Annotation

     Двуногая Лазающего-Быстро делала то, чего ей делать не следовало… снова.

     Бушующие в ее мыслесвете эмоции сообщали об этом абсолютно ясно. И так же ясно она знала, что ее старшие этого совсем не одобрят. Но у Погибели-Клыкастой-Смерти был настоящий дар обходить правила, и она отлично проводила время.

     Ее друг, Затененный-Свет-Солнца, или, возможно, «Карл» (если и правда одиночный звук, чаще всего связанный с этим двуногим, был его именем, а не каким-нибудь еще обозначением), был не так рад. Лазающий-Быстро не мог так же легко читать мыслесвет Затененного-Света-Солнца, как читал Погибель-Клыкастой-Смерти, но суть была видна. Мыслесвет Затененного-Света-Солнца был переполнен решительностью, внимательностью, настороженностью и опасением.

     Лазающий-Быстро подался на своем месте вперед, внимательно наблюдая, как «аэрокар» (или «кар» – что звучало так похоже на «Карл», что сходство некоторое время его путало) мчался по сложному пути через лабиринт стволов деревьев, где они двигались.

     Лазающий-Быстро не вполне понимал, что именно было источником восторга Погибели-Клыкастой-Смерти. Правда аэрокар, в котором они летели, двигался очень быстро – и порой довольно непредсказуемо – но это не вполне оправдывало приходящие к нему по их общей связи всплески восторга и страха.

     Складная летающая штука, на которой до этого захватившего его двуногую нового увлечения они странствовали гораздо чаще, была гораздо непредсказуемее. Тем не менее, если погода не была так уж плоха, Погибель-Клыкастой-Смерти не реагировала так сильно во время пилотирования своей складной летающей штуки.

     Древесный кот немного тоскливо подумал о складной летающей штуке. Он предпочитал ее аэрокару, в котором они сейчас были. Восхитительно было ощущение ветра на шерсти, и он приносил довольно интересные ароматы. Кроме того, дельтаплан почему-то ощущался быстрее. Он понимал, что на самом деле аэрокар преодолевал расстояние гораздо стремительнее, но с отрезанными ветрами ощущение скорости было далеко не тем же самым.

     Немного расстроившись, Лазающий-Быстро коснулся оставшейся рукой плеча Погибели-Клыкастой-Смерти, затем левой средней лапой указал на закрытый бок аэрокара. Из предыдущего опыта он знал, что прозрачные панели можно было открыть – хотя еще не совсем понял, как их открыть ему самому.

     Подчеркивая свою просьбу, Лазающий-Быстро издал тихий просящий звук. За время проживания с Погибелью-Клыкастой-Смерти и ее семьей он узнал, сколько внимания люди уделяют ротовым шумам. Народ полагался на мыслеречь, используя звуки и жесты лишь для выразительности. У этих чуждых двуногих, напротив, похоже, не было никакого аналога мыслеречи, так что вместо этого они полагались на сложные ротовые шумы, дополняемые изумительным разнообразием жестов – жестов, что, кажется, от случая к случаю имели различное значение и могли и вовсе не использоваться.

     Он жалел их, так как их мыслесветы были сияющими и теплыми. Грустно было, что даже два столь хороших друга, как Погибель-Клыкастой-Смерти и Затененный-Свет-Солнца, не могли разделить их.

     – Мя-ать! – повторил Лазающий-Быстро. Затем, когда Погибель-Клыкастой-Смерти не обратила на него внимания, он выпустил когти и стукнул ими по прозрачной панели, вызвав шум похожий на бьющий по камням град. – Мя-ать! Мя-ать!

     Когда он почувствовал, как Погибель-Клыкастой-Смерти резко выдохнула, а затем захихикала, Лазающий-Быстро снова постучал по прозрачной панели, на случай если она не сумела понять.

     – Мя-ать!

     – Мя-ать! – Тук! Тук! – Мя-ать! Мя-ать!

     Стефани Харрингтон начала осторожно убирать одну руку с контроля аэрокара. Кар сразу же угрожающе вильнул.

     – Руки на управление! – резко сказал Карл Цивоник. – Стефани! Я уже достаточно рискую, позволяя тебе летать без разрешения. Хочешь, чтобы мы разбились, и меня лишили лицензии?

     – Прости, – с нехарактерной покорностью ответила Стефани. Она прекрасно знала, чем рисковал Карл. Если их обнаружат, потеря лицензии будет меньшей из проблем. – Львиное Сердце хочет открыть окно. Раз уж я лечу низко и довольно медленно, думаю, все будет нормально.

     Она не видела, как Карл закатил глаза, но догадалась об этом, когда он порывисто вздохнул и повернулся, чтобы обратиться прямо к древесному коту.

     – К заднему окну, – сказал он Львиному Сердцу, подчеркнуто ткнув пальцем. – Стефани хватает отвлечения и без того, чтобы ты висел у нее над плечом, а ветер сдувал волосы ей в лицо.

     Среди того, что Стефани нравилось в Карле Цивонике, что он был из той небольшой горстки людей, которые обращались с Львиным Сердцем как если бы древесный кот был достаточно разумен, чтобы его понять. Большинство людей либо не удосуживались поговорить с древесным котом, либо, если говорили, использовали приторнейший тон, с которым обращались к очень маленьким детям – или животным. Но куда более раздражающей была та горсть, что, похоже, полагала, что если говорить очень медленно и использовать очень простые фразы, древесный кот поймет.

     Стефани предполагала, что последние столько ее беспокоили потому, что это, скорее всего, была наилучшая идея, но использующие ее не применяли последовательный и научный подход.

     Карл нажал на кнопку. Заднее левое окно скользнуло вниз, аэрокар слегка качнулся. Стефани исправилась, но переусердствовала – отчасти потому, что Львиное Сердце снял вес с ее плеча – и потеряла равновесие.

     – Стеф! – превратил Карл одиночный слог сразу в порицание и протест одновременно.

     – Прости, – повторила Стефани.

     Она изучила панель управления: указатель направления, высоты, температуры двигателя, уровня топлива. Столько всего нужно было отслеживать. Хуже того, в отличие от дельтаплана, где авария значила сломанные распорки и порванную ткань (и, если она будет неосторожна, немного сломанную Стефани, что она слишком ярко помнила), здесь она может повредить дорогостоящее оборудование.

     Что хуже, аэрокар Карлу не принадлежал. В шестнадцать стандартных лет он только мечтал о своем, даже признался, что откладывает на подержанную модель, но этот аэрокар был «его» только потому, что он нужен был ему, чтобы добираться до места работы рейнджера-стажера Лесной Службы Сфинкса. Его родители посчитали, что использование кара достаточно компенсирует время, что они сберегают, не доставляя Карла до Гремящей реки и обратно, что было примерно в тысяче километров – требуя пару часов в одну сторону, даже на скоростях аэрокара.

     Так как Карл и Стефани были единственными в Лесной Службе Сфинкса рейнджерами на испытании, их регулярно назначали работать командой, что позволяло присматривать за ними лишь одному рейнджеру за раз. Так как Стефани не могла пилотировать, это значило, что обычно они работали неподалеку от Твин Форкса, ближайшего к поместью Харрингтонов города, где у Ричарда Харрингтона была ветеринарная клиника. В обширном каменном доме Харрингтонов было много места, так как родители Стефани явно планировали еще детей. Это было среди причин, по которым они мигрировали с перенаселенного родного Мейердала на Сфинкс, и Стефани ожидала (настороженно) нового опыта наличия братьев и сестер. В то же время, Карл часто оставался у Харрингтонов, пользуясь выгодой всего ныне не занятого пространства, хотя порой и оставался у друзей в Твин Форксе.

     Они вошли в район, где между лесными гигантами было больше свободного места, так что Стефани рискнула в дополнение к пилотированию заговорить.

     – Думаю, я стала лучше, – сказала она, – но признаю, никогда не думала, что управлять настоящим аэрокаром «вручную» будет так сложно. Я имею в виду, на симуляторах я даже с отключенным автопилотом получала превосходные оценки.

     – Чудо-девочка, – с усмешкой ответил Карл. – У тебя всегда и во всем превосходные оценки. Иначе я бы никогда не дал тебе попробовать. Реальность отличается от симулятора. Но вот я не понимаю, почему ты не хочешь подождать, пока тебе не разрешат учиться вместе со всеми остальными. До твоего пятнадцатилетия не так уж и долго.

     Стефани была рада, что сосредоточение на пилотировании позволило ей помедлить перед ответом. Она знала, что часто «давит». Но лишь в последнее время она пыталась понять, почему. Не то чтобы ее родители не любили бы ее или ждали, что она завоюет их одобрение. Во всяком случае, Ричард и Марджори Харрингтон были почти слишком одобряющими, слишком справедливыми, слишком сбалансированными.

     Они дали Стефани понять – мягко и неспешными шагами – что у нее есть преимущества, которых нет у большинства людей. Для начала, хоть они и пытались от нее это скрыть, чтобы она не обленилась и не возгордилась, Стефани знала, что ее IQ почти зашкаливало. Утверждение Карла, что она всегда и во всем получает превосходные оценки, было лишь маленьким преувеличением.

     Помимо этого, Стефани была «джини» – ее генетическая мутация делала ее сильнее и крепче, чем обычно. За такое преимущество она расплачивалась более высоким чем обычно метаболизмом, но учитывая, что мама и папа всегда убеждались, что всегда есть что-нибудь интересное перекусить – в конце концов, у них был такой же метаболизм – она от этого никогда не страдала. Страдала она от пришедших с этим вспышек характера. Она просто не слишком хорошо уживалась с большинством людей – особенно ее возраста. Они казались глупыми, увлеченными тем, что ее ни в малейшей мере не интересовало.

     Карл Цивоник – который был на полтора стандартных года старше ее – был для Стефани ближайшим другом ее возраста и первым с момента эмиграции ее семьи с Мейердала на Сфинкс чуть более четырех стандартных лет назад. Карл даже был больше похож на старшего брата, чем на друга, приглядывающий за ней, отчитывающий ее, дразнящий, тренирующийся вместе с ней в стрельбе по мишеням и, ну, позволяющий ей полетать на его каре, пусть даже это было против правил.

     Однако несмотря на все проведенное ими вместе время, Стефани все еще считала, что она многого не знает о Карле. Порой он впадал в задумчивое молчание или огрызался на что-то, что она не считала таким уж плохим. У тети Карла, Ирины Кисаевой, Стефани узнала, что большая часть семьи Карла и многие его друзья умерли во время чумы. Стефани предполагала, что это может быть как-то связано с его настроением, но чувствовала, что там кроется что-то еще. Порой кто-нибудь упоминал имя «Сумико» – обычно кто-то из младших братьев и сестер Карла – и повисала неуютная тишина.

     Во всяком случае, несмотря на то, сколько она проводила времени с Карлом, лучшим другом Стефани был Львиное Сердце.

     Я имею в виду, глядя сейчас не него, ласково подумала она, взглянув для этого в зеркало заднего вида, высовывающегося из окна как какая-то смесь серо-кремовой мягкой игрушки и шестилапой ласки. Никто бы и не подумал, насколько он умен…

     В конце концов, Стефани ответила на вопрос Карла:

     – Я не хочу всего лишь учебного разрешения. Ты так же как и я знаешь, что с пятнадцати можно постараться получить временную лицензию.

     – При необходимости, – сказал Карл. – Временную лицензию можно получить «при необходимости».

     – Моя семья живет довольно далеко от Твин Форкса, – начала Стефани, когда в нее от Львиного Сердца хлынуло подавляющее ощущение тревоги. Могучая волна эмоций была гораздо сильнее, чем обычные получаемые ею слабые, неуловимые ощущения, но несмотря на силу сложно было определить: опасение, беспокойство, но все равно что-то отдаленное.

     – Мя-ать! – перетекли полтора пушистых метра Львиного Сердца на переднее сиденье, устроившись на коленях у Карла, а не как обычно у Стефани. – Мя-ать!

     Похоже, что Львиное Сердце понимает об управлении машинами гораздо больше, чем большинство ожидало бы от древесного кота, подумала Стефани, хотя мысль и была довольно мимолетной. Львиное Сердце указывал на юго-запад. Все линии его тела напряглись от необходимости.

     Стефани немедленно сменила курс. Карл не возразил.

     – Что обеспокоило Львиное Сердце? – сказал он, вдоль позвоночника поглаживая густой серый мех древесного кота, пытаясь его успокоить.

     – Не знаю, – признала Стефани, – но что бы это ни было, оно где-то там. Давай выясним!

     Порадовавшись, когда прозрачная боковая панель открылась, Лазающий-Быстро немедленно высунул голову в проем. Он снова напомнил себе, что аэрокар двигался гораздо быстрее, чем складная летающая штука. Его мех прижало к лицу, и внутренние веки опустились на место. Но даже так это был бесконечно лучший опыт.

     За прожитые с Погибелью-Клыкастой-Смерти и ее родителями сезоны он пришел к выводу, что двуногие и Народ по-разному использовали свои чувства. Двуногие заметно опирались на зрение, как в этом чудесном быстро движущемся устройстве, они практически исключали сигналы запаха или слуха. Вкус – кроме как во время еды – не входил в их восприятие мира. Важность осязания оценить ему было сложнее.

     Народ, напротив, примерно равно опирался на триаду зрения, запаха и слуха. Как охотники – особенно двигаясь сквозь вершины деревьев – они прекрасно понимали полезность осязания, включая и переносимые вибрацией сигналы. И он не представлял, как же двуногие обходились без усов! Вкус тоже был важен, особенно учитывая, как он позволял расширить обоняние. И какое он привносил удовольствие от еды…

     При нынешней скорости Лазающий-Быстро для оценки опирался главным образом на запахи. Он уловил множество соблазнительных ароматов: к примеру, жеватели коры в смеси с соком золотолистых деревьев; острый запах фиолетового шипа; мускусное благоухание язычковых листьев летних цветов. В какой-то момент он вздыбил мех, когда восходящий поток принес ему запах клыкастой смерти, крепко пропитанный кровью какого-то невезучего земляного бегуна.

     Лазающему-Быстро было интересно, как двуногие могут думать, что знают что-то о мире, если большинство из них едва видели что-нибудь, двигаясь быстрее зимнего ветра, видя внизу лишь зелено-коричневое размытие. Возможно, у двуногих были чувства, о которых он не догадывался, так же как и большинство из них не представляли, как Народ использует мыслеречь.

     Во всяком случае, сегодня Погибель-Клыкастой-Смерти и Затененный-Свет-Солнца двигались под пологом – и на не слишком большой скорости. Лазающий-Быстро, к примеру, почти смог бы ей соответствовать.

     Сделав роскошно глубокий вдох теплого воздуха позднего лета, Лазающий-Быстро уловил новый запах, что шокировал и потряс его так, как не могла бы клыкастая смерть… Запах дыма и, под ним, горячий, одуряющий сознание привкус свежего пламени.

     Живя на деревьях, Народ слишком хорошо знал о приносимой лесными пожарами опасности. И от них опасность была куда больше, чем от клыкастой смерти или снежного охотника. От тех можно было сбежать по верхним ветвям или даже – группой – сразиться с ними и убить, хотя и редко без травм, чему свидетельствовали его шрамы. Однако даже самая большая группа не сможет сразиться с лесным пожаром. Лучшее, чего могла надеяться добиться объединенная сила всего клана, это предотвратить распространение пожара, пока уходят слабые и молодые.

     Лазающий-Быстро внутренне вздрогнул и снова вдохнул запах. С таким количеством конфликтующих ветров сложно было определить, откуда тот прибыл, но он был обученным разведчиком.

     Курс, по которому Погибель-Клыкастой-Смерти вела транспортное средство, был хаотичным, но не похоже, чтобы он вел в направлении дыма и огня. На мгновение Лазающий-Быстро почти поддался импульсу проигнорировать запах. В конце концов, он был довольно далеко, и это было за пределами территории его клана Яркой Воды.

     Однако его прирожденное любопытство не угасло после сезонов с двуногими. Более того, песни певиц памяти – одной из которых была его сестра – связывали его с кланами, которых он никогда не встречал, даже если связь была ослаблена расстоянием.

     Обычно первым побуждением Лазающего-Быстро было бы привлечь внимание Погибели-Клыкастой-Смерти, но он знал, что она не только отвечает за движение транспорта, она не может справиться с этой задачей с обычной своей легкостью. Таким образом, хоть его тревога и усиливалась вместе с отчетливостью запаха дыма, он перепрыгнул через сиденье на колени Затененного-Света-Солнца.

     – Мя-ать! – сказал он, указывая в сторону, откуда доносился сильнейший запах дыма. – Мя-ать! Мя-ать!

     Его вера в этих двуногих не была ошибочна. Он почти сразу же почувствовал, как транспорт сменил направление. Но не весь порыв пришел от Погибели-Клыкастой-Смерти. Мыслесвет Затененного-Света-Солнца Лазающему-Быстро прочесть было не так просто, но он чувствовал понимание, что у него есть какие-то причины для спешки – даже если эти причины оставались загадкой.

     – Что в той стороне? – спросила Стефани, пытаясь увеличить скорость, не теряя контроль над аэрокаром. – Дай знать, если Львиное Сердце посчитает, что мы двигаемся в неверном направлении.

     – Он все еще указывает на юго-восток, – сказал Карл. – Сейчас вызову карту местности. Мы на территории Лесной Службы, но я почти уверен, что здесь неподалеку есть частные владения.

     Стефани знала, что Карл ничуть не медлит, но испытывала сильное нетерпение – или срочность. Не в первый раз она задумалась, принадлежали ли ее чувства только ей одной. К примеру, она всегда могла обнаружить Львиное Сердце, как бы далеко он ни был. Она знала, что то же самое он может с ней. Однако она была уверена, что Львиное Сердце знает, что она чувствует, порой даже лучше ее самой. Тем не менее, насколько эта связь работает в обратном направлении? Могла ли эта срочность быть не ее нетерпением, а Львиного Сердца?

     – О, Стеф, – с усмешкой сказал Карл. – Тебе понравится. Частные земли, куда мы направляемся, принадлежат семье Франкитти.

     Стефани грубо фыркнула. Франкитти были далеко не самыми любимыми ею людьми. Более того, можно было спокойно сказать, что они были среди самых нелюбимых. Уж точно, Труди Франкитти, которая была примерно на год старше Стефани, была в ее списке «Стараться избегать».

     – Ну, – сказала Стефани. – Может быть, нам не придется заходить так далеко. Интересно, что так взбудоражило Львиное Сердце. Будь это что-то на земле, мы бы уже над этим пролетели. Я хочу сказать, мы же движемся довольно быстро.

     – Я подумал о том же, – сказал Карл. – Что значит, что этот запах он учуял издалека. Подними кар, Стеф. Возможно, мы увидим, что он учуял.

     Невысказанным осталось предположение их обоих о том, какой может быть угроза. Стояло очень позднее лето – сезоны на Сфинксе длились примерно пятнадцать стандартных месяцев. Пусть лето и начиналось вполне нормально, со временем все стало гораздо суше. Настолько, что объявили о засухе. Повсюду разместили пожарные предупреждения.

     Стефани очень осторожно подняла аэрокар над пологом. Доминирующие в этом районе гигантские королевские дубы и квазисосны были настолько широко разнесены, что между деревьями можно было маневрировать. Так как Стефани хотелось потренироваться в управлении без поддержки автопилота и радара, они держались на уровне стволов. Также у такого варианта было преимущество сокрытия весьма хаотичных маневров Стефани от случайного наблюдения.

     – Стеф! – указал Карл на юго-восток, непроизвольно повторив такой же жест сидящего у него на коленях древесного кота. – Дым!

     Взглянув в указанном направлении, Стефани увидела слабейшие серовато-белые струйки, проникающие сквозь густой древесный полог.

     Карл уже схватился за свой комм, вызывая ЛСС по номеру пожарной команды.

     – Это Карл Цивоник. Мы находимся… – Он продиктовал координаты. – Заметили дым. Довольно слабый и может исходить с частных земель, но посчитали, что лучше доложить.

     Из комма ответил голос рейнджера Эйнсли Йедрусински.

     – Принято, Карл, и одна из метеорологических птичек только что поднялась над горизонтом. Подожди секунду.

     Была краткая задержка, во время которой она запросила обзор с погодного спутника. Затем ее голос вернулся.

     – Горячая точка заметно выше принятых пределов, особенно с учетом направления ветра. Высылаем команду. Хорошая работа. Конец связи!

     Стефани подвесила аэрокар на месте и взглянула на Карла.

     – Итак, мы идем на помощь?

     Карл задумался.

     – Ну, Эйнсли не сказала, что нам нельзя, и это своего рода наш пожар. Но если мы идем, рули.

     – Никаких проблем, – сказала Стефани, устанавливая автопилот на парение и скольжение, чтобы они могли отправиться. – Совсем никаких проблем.

     Вообще-то, хоть она и не признала бы это вслух, Стефани была рада прекратить уделять внимание удивительно требовательной роли пилота – по крайней мере, пилота без автопилота. Освободившись от такой ответственности, она достала свой комм и загрузила информацию о местоположении огня.

     – Ветер усиливается, – сказала она Карлу. – Если не произойдет чуда, огонь распространится – и быстро. Интересно, с чего все началось?

     Карл пожал плечами.

     – Молнию можно исключить. Обычные летние грозы будут гораздо позднее. Это может быть и подземный пожар, что наконец-то выбрался на поверхность, так что мы заметили дым. Район настолько сух, что почти что угодно может привести к пожару.

     Стефани кивнула. Она тоже знала, что не сказал Карл: на Мейердале восемьдесят-девяносто процентов лесных пожаров прямо или косвенно были вызваны людьми. На Сфинксе процент был не так высок, так как население было гораздо меньше, но это было не важно. Когда леса настолько сухи, даже случайная искра сможет найти естественный трут.

     Что бы ни было причиной, лесные пожары всегда были неудобным событием. Разумом Стефани понимала, что пожар был необходимой частью лесной экологии, способом очистки от распространяющих болезни сухостоя, подлеска и накопившейся подстилки. Более того, многим растениям нужен был огонь, чтобы их семена проросли. Травоядные животные тоже извлекали выгоду, так как новая поросль была питательнее. Таким образом, немного косвенно, выгодно было и хищникам.

     Несмотря на это, Стефани все равно сложно было думать о лесных пожарах как о добре. Остовы сгоревших деревьев, трупы животных, которым не удалось обогнать распространяющийся огонь, упавшие тела задохнувшихся от дыма птиц, несмотря на то, что они не были близко от огня, казалось, все свидетельствовало о зле, с которым необходимо бороться.

     Тем не менее, что было правдой на любой планете с лесами, было еще большей правдой на Сфинксе. Восемьдесят процентов суши Сфинкса была покрыта лесом. Некоторые растения – вроде частокольных деревьев, от которых так зависели древесные коты – могли быть похожи на леса. Однако частокольные рощи на самом деле были единым растением. Родительское древо спускало с ветвей узлового ствола побеги. В свою очередь они сами становились стволами и пускали новые побеги. Повреждение одной области частокольного дерева могло иметь некоторое – хотя обычно краткосрочное – влияние на смежные рощи, даже если они были за несколько километров.

     Политика Лесной Службы Сфинкса заключалась скорее в управлении, а не простом тушении природных пожаров. Это не прибавляло ЛСС популярности среди многих поселенцев, считавших, что они и их имущество должны быть защищены вне зависимости от причин – даже если эта собственность была расположена там, где не должна была. Когда огонь был человеческого происхождения, и ЛСС начинала раздавать выговоры и штрафы… Ну, тогда ЛСС становилась еще менее популярна.

     Карл включил комм, чтобы они могли слушать переговоры Лесный Службы, пока команда собиралась и отправлялась. Пусть многие жители планеты считали, что у ЛСС раздутый штат сотрудников, они, на самом деле, размазаны были весьма тонко. Вызов рейнджера Йедрусински предупредил всех занятых и свободных рейнджеров поблизости от огня. Некоторые из них задержатся на какое-то время забрать специально оборудованные пожарные машины.

     Однако в это время года все рейнджеры – и это включало и Стефани с Карлом, которые были лишь рейнджерами на испытании – постоянно носили с собой набор, включающий пуласки, лопату, рюкзак для воды, портативное пожарное укрытие и пожарный костюм. Многие из этих инструментов были бы прекрасно знакомы пожарным тринадцать столетий назад. Другие, вроде пуласки (смеси тесла и пожарного топора, использовавшегося за много веков до того, как человечество достигло звезд) с модифицированной виброклинковой режущей кромкой или огнезащитных химикатов, автоматически смешиваемых рюкзаком с водой, удивили бы их и восхитили.

     Перехватив пилотирование, Карл закрыл открытое для Львиного Сердца заднее окно. Древесный кот остался на переднем сиденье, на коленях у Стефани. Как только они вышли на курс в сторону пожара, Львиное Сердце прекратил указывать. Часть напряжения осталась в линиях его длинного, тощего тела, но по их общей связи Стефани чувствовала, что древесный кот явно борется с тем, что они направляются к огню – а не от него.

     Она погладила Львиное Сердце, при этом даже перевернув его на спину, чтобы можно было потрепать кремовую шерсть на животе и пощекотать подбородок. Обычно после этого он расслаблялся, но вскоре Львиное Сердце коснулся оставшейся передней и двумя средними лапами ее руки и мягко ее оттолкнул.

     Стефани предложила ему забраться на спинку ее сиденья. Он втек на него, изящно изогнувшись, и устроился, положив оставшуюся у него руку ей на макушку, глядя при этом в окно.

     Несмотря на свое имя, древесные коты были не так уж и похожи на котов. С одной стороны, ни у одного земного кота никогда не было шести конечностей или довольно цепкого хвоста. Их сложение было длиннее и – под их пушистым мехом – компактнее. Также они были крупнее, примерно шестьдесят-семьдесят сантиметров вдоль тела, и эту длину удваивал хвост. И, конечно же, ни у одного земного кота не было трехпалых рук с полностью противопоставленными пальцами.

     Тем не менее, совсем как у земных котов, самцы древесных, вроде Львиного Сердца, были полосато-серыми сверху и кремовыми снизу. Серые хвосты были разукрашены различным числом более темных полос. Также были и другие схожие черты: щелистые зрачки в глазах (почти всегда зеленых), выдвижные когти (хотя куда более острые, чем были у земных котов), заостренные уши и длинные усы. Более того, древесные коты, напрягаясь, вздыбливали шерсть совсем как земные. Пока Карл вел их ближе к огню, Стефани щекоткой на шее ощутила, как Львиное Сердце отчетливо пыхтит.

     Стефани задумалась, что же делали кланы древесных котов, столкнувшись с лесным пожаром. У них не было огнезащитных химикатов. Они использовали инструменты, но виденные ею инструменты ограничивались веревками, сетями, каменными ножами и маленькими каменными топорами. Последние хороши были для отрубания сучьев, используемых древесными котами для строительства платформ для сна, но не могли свалить горящее дерево так, чтобы охватившее его пламя не распространилось по пологу.

     Она предположила, что единственное, что могли сделать древесные коты, это сбежать, надеясь, что они смогут унести котят и стариков достаточно быстро, чтобы не пришлось наблюдать – и, как она подозревала, что еще хуже, ощущать, когда они сгорают до смерти – как их оближут жадные языки пламени, с бездумным голодом пожирающие все.

     Вздрогнув от этой мысли, Стефани придвинула шаблон и наложила его на карту их местоположения. Она сразу же почувствовала облегчение. На карте Лесной Службы собирались указания на местоположения известных кланов древесных котов, и здесь клан указан не был. Карта была далеко не завершена, но настолько близко от обитаемых человеческих территорий, она была вполне уверена, что она точна.

     Стефани знала, что не должна была предпочитать кого-то из живущих на Сфинксе существ. Как продолжали напоминать ей Фрэнк Летбридж и Эйнсли Йедрусински, у каждого существа – даже гексапум – есть своя роль в сложной планетарной экологии. Стефани ничего не могла с этим поделать. Ей не нравились гексапумы. Ей очень нравились древесные коты – по сути, больше, чем большинство людей.

     Чтобы отвлечься, Стефани подумала об одном конкретном помете гексапум, котят матери, убитых ею с Львиным Сердцем чуть меньше трех стандартных лет назад. Когда она стала рейнджером на испытании, она с удивлением узнала, что рейнджеры ЛСС спасли и вырастили котят. Как и детенышам многих земных «высших» хищников, котятам гексапумы первые несколько лет требовалась родительская опека.

     Как рейнджеру на испытании, Стефани тоже в свою очередь пришлось заняться уборкой загона и кормлением маленьких монстров. В последнее время их с Карлом включали в обсуждение того, в каком районе их лучше выпустить. Предпринимались меры, чтобы котята гексапумы не привязались к заботящимся о них людям, но некоторого большего знакомства избежать было невозможно – пусть даже лишь в том, что эти гексапумы привыкнут к запаху человека и свяжут его с едой.

     Стефани испытала прилив волны гнева, когда вспомнила, как она изо всех сил старалась не направить всеобщее внимание на ужасные шрамы и отсутствующую правую руку Львиного Сердца. Быстрое исцеление и значительная медицинская помощь обеспечили то, что ее шрамы не покажутся, но они, тем не менее, были. Ей хотелось кричать: «Гексапумы – опасные монстры!», но зная, что ее мнение окажется в меньшинстве – она подозревала, что даже ошибочно – она держала его при себе.

     Когда Львиное Сердце вдруг напрягся, Стефани подумала, что – как часто бывало – он отреагировал на ее внутреннее смятение. Тем не менее, вместо того чтобы дотянуться и нежно погладить ее по щеке, как он обычно ее успокаивал, он запрыгал на месте, указывая вперед и вниз. Стефани почти чувствовала его разочарование от неспособности яснее выразить свою мысль.

     – В чем дело, Львиное Сердце? Что случилось?

     Лазающий-Быстро не вполне расслабился, когда Затененный-Свет-Солнца и Погибель-Клыкастой-Смерти продемонстрировали, что поняли его предупреждение об огне. Он по прошлому опыту знал, что двуногие воспринимали огонь по меньшей мере столь же серьезно, как и Народ. Более того, будучи теми, кто они есть, двуногие, скорее всего, каким-то образом разберутся с огнем, а не просто сбегут от него. Он уже был в прошлом свидетелем подобных действий и видел, как Затененный-Свет-Солнца и Погибель-Клыкастой-Смерти учатся бороться с огнем. В то время как ему все еще неясно было, почему некоторые пожары тушили быстро, а другим разрешали гореть на ограниченной территории, он верил в то, что никакая вызванная этим огнем опасность не будет проигнорирована.

     Сейчас же, с комфортом устроившись на спинке сидения Погибели-Клыкастой-Смерти, Лазающий-Быстро решил, что не помешает распространить предупреждение чуть дальше. Пусть он не был певицей памяти, чтобы донести свой мыслеголос до других кланов, но он знал, что его мыслеголос – особенно с тех пор, как он стал связан с Погибелью-Клыкастой-Смерти – был сильнее, чем у большинства самцов. Более того, его сестра Поющая-Истинно считалась одной из выдающихся певиц памяти этого поколения. Даже на таком расстоянии он в силах был дотянуться до нее. Она распространит весть среди других певиц памяти и, таким образом, предупредит кланы. По крайней мере, он сможет дотянуться до какого-нибудь разведчика или охотника, который передаст предупреждение.

     Лазающий-Быстро отправил зов, а затем открыл свой разум, чтобы «выслушать» ответ. Пришел он почти сразу, но это был не голос его сестры. Это был незнакомый голос, мужской и куда более близкий.

     «Помогите! – кричал он. – Мы с братом окружены огнем. Помогите!»

     В крике было отчаяние, как будто кричащий звал уже некоторое время и потерял всю надежду, что кто-нибудь услышит. Мыслеречь включала информацию, которой не было бы в простом сообщении. Два древесных кота были на зеленоиглом дереве в роще таких же деревьев.

     Это по нескольким причинам было не хорошо. В отличие от рощ сетевого дерева, в которых кланы предпочитали устраивать центральные гнездовья, зеленоиглые деревья не соединялись между собой ветвями. Вместо этого ветви обычно сужались, оканчиваясь иглами, что не удержали бы и новорожденного жевателя коры, не то что взрослого представителя Народа. Что еще хуже, зеленоиглые деревья горели быстро и жарко. Должно быть этих братьев сильно прижало, раз уж они решили искать здесь спасения.

     Огонь еще не добрался до их убежища.

     «Вы сможете спуститься ниже? На другое дерево?» – спросил Лазающий-Быстро.

     «Нет, – ответил говорящий, представившийся как Левополосый. – Земля очень горяча. Мы пытались. Мой брат – он утверждал, что сможет добежать достаточно быстро – сильно обжег подушечки на средних и задних лапах. Мы забрались на зеленоиглое дерево и надеялись, что ветра уведут огонь в другое место, но…»

     После этого Лазающий-Быстро понял, зачем нужен был этот зов. Это не столько был зов о помощи – какая помощь сможет прийти в такой ситуации? Это была последняя попытка Левополосого убедиться, что клан братьев узнает о их смерти и не останется в пустой скорби.

     Такой была бы ситуация во времена до прихода двуногих, трагедию восприняли бы как то, что воспоют в печали, но сейчас…

     «Разговор» Лазающего-Быстро с попавшим в беду древесным котом занял едва время вдоха. Так что он поднялся на задних лапах и указал направление. Он пытался продемонстрировать, что указывает на конкретный район пострадавшей от пламени области, указывая точно вдоль линии, где он «чувствовал» мыслесвет другого древесного кота.

     Погибель-Клыкастой-Смерти что-то прошумела ему ртом. Одно было тем, что она использовала как его имя; остальное было просто шумом. Тем не менее, Лазающий-Быстро ощутил в ее мыслесвете беспокойство, желание утешить, успокоить.

     Она прошумела что-то еще. Лазающий-Быстро был уверен, что она поняла, что он не просто повторяет предупреждение о пожаре, но разочарован, что направление и новое сообщение не достигло ее.

     – Мя-ать! – отчаянно сказал он, желая, чтобы в звуке были различные смыслы, как, похоже, было у ротовых шумов. – Мя-ать!

     – Полегче, Львиное Сердце. Полегче, – успокаивающе сказала Стефани.

     Древесный кот стек со своего места обратно к ней на колени. Затем он встал и повернулся, гибкий позвоночник означал, что его ноги могли смотреть вперед, даже когда он повернулся к ней лицом. Оставшейся у него рукой он коснулся ее лица и взглянул своими зелеными глазами прямо в ее карие.

     – Мя-ать, – сказал он с каким-то жалким напряжением. Зятем, мягко, но крепко, схватил пару локонов ее коротких, вьющихся каштановых волос и подергал их.

     Стефани откликнулась на подсказку – чтобы ее не тянуло за волосы, так как древесный кот был весьма силен. Она поняла, что смотрит вниз.

     – Карл, – сказала она, в голосе была лишь легкая сдавленность от наклона головы, – думаю, он говорит нам, что привлекшее его внимание ниже.

     – Ну, – ответил Карл. – Это точно, учитывая, что мы пролетаем над кронами деревьев.

     Несмотря на язвительный тон ответа, Карл направил аэрокар ниже. Стефани точно ощутила, когда именно Лазающий-Быстро отпустил ее волосы.

     – Здесь, Карл! Думаю, мы на верной высоте. Можем здесь задержаться?

     – Вполне, – ответил Карл. – Здесь полно взрослых квазисосен, и между ними по мере роста остается много пространства. Будь это частокольный лес, не вышло бы. В какую сторону мне нужно отправиться?

     Древесный кот снова принял стойку «пойнтера».

     – Все в ту же, – сказала она. – Дам знать, если он сменит направление.

     – Так что мы по-прежнему направляемся в огонь, – сказал Карл. – Проверь отчеты Лесной Службы.

     Стефани вывела на экран своего комма карту.

     – Очаг пожара западнее, – сказала она, – явно там, где разметка показывает земли Франкитти. Однако ветер гонит язык пламени сюда – прямо на квазисосны.

     – Плохо. Очень плохо, – сказал Карл. – Квазисосны горят очень жарко и быстро.

     Стефани кивнула. Но основах пожаротушения она узнала, что высокий рост старейших деревьев призван привлекать молнию. В основном, когда деревья достигают в жизненном цикле точки, где рост новых невозможен, старейшие деревья становятся молниеотводами – приглашая огонь расчистить территорию, удобрить ее золой и ускорить прорастание семян, выжигая для этого смолистое покрытие.

     Теперь вся эта теория стала реальной. Они с Карлом в этом сезоне помогали с несколькими операциями по тушению пожаров, но всегда как поддержка: доставляя припасы, координируя связь, отвечая на вопросы местных жителей. Сейчас они впервые летели прямо к пожару – и все сказанные им предупреждения о том, как опасен и непредсказуем он может быть, могут оказаться весьма реальными.

     – Львиное Сердце изменил направление, – сообщила Стефани через несколько минут. – Теперь он указывает южнее.

     Она сняла показания компаса вдоль вытянутой руки древесного кота и передала их Карлу. Он уточнил их курс. Так повторилось несколько раз.

     – Думаю, – сказала Стефани, – можно догадаться, куда хочет попасть Львиное Сердце. Отметила на твоей навигационной карте. Видишь, простерся язык пламени? Место пока еще не «в огне», но близко.

     – Как думаешь, почему он хочет, чтобы мы прибыли туда? – спросил Карл, корректируя курс и разгоняя аэрокар.

     Стефани сжала губы.

     – Думаю, кто-то – какой-то древесный кот – оказался именно там, где пламя. Думаю, мы единственный его шанс не сгореть до смерти.

     «Мы идем, – отправил Лазающий-Быстро Левополосому, как только убедился, что Погибель-Клыкастой-Смерти и Затененный-Свет-Солнца и правда движутся в верном направлении. – Твой брат может двигаться?»

     Ответ запутывал. Из него Лазающий-Быстро ощутил осознание дыма и жара. Все в Народе знали, что дым столь же опасен, как и огонь. Несмотря на это, единственным местом, где смогли укрыться от пожирающего все на земле огня братья, было дерево – и дым поднимался. Лазающий-Быстро почувствовал, что братья уже поднялись настолько высоко, насколько могли удержать их гибкие части зеленоиглого дерева.

     «Идете? – донесся слабый ответ Левополосого. – Как? Пламя лижет ствол под нами. Зеленоиглое дерево высочайшее из своих сородичей, но между нами и огнем лишь около руки длин тела».

     Сообщение пришло не разом, но мелкими струями, обычная почти мгновенная связь мыслеречи разрушилась, когда Левополосый старался сосредоточиться не только на том, чтобы крепко держаться за дерево и собраться для следующего вдоха. Также его мысли пятнало присутствие потока беспокойства за брата. Лазающий-Быстро уловил фрагмент ощущений, включающих давящий на плечи и верхнюю часть тела Левополосого вес. Он знал, что его новый друг устроился под братом, поддерживая его собственным телом, пока слабела хватка его обожженных конечностей.

     Значит, брат не мог двигаться. В самом деле, он был едва в сознании, и когда потеряет его, он, скорее всего, рухнет в голодное пламя внизу.

     Лазающий-Быстро оглянулся через плечо на Погибель-Клыкастой-Смерти.

     – Мя-ать! – сказал он, отвлекая ее внимание от маленького устройства, что она держала в одной руке. – Мя-ать!

     Когда Погибель-Клыкастой-Смерти подняла глаза, Лазающий-Быстро изобразил бег. Неудобно было делать это, при этом не передвигаясь, но Погибель-Клыкастой-Смерти быстро его поняла. Она издала в сторону Затененного-Света-Солнца настойчивый ротовой шум. Лазающий-Быстро немедленно ощутил вибрации, когда аэрокар набрал скорость. Теперь Затененный-Свет-Солнца летел гораздо менее аккуратно, позволяя легким кончикам и даже небольшим ветвям зеленоиглых деревьев задевать снаружи аэрокар.

     Погибель-Клыкастой-Смерти издала настойчивый шум, после чего указала, указала…

     Лазающий-Быстро поднял глаза – вместо того, чтобы следовать за мыслесветом Левополосого – и увидел ужас. Два древесных кота вцепились в верхние ветви высочайшего в этой роще зеленоиглого дерева, их веса было достаточно, чтобы согнуть в сторону кончик дерева. Пламя лизало ствол, разом проглатывая меньшие отростки, растягиваясь вдоль крупных для неспешного пиршества.

     Поднимался ветер, как тот, что вел огонь в этом направлении, так и порожденный самим огнем, за счет поглощения старых зеленоиглых деревьев, густо покрывавших этот район, огонь с каждый мгновением становился все жарче. Также пламя подпитывалось ветром, восторженно танцуя.

     В комплексе образов появился новый звук, когда начала трудиться какая-то часть аэрокара, охлаждая его салон. Появился запах дыма, тогда как раньше его не было. По опыту зная, насколько, как правило, надежно был запечатан аэрокар от всех признаков внешнего мира, Лазающий-Быстро почувствовал нарастающую панику.

     Он настолько верил в этих двуногих, что привел их сюда, не задумываясь об их безопасности, но что если, приведя их сюда, он обрек их всех?

     – Я его вижу, – крикнула Стефани. – Нет! Их. Там их двое. Два древесных кота на той согнувшейся квазисосне!

     Перебравшись на заднее сиденье, она схватила свое снаряжение и скользнула в лежащий сверху пожарный костюм. Это была аварийная модель, сделанная из огнеупорной ткани, представляющая собой комбинезон со встроенными ботинками и капюшоном.

     Взрослому было бы непросто надеть его внутри аэрокара, но Стефани была гибкой четырнадцати-, почти пятнадцатилетней девушкой. Под конец она заправила вьющиеся каштановые волосы под подогнанный капюшон и прицепила закрывшую лицо дыхательную маску. Наушники в капюшоне связали ее непосредственно с аэрокаром. Глаза были закрыты защитными очками с опциональным интерфейсом.

     Карл подвел аэрокар к горящей квазисосне. Он мог бы и не справиться, вот только эта квазисосна была из тех пород деревьев, что по мере роста отбрасывали нижние ветви, так что подлесок был сравнительно чист. Карл крепко держался за управление, но даже с активными системами направления восходящие потоки горячего воздуха оставляли им тернистый путь.

     – Стеф, – сказал Карл, сдержанный тон голоса демонстрировал его напряжение. – Что ты собираешься делать?

     – Кому-то нужно засунуть котов в машину, – лаконично сказала она. – Уверена, Львиное Сердце постарается сказать им, что мы здесь, чтобы их спасти, но не думаю, что он туда проберется. Насколько близко сможешь меня доставить?

     – К той крупной ветви в пару метров ниже котов, – сказал Карл. – Наверное.

     – У меня при себе антиграв, – сказала она. – Так что, что бы ни случилось, я не упаду.

     Ей не нужно было говорить Карлу, что в то время как антиграв мог помочь ей залезть и спрыгнуть, он не позволит ей «летать». Движение по горящему дереву – с разлетающимися искрами, уже поджигающими верхние ветви – остается за ней.

     Когда Карл вывел аэрокар на позицию, Стефани открыла заднюю боковую дверь. Немедленно ворвался дым, от чего Карл и Львиное Сердце сразу же раскашлялись и расчихались. Стефани укорила себя, что не подумала передать Карлу хотя бы дыхательную маску из его снаряжения, но сейчас она уже не могла задерживаться.

     Львиное Сердце не попытался последовать за ней на горящую квазисосну. Когда Стефани ступила на ветвь, она почувствовала, как та качается. Отчасти это было из-за ее движения, но она подумала, что в основном это из-за конфликтующих воздушного потока ветра и восходящего потока тепла.

     Ее очки автоматически подстроились к освещенности, но даже так скачущая яркость пламени боролась с темнотой дыма. Еще страннее было то, как ее комбинезон защищал ее от худших аспектов окружающей среды. Стефани знала, что идет через разгорающийся огонь, но не чувствовала его – что не означало, что она не сгорит, если будет поджариваться достаточно долго.

     Когда-то давно Стефани узнала, что она сохраняет хладнокровие в ситуациях, что превратили бы большинство ее сверстников – даже большинство взрослых – в лопочущих идиотов. Как и когда она сражалась с гексапумой, пытаясь спасти жизнь Львиному Сердцу, она была сосредоточена на ситуации, отложив страх в сторону перед необходимостью действовать.

     Переведет дух она позже.

     Целенаправленно двигаясь к стволу, Стефани внимательно оценивала ситуацию. Издалека она видела двух прижавшихся друг к другу древесных котов. Вот только сквозь дым она не смогла разглядеть, что нижний удерживал другого на месте, конечностями вцепившись в верхнего древесного кота, тогда как сильным и цепким хвостом обвив ветвь квазисосны. Верхний кот был слаб, но дышал.

     Изначально Стефани планировала схватить нижнего и проверить, сможет ли она заставить его двигаться к кару. План пришлось изменить.

     Она коснулась нижнего кота. Тусклые зеленые глаза приоткрылись и посмотрели на нее с удивительным отсутствием паники. Стефани предположила, что Львиное Сердце, должно быть, по крайней мере, дотянулся до этого кота. Коснувшись его, она почувствовала, как он дрожит от напряжения, неловко поддерживая другого древесного кота. Он зашипел, ощутив ее прикосновение, и она догадалась, почему.

     – Не волнуйся. Я не стану вытаскивать тебя из-под друга, – сказала она, надеясь, что тон голос успокоит его, и доверяя остальное Львиному Сердцу. – Он сильно наглотался дыма? Давай посмотрим, смогу ли я его взять.

     Шипение прекратилось, как только Стефани дотянулась до другого кота. Его уши дрогнули, когда она его коснулась, но глаза не открылись. Двигаясь насколько возможно быстро без риска потерять равновесие на ветви дерева, она постаралась освободить его когти, намертво впившиеся в кору дерева. Получилось гораздо легче, чем она полагала, учитывая, что у древесных котов было шесть конечностей с выдвижными когтями, способными порвать даже дубленую кожу и искусственно усиленные ткани – что Стефани выяснила из ущерба своему гардеробу в ранние дни с Львиным Сердцем, пока тот не выяснил, насколько хрупка ее одежда.

     Этот кот держался лишь руками. Остальные четыре конечности были сильно обожжены, хватка их когтей легко ослабла.

     Стефани морщилась, высвобождая когти, стараясь не навредить коту, но прекрасно зная, что его ждала судьба куда хуже обгоревших лап, если она не доставит его как можно быстрее в кар.

     Карл настроил закрытую связь между ее костюмом и аэрокаром. Через нее он постоянно сообщал о меняющихся условиях, его голос был почти столь же безличен, как у компьютерного прогноза погоды.

     Теперь же в его голосе появилась нотка эмоций:

     – Стеф, пламя уже в метре под твоими ногами. Ветвь, на которой ты стоишь, начинает дымиться. Пора уходить.

     – Я почти освободила этого кота, – ответила Стефани. – Думаю, другой сможет двигаться самостоятельно. Ты не поверишь, но он поддерживал верхнего.

     – Вижу, – сказал Карл. – Поторопись.

     Стефани так и делала, пытаясь убедить себя, что проступившие в глазах слезы были вызваны какими-то просочившимися под маску следами дыма, а не ее пониманием, что она причиняет древесному коту немалую боль. Один раз он дернулся, как будто укусить ее, но остановился на середине движения. Она расслабилась.

     Под конец, прекрасно осознавая, что пламя уже лижет вокруг ее ног, Стефани освободила верхнего древесного кота. Он рухнул ей на руки, не настолько тяжелый, как можно было предположить по объемному меху, но все еще с достаточным весом, чтобы она потеряла равновесие. Какой-то ужасный момент она покачивалась, но после оправилась.

     – Стеф!

     – Иду!

     К ее облегчению, освободившись от бремени, нижний древесный кот развернулся из неудобной позы, принятой им, чтобы удерживать другого на месте. Он стремглав побежал странными, подпрыгивающими скачками, минимизирующими контакт с горящей ветвью. Несмотря на неудобное передвижение, он быстро устремился к открытой двери аэрокара. Там он на мгновение заколебался. Проем тревожно качался, когда аэрокар швыряло восходящими потоками.

     Львиное Сердце высунулся из проема, протянув переднюю и среднюю лапы, спешно подзывая, как будто стараясь дотянуться и схватить другого. Возможно, заметив, что отсутствующая конечность Львиного Сердца делает такую позицию довольно неустойчивой, древесный кот запрыгнул в аэрокар. Стефани вместе со своей ношей была лишь в нескольких шагах позади. Почувствовав, как ветвь под ее ногами угрожающе скрипнула, Стефани полупрыгнула-полуввалилась в открытую дверь.

     – Подбери ноги! – крикнул Карл. – Я увожу нас.

     Стефани втащила за собой ноги и почувствовала, как задвинулась открытая панель. Почти сразу же аэрокар из-за чего-то тряхнуло.

     – Лечу обратно в ваше поместье, – сказал Карл. Она заметила, что на нем были его дыхательная маска и очки. – Я позвонил, твой отец дома. Сказал ему, у нас для него пациент. Другой кот обжегся?

     – Не думаю, – сказала она, – по крайней мере, не сильно.

     Стефани осторожно свернулась на ставшем достаточно ограниченным пространстве задних сидений, пристроив раненого кота на коленях. Львиное Сердце сидел рядом с другим древесным котом, мягко урча, по-видимому, успокаивая его.

     Она улыбнулась ему:

     – Хорошая работа, Львиное Сердце.

     Он мявкнул и показал ей оставшейся рукой «большой палец». После чего указал ей положить раненого древесного кота на сиденье между ним и другим котом. После этого они оба прижались к раненому, издавая успокаивающие звуки, похожие на мурлыканье земных кошек.

     Когда она сама пострадала, клан Львиного Сердца обращался с ней схожим образом, каким-то образом устроив так, что ее разум игнорировал боль очень серьезно сломанной руки, почти сломанной ноги и нескольких треснувших ребер, так что Стефани не вмешивалась. Вместо этого она перебралась на переднее сиденье, давая котам больше места.

     У Карла, заметила она, респиратор и очки теперь болтались на шее на ремешках. Свои она сняла, но оставила пожарный костюм.

     – Ты сумел достать их, при этом удерживая аэрокар? – спросила она. – Я впечатлена.

     Карл усмехнулся:

     – Вообще-то, мне их принес Львиное Сердце. Я совсем раскашлялся, что ничуть не помогало пилотированию. В следующий момент он толкнул мне респиратор, мявкая как очумелый. Я его надел, и он принес мне очки.

     – Неплохо!

     – Нужно будет внести это в наш список для доктора Хоббард, – сказал Карл. – Который показывает, что древесные коты по-человечески умны, что бы ни говорили некоторые другие люди.

     – По-человечески умны, – рассмеялась Стефани. – Мы с тобой оба знаем, что они умнее некоторых наших знакомых людей.

     Львиное Сердце мявкнул, потянувшись вперед одобрительно погладить Стефани.

     – Львиное Сердце с нами согласен, – сказала Стефани. После этого в ее мысли вторглась фоновая болтовня команды ЛСС. – О! Ты уже доложил в ЛСС?

     Она до сих пор испытывала трепет, когда упоминала Лесную Службу Сфинкса по аббревиатуре – что было одной из «внутренних» мелочей, подцепленных ими с Карлом за время обучения на рейнджера на испытании. Еще она наслаждалась, обращаясь к Фрэнку и Эйнсли по званиям, а не по именам, когда они на дежурстве. Это было признанием, что все они были частью группы, что распространялась от новосозданных рейнджеров на испытании до помощников рейнджеров, рейнджеров, старших рейнджеров и с главным рейнджером Шелтоном, с самого верха приглядывающим за всеми ними.

     – Да, – сказал Карл. Лукавая ухмылка растянула один уголок его рта. – Я им сказал, что мы шли с севера, но столкнулись с языком пламени, так что плохой идеей было идти тем путем. Мне сказали не кружить вокруг, что огонь под контролем, и что самолеты прибудут сбросить воду и антипирен, чтобы остановить распространение огня в этот район, так что нам лучше убираться.

     – Что ты и сделал… – хихикнула Стефани.

     – И похвалили за осмотрительность, – сказал Карл, криво усмехнулся он одним уголком рта. – Конечно, в конце концов они выяснят, но к чему добавлять им стресс?

     «Ты сильно обгорел?» – спросил у Левополосого Лазающий-Быстро.

     «Средние и задние лапы побаливают, – признал тот, – и немного волдырей, где искры или разлетающиеся угольки прожгли мех. Ничего слишком серьезного. Меня больше беспокоит брат. Он очень плох».

     «Мы отправились к тому, кто ему поможет, – заверил Лазающий-Быстро. Его мыслеголос наполнился образами Целителя, отца Погибели-Клыкастой-Смерти. – Этот специализируется на оказании помощи раненым – и не только своего вида. Я видел, как он помогал своим дочери или супруге, но обычно он применяет свои умения другим кровям. Это он спас мою жизнь, когда клыкастая смерть порвала меня чуть больше чем на окровавленные клочья меха».

     «Я слышал эту песнь, – сказал Левополосый, в его мыслеголосе расцвела нота взволнованности. – Когда я понял, что твой голос доносится из летающей штуки двуногих, я подумал, может ли подаривший надежду, когда никого не было, быть тобой».

     Лазающий-Быстро был доволен этим щедрым узнаванием, но не стал им наслаждаться.

     «Так ты понял, что ступившая на то горящее зеленоиглое дерево двуногая была той, что наш Народ называет Погибелью-Клыкастой-Смерти?»

     «Да. Она так же храбра, как и сказано в песнях».

     «Мы отправились к ней домой. По их меркам она детеныш. Ее отец целитель. Ее мать делает интересные вещи с растениями. Это в прозрачностенном месте для растений у их дома я впервые попробовал пучковый стебель».

     «И был при этом замечен, – добавил Левополосый, восхищение смелостью смешалось в его мыслеголосе со следами неодобрения. – Старейшины нашего клана – мы с братом из клана Сырой Земли – все еще спорят, насколько мудр был выбор Яркой Воды. Что касается меня, после спасения, когда не было никакой веры, что какое-либо спасение возможно, мне интересно побольше узнать о двуногих».

     «Они так же отличаются друг от друга, как и среди Народа, –  предупредил Лазающий-Быстро. – Нельзя встретить Погибель-Клыкастой-Смерти или Врага-Тьмы – они оба показали себя друзьями и защитниками Народа – и сказать: “Теперь я знаю, каковы двуногие”. Есть и такие, как Говорящий-Ложно или та, что вызвала пламенное разрушение клана Яркого Сердца, и которые тоже ходят на двух ногах».

     Большая часть этого разговора дополнялась потоком образов. Так что не оставалось шанса, что Левополосый перепутает, каких именно двуногих упоминает Лазающий-Быстро. Имена сопровождались мысленными образами: резкими в случае Врага-Тьмы и Говорящего-Ложно, которых Лазающий-Быстро встречал лично, не столь резкими в случае тех, о ком он только слышал от других древесных котов. Народ умел лгать – однако для этого они, как правило, опускали какую-то важную часть информации, как поступила Поющая-Истинно, когда призвала клан Яркой Воды отправиться спасти Лазающего-Быстро и «детеныша».

     «Думаю, – сказал Левополосый, – судя по тому, что ты мне показал, разница между двуногими должна быть куда больше, чем среди нашего Народа. У них нет связывающих их вместе общими историями певиц памяти. Из того, что мы увидели, когда Говорящий-Ложно охотился на Народ, им слишком легко сознательно скрыть друг от друга свои действия».

     Обдумывая виденные им действия Погибели-Клыкастой-Смерти, к примеру ее сегодняшнюю авантюру на пилотском месте аэрокара, Лазающий-Быстро мог только согласиться.

     Левополосый продолжил:

     «Это отсутствие общих историй придает опасное разнообразие образу из поведения. Откуда Народу знать, кому из двуногих можно доверять, а кого следует избегать?»

     Хороший вопрос, подумал про себя Лазающий-Быстро. Но тот, на который у меня пока нет ответа.

     Стефани волновалась, что ее отец будет задавать всевозможные неудобные вопросы о том, как они с Карлом заполучили еще двух древесных котов, но что бы там ни сказал Карл по комму, это, по-видимому, оставило у Ричарда Харрингтона ощущение, что они работали с ЛСС на окраине пожара, и что древесных котов им передали.

     – Неужто я навсегда испортил аэрокар, – сказал Карл, горестно разглядывая кучу царапин и пятен от дыма, пока ветеринар изучал ютящихся на заднем сидении двух новых своих пациентов.

     Ричард Харрингтон достал аэрозольный аппликатор и дал обоим древесным котам легкое болеутоляющее.

     – Это позволит нам переместить их, не усиливая их стресс еще больше. Возьми расходники, что у меня в ангаре, – добавил он. – У тебя не получится выгнать запах дыма из обивки, но это должно значительно помочь тебе сохранить привилегию пользования. Я выяснил, что полировочная паста творит с царапинами чудеса.

     – Спасибо, доктор Ричард. Я все гадал, что мои на это скажут. Вам помочь переместить котов?

     – Нет, я с ними справлюсь. Как только заберу их, можешь вести кар прямо к ангару.

     Пусть и среднего роста, но достаточно сильный, чтобы без посторонней помощи носить свое тяжелое снаряжение даже при сфинксианских 1,35g, отец легко поднял двух незнакомых древесных котов. Стефани нагнулась подобрать Львиное Сердце.

     Не оборачиваясь, отец сказал:

     – Пусть пройдется, Стеф. Ему не помешает разогнать немного того, что, как я видел, он поглощает за столом. В любом случае, сколько раз мне тебе говорить, что пусть ты и сильная, твой скелет все еще гибок. Все время таская древесного кота, ты можешь заполучить искривление позвоночника.

     – Но пап, я все время его носила.

     – Это было до того, как Скотт в последний раз осматривал тебя, юная леди. Рассмотрим факты. Ты сто тридцать пять сантиметров ростом. Львиное Сердце шестьдесят пять сантиметров по длине тела. Его хвост добавляет еще шестьдесят пять сантиметров, так что он в сто тридцать сантиметров длиной – всего на пять сантиметров короче тебя.

     Стефани знала, что это правда. Когда Львиное Сердце вытягивался на кровати рядом с ней, он был почти с нее длиной. Тем не менее, она не собиралась сдаваться, не попробовав хотя бы еще немного. Жестом позвав за собой Львиное Сердце, она последовала за отцом в сторону его клиники при доме.

     – Хотя он не так тяжел, как я.

     – Нет, не тяжел, но если учесть, что плохо сбалансированный рюкзак или даже крупная сумочка могут вызвать сколиоз, ты точно должна понять мою точку зрения. Скотт МакДаллан может носить Фишера, наполовину устроившегося на одном плече, но Скотт взрослый мужчина. Когда ты станешь взрослой, можешь сделать собственный выбор, но пока что ты – и твой скелет и мягкие ткани – под моей ответственностью, понятно?

     – Понятно, – вздохнула Стефани.

     Можно быть и невысокой, подумала Стефани, если только когда-нибудь у меня будет фигура. Мама хорошо сложена. Она все говорит, что она поздно развилась, но что если я унаследовала гены фигуры Харрингтонов, но гены роста Куинтреллов?

     Эти мысли, с приближением пятнадцатилетия бывшие постоянным источником незначительного беспокойства, фоновой музыкой звучали у нее в мыслях, пока Стефани спешила за своим отцом.

     В клинике Стефани помогала отцу, когда он очищал двух древесных котов и обрабатывал поверхностные раны. Наличие местного древесного кота хорошо было еще и в том, что Ричард Харрингтон неплохо представлял, какие лекарства сработают, а какие нет.

     Вдыхание дыма было большей проблемой, так как отцу не нравилась идея силой надевать на головы древесным котам дыхательную маску.

     – Они и так достаточно напряжены, чтобы их этим пугать, но судя по хрипам в груди, они понесли некоторый ущерб. Не хотелось бы, чтобы они подхватили пневмонию.

     Львиное Сердце стоял, издавая обнадеживающее мурлыканье и мяв, когда незнакомые древесные коты – особенно серьезнее пострадавший – щерились при обработке. Пусть даже противоожоговый препарат применялся в виде легкого спрея, древесному коту это явно не понравилась, и он ответно зашипел на аппликатор.

     Может быть он подумал, что аппликатор ему угрожает, подумала Стефани и не в первый раз пожелала, чтобы у них с Львиным Сердцем была возможность задавать вопросы сложнее «Будешь сельдерей?» (ответом на который всегда было восторженное согласие) или «Пойдешь со мной?» (что тоже почти всегда приводило к согласию, пусть и с другим уровнем восторга).

     Теперь, вспомнив, как Карл рассказал, что Львиное Сердце принес ему его респиратор, когда аэрокар наполнился дымом, она вдруг придумала идею.

     – Пап. Львиное Сердце тоже побывал в дыму, хотя и не так долго. Как думаешь, ему тоже стоит использовать дозу из ингалятора? Может быть, если он его использует, он сможет как-нибудь дать им знать, что им это не навредит.

     Ричард Харрингтон давно уже оставил в прошлом те дни, когда он недооценивал Львиное Сердце. Он задумался, после чего кивнул:

     – Покажи ему, что мы хотим.

     Стефани так и сделала, изобразив, как сама использует ингалятор, после чего поднесла его Львиному Сердцу ко рту. Он осторожно принюхался, после чего шумно вздохнул и открыл рот. Это продемонстрировало внушительный набор очень острых зубов, но Стефани верила, что он ее не укусит. Завершив процедуру, она подняла ингалятор и указала им на двух других древесных котов.

     – Им это тоже нужно, – сказала она. – Сможешь объяснить?

     Львиное Сердце мявкнул и направил внимание на других котов. Сказанное им включало также довольно много хрипов и глубоких вдохов, но в итоге два древесных кота покорно сделали по глубокому вдоху.

     – Очень хорошо! – сказал отец, когда они закончили с дыхательными процедурами. Он наклонился и внимательнее присмотрелся к меху двух древесных котов, особенно сосредоточившись на кремово-серых участках. – Интересно. Кажется, у нас тут пара зеркальных близнецов.

     – Зеркальных близнецов? – спросила Стефани. Термин казался знакомым, но не получалось точно его вспомнить.

     – Однояйцовые близнецы, – пояснил отец, – но у которых расцветка совпадает друг с другом как у отражений в зеркале. Для людей это значило бы, что один близнец правша, тогда как другой левша. Вроде того. Видишь, какие полосы и остальная расцветка у этой пары. У нашего раненого друга все крупные полосы идут направо. У другого они точно такие же, но ориентированы налево.

     Теперь, когда оба древесных кота были очищены и вычесаны, Стефани смогла увидеть, что имел в виду ее отец. Для неспециалиста все древесные коты выглядели довольно похоже. Мех сверху был расцвечен полосами серого цвета, тогда как на животе был контрастно-кремовым. Древесные кошки (не то чтобы большинству людей удавалось их заметить, так как они были не столь авантюрны, как коты) были покрыты коричнево-белыми пятнами, как у земных оленят. Тем не менее, когда проводишь с древесными котами достаточно времени, узнаешь, что в рамках устойчивого шаблона существует предостаточно различных индивидуальных вариаций.

     – Ну, – продолжил Ричард Харрингтон, – тогда мне проще будет назвать их для записей: Правополосый и Левополосый. Интересно, насколько среди древесных котов распространены зеркальные близнецы. Ты говорила, что видела пометы котят, но у древесных котов часто бывают идентичные близнецы?

     – Я, – закатила глаза Стефани, – уж точно не в состоянии спросить у них. Сильнее обгоревший – Правополосый – будет в порядке?

     – Думаю да. В идеальной вселенной я бы уложил его на день в кровать, пока у него исцеляется кожа, но в этом случае, думаю, лучше нам отнести его с братом в беседку. У тебя там еще подвешен гамак для Львиного Сердца?

     – Два. В зависимости от погодных условий он предпочитает наслаждаться солнцем или тенью.

     – Хорошо. Устроим их там и пригласим задержаться, подкупив их свежей едой и водой. Добавим для ровного счета сельдерей – с Львиным Сердцем это, похоже, всегда срабатывает.

     По прошлому опыту Стефани знала, что большинство древесных котов реагировали на сельдерей как земные на кошачью мяту. Это было весьма странно, так как, пусть технически и всеядные, коты, похоже, больше склонялись на плотоядную сторону. Также это означало, что их зубы не очень хорошо подходят для такой еды, и они, как правило, устраивали ужасный беспорядок.

     – Я связался с твоей матерью, – продолжил отец, подхватив сперва Левополосого, затем Правополосого, – и она знает, что у нас гости. Она посадит свой кар с дальней стороны от беседки, чтобы не напугать их. Спроси у Карла, не хочет ли он остаться на ужин.

     Карл хотел, и его легко удалось убедить остаться и на ночь, так как их со Стефани спросили из ЛСС, не помогут ли они с расчисткой пожара, и поместье Харрингтонов было гораздо ближе, чем дом его семьи.

     Тем же вечером Карл показал Стефани несколько сделанных фотографий того, как она входит в огонь. Снимки неизбежно оказались дергаными и размытыми, так как ему пришлось оставить комм балансировать на приборной панели, сосредоточившись при этом удержании машины на месте. Но даже так впечатляло. Стефани не осознавала, насколько близко было пламя, или насколько сильно она бы обгорела, если бы была без пожарного костюма. Пару раз, даже зная, что в итоге все прошло хорошо, она заметно пугалась.

     Тем не менее, она знала, что если потребуется, она сделает это еще раз.

     Сфинкс! Андерса Уиттекера охватило волнение, когда челнок приземлился, и несколько мгновений спустя проявила свой эффект вполне ожидаемая тяжесть высокой гравитации планеты. Он включил установленный на поясе антиграв, уже настроенный на компенсацию, и почувствовал, как его вес вернулся к норме.

     Не должно быть так просто, подумал Андерс, приспособиться к чужой планете.

     Конечно, все было не настолько просто. Антиграв компенсировал вес, но облегчение человека ничуть не помогало легким справляться с концентрацией газов более плотной атмосферы. Для этого ему нужно было нанотехнологическое лечение. Затем были все прививки, не только против чумы, уничтожившей столь многих изначальных поселенцев, но против всего, что только могли придумать его родители.

     Не сомневаюсь, я смогу проплыть в неочищенных сточных водах и выйти без малейших следов заражения.

     Он ухмыльнулся этому образу, подумав, в какой ужас пришла бы его мать. Она беспокоилась, что он отправился вместе с отцом на Сфинкс в этой исследовательской экспедиции. Тем не менее, она не могла отрицать, что Андерсу гораздо лучше будет провести время в компании отца. Новоизбранный президент Урако только что назначит ее на пост в кабинете министров. Она и раньше была занята, как советник Уиттекер, старший представитель одной из самых населенных на планете зоны. Как министр кабинета Уиттекер, следующие шесть стандартных месяцев она будет почти недоступна.

     В свете назначения супруги, выбранное для поездки доктора Уиттекера на Сфинкс время оказалось не лучшим. Однако, пусть Брэдфорда А. Уиттекера и можно было назвать многими способами, «профессионально незаинтересованный» среди них не было. Восходящее светило ксенологии, он долго ворчал, что его карьеру сдерживает отсутствие новых инопланетных видов для изучения.

     Когда его вниманию предстали ранние отчеты о сфинксианских древесных котах, доктор Уиттекер увидел долгожданное им открытие. Он дословно запомнил каждый выпущенный пресс-релиз, каждый отчет. Он немедленно начал переписываться с доктором Санурой Хоббард, деканом кафедры антропологии Университета Лэндинга на Мантикоре, официальной главой официального изучения Короной разумности древесных котов. Он кипел от злости на то, что его обязанности члена факультета Университета Урако на планете Урако в системе Кенити не позволили ему сразу же сесть на корабль – несмотря на тот факт, что Лесная Служба Сфинкса никого не допускала к древесным котам.

     Андерс заразился увлеченностью своего отца. Как и доктор Уиттекер, он согласился, что древесные коты должны быть умны, быть может не на человеческом уровне умны, но никто не мог быть уверен, куда именно они попадают на шкале разумности. Человеческая дальняя разведка обнаружила слишком мало других разумных видов – и по меньшей мере в одном случае вид был уничтожен, прежде чем смог стать неудобством. Задолго до того, как появилась возможность отправиться на Сфинкс, Андерс стал защитником прав древесных котов.

     Затем произошло фиаско с «доктором» Теннесси Больгео, якобы из Университета Свободы из далекой системы Чаттануга. Немногие люди знали, что именно произошло, но просочилось достаточно – особенно в круги ксенологов – чтобы вызвать скандал. В ответ Звездное Королевство в целях уменьшения урона приняло решение, представляющее собой два этапа.

     Во-первых, они изменили свою политику относительно свободного доступа к древесным котам. Во-вторых, они решили пригласить официально санкционированную внепланетную ксенологическую команду. Излишне говорить, что доктор Уиттекер немедленно воспользовался этой появившейся позицией консультанта Короны.

     Шанс был крайне мал. Существовало множество других ксенологов, с большим стажем – и с лучшим шансом на получение дополнительных грантов, что обеспечили бы детальное исследование. Однако Андерс был уверен, что ни у кого больше из заявителей не было страсти большей, чем у его отца.

     Так начались несколько стандартных месяцев чистой агонии.

     С доктором Уиттекером, ожидающим новости, что его выбрали для проекта на Сфинксе, и советником Уиттекер, ожидающей новости, станет ли она в ближайшее время министром кабинета Уиттекер, напряжение в их доме оказалось настолько плотным, что можно было нарезать его на кирпичи.

     Как сын политика и сын антрополога, Андерс мастерски воспользовался ситуацией. С политической стороны, он научился говорить правильные вещи и не слишком спешить с выбором для себя какого-либо курса. С антропологической стороны, он научился отступать и наблюдать, оценивая данные, привнося при этом как можно меньше эмоций.

     Так что Андерс оказался готов лучше обоих своих родителей, когда – чудо из чудес – они оба столкнулись с захватывающими новыми профессиональными возможностями и возникла тема «Что нам делать с Андерсом?».

     Андерс знал, что его мать хочет, чтобы он остался на Урако. Он любил свою маму, но также он знал, сколько времени он проведет в одиночестве – и большая часть времени, что он проведет с матерью, будет в контексте официальных функций. По сравнению с приманкой из древесных котов и шансом пожить в едва заселенном чужом мире в увлекательном Звездном Королевстве Мантикоры, ну, даже регулярные обеды с президентом Урако и все привилегии, связанные с высокой общественной должностью, ничуть не привлекали.

     Брэдфорд Уиттекер не был таким уж нежным и любящим родителем – для этого в нем было слишком много антрополога. Но он верил, что сыну пригодится весь возможный опыт, и он уже брал Андерса с собой в поездки по антропологическим местам как на планете, так и в нескольких ближайших системах. Учитывая все это, несложно было убедить нового министра кабинета, что ее сыну лучше будет в компании отца. Но что удивило Андерса, это с каким энтузиазмом доктор Уиттекер говорил о том, чтобы взять с собой Андерса.

     – Андерс интересуется древесными котами, – сказал он. – Я уверен, он будет весьма полезен для команды.

     Андерс сиял как солнце, собирающееся стать новой. Нечасто его отец одобрительно отзывался о нем в контексте первой своей любви, антропологии. Побеждена была даже мама.

     – Но ты пиши мне каждую неделю, – суетилась она, помогая Андерсу собраться. – И я тоже буду писать. Присылай побольше фотографий и убедись, что не отстаешь в учебе. Может, тебе и кажется, что до университета целая вечность, но тебе почти шестнадцать, и вступительные экзамены навалятся на тебя, прежде чем ты это поймешь.

     И такого было полно. Андерс пропускал это мимо ушей. Он знал, что это просто мама таким образом давала ему знать, что он для нее важен. Он без протестов позволил ей упаковать ему запасные носки и нижнее белье. На каком-то атавистическом материнском уровне мама была уверена, что относительно недавно заселенные планеты, как Сфинкс, лишены таких основных предметов.

     Невысказанным осталось ее опасение, что доктор Уиттекер забудет о таких вещах как чистое белье и регулярное питание, как только окажется в пределах досягаемости своих новых испытуемых. Он всегда был настолько одержим. Теперь, когда в этой поездке на кону стояла вся его профессиональная репутация (как он часто повторял), доктор Уиттекер обращался со своим сыном как если бы тот был просто необычайно молодо выпустившимся помощником.

     Во многом это прекрасно подходило Андерсу. Ему надоело быть «ребенком». Так как полевой сезон должен был быть долгим, некоторые члены команды взяли с собой членов семьи. Тем не менее, среди них Андерс был единственным, кто не был взрослым.

     Доктор Калида Эмберли (ксенобиология и ксеноботаника) взяла с собой пожилую мать, художницу, частично занятую в экспедиции как научный иллюстратор. Кесия Гайен (лингвистика) и Вирджил Ивамото (литология и полевые методы) взяли своих супругов. В случае Ивамото, брак был совсем недавним, отчасти вызванным предстоящим отбытием в экспедицию. Только доктор Лэнгстон Нез, недавно добившийся степени доктора философских наук в культурной антропологии, много лет бывший старшим помощником доктора Уиттекера, отправился один.

     Андерс случайно подслушал сплетничающих Пеани Роуз Ивамото и Дейси Эмберли, говорящих, что длительные отношения доктора Неза распались во многом из-за того, что Нез предпочел продолжить работать с доктором Уиттекером, вместо того чтобы поискать какую-нибудь престижную позицию для себя. По-видимому, партнер Неза сказала о докторе Уиттекере что-то крайней нехорошее, что он цепкий, самолюбивый и эгоцентричный.

     Хотелось бы Андерсу с этим не согласиться. Он любил отца, но если бы не их увлечение древесными котами, он не уверен был, что в нынешние дни у них было бы много общего.

     Сфинкс! Андерс посмаковал мысль, пока пассажиры перемешались из челнока в космопорт. Я и правда здесь! Интересно, сколько пройдет времени, пока я лично не увижу древесного кота? Интересно, будет ли это «дикий», или один из принявших человека?

     Даже у него самого не оформился вопрос «Встречусь ли я со Стефани Харрингтон и Львиным Сердцем?»

     Увлечение Андерса Стефани было почти столь же сильно, как и его интерес к древесным котам. Не потому, что она была девушкой примерно его возраста – она был на восемь стандартных месяцев старше – хотя его мать подразнила его об этом, когда увидела, что у него есть отдельная подшивка для статей о Стефани. Но потому, что Стефани Харрингтон была первым человеком, вступившим в контакт с древесными котами. Пока Стефани не нашла способ сделать снимок, никто даже не знал о существовании древесных котов.

     А после этого она чуть не погибла, спасая древесного кота от гексапумы – или древесный кот чуть не погиб, спасая ее – эта часть истории всегда была несколько неясна. В целом, как и сказал своей матери Андерс, Стефани Харрингтон вполне могла бы быть столетним дважды двинутым квазибабуином, и если бы она сделала то, что сделала, ему все равно было бы интересно встретиться с ней.

     И Львиным Сердцем.

     Поэтому Андерс оказался шокирован и напуган, когда, поприветствовав их на Сфинксе, доктор Хоббард сказала им, что Стефани в этот день чуть не погибла, войдя в сердце бушующего лесного пожара, чтобы спасти пару оказавшихся в безвыходном положении древесных котов.

     Возможно, Стефани и Карл столкнулись бы с куда большими неприятностями из-за рисков, на которые они пошли, спасая древесных котов, если бы не три соображения.

     Во-первых, так предусмотрительно сделанные Карлом снимки продемонстрировали, насколько осторожны они были. Стефани была в полном снаряжении, не кидаясь вперед без какой-либо мысли помимо спасения котов.

     Во-вторых, те же снимки оказались нейтральными свидетельствами того, что без их вмешательства Левополосый и Правополосый бы погибли в огне. Хотя, несомненно, многие древесные коты погибали в естественных пожарах, как только было подтверждено, что этот пожар был вызван человеческой небрежностью, сложно было убедительно доказать, что людям не следовало что-то делать для спасения оказавшихся под угрозой.

     В-третьих, прибытие в этот же самый день пожара команды антропологов извне системы предоставило как родителям Стефани, так и ЛСС своего рода напоминание Стефани, что с великим знанием приходит не только великая ответственность, но и немалая доза скуки.

     – Доктор Хоббард, – тем вечером сказала за ужином Марджори Харрингтон, – связалась со мной ранее и сказала, что сегодня прибыла внешняя антропологическая команда. Она спрашивала, сможем ли мы организовать для тебя, чтобы ты пришла говорить с ними. Я сказала ей, что ты отсутствуешь по делам ЛСС, но что мы свяжемся с ней и договоримся о времени.

     Стефани собиралась было запротестовать, что она не сможет найти время, что пройдет несколько дней, прежде чем Правополосый сможет обойтись без помощи, но прищуренные взгляды матери и отца, а также дернувшая уголки губ обычно серьезного рта Карла слабая усмешка сообщили ей, что этот бой проигран, даже не начавшись.

     – Им нужно будет время устроиться, – спросила она, – или можно будет завтра?

     На лице Ричарда Харрингтона появилось выражение одобрения. Марджори кивнула.

     – Я спрошу. По-видимому, доктор Уиттекер был разочарован тем, что древесные коты не дожидались на космодроме в Явате, чтобы поприветствовать его с командой. – Она рассмеялась на непроизвольно подавшую в знак протеста голос Стефани. – Я не имела в виду в буквальном смысле, Стефани. Просто доктор Уиттекер весьма восторжен. Доктор Хоббард сказала, что антропологи могут встретиться с тобой в любое время – чем скорее, тем лучше. Однако она сделала все возможное, чтобы дать тебе время на подготовку, сообщив им, что ты сегодня занималась спасением при пожаре.

     – Мило с ее стороны, – сказала Стефани.

     Она быстро взвесила свои варианты. Если она скажет, что огонь ее утомил, она может выиграть время узнать Правополосого и Левополосого, прежде чем они уйдут туда, где они живут. Однако в следующий раз, когда она захочет помочь при пожаре, эту «усталость» наверняка припомнят.

     Во всяком случае, она не устала. Она бы предпочла провести время с древесными котами, но также она была взволнована антропологами. Это были настоящие ксенологи, а не поддельные, как тот ужасный нуль, Теннесси Больгео.

     – Тогда завтра, – ответила она, слова последовали так гладко за предыдущими, что лишь хорошо знающие ее – вроде ее родителей и Карла – сочли бы их чем-то кроме порыва. – Как можно раньше.

     Ричард кивнул.

     – Хорошо. После ужина свяжемся с доктором Хоббард. Марджори, она сказала, где пройдет эта встреча?

     – Доктор Хоббард предложила станцию рейнджеров ЛСС неподалеку от Твин Форкса, – пришел ответ. – Есть только одна проблема. У меня назначена встреча в поместье Тарчей, чтобы продемонстрировать некоторые развиваемые нами растительные гибриды для холодной погоды. Печально признавать, но это славное долгое лето почти закончилось, но раз уж осень продлится тоже пятнадцать месяцев, с правильными сортами мы можем воспользоваться этим...

     Она приостановилась и улыбнулась.

     – Простите. Мой энтузиазм меня покинул. Коротко. Завтра я весь день занята.

     Ричард Харрингтон встревожился.

     – Я тоже. У меня будет рано днем небольшой перерыв, но я собирался в это время поработать с моими новейшими пациентами. Полагаю, они будут в полном порядке, но если…

     Карл не вполне вмешался, но изменение его языка тела остановило Ричарда на середине фразы.

     – Я могу подбросить туда Стефани, – предложил Карл. – Я даже могу привезти ее обратно. Не проблема. Я подумывал заняться антропологией, а не лесничеством – или, может быть, в дополнение к лесничеству – когда поступал в колледж, так что мне бы очень хотелось познакомиться с этими людьми.

     Ричард Харрингтон заметно расслабился.

     – Тогда это отлично, Карл, если твои родители не возражают. Тебя и так уже весь день не было, из-за лесного пожара, а теперь ты остаешься на ночь. Будь ты моим ребенком, мне бы хотелось видеть тебя собственными глазами.

     Эта отмеченная Стефани мимолетно прошедшая по лицу Карла печаль была столь же реальной его частью.

     – Не волнуйтесь, доктор Ричард, – сказал он, использовав прозвище, выработанное им в качестве компромисса между естественно хорошими манерами и трудностями наличия двух докторов Харрингтон в одном поместье. – Я позвоню. Они будут достаточно рады возможности поговорить. Пойду домой завтра.

     Возможности поговорить, подумала Стефани, желая, чтобы как и Львиное Сердце, она могла дотянуться и предложить утешение более, чем просто словами. В отличие ото всех этих умерших от чумы людей. Людей, которые ушли навсегда, и с которыми у оставшихся больше не будет шанса поговорить.

     Андерс расслабился, когда доктор Хоббард сказала им, что Стефани Харрингтон не пострадала. Гораздо лучше, она согласилась следующим утром встретиться с ними.

     – Я должна вас предупредить, – тем вечером сказала доктор Хоббард, встретив их за ужином, – обращаться со Стефани Харрингтон с такой же предупредительностью и вежливостью, как и с любым взрослым. Может быть она и четырнадцатилетняя девочка, когда дело касается древесный котов, она стара как холмы.

     Андерс мог сказать, что его отец не поверил, что кто-то – особенно четырнадцатилетняя девочка – может удержать какую-либо интересующую его информацию. Уже позже, когда они с отцом были в своем номере, Андерс понял, на что именно готов пойти доктор Уиттекер, чтобы заполучить желаемое.

     – Андерс, – сказал доктор Уиттекер, – пришло твое время показать себя частью нашей полевой команды.

     Он потер руки, и Андерс о встреченном им когда-то тренере, которому нравилось называть себя «приятелем» и «дружищем» своих игроков – то есть, вплоть до твоего момента, когда он кричит на тебя за то, что «подвел команду».

     Сходство выходило за рамки ощущения. Как и тот тренер, доктор Уиттекер был крупным мужчиной, высоким и широким. В прежние годы работа в поле поддерживала его в порядке, но в последнее время большая часть его работы проходила в лабораториях и библиотеках. Пусть это и было умственно утомительно, оно не накладывало на его тело тех же требований, из-за чего он стал довольно полным, если не толстым. Последние несколько лет каштановые волосы доктора Уиттекера с угрожающим темпом отступали с его лба, генетика семьи Уиттекер презрела широкий спектр «лечений», как научных, так и иных. Тот факт, что генная инженерия способна была на все, кроме устранения мужского облысения, лишь усиливал разочарование отца, так как, в его случае, возня со связанными генами создала решение гораздо худшее простой потери волос.

     Андерс отчетливо надеялся, что он избавлен именно от этого гена. Он даже проверил у своего врача во время обычного обследования несколько лет назад и с немалым облегчением узнал, что его сканирование не показало никаких признаков гена плешивости. Скорее всего, у него останется густая шевелюра, как у дедушки со стороны матери.

     Исподтишка сравнив себя с отцом, Андерс подумал, что в целом он не так уж и плох. Он выказывал обещание роста и крепкого телосложения отца, но глубокая синева глаз и песочно-светлые волосы достались от матери. Черты лица также сформировались в ее мужественную версию, возврат к благоприятствующим чистым линиям скандинавских предков, а не доминирующая у отца резкая, более полиэтническая смесь.

     – Частью полевой команды? – повторил Андерс.

     – Верно, мой мальчик. Ты продемонстрировал заинтересованность в древесных котах, но ты не задумывался о том, что антропология это больше, чем изучение интересной культуры? Порой необходимо работать и с теми, кто главенствует в области.

     У Андерса было смутное подозрение, к чему это ведет, но он давно узнал, что было вежливо выслушать человека, прежде чем делать поспешные выводы. Еще у него было жуткое ощущение, что он теперь знал, почему же доктор Уиттекер с таким энтузиазмом взял его на Сфинкс.

     – О?

     – Верно. В данном случае, конечно, главенствуют в области не сами древесные коты, хотя они коренной разумный вид и таким образом должны сами обладать некоторым правом решать, у кого будет или не будет право доступа к ним.

     Андерс с некоторым восхищением отметил, как доктор Уиттекер использовал этот непростой вывод – который, насколько он знал, не разделяла большая часть жителей Сфинкса – в свою пользу. Благодаря этому доктор Уиттекер похож был на настоящего сторонника древесных котов, а не Лесная Служба, выставившая себя их защитниками.

     Полагаю, не только я чему-то научился за все эти годы проживания с политиком. Если бы теперь папа научился бы быть столь же добрым – и искренне заботливым – как мама, он получил бы преимущество.

     Андерс кивнул.

     – Как подружившийся со Стефани Харрингтон древесный кот – Львиное Сердце. Он решил вступить в контакт с людьми.

     – Вообще-то, это не вполне верно, – сказал доктор Уиттекер. – «Львиное Сердце», как столь причудливо назвала его миз Харрингтон, вообще-то, вступил в контакт с теплицей. Все его действия демонстрировали намерение держаться от людей подальше. Он продемонстрировал недюжинную изобретательность в избегании сигнализации. Лишь признано блестящий вывод миз Харрингтон о воспринимаемых древесными котами длинах волн света позволил ей снять изображение.

     – Но, – запротестовал Андерс, – с тех пор они оставались друзьями.

     – Опять же, Андерс, боюсь, ты перескакиваешь к тем же романтическим выводам, к которым пришли столь многие. Львиное Сердце – хотелось бы, чтобы мы знали, какой принцип именования используют сами древесные коты – вообще-то, сбежал от этого первоначального контакта. Лишь после того, как миз Харрингтон выследила его, используя методы, которые она описала крайне расплывчато, и была ранена, Львиное Сердце пришел к ней на помощь. Ее действия были безответственны, подвергли серьезной опасности как ее саму, так и древесного кота.

     – Она спасла ему жизнь! – сердито сказал Андерс.

     – Лишь сперва подвергнув его опасности. Ну правда, Андерс, я полагал, ты гораздо лучше способен на научную отрешенность. Возможно, твоя мать права, и ты развил, э-э – скажем, романтическую привязанность? – к идее героической Стефани Харрингтон?

     Андерс рассердился и проглотил пару десятков вещей, которые ему хотелось сказать. Вместо этого, опасаясь дальнейшего обсуждения темы, он повернул разговор к изначальному заявлению отца.

     – Итак, пап, ты сказал, что я могу чем-то помочь команде?

     Доктор Уиттекер просиял.

     – Верно. Как я сказал, зачастую благонамеренные некоренные культуры предлагают патерналистское отношение в адрес того, что они считают уязвимой примитивной культурой.

     – То есть, – не удержался и сказал Андерс, – высокотехнологичные новички решают защитить тех, кто в противном случаем может пострадать.

     – Ты снова романтизируешь, – ответил доктор Уиттекер, покачав перед Андерсом пальцем. – Патернализм это не просто покровительство. Как означает слово – корни которого восходят к старому слову «отец» – ставшие патерналистскими выставляют себя в роли родителей, предполагая, что они знают лучше, лишь по той причине, что они имеют больше технологий и эти технологии позволяют им доминировать.

     – Так что Лесная Служба Сфинкса патерналистская, – подытожил Андерс.

     – Да, – с энтузиазмом согласился доктор Уиттекер, – и не только по отношению к древесным котам, но также и к самой миз Харрингтон. Ты слышал предупреждение доктора Хоббард.

     – Оно не показалось оберегающим, – сказал Андерс. – Я имею в виду, кроме как, может быть, для нас. Доктор Хоббард предупредила нас, что Харрингтон может замкнуться, если мы на нее слишком надавим.

     – Вижу, ты предпочел не рассматривать все моим способом, – сказал доктор Уиттекер. Так как в целом это была правда, Андерс ничего не сказал, ожидая его продолжения. – Я не планирую «подталкивать» миз Харрингтон. Это явно будет плохой тактикой. Однако мне пришло в голову, что ты примерно ее возраста. Рядом с тобой она может приоткрыться. Более того, ты красивый молодой человек, а она юная леди – несомненно, умная юная леди, но, тем не менее, при всем этом, женщина.

     – Ты хочешь, чтобы я умаслил ее, чтобы она больше рассказала нам о древесных котах? – Андерс не знал, стоит ли возмущаться или смеяться.

     – Подружился с ней, – сказал доктор Уиттекер. – Пофлиртовал, если ты так хочешь. Чтобы ей было с нами комфортнее. Пусть она увидит в нас людей, заботящихся о благополучии древесных котов так же, как и она сама. Помни. Первым ее контактом с антропологами был тот поддельный Теннесси Больгео. У нее может остаться некоторое рефлекторное отвращение к нашей профессии.

     – Так что ты хочешь, чтобы я с ней пофлиртовал, – поразился Андерс.

     – Подружился с ней, – нажал доктор Уиттекер. – Или, если ты не согласен, тогда, полагаю, есть еще тот молодой человек, еще один «рейнджер на испытании» ЛСС – пост, созданный, по-видимому, чтобы ЛСС было проще контролировать миз Харрингтон. Не смотри на меня так неодобрительно. Я не прошу тебя соблазнить девушку. Я не прошу тебя сделать что-то более бесчестное, чем то, что делает твоя мать, когда целует чужих младенцев и обнимает старушек, которых она никогда не встречала. Все, что я тебя прошу, это быть милым.

     Андерс не знал, что на это сказать. Во всяком случае, отказываться разговаривать со Стефани или тем парнем – Карлом как-то-там-на–«Ц» – было бы по-настоящему глупо, так как, помимо того, чтобы самому увидеть древесного кота, не было ничего, чего бы Андерс хотел в большей степени. И если он мог порадовать своего отца, заработать очки «командного игрока», тогда в чем он поступает неправильно?

     – Ладно, пап, – сказал Андерс, надев свою самую обаятельную улыбку и неприятно осознавая, насколько это похоже на тысячи плакатов маминой кампании, – я тебя понял. Сделаю все возможное, чтобы подружиться со Стефани Харрингтон.

     Лазающему-Быстро удалось убедить Левополосого и Правополосого, что в беседке они будут в полной безопасности, но это потребовало некоторых усилий. Не только потому, что беседка была гораздо ближе к земле, чем обычные платформы для сна, но также и из-за неуютной близости к жилищу самих двуногих.

     Под конец Лазающий-Быстро подумал, что раны Правополосого убедили их остаться в той же степени, что и все его заверения. Когда Правополосый вынужден был забраться на зеленоиглое дерево, подушечки его средних и задних лап оказались не только обожжены, но и сильно стерты. Остатки кожи были покрыты волдырями и припухлостями, сочились кровью и слизью, став немалой опасностью заражения.

     Лечение Целителя свело к минимуму боль и не устранило только отеки. Однако наложенная им поверх ран ложная кожа не выдержит требований путешествия.

     Затем еще принесенная им Погибелью-Клыкастой-Смерти еда, выбранная на основе предпочтений самого Лазающего-Быстро. Финалом трапезы был свежий пучковый стебель для каждого из них. Это прекрасное и экзотическое удовольствие вызвало у двух гостей рапсодию восторга, даже вытащив Правополосого из тишины, затеняющей его еще долго после того, как была смягчена значительная часть его боли.

     За пучковым стеблем Левополосый рассказал ему, как они оказались так близко к населенной двуногими территории.

     «Клан Сырой Земли недавно перебрался на свежее гнездовье в пределах нашей территории. Хотя эта жаркая, сухая погода и не осушила земли под деревьями нашего прошлого гнездовья, многие из кормящих нас рыбой и водными ползунами потоков ослабили течение или вовсе пересохли. Охота становилась все сложнее, так как на мокрые земли приходит слишком мало земляных бегунов, чтобы компенсировать разницу».

     Сопровождающие слова Левополосого образы дали Лазающему-Быстро достаточное представление о районе, ставшем новым домом клана Сырой Земли. Как и все гнездовья древесных котов, оно было хорошо обеспечено сетевыми деревьями, благодаря которым так легко было путешествовать, не касаясь земли. Он заметил, что в новом гнездовье клана Сырой Земли было чрезвычайно хорошее покрытие над головой, отчасти предоставленное близостью к золотолистому дереву.

     «Да, – подумал Правополосый в ответ на неотчетливую мысль Лазающего-Быстро. – Одной из причин, по которой старейшины клана выбрали этот район, было предоставление золотолистым деревом дополнительного укрытия от двуногих и их летающих штук. наша территория достаточно близко к объявленным двуногими своими землям, чтобы это вызывало некоторое беспокойство».

     Левополосый добавил:

     «Наше новое гнездовье не так уж и близко от жилья двуногих, но в некоторых лучших охотах мы приближаемся. Мы с братом разведывали район, проверяя, сможем ли мы найти используемые двуногими маршруты, и составить представление о том, как часто, чтобы наши охотники составили соответствующие планы».

     Пусть Народ и решил проявить осторожность во взаимодействии с двуногими, они также выяснили, где поселились двуногие, интересуясь найденными возможностями. Сам Лазающий-Быстро взял пучковый стебель из их прозрачного места для растений – акт, оправданный для разведчика, хотя это же считалось бы кражей, если бы кто-то из Народа взял так у другого.

     Однако даже если Народ не будет напрямую красть из мест, где двуногие растили свою еду, нельзя было проигнорировать, что двуногие зачастую создавали вторичные пищевые возможности. Маленькие земляные бегуны часто приходили кормиться на краю их засеянных полей. Практика двуногих оставлять еду для  животных, которых они держали, также привлекала мусорщиков. Некоторые растения, которые они выращивали, также распространялись за пределы отмеченных двуногими для себя территорий. Зачастую они были весьма вкусны и весьма надежны.

     Так что, пусть старейшины клана Сырой Земли отстаивали обратное, Правополосого и Левополосого отправили разведать леса неподалеку от занятых двуногими территорий именно потому, что там были двуногие.

     Лазающий-Быстро не винил их, хотя и начал несколько уставать от того, что Народ мог забить рот пучковым стеблем, в то же время разумом отрицая ценность тех, кто его принес.

     Он позабавлено мяукнул, попробовав осознание иронии Левополосого – Правополосый задремал.

     Когда следующим утром действия Погибели-Клыкастой-Смерти ясно дали понять, что они с Затененным-Светом-Солнца снова отбывают, Лазающий-Быстро подумывал остаться продолжить посещение с Левополосым и Правополосым. Также он подумал, что его присутствие может заверить их, что оставаться в беседке безопасно. Тем не менее, под волнением в мыслесвете Погибели-Клыкастой-Смерти скрывалось чувство стесненности. Он не мог читать ее мыслей, но он знал вкус именно этой эмоции и знал, что она связана в основном с ее отношениями с Народом.

     Раз за разом Лазающий-Быстро сидел вместе со своей двуногой, успокаивая ее, пока она отвечала на вопрос за вопросом. По ее жестами и некоторым словам – а также по вкусу ее мыслесвета – он знал, когда темой был Народ. Во время некоторых таких обсуждений в ее мыслесвете появлялась особая нотка. Это отчасти напоминало Лазающему-Быстро ощущение охоты или разведки – как будто она была очень, очень осторожна, как охотник, старающийся не сломать ветку, чтобы жертва не услышала и не убежала. Или как если бы она преследовала какое-то опасное существо, вроде клыкастой смерти или снежного охотника, и знала, что ошибка могла привести к катастрофе.

     По этим причинам, пусть он и наслаждался отдыхом с членами другого клана – особенно после всех стараний предыдущего дня – он решил присоединиться к Погибели-Клыкастой-Смерти и Затененному-Свету-Солнца, когда они тем утром отбыли.

     На этот раз, с весельем отметил Лазающий-Быстро, не было никаких сомнений о том, кто будет управлять аэрокаром. Несмотря на их путешествие над вершинами деревьев и на высокой скорости, Затененный-Свет-Солнца без просьбы опустил для Лазающего-Быстро одну из прозрачных панелей, но Лазающий-Быстро не наслаждался поездкой так, как обычно. Его мысли были слишком заняты последствиями изменения.

     Когда Карл опустил аэрокар у знакомого комплекса региональной штаб-квартиры ЛСС, Стефани заметила, что в области для посетителей уже было припарковано несколько машин.

     – Доктор Уиттекер со своей командой, должно быть, уже здесь, – сказала она, подхватив Львиное Сердце на руки и обняв его. Конечно, папа не станет возражать, если она будет носить его на небольшие дистанции.

     – Готова? – спросил Карл.

     – Догадайся, – ответила Стефани.

     Внутри их сразу же направили в конференц-зал в одном из концов здания. Помещение было крупным – его также использовали как лекционный зал – но сегодня оно выглядело многолюдным. Сильно пахло кофе – излюбленным напитком трудолюбивого персонала ЛСС – но под этим были обещавшие иные варианты нотки. Когда Львиное Сердце мяукнул от восторга и нацелился в сторону стола с закусками у одной из стен зала, Стефани заподозрила присутствие сельдерея.

     – Поросенок, – прошептала она. – Ты же только прошлым вечером ел!

     Но она знала, что сдастся. Она подозревала, что Львиному Сердцу встречи нравятся не больше, чем ей. Она ценила его компанию – и его ей поддержку, что могла выйти далеко за пределы комфорта, предлагаемого удерживанием теплого, пушистого тела.

     Она поставила Львиное Сердце на делящий комнату пополам длинный стол. Фрэнк Летбридж, один из двух назначенных обучать их с Карлом рейнджеров, первым перехватил ее, но за ним быстро последовали другие.

     В дополнение к нескольким представителям ЛСС, включая и главного рейнджера Гэри Шелтона, присутствовала доктор Санура Хоббард. Стефани слишком уж хорошо знала доктора Хоббард. Сперва она считала профессора несколько раздражающей, но к нынешнему моменту она научилась уважать ее преданность бережному и ответственному изучению других культур. В конце концов, они даже пришли к некоторому компромиссу касательно того, что доктор Хоббард будет и не будет публиковать о древесных котах.

     Даже когда Стефани вежливо поприветствовала знакомых, разделив вместе с Карлом смесь подшучивания и поздравлений за их героизм во время пожара в предыдущий день, она была прекрасно осведомлена о крупной группе, собравшейся на другой стороне помещения, явно ожидая представления.

     Группу возглавлял чрезвычайно высокий, широкоплечий мужчина. Каким-то образом он оставил впечатление о том, что создан из одних кривых: купол лысеющей головы, дуга растущего живота, гладкие округлости тяжелых, мускулистых конечностей. Это оказался сам доктор Брэдфорд Уиттекер.

     Когда их представили, доктор Уиттекер потряс руку Стефани. Он получил балл в ее оценку, не погладив и не потрепав Львиное Сердце, но вместо этого в качестве приветствия предложив древесному коту немного сельдерея.

     – Это, – сказал доктор Уиттекер, – мой главный помощник, доктор Лэнгстон Нез.

     Доктор Нез оказался ниже среднего, сложенный из плоскостей, а не из кривых. Самыми заметными его чертами были неаккуратные каштановые волосы, торчащие шипами, как будто он часто проводил по ним рукой, и густые брови, под которыми были зеленые глаза – темнее, чем у Львиного Сердца, но столь же бдительные – наблюдающие, как животные в лесу.

     Доктор Уиттекер продолжил:

     – Это наш специалист по лингвистике, Кесия Гайен.

     Никакого «доктора» перед этим именем, заметила Стефани. Значит, аспирант, но явно закончившая с классами и сейчас работающая над своей диссертацией.

     У Кесии Гайен была восхитительно богатого шоколадно-коричневого цвета кожа, а ее волосы закручены в локоны, обрамляющие лицо, казалось, едва бывающее серьезным. У ее округлой фигуры были груди, что вполне могли подрабатывать платформами, и пышные бедра. Одежда демонстрировала склонность к ярким цветам, лентам и ювелирным изделиям, но Стефани не думала, что это были Труди-подобные усилия по выпендрежу, скорее, Кесия считала жизнь красочной и была не против это показать.

     – Восхищена! – сказала Кесия, когда Стефани сказала, что рада с ней познакомиться. – Очарована! И очень, очень рада познакомиться с вами обоими.

     Она могла бы сказать и больше, но доктор Уиттекер продолжил:

     – Это доктор Калида Эмберли, – указал он на женщину немного старше остальные, старше даже его самого, которой было явно за пятьдесят. – Она наш ксенобиолог. Первым ее интересом была зоология, но у нее также степень в ксеноботанике.

     Доктор Эмберли протянула удлиненную ладонь.

     – Я читала некоторые статьи вашей матери. Надеюсь, пока мы здесь, получится поговорить с доктором Харрингтон.

     Стефани мгновенно понравилась доктор Эмберли.

     – Уверена, она будет рада с вами познакомиться. Она всегда рада выслушать мнение других.

     У доктора Эмберли был ястребиный профиль, из-за которого она выглядела очень суровой, но когда она улыбнулась, ястреб улетел. Она была почти так же высока, как доктор Уиттекер, но из-за стройного, гибкого сложения выглядела выше. Она была серебряной или платиновой блондинкой – Стефани была не вполне уверена, какой именно – но она укладывала волосы в длинную, толстую косу, переплетенную контрастным фиолетовым шелковым шнуром. Стефани восхитилась этим тщеславным штрихом женщины, которую иначе можно было бы счесть вполне обычной. Это придавало ей характер.

     Интересно, не ждал ли доктор Уиттекер с ее представлением потому, что она во многом, возможно, превосходит его, подумала Стефани. Кажется, он из таких.

     – Наконец, – сказал доктор Уиттекер, – у нас есть Вирджил Ивамото. Он наш специалист по литологии. Также он эксперт по последним полевым методам.

     Ивамото, вероятно, был самым младшим в группе, возможно, чуть старше двадцати. Его лицо явно отображало азиатское влияние, выражающееся в миндалевидных карих глазах и маленьких, аккуратных чертах, обрамленных шелковистыми черными волосами. У него была короткая, аккуратная бородка, и он выглядел обеспокоенным.

     – Рад с вами познакомиться, – сказал он мягким, приятным голосом.

     – Дайте взглянуть, – с любопытной улыбкой сказал доктор Уиттекер. – Есть еще один человек, с которым я бы хотел вас познакомить.

     Он огляделся по сторонам, найдя искомого на одном конце стола с закусками, где тот, по-видимому, только что налил себе кружку кофе.

     – Наконец, я бы хотел познакомить вас с Карлом с неофициальным, но важным членом нашей команды, – сказал доктор Уиттекер, слова скатывались, как будто он произносил речь. – Вон там, прячется за доктором Эмберли, мой сын, Андерс Уиттекер.

     Андерс повернулся и почти застенчиво отсалютовал Стефани и Карлу своей кружкой с кофе.

     – Привет, – сказал он. – Я много читал о вас обоих. Рад познакомиться.

     Стефани знала, что что-то сказала в ответ. Она чувствовала, как слова прогудели в ее горле, но ей почему-то хотелось сказать что-то большее, чем «Тоже рада познакомиться».

     Андерс Уиттекер был, попросту говоря, самым привлекательным молодым человеком, что когда-либо встречала Стефани. Не только из-за его темно-голубых глаз, достаточно больших, чтобы в них потеряться, или густых волос пшеничного цвета, которые он собирал в аккуратный хвост у основания шеи. Это из-за формы его рта, того, как он изгибался в улыбке на бок, приглашая тебя присоединиться к некоей невысказанной шутке. Это из-за розово-кремового свечения его неожиданно светлой кожи – его отец был на несколько оттенков темнее. Андерс уже был высок, последовав в этом за отцом, но где доктор Уиттекер, казалось, сложен был из кривых, Андерс был поджар и гибок.

     От глупого разглядывания Стефани была спасена главным рейнджером Шелтоном, сказавшим:

     – Если все возьмут напитки и рассядутся, я был бы рад начать эту встречу. К сожалению, меня ждет собрание, посвященное вчерашнему пожару, но мне бы хотелось приступить.

     Пока говорилось все предсказуемое – доктор Уиттекер разглагольствовал о том, что он очень счастлив быть здесь, и что он горд быть выбранным для этого важного, новаторского исследования, доктор Хоббард и главный рейнджер Шелтон любезно отвечали – Стефани старалась сосредоточиться на речах. Ей хотелось перебраться туда, где ей было бы лучше видно Андерса, взглянуть, улыбается ли он одной из этих необычных улыбок, пока взрослые говорят все, что они уже знают, но хотят оставить на записи.

     После того, как главный рейнджер Шелтон ушел, настроение сразу же стало менее формальным. Стулья отодвинули назад. Некоторые встали подлить себе напитков.

     Одним из них был Карл.

     – Еще какао, Стеф?

     – Э-э, конечно, – покраснела она. Прозвучало и правда вежливо, не так ли?

     – Мя-ать! – сказал Львиное Сердце. Сотрудники ЛСС предоставили ему табурет, так что он мог сидеть рядом со Стефани и вполне комфортно обозревать стол. Когда Стефани взяла себе какао, она принесла ему несколько кубиков сыра, хотя она не сомневалась, что он сейчас просил.

     – Не лучшая идея, – сказала она.

     – Он просит сельдерей? – спросила доктор Эмберли, которую представили как ксенобиолога.

     Стефани печально улыбнулась.

     – Верно. Он знал о нем с тех пор, как мы вошли в комнату – черт, он, наверное, узнал о нем, едва мы вошли в здание. Насколько мы можем сказать, у древесных котов удивительно острый нюх.

     – Все будет в порядке, если я дам ему немного? – спросил Вирджил Ивамото.

     Стефани задумалась.

     – Ну, Львиное Сердце прошлым вечером ел сельдерей, так что ему не стоит слишком много. Древесные коты скорее хищники, чем всеядные, и…

     Хотелось бы ей не начинать это, но, уже сделав, она отбросила это, безвкусно подумав о возможной теме. Она надеялась, что Андерс не сочтет ее бесчувственной или грубой.

     – … Ну, от этого, если они едят слишком много, у них бывает запор. У Львиного Сердца были с этим настоящие проблемы, когда он только начал жить с нами, но папа разобрался с проблемой. Теперь я пару раз в неделю даю Львиному Сердцу дозы на основе рыбьего жира. Так как он любит рыбу, это не вызывает особых хлопот.

     – Интересно, – сказала доктор Эмберли. – У земных животных от дополнительной клетчатки обычно газы. Ее поедание помогает устранить закупорку. Интересно, в чем различается метаболизм?

     Она выглядела так, как будто ей очень хотелось препарировать древесного кота, но так как Стефани слышала похожие слова от своего отца, она легко признавала научный пыл.

     Вид Львиного Сердца, беспорядочным образом разбирающегося с предложенной ему Ивамото порцией палочек сельдерея, удивительным образом сломал лед. Со всех сторон посыпались вопросы. Карл – дядя которого, Скотт МакДаллан, также был принят древесным котом – помогал ответить на них.

     – Что еще ест Львиное Сердце?

     – То же, что и дикие древесные коты. Мы стараемся убедиться, что он получает здоровую, сбалансированную диету, но он питается вместе со всеми нами, так что у него появились довольно странные вкусы.

     Карл добавил:

     – У Фишера и Львиного Сердца разные предпочтения. Фишер по-настоящему обожает рыбу. Львиное Сердце, похоже, предпочитает птицу или красное мясо.

     – Будут ли древесные коты есть сельдерей, исключая все остальное? – это было от доктора Неза, культурного антрополога.

     – Вы имеете в виду, появляется ли у них зависимость? – спросила в ответ Стефани, услышав в своем голосе резкость.

     Ее уже об этом спрашивали, и она знала, что есть некоторые люди, считающие, что «домашние» древесные коты остаются с людьми скорее ради доступа к этому деликатесу чем из-за привязанности – как наркоман, отирающийся рядом с барыгой.

     Она продолжила, прежде чем доктор Нез смог уточнить свой вопрос.

     – Нет. У них нет зависимости – по крайней мере, у знакомых мне древесных котов, кажется, нет. Просто им очень он нравится. Это как с моей мамой и шоколадом. Она может обойтись и без него, но предложите ей кусок яблочного пирога и кусок шоколадного торта, и она каждый раз выберет шоколадный.

     Рейнджер Летбридж усмехнулся.

     – Тут я поддержу. Я бы сказал, что в ЛСС есть некоторые члены, который более зависимы от кофе, чем любой древесный кот от сельдерея, но это не значит, что я оставлю без присмотра пучок сельдерея, когда на звонок прибыли Фишер со Скоттом – если я ожидаю найти его нетронутым.

     Было еще больше вопросов о диете, что вполне естественно перетекли к обсуждению собирательства и охоты. Стефани и Карл могли справиться с большинством этих вопросов не потревожив своего ощущения правильности. Что касается вопросов, на которые они решали не отвечать – Стефани никогда не выдавала, насколько часто они с Львиным Сердцем навещают его расширенную семью – один из рейнджеров ЛСС мог предложить по крайней мере частичный ответ.

     После фиаско с Теннесси Больгео остались два древесных кота, нуждающихся в уходе и реабилитации, прежде чем они смогут вернуться в свой клан. Стефани и Карл помогали с этим, но не прошло много времени, прежде чем древесные коты вернулись в клан Львиного Сердца. Был еще один случай, когда человек вызвал значительный ущерб древесным котам. В том случае целый клан оказался на грани уничтожения. ЛСС насколько возможно помог, переселив котов и предоставив им еду и инструменты.

     Завершив переселение древесных котов, ЛСС не то чтобы шпионили, но все же сделали несколько съемок с большой дистанции. Однако так как древесные коты жили в укрытии частокольного леса, у обзорного спутника был весьма мал шанс что-то обнаружить. Микрожучки, прикрепленные к ушам или коже, были тщательно вычесаны. Попытки установить мини-камеры наблюдения в известных колониях древесных котов закончились серией таинственных несчастных случаев с дорогостоящим оборудованием.

     Или не настолько таинственных, подумала Стефани, как только поймешь, что Львиное Сердце и остальные выяснили, что это за камеры, и передали информацию.

     В конце концов голос, который Стефани так хотелось снова услышать, не вполне осознавая этого, заговорил. Этот голос был чист, но в нем присутствовала и некоторая нерешительность.

     – Львиное Сердце ведь был очень сильно ранен, – сказал Андерс. – Он потерял всю руку. Даже с отросшим мехом видно другие шрамы. Мог бы он снова стать диким котом, если бы того захотел?

     Стефани всегда ненавидела этот вопрос за то, что он подразумевал – как и одна из тех птиц, чье крыло было так сильно сломано, что ее нельзя было выпустить на свободу – что Львиное Сердце стал пленником из-за своих ран, принятых им, когда он защищал ее.

     Она почувствовала, как слегка напрягся на своем месте рядом с ней Карл, его нога двинулась коснуться ее, чтобы сдержать ее темперамент. Хотя на этот раз, быть может потому, что Андерс спросил так мягко, это вопрос не ужалил ее так, как обычно.

     – Думаю, Львиное Сердце вполне мог бы, – сказала Стефани. – Ему приходится быть осторожным. Он лазает не так быстро или бегает не так хорошо, как я видела от других древесных котов, но он приспособился. Средние конечности, в основном – во всяком случае, насколько мы можем судить. – используются для расширения вариантов. Древесные коты могут бегать как кентавры, оставляя руки свободными. Или они могут манипулировать чем-то двумя парами рук, стоя на задних лапах. Или они могут бежать на всех шести конечностях. В целом, Львиное Сердце потерял несколько вариантов, но он искалечен не настолько, как было бы с человеком, даже если бы тот потерял всего пару пальцев.

     Карл, по-видимому, не доверяя этому неожиданному спокойствию и желая дать Стефани возможность собраться, добавил:

     – Кроме того, древесные коты социальны. У нас не было хороших возможностей понаблюдать за их общественными взаимодействиями, но у нас масса свидетельств, что они помогают друг другу.

     Продолжил он рассказом о том, как Левополосый держал Правополосого на горящей квазисосне.

     – Левополосый поступил так, – продолжил Карл, – пусть даже шанс на хоть какое-то спасение был весьма мал. Я бы сказал, что у Львиного Сердца будет достаточно поддержки со стороны клана, реши он вернуться.

     Здесь антропологам захотелось узнать больше деталей о самом последнем контакте с древесными котами. Это спасение, а также свидетельство о существовании среди древесных котов зеркальных близнецов, было новым материалом.

     – Повезло, что вы двое были неподалеку, – сказал доктор Уиттекер, – или это было не только везение?

     – Львиное Сердце, вероятно, почуял запах дыма, – сказала Стефани. – Ему нравится высовываться из окна аэрокара, если мы движемся не слишком быстро.

     Она продолжила эту часть истории, опустив лишь то, что она пилотировала, и именно поэтому они двигались так медленно. Никто не спросил. Вероятно, они посчитали, что они с Карлом проводили какое-то выборочное обследование. Не вся работа ЛСС была столь же гламурна, как борьба с пожарами.

     – Это Львиное Сердце привел вас к другим? Как думаете, он использовал эту эмпатию или телепатию или что у них там есть?

     И снова вопрос задал Андерс, с интересом и круглыми глазами. Несколько мимолетных комментариев во время более общих обсуждений показали, что он и правда был весьма неплохо осведомлен о древесных котах. И снова, потому что это был он, Стефани заметила, что отвечает чуть свободнее, чем могло бы быть в ином случае.

     – Похоже, Львиное Сердце первым почувствовал их, – сказала она. – Довольно ясно, что у древесных котов есть способы коммуникации друг с другом, которых мы не пониманием. Эмпатия кажется очевидной. Однако вполне возможно, что у них также есть пока что не обнаруженный нами какой-то способ вербального общения.

     Она победно улыбнулась Кесии Гайен, лингвисту команды.

     – Может быть, вы сможете выяснить то, что мы упустили.

     Миз Гайен выглядела сразу польщенной и обеспокоенной.

     – Ну, это будет непросто, если у меня не будет возможности наблюдать за колонией или кланом – по крайней мере, за достаточно крупной группой – в действии, и я полагаю, что в нынешнее время такое не одобряют.

     Вмешался рейнджер Летбридж.

     – У нас есть часы записей клана, которому мы помогали после дела Убель. Часы за часами материалов, никогда не покидавших наших архивов. Большая часть этого это спящие больные древесные коты. Как только опасность заражения прошла, зная, что они социальные существа, мы держали их вместе насколько могли много.

     Доктор Хоббард усмехнулась.

     – Это весьма скучный материал. Определенно не для публикации. Однако если вы хотите посмотреть…

     Гайен нетерпеливо кивнула.

     – Я была бы рада. Вы будете поражены тем, сколько можно узнать из подобной «скукоты». У них может быть язык жестов, чтобы подчеркивать звуки. Или они могут общаться на частотах, которые вы не подумали проверить.

     Под прикрытием последовавшего технического обсуждения записей, Стефани украдкой взглянула на Андерса. К своему смущению, она обнаружила, что он смотрит прямо на нее.

     Она знала, что покраснела до кончиков ушей, и почувствовала облегчение, что ее генотип не смешался так, чтобы она была столь же светлокожей. Вокруг нее проходил разговор, но впервые с обнаружения древесных котов Стефани Харрингтон обнаружила, что ее внимание занимает нечто почти столь же увлекательное.

     Из команды антропологов Андерс был единственным присутствующим, когда на следующий день позвонила Стефани Харрингтон.

     Для кого-то столь хладнокровного и сдержанного во время выступления перед большой группой людей, она выглядела довольно-таки нервничающей.

     – Я хотела спросить, – сказала она, – не хочешь ли ты – я имею в виду, кто-то из вас – посетить наше поместье. Папа полагает, что наши пациенты могут отправиться уже в любой день, так что во многом это последний шанс их увидеть. Позже сможем сходить в поход, если захочется.

     – Туда, где живут древесные коты? – взволнованно спросил Андерс.

     Лицо Стефани посуровело.

     – Нет. Рядом с нашим поместьем никто не живет. Поход будет хорошим способом оценить местную экосистему.

     –  Буду этому рад, – ответил Андерс и был вознагражден оттаиванием строгого лица. – Ну, если будет достаточно только меня, – продолжил он. – Мне бы и правда очень хотелось посмотреть котов и сходить в поход. Мой отец и остальная его команда с доктором Хоббард.

     – Будет отлично! – просияли карие глаза Стефани.

     Они договорились о том, как забрать Андерса. На Урако, его родной планете, у него была временная лицензия на управление аэрокаром, но она не распространялась на Сфинкс. В любом случае, его отец с командой взяли арендованный ими аэрофургон, так что он ничего не мог взять.

     Однако выяснилось, что доктор Ричард Харрингтон по своей работе объезжал эту часть Сфинкса. Он должен был быть неподалеку от Твин Форкса, чтобы проверить каких-то приболевших травоядных, и был рад подбросить Андерса до поместья Харрингтонов на своем «ВетФургоне».

     Доктор Ричард – выбранная ими в качестве компромисса форма обращения, когда Андерс признал, что его отец убьет его, если он обратится к едва знакомому взрослому по одному только имени – оказался расслабленным и спокойным человеком. Ричард Харрингтон был примерно среднего роста. Как и у его дочери, глаза у него были карими, а волосы каштановыми, но на несколько оттенков темнее – помимо тех мест, где в его волосах проявилось серебро.

     Подобрав Андерса, доктор Ричард признал, что у него особенно хорошее настроение, потому что его пациенты довольно неплохо восстанавливались.

     – У нас не так много проблем с паразитами, – объяснил он, когда Андерс выразил интерес. – Даже в наземной экосистеме паразиты довольно редко меняют вид-носитель. Однако, как слишком хорошо продемонстрировала чума, микроорганизмы далеко не столь разборчивы. Думаю, с этим мы разобрались. Заражение стало результатом того, что владельцы решили сэкономить с диетическими добавками, оставив животных слабее, чем должно было быть. Как только я это выяснил, они начали поправляться.

     Он еще некоторое время распространялся о том, как плохое питание приводит к уязвимостям. Андерсу нравилось, что доктор Ричард предполагал, что он его понимает – и что когда Андерс задавал вопрос, он отвечал как специалист неспециалисту, а не взрослый ребенку. Андерс начал понимать, почему Стефани было так удобно общаться со взрослыми.

     В конце концов доктор Ричард сменил тему:

     – Я очень рад, что ты смог прийти, Андерс. Стефани была в отвратительном настроении с тех пор, как ЛСС сообщила, что пожар пару дней назад – где пострадали Правополосый и Левополосый – был вызван людьми.

     – Разве?

     – Ага. За этим стояли колонисты по имени Франкитти. Так как они потомки первой волны и одна из первых обосновавшихся на Сфинксе групп, им принадлежит довольно много земли. По-видимому, один из владельцев решил по-быстрому расчистить подлесок – часть территории крупного острова на реке Макара, так что он счел, что это безопасно. Во всяком случае, ветра сменились, когда фронт пришел быстрее, чем ожидалось, и это все, что она написала.

     Доктор Ричард пожал плечами, столь же выразительным как и несколько слов жестом.

     – Во всяком случае, Стефани в настоящем бешенстве. Она может быть немного вспыльчива, особенно когда считает кого-то полным «нулем» – «бестолочью», как она выразилась бы несколько месяцев назад. Думаю, теперь этот термин в немилости.

     Он усмехнулся, но это было ласково, ничуть не насмешливо.

     Андерс заметил несколько вещей. Теперь же он решил задать, возможно, неудобный вопрос.

     – Доктор Ричард, я заметил, что хоть Стефани на вчерашней встрече и носила антиграв, она его не включала. Хотя двигалась она достаточно легко, даже неся Львиное Сердце.

     Доктор Ричард вздохнул.

     – Я постоянно говорю ей, что не нужно таскать кота, и что она заполучит себе сколиоз.

     Андерс подался вперед. Он знал, что напрямую спрашивать кого-то, был ли он и его семья «джини» можно было счесть грубостью, но из политической работы матери он также узнал, что «джини» не было равносильно «монстру», а, по сути, в некоторых окружающих средах, происхождение из генетически модифицированной линии было заметным преимуществом.

     – Я заметил, что вы носите антиграв, но он тоже отключен… Как вы справляетесь с этой гравитацией? Я прошлой ночью попытался лечь спать без него, и казалось, как будто кто-то сидит у меня на груди.

     – Так что тебе интересно, как мы со Стеф справляемся, – сказал доктор Ричард. Он ненадолго задумался, после чего еще раз красноречиво пожал плечами. – Ну, если решишь покопаться, это достаточно просто выяснить. У всех членов нашей семьи есть генетические модификации первой волны Мейердала. Повышенная плотность костной ткани и более эффективная мышечная масса упрощает для нас взаимодействие с повышенной гравитацией. Еще есть пара других изменений, упрощающих взаимодействие с большим атмосферным давлением. По сути, мейердальские модификации вкупе с тем, что нам оплатили переезд сюда, стали двумя решающими факторами в принятии нашего заявления на поселение на Сфинксе. Кроме этого еще и то, что наши с Марджори специализации в колониальных мирах пользуются большим спросом.

     Андерс кивнул.

     – Мне просто было любопытно. Я имею в виду, если бы у меня был способ обходиться без ношения этой чертовой штуки, я бы так и сделал. Почему же вы его носите, если вам он не нужен?

     – По той же причине, что и Стефани, когда выходит. Слишком поздно идти искать его, когда вот-вот что-то произойдет. Антиграв не позволит мне летать, но когда один из моих пациентов решит спрятаться в неудобном месте – вроде вершины крыши – с ним добраться до него будет гораздо проще.

     Андерс рассмеялся, удовлетворив любопытство. Он решил, что хорошие манеры требуют сменить тему.

     – Расскажите о самом странном случае – может быть одном из тех, что закончилось на крыше.

     Ответ пришел с усмешкой.

     – Только самом странном?

     Истории доктора Ричарда развлекали их остаток пути до поместья Харрингтонов. Стефани и Карл сразу же вышли навстречу прибывшему транспорту. Стефани несла Львиное Сердце, но сразу же опустила его, едва увидела укоризненно приподнятую отцом бровь.

     Андерс подумал, Она явно не выглядит, как будто она в плохом настроении. Может быть, Карл приободрил ее, или, может быть, у нее быстро меняется настроение. Если кто и выглядит мрачным, то Карл.

     Всегда сын политика, своих хозяев он поприветствовал самой теплой своей улыбкой.

     – Привет, Карл. Привет, Стефани. Спасибо, что предпочли меня, а не остальную команду.

     На лице Карла промелькнуло странное выражение, но оно так быстро вернулось к стоическому бесстрастию, что Андерс задумался, не показалось ли ему.

     Стефани быстро обняла своего отца. Теперь она повернулась к Андерсу.

     – Ты ведь понимаешь, что этот визит полностью на условиях древесных котов. Если они покажутся нервными, или если Львиное Сердце укажет нам не приближаться, мы останемся в стороне.

     Андерс кивнул.

     – Понимаю. Полностью.

     Доктор Ричард забрал из ВетФургона большую сумку.

     – Дайте сперва мне сходить до беседки. Я проверял ноги Правополосого этим утром, но вполне можно взглянуть на них еще раз. Как я уже говорил, у меня такое чувство, что близнецы собираются уже скоро уходить.

     Стефани кивнула.

     – Вот почему я решила позвонить антропологам сейчас, а не подождать.

     Опять странный взгляд искоса от Карла, исчезнувший так же быстро, когда он осознал, что Андерс это заметил, но который выглядел весьма недружелюбно.

     Обычно Стефани пришлось бы сопротивляться желанию помчаться к отцу, но сегодня ей оказалось легко позволить ему взять инициативу. Даже ее плохое настроение из-за пожара Франкитти, казалось, исчезло, когда ВетФургон приземлился, и она сама увидела, что Андерс и правда прибыл.

     Хорошее настроение ей отравлял только Карл. Неужели он понял, что она подстроила ситуацию так, чтобы из антропологической экспедиции Андерс был единственным их посетителем? Вполне мог.

     В конце концов, подумала она, Карл был там, когда Фрэнк Летбридж случайно упомянул, что доктор Хоббард повезет всю команду в свой местный офис в Явате, чтобы они смогли взглянуть на некоторые новые видео и изучить коллекцию артефактов древесных котов. Знаю, это была авантюра, но я ведь сперва спросила разрешения у мамы с папой. Интересно, почему Карл так раздражен? Может быть он считает несправедливым вот так использовать Правополосого и Левополосого.

     Если бы она себе позволила, Стефани признала бы, что будь посетителем кто-то помимо Андерса, ей было бы несколько неудобно самой делать предложение.

     Но Андерс кажется по-настоящему интересующимся древесными котами. В отличие от остальных, ему не нужно публиковаться или выигрывать академические награды. Его интерес чист.

     Правополосому и правда было гораздо лучше. Стефани почувствовала, как ее сердце наполняется гордостью за своего отца, пока он тщательно изучал все шесть лап древесного кота, обратив особое внимание за задние две пары. Стефани, Карл и Андерс остались примерно в десяти метрах, но Львиное Сердце пошел вместе с ее отцом. Стефани знала, что Львиное Сердце часто успокаивает и подбадривает гостящих котов, хотя также она полагала, что в настоящий момент это скорее привычка, чем необходимость.

     – Как они, пап? – спросила Стефани.

     – Я подтвердил прежнюю оценку и скажу, что, по моему мнению, эти двое полностью исцелились. Подушечки некоторое время еще будут розоватыми, но новая кожа хорошая и прочная.

     – Итак, – спросил Андерс, – вы доставите их обратно туда, где вы их нашли?

     Стефани покачала головой.

     – Мы об этом говорили, но нет никакого способа объяснить им, что мы делаем, так что, если они не попросят, мы позволим им действовать по-своему.

     Пока они говорили, отец собрал свое снаряжение и теперь покидал беседку.

     – Я пошел. Дай знать, если вы куда-нибудь соберетесь, хорошо?

     Стефани кивнула.

     – Не думаю, что это будет в скором времени. Пока они готовы с нами мириться, мы побудем с древесными котами.

     После того, как отец ушел, Львиное Сердце поднялся на самую заднюю пару лап и сообщил, что люди могут подойти. Стефани и Львиное Сердце за первые шесть стандартных месяцев их связи придумали для подобных ситуаций простые жесты. Они были не сложнее команд, что можно было использовать для направления пастушьей собаки – приди, стой, направо, налево, назад. Основным различием в их случае было то, что «собака» могла использовать жесты так же часто, как и «пастух».

     Стефани считала, что легкость, с которой Львиное Сердце и Фишер разобрались и принялись использовать их жесты доказывала их интеллект, но твердолобые продолжали сравнивать это с тем, как собаки, лошади и другие «животные-компаньоны» могут научиться отвечать на человеческие команды.

     Трое двинулись вперед, замедлившись, когда Львиное Сердце дал сигнал, двинувшись вправо, чтобы ветер дул в спину и дал Правополосому и Левополосому возможность попробовать их запахи. Наконец, в трех метрах от беседки, Львиное Сердце дал им сигнал остановиться.

     – Это круто! – сказал Андерс. – Я видел некоторые видео, которые доктор Хоббард отправляла моему отцу, но лично находиться так близко совершенно по-другому. Даже если бы ты – и Карл – не говорили мне, что делать, думаю, я и сам бы понял, чего хочет Львиное Сердце.

     Стефани ощутила несоизмеримую радость. Она знала, что это глупо с ее стороны. Большую часть сигналов Львиное Сердце разработал самостоятельно, выбрав их из своего языка тела, но каким-то образом похвала Андерса казалась лучше всего сказанного рейнджерами или учеными.

     Они довольно долго находились в беседке, посещая древесных котов. Стефани подумала, что Андерсу может наскучить. В конце концов, не то чтобы древесные коты делали трюки или еще что. Они просто сидели, наблюдая за людьми, в то время как люди наблюдали за ними. Она подозревала, что между котами велся оживленный разговор, но если и так, ни один человек никогда его не «услышит».

     Через некоторое время Львиное Сердце указал, что людям стоит уйти.

     – Я их не виню, – сказал Карл. – Я имею в виду, сколько можно терпеть, пока на тебя смотрят?

     Стефани подавила мимолетный комментарий, что если смотрит Андерс, то она сможет с этим справиться.

     Вместо этого она сказала:

     – Вы, ребята, не хотите сходить в поход? Можем вернуться в дом и собрать все для пикника. Я проголодалась. Котам, может быть, достаточно сельдерея, но я хочу торт.

     На мгновение Стефани показалось, что Карл откажется от ее предложения. Она испытала вину от того, что ее сердце на мгновение воспарило от возможности заполучить Андерса себе.

     Но, взглянув на свой комм, Карл сказал:

     – У меня полно времени. Пропускаем учебные стрельбы? Это наш обычный день.

     – У нас сегодня гость, – возразила Стефани, понимая, что ее голос звучит несколько резковато.

     Андерс спас положение.

     – Нет проблем. Я читал о том, как Стефани воспользовалась ружьем, чтобы разобраться с пошедшей за Больгео гексапумой. Я никогда не стрелял. Может быть, ты сможешь меня научить, Карл? Это ведь ты учил Стефани, да?

     Карл кивнул.

     – Мы с Фрэнком Летбриджем. Как насчет того, чтобы сперва устроить пикник? Ты не видел, какой становится Стефани, когда пропускает еду.

     Карл улыбнулся ей, и ей пришлось бороться с желанием показать ему язык. Это точно бы не впечатлило Андерса.

     Карл продолжил:

     – Когда поедим и немного прогуляемся, сможем пойти на организованное нами здесь стрельбище. Так Стефани не пропустит свои уроки. Доктор Марджори сказала, что она становилась все более и более недисциплинированной с тех пор, как встретила Львиное Сердце. В последнем семестре она даже получила пять с минусом.

     – Эй! – запротестовала Стефани – Это было продвинутое пространственное исчисление.

     Два парня рассмеялись, но в этом не было насмешки. Стефани поняла, что краснеет, но она не чувствовала себя плохо.

     Лазающий-Быстро понимал полезность громовых метателей, с которыми регулярно практиковались Погибель-Клыкастой-Смерти и Затененный-Свет-Солнца, но это не значило, что они ему нравились. Мало того, что они были шумны – даже со звукоблокаторами, что осторожно помещала ему на уши Погибель-Клыкастой-Смерти – но еще они плохо пахли.

     Таким образом, когда появились признаки приближения еще одной такой сессии, Лазающий-Быстро отлучился и умчался к беседке, где нашел Левополосого, тыкающего в ноги Правополосого.

     «Говорю же, – негодующе протестовал Правополосый, – мои ноги в порядке. Я ничего от тебя не скрываю».

     «Похоже, Целитель проделал очень хорошую работу», – согласился Левополосый.

     Воспользовавшись относительной беспомощностью своего брата, он пощекотал его пальцы, где новая кожа оставалась нежной и не огрубевшей. Правополосый высвободился, фыркая от смеха, после чего накинулся на своего близнеца. Несколько минут они оба боролись, после чего сели и все внимание уделили Лазающему-Быстро.

     «Полагаю, вы скоро уходите», – сказал Лазающий-Быстро. Он тщательно скрыл свое разочарование. Он был очень рад жить с Погибелью-Клыкастой-Смерти и ее семьей, но также рад он был присутствию в течение последних нескольких дней других из Народа.

     «Да. Мы считаем, время пришли, – согласился Правополосый. – Мой сверхопекающий брат, наконец, убедился, что я снова могу ходить на всех шести конечностях. Это долгий путь, но со столь любезно предоставленными нам запасами, мы сможем оставаться на деревьях и избегать клыкастой смерти».

     «Мы весьма благодарны», – добавил Левополосый.

     Лазающий-Быстро знал, что по стандартам двуногих близнецы отправляются почти налегке. Однако у каждого была сеть-переноска, в которую было завернуто немного легкой, питательной еды – включая вяленое мясо. Кроме того, у каждого было по несколько длинных кусков пучкового стебля. Несмотря на засуху, в стороне, куда они направлялись, было достаточно воды.

     «Мы нужны клану Сырой Земли, – сказал Левополосый. – Когда клан меняет место, всегда много дел. С недавним отрезавшим нас от охотничей области пожаром, чем больше будет охотников и разведчиков, тем лучше».

     Лазающий-Быстро не мог возразить. Хотя он и сожалел, что его новые друзья уходят, он поддержал их намерение, немного пройдясь вместе с ними, повернув обратно лишь когда в противном случае он опоздал бы к ужину. Не то чтобы он не смог бы прокормиться сам или Погибель-Клыкастой-Смерти не знала бы по их связи, что он в порядке, но он знал, что она будет беспокоиться, пока он не вернется.

     Он прибыл и обнаружил, что Затененный-Свет-Солнца и новый человек – Бесцветный-Мех, как он его обозначил, недостаточно хорошо зная его характер, чтобы дать ему настоящее имя – отбыли. В мыслесвете Погибели-Клыкастой-Смерти кружил любопытный вихрь противоречивых побуждений. С одной стороны, Лазающий-Быстро чувствовал граничащую с унынием печаль. К этому примешивались противостоящие вспышки и искры, похожие на радость или волнение. Еще более запутывало все то, что внешне Погибель-Клыкастой-Смерти выглядела вполне обычно.

     То есть пока Целитель не сказал что-то, и дикое эмоциональное состояние Погибели-Клыкастой-Смерти не взорвалось до чего-то в одном шаге от ярости.

     Несмотря на приглашение остаться на ужин, и Карл, и Андерс сказали, что им нужно возвращаться по домам. Карл предложил подвести Андерса. Так как это означало, что Карла ожидает более длинный путь до дома, оба парня отбыли раньше, чем могло бы быть в ином случае.

     Пока Стефани наблюдала, как аэрокар Карла становится исчезающей точкой, она вдруг поняла, что хочет улететь с ними. Нет, не совсем с ними. Ей хотелось улететь с Андерсом.

     Будь у меня временная лицензия, подумала она, подавленно бредя заняться уроками, которым она позволила накопиться, то я могла бы отвезти Андерса до Твин Форкса. Мы смогли бы поговорить еще немного. Учитывая, как огрызался на него Карл, интересно, захочет ли Андерс вообще продолжать общаться со мной. Может быть, он захочет избежать любой возможности встретить Карла.

     От этой мысли Стефани настолько опечалилась, что даже ошиблась в паре шагов сложных расчетов, над которыми работала, и ей пришлось вернуться и переделать их.

     Конечно, Карл был прав, подумала Стефани, стараясь быть справедливой. Андерс неосторожно обращался с оружием – даже если он только что видел, как его разрядили. Никогда не забуду историю о том парне, который проделал дыру в стене, чистя ружье, которое он считал полностью разряженным. Тем не менее… Карл был довольно резок.

     К счастью, вскоре мать позвала Стефани ужинать. Стефани поспешила вниз, решив, наконец, разобраться с одной из своих навязчивых мыслей. Так как она не готова была говорить об Андерсе, это означало попросить родителей записать ее на тест для временной лицензии.

     Львиное Сердце вернулся и ждал на своем табурете у стола, жадно глазея на только что поставленную мамой тарелку жареного мяса. Так как, когда она возвращалась со стрельбища, в беседке не было древесных котов, Стефани догадывалась, где он был. Она подумала, что он немного приуныл, так что положила ему дополнительную порцию мяса, взяв его из самого центра.

     Когда Стефани наложила себе на тарелку очень большую порцию картофельного пюре и полила его целым морем подливки, она принялась терпеливо ждать, пока ее родители закончат обсуждение каких-то деталей местной политики. В поместье Харрингтонов нельзя было прерывать, быть может потому, что работа Ричарда Харрингтона и так предоставляла достаточно прерываний.

     – И как прошел твой день, Стефани? – спросила мама. – Похоже, он был весьма насыщенным.

     Стефани услышала подтекст. Не забывай. Ты обещала, когда мы позволили тебе записаться в рейнджеры на испытании, что ты не позволишь своим оценкам упасть.

     Она проигнорировала это, ответив на озвученный вопрос.

     – Было здорово! Андерс Уиттекер оказался единственным свободным из прибывшей команды антропологов, но он пришел посмотреть зеркальных близнецов. Они, кстати, сегодня отбыли.

     Ее родители кивнули, и Стефани продолжила:

     – Я вот подумала, у меня день рождения на следующей неделе. Чтобы отпраздновать, мне бы очень хотелось отправиться в город и получить себе временную лицензию на аэрокар.

     Осталось невысказанным, что в то время как ученическое разрешение можно было получить через сеть, для временной лицензии требовался практический тест. Временная лицензия разрешала летать только в визуально безопасных условиях, но это было лучше ученического разрешения, требующего присутствия пилота с лицензией.

     Отец улыбнулся.

     – Вижу, не терпиться получить чуть больше свободы. Как будто дельтапланеризма недостаточно. Ну, тебе придется подождать еще день.

     Мать кивнула, тоже улыбнувшись.

     – Твой отец прав. Мы запланировали для тебя вечеринку на день рождения. Собирались сказать тебе после ужина. Мы уже пригласили Скотта, Ирину и, конечно, Карла. Фрэнк Летбридж и Эйнсли Йедрусински по возможности тоже заглянут. Сейчас сезон пожаров, так что они могут и не освободиться. И мы подумали, что будет неплохо, если ты пригласишь нескольких друзей ближе к своему возрасту.

     Они подождали мгновение, как будто ожидая что Стефани что-нибудь скажет. Когда она ничего не сказала, слово взял отец.

     – Завтра собирается клуб дельтапланеризма, так что можешь пригласить нескольких ребят их тех, кто тебе больше нравится. Ты не обязана приглашать всех, но если выберешь обратное, будь вежливее с раздачей приглашений.

     – Может быть ты сможешь пригласить того мальчика, что был здесь сегодня, – добавила мама. – Андре, верно?

     – Андерс! – поправила Стефани.

     Она знала, что ее тон оказался слишком суровым, но она не могла поверить в то, что услышала – и что они казались такими счастливыми.

     Как они могли вот так улыбаться, как будто сделав ей большой подарок, когда только что сказали ей, что она не получит на день рождения временную лицензию? Даже если они не знали о ее прогулках с Карлом, они должны были знать, сколько времени она готовится на симуляторе.

     Значит ли это, что они, в конце концов, не согласятся на временную лицензию? Они оба полагали, что она в последнее время слишком мало времени тратит на свою учебу, не упоминая того, что она по прежнему получает пятерки. Ладно. Пять с минусом. Ну и еще ее позиция в шахматном клубе немного опустилась, но так ли это важно, когда она занимается чем-то гораздо важнее игр?

     Неаккуратно пожирающий свой кусок жареного мяса Львиное Сердце поднял глаза и очень тихо «мявкнул». Мать и отец взглянули на нее. Стефани постаралась сдержать свой нрав.

     – Андерс, – осторожно сказала она, – вероятно, не сможет прийти. Он сказал нам с Карлом, что его отец на следующую неделю или около того договорился о нескольких полевых турах.

     В ее голове сами собой кружили мысли: Верно. Спланировать вечеринку, не сказав мне. Заставить меня пригласить кучку черных дыр, когда единственный человек, чьего присутствия мне бы хотелось, будет с кучей взрослых ученых. Его отец понимает, что Андерс почти вырос. Почему же со мной вдруг обращаются как с ребенком?

     Она ничего этого не сказала, но, возможно, что-то из этого проявилось в ее взгляде или в напряжении ее подбородка. Она почувствовала, как Львиное Сердце попытался заставить ее успокоиться, но в то время как обычно она рада была его помощи, в этот раз она вдруг обиделась не него. Вот еще один пытается удержать ее от собственных целей и мнений!

     Мама очень мягко сказала:

     – Ну, мне жаль, что Андерс не сможет прийти, но ты можешь пригласить и других ребят своего возраста. Нам и правда бы этого от тебя хотелось.

     Отец добавил:

     – Стефани, ты же знаешь, что мы знаем, что ты замечательная юная леди, но – и я признаю, отчасти это наша вина, что привезли тебя на Сфинкс, как раз когда ты готова была участвовать в групповых программах на Мейердале – с тех пор, как мы прибыли сюда, помимо Карла, у тебя, похоже, нет друзей своего возраста.

     – Даже Карл более чем на год старше, – добавила мать. – И это только разница в возраста. Эмоционально, то, через что прошел Карл, заставило его резко повзрослеть.

     Как правило Стефани бы уцепилась за такую возможность узнать чуть больше о прошлом Карла, не сейчас ее это просто не волновало.

     – Мне, – сказала она, делая паузы между словами, так что каждое было как удар, – не нравятся люди моего возраста. Они скучные. Хорошо, когда у нас есть чем заняться, вроде дельтапланеризма, но их присутствие здесь будет ужасно. Общаться будет безнадежно. Ты же не ждешь, что мы будем играть в «приколи ослу хвост», не так ли?

     Отец строго взглянул на Стефани.

     – Стефани, разве ты не понимаешь? Ты только подчеркиваешь нашу мысль. Тебе придется научиться ладить с людьми – не только своего возраста, но и с теми, кого ты считаешь скучными или раздражающими или еще что-нибудь. Ты не сможешь уйти отшельничать в лесу, если хочешь кому-нибудь чем-нибудь помочь.

     Стефани отодвинула тарелку, аппетит вдруг пропал.

     – Хорошее празднование дня рождения, – сказала она. – Вместо того, о чем я мечтала, будет урок общения.

     Мама была весьма опечалена. На каком-то уровне Стефани сожалела о сказанном, но не могла искренне извиниться. Папа все еще выглядел суровым, что, вероятно, означало, что он зол, но держит себя – он тоже был из таких – в руках.

     – Я так понимаю, – сказал папа, – что мы закончили с обсуждением. Поговорим о вечеринке и ученическом разрешении позже.

     – Можно мне идти? – с натянутой вежливостью сказала Стефани. – Мне нужно учиться.

     – Конечно.

     Когда она вышла из-за стола и поспешила в свою комнату, ее догнали последние слова отца. Он сказал «ученическое разрешение», а не «временная лицензия». Без их разрешения я не смогу получить лицензию. Неужели он остановит меня после всей этой напряженной работы?

     Стефани ворвалась в свою комнату, задержавшись лишь чтобы захлопнуть за собой дверь. Вместо того, чтобы сесть за компьютер, она кинулась на кровать. Да что с ними такое? Неужели они больше меня не любят?

     Она услышала, как дверь открылась, и прозвучало мягкое топ-топ вошедшего Львиного Сердца, закрывшего за собой дверь. Он запрыгнул к ней на кровать, но не постарался коснуться ее настроения. Ей вдруг захотелось этого, хотя всего несколько минут назад эта же самая идея привела ее бешенство.

     Да что, несчастно подумала Стефани, со мной такое?

     Все еще беспокоясь из-за возникших у него при попытке помочь Погибели-Клыкастой-Смерти проблем, когда его двуногая занялась своим обучением и ее эмоциональное смятение отчасти утихло, Лазающий-Быстро потянулся вдаль, стараясь коснуться мыслеголоса своей сестры, Поющей-Истинно.

     Даже перед тем, как он включил пучковый стебель в свою обычную диету, у Лазающего-Быстро был довольно сильный для самца мыслеголос. Несмотря на все эти преимущества, ему все равно потребовалась посредничество бродячих охотников, чтобы отправить сообщение и получить ответ.

     «Ты кажешься обеспокоенным, Лазающий-Быстро. Говоришь, Погибель-Клыкастой-Смерти скоро уснет? Приди встретиться со мной у синеточечных деревьев неподалеку от места, где растет кружевной лист. Ткач-Ветвей идет защищать меня. Он не забыл, что если бы не Погибель-Клыкастой-Смерти, он был бы мертв – или хуже».

     Лазающему-Быстро пришлось довольствоваться этим ответом. Он дал знать Погибели-Клыкастой-Смерти, что выходит. Она крепко обняла его, и в звуках, издаваемых ее ртом, он разобрал «Правополосый» и «Левополосый». Тогда ладно. Если она полагает, что он идет проверить близнецов, она не станет волноваться.

     Тихонько мявкнув напоминание, он указал на кровать и встретил ее смех – а также яркое мерцание ее мыслесвета. Она издала еще больше звуков, ни одного из которых он не понял, но утомленный тон был достаточно ясен. Она хотела, чтобы он шел наслаждаться жизнью и не беспокоился из-за нее. Она в порядке.

     Долгие летние ночи сокращались, хотя в небе еще надолго задерживалось вечернее свечение. Лазающий-Быстро забрался по стволу ближайшего сетевого дерева и отправился по маршруту, которым он до этого уже неоднократно двигался. Даже когда он из-за возможных опасностей держался настороже – хотя клыкастая смерть и на забралась бы на деревья, опасной могла быть и гнилая ветвь – он по-прежнему чувствовал мыслесвет Погибели-Клыкастой-Смерти. Он знал, когда она прекратила работать, и почувствовал, когда она уснула.

     В итоге Лазающий-Быстро добрался до синеточечных деревьев. Вскоре после этого прибыли Поющая-Истинно и Ткач-Ветвей. Оба взяли с собой сети для переноски. Семена синеточечного дерева считались у Народа деликатесом. Хотя еще было рано, чтобы многие из них созрели, на этом этапе можно было собрать и сохранить шишки. Семена продолжат зреть.

     Передние и средние лапы собирали шишки, трое из Народа увлеклись обсуждением. Ткач-Ветвей хотел не мешать обсуждению, но брат с сестрой попросили его присоединиться.

     «Конечно, если вы не возражаете, – добавил Лазающий-Быстро. – Ваш отличающийся опыт может подарить нам новую мудрость».

     Поющая-Истинно, как певица памяти, обладающая доступом к огромному объему общего опыта Народа, не возразила своему брату. Лазающий-Быстро заметил, что с тех пор как она стала старшей певицей памяти клана, она в большей степени, более или менее, предпочитала выслушивать идеи других.

     Возможно, подумал Лазающий-Быстро, видя, как мысли и хранящиеся воспоминания столь многих из Народа тускнеют от времени и расстояния, она, так сказать, научилась больше ценить новое.

     Это была интересная мысль, и он отложил ее для дальнейшего рассмотрения. Сейчас же ему нужно было получить возможный совет и вернуться к Погибели-Клыкастой-Смерти. Сейчас, особенно, ему не хотелось быть вдали от нее.

     Весьма легко было объяснить другим источник его растерянности. Пусть Лазающий-Быстро и убедился, что двуногие своими ротовыми звуками и отметками способны были обсуждать сложные идеи, он все еще жалел их. Ротовые звуки должны были быть последовательны. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, что те же звуки в ином порядке не означали того же. Он потерял надежду когда-нибудь и правда понять их.

     Однако мыслеречь обладала множеством форм. Пусть и можно было «говорить», облекая мысли в последовательности, когда нужно было разделить опыт, не требовалось прибегать к этой громоздкой форме.

     Сейчас же он показывал Поющей-Истинно и Ткачу-Ветвей, что он испытал этим вечером с Погибелью-Клыкастой-Смерти, представив не только прочтенные в ее мыслесвете импульсы, но также и более широкий контекст ее взаимодействия с родителями. Он даже сумел включить собственную интерпретацию некоторых ротовых звуков. В основном это были имена, но он счел, что даже эта малость прояснит, что двуногие способны к разумному общению, а не просто кричат, как озерные строители, когда предупреждают друг друга через воду.

     При всей сложности это разделение потребовало очень мало времени. Он чувствовал размышления Поющей-Истинно и Ткача-Ветвей, вес их опыта – и, в случае Поющей-Истинно, опыта многих других.

     Поющая-Истинно сказала:

     «Думаю, это потому, что в первой твоей встрече с Погибелью-Клыкастой-Смерти ты был впечатлен ее интеллектом…»

     Ткач-Ветвей не столько вмешался, сколько вставил образ того, как – несмотря на всю его осторожность – Лазающий-Быстро был обнаружен юной двуногой. Конечно, Погибель-Клыкастой-Смерти (хотя, конечно, тогда она не получила имени) была достаточно умна, чтобы понять, как установить ловушку, которую он не смог обнаружить, тогда как он (и другие из Народа) всегда могли обойти установленные ее старшими…

     Поющая-Истинно продолжила мысль:

     «Потому что ты всегда считаешь ее умной и находчивой, думаю, ты часто забываешь, что еще она очень молода. Насколько мы можем сказать, она еще не достигла полной зрелости. Хотя ее запах и близок ко взрослым, есть различия. В самом деле, когда я заглядываю в воспоминания, я вижу, что ее нынешний запах отличается от ее запаха во время первой вашей встречи. Думаю, она меняется».

     Мысль поразила Лазающего-Быстро. Он не был певицей памяти, но он мог призвать некоторые свои старые воспоминания. Он сравнил их, попробовав воспоминания, предложенные Поющей-Истинно на его с Ткачом-Ветвей рассмотрение. Свидетельства были интересны. Он предложил им образец своего опыта с Погибелью-Клыкастой-Смерти в последние несколько дней, выбрав времена, когда он был заметно растерян из-за ее мыслесвета.

     Ткач-Ветвей сказал:

     «Думаю, произошедшее ясно – хотя я не виню тебя, так как ближайшие не всегда замечают подобное. Погибель-Клыкастой-Смерти меняется из ребенка во взрослую. Ее запах показывает, что некоторые события – вроде ее встречи с Бесцветным-Мехом – вынуждают некоторые ее запахи меняться даже резче. Возможно, двуногие похожи на существ с сезонным размножением. Такие часто становятся весьма иррациональными, когда на них давит необходимость размножаться».

     Лазающий-Быстро задумался. Конечно, взаимодействие Погибели-Клыкастой-Смерти с ее ровесниками – особенно с некоторыми из более агрессивных – обретало смысл, если это не только результаты иерархической конкуренции, но также и маневрирование для размножения. Разве внимания той самки, которую Погибель-Клыкастой-Смерти недолюбливала больше всего, не искало больше всего самцов?

     «Вы дали мне очень хорошую тему для размышления, – сказал Лазающий-Быстро, наполняя мысль благодарностью. – Поющая-Истинно права. Я все чаще отношусь к Погибели-Клыкастой-Смерти как к немало пожившей взрослой. Многие ее недавние действия обретают смысл, если рассматривать их с точки зрения почти-взрослой, проверяющей свои пределы. Даже ее гнев на родителей – которых, я знаю, она любит и доверяет – обретает смысл, если она не уверена, лучше ли ее побуждения или их».

     Когда Поющая-Истинно ответила, ее мыслеголос был оттенен печальной нотой той, кто регулярно проверяет установленные пределы, а порой и пределы, которые даже никто не считал таковыми, пока она не затрагивала их.

     «Так что Погибели-Клыкастой-Смерти нужно будет больше, чем твое утешение. Думаю, она отвергла твое успокаивание не потому, что ей этого было не нужно, но потому, что ей даже в большей степени нужно было найти верный путь. Если ты продолжишь как ее партнер, тебе тоже потребуется найти новые пути, позволить ей ошибаться, даже если эти ошибки могут навредить ей».

     Ткач-Ветвей – который среди них единственный был в паре, и чей партнер, Водная-Танцовщица, была по-своему столь же волевой и новаторской, как и Поющая-Истинно – в усмешке взмахнул хвостом.

     «Как ты когда-нибудь узнаешь, позволение совершить ошибку это путь всех близких отношений. Однако перед тобой, Лазающий-Быстро, проблема, которой никогда не знал ни один из Народа. По крайней мере, Народ способен на мыслеречь, но при всей своей мыслеяркости, Погибель-Клыкастой-Смерти нема и почти глуха. Ты старше и, таким образом, должен быть и мудрее».

     – Справа, – сказала рейнджер Йедрусински, – вы видите гнездо брачной пары совиных кондоров.

     Андерс вытянул шею – он сидел с левой стороны аэрофургона, на самых задних местах. Его отец сидел справа, рядом с пилотирующей рейнджером Йедрусински, обладая лучшим обзором, но не обращая особого внимания. Андерс не был удивлен. Специализацией отца были материальные остатки. Эту специализацию порой называли этно-археологией, потому что требовались усилия, чтобы провести связь между прошлой культурой и нынешней.

     Доктор Нез, занявший, несмотря на свой ранг, другое место позади, специализировался на живых культурах, а не вещах. Для него другая местная форма жизни Сфинкса была почти так же важна, как и сами древесные коты.

     Теперь же доктор Нез усмехнулся и указал Андерсу:

     – Смотри! Вон там, почти у вершины того огромного королевского дуба. Вау! Довольно неряшливое гнездо. Интересно, укрепляют ли совиные кондоры их на зиму?

     Доктор Нез откинулся на спинку, давая Андерсу взглянуть мимо него. Андерс с благодарностью придвинулся, чтобы хорошенько взглянуть. Он никогда не видел земных дубов, кроме как на картинках. Ему интересно было, видел ли их назвавший это дерево человек. Он счел, что основная форма подходила, но не думал, что у дубов были такие же большие стреловидные листья. Также он не думал, что какой-либо из земных дубов достигал восьмидесяти метров в высоту.

     Андерсу интересно было, почему растения здесь настолько велики, особенно с учетом гравитации выше обычной земной. Можно было подумать, все растения будут низкими и приземистыми. Он видел, какими были родившиеся на Сфинксе люди, даже с доступом к антигравам и различной терапии, развивая коренастое телосложение. Когда Карл вез Андерса обратно на базу, они разговорились, сравнивая Урако со Сфинксом. Карл мимоходом упомянул, что ему приходилось принимать всевозможные добавки, чтобы обеспечить прочность костей.

     Совиные кондоры построили свое гнездо в верхней трети дерева, воспользовавшись сочетанием области, где ствол был достаточно крепок для стабильности, но ветви легки, позволяя хорошо стартовать.

     Рейнджер Йедрусински обвела фургон вокруг, чтобы все пассажиры смогли разглядеть гнездо.

     Может быть она поняла, что папе не особо интересно, подумал Андерс. Он передвинулся, чтобы доктор Нез смог взглянуть с этой стороны.

     Тем временем рейнджер Йедрусински сказала:

     – Несмотря на данное ранними колонистами Сфинкса название, совиные кондоры на самом деле млекопитающие. Они покрыты пухом, а не перьями. Как и у большинства местных животных планеты, у них шесть конечностей. Передняя пара стала крыльями, но у них остались четыре сильных ноги, на каждой их которых набор очень мощных когтей.

     – Я правильно помню, – спросила доктор Эмберли, ксенобиолог команды, – что совиные кондоры известны тем, что охотятся на древесных котов?

     – Мы никогда такого не видели, – ответила рейнджер Йедрусински, – но косвенные свидетельства достаточно убедительны. Мы нашли в отходах совиных кондоров кости древесных котов. Конечно, это может быть результатом падальщичества. Однако древесные коты продемонстрировали немедленно укрытие от тени совиного кондора. Конечно, сами совиные кондоры должны быть способны охотиться на древесных котов. У них чрезвычайно острое зрение и достаточный ум, чтобы понять, что частокольный лес служит дорогой для всевозможных существ – среди прочего и для древесных котов.

     – Но, – запротестовал Вирджил Ивамото, специалист по литологии – или каменным инструментам – их команды, – древесные коты изготавливают каменные инструменты. Разве это не довод к их способности защититься?

     – Древесные коты используют инструменты, – ответила рейнджер Йедрусински, – похоже, только на малой дистанции для манипулирования окружением. Мы не видели никаких свидетельств луков и стрел или даже метательных копий. В отличие от людей, древесные коты по своей природе превосходно оснащены для охоты на существ, являющихся их обычной добычей. Они не проявляют ни малейшего желания нападать на существ заметно крупнее себя, за исключением самозащиты или защиты других своего вида.

     Или Стефани, подумал Андерс. Он задумался, на что было бы похоже оказаться защищенным от монстра ордой древесных котов.

     Этим утром одна из других рейнджеров Лесной Службы взяла их взглянуть на своеобразный «зоопарк», населенный местными животными, которым, по тем или иным причинам, необходим был уход. Среди них были захваченные гексапумы, которых подготавливали к выпуску в дикую природу. Он не считал, что «монстр» слишком сильное слово для создания более пяти метров длиной – без хвоста, добавляющего еще около двухсот пятидесяти сантиметров – весящего больше лошади.

     Рейнджер Йедрусински увезла их от королевского дуба с гнездом совиных кондоров.

     – На сегодняшнем собрании объявили, что изучающими район после пожара Франкитти рейнджерами ЛСС было обнаружено недавно покинутое поселение древесных котов. У нас как раз хватит времени добраться и взглянуть на него с воздуха.

     Это заинтересовало доктора Уиттекера.

     – Это поселение на территории Лесной Службы или в частных землях? – спросил он.

     Андерс готов был поклясться, что его отец уже рассчитывает связаться с землевладельцем. Если так, ответ рейнджера Йедрусински должен был перечеркнуть его надежды поближе подобраться к древесным котам.

     – О, оно в безопасности на территории Лесной Службы, – сказала она, очевидно подумав, что доктор Уиттекер желает убедиться, что древесные коты в порядке. – Пожар был на близлежащих частных землях и, к сожалению, он не уважает человеческих границ.

     – Рейнджер Йедрусински, – спросил Андерс. – Мне интересно. Что такое территории Лесной Службы? Это государственные земли? И древесные коты защищены лишь пока они на них?

     Рейнджеру явно было неудобно, но она не стала уклоняться от вопроса.

     – Территории Лесной Службы – это на самом деле принадлежащие Короне земли. Мы просто ими управляем. В настоящее время наша политика заключается в сохранении их в относительно нетронутом виде. Что не всегда помогает нашей популярности среди некоторых местных жителей, считающих, что Коронные земли должны эксплуатироваться – они предпочитают слова вроде «использоваться» – для пользы людей. Что касается древесных котов… не думаю, что Корона рада будет услышать о ком-либо плохо обращающемся с любой дикой жизнью, но, конечно, на частных землях нам гораздо сложнее обеспечить соблюдение этой политики.

     Интерес доктора Уиттекера касательно земельной собственности исчез, как только он узнал, что ему все равно придется иметь дело с ЛСС.

     – Рейнджер Йедрусински, у нас будет возможность выйти и поближе взглянуть на место колонии древесных котов?

     – Сегодня мы только осмотримся, – ответила рейнджер Йедрусински. – Может быть, позже. Мы хотим посмотреть и увидеть, действительно ли древесные коты бросили место. Порой они ненадолго уходят. Вполне возможно, пожар в том районе привел к временному переселению жителей.

     – Я в растерянности, – сказала Кесия Гайен, эксперт по лингвистике. – Почему вы не знаете о древесных котах больше? Стефани Харрингтон впервые встретилась с ними в конце 1518. Я полагала, что за три года вы должны были уже отметить по крайней мере крупные поселения.

     Что-то в тоне рейнджера Йедрусински подсказало Карлу, что она уже часто отвечала на этот вопрос.

     – Во-первых, хотя сейчас Стефани признает, что впервые увидела древесного кота, сейчас называемого «Львиное Сердце», в конце 1518, она не стала сразу же делиться информацией. Лишь только в марте 1519 всем остальным позволили узнать секрет – и мне интересно, произошло бы это, если бы Львиное Сердце не пострадал так сильно, что не смог сбежать, и его клан предпочел остаться и поддержать его.

     – Что подводит меня к тому, что вы не сможете игнорировать. Люди были на Сфинксе с 1422. Древесных котов впервые увидели лишь почти сто лет спустя. Это значит, что они решили прятаться от нас.

     – Но теперь вы о них знаете, – Гайен сформулировала протест достаточно вежливо, что Андерс был вполне уверен, что она рисуется перед отцом – в конце концов, он был боссом. – Разве нельзя провести спутниковое наблюдение, использовав инфракрасный для определения скоплений, которые могут указывать на плотность населения?

     Такие варианты достаточно серьезно обсуждались, когда строились планы исследований этой миссии. Прислушиваясь, Андерс подумал, что предложение достаточно разумно, так что немало удивился, услышав искренний смех рейнджера Йедрусински.

     – Чудесно поговорить с кем-то интересующимся древесными котами так же как мы в ЛСС. Хотелось бы, чтобы остальной Сфинкс разделял ваши приоритеты. Реальность такова, что в то время как большинство жителей Сфинкса очень рады обнаружению столь интересного вида – игрушечные древесные коты хорошо продаются местным и туристам – факт в том, что древесные коты не считаются столь уж важными.

     – Не важными? – чуть не выкрикнул доктор Уиттекер. – Разумный вид – не важен?

     – Вы забываете, сэр, одна из причин присутствия здесь вас и вашей команды в том, чтобы помочь определить нам, в самом ли деле они разумны, и если так, то насколько. Никто не станет возражать, что они используют инструменты, но отсутствие видимого языка остается крупным препятствием в принятии их как разумных.

     – Но они строят сложные платформы… – запротестовал доктор Уиттекер.

     – Я могу назвать десяток видов птиц с одной только Земли, – ответила рейнджер Йедрусински, – которые строят столь же или более сложные гнезда. Учтите термитники или ульи или бобровые плотины – и это только земные примеры.

     Ивамото предсказуемо заговорил с точки зрения своей специализации.

     – Что насчет каменных инструментов? Конечно, это демонстрирует интеллект.

     – Демонстрировалось, что различные земные приматы используют простые каменные инструменты. Морские выдры тщательно отбирают и даже обрабатывают камни, которые используют для открытия моллюсков. Урсоидные виды на вашем же Урако, которых никто не назовет «людьми», изготавливают простые каменные топоры. Вообще-то, мы немало надеемся именно на вас, мистер Ивамото. Каменные инструменты – и сети – одни из лучших имеющихся у нас доказательств интеллекта древесных котов – те, что убедят всех, кроме самых твердолобых.

     – Но что, – настояла Гайен, возможно, раздраженная, что инструменты предпочли языку, – насчет использования спутникового обзора для отметки колоний?

     Рейнджер Йедрусински вздохнула.

     – Сфинкс богат дикой жизнью – бывает и довольно крупной. Более того, древесные коты не единственные живущие группами местные существа. Наконец, довольно просто, ЛСС просто не получает достаточно спутникового времени. Нашей главной миссией считается управление дикими территориями в пользу колонистов, а не требование ресурсов, необходимых для других задач. Помните, это колониальный мир. У нас просто нет инфраструктуры для того, что многие считают роскошью.

     – Я читал, – вмешался Андерс, подумав, что кому-то стоит поддержать рейнджера, – что настолько малые тепловые сканеры не могут преодолеть густой лиственный полог, так что даже если бы у вас было спутниковое время, это мало чем помогло бы.

     – И это тоже, – весело согласилась рейнджер Йедрусински.

     Этот вопрос о технологических вариантах и приоритетах тянулся следующую часть путешествия. Андерс слушал вполуха – он уже слышал много подобных обсуждений, даже между матерью и отцом о том, как «следует» тратить правительственные деньги. Вместо этого он изучал ландшафт, припоминая то, чему во время похода научили его Стефани и Карл, о различных деревьях и зонах, где они растут. Он посчитал, что все лучше определяет различные типы.

     Конечно, приближалась роща частокольного леса. Эти прямые стволы были отличительными, даже с расстояния, даже – быть может, особенно – с воздуха, где по-настоящему выделялся их странный узор связности. С подходящим к концу летом – можно было даже утверждать, что сезон на грани осени – среди зелени выделялись несколько богато красных листьев.

     Андерс читал, что частокольные деревья сбрасывают осенью листья. Он задумался, смогут ли древесные коты так же легко прятаться зимой. Может быть, будет самое время попробовать нанести на карту колонии или использовать тепловидение. Он собрался уже предложить это, как вспомнил о продолжительности сезонов на Сфинксе. Зима здесь наступит лишь через пятнадцать месяцев. К тому времени эта экспедиция давно уже отбудет.

     Он почувствовал некоторое сожаление, после чего просиял. Может быть, будет зимняя экспедиция. К тому времени ему будет семнадцать. Если он будет старательно учиться, привнесет что-нибудь существенное во время этой первой экспедиции, может быть, он сумеет вернуться. Может быть, как Стефани, он сможет быть кем-то вроде рейнджера на испытании – или помощником на испытании или еще что. Отец никогда ему с этим не поможет, но он готов был поставить на доктора Неза.

     Когда рейнджер Йедрусински привезла их к брошенному поселению древесных котов, гул возбужденных разговоров стал всеобщим.

     – Этот ряд частокольных деревьев ограничивает более открытую область.

     – Смотрите! Та платформа почти новая. Я даже отсюда могу сказать, что они использовали немало кружевной ивы. Это отличается от показанных нам доктором Хоббард образцов.

     – В той корзине довольно большая дыра внизу. Интересно, не поэтому ли ее оставили. Может быть, она была церемониально «убита».

     Андерс мог сказать, что его отцу не терпелось выбраться и осмотреться. Когда рейнджер Йедрусински отвлеклась, отвечая на вопрос доктора Эмберли о возможном источнике висящего на стволе частокольного дерева мотка шерсти, Андерс увидел, как его отец бросил взгляд на выведенные данные аэрофургона, после чего сделал на своем комме несколько заметок. Что-то в том, как он быстро наклонился сделать несколько снимков, заставило Андерса подумать, что отец надеялся, никто не заметит.

     После слишком недолгого пребывания рейнджер Йедрусински развернула аэрофургон в сторону базы.

     – Простите, но мне завтра утром следить за пожарами, когда вы все еще будете спать. Я уточню у главного рейнджера Шелтона, когда мы сможем вернуться. В конце концов, вы пробудете здесь еще несколько месяцев. Времени полно.

     Если бы рейнджер Йедрусински знала доктора Уиттекера так же хорошо, как Андерс, она бы встревожилась из-за того, насколько безмятежно он воспринял отбытие. Конечно, доктор Нез с любопытством взглянул на своего давнего босса, но ничего не сказал.

     Когда они вернулись к корпусу рейнджеров, где они оставались, они нашли ожидающее сообщение.

     – Здравствуйте. Это Марджори Харрингтон. Мы устраиваем для Стефани празднование пятнадцатилетия. Мы подумали, что если вы не в поле, Андерс мог бы прийти. Стефани и Карл – с которым он уже познакомился – будут здесь, но это даст ему возможность познакомиться с кем-нибудь еще из местных детей его возраста, на случай если он в итоге устанет от людей, думающих только о древесных котах. Конечно, Андерсу не нужно приносить подарок или еще что, но я подумала, Стефани будет рада его видеть.

     Закончила она, назвав дату и время и предложив свой личный контактный номер.

     Доктор Уиттекер выглядел почти столь же довольным, как и когда он узнал, что выиграл конкурс и возглавит проект на Сфинксе.

     – Хорошо, парень, – сказал он, похлопав Андерса между лопаток. – Если доктор Харрингтон не думает, что ее дочь хотя бы немного не влюбилась в тебя, то я не антрополог. Конечно, я удостоверюсь, что мы сумеем доставить тебя на это празднование. Может быть, я сам тебя подвезу, просто показать дружелюбность… конечно, я откажусь от предложения остаться. Не хочу тебе мешать.

     Насвистывая, доктор Уиттекер отправился в душ. Андерс медленно снял свою полевую одежду, гадая, почему же его реакция на принятое приглашение оказалась столь смешанной. В конце концов, его отец не просил его делать что-то хуже, чем его мать делала на повседневной основе, верно?

     Стиснув зубы, Стефани выбралась из аэрокара, после чего вытащила из грузового отсека черно-оранжевый дельтаплан. Вслед за ним легко выпрыгнул Львиное Сердце. По крайней мере, он явно с нетерпением ожидал сегодняшней тренировки.

     Стефани хотелось того же.

     – Спасибо, что подвез, пап, – сказала она.

     – Если все будет в порядке, – ответил Ричард Харрингтон, – я заберу тебя не позже чем через час после окончания тренировки. Свяжусь, если буду опаздывать.

     Стефани кивнула.

     – Я взяла свой комм. Если будешь опаздывать, пойду в кафе и займусь домашней работой.

     Она увидела, как отец проглотил комментарий. Она знала, что они с мамой хотели бы, чтобы она использовала время в городе для общения со сверстниками.

     Ну, хмуро подумала она, помахав на прощание отцу, забросив на плечо дельтаплан и помчавшись к полю для тренировок. Сегодня они получат желаемое. Чертов день рождения…

     Погода позднего лета/ранней осени почти идеально подходила для дельтапланеризма, с легким ветерком, с почти достаточными для обеспечения некоторого вызова изменениями. В отличие от изначально занимавшихся этим спортом, у Стефани и ее товарищей по команде для упрощения приземления были антигравы. Так что, вместо того, чтобы прыгать с обрыва, надеясь поймать обещающий ветер, они могли начать с открытого поля, изолированного управлением воздушного движения от всех машин.

     Но сегодня, подумала Стефани, зная, что этот образ слегка чересчур мелодраматичен, кажется, как будто я тоже прыгаю с обрыва.

     – Мя-ать! – с обвиняющей нотой в голосе прокомментировал Львиное Сердце. По крайней мере, Стефани подумала, что услышала порицание. Пусть Львиное Сердце и не мог «говорить», у него было широкое разнообразие звуков. Хоть это и не были «слова» как таковые, но она научилась слышать разницу между возбужденными, встревоженными и, как в этот раз, неодобрительными «мя-ать».

     Она знала, что Львиное Сердце знает, что она нервничает. Весь путь до города древесный кот просидел так, чтобы можно было обернуть хвост вокруг ее шеи – утешающий, как она знала, жест. Однако она не почувствовала с его стороны ни намека на попытку вторгнуться в ее эмоции, предоставляя успокоение и утешение, как он время от времени делал.

     Интересно, значит ли это, что по его мнению я с этим справлюсь? Мысль ее, как ни странно, приободрила.

     Теперь они были достаточно близки, чтобы Стефани увидела, что большая часть членов клуба уже собрались. Когда ее отец и мэр Сапристос основали клуб, было лишь несколько заинтересованных людей, но он несколько вырос и даже отделил взрослую группу. Изначально Стефани была одной из самых младших летунов, но теперь были даже младше ее, когда она только начала. Ей это нравилось. Она обнаружила, что дети младше ее не казались, ну, столь же обиженными, как ее возраста.

     Возглавляла список этих детей, с которыми не ладила Стефани, Труди Франкитти. Стефани уже пообещала себе, что будет сегодня избегать Труди. Они не пересекались после того, что ЛСС неформально назвала «пожаром Франкитти», и Стефани не верила, что сможет сдержаться, если та подойдет.

     Теперь, когда клуб был крупнее, избегать Труди было бы не так сложно. Более того, после нескольких попыток назначить их в одну команду – в дополнение к одиночным полетным тренировкам, собрания клуба также устраивали командные мероприятия вроде эстафет – мэр Сапристос смирился и разделил их.

     Стефани не совсем подслушивала – разве ее вина, что столь много взрослых забывают, что по-видимому увлеченно читающий ребенок может к тому же и слушать? – когда мэр Сапристос разговаривал с ее отцом.

     – Знаю, я соглашался с тобой, что даже если Труди и Стефани среди сильнейших наших летунов, они могли бы извлечь выгоду, находясь в одной команде. Проблема в том, что в итоге мы закончили четырьмя командами: красная команда, синяя команда, команда Стефани и команда Труди. Они по возможности не переходят между ними. Труди мешает Стефани, если считает, что ей это сойдет. Стефани пока не заходила настолько далеко, чтобы мешать Труди, но я замечал, как она крадет ветер так, что было бы уместнее делать это против соперничающей команды.

     Отец вздохнул.

     – Тогда лучше разместить их в разных командах, где они не станут портить веселье другим детям. Хотя жаль. Я надеялся, Стефани выше такого.

     Услышав это, Стефани покраснела. Она надеялась, никто не понял, что она слушала. Она ненавидела разочаровывать своих родителей, но некоторые другие дети – особенно Труди и ее банда – были настоящими черными дырами. Знал ли мэр Сапристос, что Стэн Ченг, парень Труди, часто приходил на тренировку навеселе? Знал ли он, что Тоби Медник в тот раз так сильно облажался потому, что Стэн и его приятель Фрэнк «Не в фокусе» Камара заставили его попробовать что-то модное?

     Она подумывала рассказать мэру, чтобы Стэна держали подальше от Тоби, но потому что ей нравился Тоби, она так не делала. Будет анализ крови, и Тоби окажется в серьезной беде. Его родители были крайне строги. Все это смущало, потому что Стефани знала, что ее родители сказали бы, что она должна рассказать, что Тоби может пострадать.

     Она удовлетворилась приглядыванием за Тоби. Пока что этот едва не произошедший инцидент, похоже, отпугнул его от попыток сделать еще что-нибудь глупое. Что касается Стэна и Фокуса… Ну, Стефани не могла заставить себя беспокоиться. Они были отвратительными типами и хулиганами. Если они, летая под кайфом, хотели вычеркнуть себя из генофонда, то пускай.

     Тоби был в списке приглашенных на день рождения Стефани гостей. Он был всего на несколько месяцев младше ее, так что она сочла, что он попадает в эту загадочную категорию «ровесников». Стефани казалось странным, что возраст должен иметь столь заметное значение. Труди была почти на год старше ее, но на несколько разделов позади во всех их классах.

     Не глупи, Стеф, сказала она себе, собирая дельтаплан. Ты знаешь, что мама с папой хотят, чтобы ты пригласила детей своего возраста, как раз потому, что ты считаешь эта самым сложным. Считай это тестом, так же как по математике или литературе.

     Эта мысль ее подстегнула. Все, что ей нужно, это отнестись к социальным навыкам как если бы они были еще одной темой – вроде социального образования. Разве люди не изучали такое когда-то всерьез? Вещи вроде этикета или сложных иерархических систем древней Японии – следы этого все еще существовали в формах личного обращения.

     Стефани усмехнулась, желая, чтобы рядом был Карл, чтобы она могла поделиться озарением. Он бы рассмеялся, погладив ее по голове, как он обращался со своими младшими сестрами, Надей и Анастасией. Она задумалась, что бы подумал о ее озарении Андерс. Как сын антрополога, он, вероятно, уже размышлял о подобном. Тем не менее, можно было как-нибудь спросить его.

     Мысль об Андерсе была последним, что нужно было Стефани, чтобы расправить крылья духа. Она пристегнула себя и Львиного Сердца (у которого была собственная подвеска) к дельтаплану и добралась до места, где собирался остальной клуб. Ей даже удалось немного «поболтать» с парой других детей.

     Одиночная тренировка, особенно акробатика и целеуказание, прошла весьма хорошо. Новенькая клуба, Джессика Феррис, была по-настоящему хороша в некоторых более сложных движениях. Стефани могла бы подумать попросить у Джессики совета, но Джессика уверенно вошла во фракцию Труди Франкитти, оказавшись вне досягаемости.

     Во всяком случае, любой слишком тупой, чтобы увидеть Труди насквозь, возможно, слишком туп, чтобы чему-то учить. Джессика, вероятно, маневрирует на инстинктах, подобно летящей в тумане Мейердальской древесной летучей мыши.

     После одиночной акробатики мэр Сапристос организовал эстафету. Для этого Стефани и Львиное Сердце спустились. Одно было выполнять сольное выступление под влиянием дополнительной массы древесного кота, но она не считала это справедливым для остальной команды. Львиное Сердце не возражал, особенно когда она вручила ему стебель сельдерея. Он запрыгнул на ближайший колючий кустарник, легко избежав десятисантиметровых колючек, разыскивая насест, на котором он сможет наслаждаться закуской и наблюдать за гонкой.

     Был напряженный момент, когда Фокус Камара сблизился с Кристиной Шрёдер, едва не задев своим крылом ее, во время попытки перехватить брошенный Кристине Четом Понтье флаг. Кристина резко нырнула, спасая крыло и хватая флаг в движении, вызвавшем у аудитории (тренировки клуба дельтапланеризма часто привлекали зрителей, особенно в дни с подобной теплой, приятной погодой) громкие аплодисменты. После множества маневров и едва не уронив переданный флаг, синяя команда Стефани победила в гонке.

     После гонки Фокус задержался лишь чтобы послушать послеигровой анализ мэра Сапристоса, возможно посчитав – оправданно – что ему не достанется особой похвалы. Он задержался на достаточно вежливый срок, но вместо того, чтобы присоединиться к обычной болтовне после собрания клуба, он, мотнув головой, позвал в сторону города.

     – Эй, Стэн, Бекки, Труди, пошли. Прихватим перекусить. Кто-нибудь еще поучит мелких складывать крылья.

     Так как Стефани была занята, помогая с этим одному из младших членов клуба, она знала, что эта насмешка нацелена отчасти и на нее. Она знала, что должна была огорчиться из-за того, что ее не пригласили, но ее это не заботило. Задевала лишь мысль, что он хотел ее ранить.

     Закончив со своим «мелким», Стефани огляделась. Тоби разговаривал с Четом и Кристиной. Она заторопилась, зная, что ее родители не примут никаких оправданий, если она не передаст хотя бы несколько приглашений лично, а не по сети.

     Этикет, напомнила себе Стефани. Просто еще один класс.

     – Привет, – вдруг застеснявшись, сказала она. – Эм. Отличное движение, Кристина. Хотелось бы мне оказаться поближе и помочь.

     Кристина, высокая, стройная девушка почти на год старше Стефани, светлые волосы которой были коротко обрезаны под хохолок, напоминая Стефани какую-то экзотическую птицу, ухмыльнулась.

     – Я была не уверена, что справлюсь, – сказала она, – но Фокус меня с ума сводит. С тех пор, как я ему отказала, даже еще больше. Как будто я не знаю, что он спросил меня только потому, что Бекки заболела каким-то гриппом. Козел!

     Стефани, которую никто никогда не спрашивал, почувствовала моментальную вспышку зависти. Она подумала, что, может быть, проблемой была ее фигура – или ее отсутствие – но Кристина не была так уж пышнее. Конечно, Кристина была выше…

     Стефани быстро заговорила, чтобы не успеть потерять самообладание:

     – Слушайте, скоро мой пятнадцатый день рождения. Мои родители… я имею в виду, они настаивают… Во всяком случае, они устраивают празднование. На Мейердале пятнадцатый день рождения довольно важен. Что-то связанное со смешанным немецко-испанским наследием…

     Она поняла, что заговаривается. Кристина улыбалась. Судя по виду Чета, он как будто пытался проглотить смех. Лишь Тоби выглядел так же серьезно, как она чувствовала. Она поняла, что это, вероятно, потому, что ему интересно, включает ли это и его.

     – Во всяком случае, я хотела спросить, придете ли вы. Если у моего отца не будет никаких срочных вызовов, мы сперва полетаем на дельтапланах. Позже будет формальный обед с некоторыми другими людьми.

     Она ожидала отказа, но Кристина кивнула.

     – Звучит весело. Я никогда не бывала на Мейердальских празднованиях, но слышала, это отлично. Сообщи дату и время, и я уточню у мамы.

     – Я тоже, – сказал Чет. – Хотя у меня нет смокинга. Мои родители говорят, я слишком быстро расту, чтобы на него тратится. Простая одежда подойдет? Я имею в виду, ты сказала «формальный».

     Стефани кивнула.

     – Не настолько формальный. Просто приодеться, рассесться, все такое. Не пикник и не шведский стол.

     Она повернулась убедиться, что Тоби понимает, что включен в приглашение, когда осознала, что в группе оказалось не трое – Тоби, Кристина и Чет – а на самом деле четверо. Джессика Феррис стояла так, что рост остальных, вкупе с частично сложенными дельтапланами, частично скрыли ее от Стефани.

     Мгновение Стефани боролось с худшей своей частью, но, вспомнив, как ужалило ее намеренное «не-приглашение» Фрэнка, сочла, что не хочет вести себя так же.

     – Тоби, Джессика, – сказала она, – вы придете? Я имею в виду, если будете не заняты.

     Тоби просиял. Джессика, возможно, заметив колебания Стефани, приостановилась.

     – Я уточню у родителей, – сказала она. – Мы новенькие на Сфинксе, в общем, новенькие и в Звездном Королевстве. Какая здесь формальная одежда?

     Кристина рассмеялась.

     – На Мантикоре понадобился бы смокинг, но это колониальная планета. Родителей Стефани, вероятно, устроит что угодно не слишком потрепанное.

     Стефани поспешила поддержать.

     – Мои родители просто хотят дать понять, что будет не только дельтапланеризм. Они обожают готовить. Думаю, они планируют устроить целый банкет с символической едой.

     Джессика, похоже, расслабилась.

     – Ладно. Эй, спасибо. Мило с твоей стороны. Слушайте, мне пора бежать. Я обещала маме помочь ей с садом.

     Звучало интересно, но прежде чем Стефани успела спросить о чем-то еще, Джессика умчалась. Лишь когда она исчезла, и Стефани забрала с шипастого куста Львиное Сердце, она кое-что вспомнила.

     Фрэнк и Джессику не пригласил пойти с ним и остальными. Она полагала, что Джессика общается с Труди, но ни Труди, ни Бекки не пригласили ее пойти с ними.

     Конечно, подумала Стефани, подходя туда, где она обещала встретиться с отцом, два парня, две девушки. Может быть, Бекки и Труди не хотели конкуренции. Джессика почти столь же хорошо развита, как и Труди, хотя она это так не выпячивает. Может быть, Бекки не хотела, чтобы она была рядом с Фрэнком. Кристина подразумевала…

     Ее мозг напрягался, пока она пыталась разобраться во всех этих перестановках. Математика, решила она, была проще человеческих отношений, в целом, гораздо проще.

     Спрыгнувший к ней со своего места Львиное Сердце ответил чувственным «мя-ать!»

     Дни перед днем рождения Стефани прошли довольно хорошо. Даже при всех своих сомнениях, Стефани не могла сдержать возбуждения. На Мейердале, особенно когда Стефани была еще очень мала, дни рождения всегда были крупным событием. Ей было десять, почти одиннадцать, когда они переехали на Сфинкс, и именно больший возраст, вместе с отрывом от их привычного круга друзей и семьи и тем, что оба ее родителя были очень, очень заняты, привел к тому, что дни рождения стали семейным праздником.

     Она пробыла на Сфинксе уже почти треть своей жизни и почти забыла, какой суетой было пятнадцатилетие на Мейердале. На празднование заметно повлияла древняя испанская кинсеаньера, с подчеркиванием достижения зрелости, а не брачного возраста. Однако многие из изначальных колонистов Мейердала были немецкого происхождения. Как и многие другие, покинувшие свою родину, они придерживались своих традиций гораздо тщательнее оставшихся. Немцы, как убедилась Стефани, перепроверив в сети один из мимолетных комментариев мамы, в самом деле изобрели индивидуальное празднование дня рождения, вместе с тортом и свечами.

     За последние несколько дней некоторые разговоры ее родителей обрывались, как только Стефани входила в комнату. Не желая портить любой запланированный сюрприз, она даже принялась насвистывать или разговаривать с Львиным Сердцем, давая им предупреждение.

     Затем, в день самого праздника, все чуть было не испорчено. Во время полдника, который должен был помочь им продержаться до обеда, Марджори Харрингтон повернулась к Стефани.

     – Надеюсь, ты не возражаешь, дорогая, но я пригласила на твой праздник еще пару людей.

     – О? – удалось выдавить Стефани с набитым ртом.

     – Во-первых, я доставляла в одно из поместий некоторые осенние тыквы и увидела девушку, которую узнала по твоему клубу дельтапланеризма. Они выглядела довольно одиноко, сидя там, так что я спросила ее, не хочет ли она прийти на твой день рождения.

     Ричард Харрингтон спросил:

     – Что за поместье?

     – Поместье Франкитти. Девушку зовут Труди. – Марджори увидела одинаково удивленные лица мужа и дочери и поняла неправильно. – Я не зла на эту семью в целом, и я знаю, что это Франкитти ответственны за недавний пожар, но я не думаю, что можно винить эту девушку.

     У Стефани пропал аппетит, и она положила бутерброд.

     – Труди Франкитти придет. О, с днем рожденья меня…

     – Стефани! – оказалась шокирована Марджори Харрингтон.

     Вмешался Ричард Харрингтон:

     – Стефани и Труди не ладят. Никогда не ладили.

     Марджори Харрингтон моргнула.

     – Я не представляла.

     – Не представляла, – сказала Стефани. – Ты никогда не обращаешь внимания на мои слова. Я говорила тебе, что дети здесь полные и абсолютные нули. Ты просто решила, что я не умею общаться. Теперь мне придется мириться с Труди и ее постоянным напоминанием всем, что ее отец из первых рожденных на Сфинксе детей. С днем…

     – Стефани! – Резкость в голосе Ричарда Харрингтона ясно дала понять, что он считает, его дочь переходит черту. – Не говори так со своей матерью. Может быть, если бы ты чаще разговаривала с ней, она бы понимала лучше. Вместо этого ты скопом называешь всех бестолочами и нулями. Я знаю о твоем отношении к Труди лишь потому, что я, когда могу, веду занятия в клубе дельтапланеризма – и потому что мэр Сапристос сказал мне, что в итоге отправил вас в разные команды, раз уж вы не можете хорошо играть вместе.

     Стефани стиснула зубы на фразу «играть вместе», но она видела, что ее отец весьма раздражен. Она знала, что он любил ее, но также он любил ее маму и ненавидел, когда они сталкивались лбами. Кроме того, технически, описание было точным – по крайней мере со стороны Труди.

     Ричард Харрингтон продолжил:

     – Стефани, одна из причин, по которым пятнадцатый день рождения это настолько важно – не только на Мейердале, но во многих культурах – что особенно в дотехнических цивилизациях этим отмечали начало взрослой жизни. Полагаю, твоей задачей в этот день рождения будет вести себя как взрослой… даже если Труди, которая старше тебя, нет.

     Он в полуулыбке изогнул уголок рта.

     – Конечно, в некотором смысле она ведет себя как взрослая, но соглашусь, в остальном у нее ветер в голове.

     Марджори Харрингтон поглубже вдохнула.

     – И я прошу прощения, Стефани. Мне стоило сперва спросить. Полагаю, моя сентиментальность из-за всего этого празднования дня рождения меня одолела.

     Стефани знала, чего ожидать. Пусть даже вокруг кусочков съеденного ею бутерброда сновали бабочки, она выдавила:

     – Спасибо, мам. Хорошо, что ты сказала. Я приложу все усилия. Честно. – Она не смогла сдержаться, добавив: – Но правда, Труди – идеальный пример обратной эволюции.

     – Поверю тебе на слово. – Марджори Харрингтон заколебалась. – Надеюсь, я не облажалась снова, но помнишь, я сказала, что пригласила несколько «людей».

     Стефани задумчиво кивнула. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, только не Стэн и не Фрэнк… Я могу справиться с Бекки, но не со Стэном и не с Фрэнком…

     – Это не еще одна девушка, – продолжила Марджори Харрингтон, и сердце Стефани рухнуло еще глубже. – Это Андерс Уиттекер. Его отец привезет его где-то между дельтапланеризмом и обедом.

     Стефани не поверила, что бабочки в ее животе могли бы быть хуже, но теперь они танцевали и переплетались, на этот раз в радостном скачущем танце.

     – Андерс?

     – Я думала, вы с Карлом с ним поладили, – теперь с по-настоящему взволнованный видом сказала мама. – Я имею в виду, похоже было на то в тот день, когда он пришел взглянуть на древесных котов.

     – О, мам! – Стефани захотелось обнять ее, но она сдержалась. В конце концов, она была не вполне уверена, почему же идея появления Андерса была настолько хороша, но так и было. Она удовлетворилась подпрыгиванием в кресле и потянулась к брошенному бутерброду. – Он довольно умен. Определенно не нуль.

     – Или бестолочь? – спросила мама, дразнящая нотка в голосе не вполне скрывала напряжения.

     – Определенно не бестолочь, – заверила Стефани.

     Она усмехнулась и укусила бутерброд. Затем ей в голову пришла новая мысль, в результате чего к остальным бабочкам присоединился новый набор.

     Андерс придет. Андерс, который определенно не был всем тем, чем она обычно пренебрегала в толпе Труди. Андерс, который и в самом деле был красив и умен и отлично умел слушать, что ты чувствуешь, так что ясно было, что он и правда понимает.

     И в этот раз, он, вероятно, даже не заговорит с ней, помимо обычного «С днем рождения». Здесь будет Труди, и парни всегда замечали Труди. И Джессика, почти столь же фигуристая. И Кристина, которую приглашали многие парни.

     Андерс придет. Но, возможно, он ее вовсе не заметит…