|
|
||
Выписка из Книги учета событий дежурного по гарнизонному госпиталю:
25 января 19... года. 21 час 30 минут. В приемный покой гарнизонного госпиталя нарядом милиции доставлен мужчина в бессознательном состоянии с ожогом гениталий. Предположительно пострадавший находится в состоянии алкогольного опьянения...Помещен в палату Љ 2
Верочка Семенова была женщиной практичной. Так, во всяком случае, она сама считала. Если же кто-нибудь из знакомых пытался это утверждение оспорить, то Верочка принималась так изумленно хлопать огромными пушистыми ресницами, - будто спрашивая у Фомы неверующего: а как же иначе? - что спорящий чувствовал себя полным олухом и спешил ретироваться. Впрочем, с ней особо и не спорили.
Замуж она выскочила рано, сбежав под недоумевающие восклицания родных и близких со второго курса художественного училища, и поступок этот считала самым, пожалуй, ярким доказательством знания жизни.
- Да поймите же, вы, - втолковывала она обалдевшим подругам и заламывающим руки родителям, - там и только там я смогу работать с полной отдачей, творить от истоков истинной жизни, писать нежной кистью грубый лик природы.
Подруги лелеяли в тубусах наброски изнеженных натурщиков и ничегошеньки не понимали; родители вспоминали себя непутевых и с сомнением смотрели на Верочкиного избранника - юного флотского лейтенантика, только что получившего направление за Полярный круг. Все вместе пытались отговорить.
Слова не действовали, - Верочке снилось стальное море, заснеженный пирс и северное сияние а-ля Снежная королева на верхушках могучих сопок. Наяву же она грезила гениальными полотнами, написанными в томительные дни ожидания моряка-героя. Все представлялось романтичным и высокохудожественным. Даже поезд Москва-Мурманск.
Действительность оказалась куда менее эстетичной, - в прокуренном, кишащем тараканами офицерском общежитие, где пахло сыростью, а на подоконниках росла бледно-зеленая плесень, героизация профессии выглядела, по меньшей мере, оскорблением. Первое время Верочка пыталась хоть как-то приблизить реалии к мечте, но потом бросила эти попытки в силу их полной неосуществимости - ежедневное мытье пола в уборной (места общественного пользования выглядели настолько ужасно, что отбивали даже желание отправлять естественные человеческие надобности, не говоря о каких-либо творческих поползновениях) слабо способствует романтике взглядов на жизнь. Равно как и необходимость общаться со сплоченным коллективом соседей, чередующих тотальные пьянки и чудовищные по своей откровенности адюльтеры с публичными разборами полетов - народ подобрался неординарный и шумный. Верочка всех боялась, а потому сторонилась, предпочитая наблюдать за незнакомой до этого жизнью издалека.
Очень сильное впечатление осталось у нее после знакомства с одной чрезвычайно разбитной мичманшей. Хромоногая, обремененная двумя детьми женщина три месяца мужниной автономки посвящала последовательному обслуживанию мужской части населения поселка, угуливаясь к возвращению кормильца до натурального истощения. При этом она заранее знала, что, вернувшись, он неделю будет бить ее смертным боем, до той поры пока не придет время ехать в санаторий. Самое жуткое откровение для Верочки заключалось в том, что из санатория супруги возвращались ласковыми и взаимовежливыми, опять же заранее зная, что скоро все повториться.
Всего этого Верочка не понимала и не принимала. С соседями отношений не завязывала, на посиделки не ходила, в общественной жизни не участвовала, с посторонними мужчинами была холодна. Не то, чтобы она напрочь отвергала саму вероятность супружеской измены. Вовсе нет. Просто, по ее разумению, все должно было быть красиво и практично одновременно. И так будет, уверяла себя Верочка. Она не жила все это время - она, по ее собственным ощущениям, только ожидала жизнь. Писать суровую природу хотелось все меньше.
Один раз она попробовала проникнуть на пирс (тот самый заснеженный), была обругана обросшим чирьями нерусским матросом и на этом поставила жирную точку. Снежная королева рухнула с высоты своего трона и разбилась на микроскопические осколочки. Верочка смела их веником и высыпала в унитаз, резонно рассудив, что там им самое место. Затхлая вода унесла остатки наивности в коричневое вспученное наростами жерло.
Через два года лейтенант Семенов одновременно получил третью звездочку и однокомнатную квартиру в новом доме. Это был несомненный прогресс. Верочка сама сделала ремонт, купила кое-какую мебель, исходя из особенностей своего вкуса и возможностей военторга, и, осмотрев гнездышко, решила, что пора начинать.
В течение полугода, проявив недюжинное упорство и смекалку Верочка обзавелась:
1. Мольбертом, красками, кистями, холстами и всем необходимым для возобновления художественных экзерциций. Пейзажи и прочую муть она из головы выбросила, и творила теперь в собственном стиле, который сама придумала, и сама же назвала жестким бытовым сюром. Самая яркая работа, висевшая над трюмо, изображала гигантскую СВЧ-печь с торчащими из нее двумя парами ног в характерном расположении. Картина называлась Свадебный пирог и была Верочкой весьма любима.
2. Молодым, энергичным и на редкость тупым (что не маловажно) любовником по имени Костя, пять дней в неделю чахнущим от безделья на продскладе в звании мичмана. Круг его интересов ограничивался двумя Ж - жратвой и женщинами. Именно в таком порядке. Он приходил к Верочке по первому зову, съедал немыслимое количество снеди, долго и качественно любил, отрыгивая котлетами пополам с копченым палтусом, и уходил на склад мечтать о еде и бабах.
3. Штатским воздыхателем Николаем Захаровичем, фанатичным любителем рассказов Бестужева-Марлинского и большим эстетом. С Николаем Захаровичем (она называла его НЗ и в этом был глубокий смысл) Верочка общалась на улице во время вечерних выгулов его злобного боксера тигровой масти со странной кличкой Белозор; много и с удовольствием слушала пространные повествования о былом человеческом благородстве, и не позволяла ничего.
Отношения с мужем к тому времени сложились весьма странные, - они не ссорились и не изводили друг друга упреками или ревностью; просто жизнь развела их в разные стороны, по сути; оставив вместе формально. Только один день в году они независимо ни от чего проводили вдвоем: каждую годовщину их свадьбы, состоявшуюся некогда 25 января. В этом не было ничего идущего от сердца, - просто так сложилось. Да и терять что-либо в этой жизни Верочка не собиралась, в том числе и мужа, несмотря даже на то, что семейные обязанности старшего лейтенанта Семенова (кроме финансовых) уже были поделены между энергичным мичманом и обходительным гражданским специалистом с судоремонтного завода.
Какая-нибудь недалекая, только мнящая себя практичной, женщина, экономии ради, объединила бы чувственную платоническую и первобытную плотскую составляющие в одном любовнике. Многие в поселке так и делали, вызывая у Верочки улыбку сострадания. Мужчина, считала она, должен и может выполнять только одну функцию - или говорить или действовать. Совмещение принесет потерю качества и обширный жизненный дисбаланс. Ну и в чем же тут практицизм?
И Костя, и Николай Захарович, каждый по-своему, в Верочке души не чаяли, и она платила им тем же. Опять же дифференцировано. И только, как уже было сказано, 25 января обоим строго настрого запрещалось даже мечтать о своей обожаемой подруге. Что они до поры до времени и делали.
Так и жили все четверо, включая мужа, ставшей привычной жизнью, пока не наделали независимо друг от друга роковых ошибок.
Готовиться к очередной (на этот раз кажется ситцевой, а может и какой-нибудь другой) свадьбе Верочка по устоявшейся привычке принялась загодя. В Мурманске (и далеко и дорого, а что делать?) она накупила всевозможных деликатесов, затоварилась парой шампанского, раздобыла в Альбатросе бутылку Камю, а в кондитерской у гостиницы Арктика прихватила огромный торт с кремовым сердечком.
Накануне торжественного дня она подробно и с пристрастием проинструктировала Костю и Николая Захаровича: первому, в силу тупости, было велено сидеть на складе и не выдумывать; второму - позволялось, в самом крайнем случае, помаячить под Верочкиным окошком, но не более.
Утро праздника Верочка, как и всякая приличная хозяйка, встретила на кухне. Полдня она резала и взбивала, панировала и припускала, отбивала и перчила, натирала и смешивала, пока, наконец, не закончила основные кулинарные приготовления, оставив напоследок лишь то, что и полагается делать в последнюю минуту - здесь добавить майонеза, тут полить соусом, это поставить в духовку, а вот это сбрызнуть маслицем. Все это время из окна кухни прекрасно просматривался мерзнувший на пару со своим псом НЗ, и это придавало готовке некоторую пикантность.
После полудня Верочка перебралась в комнату, вооружилась пылесосом и битый час гоняла пыль, наводя лоск на, и без того, ухоженное жилище. Потом она немного почитала, посмотрела телевизор, по телефону приняла поздравления от родителей, помечтала о чем-то приятном, сладко вздремнула, а, проснувшись, вдруг обнаружила, что к условленному часу муж не пришел.
Верочка немного встревожилась, но скоро успокоила себя простым и логичным объяснением - служебными делами Семенова, и, чтобы отогнать дурные мысли, села к мольберту.
Испытанное средство не помогло: около двух часов она делала вид, что работает, пока не осознала, что вместо этого в десятый раз прокручивает в мозгу сцену разноса непунктуального супруга. Накалив саму себя по полной программе, Верочка накрыла картину чистой простыней, промыла кисти жидкостью из бутылки с надписью Огнеопасно и, дрожа от гнева, направилась в туалет - вылить содержимое ванночки для мытья кистей в унитаз. В этот момент раздался звонок в дверь. Торопливо опрокинув посудину над унитазом и забыв смыть горючую смесь, Верочка кинулась в прихожую, пощелкала замком, потянула ручку на себя и остолбенела. На лестничной клетке в распахнутой перепачканной мелом шинели, в шапке висящей на одном ухе и не зашнурованных ботинках неритмично покачиваясь стоял ее муж. Пьяный вдрызг и с дымящейся сигаретой во рту.
Почему-то именно сигаретный дым подействовал на Верочку более всего. Откровенно говоря, и без него было на что сердится - любая жена расстроится, увидев свое сокровище в таком виде, да еще в такой день - но этот чуть тлеющий окурок выглядел так издевательски, что Верочка не выдержала. Обругав супруга запавшими в память выражениями из репертуара общежитских дам, она забежала в кухню, сгребла в огромный куль из праздничной скатерти все стоявшее на столе и вытолкнула торжественный ужин на улицу. Будь Верочка не так рассержена, она бы обязательно заметила в дрожащем свете уличных фонарей подозрительные темные пятна, хаотично перемещавшиеся под ее окнами. Но разве ей было до этого? Тем более, что старший лейтенант Семенов никак не отреагировал ни на слова жены, ни на ее поступки. Руководимый тем таинственным автопилотом, что так хорошо знаком крепко пьющим людям, он скинул шинель на пол, расстегнул ширинку и, перекатывая в губах все еще горящую сигарету, устремился в туалет. В голове у Верочки что-то зазвенело и разорвалось.
Через мгновение она уже неслась по улице поселка, сама не зная - куда, и уже физически не могла слышать ни как в ответ на брошенную сигарету гулко фукнуло из унитаза чадящее пламя, ни как завизжал от боли ее муж, ни как где-то за домом зашелся свирепым гавканьем пес.
Выписка из Книги учета событий дежурного по гарнизонному госпиталю:
25 января 19... года. 22 часа 30 минут. В приемный покой личным составом гарнизонного патруля доставлен мужчина с травмой головы. При поверхностном обследовании - повреждение кожных покровов, сотрясение мозга... Помещен в палату Љ 2.
Николай Захарович попал на Север, что называется, по зову сердца. Или по дурости. Иногда бывает, что это одно и тоже. Короче говоря, когда, после окончания Ленинградского кораблестроительного, Николаша попросил у седых профессоров распределения на Кольский полуостров, то вместе с распределением, получил их полное одобрение. Так и поехал.
Сначала конечно было страшно, - лета нет, зима три квартала, жилье в бараке. Потом ничего, привык. Получил квартиру, женился (жена само собой питерская, всю жизнь вдоль канала Грибоедова гуляла), появились дела и заботы помимо тральщиков и подводных лодок в доках. Появились деньги. И выяснилось, что жить на Севере не так уж плохо. Скорее даже - хорошо.
Совсем хорошо стало, когда они с женой выбрали все надбавки - и квартиру обставили и оделись, и в отпуск ездили копейки не считая. Плюс, само собой, на книжке. Плюс машина, плюс дача на большой земле, оформленная на тестево имя.
К сорока пяти годам, когда дети выросли (старшая вышла замуж и уехала на Тихий океан, младшая - училась в Ленинграде на океанографа), жизнь за Полярным кругом стала привычной и единственно привлекательной. Супруги каждое лето вместе отдыхали в Красной Поляне, каждую осень вместе собирали богатый урожай грибов и ягод, и каждую зиму терпеливо, как могут только северяне, вместе ждали окончания полярной ночи. Однажды, расчувствовавшись после рюмочки-другой коньяку, Николай Захарович признался жене, что счастлив, что жизнь устаканилась и другой ему не надо. Супруга в ответ пустила слезу и чмокнула Захарыча в седой висок. Обоим казалось, что их семейная жизнь вступила в фазу спокойствия и мудрости. Не тут-то было.
В конце марта в квартиру по соседству въехала некая молодая особа. Как у многих, только начинающих заполярную жизнь, из имущества у нее был только огромный чемодан Мечта оккупанта. Кроме того, новоявленная соседка обладала точеной фигуркой и не имела понятия о каких-либо моральных устоях. Звали ее Виолеттой и факт получения ею квартиры в обход общаги с неделю обсуждался на всех шести этажах дома.
Виолетта (или как она представлялась сама - Виола) на пересуды внимания не обращала, вокруг смотрела спокойно, с соседями здоровалась с достоинством. Через некоторое время стало известно, что работает она связисткой (сутки через двое) в одной организации с женой Николая Захаровича.
Собственно говоря, ничего сверхъестественного в Виолином появлении не было, - на Север приезжают разные люди и живут тоже по разному, - но именно после знакомства с ней Николай Захарович доподлинно узнал в какое именно ребро вонзается бес при появлении седины в бороде.
Началось все довольно банально. В один из дней (супруга по странному стечению обстоятельств как раз дежурила у себя в части) Николай Захарович был оторван от поглощения азу по-татарски весьма требовательным звонком в дверь. Чертыхнувшись и отхлебнув компота из большой керамической кружки с надписью Коля на фоне Кавказских гор, будущая жертва внебрачных связей прошлепала в коридор и открыла дверь. На пороге, разумеется, стояла Виола. Одета она была не то чтобы легкомысленно, но как-то чересчур привлекательно - легкий шелковый халатик, туго обтягивая крепкую грудь, книзу становился настолько свободным, что приоткрывал смуглые бедра от малейшего сквозняка. Ошалев от такого пейзажа, вышеупомянутый представитель нечистой силы с аппетитом грызанул почтенного отца семейства и забил копытцами где-то в районе простаты.
- Ой, вы кушали? Я зайду попозже, - пропела Виола грудным, бархатным голосом.
- М-н-е-э-э, - ответил Николай Захарович (наглый бес раскручивал шершавым хвостом сладкий блудливый маховик). - Ничего, ничего... Я уже, так сказать, отобедал... Проходите... Чем могу служить?
- Да вот люстра не работает, - Виола достала откуда-то из-под халата перегоревшую лампочку. Соблазнительное одеяние всколыхнулась, и на секунду между полами мелькнуло нечто розовое в кружавчик. Чертенок ткнул рогами в самую середину воспаленного мозга и рявкнул что-то вроде Еще один готов.
Справедливости ради надо отметить, что тогда кроме замены лампочки ничего не произошло (если не считать, конечно, полной потери головы Николаем Захаровичем), но, начиная именно с того злополучного дня, каждое дежурство жены он отмечал свиданием с Виолой, - чинил сливной бачок, обивал марлей форточку на кухне, двигал мебель, прилаживал импортную мойку на кухне... Пока однажды не осознал себя лежащим на обольстительной соседке посреди шикарного в полспальни сексодрома.
Так у них и пошло - через два дня на третий, отправив жену на работу, неверный муж, забывал обо всем на свете и очертя голову бросался к юной соседке - постигать доселе неведомые ему формы межполовых отношений.
Закончилась сия развратная история, как водится, плохо. Сейчас уже трудно определить - то ли кто из доброжелателей нос сунул, то ли сама супруга заподозрила неладное; только в один совсем не прекрасный день Николая Захаровича взяли на горячем. Человек он был, несмотря на коварную измену, честный, а потому врать и изворачиваться не стал, - объяснил жене все как есть и с пониманием отнесся к ее решению расстаться. Правда, одновременно с подругой дней суровых ему пришлось расстаться с дорогой финской мебелью, Жигулями седьмой модели, вкладом на сберкнижке и хлебным местом на заводе. Первые три наименования он, не дрогнув, отдал бывшей половине в качестве контрибуции, с четвертого его турнули за аморалку - в те времена с этим делом было строго. Короче говоря, из зажиточного, почтенного заместителя директора завода Николай Захарович превратился в бедного заштатного инженера. Обремененного, к тому же, выговором по партийной линии.
Ничего, думал он, шагая в пустую квартиру с работы усталый, зато у меня есть Виола. И чего это я, опять же думал он, шагая, пойду в четыре голые стены? Пойду я лучше к любимой, она меня утешит. И пошел туда, где его уже не ждали, - ни Виола не ждала, ни здоровенный капитан-лейтенант с профилем Гойко Митича и татуированным дельфином на плече.
Чтобы не спиться от горя и тоски (а как еще простой отечественный интеллигент стремиться решить не решаемые проблемы?) Николай Захарович купил щенка боксера тигровой масти. Щенок был весел, ласков и с удовольствием слушал по вечерам громкие читки рассказов Бестужева-Марлинского, к которому Николай Захарович приохотился еще в студенческие годы.
Встреча с Верочкой произошла в поселковой библиотеке, где Верочка с боем (на один день и под честное слово!) получила Супружескую жизнь Эрве Базена. Они познакомились, прогулялись, поговорили о превратностях судьбы и стали дружить. Возможно, Николай Захарович предпочел бы дружбе несколько иные отношения, но к тому времени близости с женщиной он уже боялся как черт ладана, а потому настаивать на чем-либо подобном не решался. Что касается Верочки, то она сразу окрестила его НЗ и в этом, как уже говорилось, была перспектива.
25 января, прослушав Верочкин инструктаж и получив разрешение находится у ее дома, Николай Захарович обрадовался. С годами он стал сентиментален, а в прогулках под окнами любимой женщины накрывающей стол для мужа было, на его взгляд, столько мучительной романтики, что щемило сердце.
Весь день они с Белозором торчали в скверике, наблюдая Верочкин силуэт. К вечеру Николай Захарович даже взялся угадывать - вот сейчас она накрывает скатертью стол, сейчас режет колбасу, сейчас достает из духовки мясо... Сообразив, что элементарно проголодался, страдалец подошел поближе к стене дома, чтобы, кинув прощальный взгляд, отлучиться на ужин; и поднял глаза. То, что он увидел там наверху произвело на влюбленного неизгладимое впечатление, - Верочкина тень стала как-то очень быстро наезжать на кухонную занавеску, в окне открылась форточка и оттуда вылетело что-то белое с увесистым центром и развевающимися краями. Разглядеть предмет подробнее Николай Захарович не успел, - бутылка шампанского, мгновение назад стоявшая в центре стола, ударила его между лбом и темечком, почти лишив сознания. В последний момент бедный НЗ почувствовал, как рванул с поводка Белозор, захлебываясь злобным лаем. Сил хватило - только доползти до фонаря. Там его и нашли патрульные: в крови и шпротах.
Выписка из Книги учета событий дежурного по гарнизонному госпиталю:
25 января 19... года. 23 часа 00 минут. В приемный покой поступил мужчина с укушенной раной левой ягодицы. Травму объясняет нападением бешеной собаки... Помещен в палату Љ 2.
Костя ненавидел Николая Захаровича лютой ненавистью. О существовании седого интеллигентного соперника он узнал полгода назад, - наткнулся на него и Верочку у библиотеки, куда бегал менять детективы для начальника. При всей своей тупости Костя очень четко уловил разницу между собой и НЗ: случись Верочке выбирать, рядом с ней будет этот штатский угодник; а Костик так и останется в роли жиголо. Впрочем, таких слов мичман не знал и называл свое положение при Верочке несколько иначе. В любом случае такой поворот событий его не устраивал. Однажды у него уже уводили девушку. Правда, это было давно и девушка, не дождавшаяся его со службы, сильно проигрывала Верочке по части внешности (видел недавно в отпуске - корова деревенская, солома из волос торчит); но настороженность к посторонним мужчинам, возникающим рядом с объектом собственных чувств, осталась на всю жизнь. Себя он, как не странно, посторонним не считал; и ревновать Верочку к мужу даже не думал. Но вот Николай Захарович...
Мичмана душила злоба. Когда она подступала слишком близко к сердцу Костя надевал тяжелые матросские рабочие ботинки (в просторечье - гады) и принимался лупить ногами ящики с консервами, что стояли в дальней комнате склада. После чего садился в командирское кресло, выменянное со списанной подлодки за десять банок балыка, и вспоминал.
Первый раз он увидел Верочку в разгар кобелиного сезона, каковой случается летом, когда убывшие на отдых жены оставляют мужей на попечение незамужних поселковых дам. В характерной для этого времени года компании, - жаждущие новых сексуальных ощущений мужчины плюс чуткие к чужим нуждам дамы - закончилось спиртное и Косте выпало бежать в гастроном. А может потому и выпало, что из сильной половины веселящихся он единственный был не женат, а значит не сильно нуждался. В том смысле, что для холостяка сезон может длиться весь год.
В гастрономе он ее и увидел. И она понятное дело увидела его, потому что не заметить стоящего столбом верзилу с выпученными глазами и разинутым ртом мог только слепец. Верочка же видела все вокруг очень четко, а иногда даже умудрялась заглядывать в глубинную сущность предметов. Как одушевленных, так и не очень. Во всяком случае, ей удалось разглядеть в Косте залежи половой энергии, о которой, надо признаться, до нее никто и не подозревал.
Обратно в тот вечер Костя не вернулся. Дома у Верочки, как следует отобедав (Верочка заворожено следила, как между крепких белых зубов исчезают недельные запасы колбасы и неслышно охала от предчувствия чего-то небывалого) и, поглазев из вежливости на картины, он повалил новую знакомую на диван и безо всяких прелюдий быстро ввел бедную женщину в состояние какого-то нескончаемого закольцованного оргазма. Через час, выставив Костю за дверь, Верочка взяла в руки карандаш и бумагу, и нарисовала на ней схему в виде ромба. Углами, разумеется, были сама Верочка, Костя, НЗ и муж; а вдоль сторон геометрической фигуры в обе стороны шли стрелки, обозначавшие то, что Верочка получала от троих мужчин, и что соответственно ей приходилось им отдавать. Гипотетический баланс этой схемы (бесперебойно работавшей до известных событий) явно получался в ее пользу.
Костя, конечно, не подозревал о таком цинизме возлюбленной (скорее всего он бы ничего и не понял в описанной схеме), но присутствие НЗ чувствовал каждым нервом. И чем четче чувствовал, тем сильнее в нем было желание если уж не набить тому физиономию, то поговорить по-мужски обязательно. Впрочем, для Кости мужской разговор все равно неуклонно ассоциировался как минимум с бранью.
25-го вечером, расстроенный Верочкиными запретами и немыслимо страдающий, Костя вдруг сделал то, чего не позволял себе никогда,- он отправился к Верочкиному дому, дав себе слово только взглянуть на ее окна и немедленно удалиться. Поступок ему самому не очень нравился, поскольку расходился с Костиными представлениями о мужской сдержанности, а потому с каждым шагом внутри организма копилась безадресная, но жгучая ярость. Увидев мирно мерзнувшего с поводком в руках НЗ Костя даже обрадовался - ну когда еще представиться случай встретить старого мерзавца под горячую руку? Он поднял со снега брошенный кем-то ствол от елки, прикинул его к руке и мрачно двинул к сопернику. Драться он не собирался, по Костиным соображениям для Николая Захаровича хватило бы и испуга. Впрочем, испугаться пришлось ему самому - что-то большое и белое, вынырнув из-под купола полярной ночи, врезалось в голову недруга, поводок выпал из ослабшей руки и пес, давно заметивший человека с палкой, ринулся в атаку.
Спасая наиболее уязвимые мужские места мичман развернулся к собаке кормой и уже на бегу почувствовал, как острые клыки сомкнулись на выпуклой от хорошей кормежки заднице.
Из рапорта дежурного по гарнизонному госпиталю начальнику госпиталя:
Настоящим докладываю, что за время моего дежурства происшествий не случилось, за исключением:
В 00.00 часов 25 января в приемный покой пришла женщина, разыскивающая своего мужа. Находясь в крайне возбужденном состоянии, она потребовала предъявить всех поступивших в эту ночь мужчин. Не обращая внимания на мои просьбы успокоиться и покинуть госпиталь, женщина забежала на второй этаж и, отшвырнув дежурную медсестру, проникла в палату Љ 2. В палате по причине оставшейся неизвестной ей стало плохо. В состоянии близком к помешательству, она оставлена в госпитале. В связи с нехваткой мест в женских палатах мной был вскрыт склад больничного имущества и оттуда взята 1 (одна) койка. Больную временно поместили в коридоре. Ей сделаны инъекции...
Не застав дома ни Николая Захаровича, ни Кости, Верочка вернулась к себе. К ее великому удивлению входная дверь в квартиру была открыта, коридор затоптан, из туалета несло гарью. Вышедшая на шум соседка, горестно качая головой, сообщила, что мужа увезли на скорой. Верочка кинулась в госпиталь.
В приемном покое она вдруг обнаружила, что не может вспомнить собственной фамилии; в черепной коробке метались, подталкивая друг друга, какие-то посторонние слова и дикие образы, язык отказывался повиноваться. Разъяренная своей беспомощностью Верочка накричала на дежурного, взбежала по лестнице на второй этаж и толкнув дверь в ближайшую палату остолбенела - три крайних койки последовательно занимали: ее муж в нелепой лягушачьей позе, Николай Захарович с забинтованной головой и лежащий на животе Костя. Все трое о чем-то мирно беседовали. Это выглядело так смешно, что Верочка громко, с завыванием расхохоталась и потеряла сознание.
Через приоткрытую форточку было слышно, как с улицы надрывным воем ей ответил Белозор.
Андрей Педь
8-910-462-30-76
583-52-23