется плохими делами, человека изымают из этой жизни, чтобы он не понаделал чего дурного еще.
   - Надо же... - очень сильно заокал мой собеседник. - Надо же...
   Похоже, что-то его сильно напугало, потому что он внезапно надолго замолк, и мы, не разговаривая, долго еще шагали среди молчаливых сосен, елок и берез.
   - А вы не могли бы узнать, - он наконец-то пришел, видимо, в себя, - вы не могли бы узнать, что сталось с моей знакомой, когда вернетесь домой? Очень бы был вам признателен! Очень! - глаза его просто загорелись. - Как?
   - Отчего же! - не раздумывая согласился я. - Отчего же вам не помочь! Да и мне любопытно, как сложилась жизнь вашей бывшей девушки. Сколько лет-то прошло?
   - Да, поди, лет двадцать кусочком!
   - О, да вы еще молодой! А по вашему виду я подумал, что вы почти мой ровесник.
   - Жизнь тяжелая, - вздохнул мой собеседник. - Постоянно сечет плетью вдоль и поперек. Значит, вы беретесь узнать? - он все еще не верил в мое согласие.
   - Берусь, берусь. Давайте адрес.
   - Я вам его запишу и передам в обед за столом.
   - Договорились.
  
   8.
  
   И вот я схожу с поезда в Кишиневе. Наконец-то я дома! Но ощущение какое-то странное после поезда: жалости, что ли какой. Да, точно. Жалости. Не к себе, нет. А к этой несчастной земле, на которую я только что вступил, и от которой пахнет моим домом. Каждый раз, когда я еду московским поездом, вокруг меня одни несчастные молдаване. Мужчины и женщины, молодые и не очень. Еду туда - они все едут, кто после краткой побывки дома, кто спешит в Россию побыстрей устроиться на работу, чтобы как-то выжить самому и поддержать близких. Еду оттуда - опять только они, но уже спешат на краткую побывку, отвезти немного подарков родным, побывать на свадьбе родственника или друга (свадьба - это святое), себя показать, подремонтировать забор у старенькой родительской хатки, то ли окончился срок российской регистрации, и они вынуждено уезжают из России и вновь в нее въезжают. Ни одного русского или кого другого. Молдаване, молдаване, молдаване. Сплошным потоком. Только по официальной статистике из Кишинева в отдельные дни выезжает до одной тысячи человек в направлении Москвы. До одной тысячи! Представить себе невозможно, чтобы из этой только вчера богатой и ухоженной страны так сильно, так громко, так напугано бежал ее коренной народ в поисках обыкновенного куска хлеба. Бежал в ту страну, в которую только совсем недавно шумные толпы "коренных румын", среди которых, возможно были и мои собеседники по купе, под лозунги "Чемодан-вокзал-Россия!" выпроваживали тех, кто был русский или пах русским духом. А теперь - вагонные разговоры, разговоры, разговоры... Разговоры о том, как мотаются они по огромной стране, по ее бескрайним просторам в поисках хоть какой-нибудь работы, о том, что особенно в Москве, их отлавливает милиция, отлавливает, как бездомных собак, которых некому защитить, отлавливает, как диких зверей, бессовестно обчищая карманы, забирая последнее. Как они, имея на руках все документы, боятся выходить за пределы строек за пачкой сигарет, ибо тут же рискуют попасть в лапы какого-нибудь милицейского патруля и, если ничем не ублагостят этих "стражей порядка", в лучшем случае будут просто избиты. Так, ради забавы. И тебе становится стыдно, что ты - русский. Тебе становится неловко за страну, в которой ты родился и вырос, в которой лежат в земле твои предки. Тебе невыносимо совестно перед этими замороченными людьми, не знающими, в какую даль им податься, чтобы элементарно не умереть с голоду. Они без затей бегут, куда глаза глядят, а там встречают их милицейской дубинкой и грабят почище любых гопников.
   Меня, конечно, уволили, едва я вышел на работу. Правда, с выходным пособием. Предстояло вдвоем с Машей как-то существовать на две мизерные пенсии. Попробовал найти работу в других местах, но тщетно: молодым негде было работать. Лишь спустя несколько месяцев удалось попасть на курсы преподавать программирование. Несколько часов в неделю. Но и то - хлеб, как говорят, да какая-то забота. Занятия проходили в вечернее время. Забегая вперед, скажу, что на курсах я продержался почти три года. Потом их прикрыли из-за нерентабельности. Но они мне помогли понять, как не надо преподавать такой интересный предмет. Как и предсказывал мне профессор, с которым я встречался не в этом мире, когда лежал в реанимации, я написал сначала одну книгу по современному программированию в ответ на имевший широкое хождение среди программистов довольно серый и малопонятный учебник. Отправил ее рукопись в крупное издательство в Питере. Книга понравилась и ее издали. В доме появились кое-какие деньги. Потом уже мне это издательство заказало следующую и следующую книги. Так что я стал надомником. Но это было потом. А пока я оказался не у дел. Я помнил об обещании, данном мною моему соседу по столу в санаторной столовой, но пока я ежедневно проигрывал свою неудачную войну с иностранной компанией, пытаясь как-то в эти ужасные времена не потерять работу и остаться почти что без куска хлеба, я свое обещание не выполнял: не до того было. И оттого постоянно чувствовал себя чуть ли не свиньей. Меня это очень угнетало, но я все откладывал и откладывал поход по данному мне адресу на Кузнечную, будто чувствовал, что это просто так не кончится. Или кто-то меня отводил от этого похода. Уж не профессор ли?
   В ближайший выходной после увольнения я все-таки отправился на Кузнечную. Эта улица была мне знакома до мельчайших деталей, хотя мы с женой живем совсем в другом районе города. Район этот по-молдавски называется "Чокана", хотя все немолдаване называют его на свой манер: "Чеканы". Кузнечная, которая сейчас "Бернардацци", - это прямая узкая улочка, с одной стороны упирающаяся в первый, самый старый, корпус Госуниверситета, а вторым своим концом - в комплекс зданий студенческих общежитий этого же Госуниверситета, построенных в конце пятидесятых годов. По этой самой улочке, выражаясь словами моей бабушки, я два года "чимчиковал" в Университет и обратно. Естественно - ежедневно и в любую погоду. Домишки на этой улочке - почти все старые одноэтажные завалюшки. Это внешняя сторона улицы. А внутри - дворики, набитые таким количеством жильцов, что им позавидовал бы любой клоповник, в котором мне приходилось жить в первые послевоенные годы. К одному такому дворику я и должен был податься. Я добрался до Университета и пошел вдоль Кузнечной, разглядывая домики и номера на их не всегда опрятных стенах. Ага, вот и нужный мне домик. Я его увидел издалека. Он своими воротами выходил не на Кузнечную, а на подходящую к ней снизу улочку. У ворот о чем-то, оглядываясь по сторонам, разговаривали двое парней. Один был довольно плотный, мордастый и легко одет, несмотря на мартовскую погоду. Темный пиджак, надетый прямо на серого цвета майку дополняли синие спортивные штаны с белыми лампасами. На голове кроме спутанных черных волос, ничего не просматривалось. На ногах этого ухаря белели незашнурованные кроссовки. Видно было, что парень наспех выскочил на улицу. Второй собеседник, напротив, был высок, худощав, модно одет и одет явно по погоде. Он стоял ко мне вполоборота, и я заметил только его темное цыганское лицо и тонкие черные усики. Меня словно что-то токнуло. Точнее, не толкнуло, а что-то стало на моем пути, остановило. Я действительно остановился метров за двадцать, не переходя поперечную улочку, и стал ждать, пока эта пара перед воротами разойдется. Должен же этот полураздетый когда-то замерзнуть! А потом уже я войду во двор и поспрашиваю про знакомую моего российского санаторного коллегу. Но торчать у них на глазах было явно подозрительно и я повернул потихоньку назад, в сторону Университета. Что-то все-таки меня встревожило. Но что именно, я еще не понимал. Чем эта парочка мне не понравилась? Обычная сценка возле дома, возле ворот. Пройдись по старому городу, таких сценок увидишь уйму. Но тут что-то меня напрягло. Может я волновался, что увижу вдруг любимую давно служившего здесь российского парня? Виктором, кажется, его зовут. Я заглянул в бумажку с адресом. Точно: Виктор Морозов. А ее - Михаэла. Михаэла Мунтяну. Несомненно, что это и для меня волнующий момент. Как тут не волноваться? Вдруг она все-таки здесь, в этом доме. А как тогда встретит меня? Потихоньку выпроводит за ворота, чтобы ее муж не заметил? Наверняка ведь давно замужем и дети взрослые. Тревожно было и все тут. Но постепенно я стал приходить к выводу, что мне не понравился тот, второй, из беседующей воровато у ворот пары. Да, да, именно этот высокий, хорошо одетый, элегантный цыганистый с черными узкими усиками тип. Именно он, даже точно он. А чем? Не понятно. Может быть, я где-то его видел? Да нет, не похоже. Он мне никого не напоминал. Я чуть не начал пересекать улицу Пушкина, на которой стоял первый корпус Университета. Опомнившись, я резко повернул назад и быстрым шагом пошел к дому с воротами, перед которыми только что разговаривала между собой странная, на мой взгляд, пара. Но перед воротами никого уже не было...
   Я подошел к воротам, осторожно приоткрыл калитку и заглянул во двор. Точно: это был обычный жилой клоповник. Прямо от ворот шла кривая колея наполовину забитая коричневым снегом. По обе стороны колеи выстроились малюсенькие домики с деревянными крылечками, увитыми в это время сухими лозами винограда, старательно забиравшимися на черепичные крыши домиков. В жаркую летнюю пору эти лозы дают спасительную прохладу. Поперек колеи между домиками были натянуты бельевые веревки, на которых кое-где болталось стиранное белье. Конца колеи не было видно: она загибалась вправо и пряталась за последним видимым домиком. Во дворе - никого. Что делать, я не представлял и в нерешительности стоял одной ногой на улице, другой во дворе. Мэй, домнуле, де-мь сэ трек!1) - кто-то дотронулся до моей руки, придерживающей калитку. Я вздрогнул от неожиданности и отдернул от калитки руку. Повернувшись на голос, я увидел перед собой толстую бабку, замотанную по-крестьянски в пуховый платок.
   - Здравствуйте, - сказал я, не зная, что делать дальше.
   - Дай пройти, что стоишь? - она сразу перешла на русский и подозрительно посмотрела на меня. - Кого-то ждешь?
   - Нет... То есть мне надо узнать об одном человеке тут у вас... Живет ли он здесь...
   - А кто?
   - Да... - я посмотрел в бумажку, зажатую в руке. - Михаэла Мунтяну.
   Бабка зыркнула на меня из под платка: - А зачем она тебе?
   Я повеселел: раз так отвечает, значит я не напрасно сюда пришел.
   - Так она живет тут или нет? - я не ответил на бабкин вопрос. У той, как у любой женщины, не хватило терпения ждать от меня ответа на свой вопрос, и она тут же выложила:
   - Нету ее.
   - То есть?
   - Уехала.
   - Давно?
   - Давно. - Бабка отвечала односложно.
   - А вы сама давно тут живете?
   - А ты из полиции?
   Я понял, что если не переменю тактику, эта бабулька вот-вот уйдет в свою хатку и запрячется там в своих зарослях, как виноградная улитка. Или еще, чего доброго, поднимет шум, на который сбежится весь двор. А в нем, чувствуется, народу видимо-невидимо.
   - Да нет же, не бойтесь. Я не из полиции. - я полез во внутренний карман куртки и достал оттуда свою карточку пенсионера на бесплатный проезд в общественном транспорте. На карточке, кроме фамилии, имени и отчества, была моя фотография. - Вот, смотрите, это мой документ.
   Бабка осторожно взяла у меня из рук карточку и принялась ее подслеповато рассматривать. Потом повернула ее в сторону солнца, чтобы лучше видеть.
   - Я училась еще при румынах, - гордо сообщила она мне, - поэтому понимаю, что написано на лежитимации. - Так она по-молдавски назвала мое удостоверение.
   - Ну и прекрасно, - засмеялся я. - Теперь не боитесь меня?
   - А что ты хотел?
   - Я хотел бы узнать, где мне разыскать Михаэлу Мунтяну, которая раньше жила тут у вас. По этому адресу.
   - Да, жила. А зачем она тебе?
   - Жениться хочу на ней, - серьезно заявил я бабульке. - Хочу исправить ошибки молодости.
   - Ты?... - бабка почти поперхнулась. - Ты?
   - А что?
   - Да ты же вроде старый для нее!
   - А раньше был не старый?
   - Раньше? Когда?
   - А когда был военным!
   - Военным? Ты что, тот русский? Который... который... Ты - Витя? Такой старый?
   - А что, не похож?
   Бабка подозрительно смотрела на меня, потом обошла меня со всех сторон и помотала головой:
   - Нет, совсем не похож. Такой старый... Витя...
   - А что, Михаэла еще молодая?
   - Конечно! Хотя дети взрослые. Она там себе нашла мужика. Молодого. Кажется... - добавила она неуверенно, глядя с некоторым сожалением на меня. - Я не уверена.
   - А где она нашла?
   - В Испании, - бабка испуганно прикрыла рукой рот: проговорилась, хотя видно, собиралась ничего не сказать. - А ты что, тут в Кишиневе и жил? И тут вышел на пенсию? А теперь...
   - Да нет же! Извините, я пошутил. Я - не Виктор. Он живет в России... - И я рассказал ей историю встречи с Виктором в санатории. - Он все время искал Михаэлу, писал ей, но ответа не было. Почему, интересно?
   - Когда ее выдали замуж за нашего молдавана, она очень переживала...
   - Горевала по Виктору?
   - Да, да, горевала, - закивала бабулька, услышав подходящее слово. - Горевала. И муж увез ее к себе в деревню, а тут, в ее квартире, поселил своего брата. А брату сказал, что если будут письма от Виктора... Сам понимаешь...
   - Да уж, обычные интриги...
   - Прости, что?
   - Да так многие поступают...
   - А...
   - Ну и что же было дальше?
   - Ну а что дальше... Что дальше... Родила троих детей... Растила почти одна: муж уехал в Россию на заработки. Сначала присылал какие-то деньги, а потом перестал. Совсем пропал. Давно уже. Брат его, который жил в ее квартире, так и не женился. Тоже уехал на заработки в Италию. И тоже пропал. Михаэла приехала сюда, пустила квартирантов в квартиру. Тут у нас Университет рядом. Студенты постоянно просятся на квартиру. А сама тоже нелегально уехала работать в Испанию.
   - А дети?
   - Остались в деревне. Но они уже должны быть взрослыми. О них я ничего не знаю.
   - А адрес ее испанский кто-либо знает?
   - Да я и знаю. Я ведь ее соседка. Она мне поручила за небольшую плату сдавать ее квартиру студентам.
   - А адрес у нее постоянный? Она, наверное, может работать, где придется?
   - Да, так и есть. Но она дала мне адрес молдавской общины в городке Бадахос. Сказала, что этот городок находится на границе с Португалией, где тоже много наших молдаван. Они, в случае чего, помогают ей найти работу в Португалии. А из общины ей передают письма. Ой, совсем забыла, старая! Совсем из головы вылетело! Она же совсем недавно прислала мне письмо, в котором сообщила мне адрес своей этой... ну, что по компьютеру встречаются...
   - Электронной почты? - подсказал я.
   - Да, да. Этой почты! А зачем? Потому что конверты и бумага стали дорогие?
   - Да нет, не в этом дело. Теперь, где бы она ни находилась, хоть, например, в самой Америке, с ней можно связаться по электронной почте.
   - Даже в Америке? - недоверчиво глядя на меня, переспросила бабулька.
   - Да, в любой точке земли.
   - Даже в Румынии?
   - Да, и в Румынии тоже.
   Было видно по ней, что она мне не верит, думая, что я ее опять разыгрываю.
   - Так вы дадите мне ее адрес электронной почты? Я сообщу его Виктору. А там уже не наше с вами дело. Хорошо?
   - Хорошо, - буркнула бабулька, и грязное чрево двора ее тут же поглотило.
   Вскоре она появилась перед калиткой, держа в руке конверт. Я его развернул, нашел адрес электронной почты и записал его себе на бумажку. На ту, на которой были записаны Виктором координаты его Михаэлы. По крайней мере, на бумаге их судьбы, наконец-то, соединились. Я поблагодарил бабку, и она уже, было, собралась отбыть обратно в свою квартиру, как я вдруг вспомнил пару мужиков, беседовавших у ворот, когда я подходил к этому двору.
   - Простите, пожалуйста, - придержал я бабульку за рукав ее темного лапсердака, - простите, ради Бога. Еще один вопрос...
   - Да? - она остановилась и повернулась ко мне лицом. - Что еще?
   - Я, когда подходил к вашим воротам, видел здесь разговаривающих двух парней. Один, думаю, из вашего двора точно.
   - Вот! А тебе он-то для чего?
   - Один из них чем-то похож на сына моего старого приятеля, с которым я учился здесь в Университете. Этот случай с Михаэлой и Виктором напомнил мне...
   - А что за парни?
   Я обрисовал их обоих.
   - Так это же два дружка! - быстро догадалась бабулька. - Тот, что поменьше и потолще - Аурел, а тот Длинный - Марин. Темные ребята - она произнесла это почти шепотом, потянувшись губами к моему уху. - Очень темная парочка.
   - А который похож на сына вашего приятеля?
   - Длинный.
   - Может он и сын. Кто его отец, не знаю, но сам он служит в полиции. А к Аурелу всегда приходит в цивильной одежде.
   - В какой в какой?
   - Ну, без формы.
   - Понятно.
   - А толстый?
   - Этот - настоящий бандит. Давно снимает у соседки комнату. Уже два раза сидел. Зачем она ему опять сдает?
   - Хорошо платит, наверно.
   - Да, денег у него, видно, много. Однажды видела, как он целую пачку отдавал Марину.
   - А этот откуда у вас тут взялся?
   - Так он на квартире тут жил, пока был студентом. На юриста учился, говорил. Тут они с этим бандитом и познакомились. До сих пор дружат. Наверно, больше пятнадцати лет будет.
   - Нет, это не сын моего приятеля, - успокоил я бабульку. - У того, кажется, сын учился на филологическом. Никак не мог стать полицейским. Ну, ладно, спасибо вам, что дали адрес Михаэлы, сегодня же отошлю его Виктору. Может, обрадую...
   - Дай-то Бог, дай-то Бог...
   Я пошел на остановку троллейбуса... Так... Значит, не зря мне эта парочка не понравилась. Не зря. Хотя, какое мне дело до этих двух? Мало ли таких тусуется в городе? Но этот высокий... Где же я его видел? Причем, при каких-то неприятных для меня обстоятельствах... Нет, не вспомнить никак. Не вспомнить. Работает в полиции... А у меня с полицией сроду не было ничего общего. Может, он, будучи, как сегодня, в гражданском, каким-то боком меня касался? Очень неприятный тип. Не понятно. А деньги... Целую пачку бабка видела, как он забирал у своего дружка. Если ты полицейский, то чего бы тебе озираться по сторонам, как вору? Почему же мне так тревожно стало, когда я его увидел у ворот?
   Я поехал домой и по дороге старался не думать о подозрительной паре. Пытался переключиться на информацию, полученную для Виктора. Отошлю ее со своего компьютера ему на его электронный адрес. Вот, наверно, обрадуется мужик! Дай Бог ему счастья. Дома та злосчастная пара все-таки никак не шла у меня из головы. Не шла и все!
   - Что это ты такой задумчивый? - каждые полчаса приставала ко мне жена, - снова голова болит?
   - Ничего у меня не болит. Но заболит, если ты не перестанешь задавать мне бесчисленные вопросы. Не болит у меня ничего! И голова в том числе. В том числе и голова!
   - Успокойся, пожалуйста! Ну что я такого сказала? Просто поинтересовалась твоим состоянием. Я же...
   - У меня ничего не болит! - я начинал выходить из себя, а в голове колом торчал тот усатый у забора. Какая связь у меня с ним? Я решил прямо завтра пойти на Кузнечную и попробовать там, в отдалении, покараулить кого-либо из этой пары. Может, повезет. Может, появится этот цыганистый усатик и выведет меня на какое-то место, которое мне напомнит, где я с ним пересекался. Хотя вряд ли они станут каждый день встречаться. Да и Кузнечная - улица малюсенькая. Пять минут постоишь, каждый догадается, что с тобой не все в порядке. Заметно со всех сторон. Лучше поеду туда ближе к вечеру, так будет менее заметно... Вот только как обмануть жену? Куда это, на ночь глядя, я могу уйти? Вот это - настоящая проблема. На следующий день с утра я ломал голову, что придумать, чтобы к вечеру уйти из дома. В голову ничего не приходило. Лезла всякая всячина, только не то, что нужно. Что же придумать? Что ни придумай, она все равно не отпустит. Шутка ли, только что из санатория, да с такой недавней травмой, да куда-то в темь. Да еще на улице скользко! Не пустит. Нужна какая-то веская причина. Чтобы у матросов не было вопросов. И тут я придумал: работа! Вот это - аргумент! Я забыл передать коллеге документацию по программам, с которыми я работал! Точно! А тот мне уже несколько раз звонил на мобильник! А я обещал! А сегодня вечером он как раз во вторую смену работает! Надо передать!
   Когда я озвучил эту версию жене, у нее от возмущения глаза на лоб полезли:
   - Ты совсем свихнулся! Так у тебя твоя голова никогда не заживет! Да они же тебя, как собаку, выгнали на улицу, а ты еще собираешься им показывать свое благородство! Совсем с ума сошел!
   Я стал ей доказывать, что мой поступок к самой фирме никакого отношения не имеет. Я стараюсь для своих бывших коллег, которые не виноваты, что руководство фирмы - люди непорядочные. А мои бывшие коллеги тут при чем? Им же дальше работать, а из-за меня и они могут остаться без работы. И я с жаром развивал и развивал дальше эту свою позорную мысль. Развивал до тех пор, пока, в конце концов, Маша не сдалась. В четыре часа дня я уже ехал в троллейбусе по направлению к Университету. С моей стороны это была авантюра чистейшей воды. Ну, с какой стати этот Длинный именно сегодня должен появиться у тех замызганных ворот? Каждый день, что ли, он туда ходит к своему дружку? У него же работа все-таки какая никакая. И почему он должен появиться именно в вечернее время? На эти вопросы я сам себе не давал ответа, но какая-то непреодолимая сила гнала меня на эту бывшую Кузнечную, как лягушку в пасть удава. И я трясся в переполненном троллейбусе: народ уже начал возвращаться с работы. Подошел я к Кузнечной еще засветло и решил заранее никому собой не мозолить глаза и немного пройтись по этой улочке. Я медленно побрел по ней в сторону университетских общежитий, разглядывая все, что попадалось на глаза: домишки, шедших мне навстречу редких прохожих, ворон, которые мелкими стайками тоже болтались по этой улице в поисках своей пищи. Ничего здесь за почти сорок лет не изменилось: застыло во времени и пространстве. Может даже и вороны те же самые, которые встречались мне, когда я бежал на очередной экзамен. Уже сменилась целая эпоха, а тут тишина. Улица как будто все эти годы тянула время, чтобы не поддаваться никаким изменениям. Вот и я сейчас так же тяну время, чтобы немного стемнело, и я смог подойти поближе к злополучным воротам и понаблюдать за ними. Я уже отошел от ворот квартала на два, как на противоположной стороне улицы увидел вдруг знакомую долговязую фигуру, чем-то обменивающуюся уже у других ворот с совсем другим парнем. Невероятно! Да что же у него тут сбор оброка, что ли? Вчера от одного, сегодня от другого? Кому рассказать, не поверят! Я поднял повыше воротник своей меховой куртки и, не убыстряя шаг, продолжил двигаться вперед. Долговязый уже начал прощаться со своим клиентом, как я мысленно назвал его собеседника, и спустя мгновение, медленно двинулся в том же направлении, что и я. Явно, что-то вычисляя. Потом открыл небольшую черную сумочку в виде пузатенького портфельчика, которую держал в руке, что-то в ней посмотрел, порылся, закрыл и уже быстрым шагом пошел вперед, потом, дойдя до ближайшего квартала, резко повернул налево и пошел вниз по улице. Мне пришлось почти бежать за ним. Начинало темнеть и это облегчало мою задачу оставаться незамеченным. Я решил проследить, куда он пойдет дальше. Мы вышли к центральной улице, и он остановился возле автобусной остановки. Туда же, запыхавшись, подошел и я. Начинала болеть голова. Только бы не это! Только бы не это! Не то я его упущу, и вся эта моя затея окажется напрасной! Народу на остановке собралось довольно много, и я стоял так, чтобы его получше рассмотреть, но чтобы быть подальше от него. Точно! Его лицо мне было знакомо! Очень знакомо! Эти черные стрелочкой щегольские усики, это темное цыганское лицо с черными круглыми глазами. Где же я его все-таки видел? Ну, где! Господи, помоги мне вспомнить! Автобусы разных маршрутов подходили и подходили, но Длинный все не уезжал. Стоял и я, делая вид, что жду своего транспорта. Народу на остановке не только не убывало, а скорее наоборот: люди с работы спешили домой. Тут к остановке подрулил автобус маршрута "А", и Длинный, как я его про себя уже по-свойски называл, мгновенно по-спортивному прыгнул в открывшуюся дверь. За ним в автобус вошло несколько человек, в том числе и я. Так, значит, едем в аэропорт? Или просто нам подходит этот маршрут и мы выйдем где-то ближе? Но у этого маршрута только одна промежуточная остановка: на Ботанике. Следовательно, надо быть внимательным и не пропустить этот момент: он, мой подопечный, т.е. Длинный, может выскочить и на Ботанике, до которой отсюда остановок шесть или семь. Ботаника - это тоже район Кишинева, через который в город въезжают все, кто приземляется в кишиневском аэропорту. Вот остановка на Ботанике. Длинный сидит и даже бровью не ведет. Значит, едем в Аэропорт. Интересно, что он там собирается делать? Кого-нибудь встречать? Или улетать? Если улетать, то мне только этого не хватало: ищи тогда ветра в поле! Но на улет,
   кажется, ситуация не похожа. Не мог он оставить свой багаж в аэропорту, а потом пойти брать деньги на Кузнечную. Хотя все бывает. Потерпим. На дворе уже совсем темно. Фары встречных машин слепят глаза. Я жмурюсь, прикрываю веки, а когда открываю, мое сердце холодеет: Длинного на месте нет! Что за бред? Автобус не останавливался! Не мог же он на ходу выпрыгнуть на обочину! Да и с какой стати? Не от меня же он дал такого деру? Начинаю внимательно осматривать передние кресла. Да вот же он, голубчик! Пересел на соседнее кресло, поменявшись с сидевшим там парнем. Ну и гусь! А теперь о чем-то разговаривает с соседом того парня. Кажется, что-то тому предлагает, потому что этот сосед смотрит на Длинного очень даже подозрительно. И отвечает неохотно. Так в разговоре они оба выходят из автобуса, когда мы прибываем в Аэропорт. Я выхожу через несколько пассажиров после. Длинный с собеседником заходят в зал, поднимаются на второй этаж. Я остаюсь на первом этаже. Вижу, как Длинный что-то говорит своему собеседнику, усаживает его в свободное кресло, хлопает по плечу, мол, будь спок, и, улыбаясь, спускается на первый этаж, а затем исчезает в какой-то служебной двери. Я не столько смотрю на служебную дверь, в которой исчез только что Длинный, сколько слежу за его недавним собеседником. Чувствую, что где бы ни был Длинный, он возвратится в точку, откуда только что ушел. Ждать пришлось минут пятнадцать. Служебная дверь открылась, и из нее вышел полицейский. Боже, да это мой герой! И в чине капитана! Ну, точно, я знаю этого человека! Только откуда? Длинный в форме стал важным, как индюк. Щеки его немного раздулись, а черные глаза под самым козырьком профессионально ощупывали публику. Точно: гусь! Он немного важно продефилировал по залу туда-сюда, туда-сюда, словно кого-то ожидая. Потом прошелся мимо пункта таможенного досмотра. Постоял там, наблюдая, как идет собственно досмотр пассажиров. В это время один из таможенников появился в зале и пошел к мужскому туалету. Длинный медленно направился тоже в ту сторону. И мне вдруг сразу захотелось посетить это место уединения. Когда я зашел в туалетную комнату, я увидел только спину Длинного, заходящего в кабинку, а таможенник в это время что-то засовывал в свой карман. Наверно, носовой платок, которым он только что вытер руки. Тут я вспомнил к месту один старый детский анекдот. Рассказывает маленький мальчик: "Вчера папа уехал в командировку. Сегодня утром к маме пришел какой-то дядя. Они с мамой зашли в папину комнату и там закрылись. Мама сказала мне, чтобы я не подглядывал и не мешал им работать. Но я все-таки не удержался и стал смотреть в замочную скважину. Дядя с мамой сначала о чем-то говорили, а потом начали снимать с себя свои трусы. Я подумал, что, наверно, сейчас будут какать". Но я не так подумал, как тот мальчик из анекдота. Я подумал так, что Длинный только что что-то передал таможеннику и тот сунул это в свой карман. Похоже, что тут действует какой-то канал. Скорее всего через таможенника Длинный пропускает за рубеж нужного человека, например того, который сейчас сидит в зале ожидания на втором этаже и ждет начала регистрации. Как он находит такого человека, не ясно, но он его все-таки находит, предлагает ему свои услуги примерно, как сегодня в автобусе. Услуги, естественно, платные. В туалете мог быть им передан таможеннику аванс и приметы того, которого надо не досматривать. В общем, с этим капитаном полиции мне все ясно и тут, в Аэропорту, мне делать нечего. Пора возвращаться домой, не то Маша мне задаст! Жаль, что я так и не вспомнил, откуда я знаю этого капитана. Придется проследить за теми двумя с Кузнечной, с которыми он встречался и получал от них деньги. Может тогда что-то прояснится. Но как мне на такой маленькой и открытой улочке одному проследить за этими проходимцами? Я никак не мог себе это представить.
   Выход нашелся сам собой. Дома меня Маша хорошо пропесочила, ибо я вернулся домой намного позже, чем обещал. Но так как я врать не особенно-то хорош, я всю эту историю и рассказал дома. Маша была в полнейшем ужасе.
   - Ты снова подставляешь под чью-то палку свою дурную голову, чтобы ее на этот раз окончательно проломили? Ты хочешь, чтобы я одна осталась до конца дней? А если...
   Потоку упреков не было конца, и я не знал, как его остановить. Даже слова вставить не мог.
   - Но ты мне можешь помочь, - наконец втиснулся я.
   - Как это? - поток прервался.
   - Очень просто.
   - Озвучь.
   - Пожалуйста. Я все равно должен найти, кто меня отправил почти на полгода в больницу. И я подозреваю, я нутром чувствую, что это как-то связано с этим полицейским капитаном.
   - Ты точно свихнулся! Я понимаю, что полиция дело прикрыла, потому что они вообще не хотят ничего делать, а только обирают нас, православных. Это я хорошо понимаю. Но тебя-то нашли возле полицейского участка, который вот он, чуть ли не возле нашего дома! А этот, которого ты выследил в Аэропорту? Где мы, а где Аэропорт! Другой конец света! Что он ночью мог у нас тут делать?
   - Этого я не знаю. Да может, он совсем не причем. Но я должен попытаться узнать, что это за фрукт. Мне как будто оттуда, - я показал на потолок, - подсказывают, что он тут сыграл не последнюю роль.
   - Дело твое, - в досаде махнула рукой жена. - Делай, как знаешь. Но от меня-то ты чего хочешь?
   - Чтобы ты мне в этом деле помогла.
   - Чем конкретно?
   - Чтобы пошла со мной на эту треклятую Кузнечную и...
   - Нашла тебе этих обормотов? - закончила она.
   - Не нашла, а помогла за ними проследить. Я знаю, где они живут.
   - Ну?
   - Улочка-то совсем узенькая, малюсенькая, миниатюрная. Там некуда спрятаться: со всех сторон на тебя пялятся окошечки, окошечки, окошечки. Будешь один там торчать, сразу кто-нибудь заподозрит неладное. А если мы вдвоем будем, например, медленно прогуливаться, как говорят детективы, "у объекта" ...
   - Насмотрелся сериалов!
   - Так вот, - не обращая внимания на реплики заведенной Маши, продолжал я, - никто не обратит ровным счетом никакого внимания на дедушку с бабушкой, которые вышли перед сном подышать свежим воздухом.
   - Перед сном? - у Маши глаза полезли на лоб.
   - Да это я так, к примеру! Вечером же станем вести наблюдение.
   - Этого мне еще не хватало. Вести наблюдение ему надо... Тебя там в твоем санатории, видать, не в ту сторону лечили.
   - Так ты согласна? Заодно я буду у тебя под полным присмотром, - для большей убедительности добавил я.
   - Не знаю я, - надулась Маша. - Не знаю. Втягиваешь ты меня в какую-то авантюру. Еще и я получу по голове. Вот тогда будет из нас парочка!
   - Давай соглашайся, а то мне придется одному там торчать у всех на виду. Они меня сразу срисуют.
   - О, уже и жаргончики у тебя пошли. Чего же дальше-то от тебя ожидать?
   - Соглашайся, давай, женщина! - я засмеялся. - Поймаем эту компанию, дадут нам по медальке!
   - Ага, чтобы было что положить в гроб...
   - Не каждому такая честь выпадает.
   - Нет уж, я не желаю удостаиваться этого.
   - Чего ты брыкаешься? Я же тебя знаю: все равно пойдешь со мной!
   - Это почему же?
   - Да потому, что раз я тебе обо всем рассказал, а потом пойду один на эту слежку, ты из своего женского любопытства все равно там окажешься!
   - Ни ногой!
   - Посмотрим. Я же тебя знаю. Лучше соглашайся официально.
   - Бумагу, что ли, тебе какую подписать?
   - Нет, лучше поцелуй своего непутевого мужа.
   - Паршивец ты! Знаешь, на что надавить! Ладно, уговорил!
  
   На следующий день под самый вечер мы поехали на Кузнечную. Пока то да се, уже стало темнеть, так что мы вышли на эту улочку уже при свете ее подслеповатых окошек. Взялись за руки и медленно двинулись вдоль улицы. Пока мы шли, нас обогнало несколько прохожих. Когда проходили мимо ворот, возле которых я увидел впервые Длинного, я шепнул об этом Маше. Возле ворот было пусто, как и пусто оказалось возле следующих ворот, возле тех, где я во второй раз заметил Длинного. Мы прошлись чуть дальше, потом медленно развернулись и остановились. Стояли, якобы разговаривали. Редкие прохожие обходили нас, не обращая никакого внимания на двух пожилых людей. И одни, и другие ворота были в поле нашего зрения. Никто к ним не подходил, как и никто не выходил. Первой не выдержала Маша:
   - Все. Пошли домой. Я замерзла.
   - А когда мы тут с тобой целовались, будучи студентами, ты не замерзала?
   - Иди ты в баню! На этой улице мы с тобой никогда не целовались! Возле твоего распрекрасного общежития - да, а здесь - нет!
   - Ну, так какая разница?
   - Большая! В сорок с лишним лет!
   - Так давай сейчас здесь целоваться!
   - Дурак! У тебя точно с головой не в порядке!
   - А я что говорю...
   - Я серьезно: ну их к шутам, этих бандитов! Стоять и ждать у моря погоды! Придут-не придут... Хотя, глянь-ка! Кажется, у первых ворот кто-то маячит! Пошли-ка поближе подойдем!
   Действительно, у первых ворот торчали каких-то два подростка. Они переминались в нетерпении с ноги на ногу и глядели на закрытые ворота. Но во двор не входили. Явно кого-то ждали, кто выйдет со двора. Мы медленно, снова взявшись за руки, пошли в ту сторону. Когда почти поравнялись с воротами, открылась калитка, и я увидел знакомую фигуру Толстого. Он что-то взял у пацанов, потом в ответ что-то сунул им в руки и тут же был таков. Пацаны сразу быстро ушли в темноту улицы, спускавшейся к центральной части города.
   - Ну, вот и вся картина, - сказал я Маше. - Этот тип чем-то торгует в темное время суток. Так как двор у них - настоящий клоповник, я это видел, то к себе "на хату" он никого пригласить не может. По-видимому, ему звонят, договариваются и он выносит товар за ворота. Дешево и сердито.
   - Чтобы мы не вляпались в эту гадость. Голову ведь оторвут, - Маша испуганно передернулась, как от холода.
   - И я больше, чем уверен, что подобную картину мы станем наблюдать возле вторых ворот, - продолжил я, не обращая внимания на то, что услышал от Маши.
   - Пойдем домой, раз тебе все ясно, - запросила Маша. - Мне холодно и страшно.
   - Сейчас пойдем, успокойся. Давай еще разок пройдемся мимо вторых ворот. Чую я, что начался клев.
   Мы снова пошли назад по направлению ко вторым воротам. Там действительно был клев. Точно такой же, как и у первых ворот. Только покупателями были уже не два, а трое пацанов. Но такие же малолетки, как и у первых ворот.
   - Ну, вот, - сказал я Маше, - теперь идем, не останавливаясь, мимо до Котовского, а там поднимемся вверх и сядем как раз на троллейбус. Хр?
   - Хр! - недовольно ответила Маша. - Больше я с тобой сюда не пойду.
   - А мне больше и не надо! Картина, примерно, такая: Длинный где-то в Аэропорту получает некий товар, а я думаю, что это - наркотики, передает его своим дружкам для распространения и потом собирает с них деньги, делая обходы, которые я вчера видел.
   - Ну и что тебе с этого? Ты что - наркополицейский?
   - Я не наркополицейский. Но ты как бывшая учительница должна понимать, что эти гады калечат детей.
   - А что ты-то можешь сделать? Полиция вон в этом деле замешана.
   - Это уже мое дело. Жаль, что остается невыясненным вопрос, какое отношение ко мне имеет этот Длинный. А я чувствую, что имеет. Печенкой чувствую...
   На следующий день я позвонил дежурному по Службе Информации и Безопасности (СИБ) - аналогу российскому ФСБ - и попросил встречи с их сотрудником, сообщив, что имею важную информацию по каналу распространения наркотиков в городе. Дежурный записал мои координаты и сказал, что мне перезвонят. Действительно, минут через сорок у меня дома раздался звонок и мягкий мужской голос уточнил, не я ли звонил в их службу. Я подтвердил. Тогда он мне назначил встречу возле первого корпуса Университета в середине дня. Я подумал, что за интересное совпадение: почти рядом с Кузнечной. Но звонивший, словно прочитал мои мысли:
   - Там будет удобнее: как раз конец занятий.
   Я подумал, что, может быть, он там читает какие-то лекции, но вопросов задавать не стал и согласился. Лишь обрисовал, как я буду выглядеть. В назначенный срок на месте встречи ко мне подошел среднего роста молодой человек в кожаном полупальто, в черной фетровой фуражке и темных очках. На плече у него висела небольшая черная сумка. Удостоверившись, что я - это я, он назвал свою фамилию, которую я и не собирался запоминать, повернул сумку на живот, расстегнул на ней фермуарчик и в ней показал свое удостоверение. Я кивнул, что все в порядке. Мы медленно направились по улице Пирогова в сторону улицы Гоголя в широком потоке студентов. Оговорюсь, что я здесь привожу старые названия улиц Кишинева, потому что новые я так до сих пор и не освоил. Живу в родном городе, как в чужом. Я пересказал сотруднику СИБ все приключения, в которых я участвовал последние дни, начиная от улицы Кузнечной, кончая Аэропортом. Описал Длинного, обоих его дружков с Кузнечной. Затем мы с сотрудником медленно обошли Университет по улицам Гоголя, Садовой и Пушкина и вышли на Кузнечную. Там я показал ему те и другие ворота, где проходили подозрительные сделки, и мы расстались.
   - Вы согласны будете подтвердить ваши показания, если потребуется, - спросил сибовец.
   - Да, - коротко ответил я. - Подтвержу.
   И мы расстались.
   Наступило лето. Я уже было забыл о своих мартовских приключениях, как однажды среди дня зазвенел телефон. Жена взяла трубку.
   - Тебя, - она дала мне трубку, - не представился.
   - Да, - сказал я в трубку. - Слушаю.
   Звонили из СИБ и приглашали меня к себе, как они сказали, "по вопросу, ранее обговоренному с вами". Я сразу понял, по какому обговоренному вопросу. Тут же звонивший сказал, что меня будет ждать служебная машина в квартале от моего дома, и назвал ее номера. Минут через двадцать я уже сидел в кабинете следователя, молодого человека лет тридцати. Он нажал какую-то кнопку под своим столом и в кабинет ввели Длинного. Он был в гражданском и в наручниках. Его посадили напротив меня.
   - Вы знаете этого гражданина? - спросил его следователь.
   Длинный мельком взглянул на меня и ответил:
   - Впервые вижу.
   Потом уже более внимательно и долго посмотрел на меня, и я заметил, что он меня узнал. Откуда?
   - Нет, впервые вижу, - повторил Длинный и повернулся лицом к следователю.
   - А вы, - обратился следователь ко мне, - знаете это человека?
   - Я его несколько раз видел, - ответил я.
   Длинный повернул свое цыганское лицо ко мне и его черные глаза начали наливаться лютой злобой. Как у бешеного пса. Но он смолчал.
   - Где, когда и при каких обстоятельствах? - продолжал следователь.
   Я подробно изложил все, что видел и у ворот на Кузнечной, и в Аэропорту.
   - Жаль, что мы тебя тогда не до конца прикончили, русская собака! - зашипел в бешенстве Длинный, - повезло тебе, гад!
   Меня будто обухом по голове ударило: да это же тот капитан, что допрашивал меня в участке, когда... когда... У меня все поплыло перед глазами...
   ... Через несколько дней следователь навестил меня дома и поблагодарил за содействие в раскрытии крупного канала по продвижению наркотиков через нашу республику на Запад. Длинный был всего лишь мелкой сошкой и попался мне на глаза из-за своей жадности. В его задачу не входило распространять наркотики, а только подстраховывать поставки. Но он не удержался и постоянно производил небольшой "отъем" от партий и сбывал своим дружкам для реализации. Жадность сгубила и его дружков, и всю эту наркокомпанию.
   - А как он оказался в Аэропорту? Ведь он меня допрашивал тут у нас, в нашем районе?
   - Он признался, что когда вы после того, как он вам выписал направление на освидетельствование в судмедэкспертизе, уличили его в сокрытии того, кто вас ударил в троллейбусе, он кнопкой вызвал дежурившего в соседней комнате полицейского и тот нанес вам дубинкой удар по голове. Когда они увидели, что сильно перестарались, они выволокли вас на улицу, залили вам в рот бутылку водки и вызвали Скорую. Тем сказали, что вот, мол, обнаружили мертвецки пьяного человека... Когда этим делом занялось следствие, они решили спрятать концы в воду. Того, кто ударил вас по голове, перевели служить в районный центр, а самого капитана перевели в отдел охраны Аэропорта, где он быстро нашел, как из этого извлечь свою выгоду.
   - Да... А что с тем, который меня ударил в троллейбусе?
   - О нем нет никаких сведений: этот же деятель только делал вид, что опрашивает его. Для вас он этот спектакль и разыграл с допросом. Но ничего о том мужчине нигде не зафиксировал. Так что следов никаких не осталось...
   - Да какой это мужчина...
  
   25.08.2009 г, Кишинев
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"