Penhaus : другие произведения.

Revolution 1917 from outside eyes of the white officer. Stalin

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
  • Аннотация:
    Revolution 1917 from outside eyes of the white officer. Stalin Part 4

Революция 1917 со стороны глазами "белого" офицера. Сталин.

Часть 4. Сталин.

   Youtube.com Сталин - Революция (1_4) Сталин - Революция (2_4) Сталин - Революция (3_4)
   Как Сталин "захватил" власть, растолкав
   СТАЛИН и его эпоха / 19 мая 2008, 23:07 / источник http://delokrat.ru/
   Из книги А.К. Дмитриева "Обманутое человечество. Диктатор -- это звучит гордо!"
   0x01 graphic
   0x01 graphic
  
   Как известно, Троцкий излил в адрес Сталина столько желчи, что её хватило бы на добрую дюжину других вождей из ленинского окружения. Но вот какого мнения он был о нём в 1920г. в телеграмме на имя Ленина. "Так как т. Сталин за последний год главное своё внимание отдавал военным делам и так хорошо знаком с Ю. З. Фронтом, которому предстоит сейчас крайне ответственная работа, представляется в высокой мере желательным назначение т. Сталина членом Реввоенсовета Республики, что даст возможность использовать лучше, чем до настоящего времени, силы т. Сталина для центральной военной работы, в частности, и в особенности для обслуживания центром Ю. З. Фронта."[ "Правда". 6 ноября 1918г.; цитир. по кн. Д. Волкогонова "Лев Троцкий. Политический портрет.", гл. 5]
В ленинском окружении не было более сильного организатора, чем Сталин; такого ответственного исполнителя и, главное, добросовестного.
   ----------------------<cut>----------------------
   Всё вместе и явилось причиной, заставившей Ленина поручать ему всё новые и новые обязанности. Так, И.В. Сталин - вынужденно - оказался обременённым государственными полномочиями, которые вкупе с его талантом руководителя, напоминали диктаторское исполнение должности. Ленинская же гвардия, то ли все поголовно были лентяями, то ли бездарями, то ли и то и другое вместе; те же, кто обладал приличными организаторскими способностями (к примеру, Троцкий), претендовали только на высокие должности, пренебрегая кропотливой повседневной работой.
   В этом плане заслуживает внимание свидетельство врага Сталина, его бывшего секретаря Б. Бажанова, сбежавшего из СССР и разразившегося пасквилями в адрес Сталина. В своих "мемуарах" он описывает ритм работы Политбюро: "Политбюро - центральный орган власти. Оно решает все важнейшие вопросы управления страной... Оно заседает два-три раза в неделю. На повестке его регулярных заседаний фигурирует добрая сотня вопросов, иногда до 150..."
   В другом месте Бажанов рассказывает об обстановке на заседаниях Политбюро: "Каменев ведёт... заседание /.../ Зиновьев полулежит в своём кресле, часто запускает руку в шевелюру сомнительной чистоты, вид у него скучающий и не очень довольный..."
   Каменев ведёт заседание, но решения (по каждому из 150 вопросов) во многом определяет Сталин. (Мы бы сказали сейчас - принимает решения). Поэтому он, как государственник (тогда ещё только складывающийся), имел полное моральное право видеть в них, представителях ленинского окружения, управленческий балласт. И только потом, в процессе работы, он убедился не только в их "профнепригодности", но и в полном отсутствии заинтересованности революционеров-ленинцев в государственных делах в интересах России. Их интересы простирались далеко за её пределы; внутренние же дела их интересовали только с точки зрения использования материальных и человеческих ресурсов для целей мировой революции.
   Было бы в высшей степени несправедливо утверждать, что Сталин был единственным сильным организатором в ленинском окружении. Он был вне конкуренции, но не единственным; Ленин отмечал и организаторские способности Троцкого. Однако целый комплекс других недостатков, в частности отмеченных в известном "Письме съезду", не позволили Ленину остановиться на кандидатуре Троцкого.
   Да и сам Троцкий вряд ли согласился бы с предложением Ленина о каком-либо серьёзном назначении. Будучи неглупым человеком, он понимал, что при том авторитете "еврейских комиссаров", который сложился у населения, фигурировать на первых ролях в государстве - неразумно. То, что мы прочли (выше) у А. Терня, вообще-то было "общественным мнением" всей Европы.
   В связи с этим как-то странно звучит объяснение Троцкого по поводу приближения Сталина Лениным: он, Ленин, желал иметь около себя и "нацменов", что подчёркивало бы не только русский, но и общероссийский характер.[ Д. Волкогонов, "Лев Троцкий. Политический портрет", гл. 5]
   Ленинское окружение всегда имело в виду особенность своего положения и старалось, по возможности, избегать показывать себя на самых высоких должностях, предпочитая находиться за чьей-либо спиной. Известный пример о подборе ими руководителя Коминтерна. Когда они уже договорились назначить Зиновьева, Гурвич (Дан) усомнился в благожелательности такого назначения: "...какая великолепная характеристика III Интернационала - во главе Зиновьев". После чего ими был назначен Ленин. (Источник - воспоминания Луначарского).
   Если добавить к сказанному чуть ли не афоризм Троцкого: "Я, прежде всего, коммунист, и только потом еврей", то становится очевидным: "светиться" на высших должностях государства особого желания он не испытывал.
   Редактор газеты "Новая жизнь" Н.Н. Суханов (Гиммер) по этому поводу потом напишет: "Среди большевистских правителей мы не видим двух звёзд первой величины... Каменева и Зиновьева. Их отсутствие в правительстве могло иметь целый ряд уважительных причин. Во-первых, будучи немного в оппозиции, они могли уклониться. Во-вторых, из тактических соображений не мешало, по возможности, сократить число министров еврейского происхождения..."[ Н.Н. Суханов, "Записки о революции", М. 1922 г.]
   Та же причина просматривается и при назначении Ленина. "Кандидатуры членов первого Советского правительства перед тем, как вынести их на съезд Советов обсуждались на заседаниях ЦК РСДРП(б)...
   Ленин вначале не планировал своего участия в правительстве, намереваясь целиком сосредоточиться на работе в ЦК партии. Однако большинство ЦК настояло на том, чтобы именно Ленин возглавил правительство".[ Ж-л "Вопросы истории", N 2/2003, стр. 74]
   По той же причине заменили (по рекомендации Ленина) "сверхделового еврея" Свердлова откровенно декоративной фигурой Калинина. Надо сказать, что Ленин строго придерживался этого правила: фиктивной, показной фигурой должен быть русский, за спиной которого непременно станет еврей. Так, в совершенно секретном письме Ленина в Политбюро от 19 марта 1922г., известном как предписание по ограблению церквей, он наставляет организаторов акции: "Официально выступить с каким то ни было мероприятием должен тов. Калинин, -- никогда и ни в коем случае не должен выступать в печати, ни иным образом перед публикой тов. Троцкий."[ РЦХНДНИ. Ф. 2, оп. 1, д. 22947; цитир. по кн. О. А. Платонова "Под властью зверя", М., 2005г., стр. 269]
   Мы несколько акцентировали внимание на этих моментах потому, что хулители Сталина уверяют нас, будто он чуть ли не узурпировал власть, растолкав всех конкурентов. Глупость, которая возведена в ранг научной литературы под общим названием - "истоки монополии власти".
   Такое представление о нём настолько овладело сознанием западного истеблишмента, что только личные встречи с И. В. Сталиным позволили как-то изменить это положение. Адмирал Уильям Леги, военный советник президента Рузвельта после первого пленарного заседания на Тегеранской конференции рассказывает: "После окончания заседания мы заговорили между собой о Сталине. Большинство из нас до встречи с ним считали его бандитским главарём, который пробился на высший пост в своём правительстве. Это впечатление было ошибочным. Мы сразу же поняли, что имеем дело с весьма умным человеком. Который умел хорошо говорить и был намерен получить то, что хотел для России. ... Подход маршала к нашим общим проблемам был прямым, благожелательным и учитывающим точки зрения двух его коллег ...".[ Уильям Леги, "Советник двух президентов"; цитир. по кн. "Вторая мировая война в воспоминаниях Уинстона Черчилля, Шарля де Голля ...", М., 1990г., стр. 417]
   "Маршал говорил спокойно, не жестикулируя, и, судя по переводу, уверенно излагал свои мысли." (Там же.)
   Другой американец, Корделл Хэлл - государственный секретарь США - после беседы во время Московской конференции (октябрь 1943г.) вынес своё суждение об Иосифе Виссарионовиче: "Про себя я решил, что любой американец, имеющий такие личные качества и умение вести беседу, мог бы вполне достичь высокого государственного поста в Соединённых Штатах".[ Уильям Леги, "Советник двух президентов"; цитир. по кн. "Вторая мировая война в воспоминаниях Уинстона Черчилля, Шарля де Голля ...", М., 1990г., стр. 396]
   Штатам не повезло: Сталин стал великим государственным деятелем России (СССР).
   Из книги А.К. Дмитриева "Обманутое человечество. Диктатор -- это звучит гордо!"
   Qwertin В доке СТАЛИН и его эпоха / 19 мая 2008, 23:07 / источник http://delokrat.ru/
  
  
   23 декабря 1917 шло очередное заседание Совета Народных Комиссаров. (Волкогонов Д.А, " О Сталине".)
   http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1143 Председательствовал Ленин. Присутствовали: Шляпников, Урицкий, Виноградов, Прошьян, Шлихтер, Менжинский, Аксельрод, Сталин, Петровский, Трутовский, Алгасов, Дыбенко, Бонч-Бруевич, Карелин, Луначарский, Коллонтай, Козьмин. Рассматривалось, как всегда, множество вопросов: проект декрета о Турецкой Армении, конфликт между Наркоматом внутренних дел и Высшим советом народного хозяйства, прекращение оплаты купонов, "вермишельная комиссия", упразднение общегосударственного комитета по делам увечных и передача всего дела в руки Всероссийского союза увечных воинов и многие другие.
   Был и такой вопрос -- "О предоставлении отпусков тов. Ленину на 3 -- 5 дней, тов. Дыбенко на 2 дня, Прошьяну на 1 день и о замене Председателя Совета за время отсутствия тов. Ленина.
   Постановили:
   Отпуск разрешить. Председателем Совета Народных Комиссаров назначается т. Сталин, а заместителем его т. Шляпников"{1142} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1142 .
   Сталин помнил, что он, замещал Ленина, провел два или три заседания Совнаркома (в то время правительство для обсуждения бесчисленных проблем собиралось едва ли не ежедневно). Тогда Горбунов поставил вопрос о допуске на заседание СНК корреспондента из Бюро печати, Прошьян докладывал о борьбе с саботажем Почтово-телеграфного ведомства и предлагал ввести для "почтарей" трудовую повинность; сам Сталин сделал сообщение о положении на Дону, о колебаниях в казачьей массе; по ходатайству Алгасова решали вопрос о выделении средств в сенатскую типографию: что-то, кажется, докладывал Свердлов{1143} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1143 ... Троцкий на "сталинских" заседаниях не появлялся. Как все это было давно... Но не мог же Ленин случайно оставить его вместо себя? Ведь сколько блестящих революционеров было в поле зрения вождя! Почему же этот аргумент в своей борьбе он не использовал в прошлом? Ну да Бог с ним, аргументом. Победителю теперь он нужен только для его "исторической биографии". Сталину было трудно даже предположить, что Ленин, оставляя за себя Сталина, не придавал этому факту особого значения. Вождя беспокоило, что в составе Совета почти нет представителей национальных окраин; черносотенцы, бежавшие на юг, все громче кричат, что Ленин сформировал "еврейское правительство"... В этих условиях его шаг, поддержанный Советом Народных Комиссаров, о временном замещении Председателя наркомом национальностей Сталиным был естественным. Но Сталин, как и во всем, что делалось в аппарате власти, видел, кроме очевидного, и потаенный смысл, выгодный ему.
   ...Стряхнув воспоминания, Сталин повернулся на шаги вошедшего. Но это была не привычная фигура Поскребышева, которого в ноябре 1952 года по настоянию Берии Сталин согласился наконец отстранить от работы, как позже и Власика. Вчера Берия, который становился ему день ото дня все подозрительнее, что-то говорил насчет того, что, "возможно, Поскребышев связан с делом врачей и его придется проверить". Пусть "проверяет". Так же, как "проверяли" недавно все ленинградское руководство и их выдвиженцев в Москве и других городах, как "проверяли" дело, связанное с Еврейским антифашистским комитетом, возглавляемым С.А. Лозовским, которого Сталин хорошо узнал за войну (он возглавлял Совинформбюро), как "проверяли" недавно возникшее дело "врачей-отравителей". Слава Богу, он старается обходиться без их помощи. Сколько императоров, королей, президентов, вождей в истории придворная лекарская курия незаметно отправила на тот свет... Кто скажет? Главное: не доверяться этой публике, которую наверняка обрабатывает и сам Берия...
   Сделаю ещё одно отступление. Я уже сказал, что незадолго до своей смерти Сталин после долгих нашептываний Берии согласился на устранение своих двух самых верных помощников -- А.Н. Поскребышева и Н.С. Власика. В конце жизни "вождь" не верил никому. Да, никому. Не верил и Берии, но не мог не поддаться, когда тот долго и настойчиво компрометировал Поскребышева и Власика, проработавших около него более двух десятков лет. О том, что Сталин не доверял Берии, свидетельствует такой документ.
   Генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик был арестован 16 декабря 1952 года. Его допрашивал сам Берия, а также Кобулов и Влодзимирский. Начальнику Главного управления охраны МГБ Власику было предъявлено обвинение в "потакательстве врачам-отравителям", знакомстве со "шпионом" В.А. Стенбергом, а также в злоупотреблении служебным положением ( "использование казенных продуктов"). Но главное, конечно, было не в этом трафаретном наборе обвинений. В письме на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова в мае 1955 года из Красноярского края, где бывший генерал-лейтенант находился в ссылке, говорилось:
   "Глава правительства (именно так в письме Власик называет Сталина. -- Прим. Д. В. ), находясь на юге после войны, в моем присутствии выражал большое возмущение против Берии, говоря о том, что органы государственной безопасности не оправдали своей работой должного обеспечения... Сказал, что дал указание отстранить Берию от руководства в МГБ. Спрашивал у меня, как работают Меркулов, Кобулов и впоследствии -- о Гоглидзе и Цанаве. Я рассказал ему, что знал... И вот я потом убедился, что этот разговор между мной и Главой правительства стал им доподлинно известен, я был поражен этим..." Нетрудно представить, что Берию больше всего беспокоило отношение к нему Сталина. Но как он узнал о словах Власика, сказанных наедине "вождю"? Может быть, их высказал своему Фуше сам Сталин? А может быть, Берия подслушивал и самого "Хозяина"?!
   Далее Власик в своем письме на имя Ворошилова продолжает: после вызова на допрос к Берии "я понял, что, кроме смерти, мне ждать больше нечего, т.к. ещё раз убедился, что они обманули Главу правительства... Они потребовали показаний на Поскребышева, ещё два раза вызывал Кобулов в присутствии Влодзимирского. Я отказался, заявив, что у меня никаких данных к компрометации Поскребышева нет, только сказал им, что Глава правительства одно время был очень недоволен работой наших органов и руководством Берии, привел те факты, о которых говорил мне Глава правительства, -- о провалах в работе, в чем он обвинял Берию... За отказ от показаний на Поскребышева мне сказали -- подохнешь в тюрьме...".
   Добавлю лишь, что вчерашние "сотоварищи" применили к Власику весь комплекс "мер" по добыванию показаний. Ко мне, писал Власик, было применено "недопустимое издевательство". При "моем возрасте и состоянии здоровья я не мог выдержать. Получил нервное расстройство, полное потрясение и потерял абсолютно всякое самообладание и здравый смысл... Я не был даже в состоянии прочитать составленные ими мои ответы, а просто под ругань и угрозы в надетых острых, въевшихся до костей наручниках, был вынужден подписывать эту страшную для меня компрометацию... в это время снимались наручники и давались обещания отпустить спать, чего никогда не было, потому что в камере следовали свои испытания..."{1144} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1144 .
   Таковы были "дворцовые" нравы. Следили за всеми. Никто, абсолютно никто не был освобожден от подозрений.
  
  
   Волкогонов Д.А. О Сталине.
   http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/11.html
   http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/12.html
  
  
   Содержание
  
   "Военная Литература"
  
   Биографии
  
   Биографии
   Волкогонов Д.А. О Сталине.
   Глава 11.
   Реликты цезаризма
   Утопия всегда тоталитарна... В сущности утопия всегда враждебна свободе.
   Н. Бердяев
   Перелистывая однажды сборник документов Отечественной войны 1812 года, я долго не мог оторваться от письма М.И. Кутузова к своей жене.
   "Августа 19-го 1812. При Гжатской пристани.
   Я, слава Богу, здоров, мой друг, и питаю много надежды. Дух в армии чрезвычайный, хороших генералов весьма много. Право, недосуг, мой друг. Боже, благослови детей.
   Верный друг Михайло (Голенищев)
   Кутузов".
   Прелестный лаконизм, полный глубокого смысла, силы и благородства. На такие письма способны люди, обладающие нравственным величием. У Сталина его никогда не было. Для него человеческие отношения ограничивались рамками классовой борьбы и политики.
   В обширном многотомном фонде "Переписка с товарищем Сталиным" переписки, как таковой, нет. "Вождю" докладывают. Он реагирует. Часто устно. Иногда просто адресует донесения, сообщения Берии, Молотову, Маленкову, Вознесенскому, Хрущеву, кому-либо еще. В его "Переписке" нет того, что мы могли бы отнести к эпистолярному жанру. Он был не способен написать короткую, волнующую и сегодня записку товарищу, просителю. Все его резолюции сухи, однообразны: "согласен" -- "не согласен". Сохранилось всего лишь несколько писем Сталина, которые, за исключением одного-двух к дочери, полностью лишены человеческого начала. Огромное количество документов, ежедневно поступающих к нему, он быстро просматривал, направляя для решения конкретных вопросов исполнителям или коротко высказывая Поскребышеву свое отношение к докладу. В послевоенных резолюциях нет и тени сомнений, размышлений, колебаний. Если они у него были, он их излагал устно. "Железный" человек хотел таким же остаться и в истории.
   Сталин, который эпизодически делал какие-то загадочные пометки в своей черной тетради, не раз возвращался мыслью к созданию вместо "Краткой биографии" крупного, монументального труда о себе. Об этом свидетельствуют его указание об "инвентаризации" архивов, отрывочные размышления вслух в присутствии А.А. Жданова, Н.А. Булганина, А.Н. Поскребышева, неоднократное обращение к Г.Ф. Александрову, М.Б. Митину, П.Н. Поспелову (создателям его официальной биографии) по вопросам партийной историографии, освещения "роли учеников Ленина". В прошлое его нередко возвращало настоящее. С годами он все чаще уносился мыслью к подножию века, к послереволюционной борьбе, именам, лицам тех, чьей судьбой он распорядился сам. Порой о прошлом напоминали ему и люди -- родственники бывших его соратников. Иногда Берия, после очередного доклада о своих делах, выкладывал на его стол списки родственников известных деятелей партии, расстрелянных как "враги народа" или осужденных на беспросветность лагерей, которые обращались с письмами лично к нему, Сталину. "Вождь" молча пробегал списки и обычно, не говоря ни слова, возвращал Берии. Тот понимающе смотрел на "вождя", убирал бумаги в папку и уходил. "Пусть несут свой крест", -- думал диктатор. Его совсем не радовала перспектива, что сотни, тысячи жен, детей, племянников, внуков его товарищей по партии вернутся в Москву, Ленинград, другие города. Сколько новых забот властям, органам! Нет, пусть будет так, как будет.
   Правда, иногда он все же спрашивал о некоторых:
   -- А ей что нужно? Тоже просит об освобождении? -- с укоризной смотрел на Берию. Тот с готовностью доставал из папки перепечатанное на машинке письмо человека, фамилия которого заинтересовала "вождя".
   В прошлый раз это было письмо от родственницы Феликса Эдмундовича Дзержинского -- Ядвиги Иосифовны, проживающей в Москве в Потаповском переулке. Просительница хлопотала о своей матери -- Дзержинской Ядвиге Генриховне, которая была осуждена Особым Совещанием и находилась уже много лет в карагандинских лагерях. Дочь писала, что "мама очень больна, у неё туберкулез легких, цинга и бруцеллез. Она находится в очень тяжелом положении..."{1055}.
   Сталин сразу перенесся мыслью в далекие годы, когда по заданию Ленина он вместе с Дзержинским ездил на Восточный фронт, под Вятку, в Петроград для организации отпора Юденичу... О, Боже, как давно все это было! И образ самого Дзержинского давно уже стерся в памяти. Но почему у таких людей сомнительные родственники, дети, внуки? А потом, при чем здесь какая-то Ядвига Генриховна? Нет, пусть этими вопросами занимается Берия.
   Сталин был лишен элементарного человеческого сострадания. Но, пожалуй, страшнее всего было то, что "вождь" никогда не умел и не хотел хотя бы мысленно поставить себя на место жертвы, человека, судьба которого зависит от его воли. Холод -- самая страшная болезнь души -- навсегда "заморозил" в нем человеческие чувства. Вглядываясь в очередной список, диктатор удивлялся: как много ещё живых из тех, кого давно не должно быть на этой Земле!
   -- Эта тоже о ком-то просит? -- разговаривая как бы сам с собой, негромко произнес Сталин, ткнув пальцем в фамилию Радек.
   -- Нет, это его дочь, хлопочет о себе, -- пояснил сталинский Инквизитор.
   "Я, Радек Софья Карловна, 1919 года рождения, пишу Вам это письмо и прошу Вас оказать моему письму внимание..." Сталин вспомнил, что, пожалуй, никто не писал о нем так возвышенно, как Радек. Хорошее было у него перо. Например, здорово он сказал о нем как вожде: "В годы Октябрьской революции Сталина видели не только в штабе революции, но чаще в передовой боевой линии. Когда Москве угрожает петля голода, он добывает хлеб; когда кольцо враждебных сил угрожает сомкнуться в Царицыне, он там организует отпор; когда опасность угрожает Петрограду, он там проверяет бастионы. Он видит революцию не через сообщения, он смотрит ей прямо в лицо, он видит её величайшие взлеты и он видит её дно. И в этом один на один завершается окончательное развитие Сталина как вождя революции"{1056}.
   Тогда ему, Сталину, эти слова очень понравились. А потом он посадил его на скамью подсудимых вместе с Пятаковым прежде всего потому, что подозревал Радека в устойчивых симпатиях к Троцкому. Ведь доложили же ему, что Радек писал в Алма-Ату ссыльному "выдающемуся вождю". Так же, как и тот ему{1057}. Хотя он и старался вновь вернуть себе его, Сталина, доверие. Вон даже письмо от Троцкого, которое привез ему Блюмкин, отдал тогда, не распечатывая, Ягоде... Но ведь изгнанник писал письмо не кому-нибудь, а Радеку... Нет, троцкистом был, троцкистом и остался. Правда, он, вождь, когда утверждал проект приговора, доложенный ему Ульрихом, заменил Радеку расстрел на лагеря. Позже ему сказали, что он вскоре там скончался... Так о чем же пишет дочь Радека?
   "...Мой отец, Радек Карл Бернгардович, как враг народа был осужден 30 января 1937 года к 10 годам тюремного заключения. Полгода спустя я и моя мать -- Радек P.M. были высланы в г. Астрахань решением Особого Совещания на пять лет. В Астрахани моя мать была арестована и выслана на 8 лет в темниковские лагеря, где и умерла... В ноябре 1941 года меня выслали из Астрахани с отметкой: "Имеет право проживать только в Казахстане". Излишне описывать все мытарства, которые мне пришлось пережить. Срок моей ссылки кончился в июне 1942 года... Ведь я тоже человек; если я дочь врага народа, то разве это значит, что я тоже враг? Когда в 1936 году моего отца арестовали, мне было 17 лет, и вот с 17 лет я хожу с клеймом "врага". Я грамотный человек, но в Челкаре нет работы по специальности. До сегодняшнего дня я не имею паспорта. Нач. НКВД г. Челкара тов. Иванов на мой запрос никакого ответа не дает. Помогите мне искупить вину своего отца!"{1058}
   Вот это разговор, подумал Сталин. Не прошли бесследно ссылки, высылки, кое-что стала понимать. Так и должно быть: все эти "родственнички" должны сидеть до тех пор, пока не поймут, что они тоже виноваты. А затем пусть вину эту искупают! Но это дело человека, который не сводит с него сейчас своих маленьких глаз...
   Такие письма возвращали его в прошлое. Как и сегодняшняя статья в "Правде" -- "Выдающийся документ большевизма", -- посвященная очередной годовщине его выступления на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году. Пожалуй, Н. Михайлов, подписавший статью, размышлял Сталин, верно отметил, что тогда он "мобилизовал партию и советский народ на полное уничтожение агентуры иностранных империалистических разведок. Это привело к дальнейшему укреплению Советского государства...". Но с высоты прожитых лет он хотел смотреть не на тени ушедших навсегда людей, что были с ним когда-то рядом, а на то, что он создал.
   Менее чем за три десятилетия под его руководством возникло могучее государство, с которым теперь вынуждены считаться все в мире. Разве это не так? Однако между результатом и процессом так часто возникают несоответствия, противоречия. Почему так много недовольных? Почему ни одно крупное дело не трогается с места, пока он не даст команду? Почему не становится меньше врагов, изменников и предателей? Вот на днях ему пришлось утвердить ходатайство министра внутренних дел: "Численность состава особых лагерей установлена теперь в 180 тысяч человек. МВД просит разрешения увеличить емкость особых лагерей на 70 тысяч человек и довести её до 250 тысяч"{1059}. Ведь там должны сидеть особые, неразоружающиеся враги. Что, число их растет? И вообще Берия говорит, что заявки министерств на рабочую силу из числа спецконтингента столь велики, что, несмотря на его рост, удовлетворить эти просьбы не представляется возможным. Сколько миллионов людей пропустили через лагеря, а количество подозрительных людей не уменьшается! Вон на Западе утверждают, что, мол, общество, которое он создал, -- "тоталитарное". Пишут, что он отец нового явления в общественной жизни и политике -- сталинизма. Вначале "вождь" не придавал этому особого значения. Он, пожалуй, и сам считал, что пора говорить о "марксизме-ленинизме-сталинизме"; но вообще это сейчас пока ни к чему. Время придет. А враги... На то они и враги, чтобы поносить все, созданное им в течение всей жизни. Л. Троцкий, Р. Гильфердинг, А. Розенберг, Р. Абрамович утверждали, что сталинизм есть "измена большевизму". А К. Каутский незадолго до своей смерти договорился до того, что в России "появились ещё более сильные и жестокие хозяева, а перед пролетариатом на его пути к социализму возникли ещё большие препятствия, чем те, которые существуют в развитых капиталистических странах с укоренившейся демократией"{1060}. Что можно ждать от таких людей? Они и Ленина не щадили.
   Думаю, что подобные размышления могли приходить к Сталину. Он всю свою жизнь молился борьбе, только ей. И в новых "выдумках" буржуазных апологетов ему слышится лишь отзвук этой вечной борьбы, их страх и злоба. Вот и "Правда", посвятив недавно последнему изданию Британской и Американской энциклопедий большую статью под заголовком "Энциклопедии мракобесия и реакции", верно пишет, что в статьях "о социализме и коммунизме клеветнически утверждается, что при коммунизме нет заботы о счастье людей"{1061}. А что они могут писать еще? Это те же писаки, которые невесть что пишут и о сталинизме, думал "вождь". Он не знал, что в стране, где он считался земным богом, придет время, когда люди тоже зададутся вопросом: что такое сталинизм и какова его природа?
   Аномалия истории
   Не скрою, что когда я начинал собирать материал для этой книги, то мне казалось, что все, что создал народ, -- это одно, а Сталин с его преступлениями -- другое. История сразу же становилась проще, понятней, доступнее. Но по мере погружения в прошлое -- разбор многочисленных архивных дел, беседы с участниками и очевидцами минувших событий, размышления о постигнутом -- я утверждался в мысли, что все значительно сложнее. Заманчиво осудить не одного Сталина, но и его окружение со всей могущественной бюрократической прослойкой, как Каутский говорил, "новым классом". И многое в этом верно. Но также многое и неверно. Мы порой забываем, что Сталин и все связанное с ним родилось в значительной мере на марксистско-ленинской почве. Сталин не "перебежал" в большевистскую партию из другой партии, не совершил буквально, как иногда сейчас говорят, государственный переворот. Он создал сталинский социализм. И все время клялся, ссылался, цитировал Маркса, Энгельса, Ленина. Вся партия вторила ему, ведь он действительно продолжал дело Ленина.
   Казалось, стоит разоблачить Сталина, и "чистый" ленинский социализм обретет второе дыхание. После XX съезда партии это как будто было сделано. Но Система продолжала оставаться почти такой же. Дело оказалось не в Сталине, а в тех большевистских основах, которые Ленин заложил в фундамент Системы: монополия одной партии, ставка на диктатуру коммунистической бюрократии, преклонение перед насилием. Сталин с помощью партии все более отходил в сторону тоталитарной концепции. Когда наиболее светлые умы в партии это поняли, было уже поздно. Бюрократическая система имеет особенность: она очень быстро формируется. И она страшно жизнеустойчива.
   Одна из главных бед всего социалистического развития как раз и заключается в том, что, воспевая диалектику на словах, мы часто лишь "кокетничали" с ней, абсолютизируя одновременно многие выводы и формулы теоретического социализма. А ведь сами основоположники марксизма предостерегали от этого. В одном из своих писем к Энгельсу Маркс утверждал, что политическую экономию в подлинную науку можно превратить "только в том случае, если вместо противоречащих друг другу догм рассматривать противоречащие друг другу факты и действительные противоречия, являющиеся скрытой подоплекой этих догм"{1062}.
   Ни Маркс, ни Энгельс не могли предвосхитить не только детали, но и крупные "блоки" конструкции будущего сооружения. Однако с самого начала многие догмы прошлого просто принимались на веру. В 20-е годы вожди часто говорили: "рабочий класс не может ошибаться", "партия не может ошибаться", а ведь ошибались... Об этих ошибках пытались вначале говорить многие. Часто и те, кто сам ошибался немало. В ноябре 1917 года М. Горький в "Новой жизни" опубликовал статью "Вниманию рабочих", в которой писал: "Владимир Ленин вводит в России социалистический строй по методу Нечаева -- "на всех парах через болото"... Заставив пролетариат согласиться на уничтожение свободы печати, Ленин и приспешники его узаконили этим для врагов демократии право зажимать рот, грозя голодом и погромами всем, кто не согласен с деспотизмом Ленина и Троцкого; эти "вожди" оправдывают деспотизм власти, против которого так мучительно долго боролись все лучшие силы страны"{1063}. К сожалению, мудрое предостережение Горького об опасности "деспотизма власти" Ленина и Троцкого не было услышано ни тогда, ни позже.
   Мы все согласны с тем, что в теории научного социализма Сталин ничего не выдумал, ни в чем ни на йоту не продвинулся в позитивном смысле. Он опирался на марксистские схемы, часто полувековой давности, без диалектического, творческого их осмысления. По их сути, по характеру применения и реализации этих схем у очень немногих возникали принципиальные возражения. Сталин держался за "букву" марксизма. Вот, например, громя Бухарина в апреле 1929 года на Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), он заявил:
   "Ленинизм безусловно стоит за прочный союз с основными массами крестьянства, за союз с середняками, но не за всякий союз, а за такой союз с середняками, который обеспечивает руководящую роль рабочего класса, укрепляет диктатуру пролетариата и облегчает дело уничтожения классов. (И дальше цитирует Ленина.) "Что это значит -- руководить крестьянством? Это значит, во-первых, вести линию на уничтожение классов, а не мелкого производителя. Если бы мы с этой линии, коренной и основной, сбились, тогда мы перестали бы быть социалистами..."{1064}
   Как видим, по форме Сталин держался за "букву". А "буква" была догматической, ошибочной. Его поддерживали. Он громил тех, кто осмеливался отойти от "буквы". Но, "утверждая" социализм, Сталин прежде всего превратил рассуждения, полемику, предположения классиков в догму, а затем и эту догму извратил в угоду цезаризму. Поэтому можно сказать, что сталинизм вырос на марксистской почве, питался его ошибочными постулатами и выводами. Из этого не следует, что марксизм буквально виновен в сталинизме. Марксизм как мировоззренческая и методологическая концепция философских и социально-политических взглядов на общество, природу и мышление прямо не отвечает за то, как его интерпретируют. Марксизм -- не сборник рецептов, как в кулинарной книге. Это не план политических действий. Но именно так понимал марксизм Сталин.
   Подводя в январе 1933 года итоги первой пятилетки и касаясь результатов "в области борьбы с остатками враждебных классов", Сталин так интерпретировал один марксистский тезис: "Некоторые товарищи поняли тезис об уничтожении классов, создании бесклассового общества и отмирании государства, как оправдание лени и благодушия, оправдание контрреволюционной теории потухания классовой борьбы и ослабления государственной власти. Нечего и говорить, что такие люди не могут иметь ничего общего с нашей партией. Это -- перерожденцы, либо двурушники, которых надо гнать вон из партии. Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем её усиления"{1065}. Безапелляционность, механистичность, примитивизм понимания догматических идей были предвестником грядущих новых бед. Но эти беды Сталин выдаст за победу и освятит марксистским знаменем. Канонизировав фундаментальное положение марксизма о классовой борьбе, Сталин пришел к той модели социальных отношений, которые мы сегодня решительно осуждаем. Нельзя не сказать, что на каком-то этапе, ещё задолго до Сталина, в пропаганде марксизма возникла тенденция абсолютизировать почти все из того, что было сказано немецкими мыслителями. Сталин был одним из тех, кто унаследовал и настойчиво развивал догматизм в марксизме, где многое и так давно устарело.
   Все сказанное отнюдь не имеет целью что-то оправдать в Сталине и сталинизме. Нет, конечно. Но появившиеся многочисленные публикации последних лет часто связывают все деформации, все ошибки и преступления только с одним человеком. Если бы все это было так, то мы бы давно уже освободились от сталинизма. Но Сталин умер, а сталинизм ещё жив. Мне представляется, что исторически сталинизм стал одной из возможностей (предельно негативной) реализации тех идей, которые были изложены в марксистской доктрине. Извечное стремление людей к свободе, счастью, равенству, справедливости было весьма привлекательно выражено в марксизме. Его последователи часто полагали, что сама попытка творческой интерпретации постулатов марксизма -- уже ересь, отступничество, ревизионизм. Постепенно сложилось так, что любой отличный от сложившегося в марксизме взгляд стал считаться глубоко враждебным. Марксизм на каком-то этапе в значительной мере приобрел характер политической догмы, которая старалась не столько приспособиться к меняющимся условиям, сколько приспособить условия к своим выводам. В октябре 1917 года к власти пришли люди, которые считали себя вправе решать судьбы миллионов людей, не спрашивая их: хотят ли они таких перемен? Ленин, Троцкий, Сталин, прожившие до революции жизнь, слабо связанную с трудом рабочих, крестьян, интеллигенции, узурпировали право выбора судьбы для гигантской страны. Сталин лишь продолжил то, что начали Ленин и Троцкий.
   Сталинизм максимально использовал увлечение русских революционеров радикализмом, когда во имя идеи считалось оправданным приносить в жертву все -- историю, культуру, традиции, жизни людей. Обожествление застывшего идеала в конечном счете обернулось пренебрежением потребностями конкретных людей конкретного времени. Русский радикализм одевался в тогу революционного романтизма, отрицающего мещанское благополучие и буржуазную культуру. Именно Сталин выражал такие взгляды: во имя торжества идеи допустимо все! И никто никогда не говорил, что это глубоко антигуманная мысль, социальный грех перед народом. В этом отношении можно найти сходство, например, между Сталиным и Троцким. Диктатор связывал активное развитие собственной страны с "победой социализма во всех странах". Находившийся совсем в ином положении Троцкий, смертельно враждуя со своим главным оппонентом, провозглашал: "За социализм! За мировую революцию! Против Сталина!"{1066} Их радикализм при внешней политической противоположности двух "выдающихся вождей" родился на русской почве из преклонения перед идеей в ущерб действительности. Он отвергал историческое равновесие, баланс идей и бытия. Главное -- "обогнать", "опрокинуть", "разрушить", "сокрушить", "сломать", "разоблачить", "пригвоздить"... Революционный радикализм, на котором паразитировал Сталин, с методической очевидностью создавал новую псевдокультуру. А главное место в ней было отведено его идеям. Без этого замечания, думаю, анализ сталинизма как аномалии истории будет неполным.
   Пожалуй, следует напомнить один аспект той борьбы, которая сопровождала революционное развитие в канун Октября и позже. Я отнюдь не собираюсь воспевать меньшевиков, которые, хотя и считали себя рабочей партией, в значительной степени несли на себе печать мелкобуржуазного реформизма. Но нельзя не видеть, что они последовательно и настойчиво выступали против догматических, радикальных доктринерских начал, которые изнутри дегуманизировали и "обессиливали" марксизм. Меньшевизм оказался в конечном счете опрокинутым в политическом смысле, чего так добивался Ленин. Но меньшевистская критика Сталина, его глубокого антидемократизма помогает полнее понять некоторые стороны сталинизма. Меньшевики были неизмеримо ближе к идее демократического социализма, чем их непримиримые оппоненты.
   Лидеры меньшевистской эмиграции (Мартов, Абрамович, Дан, Николаевский, Долин, Шварц, Югов) долгое время пытались вести борьбу как бы на два фронта: защищать идеалы революции в России и одновременно критиковать её перерождение. До 1965 года меньшевики имели свой печатный орган -- "Социалистический вестник". Наиболее влиятельными в руководстве (оно называлось "Заграничная делегация") были все более тяготевший к СССР Ф.И. Дан, умерший в 1947 году, и придерживавшийся антисоветских взглядов Р.А. Абрамович, скончавшийся в 1963 году. После смерти Ленина острие критики со стороны быстро тающих группок меньшевиков было справедливо направлено против "антидемократических методов Сталина". Обреченные жить вдали от Родины, наиболее проницательные из эмигрантов ясно видели, что Сталин ведет страну в исторический тупик. Меньшевики, например, одобряя нэп, высказывали интересную мысль: новая линия в экономике должна сопровождаться серьезным обновлением и в политике, тогда бонапартистские тенденции в СССР могут не развиться{1067}. Корень нараставших цезаристских тенденций меньшевики видели в том, что партия большевиков, имеющая "рабочее происхождение", все больше превращалась в тоталитарное орудие узкой группки людей. Усиление роли одной личности, по их мнению, грозило перерождением. Только партия, допускающая плюрализм, справедливо считал Абрамович, могла бы быть гарантом развития демократии. Нельзя не согласиться с этими трезвыми рассуждениями.
   Как меньшевики оценивали Сталина? С точки зрения негативного развития в СССР, полагали они, видны два пути: контрреволюция и лжереволюция. Сталин пошел по второму пути, осознавая это или нет, считали меньшевистские лидеры. Суть сталинизма, по их мнению, заключается в полном отказе от тех традиций, которые были заложены в социал-демократии. Но после революции меньшевизм не был единой политической и идеологической силой. Его влияние все больше сходило на нет. Со временем Дан, долго бывший бесспорным лидером меньшевизма, порвал с ним, стал издавать журнал "Новый мир". Он наивно надеялся, что после победы Советский Союз сможет вернуться к подлинному социализму. В своей большой книге о происхождении большевизма, которую Дан написал незадолго до смерти, он проницательно утверждал, что трагедия России заключается в том, что Сталин оказался абсолютно неспособным соединить социализм и демократию. Это "клеймо сталинизма". Но Дан выразил оптимистичную мысль о том, что большевизм не начинается и не заканчивается на Сталине: социализм достоин свободы и он принесет её людям{1068}. Доживая на задворках русской истории, эти люди, лично знавшие Ленина, непосредственно видевшие революцию в России, своих соперников -- большевиков, их взлеты и падения, были способны (правда, как сторонние наблюдатели) трезво судить о сталинизме. Некоторые их идеи и оценки заслуживают самого серьезного внимания при современном историческом анализе.
   Все многочисленные "оппозиции", "фракции", "уклоны", появившиеся после победы Великой Октябрьской социалистической революции, при всем том, что они часто несли немало сомнительного и ошибочного, тем не менее были одной из диалектических форм выдвижения социальных альтернатив. Возможно, мои утверждения ортодоксально мыслящим людям вновь покажутся ересью, однако представляется, что ликвидация революционного плюрализма оскопила историческое обновление общества. Уверен, например, что меньшевики-интернационалисты с их лидерами Л. Мартовым, О. Ерманским, И. Астровым и другими не были врагами революции. Точно так же, как и левые эсеры, оформившиеся в партию в конце 1917 года. Не здесь ли лежит один из главных истоков будущих догматических и цезаристских монолитов, признававших лишь одно мнение, одну волю, одну истину? Сколько идей о демократии, нэпе, крестьянстве, торговле, государственном и партийном строительстве оказались нереализованными в результате приверженности партийного большинства строго ортодоксальной линии! Все многоцветье действительности вгонялось в черно-белое видение усвоенных схем. А ведь вначале как будто дело шло к революционному плюрализму. Познакомьтесь с выпиской из Протокола N 23 заседания Совнаркома от 9 декабря 1917 года. "Председательствует Вл. Ильич Ленин. Присутствуют: Троцкий, Луначарский, Елизаров, Глебов, Раскольников, Менжинский, Урицкий, Сталин, Бонч-Бруевич, Боголепов.
   Слушали: вопрос о вхождении с.р. (эсеров) в министерства (так в тексте, хотя речь идет о народных комиссариатах. -- Прим. Д. В. ).
   Постановили: Предложить с.р. войти в состав правительства на следующих условиях:
   а) Народные комиссары в своей деятельности проводят общую политику Совета народных комиссаров; б) Народным комиссаром юстиции назначается Штейнберг. Декрет о суде не подлежит отмене; в) Народным комиссаром по городскому и земскому самоуправлению назначается Трутовский. В своей деятельности он проводит принцип полноты власти как в центре, так и на местах; г) тт. Алтасов и Михайлов (Карелин) входят в Совет народных комиссаров как министры без портфелей. Практически работают как члены коллегии по внутренним делам..." Назначили наркомами также эсеров Прошьяна, Колегаева, Измайлова. Затем перешли к следующим вопросам, а Свердлов в это время вел переговоры с левыми эсерами. Уже ночью в качестве одиннадцатого пункта протокола заседания Совнаркома записали:
   "Опубликовать следующее: в ночь с 9-го на 10 декабря достигнуто полное соглашение о составе правительства между большевиками и левыми эсерами. В состав правительства входят семь с.р. ..."{1069}
   Под протоколом подписи: Вл. Ульянов (Ленин), Н. Горбунов. Ведь для всех было тогда ясно, что и большевики и левые эсеры шли по пути революции. Сама практика преобразований нуждалась в социалистическом плюрализме, который, едва возникнув, вскоре был безжалостно ликвидирован большевиками.
   Сталин оказался подходящим лицом для такого силового, одномерного пути развития. Мы знаем, что были и иные варианты, но настоящей борьбы, которая давала бы реальные шансы другому направлению, не было. Немало бухаринских идей, например, весьма привлекательно, хотя от многих из них он позже был вынужден -- не по своей воле -- отказаться. Этим я отнюдь не утверждаю, что Сталин и сталинизм были "запрограммированы". Едва ли. Я хочу лишь подчеркнуть -- и это очень важно, по моему мнению, -- что сталинизм родился в условиях догматизации, абсолютизации многих выводов марксизма, которые были сделаны ещё в середине XIX века, при отсутствии других революционных альтернатив. Уничтожение социалистического плюрализма -- это начало монополии на социальную истину и политическую власть. Превращение союзников или конструктивных оппонентов во врагов со временем привело к замене революционной демократии тотальным бюрократизмом. Нетерпимость к идейному плюрализму выглядела вначале революционной "добродетелью", однако со временем в решающей мере помешала творчески осмыслить строительство нового мира.
   Пока партия была не у власти, это не грозило большими социальными опасностями. Когда же она стала правящей, материализация канонизированных положений обернулась бедой. Сталин на этой основе пошел дальше: он извратил многие принципы научного социализма, что во многих областях привело и к социальному перерождению. Таким образом, скажу ещё раз: сталинизм есть теория и практика, боготворящая силу и насилие как универсальное средство реализации политических и социальных целей. Сталинизм -- это одномерное видение мира, одобряющее использование любых радикальных средств для достижения поставленных целей, которые в конце концов оказываются деформированными. Сталинизм породил глубокие противоречия между экономическим базисом и политической надстройкой, народом и бюрократией, подлинной культурой и её суррогатами, социалистическими идеалами и их реализацией. Сталинизм выражает не только процессы деформации народовластия, но и его перерождение в особую разновидность цезаризма, о чем я уже говорил. Это историческая аномалия социализма, который, впрочем, ещё никто и никогда не создал.
   Можно, пожалуй, сказать, что каждой революции, без исключения, угрожает свой термидор. Он может быть в разных формах: реставрация старого, частичная деформация, постепенное вырождение. Сталинизм явился формой термидора как перерождения народовластия и превращения его в диктатуру одной "господствующей личности".
   Эта извращенность теории и практики в наиболее полной форме проявилась в отчуждении. Раньше мы полагали, что отчуждение возможно лишь в капиталистическом обществе. Думаю, что это не так. В "Экономическо-философских рукописях 1844 года" Маркс выделяет такие стороны, которые характеризуют отчуждение: потеря права распоряжаться собственной деятельностью; отчуждение продуктов труда от производителя; отчуждение от достойных условий существования; взаимоотчуждение, утрата людьми своей социальной содержательности{1070}. По сути и сталинизм означает отчуждение человека от власти, от участия в управлении государством, производством, другими общественными процессами. Сталинизм, таким образом, есть прежде всего диктаторская форма отчуждения людей труда от права распоряжаться собой, от государственного управления. Если для капиталистического общества, как считали основоположники марксизма, отчуждение является естественным, то для социализма, который и совершает революцию, по мысли Маркса, чтобы ликвидировать многие формы отчуждения, это предстает как аномалия.
   Утверждение сталинизма как явления прошло несколько ступеней. Первая: "глухота" ленинского окружения к его "Завещанию". Пожалуй, тогда Сталин впервые почувствовал, что Олимп власти для него -- не мираж, а реальность. Вторая ступень связана с периодом между 1925 и 1929 годами: стабилизация капитализма на Западе после ослабления революционных потрясений совпала с началом зарождения бюрократических структур и устранением Троцкого -- основного соперника Сталина. Еще одна ступень -- коллективизация и ликвидация умеренной линии в ЦК. Уже на этой ступени сталинизм, применивший массовое насилие, одержал окончательный верх над возможными альтернативами развития. На следующую ступень, в 1934 году на XVII съезде, мягкие сапоги Сталина ступили уже для "коронации" его как единственного вождя. Далее сталинизм только затвердевал в своей бетонной ортодоксальности. Лишь война несколько ослабила его хватку по причине смертельной угрозы не только сталинизму, но и самому Сталину.
   Кардинальные реформы сталинизм допустить не мог. Поэтому политическая система, социальные отношения, сама мысль постепенно остановились в своем развитии. Подчеркну ещё раз, сталинизм -- тоталитарная форма отчуждения человека труда от власти, которую тот вроде бы добыл себе благодаря русским революциям со всеми сопутствующими этим явлениям тяжелыми последствиями в политической, экономической, социальной и духовной сферах.
   Определяя сталинизм, пожалуй, можно назвать ряд характеризующих его черт. Одна из них -- безальтернативность развития. Весь широкий спектр революционных "рецептов" после революции безжалостно сужался. Часто выбор между двумя или несколькими альтернативами делала не сама жизнь, а кабинетные стратеги. Сталин был здесь непревзойденным специалистом. Он всегда знал, что хорошо и что плохо, где революция и где контрреволюция. Методологический ключ выбора альтернатив был прост: все, что не совпадало с его, Сталина, взглядами, установками, целями, естественно, объявлялось антиленинским, контрреволюционным, враждебным. Со временем это станет государственным правилом. Сталин, решая вопросы, обычно всерьез не рассматривал альтернативные идеи или варианты, помимо тех, что предлагал сам. Однажды избранный им стиль директивного управления мог только совершенствоваться, но отнюдь не пересматриваться или заменяться. Думаю, то, что мы сегодня вкладываем в понятие "плюрализм", привело бы его просто в бешенство, квалифицировалось бы как настоящая измена революционному делу. Все, что свершалось Сталиным, представлялось как объективная закономерность. В эту схему вписывались и теоретические взгляды. Например, когда в журнале "Пролетарская революция" была помещена статья Слуцкого "Большевики о германской социал-демократии в период её предвоенного кризиса", Сталин разразился гневной статьей{1071}. Редакция журнала хотела лишь рассмотреть историю взаимоотношений большевиков со II Интернационалом, взаимоотношений компартий с социал-демократией. Вопрос, который не утратил своей актуальности и сегодня. Однако Сталин усмотрел в этом факте попытку "пересмотреть" взгляды большевиков на центризм, оппортунизм вообще. В своем стиле, попутно наклеив ярлыки на Розу Люксембург, Волосевича, некоторых других, Сталин широко использовал такие "аргументы", как "галиматья", "пошлые и мещанские эпитеты", "убожество", "троцкистские контрабандисты". Даже робкая попытка увидеть частные альтернативы была тут же пресечена.
   Когда Сталин после XIII съезда партии уцелел на посту генсека, он быстро выработал свой взгляд на власть: никаких альтернатив! Ни политических, ни общественных, ни личных. Особенно личных! В конце концов он покончил не только с Троцким, но и всем ленинским окружением. Когда после войны Берия стал нашептывать Сталину, что после смерти его, вождя, А.А. Кузнецов будет претендовать на пост генсека, а Н.А. Вознесенский -- на должность предсовмина, реакция была однозначной. Сталин, будучи неглупым человеком, понимал, что реальная альтернатива ему может быть в лице Политбюро, ЦК, как коллективного ядра партии. Путем политических манипуляций, интриг, урезания прав ЦК Сталин превратил его в послушный совет поддакивателей, который он собирал все реже и реже. От имени ЦК действовал его аппарат -- партийная канцелярия бюрократов. Какие-либо альтернативы сталинской власти при жизни единодержца были исключены.
   В конечном счете сталинизм стал олицетворять отрицание всего, что не соответствовало представлениям самого "вождя". В безальтернативности идей, политических и общественных концепций кроется один из глубинных источников нашего нынешнего тяжелого состояния. Сталинизм -- болезнь не только духовная или социальная. Это антипод общечеловеческих ценностей, расцвет авторитаризма. Сталин, исключив из жизни общества все альтернативы, не заблуждался. Он делал это осознанно. "Вождь" понимал, что альтернативные идеи или концепции могут тут же поставить вопрос о его устранении.
   Сталинизм стал своеобразной светской религией... В неё можно и нужно было лишь верить, соглашаться, комментировать постулаты, выдвигаемые Сталиным. А для этого следовало смотреть и на партию, как на священный орден, где господствует одно лицо. С начала 30-х годов мне не удалось обнаружить ни малейших следов публичного несогласия со сталинскими догмами. Для утверждения единомыслия ещё в 1927 году ЦИК СССР принял Свод законов, в первой главе которого была изложена печально знаменитая 58-я статья с её восемнадцатью "модификациям"{1072}. Не вызывает сомнения, что государство должно охранять свои интересы. Но когда инакомыслие расценивалось как подрывная "антисоветская пропаганда или агитация" и каралось самым суровым образом, то верность -- на словах или на деле -- идеологии сталинизма становилась, пожалуй, единственным способом адаптации и выживания, хотя часто и это не помогало, если меч беззакония был уже занесен над человеком. Все должны были безоговорочно верить в сталинскую теорию, призывы, выводы, оценки. Манипуляция общественным сознанием привела к тому, что миллионы людей верили всему, что говорил "вождь", или должны были делать вид, что верят. А он очень часто говорил совсем не то, что было на самом деле.
   Например, выступая 7 января 1933 года на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК партии с докладом "Об итогах первой пятилетки", по многим показателям он выдавал желаемое за действительное. Говоря о том, что пятилетка в области сельского хозяйства выполнена за четыре года, ни словом не упомянул о страшном голоде, унесшем миллионы жизней, свел перевыполнение плана лишь к тому, что создано более 200 тысяч колхозов и 5 тысяч совхозов (в этом "перевыполнение" действительно было в три раза!). Утверждал, что "партия добилась того, что кулачество, как класс, разгромлено, хотя и не добито еще..."{1073}. И все верили, что так нужно, что это высшая истина марксизма! Хотя в действительности это было его профанацией и полным вырождением.
   Сталинизм отныне разрешал лишь "революции сверху", рассматривал все реформы лишь как плод "высшего политического руководства". Существовал колоссальный разрыв между подлинной социальной активностью и её имитацией. Отныне активность стала полностью организованной: какие здравицы выкрикивать на всесоюзном форуме комсомола и профсоюзов; какой "почин" и где выдвигать; кому и с какой речью выступить на предвыборном собрании; каких портретов и сколько должно быть в колонне демонстрантов; сколько послать "добровольцев" от района на "ударную стройку", когда и о чем рапортовать -- все это решалось наверху... Люди постепенно привыкали, что за них думали обо всем. Им же предписывалось лишь "одобрять", "аплодировать", "поддерживать". Конечно, элементы организации многих процессов, видимо, будут нужны всегда, но они должны идти рука об руку с интеллектуальной свободой, гражданской активностью, социальной ответственностью, подлинной инициативой, способностью к общественному творчеству.
   Организаторы рапортов стали считать нормальным, когда и заключенные докладывали "вождю" о своих успехах. Например, 3 января 1952 года министр внутренних дел Круглов сообщал Сталину, что "исправительно-трудовыми лагерями лесной промышленности МВД СССР выполнены задания правительства по заготовке, выработке и поставке народному хозяйству лесоматериалов"{1074}. Министр информировал "вождя" и о добыче цветных и редких металлов (вместе с "рапортами тружеников" тюремных предприятий). Даже ГУЛАГ регулярно докладывал Сталину о "высоком политическом и трудовом подъеме". Сталинизм все организовывал, все предусматривал, и все сверху.
   Нельзя не сказать и о том, что сталинизму как явлению присущи неписаные "законы" личной диктатуры. Они внешне просты, бесхитростны, но Сталин исключительно внимательно следил за их исполнением. Прежде всего, ни одно принципиальное решение партийных, государственных, общественных органов не может быть принято без него. К примеру, даже лозунги для писателей испрашивали у "вождя". 2 января 1936 года А.С. Щербаков направил письмо Сталину, в котором говорилось: "Уже 15 месяцев я работаю секретарем Правления Союза писателей по совместительству. В интересах дела я вынужден Вас беспокоить, просить помощи и указаний. Сейчас созданы неплохие новые работы Корнейчука, Светлова, Левина, Яновского, Леонова, Авдеенко. Заговорили "молчавшие" старые мастера Файко, Тихонов, Бабель, Олеша. Появились новые имена: Орлов, Крон, Твардовский. Но в целом отставание в литературе не ликвидировано. Этому не способствует и критика. Один писатель (Виноградов) после грубой критики поговаривает о самоубийстве. А критик Ермилов в ответ заявляет: "Такие пусть травятся, не жалко".
   Вот такое положение в литературе. Сейчас она нуждается в боевом, конкретном лозунге, который мобилизовал бы писателей. Помогите, товарищ Сталин, этот лозунг выдвинуть.
   А. Щербаков"{1075}.
   К разряду "законов" диктатуры относится и выделение главных элементов своей опоры. Знакомство с архивом, фондом документов, перепиской Сталина показывает, что начиная, по крайней мере, с середины 30-х годов основное свое внимание он обращает на НКВД, НКГБ, армию. Значительно больше, чем на дела в Центральном Комитете; постепенно там всем стал заправлять Маленков, в соответствии, разумеется, с указаниями "вождя". В личном фонде и переписке больше всего документов, направленных Сталину Берией, Абакумовым, Кругловым, Меркуловым, Серовым, другими руководителями ведомств, на которые он опирался, которые поддерживал, поощрял. В его архиве сохранилось много представлений Берии, по которым боевыми орденами награждались работники ГУЛАГа. Например:
   "Государственный Комитет Обороны товарищу Сталину И.В.
   20 дек. 1944 г.
   За период Отечественной войны военизированная охрана исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД успешно справлялась с задачей изоляции и охраны заключенных, содержащихся в лагерях и колониях НКВД. Ходатайствую о награждении орденами и медалями Союза ССР работников охраны ГУЛАГа НКВД СССР, особо проявивших себя в работе..."{1076}
   Далее следуют сотни фамилий "особо проявивших себя в работе", представленных к награждению орденами боевого Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, другими боевыми наградами.
   Сталин щедро одаривал высокими чинами свою внутреннюю опору. Не только Берия, став Маршалом Советского Союза, был удостоен высоких воинских званий. 7 июля 1945 года Сталин поддерживает представление Берии и подписывает Постановление СНК СССР, по которому сразу семи (!) руководящим работникам НКВД и НКГБ присваивалось звание генерал-полковника: B.C. Абакумову, С.Н. Круглову, И.А. Серову, Б.З. Кобулову, В.В. Чернышеву, С.А. Гоглидзе, К.А. Павлову{1077}. Боевые генералы, отличившиеся на фронтах Великой Отечественной войны, ни разу не удостаивались такой "массированной" любви Председателя ГКО.
   Еще одним из неписаных "законов" диктатуры являлось поддержание в высших звеньях аппарата постоянного напряжения. Эпизодически, но достаточно регулярно, он смещал то одного, то другого руководителя центрального или регионального масштаба, благо поводов для этого всегда было предостаточно: не выполнен план, не разоблачили вовремя "орудовавшую в области шайку вредителей", потакали "низкопробным произведениям культуры", допустили "грубую политическую ошибку" в книге, статье и т.д. Никто не мог быть уверен, что державная рука завтра или позже не смахнет с высокого поста наркома, первого секретаря обкома, маршала, руководителя какого-либо ведомства. Поэтому многие работали самоотверженно, находясь в постоянном напряжении, непрерывно поглядывая наверх и не щадя подчиненных.
   Сталин полагал, что власть всегда должна внушать не только уважение, но и страх. Как полновластный диктатор, он ввел неофициальные "правила поведения" и в среде своих соратников. Они, например, не имели права несанкционированно собираться вместе (двое, трое или тем более -- несколько человек) у кого-либо из них в кабинете, на квартире, на даче. Это считалось подозрительным и не одобрялось. Исключение делалось лишь для Берии, который был близок с Маленковым и часто ездил с ним в одной машине на дачу или обратно. Все вместе могли собираться только у самого Сталина (если он, естественно, приглашал). Это выглядит несколько странным, но "вождь" не любил долгие часы одиночества на работе. Часто он вызывал Молотова, Берию, Кагановича, Маленкова, Жданова, причем нередко они находились у него часами. Тему разговора, а чаще монолога, всегда определял сам "Хозяин". Было похоже, что, размышляя вслух, он не очень рассчитывал на какие-то предложения, возражения, исключая, возможно, Молотова и Вознесенского, но обязательно нуждался в подобострастной поддержке, единодушном согласии, одобрении, выражении восхищения идеями "товарища Сталина". Для него это был своеобразный "аппаратный антураж", психологический допинг, к которому он привык, как к какому-то обряду, ритуалу выработки решения.
   Сталинизм как форма руководства и управления опирался прежде всего на многочисленные доклады и справки, которые готовились разными людьми и организациями по заданию "вождя". Но больше всего таких справок готовили, естественно, в НКВД и НКГБ.
   Так, например, вскоре после войны Сталин заинтересовался Академией наук. Берия доложил, что, мол, президент Академии часто болеет, невысока эффективность его исследований, стоит присмотреться и к другим академикам. Сталин потребовал справку с краткими характеристиками ученых. Вскоре она была у него на столе. Интересно, что готовили её не в президиуме Академии или парткоме, а в одном из управлений НКГБ... Приведу выдержки из характеристик академиков, умышленно опуская в ряде случаев фамилии.
   "Академик Б. -- крупный специалист в области черной металлургии. Мало общается с коллегами вследствие чрезмерной жадности его жены; Академик Вавилов С.И. -- физик. В расцвете сил. Брат Вавилов Н.И. -- генетик, арестованный в 1940 году за вредительство в сельском хозяйстве, осужден на 15 лет, умер в Саратовской тюрьме; Академик В. -- имеет авторитет только среди математиков. Холостяк, употребляет в значительных дозах алкоголь; Академик Волгин В.П. -- вице-президент. На Волгина есть свыше 20 показаний (Стецкий и др.) как на троцкиста. До сих пор не награжден и не является лауреатом Сталинской премии; Академик Н. -- директор института горючих ископаемых; по данным агентуры, институтом руководит слабо, часто болеет; Академик З. -- по показаниям врагов народа, является участником антисоветской организации. В области изыскания руд проводил вредительскую работу. Много внимания уделяет личному благополучию; Академик Лысенко Т.Д. -- беспартийный, директор института генетики. Президент Академии сельхознаук, дважды лауреат Сталинской премии. (Далее следуют слова, с которыми нельзя не согласиться. -- Прим. Д. В. ) Академик Лысенко авторитетом не пользуется, в т.ч. и президента Комарова. Все считают, что из-за него арестован Вавилов Н.И. ..."{1078}
   Список длинен. Вот по таким справкам из ведомства Берии Сталин решал серьезные вопросы. Подобные "документы" были определяющими при принятии любых решений. Можно видеть, как далеко простиралась власть любимых Сталиным ведомств; они давали оценку компетентности даже академикам.
   Окружение, похоже, даже в мыслях не подвергало сомнению целесообразность любых решений "вождя". Основная идея "научного" комментаторства трудов и выводов диктатора заключалась в том, чтобы утверждать: Сталин -- гениальный мыслитель, теоретик и практик; он лучше, чем кто-либо другой, осмыслил глубинные потребности общественного развития, и все его действия являются проявлениями исторических законов. Утверждалось, что Сталина позвала сама эпоха, что он, и только он, выражает чаяния трудящихся, всего общественного прогресса. Молотов по этому поводу прямо писал: "Если после Ленина советский народ победоносно решал свои внутренние и внешние стратегические и тактические задачи и сделал свое государство таким могучим и вместе с тем таким духовно близким трудящимся всего мира, -- то в этом величайшая историческая заслуга прежде всего великого вождя нашей партии -- товарища Сталина..." В сталинизме как теории и практике тоталитаризма явно просматривались такие мотивы, как автоматизм работы истории на социализм, изначальная справедливость всех его шагов, предопределенность торжества коммунистических идеалов. Сталин очень много внимания уделял отрицанию: капиталистического способа производства, эксплуатации, ликвидации классов и всех партий, кроме большевистской, любых взглядов, кроме марксистских, а одновременно и всех ленинских соратников и потенциальных оппонентов. Да, без отрицания отжившего в жизни ничего не бывает. Но значит ли, что только на этом пути можно добиться воплощения идеалов марксизма? Достаточно ли индустриализации, я уже не говорю о коллективизации, ликвидации кулаков, достижения всеобщей грамотности, чтобы сказать: вот он, социализм, к которому мы стремились?
   Бинарное мышление Сталина, признававшего только белые и черные цвета в бесконечно богатой гамме действительности, выпустило из поля зрения нечто очень важное, главное, основополагающее -- человека. Сталинизм отвел человеку роль инструмента, средства, а не цели. Дежурные фразы о советском человеке, которому "жить стало лучше, жить стало веселее", не могли скрыть положения, которое мы, оглядываясь, видим в прошлом: индивидуальность подавлялась, абсолютизировался коллективизм в ущерб гармоническому развитию личности, господствовала концепция силового воспитания "нового человека".
   Отнюдь не подвергая сомнению невиданное подвижничество советских людей, их фанатичную веру в торжество социалистических идеалов, приверженность тем ценностям, которые олицетворяли в теории новый мир, сегодня мы не можем не сказать: в историческом процессе Сталин отводил народу роль объекта воздействия его идей, воли и указаний. Сталинизм низвел народные массы до гигантского механизма реализации замыслов "вождя". Считалось нормальным осуществлять над целыми частями этого живого и сложнейшего организма постыдные и жестокие экзекуции, отправляя тысячи и миллионы лучших представителей народа на смерть или длительную изоляцию в бесчисленных сталинских лагерях. Печально знаменитый ГУЛАГ стал страшным символом жизни страны и народа, которого Сталин никогда не спрашивал, что он думает, что хочет, как относится к тем или иным его "историческим" решениям. "От лица" народа ему докладывали те, кому он больше доверял -- выкормыши Берии. ЧК -- любимое ленинское детище стало государством в государстве: оно было поставлено над народом и партией. А это означало глубокое перерождение власти. Все находилось в русле сталинской концепции, согласно которой главные функции государства наряду с другими выполняли "карательные органы и разведка, необходимые для вылавливания и наказания шпионов, убийц, вредителей, засылаемых в нашу страну иностранной разведкой".
   Сталинизм, по моему мнению, довел до абсурда примат политики над экономикой, государства над обществом. Здесь находятся глубокие корни того, что мы называем командно-бюрократической системой. При такой ситуации (а Сталин это усвоил раньше других) тот, кто находился наверху, становился господином общества. Именно -- господином, а не товарищем. Экономика же развивалась не в соответствии со своими, имманентно присущими ей законами, а в соответствии с политическими директивами. Такой системе жизненно необходима обширная и могущественная прослойка бюрократии на всех этажах общества и во всех его сферах. Возник своеобразный "политический абсолютизм", когда волевое решение лидера отнюдь не считалось с экономической целесообразностью, материальными возможностями, своевременностью тех или иных технических и хозяйственных проектов. Достаточно вспомнить строительство сталинской Байкало-Амурской железной дороги, тоннеля от материка к Сахалину (под проливом), магистрали от Северного Урала до Енисея, которые были начаты без должного экономического обоснования, безгласно, а затем прекращены. Политический абсолютизм, доведенный до абсурда, сделал невозможной даже косметическую критику любых политических решений, в том числе в хозяйственной, технической, научной, аграрной сферах. Политика стала тем загадочным всемогущим сфинксом, который угрожал сожрать любого, кто хотя бы косвенно высказал какие-либо сомнения в её правильности. Сталинизм -- это абсолютная диктатура политики над экономикой, социальной и духовной жизнью, культурой. Сталинизм -- это эволюция диктатуры пролетариата к диктатуре партии, а затем и к диктатуре одной личности. При диктатуре "господствующей личности" все институты государства и общества играют лишь роль аппарата её власти.
   Сразу же хотел бы ответить критикам, которые усмотрят в этих рассуждениях мое непонимание роли политики в жизни общества. Нет, я, разумеется, не против политики, я против её абсолютизации. Она всегда будет играть огромную роль, ибо только с её помощью можно регулировать отношения между классами, нациями, другими социальными группами, добиться народовластия. Но подлинная, истинная роль политики проявляется лишь тогда, когда в её основу заложены непреходящие демократические ценности, способные гармонично регулировать отношения не только между общественными группами, но и тесно взаимодействовать с экономической и духовной жизнью страны.
   Сталинизм генетически предопределен многими органическими пороками марксизма, например, абсолютизацией роли диктатуры пролетариата. Но вместе с тем многое было обусловлено не только ошибками субъективного характера самой партии, её руководителей, неразвитостью теории, но и объективными обстоятельствами. О них я также говорил раньше. Сталинизм не смог убить все истинно народное, нравственное в обществе, но нанес ему тем не менее огромный ущерб. Вера людей в социализм была поколеблена, но полностью не подорвала. Многое в этой вере выглядит сейчас парадоксальным: люди верили, что тяготы, репрессии, лишения -- все это историческая плата за достижение в будущем земли обетованной. Эту идею настойчиво внедряли в сознание народа "сверху", начиная с Троцкого. Сталин преступно спекулировал на этой святой вере; он сознательно использовал её долгие годы для утверждения своего единовластия. Одно из самых крупных преступлений сталинизма заключается в том, что Сталин посмел олицетворить себя с социализмом, и в огромной мере это ему удалось. Многим поколениям людей было привито равнодушие, безынициативность, ожидание указаний "сверху". Сталинизм покрыл общество панцирем бюрократизма и догматизма, освобождение от которого идет мучительно долго и трудно. Ущерб -- особенно политический, социальный, культурный, моральный, нанесенный сталинизмом обществу, -- огромен. Брежневщина, многие другие глубокие изъяны современной жизни имеют дальние истоки в сталинизме. Его шрамы будут долго и болезненно рубцеваться.
   Наиболее вульгарное, повседневное проявление сталинизма выступает как сталинщина, политическая тирания одной личности. Она, сталинщина, проявляется прежде всего в дуализме мыслей и дел, теории и практики. Раздвоенность сознания, когда люди говорили одно, но видели и делали другое, была наиболее распространенной её формой. Известная американская журналистка Анна-Луиза Стронг, написавшая ещё в 1956 году книгу "Эра Сталина", отмечала, что этот дуализм дал себя знать уже в самую пору триумфального восхождения Сталина. "Сталинская Конституция, -- пишет Стронг, -- была нарушена уже тогда, когда она ещё писалась... Конституция СССР была нарушена её автором -- Сталиным"{1079}. Он рассуждал о правах людей, а сам попирал их. Сталин был циничным прагматиком. Выступая 19 февраля 1933 года на I Всесоюзном съезде колхозников-ударников, Сталин с пафосом говорил о том, как "сделать всех колхозников зажиточными". Рецепт предлагался простой (его и потом долгие годы использовали): "Если мы будем трудиться честно, трудиться на себя, на свои колхозы, -- то мы добьемся того, что в какие-нибудь 2 -- 3 года поднимем всех колхозников, и бывших бедняков, и бывших середняков, до уровня зажиточных, до уровня людей, пользующихся обилием продуктов и ведущих вполне культурную жизнь"{1080}. А как он относился к тому, кто действительно умел "трудиться на себя", трудиться самоотверженно? Они все, без всякой дифференциации, без приобщения к кооперации, без экономического "пристегивания" к новым процессам на селе, были обречены на ликвидацию. Месяцем раньше, выступая на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), Сталин так обрисовал ситуацию: "Кулаки разбиты, но они далеко ещё не добиты. Более того, -- они не скоро ещё будут добиты, если коммунисты будут зевать и благодушествовать, полагая, что кулаки сами сойдут в могилу..."{1081} Циничный прагматизм: ликвидировать зажиточных и призывать становиться зажиточными. Таков дуализм, когда он является чертой мировоззрения. Сталин часто говорил одно, рассчитанное на "широкое потребление", а делал другое. Любил говорить о "культурной и веселой" жизни и варварски подвергал террору целые слои общества. Сталинщина постепенно утвердилась в однодумстве, головотяпстве, казенщине, безынициативности, подозрительности, нетер-пимости. Самое печальное, что многие из этих проявлений не просто были декором, внешним выражением главного инструмента власти Сталина -- аппарата, а стали частью облика миллионов людей, их мироощущения; они живы и по сей день.
   Сталинизм дал субъективно искаженный ответ на вопросы, которые история поставила перед страной, свернувшей со столбовой дороги цивилизации. Теория и практика сталинизма, основанные на силе, команде, однодумстве, исторической безапелляционности, затормозили реализацию и достижение демократических идеалов. И самая глубинная порочность сталинизма заключается в том, что не человек, как таковой, стоит в центре устремлений общества, а государство как машина, которая возвеличивает одного человека. Гуманистическая сущность народовластия в сталинских "преобразованиях" была утрачена. Место человека занял безликий аппарат. Характерно, что это замечалось давно. Ставший на позиции антисталинизма бывший коммунист Виктор Серж в своей книге "Судьба одной революции. СССР 1917 -- 1936" писал, что Сталин создал государство, "для которого человек ничего не значил"{1082}. Сегодня мы видим, что подобные тезисы, которые нам раньше казались еретическими, близки к истине. Борис Суварин в своей книге "Сталин" отмечает, что уже "через пять лет после смерти Ленина сталинская концепция социализма по своей сущности уже многое утратила благодаря быстрому обюрокрачиванию партии, государства, всех институтов"{1083}. Эти люди знали сталинизм изнутри. Неприятие сталинизма привело их на диаметрально противоположные социализму позиции. Но многие их суждения, анализирующие феномен сталинизма, не лишены проницательности.
   Сталин и сталинизм считали естественным культ государственного насилия. Но ещё Гегель заметил, что "судьба располагает большей сферой действия, чем наказание..."{1084}. Впрочем, Сталин Гегеля не осилил... "Вождь" никогда не мог и подумать, что его детище -- сталинизм когда-то окажется на обочине истории.
   Мумии догматизма
   Иосиф Джугашвили, будучи способным учащимся духовного училища, а затем и семинарии, быстрее других схватывал постулаты догматического богословия. Как и любое знание, богословие, вопреки сложившемуся у нас представлению, несет немало полезной информации: исторической, социальной, нравственной. Джугашвили же в богословии нравилась сама "упаковка" знаний, их систематизация, даже известная гармоничность. Он, пожалуй, мало верил в содержание многих догматов; они часто казались ему наивными, но вместе с тем в них было нечто такое, что перебрасывало мостик в светскую жизнь. Это "нечто" -- взаимосвязь знаний и веры. В писаниях Климента Александрийского, Кирилла Иерусалимского, Григория Нисского и других богословов, книги которых в свое время читал молодой семинарист, его больше всего занимала идея: нет веры без знания, как и знания без веры. Формула взаимосвязи веры и знания представала, обычно в его сознании таким образом: вера предшествует знанию, знание следует за верой. Учитель богословия, помнится, внушал: "Всякий человек по природе своей догматик, ибо верит в возможность нахождения истины до тех пор, пока не убедится в тщете своих усилий. Ведь истина-то и заключается в вере", -- резюмировал наставник.
   Больше других будущему "вождю" почему-то нравились богословские сочинения Хомякова и книга Сильвестра, ректора Киевской духовной академии, "Опыт православного догматического богословия (с историческим изло-жением догматов)", где утверждалось, что в Священном Писании есть истины, которые церковь должна признавать повсюду и всегда.
   Все это осталось где-то далеко-далеко позади, за многими перевалами жизни. "Символы веры" как-то незаметно растворились в повседневности светского бытия, и Джугашвили-Сталин ещё до революции едва ли смог бы сказать что-то внятное о богосознании, о притчах Соломоновых, откровении Иоанна Богослова или послании Иуды. Все это неумолимо унесено временем, и иногда не верилось, что он мог стать священником. Но что-то неуловимое в сознании осталось. Сталин всегда верил в то, что существуют некие доктрины, которые имеют значение неоспоримой истины. Мы тоже, пожалуй, верим и даже убеждены в этом. Но Сталин, став тем, кем он стал, был склонен абсолютизировать эти истины, особенно если они принадлежали ему. У меня есть большие сомнения в том, что он верил всему тому, что утверждал сам. Но этому верили другие. Сегодня мы это знаем точно.
   О догматизме сталинского мышления я уже говорил раньше. Меня интересует догматизм как один из устоев сталинизма, его важнейший атрибут, способный постепенно завести обществоведение, а затем и общество в теоретический и духовный тупик. Сталин обладал огромной способностью омертвлять те или иные положения теории и превращать их в мумии застывшей, искаженной истины. В этом он был непревзойденный мастер.
   Например, Сталин где только мог пропагандировал свое понимание "окончательной победы социализма". Используя ленинские идеи о наличии всего необходимого для построения социализма в нашей стране, Сталин в своем труде "К вопросам ленинизма" неоднократно цитировал "модификации" своих определений. Наконец, он привел основную дефиницию: "Окончательная победа социализма есть полная гарантия от попыток интервенции, а значит, и реставрации, ибо сколько-нибудь серьезная попытка реставрации может иметь, место лишь при серьезной поддержке извне, лишь при поддержке международного капитала"{1085}. Но чтобы показать абсолютную верность, безошибочность собственной формулы, Сталину нужно было продемонстрировать, насколько неверно понимают этот вопрос его оппоненты. Для этого он процитировал Зиновьева: "Под окончательной победой социализма следует понимать, по крайней мере: 1) уничтожение классов и, стало быть, 2) упразднение диктатуры одного класса, в данном случае диктатуры пролетариата... Чтобы ещё точнее уяснить себе, как стоит вопрос у нас в СССР в 1925 году, надо различать две вещи: 1) обеспеченная возможность строить социализм, -- такая возможность строить социализм вполне, разумеется, может мыслиться и в рамках одной страны, и 2) окончательное построение и упрочение социализма, т.е. осуществление социалистического строя, социалистического общества"{1086}.
   Все последующие рассуждения Сталина посвящены попытке доказать, что Зиновьев -- маловер и капитулянт. Сталину могли бы позавидовать схоласты в его изощренности выискивать слабые места, не отвечающие его ортодоксии. В свое время средневековый теолог Фома Аквинский видел одну из главных проблем познания в том, совершается ли божественная деятельность на основе свободы воли Бога или в основе этой деятельности лежит божественный разум, которому подчинена и его воля. Схоласты могли десятилетиями спорить, что выше: внутренний "свет разума" или "свет благодати" и Священного Писания. Сталин не опускался до выявления таких "мелочей"; он искал всех тех, кто не верит в построение социализма. Но поскольку никто не выступал против его создания и не возражал в принципе против этой возможности, для генсека особую важность приобретали оттенки, нюансы, тонкости. И здесь Сталин проявлял всю изощренность и в то же время догматичность своего ума. Заострение внимания на грехах оппозиционеров -- Сталин это заметил -- всегда производило впечатление на слушателей и читателей. Сталин в данном случае это и сделал:
   -- Строительство на авось, без перспективы, строительство социализма при невозможности построить социалистическое общество -- такова позиция Зиновьева. Но это ведь издевка над вопросом, а не разрешение вопроса!
   Но читатель может убедиться, что Зиновьев высказывал лишь сомнения, от которых, впрочем, скоро освободился. Он слишком увязывал судьбы русской революции с международными делами; это и понятно, ведь он был председателем Исполкома Коминтерна!
   -- Капитуляция перед капиталистическими элементами нашего хозяйства, -- распалялся дальше Сталин, -- вот куда приводит внутренняя логика аргу-ментации Зиновьева.
   Но ничего подобного Григорий Евсеевич и не думал говорить! Он просто говорил о возможности как потенции и её противоположности. Однако Сталин пошел ещё дальше:
   -- Не надо было брать власть в октябре 1917 года -- вот к какому выводу приходит внутренняя логика аргументации Зиновьева, -- резюмировал Сталин.
   Партия критиковала "новую оппозицию" за ряд нетрадиционных выводов, но это не давало оснований для того, чтобы Сталин поставил Зиновьева (а заодно и его сотоварищей) по другую сторону политической баррикады. Сталин не мог (и не хотел) понять, что многие неточные, а порой и ошибочные высказывания делались в пылу полемики, яростного спора и диктовались желанием Зиновьева раздуть затухающий пожар мировой революции. Да, Зиновьев, целиком отдаваясь работе в Коминтерне, часто абсолютизировал свои оценки. Для Сталина же эти "вывихи" были не просто объектом товарищеской критики, а поводом для того, чтобы "бить", "громить", "ликвидировать".
   Несогласие с теоретическими установками Сталина уже в середине 20-х годов квалифицировалось как "враждебное отступление" от марксизма. В последующем даже намек на несогласие с диктатором кончался трагически. Это можно расценить как теоретическое диктаторство; впрочем, ещё Ницше назвал таких людей "тиранами духа". В одной его работе приводятся довольно любопытные размышления по этому поводу. "Тираны духа" осуществляют насилие, писал Ницше, "верою в то, что человек обладает истиною, но вместе с тем никогда ещё не проявлялись с такой силою свойственные подобной вере жестокость, своеволие, деспотизм и злоба"{1087}.
   Сталинский догматизм, наложивший свою диктаторскую печать на общественную мысль, был воинственным, упорствующим, беспощадным. Ему помогали в этом его идеологические оруженосцы Жданов, Суслов, Поспелов, Митин, другие "рыцари" догматизма. Особую изощренность в этом деле проявлял М.А. Суслов, настоящий идеологический инквизитор, который сумел и после Сталина на долгие годы сохранить теоретические исследования в состоянии застоя. Опуская везде свой идеологический шлагбаум, консервируя сталинизм, Суслов являлся генератором дуализма, теоретического лицемерия. Выступая, например, на Всесоюзном совещании заведующих кафедрами общественных наук (1962 г.), секретарь ЦК Суслов провозглашал: "Догматизм -- наиболее опасная форма отрыва теории от практики. Под личиной мнимой верности марксизму-ленинизму догматизм, левый оппортунизм наносят большой вред революционной теории и практике, социализму. Попытки укрыться от жизни под ворохом цитат означают неумение или нежелание оценить новую историческую обстановку, творчески применять и развивать в новых, изменяющихся условиях великие принципы марксизма-ленинизма"{1088}. Такие выученики Сталина, как Суслов, были мастерами мимикрии; безжалостно изгоняя живую мысль, новаторство, попытки осмыслить новые процессы, они прикрывали свое догматическое ретроградство реверансами в сторону диалектики, "живой души марксизма".
   Превращая истины в мумии, сталинизм утвердил и такую черту догматизма, как выборочность использования тех или иных положений марксизма. Сама теория научного социализма, работы основоположников марксизма-ленинизма, их выводы подвержены критическому испытанию временем, как и любая теория. Ведь ещё К. Маркс говорил: "Мы выступаем перед миром не как доктринеры с готовым новым принципом: тут истина, на колени перед ней!"{1089} Многие положения, сформулированные классиками, должны рассматриваться лишь применительно к своему времени. Это естественно. Но даже те выводы, которые могут устареть или быть неадекватными нашему сегодняшнему пониманию, мы можем изучать и знать. Ведь сейчас никому не придет в голову запретить печатать те работы, где говорится, допустим, о диктатуре пролетариата. Однако Сталин лично определял, что можно, а что нельзя публиковать из теоретического наследия основоположников марксизма. В фонде Сталина есть много записок с просьбами разрешить предать гласности то или иное письмо Ленина, фрагмент рукописи Маркса или Энгельса. Вот примеры. В июне 1939 года к Сталину обращается М.Б. Митин -- директор Института Маркса -- Энгельса -- Ленина: "Прошу разрешить в очередном номере "Большевика" публикацию двух прилагаемых при сем писем В.И. Ленина к Инессе Арманд". Резолюция предельно лаконична: "Не возр. Ст."{1090}.
   Но институт не всегда получал такое разрешение. Жданов, Митин и Поспелов представили Сталину статью Энгельса "О внешней политике русского царизма", засомневавшись в целесообразности её публикации. "Вождь" внимательно изучил написанное Энгельсом и сделал на полях пометки следующего содержания: "завоевательные мерзости -- не монополия русских царей"; "переоценка роли внешней политики России"; Энгельс, "атакуя внешнюю политику царизма, решил лишить её всякого доверия в глазах общественного мнения Европы". Затем сделал общее резюмирующее заключение: "Стоит ли после всего сказанного печатать статью Энгельса в нашем боевом органе, в "Большевике", как статью руководящую во всех случаях, или статью глубоко поучительную, ибо ясно, что напечатать её в "Большевике" -- значит дать ей молчаливо такую именно рекомендацию. Я думаю, что не стоит. И. Сталин. 15. VII. 1940 г."{1091}.
   Поэтому неудивительно, что целый ряд ленинских документов не публиковался и не публикуется в течение десятилетий. Сталин до конца своих дней держал "взаперти" многие ленинские мысли и идеи. Догматизм признает лишь то, что прямо подтверждает его положения, и отвергает то, что противостоит ему. Это видел ещё Гегель: догматизм, писал он, "в более узком смысле состоит в том, что удерживаются односторонние рассудочные определения и исключаются противоположные определения"{1092}. Даже "левые фразы", к которым часто любил прибегать Сталин, не могли скрыть его линию на консервацию нужных ему теоретических положений марксизма и умолчание тех, которые ему казались сомнительными. Это естественно для догматического мышления: ведь оно всегда считает себя безгрешным.
   Подлинной энциклопедией догматизма, сборником мумий полуистин и антиистин стал пресловутый учебник "История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). "Краткий курс", вышедший более чем 300 изданиями тиражом около 43 миллионов экземпляров! Этот сборник догматов-мумий стал таким же обязательным для взрослого населения страны, как Коран для мусульманских фундаменталистов. Однако историей уже давно доказано, что сознание является самой независимой от власти сферой. Ереси, сомнения, инакодумство рождаются в значительной мере в результате насилия над сознанием, попыток жестко управлять им или держать в заточении.
   В 1891 году знаменитый (но по воле Сталина надолго вычеркнутый из истории отечественной общественной мысли) философ B.C. Соловьев опубликовал статью с красноречивым названием "Руководящие мысли...". В ней он подверг научной критике статьи профессора Петербургского университета Н.И. Кареева, напечатанные в сборнике "Историческое обозрение". Кареев пытался указать историкам не только, как следует писать историю, как её изучать, но и как понимать. Соловьев с присущим ему интеллектуальным изяществом показал несостоятельность притязаний автора давать рекомендации, как понимать прошлое. Но куда Карееву до Сталина! Его "руководящие мысли" становились абсолютно обязательными для всех, по крайней мере на словах! Отмечу при этом, что подавляющая часть населения имела уже столь деформированное сознание, что слепо верила "вождю": понимать историю могли только по-сталински.
   Я ниже постараюсь показать подлинную роль "Краткого курса" в жизни нашего общества. Хотелось бы напомнить, что догматический ум Сталина, абсолютизировав значение борьбы партии внутри страны с бесчисленными "врагами", создал искаженный облик прошлого. Конечно, борьба в партии была. И часто -- ожесточенная. Это закон диалектики. Но в истории страны и партии Сталин ничего не увидел, кроме борьбы и подлости: коварства меньшевиков, капитулянтства ликвидаторов, антисоветизма троцкистов, политического двурушничества своих бывших соратников. Можно даже подумать, по Сталину, что фактически, кроме него самого и группы его сторонников, вся старая партийная "гвардия", говоря его словами, -- "изверги из бухаринско-троцкистской банды". Одни подзаголовки 12 глав "Краткого курса" говорят о многом. "Раскольнические действия меньшевистских лидеров", "Разложение в оппозиционных слоях интеллигенции", "Усиление активности троцкистов", "Разгром троцкистско-зиновьевского блока", "Политическое двурушничество", "Ликвидация кулачества как класса", "Ликвидация остатков бухаринско-троцкистских шпионов"... История, по мысли "вождя", -- это бесконечные враждебные вылазки одних и решительные, мудрые действия других, ведомых Сталиным.
   Группа историков -- Кнорин (правда, дело он не закончил -- был арестован), Поспелов, Ярославский -- в соответствии с решением Политбюро от 16 апреля 1937 года всецело сосредоточилась на написании книги. В её основе лежала разработанная Сталиным схема периодизации истории партии, а также определение им её сути как "борьбы большевиков с антибольшевистскими фракциями"{1093}. Сталину последовательно направлялись отдельные главы, несколько макетов книги. Почти каждую главу "вождь" решительно "доворачивал" в сторону основной идеи: история партии -- это история её внутрипартийной борьбы. Во главе её стоял верный соратник и продолжатель дела Ленина -- Сталин. Несмотря на большую занятость другими делами, Сталин, судя по замечаниям в различных вариантах будущей книги, долго сам сидел над "историей". Он хорошо знал: это будет один из самых важных механизмов его длительного влияния на сознание миллионов людей.
   Сталин, прочитав очередной переработанный текст "Краткого курса" (а их было несколько, пока он одобрил тот, который впоследствии и изучали десятки миллионов людей), и сам не мог не заметить, что история партии выглядит как рыцарское ристалище, где не прекращаются батальные схватки его "ордена" с несметными полчищами врагов. Подумав и решив обезопасить свою концепцию партийной истории от возможной критики в будущем (в настоящем это было исключено), Сталин продиктовал ряд положений, которые после редактирования стали выглядеть так:
   "Может показаться, что большевики слишком много времени уделяли делу борьбы с оппортунистическими элементами в партии, что они переоценивали их значение. Но это совершенно неверно. Нельзя терпеть в своей среде оппортунизм, как нельзя терпеть язву в здоровом организме. Партия есть руководящий отряд рабочего класса, его передовая крепость, его боевой штаб. Нельзя допускать, чтобы в руководящем штабе рабочего класса сидели маловеры, оппортунисты, капитулянты, предатели. Вести смертельную борьбу с буржуазией, имея капитулянтов и предателей в своем собственном штабе, в своей собственной крепости, -- это значит попасть в положение людей, обстреливаемых и с фронта и с тыла. Не трудно понять, что такая борьба может кончиться лишь поражением. Крепости легче всего берутся изнутри"{1094}.
   Такова "фронтовая" точка зрения Сталина и сугубо военная терминология.
   За заголовками "Курса" стоит мумифицированная история, длинный перечень догм. В конечном счете все они должны подчеркнуть одну из главных идей сталинизма: все решается "наверху". Привычные слова -- "указание товарища Сталина", затем Хрущева, Брежнева -- означали: не сомневаясь исполнять распоряжение "сверху". Власть всегда права. Вождь не ошибается. Даже самодержцы не требовали такого бездумия.
   Реальные события и факты в "Кратком курсе" сплошь и рядом перемежаются высохшими мумиями сталинских представлений. Вот лишь некоторые из них.
   Одна из таких мумий догматизма -- абсолютизация революционных скачков и отрицание роли реформ. "Чтобы не ошибиться в политике, надо быть революционером, а не реформатором". Такая глубоко ошибочная методологическая установка оправдывала волюнтаризм, силовые решения, заранее давала право "вождю" на любые радикальные шаги, которые он считал нужными. Такой, например, как переход "к политике ликвидации, к политике уничтожения кулачества как класса". "Революционный", скачкообразный волюнтаризм Сталина был освящен "Кратким курсом" как высшая марксистская истина. Сами слова "реформа", "эволюция" были синонимами враждебного, чуждого, уцененного историей.
   Еще одна мумия догматизма -- утверждение о том, что экономика СССР -- это вершина совершенства в сегодняшнем мире. В нашей стране, провозглашал "Краткий курс", производственные отношения "находятся в полном соответствии с состоянием производительных сил... поэтому социалистическое производство в СССР не знает периодических кризисов перепроизводства и связанных с ним нелепостей". Что касается "нелепостей" перепроизводства, то, действительно, Сталин приложил свою руку к тому, чтобы этого никогда у нас не было. Однако перманентное состояние нехваток, унизительного товарного дефицита, низкого качества продукции, производства, ориентированного лишь на количественные показатели, возводились в ранг закономерности.
   Можно перечислить множество подобных мумий догматизма, но я назову ещё лишь одну. Сталину удалось (и это неоднократно подчеркивалось в "Кратком курсе") создать устойчивое впечатление, нет, скажу сильнее -- сформировать мировоззренческую установку у советских людей, что все неудачи, провалы, трудности связаны лишь с деятельностью многочисленных "врагов народа", от которых наконец начали решительно и широко избавляться с 1937 года. "Краткий курс" не скупится на эпитеты в адрес старых коммунистов, "ленинской гвардии", творцов Октября: "банда врагов", "подонки человеческого рода", "троцкистско-бухаринские изверги", "белогвардейские пигмеи и козявки", "ничтожные лакеи фашистов" и т.д. Обязательный для всех учебник наставлял миллионы большевиков и беспартийных: "Нужно, чтобы члены партии были знакомы не только с тем, как партия боролась и преодолевала кадетов, эсеров, меньшевиков, анархистов, но и с тем, как партия боролась и преодолевала троцкистов, "демократических централистов", "рабочую оппозицию", зиновьевцев, правых уклонистов, право-левацких уродов и т.п. Нельзя забывать, что знание и понимание истории нашей партии является важнейшим средством, необходимым для того, чтобы обеспечить революционную бдительность членов партии"{1095}. Главному творцу "энциклопедии марксистских знаний" требовалось, чтобы все жили в напряжении, ожидании вылазок врага, постоянной настороженности по отношению к окружающим, сослуживцам, коллегам: "Враг не дремлет!" Помимо тех общих параметров, которые были заданы авторам "Краткого курса" в 1937 году в письме "Об учебнике истории ВКП(б)"{1096}, Сталин позаботился и о максимальной антитроцкистской направленности "труда". Где только можно в текст "внедрялся" Троцкий. Например, в фрагменте: "Как установлено теперь процессом антисоветского "правотроцкистского блока" в 1938 году, мятеж "левых" эсеров был поднят с ведома и согласия Бухарина и Троцкого и являлся частью общего плана контрреволюционного заговора бухаринцев, троцкистов и "левых" эсеров против Советской власти" -- выделенные слова вписаны сталинской рукой{1097}.
   Всем содержанием "труда" люди готовились, воспитывались на том, чтобы смотреть на окружающий мир глазами Сталина, видевшего едва ли не в каждом третьем гражданине Отечества "сомнительного субъекта", "двурушника", "притаившегося врага". Замечу вместе с тем, что "Краткий курс" был достаточно популярен в стране не только потому, что пропагандистский аппарат в духе указаний Сталина сделал его "главной книгой" общества на многие годы, но и потому, что её предельно примитивное, схематическое изложение было доступно многим людям, все больше привыкавшим к тому, что за них думают, и довольствовавшимся этой убогой духовной пищей.
   Догматические мумии оказались весьма простыми и понятными (за исключением второго параграфа четвертой главы). Не нужно было рыться в первоисточниках, литературе, а главное -- не нужно напряженно размышлять: все разложено по политическим нишам, все действующие лица окрашены в соответствующие цвета (а их, этих цветов, здесь лишь два), везде даны ясные однозначные оценки. По предложению Сталина авторы позаботились, чтобы каждая глава завершалась "Краткими выводами", написанными в стиле политических инструкций. Остается лишь заучить "разжеванные положения". Такая книга стала основным орудием активного насаждения догматического мышления в партии и стране. Так, мумии-антиистины перекочевывали из книги в общественное и индивидуальное сознание. Отныне вся система политического образования и партийного просвещения на долгие годы была основана на "Кратком курсе", доносившем до сознания миллионов людей грубо деформированные фрагменты ленинизма. Едва ли стоит удивляться, что и сегодня так много приверженцев "вождя"! "Краткий курс" сыграл здесь не последнюю роль.
   По сути, кроме узкого круга людей -- ученых, интеллигентов, -- поколения 30-х и 40-х годов не знали марксистской теории. Зато "Краткий курс", чьим авторов скоро стал считаться сам "вождь", был буквально "нафарширован" сталинскими цитатами. Например, последние три главы "Курса", объемом немногим более семидесяти страниц, содержат более шести десятков (!) упоминаний, цитат, выводов Сталина. Сам автор "Краткого курса" сделал себя и главным его "героем". Выступая 1 октября 1938 года перед пропагандистами Москвы и Ленинграда в связи с выходом "труда", Сталин проводил свою магистральную мысль: без учеников Ленина (конечно, "вождь" имел в виду лишь себя), которые били в "одну точку", он не уверен, была бы ли Советская власть. Рекомендовал изучать "Краткий курс" вместе с "книгой товарища Сталина "Об основах ленинизма", которая дает все основное". "Краткий курс" Сталин назвал "манифестом -- песнью песней марксизма". Учитывая состав совещания, не преминул предупредить, что мы "часть интеллигенции не воспитывали; её завлекли в свои сети иностранные разведки. Это добыча иностранных разведок"{1098}. Наставляя пропагандистов, как использовать "манифест", Сталин одновременно предостерегал от вольнодумства, которое может кончиться лишь "сетями иностранных разведок". Отныне "Краткий курс" стал сталинским цитатником, по которому проверялась ортодоксальность и политическая надежность каждого.
   Подобная идеологическая пища, догматическая и антиисторическая по своему содержанию, вела к духовному обнищанию, теоретическому упрощению и примитивизму. Сталин удобрил почву для взращивания обширной прослойки элементарно мыслящих людей, из которых непрерывно рекрутировались карьеристы, доносчики, ревностные службисты, бездумные исполнители. Именно эта прослойка пополняла бюрократический аппарат, карательные органы, ряды функционеров разных уровней. Маленков, как свидетельствует его архивный фонд, пропустил "через себя" многие тысячи людей, назначавшихся на партийную работу (выбирали на пленумах автоматически), в органы внутренних дел, аппарат министерств. Критерием идейной, теоретической зрелости служили отсутствие "компроматов" со стороны органов и работа над сталинской "настольной книгой". Некоторых людей вызывали в Москву для беседы. Сам Маленков, с одутловатыми щеками, важный, развалившись в кресле, или чиновник по его указанию среди задаваемых вопросов обязательно подбрасывали и один-два из "Краткого курса" или других сталинских работ:
   -- Какой уклон является главным, наиболее опасным? (Тут был подвох; не всем удавалось вспомнить, что Сталин учил: главный уклон тот, с которым перестали бороться.)
   -- Когда и где товарищ Сталин сказал: "Кадры решают все"?
   И другие подобные "премудрости".
   Идейного заряда "Краткого курса" хватило более чем на десятилетие. До войны сталинский цитатник господствовал в общественном сознании не только потому, что этого добивались пропагандисты, но и потому, что миллионы людей, повторю ещё раз, как бы увидели в одной книге предельно сжатое и доступное изложение целой эпохи. Большинство не понимало, что портрет времени, набросанный в "Кратком курсе", был до предела искажен. Насаждение догматического мышления в стране осуществлялось всей системой политического воспитания. Наиболее заметными проводниками сталинской линии в этом вопросе были А.А. Жданов, после его смерти М.А. Суслов.
   Жданова Сталин заметил давно. Конечно, многое о нем "вождь" узнал позже, когда молодой секретарь Нижегородского губкома партии в 1925 году вошел в состав ЦК (кандидатом в члены). В 1929 году Сталин пригласил секретаря Нижегородского крайкома партии к себе в Кремль на беседу. Тридцатитрехлетний крепыш произвел на генсека хорошее впечатление. Расспросил о положении в городе, о настроении людей, о том, как в городе отнеслись к высылке Троцкого, исключению из партии и ссылке большой группы его сторонников. Попутно поинтересовался, кто из родных Жданова живет сейчас в его родном городе Мариуполе, поддерживает ли он связь с Шадринском, где началась его партийная карьера в годы гражданской войны. Жданов, удивившись про себя осведомленности генсека, коротко и толково обо всем доложил, с оптимизмом оценил перспективы начала колхозного движения в крае, заявил о стремлении большевиков краевой организации досрочно выполнить пятилетний план. Попрощались. Сталин что-то пометил в своей загадочной тетради. Умные глаза, интеллигентен, ничего не попросил, как бывает в таких случаях (машин, людей, дополнительные ассигнования). Оценка молодым секретарем перспектив колхозного движения и необходимости ударного развития промышленности удивительно совпали с тем, что думал об этом сам Сталин.
   А Жданов, вернувшись в Нижний Новгород, поинтересовался, где должна состояться ближайшая по срокам партийная конференция. Оказалось -- в Сормовском районе. Поехал и выступил там с докладом, уделив главное внимание тем выводам и указаниям, которые получил во время беседы от Сталина. Особо обратил внимание партийцев, что ещё не все сторонники Троцкого разоружились, призвал к бдительности{1099}. В следующем году, на XVI съезде партии Жданов избирается уже членом ЦК. Затем карьера его стала ещё более стремительной. В 1934 году Жданов после убийства Кирова возглавил Ленинградскую партийную организацию и одновременно стал секретарем ЦК ВКП(б). С февраля 1935 года -- кандидат в члены, а с 1939 года -- член Политбюро. Был близок лично к Сталину (его семья даже породнилась с "вождем", когда сын Жданова Юрий после смерти отца женился на Светлане Аллилуевой. Но брак был непрочным). Сталин был доволен Ждановым и как членом Военного совета Ленинградского фронта. В 1944 году по инициативе Верховного Жданову присваивают звание генерал-полковника. В то время лишь единицы среди политработников удостаивались этого высокого звания.
   В конце войны Сталин испытал Жданова, если так можно сказать, на военно-дипломатическом поприще, когда тот вел дела с финнами, после того как в 1944 году с ними было заключено перемирие. В архиве Жданова сохранился ряд телеграмм Сталину. Вот одна из них:
  
"Товарищу Сталину И.В.
   Товарищу Молотову В.М.
   Сверхмолния Сегодня, 18 января 1945 года был у Маннергейма. Встреча проходила один на один и продолжалась около 2-х часов. Маннергейм сказал, что после многих лет вражды наступило время произвести коренной поворот в отношениях между нашими государствами. Военные оборонительные линии против СССР, я убедился, бесполезны, если нет хороших отношений. В 39 году Маннергейм, как он заявил, не хотел войны, как и войны 41 -- 44 годов, в благоприятном исходе которой сомневался ещё до её начала. Выразил согласие на сотрудничество по береговой обороне, а на суше будет защищать страну один. Спросил, есть ли типовые договора? Я сказал, как будто есть, например с Чехословакией. Прошу указаний.
   А. Жданов".
   Ответил члену Политбюро не Сталин, а Молотов. Ответил жестко: "Вы забежали вперед. Заключение пакта с Маннергеймом подобного тому, как мы заключили с Чехословакией, -- это музыка будущего. Надо вначале восстановить дипломатические отношения. Не пугайте Маннергейма радикальными предложениями. Выясните лишь его позицию. Молотов".
   Через день Жданов снова докладывает Сталину: "Вновь был у Маннергейма. Я сказал, что заключение пакта подобного чехословацкому -- "музыка будущего", после восстановления дипломатических отношений. Маннергейм ответил, что он понимает: Финляндия как страна находится под надзором и пока не может иметь другой тип отношений с СССР. Было видно, как он разочарован". Далее следовали конкретные вопросы по линии Союзной контрольной комиссии{1100}. Сталин утвердил предложения советской стороны, подумав, возможно, что после войны можно будет использовать Жданова при решении и международных вопросов. К слову говоря, именно Жданов по поручению Сталина занимался делами Коминформбюро.
   Зачем я делаю такие большие отступления? Чтобы показать: Сталин все время проверял людей, на которых делал ставку. Иногда -- проверял долго, порой всю жизнь. Но не прощал ни одного крупного промаха. Жданов всегда оправдывал доверие Сталина, хотя, как знать, если бы не его скоропостижная смерть в возрасте 52 лет в августе 1948 года, не захватил бы и его ленинградский смерч? Его сын, Юрий Андреевич Жданов, считает, что Сталин в конце жизни отца так же к нему остыл, как вначале к Вознесенскому, Кузнецову, а несколько позже и к Молотову. Но что касается охлаждения Сталина к Жданову, то это предположения, основанные лишь на ряде косвенных доказательств Ю.А. Жданова.
   Работая с 1944 года непосредственно в ЦК ВКП(б), Жданов показал себя жестким, безжалостным куратором идеологии и культуры. Догматизм насаждался не просто путем обожествления "теоретического гения вождя", он утверждался в сознании целой системой запретов: что можно и что нельзя показывать кинематографу, театру, сочинять писателям, музыкантам, писать философам и историкам... На каждом шагу были бесчисленные табу. Жданов их умело расставлял, чем оправдывал доверие Сталина. Духовная жизнь после войны также быстро закоченела, не успев оттаять после 1937 -- 1938 годов. В ней появились свои многочисленные мумии догматизма.
   В сборнике исторических рассказов и воспоминаний, изданном в 1979 году в Париже, приводятся впечатления очевидца, присутствовавшего в августе 1946 года в Смольном на докладе Жданова о журналах "Звезда" и "Ленинград". Приведу фрагмент воспоминаний, подписанных инициалами Д.Д.
   "Докладчик вошел с правой стороны, за спиной публики, сопровождаемый большой группой людей. В руке у него была папка. При электрическом освещении волосы ярко блестели. У него был вид человека, хорошо поспавшего и принявшего ванну. Все встали. Раздались аплодисменты. Докладчик подошел к трибуне. Было пять вечера. Как обычно, был предложен президиум из видных деятелей литературы. Даже чуть-чуть посмеялись, потому что писатели забыли предложить в президиум собственного секретаря Прокофьева. Докладчик улыбнулся и вполголоса пошутил. В зале быстро установилась тишина. Докладчик минуту помолчал и стал говорить. Через несколько минут установилась невероятная тишина. Зал онемел и окаменел. Его все более замораживало, и за три часа он превратился в твердую белую глыбу. Доклад ошеломил. Люди расходились молча"{1101}.
   Таким был Жданов, один из высших интеллектуальных надсмотрщиков Сталина, хранитель его идеологических мумий.
   Суслова многие в партии, кто знал его действительную роль, называли "серым кардиналом". Он и Маленков были одними из основных жрецов аппаратной работы. Сталин в полной мере оценил его (как и Шверника) после своего 70-летнего юбилея. Все было организовано, по мнению "вождя", превосходно. Идеологическая сторона юбилея была в основном за Сусловым. Думаю, лучше всего могли бы характеризовать Суслова его собственные высказывания, допустим, о Сталине и Хрущеве. Высказывания до их смерти или смещения и после. Я не собираюсь приводить эти диаметрально противоположные, как будто принадлежащие совершенно разным людям суждения. Словом, Суслов никогда не отличался принципиальностью в том, что касалось "вождей". Молился лишь тому, кто был у руля, и безжалостно топтал ушедшего.
   Худой, болезненного вида человек, ходивший всегда в поношенном костюме, он тем не менее более других ценил жизненные блага. У Суслова было ярко выраженное "шлагбаумное" мышление: не пускать, не разрешать, не позволять, не потакать. Его побаивались не только люди среднего уровня, но и находившиеся рядом с ним. Тридцать пять лет, начиная с 1947 года, он в качестве секретаря Центрального Комитета заправлял идеологией. Этот человек сделал очень многое для цементирования догматизма в отечественном обществоведении не только при Сталине, но и после него. Главный идеолог партии, однако, не смог за десятилетия своей работы в ЦК выдвинуть хоть сколько-нибудь запоминающуюся, свежую идею или концепцию. Этот человек всю жизнь был хранителем догм сталинизма, а затем, формально отринув Сталина, не переставал всемерно способствовать консервации его старых мифов. Именно Суслов до самой смерти Сталина был одним из самых рьяных пропагандистов сталинских работ, "Краткого курса", который незаметно, несмотря на все усилия, терял свою "идеологическую силу".
   После войны постепенно стало ясно, что этот "шедевр" исчерпал возможности для идеологического воздействия на людей. Началась не просто стагнация, а полное омертвление обществоведения. Сталин сделал новые "инъекции" с помощью своих брошюр "Марксизм и вопросы языкознания" и "Экономические проблемы социализма в СССР". Реагируя на многочисленные письма, вызванные, в частности, первой работой, некоторые из ответов Сталин по своему обыкновению предал гласности. В "Ответах товарищам" Сталин подчеркивал, что "марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов. Марксизм является врагом всякого догматизма"{1102}. Хотя именно марксизм полон догм. Но в данном случае Сталин, естественно, отождествлял свое "учение" с марксизмом. Новые работы Сталина, которые, кстати, писали ему крупные ученые, а он лишь придавал им типично сталинский вид, так же глубоко и безнадежно догматичны, как практически и все написанное им ранее.
   Справедливости ради скажу: после Ленина Сталин был одним из тех немногих руководителей, который нередко сам работал над своими статьями, речами, книгами (за исключением последних). Сейчас я не касаюсь их содержания. Правда, есть подозрения, что в ряде случаев он заимствовал идеи, положения для "Основ ленинизма", "К вопросам ленинизма" у других лиц. Но, повторю, свои работы Сталин, как правило, писал сам. В дальнейшем эта традиция была утрачена: в какой-то мере Хрущев, но особенно Брежнев, Черненко да и другие лишь "озвучивали" написанное другими. В Соединенных Штатах, например, известны фамилии спичрайтеров, готовящих речи президентам. В этом, видимо, нет ничего предосудительного. Но когда люди начинают издавать многочисленные тома своих сочинений, едва ли даже прочитав их?! Думаю, Брежнев, например, не только ничего не писал сам, но и никогда не читал своих трудов, заключенных в обложки величественных фолиантов. Он не понимал, что "его" многочисленные тома -- письменные памятники его тщеславию и посредственности.
   Попытка Сталина оживить в конце своей жизни закостеневшее обществоведение оказалась запоздалой. Судьба отвела ему для этого слишком мало времени. Что касается работы "Марксизм и вопросы языкознания", то вокруг неё пропагандистская машина ещё успела организовать подобающий шум, появились многочисленные публикации, брошюры, циклы лекций, привлекающие внимание к неослабевающей "гениальности" Сталина. Пропагандистам, правда, было трудно вразумительно отвечать на вопрос, почему стареющий "вождь" на склоне лет занялся языкознанием, относительно узкой областью науки. Только специалисты, конечно, могли заметить, что "вождь" явно промахнулся, критикуя довольно одиозные взгляды академика Н.Я. Марра, которые и в среде языковедов не пользовались популярностью. К тому же очень многие знали, что брошюра в значительной степени написана академиком В. В. Виноградовым. Попытки Сталина попутно рассмотреть некоторые методологические вопросы (базис, надстройка, классовость, язык, мышление и др.) выглядят часто не просто примитивно, но и наивно. Вторжение Сталина в весьма специальную область науки не привело, как он ожидал, к заметному оживлению общественных наук, не дало желаемого импульса росту его славы "теоретика".
   Более тщательно Сталин готовился к публикации своей экономической работы. И здесь "вождь", как и в предыдущей брошюре, остался верен катехизисному принципу: вопросы и ответы. Вопросы об экономических законах, товарном производстве, законе стоимости и многие другие. Формально труд подготовлен как замечания по экономическим вопросам в связи с ноябрьской дискуссией 1951 года и оценкой проекта учебника политэкономии, который, как я уже упоминал, писал Д.Т. Шепилов с небольшой группой ученых. Сталин был уже стар, и небольшая книжка объемом около 100 страниц, вышедшая в конце 1952 года, за несколько месяцев до его смерти, готовилась другими. Правда, больной "вождь", как всегда, основательно прошелся несколько раз по тексту, высказал устные пожелания авторам. Но многие положения брошюры несут отчетливую личную печать догматического мышления диктатора. Например, говоря о колхозном производстве, он по-прежнему упорно выдавал желаемое за действительность. В этом обнаженно проступала полная некомпетентность и абсолютное незнание Сталиным сельского хозяйства. Судите сами. По его настоянию в книжку включен такой фрагмент: "Государство может распоряжаться лишь продукцией государственных предприятий, тогда как колхозной продукцией, как своей собственностью, распоряжаются лишь колхозы. Но колхозы не хотят отчуждать своих продуктов иначе, как в виде товаров, в обмен на которые они хотят получить нужные им товары"{1103}. Разве Сталин не знал, что колхозы по-прежнему ничем не распоряжаются, что положение этого подневольного сословия, в которое превратила крестьян сталинская аграрная политика, дошло до черты, за которой была лишь полная безысходность?
   Как правило, в старом, традиционном ключе рассмотрены и многие другие вопросы политической экономии, исторического материализма. Вновь видна попытка реанимации давно высохших мумий, сопровождаемая лишь новыми ошибками или повторением давно сказанного. Правда, похоже, что настоящие авторы (вольно или невольно) сыграли со Сталиным злую шутку. Сформулированный ими "основной экономический закон социализма" почти дословно повторяет то, что более полутора десятилетий назад сказал Карл Каутский, которого Сталин презирал как реформиста... Каутский, как и Сталин, определял закон не через прибыль, а через максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей общества.
   Я уже отмечал, что Сталин был исключительно плохим пророком. Большинство его предсказаний оказались неудачными. Его последняя работа вновь подтвердила эту оценку. Раскрывая вопрос о неизбежности войн между капиталистическими странами, Сталин, по существу, повторил тезисы, которые были актуальны и верны лишь в 30-е годы. Состарившийся "вождь" застыл в своем понимании мира на уровне тех лет. Он категорически заявил, что "неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе", высказав попутно ещё более сомнительный и ошибочный тезис о том, что вероятность войны между капиталистическими странами ныне сильнее, нежели "между лагерем капитализма и лагерем социализма".
   Сталин, размышляя "по-коминтерновски", явно не понял роль движения сторонников за сохранение мира: возможно, "при известном стечении обстоятельств борьба за мир разовьется кое-где в борьбу за социализм, но это будет уже не современное движение за мир, а движение за свержение капитализма". По существу, Сталин не почувствовал зарождения нового подхода к мировым делам. Возможно, ему (но ведь он "гений"!) было трудно говорить о том, что атомное оружие, которым обладал теперь и Советский Союз, скоро "перерастет" цели, во имя которых оно создавалось. Сталин не смог в дымке грядущего увидеть рубеж, предел, за которым война перестает быть разумным, рациональным средством политики. Наверное, я слишком многого требую от Сталина... Но, повторюсь, ведь все его считали гением! А он вновь вытащил на свет мумии антиистин, которые могли как-то помочь ответить на вопросы ещё полтора десятилетия назад, например о том, что закон неизбежности войн остается в силе. Вывод, который он предлагал, мог сделать ветры "холодной войны" ещё более ледяными: "Чтобы устранить неизбежность войн, нужно уничтожить империализм". Сталин остался верен себе: чтобы созидать, надо уничтожать.
   Догматизм, склонный рассматривать мир и человеческое познание в статике, неизменности, а теоретические положения в вековой застылости, принес нашему обществу множество бед. В теории, социальной жизни, истории господствовал волюнтаризм. Нет, пожалуй, ни одной науки, формы общественного сознания, которые бы не подверглись догматическим деформациям.
   История -- особая область, в которой Сталин стремился насаждать стереотипы своего видения прошлого. Что касается истории партии, то это -- "два вождя", а затем -- он, преемник, "Ленин сегодня". В партийной истории особое место отводилось раскрытию роли Сталина в деле разгрома многочисленных "фракций" и "оппозиций", в индустриализации и коллективизации, построении социализма, победе над фашизмом. Постепенно в партийной истории, как об этом свидетельствуют "Краткий курс", "Краткая биография", другие апологетические работы, никому рядом с "вождем" места не осталось. Даже Ленин, с помощью "личных" историков, был отодвинут в сторону. История партии стала историей свершений одного Сталина. Фальсификации, умолчания, искажение истины стали рассматриваться как вполне допустимые во имя "высших интересов".
   Серьезному пересмотру подверглась и история СССР. Характер догматических штампов, насаждавшихся в этой области обществоведения, в известной мере показывает записка Жданова (август 1944 г.) с его замечаниями и проектом постановления ЦК ВКП(б) "О недостатках и ошибках в научной работе в области истории СССР". В своих замечаниях Жданов подвергает резкой критике профессоров Б. Сыромятникова, А. Яковлева, Е. Тарле за то, что они нашли нечто положительное в политике ряда русских царей. Автор записки считал, что не следует давать в исторических учебниках портреты Чингисхана, Батыя, Тимура, Лжедмитрия. Полагал, что присуждение Сталинской премии А. Яковлеву за труд "Холопство и холопы в Московском государстве XVII века" было ошибкой. Но, когда очередь дошла до характеристики царей, к которым, как знал, Жданов, благоволил Сталин, в частности Ивана Грозного, тон записки изменился: "Иван Грозный для своего времени был несомненно передовым и образованным человеком и с помощью дворян смог укрепить свою абсолютную власть. Его многочисленные пытки и казни, как и вся деятельность Грозного, была прогрессивной (как "проницателен" автор записки. -- Прим. Д. В. ), способствовала убыстрению исторического процесса и превращению России в мощную централизованную державу"{1104}. Такие постулаты Сталину были нужны, это было в его духе.
   Опираясь на догматические представления, Сталин произвольно "нарезал" этапы, рубежи движения и развития. Думаю, что, поживи Сталин ещё пятилетку-другую (хотя об этом страшно и подумать!), он бы, пожалуй, объявил о построении коммунистического общества как о свершившемся факте, точно так же, как провозгласил полное построение социализма. Его представление о том, что, создав социалистический базис общества, нужно лишь "доделать" надстройку, рождало у людей ощущение, что страна, где ещё множество труднейших проблем, где идут кровавые чистки, где все равны в бедности, где все зацентрализовано, -- это и есть тот идеал, к которому стремились большевики. Такими утверждениями невольно формировались извращенные взгляды о социализме. Сталин возвел в закон опережение спроса населения по сравнению с производством, дав понять тем самым, что постоянные дефицит и нехватки самого элементарного -- закономерность социализма. Догматические взгляды в области права были связаны с упрощенным пониманием существа законности. По Сталину -- это лишь неотвратимость кары, подавления, наказания за любые нарушения советских законов. Вопросы правовой культуры, единство прав и обязанностей граждан, подотчетность руководителей представительным органам власти признавались неактуальными.
   В целом общественные науки вынуждены были просто прозябать. Примитивное комментаторство не только убило душу науки, но и резко ограничило "ареал" её влияния. С конца 30-х годов, повторюсь ещё раз, можно было лишь комментировать сказанное самим Сталиным. У всех ученых -- от начинающих обществоведов до академиков -- темы "исследований" были сходными: роль И.В. Сталина в развитии экономической науки; значение труда И.В. Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР" для развития философской науки; И.В. Сталин о теории государства и права; решающий вклад И.В. Сталина в развитие военной науки и т.д. Мне удалось обнаружить в библиотеках (но это, видимо, не все) около 550 (!) книг и брошюр на аналогичные темы, написанных с 1945 по 1953 год. Научная мысль оказалась в тисках примитивного догматизма. Можно только предполагать, сколько зачахло, засохло, погибло настоящих талантов, не имевших возможности во весь голос заявить о себе новыми концепциями, идеями, книгами, открытиями! Мумии догматизма были свинцовыми и придавили слишком многих. Мы ещё не знаем всего ущерба, который причинен сталинизмом интеллектуальному потенциалу общества.
   Большой вред сталинский догматизм нанес естественным и техническим наукам. Задержано на много лет развитие генетики и предана остракизму кибернетика. Дело в том, что при оценке новых сфер и новых идей научного знания в естественных и технических науках к ним подходили с вульгарно-политических позиций, а то и просто явно невежественных. Поиск "космополитов" ещё больше обрекал науку на изоляцию, догматическое омертвление. Статьи типа "Космополитизм на службе империалистической реакции" (Известия. 1950. 18 апреля) отбивали какую-либо охоту поддерживать научные контакты с зарубежными исследовательскими центрами. Упоминание в научном иностранном журнале фамилии советского ученого или приглашение его на международный конгресс было делом небезопасным.
   Попытки механического перенесения сталинских формул "диалектики" на вопросы развития биологии, как это прекрасно показал, например, В.Д. Дудинцев в своих "Белых одеждах", были равносильны самоубийству науки. Но, если точнее, это было не самоубийство, а покушение на убийство. Если бы так продолжалось ещё пять или более лет, наука, большая наука, рисковала откатиться очень далеко.
   В тех условиях, уловив прагматическое требование Сталина ( "в науке нужен немедленный практический результат"), быстро выплыли на поверхность люди типа Т.Д. Лысенко. В печати тогда появлялись разгромные статьи, бичующие "раболепствующих" советских морганистов. Например, в статье доктора биологических наук И. Глущенко "Реакционная сущность вейсманизма" поносились советские ученые-генетики Дубинин, Филипченко, Кольцов, Серебровский и превозносился академик Лысенко, показавший "убогую практическую деятельность" отечественных морганистов в своем докладе "О положении в биологической науке". Для Сталина естественные и технические науки оставались, по существу, областью алхимии, чего-то загадочно-таинственного, связанного с постижением нового. Ему казалось, что в науке главное -- организация. Он часто скептически смотрел на те или иные сообщения о научных достижениях и открытиях, если они были ему непонятны. "Вождь" верил, что научное творчество возможно и в ГУЛАГе. Те же, кто казался Сталину опасным и был не способен перейти на догматические рельсы сталинизма, безжалостно уничтожались или ссылались в бесчисленные лагеря. Это сотни талантливых людей, и среди них -- А.К. Гастев, Н.И. Вавилов, Н.А. Невский, Н.П. Горбунов, И.А. Теодорович, О.А. Ерманский, А.И. Муралов, Н.К. Кольцов, Н.М. Тулайков, Г.А. Надсон, А.Н. Туполев, В.М. Мясищев, В.М. Петляков, С.П. Королев, И.Т. Клейменов и многие другие.
   Ученые, которым сохранили жизнь, работали в особых учреждениях, лагерных лабораториях, находившихся под наблюдением 4-го спецотдела МВД СССР. Здесь Сталин подходил к науке с сугубо прагматических позиций; его уже мало интересовало мировоззрение и политические взгляды осужденных. Важно, чтобы был быстрый результат. А когда он достигался, Сталин иногда даже проявлял "милосердие" -- сокращал сроки отсидки, а порой даже освобождал из-под стражи. Ведомство Берии систематически докладывало Сталину о результатах работы ученых в неволе. Вот несколько таких сообщений:
   "Товарищу Сталину И.В.
   Группа заключенных специалистов 4-го спецотдела МВД под руководством заключенного специалиста профессора Стаховича К.И. и профессора Винблат А.Ю., инженера Тэйфель Г.К. продолжительное время работает над созданием отечественного турбовинтового двигателя. Основываясь на результатах своих теоретических исследований, группа выдвигает предложение по созданию двигателя "ТРД-7Б". Прошу рассмотреть проект решения Совета Министров.
   18 мая 1946 года.
   С. Круглов"{1105}.
   "Товарищу Сталину И.В.
   Заключенным специалистом А.С. Абрамсоном (осужден на 10 лет) в 1947 году предложена новая, оригинальная система экономичного карбюратора для автомобильных двигателей. Испытания на ЗИС-150 дали экономию горючего 10,9%... Предлагается сократить срок наказания на 2 года А.С. Абрамсону и инженеру-механику М.Г. Арджеванидзе и инженеру-конструктору Г.Н. Цветкову.
   Прошу Вашего решения.
   8 февраля 1951 года.
   С. Круглов"{1106}.
   Сталин согласился. Но понимал ли он, что инженерно-техническая мысль в этих и во множестве других случаев не опиралась на его "лучезарные" идеи, что методологией подхода ученых, инженеров служили просто глубокие знания, подлинное творчество, изобретательство, не замутненное идеологической дребеденью сталинизма?
   Догматическое отношение к марксизму-ленинизму не могло не затронуть и процесс изучения ленинских работ. Оказывается, Ленина уже нельзя понять без того, чтобы то или иное его положение не комментировалось с помощью сталинских цитат. В вузах прежде всего проверялось, как студент конспектирует сталинские труды. Помню, в бытность курсантом Орловского танкового училища после семинара меня задержал преподаватель. Это был уже немолодой подполковник. Курсанты его любили, если так можно сказать, за "добродушие". Когда мы остались одни, этот подполковник (прошло много лет, и я, к сожалению, не помню его фамилию), подавая проверенный им мой конспект первоисточников, негромко, по-отечески, сказал:
   -- Хороший конспект. Сразу видно, не списываешь, а думаешь вначале. Но мой совет: сталинские работы конспектируй полнее. Понимаешь -- полнее! И еще. Перед фамилией Иосифа Виссарионовича не пиши сокращений типа "тов.", пиши полностью -- "товарищ". Ты меня понял? -- внимательно посмотрел преподаватель.
   -- Так точно, товарищ подполковник, понял!
   Вечером мой сосед по казарме поделился со мной, что с ним и ещё с некоторыми курсантами преподаватель истории КПСС провел такие же беседы. Ожидалась комиссия, и, по слухам, в соседнем училище на эту "политическую незрелость", что была в моем конспекте, "обратили пристальное внимание".
   Можно и сейчас ещё спросить пожилых людей, чья молодость прошла в те годы, как изучались сталинские работы. Многие помнят сталинские труды "К вопросам ленинизма", "Об основах ленинизма" с их подзаголовками: "Метод", "Теория", "Диктатура пролетариата", "Крестьянский вопрос", "Национальный вопрос", "Стратегия и тактика", "Партия"... Когда-то многие даже умилялись простоте, "ясности" этих примитивных догм. Учили их везде: в техникуме, училище, институте, на производстве, в партии, профсоюзах, комсомоле. Дело даже не в том, что все эти откровения до предела упрощены. Каждый пишет как может. Главное в том, что эти мумии догматизма, засушенные и извращенные истины Сталин законсервировал на десятилетия, превратил их в азбуку марксизма. Хотя уже и тогда (вот ирония судьбы!) Сталин, считая себя диалектиком, предавал анафеме "догмы" оппортунистов II Интернационала. Так и нумеровал их: "догма первая", "догма вторая", "догма третья"...
   Чем больше твердили сталинские догмы, тем послушнее становились люди. Мумии сталинских догм -- одно из средств превращения людей в тот тип человека, которых китайцы называли хунвейбинами. Люди постепенно привыкали к односторонней дедукции: из одной формулы выводится другая, если нужно -- то и третья. Часто люди искали объяснения тем или иным процессам не в жизни, а в формулах, дефинициях, извлечениях из сталинских работ. Догматизм мышления всячески насаждался бюрократией, которая стала таким же неотъемлемым элементом сталинизма.
   Тотальная бюрократия
   Прежде чем перейти к анализу ещё одного реликта сталинизма -- бюрократии, хотел бы предложить читателю небольшой фрагмент из книги Николая Бердяева "Судьба России". Выдающийся русский философ заканчивал эту книгу, когда уже свершилась Октябрьская социалистическая революция, когда в воздухе чувствовалось опьянение свободой одних и страх перед "антихристом" других. Бердяев размышлял о демократии и пришел во многом к парадоксальным выводам. Позвольте привести пространную цитату: "Народовластие так же может лишить личность её неотъемлемых прав, как и единовластие. Такова буржуазная демократия с её формальным абсолютизмом принципа народовластия. Но и социальная демократия Маркса так же мало освобождает личность и так же не считается с её автономным бытием. На одном съезде социал-демократов было высказано мнение, что пролетариат может лишить личность её, казалось бы, неотъемлемых прав, например права свободы мысли, если это будет в существенных интересах пролетариата. В этом случае пролетариат мыслим как некий абсолют, которому все должно быть принесено в жертву. Повсюду встречаем мы наследие абсолютизма, государственного и общественного, он жив не только тогда, когда царствует один, но и тогда, когда царствует большинство"{1107} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1107 . Бердяев видел опасность и в тирании большинства, а не только единовластия. Думаю, что в этих рассуждениях есть рациональное зерно: применительно к социализму эта опасность становится реальной, когда большинство помогает лидеру создавать внутри государства некую прослойку "исполнителей воли большинства", когда создается коллективный бюрократизм.
   Ни одно государство не может обходиться без аппарата. Бюрократия же появляется там, где аппарат не связан, не зависит прямо от результатов экономического функционирования системы и где отсутствуют демократические методы формирования и контроля над ним. Вначале казалось, что "исполнители воли большинства" не будут представлять большой угрозы. Вскоре после Октября Ленин, рассуждая о создании нового аппарата, говорил, что он "в интересах народа должен быть лишен всякого бюрократизма..."{1108}. Но уже первые годы Советской власти показали, что бюрократия таит в себе значительно более серьезную опасность, чем это виделось в теории. Мы знаем, что в критические минуты Ленин мог быть очень жестким по отношению к бюрократии, в которой он увидел грядущую угрозу новому строю. В январе 1919 года он, например, так выразил свое отношение к бюрократии: "За... бюрократическое отношение к делу, за неумение помочь голодающим рабочим репрессия будет суровая, вплоть до расстрела"{1109}. Но, увы, расстрелами бюрократию не устранить.
   Борьба за укрепление Советской власти, особенно в условиях военного коммунизма, привела к быстрому росту аппарата. Военный коммунизм предполагал тотальный контроль за производством, распределением, исполнением. А этим занималось много людей, очень много... Рождались новые элементы государственной структуры, новые звенья, часто промежуточные, координирующие, связующие и т.д. Еще при Ленине аппарат стал угрожающе расти, тратя уже значительную часть народной энергии, средств, возможностей на обеспечение собственного функционирования. Сталин если и был в чем-то специалистом в те годы, так это в области аппаратной работы. Нарком двух комиссариатов, многолетний член ЦК, различных советов, комиссий и комитетов, он раньше других прочувствовал сильные и слабые стороны административного и партийного аппарата, его возможности.
   Уже став генсеком, Сталин поручил аппарату разработать классификацию должностей в наркоматах, которые со временем стали пресловутой бюрократической номенклатурой. По его указанию, например, управляющий делами Наркомата национальностей Брезановский в феврале 1923 года подготовил документ "Разбивка должностей в структуре аппарата НКН в постепенной градации". Все должности поделены на четыре группы (руководители национальных проблем, руководители административно-хозяйственных служб, руководители политико-научно-просветительной работы, руководители литературно-научных издательств). В градации указана квалификация: партийный работник наивысшей и высшей квалификации, средней, низкой; указано, какие должности (а их оказалось всего две-три) могут занимать беспартийные. После одобрения Сталиным градация четко разделила разросшийся аппарат на несколько уровней (подобно царским чиновникам многих классов), отсекая и без того слабые связи наркомата с реальными проблемами наций и народностей{1110}. По сути, с самого начала своей деятельности в должности генсека Сталин приступил к формированию огромной, всеохватывающей армии чиновников.
   К великому сожалению, и в этот момент партия оказалась не на высоте. Она сама стала жертвой и послушным инструментом тотальной бюрократии. Утрата партией элементарных демократических начал ускорила бюрократизацию общества. Она не смогла противостоять цезаристским наклонностям будущего "вождя". Постепенно она превратилась в орудие единодержца. Об этом тяжело писать, но это так. В настоящих условиях партия, исповедующая коммунистические идеалы, обречена быть только сектантской организацией, лишенной будущего.
   Сталин сконцентрировал в своих руках особую власть, стал большим мастером аппарата. Это не без его участия скоро отдалились и со временем стали классическими в советской бюрократии бесчисленные отчеты, доклады с мест, опускание директив и указаний, создание кадровой номенклатуры и концентрация назначений в Центре, усиление засекреченности самых различных сфер деятельности, дошедшей со временем до абсурда, попытки решать возникающие проблемы с помощью все новых и новых ведомств, формирование нескольких уровней и слоев контрольных механизмов, расширение функций подавления соответствующих органов пролетарской диктатуры и т.д. Сталин раньше других стал "профессором бюрократии". Даже в обыденном понимании он быстро усвоил обычную уловку бюрократов -- их недоступность. Хотя ещё в 1922 году Пленум ЦК определил дни и часы, когда генсек должен принимать просителей, Сталин быстро забросил это малоинтересное для него занятие. Вот пример. Енукидзе получил письмо от Малиновской (инициалов в документе нет), одной из сотрудниц центрального аппарата, уволенной со службы. Она пишет:
   "Авель Сафронович!
   ...Я, снятый со службы человек... у всех под подозрением. Кто меня знает, в отъезде: Серебряков, Семашко, Рыков. К тов. Сталину нельзя проникнуть (выделено мной. -- Прим. Д. В. ). Помогите мне, Авель Сафронович, выйти из этого невыносимого положения, я не подведу Вас...
   Малиновская.
   Мой телефон 2-66-93.
   19.XII-24 год"{1111}.
   Это, конечно, лишь одна грань бюрократии, далеко не главная, но закрытость, недоступность, божественная удаленность Сталина от людей обозначались ещё в те далекие годы. Можно даже сказать, что он, тот, каким мы его знаем сегодня, в огромной степени есть порождение бюрократии, её зловещий плод. Бюрократии был нужен вождь типа Сталина, а ему -- железная бюрократическая машина.
   Когда Ленин уже был болен, он в ряде своих распоряжений, но особенно в последних письмах, пытался начать серьезную борьбу с засильем бюрократии, которая в апогее единовластия Сталина станет тотальной. Он увидел опасность не только в количественном росте бюрократии, по отношению к которой не стеснялся в выражениях ( "чиновничья саранча", "бюрократическая крыса"), а прежде всего в подмене аппаратом народовластия. Какие видел Ленин пути блокирования и ограничения её влияния?
   Он многое связывал с социальным составом управленческого аппарата, настаивая на усилении рабочей и крестьянской прослойки. Но сегодня мы знаем, что это не могло ослабить хватку бюрократического монстра. Вся наша нынешняя бюрократия, например, "плоть от плоти своего народа", в ней нет представителей эксплуататорских классов, лиц, как бы сказали раньше, внушающих опасения из-за своего социального происхождения. Ленин возлагал надежды и на чистку партии, чтобы избавиться от тех её членов, которые "не только не умеют бороться с волокитою и взяткой, но мешают с ними бороться"{1112}. Можно себе представить, в какой ужас пришел бы Ленин, если бы ему сказали, что через шесть-семь десятилетий в Союзе республик, который он создал, будут явления, подобные рашидовщине, чурбановщине, кунаевщине и многие другие. Чистота "аппаратных рядов" нужна не больше, чем чистота всего общества. При этом главную ставку Ленин делал как будто бы верно: на реальное участие людей труда в управлении государством, на контроль за исполнительной властью, на расширение гласности, на повышение общей культуры всего народа. Не народ должен зависеть от аппарата, а, наоборот, аппарат от народа. Ленин с горечью писал: "Законов написано сколько угодно! Почему же нет успеха в этой борьбе! Потому, что нельзя её сделать одной пропагандой, а можно завершить, только если сама народная масса помогает"{1113}. Все это верно. Но, думается, сегодня мы должны признать, что при монополии одной партии это никогда не могло дать должных результатов. Бюрократия -- кровное детище коммунистической Системы.
   Условно можно сказать, что во второй половине 20-х годов возникли и существовали две альтернативные концепции. Одна -- её олицетворял Бухарин -- исходила из достаточно умеренных темпов развития (как индустриализации, так и кооперирования), а вторая -- ставка на беспрецедентный скачок в промышленности и сельском хозяйстве. В лице Сталина эта альтернатива нашла наиболее полное выражение. Осуществить такой скачок едва ли было возможно, опираясь лишь на экономические методы. Здесь необходимы административно-силовые приемы, которые с неизбежностью рождали, насаждали, упрочивали широкий бюрократический слой. Поскольку решить эти задачи планировалось главным образом за счет крестьянства, насилие было как бы предопределено, как бы запрограммировано. Можно предполагать, что принятие каких-то административных мер, но, разумеется, не репрессий, было на определенном этапе предопределено стратегией большевиков. Сталин руководствовался ленинским положением: "Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы ещё вернемся к террору и к террору экономическому"{1114}. Русские якобинцы не могли обходиться без террора.
   * **
   Сталин, безжалостно сломив сопротивление своих оппонентов, сделал ставку на силовую альтернативу. А она уже автоматически стала быстро создавать бюрократическую систему. Ставка на внеэкономическое принуждение создала "сословие", которое прямо не зависело от количества и качества продукции, но в огромной мере зависело от политических установок. Бюрократия также автоматически поставила на первый план идеологические и политические рычаги воздействия на массы и лишь где-то на втором-третьем плане -- экономические. Социализм быстро утратил даже слабые черты демократии. Нужно сказать, что многие лидеры большевиков с самого начала ориентировались на диктатуру без демократии. Троцкий в 1922 году писал, что, "если бы русская революция, при зыбкости социальных отношений внутри, при крутых и всегда опасных переменах извне, связала себя путами буржуазного демократизма, она давно бы уже лежала на большой дороге, с перерезанным горлом". О социалистической демократии он пока и не говорил, считая, что её можно осуществлять лишь тогда, когда пожар революции перекинется на другие страны. Поэтому, продолжал Троцкий, "когда мы расстреливаем врагов, мы не говорим, что это поют эоловы арфы демократии. Честная революционная политика прежде всего исключает пускание массам пыли в глаза"{1115}. У большевиков, "замешенных" на идее диктатуры пролетариата (прийти тогда к власти иначе было, видимо, нельзя), существовала популярная установка на силовое разрешение чрезвычайно сложных проблем. Радикализм был визитной карточкой революционности. К великому несчастью для русской революции, история остановила, вопреки интересам будущего, свой выбор на Сталине -- идеальной кандидатуре "певца" и "творца" бюрократии и террора.
   Ограниченность и слабость борьбы с бюрократизмом в 20-е годы, когда ещё было живо ленинское окружение, объяснялись не только узостью этой программы, но и поверхностным пониманием её сути. Впрочем, в обыденном сознании и до наших дней под бюрократией понимается лишь волокита, казенщина, формализм, бумаготворчество, канцелярщина. А тогда даже многие вожди революции понимали бюрократизм именно так. Троцкий, выступая на III Всесоюзном совещании рабселькоров 28 мая 1926 года, вначале излагал как будто верную мысль: "Бюрократизм у нас есть, и жестокий. Вытекает он из некультурности, вытекает он из неумелости, из целого ряда исторических и политических причин"{1116}. А затем он свел бюрократизм к достаточно узкому феномену угодничества, приспособленчества, консерватизма традиций и т.д. Все это так, но глубинная суть бюрократизма -- подмена народовластия всесилием аппарата, который становится неподконтрольным массам, -- не вскрывалась.
   Коренная особенность бюрократизма сталинского типа заключается в том, что он становится тотальным. В чем это выражается? По его неписаным законам начинают действовать все государственные, партийные, судебные органы, общественные организации. Бюрократия их как бы синтезирует в нечто общее, вязкое, всепроникающее, цепкое, неуязвимое. Каждый орган, элемент системы, отдельный человек мог делать лишь то, что предписано, разрешено, указано. В этой системе господствует власть "указаний", "директив", "постановлений"; она несет угрозу наказания, осуждения, остракизма; поощряет самоотверженных исполнителей и бдительных чиновников; в конце концов все это принимает вид коллективной бюрократии. Тотальная бюрократия независима от экономической целесообразности. Ее культ -- всесильность аппарата. Ведь ещё до недавнего времени у нас было так: плохо со снабжением овощей -- создается министерство овощепродуктов. В печати появилось несколько критических замечаний о плохой упаковке продуктов, промышленных товаров -- создали НИИ тары. Ухудшилось качество промышленной продукции -- создали над заводским ОТК целую систему госприемки. Чем больше издается постановлений о сокращении управленческого аппарата, тем он быстрее растет. Но с административной системой бороться административными методами бесполезно. Без применения экономических, социальных и политических методов вылечиться от бюрократии нельзя. Тем более что она исключительно многолика: от бесчисленных званий, степеней, чинов, рангов до загадочной иерархии высших эшелонов, где часто за необъятной коллегиальностью и бесчисленными иерархическими ступенями невозможно найти конкретного "ответчика". Сталин и его окружение отлаживали эту систему долго, тщательно, настойчиво, жестоко.
   Нужно сказать, что бюрократическая система, постепенно формируясь, воспитывала в соответствующем духе все общество. Люди стали её частью. Более того, они привыкали к ней, и в её "отлаженности" многие по сей день видят "преимущества" социализма. Вопрос этот непрост. Было бы неверным отрицать все, что достигнуто нами в социальной, культурной жизни страны. Всеобщая занятость, гарантированное социальное обеспечение, хотя и на очень низком уровне, всеобщее образование довольно невысокого качества, приобщение широких масс к азам духовной культуры, бесплатное, но и малоудовлетворительное медицинское обеспечение, низкие цены на предметы первой необходимости, исключительно невысокая стоимость за проживание в малоудобных государственных квартирах, по сути бесплатное (символическая оплата) нахождение детей в пионерских лагерях, детских садах и яслях, целый ряд других определенных социальных завоеваний советского народа. Очень большой популярностью в народе пользовались акции правительства по снижению цен на продовольственные и промышленные товары. Пусть все это было манипулирование состоянием народа на уровне чуть выше понятия всеобщей бедности, но сама видимость постепенного, но неуклонного продвижения вперед поддерживала людей.
   Я совсем не хочу объяснить это "успехами" сталинского руководства. Но самоотверженный, тяжелый труд советских людей не мог не давать определенных плодов. В обществе благодаря страху не было широкой и всепроникающей коррупции, морального разложения руководителей, во весь голос заявивших о себе через два-три десятилетия после смерти Сталина. Общая атмосфера была такой, что могло сложиться впечатление о нравственном здоровье и социальном благополучии общества. Тотальный бюрократический "порядок" как бы устраивал и широкие массы населения. По нескольким причинам. В сталинское время выросло уже несколько поколений. Они не знали другого социализма, как и не знали, в результате прочного идеологического занавеса, реальной картины жизни в другом мире. Подавляющее число людей искренне верили в беспросветность жизни рабочих в капиталистическом мире, в их непрерывное "относительное" и "абсолютное" обнищание, наслышались о свирепых тюремных нравах в государствах Запада, о полном превосходстве СССР над "свободным миром" почти по всем параметрам. Такое ложное представление было устойчивым, и оно всячески поддерживалось и мощным пропагандистским аппаратом.
   Нельзя не сказать, что тотальный бюрократизм для людей, которых воспитывали в духе несвободы, лжи и закрытости, по-своему удобен. Да, именно удобен: в жизни все расписано, определено, установлено. От работы, твердого заработка до того, по какому поводу выражать восторг и восхищение, когда и что сеять, какой рапорт готовить "наверх" и т.д. Система заботилась обо всем: давала окончательную оценку тому или иному произведению, фактам истории и современности, однозначно определяла, что хорошо и что плохо, с самого начала знала, что то или иное решение, выступление "вождя" являлось историческим. Она же обеспечивала в значительной мере уравнительное распределение. Тотальный бюрократизм одинаково удобен как для исполнителей, "винтиков", так и для руководства на всех уровнях. Система способствовала формированию уравнительного, элементарного мировоззрения. Расширение роли общественных фондов наряду со многим положительным часто уравнивало людей вне зависимости от их вклада в общее дело. На первый план все больше выдвигался не конечный результат труда, а должность, положение, ставка, попадание в номенклатуру. Профессор Оксфордского университета Алекс де Жонж в своей книге "Сталин и создание Советского Союза" высказал верное наблюдение о том, что диктатор создал совершенную тотальную пирамиду правления в целом: "...ни у кого не было возможности поправить своего начальника. Каждый начальник становился маленьким Сталиным по отношению к своим подчиненным. Каждый обращался плохо с теми, кто был ниже его, косил взглядом на равных себе и льстил всем, кто был выше"{1117}.
   Упрочению сталинского цезаризма способствовало не только развитие тоталитарных тенденций и царистских традиций, но и состояние всеобщего ослепления, укоренившейся веры в то, что социализм должен быть именно таким, что подлинное грядущее процветание возможно только на этом пути. Постепенно имя Сталина стало почти мистическим: оно внушало одновременно ужас и любовь, страх и преданность, покорность и обожание. Бюрократическая машина, которая функционировала в такой атмосфере, ещё больше превращала человека в незаметный "винтик".
   На обычные возражения, что-де при Сталине "был порядок", "уверенность в завтрашнем дне", "безусловное выполнение планов", "медленный, но заметный рост жизненного уровня", можно сказать следующее. Бюрократическо-казар-менные атрибуты бытия, связанные с постоянной угрозой карательных санкций, репрессий, способны поддерживать экономические структуры, производство, функционирование всех институтов государства на уровне утвержденных, "спущенных" планов. Думаю, что и сегодня (это просто абстрактное рассуждение), нависни над человеком, руководителем, предприятием дамоклов меч сталинской кары -- план был бы безусловно выполнен. Любой ценой. Точнее -- страшной ценой утраты человеческого достоинства, пребывания в атмосфере страха, молчания, слепого повиновения. Но кто сегодня согласился бы на такое?
   Весьма печальным обстоятельством нашей истории является тот факт, что революционный радикализм большевиков обычно делал ставку только на насилие: политическое, экономическое, духовное. Обращение к насилию незаметно делало его нормой, обычным явлением, законным актом. Сам Ленин не раз призывал к революционному террору. 20 июня 1918 года член Петроградского комитета РКП(б), комиссар по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарский (М.М. Гольдштейн) был убит эсером. Через неделю В.И. Ленин направляет письмо в Петроград Г.Е. Зиновьеву, М.М. Лашевичу и другим членам ЦК РКП(б), где пишет:
   "Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали.
   Протестую решительно!
   Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
   Это не-воз-мож-но!
   Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает.
   Привет!
   Ленин"{1118}.
   Такие установки не были эпизодическими. В революцию и годы гражданской войны пролились реки крови. Соотечественники, россияне, обитатели одной земли с ожесточением уничтожали друг друга. Тогда это всем казалось естественным. Даже Ленину.
   "Свияжск, Троцкому (дата не проставлена. -- Прим Д.В.).
   Благодарю, выздоровление идет превосходно. Уверен, что подавление казанских чехов и белогвардейцев, а равно поддерживающих их кулаков-кровопийц, будет образцово-беспощадное.
   Горячий привет.
   Ленин"{1119}.
   Подавление "образцово-беспощадное" постепенно станет большевистским правилом, едва ли не важнейшим проявлением революционности, обычной социальной практикой.
   То, что Ленин допускал в "архивоенное время", когда все висело на волоске, позже стало рассматриваться как "революционная норма". Даже тогда, когда удалось завоевать и закрепить революционные завоевания, террор не был сдан в исторический архив. Усилиями Сталина и его окружения репрессии против собственного народа стали обычным делом...
   В России были не слишком развиты демократические традиции, но в отношении традиций полицейских дело обстояло лучше. Хотя, конечно, то, что создал Сталин, не идет в сравнение с "дилетантизмом" самодержавия. Но все же... Обычно говорят: суды и законы нужны, чтобы закрепить господство правящего класса. Но думаю, что во все времена правящие классы меньше нуждались в законах, чем те, кто был бесправен и обездолен. Возможно, традиции тайной полиции в России восходят к 1826 году, когда Николаем I было создано Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии. Исполнительным органом был Отдельный корпус жандармов, шеф которого возглавлял Третье отделение. С тех пор во весь голос заявила о себе и политическая цензура. Хотя и при её наличии подавляющее большинство книг из-за рубежа доходило до читателей беспрепятственно. Правовая основа преследования инакомыслящих была заложена в 1845 году специальным Уложением о преступлениях государственных и против порядка управления. В статьях 267 и 274, в частности, говорилось:
   "За составление и распространение письменных или печатных сочинений и за произнесение публично речей, в коих, хотя и без прямого неявного возбуждения к восстанию против Верховной Власти, усиливаются (пытаются. -- Прим. Д. В. ) оспаривать или подвергать сомнению неприкосновенность прав её, или же дерзостно порицать установленный законами образ правления, или порядок наследования Престола, виновные в том подвергаются: лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на заводах на время от четырех до шести лет..."{1120}
   Интересно сопоставить: через 81 год, уже после смерти Ленина, в Уголовном кодексе РСФСР 1926 года было записано:
   "Пропаганда и агитация, содержащие призывы к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти... а равно распространение или изготовление или хранение литературы такого содержания влекут за собою лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже шести месяцев"{1121}.
   Почти те же идеи, за исключением неизвестных во времена Николая I слов "пропаганда", "агитация" и довольно расплывчатых -- "не ниже шести месяцев".
   Самодержавная власть уделяла главное внимание армии и полиции. Хотя, по нынешним меркам, численность карательного аппарата была небольшой. В 1895 году, например, в департаменте полиции служили 161 человек, в корпусе жандармов -- около 10 тысяч человек и несколько десятков тысяч полицейских. Но власти давали полиции, особенно политической, весьма большие права. Как писал глава департамента полиции (в 1902 -- 1905 гг.) А.А. Лопухин: "Население России ставилось в зависимость от личного усмотрения чинов политической полиции. Виновность часто устанавливалась на основании субъективных мнений полицейских чиновников"{1122}. Самодержавие широко практиковало ссылку неугодных, каторжные работы. Например, на пороге XX века в Сибири было около 300 тысяч ссыльных разных категорий и около 11 тысяч заключенных, приговоренных к каторжным работам{1123}. Правда, лишь 5 -- 10% ссыльных и каторжных были "политическими". Значительная часть ссыльных -- иногда до половины -- отсутствовала, т.е. находилась в бегах ввиду мягкости режима.
   Полицейский режим не был чрезмерно жестким: например, выезд за границу был делом весьма свободным. Для поездки за границу нужно было лишь написать заявление губернатору и заплатить небольшую пошлину. В 1900 году, например, около 200 тысяч русских провели по нескольку месяцев за рубежом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что главные ниспровергатели царизма находились за рубежом. Многие из них хорошо знали слабости департамента полиции и при формировании (после революции) новой системы безопасности пошли гораздо дальше в деле ужесточения порядка и правил, определяющих лояльность конкретного лица к Советскому государству.
   Таким образом, у пришедшей к власти революционной партии, с одной стороны, были слишком слабые демократические традиции, чтобы воспрепятствовать быстрому росту бюрократии, а с другой -- "доставшийся по наследству" полицейский опыт царского самодержавия, которое она низвергла. Поэтому неудивительно, что уже вскоре после Октября стали широко практиковаться самые жестокие репрессивные меры в отношении противников нового строя, меры, выходившие за рамки революционной законности. То была страшная опасность для свободы, за которую так ожесточенно боролись большевики. Незаметно, исподволь расчищалась тропа для будущего цезаря.
   В переписке Калинина сохранилась выписка из Протокола Политбюро N 110 от 9 марта 1922 года. Уншлихт докладывал вопрос о борьбе с бандитизмом. Заслушав, Политбюро постановило: "Принять следующее предложение Уншлихта: предоставить ГПУ право непосредственной расправы (выделено мной. -- Прим. Д. В. ) а) с лицами, уличенными в вооруженных грабежах, уголовниками, рецидивистами, пойманными с оружием; б) ссылки в Архангельск и заключение в Архангельске подпольщиков-анархистов и левых эсеров...
   Секретарь ЦК Молотов"{1124}.
   Расправа без суда... Дальше -- больше. Вот ещё такой документ:
   "Москва, Б. Лубянка, 2 N 243 511
   Секретарю ЦИК СССР тов. Енукидзе ОГПУ просит разрешения на внесудебный (выделено мной. -- Прим. Д. В. ) приговор:
   1. Дело Бабина М.И., он же Рубин -- меньшевик правой группировки "Зарист", обвиняемый по 62-й ст. Уголовного кодекса.
   2. Дело Абрикосовой и других, в числе 56 человек, обвиняемых по ст.ст. 61-й, 66 и 68-й Уг. кодекса -- крупная шпионско-фашистская организация.
   Личный доклад по обоим делам сделает зам. нач. СООГПУ тов. Андреева.
   5.IV.1924 г.
   Ягода
   Дерибас".
   Ниже приписка: "Прокурор Караньян возражает по второму делу. Ягода"{1125}. Тогда ещё можно было возражать.
   Чрезвычайные меры, внесудебные репрессии, которые можно ещё как-то объяснить в контексте революции, гражданской войны, не были искоренены в условиях мира, были признаны нормальными актами и усилия Ленина, а после его смерти стали едва ли не обычным атрибутом "нового образа жизни". Достаточно было выдвинуть обвинение во "враждебных действиях" по отношению к новому строю. Бюрократия усвоила это правило жестокой игры раньше других. Постепенно новые поколения работников органов безопасности смотрели, в сущности, на каждого советского гражданина как на потенциального противника строя. Такое видение давало постоянные плоды. О них редко писали в печати, но в любом поселке, на заводе, в институте, наркомате люди, узнав о новом раскрытом "гнезде антисоветчиков", как-то внутренне ещё больше сжимались, замыкались в себе, с подозрением смотрели на окружающих, были готовы поддержать любую новую "установку", "линию" руководства. Потенциальная (а часто и реальная) угроза кары духовно калечила людей.
   Сталин получал множество докладов о политических настроениях, о наблюдениях за подозрительными элементами, о выявлении новых антисоветских групп. Вот, например, выдержки из одного такого донесения, которое легло на стол Сталину вскоре после окончания войны, -- "Антисоветские группы среди интеллигенции и молодежи".
   "1) Дело антисоветской группы инженерно-технических работников НКПС в Москве: Д.Д. Терембецкий, В.Д. Бирюков, С.А. Бабенков (следует ещё ряд фамилий. -- Прим. Д. В. ). Осуществляли антисоветские высказывания. Группа ставила задачу в момент подхода гитлеровских войск поднять восстание. Дело находится в Особом Совещании.
   2) Антисоветская группа студентов московских вузов (5 человек), в т.ч. Медведский Л.А. -- студент химико-технического института; Вильямс Н.И. -- сын академика Вильямса, МГУ; студент Гастев Ю.А. -- сын врага народа, троцкиста Гастева А.К.; мать и родной брат репрессированы, -- тоже студент МГУ и др. Ведут антисоветские разговоры. Изъяты у членов группы стихи антисоветского содержания...
   4) Антисоветская группа средней школы станицы Старо-Михайловская Краснодарского края в составе: Ковда Б.А., бывший учащийся, находился на оккупированной территории; Духно Р.Н., учащийся 9 класса; Богва Н.Г. -- учащийся 9 класса. Создали что-то вроде кружка "борьбы за справедливость". Поддерживались антисоветски настроенными учителями Якович С.М. и Яровым Д.К. Следствие продолжается..."{1126}
   Далее следует перечисление ещё нескольких десятков подобных "антисоветских групп". Если в 15 -- 16-летних школьниках, чей романтический и патриотический порыв свободы духа ещё не был погашен, видели угрозу строю, то что говорить о других "группах"... Сталинский бюрократизм не мог обходиться без жертв.
   Многие вопросы, которые, казалось бы, являются сферой политической, идеологической, тоже были полностью отданы на откуп ведомствам, которые для Сталина теперь были, повторюсь, важнее, чем партия.
   "Товарищу Сталину И.В.
   8 сентября 1945 г.
   Мавзолей В.И. Ленина полностью готов для допуска посетителей... При этом представляем на Ваше утверждение проект распоряжения Совнаркома СССР об открытии Мавзолея В.И. Ленина с воскресенья 16 сентября 1945 года.
   Л. Берия
   В. Меркулов"{1127}.
   Прах Ленина, доставленный из Тюмени, где он находился в годы войны, органы подготовили к тому, чтобы поместить в Мавзолей. Уже никто не смог и подумать, что языческое идолопоклонство, связанное с прахом вождя, отупляет и оглупляет народ. Не случайно, его бюрократия распорядилась, чтобы о памяти Ленина "заботилось" бериевское ведомство. При этом с него не снимались и прямые обязанности, которые постоянно "перевыполнялись". Например:
   "Товарищу Сталину И.В.
   товарищу Молотову В.М.
   товарищу Берия Л.П.
   МВД докладывает о ходе выполнения постановления ЦК ВКП(б) и Совмина N 1630 от 27 июля 1946 года о мерах по обеспечению сохранности государственного хлеба. Есть результаты: в декабре 1946 года было привлечено к уголовной ответственности 13 559 человек (за один месяц! -- Прим. Д. В. ), в январе 1947 года -- 9928 человек...
   С. Круглов"{1128}.
   Когда Сталин не придавал значения информации, в верхнем углу документа он просто ставил не то "галочку", не то латинское "v"... Ну а поскольку "любимый вождь" хотел знать буквально все о своем народе, Круглов, достойный выученик Берии, засыпал Сталина всевозможными сообщениями -- от действий "антисоветских групп" до явлений святых:
   "По сообщению МВД Украинской ССР в начале августа с.г. среди населения Рава-Русского района Львовской области распространились слухи о том, что одна бродячая монахиня видела явление "богоматери". Якобы облако опустилось и исчезло, а на земле остались следы крови..."{1129}
   На "вождя"-атеиста, вышедшего из семинарии, это сообщение, естественно, не произвело впечатления, и он поставил "галочку". Это мелочи...
   Государственная бюрократия, держа за колючей проволокой постоянно несколько миллионов людей, превратила их в "созидательную" силу нового общества. Сталин, как я уже говорил, был инициатором и твердым сторонником максимально широкого использования труда заключенных в социалистическом строительстве. Это для него было делом принципа. "Вождь" поручал строительство крупнейших промышленных объектов, дорог НКВД, затем МВД. Даже создание атомного оружия было возложено в основном на это ведомство. Сроки для исполнения работ часто ставились такие, что сегодня они кажутся просто фантастическими. И обычно эти задания и сроки не срывались. Ведь исполнители понимали, что они заложники. Приведу один пример.
   После распоряжения Сталина в июле 1945 года ускорить работы по созданию атомной бомбы были приняты экстренные меры. Затем -- еще, дополнительные. Вот одна из них:
   "Магадан. Начальнику Дальстроя тов. Никишову Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 13 октября 1945 года Вам было поручено организовать работы по разведке урановых руд. Дело это является исключительно важным.
   Необходимо принять все меры к тому, чтобы энергично развернуть поиски уранового сырья и уже в текущем году (выделено мной. -- Прим. Д. В. ) организовать добычу руды и выпуск концентратов урана... Прошу через каждые две недели сообщать о принимаемых мерах по выполнению задания...
   Л. Берия"{1130} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1130 .
   Я уже упоминал, что практически все министерства заваливали МВД заявками на тысячи, десятки тысяч рабочих рук. Заключенные вносили свой вклад не только в строительство дорог, мостов, добычу угля, поставку лесоматериалов, но и в добычу урана, строительство ядерных реакторов, высотных домов, величественных гидроэлектростанций. Никогда не забуду, как в 1952 году мне с группой комсомольских работников довелось побывать на строительстве Куйбышевской ГЭС. Масштабы стройки поражали. С верхней площадки плотины было видно, как везде копошатся, снуют, двигаются сотни людей в серых робах и бахилах. Когда проходили мимо одной из таких групп, худой и длинный парень, разогнувшись, негромко, но внятно произнес, обращаясь к нам:
   -- Расскажите на воле, как мы трудимся на великих стройках сталинской эпохи!
   Мы переглянулись, но, увидев стоявших рядом нескольких часовых, все поняли. Меня, правда, удивила выспренность слога заключенного. Но вскоре я понял, почему он так говорил. Мне в руки попала книжка в мягком переплете "Великие стройки сталинской эпохи"{1131} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1131 Книжка, написанная академиками А.В. Топчиевым, Г.М. Кржижановским, А.В. Винтером, В.А. Обручевым, В.С. Немчиновым, И.А. Шаровым, другими учеными, наверняка была в лагерной библиотеке. Но что верно, то верно: очень многие, если не большинство, "великие сталинские сооружения" возводили заключенные. Думаю, что эта грань тоталитарного общества особенно цинична.
   Приведу ещё один документ:
   "Товарищу Сталину И.В.
   товарищу Молотову В.М.
   товарищу Маленкову Г.М.
   товарищу Берия Л.П.
   товарищу Хрущеву Н.С.
   2 февраля 1951 г.
   Постановлением Совета Министров от 30 июля 1949 года на Министерство внутренних дел СССР возложено проектирование и строительство Куйбышевской гидроэлектростанции на реке Волга с окончанием работ в 1955 году. Строительство идет по плану...
   Постановлением Совета Министров от 16 августа 1950 года на МВД СССР возложено также проектирование и строительство Сталинградской гидроэлектростанции и магистрального канала для обводнения северной части Прикаспийской низменности. Ведутся большие подготовительные работы...
   С. Круглов"{1132} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1132 .
   Сталин любил подобного рода донесения. Ответ лаконичен: "Регулярно докладывайте о ходе работ".
   Бюрократия, пронизавшая все поры общества, проникла и в сферу творчества. Ведомство Берии -- Круглова проводило даже творческие конкурсы. Но здесь все было по-другому. Бюрократическая заданность определяла конечные результаты. Но, впрочем, вначале нужно доложить "вождю".
   "Товарищу Сталину 20 марта 1951 г.
   Совет Министров обязал МВД провести закрытый конкурс на архитектурное решение (оформление) Волго-Донского водного пути. Привлечены были архитектурные мастерские: Полякова Л.М., Душкина А.Н., Фомина И.И., Приймак И.И. (Гидропроект МВД).
   Наиболее удачным оказался проект т. Полякова Л.М. (архитектурная мастерская N 6), который взят за основу. Гидропроект МВД разработал с учетом замечаний жюри новый проект. Величайшая роль товарища Сталина будет отражена постановкой монументальной скульптуры на высоком берегу Волги у входа в Волго-Донской канал...
   Прошу Вашего согласия.
   Министр внутренних дел СССР С. Круглов Главный архитектор Гидропроекта МВД Л. Поляков"{1133} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1133 .
   Сталин скромно соглашается с очередным монументальным увековечением своей персоны, на которое прикажет выделить несколько десятков тонн цветного металла.
   ...Я вырос на юге Красноярского края, в Ирбейском районе, в селе Агул, куда была сослана мать после расстрела отца. Вдали величественные снега Саян, отроги хребтов, которые тянутся к Енисею, Кану, Агулу. Везде поистине дремучая тайга. То был край кержаков, коренных сибиряков, пришедших из западных губерний России полтора-два века назад. В 1937-м или в 1938 году понаехало в наш глухой Агул военных! Затем потянулись колонны заключенных. Застонала тайга. Стали городить "зоны". За полгода выросли лагеря не только в Агуле, но и в других таежных поселках -- Кессе, Пунчете, Нижне-Сахарном, Верхне-Сахарном, Соломатке... Колючая проволока, высоченные заборы, за которыми едва видны бараки, вышки для стрелков, овчарки. Скоро жители стали замечать: колонны изможденных людей идут и идут (от железной дороги более 100 километров), как будто лагеря резиновые... Потом поняли, в чем дело. За околицей поселков везде стали расти длиннющие рвы, куда ночами везли на дрогах или санях покрытые брезентом трупы. Многие умирали от лагерных тягот. Расстреливали в тайге. Живший тогда в Агуле Борис Францевич Крещук, у которого расстреляли отца-кузнеца и старшего брата, рассказывал: ходил он с соседскими мальчишками "шишковать" (за кедровыми орехами), как вдруг ребята услышали неподалеку треск выстрелов, "ровно холст большой рвали...". Мы туда. Видим из-за кустов, как несколько стрелков сваливают в яму убитых зэков, человек двадцать... Мы бегом оттуда... До сих пор помню, как один руками за пожухлую траву цеплялся, не убит, видно, был...
   Мать была директором семилетней школы. Как я уже рассказывал, к ней с разрешения начальства ходили два заключенных, они приводили в порядок библиотеку; подклеивали обложки, что-то переплетали. Мы сами жили очень трудно, особенно после того, как забрали и расстреляли отца, а нас сослали сюда. Поскольку мы жили в Приморском крае, ссылать дальше на восток было некуда (разве что в Японию?), привезли на запад, в этот Агул. Учителей не было, и матери, окончившей университет после революции, разрешили учительствовать. Так вот, с одним заключенным (фамилию его не помню, мне было десять лет) мать иногда подолгу разговаривала, когда никого поблизости не было. Только много позже я осознал значение виденного. Этот зэк вытащил из-за пазухи тюремной фуфайки тряпицу. Быстро развязал её и показал матери. Был я неподалеку, в низкой длинной комнате, где располагалась библиотека; из любопытства поднялся на цыпочки и из-за спины матери заглянул в руку зэка. Он держал небольшую фотографию на плотном картоне, какие делали раньше, с вензелем и иностранными словами внизу. Несчастный негромко говорил матери:
   -- Были мы тогда в эмиграции. В Швейцарии. Вот сидит Ленин, рядом я с женой, а это два немецких коммуниста.
   Невольно я с недоверием взглянул на грязного, худого мужчину с большими, полными тоски глазами: этот человек лично знал Ленина?! Он что-то ещё объяснял матери, бережно заворачивая в тряпицу фотографию. Еще раза два его, расконвоированного, отпускали в школу. Затем сгинул. То ли умер (слаб был очень), то ли, как тех, в лесу...
   Эти детские впечатления остались навсегда. Когда я читаю строки Шекспира из его "Сонетов", мне кажется, что это о судьбе моей семьи. Но нет, не только. Это о судьбе очень, очень многих людей, которые испытали преступное беззаконие Сталина:
   Когда на суд безмолвных, тайных дум
Я вызываю голоса былого, --
Утраты все приходят мне на ум,
И старой болью я болею снова.
   * * *
   Веду я счет потерянному мной
И ужасаюсь вновь потере каждой,
И вновь плачу я дорогой ценой
За то, что я платил уже однажды!
   Мать умерла ещё довольно молодой вскоре после войны; нам, сестре, брату и мне, многого рассказать не успела. Похоронили мы её на деревенском кладбище недалеко от места, где закапывали заключенных. Уже тогда могилы-рвы ровняли с землей. Безымянные, глухие места, свидетели страшной трагедии народа. Но молчание этих могил для нас и поныне подобно крику... Выжили, думаю, там, где были эти лагеря, совсем немногие. В моей семье, кроме отца, не вернулись из лагерей два дяди, простые крестьяне, имевшие неосторожность иногда говорить вслух то, о чем многие тогда думали.
   Возможно, кто-то, прочитав сейчас эти строки, злорадно скажет: "обиженный сынок", "из репрессированных", "откровенная месть". Нет, и ещё раз нет. Я был молодым танкистом-лейтенантом, когда умер Сталин. Думал, упадет небо. Ведь когда забрали родных, не понимал ничего. Да и позже совсем не связывал эту трагедию с именем Сталина. Сказали: "Отец умер". Мать украдкой плакала. Но впервые я почувствовал, что "мечен", лишь в июле 1952 года. После выпускного праздничного обеда в столовой училища новоиспеченные лейтенанты со скрипящими портупеями, золотом погон собирали свои бесхитростные фибровые чемоданчики, чтобы навсегда разлететься по частям, куда мы были назначены. Перед расставанием с друзьями ко мне подошел один товарищ из моего взвода и, отведя в сторону, сказал:
   -- Поклянись, что никогда этого никому не скажешь!
   -- Конечно, -- удивленно и непонимающе глядел я в лицо однокашнику.
   -- Я три года "пас" тебя и регулярно докладывал, что ты говоришь, ну, в общем, подглядывал за тобой... Прости, отказаться не мог.
   -- Что же ты говорил? -- все ещё не придя в себя, уставился я на товарища.
   -- Раз ты кончил училище, да ещё с отличием, значит, ничего плохого... Ну всего тебе... Не поминай лихом. Знай, могут ведь и еще... -- заглянул в глаза собеседник.
   Не называю фамилии только потому, что где-то, наверное, он трудится и сейчас, а я ведь дал слово...
   Видимо, я слишком отвлекся от размышлений о сталинском бюрократизме. Но об этом хочу сказать вот почему: истории мстить бессмысленно. Как и смеяться над ней. Что было -- не изменить. Но её надо знать и помнить. Например, то, что, когда моего отца не стало, ему было всего 37 лет...
   Знали ли в Кремле, что творилось в Агуле, Соломатке, Кессе, тысячах других мест? Знали. Очень хорошо знали. В архивном фонде Берии множество писем-криков о боли, помощи, призывах разобраться, вмешаться, посмотреть беспристрастно на "дело" того или иного человека. Вот одно из многих писем, адресованных "В ЦК ВКП(б) Сталину". Нашелся, видно, добрый человек, вынес из лагеря и послал письмо. "Оттуда" такие послания к "вождю" доходили очень редко. В письме есть такие строки:
   "Речь будет идти о лаготделении N 14 лагеря НКВД N 283 и шахте N 26. Тяжело положение заключенных. Средневековая инквизиция показалась бы раем. Бывшие бойцы и партизаны содержатся вместе с полицаями и немецкими прислужниками. Срок заключения никому не известен, и это не легче расстрела. Избивают регулярно. Ходим вшивые, в каких-то лохмотьях. Кормят отвратительно, часто в пище попадаются мыши. Капусту обрабатывают конной молотилкой, при этом там попадается конский помет. Конвоиры избивают заключенных. Штаты подбирают из людей свирепых...
   В этом письме нет и капли лжи. Но подписаться, это сразу на каторгу..."{1134} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1134
   Сталин передал Маленкову. Тот набросал: "тт. Берия и Чернышеву". А Берия просто расписался. Круг замкнулся. Еще никто не знает, что труднее: героизм в бою или долгое мученичество? Поражает и невиданное долготерпение советских людей. Может быть, прав Гегель, утверждая, что "скорбная пассивность... цепляется за свои лишения и не противопоставляет им полноты силы"{1135} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1135 . Феномен безропотности, когда Сталин и его подручные уничтожали миллионы людей, потрясает. Невинных людей заставляли верить в то, что они виновны. Или в крайнем случае: "Здесь ошибка конкретных людей, но не Сталина".
   Бюрократия сталинского типа носит мантию беззакония. Нет, законов, указов, распоряжений было немало. Просто многие законы были беззаконными. Что касалось обязанностей рядовых членов общества (да и не только рядовых), то здесь спрашивалось строго. А вот в отношении прав... Изучая документы в архивах, я поражался апофеозу беззакония сталинской бюрократии. Но тем удивительнее было встречать порой редкие попытки слабого протеста со стороны лиц, находящихся на высоких ступенях государственной пирамиды. Это было очень опасно. В личном фонде Молотова есть любопытный документ, направленный Сталину и Молотову министром юстиции СССР Н. Рычковым в мае 1947 года. В нем говорится:
   "В соответствии с указаниями Правительства СССР и приказом Наркома юстиции и Прокурора СССР (? 058 от 20 марта 1940 г.) оправданные лица по делам о контрреволюционных делах не подлежат немедленному освобождению, а возвращаются в места заключения (выделено мной. -- Прим. Д. В. ) и могут быть освобождены лишь по получении от МВД сообщений об отсутствии к тому препятствий с их стороны. Этот порядок приводит к тому, что освобожденные лица продолжают месяцами оставаться в тюрьмах.
   Так, 5 апреля 1946 года военная коллегия Верховного суда СССР по протесту Генерального прокурора СССР отменила приговор военного трибунала стрелковой Таманской дивизии, по которому гражданка Литвиненко была обвинена в измене Родине и осуждена к расстрелу (приговор трибуналом Отдельной Приморской армии заменен на 10 лет лагерей). Военная коллегия Верховного суда СССР прекратила дело за недоказанностью преступления. 6 мая 1946 года определение направлено в СибЛАГ МВД, где содержалась заключенная. Там документ направили для согласования определения в 1-й спецотдел МВД; те -- в Таврический военный округ. Дело тянется месяцы...
   Таких фактов немало. Это подрывает авторитет суда. Прошу отменить приказы НКО СССР и Прокурора СССР N 058 от 20 марта 1940 года.
   Министр юстиции СССР Н. Рычков"{1136} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1136 .
   Реакция Сталина неизвестна. Молотов начертал на докладной резолюцию: "Спросить тт. Горшенина, Круглова, Абакумова. В. Молотов. 17.V.47". Пройдет очень много времени, прежде чем "спрошенные" согласятся на отмену абсурдных решений. Но таких проблесков в бюрократической карательной машине сталинского времени было очень немного. Бюрократия постепенно приучила людей верить в то, что любые действия властей разумны и верны. Подлинное право, как и правовое сознание, фактически отсутствовало. Это является одним из условий существования тотальной бюрократии. Сталин и Система, которую он выпестовал, приучали людей терпеть, безмолвствовать, покоряться. Бюрократия не может господствовать без подавления воли. У лидера воля "стальная", у всех остальных -- послушная. Без этого люди все время, особенно в ГУЛАГе, терпеть не могут. Сталин это понимал лучше других. Гегель писал так: "...мужество выше скорбного терпения, ибо мужество, пусть даже оно окажется побежденным, предвидит эту возможность..."{1137} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1137 Правда, немецкий философ не мог знать, что такое ГУЛАГ. Да и в России в самом кошмарном сне никогда не могли представить этот земной ад. Ведь Сталин и сталинизм за тридцать лет уничтожили во много раз больше людей, чем все русские цари за 300-летнюю историю Романовых. Вот к чему привела Сталина уверенность в универсальном могуществе силы. Он не знал мудрых слов Поля Валери: "Сила слаба тем, что верит только в силу". Не знал того, что далеко не всегда меч может быть сильнее пера. В истории не раз бывало, когда сильная, верная идея, "стекающая" с кончика пера, посрамляла меч. Но Сталину это было недоступно.
   Люди тогда не очень задумывались над этим. Во всяком случае, очень многие не думали и не знали всего кошмара, который скрывался за занавесом тотальной бюрократии. Наверное, и Александр Фадеев тоже ничего не знал, когда через несколько дней после смерти Сталина опубликовал большую статью "Гуманизм Сталина". Только потрясение рабов или слепота нашей души могли родить слова, которые вышли из-под пера Фадеева. Но их разделяли тогда, наверное, миллионы. Сегодня же они звучат как чудовищное кощунство. Талантливый писатель, чье сознание было тоже схвачено обручем сталинского догматизма, писал, что мы можем считать Сталина "величайшим из гуманистов, которых когда-либо знал мир". Фадеев утверждал, что "великий и простой человек, несгибаемую силу души которого выражало его имя, добрый учитель человечества и отец народов закончил свой жизненный путь, но дело его непобедимо и бессмертно". Может быть, когда в мае 1956 года Фадеев покончил с собой, его мучила совесть, боль прозрения и раскаяния?
   В истории нередки случаи ослепления целого народа. В основе крестовых походов, религиозных войн, националистического угара и фанатичной веры в цезарей лежат не только социально-экономические и политические причины. Это и затмение разума. Но затмение не может быть вечным. Когда оно проходит, то цезари умирают. Хотя очень часто слишком медленно.
   Физическая смерть пришла к Сталину раньше, чем он ждал её. Здесь он мало чем отличался от большинства людей. Но его политическая смерть настала, увы, слишком поздно. Реликты сталинизма ещё существуют. Смерть историческая к Сталину, наверное, так и не придет. Люди никогда не смогут забыть всего, что связано с его именем. Это трагедия на все времена.
   Земные боги смертны
   В последние год-полтора перед смертью Сталин постепенно менял заведенный много лет назад регламент своей жизни. Старость, годы, полные борьбы, потрясений, нечеловеческая слава и воспоминания (да, воспоминания!) все больше давили на плечи "вождя". Теперь все чаще, встав, как всегда, в 11 часов утра, Сталин не ехал в Кремль, а вызывал к себе Поскребышева, сосал холодную трубку, подходил к окну и подолгу смотрел на стылую полоску свинцового неба над темной кромкой леса, на голые деревья парка, над которыми кружилась стая воронья. Как-то он вдруг подумал, что одним из любимых увлечений Николая II во время прогулок была стрельба по воронам. Вспомнив, что в "Красном архиве" публиковались отрывки из дневников последнего русского царя, Сталин захотел их посмотреть.
   На другой день Берия (всеми государственными архивами ведало МВД) вместе с Поскребышевым принесли в кабинет несколько десятков тетрадей в сафьяновом переплете. Сталин, перебросившись о чем-то на грузинском с Берией, отпустил вошедших. Начал медленно листать, затем, несколько раз углубившись в чтение, увлекся. Сталин был поражен: в полсотне толстых тетрадей ничего интересного. Самодержец, похоже, больше ценил саму идею постоянства записей (за 36 лет не пропустил ни одного дня!), чем их содержание. Погода, беседы, бильярд, чтение, именины, приемы, отношения с Алике, охота... Вот, пожалуй, об охоте -- больше, нежели о чем-либо. Тетрадь, датированная 1895 годом, подытоживала охотничью удачу царя: "За все время убито мною 3 зубра, 28 оленей, 3 козы, 8 кабанов, 3 лисицы = 45"{1138} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1138 . Стрелять царь любил: "Гулял и убил ворону" (8 ноября 1904 г.). Император на воронах "оттачивал глаз", бил метко. Сталин уже почти без интереса перелистывал тетради; везде одно и то же. Не везло России с царями, может быть, подумал он, не туда стреляли.
   Что будут говорить о нем, Сталине, после его смерти? Люди любят ревизовать отгоревшие жизни, не понимая, что ушедшее время изменить нельзя. Неужели кто-нибудь посмеет и у него искать что-то ложное, ошибочное? Нет, это невозможно. Была "Россия во мгле" -- стала могучей державой-победительницей. Все отлажено. Еще один-два фантастических рывка -- и государство будет диктовать всем свои порядки...
   Поскребышев не раз заставал "Хозяина", неподвижно стоящим у окна в столовой или сидящим в кресле кабинета, повернутом в сторону парка. О чем думал "вождь", понимая, что при всем своем величии он смертей, как все?
   Сталин достиг абсолютной власти над людьми. Порой ему казалось, что его владычество безгранично. Если бы он знал Ф.М. Достоевского, то мог бы вспомнить главу "Великий Инквизитор" из романа "Братья Карамазовы".
   В глубочайшем монологе Великого Инквизитора гений русского писателя выразил взаимосвязь, соотношение, диалектику между Идеей, Свободой и Диктатором, наместником Бога на Земле. Я понимаю, что какие-либо буквальные аналогии здесь рискованны. Однако Достоевский подводит к мысли: Диктатор может осквернить великую Идею, поправ Свободу.
   Благодаря Идее миллионы, размышлял писатель, будут "считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать -- так ужасно им станет под конец быть свободными!.. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, перед чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонялись пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков... Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается".
   Не уверен, что Сталин когда-нибудь читал эти строки. Но, думаю, он понимал, что смог заменить Бога на Идею и в неё поверили все. В том историческом порыве к блаженству, счастью, радости, которые обещала Идея, как-то быстро оказалась ненужной Свобода, за которую сражались на баррикадах. Люди нашли в нем того, кому можно передать "тот дар свободы". Уж он-то знает, как ею, Свободой, распорядиться. Рискну продолжить монолог Великого Инквизитора:
   Народу мы дадим "тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, такими они созданы... Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке... Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения... И не будет у них никаких от нас тайн"{1139} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1139 .
   Этот долгий монолог Великого Инквизитора мог быть созвучен размышлениям советского диктатора, склонного на закате своих лет к размышлениям о прожитой жизни. Но едва ли он мог разделять афоризм Сенеки: "Post mortem nihil est" ( "После смерти нет ничего"). Древний мыслитель утверждал: "После смерти нет ничего и сама смерть ничто -- ты спрашиваешь, где мы будем после кончины? Там же, где покоятся нерожденные".
   Как это: "После смерти нет ничего"? А его бессмертная слава, деяния, великие свершения?! Такие люди, как он, полагал Сталин, вспоминая отрывок из мертвой латыни: "Vital lampada tradunt", "передают светильник жизни" не отдельным людям, а времени, эпохе, вечности...
   До конца своих дней Сталин в минуты размышлений нередко обращался вслух или мысленно к религиозным текстам, используя их как метафору, крылатое выражение, библейский афоризм. Думаю, его мысль могла бы соотносить на закате дней собственную жизнь с тем, что было сказано в Священном Писании. Трудно вспомнить все, но у Экклезиаста, пожалуй, верно сказано: "...и меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым? И сказал я в сердце моем, что и это -- суета... мудрый умирает наравне с глупым... Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать... Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах... Ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?" Да, что будет после него? Передерутся его соратники или сожрет их всех его подручный в пенсне? Нужно подумать об этом по-настоящему. Но зачем такая спешка? К чему этот пессимизм? Разве он не спустился с Кавказских гор, которые славятся долгожителями? Все его соперники давно истлели, а он по-прежнему на самом высоком холме власти... Надо поменьше слушать этих врачей, а больше доверять народной медицине.
   Вглядываясь в голые верхушки зимних берез, диктатор, если бы читал Льва Толстого, мог бы, повторяя слова великого писателя, поставить перед собой "неразрешимый разумом вопрос" -- "какой смысл имеет моя жизнь?.. Ответ должен быть не только разумен, ясен, но и верен, т.е. такой, чтобы я поверил в него всею душою, неизбежно верил бы в него, как я неизбежно верю в существование бесконечности". Толстой осуждающе говорил, что есть люди, которые видят смысл жизни в своем личном благе, но тогда "живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже все существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо..."{1140} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1140 . Сталин наверняка бы возмутился, если бы эти слова отнесли к нему: разве он что-нибудь желал только для себя, разве не знают в народе, как он неприхотлив и скромен, как он безжалостно отправил на Колыму известную певицу и её мужа генерала, когда те решили прихватить кое-что лишнее из поверженной Германии? Разве народ не убежден в том, что все, что он делает, -- для общего блага?
   Диктатор был уже давно не способен сказать даже самому себе, даже шепотом, даже мысленно, что у него есть лишь одна, вечная, непреходящая, ненасытная страсть. Нет, не к умершим женам, не к тем женщинам, интимную связь с которыми он держал в особой тайне, не к марксистским идеям, которые он так долго и тщательно препарировал, не к народу, который он так обескровил, нет. Все эти тридцать лет он любил только власть. Ну а разве эта фантастическая власть, которую он мог проявить росчерком пера или легким взмахом высохшей руки, разве она использовалась не для народа? Великое и постыдное славословие уже давно утвердило "вождя" в том, что его ум и твердая рука осчастливливают людей. Разве не он выдвигает все новые и новые идеи улучшения "материального благосостояния" народа, укрепления мощи государства? Вот вчера, например, ему доложили о начале реализации ещё одной его идеи:
   "Товарищу Сталину И.В.
   В связи с тем, что Вы, товарищ Сталин, интересовались состоянием работ по проектированию гидроэлектростанции, МВД СССР докладывает о проделанной работе. Во исполнение Вашего распоряжения ведутся широкие гидрологические, топографические, геологические изыскания на участке р. Урал от г. Уральска до Чкалова (протяженностью 500 километров). Рассматривается два варианта расположения гидроэлектростанции и плотин в районе поселков Голицын и Красный Яр. Предполагаемая годовая выработка составит 390 млн квт/часов. Водохранилище будет емкостью от 7,7 до 11 миллиардов кубических метров. Окончательный проект задания будет готов к 1 апреля 1953 года.
   11 дек. 1952 г.
   Министр вн. дел СССР С. Круглов"{1141}.
   Он, конечно, не знал, что в апреле 1953 года его уже не будет в живых и что ещё один "исторический" сталинский проект не будет осуществлен. Но разве плоха идея, когда берега множества искусственных морей, созданных по его воле, будут залиты электрическим половодьем? Правда, ему однажды подумалось, что этими бесчисленными рукотворными морями можно затопить всю гигантскую плоскую страну, её лучшие угодья, погрузить тысячелетнюю культуру народов в изумрудную толщу воды... Но он отогнал эту непрошеную мысль.
   Эти утренние часы нередко уносили Сталина куда-то в мглу давно ушедшего времени, к самому началу века. То было пиршество его памяти. Немые расплывшиеся черно-белые кадры воспоминаний выхватывали из пропасти отдельные лица: его робкая Като, суровая труженица мать, Шаумян, Каменев, отдавший ему свои теплые шерстяные носки, когда они тряслись в 1917-м в холодных вагонах от Ачинска до Петрограда... При чем здесь носки? Неожиданно вспомнил, как Ленин первый раз поддержал его, как это помогло ему поверить в себя. Но почему историки ничего не писали об этом? Ах, какая преступная промашка! Кто же смел утаить этот исключительный факт? Даже он не использовал его в сумятице борьбы 20-х годов, сражаясь с Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным. Завтра же поручить Берии разыскать эти документы... Нужно в очередных томах его сочинений ещё раз напомнить людям, что Ленин его выбрал сам; не судьба, не случай, а вождь революции...
   Действительно, в истории остался незамеченным один примечательный эпизод. На дворе был декабрь 1917 года. Под натиском грозных проблем эйфория революционной победы постепенно исчезала.
   23 декабря 1917 шло очередное заседание Совета Народных Комиссаров. Председательствовал Ленин. Присутствовали: Шляпников, Урицкий, Виноградов, Прошьян, Шлихтер, Менжинский, Аксельрод, Сталин, Петровский, Трутовский, Алгасов, Дыбенко, Бонч-Бруевич, Карелин, Луначарский, Коллонтай, Козьмин. Рассматривалось, как всегда, множество вопросов: проект декрета о Турецкой Армении, конфликт между Наркоматом внутренних дел и Высшим советом народного хозяйства, прекращение оплаты купонов, "вермишельная комиссия", упразднение общегосударственного комитета по делам увечных и передача всего дела в руки Всероссийского союза увечных воинов и многие другие.
   Был и такой вопрос -- "О предоставлении отпусков тов. Ленину на 3 -- 5 дней, тов. Дыбенко на 2 дня, Прошьяну на 1 день и о замене Председателя Совета за время отсутствия тов. Ленина.
   Постановили:
   Отпуск разрешить. Председателем Совета Народных Комиссаров назначается т. Сталин, а заместителем его т. Шляпников"{1142} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1142 .
   Сталин помнил, что он, замещал Ленина, провел два или три заседания Совнаркома (в то время правительство для обсуждения бесчисленных проблем собиралось едва ли не ежедневно). Тогда Горбунов поставил вопрос о допуске на заседание СНК корреспондента из Бюро печати, Прошьян докладывал о борьбе с саботажем Почтово-телеграфного ведомства и предлагал ввести для "почтарей" трудовую повинность; сам Сталин сделал сообщение о положении на Дону, о колебаниях в казачьей массе; по ходатайству Алгасова решали вопрос о выделении средств в сенатскую типографию: что-то, кажется, докладывал Свердлов{1143} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1143 ... Троцкий на "сталинских" заседаниях не появлялся. Как все это было давно... Но не мог же Ленин случайно оставить его вместо себя? Ведь сколько блестящих революционеров было в поле зрения вождя! Почему же этот аргумент в своей борьбе он не использовал в прошлом? Ну да Бог с ним, аргументом. Победителю теперь он нужен только для его "исторической биографии". Сталину было трудно даже предположить, что Ленин, оставляя за себя Сталина, не придавал этому факту особого значения. Вождя беспокоило, что в составе Совета почти нет представителей национальных окраин; черносотенцы, бежавшие на юг, все громче кричат, что Ленин сформировал "еврейское правительство"... В этих условиях его шаг, поддержанный Советом Народных Комиссаров, о временном замещении Председателя наркомом национальностей Сталиным был естественным. Но Сталин, как и во всем, что делалось в аппарате власти, видел, кроме очевидного, и потаенный смысл, выгодный ему.
   ...Стряхнув воспоминания, Сталин повернулся на шаги вошедшего. Но это была не привычная фигура Поскребышева, которого в ноябре 1952 года по настоянию Берии Сталин согласился наконец отстранить от работы, как позже и Власика. Вчера Берия, который становился ему день ото дня все подозрительнее, что-то говорил насчет того, что, "возможно, Поскребышев связан с делом врачей и его придется проверить". Пусть "проверяет". Так же, как "проверяли" недавно все ленинградское руководство и их выдвиженцев в Москве и других городах, как "проверяли" дело, связанное с Еврейским антифашистским комитетом, возглавляемым С.А. Лозовским, которого Сталин хорошо узнал за войну (он возглавлял Совинформбюро), как "проверяли" недавно возникшее дело "врачей-отравителей". Слава Богу, он старается обходиться без их помощи. Сколько императоров, королей, президентов, вождей в истории придворная лекарская курия незаметно отправила на тот свет... Кто скажет? Главное: не доверяться этой публике, которую наверняка обрабатывает и сам Берия...
   Сделаю ещё одно отступление. Я уже сказал, что незадолго до своей смерти Сталин после долгих нашептываний Берии согласился на устранение своих двух самых верных помощников -- А.Н. Поскребышева и Н.С. Власика. В конце жизни "вождь" не верил никому. Да, никому. Не верил и Берии, но не мог не поддаться, когда тот долго и настойчиво компрометировал Поскребышева и Власика, проработавших около него более двух десятков лет. О том, что Сталин не доверял Берии, свидетельствует такой документ.
   Генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик был арестован 16 декабря 1952 года. Его допрашивал сам Берия, а также Кобулов и Влодзимирский. Начальнику Главного управления охраны МГБ Власику было предъявлено обвинение в "потакательстве врачам-отравителям", знакомстве со "шпионом" В.А. Стенбергом, а также в злоупотреблении служебным положением ( "использование казенных продуктов"). Но главное, конечно, было не в этом трафаретном наборе обвинений. В письме на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова в мае 1955 года из Красноярского края, где бывший генерал-лейтенант находился в ссылке, говорилось:
   "Глава правительства (именно так в письме Власик называет Сталина. -- Прим. Д. В. ), находясь на юге после войны, в моем присутствии выражал большое возмущение против Берии, говоря о том, что органы государственной безопасности не оправдали своей работой должного обеспечения... Сказал, что дал указание отстранить Берию от руководства в МГБ. Спрашивал у меня, как работают Меркулов, Кобулов и впоследствии -- о Гоглидзе и Цанаве. Я рассказал ему, что знал... И вот я потом убедился, что этот разговор между мной и Главой правительства стал им доподлинно известен, я был поражен этим..." Нетрудно представить, что Берию больше всего беспокоило отношение к нему Сталина. Но как он узнал о словах Власика, сказанных наедине "вождю"? Может быть, их высказал своему Фуше сам Сталин? А может быть, Берия подслушивал и самого "Хозяина"?!
   Далее Власик в своем письме на имя Ворошилова продолжает: после вызова на допрос к Берии "я понял, что, кроме смерти, мне ждать больше нечего, т.к. ещё раз убедился, что они обманули Главу правительства... Они потребовали показаний на Поскребышева, ещё два раза вызывал Кобулов в присутствии Влодзимирского. Я отказался, заявив, что у меня никаких данных к компрометации Поскребышева нет, только сказал им, что Глава правительства одно время был очень недоволен работой наших органов и руководством Берии, привел те факты, о которых говорил мне Глава правительства, -- о провалах в работе, в чем он обвинял Берию... За отказ от показаний на Поскребышева мне сказали -- подохнешь в тюрьме...".
   Добавлю лишь, что вчерашние "сотоварищи" применили к Власику весь комплекс "мер" по добыванию показаний. Ко мне, писал Власик, было применено "недопустимое издевательство". При "моем возрасте и состоянии здоровья я не мог выдержать. Получил нервное расстройство, полное потрясение и потерял абсолютно всякое самообладание и здравый смысл... Я не был даже в состоянии прочитать составленные ими мои ответы, а просто под ругань и угрозы в надетых острых, въевшихся до костей наручниках, был вынужден подписывать эту страшную для меня компрометацию... в это время снимались наручники и давались обещания отпустить спать, чего никогда не было, потому что в камере следовали свои испытания..."{1144} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1144 .
   Таковы были "дворцовые" нравы. Следили за всеми. Никто, абсолютно никто не был освобожден от подозрений. Берия чувствовал охлаждение к нему "вождя" и мог ждать любого поворота событий. Но Сталин выжидал, что-то обдумывал, внешне оставаясь таким, как прежде. Может быть, был прав Ришелье: "Умение скрывать -- наука королей"?
   Но вернемся к нашему повествованию.
   ...На пороге вместо Поскребышева стоял новый порученец с папкой бумаг. Поскребышева заменить было трудно, и Сталин уже три месяца не мог сделать окончательного выбора -- кто станет таким же оруженосцем, как опальный помощник?
   Кивнув головой на стол, куда В.Н. Малин положил папку с документами, подготовленную в секретариате "вождя" (за ним наблюдал по его поручению сейчас Маленков), Сталин, не отвечая на приветствие, бросил:
   -- Пусть мне позвонит Маленков.
   -- Будет исполнено, товарищ Сталин!
   Через две-три минуты в трубке звучал голос его фаворита, исторгающий наивысшую готовность выполнить любую волю "Хозяина".
   -- Вечером я схожу в Большой... Проследите. Бумаг больше не присылайте, а завтра вечером вы, Хрущев, Берия, -- помолчав, добавил: -- и Булганин... приезжайте ко мне.
   -- Хорошо, товарищ Сталин! Все прослежу, рассмотрю документы, передам Ваше распоряжение указанным товарищам... Все будет сделано!
   Сталин, не дослушав скороговорки Маленкова, положил трубку. Предательская слабость, легкое головокружение не проходили. Хотя он всего месяц-полтора как приехал из Сочи, обычного облегчения, свежести не наступило. Рассмотрев документы, Сталин стал изучать газеты, журналы, переводы зарубежных статей и книг. Вечером Сталин в сопровождении дюжины телохранителей отправился в Большой театр на балет "Лебединое озеро". Около ложи его ждал, как обычно, комендант театра, работник МГБ А.Т. Рыбин. Сев в угол пустой ложи (раньше иногда он, бывало, приглашал Молотова или Жданова), Сталин отрешенно смотрел на сцену, зная до мелочей каждый нюанс хореографии и музыки спектакля. Не дожидаясь окончания последнего акта, уехал. Смутная тревога не покидала диктатора: усиливающаяся слабость пугала его. Он не был мистиком, но всю жизнь видел эфемерные контуры личных опасностей. Сталин чувствовал, что сейчас одна из них рядом. И, видимо, она реальна.
   28 февраля 1953 года, встав позже обычного, Сталин почувствовал, что незаметно вошел в норму, настроение поднялось. Почитал сводки из Кореи, протоколы допросов "врачей-отравителей" М.С. Вовси, Я.Г. Этингера, Б.Б. Когана, М.Б. Когана, А.М. Гринштейна. Немного погулял. Поздно вечером, как он и распорядился, на дачу приехали Маленков, Берия, Хрущев и Булганин. Ужинали. Обговорили (считай -- решили), как всегда, уйму вопросов. Булганин подробно обрисовал военную обстановку в Корее. Сталин ещё раз убедился, что ситуация там патовая, и решил назавтра через Молотова посоветовать китайцам и корейцам "торговаться на переговорах до последнего", но в конце концов идти на прекращение боевых действий.
   Долго говорил Берия. Он чувствовал, что отношение Сталина к нему незаметно изменилось; "вождь", будучи ещё более хитрым человеком, чем он, кажется, заподозрил в нелояльности своего заплечных дел мастера. Потому Берия сегодня старался вовсю.
   -- Рюмин неопровержимо доказал, что вся эта братия -- Вовси, Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер, Егоров, Василенко, Шерешевский и другие -- давно уже потихоньку сокращает жизнь высшему руководящему составу. Жданов, Димитров, Щербаков -- список жертв мы сейчас уточняем -- дело рук этой банды. Электрокардиограмму Жданова, например, просто подменили... Скрыли имевшийся у него инфаркт, позволили ходить, работать и быстро довели до ручки... А самое главное -- это все агентура еврейской буржуазно-националистической организации "Джойнт". Нити тянутся глубоко: к партийным, военным работникам. Большинство обвиняемых признались...
   Сталин вспомнил, что "дело врачей" началось, собственно, с профессора В.Н. Виноградова, который во время своего последнего визита к Сталину в 1952 году обнаружил у него заметное ухудшение здоровья и порекомендовал максимально воздерживаться от активной деятельности. Сталин пришел в бешенство. Виноградова к нему больше не допустили и вскоре арестовали. А недовольство Сталина врачами стали активно прорабатывать в МГБ, где один из следователей -- Рюмин -- решил сделать карьеру на этом "деле". События развивались быстро. Чувствуя желание Сталина, органы готовили громкое дело о широком "медицинском заговоре" откровенно антисемитского характера. Наверняка был бы процесс, были бы жертвы, и кто знает, как далеко зашло бы это новое кровавое дело? Лишь неожиданная смерть тирана не дала новой трагедии дойти до логического сталинского конца.
   В тот последний вечер Сталин два-три раза интересовался ходом следствия. Наконец спросил ещё раз чрезмерно услужливого в последнее время Берию:
   -- А как Виноградов?
   -- Этот профессор, кроме своей неблагонадежности, имеет длинный язык. У себя в клинике стал делиться с одним врачом, что-де у товарища Сталина уже было несколько опасных гипертонических приступов...
   -- Ладно, -- оборвал Сталин. -- Что вы думаете делать альше? Врачи сознались? Игнатьеву скажите: если не добьется полного признания врачей, то мы его укоротим на величину головы...
   -- Сознаются. С помощью Тимашук, других патриотов завершаем расследование и будем просить Вас разрешить провести публичный процесс...
   -- Готовьте, -- бросил Сталин и перешел к другим делам. Сидели до четырех утра 1 марта. К концу ночной беседы Сталин был раздражен, не скрывал своего недовольства Молотовым, Маленковым, Берией, досталось и Хрущеву. Только в адрес Булганина он не проронил ни слова. Все ждали, когда "Хозяин" поднимется, чтобы они могли уехать. А Сталин долго говорил, что, похоже, в руководстве кое-кто считает, что можно жить старыми заслугами. Ошибаются. Сталинские слова звучали зловеще. Его собеседники не могли не знать, что за этим раздражением "вождя" скрывается какой-нибудь новый замысел. Может быть, и такой: убрать всех старых членов Политбюро, чтобы свалить на них все свои бесчисленные прегрешения. Сталин понимал, что судьба не даст ему много времени. Но даже он не мог знать, что эта гневная тирада была последней в его жизни. Песочные часы были уже пусты. Из сосуда вытекали последние песчинки... Оборвав свою мысль на полуслове, Сталин сухо кивнул всем и ушел к себе. Все молча вышли и быстро разъехались. Было ещё темно. Маленков с Берией сели в одну машину.
   Как вспоминал в беседе со мной А.Т. Рыбин, 1 марта в полдень обслуга стала беспокоиться. Сталин не появлялся, никого не вызывал. А идти к нему без вызова было нельзя. Тревога нарастала. Но вот в 18.30 в кабинете у Иосифа Виссарионовича, продолжал Рыбин, зажегся свет. Все вздохнули с облегчением. Ждали звонка. Сталин не обедал, не смотрел почту, документы. Все это было необычно, странно. Но шло время, рассказывал Рыбин, не скрывавший своих личных симпатий к Сталину, а вызова не было. Наступило 20 часов, затем 21, 22 часа -- в помещениях Сталина полная тишина. Беспокойство достигло крайней точки. Среди помощников и охраны начались споры: нужно идти в комнаты, зрели дурные предчувствия. Дежурные сотрудники М. Старостин, В. Туков, подавальщица М. Бутусова стали решать, кому идти. В 23 часа пошел Старостин, взяв почту как предлог, если "Хозяин" будет недоволен нарушением установившегося порядка.
   Старостин прошел несколько комнат, зажигая по пути свет, и, включив освещение в малой столовой, отпрянул, увидев на полу лежащего Сталина в пижамных брюках и нижней рубашке. Он едва поднял руку, позвав к себе Старостина, но сказать ничего не смог. В глазах были ужас, страх и мольба. На полу лежала "Правда", на столе открытая бутылка боржоми. Видимо, здесь Сталин лежал уже давно, т.к. свет в столовой не был включен. Прибежала на вызов Старостина потрясенная челядь. Сталина перенесли на диван. Несколько раз он пытался что-то произнести, но раздавались лишь какие-то неясные звуки. Кровоизлияние в мозг парализовало не только речь, но затем и сознание. Может быть, в эти минуты Сталин успел вспомнить о трагедии Ленина, обреченного на долгую страшную немоту?
   По словам Рыбина, охрана и порученцы стали звонить в МГБ Игнатьеву. Тот посоветовал звонить Берии, Маленкову. Берию нигде найти не могли. Маленков без Берии не решался предпринять каких-либо мер. Один из самых могущественнейших людей на планете в критическую минуту оказался отгороженным от элементарной медицинской помощи частоколом бюрократических инструкций и запретов. "Вождь" стал заложником своей Системы. Как выяснилось впоследствии, без разрешения Берии к Сталину врачей вызывать было нельзя. Так было записано в одной из бесчисленных инструкций. Наконец в одном из правительственных особняков в компании новой женщины разыскали сталинского Монстра, и в три часа ночи Берия и Маленков приехали. Берия был заметно под винными парами. Маленков зашел к умирающему Сталину в носках и с новыми ботинками, которые он засунул почему-то под мышки (видимо, чтобы не скрипели). Человек, лежащий на диване, издавал предсмертные хрипы. Берия не стал вызывать медиков, а тут же напустился на обслугу:
   -- Что вы паникуете! Не видите, товарищ Сталин крепко спит! Марш все отсюда и не нарушайте сон Иосифа Виссарионовича! Я ещё разберусь с вами!
   Его не очень решительно поддержал Маленков. Складывалось впечатление, убежденно говорил Рыбин, что Сталину, который после инсульта лежал без медицинской помощи уже шесть -- восемь часов, никто и не собирался её оказывать. Похоже, что все шло по сценарию, который устраивал Берию, заключил Рыбин. Выгнав охрану и прислугу, запретив ей куда-либо звонить, соратники с шумом уехали. Лишь около 9 часов утра вновь приехали Берия, Маленков, Хрущев, а затем и другие члены Политбюро с врачами.
   В своей книге дочь Сталина Светлана вспоминала: "В большом зале, где лежал отец, толпилась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного (академик В.Н. Виноградов, много лет наблюдавший отца, сидел в тюрьме), ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрестанно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни. Все делалось как надо. Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было спасти". Все были полны торжественной, печальной, государственной значимости, хотя ни у кого не возникало сомнения, что это -- конец. Обширный инсульт сразил "вождя". Но Берия то и дело подходил к врачам и громко, чтобы слышали все, с угрозой спрашивал:
   -- Вы гарантируете жизнь товарища Сталина? Вы понимаете всю вашу ответственность за здоровье товарища Сталина? Я хочу вас предупредить...
   Смертельно бледные профессора, врачи, медсестры что-то неслышно лепетали, суетились, чувствуя, что после смерти "вождя" и их может ожидать самое страшное. Берия не скрывал торжествующего выражения лица. Все в Политбюро, включая Маленкова, боялись этого выродка. Смерть тирана сулила продолжение новых кровавых оргий. Устав от бесчисленных распоряжений, показной заботы, убедившись, что Сталин уже фактически находится по ту сторону невидимой линии, которая делит жизнь и смерть, Берия умчался на несколько часов в Кремль, оставив политическое руководство страны у смертного одра "вождя". Я уже высказывал версию, что первый заместитель Председателя Совета Министров СССР Л.П. Берия форсировал большую политическую игру, которую он задумал давно. Его срочный выезд в Кремль был связан, возможно, со стремлением изъять из сталинского сейфа документы диктатора, где могли быть (чего боялся Берия) распоряжения, касающиеся его. Сталин мог, вероятно, оставить завещание, и в то время, когда его авторитет был безграничным, едва ли нашлись бы силы, которые оспорили последнюю волю умершего.
   Вернувшись через несколько часов, Берия, ещё более уверенный в себе, откровенно диктовал подавленным соратникам: срочно подготовить правительственное сообщение о болезни Сталина, опубликовать бюллетень о течении болезни. В правительственном сообщении, переданном по радио и напечатанном в газетах, в частности, говорилось: "В ночь на 2-е марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире (а был он на даче. -- Прим. Д. В. ), произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания... Лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и Советского Правительства... Тяжелая болезнь товарища Сталина повлечет за собой более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности".
   После первого бюллетеня успели обнародовать ещё два сообщения -- на 2 часа и на 16 часов 5 марта. Медицинские светила А.Ф. Третьяков, И.И. Куперин, П.Е. Лукомский, Н.В. Коновалов, А.Л. Мясников, Е.М. Тареев, И.Н. Филимонов, И.С. Глазунов и другие (после не оконченного пока "дела врачей" Берия позаботился, чтобы Сталина лечили академики и профессора лишь одной национальности) не скрывали: катастрофа рядом. Зловещее шипение Монстра над ухом врачей не изменило их вывода: "Острые нарушения кровообращения в венечных артериях сердца с очаговыми изменениями в задней стенке сердца", "тяжелый коллапс", "состояние продолжает оставаться крайне тяжелым". Они ещё не знали, что периодические расстройства мозгового кровообращения ранее уже создали множественные мелкие полости (кисты) в ткани мозга, особенно в его лобных долях. Такие изменения, как полагают сегодня специалисты, вызывали нарушения в психической сфере и наслаивались на деспотический характер Сталина, усугубляя и без того его тиранические наклонности{1145} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1145 . Но я думаю, что это были обычные старческие явления. Несмотря на чудовищную нравственную аномалию, Сталин, по моему мнению, не был человеком, которым должны были заниматься психиатры. Его "болезнь" социальная -- цезаризм и тирания. Можно, пожалуй, сказать и по-другому: больным был не только лидер, но и все общество.
   А у постели умирающего заканчивался акт драмы, которая только через годы позволит обнажить глубину трагедии народа, связанную с жизнью этого человека. Тогда казалось, что трагедия народа -- его смерть, а через годы поймут -- преступления его жизни. Несколько раз в зале появлялся Василий, выкрикивавший пьяным голосом: "Сволочи, загубили отца!"; здесь же стояла окаменевшая дочь, сидели в креслах, на диване уставшие от бессонницы и надвигавшейся неизвестности члены Политбюро. Ворошилов, Каганович, Хрущев и ещё некоторые плакали. Берия неоднократно подходил к Сталину и громко спрашивал:
   -- Товарищ Сталин, здесь находятся все члены Политбюро, скажи нам что-нибудь.
   Берия вел себя, как наследный принц гигантской империи, способный распорядиться жизнью любого её обитателя. Тот, кому он служил, кто дал ему бесконтрольную власть, Берию уже не интересовал. Для него Сталин отошел в прошлое. Берия был весь устремлен в ближайшее будущее. Конец "вождя" не заставил себя долго ждать. Думаю, о последних мгновениях жизни диктатора лучше всех поведала его дочь, бывшая в те минуты рядом с умирающим: "Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент -- не знаю, так ли на самом деле, но так казалось, -- очевидно в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут -- это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть, -- тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно к кому и к чему он относился... В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела". Было 9 часов 50 минут 5 марта 1953 года.
   Перед соратниками, сразу притихшими, застывшими перед вечным таинством смерти, лежал их властелин, кумир, судья, хозяин, благодетель. Лежал палач. Большинство испытывали одновременно и печаль и облегчение. Ушел человек, который, кроме слепой любви, постоянно внушал всем иррациональный страх. Любой из его соратников мог оказаться лишним, как это произошло недавно с Вознесенским и Кузнецовым. Многих подспудно сверлила мысль: оставил ли Сталин завещание? Если оставил -- то что в нем? Он наверняка скажет и о тех, кому продолжать его дело...
   Некоторые вытирали слезы, неподдельно скорбя, вглядываясь покрасневшими глазами в строгий, как-то сразу побелевший знакомый профиль. На коленях у тела, положив голову на грудь, по-бабьи ревела В.В. Истомина, экономка Сталина, которая около двадцати лет заботилась о нем, сопровождала его всегда во время выездов на юг, даже на две из трех международные конференции в годы войны. Оцепенение, вызванное смертью земного бога, однако, быстро прошло. Вдруг все сразу как-то засуетились, разом заговорили и гурьбой повалили к выходу: нужно было собрать Политбюро, решать государственные дела и первым среди них, наряду с похоронами, -- кому передавать дела, если умерший сам об этом не распорядился. Большая столовая, где Сталин часто сидел у камина или за столом в узком кругу четырех-пяти приглашенных соратников, сразу опустела. Отныне здесь больше никогда не будут обсуждать вопросы, связанные с рождением нового закона, назначением министров, послов, присуждением Сталинских премий, созданием новых лагерей, строительством электростанций, выселением целых народов, решением судеб многих людей. Кончилась целая эпоха тиранического единовластия. Впрочем, тогда ещё никто не мог сказать: кончилась ли? Может быть, все "дело" Сталина завещано Берии? Мчась в длинных черных лимузинах в Кремль, многие приближенные Сталина не могли не задумываться об этом. Хватило бы окружению мужества сразу воспротивиться последней волей "вождя"? Едва ли... Тогда -- едва ли. Спустя три месяца -- другое дело.
   Д.Т. Шепилов вспоминал: "Тогда я работал главным редактором "Правды". Страна притихла, все ждали известий из Москвы: как там Сталин... Утром пятого -- звонок, голос Суслова:
   -- Быстро приезжайте на "уголок" (так в кремлевском обиходе именовали кабинет "вождя"). Товарищ Сталин умер... -- И положил трубку.
   В кабинете решали вопросы, связанные с организацией похорон. Мне бросилось в глаза, говорил Дмитрий Трофимович, как вели себя члены Политбюро. Уселись за длинный стол. Кресло Сталина во главе никто не занял. Напротив друг друга, рядом с председательским местом, разместились Берия и Маленков. Оба не могли скрыть своего возбуждения. Перебивая бесцеремонно своих соратников, они говорили больше других. Берия прямо сиял. Хрущев говорил мало, был явно в шоке... Каганович тоже что-то говорил невпопад... Удивило одно (я это хорошо запомнил): Молотов сидел молча, отрешенный, с каменным выражением лица, и, кажется, на протяжении полуторачасового, довольно бестолкового совещания не произнес ни слова..." Каждый по-своему чувствовал: день 5 марта может стать не только концом "вождя", но и началом новой "дворцовой" эпохи.
   На другой день состоялось необычное совместное заседание трех органов -- Центрального Комитета партии, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР. Никаких распоряжений Сталина на случай его смерти обнаружить не удалось. С момента болезни "вождя" в его кабинете один раз был только Берия, после чего он приказал опечатать помещение. Нужно было решать вопрос о преемственности власти. Для демократической системы это обычная процедура: все в соответствии с конституционными нормами. Там, где демократия была эфемерной, где в эпицентре государства был такой человек, как Сталин, это всегда неизвестность и таинственность. Вел заседание Маленков. Но решения были оговорены до заседания в узком кругу.
   Один пост Сталина -- Председателя Совмина, было решено передать Г.М. Маленкову, который последние два-три года был заметным фаворитом "вождя". Первыми заместителями к нему определили Л.П. Берию, В.М. Молотова, Н.А. Булганина, Л.М. Кагановича. Среди других вопросов, связанных с перестановками в государственном руководстве, следует выделить такие: вновь были объединены министерства государственной безопасности и внутренних дел. Разросшееся гигантское МВД опять возглавил Берия. Он и раньше был фактическим руководителем двух министерств, а теперь, сохранив пост первого заместителя (и, видимо, буквально первого) Председателя Совмина, взял рычаги управления ведомством, которое на протяжении четверти века фактически бесконтрольно стояло над всеми другими. Берия, судя по всему, намеревался не только сохранить существовавшее при Сталине положение, но и усилить роль министерства при решении внутренних и внешнеполитических вопросов. По сути, в его руках находился аппарат, с помощью которого он мог в последующем прийти к власти. Молотов был назначен министром иностранных дел, а Булганин -- военным министром. Законодательная власть претерпела также существенные персональные изменения: Н.М. Шверника, бывшего Председателя Президиума Верховного Совета, отправили "на профсоюзы", а его место занял К.Е. Ворошилов, после войны пребывавший в немилости у "вождя".
   Не менее серьезные перемены произошли и в высшем партийном органе. "Руководящее ядро", собравшись ночью, накануне этого памятного заседания, менее чем через 12 часов после смерти Сталина по предложению Молотова, поддержанного остальными, решило резко сократить численность Политбюро, которое после XIX съезда КПСС (октябрь 1952 г.) стало называться Президиумом ЦК. Сталин к концу жизни, по всей вероятности, вел дело к тому, чтобы освободиться от своих многолетних соратников -- Берии, Ворошилова, Кагановича, Микояна, Молотова, Хрущева, возможно, и некоторых других.
   Устранить их всех он планировал постепенно, но у него, Сталин чувствовал это, было немного времени. Его изощренный ум, как всегда, нашел неожиданный ход. Он предложил (конечно, в старом Политбюро все сразу согласились) увеличить состав Президиума до 25 членов и 11 кандидатов. Состав секретарей был расширен до 10 человек. Таким образом, он сразу "растворил" своих старых соратников среди новых функционеров, на которых хотел делать ставку в будущем. Думаю, если бы Сталина не сразил инсульт, он нашел бы повод для обвинений Молотова, Микояна, Берии, некоторых других, чтобы устранить их из руководства, попутно возложив на них вину за очень многое, что, как чувствовал стареющий "вождь", отягощало его исторический портрет. Но старые аппаратчики хорошо изучили "Хозяина". Через несколько часов после его смерти они решили в интересах "обеспечения бесперебойного и правильного руководства" первым делом отодвинуть от главного рычага власти новоявленных выдвиженцев.
   Совместное заседание утвердило предложение "ядра" более чем в два раза сократить численность Президиума, доведя его до 10 членов и 4 кандидатов в члены. К старой "сталинской гвардии" -- Г.М. Маленкову, Л.П. Берии, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову, Н.С. Хрущеву, Л.М. Кагановичу, А.И. Микояну были добавлены лишь трое -- Н.А. Булганин, М.З. Сабуров, М.Г. Первухин. Некоторые деятели, пробыв по прихоти Сталина в составе Президиума менее пяти месяцев, исчезли с высокого политического небосклона, чтобы больше никогда там не появиться: В.М. Андрианов, А.Г. Зверев, И.Г. Кабанов, В.А. Малышев, Л.Г. Мельников, Н.А. Михайлов, П.К. Пономаренко, А.М. Пузанов, И.Ф. Тевосян, Д.И. Чесноков, П.Ф. Юдин. Л.И. Брежнев пока тоже не удержался в этой высокой партийной "обойме" (его отправили, освободив от постов кандидата в члены Президиума и секретаря ЦК, заместителем начальника Главного политуправления Советской Армии и Военно-Морского Флота).
   После 1934 года официально на должность Генерального секретаря ЦК никто не избирался. Всем и без того было ясно, что первым лицом, "господствующей личностью" в государстве, обществе, партии был Сталин. После его смерти человека, обладающего таким же авторитетом, не было. Маленков, который последние годы по поручению "вождя" вел дела в ЦК, был назначен, повторю, предсовмина. Решили неопределенно, словно давая испытательный срок: "Признать необходимым, чтобы тов. Хрущев Н.С. сосредоточился на работе в Центральном Комитете КПСС, и в связи с этим освободить его от обязанностей первого секретаря Московского комитета КПСС".
   Страна, погрузившаяся в официально объявленный четырехдневный траур, не придала значения этим "тонкостям" в перераспределении власти. Однако многим было ясно, что новые политические фигуры, призванные заменить Сталина, являются лишь тенью "вождя". В те дни народ с жадностью ловил сообщения радио и газет, почти как две капли воды давно похожие друг на друга. Восприняли как должное сообщение о постановлениях ЦК и Совета Министров: поместить саркофаг с телом И.В. Сталина в Мавзолее на Красной площади рядом с саркофагом В.И. Ленина и соорудить Пантеон -- памятник вечной славы великих людей Советской страны. "По окончании сооружения Пантеона перенести в него саркофаг с телом В.И. Ленина и саркофаг с телом И.В. Сталина и останки выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, захороненных у Кремлевской стены". Все казалось естественным.
   Древний обычай бальзамирования и мумифицирования владык, против чего в свое время так протестовала Крупская и на котором так настаивал Сталин, казался уже естественным. Люди с годами привыкают ко многому. Даже к тому, что с ними на Земле живет бог. Но что этот бог умер, как все смертные, воспринималось с трудом. Алексей Сурков в своей статье в "Правде" "Великое прощание" описывал, как "три дня подряд, не иссякая ни утром, ни вечером, извиваясь по улицам Москвы, текла и текла живая река народной любви и скорби, вливаясь в Колонный зал"{1146} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1146 . Он только не написал (да это ему и не позволили бы), что усопший "вождь" остался верен себе: и мертвый, он не мог допустить, чтобы жертвенник был пуст. Скопление народа было столь велико, что в нескольких местах на улицах Москвы возникали ужасные давки, унесшие немало человеческих жизней.
   Новый военный министр, Булганин, издал приказ войскам Советской Армии, в котором одно за другим следовали слова "великий", "гениальный", "бессмертный". В час погребения в столицах союзных республик, городах-героях и некоторых других прозвучали тридцать артиллерийских залпов. Маршалы Соколовский, Буденный, Говоров, Конев, Тимошенко, Малиновский, Мерецков, Богданов, генералы и адмиралы несли ордена и медали генералиссимуса. Вся страна была в глубоком трауре. Скорбь была неподдельной. Миллионы людей не ведали, что в акте похорон они обретают начало трудного и долгого освобождения от одной из самых страшных тираний.
   На похороны прилетели Чжоу Эньлай, Г. Георгиу-Деж, К. Готвальд, Б. Берут, М. Ракоши, О. Гротеволь, Ю. Цеденбал, В. Червенков, У. Кекконен, многие другие политические и государственные деятели со всех концов света. Человечество понимало, что ушел человек, роль которого в мировой истории оценить будет непросто. Но в те дни дипломатические представительства в Москве слали депеши в свои столицы главным образом с оценками случившегося и его значения для гигантской страны, с прогнозами на будущее. Все ждали, что скажут на торжественной траурной церемонии похорон преемники Сталина. Солировала четверка: Хрущев, как председатель комиссии по организации похорон, открывший траурный митинг, Маленков, Берия и Молотов. Политические аналитики расценили этот факт так, что именно эти четверо -- центральные, фигуры в новом руководстве.
   Выступавшие, по сути, в одних и тех же словах и выражениях подчеркнули полную приверженность народа и страны сталинскому курсу. Маленков, назвав Сталина "величайшим гением человечества", выразил уверенность, что у СССР "есть все необходимое для построения полного коммунистического общества". Берия, естественно, напомнил, что, идя сталинским путем, мы должны "неустанно повышать и оттачивать бдительность партии и народа к проискам и козням врагов Советского государства. Теперь мы должны ещё более усилить свою бдительность". Молотов, отвечая на вопрос: "Что значит быть верными и достойными последователями Сталина?" -- пытался сформулировать главные направления дальнейшего укрепления позиций руководства внутри страны и на международной арене. Соратники, по сути, клялись, что все останется так, как было при Сталине. Нюансов в выступлениях лидеров страны на траурном митинге не было. Если не считать, что Берия в ситуации, когда не ему досталось место во главе колонны руководителей (я не сомневаюсь, что он вынашивал такие планы), решил оказать максимальную поддержку наиболее близкому ему человеку -- Маленкову. В своем выступлении Берия заявил, что в ряду "чрезвычайно важных решений, направленных на обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны" является "назначение на пост Председателя Совета Министров Союза ССР талантливого ученика Ленина и верного соратника Сталина Георгия Максимилиановича Маленкова"{1147} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1147 . После траурных церемоний тело умершего "вождя" внесли в Мавзолей. Однако ещё восемь месяцев он был закрыт для посещения: продолжался процесс бальзамирования. Мумия должна была, по идее, лежать здесь века. Рядом с Лениным находился теперь человек, который в течение своей политической жизни узурпировал право на понимание и трактовку дела своего великого предшественника. Но хотя Ленин -- в своем темном костюме без наград (никто не может представить вождя с "иконостасом" орденов), а Сталин -- с орденскими планками из платины, подлинную роль этих людей история оценила и оценивает, не оглядываясь на "знаки различия". Именно они стояли у истоков огромной исторической неудачи великого народа. Кто мог знать, что ночью 31 октября 1961 года мумия Сталина навсегда покинет Мавзолей?
   В печати и на радио неделю-другую продолжался поток соболезнований, искренних и горестных. Думаю, что даже известные своим антисоветизмом буржуазные деятели искренне связывали со Сталиным целую эпоху развития одного из могущественных государств, без учета позиции которого ныне нельзя было решать многие мировые проблемы. Советская печать не могла найти эпитетов, чтобы выразить роль Сталина в современной цивилизации. "Правда" писала, что его руки "лежали на руле истории человечества". Скажу, однако, что встречались иногда и материалы, за строками которых можно было прочесть и иной смысл.
   Пролетарский немецкий поэт И. Бехер в своем стихотворении "Бессмертному" писал:
   Могуче задышала грудь земли,
На ней посевы Ленина взошли.
Сказал народ: "Смотрите, Сталин клятву
Исполнил. Люди, начинайте жатву!"
   И снова Сталин в души пролил свет,
В то утро величайшей из побед
Погибших память чтил он, скорби полный,
Среди народа -- то был плач безмолвный{1148} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1148 . Одномерное мышление Сталина как .
   Вечная тьма поглотила "вождя". Но физическая смерть не сопровождалась смертью политической. Он ушел, оплаканный угодливыми соратниками (неугодных он уничтожил), сопровождаемый их стенаниями и заклинаниями в верности "его делу". Внешне ничего не изменилось. Люди думали, как прежде. Бюрократическая машина, вращая своими массивными шестернями, так же неумолимо исторгала директивы, указания, занималась "подготовкой, изучением и расстановкой кадров", все так же на каждом торжественном собрании принимались приветственные письма, обращенные в адрес "самых-самых". Но те же люди, которые начинали и кончали свои речи и статьи упоминанием о "гениальности" Сталина, постепенно стали менять тон. Как-то незаметно сползала пелена с глаз и душ. Менее чем через месяц прекратили "дело врачей", а Рюмина -- главного исполнителя затеи Берии, -- как было принято и раньше, расстреляли. Прошло совсем немного времени, и осмелевшие соратники провели "дворцовую операцию" по устранению, а затем и ликвидации Берии. Через год после смерти Сталина военная коллегия Верховного суда СССР под председательством А.А. Чепцова прекратила "ленинградское дело" как "сфальсифицированное бывшим министром госбезопасности СССР и его сообщниками". А.А. Вознесенский, Н.А. Вознесенский, М.А. Вознесенская и десятки их "подельцев", сложившие головы по воле умершего в марте 1953 года сатрапа, были реабилитированы{1149} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1149 . Одномерное мышление Сталина как . В следующем году "Правда" сообщила, что в Ленинграде на открытом заседании военной коллегии лица, виновные в фальсификации "ленинградского дела" (B.C. Абакумов, А.Г. Леонов, В.И. Комаров, М.Т. Лихачев), были приговорены к высшей мере наказания -- расстрелу, а другие -- к тюремному заключению на различные сроки. Главные преступники к этому времени были уже мертвы.
   То, что казалось незыблемым, застывшим, вечным, монолитным ещё до официального осуждения культа личности, начало расползаться, таять, подвергаться незаметной эрозии, исчезать. Старая как мир истина, которую лаконично сформулировал Томас Манн, что прижизненная слава -- вещь сомнительная, быстро стала находить свое подтверждение.
   Сталин умер, миновав апогей своей славы и величия. Не все тогда это знали и чувствовали, но смерть "вождя" совпала с глубоким кризисом советского общества. Система застыла: все форумы, съезды, слеты носили формальный характер, ибо их итог заранее был предопределен диктатором. Идеология принизила культуру до роли имитатора заданного и послушного "воспитателя". Все заметнее, несмотря на прорыв в ядерной области, накапливалось техническое отставание от Запада. Сельское хозяйство ещё больше деградировало. Обществоведение занималось комбинированием цитат. На развитие естественных и технических наук оказали влияние процессы мракобесия, подобные лысенковщине и походу против кибернетики и генетики. Бюрократическая система контролировала в обществе почти все. Хотя официальная пропаганда непрерывно говорила о новых и новых триумфах "сталинской внутренней и внешней политики", на огромных пространствах лежала молчащая страна, которая могла ждать в любой момент нового приступа насилия своего верховного предводителя. Кремлевский старец с подозрением смотрел на угасание энтузиазма народа, привыкшего повиноваться, исполнять и надеяться. Он недовольно вглядывался во внешне энергичные, но, по существу, малоэффективные действия созданной им бюрократической прослойки. Он чувствовал: вместо ускорения движения идет его замедление. Кризис назревал.
   Не лучше положение было и в делах международных. Конфликт с Тито показал всем -- Сталин не всесилен. Созданный им Коминформ -- в параличе. "Холодная война" высветила контуры возможного нового мирового конфликта. Но Сталин не понимал, что мир на пороге новых перемен. Нужно было новое мышление, новые подходы, новые альтернативы, признающие приоритет общечеловеческого над классовым. Сталин был совершенно не способен к такой эволюции. Каждый год жизни Сталина, не случись с ним в 1953-м удара, лишь углублял бы тяжелый политический кризис страны. Судьба распорядилась иначе; смерть "вождя" открыла новые возможности для преодоления того, что позже люди назовут сталинизмом. Как сказал Вергилий: "Каждому назначен свой день". И он, этот день, пришел. Великие права и свободы, завоеванные трудящимися в борьбе, оказались серьезно урезанными и не могли выйти из сталинской колеи. Но Сталин оказался не в состоянии все деформировать: многое выжило, хотя и в усеченном виде. На фоне кризиса, который мы смогли в полной мере рассмотреть лишь спустя десятилетия, нельзя отрицать огромную жизнестойкость советского народа...
   Однажды, когда Джугашвили ещё только вступал в отрочество, духовник в семинарии читал наставление по основам Евангелия. Большими глазами Coco смотрел на священника, пытавшегося убедить его, что Иисус не желал земной власти, а стал гонимым странником, предпочитая славе страдания и смерть. А за несколько часов до Голгофы назвал себя Мессией. Бог, соединившись с людьми, стал богочеловеком и разделил участь всех гонимых за правду...
   Юный Джугашвили не мог понять, почему Бог отказался от власти на Земле? Если бы он её взял, то мог бы изменить участь не только гонимых, но и всех, кого бы счел нужным... Стряхнув с себя библейские постулаты, он, однако, ещё с юношества сохранил устойчивый взгляд на власть, которая способна дать человеку силу и волю сродни божественной.
   Жизнь и смерть Сталина подтвердили ряд вечных истин. Пропасть истории одинаково глубока для всех. Но эхо падения ушедшего туда может доноситься как призыв и свидетельство Добра или Зла. Чем больше мы узнаём о Сталине, тем глубже убеждаемся, что ему суждено стать в истории одним из самых страшных олицетворении Зла. Никакие благие намерения и программы не могут служить оправданием актов бесчеловечности. Сталин своей жизнью ещё раз показал, что даже благородные, высокие человеческие идеалы можно вывернуть наизнанку, если политика отказывается от союза с гуманизмом. Повторю: Сталин выпустил из поля зрения главное -- человека. Для "вождя" человек всегда был и остался составной частью массы, а это почти ничто. Жизнь и смерть Сталина подтвердили, что единовластие как выражение диктатуры одного лица исторически исключительно хрупко. Оно гибнет, исчезает вместе со смертью единодержца. Сталин никогда не мог и не хотел понять, что подлинно свободное общество -- это не платформа для пирамиды, на вершине которой находится один человек, а ассоциация, где каждый волен принимать участие в выборе собственной судьбы.
   Жизнь и смерть Сталина показали, что отсутствие гармонии между политикой и моралью всегда в конечном счете приводит к краху. Исторический маятник событий в нашей стране поднял Сталина на высшую точку и опустил его до низшей. Жизнь и смерть Сталина рельефно высветили, что человек, верящий только в могущество насилия, может идти лишь от одного преступления к другому. Декорации, созданные диктатором из его "славы, мудрости, прозорливости, почитания", рано или поздно рушатся. Своей жизнью и смертью Сталин показал, что его претензии на совершенство управления оказались призрачными. Его способность овладевать сознанием людей, превращать их в бездумных исполнителей является грозным предупреждением -- к чему может вести власть бесконтрольная, абсолютная и сконцентрированная в одних руках. Но это историческое предупреждение мы в полной мере ещё не учли. Надежных гарантий по недопущению обожествления первого лица в государстве и обществе пока ещё не создано. Триумф Сталина и трагедия народа -- вечное предостережение... История Сталина обвиняет. Смерть не стала его оправданием.
   Сталинское наследие
   В этой главе уже говорилось, что сталинизм родился на марксистской почве. Я убежден в этом. Но Сталин смог так перепахать и удобрить эту почву, что на ней стали произрастать социальные и нравственные уродцы в виде бюрократии и догматизма, которые и поныне ещё неотделимы от нашей жизни. Мне хотелось бы ещё раз подчеркнуть, что сталинизм появился и вырос на почве ленинизма, все более извращаемого в направлении тоталитарности. Сталинизм уже не оставил места для самой главной ценности -- свободы. На одной и той же почве могут произрастать, мы это знаем, самые различные растения. Сталин вырастил плоды, многие из которых повергли бы в ужас тех, кто задолго до Октября мечтал о "царстве справедливости и счастья". Примечательно, что в своей речи на Красной площади во время похорон "вождя" Берия сказал, что Сталин "оставил нашей партии и стране великое наследие, которое надо беречь как зеницу ока и неустанно его умножать". При мысли о том, что у Монстра появилась бы возможность "умножать", становится страшно...
   Проживи Ленин ещё хотя бы 5 -- 10 лет, может быть, что-то развивалось бы по-иному. Хотя именно он положил начало тоталитаризму. Это не абсолютизация роли личности, это вера в те силы, которые "держали в умах и руках" великую идею. К сожалению, эта идея, родившись почти полтора столетия назад, нигде так и не смогла в максимально полной форме материализоваться. Прежде всего потому, что она утопична. Деяния Сталина заставили слишком многих усомниться в возможности гуманистической её реализации. Поэтому, говоря о том "наследии", которое оставил Сталин, следует сказать, что Маркс и Энгельс непосредственно неповинны в той больной тени, которая надолго накрыла их великие идеи. Благодаря Сталину марксизм как бы обмелел. Мы перестали видеть его подлинную сущность. А она, по моему мнению, не одномерна, а многомерна. Одномерное видение марксизма, к чему за тридцать лет Сталин и его пропагандистская машина постепенно приучили миллионы людей, стало им представляться как набор догматов, которые привели к "обмелению" не только теории, но и самой революции. Марксизм устарел и выродился. Ленин бы содрогнулся, представь он хоть на минуту, хоть на одну сотую то зло, которое принесет его делу первый генсек партии. Жан Жорес, излагая историю французской революции, написал знаменательные слова: "Великие вершители революции и демократии, трудившиеся и сражавшиеся более века назад, не ответственны перед нами за дело, которое могло быть выполнено только несколькими поколениями. Судить о них так, словно они должны были завершить драму, словно истории не предстояло продолжаться после них, -- сущее ребячество и несправедливость. Их дело неизбежно было ограниченным; но оно было великим"{1150} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1150 . Одномерное мышление Сталина как . Суд над Сталиным нельзя буквально превращать в суд над Лениным, как это порой часто делают, ибо Ленин, говоря словами Жореса, не во всем "ответствен перед нами за дело, которое могло быть выполнено только несколькими поколениями". Но истоки неудачи берут начало у Ленина.
   Эти поколения, как мы знаем, повел тот, кто совершил самое страшное преступление, поставив знак равенства между великой идеей и собственной властью. Все преступления Сталина производны от этого, главного преступления. Эта констатация определяет характер и содержание сталинского "наследия" и его роль в истории. Трудно не согласиться с Милованом Джиласом, который приходит к выводу, что "Сталин -- один из наиболее чудовищных насильников в истории"{1151} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1151 . Одномерное мышление Сталина как. Сталинское "наследие" можно было бы выразить формулой: страдания, несчастья, гибель миллионов -- во имя "счастья" остальных. Главной жертвой сталинизма стала свобода. "Вождь народов" не был императором, но, наверное, ни один монарх не обладал такой неограниченной властью, как Сталин.
   Нельзя не признать, что Сталин полнее, чем другие, использовал не только социальные, экономические и идеологические факторы, которые помогли ему сначала удержаться, а затем и прочно стать на ноги, но и национальные особенности русского народа. Д.С. Мережковский ещё в начале века писал, что "одна из глубочайших особенностей русского духа" заключается, в том, что "нас очень трудно сдвинуть, но раз мы сдвинулись, мы доходим во всем, в добре и зле, в истине и лжи, в мудрости и безумии, до крайности"{1152} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1152 . Одномерное мышление Сталина как . Можно оспаривать это категорическое утверждение крупного русского писателя, но нельзя не признать, что Сталин тонко использовал в своих целях национальные, этнические, исторические особенности народов, прежде всего русского.
   Набрасывая последние штрихи к политическому портрету человека, который оставил такие глубокие шрамы в истории советского (да и только ли его?!) народа, необходимо сказать, что собственно в сталинском наследии не осталось (и не могло быть!) ничего позитивного. То, что мы ценим, что есть у нас непреходяще важного, нужного, создано и существует не благодаря Сталину. Сталин, одержавший, казалось, так много личных "побед", в конечном счете потерпел полное историческое поражение. Чтобы оценить его "наследие", реликты которого дают себя знать и сейчас, хотелось бы напомнить некоторые выводы и оценки последнего сталинского съезда.
   XIX, съезд ВКП(б) -- так партия ещё называлась при его открытии -- отделяет от предыдущего целых тринадцать лет. Сталину давно уже не нужны были партийные форумы. Жизнь ЦК после войны стала ещё более бесцветной. По сути, этот орган руководства партией между съездами исполнял при Сталине роль партийной канцелярии; назначались кадры, давались указания республиканским и областным партийным организациям, принимались постановления, поразительно похожие по духу одно на другое. Большинство этих постановлений были по сельскому хозяйству: о мерах по ликвидации нарушений устава сельхозартели в колхозах; об обеспечении сохранности государственного хлеба; о колхозном строительстве в Литовской, Латвийской и Эстонской ССР; об укрупнении мелких колхозов и задачах партийных организаций в этом деле; о постановке пропаганды и внедрении достижений науки и передового опыта в сельском хозяйстве и другие тому подобные попытки оживить чахнущую деревню.
   За долгими ночными разговорами на ближней даче Сталина, где сидели рядом с "вождем" такие "аграрии", как Молотов, Берия, Маленков, рождались лишь волевые, тупые в своей настойчивости идеи, которые все дальше загоняли в тупик сельское хозяйство. В этой обстановке, когда Сталин чувствовал, что деревня ему отвечает долгой, неосознанной, пассивной, но неумолимой местью за его надругательство над хлеборобом, животноводом, он хватался часто за эфемерные, призрачные возможности. Именно по его инициативе в гору пошел Лысенко, по его предложению вновь (как и накануне войны) в сентябре 1946 года было принято постановление Совмина и ЦК ВКП(б) о проверке и изъятии "незаконно захваченных земель как со стороны отдельных колхозников, так и организаций и учреждений для подсобных хозяйств". Нарушители, говорилось в документе, будут "отдаваться под суд как нарушители закона и враги колхозного строя". Именно Сталин предложил (и, естественно, это вошло в постановление) создавать в министерствах сельского хозяйства СССР и республик управления сельскохозяйственной пропаганды во главе с первыми заместителями министра... Все напрасно. На волевые, надуманные решения, прежде всего административно-репрессивного характера, село отзывалось немым равнодушием.
   Шли годы. Центральный Комитет не собирался. После февральского Пленума 1947 года, обсудившего те же вопросы "подъема сельского хозяйства", следующий состоялся лишь в августе 1952 года, на котором были решены организационные вопросы, связанные с созывом XIX съезда партии. Даже информационные сообщения об этих Пленумах в печати давались в загадочной форме: "На днях (?! -- Прим. Д. В. ) в Москве состоялся очередной (?! -- Прим. Д. В. ) Пленум ЦК ВКП(б)". Кто делал доклад, каковым было обсуждение вопроса, когда состоялось это "на днях", читателю приходилось лишь догадываться. Бюрократия не может обходиться без секретности: ведь это один из её важнейших устоев.
   Да, Сталину партийные форумы были не нужны. Но без съезда ему не хотелось производить крупные изменения в партийном руководстве. Он знал, что съезд пройдет по его сценарию и полностью проштампует его решения. Дело зашло уже так далеко, что совесть людей была давно загнана в глухую резервацию. Партия, повторюсь, стала его орденом. Но Сталин, уверовав в свое духовное бессмертие, решил оставить наследникам материалы для долгого пережевывания -- "Марксизм и вопросы языкознания", "Экономические проблемы социализма в СССР", свою речь на XIX съезде партии, два новых тома "собственных" сочинений, которые спешно готовились к изданию. Стареющий, больной "вождь" одновременно хотел, видимо, подготовить почву для устранения ряда своих многолетних соратников, которые слишком много знали и после съезда могли стать удобными "козлами отпущения".
   Для политического портрета Сталина, характеристики его "наследия" XIX съезд дает немного нового, но вместе с тем немало интересного материала. Маленков в течение августа -- сентября 1952 года несколько раз докладывал Сталину о подготовке к съезду: содержание Отчетного доклада о работе ЦК ВКП(б), Директивы съезда по пятому пятилетнему плану, другие документы и выступления. Сталин пролистал проекты выступлений членов Политбюро, но они его интересовали мало. Все соревновались в поисках новых эпитетов, заслуг, добродетелей, талантов "вождя". Сталин не делал письменных пометок, а при встречах с подобострастным Маленковым высказывал ему коротко замечания, звучащие как непреложные указания. Значительно большее внимание он уделил собственному выступлению. По его плану Суслов с небольшой бригадой подготовил несколько вариантов речи. Окончательную доводку выступления Сталин сделал сам.
   За несколько дней до начала съезда Сталин назначил его открытие на... семь часов вечера. Собственному режиму дня он подчинил и высший форум партии. Президиум съезда был небольшим. Но появилось новшество: все члены сгрудились на левом фланге стола президиума. Сталин сел в одиночестве справа. Ни рядом, ни сзади никого не было. "Великий вождь" не хотел растворяться даже среди высших руководителей партии. Бесконечные упоминания в речах делегатов его имени прерывались бесчисленными овациями, вставаниями, скандированием. Сталин смотрел на экзальтированный психоз нормальных как будто людей, не спускавших с него глаз, полных преданности, любви и неподдельного подобострастия. Утомившись от выслушивания потока ухищренных славословий, в перерыве "вождь" уходил и подолгу не появлялся. Кажется, только в день открытия и день закрытия он был на всех заседаниях. Два-три дня не появлялся вообще. Думаю, дело тут не в здоровье. Сталину эти форумы, в которых нет борьбы, загадок, неясностей, давно стали неинтересны. Но он и не хотел других. Съезд был для него "демократическим" обрамлением его единовластия. Да к тому же мало осталось в живых членов ЦК, избранных на XVIII съезде. Нужно было пополнить состав Центрального Комитета. Ведь иногда приходилось кое-что штамповать... Роль "вождя" в обществе была такой, что весь съезд ничего не значил по сравнению с глодавшей всех мыслью: будет ли выступать Сталин?
   В общественном сознании Сталин уже давно превратился в живой миф -- средоточие мудрости всех земных благостей и провидчества. Всеобщее ослепление было столь велико, что любое обычное слово, мысль, идея, принадлежащие Сталину, как-то подсознательно облекались в форму, наполненную особым, оригинальным, неповторимым смыслом. Люди уже не видели, что обычные банальности, простенькие положения, часто плохо увязанные с реалиями жизни, принимаются ими чуть ли не за божественные откровения.
   Делегаты до последнего дня не были уверены: скажет ли что-либо им "вождь"? На заключительном заседании, когда все увидели, что Сталин поднялся из-за стола президиума и медленно пошел по ковровой дорожке к трибуне, зал стоя устроил ему долгую овацию. Он вновь предстал перед ними не в военной, а в "партийной" форме, лишь с одной Звездой Героя, умело поддерживая в сознании людей образ "скромного" лидера. Речь его была короткой. Пожалуй, аплодисменты, которыми она прерывалась, заняли больше времени. Сталин ни слова (!) не сказал о внутренних делах страны, партии, отметив, однако, что ныне с образованием народно-демократических стран, как он выразился, новых "ударных бригад", нашей "партии легче стало бороться, да и работа пошла веселее".
   Обратившись к делегациям компартий капиталистических стран, Сталин выдвинул два весьма сомнительных лозунга. Оба основаны на том, что в капиталистическом мире якобы выброшены за борт знамена буржуазно-демократических свобод, национальной независимости и суверенитета. Он призвал коммунистические и демократические партии поднять эти знамена. Сталин вновь, как в старые "коминтерновские" 20-е годы, выразил уверенность "в победе братских партий в странах господства капитала"{1153} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1153 . Одномерное мышление Сталина как бы застыло. Ни одной новой идеи. Не случайно вскоре после окончания съезда, в этом же месяце, в "Правде" появилась статья, озаглавленная "Сборище социал-предателей в Милане", об очередном конгрессе Социалистического Интернационала. "Главари", "провокаторы", "преступники", "предатели" -- таков лексикон статьи. "Наследие" Сталина в области коммунистического движения, борьбы трудящихся за свои социальные права, как и международных отношений вообще, отличается крайним консерватизмом, непониманием необходимости радикальных перемен. На своем последнем съезде Сталин лишь рельефнее зафиксировал устаревшую традиционную позицию коммунистов, явно отстающую от тех изменений, которые начали происходить в мире.
   Наиболее проницательные люди, а мне довелось побеседовать с несколькими делегатами XIX съезда партии, почувствовали, что Сталин уже определенно думает о том, что останется после него, как распорядятся его наследием. Я считаю, что именно этим объясняется его необычная, большая речь на Пленуме ЦК, избранного на съезде. В злых выражениях, с обвинительной интонацией он как бы выразил сомнения в том, смогут ли его соратники продолжить взятый курс? Не капитулируют ли перед внутренними трудностями, империализмом? Проявят ли мужество и твердость перед новыми испытаниями?
   Сегодня мы знаем, что Сталин в своей последней публичной речи обрушился на Молотова и Микояна, как бы давая понять, что в его "старой гвардии" не все достойны доверия. Сталин просто боялся, что его главное "наследие" -- мощная, угрюмая, застывшая в своей долгой неизменности держава -- может оказаться не в тех руках... "Вождь" понимал, что его имя, дела, идеи могут сохраниться лишь в рамках созданной им Системы. Любая другая отвергнет его постулаты. Тоталитарное государство, которое, по сути, создавал все эти годы диктатор, функционировало по его жестким рецептам: высочайшая централизация, демократический антураж единовластия, ставка на силу как главный фактор развития. Для обеспечения материальной базы такого государства, до конца своих дней считал Сталин, необходимо обеспечить преимущественный рост производства средств производства и подъем колхозной собственности до уровня общенародной.
   Ведущим элементом сталинского "наследия" стала несвобода людей. Да, не было эксплуатации в прежнем, капиталистическом понимании, люди были в основном равными в своей бедности, огромной зависимости от аппарата, имели возможность "самоотверженно трудиться". Пока не начал иссякать огромный заряд веры, советские люди часто добивались высоких достижений в промышленности и сельском хозяйстве, науке и культуре. Но все более широкое использование изощренной системы запретов, ограничений, принуждения вселяло в сознание людей социальную пассивность, равнодушие, инертность. Массовое использование подневольного труда, высылки, всеобщий контроль за умами, угроза постоянной кары за любое проявление малейшего инакомыслия "украсили" общество, в котором несвобода людей стала естественным состоянием. Разумеется, о ней не только не говорили, но было опасно и думать.
   В сталинском "наследии" особое место занимала партия, но партия не в обычном понимании, а как синоним огромного идеологического ордена. Сталин до конца дней любил говорить: "мы, большевики", "нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять", "большевики -- люди особого склада"... Целые поколения людей выросли на преклонении перед Сталиным, его идеями. В центре всех мировоззренческих установок, пожалуй, стоял классовый подход в его извращенном понимании. Марксисты, видимо, всегда абсолютизировали его, подгоняя все социальные явления под схему, основой которой был постулат: борьба классов -- главная движущая сила развития. Сама идея гуманизма, общечеловеческих ценностей, морали объявлялась еретической, буржуазной, как будто гуманизм и марксизм были антиподами. О гуманистической сущности марксизма нельзя было и заикнуться. Для партийца классовое сознание -- жесткая непримиримость ко всему чуждому, ко всему тому, что не согласуется с его убеждениями. Абсолютизация классового подхода, борьбы противоположностей оправдывала жесткость, насилие, нетерпимость. Классовый подход на первый план выдвинул борьбу, а компромисс, сосуществование, согласие, сотрудничество стали чем-то второстепенным. Во внешнеполитических делах это вело к конфронтации, а внутри страны оправдывало насилие и террор. Абсолютизация противоречий, реально существующих между классами, вылилась в универсальную доктрину политической и идеологической войны.
   Партийный орден, а Сталин часто называл его и "армией", постепенно стал разветвленным, универсальным аппаратом власти. Партия, которую оставил Сталин, представляла собой государственно-идеологическую организацию. Послушное, автоматическое единодушие, единогласие, однодумство превратили членов социал-демократической в прошлом партии в массу исполнителей. Печать сталинского "творчества" видна здесь так же отчетливо, как и в других областях. В этой связи нельзя не признать, что не только Сталин и его окружение, но и партия несут прямую ответственность за сталинизм и его тяжкое наследие.
   Наконец, сталинское "наследие" выглядело бы неполным, если бы при анализе реликтов мы не учитывали роль и место, которые диктатор уготовил карательным органам. В результате сталинской селекции во главе их стояла каста людей, которым "вождь" безоговорочно верил. Ежов, Берия, Круглов, Абакумов, Кобулов, Серов, Деканозов, Меркулов, Цанава, другие жрецы сталинской безопасности были властны над жизнью любого гражданина страны, незаметного труженика или известного деятеля. Вот пример.
   Один из зловещей "обоймы" бериевского окружения, И. Серов, в своем доносе Сталину и Берии (уже после войны) писал: "Я уже докладывал о необъективном отношении члена Военного совета группы оккупационных войск в Германии генерал-лейтенанта Телегина к работникам НКВД. Телегин начал выискивать различные "факты" против отдельных представителей НКВД и преподносить их т. Жукову в искаженном виде. Например, сообщил об отправке 51 эшелона с трофеями в адрес НКВД... Мы имеем десятки фактов, когда генерал Телегин пытается скомпрометировать работников НКВД. Я пришел к выводу, что генерал Телегин очень озлоблен на НКВД..."{1154} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1154 Сталин, естественно, поручил НКВД "хорошенько разобраться". Исход нетрудно было предвидеть. Вскоре Телегин был отозван в Москву, отправлен на курсы усовершенствования политсостава, пока в органах готовили "дело" и доложили о нем Сталину. С его одобрения Константин Федорович Телегин, прошедший всю войну на самых трудных, часто решающих участках, был арестован "за вражескую деятельность". Приговор военной коллегии гласил: "За антисоветскую пропаганду, на основании Закона от 07.08.32 г. и по статье 58-12 УК РСФСР, подвергнуть лишению свободы в ИТЛ сроком на 25 лет с конфискацией всего имущества..." Только смерть Сталина распахнула перед Телегиным двери лагеря. Малейшее трение, "косой взгляд", элементарное непочтение к представителям карательных органов квалифицировались как тяжкое преступление.
   Каждый из истории берет то, что отвечает его мировоззрению. Изучая Великую французскую революцию, Ленин увидел в великом потрясении центральную идею -- народовластие. Его несовершенство и противоречивость. Тем не менее он увидел в народовластии непреходящую историческую надежду. Троцкий, обращаясь к французской революции, был поражен неумолимостью попятного движения, возможностью безжалостной ликвидации пламени народной свободы. Для него слово "термидор" стало символом реставрации старого, контрреволюции, предательства, обмана всех лучших надежд революционеров. Не случайно он употреблял слово "термидор" обычно в соседстве со словом "Сталин". А "вождь народов" больше всего внимания обратил на ту опасность, которая, по его мнению, погубила французскую революцию. Эта опасность была конкретной и заключалась в наличии "врагов народа". Этот печальный для советской истории термин пришел в нашу трагическую действительность из XVIII века. Для Сталина "врагами народа" были все, кто прямо или косвенно, хотя бы потенциально, мог стать угрозой единовластию. Все свои помыслы он направил на его укрепление, выдавая это, естественно, за "упрочение социализма". А для этого потребовалась большая карательная машина, которую он лично создавал, направлял и контролировал.
   Над народом, государством, партией раскинулась страшная сеть карательных органов. Абсолютизация насилия вылилась у Сталина в создание огромной системы надзора над каждым гражданином страны, полностью беззащитным перед угрозой произвола. "Вождь", извратив, доведя до абсурда идею классовой борьбы, превратил её в инструмент постижения "высшей истины". По сути, все сталинское "наследие", независимо от того, затрагивает ли оно государственную, общественную или идеологическую сферу, связано с возможностью и необходимостью насилия. Всю жизнь Сталин защищал институты, созданные при его участии, поддерживал и насаждал самые ортодоксальные взгляды, означавшие веру в социальную инерцию движения без его революционного стимулирования.
   Но "вождь" явно переоценивал стабильность созданного им общества. Буквально через считанные часы после его смерти наследники начали нарушать его заветы. С марта 1953 года наступило десятилетие советского реформизма, которое затронуло буквально все области жизни. Значение их нельзя переоценить. Особенно те его аспекты, которые связаны с решениями поистине исторического XX съезда партии. Характерной чертой всех реформ этого периода являлась их незавершенность, половинчатость, недосказанность. Но самое главное было сделано: был положен конец террору, который господствовал почти четверть века. Свобода получила шанс реализовать себя. Но все это произойдет после того, как начнет подвергаться эрозии сталинское "наследие".
   Сегодня на Сталина и сталинизм мы смотрим ещё как бы с высоты птичьего полета истории. Думаю, спустя десятилетия эти мрачные страницы летописи советского народа с большей временной дистанции будут во многом видеться глубже, основательнее, вернее. Прошлое сегодня слишком близко и держит нас в своих объятиях. Но одно, подчеркну ещё раз, ясно уже сейчас: Сталин -- лишь вершина айсберга. Описав её, вершину, я не претендую на то, что высветил весь айсберг.
   Выскажу ещё одну, почти еретическую мысль. Возможно, слишком еретическую. Суть её вот в чем. В начале века, как помнит читатель, русский писатель Д.С. Мережковский написал нашумевший памфлет-пророчество "Грядущий Хам". Тогда он был расценен (да и сейчас, думаю, едва ли на это произведение многие смотрят иначе) как своеобразный антиреволюционный манифест. Приведу его, пожалуй, центральную идею. Мережковский, не обделенный талантом, но склонный к мистике, пророчески писал: "Не бойтесь никаких соблазнов, никаких искушений, никакой свободы, не только внешней, общественной, но и внутренней, личной, потому что без второй невозможна и первая. Одного бойтесь -- рабства, и худшего из всех рабств -- мещанства, и худшего из всех мещанств -- хамства, ибо воцарившийся раб и есть хам, а воцарившийся хам и есть черт -- уже не старый фантастический, а новый, реальный черт, действительно страшный, страшнее, чем его малюют, -- грядущий князь мира сего. Грядущий Хам"{1155} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1155 .
   Критики под рабами сразу усмотрели пролетариат, и, думается, напрасно. Мережковский ведет речь, как явствует из памфлета, о "духовном рабстве", а в нем, по его словам, могут пребывать самодержцы, "китайская стена табели о рангах", "мертвый позитивизм православной казенщины" и "черная сотня". По сути, рабство и хамство для Мережковского -- синонимы антисвободы. Возможно, писатель и не пытался заглянуть так далеко за горизонты бытия, наивно надеясь спасти Россию с помощью лишь "религиозной общественности" и возрождения интеллигенции, но вольно или невольно он выразил очень глубокую мысль: попрание свободы всегда создает угрозу пришествия "князя мира сего. Грядущего Хама". Во все времена, когда свобода становилась прерогативой лишь владык, императоров, диктаторов, тиранов, над людьми нависал призрак "Грядущего Хама". Сталин всей своей жизнью, деяниями, устремлениями доказал, что Хам антисвободы может быть кровавым, чудовищно страшным. Рецепты Мережковского, боявшегося пришествия Хама, достаточно наивны, но не без рационального смысла: он верил в особую роль человеческого интеллекта. Сегодня мы знаем, что Хама насилия, бюрократии и догматизма, олицетворенных в коммунистической Системе, можно не допустить, если ему противостоят в тесном союзе демократия, закон, культура.
   Возможно, эти мои размышления достаточно абстрактны, умозрительны. Но говорю об этом потому, что чем меньше уважения к демократии, закону, культуре, тем всегда отчетливее возникает призрак Хама антисвободы. Эта истина была верна и для начала XX века, думаю, будет верной и в веке XXI. Может быть, долгосрочности своей идеи не знал и сам Мережковский. Возможно, сегодня я его прочел иначе, чем читали тогда, у подножия века, в сполохах кровавых классовых сражений. Дело не в Мережковском, в конце концов. Есть общечеловеческие истины, которые не противоречат традиционному марксизму, истины, основывающиеся на гуманизме, вере во всесилие человеческого разума и в неистребимую волю человека к социальной и моральной справедливости. "Наследие" Сталина абсолютно не вписывается в эти рамки.
   "Грядущий Хам" наиболее зловеще проявляется в диктаторстве, исключающем свободу. А начиналось все, казалось, с мелочей: концентрации власти в руках слишком узкой группы лиц, которая в конце концов отдает её одному человеку. Эту грозную опасность видел ещё Плеханов. Протестуя против чрезмерного сосредоточения власти вскоре после революции, он писал: "...ЦК всюду "раскассировывает" все недовольные им элементы, всюду сажает своих креатур и, наполнив этими креатурами все комитеты, без труда обеспечивает себе вполне покорное большинство на съезде... Тогда у нас, действительно, не будет в партии ни большинства, ни меньшинства, потому что тогда у нас осуществится идеал персидского шаха". Далее Плеханов, упомянув крыловскую басню, когда лягушки просят себе царя, пишет: "...если бы наша партия, в самом деле, наградила себя такой организацией, то в её рядах очень скоро не осталось бы места ни для умных людей, ни для закаленных борцов: в ней остались бы лишь лягушки... да Центральный журавель, беспрепятственно глотающий этих лягушек одну за другою"{1156} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1156 . Сегодня мы уже знаем, что "Центральный журавель", глотавший отнюдь не "лягушек", весь смысл своего существования и деятельности видел не в утверждении и развитии народовластия, а в цементировании цезаризма. Даже когда сам Сталин чувствовал, что старость и болезни готовы вскоре сломить его, он ещё раз осуществил проверку благонадежности нового ЦК. В своем выступлении на последнем Пленуме ЦК он вдруг заговорил о старости и необходимости освобождения его от обязанностей секретаря ЦК. Он заранее знал, чем кончится весь этот спектакль. Конечно, новый состав ЦК не мог и подумать о том, чтобы освободить Сталина. Мысль эта казалась кощунственной. Даже если предположить невозможное: Сталин уходит с поста секретаря, но остается предсовмина. Думаю, что с высот этого поста он вскоре бы учинил кровавую баню тем, кто согласился на его уход. Но это гипотетическое предположение, высказанное мной, совершенно нереально. Сталин это знал лучше других, и тем не менее за несколько месяцев до смерти он решил ещё раз проверить на верность окружение и новый ЦК. Эту сталинскую проверку новые члены Центрального Комитета, по его мнению, выдержали.
   Повторю ещё раз: Сталина никогда не интересовал человек как таковой, как социальный феномен, "мера всех вещей", как цель общественного развития. Человек для него (а без этого нельзя понять суть сталинского "наследия") был интересен лишь как союзник, враг, исполнитель, "винтик". В конце жизни его, правда, ещё интересовали "высокие особы", заметные лица, люди с "голубой кровью" или с известными фамилиями. В этом случае Сталин проявлял к ним неподдельный интерес, отдавал соответствующие распоряжения или просто наслаждался возможностью распорядиться судьбой этих лиц. Приведу два-три примера.
   Фельдмаршал Паулюс, содержавшийся на "спецобъекте" под Москвой, сотрудничал с советскими властями в плане передачи и обобщения военного опыта. Он несколько раз обращался к Сталину с просьбой разрешить ему вернуться на родину, тем более что его отношение к СССР в корне изменилось в лучшую сторону. Но годы шли, а Сталин не выпускал пленника. Наконец однажды утром Сталин нашел у себя на столе донесение министра внутренних дел:
   "Товарищу Сталину И.В.
   Докладываю, в ночь на 26 февраля 1952 года у бывшего фельдмаршала германской армии Паулюса Фридриха произошел обморок с кратковременной потерей сознания. Вместе с Паулюсом проживают и обслуживают его личный ординарец военнопленный солдат Шульте, а также личный повар военнопленный Жорж. Вследствие длительного пребывания в плену и неизвестности разрешения вопроса о его репатриации, фельдмаршал стал проявлять нервное беспокойство. Со своей стороны, считал бы целесообразным рассмотреть вопрос о возможности репатриации Паулюса в ГДР.
   29 февраля 1952 года
   С. Круглов"{1157} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1157 .
   Наконец Сталин дал согласие проработать порядок репатриации Паулюса. Десять лет в его руках был человек, символизирующий одну из самых блестящих "его" военных побед. С трудом решил он с этим "символом" расстаться.
   Когда Сталин узнал, что в Саксонии, в деревне близ замка Россла, в ноябре 1945 года найдена вдова Вильгельма II Гермина фон Прайзен, Сталин, поразмыслив, бросил: "Создайте нормальные условия для жизни".
   Немногим раньше Сталину доложили, что в концлагере в Ораниенбурге обнаружен бывший премьер-министр Испанской Республики Франциско Ларго Кабальеро, находившийся в состоянии крайнего истощения. Сталину приходилось иметь с ним дело в конце 30-х годов. Ограничился распоряжением: "Сообщите в Испанию семье, что жив". Как-никак премьер-министр, монарх, полководец -- люди "его круга". Здесь он позволял себе проявлять даже благосклонность.
   Сталин принял участие и в судьбе императора Маньчжурии Пу-И. После разгрома Квантунской армии императора с семьей и прислугой отправили в Читу, а затем в Хабаровск. С ним, видимо, активно "работали", о чем свидетельствует письмо бывшего маньчжурского монарха Сталину в середине 1949 года. Приведу отрывки из этого письма, доставившего тщеславному "вождю", по-видимому, удовольствие, если он, конечно, не уловил признаков того, что органы опять "перестарались"...
   "Генералиссимусу Сталину Для меня высокая честь писать это письмо. Я всегда испытывал к Вам чувство глубокой любви и восхищения, вследствие чего хочу сообщить о своей надежде быть оставленным на жительство в СССР. В прошлом японская военщина ограничивала мою личную жизнь. Я не мог знать истинного положения в СССР... Впервые за 40 лет я прочитал Вашу книгу "Вопросы ленинизма" и "Историю ВКП(б). Краткий курс". Теперь я узнал, что СССР действительно самая демократическая и самая прогрессивная страна в мире, путеводная звезда малых и угнетенных народов... Правительство СССР отменило смертную казнь. Это новая эра для СССР в охране гуманности...
   В прошлом я просил об оставлении меня в СССР. До сего времени ещё нет ответа. Я хочу работать здесь. Желаю Вам неизменного здоровья и счастья.
   Айсиньцзюэло Пу-И"{1158} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1158 .
   Сталин прочел перевод, долго с любопытством рассматривал целый ковер иероглифов и бросил Берии: "Передадим, наверное, императора китайцам?" Судьба императора -- куда ни шло, можно снизойти до личного решения. А вообще лучше решать судьбы людей списками. Большими списками. Бесконечными списками...
   Сталин, уничтожив в обществе любые альтернативы, превратил свое наследие в одномерно негативное. Едва ли он догадывался, что начало его исторического поражения совсем близко. Оставляя в последние месяцы в углу документов, которые он рассматривал значительно реже, свои лаконичные резолюции, он поднимал ладонь левой руки к лицу, как будто загораживался от солнечных лучей. Привычка! На одной ранней фотографии Сталин сидит в такой же позе у краешка стола, небритый, в стоптанных сапогах, засаленном старом пальто, с нечесаными волосами. А рука прячет глаза от света... Сейчас он генералиссимус и, наверное, самый могущественный диктатор на Земле. Но этот жест -- нет, не от солнца спасает он "вождя". Он, не зная того сам, хочет спасти себя от грядущего исторического поражения.
   Историческое поражение
   На трибуне XX съезда КПСС был Хрущев. Делегаты слушали его доклад, повергнувший всех в состояние шока. Сцена с президиумом словно расплывалась, и казалось, что на ней солируют двое: Хрущев и до боли знакомый (а теперь незнакомый!) призрак. Именно такое впечатление могло сложиться у делегатов XX съезда, когда 25 февраля 1956 года Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев делал свой знаменитый "секретный" доклад. Почти полторы тысячи делегатов напряженно, в мертвой тишине, прерываемой иногда возгласами возмущения и потрясения, смотрели на человека, стоящего на трибуне. Но чем дальше он с пафосом читал свой доклад, тем отчетливее каждый из присутствующих в Кремлевском Дворце видел призрак, появляющийся то справа, то слева от Хрущева. Характерный говорок Первого секретаря незаметно, но одновременно и быстро лепил совершенно новый образ "вождя народов". Скоро в центре зала осталась как бы одна сцена, на которой было двое: новый лидер партии, один из бывших верных соратников умершего около трех лет назад диктатора, и знакомый абсолютно всем облик немого "вождя", который прямо здесь, на действительно исторической арене, становился совсем другим: кровавым, тираническим, страшным. То были редкие часы подлинно исторического значения.
   Могло показаться, что Хрущев вызывал духов из потустороннего мира. Видимо, прав был Бердяев, заявивший в своих лекциях в Москве, в Вольной Академии Духовной Культуры о том, что "в обращении к прошлому есть всегда какое-то совершенно особое чувство приобщения к другому миру, а не только к той эмпирической действительности, которая нас со всех сторон давит, как кошмар, и которую мы должны победить, чтобы подняться на какую-то новую высоту..." {1159} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1159 . Буквально за несколько часов до этого доклада никто не мог и предположить, что партия после долгих лет стагнации и деформации способна подняться на эту "новую высоту". Как бы мы ни относились к Хрущеву, ответственному, как и все окружение Сталина, за годы беззакония и террора, тогда, на съезде, он совершил настоящий гражданский, исторический подвиг.
   Мы знаем сегодня, что сразу же после смерти Сталина в руководстве партии начались едва заметные процессы, направленные на освобождение от пут сталинизма. Эти подвижки ускорились после ареста и расстрела Берии, акции, которая позволила новому руководству глубже и масштабнее рассмотреть то, что творилось за сталинскими кулисами, хотя многое соратникам было хорошо известно и ранее. Вскоре после того, когда была определена дата XX съезда, первого после смерти Сталина, Хрущев на одном из заседаний Президиума ЦК партии неожиданно предложил создать комиссию по расследованию злоупотреблений, творившихся во времена Сталина. Первый секретарь решился на этот шаг не по "зову сердца и совести", как он стал уверять всех позднее. Дело в том, что, как только забальзамированного Сталина поместили в Мавзолее рядом с Лениным, в ЦК, в правительство, в различные государственные инстанции пошел все увеличивающийся поток писем от тех, кто был надолго упрятан за колючую проволоку зон, от родных и близких, разыскивающих своих отцов, матерей, братьев и сестер. То была стихийная волна протеста и надежды, мольбы и веры в восстановление попранной справедливости.
   Хрущев распорядился подготовить на основе писем несколько обзорных записок, которые в сочетании с дезавуированным "ленинградским делом", пересмотренными "делами" отдельных заключенных, сумевших выйти на ЦК, убедительно показали преступную фальшь многих обвинений. Стало ясно, что, когда в ближайшие год-два у огромного количества осужденных по различным пунктам 58-й статьи закончатся сроки, этих людей нужно будет вернуть домой. Они принесут вечную боль, недоумение, а затем и требования наказать виновных. Теперь, после смерти Сталина и Берии, никто не осмелится и дальше гноить этих людей в лагерях и ссылках. Другими словами, Хрущев почувствовал, что партия и страна поставлены перед исключительно сложным и ответственным выбором. Уже само предложение о создании комиссии вызвало яростное противодействие со стороны Молотова, Кагановича, Ворошилова. Но Булганин, Микоян, Сабуров, Первухин, при колеблющемся пока Маленкове, создали Хрущеву перевес. Комиссия была создана. Ее возглавил П.Н. Поспелов, долго работавший главным редактором "Правды", а затем директором Института Маркса -- Энгельса -- Ленина. Хрущев распорядился допустить комиссию к материалам МВД и КГБ. И надо сказать, Поспелов потрудился основательно. Так же, впрочем, как несколько лет до этого, составляя вместе с Г.Ф. Александровым, М.Р. Галактионовым, B.C. Кружковым, М.Б. Митиным, В.Д. Мочаловым "Краткую биографию" И.В. Сталина. Когда накануне съезда Поспелов доложил Хрущеву и всем членам Президиума выводы комиссии, Первый секретарь наконец понял, что этот документ или проломит бетонный панцирь лжи, мифов, легенд, связанных со Сталиным, или политически похоронит его самого.
   Хрущев несколько раз возвращался к докладу Поспелова, спрашивал коллег: что будем делать? Как доведем выводы комиссии до делегатов съезда? Кто это сделает? Может быть, Поспелов? Молотов, Ворошилов, Каганович долго и упорно, иногда с яростью, сопротивлялись. Ход этих ожесточенных споров не протоколировался, но по воспоминаниям самого Хрущева, некоторых других товарищей у противников докладa было несколько "железных" аргументов: кто нас заставляет выворачивать "грязное белье"? Не лучше ли потихоньку поправить перегибы? Понимает ли сам Хрущев, к каким последствиям может привести обнародование выводов комиссии? И, наконец, разве все члены Президиума ЦК не причастны (в той или иной мере) к беззакониям прежнего времени? Разве можно не учитывать все эти опасения? Но Хрущев победил: 13 февраля ЦК принял решение ознакомить делегатов с докладом о культе личности на закрытом заседании съезда. Хотя самого Хрущева тоже не раз охватывали сомнения. Но он вспоминал о письмах заключенных, возвращался мысленно к безумию прошлых лет и все тверже, приходил к выводу: результаты столь массового террора, беззаконий, страшных злоупотреблений долго утаивать все равно не удастся. Рано или поздно правда станет известна. Нужно взять инициативу в свои руки и сказать партии эту страшную правду. Народу Хрущев, к сожалению, говорить об этом не собирался.
   Когда казалось, что очередной, XX съезд благополучно докатился до своего привычного конца, чтобы занять место среди других, таких же невыразительных и "организованных", сразу же называемых печатью "историческими", наступило главное. Делегатам съезда было объявлено о том, что состоится закрытое заседание. Булганин, председательствовавший на этом заседании, предоставил слово Первому секретарю ЦК партии.
   Это был звездный час Хрущева. В свое время ортодоксальный сталинист, никогда ни в чем не возражавший "вождю", он неожиданно проявил историческую смелость, гражданское мужество, способность перешагнуть через десятилетиями создававшиеся предрассудки. Как потом выяснится, это было не случайным шагом Хрущева.
   Насколько он был незаметным исполнителем в качестве одного из окружения, настолько оказался решительным, а часто и импульсивным политиком, став во главе партии. Кроме "секретного" доклада, ряда необычных мер во внутренней политике в послужном списке Хрущева значатся и такие неординарные шаги, как поездка к Тито для нормализации отношений с СФРЮ, размещение ядерных ракет на Кубе, встреча с президентом США Эйзенхауэром, решительные действия во время событий в Венгрии, установление дружеских отношений с президентом Египта Насером, непримиримость к Мао Цзэдуну, поддержка Вьетнама, и многие другие, которые несут на себе печать сложной и противоречивой личности Первого секретаря. Как показывают эти события, Хрущеву было не занимать решительности, мужества, готовности взять всю ответственность на себя. Но следует отметить при этом, что Никита Сергеевич был плохим аналитиком, нередко был непоследователен, явно переоценивал свои интеллектуальные и политические способности. Порой его шаги выглядели просто необдуманными и недальновидными. Ко всему этому прибавилась и старая болезнь, присущая не только Хрущеву, но и всей нашей системе в целом: абсолютизация роли первого лица. Политические структуры после Сталина по-прежнему не имели иммунитета против цезаризма, возвеличивания руководящей личности, не имели гарантий от появления новой формы культа. Своей деятельностью Хрущев лишь подтвердил этот органический изъян Системы, не располагавшей подлинными демократическими атрибутами.
   Я, однако, вынужденно отвлекся. Но без этих отступлений нельзя показать всю историческую значимость той части XX съезда партии, которая нанесла первый страшный удар по сталинизму. Это было начало исторического поражения "вождя", тридцать лет строившего сталинский социализм.
   Я не намерен пересказывать положения доклада Хрущева, а лишь попытаюсь показать, сколь велика была его роль в начавшейся десталинизапии и сколь глубокие последствия вызвало его выступление во всем мире.
   ...Итак, на исторической сцене было два главных действующих лица: неистовый Хрущев и призрачный Сталин. В звенящей тишине зала Первый секретарь переходил от вопроса к вопросу. Поспелов со своими помощниками подготовил доклад почти из полутора десятков разделов. Каждый из них был элементом целого, но играл и самостоятельную роль. Внутренняя логика была слабой. Так, например, излагая общеметодологические вопросы о культе личности и взглядах на него классиков марксизма, о ленинских оценках Сталина, докладчик как-то сразу переходил к теме "враги народа", а затем вновь возвращался к более общим вопросам: Ленин и партийная оппозиция, коллективное руководство. Некоторые темы неоднократно повторялись: ответственность за террор, геноцид и террор, террор. В докладе "О культе личности и его последствиях" были освещены и такие специальные темы, как Сталин и война, конфликт с Югославией, Берия, и некоторые другие.
   Начал Хрущев спокойно: "В настоящем докладе не ставится задача дать всестороннюю оценку жизни и деятельности Сталина. О заслугах Сталина ещё при его жизни написано вполне достаточное количество книг, брошюр, исследований. Общеизвестна роль Сталина в подготовке и проведении социалистической революции, в гражданской войне, в борьбе за построение социализма в нашей стране. Это всем хорошо известно. Сейчас речь идет о вопросе, имеющем огромное значение и для настоящего и для будущего партии, -- речь идет о том, как постепенно складывался культ личности Сталина, который превратился на определенном этапе в источник целого ряда крупнейших и весьма тяжелых извращений партийных принципов, партийной демократии, революционной законности". В зале сидели делегаты, которые впервые (!) узнали о ленинском "Письме к съезду", об оценках, которые Ленин дал Сталину ещё в начале 20-х годов. Это были откровения, позволившие наконец истине вырваться из заточения. Хрущев, хотя и заклеймил "троцкистско-зиновьевский блок", как и "бухаринцев", однако впервые высказал еретическую тогда мысль, что при Ленине борьба с оппозиционерами велась только "на идеологической основе".
   Но не эти идеи были главными в докладе Хрущева. Весь пафос его выступления был направлен на осуждение сталинских беззаконий. "Ясное дело, -- подчеркивал Хрущев, -- что здесь были проявлены со стороны Сталина в целом ряде случаев нетерпимость, грубость, злоупотребление властью. Вместо доказательств своей политической правоты и мобилизации масс, он нередко шел по линии репрессий и физического уничтожения не только действительных врагов, но и людей, которые не совершали преступлений против партии и Советской власти".
   Зал оцепенел, когда Хрущев подробно рассказал о том, как фабриковались "дела", что представляли собой так называемые "враги народа". Хрущев справедливо отметил, что сталинская концепция "врага народа" сделала возможной применение жесточайших репрессий против любого, кто не согла-шался со Сталиным по какому-либо вопросу, против тех, кто только лишь подозревался в намерении совершить враждебные действия, а также против тех, у кого была плохая репутация. Слушая эти страшные откровения, сидящие в зале видели, как до боли знакомая фигура в маршальском мундире постепенно предстает в облике палача собственного народа с обагренными кровью руками.
   Хрущеву удалось в течение трех-четырех часов, пока продолжался доклад, сделать, казалось бы, невозможное. Прежде всего докладчик развенчал Сталина как вождя. Хрущев особенно нажимал на то, что Сталин был некомпетентным руководителем: "знал страну и сельское хозяйство только по кинокартинам", а во время войны "разрабатывал операции на глобусе", совершенно не учитывал "мнения партийных работников". Первый секретарь, неплохо знавший сельское хозяйство, самые разящие удары нанес призраку на сцене именно в этой области. Хрущев поведал делегатам, что Сталин в последние годы вынашивал мысль повысить налоги в сельском хозяйстве на 40 миллиардов рублей! Это была "фантастическая идея человека, оторвавшегося от действительности". Хрущев, показывая некомпетентность "вождя", его умозрительные решения, сорвал тем самым со Сталина тогу непогрешимости и мудрости, в которую он так долго и старательно облачался.
   Далее Хрущев привел доказательства того, что Сталин являлся палачом, садистом, человеком, лишенным каких-либо элементарных нравственных качеств. Коснувшись судеб Косиора, Чубаря, Постышева, Косарева, Эйхе и других видных большевиков, докладчик подчеркнул, что Сталин "сам был Главным Прокурором во всех этих делах. Сталин не только соглашался на все эти аресты, он сам, по своей инициативе давал распоряжения об аресте". А добыть "признания" -- главный аргумент виновности -- было делом техники. "И следователи добывали эти "признания", -- заявил Хрущев. -- Но как можно получить от человека признание в преступлениях, которых он никогда не совершал? Только одним способом -- применением физических методов воздействия, путем истязаний, лишения сознания, лишения рассудка, лишения человеческого достоинства. Так добывались мнимые "признания". Хрущев, приведя большое количество конкретных фактов, связанных с судьбами Кирова, Постышева, Рудзутака, Вознесенского, Кузнецова, Родионова, Попкова, Розенблюма, жертв "мингрельского дела" и других, смог создать новый облик "вождя": кровавого, беспощадного диктатора и тирана.
   И наконец, "секретный" доклад Первого секретаря поставил под большое сомнение стиль и методы руководства Сталина. Хрущев особо подчеркнул, что отсутствие коллективности в высшем партийном руководстве -- прямое следствие злоупотреблений личной властью. Например, заявил докладчик, "за все годы Великой Отечественной войны фактически не было проведено ни одного пленума ЦК{1160} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1160 . Правда, была попытка созвать Пленум ЦК в октябре 1941 года, когда в Москву со всей страны были специально вызваны члены ЦК. Два дня они ждали открытия Пленума, но так и не дождались. Сталин даже не захотел встретиться и побеседовать с членами Центрального Комитета". Хрущев на протяжении всего доклада проводил мысль, что Сталин, постоянно злоупотребляя своей неограниченной властью, действовал при этом от имени ЦК, не спрашивая мнения не только членов ЦК, но даже и членов Политбюро. Нередко он не информировал их о лично им принятых решениях, касавшихся чрезвычайно важных партийных и государственных вопросов. Одним из примеров пагубности единовластия стал анализ конфликта с Югославией. Хрущев прямо заявил, что Сталин в этой истории играл "постыдную роль".
   Таким образом, своим докладом Хрущев достиг несколько целей: показал призрачное величие "вождя", не обладавшего ни должной компетентностью, ни мудростью, ни проницательностью. Докладчик однозначно констатировал, что главная ответственность за злодеяния, преступления, террор лежит на Сталине. Хрущев так же решительно осудил единовластие "вождя", явившееся источником многих бед для партии и народа. Это был взрыв в общественном сознании, самое смелое и неожиданное наступление на цезаризм, беззаконие и тоталитаризм.
   Но Хрущев был и остался сыном своего времени. Его личный вклад в решительное разоблачение культа личности неоспорим. Только за одно это его имя навсегда войдет в нашу историю. Но доклад, подготовленный старым сталинским придворным теоретиком, не был глубоким; скользя по поверхности явлений и фактов, он почти не касался генезиса сталинизма, причин деформации социализма, более того, эти искажения даже не признавались. Сталинские "заслуги" полностью не отрицались: "Бесспорно, что в прошлом Сталин имел большие заслуги перед партией, рабочим классом и перед международным рабочим движением... Причем он был убежден, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря". Сталин, подвергаясь жестокой критике, одновременно получал и индульгенции перед историей.
   Хрущев надеялся, что обсуждения вопроса о культе личности и его последствиях в кругу партии будет достаточно для ликвидации сталинских извращений. Об этом, по сути, докладчик откровенно заявил на съезде: "Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв. Я думаю, что делегаты съезда правильно поймут и оценят все эти мероприятия".
   Реформатор, сделав решающий прорыв, не мог понять, что "секретное мышление" -- это как раз и есть сталинское мышление, унаследованное от призрака. "Знать меру" для Хрущева означало не обращаться с этими еретическими взглядами к народу, тем более к мировой общественности. Человек, который ещё шесть лет назад выступил с известной статьей "Сталинская дружба народов -- залог непобедимости нашей Родины", не мог, конечно, в одночасье освободиться от всего того, что зрело, росло, формировалось в нем десятилетиями. Хрущев, не перечивший ни в чем "вождю" при его жизни, конечно, не забыл, что его поступки, как и поступки других соратников Сталина, целиком зависели от диктатора. Они привыкли исполнять, а не рассуждать. Сам Хрущев помнил, что нередко второстепенные, чисто хозяйственные вопросы он был не в состоянии решить сам, не обратившись прямо к Сталину. Это было небезопасно; мог последовать грубый отказ или какая-нибудь издевательская реплика. Но обращаться все равно приходилось...
   "ЦК ВКП(б) товарищу Сталину Просьба взять на обеспечение государства истребительные батальоны, действующие против оуновцев. Просим:
   кирзы для голенищ сапог -- 104 300 дцм
   юфты для передков сапог -- 774 дцм
   кожи подошвенной -- 20 380 дцм
   бязи для белья -- 196 000 м ниток -- 525 катушек
   18.IX.1946 г.
   Н. Хрущев
   С. Круглов"{1161} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1161 .
   Нетрудно представить, что если испрашивали нитки у "вождя", то в политических вопросах соратники испрашивать ничего не могли. Хрущев, нанесший первый мощный удар по сталинизму, не мог, естественно, сразу стряхнуть с себя все его постыдные атрибуты.
   Вся непоследовательность, половинчатость, недосказанность Хрущева нашли отражение в постановлении ЦК КПСС "О преодолении культа личности и его последствий", принятом 30 июня 1956 года{1162} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1162 . В этом документе, мало похожем на доклад Хрущева, хотя и была сделана попытка вскрыть причины культа личности Сталина, тем не менее более ярко выражен компромисс со сталинистами. В постановлении, в частности, утверждается, что "серьезные ошибки" были допущены лишь "в последний период жизни Сталина". Раскрывая "объективные условия" формирования антиленинского феномена, постановление в значительной мере использовало аргументы самого Сталина: "После смерти Ленина в партии активизировались враждебные течения -- троцкисты, правые оппортунисты, буржуазные националисты, стоявшие на позициях отказа от ленинской теории о возможности победы социализма в одной стране, что на деле вело бы к реставрации капитализма в СССР. Партия развернула беспощадную борьбу против этих врагов ленинизма". Далее говорилось, что "приходилось идти на некоторые ограничения демократии, оправданные логикой борьбы нашего народа за социализм в условиях капиталистического окружения". Но все это не столько объясняло, сколько оправдывало культовые уродства. Хрущев вновь возрождает идею "ленинского ядра", которое якобы сразу же после смерти Сталина повело решительную борьбу с культом личности и его последствиями. Мы же знаем, что все было далеко не так.
   В постановлении ставится, кстати, вопрос: "Почему же эти люди не выступили открыто против Сталина и не отстранит его от руководства?". Далее следует констатация, которая, пожалуй, объективна, хотя и страшно горька: "Всякое выступление против него в этих условиях было бы не понято народом, и дело здесь вовсе не в недостатке личного мужества. Ясно, что каждый, кто бы выступил в этой обстановке против Сталина, не получил бы поддержки в народе". Хрущев, Президиум ЦК не захотели сказать, что выступать против Сталина нужно было значительно раньше, когда начала складываться тоталитарная Система. Не сказав этого, сняв вину с партии за диктаторство одного лица, постановление тем не менее сочло необходимым отметить, что "советские люди знали Сталина как человека, который выступает всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма. Он применял порою (?! -- Прим. Д. В. ) в этой борьбе недостойные методы, нарушал ленинские принципы и нормы партийной жизни. В этом состояла трагедия Сталина (?!! -- Прим. Д. В. )". Оказывается, все это было трагедией не народа, а лишь Сталина... "Было бы грубой ошибкой из факта наличия в прошлом культа личности, -- отмечается далее в постановлении, -- делать выводы о каких-то изменениях в общественном строе в СССР или искать источник этого культа в природе советского общественного строя. И то и другое является абсолютно неправильным, так как это не соответствует действительности, противоречит фактам". Хрущев и партия, разоблачив Сталина, защитили Систему.
   При чтении постановления начинает казаться, что Хрущев, ведя дуэль с призраком Сталина 25 февраля 1956 года и нанеся первое, но смертельное поражение поверженному кумиру, сам испугался этой победы! Не случайно ЦК, официальная печать хранили полное молчание по поводу "секретного" доклада, как будто их целью было оградить народ от идеологического потрясения. Однако ознакомление с докладом глав делегаций братских партий, партийной общественности на закрытых собраниях с неизбежностью привело к его утечке. Уже в начале июня 1956 года текст доклада появился на страницах печати в США, Франции, Англии. А у нас официальные партийные органы более трех десятилетий делали вид, что этот вопрос совершенно не актуален. И только весной 1989 года доклад был опубликован в вестнике "Известия ЦК КПСС". Многолетнее сокрытие от народа этого документа свидетельствует, что сталинизм, увы, ещё жив, он только видоизменил свою форму. А ведь казалось, что партия, начав разоблачение и развенчание сталинизма, должна была и завершить его. С началом обновления на одном из съездов или пленумов следовало принять глубокий аналитический документ, который отразил бы полное и всестороннее отношение коммунистов страны к этому чуждому марксизму явлению. Но партия ни раньше, ни позже не смогла подняться до понимания призрачности утопии, превращенной в свою программу!
   "Второе наступление" Хрущева на Сталина и сталинизм, предпринятое им на XXII съезде партии уже публично, открыто, лишь потеснило тоталитарно-бюрократический образ мыслей и действий. Потеснило, но не ликвидировало. Затем наступил долгий мораторий в четверть века. Брежнев, не решаясь полностью реанимировать Сталина и сталинизм, по совету Суслова и других своих соратников пошел по иному пути: в истории были созданы провалы, пустоты. Как будто не было Сталина, не было злодеяний сталинщины, не было тысяч, миллионов замученных и расстрелянных, не было ГУЛАГа. Бесполезно искать в энциклопедических словарях, изданных в те годы, материалы о Троцком, Бухарине, Зиновьеве, Каменеве, множестве других деятелей революций.
   Схемы истории, создаваемые такими людьми, как Поспелов (готовы писать и панегирики Сталину, и его исторические некрологи), были упрощены до предела: Сталина как бы не было. Руководила партия (даже если она не собиралась на свои съезды и пленумы). А если Сталин и упоминался, то в "обойме" других сохраненных для истории вождей, как один из многих. Но только как совершивший "некоторые ошибки". И сам XX съезд, может быть один из подлинно исторических, на долгие годы попал в полосу идеологического моратория. Складывалось впечатление, что призраки сталинизма пошли в незаметное контрнаступление.
   Здесь нет ничего случайного. Сталин умер, но Система осталась. Пришли новые люди, пользующиеся механизмом этой Системы. Те две памятные исторические атаки, которые со смелостью романтика-реформатора осуществил Хрущев, позволили пробить крупные бреши в корпусе сталинизма. Но его наследники без лишнего шума наложили политические, идеологические и социальные "пластыри" на эти пробоины. Книги, которые успели написать во время "оттепели" А. Солженицын и некоторые другие писатели и историки, оказались уже "не ко времени". Официальные исследования этих лет, посвященные 20, 30, 40, да и 50-м годам, представляли собой в основном "кривое зеркало".
   Но хрущевский доклад сделал свое дело. В коммунистических партиях начался долгий и трудный процесс мучительной переоценки своей истории, ценностей, программ, взглядов. Это особая тема. Отношение некоторых партий строилось по Принципу: главным является не выяснение истины, а то, кто её выясняет. А поскольку, как подчеркивалось в постановлении ЦК КПСС, "в буржуазной печати развернута широкая клеветническая антисоветская кампания, поводом для которой реакционные круги пытаются использовать некоторые факты, связанные с осужденным Коммунистической партией Советского Союза культом личности И.В. Сталина", то реакция многих ортодоксально мыслящих руководителей была соответствующей. В иных случаях, как, например, в Итальянской компартии, руководство, и особенно сам П. Тольятти, не довольствовались ограниченным объяснением феномена сталинизма, а сами поставили вопрос о его природе. Во Французской компартии к оценке глубинных вопросов сталинизма, его генезиса и последствий подошли более осторожно.
   Компартия Китая вначале солидаризовалась с выводами доклада Хрущева, а затем в условиях усиливающихся межпартийных разногласий перешла от поддержки к осуждению исторической акции XX съезда. Пожалуй, в концентрированной форме отношение к Сталину было выражено в совместной статье двух партийных китайских органов "Женьминь жибао" и "Хунци". Статья, опубликованная 13 сентября 1963 года, гласила: "На XX съезде КПСС товарищ Хрущев полностью и огульно отрицал Сталина. По такому принципиальному вопросу, имеющему отношение ко всему международному коммунистическому движению, как вопрос о Сталине, он предварительно не проконсультировался с братскими партиями, а после XX съезда, поставив их перед совершившимся фактом, стал навязывать им решение съезда". Далее в статье делались такие выводы: "Все заслуги и ошибки Сталина -- это объективно существующая историческая реальность. Если сопоставить заслуги и ошибки Сталина, то у него заслуг больше, чем ошибок. Правильное в деятельности Сталина составляет его главную сторону, а его ошибки занимают второстепенное место. Каждый честный, уважающий историю коммунист, подводя итоги теоретической и практической деятельности Сталина в целом, видит прежде всего эту его главную сторону. Поэтому, правильно познавая, критикуя и преодолевая ошибки Сталина, необходимо защищать главную сторону его жизни и деятельности, защищать марксизм-ленинизм, который он отстоял и развил"{1163} http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1163 . Это консервативная позиция, но аргументированная. Была реакция и иного рода.
   В 1979 году к 100-летию со дня рождения Сталина Э. Ходжа опубликовал в Тиране книгу "Со Сталиным", где подробно описывал свои пять встреч с "вождем народов". В книге нет аргументов, обосновывающих неприятие решений XX съезда КПСС албанским руководством, но есть яростное, эмоциональное неприятие самой идеи осуждения вождизма. "Никита Хрущев и его соумышленники, -- писал Ходжа, -- в "секретном" докладе, с которым они выступили на своем XX съезде, облили грязью Иосифа Виссарионовича Сталина и постарались унизить его самым отвратительным образом, самыми циничными троцкистскими методами"{1164}. http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1164
   По существу, каждая компартия по-своему "переваривала" доклад Хрущева на XX съезде. Потрясение, растерянность, но и оживление теоретической мысли, переосмысление прошлого опыта, как и ретроградство, идущее рядом со стремлением к обновлению, новым формам политической и социальной деятельности, -- все это в высшей степени противоречивое отражение происшедшего в Москве на XX съезде стало реальностью. Думаю, что едва ли сам Хрущев мог предполагать, сколь противоречивыми будут последствия его прорыва.
   В конце концов, Хрущев, оказавшись в центре внимания почти полутора тысяч делегатов XX съезда вместе с призраком ушедшего в небытие "вождя", едва ли представлял, что сцена дворца скоро расширится до планетарных масштабов. На этой арене развернется долгая борьба (она и сейчас ещё не закончена) различных концепций социализма. Силы, стоящие за этой концепцией, готовы даже применить военную силу, лишь бы законсервировать прошлое, ограничившись мелким "ремонтом". С одной стороны, ортодоксальной, жесткой, бюрократической, силовой, бескомпромиссной, одномерной, готовой оправдать даже преступления во имя торжества идеи. С другой -- демократической, гуманной, многомерной концепции, исходящей из принципа, что высокая идея может опираться лишь на чистые, человеческие методы и средства, концепции, в основе которых -- исторические компромиссы и сосуществование различных систем и идеологий. Конечно, у Хрущева ещё не было тех концептуальных взглядов, которые мы приобретаем сегодня. Но осмелюсь сказать, что если не сводить новое мышление только к современному осмыслению грозных реалий ядерного мира, а понимать под ним принципиально новое "прочтение" великих идей гуманизма, то нужно сказать, что Хрущев приоткрыл дверь социалистического мира для проникновения туда тех духовных ценностей, которые и ныне кое-кому кажутся ересью. Хрущев сдернул мантию непогрешимости с тирана, в котором как в кривом зеркале отразились сложнейшие противоречия эпохи. Сталин оказался непревзойденным мастером соединения высокой идеи с чудовищным абсурдом.
   Сегодня можно сказать, что XX съезд партии, при всей незавершенности начатого тогда, дал нам дополнительные возможности не только для постижения эпохи, но и для углубленного понимания политического портрета Сталина. Вернусь ещё раз к Николаю Бердяеву, который, может быть, глубже, чем многие, сумел достичь тайны философии истории. Именно она позволяет через призму вечно пульсирующего бытия найти многие разгадки той или иной личности или, по крайней мере, надеяться постичь их. "Каждый человек, -- писал Бердяев, -- по своей внутренней природе есть некий великий мир, микрокосм, в котором отражается и пребывает весь реальный мир и все великие исторические эпохи"{1165}. http://militera.lib.ru/bio/volkogonov_dv/app.html#1165
   Каждый исследователь, преодолевая пласты времени и пытаясь понять то, что безвозвратно ушло, одновременно имеет шанс увидеть "оттиски", иногда очень слабые, порой кричаще-громкие, работы мысли, воли, страсти человека, чей портрет он хочет воссоздать. Этому помогают "раскопки" реликтов былого, отшумевшего, страшного. Реликты сталинизма требуют долгого осмысления. Подчас кроме анализа конкретных фактов я был вынужден прибегать к методам философии истории, предстающей в этом случае как пророчество, опрокинутое назад. Только постигнув прошлое, люди будут способны на пророчества, обращенные в грядущее.
   Повинности советских крестьян при Сталине
   http://www.newsland.ru/news/detail/id/785003/
   Экономической основой сталинского СССР, который сейчас культивирует в РФ госпропаганда, являлась сверх-эксплуатация села. По уровню экономического и административного прессинга это были самые тяжелые времена для русских крестьян. Блог Толкователя просуммировал общие повинности советских "аграриев".
   В конце 20-х годов прошлого века свыше 80% населения СССР проживало в сельской местности, с учетом малых городов - до 90%. Практически все они в сталинском СССР были превращены в нечто среднее между государственными рабами-илотами, как в древней Спарте, и позднеримскими колонами, отбывающими бесчисленное количество экономических, трудовых и прочих повинностей. Выкачивание средств из русской деревни большевики прекратили лишь в 60-70-х годах прошлого века (когда были разработаны нефтегазовые и рудные месторождения Сибири), а паспорта колхозники получили окончательно лишь к концу 70-х - началу 80-х годов XX века.
   В 90-х - начале 2000-х годов в РФ небольшими тиражами были выпущены несколько монографий и сборников документов о реальной жизни сталинской деревни. Одним из таких изданий была работа РАН и Вологодского пединститута "Повинности российского крестьянства в 1930-1960-х годах" М.А. Безнина, Т.М. Димони и Л.В. Изюмовой, изданная в 2001 году. По мнению авторов, советское крестьянство фактически жило в условиях государственного феодализма, отдавая оброк - госпоставки (отменены лишь в 1958 году), отрабатывая барщину (регулируемый минимум отработки), который исчез лишь к концу 60-х годов, и выплачивая денежные налоги.
   Как пишут ученые, созданная коммунистами в 30-х годах прошлого века система сверх-эксплуатации русского крестьянства условно делилась на три части:
   - отработочная повинность;
   - натурально-продуктовая повинность;
   - денежная повинность.
   Отработки
   Каждый советский крестьянин был обязан отработать определенный минимум "трудодней" как в колхозе, так и на общественных работах. В трудовую повинность также включались вполне себе средневековые "обязательства" по гужевым, строительным отработкам, работе на лесоповале, ремонте дорог и так далее. В 1939 году постановлением ЦК ВКП (б) и СНК СССР было определено, что обязательный годовой минимум трудодней для женщин в возрасте от 16 до 55 и мужчин от 16 до 60 лет в колхозах устанавливается в размере 60-100 в год. В 40-50-х годах этот минимум был увеличен и к моменту смерти Сталина составлял уже усреднено 150 трудодней в год для женщин и 200 - для мужчин.
   Окончательно такая система принудительных отработок исчезла лишь в 1969 году, когда колхозникам была гарантирована зарплата не реже 1 раза в месяц.
   Колхозникам за трудодни полагалось, конечно, некоторое вознаграждение, однако его размер обычно был весьма и весьма низким, а часто они вовсе не оплачивались (об этом на примере ряда колхозов в сталинской России блог Толкователя рассказал ранее). К примеру, из оплаты трудодней колхозников, работавших возчиками на лесозаготовках, до 50% забирал себе колхоз. Зимой 1940-1941 годов на лесозаготовках трудилось до 1 миллиона советских крестьян.
   Ряд отработок был бесплатным. Так, в сталинской России каждый колхозник с 30-х годов должен был отработать 6 дней в году на строительстве и ремонте местных дорог (единоличники - 12 дней). Эта повинность была отменена лишь в 1958 году. В 1933-1937 годах всего на строительство и ремонт дорог было мобилизовано 79 миллионов человек, а также 161 тысяча автомобилей и 35 тысяч тракторов.
   Натуральный оброк
   В 1932-1933 годах советские колхозники получили "обязательства" по государственным поставкам. Как правило, это был перечень видов сельскохозяйственной продукции, которые производили колхоз и личные подворья крестьян. С 1934 года размер поставок с дворов крестьян-единоличников и колхозников был уравнен, а с 1940 года в стране был введен погектарный принцип исчисления обязательных поставок с колхозов, который затем распространился и на приусадебные участки крестьян.
   Уровень оброка в сталинском СССР в ходе его истории неуклонно повышался. Если в 1940 году колхозный двор был обязан сдать в год 32-45 килограммов мяса (единоличники - от 62 до 90 килограммов), то в 1948 году - уже 40-60 килограммов мяса. По молоку обязательные поставки выросли в среднем со 180-200 литров до 280-300 литров в год. В 1948 году колхозный двор также был обязан сдавать ежегодно от 30 до 150 куриных яиц. Госпоставки также регламентировали количество шерсти, картофеля, овощей и т.п. продуктов с каждого колхозного приусадебного участка.
   При этом, что немаловажно, от уплаты обязательных поставок, например, по мясу и яйцам, не освобождались дворы, которые не имели мясных животных (это произошло лишь в 1954 году) или кур (их можно было заменить денежными выплатами или иными продуктами). Лишь после смерти Сталина в 1953 году государство снизило объемы таких поставок, в связи с чем советские колхозники на радостях даже сочинили поговорку - "пришел Маленков, поели блинков". Окончательно оброк у советских крестьян был отменен в 1958 году.
   Денежная повинность
   Эти повинности делились на государственные, местные налоги, "добровольно-принудительные" сборы и займы. Самым "древним" в СССР был сельскохозяйственный налог, введенный еще в 1923 году. После "угара" НЭПа, он был приспособлен для новых реалий. Этим налогом облагались все возможные доходы крестьянской семьи в любой сфере. В 1933-1938 годах каждое хозяйство платило в среднем 15-30 рублей в год. С 1939 года твердые ставки сельхозналога были заменены прогрессивной шкалой, что позволило государству постоянно увеличивать его размеры. В среднем размеры налога с вмененного денежного дохода составляли около 7-11%. Такие относительно небольшие, на современный взгляд ставки, не должны вводить в заблуждение - ведь налогооблагаемая база рассчитывалась по придуманной государством "доходности".
   С началом войны в 1941 году для крестьян была введена дополнительная надбавка к этому налогу в размере 100% от его объема (заменена военным налогом в 1942 году, который составлял от 150 до 600 рублей в год с члена хозяйства). Суть этого налога заключалась в том, что государство устанавливало размер получаемого с подворья объема производства сельскохозяйственной продукции и так называемые расчетные нормы ее доходности. По сути, это был инструмент открытого грабежа крестьян со стороны государства.
   К примеру, большевики считали в 1940 году, что годовая доходность коровы - 600 рублей. Помимо того, что крестьянин с нее был обязан уплатить натуральный оброк (обязательные госпоставки в виде молока и мяса), а также госзакупки (как правило, это касалось более колхозов, но часто эти сборы платили и сами крестьяне) по мясу и молоку по специально заниженным ценам, он еще должен был выплатить до 50-60 рублей деньгами за нее. В таком свете видно, что ни о каком "малом" давлении налогового пресса говорить не приходится.
   Как правило, реальное состояние хозяйства крестьян финансовые органы мало волновало.
   В 1942-1943 годах нормы доходности были увеличены в 3-4 раза, соответственно, вырос объем вмененного сельхозналога. Затем этот налог (точнее, нормы доходности) четырежды возрастали в 1947-1948 годах. Следующее увеличение пришлось на 1950 год. А в 1952 году состоялся апофеоз сталинской налоговой живодерни - налогом были обложены цыплята, новорожденные поросята, телята и ягнята. Кроме того, сельхозналог колхозники были обязаны платить и с продуктов (овощи, картофель), которые им выплачивались в колхозе за трудодни (причем с этих выплат колхоз брал налоги, поэтому получалось как бы двойное налогообложение для каждого агрария).
   Если в 1940 году расчетная норма доходности коровы, как уже было указано выше, составляла 600 рублей, то в 1948 году - 3500 рублей, свиньи - 300 и 1500 рублей, соответственно, сотки картофельного огорода - 12 и 120 рублей, козы или овцы - 40 и 350 рублей, соответственно. Многие советские крестьяне вынуждены были переходить на содержание так называемых "сталинских коров" - коз, которые в налоговом плане обходились дешевле.
   Стоит также отметить, что льготы по сельхозналогу, которые имели инвалиды, ветераны войны, нетрудоспособные крестьяне и ряд других категорий советских илотов, во второй половине 40-х годов по большей части были упразднены. Если в 1947 году средний двор в РСФСР в год платил до 370 рублей сельхозналога, то в 1951 году - уже 519 рублей. Необходимо понимать, что продать на колхозном рынке какие-либо продукты, чтобы расплатиться с налогом было непросто - во-первых, из-за снижения цен на продукты, во-вторых, из-за административных и налоговых сложностей. В результате постоянно росло число должников (их задолженность была прощена лишь в 1953-1954 годах).
   Лишь после смерти Сталина размеры сельхозналога были существенно уменьшены, а к 1965 году они в среднем составили лишь около трети от уровня 1951 года.
   Помимо этого налога, советские крестьяне были обязаны покупать облигации государственных займов (они выпускались в 1927-1958 годах, СССР их не оплатил, произведя по сути дефолт по этим обязательствам). Кроме того, каждая колхозная семья была обязана уплачивать "добровольные сборы" - так называемое самообложение.
   В области косвенных сборов сталинский СССР был местом, где мало кто из современных неосталинистов захотел бы жить. Так, крестьяне и даже горожане были обязаны платить налог за рыбалку (что сегодня почему-то возмущает патриотическую общественность, когда с подобными предложениями выступает кто-либо из тандема), налог на холостяков и малодетных, налог на собак, налог на транспортные средства (платить надо было даже за велосипеды) и так далее.
   Личные подворья крестьян, которые постоянно подвергались урезанию, были самым эффективным поставщиком продуктов в СССР - несмотря на скромную долю в общем фонде сельскохозяйственных земель (не более 5-7%), они давали по обязательным государственным поставкам в 1940 году до 30% всего картофеля в стране, мясу скота и птицы - 25 %, яйцам - 100%, молоку - 26%, шерсти - 22%.
   В заключение необходимо сказать, что за отказ от выполнения повинностей государству крестьян ожидали как штрафы, так и высылка. Несмотря на декларируемые современными сталинистами и госпатриотами тезисы о якобы бесплатном образовании в СССР, сельские школы (в которых училось абсолютное большинство населения тогдашнего СССР) были обязаны содержать сами колхозники и за свой счет платить довольствие учителям, а также оплачивать учебники и прочие материалы. Это же касалось детских садов (если они вообще были в колхозе), больниц и других учреждений социальной сферы.
   Источник: ttolk.ru http://ttolk.ru/?p=6821
  
   Про крестьян и паспорта
   http://nagaevo.livejournal.com/1991.html
  -- May. 4th, 2010 at 2:37 PM
  -- Тут и там периодически всплывают рассказы о "колхозном рабстве беспаспортных крестьян" при Сталине. Как это водится у широкой публики, знаний мало, понимания ещё меньше, но вой стоит - мама не горюй.
А что же там было-то при Сталине?

Предыстория вопроса.
   Придя к власти, большевики паспорта отменили. Полная свобода: живи кто хочешь и где хочешь. Правда, города при этом быстро наполнились преступным, неработающим и просто асоциальным элементом. Управлять городским хозяйством, когда в городе неизвестно, сколько народу живёт, тоже несколько затруднительно. Преступность была - ого. Поэтому было принято решение разобраться и навести порядок. Но сначала необходимо сделать отступление. Итак...
   Общее замечание: завывания о том, что переток сельского населения в города есть следствие созданного большевиками "колхозного ада" - они не от большого ума. В связке "деревня-город" миграционное сальдо всегда в пользу города. Со времён как бы не Древнего Рима ещё. При любых строях и режимах. Меняется положение только при чрезвычайных обстоятельствах: голод, эпидемия, война. Вот в средневековой Европе население, спасаясь от чумы, бежало из городов. Или в России во время Гражданской войны имел место отток городского населения в деревню по причине голодухи. В Германии во время Второй мировой горожане переезжали в сельскую местность, спасаясь от бомбёжек. А в нормальных условиях сальдо, повторяю, всегда в пользу города.
   Историческая справка: по состоянию на конец 20-х годов СССР являлся аграрной страной, в которой большинство населения (более 80%) составляли крестьяне. Руководством был взят курс на коллективизацию и индустриализацию. Одно неотделимо от другого.
   Коллективизация. Село представляло собой океан мелких хозяйств. Крайне неэффективных. Хозяйствование велось на уровне времён Ивана Грозного: вспашка сохой, ручной сев, жатва вручную (косой, а то вообще серпом), хранение урожая в амбаре, транспортировка телегой. Товарность была исключительно низкой, ниже, чем в 1917 году, на четвёртом году изнуряющей войны, прикончившей Империю. Большая часть продукции, произведённой на селе, там же и потреблялась. Коллективизация позволяла повысить эффективность сельского хозяйства и увеличить товарность производства. А заодно - разгрузить деревню от огромного количества народу.
   Индустриализация. Городское население в силу своей малочисленности физически было неспособно удовлетворить потребности создаваемой промышленности в рабочих руках. Отмечу: это было понятно изначально. Никакой альтернативе крестьянам, как источнику рабочих рук, не было. Казалось бы, злодеям-большевикам, желающим закрепостить крестьян и проводить переток рабочей силы из одного сектора народного хозяйства в другой под бдительным присмотром, имело смысл сначала ввести паспортную систему, привязать крестьян к земле, а уж потом строго под контролем устраивать миграцию. По оргнабору (о нём будет речь дальше). В реальности же было совсем не так: коллективизация и индустриализация начались безо всяких паспортных систем. В первую пятилетку никаких паспортов не было.
   Органбор. Он же вербовка. Часто можно услышать, что, дескать, это был практически единственный способ для беспаспортного крестьянина покинуть село. Враньё. В действительности же дела обстояли так: для гигантов индустрии типа Кузнецкого или Норильского комбинатов набрать необходимое количество рабочих рук самостоятельно было невозможно - местности кругом малолюдные. Только набирать по всей стране. Поэтому на помощь предприятиям пришёл Наркомат труда. Он помогал с оргнабором. Но вот какое дело: оргнабор - удовольствие не из дешёвых. Затраты на организацию и проведение ложились на само предприятие. У гигантов индустрии выбора не было - самостоятельно (своим ходом) людей не наберёшь, но вот многие предприятия, которые находились не в таком пиковом положении, стали самостоятельно отказываться от оргнабора и набирать работников исключительно "самотёком". Подчеркну: набор "самотёком" был изначально. Он не был запрещён ни в начале, ни даже в 1940 году, когда запретили самовольный уход и переход. Брать же новых сотрудников сами не запрещалось никогда. Например, вчерашний выпускник школы сам выбирал: куда ему пойти, а заводу, соответственно, который был им выбран, никто не запрещал самостоятельно взять нового работника. Важный момент: предприятие само решало - как ему набирать людей. Ещё более важный момент: начиная со второй пятилетки, как раз когда стала действовать паспортная система, активность оргнабора снизилась. Всё больше людей (в массе своей - те самые беспаспортные крестьяне) стало устраиваться на работу "своим ходом": пришёл на завод/фабрику, поступил на работу. Завыватели про это не знают, а данный факт, стоит заметить, ну совершенно не вписывается в концепцию "привязали крестьян к земле, вся движуха строго организованно, под контролем властей".
   Итак, каковы были итоги первой пятилетки? Миллионы крестьян ушли в промышленность. Требовались ещё миллионы. Индустриализация продолжалась. При этом наблюдались и сугубо негативные явления: города прямо-таки кишели преступниками и просто сомнительными личностями. Помимо того, что расцвёл криминал, так ещё в полный рост встали проблемы управления городским хозяйством.
   Для постоянного проживания (а не просто пребывания) в городе стало обязательным иметь паспорт. Ещё раз: паспорт - не привилегия, но обязанность горожанина. Основания для получения паспорта: иметь работу, жильё, учиться в городе. Ну, ещё иждивенцы были. Проведённая паспортизация резко оздоровила города: неработающие элементы, преступники и прочая шушера (профессиональные нищие, лица без определённых занятий, цыгане и т.п.) или покинули города сами, или были выдворены. В деревне паспортизация-то не нужна: все и так на виду, все про всех всё знают. Чай, не город.
   А что же крестьяне, паспортами не "осчастливленные"? Говорят, они были прикованы к селу отсутствием паспортов. Это враньё.
  -- Во-первых, стоит понимать, что "нет паспорта" ? "нет документов". Документы-то как раз были. Удостоверения личности, книжки колхозника, справки, метрики - документов хватало.
   Во-вторых, стоит знать, что крестьяне с документами постоянно прибывали в города по своим надобностям: что-то продать, что-то купить, проведать родню и т.д. Поездка в город - не экстраординарное событие, но рутина. Крестьяне постоянно ездили в города и, соответственно, постоянно получали справки у себя в селе. Кстати говоря, зимой, когда в деревне делать особо нечего, многие "прикованные к земле" беспаспортные крестьяне уезжали на подработки в города. На месяцы.
   В-третьих, для того, чтобы стать горожанином, паспорт не требовался. Устройся на работу, поступи на учёбу - и живи на законных основаниях. Важный момент: паспорт для устройства на работу или поступления на учёбу был необязателен. С городских, понятно, спрашивали паспорта, с деревенских - другие документы. Достаточно было справки.
   Не шибко обременённые знаниями граждане утверждают, что получить справку можно было только, дескать, с письменного разрешения председателя колхоза. Это враньё. Как водится, врунишки упускают несколько моментов. Во-первых, не все селяне были колхозниками. Например, учительница, направленная в сельскую школу до введения паспортной системы - она селянка без паспорта, но не колхозница. Зарплату ей платит наркомат (министерство) образования, а не колхоз. Соответственно, председатель колхоза ей не начальник. Плюс, ещё были единоличники. Например, мой прадед, экс-кулак, не работал в колхозе и на Советскую власть ни дня в своей жизни. А прожил почти сто лет. Вовремя разобравшись, куда дует ветер, он передал всё хозяйство сыновьям, а сам занялся исключительно пасекой. Своей частной пасекой. В колхоз не вступал. Торговал своим мёдом на базаре. Вот так-то.
  Во-вторых, форм справок было две: от колхоза и от сельсовета. Это разное. Колхоз - это, фактически, кооператив. Где правление избирается самими крестьянами. Избирается, понятно? Колхоз по своей сути - фирма, предприятие. Не государственное, нет. А вот сельсовет - орган Советской власти. Рекомендуется их не путать. Колхоз относится только к колхозникам, сельсовет - ко всем селянам, поскольку граждане - все. Орган Советской власти не подчинялся негосударственной фирме "колхоз". Они сами по себе. Один другим не управляет. Колхозник, если кто не понял, имеет отношение не только к колхозу, но и к Советской власти. И даже в первую очередь к Советской власти. Потому что гражданин СССР.
   Справки выдавались и там, и там. Давали справки легко. Имели ли место случаи самодурства? Когда документы зажимали? Да, имели. Только не стоит их выдавать за систему: в стране продолжалась индустриализация, властям были нужны рабочие руки крестьян в промышленности, бо альтернативы крестьянам не было. Председатель колхоза - такой же царь и бог, как сейчас гендиректор фирмы. Сейчас точно так же, как тогда, могут не отпустить, скажем, в отпуск или на учёбу (не подпишем обходной, не выдадим трудовую), когда, например, горят сроки, нет замены и т.д. Или работай, или вообще увольняйся нафиг. И рассчитайся. Тогда было то же самое.
   Так вот, с документами крестьянин приезжал в город и устраивался на работу. Промышленности были нужны рабочие руки, брали крестьян охотно. Устроившись на работу и получив общежитие (или поселившись у городской родни, если была возможность), вчерашний крестьянин становился горожанином и получал паспорт с пропиской. Важный момент: миграция лимитировалась не якобы "удержанием крестьян на селе", а возможностью городов по приёму новых жителей. Работаешь, учишься, есть где жить - добро пожаловать. Плодить неработающий элемент власти не собирались. Собственно, достаточно глянуть статистику: крестьяне переселялись в города миллионами. Сальдо:

1927-1938 -- 18,7 млн.
1939-1958 -- 24,6 млн.
1959-1970 -- 16,4 млн.

Во как их к земле "прикрепили". Это только сальдо, замечу. Стоит понимать, что реально переселившихся в города было ещё больше. Поскольку из города шёл поток специалистов: врачей, учителей, механизаторов, агрономов, зоотехников и т.д. Даже в конце 60-х, когда масштабная индустриализация была давно завершена (а крестьяне по рассказам завывателей в массе паспортов не имели аж до 1974 года, следовательно были "крепостными"), в течение 1968-69 годов в город из села переехало 4,4 миллиона человек, из города в село - 1,7 миллиона. Кстати, за это же время ещё 2,5 миллиона "крепостных" переехали из одного сельского административного района в другой. Закрытие крестьянам дороги в город отсутствием паспортов (без которых, якобы, не устроишься на работу) -- заурядная ложь. В стране было столько новых вакансий, что обладатели паспортов (абсолютное меньшинство населения, между прочим) заведомо не могли их заполнить. Никакого смысла держать на селе массу народу при том, что промышленности были нужны миллионы рабочих рук, не было. Ведь что фактически изменилось с введением института прописки и паспортной системы? Исчезла вольница "живу где угодно на основании лишь собственного желания и более ничего". Чтобы жить в городе, стали обязательны законные основания. Работа, учёба. Что характерно, вольница исчезла для всех. Житель, например, Казани, не мог переехать жить, скажем, в Саратов "просто так", только потому, что хочется жить в Саратове. Хоть и с паспортом. Паспортная система и институт прописки ограничили всех граждан страны, а не только крестьян. Ограничения, следует заметить, были вполне разумны. Выбор между вариантом "в городе живут люди, имеющие работу, которым есть где жить" и вариантом "в городе живёт кто угодно" достаточно очевиден даже с обывательской точки зрения. Желающие могут прикинуть для себя разницу между "в соседней квартире поселилось 20 цыган без определённого занятия" и "в соседней квартире могут селиться только имеющие работу граждане, причём не в каких угодно количествах".
   Отдельно стоит упомянуть и об учёбе. Некоторые утверждают, что и тут коварные большевики ставили палки в колёса колхозникам. Комментировать подобный бред трудно, но можно и нужно. Крестьяне были, если кто помнит, одним из двух привилегированных классов. Вместе с рабочими. Советская власть, надо отдать ей должное, реально много делала для того, чтобы подтянуть культурный и образовательный уровень отсталых слоёв населения. Уже само по себе происхождение было бонусом в силу "классовой близости" крестьян и Советской власти. Более того: существовала вполне официальная система льгот для поступающих в учебные заведения. Не только для крестьян. Для рабочей молодёжи, направленных от предприятий, сирот, демобилизованных из армии и т.д. В союзных республиках ещё и для национальных кадров. Вот моя родная бабка. Колхозница. Она сама (не по направлению) приехала в город и поступила в фельдшерское. Стала горожанкой. И таких были миллионы. В основном вчерашние крестьяне шли в заведения попроще: техникумы, меды, педы и проч. Но поступали и в академии, и даже в университеты. Те самые "бесправные беспаспортные" крестьяне.
   Многих волнует вопрос уголовного преследования колхозников. Как с этим обстояло дело? Очень просто. Паспортный режим был для всех. Первое нарушение паспортного режима не влекло уголовной ответственности ни для кого. Ни для кого. Разница между беспаспортным гражданином и паспортным действительно была: попервости штрафовались оба, но беспаспортного ещё и высылали обратно. Высылали незатейливо: своим ходом. Штраф, справка, предписание прибыть по месту жительства в родное село к такому-то сроку. Далее: второе нарушение паспортного режима влекло уголовную ответственность для всех. Для всех. Независимо от паспортности/беспаспортности. Вплоть до двух лет лишения свободы. Неискушённым в работе дознания/следствия могут впарить следующую байку: дескать, беспаспортного колхозника могли замести и бросить на месяц в спецраспределитель (бомжатник). И вообще, мол, колхозник для городских милиционеров - потенциальный носитель "палки". Важное пояснение: гражданина с документами (будь то паспортный с иногородней пропиской или колхозник с просроченной справкой) в бомжатник совать нельзя. Оформляется административный протокол, штраф за нарушение паспортного режима - всех делов-то. Уголовное дело возбуждать не за что. Если не рецидив, конечно. Задержанный без документов городской проверялся по ЦАБу (центральное адресное бюро), сельский - по ОАБу (областное). Дальше обычным порядком (см. выше). Вот если на гражданина данных не было, то тут действительно бомжатник и выяснение - кто это вообще такой. Но это уже про бомжей, это другая история.
Ошибочные представления и завывания про "крепостничество" имеют под собой чаще всего простое основание: некорректная экстраполяция сегодняшнего положения с паспортами на сталинскую эпоху. Сейчас, например, без паспорта даже на паровоз билет не купишь. Тогда для поездки паспорт был не нужен. Паспортная система и институт прописки ограничивали всех граждан СССР. Всех. Свободы проживать, где вздумается, лишь на основании собственного желания - не было ни у кого. Человек с паспортом по прибытии в другой город был точно так же обязан зарегистрироваться в течение суток, как и человек без паспорта. Точно так же не имел права пребывать в другом городе без оснований более 30 суток. Уголовный кодекс действовал на всех.
   Да, между прочим... Я читал известную работу Попова. Это не историческое исследование, это лживая агитка. Помимо собственно брехни, работа аж клокочет ненавистью к Советам. Автора серьёзно заносит. За фразы типа "В деревнях и селах оставались те, кто сделал ставку на советскую власть, кто решил верно служить ей, вознамерился сделать карьеру на унижении и порабощении односельчан, захотел построить себе лучшую жизнь за счет эксплуатации рядовых колхозников" в приличном обществе без промедления закатывают в рыло.
   В сухом остатке: рассказы про "крепостничество", "рабство" и т.п. реальностью не подтверждаются. В реальности десятки миллионов беспаспортных селян переселялись в города. Басни же о том, что большевики старались крестьян прикрепить к земле, но находчивые крестьяне находили лазейки в "крепостном праве", лучше оставить для слабоумных. Десятки миллионов переселившихся в города - это результат не близорукости властей, проморгавших якобы дырки в законодательстве, это результат целенаправленной политики.
  
  
  
  
   Кондолиза Райс. Создание советской стратегии
   Олег Бутенко http://www.rosbalt.ru/blogs/2011/05/24/851921.html
   http://ru-history.livejournal.com/2997351.html
   oleg_butenko (oleg_butenko) пишет в ru_history
@ 2011-05-22 16:38:00
   0x01 graphic
   К сожалению, эссе бывшего госсекретаря США в Интернете отсутствует. Опубликовано в толстом принстонском сборнике Makers of Modern Strategy from Machiavelli to the Nuclear Age.

Эссе Кондолизы Райс укрепило меня во мнении, что образованные и информированные иностранцы лучше понимают российскую/ советскую историю, а в данном случае и стратегию, чем сами русские. Не знаю, почему такие работы о России, написанные ведущими политиками Запада, не переводятся на русский язык и не издаются в России.

На 30 страницах Райс анализирует советскую военную и политическую стратегию (в данном случае это одно и то же) с 1917 по 1956г. Эссе изобилует ссылками на работы Троцкого, Фрунзе, Свечина, Сталина, Тухачевского и др. Чувствуется солидная подготовка автора. Несмотря на отдельные фактические неточности, выводы Кондолизы Райс оригинальны и заслуживают внимания.

О чем же поведала Кондолиза Райс? Тезисно:

"Ленин и его соратники были впечатлены системным анализом Клаузевица о постоянном взаимодействии политики и войны. Когда большевики захватили власть в разоренной войной Российской империи в октябре 1917 года, у них не было никакого сомнения, что война, революция, политика и общество неотделимы".

"Очевидно сама идея "оборонительных" операций была чужда коммунистическим мыслителям; марксизм как динамическая теория исторического прогресса рассматривал оборону только как временное состояние, пока не настанет очередь наступления".

"Советская политическая доктрина недвусмысленно оборонительная, но советская военная стратегия бесспорно наступательная, даже упреждающая по характеру".

"По мере политического ослабления Троцкого, в Военном комиссариате возрастало влияние Фрунзе, который вначале был первым заместителем Троцкого, а через несколько месяцев стал комиссаром по военным делам. Принцип маневра и верховенство наступления было закреплено в советском мышлении".

"Комиссар по военным делам (Фрунзе) уделял значительное внимание получению иностранных технологий и одновременно созданию местной (технологической) базы. Благодаря наследию Фрунзе Советский Союз превратился в страну, которая вся целиком готовится к войне, в гарнизонное государство. Он добивался милитаризации ключевых отраслей промышленности и централизации власти в принятии военных решений".

"Новая Красная Армия встала перед лицом опасностей, возникающих как на Востоке, так и на Западе. Война на два фронта воспринималась как реально возможная; в 1928 этот страх привел к идее о необходимости разделения на две части массивной советской территории. Решения, которые были приняты между 1928 и 1930 годами сделали советский Дальний Восток экономически и административно независимым регионом от европейской части страны".

"В то время как лучшие военные умы умолкли, Сталин остался, чтобы взять на себя непререкаемую ответственность для проведения военных приготовлений. Он был убежден, что предстоящая война будет иметь две фазы. Во время первой фазы в войну будут вовлечены капиталистические державы, а Советский Союз останется нейтральным в этом конфликте. Ключевая задача для Сталина была, таким образом, растянуть эту фазу, насколько это возможно... Нацистско-советский пакт 1939 года необходимо анализировать в этом ключе. Война с капиталистическими странами рассматривалась как неизбежная, но противоречия, присущие капитализму, должны вначале привести их к войне друг с другом... Его (Сталина) дипломатические маневры помогли приобрести Советскому Союзу несколько месяцев и некоторую ценную территорию. Но они не перенесли войну на более поздний срок".

"Одна четвертая часть советских вооружений была потеряна в первые недели войны (1941) из-за неисправностей оборудования и ошибочной тактики". 671 (Любопытно, что Райс нигде не говорит о пресловутой "неготовности" Советского Союза к войне; причины катастрофы 1941 года т.о. следует искать не в неготовности, а в стратегии и тактике).

"Победа России во ВМВ во многом была победой концепции страны, полностью мобилизованной на войну".

"Наибольшим изменениям подверглась сфера оборонительной стратегии и тактики. На ранних этапах войны советские военнослужащие не знали, как вести оборонительное маневрирование и, по мнению немецких наблюдателей, упорно держались своих позиций даже в тех случаях, когда отход был целесообразен".

"От принципа неизбежности войны советская политическая доктрина отказалась в 1956г. Он был замещен концепцией "мирного соревнования и сосуществования" с враждебным капиталистическим лагерем и ожиданием того, что социализм в долгосрочной перспективе одержит победу".

Этими словами заканчивается эссе:
   "Необходимость в опоре на военную мощь государства, приобретенную за счет огромных затрат и организованную как у милитаризованных государств прошлого, была вынесена из советского исторического опыта. Этот опыт придает советской версии перманентной борьбы выраженную милитаристскую окраску".
   Олег Бутенко http://www.rosbalt.ru/blogs/2011/05/24/851921.html
  
kap1914
2011-05-22 02:40 pm UTC (ссылка)
   у Клаузевица они никогда не образовывали диалектического единство (а подлинном смысле слова диалектика). Французский мыслитель считал, что надо войну вести не ради войны, а лишь до достижения определенных целей, по другому сказать, цели военные есть цели политические.
   oleg_butenko
2011-05-22 02:53 pm UTC (ссылка)
   Клаузевиц - немецкий мыслитель
  
  
kap1914
2011-05-22 03:08 pm UTC (ссылка)
   но не диалектическое, но в общем Райс права - Клаузевиц был активно использован большевиками) рассуждения интересные, а где полный вариант?
   (Ответить) (Уровень выше) (Ветвь дискуссии)
   0x01 graphic
   0x08 graphic

oleg_butenko
2011-05-22 03:11 pm UTC (ссылка)
   нет полного варианта в интернете. А переводить и выкладывать 30 страниц убористого текста (по сути все 60, т.к. русский текст длиннее) у меня нет ни сил, ни времени.
  
   Сталинисту от сталиниста
   Сергей Белашов
   Сталинисту от сталиниста.
   http://www.proza.ru/2011/07/07/1626
  

Рецензия на "Я вышел из КГБ в большом смятении - В. Алкснис" (Игвас Савельев)
Сталин не был дураком и знал как удержать Власть. Опыт он получил еще будучи в Грузии агентом охранки и главой военной дружины большевиков.
Сергей Белашов   21.06.2011 21:19   

Спасибо, что напомнили старую басню об "агенте охранки", разоблачённую ещё при жизни И.В. Сталина. Весёлая у антисталинистов жизнь по известной поговорке: "Голь на выдумки хитра". А в отношении того, что гений "не был дураком" слышу первый раз. Ещё раз благодарю, что всё это воспроизвели - 5 дней не мог ответить от хохота. Не помню, когда так смеялся раньше.
Игвас Савельев   26.06.2011 20:21   

Зря смеялись. Мой отец был одним из активных комсомольцев тракторист - поднимал по ризыву комсомола Туркестанскую целину. Мать - первая пионерка на Моспочтампте и активная комсомолка. В 1929 г. вышли их комсомола, увидев, кого из прохиндеев поставили его возглавлять.
Именно они мне и рассказали уже после начала демокрадии, что было со Сталиным в Баку.
Сталин в Баку был избит рабочими за предъявление документа охранки.
Все не так просто. Не дураки служили в спецорганах и при царизме.
Не случайно Сталин вырезал всю большевистскую гвардию к 1939 г. Почитайте полное собрание сочинений В.И. Ленина и обратите внимание на даты смерти всех большевиков с которыми он был связан 1934-1939.
Сергей Белашов   28.06.2011 21:36   

Подобные побасёнки я слышу, по крайней мере, с 1956 года.
Они все опровергнуты, в том числе и некоторые из них ещё при жизни Иосифа Виссарионовича Сталина. Вы мне доставили удовольствие тем, что на начальном этапе нашего знакомства у меня сложилось о Вас именно то впечатление, которое Вы мне подтвердили именно в этом ответе. Из-за отсутствия времени и интереса повторять пройденное, то есть толочь воду в ступе, мы с Вами расстаёмся. Благодарю за внимание и желаю доброго здравия и творческих успехов. Честное слово сталиниста, желаю.
Игвас Савельев   29.06.2011 00:08
  
  
   О стерилизации прививками девочек в России
   Сергей Белашов
   О стерилизации прививками девочек в России.


Vasiljeva mailto:greenpol@mail.ru
Стерилизация прививками девочек в России.
Здравствуйте,

Уважаемые единомышленники, друзья!
Я обращаюсь к вам с огромной просьбой остановить то безумие, которое в России организовывает
Г.Онищенко. Речь идет о поголовной вакцинации наших детей в принудительном порядке!
Кто-то мне сразу возразит, мол, незачем об этом говорить, почти два века прививают и ничего страшного.
Однако, я настаиваю, и прошу внимательно пройтись по ссылкам, чтобы до конца понять, о какой опасности идет речь.
Вначале прививки были натуральными, т.е. людям вводился ослабленный вирус заболевания.
Но не прививки остановили эпидемии.
 Снижение уровня заболеваемости произошло, благодаря улучшению жизненных условий: более чистой воды, улучшенной канализационной системы.
Пищи. Свежих продуктов сельского хозяйства. Снижения бедности. Появления антибиотиков.
Как известно, перед выходом любого нового лекарства на рынок оно должно пройти немало различных проверок: тестирование в лабораториях, испытания на животных и лишь потом на людях. Если на любом этапе обнаруживается "прокол", то дальнейшая разработка препарата становиться невозможной. До тех пор пока нет гарантии безопасности, препарат не станет доступным для широкого использования.
Однако с вакцинами всё обстоит с точностью до наоборот, хотя казалось бы, в данном случае речь идёт о младенцах, тут стократ большая осторожность нужна!
Никаких серьёзных исследований не требуется для того, чтобы очередная вакцина была лицензирована и стала обязательной для применения у сотен тысяч и миллионов детей.
Вакцины, вопреки всякому здравому смыслу и существующим стандартам, применяемым к другим лекарственным препаратам обладают "презумпцией невиновности" и применяются до тех пор, пока не будет очевидно доказан их вред.
Вакцины не проверяются ни на канцерогенный эффект (способность вызывать рак), ни на мутагенный (способность вызывать генетические мутации).
В вакцины добавляют высокотоксичные вещества (ртуть, формальдегид, фенол, алюминий). Эти вещества ядовиты, вредны для организма, могут стать причиной тяжёлых болезней, смерти. Но об этом пресса молчит.
В процессе производства вакцины постоянно заражаются микробами, вирусами, грибками и простейшими. Для нейтрализации в свою очередь, также применяются токсические вещества (антигрибковые препараты и антибиотики) так что в итоге получается ядовитый коктейль с никогда не изучавшимися свойствами.
Два года я отслеживаю эту информацию,и уже только
в Мурманске знаю три семьи, где умерли 6и месячные дети, будучи здоровыми.
И единственное вмешательство, которое было в их жизнь - это прививки.
Причина смери не установлена: остановка сердца. Более глубокие исследования не проводятся.
Сегодня общалась с женщиной, у которой сын после прививки полиомилита
стал инвалидом на всю жизнь.
Единственное наказание, которого они добились - выговор врачу.
Благодаря интернету думающие доктора и ученые начали обобщать информацию о последствиях массовой вакцинации (иммунизации).
И все они в один голос констатируют: там, где происходит поголовная вакцинация увеличивается смертность и сами эпидемии. В результате обобщения материалов по этой теме появилась на свет книга "Беспощадная иммунизация". Ее текст доступен для скачивания в интернете: istochnik.moy.su/load/knigi/a_kotok_quotbesposhhadnaja_immunizacijaquot/2-1-0-2 (istochnik.moy.su/load/knigi/a_kotok_quotbesposhhadnaja_immunizacijaquot/2-1-0-2)
Краткие, и очень убедительные тезисы с мнениями врачей здесь:
www.sotworenie.ru/2010-02-11-10-19-15/34-medicina/72-2009-02-02-16-58-38.html (www.sotworenie.ru/2010-02-11-10-19-15/34-medicina/72-2009-02-02-16-58-38.html)
Ученые - иммунологи, изготовители вакцины признают, что самой опасной является распространенная комбинированная вакцина MMR (комбинированная вакцина против кори, свинки и краснухи). Кроме того, некоторые серии одной и той же вакцины могут быть опаснее одна другой. Они вовлекают человеческий организм в процесс, целью которого является подрыв иммунной системы. Они на самом деле могут вызвать ту болезнь,
защитить от которой предназначены. Либо дать сбой системе и породить совершенно непредсказуемое заболевание.
В так называемой чистой вакцине были обнаружены: в противокоревой вакцине "Римавекс" различные цыплячьи вирусы. В полиовакцине - акантамебу, которую называют "амёба, пожирающая мозг". Обезьяний цитомегаловирус в той же полиовакцине. Пенистый обезьяний вирус в ротавирусной вакцине.
Вирус птичьего рака в вакцине MMR.
Различные микроорганизмы в сибиреязвенной вакцине.
Потенциально опасные ингибиторы ферментов в обнаруживают в самых различных "чистых" вакцинах. Вирусы уток, собак, кроликов в вакцине против краснухи. Пестивирус в вакцине MMR.
И невозможно определить тот вред, который они могут принести, поскольку никаких исследований в этом направлении не проводилось, или почти не проводилось.
Это рулетка.
Большинству людей неизвестно, что некоторые полиовакцины, аденовирусные вакцины, краснушная вакцина и
вакцина против гепатита А производятся из абортивных тканей человеческого плода.
Один из изготовителй вакцин рассказывал:
- Когда вы ищите загрязняющие вещества в вакцинах, то со всем обнаруживаемым
материалом вы просто теряетесь. Вы знаете, что этого там не должно быть,
но что это, вы представления не имеете. Я обнаруживал то, что я считал мельчайшими фрагментами человеческого волоса или человеческой слизи.
Я обнаруживал то, что можно только определить, как "чужеродный белок" и что, на самом деле, может быть что угодно. Создавая вакцины, мы используем различные животные ткани, и они являются источником загрязняющих веществ.
Естественно, я не упоминаю тут такие стандартные химикалии, как ртуть, формальдегид и алюминий, которые целенаправленно используются в вакцинах...
Во всем мире при проведении вакцинации необходимым условием является информированное согласие пациента или его родителей. Врач объясняет все преимущества и возможные побочные эффекты прививок, и родители имеют право согласиться или отказаться от вакцинации.
В нашей стране, несмотря на то, что существует аналогичный закон, к сожалению, от врача не получить подробную и достоверную информацию.
Такая информация есть здесь: www.privivkam.net/info.php?s=2&id_1=012&id_2=017&id_3=0 (www.privivkam.net/info.php?s=2&id_1=012&id_2=017&id_3=0)
и здесь: vakcina.ru/prot_pok/ (vakcina.ru/prot_pok/)
На сайте www.antibiotic.ru/library.php (www.antibiotic.ru/library.php) выложена большая книга:
Р. Я. Мешкова Иммунопрофилактика. Руководство для врачей.
Содержание (оглавление)
В том числе: Состав вакцин, входящих в прививочный календарь Нежелательные реакции (осложнения) на отдельные вакцины
Заключения о возможной связи отклонений в состоянии здоровья с вакцинацией
Противопоказания к вакцинации!
Несмотря на однозначное требование российского
Закона об иммунопрофилактике инфекционных заболеваний 157-ФЗ от 17сенября 1998г., согласно которому проводить профилактические прививки можно лишь "с согласия граждан, родителей или законных представителей несовершеннолетних и граждан, признанных недееспособными в порядке, установленном законодательством РФ" (статья 11.2), прививки детям в роддомах, детсадах и в школах делают без ведома родителей.
Теперь же по инициативе Геннадия Онищенко иммунизация (вакцинация) будет обязательной для вообще всех. Без прививок ребенок не будет зачислен ни в детский сад, ни в школу! И если закон допускал добровольный отказ родителей от вакцинации, то с 2011 года по инициативе Онищенко более никто не может защитить своих детей!

В настоящее время в поликлиники страны поступила вакцина для молодых девушек и стареющих женщин. Вслед за ней от специалистов - иммунологов летит предупреждение:
Одна прививка рассчитана на профилактику рака груди или матки у девушек от 12-30 лет.
Данная прививка будет являться обязательной в школе.
Содержание: Совпадает с прививками, которыми стерилизовали девочек Мексики, Никарагуа, Ирака.
Воздействие на организм: Создание в организме постоянной, так называемой "ложной беременности" и отторжение плода на 3-4 месяце беременности.
Такая прививка имеет огромное психическое воздействие, вызывающая нарастающий стресс у девушки, молодой женщины.
Вторая разновидность вакцины рассчитана на женщин старше 45 лет.
Содержание : Иммуноглобулин человека и препараты ГМО.
Воздействие на организм : Резкое омоложение женщины, с последующим, в течение 2-5 лет резким его снижением до нуля, т.е. невозможности организма противостоять никакой инфекции.
Возвращаясь к детям. Я уже не раз предупреждала родителей, чтобы, прежде, чем делать прививку своему ребенку, они хотя бы ознакомились с аннотацией, которая прилагается к каждому медицинскому препарату, в т.ч. и к вакцине. Ознакомились с побочными явлениями.
А прочитав ее, предлагала задуматься: хотите ли вы, дорогие родители вводить добровольно нанести вред здоровью своего ребенка?
Я уже не знаю, как на пальцах объяснить, быть может вы посмотрите вот этот малюсенький сюжет о влиянии ртути на нервные окончания и развитие нейронов мозга человека, который стало возможным увидеть благодаря
новейшей технике:
www.youtube.com/watch?v=7pcECqYBmwQ&feature=player_embedded (www.youtube.com/watch?v=7pcECqYBmwQ&feature=player_embedded)
И это эффект только от неуловимых паров ртути. ... в Энергодаре Запорожской области вскоре после прививки вакциной "Пентаксим" погиб грудной ребенок. 17 августа в морг донецкой больницы имени Вишневского в течение четырех часов поступило два детских тельца.
Четырехмесячные дети также получили прививку "Пентаксим". Вскрытие показало отек тканей легких - двустороннюю пневмонию. Родители Саши и Даниила не стали молчать, и на следующий день украинские
СМИ взорвались возмущенными сообщениями. Следом стали появляться сообщения и о других аналогичных трагедиях, в частности, из Луганска, где после прививки "Пентаксимом" скончался ребенок, у которого
посмертно была диагностирована пневмония.
Французская вакцина "Пентаксим" пришла на смену получившему зловещую репутацию препарату "Тетракт-ХИБ" того же производителя.
Министерство здравоохранения утвердило программу и внедрило в Украине эту недешевую вакцину. Несомненно, что первой реакцией Минздрава было опровержение связи между прививкой и смертью. Именно так рекомендует
поступать в подобных случаях Всемирная организация здравоохранения:
сначала категорически опровергнуть, а потом уже начать разбираться.
Эта вакцина поступила и в Россию.


... Детям изначильно вводят вакцину против полиомилита. Пполиомиелит, как болезнь официально объявлена ликвидированной в цивилизованном мире (РФ сертифицирована как страна, свободная от полиомиелита, в 2001 г.),
а потому выбивать согласие на прививки вакцинаторам приходится не под страхом неминуемого заражения, а всего лишь обещанием возвращения заболевания...
Вполне безобидные детские болезни, как корь или свинка, краснуха ветрянка оставляют стойкий, обычно пожизненный иммунитет, в то время как иммунитет прививочный довольно быстро исчезает, причём исчезает тем быстрее, чем реже встречается заболевание. Таким образом вакцинацией болезнь отодвигается из
детского возраста, когда она практически всегда безопасна, в подростковый и взрослый, когда её последствия могут быть неизмеримо более серьёзны.
В результате здоровые дети должны подвергнуться риску дважды: сначала рискуя получить осложнение после вакцинации, а потом болезнь в том возрасте, когда она неизмеримо опаснее.
Вряд ли многие родители, будь они информированы, согласились бы рисковать здоровьем своих детей.
Согласно российскому прививочному календарю, в течение первых 1,5 лет жизни ребёнок должен получить 9(!) различных прививок, причём первую (от гепатита В) - в первые 12 часов жизни, а вторую (БЦЖ) - в первые 3-5 дней. Таким образом, как минимум половину из первых 18 месяцев жизни ребёнок "совершенно законно" должен быть болен.
Зададимся вопросом:
Каким же образом мыслиться сделать ребёнка более здоровым в будущем, если он постоянно нездоров в течение того самого времени, когда развиваются важнейшие системы организма, призванные обеспечить здоровье на всю жизнь?
Показательно, что за исключением прививки от натуральной оспы, практически, ни одна вакцина, однажды попав в прививочный календарь, его не покинула вне зависимости от того, какова эпидемиологическая обстановка. Список прививок растёт и, соответственно ему, растут доходы производителей и распространителей вакцин и прочей
кормящейся вокруг вакцин публики. Здоровья у детей всё меньше, тяжёлых болезней, встречающихся во всех возрастах всё больше.
Я убедительно прошу: давайте объединимся вместе и напишем для начала заявление протеста в адрес Геннадия Онищенко. И отстоим право самостоятельно решать родителям, будут они вакцинировать своих детей или нет. Под заявлением поставим подписи всех: и правых и левых, и просто неравнодушных людей. Речь идет о спасении главного ресурса нашей страны - детей!
Я прошу лидеров самых разных общественно-политических движений откликнуться на мой призыв и поддержать требование: не использовать непроверенные прививки на наших детях! Отменить прививки тех болезней, которые уже перестали существовать или могут просто не применяться. Тщательно расследовать и предавать огласке все случаи преждевременной смерти детей, не имевших до прививок выявленных заболеваний.
Член политсовета ОДД "Солидарность" эксперт - эколог
Елена Васильева
С уважением,
Vasiljeva mailto:greenpol@mail.ru
  
   No Copyright: Сергей Белашов, 2011
Свидетельство о публикации N21101180734
   Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении правил
   Рецензии
   Написать рецензию
   Российских людей хотят умышлено истребить, превратить детей в калек
и в последующем испытывать на них ,как над животными другие смертельные препараты. У меня две собаки ,я им не делаю ни каких прививок(чумка ,бешенство ,интерит и другие,хотя вет врачи советуют делать 1 раз в год ) ,а правильно ухаживаю и кормлю натуральной пищей,а что говорить о детях ,женщинах,пожилых людей,
которым навязывают смертельные прививки. Мы живем в государстве ,где балом правит дьявол.
Посмотрите беспредел Онищенко .http://newsland.ru/News/Detail/id/614201/
Российских матерей надо лишить права отказываться от вакцинации детей. Такое заявление сделал главный государственный санитарный врач Геннадий Онищенко.
По его мнению, действия матерей, выступающих против прививок, являются "преступными", передает "Эхо Москвы".
В настоящий момент Г.Онищенко совместно с детским уполномоченным Павлом Астаховым обсуждают возможность выступления с соответствующей законодательной инициативой, которая сделала бы прививки детей обязательными вне зависимости от желания родителей.
"Имеет ли право мать, будучи сама привитая, защищенная, ставить ребенка под угрозу заболевания?" - задается вопросом Г.Онищенко. Он призвал россиян "не заставлять детей становиться мишенью инфекционной агрессии вследствие предубеждений".
Напомним, в России проводятся прививки против десяти инфекций: вирусный гепатит В, туберкулез, дифтерия, столбняк, коклюш, корь, краснуха, эпидемический паротит, полиомиелит и грипп. По закону, родители ребенка должны подписать согласие на прививку или отказ от нее.
05 января 2011г.top.rbc.ru/society/05/01/2011/524359.shtml

Мария Лурье   19.01.2011 20:20   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Вопрос о прививках. Это вопрос медицинский. К сожалению, получить от практикующих медиков вразумительных ответов никак не получается.

Сергей Белашов   20.01.2011 12:00   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
  
  
   Сталин против
   http://www.proza.ru/2011/08/29/258
  
   Локсий Ганглери
   Полная луна нередко заставляет людей совершать странные, причудливые поступки: кто-то - гуляет по скату крыши, кто-то - в чате с потусторонними незнакомцами, кто-то вообще.... Да Бог с ними! а вот мне пришло в голову посмотреть фильм под названием "Троцкий против Сталина". Зачем? Да вот, брат, полнолуние!..

Как говориться, "сказать, что я пришел в ужас, значит, ничего не сказать". Впрочем, сказав, что я "пришел в ярость", тоже немногое скажешь!.. Так что, лучше не приходить в ужас или в ярость, и ничего не говорить, а попытаться написать... что-нибудь.

Ну, во-первых, что у нас по поводу названия!? Не знаю, как там было на самом деле, но в САМОМ фильме - ни слова о борьбе ТРОЦКОГО против Сталина. Да если бы Троцкий вознамерился предпринять что-либо ПРОТИВ Сталина, мы бы никогда ничего не узнали о последнем:! Шутка ли: всесильный нарком, гроза армии и флота, сверхпопулярный герой революции, второй человек после Ильича - при полуживом Ильиче, наконец, просто столь "талантливый и блестящий" человек - и... какой-то безвестный генсек Сталин!

Но вот, в чем финт фортуны: произошло КАК РАЗ НАОБОРОТ. И очень жаль, что г-н Млечин не поведал нам, КАК действительно никому не известный Сталин, при помощи только Кагановича, Молотова и Берии с Ворошиловым, умудрились сперва убедить в своей правоте Политбюро и Красную Армию, потом - весь народ, а затем и устранить "легендарного победителя Белого движения". Иначе, пришлось бы доказывать, что "злой и тупой Джугашвили" - это блеф и, ГЛАВНОЕ, что Сталин не КОНКУРЕНТ Троцкого по части раздела наследия Российской Империи! Ибо награбленное Львом Троцким сотоварищи не перекочевало на счета и в сейфы Сталина, а пошло на строительство народного хозяйства.

Ведь, в самом деле, человека - любого человека! - нетрудно убить. Но вот как можно сделать лишним, ненужным и опасным столь авторитетного, влиятельного и гиперактивного энтузиаста?!.. Убрать, не "убрав"?

"Капитал-демократ" Млечин "объясняет" только мотивы, и то - крайне неудовлетворительно: оказывается, Сталин, как и все члены партии, просто ЗАВИДОВАЛ тов. Троцкому. Шутка ли: "целый Бердяев" считал Троцкого "интеллектуалом", не говоря уже о массах, о "своих"...

* * *

Я слишком понимаю, что можно не любить Сталина: в конце концов, Иосиф Сталин - не далекая милая девушка и не симпатичный молодой человек. Даже напротив, он - политик, а уж на эту категорию мы за последние тридцать лет насмотрелись: некого и вспомнить даже без омерзения: разве что только Брежнева, быть может, Улофа Пальме или Муаммара Каддафи!..

Да, Бог с ним, можно даже и не уважать Сталина. Хотя, согласен, трудно не уважать личность такого масштаба. Впрочем, если уж твой личный масштаб "заключен" лишь в пределах от нала до безнала, тогда с масштабами можно и не считаться. К тому же, все мы - грешные люди, и никому, наверное, не чужды зависть, злоба и гнев...

...Но сводить личность к порокам, тем более, редуцировать стратегию и тактику Сталина к только зависти и озлобленности - это, пожалуй, чересчур. Даже для журналистов и демократов. Это уже, не при дамах будь сказано, фрейдизм какой-то!.. Нет, правад: напоминает папского легата, который пытался склонить русский народ к католичеству - и это во время Иоанна Грозного! - но получил скипетром в бок: молодец царь! И вот, как сей "прокуратор всея Руси" описывает царский пир. "Подают у них изогнутые калачи. Этим напоминают всем, что они - рабы, ведь калачи имеют форму хомута!". Казалось бы, жри да радуйся! но нет, - папский фрейдист, прости Господи, и тут обнаружил подвох! Уезжал бы, умник, к своим Медичам да прочим: там все делалось без всякого подтекста; блудили, жгли - людей и книги, да головы рубили начистоту, можно сказать, в рамках политики открытости!..

* * *

Я всегда понимал дело так: с одной стороны, сам концепт перманентной революции мешал Сталину строить сверхдержаву и, более того, созидать общество нового типа. Потому-то Сталин и выгнал Троцкого. С другой стороны, эти же цели вынудили Сталина провести серию репрессий, истребивших сотни сотен и тысяч человек.
А все оказалось просто, пошло и тупо: Сталин, оказывается, хотел лишь выместить на людях детскую обиду, заложенную в нем "пьяным отцом, который стегал ремнем маленького Сосо". Отсюда - десятки миллионов жертв. И среди них - ОСОБЕННАЯ жертва, а именно, тот самый человек, который затмевал Сталина своими могучими дарованиями!

Потом, очевидно, Никита свет-Сергеич,  извиняюсь за выражение, в свою очередь выместил на Сталине свои "отцовские комплексы" и досады, отыгрался за унижения. В общем, вся история - сплошь эдипы да либиды, да еще сАды с мазОхами... Да всякий либерал, еще лучше, интеллект-либидорал, скажет вам, что все так и есть...

Нет! не так, господа!.. Цели, которые поставил Иосиф Сталин перед собой и страной, были достигнуты! Империя, недоразваленная Ильичем и Давыдычем, превратилась в не только богатую, но и самую читающую в мире сверхдержаву на высочайшем уровне научно-технического развития, и с сильнейшей армией на планете. Эта сверхдержава удачно противопоставила себя засилью золотого тельца в мире, построив общество победившего социализма - останки этого общества до сих пор еще не полностью разбиты заокеанским тушкам Свинстона и Заскорузвельта. Кроме того, державе, созданной Сталиным, и ее Красной Армии, удалось одержать победу над армией, сильнее которой, пожалуй, не было и нет на протяжении истории - армии германского вермахта!

* * *

А за этим стоит еще одна победа. Есть такой предмет, который позволяет в жизни добиться цели, а в истории - увидеть смысл. Предмет этот в свое время назвали "КУЛЬТ ЛИЧНОСТИ", не зная поистине, о чем разговор. Выражение это принадлежит Шепилову (очевидно, почерпнувшего его у "друзей заокеанских"), а употребил его впервые Хрущев, НАВЕРНОЕ, по отношению к Сталину (имя Сталина не значилось в знаменитом политдокладе генсека, еще не осмеливался!..) Несомненно, это выражение гораздо более оправдано применительно к правлению самого Хрущева - даже за неимением личности...
Попытайтесь хорошенько всмотреться - ровно ничего одиозного в этом выражении нет! Просто, мистер Хрущев не любил культы. И еще больше он не любил личностей, очевидно, из зависти. А больше всего он не любил культ личности тов. Сталина. Но вот в чем беда: культ личности Сталина ДЕЙСТВИТЕЛЬНО СУЩЕСТВОВАЛ. Причем, это был КУЛЬТ, а не ПИАР, ЛИЧНОСТИ, а не хорошо позиционированной ХАРИЗьМЫ (от слова "харя").

И вот когда эта личность была развенчана, то конец пришел и всем остальным "проявлениям культа личности", точнее, КУЛЬТУ ЛИЧНОСТЕЙ. На самом деле, "культ личности" есть не только "культ личности Сталина", и уж тем более, не "Иосифа Виссарионовича Джугашвили"! Это еще и культ Паши Ангелиной и Алексея Стаханова, Трижды героя Российской Империи и Четырежды героя Советского Союза Буденного, культ Павки Корчагина и Тимура с его командой, наконец, культ Ильи Чавчавадзе и Александра Пушкина, а также многочисленных героев войны и труда!..

"Культ личности" - не враг НАШЕМУ КУЛЬТУ, но он явно противостоит многим, чрезвычайно разнообразным и распространенным культам. Например:

Это - Ренессансный культ человека (читай "общечеловека");
Пост-ренессансный (БУРЖУАЗНЫЙ) культ Банкира с якобы принадлежащим ЕМУ капиталом (а не обществу);
Культ окружающей среды - а это не только явно гипертрофированная экология, но и оккультизм с его якобы имматериальными и якобы нейтральными полями, энергиями и волнами различной природы; наконец, это и
Культ неизбежного столкновения общества и среды (ибо ресурсы всея планеты - ничто, перед аппетитами либерал-демократов и олигархов); того, кто может подмять под себя общество = капитал и вымотать природу - это и есть победитель в обязательной "эволюционной борьбе за выживание", но не ЛИЧНОСТЬ, а некий ВЗАИМОЗАМЕНЯЕМЫЙ индивид.

Что же до ОБЩЕЧЕЛОВЕКА, тут можно сказать одно. Общечеловек "звучит гордо" (таков слоган гуманизма), но на деле, является такой же имперсональной абстракцией, как "капитал" со своими якобы спонтанными и естественными индексами и тенденциями к росту и спаду. А по мне, "ЧЕЛОВЕК" звучит... ну, когда как. По-разному, в общем, звучит. А вот "ЛИЧНОСТЬ" звучит без гордыни, зато РЕАЛЬНО и КРУТО!

______________________________________________________________________________

* * *
_______________________________________________________________________________

POSTFACTUM

В качестве постфактум я хотел бы привести пост Виталия Третьякова. По приглашению Центра национальных интересов (возглавляемого Дмитрием Саймсом), он выступал на "панели" конференции под названием "Выборы и внутренняя политика в США и России". Вторым докладчиком был Стивен Радемейкер, директор Группы Подеста, бывший помощник госсекретаря США (это показывает уровень и калибр конференции).

Так вот это замечание, отобранное мною для PS к моему эссе.

"Маккейн <...> опередил нас своей уверенностью в том, что президентом вновь будет Путин. Один конгрессмен заметил: говорят, что Путин вновь введет в России коммунизм. Когда мы заметили, что это вряд ли, он отреагировал так: "А тогда какое мне дело до вашего президента?!".

Заметка Виталия Третьякова так и называется "Американским конгрессменам и сенаторам абсолютно все равно, кто будет следующим президентом России".

Давайте, не будем сравнивать партийцев Зюганова со сталинскими орлами. Прошло больше полувека с тех пор, как Иосиф Сталин в могиле (сначала, в одной, потом - в другой). Кроме того, на протяжении вот уже шестидесяти с лишним (ой, ЛИШНИМ!) лет, происходило и происходит в СССР и РФ все это, по преимуществу, безобразие. Но благодаря Сталину, Молотову, Жукову, Берия, Кирову, Ворошилову, Кагановичу, отчасти и Брежневу и другим товарищам из "Сталинской гвардии плюс" - благодаря, наверное, ИМ, слово "КОММУНИСТ" до сих пор является весьма МАРКИРОВАННЫМ понятием в политическом - да и жизненном! - словаре демократически выбранных фигурантов, то есть политической попсе, Запада. Демократические кандидаты - "а по-моему, они одинаковые!": какая разница, кто возьмет больше грантов - ЕР, ЛДПР, или, вообще, SPQR (что "Наша-Раша", что "Йедина-Раша", без разницы!)

А вот когда народ начнет САМ делать СВОЕ дело!..

На этом светлом пожелании и позволь мне попрощаться с тобою, любезный Читатель!..
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Добрый день!
С.М.Киров, как и все большевики, был отпетым негодяем.
Конечно, его "замочил" в коридоре (жаль, что не в сортире) другой коммунист Николаев.
А вот, кто и как это организовал, и то, скольким людям был ненавистен Киров, - это не принципиально.
Пауки в банке очень напоминают бандитов прорвавшихся случайно во власть.
Так и тут.
Ержан.

Ержан Урманбаев-Габдуллин   07.10.2010 16:22   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Очень похоже описывают повешенного Есенина.
Такой вопрос: как Вы относитесь к убийству Есенина? Нет, Вы к нему, конечно же, не относитесь)). Хотела сказать, к чему больше склоняетесь: к убийству или самоубийству? Если есть соображения на эту тему, интересно Ваше мнение.

Амаль, Вам присуща необычная способность видеть и рассматривать предмет исследования с той стороны, на которой он лежит. Это удается немногим. Но именно это и притягивает. Плюс определенная доля юмора)). Хочется возвращаться на Вашу страницу.

С благодарностью,

Наталия Дар   03.09.2010 01:10   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо, Наталия! Очень тронут. К сожалению, делом Есенина не занимался. С уважением,

Амаль Раф   03.09.2010 03:36   Заявить о нарушении правил
   Спасибо, мой дед за руку с Т. Кировым здоровался.

Поправкин   18.09.2010 18:28   Заявить о нарушении правил
   Вам спасибо! И успехов.

Амаль Раф   18.09.2010 22:09   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Ничего неестественного в этом деле нет. Семья моей жены , родом из Владикавказа. У Бабущки МАРИИ ВИКЕНТЬЕВНЫ БЫЛО 15 ДЕТЕЙ.Один из них , в период проживания Кирова в этом городе , был офицером Российской армии, фронтовиком. С Кировым он подружился на каком то митинге. С М. проживал в соседнем доме и часто бывал в гостях у своего друга. Мария Викеньтьевна , как могла подкармливала его, он только что вернулся из ссылки и сменил фамилию. Дед Иосиф, то же знал Кирова, так как работал начальником станции Беслан.Все шло тихо и мирно, пока не начался Сорокинский бунт. Начали убивать офицеров. Дядю моей жены, убили на глазах его "друга", С М Кирова.Вы наверно думаете , что он пытался защитить его? Ничего подобного. После этого случая , на следующий день после похорон , он имел наглдость заявиться в дом, но с позором был изгнан. Были еще несколько эпизодов , не в пользу всеобщего любимца, в которых он был совсем не добрым, как его рисуют по сей день.У них -этих самых революционеров, совсем иное восприятие жизни и понятия о дружбе. Сталин был не лучше. Видно где то С М , просто перешел кому то дорожку и ...

Вячеслав Кудяков   26.08.2010 21:59   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   В самую точку! Среди революционеров такая "дружба" шла - мама не горюй! Сталин, по понятиям "старых большевиков", был выскочка, сделавший себе имя народного заступника на статье "Головокружение от успехов", переложив в ней ответственность за "перегибы" колективизации на НКВД и местные органы власти. Очень сильный ход! Убийство Кирова - тоже сильный ход, но ответный - руководство НКВД решило разыграть многоходовку, в результате которой Сталин и его окружение вылетали в паровозную трубу. Настояая гангстерская разборка среди "товарищей"! Не расколи Сталин всю эту комбинацию, хоронили бы не только Сергея Мироновича, но и Иосифа Виссарионовича, Вячеслава Михайловича и Клемента Ефремовича под траурные марши...

Амаль Раф   27.08.2010 00:31   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Очень и очень интересно. Так как я интересуюсь такими публикациями обязательно буду Вашим постоянным читателям.
С уважением, Эльшад

Эльшад Алиев   26.08.2010 16:55   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо, Эльшад! Особенно - за интерес! Удачи.

Амаль Раф   26.08.2010 17:38   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Очень интересно. К сожалению мы знаем ( пока) только небольшую верхушку айсберга.И автор вполне может иметь свою точку зрения, отличную от хрестоматийных записей, за что ему и большое спасибо.Прочел с удовольствием.успехов вам и удачи.

Ралот   24.08.2010 21:59   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо! И вам удачи и успехов.

Амаль Раф   24.08.2010 22:13   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Все хорошо, все логично. Одно плохо: мотив?
Я читал и другие материалы, помню схему: основной коридор, коридорчик. Интересовался "съездом победителей", взаимоотношениями внутри Политбюро...
Ну, незачем Сталину верного сталинца, если не друга, то наиболее доверенное лицо, да и в период подготовки к "большой чистке" устранять.
Сталин - не сумасшедший. Все его решения логичны, хорошо продуманы. Смертью Кирова он потом умело воспользовался, да. Но убивать?

Насколько я понимаю Сталина, смерть Кирова была для него личной трагедией. Последний человек, с которым он мог о чем-то поговорить, поболтать; а не указывать, вещать, лицедействовать и т.д. Вожди тоже люди. Невозможно "вождить" 24 часа в сутки.

И все же: это - хорошее исследование, добросовестное. С уважением к Автору.

Тем не менее, я склоняюсь к версии, что Киров был убит Николаевым "на теле" своей жены. А Борисова шлепнули, так как много знал нелицеприятного о Кирове, в то время как покойник бронзовел и должен быть скоро стать монументом.

Ещё раз с уважением

Игерин   21.08.2010 17:39   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо! В переписке с другими рецензентами, я уже отвечал на подобные вопросы: ничего, что указывало бы на Сталина, как на заказчика убийства, не найдено. А Хрущев очень хотел бы найти... На мой взгляд, существовал заговор в НКВД во главе с Ягодой против Сталина и его ближайших сподвижников с целью захвата власти в стране. Убийство Кирова - способ выманить И. В. С. из Кремля и уничтожить по пути следования в Ленинград. Очень интересная история, но не для этой статьи. Успехов.

Амаль Раф   21.08.2010 18:53   Заявить о нарушении правил
   Какой-то один клоп убил другого клопа. Результат: на одного клопа стало меньше. Олег Малашенко, Гродно

Олег Малашенко   21.08.2010 21:56   Заявить о нарушении правил
   Результат: через тройку лет постреляли свыше шестисот тысяч... "клопов".

Амаль Раф   21.08.2010 22:19   Заявить о нарушении правил
   Вот так они и дожили до наших дней, высасывая кровь друг у друга,и у тех, кто под лапы попадался.Только перековались в капиталисты. Но у них какой социализм, такой и капитализм...

Олег Малашенко   22.08.2010 06:04   Заявить о нарушении правил
   С последними словами соглашусь полностью! В самое яблочко!

Амаль Раф   22.08.2010 12:47   Заявить о нарушении правил
   Это плохо, что согласились. Не люблю единомыслия, о ведь тоже как бы вроде да невзначай тоталитарностью отдает.Хотя...спасибо за понимание.

Олег Малашенко   22.08.2010 14:12   Заявить о нарушении правил
   Олег! Как вы относитесь к единомыслию относительно таблицы умножения? Тоталитаризм ведь, чистой воды!%)

Амаль Раф   22.08.2010 15:46   Заявить о нарушении правил
   Амаль,таблица умножения -- это главный манифест тоталитаристов. В ней лишь один пунктик достоин длительного и напряженного изучения: 2х2=4, остальное -- можно спокойно выбрасывать в корзину. Олег.

Олег Малашенко   22.08.2010 17:38   Заявить о нарушении правил
   Большая у вас корзина!%) Сложение и вычитание - туда же? Впрочем, вопрос явно риторический...

Амаль Раф   22.08.2010 20:05   Заявить о нарушении правил
   Да шучу я, Амаль, шучу.

Олег Малашенко   23.08.2010 01:14   Заявить о нарушении правил
   Ага! Раскололись! %) Некоторые так заигрываются, что становятся тем, во что играют! Рад, что с вами все в порядке! Удачи.

Амаль Раф   23.08.2010 01:35   Заявить о нарушении правил
   Согласен. В порядке. И Вам того желаю! С уважением, Олег Малашенко, Гродно

Олег Малашенко   23.08.2010 21:32   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Мне очень понравилось произведение и то, что автор не навязывает своих измыщлений или как принято у некоторых додумок. Все поставленно лаконично и алгоритмически правильно в такой последовательности, что создается ниболее полная картина того ужастного события. Теперь я не так резко осуждаю тиранов прошлого в настоящем увы тирания скрыта от глаз людей превращена в полуправду и предоставляется под иными соусами с иными ярлыками. А тут все справедливо. Моего деда (увы я не застал его в живых он умер в 60х) два раза арестовывало НКВД и хотя он был одним из тех кто с красной армией освобождал Забайкалье. Много было несправедливого неправильного, и Иосиф воплощенный диавол.. но это мое мнение. Спасибо что не даете разуму утонуть в "современной бытовой жиже" пишите я ВАС читаю. С Уважением Лыков.

Василий Лыков   22.07.2010 12:16   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо, Василий! Полностью разделяю ваш подход - тот, кто видит мир черным и белым, по-существу, слеп. Успехов.

Амаль Раф   22.07.2010 12:24   Заявить о нарушении правил
   Убийство Сергея Мироновича Кирова есть не что иное, как хорошо срежисированный спектакль, где роль главного режиссера сыграл отец всех народов. К сожалению, прямых улик, доказывающих это злодейство нет, однако почерк очень очевиден. Вспомните, сколько политических убийств было совершено под диктовку усатого узурпатора власти? Сколько еще в современной истории белых пятен?
И вряд ли мы получим при нашей жизни ответы на эти вопросы.

Борис Бем   05.08.2010 21:03   Заявить о нарушении правил
   "Вспомните, сколько политических убийств было совершено под диктовку усатого узурпатора власти?" Так в том то и дело, что роль Сталина в убийствах Троцкого, Коновальца и т.д. хорошо известна. А о деле Кирова известно только то, что Хрущев, Никита Сергеевич, очень желал повесить его на Отца народов, но так и не смог. Чехарда с обвинениями (первыми под раздачу попали "белогвардейцы") и убийство комиссара Борисова, вызваного на допрос к Сталину, указывают на непричастность последнего к преступлению. Сталин использовал смерть Кирова во "внутривидовой борьбе", но нет никаких оснований полагать, что именно он был инициатором трагедии. Ягода - не человек Сталина, и НКВД (на тот момент) не карманное сталинское ведомство. Все намного сложнее.

Амаль Раф   05.08.2010 21:37   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Насколько помню, я ранее читал в эпоху разоблачений и низвержений идолов, что Николаев был мужем женщины, работающей в Смольном и, скорее всего, состоящей в интимных отношениях с С.М. Кировым. Насколько помню, по тогдашней версии, убитого Кирова вытащили из какого-то кабинета в коридор. Убили его совсем в другом месте. Насколько помню, анализ состояния его нижнего белья показал, что он примерно в то время находился в состоянии сексуального контакта. Вполне возможно, что Николаева кто-то мог использовать. Думаю как дилетант, что, если в человека только что выстрелили, то при падении он ещё может получить синяк. Не думаю, что, если Киров находился в то время в сексуальном контакте, кто-то из охраны должен был при этом присутствовать.
С уважением, Георгий.

Георгий Прохоров   11.07.2010 12:32   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Я уже писал о несостоятельности амурной версии трагедии. Успехов.

Амаль Раф   11.07.2010 16:21   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Какая разница, кто убил эту мразь. Все эти большевистские вожди стоили друг друга. У меня они ассоциируются с кучкой каких-то злобных тварей, копошащихся в кровавом дерьме и пожирающих один одного.

Анна Ермилова   10.07.2010 17:11   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Глобально мыслите, Анна. Блоками. А я лишь пытался реабилитировать мелкого, ничтожного и злобного Николаева, несправедливо, на мой взгляд, записанного в убийцы. Счастья вам.

Амаль Раф   10.07.2010 17:20   Заявить о нарушении правил
   Вы молодец, Амаль, хотя бы потому, что этим, вроде бы забытым и мало кому теперь интересным эпизодом русской (советской) истории занядись. Хотя мне кажется, что Ваше расследование не закончено. Самое непонятное, что в нем пока осталось, зачем МВД (так из Ваших материалов следует) понадобилось вдруг убивать Кирова,да еще таким странным способом и такой ценой. Зачем это понадобилось Запорожцу - а это уже НКВД. В известном докладе нити были протянуты к Сталину. И была в этом политическмая логика - после 17-го съезда Киров стал Салину опасен, по крайней мере возбуждал ревность, А как действуют роевницы...
Невольно создается впечатление, что реабилитируя Николаева, исследование реабилитирует Сталина.
Тем не менее тест интересен и высокого качества. Спасибо.

Леонид Волков -Лео Лево   13.07.2010 17:17   Заявить о нарушении правил
   опечатка - не тест, а текст

Леонид Волков -Лео Лево   13.07.2010 17:17   Заявить о нарушении правил
   Вы правы, Леонид, это еще не вся история - это лишь ее часть. Подумываю написать пьесу - о заговоре НКВД против правительства СССР и лично т. Сталина. Поэтому часть материалов придерживаю "на потом". Успехов.

Амаль Раф   13.07.2010 17:59   Заявить о нарушении правил
   Это очень интригует. Правда, Ягода, в оличие от того, что тут некоторые сообщили, никогда не был троцкистом. Дальше , естественно, встанет вопрос, против кого в пррамвительстве? Против Рыкова? Против Куйбышева?В общем, целый ряд занятных вопросов. Но не сомневаюсь, что у ВСас есть ответ. Ждем-с!

Леонид Волков -Лео Лево   13.07.2010 21:37   Заявить о нарушении правил
   В правительстве те, кто ехал вместе с т. Сталиным в одном поезде из Москвы в Ленинград - предсовнаркома Молотов, нарком обороны Ворошилов и т.д. Увлекательная была поездка, несмотря на грустный повод, и кто знает, чем бы она закончилась, не прихвати предусмотрительный Иосиф Виссарионович с собой наркома НКВД Ягоду... С поездами всякое случается.

Амаль Раф   14.07.2010 02:00   Заявить о нарушении правил
  
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Мне нравится,что Вы не вешаете вину на Сталина и его окружение. Сталин , несмотря на имевшуюся параноидность, мыслил ясно и логично. Смерть преданного ему Кирова была ему не нужна.

Лев Виленский   17.06.2010 18:29   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо, Лев! Мое убеждение состоит в том, что каждый должен отвечать лишь за то, в чем виновен. Вешанье всех собак на кого-то одного - метод Лестрейда. Мне больше нравится Холмс. Успехов.

Амаль Раф   17.06.2010 18:40   Заявить о нарушении правил
   Приношу извинения обоим собеседникам, что вмешиваюсь в чужую рецу и ответ на нее, но из всех прочитанных мной мнений по пооду этой статьи, ваше обсуждение показалось наиболее кратким и точным. И сама реца, и ответ на нее. Мне тоже кажется, что самым правильным является ко всем историческим событиям подходить с точки зрения логики и здравого смысла.

С уважением.

Владимир Быстров   04.07.2010 20:18   Заявить о нарушении правил
   Вмешивайтесь, Владимир! %) Это же открытая площадка...

Амаль Раф   04.07.2010 20:30   Заявить о нарушении правил
   Откуда такие подробности, что, как и где???? Пара документов, частично касаемая убийства, на которую навалено столько фантазии!!!!! Если все было засекреченно тогда, то сейчас откуда такие домыслы?
Я считаю, что все эти мечтания - ничего более, как остаточные явления из холодной войны, когда западному миру было жизненно необходимо подорвать репутацию нашей страны через подрыв репутации правещей коммунистической верхушки. И, поверьте, это западу удалось!
Коммунистов уже нет, а таже политика продолжается - по подрыву..., уже вообще, руководства России..., с подсознательным внушением мысли о том, что талантливым российским народом не могут руководить выходцы из него, а только внешнее правление, осуществляемое из другого государства. И что интересно - наши граждане, опасливо начавшие хавать эту наживку еще в семидесятых, с удовольствием проглатывают ее и сейчас!!!
Возможно, с такими, югославский сценарий все-таки будет осуществлен на территории РФ!!!

Кузьма Вараба   07.07.2010 11:04   Заявить о нарушении правил
   Уважаемый Кузьма! Откровенно говоря, я по прочтении данного очерка ничего такого, о чем пишете Вы, не обнаружил. Больше того - из этого как раз следует, что искать в убийстве Кирова "руку Сталина" - противоречит нормальной логике. А факты как раз подтверждают эту логику. То, о чем пишете Вы, тоже вполне справедливо, но не имеет прямой связи с темой очерка, который, скорее, подверждает мысль, высказанную Вами.

С уважением, Владимир

Владимир Быстров   07.07.2010 11:17   Заявить о нарушении правил
   Прошу простить, Владимир, за беглое прочтение! Обыкновенно, у сочинителей в таких рассказах основным стержнем является всем уже давно известная мысль о империи зла по самому определению...Ну, на этот раз не сам Сталин, так руководство МВД!!!Сама суть от этого не меняется, а углубляется - оказывается, в нашем государстве был не один ЗЛОДЕЙ, а ЗЛОДЕЯМИ являлись почти все весомые люди, особенно большевики. А раз ОНО так мракобесски было, то куда оно денеться - сохраниться до сего времени!!!
Но Киров, на тот момент, обладал такой властью и полномочиями, что сам мог провести тайную операцию по устранению кого-бы то не было!!! Спецслужбы(особенно Ленинградские) в значительной мере были подконтрольны ЕМУ. И оставить какие-то документы по устранению своего непосредственного начальства никто бы просто не посмел, да и... Все это могло произойти только в форме заговора..., о чем, собственно, и говорит официальная версия - наиболее правдоподобная с позиции нашего времени!
Если о смерти супруги Генсека по идеологическим соображениям нельзя было говорить правду(что совершенно верно), то это не значит, что врали(просто дабы наврать!)обо всем остальном!
Человек убивает человека по нескольким причинам: из-за любви, денег, по идеологическим соображениям,ради власти, ввиде отмщения и по-пьянке. В исключительных случаях - ради удовольствия!!!
И всякий видный деятель во все века мог погибнуть по любой(!!!!) из выше перечисленых причин, так как все они являются человеками! Я не про Кирова, а вообще - почему-то мы всегда ищем в смерти публичной фмгуры какой-то таинственный след, хотя чаще, все намного прозаичней!
В связи с вашим рассказом вспомнилась смерть Маяковского, Есенина и других... и скопище параноидальных журналистских расследований в 80-90-ые.Многих из нас все-таки сумели обработать - иммунитет не выдержал!!!
Учтите еще, что в тридцатые, в руководящий состав армии, правительства, научных и партийных организаций было внедренно множество германских и английских шпионов, которые мутили воду как могли. Огромная часть этих групп была тогда обезвреженна. В эту мясорубку влетели совершенно невиные люди - в этом злодейство Сталина со соратниками,и человеческого прощения они не заслуживают!!!
Вина многих была доказанна вполне объективно!
Многие были затем реабилитированны!
А часть так и зависла - толи виновны, то ли нет?!
А про другую часть мы просто не знаем - эти документы не могут быть рассекречены по оперативным соображениям спецслужб. И идеология здесь не причем - себя подставить в настоящем времени может только полный кретин!
Поэтому самый нормальный ход - это придерживаться официальной версии, которая(большинство случаев)истинна!!!
Много было врагов у нашего Отечества... и тогда..., и сейчас хватает!!!
Россия, как территория - это лакомый кусочек для многих, сильных мира сего!!! Так было и так, к сожаленью, осталось!!!
С уважением Кузьма!

Кузьма Вараба   07.07.2010 16:23   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Патологическая СТРАСТЬ:Вначале УБИТЬ, а потом написать САМОУБИЙСТВО!?

Виктор Хажилов   15.06.2010 12:49   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Да все же очевидно, Борисов и застрелил.
НКВД могли и похитрее придумать, а лучше проще.
Вет Вист

Вет Вист   14.06.2010 14:37   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо.

Амаль Раф   14.06.2010 15:06   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Боюсь , что мы, наше живущее поколение НИКОГДА не узнаем правды.

Елена Рогозинская   30.05.2010 13:52   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Вполне возможно. Но, надеюсь, что когда-нибудь научимся сомневаться и думать. Успехов.

Амаль Раф   30.05.2010 14:23   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Всё это очень интересно. Жаль, что я не имел этих сведений, когда делал фильм "Миф о Леониде". Спасибо за публикацию.

Дмитрий Долинин   22.05.2010 20:59   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо, Дмитрий! Успехов.

Амаль Раф   22.05.2010 21:05   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Впечатляет!..Искренне выражаю Вам свою признательность...
Всего наилучшего!..

Владимир Касьянов   19.05.2010 21:55   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо, Владимир! И вам всего самого лучшего! Успехов.

Амаль Раф   19.05.2010 22:06   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

знаете, скажу сразу: о том времени, о том месте, о тех людях и ситуациях у меня мало данных и документов, чтобы иметь собственное мнение. но как дилетант спрошу - почем везде нужно видеть заговоры? заговоры масонов, тамплиеров, евреев, нацистов, Ватикана, Сталина, Американских спецслужб? так интереснее жить, что ли? и потом ,к чему заговор ,чтобы потом шептались по углам? не проще ли было бы просто "несчастный случай" устроить? а то такого наворотили со смертью Есенина и "самоубийством" Маяковского, что . такое впечатления, что подстраивали все это какие-то дауны, дебиил и кретины из ближайшей психушки.

Карина Василь   30.04.2010 14:06   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Раскусили... Конечно, я все придумал. Никаких звговоров никогда не было, как не было государственных переворотов, революций, похищений, политических убийств. Какие народовольцы, какой Азеф, какой Савенков?! Спецслужбы, тайные агенты, секретность - это все выдумки литераторов, которым заняться больше нечем! Мир прост и открыт! Все происходит само собой! Взбрело Николаеву в голову шлепнуть Кирова, он и шлепнул. Делов-то! Какие посты охраны, какие дежурные по этажу, какое сопровождение? Так, пыль в глаза! Правильно я вас понял, Карина?

Амаль Раф   30.04.2010 14:57   Заявить о нарушении правил
   нет, неправильно. вы переврали мои слов и сделали свои выводы ,которые совсем ко мне не относятся. первое. я написала вам ,что я не в курсе документов и времени. второе. я написала вам ,что я дилетант. и третье. теории заговоров - это хороший бизнес. это не мной придумано. что же до меня ,то я спросила: почему ВЕЗДЕ нужно видеть теории заговоров? я спросила. вы решили меня унизить. что ж, как человек вы мне неприятны. а как сочинитель - вы упали в моих глазах. прежде чем сыпать доморощенным юмором, неплохо бы услышать оппонента. всего хорошего

Карина Василь   30.04.2010 16:46   Заявить о нарушении правил
   Спасибо, что отозвались! Карина, несмотря на мое падение в ваших глазах, не были бы вы любезны указать, из чего вы сделали вывод, что я ВЕЗДЕ вижу заговор? Я очень мнительный и вы меня порядком напугали... Заранее благодарен.

Амаль Раф   30.04.2010 17:05   Заявить о нарушении правил
   вы опять меня не правилоно поняли. я говорила не о вас лично, не о Амале Рафе (или как вас зовут на самом деле). я говорила о точке зрения человечества вообще. ка я писала, ДВУМ ТРЕТЯМ НАСЕЛЕНИЯ ЭТО ПРИСУЩЕ. где я указала лично вас, Амаль Раф? еще раз, прежде чем продолжать диалог, сначала поймите, что вам хотят сказать. а то получается, что вы сами с собой говорите ,только слова якобы оппонента называете моими

Карина Василь   30.04.2010 17:37   Заявить о нарушении правил
   "Сначала поймите..." Вы написали резензию на мою статью. Прекрасно! Сообщили, что собственного мнения у вас по данному вопросу нет и задали вопрос: "почем везде нужно видеть заговоры?" "...так интереснее жить, что ли? и потом ,к чему заговор ,чтобы потом шептались по углам?" Какой вы ждали ответ? "Нужно везде видеть заговоры, чтобы интереснее жить?" Уровень вопроса задает и уровень ответа, но мне таким образом отвечать вам не хотелось. Я попытался (возможно, недостаточно корректно) указать вам, что заговоры существовали всегда и существуют сейчас - по-моему, это должно быть очевидно. Другое дело - они как могут быть, так и не быть. В случае с убийством Кирова, на мой взгляд, заговор существовал. У вас есть, что возразить по данному поводу?

Амаль Раф   30.04.2010 18:12   Заявить о нарушении правил
   реальные заговоры и воображаемые - это все же разница. а ответа я ожилала адекватного. а у вас прям психоз какой-то. потому что женщина с вами спорит или что? повторяю ее раз - конкретно вашу личность я не имела в виду. что ж вы в бутылку-то лезете?

Карина Василь   30.04.2010 18:14   Заявить о нарушении правил
   Конкретные вопросы по статье есть?

Амаль Раф   30.04.2010 18:22   Заявить о нарушении правил
   что хотела - я сказала

Карина Василь   30.04.2010 18:28   Заявить о нарушении правил
   Замечания?

Амаль Раф   30.04.2010 18:29   Заявить о нарушении правил
   ЧТО ХОТЕЛА - ТО СКАЗАЛА

Карина Василь   30.04.2010 18:31   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Ну да. Был заговор. Убирали тех, на кого Сталин мог бы потом опереться. Та же рука, что убила Горького и его сына, Менжинского, Куйбышева.
Это Ягода, Троцкий, Каменев и другие...

Сергей Ковешников   29.04.2010 18:22   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Рад, что, по крайней мере, здесь, мы с вами сошлись во мнениях. Сталин не был божьим человеком, но вешать на него огульно преступление, которого он не совершал, считаю подлостью. Те, кто ему противостоял, не были агнцами и овечья шкура на них - не своя. Успехов.

Амаль Раф   29.04.2010 19:06   Заявить о нарушении правил
   Наконец-то. Разобрались, и это радует. Ну, я не историк, исследования, подобные вашим не провожу. Так, пишу, выражаю свой взгдяд на происходящее. Если есть время, можете взглянуть на вещь, которую я, не удержавшись, написал на второй день после странного терракта в Москве (который вроде как никому не был нужен...) Но если учесть, что до этого был вал народного возмущения по стране... И принятие закона о предотвращении терроризма. То поневоле почешешь репу. Как говорится - ищите, кому выгодно.
http://proza.ru/2010/04/05/464

Сергей Ковешников   29.04.2010 19:55   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

по моему мнению не стоит из бытовухи делать сенсацию
ревность штука злая, и история этому свидетель

Александр Балашов   23.04.2010 04:39   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Да, ревность штука злая... А главное - незаметная. Для жены Николаева - во всяком случае. Леонид, склочник и истерик, месяцами к коварному разлучнику с револьвером системы "наган" подбирался, а Мильде слова неласкового не говорил - она-то здесь причем, верно? А потом, звезды так сошлись, что открылся доступ к телу вождя питерского пролетариата и Николаев, этот горячий человек, нет, чтобы скандал закатить - хладнокровно и расчетливо исполнил т. Кирова в затылок одним единственным выстрелом. Как заправский палач. А потом задрожал весь и в себя попасть не смог. А через 15-20 минут, его ненаглядная Мильда Драуле уже давала показания на Литейном. Еще врачи колдовали над трупом Сергея Мироновича, пытаясь вернуть дух оного в остывающее тело, а она уже давала. Как успела, в чем была причина такой срочности и избирательности для "органов" - шут его знает. А на следующий день, охранник Кирова Борисов неловко головой стукнулся, едучи Сталину показания давать. С кем не бывает - бытовуха. Какая уж тут сенсация...

Амаль Раф   23.04.2010 10:01   Заявить о нарушении правил
   здесь больше домыслов а не фактов.

Александр Балашов   28.04.2010 01:52   Заявить о нарушении правил
   Что именно вы имеете в виду? Факты общеизвестны. В чем домыслы? Что ревнивый человек несколько месяцев жил бок о бок с изменяющей ему женой и ничем себя не выдал? Ни одного скандала! Согласен. Потому, что не в ревности дело, а в том, что Николаева поперли с теплой должности. "Почистили". А потом этот "правдоискатель" попал в поле зрения органов. Домыслы? Оказался рядом с Кировым в тот единственный момент, когда охранник Борисов отстал настолько, что непонятно, зачем он вообще там присутствовал. Это официальная версия. Совпадение? Вероятность такого совпадения просчитать можете? Если да, то помножьте полученный результат на вероятность того, что убийца, пытаясь застрелиться, умудряется даже не ранить себя! Почитайте, как-нибудь, "Эру Милосердия" Вайнеров, или фильм пересмотрите "Место встречи..." - там довольно популярно и наглядно демонстрируется то, что называется "подстава"... И с кошельком, и с пистолетом системы "Боярд".

Амаль Раф   28.04.2010 03:07   Заявить о нарушении правил
   Вам так важна эта бытовуха?
что изменится сейчас?

Александр Балашов   28.04.2010 03:59   Заявить о нарушении правил
   Гимнастика для ума. Вырабатываю привычку мыслить самостоятельно.

Амаль Раф   28.04.2010 14:15   Заявить о нарушении правил
  
   Рецензии на произведение "К вопросу об убийстве С. М. Кирова"
   На странице отображаются все рецензии к этому произведению в обратном порядке, с 6 по 1
Показывать в виде списка | Развернуть сообщения
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Спасибо Вам, от имени и по поручению. Детектив написан мастерски: живо, интересно, увлекательрно и... больше загадок, чем ответов. Так требует жанр.
Хотя, признаться, мне все прояснило то обстоятельство, что за месяц до убийства тов. Кирова тов. Николаева отпустили "за здорово живешь". Так не бывает. Но так было. А значит, "неизвестный убийца" был настолько могуществен, что мог решать такие вопросы. А потом мастерски использовать убийства Кирова для ликвидации целого аппарата верных ленинцев, что начать возводить СССР. Да так, что всем недобитым полвека потребовалось на то, чтобы разрушить страну, с ее уникальным бытом и культурой... Но это - другая история.
А за детектив - спасибо! Так здорово написано, что и в раздел "Репортаж" вещь могла бы попасть.
Удачи и дальнейших успехов на ниве мирного труда!
Локсий Ганглери

Локсий Ганглери   17.04.2010 13:03   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо, Локсий! Вся история - это сплошной, нескончаемый детектив. За что ни возьмись. Успехов!

Амаль Раф   17.04.2010 13:56   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Уважаемый Автор!
Я много читал о версиях убийства С.М Кирова. Однажды, пору лет назад, была телепередача, в которой говорилось, что Киров убит во время полового акта с женой Николаева, отличавшейся лёгким поведение. Якобы на его штанах были следы спермы. Убийца Николаев, ревнивый муж. Что Вы знаете по этому поводу?
С уважением
Ю.Ф.

Юрий Фельдман   10.04.2010 13:57   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Уважаемый Юрий! Здесь же, в комментариях к статье найдете все вас интересующее. Удачи.

Амаль Раф   10.04.2010 14:16   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Допросы Ягоды и других заговорщиков приоткрывают интересные детали.

Очень интересные рецензии на вашу статью пишут люди, которые обрадованы поговорить лишний раз о протухших хрущёвско-солженицынские бреднях, полить грязью Сталина, и когда вы их осаживаете, говоря, что Сталин по вашему мнению никаким боком, не знают как дать задний ход. )))

Сергей Жуков 2   06.04.2010 12:30   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Мне кажется, вы излишне жестки в своих суждениях, Сергей! Возможно, я недостаточно доказателен в своих доводах, может, у людей, что-то свое, личное... Всяко бывает. В спорах редко рождается истина, чаще побеждает одна из точек зрения. А еще чаще, каждый остается при своем мнении. Такова се ля ви... Успехов.

Амаль Раф   06.04.2010 14:31   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Амаль, я тоже интересовался деталями убийства Кирова.
У Вас интересная версия событий.
Думаю, что наиболее правдоподобна всё же версия об убийстве из ревности. (На этой версии остановилась и бывш. сотрудница музея СМК Кириллина (или Кириллова, боюсь ошибиться), которая написала много интересных статей об этом. В Интернете - их можно найти
О том, что у Кирова был роман с женой Л. Николаева Мильдой Драуле знали многие. СМК "вытащил" её из лужского ГК комсомола в Питер. Она работала сначала в ОК ВКП(б), а потом (когда пошли "разговоры") была переведена в какое-то подразделение исполкома (ЕМНИП), расположенное в ДРУГОМ здании, не в Смольном. Скорее всего, на встречу с НЕЙ и шел СМК в тот роковой вечер. Тут - отгадка причины того, что Борисов "отстал" от него. В таких делах охрана не помощник, как известно. Поэтому же НИКТО (вкл. Чудова, которому СМК, незадолго до своего прибытия, по телефону сказал, что дома будет работать с докладом к Пленуму ОК) и не знали о неожиданном прибытии СМК в Смольный. А вот Николаев, похоже - откуда-то знал и дежурил в туалете, неподалёку от кабинета СМК.
Эту версию подтверждает тот ФАКТ, что допрос М. Драуле был начат через 20 минут после выстрела Николаева. Что она делала в Смольном (где уже не работала) догадаться можно. Отсюда и либерализм в отношении её мужа-невростеника. Сам СМК мог дать команду "не трогать" придурка. Николаев, кстати, придя в себя катался по ковру и кричал "Я отомстил!".
Нагнуться (в момент выстрела) СМК мог инстинктивно, увидя револьвер в руке Николаева, к примеру, хотя это - лишь догадки.
Про синяк на лице СМК. Точно ли что "в момент смерти" синяк не образуется?! Кровообращение же мгновенно не прекращается? Я не спец, в этом, но полагаю, что если СРАЗУ после смерти сильно ударить по лицу - синяк будет. А падение со всего "маха" лицом на пол - удар сильный. Царапины же (мы их не видели и не можем судить о их виде), могли появиться и во время агональных судорожных конвульсий СМК, лежавшего лицом на полу
Теперь по вопросам- загадкам. С Борисова СМК знал ЛИЧНО (Борисову было чуть ли не 59 лет, его хотели убрать из охраны, СМК не дал).Доверенное лицо, скорее всего. "Он слишком много знал", как говорилось в "Бриллиантовой руке". Когда Сталиным было принято решение уйти от версии убийства из ревности к политическим причинам (сначало - белогвардейцы (коих, по сообщениям прессы расстреляли более 100) потом - каменевско-зиновьевской версии) Борисов стал лишним звеном. Могли и кокнуть его под шумок.
В хрущёвском бреде о причастности Сталина к убийству СМК нет правды. СМК и ИВС были друзьями, названными братьями и т.д. ИВС видел в СМК своего "преемника", а тот его - боготворил.
Запорожец, встречавший ИВС на вокзале, получил от него публичную пощёчину (после которой приказывать убить Борисова ему было уже сложновато). В приложении (записка Ф.Р. Козлова) много слов, но мало фактов. Козлов, кстати, был протеже Хруща и знал, что надо написать "шефу", продвигавшему версию о причастности Сталина к смерти СМК.
Нет у Козлова (вообще) ссылки на материалы дела о расстреле Малия и Виноградова ("хранить вечно" был гриф на таких делах) - ПОЧЕМУ?! Не нашли - наверняка бы сказал об этом.
Тут : "Ее письменное сообщение было передано в управление МВД. Работники МВД сообщили в уголовный розыск..." - и вовсе непонятно. Называет НКВД - по новому МВД, это - ладно, НО разве уголовный розыск тогда не входил в "МВД"?! Почему тут термин "сообщили"?!
Тоже и здесь: "Ревнов затем сообщил об этом в управление МВД. Работники МВД через некоторое время вернули это дело обратно" (Ревнов сотрудник угро) - почему "обратно?! Какой-то "колхозный доклад" на пьянке, а не сообщение 2-го секретаря ЦК - 1-му.
С уважением.

Сергей Дроздов   30.03.2010 20:58   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Мне знакома эта версия. И ее более радикальный вариант - тоже. Тут вот какое дело: по тому, что мне известно, допрос Мильды Драуле начался даже не через 20 минут, а через 15-ть. Всех других допрашивали тут же, в Смольном, ее одну вывезли на Литейный. Вопрос - кто? Охрана Смольного? Сомневаюсь, что в первые минуты после покушения они озаботились бы доставкой этой дамы (скачи она даже голой с люстры на люстру) куда следует. Им было не до того - у них ЧП! Они волокут тело Сергея Мироновича в кабинет Чудова, они Николаева обыскивают, они дергаются и подпрыгивают, они мечутся... При чем здесь Мильда? К черту Мильду! Представим, что за Драуле выслали машину с Литейного - он совсем недалеко от Смольного, но кто-то должен был принять звонок об убийстве Кирова, решить, что именно жену Николаева (а не его самого) следует допросить еще до того, как следователи выехали на место преступления, распорядиться насчет машины и шофера, оперативник должен подъехать к подъезду Смольного, подняться на третий этаж, найти Драуле, спуститься с ней на улицу, отвезти в управление и т.д. По-моему - фигня. Куда логичнее предположить, что на момент совершения убийства Мильда Драуле уже находилась в здании УНКВД. Вы не находите?

Амаль Раф   30.03.2010 23:27   Заявить о нарушении правил
   Думаю - маловероятно, что Драуле УЖЕ была на Литейном в момент смерти СМК. Она его симпатия (это было достаточно известно) и кто рискнёт её арестовать при живом СМК?! Запорожец? Довезти её до Литейного - раз плюнуть (я сам - питерский уроженец), могли это сделать даже для её безопасности сначала. Эта версия, на мой взгляд отвечает на все загадки появления СМК в Смольном.
И его убийства Николаевым. Сталин его лично допрашивал и не раз. Если бы не он убил, а охрана, как Вы предполагаете, наверное Николаев бы Сталину сказал. И участь Запора и Медведя была бы куда круче решена.

Сергей Дроздов   31.03.2010 12:59   Заявить о нарушении правил
   Судьба Медведя и Запорожца и была решена радикально - их расстреляли. После ареста Ягоды. Версия трагического адюльтера была бы хороша, не торчи из-за всех углов лохматые уши НКВД. Впрочем, каждый волен строить свои догадки - больше-то, все равно, ничего не остается... Успехов.

Амаль Раф   31.03.2010 13:29   Заявить о нарушении правил
   Сергей, при сильном ударе в затылок мозговая масса смещается вперед, и как следствие под глазами образуются кровоподтеки. То же самое происходит при выстреле в область затылка. Эти кровоподтеки по виду и форме значительно отличаются от тех, которые образуются при прямой ударе в область глаза. И судмедэксперт наверняка бы обратил на это внимание. То есть, я более склоняюсь к вашей версии о том, что повреждения на лице СМК образовались в результате выстрела Николаева и агонии тела.
А вообще, сейчас, не имея доступа к следственным материалам, мы можем только строить версии. Истина сокрыта от нас.

Игорь Срибный   31.03.2010 13:35   Заявить о нарушении правил
   Игорь, согласен с Вами.
Истину узнать сложно, но свои догадки мы всё же имеем право строить.
В спорах истина и рождается. Особенно, когда это спокойные споры с аргументами (чем мы и занимаемся), а не склоки, как иногда бывает.
С уважением!

Сергей Дроздов   31.03.2010 14:29   Заявить о нарушении правил
   Амаль, это - верно:"Судьба Медведя и Запорожца и была решена радикально - их расстреляли. После ареста Ягоды." Т.е. в 1937 году. А вот если бы они РЕАЛЬНО были причастны к убийству СМК, их бы расстреляли СРАЗУ в 1934 году, вместе с М. Драуле и Л. Николаевым.
И это - серьёзный аргумент их непричастности, на мой взгляд.

Сергей Дроздов   31.03.2010 14:31   Заявить о нарушении правил
   Сергей, все зависит от точки зрения. В 32-ом Сталин написал статью "Головокружение от успехов", превратившую его из партийного функционера в народного кумира. Сталин облил дерьмом весь НКВД, загонявший крестьян в колхозы по указанию и по поручению сами знаете кого. Смею вас уверить, что ни Ягода, ни Медведь, ни Запорожец не забыли урок "вождя и учителя". Вспомним, что Сталин с первых минут настаивал на причастности к убийству Кирова зиновьевцев, а НКВД хватал и стрелял "белогвардейских террористов", т.е. действовал вопреки тому, что требовал от них Иосиф Виссарионович. И Запорожец, и Медведь получили по-минимуму - чья это заслуга? Ягоды или Сталина? Мог ли Сталин подмять под себя могучий НКВД уже в 34-35 годах? Далеко не факт. Потребовалось время и партиец Ежов, чтобы обезвредить изнутри аппарат НКВД. И тогда пришла пора Медведя и Запорожца платить по старым счетам. Умение выжидать - одна из сильнейших сторон товарища Сталина.

Амаль Раф   31.03.2010 15:43   Заявить о нарушении правил
   "Сталин облил дерьмом весь НКВД, загонявший крестьян в колхозы по указанию и по поручению сами знаете кого." Амаль, я сейчас плохо помню текст "Головокружения", но ЕМНИП он в этом письме НКВД не упоминал и уж тем более не "обливал дерьмом". Версия причастности НКВД к убийству СМК имеет место быть. Не понятен МОТИВ. Зачем НКВД убивать СМК?! Поставить на его место Ягоду?! - абсурд!Другого пока и в голову мне не приходит.
Читаю (с удовольствием (!!!) Ваш труд про Куликово поле. Просто блеск! Дочитаю - напишу.
С уважением.

Сергей Дроздов   31.03.2010 16:21   Заявить о нарушении правил
   К сожалению, для того, чтобы полностью изложить все доводы, все за и против, потребуется очень большая, обстоятельная и многостраничная статья. Нужна полная картина - по отдельности, вырванные из общего контекста факты, не способены ее передать. Поверьте, Сергей, я очень серьезно и внимательно отношусь к критике собственных гипотез. За что отдельное вам спасибо. Удачи!



Амаль Раф   31.03.2010 16:50   Заявить о нарушении правил
   Спасибо и Вам, Амаль!
Тем более, что это не критика была с моей стороны а просто обсуждение версии. Приятно иметь дело с любителем и знатоком истории. (Я "любителей", т.е. тех, кто ЛЮБИТ своё дело ставлю куда выше пресловутых "професионалов", которые,зачастую просто халтурщики с навыками.
С уважением!

Сергей Дроздов   31.03.2010 20:25   Заявить о нарушении правил
   Смотрели ли вы документальный филь - расследование А. Пиманова. Там делаются очень смелые и нестандартные выводы. Если смотрели, то каково ваше отношение к этому фильму?

Андрей Бронников   03.04.2010 18:52   Заявить о нарушении правил
   Андрей, к сожалению не смотрел пимановской передачи и поэтому ничего не могу сказать о ней. А что там за версии были?
Можете вкратце рассказать?

Сергей Дроздов   03.04.2010 19:06   Заявить о нарушении правил
   Это был документальный фильм. Главный вывод заключался в том, что Киров был убит лёжа. Действительно трассологическая экспертиза показала, что если бы убийца стрелял в стоящего Кирова, то ствол должен был быть вышего головы убитого. Кроме этого показывали достаточно интимные вещи. Например белье (кальсоны) Кирова. Короче. Поучалось, что убийца застал Кирова на своей жене (которая по показаниям свидетелей находилась как мининум в здании)и застрелил его в лежачем положении сзади. Показано было убедительно с предоставлением длокументов и вещей (белье, фуражка, шинель), однако вслух этот вывод Пиманов не произнёс.
Попробуйте поискать фильм на сайте 1 кнала. Это, правда, давно было. Может в архиве?

Андрей Бронников   03.04.2010 19:53   Заявить о нарушении правил
   Простите, не сзади,а как бы стоял над ним (ними?)

Андрей Бронников   03.04.2010 19:54   Заявить о нарушении правил
   Извините, что влезаю. Видел этот фильм - там еще кировские подштаники просвечивали с пятнами от высохшей спермы. Собственно, вокруг этих пятен и закрутились все версии о причастности Мильды Драуле к трагедии в Смольном. Есть совсем уж похабный вариант, где Николаев расстреливает Сергея Мироновича, устроившегося на Мильде в полном облачении, включавшем не только шинель, но и фуражку. В кабинете самого Кирова... из которого тело убиенного перенесут в кабинет Чудова! На то, что на сексуальные утехи у Кирова элементарно не было времени, исследователь спокойно возражает - время приезда С. М. К. фальсифицировано. Все, кто был в Смольном - врут! Не врут только кальсоны с неприличными пятнами...

Амаль Раф   03.04.2010 20:55   Заявить о нарушении правил
   Мне сложно обсуждать не видя этой передачи. Но вопросы есть.
А откуда взялись кальсоны?! С чего известно что они СМК, а не Николаева, к примеру?! Хранились в музее СМК с соответствующей бирочкой?! Приобщены к уголовному делу?! Делал ли Пиманов генетическую экспертизу пятен на предмет их соответствия генам СМК?! и т.д. СЛИШКОМ глупо, и простоо, как в голливудском фильме.
При том, что я доверяю бытовой версии. Угол входного отверстия от пули м.б. от того, что СМК инстинктивно пригнулся перед выстрелом. Совершать АКТ в ШИНЕЛИ и ФУРАЖКЕ на голове (и чуть ли не в коридоре) СМК не было смысла и необходимости. Ерунда это, полагаю.

Сергей Дроздов   03.04.2010 21:29   Заявить о нарушении правил
   Там что-то говорилось о вещах, что да, хранились вещички где-то в запаснике... Но следы спермы на подштаниках Кирова еще не есть улика против Драуле. С Моникой Левински все куда очевиднее - Клинтон на ее платье отметился, а не на собственном исподнем. В бытовую версию не верю. Успехов!

Амаль Раф   03.04.2010 22:15   Заявить о нарушении правил
   Амаль, я согласен с Вами в том, что крайне маловероятно хранение в мифических "запасниках" кальсон с енадписью: "сняты с мёртвого СМК" или т.п. Помню, что м музее была его простреленная фуражка и шинель. КонечноНА Драуле в момент смерти СМК в таком виде быть не мог. А вот идти к ней -вполне мог.
Версии м.б. разные. В бытовой мне ясен МОТИВ, в других - нет. "Верю"-"неверю" подходят для церкви или мечети, а не дискуссии, верно? В ней ценны не вера, а аргументы

Сергей Дроздов   03.04.2010 22:28   Заявить о нарушении правил
   Амаль, посмотрел "Повелителя бурь". Полный отстой, согласен с Вами. Завтра напишу свои впечатления поподробнее.
С уважением!

Сергей Дроздов   03.04.2010 22:32   Заявить о нарушении правил
   Сергей, рад за Бигелоу ))) Верю, как и милосердие - слово поповское. А по сути: вы считаете, что Николаев был страшным ревнивцем - заподозрил, что Мильда наставляет ему рога и несколько месяцев гонялся за Кировым с наганом. Т.е. жену свою и полотенцем мокрым не шлепнул, таился, а Сергея Мироновича, не задумываясь, в расход. А Мильда, дура набитая, не замечала, что ее благоверный боком ходит и косится нехорошо. А НКВД, черт бы его побрал, бдительность ослабило до неприличия - подходи, кому охота, бей партийного лидера табуреткой, режь ножом, саблей вострою руби или пали в него из трескучего револьверта - ну, бывает! Карта так легла... Ну, не верю я, хуже самого Станиславского!

Амаль Раф   03.04.2010 23:39   Заявить о нарушении правил
   Амаль, Николаев был очень нервный и неуравновешенный человек. Есть его дневник.Писал постоянно письма в ОК, ЦК, СМК. Пытался восстановиться на работе и т.д. За СМК он не "гонялся", зачем голливудские штампы в дискуссии использовать? Искал встречи, верил в справедливость и т.п. Знал ли о связи Мильды - из дневников не видно. Муж часто узнает последним об этом. Ещё раз скажу: в этой версии есть МОТИВ и объяснение многих загадок. Дайте МОТИВ убийства СМК руководством НКВД в который Вы "верите" - и не будем тревожить присказку Станиславского.
Что касается этого:" НКВД, черт бы его побрал, бдительность ослабило до неприличия - подходи, кому охота, бей партийного лидера табуреткой, режь ножом, саблей вострою руби или пали в него из трескучего револьверта - ну, бывает! Карта так легла.." - тут видно копирование резуновской манеры дискусии. Она НИЧЕГО не доказывает совершенно. Причём тут табуретка, "вострая сабля" и т.п ахинея?! "Для смеху"-? Так вроде бы мы о серьёзном говорим.
С уважением.


Сергей Дроздов   04.04.2010 09:38   Заявить о нарушении правил
   Эк вы меня поддели! Сергей! Мотив был у НКВД и очень не кислый! В день убийства Кирова был подписан указ, предоставлявший органам НКВД дополнительные и очень существенные полномочия. По-существу, в стране вводилось чрезвычайное положение, что-то вроде режима контртеррористической операции. В Ленинграде партийная организация перестала действовать вообще - Смольный был блокирован, а власть в городе осуществлял единственно т. Медведь. В такой ситуации, верхушке партии и правительства должна быть обеспечена полная безопасность - надежное убежище и усиленная охрана. Но... Происходит нечто прямо противоположное - Сталин и первые лица государства выезжают в Ленинград! На поезде, где они становятся просто мишенью для террористов - обычный чеховский "злоумышленник" может отправить их всех под откос! Сталин был настолько бесшабашен? Нет, Сталин бесшабашным не был. Он был крайне предусмотрителен и никогда зря не рисковал. Остаются два варианта: или Сталин знал, что ему ничего не угражает, или знал, от кого исходит угроза, и предпринял действенные меры защиты. Возражения против первого варианта я уже приводил выше, а подтверждение второго, вот оно - в одном поезде со Сталиным и его окружением оказался и нарком Ягода... Можете проверить все мои выкладки, вспомнить, что было и как себя вел Сталин, прибыв в Ленинград. С уважением.

Амаль Раф   04.04.2010 14:10   Заявить о нарушении правил
   Я не хотел Вас ни "подевать", ни задевать. Не все приёмы (тем более резуновские) хороши в разговоре. Это я и пытался показать.
По сути.
Я всё же не понял Вашу версию: НКВД ради "неограниченных полномочий" (в результате которых всю верхушку НКВД и постреляли) - затеяли это дело?
Я правильно понял "некислый мотив" НКВД?!Мне кажется, дураков и самоубийц там было немного. Медведь если и имел полномочия (а Чудов - что делал при этом) то один день и не мог он не понимать, с кого СПРОС будет.
С уважением.

Сергей Дроздов   04.04.2010 14:22   Заявить о нарушении правил
   Сергей, давайте не будем горячиться. Спрос, если я ничего не запамятовал, был с Николаева, Драуле, из родных и близких, белогвардейского "подполья" и отдельно - с т. Борисова. Запорожец и Медведь "пострадали" за халатность и отправелись на севера (по крайней мере - Филипп Медведь)... в качестве начальника лагеря! А потом был Большой Террор. И начался он с чистки самого НКВД. Того НКВД, который как и ГКЧП, не сумел справиться с задачей захвата власти в стране. Не сумел переиграть Сталина. Сумел бы - стреляли бы не чекистов, а сталинистов. Неужели я настолько плохо излагаю свои мысли? Вы в дневниках Николаева и всего что вокруг него наверчено видите "бытовой след", я - создание чекистами собственного "алиби" на случай провала. Почему вы с ходу отметаете мою версию? Вы же даже не пытались ее проверить! С уважением.

Амаль Раф   04.04.2010 14:54   Заявить о нарушении правил
   Амаль, я с уважением стараюсь рассмотреть Ваши аргументы. И вовсе не горячусь, и не отметаю их. Наоборот, стараюсь рассмотреть в деталях.
Мне не до конца они понятны. Вы считаете, что это был заговор НКВД-?! С какой целью? Отстранение Сталина - понятно,а вместо него-то кто??? Ягода? Абсурд. Троцкий - тем более. А кого ещё - можете назвать? Я - не знаю.
Не думаю, что коварные питерские чекисты диктовали Николаеву, чего ему писать в своём дневнике, для создания "алиби" на случай провала. Сталин (который и вёл следствие)- даже читать его не стал. Для современных историков же это делать не стали бы ни Медведь, ни Ягода.
Поначалу Медведя с Запором наказали снижением в должности и едва ли их это обрадовало. Не понимать того, что будет дальше они не могли. Ещё раз скажу своё мнение: МОТИВ (отстранение Сталина от власти) м.б. реальным при реальной АЛЬТЕРНАТИВЕ ему. Её не было,на мой взгляд.
С уважением!


Сергей Дроздов   04.04.2010 16:31   Заявить о нарушении правил
   Сегей, Генрих Ягода не такой уж абсурд, как вы полагаете. Очень неплохой организатор и руководитель. Вас смущает его фамилия? Или пятый пункт? Но из чего следует, что именно он стал бы во главе страны? Кукловод, управляющий марионеткой - роль куда более предпочтительная для серьезных людей. Сам Сталин до мая 1941 года вообше никаких государственных институтов не возглавлял и чувствовал себя при этом вполне сносно. А выбор у т. Ягоды в случае успешного завершения операции был бы огромен - вся "ленинская гвардия", где Бухарин, Зиновьев и Каменев только верхушка пирамиды. Успехов.

Амаль Раф   04.04.2010 18:10   Заявить о нарушении правил
   Кстати, чтобы понять, как этот "тандем" действует, достаточно посмотреть телевизор или почитать газет. С уважением.

Амаль Раф   04.04.2010 18:18   Заявить о нарушении правил
   Прошу прощения за опечатку выше. Сергей. Поздно заметил...

Амаль Раф   04.04.2010 18:21   Заявить о нарушении правил
   Меня не смущает ни псевдоним, ни "еврейство" Г. Ягоды. А вот народу и партактиву, тогда, руководители библейской национальности уже изрядно надоели. Это прекрасно понимал даже Троцкий (наверное Вы читали его мемуары), не говоря уже про Сталина и Ягоду. Очень интересны в этой связи стихи Д. Бедного, опубликованные ещё в 1924 году: "задену Троцкого - погром!". Так что "ленинская гвардия" (уже отстранённая к тому времени от власти) реальных шансов не имела. Стал бы первым лицом вместо Сталина его выдвиженец Молотов (предсовнаркома тогда), но никак не Зиновьев или свояк Троцкого Каменев. Тем более, они ещё в 20-х г.г. ПУБЛИЧНО каялись на съезде, "потеряв лицо" и остатки авторитета даже среди бывших сторонников.
На мой взгляд, РЕАЛЬНОЙ альтернативы Сталину тогда не было. И гипотетическая акция НКВД против Кирова всё же мотива не имеет.

Сергей Дроздов   04.04.2010 18:26   Заявить о нарушении правил
   Насчет тандема - согласен.
Про опечатку не переживайте, я её и вовсе не заметил.
С уважением!

Сергей Дроздов   04.04.2010 18:35   Заявить о нарушении правил
   "Стал бы первым лицом вместо Сталина его выдвиженец Молотов (предсовнаркома тогда)"... Молотов не мог стать первым лицом вместо Сталина (формально, Молотов и был первым лицом государства), хотя бы уже потому, что должен был разделить судьбу Иосифа Виссарионовича - он ехал в том же поезде. Успехов.

Амаль Раф   04.04.2010 18:45   Заявить о нарушении правил
   Это - если предположить УСПЕШНОЕ крушение сталинского поезда и ПОГОЛОВНУЮ гибель всего руководства в нём. Это - само по себе маловероятно (не самолёт, всё же, а поезд). Слишком много допусков, полагаю. Да и не в этом дело. КТО м.б. реальным лидером тогда вместо Сталина-? Я так и не понял, ради кого Ягоде рисковать башкой было? Он тогда пользовался большим доверием Сталина, осыпан наградами и почестями был, и... поставить на карту ВСЁ - ради кого?! Не вижу фигуры.

Сергей Дроздов   04.04.2010 19:41   Заявить о нарушении правил
   Сергей, уверен, вы и сами способны ответить на ваши вопросы. На пути поезда с правительственной делегацией было достаточно железнодорожных мостов. На той же колее мог оказаться идущий на встречу поезд, стоявший до того на "запасном пути", мощные заряды взрывчатки и т.д. Кто бы первый оказался на месте крушения, думаю, понятно... И кто "расследывал" бы причину - тоже. А то, что Сталину не было альтернативы - вспомним о Маленкове и Хрущеве. Тут же нашлись, при том, что последний ко всему еще и антисталинцем оказался - через три года такую речь прочел, что коммунистическое движение на Западе едва ласты не склеило. А т. Ягода никогда в любимчиках у Сталина не числился - это вас кто-то дезинформировал. Приму как вариант - что меня. После покушения на Кирова у Ягоды появился заместитель - Николай Ежов, "око государево". Дальнейшее вам известно.

Амаль Раф   04.04.2010 20:19   Заявить о нарушении правил
   Амаль, мы достаточно вежливы, чтобы не допускать в дискуссии резуновские передержки, верно ведь?! Разве я сказал, что Ягода был "любимчиком" Сталина?! Это ВАМ показалось, а не меня "дезинформировали". "Пользоваться большим доверием" отнюдь не означает быть "любимчиком" и Вы сами понимаете это, полагаю. Ягода имел до конца 1934 года ОГРОМНЫЙ вес в стране (а значит и у Сталина). Организовывал строительство знаменитых каналов, встречу М. Горького, был покровителем всех писателей и деятелей искусств страны, награждён высшими орденами СССР и т.д. Почитайте его речь на процессе 1938 года (бухаринском,когда его расстреляли) Он напоминает о своих заслугах даже перед лицом смерти. Чего ему было искать на стороне, пытаясь убить Сталина в 1934году? У кого - Хруща?! Это были ТОГДА просто несопоставимые фигуры.
Что касается Хруща и Маленкова - они в 1934 году были деятелями даже не второго, а третьего ряда. Ни один не входил в Политбюро и не был секретарём ЦК. На лидеров (а уж тем более заговорщиков)ЯВНО не тянули. Их время не пришло ещё.
Думаю, наши аргументы высказаны и понятны.
Вы писали (см. выше) что для доказательного изложения Вашей версии нужна большая статья. М.б. стОит её написать? Тогда они приобретут вес и будут выглядеть более доказательно. Тогда и подискутируем ещё?
С уважением и благодарностью за разговор.

Сергей Дроздов   04.04.2010 20:43   Заявить о нарушении правил
   Вы просто читаете мои мысли! Успехов.

Амаль Раф   04.04.2010 20:57   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Амаль, здравствуйте! С большим интересом прочитал Вашу статью. О том, что Сталин - виновник этой трагедии, я узнал в 1956 году, после закрытого письма ЦК КПСС. Тогда, с разоблачением культа личности Сталина, его причастность к убийству С.М.Кирова довольно долго муссировалась среди партийных кругов Ленинграда. Правда, ни в одной ленинградской газете ничего подобного об этом напечатано не было. Зато в Музее Революции, который посетил в том же году, экскурсовод во всеуслышание объявила, что имеются доказательства и изучаются материалы, подтверждающие прямое участие Сталина в этом злодеянии. Это было единственное на эту тему публичное заявление, которое мне когда-либо довелось услышать.
Поразительно, как этому варвару - убийце российские власти собираются устроить такие почести к 65-летию Победы над фашистской Германией.
С уважением,


Владимир Заславский   14.03.2010 03:36   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Здравствуйте Владимир! Спасибо за проявленный интерес - сильно поддерживает! А, теперь, по делу: я специально в своей статье обошел стороной вопрос о том, кто стоял за убийством Кирова. Не хотел навязывать читателям своего мнения. Ведь куда интереснее самому найти разгадку преступления, побыть немного Шерлоком Холмсом! То, что Хрущев искал на Сталина компромат - секретом ни для кого не является. "Архипелаг Гулаг" - это ведь не солжениценская самодеятельность, но заказ с самого верху, и Александр Исаевич оказался среди дессидентов не собственной волей, а стечением обстоятельств. Сильно припозднился с окончанием своего труда... Сталин и в самом деле был злодеем, но за убийством Кирова стоял не он. Успехов!

Амаль Раф   14.03.2010 14:17   Заявить о нарушении правил
   Приветствую Вас, Амаль! Возможно Вы правы. Но настоящей правды о заказчике покушения мы теперь уже никогда не узнаем.
С уважением,

Владимир Заславский   14.03.2010 21:11   Заявить о нарушении правил
   А. Рафу. Простите, почему вы так уверены, что не Сталин? Из вашего расследования это не вытекает, скорее, наоборот. Раз в убийстве замешаны высокопоставленные лица, вроде бы Сталин должен быть в курсе событий... или будет продолжение рассказа?

Алекс Александрович   30.03.2010 18:32   Заявить о нарушении правил
   Замечательный вопрос, Алекс Александрович! Давайте порассуждаем: когда и как Иосиф Сталин превратился в народную икону? Произошло это 1932-ом году, после появления в "Правде" его статьи "Головокружение от успехов". До публикации он пользовался авторитетом и известностью лишь среди членов ВКП(б), после публикации - у всей страны. После публикации он уже не получал писем типа: "были у меня в Мухосранске знакомые Сталины - вы не из них будете?" Сталина узнала вся страна! Заступник! Первый, кто возвысил голос супротив нквдшников и местного начальства, загонявших свободных крестьян в колхозное рабство! Со стороны Сталина это был вызов, брошенный верхушке НКВД (во главе с Г. Ягодой) и партийным лидерам на местах: "все в говне и тут появляюсь я, весь в белом!" Сталин одним махом узурпировал народную любовь в стране, а узурпаторов не жалуют те, кто был с ними прежде на равной ноге.
И еще: командные кадры НКВД формировались не Сталиным, но Дзержинским и Менжинским, и ничем Иосифу Виссарионовичу лично обязаны не были. Более того, после пакостной статейки в "Правде", "птенцы" Железного Феликса остро осознали, что они такое для Сталина...
Теперь, к вопросу об убийстве Кирова. Сергей Миронович был одним из немногих близких к Сталину людей, человек его клана, пробивавшего дорогу для своего лидера среди других партийных и иных группировок. Мог Сталин пожертвовать Кировым, как шахматной фигурой в большой игре? Чисто теоретически - мог. Но как это осуществить практически? Намекнуть Ягоде? Вот он побежит, штаны роняя, кончать Сергея Мироновича! Генрих Ягоду уже хлебнул полной ложкой сталинской "признательности"! Дать письменное указание? И кем сам товарищ Сталин после этого станет? Марионеткой в руках наркома НКВД? Но, допустим, Сталин все же исхитрился втянуть т. Ягоду в игру, что должно произойти после рокового выстрела в Смольном? Правильно! Николаев должен вывести следствие на "троцкистско-зиновьевскую банду", после чего доблестные органы начнут громить враждебное Сталину подполье, начать Большой Террор! На деле? Большой Террор начнется только через два года, при новом наркоме НКВД - Ежове. А до того под "топор пролетарской справедливости" пойдут белогвардейские террористы, заброшенные из-за рубежа и завербованные мировой буржуазией! Представьте себе, что после 11 сентября американские спецслужбы начинают хватать и прессовать кубинских эмигрантов, и лишь под давлением Буша, нехотя и вяло переключаются на "Аль-Каиду"! Такого не может быть! Но, в случае с убийством Кирова было именно так! Если вам интересно, могу продолжить. Успехов!

Амаль Раф   30.03.2010 21:03   Заявить о нарушении правил
   Спасибо за разъяснение. Мне интересно, да. Мне и самому не верилось, что Сталин заказал. Версия убийства на почве ревности больше по душе. Но вы лучше с С.Дроздовым подискутируйте, это поинтереснее будет. Я этот вопрос не изучал.

Алекс Александрович   30.03.2010 21:26   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   0x01 graphic
   Рецензия на "К вопросу об убийстве С. М. Кирова" (Амаль Раф)

Амаль! Мне давно уже стало ясно, что Сталин разбирался подобным образом со всеми кто мог стать ему конкурентом в партии. Уничтожил своего начальника правительственной связи в его кабинете и никто расследование не проводил. После Кирова у него были развязаны руки. У меня были знакомые, которые жили в доме старых большевиков в Москве. Почти всех уничтожили в 30-х годах...
Спасибо за интересную статью.
С уважением
Анатолий

Анатолий Клепов   13.03.2010 22:10   •   Заявить о нарушении правил
   Добавить замечания
   Спасибо, Анатолий! Статья эта - скорее затравка, чем полноценное расследование. Только ниточки от убийства Кирова тянутся не в Кремль, а на Литейный и Лубянку. Очень интересное дело - поинтересуйтесь как-нибудь на досуге деятельностью товарищей Ягоды, Медведя и Запорожца. Уверен - вам понравится! Успехов!

Амаль Раф   14.03.2010 14:35   Заявить о нарушении правил
   Амаль! О деятельности Ягоды я писал на прозе. Вероятно, он планировал захватить власть в стране. О других я мало знаю.

Анатолий Клепов   14.03.2010 16:01   Заявить о нарушении правил
   Все трое - участники заговора. Убийство Кирова было ловушкой, с целью вытащить в Ленинград Сталина со товарищи. Думаю, были предусмотрены два варианта захвата власти в стране: основной - диверсия на пути следования поезда с правительственной делегацией из Москвы; запасной - арест (с последующей ликвидацией) Сталина и первых лиц государства из его окружения силами Ленинградского УНКВД. Как Сталин обошел обе ловушки - сюжет для небольшого рассказа. И классика жанра. Успехов!

Амаль Раф   14.03.2010 18:51   Заявить о нарушении правил
   Амаль! Похоже на восстание декабристов, когда пытались в Санкт-Петербурге собрать всех претендентов на престол и разом их прикончить.
С уважением
Анатолий

Анатолий Клепов   14.03.2010 19:13   Заявить о нарушении правил
  
  
  
   The Soviet Story: и Европа, и Россия должны задуматься над прошлым
   ("Delfi.lt", Литва)
   http://www.inosmi.ru/history/20111205/179305086.html
   0x01 graphic
  
  -- Армия и ВПК
  -- История
  -- Общество
  -- Политика
  -- Экология
  -- Экономика
   0x01 graphic
   The Soviet Story: и Европа, и Россия должны задуматься над прошлым
   ("Delfi.lt", Литва)
   Константин Амелюшкин
   0x01 graphic
   http://www.youtube.com/watch?feature=player_embedded&v=5uwggPP17IE
  
   No коллаж ИноСМИ
   Комментарии:68
   05/12/20110x01 graphic
   Режиссер фильма The Soviet Story, рассказывающего о сотрудничестве сталинского и нацистского режимов, Эдвинс Шноре утверждает, что как европейцы, таки и россияне должны увидеть реальность того времени, признать и осудить преступления в том числе и коммунистического режима.

Европейцы этого, поскольку в отношениях с Россией для них важнее экономика, а у нынешнего руководства России просто нет желания этого делать, считает он.
   29 ноября в рамках конференции "История и память: советское прошлое 1953-1990 гг.", которая проходила в Сейме Литвы, был показан документальный фильм латвийского режиссера The Soviet Story, снятый в 2008 году и получивший серьезный широкий отклик на Западе.

Фильм получил премию Бостонского кинофестиваля, был продемонстрирован в Европаларменте и ряде европейских стран. На днях фильм показали и по одному из каналов литовского телевидения, а принимавший участие в дискуссии после показа картины в парламенте преподаватель истории из литовской гимназии утверждал, что показывает этот фильм своим ученикам.

Фильм рассказывает об истории советского государства сталинского периода, Голодоморе, репрессиях НКВД, сотрудничестве советских и нацистских карательных и военных структур, событиях в Катынском лесу и т.д.

Еще по теме: Когти Голодомора

В России картина была встречена резко критически. Так один из официальных историков Александр Дюков обвинил режиссера в "фальсификациях, исторических ошибках и ложных свидетельствах", подчеркнул, что в фильме "сознательно смешиваются понятия советский, русский и нацизм", и назвал картину "мощным идеологическим оружием против России".

Фильм появился в 2008 году, был показан во многих европейских странах, переведен на 30 языков. Режиссер Эдвин Шнорас не скрывал в разговоре с DELFI, что его картина в первую очередь направлена на западного зрителя.

- Ваш фильм, насколько можно сделать вывод из сказанного вами на конференции, направлен в первую очередь на западное сообщество...

- Можно сказать так.

- Почему?
   0x01 graphic

Edvins Šnore

No DELFI (K.?achovskio nuotr.)

  

- Я думал о создании такого фильма уже давно, когда учился в школе, когда изучал потом политическую науку в университете. Когда я учился на Западе, то увидел, что люди многое не знают из истории Восточной Европы, поэтому они многого не понимают и сейчас. Я имею в виду нашу политику. И идея фильма в первую очередь в том, чтобы показать Западу, чтобы они узнали о том периоде, проанализировали и смогли понять нашу позицию.

Читайте еще: Право на историю

Второй мотив для создания фильма - это несправедливость, которую мы видим, например, в Латвии, и, я думаю, это присутствует и в Литве, когда есть два типа жертв тоталитарных режимов. Одни - жертвы нацистской Германии - получают пенсии, деньги на медикаменты, компенсации, а другие - кто был в ГУЛАГЕ, чье здоровье серьезно пострадало, живут в Латвии в условиях бедности, часто у них нет даже денег на хлеб. По моему мнению, это огромная несправедливость.
   - Вы использовали западные архивы и говорите, что документы из них были там всегда, однако на Западе их не хотели показывать. Какую реакцию вы ожидали после своего фильма?

- Главная проблема заключается в том, что после Второй мировой войны те, кто победил, написали историю, что "добро" одержало победу над "злом". Но это не так. Люди в Восточной Европе находились в оккупации. К примеру, в Латвии массовые ссылки людей в Сибирь, где многие из них погибли. А в это время Запад сотрудничал с СССР, как и во время ВМВ.

Конечно, они были вынуждены выбирать между нацистской Германией и СССР, и выбрали СССР. Это понятно, но они должны увидеть реальность и быть в состоянии признать, что Советский союз, сталинский режим - это преступный режим, который в первую очередь убивал русских. Я это изучал и знаю, что русские люди сопротивлялись коммунистам. Достаточно вспомнить, например, Тамбовское восстание, когда людей убивали войска Тухачевского. Это ужасно, и Европа этого не видела, не видела того, что коммунисты делали в России и на Украине.

Читайте еще: Цвет истории не черно-белый

Это был преступный режим, с которым Запад сотрудничал, а в некоторых случаях в прямом смысле помогал ему. Например, в 1944 году, в год массовых депортаций, жителей Чечни и Средней Азии транспортировали на американских "Студебеккерах". Т.е. американское оборудование использовалось для геноцида.

- Историческая правда неудобна и для России, и для Запада?

- Именно. Материалы были в западных архивах, но они не хотят их показывать.

- Вы говорили, что обращались и в российские архивы, но не нашли отклика. После появление вашей картины со стороны россиян появилось много возмущенных "сгущением красок и фальсификацией" высказываний.

- В России есть большая проблема, заключающая в том, что она не может признать эти преступления и осудить их. Давайте согласимся, что совершенное Сталиным - это плохо, преступно. Но мы видим, что Владимир Путин и другие не хотят этого делать. Они говорят, что мы уже осудили эти преступления, что пакт Молотова-Риббентропа был осужден, и мы больше не хотим об этом говорить. То есть, нет желания реально осудить эти преступления и сказать, что мы двигаемся дальше, как это было сделано в Германии.

У нас есть ситуация в случае с В.Путиным, который был офицером КГБ и работал вместе с бывшими сотрудниками НКВД, которые, вероятно, убивали людей в 1940-е гг. И никакого разрыва не произошло, произошла трансформация, поэтому мы и видим все то, что происходит сейчас в России. Представьте себе офицера Гестапо канцлером Германии после войны!

Еще по теме: История должна нести поэзию, а не танки

- То есть экономические аспекты в отношениях с Россией для европейцев важнее исторической справедливости?

- Это правда, поэтому и существуют двойные стандарты в Европе.
   - Вы пытались показать свой фильм в России? Обращались в какие-то учреждения в этой связи.

- Я не обращался прямо, но восхищен тем, что какие-то энтузиасты перевели фильм на русский язык и разместили в Интернете. Я рад, что его увидело столько людей и только за то, чтобы этот фильм распространялся в России.

По словам Эдвинса Шноре, он собирал материал в течение 10 лет, а над фильмом работал два года. В фильме, говорит он, невозможно отобразить все, поэтому из первоначального материала пришлось оставить лишь часть, но он пока что не собирается снимать второй подобный фильм о событиях того периода времени. При этом в данный момент он готовит диссертацию на тему Голодомора в Украине.

Справка: The Soviet Story (Trailer)
   The Soviet Story (Trailer)
   The Soviet Story (Trailer)
  
   The Soviet Story -- документальный фильм латвийского режиссера Эдвинса Шноре снятый на средства блока партий "Союз за Европу наций", представленного в Европарламенте, о сталинских репрессиях, расстреле польских офицеров в Катыни, сотрудничестве СССР и нацистской Германии, о проявлениях нацизма в современной России.
   Оригинал публикации: Delfi.lt http://ru.delfi.lt/opinions/comments/rezhisser-the-soviet-story-i-evropa-i-rossiya-dolzhny-zadumatsya-nad-proshlym.d?id=52357117
   Строго запрещено копировать и распространять информацию, представленную на DELFI.lt, в электронных и традиционных СМИ в любом виде без официального разрешения, а если разрешение получено, необходимо указать источник - Delfi.
  
   Опубликовано: 30/11/2011 06:15
  
   The Soviet Story-1/6-???????/??/??????(???????)
   Загружено пользователем williamwang10 , дата: 29.10.2010
   http://www.youtube.com/watch?v=3ns1CvTfDEQ
   Строго запрещено копировать и распространять информацию, представленную на DELFI.lt, в электронных и традиционных СМИ в любом виде без официального разрешения, а если разрешение получено, необходимо указать источник - Delfi.
  
   "The Soviet Story" is a unique first time documentary film by director Edvins Snore. The film tells the story of the Soviet regime and how the Soviet Union helped Nazi Germany instigate the Holocaust. The film shows recently uncovered archive documents revealing this. Interviews with former Soviet Military intelligence officials reveal shocking details. "The Soviet Story" was filmed over 2 years in Russia, Ukraine, Latvia, Germany, France, UK and Belgium. Material for the documentary was collected by the author, Edvins Snore, for more than 10 years. As a result, "The Soviet Story" presents a truly unique insight into recent Soviet history, told by people, once Soviet citizens, who have first-hand knowledge of it. Written by Anonymous
  
   The Soviet Story o фильме
   http://www.youtube.com/watch?v=0NB48DOGMA0&feature=endscreen&NR=1
  
   soviet story . film full
   http://www.youtube.com/watch?v=Sapse0FnWBw
  
   The Bloody History of Communism (1 of 14)
   http://www.youtube.com/watch?v=tIeics8jHUY&NR=1&feature=endscreen
  
   Communism was the bloodiest ideology that caused more than 120 million innocent deaths in the 20th century. It was a nightmare which promised equality and justice, but which brought only bloodshed, death, torture and fear. This three-volume documentary displays the terrible savagery of communism and its underlying philosophy. From Marx to Lenin, Stalin, Mao or Pol Pot, discover how the materialist philosophy transforms humans into theorists of violence and masters of cruelty.
   http://www.harunyahya.com/
  
   0x01 graphic
   http://www.eleven.co.il/article/15588
   0x01 graphic
  
   ПАЙПС Ричард (Pipes, Richard Edgar; родился в 1923 г., Цешин, Польша), американский историк и советолог. Родился в семье предпринимателя. В 1929 г. с родителями переехал в Варшаву. Семья Пайпса находилась в городе во время боев с немецкими войсками в сентябре 1939 г., в октябре они бежали из Польши и после недолгого пребывания в Италии получили въездную визу в США.
  
   С 1940 г. Пайпс живет в США. Учился в небольшом колледже в штате Огайо. В 1943 г. был призван в американскую армию, в военно-воздушные силы. После окончания войны был демобилизован. Поступил в Корнеллский университет (Итака, штат Нью-Йорк), а затем в Гарвардский университет. Пайпс изучал историю европейской культуры, философию истории и историю западной мысли, однако основной его специальностью стала история России. Был учеником выдающегося американского историка, эмигранта из России М. Карповича. После защиты докторской диссертации в 1950 г. начал работать в Гарвардском университете, в 1963-96 гг. -- профессор, с 1996 г. -- почетный профессор. В 1968-73 гг. он был директором Исследовательского Центра по изучению России при Гарвардском университете, в 1973-78 гг. -- главным научным консультантом Института по исследованию России при Станфордском университете.
  
   Основные труды Пайпса: "Русская интеллигенция" (1961); "Струве: левый либерал 1870-1905" (1970); "Россия при старом режиме" (1974); "Советская стратегия в Европе" (1976); "Струве: правый либерал 1905-1944" (1980); "Американо-советские отношения в эпоху разрядки: трагедия ошибок" (1981); "Русская революция" (1990); "Россия при большевистском режиме 1919-1924" (1993); "Три "пути" русской революции" (1995); "Неизвестный Ленин: из секретных архивов" (1996); "Дело Дегаева: террор и предательство в царской России" (2003); "Русский консерватизм и его критики" (2006).
  
   Пайпс характеризовал Россию конца 19 века как полицейское государство; анализируя особенности политического строя, он шел дальше многих историков и показывал, что тоталитаризм начал складываться в стране еще в конце 19 в. - начале 20 в. Пайпс проводил четкую границу между понятиями "полицейское государство" и "тоталитаризм": "При полицейском режиме политическая деятельность поставлена вне закона, и органы безопасности наделяются практически неограниченными полномочиями для надзора за исполнением этого запрета. Такая система по сути своей оборонительна: она создается для отражения враждебных поползновений. Тоталитаризм отличается более конструктивным подходом: включая все элементы полицейского государства, он идет дальше них, стараясь преобразовать общество таким образом, чтобы все общественные институты и проявления общественной жизни, даже не имеющие политического звучания, попали под контроль бюрократии или, точнее, аппарата государственной безопасности. Во всем усматривается политический смысл, и все ставится под контроль".
  
   Особенность исторического пути России Пайпс усматривал в отсутствии там на протяжении веков (с 14 в. по конец 18 в.) института частной собственности, который на Западе устанавливал реальные пределы королевской власти. Московская Русь, согласно Пайпсу, управлялась словно частное владение, вся земля считалась собственностью царя.
  
   Пайпс резко отрицательно оценивал политику большевиков после захвата ими власти. Большевистский террор против целых слоев собственного народа он сравнивал с гитлеровским геноцидом евреев. Пайпс считал, что "Октябрьская революция" была не общенародным восстанием (поэтому не была неизбежна), а заговором, навязанным большинству русского народа, а также многочисленным народам, населявшим Россию, небольшой группой интеллигентов, которые одержимо и последовательно строили тоталитарную диктатуру. Пайпс был убежден, что сталинская диктатура (см. И. Сталин) явилась логическим продолжением революции.
  
   Пайпс, как и многие западные историки, считал, что Советский Союз был экспансионистским государством. В 1976 г. Пайпс возглавил так называемую группу "Б", созданную Центральным разведывательным управлением для изучения стратегической политики и военной мощи Советского Союза. В группу вошли ученые и офицеры в отставке в отличие от группы "А", состоявшей из кадровых сотрудников ЦРУ. Выводы, сделанные разными группами, были совершенно противоположны. Пайпс и его подчиненные утверждали, что Советский Союз планирует массированное применение ядерного оружия в случае начала войны (что впоследствии было подтверждено документально).
  
   При президенте США Р. Рейгане Пайпс работал в Национальном совете безопасности, возглавляя отдел Восточной Европы и Советского Союза. Он был сторонником жесткой линии в отношении Советского Союза, утверждая, что давление со стороны США может привести к изменению коммунистической системы. В 1981 г. он утверждал: "Советские лидеры должны сделать выбор между возможностью произвести определенные изменения системы в западном направлении и войной. Нет никакого другого пути. Разрядка мертва". После развала Советского Союза, в 1992 г., Пайпс выступал в Москве на процессе против КПСС как свидетель-эксперт. Пайпс отмечал рост российского национализма и сравнивал распад Советского Союза с Версальским договором.
  
   Среди прочих работ Пайпса -- труд по экономике "Собственность и свобода" (1999), а также мемуары "Я жил. Воспоминания постороннего" (2003).
  
   Истории российских евреев Пайпс посвятил статью "Екатерина II и евреи" (1957), в которой утверждал, что Россия была первой европейской страной, предоставившей евреям права горожан, в том числе и избирательные. В этой статье, как и в других работах по русской истории, он неоднократно подчеркивал, что политика российских властей по отношению к евреям была частью общей внутренней политики страны. Об эпохе Александра III он писал, что "на евреев... обрушилась вся мощь дискриминационных законов", отмечал антисемитизм Николая II, который был искренне уверен, что девять десятых социалистов-революционеров -- жиды. В то же время Пайпс недооценивал антиеврейскую направленность царского режима и утверждал, что до погрома 1905 г. "...правительство не только не потворствовало погромам, но и сурово подавляла их из опасения, что антиеврейские выступления выйдут из-под контроля и ударят по русским помещикам и чиновникам".
  
   Сын Пайпса, Даниэль (родился в 1949 г., Бостон, США) американский историк-востоковед. Занимается проблемами средневековой истории ислама и современного мусульманского мира. Преподавал в Гарвардском университете, в Чикагском университете и в Военно-морском колледже США. При президенте Р. Рейгане несколько лет работал в Государственном департаменте. С 1994 г. возглавляет американский научно-исследоваґтельский институт по проблемам внешней политики, с 2003 г. -- сотрудник Американского института мира. Пайпс придерживается произраильских взглядов в отношении арабо-израильского конфликта (см. Государство Израиль. Израиль и арабский мир; Государство Израиль. Израиль и палестинская проблема), в результате чего его часто обвиняют в "односторонности и предвзятости" по отношению к исламу и его приверженцам.
   Пайкин Цви Хирш
  
  
   Ричард Пайпс
   0x01 graphic
   Об авторе:
   http://reeed.ru/lib/authors/richard_paips/
  
  
   Ричард Пайпс (англ. Richard Edgar Pipes, р. 11 июля 1923, Цешин) -- американский историк, специалист по истории России и СССР.
  
  
   Ричард Пайпс родился в польском городе Цешин в еврейской семье. В октябре 1939 года его семья бежала из оккупированой немцами Польши и через Италию приехала в США. Учился в колледже Маскингам (англ. Muskingum) в Огайо. В 1943 году поступил на службу в американскую авиацию, получил американское гражданство. Прошёл подготовку к работе переводчика с русского для работы на американской авиабазе в Полтаве. После окончания войны был демобилизован. В 1946 году женился на Ирене Евгении Рот. Поступил в Корнелльский университет, затем продолжил образование в Гарвардском университете. Его научным руководителем был Крейн Бринтон, известный специалист в области истории европейской мысли. После защиты докторской диссертации в 1950 г. начал работать в Гарвардском университете, в 1963--1996 -- профессор, с 1996 -- почётный профессор. В 1968--1973 был директором Исследовательского Центра по изучению России при Гарвардском университете, в 1973--1978 -- главным научным консультантом Института по исследованию России при Стэнфордском университете.
  
  
   В 1976 году входил в так называемую команду Б (Team B), собранную из гражданских экспертов и отставных военных тогдашним директором ЦРУ Джорджем Бушем для оценки угроз от СССР в противовес Команде А, состоявшей из аналитиков ЦРУ. В 1981--1982 был членом совета по национальной безопасности, занимался вопросами внешней политики США в рамках доктрины Рейгана. В настоящее время -- член Американского комитета за мир в Чечне, призванного, по утверждениям его членов, содействовать урегулированию чеченского конфликта.
  
   Книги автора
  
   История
   Книги в серии: Русская революция
   #1 Агония старого режима. 1905-1917 (пер. Михаил Тименчик, Сергей Струков ) http://reeed.ru/lib/books/agoniya_starogo_rezhima_1905_1917
  
  
   Эта книга является, пожалуй, первой попыткой дать исчерпывающий анализ русской революции -- бесспорно, самого значительного события двадцатого столетия. В работах на эту тему нет...
   Аннотация
  
  
   Эта книга является, пожалуй, первой попыткой дать исчерпывающий анализ русской революции -- бесспорно, самого значительного события двадцатого столетия. В работах на эту тему нет недостатка, однако в центре внимания исследователей лежит обычно борьба за власть военных и политических сил в России в период с 1917-го по 1920 год. Но, рассмотренная в исторической перспективе, русская революция представляется событием гораздо более крупным, чем борьба за власть в одной стране: ведь победителей в этой битве влекла идея не более не менее как "перевернуть весь мир", по выражению одного из организаторов этой победы Льва Троцкого. Под этим подразумевалась полная перестройка государства, общества, экономики и культуры во всем мире ради конечной цели -- создания нового человеческого общества.
  
   Книга состоит из трех частей.
  
   Первая часть, "Агония старого режима", описывает гибель царизма, кульминацией которой явилось восстание Петроградского гарнизона в феврале 1917 года, не только в удивительно короткий срок свергшего монархию, но и разорвавшего в клочья саму социальную и политическую ткань государства. Тем самым это исследование служит продолжением книги "Россия при старом режиме", в которой прослеживается развитие российского государства и общества от момента зарождения до конца XIX столетия.
  
   Перевод: Михаил Тименчик, Сергей Струков
  
  
   #2 Большевики в борьбе за власть. 1917-1918 (пер. Наталья Кигай)
  
  
   Эта книга является, пожалуй, первой попыткой дать исчерпывающий анализ русской революции -- бесспорно, самого значительного события двадцатого столетия. В работах на эту тему нет...
  
  
   #3 Россия под большевиками. 1918-1924 (пер. Михаил Тименчик, Наталья Кигай)
   Аннотация http://reeed.ru/lib/books/rossiya_pod_bolshevikami_1918_1924/
  
  
   Эта книга является, пожалуй, первой попыткой дать исчерпывающий анализ русской революции -- бесспорно, самого значительного события двадцатого столетия. В работах на эту тему нет недостатка, однако в центре внимания исследователей лежит обычно борьба за власть военных и политических сил в России в период с 1917-го по 1920 год. Но, рассмотренная в исторической перспективе, русская революция представляется событием гораздо более крупным, чем борьба за власть в одной стране: ведь победителей в этой битве влекла идея не более не менее как "перевернуть весь мир", по выражению одного из организаторов этой победы Льва Троцкого. Под этим подразумевалась полная перестройка государства, общества, экономики и культуры во всем мире ради конечной цели -- создания нового человеческого общества.
  
   Книга состоит из трех частей.
  
   Третья часть, "Россия под большевиками", охватывает период гражданской войны; в ней рассматриваются процесс отделения и присоединения вновь приграничных территорий, международная деятельность советской России, культурная и религиозная политика большевиков и коммунистический режим в том виде, какой он принял в последний год ленинского руководства.
  
   Перевод: Михаил Тименчик, Наталья Кигай
  
  
  
   Эта книга является, пожалуй, первой попыткой дать исчерпывающий анализ русской революции -- бесспорно, самого значительного события двадцатого столетия. В работах на эту тему нет...
  
   Ричард Пайпс
   Коммунизм
   http://nationalism.org/library/science/ideology/pipes/pipes-communism.htm
   0x01 graphic
  
   Пайпс, Ричард. Коммунизм - М.: Московская школа политических исследований, 2002. - 201 с.
  
   ISBN 5-93895-038-4
   PDF (385K) http://nationalism.org/library/science/ideology/pipes/communism.pdf Оригинал: http://pubs.msps.ru/specvyp/specvyp2p0.html
  
  
   Ричард Пайпс: Россия проигрывает борьбу с прошлым
  
   Ричард Пайпс
   Vedomosti.ru
  
   13.12.2011, 00:00
  
   Борьба с прошлым
  
  
   Распад СССР в 1991 г. освободил Россию от "груза" союзных республик и восточноевропейских стран, в которые когда-то вошли войска советской армии. В конечном итоге Восточная Европа преуспела гораздо больше России в выстраивании отношений со своим коммунистическим прошлым. Польша, Венгрия и Чехия были частью западной цивилизации уже в Средние века, поэтому для них не составило большого труда отказаться от короткого эпизода "народной демократии". В отличие от них Россия не смогла до конца разобраться с прошлым, в нерешительности двигаясь то вперед, то назад, и вот теперь, 20 лет спустя, остановилась в неуверенности относительно своего будущего. В данной статье мы попытаемся разобраться в причинах этой неуверенности.
  
   Первой из причин я считаю религию. Мы живем в светское время, когда религия становится личным делом каждого и считается, что она не имеет никакого отношения к политике. Никто в здравом рассудке не станет утверждать, что конфликт между православной церковью с одной стороны и католиками и протестантами -- с другой имел хоть какое-то влияние на ход холодной войны между Россией и Западом. Но так было не всегда. Еще три века назад культура человека, как и культура целой нации, определялась его религиозными верованиями. Доказательством тому бесконечные войны на почве религии, которые сотрясали всю Европу до XVIII в. и которые до сих пор определяют поведение исламских сообществ.
  
   То, что христианство пришло в Россию из Византии, а не из Рима, навсегда определило положение России в мире. Это сделало Россию чужой и Востоку и Западу и исключает у русских чувство родства еще с какой-либо цивилизацией. Хуже того: Россия чувствует себя осажденной вражескими силами. Для Русской православной церкви все другие христианские верования -- еретические, а оттого непримиримые враги. Даже в наш светский век это утверждение продолжает оставаться осмысленным, свидетельством чему многочисленные заявления российских политиков о внешних врагах и угрозах. Россия не чувствует себя частью мирового сообщества и предпочитает держаться особняком, не сближаясь и не заводя дружбы с другими странами, что, в свою очередь, неминуемо придает ей воинственности. Другое следствие -- это ощущение Россией своей самобытности (sui generis) в мире многообразия других культур, ее неспособность к контакту и ее нежелание учиться у других.
  
   Опросы общественного мнения говорят, что, по мнению большинства, "у России свой путь", при этом общего понимания пути не существует. Значительное большинство (в соотношении 56 к 12%) не чувствуют себя европейцами.
  
   Культура и география
  
  
   Я верю, что культурное наследие сыграло решающую роль в неспособности России освободиться от своего коммунистического прошлого и уверенно идти вперед. Россия держится за свое прошлое именно оттого, что не знает, куда идти дальше. Опросы показывают, что большинство россиян испытывают ностальгию по Советскому Союзу и скорее будут сотрудничать с коммунистами, если те в результате переворота придут к власти. Такое отношение мешает россиянам открыть новую главу своей истории.
  
   Следующий фактор -- география. Россия продолжает владеть огромной территорией и остается самой большой страной в мире, даже утратив свои колонии. Географический фактор тоже влечет за собой ряд последствий, в большинстве своем негативных.
  
   Первое из таких последствий -- низкое качество управления российским государством. После отвоевания Ливонии и Эстонии у Швеции Петр Первый с удивлением обнаружил, что Швеция тратила больше средств на управление этим маленьким анклавом, чем Петербург -- на всю свою империю. Поэтому чиновникам Московии было официально разрешено "кормиться от дел", а после упразднения этой практики -- брать взятки. Пресловутое взяточничество российских чиновников лишь следствие неспособности России адекватно оплачивать труд управляющих на территории своих необъятных владений.
  
   Другим немаловажным следствием огромных размеров России было и продолжает оставаться слабо развитое национальное чувство. Факт, что русские начиная с XIII в. всегда сплачивались для обороны своей отчизны от иностранных захватчиков, не должен вводить нас в заблуждение относительно ощущения русскими своей национальной общности. Они вставали на защиту России потому, что видели в противнике "неверных", которые идут, чтобы захватить их землю и собственность. Вообще для русских характерна привязанность скорее к их "малой родине", чем к стране в целом. Подтверждение тому можно получить из неожиданного источника -- высказывания Вячеслава Никонова, политолога, близкого к сегодняшней правящей элите: "Действительно, один из самых существенных факторов слабости и развала Российской империи, Советского Союза, проблем современной России -- неспособность создать единую гражданскую нацию, что удалось другим крупным государствам".
  
   Эта неспособность России так или иначе связана с ее размерами. Опыт показывает, что маленьким странам легче сплотить своих граждан в нацию.
  
   Хотя славянофилы и утверждали, что русские -- уникальный народ, склонный к коллективизму, и эта их идея, казалось бы, подтверждается новаторской попыткой создать коммунистическое общество, мой собственный опыт подсказывает, что русские, напротив, глубоко индивидуалистичны. Американцы гордятся своей принадлежностью к нации индивидуалистов, но на деле они скорее конформисты. Русские, наоборот, стремятся жить в созданных ими самими мирах, что приводит к их выдающимся достижениям в искусстве и литературе.
  
   Но в политике индивидуализм ведет к печальным последствиям. Русские как люди не чувствуют друг с другом родства. Напротив, чувство, что они окружены врагами, есть как у государства, так и у каждого отдельно взятого человека по отношению к своим согражданам. Компания Validata из Петербурга, занимающаяся изучением общественного мнения, в конце своего исследования о поведении русских делает поразительное заключение: "Русские живут в окопах". То есть русские чувствуют постоянную опасность со стороны своих же сограждан. Это одна -- и, возможно, самая главная -- из причин, почему русские предпочитают авторитарное правление любой демократии. Недоверие к соседу не позволяет им сплотиться для установления удовлетворительного для всех режима, и они поэтому привержены режиму жесткому, "грозному" для поддержания порядка. Исследование, проведенное в Воронежской области восемь лет назад, показало, что подавляющее большинство респондентов (около 88%), поставленных перед альтернативой "свобода" или "порядок", выбирают "порядок", потому что "свобода", в их представлении, звучит как хаос, анархия и отсутствие безопасности. Такое отношение ограничивает возможность России развиваться в направлении свободного и законопослушного общества.
  
   Есть и еще одно последствие необъятных просторов страны, на которое я хотел бы обратить внимание, -- это извечная претензия России на то, что если она столь обширна, то она по самой природе своей великая держава. Устойчивая популярность Сталина в стране, которую он опустошил, вызвана в первую очередь убежденностью в том, что, приведя СССР к победе над Германией, Сталин превратил Россию в мировую державу, соперницу Соединенных Штатов Америки. Но убеждение это ничем не может быть оправдано. Держава становится великой не из-за своих гигантских размеров и даже не из-за победы в войне, но в результате усердного, терпеливого, непоказного труда, который ведет к формированию жизнеспособного общества и эффективной экономики.
  
   Проблема идентичности
  
  
   Хотя считается, что соглашение, подписанное в Беловежской пуще 8 декабря 1991 г. Ельциным и его украинскими и белорусскими партнерами, привело к распаду Советского Союза, на деле распад к этому моменту был свершившимся фактом. Все союзные республики, кроме России и Казахстана, уже объявили свою независимость. В опросе, проведенном за месяц до встречи в Беловежской пуще, только 17% российских респондентов верили, что Советский Союз еще существует.
  
   Распад Союза сильно повлиял на русскую душу. Эта империя отличалась от иных европейских империй нового времени тем, что была построена не после формирования национального государства, а строилась одновременно с ним. К моменту завоевания Британией или Испанией своих колоний эти европейские страны уже были настолько полноценно сформированными национальными государствами, что путаницы между метрополией и колониями возникнуть не могло, тем более что колонии были отделены от них океаном. В случае России создание национального государства и империи происходило одновременно. И помимо этого, колонии России граничили с национальным государством, более напоминая древние империи персов и римлян. В результате потеря империи нанесла тяжелую травму русскому сознанию и привела к тому, что русские испытывают ныне большие затруднения при определении собственной национальной идентичности.
  
   Результаты реформ
  
  
   Самым положительным достижением 90-х гг. было высвобождение экономической активности. Идея коммунистов о том, что национализация производственных ресурсов страны приведет к невиданной до этого эффективности производства, оказалась фантазией. Коммунистические страны сильно отставали от стран с рыночной экономикой во всем, чего ни коснись, и одна за другой оставляли идею централизованной экономики. Сегодня перед нашими глазами разворачивается удивительное действо: запуск коммунистическим Китаем частного бизнеса -- и в результате его близость к тому, чтобы стать второй по размеру экономикой мира.
  
   Хотя для многих русских граждан реформы, проведенные в начале 1990-х, обернулись тяжелым испытанием, по моему мнению, они были неизбежными. Приватизация предприятий и земли, отмена регулирования цен, отказ от государственной монополии на операции с валютой -- все это позволило подняться росту уровня жизни до невиданной прежде высоты. В первые 10 лет XXI в. экономика продолжала расти более чем на 6% ежегодно, розничная торговля, приспособившись к инфляции, увеличилась почти вдвое между 1999 и 2007 гг., а средняя заработная плата выросла в три раза.
  
   Реформы, однако, не привели к появлению экономики свободного предпринимательства. Вот как резюмирует это политолог Леон Арон: "Русский капитализм родился в пространстве институционального и правового вакуума. Пока Верховный Совет не перекрыл источник новых политических возможностей, российские приватизаторы прикладывали все возможные усилия для обращения государственной собственности в частную, не заботясь при этом об установлении основной институциональной и правовой структуры, которая веками вырабатывалась для уменьшения издержек капитализма, как-то: нерушимость договора, обеспечиваемая независимым и честным судом; самостоятельные профессиональные объединения; государственные агентства, которые защищают инвесторов и потребителей; современные гражданский, торговый и уголовный кодексы".
  
   Автор -- историк, почетный профессор Гарвардского университета
  
   Публикация представляет собой выдержку из статьи в сборнике "Россия на рубеже веков: 1991-2011". редакторы-составители -- А.Зубов, В.Страда. М.: РОССПЭН, 2011
  
   Первая статья из серии "20 лет без СССР" -- "Советский человек пережил СССР" -- вышла 21.11.2011
   Эта публикация основана на статье "20 лет без ссср: Борьба с прошлым" из газеты "Ведомости" от 13.12.2011, N235 (3001) Борьба с прошлым
  
  
   Распад СССР в 1991 г. освободил Россию от "груза" союзных республик и восточноевропейских стран, в которые когда-то вошли войска советской армии. В конечном итоге Восточная Европа преуспела гораздо больше России в выстраивании отношений со своим коммунистическим прошлым. Польша, Венгрия и Чехия были частью западной цивилизации уже в Средние века, поэтому для них не составило большого труда отказаться от короткого эпизода "народной демократии". В отличие от них Россия не смогла до конца разобраться с прошлым, в нерешительности двигаясь то вперед, то назад, и вот теперь, 20 лет спустя, остановилась в неуверенности относительно своего будущего. В данной статье мы попытаемся разобраться в причинах этой неуверенности.
  
   Первой из причин я считаю религию. Мы живем в светское время, когда религия становится личным делом каждого и считается, что она не имеет никакого отношения к политике. Никто в здравом рассудке не станет утверждать, что конфликт между православной церковью с одной стороны и католиками и протестантами -- с другой имел хоть какое-то влияние на ход холодной войны между Россией и Западом. Но так было не всегда. Еще три века назад культура человека, как и культура целой нации, определялась его религиозными верованиями. Доказательством тому бесконечные войны на почве религии, которые сотрясали всю Европу до XVIII в. и которые до сих пор определяют поведение исламских сообществ.
  
   То, что христианство пришло в Россию из Византии, а не из Рима, навсегда определило положение России в мире. Это сделало Россию чужой и Востоку и Западу и исключает у русских чувство родства еще с какой-либо цивилизацией. Хуже того: Россия чувствует себя осажденной вражескими силами. Для Русской православной церкви все другие христианские верования -- еретические, а оттого непримиримые враги. Даже в наш светский век это утверждение продолжает оставаться осмысленным, свидетельством чему многочисленные заявления российских политиков о внешних врагах и угрозах. Россия не чувствует себя частью мирового сообщества и предпочитает держаться особняком, не сближаясь и не заводя дружбы с другими странами, что, в свою очередь, неминуемо придает ей воинственности. Другое следствие -- это ощущение Россией своей самобытности (sui generis) в мире многообразия других культур, ее неспособность к контакту и ее нежелание учиться у других.
  
   Опросы общественного мнения говорят, что, по мнению большинства, "у России свой путь", при этом общего понимания пути не существует. Значительное большинство (в соотношении 56 к 12%) не чувствуют себя европейцами.
  
   Культура и география
  
  
   Я верю, что культурное наследие сыграло решающую роль в неспособности России освободиться от своего коммунистического прошлого и уверенно идти вперед. Россия держится за свое прошлое именно оттого, что не знает, куда идти дальше. Опросы показывают, что большинство россиян испытывают ностальгию по Советскому Союзу и скорее будут сотрудничать с коммунистами, если те в результате переворота придут к власти. Такое отношение мешает россиянам открыть новую главу своей истории.
  
   Следующий фактор -- география. Россия продолжает владеть огромной территорией и остается самой большой страной в мире, даже утратив свои колонии. Географический фактор тоже влечет за собой ряд последствий, в большинстве своем негативных.
  
   Первое из таких последствий -- низкое качество управления российским государством. После отвоевания Ливонии и Эстонии у Швеции Петр Первый с удивлением обнаружил, что Швеция тратила больше средств на управление этим маленьким анклавом, чем Петербург -- на всю свою империю. Поэтому чиновникам Московии было официально разрешено "кормиться от дел", а после упразднения этой практики -- брать взятки. Пресловутое взяточничество российских чиновников лишь следствие неспособности России адекватно оплачивать труд управляющих на территории своих необъятных владений.
  
   Другим немаловажным следствием огромных размеров России было и продолжает оставаться слабо развитое национальное чувство. Факт, что русские начиная с XIII в. всегда сплачивались для обороны своей отчизны от иностранных захватчиков, не должен вводить нас в заблуждение относительно ощущения русскими своей национальной общности. Они вставали на защиту России потому, что видели в противнике "неверных", которые идут, чтобы захватить их землю и собственность. Вообще для русских характерна привязанность скорее к их "малой родине", чем к стране в целом. Подтверждение тому можно получить из неожиданного источника -- высказывания Вячеслава Никонова, политолога, близкого к сегодняшней правящей элите: "Действительно, один из самых существенных факторов слабости и развала Российской империи, Советского Союза, проблем современной России -- неспособность создать единую гражданскую нацию, что удалось другим крупным государствам".
  
   Эта неспособность России так или иначе связана с ее размерами. Опыт показывает, что маленьким странам легче сплотить своих граждан в нацию.
  
   Хотя славянофилы и утверждали, что русские -- уникальный народ, склонный к коллективизму, и эта их идея, казалось бы, подтверждается новаторской попыткой создать коммунистическое общество, мой собственный опыт подсказывает, что русские, напротив, глубоко индивидуалистичны. Американцы гордятся своей принадлежностью к нации индивидуалистов, но на деле они скорее конформисты. Русские, наоборот, стремятся жить в созданных ими самими мирах, что приводит к их выдающимся достижениям в искусстве и литературе.
  
   Но в политике индивидуализм ведет к печальным последствиям. Русские как люди не чувствуют друг с другом родства. Напротив, чувство, что они окружены врагами, есть как у государства, так и у каждого отдельно взятого человека по отношению к своим согражданам. Компания Validata из Петербурга, занимающаяся изучением общественного мнения, в конце своего исследования о поведении русских делает поразительное заключение: "Русские живут в окопах". То есть русские чувствуют постоянную опасность со стороны своих же сограждан. Это одна -- и, возможно, самая главная -- из причин, почему русские предпочитают авторитарное правление любой демократии. Недоверие к соседу не позволяет им сплотиться для установления удовлетворительного для всех режима, и они поэтому привержены режиму жесткому, "грозному" для поддержания порядка. Исследование, проведенное в Воронежской области восемь лет назад, показало, что подавляющее большинство респондентов (около 88%), поставленных перед альтернативой "свобода" или "порядок", выбирают "порядок", потому что "свобода", в их представлении, звучит как хаос, анархия и отсутствие безопасности. Такое отношение ограничивает возможность России развиваться в направлении свободного и законопослушного общества.
  
   Есть и еще одно последствие необъятных просторов страны, на которое я хотел бы обратить внимание, -- это извечная претензия России на то, что если она столь обширна, то она по самой природе своей великая держава. Устойчивая популярность Сталина в стране, которую он опустошил, вызвана в первую очередь убежденностью в том, что, приведя СССР к победе над Германией, Сталин превратил Россию в мировую державу, соперницу Соединенных Штатов Америки. Но убеждение это ничем не может быть оправдано. Держава становится великой не из-за своих гигантских размеров и даже не из-за победы в войне, но в результате усердного, терпеливого, непоказного труда, который ведет к формированию жизнеспособного общества и эффективной экономики.
  
   Проблема идентичности
  
  
   Хотя считается, что соглашение, подписанное в Беловежской пуще 8 декабря 1991 г. Ельциным и его украинскими и белорусскими партнерами, привело к распаду Советского Союза, на деле распад к этому моменту был свершившимся фактом. Все союзные республики, кроме России и Казахстана, уже объявили свою независимость. В опросе, проведенном за месяц до встречи в Беловежской пуще, только 17% российских респондентов верили, что Советский Союз еще существует.
  
   Распад Союза сильно повлиял на русскую душу. Эта империя отличалась от иных европейских империй нового времени тем, что была построена не после формирования национального государства, а строилась одновременно с ним. К моменту завоевания Британией или Испанией своих колоний эти европейские страны уже были настолько полноценно сформированными национальными государствами, что путаницы между метрополией и колониями возникнуть не могло, тем более что колонии были отделены от них океаном. В случае России создание национального государства и империи происходило одновременно. И помимо этого, колонии России граничили с национальным государством, более напоминая древние империи персов и римлян. В результате потеря империи нанесла тяжелую травму русскому сознанию и привела к тому, что русские испытывают ныне большие затруднения при определении собственной национальной идентичности.
  
   Результаты реформ
  
  
   Самым положительным достижением 90-х гг. было высвобождение экономической активности. Идея коммунистов о том, что национализация производственных ресурсов страны приведет к невиданной до этого эффективности производства, оказалась фантазией. Коммунистические страны сильно отставали от стран с рыночной экономикой во всем, чего ни коснись, и одна за другой оставляли идею централизованной экономики. Сегодня перед нашими глазами разворачивается удивительное действо: запуск коммунистическим Китаем частного бизнеса -- и в результате его близость к тому, чтобы стать второй по размеру экономикой мира.
  
   Хотя для многих русских граждан реформы, проведенные в начале 1990-х, обернулись тяжелым испытанием, по моему мнению, они были неизбежными. Приватизация предприятий и земли, отмена регулирования цен, отказ от государственной монополии на операции с валютой -- все это позволило подняться росту уровня жизни до невиданной прежде высоты. В первые 10 лет XXI в. экономика продолжала расти более чем на 6% ежегодно, розничная торговля, приспособившись к инфляции, увеличилась почти вдвое между 1999 и 2007 гг., а средняя заработная плата выросла в три раза.
  
   Реформы, однако, не привели к появлению экономики свободного предпринимательства. Вот как резюмирует это политолог Леон Арон: "Русский капитализм родился в пространстве институционального и правового вакуума. Пока Верховный Совет не перекрыл источник новых политических возможностей, российские приватизаторы прикладывали все возможные усилия для обращения государственной собственности в частную, не заботясь при этом об установлении основной институциональной и правовой структуры, которая веками вырабатывалась для уменьшения издержек капитализма, как-то: нерушимость договора, обеспечиваемая независимым и честным судом; самостоятельные профессиональные объединения; государственные агентства, которые защищают инвесторов и потребителей; современные гражданский, торговый и уголовный кодексы".
  
   Автор -- историк, почетный профессор Гарвардского университета
  
   Публикация представляет собой выдержку из статьи в сборнике "Россия на рубеже веков: 1991-2011". редакторы-составители -- А.Зубов, В.Страда. М.: РОССПЭН, 2011
  
   Первая статья из серии "20 лет без СССР" -- "Советский человек пережил СССР" -- вышла 21.11.2011
   Эта публикация основана на статье "20 лет без ссср: Борьба с прошлым" из газеты "Ведомости" от 13.12.2011, N235 (3001)
  
  
   Андрей Зубов: Советский человек пережил СССР
  
   Андрей Зубов
   Vedomosti.ru
  
   21.11.2011, 00:24
   http://www.vedomosti.ru/opinion/news/1429463/sovetskij_chelovek_perezhil_sssr
   Андрей Зубов: Советский человек пережил СССР
  
   Андрей Зубов
   Vedomosti.ru
  
   21.11.2011, 00:24
   Статья
  
   Отзывы104
  
  
  
   0x01 graphic
  
  
   В 1990 г. Александр Солженицын в своих знаменитых "посильных соображениях" "Как нам обустроить Россию?" писал: "Часы коммунизма -- свое отбили. Но бетонная постройка его еще не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами". Казалось, что опасения вермонтского затворника не оправдались: русское общество легко выскользнуло из-под коммунистических развалин, сбросило арестантскую гулаговскую робу и готово надеть элегантный костюм, сшитый по западноевропейским лекалам.
  
   Увы, ничего подобного не случилось. Хотя никакого контрреволюционного переворота, никакого очевидного коммунистического реванша за эти двадцать лет не было, советскость постепенно, шаг за шагом восстанавливала свои, казалось бы, утраченные в 1991 г. позиции. Мне кажется, что тогда, в начале 1990-х, никто не понимал, до какой степени преуспели большевики в осуществлении своей главной цели -- в создании советского человека, человека нового типа, еще невиданного в мировой истории.
  
   Рождение советского человека
  
  
   За первые 25 лет существования советской власти в России прошла глубокая негативная селекция. Лучшие, самые честные и культурные были убиты или лишены ссылками и тюрьмами возможности создавать семью и воспитывать детей, а худшие, те, кто взялись за создание нового человека, или те, кто молча согласились с новой властью, смогли "плодиться и размножаться". Огромные людские потери России во Второй мировой войне и связанная с ней вторая волна эмиграции и новые репрессии против коллаборационистов окончательно похоронили старое русское общество в России.
  
   Из пламени войны вышел уже новый советский человек, патриот СССР, начисто потерявший способность к гражданской самоорганизации и личной ответственности за судьбы страны, полностью перенесший с себя на вождя надежды на устроение лучшего будущего, всецело забывший о своем богочеловеческом естестве, не укорененный в культуру, очень плохо знающий национальную историю, да и своих собственных предков за границами двух-трех поколений, большей частью привыкший жить на госпайке скудной зарплаты и не понимавший, что такое приносящая доход, независимая от государства собственность. Этот новый советский человек был научен лгать, чтобы выживать и тем более, чтобы делать карьеру. Он уже не старался, как все нормальные люди, наиболее точно облечь свои мысли в слова, а дела явить воплощением слов, но словами скрывал мысли, а дело привык никак не спрягать со словом. Он мог, например, говорить на партсобрании о пролетарском интернационализме, о братстве трудящихся, но понимал, что любая его несанкционированная встреча с иностранцем немедленно приведет к вызову в КГБ с самыми тягостными последствиями для судьбы его и его близких. В условиях всевластия тайной полиции и суровых репрессий советский человек привык не строить вместе с соседями, односельчанами, сотрудниками, согражданами лучшую жизнь, но выживать в одиночку, не доверяя ни жене, ни детям, ни соседям, ни собутыльникам.
  
   Хотя экономические отношения в русском обществе принципиально изменились с советского времени, они не привели к формированию независимого от власти достаточного субъекта политической и общественной жизни. Нынешние социально-экономические отношения в России не юридически, но фактически напоминают скорее отношения царя с дворянством в первой половине XVIII столетия, до манифеста "О вольности дворянства" 18 февраля 1762 г. От того, в чьих руках власть над страной, зависит и то, в чьих руках окажется собственность. Богатство дает не упорный труд, знания и талант, но близость к властелину. Так было и в советское время, когда только правительственная или цековская кормушка могла дать человеку приличное существование, так остается и по сей день.
  
   В сущности, новый, созданный во времена Ленина, Сталина и Бухарина советский человек продолжает определять жизнь послекоммунистической России. По-другому в нашей стране ни управлять, ни жить не умеют, да и учиться жить по-новому те, кто сформировались еще в закрытой тоталитарной стране, большей частью не желают. А именно эти люди управляют и Россией и странами ближнего зарубежья.
  
   Но воспроизводится ли homo soveticus в новых поколениях? Думаю, что воспроизводство имеет место, но на фоне постепенного затухания советской традиции. В каждом новом поколении русских людей советского человека становится меньше, он разрушается. Главными причинами постепенного, хотя, надо признаться, и довольно медленного разрушения homo soveticus можно назвать следующие.
  
   Постепенное исчезновение homo soveticus
  
  
   1. Люди, родившиеся после 1980-1985 гг. (в зависимости от того, где они родились -- в крупнейших городах или в провинции и в каких семьях), уже не имеют прямого опыта жизни в условиях советской тоталитарной системы. Их не пичкали коммунистической идеологией в пионерской и комсомольской организациях, они имели доступ к самым разнообразным источникам информации и в своей практической жизни пользовались с детства широким спектром прав и свобод, включая право на выезд из страны и на выбор жизненных ценностей. Эти люди формировались существенно более свободными, чем их родители, хотя свобода эта, как и всегда, многим была не во благо. Но их выбор к добру или ко злу практически не детерминировался властью. Государственной власти было на них по большому счету наплевать. Главное для власти -- чтобы эти многочисленные свободные граждане не мешали самим властным людям удобно и бесконтрольно конвертировать власть в деньги. Новое поколение, родившееся в 1980-е гг., выросло в условиях заброшенности и свободы. Они стали "беспризорниками государства", что, памятуя о былом коммунистическом контроле над душой и телом человека, не так уж и плохо.
  
   2. В конце апреля 1988 г. коммунисты официально отказались от принципа насильственной атеизации подвластного им народа. Началось быстрое религиозное возрождение. Научный коммунизм как идеология практически прекратил свое существование в России, а религиозная вера (и христианство, и ислам, и иудаизм, и буддизм, и шаманизм) стали быстро восстанавливать свои позиции в обществе, особенно в его молодых возрастных когортах. Сейчас доля верующих, в том числе и активно верующих, среди студентов университетов в несколько раз выше, чем среди их преподавателей старше 50 лет. Весьма обычны случаи, когда дети и внуки приводят к вере своих вполне советских родителей, бабушек и дедушек, которым в СССР "о Боге никто не рассказывал".
  
   При этом любая религиозная вера в России, независимо от конфессии, определяется не официальными религиозными лидерами, которые большей частью остаются, как и иные официальные лидеры, homo soveticus, но свободным поиском учителей, идей и книг.
  
   3. Множество людей после 1991 г. покинуло Россию и обосновалось в демократических и экономически либеральных странах (сейчас 4 млн граждан России имеют постоянный вид на жительство в странах Европейского союза, Швейцарии, США, Канаде, Австралии, Новой Зеландии, Объединенных Арабских Эмиратах, Черногории, Таиланде). За прошедшие два десятилетия они получили очень хорошие навыки деятельности в этих новых для советского человека условиях. Многие -- опять же большей частью молодые -- удачно встроились в западные общественные и хозяйственные отношения. Хотя -- и это можно было предположить с самого начала -- есть немало и негативных примеров: гангстеризм, организованная преступность, проституция, мошенничество и склонность к социальному иждивенчеству распространены среди эмигрантов из бывшего СССР. И все же новое поколение в условиях новой, не советской жизни становится и мировоззренчески и поведенчески новым. Особенно важно, что большинство уехавших сохраняют тесные родственные, а порой и профессиональные связи с оставшимися в России. Так западные навыки жизни вместе с денежными переводами перетекают на родину. Кроме того, в разы большее, чем число окончательных эмигрантов, количество молодых людей приезжают в богатые западные страны на время -- для учебы и работы. Уровень социального здоровья среди них существенно выше, чем среди полных эмигрантов, и, возвращаясь, они приносят свои новые навыки и стиль жизни, представления о должном и более ясное (со стороны виднее) понимание сущего в их старом отечестве. Они хотят и в России жить столь же комфортно в бытовом, гражданском и политическом смысле, как они жили за границей. Послесоветский режим homo soveticus большинство из них совсем не устраивает. Они теперь знают, что собственность может и должна быть незыблемой, что полиция должна охранять, а не грабить, что самоуправление -- благо, а не смешная фикция, что люди могут иметь презумпцию взаимной симпатии, а не вражды. Многие из них доходят до понимания, что без контроля граждан над властью все эти приятные блага недостижимы честным образом.
  
   4. Широкое распространение новых средств информации и информационной коммуникации в 2000-е гг. вместе со знанием иностранных языков сделало молодую часть русского общества несравненно более открытой и понимающей обстоятельства и условия жизни за пределами России. Молодым людям ясно, что объективно Россия -- богатая страна, и то, что она практически ничего не производит и не дает миру кроме природных ресурсов, возмущает их. Им непонятно, почему по доле расходов на образование на душу населения Россия 2010 г. занимала 117-е место в мире после Туркмении, Панамы и Сьерра-Леоне, почему по темпам сокращения населения Россия, напротив, лидирует, занимая 7-е место из 235 учтенных стран. Все эти и подобные цифры в изобилии имеются в интернете, свободно и активно обсуждаются в блогах. Власть пытается отвлечь молодежь на межнациональные распри или соблазнить бюрократической карьерой, но очень многим благодаря интернету и опыту жизни за пределами России становится ясно, что наша страна просто очень плохо управляется не контролируемой обществом и живущей исключительно для себя самозваной элитой homo soveticus.
  
   Старшее поколение смотрит телевизор, через который его дурачит и им манипулирует власть. Люди до 35 телевизор почти не смотрят. Они черпают свои знания в интернете, бесконечно более свободном и открытом миру. В России вновь, как и в XIX в., сложились две субкультуры, но теперь это субкультуры не социальные -- вестернизированных дворян и архаичного, некультурного остального народа, -- но по преимуществу возрастные. Динамичная часть молодежи перестает быть homo soveticus, и завтра она перестанет мириться с властью homo soveticus над Россией. Их же родители и деды, а также спившиеся и обкурившиеся сверстники, хотя и недовольные властью из-за собственной бедности и безысходности, продолжают подсознательно удовлетворяться сродством с нею.
  
   Революции 2011 г. в арабском мире наглядно показывают, что лучшая часть нового поколения не смиряется со строем жизни, который предлагают ему старые авторитарные правители. Воспитанное жизнью и работой в свободных обществах Запада и интернетом, оно рвет с многовековой традицией деспотии и требует переустройства гражданской и политической жизни.
  
   Русское общество, на мой взгляд, стоит посередине между обществами посткоммунистической Восточной Европы и арабским миром. У нас есть пусть и слабые из-за страшного тоталитарного 70-летия, но внутренние источники транзита -- наша русская жизнь 1860-1910 гг., белое движение и сообщество русской эмиграции -- русское зарубежье. Ко всем этим источникам ныне, даже если следить по тиражам книг, наблюдается повышенный интерес. Но ослабленность этого источника транзита компенсируется возможностями транзита "арабского типа" -- опыт жизни на Западе, интернет и умное религиозное возрождение.
  
   Два десятилетия гражданской (не политической!) свободы медленно возвращают русских людей из состояния нового советского человека в его естественное видовое состояние homo sapiens. Что произойдет быстрее -- восстановление сообщества нормальных людей, которые сумеют создать достойную их новую политическую систему России, или разрушение старой политической системы homo soveticus под гнетом ей свойственных пороков с образованием столь опасного политического вакуума на пространствах Северной Евразии, -- этот вопрос пока приходится оставить без ответа.
  
   Usus est magister optimus.
  
   Автор -- историк, профессор МГИМО (У) МИД РФ; редактор книги "История России: ХХ век"
  
   Публикация представляет собой выдержку из статьи в сборнике "Россия на рубеже веков: 1991-2011" // редакторы-составители А.Зубов, В.Страда. -- М.: РОССПЭН, 2011.
  
   Первая статья серии "20 лет без СССР" (Николай Бобринский о реституции) вышла 7.11.2011
   Эта публикация основана на статье "Двадцать лет без ссср: Советский человек пережил СССР" из газеты "Ведомости" от 21.11.2011, N219 (2985)
   Быстрый поиск: Александр Солженицын, Московский государственный институт международных отношений МИД России (МГИМО), МИД
  
  
   Идейные' убийцы: Ленин был не лучше Сталина и Гитлера?
  
   13/08/2007
   http://www.inosmi.ru/world/20070813/236018.html
  
  
  
   (Рецензия на книгу Роберта Джеллетли (Robert Gellately) 'Ленин, Сталин и Гитлер: эпоха социальных катастроф' (Lenin, Stalin, and Hitler: The Age of Social Catastrophe)
  
   ____________________________
  
   'Образ Ленина, возникающий на страницах этой книги, и даже то, что в заголовке его имя упоминается в одном ряду со Сталиным и Гитлером, несомненно, кое-кого смутит', - пишет Роберт Джеллетли в предисловии к своей новой работе об эпохе, ставшей свидетелем величайшей бойни в истории 20 столетия. Автор - видный ученый - добавляет: 'моя хорошая знакомая . . . заметила - от одной мысли о том, что в названии книги Ленин, Сталин и Гитлер могут стоять рядом, ее русская бабушка перевернется в гробу'. Что ж, ничего не поделаешь: пора сорвать завесу общепринятых представлений о событиях этого ужасного периода, и проанализировать их в свете новых данных. Именно этому посвящена книга Джеллетли - взвешенная и глубокая, сочетающая подлинную научность с живостью изложения.
  
   Автор начинает рассказ с Первой мировой войны и гражданской войны в России, и это абсолютно оправдано: именно в адской печи 'великой войны', где сгорели миллионы жизней, выплавились эти трое 'сверхубийц'. Особый интерес вызывают главы, посвященные 1930-м: ведь в них высвечиваются различия между двумя режимами. Если Сталин, ставший полновластным диктатором в середине двадцатых, после смерти Ленина, истребил миллионы крестьян в ходе коллективизации 1932-33 гг., а затем, во время 'большого террора' 1937 г. - миллионы собственных товарищей-коммунистов, Гитлер, избранный канцлером в 1933 г. и ставший главой государства годом позже, убийства фактически прекратил: в тридцатых в Германии почти не было казней. Даже в ходе Второй мировой войны, когда ситуация начала ухудшаться, Гитлер стравливал своих паладинов друг с другом, но очень редко посылал на казнь. Своих генералов - прусских аристократов - он при необходимости отправлял в отпуск, а не ставил к стенке.
  
   Это свидетельствует о том, что нацисты считали свой режим по-настоящему популярным, а большевики не питали на этот счет иллюзий. Нацисты не видели необходимости в убийстве соотечественников; в частности, они не трогали аристократов-генералов, поскольку офицерская каста в целом проявляла лояльность (закрывая глаза на истребление евреев и славян), пока Гитлер одерживал победы. Лишь к лету 1944 г., перед лицом полной катастрофы, дух сопротивления набрал достаточную силу, чтобы воплотиться в реальном покушении и попытке переворота - так называемом заговоре 20 июля.
  
   После этого Гитлер уже не останавливался перед убийством собственных генералов - поскольку это было ему необходимо. С начала агрессии против России подлинный характер нацистского режима проявился в истреблении евреев и комиссаров. Нацисты считали уничтожение 'чуждых' рас элементом борьбы за выживание самой немецкой нации, и чем ожесточеннее становились бои на Восточном фронте, тем более насущной представлялась им необходимость истребления 'вредных элементов' среди гражданского населения, в особенности евреев. Вторжение Гитлера в Россию стало началом Холокоста. В то же время большевики, столкнувшиеся с интервенцией и гражданской войной сразу после переворота 1917 г., тут же перешли к насилию и террору, чтобы удержать власть.
  
   Конечно, параллели между этими двумя дьявольскими режимами проводить необходимо. И все же у меня возникает ощущение, что с появлением новых данных о сталинских убийствах здесь наблюдается некий перекос. После выхода моей книги "Сталин: двор красного монарха" ("Stalin: The Court Of The Red Tsar") меня постоянно одолевают историки-любители, жаждущие поделиться со мной откровением: 'Сталин был гораздо хуже Гитлера, но нам всегда твердили о гитлеровских преступлениях, а Сталину, убившему куда больше людей, это сходило с рук'. Однако любители салонных игр по выявлению 'самого страшного чудовища всех времен и народов' рискуют поддаться чисто сталинскому цинизму: недаром ему приписывают слова 'Гибель одного человека - трагедия. Гибель миллионов - статистика'. Надо просто понять: таких чудовищ было много, и гибель каждой из их жертв - трагедия.
  
   Мы никогда не узнаем точно, сколько людей истребил Сталин - Джеллетли приводит разные данные о количестве, как он выражается, 'советских людей, погибших от рук советских людей' - от 10 до 20 миллионов. Стоит вспомнить, что Вторая мировая война, развязанная Гитлером, стоила жизни 40 миллионам человек - не говоря уже о 6 миллионах истребленных евреев. Взвешенно оценивая факты, Джеллетли приходит к выводу, что оба эти ужасных режима, какими бы ни были их различия или сходство, несут ответственность за 'эпоху социальных катастроф'.
  
   Это, в принципе, и так известно: новизна состоит в том, что автор включает Ленина в тот же список. Джеллетли справедливо рассматривает его как маньяка массовых убийств, создателя репрессивной советской диктатуры и покровителя Сталина. Когда я учился в школе, нам говорили: Ленин был порядочным человеком, а Сталин - безумцем и мясником. Ленина противопоставил Сталину еще Хрущев в 1956 г., и позднее этот аргумент стал в левых кругах истиной в последней инстанции. Теперь мы знаем, что он лжив. Книги Ричарда Пайпса (Richard Pipes) 'Неизвестный Ленин' (Unknown Lenin) (1996) и Роберта Сервиса (Robert Service) 'Ленин' (Lenin) (2000) показали нам реального большевистского вождя со всей его жестокостью. В ходе собственных исследований о молодых годах Сталина я обнаружил массу новых данных о том, что он уже на начальном этапе тесно сотрудничал с Лениным. Их альянс сформировался еще в 1905-07 гг., когда Сталин - беспощадный грабитель банков, пользовавшийся немалым влиянием в преступном мире - стал главным 'финансистом' ленинской партии. 'Именно тот, кто мне нужен', - так отзывался о нем лидер большевиков. (Ох, боюсь, не видать покоя бабушке из предисловья Джеллетли!) Фактический материал о Ленине, который приводит автор, уже известен, однако он умело его обобщает.
  
   Что же касается Сталина, то Джеллетли пожалуй слишком склоняется к прежней точке зрения о том, что он был 'серым бюрократом' - эту оценку распространял Троцкий, и до недавнего времени она повторялась практически во всех сталинских биографиях. Однако факты, на которые Джеллетли не обратил внимания, показывают, что Сталин был весьма динамичным политиком. Впрочем, это детали. Джеллетли справедливо утверждает, что для Ленина и Сталина были в равной мере характерны фанатизм и кровожадность. Для наглядности хотел бы завершить рецензию весьма типичным ленинским распоряжением от 11 августа 1918 г.: '1) Повесить (непременно повесить, дабы народ видел) не меньше 100 заведомых кулаков, богатеев, кровопийц. 2) Опубликовать их имена. 3) Отнять у них весь хлеб. 4) Назначить заложников - согласно вчерашней телеграмме. Сделать так, чтобы на сотни верст кругом народ видел, трепетал, знал, кричал: душат и задушат кровопийц-кулаков. . . . P.S. Найдите людей потверже'. Непохоже на благостный образ, что преподносил нам Хрущев, не так ли?
  
   Новая книга Саймона Сибэга Монтефиоре 'Сталин: молодые годы' ("Young Stalin") выходит в октябре http://www.inosmi.ru/world/20070813/236018.html
  
  
  
  
   Как звали Алексея Стаханова
   Как звали Алексея Стаханова? Реферат
   Олег Киселев
   http://proza.ru/2011/08/31/1415
   Как звали Алексея Стаханова? Реферат.

К 76-летию стахановского движения. Реферат составлен по источникам, указанным в конце текста. Реферат публикую со ссылкой на Гражданский Кодекс РФ. Статья 1274. О свободном использовании произведения в информационных, научных, учебных или культурных целях.


31 августа 1935 года забойщик Алексей Стаханов добыл за смену 102 тонны угля. Норма добычи угля составляла 7 тонн за смену, продолжавшуюся 5 часов 45 минут. Благодаря прекрасному владению техникой, предварительной подготовке и новаторскому подходу Стаханов смог превысить норму в 14 раз. Уже в сентябре забойщик донбасской шахты "Центральная-Ирмино" установил новый рекорд: добыл за смену 227 тонн угля. Правда, Стаханову помогала целая бригада шахтеров, которые оттаскивали уголь и помогали крепить бревнами свод. Обычно же это все было обязанностью самого забойщика. Но об этом в печати молчали. Почему же решили раскрутить именно Стаханова? Ведь и до него появлялись ударники.


С 1933 года в Донбассе гремело имя забойщика Никиты Изотова, неизменно выполнявшего по 3-4 нормы. Но Изотов был беспартийным, и это обстоятельство было существенным препятствием для его превращения в идеал советского рабочего. Свой герой был у железнодорожников -- машинист Николай Пичугин со станции "Москва-сортировочная", который предложил увеличить скорость движения паровозов. Но и его имя не прижилось -- по вполне понятным причинам: не называть же машинистов-ударников пичугинцами! Их стали именовать скоростниками и пятисотниками. В газетах мелькали и другие фамилии ударников. Но с фамилиями, не подходящими для тог, чтобы озаглавить движение передовиков: кузнец Бусыгин, токарь Иван Гудов, трактористка Прасковья (Паша) Ангелина, диспетчер Клавдия Королева. Но был необходим объединяющий их всех символ. Нужен был простой и политически сознательный пролетарий с открытой улыбкой и благозвучной фамилией.


И такой работяга вскоре нашелся. По задумке партийного начальства угольного треста в Донбассе на роль рекордсмена был назначен забойщик шахты "Центральная-Ирмино" комсомолец Стаханов. Он обладал богатырской внешностью и политически верной биографией. Сам рекорд был приурочен к Международному юношескому дню. Новость о шахтере, перевыполнившем план в 14 раз, сообщили в Москву, указав фамилию и инициалы. В "Правде" опубликовали о нем статью. Корреспонденты "Правды" не знали его настоящее имя и назвали Алексеем. В действительности, Стаханова звали вовсе не Алексеем, а Андреем (по другой версии -- Акакием). Когда Сталину доложили об ошибке, тот ответил, что "Правда" не может ошибаться, это напутали с паспортом. По другой версии Сталин выразил ту же мысль более образно: "Ну, что же ... Алексей - хорошее русское имя". Но уже на следующий день Стаханову выдали новый паспорт с "правильным" именем.


Примеру Стаханова последовали многие его коллеги. По указанию Сталина в СССР стало развиваться стахановское движение.  Стахановцами именовали тех, кто многократно превышал нормы производства.


Источники в Интернете:
1. www.peoples.ru/state/...stahanov/index1.html Алексей Стаханов (Alexey Stahanov) - все о знаменитости
2. www.pravda.ru ? Сестры Виноградовы. Советское наследие
1. Ъ-Огонек - 75 лет назад...
3. www.kommersant.ru/doc/1515830 Ъ-Огонек - 75 лет назад
  
  
   Карьера рабочего Юрия Мартьянова
   Олег Киселев
   Карьера  рабочего Юрия Мартьянова
http://proza.ru/2011/08/14/1362
  

Бригадир второй в Ленинграде бригады коммунистического труда Юрий Мартьянов не был моим знакомым. Но мы с ним работали на одном и том же заводе, и я могу немножко рассказать о его карьере. Не знаю, был ли Юрий Мартьянов счастлив в своей жизни. Но его жизнь может быть иллюстрацией того, как несколько случайных совпадений обстоятельств и, может быть, плюс к тому некоторый конформизм обеспечили ему неожиданную карьеру. Сам же он этой карьеры не ожидал, к ней не стремился, но и не отказывался от подворачивающихся ему совершенно случайно счастливых возможностей. Он был обычным рядовым человеком, не обладал особыми талантами. Но так уж получилось, что ... Все-таки лучше изложу все по порядку.



Начало всему положило некое событие в Москве. Тогда существовал неписаное, но всеми исполнявшееся правило: "Прежде, чем проявить инициативу снизу, необходимо на это получить указание сверху!". Вот и была на одном из московских заводов проявлена инициатива. До тех пор существовали только социалистический труд и  социалистическое соревнование. Но теперь социализм уже построен и стал именоваться развитым социализмом. Но ведь впереди-то коммунизм. Рабочий класс именовался передовым. Ему и положено якобы все передовое рождать. Вот некая комсомольско-молодежная бригада на московском предприятии и объявила себя коллективом коммунистического труда.  Почему-то никому это странным не казалось. Ведь при коммунизме труд должен стать бесплатным, но получать за этот труд следовало по своим потребностям (натурой, что ли?). Но эта бригада продолжала получать заработную плату. Тогда чем же отличается бригада комтруда от обычной бригады? И стали в оправдание эпитета "коммунистический" кое-что придумывать. В бригаде коммунистического труда:
- все рабочие бригады помогают друг другу, пока вся бригада в целом и каждый ее работник в отдельности не выполнят положенную норму, выполнившие норму передовики помогают работать немного отставшим;   
- все дружат семьями, ходят друг к другу в гости, соблюдают правила коммунистической морали;
- иногда книжки вместе читают, обсуждают сообща злободневные новости;
- устраивают бригадные культпоходы  в театр и в кино;
- все помогают друг другу быть политграммотными.
А что, раньше этого не делали, пока не провозгласили себя комбригадой? Ну, да-а, иногда делали, но теперь это уже якобы система.
Позже за присвоение ударникам и коллективам необходимо было некоторое время "коммунистически" соревноваться, но на заре этого движения бригада просто провозглашала себя "коммунистической". И такая бригада должна быть обязательно молодежной, все рабочие бригады не старше 35-ти лет. В самом начале это движение и бригады коммунистического труда организовывались заводскими комсомольскими комитетами.
Вот уже на московских предприятиях появились первые бригады коммунистического труда. По принятой в советские времена распасовке Ленинград первым поддерживает московские инициативы. И на Ленинградском Металлическом Заводе возникает первая ленинградская бригада коммунистического труда комсомольца Ромашова. Горком комсомола ждет от заводских комсоргов, кто же второй. Это будет тоже почетно. Таким предприятием мог бы стать Невский машиностроительный завод имени Ленина. Бывший Семянниковский. Первая листовка Петербургского Союза борьбы за освобождение рабочего класса была адресована рабочим этого завода. Листовку вроде бы составлял Владимир Ульянов. Перед зданием заводоуправления в 1926 установлен первый в Ленинграде (и чуть ли не первый в мире) памятник Ленину. Этот памятник и ныне стоит возле заводоуправления. На второе почетное место завод вполне подошел бы.



Комсомольский секретарь завода Ваня Примак старается во всю, ходит по цехам, уговаривает молодых бригадиров. А таких бригадиров на заводе раз-два и обчелся. И те пока что осторожничают: "Подождем, не знаем, что это, как бы чего-то не того не вышло ...". Что же делать Примаку? Время не терпит, обгонят. Быть комсоргом завода, на котором появится третья или четвертая бригада коммунистического труда, это уже не так почетно.
В конце концов, Ваня Примак находит в цехе N 21 бригаду плотников, изготовляют модели из дерева для литейных цехов. Не совсем то, что нужно. Бригадир не комсомолец, на все же только слегка за тридцать ... В бригаде комсомольцев вместе с несоюзной молодежью меньше половины ... Однако,  Юрий Мартьянов согласен стать первым в новом движении. Ваня Примак доказывает секретарю парткома и директору завода, как престижно иметь у себя вторую ленинградскую бригаду коммунистического труда. Администрация заменяет в бригаде нескольких пожилых рабочих на молодежь из соседних бригад. Вот и появилась на Невском машиностроительном заводе бригада коммунистического труда Юрия Мартьянова. Газеты подхватили - вторая в Ленинграде! А дальше само собой поехало. Для комсомола староват? Но райком партии требует - принимайте в партию рабочих! Ведь нужно на верха отправлять отчетную статистику - сколько в пролетарской партии пролетариев? А подходящего для партии рабочего найти не так легко. Тот пьет, тот не выполняет норму, этот третью жену бросает, этот допускает аполитичные высказывания, а другой слишком уж правдолюбив ... Одного такого правдолюбца приняли в партию. Так он на заводском партсобрании правдолюбиво и сказал: "Больше половины здесь присутствующих не верят в возможность построения коммунизма". Каково? Да, не каждый рабочий подходит для партии. Почему бы не принять в партию Юрия Мартьянова? Титульной национальности, в пьянстве не замечен, морально устойчив, политически грамотен, повышает квалификацию, да и бригадир второй в Ленинграде бригады коммунистического труда. Приняли в кандидаты партии, через год в члены. А тут очередные выборы в заводской партком. Должны же быть в  заводском парткоме рабочие? Опять же Юрий Мартьянов подошел по всем статьям и был избран заводской партком. Еще не остыли отлитые для газет строки о нем, а уже грядут партконференции района, города, области, да и очередной партийный съезд. Должны же на съезде пролетарской партии быть и представители пролетариев нашей страны? Вот Юрий Мартьянов и был избран делегатом съезда партии. Это уже почти верх общественной карьеры. Хоть и не член ЦК КПСС, но и делегат съезда тоже не футы-нуты. 



На НЗЛ был один Герой социалистического труда рабочий кузнечного цеха Имя Рек. Да с годами что-то не то получилось. Запросто сказать, главный и, к сожалению довольно распространенный среди пролетариев недостаток стал в нем развиваться. И куда-нибудь на очередную встречу с другими трудящимися не пошлешь, и прочая, и прочая ... Вот посовещались и сочли  - пора уже ему на пенсию. Но на передовом заводе, где свыше семи тысяч трудящихся, должен быть работающий  Герой соцтруда, ну, просто полагается таковому быть. На кого же подготовить наградные документы? Чего же долго думать, есть одна проверенная кандидатура! Юрию Андреевичу Мартьянову в 1981 досталась золотая звезда с серпом и молотом с одновременным вручением ордена Ленина.
  
  
   МИХАИЛ ХАЗИН: "ГЛАВНАЯ ПРОБЛЕМА НАШЕЙ ЭЛИТЫ - ПРОБЛЕМА ЛЕГИТИМНОСТИ"

0x01 graphic

   http://www.politcom.ru/article.php?id=5036
   Президент компании экспертного консультирования "Неокон" Михаил Хазин полагает, что корни сегодняшних проблем отечественной элиты следует искать в 60-х годах прошлого века - именно тогда она вступила в период "постглобального" существования: "Советская элита 30-50-х годов, а также ее представители более позднего времени, представляла собой элиту так называемого "красного глобального проекта", цель которого заключалась в том, чтобы донести до всего человечества коммунистические ценности. Хотя на самом деле "красный проект" более широкое понятие, чем его коммунистический вариант, однако в конечном итоге был реализован именно последний.
   - Как он был реализован?
   - Последовало, по меньшей мере, три серьезных изменения. Первое связано с проведением новой экономической политики в 20-х годах прошлого века. Второе случилось в конце 20-х - начале 30-х гг., когда от НЭПа перешли к индустриализации. Третья мощная реформация состоялась в середине 50-х, когда более жесткий сталинский вариант (прежде всего, по отношению к внешнему миру) был скорректирован в пользу более мягкого хрущевского. Бытует мнение, что гибель "красного проекта" была идейно предрешена в середине 50-х, когда носители этого проекта отказались от идеи его безусловного доминирования в мире.
   Те, кто пришли на смену элите "красного проекта", были в буквальном смысле "страновой" элитой, отказавшейся от глобальности. В результате они оказались в ситуации вакуума. У них не было внятной легитимности, поскольку народ не понимал, почему эти люди находятся у руля. У простых граждан возник вопрос: вы, ребята, пользуетесь некими привилегиями, но непонятно, за что. Ваши предшественники строили коммунизм, страдали за идею и прочее, а потому имели право на привилегии. Какое право имеете вы?
   Именно это было главной проблемой позднесоветской элиты. Придя к власти, Горбачев совершенно четко понимал, что именно ее он и должен решить. Сначала он начал менять элитарную верхушку, уже совсем старую. А потом... потом попал в крайне тяжелую ситуацию. Дело в том, что вся элита СССР (давайте уж не будем говорить об элите "красного проекта", потому что под конец она уже таковой не была) возникала как элита очень крупных мегапроектов, таких, как коллективизация, победа в Великой Отечественной войне, атомная бомба, космос, целина, индустриализация. Тут не надо далеко ходить за примерами. Леонид Ильич Брежнев не участвовал в индустриализации по причине молодости, зато воевал. Хорошо или плохо, но он прошел практически всю войну. Потом участвовал в послевоенном восстановлении. Он был одним из лидеров целины, одним из лидеров космического проекта. Он был человеком, который реально добивался больших результатов.
   Как известно, последним крупным проектом СССР в конце 70-х - начале 80-х гг. был БАМ. Здесь стоит заметить, что вся советская элита пополнялась именно "проектным" путем: возникает очередной мегапроект, и его лидеры автоматически вливаются в элиту. БАМ был призван стать играть ту же функцию. Люди, которые хотели сделать карьеру, радостно ехали на строительство магистрали. Примеры были, что называется, налицо: те, кто начинали осваивать целину, спустя некоторое время вошли в ЦК партии, стали секретарями обкомов, а один из них и вовсе дослужился до генсека.
   Но на БАМе моторчик остановился. Остановился как раз на Михаиле Сергеевиче Горбачеве, который не принимал участие ни в чем. И в этом смысле он оказался в крайне тяжелой ситуации. У него не было своей команды, он делал карьеру партаппаратчика в Ставропольском крае, его люди были мелкими чиновниками в этом регионе, которых нельзя было тащить наверх, ну просто потому, что они не прошли бы жесткий кадровый отбор. Он знал старых лидеров типа Андропова, который, собственно, и вытащил его наверх, исходя из своих соображений.
   Перед Горбачевым стояла очень серьезная задача. Ему нужно было разрушить элитарные команды, существовавшие на тот момент, потому что иначе - конец карьере. Ведь как только он начинал проводить управленческие решения в жизнь, тут же затрагивал интересы какой-то группы людей. Горбачевская инициатива обязательно упиралась в члена одной из больших политических команд, которые, минуя Горбачева, обсуждали ее и принимали соответствующее контррешение. Это совершенно стандартная ситуация: к власти рвутся бандой, а у Горбачева своей банды не было. Он сам состоял в команде Андропова, но в ней он не был самым умным и продвинутым человеком.
   И вот в этой тяжелой ситуации Горбачев попытался осуществить модернизацию, которую назвал "ускорением". А потом довольно быстро стало понятно, что ресурсов под это ускорение нет. И молодой генсек перешел к укреплению личной власти. Он стал разрушать существующие команды через вербовку более низких звеньев. Практически вся "перестройка" состояла в том, что снизу теперь можно ругать и подсиживать руководителей, а потом занимать их места. Горбачев рассчитывал на то, что люди, которые таким образом придут к власти, будут лично ему обязаны и станут членами его команды. Не тут-то было. Довольно быстро они пришли к выводу, что обязаны только себе. На этом этапе проблема отсутствия единства в элитах встала в полный рост.
   Отказавшись от глобальной идеи, лишившись части своей легитимности, поздняя советская элита столкнулась не только с борьбой с привилегиями. Возникла проблема национальных окраин. Здесь логика довольно проста: если мы несем миру идею коммунизма, то мы должны поддерживать уровень жизни местного населения, чтобы оно не разочаровалось в наших ценностях. А если глобальной идеи нет, зачем нам кормить кого-то? В этом смысле распада СССР явление сугубо внутриэлитное, оно напрямую связано с внутренней легитимностью власти. Наши элиты просто решили придать себе легитимность на почве национальных идей. Мол, мы являемся элитой, потому что мы защищаем наши национальные ценности.
   В результате к власти в России пришли люди под лозунгом "Мы защищаем интересы русского народа в противовес украинцам, прибалтам, среднеазиатам, закавказцам". А дальше они довольно быстро выяснили, что оказались в той же ситуации, в которой ранее пребывал Горбачев: существуют объективные проблемы, и очередной технологический рывок невозможен. Но теперь, в отличие от СССР начала-середины 70-х, который мог эти проблемы решить, просто ликвидировав противоположный лагерь - этого сделать невозможно в силу отсутствия надлежащих ресурсов.
   Кроме этого, в стране появились люди, не имевшие возможности получить свой "властный кусок" в рамках процессов, происходивших в конце 80-х. Они горели желанием войти в элиту и могли сделать этого, только получив внешнюю легитимность. Так появилась группировка либерал-реформаторов, совершенно четко сделавших ставку на вхождение в элиту в качестве представителей западного глобального проекта. Кто-то из них еще ранее был завербован ЦРУ, кто-то был просто не в ладах с высшим руководством страны. Кто-то был откровенным клептоманом. Одним словом, в нашей элите стремительно начал разрастаться колоссальный слой людей, которые были ориентированы на Запад.
   - С их стороны это была идеологическая ориентация?
   - Это была попытка легитимации. Люди оправдывали свое нахождение в элите тем, что в мире правит капитал, а они являются агентами этого капитала. То, что капитал при этом находится в Вашингтоне, совершенно никого не трогало.
   - То есть они преследовали эгоистический интерес?
   - Они могли руководствоваться чем угодно... Поскольку Запад им сказал, что надо возвращать частную собственность, демократию строить в стране, они стали ее строить. Именно поэтому в начале 90-х так могуче команда Гайдара двигала логику, что нам надо создать класс частных собственников. Люди, которые видели либерал-реформаторов в Вашингтоне, описывали их поведение двумя словами - "они пресмыкались". Что, впрочем, совершенно естественно, потому что сами себя либерал-реформаторы позиционировали как прислужников Запада.
   При Ельцине в элитах происходила схватка нескольких элитных групп. Было несколько групп либеральных, ориентированных на разные силы на Западе, но имеющих общие стратегические цели, которые вначале позиционировались как группа, условно говоря, Гусинского и Березовского, а потом Березовского и Чубайса. Во-вторых, существовала группа, которая считала, что надо все-таки строить национальное государство. Опять-таки, в элите существовали люди, считавшие, что надо делать упор на национализм. Они сохраняли силу до 1993 года и являлись продолжением властной группы, обеспечивавшей распад СССР и пытавшейся создать легитимность за счет обращения к национальным вопросам. Но их довольно быстро истребили западники, потому что у них был куда больший контроль над ситуацией. Они контролировали государственные институты и финансовые потоки.
   Наконец, еще при Горбачеве существовала некая группа лиц, которая пыталась вести промежуточную политику. Смысл ее состоял в том, чтобы - как и в айкидо - воспользовавшись энергией либерал-реформаторов, взять власть в свои руки. Этой третьей группой были силовики. Разумеется, по своему происхождению и менталитету они были жестко ориентированы именно на национальное государство. Эта группа тоже была ликвидирована. Первой крупной акцией, направленной на их уничтожение, был полет южно-корейского Боинга. Потом полет Матиаса Руста, после которого был снят министр обороны Соколов, фронтовик, который воевал еще в Великую Отечественную. На его место поставили чиновника Язова, после чего был дан старт периодическому, многократному разгрому военной верхушки.
   Сегодня мы видим, что все российские элиты довольно четко делятся на две группы. Группа первая - те, кто продолжает искать легитимность на Западе. С ними бессмысленно иметь дело, потому что они стали откровенными предателями своей страны...
   - Кого вы имеете в виду? Тех, которые на данный момент представляют организацию "Другая Россия"?
   - Вопрос очень сложный, потому что если взять в отдельности каждого конкретного человека, он может не отдавать себе отчет в своем предательстве и быть искренним патриотом. В России западники возникли еще в XIX веке. Чаадаев же не был предателем. Но системно далеко не каждый человек отдает себе отчет в том, какое место он занимает в общей картине. Я уверен, что многие западники в элитах целенаправленно двигают нашу страну к утрате суверенитета.
   - В таком случае кто они? Контрэлита?
   - Нет, эти люди входят в элиту. Среди них есть министры, руководители очень важных государственных институтов. Они черпают свою легитимность на Западе: мы строим капитализм и поэтому должны встраиваться в капиталистические институты. Тот факт, что в этом случае Россия не выживает, они отказываются признавать.
   Но существует в элитах и вторая группа. Причем в ней есть люди, которые ранее были убежденными западниками, но однажды отчетливо осознали, что выжить в рамках внедрения в западный мир невозможно. Они имеют разные взгляды: кто-то считает, что нам надо строить нашу версию капитализма, кто-то полагает, что надо строить что-то более сложное и хитрое, кто-то думает, что надо возвращаться к социализму и т.д.
   Проблема состоит в том, что у всех этих группировок, за исключением откровенных западников, нет абсолютного понимания того, какой экономической моделью руководствоваться. Та модель, которую нам предлагает сейчас Кремль - это чеболи по южно-корейскому типу. Но чеболи развивались в 50-х-70-е годы и имели на рынках явное конкурентное преимущество в связи с дешевой рабочей силой. У нас ее нет, как нет дешевого электричества и сырья. Электричество в России подчас дороже, чем на Западе. Более того, вместо конкуренции у нас бюрократизация и откаты.
   К тому же совершенно непонятно, какое место мы займем в мировом разделении труда. Когда Корея выходила на рынки, это разделение только складывалось, и у нее были все шансы, потому что она могла предъявить нечто дешевое (качественное или некачественное, вопрос отдельный). А Россия не в состоянии предложить миру ничего более дешевого, чем Китай или та же Корея.
   То есть на самом деле внятной экономической стратегии сегодня не существует. И это главная проблема современных элит.
   - Данный вопрос ставился в 90-х?
   - В 90-х годах об этом вообще никто не думал, потому что нужно было закрепиться у власти. А потом резко выросли цены на нефть, и элиты могли позволить себе еще одну отсрочку. Но сегодняшняя ситуация стабильности за счет высоких цен на энергоносители может просуществовать максимум 5 лет, не больше. А дальше мы не сможем выкрутиться, и мощности страны будут выбывать уже пачками.
   Сегодня многие понимают, что нужно что-то делать. Но что именно, никто не знает.
   - Во всяком случае, вопросом задаются?
   - Да, но весьма абстрактно. Вся экономическая наука в нашей стране последних 15 лет финансировалась только в той части, которая отвечала либеральной модели развития. В результате "нелиберальные" научные коллективы либо распались, либо стали откровенно маргинальными, занимаясь оголтелой критикой и не предлагая никакой конкретики. Реально ученых-экономистов, которые могли бы что-то предложить, очень мало.
   Но самое страшное состоит вот в чем: все понимают, что тот, кто будет определять экономическую политику, получит возможность войти в элиту как новый персонаж. Вспомните: представители экономических властей в начале 90-х либо сами стали олигархами, либо делали олигархов, потому что определяли, кто станет кандидатом в хозяева крупного комбината. И здесь совершенно такая же ситуация. Кто будет писать документы? За это идет конкуренция. В результате возникла ситуация, при которой современные элиты и сами не пишут, потому что не могут, и другим не дают, потому что опасаются.
   Грубо говоря, есть несколько персонажей, которые играют в некую игру. Каждый должен вытащить кошелек, и предъявить свои аргументы, достав оттуда все деньги. Если денег окажется больше, чем у других, то он выиграл. А теперь представьте, что ни один из участников игры кошелек не открывает. Идут споры, идут драки, но аргументов нет. И понятно, почему. Потому что на самом деле все понимают, что у них нет аргументов.
   Все рассчитывают на то, что вопросы решит Путин, сказав, что, мол, к черту: вот этих мы убираем, а этих оставляем. Но Путин до сих пор отказывался принимать такое решение.
   Можно много спорить на тему психологических аспектов, которыми он руководствовался, но понятно, что он шел на пост президента как наемный менеджер, который должен был разруливать конфликты группы лиц, при этом не ущемляя их интересы. И в данной ситуации у него нет мандата на то, чтобы какую-то группу элит дискриминировать, давайте скажем об этом прямо. Гусинский и Березовский были убраны самими элитами ровно потому, что захотели стать первыми среди равных. Им сказали: ребята, нет. С Ходорковским ситуация несколько другая, к 2003 году режим несколько изменился, но факт остается фактом - Путин по-прежнему ни одну из крупных групп элит не трогает. Он может кого-то слегка опустить, кого-то приподнять, но в целом - нет, не трогает.
   В итоге ситуация зашла в тупик. Из него должен быть какой-то выход. Существует много разных вариантов: что Путин уйдет, и на его место придет человек, которому будет поручено сделать самую неприятную работу. То есть, грубо говоря, он говорит: мы тут посовещались с Владимиром Владимировичем и решили, что делать надо вот так. Поэтому я сейчас этих уволю, а этих назначу, проведем жесткую чистку, а после этого снова придет Владимир Владимирович и снова все разрулит.
   - Иными словами, существует вероятность, что после 2008 года ситуация каким-то образом будет решена?
   - Понимаете, проблема не может не быть разрешена. Вопрос в том, как именно это будет сделано: с разрушением страны, жесточайшим кризисом или еще как-то. Если у элиты хватит сил на то, чтобы задуматься, выход будет найден.
   В противном случае сложившаяся ситуация может еще некоторое время продлиться, а дальше произойдет что-то типа дефолта а-ля 98 год, жесточайшего кризиса промышленности, когда вся она остановится в связи с высоким курсом рубля. Или еще чего-нибудь. Сценариев можно придумать много. Дальше начнется тотальный кризис. А потом к власти приходит человек, который говорит: Родина в опасности. Этот человек получает некую локальную легитимность, его поддерживают какое-то количество губернаторов, какое-то количество руководителей воинских частей, и он начинает шуровать железной рукой налево и направо.
   - Складывается такое ощущение, что вы рассматриваете посткоммунистический период как единый отрезок времени. Элиты, пришедшие в 90-х, каким-то образом трансформировались, но сущность их осталась прежней?
   - Я рассматриваю ситуацию с точки зрения одного единственного вопроса - легитимности элит. Эта проблема в явном виде возникла в конце 60-х годов. Сначала в слабой форме, а потом все усиливаясь, она дожила до наших дней. Попытка придать легитимность элитам обращением к высокой легитимности Запада закончилась провалом. Стало понятно, что страна просто не выживет. И те силы, которые были жестко завязаны на страну, в жесточайшей схватке конца 90-х сумели победить. Я участвовал в этой схватке как непосредственный игрок, именно на стороне тех сил, которые победили. Я в первом раунде проиграл, потом был еще один раунд, и еще один, в конце концов, в результате четвертого или пятого раунда к власти пришел Путин.
   Но все равно он пришел к власти потому только, что ни у кого больше не было сил решать вопрос легитимности. Который становится все более актуален. Есть основания считать, что Путин рассматривает варианты решения этого вопроса. Но что это будет за решение, непонятно.
   - Но ведь есть еще понятие формальной легитимации через выборы.
   - Это чисто технологические инструменты, они никак не смогут помочь решить проблему. Легитимность элиты всегда носит сакральный характер. И от того, что какие-то придурки проголосовали за Васю Пупкина, я не признаю, что Вася Пупкин имеет право мне диктовать какие-то решения.
   - Но Вася Пупкин идет во власть в качестве носителя некой идеи.
   - Если он говорит: мы с моими товарищами идем руководить страной, чтобы решить некую задачу - например, построить коммунизм, капитализм или православную империю, это одно. Но если Вася Пупкин идет на выборы, чтобы стать президентом, посадить на пост министра финансов своего человека и украсть 2 миллиарда долларов, то я не понимаю, каким образом выборы способны легитимизировать Пупкина и украденные им миллиарды. Как только он уходит с поста президента по итогам следующих выборов, любой гражданин имеет право прийти к нему и плюнуть в лицо.
   - Иными словами, существующие политические партии не являются политической элитой?
   - Конечно же, нет. Это формальные общественные организации, которые частично финансируются реальными элитными группами для имитации некоторого политического процесса.
   - Мы можем назвать элитой представителей администрации и близкого окружения Путина?
   - Элита - это те, кто принимает решения. Возьмите все управление внутренней политики администрации президента: они не элита. И даже Сурков очень относительно элита, потому что он как бы исполнительный инструмент, наемный менеджер при элите. А уж все его люди тем более. Элита - это бизнес, во всяком случае, та часть бизнеса, которая безусловно влияет на экономику страны. Это также региональные элиты. Это люди, которые могут влиять на принятие решений, тот же Егор Тимурович Гайдар, которого можно не любить, но он, безусловно, элита.
   В России была реальная партия - СПС, задача которой заключалась в том, чтобы стать публичны выразителем интересов элиты в той части, которая ориентировалась за Запад. Довольно быстро выяснилось, что шансов выиграть в рамках демократического процесса у них нет. После чего ее тихо и мирно закрыли. А что касается всех остальных, то "Единая Россия" - это профсоюз бюрократии, а никакая не политическая партия...
   - Но они каким-то образом ассоциируют себя с теми, кто проводят решения.
   - Они могут ассоциировать себя с кем угодно, но они не партия. Партия - это организация, которая занимается политической деятельностью. Но они не занимаются этим не в каком виде. Как и "Справедливая Россия". И в этом смысле политической жизни в стране вне рамок элит у нас нет.
   - Элитные группировки живут по своим собственным законам. И они, как правило, не публичные.
   - Да, элита живет по своим понятиям и правилам. Они чрезвычайно сложные. Но на самом деле они не могут быть публичными ровно потому, что элиты прекрасно понимают: как только они выходят в публичный политический процесс, там могут появиться некие политические силы, которые в рамках этого публичного процесса могут взять вверх, просто потому, что у них больше аргументов. Еще раз повторяю, у элиты нет аргументов, почему она элита, причем этот процесс длится уже десятки лет. Вот в чем вся проблема.
   Беседовал Георгий Ковалев
   03.09.2007
  
   zaalex 15 мая 2011, 00:51 #
   Министр МВД Круглов 20.2.1954 пишет Маленкову и Хрущеву: "Несмотря на принимаемые меры, в крупных городах и промышленных центрах страны все еще продолжает иметь место такое нетерпимое явление, как нищенство...
   Во втором полугодии 1951 г. задержаны 107.766 человек, в 1952 г. - 156.817 человек, а в 1953 г. - 182.342 человека. Среди задержанных нищих инвалиды войны и труда составляют 70%, впавшие во временную нужду -- 20%, профессиональные нищие -- 10%". Причина: Отсутствие достаточного количества домов для престарелых и инвалидов и интернатов для слепых инвалидов...
   Борьба с нищенством затрудняется... тем, что многие нищенствующие отказываются от направления их в дома инвалидов... самовольно оставляют их и продолжают нищенствовать. Предлагаю преобразовать дома инвалидов и престарелых в дома закрытого типа с особым режимом".
   .... Их были сотни тысяч, потерявших семьи, жильё, никому не нужные, без денег, зато увешанные наградами. Их собирали за одну ночь во всех городах специальными нарядами милиции и госбезопасности, отвозили на железнодорожные станции, грузили в теплушки типа ЗК и отправляли в дома-интернаты - на Валааме, под Харьковом в посёлок Высокий, в Стрелечьем, под Бахчисараем, в Омске, в Барнауле, на Сахалине и в Армении и др. - вся страна, как сетью, была покрыта подобными интернатами. У них отбирали паспорта и солдатские книжки - фактически их переводили в статус ЗК. Да и сами интернаты были в ведомстве милиции...
http://ipvnews.org/hegemon_article18112010.php
   http://nnm.ru/blogs/girlfriendHudo/posledniy/
   zaalex 15 мая 2011, 07:47 #
   Читатели форума вряд ли выстроятся в очередь в архив для того, чтобы самолично припасть к источнику. Для специалистов же не составит, я думаю, большого труда отыскать документ или установить его отсутствие. По ссылке в конце поста возможно удастся связаться с автором публикации и уточнить у него данные архивного хранения. Сама идея публикации таких документов с точным указанием места и учетных данных лично мне представляется весьма привлекательной. Это сняло бы сразу массу вопросов и сомнений. Однако реалии данного да и почти всех других форумов вряд ли изменятся в ближайшем будущем.
   http://nnm.ru/blogs/girlfriendHudo/posledniy/
  
   Сергей Мельникофф
   Обоссать и бросить в канаву!
   http://ipvnews.org/hegemon_article18112010.php
  
   http://webcache.googleusercontent.com/search?q=cache:gYhWvBEbymoJ:ipvnews.org/hegemon_article18112010.php+http://ipvnews.org/hegemon_article18112010.php&cd=1&hl=ru&ct=clnk&gl=ru&client=firefox-beta
  
   Сергей Мельникофф
   Обоссать и бросить в канаву!
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   Отца моего загребли на войну курсантом прямо из летной школы. Было ему неполных 20 лет...
Умер он от старых ран (три раза сбивали) десяток лет назад. Мужик был необычайной крепости - в своего отца. Рост 198 см, вес 120 кг. В любую дверь мог пройти только нагнувшись и бочком, бочком...
После войны прошло 65 лет. Это с окончания. С начала, соответственно, 70.
К чему это я?
А значить любому фронтовику, пусть он хоть "герой полка", попавший на кровопускание совсем мальцом, должно быть не меньше 85 лет. А считать по-нормальному, то и все 90. Так?
В России за 80 и живой, - уже за это можно Звезду Героя на грудь вешать.
Так о каких ветеранах, говорливые лжедмитрии нам уши протирают? А вернее вам...
Решил я тут небольшую подборочку привести. Про войну. Проветрить ваши мозги заплесневелые.
  
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   Попразднуемся...
   ...Вдруг в непрерывности ритма дорожного движения обнаружились перебои, шоссе расчистилось, машины застыли на обочинах, и мы увидели нечто новое -- кавалькаду грузовиков с охраной, вооруженных мотоциклистов и джип, в котором восседал маршал Жуков. Это он силой своей несокрушимой воли посылал вперед, на Берлин, все то, что двигалось по шоссе, все то, что аккумулировала страна, вступившая в смертельную схватку с Германией. Для него расчистили шоссе, и никто не должен был мешать его движению к немецкой столице.

Но что это? По шоссе стремительно движется грузовик со снарядами, обгоняет начальственную кавалькаду. У руля сидит иван, ему приказали скорей, скорей доставить боеприпасы на передовую. Батарея без снарядов, ребята гибнут, и он выполняет свой долг, не обращая внимания на регулировщиков. Джип маршала останавливается, маршал выскакивает на асфальт и бросает:

--...твою мать! Догнать! Остановить! Привести сюда!

Через минуту дрожащий иван предстает перед грозным маршалом.

-- Водительские права!

Маршал берет документ, рвет его в клочья и рявкает охране:

-- Избить, обоссать и бросить в канаву!
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
  

0x01 graphic
  
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   Сколько стоит совесть
   В детстве видел своими глазами, как в автозак менты грубо забрасывали двух безногих, которые на таких специальных тележках на колесиках в Анапе выпрашивали милостыню у отдыхающих. А в фургоне уже было несколько таких же бедолаг. Но основные чистки по стране прошли пораньше - в 1950 - 1951 гг. Тогда попались даже те, кто просто выполз из дома подышать. Вечером в свои семьи они уже не вернулись, их увезли на Валаам, запретив даже переписываться с родными...

***

У Лонида Каневского было в документалке про московский бунт инвалидов послевоенный, когда безногие и безрукие на тачках в один день заполонили центр Москвы.. Подробно так рассказано было Подавили за пару часов...

***

"Выйдя на нейтральную полосу, мы вовсе не кричали "За Родину! За Сталина!", как пишут в романах. Над передовой слышен был хриплый вой и густая матерная брань, пока пули и осколки не затыкали орущие глотки. До Сталина ли было, когда смерть рядом. Откуда же сейчас, в шестидесятые годы, опять возник миф, что победили только благодаря Сталину, под знаменем Сталина? У меня на этот счет нет сомнений. Те, кто победили, либо полегли на поле боя, либо спились, подавленные послевоенными тяготами. Ведь не только война, но и восстановление страны прошли за их счет. Те же из них, кто еще жив, молчат, сломленные. Остались у власти и сохранили силы другие -- те, кто загонял людей в лагеря, те, кто гнал в бессмысленные кровавые атаки на войне. Они действовали именем Сталина, они и сейчас кричат об этом. Не было на передовой: "За Сталина!". Комиссары пытались вбить это в наши головы, но в атаках комиссаров не было. Все это накипь...", - пишет герой войны и ученый-историк искусств Н. Н. Никулин в "Воспоминаниях о войне".

***

На войне особенно отчетливо проявилась подлость большевистского строя. Как в мирное время проводились аресты и казни самых работящих, честных, интеллигентных, активных и разумных людей, так и на фронте происходило то же самое, но в еще более открытой, омерзительной форме. Приведу пример. Из высших сфер поступает приказ: взять высоту! Полк штурмует ее неделю за неделей, теряя множество людей. Пополнения идут беспрерывно, в людях дефицита нет. Но среди них опухшие дистрофики из Ленинграда, которым только что врачи приписали постельный режим и усиленное питание на три недели. Среди них младенцы 1926 года рождения, то есть четырнадцатилетние, не подлежащие призыву в армию... "Вперрред!!!", и все. Наконец какой-то солдат или лейтенант, командир взвода или капитан, командир роты (что реже), видя это вопиющее безобразие, восклицает: "Нельзя же гробить людей! Там же, на высоте, бетонный дот! А у нас лишь 76-миллиметровая пушчонка! Она его не пробьет!"... Сразу же подключается политрук, СМЕРШ и трибунал. Один из стукачей, которых полно в каждом подразделении, свидетельствует: "Да, в присутствии солдат усомнился в нашей победе". Тотчас же заполняют уже готовый бланк, куда надо только вписать фамилию, и готово: "Расстрелять перед строем!" или "Отправить в штрафную роту!", что то же самое. Так гибли самые честные, чувствовавшие свою ответственность перед обществом люди. А остальные -- "Вперрред, в атаку!" "Нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики!"..... Шло глупое, бессмысленное убийство наших солдат....

***

Фронтовики, увидевшие заграницу, были очень опасны для советского режима. Как писал Симонов: "Контраст между уровнем жизни в Европе и у нас, контраст, с которым столкнулись миллионы воевавших людей, был нравственным и психологическим ударом". Сталин не доверял им, опасаясь прорыва завесы единомыслия.....

В Москву и в Ленинград демобилизованным из других мест въезд был запрещен.

.....за время войны только военными трибуналами были осуждены 994.000 советских военнослужащих, из них свыше 157.000 -- к расстрелу, то есть практически 15 дивизий были расстреляны сталинской властью.

....В статистическом исследовании "Россия и СССР в войнах ХХ века. Потери вооруженных сил" говорится, что во время войны демобилизованы по ранению, болезни, возрасту 3.798.200 человек, из них инвалидов 2.576.000 человек. И среди них 450.000 без одной конечности или обеих. Жили они на копеечную пенсию и портили "радостную жизнь" советских мирных городов, где "жить стало лучше, жить стало веселее". Несколько раз по приказу Сталина на них устраивали облавы. Их увозили подальше от людей. Некоторых заключали в "интернаты", где была хоть какая-то пища, но только в 30% таких "интернатов" были врачи и какое-то медицинское обслуживание.

Е. Ю. Зубков "Общество, вышедшее из войны"

***

Из "Валаамской тетради" Евгения Кузнецова:

А в 1950 году, по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР, образовали на Валааме и в зданиях монастырских разместили Дом инвалидов войны и труда...

Почему же здесь, на острове, а не где-нибудь на материке? Ведь и снабжать проще и содержать дешевле. Формальное объяснение: тут много жилья, подсобных помещений, хозяйственных (одна ферма чего стоит), пахотные земли для подсобного хозяйства, фруктовые сады, ягодные питомники, а неформальная, истинная причина: уж слишком намозолили глаза советскому народу-победителю сотни тысяч инвалидов: безруких, безногих, неприкаянных, промышлявших нищенством по вокзалам, в поездах, на улицах, да мало ли еще где. Ну посудите сами: грудь в орденах, а он возле булочной милостыню просит. Никуда не годится! Избавиться от них, во что бы то ни стало избавиться...

***

Однажды ночью я замещал телефониста у аппарата. Тогдашняя связь была примитивна и разговоры по всем линиям слышались во всех точках, я узнал как разговаривает наш командующий И. И. Федюнинский с командирами дивизий: "Вашу мать! Вперед!!! Не продвинешься -- расстреляю! Вашу мать! Атаковать! Вашу мать!"... Года два назад престарелый Иван Иванович, добрый дедушка, рассказал по телевизору октябрятам о войне совсем в других тонах... Говоря языком притчи, происходило следующее: в доме зачлись клопы и хозяин велел жителям сжечь дом и гореть самим вместе с клопами. Кто-то останется и все отстроит заново...

Н. Н. Никулин

***

Войска шли в атаку, движимые ужасом. Ужасна была встреча с немцами, с их пулеметами и танками, огненной мясорубкой бомбежки и артиллерийского обстрела. Не меньший ужас вызывала неумолимая угроза расстрела. Чтобы держать в повиновении аморфную массу плохо обученных солдат, расстрелы проводились перед боем. Хватали каких-нибудь хилых доходяг или тех, кто что-нибудь сболтнул, или случайных дезертиров, которых всегда было достаточно. Выстраивали дивизию буквой "П" и без разговоров приканчивали несчастных. Эта профилактическая политработа имела следствием страх перед НКВД и комиссарами -- больший, чем перед немцами. А в наступлении, если повернешь назад, получишь пулю от заградотряда. Страх заставлял солдат идти на смерть. На это и рассчитывала наша мудрая партия, руководитель и организатор наших побед. Расстреливали, конечно, и после неудачного боя. А бывало и так, что заградотряды косили из пулеметов отступавшие без приказа полки. Отсюда и боеспособность наших доблестных войск. Многие сдавались в плен, но, как известно, у немцев не кормили сладкими пирогами...

***

Слишком намозолили глаза советскому народу-победителю сотни тысяч инвалидов: безруких, безногих, неприкаянных, промышлявших нищенством по вокзалам, в поездах, на улицах, да мало ли еще где. Ну посудите сами: грудь в орденах, а он возле булочной милостыню просит. Никуда не годится! Избавиться от них, во что бы то ни стало избавиться... В течение нескольких месяцев страна-победительница очистила свои улицы от этого "позора"! Вот так возникли эти богадельни в Кирилло-Белозерском, Горицком, Александро-Свирском, Валаамском и других монастырях. Верней сказать, на развалинах монастырских, на сокрушенных советской властью столпах православия. Страна Советов карала своих инвалидов-победителей за их увечья, за потерю ими семей, крова, родных гнезд, разоренных войной. Карала нищетой содержания, одиночеством, безысходностью. Всякий, попадавший на Валаам, мгновенно осознавал: "Вот это все!" Дальше - тупик. "Дальше тишина" в безвестной могиле на заброшенном монастырском кладбище.

Читатель! Любезный мой читатель! Понять ли нам с вами сегодня меру беспредельного отчаяния, горя неодолимого, которое охватывало этих инвалидов в то мгновение, когда они ступали на землю сию. В тюрьме, в страшном гулаговском лагере всегда у заключенного теплится надежда выйти оттуда, обрести свободу, иную, менее горькую жизнь. Отсюда же исхода не было. Отсюда только в могилу, как приговоренному к смерти...

Скажу только, что обворовывали их все, кому не лень, и даже те, кому было лень. Дело доходило до того, что на обед в столовую многие ходили с пол-литровыми стеклянными банками (для супа). Мисок алюминиевых не хватало!.. А с каким упорством, с какой жаждой праздника (всё, что отвлекало от беспросветной повседневности, и было праздником) они "поспешали" к туристическому причалу за шесть километров от посёлка. Посмотреть на красивых, сытых, нарядных людей. Пообщаться иногда хоть одной фразой с ними. Увидеть жизнь. Пусть я повторюсь, но добирались-то, опять же, на костылях, "каталках", колясках...

***

Войну нельзя представить по сводкам Информбюро. Война, это не душещипательное кино про любовь на "фронте". Это не панорамные романы с их романтизацией и лакировкой войны. Это не сочинения тех прозаиков-"фронтовиков", у которых война только второй план, фон, а на переднем, заслоняя все пространство в кружевах литературных оборотов и бахроме, стоит художественный вымысел. Это не изогнутая стрела, нарисованная красным карандашом и обозначающая на карте острие главного удара дивизии. Это не обведенная кружочком на карте деревня ...

Война - это живая, человеческая поступь - навстречу врагу, навстречу смерти, навстречу вечности. Это человеческая кровь на снегу, пока она яркая и пока еще льется. Это брошенные до весны солдатские трупы. Это шаги во весь рост, с открытыми глазами - навстречу смерти. Это клочья шершавой солдатской шинели со сгустками крови и кишок, висящие на сучках и ветках деревьев. Это розовая пена в дыре около ключицы - у солдата оторвана вся нижняя челюсть и гортань. Это кирзовый сапог, наполненный розовым месивом. Это кровавые брызги в лицо, разорванного снарядом солдата. Это сотни и тысячи других кровавых картин на пути, по которому прошли за нами прифронтовые "фронтовики" и "окопники" батальонных, полковых и дивизионных служб.

Но война, это не только кровавое месиво. Это постоянный голод, когда до солдата в роту доходила вместо пищи подсоленная водица, замешанная на горсти муки, в виде бледной баланды. Это холод на морозе и снегу, в каменных подвалах, когда ото льда и изморози застывает живое вещество в позвонках. Это нечеловеческие условия пребывания в живом состоянии на передовой, под градом осколков и пуль. Это беспардонная матерщина, оскорбления и угрозы со стороны штабных "фронтовиков" и "окопников" (батальонного, полкового и дивизионного начальства).

Война это как раз то, о чем не говорят, потому что не знают. Из стрелковых рот, с передовой, вернулись одиночки, их ни кто не знает, и на телепередачи их не приглашают, а если кто из них решается что-то сказать о войне, то ему вежливо закрывают рот ...

Шумилин. "Ванька-ротный"

***

На Валааме чуть ли не по головам считали "этих инвалидов". Они мёрли сотнями, но на Валаамском кладбище мы отыскали только два прогнивших столбика с ... номерами. Не осталось ничего -- они все ушли в землю, не оставив памятника ужасному эксперименту человеческого зоопарка советского острова Доктора Моро" (Заметки об экспедиции Киношколы в деревню "Светлана" и на о. Валаам).

Хотя привезли первых инвалидов в 1950 г., электричество протянули им только в 1952 г.

Помещения не отапливались, и большинство из тех самых "сотен" как раз и умерли в первые два года. Летом же "самовары" или "чемоданы" (так назывались инвалиды без рук и без ног) на весь день подвешивались, иногда по двое, в корзинках на деревья. Бывали случаи, что на ночь забывали снимать... а ночи в Карелии даже летом холодные...

"Забыты и подвешены". Аркадий Бейненсон

***

Министр МВД Круглов 20.2.1954 пишет Маленкову и Хрущеву: "Несмотря на принимаемые меры, в крупных городах и промышленных центрах страны все еще продолжает иметь место такое нетерпимое явление, как нищенство...

Во втором полугодии 1951 г. задержаны 107.766 человек, в 1952 г. - 156.817 человек, а в 1953 г. - 182.342 человека. Среди задержанных нищих инвалиды войны и труда составляют 70%, впавшие во временную нужду - 20%, профессиональные нищие - 10%". Причина: Отсутствие достаточного количества домов для престарелых и инвалидов и интернатов для слепых инвалидов...

Борьба с нищенством затрудняется... тем, что многие нищенствующие отказываются от направления их в дома инвалидов... самовольно оставляют их и продолжают нищенствовать. Предлагаю преобразовать дома инвалидов и престарелых в дома закрытого типа с особым режимом".

***

.... Их были сотни тысяч, потерявших семьи, жильё, никому не нужные, без денег, зато увешанные наградами. Их собирали за одну ночь во всех городах специальными нарядами милиции и госбезопасности, отвозили на железнодорожные станции, грузили в теплушки типа ЗК и отправляли в дома-интернаты - на Валааме, под Харьковом в посёлок Высокий, в Стрелечьем, под Бахчисараем, в Омске, в Барнауле, на Сахалине и в Армении и др. - вся страна, как сетью, была покрыта подобными интернатами. У них отбирали паспорта и солдатские книжки - фактически их переводили в статус ЗК. Да и сами интернаты были в ведомстве милиции...


ПРОЧИТАЛИ?
Ну а теперь празднуйте суки, свой праздник... http://ipvnews.org/hegemon_article18112010.php
  
   Юрий Нестеренко
   Рабам России
   http://ipvnews.org/hegemon_article18112010.php
  
   И было так: четыре года
В грязи, в крови, в огне пальбы
Рабы сражались за свободу,
Не зная, что они - рабы.
А впрочем - зная. Вой снарядов
И взрывы бомб не так страшны,
Как меткий взгляд заградотрядов,
В тебя упертый со спины.
И было ведомо солдатам,
Из дома вырванным войной,
Что города берутся - к датам.
А потому - любой ценой.
Не пасовал пред вражьим станом,
Но опускал покорно взор
Пред особистом-капитаном
Отважный боевой майор.
И генералам, осужденным
В конце тридцатых без вины,
А после вдруг освобожденным
Хозяином для нужд войны,
Не знать, конечно, было б странно,
Имея даже штат и штаб,
Что раб, по прихоти тирана
Возвышенный - все тот же раб.
Так значит, ведали. И все же,
Себя и прочих не щадя,
Сражались, лезли вон из кожи,
Спасая задницу вождя.
Снося бездарность поражений,
Где миллионы гибли зря,
А вышедшим из окружений
Светил расстрел иль лагеря,
Безропотно терпя такое,
Чего б терпеть не стали псы,
Чтоб вождь рябой с сухой рукою
Лукаво щерился в усы.
Зачем, зачем, чего же ради -
Чтоб говорить бояться вслух?
Чтоб в полумертвом Ленинграде
От ожиренья Жданов пух?
Чтоб в нищих селах, все отдавших,
Впрягались женщины в ярмо?
Чтоб детям без вести пропавших
Носить предателей клеймо?
Ах, если б это было просто -
В той бойне выбрать верный флаг!
Но нет, идеи Холокоста
Ничуть не лучше, чем ГУЛАГ.
У тех - все то же было рабство,
А не пропагандистский рай.
Свобода, равенство и братство...
Свободный труд. Arbeit macht frei.
И неизменны возраженья,
Что, дескать, основная часть
Из воевавших шла в сраженья
Не за советскую-де власть,
Мол, защищали не колхозы
И кровопийцу-подлеца,
А дом, семью и три березы,
Посаженных рукой отца...
Но отчего же половодьем
Вослед победе в той войне
Война со сталинским отродьем
Не прокатилась по стране?
Садили в небеса патроны,
Бурлил ликующий поток,
Но вскоре - новые вагоны
Везли их дальше на восток.
И те, кого вела отвага,
Кто встал стеною у Москвы -
За проволоками ГУЛАГа
Поднять не смели головы.
Победа... Сделал дело - в стойло!
Свобода... Северная даль.
Сорокаградусное пойло,
Из меди крашеной медаль.
Когда б и впрямь они парадом
Освободителей прошли,
То в грязь со свастиками рядом
И звезды б красные легли.
Пусть обуха не сломишь плетью,
Однако армия - не плеть!
Тому назад уж полстолетья
Режим кровавый мог истлеть.
И все ж пришел конец запретам,
Но, те же лозунги крича,
Плетется дряхлый раб с портретом
Того же горца-усача.
Он страшно недоволен строем,
Трехцветным флагом и гербом...
Раб тоже может быть героем,
Но все ж останется рабом.
И что ж мы празднуем в угоду
Им всем девятого числа?
Тот выиграл, кто обрел свободу.
Ну что же, Дойчланд - обрела.
А нас свобода только дразнит,
А мы - столетьями в плену...
На нашей улице - не праздник.
Мы проиграли ту войну.
   http://ipvnews.org/hegemon_article18112010.php
  
  
   Сергей Мельникофф - экстремист под законом
   http://ipvnews.org/melnikoff_article27012012.php
  
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   Интервью MFF Мусе Таипову, редактору портала Ичкерия.инфо
   Фундаментальный закон США о свободе слова, предоставляет каждому гражданину этой страны непререкаемое право высказывать собственную точку зрения, которая в иных странах может рассматриваться как уголовное преступление "врага народа".
   - Сергей, здравствуйте. Давно собирались провести интервью с вами, задать вам вопросы. Ну и пользуясь случаем, хотели поздравить Вас с связи с назначением на должность почётного консула Чеченской Республики Ичкерия в Соединённых Штатах Америки и высокой оценкой российскими властями ваших несомненных заслуг в деле развенчания лживой российской пропаганды.

Чеченской аудитории Вы знакомы своими громкими акциями, такими как поднятие флага ЧР-Ичкерия на Эверест, проведённой в Тбилиси фото-выставкой преступлений руSSизма в ЧР-Ичкерия, которая и сейчас находится под оккупацией. Также известны помощью чеченским детям нуждающимся в лечении, ну и конечно же вашими сайтами, которые шокируют голой правдой.

Первый вопрос к Вам - что для Вас лично означает решение российской прокуратуры признать вас "экстремистом"?

- Здравствуйте, уважаемый Муса! Позвольте искренне пожелать мир Вашему Дому и благополучия всей Вашей семье и Вашим родственникам.

Прокуратура уголовного государства - это здорово звучит! Убогие русские "патриоты" заметно исписались не только в организации, которые у них называются прокуратурой. В Сети Вы найдете массу доносов русских на меня их "прокурорам", чекистам самого высокого пошиба, и даже их недовылупленному "президенту" страны.

Самое примечательно во всех этих доносах, то что в Сеть они выкладываются с тщательно затертыми именами авторов, затушеванными входящими и исходящими номерами и числами, обязательно с размытыми, нечитаемыми резолюциями. Ну, чисто малявы из камер главному смотрящему Зоны под названием Российская Федерация. Бояться убогие крысы. Меня бояться (а кого же еще?)

Почему "мозгожопые"? Только когда в голове кипит коричневый понос, суд Башкирии (sic!) может принять к производству дело о сайте, автор которого является гражданином США, в России ни дня не жил и гражданство этой страны никогда не имел (я получил гражданство США до развала Советского Союза). В отношении иностранной компании, чей публичный сайт, доменное имя, регистрант, провайдер и редакция находятся за океаном!

Это не боязнь свободы слова. Это не страх меня, как экстремиста, это - чистой воды мозгожопство! С сайта Министерства юстиции РФ (есть и такая контора у уголовников этой страны) ко мне теперь заходит заметное количество новых посетителей. С настоящей экстремистской жилкой. Их оказалось так много, что я даже счел нужным вывесить их баннер "Экстремистские сайты", если Вы обратили на это внимание.

Я много лет показываю абсолютно полное вырождение русской нации убийц и воров. Сейчас этого в русских не видит только тот, кто не хочет ничего видеть. Ну и мозгожопая часть населения планеты, естественно. Так что, плевать слюной я хотел на их "судебные определения" с высокого минарета. Они для меня никто. Безмозглые в пыли.

"Очень много оказалось людей, которые пришли делить бюджетный пирог. От этих людей партия должна освобождаться", - публично заявил русский режиссер Говорухин. "Но там есть и много разумных, замечательных людей. Николай Гончар, Иосиф Кобзон, Геннадий Кулик, Алина Кабаева. Вот она -- настоящий депутат, у нее большая работа с молодежью, со спортом, очень интересно она работает, живет этим. Так что нельзя умолять вклад Алины в общее дело..." - добавил Говорухин. Конец цитаты.

Это квинтэссенция русского человека. Для мозгожопых говорухиных их государство всегда ни при чем. Любыми средствами убогие умом и с полным отсутствием морали даже в зачаточном ее состоянии, русские ищут оправдание своей вековой жестокости в том, что дескать страна у них всегда поднимается из руин (в которые они ее сами и превращают с завидным постоянством), - не до церемоний и закона. Для любого русского неважно, что их государство - полное говно построенное уголовниками, что человек не может надеяться на торжество закона, не может надеяться на милицию (часть того же гос-ва). К государственному устройству у Говорухина, как истинного русского человека, претензий нет, он никогда об этом не говорит, как не говорит и сегодня. Его устраивает та страна, в которой он живет сегодня, его устраивает беззаконие, устраивает уголовник, который стоит у власти, у него претензии только к тем, кто хочет ускорить приближение "эры милосердия", как сказала одна блогер... А эра эта все никак не придет в страну мозгожопых. И не придет еще столько же, пока в ней диктуют альфа-мораль "говорухины" и пока их, наконец, не погонят всех те, кто возьмет в руки не метлу, а оружие.

А много ли таких? Несколько человек на всю 140 миллионную популяцию страны занимающую 1/7 часть суши на нашей планете. Я приморских партизан имею в виду. Про них прекрасно сказал на "Свободе Слова" читатель "GreenWorld": "Эти хорошие люди - НЕ РУССКИЕ, они Приморцы. Их поддержали и другие, не русские, но живущие на территории "россия". На Урале и в Башкирии. Таких мало, ОЧЕНЬ мало. Почему много на Кавказе? Да потому, что люди жили там испокон веков сообща, сопротивляясь куфру, а на других территориях это очень разрозненные и рассеянные семьи. У них нет СООБЩЕСТВА. Поэтому Кавказ, несомненно, будет эпицентром и лидером в борьбе с русской оккупацией. А "русские" - это не национальность, это медицинский термин. Нет такого народа. Есть десятки, сотни народов населяющих территорию, но 95% из них не осознают свою национальную принадлежность; они считают себя какими-то "россиянами" - это вбивалось поколениями рабства. Они считают, что если приклеить в машине три иконы, купленные в ларьке, или повесить на шею золотой крест, - то это искупит их грехи".

Говорить, говорить, говорить, говорить, говорить - вот истинный смысл существования русской "оппозиции". Желябовы кончились. Перовские отъехали. Остались говорящие ослы.

Кандидат в президенты России Сергей Миронов опубликовал на своем сайте предвыборную программу, которая озаглавлена как "президентская". Выдвиженец на высший государственный пост России от "Справедливой России" планирует отменить ЕГЭ и вернуть в России "зимнее" время. Все!

Вам не смешно? Или это программа не для мозгожопых от ихнего собрата? Та полно те...

Они даже не понимают слово "стыд". Последняя новость с убогонькой Ленты.ру: "Главное управление государственной безопасности НКВД СССР вело слежку за шведским дипломатом Раулем Валленбергом, спасшим в годы Второй мировой войны от гибели несколько десятков тысяч евреев. По словам бывшего директора Особого архива СССР Анатолия Прокопенко, на Валленберга докладывал граф Михаил Толстой-Кутузов".

Русский граф - стукачек! Нет, не потому, что граф. А потому, что русский! Правда, я сильно сомневаюсь, что во времена СССР в деле Михаила Толстого было указано, что он "граф" и присутствовала приставка "Кутузов". Это сегодняшний стиль мозгожопых - типа, вот, у нас и графья имеются в наличии. А то, что граф банальная шестерка НКВД, это русским в упор не видно. Чести нет ни у нации в целом, ни у единичных ее представителей. Будь то граф Кутузов, ловец душ Говорухин, или спортсменка в кровати Кабаева.

Алексей Панкин, некий русский журналист, пишет: "Сегодняшняя странная смесь романтических интеллигентов, озлобленных политических неудачников и карьеристов разной степени циничности ничем не отличается от тех людей, что вещали с трибун демократических митингов 1990-1991 годов... Раскурочили КПСС, а после выяснилось, что это был тот самый хребет, на котором, во многом благодаря светской интернационалистской идеологии, держалось многонациональное государство... Если бы Уинстон Черчилль дожил до наших дней, он бы констатировал: "Коммунизм -- ужасная система, но все остальные оказались еще хуже".

А вот не кто иная, как Светлана Ганнушкина бьется как рыба об лед:
"И вот теперь человек, претендующий на пост Президента России, предлагает перечеркнуть все достижения последних лет, пренебречь решениями Конституционного суда РФ, обещаниями, данными Совету Европы, и вернуться к советскому институту прописки. Неужели г-ну Путину непонятно, что ограничение свободы передвижения граждан внутри своей собственной страны откроет неограниченные возможности для произвола чиновников? Дальнейший рост коррупции, незаконные поборы и вымогательства - вот неизбежные последствия подобных шагов. Такое ограничение прав граждан России окончательно перечеркнет надежды на то, что наша страна сможет превратиться из "сырьевого придатка" в современное, динамично развивающееся государство" - патетически восклицает Ганнушкина на чекистских "Гранях".

Ах, ах! Какой конфуз! Кучка мозгожопых бьет себя хиленькими кулачками в грудь: - надо же, опять прописку вводят (а кто ее в стране быдла отменял?), в "сырьевой придаток" угроза есть превратиться...

Тьфу, ты! Ей богу, даже читать противно умалишенных из "динамично развивающегося государства". Их можгожопая страна, лидер педофил и откровенный урка, развязал уже три полноценные войны на Кавказе. Весь юг России охвачен вялотекущей гражданской войной на которой эскадроны смерти крошат тысячи людей заживо, а кучка умственных престарелых дегенератов размазывает сопли по поводу вековой прописки, введенной еще царем-горохом для крепостного быдла и не отмененной до 2012 года.

Эти стенания хорошо перекликаются с воем национального лидера этого сброда о "Великой геополитической катастрофе XX века" потому, что эти люди не обладают никакими моральными качествами и у них нет даже зачатков совести. Русские пойдут на компромисс с самим дьяволом, если им позвенеть монетами над растопыренными ушными раковинами.

Сегодня мы точно знаем, что произойдет с Россией. Можно быть абсолютно уверенным в том, что в день публикации этого интервью, как и в любой из последующих, русские люди распилят очередной кусок бюджета, топ-менеджеры банка купят непригодные нефтяные платформы по цене вдвое выше пригодных, отмороженные менты забьют до смерти очередного арестованного, Путину построят очередной дворец и он поедет на него посмотреть, от чего Москва и Сочи на полдня остановятся. У кого-нибудь отнимут бизнес и закроют на десятку, кто-то проплатит очередной откат, словом, всё в стране мозгожопых будет как обычно, пока не кончатся природные ресурсы и не вымрет большая чать нищего населения. Вот тогда, оставшиеся "успешные" русские люди попытаются экспортировать себя вместе со своей идеологией в Западный мир. И нам придется встать на пути этих тварей с оружием в руках.

- После поднятия флага на Эверест, было много скептиков, которые, даже при наличии фото-фактов, писали о том, что якобы "флаг не было поднять, что это ложь. Примечательно, что писали об этом почему то "чеченские" авторы, но вот российские СМИ, столь значимое событие просто проигнорировали. Что Вы можете сказать по этому поводу?

- Точно много? Я что-то только про одного идиота читал. Хачароевский, известный сексот, изгилялся. Было смешно читать его потуги доказать, что снимок снят не на Эвересте, а на соседнем восьмитысячнике - Макалу. Смешно по той причине, что восхождение на Макалу, который лишь чуточку ниже самого Эвереста, в сотню раз сложнее. Это страшная гора. Хачароевский простой дурак, которого можно использовать за десятку так, как тебе удобно. Проститутка пера. А про других сомневающихся мне неизвестно. Ну, если не считать за таковых сетевых "портянок", конечно.

Что, что русские СМИ проигнорировали это историческое событие, нет ничего странного. Восходитель, впервые доставивший национальный флаг на вершину мира, становится героем страны флага, вне зависимости от его национальной принадлежности и гражданства. Так, татарин Рустам Раджапов впервые занесший флаг Узбекистана на Эверест в 1998 году (я снимал фильм об этой экспедиции по заказу узбекского правительства и спонсора восхождения - немецкой компании "Штейнерт Индастрис") получил из рук Каримова высший орден страны. Первовосходители на Эверест - непалец по гражданству и шерпа по национальности Норгей Тенцинг и Эдмунд Хиллари из Новой Зеландии получили звание рыцарей Великобритании наравне с начальником экспедиции доктором Джоном Хантом, который руководил восхождением из базового лагеря...

Вы хотите, чтобы Россия пела мне осанну? Не дай бог. Они не умеют делать толково даже это. Как русские пишут хвалебные статьи, так даже ишак не орет при виде ослицы. Увольте. А поливать меня грязью через мозгожопых сетевых хомячков - у них тоже скверно получается. В общем, куда ни кинь, - везде клин. Дуракам лучше всего молчать - сойдут за умных. Гениальный совет русской нации и всем тем, кто причисляет себя к этим историческим огрызкам.

Что же касается фотографий, то покажите их любому мало-мальски знающему Гималаи альпинисту и он не задумываясь, и не зная ничего об этих снимках, со 100% гарантией скажет, что они выполнены на вершине Эвереста и нигде больше.

Там наверху стоит алюминиевая тренога, давным давно вкопанная в снег китайской экспедицией. Она уже еле из снега на метр выглядывает. К треноге этой привязаны сотни тибетских "святых" шарфиков, флажков с буддистскими и санскритскими текстами и всякая иная разноцветная мишура. Там же на вершине и ниже лежат сотни пустых кислородных баллонов... Это место просто нельзя спутать ни с каким другим. Вдобавок, кадры были сделаны в ясную погоду и на одном из них четко видно, как шерпа (высотный носильщик) держит флаг ЧРИ. Именно тот самый, который Вы сами и заказывали сшить во Франции и по просьбе Аллы Дудаевой переслали мне в Америку.

На заднем плане опубликованного мной снимка абсолютно четко просматриваются знаменитая гора Ама-Даблам и ближайшие к Эвересту восьмитысячники. Ну а качество и разрешение моих камер хорошо известно всем. Снимали одной из моих камер - не самой лучшей, - ее вес не позволяет таскать громадную камеру на вершину Эвереста ради одного снимка, но и той, которой производили съемку, качество достаточно для визуального опознания мельчайших деталей.

Но даже и не это главное. Мои камеры пленочные. Я всю жизнь снимаю исключительно на диапозитивы, то есть, на слайдовую пленку. Это электронный файл можно подрисовать. А как Вы подрисуете что-то на слайде?

Вот этот слайд, отсканированный мной на планшетном сканере в упаковке. Узнаете флаг, который Вы лично и заказывали изготовить во Франции?
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
  
  
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   0x01 graphic
   На вершину Эвереста были доставлены все три флага, которые Вы мне передали. Два маленьких и один большой. Меньший из них был оставлен привязанным к тому самому штативу на самой вершине, а два других мне вернули. Они у меня дома.

Не каждый день выпадает высокая честь присваивать имена горным пикам, впервые доставлять на вершину высшей точки Земли флаг независимого государства, менять названия на географической карте мира. Мне в этом плане повезло больше других.

Я был в составе международной экспедиции переименовавшей пик НКВД на Памире (около быв. Пика Коммунизма, ныне Самони) в память об основателе современных Олимпийских игр Пьере Де Кубертене.

Моя дочь Анастасия в 13 лет, совершив со мной восхождение на одну из гор Таласского хребта на Тянь-Шане, присвоила вершине географическое имя "Пик 11 сентября" в память о погибших в американской трагедии. Экспедиция осуществлялась по просьбе первого президента Кыргызстана Аскара Акаева. Панораму этого пика и фильм об экспедиции Акаев вручил в 2002 году Джорджу Бушу во время их встречи в Белом Доме. У меня есть личное благодарственное письмо от Буша за этот подарок.

Я сделал все возможное, чтобы знамя непобежденного народа Ичкерии было доставлено на вершину Эвереста. И я горжусь этим.

Кстати, маленькое знамя ЧРИ было со мной и в походе в 2010 году вокруг самой святой для всех буддистов мира - горе Кайлаш в самой отдаленной и труднодоступной части Западного Тибета.

Естественно, мозгожопым это не по нраву. Ну да и Аллах с ними. Вас волнует их мнение? Нет. Меня тоже.

- Вы довольно известный человек и ваша деятельность в борьбе с последней империей зла, как её назвал президент Рейган, также известна. Нам интересно было бы узнать у вас, что думают на Западе, и в частности в США, о современной России? Неужели они думают, что империя зла исчезла? Создаётся мнение, что у политиков Запада сохраняется какая-то иллюзия относительно нынешней России. Как вы думаете - общественности Запада известно о реальных событиях происходящих в России и на Кавказе или объективная информация не доходит до неё?

- Некоторая часть политиков хорошо осведомлена о внутренней уголовной сущности русской популяции и о том, что русские проводят откровенный геноцид и разбой на Кавказе. В этом мне сильно помогают Михаил Саакашвили и его эмиссары в Америке. Они четко, последовательно и правдиво информируют членов американского правительства о происходящем на Кавказе.

К сожалению, американские СМИ откровенно замалчивают многие моменты. Англоязычные так поступают частично из-за того, что мало кого тут интересует что там происходит в какой-то России - сейчас это третьеразрядная страна с потугами на звание "Нигерии в снегах", не более.

Русскоязычные же газеты США на корню скуплены на чекистские деньги. Они поют так, как им приказывают. Ничего тут поделать нельзя. Когда совесть редактора продается за звонкую монету, то апеллировать к чувствам таких проституток - это зряшное занятие.

Сейчас нам надо избавится от Обамы и его пластилиновой администрации с размытыми красными идеями в небогатых серым веществом мозгах. К сожалению, великие Рейганы рождаются раз в столетие. И по одиночке, а не пачками. Очень и очень прискорбный факт.

- Сейчас в России проходит фарс, который они назвали "выборами". И, совсем неожиданно, в Москве и ряде городов России, прошли массовые акции протеста против фальсификаций. В этой связи вопрос - видите ли вы в России силы способные что либо изменить?

- У них не хватит ума, чести, принципиальности и совести что-то изменить. Часть красножопых, бывших коммунистов во главе с Хутиным Пуем, как теперь все называют этого идиота, наворовала миллиарды долларов. Вы что, считаете, что они ими поделятся? С кем? С гондонами что ли? Чего это ради?

Вы видите хоть одну фигуру среди русской нации, которая отвечает требованиям честного лидера? Кто такой, - скажите мне ради бога быстрее...

Ведь все эти "несогласные", они не согласны с чем? Что их обворовывают свои же? Нет! Они не согласны с НЕПРАВИЛЬНЫМ РАСПРЕДЕЛЕНИЕМ НАВОРОВАННОГО!

Есть среди них осуждающие исторический путь народа-пидараса? Народа-убийцы? Есть те, кто понимает, что империю русских необходимо полностью демонтировать, извиниться (как минимум) перед огромным количеством их жертв? Заплатить отступные за кровь?

Хоть один вопящий из этой массы быдла говорит о ЧЕСТИ И СОВЕСТИ?!

Муса! Это бешеная нация, вчистую проигравшая Истории.

Хотите предскажу события в России на февраль-март?
4 февраля состоится боооольшая, но короткоживущая демонстрация люмпенов. НИКАКОГО влияния на политику уголовников в Кремле она не окажет.

В марте Хутин Пуй простом большинством голосов будет избран в ПЕРВОМ туре так называемого "голосодавальнического" проекта. Все. Следом наступит этап стагнации и полного, уже тотального разворовывания.

Русский вопрос закрывается. Они еще убьют немало народа. Развратят тысячи иных. Перережут и перетравят массу оппонентов... Может быть даже развяжут парочку новых войн. Но, исторически, их нация ОБРЕЧЕНА.

Русские еще долго будут тусоваться туда-сюда... ходить маршем по кремлевским набережным, пытаясь заглянуть за забор... петь протестные песни на Лобном месте... до ишачьей пасхи и второго пришествия Христа собирать подписи "за" и подписи "против"... обзывать друг друга гандонами, бандерлогами, кремлядями, пуями... жрать пережаренную картошку, макароны, икру и водку... таскать за волосы тех, кто подвернется под руку и отоваривать своих же матерей и старух дубинками ОМОНА... пыжится помыть сапоги в Индийском океане и допульнут что-нибудь тяжелее стакана до Марса и Луны...

Страну покинула критическая масса мыслящих индивидуумов. Людей, имеющих мозги, умелые руки и остатки совести. Те, что остались, способны только выдавить из себя хриплый звук про идейных врагов, из-за которых у них не растет кокос и не ловится крокодил в Москве реке.

Воровство - девиз русского человека!

Убить и украсть! - это мечта всей жизни нации подлецов.

И вот, наконец, мы присутствуем при агонии подыхающего на обочине человеческой цивилизации, пораженного глубокой проказой, полуживом трупе русского народа. Биться в пыли этот труп будет ровно до того момента, пока гигантская армия Китая не пересечет бывшую русскую границу.

- Вы хорошо знаете историю России и сами, также как и ваши недалёкие предки, пострадали от действий властей. Как вы думаете, что должно произойти, чтобы Россия изменилась?

- Все мои предки до отца были вырезаны и убиты. Родственники, соседи, соседи соседей. Вся нация...

Что делать? Мы все должны еще раз взять в руки оружие и уничтожить русскую заразу раз и навсегда. Человеческой цивилизации ни русские, ни их Россия не нужны. Это - свалка Истории. Без вариантов.

- Нам известно, что Председатель ОУФКЛ ЧР-Ичкерия, Ваха Банжаев передал вам свыше 100 000 документов для организации Трибунала по военным преступлениям России против народа ЧР-Ичкерия. На какой стадии этот вопрос, что делается и есть ли возможность ускорить продвижения этого дела?

- Не для Организации Трибунала - для этого моих силенок маловато, а для работы с этими документами. Которая и имеет место быть.

Однако, для использования документов в официальном судебном заседании, требуется их нотариально заверенный перевод. Причем, перевод должен осуществлять судебный переводчик со специальным на то допуском и лицензией. Перевод одной страницы стоит, по самой скромной ставке, 50 долларов. Далее можно не считать...

Нужно создавать международную организацию. Учиться этому делу у еврейского народа. Только без их налета коммерции на все и вся. Это тот самый случай, когда точно один в поле не воин. Даже, если это МФФ (смеется).

К сожалению, мои финансы весьма скромные и для таких грандиозных начинаний их явно недостаточно. Я работаю с некоторыми документами - они послужил мне основой для ряда статей. При обращении к власть имущим в американском правительстве, я всегда ссылаюсь на наличие у меня такого архива и, как Вы знаете, публично заявлял, что предоставлю архив и мою коллекцию военных фотографий из Чечни, полученных мною от разных авторов, любой судебной инстанции.

Я, как и Вы, как и все чеченцы, верю в то, что придет время этих документов в Суде над русским народом и их уголовными предводителями. И время это не за горами.
   Сергей Мельникофф
Флорида, январь, 2012 г.
  
  
  
  
   Реплики по теме "Ю.Н.Солодухин
М.Л.Хазин
   К вопросу о легитимности современной российской элиты" от Петров Дмитрий
   Статья о российской элите, опубликованная в журнале "Финансы. Экономика. Безопасность", N 9 (38), 2007 г..
   http://worldcrisis.ru/crisis/372314/thread_t?FROMAUTHOR=eldhenn
  
  
   Элиты никогда не отдают власть, а если общество лишает их легитимности, то любое их действие становится преступным в глазах общества.
   http://cccp-revivel.blogspot.com/2011/11/michail-hazin-tiranija-i-obshestvo.html
   .Классический пример -- если в декабре или марте у нас произойдут абсолютно, до идиотизма, честные выборы, посчитав каждый голос -- общество все равно не признает их результаты. 
Какими бы они ни были. Современные российские элиты в глазах общества нелегитимны. Причем в двухтысячные годы была возможность сделать ситуацию, когда нелегитимные коммерческие элиты сменились бы легитимными государственными элитами,.У Путина был соответствующий картбланш, он его истратил.  На самом деле он и не собирался его реализовывать. В результате сегодня единственный выход их того положения, в котором оказалось все человечество -- выход через чреду крайне жестких диктатур, которые должны сделать одну из двух вещей: либо они должны подавить некоторое меньшинство с тем, чтобы большая часть общества признала их легитимность. Как это сделать -- я не очень представляю, потому что падение уровня жизни в Америке или Европе в среднем составит 50%. Компенсировать это падение невозможно, значит должна быть такая тотальная резня верхних классов
   1 коммент.:
   0x01 graphic
   Анонимный комментирует...
   Ха-ха новости.
Еще Платон с Аристотелем писали, что тираны выходят из народа для защиты его от богачей и олигархов
   24 ноября 2011 г. 11:11
  
   Социализм. Рабовладельческая форма эксплуатации в
   Сергей Белашов
   Социализм. Рабовладельческая форма эксплуатации в СССР.

Рецензия на "Мобилизационные функции гулага в СССР" (Георгий Захарченко)
"В дополнении ко всему сказанному и в подтверждение приведенных фактов хочу сослаться еще и на совершенно секретный доклад начальника ГУЛАГа В.Г. Наседкина наркому внутренних дел Л.П. Берия "О работе ГУЛАГа за годы войны (1941-1944)" от17 августа 1944 г.
К началу войны общее число заключенных, содержащихся в исправительно-трудовых лагерях и колониях, составляло 2 300 000 человек. На 1 июля 1944 года число заключенных снизилось до 1 200000 человек.
За три года войны из лагерей и колоний убыло 2 900 000 человек и вновь поступило осужденных -- 1 800000 человек.
Одновременно произошли изменения в составе заключенных по характеру совершенных преступлений.
Если в 1941 году осужденные за контрреволюционные и другие особо опасные преступления составляли только 27 % от общего числа заключенных, содержавшихся в лагерях и колониях, то к июлю 1944 года число осужденных этой категории возросло до 43 %.
Во исполнение Указов Президиума Верховного Совета СССР, ГУЛАГом было проведено освобождение 420 000 заключенных.По специальным решениям Государственного Комитета Обороны в течение 1942-1943 гг. произведено досрочное освобождение с передачей в ряды Красной Армии 157 000 человек из числа осужденных за незначительные преступления. Кроме того, по установленному ГУЛАГом порядку, все заключенные, освобождаемые из лагерей и колоний за отбыванием сроков наказания, годные к строевой службе, также передавались в армию. Всего за три года Отечественной войны было передано на укомплектование Красной Армии 975 000 человек.
Бывшим заключенным: Матросову, Бреусову, Отставнову, Серантову, Ефимову присвоены звания героев Советского Союза. Геройский поступок Матросова отмечен специальным приказом Верховного Главнокомандующего Маршала Советского Союза товарища Сталина".

- Рабский труд, пускай и хорошо организованный, только доказывает, что Россия после революции 1917 г. от капитализма вошла не в социализм, а перешла в феодализм и от него в рабовладение.
Глупо убивать врагов, если их можно заставить работать на рабовладельцев.
Никакого социализма в СССР не было.
Было возвращение к Госкапитализму, как к первой стадии капитализма (бонапартизму).
Бонапарт грабил другие народы, чтобы поддержать экономику Франции и удержаться у Власти, а Сталин вынужден был грабить собственный.
Сергей Белашов   18.04.2012 21:16   

Между прочим рабский труд на плантациях позволил встать на ноги Северо -американским соединенным штатам.
Торговля рабами стала основой экономического прорыва Англии в начале Х1Х века. Да и вся европейская история стоит на плечах римских и греческих рабов. Поймите, рабство с моральной точки зрения необсуждаемое зло, но бывают исторические условия и обстоятельства в которых оно абсолютно неизбежно и, более того, экономически эффективно.
В конце концов труд иностранных рабочих, нелегальных эмигрантов полурабский по своей природе дает колоссальную прибыль и в определенных условиях используется во всех развитых странах.
Более того, чудовищная самоэксплуатация китайцев в своей стране позволила совершить еще одно экономическое чудо.
Принудительный труд был, есть и будет неизбежным условием любого экономического и политического рывка в любой стране.
Что касается ГУЛАГа, то его историческая заслуга еще и в том, что в наследство от него в СССР в конце 50-х, начале 60-х годов был достигнут чрезвычайно низкий уровень преступности. Более того, доносы и взаимный "стук" привитый в то время мог стать основой подлинной государственной дисциплины если бы не разрушивший систему изнутри массовый Хрущевский реабилитанс.
Ведь именно с ним связан разрушительный процесс проникновения криминальной контркультуры в массовое сознание. Подумайте, возвращется после отсидки вор. Куда он идет? Прежде всего в свою субкультурную среду, в свое"малое общество" жившее и живущее по понятиям. А куда шел реабилитированый интеллигент? В наш большой мир и непроизвольно принесенные им лагерные понятия оседали в головах окружавших его людей, особенно молодежи. Аукнулось это в 90-е.
Кстати, именно на массовых доносах, ставших нормой, живет и процветает современная евроамериканская демократия.
Георгий Захарченко   18.04.2012 23:03

Рецензия на "оскотинивание скотины" (Андрей Лебедевъ)
Человек есть диалектическое противоречие животных инстинктов и разума. Если социализм это разум, то капитализм - инстинкты.
Но, прийти в социализм можно только миновав капитализм, а мы еще в постсоветском самодержавно-бюрократическом феодализме.
Сергей Белашов   17.04.2012 11:58   

Серёжа,
по-моему, "Человек есть диалектическое противоречие животных инстинктов и разума" -- это верх твоего разумения!
Но что за этим стоит, каково содержание "твоего" тезиса, не мог бы ты это пояснить, та сказать, несколько раскрыть эту тайну?!
Тогда и всем бы стало ясно "ОБ ЧЁМ РЕЧЬ!"
Любопытный.
Эдгарт Литау   17.04.2012 17:32   

А чего же тут неясного?
Манипуляции Властью с подданными происходят на уровне животных инстинктов человека, а сопротивление этим манипуляциям возможно только при развитии его разума.
Попытка коммунистов опереться на разум потерпела полный крах, что доказал распад КПСС и СССР.
В то время, как опора на инстинкты развивает капитализм.

Сергей Белашов   18.04.2012 12:30   Заявить о нарушении правил / Удалить
"Попытка коммунистов опереться на разум потерпела полный крах, что доказал распад КПСС и СССР."
Значит, за пределы инстинктов коммунистической доктрине и её носителям (передовым!) так вырваться и не удалось?!.... Браво!
"В то время, как опора на инстинкты развивает капитализм." тоже Браво!!!
Так и куда же эта его опора на инстинкты вела, и ведёт, и привела...., если не секрет?!.....
Не в ту же большую ЖОПУ, что и коммунизм, только более проворно и с большим комфартом, а..?!.......
Эдгарт Литау   18.04.2012 13:27   

с большим комфортом!
Эдгарт Литау   18.04.2012 13:31

Рецензия на "Ступени криминальной лестницы В. В. Путина" (Игорь Павлович Ботов)
"Мэр Санкт-Петербурга
Распоряжение от 24 декабря 1991 г. N 753-р
ОБ УПОРЯДОЧЕНИИ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ПРЕДПРИЯТИЙ, ПОЛУЧАЮЩИХ ДОХОД ОТ ИГОРНОГО ДЕЛА В САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОЙ ЗОНЕ СВОБОДНОГО ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА
В целях упорядочения деятельности предприятий всех форм собственности, получающих доход от игорного дела:
1. Создать при мэрии постоянный Наблюдательный совет по казино и игорному бизнесу в составе:
Путин В. В. - председатель Комитета по внешним связям;
Хижа Г. С. - председатель Комитета по экономическому развитию;
Медведев С. Ф. - начальник Главного Финансового управления (ГФУ);
Филиппов Д. Н. - начальник Налоговой инспекции;
Горбачевский Н. М. - заместитель начальника ГУВД;
Кармацкий А. И. - заместитель начальника службы АФБ;
Председателем Совета назначить В. В. Путина.
Мэр Санкт-Петербурга
А. А. Собчак".

- Сразу видно, что Россией правит профессионал.

Сергей Белашов   17.04.2012 13:48   •   Заявить о нарушении правил / Редактировать / Удалить
Добавить замечания
И далее:
"В мае 1993 г. городская прокуратура Санкт-Петербурга (прокурор - Владимир Еременко, ранее уже сталкивавшийся с Путиным по делу о незаконных экспортных лицензиях) провела проверку деятельности одной из структур, связанных с игорным бизнесом Путина. Рассматривая дело СП "Мелодия" следователи установили, что фирма незаконно получила 16-миллионный доход от игорного бизнеса. Началась общая прокурорская проверка, по результатам которой выяснилось, что в городе работают 180 игорных точек и 1600 игровых автоматов, и, помимо 26-ти зарегистрированных казино, уставы еще более сотни коммерческих предприятий предусматривают игорный бизнес. При этом согласно распоряжению Совета министров России от 26 июня 1991 г. для занятия игорным бизнесом необходима была лицензия Министерства финансов, а в Санкт-Петербурге такую лицензию, выданную еще бывшим вице-премьером, министром экономики и финансов Егором Гайдаром, имеет только муниципальное казино "Адмирал". Все остальные игорные предприятия города, с точки зрения федеральных законов, существовали в городе незаконно".

Вот как тогда правил и ныне правит нами этот "профессионал".
Скоро страна вся пойдёт с молотка, последнее производство разрушится, последние штаны снимут ценами и тарифами на жильё.
Останутся только трубы и Путин - надзиратель над трубами. Кроме труб Путин ничего в стране не бережёт, не видит. Больше ему ничего и не нужно, не интересно. Ни авиация, ни заводы, ни сельское хозяйство. Он только делает вид, что обо всём заботится. Но, кроме труб, ничего его не интересует. Ибо не была бы вся инфраструктура в полном запустении.
Игорь Павлович Ботов   17.04.2012 14:56
  
  
  -- Аннотация:
05.04.12 Президенту Следком. Ваше обращение принято. Номер обращения 97493 Ген.прокурору. Прокурору Москвы Комитет ГД по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству 03.04.12 г. на сайте litsovet.ru появилась запись "Ваш логин belashov деактивирован редактором до 2012-05-03. за антисемитизм". 04.04.12.г на сайте litsovet.ru появилась другая запись "Ваш логин belashov деактивирован редактором до 2012-05-03. Причина: Разжигание межнациональной розни". 02.04.12 г. на моей страничке Сергей Белашов на сайте litsovet.ru мною опубликовано мое интервью, данное журналистке Екатерине Гончаренко в ноябре 1990 г. в Журнале "Столица" ?5 под названием "Депутат Белашов о еврейском вопросе" с комментариями журналиста Александра Минкина, назвавшего меня "верным ленинцем". Редактор сайта, видимо страдает олигофренией в стадии дебильности, поскольку не в состоянии сделать правильные логические выводы из опубликованной в 1990 г. НЕ запрещенной судом статьи, в которой меня журналисты пытались обвинить одновременно в антисемитизме и коммунизме (верности ленинским идеалам). "Цензура есть просмотр произведений, предназначенных для печати" (Словарь Ожегова). Конституцией РФ п.5 ст. 29 Цензура запрещена. "Антисемитизм - враждебное, ненавистническое отношение к евреям" - Ожегов "Словарь русского языка". Никакого ненавистнического отношения к любым нациям я в своих статьях никогда не высказывал. Обвинения меня в антисемитизме, разжигании межнациональной розни, снятие редактором сайта моих произведений без моего согласия и без решений суда, является ЦЕНЗУРОЙ, КЛЕВЕТОЙ, ОСКОРБЛЕНИЕМ, ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕМ ДОЛЖНОСТНЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ, ПРЕВЫШЕНИЕМ ДОЛЖНОСТНЫХ ПОЛНОМОЧИЙ, согласно ст.129, 130, 285, 286 УК РФ. П. 1 ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Прошу содействия в привлечении к ответственности редактора данного сайта за введение Цензуры на сайте. litsovet.ru.
   0x01 graphic
     Редактор litsovet.ru обвинил Белашова в разжигании межнациональной розни.
     
     05.04.12 Президенту
     Следком. Ваше обращение принято. Номер обращения 97493
     Ген.прокурору.
     Прокурору Москвы
     Комитет ГД по гражданскому, уголовному, арбитражному и процессуальному законодательству
     03.04.12 г. на сайте litsovet.ru появилась запись "Ваш логин belashov деактивирован редактором до 2012-05-03. за антисемитизм". 04.04.12.г на сайте litsovet.ru появилась другая запись "Ваш логин belashov деактивирован редактором до 2012-05-03. Причина: Разжигание межнациональной розни".
     02.04.12 г. на моей страничке Сергей Белашов на сайте litsovet.ru мною опубликовано мое интервью, данное журналистке Екатерине Гончаренко в ноябре 1990 г. в Журнале "Столица" ?5 под названием "Депутат Белашов о еврейском вопросе" с комментариями журналиста Александра Минкина, назвавшего меня "верным ленинцем". Редактор сайта, видимо страдает олигофренией в стадии дебильности, поскольку не в состоянии сделать правильные логические выводы из опубликованной в 1990 г. НЕ запрещенной судом статьи, в которой меня журналисты пытались обвинить одновременно в антисемитизме и коммунизме (верности ленинским идеалам). "Цензура есть просмотр произведений, предназначенных для печати" (Словарь Ожегова). Конституцией РФ п.5 ст. 29 Цензура запрещена. "Антисемитизм - враждебное, ненавистническое отношение к евреям" - Ожегов "Словарь русского языка". Никакого ненавистнического отношения к любым нациям я в своих статьях никогда не высказывал. Обвинения меня в антисемитизме, разжигании межнациональной розни, снятие редактором сайта моих произведений без моего согласия и без решений суда, является ЦЕНЗУРОЙ, КЛЕВЕТОЙ, ОСКОРБЛЕНИЕМ, ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕМ ДОЛЖНОСТНЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ, ПРЕВЫШЕНИЕМ ДОЛЖНОСТНЫХ ПОЛНОМОЧИЙ, согласно ст.129, 130, 285, 286 УК РФ. П. 1 ст. 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод каждый имеет право свободно выражать свое мнение. Прошу содействия в привлечении к ответственности редактора данного сайта за введение Цензуры на сайте. litsovet.ru.
     
     
     "Цензура есть просмотр произведений, предназначенных для печати"
     (Словарь Ожегова).
     Конституцией РФ п.5 ст. 29 Цензура запрещена.
     Но, разве редакторы, модераторы знакомы с законодательством?
     Они, являясь собственниками сайта, полностью уверены в своей безнаказанности и сами считают себя Законом.
     02.04.12 г. на моей страничке Сергей Белашов на сайте litsovet.ru мною опубликовано мое интервью, данное в 1990 г. журналистке Екатерине Гончаренко, опубликованное в ноябре 1990 г. в Журнале "Столица" ?5 под названием "Депутат Белашов о еврейском вопросе" с комментариями журналиста Александра Минкина, назвавшего меня "верным ленинцем".
     Данное интервью также имеется в моей книге "Последний Моссовет" на сайте.
     03.04.12 г. на сайте litsovet.ru появилась запись
     "Ваш логин belashov деактивирован редактором до 2012-05-03.
     за антисемитизм".
     04.04.12.г на сайте litsovet.ru появилась другая запись
     "Ваш логин belashov деактивирован редактором до 2012-05-03.
     Причина: Разжигание межнациональной розни.
     По общим вопросам пишите: info@litsovet.ru
     По техническим вопросам пишите: tech@litsovet.ru
     Администратор сайта Александр Кайданов Александр Анатольевич
     Программист сайта Алексей Савичев".
     
     Редактор сайта, видимо ко всему прочему, еще и страдает олигофренией в стадии дебильности, поскольку не в состоянии сделать правильные логические выводы из опубликованной в 1990 г. не запрещенной судом статьи, в которой меня журналисты пытаются обвинить одновременно в антисемитизме и коммунизме (верности ленинским идеалам).
     "Антисемитизм - враждебное, ненавистническое отношение к евреям"
     - Ожегов "Словарь русского языка".
     Обвинения меня в антисемитизме, разжигание межнациональной розни, снятие редактором сайта моих произведений без моего согласия и без решений суда, является ЦЕНЗУРОЙ, КЛЕВЕТОЙ, ОСКОРБЛЕНИЕМ, ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИЕМ ДОЛЖНОСТНЫМ ПОЛОЖЕНИЕМ, ПРЕВЫШЕНИЕМ ДОЛЖНОСТНЫХ ПОЛНОМОЧИЙ (ст.129, 130, 285, 286 УК РФ).
     "Хозяин" сайта НЕЗАКОННО отключил мне ДОСТУП на сайт и Форум по мотиву юридически безграмотного толкования им моего мнения в моем интервью 1990 г.
     
     Постановлением Пленума Верховного Суда РФ от 15 июня 2010 г. N 16 "О практике применения судами Закона Российской Федерации "О средствах массовой информации" УСТАНОВЛЕНО:
     "Согласно статье 29 Конституции Российской Федерации каждый имеет право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом.
     Никто не может быть принужден к выражению своих мнений и убеждений или отказу от них.
     Каждому гарантируется свобода мысли и слова, свобода массовой информации.
     Цензура запрещается.
     В соответствии с пунктом 1 статьи 10 Конвенции о защите прав человека и основных свобод каждый имеет право свободно выражать свое мнение.
     Это право включает свободу придерживаться своего мнения и свободу получать и распространять информацию и идеи без какого-либо вмешательства со стороны публичных властей и независимо от государственных границ.
     Свобода выражения мнений и убеждений, свобода массовой информации составляют основы развития современного общества и демократического государства".
     
     Согласно ст. 7 Всеобщей декларации прав человека (Принята резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи ООН от 10 декабря 1948 года)
     все люди имеют право на равную защиту от какой бы то ни было дискриминации, нарушающей настоящую Декларацию, и от какого бы то ни было подстрекательства к такой дискриминации
     
     Согласно ст. 20 Международного пакта о гражданских и политических правах (Принят резолюцией 2200 А (XXI) Генеральной Ассамблеи от 16 декабря 1966 года) всякое выступление в Пользу национальной, расовой или религиозной ненависти, представляющее собой подстрекательство к дискриминации, вражде или насилию, должно быть запрещено законом,
     
     Согласно ст. 2 Декларации Генеральной Ассамблеи ООН от 25 ноября 1981 года о ликвидации всех форм нетерпимости и дискриминации на основе религии или убеждений (принята Генеральной Ассамблеей ООН 25 ноября 1981 г)
     никто не должен подвергаться дискриминации на основе религии или убеждений со стороны любого государства, учреждения, группы лиц или отдельных лиц
     Также согласно ст. 4 данной Декларации все государства должны принимать эффективные меры для предупреждения и ликвидации дискриминации на основе религии или убеждений в признании, осуществлении и реализации прав человека и основных свобод во всех областях гражданской, экономической, политической, социальной и культурной жизни
      Согласно п. 4 Постановления Пленума Верховного суда РФ ? 11 "О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности"
     Под публичными призывами (статья 280 УК РФ) следует понимать выраженные в любой форме (устной, письменной, с использованием технических средств, информационно-телекоммуникационных сетей общего пользования, включая сеть Интернет) Обращения к другим лицам с целью Побудить их к осуществлению экстремистской деятельности
      Преступление считается оконченным с момента публичного провозглашения (распространения) хотя бы одного обращения независимо от того, удалось побудить других граждан к осуществлению экстремистской деятельности или нет
     Согласно п. 7 вышеуказанного Постановления Верховного Суда РФ под действиями, направленными на возбуждение ненависти либо вражды, Следует Понимать, в частности, высказывания,
     обосновывающие и (или) утверждающие необходимость геноцида,
     массовых репрессий,
     депортаций,
     совершения иных противоправных действий,
     в том числе применения насилия, в отношении представителей какой-либо нации, расы, приверженцев той или иной религии и других групп лиц
     Предусмотренное частью 1 статьи 282 УК РФ преступление считается оконченным с момента
     совершения хотя бы одного действия, направленного на возбуждение ненависти либо вражды,
     а равно на унижение достоинства человека либо группы лиц по признакам их принадлежности к определенным полу, расе, национальности, языку или в зависимости от происхождения, отношения к религии, принадлежности к какой-либо социальной группе.
     
     Согласно ФЗ "О противодействии экстремистской деятельности" от 25 июля 2002 г N 114-ФЗ, к понятию "Экстремистская деятельность" относятся:
      "деятельность общественных и религиозных объединений, либо иных организаций, либо средств массовой информации, либо физических лиц по
      планированию,
      организации,
      подготовке и совершению действий, направленных на:
      ... возбуждение расовой, национальной или религиозной розни,
     а также социальной розни, связанной с насилием
     или призывами к насилию;
      ... осуществление массовых беспорядков, хулиганских действий и актов вандализма по мотивам
      идеологической,
     политической,
     расовой,
     национальной
     или религиозной ненависти
     либо вражды,
     а равно по мотивам ненависти либо вражды в отношении какой-либо социальной группы;
     пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку
     их отношения к религии,
     социальной,
     расовой,
     национальной,
     религиозной или языковой принадлежности;"
     
     
     Прилагаю данную статью и прошу читателей найти в ней антисемитизм и разжигание межнациональной розни.
     
     Депутат Белашов о еврейском вопросе..
     Из книги Белашова С.И. "Последний Моссовет" 1 Часть 1990-91 г.г.
     
     Ноябрь 1990 г. Журнал "Столица" ?5 95 коп. стр. 17
     Депутат БЕЛАШОВ О ЕВРЕЙСКОМ ВОПРОСЕ.
     В сентябре Москву посетила группа общественных деятелей из США - представителей Антидиффамациоиной лиги.
     Лига ведет борьбу с расизмом и антисемитизмом в США и изучает эти проблемы в других странах. В программе американцев была и встреча с депутатами Моссовета. Беседа шла спокойно, дружелюбно, но скучновато. По-настоящему интересным было лишь выступление депутата Сергея Ильича БЕЛАШОВА.
     Он объяснил присутствующим, что в антисемитизме виноваты сами евреи.
     Желая как можно лучше понять взгляды депутата Белашова, "Столица" направила к нему своего корреспондента Екатерину ГОНЧАРЕИКО. Сергей Ильич подробно и охотно изложил ей свою позицию.
     Вы, наверное, обратили внимание, что евреев вы почти никогда не найдете среди крестьян. Это нация торговая и городская.
     Антисемитизм появился, на?верное, веке в шестнадцатом, когда воз?никли торговля и буржуазные отноше?ния. Купцами, банкирами в первую оче?редь становились евреи.
     Когда человек занимается торговлей, ему постоянно приходится считать.
      У него развивается интеллект. К этому прибавьте еще и воспитание в семье. Ев?рейские дети приходили в школу более интеллектуально развитыми, чем дети представителей коренной национально?сти. А заканчивали высшее учебное заве?дение, оказывались лучше подготовлены к роли руководителей. Их доля в сфере управления тоже оказывалась выше. В процентном отношении, конечно. Добав?лю, что сами евреи всегда помогали друг другу, чтобы их не уничтожили как нацию.
     В результате вот такая сконцентриро?ванная интеллектуальная энергия воздействовала на управление страной и начинала угнетать ее национальную культуру. Беднейшие слои населения смотрели на евреев, как на угнетателей. Низы ненавидели весь правящий класс. Но могли выразить эту ненависть, лишь выделив одну его часть.
     Сам же правящий класс тоже был заинтересован в том, чтобы ненависть к себе направить в более удобное русло. Выпустить пар из котла. Так возникает подспудный, идущий из самых низов антисемитизм. Вот вам мой анализ.
     Следует создать условия, при которых дети евреев оказались бы на том же интеллектуальном уровне, что и дети коренной национальности. Есть два вариан?та. Первый - угнетать евреев, не да?вать им развиваться. Но таким образом мы подрываем корни экономики. Поэто?му надо выбрать другой, позитивный путь. Изучить национальную еврейскую культуру, и, прежде всего, культуру воспитания детей. Выявить основные мето?дические приемы. Проанализировать на?циональную культуру основной нации, в данном случае русской. И лучшие методики из еврейской национальной культу?ры применить в воспитании русских детей. Сохраняя, естественно, русские на?циональные корни.
     Возьмите любого еврейского ребенка. Как правило, он играет на музыкальном инструменте. Как правило, занимается иностранным языком. В семье его нет алкоголиков. Это не случайно - таким образом не происходит вырождение нации. Как правило, еврейского ребенка никто не бьет. Придите в еврейскую семью и вы увидите, что там отношения доброжелательные (между своими, имею в виду). Воспитывается еврейская культура. Учат поддерживать людей своей нации.
     - Музыка, иностранный язык, уважительное отношение друг к другу - ВСЕ это напоминает не еврейское, а, скажем, дворянское воспитание в дореволюционной России.
     - Я же вам говорил, что евреи проникали в правящие классы. И дворянская культура, выходит, тоже находилась под их влиянием. Я не очень хорошо знаю генеалогические корни. Но фамилии вроде Менделеева на такие мысли наводят.
     Присутствовавшие на встрече в Моссовете видели, как побелели представители Америки. Они были просто взбешены, так как не могли мне ничего ответить. И здесь я бы хотел обратить ваше внимание на чисто политический аспект. Приехали к нам представители так называемой антидиффамационной лиги. А когда депутат Моссовета попытался раскрыть им корни антисемитизма, они, понимаешь, взбесились.
     Почему? Потому что этим американцам, евреям по национальности, выгоден антисемитизм. Они на нем делают деньги.
     Чем сильнее антисемитизм, тем больше нужны такие правозащитники, как они.
     У меня осталось очень неприятное впечатление от этой группы. Я думаю, спецслужбы используют поездки таких вот сионистов для того, чтобы налаживать связи и получать информацию от жителей данной страны.
     У нас сейчас много разных движений. Есть "Память", "Отечество". Есть "Демократическая Россия", куда я, кстати вхожу. Любое движение имеет массовые корни. А массовые корни просто так не вырастут. Помните пословицу: "Дыма без огня не бывает".
     Россия всегда была богата тем, что не угнетала чужие национальные культуры. Но, и о своей надо помнить. Я, например, страшно переживаю, что мой сын национальных русских песен не слышит и не знает. Поэтому мне так нравится то, что предлагает Щетинин, - воспита?ние в русской национальной среде, изу?чение иностранных языков, игра на му?зыкальных инструментах. Вот мне очень интересно, а еврейские дети, которые у него учатся, все равно оказываются на более высоком уровне, или, в конце концов, приходят к общему знаменателю?
     
     Мне кажется, что потенциал русских детей более широкий. По крайней мере, у них не только интеллект развивается, но и ...даже не знаю, на интуиции очень многое построено в русской культуре.
     -Как осуществить ваши планы?
     -Прежде всего, нужно менять исполнительную власть. У нас там сидят непрофессионалы, не имеющие никакого отношения к педагогике. Мне это хорошо известно, я сам бывший учитель. Я давно нахожусь в конфликте с системой народного образования. В результате этой борьбы у меня выросли и хорошо отточились зубы. Я умею бороться. Нам необходимо сделать так, чтобы в управлении, в особенности там, где речь идет об образовании, попали наиболее талантливые люди. Кстати, при такой системе на первых порах евреи опять окажутся сверху.
     -И как вы к этому относитесь?
     -Плохо. Но ничего не поделаешь.
     Комментирует Александр Минкин.
     К сожалению, интервью не передает напористую педагогическую интонацию депутата. Я записала на встрече господ американцев с товарищами депутатами наиболее любопытные формулировки Белашова: "в Моссовете большинство евреев", "у евреев другая мораль, чем у русских", "идеология евреев влияет на президиум Моссовета и вызывает антисемитизм", "нельзя созда?вать систему управления по-еврейски для русского населения".
     Белашов излагал свою теорию, не сом?неваясь в правоте, и удивляясь, что кто-то не знает или не понимает таких простей?ших вещей. Говорил, как с малыми деть?ми, как с недоумками. Уверен, Белашов обидится, если кто-то назовет его расистом или - не дай Бог - людоедом. И мы не будем так его называть, хотя он сам говорит, что у него "выросли и хорошо отточились зубы".
     Отметим лишь, что "угнетать евреев, не давать им развиваться" Белашов не считает возможным исключительно по "экономическим" соображениям. Невыгодно. А вот когда сменив исполнительную власть, применяя "еврейские методики" и поборов алкоголизм, удастся вырастить достаточное количество интеллектуалов коренной национальности, тогда...
     Ленин, помнится, разрешил частную собственность, только пока не подрастут хозяйственники из пролетарских масс. Ленин, помнится, оставил жизнь инженерам, офицерам и прочим классовым врагам, только пока не подучатся "свои" на рабфаках, так что депутат Белашов - верный ленинец.
     Но не он мне был интересен. Куда интереснее было наблюдать за депутатами Моссовета, коих присутствовало десятка два. Сергей Ильич Белашов говорит чистую правду. Американцы были взбешены (хотя и сохранили вежливый тон). Что касается депутатов Моссовета, они смущались и хихикали.
  
  
  
   December 24, 2011 18:31
   http://grani.ru/Politics/Russia/activism/d.194408.html
   Коммунизм -- это иррациональная с точки зрения развития общества идеология, направленная на его порабощение в интересах плавящего класса -- партноменклатуры. Больше ничего коммунизм родить не способен by design. Мне без разницы, кто эти слова повторял, зюганов там или внук гитлера, от этого они справедливыми быть не перестанут.
  
  

ДМИТРИЙ ВОЛКОГОНОВ

СТАЛИН

  
   Ленинизм есть вождизм нового типа,
  
   он выдвигает вождя масс,
  
   наделенного диктаторской властью...
  
   Сталин будет законченным типом
  
   вождя-диктатора.
  
   Н.Бердяев
  
   Вместо введения
  
   Феномен Сталина
  
   ...Перед наступлением эпохи Духа человек
  
   должен пройти через сгущение тьмы, через
  
   ночную эпоху.
  
   Н. Бердяев
  
   Сталин умирал. Лежа на полу столовой на даче в Кунцево, он уже не пытался встать, а лишь изредка поднимал левую руку, словно прося у людей помощи. Полуприкрытые веки вождя не могли скрыть отчаяния взгляда, обращенного к входной двери. Губы немого рта беззвучно и слабо шевелились. Уже прошло несколько часов после удара. Но никого рядом со Сталиным не было. Наконец, обеспокоенные долгим отсутствием признаков жизни за окнами особняка, в столовую несмело вошли его телохранители. Однако они не имели права немедленно вызвать врачей. Один из самых могущественных людей за всю человеческую историю не мог на это рассчитывать. Нужно было личное распоряжение Берии. Его долго ночью искали. Но тот посчитал, что Сталин просто крепко спит после плотного ночного ужина. Лишь через десять - двенадцать часов перепуганные медики были привезены к умирающему вождю.
  
   Сам факт такой смерти глубоко символичен. Ирония судьбы оказалась жестокой. Агонизировавший несколько десятков часов вождь в нужную минуту не смог получить помощь. И это он, почти земной бог, способный несколькими словами переместить миллионы людей с одного края страны на другой! Бюрократический "порядок", созданный им, сделал и самого вождя своим заложником. Медленно угасавшее сознание Сталина еще могло оценить по достоинству степень косности существующей системы, которую он так долго создавал.
  
   Невидимую черту, отделяющую бытие от небытия, можно перешагнуть только в одном направлении. Даже вожди вернуться обратно не в состоянии. Едва ли Сталин знал, что ему предстоит не только смерть физическая, но и смерть политическая. Его кончина казалась для современников глубокой трагедией. Они не думали тогда, что именно этот человек относился к гибели миллионов людей лишь как к казенной сфере закрытой статистики. После своей смерти Сталин оставил в наследство потомкам не просто долгое занятие - разбираться, что он создал, но и ожесточенные споры о "загадке" его судьбы. А она есть прежде всего "загадка" исторической неудачи социализма, который сразу после революции пошел по тоталитарной тропе. Смерть не стала оправданием Сталина. Все его свершения, деяния и преступления отданы на суд истории. Мифы рушатся. Но окончательно их развеять можно только правдой.
  
   Все о себе знал только он сам. Сталин не любил полутонов: или белое, или черное. Несомненно, он заботился о том, чтобы в его биографии для потомков господствовали только светлые тона. Не знаю, подозревал ли Сталин о существовании в Древнем Риме "Закона об осуждении памяти", согласно которому все, что не устраивало очередного императора, предписывалось предавать забвению. Однако этот закон, мы знаем, лишь подчеркнул тщетность попыток регламентировать человеческую память. Она, память, живет (или умирает) совсем по другим, своим законам. История "делается" всегда сразу, набело. Черновиков у нее не бывает. Прожитое, былое, минувшее можно "прокрутить" назад, как киноленту, только в сознании, мысленно. Это Сталин понимал, поэтому очень заботился о том, чтобы в этой "хронике" не было ненужных кадров. Люди знали о нем лишь то, что хотел он сам.
  
   К сожалению, многие детали, факты, явления с течением времени безвозвратно утрачиваются. А забвение - это пропасть истории. Вдумайтесь: на Земле до нас жили 70-80 миллиардов человек. При всем желании в памяти человечества невозможно восстановить даже имена (не судьбы!) большей части этих призрачных миллиардов теней. Пропасть истории бездонна. Однако сквозь ячеи гигантской сети памяти, натянутой над бездной забвения, "проваливаются" не все. Такие люди, как Сталин, независимо от характера отношения к нему ныне живущих, имеют шанс остаться в анналах цивилизации, покуда она будет существовать. В этом смысле время - лучший биограф. Оно всегда дает оценку более однозначно.
  
   Сейчас, в 80-е годы, когда проснулся невиданный интерес к подлинным страницам отечественной истории, общество оказалось серьезно расколотым по вопросу оценки роли Сталина. Но если вдуматься, то не Сталин сейчас находится в фокусе исторического интереса. Просто Сталин символизирует все то, что уценено историей. В центре интереса - наши судьбы, наша боль, горестное недоумение: как могло появиться и существовать то, что мы называем сегодня сталинизмом. И если бы понадобилось выразить отношение людей к этой личности с помощью эпитафии, то, думаю, их было бы множество. На одном полюсе можно было бы выбить примерно такую: "Ошибки твои известны. Заслуги твои бесспорны". На противоположном: "Преступлениям твоим нет прощения. Тяжек груз твоего "наследия". По мере высвечивания истиной сложнейшей диалектики прожитых лет, получения возможности без шор взглянуть в глаза прошлому, нынешняя "расколотость" общественного мнения будет постепенно исчезать. Нет, не в направлении формирования некоей "средней" позиции, а в русле максимального постижения истины. Истина не должна быть роскошью. Когда она станет нашей интеллектуальной сутью, то не останется места дуализму и во взглядах на феномен Сталина.
  
   История многократно доказала, что попытки людей еще при жизни сооружать себе памятники бесплодны, эфемерны, призрачны. Право истории на то, в "каком свете" сохранить память о той или иной личности, - абсолютно. Еще Г. В. Плеханов в своей блестящей работе "К вопросу о роли личности в истории" убедительно показал диалектическую зависимость исторической оценки человека от его реального вклада в общественное развитие. Но из этого, конечно, не следует, что лишь исторические личности оставляют свои следы на пыльных ступенях пирамиды прогресса. История - не просто чередование эпох и времен. Это и бесконечная галерея исторических портретов людей, прошедших по земле. Не все они равноценны, равнозначны, но каждый из них занимает свое место. Правда, не всем и не всегда они видны для обозрения. Об этом особо следует сказать и потому, что на протяжении целых десятилетий наша отечественная история выглядела "обезлюдевшей", как полуночная улица. Многие исторические персонажи, события факты, процессы как бы подпадали под действие древнего "Закона об осуждении памяти". Но такое умолчание рано или поздно напоминает о себе громким, а то и яростным криком.
  
   Сегодня идет не только мучительный процесс демонтажа тоталитарной системы и создания демократического общества, но и восстановления прошлого. И, пожалуй, в начале этого процесса интеллектуальным и эмоциональным эпицентром общественного интереса к прошлому стала фигура Сталина. И хвалы и хулы на его долю выпало столько, что хватило бы на целый легион исторических деятелей. Но постепенно откровенных апологетов диктатора остается все меньше и меньше.
  
   "Путешествие" в будущее - трудно, зыбко. Путешествие в прошлое - не легче. Это всегда, как метко заметил Л. Фейербах, - "укол в сердце", тревожащий, волнующий. Всматриваясь в расплывающиеся образы прошлого, мы видим, что Сталин - одна из самых кровавых личностей в истории. Такие люди, хотим мы того или нет, принадлежат не только прошлому, но и настоящему и будущему. Их судьба вечная мировоззренческая пища для размышлений о бытии, времени и совести. Один из выводов, напрашивающихся уже в начале исследования о Сталине, заключается в том, что жизнь этого человека, как в фокусе, высвечивает сложнейшую диалектику своего времени. История не бывает без зигзагов. Появление такого человека, как Сталин, во главе партии, а фактически и народа, завершило процесс сползания победившей русской революции на рельсы бюрократического тоталитаризма.
  
   Партия, потеряв Ленина в критический момент исторического выбора путей и методов социалистического строительства, попала в полосу ожесточенной междоусобной борьбы. "Ленинская гвардия", выдвинув нового вождя, оказалась не на высоте, не разглядев в Сталине человека, опасного для еще не окрепшего народовластия. А это привело к тому, что диктатура пролетариата все больше оборачивалась только стороной карательной. Сегодня мы знаем, что Сталин не был бы тем Сталиным, портрет которого автор попытается написать, если бы он не использовал насилие как важнейший инструмент для достижения политических целей. Насилие фактически стало одним из решающих средств реализации социально-экономических планов и программ. Такой поворот в политическом курсе, начатый еще в начале 20-х годов и особенно рельефно проявившийся после XVII съезда партии, повлек за собой полосу горьких лет, окончательно и трагически погубивших революционную идею создания справедливого социалистического общества. Не случайно поэтому оценки личности Сталина претерпели кардинальные изменения по мере высвечивания истиной исторической правды. Приведу для начала две выдержки.
  
   Вот пространная цитата из Приветствия ЦК ВКП(б) и Совета Министров СССР в связи с 70-летием со дня рождения Сталина (1949 г.). "Вместе с Лениным ты, товарищ Сталин, был вдохновителем и вождем Великой Октябрьской социалистической революции, основателем первого в мире Советского социалистического государства рабочих и крестьян. В годы гражданской войны и иностранной интервенции твой организаторский и полководческий гений привел советский народ и его героическую Красную Армию к победе над врагами Родины. Под твоим, товарищ Сталин, непосредственным руководством была проведена огромная работа по созданию национальных советских республик, по объединению их в одно союзное государство - СССР... В каждое преобразование, большое или малое, поднимающее нашу Родину все выше и выше, ты вложил свою мудрость, неукротимую энергию, железную волю. Наше счастье, счастье нашего народа, что Великий Сталин, являясь руководителем партии и государства, направляет и вдохновляет творческий созидательный труд советского народа на процветание нашей славной Родины. Под твоим водительством, товарищ Сталин, Советский Союз превратился в великую и непобедимую силу... Все честные люди на земле, все грядущие поколения будут славить Советский Союз, твое имя, товарищ Сталин, как спасителя мировой цивилизации от фашистских погромщиков... Имя Сталина - самое дорогое для нашего народа, для простых людей во всем мире".1
  
   А вот другая оценка. В знаменитом драматическом докладе Н.С Хрущева, сделанном им в ночь с 24 на 25 февраля 1956 года, "О культе личности и его последствиях" говорилось: "Сталин создал концепцию "врага народа". Этот термин автоматически исключал необходимость доказательства идеологических ошибок, совершенных отдельным человеком или же группой лиц. Эта концепция сделала возможным применение жесточайших репрессий, нарушающих все нормы революционной законности, против любого, кто не соглашался со Сталиным по безразлично какому вопросу, против тех, кто только лишь подозревался в намерении совершить враждебные действия, а также против тех, у кого была плохая репутация. Концепция "враг народа", сама по себе, практически исключала возможность возникновения какого-либо рода идеологической борьбы или же возможность выражения собственного мнения по тому или иному вопросу даже в том случае, если этот вопрос носил не теоретический, а практический характер. Главным и на практике единственным доказательством вины, что противоречит всем положениям научной юриспруденции, было "признание" самого обвиняемого в совершении тех преступлений, в которых он обвиняется. Последующая проверка показала, что такие "признания" добывались при помощи применения к обвиняемому методов физического насилия.
  
   Это привело к неслыханному нарушению революционной законности, в результате чего пострадало много абсолютно ни в чем не виновных людей, которые в прошлом защищали проводимую партией линию".
  
   Всего несколько лет разделяют эти выводы и оценки, сделанные фактически одними и теми же людьми. В первом случае - безудержная апологетика восхваления. Думаю, что у авторов поздравления просто не было в запасе больше слов превосходной степени, чтобы увенчать ими земного бога... Во втором акцент сделан на том ущербе, который нанес нашему народу, партии, гуманистическим идеалам культ личности Сталина. Его деяния характеризуются по сути преступными. И это говорится о человеке, более тридцати лет возглавлявшем партию, страну, народ! Правда, скажем сразу, вопрос об ответственности за содеянное значительно сложнее. Разве не повинно ближайшее окружение Сталина? Разве государственные и общественные институты страны оказались на высоте в деле социальной защиты своих граждан от беззакония? А в широком плане: все ли сделали те, кто так или иначе влиял на судьбы других людей? Мудрость истории нам напоминает: у истинной совести всегда есть шанс. Но главную историческую ответственность должна нести тоталитарная система.
  
   Начавшееся после XX и XXII съездов партии общественное прозрение в оценке деятельности Сталина, других исторических лиц затем, к сожалению, замедлилось, и, более того, стали предприниматься шаги для реанимации Сталина как политического деятеля. Без полной правды и философского осмысления всего, что сопутствовало культу личности, сегодня невозможен успешный анализ и других периодов нашей истории и более ранней, и более поздней. История не только врачует, но и причиняет боль в процессе горьких откровений. Суд совести всегда очищает. В самые трагические моменты советский народ действовал подвижнически и самоотверженно. Каждое поколение внесло свой вклад в создание наших материальных и духовных ценностей, сохранение подспудной веры в неизбежность очищения и исторического обновления.
  
   При упоминании имени Сталина в памяти у многих людей сегодня прежде всего всплывает трагический 1937 год, репрессии, попрание человечности. Хотя, если быть точным, 1937 год начался, пожалуй, 1 декабря 1934 года, в день убийства С.М. Кирова, а может быть, его контуры забрезжили еще в конце 20-х годов? С ведома Сталина начал быстро зреть чудовищный нарыв беззакония. Да, все это было. Виновным за эти преступления нет прощения. Но мы помним, что в эти же годы взметнулся Днепрогэс, Магнитка, трудились Папанин, Ангелина, Стаханов, Бусыгин... Именно на эти годы приходится взлет патриотизма советских людей, достигший своего апогея в годы Великой Отечественной войны. Поэтому ошибочно, видимо, с политической и гносеологической точек зрения, нечестно в моральном отношении, осуждая Сталина за преступления, полностью отрицать реальные достижения социализма, его возможности. Все это удалось реализовать на практике не благодаря, а вопреки сталинской методологии мышления и действия. В условиях демократии достижения могли быть неизмеримо более весомыми. Разумеется, мы не должны, оценивая Сталина или лиц из его ближайшего окружения, механически переносить эти оценки на миллионы простых людей, вера которых в истинность революционных идеалов не была поколеблена трагическими испытаниями.
  
   Неверно оценивать прошлое с арифметических позиций: чего больше было у Сталина - заслуг или преступлений. Сама постановка такого вопроса безнравственна, ибо никакие заслуги не оправдывают бесчеловечности. И о каких "заслугах" может идти речь, если по вине этого человека погибли миллионы людей? Сегодня ясно, что это был жестокий деспот, который с помощью насилия добился отчуждения народа от власти, породил симбиоз устойчивой бюрократии и догматизма. Вопрос значительно сложнее: в постижении истоков, причин возникновения тоталитаризма. Как могло случиться, что великое сожительствовало с низким, зло камуфлировалось под добро? Почему произошло социальное перерождение многих людей? Была ли неизбежной трагедия? Эти и многие другие вопросы часто поднимаются на страницах нашей печати, отражая процесс заметного повышения политической и исторической культуры советских людей, который мы отмечаем в последние годы. В ряде случаев, особенно у молодых людей, схематично знающих свою историю, от полярно противоречивых суждений, субъективистских оценок рождается интеллектуальное смятение, способное породить социальный нигилизм и неуважение к общечеловеческим ценностям. Лучшим средством утоления жажды познания является постижение истины. Какой бы горькой она ни была. Ведь, как писал В.И. Ленин, особо "страшны иллюзии и самообманы, губительна боязнь истины"2. Хотя именно он сам часто создавал эти "иллюзии" и "самообманы".
  
   Научная методология анализа соотношения народных масс и личности в истории, их роли в общественном прогрессе и народовластии - исходная позиция в создании философского, политического портрета Сталина. В книге внимательно будут проанализированы ленинские документы, известные как "Завещание". Сталин всю жизнь помнил не только то, что В.И. Ленин в своих записках к съезду в декабре 1922 года назвал его и Троцкого "выдающимися вождями", но и обжигающую в своей откровенности и глубине оценку всей его сложной натуры, особенностей тяжелого характера. Он не мог забыть и о том, что Ленин назвал Бухарина "любимцем партии". Внимательное изучение сталинских выступлений показывает, что генсек неоднократно, но предельно осторожно, витиевато, иносказательно оспаривал эти ленинские оценки. Например, мысленно полемизируя с Лениным, он однажды сказал в своей речи, что Бухарина мы любим, но истину, но партию, но Коминтерн любим еще больше. В этой фразе едва ли не весь Сталин: преданный делу (как он его понимал!), но хитрый и изощренный. Ленинский вывод о том, что "Сталин слишком груб", генсек истолковал, что он "груб лишь для врагов"...
  
   В последние годы у нас написаны и изданы политические биографии многих исторических деятелей - Цезаря, Наполеона, Черчилля, де Голля, Мао Цзэдуна, других лиц, навсегда оставшихся в истории. Выпущена и книга о Гитлере. Но политической биографии И.В. Сталина нет. Хотя за рубежом ему посвящены десятки книг. Правда, как правило, они не основаны на документах. Пробел восполняют многочисленные художественные и исторические публикации об отдельных гранях, сторонах деятельности этого человека. Их появление схоже с эффектом теплого дождя после долгой засухи. Несомненно, появятся серьезные исследования историков о Сталине, как и о Хрущеве, Брежневе, Горбачеве, других деятелях партии и государства. Я же взял на себя смелость сделать, возможно, лишь философский эскиз политического портрета этой исторической личности. Подчеркиваю: не биографии, а портрета. Это дает возможность и право, широко опираясь на документы и свидетельства, изложить свои взгляды и выводы как о "тайниках" духовного мира Сталина, так и о тех обстоятельствах, которые определяли деяния "вождя". Убежден, что феномен Сталина - не просто случайность. В генезисе его появления находятся социально-политические, экономические и духовные причины.
  
   О личности Сталина не утихают жаркие споры. Одна из причин такого интереса - в том, что жизнь Сталина, по историческим меркам, оборвалась недавно, около четырех десятилетий назад, а значит, его судьба близко сопричастна с судьбами ныне живущих, их близких предшественников. Многие из нас, в известном смысле, из "сталинской" эпохи. Ведь каждый из живущих навсегда прикован к галере своего времени. Незаживающая рана нашей истории еще долго будет напоминать о себе своей чудовищностью, трудной объяснимостью.
  
   Другая причина неослабевающего интереса к страницам жизни Сталина - в новом осмыслении социальных и общечеловеческих ценностей: социализма, гуманизма, справедливости, исторической правды, нравственных идеалов. Годы сталинщины еще раз показали, что догматизм мышления способен создать иллюзорный философский храм, в котором все должно играть роль вечного. А вечного-то, кроме перемен, пожалуй, и нет ничего. Догматическая слепота опасна, она может идеологию превращать в религию. Догматизм все радости земные переносит в завтра, а завтра - в послезавтра. Долгожданное обновление нашего общества коснулось прежде всего общественного сознания. Не случайно, что главными объектами критики и отрицания стали догматизм и бюрократия, которые мы в значительной мере связываем с годами автократического руководства Сталина.
  
   Наконец, существует еще одна причина (конечно, причин больше) устойчивого интереса к жизни человека, стоявшего более тридцати лет на вершине пирамиды власти. Не рядом с людьми, не среди них, а стоявшего высоко над ними. Советские люди, несмотря на бесчисленное количество хвалебных статей о нем, его портретов, статуй, трудов, фактически ничего не знали о Сталине. "Краткая биография", вышедшая после войны, не имеет авторов, а лишь, как говорится на титуле, составителей: Александров Г.Ф., Митин М.Б., Поспелов П.Н. и другие. Биография, которая редактировалась самим Сталиным, излагает схему героических деяний человека, но сам человек в ней полностью отсутствует.
  
   Правда, были попытки написать политический портрет Сталина некоторыми его современниками. В 1936 году вышла книга Анри Барбюса "Сталин". О том, что это за книга, можно судить по любому, даже небольшому фрагменту. Такому, например: "История его жизни - это непрерывный ряд побед над непрерывным радом чудовищных трудностей. Не было такого года, начиная с 1917-го, когда он не совершил бы таких деяний, которые любого прославили бы навсегда. Это железный человек. Фамилия дает нам его образ: Сталин - сталь"3. Академик Е.М. Ярославский в 1939 году выпустил книгу "О товарище Сталине", в которой прежде всего отметил, что писать о Сталине - это значит рассказывать о всех перипетиях борьбы партии в процессе построения социализма в нашей стране. Но в основе книжки - не просто беспредельная гипертрофия, но и чудовищное кощунство. Об этом свидетельствует, например, следующая цитата: "Товарища Сталина в песнях народов певцы сравнивают с заботливым садовником, который любит свой сад, а этот сад - человечество. Самое драгоценное, что есть у нас, - это люди, это кадры. Заботу о людях, заботу о кадрах, о живом человеке - вот что ценит народ в Сталине, вот чему мы должны учиться у товарища Сталина"4. Карл Радек в книге "Портреты и памфлеты" (1934 г.) посвятил Сталину большую статью, написанную в ключе безудержного восхваления Мессии. Унизительное для Радека славословие в адрес "вождя", между прочим, не спасло автора "Портретов..." от печальной участи. Научная ценность подобных трудов, как и сборников сусальных "воспоминаний" о Сталине, невелика. Они в своем большинстве подчеркивают уродливый характер отношений верноподданничества и лести, насаждавшихся Сталиным и его окружением, особенно после XVII съезда партии.
  
   Человеческая жизнь отгорает быстро, как северное лето. Она, пожалуй, схожа и с костром: искра, легкие веселые язычки огня, сильный пламень, спокойный жар, слабое мерцание, тлеющие угли, холодный пепел... Человека, великого и невеликого, рано или поздно ждет небытие. А это - ночь, вечная ночь, которая когда-то наступает, и это день, которого уже больше никогда не будет. Эта истина одинаково безжалостна ко всем людям. Сталин это тоже понимал. И он сделал очень многое для того, чтобы потомки после его смерти думали о нем так, как он хотел. К сожалению, не без участия Сталина и помощи его соратников в нашей истории не только много "белых пятен", но и много мест, где страницы в летописи искажены, а то и просто вырваны. Это одна трудность, подстерегавшая автора в его исследовании.
  
   Другая - более общего порядка. Дело в том, что сознание каждого конкретного человека - это целый микрокосм, огромный загадочный мир, который исчезает вместе с его смертью. Мы никогда не узнаем всего о каждом ушедшем в миры иные, но и возможности этого познания - безграничны. О мыслях, размышлениях Сталина говорят не столько его сочинения, письма, записи, резолюции, сколько дела, материализованные в социальной практике, свершения, деяния и, к горечи нашей, преступления. Тайны сознания в этом смысле не столь уж и "таинственны", если видеть, чем они питаются, выражаются и вдохновляются. Окружающий нас многоцветный, многострунный, многострадальный мир человеческого бытия - главный ключ к разгадке тайн сознания человека, в том числе и такого, как Сталин. Хотя порой логика научного анализа поступков Сталина ведет в тупик при объяснении некоторых его действий.
  
   Сталину, например, было известно теплое отношение Ленина к Бухарину. Сталин сам на протяжении многих лет поддерживал с ним и его семьей личные дружеские отношения. Бухарин сыграл немаловажную роль, оказывая помощь Сталину в борьбе с Троцким и троцкизмом. Не мог не видеть Сталин, что совершенно смехотворными выглядели обвинения Бухарина, допустим, в шпионаже, заговорах и т.д. Бухарин, при его высокой интеллектуальной культуре, умел уважать аргументы. Хотя и нес на себе печать основных пороков большевизма. И когда он убедился, что его программа, отрицающая форсированное развитие социализма, плохо сопрягается со сталинской концепцией силового решения проблем, он сдался и фактически признал необходимость разумного ускорения. Не просто признал, а активно включился в реализацию партийных установок. Это не помешало, однако, Сталину фактически санкционировать расправу с популярнейшим деятелем партии, близким партийным товарищем... Как можно такое объяснить и понять?! Точнее, объяснить можно, а понять трудно. Таким был Сталин...
  
   Готовясь написать философско-биографический очерк об И.В. Сталине, я как-то незаметно для себя стал интересоваться литературой об Александре Македонском, Юлии Цезаре, Оливере Кромвеле, Иване Грозном, Петре Первом... Меня заинтересовала психология вождей, диктаторов, владык, других правителей абсолютистского типа. И хотя я понимаю, что любые исторические аналогии здесь рискованны, а может быть, и просто ненаучны, одно предварительное суждение хотел бы высказать. Для людей с неограниченной властью, вне демократического контроля, обычны, привычны чувства непогрешимости, личного превосходства, вседозволенности, переоценки собственных способностей и возможностей. Как правило, эти люди, живя среди людей, бесконечно одиноки. Хотя Сталин, как удалось установить, чрезвычайно редко беседовал с кем-нибудь один на один (с ним обычно были Молотов или Каганович, Ворошилов, Маленков, Берия и т.д.), он в душе был всегда одинок. Ему было не с кем соотнести себя, не с кем по-настоящему дискутировать, некому доказывать, не перед кем оправдываться... Одиночество на вершине, леденящая в своей реальности неограниченная власть иссушают чувства, превращают интеллект в холодную счетную машину. Каждый шаг, сразу же становясь "историческим", "судьбоносным", "решающим", исподволь убивает человеческое в человеке...
  
   Одну из своих слабостей он всю жизнь пытался (и не без успеха!) превратить в показатель силы. Еще во время революции, когда нужно было идти на завод, в полк, на уличный митинг - в толпу, у Сталина возникало чувство внутренней неуверенности и тревоги, которое он со временем научился скрывать. Сталин не любил, да, пожалуй, и не умел хорошо выступать перед людьми. Его речь была примитивно ясной, без полета мысли, афористичности и трибунной патетики. Сильный акцент, скованность и монотонность делали его выступления невыразительными. Не случайно Сталин меньше, чем кто-либо другой из ленинского окружения, выступал на митингах, встречах, манифестациях. Он предпочитал готовить директивы, указания, писать статьи, заметки, давать газетные реплики по поводу тех или иных политических событий. Посредственный публицист, он был довольно последователен и неизменно категоричен в своих выводах. В его газетных материалах или свет, или тень. Третьего он не признавал. Латинская ясность была привлекательной чертой его бесхитростных, простеньких статей.
  
   Позже Сталин привыкнет к трибунам съездов и конференций. Но положение его тогда будет уже другим; его негромкий спокойный голос люди будут слушать в звенящей тишине, готовой расколоться, взорваться шквалом аплодисментов, переходящих в овацию. Но те речи уже больше будут похожи на культовые обряды всесильного жреца. Сталин свое сдержанное отношение к прямым контактам с массами сделал правилом: он не бывал, за редким исключением, ни на заводах, ни в колхозах, ни в республиках, ни на фронте. Голос "вождя" изредка раздавался на самой вершине пирамиды. У ее подножия со священным трепетом ему внимали миллионы. Свою необщительность и замкнутость "вождь" превратил в атрибут культа и исключительности. Для понимания Сталина следует постоянно иметь в виду: он был великим Мастером выдавать ошибки, просчеты, преступления, зловещие черты своего характера за достижения, успехи, дальновидность, мудрость, постоянную заботу о людях...
  
   В основе моего анализа и выводов лежат ленинские работы, партийные документы, материалы многих архивов: Центрального партийного архива, Верховного суда СССР, Центрального государственного архива Советской Армии, Центрального архива Министерства обороны СССР, Центрального государственного архива Октябрьской революции, архивов ряда музеев и другие. Например, касаясь военной стороны деятельности Сталина, я познакомился со многими интересными, оригинальными, никогда не публиковавшимися документами из архива Министерства обороны СССР. Даже первое знакомство с резолюциями Сталина на военных документах и с воспоминаниями его современников говорит о том, что он отнюдь не всегда верил в то, что провозглашал. Вот пример. Сталин читает проект приговора военной коллегии Верховного суда СССР по делу генералов Д.Г. Павлова, В.Е. Климовских, А.Т. Григорьева, А.А. Коробкова, обвиняемых в "антисоветском заговоре и умышленном развале управления Западного фронта...". "Вождь" не стал читать дальше, а лишь бросил:
  
   - Не городите чепуху...
  
   Тут же зачеркнули "антисоветский заговор", "заговорщицкие цели", "вражескую работу", а написали: "...проявили трусость, бездействие власти, нераспорядительность, допустили развал управления войсками...". Хотя обвинение было по-прежнему несправедливым, а приговор, вынесенный 22 июля 1941 года, предельно жестоким, но "вождь" перед лицом смертельной угрозы стране и ему, Сталину, не захотел больше "играть" в старые игры "заговорщиков".
  
   Вглядываясь в хорошо сохранившиеся строки резолюций Сталина, налагаемых, как правило, красным или синим карандашом, размашисто, разборчиво, думаешь: где глубинные причины иррациональности, жестокости и коварства этого человека? Может быть, в религиозной догматической пище, обильно принятой им на заре жизни? А может быть, в щемящем ощущении своей интеллектуальной недостаточности, которую он чувствовал, слушая на партсъездах в Лондоне, Стокгольме блестящие речи Потресова, Плеханова, Аксельрода, Дана, Мартова? Или истоки этой иррациональности в его ожесточенности, родившейся еще до Октября? Ведь вся его дооктябрьская биография умещается между семью арестами и пятью побегами. С девятнадцати лет он только и делал, что скрывался, выполнял поручения партийных комитетов, арестовывался, менял фамилии, доставал фальшивые паспорта, переезжал с места на место... В тюрьмах долго не задерживался, бежал и снова скрывался. Однако мысль уехать за границу ему не приходила в голову никогда. Сталин, как и большинство наших "вождей", до революции нигде не работал.
  
   Большую помощь в работе над книгой оказали материалы "Правды" за тридцать с лишним лет, журналов "Большевик", "Политработник", других периодических изданий, многие из которых выходили лишь в 20-е годы. Известно, что за рубежом существует целая литература о Сталине. Часть ее - например, работы Джузеппе Боффа, Луи Арагона, Анны Луизы Стронг - написана в основном с близких к объективности позиций. Издаются и переиздаются десятки книг и иного характера, имеющих целью с "помощью Сталина" убить саму идею социализма. Едва ли понимал это сам Сталин, но его собственная практика дискредитации социализма была неизмеримо опаснее, нежели разоблачения Исаака Дейчера, Роберта Такера, Леонарда Шапиро, Роберта Конквиста и других советологов. Представляют определенный интерес свидетельства зарубежных государственных деятелей, встречавшихся со Сталиным, - Франклина Рузвельта, Уинстона Черчилля, Шарля де Голля, Мао Цзэдуна, Энвера Ходжи, а также и некоторые книги Светланы Аллилуевой, изданные ею в эмиграции.
  
   Я ознакомился с работами политических и идеологических оппонентов Сталина внутри страны - Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова, Томского и других. Все они были и соратниками, и учениками Ленина. Никто из них не считал себя "выдвиженцем" Сталина, как это не скрывали позже Каганович, Молотов, Ворошилов, Маленков, Жданов и иные, новые деятели, занявшие их место. В данном случае Сталин действовал в соответствии с древним законом диктаторов: люди, выдвинутые им самим, отличаются большей преданностью и не претендуют на первые роли.
  
   Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, да и ряд других, в начале 20-х годов были более известны партии, чем Сталин. Фигуры Л.Д. Троцкого и И.В. Сталина в годы революции и гражданской войны были, например, просто несопоставимы по популярности в партии и народе. Тот же Троцкий вошел в историю как один из признанных вождей Октября, создателей Красной Армии, известный теоретик (к 1927 г. им был опубликован 21 том сочинений!). Этот энергичный политик, не обделенный талантом беллетриста, готовя свои труды, нередко кокетничал перед зеркалом истории, пытаясь оправдать свои притязания на лидерство в партии. Пожалуй, он был одной из революционных пружин в когорте вождей. Знакомясь с томами его переписки, я поражался, как Троцкий заботился уже в годы гражданской войны о том, что должно остаться о нем для истории. Апологетические письма Троцкому, записки, поступающие во время его многочисленных выступлений, списки дипломатов, добивающихся у него аудиенции, отзывы в печати о его шагах и действиях - все тщательно подшивалось и сохранялось. Троцкий был уверен, и не без оснований, что после смерти Ленина лидерство в партии должно перейти к нему.
  
   Прямой или косвенной мишенью критических стрел Троцкого чаще других был Сталин. Правда, главная антисталинская литература была создана им после его изгнания из СССР. Известна характеристика Троцким Сталина как "наиболее выдающейся посредственности нашей партии". Впрочем, Троцкий, почти не скрывавший мнения о себе как об интеллектуальном гении (здесь вспоминается фраза Муссолини, "осевшая" в истории: "Удивительное дело, я еще ни разу не встречал человека, который был бы умнее меня!"), часто прибегал к подобным выражениям, стремясь унизить своих оппонентов. Так, он говорил, например, о Зиновьеве в 1924 году как о "назойливой посредственности"; называл Вандервельде5 "блестящей посредственностью", а Церетели6 - "даровитой и честной посредственностью" и т.д. После изгнания из СССР у Троцкого осталась одна вечная, маниакальная страсть - ненависть к Сталину. До конца жизни. Особенно это проявилось в его последней незаконченной книге "Сталин". Правда, Троцкий утверждал, что личные мотивы в этой книге не играли роли. "Наши дороги так давно и так далеко разошлись, и он в моих глазах является в такой мере орудием чуждых мне и враждебных исторических сил, что мои личные чувства по отношению к нему мало отличаются от чувств к Гитлеру или японскому микадо. Что было личного, давно перегорело"7. Так или иначе, никто в мире не написал так много едкого, злого, карикатурного, но и справедливого о Сталине, как Троцкий. Никто и не сделал так много для всестороннего разоблачения Сталина.
  
   Естественно, Сталин отвечал Троцкому такой же ненавистью, которая рельефно проявилась впервые еще в их стычке в период боев за Царицын в годы гражданской воины. Когда наступил трагический день 21 января 1924 года, Сталин отправил на юг телеграмму следующего содержания: "Передать тов. Троцкому. 21 января в 6 час. 50 мин. скоропостижно скончался тов. Ленин. Смерть последовала от паралича дыхательного центра. Похороны субботу 26 января. Сталин"8. Подписывая депешу, Сталин наверняка думал: именно теперь ему предстоит жестокая и беспощадная борьба с Троцким за лидерство. Но знал ли Сталин, что когда он одолеет Троцкого, то так и не "расстанется" с ним, не подозревая об этом? Методы командно-бюрократического стиля, насилия, "закручивания гаек", апологетом которых был именно Троцкий, будут взяты на вооружение Сталиным. Генсек их "разовьет" и широко использует. До убийства Троцкого в августе 1940 года его политическая борьба со Сталиным наложила рельефные штрихи на портрет генсека. Чтобы глубже понять внутренний духовный мир Сталина, я основательно изучил коллизии борьбы двух бывших "выдающихся вождей", ибо генсек всегда считал Троцкого своим главным личным врагом.
  
   Мне удалось получить свидетельства многих лиц, встречавшихся со Сталиным или в той или иной степени попавших в водоворот событий, вызванных решениями Сталина или его окружения.
  
   Многое дали мне беседы с некоторыми лицами из окружения Сталина, бывшими работниками ЦК ВКП(б), ряда наркоматов, НКВД, крупными советскими военачальниками, политическими и общественными деятелями, теми, кого судьба сталкивала в разной обстановке лицом к лицу с генсеком, чья жизнь нередко менялась самым трагическим образом от решений или действий "вождя". После публикации статей о Сталине в "Литературной газете" и "Правде" мной было получено около трех тысяч писем, многие из которых отправлены людьми самой причудливой, часто тяжелейшей судьбы. Все эти годы, работая в архивах, собирая документы о жизни Сталина, я встречался со множеством людей, с теми, кто хотя бы каким-то образом мог пролить свет на новые факты, биографические данные. (Даже отдельный звук из общего хора истории важен.) Благодаря им можно глубже почувствовать историческую ретроспективу, услышать голоса давно ушедших людей, понять мотивы борения страстей...
  
   Отголоски истории... Они живут в нас, в наших судьбах, памяти, а иногда в новых скупых сведениях из ушедшего, отгоревшего, потаенного. Это, как весточки из прошлого, которое не хочет навсегда уходить в безвестность, теряться в далях бесконечного. Можно, пожалуй, говорить даже о незаконченном прошлом. Иначе говоря, о той данности, феномене времени, на которые пока нет достоверного, полного ответа. Незаконченное прошлое может быть как для отдельного человека, так и для целого народа, не знающего до конца подлинной истории своих триумфов и трагедий.
  
   Поэтому в своей книге я пытался показать, как в истории триумф одного человека обернулся трагедией для целого народа. Н.С. Хрущев, выступая с докладом на XX съезде партии, акценты расставил своеобразно. "Мы не можем сказать, - отметил он, - что его поступки были поступками безумного деспота. Он считал, что так нужно было поступать в интересах партии, трудящихся масс, во имя защиты революционных завоеваний. В этом-то и заключается трагедия!" Думаю, что акценты совсем не точны. Такая оценка Хрущева оправдывает Сталина. "Вождь" любил больше всего на свете личную власть. Во имя безграничной власти Сталин пошел на чудовищные репрессии, но не видел в этом трагедии.
  
   Сталин быстро привык к насилию как обязательному атрибуту неограниченной власти. Скорее всего, но это уже из области логических предположений, карательная машина, пущенная им в конце 30-х годов на полный ход, захватила воображение не только функционеров нижнего звена, но и его самого. Возможно, эволюция сползания к насилию как универсальному средству прошла ряд этапов. Вначале - борьба против реальных врагов, а они, вероятно, были; затем ликвидация личных противников; дальше уже действовала страшная инерция насилия; наконец, насилие стало рассматриваться как показатель преданности "вождю". Тень угрозы извне создавала атмосферу "духовного окружения". Это специфическое состояние общественного сознания, апогей которого был в 1937 году, прямой результат примата силы над правом, подмены подлинного народовластия ее культовыми суррогатами.
  
   Сталин смотрел на общество как на человеческий аквариум; все в его власти... "Вредительство", шпиономания, борьба с ветряными мельницами "двурушничества" стали постыдными атрибутами ортодоксальности, слепой веры и преданности "вождю". Разве, например, можно было даже мысленно допустить, что из семи членов Политбюро, избранных в мае 1924 года на XIII съезде РКП(б), первом съезде после смерти Ленина, шестеро (все, кроме самого Сталина!) окажутся "врагами"?! Даже во времена средневековой инквизиции едва ли кто претендовал на такую исключительную "чистоту", требующую для своего подтверждения таких безумных жертв. Сталин уничтожал "врагов", а волны шли дальше и дальше... Это был трагический триумф злой силы. Иногда трудно объяснить, зачем понадобилось ему, устранившему всех своих соперников, продолжать "вырубать" лучших людей партии и государства в канун грозных испытаний? К слову сказать, в самих органах НКВД некоторые большевики раньше других рассмотрели опасность мистерии всеобщей подозрительности и репрессий. Только в их среде более 23 тысяч честных людей пали жертвами вакханалии беззакония.
  
   Однако никакие самые страшные гримасы истории не смогли, в конечном счете, помешать народу создать в своей стране нечто такое, что, несмотря на трагедию, как бы приблизило ею к осуществлению идеалов. Даже самые трагические годы не погасили у миллионов советских людей веры в гуманистические ценности. В самой диалектике триумфа и трагедии кроется бесконечная сложность бытия, в котором при решающей роли народных масс (в конце концов!) от исторических личностей зависит так много. Говоря словами Гегеля, судьба человека не является лишь его, личной; в ней представлена всеобщая нравственная трагическая судьба9. А трагизм ее как раз и заключался в том, что на определенном этапе Сталин воспринимался миллионами людей не как человек во плоти, а как символ социализма, его живое олицетворение. Ведь ложь, повторенная много раз, может выглядеть истиной. Обожествление "вождя" получало высший смысл, оправдывало в глазах людей любые негативные явления за счет происков "врагов" и, наоборот, приписывало все успехи уму и воле одного человека. Тем более что Сталин умел пропагандировать грандиозные замыслы. Принимая и оглашая те или иные крупные решения, особенно на больших форумах, Сталин всегда любил ссылаться на классиков. Здесь он проявлял общечеловеческую слабость. Люди любят покровительство. Даже такой могущественный человек, как Сталин, любил укрыться в тени идеологических штампов, авторитета теории, радикальных идей своего великого предшественника. Но нередко это было не больше чем идейным камуфляжем. Триумф "вождя" и трагедия народа находили свое выражение в догматизме и бюрократизме системы и одновременно в высоком патриотизме, интернационализме советских людей, во всевластии аппарата и манипулировании сознанием миллионов и в жертвенной гражданственности и подвижничестве народа.
  
   Многое дали мне книги-воспоминания советских военачальников И.Х. Баграмяна, А.М. Василевского, А.Г. Головко, А.И. Еременко, Г.К. Жукова, И.С. Конева, Н.Г. Кузнецова, К.А. Мерецкова, К.С. Москаленко, К.К. Рокоссовского, С.М. Штеменко и других. Конечно, я учитывал, что свидетельства этих заслуженных людей писались в то время, когда многое о Сталине еще не было известно и когда вскоре после XX и XXII съездов партии тема культа личности фактически была закрыта для полного и откровенного анализа. Военные, особенно из верхних эшелонов командования, в полной мере испытали на себе беспощадную и несправедливую руку Сталина. Но кроме А.В. Горбатова и еще нескольких военачальников, успевших написать в своих книгах о пережитом, другим не пришлось во весь голос сказать о том, что они знали. Тема репрессий, ошибок и просчетов Сталина фактически стала запретной. Есть еще одна сторона этой проблемы. С началом войны Сталин не по своей воле был вынужден сократить насилие внутри страны. Полководцы и военачальники в своих мемуарах касались главным образом военной стороны деятельности Сталина, который смог проявить политическую волю в борьбе с фашизмом. Видимо, этим объясняется раскрытие облика Сталина многими военными лишь с положительной стороны. Многое из трагического в личных судьбах, связанное с беззаконием, как бы осталось "за кадром". Ведь те несколько десятков тысяч военных, попавших накануне войны в жестокую мясорубку чистки, за редким исключением, погибли и ничего не смогли сказать потомкам. Сегодня мы знаем, что и в начале войны Сталин неоднократно прибегал к жестоким расправам над многими военными, пытаясь переложить на них ответственность за катастрофические неудачи.
  
   Оглядываясь на прошлое с высот сегодняшнего дня, удивляешься, поражаешься и изумляешься долготерпению советского народа, прежде всего русского. Где истоки этого святого терпения? В 250-летнем господстве безжалостных всадников Золотой Орды? В бесконечной череде войн за свою независимость и свободу? В необходимости всегда вести борьбу с холодом и необозримыми пространствами? Может быть. Думаю, что в долготерпении - мудрость исторического опыта, вера в свою правоту, приверженность историческим традициям. А главное - неистребимая надежда на лучшую долю. Но народ не могли не унижать, хотя он понял это позже, навязанные почти религиозные ритуалы славословия человеку, правившему страной. И одним из таких поразительных памятников человеческого унижения могла бы быть "антология" коллективно принимавшихся хвалебных, нелепых од-приветствий, писем Сталину со словами: "отец", "солнце", "мудрый вождь", "бессмертный гений", "великий кормчий", "несгибаемый полководец"... Бюрократическая мысль изощрялась в изобретении эпитетов, не считаясь с тем, что они - прямое оскорбление народного достоинства.
  
   Легче всего сказать, что каждый век имеет свое "средневековье". Вполне возможно, что, если бы не образовался дефицит народовластия после смерти Ленина, социалистическое развитие общества могло бы обойтись без тех глубоких извращений, которые возникли по вине Сталина и его окружения в 30-е, 40-е и в начале 50-х годов. У социализма, видимо, были шансы, но при условии отсутствия монополии на власть одной партии. Конечно, сегодня проще говорить о возможной альтернативе, нежели делать выбор в те, далекие теперь уже годы. Обстоятельства легче анализировать. Справиться с ними бывает сложнее. "Историк всегда вправе противопоставлять гипотезы свершившейся судьбе, - писал Жан Жорес. - Он вправе говорить: "Вот ошибки людей, вот ошибки партии" - и воображать, что, не будь этих ошибок, события приняли бы другой оборот"10. Исторические альтернативы были.
  
   С высоты настоящего представляется, что после смерти Ленина, перед которым преклонялись даже оппозиционеры, реальный шанс возглавить партию имели Троцкий и Бухарин. Думаю, что Зиновьев и Каменев имели значительно меньшие шансы. Возможно, что, если бы Троцкий стал у руля партии, ее также ждали бы тяжкие испытания: он был сторонником социального насилия. Тем более что у него не было ясной научной программы построения социализма в СССР. А у Бухарина такая программа, свое видение общепартийных целей были. Однако Бухарин при всей его привлекательности как личности, высоком интеллекте, мягкости, человечности был в конечном счете тем же типом большевика, который молился прежде всего чудищу диктатуры пролетариата.
  
   Были, конечно, еще Рудзутак, Фрунзе, Рыков... После смерти Ленина, до начала 30-х годов, среди вождей революции Сталин имел репутацию одного из наиболее жестких и волевых защитников курса на укрепление первого в мире социалистического государства. Другое дело, каким его Сталин себе представлял. Да, Сталин не имел данных заменить Ленина. Но их не имел никто. У Сталина, конечно, не было признанной духовной мощи Ленина, теоретической глубины Плеханова, культуры Луначарского. В интеллектуальном, нравственном отношении он уступал многим, а может быть, и большинству вождей революции. Но во время борьбы за лидерство большое значение имели целеустремленность, политическая воля, хитрость и коварство Сталина. Говоря словами шекспировского Гамлета, он "при бремени своих несовершенств" имел и нечто такое, чего не оказалось у других. Не последнюю роль здесь сыграла способность Сталина максимально использовать партийный аппарат для достижения своих целей. Он увидел в этом механизме идеальный инструмент власти. А о ленинском предостережении в отношении Сталина знали далеко не все большевики.
  
   Свои негативные личные качества, после того как делегаты XIII съезда партии были ознакомлены с ленинской оценкой, генсек временно "сблокировал", что во многом обеспечило ему поддержку большинства партии. В этих условиях шансы других лидеров были невысоки. Многие из высшего партийного руководства вначале просто недооценили Сталина - его хитрость, целеустремленность и коварство. Когда это поняли - было уже поздно.
  
   При всем том Сталин был великим Актером. Он исключительно искусно играл множество ролей: скромного руководителя, борца за чистоту партийных идеалов, а затем и "вождя", "отца народа", великого полководца, теоретика, ценителя искусств, провидца. Но особенно старательно Сталин стремился играть роль верного ученика и соратника "великого Ленина". Все это постепенно создавало Сталину популярность в народе и партии.
  
   Но дело, в конце концов, не в личностях, а прежде всего в том, что демократический потенциал не мог быть создан при монополизме одной партии. Спустя десятилетия мы пытаемся найти человека, который в исторической ретроспективе мог бы быть альтернативой Сталину. В тоталитарном обществе им мог быть только диктатор, хотя и не обязательно кровожадного толка. Однако коллективная мысль и коллективная воля "ленинской гвардии" проявили необъяснимую растерянность и близорукость. Если бы демократические "предохранители" социальной защиты были созданы, в частности, в виде подлинного политического плюрализма, то не имело бы решающего значения, является лидер выдающимся или нет. Например, если бы партийным Уставом были оговорены и выдерживались точные сроки пребывания генсека, других выборных лиц на постах, то культовых уродств можно было бы избежать. В противном случае судьба страны находится в слишком большой зависимости от исторического выбора: кто станет у руля власти.
  
   Сталин, немало сделавший для "утверждения социализма" в нашей стране (но который ему виделся совсем другим, чем нам сегодня), формально не "вильнувший" к каким-либо оппозициям, не выдержал испытания властью и фактически исполнил то, что дает политическая монополия. Уместно вспомнить здесь рассуждения Плутарха о том, что "судьба, вознося низменный характер делами большой важности, раскрывает его несостоятельность..."11. Это выразилось в таком социальном явлении, которое часто называют "сталинизмом". Можно спорить о содержании этого понятия, но никуда нельзя уйти от бесспорного факта, что за ним стоит определенный социальный феномен. Он возник благодаря извращению демократических начал народовластия, без которых социализм теряет не только свою привлекательность, но и сущность.
  
   Сталинизм, по моему мнению, является синонимом отчуждения народа от власти и свободы. Главные проявления этого отчуждения выражаются в попрании человеческой свободы, насаждении многоликой бюрократии, утверждении в общественном сознании догматических штампов. Подмена народовластия единовластием привела к появлению специфического типа отчуждения, порождающего в конце концов социальную апатию людей, ослабление реальной значимости общечеловеческих ценностей, угасание динамизма движения. Огромная, но больная тень Сталина легла на все сферы нашего бытия. Полностью освободиться от бюрократического и догматического "затмения" оказалось совсем не просто.
  
   На фоне страданий народа особо "несостоятельной" личность Сталина выглядит с точки зрения его отношения к общечеловеческим моральным ценностям. Сталин был не просто беспощаден к политическим противникам. По его мнению, любая другая точка зрения, отличная от его, сталинской, оппортунистична. Кто был не с ним, расценивался только как враг. У Сталина идея долга, понимаемая как выражение безусловной исполнительности, всегда превалировала над идеей права человека. Тщетно было ждать, чтобы сирены истории или само провидение предупредили партию о грозящей опасности. Это должны были сделать соответствующие институты и прежде всего люди, окружавшие Сталина.
  
   Но, увы! - этого не было сделано. Прежде всего потому, что наросты бюрократии, которые культивировал Сталин, развивались фантастически быстро. Главным творением Сталина явилось формирование им всеобъемлющей бюрократической прослойки, главной опоры его методов, шагов, намерений. Пока была жива (и пока будет жива!) бюрократическая методология мышления и действия, были и будут поклонники Сталина и его "твердой руки". Сталин - не просто история. Это в известном смысле и способ миросозерцания, пути определения ценностных приоритетов и пути их достижения. Конечно, сегодня просто все грехи, ошибки и недостатки списывать на Сталина и его наследие. Это легче всего. Однако если вдуматься, то главные болезни общества - бюрократизм, догматизм и авторитарность - были "приобретены" в годы единовластия Сталина.
  
   Пережить свое время дано немногим. Один среди них - Сталин. Еще долго не затихнут споры о его роли в нашей истории, сопровождаемые эпитетами, окрашенными и ненавистью, и почитанием, и горечью, и вечным недоумением. Так или иначе, на судьбе Сталина мы еще раз убеждаемся, что, в конечном счете, власть великих идей сильнее власти людей. Какими бы титанами они ни казались. Даже фараоны не устояли перед временем. Их мумии - свидетельство полного поражения "вечных". Власть времени - власть абсолютная. Время течет то бесшумно, то в грохоте войн и революций, то в потоке речей и социальных конвульсий. Самые великие памятники в честь выдающихся людей, героев, пионеров цивилизации, омываясь потоком реки времени, размываются и рушатся. Неизмеримо более прочны философские памятники, "монументы" культуры. "Илиада", сонеты Петрарки, максимы Канта, "Слово о полку Игореве" стоят незыблемо. Идеи социальной справедливости и гуманизма, наиболее полно выраженные в общечеловеческой нравственности, - в ряду непреходящих ценностей. Трагическая одиссея сталинских злоупотреблений не смогла полностью лишить привлекательности и социалистические идеалы.
  
   Да, вера в социалистические идеалы у народа пока еще сохранилась. Но сегодня ясно, что социализм в СССР потерпел крупную историческую неудачу. Если под социализмом понимать лишь извечную тягу людей к социальной справедливости, то он, возможно, сохраняет свой шанс. Главное заключается в том, что тоталитарное, бюрократическое общество должно быть заменено цивилизованным и демократическим. Никогда не умирала в прошлом и вера в "русскую идею", однако многочисленные попытки реформ в дореволюционной России обычно вызывали сильную ответную реакционную волну. Реформаторы в России и в СССР, от декабристов до Бухарина, а затем и Хрущева, терпели поражения. Об этом нельзя забывать. Низвержение Сталина с пьедестала - это еще не ликвидация сталинизма. Реставрация неосталинизма в какой-либо новой, но тоже зловещей форме полностью не исключена. Это не пророчество, а предостережение истории.
  
   Хотел бы сказать читателю, что в задуманном мной триптихе портретов Сталина, Троцкого и Ленина - "Вожди" - эпиграфами ко всем главам книг я взял высказывания выдающегося русского мыслителя Николая Бердяева. Таким образом, мне хотелось бы напомнить, что на революцию в России и сталинские порядки существовал взгляд не только классовый, но и общечеловеческий. Кто оказался прав исторически, может судить сам читатель.
  
   И еще. Книга была написана в самом начале того процесса, который мы с надеждой называли "перестройкой". Многое еще было в тумане. Сейчас я, возможно, написал бы иначе. Но при переиздании работы я не прибег к крупной переработке, а внес лишь некоторые уточнения оценок и фактов.
  
   Попытка написать портрет И.В. Сталина - не просто экскурс в недалекое прошлое. Нельзя забывать, что рассматриваемые процессы истории, все более отдаляемые от нас временной дистанцией, продолжают влиять и будут долго оказывать свое воздействие как на настоящее, так и на будущее. А оно часто находится гораздо ближе, чем некоторые предполагают. В своей работе над портретом я руководствовался только одним желанием: рассказать правду об этом человеке и тоталитарном обществе, которое он олицетворял.
  
   Суд людей может быть призрачным. Суд истории вечен.
  
   Глава 1
  
   Октябрьский спазм
  
   Русская революция есть великое несчастье...
  
   Счастливых революций никогда не бывало.
  
   Н. Бердяев
  
   К началу 1917 года Иосифу Виссарионовичу Сталину(Джугашвили) было тридцать семь лет. Стылая Курейка, что в Туруханском крае у самого Полярного круга, была его обиталищем уже несколько лет. Времени и пищи для размышлений было много. Под бесконечный вой пурги, занесшей избушку до крыши, мысль то и дело возвращалась к наиболее памятным событиям. Декабрь 1905 года: первая встреча с В.И. Лениным на партийной конференции в Таммерфорсе. Шумные споры на заседаниях, а в перерывах - дружеские разговоры... Это всегда удивляло Сталина. Партийные съезды в Стокгольме и Лондоне, где он впервые, по существу, приобщился к искусству политической борьбы, поиска компромиссов, к проявлению принципиальной неуступчивости...
  
   Все его немногочисленные поездки за границы России оставили в душе какой-то трудно объяснимый, беспокойный осадок. Он часто ощущал себя чужим, лишним среди остроумных собеседников. Сталин не мог фехтовать словами так быстро и ловко, как это делали Плеханов, Аксельрод, Мартов. Ощущение внутренней раздраженности и интеллектуальной ущемленности не покидало кавказца, пока он находился рядом с этими людьми. Уже с тех пор где-то подспудно родилась устойчивая неприязнь к эмиграции, чужбине, интеллигенции: бесконечные споры в дешевых кафе, прокуренные номера захудалых гостиниц, рассуждения о философских школах, экономических учениях...
  
   Дооктябрьская биография Сталина вся умещалась между семью арестами и пятью побегами из царских тюрем и ссылок. Но об этом периоде будущий "вождь" не любил публично вспоминать. Он никогда позже не рассказывал о своем участии в вооруженных экспроприациях для партийной кассы, о том, что, будучи в Баку, одно время стоял на позиции "объединения во что бы то ни стало с меньшевиками", о своих первых беспомощных литературных опытах. Однажды, когда вьюга сотрясала избушку, Сталину вспомнилось одно из его ранних стихотворений, которое нравилось ему и даже удостоилось публикации в газете "Иверия". Тогда семинаристу было лет шестнадцать-семнадцать. Строки о стране гор усилили тоску и вызвали какую-то смутную надежду. У Сталина была великолепная память, и вполголоса, почти шепотом, он неторопливо проговорил:
  
   Когда луна своим сияньем
  
   Вдруг озаряет мир земной,
  
   И свет ее над дальней гранью
  
   Играет бледной синевой,
  
   Когда над рощею в лазури
  
   Рокочут трели соловья
  
   И нежный голос саламури12
  
   Звучит свободно, не таясь,
  
   Когда, утихнув на мгновенье,
  
   Вновь зазвенят в горах ключи
  
   И ветра нежным дуновеньем
  
   Разбужен темный лес в ночи,
  
   Когда беглец, врагом гонимый,
  
   Вновь попадет в свой скорбный край,
  
   Когда, кромешной тьмой томимый,
  
   Увидит солнце невзначай,
  
   Тогда гнетущей душу тучи
  
   Развеян сумрачный покров,
  
   Надежда голосом могучим
  
   Мне сердце пробуждает вновь,
  
   Стремится ввысь душа поэта;
  
   И сердце бьется неспроста:
  
   Я знаю, что надежда эта
  
   Благословенна и чиста!
  
   Пока он неожиданно для самого себя шептал, словно молитву, стихи своей юности, хозяйка убогого домишка раза два заглядывала в проем, удивленно посматривая на угрюмого постояльца. А тот сидел с открытой книгой подле мигающей свечи и смотрел в слепое, обледеневшее оконце. В далекой юности Сталин навсегда оставил не только свои наивные стихи, но и многое из того, что интеллигенты называют сентиментальностью. Даже матери Сталин писал крайне редко. Суровое детство, жизнь подпольщика - вечного беглеца сделали его холодным, черствым, подозрительным.
  
   Сталин умел отгонять мысли, воспоминания, которые тревожили. Однако прошло вот уже почти десять лет со дня смерти его жены Като, а образ женщины, искаженный тифом, витал где-то рядом... Вспомнил, как их тайно обвенчал одноклассник по семинарии Христофор Тхинволели в церкви Святого Давида в июне 1906 года. Като (Екатерина Сванидзе) была очень красивая девушка, влюбленно и преданно глядевшая своими большими глазами на мужа, который то появлялся, то надолго исчезал. Семейная жизнь была короткой. Беспощадный тиф отнял у Сталина единственное существо, которое, возможно, он по-настоящему любил. На фотографии, запечатлевшей похороны, Сталин, с копной нечесаных волос, невысокий и худой, стоит у изголовья гроба с выражением неподдельной скорби.
  
   Но семена черствости и жестокости, посеянные еще в детстве, прорастали все глубже. Подполье ожесточило его; с девятнадцати лет он только и делал, что скрывался, выполнял поручения партийных комитетов, арестовывался, менял адреса и фамилии, доставал фальшивые паспорта. В тюрьмах долго не задерживался, бежал и снова скрывался.
  
   Жизнь многому научила Сталина, и не в последнюю очередь - хитрости и расчетливости, умению выжидать. Печать замкнутости и внутренней холодности, которая была заметна еще в молодые годы, превратилась со временем в холодную бесчувственность и беспощадность. Но позже Сталин научится носить маску спокойного, на людях даже приветливого человека с проницательными глазами.
  
   Почему Иосиф Джугашвили стал революционером? Может быть, потому, что рано приобщился к крупицам интеллектуальной пищи в Горийском духовном училище и Тифлисской духовной семинарии, в которых учился? Кто знает, не попади в его руки томики Руссо, Ницше, Локка, задумался бы семинарист над тем, почему его отец-сапожник латает башмаки только для бедняков? Или неудовлетворенность теологическим затворничеством привела его к людям с бунтарским характером? А может быть, его заставила шире открыть глаза на мир попавшая в руки зачитанная тоненькая брошюра "Азы марксизма"? Никто на это не ответит достоверно. Не произойди, однако, в нем тогда, на пороге века, решительная смена религиозных ориентиров на светские, еретические - одно из грузинских сел получило бы молодого, невысокого ростом православного священника - духовного пастыря людей. От всего мира его монотонная жизнь была бы отгорожена не только грядой величественных гор, но и мелкими заботами о нищем приходе, куче своих детей, мечтами о шумном Тифлисе. Мог ли сын бедняка знать, что волею судьбы и игры обстоятельств он на одном из этапов истории станет для великого народа неизмеримо больше чем духовный пастырь?
  
   Анфас и профиль_____________________________
  
   Вскоре после Октябрьской революции небольшая фигура Сталина стала отбрасывать уже заметную тень. Постепенно она росла. В 30-е годы эта тень стала огромной. В последние годы жизни - гигантской и зловещей.
  
   Кто мог даже предположить до 1917 года, что незаметный подпольщик после 1922 года станет стремительно подниматься на вершину власти? Сталин как бы раздвинул плотные шеренги ленинской когорты и быстро выдвинулся из ее глубоких рядов в головную группу. А затем - стал впереди нее. И уж тем более никто не мог и подумать, что после смерти Ленина эта группа, это ядро известных большевиков начнет быстро таять и уменьшаться. Чем выше поднимался Сталин, тем меньше подле него оставалось людей, которые вместе с Лениным зажгли факел революции.
  
   До ее начала этот человек был, пожалуй, больше известен различным отделениям департамента полиции. При каждом новом контакте жандармского управления с Джугашвили там его аккуратно фотографировали анфас и в профиль. Так, на бланке Бакинского губернского жандармского управления в этих двух позах запечатлен тщедушный небритый молодой человек, который через два десятилетия станет генеральным секретарем ленинской партии.
  
   Жандармы не отличались умением охранять заключенных, зато описание "государственных преступников" делали дотошно. Под фотографиями, в тексте, сообщается, что Джугашвили "худ", волосы у него "черные и густые", "бороды нет и усы тонкие", лицо "рябое, с оспинными знаками", форма головы "овальная", лоб "прямой и невысокий", брови "дугообразные", глаза "впалые карие с желтизной", нос "прямой", рост "средний 2 арш. 4,5 верш.", телосложения "посредственного", подбородок "острый", голос "тихий", "на левом ухе родинка", руки - "одна из них, левая, сухая", на левой ноге "2-й и 3-й пальцы сросшиеся" и еще десятка два других примет. Когда Джугашвили-Сталин станет могущественным человеком, его блюстители государственной безопасности не станут заниматься такими пустяками. Ведь ни одному из политических заключенных в его эпоху не удастся совершить, как ему, пять побегов. Для определения в будущем судеб многих, многих тысяч его, Сталина, потенциальных противников не будет иметь никакого значения, на каком ухе родинка и сколько аршин и вершков рост "врага народа". И критерии, и масштабы будут другими.
  
   Думаю, что читателя интересуют не физические и внешние данные будущего "вождя", которые можно рассмотреть анфас и в профиль, а те политические и нравственные параметры, с которыми он пришел к 1917 году. Скажу сразу, Сталин не был "злодеем" с детства, как порой теперь кое-кто считает. Но о его детстве нужно вспомнить, чтобы лучше понять характер зрелого Сталина.
  
   О детских годах Джугашвили немногое известно. Сам Сталин не любил вспоминать об этом времени. Детство было беспросветно безрадостным. Екатерина и Виссарион Джугашвили, бедные крестьяне, а затем горийские плебеи, жили в страшной нужде. Из троих сыновей Михаил и Георгий, не прожив и года, скончались, остался лишь Coco (Иосиф). Но и он, заболев в возрасте пяти лет черной оспой, едва выжил, дав основания жандармам в графе "особые приметы" регулярно писать: "лицо рябое, с оспинными знаками". Как писал И. Иремашвили, грузинский меньшевик, знавший семью Джугашвили, отец Сталина, сапожник-кустарь, сильно пил. Матери и Coco часто выпадали жестокие побои. Пьяный отец, прежде чем уснуть, норовил дать затрещину своенравному мальчишке, явно не любившему отца. Уже тогда Coco научился хитрить, избегая встреч с пьяным родителем. Несправедливые побои ожесточили мальчика. Мать же целиком посвятила себя сыну. Именно по ее настоянию и ценой огромных усилий Coco устроили в духовное училище, а затем и в семинарию. Семейный разлад продолжался. Вскоре произошел окончательный разрыв матери с отцом, который перебрался в Тифлис, где в безвестности умер в ночлежке и был похоронен за казенный счет.
  
   После того как И. Джугашвили стал на тропу профессионального революционера, он навсегда покинул родительский дом. Как удалось установить, с 1903 года он всего четыре-пять раз видел мать. Екатерина Георгиевна первый раз побывала у сына в Москве как раз в год, когда Сталин стал генсеком. Последний раз Сталин видел мать в 1935 году. Думал ли сын о том, что неукротимое желание неграмотной женщины "вытолкнуть" его из нужды наверх дало ему тот первый шанс, который он использовал? Через два года после этой встречи, дожив до июля трагического тридцать седьмого года, мать Сталина тихо скончалась в глубокой старости.
  
   В декабре 1931 года немецкий писатель Эмиль Людвиг, беседуя со Сталиным, спросил собеседника:
  
   - Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может, плохое обращение со стороны родителей?
  
   - Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались они со мной совсем неплохо13.
  
   Все, что нам известно о ранних годах И. Джугашвили, дает основание предположить, что сказанное "вождем" немецкому писателю о родителях относилось лишь к его матери. Людвиг, в свое время написавший очерки-портреты Муссолини, кайзера Вильгельма, Масарика, пытался с помощью одной часовой беседы проникнуть и во внутренний мир "загадочного советского диктатора". Едва ли это ему удалось. В частности, о ранних годах своего становления Сталин не захотел распространяться.
  
   Рассматривая Сталина через призму нравственного "анфаса и профиля", нельзя не сказать, что, обучаясь в духовных учебных заведениях, мальчик обнаружил неплохие способности и феноменальную память. Религиозные тексты осваивались Coco быстрее других. Книги Ветхого и Нового Завета вначале пробудили у семинариста неподдельный интерес. Он старался постичь идею единого Бога как носителя абсолютной благости, абсолютного могущества и абсолютного знания. Однако длительное изучение теологии как синтеза догматов и моральных принципов вскоре наскучило Джугашвили. Незаметно для него самого (а ведь проучился Coco в духовных заведениях в общей сложности более десяти лет) в сознании способного ученика сформировались важные для его дальнейшей судьбы особенности мышления и действия. К десяти годам религиозной учебы следует приплюсовать столько же лет тюрем и ссылок, выпавших на долю Кобы14. Положение отверженного, преданного обществом остракизму усиливало у молодого революционера глухую, но устойчивую ожесточенность и неудовлетворенность судьбой. Причудливый синтез усвоенных, но отвергнутых религиозных постулатов, роль социального изгоя и - как результат - смутная тяга к "мятежной" деятельности, несомненно, оставили свой след в характере молодого Сталина. Первые полтора десятка лет становления, прошедшие в семинарских кельях и тюремных камерах, не могли не сказаться в конечном счете на интеллекте, чувствах и воле профессионального революционера. В мышлении, в частности, это проявилось в ряде особенностей.
  
   Одна из них - стремление любое знание систематизировать и классифицировать, раскладывать на интеллектуальные "полочки". А это характеризует, если так можно сказать, "катехизисное мышление". Как правило, такое мышление создает у окружающих впечатление, что это человек "организованного", последовательного ума. Другая особенность сталинского мышления связана с отсутствием серьезного критического отношения к собственным идеям и поступкам. Джугашвили всю жизнь верил в постулаты - сначала христианские, а затем марксистские. Все, что не вписывалось в прокрустово ложе усвоенных концепций и схем, Coco считал еретическим, а затем и оппортунистическим. Но поскольку он сам редко подвергал сомнению истинность тех или других фундаментальных теоретических положений, в которые верил, то не считал необходимым критически относиться и к собственным взглядам и намерениям. Ведь он никогда не отступал, по его мнению, от классических принципов марксизма. Пожалуй, он отдавал первенство вере, а не истине, хотя, наверное, не признался бы в этом и самому себе. Хорошо, когда вера в идеалы и ценности есть. Но хорошо ли, если она, вера, оттесняет истину на задний план? Религиозная пища и социальное положение способствовали выработке у Джугашвили скрытого, но глубокого эгоцентризма как преувеличения роли своего "я" в ткани окружающего бытия.
  
   Сталин рано понял, что в жизни ему не на кого надеяться, кроме как на себя. Товарищи в Баку, Тифлисе не раз говорили Кобе: "У тебя крепкая воля". Похвала импонировала. Джугашвили решил закрепить эту особенность своего характера в революционном псевдониме, подобрав себе "железную" фамилию. С 1912 года свои статьи Джугашвили уже подписывал "Сталин". Впрочем, не только ему хотелось твердость характера или суждений зафиксировать в фамилии. Революционер Л. Б. Розенфельд, например, далеко не обладавший такой волей, как Джугашвили, решил довольствоваться псевдонимом "Каменев". Но "камень" со временем, как покажет история, не устоит перед "сталью". Сталин хотел верить: в свою волю, свою неуязвимость, свое место регионального вожака. Вера - этот цемент догматизма была у Сталина всегда.
  
   Религиозное образование способствовало формированию у Джугашвили-Сталина устойчивого догматического мышления. Хотя будущий "вождь" сам нередко подвергал догматизм критике, понимая его, однако, вульгарно-упрощенно. Он был склонен всегда жестко канонизировать те или другие положения марксистской теории, приходя часто к глубоко ошибочным выводам. Так, абсолютизация сути и значения классовой борьбы привела его в 30-е годы к ложной формуле "об обострении классовой борьбы по мере достижения успехов в социалистическом строительстве". Оппортунизм, фракционность, инакомыслие, например, для Сталина всегда были синонимами классового противника. Диктатура пролетариата виделась бывшим семинаристом главным образом через призму социального насилия вне созидательного начала и т. д.
  
   Сталин в преддверии революции был в состоянии усвоить основные положения марксизма, но без ярко выраженной способности их творческого применения. Влияние религиозного образования (а иного Джугашвили не имел) сказалось, подчеркну еще раз, прежде всего не на содержании его взглядов, а на методологии мышления. От пут догматизма, не всегда, правда ярко выраженных, Сталин не смог освободиться до конца своей жизни.
  
   У Сталина почти не было близких друзей, особенно таких, к которым бы он сохранил теплые чувства на всю жизнь. Политические расчеты, эмоциональная сухость и нравственная глухота не позволяли ему приобрести и сохранить друзей. Тем удивительнее, что на исходе своей жизни Сталин вспомнил именно о своих однокашниках по духовному училищу и семинарии. Об этом свидетельствует, например, такой факт.
  
   Во время войны Сталин однажды случайно увидел, что в сейфе его помощника А. Н. Поскребышева находится большая сумма денег.
  
   - Что это за деньги? - недоуменно и в то же время подозрительно спросил Сталин, глядя не на пачки купюр, а на своего помощника.
  
   - Это Ваши депутатские деньги. Они накопились за много лет. Я беру отсюда лишь для того, чтобы заплатить за Вас партийные взносы, - ответил Поскребышев.
  
   Сталин промолчал, но через несколько дней распорядился выслать Петру Копанадзе, Григорию Глурджидзе, Михаилу Дзерадзе довольно большие денежные переводы. Сталин на листке бумаги собственноручно написал:
  
   " 1) Моему другу Пете - 40 000,
  
   2) 30 000 рублей Грише,
  
   3) 30 000 рублей Дзерадзе.
  
   9 мая 1944 г. Coco".
  
   В этот же день набросал еще одну коротенькую записку на грузинском языке:
  
   "Гриша!
  
   Прими от меня небольшой подарок.
  
   9.05.44. Твой Coco"15.
  
   В личном архиве Сталина сохранилось несколько аналогичных записок. На седьмом десятке лет, в разгар войны, Сталин неожиданно проявил филантропические наклонности. Но характерно, что вспомнил он друзей из далекой молодости: по учебе в духовном училище и семинарии. Это тем более удивительно, что Сталин никогда не отличался склонностью к сентиментальности, душевности, нравственной доброте. Правда, мне известен еще один филантропический поступок, который совершил Сталин уже после войны. "Вождь" направил письмо такого содержания в поселок Пчелка Парбигского района Томской области.
  
   "Тов. Соломин В.Г.
  
   Получил Ваше письмо от 16 января 1947 г., посланное через академика Цицина. Я еще не забыл Вас и друзей из Туруханска и, должно быть, не забуду. Посылаю Вам из моего депутатского жалованья шесть тысяч рублей. Эта сумма не так велика, но все же Вам пригодится.
  
   Желаю Вам здоровья.
  
   И.Сталин"16.
  
   В местах своей последней ссылки, как рассказывал мне старый большевик И.Д. Перфильев, сосланный в эти края уже в советское время, у Сталина была связь с местной жительницей, от которой появился ребенок. Сам "вождь", разумеется, никогда и нигде не упоминал об этом факте. Мне не удалось установить: проявлял ли Сталин заботу об этой женщине, чей путь пересекся с этапной дорогой ссыльного революционера, или дело ограничилось признанием, что, "должно быть", друзей из Туруханска "он не забудет".
  
   Сухость, холодность, расчетливость и осторожность Сталина, возможно, усугубились тяготами жизни профессионального революционера, вынужденного с 1901 по 1917 год находиться на нелегальном положении, часто попадать в тюрьмы и ссылки. Все, знавшие тогда Сталина, отмечали его редкую способность к самообладанию, выдержке и невозмутимости. Он мог спать среди шума, хладнокровно воспринять приговор, стойко переносить жандармские порядки на этапе. Пожалуй, единственный раз его видели потрясенным, когда скончалась от брюшного тифа его молодая жена, оставившая мужу-скитальцу двухмесячного сына Якова. Мальчика вскормила сердобольная женщина по фамилии Монаселидзе, а Сталин стал еще более черствым.
  
   Находясь с начала 1914 года в своей последней перед революцией ссылке в Туруханском крае вместе с Я.М. Свердловым и другими революционерами, Сталин показал себя нелюдимым и мрачным человеком. В ряде писем из ссылки Свердлов называет Сталина "большим индивидуалистом в обыденной жизни"17. Прибыв в ссылку уже членом ЦК партии (там были в то время еще три члена Центрального Комитета - Я.М. Свердлов, С.С. Спандарян и Ф.И. Голощекин), Сталин держал себя замкнуто, сдержанно. Его как будто интересовали лишь охота и рыбалка, к которым он пристрастился. Правда, одно время Сталин хотел заняться изучением эсперанто (один из ссыльных привез учебник), но быстро остыл к этой затее. Его отшельничество нарушали лишь эпизодические поездки к Сурену Спандаряну, жившему в селе Монастырском. На собраниях, которые устраивали ссыльные, Сталин обычно отмалчивался, отделываясь лишь репликами. Складывалось впечатление, что Сталин просто чего-то ждал или уже устал от побегов. Во всяком случае, его общественная пассивность последние два-три года перед революцией поразительна.
  
   Казалось, окрыленный написанием удачной работы "Марксизм и национальный вопрос", завершенной им в январские дни 1913 года в Вене, Сталин свое столь долгое пребывание в ссылке, где он не был обременен какими-либо обязанностями, использует для литературного труда. Ему, видимо, была известна высокая оценка В.И. Лениным его статьи по национальному вопросу18. Однако она не вдохновила Сталина на дальнейшее углубленное изучение проблемы. Творческое и общественное бесплодие этих лет, продолжавшееся довольно долгое время, свидетельствует о духовной депрессии ссыльного. За четыре года, при наличии библиотеки, уймы свободного времени Сталин даже не попытался создать что-либо серьезное. Кстати, дважды до этого высылаемый в Сольвычегодск в 1908 и 1910 годах, Джугашвили вел себя так же. Похоже, что не только полная, но и частичная изоляция от революционных центров повергала Сталина (если он не бежал) в состояние пассивного выжидания. Когда он станет могущественным, то это умение выжидать будет уже не пассивным, а тонко рассчитанным.
  
   Обычно ссыльные и арестованные революционеры, как свидетельствуют их воспоминания, очень много читали. Для них тюрьма была своеобразным университетом. Как вспоминал Г.К. Орджоникидзе, в Шлиссельбургской крепости он прочел Адама Смита, Рикардо, Плеханова, Богданова, Джемса, Тейлора, Беккера, Ключевского, Костомарова, Достоевского, Ибсена, Бунина...19 Сталин немало читал и всегда удивлялся, как беззубо царский режим борется со своими "могильщиками" - можно было не работать, сколько угодно читать и даже бежать. Для побега из ссылки в основном нужно было лишь желание. Может быть, уже тогда он пришел к выводу, который оглашал впоследствии не раз, что твердая власть должна иметь сильные карательные органы. Став "вождем" и устроив кровавую чистку в государстве, Сталин согласился с предложением Ежова об изменении режима содержания политических заключенных. Именно по его настоянию на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года в резолюции по докладу Ежова был внесен специальный пункт о том, что "тюремный режим для врагов Советской власти (троцкистов, зиновьевцев, эсеров и др.) - нетерпим. Он больше походит на принудительные дома отдыха, чем на тюрьмы. Допускается общение, сношение письмами с волей, получение посылок и т.д."20. Меры, разумеется, были приняты. Ни о каких "университетах" для несчастных не могло быть и речи. Люди, попавшие в далекие лагеря во времена единовластия Сталина, вели отчаянную борьбу за свое выживание. Удавалось это далеко не всем.
  
   Даже отдельные случаи побегов были событиями, и о них докладывали Сталину. Так, 30 июня 1948 года министр внутренних дел сообщал Сталину и Берии:
  
   "МВД СССР докладывает, что 23 июня с.г. из Обского исправительно-трудового лагеря при Северном железнодорожном строительстве МВД СССР группа заключенных в количестве 33 человек, обезоружив двух охранявших их солдат, захватив две винтовки с 40 патронами, совершила побег вверх по левому берегу Оби...
  
   По состоянию на 29 июня из убежавших 4 убито, задержано 12, остальные преследуются...
  
   С.Круглов"21.
  
   Сталин распорядился выехать на место ответственному лицу и организовать поимку остальных, с обязательным докладом ему по окончании "операции". Его карательные органы были не чета жандармскому управлению царя.
  
   Читая газеты, приходившие с большим опозданием в Туруханский край, в станок Курейка, будущий "вождь" не мог не чувствовать, что назревают большие события. Однако, когда разразилась мировая бойня, последние признаки какой-то общественной активности поселенца прекратились. Невольно складывалось впечатление, что Сталин уже не хотел вырваться из ссылки, хотя сначала и собирался, по двум причинам: из-за трудностей, ожидавших его при нелегальном положении в военное время, а также из-за нежелания попасть в армию в ходе мобилизации. Впрочем, когда в феврале 1917 года призывная комиссия в Красноярске намеревалась поставить Сталина в "строй", он был признан полностью негодным к военной службе из-за физических недостатков (сухой руки и дефекта ноги).
  
   Эти четыре года ссылки, когда в обществе постепенно множились невидимые ручейки социальной напряженности, когда росло недовольство народа империалистической войной, Сталин словно что-то выжидал. Может быть, к нему, уже пожившему человеку, пришло разочарование бесплодностью двух десятилетий революционной деятельности? Или Сталин предчувствовал, что ему скоро предстоит вступить совсем в иной этап жизни и борьбы? А может быть, его коснулось неверие в возможность опрокинуть самодержавие? Никто этого никогда не узнает. Об этом периоде своей жизни Сталин ничего не писал и рассказывал очень мало.
  
   Сталин все четыре года был пассивен, ничего практически не писал, совершенно не проявил себя как член Центрального Комитета партии. Фактическими лидерами в ссылке стали Спандарян и Свердлов. Ссыльные группировались вокруг этих двух фигур. Сталин держался особняком, хотя и не скрывал своих сдержанных симпатий к Спандаряну. Неистовому революционеру Сурену Спандаряну не суждено было увидеть зарево революции: он заболел и скончался в ссылке в 1916 году.
  
   Думается, что период длительной духовной депрессии, наблюдавшейся у Сталина в ссылке, был временем его личного выбора, временем раздумья о прожитом и грядущем. Где-то рос его сын, которому он пока ничего не дал и не мог дать. Он мало что знал и о судьбе матери. Ему было уже под сорок, а перспективы его будущего были туманны. У Сталина не было никакой специальности, он ничего не умел делать, практически никогда не работал. К слову сказать, 30 лет нашей партией и страной руководил человек, не имевший никакой профессии, если не считать профессии священника-недоучки. Если, допустим, Скрябин (Молотов) окончил реальное училище, недоучившийся студент Маленков проявил себя в молодости как старательный технический секретарь аппарата, а Каганович был неплохим сапожником, то Сталин даже сапожником, как его отец, не был. Полицейские в графе анкеты "Знает ли мастерство (профессия)" делали прочерк или писали "конторщик". Сам Сталин, заполняя анкеты накануне партийных съездов и конференций, испытывал затруднение при ответе на вопросы о роде занятий и социальном происхождении. Например, в анкете делегата XI съезда РКП(б), в котором он участвовал с совещательным голосом, на вопрос: "К какой социальной группе себя причисляете (рабочий, крестьянин, служащий)?" - Сталин не решился что-либо ответить, оставив графу чистой22.
  
   Будущий генсек, являясь профессиональным революционером, знал жизнь рабочего, крестьянина, служащего хуже, чем, допустим, ссыльного или заключенного. Возможно, это было неизбежно в тех условиях, но вместе с тем явилось устойчивой чертой его личности: Сталин знал о жизни трудящихся как будто много, но... со стороны, поверхностно. Правда, придет время, он все будет "знать и уметь". Туруханское долгое молчание, возможно, было своеобразной ревизией уже немалой по срокам жизни. Все говорило за то, что сходить с революционной тропы Сталину было поздно. Сообщения о росте антивоенных настроений и новом подъеме революционного движения в Петрограде постепенно вернули Сталину уверенность в себе, привели поселенца в былую "боевую" форму.
  
   Правда, имеются и иные свидетельства об этом периоде биографии Сталина. Например, в брошюре старой большевички Веры Швейцер "Сталин в Туруханской ссылке. Воспоминания подпольщика", написанной в 1939 году, утверждается, что Сталин с началом империалистической войны был активен и тут же выступил со специальным письмом, осуждающим "оборончество". Мол, интернациональная позиция, как утверждалось автором книги, была занята им быстро. Однако это письмо не только не сохранилось, но о нем никогда не вспоминал и не слышал никто из тех, кто нес тогда свой крест в далеком Туруханском крае. В. Швейцер, правдиво описав жизнь, быт ссыльных, едва ли была вольна так же писать о Сталине в разгар кровавых чисток. Она пишет, например, что "тезисы Ленина подтвердили его (Сталина. - Прим. Д.В.) установку по вопросу о войне", что, мол, уже в то время Сталин в беседах с товарищами предупреждал, что Каменеву нельзя доверять, что он "способен предать революцию", что "Сталин переводил в ссылке книгу Розы Люксембург на русский язык", что все время "товарищ Сталин напряженно работал", жил "одними думами, одними стремлениями с Владимиром Ильичем" и т.д.23 Апологетический характер подобных свидетельств очевиден. Но в те годы о Сталине и не могли появиться объективные работы - в этом не приходится сомневаться.
  
   Копаясь в архивах, анализируя воспоминания, свидетельства находившихся в туруханской ссылке (а в конце концов там подобралась "солидная компания": Голощекин, Каменев, Свердлов, Спандарян, Сталин, Петровский), приходишь к выводу, что четыре года накануне Октябрьской революции были самыми пассивными в жизни Сталина. Полярные ветры и сибирские холода в снежной пустыне словно заморозили у Сталина интеллектуальные центры социальной и общественной активности. Могло бы показаться просто невероятным и диким предположение, что человек со свалявшейся шевелюрой, долгие годы лежавший на убогом топчане и думавший о чем-то своем под вой нескончаемой пурги, через несколько лет возглавит могущественную партию огромного государства. Сталин ждал, регистрировал события, обдумывал линию своей жизни на будущее. Кто знает, что пробегало у него перед глазами в калейдоскопе его воспоминаний: Таммерфорс, Батумская тюрьма, Вологда, квартира Аллилуева или его маленький сынишка, которого он не видел столько лет? Человеческие мысли, если они не материализуются в делах, поступках, свершениях, похожи на бесконечную игру облаков. Их эфемерность неуловима и неповторима. О чем думал в эти годы будущий "вождь", натягивая до подбородка собачью доху, готовясь заснуть?
  
   Рассматривая Сталина "анфас и в профиль" накануне революции через призму современного знания, нельзя не упомянуть об устойчивой репутации "экспроприатора", долго державшейся за будущим генсеком.
  
   В начале века среди некоторых радикалов в рабочем движении были распространены взгляды о "допустимости" экспроприации в "интересах революционного движения". В письменных свидетельствах Дана, Мартова, Суварина, ряда других современников Сталина указывается, что "кавказский боевик Джугашвили" причастен к некоторым экспроприациям если не непосредственно, то как один из организаторов. В частности, Мартов утверждал, что знаменитое по дерзости нападение 1907 года в Тифлисе на казачий конвой, сопровождавший экипаж с деньгами, "не обошлось без Сталина". Было "экспроприировано" около 300 тысяч рублей. По этому поводу Мартов писал: "Кавказские большевики примазывались к разного рода удалым предприятиям экспроприаторского рода; это известно и т. Сталину, который в свое время был исключен из партийной организации за прикосновенность к экспроприации"24.
  
   Известно, что Сталин настойчиво пытался привлечь Мартова к ответственности за клевету. Выступая, однако, по поводу заявления Мартова, Сталин делал акцент на том, что он никогда не исключался из партийной организации, обходя вопрос о своем непосредственном участии в акциях экспроприаторов. Косвенное подтверждение своего участия в экспроприациях Сталин дал и в беседе с Э. Людвигом. Тот, в частности, спросил его:
  
   - В Вашей биографии имеются моменты, так сказать, "разбойных" выступлений. Интересовались ли Вы личностью Степана Разина? Каково Ваше отношение к нему как "идейному разбойнику"?
  
   - Мы, большевики, всегда интересовались такими историческими личностями, как Болотников, Разин, Пугачев, и др.25
  
   Рассуждая и дальше об этих крестьянских вождях, Сталин ни словом не обмолвился о собственных "разбойных" выступлениях, сознательно уйдя от какого-либо ответа на этот вопрос. Годы участия в революционной деятельности, хотя и на региональном уровне, романтический ореол "экспроприатора", прошедшего этапы, тюрьмы, сибирские ссылки, исподволь создавали Сталину репутацию "боевика", практика, человека дела. Скорее всего, такая характеристика близка к действительности с учетом, однако, его пассивности во время последней ссылки.
  
   Конечно, на становление Сталина как марксиста большое влияние оказал В.И. Ленин. Известно его первое письмо, написанное в декабре 1903 года Сталину в Иркутскую губернию, село Новая Уда, где тот находился в ссылке. Владимир Ильич, очень внимательно присматривавшийся к революционерам с национальных окраин, заметил И. Джугашвили по ряду небольших публикаций в партийной печати и рассказам товарищей. В своем письме он разъяснял Джугашвили некоторые насущные проблемы партийной работы. Первый раз об этом письме И.В. Сталин публично вспомнил на вечере кремлевских курсантов в конце января 1924 года, посвященном памяти В. И. Ленина. Глухим, невыразительным голосом Сталин рассказывал о своих встречах с Лениным:
  
   "Впервые я познакомился с Лениным в 1903 году. Правда, это знакомство было не личное, а заочное, в порядке переписки. Письмецо Ленина было сравнительно небольшое, но оно давало смелую, бесстрашную критику практики нашей партии и замечательно ясное и сжатое изложение всего плана работы партии на ближайший период... Это простое и смелое письмецо еще больше укрепило меня в том, что мы имеем в лице Ленина горного орла нашей партии. Не могу себе простить, что это письмо Ленина, как и многие другие письма, по привычке старого подпольщика, я предал сожжению"26.
  
   Сталин не мог пожаловаться на невнимательность Ленина к себе. Когда он находился накануне революции в Сибири, на заседании ЦК РСДРП(б), проходившем под руководством Ленина, обсуждался специальный вопрос об организации побега из ссылки Я.М. Свердлова и И.В. Сталина27. Несколько раньше Владимир Ильич высылает Сталину в туруханскую ссылку 120 франков28. Ленин внимательно отнесся к письму Сталина из ссылки, в котором ставился вопрос о возможности издания статьи о "культурно-национальной автономии" и брошюры "Марксизм и национальный вопрос" в виде отдельного сборника29.
  
   До 1917 года состоялось несколько встреч Сталина с Лениным. Из них наиболее продолжительной была встреча в Кракове. Имели место контакты Сталина с Лениным и ранее - во время IV съезда партии в Стокгольме, V съезда в Лондоне. Однако позже Сталин эти встречи стал рассматривать иначе. Уже в 1931 году он заявлял: "Всегда, когда я к нему приезжал за границу - в 1906, 1907, 1912, 1913 годах..."30 Выходит, Сталин отправлялся не на съезды и совещания, а "ездил к Ленину". Такое смещение биографических акцентов впоследствии "работало" на концепцию "двух вождей", создание мифа об особых отношениях Сталина с Лениным еще до революции. Правда, Сталин в своих утверждениях о близких отношениях с Владимиром Ильичем проявлял привычную для него осторожность. Вот пример.
  
   Незадолго до начала войны на имя Поскребышева пришло письмо следующего содержания.
  
   "Тов. Поскребышеву.
  
   Прошу согласовать вопрос о возможности опубликования в печати информации: "Музей революции к ленинским дням".
  
   Ответственный руководитель ТАСС
  
   Я.Хавинсон
  
   5 января 1940 г.".
  
   К письму был приложен документ для "согласования".
  
   "В.И. Ленину, через Крупскую, в Краков, 7 марта 1912 г.
  
   Транспорт литературы около двух пудов привезли. Средств у нас нет ни копейки. Сообщите куда следует, пусть посылают смену людей или шлют денег...
  
   С товарищеским приветом Чижиков".
  
   Сталин ниже, на документе, резюмировал:
  
   "Письмо Чижикова - не мое письмо, хотя я и ходил одно время под фамилией Чижикова.
  
   И. Сталин"31.
  
   Сталин мог бы добавить, что он "ходил" не только под фамилией Чижикова, но и Ивановича, Чопура, Гилашвили. В данном случае то ли кому-то "передали" фамилию Чижикова, то ли Сталин посчитал, что такое письмо его не "поднимает", но ясно одно: "вождь" не захотел хотя бы временно, хотя бы мысленно вернуться в прошлое. Даже в связи с Лениным.
  
   Из искусства дореволюционной конспирации Сталин вынес немалое умение перевоплощаться. Он был одним на Политбюро, другим - выступая на съезде, третьим - беседуя со стахановцами. Не все могли сразу заметить эти перемены, но они были. Сталин в узком кругу мог быть более жестким, нежели "являясь народу". Об этом свидетельствуют люди, долго работавшие рядом с генсеком. В жизни все мы играем свои социальные роли. Хорошо или плохо. Понимаем это или не понимаем. Многие естественны в этой роли: труженика, матери, отца, учителя, сына, дочери. Самые искренние "актеры" - дети. Однако многие из тех, кто находится на высоких этажах социальной иерархии, именно играют свои роли. Порой фальшиво. Иногда естественно. Но... играют. Может быть, потому, что человек, находясь на вершине, попадает в поле зрения многих, замечающих даже мелочи. А власть человека над другими людьми всегда зависит не только от силы, но и от впечатления, "видимости" образа, привлекательности или непривлекательности руководителя. Находясь в Курейке, Сталин еще не думал об этом. Он все поймет позже. Тем более что до революции мало кто внимательно приглядывался к Сталину. В его невнушительной фигуре, тихой речи, вкрадчивых манерах никто не мог бы усмотреть будущего диктатора.
  
   Работа Сталина в Баку, Кутаиси и Тифлисе показала наличие у Кобы неплохих организаторских способностей. Но уже тогда проницательные подпольщики заметили, что Сталин смотрит на партийные организации как на аппарат, механизм, машину реализации тех или иных решений. Большевики А.С. Енукидзе, П.А. Джапаридзе, С.Г. Шаумян, например, были более известны среди рабочих, чем Джугашвили. Не уступая им в марксистской подготовке, опыте подпольной деятельности, Джугашвили заметно отставал от этих признанных лидеров Закавказья в личной популярности. У него еще не было аппарата, который появится позже, чтобы настойчиво создавать эту популярность.
  
   Подходил конец не только ссылки Сталина. Катилась к финалу и династия Романовых. Еще немногие могли предположить, что многовековое здание самодержавия менее чем через год рухнет и станет ареной ожесточенной борьбы двух начал: нового, революционного, и старого, традиционного. Свою роль в этой борьбе сыграет и человек, чьи анфас и профиль в России были пока совершенно незнакомы.
  
   Февральский пролог_____________________________________
  
   Могут ли быть "сигналы" из будущего? Кто скажет? Может быть, это возможно только в легендах, мифах, пророчествах, предсказаниях? Скупые вести, докатывавшиеся до Курейки, будоражили воображение, вызывали жаркие споры, отдавались упругими ударами сердца и покалыванием в висках. Сталин как-то сразу почувствовал приближение из-за горизонта будущего, которое виделось ему в контурах смутной надежды. Ведь только революция могла изменить положение ссыльного. В обычной жизни он обречен на прозябание. Ни профессии, ни дома. А самое страшное для человека - когда его нигде не ждут. Революционные толчки встряхнули Сталина. Она, эта надежда, росла, отодвигая куда-то в глубь стылых снежных равнин неверие, сомнения, колебания. Пожалуй, и сама жизнь есть вечная надежда. Как только она умирает, человеку уже нечего делать на этой земле.
  
   Возможно, в канун нового, 1917 года Сталин чувствовал, что скоро вновь окажется в городе на Неве, где он так нелепо был схвачен охранкой четыре года тому назад на вечеринке, устроенной Петербургским комитетом большевиков в зале Калашниковской биржи. Ссыльные рвались на волю, где зрели бурные события.
  
   Угрюмый грузин, хотя и был уже с 1912 года членом Центрального Комитета партии, кооптированным в его состав Пражской конференцией РСДРП(б), так и не стал среди ссыльных популярной личностью. Правда, он довольно близко сошелся с Каменевым. На одной из фотографий, сделанной в Монастырском, Сталин - рядом с ним, своим будущим союзником, а затем и противником. По своему характеру Сталин всегда был замкнут и малодоступен. Едва ли перед кем-нибудь он был готов открыть душу и пойти на тесные дружеские контакты. Его не привлекала пестрая община ссыльных с ее ожиданиями, обсуждениями писем, вестей с воли, семейными заботами, многочисленными спорами и проектами о бесклассовом обществе, полном справедливости, священном равенстве... Ему был чужд, как тогда говорили, "аристократизм духа"; не случайно уже после Октября он однажды назвал себя "чернорабочим революции". В глазах тех, кто его знал тогда, Сталин выглядел "боевиком", практиком подполья, но без большого полета мысли и фантазии.
  
   Пожалуй, любимой литературой большевиков того времени были книги о Великой французской буржуазной революции XVIII века. Парижской коммуне. День 14 июля, Бастилия, Версаль, "Декларация прав человека и гражданина", якобинцы, клуб кордельеров, Конвент, гильотинирование Людовика XVI и Марии Антуанетты, диктатура, Робеспьер, Дантон, 9 термидора... Сталин долгими зимними вечерами при скудных бликах свечи поглощал страницу за страницей зачитанной донельзя книги А. Олара "Политическая история французской революции", которую ему дал Свердлов. Вживаясь в образы, атмосферу, накал страстей давно ушедшего времени, Сталин впервые постигал тайны "той" революции. До этого он почти ничего не читал о ней. Революция представала пред ним то безжалостной фурией, то грозным социальным шквалом, сметающим все на своем пути. Сталин почти физически ощутил трагические последствия нерешительности Робеспьера, когда заговор был раскрыт. Нет, он бы медлить и колебаться не стал...
  
   Пока Курейка цепко, словно приморозив, держала ссыльных, в России зрели невиданные доселе события. Молох первой мировой войны уже тридцать месяцев собирал свою кровавую жатву. Залитые грязью и кровью окопы, газовые атаки, застывшие серые пятна солдатских фигур на колючей проволоке были далеко от Сталина. Но из редких сообщений он знал, что в стране резко упало промышленное производство, наступал голод, быстро росло недовольство народных масс. Война до предела обострила кризис Российской империи. Назревал революционный взрыв.
  
   Буржуазия надеялась найти выход в монархических рокировках, попытках утвердить демократию западного типа. Министерская чехарда лишь усугубляла положение режима. За три года войны сменилось четыре председателя Совета Министров, десятки других руководителей государственных ведомств. А дела на фронте шли все хуже. Об уровне руководства войсками можно судить, в частности, по такому примеру. Военный министр генерал А.А. Поливанов телеграфировал с фронта в царский дворец: "Уповаю на пространства непроходимые, на грязь невылазную и на милость угодника Николая, покровителя Святой Руси".
  
   Николай II, при всей его заурядности, долго и довольно умело лавировал, искал компромиссы, готов был идти на частичные уступки буржуазии, лишь бы сохранить монархию. Но роковой час для нее уже пробил. Председатель последней Думы лидер октябристов М.В. Родзянко за три недели до краха самодержавия сказал царю: "Вокруг Вас, государь, не осталось ни одного надежного и честного человека: все лучшие удалены или ушли, остались только те, которые пользуются дурной славой". Председатель Думы уговаривал, умолял царя "даровать народу конституцию", чтобы спасти престол"32. Но спасти его уже ничто не могло.
  
   Мы снова идем к революции, писал В.И. Ленин, анализируя политическую ситуацию в стране, чутко прислушиваясь в далекой Швейцарии к нарастающему, как во время землетрясения, гулу грядущей революции. Первым и центральным актом февральского пролога явилось крушение самодержавия. Ссыльные, среди которых был и Сталин, верившие в возможность этого крушения, не думали, что оно произойдет так быстро. Сталин, обращаясь к урокам революции 1905 года, вспоминая детали недавно прочитанной книги о Великой французской революции, понимал, что в ближайшее время должно случиться то, чем оправдывалось само существование их как профессиональных революционеров.
  
   Один из популярных деятелей того времени В.В. Шульгин, проживший почти вековую жизнь, в своих известных мемуарах "Дни" вспоминал подробности этого акта. Когда они с А. И. Гучковым по поручению Временного комитета Государственной думы прибыли 2 марта 1917 года в Псков для принятия отречения царя от престола, то надеялись еще спасти монархию. "Император, - пишет Шульгин, - как всегда, был спокоен. После сбивчивой речи Гучкова Николай монотонным голосом, не выдавая своих эмоций, сухо произнес:
  
   - Я принял решение отречься от престола. До трех часов сегодняшнего дня я думал, что могу отречься в пользу сына, Алексея... Но к этому времени я переменил решение в пользу брата Михаила..."
  
   Сделаем, однако, одно отступление.
  
   В это время группа ссыльных из Монастырского, Курейки уже находилась в Красноярске, Канске, Ачинске. Сталин с Каменевым были в Ачинске. Известие об отречении Николая в пользу Михаила и об отказе последнего принять корону встретили восторженно. Телеграмму с поздравлениями Михаилу "за его великодушие и гражданственность" неожиданно для Сталина подписал и Каменев. Спустя девять лет этот факт всплыл на поверхность на заседании Исполкома Коминтерна (ИККИ). Сталин постарался "монархическую слабость" Каменева максимально использовать. Его выступление высвечивает и как бы приближает то далекое время февраля марта 1917 года.
  
   "Дело происходило в городе Ачинске в 1917 году, - необычно возбужденно начал Сталин, - после февральской революции, где я был ссыльным вместе с тов. Каменевым. Был банкет или митинг, я не помню хорошо, и вот на этом собрании несколько граждан вместе с тов. Каменевым послали телеграмму на имя Михаила Романова... (Каменев закричал с места: "Признайся, что лжешь, признайся, что лжешь!") Молчите, Каменев. (Каменев вновь закричал: "Признаешь, что лжешь?") Каменев, молчите, а то будет хуже. (Председательствующий Э.Тельман призывает к порядку Каменева.) Телеграмма на имя Романова как первого гражданина России была послана несколькими купцами и тов. Каменевым. Я узнал на другой день об этом от самого т. Каменева, который зашел ко мне и сказал, что допустил глупость. (Каменев вновь с места: "Врешь, никогда тебе ничего подобного не говорил".) Телеграмма была напечатана во всех газетах, кроме большевистских. Вот факт первый.
  
   Второй факт. В апреле была у нас партконференция и делегаты подняли вопрос о том, что такого человека, как Каменев, из-за этой телеграммы ни в коем случае выбирать в ЦК нельзя. Дважды были устроены закрытые заседания большевиков, где Ленин отстаивал т. Каменева и с трудом отстоял как кандидата в члены ЦК. Только Ленин мог спасти Каменева. Я также отстаивал тогда Каменева.
  
   И третий факт. Совершенно правильно, что "Правда" присоединилась тогда к тексту опровержения, которое опубликовал т. Каменев, т.к. это было единственное средство спасти Каменева и уберечь партию от ударов со стороны врагов. Поэтому вы видите, что Каменев способен на то, чтобы солгать и обмануть Коминтерн.
  
   Еще два слова. Так как тов. Каменев здесь пытается уже слабее опровергать то, что является фактом, вы мне разрешите собрать подписи участников Апрельской конференции, тех, кто настаивал на исключении тов. Каменева из ЦК из-за этой телеграммы. (Троцкий с места: "Только не хватает подписи Ленина".) Тов. Троцкий, молчали бы вы! (Троцкий вновь: "Не пугайте, не пугайте...") Вы идете против правды, а правды вы должны бояться. (Троцкий с места: "Это сталинская правда, это грубость и нелояльность".) Я соберу подписи, т.к. телеграмма была подписана Каменевым..."33
  
   Мы забежали по времени вперед. Но здесь приведен спор, касающийся событий начала 1917 года. Даже Каменев, считавший себя ортодоксальным марксистом, видел тогда признак революционного достижения в "великодушии Михаила". Это сегодня нам "все ясно" о том далеком уже времени. А тогда маневры царя, буржуазии были способны ставить в тупик и некоторых членов ЦК партии...
  
   Вернемся вновь к мемуарам Шульгина. Отречение царя от престола он выразил патетической фразой:
  
   - В тот момент я как бы услышал, как жалобно зазвенел трехсотлетний металл, ударившись о грязную мостовую. Петропавловский собор резал небо "острой иглой. Зарево было кроваво.
  
   В течение нескольких дней, продолжал Шульгин, я присутствовал при отречении двух государей (имея в виду и Михаила). Было впечатление, что все мы взошли на эшафот. На совещании членов комитета Государственной думы Милюков и Гучков просили великого князя Михаила Александровича, моложавого, высокого, худого, принять престол...
  
   После получасового размышления в соседней комнате великий князь вошел, остановился посредине комнаты и сказал:
  
   - При этих условиях я не могу принять престола, потому что...
  
   Он не договорил, потому что... заплакал. Так мелодраматически пресеклась династическая линия Романовых. Шульгин с ядовитым сарказмом добавляет, всхлипывая вместе с царем-однодневкой:
  
   - Россия теперь и не монархия, но и не республика... Государственное образование без названия. А все началось еврейским погромом и кончилось разгромом трехсотлетней династии...34
  
   Патетика Шульгина не была просто тоской по минувшему. "Бывшие" еще многое сделают, чтобы всплыли на поверхность Краснов, Корнилов, Врангель, чтобы возникли Добровольческая армия, многочисленные войска интервентов. В своих "Очерках русской смуты" А.И. Деникин вспоминал, что такие монархисты, как генерал Крымов, предлагали "расчистить Петроград силой оружия и, конечно, с кровопролитием". Жаль, вздыхал Деникин, что не прислушались вовремя к таким советам: "Слишком долго мы внимали пасхальному перезвону вместо того, чтобы сразу ударить в набат"35. Однако последние два февральских дня 1917 года перечеркнули их последние надежды остановить революцию. Генерал Хабалов окончательно утратил власть над частями, распропагандированными большевиками. В ночь на 28 февраля министры последнего царского правительства оказались в Петропавловской крепости в роли арестованных. Февральская буржуазно-демократическая революция в России победила. То был пролог скорого Октября.
  
   На далеких окраинах тысячи политических ссыльных еще до получения официальных бумаг готовились к отъезду в Петроград, Москву, Киев, Одессу, Тифлис, Баку, другие революционные центры. Если у истории есть высота птичьего полета, то она своими бесстрастными глазами могла видеть, как революционеры жрецы "праздника угнетенных" со всех концов необъятной России устремились туда, где уже запылал факел освобождения. Сталин с группой таких же бывших ссыльных, добыв билеты в вагон третьего класса, жадно смотрел на огромные заснеженные пространства Сибири, пробегавшие за окном. Он не мог знать, что немногим более чем через десять лет побывает здесь, но уже не в качестве безвестного "чернорабочего революции", а как вождь партии, быстро набирающий силу. Выскакивая на станциях за кипятком, Сталин не мог и предположить, что уже через год-полтора на этой земле, как когда-то в Бретани, Тулоне, Вандее, вспыхнут кровавые мятежи. Сталин еще не знал, что его ждет в Петрограде, чем он будет конкретно заниматься, кого из руководителей партии повстречает. Уныние и тоска остались на берегу закованного в ледовый панцирь Енисея. Вскоре водоворот социальных и политических событий захватит его целиком, вначале скроет под волнами и пеной революции, а затем неожиданно выбросит в самом ее эпицентре.
  
   На подъезде к Уралу и последующих станциях ссыльных (а они находились почти в каждом поезде) шумно встречали на вокзалах. На митингах звучала "Марсельеза", лились речи, все казалось радужным. Говорили красноречивый Каменев, энергичный Свердлов, другие попутчики. Сталин молча смотрел на эту неожиданную эйфорию. Почему-то вспомнились недавно прочитанные слова Максимилиана Робеспьера: "...если не поднимется весь народ целиком, свобода погибнет..."36 Поднимется ли? Сталин ответить на этот вопрос не мог. Надеялся, что Петроград прояснит ситуацию.
  
   К этому моменту волна буржуазной демократии поднялась весьма высоко. Мелкая буржуазия, примыкая то к "полевевшим" капиталистам, то к пролетариату, все больше раскачивала лодку государственности. Нарастали настроения реформизма. Казалось, главное сделано - самодержавие рухнуло. "Гигантская мелкобуржуазная волна захлестнула все, - писал В.И. Ленин, - подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно..."37 Гигантский социальный маятник колебаний справа налево и слева направо отражал сосуществование двух диктатур. В этом заключалось исключительное своеобразие момента, не вписывающееся в прокрустово ложе классических схем буржуазно-демократических революций. Политическим выражением этого уникального своеобразия стало двоевластие. В одном и том же дворце, Таврическом, бурно заседали два органа власти. В одном крыле дворца было, по выражению Милюкова, "игралище власти" - Временный комитет Государственной думы. Здесь тон задавала "левая" буржуазия - кадеты. В другом крыле дворца разместился Петроградский Совет как орган революционной власти. Во главе Совета стали меньшевики Н.С. Чхеидзе, М.И. Скобелев, трудовик А.Ф. Керенский. В составе Исполкома Совета большевики были в меньшинстве. И это не случайно, ибо меньшевики, находившиеся до Февраля на легальном положении, активно использовали свои возможности. А в их рядах были многие видные интеллигенты, пропагандисты и теоретики научного социализма. В то же время Ленин, признанный вождь партии большевиков, находился еще в эмиграции; Бубнов, Дзержинский, Муранов, Рудзутак, Орджоникидзе, Свердлов, Сталин, Стасова, другие члены партийного руководства были в ссылке, тюрьмах, на каторге и только должны были вернуться.
  
   Меньшевистский состав Совета в согласии с думцами одобрил передачу исполнительной государственной власти буржуазии в лице Временного правительства. Церетели и Керенский поддерживали тезис, что "новое революционное правительство будет работать под контролем Совета", что такова "воля истории". Эйфория, пафос перемен, революционная фраза повернули общественное сознание в сторону поддержки Временного правительства. Сталина, как и многих, несло потоком событий.
  
   Керенский, все делая для победы буржуазии, на всякий случай хотел сохранить и представителей династии. В одной из своих статей, написанной уже в эмиграции, - "Отъезд Николая II в Тобольск" - исторический временщик, вознесенный на миг событиями на самую вершину буржуазной траектории, писал: "Вопреки сплетням и инсинуациям, Временное правительство не только могло, но и решило еще в самом начале марта отправить царскую семью за границу. Я сам 7(20) марта на заседании Московского Совета, отвечая на яростные крики: "Смерть царю, казнить царя", сказал:
  
   - Этого никогда не будет, пока мы у власти. Временное правительство взяло на себя ответственность за личную безопасность царя и его семьи. Это обязательство мы выполним до конца. Царь с семьей будет отправлен за границу, в Англию. Я сам довезу его до Мурманска.
  
   Мое заявление вызвало, - писал Керенский, - в советских кругах обеих столиц взрыв возмущения... однако уже летом, когда оставление царской семьи в Царском Селе сделалось совершенно невозможным, мы, Временное правительство, получили категорическое официальное заявление (из Англии. - Прим. Д.В.) о том, что до окончания войны въезд бывшего монарха и его семьи в пределы Британской империи невозможен"38. Тогда-то и отправили царя с семьей в Тобольск. Решая попутно такие задачи. Временное правительство пыталось любой ценой набросить на революцию смирительную рубашку. Стремясь сохранить власть, как говорил тот же Керенский, буржуазия была намерена дать "наговориться народу".
  
   Революция в этот момент, как заметил В.И. Ленин, завершила свой первый этап. Двоевластие усыпляло бдительность. Официально вроде бы вся власть принадлежала Временному правительству, державшему в руках старый аппарат государства, а рядом гудел в калейдоскопе революционных будней Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Сожительствовали две диктатуры рядом; ни одна пока не обладала полной властью, ни одна пока не могла лишить другую ее атрибутов. Но двоевластие как социальная двусмысленность не могло затормозить революционное творчество масс. Например, 2 марта 1917 года в "Известиях" был опубликован знаменитый приказ No 1. Он провозгласил введение демократических начал в армии: выборность комитетов в частях, отмену военных чинов и титулов, поддержку распоряжений властей лишь в случае одобрения Советами, необходимость соблюдения революционной дисциплины, уравнивание солдат и офицеров в гражданских правах. Глаза Сталина жадно разглядывали калейдоскоп событий. У него уже было свое место в них, но будущее выглядело туманным.
  
   Все это, повторюсь, происходило до приезда многих революционеров в Петроград. Ленин еще только готовился прорваться в мятежную Россию, Троцкий приедет в город на Неве в начале мая, еще не зная окончательно, с кем он будет - с меньшевиками или большевиками. Меньшевики и эсеры доминировали в Петроградском Совете. С их помощью начнет бесславно функционировать правительство "десяти капиталистов и шести социалистов". Керенский, Церетели, Чернов, Скобелев и другие позаботятся лишь об одном: как бы не допустить выхода "революционной энергии из-под контроля".
  
   Все эти особенности и нюансы политической обстановки были пока незнакомы Сталину. Вглядываясь своими "впалыми карими глазами с желтизной" в пробегающие убогие деревеньки, разбросанные на гигантской равнине крестьянской страны, Сталин "ехал в революцию". Где остановиться - вопроса не было - у Аллилуевых. В течение этих долгих лет, если и получал он от кого-нибудь регулярно письма, то, видимо, лишь от Сергея Яковлевича Аллилуева, своего будущего тестя, большевика, вошедшего в нашу историю прежде всего тем, что в драматические дни июля 1917 года укрывал у себя В.И. Ленина от преследований Временного правительства.
  
   Революции совершаются не партиями. "Не Государственная Дума - Дума помещиков и богачей, - а восставшие рабочие и солдаты низвергли царя"39, писал в марте В.И. Ленин. Но во главе этих восставших должна быть его партия. Все помыслы Ленина были в России, где, как он понимал, мало было устроить тризну на месте останков самодержавия. Нужно было идти дальше, непременно дальше! Ленин пришпоривал историю...
  
   Заметную роль до приезда В.И. Ленина сыграло Русское бюро ЦК, в которое в марте были кооптированы новые лица, и среди них И.В. Сталин. Бюро утвердило состав редакции "Правды", в которую он также вошел. Возобновление выхода пролетарской газеты имело немалое мобилизующее значение.
  
   Как проявил себя Сталин в Февральской, а затем и в Октябрьской революциях? Какова была его подлинная роль? Кем он был в революции - лидером, аутсайдером, статистом? Анализ партийных документов, других материалов, свидетельств участников событий позволяет ответить на этот вопрос.
  
   Долгое время освещение роли Сталина в революции было выдуманным, фальшивым. В "Краткой биографии" утверждалось, что "в этот ответственный период Сталин сплачивает партию на борьбу за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую. Сталин совместно с Молотовым руководит деятельностью Центрального Комитета и Петербургского комитета большевиков. В статьях Сталина большевики получают принципиальные руководящие указания для своей работы"40. Сказано как о вожде, лидере революции, как будто заменившем на этот период Ленина. Как свидетельствуют исторические хроники, оснований для такого вывода не было. Он чрезвычайно далек от правды. Никаких "руководящих указаний" Сталин не давал. Приехав в Петроград, он стал одним из многих партийных функционеров. В документах этого периода редко-редко можно встретить фамилию Сталина в списке определенной группы лиц, исполнявших задания Центрального Комитета партии. Да, Сталин входил в высокие политические органы, но ни в одном из них в эти месяцы он не заявил о себе громко. Его почти никто не знал, кроме узкого круга лиц. Это был незаметный человек, "представитель нацокраин". У него абсолютно не было популярности. Такова правда.
  
   Л.Д. Троцкий, быстро ставший исключительно популярным после приезда, описывая этот период деятельности Сталина в книге "Февральская революция", отмечал, что "положение в партии еще больше осложнилось к середине марта, после прибытия из ссылки Каменева и Сталина, которые круто повернули руль официальной партийной политики вправо". Троцкий рассуждает, что если Каменев, в течение ряда лет оставаясь с Лениным в эмиграции, где находился главный очаг теоретической работы партии, вырос как публицист и оратор, то Сталин, так называемый "практик" без должного "теоретического кругозора, без широких политических интересов и без знания иностранных языков, был неотделим от русской почвы". "Фракция Каменева - Сталина все больше превращалась в левый фланг так называемой революционной демократии и приобщалась к механике парламентарно-закулисного "давления" на буржуазию..."41 Троцкий обвиняет в своей книге Сталина в оборончестве, что не всегда соответствовало действительности, но нельзя не уловить в его рассуждениях верные нотки об отсутствии масштабности дооктябрьского мышления Сталина, что порой вело к узкому практицизму, ограниченному рамками лишь ближайшей перспективы.
  
   Февраль не застал Сталина полностью врасплох. Несмотря на длительный период депрессии, он верил, что революция неизбежна. Именно верил, ибо для него истина была неотделима от веры в нее. Если истина не облекалась в одеяние веры, она для Сталина была неполноценной. В этом, может быть, и нет ничего негативного, но здесь всегда таится опасность проявления догматического мышления. Сталину вера в программы, курсы, решения, "линии" всегда помогала сохранять твердость и уверенность в правильности своих действий. Быть или не быть революции зависело не от него. Но что она будет, в этом он никогда не сомневался. Трясясь в холодном вагоне от Ачинска до Петрограда в начале марта 1917 года, Сталин оценивал факт падения самодержавия как революционную неизбежность. Он, вероятно, верил, что этот исторический акт произойдет еще при его жизни. Но неожиданно почувствовал, что у дела, которому посвятил всю свою жизнь, как и у его личной судьбы, есть не просто исторический шанс, а нечто большее.
  
   На вторых ролях________________________________________
  
   12 марта Сталин был уже в Петрограде. Ни его, ни Каменева, ни Муранова, приехавших одним поездом, никто не встречал. Петроград был занят своими революционными заботами. Незаметный приезд будущего "вождя" соответствовал его реальному положению. Взяв в руки свой фанерный сундучок, Сталин отправился к Аллилуевым. Его приняли тепло, как своего. В тот же день он встретился с рядом членов ЦК. Вечером его ввели в состав Русского бюро Центрального Комитета и в состав редакции "Правды". После безмолвия Курейки Сталин никак не мог привыкнуть к шуму и толчее революционных будней. Фактически с середины марта руководство "Правдой" было возложено на Каменева, Муранова и Сталина. И уже в первые дни их работы газета допустила целый ряд заметных теоретических и политических "сбоев". Они не случайны. Сталин не обладал сильным самостоятельным мышлением, четкой позицией, ясным пониманием сложнейшей диалектики предоктябрьской грозы. Он привык исполнять указания и проводить "линию". А здесь решения нужно было принимать самому. Сначала этот "сбой" выразился в одобрении Сталиным публикации статьи Каменева "Временное правительство и революционная социал-демократия". Каменев прямо утверждал, что партия должна оказывать поддержку Временному правительству, ибо оно "действительно борется с остатками старого режима". Но это явно противоречило ленинским установкам.
  
   Буквально на следующий день Каменев, отличавшийся "скорописью", опубликовал еще одну статью - "Без тайной дипломатии", в которой фактически стал на позиции "революционного оборончества". Поскольку германская армия ведет войну, революционный народ будет, писал Каменев, "стойко стоять на своем посту, на пулю отвечая пулей и на снаряд - снарядом. Это непреложно"42. Подобные патриотические воззрения Каменева не встретили тогда отпора со стороны Сталина, который еще слабо разбирался в хитросплетениях большой политики. Это проявилось, в частности, и в том, что уже на следующий день после публикации материала Каменева Сталин сам допустил политическую ошибку в статье "О войне". Написанная в целом с антивоенных позиций, она тем не менее шла вразрез с ленинскими установками. Выход из империалистической войны Сталин видел в "давлении на Временное правительство с требованием изъявления им своего согласия немедленно открыть мирные переговоры"43.
  
   Справедливости ради следует сказать, что позднее, в 1924 году, в своем выступлении на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС, Сталин публично признает свою ошибку. Характеризуя свою позицию по отношению к Временному правительству в вопросе о мире, он скажет, что "это была глубоко ошибочная позиция, ибо она плодила пацифистские иллюзии, лила воду на мельницу оборончества и затрудняла революционное воспитание масс"44. И прибавляет, что эту позицию занимала вся партия, хотя были партийные организации, взявшие верный тон. Забегая вперед, скажу, что если в 20-е годы еще были отдельные публичные признания Сталиным своих промахов, ошибок, то позже, по мере того как он становился "непогрешимым", о них не могло быть и речи.
  
   Не без влияния Сталина Бюро ЦК через неделю после публикации статьи "О войне" приняло резолюцию "О войне и мире", в которой сохранялась идея "давления" на Временное правительство в целях начала мирных переговоров. В отсутствие Ленина в "Правде" было сильно влияние Каменева. Он оказался настоящим "героем" межвременья. Оборонческие тенденции в марте не без его усилий заметно окрепли. Сталин противостоять ему еще не мог в силу своего ограниченного влияния и авторитета. Даже в отсутствие Ленина, других видных большевиков, когда нужно было энергичное сплочение партии, вышедшей из подполья, Сталин не смог проявить себя как лидер. Свердлов, Каменев, Шляпников были более заметны в той сложной обстановке уточнения политических ориентиров, определения тактических маршрутов движения партии.
  
   Думаю, что Сталин не мог в то время и помышлять о том, что провозгласит Ленин менее чем через месяц: курс на социалистическую революцию. В тех революционных маневрах, которыми Сталин был захвачен в марте, ему виделась уже достигнутая цель. В эти мартовские дни весьма остро чувствовалось отсутствие Ленина. На усредненном уровне интеллекта и революционной страсти решать сверхзадачи невозможно. А подняться выше этого уровня приехавший из Курейки Сталин не мог. В это время один из меньшевистских лидеров и теоретиков Н.Н. Суханов (Гиммер) писал в своих воспоминаниях: "Сталин на политической арене был не более как серым, тусклым пятном". Другие члены Бюро - П.А. Залуцкий, В.М. Молотов, А.Г Шляпников, М.И. Калинин, М.С. Ольминский - также не смогли в ряде вопросов последовательно проводить в жизнь установки, изложенные Лениным в его "Письмах из далека". Чувствовалось, что Каменев и некоторые Другие руководители не избавились полностью от иллюзий оборончества, веры во Временное правительство, считали едва ли не венцом достижений буржуазно-демократические завоевания. И кто знает, может, тогда они и были правы?
  
   Эти предоктябрьские колебания Сталина не были беспричинными. Сталин не обладал собственной концепцией реализации большой идеи. В Февральской революции и в дни Октябрьского штурма рельефно проявились его слабые стороны: "мелкая" теоретическая подготовка, низкая способность к революционному творчеству, неумение (пока еще!) переложить политические лозунги в конкретные программные установки. Никто и никогда не бросал Сталину упрека в том, что он уклонялся от борьбы, искал легких путей, боялся конфронтации с политическими противниками. Дефицита воли у этого человека никогда не было. Но внимательный исследователь политической судьбы Сталина заметит: у него, профессионального революционера, было уже тогда одно, хотя и не единственное, весьма уязвимое место. И он знал о нем.
  
   Когда возникала потребность идти в цех, на завод, в воинскую часть, на уличный митинг, у Сталина, как уже отмечалось, появлялось чувство внутренней неуверенности и тревоги, которые он, правда, со временем научился скрывать. Его никогда не влекло, как многих других революционеров, в гущу масс. Он не любил, да, пожалуй, и не умел хорошо выступать перед людьми. В одном из свидетельств начала 20-х годов приводится оценка рабочего И. Кобзева, слушавшего Сталина во время митинга на Васильевском острове в апреле 1917 года: "Вроде все говорил правильно, понятно и просто; да как-то не запомнилось его выступление". Не случайно Сталин меньше, чем кто-либо другой из ленинского окружения, выступал перед людьми на митингах, встречах, манифестациях.
  
   Выступать перед толпой, массами особенно было трудно, когда приехали Ленин и Троцкий, когда пошли на митинги и собрания Луначарский, Володарский, Каменев, Зиновьев, другие блестящие ораторы. Троцкий, например, облюбовал постоянным местом своих выступлений цирк "Модерн", всегда забитый народом. Нередко Троцкого несли к трибуне через головы на руках. Создавалось впечатление, что Троцкий иногда содержание речи ставил на второй план, обращая особое внимание на эмоциональное воздействие на сознание слушателей. Первые недели своего пребывания в Петрограде, писал в своих записках Суханов, Троцкий, закончив очередное выступление в "Модерне", мчался на Обуховский завод, оттуда - на Трубочный, далее - на Путиловский, затем - на Балтийский, из Манежа - в казармы; казалось, что он говорил везде одновременно. Сталину, было трудно, просто не по силам тягаться с этим Цицероном революции. Троцкий упивался ростом своей популярности, умел, как, пожалуй, никто, зажечь людей. Сталин, слушая выступление Троцкого на каком-либо заседании или совещании, всегда испытывал к этому человеку устойчивую неприязнь, соседствующую с завистью. Троцкий был в центре внимания, притягивал к себе всех. Не так, как он, Сталин, которого Троцкий, особенно до октябрьских событий, буквально не замечал.
  
   Вместо публичных выступлений Сталин предпочитал писать статьи, отклики, давать газетные реплики по поводу тех или иных политических событий. После приезда из ссылки, с середины марта по октябрь 1917 года, Сталин опубликовал в газетах "Правда", "Пролетарий", "Солдатская правда", "Пролетарское дело", "Рабочий и солдат", "Рабочий", "Рабочий путь", других изданиях более шестидесяти статей и заметок! Посредственный публицист, он, повторюсь еще раз, был довольно последователен и неизменно категоричен в своих выводах. Религиозные догмы, которые он отверг по содержанию, нравились ему за латинскую ясность. Видимо, не случайно в его работах все было элементарно простым; в них не было мудреных терминов, сложных дефиниций, логических ухищрений. В большинстве его бесхитростных статей были ясно изложены простые истины, которые спустя десятилетия не привлекли бы внимания людей, не будь их автором Сталин.
  
   Больше по душе Сталину была работа в "штабе", в управляющих органах Бюро, Комитете, Совете. Уже в марте Бюро ЦК к имеющимся поручениям Сталина добавляет еще одно: делегирует его в состав Исполкома Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Бюро собиралось почти ежедневно, обсуждая самые разные вопросы революционной практики, давая то одному, то другому его члену новые и новые задания. Так, Сталин принял участие в установлении регулярных связей с партийными организациями Закавказья, других регионов страны.
  
   К этому времени во многих губерниях стали создаваться объединенные организации большевиков и меньшевиков. ЦК выступал против такого союза, хотя, объективно говоря, традиционный взгляд на недопустимость таких объединений по меньшей мере сомнителен. Тогда, когда это усиливало революцию в борьбе с самодержавием, а позже - с буржуазией, это могло, видимо, рассматриваться как практика политических компромиссов для достижения определенных целей. Сталин проявлял, в частности, большую энергию в разрушении, ликвидации таких объединенных организаций. А может быть, следовало прислушаться к предложениям меньшевиков?
  
   Бесспорно, когда соглашательство ставило под угрозу идеалы, программные установки, конкретные завоевания, - эта ликвидация была оправданна. Но концентрация усилий против меньшевиков и особенно против эсеров, как представляется, наносила больше ущерба, чем пользы. Со временем это станет печальной традицией. Фашизм в 30-е годы рассматривал, например, нас только через перекрестие прицела, а мы все еще видели едва ли не главного врага в социал-демократах.
  
   Ленин рвался в Россию, но сделать это было архисложно. После тщательного продумывания всех возможных осложнений он с группой русских эмигрантов, среди которых был и Г.Е. Зиновьев (Г.-Е.А. Радомысльский), выехал из Швейцарии через Германию и Швецию в Россию. О многих, не до конца еще выясненных обстоятельствах беспрепятственного проезда Ленива через Германию в разгар войны, я еще буду говорить в своей книге о Ленине, входящей в триптих "Вожди". Уже 3 апреля на станции Белоостров (первой на территории России остановке) Ленина в 9 часов вечера встречали представители ЦК и Петроградского комитета РСДРП(б), делегации рабочих. Среди встречавших были Л.Б. Каменев, А.М. Коллонтай, И.В. Сталин, М.И. Ульянова, Ф.Ф. Раскольников, А.Г. Шляпников. Едва войдя в купе, обменявшись приветствиями с Лениным, вспоминал Раскольников, я сразу же был ошарашен вопросом Ильича:
  
   - Что вы пишете в "Правде"? Несколько номеров удалось посмотреть, за которые мы вас здорово ругали...
  
   В пути от Белоострова до Петрограда Ленин беседовал с встретившими его товарищами о положении в партии; здесь же высказал Каменеву серьезные критические замечания о его статьях в "Правде", которыми он фактически поддерживал Временное правительство, а в опенке войны не раз сползал на оборонческие позиции45.
  
   Революция, народ, партия встречали своего вождя. Не Бога, не жреца, не политического апостола, а лидера, обладавшего большой духовной мощью, непререкаемым моральным авторитетом у революционных масс. Небезынтересно привести описание встречи В. И. Ленина его идейным противником Н.Н. Сухановым. В своих в целом малоинтересных "Записках о революции", изданных в 1922 - 1923 годах, Суханов, который был на встрече, описывает ее так:
  
   "На Финляндском вокзале в так называемую "царскую комнату" вошел или, пожалуй, вбежал Ленин, в круглой шляпе, с иззябшим лицом и - роскошным букетом в руках. Добежав до середины комнаты, он остановился перед Чхеидзе, как будто натолкнувшись на совершенно неожиданное препятствие. И тут Чхеидзе, не покидая своего прежнего угрюмого вида, произнес следующую "приветственную" речь, хорошо выдерживая не только дух, не только редакцию, но и тон нравоучения: "Тов. Ленин, от имени Петроградского Совета и всей революции мы приветствуем вас в России... Но мы полагаем, что главной задачей революционной демократии (и это было "солью", главной идеей речи Чхеидзе. - Прим. Д.В.) является сейчас защита чашей революции от всяких на нее посягательств как изнутри, так и извне... Мы надеемся, что вы вместе с нами будете преследовать эти цели". Чхеидзе замолчал. Я растерялся от неожиданности...
  
   Но Ленин, видимо, хорошо знал, как отнестись ко всему этому. Он стоял с таким видом, как бы все происходящее ни в малейшей степени его не касалось: осматривался по сторонам, разглядывал окружающие лица и даже потолок "царской комнаты", поправляя свой букет (довольно слабо гармонировавший со всей его фигурой), а потом, уже совершенно отвернувшись от делегации Исполнительного комитета, ответил так: "Дорогие товарищи, солдаты, матросы и рабочие. Я счастлив приветствовать в вашем лице победившую русскую революцию, приветствовать вас, как передовой отряд всемирной пролетарской армии... Недалек час, когда по призыву нашего товарища Карла Либкнехта народы обратят оружие против своих эксплуататоров-капиталистов... Русская революция, совершенная вами, открыла новую эпоху. Да здравствует всемирная социалистическая революция!"46
  
   Я привел эту пространную выдержку из воспоминаний Суханова потому, что даже человек, идейно глубоко расходившийся с Лениным, не мог не отметить политической мудрости и радикализма намерений вождя российского пролетариата. Сталин уже здесь, на вокзале, почувствовал, что интернационалистская речь Ленина высветила его наивные сомнения оборонческого характера, его ошибочную ставку на Временное правительство в деле достижения мира. Ленинские уроки он тогда умел понимать. Жаль, что через годы духовная эрозия в его сознании не позволит воспользоваться некоторыми из них в то время, когда они будут особо нужны.
  
   Сталин позднее вспоминал, что уже вечером 3 апреля ему "многое стало значительно яснее". Ленин, прибывший издалека, тем не менее лучше других видел и понял историческое своеобразие момента, словно он все время находился здесь, в самой гуще событий. На другой день Сталин, слушая выступление Ленина в Таврическом дворце, огласившего и прокомментировавшего свои радикальные десять тезисов, вошедших в историю как "Апрельские", еще и еще раз поражался бескомпромиссности и агрессивности вождя. Тезисы не оставили камня на камне от тактики "поскольку-постольку", заклеймили ограниченность выжидательного, пассивного курса.
  
   Однако для соратников Ленина признанный вождь не был "неприкасаемым". Обстановка была настолько своеобразной, а тезисы Ленина настолько новыми и смелыми, что даже многие руководящие работники партии оказались не готовыми принять ленинскую программу. Раздавались голоса: Ленин оторвался от русской действительности за границей, впал в крайний радикализм. Сталину, после его осторожного доклада на мартовском совещании большевиков, ленинские выводы звучали прямым укором. Суханов позже писал, что после ленинской речи "у многих закружилась голова". На собрании большевиков 4 апреля, где Ленин впервые огласил свои тезисы, в защиту их выступила лишь Александра Коллонтай. С Лениным не соглашались, критиковали, подвергали сомнению ленинские выводы многие, и не только Зиновьев, Каменев и Троцкий, как принято было у нас считать раньше. После революции не было "неприкасаемых". Например, в мае 1919 года Антонов-Овсеенко прислал резкое письмо в ЦК, в котором выразил несогласие с ленинской оценкой военного положения на одном из участков Южного фронта. Ничего необычного в этом не было. Прямо высказывать свои взгляды было нормой. Ленин поручил специалистам из Реввоенсовета сделать компетентное заключение.
  
   Скрытое восхищение Сталина ленинской радикальностью было не данью уважения вождю, а в значительной мере способностью оценить новизну ленинской идеи. К слову сказать, не все и не всегда могли это сделать. Те же критические "Апрельские тезисы" до VII партийной конференции не были поддержаны большинством Петроградского комитета. Ленин не раз оставался в меньшинстве, но не делал из этого трагедии, как не подчеркивал и своего триумфа, когда - что было, вероятно, чаще - большинство оставалось на его стороне. Ленин старался служить идее. Механическое, автоматическое большинство может быть менее ценным, чем положение, в котором выявлены, вскрыты различные позиции, точки зрения, новые оригинальные подходы. Если я считаю себя правым, то не страшно остаться и в меньшинстве. В этом случае, говорил Ленин, "лучше остаться одному, как Либкнехт: один против 110"47. Радикальная линия Ленина стала брать верх.
  
   После приезда Ленина меняется и "Правда". Владимир Ильич становится редактором центрального органа партии. Соглашательские, оборонческие нотки, явно звучавшие в газете, когда ею руководили Каменев и Сталин, исчезли. Продолжал работать в "Правде" и Сталин; правда, выступал он, как и прежде, с небольшими заметками, репликами, сообщениями по текущим политическим вопросам.
  
   Ленинские тезисы на VII Всероссийской конференции РСДРП(б) (24 - 29 апреля 1917 г.) легли в основу ее решений. Впервые было обнародовано, что 151 делегат конференции представляет 80 тысяч членов партии. И этой горстке (по сравнению с многомиллионным населением России) в ближайшие месяцы предстояло "потрясти мир". Ленин на конференции "по-большевистски" ответил на вопросы, поставленные русской революцией: о переходе от буржуазно-демократического к социалистическому этапу, об отношении пролетариата и его партии к войне и Временному правительству, о роли Советов и завоевании в них большинства и многие другие.
  
   На конференции развернулась жаркая полемика. Каменев подверг Ленина критике за то, что он якобы недооценивает сложившиеся возможности, а поэтому нужно работать, мол, в блоке с Временным правительством48. Несогласие с Лениным выразили и Смидович, Рыков, Пятаков, Милютин, Багдатьев. Придет время, и все эти выступления будут квалифицированы Сталиным как "предательские", "враждебные", "контрреволюционные". Их обязательно внесут в реестр "преступлений". После выступления Бубнова о формах контроля за Временным правительством сверху и снизу в поддержку ленинских тезисов выступил Сталин. Однако его речь была бледной и малоубедительной в силу слабой аргументации. Известно, что аргументы - это мускулы идей. Но убедительных доводов для отклонения поправки Бубнова Сталин не смог привести. Более весомым был его доклад по национальному вопросу, в котором проводилась мысль о том, что "организация пролетариата данного государства по национальностям ведет только к гибели идеи классовой солидарности"49. Для пролетариата многонационального государства самый верный путь - создание единой партии. Поэтому предложения Бунда о т.н. "культурной автономии", говорил Сталин, неинтернациональны. Он добросовестно, но тускло исполнил свою роль "твердого практика". Но в целом Сталин в эти горячие дни старался держаться "середины", поняв, что в калейдоскопе быстрых перемен это самая удобная позиция.
  
   Знакомясь с документами той поры - решениями ЦК, стенограммами партийных форумов, телеграммами революционных органов, замечаешь, что не в пример Зиновьеву, Каменеву, Троцкому (приехавшему в Россию из эмиграции лишь в мае 1917 г.), Бухарину, Свердлову, Дзержинскому, другим деятелям партии Сталин упоминается в этих материалах крайне редко. Я, конечно, не говорю о Ленине, который все время был в эпицентре революции, где бы он ни находился. Вместе с тем в Собрании сочинений И.В. Сталина и в его "Краткой биографии" назойливо проводится магистральная мысль: Сталин всегда был рядом с Лениным. Например, в третьем томе Сочинений прямо утверждается: "В.И. Ленин и И.В. Сталин руководят работой VII (Апрельской) Всероссийской конференции большевистской партии"; "Десятого октября ЦК... создает для руководства восстанием Политическое бюро ЦК из семи человек во главе с В.И. Лениным и И.В. Сталиным"; "24 - 25 октября. В.И. Ленин и И.В. Сталин руководят октябрьским вооруженным восстанием"50. Подобные утверждения - а на них учили миллионы людей не одно десятилетие исключительно далеки от истины.
  
   Вновь возвращаясь к протоколам, стенограммам, дневникам, мемуарам, в которых упоминается Сталин, приходишь к выводу, что в революцию Сталин вошел не как выдающаяся личность, властитель дум, пламенный трибун и организатор, а как малозаметный функционер партийного аппарата. Например, в хронике, подготовленной комиссией по истории Октябрьской революции в 1924 году, Сталин за четыре месяца (июнь - сентябрь 1917 г.) упоминается всего 9 раз, а скажем, Савинков - более четырех десятков раз, Скобелев - свыше 50, Троцкий - более 80 раз. Можно спорить, что такой "статистический" способ оценки политической активности несовершенен. Разумеется. Но какую-то грань личности, преломленную через призму общественного мнения, он отражает. Да, Сталин был членом ЦК, работал в "Правде", был в ряде других органов, советов и комиссий. Но, кроме простого перечисления различных комитетов, мало что можно сказать о конкретном содержании его деятельности. Главная причина такого положения заключается, на мой взгляд, в слабой способности Сталина к революционному творчеству. Он был хорошим исполнителем, но не обладал богатым воображением. Не случайно, что на мартовском совещании большевиков, кроме предупреждения "не форсировать события", ни одной крупной идеи, оригинального решения, нового подхода Сталин выдвинуть не смог, не смог, будучи членом ЦК, проявить себя в отсутствие Ленина как руководитель российского масштаба. Ленин, выражая интересы радикалов, решая задачи сегодняшнего дня, видел будущее. Сталин же был дальше от людей, он общался с ними посредством аппарата, его функционеров. Ленин искал любую возможность для общения, диалога с народными представителями; Сталин ограничивался контактами с представителями организаций и комитетов.
  
   Конечно, то, что Сталин в 1917 году оставался в тени, было результатом не только его социальной пассивности, но и уготованной ему роли исполнителя, для которой у него были несомненные данные. Сталин был не способен в переломные, бурные месяцы 1917 года подняться над обыденностью, повседневностью. Многие из тех, кто находился рядом с ним в то время, были более яркими индивидуальностями. Маловероятно, что в то время Сталина снедали амбициозные устремления. Правда, мартовские сбои соглашательства, недооформленность его позиции по ряду ключевых вопросов были не случайными и дали себя знать еще не раз. Постоянное же присутствие Сталина на вторых ролях медленно, но исподволь, незаметно создавало ему стабильный политический авторитет среди большевистских лидеров. На VII (Апрельской) конференции Сталин вновь был избран в состав Центрального Комитета партии.
  
   Вооруженное восстание__________________________________
  
   С приездом Ленина роль Сталина стала более определенной: он регулярно выполнял поручения партийного руководства. Находясь в тени, редко попадая в поле зрения революционных масс, Сталин оказался нужным человеком по части конспиративных вопросов, установления связей с партийными комитетами, организации текущих дел на разных этапах подготовки к вооруженному восстанию. Его невысокая фигура была еще не видна на экране истории.
  
   Центральный Исполнительный Комитет Советов рабочих и солдатских депутатов, избранный на I Всероссийском съезде Советов (3 - 24 июня), не был большевистским. В составе ЦИК было 123 меньшевика (в том числе 16 кандидатов), 119 эсеров (в том числе 18 кандидатов) и лишь 57 большевиков (в том числе 22 кандидата)51. Наряду с Лениным, Дзержинским, Каменевым, Подвойским, Шаумяном и другими известными большевиками в состав ЦИК вошел и Сталин. Решения съезда, как и ЦИК, были не большевистскими. Особенно это проявилось после разгрома Временным правительством июльской демонстрации. Стало ясно, что мирным путем социалистическую революцию осуществить не удастся. Ленин писал позже, что "наша партия исполнила свой безусловный долг, идя вместе со справедливо возмущенными массами 4 июля и стараясь внести в их движение, в их выступление возможно более мирный и организованный характер. Ибо 4-го июля еще возможен был мирный переход власти к Советам..."52. Но, зло утверждал Ленин, эсероменьшевистские лидеры уже "скатились на самое дно отвратительной контрреволюционной ямы", пойдя на сговор с правительством, которое бросило войска на мирную демонстрацию. Двоевластие кончилось. Наступил новый этап подготовки большевистской революции.
  
   Сталин по поручению ЦК организует вместе с другими товарищами переход Ленина на нелегальное положение. Некоторое время Ленин находился на квартире С.Я. Аллилуева. Здесь в начале июля состоялось совещание членов Центрального Комитета партии, где наряду с Лениным, Ногиным, Орджоникидзе, Стасовой и другими присутствовал и Сталин. Шел спор: как реагировать на требование властей отдать себя в руки "правосудия". Известно, что Ленин до этого совещания заявлял: "В случае приказа правительства о моем аресте и утверждения этого приказа ЦИК-том, я явлюсь в указанное мне ЦИК-том место для ареста"53. Мнения разделились. Вначале многие высказывались за явку на суд при даче определенных гарантий со стороны ЦИК. Но М.И. Либер и Н.А. Анисимов (члены ЦИК, меньшевики) заявили, что "никаких гарантий они дать не могут". В условиях, когда большевиков обвиняли в "работе на немцев", "предательстве национальных интересов", становилось ясно, что реакция ждет расправы с вождем. После долгих обсуждений Владимира Ильича убедили отказаться от явки на суд и скрыться на время за пределами Петрограда54. У Сталина вначале не было определенной позиции, но затем он твердо выступил против явки на суд. С категоричностью, свойственной его натуре, Сталин однозначно сказал:
  
   - Юнкера до тюрьмы не доведут. Убьют по дороге. Нужно надежно укрыть товарища Ленина...
  
   Для такого заявления было более чем достаточно оснований. В мемуарах В.Н. Половцова, бывшего члена Государственной думы, в частности, говорится, что офицер, посланный в Териоки задержать Ленина, спросил его: "Как доставить этого господина - в целом виде или по кускам?" Я ответил ему с улыбкой, что люди, которых арестовывают, часто совершают попытку к бегству...
  
   На Сталина была возложена задача обеспечить отправку Ленина в безопасное место. При этом, безусловно, учитывался опыт Сталина как конспиратора. С помощью верных людей план выезда Ленина из Петрограда был выработан и продуман.
  
   В эти дни, полные драматизма и социальной напряженности, в личной жизни Сталина происходит важное событие: он знакомится с дочерью Аллилуева Надеждой, своей будущей второй женой. Сталин был старше ее на двадцать два года. С семьей Аллилуевых Сталин был знаком с конца 90-х годов, со времени его пребывания в Баку. Кстати, дочь Сталина Светлана Аллилуева в своих воспоминаниях "Двадцать писем другу" утверждает, что в 1903 году Сталин спас свою будущую жену, когда та, будучи двухлетней девочкой, свалилась с набережной в море, а он вытащил ее. Для Надежды Аллилуевой это предание, возможно, казалось романтичным, не лишенным налета мистики.
  
   Надежда Аллилуева, вернувшись домой, застала в квартире много незнакомых людей. Ее стали осторожно расспрашивать об обстановке на улицах. Девушка возбужденно рассказывала, что на улице слышала о том, что виновники июльского восстания - не кто иные, как "тайные агенты Вильгельма". Что они уже бежали на подводной лодке в Германию и что главный среди них - Ленин... Узнав, что герой ее уличных сведений находится у них в квартире, младшая Аллилуева была страшно смущена...
  
   Оставив расспросы раскрасневшейся девушки, собравшиеся резюмировали: предложение Орджоникидзе и Ногина о неявке в суд правильное - над Лениным готовится расправа. Решили, что В.И. Ленина нужно загримировать, переодеть и направить сначала в Сестрорецк, а затем в Финляндию. С.Я. Аллилуев, хозяин квартиры, где скрывался Ленин, позже вспоминал:
  
   - Вечером мы все отправились на Приморский вокзал. Впереди шел рабочий Емельянов, член партии с 1904 года. За ним на небольшом расстоянии Владимир Ильич и Зиновьев, а я и Сталин шли сзади всех. Поезд уже стоял... трое отъезжающих сели в задний вагон. Мы со Сталиным дождались благополучного отбытия поезда, повернули обратно.
  
   Сергей Яковлевич Аллилуев в своих воспоминаниях допустил неточности. Зиновьева среди провожавших не было; он сам в это время находился на нелегальном положении. Загримированного Ленина сопровождали кроме С.Я. Аллилуева рабочий В.И. Зоф и И.В. Сталин.
  
   Одним из связующих звеньев Ленина с ЦК станет отныне Сталин. Есть все основания полагать, что Ленин ему доверял, давал необходимые инструкции, советы. Так, накануне VI съезда партии Сталин встречался с Лениным55. Естественно, никаких стенограмм этих встреч нет, но печать мысли и воли Ленина лежит на всех важнейших документах съезда. Ленин радовался, что присутствовавшие делегаты представляли уже около 240 тысяч членов партии. За четыре месяца рады партии выросли в три раза! Вождь революции видел в этом факте важное доказательство правильности взятого курса. Ленинские работы "Политическое положение", "К лозунгам", "Ответ" и другие легли в основу резолюций, принятых съездом. В специальной резолюции подтверждалась верность решения о неявке Ленина на суд. Линия на вооруженное восстание, выдвинутая Лениным, съездом была поддержана.
  
   С тех пор Сталин, несмотря на занятость, стал часто бывать у Аллилуевых; его, черствого, холодного человека, тянуло к чистому и наивному полуребенку, своей будущей жене. Надежда с интересом внимала "старому подпольщику", как он себя ей представил.
  
   На политической арене он по-прежнему едва заметен. Партия наполовину оказалась в подполье. По поручениям Ленина Свердлов и Сталин ведут необходимую работу. В массах Сталин все еще неизвестен, а в аппарате ЦК его роль повысилась.
  
   А тем временем события, несомые как сухие листья осенним ветром, приближали страну к Октябрю. Были здесь события комические и трагические, будничные и подлинно исторические. Не буду их ни оценивать, ни комментировать, а напомню лишь о некоторых, чтобы читатель смог почувствовать политический колорит тех дней. Вот как об этом времени сообщали петроградские газеты, как оно запечатлено в архивах.
  
   26 июля. Открылся VI съезд РСДРП(б). Анкеты заполнили 171 человек, при этом из них отбывали тюремное заключение 110 человек в течение 245 лет, на каторге были 10 человек в течение 41 года, на поселении 24 человека в течение 73 лет, всего были в ссылке 55 человек в течение 127 лет, всего подвергались аресту 150 человек - 549 раз, всего были эмигрантами 27 человек в течение 89 лет. Съезд по поручению организационного бюро открывает Ольминский. В президиуме Свердлов, Ольминский, Ломов, Юренев и Сталин. Почетными членами президиума выбраны Ленин, Зиновьев, Каменев, Троцкий, Коллонтай, Луначарский.
  
   8 августа. Великий князь Кирилл водрузил над своим домом красный флаг, а Николай II, теперь уже бывший император, записывает в своем дневнике, что начинает читать "Тартарена из Тараскона".
  
   24 августа. Керенский посещает бывшего царя, чтобы в беседе подготовить его и близких к "отъезду в безопасное место". Николай: "Я не беспокоюсь. Я верю вам..."
  
   28 августа. Генерал Корнилов послал Верховному командующему войсками Московского военного округа телеграмму: "В настоящую грозную минуту, дабы избежать междоусобной войны и не вызвать кровопролития на улицах Первопрестольной, предписываю вам подчиниться мне и впредь исполнять мои приказания". Верховный ответил: "С ужасом прочитал ваш приказ не подчиняться законному правительству. Начало междоусобной войны положено вами, и это, как я вам говорил, - гибель России. Можно и нужно было менять политику, но не подрывать последние силы народа во время прорыва фронта. Присягу не меняю, как перчатки..."
  
   20 сентября. "Известия" сообщают, что задержанные в Финляндии Вырубова, Бадмаев, Манасевич и другие содержатся в Свеаборгской крепости. Матросы категорически высказались против отпуска и решили содержать их в Свеаборгской крепости до перехода власти в руки Советов.
  
   4 октября. Остров Эзель (в Рижском заливе) полностью занят германцами. Их силы ведут наступление на остров Моон. Русская эскадра, ввиду огромного превосходства германских сил, после ожесточенного боя, потеряв корабль "Слава", отошла в Моонзунд.
  
   10 октября. Ленин после долгого перерыва присутствует на заседании Центрального Комитета. Заседание состоялось на квартире меньшевика Суханова, жена которого была большевичкой. Председательствовал Свердлов. Ленин констатировал: "Большинство теперь за нами. Политическое дело совершенно созрело для перехода власти... Надо говорить о технической стороне. В этом все дело"56.
  
   14 октября. "Новая жизнь" сообщает: ежедневная потребность Петрограда - 48 тыс. пудов хлеба. 11 октября прибыло зерна 18 тыс. пудов, 12-го - 12 тыс. пудов, 13-го - едва 4 тыс. пудов. Петроградская городская дума поручила городскому голове обратиться к населению города сохранять спокойствие. Назначено специальное заседание думы для обсуждения продовольственного вопроса.
  
   16 октября. В Петрограде состоялось заседание ЦК РСДРП(б) с представителями других партийных организаций. Присутствовали Ленин, Зиновьев, Каменев, Сталин, Троцкий, Свердлов, Урицкий, Дзержинский, Сокольников, Ломов. Бокий из Петроградского комитета сообщает о готовности и настроении в районах: "Боевого настроения пока нет, но боевая подготовка ведется. В случае выступления массы поддержат". Принята следующая резолюция, предложенная Лениным: собрание призывает все организации и всех рабочих и солдат к всесторонней и усиленнейшей подготовке вооруженного восстания... За резолюцию подано 19 голосов, против 2. Избран практический центр по организационному руководству восстанием в составе: Бубнов, Дзержинский, Урицкий, Свердлов, Сталин.
  
   20 октября. "Рабочий путь" сообщает, что "русская революция низвергла немало авторитетов. Ее мощь выражается, между прочим, в том, что она не склонялась перед "громкими именами", она их брала на службу либо отбрасывала их в небытие, если они не хотели учиться у нее. Их, этих "громких имен", отвергнутых потом революцией, - целая вереница: Плеханов, Кропоткин, Брешковская, Засулич и вообще все те старые революционеры, которые только тем и замечательны, что они старые. Мы боимся, что лавры этих "столпов" не дают спать Горькому. Мы боимся, что Горького "смертельно" потянуло к ним, в архив. Что ж, вольному воля!.. Революция не умеет ни жалеть, ни хоронить своих мертвецов..."57.
  
   24 октября. Вечером В. И. Ленин из Выборгского района перешел в Смольный, в Военно-революционный комитет. В эту же ночь отряд юнкеров явился в дом No 6 по Финляндскому проспекту с целью арестовать редакцию газеты "Рабочий путь" и В.И. Ленина. Но отрядом Красной гвардии юнкера были разоружены и препровождены в Петропавловскую крепость. В этот же день состоялось заседание ЦК. Рассматриваются вопросы: доклад Военно-революционного комитета; о съезде Советов; о Пленуме ЦК. Каменев предлагает, чтобы сегодня без особого постановления ни один член ЦК не мог уйти из Смольного... Троцкий считает необходимым устроить запасной штаб в Петропавловской крепости и послать туда с этой целью одного члена ЦК. Каменев вносит предложение, что в случае разгрома Смольного нужно иметь опорный пункт на "Авроре". Сталина на заседании нет...58
  
   В ночь на 25-е Военно-революционный комитет перешел к штурму Зимнего дворца, где окопалось Временное правительство...
  
   25 октября. Хроника истории партии разбита на часы, поистине исторические часы... Занят Николаевский вокзал. Крейсер "Аврора" подошел и отдал якорь у Николаевского моста. Павловский полк на Миллионной улице, близ Зимнего дворца, выставил пикеты, останавливает всех, арестовывает, направляет в Смольный институт. Командой моряков без сопротивления занят государственный банк... Петроградские казачьи полки отказались выступать в поддержку Временного правительства. Выключены телефоны штаба и Зимнего дворца... Занят Варшавский вокзал. Из "Крестов" освобождены политические заключенные... Подразделения Измайловского полка завяли Мариинский дворец и потребовали у членов Предпарламента очистить помещение. Павловским полком занят Невский проспект.
  
   В 14.35 под председательством Троцкого открылось экстренное заседание Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов. Под шумные аплодисменты Троцкий заявил, что Временного правительства больше не существует. Предпарламент распущен, освобождены заключенные, в действующую армию посланы радиограммы о падении старой власти. Судьба Зимнего дворца должна решиться в ближайшие часы. Затем, встреченный аплодисментами, впервые после долгого перерыва выступил Ленин:
  
   - Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, свершилась!
  
   Известно, что организационная подготовка восстания была возложена на Военно-революционный центр из членов ЦК (куда вошли пять человек, в том числе и Сталин), а также на Военно-революционный комитет (ВРК) при Петроградском Совете, который проводил всю работу по мобилизации революционных сил для решающего приступа. В своем известном письме 24 октября к членам ЦК Ленин убеждал партийное руководство:
  
   "Надо, во что бы то ни стало, сегодня вечером, сегодня ночью арестовать правительство, обезоружив (победив, если будут сопротивляться) юнкеров и т.д.
  
   Нельзя ждать! Можно потерять все!!
  
   ...Правительство колеблется. Надо добить его во что бы то ни стало!
  
   Промедление в выступлении смерти подобно!"59
  
   Сегодня каждый школьник знает, что ленинский призыв материализовался. Вооруженный переворот, почти бескровный, свершился. Его первые политические результаты были закреплены на II Всероссийском съезде Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, открывшемся вечером 25 октября. В президиум съезда избраны большевики: Ленин, Зиновьев, Троцкий, Каменев, Склянский, Ногин, Крыленко, Коллонтай, Рыков, Антонов-Овсеенко, Рязанов, Муранов, Луначарский, Стучка, а также левые эсеры: Камков, Спиридонова, Каховская, Мстиславский, Закс, Карелин, Гутман. Сталин в событиях этих дней просто затерялся. Он занимался исполнением текущих поручений Ленина, передавал циркулярные распоряжения в комитеты, принимал участие в подготовке материалов для печати. Ни в одном, касающемся этих исторических дней и ночей архивном документе, с которыми мне удалось ознакомиться, его имя не упоминается.
  
   На съезде Мартов пытался предложить резолюцию о необходимости мирного разрешения кризиса; эсер Гендельман от имени ЦК партии социалистов-революционеров (ПСР) предлагал резолюцию, осуждающую "захват власти" (но даже среди эсеров она собрала лишь 60 голосов при 93 "против"). Бунд, как и правые эсеры, выступил против захвата власти. Меньшевики-интернационалисты и поалей-ционисты60 покинули съезд. А между тем к двум часам ночи Зимний дворец был занят. (Широкому читателю сегодня мало что говорят фамилии бывших министров Временного правительства Кишкина, Пальчинского, Рутенберга, Бернацкого, Вердеревского, Маниковского, Салазкина, Маслова и других, которых по приказу Антонова-Овсеенко заключили в Трубецкой бастион Петропавловской крепости.) А съезд до самого утра продолжал работу...
  
   Джон Рид так описывал его атмосферу: "Мы вошли в огромный зал заседания, проталкиваясь сквозь бурлящую толпу, стеснившуюся у дверей. Освещенные огромными белыми люстрами, на скамьях и стульях, в проходах, на подоконниках, даже на краю возвышения для президиума, сидели представители рабочих и солдат всей России. То в тревожной тишине, то в диком шуме ждали они председательского звонка. Помещение не отапливалось, но в нем было жарко от испарений немытых человеческих тел. Неприятный синий табачный дым поднимался вверх и висел в спертом воздухе"61.
  
   Власть оказалась в руках большевиков. Но триумфаторы Февраля не хотели с этим мириться. Орган меньшевиков - "Рабочая газета" - 29 октября 1917 года, как бы чувствуя будущие беды, обратился к соотечественникам:
  
   "Всем! Всем! Всем!
  
   Граждане России! Временный Совет Российской Республики, уступая напору штыков, вынужден был 25 октября разойтись и прервать на время свою работу. Захватчики власти со словами "свобода и социализм" на устах творят насилие и произвол. Они арестовали и заключили в царский каземат членов Временного правительства, в том числе министров-социалистов... Кровь и анархия грозят захлестнуть революцию, утопить свободу и республику и вынести на свой гребень реставрацию старого строя. Такая власть должна быть признана врагом народа и революции". Через несколько дней эта и другие оппозиционные газеты будут закрыты. Программные рассуждения о "свободе слова" будут сразу же отброшены.
  
   Как вел себя Сталин в критические дни Октября? Какова была его действительная роль? Почему его имя крайне редко встречается в революционных хрониках, хотя он регулярно, почти всегда, входил в различные руководящие органы?
  
   Сначала несколько свидетельств. Вот как оценивается роль Сталина в революции в его "Краткой биографии". В ней говорится, что "Ленин и Сталин вдохновители и организаторы победы Великой Октябрьской социалистической революции. Сталин - ближайший сподвижник Ленина. Он непосредственно руководит всем делом подготовки восстания. Его руководящие статьи перепечатываются областными большевистскими газетами. Сталин вызывает к себе представителей областных организаций, инструктирует их и намечает боевые задачи для отдельных областей. 16 октября Центральный Комитет избрал Партийный центр по руководству восстанием во главе с тов. Сталиным"62... И фактически все. Апологетика явная: только Ленин и он, Сталин. Руководит он не иначе как путем "вызовов" и "инструктажей". Но это уже взято из практики и терминологии 30-х годов. Авторам биографии было трудно сказать что-то конкретное, ибо Сталин в дни революционного апогея ничем не "руководил", ничто не "направлял" и никого не "инструктировал", а лишь исполнял текущие поручения Ленина, решения ВРК при Петроградском Совете.
  
   Следует со всей определенностью сказать, что большевики взяли власть при поддержке левых эсеров. Да, по целому ряду пунктов последние расходились с большевиками, но тем не менее левые эсеры находились в главном русле революционного потока. В результате переговоров в декабре 1917 года они вошли в состав Советского правительства, где имели около одной трети портфелей. Такие лидеры партии левых эсеров, как И.3. Штейнберг, П.П. Прошьян, А.Л. Колегаев, В.Е. Трутовский, В.А. Карелин, В.А. Алгасов, М.Н. Бриллиантов, стали народными комиссарами.
  
   Думаю, что этот социалистический плюрализм давал исключительный исторический шанс. Ленин это понимал, утверждая, что союз большевиков с левыми эсерами "может быть честной коалицией, честным союзом, ибо коренного расхождения интересов наемных рабочих с интересами трудящихся и эксплуатируемых крестьян нет"63. Сохранись этот союз, возможно, многочисленных трагических проявлений монопольной политической власти просто не было бы. Но ни сами эсеры, ни большевики не оценили в полной мере исторической значимости этого альянса, распад которого летом 1918 года стал истоком будущих бед. Кстати, Сталин считал левых эсеров типичной мелкобуржуазной партией, которая, по его мнению, больше тяготела к контрреволюции. К несчастью, так думал тогда не один Сталин. Судьбоносный шанс утверждения революционного плюрализма летом 1918 года был упущен. Политическая монополия, однодумство, безальтернативность власти обернутся скоро жестоким единовластием.
  
   Сталин вошел в первое Советское правительство, став народным комиссаром по делам национальностей. Но, войдя в "обойму" партийных лидеров, решавших все важнейшие вопросы революции, никогда, ни в одном деле в 1917 году Сталин не проявил ни одной крупной инициативы, творческого начинания, не выдвинул перед ЦК какой-либо оригинальной идеи. Это был человек из второго-третьего эшелона руководства, и все последующие славословия об исключительной роли Сталина в революции не соответствуют действительности. Она, эта роль, сочинена.
  
   Сталин, включенный почти во все возможные революционные органы, между тем почти ни за что конкретно не отвечал. Но его внимательный, цепкий взгляд многое видел. Его удивляла энергия Троцкого, работоспособность Каменева, импульсивность Зиновьева. Сталин несколько раз видел и Плеханова, к которому испытывал чувство, близкое к уважению. Его поразили резкие слова Плеханова на одном из митингов: "...русская история еще не смолола той муки, из которой будет испечен пшеничный пирог социализма".
  
   Как мы знаем, блестящий пропагандист марксизма и один из основателей Российской социал-демократической рабочей партии на этом не остановился. Плеханов назвал "Апрельские тезисы" Ленина "бредом", осудил Октябрьскую социалистическую революцию, а впоследствии и Брестский мир. Будучи отброшенным паводком революции к лагерю ее демократических противников, Плеханов, разочаровавшись в действительности, не "соответствующей" его теории, удалился в Финляндию. Октябрь он принять не мог, но и бороться против него не захотел. Его политические принципы были высоко нравственными.
  
   Когда 4 июня 1918 года на объединенном заседании ВЦИК, Моссовета, профессиональных и рабочих организаций Москвы, на котором присутствовал и Ленин, почтили память умершего Плеханова минутой молчания, Сталин был удивлен. Для него человек, выразивший публичное несогласие с его делом, навсегда становился врагом. Также он считал излишней на этом заседании траурную речь Троцкого, некролог Зиновьева в "Правде"... Для Сталина революция была лишь борьбой. Или-или. Или союзник, или враг. Бинарная логика Сталина, если он не был готов поддержать одну из сторон, допускала лишь выжидание, не больше. Почести покойному Плеханову Сталин в душе назвал "либерализмом", недостойным революционеров. Все это казалось ему интеллигентской отрыжкой, слюнтяйством. Его товарищи по партии еще будут иметь возможность убедиться в последовательности взглядов будущего "вождя".
  
   Спустя три года после Октябрьского вооруженного восстания группа участников тех событий собралась на вечер воспоминаний 7 ноября 1920 года. Был приглашен и Сталин, но он не захотел участвовать в вечере. Пришло много людей, в том числе Троцкий, Садовский, Мехоношин, Подвойский, Козьмин. Очень часто вспоминали о Ленине, говорили о Троцком, упоминали Каменева, Калинина, Зиновьева, Ногина, Свердлова, Ломова, Рыкова, Шаумяна, Маркина, Лазимира, Чичерина, Вальдена, других творцов рождения нового мира. Сохранилась стенограмма: Сталина не вспомнили ни разу... Хотя будущий генсек состоял практически во всех высоких органах, никому не пришло в голову назвать его имя ни в связи с деятельностью Военно-революционного комитета, ни в связи с работой большевиков в солдатской и матросской массе. А ведь почти все упомянутые выше и многие-многие другие мчались в те исторические часы на "Аврору", перехватывали вызванные Керенским батальоны самокатчиков, организовывали захват банка, телеграфа, вокзалов. Сталин остался для всех незаметным статистом, выполнявшим отдельные поручения революционных органов. Он оказался не способен на революционное творчество, не смог утвердить себя, как многие его сотоварищи.
  
   Будущий единодержец очень болезненно переживал свою "незаметность", малозначительность. В 30-е годы Сталин мог спокойно слушать о событиях Октября лишь в свете деяний "двух вождей". Сначала подлинных героев революции "подвергли" умолчанию, "исторической чистке" и корректировке, а затем в трагические 1937 - 1939 годы устранили и физически. К 40-м годам активных руководителей Октябрьского вооруженного восстания уже можно было пересчитать по пальцам. Остались, как правило, те, кто создавал новую "октябрьскую" биографию "вождя". Чем меньше было ветеранов революции, тем гипертрофированнее изображалась роль Сталина в дни Октября.
  
   Естественно, Троцкий, сделавший после 1929 года Сталина основным объектом своих критических изысков, пишет об октябрьском периоде деятельности Сталина весьма резко. В своей книге "Сталинская школа фальсификаций" он утверждает, что на заседаниях в 17-м Сталин, как правило, отмалчивался. Он обычно шел по официальной колее, проложенной Лениным, пишет Троцкий. "Никакой инициативы он не проявлял. Ни одного самостоятельного предложения он не сделал. Этого не изменят никакие "историки-марксисты" новой формации"64.
  
   Троцкий упоминает несколько эпизодов, когда Сталин, поддерживая Ленина, вместе с тем пытался защищать Каменева за его политические зигзаги, в том числе и на страницах печати. Какое-то время и после возвращения Сталина и Каменева из туруханской ссылки между ними сохранялись довольно дружеские отношения. В последующем, особенно в 30-е годы, и Каменев и Зиновьев в трагические для себя минуты будут пытаться напомнить Сталину о старой "дружбе". Но они плохо знали Сталина...
  
   В 1924 году, после смерти Ленина, Троцкий опубликовал очерк об ушедшем вожде, где он приводит такой диалог:
  
   - А что, - спросил однажды меня Владимир Ильич вскоре после 25 октября, если нас с вами убьют, то смогут ли справиться с делом Свердлов и Бухарин?
  
   - Авось не убьют, - ответил я смеясь.
  
   - А черт их знает, - сказал Ленин и сам рассмеялся.
  
   После появления очерка, вспоминал позднее Троцкий в книге "Моя жизнь", члены тогдашней "тройки" - Сталин, Зиновьев и Каменев - почувствовали себя кровно обиженными моими строчками, хотя и не пытались оспорить их правильность. Факт остается фактом: Ленин не назвал в числе преемников эту троицу, а назвал лишь Свердлова и Бухарина. Другие имена просто не пришли ему в голову65.
  
   Известно, что Сталин всегда очень болезненно реагировал на любые просачивающиеся в печать сведения, которые высвечивали его более чем скромную роль в Октябре и преувеличивали роль Троцкого. Именно этими мотивами в значительной степени было продиктовано выступление Сталина в ноябре 1924 года на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС, изданное отдельной брошюрой в Госиздате лишь в 1928 году. В своей речи Сталин так анализирует роль Троцкого в Октябрьском вооруженном восстании. "Да, это верно, - говорил Сталин, - тов. Троцкий действительно хорошо дрался в период Октября. Но в период Октября хорошо дрался не только тов. Троцкий, недурно дрались даже такие люди, как левые эсеры, стоявшие тогда бок о бок с большевиками. Но спрашивается, продолжал Сталин, - когда Ленин предложил избрать практический центр по руководству восстанием, почему он туда не рекомендовал Троцкого, а предложил Свердлова, Сталина, Дзержинского, Бубнова и Урицкого. Как видите, в состав центра не попал "вдохновитель", "главная фигура", "единственный руководитель восстания" тов. Троцкий. Как примирить это с ходячим мнением об особой роли тов. Троцкого?"66 Здесь Сталин вновь передергивает. Ходом восстания руководил Военно-революционный комитет, а не практический центр.
  
   Как видим, два известных деятеля партии спустя несколько лет после революции пытаются, с одной стороны, подчеркнуть свою особую роль в свершении вооруженного восстания, а с другой - принизить, умалить вклад своего политического и личного оппонента. Хотя в дни Октября не могло быть явления, которое позже назовут кабинетным руководством, роль Сталина, повторю, была ограничена подготовкой указаний, директив ЦК и их передачей революционным органам. Нет ни одного документального свидетельства его непосредственного участия в боевых действиях, организации вооруженных отрядов, выездов в части, на корабли, заводы с целью поднять массы на решение конкретных тактических и оперативных задач. Волею обстоятельств Сталин оказался в штабе революции, на ее центральной сцене. Но... в качестве статиста. Интеллектуальных данных, нравственной привлекательности, зажигающего энтузиазма, клокочущей энергии, которые так ценятся в революционное время, у него не оказалось. В революции, в самом ее эпицентре, всегда была фигура Ленина. Ниже - Троцкий. Еще ниже Зиновьев, Каменев, Свердлов, Дзержинский, Бухарин.. За ними - целая когорта большевиков ленинской школы. Где-то в ее рядах - Сталин... "Двух вождей" в революции не было. Если, допустим, сказать в 1917 году Крестинскому, Радеку, Раковскому, Рыкову, Томскому, Серебрякову, десяткам других большевиков о том, что через полтора десятка лет в "официальной истории" будет сказано, что революцией руководили два вождя - Ленин и Сталин, то они не могли бы посчитать это даже шуткой... Но, увы! История, ее поток необратим. Только мысленно можно задать эти вопросы тем, кого давно уже нет... Сталин стал "героем" задним числом.
  
   Хотя Сталин был членом партии с конца 90-х годов прошлого столетия, членом ЦК с 1912 года, членом различных Советов, комитетов, редакций, наркомом по делам национальностей, - это все ему создавало лишь официальный (в известном смысле - бюрократический) статус. Присутствие Сталина на многочисленных заседаниях, совещаниях, конференциях свидетельствовало лишь о том, что он входил в высшие эшелоны руководства. Все это позволяло ему узнать, изучить широкий круг людей, глубже постичь механизм аппаратной работы, набраться политического опыта. А главное, заслужить оценку Ленина о себе как о надежном политическом работнике, способном не только на прямолинейные решения и действия, присущие простому исполнителю, но и на умелые компромиссы, лавирование, выделение главного звена в широком спектре возникающих проблем. В октябрьском большевизме Сталин был центристом, умеющим выжидать и приспосабливаться.
  
   Спасительный шанс_____________________________________
  
   В Октябрьскую революцию Россия вышла из берегов. Социальное половодье все сметало на своем пути. Главный месяц главного года трагической истории Советской России оказался исключительно бурным и триумфальным для большевиков. Сравнительно небольшая партия еще в канун 1917 года в течение нескольких месяцев превратилась в мощную политическую силу. Однако "медовый месяц" был слишком кратким. Отодвинутые, казалось, проблемы заявили о себе уже в конце незабываемого года грозными, смертельными опасностями. Большевики, захватывая власть, обещали народу землю, хлеб, мир. Землю они начали давать. Земля давала надежду на хлеб. Но мир зависел не только от большевиков; как нельзя аплодировать одной ладонью, так и мира нельзя добиться лишь одной стороне. Тем более мира справедливого, демократического, без аннексий и контрибуций... Как его достичь, если полчища Габсбургов и Гогенцоллернов уже топтали западные земли России?
  
   Никто так остро не понимал драматизма момента, как Ленин. Уже спустя несколько дней он, став Председателем Совета Народных Комиссаров, инструктирует А.А. Иоффе, которого направляет во главе делегации для переговоров с германским командованием.
  
   Первоначально казалось, что успех будет достигнут быстро, ибо уже 2 декабря 1917 года было подписано перемирие до 1 января 1918 года. Вскоре начались переговоры о мире. К Иоффе прибыло подкрепление в лице Каменева, нескольких других большевиков и левых эсеров. Но обстановка стала иной: в Берлине шовинистические силы взяли верх и нацелились на достижение максимально возможного. Там уже знали, что русские окопы наполовину пусты и за спиной советской делегации находится лишь тень былой силы. Немцы выдвинули условия тяжелейшего мира, чреватого утратой для России обширных территорий.
  
   Вождь революции проявил завидную прозорливость и волю. Если мы не подпишем мир, тяжелый, несправедливый, то "крестьянская армия, невыносимо истомленная войной, после первых же поражений - вероятно, даже не через месяцы, а через недели - свергнет социалистическое рабочее правительство"67. Речь шла, таким образом, о судьбах революции. На совещании ЦК по вопросу о мире столкнулись две полярные точки зрения: Ленина и "левых" коммунистов. В результате голосования противники мира, сторонники "революционной войны" вначале получили большинство голосов.
  
   "Левые" коммунисты, к которым следует прежде всего отнести Бухарина, Бубнова, Преображенского, Пятакова, Радека, Осинского, Ломова, предлагали сделать упор на подъем революционного движения в Европе. Без немедленного революционного взрыва в Европе наша революция погибнет, заявлял Пятаков. Революционная война против германского империализма, считали "левые", способна подтолкнуть пролетариат на революционное выступление против своих правительств. Нужно сказать, что революционные симптомы, наблюдавшиеся во многих странах Европы, "левые" приняли за начало континентального пожара детонатора мировой революции.
  
   Известно, что Троцкий, возглавивший на следующем этапе советскую делегацию в Брест-Литовске, несмотря на то что соотношение сил в ЦК к моменту его отъезда изменилось в пользу мира, сделал неожиданный шаг. 10 февраля 1918 года после непродолжительных дебатов по частным вопросам Троцкий вдруг заявляет о прекращении переговоров. "Наш солдат-пахарь, - говорит он, - должен вернуться к своей пашне, чтобы уже нынешней весной мирно обрабатывать землю, которую революция из рук помещика передала в руки крестьянина. Наш солдат-рабочий должен вернуться в мастерскую, чтобы производить там не орудия разрушения, а орудия созидания... Мы выходим из войны... Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий... В связи с этим заявлением, продолжал Троцкий, - я передаю следующее письменное и подписанное заявление:
  
   "Именем Совета Народных Комиссаров, Правительство Российской Федеративной Республики настоящим доводит до сведения правительств и народов, воюющих с нами, союзных и нейтральных стран, что, отказываясь от подписания аннексионистского договора, Россия, со своей стороны, объявляет состояние войны с Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией прекращенным.
  
   Российским войскам одновременно отдается приказ о полной демобилизации по всему фронту.
  
   Брест-Литовск.
  
   10 февраля 1918 г.
  
   Председатель Российской мирной делегации
  
   Народный Комиссар по иностранным делам Л.Троцкий
  
   Члены делегации:
  
   Народный Комиссар госуд. имуществ В. Карелин,
  
   А. Иоффе, М.Покровский, А.Биценко
  
   Председатель Всеукраинского ЦИК Медведев"68.
  
   Выступая через три дня на заседании ВЦИК, Троцкий пытался доказать, что его решение "революционирует" революционное движение на Западе, что лозунг "ни мира, ни войны" будет поддержан даже немецкими солдатами. Но этот необычный лозунг открывал агрессору дорогу в глубь России. В истории и по сей день авторство этой фразы приписывают Троцкому. Однако еще в апреле 1917 года французский посол в Петрограде Палеолог в своем донесении в Париж так оценивал военные возможности русского союзника: "На нынешней стадии революции Россия не может заключить ни мира, ни вести войну"69. Знал ли Троцкий о "приоритете" оценки французского посла, сказать трудно.
  
   Через несколько дней германские войска начали наступление по всему фронту. Немецкие сапоги вскоре топтали землю в Двинске, Вендене, Минске, Пскове, десятках других городов и сел России... Наконец после ожесточенной дискуссии ЦК принял решение подписать мир на немецких условиях семью голосами против четырех...
  
   Германия, по выражению Чичерина, "приставив ко лбу революционной России пистолет", оформила грабительский мир. От страны отторгались Польша, Литва, Эстония, Курляндия, Каре, Батуми, острова на Балтике... Но партии предстояло еще отстоять этот мир на своем VII экстренном съезде и IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов, состоявшихся с недельным интервалом в марте.
  
   Скажу сразу, роль Сталина на этом фоне по большей части была пассивной. Не столько из-за несогласия с той или иной позицией, а просто в силу недостаточной ясности для него всей этой сложной и динамичной проблемы. 23 февраля, например, на заседании ЦК, когда Ленин, чтобы оказать давление на своих товарищей, пошел (в критической ситуации!) на угрозу выхода из правительства и ЦК в случае отклонения его предложения подписать мир, Сталин дрогнул и заколебался, успев, правда, задать вопрос: "Означает ли уход с постов фактический уход из партии", на что Ленин ответил отрицательно.
  
   Растерянность, которая нечасто посещала Сталина, особенно проявилась тогда, когда раздались голоса о том, что "честь революции превыше ее гибели". Ломов, тот прямо заявлял: "Не пугайтесь отставки Ленина. Революция дороже". Урицкий говорил, что этим "позорным миром мы не спасем Советскую власть". Сталин под влиянием этих разноречивых мнений, суждений, как уже говорилось, неожиданно занял неопределенную, выжидательную позицию: "Мира можно не подписывать". Ленин на это ответил: "Сталин неправ, когда он говорит, что можно не подписать. Эти условия надо подписать. Если вы их не подпишете, то вы подпишете смертный приговор Советской власти через три недели. Эти условия Советской власти не трогают. У меня нет ни малейшей тени колебания. Я ставлю ультиматум не для того, чтобы его снимать. Я не хочу революционной фразы"70.
  
   В своем страстном содокладе на съезде Бухарин решительно атаковал позиции Ленина, не останавливаясь перед такими оценками: вождь "спекулирует" на фразах, дает "неточные характеристики", "дело обстоит не так, как рисует т. Ленин", "иллюзиями живет т. Ленин, а не мы". Свое несогласие с ним Бухарин изложил прямо: "... та перспектива, которую предлагает т. Ленин, для нас неприемлема... Но мне кажется, мы полагаем, по крайней мере, что у нас есть выход. Этот выход, который отвергается т. Лениным и который с нашей точки зрения необходим, - этот выход есть революционная война против германского империализма"71. Но революционный пафос левых разбился о трезвый прагматизм Ленина.
  
   Троцкий до конца остался на своих позициях. В своей речи на VII съезде партии он заявил: "Я воздержался от голосования в Центральном Комитете при решении этого важнейшего вопроса по двум причинам: во-первых, потому, что я не считаю решающим для судеб нашей революции то или другое наше отношение к этому вопросу... По вопросу о том, где больше шансов: там или здесь, - я думаю, что больше шансов не на той стороне, на которой стоит тов. Ленин... И только один голос в Центральном Комитете раздавался за то, чтобы немедленно подписать мир: это голос Зиновьева". Говоря о тех, кто настоял на подписании мира, Троцкий заявил, что этот путь имеет "некоторые реальные шансы. Однако это есть опасный путь, который может привести к тому, что спасают жизнь, отказываясь от ее смысла72".
  
   Хотя десятилетиями в советской историографии этот факт замалчивался, Ленин дал дифференцированную оценку позиции Троцкого. Выступая с заключительным словом по Политическому отчету ЦК, он заявил 8 марта 1918 года:
  
   "Дальше я должен коснуться позиции тов. Троцкого. В его деятельности нужно различать две стороны: когда он начал переговоры в Бресте, великолепно использовав их для агитации, мы все были согласны с тов. Троцким. Он цитировал часть разговора со мной, но я добавлю, что между нами было условлено, что мы держимся до ультиматума немцев, после ультиматума мы сдаем... Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна: неверной она стала, когда было объявлено состояние войны прекращенным и мир не был подписан"73.
  
   Страна, народ так устали от войны, что любая возможность передышки воспринималась большинством людей как спасительный шанс. Этот шанс Ленин и его наиболее близкие соратники смогли не просто уловить, но и использовать. В истории есть мало подобных прецедентов прозорливости и смелости в решении столь сложных вопросов, какими являются война и мир. Ленин не побоялся обвинений в "капитулянтстве", "отступлении", "сдаче на милость империализма", которыми осыпали его левые эсеры, "левые" коммунисты, люди фразы, прямолинейно, примитивно понимавшие суть революционной чести. Оставались с ним в эти драматические дни Зиновьев, Стасова, Свердлов, Сокольников, Смилга и Каменев. В решающие минуты и Сталин голосовал за Ленина.
  
   Российская Вандея _____________________________________
  
   Вожди Октября в своих речах часто искали аналогии и примеры из истории Великой французской революции. В начале 1918 года, менее чем через полгода после победоносного Октябрьского восстания, у них появился повод вспомнить Вандею - обширную область в Западной Франции, между Бретанью и Луарой. В июне 1793 года Вандея восстала. Новое никогда не принимается всеми сразу. Для неграмотных мужиков, подстрекаемых загнанными в угол богатыми собственниками и фанатичным духовенством, революция представала в виде загадочного чудовища, пожирающего без разбора все устоявшееся и привычное. Кровавая междоусобица охватила Бретань, Нормандию, Пуату, Бордо, Лимож. Вандея стала эпицентром провинциальной контрреволюции. "Вандея обратилась, - отмечал П.А. Кропоткин, в гнойную рану республики"74, став символом жестокой гражданской войны, усугубляемой иностранным вмешательством. В Советской России зрела собственная Вандея.
  
   Передышка была недолгой. Уже в марте-апреле 1918 года началась иностранная военная интервенция, возродившая у буржуазии и помещиков надежду на реванш. Повсюду мятежи, контрреволюционные выступления белого офицерства, казаков, кулаков, националистов. Большевики на белый террор ответили не менее жестоким красным террором. Страна, разрушенная четырехлетней войной, оказалась не просто в огненном кольце - она была сама вся в пламени войны. У Республики не было границ. Были одни фронты.
  
   В Париже, Лондоне, Берлине, Токио, Вашингтоне, десятках других столиц мира были уверены: Россия в агонии. На это время приходится одна из самых крупных волн эмиграции. Буржуа, помещики, промышленники, профессура, значительная часть творческой интеллигенции, крупные чиновники покидали Россию. В своих статьях, заявлениях, обращениях многие из них живописали не только ужас, который пришел в страну после захвата власти "торжествующим хамом", но и предрекали скорый конец Советов. М.И. Калинин, выступая несколько лет спустя по поводу публикаций в белогвардейских "Днях", писал в "Известиях": "Сейчас вы - жертвы, несущие невзгоды гражданской войны, но и ваши невзгоды, как бы они ни казались вам велики, являются каплей в море народного страдания от 1914 до 1917 года. Вы не видели народных мук, вы их заглушали патриотическим воем..."75
  
   Конец Советской власти казался недалеким. Тем более что началась настоящая охота на комиссаров. В Петрограде эсер Леонид Каннегисер выстрелом сражает Моисея Урицкого; в июле убит белогвардейцами Семен Нахимсон, известный комиссар латышских стрелков. Комиссар продовольствия Туркестанской республики Александр Першин погиб от рук мятежников в Ташкенте. В мае 18-го Федор Подтёлков и Михаил Кривошлыков, известные большевики Дона, гибнут на белоказачьей виселице. Бывший генерал-лейтенант царской армии Александр Таубе, перешедший на сторону революции и ставший начальником Сибирского штаба, попал в руки белогвардейцев и был замучен. Но самый сильный удар в 1918 году контрреволюция нанесла в Москве. После выступления Ленина перед рабочими зарода Михельсона в него стреляла эсерка Фанни Каплан.
  
   Кровавая межа раскалывает Россию. Вандея гражданской войны, когда брат мог идти на брата, отец сражаться со своими сыновьями, захлестнула многострадальную Россию. Слова Жана Жореса, обращенные к Вандее 1793 года, словно были написаны и для характеристики гражданской войны в России: "Сколько неистовых страстей загорается в этих городах, ощутивших почти у самого сердца острие ножа! Какая ненависть вспыхнет завтра! Сколько репрессий и против врага, и против тех, кого заподозрят в том, что они были его сообщниками, помогавшими ему активными действиями или своей инертностью!"76 По своей ожесточенности и непримиримости гражданская война в России сродни той глубокой классовой ненависти, которая разделила народ на два враждующих лагеря. Обычно пленных не берут. Белые поднимают на штыки раненых красноармейцев в лазаретах. Сполна проявится и жестокость красных. В схватках нет милосердия. По фронтам гуляет тиф. В оврагах расстреливают заложников. Жизнь падает в цене. Классовый зов сильнее сострадания, жалости, мудрости, рассудительности. Страна залита кровью соотечественников. Войну эту вели не только вооруженные силы соперничающих классов, в ней фактически участвовала и большая часть населения. Главным катализатором и вдохновителем этой войны была иностранная военная интервенция. "Всемирный империализм, - отмечал В.И. Ленин, - который вызвал у нас, в сущности говоря, гражданскую войну и виновен в ее затягивании..."77 ВЦИК объявляет Советскую Республику военным лагерем, создает Реввоенсовет Республики во главе с Троцким. Главнокомандующим вооруженными силами назначается И.И. Вацетис, его сменяет С.С. Каменев. В ответ на белый террор начинается террор красный.
  
   В гражданской войне Сталин более заметен. Он выполняет поручения Центрального Комитета партии, они сложны и ответственны. На правом фланге Восточного фронта к середине 1918 года важную роль стал играть Царицын. Не столько из-за военных соображений, сколько из-за продовольственных трудностей Сталина посылают на юг, в Царицын, как чрезвычайного уполномоченного по продовольственному снабжению. 31 мая В.И. Ленин подписывает постановления СНК от 29 и 30 мая 1918 года о назначении И.В. Сталина и А.Г. Шляпникова общими руководителями продовольственного дела на юге России, облеченными чрезвычайными правами78. Иссушающая петля голода все туже затягивалась на жизненных артериях политических и промышленных центров России. У Ленина, по-видимому, уже сложилось мнение об одном из наркомов Советского правительства как надежном исполнителе. Начиная с момента приезда Ленина в Петроград, ему довольно часто приходилось встречаться с немногословным кавказцем. Он редко задавал вопросы, публично не подвергал сомнению принимаемые ЦК решения, брался за любое поручение. Казалось, что он был доволен уготованной ему ролью незаметного, но надежного функционера. Так же спокойно Сталин воспринял свое направление в Царицын. Перед отъездом на юг ему сообщили, что Ленин в добавление к постановлению СНК отдал распоряжение ответственному работнику Наркомвоена С.И. Аралову выделить отряд в 400 человек (в том числе обязательно 100 латышских стрелков) для отправки его вместе со Сталиным79.
  
   Сразу же Сталину пришлось решать военные задачи: Царицын оказался в плотном кольце казачьего окружения. Он входит в Военный совет округа. За короткое время Военному совету округа удалось объединить разрозненные части, провести мобилизацию, сформировать несколько новых дивизий, ряд специальных частей, колонну бронепоездов, создать рабочие отряды ополчения. По просьбе Сталина Ленин направляет срочную телеграмму Главному управлению водного транспорта с предписанием немедленно и беспрекословно исполнять все приказы и распоряжения чрезвычайного уполномоченного наркома И.В. Сталина80.
  
   Положение Царицына стало более прочным, когда сюда пробились из Донбасса части бывшей 5-й армии под командованием Ворошилова. Интересно отметить, что свои донесения Сталин не направлял Троцкому, хотя оперативно находился в его подчинении, а через голову главкома. Председателя Реввоенсовета Республики, часто напрямую обращался прямо к Ленину с мелкими вопросами. Для большинства телеграмм Сталина характерно отсутствие глубоких обобщений, политических оценок, прогнозов. Они, если так можно сказать, сугубо эмпиричны. В результате принятых Центром и Военным советом мер Царицын за короткий срок подготовился к осаде. Несмотря на помощь Деникину со стороны предателя, бывшего царского полковника военспеца Носовича, штурм Царицына не принес успеха белогвардейцам. В последующем Царицын, как и другие места, где бывал во время гражданской войны Сталин, приобрели не просто легендарное, а прямо-таки мистическое значение в нашей истории.
  
   Сталин, не обладая оперативными, тактическими познаниями, в критические моменты битвы за Царицын проявил диктаторские замашки, "твердую руку". В записке в Центр Сталин пишет: "Гоню и ругаю всех, кого нужно, надеюсь, скоро восстановим положение. Можете быть уверены, что не пощадим никого, ни себя, ни других, а хлеб все же дадим. Если бы наши военные "специалисты" (сапожники!) не спали и не бездельничали, линия не была бы прервана, и если линия будет восстановлена, то не благодаря военным, а вопреки им"81. Измена Носовича, ряда других бывших офицеров царской армии усилила и без того подозрительное отношение Сталина к военспецам. Нарком, облеченный чрезвычайными полномочиями по вопросам продовольственного дела, не скрывал своего недоверия к специалистам. По инициативе Сталина большая группа военспецов была арестована. На барже создали плавучую тюрьму. Многие были расстреляны. У него были последователи. Не случайно В.И. Ленин в своей речи по военному вопросу на VIII съезде партии осудил партизанщину и однозначно сказал, что "на первом плане должна быть регулярная армия, надо перейти к регулярной армии с военными специалистами"82. Сталин публично не возражал Ленину, но даже в конце 30-х годов корпоративная принадлежность красного командира к царскому офицерству в прошлом являлась отягчающим обстоятельством.
  
   Реввоенсовет Южного фронта в составе И.В. Сталина, К.Е Ворошилова, председателя Царицынского Совета С.К. Минина и командующего фронтом П.П. Сытина работал недружно. Сталин считал, что решения, даже незначительные, должны приниматься только коллегиально, а Сытин, как командующий, пытался в соответствии с военной логикой избегать бесконечных "согласовании" и "уточнений" при принятии решений. Сталин дает понять Москве, что Сытин не заслуживает доверия. Сытин отвечает докладной запиской в Реввоенсовет Республики. В ней он утверждает, что Минин, Сталин и Ворошилов ограничивают его деятельность как командующего фронтом, требуя согласования всех, даже мелких, вопросов с Военным советом, что резко осложняет оперативное управление83. Сталин одержал верх: в начале ноября 1918 года Сытин был отозван с поста командующего.
  
   Сталин в конце концов поставил военспецов в положение постоянно контролируемых. Он знал, что Троцкий держал сторону военспецов. Уже тогда между Сталиным и Троцким вспыхивали не раз телеграфные стычки, которые положили начало глубокой неприязни друг к другу, перешедшей во враждебность, а в итоге и в ненависть.
  
   Сталин не утруждал себя посещением окопов, лазаретов, сборных мест и наблюдательных пунктов. Он был постоянно в штабе, без конца слал депеши, вызывал комиссаров, командиров, требовал донесений, сводок, угрожал трибуналом, посылал людей для контроля. Уже в годы гражданской войны Сталин не раз прибегал к крайним мерам - распоряжениям о расстреле саботажников, подозрительных военспецов, лиц, которые, по его мнению, вредили делу. Так было в Царицыне, Перми, Петрограде. Ленин в своей речи на VIII съезде партии прямо говорит о расстрелах во время пребывания Сталина в Царицыне, о разногласиях между ними по этому вопросу84. Военные обстоятельства таковы, что задним числом не всегда можно верно оценить необходимость тех или иных мер. Вандея была кровавой. Такой же была и гражданская война. Сталин в этой войне чувствовал себя более уверенно, чем в октябре 17-го. Он был похож на комиссара Конвента Каррье, описанного Ж. Мишле, который считал естественным безудержное выплескивание жестоких страстей и насилия во имя достижения цели. В годы гражданской войны Сталин поверил во всемогущество насилия, которое, по его мнению, всегда оправданно в отношении врагов.
  
   Стиль его работы многим не нравился. Наиболее проницательные командиры не могли не почувствовать уже тогда, что у этого человека железная хватка, его трудно "столкнуть" на случайное решение, повлиять на его замысел. Интересно в этом отношении письмо Антонова-Овсеенко от 19 мая 1919 года в Центральный Комитет РКП(б), в котором он жалуется на "несправедливое отношение к нему как командующему Украинской армией". Отмечая слабую поддержку Центра в его деятельности, он тем не менее пишет, что "Лев Давидович это понимает" (речь идет о Троцком), но что "стоило тов. Сталину цыкнуть, как украинские товарищи перешли от интриг к делу". Антонов-Овсеенко этим косвенно подтверждает способность Сталина влиять на положение дел на фронте.
  
   Не зная тонкостей оперативного искусства, Сталин напирал главным образом на дисциплину, пролетарский долг, революционную сознательность и часто грозил "революционной карой". После Царицына Сталин почувствовал себя значительно увереннее среди своих сотоварищей по Центральному Комитету и Совнаркому. К этому времени в кругу партийных руководителей, членов ЦК, военруков Сталин был уже достаточно известным человеком. Правда, бывая на фронтах, выполняя задания Ленина, он каких-то особых "военных талантов" не проявил. Нет никаких достоверных объективных свидетельств, подтверждающих, что Сталин мог правильно оценить оперативную обстановку, сделать выводы о соотношении сил, выдвинуть оригинальную стратегическую идею. "Нажимной" стиль, впоследствии укоренившийся как командно-бюрократический, может считать своим автором прежде всего его, Сталина. Оперативные установки Сталина весьма упрощенны, если не сказать примитивны. Вот пример его обычных фронтовых указаний. Во время разговора по прямому проводу члена Реввоенсовета Южного фронта И.В. Сталина с членом Реввоенсовета 14-й армии Г.К. Орджоникидзе в октябре 1919 года Орджоникидзе доложил, что армия готовится отбить обратно город Кромы. Нужны подкрепления. Сталин отвечает:
  
   "Смысл нашей последней директивы в том, чтобы дать вам возможность вновь собрать эти полки в одну группу и истребить лучшие полки Деникина. Повторяю истребить, ибо речь идет об истреблении. Взятие Кром противником - эпизод, который всегда можно исправить, основная же задача - не пускать полков ударной группы поодиночке, а бить противника единой массивной группой в одном определенном направлении"85.
  
   Силовой напор в указаниях члена Реввоенсовета Южного фронта всегда ощущается, чего нельзя сказать о военном искусстве руководителя. Хотя именно о полководческом искусстве Сталина в 30-е годы и позже написало немало книг и защищено диссертаций. Особенно апологетичны работы К.Е. Ворошилова о Сталине как "величайшем полководце всех времен". А ведь он был не военный руководитель, а политический представитель Центра, уполномоченный, в ряде случаев член Реввоенсовета. Для победы в гражданской войне многие члены и кандидаты в члены ЦК сделали не меньше, а больше, чем Сталин. Это прежде всего Л.Д. Троцкий, С.И. Гусев, И.Н. Смирнов, И.Т. Смилга, Г.Я. Сокольников, М.М. Лашевич, Л.П. Серебряков, А.С. Бубнов, К.Х. Данишевский...
  
   Как бы там ни было, личное участие Сталина в гражданской войне отмечено не только исполнением им своих обязанностей комиссара двух наркоматов - по делам национальностей и государственного контроля. Оно заметно и в политическом, пропагандистском, и, собственно, в военном отношениях. В ходе гражданской войны Ленин часто использовал Сталина как чрезвычайного уполномоченного, направляемого для инспекции, проверки, выправления дела, получения подробной информации. Так, в июне 1918 года В.И. Ленин телеграфирует Сталину о том, что распоряжения правительства о потоплении кораблей Черноморского флота должны быть безусловно выполнены, в противном случае виновные будут объявлены вне закона. В телеграмме Сталину предлагается направить в Новороссийск авторитетного работника, способного провести этот приказ в жизнь86. Выступая в этом же месяце на конференции профессиональных союзов и фабрично-заводских комитетов Москвы, В.И. Ленин в ответ на вопрос о судьбе Черноморского флота объяснил ситуацию, добавив: "Народные комиссары - Сталин, Шляпников и Раскольников приезжают скоро в Москву и расскажут нам, как было дело"87.
  
   Ленин, инструктируя, наставляя Сталина перед поездками на фронт, видел в нем не только члена ЦК, но и одного из представителей многонациональной страны, судьба которой в огромной степени зависела от союза России с другими советскими республиками. Готовя проект постановления Политбюро ЦК РКП(б) по защите Азербайджана, Ленин собственноручно написал: поручить Сталину через Оргбюро "выудить отовсюду максимальное количество мусульман-коммунистов для работы в Азербайджане"88.
  
   Роль политического руководителя в отдельных "главах" гражданской войны Сталин исполнял неоднократно. Так, во время первой контрреволюционной попытки ликвидировать Советскую власть с помощью мятежа генерала Краснова Сталин по поручению Ленина вместе с Дзержинским, Орджоникидзе, Подвойским, Свердловым, Урицким принимал участие в организации обороны Петрограда, мобилизации сил для разгрома мятежников. По предложению Ленина Сталин выполнял конкретные задания по приведению в боевую готовность войск Петроградского гарнизона, строительству оборонительных рубежей, созданию отрядов Красной гвардии на заводах и фабриках.
  
   Уже здесь многие имели возможность убедиться в напористости и непреклонности Сталина, диктовавшего директивы, отдававшего распоряжения голосом, не терпящим возражений. Но одновременно наблюдательные партийцы замечали не только его напористость, но и мстительность, злопамятность. В декабре 1918 года Сталин вместе с Ворошиловым обвинил в дезорганизаторстве члена Реввоенсовета Южного фронта А.И. Окулова. По настоянию Сталина Ленин принимает решение: "Ввиду крайне обострившихся отношений Ворошилова и Окулова, считаем необходимым замену Окулова другим"89. Ленин, согласившись в данном случае со Сталиным, на VIII съезде партии сказал свое слово в защиту Окулова: "Тов. Ворошилов договорился до таких чудовищных вещей, что разрушил армию Окулов. Это чудовищно. Окулов проводил линию ЦК, Окулов нам докладывал о том, что там сохранилась партизанщина"90. В июне 1919 года в Петрограде у Сталина вновь произошла стычка с Окуловым, который требовал подчинения Петроградского военного округа командованию Западного фронта. В результате настойчивых требований Сталина, чрезвычайного уполномоченного ЦК РКП(б) и Совета Обороны в Петрограде, Ленин поручает зампредреввоенсовета Склянскому отправить от его имени телеграмму: отозвать Окулова, "дабы конфликт не разросся"91. Но в итоге Сталин все припомнил Окулову в конце 30-х годов.
  
   Пожалуй, в гражданской войне Ленин начал активно использовать Сталина еще с момента ликвидации мятежа Духонина. Когда 9 ноября 1917 года В.И. Ленин находился у аппарата прямой телеграфной связи со ставкой Духонина, рядом с ним были Сталин и Крыленко. Монархист Духонин игнорировал распоряжения Советского правительства. Тогда, после краткого совещания, здесь же, у прямого провода, Ленин передал в Ставку короткий приказ: Духонин отстраняется от поста главнокомандующего армией и вместо нет о назначается народный комиссар по военным делам прапорщик Н.В. Крыленко. Через день новый главком в сопровождении отряда в 500 бойцов выехал в Ставку. Несмотря на попытки Крыленко и других предотвратить самосуд, Духонин был убит.
  
   В.И. Ленин, Реввоенсовет Республики использовали Сталина и для расследования причин поражений, катастроф на отдельных участках фронта. Это было необходимо, ибо не только неорганизованность характеризовала действия войск на ряде направлений, но иногда и прямое предательство отдельных попутчиков революции, замаскировавшихся монархистов и белогвардейцев. Когда в декабре 1918 года потерпела крупную неудачу 3-я армия в районе Перми, что создавало серьезную угрозу соединения Колчака с силами контрреволюции на севере и частями английских, американских и французских войск, оккупировавших значительные территории у Мурманска и Архангельска, ЦК РКП(б) командировал в Вятку специальную комиссию во главе со Сталиным и Дзержинским. Ей вменялось в обязанность разобраться в причинах поражений и принять необходимые меры для выправления положения. Посланцы-уполномоченные действовали решительно и без промедлений. Группа лиц, признанных ответственными за поражение, была предана военному трибуналу. Слабые командиры и комиссары отстранялись от руководства войсками. Были сделаны акценты на усиление политической работы с красноармейцами, укрепление дисциплины, улучшение снабжения. Сталин, всегда относившийся к командирам из военспецов с подозрением, используя действительные факты измены некоторых бывших офицеров, действовал круто, безжалостно.
  
   В своем донесении в Центр Сталин пишет, что в результате принятых мер боеспособность войск восстановлена, 3-я армия (совместно со 2-й) в январском контрнаступлении смогла восстановить положение. В тылу армии идет серьезная чистка советских и партийных учреждений. В Вятке и уездных городах организованы революционные комитеты. Очищена и укреплена новыми работниками губернская чрезвычайная комиссия.
  
   Выводы Сталина, как всегда, категоричны. Вот, например, как он оценивал Реввоенсовет 3-й армии. Он "состоит, - писал Сталин, - из двух членов, один из коих (Лашевич) командует, что касается другого (Трифонов), так и не удалось выяснить ни функций, ни роли последнего: он не наблюдает за снабжением, не наблюдает за органами политического воспитания армии и вообще как будто ничего не делает. Фактически никакого Реввоенсовета не существует"92.
  
   В докладе Сталин, не называя имени Троцкого, прозрачно говорит о слабой роли "некоторых руководителей" Реввоенсовета Республики, ограничивающих свою работу отдачей лишь "общих распоряжений". Но перегибы Сталина пришлось исправлять. По его распоряжению большая группа работников была отдана под военный трибунал. Заседание ЦК (5 февраля 1919 г.), рассмотревшее доклад уполномоченных, решило: "Всех арестованных комиссией Сталина и Дзержинского в 3-й армии передать в распоряжение соответствующих учреждений..." В этой поездке Сталин ближе узнал Дзержинского и, похоже, проникся к нему уважением за обстоятельность в делах и решительность. Ведь решительность и волю он ценил больше всего; дефицита этих качеств у самого Сталина никогда не было.
  
   Иногда его решительность проявлялась в категоричных требованиях и к Центру. В своем письме к В.И. Ленину с фронта 3 июня 1920 года он потребовал скорейшей ликвидации Крымского фронта. Нужно, писал Сталин, "либо установить действительное перемирие с Врангелем и тем самым получить возможность взять с Крымского фронта одну-две дивизии, либо отбросить всякие переговоры с Врангелем, не ждать момента усиления Врангеля, ударить на него теперь и, разбив его, освободить силы для Польского фронта. Нынешнее положение, не дающее ясного ответа на вопрос о Крыме, становится нестерпимым"93. В.И. Ленин прямо на этом письме написал Троцкому: "Это явная утопия. Не слишком ли много жертв будет стоить? Уложим тьму наших солдат. Надо десять раз обдумать и примерить. Я предлагаю ответить Сталину: "Ваше предложение о наступлении на Крым так серьезно, что мы должны осведомиться и обдумать архиосторожно. Подождите нашего ответа.
  
   Ленин. Троцкий"94.
  
   Получив ответную записку Троцкого, где говорилось, что Сталин, обращаясь непосредственно к Ленину, нарушает сложившийся порядок (по его мнению, об этом должен был бы доложить командующий Юго-Западным фронтом А.И. Егоров), Ленин приписал: "Не без каприза здесь, пожалуй. Но обсудить нужно спешно. А какие чрезвычайные меры?"95
  
   Несмотря на попытки Ленина наладить отношения Сталина и Троцкого, они были холодно-настороженными. Будущий генсек болезненно воспринимал рост популярности Троцкого, считал ее незаслуженной. Во время редких приездов в Москву в Реввоенсовете Республики ему показали несколько телеграмм схожего содержания. Приведу одну из них:
  
   "Председателю Реввоенсовета тов. Троцкому.
  
   В первую годовщину Октябрьской революции... граждане села Кочетовки Зосимовской волости Тамбовской губернии постановили переименовать село, назвав его вашим именем - село Троцкое. Мы просим разрешить нам называть наше село дорогим для нас именем вождя и вдохновителя Красной Армии.
  
   Председатель совдепа С. Нечаев".
  
   К слову говоря, первые переименованные города в Советской России (нынешние Гатчина и Чапаевск) еще в гражданскую войну стали носить имя Троцк.
  
   В военной переписке Ленина встречаются несколько раз фразы, выражающие удивление обидчивостью и препирательством Сталина. Так, на одну из телеграмм Ленина о необходимости помочь Кавказскому фронту Сталин ответил: "Мне не ясно, почему забота о Кавфронте ложится прежде всего на меня... Забота об укреплении Кавфронта лежит всецело на Реввоенсовете Республики, члены которого, по моим сведениям, вполне здоровы, а не на Сталине, который и так перегружен работой"96. Ленинский ответ был твердым и лаконичным:
  
   "20 февраля 1920 г.
  
   На вас ложится забота об ускорении подхода подкреплений с Юго-Запфронта на Кавфронт. Надо вообще помочь всячески, а не препираться о ведомственных компетенциях.
  
   Ленин"97.
  
   Но и позже нотки капризности в донесениях Сталина слышны весьма отчетливо. 4 августа того же года Ленин запросил телеграммой Сталина:
  
   "Завтра в шесть вечера назначен пленум Цека. Постарайтесь до тех пор прислать Ваше заключение о характере заминок у Буденного и на фронте Врангеля, а равно и о наших военных перспективах на обоих этих фронтах. От Вашего заключения могут зависеть важнейшие политические решения.
  
   Ленин".
  
   Сталин обескуражен. С одной стороны, он, видимо, не хочет нести ответственность за возможные "важнейшие политические решения", а с другой - он никогда не обладал даром предвидения. В телеграмме он отвечает, что "война есть игра и всего учесть невозможно", а по сути предложения Ленина отвечает:
  
   "Я не знаю, для чего, собственно, Вам нужно мое мнение, поэтому я не в состоянии передать Вам требуемого Вами заключения и ограничиваюсь сообщением голых фактов без освещения.
  
   Сталин"98.
  
   Да, это был исполнитель директив Центра. Но когда от Сталина требовалось нечто большее, чем он хотел и мог, в его ответах и поведении явно чувствуются обида, недоумение, замешенные на капризности, которую так тонко уловил Ленин еще в годы гражданской войны.
  
   Позволю сделать одно отступление. В архивах сохранилась обширная почта Л.Д. Троцкому. Особенно много писал ему А.А. Иоффе, его давнишний сторонник и единомышленник. В одном из своих пространных писем (более чем на 20 страницах!) Троцкому Иоффе фактически просит его протекции на какой-либо влиятельный пост, возможно народного комиссара РКИ. Иоффе пишет, что "если Сталина в интересах дела можно снять с поста Наркома РКИ, ибо он будет полезен на любом посту, а в РКИ не работает, то Чичерина все же нельзя снять с поста Наркома И.Д., ибо он нигде более полезен не будет..."99. Трудно понять, почему Сталин будет "полезен на любом посту": потому что "не работает" или Иоффе учитывал потенциальные возможности наркома?
  
   Писал Иоффе и Ленину. На что получил ответ такого содержания:
  
   "Во-первых, Вы ошибаетесь, повторяя (неоднократно), что "Цека - это я". Это можно писать только в состоянии большого нервного раздражения и переутомления...
  
   Во-вторых... Как же объяснить дело? Тем, что Вас бросала судьба. Я это видел на многих работниках. Пример - Сталин. Уж, конечно, он-то бы за себя постоял. Но "судьба" не дала ему ни разу за три с половиной года быть ни наркомом РКИ, ни наркомом национальностей. Это факт...
  
   Крепко жму руку.
  
   Ваш Ленин"100.
  
   В течение гражданской войны Сталин еще не раз направлялся, как и многие другие товарищи из Центра, уполномоченным на различные фронты. Так, весной 1919 года тяжелое положение сложилось в районе Петрограда. Юденич, войска Антанты планировали захватить колыбель революции в короткие сроки. Оборона Петрограда была возложена на 7-ю армию и Балтийский флот. Превосходящие силы контрреволюции подошли к Красному Селу, Гатчине. Главное командование Красной Армии перебрасывало крепкие части с других фронтов под Петроград. Сталин с мандатом чрезвычайного уполномоченного постоянно находился либо в Петроградском Совете, либо в штабе войск обороны. Как всегда, методы его работы были диктаторскими: отстранение несправившихся, предание суду тех, кого он считал повинным в создавшемся положении, налаживание снабжения, "перетряска" управляющих органов. В штабе Западного фронта, как и в 7-й армии, был раскрыт заговор; заговорщики, естественно, расстреляны. Митинговая бесшабашность медленно уступала место деловой собранности и революционной решимости. В соответствии с воззванием "В защиту Петрограда" руководители обороны города Ремезов, Томашевич, Позерн, Шатов, Петере, приехавший Сталин, другие товарищи готовили отпор контрреволюции. За оборону Петрограда Сталин, как и Троцкий, был награжден орденом Красного Знамени.
  
   Все социальные революции олицетворяют насилие. Сталин это считал естественным. Протесты против применения силы называл "либеральной бесхребетностью". Его, например, возмутила статья М. Горького, опубликованная 7 (20) ноября 1917 года в "Новой жизни", где писатель утверждал: "...Ленин, Троцкий и сопутствующие им отравились гнилым ядом власти, о чем свидетельствует их позорное отношение к свободе слова, личности и ко всей сумме тех прав, за торжество которых боролась демократия. Слепые фанатики и бессовестные авантюристы сломя голову мчатся якобы по пути к "социальной революции" - на самом деле это путь к анархии, к гибели пролетариата и революции"101. Подобные заявления Сталин расценивал как проявления "гнилой" интеллигентщины. И, наоборот, всячески одобрял жесткость и готовность к террору. Приведу пример. Ленин в своей телеграмме в Свияжск Троцкому сообщал: "Получил Ваше письмо. Если есть перевес и солдаты сражаются, то надо принять особые меры против высшего командного состава. Не объявить ли ему, что мы отныне применим образец Французской революции, и отдать под суд и даже под расстрел как Вацетиса, так и командарма под Казанью и высших командиров в случае затягивания и неуспеха действий?"102 Сталин считал такие предложения нормальными, ибо и сам, не задумываясь, прибегал на фронте к репрессиям.
  
   Когда Сталин возвращался из очередной поездки, его использовали в аппарате ЦК для текущих дел. Ряд телеграмм с фронта свидетельствует, что Сталин уже в то время обладал определенной реальной властью. Так, 15 ноября 1921 года Троцкий в телеграмме Сталину ставит вопрос: "Необходимо твердо и окончательно урегулировать вопрос о закавказских национальных бригадах и военных складах". Троцкий далее обращается к Сталину по вопросу о том, что нужно провести через Политбюро три решения в этой области. Это одна из редких телеграмм Троцкого Сталину. Они старались как бы не замечать друг друга. Взаимная неприязнь родилась у них вскоре после знакомства; Сталин в душе продолжал считать Троцкого меньшевиком. Ему не нравились самоуверенность Троцкого, его красноречие, авторитет, умение "подать себя". Сталина возмущало, что Предреввоенсовета Республики разъезжал по фронтам в особом поезде в сопровождении одного, а то и двух бронепоездов, специального большого отряда затянутых в кожу молодых красноармейцев. Комфорт, которым окружал себя Троцкий, был для Сталина вызывающим. Но где-то в душе Сталин завидовал красноречию председателя, его энергии, популярности. Когда Троцкий публично заявлял: "Нельзя строить армию без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни"103, Сталин не осуждал этой линии. В душе он был с ней согласен. В критических ситуациях он сам прибегал к этим мерам, да и не только он. 12 мая 1920 года член Реввоенсовета Юго-Западного фронта доносил:
  
   "Предреввоенсовета Республики тов. Троцкому.
  
   На фронте 14-й армии были случаи позорного бегства частей во время наступления поляков. Отдан приказ расстреливать каждого десятого из сбежавших.
  
   Берзин"104.
  
   Вандея гражданской войны жестока и к врагам, и к своим. Как отмечал уже упоминавшийся Носович, бывший начальник штаба Северо-Кавказского военного округа (перебежавший затем к белым), Сталин не проявлял колебаний, если был уверен, что перед ним враги. Так, в Царицыне были арестованы инженер Алексеев, два его сына и несколько бывших офицеров, которых обвинили в причастности к контрреволюционной организации. Резолюция Сталина была лаконичной: "Расстрелять". Люди немедленно, без всякого суда, были расстреляны. Все это Сталин считал в порядке вещей, глубоко уверовав в "универсальность", безотказность карательных действий, способных обеспечить нужный политический "результат".
  
   Такими методами пользовались тогда не только Берзин или Сталин. В том, что касалось репрессий, пример подавал Троцкий. Вот выдержка из его приказа No 10 от 8 августа 1918 года.
  
   "Всем, всем, всем...
  
   В поезде Наркомвоена, где пишется этот приказ, заседает Военно-революционный трибунал, который снабжен неограниченными полномочиями. Назначенный мною начальник обороны железнодорожного пути Москва - Казань т. Каменьщиков распорядился о создании в Муроме, Арзамасе и Свияжске концентрационных лагерей, куда будут заключаться темные агитаторы (так в тексте. - Прим. Д.В.), контрреволюционные офицеры, саботажники, паразиты, спекулянты, кроме тех, которые будут расстреливаться на месте преступления или приговариваться трибуналом к другим мерам...
  
   Председатель Революционного военного совета Л. Троцкий"105.
  
   Почувствовав силу, способность влиять на события, текущие процессы, хотя и локального значения, но достаточно заметные, важные, Сталин в ряде случаев начинает проявлять свой характер, который в будущем станет одним из источников многих бед. Так, будучи членом Реввоенсовета Южного фронта, Сталин разошелся во мнениях с членом Реввоенсовета Республики Смилгой по вопросу о направлении главного удара по войскам Деникина. В рассуждениях Сталин был резок, груб, нетерпим. Для него было важно не просто настоять на своей точке зрения, но и одновременно унизить своего оппонента. Вместо терпеливого обсуждения с товарищами (ведь все они члены Совета) плюсов и минусов тех или иных предложений он занял непримиримую позицию, близкую к озлобленному неприятию других точек зрения. Сталин, если с ним не соглашались, спорили, призывал на помощь авторитет Центра, указания, директивы Москвы, выражал сомнения в благонадежности человека. Практически все, с кем у него были конфликты (а их было немало) в гражданскую войну, жестоко поплатились за это через два десятилетия. Сталин обладал злой памятью.
  
   Будучи довольно долго членом Реввоенсовета Юго-Западного фронта, он очень быстро нашел общий язык с его командующим А.И. Егоровым, будущим Маршалом Советского Союза, крупным военачальником, который с ведома и одобрения Сталина во времена кровавой чистки 1937 года будет репрессирован. На письмо Егорова о пощаде Сталин никак не отреагировал, хотя тот напоминал о том, что в гражданскую войну они не раз вместе "хлебали щи из одной миски". Но был эпизод, когда Сталин (редчайший случай!) заступился за того же Егорова. В Москве рассматривалось предложение Троцкого о замене Егорова на посту командующего фронтом за неудачи в Крыму. Спросили мнение Сталина. Оно оказалось весьма своеобразным и далеко выходило за рамки ответа на вопрос.
  
   "Москва ЦК РКП, Троцкому.
  
   Решительно возражаю против замены Егорова Уборевичем, который еще не созрел для такого поста, или Корком, который как комфронта не подходит. Крым проморгали Егоров и главком вместе, ибо Главком был в Харькове за две недели до наступления Врангеля и уехал в Москву, не заметив разложения Крымармии. Если уж так необходимо наказать кого-либо, нужно наказать обоих. Я считаю, что лучшего, чем Егоров, нам сейчас не найти. Следовало бы заменить Главкома, который мечется между крайним оптимизмом и крайним пессимизмом, путается в ногах и путает комфронта, не умея дать ничего положительного.
  
   14 июня 20 г. Сталин"106.
  
   Скорее всего, Сталин защитил Егорова потому, что предложение о снятии комфронта исходило от Троцкого. А что касается тех, кто "проморгал Крым", то ведь среди них был и Сталин... Уже в 1920 году Сталин мог безапелляционно заявить о главкоме С.С. Каменеве "путается в ногах...". Моральная ущербность Сталина давно стала его жизненным атрибутом. По мере упрочения его положения эта ущербность будет становиться все более опасной и зловещей. Следя за этой эволюцией, задаешься мыслью, а было ли у Сталина вообще понятие совести?
  
   Близко знал Сталин со времен гражданской войны не только Егорова, но и многих других советских полководцев, рожденных революцией, - М.В. Фрунзе, М.Н. Тухачевского, И.П. Уборевича, А.И. Корка... После первых крупных успехов в борьбе с буржуазно-помещичьей Польшей войска Красной Армии, как известно, в 1920 году потерпели серьезное поражение. В будущем, почти через двадцать лет, Сталин вменит в вину Егорову, Тухачевскому, другим военачальникам "преступную медлительность, продиктованную предательскими замыслами". Ему и в голову не придет, что он, как член Военного совета, также нес полную ответственность и за удачи, и за поражения войск фронта.
  
   Когда 2 августа 1920 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло решение выделить крымский участок Юго-Западного фронта в самостоятельный Южный фронт, Военный совет фронта внес предложение передать Западному фронту 12, 14 и 1-ю Конную армии. Быстро осуществить эту операцию не смогли. А 13 августа Егоров и Сталин донесли главкому, что армии фронта уже втянуты в бои в районе Львов - Рава Русская и "изменение основных задач армиям в данных условиях считаем уже невозможным"107.
  
   Когда же главком С.С. Каменев направил командованию Юго-Западным фронтом новую директиву о передаче 12-й и 1-й Конной армий, Сталин отказался подписать директиву о передаче армий Западному фронту. Подписал ее лишь член Военного совета Р.И. Берзин. Пока шли эти препирательства, увязки, согласования, время было упущено. Вывод 1-й Конной армии с львовского направления начался лишь 20 августа, и оказать помощь Западному фронту она не успела. Конечно, вина за стратегический просчет лежит на Реввоенсовете Республики, на главкоме, командовании фронта. Но ведь еще 5 августа Сталин был согласен с предложением о передаче трех армий Западному фронту! А в решающий момент затормозил дело, что имело тяжелые последствия. Никаких усилий по реализации собственного предложения, утвержденного в Москве, Сталин не приложил. Он в такой же мере виновен в крупной неудаче, как Троцкий, Тухачевский, Егоров, другие должностные лица. Но, естественно, Сталин и не думал признавать собственного просчета. У него уже тогда рождались задатки "непогрешимости".
  
   Ленин еще раз показал, что в оценке любых ситуаций никогда нельзя отступать от правды. Анализируя истоки неудачи, В.И. Ленин говорил, что, "когда мы подошли к Варшаве, наши войска оказались настолько измученными, что у них не хватило сил одерживать победу дальше, а польские войска, поддержанные патриотическим подъемом в Варшаве, чувствуя себя в своей стране, нашли поддержку, нашли новую возможность идти вперед. Оказалось, что война дала возможность дойти почти до полного разгрома Польши, но в решительный момент у нас не хватило сил"108. Весьма характерно, что в последующем военные летописцы, подчеркивая "особые" заслуги Сталина в деле "перелома" на Южном, Восточном, Северо-Западном фронтах, никогда не вспоминали о его роли в польской кампании. Проявить с положительной стороны он себя там не смог. Объективные законы общественного развития, военного искусства не работают лишь от одного присутствия любого лица, без обеспечения соответствующих условий их реализации.
  
   Абстрагируясь от всего того страшного, непростительного, что Сталин совершит в будущем, и не считая его злодеем от рождения, можно утверждать, что Сталин имел определенные заслуги в гражданской войне. Но это заслуги "уполномоченного", человека для поручений. Никакого "решающего вклада", как стали писать позже, Сталин не вносил. Вместе с тем нельзя игнорировать тот факт, что Сталин с самого начала революции входит в высшие органы партии; вначале в Бюро ЦК, затем в Политбюро и Оргбюро. Постепенно, исподволь, особенно к исходу гражданской войны, положение Сталина окрепло, он стал одним из основных членов руководящего ядра партии.
  
   Внимательный анализ деятельности Сталина в это время показывает, что он уступал многим партийным лидерам. Как теоретик был не больше чем популяризатор, не славился ораторским искусством, что было важно в моменты исторических революционных потрясений; никто не мог о нем сказать, что это душевный, добрый человек. Моральными качествами, которые принято относить к добродетелям, Сталин был явно обделен. Но он имел нечто другое, чего не имели Зиновьев, Каменев, Троцкий, Рыков, Томский, Бухарин, другие вожди революции и молодого социалистического государства. Сталин неожиданно для многих проявил редкую целеустремленность и одержимость конкретной идеей. При достижении поставленных руководством целей его воля, напор, твердость, решительность производили впечатление на людей, с которыми он работал. Нельзя не видеть, что Сталин как руководитель сформировался в значительной мере в годы гражданской войны. Он почувствовал власть, понял ее механизм в центре и на местах, уверился в том, что нажим, напор, давление в критические моменты способны дать желаемые результаты.
  
   В среде руководителей партии немало товарищей было из интеллигенции или, как однажды с сарказмом (уже в конце 20-х гг.) заметил Сталин, - "были писателями". Сталин никогда публично не развивал эту тему, прежде всего потому, что В.И. Ленин был тоже и "интеллигент", и "писатель", и "эмигрант". Но авторитет этого человека был столь велик, что Сталин, выдвинув позже концепцию "второго вождя", который был всегда "рядом с Лениным", никогда не допускал каких-либо прямых личных выпадов против действительного, бесспорного вождя партии и революции. Когда Ленин критиковал Сталина (по вопросу "автономизации", монополии внешней торговли, фронтовым делам и другим), тот обычно молча соглашался с ленинскими доводами. Духовная, интеллектуальная власть Ленина над Сталиным была очевидной.
  
   Кто знает, не подстереги так рано смертельная болезнь Ульянова-Ленина, как дальше пошло бы становление Сталина в качестве руководителя второго-третьего ряда на одном из партийных или советских постов?! Кто знает? Исследователь, повторю это еще раз, имеет право противопоставить гипотезу свершившейся судьбе. Хотя для многих из нас, теперь уже немало знающих об этом человеке, сама мысль о Сталине-руководителе (любого масштаба) отзывается болью и протестом.
  
   Тот тонкий "интеллектуальный слой", представлявший "ленинскую гвардию", в решающий момент оказался не на высоте, позволив человеку с диктаторскими, цезаристскими наклонностями узурпировать власть в партии и государстве. Хотя справедливости ради следует сказать: многому в своей практике Сталин научился у Ленина. И сфабрикованный большевистской пропагандой лозунг "Сталин - это Ленин сегодня" не был бессмысленным. Истоки сталинизма берут свое начало в ленинизме. И тем не менее Ленин разочаровался в Сталине. Но ленинское окружение не захотело выполнить волю мертвого вождя. Все они считали себя ленинцами, но в критическую минуту оказались неспособными выполнить последнюю волю признанного вождя нашей революции. Как и почему так произошло? Почему не была реализована другая альтернатива? Об этом еще долго будут спорить философы, писатели, историки. А река времени между тем продолжает нести события, которые нам остается лишь анализировать. Прошлое - не театр теней: там царствует не эфемерность, а необратимость.
  
   Глава 2
  
   Предостережение вождя
  
   Проблема власти была основной у Ленина и
  
   у всех следовавших за ним.
  
   Н. Бердяев
  
   Каждый человек стоит у дверей собственной судьбы. Что за ней, этой дверью, как он туда войдет, что ждет его за порогом и что станет в свое время драмой жизни человека - никто доподлинно не знает. Здесь нет фатальности, но все же... Мог ли кто думать по окончании гражданской войны, что в плеяде блестящих революционеров - соратников Ленина находится и тот, кто станет его приемником, не будучи талантливее, умнее, ярче других? Мог ли сам Сталин при жизни Ленина даже представить себе, что именно он станет во главе партии, а фактически огромной страны и всего народа? Мог ли кто-нибудь тогда предположить, что стечение объективных и субъективных обстоятельств, несостоявшихся решений, исторических случайностей вынесет Сталина на самый высокий гребень власти в гигантском государстве? Едва ли. Скорее всего, и сам Сталин, пока Ленин был здоров, думал лишь о том, чтобы не выпадать из общей, достаточно высокой по своему интеллектуальному и нравственному уровню когорты его соратников.
  
   В любые времена - исторических переломов, народных потрясений, революционных катаклизмов - жизнь продолжает течь в бесчисленных сцеплениях человеческих судеб с их надеждами, трагедиями, радостями и разочарованиями. При решающей роли народных масс в конечном счете лидер, руководитель, вождь всегда играет особую роль. То, что во главе революции находился такой общепризнанный вождь, каким был Ленин, создавало обстановку максимально возможной в то время уверенности, оптимизма, своеобразной гарантии от нелепых случайностей. Думалось, что так будет и в дальнейшем.
  
   Ленин редко жаловался на здоровье. Он был крепышом, способным выдерживать колоссальные физические и духовные нагрузки. Достаточно мысленно представить, сколько Ленин написал (сам, без обязательных теперь помощников и референтов!) серьезных вещей только в годы революции и гражданской войны! Организационные задачи были необъятными. Биографическая хроника Владимира Ильича дает некоторое представление о титаническом объеме работы. И это при том, что на его плечах лежала колоссальная ответственность за судьбы самой революции, ее настоящего и будущего! Пока Ленин был здоров, вопрос о его возможных преемниках, "наследователях" его роли никогда не вставал. Но как только в конце 1921 года появились первые признаки нечеловеческого переутомления, а затем и болезни, все больше людей невольно стали задумываться: кто рядом с Лениным... "Первые слухи о болезни Ленина, - вспоминала Н.И. Седова, жена Л.Д. Троцкого, - передавались шепотом. Никто как будто никогда не думал о том, что Ленин может заболеть. Многим было известно, что Ленин зорко следил за здоровьем других, но сам, казалось, не был подвержен болезни. Почти у всего старшего поколения революционеров сдавало сердце, уставшее от слишком большой нагрузки. Моторы дают перебои почти у всех, жаловались врачи. "Только и есть два исправных сердца, - говорил профессор Гетье. - Это у Владимира Ильича и Троцкого"109.
  
   Как после трагедии писали в "Известиях" профессора Ферстер, Осипов, Абрикосов, Фельдберг, Вейсброд, Дешин и наркомздрав Семашко, "начало болезни Владимира Ильича Ульянова (Ленина) относится к концу 1921 года; точное время начала болезни определить трудно, так как, по всем данным, она развивалась медленно и лишь постепенно подтачивала его могучий организм в расцвете его деятельности, причем сам Владимир Ильич не обращал на свою болезнь должного внимания. В марте 1922 года врачи, исследовавшие Владимира Ильича, еще не могли обнаружить никаких органических поражений ни со стороны его нервной системы, ни со стороны внутренних органов вообще, но ввиду сильных головных болей и явлений переутомления ему было предложено отдохнуть в течение нескольких месяцев, вследствие чего он переехал в Горки. Однако скоро вслед за этим, в начале мая, обнаружились первые признаки органического поражения мозга. Первый приступ выразился общей слабостью, утратой речи и резким ослаблением движения правых конечностей... Благодаря сильному организму и заботливому уходу окружающих, в июле уже наступило существенное улучшение, настолько закрепившееся в августе и сентябре, что в октябре Владимир Ильич вернулся к своей деятельности, хотя и не в прежнем размере. В ноябре он произнес три больших программных речи"110.
  
   По нынешним меркам, Ленин был еще молод. Но фактически с момента возвращения в Россию в апреле 1917 года Ленин не отдыхал. Рабочий день по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки. Будучи уже больным, как рассказывают его секретари, он как-то заметил, что лишь дважды отдохнул за все эти годы. Первый раз, скрываясь в Разливе от ищеек Временного правительства (но мы-то знаем, что за это время им был создан известный труд "Государство и революция"); второй - по "милости" Фанни Каплан, стрелявшей во Владимира Ильича. Такова, видимо, доля подлинных вождей: сжигать себя быстрее, чем другие люди. Они подобны свече, которая зажжена одновременно с обеих сторон: огромные официальные повседневные обязанности на работе, но и дома, в кругу семьи, никто и никогда не способен снять груз колоссальной ответственности за общество, государство, будущее.
  
   Ленин, почувствовав приближение серьезного недуга, понимал, что в его отсутствие может произойти нечто такое, что приведет к расколу в партийном руководстве. Думается, уже в конце 1921 года Владимир Ильич попытался по-особенному взглянуть на своих соратников. Может быть, уже тогда у него впервые родилась идея "Завещания"? В ноябре 1922 года, словно предчувствуя новые приступы жестокой болезни, Владимир Ильич, передавая библиотекарю Ш.М. Манучарьянц просмотренные книги, настоятельно просит оставить у него книгу Ф. Энгельса "Политическое завещание (Из неопубликованных писем)". На обложке пишет: "Сохранить на полке. 30.11.1922. Ленин"111.
  
   Менее чем через месяц, в ночь на 26 декабря, едва оправившись от тяжелого приступа, Ленин продиктует Л.А. Фотиевой третью часть "Письма к съезду". Именно оно, это "Письмо", свидетельствует, что больной, будучи погруженным в клубок текущих проблем, все время думал о грядущем. О том, что будет после него. Поезд будущего всегда на подходе, и его остановить нельзя. Ленин был вождем без официального статуса, в силу особых интеллектуальных и нравственных качеств. Кто же был рядом с ним? Почему они оказались на гребне революции? Что было у этих людей за плечами? Как выглядел Сталин в плеяде ленинских соратников? Попытаюсь ответить на эти вопросы.
  
   Плеяда соратников______________________________________
  
   Переход от мира к войне всегда труден. Но и переход от войны к миру непрост. Особенно в такой обстановке, какая сложилась в Советской России после гражданской войны и иностранной интервенции. Слова "разруха", "запустение", "голод" еще не полностью передают степень потрясения, деформации, ломки общества в начале 20-х годов. Россия представляла собою огромный революционный остров в море враждебных государств. Изнутри страна сотрясалась конвульсиями мятежей и глухого сопротивления новым порядкам целых губерний и уездов. Пожалуй, никто, как Ленин, не понимал, что новая власть столкнулась с огромной проблемой, от решения которой зависят судьбы страны. Революция победила, выстояла, утвердила власть Советов, но эта власть пока дала и могла дать крайне мало рабочему и крестьянину. Провозглашенные права на труд, отдых, социальное обеспечение, образование "военный коммунизм" обеспечить не мог. Чтобы уйти от перспективы нищенского коммунизма, чреватого крахом всего, нужны были энергичные, смелые идеи и шаги. Осуществить их могла тогда только партия, взявшая полностью власть в свои руки. Вокруг нее продолжала лихорадочно пульсировать жизнь. В начале 1921 года более 20 тысяч ячеек объединяли свыше 730 тысяч коммунистов. Почти четверть из них находилась в рядах Красной Армии. Началось сращивание партии и государства.
  
   Главным органом управления страны по сути стал Центральный Комитет партии во главе с Лениным. В то время его численный состав был небольшим. Например, Х съезд избрал ЦК в составе 25 членов и 15 кандидатов. Незначительно увеличился ЦК и на XI съезде, последнем, которым непосредственно руководил В.И. Ленин: 27 членов и 19 кандидатов. Пленумы Центрального Комитета проводились при жизни Ленина обычно один раз в два месяца. В его составе сложилось ядро главным образом из московских товарищей, на долю которых ложилась основная тяжесть текущей работы: решение вопросов хозяйственного и военного строительства, налаживание тесных связей с национальными отрядами партии и определение курса по отношению, допустим, к "децистам"112, "рабочей оппозиции"113, реализация нэповской политики и т.д. При этом некоторые члены этого, как бы теперь сказали, "неформального", не "институционного" ядра сами часто примыкали к тем или иным группировкам, "платформам", фракциям... Все было внове. Партия стала правящей, ее власть - реальной. Поэтому от политических позиций, моральных качеств, профессионализма работников, составляющих руководящее ядро партии, зависело очень многое.
  
   Ленин был единственным, кто на всех послевоенных съездах - X, XI и XII (хотя на нем он не присутствовал) - был избран в состав ЦК единогласно. Его влияние, пример, опыт, решения, теоретические труды, вся линия поведения были уникальны по мощи своего интеллектуального воздействия на Центральный Комитет партии и его руководящее ядро. Особенно остро все почувствовали это, когда Ленин заболел.
  
   Сталин, выступая с организационным отчетом на XII съезде партии 17 апреля 1923 года, подчеркнул: "Внутри ЦК имеется ядро в 10 - 15 человек, которые до того наловчились в деле руководства политической и хозяйственной работой наших органов, что рискуют превратиться в своего рода жрецов по руководству. Это, может быть, и хорошо, но это имеет и очень опасную сторону: эти товарищи, набравшись большого опыта по руководству, могут заразиться самомнением, замкнуться в себе самих и оторваться от работы в массах... Если они не имеют вокруг себя нового поколения будущих руководителей, тесно связанных с работой на местах, то эти высококвалифицированные люди имеют все шансы закостенеть и оторваться от масс"114. Так говорил Сталин при жизни Ленина. Содержание этой части доклада пронизано ленинской идеей постоянного обновления руководящего ядра. Через полтора десятка лет эволюция взглядов Сталина приведет его к совершенно другим выводам, хотя даже в 1937 - 1938 годах он нередко будет говорить правильные вещи. А поступать - диаметрально противоположно. Но тогда, в начале 20-х, дуализм слова и дела у него еще "визуально" не просматривался. В докладе на съезде, развивая мысль о руководящем ядре партии, по сути соратниках и учениках Ленина, Сталин сформулировал свою мысль следующим образом: "...ядро внутри ЦК, которое навострилось в деле руководства, становится старым, ему нужна смена. Вам известно состояние здоровья Владимира Ильича; вы знаете, что и остальные члены основного ядра ЦК достаточно поизносились. А новой смены еще нет - вот в чем беда. Создавать руководителей партии очень трудно: для этого нужны годы, 5 - 10 лет, более 10-ти; гораздо легче завоевать ту или другую страну при помощи кавалерии т. Буденного, чем выковать 2 - 3-х руководителей из низов, могущих в будущем действительно стать руководителями страны"115.
  
   Можно, видимо, согласиться с выводами Сталина о необходимости постоянного обновления состава ЦК. Но каким же он, этот состав, был тогда молодым по нынешним меркам! Ленин, которому едва перевалило за пятьдесят, был самым "старым"! Не случайно порой соратники между собою называли его "Стариком". Основная группа членов ЦК - это сорокалетние революционеры. Возраст, который еще древние греки называли периодом акме - счастливым венцом жизни, ибо считалось, что именно к сорока годам достигается гармония умственных и физических сил, пора наивысшего расцвета.
  
   Прежде чем рассмотреть штрихи к портрету некоторых соратников Ленина, бросим им всем, без исключения, запоздалый и бесполезный теперь уже упрек: они не берегли своего вождя. Его любили, ценили, уважали, но... не берегли. Посмотрите, чем занимался лидер революции в обычные дни своей работы. Конечно, все главные, кардинальные вопросы проходили через него. Однако рядом так много такого, что уже тогда называлось "мелочовкой", "вермишелью", "текучкой"! Ленин занимается вопросами подвоза топлива в Иваново-Вознесенск, ведет переписку с членом коллегии Наркомтруда А.М. Аникстом о снабжении шахтеров одеждой, занимается вопросом изготовления динамо-машин, пишет проекты десятков текущих документов, постановлений, торговых договоров, занимается решением вопроса о распределении пайков, рецензирует по просьбе товарищей книги и брошюры, заслушивает вопрос о работе Гидроторфа, оказывает помощь в налаживании работы завода "Новый Лесснер", выясняет вопросы, поднятые в письме к нему инженером П.А. Козьминым об использовании ветряных двигателей для освещения деревни...
  
   Конечно, все эти вопросы важные. Их решение Лениным десятилетиями считалось поучительным примером глубокой, конкретной, непосредственной работы высокого руководителя. Значимость всей этой деятельности нельзя ставить под сомнение. Тем более что некоторые его современники видели большой смысл в занятиях Ильича этими делами. Вскоре после смерти Ленина Ю. Ларин, писал в "Экономической жизни": "Ленин занимался, много занимался "мелочами", потому что только таким путем он мог индивидуально обрабатывать и перерабатывать каждого соответственного работника, на его собственном деле уча его, искусству управления. Он не хуже других понимал, что эта "вермишель" отнимает, подтачивает его силы, - но он прекрасно понимал и громадное историческое значение работы по созданию таким путем необходимого для удержания пролетарской власти людского государственного кадра"116. Так считал современник Ленина. Возможно, он тогда еще не мог оценить всей большой значимости вождя для судеб России? Поэтому запоздалый вопрос, на который мы не получим ответа, остается: почему соратники не освободили Ленина от решения многих текущих вопросов? Тот же Троцкий регулярно выезжал на рыбалку и охоту, на отдых в Подмосковье, брал отпуска для написания своих трудов; да и смерть Ленина застала его в санатории, на курорте. Сталин, вроде не жалевший себя на работе, ведавший организационными вопросами в ЦК, не искал путей, чтобы радикально разгрузить вождя революции от многих текущих, часто рутинных дел. Бывало даже наоборот. Когда Ленин еще не поправился от приступов болезни, например 28 июля 1922 года, Сталин советовал Владимиру Ильичу принять для беседы корреспондента. Ленин был вынужден отказаться. Хотя позже, когда в декабре 1922 года Пленум ЦК возложит специальным постановлением на Сталина персональную ответственность за соблюдение режима117, установленного врачами для Ленина, он сочтет возможным угрожать Н.К. Крупской за его "нарушение"...
  
   С определенной степенью точности можно, пожалуй, сказать, что в руководящее ядро партии, в когорту соратников В.И. Ленина, в первые годы после революции входили Н.И. Бухарин, Ф.Э. Дзержинский, Г.Е. Зиновьев, М.И. Калинин. Л.Б. Каменев, В.В. Куйбышев, Г.К. Орджоникидзе, Я.Э. Рудзутак, А.И. Рыков, И.В. Сталин, Я.М. Свердлов, Л.Д. Троцкий, М.В. Фрунзе. Возможно, также стоит причислить к ядру В.М. Молотова, Г.Л. Пятакова, Г.И. Петровского, М.П. Томского, К.Б. Радека, И.Т. Смилгу... Конечно, это были люди с самой разной революционной судьбой, образованием, различными личными симпатиями и антипатиями. Почти половина из ближайших ленинских соратников провела годы в эмиграции, участвовала в многочисленных социал-демократических, социалистических и просто гуманитарно-культурных конференциях, конгрессах, совещаниях. Сталин выпадал из этой "обоймы". Становление Сталина, как уже отмечалось в предыдущей главе, прошло причудливый путь. Природный ум, хитрость, расчетливость, осторожность имели сомнительную "школу". Два десятка лет учебы в духовных заведениях и ссылок, отсутствие пролетарской закалки и какой-либо профессии сформировали Сталина как функционера идеи. Он раньше, чем кто-либо другой в ленинском окружении, понял и почувствовал возможности аппарата, его силу. Большинство же тех, кто входил в ленинскую когорту, явно недооценивали роль безличных структур власти. У Сталина исподволь складывалось свое отношение к каждому члену руководящего ядра. Эти люди, которые, по словам Сталина, "навострились в деле руководства", были очень разными.
  
   Сталин, например, как я уже говорил, первое время чувствовал себя весьма неуверенно, сталкиваясь с красноречием Троцкого, его высокомерием, самоуверенностью. Но позже он поймет, что это иногда человек позы, фразы, красивого слова. В революции и гражданской войне Троцкий оказался на вершине славы. Пришла большая, широкая популярность, появились сторонники. Нашлись люди, которые видели в нем не просто "второго" человека, но и будущего лидера партии. Троцкий являл собой человека, у которого самая сильная сторона заключалась не столько в организаторском таланте, сколько в ораторских способностях и остром, часто парадоксальном уме. Благодаря этим качествам, Троцкий мог вести за собой людей, зажигать их на фронтах гражданской войны, искусно подогревая свою популярность. Но, когда пришла пора монотонных будней, "вождь Красной Армии" стал быстро "линять", тускнеть. Даже некоторые правильные идеи и концепции он выдвигал в вызывающей форме, все больше теряя своих сторонников. Для Троцкого главное - лозунг, трибуна, эффектный жест, а не черновая работа. Будущий генсек, пожалуй, раньше многих разглядел и сильные и слабые грани этого человека. Сталин, учитывая большую популярность Троцкого, на первых порах пытался установить с ним если не дружеские, то хотя бы лояльные отношения. Был случай, когда Сталин однажды без приглашения заявился к Троцкому в подмосковное Архангельское, чтобы поздравить того с днем рождения. Но теплой встречи не получилось. Оба чувствовали глухую отчужденность. Известен также эпизод, когда Сталин пытался наладить более тесные, а возможно, и дружеские отношения с Троцким при помощи Ленина. Об этом, в частности, свидетельствует телеграмма Владимира Ильича Троцкому 23 октября 1918 года. В ней излагалась беседа Ленина со Сталиным, оценки членом Военного совета положения в Царицыне и желание более активно сотрудничать с Реввоенсоветом Республики. В конце телеграммы Троцкому Ленин писал:
  
   "Сообщая Вам, Лев Давидович, обо всех этих заявлениях Сталина, я прошу Вас обдумать их и ответить, во-первых, согласны ли Вы объясниться лично со Сталиным, для чего он согласен приехать, а во-вторых, считаете ли вы возможным, на известных конкретных условиях, устранить прежние трения и наладить совместную работу, чего так желает Сталин.
  
   Что же меня касается, то я полагаю, что необходимо приложить все усилия для налаживания совместной работы со Сталиным"118.
  
   Однако из этого ничего не получилось. Троцкий не скрывал своего холодного отношения к человеку, интеллектуальный уровень которого, по его мнению, во многом был ниже, чем у него. Сам Троцкий пишет о Сталине так: "При огромной и завистливой амбициозности, он не мог не чувствовать на каждом шагу своей интеллектуальной и моральной второсортности. Он пытался, видимо, сблизиться со мной. Только позже я отдал себе отчет в его попытках создать нечто вроде фамильярности отношений. Но он отталкивал меня теми чертами, которые составили впоследствии его силу на волне упадка: узостью интересов, эмпиризмом, психологической грубостью и особым цинизмом провинциала, которого марксизм освободил от многих предрассудков, не заменив их, однако, насквозь продуманным и перешедшим в психологию миросозерцанием"119. Сталин в нескольких выступлениях высоко отозвался о роли Троцкого в революции и гражданской войне, но это отнюдь не изменило холодного отношения последнего к Сталину.
  
   Интересные характеристики членов ядра ЦК содержатся в "Революционных силуэтах" А. Луначарского, вышедших в 1923 году, в "Портретах и памфлетах" К. Радека, в книгах и статьях Н. Дуделя, М. Орахелашвили, Н. Подвойского, М. Рошаля, В. Бонч-Бруевича, А. Слепкова, И. Левина. В этих работах, как и многих других, раскрывается облик ленинских соратников, портреты тех, кто пришел с Лениным к революции, кто свершил ее, кто приступил к созданию первого в мире социалистического государства, используя революционное насилие.
  
   Заметное место среди этой плеяды занимали Г.Е. Зиновьев и Л.Б. Каменев. В историю они вошли своеобразным "дуэтом". Оба были близки по взглядам друг к другу, почти никогда не полемизировали между собой и, как правило, придерживались одинаковых позиций. Лидером в этом тандеме всегда был Зиновьев, долго занимавший весьма видное положение в партии. В бурной политической карьере Зиновьева были высокие взлеты и оглушительные падения. Вступив в партию еще в 1901 году, Зиновьев долгие годы провел в эмиграции, занимаясь литературным трудом. В дни Октябрьского восстания и Зиновьев и Каменев несколько, как тогда считалось, подмочили свою революционную репутацию, выступив в открытой печати против готовящегося вооруженного восстания. В.И. Ленин позже напишет, что "октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не является случайностью".
  
   Апогеем политической деятельности Зиновьева было пребывание в течение почти семи лет на посту председателя Исполкома Коминтерна. Его перу принадлежит множество статей, которые он активно пытался издавать отдельными сборниками, брошюрами и даже в специальном собрании сочинений. Вот образчик стиля Зиновьева: "Идущий к своей победе международный пролетариат в лице своих отдельных отрядов еще не раз и не два собьется с пути и, обливаясь кровью, будет искать новую дорогу. Разгромленный в первой мировой империалистической войне, распятый и обманутый лжевождями из Второго Интернационала, международный пролетариат еще не освободился от кошмарного ощущения бездорожья..."
  
   Многие свои лучшие качества Зиновьев отшлифовал, долгое время близко общаясь с Лениным как в эмиграции, так и уже после революции. Луначарский в своих "Революционных силуэтах" идет особенно далеко в оценке роли Зиновьева. Он считал, что Зиновьев был одной из опор Ленина, что именно он "из тех 4-5 человек, которые представляют по преимуществу политический мозг партии". Луначарский пишет, что все считали Зиновьева "ближайшим помощником и доверенным лицом Ленина"120.
  
   Зиновьев был широко известен в партии; клокотал вулканической энергией. Но в его настроениях были частые перепады. То необузданный оптимизм, то уныние, вплоть до упадка или "холодной" истерики. Его нужно было постоянно взбадривать, "заводить". Долгое время он относился к Сталину снисходительно, даже высокомерно. Несколько раз, правда беззлобно, где-то в начале 20-х годов Зиновьев подтрунивал над примитивным стилем изложения статей Сталина, страдающих тавтологией и сухостью. Сам же он обладал хорошим пером, легким, афористичным стилем. Некоторые из его многочисленных статей весьма содержательны. Например, статья "Из первых боев за ленинизм", в которой Зиновьев тонко, аргументированно показывает несостоятельность претензий Троцкого на особое положение в партии.
  
   Будучи руководителем Петроградской партийной организации, Зиновьев в свое время пытался продемонстрировать твердость и даже диктаторские замашки, хотя в момент приближения Юденича к колыбели революции откровенно растерялся. И эту растерянность тут же заметил приехавший в Петроград Сталин, мысленно оценивший Зиновьева как "хлюпика", проявлявшего тем не менее тщеславие и обостренное честолюбие. До смерти Ленина Сталин старался поддерживать с Зиновьевым и Каменевым почти дружеские отношения. Когда Ленин проводил в начале ноября 1922 года узкое совещание с Зиновьевым, Каменевым и Сталиным, вполне могло сложиться впечатление, что эта "тройка" очень сплочена, дружна и едина. Но так могло казаться только в течение какого-то времени. У каждого из троицы кроме общих важное место занимали и личные амбициозные планы. Кто мог знать, что именно по инициативе Сталина Зиновьев будет дважды исключен из партии и затем восстановлен; но третий раз, в 1934 году, исключение предвещало лишь скорую гибель. Впрочем, точно такая же судьба в партии ожидала и другую половину "дуэта" - Каменева.
  
   Зиновьева признавали одним из лучших ораторов партии. Не случайно на XII и XIII съездах ЦК поручал ему делать основные политические отчеты. Зиновьев был в числе тех, кто одобрял наличие ядра в политическом руководстве. Выступая в 1925 году на XIV съезде партии, Зиновьев говорил: "...Владимир Ильич хворал... мы должны были первый съезд (т.е. XII. - Прим. Д.В.) проводить без него. Вы знаете, что были разговоры о сложившемся ядре в Центральном Комитете нашей партии, что XII съезд молчаливо сошелся на том, что это ядро и будет вести, конечно, при полной поддержке всего Центрального Комитета, нашу партию, пока встанет Ильич"121.
  
   Зиновьев долго считался (как и Каменев) одним из близких друзей Сталина. Когда его в 1926 году вывели из состава Политбюро, Зиновьев полагал, что это ненадолго. Накануне нового, 1927 года они с Каменевым, захватив бутылку коньяка и шампанское, неожиданно заявились на квартиру Сталина, благо жили близко друг от друга. Казалось, мировая достигнута. Говорили на "ты", вспоминали былое, друзей, но ни слова о деле. Коба был хлебосольным, тепло принял старых "друзей", говорил просто, душевно, как будто не он в июле и октябре уходящего года добился их ухода из Политбюро. "Дуэт" ушел окрыленным. Однако Сталин уже давно решил, что эти люди, так много знавшие о нем, больше Генеральному секретарю не нужны.
  
   Будет еще один случай, когда они придут (нет, их приведут!) к Сталину вместе. В 1936 году оба уже сидели в тюрьме, написали письма "вождю", и тот вдруг откликнулся. Бывшие соратники Ленина, бывшие члены Политбюро, не без оснований рассчитывавшие на высокое положение в партии и государстве после смерти Владимира Ильича, вошли в кабинет человека, которого они когда-то так недооценили. Кроме Сталина, там были Ворошилов и Ежов. Поздоровались. Сталин не ответил и не предложил сесть. Расхаживая по кабинету, он предложил сделку: вина их доказана, новый суд может приговорить к "высшей мере". Но он помнит их прошлые заслуги. (Наверное, у Зиновьева и Каменева при этих словах что-то дрогнуло внутри.) Если они на процессе все признают, особенно непосредственное руководство их подрывной деятельностью со стороны Троцкого, он спасет их жизни... Постарается спасти. А затем добьется, чтобы их и освободили. Решайте. Так нужно для дела... Наступило долгое молчание. Зиновьев, более податливый и слабый, негромко сказал: "Хорошо, мы согласны". Он привык решать и за Каменева. Через два месяца их расстреляют.
  
   Вот что рассказывал мне в сорок седьмом в Сибири один заключенный, которого звали Борисом Семеновичем. В селе, где жили мы с матерью, братом и сестрой, в тридцать седьмом быстро построили лагерь. Некоторые заключенные были "расконвоированы", т.е. им разрешалось иногда выходить из зоны. Борис Семенович сапожничал, два-три раза бывал у нас, латая старые кирзовые сапоги, мои и брата. Сам он, до того как сел в тридцать восьмом, работал в "органах", в той тюрьме, где сидели бывшие соратники Сталина. Он и сопровождал их на последнее свидание с "вождем". Когда пришли ночью за Зиновьевым и Каменевым, то вели себя они по-разному. Хотя оба (в который раз!) написали Сталину прошение о помиловании и, видимо, надеялись на милость (ведь обещал же!), почувствовали, что это - конец. Каменев молча шел по коридору, нервно пожимая ладони. Зиновьев забился в истерике, и его вынесли. Менее чем через час еще двое из былого ядра ЦК перешагнули роковую линию. В свое время они, как никто, укрепляли позиции Кобы. Плата за "услуги" - их жизнь.
  
   Напомню читателю, что Каменева Сталин близко знал по ссылке в Туруханском крае. Именно там они встретили весть о Февральской революции. Сталин еще тогда отметил в нем хорошую эрудицию и какую-то импульсивность: способность быстро приходить к определенным решениям, но так же быстро и отказываться от них. На отношение Сталина к Каменеву сильно влияло то обстоятельство, что последний был заместителем Ленина в Совнаркоме и часто вел пленумы ЦК, заседания Совнаркома, неоднократно председательствовал на партийных съездах. Еще при Ленине Каменев, как правило, председательствовал на заседаниях Политбюро.
  
   Хотя Зиновьев и Каменев были заметными ораторами и публицистами, оба были без твердого "стержня", могли в критическую минуту, в переломный момент, сделать зигзаг в своем поведении, осуществить маневр во имя прежде всего личных целей, амбиций и престижности. К сожалению, свою борьбу со Сталиным они, хотели того или нет, перенесли в сферу партийного аппарата. Но уже тогда у них в этой области шансов на успех было мало. И не в последнюю очередь потому, что, хотя оба руководителя обладали незаурядными способностями, настойчивостью в достижении цели, Сталин их внутреннюю рыхлость и непоследовательность раскусил довольно быстро.
  
   Ленин, зная о слабостях Зиновьева и Каменева, тем не менее активно на них опирался. Особенно это относится к Каменеву, который не раз выполнял многие личные поручения Ленина. Было известно, что Каменев умело вел переговоры, улаживал различные щекотливые дела в партийной среде. Он был менее популярен, чем Зиновьев, однако более основателен, более интеллигентен. У него были свои идеи, он был способен на достаточно глубокие теоретические обобщения, был смел и решителен. В историю войдут слова, которые Лев Борисович Каменев произнес 21 декабря 1925 года (как раз в день рождения Сталина), выступая на XIV съезде партии:
  
   "Мы против того, чтобы создавать теорию "вождя", мы против того, чтобы делать "вождя". Мы против того, чтобы Секретариат, фактически объединяя и политику и организацию, стоял над политическим органом. Мы за то, чтобы внутри наша верхушка была организована таким образом, чтобы было действительно полновластное Политбюро, объединяющее всех политиков нашей партии, и вместе с тем чтобы был подчиненный ему и технически выполняющий его постановления Секретариат... Лично я полагаю, что наш генеральный секретарь не является той фигурой, которая может объединить вокруг себя старый большевистский штаб... Именно потому, что я неоднократно говорил это т. Сталину лично, именно потому, что я неоднократно говорил группе товарищей-ленинцев, я повторяю это на съезде: я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба... Эту часть своей речи я начал словами: мы против теории единоличия, мы против того, чтобы создавать вождя!"122
  
   Это были мужественные слова. Более того, из публично сказанного против единовластия Сталина, которое тогда еще только-только начинало проглядываться, это были самые вещие слова предупреждения. За одно это Каменев заслуживает уважения. Урок мужества мысли, который преподал партии Ленин, Каменев усвоил, похоже, лучше других. Но почему же тогда "группа товарищей-ленинцев", как их назвал Каменев, не поддержала трезвые, пророческие предложения одного из членов руководящего ядра? В этом виноваты не только "товарищи-ленинцы", близоруко оценившие ситуацию, но и сам Каменев. Его беспринципные шараханья в борьбе со Сталиным то к Троцкому, то от него создали впечатление (недалекое от истины), что движущие мотивы его поведения были в значительной мере связаны с личными амбициями. Каменеву не суждено было стать той личностью, которая "остановила" бы Сталина. Вместо ослабления Сталина произошло укрепление его позиций: ведь Каменев атаковал генсека с позиций "оппозиционера".
  
   Между Троцким, Зиновьевым и Каменевым отношения были сложные. Несмотря на то что Каменев был мужем сестры Троцкого, близких связей между ними, по существу, не было. Все дело в том, что и Троцкий и Зиновьев претендовали на лидерство в партии. Особенно тогда, когда выяснилось, что состояние здоровья вождя критическое. Троцкий, написавший свои сенсационные "Уроки Октября", в самом неприглядном свете показал роль Зиновьева и Каменева в революции. Последние, как известно, потребовали выведения автора "Уроков" из Политбюро и исключения из партии. Но Сталин был еще не совсем тот, каким он станет в 30-е годы. На XIV съезде партии, когда ЦК ограничился снятием Троцкого с поста наркомвоена, он скажет по этому поводу: "Мы не согласились с Зиновьевым и Каменевым потому, что знали, что политика отсечения чревата большими опасностями для партии, что метод отсечения, метод пускания крови - а они требовали крови - опасен, заразителен: сегодня одного отсекли, завтра другого, послезавтра третьего, - что же у нас останется в партии?"
  
   Эти слова Сталина съезд встретил аплодисментами. А через три-четыре минуты после этих фраз, продолжая свое заключительное слово, Сталин скажет, комментируя запрещение издания журнала "Большевик" в Ленинграде: "Мы не либералы. Для нас интересы партии выше формального демократизма. Да, мы запретили выход фракционного органа и подобные вещи будем и впредь запрещать"123. Эти слова были встречены уже бурными аплодисментами. Делегатам нравилась твердость и решительность Сталина. Знали ли делегаты, что пройдет не так уж много времени и Сталин созреет для "метода отсечения", и на гильотину беззакония взойдут очень многие из них?
  
   Забежим немного вперед... Когда Каменев, выброшенный из руководящей "обоймы", стал директором Института мировой литературы, Сталин во время очередного доклада Ягоды бросил:
  
   - Посматривайте за Каменевым... Думаю, что он связан с Рютиным. Лев Борисович не из тех, кто быстро сдается. Я его знаю больше двадцати лет. Это враг...
  
   И Ягода "посматривал". В 1934 году Каменева арестовали, в 1935 году судили, дали 5 лет. В этом же году - вновь судили: срок увеличили до 10 лет. В конце 1936 года поставили точку. Вечную.
  
   Вскоре после расстрела Каменева Сталину попала в руки книжка "Н.Г. Чернышевский", написанная расстрелянным сотоварищем Кобы. Сталин долго листал томик (один из первых в серии "Жизнь замечательных людей"), внимательно читал оглавление, отдельные страницы. Вспомнил, как Каменев, когда они тряслись в феврале 1917 года в поезде от Ачинска к Петрограду, рассказывал о Плеханове, Мартове, Аксельроде, меньшевистской эмиграции, их вражде к Ленину, делился планами, пребывая в настоящей эйфории от свершившегося. Положив книжку на стол, Сталин мог подумать: "Суета сует". Все проблемы для Каменева теперь отпали, а ему столько предстоит их решить!..
  
   А пока Зиновьев и Каменев, полагал Сталин, были ему нужны для борьбы с Троцким, которого он считал главным противником, и своим, и партии.
  
   Сталин быстро проявил себя неплохим администратором. Выполняя свои обязанности, он внимательно присматривался прежде всего к членам Политбюро, другим авторитетным товарищам из ЦК. Для себя он отметил, что самую влиятельную часть ядра составили те, кого он про себя называл "литераторами". Так он именовал бывших эмигрантов. Он не мог не признать для себя, что все они отличались высокой интеллектуальностью, теоретической подготовленностью, общей эрудицией. Это вызывало у Сталина внутреннее раздражение: "Пока мы тут готовили революцию, они там читали да писали..."
  
   Однажды об этом он сказал почти открыто. При утверждении уполномоченного ЦК при одном из губкомов выяснилось, что товарищ едва умеет читать и писать. Но Сталин бросил на весы решения свое мнение:
  
   - За границей не был, где же ему было выучиться... Справится.
  
   В ленинском окружении было немало крупных лиц. Сталин быстро заметил, что Бухарин, Рыков, Томский, хотя и не составляют какой-то особой группы, весьма тяготеют к решению экономических, хозяйственных, промышленных вопросов. Это были хорошие экономисты, "технократы". К сожалению, позже, в 30-е годы, да и целые десятилетия после Великой Отечественной войны настоящим экономистам, "технократам" практически не находилось места в верхних эшелонах власти. Их места, как правило, занимали администраторы-бюрократы типа Кагановича и Маленкова. Впрочем, при директивно-командном стиле работы крупные экономисты, такие, как Вознесенский, и не были нужны; ведь многое делалось не благодаря, а вопреки экономическим законам.
  
   В этой троице (Бухарин, Рыков, Томский), конечно, выделялся Н.И. Бухарин. Уже в своей первой книге "Политическая экономия рантье", написанной им накануне первой мировой войны, чувствовалась глубина проникновения в генезис хозяйственных отношений. В 1920 году появился первый том "Экономики", в которой Бухарин намеревался раскрыть процесс трансформации капиталистической экономики в экономику социалистическую. Захваченный вихрями борьбы, меняющихся обстоятельств, Бухарин так и не написал второго тома. В "Экономике" он утверждал, что "капитализм не строили, а он строился. Социализм, как организованную систему, мы строим. Самое главное для нас - найти равновесие между всеми элементами системы". Сталин, обладавший лишь примитивными, начальными экономическими знаниями, внимательно присматривался к Бухарину.
  
   Особых осложнений в отношениях между ними в то время не было; ведь Николай Иванович был покладистый, мягкий интеллигент. Порой складывалось впечатление, что Сталин и Бухарин близкие друзья. Да и жили они в Кремле в соседних квартирах. Вскоре будущий генсек понял, что у Бухарина нет амбициозных планов. Бухарину были непонятны и неприятны борьба за лидерство, трения, возникшие между отдельными членами Политбюро. Не случайно довольно долго он старался не занимать определенной позиции в борьбе между "триумвиратом" и Троцким. Его выступления в дискуссиях и речи Троцкий назвал впоследствии "странным миротворчеством". Думается, несостоявшийся лидер не прав: Бухарин превыше всего ценил авторитет Ленина (хотя часто и жарко с ним спорил) и коллективное мнение Политбюро.
  
   К А.И. Рыкову Сталин всегда относился настороженно. Не только потому, что тот после смерти Ленина заменил его на посту Председателя Совнаркома. Рыков был исключительно прямой, откровенный человек. Именно поэтому Рыкову не всегда удавалось устанавливать с сослуживцами нормальные отношения. Например, известен случай, когда Смилга направил жалобу в ЦК РКП(б), в которой просил освободить его от должности заместителя Председателя ВСНХ и начальника Главтопа ввиду невозможности сработаться с Рыковым... Ленин, ознакомившись с письмом Смилги, пишет записку Сталину, в которой рекомендует пока воздержаться от освобождения Смилги, полагая, видимо, что отношения между партийцами могут и должны быть улажены.
  
   Рыков обычно говорил в лицо то, что думал. И писал так же. В 1922 году он написал работу "Хозяйственное положение страны и выводы о дальнейшей работе". По существу, Алексей Иванович выступил в поддержку нэпа, против попыток решить экономические проблемы путем директивных методов. С именем Рыкова связаны ГОЭЛРО, Днепрострой, Турксиб, рост кооперативного движения, первый пятилетний план, другие важные "заделы" социалистического государства. Именно Рыков пытался в последующем убедить Сталина и его сторонников, что социализм должен совершенствовать, развивать товарно-денежные отношения, не ограничивать хозяйственную самостоятельность непосредственных производителей. Увы, разговор шел словно на разных языках...
  
   Уже когда Сталин в конце 20-х приобрел большой политический вес, Рыков однажды, после обсуждения очередных директив по коллективизации, бросил ему в лицо: "Ваша политика экономикой и не пахнет!" Генсек остался невозмутимым, но реплики не забыл.
  
   Сталин вообще ничего не забывал. Его холодная компьютерная память цепко держала в своих ячеях тысячи имен, фактов, событий. Он не забыл и того, что Ленин очень ценил Рыкова. В сочинениях вождя фамилия Рыкова упоминается 198 раз, немногим меньше, чем Сталина. Будучи Предсовнаркома СССР, с 1926 года Рыков возглавляет Совет Труда и Обороны, Комитет по науке и содействию развитию научной мысли. Сталин не забыл, как Рыков, выступая в марте 1922 года на пленуме Моссовета, сказал, что недопустимо вновь скатываться к методам "военного коммунизма", подверг резкой критике тех, кто нападал на нэп, назвав эти наскоки "необычайно вредными и опасными", требовал отказаться от методов насилия в деревне, где нужно, по его словам, соблюдать "революционную законность". Спустя много лет А.И. Рыков в последний раз в своей жизни выступал на Пленуме ЦК, отвергая чудовищные обвинения в шпионаже, диверсиях, терроре. Рыков вошел в первое Советское правительство в качестве наркома внутренних дел, но через несколько дней подал в отставку в знак протеста против того, что все правительство было большевистским, а не коалиционным... Сталин злорадно усмехнулся: "Всегда такой был".
  
   Бухарина и Рыкова как-то особенно волновала судьба русского крестьянства, в то время как Троцкий (да и Сталин в душе с ним соглашался) считал, что "это - материал для революционных преобразований". Нельзя было не видеть, сколь большой популярностью в народе пользовались Бухарин и Рыков. Они ходили без охраны, были очень доступны, отзывчивы. Простые люди всегда эти качества руководителей высоко ценят. Сталин же эту простоту и доступность называл "заигрыванием с народом". Даже естественное поведение порядочного человека для него было подозрительным.
  
   Так же с недоверием Сталин всегда относился к М.П. Томскому (Ефремову). Участник трех революций, видный профсоюзный работник умел постоять за свою точку зрения. Сталин долго терпел этого "друга Рыкова", пока не ввел в Президиум ВЦСПС Кагановича и Шверника, которые вытеснили из Президиума его Председателя. Когда 22 августа 1936 года на даче в Болшево Томский покончил жизнь самоубийством, Сталин сказал:
  
   - Его самоубийство - подтверждение вины перед партией...
  
   Но мы сегодня знаем, что все было наоборот. Это была крайняя форма протеста против единовластия "вождя".
  
   Заметное место в ядре партии занимал Ф.Э. Дзержинский. Бухарин называл его "пролетарским якобинцем". Это был один из старейших членов партии и организаторов Социал-демократии Польши и Литвы. К. Радек, оценивая позже роль Дзержинского, восхвалял его: "Враги наши создали целую легенду о всевидящих глазах ЧК, о всеслышащих ушах ЧК, о вездесущем Дзержинском. Они представляли ЧК в качестве какой-то громадной армии, охватывающей всю страну, просовывающей свои щупальца в их собственный стан. Они не понимали, в чем сила Дзержинского. А она была в том, в чем состояла сила большевистской партии - в полнейшем доверии рабочих масс и бедноты..."124 У Сталина были неплохие отношения с Дзержинским, особенно после ряда совместных выездов с ним на фронты в годы гражданской войны. Скупой на возвышенные оценки, Сталин сказал после преждевременной кончины Дзержинского: "Он сгорел на бурной работе в пользу пролетариата". Но "в пользу" ли истории? Тогда этого не знали...
  
   Не очень броским внешне, но чрезвычайно обаятельным был М.В. Фрунзе. Сталин, прошедший через тюрьмы и ссылки, с особым уважением относился к Арсению, так иногда и после революции называли Фрунзе старые товарищи. Все знали, что в 1907 году Михаил Васильевич был дважды приговорен к смертной казни, провел долгие недели в камере смертников, затем несколько лет на каторге. Мало кто тогда в деталях знал, сколь большую работу провел Фрунзе для достижения победы на Восточном, Туркестанском, Южном фронтах. Сталин, сам обладавший недюжинной решительностью, поражался спокойной манере руководства этого пролетарского полководца, способного на высшее проявление политической и военной воли. За короткое время пребывания на посту наркомвоенмора Фрунзе очаровал всех глубиной своего интеллекта, новизной подходов к вопросам военной доктрины, реформы вооруженных сил, оперативного искусства в современной войне.
  
   Фрунзе страдал язвенной болезнью желудка, предпочитал консервативное лечение. Очередное обострение проходило. Но консилиум врачей вновь делает заключение: "Нужна операция". По ряду свидетельств (книга И.К. Гамбурга "Так это было", Б.А. Пильняка "Повесть непогашенной луны" и др.), Сталин с Микояном приезжали в больницу, говорили с профессором Розановым и настаивали на операции. Незадолго до операции Фрунзе написал записку жене: "Я сейчас чувствую себя абсолютно здоровым, и даже как-то смешно не только идти, а даже думать об операции. Тем не менее оба консилиума постановили ее делать"125.
  
   Трудно судить о всех возникших после смерти Фрунзе догадках; была ли здесь чья-то "рука", или рок судьбы вынес свой приговор? После смерти Фрунзе многие медики высказывали мнение, что операция, простая даже по тем временам, не была необходимой. Сталин на похоронах М.В. Фрунзе скажет: "Может быть, это так именно и нужно, чтобы старые товарищи так легко и так просто спускались в могилу. К сожалению, не так легко и далеко не так просто подымаются наши молодые товарищи на смену старым"126. Кое-кто увидел в этих словах сокровенный, известный лишь одному Сталину смысл. Гадать не стоит. У нас нет доказательств для каких-то категорических выводов. Ясно одно, не подстереги Фрунзе эта нелепая (или загадочная?) смерть, то этот самородок смог бы сыграть на политической сцене более видную роль. Сталин это почувствовал довольно давно по отношению Ленина к Фрунзе. Все, чем занимался Фрунзе, несло печать его незаурядного, оригинального ума.
  
   Крупным организатором в ЦК был Я.М. Свердлов. Это был классический, самоотверженный исполнитель. "У него были ортодоксальные идеи на все, он был только отражением общей воли и общих директив. Лично он их никогда не давал, он только их передавал, получая от ЦК, иногда лично от Ленина". Когда он говорил, вспоминал Луначарский, то его речи походили на передовицы официальной газеты. Но он обладал и тем, в чем сравниться с ним могут немногие, - знанием малейших нюансов положения в партии, хорошими организаторскими способностями. Можно даже сказать, что до момента, когда было принято решение иметь в Секретариате первое лицо - Генерального секретаря ЦК, эти обязанности уже выполнял Я.М. Свердлов. Но это был ярко выраженный якобинец, сторонник жестких силовых методов переустройства общества. Сталину нравилось, как деловито, немногословно Свердлов вел заседания ЦК. Запомнилось одно из заседаний ЦК в марте 1918 года. На повестке дня было много вопросов: положение на Украине, декларация "левых", эвакуация "Правды", организация контроля за военными, заявление Крыленко, дело Дыбенко... Страна бурлила. Свердлов достал черную клеенчатую тетрадь для ведения протокола заседания, посмотрел на присутствующих - в комнате были Ленин, Зиновьев, Артем (Сергеев), Сокольников, Дзержинский, Владимирский, Сталин - и буднично попросил говорить по существу...127 После кончины Свердлова Ленин дал ему блестящую оценку: такие люди незаменимы, их приходится заменять целой группой работников. Свердлов был способен исполнить волю Ленина любой ценой. Иногда - страшной.
  
   Робинзоны существуют только в романах. Те или иные качества человек формирует в себе, находясь в кругу товарищей, единомышленников, соперников. Сталин, входя в когорту ленинских соратников и учеников, должен был воспринять немало ценного, непреходяще важного от общения с вождем, его окружением. Однако далеко не все качества зрелого человека способны трансформироваться. Многое, заложенное в ранние годы, - скрытность, холодный расчет, ожесточенность, осторожность, бедность чувств - со временем не только не ослабло, но и усугубилось до предела. У Сталина уже давно начало просматриваться качество, которое Гегель называл пробабилизмом. Суть его заключается в том, что личность, совершающая какой-либо нравственно неблаговидный проступок, старается для себя внутренне оправдать его и представить добрым. Сталин так и поступал. Убедившись в том, что общепризнанный вождь серьезно болен, он начал исподволь большую игру с целью максимального упрочения своего положения в руководстве. На первых порах он пытался доказать себе: это нужно в интересах "защиты ленинизма". Затем все, что он ни делал, считал нравственно оправданным во имя "построения социализма в одной стране". В конце концов принцип пробабилизма займет важное место в арсенале политических средств Сталина. Народ должен знать, полагал Сталин: все, что будет делать он, - во имя народа.
  
   Думаю, что многие из окружавших Ленина людей долго не могли раскусить Сталина. Для некоторых он казался просто исполнителем, для других - неплохим представителем национальных отрядов партии, для третьих - обычной посредственностью, коих всегда бывает немало в руководящих кругах любых режимов и систем. Да, соратники Ленина недооценили Сталина. Зато он раскусил всех. Даже самых близких соратников Ленина: Зиновьева, Каменева, Бухарина, Рыкова, Томского, Рудзутака, Косиора, многих других, оказавшихся по его воле "врагами народа". Ведь именно он увидел, что в гражданской войне Красной Армией руководили почти исключительно "враги": Троцкий, Блюхер, Егоров, Тухачевский, Уборевич, Дыбенко, Антонов-Овсеенко, Смилга, Муралов, сотни и тысячи других "предателей". Ленин не догадывался, а Сталин проницательно заметил, что "командиры промышленности" тоже почти сплошь состояли из "вредителей": Пятакова, Зеленского, Серебрякова, Лифшица, Гринько, Лебедя, Семенова, тысяч других. Только Сталин смог рассмотреть, что во главе советского дипломатического ведомства также были сплошь "шпионы": Крестинский, Раковский, Сокольников, Карахан, Богомолов, Раскольников... А сколько других "двурушников" разоблачил практически во всех сферах жизни государства Сталин! Едва ли такой могла быть простая "посредственность"! Троцкий здесь ошибся. Робеспьер, выступая в Конвенте 5 февраля 1794 года, заявил: "...первым правилом нашей политики должно быть управление народом - при помощи разума и врагами народа - при помощи террора"128. Каким дуалистичным и неуниверсальным был метод Робеспьера! Сталин свое "правило" политики сделал монистическим: управлять и теми и другими одним методом - методом насилия. Думаю, ни один из окружавших Ленина соратников не мог и в дурном сне предположить, что в их среде зреет такой монстр. Не где-нибудь, а в самой когорте руководителей.
  
   Скажу еще раз, Троцкий, конечно же, ошибался, что Сталин был "выдающейся посредственностью". Достаточно лишь одного опровергающего аргумента: у посредственности не бывает явных врагов. У Сталина их было предостаточно. Скоро об этом узнает вся партия, весь народ. Сталин оказался исключительно хитрым и коварным политиком, который сумел сделать себя единственным толкователем и "защитником" ленинизма. Ему удалось использовать ленинское окружение для концентрации власти в своих руках. Сыграв незаметную роль в революции, несколько активнее проявив себя в гражданской войне, Сталин почувствовал: люди из ленинского окружения, превосходя его во многом, в чем-то ему и уступают. Если бы он знал Гегеля, то мог хотя бы мысленно произнести: "Человек - господин своей судьбы и своего назначения"129.
  
   Генеральный секретарь__________________________________
  
   Ход истории имеет одну особенность. Он необратим. Время не имеет обратного хода. Это можно сделать только мысленно. "Как морской песок ложится покровом поверх прежнего, - писал Марк Аврелий, - так прежнее в жизни быстро заносится новым". Ленину суждено было прожить после Октября чуть более шести лет. Но в эти годы спрессовано столько свершений, надежд и разочарований! Ленин успел очертить контуры грядущего, наметить пунктиры движения вперед.
  
   XI съезд партии был последним, на котором Ленин присутствовал. На съезде доклад об организационной деятельности ЦК сделал В.М. Молотов. Охарактеризовав состояние внутрипартийной жизни. Молотов показал, как перегружены работой отделы ЦК. За "год через ЦК прошло 22,5 тысячи партийных работников, т.е. около 60 товарищей в день". Молотов поставил вопрос об упрощении "передвижки" кадров, налаживании должного учета, внесении большей организации в деятельность аппарата ЦК. В докладе подчеркивалось, что за минувший год "увеличилось также количество заседаний ЦК; увеличилось количество вопросов, обсуждавшихся в ЦК, почти на 50%", увеличилось количество конференций, других всепартийных совещаний. Выступавшие на съезде делегаты выражали неудовлетворение работой центрального органа. Так, Осинский упрекал Политбюро за то, что высшая партийная инстанция занималась, в числе других вопросов, рассмотрением "вермишельных дел", как, например, "отдать Наркомзему дом "Боярский Двор" или нет, отдать типографию такому-то учреждению или оставить другому"130. Делегаты для совершенствования управления партией и страной предлагали иметь в ЦК три бюро: Политбюро, Оргбюро и Экономбюро.
  
   Читая стенограммы первых после Октября съездов партии, поражаешься открытостью, подлинной гласностью в выражении мнений. Критика была естественна, как воздух. Не было славословия, чинопочитания, лести. Никто не добивался единства ради единства. Были вожди, но культа их не было. Например, на XI съезде доклад Ленина, при общей высокой оценке его положений и выводов, подвергали критике многие делегаты - Скрыпник, Антонов-Овсеенко, Преображенский, Осинский... Рязанов, например, под общий смех делегатов, критикуя деятельность ЦК, заявил: "Наш ЦК совершенно особое учреждение. Говорят, что английский парламент все может; он не может только превратить мужчину в женщину. Наш ЦК куда сильнее: он уже не одного очень революционного мужчину превратил в бабу, и число таких баб невероятно размножается... Пока партия и ее члены не будут принимать участия в коллективном обсуждении всех этих мер, которые проводятся от ее имени, пока эти мероприятия будут падать как снег на голову членов партии, до тех пор у нас будет создаваться то, что тов. Ленин назвал паническим настроением"131.
  
   Откровенное, открытое обсуждение всех вопросов, касающихся партийной жизни, было пока непреложной нормой. К слову сказать, позже, в 30-е годы, все критические выступления, сделанные ранее, уже расценивались как "вредительские". В течение десятилетий монополии на власть можно было только единодушно одобрять, поддерживать, восхищаться... Стенограммы съездов и пленумов, состоявшихся при Ленине, хотя и свидетельствуют о начале огосударствления партии, но в них еще сохраняется надежда на народовластие.
  
   Еще в 1920 году практика работы аппарата ЦК показала, что для организации деятельности Секретариата нужно специально выделенное лицо. ЦК РКП(б) на своем Пленуме 5 апреля 1920 года, обсудив этот вопрос, вынес такое решение:
  
   "1. Секретарями избрать тт. Крестинского, Преображенского, Серебрякова. Вопрос о назначении одного ответственного секретаря не предрешать. Представить секретарям, по указанию опыта, через некоторое время вынести в ЦК предложение по этому поводу (так в тексте. - Прим. Д.В.).
  
   2. В состав Оргбюро кроме 3-х секретарей ввести тт. Рыкова и Сталина"132.
  
   Знакомство с протоколами ЦК, которые часто велись на отдельных листочках школьной бумаги в линеечку, показывает, что вопрос о "назначении одного ответственного секретаря" возник не в 1922 году, а значительно раньше. После XI съезда один из секретарей был выделен особо. Ответственные секретари избирались и раньше: Стасова, Крестинский, Молотов. Но теперь речь шла о повышении статуса ответственного секретаря до уровня генерального. Чье это было предложение. Откуда исходило? По имеющимся данным - от Каменева и Сталина. Несомненно и то, что Ленин знал об этом предстоящем нововведении.
  
   Состоявшийся 3 апреля 1922 года Пленум ЦК, сформированный на XI съезде партии, избрал, в соответствии с пожеланиями делегатов, Политбюро, Оргбюро и Секретариат. На Пленуме было принято решение ввести должность Генерального секретаря ЦК РКП(б). В этот же день первым генсеком был избран И.В. Сталин. Таким образом, он стал занимать сразу три высоких партийных поста: члена Политбюро, члена Оргбюро и Генерального секретаря. Тогда же секретарями были избраны кандидат в члены Политбюро Молотов и Куйбышев. Сегодня историки, философы, все люди, которых волнует отечественная история, задаются вопросом: почему именно Сталин, а не кто-нибудь другой? Кто предложил кандидатуру Сталина? Какое участие в этом акте принял Ленин? Означало ли назначение Сталина генсеком передачу ему особых полномочий? Ответы на эти и подобные им вопросы - прямое обращение не только к истории партии и страны после Ленина, но и к генезису будущих бед. Итак, обратимся к бесстрастным документам.
  
   На Пленуме ЦК присутствовали его члены: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин, Дзержинский, Петровский, Калинин, Ворошилов, Орджоникидзе, Ярославский, Томский, Рыков, А.А. Андреев, А.П. Смирнов, Фрунзе, Чубарь, Куйбышев, Сокольников, Молотов, Коротков. Участвовали в заседании и кандидаты в члены ЦК: Киров, Киселев, Кривов, Пятаков, Мануильский, Лебедь, Сулимов, Бубнов, Бадаев и член ЦКК Сольц.
  
   Заслушали и приняли решение по нескольким вопросам. Первый: "Конституирование ЦК". О председателе:
  
   "Подтвердить единогласно установившийся обычай, заключающийся в том, что ЦК не имеет председателя. Единственными должностными лицами ЦК являются секретари; председатель же избирается на каждом данном заседании".
  
   Затем обсудили вопрос: почему на списке членов ЦК, избранных съездом, есть отметки о назначении секретарями тт. Сталина, Молотова и Куйбышева? Каменев разъяснил (Пленум принял к сведению), что "им во время выборов, при полном одобрении съезда было заявлено, что указание на некоторых билетах на должности секретарей не должно стеснять Пленум ЦК в выборах, а является лишь пожеланием известной части делегатов"133. Прежде всею это "пожелание" исходило от Каменева, Зиновьева и, негласно, от Сталина.
  
   Хотя официально съезд избирал только членов ЦК, есть основания полагать, что Каменевым была проведена немалая работа, чтобы обеспечить избрание будущих секретарей. Нельзя не усмотреть в этом (поскольку Каменев знал, что будет рассматриваться вопрос о новой должности Генерального секретаря) стремления провести в Секретариат определенных лиц. А проще говоря, Каменев хотел иметь в качестве "своего" человека руководителя аппарата ЦК. Тогда у него отношения со Сталиным были весьма хорошими. Будущий генсек не раз подчеркивал особое положение Каменева, бывшего заместителем Ленина по Совнаркому. Тогда он котировался выше, чем, пожалуй, кто-либо в партийной иерархии. Многие косвенные свидетельства подтверждают, что Каменев стремился провести Сталина на вновь вводимый пост явно с ведома и желания последнего. Сталину нравилась работа в аппарате, и он раньше других почувствовал те возможности, которые она открывает.
  
   Далее в протоколе Пленума ЦК говорится:
  
   "Установить должности генерального секретаря и двух секретарей. Генеральным секретарем назначить т. Сталина, секретарями тт. Молотова и Куйбышева".
  
   В протоколе, ниже, рукой Ленина записано:
  
   "Принять следующее предложение Ленина:
  
   ЦК поручает Секретариату строго определить и соблюдать распределение часов официальных приемов и опубликовать его, при этом принять за правило, что никакой работы, кроме действительно принципиально руководящей, секретари не должны возлагать на себя лично, перепоручая таковую работу своим помощникам и техническим секретарям.
  
   Тов. Сталину поручается немедленно приискать себе заместителей и помощников, избавляющих его от работы (за исключением принципиального руководства) в советских учреждениях.
  
   ЦК поручает Оргбюро и Политбюро в 2-х недельный срок представить список кандидатов в члены коллегии и замы Рабкрина с тем, чтобы т. Сталин в течение месяца мог быть совершенно освобожден от работы в РКИ..."134
  
   На следующий день, 4 апреля, в "Правде" было сообщено:
  
   "К сведению организаций и членов РКП. Избранный XI съездом РКП Центральный Комитет утвердил секретариат ЦК РКП в составе: т. Сталина (генеральный секретарь), т. Молотова и т. Куйбышева.
  
   Секретариатом ЦК утвержден следующий порядок приема в ЦК ежедневно с 12 3 час. дня: в понедельник - Молотов и Куйбышев, во вторник - Сталин и Молотов, в среду - Куйбышев и Молотов, в четверг - Куйбышев, в пятницу - Сталин и Молотов, в субботу - Сталин и Куйбышев.
  
   Адрес ЦК: Воздвиженка, 5.
  
   Секретарь ЦК РКП Сталин".
  
   На этом же Пленуме было избрано Политбюро в составе семи человек: Ленин, Троцкий, Сталин, Каменев, Зиновьев, Томский, Рыков и трех кандидатов: Молотов, Калинин, Бухарин135. Сформировали Оргбюро. На пост генсека была предложена одна кандидатура (Каменевым). Возражений не было ни у кого. Так все это было...
  
   О необходимости улучшения работы ЦК, Политбюро В.И. Ленин говорил на XI съезде, обращая особое внимание на совершенствование организационной работы. При этом Ленин сделал ряд очень важных замечаний, которые, к сожалению, ни тогда, ни позже, при Сталине, не были полностью учтены. Одно из них касалось культуры, умения управлять. Ленин говорил, что у многих ответственных работников-коммунистов культура управления просто мизерная и жалкая. А один из методологических устоев управления, замечал он, заключается в умении выделить основное звено в общей цепи проблем. На сегодня, отмечал Ленин на съезде, таким главным звеном является подбор нужных людей.
  
   Сразу после революции секретарские, технические функции были возложены на нескольких товарищей. Ими руководил Я.М. Свердлов. После его смерти все сразу ощутили, сколь велика потеря. Текущие дела захлестнули работу ЦК. После VIII съезда была введена должность ответственного секретаря; им стала член партии с 1898 года Е.Д. Стасова. Затем ее сменил Н.Н. Крестинский, избранный одновременно и членом Политбюро (при этом он исполнял еще и обязанности наркома финансов РСФСР). После IX съезда партии в помощь Крестинскому были избраны еще два секретаря - Е.А. Преображенский и Л.П. Серебряков. На Х съезде вместо них секретарями были избраны В.М. Молотов, В.М. Михайлов и Е.М. Ярославский. Но после смерти Свердлова Ленин был часто недоволен работой Секретариата: его медлительностью, рутинностью и ошибками. Так, в своей записке В.М. Молотову 19 ноября 1921 года В.И. Ленин выразил неудовлетворение постановлением Оргбюро, определяющим отношение судебно-следственных учреждении к проступкам коммунистов, которое готовил Молотов. Ленин писал:
  
   "т. Молотов!
  
   Я переношу этот вопрос в Политбюро.
  
   Вообще неправильно такие вопросы решать в Оргбюро: это чисто политический, всецело политический вопрос.
  
   И решать его надо иначе"136.
  
   Можно сказать, что введение нового партийного поста диктовалось необходимостью упорядочить работу "штаба" ЦК - Секретариата. Но вместе с тем пост генсека совсем не представлялся главным, ключевым, решающим. Если бы это было так, то, видимо, первым Генеральным секретарем был бы избран Ленин.
  
   В то время когда Сталин стал Генеральным секретарем, врачи продолжали настаивать на серьезном лечении Ленина. Именно в апреле они пришли к выводу, что необходим продолжительный отдых и горный воздух. Решили, что будет полезна поездка на Кавказ. Ленин согласился и даже написал несколько писем И.С. Уншлихту и Г.К. Орджоникидзе, работавшим в это время на Кавказе. Вот одно из этих писем, отправленное 9 апреля 1922 года:
  
   "т. Серго!
  
   По поводу просьбы Камо и в связи с ней я должен еще добавить, что мне надо поселиться отдельно. Образ жизни больного. Разговора даже втроем я почти не выношу (однажды были Каменев и Сталин у меня: ухудшение!). Либо отдельные домики, либо только такой большой дом, в коем возможно абсолютное разделение. Это надо принять во внимание. Посещений быть не должно...
  
   Ваш Ленин"137.
  
   Но, увы, лечение пришлось отложить. Ленин продолжал работать. Он тщетно хотел отладить работу аппарата ЦК без рутины и бюрократизма. Но бюрократизм уже пустил глубокие корни в партийной монополии.
  
   Политбюро заседало, в соответствии с ленинским предложением, раз в неделю, а текущую работу необходимо было осуществлять ежедневно. Секретариат готовил материалы на заседания Политбюро, организовывал доведение его решений до исполнителей, выполнял поручения членов Политбюро. Секретариат непосредственно не занимался вопросами экономики, обороны, государственного аппарата, просвещения. Он играл в значительной мере техническо-исполнительную роль в общем механизме управления партийным аппаратом. Поскольку основные ведомства возглавлялись видными большевиками, уделявшими не очень много внимания технической стороне дела, было принято решение сделать одного из членов Политбюро ответственным за всю работу Секретариата в ранге Генерального секретаря. Повторюсь: конкретное предложение по кандидатуре Сталина было внесено Каменевым. Он же и председательствовал на Пленуме ЦК, избравшем генсека. Есть все основания считать, что предварительно эти вопросы, как теперь принято говорить, были обговорены с Лениным.
  
   Были ли данные у Сталина занять этот пост? Формально, видимо, были. Судите сами. Сталин с 1898 года - член партии, с 1912 года - член ЦК, входит в Бюро ЦК, член Оргбюро и член Политбюро. Единственный из членов Политбюро занимает два государственных поста - наркома по делам национальностей и наркома Рабкрина (РКИ). Член коллегии ВЧК - ГПУ от ЦК, член Реввоенсовета Республики, член Совета Труда и Обороны... Я назвал еще не все должности Сталина, на которых он находился к моменту его избрания Генеральным секретарем ЦК.
  
   Бесспорно, все это свидетельствовало о признании его вклада в начавшееся дело радикального переустройства общества, об определенном знании Сталиным механизма политическою и государственного управления, его склонности к аппаратной работе. Если многие крупные революционеры того времени тяготились или, скажем так, не были склонны к административной работе, то приверженность Сталина к ней была замечена многими. В целом выдвижение Сталина на новый пост не было воспринято как нечто неожиданное. Большинство руководителей продолжали считать этот пост по сути рядовым. Все так и было, пока был здоров и жив Ленин. Просто вопрос о лидере партии, вожде государства тогда не вставал. Лидер был. И лидер бесспорный - Ленин. В новой роли Сталин для партии, для народа был малоизвестен, он был по-прежнему одним из многих. В руководстве же с этого момента все его положительные и отрицательные качества стали видны более рельефно.
  
   Пройдут десятилетия, прежде чем кто-то достаточно полно сможет описать характер Сталина. Этот человек сумел спрятать свои чувства очень глубоко. Даже гнев его видели немногие. Он был способен самые жестокие решения принимать спокойно. В будущем его окружение расценит это как признак великой мудрости и прозорливости. Разве всем дано сохранять спокойствие средь бесконечной сумятицы мира? Жалость была неведома Сталину. Чувства сыновней любви, любви к детям, внукам? Едва ли. Из всех своих внуков он видел по нескольку раз только детей дочери Светланы, да дочь и сына Якова, своего первенца. Личная жизнь была полностью огорожена. Только работа, работа, работа... Решения, совещания, указания, выступления...
  
   Окружающий мир для Сталина был лишь белым или черным. Все цвета радуги бесконечно богатого мира втиснуты в схему: все, что не соответствует "линии", - враждебно. Полутонов не признавал. Любил, по сути, бинарную логику, вращение вокруг двух категорий: "да" и "нет". Категоричность и однозначность. Но жизнь ведь неизмеримо богаче: между добром и злом есть много волнующих неопределенностей, туманностей, переходов, игры красок бытия... Сталину было это не дано. Категоричный, телеграфный стиль записок, речей, докладов. Уже тогда это многим нравилось: человек дела, человек долга. Никаких сентиментальностей. Он не любил слово "гуманизм". Но об этом и многом другом пока никто и ничего еще толком не знает... Все в ЦК видят: выше партийной дисциплины, партийного долга и генеральной линии РКП(б) для Сталина ничего не существует.
  
   В течение 1922 - начале 1923 года, пока болезнь окончательно не лишила Ленина возможности писать и диктовать, им было направлено Сталину несколько десятков записок, проектов документов, писем. Из них видно, что Ленин озабочен организационным и политическим решением ряда вопросов. Совсем не случайно через девять (!) месяцев после избрания Сталина на пост генсека Ленин приходит к выводу, что выбор сделан неудачно и его, Сталина, следует переместить на другой пост. В этом Ленина убедил ряд опрометчивых шагов, сделанных Сталиным на посту генсека еще при его жизни.
  
   Так, например, ошибочным было решение Сталина в поддержку предложения Сокольникова и Бухарина об отмене государственной монополии внешней торговли. В своей записке Сталину Ленин категоричен:
  
   "т. Сталин! Предлагаю... опросом членов Политбюро провести директиву: "ЦК подтверждает монополию внешней торговли и постановляет прекратить всюду разработку и подготовку вопроса о слиянии ВСНХ с НКВТ. Секретно подписать всем наркомам" и вернуть оригинал Сталину, копий не снимать.
  
   15.V Ленин"138.
  
   В сентябре, когда Ленин поправился после первого тяжелого приступа, Сталин выступил с идеей об "автономизации", т.е. об объединении национальных республик через их вступление в РСФСР. Фактически эта линия была на создание не Союза Советских Социалистических Республик, а Российской Советской Социалистической Республики, в которую на правах автономии войдут другие национальные образования. Сталин уже успел провести свое предложение через комиссию ЦК, занимавшуюся этим вопросом. Ленин среагировал немедленно в своем письме Каменеву, адресованном членам Политбюро:
  
   "т. Каменев! Вы, наверное, получили уже от Сталина резолюцию его комиссии о вхождении независимых республик в РСФСР...
  
   По-моему, вопрос архиважный. Сталин немного имеет устремление торопиться. Надо Вам (Вы когда-то имели намерение заняться этим и даже немного занимались) подумать хорошенько; Зиновьеву тоже..."139
  
   Пожалуй, никто так часто не бывал у Ленина в Горках во время его болезни, как Сталин. Иногда Владимир Ильич приглашал его сам, желая получить информацию о текущих делах, часто генсек приезжал по своей инициативе. Во время многочисленных бесед В.И. Ленин подробно расспрашивал о работе аппарата, ходе выполнения решений ЦК, интересовался здоровьем неважно чувствовавших себя Дзержинского, Цюрупы, других товарищей. Известно, например, что Ленин обсуждал и здоровье самого Сталина, побеседовав предварительно по телефону с лечащим врачом Сталина В.А. Обухом.
  
   После опрометчивых шагов Сталина по продвижению идеи об "автономизации" Ленин приглашает 26 сентября генсека в Горки и около трех часов беседует с ним140. Владимир Ильич подчеркивает, что объединение советских республик вопрос архиважный, не допускающий торопливости при его решении. Ленин предлагает принципиально новую основу для создания союзного государства: добровольное объединение независимых республик, в том числе и РСФСР, в Союз Советских Социалистических Республик с сохранением полного равноправия каждой из них. Сталин публично никогда не спорил с Лениным, обычно принимая его аргументы. Хотя, судя по некоторым источникам 20-х годов, позицию Ленина по национальному вопросу Сталин характеризовал как "либеральную"141.
  
   Частые беседы вождя с генсеком были не просто способом получения информации, передачи советов, предложений больного лидера, но и одновременно учебой руководителя аппарата ЦК, его изучением. Думается, что Ленин в ходе многочисленных встреч и бесед со Сталиным смог хорошо понять сильные и слабые стороны этого человека. Поэтому оценки и предложения в отношении генсека, сделанные им в конце 1922 - начале 1923 года, - результат глубокого анализа и размышлений. Национальный вопрос, попытки Сталина решить его по-своему открыли для Ленина не только некоторые новые политические грани этой личности, но и прежде всего грани нравственные. В своих записках "К вопросу о национальностях или об автономизации" В.И. Ленин расценил сталинскую идею автономизации" как отступление от принципов пролетарского интернационализма. Как бы резюмируя, Ленин обобщает политические и нравственные характеристики генсека:
  
   "Я думаю, что тут сыграли роковую роль торопливость и администраторское увлечение Сталина, а также его озлобление против пресловутого "социал-национализма". Озлобление вообще играет в политике обычно самую худую роль"142.
  
   Достается здесь и Орджоникидзе за "рукоприкладство во время его поездки на Кавказ с комиссией. Орджоникидзе по заданию Политбюро ездил во главе комиссии, чтобы урегулировать конфликт, возникший в руководстве Компартии Грузии. Орджоникидзе не справился с заданием, более того, во время выяснения ситуации ударил одного из членов ЦК Компартии Грузии Мдивани. Ленин со всей определенностью пишет, что "никакой провокацией, никаким даже оскорблением нельзя оправдать этого русского рукоприкладства и что тов. Дзержинский непоправимо виноват в том, что отнесся к этому рукоприкладству легкомысленно"143. В этом конфликте Сталин не занял принципиальной позиции, что позволило Ленину публично отметить у генсека не только "торопливость и администраторское увлечение", но и, что особенно важно, увидеть у него "озлобление" при решении политических дел.
  
   Ленин неоднократно возвращался к этому делу, о чем свидетельствует "Дневник дежурных секретарей В.И. Ленина, котором есть записи Л.А. Фотиевой о том, что Владимир Ильич распорядился о доставке дополнительных материалов по "инциденту" Сталин ответил отказом, ссылаясь на необходимость оградить больного от ненужных волнении. Но Ленин настойчив. За пять дней до нового обострения болезни, в результате которого Ленин утратит речь, он 5 марта 1923 года продиктовал по телефону письмо Троцкому.
  
   "Уважаемый тов. Троцкий!
  
   Я просил бы Вас очень взять на себя защиту грузинскою дела на ЦК партии. Дело это сейчас находится под "преследованием" Сталина и Дзержинского, и я не могу положиться на их беспристрастие. Даже совсем напротив"144. Но Троцкий уклонился от поручения.
  
   В этот же день Ленин продиктовал еще одно письмо, на этот раз Сталину. Письмо внешне носит личный характер. Но только внешне. Предыстория его такова. В декабре В.И. Ленин диктует Н.К. Крупской ряд важнейших для судеб партии писем. После одной из таких диктовок, по-видимому письма Троцкому по вопросу о монополии внешней торговли, в ночь с 22 на 23 декабря происходит ухудшение в состоянии здоровья Владимира Ильича - наступает паралич правой руки и правой ноги. Об этом докладывают членам Политбюро. Сталин на следующий день в самой грубой, бесцеремонной форме отчитал по телефону Надежду Константиновну за "нарушение режима больного вождя". Сделано это было в предельно бестактной, грубой манере. Надежда Константиновна Крупская, потрясенная бесцеремонностью генсека, в тот же день пишет письмо Каменеву:
  
   "Лев Борисович, по поводу коротенького письма, написанного мною под диктовку Влад. Ильича с разрешения врачей, Сталин позволил себе вчера по отношению ко мне грубейшую выходку. Я в партии не один день. За все 30 лет я не слышала ни от одного товарища ни одного грубого слова, интересы партии и Ильича мне не менее дороги, чем Сталину. Сейчас мне нужен максимум самообладания. О чем можно и о чем нельзя говорить с Ильичом, я знаю лучше всякого врача, т.к. знаю, что его волнует, что нет, и во всяком случае лучше Сталина". Н.К. Крупская просила оградить ее "от грубого вмешательства в личную жизнь, недостойной брани и угроз". "В единогласном решении Контрольной комиссии, - писала далее Крупская, - которой позволяет себе грозить Сталин, я не сомневаюсь, но у меня нет ни сил, ни времени, которые я могла бы тратить на эту глупую склоку. Я тоже живая, и нервы напряжены у меня до крайности. Н. Крупская"145.
  
   Сталин, в соответствии с решением Политбюро, "оберегал" вождя от волнений. Но можно предположить, что изоляция Ленина от информации, ограничение его влияния на положение дел в партии входили в его планы укрепления своего положения в период болезни Ленина.
  
   Каменев довел содержание письма Крупской до Сталина. Тот без всяких споров написал письмо с извинениями Надежде Константиновне, объясняя свое поведение исключительно заботой об Ильиче. Насколько здесь был искренен генсек - судить трудно. Ведь нормы морали он исповедовал исключительно прагматично: если было ему выгодно, он мог переступить любую. Как бы то ни было, о выходке Сталина в отношении своей жены Ленин узнал лишь через два с лишним месяца от Надежды Константиновны - 5 марта 1923 года. В этом поступке генсека вождь увидел не только личное, а нечто большее. Вскоре после разговора с женой Ленин вызывает М.А. Володичеву, диктует ей письмо Троцкому по поводу предстоящего обсуждения "грузинского вопроса" на Пленуме ЦК РКП(б), просит передать письмо по телефону и как можно скорее сообщить ему ответ, а затем продиктовал письмо И.В. Сталину. Вот его содержание.
  
   "Уважаемый т. Сталин!
  
   Вы имели грубость позвать мою жену к телефону и обругать ее. Хотя она Вам и выразила согласие забыть сказанное, но тем не менее этот факт стал известен через нее же Зиновьеву и Каменеву. Я не намерен забывать так легко то, что против меня сделано, а нечего и говорить, что сделанное против жены я считаю сделанным и против меня. Поэтому прошу Вас взвесить, согласны ли Вы взять сказанное назад и извиниться или предпочитаете порвать между нами отношения.
  
   С уважением. Ленин. 5-го марта 23 года"146.
  
   Ленин резок. Никто в партии еще не знает, что им в декабре 1922 года январе 1923 года написано "Письмо к съезду", где он дает оценки личным качествам руководящих деятелей партии, предлагает переместить Сталина с поста генсека. Поэтому письмом Сталину от 5 марта он лишь дополняет политическую и нравственную картину обстоятельств своего отношения к нему. Ленин окончательно пришел к выводу о том, что моральная ущербность Сталина, нежелательная, но вынужденно терпимая в обиходе между рядовыми товарищами, является абсолютно недопустимой для руководителя. Ленин провидчески усмотрел в нравственных аномалиях сталинского характера опасность для политики, всего дела партийного руководства. К сожалению, в долгие последующие годы моральные характеристики по сравнению с классовыми, политическими, вообще стали мало что значить. Впрочем, все это родилось еще при Ленине...
  
   На следующий день Ленин диктует свой последний в жизни документ, в котором фигурирует Сталин.
  
   "тт. Мдивани, Махарадзе и др. Копия - тт. Троцкому и Каменеву.
  
   Уважаемые товарищи!
  
   Всей душой слежу за вашим делом. Возмущен грубостью Орджоникидзе и потачками Сталина и Дзержинского. Готовлю для Вас записки и речь.
  
   С уважением. Ленин. 6-го марта 23 г.147"
  
   К сожалению, ни записок, ни речи Ленин не приготовил. Через четыре дня новый удар лишит его возможности не только писать, но и диктовать. Однако есть все основания предполагать, и об этом говорят последние три записки, продиктованные Лениным 5 и 6 марта, что действия Сталина в отношении "грузинского инцидента" еще больше убедили его в верности выводов, сделанных им в "Письме к съезду". Ленину было нелегко убедиться и разочароваться в том, что выбор, сделанный ЦК в начале апреля 1922 года (при большой активности Каменева и, видимо, явной заинтересованности самого Сталина), оказался глубоко ошибочным. Ошиблись тогда все, в том числе и он. Однако есть возможность ошибку поправить. Нельзя допускать, чтобы во главе аппарата ЦК стоял человек глубоко безнравственный, потенциально опасный для дела. Если Сталин способен на грубость, двуличие, проявление озлобленности в отношении самых близких Ленину людей, то каким он может быть с остальными? Может быть, не случайно состояние здоровья Ленина резко ухудшилось именно в эту первую декаду марта? У меня нет оснований категорически утверждать, что "грузинский инцидент" или конфликт со Сталиным ускорили роковое течение болезни Ленина, но такое драматическое стечение обстоятельств именно в эти мартовские дни убеждает, что такая возможность велика. Моральное потрясение Ленина в условиях его болезненного состояния ускорило трагический удар.
  
   Здесь остается добавить лишь, что идеи, за которые боролся Ленин в области национальных отношений, начали осуществляться. Сталинская идея автономизации была отвергнута. На I съезде Советов, открывшемся 30 декабря 1922 года, было провозглашено образование Союза Советских Социалистических Республик. С докладом, в основу которого были положены идеи письма В.И. Ленина "К вопросу о национальностях или об "автономизации", выступил И.В. Сталин. (Хотя само ленинское письмо не увидело света почти тридцать четыре года!) В выступлении Сталина, как и в Декларации об образовании СССР, которую огласил Генеральный секретарь ЦК РКП(б), стержневой идеей была мысль о пролетарском интернационализме, приверженности всех национальностей Союза дружбе, классовой солидарности, верности революционным идеалам. На нынешнем этапе, повторял он ленинские идеи, но не ссылаясь на вождя, особая задача нового Союза заключается в ликвидации фактического неравенства наций, унаследованного от прошлого.
  
   Ленин был болен, но пытался с исключительной настойчивостью отстоять наиболее верное решение национального вопроса в такой огромной стране, являющейся родиной более чем ста национальностей. Едва ли и Сталин хотел другого решения; просто ему не хватило прозорливости и теоретической мудрости в подходе к столь сложному вопросу.
  
   Многочисленные зарубежные биографы Сталина в своих работах делают прямое заключение о виновности Сталина в кончине Ленина. Примерно так же считает и Троцкий, утверждая в мемуарах, что только болезнь Ленина "помешала ему политически разгромить Сталина". Он пишет, что своеволие генсека часто выводило больного вождя из себя, в результате чего болезнь стала прогрессировать. У меня нет конкретных данных о намерении Ленина "разгромить" генсека. Не вызывает сомнения, что, будь жив Ленин, его воля была бы безусловно исполнена. Сам факт, что после избрания Сталина на этот пост 3 апреля 1922 года, всего через девять месяцев, а именно 4 января 1923 года, Ленин пришел к твердому выводу о необходимости "перемещения" его с этого места, говорит о многом. В этом смысле ленинское "Письмо к съезду", известное вместе с другими последними статьями и письмами как его "Завещание", имеет важное, методологическое значение для понимания политического и нравственного лица И.В. Сталина.
  
   "Письмо к съезду"_______________________________________
  
   Жизнь и смерть отделяет тонкая, невидимая линия. Перешагнуть через нее можно лишь в одном направлении. Обратного пути нет. Резкое ухудшение общего состояния, последовавшее в ночь с 22 на 23 декабря 1922 года, жестко напомнило Ленину, что идеи могут быть вечными, а человек смертен.
  
   Стоя у роковой черты, он проявил большое человеческое и политическое мужество. Уже утром 23 декабря Ленин просит врачей разрешить ему (всего в течение пяти минут!) продиктовать несколько строк, ибо его "волнует один вопрос". Он настойчив. Он просит. Он требует. Разрешение получено. Ленин начинает диктовать свое знаменитое "Письмо к съезду". То было проявление мужества мысли.
  
   В минуты, когда никто не мог быть уверен, что не возобновится приступ, не последует новый удар, Ленин думает о будущем. Кто знает, может быть, он вспомнил Дидро, который в своем письме Фальконе писал: "Вы начинаете, быть может, для себя: но только для других вы завершаете". Да, угасающий Ленин завершал дело своей жизни для других. Его письмо было философским напутствием-предостережением. Он чувствовал опасность, которая была рождена большевизмом. Революция "коченела" в бюрократизме. Предвидел, что тот, кто попытается увидеть себя эпицентром бытия, может погубить дело, которому он, Ленин, отдал всю жизнь.
  
   Уходят люди - исчезают и безбрежные миры. О чем думал Ленин, готовясь диктовать свои знаменитые последние статьи и письма? Не о том ли, что вопреки ожиданиям и прогнозам пожар Октября не перекинулся на другие страны Европы, не получилось и "революционного прорыва на восток"? И теперь России, не ставшей детонатором мировой революции, предстоит утвердить, защитить себя в национальных границах? А может быть, о том, что только теперь, когда большевики держат власть в руках, во всей гигантской сложности перед ними предстала бездна труднейших проблем? Может быть, он думал и об этом. А может, и о другом. О том, что жизнь жестока, остановив его в самом начале пути созидания нового общества? А может, об ошибочности социалистического форсирования? Или вспомнил слова Плеханова, с которыми тот обратился к Ленину:
  
   - В новизне твоей мне старина слышится!
  
   - Почему?
  
   - Время плебейской революции не пришло...148
  
   Да, отпал от революции Плеханов, отпал... Но, пожалуй, остался в истории научного социализма рядом с Каутским, Лафаргом, Гедом, Бебелем, Либкнехтом... Остался навсегда. Да, пожалуй, и с Герценом. Кстати, Герцен... Как он прекрасно сказал о новом и старом: "Новое надобно созидать в поте лица, а старое само продолжает существовать и твердо держится на костылях привычки. Новое надобно исследовать; оно требует внутренней работы, пожертвований; старое принимается без анализа, оно готово, - великое право в глазах людей; на новое смотрят с недоверием, потому что черты его юны, а к дряхлым чертам старого так привыкли, что они кажутся вечными"149. Как сказано! Какое пиршество мысли!
  
   А может, вспомнился Мартов. Когда-то за рубежом говорили о троице: Ленин, Потресов, Мартов... За убийственно скучными речами Мартова скрывался тонкий, даже изящный ум, способный расчленить все, что сказал противник, и использовать абсолютно каждый промах и каждый мельчайший уклон. Пожалуй, он был певцом философского импрессионизма, человеком, испытывавшим своеобразное удовольствие от бесконечной перемены своих взглядов. Это был тот случай, когда утонченность личной культуры не опиралась на прочные социальные, мировоззренческие устои. Пожалуй, в последний раз о союзе с Мартовым Ленин думал в июне 1917-го. Но тот, вечно клонящийся направо, как писал Луначарский, "сам решил свою судьбу: быть непризнанным ни в сех, ни в тех и вечно прозябать в качестве более или менее кусательной, более или менее благородной, но всегда бессильной оппозиции"150. Так Ленин и остался блестящий марксист на задворках большевистской революции! Почти два года назад на заседании ЦК в длинном перечне вопросов, подлежащих обсуждению, Ленин увидел и такой:
  
   "10. Письмо ЦК РСДРП в Совет Народных Комиссаров о разрешении выехать за границу Мартову и Абрамовичу...
  
   Решили: ходатайство ЦК РСДРП - удовлетворить"151. Бежал в чужие веси. Пожалуй, Троцкий прав, дав в апреле 1922 года меткую и убийственную характеристику Мартову в VIII томе своих сочинений "Политические силуэты". Как всегда категорично, но не без интеллектуального изящества Троцкий писал:
  
   "Мартов, несомненно, является одной из самых трагических фигур революционного движения. Даровитый писатель, изобретательный политик, проницательный ум, прошедший марксистскую школу. Мартов войдет тем не менее в историю рабочей революции крупнейшим минусом. Его мысли не хватало мужества, его проницательности недоставало воли... Это погубило его... Лишенная волевой пружины, мысль Мартова всю силу своего анализа направляла неизменно на то, чтобы теоретически оправдать линию наименьшего сопротивления. Вряд ли есть и вряд ли когда-нибудь будет другой социалистический политик, который с таким талантом эксплуатировал бы марксизм для оправдания уклонений от него и прямых измен ему. В этом отношении Мартов может быть, без всякой иронии, назван виртуозом... Необыкновенная, чисто кошачья цепкость - воля безволия, упорство нерешительности - позволяла ему месяцами и годами держаться в самых противоречивых и безвыходных положениях"152. Жесткая, но по существу едва ли справедливая оценка... Мартов исторически во многом оказался прав...
  
   У революции есть не только задворки, есть и авангард, передовая линия, есть "штаб". О нем сейчас речь. Ленин сам стоит у роковой черты; в любую минуту может ее перешагнуть туда, откуда возврата нет. А в ЦК, в Политбюро положение тревожно. Нужны изменения. Нужно единство. Нужно утверждать демократические начала в работе ЦК. Его мнение уважают. Он должен его высказать. Ленин еще раз требует, чтобы ему разрешили диктовать. Его план грандиозен. Он не только намерен сказать о путях укрепления руководства партией, но и продиктовать свое видение путей строительства социалистического общества и преодоления растущих опасностей.
  
   Судьба последних ленинских работ драматична. Значительная их часть была скрыта от партии, окутана саваном сталинской тайны. Своеобразные работы "О придании законодательных функций Госплану", "К вопросу о национальностях или об "автономизации", "Письмо к съезду", некоторые другие ленинские записи увидели свет лишь после 1956 года, после XX съезда партии. А статью "Как нам реорганизовать Рабкрин (Предложения к XII съезду партии)" хотели вначале отпечатать лишь в... одном экземпляре, чтобы показать Ленину. Но и опубликовав (с купюрами). Политбюро и Оргбюро направили специальное письмо в губкомы, что это-де страницы из дневника больного Ленина, которому разрешили в силу невыносимости умственной бездеятельности писать... Эту бестактность подписали Андреев, Бухарин, Куйбышев, Молотов, Рыков, Сталин, Томский, Троцкий 27 января 1923 года.
  
   Ленинский поиск, основанный на осознании опасностей авторитаризма, не был понятен Сталину, да и не только ему. Ленин стоял настолько выше своих соратников в интеллектуальном отношении, что довольно часто его голос словно не доходил до их сознания. Ленин шел далеко впереди. Соратники явно не поспевали за его мыслью, не оценили в полной мере его пророческое, хотя порой и утопическое озарение.
  
   Главная идея, прослеживающаяся во всех последних работах, глубоко оптимистична: у социализма в России есть будущее. Все кардинальные вопросы индустриализация, переустройство сельского хозяйства на добровольных кооперативных началах, превращение культуры во всенародное достояние, вопросы создания государственного механизма управления - рассматриваются через призму народовластия, непременной демократизации всех сторон жизни общества. Но Ленин ошибочно верил, что демократия совместима с диктатурой... Изложенные контуры плана созидания нового общества требовали и новых людей, которые могли бороться за его реализацию. Сейчас для Ленина это было главным.
  
   Внимательное изучение последних писем, заметок, статей Ленина дает основание говорить о том, что он раньше других увидел опасность авторитарного правления. А. Грамши, рассуждая об истоках цезаризма, высказал однажды интересную мысль о том, что, когда противоборствующие силы истощают друг друга, может вторгнуться третья сила, которая подчинит себе соперничающие стороны153. Но, думается, речь здесь должна идти не только и не столько о конкретных группировках людей, сколько об основных социальных силах страны. Они, эти силы, были представлены рабочим классом, крестьянством и партией, а точнее, как говорил Ленин, "громадным, безраздельным авторитетом того тончайшего слоя, который можно назвать старой партийной гвардией"154. Строить социализм можно было лишь на основе мудрого социального компромисса, предложенного Лениным, - нэпа и постепенной добровольной кооперации деревни. Любой другой путь вел к столкновению с крестьянством, к эрозии свободы, утверждению тоталитарных методов правления, которые насаждал большевизм. А тоталитарности всегда нужны цезари. Сталин, как и некоторые другие лидеры из окружения Ленина, не смог понять ленинских слов, что наша партия - "маленькая группа людей по сравнению со всем населением страны"155, что нэп становится главным условием движения к социализму.
  
   Большевики - это продукт городского пролетариата. Союз с крестьянством, если и не мог тогда быть еще равноправным, должен был исходить из возможности крестьянина владеть землей и вести свободную торговлю. Приблизить крестьянина к социализму, как провидчески увидел Ленин, могла только добровольная кооперация, а сцементировать союз двух сил можно было с помощью нэпа. Даже в "тончайшем слое" партии не все поняли глубину замыслов вождя и величину тех опасностей, с которыми народ мог столкнуться на любом ином пути. Другой путь не мог обойтись без насилия, прямого движения к авторитаризму. Насилие нужно было прекратить. Его и так уже было много. Иначе - цезаризм. Так, к несчастью, все и случилось.
  
   Ленин, будучи очень больным, спешил. Судьба могла и не дать ему времени для размышлений о грядущем.
  
   Хотя однажды как будто и блеснул луч надежды: осенью 1922 года ведь смог же Ленин вернуться к активной деятельности! Может, и победит он болезнь?!
  
   Бухарин вспоминал, какое это было для окружающих счастье - видеть Ленина вновь в строю! "У нас сердце замирало, когда Ильич вышел на трибуну: мы все видели, каких усилий стоило Ильичу это выступление. Вот он кончил. Я подбежал к нему, обнял его под шубейкой: он был весь мокрый от усталости - рубашка насквозь промокла, со лба свисали капельки пота, глаза сразу ввалились, но блестели радостным огоньком: в них кричала жизнь, в них пела песнь о работе могучая душа Ильича!
  
   В великой радости, в слезах (выступление состоялось на IV конгрессе Коминтерна 13 ноября 1922 г. - Прим. Д.В.), к Ильичу подбежала Цеткин и стала целовать стариковы руки. Смущенный, потрясенный Ильич неловко стал целовать руку Клары. А никто, никто не знал, что болезнь съела уже мозг Ильича, что близок ужасный, трагический конец..."156
  
   Видимо, он это чувствовал. Поэтому... Ленин настаивал, просил. Утром 24 декабря Сталин, Каменев и Бухарин обсудили ситуацию: они не имеют права заставить молчать вождя. Но нужны осторожность, предусмотрительность, максимальный покой. Принимается решение:
  
   "1. Владимиру Ильичу предоставляется право диктовать ежедневно 5-10 минут, но это не должно носить характера переписки и на эти записки Владимир Ильич не должен ждать ответа. Свидания запрещаются.
  
   2. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать Владимиру Ильичу ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений".
  
   Во время болезни у Ленина находились дежурные секретари. Он диктовал записки в Политбюро, просил передать что-либо по телефону товарищам, запрашивал различные данные, материалы, документы. Обычно по очереди у него бывали Н.С. Аллилуева (жена Сталина), М.А. Володичева, М.И. Гляссер, Ш.М. Манучарьянц, Л.А. Фотиева, С.А. Флаксерман. 23 декабря, когда Ленин начал диктовать "Письмо к съезду", дежурила М.А. Володичева. Ее запись в дневнике лаконична:
  
   "В продолжение 4-х минут диктовал. Чувствовал себя плохо. Были врачи. Перед тем, как начать диктовать, сказал: "Я хочу продиктовать письмо к съезду. Запишите!" Продиктовал быстро, но болезненное состояние его чувствовалось"157.
  
   Глядя в окно, за скрытые заснеженными деревьями дали, Ленин произносит:
  
   - Письмо к съезду...
  
   Ведь в апреле следующего, 1923 года должен состояться очередной, XII съезд партии. Если он не поднимется к его началу, пусть прочтут его письмо делегатам... Фразы отточены, продуманы, давно выношены.
  
   "Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе".
  
   Сделаю отступление. Ленин категоричен: "...ряд перемен в нашем политическом строе". При первом чтении мысль "спотыкается" - речь идет об изменениях в "политическом строе"... Но уже через несколько строк читатель начинает понимать, что Ленин ведет разговор-обращение о самом насущном: о демократии в партии, народовластии в обществе, путях их достижения. Умирающий мыслитель прозорливо увидел в демократизме важнейший рычаг, средство, наконец, способ существования нового строя. Но, увы, не подверг сомнению ставку на диктатуру пролетариата. Но давайте процитируем дальше "Письмо к съезду":
  
   "Мне хочется поделиться с вами теми соображениями, которые я считаю наиболее важными.
  
   В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни. Мне думается, что нашему Центральному Комитету грозили бы большие опасности на случай, если бы течение событий не было бы вполне благоприятно для нас (а на это мы рассчитывать не можем), если бы мы не предприняли такой реформы...
  
   Мне думается, что 50 - 100 членов ЦК наша партия вправе требовать от рабочего класса и может получить от него без чрезмерного напряжения его сил.
  
   Такая реформа значительно увеличила бы прочность нашей партии и облегчила бы для нее борьбу среди враждебных государств, которая, по моему мнению, может и должна сильно обостриться в ближайшие годы. Мне думается, что устойчивость нашей партии благодаря такой мере выиграла бы в тысячу раз.
  
   23.XII.22 г. Ленин
  
   Записано М.В."158.
  
   Замысел Ленина - исторического значения: предпринять "ряд перемен в нашем политическом строе". Как я уже говорил, главная суть этих перемен обеспечение определенной демократизации всех сторон жизни партии и государства. Первый шаг на этом пути - шире представить в штабе партии главную силу революции - рабочих. Нужно увеличить состав ЦК в 2-3 раза. Шире представительство, полнее обновление, ближе к массам, меньше возможность непомерного влияния конфликтов малых групп на судьбы всей партии. И еще: Ленин предупреждает, международная обстановка в ближайшем, обозримом будущем будет обостряться. Нужно спешить! К слову сказать, даже такие выдающиеся деятели партии, как Бухарин, не поняли этого предостережения, выступили в последующем против достаточно быстрого строительства социализма. Но не выступил Сталин...
  
   Думаю, оценивая ум Ленина, следует не забывать, что часто, слишком часто он не был полностью понят его соратниками. Или если и понят, то не вполне поддержан. Вспомним октябрь 1917 года, Брест-Литовск, стратегию нэпа, предложение о расширении ЦК за счет рабочих... Но это, пожалуй, не вина ленинского окружения, а его беда. То, что видел Ленин, не видели соратники. В последний раз он не будет понят и поддержан и после своей смерти: многие его грозные предостережения будут недооценены. Хотя главной опасности - диктатуры большевиков - Ленин не видел и сам. Раньше, даже когда Ленин оставался в меньшинстве, силы его аргументов, страсти и воли было достаточно, чтобы повести за собой верным путем весь революционный караван... Теперь его не будет. Он никогда не узнает о том, что его последняя воля в отношении Сталина не будет исполнена. Но вернемся к "Письму".
  
   24 декабря 1922 года:
  
   "Я имею в виду устойчивость, как гарантию от раскола на ближайшее время, и намерен разобрать здесь ряд соображений чисто личного свойства.
  
   Я думаю, что основным в вопросе устойчивости с этой точки зрения являются такие члены ЦК, как Сталин и Троцкий. Отношения между ними, по-моему, составляют большую половину опасности того раскола, который мог бы быть избегнут и избежанию которого, по моему мнению, должно служить, между прочим, увеличение числа членов ЦК до 50, до 100 человек".
  
   До сих пор некоторые исследователи недооценивают политический вес Троцкого в то время. "Большая половина опасности" - это отношения между Троцким и Сталиным. Ленин видел, что Троцкий был более популярен, чем генсек, но уже убедился, какой хваткой обладает последний. Натянутые отношения этих центральных теперь фигур грозят вылиться в конфликт, который может расколоть партию.
  
   "Тов. Сталин, сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью"159.
  
   В чем заключалась "необъятная" власть генсека? На его плечи легло решение всех текущих вопросов, часто жизненно важных для партии. Но главное, в чем проявлялась эта власть, - в подборе, выдвижении партийных кадров в центре и на местах. Тысячи работников... Вначале политические возможности, связанные с расстановкой нужных партработников, не всеми были замечены. К тому же Сталин, в ряде случаев это уже просматривалось, аппарат отождествлял с партией. Ленин разглядел это раньше других.
  
   "С другой стороны, тов. Троцкий, как доказала уже его борьба против ЦК в связи с вопросом о НКПС, отличается не только выдающимися способностями. Лично он, пожалуй, самый способный человек в настоящем ЦК, но и чрезмерно хвастающий самоуверенностью и чрезмерным увлечением чисто административной стороной дела"160.
  
   Возможно, размышляя перед произнесением очередной фразы, Ленин задумался: "Был бы тверже революционный стержень у этого человека, вышел бы большой руководитель российского масштаба!" Внутренне улыбаясь, Ленин мог вспомнить доклад Троцкого о Красной Армии на последнем съезде. Уже завершая свой анализ, Троцкий вместо обобщающих выводов о путях совершенствования военного строительства заговорил об "элементарном военно-культурном воспитании солдат". Под общее оживление зала Троцкий провозгласил: "Давайте добьемся, чтобы у солдат не было вшей. Это - огромная, важнейшая задача воспитания, ибо тут нужно настойчивостью, неутомимостью, твердостью, примером, повторением освободить массы людей от неопрятности, в которой они выросли и которая в них въелась. А ведь солдат с вошью - не солдат, а полсолдата... А неграмотность? Это - духовная вшивость. Мы должны ее ликвидировать, наверное, к 1-му мая, а затем продолжать эту работу с неослабным напряжением"161. Ленину понравилось выражение: "неграмотность - это духовная вшивость". Троцкий был способен на ходу рождать великолепные афоризмы. Как часто в Троцком публицист брал верх над политиком, самолюбование - над здравым смыслом, стремление нравиться окружающим - над элементарной скромностью. Нет, со Сталиным они не уживутся... Оба так амбициозны... То, что он сказал о Сталине, а затем о Троцком, говорит определенно об их полярности...
  
   "Эти два качества двух выдающихся вождей современного ЦК способны ненароком привести к расколу...
  
   Я не буду дальше характеризовать других членов ЦК по личным качествам. Напомню лишь, что октябрьский эпизод Зиновьева и Каменева, конечно, не являлся случайностью, но что он также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому.
  
   Из молодых членов ЦК хочу сказать несколько слов о Бухарине и Пятакове. Это, по-моему, самые выдающиеся силы (из самых молодых сил), и относительно их надо бы иметь в виду следующее: Бухарин не только ценнейший и крупнейший теоретик партии, он также законно считается любимцем всей партии, но его теоретические воззрения очень с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским, ибо в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)"162.
  
   В дневнике дежурных секретарей М.А. Володичева после ленинской диктовки записала: "На следующий день (24 декабря) в промежутке от 6 до 8-ми Владимир Ильич опять вызывал. Предупредил о том, что продиктованное вчера (23 декабря) и сегодня (24 декабря) является абсолютно секретным. Подчеркнул это не один раз. Потребовал все, что он диктует, хранить в особом месте под особой ответственностью и считать категорически секретным..."163 К сожалению, Фотиева, работавшая заведующей Секретариатом Совнаркома и также записывавшая диктовки Ленина, несмотря на указания вождя, проинформировала вскоре Сталина (как и некоторых других членов Политбюро) о декабрьских записях... Поэтому "Письмо" Ленина для руководства партии уже не было неожиданным.
  
   На следующий день Ленин продолжал диктовать свой уникальный документ, который захватит воображение соотечественников, но... спустя многие годы.
  
   "25.ХII. Затем Пятаков - человек несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской стороной дела, чтобы на него можно было положиться в серьезном политическом вопросе...
  
   25.ХII.22 г. Ленин
  
   Записано М.В."164.
  
   26 декабря Ленин продолжал диктовать "Письмо к съезду", развивая идею расширения внутрипартийной демократии. В этом он видел залог улучшения работы и государственного аппарата. А "он у нас, - писал Ленин, - в сущности, унаследован от старого режима, ибо переделать его в такой короткий срок, особенно при войне, при голоде и т.п., было совершенно невозможно"165. При этом Ленин делает важное добавление, что расширение ЦК должно осуществиться не только за счет рабочих, но и крестьян. Владимир Ильич считает необходимым их присутствие и на заседаниях Политбюро. Однако, диктуя эти идеи, он по-прежнему возвращается к конкретным лицам.
  
   Дав исчерпывающую в своем лаконизме характеристику ядру ЦК, Ленин продолжал размышлять над вопросом: кто может стать лидером в случае его ухода? Для него во всей ясности предстало, что пост генсека в его отсутствие становится решающим, с "необъятной властью". Он - признанный вождь де-факто, не в силу должностей, а в силу интеллектуальных и моральных данных. Болезнь властно отстранила его от непосредственного руководства Центральным Комитетом. Автоматически на первые позиции выходил один из членов Политбюро. Сталин не только член Политбюро, но и генсек, ведающий всей работой Секретариата, текущей работой. Становилось ясно, что в случае непоправимого (а Ленин это вполне допускал, иначе не стал бы готовить "Завещание") Сталин попытается закрепить свое положение потенциального лидера. Но этого же может добиваться и Троцкий... Будет борьба, возможен раскол... Нужен еще более конкретный совет-предостережение. И спустя несколько дней, уже в январе 1923 года, В.И. Ленин диктует судьбоносной важности "Добавление к письму от 24 декабря 1922 г.".
  
   "Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более вежлив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д. Это обстоятельство может показаться ничтожной мелочью. Но я думаю, что с точки зрения предохранения от раскола и с точки зрения написанного мною выше о взаимоотношении Сталина и Троцкого, это не мелочь, или это такая мелочь, которая может получить решающее значение.
  
   4 января 1923 г. Ленин
  
   Записано Л.Ф."166.
  
   Знаменательное добавление. Полная определенность в главном: Сталина нужно переместить с поста генсека на другое место. К нему, Сталину, нет пока крупных политических претензий. Он, пожалуй, верен большой идее. Правда, понимает, похоже, ее не так, как надо бы. В то же время политическое реноме Сталина пока не запятнано. Но с политикой всегда рука об руку идет мораль. Если здесь нет гармонии, то родится либо политиканство, либо диктаторство. В ленинском добавлении - глубокая озабоченность будущим, но нет личной неприязни. Ленин умел подниматься выше нее. "В отношении его к противникам, - писал А. В. Луначарский, - не чувствовалось никакого озлобления, но тем не менее он был жестоким политическим противником... В политической борьбе пускал в ход всякое оружие, кроме грязного"167. Угасающая мысль Ленина увидела в нравственных изъянах сталинского характера нечто такое, что в будущем может вылиться в источник многих бед. Великий мечтатель не ошибся в своих самых худших предположениях.
  
   Но беспокоит и Троцкий. И главное не только в том, что это чрезмерно самоуверенный человек, у него есть изъяны и в политическом плане. Долгий "небольшевизм" Троцкого не мог пройти бесследно. Бескомпромиссность последнего известна всей партии, его левацкий экстремизм уже не раз приводил Троцкого к противопоставлению всему ЦК. Честолюбивые амбиции Троцкого так сильны, что он счел обидным и неприемлемым для себя принять предложение, сделанное ему в сентябре 1922 года, занять пост заместителя Председателя Совнаркома, заместителя Ленина... Троцкий, похоже, рассчитывал на особое положение. Он почти не скрывал своего мнения о себе как о гении. Как писал биограф Троцкого И. Дейчер, "реализация ленинского завещания о перемещении Сталина с неизбежностью привела бы Троцкого на пост руководителя партии. Он, Троцкий, был в этом уверен".
  
   Обжигающие в своей откровенности и прямоте оценки Лениным "двух выдающихся вождей" - редкий пример гражданской принципиальности. К слову сказать, товарищеская прямота всегда была характернейшим качеством лучших коммунистов. Ее не смогли полностью ликвидировать и годы культа личности. Вот лишь пример из 1942 года, далеко отстоящего от событий, которые рассматриваются на этих страницах.
  
   Полковой комиссар ПУРККА Верхорубов, выезжая на фронты, по существовавшей тогда практике после завершения работы писал краткие характеристики на политработников, чью работу он проверял. Вот что содержит его отзыв о начальнике политотдела 18-й армии бригадном комиссаре Л. И. Брежневе, сохранившийся в личном деле будущего генсека. В первой части характеристики говорится о преданности комиссара идеям партии Ленина - Сталина, о готовности выполнить свой долг. А далее следует несколько фраз такого содержания: "Черновой работы чурается. Военные знания т. Брежнева - весьма слабые. Многие вопросы решает как хозяйственник, а не как политработник. К людям относится не одинаково ровно, склонен иметь любимчиков". Всего несколько фраз. Но они свидетельствуют, что давняя ленинская традиция выражать свое мнение прямо, честно, открыто, была еще жива. Читатель сам имеет возможность судить об объективности или субъективности вывода полкового комиссара Верхорубова...
  
   Замечу, что Ленин, предлагая переместить Сталина с поста генсека, не отвечает на вопрос: кто вместо него? И в этом, на мой взгляд, проявилась тактичность вождя. Указание конкретной фамилии "принца" походило бы на буквальное "наследование". Этого Ленин позволить не мог. Он верит в мудрость партии, ее ЦК, способных в своем составе, а не только в ядре, о котором упоминал Сталин на XII съезде, найти достойного преемника. Думаю, что попытки делать перестановки возможных альтернативных фигур на шахматной доске истории после уже сыгранной партии - довольно беспредметны. Уверен, что Ленин, охарактеризовав в своем "Письме" наиболее известных деятелей революции, дал понять, что ни один из них не подходит на роль лидера партии. Ни один! Это ясно из текста его "Завещания". Ясно также и то, что он не предлагает искать этого лидера и среди других руководителей. По моему мнению, Ленин вложил более глубокий смысл в свое "Завещание", чем кажется на первый взгляд. Наиболее вероятно, что вождь революции предполагал: тончайший слой "старой гвардии" должен, обязан, способен выступить коллективным вождем. Тогда не имело бы решающего значения: очень талантлив или менее талантлив выдвинутый руководитель. "Работала" бы прежде всего демократическая система, которая поддерживала бы, в соответствии с конституционными и партийными нормами, только то, что соответствует интересам народа, государства, партии.
  
   Но... Ленин даже не поставил вопроса о недопустимости политической монополии одной партии. Это сильно обесценило "Завещание".
  
   Сталин смог с помощью именно "старой гвардии" создать не демократическую, а бюрократическую систему. До сих пор никто не может дать удовлетворительного ответа, почему это произошло, почему Сталин неожиданно для всех оказался на вершине пирамиды власти. Чтобы ответить на этот вопрос, надо вспомнить историю России с ее самодержавными традициями, надо представить тот низкий уровень политической культуры народа и партии, который был характерен для нового общества: отсутствие демократических начал, правовых гарантий от злоупотребления властью; однопартийность, а также особенность классовой структуры в СССР.
  
   В ряду этих причин есть еще одна "тайна неуязвимости" Сталина. Думаю, что это оказалось (в личностном плане) решающим: он узурпировал право представлять, толковать, комментировать идеи Ленина. В конце концов его систематическая "защита" ленинизма создала устойчивое представление у миллионов людей, что рядом с вождем всегда был Сталин, его соратник, ученик, продолжатель. Феномен Сталина - это феномен социальный, исторический, духовный, нравственный, психологический. Ленин, готовя "Завещание", как бы чувствовал, что победившая революция требует уточнения, а ее выводы корректировки. Однако Владимир Ильич при всей своей талантливости был продуктом эпохи. Он не поставил под сомнение диктатуру одного класса, который был в подавляющем меньшинстве по сравнению с крестьянством, не вернулся к идее революционного плюрализма, которую отстаивал в конце 1917 года, не осудил насилие как способ решения социальных проблем... Он жил в своем времени и, хотя видел гораздо дальше других, не смог разглядеть ту опасность, которой грозила ставка на непогрешимость одной партии. Складывается впечатление, что он не все успел сказать. Ортодоксальность многих теоретических догм марксизма, сформулированных в прошлом веке, не подвергалась сомнению... В "Завещании" Ленин не сделал своего главного шага. И, видимо, не мог. Иначе он был бы уже не Ленин...
  
   За два месяца до XII съезда состоялся Пленум ЦК. На нем были рассмотрены тезисы о реорганизации и улучшении работы центральных органов партии, составленные на основе ленинской статьи "Как нам реорганизовать Рабкрин" (идеи этой статьи были продолжены и развиты Лениным в другой - "Лучше меньше, да лучше"). Исходя из пожеланий Владимира Ильича, было решено организационный вопрос рассмотреть особым пунктом повестки дня съезда. В тезисах указывалось, что целесообразно увеличить состав ЦК с 27 до 40 членов, ввести регулярную подотчетность Политбюро пленумам ЦК. Предполагалось, чтобы на заседаниях Политбюро присутствовали три постоянных представителя ЦКК. Эта группа представителей, писал в своей статье Владимир Ильич, должна будет следить, невзирая на лица, "за тем, чтобы ничей авторитет, ни генсека (разрядка моя. Прим. Д.В.), ни кого-либо из других членов ЦК, не мог помешать им сделать запрос, проверить документы и вообще добиться безусловной осведомленности и строжайшей правильности дел"168.
  
   Ленин считал, что кроме контроля съезда над выборным руководящим органом нужно, чтобы в промежутках между форумами коммунистов специальная комиссия контролировала работу ЦК, Политбюро. Пленум в основном согласился с ленинскими выводами и признал необходимым расширить состав Центральной Контрольной Комиссии, установить самую тесную связь между органами государственного и партийного контроля. (Кто мог знать, что в будущем роль ЦКК будет низведена до малозначащих регистрации партийных дел наверху, а затем этот орган будет Сталиным и вообще упразднен?)
  
   Хотя Сталин был генсеком уже около года, его положение внешне ничем не выделялось. Когда участники Пленума ЦК стали рассматривать представленные Сталиным тезисы доклада "Национальные моменты в партийном и государственном строительстве", они были подвергнуты серьезной критике. Пленум принял тезисы лишь за основу, а в постановлении высказал целый ряд принципиальных замечаний. Было решено тезисы после доработки показать Ленину. Текст тезисов, подготовленных самим Сталиным, подтвердил, что и в вопросе, где генсек считался "специалистом", у него много пробелов. Для окончательной разработки тезисов Пленум создал комиссию в составе Сталина, Раковского, Рудзутака169.
  
   Известно, что "Письмо к съезду", перепечатанное в пяти экземплярах, было положено в три запечатанных конверта: один - для секретариата Ленина, три экземпляра - для Надежды Константиновны и пятый - для Владимира Ильича. Ленин сказал, чтобы стенографистка М.А. Володичева написала на конвертах: вскрыть может только Ленин, а после его смерти - Крупская. Слова "после смерти" Володичева не решилась отпечатать. Лишь первая часть письма (об увеличении состава ЦК) была передана Сталину. Предложение об увеличении численности Центрального Комитета было доложено съезду как одно из положений доклада Сталина об организационной деятельности ЦК, однако опять авторство Ленина не упоминалось. Ленин был жив, и конверты с его "Завещанием" не вскрывались. Делегаты съезда единогласно (только его одного!) избрали Ленина в состав нового ЦК и направили теплое приветствие вождю. Председательствующий на заседании съезда Л.Б. Каменев зачитал его под бурные аплодисменты. Хотелось бы привести его полностью.
  
   "От глубины сердца партии, пролетариата, всех трудящихся съезд посылает своему вождю, гению пролетарской мысли и революционного действия, привет и слова горячей любви Ильичу, который и в эти дни тяжелой болезни и длительного отсутствия не менее чем всегда, сплачивает съезд и всю партию своей личностью.
  
   Более чем когда-либо, партия сознает свою ответственность перед пролетариатом и историей. Более чем когда-либо, она хочет быть и будет достойной своего знамени и своего вождя. Она твердо верит, что недалек день, когда кормчий вернется к кормилу.
  
   Съезд посылает свое товарищеское и братское сочувствие Надежде Константиновне, жене-соратнице, и Марии Ильиничне, сестре-другу Ильича, и просит их помнить, что все тяжкие тревоги переживаются вместе с ними изо дня в день той великой семьей, которая называется РКП"170.
  
   В марте 1923 года новый страшный удар потряс Ленина. Отныне непосредственно влиять на положение дел в партии, в частности вмешаться в реализацию своего "Завещания", Владимир Ильич уже не мог. Вопрос о будущем лидере партии встал во весь рост.
  
   Сталин или Троцкий?____________________________________
  
   Недостаточно выяснен вопрос: к какому съезду готовил Ленин свое "Завещание"? Мы помним, что оно начинается словами: "Я советовал бы очень предпринять на этом (разрядка моя. - Прим. Д.В.) съезде ряд перемен..." Можно предположить, что к XII съезду. Но прямо об этом нигде не сказано. В то же время в период работы самого съезда, в апреле 1923 года, состояние здоровья Ленина было столь тяжелым, что едва ли он мог настоять на том, чтобы "Письмо" было доведено до делегатов. Возникло положение, не предусмотренное в ленинских распоряжениях. Но есть свидетельства, что он завещал вскрыть конверты лишь после своей смерти. Не исключено, что "Письмо" адресовалось и к XII и к XIII съезду. Поскольку на XII съезде партии вопрос о генсеке не поднимался, он с новой силой встал перед ЦК после мартовского приступа болезни Ленина, в результате которого он потерял фактически возможность активно общаться.
  
   После марта 1923 года Сталин, продолжая исполнять обязанности генсека, предпринял целый ряд мер по упрочению своего положения. Авторитет Сталина в определенной мере укрепился после XII съезда партии, на котором он выступил с организационным отчетом ЦК и с докладом о национальных моментах в партийном и государственном строительстве, а также с заключениями по этим докладам. Пожалуй, он больше всех был на виду у делегатов съезда. В доклады ЦК Сталин привнес немало личных моментов, и прежде всего ярко выраженный схематизм. Он всегда любил все раскладывать "по полочкам", выстраивать мысли по ранжиру. Это обычно производит впечатление, т.к. усиливает ясность, четкость, определенность идеи. Так, именно он ввел в оборот идею о "приводных ремнях", соединяющих партию с народом. Первым, основным "приводным ремнем" он назвал профсоюзы, где теперь, по его словам, "у нас сильных противников нет". Второй "ремень" - кооперативы: потребительские, сельскохозяйственные. Но здесь, признал Сталин, "мы все еще не в силах высвободить первичные кооперативы из-под влияния враждебных нам сил", имея в виду кулака. Третьим "приводным ремнем", по мнению докладчика, являются союзы молодежи. Атаки противника в этой области особенно настойчивы. Далее он перечисляет, раскладывает по нишам другие "ремни": женское движение, школа, армия, печать... При этом Сталин старается давать всем этим элементам свои, по-своему крылатые выражения: печать - "язык партии", армия "сборный пункт рабочих и крестьян" и т.д.171 Характерно, что генсек в своем докладе очень мало говорит собственно о содержании работы этих "приводных ремней", но зато очень много о том, какие враждебные силы "здесь нам противостоят". Бесспорно, классовая борьба продолжалась, но теперь уже больше в скрытых, неявных формах, однако Сталин по-прежнему жил исключительно борьбой, схватками, противоборствами с явными и мнимыми противниками...
  
   Еще несколько лет назад, в бурные дни Октября, в годы гражданской войны, он не мог и предположить, что обстоятельства сложатся таким образом, что он станет реально претендовать на самые высшие посты в партии и государстве. Судьба причудлива. Человек, у которого не было ни образования, ни профессии, ни обаяния или вулканической энергии революционера, неожиданно для всех оказался у самых вершин пирамиды власти. Вот здесь-то он и показал потенциальным соперникам, что тонкий расчет, помноженный на умелое манипулирование аппаратом, значит очень много. Особенно если активно "защищать" ленинизм. Разумеется, так, как его понимал Сталин.
  
   К слову сказать, нынешние оппоненты Сталина часто атакуют его за сокрытие положения дел. До конца 20-х годов этого еще не было - ленинская традиция гласности умерла не сразу. В этом можно убедиться, взяв в руки общедоступные партийные документы, газеты тех лет. Так, в докладе на XII съезде партии Сталин с горечью говорил о голоде в 1922 году, его последствиях, "ужасающей депрессии промышленности", распылении рабочего класса и других горьких вещах. Что было, то было. Сталин тогда все это не скрывал. После мартовского приступа у Ленина Сталин стал проявлять повышенную активность, все реже советуясь с Зиновьевым, Каменевым, еще реже с Бухариным и крайне редко - с Троцким. Политический авторитет Сталина в партии стал медленно, но неуклонно расти, что прежде всего выразилось в усилении влияния генсека в Политбюро. А этого он добился путем постепенной изоляции Троцкого, чего, в свою очередь, нельзя было осуществить без поддержки Зиновьева и Каменева.
  
   "Однажды на Политбюро, - рассказывал мне А.П. Балашов, старый большевик, работник секретариата Сталина, - вспыхнула перепалка между Зиновьевым и Троцким. Все поддержали точку зрения Зиновьева, который бросил Троцкому: "Разве вы не видите, что вы в "обруче"? Ваши фокусы не пройдут, вы в меньшинстве, единственном числе". Троцкий был взбешен, но Бухарин постарался все сгладить. Часто бывало, - продолжал Балашов, - когда до заседания Политбюро или какого-то совещания у Сталина предварительно встречались Каменев и Зиновьев, видимо, согласуя свою позицию. Мы в секретариате между собой эти встречи троицы у Сталина так и называли - "обруч". В 20-е годы у Сталина было всегда по два-три помощника. В разные годы это были Назаретян, Каннер, Двинский, Мехлис, Бажанов... Все они знали о резко отрицательном отношении Сталина к Троцкому и действовали в аппарате соответственно..."
  
   Сталину удалось привлечь Зиновьева и Каменева на свою сторону без особого труда, ибо и тот и другой, вынашивавшие весьма честолюбивые планы, особенно Зиновьев, больше опасались Троцкого, чем Сталина. Поэтому, когда 8 октября 1923 года Троцкий направил письмо членам ЦК, содержавшее резкую критику партийного руководства, Сталин не преминул этим воспользоваться, защищая то, что Троцкий справедливо назвал "секретарским бюрократизмом".
  
   Троцкого поддержала группа большевиков, подписавших так называемое "Заявление 46-ти". Среди них находились и такие известные в партии люди, как Преображенский, Пятаков, Косиор, Осинский, Сапронов, Рафаил и другие. В качестве главного упрека ЦК Троцкий выдвигает тезис о том, что "партия не имеет плана дальнейшего движения вперед". Вновь повторяет свои идеи "о жесткой концентрации промышленности", предусматривавшей закрытие ряда крупных заводов, "ужесточении политики в отношении крестьянства", вновь настаивает на политике "милитаризации труда". На этом стоит остановиться подробнее.
  
   Еще на IX съезде РКП(б) в своей речи Троцкий провозгласил: "...рабочая масса не может быть бродячей Русью. Она должна быть перебрасываема, назначаема, командируема точно так же, как солдаты. Это есть основа милитаризации труда, и без этого ни о какой промышленности на новых основаниях серьезно говорить, в условиях разрухи и голода, мы не можем"172. Спустя три года Троцкий по-прежнему будет считать, что в своей основе применение военных методов в промышленности и сельском хозяйстве не утратило своего значения. Будучи певцом "казарменного коммунизма", Троцкий часто противоречил себе: с одной стороны, любил говорить об отсутствии демократии в партии; с другой настаивал на использовании методов милитаризации как универсальных в переходный период. Так или иначе, затеянная Троцким осенью 1923 года дискуссия по экономическим вопросам в условиях, когда Ленин был тяжело болен, в известной мере компрометировала политику ЦК по этим вопросам, но прежде всего Сталина как генсека. Но получилось все наоборот: авторитет Троцкого падал, влияние Сталина росло.
  
   В октябре 1923 года объединенный Пленум ЦК и ЦКК РКП(б) осудил Троцкого. Его поддержали лишь два человека из 114 участвовавших в заседании. Фактически еще до начала борьбы за место лидера в партии Троцкий оказался в одиночестве. Поражение Троцкого было полное. Одно время он хотел опереться на армию, где еще имел немалый авторитет. С помощью начальника ПУРа Антонова-Овсеенко, своего давнего сторонника, Троцкий намеревался использовать вооруженные силы для демонстрации несогласия с линией ЦК. Однако и коммунисты армии и флота, за небольшим исключением, не поддержали Троцкого. Итоги дискуссии подвела XIII партконференция (январь 1924 г.), не только осудившая Троцкого, но и принявшая ряд важных решений в области экономической политики. Впоследствии Троцкий писал, что атаки на ЦК, дискуссии, затеваемые им, имели цель не допустить "термидора". Однако бросается в глаза, что каждую свою дискуссию Троцкий начинал в крайне неудачный для себя момент, практически заранее зная, что его ждет поражение. Троцкий, переоценивая свое интеллектуальное влияние, явно недооценил "хватку" Сталина, его умение вести политическую борьбу с использованием любых средств.
  
   Символично, что именно тогда, когда Троцкий разжег в октябре 1923 года междоусобный костер борьбы в партии, Ленин последний раз посетил Москву. Как будто чувствуя, что его опасения в отношении раскола в руководстве партии могут стать реальностью, он вопреки воле врачей 18 октября приезжает на автомобиле в столицу. Глядя на здание ЦК, Совнаркома, Ленин, вероятно, думает, что октябрьский выпад Троцкого - это новый этап борьбы за лидерство в партии. Почему у этих людей столь сильные личные амбиции? Что питает их властолюбие? Неужели они не понимают, что революция может победить, лишь уняв цезаристские мотивы?.. На следующий день он внимательным взором последний раз, из автомобиля, окинул площадь и соборы Кремля, улицы Москвы, павильоны Сельхозвыставки. Вернувшись в Кремль, Ленин отобрал в библиотеке книги и возвратился в Горки. Встреч с соратниками не было. Его безмолвное и полутайное посещение Москвы, Кремля было как бы прощанием вождя со столицей, со всем тем, что его связывало с этим беспокойным и смятенным миром...
  
   Правомочно спросить, каково политическое лицо Троцкого, человека, претендовавшего после смерти Ленина на самую первую роль? Известно, что со II съезда партии он примкнул к меньшевикам. В июле 1917 года Троцкий в составе т.н. "межрайонцев" (около 4 тыс. человек) на VI съезде партии был принят в ее ряды и сразу же избран в состав ЦК. В дни Октября, будучи Председателем Петроградского Совета, Троцкий проделал большую работу. Это отмечал и Сталин. В своей речи на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС "Троцкизм или ленинизм?" он подчеркнул, что "далек от того, чтобы отрицать несомненно важную роль Троцкого в восстании... Да, это верно, тов. Троцкий действительно хорошо дрался в период Октября. Но в период Октября хорошо дрался не только тов. Троцкий...".
  
   Действительно, Троцкий в революции, в гражданской войне быстро завоевал себе большую популярность благодаря незаурядным организаторским и ораторским качествам, мастерству публициста. Известна высокая оценка, которую дал Троцкому Ленин осенью 1917 года. Говоря о выдвижении кандидатов партии в Учредительное собрание, Ленин сказал, что никто не оспорил бы такой, например, кандидатуры, как Троцкого, ибо, во-первых, Троцкий сразу по приезде занял позицию интернационалиста; во-вторых, боролся среди межрайонцев за слияние; в-третьих, в тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи и преданным сторонником партии революционного пролетариата"173.
  
   Видимо, будет исторической правдой сказать, что на определенном этапе накануне и после Октябрьского восстания, в ходе гражданской войны и сразу после нее - Троцкий по популярности уступал только Ленину. Это был один из самых известных вождей Октября. При перечислениях фамилии тогда не пользовались алфавитным принципом, и Троцкий всегда (или почти всегда) шел вторым после Ленина. В протоколах пленумов ЦК за 1918 - 1921 годы присутствовавшие на них члены руководящего партийного органа, как правило, перечислялись следующим образом: Ленин, Троцкий, Зиновьев, Каменев, Сталин, Рудзутак, Томский, Рыков, Преображенский, Бухарин, Калинин, Крестинский, Дзержинский, Радек, Андреев... Так были перечислены, например, члены ЦК на заседании Пленума ЦК РКП(б) от 20 - 21 ноября 1920 года174. Но популярность Троцкого не выражалась в большом количестве его личных сторонников. Складывалась парадоксальная картина: Сталин, не будучи лично популярным, олицетворял линию партии. Троцкий, заметно более популярный деятель, рано приобрел печать "фракционера", что не могло серьезно прибавить ему единомышленников. К тому же, как писал И. Дейчер, "Троцкий был настолько уверен в своем положении в партии и в стране, в своем превосходстве над противником, что долго не хотел ввязываться в открытую борьбу за преемственность". Он был убежден, что после Ленина партия обязательно остановит выбор на нем.
  
   Однако при внимательном анализе работ Троцкого видно, что многие идеи Ленина он понимал весьма своеобразно. Например, в своей борьбе со Сталиным, вспыхнувшей после смерти Ленина, он пытался взять на вооружение идеи социалистической демократии, оставаясь приверженцем авторитарных методов. Складывалось впечатление, что он ближе стоял к бонапартизму, цезаризму, левому радикализму, чем к идее подлинного народовластия. Они были ровесниками со Сталиным (оба родились в 1879 г. с интервалом в полтора месяца). Но интеллект Троцкого был более мощным, более ярким и богатым. Ему были свойственны, как свидетельствуют люди, знавшие его, и многочисленные биографы Троцкого, живость мысли, солидная европейская культура, неукротимая энергия, широкая эрудиция, блестящая манера оратора. Но, переоценивая значимость своей персоны, Троцкий был со всеми (за исключением Ленина) высокомерен, заносчив, авторитарен, категоричен, нетерпим к другим мнениям. А за это люди, естественно, недолюбливали его. Троцкий оказался слабым политиком и далеко не всегда глубоким теоретиком. Отсутствие широкой поддержки в партии сделало его "героем момента", наивным пророком, несостоявшимся "первым вождем".
  
   Сталин постепенно нащупал слабые пункты натуры Троцкого и с максимальной последовательностью использовал их в борьбе с ним. Троцкий не очень заботился о "причесанности" и взвешенности своих многочисленных выступлений, замечаний, высказываний, думая больше об их афористичности, парадоксальности и образности. Однажды в разговоре с Лениным Троцкий бросил "крылатую фразу", которая стала известна Сталину: "Кукушка скоро прокукует смерть Советской Республике". Другой раз, в беседе с делегатами конгресса Коминтерна, он заметил, что если не вспыхнет революция в Европе или Азии, то "может погаснуть факел в России". Отныне у Сталина появился "железный" аргумент для обвинения Троцкого в неверии и капитулянтстве. И чем больше впоследствии оправдывался Троцкий, тем больше он в глазах других обвинял себя. Сталин уже тогда проявил себя исключительно цепким и изощренным бойцом, устоять против которого политическому или идеологическому противнику было очень непросто.
  
   Если практическая деятельность Троцкого в годы революции и гражданской войны сыграла огромную роль, то в политическом отношении этот "выдающийся вождь" часто преследовал лишь леворадикальные цели. Это был сторонник жестких методов, репрессий и смертной казни на фронте. В своих мемуарах он так излагает свое кредо: "Нельзя армию строить без репрессий. Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. Надо ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади"175.
  
   В.И. Ленин, как и многие другие руководители партии, отмечая большие организаторские и литературные способности, крайнее честолюбие Троцкого, поддерживал его радикализм, заключавшийся в левацком понимании многих основных идеи марксизма. С особой силой это выразилось в известной работе Троцкого "Перманентная революция".
  
   А.М. Горький вспоминает, что он был удивлен высокой оценкой, которую дал Ленин организаторским способностям Троцкого "Заметив мое удивление, Владимир Ильич добавил:
  
   - Да, я знаю, о моих отношениях с ним что-то врут. Но - что есть - есть, а чего нет - нет, это я тоже знаю. Он вот сумел организовать военных специалистов.
  
   Помолчав, он добавил потише и невесело...
  
   - Честолюбив. И есть в нем что-то... нехорошее, от Лассаля"176.
  
   Действительно, Троцкий с редкой настойчивостью проводил в жизнь верную идею об использовании старых специалистов в интересах революции. Именно он предложил на заседании ЦК 25 октября 1918 года освободить из-под ареста всех офицеров, взятых в качестве заложников. Но в постановлении ЦК указывалось, что освобождаются только те, в отношении которых не будет обнаружена принадлежность к контрреволюционному движению. Они могут быть приняты в Красную Армию. Правда, здесь же было оговорено, что они "должны предоставить список своих семейств", и им указывается, что "семьи будут арестованы в случае их перехода к белогвардейцам". Сталин запомнил это заседание ЦК. Предложения Троцкого о бывших царских офицерах тогда в целом поддержали, а проект Сталина о привлечении к военному трибуналу коман-дуюшего и члена Военного совета Южного фронта - отклонили. Сталин оба эти решения расценил как "интеллигентский либерализм", особенно в отношении бывших офицеров.
  
   Карл Радек в первом издании своих "Портретов и памфлетов" в статье "Лев Троцкий" пишет, что ему "благодаря своей энергии удалось подчинить бывшее кадровое офицерство... Он сумел завоевать себе доверие лучших элементов специалистов и превратить их из врагов Советской России в ее убежденных сторонников. Я помню ночь, когда пришел ко мне в комнату покойный адмирал Альтфатер, один из первых офицеров старой армии, который начал не за страх, а за совесть помогать Советской России, и сказал мне просто: "Я приехал сюда потому, что был принужден. Я вам не верил, теперь буду помогать вам и делать свое дело, как никогда я этого не делал, в глубоком убеждении, что служу родине".
  
   Троцкий, пишет Радек, был беспощадным человеком. Когда возникла смертельная опасность для Советской России, Троцкий не останавливался ни перед какими экономическими, материальными и людскими жертвами. В этом он был похож на Сталина. Троцкий, вспоминает Радек, сказал парадоксальную фразу: "Мы ограбили всю Россию, чтобы победить белых". В своем очерке Радек идеализирует Троцкого, приписывает ему много из того, что отличало не только его. Но сегодня ясно, что Ленин, видя ум и большие организаторские и пропагандистские способности Троцкого, долго пытался "довернуть" его в нужную сторону. И наверняка, живи дольше Ленин, судьба Троцкого была бы иной.
  
   Почти по всем основным вопросам Троцкий расходился со Сталиным, иногда и с партией. Как пишет известный американский историк С. Коэн, Троцкий, например, в "нэпе увидел первый признак вырождения большевизма и утраты радикального характера русской революцией". Его предложения о "диктатуре промышленности", развертывании "трудовых армий", необходимости "крови и нервов" для достижения цели при внешнем левачестве были крайне опасны. Троцкий, продолжает С. Коэн, "почувствовал, что, когда гражданская война закончилась, завершилась и кульминационная точка его судьбы"177.
  
   Задним числом, уже в эмиграции, Троцкий будет усиленно распространять версию, что Ленин хотел привлечь его в "блок" против Сталина и вместе с ним, Троцким, сместить генсека на XII съезде партии. В книге "Моя жизнь" Троцкий пишет: "...Ленин систематически и настойчиво ведет дело к тому, чтобы нанести на XII съезде, в лице Сталина, жесточайший удар бюрократизму, круговой поруке чиновников, самоуправству, произволу и грубости... Ленин успел в сущности только объявить войну Сталину и его союзникам, причем и об этом узнали лишь непосредственно заинтересованные, но не партия"178. Зачем понадобились эти, не лишенные здравого смысла, откровения Троцкому? А прежде всего затем, чтобы заявить: Ленин видел его, Троцкого, своим преемником. С этой целью он по-своему комментирует ленинское "Письмо к съезду" и делает вывод: бесспорная цель завещания -- облегчить ему руководящую работу. Вот в этих словах весь потаенный (да и потаенный ли?) смысл долгой борьбы Троцкого. Он никогда не сможет смириться с горечью личного краха. Ведь он уже видел себя лидером, вождем.
  
   О сомнительности версии Троцкого говорят сами ленинские строки. Ленину совсем ни к чему был "блок" с Троцким для смещения Сталина. Авторитет Ленина был непререкаемым. Другое дело, что иногда в силу разных "высот" интеллектов его не понимали. Когда Владимир Ильич заболел, это непонимание кое-кто пробовал объяснить последствиями болезни, трудностью общения, оторванностью вождя от жизни. Однако не вызывает сомнений: если бы Владимир Ильич был здоров, одно его личное предложение о замене генсека на заседании Политбюро, подкрепленное, имеющимися аргументами, сделало бы свое дело. Ленин счел неудачной фигуру Сталина на посту генсека, но, видимо, не менее неудачной была бы и кандидатура Троцкого. Оба "выдающихся вождя" не должны были подниматься на капитанский мостик гигантского российского корабля.
  
   До смерти Ленина отношения Сталина с Троцким были сложными. Сталин вначале даже внутренне восхищался "трибуном", но впоследствии довольно быстро понял, что "форма" Троцкого еще не отражает всей глубины его вождистского содержания. Сталин, возможно, раньше других, не считая, разумеется, Ленина, почувствовал, понял, что Троцкий замахнулся на роль преемника вождя. Постепенно внутренняя неприязнь Сталина к Троцкому усилилась, а затем вылилась в тщательно скрываемую (до поры до времени) ненависть. Для себя Сталин своего врага мысленно называл "авантюристом", "жуликом", перефразируя ленинские слова о "жульничании" бывшего меньшевика Троцкого. Сталин, обладая отличной памятью, нанизывал многочисленные ошибки, зигзаги, повороты, авантюры Троцкого на нить своих будущих аргументов, разоблачений, критики, осуждения... Он не забыл "революционной" фразы Троцкого во время Бреста; помнил, как Троцкий отдал приказ расстрелять большую группу политработников Восточного фронта за измену нескольких военспецов (трагедию удалось предотвратить лишь благодаря вмешательству Ленина); держал в уме левацкое предложение Троцкого о посылке корпуса кавалерии в Индию для инициирования революции; памятовал о "кукушке" Троцкого, которая была готова куковать конец Советской власти...
  
   Сталина до сих пор возмущало поведение Троцкого как наркомвоенмора, разъезжавшего в гражданскую войну по фронтам в специальном поезде в сопровождении одного, а то и двух бронепоездов, заполненных затянутыми в кожу молодыми приверженцами "пролетарского вождя". Не нравилось генсеку, да и не только ему, что вскоре после революции Троцкий окружил себя большим штатом помощников и секретарей. Глазман, Бутов, Сермукс, Познанский, другие "оруженосцы" помогали Троцкому вести большой архив, переписку, готовить тезисы и материалы к бесчисленным статьям и выступлениям, давали ему нередко и творческие импульсы. Троцкий в этом отношении предвосхитил роль интеллектуального окружения политических деятелей конца XX века, которые нередко просто беспомощны без такого аппарата.
  
   Генсек был убежден, что Троцкий в революции, гражданской войне, в первые годы перехода на мирные рельсы смотрел на все многочисленные проблемы России в немалой мере лишь через призму своих узкокарьеристских, эгоистических, властолюбивых интересов, не учитывал всей сложности сложившейся социально-политической ситуации. Вскоре их отношения характеризовались уже глубокой взаимной неприязнью. К слову сказать, у Троцкого сложились плохие отношения не только со Сталиным. Не скрывая обычно своего превосходства над другими, он фактически никогда не имел в руководстве близких сторонников. Даже кратковременный союз с Зиновьевым и Каменевым, который возникнет позже, будет "склеен" на откровенно антисталинской основе. Но, надо сказать прямо, Троцкий сильно недооценил Сталина, эту "выдающуюся посредственность", как он стал говорить открыто после того, как его вывели в 1926 году из состава Политбюро.
  
   После мартовского приступа болезни Владимира Ильича Сталин внутренне считал себя просто обязанным не допустить Троцкого к руководству партией. Поражение последнего в развязанной его сторонниками дискуссии заметно уменьшило шансы Троцкого, независимо от того, какое решение принял бы съезд по ленинскому "Письму". Сталин был убежден, о чем он впоследствии не раз говорил в узком кругу (возможно, для своего оправдания), что, приди к руководству партией Троцкий, революционным завоеваниям угрожала бы смертельная опасность.
  
   Троцкий не только недооценил волю и изощренный ум Сталина, но и своими бесконечными выпадами, дискуссиями, полемическими статьями невольно поднял авторитет Сталина, который в этих условиях уже выступал как защитник ленинского наследия, хранитель единства партии. Чем больше "наскакивал" Троцкий на Сталина, тем сильнее падала его популярность. И дело здесь не в Сталине, а в сложившемся общественном мнении о том, что Троцкий атакует линию партии. По существу, Троцкий сам помог Сталину укрепить его политические позиции. Сталин в глазах членов партии как будто ни разу не "качнулся" вправо или влево, проявляя гибкость" (а порой и изощренную хитрость), опираясь в борьбе с Троцким на своих будущих противников - Зиновьева и Каменева.
  
   Январь 1924 года останется для советских людей памятным временем. Еще 19 января М.И. Калинин докладывал на Политбюро, что врачи, которые лечат, наблюдают за здоровьем Ленина, выражают определенный оптимизм, что он сможет постепенно вернуться к политической деятельности. Он ходит, ему читают материалы, появились проблески надежды... Но все надежды рухнули в одночасье...
  
   Кому нужно в полуразрушенной стране вечно спорящее руководство? Именно об этом парадоксе напомнила XIII партконференция, которая состоялась в середине января 1924 года. Она обсудила очередные задачи экономической политики и дала политическую оценку троцкистской оппозиции.
  
   19 и 20 января Н.К. Крупская постепенно, "дозами", читала В.И. Ленину материалы партконференции. Когда в субботу, вспоминала позднее Надежда Константиновна, во время моего чтения Владимир Ильич стал волноваться, я сказала ему, что резолюции приняты единогласно. Обсуждение вопроса об оппозиции шло остро. Зиновьев и Каменев, будущие союзники Троцкого, требовали на конференции его вывода из состава Политбюро и ЦК. Возможно, Ленин увидел в этом факте признаки раскола, истоки усиления одной личности? Нетрудно представить, как было тяжело Ленину, находясь на протяжении многих месяцев в полной ясности сознания, не принимать активного участия в партийных делах! Все видеть, слышать, понимать, много думать и быть бессильным... Могучая мысль была в немом заточении... Можно только догадываться о глубине духовной трагедии вождя. Ленин понимал, что его предположения о возможности обострения фракционной борьбы в партийном руководстве - грозная реальность.
  
   Днем 21-го произошло резкое ухудшение в состоянии здоровья В.И. Ленина.
  
   Евдокия Смирнова, работница швейной фабрики, которая со дня мартовского приступа Ленина помогала Надежде Константиновне ухаживать за больным Лениным, вспоминала:
  
   - Утром, как всегда, подала я ему кофе, а он поклонился приветливо и прошел мимо стола, а пить не стал, ушел к себе в комнату и лег. Я ждала его до 4 часов с горячим кофе, все думала, проснется, выпьет. А уж ему плохо стало. Спросили у меня горячие бутылки... Пока их наливали да принесли, они уж не нужны ему были...
  
   Вечером, в 18.50, Ленина не стало. Патологоанатомическое исследование подтвердило диагноз врачей, что основой болезни явился резко выраженный склероз сосудов мозга от чрезмерно напряженной умственной деятельности, а непосредственной причиной смерти - кровоизлияние в мозг. Троцкий, находившийся на юге, не прибыл на похороны, дезинформированный Сталиным об их сроках. С Тифлисского вокзала 22 января он передал по телеграфу в "Правду" коротенькую статью. В ней есть такие строки:
  
   "И вот нет Ильича. Партия осиротела. Осиротел рабочий класс. Именно это чувство порождается прежде всего вестью о смерти учителя, вождя.
  
   Как пойдем вперед, найдем ли дорогу, не собьемся ли?..
  
   Наши сердца потому поражены сейчас такой безмерной скорбью, что мы все, великой милостью истории, родились современниками Ленина, работали рядом с ним, учились у него...
  
   Как пойдем вперед? - С фонарем ленинизма в руках..."179
  
   Было бы кощунственно ставить под сомнение искренность скорбных слов Троцкого. Перед Лениным не мог не преклоняться и Троцкий.
  
   Ночью 22-го состоялся экстренный Пленум ЦК, а 27 января гроб с телом Ильича был установлен в Мавзолее на Красной площади. На II Всесоюзном съезде Советов, открывшемся 26 января, были приняты решения об увековечении памяти В.И. Ленина. Траурное заседание II съезда Советов проходило в затянутом в креп Большом театре.
  
   В 6 часов 20 минут вечера Председатель ЦИК СССР М.И. Калинин обращается с предложением к членам Президиума ЦИК СССР и членам ЦК РКП(б) занять места за столом президиума. В нашей литературе до недавнего времени дело изображалось так, будто на заседании выступал один Сталин со своей "клятвой". Но все было иначе. Первым выступил Калинин, затем Крупская, Зиновьев. Председатель Исполкома Коминтерна Зиновьев прямо спросил присутствующих. "...сумеем ли мы провести нашу страну дальше, в тот край обетованный, который предносился (так в тексте. - Прим. Д.В.) духовному взору Владимира Ильича? Сумеем ли мы, хотя бы с грехом пополам, напрягая все силы коллективною разума и коллективной организованности, выполнить то, чему учил нас Владимир Ильич?" Выступали Бухарин, Клара Цеткин, Томский, Ша-Абдурасулев, Краюшкин, Сергеев, Нариманов, Зверева, Каменев. В выступлении последнего была выражена интересная мысль: "Он никогда не боялся остаться один, и мы знаем великие поворотные моменты в истории человечества, когда этот вождь, призванный руководить человеческими массами, был одинок, когда вокруг него не было не только армии, но и группы единомышленников... Единственно, что не оставляло его никогда, - это вера в творчество подлинных народных масс"180. Держали слово на заседании Ольденбург, Ворошилов, Смородин, Рыков. Сталин выступал четвертым, после Зиновьева.
  
   Речь Сталина (как обычно, текст готовил он сам, с последующим ознакомлением с ней членов Политбюро) была выдержана в патетической манере клятвы. "Катехизисное" мышление и здесь дало себя знать. Все разложено по "полочкам". Призвал создать "царство труда на земле, а не на небе". Но в его речи было и нечто такое, что всегда, до последних дней его жизни будет присуще ему, Сталину, - гимн силе, готовности к жертвам: "мы не пощадим сил", "отражая бесчисленные удары", "сила нашей страны", "в этом наша сила", "не пощадим своей жизни"181. Сталин от имени партии клялся хранить звание члена партии, ее единство, укреплять диктатуру пролетариата, крепить союз рабочих и крестьян, укреплять союз братских республик, верность интернационализму. В речи не было упомянуто ни о народовластии, ни о социалистической демократии, ни о свободе. Возможно, они подразумевались в русле упрочения диктатуры пролетариата? Ведь она имеет не только насильственную сторону! Однако, скорее всего, Сталин просто в этих "тонкостях" не нуждался.
  
   Начиналась новая глава истории. Преемником Ленина на посту Председателя Совнаркома стал А.И. Рыков, на пост Председателя Совета Труда и Обороны был выдвинут Л.Б. Каменев. Сталин, оставаясь генсеком, стал ждать решения ХIII съезда партии, где согласно воле умершего Ленина должны были зачитать его "Письмо к съезду". Но знал ли он об этом "Письме"? На этот счет были разноречивые свидетельства. Но сегодня известно: он знал и готовился к нейтрализации "Завещания".
  
   Дальние истоки трагедии_________________________________
  
   Есть события, которые до поры до времени остаются в тени истории, хотя они заслуживают неизмеримо большего. Это касается, в частности, судьбы ленинского "Письма к съезду". Я уже говорил, что, вероятнее всего, оно было адресовано делегатам XII съезда партии, но до них, в силу ряда причин, доведено не было. По-моему, Марк Аврелий писал: по-разному летают мысль и стрела; мысль, даже когда она осторожна, рассматривая что-либо, несется тем не менее прямо к своему предмету. Мысли Ленина, изложенные в его "Письме", "неслись к своему предмету", встречая немало препон. Похоже, для конкретного исторического момента они не смогли, в силу противодействия, сыграть ту роль, на которую были рассчитаны, но для будущего их роль неоценима. В истории политической мысли они останутся как предупреждение-пророчество, гласящее: самые высокие и благородные цели требуют для своей реализации моральной чистоты.
  
   Письмо Ленина от 24 - 25 декабря 1922 года, как и добавление от 4 января 1923 года, перепечатанные и уложенные в конверты, Крупская в соответствии с волей Владимира Ильича передала в ЦК партии 18 мая 1924 года, за пять дней до открытия очередного, XIII съезда РКП(б). В специальном протоколе, фиксирующем передачу этих бесценных документов, рукой Крупской записано: "Мною переданы записи, которые Владимир Ильич диктовал во время болезни с 23 декабря по 23 января, - 13 отдельных записей. В это число не входит еще запись по национальному вопросу (в данную минуту находящаяся у Марии Ильиничны).
  
   Некоторые из этих записей уже опубликованы (о Рабкрине, о Суханове). Среди неопубликованных записей имеются записи от 24 - 25 декабря 1922 года и от 4 января 1923 года, которые заключают в себе личные характеристики некоторых членов Центрального Комитета. Владимир Ильич выражал твердое желание, чтобы эта его запись после его смерти была доведена до сведения очередного партийного съезда. Н. Крупская"182.
  
   Пленум, состоявшийся накануне съезда, по докладу комиссии принимавшей ленинские бумаги, принял следующее постановление: "Перенести оглашение зачитанных документов, согласно воле Владимира Ильича, на съезд, произведя оглашение по делегациям и установив, что документы эти воспроизведению не подлежат, и оглашение по делегациям производится членами комиссии по приему бумаг Ильича"183.
  
   Это был первый съезд без Ленина. Политический доклад делал Зиновьев. Начал чтение доклада необычно взволнованно, сказав: "...в сегодняшней "Правде" один из наших родных рабочих-поэтов прекрасно изобразил настроение партии, относящееся как раз к данному моменту съезда:
  
   Видно, у мыслей
  
   Дрогнули колени,
  
   В омуте глаз
  
   Заблудилась тоска.
  
   - Политотчет Цека...
  
   Читает... читает...
  
   Не Ленин...
  
   Без Ленина, без светильника, без самой гениальной головы на земле приходится нам разрешать теперь те громадной важности вопросы, от которых зависят судьбы нашей партии..."184
  
   В пространном докладе Зиновьева рассматривался широкий комплекс вопросов: об итогах года, о факторе времени в социалистических преобразованиях, о работе ЦК и политбюро, об итогах дискуссии, о национальном вопросе, международном положении, работе РКП(б) в Коминтерне, о результатах нэпа, о ленинском плане кооперации. В докладе есть специальный раздел и о том, чтобы РКП(б) "не была только партией города", о "культурных ножницах" и т.д. Однако ни в докладе Зиновьева, ни в орготчете Сталина вопросы, поднятые Лениным в его последних письмах, фактически не были затронуты. Едва ли это было сделано умышленно. Просто интеллектуальный уровень соратников Ленина (хотя он и был в целом высоким) не мог, повторю, обеспечить такого глубокого и прозорливого взгляда в будущее, как у умершего лидера. Ленин ведь не просто изложил "план построения социализма", как принято было у нас говорить, в области индустриализации, коллективизации и культуры. Здесь тоже сказался схематизм мышления Сталина, привыкшего все расчленять и упрощать до неузнаваемости. Ленинское "Завещание" - это его концепция социализма, в центре которой - человек, а также вопросы, рассматривающие гарантии народовластия, демократии и гуманизма нового строя. По сути, Ленин искал пути: как не допустить отчуждение рабочего человека, труженика от его власти? Как победить нарождающуюся бюрократию? Как сделать демократичным, гибким аппарат, как поднять роль общественного контроля? Как сделать плоды свободы доступными для всех? Все эти вопросы и составляли суть ленинского намерения о "ряде перемен в нашем политическом строе". Хотя этим переменам было далеко до радикальности.
  
   К великому сожалению, Политбюро, его ядро - Зиновьев, Каменев, Сталин, Троцкий, Бухарин или не поняли, или не захотели, а может быть, не смогли в полной мере понять замыслов Ленина. XIII съезд партии, рассматривая многие важные вопросы текущей жизни, решал задачи сегодняшнего дня, а не завтрашнего. Центральная, хотя и ограниченная, идея ленинского "Завещания" о развитии народовластия не стала главной идеей работы съезда.
  
   Вопросы усиления демократии и ограничения диктатуры пролетариата, обновления руководящих органов, широкое привлечение масс к решению государственных вопросов фактически не поднимались. Сталин лишь коснулся вопроса расширения ЦК. Однако мы помним, Ленин говорил о расширении ЦК за счет рабочих и крестьян. В то же время и на XII и на XIII съездах это расширение было осуществлено, пусть и за счет достойных людей, но в подавляющем большинстве - профессиональных революционеров. Новых членов ЦК из числа рабочих и крестьян избрано было очень мало. А это, согласитесь, далеко не одно и то же.
  
   В политическом докладе Зиновьева вопросы социалистической демократии, о которой так заботился Ленин, были освещены своеобразно, а точнее односторонне. Докладчик привел высказывание одного инженера завода, специалиста, заявившего, что мало дать людям предметы первой необходимости, им нужно дать "права человека". Пока не имеем этих прав, заявил инженер, мы будем инертны. Пока не будет признано, что "человек - высшая ценность в государстве", у людей будет низкая общественная и трудовая активность. Нельзя не признать проницательности этих суждений. Правда, наряду с этими глубокими мыслями специалист высказал немало и неверных суждений. Зиновьев на подобное настроение интеллигенции реагировал следующим образом: "...незачем по этому вопросу терять лишние слова. Совершенно ясно, что таких прав они (специалисты. - Прим. Д.В.) как своих ушей без зеркала, в нашей республике не увидят. Это бесспорно"185. Так думал не только Зиновьев, но и многие в ЦК, не имевшие возможности глубоко постичь гуманистическую концепцию социализма, в центре которой должны были быть проблемы свободы, демократии и гуманизма. В этом неведении также кроются истоки будущих бед. Слов нет, после революции прошло лишь шесть с половиной лет. Без диктатуры пролетариата Союз советских республик просто не устоял бы под напором внутренних и внешних врагов, но забвение демократических начал, народовластия не могло рано или поздно не сказаться. Да и диктатура не должна быть вечной.
  
   Ленинское "Письмо" не заняло на съезде того места, какое оно должно было занять. Специально выделенные люди ознакомили с ним отдельные делегации. Особенно активничал Каменев, переходя из делегации в делегацию. Никаких обсуждений не было. По завершении "читки" вносилось заранее подготовленное устное предложение (товарищами из комиссии по приему ленинских документов): рекомендовать Сталину в своей практической работе учесть критические замечания Ленина. На этом все заканчивалось. По существу, "благодаря" такой форме доведения ленинского "Письма", оно фактически недооценивалось. Так документ исторического значения не стал основой для утверждения демократических норм в партийной жизни, основой организационных изменений в руководящем эшелоне партии и выдвижения нового лица на пост Генерального секретаря. Нужно учесть при этом, что с момента написания "Письма" прошло почти полтора года. За это время Сталину пришлось возглавить борьбу с Троцким, который еще незадолго до смерти Ленина повел атаки на бюрократию партии, на политику нэпа. Сталин выступил решительно против этих нападок, в действительности защищая и себя. Его поддержало большинство партии. Все это не могло не сказаться на отношении делегатов к Сталину. Многие могли рассуждать так: убрать Сталина - это значит признать правоту Троцкого...
  
   Многие делегаты съезда слабо разбирались в хитросплетениях реальной политики, часто форму принимали за содержание. Ведь не случайно Троцкий, благодаря своим запоминающимся речам, долго сохранял популярность. В делегациях при зачтении "Письма" не возникали сомнения: почему этот важнейший документ не обсуждают непосредственно на съезде, зачем эта келейность? почему открыто не обнародовать ленинские предложения? Все это явилось не только результатом определенной обработки и давления, но и прежде всего невысокой политической культуры многих делегатов. Одна из причин будущих бед - в неразвитости, на определенном этапе, политической культуры не только большей части населения, но и членов партии. Едва ли многие из них догадывались, что именно сейчас, отказавшись после революции от Бога на небе, они сделали шаг к тому, чтобы создать его на Земле. Не знали они и того, что Бог на небе был символом и требовал чаще символических жертв. А Бог на Земле не удовлетворится этим и жертв потребует страшных. Упрочение партийной монополии, диктатура одного класса станут основой перерождения.
  
   Но ведь не у всех же была невысокой политическая культура? Разве Зиновьев, Каменев, Рыков, Томский, Дзержинский, Калинин, Рудзутак, Сокольников, Фрунзе, Андреев, многие другие большевики не понимали, что нужно самым внимательным образом проанализировать "Завещание" вождя? Думаю, что понимали. Но лозунг "единства", часто понимаемый формально, глушил голос интеллектуальной совести. Можно даже сказать, что ее, совести, шанс не был использован. Так будет еще не раз в будущем. Возвышение нового вождя будет происходить не только в условиях непрерывного урезания, кастрирования реальной демократии, превращения партии в машину власти, но и глушения голоса совести многих из тех, кто должен был публично, открыто протестовать против узурпации власти одним человеком. Все знают, чем бы это кончилось для конкретного человека. Но в том-то и дело, что использовать этот шанс совести можно лишь в союзе с мужеством мысли... Но внутреннее рабство, как правило, оказывалось сильнее. Свобода в сознании людей часто была на положении золушки.
  
   Когда Сталину стало известно о ленинском "Письме", он заявил о своей отставке. Если бы она была принята, возможно, многое пошло бы по-другому. Это был правильный шаг. Только так должен был бы поступить любой большевик на его месте. Но отставка не была решительной. К слову сказать, в 20-е годы Сталин дважды заявлял о своей отставке. После XV съезда, например, в более категоричной форме. Троцкистско-зиновьевская оппозиция потерпела поражение, съезд организационно это оформил. На первом Пленуме после съезда Сталин обратился к членам ЦК с просьбой:
  
   "Я думаю, что до последнего времени были условия, ставящие партию в необходимость иметь меня на этом посту как человека более или менее крутого, представлявшего известное противоядие против оппозиции. Сейчас оппозиция не только разбита, но и исключена из партии. А между тем у нас имеется указание Ленина, которое, по-моему, нужно провести в жизнь. Поэтому прошу Пленум освободить меня от поста Генерального секретаря. Уверяю вас, товарищи, что партия от этого только выиграет". Но к этому времени авторитет Сталина возрос, и он олицетворял собой в партии человека, борющегося за единство, непримиримо выступающего против различных фракционеров. Отставка вновь была отклонена. Но похоже, Сталин в этом был уже уверен, и просьба об отставке имела замаскированную цель укрепить свое положение.
  
   Каменев и Зиновьев на XIII съезде предприняли все меры, чтобы ленинская настоятельная рекомендация о смещении Сталина с поста генсека не была выполнена. Пожалуй, это самая недостойная страница в их политической биографии, учитывая их близость к Ленину. Сталина уговорили взять свое устное заявление обратно и выработали сообща линию, согласно которой Сталину предлагалось учесть пожелания и критические замечания умершего вождя. Зиновьев и Каменев лично проводили эту работу в крупных делегациях, фактически дезавуируя идеи Ленина. Знали бы они, что обеляли своего будущего могильщика!
  
   Не лишенные способностей и заслуг перед революционным движением, партией на данном этапе Зиновьев и Каменев считали, что главное - не допустить Троцкого на первые роли. Они сами рассчитывали на них. Не судьбы революции, судьбы ленинского "Завещания" и будущее страны интересовали их в первую очередь. Старый, как сам мир, императив вышел на первый план: личные интересы, амбиции, тщеславие. Сталина они оба, как и Троцкий, явно недооценивали. Известно, например, что Зиновьев в начале 20-х годов в узком кругу говорил: "Сталин - хороший исполнитель, но им всегда нужно и можно управлять. У самого Сталина этих способностей к самоуправлению нет". Видимо, Зиновьев, а с ним и Каменев в своих планах рассчитывали, что Сталин останется в роли генсека лишь как руководитель Секретариата, а в Политбюро роль первой скрипки будет играть другой человек. Конечно, Зиновьев! Сталин понял замысел "дуэта" и до поры до времени делал вид, что такой расклад его устраивает. Ведь не случайно же Сталин добился, чтобы докладчиком по основному, политическому вопросу на XIII съезде выступил Зиновьев! Зиновьев и Каменев опасались Троцкого и не считали опасным Сталина. Троцкий же на съезде был пассивным. Похоже, он просто ждал, когда его позовут... Такова была обстановка в руководящем ядре ЦК.
  
   Сегодня, спустя десятки лет, можно сказать, что главными лицами, ставшими на пути реализации указания Ленина, были Зиновьев и Каменев (разумеется, и Сталин, но один он ничего бы не смог сделать). Именно эти два политика, руководствуясь сиюминутными личными интересами, фактически пошли наперекор последней воле вождя. Они выступили против его идеи о вооруженном восстании в 1917 году, выступили против и тогда, когда его не стало. А ведь Зиновьев любил публично с гордостью говорить, что до революции, на протяжении целых десяти лет (с 1907 до 1917 г.), он был ближайшим учеником Ленина! Что, мол, никто так не поддерживал Ленина в Циммервальде и Кинтале, как он, Зиновьев! Каменев был лично близок семье Ульяновых и не скрывал этого. Как бы то ни было, эти два политических близнеца уверовали в свою особую роль после Ленина. Именно они совместно со Сталиным приняли решение не предавать гласности ленинское "Письмо к съезду". И хотя на XV съезде партии (декабрь 1927 г.) этот документ по предложению Орджоникидзе был опубликован в текущем бюллетене, до широких слоев партии, до народа он не дошел.
  
   Антидемократичность шага с "Письмом" была хорошо усвоена Сталиным, и он в последующем еще не раз воспользуется уроком Зиновьева и Каменева. Они хотели прошлое оставить прошлому. Но это не всегда можно сделать. Прошлое может мстить. Сами не ведая, эти люди посеяли конфликт прошлого с будущим. В кровавой жатве падут со временем и их головы... Сталин сразу же, как только одолеет с их помощью Троцкого, потеряет к ним всяческий интерес. А через десять с небольшим лет хладнокровно санкционирует их физическое уничтожение. Нетрудно представить, сколько раз в будущем мысль Зиновьева и Каменева с отчаянием возвращалась к времени, когда они, презрев ленинское "Письмо", сами подтолкнули наверх диктатора, своего будущего палача. Правда, когда между Сталиным, с одной стороны, и Зиновьевым и Каменевым - с другой, произошел разрыв, тут они стали "принципиальными". Поскольку речь зашла о личном положении, они, забыв о недавней защите Сталина, выступили против него. Уже на XIV съезде партии, в декабре 1925 года, один из лидеров "новой оппозиции" обратился к делегатам, сказав верные, но запоздалые слова: "...я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба..." Но делегаты съезда это заявление оценили лишь как очередной выпад фракционеров. То, что сделали эти политики раньше, сохранив Сталина вопреки ленинскому пожеланию на посту генсека, изменить им, к сожалению, не удастся. Как, впрочем, и никому другому. И мы можем, пожалуй, воскликнуть, как Плутарх о Македонском: будет неверно, если мы сочтем, что власть Александру досталась как подарок судьбы. Сталину власть взять помогли. Прежде всего Зиновьев и Каменев. Вопреки воле Ленина.
  
   В этих условиях Троцкий, потерпевший безоговорочное поражение в прошедшей дискуссии, попытался "сохранить лицо", временно заняв гуттаперчевую позицию. Его выступление на XIII съезде Зиновьев назвал не "съездовской" речью, а "парламентской". По его словам, Троцкий обращался не к делегатам, а к партии и пытался "говорить совсем не то, что думает". Действительно, выступление Троцкого было необычным. Его основное содержание было направлено против бюрократизации партийного аппарата. Для убедительности он ссылался на Ленина, Бухарина, атакуя руководство ЦК с позиций новатора, борца за сохранение революционных традиций в партии. "Масса мыслит медленнее, чем мыслит партия", - утверждал Троцкий. Чтобы сохранить способность партии "мыслить быстро и верно", надо освободиться от "недомоганий" в виде бюрократии партийного аппарата. Но оказывается, Троцкий свои стрелы против бюрократизма пускал с иной целью: именно бюрократия плодит фракционность, утверждал Троцкий. Бюрократия, стало быть, оправдывает идеологические и политические атаки штаба партии. Другими словами, дискуссия, навязанная им партии, была своего рода ответом на бюрократию в ЦК, губкомах, всех эшелонах партийной иерархии. Известное рациональное зерно в этих суждениях есть. Но Троцкий пекся не только о партии, но и о себе. Он остался самим собой: тога борца за демократию ему понадобилась для оправдания своих левацких воззрений. Но в партии не забыли, что именно Троцкий был одним из инициаторов методов "казарменного коммунизма", с неизбежностью рождающего бюрократические извращения.
  
   Можно сказать, что XIII съезд не пошел и не мог пойти вперед в деле развития идей демократизации. Здесь кроется источник многих будущих трагедий. Делегаты съезда не выполнили последней воли Ленина о перемещении Сталина с поста генсека на другое место. Непоследовательность членов ЦК в этом вопросе, уступка доброхотам Сталина (в то время!) - Каменеву и Зиновьеву дорого обошлась в будущем партии.
  
   Справедливости ради следует сказать, что, возможно, многие члены ЦК понимали: если сместить Сталина, то невольно создастся впечатление правоты Троцкого. И кто знает, не скомпрометируй Троцкий себя октябрьским (1923 г.) вызовом, его шансы были бы довольно высокими. Однако альтернатива Троцкого не устраивала большинство соратников Ленина. Так что с известной долей допущения можно сказать, что Сталин сохранил свой пост генсека и благодаря "помощи" Троцкого.
  
   Демократические основы государственного и партийного строительства были лишь намечены Лениным, но практических шагов сделано не было. Возьмем лишь одну грань демократии: ротация руководящих работников. Ведь если бы даже Сталин был оставлен на посту генсека, но его пребывание было ограничено установленным уставным сроком, культового уродства в будущем можно было не допустить. Вполне понятно, когда королева Виктория, императрица Екатерина II, негус Хайле Селассие или шах Ирана Реза Пехлеви находились на троне десятилетиями, - они монархи! Но пребывание Сталина во главе партии и государства десятилетия, фактически ничем и никем не ограниченное, не могло не привести к деформациям. Не могло! В ленинском предложении XII съезду партии "Как нам реорганизовать Рабкрин" просматривается мысль об обязательном обновлении руководящих партийных органов, о разграничении функций ЦК и Советов. Первые ростки демократии не были ухожены. Постепенно их полностью заглушили более мощные побеги догматизма, бюрократии, механического администрирования. Будущий культ "великого вождя" не был случайностью.
  
   На первых порах не было никаких внешних признаков узурпации партийной власти. Наоборот. Сталин вел борьбу с Троцким под лозунгом коллективной борьбы с его фракционными, групповыми замашками, претензиями на единоличное лидерство и непомерными амбициями. Троцкий продолжал эксплуатировать политический капитал, нажитый им в годы гражданской войны, не замечая, что он, этот капитал, стремительно таял. Сталин, критикуя претензии Троцкого на особую роль в руководстве, формально предлагал другую, более прогрессивную и демократическую альтернативу - "коллективное руководство". Правда, это руководство постепенно трансформировалось в сторону, выгодную самому генсеку. Сталин уже наметил для себя план постепенного изменения руководящего ядра партии. Первый, кого он должен устранить из руководства, конечно же Троцкий. А пока важно не форсировать события. Так, состав Политбюро после XIII съезда фактически не изменился, даже Троцкий сохранил в нем свое место. Новым членом оказался лишь быстро завоевывающий авторитет в партии Бухарин. Ленинская характеристика Бухарина как "любимца партии" ускорила его избрание в высший партийный орган. Кандидатами в члены Политбюро стали Дзержинский, Сокольников, Фрунзе. Секретариат же предстал в новом виде: генсек - Сталин, второй секретарь - Молотов, секретарь - Каганович. Новый состав ядра ЦК стал более прочным с точки зрения поддержки Сталина. Пожалуй, самые трудные часы партийной карьеры Сталиным были пережиты. Его не только не сместили с поста генсека, на чем настаивал Ленин, но, более того, ему удалось упрочить свое положение в партийном руководстве.
  
   Ленинское "Письмо к съезду" на целые десятилетия исчезло из поля зрения партии. Оно не было опубликовано в "Ленинском сборнике", хотя Сталин сам обещал добиться этого. Правда, в середине 20-х годов "Письмо" несколько раз "всплывало" в связи с внутрипартийной борьбой. Оно даже было опубликовано в Бюллетене No 30 XV партийного съезда (тираж более 10 тыс. экз.) с грифом "Только для членов ВКП(б)", разослано в губкомы партии, коммунистические фракции ЦИК и ВЦСПС, часть письма была опубликована в "Правде" 2 ноября 1927 года. Поэтому нельзя говорить, что партия совсем не знала об этом документе. Но, не исполнив волю Ленина сразу, позже это было сделать труднее. Прежде всего потому, что на первых порах Сталин пытался, хотя бы внешне, изменить свое поведение. А главное, в глазах партии он стал во главе большинства ЦК в борьбе с оппозиционерами. Хотя часто оппозиция лишь выражала идейные расхождения, иные взгляды и альтернативы. Но Сталин добился того, что слова "оппозиция", "фракция" стали синонимом враждебности.
  
   Как известно, партия, последующие поколения коммунистов о ленинском "Завещании" узнали лишь после XX съезда КПСС. Такие "тайны" опасны: они, как коррозия, разъедают демократические основы, невольно создавая ложные представления у людей, что правда может быть в заточении. Кстати, К. Радек в своей брошюре "Итоги XII съезда РКП", вышедшей в 1923 году, пишет, что некоторые лица хотели "нажить капитал" на последних письмах Ленина, говоря, "что тут есть какая-то тайна", не дающая возможности их опубликовать186.
  
   Чем больше прячется от света правда, как об этом свидетельствует опыт истории, тем больше возможностей для злоупотреблений. В конечном счете все подобные попытки сокрыть правду обречены на провал. Но прежде чем это выясняется, ущерб общественному сознанию, политической культуре, духовным ценностям наносится огромный. История "Письма" еще раз напоминает, что ложь всегда делают, фабрикуют, создают. А правду фабриковать не надо. Ее просто нужно открыть, найти, высветить, защитить. В этом, в частности, одна из противоположностей правды и лжи. Для правды нужен свет, много света; ложь всегда ищет темноту, закрытость и "секретность". А Сталин страшно любил "секреты". Множество грифов скоро появятся на "делах", папках, элементарных документах. Конечно, государственные и партийные секреты существовали и, видимо, будут существовать. Но превращение в некую тайну простой переписки, отчетов, телеграмм, элементарных сведений создавало как бы особый пласт жизни для некоторых. Никто не задумывался, что чрезмерная засекреченность государственной и общественной жизни - почва для продажности. В центре всех "тайн" стоял сам Сталин, находивший время лично реагировать на непрерывный поток сообщений.
  
   Не без участия Троцкого текст ленинского "Письма к съезду" на Западе неоднократно публиковался. Вначале в США его давний сторонник М. Истмэн опубликовал текст документа с пространными антисоветскими комментариями. Затем в 30-х годах во Франции Б. Суварин, французский гражданин русского происхождения, сотрудник "Юманите", вернулся к этому документу. Троцкий прилагал постоянные усилия, чтобы привлечь внимание к "Письму", вырывая из него отдельные фрагменты и изменяя их до неузнаваемости. В конце своей жизни он фактически толковал этот ленинский документ однозначно: Ленин предложил сместить Сталина с поста генсека и рекомендовал делегатам выдвинуть в качестве лидера партии его, Троцкого, как самого способного и умного.
  
   Ленинские идеи, содержащиеся в "Завещании", предусматривали определенный спектр новых шагов в первом в мире социалистическом государстве. Предполагалось усиление притока свежих сил в руководстве партии и государства, повышение роли профсоюзов, Советов, общественных организаций, народных и контрольных органов, подотчетности руководителей перед трудящимися. Но совсем не стояли конкретно вопросы о плебисцитах, референдумах, опросах, обязательной отчетности руководителей, о строгой ротации партийных кадров, других аспектах "технологии" демократии. Накануне смерти суть социализма Ленину теоретически виделась в синтезе гуманизма, свободы и справедливости. Но Ленин обошел идею революционного плюрализма. Дальше он не пошел.
  
   Постепенный отход даже от ограниченных форм народовластия не мог не сказаться на всех сферах жизни Советского государства. Именно здесь находятся глубинные истоки всех будущих деформаций, культовых уродств, злоупотреблений властью. Но идейный заряд Октября был весьма силен и его долго не смогли погасить и заглушить все фильтры и изоляторы догматизма и бюрократии. Нам нужно это всегда помнить и знать. И совсем не потому, чтобы уяснить: ни настоящее, ни будущее не вечны. И то и другое проходит. Вечно, видимо, лишь прошлое. А оно очень часто дает свои предписания грядущему. Оно, будущее, сегодня таково, что, с одной стороны, пока мы не утолим голод в постижении того, что было, нам трудно будет реализовать в действительности идеалы демократии. А с другой, стоит видеть, что прошлое учит мужеству и способности защитить правду. У настоящей совести всегда есть свой шанс.
  
   Многое в будущих бедах заложено еще в ленинское время: диктатура класса, диктатура партии, диктатура вождя. Самые глубокие истоки тоталитаризма восходят к тому, далекому теперь времени. "Завещание" умирающего Ленина могло бы дать начальный импульс движения к подлинному народовластию. Но ни сам Ленин, ни его последователи не представляли, сколь трагическим будет дальнейший путь. Хотя всю советскую историю этим "метром" едва ли стоит измерить.
  
   Нужно констатировать: создававшаяся политическая система общества огромное значение придавала воспитанию населения, подрастающих поколений на идеалах революции, социализма и коммунизма. В ходу был образ идеального "нового человека", некий образец-модель личности грядущего. Уже в 20-е годы, несмотря на то что начали усиливаться бюрократические тенденции, идеологической стороне переустройства общества придавалось первостепенное значение. Простота, скромность в быту, непритязательность в повседневном общежитии, готовность откликнуться на любой призыв общества, глубокая неприязнь к мещанству, накопительству, высокая одухотворенность людей, чуждых меркантильным расчетам, - все эти черты человека 20, 30, 40-х годов усиленно культивировались в советском обществе. Но часто - весьма ханжески.
  
   Народные начала не потерялись полностью в иерархии бюрократических напластований и догматических штампов. Ленинские идеи, пусть порой и в усеченном, неполном виде, были оружием в борьбе за выживание в условиях сталинизма. При всей противоречивости, драматичности этого процесса стали-низм не смог окончательно убить лучшее в духовной жизни народа.
  
   Гегель полагал, что судьба царит над всем в виде слепой, неразумной силы. Теологи добавляют, что это некая внешняя сила, которая знает будущее каждого человека и ведет его по определенной тропе к своему финалу. После смерти Ленина Сталин, вместо того чтобы уйти в какой-либо наркомат с капитанского мостика партии, вопреки Гегелю, которого он так никогда и не сможет осилить, взял судьбу в свои руки. В то время, однако, никто не мог и предположить, какую роль сыграет в истории Сталин - первый генсек партии большевиков.
  
   Дальние истоки трагедии среди тех, что были названы, видятся и в том, что создававшаяся строго централизованная система уже в потенции несла опасность. Усиливалась монополия партии на власть. Монополия на мысль, волю, идеалы. Идеи плюрализма мнений и взглядов стали опасной ересью. Шло быстрое сращивание партии и государства. Мантия тоталитарности покрывала государство. Человек, сосредоточивший в своих руках необъятную власть, функционер идеи, еще тогда поставил перед собой цель - взять в руки единоличное управление этой системой. Ему в этом не помешали. Предостережение Ленина не было оценено. "Старая гвардия", занятая междоусобной борьбой, не взяла на себя историческую роль коллективного лидера. Завоеванная свобода затуманила видение грядущего. Как писал Николай Бердяев в своем опыте философской автобиографии: "Опыт русской революции подтверждал мою давнюю уже мысль о том, что свобода не демократична, а аристократична. Свобода не интересна и не нужна восставшим массам; они не могут вынести бремени свободы"187. Спорная мысль, верная, однако, в такой плоскости: распорядиться завоеванной свободой так, как учил Ленин, ни массы, ни "старая гвардия" не смогли и не сумели. Грядущее, как всегда, было в дымке...
  
   Рукотворность будущего не менее загадочна, чем необратимость и тайны ушедшего.
  
   Глава 3
  
   Выбор и борьба
  
   В русском коммунизме воля к могуществу
  
   оказалась сильнее воли к свободе.
  
   Н. Бердяев
  
   Муки родов нового общества продолжались. А жизнь текла. В сцеплениях многих судеб, обстоятельств, конфликтов. После XIII съезда партии к Сталину стала возвращаться утраченная было им уверенность. До смерти Ленина его вряд ли посещали серьезные честолюбивые намерения. А после... Едва ли с полной определенностью можно утверждать, что уже тогда он поверил в возможность реализации, казалось бы, невозможного шанса. Мир человека во многом и часто загадка.
  
   В 1793 году голова короля Франции Людовика XVI скатилась в корзину после гильотинирования. За минуту, возможно меньше, до того как нож гильотины упал на шею короля, Луи Капет спросил у палача: "Нет ли вестей о Лаперузе?" (шел пятый год, как исчезла кругосветная экспедиция Лаперуза, и, как позже выяснилось, - навсегда). Тайники сознания воистину непроницаемы: еще мгновение - и Людовик XVI канет в небытие, но он интересуется не собственной судьбой, а Лаперузом... Сталина никто не собирался гильотинировать, но и никто не мог знать его дальнейших планов. Да и были ли они у него?
  
   В библиотеке Сталина, которая стала потихоньку создаваться в его маленькой кремлевской квартире уже с 1920 года, большая часть литературы была дореволюционного издания: сборники трудов Маркса, Энгельса, Плеханова, Лафарга, Люксембург, Ленина, утопистов, книги Толстого, Гаршина, Чехова, Горького, Успенского, малоизвестные теперь работы Бинштока, Зонтера, Гобсона, Кенворти, Танхилевича... Многие из них не являлись лишь антуражем скромного обиталища. В книгах карандашные пометки, подчеркивания, сделанные, возможно, Сталиным.
  
   В "Мыслях" Наполеона есть такая фраза: "Именно вечером у Лоди188 я уверовал в себя как в необыкновенного человека и проникся честолюбием для совершения великих дел, которые до тех пор представлялись мне фантазией"189. Пережил ли Сталин свое "Лоди", сохранив за собой, вопреки воле Ленина, пост генсека? Пожалуй, для политической карьеры Сталина это действительно был кульминационный момент: 45-летний Генеральный секретарь почувствовал, что после смерти Ленина он отнюдь не слабее своих сотоварищей по Политбюро и ЦК.
  
   Об этом Сталин все чаще задумывался в редкие минуты отдыха, приезжая на свою загородную дачу в Зубалово. В начале 20-х годов в Подмосковье оказались сотни заброшенных особняков, дач, загородных домов, покинутых "бывшими". Большинство из них бежали за границу, иные пали в кровавой рубке гражданской войны, у третьих эти атрибуты "буржуазной роскоши" просто экспроприировали. Многие из этих домов отдали под больницы, приюты для беспризорников, склады и дома отдыха многочисленных госучреждений, которые начали быстро плодиться. Недалеко от станции Усово стояло с десяток дач. Одну из принадлежавших раньше нефтепромышленнику Зубалову выделили Сталину. Здесь же поселились Ворошилов, Шапошников, Микоян, немного позже Гамарник, другие партийные, государственные и военные руководители страны.
  
   В семье у Сталина в 1921 году родился Василий, через несколько лет появилась Светлана, позже приехал сюда и сын от первой жены Яков. Надежда Сергеевна, жена Сталина, - а она, как мы помним, была моложе своего мужа на двадцать два года - с самоотверженностью и рвением молодой хозяйки взялась за устройство бесхитростного быта. Жили скромно на зарплату Сталина, пока его жена не пошла работать в редакцию журнала "Революция и культура", потом в секретариат Совнаркома, а затем на учебу в Промакадемию. Как-то за столом Сталин неожиданно сказал жене: "Я никогда не любил денег, потому что у меня их обычно не бывало". Знакомясь с документами сталинского архива, интересно было читать расписки Сталина, переданные им Стасовой в подтверждение того, что он получал в партийной кассе авансы по 25, 60, 75 рублей "в счет жалованья" за следующий месяц. Этот человек о безденежье знал не понаслышке.
  
   Постепенно в доме появились няня и экономка. Не было тогда ни многочисленной охраны, ни комендантов, ни курьеров, ни десятков других должностей, которые возникнут позже, и сами вожди будут называть этих людей "обслугой", чтобы не повторять буржуазного - "прислуга".
  
   Первые годы после революции Сталин, как и все руководители партии, жил просто и скромно, в соответствии с семейным бюджетом и партийными установками. Еще в октябре 1923 года ЦК и ЦКК РКП(б) подготовили и разослали во все партийные комитеты специальный документ, в котором излагались меры, выработанные еще на IX партконференции РКП(б) (сентябрь 1920 г.). В нем говорилось о недопустимости использования государственных средств на благоустройство частных жилищ, оборудование дач, выдачу премий и натуральных вознаграждений ответственным работникам. Предписывалось самым строжайшим образом следить за моральным обликом партийцев, не допускать большого разрыва в заработной плате "спецов" и ответработников, с одной стороны, и основной массой трудящихся - с другой. Игнорирование этого положения, говорилось в циркуляре, "нарушает демократизм и является источником разложения партии и понижения авторитета коммунистов". Подтверждалось ленинское положение, что "ответственные работники-коммунисты не имеют права получать персональные ставки, а равно премии и сверхурочную оплату"190. При Ленине существовала даже негласная традиция передачи членами ЦК своего литературного гонорара в партийную кассу.
  
   У руководителей партии тогда не было ценных вещей, и даже разговоры о чем-либо подобном были признаком дурного, мещанского, даже антипартийного тона. Сталину долгое время был присущ внешний аскетизм. После смерти у него фактически не оказалось личных вещей, кроме нескольких мундиров, подшитых валенок и залатанного крестьянского тулупа. Он любил не вещи. Любил власть. Только власть!
  
   Иногда по воскресеньям, если позволяла обстановка, собирались вместе, чаще у Сталина. К нему приезжали Бухарин с женой, бывали здесь Орджоникидзе, Енукидзе, Микоян, Молотов, Ворошилов, Буденный, часто с женами и детьми. Под аккомпанемент гармоники Буденного пели русские и украинские песни, даже плясали... Но к Сталину на дачу никогда не приезжал Троцкий.
  
   Сидя за столом, выпивали, вели разговоры о положении в стране, партии, текущих внутренних и международных делах. Обычно бывал здесь и старый большевик С. Я. Аллилуев, которого весьма уважал его зять. Как правило, Аллилуев вставлял лишь реплики о "старине" (он был членом партии с момента ее основания, чем очень гордился). Частенько спорили, порой резко. Все обращались на "ты". Сталин - равный среди равных. Никаких признаков чинопочитания, тем более славословия или заискивания.
  
   Встречались люди, которые еще менее десяти лет назад были париями общества, а теперь волею исторических обстоятельств оказались во главе гигантского государства, едва-едва оправлявшегося от бесчисленных ран, нанесенных ему мечами войны, междоусобиц, мятежей. Многие вопросы, обсуждавшиеся здесь, нередко затем выносили на Политбюро. Так, например, Молотов однажды за столом привел любопытную справку: столько-то в России зерна уходит на самогон, столько-то денег недосчитывает от этого казна. Через несколько дней, 27 ноября 1923 года, на заседании Политбюро после сообщения Молотова постановили:
  
   "Поручить секретариату создать постоянно действующую Комиссию для борьбы с самогоном, кокаином, пивными и азартными играми (в частности, лото) в составе: председатель - т. Смидович, заместитель - т. Шверник, члены - тт. Белобородов, Данилов, Догадов, Владимиров.
  
   Секретарь ЦК Сталин"191.
  
   Также, обсуждая в узком кругу причины болезни и смерти Ленина, решили предпринять некоторые меры по улучшению медицинского обслуживания руководства партии. На Пленуме ЦК 31 января 1924 года Ворошилов доложил вопрос "Об охране здоровья партверхушки". Постановили:
  
   "Просить Президиум ЦКК обсудить необходимые меры по охране здоровья партверхушки, причем предрешить необходимость выделить специального товарища для наблюдения за здоровьем и условиями работы партверхушки192".
  
   Думаю, при Ленине вопрос был бы поставлен иначе, шире; через призму заботы о здоровье всего народа, в том числе и руководящего состава. С таких "мелочей" все начиналось. Элитное мышление "партверхушки", исповедовавшей уравнительные принципы, породило и появление привилегий: различные доплаты ("конверты"), личные вагоны для руководства, дачи на юге, дачи под Москвой, многочисленная "обслуга". Все начиналось постепенно...
  
   Часто спорили: как "внедрять социализм". Пунктирная линия движения за горизонт, в будущее, намеченная Лениным, словно траектория, терялась где-то в дымке. Вектор движения, его направление были ясны. Но как идти, какими должны быть темпы, методы, способы строительства нового общества - все это выглядело смутно. Проводив гостей, Сталин долго ходил в сумерках отгоравшего дня с думами о дне завтрашнем. В нем зрели не только ответственность и тревога за будущее. Рядом крепли тщеславие и честолюбие: может быть, эта полоса борьбы и неопределенности и есть его "Лоди"?
  
   Как строить социализм?__________________________________
  
   Идеально, когда между силой и мудростью существует гармония. Так бывает очень редко. Чаще будущее принадлежит сильным, не обязательно, к сожалению, мудрым. Обычно одно из начал берет верх на каком-то отрезке исторического пути. Осознаем мы или не осознаем этот феномен, он существует наряду с другими. В эти исторические моменты выбора в соотношении мудрости и силы бывает всякое. Сталин не знал и не читал древних мыслителей. А один из них, Сократ, высказал, помнится, мысль, актуальную не только для его времени: "Философы должны быть правителями, а правители - философами". Силе всегда нужна мудрость. Сталин обладал силой, но не обладал мудростью. (Хотя все мы долго его хитрость, изощренность, коварство ума принимали за мудрость.) В момент выбора средств, путей реализации великих идей это сыграло трагическую роль.
  
   Энергия масс первого в мире государства рабочих и крестьян была освобождена. Как направить ее к цели, к идеалу, к вершинам, которые даже Ленину казались близкими? Как строить социализм? Партийная печать была полна статей старых и новых теоретиков, дающих советы, указания, как идти дальше. Все было впервые. Часто казалось: достаточно верного лозунга - и дело пойдет.
  
   Напомню, Троцкий в конце 1924 года написал в Кисловодске "Уроки Октября". В них он вновь попытался принизить роль других лидеров революции, с тем чтобы "теоретически" обосновать свои претензии на лидерство. Троцкий, как отмечалось в статье журнала "Большевик" (1924. No 14), с позиций "летописца" в своих "Уроках" перешел на позицию пристрастного прокурора. Он доказывал, что в ходе революции "ЦК прав тогда, когда он согласен с Троцким, а Ленин не прав тогда, когда несогласен с Троцким...". В революции, писал Троцкий, бывает своего рода паводок, и если упустить его, то не будет ни паводка, ни революции. Он, Троцкий, мол, умел уловить пик паводка... Революция "состоялась", потому что, вопреки большинству "старого большевизма", во главе ее стали Ленин и Троцкий. Такова была историческая версия героя русской революции.
  
   Троцкий вновь ставит вопрос о том, что судьбы революции в России в решающей мере зависят от того, "в какой последовательности будет происходить революция в разных странах Европы..."193. В своей работе "Перманентная революция" Троцкий говорит еще более определенно, что завершение социалистической революции в одной стране немыслимо, что "сохранение пролетарской революции в национальных рамках может быть лишь временным режимом, хотя бы и длительным, как показывает опыт Советского Союза". На вопрос, как строить социализм, Троцкий, по существу, отвечал - "ожидая мировую революцию", подталкивая ее. Он верил, что "октябрьские революции" пойдут в мире одна за другой, что Красная Армия должна помочь другим странам в этом великом переломе. Это было явное левачество, но которое, конечно, не было преступлением, как стало впоследствии квалифицироваться. Помимо всего прочего, Троцкому была не чужда и революционная романтика, которая всегда была чужда Сталину.
  
   По вопросу о теории "перманентной революции" Троцкий пишет: "Самостоятельно Россия не может, разумеется, прийти к социализму. Но, открыв эру социалистических преобразований, она может дать толчок социалистическому развитию Европы и, таким образом, прийти к социализму на буксире передовых стран"194. Так Троцкий считал до 1917 года. После революции он отчасти изменил свою позицию. Мысленно полемизируя со Сталиным, Троцкий высказал свою точку зрения в виде такого диалога:
  
   Сталин. Итак, вы отрицаете, что наша революция может привести к социализму?
  
   Троцкий. Я по-прежнему считаю, что наша революция может и должна привести к социализму, приняв международный характер...
  
   Далее он объясняет эти расхождения так: "Секрет наших теоретических противоречий в том, что вы очень долго отставали от исторического процесса, а теперь пытаетесь его обогнать. В этом же, к слову сказать, и секрет ваших хозяйственных ошибок".
  
   Теория построения социализма в отдельной стране, считал Троцкий, несовместима с теорией "перманентной революции". Только сверхиндустриализация за счет крестьянского сектора, писал Преображенский, поддерживая Троцкого, может дать государству промышленную основу, шансы на социализм.
  
   Сталин очень поверхностно знал экономику. Однако он видел, в каком тяжелом положении находится страна. Полоса дискуссий и споров в партии, длившаяся почти десятилетие, была периодом борьбы не только за определение уровня и характера демократического общества, но и за поиск путей развития экономики. Если бы у Сталина была экономическая проницательность, то он смог бы увидеть в последних статьях Ленина определенную концепцию социализма, которая включает в себя индустриализацию и добровольную кооперацию страны, подъем культуры широких масс, совершенствование социальных отношений, развитие демократических начал в обществе. Ленинские пророческие слова о том, что нэп многие из этих проблем связывает в один узел - смычка города и деревни, "освобождение" экономических рычагов, торговля, извечная предприимчивость делового человека, - что "из России нэповской будет Россия социалистическая"195, Сталиным никогда не были до конца поняты.
  
   Первые годы его интересовали экономические воззрения Бухарина, Преображенского, Струмилина, Леонтьева, Брудного, но Сталин с трудом понимал суть хитросплетений экономических терминов, законов, тенденций. Человек, который никогда не был на производстве, не ведавший запаха весенней пашни, не одолевший азбуки экономической политграмоты, в конце концов согласился, например, с неизбежностью "товарного голода" при социализме, который сопровождает нас до сих пор. Правда, Сталин пытался что-то понять в экономике. В библиотеке, например, хранилась книга О. Ерманского "Научная организация труда и система Тейлора". Известно, что Ленин похвалил автора за то, что он смог дать изложение "системы Тейлора, притом, что особенно важно, и ее положительной и ее отрицательной стороны..."196. Должно быть, поэтому Сталин и читал эту книгу...
  
   Однако, основываясь на его работах, записках, высказываниях, а главное, практических действиях, убеждаешься, что экономическое кредо Сталина было более чем простым. Страна должна быть сильной. Нет, не просто сильной, а могучей. Прежде всего - всемерная индустриализация. Затем - максимально приобщить крестьянство к социализму. Путь, метод, средство - широчайшая опора на диктатуру пролетариата, в которой Сталин признавал только "силовую" сторону. Во время одного из совещаний в ЦК он высказал такую формулу: "Чем крупнее будут стоять перед нами задачи, тем больше будут трудности". В "Большевике" (1926. No 9 - 10) эту идею сформулировали так: "Мы ставим перед собой все более серьезные и крупные задачи, разрешение которых обеспечивает все более успешные шаги по направлению к социализму, но укрупнение задач сопровождается и ростом трудностей". Как это все перекликается с будущей зловещей формулой об "обострении классовой борьбы по мере ускорения продвижения к социализму"! В середине 20-х годов Сталин очень туманно представлял пути социалистического строительства, но метод у него, несомненно, уже был: сила, команда, директива, указание. Свобода? Нет. Главное - сила. Разве это противоречит диктатуре?
  
   Сталин, читая многочисленные выступления видных деятелей партии, чувствовал, что широкий спектр взглядов на судьбы социализма в СССР обусловлен не только дифференциацией идейных и теоретических позиций их авторов, но и тем, что действительность оказалась намного сложнее, чем предполагали большевики. Вот правильно ведь пишет Бухарин в "Большевике": "...раньше мы представляли себе дело так: мы завоевываем власть, почти все захватываем в свои руки, сразу заводим плановое хозяйство, какие-то там пустячки, которые топорщатся, мы частью берем на цугундер, частью преодолеваем, и на этом дело кончается. Теперь мы совершенно ясно видим, что дело пойдет совсем не так"197.
  
   Да, дело идет "совсем не так"... Перелистывая статьи, читая доклады, справки, донесения, Сталин чувствовал, что наиболее опасен в этой полосе неопределенности Троцкий. Даже при мысленном упоминании этого имени Сталина охватывало состояние глубокой неприязни, переходящее в озлобление. На днях ему сказали, что, выступая в кругу своих приверженцев, Троцкий заявил, что "некоторые новые вельможи в партии" не могут простить ему, Троцкому, ту историческую роль, которую он "сыграл в Октябре". Конечно, "вельможа" в устах Троцкого - это он, Сталин. До него доходили и более нелестные эпитеты Троцкого и его сторонников в свой адрес.
  
   Хотя у Сталина продолжали оставаться внешне неплохие отношения с Зиновьевым и Каменевым, он чувствовал, что его прямолинейность и постепенно растущее влияние не по душе "дуэту". Особенно остро он это понял после XIII съезда партии. В своем докладе на курсах секретарей укомов Сталин подверг критике высказывание Каменева о существовании "диктатуры партии". Но ведь у нас, товарищи, заключил Сталин под одобрительный гул слушателей, есть диктатура пролетариата, а не партии. Справедливости ради следует сказать, что и Бухарин в то время разделял идею "диктатуры партии". На январском Пленуме ЦК 1924 года он заявил: "Наша задача - видеть две опасности: во-первых, опасность, которая исходит от централизации нашего аппарата. Во-вторых, опасность политической демократии, которая может получиться, если демократия пойдет через край. А оппозиция видит одну опасность - в бюрократии. За бюрократической опасностью она не видит политической демократической опасности. Но это меньшевизм. Чтобы поддержать диктатуру пролетариата, надо поддержать диктатуру партии". Радек к этому добавил: "Мы диктаторская партия в мелкобуржуазной стране"198.
  
   Но Сталин стал критиковать лишь Каменева. Ему совсем ни к чему было "воевать" со многими. Главное - постепенность, очередность. Всему свое время. Тут же среагировал политический тандем. На заседании Политбюро критика Сталина в адрес Каменева была осуждена как "нетоварищеская" и неточно выражающая "суть позиции критикуемого". Сталин сразу же заявил о своей отставке. Вторично в качестве генсека, но не в последний раз. Отставка была вновь отклонена... Самим же Каменевым при поддержке Зиновьева. Сталин почувствовал в этом акте растущую неуверенность своих оппонентов - они по-прежнему боялись Троцкого. А генсек еще раз убедился во "флюгерности" мышления как Каменева, так и Зиновьева. Чего только стоит книга последнего "Ленинизм"! Фактически Зиновьев еще раз попытался закамуфлировать, оправдать свое с Каменевым капитулянтство в период Октября, свои разногласия с Лениным. Сталин обладал злой памятью. Он обязательно использует эти факты. В будущем. Когда он нанесет разящий удар по Троцкому, настанет очередь Зиновьева и Каменева, если они не станут ручными. А факты эти надо приберечь, выписать, сохранить. Вот они, эти факты, зафиксированные в документах:
  
   - Нашу позицию по отношению к Временному правительству и войне надо оберегать "как от разлагающего влияния "революционного оборончества", так и от критики т. Ленина";
  
   - Что касается "общей схемы т. Ленина, то она представляется нам неприемлемой, поскольку она исходит от признания буржуазно-демократической революции законченной и рассчитана на немедленное перерождение этой революции в революцию социалистическую";
  
   - Тезисы (Апрельские) Ленина ничего не говорят о мире. Ибо совет Ленива "разъяснять широким слоям неразрывную связь капитала с империалистической войной" - решительно ничего не разъясняет...199
  
   Сталин уже тогда принял решение: как только будет покончено с Троцким как потенциальным соперником, он уберет этих "беспринципных говорунов". Даже его, превратившего свою грубость в достоинство, иногда коробила безапелляционность Зиновьева. Выступая на вечернем заседании Пленума ЦК 14 января 1924 года по поводу "дискуссионного листка", Зиновьев развязно давал характеристики многим членам ЦК, другим большевикам - участникам дискуссии, словно он оценивал, будучи командиром эскадрона, своих подчиненных. "Пятаков, - самоуверенно говорил Зиновьев, - большевик. Но его большевизм еще незрелый. Зелено, незрело". Еще несколькими часами раньше, говоря о поправках Пятакова к резолюции по экономическим вопросам, Зиновьев без тени сомнения заявил: "Это не поправки, а платформа, которая отличается от хорошей платформы тем, что она плоха. Больше ничего". Говоря о Сапронове, назвал его "почвенным человеком. Он стоит обеими ногами на земле и представляет что угодно, но только не ленинизм". Осинский - "представитель уклона более интеллигентского, который ничего общего с большевизмом не имеет". Даже не преминул лягнуть Троцкого, что Сталину явно понравилось, хотя без какой-либо видимой связи: "Когда мы приехали в свое время на конгресс в Копенгаген, нам дали номер газеты "Форвертс" с анонимной статьей, где говорится, что Ленин и вся его группа уголовники, экспроприаторы. Автором этой статьи был Троцкий"200.
  
   Сталин слушал и думал: уже считает себя "вождем", лидером. Выскочка, пустозвон! Конечно, на том пленуме Сталин никак не отреагировал на выступление Зиновьева. Но через два года Сталин не оставит от позиции Зиновьева камня на камне. В мае 1926 года, например, разбирая одно из очередных заявлений Зиновьева, Сталин написал записку членам бюро делегации ВКП(б) в Коминтерне Мануильскому, Пятницкому, Лозовскому, Бухарину, Ломинадзе и самому Зиновьеву. Сталин, в частности, пишет, что "натолкнулся на целых восемь сплетен и одно смехотворное заявление т. Зиновьева". По каждому пункту - о Профинтерне, об ультралевом уклоне в Коминтерне и т.д. - генсек дает свои категорические опенки. А о самом Зиновьеве - следующее (убийственное) резюме:
  
   "Тов. Зиновьев с бахвальством заявляет, что не тт. Сталину и Мануильскому учить его необходимости борьбы против ультралевого уклона, ссылаясь на свою 17-летнюю литературную деятельность. Что т. Зиновьев считает себя великим человеком, это, конечно, не требует доказательств. Но чтобы партия также считала т. Зиновьева великим человеком, в этом позволительно усомниться.
  
   За период с 1898 года вплоть до Февральской революции 1917 года мы, старые нелегалы, успели побывать и поработать во всех районах России, но не встречали т. Зиновьева ни в подполье, ни в тюрьмах, ни в ссылках...
  
   Наши старые нелегалы не могут не знать, что в партии имеется целая плеяда старых работников, вступивших в партию много раньше т. Зиновьева и строивших партию без шума, без бахвальства. Что такое так называемая литературная деятельность т. Зиновьева в сравнении с тем трудом, который несли наши старые нелегалы в период подполья в продолжении двадцати лет?"201
  
   Уже в середине 20-х годов основные оппоненты Сталина поймут, что "выдающаяся посредственность" - незаурядный политик: жесткий, хитрый, коварный, волевой. Скоро это поймут все его противники, а через годы руководители партий и государств, которые будут иметь с ним дело.
  
   У читателя может сложиться впечатление, что я слишком много внимания уделяю личной борьбе в процессе выбора. К сожалению, все так и было. Иногда ловишь себя на мысли о том, что главные вопросы исторического выбора нередко оказывались на втором плане под напором амбиций "вождей".
  
   Развернувшаяся после Ленина борьба за определение методов социалистического строительства сильно осложнилась личным соперничеством, борьбой за лидерство. В эту борьбу включились прежде всего Сталин, Троцкий, Зиновьев. За ней, конечно, стояли конкретные вопросы политики и экономики, отношение к крестьянству, пути индустриализации, теория и практика международного коммунистического движения. Иногда различия во взглядах на эти проблемы носили второстепенный характер, их можно было достаточно легко привести к "общему знаменателю". Но личные амбиции, соперничество, воинственная непримиримость, особенно Сталина и Троцкого, придали драматический характер этой борьбе, способствовали тому, что любые отличающиеся от сталинских идеи, взгляды, позиции рассматривались только как "классово-враждебные", "капитулянтские", "ревизионистские", "предательские" и т.д.
  
   То обстоятельство, что Сталин все время "защищал" Ленина, вовсе не означает, что генсек был всегда прав. Ленина "защищали" и оппозиционеры, те, кто выступал против Сталина. Все дело в том, как интерпретировались ленинские идеи, ленинские установки, которые тоже не были безгрешны. В нашей исторической науке долго господствовало представление, что Сталин не отступал от ленинских взглядов, по крайней мере в 20-е годы. Это не так. Достаточно сказать об ошибочных установках Сталина в национальном вопросе, нэпе, путях социалистических преобразований в деревне, насаждении бюрократического стиля управления в партии и государстве и т.д. Отход Сталина от ленинизма во многих вопросах наметился еще тогда, в 20-е годы. Если не сказать это со всей определенностью, то можно подумать, что все, что делал Сталин, соответствовало ленинской концепции социализма. А это, разумеется, далеко не так. А во многих случаях - абсолютно не так. Тем более что и "защищаемое" было часто неверно.
  
   Думаю, не правы те, кто считает, что ошибались только оппозиционеры, а партия, Сталин всегда были правы. Многие ошибочные решения Сталина, к сожалению, освещены, закреплены партийными документами. Ведь если бы партия не ошибалась и принимала только верные решения, то не было бы культа личности, кровавого террора, волюнтаризма и субъективизма в руководстве, не было бы многих лет застоя, то через 70 лет мы не провозглашали бы жизненную необходимость обновления: "Больше социализма, больше демократии!" Решения и практические шаги ни у одного человека, ни у одной организации никогда не могут быть всегда абсолютно верными, правильными. Жизнь идет вперед через противоречия, конфликты, преодоление. Реальность богаче схем, которые так любил Сталин. Поэтому выбор путей и методов строительства нового общества, достижения и ошибки на этом пути нельзя связывать только со Сталиным. Многое родилось раньше. Другое дело, что Сталин стал олицетворением административно-бюрократической модели социализма и ее главным поборником.
  
   Еще одно соображение. Сталин не сразу остановился на какой-то определенной концепции строительства нового общества. Он не всегда понимал, а возможно, и не разделял взгляды Ленина, особенно изложенные в его последних письмах и статьях. Сталин мысленно часто возвращался и обращался к идеям "военного коммунизма", был вынужден какое-то время терпеть нэп, понимал, что без тесного, органичного союза рабочего класса и крестьянства решить многочисленные проблемы страна не сможет. И постепенно сползая к цезаризму, единовластию, диктаторству, он сделал свой выбор. Сталин не был теоретиком. Его выводы опирались чаще на цитаты, помноженные на волевые импульсы. Сталину внутренне были близки "силовые" методы Троцкого. По сути, он в этом отношении был к нему ближе, чем к кому-либо из других большевистских лидеров. Но это внутреннее сходство, окрашенное личной непримиримостью, поддерживало постоянное "отталкивание", напряжение между двумя полюсами амбиций.
  
   Сталин, перебирая в мыслях перлы Зиновьева и Каменева, усмехнулся: "И эти люди пишут о ленинизме!" О ленинизме напишет он. Напишет так, чтобы все почувствовали полную противоположность понимания ленинизма Сталиным и его временными попутчиками. А пока нужно ударить по Троцкому. Сталин особенно тщательно готовился к своему плановому выступлению на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС 19 ноября 1924 года. Он выступил после доклада Каменева, озаглавив свою речь "Троцкизм или ленинизм?".
  
   Все свое выступление генсек посвятил беспощадной критике Троцкого, взяв, правда, мимоходом под защиту (пока!) Каменева и Зиновьева. "Октябрьский эпизод" у этих деятелей Сталин охарактеризовал как случайный: мол, "разногласия длились всего несколько дней потому и только потому, что мы имели в лице Каменева и Зиновьева ленинцев, большевиков". Здесь он покривил душой: он не считал их ни ленинцами, ни большевиками. Просто пока они были нужны ему для борьбы с Троцким и упрочения собственного положения. Сталин бросает в зал слова-вопросы:
  
   - Для чего понадобились новые литературные выступления Троцкого против партии? В чем смысл, задача, цель этих выступлений теперь, когда партия не хочет дискутировать, когда партия завалена неотложными задачами, когда партия нуждается в сплоченной работе по восстановлению хозяйства, а не в новой борьбе по старым вопросам? Для чего понадобилось Троцкому тащить партию назад, к новым дискуссиям?
  
   Сталин после этой длинной тирады обводит глазами зал и глухим, ровным голосом жестко отвечает:
  
   - А умысел этот состоит, по всем данным, в том, что Троцкий в своих литературных выступлениях делает еще одну (еще одну!) попытку подготовить условия для подмены ленинизма троцкизмом. Троцкому до зарезу нужно развенчать партию, ее кадры, проведшие восстание, для того чтобы от развенчивания партии перейти к развенчиванию ленинизма.202
  
   Доля истины здесь есть. Троцкий, награждая Ленина, ленинизм лестными эпитетами, исподволь, но неоднократно ставит под сомнение некоторые ленинские выводы о построении социализма. По Троцкому, без поддержки других стран социализм в России невозможен; индустриализация - только за счет крестьянства; нэп - начало капитуляции; кооперативный план - преждевременен; Октябрь - это просто продолжение Февральской революции; без воспитания населения в трудармиях оно не поймет "преимуществ социализма" и т.д. Учитывая, что уже и Зиновьев и Каменев побежали навстречу Троцкому, вколачивая т.н. "новую оппозицию" с целью "осадить Сталина, выступление последнего сначала против Троцкого, а потом и против его "новых" союзников квалифицировалось на этом этапе как "защита ленинизма". Сталин боролся пока еще дозволенными методами. Но "защищал" чаще цитаты, без их творческого осмысления. В его словах мало конструктивного, нового, тем более что и Троцкий не во всем был не прав, особенно если говорить о бюрократической опасности. Все речи Сталина этого периода - сплошное цитирование. Завершая свое выступление на пленуме коммунистической фракции ВЦСПС, Сталин однозначно сказал: "Говорят о репрессиях против оппозиции и о возможности раскола. Это пустяки, товарищи. Наша партия крепка и могуча. Она не допустит никаких расколов. Что касается репрессий, то я решительно против них"203.
  
   Сталин пока "пощадил", не подверг критике Зиновьева и Каменева, даже взял под свою защиту от нападок Троцкого. Однако основатели "новой оппозиции" не приняли оливковой ветви генсека. На одном из заседаний Политбюро в начале 1925 года Каменев, поддержанный своим единомышленником, заявил, что техническая, экономическая отсталость СССР в сочетании с капиталистическим окружением становятся непреодолимым препятствием для построения социализма. По существу, в главном вопросе Зиновьев и Каменев сблокировались с Троцким, которого они еще несколько месяцев назад за тот же самый тезис подвергали уничтожающей критике. Выступление "новой оппозиции" против политики РКП(б) требовало отпора, выработки общепартийной директивы о дальнейших действиях в области социалистического строительства. В этом смысле важное место занимает XIV партконференция РКП(б), состоявшаяся в конце апреля 1925 года. Сталин не выступал на ней ни с докладом, ни в прениях. Стержневыми на конференции были вопросы о кооперации (докладчик Рыков), о металлопромышленности (Дзержинский), о сельхозналоге (Цюрупа), о партийном строительстве (Молотов), о революционной законности (Сольц), о задачах Коминтерна и РКП в связи с расширенным пленумом ИККИ (Зиновьев). Каменев по традиций (или по инерции?) вел конференцию. Так же, как обычно, он вел заседания Совнаркома, заседания Политбюро. Но это было в последний раз. Больше ему с Зиновьевым не председательствовать на таких форумах... Пожалуй, главное, что определила конференция, - это положение, вопреки первоначальным тезисам Зиновьева, о возможности победы социализма в СССР даже в условиях замедления темпов развития мировой пролетарской революции. Однако окончательной победа социализма может считаться лишь тогда, сделала вывод конференция, когда будут созданы международные гарантии от реставрации капитализма.
  
   Важным было обсуждение вопроса о революционной законности. Докладчик Сольц, сидевший когда-то вместе со Сталиным в туруханской ссылке, отметил, что после победы революции мы "более остро чувствовали потребность в улучшении нашего хозяйства, чем в установлении революционной законности". Теперь же, проницательно говорил Сольц, "надо членам партии, надо тем, кто осуществляет Советскую власть, понять, что наши законы во всех своих проявлениях также утверждают и укрепляют то строительство, которое мы хотим осуществить и укрепить, и нарушение наших законов разрушает это строительство"204. Жаль только, что примерно через десятилетие эти верные мысли, закрепленные в постановлении конференции, будут основательно забыты.
  
   Через несколько дней после XIV партконференции Сталин выступил с докладом на партактиве Московской организации РКП(б). Специальный раздел своего доклада генсек назвал "О судьбах социализма в Советском Союзе". Сталин еще раз подверг ядовитой критике Троцкого, упомянув многие его работы, высмеяв (в который раз!) его теорию "перманентной революции". С большим пафосом и убежденностью Сталин объяснял партактиву суть полной и окончательной победы социализма в СССР. Но при этом уже стали появляться первые признаки его особой роли и особого места в партии. Так, например, он счел возможным, отбросив скромность, пространно цитировать самого себя. Излагая (пока!) в основном партийные положения, Сталин постепенно готовил партию к тому, что он один обладает правами на провозглашение истины.
  
   Сталин пытался опробовать свое понимание путей перехода к социализму не только в выступлениях в ЦК, в печати, но и в очень редких - перед рабочими. Помощник Сталина Товстуха записал одну такую речь, с которой генсек выступил в Сталинских мастерских Октябрьской железной дороги 1 марта 1927 года.
  
   Разглядывая лица сотен рабочих, с любопытством рассматривающих малоизвестного человека, Сталин неспешно, размахивая рукой в ритм своей речи, рассуждал:
  
   "Мы совершаем переход из крестьянской страны в промышленную, индустриальную, обходясь без помощи извне. Как проходили этот путь другие страны?
  
   Англия создавала свою промышленность путем грабежа колоний в течение целых 200 лет. Не может быть и речи, что мы могли бы стать на этот путь.
  
   Германия взяла с побежденной Франции 5 миллиардов. Но и этот путь - путь грабежа посредством победоносных войн - нам не подходит. Наше дело - политика мира.
  
   Есть еще третий путь, которым следовало царское правительство России. Это путь внешних займов и кабальных сделок за счет рабочих и крестьян. Мы на этот путь стать не можем.
  
   У нас есть свой путь - путь собственных накоплений. Без ошибок здесь нам не обойтись, недочеты у нас будут. Но здание, которое мы строим, столь грандиозно, что эти ошибки, эти недочеты большого значения в конечном счете не имеют...205"
  
   На другой день "Рабочая Москва" поместила отчет: "Пулеметная дробь аплодисментов. Человек в солдатских хаки, с трубкой в руке, в стоптанных сапогах остановился у кулис. Да здравствует Сталин! Да здравствует ЦК ВКП(б)!" Записки Сталину. Покручивая черный ус, прилежно изучает записки. Смолкает прибой зала, и Сталин, Генеральный секретарь партии большевиков, именем которого названы мастерские, начинает свой разговор с рабочими..." Замечу чрезвычайно редкий. Он больше любил выступать на совещаниях, в Кремле, на пленумах ЦК. Свои "явления" народу Сталин сделал в последующем еще более редкими. Загадочный, таинственный вождь всегда дает больше пищи для легенд.
  
   В условиях достижения первых успехов в хозяйственном и культурном строительстве проходила подготовка к XIV съезду партии. В 1925 году удалось достичь, а по ряду показателей превзойти довоенный уровень в области сельского хозяйства. Так, валовой объем сельхозпродукции превысил 112% от довоенного уровня. Это очень примечательно. Нэп - как смычка города и деревни - начал давать плоды. Промышленное производство, находившееся более пяти лет в полном развале, превысило три четверти довоенного. Появились первые новые стройки, прежде всего электростанции. А ведь крупнейшие зарубежные экономисты предрекали достижение довоенного уровня не ранее чем через 15 - 20 лет! Значительные результаты были получены в борьбе с неграмотностью. Росла сеть школ, особенно в национальных республиках. Были сделаны крупные шаги по созданию системы высшего образования в стране, принят ряд важных постановлений по форсированию культурно-просветительной и образовательной работы в государстве. Российская академия наук была преобразована во всесоюзную. Уже в это время появились работы мирового уровня В.И. Вернадского, Н.И. Вавилова, В.Р. Вильямса, Н.Д. Зелинского, И.М. Губкина, М.Н. Покровского, А.Ф. Иоффе, А.Е. Ферсмана и многих других пионеров советской науки. Успешно осуществлялся перевод Красной Армии на мирное положение, одновременно проводилась военная реформа. Особенно быстро эта работа стала проводиться после освобождения в январе 1925 года на Пленуме ЦК с поста наркомвоенмора Троцкого и назначения комиссаром по военным и морским делам Председателя РВС СССР М.В. Фрунзе.
  
   Стоит, видимо, напомнить один эпизод, происшедший на этом Пленуме. Зиновьев и Каменев сделали неожиданный ход. Каменев предложил вместо Троцкого на пост наркомвоена и Председателя Реввоенсовета... Сталина. Это можно расценить по-разному. Не исключено, что Зиновьев и Каменев, чувствуя неконтролируемый рост влияния Сталина, решили перевести его на почетное, ответственное место, что позволило бы им на предстоящем съезде убрать его с поста генсека, вновь "подняв" ленинское "Письмо к съезду". Возможно, политический тандем этим шагом хотел убить сразу двух зайцев: окончательно устранить Троцкого и ударить по Сталину. Но, увы, если Троцкий и сыграл роль одного из "зайцев", то Сталин на нее не согласился. Генсек публично не скрыл своего удивления и даже неудовольствия предложением Каменева, что заметили на заседании многие члены ЦК. Большинством голосов инициатива Каменева была отклонена.
  
   Вопрос решался без Троцкого: он сказался больным. В самые решающие моменты борьбы этот революционер делал крайне неудачные ходы, облегчая задачу Сталину "бить врагов по частям"... В целом этот Пленум для Сталина значил многое. Позиции Троцкого еще более ослабли. Пленум, по сути, отказал также в поддержке Зиновьеву и Каменеву. В "игре комбинаций" генсек смог сделать то, что не смогли его оппоненты: убил двух зайцев, то бишь ослабил и Троцкого и старый дуэт. По существу, влиятельная "тройка" в лице Сталина, Зиновьева, Каменева распалась. Генсек в ней больше не нуждался.
  
   Страна шла к XIV съезду партии, который стал важной вехой в выборе путей индустриализации народного хозяйства. Но к декабрю 1925 года, когда состоялся съезд, с трудом верилось, что то, о чем писали газеты, сбудется. Днепр пока спокойно катил свои воды, не будучи обуздан плотиной; там, где протянется Турксиб, песчаные бури гнали тучи песка; на месте будущего знаменитого Сталинградского тракторного завода лежал пустырь; никто не мог и думать, что у вековой горы через пятилетку взметнутся ввысь домны Магнитки; кто мог предположить, что пионеры ракетостроения приближали эру космических полетов в начале 30-х произойдет запуск первой советской ракеты "ГИРД-Х"...
  
   Да, обстановка постепенно улучшалась. Новая экономическая политика давала исторические шансы большевикам. По сути, это была начальная модель цивилизованного рыночного социализма, способная сохранить в новых условиях двигатель предприимчивости. Нэп помог быстро поднять сельское хозяйство. Промышленность приблизилась к довоенному уровню. Проницательные люди видели в плане ГОЭЛРО не просто путь электрификации страны, а способ поднять экономику до высот нового политического уклада. Но это было только начало, связанное с преодолением многих трудностей.
  
   Промышленные тресты, начав действовать на основах коммерции, сами устанавливали цены. Появились перекосы. Например, за кусок мыла, аршин, ситца, ведро керосина крестьянин должен был продать зерна в 3 - 4 раза больше, чем в 1913 году. Усиливалось недовольство. Это было тревожным симптомом. Надежды на развитие концессий не оправдались: ожидаемых займов от капиталистических государств получить не удалось, а объем внешней торговли не достиг и половины довоенного уровня. У бирж труда толкалось полтора миллиона безработных. Каждый второй взрослый человек в стране еще не умел читать и писать. Не на что было покупать станки и машины. Почти не было новых крупных строек. Но люди, следившие за газетами, чувствовали: страна накануне огромных перемен. У молодого государства, похоже, не было иного выбора; чтобы выжить в этом сложном, опасном мире, нужно было ускорение. Как и за счет чего?
  
   На таком фоне состоялся XIV съезд партии. Самой видной фигурой на съезде уже был Сталин, и прежде всего потому, что политический доклад, который был сделан генсеком, занимал основное место в работе делегатов. Съезд подтвердил решение XIV партконференции о возможности полного построения социалистического общества. В резолюции съезда отмечалось, что "вообще победа социализма (не в смысле окончательной победы) безусловно возможна в одной стране". Съезд провозгласил переход к индустриализации как ключевой задаче социалистического переустройства общества. Делегаты отдавали себе отчет в том, что этот курс потребует сверхнапряжения и жертв. Встал вопрос о темпах. Полной ясности у многих, в том числе и у руководителей, в этом вопросе не было.
  
   Наряду с рассмотрением главного вопроса экономического характера в центре работы съезда вновь оказались и вопросы борьбы с "новой оппозицией". Известно, что основные силы оппозиции представляла ленинградская делегация, возглавляемая Зиновьевым. Именно он выступил с содокладом от оппозиции. Однако его речь на съезде прозвучала весьма бледно. Аргументы Зиновьева и его единомышленников были слабыми и неубедительными. Зиновьев, Каменев, Сокольников вместе с тем серьезно предупреждали об опасности бюрократизации партии. По их мнению, она уже началась. Однако их выступления носили слишком личный характер, чтобы произвести должное впечатление на делегатов. Как уже отмечалось, Каменев на съезде впервые прямо сказал, что он "пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роль объединителя большевистского штаба". Но когда Каменев произнес эти слова, большинство делегатов съезда стали скандировать: "Сталина! Сталина!", фактически устроив овацию генсеку. Сталин почувствовал, что его линия на "защиту ленинизма", о чем он не уставал повторять, получает все большую поддержку партии. Именно в этой монополии на "защиту ленинизма" и его трактовке кроется "тайна" популярности генсека плюс - низкий уровень политической культуры многих партийцев... Авторитет Сталина незаметно, исподволь достиг общепартийного уровня. Думается, что здесь сыграло решающую роль и то обстоятельство, что все прошедшее после смерти В.И. Ленина время Сталин выступал от имени "коллективного руководства", боролся за реализацию наиболее понятных массам заветов Ленина: восстановление экономики страны, развитие кооперации, оживление торговли, распространение грамотности.
  
   Я уже говорил, что Сталин как будто ни разу не "качнулся" ни к одной из оппозиций. Но такое впечатление складывается потому, что любой свой шаг, решение, критику, предложение он выдавал только за ленинские! Хотя в то же время анализ практической деятельности Сталина убеждает, что он допускал немало самых различных ошибок, часто поддерживал то одну, то другую группировку, но умел быстрее других "корректировать" свои позиции. Сталин, как никто другой, научился на словах отождествлять свою линию, свою политику с ленинской. Здесь, подчеркну еще раз, кроется одна из тайн поддержки партией Сталина. Конечно, по многим (но не по всем!) вопросам Сталин действительно выступал в защиту ленинских идей. Но чем дальше, тем становилось очевиднее, что его, Сталина, видение этих идей все больше приобретало автократический характер. Тем более и сами ленинские идеи были далеко не безгрешными. И поскольку в отсутствие Ленина не было явного лидера, "объединитель большевистского штаба" Сталин выступил личностным выразителем первых успехов в народном хозяйстве, курса на единство партии, на оживление, благодаря закону о продналоге, сельского хозяйства. Большинству делегатов было ясно, что Зиновьев, Каменев и остававшийся на этом съезде в тени Троцкий все свои атаки на ЦК, его курс вели, исходя прежде всего из своего стремления занять лидирующее положение. Но поражение оппозиции было безоговорочным.
  
   Очередной этап борьбы в партии нашел и организационное выражение. ЦК ВКП(б) - так стала именоваться теперь партия - отозвал Зиновьева с поста председателя Исполкома Коминтерна, а вскоре по инициативе советской делегации этот пост был упразднен. Руководителем Ленинградской партийной организации стал С.М. Киров. Каменева освободили от обязанностей заместителя Председателя Совнаркома и Председателя Совета Труда и Обороны. Правда, еще некоторое время Зиновьев и Каменев сохранили свое членство в Политбюро. Впервые в его состав вошли Ворошилов и Молотов, что резко усилило позиции Сталина.
  
   В своем более чем часовом заключительном слове по Политическому отчету Центрального Комитета Сталин еще раз подверг уничтожающей критике Зиновьева, Каменева, Сокольникова, Лашевича, других их сторонников. Основное внимание в заключительном слове было уделено утверждению курса партии на строительство социализма, на укрепление единства ее рядов. Но вместе с тем от внимания наблюдательных людей не могло ускользнуть, в частности, то обстоятельство, что Сталин постоянно цитировал собственные статьи, записки, обращения и делал это без какого-либо смущения. Люди, обладающие высокой политической культурой, которых, к сожалению, тогда было не так много, не могли не заметить бесцеремонности Сталина, которую он проявил во время критического анализа. Так, в оскорбительном тоне Сталин отозвался о выступлении Крупской, назвав ее взгляды "сущей чепухой". Потом он еще раз вернется к Крупской, заявив не без доли демагогии и кощунства: "А чем, собственно, отличается тов. Крупская от всякого другого ответственного товарища? Не думаете ли вы, что интересы отдельных товарищей должны быть поставлены выше интересов партии и ее единства?" Для нас, большевиков, демагогически, под аплодисменты закончил тираду Сталин, "формальный демократизм - пустышка, а реальные интересы партии - все". Лашевича назвал "комбинатором", Сокольникова - склонным беспредельно "куролесить" в своих речах, Каменева - "путаником", Зиновьева - "истериком" и т.д.206. Похоже, что Сталин уже тогда стал сползать к позиции, когда и неформальная демократия для него будет "пустышкой". А непростительную грубость в адрес Надежды Константиновны нужно объяснить не просто политической бестактностью по отношению к ней и памяти Ильича, но и подспудной местью Крупской за те памятные письма, звонки, разговоры, к которым она имела отношение при жизни Ленина. Сталин никогда и ничего не прощал.
  
   Сталин, видимо чувствуя, что в ряде мест своего заключительного слова он "перехлестнул", "перебрал" в оценках, прибег к приему, который использует еще не раз. Поясняя свой грубый критический отзыв на слабую статью Зиновьева "Философия эпохи", Сталин заметил, что его грубость проявляется лишь к враждебному, чуждому, но это - от прямоты его характера. Генсек постепенно свою отталкивающую черту характера превращал в общепартийную добродетель, чуть ли не революционное качество. Но уже сейчас, на XIV съезде, в 1925 году, не нашлось, к сожалению, кроме Каменева, коммуниста, делегата, члена ЦК, способного спокойно, но по достоинству оценить личность Сталина и его сползание к разносной критике, которая, придет время, будет звучать как приговор. Как река берет свое начало из незаметного ключа, так то или иное нравственное качество начинается у человека с отдельного поступка и отношения к нему окружающих.
  
   Сталин, последовательно подвергнув критике многих оппозиционеров, естественно, не обошел и Троцкого. Почувствовав настроение большинства делегатов, генсек отмел предложение Каменева о превращении Секретариата, в простой технический аппарат, отметив вместе с тем, что он против "отсечения" отдельных членов руководства от ЦК. Бравируя расположением делегатов, Сталин счел уместным вновь заявить, что, если товарищи будут настаивать, он "готов очистить место без шума...". Сталин вел свою речь как опытный политик, добиваясь снова, и снова поддержки делегатов, показывая свое бескорыстие и заботу об общепартийных интересах. Высмеивая; критикуя фракционеров, генсек смог тонко показать свое "великодушие", обрамляя свою речь словечками типа "что ж, Бог с ним". Хотя Сталин уже решил, что с Зиновьевым и Каменевым "пора кончать", он тем не менее продемонстрировал свое миролюбие: "Мы за единство, мы против отсечения. Политика отсечения противна нам. Партия хочет единства, и она добьется его вместе с Каменевым и Зиновьевым, если они этого захотят, без них - если они этого не захотят"207.
  
   Замечу, что в заключительном слове Сталин сформулировал ряд положений, которые, если бы выполнялись, могли предотвратить самый тяжелый период в истории нашей партии. Под аплодисменты и явное одобрение делегатов Сталин, в частности, заявил: "Пленум решает у нас все, и он призывает к порядку своих лидеров, когда они начинают терять равновесие... Если кто-либо из нас будет зарываться, нас будут призывать к порядку, - это необходимо, это нужно. Руководить партией вне коллегии нельзя. Глупо мечтать об этом после Ильича, глупо об этом говорить.
  
   Коллегиальная работа, коллегиальное руководство, единство в партии, единство в органах ЦК при условии подчинения меньшинства большинству, - вот что нам нужно теперь208".
  
   Конечно, все это правильные слова. Но если бы эти идеи о коллективности были подкреплены реальными делами, демократическими нормами, то можно было бы предотвратить будущие злоупотребления властью. Но все дело в том, что верные тезисы не нашли своего закрепления в уставных положениях о ротации руководства, сроках пребывания генсека и других лидеров на высших партийных должностях, подотчетности руководителей и т.д. А именно к этому вели ленинские идеи о совершенствовании партийного аппарата, упрочении демократических начал в партии и обществе. XIV съезд был, пожалуй, последним при Сталине, когда критика и самокритика были еще неотъемлемыми элементами атмосферы форума. На последующих съездах критики было все меньше и меньше. В дальнейшем мог критиковать только Сталин или по его указанию. А отсутствие свободного изъявления идей и взглядов в условиях монополии партии на власть с неизбежностью вело к застою, догматизму, бюрократическому формализму.
  
   Утвердив курс на социалистическое строительство, индустриализацию, съезд стал важной исторической вехой на этом пути. Но демократические начала в партии не получили своего развития. Великое едва ли ведало, что рядом с ним рождается его отрицание. В борьбе этих начал и кроются истоки грядущего триумфа "вождя" и трагедии народа. Не все тогда понимали, что за могущество придется платить личной свободой. Это не парадокс, а закон единовластия.
  
   "Популяризатор" ленинизма______________________________
  
   Слова "теория", "теоретик" в молодости у Джугашвили вызывали внутренний трепет. "Верная теория, - говаривал Мартов, - всегда дружит с истиной". Теперь ему эта фраза была понятна; он приобщился, прикоснулся и к теории, и к теоретикам. В 1907 году, в Лондоне, входя в церковь Братства, где проходил V съезд РСДРП, и глядя на непривычные для православного готические очертания храма, Сталин вдруг вспомнил одну из притч Соломона: "Милость и истина да не оставляют тебя; обвяжи ими шею твою, напиши их на скрижали сердца твоего..." Он был в юности прилежным семинаристом, и годы скитаний не выветрили из сознания библейских постулатов. Милость была ему ни к чему: сентиментальности он никогда не любил. А вот истина... Ему казалось, что на съезде он не очень обогатился ею. Долгие споры "об отношении к буржуазным партиям", "о классовой солидарности", "о роли пролетариата в буржуазной революции" казались ему отвлеченными, плохо связанными с русской действительностью.
  
   А она напомнила о себе, эта действительность, во время работы съезда весьма властно. Прервав заседание съезда, председательствующий вдруг объявил, что на завершение работы, оплату помещения, проживание в гостинице и обратный путь делегатам не хватает денег в партийной кассе и что один либерал согласился дать вексель на три тысячи фунтов стерлингов при условии возвращения под немалый процент и если под векселем подпишутся все делегаты... После паузы все громко заговорили, соглашаясь. Более десяти лет пришлось ждать этому добровольному меценату возвращения своих фунтов. Он рисковал: далеко не все революции в истории свершались как по заказу.
  
   Однажды в перерыве заседания Джугашвили оказался рядом с Лениным, Розой Люксембург и Троцким, спорившими о "перманентной революции". Но раздался звонок, приглашавший на заседание, и Ленин шуткой закончил спор:
  
   - Наверное, Роза знает русский язык немного хуже, чем марксистский, поэтому у нас с ней и есть кое-какие разногласия... Но это дело поправимо!
  
   Джугашвили смутно понимал суть "перманентной революции" и не включился в этот мимолетный спор. А ведь здесь тоже должна быть истина. А сколько таких истин нужно революционеру? Они ему теперь, пожалуй, особо нужны, хотя он и не собирался писать их на скрижали сердца своего. К этому времени делегат съезда с совещательным голосом Джугашвили уже был автором двух-трех десятков простеньких статей и первой своей, как он считал, крупной теоретической работы "Анархизм или социализм?". Сталин этой работой в душе гордился, хотя еще никто из "литераторов" в Лондоне с ней не был знаком.
  
   Мог ли Сталин знать, что через тридцать с небольшим лет он будет единогласно избран почетным академиком Академии наук могущественной страны? Мог ли он даже подумать, что светила мировой науки - члены Академии преподнесут ему в день 60-летия фолиант-панегирик почти в восемьсот страниц, где слова "гениальный ученый", "гениальный теоретик", "величайший мыслитель" будут повторены бесчисленное множество раз?! Академики М.Б. Митин, А.Я. Вышинский, Б.Д. Греков, А.В. Топчиев, А.Ф. Иоффе, Т.Д. Лысенко, А.И. Опарин, В.А. Обручев, А.В. Винтер и другие скажут в этой величественной книге, сколь огромен вклад И.В. Сталина в развитие теории научного коммунизма, философии, политической экономии, сколь велико методологическое значение его идей для науки вообще.
  
   "Величайший мыслитель и корифей науки", как было записано в протоколе No 9 общего собрания Академии наук СССР от 22 декабря 1939 года, между тем был и остался на долгие годы догматическим популяризатором марксизма, примитивным толкователем ленинских идей. Но к тому времени, когда он станет академиком, когда будут приниматься решения, прославляющие Сталина как "светоча мировой науки", не воля разума будет руководить этими почтенными людьми. Коронация генсека интеллектуальным венцом станет лишь одним из проявлений тех уродств, которые породило обожествление "вождя".
  
   Ирония судьбы! В 1949 году академик П.Н. Поспелов напишет статью "И.В. Сталин - великий корифей марксистско-ленинской науки", а спустя несколько лет он же по поручению ЦК подготовит ошеломляющие разоблачительные выводы, которые лягут в основу знаменитого доклада Н.С. Хрущева на XX съезде партии... Ну а пока вернемся в 20-е годы...
  
   Оказавшись во главе ядра ЦК, Сталин быстро почувствовал, что кроме организаторских качеств, которыми он обладал, "твердой руки", которую уже почувствовали многие в аппарате, ему нужно проявить себя и как теоретику. С одной стороны, переход к новому этапу борьбы за созидание нового общества требовал теоретического осмысления широкого круга вопросов. Все было внове: в экономической, социальной и культурной областях. Ленинская концепция социалистического строительства как бы давала возможность видеть завтрашний день, но и требовала конкретизации применительно к практике ближайшего будущего.
  
   С другой стороны, Сталин понимал, что лидер партии, а он хотел им стать не формально, а фактически, должен иметь устойчивую репутацию теоретика-марксиста. Он понимал, что подавляющее большинство его статей не оставили какого-либо следа в общественном сознании. Многие из них были посвящены тому или иному эпизоду, моменту многоцветной действительности. В этой мозаике лозунгов, идей, призывов, которые выплеснула революция, сталинские скучноватые статьи просто терялись. Правда, ко времени, когда Сталин стал постепенно утверждаться в руководстве партии после Ленина, им было опубликовано и несколько теоретических работ. Одну я уже называл - "Анархизм или социализм?". О том, каков ее теоретический, философский уровень, можно судить лишь по одному фрагменту: "...буржуазия постепенно теряет почву под ногами, - писал Сталин, - и с каждым днем идет вспять... как бы сильна и многочисленна ни была она сегодня, в конце концов она все же потерпит поражение. Почему? Да потому, что она как класс разлагается, слабеет, стареет и становится лишним грузом в жизни. Отсюда и возникло известное диалектическое положение: все то, что действительно существует, т.е. все то, что изо дня в день растет, - разумно, а все то, что изо дня в день разлагается, - неразумно и, стало быть, не избегнет поражения"209. Удручающий примитивизм и наивность этих умозаключений очевидны. Правда, это не помешало академику Митину назвать данный фрагмент "классической характеристикой нового"...
  
   Малозаметными остались и такие его теоретические работы, как "Марксизм и национальный вопрос" (1913 г.), "Октябрьский переворот и национальный вопрос" (1918 г.), "К вопросу о стратегии и тактике русских коммунистов (1923 г.) и некоторые другие. Сталин довольно скоро почувствовал, что он не в состоянии внести нечто принципиально свое в теорию марксизма, что могло бы стать подлинно новым словом в великом учении. Он все больше убеждался, что гений Ленина предвосхитил очень многое; мысль Владимира Ильича приподняла завесу над дальними далями. К какой бы сфере деятельности ни приходилось прилагать свои усилия, Сталин видел в ней следы ушедшей далеко-далеко вперед тени вождя. Мысль генсека не смогла даже приблизиться к мысли гения.
  
   Ожесточенная междоусобица, которая не переставала потрясать партию в те годы, потребовала от Сталина максимально прибегнуть к широкой пропаганде ленинского наследия, его идей и выводов. Так к нему пришла мысль прочесть небольшой курс лекций "Об основах ленинизма" в Свердловском университете. Вскоре после смерти Ленина эти лекции были прочитаны. В апреле и мае 1924 года их опубликовала "Правда". Пожалуй, именно они принесли Сталину определенное признание как "теоретику".
  
   Образованность не только основной массы населения - крестьянства, но и рабочего класса, партийцев была низкой. Им была нужна азбука ленинизма. Только предельная популярность, доходчивость, ясность, простота могли обеспечить понимание ленинских идей. Сталин к решению этой задачи оказался готов. Его "бинарное" мышление пригодилось как нельзя лучше. Телеграфно короткие фразы. Никаких мудреных терминов. Отсутствие глубины. Но ясность, ясность, ясность... Лекции после публикации были хорошо приняты. Их широко использовали агитпропы для ликвидации политического невежества населения. В последующем "Вопросы ленинизма", "Об основах ленинизма" были канонизированы и превращены усердными сталинскими пропагандистами в догматический цитатник. Работы и впрямь походили на мозаику из цитат. Пожалуй, если их убрать из сборников, то в некоторых из них остались бы лишь знаки препинания. Однако одно издание следовало за другим...
  
   В этих работах Сталина немало положений, на которых формировалось мировоззрение миллионов советских людей. Хотя существенно, что генсек, трактуя ленинские идеи, серьезно перекроил многие из них. Так, раскрывая сущность диктатуры пролетариата, он фактически сделал акцент лишь на ее насильственной стороне, начисто "освободив" ее от демократического содержания. Сегодня, например, нельзя без содрогания читать страницы сталинской работы "О политике ликвидации кулачества как класса", зная, что стояло за этим.
  
   Сборник за сборником выходили в Государственном издательстве политической литературы. Редакторы не смели без Сталина что-либо менять, уточнять, поправлять. Поэтому, читая, например, выпущенный одиннадцатым изданием в 1945 году сборник "Вопросы ленинизма", сталкиваешься с местами, от которых берет оторопь. Сталин полемизирует, ругает, критикует; шельмует Зиновьева, Троцкого, Каменева, Сорина, Слуцкого, Бухарина, Рыкова, Радека, многих, многих других, будто они живы: "давайте послушаем Радека", "Троцкий говорит уже два года", "Каменев имеет в виду", "А как говорит Зиновьев?", "Эти факты известны Зиновьеву", "Бухарин опять говорит"... Конечно, мы знаем, что эти работы Сталин написал тогда! когда все эти люди, как тысячи и миллионы других, были живы. Но с тех пор прошли годы, а Сталин продолжает полемизировать со своими оппонентами, которых он распорядился уничтожить. Аргументы, которые выдвигает Сталин, борясь теперь уже с тенями ушедших людей, предстают не просто научно несостоятельными, но и в высшей степени кощунственными. И хотя в книге то и дело: жирным шрифтом набрано: "Аплодисменты переходят в овацию", "Гром аплодисментов", "Все встают и приветствуют любимого вождя", "Громовое "ура!" (и все это было), не покидает ощущение, что сама книга - из кошмарного сна. Уничтожить своих теоретических оппонентов и продолжать измываться над мертвыми мог лишь человек, полностью преступивший общечеловеческие нормы морали. Поэтому даже верные суждения, которые встречаются в примитивном популяризаторстве Сталина, не могут не восприниматься как кощунство.
  
   Когда Сталин готовился прочесть, а затем опубликовать свои лекции, он еще не был полностью в плену идеологических предрассудков, которые затем сам усиленно культивировал. Так, например, невозможно представить, чтобы Сталин мог позволить в конце своей жизни то, что он написал о ленинском стиле в 1924 году. В середине 20-х годов он мог, не греша против истины, утверждать, что стиль ленинизма состоит в соединении русского революционного размаха и американской деловитости. "Американская деловитость - это та неукротимая сила, - писал генсек, - которая не знает и не признает преград, которая размывает своей деловитой настойчивостью все и всякие препятствия, которая не может не довести до конца раз начатое дело..."210 Думаю, что если бы кто-нибудь публично сказал в более поздние годы сталинские слова: "Соединение русского революционного размаха с американской деловитостью - в этом суть ленинизма в партийной и государственной работе"211, то ему пришлось бы об этом горько пожалеть. В 20-е годы мысль Сталина, пусть и без полета и озарения, все же еще не была полностью стянута обручем воинствующего догматизма.
  
   Здесь в самую пору сказать о складе интеллекта Сталина, хотя к этому вопросу я еще вернусь. Он сформировался под влиянием догматической религиозной пищи, практики революционной борьбы, выборочного ознакомления с работами основоположников научного социализма. Можно утверждать, особенно по "знаменитой" четвертой главе "Краткого курса" истории партии, что он до конца так и не разобрался в соотношении теории и метода, взаимосвязи объективного и субъективного, сути законов общественного развития. Его утверждения, что все в природе и обществе запрограммировано железной необходимостью, явно смахивают на фатализм: "Социалистический строй последует за капиталистическим как день за ночью. Марксистская теория - это компас на корабле, который обязательно доплывет до другого берега, но с компасом - быстрее. Сталин высмеивает тех, кто прислушивается к "требованиям разума", "всеобщей морали", и воспевает вульгарный материализм, замешенный на насилии. Конечно же он утверждает, что "примером полного соответствия производственных отношений характеру производительных сил является социалистическое народное хозяйство в СССР..."212. Его аргументация всегда звучит либо как утверждение, либо как приговор.
  
   Вся история, изложенная в "Кратком курсе", - это цепь побед одних и поражений других - шпионов, двурушников, врагов, преступников. Сталин все уложил в прокрустово ложе схемы: в жизни должно быть так, как в теории. Той, которую он излагает. Подобный подход, говорили Маркс и Энгельс, может свести идеологию к "ложному сознанию". К счастью, в конечном счете судьба марксистско-ленинской идеологии неподвластна Сталину. Все, что происходит, по логике Сталина, - это закономерность: рост коммунистических партий - да; разгром "правого уклона" - несомненно; "предательство" социал-демократических партий - естественно и т.д. Творчеству, воле, игре воображения, дерзости сознания в главе не оставлено места.
  
   Сталинский интеллект - в плену схемы. Судите сами: три основные черты диалектики, четыре этапа развития оппозиционного блока, три основные черты материализма, три особенности Красной Армии, три основных корня оппортунизма и т.д. Да, в учебных целях это, пожалуй, и неплохо. Но "инвентаризировать" всю теорию и сводить ее к нескольким чертам, особенностям, этапам, периодам - все это обедняет обществоведение, делает мировоззрение догматическим.
  
   В сталинских работах с определенного времени стали просматриваться ритуальные элементы. В мышлении Сталина трудно выделить оттенки, переходы, оговорки, оригинальные идеи, парадоксы. Мысль "вождя" однозначна: все, что выходит из-под его пера, - это развитие марксистско-ленинской теории. Каждое его изречение - программа. Все, что не согласуется с его установками, подозрительно, а скорее всего - враждебно. Вульгаризация, упрощенчество, схематизм, прямолинейность, безапелляционность придали взглядам Сталина примитивно-ортодоксальный характер. Есть все основания утверждать, что у Сталина не возникало сомнений в "гениальности" того, что он говорил. Одно из доказательств подобного вывода - уже упоминавшаяся любовь к собственному цитированию. Однако при всем этом интеллекту Сталина была, пожалуй, присуща и сильная черта: его практический характер. Каждое теоретическое положение (часто весьма механически) генсек пытался увязать с конкретными запросами и потребностями социальной практики. Скажу сразу, не всем работам других марксистов присуща эта конкретно-практическая направленность. Но у Сталина эта практическая заостренность, подчеркну еще раз, не носила диалектического характера. Механицизм, автоматизм действия, часто смахивающий на фатализм, нередко придавали карикатурный характер сталинским трудам. Выступая на первом Всесоюзном совещании стахановцев, Сталин говорил: "Очень трудно, товарищи, жить одной лишь свободой. (Одобрительные возгласы, аплодисменты.) Чтобы можно было жить хорошо и весело, необходимо, чтобы блага политической свободы дополнялись благами материальными. Характерная особенность нашей революции состоит в том, что она дала народу не только свободу, но и материальные блага, но и возможность зажиточной и культурной жизни. Вот почему жить стало у нас весело, и вот на какой ночве выросло стахановское движение"213. Комментировать такую "аргументацию" источников стахановского движения, думаю, нет нужды. Вульгарность и примитивизм долго насаждались в сознании. Мы порой еще не отдаем отчета в том, сколь тяжелые и далекие последствия влекло за собой такое "засорение" сознания людей.
  
   Выбор методов борьбы за социалистическое переустройство общества сопровождалось в 20-е годы активизацией теоретической работы руководителей партии. В "Правде", "Большевике" регулярно появлялись статьи Троцкого, Зиновьева, Каменева, Сталина, Калинина, Ярославского, других деятелей партии, пытавшихся взглянуть на ситуацию и перспективы социалистического строительства. Некоторые из них весьма преуспели в публикации своих трудов. Так, Троцкий за десять лет после революции успел издать 21 том своих сочинений (с пропусками). "Правда" 4 декабря 1924 года сообщала о начале издания Ленинградским отделением Госиздата сочинений Зиновьева в 22 томах. Комиссия по изданию сочинений оценила их как своего рода "рабочую энциклопедию". Здесь же, в "Правде", помещена информация о выходе сборника "Октябрь. Избранные статьи В.И. Ленина, Н.И. Бухарина и И.В. Сталина". Особенно много появлялось в это время материалов, подготовленных Бухариным, - "Противоречия современного капитализма", "О новой экономической политике и наших задачах" и другие статьи.
  
   Сталин стремился не отставать. Однако большая часть его статей в 20-е годы была посвящена не столько популяризации ленинизма, сколько полемике с руководителями различных группировок, оппозиций, фракций. Здесь Сталин чувствовал себя как рыба в воде. Пожалуй, благодаря борьбе с оппозициями, напористой, громкой критике своих вчерашних сотоварищей он и стал "теоретиком". Об этом справедливо писал Троцкий в своей книге "Сталинская школа фальсификаций". В ней отмечалось, что на борьбе с троцкизмом Сталин стал "теоретиком". В полемике, бесчисленных схватках, разоблачениях "оттачивалось" мышление Сталина. Выступления на партийных съездах и конференциях, пленумах, заседаниях Политбюро были жесткими, решительными, по большей части непримиримыми. Хотя порой Сталин, исходя из тактических соображений, и позволял себе либеральные "послабления". Так, 11 октября 1926 года Сталин выступил на заседании Политбюро с докладом "О мерах смягчения внутрипартийной борьбы". Правда, эти "смягчающие меры" свелись к формулированию пяти ультимативных пунктов, которые должны принять лидеры оппозиции, если они хотят остаться в ЦК.
  
   В полемике с идейными оппонентами Сталин преображался: появлялось красноречие, хлесткость выражений, подчас носящих личный, оскорбительный характер. Характеристики "болтун", "клеветник", "путаник", "невежда", "пустозвон", "подпевала" Сталин употреблял без всякого смущения. Генсек даже гордился репутацией грубого, но непримиримого борца за единство партии, против фракционности, за чистоту ленинизма. Выступая с заключительным словом на XIV съезде партии, Сталин, как мы помним, подверг резкой критике Каменева, Зиновьева, Сокольникова. Словно присваивая себе право на грубость, как атрибут генсека, Сталин под одобрительный смех делегатов заявил: "Да, товарищи, человек я прямой и грубый, это верно, я этого не отрицаю"214.
  
   Повторяю, часто эти "прямота и грубость" носили попросту оскорбительный характер. Так, в ответе юристу С. Покровскому, пытавшемуся выяснить отношение Сталина к теории пролетарской революции, генсек в самом начале своего письма называет его "самовлюбленным нахалом". На такой же ноте Сталин и заканчивает свой ответ: "...Вы ни черта, - ровно ни черта,- не поняли в вопросе о перерастании буржуазной революции в революцию пролетарскую... Вывод: надо обладать нахальством невежды и самодовольством ограниченного эквилибристика, чтобы так бесцеремонно переворачивать вещи вверх ногами..."215 Такими были стиль и язык критики Сталина. Даже серьезные аргументы, которые он использовал в борьбе против оппозиции, часто обрамлялись грубыми эпитетами. Генсек с полной уверенностью судил: здесь истина, а здесь заблуждение. Основоположники научного социализма никогда себе не позволяли такого. Ведь иначе бы получилось, как писал Рабиндранат Тагор:
  
   Перед ошибками захлопываем дверь.
  
   В смятенье истина: как я войду теперь?
  
   По мере утверждения своего авторитета и повышения политической значимости поста генсека Сталин все чаще прибегал к использованию в качестве аргументов собственных высказываний. В этом случае они уже представали как истина в высшей инстанции. Но чем дальше, тем меньше Сталин это замечал. Так, дав определение ленинизма в своих лекциях в Свердловском университете, Сталин в работе "Вопросы ленинизма фактически превозносит эту дефиницию как совершенную и универсальную. Далее он многократно прибегает к собственному обильному цитированию, сопровождаемому неизменными оценками: "все это правильно, т.к. целиком вытекает из ленинизма" и т.д. Порой поражаешься, сколь высоко ставит и ценит собственные выводы генсек. В последующем это станет правилом: отсылать читателей к своим статьям и книгам. Так, в ответе Покоеву "О возможности построения социализма в нашей стране" он не только полностью умалчивает, что эта идея целиком принадлежит В.И. Ленину, но и не скрывает, что именно он, Сталин, является автором этой концепции. Не утруждая себя особыми аргументами, генсек в post scriptum без обиняков говорит: "Взяли бы "Большевик" (московский) No 3 и прочли бы там мою статью. Это облегчило бы Вам дело". А что касается собственно ответа Покоеву, то наряду с верными положениями Сталин напирает на одну идею: "рабочий класс в союзе с трудовым крестьянством может добить (выделено мною. - Прим. Д.В.) капиталистов нашей страны"; "оппозиция же говорила, что добить своих капиталистов и построить социалистическое общество мы не сможем; если мы не рассчитывали добить (выделено мною. - Прим. Д. В.) наших капиталистов... то мы зря брали власть..."216 и т.д. Акцент на "добивание" в 1926 году остатков эксплуататорских классов слишком очевиден. Представляется, что в то время это не было главной задачей. Со временем "добивание" созреет до глубоко ошибочного тезиса об обострении классовой борьбы по мере продвижения вперед, к социализму. "Битье" и "добивание" скоро станут едва ли не главным занятием Сталина.
  
   Несмотря на очень посредственный, примитивный уровень теоретических обобщений, выходивших из-под пера Сталина, он очень любил давать определения, формулировать дефиниции. Можно было бы назвать такие широко известные его определения: о сущности ленинизма, о сущности наций, о политической стратегии и тактике, о сути уклонов и т.д. Возможно, какую-то роль в популяризации основ ленинизма они сыграли. Но, как человек, весьма склонный к догматическому мышлению, Сталин буквально канонизировал определения, мог построить целую речь на доказательстве непонимания тем или иным оппозиционером какого-либо вопроса.
  
   Но, пожалуй, самое негативное в теоретическом "творчестве" Сталина заключается в том, что он фактически отбросил гуманистическую сущность социализма, постепенно обосновал, если так можно выразиться, "жертвенный социализм". Эти мировоззренческие установки генсека со временем позволят ему с легким сердцем пойти на неслыханные массовые репрессии, на широкое применение насилия как главного социального рычага в строительстве социализма. По сути, анализ теоретических взглядов Сталина и особенно способов и методов их материализации позволяет сделать вывод, что генсек постепенно отошел от ленинизма. Звучит парадоксально, но это факт: Сталин, оставаясь большевиком, в конце концов не станет ленинцем! И это - руководитель партии! Среди многих разновидностей социализма - утопического, мелкобуржуазного, казарменного, научного - Сталин создал нечто свое. Его социализм - это социализм бюрократический, несущий в себе черты и догматического, и казарменного. Одним словом - сталинский. Нет, он не смог, не сумел, не успел все деформировать в живой ткани социализма, который строили миллионы. Но сегодня мы знаем, что считать социалистическим общество, где только высока степень обобществления, где коллективное выше личного, где все планируется "сверху", нельзя. Подлинный социализм это когда в центре внимания - ЧЕЛОВЕК. Теоретически ленинская концепция социализма - это демократия, гуманизм, человек, социальная справедливость. Подобный подход никогда не может сочетаться с насилием, отчуждением народа от власти, вождем-полубогом. Но такой социализм ни при Ленине, ни после него так и не был построен. Слова, слова...
  
   Справедливости ради нельзя не отметить, что над своими статьями, речами, репликами, ответами генсек трудился сам. Свидетельства его помощников, в разное время работавших с ним, других ответственных лиц из аппарата Генерального секретаря дают основания сделать вывод: при огромной загруженности Сталин весьма много работал над собой. Ему ежедневно по его специальным заказам делали подборку литературы, приносили вырезки из статей, сводки по материалам местной партийной печати, обзоры зарубежных изданий, наиболее интересные письма.
  
   Однажды он долго сидел над письмом из Берлина с обратным адресом: Целендорф, Вальдемарштрассе, 11, "Вилла Нина", В.П. Крымову. Это было довольно необычное письмо. Его автор - один из "бывших", писатель, бежавший из страны в 1917 году, но пристально, до боли в глазах и в сердце всматривавшийся в новую Россию. Читая, Сталин отчеркивал строки: "Я пишу Вам как одному из самых крупных государственных деятелей в современной России. Я пацифист и интернационалист, но все-таки я люблю Россию больше всякой другой страны. Мне отсюда м.б. видно кое-что, что Вам не так ясно, при всей Вашей осведомленности, изнутри (здесь красный карандаш проделал двойной путь. Прим. Д.В.)...
  
   Нужно во что бы то ни стало сохранить власть в ваших руках, вожаков пролетариата, ничего не щадя. Помните: "Кто не способен на злодейство, тот не может быть государственным человеком". Прежде всего армия. Она не должна воевать, но она должна быть. Все должны звать о ней преувеличенное. Чем больше всяких военных демонстраций, тем лучше... Никаких средств не надо щадить в заботах об увеличении населения России и полном его воспитании. Это самое страшное оружие против капиталистического мира. Сегодня ясно, что современная Россия может дать новый закон истории: размаха маятника в другую сторону может и не быть; он может навсегда остаться слева... Не нужно лжи, но нужны две правды, и о большей умолчать на время и тем заставить верить в меньшую, а когда понадобится, малая отступит перед большой... Не надо притеснять религию, это укрепит ее. Привлекайте частный капитал. Пока государственная власть у вас - это не представляет никакой опасности... Проявление современного русского творчества нужно поддержать, не жалея затрат. Скажем, литературу; м.б. балет. Нужно бросить в остальной мир яркие кристаллики современной России: этим можно иногда сделать больше, чем самой широкой пропагандой... Революция сделала уже колоссально много. Но эксперимент затягивается, нужны какие-нибудь реальные результаты. Нужны какие-то выполнения обещанного благополучия пролетариата. А пока у вас волокиты больше, чем в царском строе. Есть случаи, когда тянуть выгодно, но сплошь эта система гибельна..."217
  
   Сталин долго сидел над письмом, перестав подчеркивать, ибо почти каждая строка была, как ему казалось, умной, взвешенной, выстраданной. Взглянул еще раз на подпись: размашисто - "Вл. Крымов", "опубликование моего письма нежелательно". Сталин отложил письмо в папочку, где лежали бумаги, к которым он еще возвращался.
  
   В 1924 - 1928 годах Сталин неоднократно приглашал к себе профессоров из Промышленной и Коммунистической академий, которые консультировали его в области обществознания. Особенно он чувствовал свою слабость в философии. Историю знал заметно лучше. К углублению своих экономических знаний особого рвения не проявлял. Вместе с тем длительный опыт работы на посту генсека, где ему приходилось заниматься самыми разнообразными проблемами, сформировал довольно тонкое чутье, весьма практичный ум, способный быстро оценивать ситуацию, правильно ориентироваться в калейдоскопе проблем и выделять в нем главные звенья. Природная наблюдательность, отличная память на лица, фамилии, факты, богатый опыт общения с целой когортой образованнейших людей из ленинского окружения не могли не выработать у Сталина и нечто свое, неповторимое. Например, не будучи теоретиком, он превосходил многих своих сотоварищей в прагматическом подходе к теории, умении максимально полно "состыковать" ее с практическими задачами.
  
   Уже через несколько месяцев после смерти Ленина многие почувствовали "твердую руку" Сталина. Генсек ничего не забывал и не прощал. Однажды поставив цель, сформулировав задачу, он проявлял порой поразительную изощренность и упорство в их реализации. Эта же линия была видна и в его литературных трудах. В статьях, брошюрах, естественно, были "довороты", некоторые коррективы, но в основном он с упорством повторял то, что сказал ранее. На окружающих это производило впечатление и со временем невольно приобретало хрестоматийный оттенок. Так, сказав однажды, что "ленинизм есть теория и тактика пролетарской революции вообще, теория и тактика диктатуры пролетариата в особенности"218, Сталин канонизировал определение. Бесспорно, на этапе непосредственной борьбы за выживание нового строя это определение сыграло свою роль, позволило полнее понять сущность идеалов и целей Ленина. Но эта формула у Сталина так и осталась застывшей на долгие годы, хотя очевидно, что она явно беднее содержания теории и практики ленинизма. Сведение ленинских идей только к теории и тактике диктатуры пролетариата было предпосылкой многих трагических коллизий в последующей практике социалистического строительства.
  
   В то же время было очевидно, что ленинизм - это далеко не бесспорная система философских, экономических и социально-политических взглядов на пути познания и революционного преобразования мира. Однако даже малейшие отступления от сталинской трактовки сути ленинизма рассматривались как оп-портунистическая ересь со всеми вытекающими из этого последствиями.
  
   Сталин был большим мастером упрощения теории марксизма-ленинизма, часто до примитивизма. Кажется, Ремарк сказал, что каждый диктатор начинает с того, что упрощает. Именно Сталину, повторюсь, принадлежит "заслуга" насаждения схематизма в теории, истории партии. Возможно, в тех условиях такое упрощение, порой даже легковесное понимание сути диктатуры пролетариата, классовой борьбы, стратегии и тактики рабочего класса, революционного метода, основных законов диалектики было необходимым, учитывая уровень общей и политической культуры трудящихся. Но вскоре, к концу 20-х годов, другие, более серьезные и глубокие труды уже просто не могли появиться. Оставалось только комментировать, разбирать, славословить сталинские работы. На целые десятилетия теоретическая мысль в обществоведении впала в состояние глубокой стагнации, застоя. Именно Сталин положил начало подгонке тех или иных выводов теории к реалиям жизни, общественному бытию. Сведение марксизма-ленинизма к элементарным схемам, а часто и его препарирование резко затормозили развитие общественной мысли. На ниве простеньких концепций, часто ошибочных, стали бурно расти догматические взгляды. Догматизм можно сравнить с судном, сидящим на мели. Волны бегут, а корабль стоит, но видимость движения сохраняется. Сталин к идеологии подходил сугубо прагматически, полагая, что настоящая идеология внутри страны должна функционировать подобно цементу, а вне ее - как взрывчатка...
  
   Многие из его теоретических выводов стали со временем источником больших социальных бед. Иногда мне думается, что интересная, оригинальная мысль имеет как бы окраску: оранжевую, фиолетовую, пурпурную, изумрудно-лазурную... Это все равно, как если бы луч пронизал туман, мрак, сумерки, очерчивая силуэт, контуры желанной Истины. Пожалуй, мир мысли не только многострунен, но и многоцветен. Но эти краски надо уметь видеть. У Сталина мысль была серой, которая со временем, на практике проявляла себя в самых мрачных тонах. Судите сами.
  
   14 - 15 января 1924 года состоялся Пленум ЦК, рассмотревший целый ряд вопросов. О международном положении доклад сделал Зиновьев. Докладчик и выступающие подвергли критическому анализу неудачи в Германии, где, по мнению многих, не была использована революционная ситуация. В своем выступлении Сталин остановился на роли Радека в этих событиях, бывшего в то время в Германии. "Я против того, чтобы применять к Радеку репрессии за его ошибки в германском вопросе. Он допустил их целый ряд, из которых я выделяю здесь семь штук". Любимое занятие Сталина - нанизывать ошибки других на длинную бечеву. Я не буду перечислять все, назову лишь ту ошибку, которую Сталин пронумеровал, как в инвентарной описи, "четвертой". Радек считает, продолжал генсек свое перечисление, "главным врагом в Германии фашизм и полагает необходимой коалицию с социал-демократами. А наш вывод: нужен смертельный бой с социал-демократией..."219. Это не просто невинная теоретическая ошибка в анализе. Политическая близорукость Сталина в оценке фашизма и социал-демократии дорого обойдется коммунистам, всем демократическим силам в будущем. Его "серое", а точнее ложное, восприятие острейшей проблемы свидетельствует о явном неумении анализировать многозначные связи.
  
   Или еще пример его теоретической недалекости. Во время октябрьского Пленума ЦК РКП(б) 1924 года обсуждался вопрос о работе в деревне. Докладчиком был Молотов. С длинной речью выступил Зиновьев (плохо ориентировавшийся, как Молотов и Сталин, в аграрных вопросах). Но и он довольно верно оценил общую обстановку: "Мы обсуждаем сейчас не только вопрос о работе в деревне, но и об отношении к крестьянству вообще, т.е. гораздо более общий вопрос, который, вероятно, не сойдет с очереди в течение ряда лет, т.к. он целиком упирается в проблему о проведении диктатуры в данной обстановке"220. В своем выступлении Сталин попытался дать ряд политических и теоретических рекомендаций, в которых можно рассмотреть зародыши будущих крупных ошибок. Первое, что нам надо делать, - "это завоевать крестьянство заново". Во-вторых, видеть, что "изменилось поле борьбы". В-третьих, "надо создать в деревне "кадры"221. Идет 1924 год, а речь Сталина звучит как будто уже из 1929-го... "Проницательность" и последовательность в утверждении тяжких ошибок. Таким был Сталин как "интерпретатор" ленинизма, теории, которую он еще больше упростил.
  
   Я еще коснусь теоретических воззрений Сталина в последующие годы. Но сейчас, во времена выбора и борьбы за распространение идей ленинизма в массах, он впервые ощутил силу общественного влияния на людей не только научных концепций, но и литературы и искусства.
  
   Интеллектуальное смятение______________________________
  
   Последователь Вл. Соловьева философ Б. Трубецкой в работе "Два зверя" развивал идею о том, что России угрожают две крайности: "черный зверь реакции и красный зверь революции". Для многих деятелей культуры эти "звери" оказались реальными. Художественно-идейные колебания шли по самой большой амплитуде. От прямого, откровенного неприятия самой идеи революции (3. Гиппиус, Д. Мережковский, И. Бунин) до ее восторженного прославления (Д. Бедный, А. Жаров, И. Уткин, М. Светлов). Однако далеко не все быстро определили свои идейные позиции.
  
   У Киплинга есть прекрасные строки, суть которых такова: сила продолжающейся ночи уже сломлена, хотя никакой рассвет не грозит ей ранее часа, назначенного рассвету... Сила старого была сломлена, но было бы неестественным ждать, что все художники станут приветствовать наступающий рассвет. И на главной улице большой литературы, и на ее задворках шло глухое, а иногда и бурное брожение. Основными вопросами, терзавшими художественную интеллигенцию, были: место культуры в "новом храме", проблема творческой свободы, отношение к духовным ценностям прошлого. Кое-кто из писателей всерьез считал, что у русской литературы одно будущее - ее прошлое. Многих мастеров слова революционный шквал напугал, в нем они увидели угрозу не только себе, но и всей культуре. Хотелось бы высказать свой взгляд на отношение интеллигенции к революции, к социализму, к той нови, которая рождалась в страшных муках на нашей многострадальной земле.
  
   Большинство интеллигенции не приняло социалистическую революцию. Разумеется, не все непринявшие стали ее врагами. Нет. Пожалуй, многих интеллигентов устроили бы результаты Февральской буржуазно-демократической революции с каким-нибудь парламентом и другими атрибутами либерального многовластия. Растерянность, интеллектуальное смятение русской интеллигенции продолжалось несколько лет. Затем стали вырисовываться диаметрально противоположные тенденции: полное принятие идей Октября и их полное отрицание, долгие колебания и постепенные повороты. Весьма характерен в этом смысле небольшой сборник "Смена вех", вышедший в июле 1921 года в Праге. Выступившие в нем авторы, в основном кадетской ориентации, активные деятели лагеря белых, призвали пойти на капитуляцию. Ключников, Потехин, Бобрищев-Пушкин, Устрялов заявляли, что по "роковой иронии истории" большевики сделались "хранителями русского национального дела". Кстати, в своих выступлениях в 20-е годы Сталин неоднократно упоминал Устрялова и само "сменовеховство" как символ разложения вражеского лагеря. Авторы "Смены вех" не скрывали, что считают большевизм утопией, но понимали, что с ними, российскими беглецами, "расправится и уже расправляется история". Ностальгические мотивы, окрашенные в славянофильские тона, знаменовали нечто более важное: поворот части интеллигенции к поддержке социалистической России. Эта смутная тяга к Родине глушила классовые инстинкты, мирила, хотя и с болью, с новыми реальностями в России.
  
   Но, повторю, большая часть интеллигенции не приняла большевизма. Журнал "Политработник" в 1922 году в статье "Беглая Россия" писал: "Великая Октябрьская революция имеет свой "Кобленц"... Известны "патриотические" подвиги и образ жизни и мышления этой беглой России. Она не имеет даже и налета той печальной красоты глубокой осени, отпечаток которой можно уловить на представителях погибающего феодального общества в Кобленце Великой французской революции. Здесь господствует гниль, мерзость запустения, склока, мелкое и крупное интриганство и подхалимство, громко именуемые "деланием политики"..."222
  
   Выразителем крайнего неприятия Октября стала Зинаида Гиппиус. В своих "Серой книжке" и "Черном блокноте" она не без основания отрицала идеи революции, которая, по ее мнению, похоронила культуру России:
  
   Напрасно все: душа ослепла,
  
   Мы червю преданы и тле,
  
   И не осталось даже пепла
  
   От Русской Правды на земле.
  
   Гиппиус олицетворила революцию с "пустоглазой рыжей девкой, поливающей стылые камни". Гиппиус, характеризуя свою и мужа (Мережковского) политическую позицию, с гордостью говорила: "Пожалуй, лишь мы храним белизну эмигрантских риз". В своей Родине они увидели "царство Антихриста".
  
   Даже Троцкий, довольно терпимо относившийся ко всем этим метаниям и считавший неизбежным интеллектуальное смятение интеллигенции, бросил злую реплику по поводу "нытья" Гиппиус. Ее искусство, в котором преобладала проповедь мистического и эротического христианства, писал Троцкий, сразу же трансформировалось, стоило "подкованному сапогу красноармейца наступить на ее тонкий носок. Она немедленно стала завывать криком, в котором можно было узнать голос ведьмы, одержимой идеей о святости собственности"223.
  
   Спектр эстетических интересов Сталина был неизмеримо уже эрудиции Троцкого, и декадентские, иконоборческие традиции и тенденции его мало волновали. Едва ли Сталин хорошо знал творчество Гиппиус, Бальмонта, Белого, Лосского, Осоргина, Шмелева и многих других интеллектуалов, так или иначе оставивших след в истории отечественной культуры. Его ум, эмпирический и лишенный эмоционального богатства, на весь храм культуры смотрел сугубо с прагматических позиций: "помогает", "не помогает", "мешает", "вредит". Художественные критерии, если они у него и были, не имели решающего значения. В полной мере свое кредо в отношении литературы и искусства Сталин выразит через два десятилетия в печально известном постановлении о журналах "Звезда" и "Ленинград". Для него литература и искусство всегда оставались замкнутыми в примитивную биполярную модель: "свои" и "чужие".
  
   Справедливости ради нужно сказать, что, хотя волна эмиграции за рубеж была весьма большой, возможно более 2-2,5 миллиона человек, в основном представителей состоятельных слоев, интеллигенции, в том числе художественной (М.А. Алданов, К. Бальмонт, П. Боборыкин, И. Бунин, Д. Бур-люк, 3. Гиппиус, А. Куприн, Д. Мережковский, И. Северянин, А. Толстой, Саша Черный, Вяч. Иванов, Г. Иванов, В. Ходасевич, И. Шмелев. М. Цветаева, В. Набоков-Сирин и многие другие), далеко не все были враждебно настроены против Советской России. Различна и их судьба. Немало таких, кто нашел свою смерть в трущобах Шанхая, ночлежках Парижа или вернулся в края родные. Одних ждала возможность возрождения литературного творчества, другие не смогли адаптироваться в новой социальной среде и навсегда замолчали. Третьи попали под жернова беззакония.
  
   Художественная интеллигенция, оставшаяся в России, вела себя тоже по-разному. Стали быстро возникать творческие союзы, объединения - "Союз крестьянских писателей", "Серапионовы братья", "Перевал", "Российская ассоциация пролетарских писателей" (РАПП), "Ассоциация художников революционной России" (АХРР), "Кузница", "Левый фронт искусств" (ЛЕФ), другие творческие альянсы. В стенах холодных клубов и дворцов шли жаркие дискуссии о пролетарской культуре, литературе и политике, возможностях использования ценностей буржуазной культуры. В процессе этого литературного брожения, а порой и интеллектуального смятения рождались спорные концепции, иногда ошибочные взгляды. Возник уникальный шанс в создании и утверждении творческого плюрализма в художественном сознании. В то время еще не были в ходу командные методы, которые для искусства, литературы равнозначны творческой атрофии.
  
   Сталин, мало интересовавшийся поначалу этими вопросами, не видел какой-то опасности в мозаике литературных школ, направлений, тем более что большинство художников (на свой лад) говорили о революции, новом мире, новом человеке, "зовущих далях". Даже авангардистские, часто сектантские увлечения "радикальными методами" творчества казались только наивными, забавными, не более. В ЦК еще не было идей и политических доктрин ждановского толка. Все это придет позже. Этот творческий плюрализм, естественный, как само искусство, за короткий срок смог дать в кино, литературе, живописи произведения, навсегда вошедшие в сокровищницу нашей духовной культуры.
  
   В целом этот период (20-е гг.) характеризуется раскрепощенностью мысли, творческими поисками, смелым новаторством. Художники, мастера слова, сцены, кинематографа много говорили о свободе творчества. У писателей было рожденное революцией стремление постичь тайны великого, вечного, непреходящего. Много говорили о гениях, гениальности, часто "перехлестывая" в своих суждениях через край. А впрочем, самая высокая вершина пирамиды творчества - гениальность, и почему бы мастеру слова не стремиться к ней? Может быть, и прав был крупный русский писатель и философ Н. Бердяев, не оцененный по-настоящему и сейчас, что "культ святости должен быть заменен культом гениальности"?
  
   Революция форсировала творческое созревание многих, и, видимо, были естественны и плодотворны частые дискуссии, споры, соревнования различных художественных школ. Как жаль, что через несколько лет эта атмосфера исканий в значительной мере испарится в каменоломнях бюрократического слога, однодумства, как духовной униформы, родит множество книг с "грибной жизнью", книг-однодневок, о большей части которых сейчас никто и не вспомнит. В двух номерах журнала "Большевик" (1926 г.) была опубликована статья П. Ионова о пролетарской культуре и "напостовской путанице", в которой давался критический анализ воззрений столпов "напостовства" Вардина и Авербаха, выражавших свои взгляды в журнале "На посту" (отсюда - "напостовцы"). "Большевик" доказывал невозможность существования "чистого искусства", не подверженного влиянию социальных бурь, экономических потрясений, классовых схваток. Через некоторое время "Большевик" поместил ответ П. Ионову Леопольда Авербаха, сводящийся к тому, что культурная революция будет сопровождаться обострением классовой борьбы: "Кто кого переработает - массы ли старую культуру сумеют разбить на кирпичи и нужное им взять, или здание целостной старой культуры окажется сильнее пролетарского культурничества"224.
  
   Вскоре будет провозглашен тезис о необходимости административного управления процессами культуры. Весьма характерна в этом отношении, например, передовая статья в журнале "Большевик", озаглавленная "Командные кадры и культурная революция". В ней постулируется, что проблема "воспитания культурных командных кадров строителей социализма" - проблема политическая225. Ну а как только "подвоспитались культурные командные кадры", стали рушиться церкви, исчезать самобытные творческие объединения, замолкать неповторимые индивидуальности. Такой, например, оказалась судьба целой группы "крестьянских поэтов", ярким представителем которых был С. Есенин. Судьба их печальна. Очень жаль, но к этому приложил руку, видимо, не освободившись от своих ранних радикальных воззрений, и Бухарин... Свобода творчества все более программировалась, а значит, сужалась. А искусство, отчужденное от свободы и духовной сути человека, уже становится суррогатом культуры.
  
   Конечно, сомнительно методы идейного руководства подменять директивным стилем. У политики есть много областей, где она диктовала и будет диктовать, но есть и такие сферы, где она может лишь взаимодействовать. Существуют и такие, где "политический скальпель" противопоказан, иначе он в процессе своего применения добивается противоположного, чем ждали, результата.
  
   Сталин внимательно наблюдал за процессами брожения в литературе. Он чувствовал, что культурная революция, вызвавшая огромные изменения в общественном сознании, с неизбежностью вызовет и повышенный интерес к культурным ценностям вообще и к художественной литературе в частности. К середине 20-х годов грамотность населения страны заметно повысилась. Особенно поразительными были перемены в национальных республиках. К 1925 году по сравнению с 1922 годом число трудящихся, овладевших грамотой, возросло в Грузии в 15 раз, в Казахстане - в 5 раз, в Киргизии - в 4 раза. Аналогичной была картина и в других регионах. Подлинными очагами культуры, грамотности становились рабочие клубы в городах, избы-читальни в деревнях. В 3 раза по сравнению с 1913 годом выросли тиражи периодических изданий. Начался массовый процесс строительства библиотек. Были созданы киностудии в Одессе, Ереване, Ташкенте, Баку. Больше издавалось художественной литературы.
  
   Политбюро неоднократно рассматривало вопрос о создании лучших условий для приобщения масс к художественной культуре, об усилении на нее идейного, большевистского влияния. В июне 1925 года Политбюро одобрило резолюцию "О политике партии в области художественной литературы". В постановлении отмечалась необходимость бережного отношения к старым мастерам культуры, принявшим революцию, а также, по предложению Сталина, подчеркивалась важность продолжения борьбы с тенденциями "сменовеховства". Более того, в документе указывалось, что "партия должна всемерно искоренять попытки самодельного и некомпетентного административного вмешательства в литературные дела"226.
  
   Как видим, в первые годы после революции ЦК партии следовал ленинскому завету о том, что для подлинного социализма нужна "именно культура. Тут ничего нельзя поделать нахрапом или натиском, бойкостью или энергией, или каким бы то ни было лучшим человеческим качеством вообще"227. Не забыты были слова Ленина о том, что новая культура не может быть создана на голом месте. К сожалению, в 30-е годы эти ленинские идеи будут преданы забвению.
  
   Помощники Сталина докладывали генсеку о новых книгах, статьях пролетарских писателей. Все, естественно, генсек читать не мог. Но в его библиотеке (которая позже была расформирована, и в ней остались лишь книги с его пометками) сохранились тома, книжки тех лет в дешевых переплетах, с отметками красным, синим, простым карандашом. К слову, большинство своих резолюций, пометок он делал красным или синим карандашом. Многие из его соратников вольно или невольно подражали Сталину (в частности, Ворошилов). Судя по пометкам, различным замечаниям, написанным лично им, есть основания полагать, что Сталин ознакомился с "Чапаевым" и "Мятежом" Д. Фурманова, "Железным потоком" А. Серафимовича, повестями Вс. Иванова, "Цементом" Ф. Гладкова, творчеством М. Горького, которого генсек любил, стихами поэтов А. Безыменского, Д. Бедного, С. Есенина других известных мастеров слова. Сталин заметил А. Платонова с его повестью "Впрок". Но, судя по всему, талантливый писатель, проникший в глубокие пласты человеческого духа, остался непонятым. "Бессонный сатаноид" поисков писателя вызвал раздражение генсека, о чем он, в частности, поведал однажды Фадееву. Сталин очень слабо был знаком с классической западноевропейской литературой, подозрительно относился к Западу вообще, к его "разлагающей" демократии.
  
   Сталин любил театр и кинематограф. Но "любил" по-своему, как помещик свой крепостной театр. В 30-е и 40-е годы он был частым посетителем Большого театра, регулярно смотрел по ночам в Кремле или на даче новые фильмы. При его затворничестве они, особенно кинохроника, были своеобразным окном в мир. Живопись любил меньше и не скрывал, что не обладает должным вкусом. Вопросы художественной культуры нередко обсуждал не только в кругу членов Политбюро, где большинство были невысокими ценителями искусства, но и с мастерами слова Горьким, Демьяном Бедным, Фадеевым и, конечно, с Луначарским.
  
   В его речах художественные образы присутствуют неизмеримо реже, чем у Ленина, Бухарина, Троцкого, некоторых других деятелей партии. Они ему нужны, как правило, лишь для усиления критического начала своих выступлений. Одним из редких примеров такого использования можно было бы назвать выступление Сталина на объединенном заседании Президиума ИККИ228 и МКК229 в сентябре 1927 года. Отвечая члену Исполкома югославскому коммунисту Вуйовичу, Сталин бросает:
  
   - Критика Вуйовича не заслуживает ответа. - И дальше говорит:
  
   - Мне вспомнилась маленькая история с немецким поэтом Гейне. Однажды он был вынужден ответить своему назойливому критику Ауфенбергу следующим образом: "Писателя Ауфенберга я не знаю; полагаю, что он вроде Дарленкура, которого тоже не знаю".
  
   И, продолжая, Сталин добавил:
  
   - Перефразируя слова Гейне, русские большевики могли бы сказать насчет критических упражнений Вуйовича: "Большевика Вуйовича мы не знаем, полагаем, что он вроде Али-баба, которого тоже не знаем"230.
  
   Но, повторяю, его обращение к классике было очень редким, что отражало и весьма ограниченное знакомство генсека с шедеврами мировой и отечественной литературы.
  
   В ряде своих публичных выступлений Сталин не упускал возможности выразить свое отношение к тем или иным писателям и их произведениям. Суждения генсека, как всегда, были категоричны и безапелляционны. Например, в своем письме к В. Билль-Белоцерковскому Сталин однозначно осудил дирижера Большого театра Д. Голованова за то, что тот выступал против механического обновления репертуара за счет классики. Генсек тут же охарактеризовал "головановщину" как "явление антисоветского порядка"231. В 30-е годы такая оценка могла стоить головы. Здесь же Сталин оценил и "Бег" Булгакова как антисоветское явление, добавив, правда, смягчающую тираду такого содержания: "Впрочем, я бы не имел ничего против постановки "Бега", если бы Булгаков прибавил к своим восьми снам еще один или два сна, где бы он изобразил внутренние социальные пружины гражданской войны в СССР, чтобы зритель мог понять, что все эти, по-своему "честные", Серафимы и всякие приват-доценты оказались вышибленными из России не по капризу большевиков, а потому, что они сидели на шее у народа..."
  
   Продолжая "разбор" творчества Булгакова, Сталин вопрошает:
  
   "Почему так часто ставят на сцене пьесы Булгакова? Потому, должно быть, что своих пьес, годных для постановки, не хватает. На безрыбье даже "Дни Турбиных" - рыба".
  
   И далее дает пьесе такую оценку: пьеса эта "не так уж плоха, ибо она дает больше пользы, чем вреда. Не забудьте, что основное впечатление, остающееся у зрителя от этой пьесы, есть впечатление благоприятное для большевиков: если даже такие люди, как Турбины, вынуждены сложить оружие и покориться воле народа, признав свое дело окончательно проигранным, - значит большевики непобедимы"232.
  
   Эти фразы Сталина еще раз высвечивают старую истину о том, что окончательную оценку тому или иному произведению дает время. Вельможный вердикт может спустя годы оказаться смешным, наивным, поверхностным. Даже учитывая конкретность исторического момента. А ведь как часто в нашей истории некоторые пытались давать "окончательные" оценки! Именно так, например, делал Сталин. Но в подобной категоричности - весь он: несомневающийся, уверенный в себе, презирающий интеллектуальные раздумья художника.
  
   Генсек мог быть жестким даже к тем, к кому обычно относился как будто с уважением, например к Демьяну Бедному, большевику с 1912 года, быстро ставшему после революции признанным пролетарским поэтом. Множество его басен, частушек, песен, стихотворных фельетонов, повестей, притч пользовались неизменным успехом у широких масс. Актуальность и злободневность каждой строки народного поэта постоянно поддерживали его популярность. Но вот в ряде произведений ("Перерва", "Слезай с печки", "Без пощады") Бедный подвергает критике косность и чуждые нам традиции, которые словно шлейф тянутся из прошлого. В отделе пропаганды ЦК это было расценено как антипатриотизм. Поэта вызвали в ЦК для "разговора". Д. Бедный пожаловался на окрик в своем письме Сталину. Ответ генсека был быстрым и безжалостным.
  
   - Вы вдруг зафыркали и стали кричать о петле...
  
   - Может быть, ЦК не имеет права критиковать Ваши ошибки?
  
   - Может быть, решения ЦК не обязательны для Вас?
  
   - Может быть, Ваши стихотворения выше всякой критики?
  
   - Не находите ли, что Вы заразились некоторой неприятной болезнью, называемой "зазнайством"?
  
   После этих уничтожающих вопросов Сталин резюмирует, что критика в произведениях Д. Бедного является клеветой на русский пролетариат, на советский народ, на СССР. В этом суть, а не в пустых ламентациях перетрусившего интеллигента, с перепугу болтающего о том, что Демьяна хотят якобы "изолировать", что Демьяна "не будут больше печатать"233 и т.п.
  
   Вот так. Жестко и однозначно. Всего несколькими годами раньше, в июне 1925 года, Сталин сам редактировал постановление ЦК о политике в области художественной литературы, где говорилось, что нужно изгонять "тон литературной команды", "всякое претенциозное, полуграмотное и самодовольное комчванство"234. Уже в конце 20-х годов эти верные положения были Сталиным забыты. "Командные кадры" в культуре действовали все более активно. Интеллектуальное брожение, порой смятение тоже постепенно проходило по мере ранжирования, администрирования.
  
   Ведь всего за три-четыре года до этого Сталин просил передать благодарность Бедному за "верные, партийные" стихи о Троцком. Они были помещены 7 октября 1926 года в "Правде" под заголовком "Всему бывает конец". Пожалуй, стоит привести хотя бы часть стихотворения, чтобы полнее почувствовать атмосферу, политический колорит того сложного времени:
  
   Троцкий - скорей помещайте портрет в "Огоньке".
  
   Усладите всех его лицезрением!
  
   Троцкий гарцует на старом коньке,
  
   Блистая измятым оперением,
  
   Скачет этаким красноперым Мюратом
  
   Со всем своим "аппаратом",
  
   С оппозиционными генералами
  
   И тезисо-моралами,
  
   Штаб такой, хоть покоряй всю планету!
  
   А войска-то и нету!
  
   Ни одной пролетарской роты!
  
   Нет у рабочих охоты
  
   Идти за таким штабом на убой,
  
   Жертвуя партией и собой.
  
   . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
  
   Довольно партии нашей служить
  
   Мишенью политиканству отпетому!
  
   Пора, наконец, предел положить
  
   Безобразию этому!
  
   Генсек с удовольствием прочитал стихи, позвонил Молотову, еще кому-то. Все с одобрением оценили политическую сатиру Бедного. Сталин заметил: "Наши речи против Троцкого прочитает меньшее количество людей, чем эти стихи". В этом он, пожалуй, был прав. Но стоило поэту чуть "сбиться с тона", не скрыть "обиду", Сталин стал совсем другим: холодным, злым, повелевающим, указующим.
  
   Зная, как сильно зависит от его оценки судьба того или иного произведения, мастера художественного слова часто писали ему с просьбой высказать свое мнение. Чаще его резюме было снисходительным, с обязательным указанием "слабостей" работы. Иногда он поднимался до похвалы. Так, в письме А. Безыменскому Сталин начертал: "Читал и "Выстрел", и "День нашей жизни". Ничего ни "мелкобуржуазного", ни "антипартийного" в этих произведениях нет. И то и другое, особенно "Выстрел", можно считать образцами революционного пролетарского искусства для настоящего времени"235.
  
   Свидетельства лиц, близко знавших Сталина, подтверждают: генсек очень внимательно следил за политическим лицом наиболее крупных писателей, поэтов, ученых, деятелей культуры. Сталин чувствовал, что в среде художественной интеллигенции не все приняли революцию. Примеры тому - не только многочисленная эмиграция. Его насторожило письмо крупного русского писателя В. Короленко Луначарскому, опубликованное уже после его смерти в Париже, в котором писатель выражал тревогу о том, что насилие в послереволюционной России затормозит рост социалистического сознания.236 Сталин посчитал письмо фальшивкой. Его возмутила и статья Е. Замятина "Я боюсь", опубликованная в одном из небольших петроградских журналов "Дом искусств". Писатель, который в начале 30-х годов станет невозвращенцем, запальчиво, но по существу верно писал: "Настоящая литература может быть только там, где ее делают не исполнительные и благонадежные чиновники, а безумцы, отшельники, еретики, мечтатели, бунтари, скептики. Я боюсь, что настоящей литературы у нас не будет, пока не перестанут смотреть на демос российский как на ребенка, невинность которого надо оберегать. Я боюсь, - продолжал Замятин, - что настоящей литературы у нас не будет, пока мы не излечимся от какого-то нового католицизма, который не менее старого опасается всякого еретического слова..."237 Позже он напишет Сталину, что не может, отказывается работать "за решеткой". О мировоззренческих настроениях некоторых писателей свидетельствовала книга известного марксистского теоретика А. Богданова, который утверждает, что творчество настоящее возможно лишь в случае, если будет устранено принуждение между людьми, если в общественной системе не допустят веры в фетиши, мифы и штампы238. Богданов явно намекал на недопустимость диктатуры по отношению к художественному творчеству. Это было уже слишком. Сталин почувствовал, что такие, как Богданов, понимают: революционный миф, если его без конца повторять, мало чем отличается от постулатов Библии. Ведь многие из мифов, которые Сталин в будущем изложит в "Кратком курсе", принимались на веру без критического и рационального осмысления. Нужно было "осадить" этих "проницательных" интеллектуалов.
  
   Сталин стал обдумывать, как полнее использовать художественную мысль, направить ее на подъем народа, масс, на решение тех бесчисленных проблем, которые стояли перед страной. Но формы воздействия на творческих людей, в понимании Сталина, были в основном административные: постановления, высылка неугодных, введение цензуры. Кстати, в этом он согласен с Троцким, хотя обнародовать это единодушие не собирается. Троцкий в своей работе (о чем только этот плодовитый беллетрист не писал!) "Литература и революция" безапелляционно утверждал, что в стране победившего пролетариата должна быть "жесткая цензура"239. Этот совет Сталин учтет. Он поможет художникам сделать правильный выбор! Как? Он подумает. Но политическая цензура в этом деле займет не последнее место. Ему было трудно понять, что и здесь особую роль в выборе должна сыграть интеллектуальная совесть, непременный атрибут подлинной демократии. Но, увы, соображения этого порядка тогда не учитывались.
  
   С согласия Ленина и по инициативе ГПУ, при поддержке Сталина была предпринята необычная акция: 160 человек, представлявших ядро, цвет русской культуры (писатели, профессура, философы, поэты, историки), были высланы за границу. Среди них были Н.А. Бердяев, Н.О. Лосский, Ф.А. Степун, Л.П. Карсавин, Ю.И. Айхенвальд, М.А. Осоргин и другие. "Правда" 31 августа 1922 года опубликовала статью под многозначительным заголовком "Первое предостережение", в которой обосновывалась необходимость более решительной борьбы с контрреволюционными элементами в области культуры. Рождение и утверждение принципа социалистического реализма сопровождалось борьбой, непониманием, духовным смятением многих творческих работников. Делая акцент на прагматических гранях этого принципа, работники "идеологического фронта" превращали его в директиву, вместо того чтобы помочь осознать сердцем и умом каждому художнику его место в революционной перестройке Отечества.
  
   Безусловно, высылка была сигналом. Вместо широкого демократического вовлечения деятелей науки, литературы и искусства в процесс социалистического строительства, терпеливой работы с ними, Сталин дал понять, что намеревается применить диктаторские методы и в области культуры. Недостатка решимости использовать власть, силу у Сталина никогда не было. Пожалуй, только с М. Горьким он не мог себе позволить снисходительного, порой грубого тона, каким он говорил нередко с другими писателями. Почти в то же время, когда он разносил Д. Бедного за критику-"клевету", генсек совсем по-иному писал Горькому. Тот в письме Сталину из-за рубежа выражал сомнение в целесообразности излишней критики и самокритики наших недостатков. Сталин отвечал писателю убежденно:
  
   - Мы не можем без самокритики. Никак не можем, Алексей Максимович. Без нее неминуемы застой, загнивание аппарата, рост бюрократизма...
  
   И продолжает:
  
   - Конечно, самокритика дает материал врагам. В этом Вы совершенно правы. Но она же дает материал (и толчок) для нашего продвижения вперед...240
  
   На словах Сталин был способен выражать достаточно зрелые суждения по вопросам демократизации общественной жизни, в том числе и в области литературы. Но все дело в том, что постепенно правильные выводы и оценки все больше расходились с социальной и литературной практикой.
  
   Помощники иногда докладывали "вождю" о литературе русских эмигрантов. Когда ему показали многотомный роман белогвардейского генерала П. Краснова "От двуглавого орла к красному знамени", вышедший в Берлине в 1922 году, Сталин не стал даже брать его в руки, заметив:
  
   - И когда успел, сволочь?
  
   Не без его участия было разрешено возвратиться в СССР в разное время А. Куприну, А. Толстому, некоторым другим, менее известным поэтам и писателям. Когда Сталину сказали в 1933 году, что И. Бунин стал первым русским, который удостоен Нобелевской премии, генсек заметил:
  
   - Ну, теперь он и вовсе не захочет вернуться... О чем же он сказал там, в своей речи?
  
   Прочитав коротенькое сообщение - "выжимку" из традиционной речи Нобелевского лауреата на банкете после церемонии награждения в Стокгольме, где великий русский писатель сказал, что "для художника главное - свобода мысли и совести", Сталин промолчал, задумался. Для него это было непонятно: разве Бунину здесь не дали бы возможности думать, мыслить сообразно его интеллектуальной совести? Разве он, Сталин, против свободы мысли, если она служит диктатуре пролетариата? Сталин, правда, не мог вспомнить, что принадлежит перу Бунина, но смутно и, пожалуй, не очень ошибаясь подумал: "Что-то о тайне смерти и божьем мире вещал этот дворянский писатель". Больше Бунин его не занимал. Правда, помощники однажды положили ему стопку зарубежных журналов, в одном из которых - "Современные записки" - был опубликован рассказ Бунина "Красный генерал", посвященный русской революции. Но Сталину было некогда...
  
   Поэзией он вообще мало интересовался. Хотя в юношестве, как я уже упоминал, написал десятка три наивных стихотворений. Революционная борьба не дала времени постичь ему музыку и философию стихотворного ритма. Стихи читать ему почти не приходилось. Правда, однажды, еще в Царицыне, в качестве основы для шифра взяли какое-то пушкинское стихотворение. С его помощью сообщали в Москву количество отправленных эшелонов с хлебом, их литеры и т.д.
  
   Пожалуй, еще об одном эмигранте-поэте ему докладывали. О В. Ходасевиче. Что очень талантлив, "может быть даже более, чем Д. Бедный...". Прочли даже какие-то строки об "усыхании творческого источника на чужбине". Но этот безысходный тупик В. Ходасевича, Вяч. Иванова, И. Шмелева, А. Ремизова, М. Осоргина, П. Муратова и других беглецов был ему неинтересен. Он и своих поэтов знал плохо. Было не до этого. Слышал, что "кулацкие поэты" Н. Клюев, С. Клычков, П. Васильев скатились на путь хулиганства и контрреволюции. Но то ли Авербах, то ли кто-то из агитпропа ЦК их здорово осадил.
  
   Вспомнил как-то, что в "Правде" за 30 декабря 1925 года был опубликован некролог по поводу смерти С. Есенина, этого "народника революции". Вот эта газета:
  
   "Вряд ли кого-нибудь из поэтов наших дней так читали и любили, как Есенина".
  
   "В лице Есенина русская литература потеряла, быть может, своего единственного подлинного лирика".
  
   "Города не мог Есенин принять и понять до конца... Он остался романтиком соломенной России. И есть что-то символическое в его гибели: Лель, повесившийся на трубе от центрального отопления. И оно ведь - достижение культуры". Самоубийцы были ему непонятны. Это что-то вроде добровольной сдачи в плен... Да и вообще, он где-то читал, что "Пегас должен быть в узде".
  
   Его больше интересовало отношение писателей, поэтов, драматургов, режиссеров, находившихся здесь, в Москве, Ленинграде, других городах, к тому, что происходит в стране. Неприязненные чувства он испытал от "Голого года" Б. Пильняка, "Конармии" И. Бабеля, сочинений А. Платонова, В. Кина, А. Веселого, Ю. Тынянова, В. Хлебникова... Ему были сразу по душе ясные работы Д. Фурманова, К. Федина, А. Толстого, Л. Леонова... Сталин все же оценил ряд фильмов Д. Вертова, Л. Кулешова, С. Эйзенштейна, Вс. Пудовкина, Ф. Эрмлера. Говорят, хорошо идут пьесы А. Луначарского "Оливер Кромвель", К. Тренева "Любовь Яровая", Вс. Иванова "Бронепоезд 14-69", Л. Сейфуллиной "Виринея". Ею жена Н. Аллилуева смотрела эти спектакли вместе с сотрудниками Наркомнаца. Хорошо, что такие большие режиссеры, как Вл. Немирович-Данченко и К. Станиславский, обратились к советским пьесам. Революция на сцене укрепляет революцию в жизни. Хотя и в ней мы все играем те роли, которые нам уготовила судьба.
  
   Что происходило в живописи, музыке, Сталин знал хуже. С пренебрежением смотрел на все изыски "индустриальной живописи", авангардистов, конструктивистов, футуристов, кубистов. Люди, стоявшие за этими, малопонятными для него (а он был уверен, что и для других) "вывертами", не были, по его мнению, "приставлены" к настоящему делу.
  
   Среди художников, мастеров кисти и резца, поэтов и писателей не прекращались жаркие споры. Спорили часто не о том, поддерживать или не поддерживать революцию. Дискуссии шли о формах искусства, свободе выражения, "точках отсчета" нового творчества и т.д. Как пестрая мозаика, мелькали с газетных страниц названия все новых и новых творческих союзов и объединений. Сталин считал, что в этом калейдоскопе нужно навести порядок. Правда, руки до этого у него не доходили; шла борьба то с одной, то с другой оппозицией. Луначарский, по его мнению, допускал слишком много "вольностей".
  
   В партии нужно единство, нужен согласованный, принятый большинством курс. Последний съезд многое сделал в этом направлении. Сталину становилось все более ясно, что без индустриализации, коллективизации партия может не дать народу всего того, что обещала. Пока был ненавистный царь, помещики, буржуазия, тяготы борьбы были оправданны. Но ведь скоро - десятилетие со дня Октябрьского революционного восстания! Да, мы сбросили эксплуатацию. Дали крестьянину землю. Рабочие получили доступ к управлению заводами. Но почему так много недовольных? Почему дело идет медленнее, чем хотелось бы? Может быть, права в чем-то оппозиция?
  
   Все говорят о бюрократии. Вот и сегодня в "Правде" опубликован доклад Лебедя "Меры к улучшению госаппарата и по борьбе с бюрократизмом". Вон как хлестко пишет: "Какие недостатки имеются в нашем госаппарате? Основные из них: раздутые штаты и низкая квалификация работников, причем последнее особенно надо отнести к низовому советскому аппарату. Громоздкость структуры, параллелизм в работе, бюрократизм и волокита, подбор специалистов не всегда правильный, основанный на слабом учете квалификации этих специалистов, наконец, плохой, а иногда и совершенно отсутствующий контроль исполнения заданий высших органов и контроль за работой самих учреждений"241. Вот об этом и Маяковский пишет...
  
   У Сталина зреет мысль (правда, пока он не знает, как ее осуществить) ускорить разгром всех этих, изрядно всем надоевших оппозиций на платформе ускорения социалистических преобразований. Вот здесь-то и можно будет активнее нажать на интеллигенцию, полнее впрячь ее в общее дело индустриализации, переустройства сельского хозяйства. Тогда и брожений умов у этих художников будет меньше. В классовом обществе нет и не может быть нейтрального свободного искусства. Нужно, думал Сталин, привлекая известных старых мастеров, воспитывать своих, рабоче-крестьянских писателей. Антипролетарским элементам в культуре делать нечего...
  
   Интеллектуальное смятение художников духа все чаще представлялось Сталину просто контрреволюционной ересью. Правда, менее опасной, чем та, которую проповедовал Троцкий. Похоже, борьба с ним достигла кульминации.
  
   Прежде чем перейти к анализу последнего этапа борьбы с Троцким в стране, сделаю еще одно резюмирующее замечание. Мы сейчас говорили о культуре, интеллигенции и отношении к ним Сталина. Наиболее характерной чертой этого отношения стало полное неуважение свободы. Свободы творчества, свободы выражения, свободы постижения. Это не случайно. Сталин признавал лишь свободу власти. Он считал естественным отказ от свободы духа во имя силы, во имя могущества. Он, не задумываясь, мог пожертвовать личной свободой миллионов. В 30-е годы проблемы свободы для него уже не существовало. Свободой обладал только он (хотя и был пленником своей Системы). Даже формальный глава государства не имел "отношения" к свободе.
  
   В начале 20-х годов Н. Бердяев был на приеме у М.И. Калинина с прошением об освобождении из тюрьмы писателя М. Осоргина, арестованного по "делу комитета помощи голодающим и больным". Выслушав знаменитого русского философа-идеалиста (с его трудами знакомы едва ли не во всем цивилизованном мире, но не на родине), М.И. Калинин заявил: "Рекомендация Луначарского об освобождении не имеет никакого значения; все равно, как если бы я дал рекомендацию своей подписью, - тоже не имело бы никакого значения. Другое дело, если бы тов. Сталин рекомендовал". Итак, уже тогда Калинин считал (и говорил!), что он, глава государства, по сравнению со Сталиным не "имеет никакого значения". А все это означает торжество несвободы. Так началось торжество свободы власти генсека.
  
   Н. Бердяев в своей книге "Царство духа и царство кесаря" пишет, что "кесарь имеет непреодолимую тенденцию требовать для себя не только кесарева, но... и подчинения себе всего человека. Это есть главная трагедия истории, трагедия свободы и необходимости... Государство, склонное служить кесарю, не интересуется человеком, человек существует для него лишь как статистическая единица"242. Интеллектуальное смятение интеллигенции, часто протест, творческое молчание были результатом покушения на свободу. Кесарь и свобода несовместимы. То, что составляло идеальное видение социализма, исключало идолопоклонство. А единовластие - наоборот, предполагает и требует его.
  
   Сталин никогда не обращался к философской категории свободы. Он мыслил утилитарно, прагматически. Но с его времени мы привыкли надежды и чаяния людей связывать главным образом с будущим. Да, человек должен видеть перспективы, свои и общества. Но без конца говорить о прогрессе, судьбах людей только в контексте "блаженства грядущих поколений" - это и есть иллюзорная свобода. Гармония, совершенство, изобилие, процветание, перенесенные только в будущее, немногого стоят. Нужно найти оптимальное соотношение нынешнего, реального с грядущим. Будущее имеет смысл только в связи с ныне живущими. Об этом как раз говорили и писали многие из тех художников, которых не мог или не хотел понять Сталин. Пройдут годы, и искусство, литература будут главным образом заниматься тем, чтобы славить его, "вождя". Останется тень свободы. А ее возвращение будет таким долгим и таким трудным. Как у Байрона:
  
   Но средь мильонов стал ты властелином,
  
   Ты меч обрел в восторге толп едином,
  
   А Диогеном не был ты рожден,
  
   Ты мог скорее быть Филиппа сыном,
  
   Но циник, узурпировавший трон,
  
   Забыл, что мир велик и что не бочка он243.
  
   Поражение "выдающегося вождя"_________________________
  
   Троцкий любил путешествовать. Любил хорошо отдыхать. Заботился о своем здоровье. Даже в самые трудные годы после гражданской войны умудрялся ездить на курорты, охоту, рыбалку. За его здоровьем постоянно следили несколько врачей. Он не стеснялся своих аристократических, барских привычек. Весной 1926 года он с женой решил осуществить вояж в Берлин для консультаций с врачами. В Политбюро отговаривали Троцкого от поездки. Но он настоял, и поездка состоялась. Документы Троцкому были оформлены на имя члена Украинской коллегии комиссариата народного просвещения Кузьменко. Попрощавшись на вокзале с Зиновьевым и Каменевым, он отбыл с женой и бывшим начальником своего фронтового поезда Сермуксом.
  
   Я уже говорил, что Троцкий был посредственным политиком, и прежде всего из-за переоценки своего влияния, личной популярности. В борьбе со Сталиным Троцкий, повторюсь, нередко принимал наихудшие для себя решения: не приехал на похороны Ленина, не являлся на ряд заседаний пленума ЦК, Политбюро. И каждый раз его отрывали от этих важных политических дел поездки на отдых, путешествия, охотничьи вылазки, литературная деятельность. Его отсутствие Сталин каждый раз максимально целеустремленно использовал для усиления собственных позиций.
  
   В последующем у Троцкого было много времени описать свою жизнь. В одной из работ он напишет, что во время поездки в Берлин пришел к выводу, что компромисса со Сталиным быть не может. Один из них должен будет уступить дорогу. Но он продолжал верить, что на обочине окажется Сталин. К нему, вспоминал Троцкий, стали льнуть Зиновьев с Каменевым, и они решили, что вместе могут вырвать инициативу из рук генсека. "Я думал, что мы еще сможем не дать произойти термидорианскому перерождению, - самоуверенно писал Троцкий. Сталина нужно было заставить выполнить ленинскую волю".
  
   Может быть, эти мысли родились у Троцкого под стук колес поезда, а может быть, в часы прогулок по улицам Берлина, но только тогда он, видимо, не вспомнил строки английского поэта-священника XVII века Джона Донна: "...не спрашивай никогда, по ком звонит Колокол: он звонит по Тебе". Будущее готовило ему участь пораженца.
  
   Кроме публичных выступлений против Троцкого, Сталин исподволь вел работу по ограничению его влияния. Как свидетельствует работник секретариата Сталина А.П. Балашов, нередко до заседания Политбюро у генсека собирались его сторонники, где обсуждались меры по ослаблению влияния Троцкого. На эти предварительные совещания не приглашались лишь Троцкий, Пятаков и Сокольников. "Мы уже знали, - говорил мне Алексей Павлович, - что Сталин готовит очередное антитроцкистское блюдо".
  
   Сталин однажды обнаружил, что в программе политучебы для красноармейцев Троцкий по-прежнему называется "вождем РККА". Реакция была незамедлительной. Сохранилась записка Сталина Фрунзе от 10 декабря 1924 года с предложением как можно быстрее пересмотреть эти программы. Через несколько дней они были уточнены. В записке Фрунзе с приложенным рапортом начальника агитпропа политуправления РВС Алексинского говорится, что "Троцкий в политучебе больше не фигурирует как вождь Красной Армии". Сталин "приложил руку" и к тому, что со второй половины 1924 года имя Троцкого больше не присваивалось населенным пунктам и предприятиям, меньше фигурировало в печати в апологетическом стиле. Известны и другие шаги Сталина по постепенному уменьшению популярности и влияния бывшего "вождя РККА".
  
   Сталин, а его поддерживало большинство ЦК, в период между XIV и XV съездами партии последовательно и настойчиво инициировал проведение нескольких объединенных пленумов ЦК и ЦКК, пленумов Центрального Комитета, заседаний Политбюро, на которых обсуждались действия оппозиции, выносились соответствующие решения. По отношению к Троцкому и его союзникам применялись самые различные меры воздействия: предупреждения, вынесение партийных взысканий, выведение из состава партийных органов. Линия оппозиционеров, однако, была неизменна: борьба за "правильный" курс партии шла одновременно с борьбой за лидерство. Но в стане оппозиции скоро появились крупные бреши. По инициативе Сталина, поддержанной другими партийными руководителями, Зиновьев был выведен из состава Политбюро в июле, а Троцкий - в октябре 1926 года. Каменев был освобожден от обязанностей кандидата в члены Политбюро. Пленум ЦК признал невозможной дальнейшую работу Зиновьева в Коминтерне. Были освобождены от партийных и государственных постов и ряд других оппозиционеров.
  
   Во время XV партконференции, состоявшейся в октябре-ноябре 1926 года, Сталин сделал доклад "Об оппозиции и внутрипартийном положении", в котором оппозиционная троица и ее соратники подверглись жесткой критике. Эти же идеи Сталин изложил и в своем докладе на VII расширенном Пленуме ИККИ в декабре того же года. По черновикам докладов видно, как тщательно Сталин готовился к изобличению фракционеров. На специальных листочках были выписаны все слабые пункты оппозиции, ее "грехи":
  
   1) Троцкий, Зиновьев, Каменев: нет фактов, а есть лишь измышления и сплетни.
  
   2) Пусть Троцкий объяснит, к кому он примыкал до Октября: левым меньшевикам или правым меньшевикам?
  
   3) Почему Троцкий не состоял в рядах Циммервальдской левой?
  
   4) Разве преследует Сталин полуменьшевика Мдивани? Сплетня.
  
   5) Каменев говорил на IV съезде партии, что допущена ошибка в том, что "открыт огонь налево". Это Каменев левый?
  
   6) Троцкий утверждает, что "предвосхитил" Апрельские тезисы Ленина... Сравнил муху с каланчой!
  
   7) Телеграмма Каменева Михаилу Романову.
  
   8) Зиновьев настаивал на принятии кабальных условий концессии Уркарта244.
  
   9) Зиновьев: "диктатура партии" и т.д.
  
   Сталин пунктуально, тщательно собрал все известные ему крупные и мелкие прегрешения оппозиционеров (они не во всем были правы) и в своих долгих докладах неутомимо подбрасывал в костер борьбы все новые и новые изобличающие факты. На Пленуме ИККИ его доклад "Еще раз о социал-демократическом уклоне в нашей партии" (вместе с заключением) продолжался около пяти часов! Основной бой оппозиции Сталин дал по пункту "Ленинизм или троцкизм?". Собрав в кучу все "антипартийные" выступления, многочисленные "платформы", генсек поставил оппозиционеров в безвыходное положение глухой обороны. Сталин не критиковал, а "бил" словами. При этом генсек не замечал, что, громя своих противников, все чаще сам оказывается в оппозиции ленинизму. В его выступлениях было много мелкого, второстепенного. Ортодоксальность генсека душила саму идею борьбы мнений. Сталин уже тогда считал, что любое, даже честное, инакомыслие недопустимо.
  
   Руководители оппозиции пока еще имели возможность защищаться. Но Зиновьев, Каменев, Троцкий, оправдываясь, говорили неубедительно, подолгу, уговаривая, например, делегатов партконференции вначале дать им для выступления по часу, затем еще просили по полчаса, потом - еще по десять - пятнадцать минут... Стенограмма конференции свидетельствует, что, кроме множества цитат основоположников марксизма-ленинизма, да и своих собственных, они практически мало что смогли противопоставить обвинениям в фракционности. Даже Троцкий, славящийся своим красноречием, не мог найти удовлетворительных аргументов, "оправдывающих" его критику партийной политики. В конце чрезвычайно пространного, бледного заявления он лишь подтвердил: "Мы не принимаем навязываемых нам взглядов". Выступавший следом за ним делегат Ю. Ларин метко заметил, что все они присутствуют при моменте, когда "революция перерастает часть своих вождей". Ларин тут же сказал, что в длинных докладах лидеров оппозиции был лишь "литературный спор о цитатах и различных толкованиях различных мест различных сочинений". Троцкий, Зиновьев и Каменев "вели себя не как политические вожди, а как безответственные литераторы"245. Выступавшие также отмечали, что индустриализацию эти лидеры хотели бы осуществить лишь за счет крестьянства, не думая о социальных последствиях.
  
   Бои с Троцким шли не только в ЦК и ЦКК, в печати, но и в Коминтерне. Троцкий был членом ИККИ, и, когда в мае 1927 года обсуждался вопрос о китайской революции, Сталин решил нанести Троцкому удар и здесь. Приведу фрагмент выступления Сталина на Х Пленуме ИККИ 24 мая 1927 года, малоизвестного широкому читателю.
  
   "Я постараюсь, по возможности, - говорил Сталин, - отмести личный элемент в полемике. Личные нападки тт. Троцкого и Зиновьева на отдельных членов Политбюро ЦК ВКП(б) и Президиума ИККИ не стоят того, чтобы останавливаться на них. Видимо, т. Троцкий хотел бы изобразить из себя некоего героя на заседаниях Исполкома с тем, чтобы превратить работу Исполкома по вопросам военной опасности, китайской революции и т.д. - в работу по вопросу о Троцком. Я думаю, продолжал Сталин, - что т. Троцкий не заслуживает такого большого внимания (голос с места: "Правильно!"), тем более что он напоминает больше актера, чем героя, а смешивать актера с героем нельзя ни в коем случае. Я уже не говорю, что нет ничего оскорбительного для Бухарина или Сталина в том, что такие люди, как тт. Троцкий и Зиновьев, уличенные VII расширенным Пленумом Исполкома в социал-демократическом уклоне, поругивают почем зря большевиков. Наоборот, было бы для меня глубочайшим оскорблением, если бы полуменьшевики типа тт. Троцкого и Зиновьева хвалили, а не ругали меня"246.
  
   Неглубокое по существу выступление Сталина было тем не менее напористым, злым, приклеивало ярлыки оппозиционерам, унижало их как практических деятелей. Исполком готовился к исключению Троцкого из своих рядов, и это произошло 27 сентября того же года. Он остался в одиночестве, продолжая мужественную, но бесперспективную борьбу. Троцкий, после его высылки из СССР, окажется, пожалуй, единственным, кто до 1940 года будет изобличать, опровергать, обвинять Сталина. Но чем дольше и яростней будет раздаваться его одинокий голос, тем очевидней будет становиться: Троцкий борется не только за революцию и ее идеалы, но и за себя. Он никогда, до последнего дня, не сможет примириться со своим фиаско, когда его, почти "гения", вытолкает за кордон, как он скажет, "коварный осетин". Скоро для Троцкого марксизм, социалистические ценности будут иметь значение прежде всего в контексте спасения их от поругания Сталиным. В свою очередь, для генсека Троцкий до самой гибели в Мексике будет олицетворением зла, символом перерождения, самой глубокой личной ненависти. Пожалуй, в своей жизни он испытает чувство ненависти такого же накала только к Гитлеру, "обманувшему", обхитрившему Сталина в 1939 - 1941 годах. А пока борьба продолжалась.
  
   "Выводы" оппозиционерами сделаны не были. Весной 1927 года ими была направлена в ЦК новая платформа, подписанная 83 сторонниками Троцкого. После нескольких заседаний ЦК и ЦКК Троцкий и Зиновьев в октябре 1927 года были исключены из ЦК ВКП(б). А в следующем месяце - и из рядов партии. XV съезд ВКП(б) (декабрь 1927 г.) подтвердил исключение из партии Троцкого и Зиновьева. Одновременно в числе 75 активных деятелей оппозиции из партии был исключен и Каменев. Правда, Зиновьев и Каменев, в очередной раз покаявшись, вновь будут восстановлены в партии и даже выступят с покаянными речами на XVII съезде.
  
   Троцкого не только исключили из партии, но и по предложению Сталина лишили должности (малозначащей, второстепенной, на какую обычно в СССР отправляли опальных лидеров, если им не грозило худшее). По указанию генсека СНК СССР 17 ноября постановляет:
  
   "1. Освободить тов. Троцкого Льва Давыдовича (так в тексте. - Прим. Д.В.) от обязанностей Председателя Главного Концессионного Комитета...
  
   Председатель Совета Народных Комиссаров Союза ССР и Совета Труда и Обороны
  
   Рыков"247.
  
   Человек, внесший после Ленина наибольший вклад в победу Октябрьской революции и ее выживание в годы гражданской войны, подвергался полному остракизму. По худшее для этого "выдающегося вождя" было впереди.
  
   Навязывая партии дискуссию за дискуссией в борьбе со Сталиным, Троцкий помимо своего желания все больше укреплял его авторитет как нового лидера партии. Этот вывод парадоксален, но, пожалуй, никто не способствовал так укреплению положения Сталина во главе партийной "колонны", как Троцкий. Характерно, что, когда слово для доклада (как и заключительное слово на XV партконференции) было предоставлено Сталину, ему (только одному) делегаты устроили овацию.
  
   Здесь еще вряд ли можно обвинять Сталина в "организации", подготовленном "сценарии", "спектакле" и т.д. В глазах большей части делегатов генсек постепенно становился реальным вождем партии. Это впечатление заметно усиливалось на фоне неубедительных выступлений представителей оппозиции, которым часто уже не хватало и мужества. Каменев, например, защищаясь одними цитатами, старался одновременно заигрывать со Сталиным, называя его доклад "обстоятельным", с "правильным цитированием", "верными выводами" и т.д. "Единственной заботой Зиновьева и ею друзей стало теперь, - зло вспоминал Троцкий, - своевременно капитулировать... Они надеялись если не заслужить благоволение, то купить прощение демонстративным разрывом со мной"248.
  
   Для всех стало ясно, что объединение Троцкого со своими бывшими противниками, что очень умело использовал Сталин, произошло лишь на платформе концентрации усилий против генсека. Сталин, в ком честолюбивые мотивы и вера в свое особое предназначение все более крепли, не упустил этого исключительно благоприятного шанса. Начав с борьбы идейной, он решил завершить разгром Троцкого политически. Об этом, в частности, свидетельствует его речь на заседании объединенного Пленума ЦК и ЦКК ВКП(б) 23 октября 1927 года, на котором обсуждались вопросы повестки дня предстоящего XV съезда партии. На Пленуме было решено, в частности, обсудить на съезде вопрос о троцкистской оппозиции. Во время заседания раздалось несколько выкриков из зала, в президиум передали записки, суть которых в том, что ЦК скрыл "Завещание" Ленина и не выполнил его волю. Сталину больше молчать по этому вопросу уже было нельзя.
  
   Его часовая речь на Пленуме была полна гнева и неприкрытой ненависти к Троцкому. Сталин заученно вновь вспомнил все грехи отверженного лидера начиная с 1904 года. Выступление Сталина не было импровизацией; он всегда тщательно готовился к публичному общению с людьми, особенно на партийных форумах. Видя, что Троцкий свою главную стратегическую линию борьбы против него ведет, опираясь на ленинское предостережение о негативных качествах генсека, Сталин нанес удар Троцкому именно по этой позиции.
  
   "Оппозиция думает "объяснить" свое поражение личным моментом, грубостью Сталина, неуступчивостью Бухарина и Рыкова и т.д. Слишком дешевое объяснение! Это знахарство, а не объяснение... За период с 1904 года до Февральской революции 1917 года Троцкий вертелся все время вокруг да около меньшевиков, ведя отчаянную борьбу против партии Ленина. За этот период Троцкий потерпел целый ряд поражений от партии Ленина. Почему? Может быть, виновата тут грубость Сталина? Но Сталин не был еще тогда секретарем ЦК, он обретался тогда вдали от заграницы, ведя борьбу в подполье, против царизма, а борьба между Троцким и Лениным разыгрывалась за границей, - при чем же тут грубость Сталина?249"
  
   Генсек атаку вел под флагом защиты Ленина, которого Троцкий в начале века называл "Максимилиан Ленин", намекая на диктаторские замашки Робеспьера. Генсек буквально добил Троцкого, упомянув о том, что его ранняя брошюра "Наши политические задачи" была посвящена меньшевику П. Аксельроду. Сталин торжествующе прочитал посвящение Троцкого под гул зала: "Дорогому учителю Павлу Борисовичу Аксельроду".
  
   "Ну, что же, - резюмировал Сталин, - скатертью дорога к "дорогому учителю Павлу Борисовичу Аксельроду!". Скатертью дорога! Только поторопитесь, достопочтенный Троцкий, так как "Павел Борисович", ввиду его дряхлости, может в скором времени помереть, а вы можете не поспеть к "учителю"250.
  
   Сталин, вспомнив также июльско-августовский (1927 г.) Пленум ЦК и ЦКК, с сожалением заметил, что тогда он отговорил товарищей от немедленного исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК. "Возможно, что я тогда передобрил (разрядка моя. - Прим. Д.В.) и допустил ошибку..." Да это просто редчайший случай, когда Сталин "передобрил" и вообще использовал слово "добро"! Редчайший! Тогдашняя кратковременная слабость была эпизодом. Теперь же он призвал к поддержке "тех товарищей, которые требуют исключения Троцкого и Зиновьева из ЦК"251.
  
   Что касается ленинского "Письма к съезду", то Сталин дал ему свою трактовку, заявив: "Было доказано и передоказано, что никто ничего не скрывает, что "Завещание" Ленина было адресовано XIII съезду партии, что оно, это "Завещание", было оглашено на съезде, что съезд решил единогласно не опубликовывать его, между прочим, потому, что Ленин сам этого не хотел и не требовал"252. Я уже пытался анализировать последние письма Ленина, поэтому кратко еще раз скажу, что Сталин в октябре 1927 года пошел на искажение исторической правды. В отношении того, к какому съезду обращался Ленин - к XII или XIII, ясности нет. "Завещание" было оглашено лишь по делегациям, а не на съезде. Съезд не принимал решения, тем более единогласного, о неопубликовании "Письма". В отношении того, что "Ленин сам этого не хотел", утверждение полностью лежит на совести Сталина.
  
   В данном случае генсек, ощущая свою крепнущую силу и почувствовав практически полную поддержку участников Пленума, решил дать бой по самому уязвимому для себя пункту, не останавливаясь перед явной фальсификацией. Сталин использовал факт публикации в "Большевике" по настоянию Политбюро (прежде всего по его настоянию) в сентябре 1925 года специального заявления Троцкого по поводу "Завещания" В.И. Ленина. Троцкий, поддавшись нажиму Сталина, написал тогда, что "Владимир Ильич со времени своей болезни не раз обращался к руководящим учреждениям партии и ее съезду с предложениями, письмами и пр. Все эти письма и предложения, само собою разумеется, всегда доставлялись по назначению, доводились до сведения делегатов XII и XIII съездов партии и всегда, разумеется, оказывали надлежащее влияние на решения партии... Никакого "Завещания" Владимир Ильич не оставлял, и самый характер его отношения к партии, как и характер самой партии, исключали возможность такого "Завещания", что "всякие разговоры о скрытом или нарушенном "Завещании" представляют собой злостный вымысел и целиком направлены против фактической воли Владимира Ильича..."253.
  
   Мог ли знать тогда Троцкий, что, пытаясь отмежеваться от циркулирующих на Западе слухов о том, что "секретные документы Ленина попали на Запад через руки Троцкого", он окончательно загонит себя в угол, борясь со Сталиным? Колокол, выходит, звонил прежде всего по нем. В глазах Пленума лидер оппозиции предстал теперь как политический интриган, и Сталин не упустил возможности покончить с Троцким.
  
   Приведя цитату Троцкого из "Большевика", Сталин пошел напролом:
  
   "Это пишет Троцкий, а не кто-либо другой. На каком же основании теперь Троцкий, Зиновьев и Каменев блудят языком, утверждая, что партия и ее ЦК "скрывают" "Завещание" Ленина?..
  
   Говорят (?! - Прим. Д.В.), что в этом "Завещании" тов. Ленин предлагал съезду ввиду "грубости" Сталина обдумать вопрос о замене Сталина на посту Генерального секретаря другим товарищем. Это совершенно верно. Да, я груб, товарищи, в отношении тех, которые грубо и вероломно разрушают и раскалывают партию. Я этого не скрывал и не скрываю. Возможно, что здесь требуется известная мягкость в отношении раскольников. Но этого у меня не получается. Я на первом же заседании Пленума ЦК после XIII съезда просил Пленум ЦК освободить меня от обязанностей Генерального секретаря. Съезд сам обсуждал этот вопрос (?! - Прим. Д.В.)... Все делегации единогласно, в том числе и Троцкий, Каменев, Зиновьев, обязали Сталина остаться на своем посту. Что же я мог сделать? Сбежать с поста? Это не в моем характере, ни с каких постов я никогда не убегал и не имею права убегать, ибо это было бы дезертирством... Через год после этого я вновь подал заявление в Пленум об освобождении, но меня вновь обязали остаться на посту. Что же я мог еще сделать?"
  
   Далее Сталин продолжал: "Характерно, что ни одного слова, ни одного намека нет в "Завещании" насчет ошибок Сталина. Говорится там только о грубости Сталина. Но грубость не есть и не может быть недостатком политической линии или позиции Сталина"254.
  
   Троцкий, большой мастер слова и перевоплощения, сидя в чале заседания Пленума, почувствовал, что эта уничтожающая и торжествующая тирада Сталина означает для него политический конец. Троцкий, как он пишет позже, в Мексике, после речи Сталина физически почувствовал над головой нож гильотины. Троцкий, как и другие революционеры того времени, хорошо знал историю Великой французской революции. Он вряд ли отказал себе в мрачном удовольствии вспомнить 9 термидора и последние слова Робеспьера в Конвенте: "Республика погибла! Настало царство разбойников!" Разумеется, в Робеспьере Троцкий видел сейчас себя. Разница была в том, что Троцкий, как Робеспьер, не мог рассчитывать на санкюлотов Парижа, плебейство столицы. Троцкий оказался фельдмаршалом без войск. Партия была к нему настроена враждебно. Она устала от борьбы. Все было кончено.
  
   Внутренний диалог поверженного кандидата в диктаторы, лидеры партии, был, наверное, самоуничтожающим; как мог он, Троцкий, в смятении думал бывший кумир митинговой толпы, недооценить этого усатого осетина? Почему-то вспомнились слова из речи вечно хитрящего Зиновьева, с которым он поневоле спутался, на последней партконференции.
  
   Виновны ль мы, коль хрустнет ваш скелет
  
   В тяжелых наших лапах?
  
   При чем тут Блок? Какое отношение ко всему этому имеет Зиновьев, когда добивают его, Троцкого?! Свой шанс он упустил, роились мрачные мысли в мозгу поверженного "фельдмаршала Троцкого" (как с иронией называл его в годы гражданской войны Л. Красин), еще при жизни Ленина. Но мог ли он предположить, что его публично растопчет этот малозаметный в те годы человек?
  
   Потерпев политическое поражение, Троцкий сосредоточился на публицистической деятельности. Готовя рукопись о Ленине, он напишет осенью 1927 года: "Красный террор так же входит в революцию, как и Октябрьский переворот. Классовые враги могут искать, на кого возложить ответственность... Революционер не может отделять ответственность за красный террор от ответственности за пролетарскую революцию в целом... Заслуга Ленина была в том, что он раньше и яснее других понял неизбежность революционной беспощадности... В этих условиях нужно было ясно видеть врага, держать партию в напряженности и учить ее беспощадной расправе над врагом. Вот этому учил партию Ленин..."255 Страшные слова, в которые верил не только Троцкий. Эти идеи, не зная, кто их автор, мог бы вполне разделить и Сталин. Он их превратит в дело, кровавое дело... Против Троцкого - тоже.
  
   На октябрьском Пленуме 1927 года состоялось последнее выступление Троцкого как политического деятеля партии. Речь его была сумбурной, но страстной. Позже Троцкий писал, что он хотел, но не смог в полной мере предупредить "слепцов", что "триумф Сталина долго не продлится и крушение его режима придет неожиданно. Победители на час чрезмерно полагаются на насилие. Вы исключите нас, но вы не предотвратите нашей победы". Всю речь Троцкий, нагнувшись за трибуной, быстро читает по тексту (а ведь Сталина и других руководителей партии в своем кругу он часто пренебрежительно называл "шпаргальщиками"), стараясь перекричать шум в зале. Его плохо слушают, перебивая возгласами: "клевета", "ложь", "болтун". Кто-то выкрикнул: "Долой фракционера!.." Троцкий спешит сказать все, что он написал: об ослаблении революционного начала в партии, засилье аппарата, создании "правящей фракции", которая ведет страну и партию к термидорианскому перерождению... В речи нет убедительных аргументов, нет ясных тезисов о социализме, но многое в ней верно. Видна ненависть к руководству ЦК, злоба к Сталину, но это почти не находит отклика ни у участников Пленума, ни у коммунистов, которые имели возможность ознакомиться с этой речью Троцкого из дискуссионного листка к XV съезду партии.
  
   Попытка провести в десятую годовщину Октября демонстрацию сторонников Троцкого была вызовом, поставившим его вне партии. Окружение Троцкого решило, что его сторонники должны выйти на демонстрацию отдельными колоннами. Лозунги были таковыми, что их оппозиционный смысл мог понять только посвященный: "Долой кулака, нэпмана и бюрократа!", "Долой оппортунизм!", "Выполнить завещание Ленина!", "Хранить большевистское единство!". Пытались нести портреты Троцкого и Зиновьева. Но Сталин заранее принял надлежащие меры. Милиция рассеяла группки троцкистов. Зиновьев, специально выехавший в Ленинград, и Троцкий в Москве (объехавший на автомобиле столичные улицы и площади в центре) убедились: за ними идут единицы. Игра окончательно проиграна. Партия и рабочий класс полностью отвернулись от оппозиционеров. Троцкий мог бы позволить себе вспомнить, как десять лет назад на II съезде Советов под овацию зала бросил вслед уходящему Мартову: "Ваше место в мусорной яме истории!" Теперь такие же слова адресовались ему, когда он пытался на площади Революции апеллировать к колонне демонстрантов, идущих на Красную площадь. В Троцкого полетели камни. Окна машины были разбиты. Он ясно понял: теперь Сталин спускает его в сточную канаву истории. 14 ноября Троцкий был исключен из ВКП(б). Дальнейшие события развивались стремительно.
  
   Потрясающая партийная карьера этого политика, начавшаяся в 1917 году феерическим взлетом, завершилась полной катастрофой через десять лет. Троцкий еще раз пытался публично обратиться к массе. Поводом стала смерть его давнего единомышленника А.А. Иоффе, покончившего жизнь самоубийством. В прошлом меньшевик, вступивший в партию вместе с Троцким в 1917 году. Был кандидатом в члены ЦК, член ВЦИК. С 1918 года - на дипломатической работе. Постоянный и убежденный сторонник Троцкого, член оппозиции, Иоффе написал предсмертное обращение к Троцкому. Формально речь в письме идет об обиде за то, что на этот раз ЦК партии отказал ему в денежных средствах для лечения за границей. Но политическая суть письма иная. Иоффе пишет, что "цензура Политбюро" не дает возможности сказать правду в литературе о квазивождях, ныне "возведенных в сан". "Я не сомневаюсь, - писал Иоффе, - что моя смерть является протестом борца, убежденного в правильности пути, который избрали Вы, Лев Давидович. ...Политически Вы всегда были правы, а теперь более правы, чем когда-либо". Иоффе утверждал, что "собственными ушами слышал, как Ленин признавал, что и в 1905 году не он, а Вы были правы. Перед смертью не лгут, и я еще раз повторяю Вам это теперь... Залог победы Вашей правоты - именно в максимальной неуступчивости, в строжайшей прямолинейности, в полном отсутствии всяких компромиссов...". Письмо стало ходить по рукам, давая повод для кривотолков. По решению ЦК оно было опубликовано в журнале "Большевик" (1927. No 23 - 24) с сопроводительной статьей Ем. Ярославского "Философия упадничества", в которой, в частности, дается справка, что Иоффе регулярно и многократно ездил для лечения за границу за счет государства. Суть письма заключается в том, что исключение Зиновьева и Троцкого, по мнению Иоффе, может стать именно тем толчком, который пробудит партию и остановит ее на пути к термидору.
  
   На похоронах Иоффе было много троцкистов, молодежи, перед которыми выступили Троцкий, Зиновьев, Каменев, их единомышленники. Это было последнее публичное выступление Троцкого в СССР и последняя публичная демонстрация оппозиции. Но резонанса, на который рассчитывали разгромленные оппозиционеры, их речи уже не произвели. Их шансы теперь принадлежали прошлому. Троцкий окончательно убедился, что он вождь без сторонников, полководец без армии.
  
   Троцкий был надломлен, но не сломлен. Сталин искал пути и способы изоляции своего самого ненавистного соперника. Он торжествовал победу, но чувствовал, что борьба не окончена. На нескольких аппаратных совещаниях Сталин давал указания "следить за троцкистами", "ослабить еще больше их влияние", "добить политически". Начались аресты и ссылки. Троцкий, еще три года назад уверенный, что в конце концов он станет во главе партии большевиков, оказался в положении полностью отверженного вождя. Его платформы, несмотря на некоторые правильные идеи, не могли скрыть главного: Троцкий все больше сводил свою борьбу к противоборству со Сталиным. Но позиции генсека были уже прочными. Постепенно это поняли очень многие. Шансов возглавить партию у Троцкого давно не было. Но он оказался человеком большого политического мужества.
  
   Зиновьев и Каменев уже после исключения Троцкого из партии уговаривали его покаяться, прийти с повинной. Но нужно сказать: что бы ни говорили и ни писали о Троцком, он, живя в настоящем, всегда смотрел на себя сквозь призму будущего. Будучи чрезвычайно честолюбивым и даже тщеславным человеком, он нередко задумывался о том, что скажут о нем историки.
  
   Свою горькую чашу испили до дна и члены обеих семей Троцкого. Первая жена Троцкого, Александра Соколовская, и две ее дочери Зина и Нина (как и их мужья) были горячими сторонниками троцкизма. Троцкий оставил первую семью еще в 1902 году, когда младшей дочери шел лишь четвертый месяц. Вначале он писал Александре Львовне из-за границы, но затем время и новая семья отодвинули Соколовскую с двумя дочерьми, по его словам, в "область невозвратного". Правда, понимая, что историки вспомнят и о его первой жене, он напишет в 1929 году в первом томе своих воспоминаний: "Жизнь развела нас, сохранив непорушимо идейную связь и дружбу". Обе дочери после революции оказались в лучах славы отца; затем, через несколько лет, - в положении глубокого остракизма. Судьба первой семьи Троцкого в последующем печальна. Сталин не только за политическое инакомыслие, но и за принадлежность к "роду врагов" (в 30-е гг. писалось: "социально опасные элементы по происхождению") заставил заплатить одну страшную цену. Зина и Нина - дочери Троцкого - быстро покинули сцену жизни.
  
   Вторая жена Троцкого - Наталья Седова - тоже начинала "революционеркой". Одно время они с Троцким жили в Петербурге под фамилией Викентьевых. Седова в дальнейшем постоянно была с мужем, разделив с ним и триумф его взлета в годы революции и гражданской войны, и бесконечные метания на чужбине. Замечу, однако, что до 1917 года Троцкий, будучи сыном очень состоятельных родителей, не нуждался так, как другие русские эмигранты.
  
   От второго брака у Троцкого было два сына. Старший сын, Лев, был всегда рядом с отцом, стал активным троцкистом и умер при загадочных обстоятельствах в Париже уже после изгнания отца, еще весьма молодым. Младший, Сергей, ушел из дома, когда Троцкие жили еще в Кремле, заявив, что ему "противна политика"; не стал вступать в комсомол, погрузился в науку. Отказавшись уехать с отцом в изгнание, Сергей, естественно, в последующем, как сын Троцкого, был обречен. В январе 1937 года в "Правде" появилась статья: "Сын Троцкого Сергей Седов пытался отравить рабочих". С. Седов, сосланный к этому времени в Красноярск, был объявлен "врагом народа". На митинге в кузнечном цехе машиностроительного завода мастер Лебедев говорил: "У нас в качестве инженера подвизался сын Троцкого - Сергей Седов. Этот достойный отпрыск продавшегося фашизму своего отца пытался отравить генераторным газом большую группу рабочих завода". Говорили на митинге и о племяннике Зиновьева Заксе, их "покровителе" директоре завода Субботине... Судьба этих людей такими "обвинениями" была предрешена.
  
   Трагедия семьи Троцкого, где в конечном счете погибли все дети в результате кровавого водоворота, в который втянула их борьба отца со Сталиным, придала изгнаннику ореол мученика в глазах Запада. Наталья Седова пережила мужа и Сталина, "неразлучного врага" ее супруга, и дожила до XX съезда партии.
  
   Генсек вначале, тоже "для истории", публично распоряжался, чтобы "не трогали родственников Троцкого", однако судьба всех их горька. Кое-кто из дальних родственников Троцкого уцелел. Живут в Москве. Мне довелось с ними встречаться. Носят они, естественно, другие фамилии. Политическое поражение бывшего Предреввоенсовета Республики было окрашено глубокой личной трагедией, которая придет в его семью позже, после его высылки из СССР.
  
   В своих многочисленных книгах, а в изгнании Троцкий напишет их еще около полутора десятка, - нередко, особенно накануне гибели, он будет все чаще обращаться к личной судьбе. "История русской революции" (в трех томах), "Что дальше?", "Скрытое завещание Ленина", "Их мораль и наша", "Моя жизнь", "Третий Интернационал после Ленина", другие книги и брошюры несут на себе печать трагического эгоцентризма. Троцкий уже не сможет жить без того, чтобы о нем не говорили, писали, спорили. Известность, популярность, слава станут для него важнее хлеба. Его бывшие единомышленники - меньшевики будут частенько "щипать" поверженного вождя. Например, Д. Долин в "Социалистическом вестнике" уже после изгнания Троцкого напишет:
  
   "Изо всех сил старается Троцкий, чтобы его - упаси Боже - не стали забывать. Он пишет и день и ночь толстые книги и маленькие статейки, выпускает семейные бюллетени и варьирует на всех языках все те же мотивы о вероломстве Сталина, о предательстве китайской революции и о нежной любви Ленина к Троцкому. Но человечество неблагодарно - и о Троцком чем дальше, тем меньше вспоминают и говорят"256. Но эти слова Троцкий прочтет уже на Принцевых островах...
  
   В Политбюро несколько раз обсуждался вопрос: как поступить с Троцким, продолжавшим инициировать не просто антипартийные настроения, но теперь уже, по сути, и антисоветские. В конце концов пришли к выводу о необходимости высылки Троцкого из Москвы. Вначале лидер оппозиции был вынужден выехать из Кремля. Были отселены также Зиновьев, Каменев, Радек и другие бывшие руководители. Иоффе, как уже отмечалось выше, предпочел застрелиться. Зиновьев и Каменев решили обратиться к очередному съезду с покаянием: "Лев Давидович, твердили они Троцкому, - пришло время, когда мы должны иметь мужество сдаться". Партия была проиграна окончательно, но они пытались зацепиться на подножке поезда истории. Вскоре было принято решение об отправке Троцкого в Алма-Ату. Руководить высылкой, по некоторым данным, было поручено Бухарину.
  
   Во время отъезда сторонники опального вождя пытались осуществить акцию политического протеста. Троцкий отказался выйти и сесть в автомобиль сам. Его вынесли на руках, также внесли на руках в вагон. Старший сын все время кричал: "Товарищи, смотрите, как несут Троцкого!" Вот как описывается этот момент его женой, также обладавшей острым пером летописца: "На вокзале была огромная демонстрация. Ждали. Кричали: "Да здравствует Троцкий!" Но Троцкого не видно. Где он? У вагона, назначенного для нас, бурная толпа. Молодые друзья выставили на крыше вагона большой портрет Л.Д. Его встретили восторженным "ура". Поезд дрогнул. Один, другой толчок... подался вперед и внезапно остановился. Демонстранты забегали вперед паровоза, цеплялись за вагоны и остановили поезд, требуя Троцкого. В толпе прошел слух, будто агенты ГПУ провели Л.Д. в вагон незаметно и препятствуют ему показаться провожающим. Волнение на вокзале было неописуемое. Пошли столкновения с милицией и агентами ГПУ, были пострадавшие с той и другой стороны, произведены были аресты"257.
  
   Сталин, находясь в это время в Сибири, напряженно следил за высылкой Троцкого. Ему часто направляли шифротелеграммы. Генсек молча читал донесения, в конце лишь бросал: "Не миндальничать! Никаких уступок! Помощников Троцкого отсечь! Быстро и без волынки!"
  
   Кончив говорить, нервно расхаживал по кабинету, что-то напряженно обдумывая. Через несколько лет, сидя за столом на даче со своими соратниками, после обсуждения поступившей информации о последнем выступлении Троцкого за рубежом, бросит:
  
   - Тогда совершили две ошибки. Нужно было оставить до поры в Алма-Ате... Но за границу ни в коем случае нельзя было выпускать... И еще: как мы ему разрешили вывезти столько бумаг?
  
   Но это все будет сказано позже, в 30-е годы.
  
   Находясь в Алма-Ате, Троцкий продолжал политическую деятельность. Из ссылки по разным адресам, по его же данным, он ежемесячно направлял сотни писем, телеграмм, обмениваясь информацией и стараясь поддержать затухающий огонь фракционной борьбы. В мемуарах Троцкий признает, что была налажена и секретная переписка со своими сторонниками. Старший сын в своих записях раскрывает объем переписки. За апрель - октябрь 1928 г. нами послано было из Алма-Аты 800 политических писем... отправлено было около 550 телеграмм. Получено свыше 1000 политических писем, больших и малых, и около 700 телеграмм..."258 Кроме того, шла почта и конспиративная с нарочными. Троцкий пытался активизировать оппозиционные силы. Роль опального вождя давала Троцкому некоторые моральные преимущества. Ссылка лидера оппозиции не изменила образа его мыслей, не заставила отказаться от попыток вызвать брожение в партии. Для проницательного Троцкого Сталин стал олицетворением термидорианского зла и всех будущих бед. Несостоявшийся лидер в этом был исторически глубоко прав.
  
   Через год, в январе 1929 года, по решению Политбюро, после долгих обсуждений различных вариантов, Троцкий с женой и сыном Львом был выслан через Одессу в Константинополь. Подплывая 12 февраля 1929 года на пароходе "Ильич" к Константинополю, Троцкий решил привлечь к себе внимание мирового общественного мнения. В его заявлении президенту Турции Кемаль-паше говорилось:
  
   "Милостивый государь!
  
   У ворот Константинополя я имею честь известить Вас, что на турецкую границу я прибыл отнюдь не по своему выбору и что перейти эту границу я могу, лишь подчиняясь насилию.
  
   12 февраля 1929 г. Л. Троцкий"259.
  
   Вскоре несостоявшийся "фельдмаршал" мировой революции начал свое "путешествие" по ряду стран, завершив его последней остановкой в Мексике. Для Троцкого наступило десятилетие самой активной борьбы против Сталина, а порой вольно или невольно и против государства, которое на первых порах он исключительно активно помогал создавать и защищать.
  
   Главная причина личной драмы Троцкого заключается в том, что он нередко на первый план ставил личные интересы. "Небольшевизм" Троцкого, о котором говорил Ленин, в конечном счете не имел значения. Развязка была ускорена острой личной схваткой "двух выдающихся вождей". Сильный интеллект со своеобразными мировоззренческими "кристаллами", при исключительно высокой амбициозности натуры, постепенно привел Троцкого в стан непримиримых врагов сталинского социализма. Личная ненависть, даже злоба к Сталину нередко искажали реальное видение мира, удерживая Троцкого в плену утопической идеи: мировой коммунистической революции.
  
   Едва прибыв на свинцовый февральский рейд Константинополя, Троцкий передал буржуазной прессе сборник из шести своих статей под названием "Что и как произошло". Центральное место одной из статей занимало утверждение, которое Троцкий всего лишь год-полтора назад пытался маскировать, что теория о возможности построения социализма в одной стране есть реакционный вымысел, "главный и наиболее преступный подкоп под революционный интернационализм". Эта "теория" имеет административное, а не научное обоснование260. Сталин, прочитав через две недели эти строки из утренней почты, которую ему подаст один из его помощников, скажет: "Наконец, подлец, перестал притворяться".
  
   Оказавшись за рубежом, Троцкий все время старался заботиться о "реноме революционера". Он продолжил издание своих сочинений, со своих позиций изображая Октябрь, Ленина, социализм в России. Он преследовал главную цель: больнее уколоть Сталина и представить себя в историческом зеркале как человека, которого Ленин хотел сделать своим преемником, однако Сталин, нарушив волю Ленина, вероломно помешал этому. Нельзя не признать, что Троцкий раньше, чем многие, рассмотрел Сталина изнутри, не согнулся перед ним. Но, борясь со Сталиным, Троцкий походя считал возможным оскорбить и целый народ. В XX томе своих сочинений Троцкий позволил издевательские пассажи в адрес русского народа. В его представлении "ни один государственный деятель России никогда не поднимался выше третьеразрядных имитаций герцога Альбы, Меттерниха или Бисмарка", а что касается науки, философии и социологии, "Россия дала миру круглый ноль...". Думается, что эти славянофобские, по сути шовинистические высказывания углубляют понимание политического облика человека, априори решившего, что он призван играть в истории лишь первые роли. За границей Троцкий называл себя человеком, для которого стала доступна вся планета без визы. Он по-прежнему пытался играть роль "второго гения". Ему принадлежат слова: "Ленина везли в революцию в пломбированном вагоне через Германию. Меня помимо воли привезли на пароходе "Ильич" в Константинополь. Поэтому свою высылку я не считаю последним словом истории". Он надеялся на возвращение. Но этому не суждено было сбыться. Один из "выдающихся вождей" навсегда оказался за околицей Отечества.
  
   "Личная жизнь" генсека__________________________________
  
   А может ли быть "личная жизнь" у человека, находящегося на виду у своих сограждан, сотоварищей? Но Сталин не был "на виду". До конца 20-х годов газеты упоминали о нем редко. Правда, губкомы ежемесячно получали не одну директиву, указание, циркулярное распоряжение за лаконичной подписью: "И. Сталин". С ним еще могли не соглашаться, публично критиковать. Так, в журнале "Большевик" (1925. No 11 - 12) появилась статья М. Семича, выражавшего свое несогласие с позицией Сталина по национальному вопросу. Тогда это было обычным делом. В начале 1926 года в "Большевике" (No 4) была напечатана реплика Вл. Сорина, несогласного с оценкой Сталиным его подхода к вопросу о взаимоотношениях партии и класса. Сталин в ответе, опубликованном в том же номере журнала, фактически принес извинения Сорину. Это не воспринималось как нечто необычное. Инерция движения общества после Октября была довольно сильной, и ростки демократии, ухоженные Лениным, еще не были заглушены. Сталин казался всем, кто знал и кто не знал его, обыкновенным человеком. У такого обыкновенного индивидуума должна была быть и своя, обыкновенная личная жизнь, под которой подразумевают все то, что остается человеку вне службы, вне работы. Для политического портрета Сталина эти грани не являются главными, определяющими, но они позволяют лучше понять его натуру.
  
   Мне довелось побеседовать со многими людьми, видевшими, знавшими Сталина, если так можно выразиться, в "домашней обстановке": врачами, охранниками, работниками его секретариата, писателями, военачальниками и другими так или иначе общавшимися с ним людьми. Скажу сразу, за редким исключением, "личной жизнью" генсека была все та же работа. Для него не существовало выходных дней; распорядок дня мало менялся, будь то понедельник или воскресенье. Другое дело, что в конце своей жизни, когда годы, работа и нечеловеческая слава стали пригибать Сталина к земле, он не всегда ездил в Кремль, в Москву, а продолжал работать на даче. Здесь проходили редкие заседания Политбюро, здесь он принимал министров и военачальников, здесь он проводил встречи с иностранными гостями, здесь изредка выходил в парк, чтобы почувствовать свежесть ночного воздуха.
  
   Привычка работать без выходных родилась в трудные послереволюционные годы. Передо мной записка Ленину от товарищей Ровио и Гюллинга с просьбой принять их по карельскому вопросу. Из Совнаркома ее передают наркому по делам национальностей. Резолюция Сталина на записке лаконична: "Могу принять в воскресенье в 3 1/2 часа в Наркомнаце. Сталин. 4 февраля 1922 года". В фонде документов Сталина множество других подобных свидетельств (записки, распоряжения, телефонограммы и т.д.), подтверждающих, что для этого человека не существовало понятия "выходной день". Правда, иногда по воскресеньям Сталин с членами Политбюро и другими приглашенными за полночь засиживался за обеденным столом. Но за столом, где много пили, шло то же, хотя внешне и "вольное", обсуждение бесчисленных проблем и вопросов, встававших перед страной и партией.
  
   В 20-е годы руководители жили скромно. Сталин, получивший, по распоряжению Ленина, небольшую квартиру, первое время жил в ней. Сохранилось письмо А.В. Луначарского от 18 ноября 1921 года с предложением найти Сталину более удобную квартиру. В.И. Ленин, ознакомившись с письмом, направляет записку начальнику охраны А.Я. Беленькому:
  
   "Тов. Беленький. Для меня это новость. Нельзя ничего иного найти? Ленин. Вернуть"261.
  
   Кроме этой записки имеется короткое письмо В.И. Ленина секретарю ВЦИК А.С. Енукидзе с просьбой ускорить предоставление квартиры наркому по делам национальностей И.В. Сталину и сообщить по телефону об исполнении. Вскоре квартира Сталину в Кремле - помещение для слуг в старое время - была подобрана. Она редко видела жильца, который появлялся здесь поздно вечером или глубокой ночью и рано уходил на работу. Бесхитростный быт: остатки старой мебели, вытоптанный пол, маленькие окна. В начале 20-х годов Сталин стал жить на даче в Зубалове, а позже, в 30-е, - в Кунцеве. Дачу по приказанию Сталина все время перестраивали. В последние годы рядом с большим домом построили небольшой деревянный; Сталин перебрался туда. А.Н. Шелепин, в прошлом известный партийный и государственный деятель, рассказывал мне: "После смерти Сталина, когда переписывали имущество генсека, то выяснилось, что работа эта довольно простая. Не оказалось никаких ценных вещей, кроме казенного пианино. Даже ни одной хорошей, "настоящей" картины не было. Недорогая мебель. Обтянутые чехлами кресла. Ничего из антиквариата. На стенах висели бумажные репродукции в деревянных простеньких рамочках. В зале, на центральном месте, висела увеличенная фотография, где запечатлены Ленин и Сталин, сделанная в сентябре 1922 года в Горках М.И. Ульяновой. (Кстати, та самая, которую теперь часто называют фальшивой, смонтированной. - Прим. Д.В.)
  
   На полу два ковра. Спал Сталин под солдатским одеялом. Кроме маршальскою мундира из носильных вещей, - говорил Шелепин, - оказалась пара простых костюмов (один парусиновый), подшитые валенки и крестьянский тулуп..." Правда, тот аскетизм, как я уже говорил, - внешний, показной. "Хозяин" располагал несколькими дачами под Москвой и на юге, многочисленной прислугой, огромной охраной. Любая его прихоть тут же исполнялacь. Но Сталин делал все для того, чтобы подчеркнуть скромность быта.
  
   Еще несколько слов о даче генсека. В кабинете, у большого письменного сюда, - вертящееся кресло. Прислуга рассказывала, что Сталин, устав работать, поворачивался в кресле к окну и подолгу молча смотрел в парк. Сталин не любил густого леса. Как говорил мне А.Т. Рыбин, охранявший Сталина, по весне генсек сам указывал деревья, которые надо было вырубить. Сохранилась фотография: ссутулившийся Сталин держит за руку дочку, а человек из "обслуги" по указанию "Хозяина" метит топором деревья, какие вырубать. На фоне деревьев, пока стоящих, но обреченных, - фигура "вождя", спиной к объективу... Сталин, как мы знаем, любил "прореживать" не только леса...
  
   Генсек не любил ничего импортного. Свою неприязнь к иностранному, к "Европе", перенес и на свой быт. Многие годы он подчеркивал свою "пролетарскую простоту", хотя вся жизнь Сталина подтверждает, что нет прямой зависимости между политическими, нравственными параметрами человека и его отношением к быту, ценностям, вещам. Все значительно сложнее. Просто Сталин умел "выделять" главное. А самым главным в его жизни была власть, как цель, средство, непреходящая ценность. Бытовая "оправа" той власти не имела для Сталина большого значения. В 1938 году Сталину подобрали в Кремле другую квартиру, в великолепном здании, предназначенном для сената, которое строил Казаков в XVIII веке. Квартира занимала почти весь второй этаж. Комнаты для гостей. Для охраны. Для приемов. Этажом выше - служебные помещения. Великолепные окна, высокие потолки, крутые лестницы. Но в этой квартире Сталин почти не жил, предпочитая ей ближнюю дачу. Была и дальняя, где он тоже не жил.
  
   К 70-летию Сталина Берия в качестве подарка преподнес ему дачу на берегу водохранилища под Москвой, уговорил "вождя" посмотреть ее. Стареющий "вождь" сдался, приехал. Красивый дом едва просматривался среди высоких сосен и елей.
  
   - Это что за мышеловка? - подозрительно бросил Сталин Берии. Не раздеваясь, походил по комнатам, обошел вокруг, посмотрел на сопровождающих, сел молча в машину и уехал. Больше он там никогда не появлялся. Менять привычки и привязанности в преклонном возрасте трудно. Они словно невидимый поводырь ведут человека по нахоженным тропкам, превращаясь в неотъемлемую часть загадочного мира каждой личности.
  
   Образ жизни генсек вел нездоровый. Уже в 20-е годы он предпочитал работать по ночам. Очень много курил. За год (или немного меньше) до смерти Сталин бросил курить, и очень этим гордился.
  
   Сталин обычно любил выпить перед обедом немного сухого грузинского вина. Мало гулял. У него не было, как он говорил, "аристократической привычки" проводить долгие часы на охоте или рыбалке. Помнится, А.И Герцен, говоря о цели жизни человека, видел эту цель в многогранности личности, которая, как он писал Н.П. Огареву, умеет "жить во все стороны". Сталин же жил лишь "в одну сторону". Работа, дело, вновь работа и дело, невиданные по своей сложности и масштабности, превратили его в раба своей должности.
  
   Люди, окружавшие Сталина, вспоминают, что в редкие минуты, когда он появлялся в парке, ссутулившаяся фигура описывала один-два круга по асфальтовой дорожке, затем застывала где-нибудь у клумбы или куста сирени. Сталин как бы рассматривал вечное чудо природы, а в действительности думал о своем. У каждого человека ассоциации, идеи, размышления с чем-то связаны. У многих людей мысли о бытии, совести и себе рождаются, когда они смотрят в бездну неба и облаков, в колдовские глаза лесного костра или когда слушают дыхание моря. Сталин, бывая в Сочи, любил стоять на берегу и слушать шуршание гальки во время вздохов прибоя. Море представало перед ним как огромное, фантастическое существо, которому неведомы ни страдания, ни радости, которое не мучает прошлое и не заботит грядущее... Усмехнувшись, глядя на буйство куста сирени, соотнес вечный порядок в Великой Природе со своими делами: "Суета сует..."
  
   Вот только что просмотрел папку с бумагами от Ворошилова. Чем только ни приходилось заниматься: испрашивалось разрешение об освобождении от военных сборов трактористов и комбайнеров, вносилось предложение о постройке нового дома для РККА, сообщалось о выступлении Пилсудского, передавалось сообщение чехословацкой буржуазной газеты, докладывалось письмо командира 26-го кавполка о недоразумении с уполномоченным Гостинцевым, письмо т. Ильина о необходимости развертывания дирижаблестроения, о строящихся новых объектах оборонного назначения и т.д. А сколько он продиктовал сегодня телеграмм! Последнюю помнит дословно:
  
   "Рязань, секретарю Сасовского района, село Просяные Поляны.
  
   От учительницы Ширинской получена телеграмма. Защитить учительницу татарской школы от ненужных грубых бесчинств уполномоченного Кадомского РИКа Иванова, врывающегося в квартиру под видом ликвидации имущества отца, требующего выдать никому не нужный шкаф, мешающего спокойно работать, навязывающего мысль покончить с собой.
  
   Прошу немедля вмешаться, оградить Ширинскую от каких бы то ни было насилий и сообщить ЦЕКА (так в тексте - Прим. Д. В.) о результатах.
  
   Секретарь ЦК И. Сталин"262.
  
   За каждой бумагой, телеграммой, сообщением - судьба, судьбы. А сколько дел в других папках завтра подбросит Товстуха? И так каждый день.
  
   Со временем всю такую работу возьмут на себя помощники, секретари, аппарат. Но Сталин до конца дней любил решать сам часто мелкие вопросы, отдельные судьбы, особенно связанные с назначениями, "своевольством", инакомыслием, строптивостью некоторых людей.
  
   Чем больше повышался вес Сталина в партийных и государственных делах, тем ретивее многие стремились доложить "на его личное решение" множество вопросов... Что, о трактористах, их призыве, не может решить сам нарком? А строительство нового дома в столице? Разве судьбой учительницы Ширинской не может заняться один из секретарей? Но где-то у Сталина крепла торжествующая мысль: не могут без меня... А я все могу... Может быть, такова доля всех высших руководителей?!
  
   Сталин подспудно чувствовал, что всемерная централизация, обрамляемая сложнейшими бюрократическими ритуалами, делает его пленником такой системы управления, может быть, тормозит, губит дело. А зачем же наркоматы, где их гибкость? Что решают многочисленные всесоюзные ведомства, "конторы"? Он понимал, но не хотел другого. Единовластие, если его "разделить", уже не единовластие. Постепенно все замыкалось на нем. И от его решения и в какой-то степени его окружения зависело: пойдет поток предложений в плоскость дел или будет отгорожен плотиной отрицания.
  
   Живя сегодняшним, Сталин иногда мысленно обращался к недавнему прошлому, пытался заглянуть и за горизонт завтрашнего дня. Совсем как в одном из писем Сенеки к Луцилию: "Нас же мучит и будущее и прошедшее. Из наших благ многие нам вредят: так память возвращает нас к пережитым мукам страха, а предвиденье предвосхищает муки будущего. И никто не бывает несчастен только от нынешних причин"263. Думал ли об этом же Сталин? Едва ли. Сенеку он не читал. В его библиотеке книг древних мыслителей не было. Дела сегодняшние держали генсека в своих объятиях железной хваткой. А будущее, полагал Сталин, надо не предвосхищать, а делать. В соответствии с его установками на последнем съезде или пленуме.
  
   Пожалуй, ради одного он жертвовал работой: ради кино и театра. Уже с конца 20-х годов постепенно вошло в привычку смотреть один-два фильма в неделю, обычно после двенадцати ночи. Ни один фильм, о котором начинали говорить в народе, не минул небольшого кинозала в Кремле, а позже и киноустановки на даче Сталина. При встрече с руководителями агитпропа как-то бросил: "Кино - не что иное, как иллюзион, но жизнь диктует свои законы". Сталин всегда признавал в кинематографе лишь одну, воспитательную функцию, как, впрочем, и в искусстве вообще.
  
   С 20-х годов его начала приобщать к театру жена. Нечасто бывал он с ней в московских театрах. Но после ее смерти театр прочно вошел в его жизнь, а если конкретно, то Большой театр. Думаю, что большинство его постановок он видел много раз. Как рассказывал мне А.Т. Рыбин, один из его телохранителей, а позднее комендант ГАБТа, в начале 50-х годов, накануне инсульта, Сталин смотрел "Лебединое озеро". Возможно, двадцатый или тридцатый раз. Обычно бывал в театре один. Занимал место, когда в зале гасили свет. Садился в углу ложи, в глубине. После премьер передавал благодарность артистам, даже бывал на генеральных репетициях, вспоминал Рыбин. Видимо, духовное образование кроме любви к теоретическим постулатам воспитало у Сталина и потребность к общению с музыкой. Кино и театр, пожалуй, были единственными "лирическими отступлениями" в его жизни, целиком заключавшейся в насаждении личной власти и единоначалия в решении множества дел. Это личное участие в решении всех мало-мальски важных вопросов только наверху постепенно цементировало устои бюрократии, которую в своих речах он по инерции поругивал, а в действительности повседневно насаждал и упорно укреплял.
  
   Конечно, личная жизнь - это всегда семья. Надежда Сергеевна Аллилуева, как я уже говорил, была моложе мужа на двадцать два года. По существу, сразу, из гимназисток, она стала женой одного из руководителей партии. Документы, человеческие свидетельства, в том числе и ее дочери - Светланы, говорят о том, что Аллилуева была цельной натурой. Со временем она стала членом партии, работала в Наркомате по делам национальностей, училась. Приходилось ей бывать в качестве дежурного секретаря и в Горках, у Ленина. Когда решился вопрос о перенесении столицы из Петрограда в Москву, Сталин забрал с собой и родителей жены, которые долго жили с дочерью и зятем в небольшой кремлевской квартире.
  
   Надежда Сергеевна быстро адаптировалась к той атмосфере бесконечных совещаний, митингов, борьбы, поездок, в которой жил ее муж. Знакомство с документами сталинского архива показывает, что многие письма, распоряжения, указания, телеграммы написаны не только помощниками и работниками секретариата Сталина - Назаретяном, Товстухой, Каннером, Мехлисом, Двинским, но и Надеждой Сергеевной. Ее большие, полудетские глаза вчерашней гимназистки жадно смотрели на мир, которым жил ее муж: съезды, пленумы, бесконечные телефонные переговоры, ночные совещания, споры, горы документов. Аллилуева видела, что муж принадлежит делу. И только ему. Она еще не понимала вначале, как мало места отведено ей в его жизни. Счастливый брак - это ведь мост от одного человека к другому, на котором они непрерывно общаются всю жизнь. Сталину некогда было общаться. Нередко на обращения жены к Сталину: "Тебя не интересует семья, дети..." - муж грубо обрывал Надежду Сергеевну, иногда - с бранью. В какой-то степени дефицит общения Аллилуевой восполняли работа, учеба, частые встречи с женами соратников мужа: Полиной Семеновной Жемчужиной (женой Молотова), Дорой Моисеевной Хазан (женой Андреева), Марией Марковной Каганович, Эсфирью Исаевной Гурвич (второй женой Бухарина)
  
   В 20-е годы у Сталина и Аллилуевой появилось двое детей: сначала, в 1921 году, Василий, а спустя четыре года Светлана. Затем приехал и стал жить у них и сын Яков (от первой жены Сталина - Екатерины Сванидзе). Он был лишь на семь лет моложе своей мачехи, которая, однако, любила этого не избалованного отцовской лаской юношу. Поскольку Аллилуева работала, детьми занималась няня. В кремлевской квартире или на даче в Зубалове всегда было много народу, родственников. Кроме родителей жены, здесь часто бывали братья Аллилуевой Федор и Павел, сестра Анна со своими близкими. Приезжали и родственники Сталина по линии первой жены. В 30-е годы, после смерти жены, этот шумный хор родственников, который Сталин видел нечасто, заметно поредел и распался. Только родители Аллилуевой умрут своей смертью. Многие из близких Сталину людей сложат свои головы как "враги народа". Павел, брат Надежды Сергеевны, несколько раз пытался завести с генсеком разговор об ошибочности многих арестов, репрессий, в том числе и родственников Сталина, - все было безрезультатно. Но все это будет в 30-е, роковые годы.
  
   Сам Сталин не смог, да, видимо, и не хотел по-настоящему заниматься воспитанием своих детей. Он их и видел-то крайне редко: иногда в воскресенье, когда их привозили на дачу, или на юге, где до войны генсек неоднократно отдыхал, - в Сочи, Ливадии или Мухалатке. Это не столь уж редкий случай, когда у крупных исторических фигур вырастают дети, ущербные уже в силу того, что их родители - знаменитости. Дети мало что знали об отце. У него не было на них времени. Василий, по свидетельству Светланы, однажды ей выдал "тайну", сказав: "Знаешь, наш отец в молодости был грузином", по-детски непосредственно отразив сильное обрусение отца.
  
   Наиболее трагически сложилась судьба старшего сына Сталина - Якова. У него были тяжелые отношения с отцом. Тот считал его слабым человеком и, как оказалось впоследствии, ошибся. Сталин был недоволен выбором Якова первой, да и второй жены, Юлии Исааковны Мельцер. От этих браков у него осталось двое детей. Светлана Аллилуева вспоминает, что, доведенный до отчаяния холодным отношением отца к нему, Яков даже пытался застрелиться. Но пуля, к счастью, прошла навылет, и он остался жив, хотя долго болел. Сталин, увидев Якова после этого крайнего выражения полной отчужденности отца от сына, лишь издевательски бросил ему:
  
   - Ха, не попал!
  
   Все, особенно Надежда Сергеевна, были потрясены ледяной безжалостностью Сталина. Но политическому деспоту трудно было стать иным дома. Другое дело, что Сталин, общаясь с руководителями страны, принимая делегации, выступая на совещаниях, беседуя с деятелями культуры, мог быстро перевоплощаться. Назвав однажды в книге Сталина за эту способность "великим Артистом", я подумал: не принижаю ли я невольно одну из древних и великолепных профессий? Может быть, эта способность быстрого, с умыслом, перевоплощения дает основания назвать Сталина "великим Лицемером"? Но таким он являлся на людях, а не в семье. Здесь он был самим собой.
  
   Яков с согласия отца окончил Институт инженеров железнодорожного транспорта в Москве, работал на электростанции завода имени Сталина (что чувствует человек, работая на предприятии, носящем имя отца?), затем пожелал стать военным. По распоряжению помощников Сталина Яков Джугашвили был зачислен на вечернее отделение, а затем сразу переведен на четвертый курс первого факультета Артакадемии РККА.
  
   При знакомстве с личным делом старшего лейтенанта Я.И. Джугашвили невольно (в который раз!) бросились в глаза вопросы, на которые должен ответить каждый офицер, составляя собственную автобиографию. Их несколько десятков, но, чтобы полнее почувствовать духовный колорит того времени, приведу два-три вопроса из типового бланка автобиографии:
  
   - Состоял ли в троцкистской правой, национал-шовинистских и прочих контрреволюционных организациях, в каком году и где?
  
   - Были ли отклонения от генеральной линии партии, колебания? Если колебался, то по каким вопросам и как долго продолжались эти колебания?
  
   - Служил ли в белой армии и армии интервентов, в антисоветских националистических отрядах (учредиловцы, петлюровцы, мусаватисты, дашнаки, меньшевики Грузии, банды Махно, Антонова и других), где, когда, в качестве кого, как попал туда, когда, в какой части служил, сколько времени?...
  
   Вот такое было время... Выворачивающее все наизнанку. Могли придраться к пустяку, который стал бы роковым...
  
   Но к Якову Джугашвили не придирались. Хотя и в то время было немало людей, не торговавших своей совестью. Например, офицеры академии Иванов, Кобря, Тимофеев, Шереметов, Новиков (инициалов в деле нет) в аттестациях и характеристиках писали сыну Сталина то, что он, видимо, заслуживал: "Политическое развитие удовлетворительное. Дисциплинирован, но недостаточно овладел знанием воинских положении о взаимоотношениях с начальниками. Практических занятий не проходил. Со стрелково-тактической подготовкой знаком мало. Имеет большую академическую задолженность. Государственные экзамены сданы на удовлетворительно и хорошо. И это писали сыну всесильного "вождя"! И хотя непосредственные начальники рекомендовали назначить Джугашвили на должность командира дивизиона и присвоить ему звание капитана, начальник факультета Шереметов был другого мнения: "С аттестацией согласен, но считаю, что присвоение звания "капитан" возможно лишь после годичною командования батареей".
  
   В одном единодушие полное: Яков был порядочный, честный и застенчивый человек, как бы "обожженный" неприязнью отца. Джугашвили переживал, что, "перепрыгнув" через несколько курсов, учился слабо, чувствовал себя неуверенно в роли командира. Может, это тоже сыграло в решающий момент роковую роль в его судьбе на фронте.
  
   С первых же дней войны Яков оказался на фронте. По имеющимся документальным свидетельствам, он храбро сражался, до конца выполнял свой долг, но часть, где он служил, попала в окружение, и он оказался в плену. Есть редкая фотография из немецких архивов, где группа гитлеровских офицеров, окружив капитана Я. Джугашвили, с нескрываемым любопытством разглядывает старшего сына Сталина. Самое интересное в этом снимке выражение лица, сама поза Якова; со сжатыми кулаками, с ненавистью смотрит он на врагов. Фашисты пытались использовать пленение Якова в пропагандистских целях: разбрасывали листовки с фотографией Джугашвили, но советские люди относились к ним как к фальшивкам.
  
   Сталин переживал не столько за жизнь сына, сколько боялся, что в концлагере могут сломить его волю и заставят сотрудничать с немцами. В воспоминаниях Долорес Ибаррури, вышедших отдельной книгой в Барселоне в 1985 году, приводится малоизвестный факт, не получивший ни подтверждения, ни опровержения. Она пишет, что в 1942 году за линию фронта была заброшена специальная группа, которая должна была вызволить из плена Якова Джугашвили, находившегося к тому времени в Заксенхаузене. В составе спепгруппы был и испанец Хосе Парро Мойсо с документами на имя офицера франкистской "Голубой дивизии". Но операция закончилась неудачей. Группа погибла264. Яков оказался значительно более сильной личностью, чем о нем думал отец. Джугашвили-младший также боялся, что в результате пыток, психологической обработки, использования особых препаратов он может быть сломлен и в глазах отца и народа станет предателем. Сама мысль эта была невыносима, страшнее смерти. Круги ада, пройденные им в лагерях Хаммельбурга, Любека, Заксенхаузена, не сделали Якова предателем. Но силы были на исходе. 14 апреля 1943 года Яков Джугашвили бросился на колючую проволоку лагерного ограждения, и часовой застрелил его.
  
   Сталин ошибся в сыне, как и во многих других людях. По словам С. Аллилуевой, ее отец уже после победы под Сталинградом как бы невзначай сказал ей:
  
   - Немцы предлагали обменять Яшу на кого-нибудь из своих... Стану я с ними торговаться! Нет, на войне - как на войне.
  
   Судьба другого сына "вождя" также горестна. Не смог отец сделать его сильным, твердым, умным человеком. После смерти матери воспитателем мальчика фактически стал Власик - начальник охраны Сталина. Однако обстановка лести, вседозволенности сформировала безвольного, капризного, слабого человека. Он, правда, неплохо воевал, но не настолько хорошо, чтобы начать войну капитаном, а в 1947 году стать уже генерал-лейтенантом. Личное дело генерал-лейтенанта Сталина Василия Иосифовича весьма красноречиво и свидетельствует о кадровом произволе, который творило окружение "вождя", хотя все делалось с его согласия. Приведу просто несколько выдержек и фактов из тощей папки личного дела:
  
   - В двадцать лет В.И. Сталину сразу присваивается звание полковника (Приказ НКО No 01192 от 19 февраля 1942 г.).
  
   - В двадцать четыре года В.И. Сталин - генерал-майор авиации (Постановление Совета Народных Комиссаров Союза ССР от 2 марта 1946 г.), через год он - генерал-лейтенант.
  
   - Будучи совсем "зеленым", посредственным летчиком, в 1941 году назначается начальником Инспекции ВВС РККА.
  
   - В январе 1943 года назначается командиром 32-го гвардейского истребительного авиаполка; через год - командиром 3-й, в феврале 1945 года командиром 286-й истребительной авиационной дивизии. В 1946 году В.И. Сталин командир корпуса, затем заместитель, а позднее и командующий ВВС МВО.
  
   Феерический взлет, не основанный, однако, на деловых и моральных данных. За время войны, как указывают в деле его начальники, он совершил двадцать семь боевых вылетов и сбил один самолет противника типа ФВ-190; награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом Александра Невского, орденом Суворова II степени, медалями.
  
   Вот что писали в аттестации на В.И. Сталина генерал-лейтенант авиации Е.М. Белецкий и генерал-полковник авиации Н.Ф. Папивин:
  
   "По характеру горяч и вспыльчив, допускает несдержанность: имели место случаи рукоприкладства к подчиненным... В личной жизни допускает поступки, несовместимые с занимаемой должностью командира дивизии, имелись случаи нетактичного поведения на вечерах летного состава, грубость по отношению к отдельным офицерам, имелся случай легкомысленного поведения - выезд на тракторе с аэродрома в г. Шяуляй с конфликтом и дракой с контрольным постом НКВД. Состояние здоровья слабое, особенно нервной системы, крайне раздражителен, это оказало влияние на то, что за последнее время в летной работе личной тренировкой занимался мало, что приводит к слабой отработке отдельных вопросов... Все эти перечисленные недостатки в значительной мере снижают его авторитет как командира и несовместимы с занимаемой должностью командира дивизии".
  
   Последующие аттестации аналогичны, однако везде их венчает вывод: "Желательно послать на учебу в Академию". Прославленные генералы С.И. Руденко, Е.Я. Савицкий (в последующем маршалы) не видели в то время иного способа избавить подчиненные им соединения от "беспутного принца".
  
   Доброхоты, преследуя свои цели, осыпали благами и чинами сына Сталина, который незаметно для всех стал хроническим алкоголиком. Можно представить, сколько горя принес своим многочисленным женам (не менее четырех!) этот постепенно опускавшийся человек. Он малоинтересен сам по себе. Но на примере этой беспутной (и несчастной!) судьбы можно еще раз убедиться: злоупотребление властью калечит все в окружении, в том числе и собственных детей. Так уже бывало в истории. Цезари, достигая высот владычества, часто оставляли после себя детей, хилых духом и плотью, морально убитых еще при жизни диктатора торжествующей безнравственностью.
  
   После докладов о компрометирующем его поведении В.И. Сталин лишился высокого поста командующего авиацией столичного округа и покатился вниз. Не случайно, что уже через двадцать один день после смерти "вождя" приказом министра обороны СССР No 0726 генерал-лейтенант В.И. Сталин был уволен из армии в возрасте тридцати двух лет без права ношения военной формы... Все махнули на него рукой, и бывший военный летчик Василий Иосифович Сталин кончил жизнь еще молодым, разрушив себя алкоголем.
  
   О проделках Василия мне рассказывал А.Н. Шелепин. "После смерти отца В. Сталина посадили: вспомнили какие-то грехи, злоупотребления и т.д. (Хотя дочь В.И. Сталина Надежда Васильевна утверждает, что суда и следствия не было. Дали 8 лет, и дело с концом. Хотели скорее упрятать человека, который везде говорил, что отца отравили. - Прим. Д.В.) Хрущев попросил меня съездить в Лефортово, куда из Владимирской тюрьмы перевели Василия. Заключенный что-то мастерил на станке ("трудовое воспитание"). Привели его ко мне, - продолжал Шелепин, - бросился на колени, заплакал: "Простите, простите, не подведу больше..." Рассказал о встрече Хрущеву. Тот помолчал и говорит:
  
   - Привезите его ко мне.
  
   Назавтра Василия Сталина доставили к Хрущеву. Тот опять бросился в ноги: молил, плакал, клялся. Хрущев, обняв Василия, тоже плакал, долго говорили об отце. После встречи решили Василия досрочно освободить. Подготовили решение, выпустили. При выписке настаивали взять официально фамилию - Васильев. (Этой же фамилией Верховный Главнокомандующий подписывал некоторые директивы времен войны. - Прим. Д.В.) Василий Сталин, при всей его слабости, решительно отказался. Вернулся домой. Своей дочери, Надежде, говорил, что мечтает работать "директором бассейна"... Но постепенно старые друзья "вернули" Василия к прежнему образу жизни. Через месяц после освобождения, будучи нетрезвым за рулем автомобиля, он совершил аварию. Хрущев долго ругался матом, спрашивал:
  
   - Что будем делать? Посадить - погибнет. Не посадить - тоже.
  
   Решили выслать. Подобрали место - Казань. Уехал Василий в "ссылку" со своей очередной женой. Жил в однокомнатной квартире, имея возможность взглянуть на свою недолгую жизнь с ее взлетом и падением. Здесь Василия застанет весть о выносе тела его отца 31 октября 1961 года из Мавзолея. Тюрьма, болезни, водка, бессердечие бывших "друзей" превратили его в полного инвалида".
  
   Жизнь сына "вождя" в миниатюре демонстрирует моральную бесплодность сталинизма. 19 марта 1962 года он скончался. На памятнике будет выбито - не Сталину, кем он был при жизни, не Васильеву, в которого его хотели превратить власти, а "Единственному от Джугашвили". Покойный оставил семерых детей: четырех собственных и трех усыновленных.
  
   Диктатор, чьего слова было достаточно, чтобы за предельно короткое время прорыть огромный канал, построить дворец, переселить сотни тысяч людей с "воли" за колючую проволоку, оказался полностью бессильным как отец. В несчастной судьбе младшего сына повинен прежде всего сам "вождь". Тот же упрек, видимо, ему бросят летописцы, коснувшись судьбы и его дочери Светланы. Он не смог воспитать дочь патриотом Родины. Эволюция ее судьбы известна.
  
   Видимо, пока она была школьницей, Сталин любил ее больше, чем сыновей. Нередко писал ей теплые записки (трудно поверить, что Сталин мог быть таким!), наподобие этой:
  
   "Моей хозяйке - Сетанке (так в тексте. - Прим. Д.В.) привет!
  
   Все твои письма получил. Спасибо за письма! Не отвечал на письма потому, что был очень занят. Как проводишь время, как твой английский, хорошо ли себя чувствуешь? Я здоров и весел, как всегда. Скучновато без тебя, но что поделаешь, терплю. Целую мою хозяюшку.
  
   22 июля 1939 г."
  
   Война отдалила отца от дочери, и, как оказалось, навсегда. Близости, семейного тепла больше не было. Повзрослевшая Светлана, как все девушки ее возраста, испытала первое увлечение. Ее знакомый, журналист и кинорежиссер А.Я. Каплер, был арестован, получил пять лет, затем еще пять. Из лагерей Алексей Яковлевич написал письмо:
  
   "Дорогой Иосиф Виссарионович!
  
   Я осужден Особым совещанием за антисоветские высказывания. Не признал их и не признаю. Награжден орденом Ленина и удостоен Сталинской премии I степени. Причастен к фильмам: "Она защищает Родину", "Котовский", "День войны". Я могу признать только у себя нескромность. Позвольте мне отправиться на фронт, умоляю Вас об этом.
  
   27 января. А. Каплер".
  
   Сталин потребовал у Берии справку на Каплера. Ему доложили: "Каплер имеет сестру во Франции. Встречался с американскими корреспондентами Шапиро и Паркером. Виновным себя не признал, но изобличается агентурными данными...
  
   16 марта 1944 года"265
  
   А мы помним, что таким "бумагам" Сталин всегда верил.
  
   Два замужества Светланы оказались неудачными, как и третье, когда ее супругом стал иностранец. Он скончался в Москве, и в связи с похоронами Аллилуева в 1966 году оказалась за рубежом, отвозя на родину прах покойного. Из Индии она не вернулась, оказалась на Западе, в руках людей, которые, пожалуй, использовали имя ее отца в своих целях. Но, наверное, она против этого не возражала. Действия ее были осознанны. К этому времени дочь Сталина была кандидатом филологических наук, ей было сорок лет. В одной из своих книг, "Только один год", она написала: "Никогда в жизни я не была так уверена в собственной правоте, как сейчас. Неуверенность в себе, в своих возможностях, способностях преследовала меня всю жизнь. Мне всегда было легче поверить, что я все делаю плохо и неверно. Внутренняя скованность и застенчивость мешали мне в контактах с людьми, с аудиторией. Чаще всего хотелось уйти от всех и закрыть покрепче за собой дверь. Все это - психологический результат долгой жизни под прессом, результат воспитания в ненормальной семье, результат долгого существования в обществе, которое порабощено и молчит"266.
  
   Коротая, с небольшим перерывом, свои годы на чужбине, Светлана едва ли задумывалась, что ее жестокий, безжалостный отец с "железной" фамилией, которая была призвана подчеркнуть главную черту его характера, в самые тяжкие годы своих бесчисленных арестов тем не менее никогда не помышлял и не соглашался на эмиграцию. Но дочь "железного" отца еще раз подтвердила истину: характер не наследуется, как и убеждения. Они вырабатываются.
  
   Когда 1 ноября 1984 года был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о восстановлении в гражданстве СССР С.И. Аллилуевой и о приеме в гражданство СССР ее дочери О.В. Питерс, казалось, что "блудная дочь" вернулась в лоно Отечества. Тем более что на пресс-конференции дочь Сталина заявила: "Попав в этот самый, так называемый "свободный мир", я сама не была в нем свободна ни одного дня. Так я попала в руки бизнесменов, адвокатов, политических дельцов и издателей, которые превратили имя моего отца, мое имя и мою жизнь в сенсационный товар..."
  
   Адаптироваться на Родине Светлана Аллилуева так и не смогла. Она хочет жить там, где она чувствует себя свободной. Оставаясь дочерью Сталина, она не смогла принять сталинизм.
  
   Сегодня легче всего сказать: на детей не было времени. Оправдание несостоятельное. Возможно, дети "вождя" и выросли бы другими, будь жива Надежда Сергеевна Аллилуева. Свидетельства, которыми я располагаю, говорят о том, что и здесь Сталин стал косвенной (а впрочем, косвенной ли?) причиной ее смерти. В ночь с 8 на 9 ноября 1932 года Аллилуева-Сталина покончила жизнь самоубийством. Непосредственной причиной ее трагического поступка явилась ссора, едва заметная для окружающих, которая произошла на небольшом праздничном вечере, где были Молотов, Ворошилов с женами, некоторые другие лица из окружения генсека. Очередной грубой выходки Сталина хрупкая натура жены не перенесла, 15-я годовщина Октября была омрачена. Аллилуева ушла к себе в комнату и застрелилась. Каролина Васильевна Тиль, экономка семьи, придя утром будить Аллилуеву, застала ее мертвой. Пистолет "вальтер" лежал на полу. Позвали Сталина, Молотова, Ворошилова.
  
   Есть основания предполагать, что покойная оставила предсмертное письмо. Об этом можно только строить догадки. На свете всегда есть и останутся большие и маленькие тайны, которые никогда не будут разгаданы. Смерть Надежды Сергеевны, думаю, не была случайной. Наверное, последнее, что умирает в человеке, - это надежда. Когда нет надежды - уже нет и человека. Вера и надежда всегда удваивают силы. У жены Сталина их уже не было.
  
   Сталин был потрясен, когда утром узнал о случившемся. Но и здесь он остался верен своему безнравственному кредо: поступок Аллилуевой расценил не как свою вину, а как предательство по отношению к себе. У него не возникла, видимо, даже мысль, что его черствость, отсутствие тепла и внимания так жестоко ранили жену, что та решилась в минуту глубокого душевного волнения и депрессии на крайний шаг. Попрощавшись на гражданской панихиде с женой, на кладбище Сталин не поехал. Люди из его окружения вскоре попытались устроить еще один брак Сталина - с одной из родственниц близкого к "вождю" человека. Казалось, все решено. Но по причинам, известным только вдовцу, брак не состоялся. Были у него и еще женщины, из артистического круга. Но последние годы Сталин прожил один, передоверив домашнюю заботу о себе экономке из многочисленной "обслуги". Валентина Васильевна Истомина взяла на себя постоянную заботу о вдовце, сопровождая Сталина и во время его выездов на Черноморское побережье. Когда Сталин умер, Истомина в присутствии членов Политбюро упала покойному "вождю" на грудь и закричала в голос. Для нее он, видимо, был значительно ближе, чем для соратников.
  
   В самом конце жизни Сталин проявил признаки уважения к памяти своей жены. В столовой и его кабинете на даче, как и на квартире в Кремле, появились фотографии Аллилуевой. Может быть, на закате своих дней в нем проснулась совесть? Когда люди приближаются к черте, за которой - небытие, многие пытаются подвести какие-то итоги. Обычно полноправная хозяйка здесь - совесть. Гегель определял совесть как "процесс внутреннего определения добра". Но мы-то теперь знаем, что у Сталина ни добра, ни совести не было. Напомню еще одно место из письма Сенеки Луцилию: "Человек - предмет для другого человека священный". Может быть, хоть кто-то для Сталина, хоть на какое-то время оказывался священным? Вторая жена? В это трудно поверить...
  
   Нет никаких сомнений, что Н.С. Аллилуева любила Сталина и старалась всячески помогать ему на многотрудном посту. Заботясь о муже, она старалась, как тогда было принято, не прекращать работать, училась в Промакадемии, занималась детьми. Ее родственники свидетельствовали, что в последние годы жизни Аллилуева переживала глубокий внутренний надлом. Возможно, Сталин по-своему ее тоже любил. Но одержимость делом, планами, работой, упоение властью совершенно не оставили в его сердце места ни жене, ни детям, ни родственникам. На месте чувств - железные струны. Он считал, что это естественно. Сталин мог неделями не замечать никого из родных. Не поинтересоваться самочувствием, здоровьем близких. Я уже говорил, что многих из своих внуков он никогда не видел и не стремился к этому. Например, дети Василия от его первой жены - Надежда и Александр, испытавшие немало горьких минут от высокого родства, никогда не были удостоены внимания человека, о котором писатели сочиняли легенды: "Сталин думает о нас". Обо всех "думать" всегда проще, чем о конкретных людях.
  
   Когда был арестован Александр Семенович Сванидзе, брат его первой жены, с которым он был очень близок, у Сталина не возникла даже мысль: как человек, которого он знал всю жизнь, с детства, мог оказаться "врагом"? В самой структуре морали у "вождя" были целые бреши, провалы. Его поступки, поведение, отношение к окружающим и близким дают основание полагать, что Сталину были неведомы благодеяния, сострадание, великодушие, сочувствие, терпимость, человечность, раскаяние, искупление... Такова моральная сторона биографии этого человека, которая может быть понята и объяснена лишь на основе всего социального и психологического опыта Сталина.
  
   В душе Сталина невозможно было найти, затронуть какие-то струны человеческих чувств. Трагедия старшего сына его волнует лишь постольку, поскольку он боится компрометации своего имени. Второй сын для него просто обуза. Кроме ругани, у него не нашлось средств, чтобы остановить сына от падения. Дочь после своих неудачных замужеств сразу стала для него совершенно далекой и чужой. К внукам он безразличен. Даже мать он не избаловал своим вниманием...
  
   Повторюсь, эти страницы политической биографии генсека, характеризующие нравственные черты личности, возможно, не главные. Но весьма символично, что и сам Сталин пренебрежительно относился к морали и "морализаторству". Для него политика всегда была фаворитом в соотношении с нравственностью. А для исследователя личности столь сложного человека, каким был Сталин, именно здесь приоткрывается одна из "тайн" его характера. Пренебрежение общечеловеческими нравственными ценностями стало проявляться у него давно. Он презирал жалость, сострадание, милосердие. Для него были важны лишь волевые черты. Его душевная скупость, переросшая в исключительную черствость, а затем в безжалостность, стоила жизни жене и исковеркала судьбы его детей. Самое страшное, что и в политике Сталин не находил достойного места для моральных ценностей. Для него было верхом благородства, когда сослуживец доносил на своего коллегу, "врага народа". Когда Берия с согласия "вождя" арестовал жену его ближайшего помощника Поскребышева, Брониславу Соломоновну, то на все просьбы мужа спасти ее у Сталина, как рассказывает дочь Поскребышева, Галина Александровна, был один ответ: "Это от меня не зависит. Я ничего сделать не могу. В НКВД разберутся". Смехотворное обвинение в шпионаже было стандартным. Бедную женщину, мать двоих детей, продержав в тюрьме три года, расстреляли. А ведь отец этих детей по четырнадцать-шестнадцать часов в сутки продолжал быть около Сталина, подавать документы, готовить справки, вызывать людей, отдавать распоряжения "вождя"... "Даже Берия, по приказу которого осуществлен был арест, продолжал бывать в нашей семье, - рассказывала Галина Александровна. Как, впрочем, у нас бывали и многие другие известные люди: Шапошников, Рокоссовский, Кузнецов, Хрулев, Мерецков. Сталин был лично знаком с моей матерью и, конечно, понимал, что обвинение в шпионаже (брат матери ездил за медицинским оборудованием за границу - главный аргумент обвинения - и тоже, конечно, был расстрелян) не имеет под собой никаких оснований".
  
   Когда я знакомился с подобными фактами, мне однажды пришла, на первый взгляд, дикая мысль: арестовывая близких, родственников, жен тех, кто его окружал, Сталин испытывал их лояльность, верноподданнические чувства. Калинин, Молотов, Каганович, Поскребышев, многие другие не подавали и виду, что в их семьях произошла катастрофа. Сталин наблюдал за их поведением и, видимо, испытывал удовлетворение от их безропотности. Чудовищные по своей безнравственности и жестокости деяния - это и есть строки в предельно аморальной биографии Сталина, черты его портрета. Ничего святого, благородного, порядочного не скрывалось за личиной Большого Лицемера, мастерски игравшего множество ролей в жизни, которая походила на фильмы ужасов. Ведь Поскребышев верил, когда Сталин говорил ему смиренно: "Это от меня не зависит. Я ничего сделать не могу. В НКВД разберутся". А что говорил Берия, ведь он продолжал бывать дома у Поскребышева? Говорил то же самое... Эти люди жили во Лжи, Цинизме, Жестокости. Самое печальное (а это опять же из области морали!), что ему, Сталину, фактически никто не возражал. А ведь шансы совести всегда существуют! Даже в условиях невероятно сложных...
  
   Мы как-то привыкли считать, что гуманизм, мораль, общечеловеческие нормы нравственности - это, мол, все из области "мелкобуржуазного гуманизма", нравоучительства! А ведь мораль появилась раньше политического, правового, даже религиозного сознания. Когда у людей возникла первая потребность в осознанном общении - возникла нравственность. Без нее человек никогда не стал бы человеком. Как метко заметил однажды Бертольт Брехт: "Чтобы человек почувствовал себя человеком, его кто-то должен окликнуть..." И в этом смысле конкретная "личная жизнь" позволяет увидеть в человеке многие подлинные грани. У Сталина они выписаны жирным черным фломастером. Кто знает, может быть, именно здесь кроется один из глубинных истоков тех деформаций и преступлений, которые будут в 30-е годы освящены его именем? Может быть, я ошибаюсь. Время поправит. Оно - лучший редактор любых биографий. Тем более, повторюсь, я пытаюсь набросать лишь эскиз портрета.
  
   Сталин был "сильной личностью" того типа, который с неизбежностью стремится только к величию, неограниченной власти. Но "режим террора, справедливо писал Н. Бердяев, - есть не только материальные действия - аресты, пытки, казни, но прежде всего действие психическое..."267. Сталинская практика постепенно, исподволь обожествила насилие, не заботясь о его нравственном обосновании. Культ силы вне моральных ценностей - драгоценность фальшивая. Личная жизнь человека - "визитная карточка" его моральных устоев. А они у "вождя" были из классового "кирпича". Для Сталина нравственные параметры революции, строительство нового мира были не более чем "буржуазным морализаторством".
  
   Страшно то, что Сталин не сомневался в своей нравственной правоте. В одном из томиков М.А. Бакунина генсек однажды подчеркнул фразу: "Не теряйте времени на сомнения в себе, потому что это пустейшее занятие из всех выдуманных человеком". Что можно сказать по этому поводу? Бакунин-то мог не сомневаться; ведь он не был Генеральным секретарем великой партии!
  
   Глава 4
  
   Диктатура или диктатор?
  
   Священное царство всегда есть диктатура
  
   миросозерцания, всегда требует
  
   ортодоксии, всегда извергает еретиков.
  
   Н. Бердяев
  
   Боги не знают возраста. Кто сегодня скажет, сколько лет Зевсу, Афродите, Артемиде, Палладе, Фемиде? Видимо, никто. Но в представлении людей боги вечны. А это все равно что допустить невозможное: "застылость" времени. Но, может быть, они потому и боги, что стоят над временем? Человек для своего удобства разбил его на века, десятилетия, годы, месяцы, сутки, часы, минуты, секунды... А оно, время, течет, не замечая этих эфемерных рубежей. Для бега времени они не имеют никакого значения. Оно текло так, когда на планете не было человека, будет так же "изливаться" из вечного кувшина материи всегда. В повседневности, обыденном сознании, правда, бывает, возникает иллюзия власти судьбы над временем. Чаще всего люди допускают эту ошибку в мгновения памятных дат и юбилеев.
  
   21 декабря 1929 года Сталину исполнилось 50 лет. Нет, еще не было бесконечного славословия, припадания к алтарю "вождя" множества подхалимов, приписывания буквально всех заслуг только ему одному. Еще не будут печатать в его честь фолианты в тысячу страниц сплошной аллилуйщины, принимать в десятках тысяч коллективов приветственные письма в его адрес, начинать и заканчивать его именем все передовицы. Все это будет позже.
  
   Однако уже и сейчас добрая половина "юбилейного" номера "Правды" была посвящена ему. Здесь статьи Л. Кагановича "Сталин и партия", С. Орджоникидзе "Твердокаменный большевик", В. Куйбышева "Сталин и индустриализация страны", К. Ворошилова "Сталин и Красная Армия", М. Калинина "Рулевой большевизма", А. Микояна "Стальной солдат большевистской партии", ряд других. Начало славословию положено. В приветствии ЦК и ЦКК ВКП(б), в частности, говорится, что они приветствуют лучшего ленинца (выделено мной. - Прим. Д.В.). В общей шапке номера Сталин называется "верным продолжателем дела Маркса и Ленина", "организатором и руководителем социалистической индустриализации и коллективизации", "вождем партии пролетариата" и т.д. Юбилей пришелся как нельзя кстати: он приковал всеобщее внимание к человеку, который уверенно разделался с очередной оппозицией, или, как теперь говорили, "уклоном". Популярность Сталина начала быстро расти. Проницательные люди уже тогда заметили, что к концу 20-х годов, к своему 50-летию, Сталин обрел повышенную уверенность, властность, безапелляционность.
  
   Напомню, каким он вступил в революцию: малозаметным функционером-исполнителем, умевшим не просто ждать своего часа, но и не жалеть себя (и других, конечно), выполняя задания Ленина и партии. Сегодня, в день 50-летия, принимая поздравления от членов Политбюро, народных комиссаров, руководителей многочисленных государственных и общественных организаций, Сталин осязаемо почувствовал, что за эти двенадцать лет после революции он научился (или, как он говорил, "наловчился") управлять временем. Нет, конечно, не в том смысле, как об этом пишет Герберт Уэллс, а в том, что он стал чувствовать и понимать: в какой момент форсировать события, когда нанести разящий удар по фракционерам, как использовать фактор времени в гонке индустриализации и начавшейся коллективизации. Ему казалось, что он "пришпорил" время.
  
   Молотов и Каганович предлагали более торжественно отметить юбилей признанного уже почти всеми "вождя". Его удержала не скромность. Просто у него еще свежо было в памяти 50-летие Ленина. Он не раз ловил себя на мысли: ленинские слова о нем, Сталине, обычно приходили ему в голову, когда нужно было делать принципиальный выбор. Подлинный выбор предполагает способность субъекта ставить себя на место тех, кто зависит от него. Ленин умел мысленно принять роль другого: умели это и многие соратники Владимира Ильича. Но только не Сталин. Даже трудно представить, чтобы Сталин мог себя поставить, допустим, на место своей жертвы. Его прямолинейное мышление не допускало таких коллизий. Но сдерживать себя Сталин умел, особенно в начале своего восхождения. А в канун 50-летнего юбилея Сталина его сдержал Ленин. Пока сдержал.
  
   А тогда 50-летие Владимира Ильича отмечалось в Московском комитете партии. Правда, не было самого юбиляра. Вечер открыл Мясников. С пространной, но маловыразительной речью выступил Каменев, подчеркнув, что Владимир Ильич в "словах хвалы не нуждается, и пролетариат не привык словами, торжественными одами чтить своих вождей, своих лучших товарищей". Затем он долго говорил о войне, которая "вздернула на дыбы массы", о том, что Ленина по праву можно назвать главнокомандующим армией пролетариата, который придет к победе над старым миром. Говорил Горький, почему-то повторяя слова Троцкого о том, что русская история бедна выдающимися людьми... Как всегда оригинально, с пафосом, выступил Луначарский, показывая руками, как вокруг Ленина всегда "веет ветер, ветер вершин". Читал стихи пролетарский поэт Александровский, говорил о высоком демократизме Ленина Ольминский. Сталину тогда показались совершенно неактуальными слова, сказанные Ольминским: "Одна из самых характерных черт Ильича - его демократизм. Ленин демократ по самой своей природе". Сталин вспомнил, что его покоробило от этих слов: война еще не отступила, а тут о демократии... Разве для революционера это главное?! И здесь он услышал, как Мясников предоставил слово ему, Сталину. Он готовился к речи, искал что-то необычное и неожиданно решил в день юбилея Ленина сказать... об умении Ленина признавать свои ошибки. Сталин говорил о том, что Ленин был сторонником участия в выборах виттевской думы, но затем публично сказал всем, что ошибался. Так и в 1917 году, негромко читал текст Сталин, Ленин ошибался в отношении к Предпарламенту и потом публично признал это. "Иногда т. Ленин в вопросах огромной важности признавался в своих недостатках. Эта простота особенно нас пленяла, - завершал свою речь Сталин. - Это, товарищи, все, о чем я с вами хотел поговорить". Слушатели жидко поаплодировали пятиминутному выступлению Сталина, немного недоумевая над неюбилейными словами наркомнаца, как вдруг в зал вошел Ленин.
  
   Речь его была короткой, динамичной, запоминающейся. "Я прежде всего, естественно, должен поблагодарить вас за две вещи: во-первых, за те приветствия, которые сегодня по моему адресу были направлены, а, во-вторых, еще больше за то, что меня избавили от выслушивания юбилейных речей". Затем он сказал, что юбилеи надо отмечать по-другому, и заговорил о положении дел в партии. Успехи революции, победы, которые мы одержали, продолжал юбиляр, временно отодвинули от нас задачи, которые мы должны решать сегодня в самых различных областях. "...Нам предстоит громаднейшая работа и потребуется приложить труда много больше, чем требовалось до сих пор. Позвольте мне закончить пожеланием, - сказал Ленин, - чтобы мы никоим образом не поставили нашу партию в положение зазнавшейся партии"268.
  
   Почему Сталин тогда, в вечер чествования вождя, решил отметить "ошибки" Ленина? Он сейчас не мог ответить на этот вопрос. Показать, что наркомнац не ручной? Выделиться? Или он знал, что Ленин не боялся никакой правды? Обо всем этом можно только догадываться. Во всяком случае, упоминание об этом выступлении первое время вызывало у самого Сталина чувство неловкости. Когда заместитель заведующего Центральным партийным архивом В. Адоратский обратился к Сталину с просьбой разрешить включить в сборник статей "О Ленине" его выступление на юбилейном вечере, тот отказался. Резолюция на письме была красноречивой:
  
   "Тов. Адоратский.
  
   Речь записана по существу правильно, хотя и нуждается в редакции. Но я бы не хотел ее печатать: неприятно говорить об ошибках Ильича.
  
   И. Cт."269.
  
   Позже, однако, его выступление, "отредактированное", попадет в Собрание сочинений Сталина. Неловкость, "ложная скромность", чувство совестливости покинут его довольно скоро. Уже в начале 1925 года он согласится с предложением В. Молотова о первом крупном увековечении своего имени. После этого Председатель ЦИК Союза ССР М. Калинин и секретарь ЦИК А. Енукидзе подпишут постановление Президиума Центрального Исполнительного Комитета, в котором говорилось:
  
   "Переименовать гор. Царицын - в гор. Сталинград; Царицынскую губернию - в Сталинградскую; Царицынский уезд - в Сталинградский; Царицынскую волость - в Сталинградскую и ж.д. станцию Царицын - в Сталинград"270.
  
   На дворе было 10 апреля 1925 года. После смерти Ленина прошло немногим более года. То было одно из первых "испытаний совести", которое Сталин не выдержал. Впрочем, никакого смущения от "скромного" согласия на массовые переименования Сталин не испытывал. Гегель, которого он невзлюбил за свои бесплодные попытки овладеть хотя бы "оглавлением" его философии, писал, что совесть - это "процесс внутреннего определения добра"271. У Сталина то, что люди называют совестью, уже находилось во внутреннем заточении. Его совесть раз и навсегда была лишена каких-либо шансов.
  
   Уже в 1927 году газеты опубликуют "Приветствие сталинградской газете "Борьба", подписанное - "И. Сталин". Скоро это станет нормой. Я не раз задумывался: что мог испытывать человек, беря в руки газету (например, "Правду" 3 марта 1927 г.), где напечатано краткое изложение его речи на собрании в железнодорожных мастерских, носящих его имя? Ты жив, а твоим именем уже названы области, города, районы, предприятия, парки, газеты, корабли, дворцы культуры. Разве это не претензия на бессмертие?
  
   Вот где иллюзия власти судьбы над временем! Ты жив, но ты уже бессмертен! Сталин знал, что свое время он переживет. Но бессмертие - еще не вечность!
  
   ...Таким был человек, ставший волею обстоятельств во главе огромной крестьянской страны.
  
   Судьбы крестьянства____________________________________
  
   Герберт Уэллс, изобразивший в своем публицистическо-книжном репортаже Россию "во мгле", не преувеличивал. Она произвела на него "впечатление величайшего и непоправимого краха". На необозримых, гигантских пространствах, на бескрайней плоской равнине, лежал и сотни тысяч деревень, с наступлением ночи погружавшихся в вековую мглу. Как сто, двести, триста лет назад...
  
   Почти все мы имеем глубинные корни в крестьянстве. Когда в памяти возникают солнечные пятна детства, то видишь, чувствуешь, осязаешь как наяву: запах талого снега, краснозобых снегирей на заборе, потемневший лед на речке, тонкую, рваную полоску Саянских гор на юге, скрип санных полозьев на деревенской улице. И лица давно ушедших людей...
  
   Своих пращуров мы знаем не дальше дедушек и бабушек. Попробуйте назвать имя и отчество ваших прабабушки и прадедушки? Почти наверняка не вспомните. Время унесло их в вечность. Даже мысленно все труднее попасть в навсегда ушедший мир детства. Иногда хочется представить всех своих ближайших предков за одним длинным фамильным столом. Потемневшие иконы увидели бы сидящих на лавках крестьян. Бородатые мужики в холщовых рубахах с заскорузлыми ладонями вечных трудяг, добрые и покорные глаза их жен, становящихся старухами в сорок лет, рожающих часто прямо на меже; множество светлоголовых ребятишек (из младенчества в детство входила лишь половина). Обязательно за столом сидели бы один-два старика с "Георгием", прошедшие турецкую, японскую, германскую войны. Общинная мораль, превыше всего чтящая православие, труд, семью. Отечество, руководила этими неграмотными людьми. Может быть, за столом и нашелся бы один грамотей, выписывавший "Ниву". Мужики, бабы, крестьяне... От них осталось сегодня лишь то, что мы сохранили в своей памяти, и, пожалуй, то, что осталось в некоторых из нас крестьянского: истовость в работе, бережливость, доверчивость, готовность прийти на "помочь" всем миром односельчанину.
  
   В этом крестьянском мире еще в начале 30-х годов жило подавляющее большинство наших соотечественников. И в этом мире развернулась настоящая революция, похожая на побоище, санкционированное сверху.
  
   Правда, первые жестокие схватки в деревне вспыхнули в ходе национализации помещичьих, удельных, монастырских земель. Созданные к середине 1918 года комитеты бедноты повели наступление на кулака. Более половины земель, принадлежавших кулакам, было отобрано. Конфискованные машины, скот были распределены между середняками и беднотой. Кулацкая прослойка уменьшилась. Деревня стала середняцкой. Нэп дал деревне возможность торговать после уплаты твердого налога. Еще при жизни Ленина, в конце 1923 года, Советская Россия продала другим странам около 130 миллионов пудов пшеницы. Тогда выглядела дикой, кощунственной сама мысль покупать хлеб... Продавать его - мыслью и делом естественным.
  
   В восстановительный период удалось несколько поднять зерновое хозяйство страны, хотя оно еще далеко не достигло довоенного уровня. Если в целом и вырос объем производства хлеба, то товарного зерна государству явно не хватало. Это объяснялось и низкими закупочными ценами, и отсутствием товаров для села. Производственная кооперация в деревне делала лишь первые шаги. Поддержка бедняцких и середняцких хозяйств обеспечивалась нэпом. Хотя, естественно, нэп оживил и кулацкие хозяйства, дал толчок их росту. Но они не представляли опасности для государства, основой политической власти которого была диктатура пролетариата. Здесь хотелось бы отметить, что социалистические идеалы ошибочно понимать как синоним бедности и неприятия богатства. Марксизм выступает лишь против богатства, созданного за счет эксплуатации чужого труда. Значительная часть кулачества свои хозяйства создала собственным трудом.
  
   Ленин предвидел, что социалистические преобразования будут идти наиболее трудно на селе. Но он верил в пропаганду электричеством, тракторами, книжками! Он полагал, что для того, чтобы обеспечить через нэп широкое участие крестьянства в кооперации, "требуется целая историческая эпоха. Мы можем пройти на хороший конец эту эпоху в одно-два десятилетия"272. В одной из последних своих работ Ленин формулирует исключительной важности положение: "Теперь мы вправе сказать, что простой рост кооперации для нас тождественен... с ростом социализма... При условии полного кооперирования мы бы уже стояли обеими ногами на социалистической почве"273. Разумеется, в ленинском плане кооперирования сельского хозяйства не были раскрыты многие детали, этапы, особенности его реализации. Да это было и невозможно сделать в 1923 году.
  
   Снижение налогового обложения дало возможность середнякам и кулакам увеличить излишки сельхозпродуктов, и прежде всего хлеба. Возросла покупательная способность крестьянства в целом. Но в стране одновременно усиливался товарный голод. Поэтому понятно, что крестьяне не спешили продавать хлеб; им были нужны не бумажные деньги, а машины и другие промышленные товары, а цены на них были высокими. Возникли трудности со снабжением городов. На рубеже 1927 года замаячил хлебный кризис. Кулаки, да и середняки придерживали хлеб, ждали более выгодных цен, нужных товаров.
  
   Оппозиция пыталась использовать в своих целях растущие трудности в отношениях государства и крестьянства. Так, Каменев, выступая на XV съезде партии, обвинил руководство в недооценке капиталистических элементов в деревне, по существу, призвал ужесточить курс против кулака. Представители оппозиции еще раньше предлагали провести насильственное изъятие у кулака и середняка недостающих до нормального снабжения 150 - 200 миллионов пудов хлеба. Политбюро, обсуждавшему доклад, с которым Сталин собирался выступить на съезде партии, хватило мудрости отклонить этот путь. В политическом отчете съезду Сталин однозначно сказал: "Не правы те товарищи, которые думают, что можно и нужно покончить с кулаком в порядке административных мер, через ГПУ: сказал, приложил печать и точка. Это средство легкое, но далеко не действенное. Кулака надо взять мерами экономического порядка. И на основе советской законности. А советская законность не есть пустая фраза"274. Кто не согласится сегодня с такими выводами? Разве это не верные слова? И их говорил Сталин!
  
   Но дело в том, что слова Сталина часто расходились с его делами. Да и не только в этом. Он попросту плохо знал крестьянский вопрос. За всю свою жизнь он фактически только раз посетил сельские районы. Это было в 1928 году, во время его поездки в Сибирь в связи с хлебозаготовками. С тех пор до конца своей жизни Сталин на селе не появлялся. Кабинетное знание сельского хозяйства с особой силой проявилось позже и выразилось в единоличном принятии целого ряда глубоко ошибочных решений, имевших далеко идущие последствия.
  
   На XV съезде, взявшем курс на коллективизацию сельского хозяйства, вносились дельные предложения по устранению хлебных трудностей в стране. В выступлении А.И. Микояна, в частности, говорилось, что товарная масса застревает в городах, не попадая в деревню, где спрос на нее огромен. "Чтобы добиться серьезного перелома в ходе хлебозаготовок, нужен решительный поворот. Этот перелом должен заключаться в переброске товаров из городов в деревню даже за счет временного (на несколько месяцев) оголения городских рынков, с тем чтобы добиться хлеба у крестьянства. Если мы этого поворота не произведем, мы будем иметь чрезвычайные трудности, которые отзовутся на всем хозяйстве"275.
  
   Могло показаться, что в целях укрепления союза рабочего класса и крестьянства, решения насущных проблем деревни ставка будет сделана теперь не только на политические, но и экономические средства. Таков был и кооперативный план Ленина. Именно строй "цивилизованных кооператоров", считал он, позволит максимально соединить личный и общественный интересы. А ведь это самое трудное в социалистических преобразованиях! Главное: не использовать лишь командные, силовые, директивные методы, но обязательно учитывать экономические законы, умело применять экономические рычаги в реализации важнейшей, исторической по значимости программы кооперирования крестьянства.
  
   В докладе о работе партии в деревне, который сделал на съезде секретарь ЦК ВКП(б) по работе в деревне В.М. Молотов, делались верные, в основном, выводы. В частности, подчеркивалось, что "развитие индивидуального хозяйства по пути к социализму есть путь медленный, есть путь длительный. Требуется немало лет для того, чтобы перейти от индивидуального к общественному (коллективному) хозяйству". Отмечалось, что в этом процессе недопустимо насилие. "Тот, продолжал Молотов, - кто теперь предлагает нам эту политику принудительного займа, принудительного изъятия 150 - 200 млн. пудов хлеба, хотя бы у десяти процентов крестьянских хозяйств, т.е. не только у кулацкого, но и у части середняцкого слоя деревни, то, каким бы добрым желанием ни было это предложение проникнуто, - тот враг рабочих и крестьян, враг союза рабочих и крестьян..." После этих слов докладчика Сталин громко произнес:
  
   - Правильно!
  
   Он еще несколько раз в ходе доклада подбадривал Молотова подобными возгласами276.
  
   Казалось, линия на широкое использование экономических методов в кооперировании, соблюдение добровольности, последовательности выработана съездом. В резолюции по докладу Молотова прямо говорилось, что опыт подтверждает "целиком и полностью правильность кооперативного плана Ленина, по которому именно через кооперацию социалистическая индустрия будет вести мелкокрестьянское хозяйство по пути к социализму..."277. Более того, на съезде были решительно осуждены попытки навязать командные методы в крестьянском вопросе.
  
   Тем более странным выглядело решение Сталина и того же Молотова форсировать процесс не просто кооперирования, а коллективизации деревни. Вскоре после XV съезда Сталин все чаще стал высказывать мнение о необходимости "взвинчивания темпов" индустриализации и коллективизации. Ему очень понравилась статья будущего академика С.Г. Струмилина, в которой тот сформулировал кредо "директивной" экономики: наша задача не в том, чтобы изучать экономику, а в том, чтобы переделывать ее; никакие законы нас не связывают; нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять; вопрос о темпах решают люди...278 Сталин неоднократно цитировал, заимствовал, заклинал слушателей и читателей полюбившимися фразами. Они как нельзя лучше отражали его собственные намерения. Сталин, по существу, начал быстрый поворот к чрезвычайным мерам. А это означало и наступление на нэп - рыночную модель социализма.
  
   За подписью Сталина в конце декабря 1927 года (сразу же после XV съезда) и в январе 1928 года в губернии пошли грозные директивы, требующие усилить нажим на кулака, начать непосредственную работу по коллективизации. Возможно, такое решение объяснялось и трудностями с хлебом. Но попытка решить продовольственную проблему путем искусственного форсирования процесса обобществления была крупным отступлением от ленинского кооперативного плана.
  
   Думается, что грандиозность социальной революции на селе, которую Сталин решил форсировать, не могла не привлечь на его сторону большинство в партии. Радикальные, левацкие настроения после революции продолжали устойчиво жить в массе коммунистов; хотелось одним ударом решить те вековые проблемы, которые требовали взвешенного и спокойного подхода.
  
   Сталин по своей натуре был очень осторожен. И все же после мучительных раздумий он пошел на риск - сплошную коллективизацию миллионов крестьянских хозяйств, зная, что масса полуграмотных мужиков еще не была к этому готова. Утопическо-догматический взгляд Сталина на крестьянскую проблему выражался, по существу, в намерении превратить сельского производителя в бездумный винтик аграрной машины. Для этого нужно было добиться отчуждения крестьянина от средств производства и распределения продукта. По сути, Сталин решил изменить социальный статус крестьянина как свободного производителя - сделать его бесправным работником. Для этого ему пришлось чрезвычайные меры превратить в обычные нормы жизни. Июльский Пленум ЦК (1928 г.) поддержал Сталина. Партия согласилась с возведением насилия в систему...
  
   На смену экономическим законам приходили командно-экономические, постепенно "убившие" нэп, материальную заинтересованность крестьян, их предприимчивость и истовость в работе. Некоторые из опальных левых, близких в прошлом к Троцкому, также одобрительно отнеслись к "решительным мерам" в деревне, поддержали шаги Сталина. Пятаков, Крестинский, Антонов-Овсеенко, Радек, Преображенский и другие подали покаянные заявления и были восстановлены в партии. Пятаков стал председателем Госбанка, затем заместителем наркома тяжелой промышленности. Однако и он, и его единомышленники в 1937-м испили горькую чашу до дна. Прошлого "вольнодумства" Сталин никому не простил.
  
   Первым пятилетним планом предусматривалось за пять лет охватить кооперированием до 85% крестьянских хозяйств, и в том числе до 20% в форме колхозов. Однако под нажимом сверху на Украине, Северном Кавказе, Нижней и Средней Волге принимаются решения сократить эти сроки до одного года! Курс на широкое применение насилия по отношению к кулаку и в целом в вопросе коллективизации означал фактически конец нэпа. Вот как это осуществлял сам Сталин.
  
   Приехав в январе 1928 года в Сибирь, Сталин в своих выступлениях на совещаниях с партийным и хозяйственным активом делал особый акцент на усиление давления на кулака. Поездка походила на объезд командующим своих гарнизонов. По приезде в очередной пункт Сталин вызывал местных партийных и советских работников, коротко заслушивал их и неизменно делал вывод:
  
   - Работаете плохо! Бездельничаете и потакаете кулаку. Посмотрите, нет ли и среди вас кулацких агентов... Так долго терпеть этого безобразия мы не можем.
  
   После раздраженного разноса следовали конкретные рекомендации:
  
   - Посмотрите на кулацкие хозяйства, - говорил генсек, - там амбары и сараи полны хлеба, хлеб лежит под навесами ввиду недостатка мест хранения, в кулацких хозяйствах имеются хлебные излишки по 50 - 60 тысяч пудов на каждое хозяйство...
  
   Сталин все свои выступления заканчивал одинаково:
  
   Предлагаю:
  
   а) потребовать от кулаков немедленной сдачи всех излишков хлеба по государственным ценам;
  
   б) в случае отказа кулаков подчиниться закону, привлечь их к судебной ответственности по 60-й статье Уголовного кодекса РСФСР и конфисковать у них хлебные излишки в пользу государства, с тем чтобы 25% конфискованного хлеба было распределено среди бедноты и маломощных середняков...
  
   Нужно неуклонно объединять индивидуальные крестьянские хозяйства, являющиеся наименее товарными хозяйствами, - в коллективные хозяйства, в колхозы...279
  
   Такой нажимной стиль широко распространялся и поощрялся. Теоретическое и политическое обоснование лозунга, брошенного некоторыми ретивыми администраторами, - "За бешеные темпы коллективизации!" содержалось в статье Сталина "Год великого перелома". Некоторые перемены в настроениях, общественном сознании людей в пользу кооперации (не обязательно колхозов - это лишь одна из ее форм) были восприняты генсеком как повсеместная готовность середняка пойти в колхозы. Последовали новые решительные директивы и указания...
  
   Через неделю после своего 50-летия Сталин выступал на конференции аграрников-марксистов. Его речь была знаменательна тем, что он еще до принятия постановления ЦК объявил: "...от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества мы перешли к политике ликвидации кулачества как класса"280. Это было пагубное решение, затронувшее самым трагическим образом судьбы миллионов людей.
  
   1937-й год в общественном сознании считается апогеем насилия и беззакония в нашей стране. Он коснулся в значительной мере интеллектуального слоя общества, поэтому неудивительно, что об этом так много пишут, превратив этот период в эпицентр общественного внимания. В конце 20-х - начале 30-х годов "железная пята" прошлась по гораздо большему числу людей, среди которых, возможно, было немало и настоящих недругов, но неизмеримо больше невинных: середняков, причисленных к кулакам, просто строптивых крестьян и членов их семей. Историки начинают разбираться в деталях этого процесса. Кооперирование мелких хозяйств, возможно, было исторической необходимостью. Однако было ли необходимым массовое насилие в этом экономическом перевороте? Без боязни впасть в ошибку можно сказать: нет, такой необходимости не было. Процесс кооперирования должен был быть добровольным!
  
   По настоянию Сталина для облегчения раскулачивания был составлен документ, очерчивающий параметры кулака: доход в год на едока, превышающий 300 рублей (но не менее полутора тысяч на семью), занятие торговлей, сдача внаем инвентаря, машин, помещений; наличие мельницы, маслобойни и т.д. Уже один из этих признаков делал любого крестьянина кулаком. Как видим, применялся не социальный критерий, а имущественный, что, по меньшей мере, недостаточно для определения класса. По существу, создавалась широкая возможность подвести под раскулачивание самые различные социальные элементы.
  
   Насилие справило пышный пир. Масса крестьян пережила самое тяжелое потрясение в XX веке. Пострадали наиболее старательные, умелые, прижимистые, предприимчивые. Конечно, среди них было и немало таких, которые весьма настороженно относились к новой власти. Но всех их Сталин и его помощники однозначно отнесли к врагам социализма, которые должны быть обезврежены.
  
   Специальная комиссия к январю 1930 года подготовила проект постановления ЦК "О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству". Сталиным (собственноручно!) сроки, предложенные комиссией, были сокращены в два раза. Без всякого научного обоснования, учета всех позитивных и негативных факторов генсек настойчиво требовал: быстрее, быстрее, быстрее! Сводки, доклады, летучки в губкомах, волостях. Масса уполномоченных. Одни только обещают: "Трактора, керосин, соль, спички, мыло - все будет, чем быстрее запишетесь в колхоз!" Другие действуют более решительно: "Кто не хочет в колхоз, тот враг Советской власти!" Страсти, конфликты, обрезы, убийства партработников, колхозных активистов, многочисленные письма в Москву с жалобами, ходоки за правдой... Такова была внешняя сторона тех драматических, а затем и трагических событий, которые переживало крестьянство. Объективная потребность в кооперировании, начавшая постепенно материализоваться в различных добровольных формах, была затем "подкреплена" целой системой жестких мер административного, политического, правового характера. Добровольность была растоптана.
  
   Стали обычными факты злоупотреблений. В русский язык вошло зловещее слово "раскулачивание". Под него подпало более миллиона крестьянских хозяйств (не только кулаков). По некоторым подсчетам, к моменту начала массовой коллективизации кулаков в стране насчитывалось в общей массе крестьянских хозяйств не более 3%, т.е. около 900 тысяч. Многие сотни тысяч семей (в полном составе) после изъятия у них всех средств производства, ценностей, недвижимости выселялись в отдаленные места. Едва ли когда-нибудь удастся назвать точную цифру людей, захваченных этим штормом беззакония. Вместо экономических мер ограничения влияния кулака в деревне были использованы самые беспощадные средства по его ликвидации. По некоторым данным, в 1929 году в Сибирь, на Север было выслано более 150 тысяч семей кулаков, в 1930-м - 240 тысяч, в 1931-м - более 285 тысяч. Но ведь раскулачивание велось и в 1928 году, и после 1931 года... По моим подсчетам, 8,5 - 9 миллионов мужчин, женщин, стариков, детей подпали под раскулачивание, большая часть которых была сорвана с насиженных мест, где остались могилы предков, родной угол, весь бесхитростный крестьянский скарб... Многие были расстреляны за оказание сопротивления, немало погибло на дорогах Сибири и Севера. В ряде мест захваченные инерцией социального насилия, а иногда и материальной заинтересованностью, подверглись раскулачиванию и середняки. Всего, по моим подсчетам, около 6 - 8% крестьянских хозяйств оказались втянуты в той или иной форме в водоворот раскулачивания.
  
   Конечно, сотни тысяч кулацких хозяйств небезропотно приняли этот процесс. Нужно было, думается, применять продуманные административные методы против тех кулаков, которые вели прямую антисоветскую борьбу. Но ведь большая часть кулацких хозяйств могла быть приобщена к процессу обобществления, кооперации путем дифференцированного обложения, производственных задании и обязательств. Этого не делалось. Отказ в самой возможности привлечь кулака к общему процессу ставил его перед трагическим выбором: бороться или ждать своей участи раскулачивания и ссылки. Поспешность и беспощадность в решении вопросов, затрагивавших миллионы людей, привела к трагедии.
  
   Интересно, пожалуй, привести в связи с вопросом о кулаке выдержку из беседы Сталина с Черчиллем 14 августа 1942 года. Закончились переговоры. Сталин пригласил английского премьер-министра поужинать к себе на кремлевскую квартиру. Во время долгой беседы за столом были Молотов и переводчик. В мемуарах Черчилля это выглядит так. Премьер спросил Сталина:
  
   - На Вас лично так же тяжело сказываются тяготы нынешней войны, как и проведенная Вами политика коллективизации?
  
   Эта тема пишет Черчилль, сейчас же оживила Сталина.
  
   - Политика коллективизации была страшной борьбой, - сказал Сталин.
  
   - Я так и думал, что для вас она была тяжелой. Ведь вы имели дело не с несколькими десятками тысяч аристократов или крупных помещиков, а с миллионами маленьких людей...
  
   - С десятью миллионами, - сказал Сталин, подняв руки. - Это было что-то страшное, это длилось четыре года. Чтобы избавиться от периодических голодовок. России было необходимо пахать землю тракторами. Мы были вынуждены пойти на это. Многие крестьяне согласились пойти с нами. Некоторым из тех, кто упорствовал, мы дали землю на Севере для индивидуальной обработки. Но основная их часть (имеются в виду кулаки. - Прим. Д. В.) была весьма непопулярна и была уничтожена самими батраками...281
  
   Я сохраняю выражения Черчилля: "аристократы", "помещики", "популярность" и т. д. Известно, что с легкой руки Черчилля, цифра 10 миллионов пошла гулять по страницам печати. Мои данные несколько меньше, хотя это, разумеется, отнюдь не уменьшает величину этой страшной человеческой трагедии. То был первый массовый кровавый террор, развязанный Сталиным в собственной стране.
  
   Годы коллективизации знаменовали, по существу, критический перелом в судьбах крестьянства с далеко идущими социальными последствиями. Исторические шансы добровольного кооперирования и нэповского, рыночного, развития были упущены. Чрезвычайные, силовые методы стали определяющими в формировавшейся системе, все более удалявшейся от ленинского идеала.
  
   А коллективизация продолжалась. Десятки тысяч писем шли в Москву на имя Сталина с жалобами, болью, недоумением, страхом, ненавистью. Запущенная машина беззакония продолжала перемалывать человеческие судьбы. Наконец лишь 2 марта 1930 года Сталин, до которого не мог не дойти размах морального протеста и социального сопротивления крестьянства, выступил в "Правде" с известной статьей "Головокружение от успехов". Как зловещая ода социальному насилию читается сегодня второй абзац статьи: "Это факт, что на 20 февраля с.г. уже коллективизировано 50% крестьянских хозяйств по СССР. Это значит, что мы перевыполнили (выделено мной. - Прим. Д.В.) пятилетний план коллективизации к 20 февраля 1930 года более чем вдвое".
  
   Проценты, цифры плана, его двойное перевыполнение... Неужели Сталин никогда не задумывался, что за всеми этими (и множеством других) цифрами стоят человеческие судьбы?! Ведь он не привел другие данные: сколько сослано, раскулачено, уничтожено, погибло людей... Обычно говорят, что процесс такого гигантского преобразования не мог пройти безболезненно, гладко, без ошибок. Ведь коллективизация коснулась почти четырех пятых всего населения нашего государства! Но кто дал право Сталину исключить свободу выбора простого человека, а все решить за него?! А ведь Ленин предостерегал: "Не сметь командовать!" Забыты были и его, Сталина, собственные заявления и заверения: "Кулака надо взять мерами экономического порядка и на основе советской законности!" Словом, для Сталина становилось обычной нормой относиться как к фикции к любым решениям, выводам, положениям, если в тот или иной момент они не соответствовали его планам.
  
   В статье Сталина однозначно делается вывод (как будто по этому вопросу прошел в стране референдум!), что ни товарищество по совместной обработке земли, ни коммуна сегодня не отвечают требованиям социалистического преобразования деревни. Только колхозы! Вот эта форма сельхозартели является единственно приемлемой, решил "аграрий" Сталин, который больше никогда в село не поедет. В последующем он "изучал сельское хозяйство, - как заявил Н.С. Хрущев на XX съезде, - только по кинокартинам". Это, конечно, не совсем так, но трудно представить руководителя, который о любой проблеме может верно судить только из кабинета. Самое печальное, что характеризует Сталина в целом, - он никогда не признавал своих ошибок. И здесь, в статье, виновники "перегибов", "головокружения от успехов", "чиновничьего декретирования", оказывается, находились лишь на местах: в губерниях, волостях, артелях! Сам Сталин, конечно, ни в малейшей степени неповинен в многочисленных извращениях, перегибах, беззаконии. А его прямые указания, директивы, контрольные цифры, соревнование по "охвату" и т.д.? Как всегда, генсек все это выносил за скобки.
  
   После "Головокружения от успехов" к Сталину хлынул новый поток писем от крестьян. Он был вынужден еще раз разъяснять позицию партии в вопросе о коллективизации, порой вольно или невольно дискредитируя своими обобщениями саму идею переустройства сельскою хозяйства на путях постепенной кооперации. В ответах колхозникам генсек писал:
  
   "Иные думают, что статья "Головокружение от успехов" представляет результат личного почина Сталина. Это, конечно, пустяки. Это была глубокая разведка (выделено мной. - Прим. Д.В.) ЦК".
  
   Далее он пишет:
  
   "Трудно остановить во время бешеного бега и повернуть на правильный путь людей, несущихся стремглав к пропасти..."282
  
   Примечательно, что, затрагивая социальные, экономические, культурные вопросы, Сталин предпочитает пользоваться военными терминами: "разведка", "фронт", "наступление", "отступление", "перегруппировка сил", "подтягивание тылов", "подвод резервов", "полная ликвидация врага"... Речь, разумеется, шла и о "ликвидации кулачества как класса". И при этом - напыщенная образность, признание, что массы людей "неслись стремглав к пропасти". Как бы резюмируя свое понимание сути и методов преобразования села, Сталин на конференции аграрников-марксистов в декабре 1929 года заявил: для того чтобы мелкокрестьянская деревня пошла за социалистическим городом, нужно "насаждать в деревне крупные социалистические хозяйства в виде совхозов и колхозов..."283. Фактически это была команда по ликвидации целой социальной группы крестьянства без обсуждения пленумом ЦК, без глубокого обоснования всех последствий. К слову сказать, через десять лет в редакционной статье "Большевика" об этой "аграрной" речи Сталина будет сказано:
  
   "Большевистская партия под руководством товарища Сталина дала изумительный образец решения крестьянского вопроса... Триумфом сталинской программы социалистической переделки крестьянского хозяйства является сплошная коллективизация и ликвидация на ее основе кулачества как класса. Эту боевую программу переделки крестьянского хозяйства на социалистической основе товарищ Сталин изложил в документе величайшей теоретической силы, в своей речи на конференции аграрников-марксистов..."284
  
   В результате работы специальной комиссии Политбюро под председательством Молотова в январе 1930 года по настоянию Сталина было принято постановление ЦК "О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации". Эта партийная директива усилила напряженность в деревне, т.к. в соответствии с постановлением кулакам путь в колхозы был закрыт. Положение этой части крестьянства стало трагическим и безвыходным. Против кулаков принимались самые жесткие меры - полная конфискация имущества и высылка семьи экспроприируемого в отдаленные районы. Соответственно усиливались выступления кулачества против Советской власти, принимая порой большой размах. Противоправные действия против зажиточной части крестьянства породили ответную волну протеста, бандитизма, вооруженных выступлений против властей.
  
   Насаждение коллективной формы хозяйства сопровождалось запугиванием, страхом, репрессиями, обещаниями. А ведь Октябрь создал прочные объективные предпосылки для реализации ленинского кооперативного плана: крестьяне получили землю, стали полноправными союзниками рабочего класса; был положен конец их эксплуатации. Новая, Советская власть ведь была и его, крестьянина, властью! Но методы принуждения, насилия, администрирования, которые в свое время разделял Троцкий, были использованы Сталиным в максимальной мере. Сразу же "забуксовало" зерновое хозяйство. Следом - и животноводство. А главное, была "подсечена" предприимчивость крестьянина; производительность труда в колхозах стала ниже, чем в индивидуальном хозяйстве. Последствия были исключительно тяжелыми. Во многих районах начался массовый забой скота: к 1933 году по сравнению с 1928 годом его количество сократилось в два-три раза. Чтобы помешать засаливать мясо, резко ограничили продажу соли. Сократились площади посевных земель... Сотни тысяч семей были сорваны с мест и лишились крова.
  
   Сталину докладывали о том, что происходило в деревне. Генсек мог понять сообщения, информацию, но ему были чужды сантименты. Струны его чувств были так глубоко упрятаны, что едва ли что могло их затронуть. Он верил, что так нужно.
  
   Однажды в редкую минуту, когда он почти заколебался в верности своего выбора, вспомнил старого бунтаря Бакунина, к которому где-то в глубине души питал уважение: "Воля всемогуща; для нее нет ничего невозможного". Сталин знал, что часто в речах, статьях, стихах его фамилия прежде всего олицетворяется со стальной волей, несгибаемым характером, твердой рукой. Волю Сталин действительно ценил в людях выше всяких "интеллигентских" добродетелей. Высокая цель для него всегда оправдывала любые средства их достижения. Он верил, что крестьяне просто не понимают, что им готовят и предлагают. Генсек не думал, что программа, которую он форсировал, часто представала как "кошмар добра". Люди, которые выступали против нее, казались ему не просто недоумками, а прежде всего политиками, неспособными увидеть всех преимуществ форсированного наступления в деревне. О том, что наступать предстояло против человека в крестьянской домотканой рубахе, часто в лаптях, неграмотного, со своими традициями и заботами, привязанного пуповиной к своему наделу, генсека не волновало. Мужик был средством достижения высоких целей. А цель - превыше всего.
  
   Все это время, особенно с начала 1928 года (поездка Сталина в Сибирь с 14 января по 6 февраля), в Политбюро велась глухая борьба. Курсу Сталина вначале осторожно, а затем все более настойчиво противодействовал Бухарин, его поддерживали Рыков и Томский. Это не было группировкой "правых", как ее вскоре нарекут. Просто эти руководители по своим взглядам, убеждениям проповедовали более умеренный, взвешенный подход к проблеме крестьянства. Они спокойнее отнеслись к так называемому "Шахтинскому делу", на основании которого Сталин ребром поставил вопрос "быстрейшей замены, контроля" над специалистами, доставшимися стране от старого строя.
  
   В выступлениях Сталина и Бухарина без упоминания фамилий стала содержаться критика (эзоповским языком) друг друга. Так, 28 мая 1928 года Сталин выступил в Институте красной профессуры, где Бухарин, недавно выдвинутый здесь и ставший единственным академиком из числа высших руководителей, пользовался особо большой популярностью. Генсек захотел именно здесь поставить под сомнение позицию Бухарина, представив его как "защитника кулачества" в решении крестьянского вопроса и хлебной проблемы. В своем большом выступлении, к которому Сталин тщательно готовился, он допустил несколько закамуфлированных выпадов против Бухарина. Но все поняли, кому они адресованы.
  
   - Есть люди, - читал текст Сталин, - которые усматривают выход из положения в возврате к кулацкому хозяйству, в развитии и развертывании кулацкого хозяйства... Эти люди полагают, что Советская власть могла бы опереться сразу на два противоположных класса - на класс кулаков... и на класс рабочих...
  
   Далее Сталин продолжал:
  
   - Иногда колхозное движение противопоставляют кооперативному движению, полагая, очевидно, что колхозы - одно, а кооперация - другое. Это, конечно, неправильно. Некоторые доходят даже до того, что колхозы противопоставляют кооперативному плану Ленина. Нечего и говорить, что такое противопоставление не имеет ничего общего с истиной.285
  
   Бухарин, более чем кто-либо другой, понимал, почему Сталин форсирует колхозное строительство. Из коллективного хозяйства легче изъять хлеб! И здесь Сталин не ошибался: аграрное производство, включенное в командную систему, проще заставить фактически вновь вернуться к практике "военного коммунизма". Вот некоторые данные. В 1928 году (начало коллективизации) при валовом сборе зерна 4,5 миллиарда пудов крестьяне продали государству 680 миллионов пудов. В 1932 году (валовой сбор 4,3 млрд. пудов) - государство уже получило 1,3 миллиарда пудов! При приблизительно одинаковом валовом сборе зерна государство смогло удвоить товарную массу хлеба, полученного от крестьян. Но какой ценой!
  
   На Северном Кавказе, Украине, в Поволжье, в других регионах страны наступила полоса жестокого голода. Сегодня нет достоверных данных о его жертвах. Но ясно одно: число их очень велико. Возможно, немногим меньше, чем во время раскулачивания. И это тоже цена "аграрной революции" генсека.
  
   Голод был вызван не только засухой, охватившей основные сельскохозяйственные районы, но и дезорганизацией крестьянского хозяйства в ходе коллективизации, насильственным изъятием сельхозпродукции, наконец, несбалансированностью народного хозяйства в целом. Население городов ежегодно увеличивалось на 2 - 2,5 миллиона человек; росло число едоков. При низких закупочных ценах колхозное крестьянство не смогло, естественно, обеспечить страну хлебом. С самого начала существования колхозного производства от принципа материальной заинтересованности крестьянина не осталось и следа. К тому же государство продолжало импортировать хлеб. Для закупки за границей машин, оборудования, техники нужна была валюта. И Сталин торопил, настаивал. Его указания, естественно, выполнялись. Во многих районах, особенно на Украине, несмотря на голод, хлеб выбирался полностью. Цена индустриализации была горькой, трагической. Индустриализация - это не только самоотверженный труд рабочего класса, но и неисчислимые жертвы крестьян.
  
   Голод толкал людей на хищение хлеба. По инициативе Сталина 7 августа 1932 года был принят Закон об охране социалистической собственности. Редактируя его, генсек собственноручно вписал: "...люди, покушающиеся на общественную собственность, должны быть рассматриваемы как враги народа..."286 За хищение колхозного имущества предусматривался расстрел или 10 лет лагерей. Закон "о колосках", как называли его в деревне, безжалостно карал тысячи голодающих. Сталин требовал его безусловного исполнения, и уже к началу 1933 года было осуждено свыше 50 тысяч человек.
  
   По распоряжению Сталина о голоде в стране не писали, а он охватил районы с общей численностью населения 25 - 30 миллионов человек. Особенно тяжелыми последствия были на Украине и в Поволжье. Недород был большим, тем не менее планы поставок зерна и другой продукции государству остались прежними. Более того, новые коллективные хозяйства, еще не ставшие на ноги, получали повышенные задания по сдаче хлеба. Их невыполнение расценивалось как саботаж, "подрыв политики партии в деревне". Смятение охватывало тысячи деревень. Пассивное сопротивление крестьян выражалось в различных формах, в том числе и в невыходе на работу.
  
   Голод и бесправие привели к тому, что колхозы шли на различные нарушения, чтобы обеспечить хоть чем-то голодающих. Освещение этих процессов было примерно таким. В одной из газет, в частности, сообщалось, что "из районов Северного Кавказа поступают сообщения о рваческих, кулацких тенденциях, проявляемых отдельными колхозами и совхозами в хлебозаготовках. В хутонском колхозе, несмотря на невыполнение плана в 1000 центнеров, правление распорядилось произвести обмолот хлеба для раздачи колхозникам".
  
   Сталин, выступавший на I Всесоюзном съезде колхозников-ударников в феврале 1933 года, ничего не сказал о голоде, а лишь глухо упомянул об имеющихся "трудностях и лишениях" в деревне. Главная задача, поставленная генсеком перед колхозниками, была предельно ясной: "От вас требуется только одно - трудиться честно, делить колхозные доходы по труду, беречь колхозное добро, беречь тракторы и машины, установить хороший уход за конем, выполнять задания вашего рабоче-крестьянского государства, укреплять колхозы и вышибать вон из колхозов пробравшихся туда кулаков и подкулачников".287 О помощи бедствующим - ни слова.
  
   Социализм на селе утверждал себя насилием. Это был метод Сталина. Мощь государства достигалась ценой свободы. Конечно, хлеб был нужен для закупок за рубежом промышленного оборудования, улучшения снабжения быстро растущих городов, создания государственных запасов. Но применять столь крайние меры было нельзя! Командно-директивные методы отныне окончательно вытеснили экономические. Ликвидировался не только кулак, но вытеснялся и единоличник вообще. И все это достигалось силой. На совещании в ЦК в 1934 году Сталин заявил однозначно:
  
   - Надо создать такое положение, при котором индивидуалу в смысле усадебного личного хозяйства жилось бы хуже, чтобы он имел меньше возможностей, чем колхозник... Надо усилить налоговый пресс...288
  
   И этот пресс все плотнее прижимал не только индивидуалов, но и колхозы, делая их не хозяевами на своей земле, а каким-то бесправным сословием... Формировался новый тип крестьянина, отчужденного от земли и результатов своего труда. Люди потеряли право распоряжаться собой. Недоумение, смятение уступят место равнодушию. Но это будет позже. Как раз этого очень и опасался Бухарин.
  
   До неузнаваемости исказив позицию Бухарина, изобразив его "защитником кулака" и человеком, не понимающим сути ленинского кооперативного плана, Сталин тогда, в Институте красной профессуры, впервые вынес разногласия с Бухариным на люди.
  
   В свою очередь, в своих публичных выступлениях Бухарин, не называя имен, говорил о недопустимости администрирования в экономике. Главный теоретик Политбюро постоянно проводил мысль: без процветающего сельского хозяйства невозможна успешная программа индустриализации; нажим, реквизиции, насилие в колхозном строительстве недопустимы. В начале 1928 года исход борьбы был еще неясен. На первых порах однозначно поддерживали Сталина лишь Молотов и Ворошилов, а Бухарина - Рыков и Томский. Куйбышев, Калинин, Микоян и Рудзутак колебались, стремились примирить двух влиятельнейших членов Политбюро. По сути, от этого "центристского" ядра тогда зависело: чья линия - Сталина или Бухарина - одержит верх. Но, как всегда, Сталин оказался более искусным и изощренным в аппаратных, закулисных делах. В результате апрельский, июльский, а затем и ноябрьский Пленумы ЦК и ЦКК ВКП(б) 1928 года заняли жесткую позицию в отношении альтернативы, предлагаемой в крестьянском вопросе Бухариным.
  
   Сталин не просто подталкивал преобразования, он силой рушил все старое. Сталин не мог не понимать, что его курс на обобществление сельского хозяйства, по существу, вел к возрождению принципов "военного коммунизма". На смену твердому налогу пришла обязательная сдача, а не продажа хлеба. И это будет надолго, на десятилетия.
  
   Бухарин же предлагал эволюционный путь преобразования деревни, в ходе которого кооперация, обобществленный сектор будут постепенно вытеснять индивидуальное хозяйство экономически, силой примера. Не во всем он был прав, особенно в определении исторических перспектив преобразовании и их темпов, растягивающих процесс на долгие годы. История не отвела стране так много времени. И все же борьба Бухарина против триумфа злой силы, примененной к миллионам граждан Советского государства - крестьянам, была оправданна и по моральным, и по политическим соображениям.
  
   Но Сталин не поддержал Бухарина. И вот к чему это привело! Повторю еще раз: в ходе переустройства деревни, безусловно, можно было избежать террора и трагедий, которые не уступают, а во многом - прежде всего по масштабам насилия и своим, последствиям - превосходят репрессии 1937 - 1938 годов. Конечно, насилие и в том и другом случае глубоко преступно. Но удавшаяся операция с "ликвидацией кулачества как класса" вселила уверенность в Сталина, который почувствовал свои диктаторские возможности и не остановился перед тем, чтобы окончательно ликвидировать всех тех, кто когда-либо выступал или мог выступить против него.
  
   Кстати, многие элементы плана Бухарина представляются рациональными, как, например, дальнейшая реализация нэпа в единстве с добровольным кооперированием сельского хозяйства, сохранением права выбора крестьянами формы хозяйствования.
  
   И еще об одном. Последствия сталинской коллективизации сказываются уже многие десятилетия, несмотря на множество реформ, постановлений, решений, имеющих целью выправить положение в сельском хозяйстве.
  
   Да, совершив насильственную "аграрную революцию", Сталин обрек сельское хозяйство на долгие десятилетия застоя. Кровавый эксперимент, стоивший миллионов человеческих жизней, не принес облегчения стране. По существу, на многие годы в село вернулась практика "военного коммунизма", хотя об этом никогда не говорилось. Сталин на многочисленных совещаниях расписывал победы колхозного строя. Фактическая разверстка, безвозмездное изъятие хлеба стали законом. Свободная торговля быстро зачахла: у колхозов не оказалось товарного хлеба. А Сталин все продолжал изыскивать методы ужесточения командного управления притихшими селами... Сколько состоялось пленумов ЦК, сколько принималось решений по коренному улучшению положения дел в сельском хозяйстве! А положение неизменно ухудшалось. Все усиливалось отчуждение колхозника от земли, средств производства, распределения, управления. Страх и равнодушие пришли в село. Колхозами командовали все, никто даже не вспоминал их кооперативную природу.
  
   Первой чудовищной жертвой сталинского цезаризма стало крестьянство, которое не может подняться до сих пор.
  
   Так умер нэп. Так оборвалась умеренная линия в руководстве Политбюро. Так было положено начало фактическому отмиранию на долгие годы коллективного руководства в партии. Так возобладало откровенное стремление Сталина решать все вопросы единолично.
  
   Огромная притягательность социализма, рожденного Октябрем, стала падать. Недруги социализма и по сей день, желая нанести удар побольнее, обращаются к нашим крестьянским делам. Ничего не скажешь: Сталин дал обильную пищу и весомые аргументы для дискредитации когда-то столь привлекательных идей. Вот, например, как подает свою книгу "Урожай горя" Роберт Конквист: на обложке фраза - "В период с 1929 по 1932 год Сталин нанес двойной удар по крестьянству ликвидацией кулака и насильственной коллективизацией"289.
  
   В разгар Великой французской революции, когда большинство ее вождей не видели приближающейся беды, Сен-Жюст, чувствуя подземные толчки приближающегося кризиса, бросил: "Революция закоченела..." Сталин, решившись на беспрецедентное использование насилия против собственного народа, подрезал жилы огромной социальной группе, так много получившей от революции, но не сумевшей из-за сталинского цезаризма воспользоваться ее плодами. Революция на крестьянских полях "закоченела" в жестких тисках сталинской административно-командной системы.
  
   С конца 1928 года в биографии Сталина начинается новый этап: не только устраняются все непосредственные соперники в руководстве, но и начинается все то, что мы привыкли называть "культом личности". Устранение Бухарина было заметной вехой в этом процессе.
  
   Драма Бухарина________________________________________
  
   Политический портрет Сталина, думаю, был бы неполным без освещения людей из его окружения - соратников, беспрекословных соглашателей, поддакивателей и противников. Чтобы показать еще одну грань характера Сталина, остановлюсь на драме Бухарина, разыгравшейся в 20-е годы. Трагедия этого человека произойдет позже.
  
   Долгое время между Сталиным и Бухариным были тесные дружеские отношения. Временами казалось даже, что их связывает прочная дружба. С 1927 года Бухарин по настоянию Сталина жил в Кремле, а после смерти жены генсека они поменялись квартирами. Сталин объяснил это желанием освободиться от постоянных напоминаний о роковом дне смерти Надежды Сергеевны. Николай Иванович Бухарин, натура утонченная, свято хранил чувства дружбы, порядочности, искренности в отношениях со Сталиным. С ним они были всегда на "ты". Сталин обращался к Бухарину "Николай", а последний обычно звал генсека "Коба". В период с 1924 по 1928 год Сталин всегда внимательно прислушивался к Бухарину, неоднократно публично подчеркивал, что "его теоретический ум высоко ценил Ленин", что партия дорожит этим самородком. Для Бухарина личная дружба была чем-то духовно высоким, даже святым, от нее он не мог отмахнуться просто так, как это довольно неожиданно сделал Сталин в апреле 1929 года на Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б).
  
   Свою речь на Пленуме Сталин начал как раз со своих отношений с Бухариным.
  
   - Товарищи! Я не буду касаться личного момента (а ведь уже коснулся! Прим. Д.В.), хотя личный момент в речах некоторых товарищей из группы Бухарина играл довольно внушительную роль. Не буду касаться, так как личный момент есть мелочь, а на мелочах не стоит останавливаться. Бухарин говорил о личной переписке со мной. Он прочитал несколько писем, из которых видно, что мы, вчера еще личные друзья, теперь расходимся с ним в политике (выделено мной. Прим. Д.В.)... Я думаю, что все эти сетования и вопли не стоят ломаного гроша. У нас не семейный кружок, не артель личных друзей, а политическая партия рабочего класса290.
  
   По существу, перефразируя слова Маркса по отношению к Дантону, Сталин пытался убедить Политбюро, ЦК в том, что Бухарин, хотя и находился на вершине Горы, был в значительной мере вождем Болота.
  
   Все вроде правильно: интересы дела выше личных отношений. Но сколько все же отталкивающего, просто мерзкого в словах Сталина: упоминания о дружбе не стоят и "ломаного гроша", у нас "не артель личных друзей"... Наивный идеалист Бухарин получил от Сталина еще один урок макиавеллизма. Оказывается, его дружба, мнения, наконец, для Сталина просто "мелочь". А ведь так было не всегда.
  
   Как рассказывал мне А.П. Балашов, работавший в секретариате Сталина, генсек, когда ему приносили бланки с результатами голосования членов Политбюро путем опроса, часто, не поднимая головы от бумаг, бросал:
  
   - Как Бухарин, "за"?
  
   Мнение Николая Ивановича, говорил Балашов, было весьма важным для Сталина при определении своего собственного отношения к конкретному вопросу.
  
   Так каким же был Бухарин? Почему из всех соратников Ленина, оставшихся после его смерти на партийных постах, у многих о Бухарине сохранились наиболее теплые воспоминания с привкусом непоправимой горечи? Почему Ленин называл его "любимцем партии", а Сталин в конце концов уничтожил этого выдающегося деятеля?
  
   Н.И. Бухарин родился в Москве в 1888 году в семье школьного учителя, дослужившегося до чиновника седьмого класса (надворного советника). Судьба Бухарина подтверждает еще раз, что большинство вождей Октябрьской революции были не пролетарского происхождения. Этому есть объективное объяснение: быть лидером, не овладев достижениями мировой культуры, нельзя. Усвоить ее, развить, разработать методологию использования в социальной практике могли в то время преимущественно выходцы из более или менее обеспеченных слоев.
  
   В 1906 году Бухарин стал членом партии. О юности будущего теоретика сохранились любопытные воспоминания его друга тех лет Ильи Эренбурга. Студент экономическою отделения юридического факультета Бухарин занимался пропагандистской работой среди рабочих и студентов. Его небольшую подвижную сухощавую фигурку с редкой бородкой и рыжими волосами над высоким лбом часто можно было видеть в те годы не только на студенческих митингах в Московском университете, но и на предприятиях Замоскворецкого района Москвы. После ареста в 1910 году ему удается бежать из Онеги, маленького городка Архангельской губернии, и он вскоре оказывается за рубежом. В Россию Бухарин вернется лишь после революции.
  
   Шесть лет пребывания за границей были для него чрезвычайно плодотворными. Там он познакомился с Лениным, относившимся к Бухарину всегда не просто с теплым чувством, но и с большой любовью, что не мешало ему вести с ним жесткие дискуссии. Начинающий теоретик не вылезал из библиотек, быстро овладел немецким, французским и английским языками. Здесь Бухарин подготовил рукописи двух крупных теоретических работ - "Политическая экономия рантье" и "Мировое хозяйство и империализм". Характеризуя государство, попавшее в руки тирана, Бухарин, используя художественный образ, заимствованный у Джека Лондона, пророчески писал, что такой диктатор будет ходить своей "железной пятой" по лицам людей. Это было абстрактное, но едва ли не пророческое предупреждение против единовластия, милитаристской силы, для которых нет ничего святого.
  
   В Нью-Йорке Бухарин познакомился с Троцким. Несмотря на частые теоретические и политические разногласия, между ними почти на десятилетие установились весьма теплые личные отношения. В Нью-Йорке и застала Бухарина весть о Февральской революции. Путь в Россию был долгим; в Японии он был арестован, затем попал под стражу уже на родине, во Владивостоке (за пропаганду среди солдат), и смог добраться до Москвы лишь в мае 1917 года.
  
   Вскоре Бухарин стал редактором "Правды" и находился на этом посту почти двенадцать лет с одним небольшим перерывом. Как редактор главной партийной газеты, он принимал активное участие в выработке политики партии и ее пропаганде.
  
   Он не умел ни хитрить, ни притворяться, ни "разводить дипломатию". Так, в 1918 году, в драматические недели борьбы за заключение мирного договора с Германией, Бухарин стал фактически лидером оппозиции Ленину. В течение двух месяцев Бухарин возглавлял различные группы левых, выступавших против Брестского мира и проповедовавших революционную войну.
  
   Левокоммунистические пристрастия Бухарина не были случайными. В годы гражданской войны он был олицетворением самой радикальной левой линии. Именно Бухарин был одним из идеологов и политики "военного коммунизма".
  
   В работе "Экономика переходного периода" Бухарин, по сути, занялся апологетикой теории и практики "военного коммунизма". Элементы насилия, декретирования в экономике Бухарин называл "издержками революции". Эти "издержки", по существу, являются "революционным законом". Пролетарская революция, по Бухарину, вначале разрушает экономику, но затем создает ее быстрыми темпами. Хотел того или не хотел Бухарин, но он был одним из певцов "военного коммунизма".
  
   Наиболее полно его взгляды как теоретика "военного коммунизма" были выражены в широко известной работе "Азбука коммунизма", готовить которую ему помогал Е. Преображенский, тоже способный молодой теоретик. В начале 20-х годов Сталин, кстати, высоко оценивал этот "катехизис" коммунистов. В "Азбуке", как в энциклопедии, были изложены основные положения о революции, классовой борьбе, диктатуре пролетариата, роли рабочего класса, программе коммунистов и т.д. Успех "Азбуки" был велик. Она переиздавалась около двадцати раз, распространялась за рубежом. Благодаря этой популярной книжке, где основные проблемы революционного движения были изложены с весьма радикальных, левых позиций, Бухарин в партии и стране стал известен не меньше, чем Троцкий, Зиновьев, Каменев. На Западе по этой книге о Бухарине долго судили как о "жреце ортодоксального марксизма".
  
   И для этого были основания. Вот, например, что писал Бухарин в своем сборнике теоретических статей "Атака", изданном в 1924 году. Грандиозный мировой переворот, который грядет, включает в себя "и оборонительные, и наступательные войны со стороны победоносного пролетариата: оборонительные чтобы отбиться от наступающих империалистов, наступательные - чтобы добить отступающую буржуазию...". Мировая революция будет захватывать одну страну за другой. Этому не помешают "все эти "лиги наций" и прочая дребедень, которую напевают с их голоса социал-предательские банды..."291. В революции, гражданской войне Бухарин представлял собой тип революционного радикала, если хотите - романтика, готового пойти на самые крайние меры. Стоит ли за это его осуждать? Видимо, нет. Время было такое. Многие мысли, прежде чем стать привычными, долго витают лишь у вершин эпохи, не опускаясь в долы прозаического бытия. Так, в то время любые надгосударственные, наднациональные, общечеловеческие идеи представали просто буржуазными. Ведь многое из того, что мы говорим сегодня, повергло бы в ужас не только "ортодоксального марксиста". А именно таким и казался всем Бухарин.
  
   Тем удивительнее быстрый поворот, который произошел в умонастроениях Бухарина несколько лет спустя. Он не скрывал, что эволюция его взглядов произошла под влиянием Ленина, прежде всего последних работ Владимира Ильича. При этом Бухарину удалось более глубоко проникнуть в сущность нэпа, чем большинству других руководителей партии. Во время болезни Ленина Бухарин часто навещал его и нередко подолгу наедине с ним обсуждал злободневные вопросы теории и практики социалистическою строительства. Впрочем, обо всем этом можно только догадываться и строить предположения. Однако как бы там ни было, с 1922 - 1923 годов Бухарин входит в умеренное крыло большевистского руководства, уделяя особо большое внимание социально-экономическим проблемам.
  
   На этом стоит остановиться и потому, что в нашей истории, к сожалению, обычно на высоких партийных и государственных постах находились люди (Сталин ярчайший пример тому), слабо, примитивно, вульгарно знавшие экономику, ее законы. Часто умение диктовать, а то и просто подписывать директивы, провозглашать лозунги типа "Экономика должна быть экономной", строить бесконечные планы на завтра, а завтра - на послезавтра, без реальной отдачи и отчета, считалось достаточным для того, чтобы распоряжаться судьбами многих миллионов людей. "Послужной список" генсека, его окружения напоминает: для политического руководителя мало одной идейной убежденности в истинности той или иной "платформы", искреннего желания материализовать ее на практике. Нужна не просто компетентность аппаратчика, а нечто более высокое: если не гениальность, то талант - обязательно. И сегодня, знакомясь с многочисленными работами Н.И. Бухарина, на которые было наложено табу для советских людей на целых пятьдесят лет, мы видим, что он был руководителем новой, прогрессивной формации: убежденным, знающим и талантливым человеком.
  
   Если Троцкий увидел в нэпе первый признак "вырождения большевизма", то Бухарин, наоборот, разглядел великолепный исторический шанс соединить новые возможности, которые дает социализм экономике, обществу, с предпринимательским потенциалом старых, отвергнутых структур. То, что один из "вождей" революции считал "троянским конем термидора", другой, более талантливый в социально-экономическом плане, определил как "дополнительный рычаг в процессе общественного переустройства". Выступая на собрании актива Московской парторганизации в апреле 1925 года, Бухарин заявил: "Сейчас дело идет о том, чтобы развитие мелкобуржуазных хозяйственных стимулов поставить в такие условия, чтобы оно вместе с частным накоплением все в возрастающей степени обеспечивало укрепление нашего хозяйства... Чем больше будет загрузка наших заводов, тем более массовым будет наше производство, тем больше город будет вести деревню; рабочий класс, тем мягче (выделено мной. - Прим. Д.В.) и в то же время прочнее будет вести крестьянство к социализму"292.
  
   Однажды, где-то в начале 1925 года, между Сталиным и Бухариным состоялся серьезный "экономический" разговор. Суть его свелась к высказыванию Сталиным своих сомнений но поводу нэпа и защите Бухариным самой сути этой политики. Бухарин в своих записках упоминает об этом раз- опоре. Сталин все время нажимал на то, что долгая ставка на нэп "задушит социалистические элементы и возродит капитализм". Генсек ни понимал сути действия экономических законом и более полагался на "пролетарский напор", "директивы партии", "выработанную линию", "ограничение потенциальных эксплуататоров" и т.д. Разговор был долгим, и уже тогда Бухарин почувствовал, что Сталин не понимает и не доверяет нэпу, видит в нем, как и Троцкий, угрозу завоеваниям революции. Бухарин, обескураженный диалогом, решил изложить свое понимание нэпа в печати. Вскоре в "Большевике" появилась глубокая, не потерявшая своей актуальности до наших дней статья "О новой экономической политике и наших задачах", в которой он использовал и выводы своего доклада на собрании актива Московской парторганизации. Приведу два фрагмента из этой статьи:
  
   "Смысл новой экономической политики, которую Ленин еще в брошюре о продналоге назвал правильной экономической политикой... в том, что целый ряд хозяйственных факторов, которые раньше не могли оплодотворять друг друга, потому что они были заперты на ключ военного коммунизма, оказались теперь в состоянии оплодотворять друг друга и тем самым способствовать хозяйственному росту...
  
   Нэп, это: меньше зажима, больше свободы оборота, потому что эта свобода нам менее опасна. Меньше административного воздействия, больше экономической борьбы, большее развитие хозяйственного оборота. Бороться с частным торговцем не тем, что топать на него и закрывать его лавку, а стараться производить самому и продавать дешевле, лучше и доброкачественнее его"293.
  
   Эти строки Сталин не выделил в статье, хотя она и испещрена его пометками. Генсеку было очень трудно понять, как это можно давать свободу частному сектору? Разве это не подрывает диктатуру? Узость и примитивность экономического мышления предопределили в конце концов выбор Сталина в пользу командно-бюрократической системы руководства народным хозяйством с одновременным отказом от тех огромных возможностей, которые создавала новая экономическая политика. Сталин слушал, читал Бухарина, пока мало возражал, но где-то в глубине души у него нарастало чувство раздражения "экономическим капитулянтством" теоретика.
  
   Бухарин до конца своих дней не переставал повторять, что его взгляды основываются на ленинских работах, и прежде всего последних, предсмертных пяти статьях исторического "Завещания".
  
   После смерти Ленина Бухарин из кандидатов был переведен в члены Политбюро. Его авторитет определялся прежде всею репутацией нового теоретика марксизма, поразительной человеческой мягкостью, исключительной доступностью для людей. Он был полным антиподом Сталину в этом отношении.
  
   Бухарин долго стоял в стороне от борьбы фракций, групп, оппозиций. Не случайно Зиновьев после одной из своих безуспешных попыток заручиться поддержкой Бухарина в борьбе со Сталиным назвал его презрительно "миротворец". Бухарин, лояльно относящийся ко всем до 1928 года, старался быть выше фракционной борьбы. Главным он считал наметить основные тенденции социально-экономического развития страны, пути ее глубокой реконструкции. Здесь ему пришлось решительно выступить против так называемого "закона Преображенского", навязываемого партийному руководству. Его суть: сверхиндустриализация в такой стране, как Россия, возможна только на основе максимального выдавливания средств у крестьянства. Справедливости ради следует сказать, что сам Преображенский отвергал насилие в отношении крестьянства, но считал необходимым широко применять неэквивалентный обмен в рыночных отношениях между промышленностью и сельским хозяйством.
  
   Бухарин убежденно считал, что "город не должен грабить деревню", что только политическая смычка, помноженная на смычку экономическую, поможет ускорить развитие промышленности и сельского хозяйства. Другими словами, теоретик новой экономической политики стоял за более гармоничные отношения между городом и деревней, допуская, правда, определенный перекос (на начальном этапе) в сторону выкачивания средств из крестьянства. Другими словами, Бухарин считал, что промышленность должна развиваться быстрее, но методы перекачки средств из сельского сектора должны быть умеренными. В одной из своих статей он прямо говорил: "Товарищи стоят за перекачку средств сверх меры, за такой усиленный нажим на крестьянство, который экономически нерационален и политически недопустим. Наша позиция состоит вовсе не в том, что мы отказываемся от этой перекачки; но мы гораздо более трезво учитываем то, что подлежит учету, то, что хозяйственно и политически целесообразно"294. У Сталина эти выводы поначалу возражений не вызывали.
  
   Даже такое положение, сформулированное Бухариным в 1925 году, не вызвало подозрений у генсека:
  
   "Могут появиться чудаки, которые предложили бы объявить крестьянской буржуазии "варфоломеевскую ночь", и они могли бы доказывать, что это вполне соответствует классовой линии и вполне осуществимо. Но одна беда: это было бы глупо в высшей степени. Нам этого совершенно не нужно делать. Мы бы от этого ровно ничего не выиграли, а проиграли бы очень многое. Мы предпочитаем разрешить буржуазному крестьянину развивать его хозяйство, но брать с него будем гораздо больше, чем берем с середняка"295.
  
   Бухарин в кооперировании крестьянства, и это стоит особо подчеркнуть, видел возможность ограничения влияния "буржуазного крестьянина", но ограничений не административных, а экономических. По сути, это было конкретизацией ленинского плана кооперирования крестьянства, но без насилия, реквизиций, давления и угроз.
  
   Но уже в 1928-м и особенно в 1929 году и позже идеи Бухарина о кооперировании крестьянства будут расцениваться Сталиным не просто как отступление от ленинизма, а прямые "враждебно-диверсионные планы правого уклона", оппортунистическая ересь "враждебных социализму элементов".
  
   Бухарин пытался доказывать, что в Советской России не осталось крупных организованных враждебных политических сил, которые бы представляли серьезную опасность социалистическому государству. Насилие в отношении крестьянства будет иметь далеко идущие тяжелые последствия, пророчески предупреждал Бухарин. В этом нельзя с ним не согласиться. История подтвердила его правоту. Но Бухарин упускал две вещи: во-первых, медленные темпы кооперации, рассчитанные на десятилетия, ставили под угрозу само существование социализма в России, во-вторых, индустриализация страны требовала огромных средств, а источником их могла быть деревня. Оптимальное решение, думается, было где-то посредине. Что же касается гуманной стороны концепции Бухарина, то она не может не вызывать уважения к ее автору за высокую этическую одухотворенность, правильное, ленинское понимание созидательной стороны диктатуры пролетариата.
  
   В 1925 - 1927 годах Сталин и Бухарин были самыми влиятельными деятелями в партии. И Бухарин серьезно помог Сталину в борьбе против Троцкого, Зиновьева и Каменева. Хотя одновременно старался поддерживать с ними лояльные отношения. В результате вывода из состава Политбюро Троцкого, Зиновьева и Каменева вес Сталина и Бухарина в решении текущих и стратегических вопросов заметно возрос. Совсем еще недавно, когда оппозиционеры нападали на Бухарина, Сталин запальчиво отвечал им:
  
   - Крови Бухарина требуете?! Не дадим вам его крови, так и знайте.
  
   Обращает на себя внимание не только сам факт защиты Бухарина, но и использование "кровавой" метафоры. Тогда это казалось случайностью...
  
   В Политбюро два его ведущих члена в известном смысле как бы дополняли друг друга. Сталин решал все организационные и политические вопросы, а Бухарин занимался разработкой и изложением теоретических принципов политики партии. Без преувеличений можно сказать, что до начала 1928 года Сталин во многом полагался на Бухарина в решении экономических вопросов и даже руководствовался его взглядами. В этом факте еще раз отмечу характерное заимствование Сталиным тех или иных установок других деятелей, которые затем трансформировались у него в личные. Мы знаем, что Сталин перенял многие командно-директивные лозунги Троцкого; в некотором смысле обогатил свое понимание аграрных проблем воззрениями Бухарина. Но чем же объяснить, что начиная с 1928 года Сталин начал отворачиваться от Бухарина? Почему генсек, разделявший дотоле взгляды Бухарина, вдруг счел их "правым уклоном"? Почему их личная дружба быстро трансформировалась в устойчивую неприязнь?
  
   Думается, что причин здесь несколько. Прежде всего Сталина обеспокоила растущая в народе и партии популярность Бухарина как теоретика, политического деятеля, обаятельного руководителя. Авторитет Бухарина в партии в тот момент мало чем уступал авторитету Сталина. Сталина насторожила одна из статей Бухарина, посвященная Ленину, в которой тот писал: "Потому что у нас нет Ленина, нет и единого авторитета. У нас сейчас может быть только коллективный авторитет. У нас нет человека, который бы сказал: я безгрешен и могу абсолютно на все сто процентов истолковать ленинское учение. Каждый пытается, но тот, кто выскажет претензию на все сто процентов, тот слишком большую роль придает своей собственной персоне". В этих словах Сталину послышался выпад в собственный адрес: ведь в лекциях об основах ленинизма, которые генсек прочел в Свердловском университете, он выступил толкователем всего ленинского учения... Разве это не ясно? А потом, как это нет единого авторитета? А авторитет Генерального секретаря? Сталина беспокоило, что у Бухарина появилось немало способных учеников (Астров, Слепков, Марецкий, Цейтлин, Зайцев, Гольденберг, Петровский, другие), начавших заявлять о себе в печати, вузах, партийном аппарате. Например, Слепков и Астров стали редакторами "Большевика", Марецкий и Цейтлин работали в "Правде", Гольденберг - в "Ленинградской правде", Зайцев - в ЦКК и т.д. Сталина беспокоило, что усилилось политическое, теоретическое влияние Бухарина на идеологические процессы в партии и стране.
  
   Другая причина кроется в волюнтаристско-волевых чертах характера генсека. Коллективизация, настоящая революция в сельском хозяйстве - эта кровавая революция сверху - началась в целом лучше, чем ожидали, чем предполагал Бухарин. Сводки, реляции, доклады с мест, информация аппарата постепенно убеждали Сталина, что при соответствующем нажиме наметки, связанные с коллективизацией, могут быть радикально пересмотрены. А самое главное: этот путь, по мнению Сталина, обещал быстрое преодоление зернового кризиса. А он, кризис, нарастал. Сталин все чаще говорил в узком кругу:
  
   - Без решительного перелома в деревне хлеба у нас не будет.
  
   Ему в этом охотно поддакивали Молотов и Каганович. У Сталина исподволь, но неуклонно зрела идея сократить сроки переустройства сельского хозяйства в 2 3 раза. Когда же нажим вызвал глухое, но широкое сопротивление крестьянства, особенно кулака, неожиданно пришло "гениальное" решение ускорить его "ликвидацию как класса" чисто административными, политическими методами.
  
   Споры в Политбюро по этому вопросу стали еще жарче. Повторю, Сталина всецело поддерживали Молотов и Ворошилов. Бухарина - Рыков и Томский. Сторонники Бухарина были тоже за коллективизацию и за "наступление на кулака", но без экспроприации и насилия. Они верили в конечном счете в эффективность экономических методов давления. Колебались Калинин, Рудзутак, Микоян, Куйбышев. Кто знает, разберись они лучше в ситуации, поддержи линию Бухарина, и многое могло пойти по-иному. Ведь Бухарин не был против ни индустриализации, ни коллективизации, он был не согласен прежде всего с силовыми методами решения этих исторических задач. А это не мелочь: речь шла о людях. В конечном счете, рассуждал Бухарин, все преобразования должны служить человеку, социализму, а не наоборот! Но интеллектуальная совесть у тех членов Политбюро, от которых зависело принятие оптимального (а не обязательно радикального!) решения, не была столь утонченной, как у Бухарина. Еще один шанс совести был упущен. Как сказал Цезарь после одного из сражении с Помпеем: "Сегодня победа осталась бы за противниками, если бы у них было кому побеждать"296. Даже Троцкий, наблюдавший теперь со стороны борьбу в Политбюро, сказал своим помощникам: "Правые могут затравить Сталина", имея в виду, что в их распоряжении пост главы правительства, руководство профсоюзами, теоретическое лидерство. Шанс был... Хотя, пожалуй, это было скорее стремление выдать желаемое за действительность. Неустойчивый баланс длился недолго, хотя одно время многим действительно казалось, что умеренная линия Бухарина одержит верх. Но Сталин уже тогда был непревзойденным мастером доводить свое решение до конца.
  
   Рыков, ставший преемником Ленина на посту Предсовнаркома, и Томский почти бессменный руководитель советских профсоюзов - не видели в Сталине бесспорного лидера, а Бухарина поддерживали не из личных соображений, а, что называется, по убеждению. Попытки Сталина повлиять на их взгляды успеха не имели. Однажды Пятаков назвал Рыкова и Томского "убежденными нэпистами". Думается, что это соответствует действительности. Но вся беда в том, что борьба против Сталина шла в стенах кабинетов, в самом узком кругу. Добавлю к этому, что для Бухарина и его сторонников опасность прослыть "фракционерами" не была отвлеченной. Но Бухарин, будучи глубоко убежденным в гибельности аграрного курса Сталина, не нашел путей более широкой опоры на тех, кто не принял насилия, диктаторства, "чрезвычайных мер". Бухарин пробовал вернуться к спокойному диалогу со Сталиным - тот принимал его на условиях полной капитуляции. Опальный лидер мучительно размышлял: "Иногда я думаю, имею ли я право молчать? Не есть ли это недостаток мужества?"297 Но сказать - да, не хватает мужества - не смел. Уважая, а затем и презирая Сталина, Бухарин до конца своих дней надеялся, что к тому вернется благоразумие, порядочность, терпимость... Мы знаем теперь, что эти надежды были абсолютно напрасными.
  
   Резко ухудшились отношения Сталина и Бухарина после публикации 30 сентября 1928 года на страницах "Правды" знаменитой статьи Бухарина "Заметки экономиста". В ней упрямый Бухарин (Ленин когда-то называл Бухарина "воском", а тот доказывал Сталину, что черепаха потому такая твердая, что она... мягкая) вновь утверждал необходимость и возможность бескризисного развития и промышленности, и сельского хозяйства. Любые другие подходы в решении экономических проблем Бухарин назвал "авантюристическими". "У нас должен быть пущен в ход, сделан мобильным максимум хозяйственных факторов, работающих на социализм, - писал Бухарин. - Это предполагает сложнейшую комбинацию личной, групповой, массовой, общественной и государственной инициативы. Мы слишком все перецентрализовали".
  
   Через неделю Политбюро осудило это выступление Бухарина, и Сталин перешел в решительное наступление. В долгих жестких дискуссиях в Политбюро компромисса найти уже не могли. Многие заседания не протоколировались, а записывались лишь решения. Они свидетельствовали о том, что Сталин все больше одерживал верх. Бухарин остался в меньшинстве. В ряде пунктов пошел на уступки Рыков. Заколебался Томский. Сталин стал требовать, чтобы Бухарин "прекратил свою линию торможения коллективизации". В острой перепалке Бухарин запальчиво назвал Сталина "мелким восточным деспотом". Сталин не ответил на выпад, но для себя твердо решил: "Он больше мне не нужен".
  
   Натянутые отношения все ухудшались. Но еще прежде, видя, что позиции "умеренных" слабеют, Бухарин совершил, казалось, необдуманный шаг. Придя неожиданно 11 июля 1928 года к Каменеву на квартиру, он фактически попытался установить нелегальные отношения с бывшей оппозицией, которую ранее сам помог Сталину разгромить. После Бухарин еще дважды побывал у Каменева. Встречи были наедине. О чем долго говорили два бывших соратника Ленина, видимо, мы никогда точно не узнаем. Правда, в записях Каменева, как утверждал Троцкий, говорилось, что Бухарин был и взбешен, и подавлен. Он без конца повторял, что "революция погублена", что "Сталин - интриган самого худшего пошиба", он уже не верил, что можно что-либо изменить. Характерно, что содержание этого разговора сторонники Троцкого распространили в подпольной листовке, датированной 20 января 1929 года. За подлинность этих данных, естественно, ручаться нельзя.
  
   Сталину, конечно, сообщили об этих контактах Бухарина, и на апрельском Пленуме 1929 года они будут одними из самых страшных "аргументов" против Бухарина. Контакты с Каменевым совершенно ничего не дали "умеренным", но сталинский ярлык "фракционера" Бухарин заработал. И здесь Бухарин решился обратиться к общественному мнению. В годовщину смерти В.И. Ленина, 24 января 1929 года, в "Правде" появилась статья теряющего почву под ногами Бухарина "Политическое завещание Ленина", представляющая изложение доклада на траурном заседании, посвященном пятилетию со дня смерти Ленина.
  
   В статье говорилось о ленинском плане построения социализма, о важности нэповской политики, о демократизме принятия решений и т.д. Бухарин писал как о самом сокровенном: в ленинских статьях "развивается курс на индустриализацию страны на основе сбережений, на основе повышения качества работы при кооперировании крестьянства, т.е. наиболее легком, простом и без всякого насилия (выделено мной. - Прим. Д.В.) способе вовлечь крестьянство в социалистическое строительство". Пожалуй, в этой формуле суть взглядов Бухарина на вопросы, так волновавшие партию в то время.
  
   Но самое главное: заголовок статьи напоминал коммунистам (кто знал и кто помнил), что "Завещание" предполагало и перемещение Сталина с поста генсека на другой пост... Это было последней каплей. Тем более что в статье Бухарин с горечью и едва ли не с исключительной прозорливостью писал: "Совесть не отменяется, как некоторые думают, в политике".
  
   Я еще раз хочу напомнить мысль, которую я высказывал в книге ранее и к которой еще не раз вернусь: настоящая совесть всегда имеет свой шанс. Бухарин старался использовать этот шанс до конца; это требовало немалого мужества, готовности пожертвовать собой, своим будущим... Как не хватало многим этого мужества тогда, не хватало и позже! Совесть - тончайший интеллектуальный и эмоциональный камертон, измеряющий величину нравственности и гражданственности человека. Можно быть молодым или старым, рядовым или руководящим работником, но все равны в одном: для проявления подлинной совести нет какой-то границы или ранжира. Бухарин оказался человеком, для которого совесть навсегда осталась высочайшим мерилом гражданственности.
  
   Конечно, преклоняясь перед умом Бухарина и его пророческим видением грядущего, нужно помнить, что ему, как и всем людям, были свойственны слабости и ошибки. Он тоже слишком поздно разглядел Сталина. Не всегда был последователен во взглядах. Допускал и досадные "сбои". Например, в статье "Злые заметки", опубликованной 12 января 1927 года в "Правде", совершенно незаслуженно обрушился на Есенина, объявив его поэзию "есенинщиной", "мужицко-кулацким естеством", дав как бы сигнал к нападкам на этого и других "крестьянских поэтов". Что было, то было. Об этом можно только сожалеть. Сталин, однако, отмечал не эти ошибки. Генсек посчитал, что бухаринский лозунг "Обогащайтесь!" выражает суть кулацкого мировоззрения, а его установка на "припаивание" кулачества к социализму просто враждебна. Сталин, порывшись в своей памяти и бумагах, припомнил еще одно "прегрешение" Бухарина. Николай Иванович на октябрьском Пленуме ЦК 1924 года, когда обсуждались вопросы работы в деревне, неожиданно для всех выступил с предложением "колонизировать" деревню! Но под "колонизацией" Бухарин понимал командирование 30 тысяч рабочих из города в село. И хотя партия прибегнет к этому совету позже, Сталин бросил не один увесистый камень в Бухарина за его идею "колонизации". Для всех, и в том числе Сталина, было ясно, что "колонизация" просто неудачный термин, суть которого в оказании городом помощи селу. Однако Сталин умел и пустяк превращать в "политическое дело".
  
   Апрельский и ноябрьский Пленумы ЦК и ЦКК 1929 года, рассмотревшие вопрос о "правом уклоне" в ВКП(б), завершили начатый Сталиным разгром "группы Бухарина". В трехчасовой речи Сталин обрушился на Бухарина за отказ от предложенного ему Политбюро 7 февраля 1929 года компромисса, равносильного поражению. А это означает, констатировал Сталин, что в партии теперь "есть линия ЦК, а другая - линия группы Бухарина". Несмотря на то что до января 1928 года Сталин в основном дружно работал с Бухариным, генсек определил несколько "этапов разногласии" с ним. При этом он сыпал словечками типа: "чепуха", "ерунда", "книжонки Бухарина", "немарксистский подход", "знахарство", "липовый марксист", "разглагольствования", "полуанархическая лужа Бухарина" и т.д.
  
   Главный удар в своей речи Сталин нанес Бухарину как теоретику. Поскольку после Ленина Бухарин справедливо считался ведущим теоретиком в партии, Сталин решил его развенчать: "Теоретик он не вполне марксистский, теоретик, которому надо еще доучиваться для того, чтобы стать марксистским теоретиком"298. Здесь, конечно, Сталин не преминул привести ленинскую оценку Бухарина, сделав особый акцент на ее второй части: "...в нем есть нечто схоластическое (он никогда не учился и, думаю, никогда не понимал вполне диалектики)". Таким образом, это "теоретик без диалектики, теоретик-схоластик". И дальше Сталин долго перечислял все разногласия, которые были у Бухарина с Лениным, расценив их как попытки "учить нашего учителя Ленина". Да это ведь и неудивительно, считал Сталин, если еще недавно "теоретик-схоластик" состоял в "учениках у Троцкого... вчера еще искал блока с троцкистами против ленинцев и бегал к ним с заднего крыльца!"299. Именно так расценил Сталин встречи Бухарина с Каменевым, о которых ему, естественно, стало известно.
  
   В таком духе выдержана вся долгая речь Сталина, в которой разносной, уничтожающей критике были подвергнуты кроме Бухарина и Рыков с Томским. К слову сказать, эта речь была опубликована лишь много лет спустя в Собрании сочинений Сталина. Бухарин и Рыков были смещены со своих постов, но пока остались в Политбюро. Поскольку резолюция Пленума была разослана во все местные партийные организации, началась проработка "правых" по всей стране. "Правда", другие органы печати систематически публиковали материалы, предававшие анафеме лидера "правых". А это было одновременно фактическим сигналом к форсированию коллективизации с ее не просто бесчисленными перегибами, а насильственной ломкой векового уклада крестьянства. О добровольности уже не говорили. Бухарин и после этого продолжал считать, что 20-процентный прирост промышленной продукции - предел, после которого сельское хозяйство не выдержит. Сталин, как мы знаем, считал иначе, в несколько раз завышая эту цифру.
  
   В ноябре 1929 года была утверждена генеральная линия партии на всеобщую коллективизацию, так как, писал Сталин, "в колхозы идут крестьяне не отдельными группами, как это имело место раньше, а целыми селами, волостями, районами, даже округами"300. А Бухарин все еще не хотел "каяться", как от него требовали, и 17 ноября 1929 года его вывели из состава Политбюро. Правда, спустя неделю, мучаясь угрызениями совести от малодушия, Бухарин, Рыков и Томский написали краткую записку в ЦК, в которой, каясь, осудили свою позицию:
  
   "Мы считаем своим долгом заявить, что в этом споре оказались правы партия и ее ЦК. Наши взгляды оказались ошибочными. Признавая эти свои ошибки, мы со своей стороны поведем решительную борьбу против всех уклонов от генеральной линии партии и, прежде всего, против правого уклона".
  
   Сталину не понравилось, что в заявлении не было указано прямо о его, генсека, правоте. Ну да ладно. С Бухариным покончено.
  
   Думаю, тогда еще очень немногие могли предвидеть не только приближающуюся трагедию Бухарина, но и поражение умеренного крыла в руководстве партией в целом. Приходится признать, что иногда наши недруги со стороны, казалось бы, замечали это довольно пророчески. В 8-м номере (апрель 1931 г.) меньшевистского "Социалистического вестника", основанного за рубежом Л. Мартовым, была опубликована статья, в которой анализировались результаты нэпа. В этом антибольшевистском журнале подчеркивалось, что Сталин делает все для того, чтобы "оборвать мечты о возвращении нэпа, оборвать надежды на эволюцию". Генсек, говорилось в статье, "уже не раз пытался скрутить в бараний рог правых коммунистов, - но по разным внутренним причинам расправа до сих пор не доведена до предела и насильственный конец Рыкова, Бухарина, Томского отсрочен. Процесс их окончательного вытеснения не только из аппарата, но и из партии еще не закончен. Сторонники нэпа, чувствительные к требованиям крестьянства (хотя и бессильные психологически порвать с диктатурой), уже сняты с постов, но еще не объявлены врагами народа. Но диктатор добирается и скоро доберется до них"301.
  
   В данном случае социал-демократам, покинувшим Советскую Россию, нельзя отказать в проницательности. А может быть, это пророчество Сталин расценил как подсказку? Подшивки этого тощего журнала лежали в книжном шкафу сталинского кабинета. Во всяком случае, логика борьбы, а главное, методы Сталина были такими, что искушенный аналитик мог уловить в ней не только отражение крестьянской трагедии на рубеже 20 - 30-х годов, но и неизбежный грядущий конец защитников нэпа и умеренной линии в руководстве ВКП(б).
  
   Николай Иванович Бухарин, "покаявшись", страшно мучился от своей непоследовательности. Метался: почему не смог убедить Политбюро? Он понимал, что был не во всем прав. Рывок для индустриализации, по-видимому, был необходим. Жертвы неизбежны. Но какие? Ведь не человеческие же жизни... Он до конца не мог согласиться с методами тотального насилия, которые были применены к крестьянству. Ликвидировать, а точнее, управлять кулаком можно было только экономическими методами. Драма Бухарина еще не вылилась в трагедию. В партии тогда, наверное, никто не мог предположить, что наступят кровавые 30-е годы... Все случится спустя почти десять лет после его капитуляции в ноябре 1929 года. Похоже, верно сказал летописец о гибели Цезаря: то, что назначено судьбой, бывает не столько неожиданным, сколько неотвратимым.
  
   За полгода до ареста Бухарина Сталин (как и все члены Политбюро) получит его письмо. Только что пройдет судилище над Зиновьевым и Каменевым и их четырнадцатью "подельцами". Во время этого процесса, на котором подсудимые будут "показывать" на Бухарина, Рыкова и других, Вышинский объявит о начале следствия по "делу Бухарина". Вернувшись из Средней Азии, где он был в отпуске, Бухарин узнает о заведенном на него "деле". Бывший "любимец партии" в отчаянии. Он сразу сядет за стол и напишет письмо Сталину. Его мне обнаружить не удалось. Затем тут же, почти аналогичные - членам Политбюро и Вышинскому. Передо мной два письма Бухарина Ворошилову. Чтобы понять, как драма Бухарина перерастала в трагедию, я приведу отрывки из этих писем.
  
   "Дорогой Климент Ефремович,
  
   Ты, вероятно, уже получил мое письмо членам Политбюро и Вышинскому: я писал его ночью сегодня в секретариат тов. СТАЛИНА с просьбой разослать: там написано все существенное в связи с чудовищно-подлыми обвинениями Каменева. (Пишу сейчас и переживаю чувство полуреальности: что это - сон, мираж, сумасшедший дом, галлюцинация? Нет, это реальность.) Хотел спросить (в пространство) одно: и вы все верите? Вправду?
  
   Вот я писал статьи о Кирове. Киров, между прочим, когда я был в опале (поделом) и в то же время заболел в Ленинграде, приехал ко мне, сидел целый день, укутал, дал вагон свой, отправил в Москву, с такой нежной заботой, что я буду помнить об этом и перед самой смертью. Так вот, что же я неискренне писал о Сергее? Поставьте честно вопрос. Если неискренне, то меня нужно немедля арестовать и уничтожить: ибо таких негодяев нельзя терпеть. Если вы думаете "неискренне", а сами меня оставляете на свободе, то вы сами трусы, не заслуживающие уважения...
  
   Правда, я - поскольку сохраняю мозги - считал бы, что с международной точки зрения глупо расширять базис сволочизма (это значит идти навстречу желаниям прохвоста Каменева! Им того только и надо было показать, что они -не одни). Но не буду говорить об этом, еще подумаете, что я прошу снисхождения под предлогом большой политики.
  
   А я хочу правды: она на моей стороне. Я много в свое время грешил перед партией и много за это и в связи с этим страдал. Но еще и еще раз заявляю, что с великим внутренним убеждением я защищал все последние годы политику партии и руководство КОБЫ, хотя и не занимался подхалимством.
  
   Хорошо было третьего дня лететь над облаками: 8® мороза, алмазная чистота, дыхание спокойного величия.
  
   Я, б.м., написал тебе какую-то нескладицу. Ты не сердись. Может, в такую конъюнктуру тебе неприятно получить от меня письмо - бог знает: все возможно.
  
   Но "на всякий случай" я тебя (который всегда так хорошо ко мне относился) заверяю: твоя совесть должна быть внутренне совершенно спокойна; за твое отношение я тебя не подводил: я действительно ни в чем не виновен, и рано или поздно это обнаружится, как бы ни старались загрязнить мое имя.
  
   Бедняга Томский! Он, быть может, и "запутался" - не знаю. Не исключаю. Жил один. Быть может, если б я к нему ходил, он был бы не так мрачен и не запутался. Сложно бытие человека! Но это - лирика. А здесь - политика, вещь мало лиричная и в достаточной мере суровая.
  
   Что расстреляли собак - страшно рад. Троцкий процессом убит, политически, и это скоро станет совершенно ясным. Если к моменту войны буду жив - буду проситься на драку (не красно словцо), и ты тогда мне окажи последнюю эту услугу и устрой в армии хоть рядовым (даже если каменевская отравленная пуля поразит меня).
  
   Советую когда-либо прочесть драмы из франц. рев-ции Ром. Роллана.
  
   Извини за сумбурное письмо: у меня тысячи мыслей, скачут как бешеные лошади, а поводьев крепких нет.
  
   Обнимаю, ибо чист
  
   1.IХ.36 г. Ник.Бухарин".
  
   Ворошилов, прочитав, все взвесив, посчитает необходимым тут же переслать письмо Сталину и ответить Бухарину, но так, чтобы об этом ответе знали Сталин и другие руководители. На всякий случай нарком запасается политическим алиби. Следует распоряжение своим помощникам. Быстро составляются два документа:
  
   ___"Сов. секретно. ЛИЧНО.
  
   Товарищу СТАЛИНУ
  
   " МОЛОТОВУ
  
   " КАГАНОВИЧУ
  
   " ОРДЖОНИКИДЗЕ
  
   " АНДРЕЕВУ
  
   " ЧУБАРЮ
  
   " ЕЖОВУ
  
   В дополнение к письму Н. БУХАРИНА, направленному Вам 1/IX с.г. за No 2839 с.с., по приказанию тов. К.Е. ВОРОШИЛОВА направляю Вам копию ответа тов. ВОРОШИЛОВА БУХАРИНУ и копию ответа Н. БУХАРИНА.
  
   ПРИЛОЖЕНИЕ: На трех листах.
  
   Адъютант Наркома обороны СССР
  
   4. IX. 36 г. комдив (Хмельницкий)".
  
   А ответил Ворошилов своему бывшему товарищу в духе нравов, уже царивших в окружении единодержца.
  
   "Тов. БУХАРИНУ.
  
   Возвращаю твое письмо, в котором ты позволил себе гнусные выпады в отношении партруководства. Если ты, твоим письмом хотел убедить меня в твоей полной невинности (так в тексте. - Прим. Д.В.), то убедил пока в одном: впредь держаться от тебя подальше, независимо от результатов следствия по твоему делу, а если ты письменно не откажешься от мерзких эпитетов по адресу партруководства, буду считать тебя и негодяем.
  
   3.IX.36. К. Ворошилов".
  
   Можно представить, как был ошеломлен Бухарин, хотя в глубине души он понимал, что нож сталинской гильотины давно занесен над его головой. Бухарин мог бы вспомнить, что 8 термидора, накануне своей гибели, Робеспьер воскликнул в Конвенте: "К тирании приходят с помощью мошенников, к чему приходят те, кто борется с ними? К могиле и к бессмертию". Боролся ли Бухарин? Судите сами. Прочтя убийственное письмо Ворошилова, Бухарин нашел в себе силы ответить "сталинскому наркому".
  
   "Тов. ВОРОШИЛОВУ.
  
   Получил твое ужасное письмо.
  
   Мое письмо кончалось: "обнимаю".
  
   Твое письмо кончается "негодяем".
  
   После этого что же писать?
  
   У каждого человека есть или, вернее, должна быть своя личная гордость. Но я хотел бы устранить одно политическое недоразумение. Я писал письмо личного характера (о чем теперь очень сожалею), в тяжком душевном состоянии; затравленный, я писал просто к человеку большому; я сходил с ума по поводу одной только мысли, что может случиться, что кто-то поверит в мою виновность.
  
   И вот, крича, я писал: "Если вы думаете "неискренне" (что я напр., кировские статьи писал "неискренне"), а оставляете меня на свободе, то вы сами трусы и т.д. И далее: "А если вы сами не верите в то, что набрехал Кам... и т.д. Что же, я думаю, по-твоему, что вы - трусы или обзываю трусами руководство? Наоборот, этим я говорю: так как всем известно, что вы не трусы, значит, вы не верите в то, что я мог написать неискренне статьи. Ведь это же видно из самого письма!
  
   Но если я так сумбурно написал, что это можно понять, как выпад, то я - не страха ради иудейска (так в тексте. - Прим. Д.В.), а по существу, - трижды, письменно и как угодно, беру все эти фразы назад, хотя я совсем не то хотел сказать, что ты подумал.
  
   Партийное руководство я считаю замечательным. И в самом письме к тебе, не исключая возможности ошибки со мной с вашей стороны, я писал: "В истории бывают случаи, когда замечательные люди и превосходные политики делают тоже ошибки частного порядка"... Разве этого не было в письме? Это же и есть мое действительное отношение к руководству. Я это давным-давно признал и не устану это повторять. Смею думать, я доказал это своею деятельностью за все последние годы.
  
   Во всяком случае, это недоразумение прошу снять. Очень извиняюсь за прошлое письмо, впредь отягощать никакими письмами не буду. Я - в крайне нервном состоянии. Этим и было вызвано письмо. Между тем мне необходимо возможно спокойнее ждать конца следствия, которое, уверен, докажет мою полную непричастность к бандитам. Ибо в этом - правда.
  
   3.IX.36 г. Прощай. БУХАРИН"302.
  
   Бухарин сказал: "Прощай". Но Сталин еще раз ослабил хватку горла задыхающегося Бухарина. 10 сентября 1936 года "Правда" сообщала, что Прокуратура СССР, не найдя данных, подтверждающих факт преступления, дело прекращает. Но это была лишь передышка. Сталин решил, что в следующем акте трагедии главным действующим липом будет Пятаков. Он сам установит очередность спектаклей. В феврале подойдет очередь Бухарина... Февральско-мартовский Пленум ЦК 1937 года не только теоретически "обоснует" необходимость кровавой жатвы, но и бросит под сталинские серпы новые жертвы...
  
   Сталин расчищал место на пьедестале. Еще один соратник Ленина оказался на обочине. "Вождь" почувствовал, что он может, вправе единолично принимать самые крупные решения. А разве, думал Сталин, это противоречит принципам диктатуры пролетариата, роли вождей в революции?
  
   О диктатуре и демократии________________________________
  
   Ленинские томики в библиотеке Сталина были густо испещрены рукой владельца. Одна деталь: изучая, читая, знакомясь, а может быть, просто разыскивая нужную цитату или мысль у Ленина, генсек мало интересовался ленинскими идеями о демократии. Но о диктатуре пролетариата - пометок много. Хотя, повторю еще раз: диктатура и демократия - две стороны одной медали, если речь идет о пролетарской диктатуре.
  
   ...Находясь в начале 1917 года вдали от России, Ленин с головой ушел в теоретическую работу. Записи в тетради, которые вошли в историю как известная "синяя тетрадь", были озаглавлены: "Марксизм о государстве". В тревожные дни июля, когда Временное правительство пыталось разгромить партию большевиков и физически уничтожить вождя революции, Ленин продолжил свою работу над книгой в Разливе. На основе многочисленных заметок, собранных в "тетради", положений, идей, высказанных основоположниками научного социализма, Ленин за несколько недель августа - сентября написал свой известный труд "Государство и революция". Меня, еще раз перечитавшего его в ходе работы над этой книгой, особенно интересовали идеи о государстве переходного периода, о диктатуре пролетариата.
  
   Ленин вопрошает:
  
   - Каково же отношение этой диктатуры к демократии?
  
   И отвечает словами "Коммунистического манифеста": "...превращение пролетариата в господствующий класс и завоевание демократии". Да, подчеркну это особо: Ленин, к сожалению, видел в диктатуре главный инструмент для подавления эксплуататоров, угнетателей. Без этого тогда, по Ленину, нечего было и браться за социальное переустройство общества, бороться за материализацию идеалов социализма.
  
   Демократия и диктатура - понятия соотносимые. В известном смысле любое государство есть политическая диктатура господствующих классов. Приведу еще одну выдержку из "Государства и революции". Диктатура пролетариата, писал Ленин, "соединяет насилие против буржуазии, т.е. меньшинства населения, с полным развитием демократии, т.е. действительно равноправного и действительно всеобщего участия всей массы населения во всех государственных делах...". Эти ленинские акценты на полное развитие демократии особенно важны, но генсек на них фактически не обращал внимания.
  
   В диктатуре пролетариата, родившейся в Октябре 1917 гола, насилие занимало ведущее место. И это объяснимо: шла борьба за то, чтобы победить, устоять, выжить. Но как-то сложилось, что не только в буржуазной литературе, но порой и в марксистской, прежде всего в 20-е и 30-е годы, рассматривалась лишь эта грань диктатуры. В то же время Ленин считал, что созидательная, демократическая функция диктатуры пролетариата не только важнейшая, но имеет тенденцию стать главной и единственной. Хотя при жизни вождя для этого было сделано немного. Сталин не разделял, во всяком случае на деле, эту идею Ленина. Для него в диктатуре пролетариата как форме власти трудящихся главным навсегда остался насильственный элемент.
  
   Уже в начале 30-х годов проницательные люди могли почувствовать, что ленинские слова: "...не нам принадлежит... аппарат, а мы принадлежим ему"303 отражают реальное положение дел. Рождалась диктатура бюрократии. Коллективной бюрократии. А бюрократия постепенно порождала элиту, целую иерархию начальников. Директивы становились едва ли не главным средством социального общения. Все решалось в кабинетах. Собрания, сессии, съезды, пленумы лишь "одобряли", "поддерживали". Народовластие - только на словах. Шестеренки бюрократической машины крутились небыстро, но неотвратимо. У главного пульта сидел Сталин, поглядывая из окон Кремля на свое детище. Таким уродливым стал переход к социализму, сталинскому социализму.
  
   Сталин никогда не понимал, не хотел понимать сути пролетарской демократии, самого существа народовластия. Знакомство с его архивом, заметками, записками, записями речей свидетельствует: демократия для него была не более чем свободой поддерживать (только поддерживать!) решения партии. Ну а поскольку, как полагал Сталин, партию олицетворяет он, Генеральный секретарь, то подлинный демократизм заключается в согласии, одобрении его выводов, решений, намерений. Не все сразу заметили, что Сталин, разделываясь с Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным, Пятаковым, Рыковым и другими лидерами партии, мыслящими иначе, чем он, подчеркивал при этом не их различия с ним, Сталиным, а с ленинизмом. Один из самых коварных, антидемократических приемов Сталина заключался в отождествлении (во всех случаях!) своей позиции, взглядов, решений с ленинскими. Не все сразу заметили, что благодаря такому приему никто и не мог оказаться правым в полемике, схватках со Сталиным. Для этого, по сути, нужно было развенчивать Ленина! На это, естественно, никто решиться не мог.
  
   Да, конечно, есть вопросы, по которым Сталин выступал с достаточно обоснованных позиций (например, о возможности построения социализма в СССР). Но ведь в конце концов генсек сумел так все представить, что его ошибки в национальном вопросе, отрицательное отношение к "позднему" нэпу, ложная концепция классовой борьбы, неправильное понимание сути коллективизации и преувеличение роли аппарата в политической структуре государства были не чем иным, как истинной интерпретацией подлинного ленинизма! Однажды, схватившись с Бухариным накануне его вывода из состава Политбюро, Сталин гневно бросил:
  
   - Вся ваша компания - не марксисты, а знахари. Никто из вас не понял Ленина!
  
   - Что же, один ты понял?!
  
   - Я повторяю, вы не поняли Ленина! Разве ты забыл, сколько раз тебя бил Ленин за левачество, оппортунизм и путаницу?
  
   Почти этими же словами Сталин будет "прижимать" Бухарина на апрельском Пленуме ЦК и ЦКК в 1929 году. Красная нить всех его пространных рассуждений: он, Сталин, защищает ленинизм. И в том числе его понимание народовластия, демократии. В узурпации генсеком монополии на толкование ленинских положений один из истоков многих будущих бед. Никто не смог тогда показать несостоятельность догматических претензий Сталина на роль единственного "защитника" ленинского наследия. Хотя, по большому счету, ленинизм помог Сталину создать тоталитарное государство.
  
   Подводя на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК в январе 1933 года итоги первой пятилетки, Сталин включил в доклад специальный раздел о задачах и результатах борьбы "с остатками враждебных классов". Хотя речь шла об "остатках", Сталин тем не менее призвал вести с ними "непримиримую борьбу". И ни слова о перевоспитании, включении многих "бывших", членов их семей в новую жизнь, которая быстрее и эффективнее способна менять их умонастроения и "классовые инстинкты". Сталин, рисуя социальную картину в обществе после первой пятилетки, говорил: "Остатки умирающих классов: частные промышленники и их челядь, частные торговцы и их приспешники, бывшие дворяне и попы, кулаки и подкулачники, бывшие белые офицеры и урядники, бывшие полицейские и жандармы... расползлись по нашим заводам и фабрикам, по нашим учреждениям и торговым организациям, по предприятиям железнодорожного и водного транспорта и главным образом - по колхозам и совхозам. Расползлись и укрылись они там, накинув маску "рабочих" и "крестьян", причем кое-кто из них пролез даже в партию.
  
   С чем они пришли туда? - продолжал Сталин. - Конечно, с чувством ненависти к Советской власти, с чувством лютой вражды к новым формам хозяйства, быта, культуры... Единственное, что остается им делать, - это пакостить и вредить рабочим, колхозникам, Советской власти, партии. И они пакостят как только могут, действуя тихой сапой. Поджигают склады и ломают машины. Организуют саботаж. Организуют вредительство в колхозах, совхозах, причем некоторые из них, в числе которых имеются и кое-какие профессора, в своем вредительском порыве доходят до того, что прививают скотине в колхозах и совхозах чуму, сибирскую язву, способствуют распространению менингита среди лошадей и т.д."304.
  
   После такой мрачной картины, рисующей ситуацию в стране в начале 1933 года, честных людей брала просто оторопь. Кругом враги, вредители, остатки эксплуататорских классов, но которые почему-то так же опасны, как и в первые годы Советской власти. Конечно, враждебно настроенных людей, не принявших Советскую власть, было немало. И это естественно. Но они явно не представляли той грозной опасности, которую изобразил Сталин. А изобразил лишь для того, чтобы резюмировать: "Сильная и мощная диктатура пролетариата, - вот что нам нужно теперь для того, чтобы развеять в прах последние остатки умирающих классов и разбить их воровские махинации"305. Тем не менее генсек делал ставку на дальнейшее усиление карающей, насильственной функции диктатуры пролетариата.
  
   Таких выступлений Сталина в конце 20-х - начале 30-х годов было много. Исподволь формировалось общественное сознание, в котором наряду с революционной устремленностью, энтузиазмом, коллективистским оптимизмом начинали прорастать семена подозрительности, недоверия к окружающим, готовность поверить в самые нелепые легенды о "врагах народа". Настоящее безумие 1937 - 1938 годов не возникло, если бы сознание людей исподволь к этому не готовилось. Миллионы людей, живущих в реальном капиталистическом окружении, привыкали постепенно к тому, что среди друзей, товарищей, коллег на производстве, в вузе, воинской части, творческом коллективе есть, притаились враги, ждущие своего часа... Призыв, лозунг, директива могли "бросить" многих на то, чтобы, как говорил Сталин, "добить последние остатки капитализма". Отсюда - один шаг до террора. Или, по крайней мере, готовность к нему. Вот, видимо, почему Сталин, делая пометки в тексте речи Ленина на заседании Петроградского Совета 17 ноября 1917 года, обошел своим вниманием строки: "...террор, какой применяли французские революционеры, которые гильотинировали безоружных людей, мы не применяем и, надеюсь, не будем применять"306. Сталин не был готов к такому пониманию диктатуры пролетариата. Напротив, генсек считал, что применение насилия является органичным элементом мирного строительства социализма. "Репрессии, - заявил Сталин летом 1930 года на XVI съезде партии, - являются необходимым элементом наступления"307.
  
   А страна действительно наступала. Уже к 1930 году объем промышленного производства достиг 180% от довоенного уровня. К началу коллективизации столько же, сколько до войны, производилось сельхозпродукции. Шел процесс превращения аграрной страны в индустриальную. Высокими темпами ликвидировалась неграмотность. Миллионы людей получили возможность приобщиться к лучшим творениям мировой культуры. Народ, страна были на подъеме, хотя одновременно шли крайне болезненные, трагические процессы "ликвидации кулачества как класса", складывалась жесткая командно-бюрократическая система управления народным хозяйством, культурой, наукой. Революционный заряд Октября продолжал инициировать активность людей в общественном сознании, трудовой и социальной деятельности. Постепенно утверждались нормы коллективистской морали. Казалось, самое время дать импульс демократическим началам в государстве и обществе. Но после Ленина они не получили фактически никакого развития. А вскоре были просто отброшены.
  
   Забвение демократической грани пролетарского государства грозило рано или поздно "отлучить" массы от социального творчества, превратить людей в слепых исполнителей, "винтики" гигантской государственной машины. Может быть, некому было напомнить генсеку, что "социализм невозможен, - как учил Ленин, - без демократии в двух смыслах: (1) нельзя пролетариату совершить социалистическую революцию, если он не подготовляется к ней борьбой за демократию; (2) нельзя победившему социализму удержать своей победы..."308. Ленин уже на другой день после Октябрьского восстания произнес слова, которые были актуальны тогда, в 17-м; не менее актуальны на рубеже 20-х и 30-х годов; исключительно важны и сегодня: "Мы должны предоставить полную свободу творчества народным массам"309. Правда, этот лозунг сам Ленин никогда не пытался по-настоящему реализовать.
  
   Сталин много размышлял о демократии, диктатуре. Тома ленинских работ в кабинете Сталина - немые свидетели раздумий его хозяина. У него не вызывало сомнений - ведь об этом писали классики! - диктатура имеет приоритетное значение перед демократией. Вообще он редко сомневался, а если сомнения и приходили к генсеку, их редко кто мог "разглядеть". Лицо, не выражающее эмоций, словно было создано для множества мраморных копий, которые скоро появятся на площадях сотен, тысяч городов. Глядя через щели тяжелых занавесей на кремлевский двор, Сталин думал: "До чего узко, начетнически трактует диктатуру и демократию компания Бухарина! Например, разве не ясно, что роль рабочего класса надо повышать, поднимать! Каждый крестьянин должен видеть в рабочем своего вождя!" Вспомнил, что, когда в прошлом году, в октябре 30-го, он, Сталин, предложил "закрепить твердо" рабочих за своими предприятиями, до него дошли признаки глухого недовольства. А ведь он продиктовал: "Запретить на ближайшие два года выдвижение квалифицированных рабочих во всякие управленческие аппараты (кроме производственных и профсоюзных)". Но вот, спустя полгода, он почувствовал реакцию на это решение из контрреволюционного зарубежья. Некий С. Шварц, один из беглых меньшевиков, в "Социалистическом вестнике" опубликовал статью "Рабочий класс и диктатура". В ней он писал, что благодаря ему, Сталину, появилась "тенденция к оттеснению рабочих от аппарата управления, тенденция превращения рабочих в трудовое сословие, на обязанности которого лежит максимальное напряжение его трудовой энергии и безоговорочное подчинение социально-обособляющейся от него диктатуре"310. Даже термины изобрели: "податное сословие диктатуры", "трудовое сословие". Могильщики революции! Если бы их не разгромили еще в те далекие уже теперь дни, не быть бы ему тут, в Кремле, да и вообще, все свелось бы к буржуазному выкидышу Февраля.
  
   Он никак не мог понять, почему и социал-демократическая печать, и враждующий с ней Троцкий столь яростно атакуют партийный аппарат, диктатуру?! Разве не ясно, что это важнейший инструмент власти? Мысль генсека вновь и вновь убеждала его самого в исторической правоте: аппарат - орудие диктатуры. А без диктатуры бессмысленны даже разговоры о социализме, демократии... Но мы сегодня знаем, что Сталин уже тогда укреплял не столько диктатуру пролетариата, сколько диктатуру бюрократа.
  
   Сталин много говорил о равенстве, общественных интересах как исходных посылках социалистической демократии. Беседуя в 1936 году с группой работников ЦК, отвечающих за подготовку учебников, Сталин подчеркнул:
  
   "Наша демократия должна всегда на первое место ставить общие интересы. Личное перед общественным - это почти ничего. Пока есть лодыри, враги, хищения социалистической собственности, значит, есть люди, чуждые социализму, значит, нужна борьба..."
  
   "Личное перед общественным - это почти ничего". Не замечая изъянов, мы постепенно убедили людей в том, что все мы хозяева общенародной собственности. А то, что принадлежит всем, - не принадлежит никому. Чувство хозяина как бы исчезло. Постепенно восторжествовали уравнительные принципы. За изобретение рабочему могли не заплатить несколько тысяч, хотя оно давало миллионную прибыль, только потому, что одному это - "много". Постепенно сформировался тип работника, боящегося "переработать", человека, спокойно смотрящего на приписки, очковтирательство, откровенное воровство: "Что, государство станет от этого беднее?" Так "прорастал" сталинский тезис: "Личное перед общественным - это почти ничего". А сталинская "демократия" поддерживала людей в этом состоянии. Двигало ими, главным образом, принуждение, административные меры, страх, другие рычаги той системы, которую венчал единодержец.
  
   Сталин не выступал против демократии. Не выступал потому, что понимал ее так, как может понимать деспот. Ведь многие цезари тоже не прочь создавать послушные парламенты, традиционную атрибутику с выборами, присягами, клятвами, формальным представительством. Для Сталина демократия как выражение социалистического народовластия была приемлема и терпима лишь в той степени, в какой она укрепляла его личную диктатуру. В беседе с Г. Уэллсом Сталин в центре всех своих рассуждений поставил власть "как рычаг преобразований", рычаг новой законности, нового порядка. Но ни разу Сталин не поставил власть в плоскость народовластия. Ни разу! Сталин ничего не любил так, как власть: полную, неограниченную, освященную "любовью" миллионов. И здесь он преуспел. Ни одному человеку в мире не удалось и никогда, видимо, не удастся совершить, казалось бы, запредельное: уничтожить миллионы соотечественников и получить взамен слепую любовь еще многих и многих миллионов сограждан! И все это вписывалось в сталинское понимание соотношения диктатуры и демократии.
  
   Со временем для Сталина "жертвенность" стала одним из неотъемлемых атрибутов социализма. Когда планировалась новая стройка в Сибири, на Севере, то в "плановом порядке" определялась потребность в покрытии "естественной убыли". Органы НКВД даже планировали "емкости" в регионах, своеобразный резерв невольников для "социалистических строек". С конца 20-х годов недостатка в дешевой и бесправной (часто и обреченной) рабочей силе не было. Все инициативы по использованию заключенных Сталиным поддерживались. Он или бросал помощнику "согласен", или коротко расписывался на документе. Это означало, что предложение ведомства по использованию десятков, сотен, тысяч "врагов народа" в том или ином регионе одобрено.
  
   Забегая вперед, замечу: Берия в своих записках Сталину не раз утверждал, что задания по строительству организациям НКВД так велики, что не хватает "живой силы"311. Сталин "откликнулся".
  
   25 августа 1938 года состоялось заседание Президиума Верховного Совета СССР, обсуждавшее вопрос о досрочном освобождении заключенных за хорошую работу. Возразил Сталин:
  
   - Нельзя ли сделать так, чтобы люди оставались в лагере? А то мы их освободим, вернутся они к себе и пойдут по старой дорожке. В лагере атмосфера другая, там трудно испортиться. Ведь есть же у нас добровольно-принудительный заем. Давайте сделаем добровольно-принудительное оставление.312
  
   Указание "вождя" было ясным. Был принят Указ "О лагерях НКВД", согласно которому "осужденный, отбывающий наказание в лагерях НКВД СССР, должен отбывать установленный судом срок полностью". Такова была сталинская демократия.
  
   Следствием полной атрофии демократических начал явилось создание машины принуждения и сильного карательного аппарата. Быстрое распространение получил догматизм в общественных науках, идеологии, пропаганде. Но главное, на что я хотел бы обратить внимание читателя: дефицит народовластия стал быстро вести к проявлениям переоценки роли одной личности, превознесению ее заслуг, изображению Сталина как некоего мифического мессии.
  
   Интересно отношение самого Сталина к возвеличиванию его личности. (Еще до апогея культа личности это заметили многие.) Приведу выдержки беседы генсека с Эмилем Людвигом, состоявшейся 13 декабря 1931 года.
  
   Людвиг. За границей, с одной стороны, знают, что СССР - страна, в которой все должно решаться коллегиально, а с другой стороны, знают, что все решается единолично. Кто же решает?
  
   Сталин. Единоличные решения всегда или почти всегда - однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе имеются люди, с мнением которых надо считаться... Никогда, ни при каких условиях, наши рабочие не потерпели бы теперь власти одного лица.
  
   Людвиг спросил, как Сталин относится к методам иезуитов.
  
   Сталин. Основной их метод - это слежка, шпионаж, залезание в душу, издевательство, - что может быть в этом положительного?
  
   Людвиг. Вы неоднократно подвергались риску и опасности, Вас преследовали. Вы участвовали в боях. Ряд Ваших близких друзей погибли. Вы остались в живых... Верите ли Вы в судьбу?
  
   Сталин. Нет, не верю... Это предрассудок, ерунда, пережиток мифологии... На моем месте мог быть другой, и кто-то должен был здесь сидеть... В мистику я не верю313.
  
   Как видим, Сталин умел отвечать вроде бы правильно. Но это совсем не значило, что его слова отражали его убеждения.
  
   Один из глубинных источников многих человеческих бед, в том числе и культового характера, заключается в дуализме (раздвоенности) личности, как у мольеровского Тартюфа. Одно на словах, другое на деле. Для Сталина это стало нормой: осуждать вождизм и укреплять его, критиковать иезуитство и поощрять его на практике, говорить о коллективном руководстве и сводить его к полному единоначалию. Дуализм - производная лжи, продукт антиистины - является одной из основ обожествления единодержцев.
  
   Уже в начале 30-х годов Сталин резко сократил свои (и без того крайне редкие!) выезды в области, на предприятия, в воинские части. С одной стороны, он плохо знал производство и ему не хотелось вникать в "земные" дела, связанные с технологией, производительностью труда, рентабельностью и т.д. С другой, его постоянно преследовало чувство, что на него готовится покушение. Ведь у него есть враги, и Троцкий или кто-нибудь из "бывших" могут пойти на крайние меры. "Органы" постоянно твердили об этом. Вот докладывает же опять Ульрих:
  
   "Секретарю ЦК ВКП(б)
  
   тов. И.В. Сталину.
  
   16 декабря с.г. после двухдневного разбирательства в закрытом заседании военная коллегия Верховного суда СССР вынесла приговор по делу группы шпионов и террористов, подготавливавших по заданию германского подданного теракт на Красной площади 7 ноября 1935 года. Приговорены к расстрелу Г.И. Шур, В.Г. Фрейман, С.М. Певзнер, В.О. Левинский..."314
  
   Сталин не стал дальше читать, подумал: "Охотятся за мной". Но он вырвет самые корни этих недобитков, вырвет.
  
   Сталин редко "являлся" народу и потому, что, будучи по-своему проницательным человеком, понял: чем реже он будет мелькать перед людьми, тем легче будет создавать у народа тот образ, который он хотел. Загадочность, таинственность, закрытость ходят рядом со священным, легендарным, сверхчеловеческим... Поэтому посещения трудовых коллективов он заменял тщательным анализом документов, регулярным просмотром кинохроники, выслушиванием многочисленных докладов и, мало кто об этом знает, размышлениями перед географической картой.
  
   Сталин любил постоять у карты, оглядывая, как владыка, гигантскую страну. Не обладая богатым воображением, Сталин, однако, представлял, как трудятся сейчас миллионы людей, воплощая в жизнь его, вождя, указания. Иногда водил пальцем по карте: Турксиб, Магнитка, Днепрогэс, Беломорско-Балтийский канал, Кузбасс; долго задерживался взглядом на колымских краях. Даже чтобы разглядеть эти края, нужно было сделать несколько шагов вправо... После такого очередного размышления перед картой неожиданно позвонил Ворошилову и спросил: изучают ли в Красной Армии географию? Хорошо ли знают красноармейцы карту страны? Ведь обращение к карте Родины, подытожил Сталин, воспитывает гордость за нее, преданность нашему делу, идее... Ворошилов не был готов ответить на такой нестандартный вопрос, сказал что-то невпопад и обещал разобраться. Назавтра же, по его указанию, ПУР подготовил записку:
  
   "Тов. Сталину.
  
   На Ваш запрос об изучении географии красноармейцами сообщаю, что география изучается всеми красноармейцами в обязательном порядке по специальным программам. Помимо изучения географии в порядке общеобразовательной подготовки, она проходится также и на политзанятиях. Особое внимание при этом обращено на изучение карты.
  
   В этом году дополнительно к тому, что имели части, ПУРом рассылается 220 тысяч географических карт, 10 тысяч географических атласов, 8 тысяч карт на национальных языках и 10 тысяч глобусов.
  
   28 июня 1935 г. К. Ворошилов"315.
  
   Сталин с удовлетворением просмотрел записку и, не поднимаясь с кресла, взглянул на карту. Хотя до стены было неблизко, он видел, где находится Сталинград, Сталино, Сталинск, Сталинабад...
  
   Вскоре после смерти Ленина возникла вульгарная вождистская практика присвоения имен партийных, государственных, творческих деятелей городам, районам, предприятиям, вузам, театрам и т.д. Стали нормой сообщения газет о досрочном выполнении плана квартала химзаводом им. Сталина (Москва), ткацкой фабрикой им. Ворошилова (Тверь), первой и третьей бумажными фабриками им. Зиновьева (Ленинград), заводом им. Бухарина (Гусь-Хрустальный) и т.д. Практически в стране к концу 20-х годов уже не осталось областей, где бы имя Сталина не было присвоено какому-нибудь административному, производственному или культурному объекту или учреждению. Этим в сознании людей незаметно утверждалась мысль об исключительной, порой недоступной простому пониманию (иррациональной) роли Сталина в судьбе нации, истории народа, его будущем. Славословия в адрес "вождя" можно было услышать в любом служебном докладе или выступлении, где попутно превозносился и "вождь" местного масштаба.
  
   Вот характерный пример. Н.С. Хрущев, секретарь МГК ВКП(б), выступая на пленуме горкома в июне 1932 года, сказал: "Правильное большевистское руководство Московского обкома и городского комитета партии, указания, которые мы получаем в повседневной своей работе от т. Кагановича, громадная активность рабочих обеспечат нам выполнение задач, которые стоят перед Московской партийной организацией..." Эти молитвенные заклинания, ставите неотъемлемым элементом общественной жизни при Сталине, оказались столь живучи, что десятилетия существовали и после его смерти. В этом атрибуте вождизма не просто обожествляется руководитель, этим, если хотите, оскорбляется весь народ, который, будучи творцом всего сущего на Земле, ставится в положение "благодарителя", а не хозяина. Невольно создается впечатление, что люди, отказавшись от Бога на небе, создают его на Земле.
  
   Да, именно создают. Наиболее активны в создании культа "вождя" Молотов, Ворошилов, Каганович. Их голоса громче всех в славословии Сталина. Как это ни парадоксально, в этом хоре порой слышны голоса Зиновьева, Каменева, Бухарина, некоторых других опальных руководителей. Как-то неудобно читать их речи и статьи, особенно Зиновьева, покаянно секущего себя за прошлые ошибки и прославляющего "прозорливость и мудрость вождя партии товарища Сталина". Даже Бухарин не удержался от льстивых слов. Кто знает, может быть, они действительно разуверились в том, за что боролись, или просто инстинкт самосохранения давил на разум? Больше всех старался Карл Радек, о котором Сталин однажды сказал в узком кругу: "Мелкий троцкист, к тому же без убеждений".
  
   Радек в 1934 году написал брошюру о Сталине "Зодчий социалистического общества" в форме лекции по мифическому курсу истории победы социализма, которая, как мечтал автор, будет прочитана в 1967 году в 50-ю годовщину Октябрьской революции в "школе междупланетарных сообщений". Одним этим (1967 г.!) Радек выразил пожелание, чтобы Сталин, уже находившийся на посту генсека двенадцать лет, и через тридцать три года (!) стоял бы у руля партии и государства. Вся брошюра написана примерно в таком стиле, как и приведенный ниже отрывок: "Политические вожди занимают свое место в партии и в истории не на основе выборов, не на основе назначений, хотя в демократической партии, какой являлась ВКП(б), эти выборы и назначения необходимы для того, чтобы занять место вождя. Вождь пролетариата определяется в борьбе за боевую линию партии, за организацию ее грядущих боев. И Сталин, принадлежавший и при Ленине к первым в руководстве партии, стал ее признанным и любимым вождем..."316 Брошюра по тем временам вышла колоссальным тиражом - 225 тысяч экземпляров - и неоднократно переиздавалась. Рассказывают, что, когда Радеку, недавнему троцкисту, кто-то из "непримиримых" ядовито напомнил: давно ли ты говорил о Сталине совсем другое, как же это понимать? - тот нашелся: "Если бы такие, как я, оппозиционеры жили во времена Робеспьера, то каждый из нас был бы уже на голову короче..." Радек здесь просто предвосхитил то, что его ожидало через три года: славословие Сталина не помогло ни ему, ни Зиновьеву, ни Каменеву, ни многим другим, кто, признав свое идейное поражение, ютов был исполнять любую волю "любимого вождя". Радек не понимал, что многое из того, что нас окружает, сиюминутно, суетно, эфемерно. То, что он хотел представить вечным, незыблемым - величие и славу "вождя", - было таковым (и то отчасти!) лишь в сравнении с ним самим. Река перемен никогда не иссякает.
  
   Параллельно со славословием в официальной литературе незаметно начала пересматриваться история и исподволь формироваться мысль: вождей Октября было двое - Ленин и рядом с ним вездесущий Сталин. В предисловии к 6-томному Собранию сочинений Ленина Адоратский утверждал, что ленинские труды нужно изучать вкупе с работами Сталина, что концентрированное изложение ленинских идей сделано "вождем" в "Основах ленинизма" и т.д.
  
   Еще до апогея культа были попытки увековечить Сталина и в политической биографии. В сталинском фонде есть письмо Ярославского генсеку. В нем, в частности, говорится:
  
   "Серго мне сегодня, уезжая, звонил, что говорил (так в тексте. - Прим. Д.В.) с Вами по поводу задуманной мною книги "Сталин"..."
  
   На письме ответ, как всегда, карандашом, генсека:
  
   "т. Ярославскому. Я против. Я думаю, что не пришло еще время для биографий.
  
   1.VIII.1931. И. Сталин"317.
  
   Резолюция весьма красноречива: "Не пришло еще время для биографий". Триумф одной личности только начинался. Еще не сломлено было крестьянство, еще только поднимался лес заводов, еще жива большая часть "ленинской гвардии", и прежде всего те, кто хорошо знает, каким он был всего десять лет назад. Только появляются статьи, подобные панегирику Ворошилова, подготовленному к 50-летию "вождя". Главное - постепенность, последовательность, неотвратимость... Важно сохранять на людях приверженность скромной манере держаться. Вот и сегодня он заметил, садясь не в первый, а во второй ряд президиума совещания, как с новой силой вспыхнули аплодисменты. Люди стали на цыпочки, чтобы рассмотреть его невысокую фигуру. "Время для биографий" еще придет...
  
   Но уже положено начало практике направлять верноподданнические письма, рапорты вождю. Вот, например, 7 апреля 1931 года коммуна им. Сталина села Цасучей Оловянниковского района Восточно-Сибирского края послала в Москву рапорт, опубликованный в "Правде":
  
   "...Выдвигая встречный план по расширению посевных площадей, коммуна вместо преподанной (так в тексте. - Прим. Д.В.) цифры в 262,5 га засевает 320 га... Мы за генеральную линию партии под руководством большевистского ЦК и лучшего ленинца - тов. Сталина! Мы за полное осуществление пятилетки в 4 года и ликвидацию кулачества на основе сплошной коллективизации! По поручению коммунаров коммуны им. Сталина
  
   Климов, Токмаков".
  
   Такие письма вскоре стали приниматься на каждом собрании каждого предприятия, колхоза, совхоза, вуза, учреждения. Началась деформация общественного сознания, которое отныне стало питаться исключительно культовыми мифами. Пропаганда все больше и больше делает акцент на веру: все, что сказал, выразил, сформулировал Сталин, непреложно, верно, не требует доказательств. Другими словами, Сталин - полубог. В конце концов эти мифы, ставшие основой всей общественной жизни, будут сведены к двум простеньким постулатам:
  
   - вождь партии и народа - в высшей степени мудрый человек. Сила его интеллекта способна ответить на все вопросы прошлого, разобраться в настоящем, заглянуть в грядущее. "Сталин - это Ленин сегодня";
  
   - вождь партии и народа - полное олицетворение абсолютного добра, заботы о каждом человеке. Он отрицает зло, невежество, вероломство, жестокость. Это улыбающийся человек с усами, держащий маленькую девочку с красным флажком на руках...
  
   Система мифов, без которых невозможен культ личности, стала закрепляться ритуалами (обязательная ссылка на руководящие указания "лучшего ленинца", принятие встречных планов, отправление благодарственных писем, распространение внешней символики и т.д. Чем выше превозносился Сталин, тем больше, объективно, унижался народ. Прав был немецкий писатель Лихтенберг, сказавший однажды: "Слава знаменитейших людей всегда отчасти объясняется близорукостью тех, кто ими восхищается..."
  
   Понимал ли сам Сталин, что процесс возвеличивания его персоны унижает партию, народ, общество? Видел ли он аморальность этого курса? Предпринимал ли генсек сознательные шаги к усилению цезаризма? На все эти вопросы следует ответить однозначно: да, понимал, видел, предпринимал. Отдельные шаги, жесты "скромности", которые иногда позволял себе Сталин, служили одной цели возвеличить себя еще больше. И он поддерживал утомительные и бесконечные ритуалы славословия в свой адрес. Генсек не мог не понимать уродливости положения, когда над головами тысяч демонстрантов плывут сотни одинаковых портретов с его изображением; когда в каждом номере "Правды" можно насчитать десятки упоминаний его "стальной" фамилии; когда любой успех связывают с его мудростью, заботой, предвидением. Сталин, недоучившийся семинарист, понимал "технологию" культа, его психологию и проявления.
  
   Он знал, что, кроме культов вождей, богов, императоров, в истории были попытки создания и иных культов. Еще Робеспьер и другие депутаты Конвента пытались утвердить в сознании народа культ "верховного существа". В декрете Конвента говорилось, что "культом, достойным верховного существа, является исполнение человеком его гражданских обязанностей". Это, по сути, была новая государственная религия республики. Робеспьер, держа в руках цветы и колосья ржи, выступил на грандиозном празднестве в честь "культа верховного существа". Он надеялся, что с его помощью граждане республики станут рыцарями долга и чести. Робеспьер жестоко ошибся. Сталин, читая книгу о Робеспьере, не мог понять, как тот не увидел главного: нужно было укреплять собственную власть, создавать собственный культ, а не рождать эфемерные призраки общечеловеческой нравственности. Культ морали генсек считал творением либералов, рафинированных интеллигентов, буржуазной выдумкой.
  
   Культ личности... В этом деле не должно быть осечек. А посему Товстуха, Двинский, Каннер, Мехлис, а затем и Поскребышев ежедневно просматривали и визировали все более или менее значимые материалы о нем и его фотографии, предназначенные для печати. А наиболее важные показывали ему, генсеку. Нередко его карандаш добавлял одно-два слова, которые еще более рельефно высвечивали "исключительность", "проницательность", "решительность", "заботу", "мужество", "мудрость товарища Сталина". Сам он давно понял, что благоприятный образ вождя, или, как сегодня говорят, - "имидж" руководителя, больше всего зависит от внешнего спокойствия, невозмутимости, величавой медлительности. Разве в великой сумятице клокочущего мира это не является редким и уникальным?
  
   Иногда, споря по бесчисленным вопросам, рожденным тем сложным временем, люди пытаются определить: с какого момента начался культ личности Сталина? Кто первый "позвал" людей славословить генсека? Называют имена тех же Ворошилова, Молотова, Кагановича... И все же, думаю, явления культа начались не с этого: если бы взахлеб не стал славить Сталина Ворошилов, это начал бы делать кто-нибудь другой. В тех условиях это было практически неизбежно. Почти полное отсутствие гласности, подлинного контроля снизу за деятельностью высших эшелонов власти, непомерная "секретность" порождали вождизм и соответствующие ему культовые обряды.
  
   "Тайны" культа не в личностях, а в том процессе, который стал быстро развиваться после смерти Ленина. Государственные, партийные, общественные институты оказались неприспособленными для социальной защиты. Несовершенство политического механизма власти сделало возможным мнение, волю, прихоть одного человека выдавать за волеизъявление народа. Опыт социалистической государственности был очень незначительным; ленинские предостережения были учтены лишь формально; наличие постоянной внешней угрозы создавало атмосферу "осажденной крепости", в которой, как известно, всегда сознательно идут на ограничение демократии. Отсутствие подлинной выборности, сменяемости и обновления руководства, создание номенклатуры, всевластие аппарата, выдвижение насилия в качестве универсального средства решения социальных вопросов (вспомним сталинские термины "насаждение колхозов", "раздавить врага", "ликвидация кулачества", "нанесение сокрушающего удара пособникам" и т.д.) создали предпосылки серьезных деформаций в сфере общественного и индивидуального сознания. В нем стали играть доминирующую роль мифы, обожествляющие отдельного человека.
  
   Конечно, причины единовластия - в недрах государства, общества, в истории, традициях создаваемой системы. Главная идейная "заслуга" Сталина здесь состоит в том, что он смог своим изощренным умом добиться, чтобы в конце концов его имя олицетворялось с социализмом, новым великим делом. А дальше логика проста: славословие, защита, укрепление социализма есть одновременно и славословие, защита и укрепление позиций Сталина, после Ленина - подлинного и единственного вождя. В партии, кстати, фактически не было сомнений, что должен быть вождь и после смерти Владимира Ильича. Цезаристские настроения масс, огромное значение быстро растущего аппарата в деле упрочения и узурпации личной власти стали понятны Сталину ранее, чем кому-либо другому.
  
   В организационном отношении "заслуга" Сталина еще более очевидна: он смог превратить партию в инструмент личной власти. Советы, заняв уже с конца 20-х годов подчиненное, а затем вспомогательное, порой даже бутафорское положение, утратили реальную власть. Партия, которая должна была осуществлять политическое, идейное руководство обществом, полностью взяла на себя функции государственной власти. Это лишило ее творческого динамизма, сделало важнейшим звеном сталинской диктатуры. Партия превратилась в сталинский орден.
  
   Вместе с тем нельзя отрицать и влияния внешних факторов на формирование деспотического единовластия в стране. Наличие реальной угрозы империалистического нападения давало в руки партии постоянный бесспорный аргумент в "защиту" централизации, ограничения демократии, превращения страны в полувоенный лагерь, которому, естественно, необходим политический полководец. Коминтерн, все более теряющий свою независимость, освящал авторитетом коммунистических партий вождизм Сталина. Да и редкие буржуазные деятели, решившие сотрудничать с СССР, предпочитали иметь дело со Сталиным, а не с огосударствленной партией.
  
   Таким образом, все или почти все (кроме совести!) "работало" в тот период на Сталина. При этом нельзя отбрасывать и субъективные моменты, помогавшие Сталину: подчеркивание верности ленинизму, демонстративная "скромность", происхождение. Все это позволяло Сталину без драматических сбоев двигаться к его цезаристской цели. Самое страшное заключалось в том, что подавляющее большинство народа и партии верило, что сталинский курс на единовластие и есть социализм. Тогда немногие понимали, что абсолютная власть развращает абсолютно.
  
   Поэтому рассуждения - с чьей легкой руки начался культ - беспредметны. Главная беда не в том, что начали славословить, а в том, что не думали о народовластии, которое кардинальнейшим образом и отличает социализм от других общественно-экономических формаций. Думаю, можно сказать, что культ личности уродливые социальные отношения власти и народа, руководителя и общества. В общественном сознании это выразилось в ликвидации свободы выбора народа, в пренебрежении к прошлому, в мифологическом утопизме, в господстве веры, а не истины, в гипертрофии коллективного в ущерб личному. Проявления культа - это прежде всего трагедия свободы: социальной, духовной, политической, нравственной. Свобода стала главной жертвой культа Сталина. Но это уже о природе культа личности, вопросе, которому в одной из последующих глав будет уделено большее внимание.
  
   Как видим, в портрете Сталина, еще больше укрепившего свое положение в партии и государстве, уже начали проявляться многие из тех черт, которые мы прямо связываем с будущими бедами. Ленинские слова: "Это те мелочи, которые могут приобрести решающее значение" - станут пророческими. А пока страна в неимоверном порыве, пережив муки голода в начале 30-х годов, кровь и страдания миллионов крестьян, достигала все новых рубежей в индустриализации, социальном и духовном обновлении. Особым этапом в жизни страны и Сталина стал XVII съезд партии.
  
   "Съезд победителя"?____________________________________
  
   Рубеж второго и третьего десятилетий нашего века для Сталина оказался весьма трудным. Разгром "правых" в партии обещал как будто спокойную жизнь. Заметно вырос авторитет генсека. Бывшие оппозиционеры, в том числе Бухарин, искали повод и способ, чтобы подчеркнуть свою лояльность Сталину, свое "прозрение" и "полное согласие с генеральной линией партии". Каменев с Зиновьевым, например, несколько раз пытались восстановить прежние "добрые" отношения со Сталиным, еще раз приезжали к нему на дачу с "мировой".
  
   Многие падение с высокого поста расценивают как личную трагедию. Не были исключением и эти политические деятели. Каменев в свои сорок с небольшим лет как-то сразу сдал, поседел и выглядел как "моложавый старик". В своих нечастых разговорах со Сталиным по телефону или лично Каменев неизменно находил повод для осторожных напоминаний об их совместном прозябании на Курейке, о том, что он, Зиновьев и Сталин были ближайшими соратниками Ленина, о драматических событиях, связанных с утверждением Сталина на посту генсека. Зиновьев и особенно Каменев не теряли надежды на возвращение в верхние эшелоны партийной иерархии.
  
   Сталин прекрасно понимал, в чем дело. Его реакция была снисходительно-покровительственной. Иногда он даже давал какую-то надежду опальным. Но в душе понимал, что люди, которым он в значительной мере обязан своим нынешним положением, ему не только не нужны, но и могут оказаться опасными. Зиновьев и Каменев слишком хорошо знали Сталина. А генсек не любил людей, которые о нем знали больше, чем это предписывалось официальной пропагандой. Все его внимание в начале 30-х годов было сосредоточено на революции в сельском хозяйстве, рывке в индустриализации, консолидации своих сторонников.
  
   Быстрыми темпами росла промышленность. Форсированно завершалась коллективизация сельского хозяйства, превратившаяся в настоящее национальное бедствие. Приближалась дата очередного, XVII съезда партии.
  
   Состоявшийся в январе - феврале 1934 года съезд в сталинской пропаганде был назван "съездом победителей", поскольку сам Сталин в Отчетном докладе ЦК назвал успехи партии и страны "великими и необычайными". Бесспорно, к 1934 году страна сделала крупный рывок в своем развитии. Когда я смотрел черновик доклада, над которым работал Сталин, то обратил внимание: генсек, тщательно редактировавший доклад, каждую страницу, каждый абзац, стремился более выпукло показать прежде всего достижения. Он считал, что огромные жертвы, принесенные народом, должны дать результат. Целые страницы доклада переписаны Сталиным заново. Генсек хотел показать народу и партии: его руководство плодотворно, успешно, победоносно.
  
   Сталин особый акцент сделал на том, что за три с половиной года после XVI съезда партии промышленность в стране удвоила объем выпускаемой продукции. За несколько последних лет созданы новые отрасли производства: станкостроение, автомобильная, тракторная, химическая промышленность; появилось моторостроение, самолетостроение, комбайностроение; стали производить синтетический каучук, азот, искусственное волокно и т.д. Генсек с гордостью объявил, что пущены в ход тысячи новых промышленных предприятий, и в том числе такие гиганты, как Днепрогэс, Магнитогорский и Кузнецкий комбинаты, Уралмаш, Челябинский тракторный завод, Краматорский машиностроительный, и ряд других. В докладе Сталина было, как никогда, много цифр, таблиц, схем. Ему было о чем говорить съезду.
  
   30-е годы мы как-то теперь привыкли измерять только трагическим масштабом, а ведь это были и годы невиданного энтузиазма, подвижничества, массового трудового героизма. Нам сейчас порой трудно представить, как миллионы людей, часто имея минимум необходимого для нормальной жизни, верили, что они подлинные творцы коммунистического грядущего, что от их самоотверженности зависят не только их судьбы, но и судьбы мирового пролетариата. Вот несколько сообщений "Правды" тех лет. Генсек всегда читал ее полностью, а не выборочно, подчеркивая карандашом некоторые материалы. При этом Сталина переполняло чувство "единоличного хозяина".
  
   "Коллективный рапорт бакинских нефтяников, обсужденный на 40 митингах 20 тысячами нефтяников, дополненный 53 местными рапортами и 254 письмами рабочих". В рапорте говорится, что "нефтяная пятилетка усилиями рабочих и специалистов и под испытанным руководством ленинской партии закончена в два с половиной года".
  
   Сообщение с Магнитостроя:
  
   "На строительном участке доменного цеха родился совсем новый тип бригады сквозная хозрасчетная бригада экскаватора. Переход на хозрасчет экскаваторов дал прекрасные результаты... Хозрасчетные экскаваторы побили мировой рекорд загрузки машин".
  
   Заметка из Татарии:
  
   "Уборка и хлебопоставка проходят под лозунгом подготовки ко второму всетатарскому съезду колхозников и завоевания права включить своего представителя в делегацию, которая поедет с рапортом к товарищу Сталину. Занять первое место на Всесоюзной красной доске - популярнейший лозунг в колхозах Татарии".
  
   С высоты сегодняшнего дня можно говорить о наивности, прекраснодушии, огромной вере в Сталина миллионов простых людей, которые построили для нас все то, на чем стоим ныне. Но нельзя не восхищаться неукротимым энтузиазмом людей, их гордостью за свершенное, уверенностью в том, что будущее в их руках. Невиданной силы подвижничество, высокая гражданственность, часто обрамленная культовыми ритуалами, - это и был тот огромный социальный заряд, созданный верой в справедливость и лучшее будущее. Мы всегда, и сейчас и в следующем веке, должны помнить этих людей, творцов, созидателей, которых "вождь" чаще называл "массы" или иногда - "винтики".
  
   В это же время на страницах "Правды" встречаются сообщения, которые сегодня, когда мы многое знаем, вызывают не просто настороженность, а глубокое понимание подоплеки того, о чем тогда писала главная газета страны.
  
   В середине июля 1933 года "Правда" сообщала:
  
   "Товарищи Сталин и Ворошилов приехали в Ленинград и вместе с товарищем Кировым в тот же день выехали на Беломорско-Балтийский канал. По ознакомлении с работой канала и с состоянием гидротехнических сооружений выехали через беломорский порт Сорока на Мурманск".
  
   Через две недели после посещения Сталиным Беломорстроя было опубликовано постановление СНК СССР об открытии Беломорско-Балтийского канала им. т. Сталина и постановление ЦИК СССР о награждении отличившихся при строительстве канала. Орденами Ленина награждены 8 человек: Ягода Г.Г. - заместитель председателя ОГПУ; Коган Л.И. - начальник Беломорстроя; Берман М.Д. начальник Главного управления исправительно-трудовыми лагерями ОГПУ; Френкель Н.А. - помощник начальника Беломорстроя; Рапопорт Я.Д. - заместитель начальника Беломорстроя; Фирин С. Г. - начальник Беломорско-Балтийского исправительно-трудового лагеря; Жук С.Я. - заместитель главного инженера Беломорстроя; Вержбицкий К.А. - заместитель главного инженера строительства318.
  
   На XVII съезде С.М. Киров в своей речи скажет:
  
   - Такой канал, в такой короткий срок, в таком месте осуществить, - это действительно героическая работа, и надо отдать справедливость нашим чекистам, которые руководили этим делом, которые буквально чудеса сделали.319
  
   Точнее было бы сказать, что чудеса творили сотни тысяч заключенных. Недостатка в них не было. После раскулачивания более миллиона кулацких и середняцких хозяйств, ужесточения борьбы с "остатками эксплуататорских классов" в распоряжении ОГПУ была огромная сила, которая построит не только Беломорско-Балтийский канал. Должности награжденных орденами Ленина красноречиво говорят о том, как и кем строился канал им. Сталина. Идея широко использовать заключенных в народном хозяйстве, а в 30-е годы большой проблемой было обеспечить им фронт работ, была не новой. Напомню, Троцкий еще в середине 20-х годов, развивая идею милитаризации труда, советовал, что "враждебные государству элементы должны направляться в массовом порядке на объекты строительства пролетарского государства". Совет одного из "выдающихся вождей", как видим, не остался не замеченным другим.
  
   О достижениях в сельском хозяйстве сказать Сталину в докладе было труднее. Да, создано свыше 200 тысяч колхозов и 5 тысяч совхозов. Развитие сельского хозяйства, признал генсек, пошло "во много раз медленнее, чем промышленности". Сталин признал также, что, "по сути дела, отчетный период был для сельского хозяйства не столько периодом быстрого подъема и мощного разбега, сколько периодом создания предпосылок для такого подъема и такого разбега в ближайшем будущем"320. Здесь же докладчик отметил тяжелое положение в животноводстве. Пожалуй, с тех пор оно у нас так и не стало легким. Как и в сельском хозяйстве вообще.
  
   Разгромив в течение десяти лет после смерти Ленина многочисленные "оппозиции", Сталин остался в конце концов без "работы". И генсек сказал об этом: если на XVI съезде нам пришлось добивать приверженцев всяческих группировок, то на этом съезде и "бить некого". Хотя тут же, чтобы, не дай Бог, не ослабили бдительности, противореча самому себе, высказался в том смысле, что "остатки их идеологии живут в головах отдельных членов партии" и мы должны быть готовы их разбить. Но Сталин редко "бил" по идеологии, больше по ее носителям. Заявив, что страна идет к созданию "бесклассового, социалистического общества", тут же сделал вывод, что бесклассовости можно добиться только "путем усиления органов диктатуры пролетариата, путем развертывания классовой борьбы"321.
  
   Думается, что Сталин, будучи глубоко убежденным в универсальности методов насилия, в том, что диктатура пролетариата - это прежде всего инструмент насилия, просто не хотел понимать пагубности этой концепции. На "съезде победителей", когда, по его же словам, были "практически ликвидированы остатки эксплуататорских классов", он призывает к дальнейшему усилению механизма принуждения, укреплению карательных органов. Значения демократической эволюции Сталин не хотел понимать по весьма простой причине: любое усиление подлинного народовластия в такой же степени ослабляло бы его вождистские возможности. Добавлю к этому, что по своему характеру Сталин был авторитарной, деспотической натурой, в которой всегда чувствовалось что-то восточное, далекое во времени... Не случайно Бухарин в 1928 году назвал Сталина "Чингисханом".
  
   Не без ведома Сталина среди 1225 делегатов оказалось немало тех, кто в свое время принадлежал к различным группировкам, фракциям, "оппозициям", "уклонам". Все они давно в различной форме покаялись, повинились, искали возможности вновь заслужить расположение Сталина, теперь уже неизмеримо более сильного и авторитетного. Не все из "разгромленных" были беспринципными людьми, приспособленцами. Многие из этих бывших "оппозиционеров" искренне раскаивались, часто в малозначащих "грехах", не желая оставаться вне партии и поддерживая курс на форсированное строительство социализма.
  
   Генсек специально посоветовал Кагановичу прежде всего обеспечить представительство на съезде немалой группы тех лиц, которые бы своими покаянными речами еще более усилили могущество "вождя", теперь уже единственного на вершине власти. Спустя десятилетия, читая эти речи, представляешь унижение людей, бичующих себя, как в религиозном экстазе, лишь для того, чтобы насытить чувство тщеславия одного человека. И это разглядели многие делегаты. Киров говорил, например, что сейчас эти бывшие оппозиционеры "пытаются... вклиниться в это общее торжество, пробуют в ногу пойти, под одну музыку, поддержать этот наш подъем... Вот возьмите Бухарина, например. По-моему, пел как будто по нотам, а голос не тот. Я уже не говорю о товарище Рыкове, о товарище Томском"322.
  
   Что же говорили на "съезде победителей" эти люди, вчера еще члены Политбюро, соратники и ученики Ленина?
  
   Бухарин, бывший "любимец партии" и ее теоретик: "Сталин был целиком прав, когда разгромил, блестяще применяя марксо-ленинскую (так в тексте. - Прим. Д. В.) диалектику, целый ряд теоретических предпосылок правого уклона, формулированных прежде всего мною... Обязанностью каждого члена партии является... сплочение вокруг товарища Сталина, как персонального воплощения ума и воли партии, ее руководителя, ее теоретического и практического вождя"323.
  
   Не верится, что это говорил человек, интеллектуальная совесть которого подсказывала ему, вероятно, другие слова...
  
   Рыков, первый после Ленина Председатель Совнаркома: "Я хотел характеризовать роль товарища Сталина в первое время после смерти Владимира Ильича... О том, что он как вождь и как организатор побед наших с величайшей силой показал себя в первое же время. Я хотел характеризовать то, чем товарищ Сталин в тот период сразу и немедленно выделился из всего состава тогдашнего руководства"324.
  
   И это говорил человек, всегда славящийся своей прямотой, неподкупностью, большим гражданским мужеством...
  
   Томский, руководитель профсоюзов страны: "Я обязан перед партией заявить, что лишь потому, что товарищ Сталин был самым последовательным, самым ярким из учеников Ленина, лишь потому, что товарищ Сталин был наиболее зорким, наиболее далеко видел, наиболее неуклонно вел партию по правильному, ленинскому пути, потому, что он наиболее тяжелой рукой колотил нас, потому, что он был более теоретически и практически подкованным в борьбе против оппозиций, - этим объясняются нападки на товарища Сталина"325.
  
   И это говорил человек, известный ранее своей партийной принципиальностью и умением отстаивать ее до конца...
  
   Приведу фрагмент выступления вновь принятого в члены партии, битого-перебитого Зиновьева, первого, кто назвал четыре имени рядом - Маркса, Энгельса, Ленина и Сталина. "Мы знаем теперь все, что в борьбе, которая велась товарищем Сталиным на исключительно принципиальной высоте, на исключительно высоком теоретическом уровне, - что в этой борьбе не было ни малейшего привкуса сколько-нибудь личных моментов..." Зиновьев назвал доклад Сталина "докладом-шедевром", долго и заискивающе говорил "о триумфе руководства, триумфе того (выделено мной. - Прим. Д.В.), кто возглавил это руководство...". Когда меня вернули в партию в первый раз, сказал кающийся Зиновьев, то Сталин мне сделал такое замечание: "Вам в глазах партии вредили и вредят даже не столько принципиальные ошибки, сколько то непрямодушие по отношению к партии, которое создалось у вас в течение ряда лет" (здесь в зале стали раздаваться многочисленные возгласы: "Правильно, правильно сказано!"). Далее бывший претендент в лидеры партии заявил: "Мы видим теперь, как лучшие люди передового колхозного крестьянства стремятся в Москву, в Кремль, стремятся повидать товарища Сталина, пощупать его глазами, а может быть, и руками, стремятся получить из его уст прямые указания, которые они хотят понести в массы"326.
  
   Это говорил человек, который много лет лично знал Ленина, учился у него, считал себя его соратником. Страх оказаться окончательно выброшенным на политическую свалку заставлял Зиновьева говорить все эти унизительные слова. Также, презрев интеллектуальное достоинство и совесть, курили фимиам "вождю" Каменев, Радек, Преображенский, Ломинадзе, другие поверженные Сталиным в "оппозиционной" борьбе.
  
   Сталин, сидя теперь, как обычно, во втором ряду, с внешним безразличием посмотрел на поднимающегося на трибуну Каменева. Ему вспомнилось, как тот, председательствуя, как бывало раньше на съездах, заседаниях Политбюро или на других совещаниях, нетерпеливыми репликами старался "повернуть" выступавших в нужную сторону. Однажды, когда их отношения уже испортились, Каменев бросил Сталину, перечислявшему в своем выступлении ошибки "оппозиции":
  
   - Товарищ Сталин! Что вы как овец считаете: первое, второе, третье... Ваши аргументы не умнее этих овец...
  
   - Если учесть, - быстро парировал генсек,- что вы одна из этих овец...
  
   Что сейчас скажет Каменев?
  
   А Каменев каялся неприлично, униженно, вымаливающе:
  
   - Та эпоха, в которую мы живем, в которую происходит этот съезд, есть новая эпоха... она войдет в историю - это несомненно - как эпоха Сталина, так же как предшествующая эпоха вошла в историю под именем эпохи Ленина, и что на каждом из нас, особенно на нас, лежит обязанность всеми мерами, всеми силами, всей энергией противодействовать малейшему колебанию этого авторитета... Я хочу сказать с этой трибуны, что я считаю того Каменева, который с 1925 по 1933 год боролся с партией и с ее руководством, политическим трупом, что я хочу идти вперед, не таща за собою, по библейскому (простите) выражению, эту старую шкуру... Да здравствует наш, наш вождь и командир товарищ Сталин!"327
  
   Сталин, полузакрыв глаза, слушал торопливую речь Каменева. Даже он еще не знал, что почти через три года сделает Каменева с Зиновьевым и многими другими не "политическими трупами", а физическими, натуральными. Но что это последнее (на таком форуме) выступление Каменева, Сталин знал точно. Хватит либеральничать!
  
   Сталин с нескрываемым интересом слушал все эти панегирики, чувствуя себя триумфатором. Ведь он знал, что Каменев в разговоре с Троцким называл его "свирепым дикарем", а Зиновьев в своем кругу именовал "кровавым осетином"; Бухарин не раз уязвлял Сталина за незнание иностранных языков; Радек в первом издании книги "Портреты и памфлеты" не нашел для него, будущего генсека, и нескольких слов; Преображенский, считавшийся крупным теоретиком, в одной из речей в 1922 году назвал генсека "неучем"...
  
   Месть? Нет, это мелко, думал триумфатор. Пусть вся партия убедится, что во всех спорных вопросах, во всех дискуссиях, на всех переломных этапах правым оказывался только он, Сталин. И это говорит не он, а они, его бывшие оппоненты. Пусть все знают впредь, что он обладает не только политической волей, организаторскими способностями, что признается в партии уже давно, но и особой мудростью, прозорливостью, способностью к предвосхищению и твердой рукой... Съезд победителей? Может, съезд победителя?! Если бы Сталин хорошо знал отечественную историю, то мог бы вспомнить весьма красноречивый факт. После разгрома Наполеона сенат решил преподнести Александру I титул "Благословенный" в знак особых заслуг в спасении Отечества. Однако Александр вежливо, но твердо отказался.
  
   А Сталин все ждал и ждал новых эпитетов, сравнений, фимиама. Никто, правда, не додумался сказать: идет "съезд победителя". Фантазия людей все же не всегда на высоте... Но многое на этом съезде прозвучало впервые. Хрущев и Жданов, например, первыми назвали его, Сталина, "гениальным вождем", Зиновьев причислил его к лику классиков научного социализма, Киров определил генсека как "величайшего стратега освобождения трудящихся пашей страны и всего мира"; Ворошилов сказал, что Сталин, будучи "учеником и другом" Ленина, являлся и его "оруженосцем". Уж это-то нелепость: друг и оруженосец!
  
   Возможно, Сталин думал, что диктатура пролетариата должна иметь персональное олицетворение? Для демократии не нужны лица, облеченные особой властью, чтобы ее выражать. А диктатура класса... Все говорит о том, что Сталин считал нормальным для руководителя первого в мире социалистического государства обладать неограниченными правами. А ими, как известно, обладают лишь диктаторы. Сталин, слушая выступления делегатов, мысленно пробежал свой причудливый путь от экспроприатора до вождя крупнейшей пролетарской партии. То, что когда-то ему представлялось утопией, обрело черты реальности; что считалось вероятным, кажется теперь определенным; желаемое стало действительностью. Сталин на рубеже этих десятилетий поверил в свою особую роль и призвание; с каждым съездом он наполнялся уверенностью: только он может добиться невозможного. Столь роковое заблуждение было тоже одним из субъективных истоков многих и многих бед.
  
   Устав от шквала эпитетов - "мудрый", "гениальный", "великий", "прозорливый", "железный", Сталин с особым вниманием слушал делегатов от армии. После безудержного славословия, которого он ждал уже от каждого оратора, Сталина неприятно поразила скупая на похвалы речь Тухачевского. Он опять взялся за свое: излагает свои "прожекты" технической реконструкции армии. Сказано же было ему, что слишком много фантазирует; нет, опять за свое... Сталину вспомнилось большое письмо Тухачевского, направленное ему в начале 30-х годов. В нем Тухачевский выражал свое недовольство отношением Сталина и Ворошилова к его предложениям о технической модернизации армии. Командующий Ленинградским военным округом писал:
  
   "На расширенном заседании РВС СССР т. Ворошилов огласил Ваше письмо по вопросу моей записки о реконструкции РККА. Доклад Штаба РККА, при котором Вам моя записка была направлена, мне совершенно не был известен... В настоящее время, познакомившись с вышеупомянутым докладом, я вполне понимаю Ваше возмущение фантастичностью "моих" расчетов. Однако должен заявить, что моего в докладе Штаба РККА нет абсолютно ничего. Мои предложения представлены даже не в карикатурном виде, а в прямом смысле в форме "записок сумасшедшего..."328
  
   Сталин уже тогда понял из письма, что Тухачевский, у которого были натянутые отношения с Ворошиловым, полемизирует не с наркомом, а с ним, генсеком. Его неприятно поразила независимость суждений этого военачальника, который, похоже, смотрит много дальше застывшего на уровне опыта гражданской войны наркома. Когда выступал Ворошилов, то Сталин знал, о чем скажет человек, ставший легендой, декорацией героического былого, ибо нарком накануне съезда приносил показать свою речь генсеку.
  
   Ворошилов в своей речи ухитрился найти новый эпитет: "стальной Сталин". И конечно, Ворошилов не обошелся без восклицаний: "Имея такого испытанного, мудрого и величайшего вождя, каким является наш Сталин", нас не устрашит "никакое свиное или еще более скверное рыло, где бы оно ни появилось..."329. Сталина покоробил вульгаризм наркома: "мудрый", "великий вождь" и рядом какие-то "рыла"...
  
   Сталин не упустил, к своему удовлетворению, и высказываний Долорес Ибаррури, Белевского, Бела Куна, Вильгельма Кнорина, других руководителей международного коммунистического движения о том, что он теперь не только вождь большевиков, но и "вождь всемирного пролетариата". Задумавшись, поймал себя на мысли: если бы все это ему приснилось два десятка лет назад, в Курейке, под вой пурги, что бы мог он подумать? Сошел с ума? "Вождь всемирного пролетариата"... Поистине судьбы людей непредсказуемы.
  
   Как все хрупко, эфемерно в нашем быстро меняющемся мире, Сталин вдруг почувствовал в последний день работы съезда. Все казалось простой формальностью: избрать членов ЦК и новых органов (вместо ЦКК) - комиссий партийного и советского контроля. Персональный состав руководящих органов на Политбюро был, конечно, "обговорен" заранее, и все, казалось, триумфальное чествование "вождя" спокойно шло к завершению. Счетная комиссия, избранная съездом, заканчивала свою работу. Но вдруг произошло неожиданное. В комнату к Сталину зашли возбужденные и встревоженные Каганович и председатель счетной комиссии Затонский. Но вначале несколько слов об источнике этой информации.
  
   В своих воспоминаниях о подробностях работы съезда рассказывает А.И. Микоян, бывший кандидатом в члены и членом Политбюро с 1926 по 1966 год, делегат всех съездов партии - с Х по XXIV. Об этом говорится и в целом ряде других мемуаров. В "Истории КПСС", вышедшей в свет в 1962 году, отмечается, что "ненормальная обстановка, складывавшаяся в партии, вызывала тревогу у части коммунистов, особенно у старых ленинских кадров. Многие делегаты съезда, прежде всего те из них, кто был знаком с завещанием В.И. Ленина, считали, что наступило время переместить Сталина с поста генсека на другую работу". По свидетельству А. Микояна (а его в свою очередь проинформировали старые большевики А. Снегов, О. Шатуновская, бывший член счетной комиссии Н. Андреасян), Каганович с тревогой объявил Сталину неожиданные результаты голосования: из 1225 делегатов трое подали голоса "против" Кирова и около трехсот (!), почти одна четверть голосовавших, "против" Сталина. Это было невероятно!
  
   Сейчас никто не может точно сказать, что ответил генсек. Но, по утверждению Микояна, быстро было принято решение оставить "против" Сталина, как и "против" Кирова, три голоса, а остальные бюллетени уничтожить. Добавлю, что благодаря сложившейся практике в списках для голосования осталось ровно то количество кандидатов, которое необходимо для избрания. В общем, это были "выборы без выбора", где нужно простое большинство. Сталин, даже если бы учли 300 голосов "против", все равно вошел бы в состав ЦК и, видимо, был бы избран в любом случае генсеком330. Но политический резонанс после оглашения результатов был бы таким, что учесть все его последствия представлялось невозможным. Все сразу почувствовали бы, что величие "вождя" эфемерно.
  
   По этим же свидетельствам, группа старых большевиков, узнавшая о результатах голосования до их официального объявления, предложила Кирову, чтобы он согласился на выдвижение его генсеком. Киров отказался и якобы обо всем рассказал Сталину.
  
   В этой неясной до конца драматической истории тем не менее есть несколько объективных обстоятельств, придающих ей достаточно большую степень правдоподобности. Прежде всего, на съезде оказалось немало делегатов, состоявших ранее в различных "оппозициях" и выступавших прежде лично против Сталина. Кроме того, многие из партийных работников, бывших на съезде, уже имели возможность испытать на себе бесцеремонность, грубость и диктаторские замашки Сталина. Но обстановка в партии уже была такой, что подвергать открыто критике Сталина и тем более предлагать сместить его с высокого поста не мог никто. Хотя возможность использовать шанс совести существует всегда. И выразить свое подлинное отношение к Сталину с помощью тайного голосования эти люди, бесспорно, могли. Если когда-нибудь это сообщение, сделанное Микояном на основе свидетельств группы старых большевиков, в том числе членов счетной комиссии XVII съезда партии, будет полностью доказано, то оно одновременно зафиксирует одно из самых неприглядных, преступных действий Сталина против партии. Я уже не говорю здесь (об этом будет сказано в другой главе), сколь трагичной окажется судьба подавляющего большинства делегатов "съезда победителей", поскольку Сталин после голосования стал в каждом из них видеть потенциального противника.
  
   Еще одним последствием этого запутанного дела явилось резкое изменение отношения Сталина к Кирову, который теперь в его глазах стал реальным соперником.
  
   "Съезд победителей", таким образом, отразив крупные изменения в стране в пользу социалистического переустройства общества, зафиксировал нарастание диктаторских амбиций "вождя". Диктатура пролетариата, как инструмент овладения большевиками и левыми эсерами властью в октябре 1917 года, была расценена Сталиным как уникальная возможность единолично отправлять ее важнейшие функции.
  
   Сталин и Киров_________________________________________
  
   Еще раз вернемся к одному из эпизодов XVII съезда партии. Выступая на нем, Енукидзе, в частности, сказал: "Товарищ Сталин сумел окружить себя лучшими людьми в нашей партии, сумел вместе с ними обсуждать и решать всякие вопросы, сумел из этой группы людей создать такую могучую силу, которой не знала история ни одной революционной партии..."331 Ничего не скажешь, действительно, в те годы в окружении Сталина были еще интересные люди, и среди них С.М. Киров. Хотя к понятию "окружение" он едва ли подходил, поскольку работал в Закавказье, а затем в Ленинграде. И все же Киров был близким человеком для Сталина. Енукидзе, который также был личным другом, однако, преувеличивал, что вокруг Сталина всегда были "лучшие люди в нашей партии". К сожалению, бывали около него разные люди. И одаренные, самобытные и кристально чистые соратники; и поддакиватели, никогда и ни в чем ему не перечившие, главной заботой которых было угадать и исполнить желание "вождя". К несчастью для народа и партии, подвизались рядом со Сталиным (особенно в конце 30-х, в 40-е гг.) лица, которых иначе как преступниками не назовешь.
  
   Сталин не был глупым человеком. Он хотел иметь возле себя верных, преданных друзей, соратников, а главное - беспрекословных исполнителей, понимающих с полуслова его желание, намерение, жест. Хотя для "публики" он всегда старался подчеркнуть, что отношения, основанные на личной преданности, недостойны высоких принципов. Например, отвечая на письмо члена партии Шатуновского, Сталин писал:
  
   "Вы говорите о Вашей "преданности" мне. Может быть, это случайно сорвавшаяся фраза. Может быть... Но если это не случайная фраза, я бы советовал Вам отбросить прочь "принцип" преданности лицам. Это не по-большевистски. Имейте преданность рабочему классу, его партии, его государству. Это нужно и хорошо. Но не смешивайте ее с преданностью лицам, с этой пустой и ненужной интеллигентской побрякушкой"332.
  
   Правильные слова. Но, увы, они расходились с делами. Ведь Сталин был великим Лицемером. И, как правило, окружал себя лишь теми, кто не доставлял ему хлопот. Прежде всего это касалось помощников. Напомню их имена: Назаретян, Товстуха, Бажанов, Каннер, Марьин, Двинский, Поскребышев. Больше всего он привязался к двум: Товстухе и Поскребышеву.
  
   И.П. Товстуха понимал его с полуслова. Человек с неплохой теоретической подготовкой, он был способен сформулировать идею, заметить в тексте принципиальную ошибку. Сталин ценил его за исключительную самоотверженность в работе. В архиве Сталина сохранилась его записка Зиновьеву, Каменеву и Бухарину, в которой он пишет: "Товстуха не хочет уезжать в отпуск. В деле есть мое предложение о немедленном отпуске т. Товстухе, которое он не допустил к голосованию..."333 И тут же Сталин выговорил своему помощнику, что тот о своем несостоявшемся отпуске поведал Каменеву. Вконец расстроенный Товстуха написал официальную записку:
  
   "Сталину.
  
   Копия Каменеву.
  
   Заявляю, что ни тов. Каменеву, ни кому бы то другому я никогда не говорил, что будто бы хочу в отпуск, но меня т. Сталин не пускает.
  
   Товстуха".
  
   Каменев карандашом полушутливо набросал на этой бумажке "местного значения":
  
   "Подтверждаю, что никогда, нигде, ни в каком виде Товстуха не говорил мне об отпуске, а лишь о том, что он бы мог увеличить свою работу над Лениным (так в тексте. - Прим. Д.В.), если бы он начинал свою работу в ЦК пораньше. В смерти Товстухи прошу меня не винить.
  
   Л.Каменев"334.
  
   Как видим, в аппарате Сталина вершились не только серьезные и "великие" дела.
  
   Короткое время у Сталина работал Б. Бажанов, выходец из семьи интеллигентов. Генсек быстро проникся к нему уважением. Вскоре Бажанов стал стенографировать заседания Политбюро. Однако он умело скрывал свои подлинные взгляды. В 1928 году ему удалось бежать в Персию, а оттуда в Англию. Несколько десятилетий он зарабатывал на жизнь, вначале комментируя то, что он знал, а затем фабрикуя самые различные домыслы о нашей стране и ее руководстве.
  
   Многие годы Сталин держал около себя Л.З. Мехлиса, который некоторое время был помощником "вождя". Лев Захарович Мехлис, родившийся в Одессе, начинал меньшевиком, вступил в партию в 1918 году, познакомился со Сталиным в годы гражданской войны. Занимал ряд видных постов в аппарате ЦК, "Правде", был народным комиссаром Госконтроля СССР, начальником Главного политуправления РККА. Не лишенный способностей, но с откровенно полицейским мышлением. Мехлис был одним из тех, кто регулярно докладывал Сталину "доверительную информацию" о других руководителях партии. Но едва ли это был человек идеи. Однажды он обратился к Сталину с просьбой сделать дарственную надпись на только что вышедшей в 1924 году книге генсека "О Ленине и ленинизме". Сталин быстро начертал на титульном листе:
  
   "Молодому другу по работе
  
   т-щу Мехлис
  
   от автора.
  
   23.05.24".
  
   Самое интересное, что Мехлис, заполучив автограф, ни разу не раскрыл книги: все листы теперь уже ссохшейся и пожелтевшей книги так и остались неразрезанными.
  
   Влияние Мехлиса определялось не столько должностями, сколько отношением к нему самого Сталина. Мехлис бывал у Сталина часто, подолгу оставаясь с ним один на один. Ему Сталин давал самые щекотливые поручения. Передо мной лежит целый том его личных донесений из разных мест, куда его направлял "вождь". Сотни шифровок, телеграмм, письменных докладов об одном и том же: "враги орудуют", "везде беспечность", "благодушие губит дело", "нужно ужесточить меры...". Сталин верил Мехлису, пожалуй, больше, чем многим другим. Тот умел найти "врагов" там, где и подозревать-то было вроде бы смешно... В июле 1937 года, когда Краснознаменный ансамбль песни и пляски был на востоке, к Сталину поступила шифрованная телеграмма.
  
   "Доношу: в ансамбле краснознаменной песни тяжелое положение. Прихожу к заключению: в ансамбле орудует шпионско-террористическая группа (выделено мной. - Прим. Д.В.). Уволил на месте девятнадцать человек. Веду следствие. В составе есть бывшие офицеры, дети кулаков, антисоветские элементы. Привлек к работе нач. особого отдела. Пускать ансамбль в части?
  
   Мехлис"335.
  
   Думаю, вопрос, заключавший телеграмму, был напрасным: арестовано пол-ансамбля, кого "пускать"? Таким был человек, который в тени "вождя" играл свою, особую, зловещую роль. Подозрительность Сталина нашла в Мехлисе идеальный источник ее поддержания.
  
   Но, пожалуй, наибольшим доверием и близостью к "вождю" пользовался А.Н. Поскребышев, которого Хрущев на XX съезде партии назвал "верным оруженосцем" Сталина. Бывший фельдшер из Вятки, сын сапожника, он уже с 1922 года работал в ЦК, а с 1928 года помощником Сталина, заведующим особым сектором. Во время войны Сталин сделал члена ЦК и депутата Верховного Совета СССР А.Н. Поскребышева генерал-майором. Поскребышев отличался поразительной работоспособностью и исполнительностью. Его старшая дочь, Галина Александровна Егорова, рассказывала мне, что на работе он проводил не меньше 16 часов. Хотя незадолго до смерти Сталина Берии удалось убрать его из Кремля, Поскребышев остался до конца своих дней преданным слугой "Хозяина". Между прочим, первая жена Поскребышева была дальней родственницей Троцкого, что в конце концов сыграло трагическую роль.
  
   Дочь Поскребышева рассказывала мне, что отец все жалел, что не вел дневника, так много он знал. Правда, подумав, всегда заключал, что если бы такой дневник у него был, то его давно бы не было в живых.
  
   Вся информация любого характера поступала к Сталину через Поскребышева. Он знал о происходящих в партии и стране процессах не меньше, чем Сталин. Это был идеальный исполнитель: бездумный, невозражающий, в любое время находившийся на своем посту. Однако роль Поскребышева в коридорах власти была значительно важнее официального статуса, в силу особого расположения к нему "вождя".
  
   Хотя Поскребышев по натуре не был жестким человеком, перед ним заискивали; так много зависело от того, когда, как доложит бумагу, выскажет предложение первый помощник.
  
   Бывший нарком путей сообщения И.В. Ковалев, который всю войну иногда по три-четыре раза в день докладывал Сталину о движении военных эшелонов, как-то назвал Поскребышева "двужильный". "В любое время, когда бы Сталин ни вызывал, лысоватая голова его помощника всегда была наклонена над ворохом бумаг. Это был человек с компьютерной памятью. У него можно было получить точную справку по любому вопросу, - заключил Ковалев рассказ о Поскребышеве, - одним словом энциклопедия".
  
   Все это были близкие Сталину люди, как он иногда говорил, из "обслуги". Но и другие из числа самых близких соратников - Маленков, Каганович, Ворошилов отличались прежде всего абсолютным согласием с "вождем". Во всем.
  
   О некоторых из них я расскажу в других главах книги. Например, один из этой троицы, Ворошилов, при решении любых дел, самых мелких и самых ответственных, стремился прежде всего во всем поддержать "вождя". В далеком 1923 году почему-то одной из сотрудниц ессентукского санатория, где тогда отдыхали генсек и Ворошилов, понадобилась такая странная справка, собственноручно написанная Сталиным:
  
   "К сведению советских и парт. учреждений.
  
   Свидетельствую, что предъявительница сего Мария Геперова, служащая грязелечебницы в Ессентуках, является заслуживающей полного доверия и преданной Советской Республике труженицей.
  
   15.11.23. И.Сталин".
  
   Тут же, ниже, дописано: "Вполне присоединяюсь.
  
   К. Ворошилов"336.
  
   Когда видный военачальник И.Э. Якир был арестован и приговорен к расстрелу, то он обратился к Сталину с письмом, в котором заверял, что он абсолютно невиновен в приписываемых ему преступлениях. Сталин отреагировал лаконично: "Подлец и проститутка", а Ворошилов, привыкший всегда и во всем соглашаться со Сталиным не только по форме, но и по содержанию, написал, как и в 1923 году:
  
   "Совершенно точное определение.
  
   К. Ворошилов"337.
  
   А ведь это был подчиненный Ворошилова, один из способных советских командиров, которого Ворошилов прекрасно знал!
  
   Молотов, Каганович, Ворошилов, как и помощники, были самыми близкими к Сталину людьми, безоговорочно поддерживавшими любой его шаг. Но ведь были и другие, те, кто считался его соратником, но сумел сохранить свое доброе имя. Один из них - Сергей Миронович Киров, большевик ленинской формации: бесконечно преданный делу, простой, отзывчивый человек. Везде, где бы ни работал Киров, люди любили этого общительного и скромного руководителя. Когда Кирова по ленинской рекомендации направили в Азербайджан, в его партийной характеристике значилось:
  
   "Устойчивость - во всех отношениях... Энергичный работник... В проведении принятых решений более чем настойчив. Уравновешен и обладает большим политическим тактом... Великолепный журналист... Первоклассный и великолепный оратор..."338 За годы работы в Закавказье Киров оставил о себе исключительно добрую память. После XIV съезда, когда "новая оппозиция" пыталась сделать Ленинградскую парторганизацию своей опорой, ЦК партии направил Кирова в Ленинград, где он был избран секретарем горкома и обкома. Биограф Кирова Ю. Помпеев свидетельствует, что, когда тот прибыл в Ленинград, один из самых близких его друзей, Серго Орджоникидзе, прислал в обком любопытную записку, характеризующую нового первого секретаря Ленинградской парторганизации.
  
   "Дорогие друзья!
  
   Ваша буза нам обошлась очень дорого: отняли у нас тов. Кирова. Для нас это очень большая потеря, но зато вас подкрепили как следует. У меня нет ни малейшего сомнения, что вы там справитесь и каких-нибудь месяца через два все будет сделано. Киров - мужик бесподобно хороший, только, кроме вас, он никого не знает. Уверен, что вы его окружите дружеским доверием. От души желаю вам полного успеха".
  
   А чуть ниже Серго добавил постскриптум:
  
   "Ребята, вы нашего Кирыча устройте, как следует, а то он будет шататься без квартиры и без еды..."339
  
   Сталин знал Кирова давно, с октябрьских дней 17-го. Трудно сказать, почему сухую, черствую, а порой и просто ледяную натуру Сталина потянуло к этому вечно улыбающемуся, энергичному крепышу. Они не раз вместе отдыхали, дружили семьями, хотя и находились обычно далеко друг от друга. В одной из сталинских записок к Орджоникидзе, написанной в Сочи, упоминается о Кирове, его лечении (удивительно: Сталина никогда не интересовало чужое здоровье).
  
   "Дорогой Серго!
  
   ...А Киров что делает там? Лечится от язвы желудка нарзаном? Ведь этак можно доконать себя. Какой знахарь "пользует" его?..
  
   Привет Зине.
  
   Привет от Нади всем вам. Твой Сталин.
  
   Сочи 30 июня 1925 г."340.
  
   Пожалуй, ни к одному партийному работнику Сталин не проявлял такого внимания и даже любви. Ему нравился этот открытый и простой человек. Где появлялся Киров, вокруг него сразу же собирались люди. Было раньше такое, теперь полузабытое, выражение "душа общества". Так вот, Киров был в самом хорошем смысле душой любого общества: партийного, рабочего, студенческого, красноармейского. Киров на фоне непроницаемого Молотова, угодливого в самом выражении лица Кагановича, вечно готового к исполнению Ворошилова был носителем подлинной теплоты человеческих отношений - моральной ценности непреходящего значения.
  
   Почти каждый диктатор имеет свои слабости. У Сталина это выражалось в интуитивном доверии очень небольшому кругу людей: Поскребышеву, Мехлису, Молотову, Кирову, может быть, еще двум-трем лицам. Чувства симпатии, привязанности объяснить трудно. Нередко их трудно обосновать аналитически, поскольку они целиком из области психологии. Сталин любил улыбку Кирова, его открытое русское лицо, бесхитростность, одержимость в работе. Играя как-то в воскресенье с приехавшим на дачу ленинградским лидером в городки (Сталин взял себе в пару кухонного рабочего Хорьковского, а Киров - Власика), он спросил гостя:
  
   - Что ты больше всего любишь, Сергей?
  
   Киров удивленно посмотрел на Сталина и со смехом ответил:
  
   - Большевику положено работу любить больше жены!
  
   - А все же?
  
   - Наверное, идею... - ответил Киров, выстраивая новую фигуру.
  
   Сталин неопределенно махнул рукой, но выпытывать больше не стал: ему было непонятно, как можно "любить идею"? Может быть, для красного словца? Но Сталин знал, что Киров фальшивить не умел. Знал и то, что Киров, как, пожалуй, никто другой, мог влиять даже на него.
  
   Вспомнилось дело Рютина. Сталин знал этого бывшего прапорщика старой армии еще с начала 20-х годов. В 1918 году он был командующим войсками Иркутского военного округа, в 1920-м - секретарем Иркутского губкома, во второй половине 20-х годов - секретарем Краснопресненского райкома партии Москвы, членом редколлегии "Красной звезды", кандидатом в члены ЦК ВКП(б). Потом Рютин "восстал". Сталину докладывали, что он стал одним из авторов ходившего нелегально по рукам пространного документа "Ко всем членам ВКП(б)". Главный удар обращение наносило по нему, именовавшемуся в документе не иначе как "диктатор" с антиленинским "намордником" в руках. Сталин помнил, что на заседании Политбюро он настаивал не просто на исключении М.Н. Рютина из партии, но и рекомендовал вынести ему смертный приговор. Это был, видимо, первый случай, когда Сталин пытался до судебного разбирательства предрешить судьбу человека. Члены Политбюро молчали. С одной стороны, по делу выходит, что Рютин пытался создать "контрреволюционную организацию", а с другой смертный приговор?! Партверхушка была в замешательстве. И тут раздался голос Кирова:
  
   - Нельзя этого делать. Рютин не пропащий человек, а заблуждающийся... черт его разберет, кто только не приложил руку к этому письму... не поймут нас люди...
  
   Сталин почему-то быстро согласился. Мужественный Рютин получил десять лет и погиб в 1938 году. Но Сталин не забыл: Киров может смело высказывать свое мнение, не считаясь даже, если нужно, с ним.
  
   Сталин очень немногим дарил свои книги с дарственной надписью. Так вот, Киров удостоился самого сердечного автографа "вождя", казалось полностью неспособного даже выговаривать или писать такие слова. На титульном листе книги "И. Сталин. О Ленине и ленинизме" рукой генсека четким и твердым почерком выведено:
  
   "С.М. Кирову
  
   Другу моему и брату любимому от автора.
  
   23.05.24. Сталин".
  
   Когда председательствующий на XVII съезде партии П.П. Постышев объявил на очередном заседании: "Слово имеет товарищ Киров", зал взорвался овацией. Все встали. Встал и Сталин. Зал долго рукоплескал еще одному "любимцу партии". Пожалуй, только сам Сталин удостоился такого приема у делегатов съезда. Речь Кирова была самой яркой, сочной, информативно насыщенной. Да, она, как почти все, за редким исключением, выступления делегатов на этом съезде, была густо пересыпана хвалебными эпитетами в адрес генсека. Возможно, в этом плане Киров даже "перехлестнул" многих других ораторов. Об этом остается лишь сожалеть, но надо понимать, что, хотя шанс совести существует всегда, порой его можно использовать, лишь перешагивая через обычные нормы поведения. А это всегда на грани гражданского подвига. Ни Киров, ни кто-либо другой его не совершили на съезде, где на глазах делегатов и с их помощью утверждался культ личности. Все они, и Киров в том числе, способствовали укреплению единовластия цезаря. В истории нельзя ничего ни прибавить, ни убавить. Иначе это уже не история, а ее фальсифицированная копия.
  
   Как мы уже знаем, выборы руководящих органов партии на съезде имели (насколько об этом можно сегодня судить) своеобразную кульминацию, столь неприятно поразившую Сталина. Его триумф был сильно омрачен. Но Сталин не подал вида. У мраморных богов Древней Греции и Рима лица непроницаемы. Чувства на них застыли на века и тысячелетия. Сталин умел сохранять маску невозмутимости в самых критических ситуациях. Он давно понял, что это всегда производит на окружающих большее впечатление, нежели суетливость, показная энергия, "руководящая" поза. Получив сигнал, что далеко не все на съезде разделяют радость превращения его в единоличного вождя, Сталин внешне сохранил спокойствие. Дальше все шло, как и было запланировано. На Пленуме ЦК, состоявшемся после съезда, Кирова избрали членом Политбюро и Оргбюро, секретарем ЦК ВКП(б), он также остался секретарем Ленинградской парторганизации. Сталин первоначально планировал после съезда перевести Кирова из Ленинграда в Москву, но сейчас делать этого не стал, передумал.
  
   Работы у Кирова стало больше. Как секретарь ЦК, Киров ведал вопросами тяжелой и лесной промышленности. Часто приходилось бывать в Москве. Сталин, как и прежде, часто звонил ему по "вертушке", когда тот бывал в Москве, неоднократно встречался, обсуждал текущие дела и заботы. Казалось, ничего не изменилось, Киров по-прежнему "друг и брат любимый". Некоторые историки, правда, считают, что в отношениях Сталина к Кирову появилась холодность, больше официального, что, дескать, несколько раз ленинградскому секретарю досталось от "вождя" за какие-то незначительные промашки. Возможно. Документы, люди, знавшие Сталина и Кирова в то время, с которыми мне довелось говорить, не освидетельствовали ничего подобного. А скорее всего, Сталин просто умел хранить глубоко внутри свои чувства и намерения.
  
   Тем неожиданнее ошеломляющее, трагическое сообщение о том, что 1 декабря 1934 года в Смольном убит С.М. Киров:
  
   "Данными предварительного следствия установлено, что фамилия злодея, убийцы товарища Кирова - Николаев (Леонид Васильевич), 1904 года рождения, бывший служащий Ленинградской РКИ. Следствие продолжается"341.
  
   Прошло лишь два дня, как Киров вместе с другими ленинградцами членами ЦК вернулся из Москвы с Пленума, на котором было принято важное и радостное решение: отмена карточек на хлеб и другие продукты питания. В поезде живо обсуждали этот долгожданный шаг: как будут рады рабочие, весь народ! Делились мнениями и о просмотренном спектакле по пьесе Булгакова "Дни Турбиных", поговорили о предстоящем собрании партактива Ленинграда, который был назначен на 1 декабря. В общем приехал Киров в приподнятом, деловом настроении.
  
   В день актива, закончив подготовку доклада, Киров к половине пятого приехал в Смольный. Шел по коридору, здоровался, обменивался репликами, отдельными фразами со многими людьми. Свернув налево, в узкий коридор, направился к своему кабинету. Навстречу ему шел ничем не приметный человек. У дверей кабинета раздались два выстрела. Сбежавшиеся увидели лежавшего ничком Кирова и бьющегося в истерике убийцу с револьвером в руке...
  
   Через два часа после убийства Сталин, Молотов, Ворошилов, Ежов, Ягода, Жданов, Косарев, Агранов, Заковский и некоторые другие выехали в Ленинград специальным поездом. На вокзале Сталин обложил встречавших нецензурной бранью, а Медведя, начальника Ленинградского управления НКВД, ударил по лицу рукой. Медведь, как и его заместитель Запорожец, был переведен на работу на Дальний Восток, а в 1937 году, когда вовсю заработала машина террора, они были уничтожены. По некоторым данным, первый допрос Николаева провел сам Сталин, в присутствии группы людей, приехавших с ним. С самого начала целый ряд обстоятельств, связанных с убийством Кирова, подчеркнули его загадочный характер. Об этом доложил на XX съезде партии Хрущев: "Необходимо заявить, сказал он, - что обстоятельства убийства Кирова до сегодняшнего дня содержат в себе много непонятного и таинственного и требуют самого тщательного расследования. Есть причины подозревать, что убийце Кирова - Николаеву помогал кто-то из людей, в обязанности которых входила охрана личности Кирова. За полтора месяца до убийства Николаев был арестован из-за его подозрительного поведения, но был выпущен и даже не обыскан. Необычайно подозрительно и то обстоятельство, что когда чекиста, входившего в состав личной охраны Кирова, везли на допрос 2 декабря 1934 года, то он погиб во время автомобильной "катастрофы", в которой не пострадал ни один из других пассажиров машины. После убийства Кирова, - продолжал Хрущев, - руководящим работникам ленинградского НКВД были вынесены очень легкие приговоры, но в 1937 году их расстреляли. Можно предполагать, что они были расстреляны для того, чтобы скрыть следы истинных организаторов убийства Кирова". А ведь человек, который погиб в катастрофе, - сотрудник НКВД Борисов - возглавлял охрану Кирова и, по некоторым данным, предупреждал Сергея Мироновича о возможном покушении. Во всяком случае, человек, дважды задерживавший Николаева с оружием на пути следования Кирова и затем отпускавший его по чьему-то распоряжению, был убран.
  
   В архивах, в которые я получил доступ, нет материалов, позволяющих с большей степенью достоверности высказаться по "делу Кирова". Ясно одно, что это было сделано не по приказу Троцкого, Зиновьева или Каменева, как стала вскоре гласить официальная версия. Зная сегодня Сталина, его исключительную жестокость, коварство и вероломство, вполне можно предположить, что это его рук дело. Одно из косвенных свидетельств - устранение двух-трех "слоев" потенциальных свидетелей. А это уже "почерк" Сталина.
  
   За рубежом имеется обширная литература об этом загадочном деле, но она часто носит слишком общий характер и основана, как правило, лишь на предположениях и умозаключениях. К их числу можно отнести, например, выводы старого эмигранта, завершившего свою жизнь в Соединенных Штатах, Б.И. Николаевского342.
  
   Процесс по делу Николаева был проведен в пожарном порядке. Уже через 27 дней в опубликованном обвинительном заключении утверждалось, что Николаев является активным членом подпольной троцкистско-зиновьевской террористической организации. Под заключением стояли подписи заместителя Прокурора СССР А.Я. Вышинского, с чьим именем будет связано еще немало трагических и темных страниц ближайшего будущего, и следователя по важнейшим делам Л.Р. Шейнина. Как и следовало ожидать, все обвиняемые по этому делу, в том числе и Николаев, были расстреляны. Почему "как и следовало ожидать"?
  
   Дело в том, что уже в день убийства Кирова по инициативе Сталина принимается постановление ЦИК СССР (без обсуждения на Политбюро), в соответствии с которым были внесены изменения в существующий Уголовно-процессуальный кодекс Сталин настолько спешил, что постановление даже "не успели" подписать у главы государства, Председателя ЦИК СССР М.И. Калинина. Документ, выражающий кредо беззакония, вынужден был подписать секретарь ЦИК СССР А.С. Енукидзе. В нем говорилось:
  
   1. Следовательским отделам предписывается ускорить дело обвиняемых в подготовке или проведении террористических актов.
  
   2. Судебным органам предписывается не задерживать исполнения смертных приговоров, касающихся преступлении этой категории, в порядке рассмотрения возможности помилования, так как Президиум ЦИК СССР считает получение прошений подобного рода неприемлемым.
  
   3. Органам комиссариата внутренних дел предписывается приводить в исполнение смертные приговоры преступникам упомянутой категории немедленно после вынесения этих приговоров.
  
   Ряд "дел", рассматривавшихся в Москве и других городах, форсировали уже на основе новых указаний. Поскольку убийство Кирова произошло в Ленинграде, а следствие связало этот акт с зиновьевцами, уже в декабре 1934 года большая группа "заговорщиков" во главе с Зиновьевым и Каменевым (Евдокимов, Бакаев, Куклин, Гессен и др.) села на скамью подсудимых. Каких-либо прямых улик, доказательств, свидетельствующих о причастности этих лиц к убийству Кирова, выявить не удалось. Зиновьев после XVII съезда партии, хотя и не был избран в ЦК, как-то оживился, посчитал, что "гроза" прошла стороной и для него могут еще наступить лучшие времена. Он даже написал и опубликовал после съезда в "Большевике" статью, озаглавленную "Международная значимость истекшего десятилетия". (Она стала последней.) А тут внезапно арест. После того как Зиновьев прочел сообщение об убийстве Кирова, сопровождаемое комментарием, что в деле замешаны "троцкистско-зи-новьевские мерзавцы", внутри у него все оборвалось. Он понял, что теперь его ждет самое худшее. Под напором следствия, а затем и прокурора Зиновьев был вынужден "признать", что в "самом общем плане" бывшая антипартийная группа может нести "политическую ответственность" за случившееся. Этого оказалось достаточно: аргументов, доказательств "правосудию" не требовалось. Первая репетиция политических процессов была проведена. Зиновьев получил 10 лет, Каменев - 5 лет, остальные - в этих же пределах. Приговоры были вначале согласованы со Сталиным. Это, пожалуй, первый случай, когда политические взгляды, отличные от официально провозглашенных, были публично приравнены к уголовному преступлению.
  
   Так продолжалась драма двух бывших соратников Ленина, честолюбивых, непоследовательных, раскаявшихся, возможно неискренне, мятущихся, но тем не менее - совсем не преступников.
  
   Убийство Кирова знаменовало приближение зловещего времени. Народ поверил в подрывную, террористическую деятельность бывших "оппозиционеров". Во-первых, какое-то количество вредителей, расхитителей, классовых ненавистников, видимо, в обществе было. А во-вторых, отсутствие объективной информации, элементарной гласности создавало идеальные условия для манипулирования сознанием миллионов. На тысячах митингов выдвигались требования решительных действий по отношению к террористам. В 30-е годы люди были одержимы идеей, их можно было поднять призывом, лозунгом, зажечь видением перспективы. Но можно было и легко заставить поверить во "врагов", "шпионов", "диверсантов", "террористов". К тому же они не знали правды о происходящем. В стране зрела атмосфера, как выразился один из пострадавших в 30-е годы, В. Окулов, "которая могла разрядиться в любой момент массовым террором, где главными жертвами будут невинные люди". Печать непрерывно накаляла обстановку, "выявляла", сообщала о все новых "вражеских центрах", "заговорах", "тергруппах".
  
   1 декабря 1934 года сразу резко подняло "значение", как любил говорить Сталин, карательных органов. НКВД стал численно быстро расти. Полномочия органов расширились. Постепенно они станут рядом с партийными комитетами, а затем и заслонят их, выйдя из-под контроля. Самой популярной темой печати станет "необходимость укрепления бдительности". Ее пропаганда начнет щедро сеять семена подозрительности, недоверия к каждому. За многими руководителями будет установлена слежка. Сталин, как мы помним, страшно боявшийся покушения на свою особу, резко усилит охрану, до минимума сведет свои "явления" народу. У многих простых людей сформируется представление, что на производстве, в колхозе, вузе много скрытых врагов. Каждая неудача, катастрофа, поломка, авария будет ассоциироваться с вредительством. Постепенно в стране созреет атмосфера, в которой Сталин сможет проводить свои кровавые чистки, рассчитывая на поддержку дезинформированных масс.
  
   Еще до убийства Кирова по личному решению Сталина на ряд постов, играющих немаловажную роль в механизме борьбы с "врагами народа" и партии, были выдвинуты лица, которым предстояло сыграть зловещую роль в беззакониях предстоящих лет. Это прежде всего Н.И. Ежов, член Оргбюро (он станет секретарем ЦК в начале 1935 г.), один из организаторов чистки партии (1935 1936 гг.); А.Я. Вышинский, бывший меньшевик, ставший заместителем, а затем и Прокурором СССР. С именем этого человека будут связаны постыдные и преступные политические процессы 1937 - 1938 годов.
  
   Директивы, циркуляры, печать требовали искать и разоблачать "врагов". И, как выяснилось, их "оказалось" немало. Атмосфера подозрительности, страха, недоверия помогла быстро поднять волну террора, которая взметнется до страшных высот в 1937 - 1938 годах. В центр пошли многочисленные донесения об обнаруженных и разоблаченных "врагах". Вот несколько донесений, хранящихся в архиве Верховного суда СССР.
  
   "ЦК ВКП(б) тов. Сталину И.В.
  
   СНК Союза ССР тов. Молотову В.М.
  
   Управлением Государственной безопасности УНКВД по Северному краю закончено следствие по делу о контрреволюционной террористической группировке, подготовлявшей совершение террористического акта против члена ЦК и секретаря Севкрайкома ВКП(б), члена ЦИК тов. Вл. Иванова.
  
   В качестве обвиняемых по настоящему делу привлечены к ответственности и преданы суду 7 человек: Ракитин Н.Г., Заостровский П.В., Попов П.Н., Левинов Г.Н., Ивлев Н.И., Заостровский А.В., Колосов Н.А. Из обвиняемых признал полностью виновным себя только Попов П.Н.
  
   Дело Ракитина и др. предполагается заслушать в выездной сессии военной коллегии Верх. суда СССР в г. Архангельске с применением закона от 1 декабря 1934 года.
  
   Главных обвиняемых: Ракитина, Заостровского П.В., Левинова считаем необходимым приговорить к расстрелу, а остальных обвиняемых к лишению свободы на разные сроки. Просим Ваших указаний.
  
   23 января 1935 г. А. Вышинский.
  
   В. Ульрих".
  
   "Секретарю ЦК ВКП(б) И.В. Сталину.
  
   При рассмотрении дела осуждена к расстрелу Белозир Л.И. за то, что она, будучи членом контрреволюционной подпольной террористической организации украинских националистов, завербовала в эту организацию Щербина и Терещенко, которые должны были во время Октябрьских празднеств 1934 года в Киеве совершить теракт над тт. Постышевым и Балицким.
  
   Белозир на всех допросах упорно отказывалась дать какие бы то ни было показания, а также заявила, что она отказывается от помилования. В силу этого прошу указания о возможности приведения в исполнение приговора над осужденной Белозир Л.И.
  
   Тт. А.Я. Вышинский и В.А. Балицкий считают возможным приговор исполнить.
  
   3 февраля 1935 г. В. Ульрих".
  
   "Секретарю ЦК ВКП(б)
  
   товарищу И.В. Сталину
  
   9 марта с.г. Выездная сессия военной коллегии Верховного суда СССР под моим председательством рассмотрела в закрытом судебном заседании в г. Ленинграде дело о соучастниках Леонида Николаева: Мильды Драуле, Ольги Драуле и Романа Кулинера.
  
   Мильда Драуле на мой вопрос: какую она преследовала цель, добиваясь получения пропуска на собрание партактива Ленинграда 1 декабря п.г., где должен был делать доклад т. Киров, ответила, что "она хотела помогать Леониду Николаеву". В чем? "Там было бы видно по обстоятельствам". Таким образом, нами установлено, что подсудимые хотели помочь Николаеву в совершении теракта.
  
   Все трое приговорены к высшей мере наказания - расстрелу. В ночь на 10-е марта приговор приведен в исполнение.
  
   Прошу указаний: давать ли сообщение в прессу.
  
   11 марта 1935 г. В. Ульрих"343.
  
   Молниеносное правосудие: 9-го суд, в ночь на 10-е расстрел, 11-го утром доклад верховному Жрецу. Даже по одной-двум фразам доклада Ульриха видно, сколь поверхностным было рассмотрение дела в суде. Скоро это станет нормой, особенно через два года.
  
   На последнем "деле" хочется немного остановиться. За год-полтора до трагедии стали настойчиво распространять грязный слушок о том, что Мильда Драуле, бывшая жена Николаева, находится в "особых отношениях" с Кировым. Люди, знавшие Кирова, однозначно отвергали саму возможность такой связи. Кому были нужны эти слухи? Не исключено, кто-то хотел натравить неврастеника Николаева на Кирова. Когда Я. Агранов и Л. Шейнин - работники НКВД - начали следствие, то Николаев заявил, что пошел на убийство по соображениям мести. Но вскоре "признал", что совершил злодеяние по заданию подпольной троцкистско-зиновьевской группы... Видимо, имя Драуле было использовано организаторами преступления, чтобы заставить Николаева быть "более решительным". Ну а затем и Мильда, и Ольга Драуле могли оказаться просто опасными, и их решили убрать. Что и сделали...
  
   Сталин поддерживал напряжение. В середине 1935 года было опубликовано его интервью с Гербертом Уэллсом, которое тот взял у Сталина еще годом раньше. И, видимо, не случайно. Сталин вновь напомнил о главном в диктатуре пролетариата - насилии. На вопрос Уэллса: "Не является ли ваша пропаганда старомодной, ибо она является пропагандой насильственных действий?" - Сталин ответил так:
  
   - Коммунисты вовсе не идеализируют метод насилия. Но они, коммунисты, не хотят оказаться застигнутыми врасплох, они не могут рассчитывать на то, что старый мир сам уйдет со сцены, они видят, что старый порядок защищается силой, и поэтому коммунисты говорят рабочему классу: готовьтесь ответить силой на силу... Кому нужен полководец, усыпляющий бдительность своей армии, полководец, не понимающий, что противник не сдается, что его надо добить?344
  
   Как Сталин любил слово "добить"... Во множестве речей он призывает "добивать" оппозицию, остатки эксплуататорских классов, кулаков, перерожденцев, двурушников, шпионов, террористов... И "добивал". Похоже, что "добивал" и потенциальных соперников. Пока действовали сдерживающие тормоза решений XIII съезда партии (пожелания делегаций, ознакомившихся с ленинским "Письмом"), пока у Сталина было свежо в памяти ленинское предостережение, отношение к "оппозиционерам" было как к идейным противникам. "Капитулянтов" (раскаявшихся) обычно быстро восстанавливали в партии, назначали на ответственные посты, публиковали их статьи. Например, Зиновьев и Каменев, восстановленные в партии в июне 1928 года, открыто выражали свою надежду, что "партии еще понадобится их опыт", имея в виду, по всей вероятности, руководящие посты. Бухарина, Рыкова и Томского не прекращали склонять в печати как "пособников кулачества" и тем не менее на XVI съезде партии избрали в состав ЦК. Эта терпимость, по-видимому, не просто похвальна; она является выражением ленинского понимания демократии в партии и государстве. Сталину, почти никогда не использовавшему слово "демократия" (единственное исключение его доклад о новой Конституции СССР), бесконечные "вихляния" некоторых лиц, однако, изрядно надоели. Диктатура и демократия для него - несовместимы.
  
   Сталин скоро сделает ставку на удержание общества в состоянии перманентной "гражданской войны". Народом, который всегда на "взводе", который бдительно всматривается в каждого, легче управлять и манипулировать. До конца жизни диктатор с помощью своего окружения будет делать все, чтобы поддерживать в обществе социальное, политическое напряжение.
  
   Даже сталинская любовь к Кирову (факты убеждают, что она была) не остановила, по-видимому, его перед тем, чтобы устранить популярнейшего человека, потенциального противника. Подозрительность, жестокость, властность у Сталина всегда брали верх, когда нужно было сделать выбор между элементарно порядочным и тем, что мешало его власти. Убийство Кирова явилось хорошим предлогом для ужесточения всего внутриполитического курса в стране. Он не мог забыть, что четвертая часть делегатов XVII съезда голосовала против него. А сколько их во всей стране? Тогда еще мало кто мог предположить, что из 1225 делегатов с правом решающего голоса 1108 скоро будут арестованы и большая часть их погибнет в подвалах НКВД и лагерях. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на этом съезде, 97 человек будут арестованы и расстреляны. А ведь подавляющее большинство этих людей были самыми активными участниками Октябрьской социалистической революции, восстановления страны после разрухи, исторического рывка от сохи к современному индустриальному государству. Это была сознательная ликвидация старой "ленинской гвардии". Они слишком много знали. Ему нужны были самоотверженные исполнители, функционеры более молодого поколения, не знавшие его раннего, прежнего.
  
   Едва ли случайно, что в середине 1935 года Сталин поддержал предложение о ликвидации Общества старых большевиков и Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Архивы этих обществ принимали комиссии, членами которых были Ежов, Шкирятов, Маленков. Многим из старых большевиков в страшные годы беззакония, в конце 30-х, будут предъявлены обвинения в их "преступлениях" четвертьвековой давности... Не использовались ли здесь изъятые архивы?
  
   К этому же времени относится начало возвышения Л.П. Берии, бывшего в то время первым секретарем ЦК Компартии Грузии. В середине 1935 года в Партиздате ЦК ВКП(б) была опубликована "работа" Берии "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье". Изданная на хорошей бумаге, в твердом переплете (что тогда было редкостью), книжонка наполовину состояла из сталинских цитат и безудержно превозносила "вождя". Но главное, что я хочу отметить, в "труде" Берии содержался прямой политический донос на двух видных большевиков - Енукидзе и Орахелашвили. И хотя первый, член ЦК и ЦИК, был давним личным другом Сталина, судьба того и другого была решена. Сталин всегда верил доносам. Берия это усвоил быстро. Правда, Орахелашвили пробовал протестовать. Он написал Сталину личное письмо с проектом опровержения в "Правде". Сталин в своем ответе, по сути, отверг заявление старого большевика. В письме Сталина говорилось:
  
   "Товарищу Орахелашвили.
  
   Письмо получил.
  
   1) ЦК не думает ставить (не имеет оснований ставить!) вопрос о Вашей работе в ИМЭЛе. Вы погорячились и решили, видимо, поставить его. Это ни к чему. Оставайтесь в ИМЭЛе и работайте.
  
   2) "Письмо" в редакцию "Правды" следовало бы напечатать, но текст Вашего "письма", по-моему, неудовлетворителен. Я бы на Вашем месте выбросил из "письма" все "полемические красоты", все "экскурсы" в историю, плюс "решительный протест" и сказал бы просто и коротко, что ошибки (такие-то) действительно допущены, но квалификация ошибок, данная т. Берия, слишком, скажем, резка и не оправдывается характером ошибок. Или что-нибудь в этом роде. Привет!
  
   8.VIII.35 г. И. Сталин"345.
  
   Страна и партия стояли перед страшными испытаниями. Человек, обожествивший в диктатуре пролетариата лишь насилие, стал диктатором. Пусть его и называли "любимый вождь", "гениальный полководец", "мудрый зодчий", ничто не могло закамуфлировать глубинной сути человека-диктатора. Но тогда этого люди не понимали. Пройдут целые десятилетия, пока наступит прозрение. А пока кончался на трагической ноте 1934 год. "Съезд победителя"... А затем сигнал подготовки к террору. Может быть, действительно 1937 год начался, вопреки всем астрономическим календарям, 1 декабря 1934 года? В том что касается беззаконий, которые поощрял и инициировал Сталин, можно ответить утвердительно. Диктатура пролетариата как одно из уродливых проявлений демократии большинства все больше подменялась единовластием диктатора и диктатурой бюрократии. Семена будущей трагедии уже давали свои зловещие всходы. Поезд трагического будущего был на подходе. Сегодня мы знаем, что он не был остановлен.
  
   Глава 5
  
   В "тоге" вождя
  
   Сталин - государственник восточного,
  
   азиатского типа.
  
   Н. Бердяев
  
   Один из корифеев мировой культуры, Плутарх, в своих "Избранных жизнеописаниях" так писал об основателе Рима Ромуле: "Надеясь на крепость своей власти и все более и более обнаруживая свою гордость, он переменил народную форму правления на монархию, которая сделалась ненавистной и возбуждала неудовольствие уже с первых дней одною одеждой царя. Он стал носить красный хитон и пурпуровую тогу и занимался делами, сидя на кресле со спинкой. Его всегда окружали молодые люди, названные целерами за ту быстроту, с какою они исполняли данные им приказания. Другие шли впереди него, разгоняя палками народ. Они были подпоясаны ремнями, чтобы связать немедленно всякого, на кого им укажут"346. Едва ли ведая о том, Плутарх описал характернейший случай, когда человек, вознесенный волею обстоятельств на вершину власти, все более утверждается в своем могуществе, превращает народ в толпу и становится уже не похожим на себя. История доказала: человек слаб перед магией власти. За редчайшим исключением долгое, бессрочное пребывание в "пурпуровой тоге" преображало вождей как по отношению к людям, так и прежде всего по отношению к самим себе.
  
   Я не "примеряю" буквально слова Плутарха к Сталину: он внешне не переменил форму правления, не стал носить "красный хитон", не сидел в кресле, похожем на трон. Нет, конечно. Но к середине 30-х годов его взгляды на роль вождя в общественном развитии претерпели заметную эволюцию. Он, видимо, помнил слова Плеханова о роли личности в истории. В свое время, когда Сталин создавал свою библиотеку, то поставил Плеханова в списке мыслителей пятым после Ленина, Маркса, Энгельса и Каутского. Плехановские сочинения испещрены сталинскими пометками. Быть может, генсек листал тома Плеханова и перед тем, как ехать в декабре 1930, года на встречу с бюро партячейки отделения философии и естествознания Института красной профессуры? Возможно. Доподлинно известно только, что, давая указания "разворошить и перекопать весь навоз, который накопился в философии", Сталин среди других указаний дал и такое:
  
   - Плеханова надо разоблачить, его философские установки. Он всегда свысока относился к Ленину...347
  
   Думаю, Сталин знал о словах Плеханова: "Великий человек является именно начинателем, потому что он видит дальше других и хочет сильнее других". И этот вывод, сделанный человеком, которого пришла пора "разоблачить", ему нравился. А вот продолжение мысли Плеханова: вождь не может "остановить или изменить естественный ход вещей"348 - едва ли импонировало Сталину. Ведь он считал себя теперь способным на многое, если не на все, единственным в стране вождем.
  
   Если в 20-е годы слово "вождь" довольно широко употреблялось в качестве своего рода эпитета и в отношении других ("вождь Красной Армии Троцкий", "вожди революции Зиновьев и Каменев", "вождь красных профсоюзов Томский", "вожди Интернационала", "вожди коммунистического Союза молодежи" и др.), то теперь так именовался только он, Сталин. Думается, что Ленин, также пользовавшийся словом "вожди", обозначал этим не столько личные качества руководителей, сколько политические. Для Ленина, как свидетельствует анализ его работ, вождь - это прежде всего передовой представитель класса, общественной группы. Ничего культового, мифического, связанного с персонификацией власти, Ленин не допускал. В своей работе "Насущные задачи нашего движения", написанной еще в 1900 году, будущий вождь подчеркивал: "Ни один класс в истории не достигал господства, если он не выдвигал своих политических вождей, своих передовых (разрядка моя. - Прим. Д.В.) представителей, способных организовать движение и руководить им"349. Годом раньше, изучая попятное движение в русской социал-демократии, Ленин отмечал особую роль "рабочей интеллигенции", страстно стремившейся к знаниям и социализму. Именно из этой среды и берутся, считал он, "рабочие-передовики". По Ленину, вождь - это передовой выразитель интересов трудящихся, способный самоотверженно бороться за их удовлетворение. "Всякое жизненное рабочее движение выдвигало таких вождей рабочих, своих Прудонов и Вальянов, Вейтлингов и Бебелей, - писал он. - И наше русское рабочее движение обещает не отстать в этом отношении от европейского"350. Ленин говорит, таким образом, о многих вождях как синониме передовых руководителей пролетариата.
  
   Логика же действий Сталина и его окружения вела к тому, чтобы создать соответствующую систему политических и социальных отношений в партии и стране и утвердить положение "господствующей личности". (Это выражение я заимствовал из критического анализа Плехановым работ французского философа XIX века И. Тэна.)351
  
   "Господствующая личность"______________________________
  
   Это выражение Плеханова, по моему мнению, весьма удачно характеризует ситуацию, которая стала складываться в стране с начала 30-х годов, ситуацию, отражающую неуклонное восхождение одной личности на вершину вождизма, утверждение цезаризма. Такое положение стало возможным потому, что партия, как это ни горько говорить, разрешила, согласилась с этим современным цезаризмом. Мы десятилетиями говорили о возрастании роли-партии в самых различных сферах нашей деятельности, но ни в докладе Н.С. Хрущева на XX съезде партии "О культе личности и его последствиях", ни в известном постановлении ЦК по этому вопросу, ни в других официальных документах не было сказано о том, что партия хоть в какой-то мере виновна в уродстве культа. Хотя среди причин его появления эта - одна из основных. Подобострастное отношение к своим руководителям, бесконтрольность, пожизненность должностей создали обстановку, в которой человек со злым, изощренным, хитрым умом, человек, не знавший компромиссов, каким был Джугашвили-Сталин, стал "господствующей личностью". Господствующей во всем:
  
   в социальной и экономической жизни, в умах людей. Партия оказалась не в состоянии выработать такие защитные меры, которые уберегли бы ее и народ от единовластия.
  
   В "Святом семействе" К. Маркса и Ф. Энгельса приводится глубокая мысль:
  
   "Великие кажутся нам великими лишь потому,
  
   что мы сами стоим на коленях.
  
   Поднимемся!"352
  
   Имеется много высказываний Сталина, в которых он верно трактует соотношение "вождь и масса", не преувеличивает роли личности в истории, подчеркивает значение коллективного руководства в партии. Так, в декабре 1931 года он говорил: "Единоличные решения всегда или почти всегда - однобокие решения. Во всякой коллегии, во всяком коллективе имеются люди, с мнением которых надо считаться. Во всякой коллегии, во всяком коллективе имеются люди, могущие высказать и неправильные мнения... В нашем руководящем органе, в Центральном Комитете нашей партии, который руководит всеми нашими советскими и партийными организациями, имеется около 70 членов. Среди этих 70 членов ЦК имеются наши лучшие промышленники, наши лучшие кооператоры, наши лучшие снабженцы, наши лучшие военные, наши лучшие пропагандисты, наши лучшие агитаторы, наши лучшие знатоки совхозов, наши лучшие знатоки колхозов, наши лучшие знатоки индивидуального крестьянского хозяйства, наши лучшие знатоки наций Советского Союза и национальной политики. В этом ареопаге, - продолжал Сталин, - сосредоточена мудрость нашей партии. Каждый имеет возможность исправить чье-либо единоличное мнение, предложение. Каждый имеет возможность внести свой опыт. Если бы этого не было, если бы решения принимались единолично, мы имели бы в своей работе серьезнейшие ошибки"353. Хотел того или не хотел Сталин, но последними словами он невольно подтвердил мысль, что многие из "серьезнейших ошибок", допущенных в процессе коллективизации, партийного и государственного строительства, в сфере культуры, стали возможны именно в результате единоличных решений одного человека, превратившегося в "господствующую личность".
  
   Прежде всего это выразилось в устойчивой тенденции к свертыванию коллегиальности в работе Центрального Комитета, которой Ленин придавал огромное значение. Известно, что в первые шесть лет после Октября в соответствии с партийными нормами и политической необходимостью было созвано шесть съездов, пять конференций и 43 пленума ЦК. На всех этих партийных форумах не было давления авторитетов, коммунисты имели возможность свободно излагать свою точку зрения, формулировать позицию по тому или иному вопросу. Как правило, важнейшие документы, принимавшиеся партией, были плодом коллективных усилий и разума. В процессе выработки решения принимались во внимание (или к сведению) самые различные подходы и мнения. Свидетельство тому - жаркие споры, компромиссы, многочисленные дискуссии по узловым вопросам внутренней и внешней политики партии.
  
   В то же время, когда после XVII съезда партии стало рельефно просматриваться культовое обожествление его персоны, "вождь" принял меры к резкому ограничению коллегиальности в выработке решений. Он уже не нуждался в других мнениях. С 1934 года (после XVII партсъезда) по 1953 год (год смерти Сталина), т.е. за двадцать лет, в основном до войны, состоялось всего два партийных съезда, одна конференция, 22 пленума ЦК. Перерыв между XVIII и XIX съездами партии - 13 лет! Были годы - 1941, 1942, 1943, 1945, 1946, 1948, 1950, 1951-й, когда Центральный Комитет на свои заседания не собирался ни разу! Со временем Сталин, а это явствует из его решений и линии поведения, смотрел на ЦК уже не как на "ареопаг мудрости", как он еще называл его в 1931 году, а просто как на партийную канцелярию, удобный подручный аппарат для реализации его решений. По сути, партия стала послушной машиной выполнения указаний "господствующей личности". А ведь готовясь к XIV съезду партии в 1925 году и редактируя проект Устава ВКП(б) (с изменениями), Сталин подчеркнул в знак особой важности слова: "Очередные съезды созываются ежегодно. Центральный Комитет имеет не менее одного пленарного заседания в два месяца". Жизнь, естественно, внесла свои коррективы. Была война, заставившая страну трансформироваться в военный лагерь и не позволившая скрупулезно придерживаться принятых норм. И это объяснимо. Но фактически пренебречь ими...
  
   Ленин еще на III съезде партии, в далеком 1905 году, в докладе "Об участии социал-демократии во временном революционном правительстве" говорил: "Революционный народ стремится к самодержавию народа, все реакционные элементы отстаивают самодержавие царя (разрядка моя. - Прим. Д.В.). Успешный переворот поэтому не может не быть демократической диктатурой пролетариата и крестьянства..."354 Еще на заре века, задолго до победы социалистической революции, Ленин допускал лишь "самодержавие народа" в форме "демократической диктатуры". Для Сталина теперь все эти старые речи о демократии, народном представительстве, коллективном разуме стали как-то сразу неактуальными, даже наивными. Разве он не выражает интересы народа? Разве он что-либо хочет лично для себя? Разве марксизм отрицает роль вождей?.. Единоличный "вождь" все прибирал к рукам: мысль, политическую волю, социальный арбитраж. Все это становилось похожим на политическое самодержавие.
  
   Усилению бюрократических тенденций в партии способствовало специфическое понимание Сталиным партийного единства. Известно, что в 20-е годы партии пришлось столкнуться с весьма активным противодействием в проведении своей политики со стороны отдельных групп коммунистов. Далеко не всегда это были "враги". Часто особые взгляды, позиции, отличные от принятых, "курсы", "платформы" возникали от нестандартных оценок ситуации, своеобразного понимания перспектив движения, а иногда появлялись как результат особенностей характера отдельных личностей. Но сегодня, анализируя весь спектр борьбы "оппозиций", "группировок", все больше убеждаешься, что одним из решающих пунктов разногласий и ожесточенных схваток были проблемы выбора конкретных путей развития демократии, соотношения "вождь и партия", роли масс в революционном процессе, хотя отчасти это как бы камуфлировалось иными мотивами и фразами. Во многих случаях "оппозиционеры" были просто не согласны с авторитарностью, не готовы к единомыслию, как духовной униформе, к чему всегда стремился Сталин. Мы, диалектики, зная, что жизнь движется вперед противоречиями, обычно тем не менее инакомыслие рассматривали как враждебное проявление. А может быть, в инакомыслии как раз и выражалось стремление найти более оптимальную альтернативу? Разве бездумное единомыслие не плодит догматиков, безликих, равнодушных людей?
  
   В те годы было, конечно, и немало таких людей, которые сознательно ставили перед собой цели, не вписывающиеся в программные установки партии. Как правило, у них были другие идеалы или иные социальные приоритеты. В условиях разрухи, внешней империалистической опасности, роста различных оппозиционных группировок по инициативе Ленина на Х съезде партии в марте 1921 года была принята знаменитая резолюция. После доклада, сделанного Владимиром Ильичом, съезд обязал немедленно распустить все фракционные группировки. В резолюции ясно говорилось, что единство и сплоченность рядов партии, обеспечение полного доверия между членами партии и работы действительно дружной, действительно воплощающей единство воли авангарда пролетариата, является особенно необходимым в настоящий момент...355 Эта установка сыграла роль в утверждении монополии на мысль. Она выступала против разномыслия, борьбы мнений, против фракционных групп с политическими платформами, не всегда совпадающими с программными и уставными целями партии.
  
   Сталин часто обращался к этой резолюции, нанося удары по "оппозициям" и "уклонам". Постепенно в его устах слова "оппозиция", "оппозиционер" приобрели вполне определенный смысл, тождественный понятиям "противник", "враг". В последующем любое, даже частное несогласие отдельных руководителей с политикой партии и тем более несогласие с его позицией "вождь" однозначно расценивал как "борьбу с партией", "вражескую деятельность". Борясь за единство, но понимая его не диалектически, а догматически, Сталин постепенно добился полной ликвидации здоровой борьбы мнений, свободного высказывания коммунистами своих взглядов, критики вышестоящих партийных органов. В партии возникло "бездумное однодумство". Под флагом борьбы за "монолитность" партии Сталин исподволь, постепенно, но неуклонно убивал демократические начала во внутрипартийной жизни. Понимая единство как исполнительность, беспрекословное повиновение директивам, готовность поддержать любое решение вышестоящих органов, Сталин тем самым способствовал укреплению в партии догматического мышления, искоренению творческой инициативы масс. Часто малейшее отступление от спущенных сверху канонов не просто осуждалось. Маленков, выступая на январском Пленуме ЦК 1938 года, привел пример, когда в Калмыкии, в Сарычинской парторганизации, был исключен из партии коммунист Кущев. На занятиях по политграмоте Кущеву был задан вопрос:
  
   - Можем ли мы построить социализм в одной стране?
  
   - Построить социализм в одной стране можно, и мы его построим, - отвечал Кущев.
  
   - А построим ли мы коммунизм в одной стране?
  
   - Коммунизм в одной стране построим...
  
   - А полный коммунизм?
  
   - Построим.
  
   - А окончательный коммунизм построим?
  
   - Окончательный - вряд ли, - размышлял Кущев, - без мировой революции. Впрочем, посмотрю в "Вопросах ленинизма", что по этому поводу пишет тов. Сталин356.
  
   Вот за последний ответ, за свои сомнения, Кущев был исключен из партии и снят с работы. Но Маленков усматривает здесь не проявление догматизма, не культовое уродство, требующее религиозного, политического единомыслия, а видит "происки врагов", окопавшихся "на каждом предприятии, в колхозе и совхозе". Кущев допустил малейший "сбой" в единомыслии, и "враги" тут же этим воспользовались, исключив его из партии. Такова логика Маленкова.
  
   Подобные трактовки уродовали демократическое понимание единства, предполагающее синтез коллективной воли с одновременной возможностью свободно излагать свои взгляды и позиции. Ведь Х съезд своей резолюцией о единстве предусматривал, что партия неустанно будет продолжать, испытывая новые приемы, бороться всякими средствами против бюрократизма, за расширение демократизма, самодеятельности...357 Любой коммунист, рискнувший выступить с новым предложением, инициативой или несогласный с теми или иными аспектами политики партии, рисковал быть ошельмованным, а то и просто причисленным к лику "врагов". От коммунистов все больше требовали лишь "поддерживать" и "одобрять" и все меньше и меньше - принимать реальное участие в обсуждении важных проблем партийной и общественной жизни. А все это автоматически еще выше поднимало "вождя" над партией, превращало его в "господствующую личность".
  
   На XVII съезде партии по предложению Сталина была ликвидирована Центральная Контрольная Комиссия, обладавшая прерогативами контроля за работой ЦК и Политбюро. Функции созданной Комиссии Партийного Контроля были перенацелены на контроль за исполнением партийными организациями решений центральных органов и прежде всего указаний "господствующей личности".
  
   Постепенно решения Сталина стали восприниматься всеми как решения партии. Уже в середине 30-х годов его указания оформлялись как постановления ЦК или циркулярные распоряжения. Власть партийного "вождя" стала фактически неограниченной. Приведу характерный пример. Накануне и в годы войны, когда вошли в норму "ночные бдения" в кабинетах руководителей, Сталин частенько приглашал нескольких членов и кандидатов в члены Политбюро пообедать у него на даче в Кунцево. Чаще всего это были Молотов, Ворошилов, Каганович, Берия, Жданов. Реже приглашались на ночные обеды Андреев, Калинин, Микоян, Шверник, Вознесенский. Во время застолья решались различные вопросы государственной, партийной и военной политики. Сталин обычно резюмировал итоги "беседы". Маленков, а иногда Жданов оформлял эти "заседания" протоколами Политбюро. Споров, дискуссий не возникало. Соратники Сталина старались чаще всего угадать мнение "вождя или вовремя поддакнуть. Принципиальных несогласий со Сталиным никогда не было. Даже самому "единодержцу" это иногда надоедало. Так, когда за обедом, накануне XVIII съезда партии, зашла речь о подготовленном докладе Сталина, то все стали хором дружно его хвалить. Сталин слушал, слушал и вдруг жестко бросил:
  
   - Так я вам дал вариант, который я забраковал, а вы аллилуйю поете... Вариант, с которым буду выступать, весь переделан!
  
   Все осеклись. Наступило неловкое молчание. Но Берия быстро нашелся:
  
   - Но уже и в этом виде чувствуется Ваша рука. А если Вы переделали и этот вариант, можно представить, каким сильным будет доклад!
  
   Политбюро, избранное после XVII съезда партии, - А.А. Андреев, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, М.И. Калинин, С.М. Киров, С.В. Косиор, В.В. Куйбышев, В.М. Молотов, Г.К. Орджоникидзе, И.В. Сталин - собиралось еще достаточно регулярно, но не всегда в полном составе. Чаще вопросы решались в узком кругу: Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, позже - Жданов или Берия. Со временем Сталин создаст внутри Политбюро различные комиссии: так называемые "пятерки", "шестерки", "семерки", "девятки"... Как сообщил в своем докладе на XX съезде партии Хрущев, эта система, смахивающая на карточную терминологию, была закреплена специальным решением Политбюро. Конечно, жизнь сложна, проблем много, и всегда, еще и при Ленине, в ЦК создавались различные комиссии. Но, несмотря на их важность, все принципиальные решения должны приниматься полным составом Политбюро, Центральным Комитетом. А сведение управляющей функции партии к мнению "пятерки", в которой, конечно, было одно мнение - мнение "господствующей личности", обесценивало коллегиальность. Сталин любил выслушивать соображения соратников, оставляя за собой последнее слово, которое в подавляющем большинстве случаев было решающим.
  
   На множестве документов, рассматриваемых им, Сталин оставлял обычно резолюции "Согласен", "За", "Можно", а иногда направлял отдельные документы своим соратникам, для того чтобы выяснить их мнение. Но, как правило, точка зрения других для него ничего не значила.
  
   Например, Пятаков в апреле 1936 года пишет письмо Сталину с просьбой разрешить полет стратостата "СО-35-1" "при благоприятной метеорологической обстановке".
  
   Сталин на документе пишет, как будто советуясь:
  
   "Т-щу Ворошилову.
  
   Как быть?
  
   И.Cт.".
  
   Ворошилов отвечает:
  
   "Товарищу Сталину. Думаю, что можно разрешить.
  
   7.4.36 К. Ворошилов".
  
   Еще ниже на этом документе следует категорическое:
  
   "Я против.
  
   И.Ст."358.
  
   Подобная безапелляционность в суждениях, которая без аргументов отвергала другие мнения и оставляла в силе лишь свое, постепенно создала обстановку, когда многие члены и кандидаты в члены Политбюро стремились прежде всего предвосхитить решения Сталина. Некоторым это хорошо удавалось, особенно Берии.
  
   Хотя Сталин продолжал публично подчеркивать значение коллегиальности в работе ЦК, уже в середине 30-х никто не мог публично высказать свое несогласие или хотя бы сомнение в верности "сталинской политики". Коллегиальность превратилась в коллективное автоматическое одобрение решений, выводов, установок "вождя". Было положено начало бюрократическому абсолютизму.
  
   Знакомясь с результатами многих поименных опросов, заочного голосования по тому или иному вопросу, я не встретил ни одного случая, когда кто-нибудь хоть косвенно поставил под сомнение явно ошибочные, а порой и преступные предложения Сталина. Об этом - в следующей главе. Но здесь хотелось бы еще раз вернуться к мысли, которую высказывал неоднократно ранее: шанс совести, пусть даже последний, фактически никто в руководстве ЦК даже не пытался использовать. Никто не желал (или не мог) возражать Сталину, пусть в самой деликатной форме. Нередко, находясь уже у черты, разделяющей жизнь и небытие, многие покорно соглашались с мнением "вождя", сознавая даже, что это не смягчит их приговор. А ведь в составе ЦК были не только "поддакиватели", которых усиленно выдвигал Сталин.
  
   Партийные документы 30-х и 40-х годов убеждают: обсуждение любого вопроса проводилось на основе указаний и установок "вождя". Формулируя часто верные хозяйственные, социальные, технические проблемы, пути их решения, участники совещаний, заседаний, пленумов непременно освящали их "идеями", "положениями", "выводами", высказанными в разное время Сталиным. После XVII съезда и до смерти "вождя" уже никто не мог публично что-то добавить или как-то обогатить тезис, сформулированный им. Фактически в партии постепенно утвердился принцип догматического единоначалия.
  
   Еще древние заметили, что абсолютная, ничем не ограниченная власть может обернуться злом. В "Письмах" римского историка Саллюстия к Цезарю есть такая сентенция: "Никто не уступит власть другому по собственному желанию. И как бы ни был добр и милостив тот, кто стоит на вершине могущества, он всегда вызывает опасение тем, что может употребить свою власть во зло". Проницательность этих слов находила свое подтверждение в истории, к сожалению, неоднократно.
  
   Взаимоотношения между партией и вождем, полагал Сталин, нужно было закрепить в массовых, доступных всем коммунистам и народу изданиях. Таковыми явились "История ВКП(б). Краткий курс", вышедшая в 1938 году, и через десятилетие - "Краткая биография" И.В. Сталина. В журнале "Большевик" (1937. No 9) Сталин опубликовал письмо составителям учебника истории ВКП(б). Главный акцент в "Истории", пишет Сталин, должен быть сделан на борьбе партии с фракциями и группировками, антибольшевистскими течениями. И это не случайно, поскольку, таким образом, в эпицентре истории партии обязательно будет он. Ведь именно он, Сталин, "разгромил" Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина, группировки и "уклоны", которые они возглавляли. При помощи этого нехитрого методологического подхода - показа истории партии прежде всего через борьбу с "оппозициями" - на первый план выходит ее победитель, Сталин. Бесспорно, различных, но чаще всего не антиленинских, а скорее антисталинских группировок в то время было не так уж мало, и борьба с ними занимала значительное место во внутрипартийной жизни. Но история партии, конечно, не сводилась и не должна сводиться только к этой борьбе.
  
   Сталин не постеснялся (как мы знаем, он практиковал это уже давно) дать указание составителям учебника чаще ссылаться на его идеи. Он, например, предложил использовать "письмо Энгельса Бернштейну в 1882 году, приведенное в первой главе моего доклада VII-ому расширенному Пленуму ИККИ "О соц.-дем. уклоне в ВКП(б)", и мои комментарии к нему". Без этих комментариев, пишет дальше Сталин, "борьба фракций и течений в истории ВКП(б) будет выглядеть как непонятная склока, а большевики, - как неисправимые и неугомонные склочники и драчуны"359. Группа авторов по поручению ЦК за короткий срок подготовила "Краткий курс", на длительное время ставший основным, а часто и единственным пособием по идейно-теоретической подготовке миллионов советских людей. Книга, вышедшая в нашей стране общим тиражом почти 43 миллиона экземпляров, проникнута апологией сталинского "гения", его "мудрости" и "прозорливости". В ее первом издании отмечалось:
  
   "Комиссия Центрального Комитета ВКП(б) под руководством товарища Сталина и при его активнейшем личном участии разработала "Краткий курс истории ВКП(б)".
  
   Однако такая формулировка не удовлетворила Сталина. В выпущенной позже "Краткой биографии" Сталина, которая им тщательно редактировалась, дополнялась и уточнялась, появилась новая формулировка:
  
   "В 1938 году вышла в свет книга "История ВКП(б). Краткий курс", написанная товарищем Сталиным и одобренная комиссией ЦК ВКП(б)"360.
  
   Сталина уже не смущало то обстоятельство, что книга, безудержно прославляющая его, была, оказывается... написана тоже им. Так осуществлялось идеологическое обоснование абсолютной роли "вождя", его контроля над партией и государством. Кроме того, Сталин, устранив к этому времени практически всех видных соратников Ленина, вычеркнул их и из истории. В "Кратком курсе", кроме Ленина и Сталина, фактически нет конкретных лиц - творцов революции и социализма. Есть лишь "враги".
  
   Книга, ставшая обязательной для коммунистов, студентов вузов, всей системы партийного просвещения и политического образования, однозначно изложила несколько сталинских "аксиом": в революции было два вождя - Ленин и Сталин; основная заслуга в построении социализма в СССР принадлежит Сталину; после Ленина у партии был и есть лишь один вождь - "мудрый", "дальновидный", "смелый", "решительный"... В этом массовом издании сталинская схема "вождь и партия" была, таким образом, доведена до всего народа. Популярность, примитивизм изложения, элементарный схематизм сделали "Краткий курс" весьма доступным пособием практически для каждого человека. В общей системе воспитания советских людей, которая сложилась в 30-е годы, эта книга заняла центральное место. После ее выхода в свет, 1 октября 1938 года, было созвано совещание пропагандистов Москвы и Ленинграда, на котором выступил Сталин. Стоит привести некоторые выдержки из его речи.
  
   "Одна из задач издания, - заявил Сталин, - ликвидировать разрыв между марксизмом и ленинизмом". Далее он дал понять, что пока существует лишь одна книга, которая в единстве рассматривает марксизм-ленинизм. "Книга Сталина "Об основах ленинизма", - без тени смущения продолжал докладчик, - излагает то новое и особенное, что внесено Лениным в марксизм. Не скажу, что там изложено все, но книга Сталина дает все основное, что внесено Лениным в марксизм"361. Без малейшей скромности, о которой так любил поговорить Сталин, он дает высочайшую оценку своему труду. К этому времени он уже и сам уверовал в себя не только как единственного мудрого вождя, но и как великого теоретика. Таков закономерный результат единовластия, единоначалия в общественно-политической организации, какой является партия.
  
   Гай Светоний, описывая жизнь римского императора Тиберия, уверял, что диктатор знал о своем будущем заранее и "давно предвидел, какая ненависть и какое бесславие ожидают его впереди"362. Сталин и не помышлял об этом. Его архив - записки, резолюции, письма, фотографии, кинохроника, стенограммы речей - свидетельствует об уверенности "вождя" в своем бессмертии в памяти народа. После XVII съезда и до конца своих дней он, далеко не такой проницательный, как Тиберий, закреплял свою "славу" на века. Постепенно "самодержавие вождя" по отношению к партии, народу было закреплено во множестве культовых актов и обрядов. Так, например, были учреждены сталинские стипендии, сталинские премии. (Постановление правительства об учреждении премии им. В.И. Ленина, принятое при участии Сталина еще в августе 1925 г., было просто забыто.) Государственный гимн, редактированием которого лично занимался Сталин, отразил его роль в судьбе Отечества:
  
   Нас вырастил Сталин на верность народу,
  
   На труд и на подвиги нас вдохновил.
  
   С. Михалков и Эль-Регистан, подготовив по поручению "вождя" текст гимна, вручили его Сталину. Тот, посидев над строчками, внес поправки. В архиве Сталина сохранились эти "следы".
  
   Вместо "Свободных народов союз благородный" Сталин вписал: "Союз нерушимый республик свободных".
  
   Второе четверостишие подверглось большей переработке. Оно выглядело первоначально так:
  
   Сквозь грозы сияло нам солнце свободы,
  
   Нам Ленин в грядущее путь озарил,
  
   Нас вырастил Сталин - избранник народа,
  
   На труд и на подвиги нас вдохновил.
  
   После того как по тексту прошелся карандаш Сталина, вторая и третья строки стали выглядеть иначе:
  
   И Ленин великий нам путь озарил,
  
   Нас вырастил Сталин - на верность народу...
  
   Сталину чем-то не понравились слова "избранник народа". Хотя, если вдуматься, народ его действительно не избирал. Он стал лидером, вождем, диктатором огромного народа, не будучи им избранным! С его самой существенной правкой согласились сразу же не только Михалков и Эль-Регистан, но и присутствовавшие вечером 28 октября 1943 года у Сталина Молотов, Ворошилов, Берия, Маленков и Щербаков. Так что Сталин не просто утверждал текст гимна. Например, предложенный авторами припев:
  
   Живи в веках страна социализма,
  
   Пусть наше знамя миру мир несет,
  
   Живи и крепни славная Отчизна,
  
   Тебя хранит великий наш народ,
  
   Сталин сразу же отбросил, не объясняя даже, почему ему он не понравился. Возможно, его не устраивало "миру мир"?363
  
   В гимне не было ни слова о партии, но оказались столь "необходимыми" слова о вожде... Постепенно в сознании советских людей утверждалась мысль, что Сталин - это не только вождь партии, но и вождь всего народа. В концентрированной форме эту идею еще в декабре 1939 года публично выразил член Политбюро ЦК ВКП(б) Н.С. Хрущев: "Все народы Советского Союза видят в Сталине своего друга, отца и вождя.
  
   Сталин - друг народа в своей простоте.
  
   Сталин - отец народа в своей любви к народу.
  
   Сталин - вождь народов в своей мудрости руководителя борьбой народов"364.
  
   Ем. Ярославский, один из придворных комментаторов сталинизма, одну из глав своей книжки "О товарище Сталине" так и назвал - "Вождь народов". Главная ее идея: "Рядом с Лениным, начиная с конца 90-х годов, и всегда вместе с Лениным, всегда по одной дороге, никогда не сворачивая с этого пути, идет товарищ Сталин..."365 В этой книжке-панегирике есть, однако, и верные мысли, которые, должно быть, помимо своей воли выразил автор. Так, Ярославский в нескольких местах нажимает на "беспощадность Сталина к врагам". Что верно, то верно. "Вождь" был беспощаден ко всем, кого он считал врагами.
  
   Сталин, читая подобные "творения", все больше утверждался во мнении, что высшей точки он достигнет не скоро. "Вознесение", казалось, будет бесконечным. Так, как славили его, не славили ни одного российского императора. В конце концов он сам поверил в свою земную мессианскую роль непогрешимого, всевидящего, всемогущего. Корни народной трагедии тем глубже погружались в социальную почву, чем торжественнее превозносился триумф "вождя".
  
   Отмечая все эти культовые уродства, абсолютизирующие роль "вождя", следует сказать, что они тем не менее играли стабилизирующую, сплачивающую роль, хотя и на догматической основе. Сегодня мы знаем, что сплочение народа, достижение его морально-политического единства возможно и на другой основе. Но тогда, когда страна так и не приобщилась после революции к подлинной социалистической демократии, упор на воспитание веры в "вождя", его мудрость, непогрешимость быстро дал результат. Несмотря на страшные репрессии в конце 30-х годов, тоталитарные тенденции в развитии государства, диктаторскую роль "вождя", общество, его социальные устои оставались достаточно прочными.
  
   Сегодня, спустя десятилетия после смерти Сталина, когда опубликованы многочисленные материалы о нем, его времени, деяниях и преступлениях, еще немало людей по духовной, социальной, моральной инерции продолжают считать его великим преобразователем, мудрым вождем с "твердой рукой". Думается, что "тайна" живучести этой привязанности связана не только с временными, возрастными обстоятельствами ("своя" судьба, "свое" время, "свои" кумиры), а прежде всего с тем, что с легкой руки генсека всей системой пропаганды, воспитания, социальной жизни долгое время утверждалось: "Социализм - это Сталин". Поэтому в огромной степени верность Сталину - это верность той, давней, освещенной молодостью идее. Этой идее так много отдано, и вдруг оказывается, что символ, олицетворявший социализм, оказался ложным... А отрицать "ложных богов" - непросто; все же они - боги...
  
   Дело не только в личных качествах Сталина. Сам он не мог так изменить духовные и социальные структуры общества, даже в силу своей безграничной власти и влияния. Сама социальная практика, стратегия и тактика возвеличивания одной личности постепенно создали определенную систему отношений. Только в этой системе Авторитет Вождя мог генерировать процессы, которые мы давно уже именуем культом личности. Только в этой системе отношений все (или почти все) стало работать на усиление Авторитета Вождя. Но, конечно, особенно активно здесь "трудилось" непосредственное окружение. Оно само стало неотъемлемым компонентом его Авторитета. Другими словами, в перекосе соотношения "вождь и партия" виновна не только личность. Дело, видимо, в том, что не был создан реальный демократический механизм, который при всех условиях обеспечил бы первенство авторитета партии, народа, масс. На словах это, конечно, провозглашалось. Но они расходились с делами, социальной практикой. Именно поэтому в соотношении авторитетов вождя и народа и произошли те деформации, которые так дорого обошлись народу и партии. Это важно подчеркнуть потому, что наиболее частой, распространенной ошибкой в определении генезиса, природы культа личности является акцент на субъективные качества человека, носителя этого культа. Их роль, безусловно, велика. Но главные причины проявления отрицательных качеств конкретной личности находятся в сложившейся системе общественных отношений, политическом механизме власти. Тоталитарная система нашла бы своего Сталина. В этом все дело.
  
   Если бы все заключалось только в человеке, то после его ухода, смерти в этой системе, в этом механизме не нужно ничего изменять: ведь носителя культовых явлений уже нет. Но в том-то и суть, что все гораздо сложнее. Культ "господствующей личности", обожествляющий Авторитет Вождя, питается соками той социальной среды, системы, где он возник. Без создания надежного демократического механизма гарантий, защиты личностные деформации могут проявляться либо, как уже было в истории, в форме субъективизма или волюнтаризма, либо в карикатурном самовозвеличивании и парадности, ведущих к социальному, экономическому и духовному застою.
  
   Поскольку слишком часто (и справедливо!) указывают на большую роль в культовых уродствах личных качеств Сталина, я попытаюсь выделить в его портрете те, которые характеризуют его интеллект. Пожалуй, это наименее изученная сторона в облике такого сложного человека, каковым являлся Сталин.
  
   Интеллект Сталина_____________________________________
  
   Античная мифология оставила нам образ Минервы - богини мудрости. Древние ее изображали в виде стройной женщины, возникшей из головы Юпитера в полном военном облачении: на голове шлем, в одной руке копье, в другой щит. У ног богини сидит сова - священная птица, олицетворение бесшумного полета мысли. Мысль, по поверьям тех, кто жил в седой дали веков, всегда парит над человеком, над историей. Отвечая на одно из писем, Сталин привел слова Гегеля: "Сова Минервы вылетает только ночью"366, истолковав их как выражение неизбежного отставания сознания от реалий бытия.
  
   Прежде чем попытаться охарактеризовать интеллект Сталина, напомню, что означает это понятие. Психологи обычно подразумевают под интеллектом умственные способности; философы - процесс мышления; в различных научных текстах этим термином называют мыслительные возможности человека, его ум, творческое начало, способность к познанию и т.д. В основном это верно отражает различные стороны интеллекта. Известно, что индивидуальное сознание личности состоит из двух основных компонентов: рационального (теоретического) и эмоционального (чувственного). Если бы понятие "интеллект" полностью совпадало с содержанием индивидуального сознания, то в нем не было бы необходимости. Интеллект, по моему мнению, выражает обобщенную характеристику способностей человека к творческой мыслительной деятельности. Интеллект - не какой-то особый, самостоятельный элемент индивидуального сознания, а скорее интегрированное проявление человеческой психики в форме способностей к активному рациональному отражению действительности. Интеллектуальные свойства в разной степени присущи каждому нормальному человеку. К. Маркс писал, что "человеческая жизнь, лишенная своей интеллектуальной стороны, низводится до степени простой материальной силы"367. Можно, пожалуй, сказать, что интеллект является не чем иным, как преимущественно рациональным уровнем сознания, выражающего способности человека к творческому освоению действительности. Освоение окружающего мира осуществляется интеллектом на уровне рассудочного мышления ("здравого смысла"), разума (высшей мыслительной способности) и интуиции. При общности основных характеристик каждый интеллект уникален, неповторим, своеобразен.
  
   В последние годы, видимо под влиянием все новой и новой негативной информации о Сталине, его жизни и деяниях, стало складываться впечатление, что умственные способности этого человека не поднимались выше среднего уровня. Иногда еще более категорично утверждают, что характеристика
  
   Троцкого в отношении Сталина как "выдающейся посредственности" по сути точна. С этим едва ли можно согласиться. Ибо трудно тогда понять, как человек, лишенный каких-либо приметных умственных способностей, с 1912 года входил в руководящие органы партии, как Ленин мог называть его одним из "выдающихся вождей", как удалось Сталину в сложнейшем клубке политических противоречий и конфликтов 20-х годов выйти победителем в беспощадной борьбе с теми, кто превосходил его во многих отношениях.
  
   Все дело в том, что вольно или невольно в оценке личности Сталина на первый план (и это естественно) выходят его преступления, коварство, жестокость, беспощадность к тем, кого он считал врагом. Но все это лишь косвенно характеризует интеллект, а больше - нравственные грани человека. В этом смысле незаурядный интеллект Сталина (думаю, что он таковым и был) как бы обрамлен многими атрибутами антигуманизма. Интеллект Сталина в общечеловеческом, моральном плане практически обесценен его органической связью с проявлениями зла. Если бы можно было охарактеризовать интеллект Сталина кратко, то, видимо, будет близка к истине формула - "незаурядный злой ум". Я считаю, что моральная ущербность сама по себе - огромная брешь в интеллекте. Это его нравственные сумерки, без звезд и зарниц добра. Можно, пожалуй, даже сказать, что нравственные изъяны в структуре личности могут низвести даже сильный интеллект до функции счетной машины, логического механизма, до уровня рационального безжалостного аппарата.
  
   Сталин, испытав еще до революции в интеллектуальных спорах с оппонентами немало тягостных, порой унизительных минут, не смирился с ролью статиста в этих дискуссиях, а старался максимально расширить круг своих политических, теоретических знаний. При огромной загруженности (это удалось установить точно) Сталин весьма много работал над повышением своего интеллектуального уровня. В личном архиве Сталина сохранился один любопытный документ. Несмотря на пространность, приведу его полностью.
  
   В мае 1925 года Сталин поручил Товстухе подобрать для себя хорошую личную библиотеку. Товстуха, поколебавшись, спросил:
  
   - Какие книги должны быть в библиотеке?
  
   Сталин, начавший было диктовать, внезапно остановился, сел за стол и в присутствии помощника почти без раздумий, в течение 10 - 15 минут, написал простым карандашом на листе бумаги из ученической тетради следующее:
  
   "Записка библиотекарю. Мой совет (и просьба):
  
   1) Склассифицировать книги не по авторам, а по вопросам:
  
   а) философия;
  
   б) психология:
  
   в) социология;
  
   г) политэкономия;
  
   д) финансы;
  
   е) промышленность;
  
   ж) сельское хозяйство;
  
   з) кооперация;
  
   и) русская история;
  
   к) история других стран;
  
   л) дипломатия;
  
   м) внешняя и вн. торговля;
  
   н) военное дело;
  
   о) национальный вопрос;
  
   п) съезды и конференции (а также резолюции), партийные,
  
   коминтерновские и иные (без декретов и кодексов законов);
  
   р) положение рабочих;
  
   с) положение крестьян;
  
   т) комсомол (все, что имеется в отдельных изданиях о комсомоле);
  
   у) история революций в других странах;
  
   ф) о 1905 годе;
  
   х) о Февральской революции 1917 г.;
  
   ц) о Октябрьской революции 1917 г.;
  
   ч) о Ленине и ленинизме;
  
   ш) история РКП и Интернационала;
  
   щ) о дискуссиях в РКП (статьи, брошюры);
  
   щ1) профсоюзы;
  
   ш2) беллетристика;
  
   щ3) худ.критика;
  
   щ4) журналы политические;
  
   щ5) журналы естественно-научные;
  
   щ6) словари всякие;
  
   щ7) мемуары;
  
   2) Из этой классификации изъять книги (расположить отдельно):
  
   а) Ленина (отдельно)
  
   б) Маркса ( - )
  
   в) Энгельса ( - )
  
   г) Каутского ( - )
  
   д) Плеханова ( - )
  
   е) Троцкого ( - )
  
   ж) Бухарина ( - )
  
   з) Зиновьева ( - )
  
   и) Каменева ( - )
  
   к) Лафарга ( - )
  
   л) Люксембург ( - )
  
   м) Радека ( - )
  
   3) Все остальные склассифицировать по авторам (исключив из
  
   классификации и отложив в сторону: учебники всякие, мелкие
  
   журналы, антирелигиозную макулатуру и т. п.).
  
   29.V.25 г. И. Сталин"368.
  
   Учитывая, что это был фактически моментальный набросок, а также принимая во внимание уровень "книжной цивилизации" того времени, нельзя не признать определенную широту взглядов Сталина. Во главу угла Сталин поставил, как видим, составные части научного социализма, историю, некоторые конкретные области знания, связанные прежде всего с политической деятельностью и борьбой с оппозициями. Заметно беднее список персоналий, в котором кроме Ленина основоположники научного социализма, а также те, с кем он полемизировал или будет полемизировать. В списке нет таких корифеев мысли, как Гегель, Кант, Фейербах, Руссо, Декарт, Дидро, многих других социалистов-теоретиков.
  
   Я уже говорил, что об угаснувшем разуме, его тайниках рассуждать очень трудно. Но остались дела, идеи, материализованные в поступках, свершениях, позволяющие судить о секретах, особенностях интеллекта. В случае со Сталиным немало пищи для размышлений дает его библиотека, "следы" в ней самого Сталина. На страницах очень многих книг из библиотеки в Кремле, в Кунцево, в квартире подчеркивания, пометки, замечания на полях. На некоторых книгах стоит экслибрис: "Библиотека No... И.В. Сталина". Напомню, что все тома первого издания Собрания сочинений В.И. Ленина испещрены подчеркиваниями, галочками и восклицательными знаками на полях. К некоторым работам Сталин, по-видимому, обращался не раз, ибо отдельные строки из статей подчеркнуты неоднократно и красным, и синим, и простым карандашами. Больше всего Сталина интересовали мысли Ленина о диктатуре пролетариата, его борьбе с меньшевиками и эсерами, выступления на съездах партии.
  
   Из своих современников Сталин чаще обращался к Бухарину и Троцкому. Например, брошюра Бухарина "Техника и экономика современного капитализма", изданная в 1932 году, вся испещрена красным карандашом "вождя", особенно выводы Бухарина о соотношении производительных сил и производственных отношений. На книге М. Смоленского "Троцкий", вышедшей в Берлине в 1921 году, подчеркнуты все те места, где критически оценивался сталинский непримиримый оппонент: "Троцкий - колюч и нетерпим", "эта натура властная, любящая повелевать", "политический властолюбец", "Троцкий - гениальный политический авантюрист"369 и другие. Сталин где мог искал аргументы против своего антипода. Видимо, много аргументов для борьбы с ним Сталин взял из брошюры Л. Троцкого "Терроризм и коммунизм", изданной в 1920 году. Так же тщательно изучены книги Г. Зиновьева "Война и кризис социализма", Л. Каменева "Н.Г. Чернышевский", А. Бубнова "Основные моменты в развитии компартии в России", И. Нарвского "К истории борьбы большевизма с люксембургианством", Я. Стэна "К вопросу о стабилизации капитализма" и другие. Все, что касалось "борьбы", не оставалось вне поля зрения Сталина.
  
   Постоянный, устойчивый интерес на всю жизнь Сталин сохранил к исторической литературе, и прежде всего к жизнеописаниям императоров и царей. Книги И. Беллярминова "Курс русской истории", Р. Виппера "Очерки Римской империи", А. Толстого "Иван Грозный", сборник "Романовы" и другие изучались весьма тщательно. В 30-е и 40-е годы в его библиотеке были собраны учебники истории для средней школы и вузов, и все - с его пометками370. Нетрудно заметить, что в освещении (соответствующим образом) отечественной истории Сталин видел один из важнейших рычагов единовластия, формирования общественного сознания.
  
   Помощники докладывали Сталину обо всех интересных, по их мнению, материалах из периодической печати, толстых журналов. В перерывах между работой над деловыми бумагами "вождь" иногда отвлекался на 30 - 40 минут и брал в руки новинки художественной литературы, листал статьи в журналах. Иногда после чтения нажимал кнопку звонка, входил помощник, и Сталин просил позвонить тому или иному писателю, руководителю творческого союза и передать его пожелания и замечания. Бывали случаи, когда он сам брался за перо. Пролистав "В степях Украины" Корнейчука, сразу же написал короткое письмо:
  
   "Многоуважаемый Александр Евдокимович!
  
   Читал Вашу "В степях Украины". Получилась замечательная штука художественно цельная, веселая, развеселая. Боюсь только, что слишком она веселая; есть опасность, что разгул веселья в комедии может отвести внимание читателя-зрителя от ее содержания.
  
   Между прочим: я добавил несколько слов на 68 стр. Это для большей ясности.
  
   Привет!
  
   И. Сталин".
  
   А вставки Сталина были следующими:
  
   1) "налог теперь будут брать не от количества скота, а от количества гектаров колхозной земли..."
  
   2) "разводи сколько хошь колхозного скота, налог остается тот же..."371.
  
   Прагматический ум Сталина сработал и здесь: он не упустил случая, чтобы устами Корнейчука пояснить одно из последних указаний ЦК, сказать также, что не все понравилось...
  
   Прочитав пьесу Н. Эрдмана "Самоубийца", написал К. Станиславскому:
  
   "Многоуважаемый Константин Сергеевич!
  
   Я не очень высокого мнения о пьесе "Самоубийство" (так в тексте. - Прим. Д.В.). Ближайшие мои товарищи считают, что она пустовата и даже вредна... Не исключаю, что театру удастся добиться цели. Культпроп (т. Стецкий) поможет Вам в этом деле. Будут товарищи, знающие художественное дело. Я в этом деле дилетант.
  
   Привет!
  
   9.XI.31. И. Сталин"372.
  
   Стараясь прослыть в творческих кругах "либералом", Сталин кокетничает своим дилетантством. А мы знаем, сколь категоричны его суждения по поводу не только пьес, но и книг, фильмов, музыки, архитектуры. Положение первого лица в государстве, обязанного знать если не все, то очень многое, действительно делало Сталина "универсальным дилетантом". Иногда его дилетантство работало на репутацию "универсального", всезнающего вождя.
  
   Сталин внимательно следил за литературой, выходящей и за рубежом. Ему переводили (в одном экземпляре) почти все, что выходило из-под пера Троцкого. Просматривал Сталин и эмигрантские издания. В декабре 1935 года заведующий отделом печати и Издательств ЦК Б. Таль сообщал членам Политбюро:
  
   "Просьба сообщить, какие из нижеперечисленных белоэмигрантских изданий выписывать для Вас в 1936 году:
  
   1. Последние новости
  
   2. Возрождение
  
   3. Соц. Вестник
  
   4. Знамя России
  
   5. Бюллетень экономического кабинета Прокоповича
  
   6. Харбинское время
  
   7. Новое русское слово
  
   8. Современные записки
  
   9. Иллюстрированная Россия"373.
  
   Сталин, ознакомившись с очередным списком, бросил помощнику: "Все, все выписать!"
  
   В специальном шкафу в кабинете Сталина хранилось много белоэмигрантской, "враждебной" литературы. У него были практически все книги Троцкого, с многочисленными закладками, подчеркиваниями. Интервью, заявления Троцкого для буржуазной печати тут же переводились и докладывались Сталину. Нужно сказать, что он очень пристально следил за всем, что писали его недруги за границей.
  
   Бросается в глаза отношение Сталина к антирелигиозной литературе, которую он откровенно называл "макулатурой". Что бы ни говорили, а религиозное образование сказывалось у него всю жизнь. Часто религиозные элементы проскальзывали в письменной и устной речи Сталина. Вспомним его драматическое выступление по радио 3 июля 1941 года, когда он обратился к народу с необычными для многих советских людей словами: "Братья и сестры!" После празднования своего 50-летия Сталин собственноручно написал для "Правды" благодарность за поздравления в библейском духе: "Ваши поздравления и приветствия отношу на счет великой партии рабочего класса, родившей и воспитавшей меня по образу своему и подобию" (выделено мной. - Прим. Д.В.)374. В беседе с Черчиллем в Москве в августе 1942 года речь зашла о Ллойд-Джордже, одном из инициаторов интервенции против Советской России в годы гражданской войны. Сталин, помолчав и вздохнув, как бы подвел итог воспоминаниям о далеких теперь уже годах: "Все это относится к прошлому, а прошлое принадлежит богу"375.
  
   Конечно, я далек от мысли утверждать, что в мировоззрении Сталина существенную роль играли религиозные элементы. Но что ярко выраженный догматизм интеллекта имел своими истоками религию, представляется весьма вероятным.
  
   Сталин был апологетом формулы, дефиниции, застывших определений. Он мог часами искать нужное слово, выражение, определение у классиков, чтобы "неотразимо", как он полагал, "ущучить", сразить своих оппонентов. Так, на апрельском Пленуме ЦК и ЦКК 1929 года Сталин уличил Бухарина в "незнании Ленина". Для него это было особенно важно, ибо репутация Бухарина как теоретика была всем известна.
  
   Бухарин, выступая на одном из совещаний накануне Пленума, высказал резонное соображение, что чрезмерная перекачка средств из сельского хозяйства в промышленность будет "непосильной данью" для крестьянства. Сталин тут же отметил про себя слова о "военно-феодальной эксплуатации крестьян", о "дани" и долго вечером рылся вместе с Товстухой у себя в библиотеке в ленинских работах. Рылся и нашел. Тут же выстроил ряд, как ему казалось, "убийственных" аргументов. Выступая на Пленуме, Сталин заявил: "...Бухарин "разорялся" здесь насчет того, что марксистская литература не может, будто бы, терпеть слова "дань". Он возмущался и удивлялся по поводу того, что ЦК партии и вообще марксисты позволяют себе употреблять слово "дань". Но что же тут удивительного, - торжествующе обвел Сталин глазами зал, - если доказано, что это слово давно уже получило права гражданства в статьях такого марксиста, как тов. Ленин?! - Помолчав, тоном триумфатора Сталин добавил: - Или, может быть, Ленин не удовлетворяет требованиям марксиста с точки зрения Бухарина?"
  
   И здесь Сталин привел ленинские работы "О "левом" ребячестве и о мелкобуржуазности", "О продналоге", "Очередные задачи Советской власти", где Владимир Ильич совсем в другом контексте употребляет слово "дань". На голос с места: "Все-таки по отношению к середняку никогда не употреблялось понятие "дань" - Сталин немедленно парировал:
  
   "Не думаете ли вы, что середняк ближе к партии, чем рабочий класс? Ну и марксист вы липовый. Если можно насчет рабочего класса говорить о "дани", насчет рабочего класса, партией которого мы являемся, почему нельзя сказать то же самое насчет середняка, который является всего-навсего нашим союзником?"376
  
   Сталина мало беспокоило, что он перевел спор в малосодержательную плоскость: говорил или не говорил Ленин слово "дань". Суть вопроса для него осталась на втором плане.
  
   Сталин смог отточить свой ум полемиста, участвуя в многочисленных дискуссиях. Правда, он прибегал при этом всегда к одному и тому же приему, который ставил в тупик оппонентов: он неизменно подавал себя "защитником" Ленина, исходил априори из того, что только он правильно, верно истолковывает Ленина. Почти на любой аргумент противной стороны у Сталина быстро находилась цитата, выражение Ленина, иногда высказанные совсем по другому поводу. Сталин давно заметил, что броня из ленинских цитат делает его практически неуязвимым. Зиновьев, обсуждая однажды коминтерновские дела со Сталиным, когда их отношения уже основательно испортились, в споре бросил ему:
  
   - Для вас ленинская цитата - как охранная грамота вашей непогрешимости. А надо видеть ее суть!
  
   - А разве плохо идее быть "охранной грамотой" социализма? - тут же нашелся Сталин.
  
   Прямолинейность, наступательность, воинственность, грубость Сталина в конце концов помогли ему повергнуть своих оппонентов. Странное дело, нередко более тонкие, иногда даже изящные аргументы Троцкого, Зиновьева, Каменева, Бухарина не встречали поддержки у аудитории! А грубоватые, плоские, часто просто примитивные филиппики Сталина, тесно увязанные с "защитой Ленина", генерального курса партии, единства ЦК и т.д., быстрее доходили до сознания людей. Его прагматический ум не заботился о красоте стиля, как у Троцкого, афористичной витиеватости, как у Зиновьева, интеллигентной рассудительности, как у Каменева, научной аргументации, как у Бухарина. Сталин в бесчисленных спорах и полемике одолел их главным: они хотели "ревизовать ленинизм", а он его "защитил". Такая интерпретация уже с начала 30-х годов стала официальной.
  
   Сталинское мышление было схематичным. Напомню, он любил все раскладывать по полочкам, разжевывать, популяризировать до элементарщины. И если оппоненты излагали свои идеи иначе, Сталиным это квалифицировалось очень жестко: "немарксистский подход", "проявление мелкобуржуазности", "анархистская схоластика". Его доклады, выступления, резолюции всегда облечены в строгие рамки перечислений, особенностей, черт, уровней, направлений, задач. В этом одна из причин популярности сталинских работ, в которых все упрощено до предела и потому доступно. Элементарные "особенности" и "черты" легко усваивались людьми. Такой ход мыслей облегчал реализацию сталинских идей, но жестко сковывал творческое начало людей. Сталинская простота не звала к углубленному анализу, выяснению всей сложности и взаимозависимости мира.
  
   Гай Светоний в своих жизнеописаниях отмечал, что, хотя Нерон в детстве изучал "благородные науки", философией овладевать он отказался, полагая, "что для будущего правителя это помеха". Едва ли так думал Сталин, но его догматический интеллект оказался не в состоянии постичь хотя бы относительные глубины философии. Самым уязвимым местом в сталинском интеллекте была его неспособность овладеть диалектикой. "Вождь" это чувствовал, поскольку долго и настойчиво пытался обогатить свои знания в области философии. По рекомендации руководства Института красной профессуры Сталин пригласил к себе для "уроков по диалектике" известного в то время советского философа из плеяды старых большевиков Яна Стэна. Стэн работал заместителем директора Института Маркса и Энгельса, затем ответственным сотрудником аппарата ЦК, избирался делегатом ряда партийных съездов, был членом ЦКК, имел самостоятельные, независимые суждения. Стэн стал "учителем философии" для Сталина, разработал специальную программу занятий, в которую включил изучение трудов Гегеля, Канта, Фейербаха, Фихте, Шеллинга, а также Плеханова, Каутского, Брэдли. Дважды в неделю Стэн приходил к Сталину в назначенный час и терпеливо пытался разъяснить высокопоставленному ученику гегелевские концепции о субстанции, отчуждении, тождестве бытия и мышления - понимания реального мира как проявления идеи. Абстрактность раздражала Сталина, но он пересиливал себя и продолжал слушать монотонный голос Стэна, изредка перебивая недовольными репликами: "Какое все это имеет значение для классовой борьбы?", "Кто использует всю эту чепуху на практике?".
  
   Стэн, напомнив, что философия Гегеля, как и других немецких мыслителей, стала одним из источников марксизма, невозмутимо продолжал: "Гегелевская философия, по существу, есть "перевернутый" на голову материализм, а поэтому глубоко двойственна. Гениальность философа заключается в том, что он включает в свою систему отдельные материалистические положения. Это, по сути, энциклопедия идеализма. В его метафизической системе гениально разработай диалектический метод. Маркс говорил, что у Гегеля диалектика стоит на голове, надо ее поставить на ноги, чтобы увидеть ее рациональное зерно..." Сталин, уже нервничая, требовательно вопрошал: "Какое это имеет значение для теории марксизма?"
  
   Стэн вновь продолжал терпеливо разъяснять, стараясь до предела упрощать недоступные для понимания "вождя" философские премудрости. Сталин смог лишь отрывочно понять закон перехода количественных изменений в качественные, но не одолел сути диалектического отрицания, единства противоположностей. Несмотря на все ухищрения и усилия Стэна, Сталин так и не усвоил тезис о единстве диалектики, логики и теории познания, о чем свидетельствует анализ его "философских работ". Может быть, поэтому у "ученика" ничего не осталось к "учителю", кроме неприязни. Стэн, как Карев, Луппол и другие философы ученики академика А.М. Деборина, был объявлен теоретическим "прислужником троцкизма", в 1937 году арестован и погиб. Казалось, что эта же участь ожидает и Деборина, весьма близкого в конце 20-х годов к Бухарину. Но Сталин ограничился тем, что надолго навесил крупному ученому ярлык "воинствующего идеалиста-меньшевика", отстранил его от активной научной и общественной работы.
  
   В октябре 1930 года состоялось заседание президиума Комакадемии, где обсуждался вопрос "О разногласиях на философском фронте". Заседание свелось, по существу, к долгой проработке Деборина за его "недооценку ленинского этапа в развитии марксистской философии". Деборин отчаянно защищался, но выступившие Милютин, Митин, Мелонов, Ярославский уличали его, а заодно и Стэна, Карева, Луппола в "недооценке" материалистической диалектики. После заседания президиума страсти в академии продолжали бушевать. Ученые не могли мириться с насаждением полицейских методов в науке. Пожалуй, философия была первой жертвой сталинского "науковедения". Сталин ясно дал понять, что в общественной науке лидер должен быть один. Тот, кто является лидером политическим. В декабре того же года генсек выступил с докладом о положении на "философском фронте". Формально это было уже упоминавшееся выступление на бюро партийной ячейки Института красной профессуры, директором которого являлся Деборин.
  
   Речь Сталина была жесткой и категоричной. Она весьма красноречиво свидетельствует об уровне философского мышления Сталина, уровне рациональности его интеллекта и просто об элементарном такте. Стенограмма из сталинского архива сообщает:
  
   - Надо разворошить и перекопать весь навоз, который накопился в философии и естествознании. Все, что написано деборинской группой, - разбить. Стэна, Карева вышибить можно. Стэн хорохорится, а он ученик Карева. Стэн - отчаянный лентяй. Он умеет лишь разговаривать. Карев важничает и ходит как надутый пузырь. Деборин, по-моему, безнадежный человек, однако в редакции (речь идет о журнале "Под знаменем марксизма". - Прим. Д.В.) его надо оставить, чтобы было кого бить. Будете в редакции иметь два фронта, но у вас большинство...
  
   После выступления докладчику посыпались вопросы:
  
   - Можно ли связывать борьбу в теории с политическими уклонами?
  
   - Не только можно, но и обязательно нужно, - поучал Сталин.
  
   - А как насчет "левых"? "Правых" уже касались...
  
   - Формализм выступает под левацкими прикрытиями, - рассуждал генсек, подает свой материал под левым соусом. А молодежь падка на левизну. А эти господа - хорошие повара.
  
   - На чем следует сосредоточить свое внимание институту в философской области? - следует новый вопрос.
  
   - Бить - главная проблема. Бить по всем направлениям и там, где не били. Гегель для деборинцев - икона. Плеханова надо разоблачить. Он всегда свысока относился к Ленину. И у Энгельса не все правильно. В его замечаниях об Эрфуртской программе есть местечко насчет врастания в социализм. Это пытался использовать Бухарин. Не беда, если где-то в своей работе заденем Энгельса...377
  
   Вот так Сталин "наставлял" философов, почти не разбираясь в философии. Главное - "бить"... А какой должна быть марксистская философия, он показал в специальном разделе "Краткого курса" истории партии. Короткие, рубленые фразы делят философию на несколько основных черт, как солдат в шеренге. Ничего больше! Это типичная метафизика, которую Сталин называл диалектикой. Для ликбеза, при наличии и других работ, эта "философская азбука" могла еще как-то сойти. Но самое страшное: после сталинских работ никто уже не смел на эту тему писать. Философам, как и другим обществоведам, оставалось только комментировать, разъяснять, прославлять... Сталинское время - период глубокой стагнации философской мысли. Да только ли философской? Такое участие Сталина в философских дискуссиях характеризовало уровень рациональности его интеллекта.
  
   Известно, что зрелость интеллекта в огромной степени зависит от способностей личности. Особенно способности к активному, творческому отражению объективной действительности. Ум Сталина отражал мир, действительность, естественно, не зеркально, созерцательно, а целенаправленно, если так можно сказать, "выборочно". Он изучал, анализировал все общественные и социальные процессы через призму классовости политических позиций, собственных директив и указаний.
  
   Но вернемся еще раз к его выступлению перед философами. Отвечая на вопросы после своего доклада, Сталин уже решил: надо его указания этим философам закрепить особым решением. И уже в следующем месяце было принято специальное постановление ЦК о журнале "Под знаменем марксизма". Сторонники Деборина, объединявшиеся вокруг издания, были охарактеризованы как "группа меньшевиствующего идеализма".
  
   Ум Сталина, его мышление со временем приобрели, так сказать, "директивный" характер. Он давно усвоил истину, что ум слабеет не от "износа", а "ржавеет" лишь от лености мысли и бездеятельности. Совсем по Шекспиру:
  
   Тот, кто вложил в нас
  
   Не для того богоподобный разум,
  
   Чтоб праздно плесневел он.
  
   А.П. Балашов рассказывал мне, что Сталин в течение суток перерабатывал колоссальное количество информации: докладов, донесений, справок, телеграмм, шифровок, писем, оставляя почти на каждом документе распоряжения, указания, лаконично выражая свое отношение к самым различным вопросам, которое расценивалось как окончательное решение. Прочитав кипу писем, адресованных ему лично, и набросав на них лаконичные ответы: "Поблагодарите за доброе отношение", "Помогите человеку", "Ерунда какая-то", он нередко выбирал одно-два и отвечал обстоятельно.
  
   Вот письмо от Шнеера из Ленинграда. Старый большевик спрашивает об опасности реставрации капитализма и о том, есть ли уклоны в Политбюро...
  
   Сталин, отрывая лист от большого блокнота, пишет четким, разборчивым почерком:
  
   "Тов. Шнеер!
  
   Опасность реставрации капитализма у нас существует. Правый уклон недооценивает силу капитализма. А левый - отрицает возможность построения социализма в нашей стране. Он намерен провести свой фантастический план индустриализации ценою раскола с крестьянством.
  
   В Политбюро нет у нас ни правого, ни левого уклона.
  
   С ком. приветом.
  
   27.Х.28 г. И. Сталин"378.
  
   Документ из 30-х годов. Из дней наивысшего триумфа Стаханова. Он и Грант поставили перед правительством вопрос об "обучении на инженеров и техников", освобождая стахановцев от производства на один-два дня в шестидневку для учебы. Многие поддерживали это предложение. Оно казалось революционным, новым. Писали об этом и в газетах.
  
   Сталин прочел документ и коротко написал:
  
   "т. Орджоникидзе.
  
   Дело не серьезное.
  
   И. Cт."379.
  
   В интеллекте Сталина непросто проследить способности к творческому решению возникающих проблем. Он все стремился делать в соответствии со сложившейся схемой, догмой, постулатом, устоявшимся представлением. Вместе с тем Сталин был способен и к интуитивному мышлению, когда выводы и решения приходят, как бы перескакивая через этапы, ступени познания. В этом случае путь мысли не виден, а рельефно представлен лишь ее результат, обобщение, догадка, подозрение. В процессе интуитивного мышления интеллект как бы минует логические рассуждения, а сразу выдает итог, резюме. Конечно, беспочвенное подозрение обычно возникает при дефиците каких-то нравственных элементов в сознании. Именно так и было у Сталина. Он мог посмотреть на кого-либо из своих соратников и заявить: "Почему ты избегаешь смотреть мне в глаза?" Болезненная подозрительность в этом случае, пожалуй, не столько проявление интуитивного мышления, поскольку предположения Сталина были лишены реальной основы, сколько выражение глубоко ущербной позиции: во всех видеть потенциальных врагов.
  
   Следует назвать еще одну черту сталинского интеллекта, которая выступает в его портрете весьма рельефно. Известно, что знания позволяют человеку быть компетентным, чувства благородным. А воля дает возможность убеждениям, интеллектуальным замыслам материализоваться в поступки. Воля подобна "мускулам" ума; это двигательная сила интеллекта. Ведь в жизни бывает так, что собственное бессилие так же опасно, как и чужая сила. Наличие сильной воли делает интеллект активным, деятельным, целеустремленным. Обычно такой интеллект чаще встречается у военачальников и полководцев. Не случайно именно они прежде всего отмечали наличие сильного интеллекта у Сталина.
  
   Сталину как Верховному Главнокомандующему будет посвящена отдельная глава, но сейчас, характеризуя его интеллект, приведу лишь некоторые свидетельства выдающихся советских полководцев Г.К. Жукова и А.М. Василевского, много работавших с ним бок о бок в годы войны. Маршал Жуков отмечал в Сталине "способность четко формулировать мысль, природный аналитический ум, большую эрудицию и редкую память". Далее самый выдающийся советский полководец пишет: Сталин "читал много и был широко осведомленным человеком в самых разнообразных областях знаний. Поразительная работоспособность, умение быстро схватывать суть дела позволяли ему просматривать и усваивать за день такое количество самого различного материала, которое было под силу только незаурядному человеку... Он обладал сильной волей, характером скрытным и порывистым. Обычно спокойный и рассудительный, временами он впадал в острое раздражение. Тогда ему изменяла объективность, он резко менялся на глазах, еще больше бледнел, взгляд становился тяжелым, жестким"380.
  
   Маршал Василевский, отмечая многие характерные качества Сталина, выделяет у него удивительно сильную память. "Я не встречал людей, которые бы так много помнили, как он. Сталин знал не только всех командующих фронтами и армиями, а их было свыше ста, но и некоторых командиров корпусов и дивизий... В течение всей войны И. В. Сталин постоянно помнил состав стратегических резервов и мог в любое время назвать то или иное формирование"381.
  
   Приведу еще одно свидетельство, характеризующее интеллект Сталина, на этот раз У. Черчилля. Когда я доложил о плане "Торч", писал английский премьер, Сталин быстро оценил его стратегические преимущества. "Это замечательное заявление произвело на меня глубокое впечатление. Оно показывало, что русский диктатор быстро и полностью овладел проблемой, которая до этого была новой для него. Очень немногие из живущих людей смогли бы в несколько минут понять соображения, над которыми мы так настойчиво бились на протяжении ряда месяцев. Он все оценил молниеносно"382.
  
   Я привел несколько свидетельств людей, встречавшихся со Сталиным во время войны. Их рассуждения позволяют глубже понять особенности интеллекта этого человека. Трудно что-либо возразить против наличия у Сталина большой "мыслительной силы", высокой целеустремленности, сильной воли. Думается, не только игра случайностей и стечение обстоятельств сделали его в годы революции и гражданской войны соратником Ленина. Но вот что следует подчеркнуть: Сталину удавалось проявить свои сильнейшие качества - волю и целеустремленность обычно тогда, когда в них была особая нужда. Может быть, поэтому они были замечены. Может быть, поэтому сам Сталин поверил в себя. Может быть, поэтому ему удалось многое из того, что оказалось невозможным для других. Однако к этому стоит добавить, что в то время, когда маршалы Жуков и Василевский писали о Сталине, они еще многого не знали и, что особенно важно, многого не могли сказать.
  
   Хотелось бы обратить внимание еще на одну особенность сталинского интеллекта: он не обладал способностью делать достаточно долгосрочные прогнозы. Горизонт, за которым находилось непознанное, неведомое, был от него недалек. Это партийцы заметили еще давно. В середине 20-х годов секретарь Тульского обкома ВКП(б) Иван Кабанов (позже репрессированный) однажды сказал: "Сталин - это, конечно, большой человек, большой ум, хороший организатор, но его ум не аналитический, а схематический. Вопросы прошлого он разберет великолепно, так, что всем станет ясно. Но перспективы ему не уловить. Он к этому не привык". Весьма ценное и верное наблюдение.
  
   Интеллект Сталина - во многом незаурядный, но отнюдь не "гениальный", даже не "выдающийся". Он не мог реально оценивать собственные возможности. Сталин безапелляционно судил почти обо всех сферах знания - от политической экономии до языкознания, наставлял специалистов в области кинематографии и сельского хозяйства, делал решающие выводы в области военного дела и истории. Эта разносторонность в подавляющем большинстве суждений была дилетантской, а часто просто некомпетентной, хотя хором хвалителей немедленно возводилась в ранг высших откровений.
  
   Приведу такой пример. Как известно, по инициативе группы геростратов-архитекторов Каганович и Молотов предложили Сталину построить Дворец Советов (в соответствии с решением, принятым еще в 1922 г.) именно на том месте, где возвышался великолепный храм Христа Спасителя. Сталин его быстро одобрил. Интеллектуальная ущербность в этом факте проявилась в полной мере: генсек оказался не в состоянии оценить историческую значимость памятника русской культуры. Еще до доклада Сталину место строительства Дворца Советов определялось тайным голосованием на заседании Совета строительства. Предлагалось три площадки: Китай-город, Охотный ряд и место, где стоял величественный храм - гордость России. В голосовании приняли участие начальник строительства Крюков, Иофан, Красин, Лавров, Попов, Беседа, Крутиков, Мордвинов, Орлов, приглашенные Щусев, Людвиг, Бархин, Пожарлицкий. (В документе нет инициалов этих людей.) Народ, на чьи пожертвования строился храм Христа Спасителя, никто спрашивать не собирался. Храм, создававшийся около полувека, был снесен 5 декабря 1931 года. Когда раздались взрывы. Сталин, работавший в своем кабинете в Кремле, вздрогнул. Спросил тревожно помощника:
  
   - Что за канонада? Где взрывают?
  
   Поскребышев доложил, что в соответствии с июльским решением об определении места строительства Дворца Советов, одобренным им, Сталиным, сносят храм Христа Спасителя. Сталин успокоился. На продолжавшиеся в течение часа взрывы уже больше не обращал внимания, а вновь перешел к просмотру донесений с мест о ходе коллективизации. Едва ли Сталин знал, что эту национальную святыню народ строил на свои копейки, что интерьеры и скульптуры создавали Верещагин, Маковский, Суриков, Прянишников, Клодт, Рамазанов, другие прославленные мастера. Храм, созданный на века, по "атеистическим и архитектурным соображениям" был уничтожен. Редкие, уникальные кадры, запечатлевшие взрыв храма, отдаются острой болью в сердце, когда благодаря кинематографу мы мысленно переносимся в стылый декабрь 1931-го. Взрывали не просто храм: взрывали культуру, взрывали ушедшее. Сталин в прошлом ценил только то, что могло его утвердить в настоящем.
  
   Академик архитектуры Б. Иофан, автор утвержденного проекта дворца, так описывал внешний вид готовящегося к сносу храма а пожелания Сталина: "...шел 1931 год. Храм Христа Спасителя еще стоял посредине огромной площади у Москвы-реки. Большой и грузный, сверкающий своей позолоченной головой, похожий одновременно на кулич и на самовар, он давил на окружающие его дома и на сознание людей своей казенной, сухой, бездушной архитектурой, отражая собою бездарный строй российского самодержавия и его "высокопоставленных" строителей, создавших это помещичье-купеческое капище... Пролетарская революция смело заносит руку над этим грузным архитектурным сооружением, как бы символизирующим силу и вкусы господ старой Москвы..." Академик с восторгом описывал "гениальные замечания", данные Сталиным по проекту дворца. Его "дерзновенные" предложения предусматривали высоту дворца свыше четырехсот метров. Скульптуру Ленина на верхней части сооружения Сталин предложил довести до ста метров. Мания грандиозности всегда была присуща генсеку: Большой зал непременно - на 21 тысячу мест. Почему так низко возвышение для президиума? Ведь там будет находиться вождь! Выше, выше! Никаких люстр: освещение только отраженным светом. Главные мотивы дворца: выразить шесть частей клятвы Сталина после смерти Ленина... Сталин дал ясно понять, что это будет не просто Дворец Советов, а дворец, прославляющий его, вождя, на века. Все грандиозное общественное здание будет выражением "идеи торжества многомиллионной советской демократии..."383.
  
   "Демократии", при которой силуэт дворца, его облицовка, освещение, высота пилонов, содержание скульптурных групп, мозаика, пропорции, другие сугубо специальные вопросы определялись человеком, который в своей "гениальности" полагал нормальным делать решающие заключения и в области архитектуры.
  
   Примат политического всегда брал верх, когда речь шла и об истории, культуре, искусстве. Сильный прагматизм интеллекта Сталина был не в состоянии сопоставить конкретные исторические и культурные ценности с вечностью, эпохой, временем. Например, заявление Хрущева на февральско-мартовском Пленуме 1937 года о том, что, "перестраивая Москву, мы не должны бояться снести дерево, церквушку или какой-нибудь храм"384, встретило молчаливое одобрение Сталина. Его интеллект относился к ценностям культуры как к чему-то второстепенному. "Вождь" позволял себе здесь, как и в других сферах, быть верховным судьей и ценителем. Часто от одного-единственного замечания Сталина полностью зависела судьба произведения, творения, замысла большого мастера или целого коллектива.
  
   Практический интеллект Сталина не окрашен в благородные цвета гуманизма, человеколюбия. Более того, его интеллект был глубоко аморальным. Судите сами. В июле 1946 года Берия доложил Сталину, что в исправительно-трудовых лагерях МВД за годы войны накопилось свыше 100 тысяч заключенных, полностью потерявших трудоспособность, содержание которых отвлекает значительные материальные ресурсы. МВД предложило неизлечимо больных, в том числе душевнобольных, освободить. Сталин уточнил: за исключением особо опасных преступников врагов, осужденных к каторжным работам385. Для "вождя" было небезразлично, как умрут несчастные.
  
   Интеллекту Сталина не были свойственны способность к любознательности, удивлению, сомнению. Эти чувства, которые условно можно назвать интеллектуальными, сопровождают процесс проявления творческого мышления человека. Именно об этом говорил Ленин, отмечая, что без эмоций никогда не бывало, нет и не может быть человеческого искания истины386. Сталин умел прятать проявление непосредственных чувств. Его интеллект был холодным, часто леденящим. И в этом - еще один из истоков трагедии всех тех, кто обожествлял "великого вождя".
  
   Атрибуты цезаризма____________________________________
  
   В начале 1937 года немецкий писатель Лион Фейхтвангер посетил Москву. Результатом его поездки стала апологетическая книга "Москва 1937 (отчет о поездке для моих друзей)". Фейхтвангер не скрывал, что он пустился в путь в качестве "симпатизирующего". За время пребывания в СССР его симпатии к нашей стране еще больше возросли. Но чего не мог не заметить Фейхтвангер и чему посвятил едва ли не большую часть своей книги - это месту Сталина в жизни советских людей. "Поклонение и безмерный культ, которыми население окружает Сталина, - это первое, что бросается в глаза иностранцу, путешествующему по Советскому Союзу. На всех углах и перекрестках, в подходящих и неподходящих местах видны гигантские бюсты и портреты Сталина. Речи, которые приходится слышать, не только политические речи, но даже и доклады на любые научные и художественные темы, пересыпаны прославлениями Сталина, и часто это обожествление принимает безвкусные формы"387.
  
   Когда Фейхтвангер при встрече сказал об этом лично Сталину, тот лишь хитро улыбнулся и, пожав плечами, заметил, что рабочие и крестьяне "были слишком заняты другими делами и не могли развить в себе хороший вкус, и слегка пошутил по поводу сотен (выделено мной. - Прим. Д.В.) тысяч увеличенных до чудовищных размеров портретов человека с усами, - портретов, которые мелькают у него перед глазами..."388. Фейхтвангер, пытаясь понять истоки, предпосылки этого массового идолопоклонства, пошел не намного дальше Сталина. Преклонение перед вождем, утверждал писатель, "выросло органически, вместе с успехами экономического строительства. Народ благодарен Сталину за хлеб, мясо, порядок, образование и за создание армии, обеспечивающей это новое благополучие. Народ должен иметь кого-нибудь, кому он мог бы выражать благодарность за несомненное улучшение своих жизненных условий, и для этой цели он избирает не отвлеченное понятие, не абстрактный "коммунизм", а конкретного человека - Сталина... Безмерное почитание, следовательно, относится не к человеку Сталину - оно относится к представителю явно успешного хозяйственного строительства"389.
  
   Это бесхитростное объяснение так понравилось Сталину, что уже в конце того же, 1937 года книжка Фехтвангера, вышедшая в Амстердаме, была молниеносно переведена и издана большим тиражом в Москве. Пожалуй, это единственное издание в нашей стране, увидевшее свет при Сталине, где признавалось наличие культа личности, вождизма, цезаризма и давалось какое-то ему обоснование. Оказывается, народ не сам добывает хлеб, мясо, содержит свою армию, поддерживает порядок, а все это результат деятельности одного человека Сталина. Очень удобная формула: "почитание", оказывается, относится не столько к Сталину как к человеку, сколько к "представителю" все возрастающих успехов. По сути, Сталин олицетворял для Фейхтвангера социалистические идеалы и реальности, а посему, полагал писатель, народ должен выражать ему "благодарность". Кстати сказать, эта вождистская концепция верноподданничества довольно живуча. У нее есть немало сторонников и в наше время.
  
   После публикации отдельных страниц моей книги в "Литературной газете" и "Правде" я получил несколько тысяч писем. Так вот, часть их авторов, возможно десятая часть, оперирует такими доводами: "Сталин построил социализм, поэтому народ чтил вождя"; "хотя люди были "винтиками", зато был порядок"; "Сталин не велел себя славить, это народ от благодарности за сделанное для него чтил вождя"; "при Сталине снижались цены, как не быть ему благодарным?" и т.д. Эти фразы взяты без изменений из писем. Как видим, и сейчас еще есть люди, почитающие "вождя". Некоторые, правда, оговариваются: "В большом деле нельзя обойтись без ошибок, и не один Сталин в них виноват"; "Сталин был вынужден прибегнуть к репрессиям"; "Сталина обманывали Берия и Ежов - беззакония творил не он"; "Легко сейчас все валить на Сталина, ведь он ответить не может"... Это тоже фразы из писем. Я не хочу обидеть людей, написавших эти строки. Но их веру в "вождя", думаю, можно объяснить главным образом дефицитом правды, незнанием подлинной картины деяний этого человека и его окружения, грузом культивировавшихся долгие годы представлений.
  
   Но здесь я хотел сказать о другом: культовый вождизм унизителен для народа. Более того - оскорбителен. Его можно назвать цезаризмом XX века. Напомню: цезаризм как политическая система ведет свой отсчет с времен Юлия Цезаря. Будучи лишь магистратом, можно сказать, слугой народа, он тем не менее сосредоточил в своих руках всю верховную власть. Сохранив старые республиканские формы правления, признавая на словах ее демократические прерогативы, Цезарь превратил народные собрания в послушное орудие своей власти. Они были низведены до органов, лишь одобряющих волю вождя. Цезарь создал новую прослойку (патрицианское сословие), разновидность древней бюрократии, которая была главным инструментом его власти.
  
   Я, разумеется, далек от мысли проводить прямые аналогии. Но косвенные можно. Цезаризм в условиях XX века - это диктатура единовластия при сохранении всех внешних атрибутов государственной демократии. Конечно, это не легитимная (монархическая) власть, данная "божией милостью". Любой современный цезарь оскорбился бы, если бы был сделан хоть намек на это. Но термин "цезаризм" уместен как выражение узурпации власти отдельной личностью при сохранении формальных признаков народовластия. Другими словами: речь идет не об аналогиях, а о политическом принципе. Как сложилась цезаристская, вождистская концепция, каковы ее предпосылки?
  
   Без выявления истоков цезаристского вождизма трудно понять, как Сталин при всей своей жестокости, попрании элементарных общечеловеческих норм был популярен в народе. Сейчас еще многие пожилые люди, даже терпевшие в жизни невзгоды, связанные с культом личности, с большой симпатией относятся к давно умершему "вождю". Я уже говорил ранее, что глубинной основой вождизма является слабость демократических начал в партии и государстве. Страна, жившая столетия под сенью царской короны, не могла, к сожалению, за несколько послереволюционных лет сбросить груз старого мышления, как другой самодержавный хлам. Царя, династию, царские атрибуты в стране уничтожили, а мышление, склонное боготворить сильную державную личность, осталось.
  
   Н. Бердяев в своей оригинальной и глубокой работе "Судьба России" писал в 1918 году: "Россия - страна культурно отсталая... В России много варварской тьмы, в ней бурлит темная, хаотическая стихия Востока. Отсталость России должна быть преодолена творческой активностью, культурным развитием... Наиболее самобытной будет грядущая, новая Россия, а не старая, отсталая Россия"390. Эта самая "отсталость" не могла не сказаться на многих социальных процессах после революции. Особенно после смерти Ленина, когда все больше стал проявляться дефицит демократии.
  
   Но еще при его жизни стали слишком часто славить "вождей", приписывать им "особые заслуги". Известно, как сам Ленин относился к фактам славословия в свой адрес. Но он, вероятно, не учел, что одного нравственного негодования здесь было явно мало. В самой нарождающейся системе отсутствовали сдерживающие, критические механизмы, которые, видимо, возможны лишь в условиях подлинного революционного плюрализма. Едва ли, например, стали бы славить Сталина левые эсеры, останься они на политической сцене! Раньше других заметил опасность рождения идеологии вождизма Троцкий, написавший в 1927 году воспоминания о Ленине под названием "О пустосвятстве".
  
   "...Умерший Ленин как бы вновь родился: вот вам разгадка мифа о воскресшем Христе... Но опасность начинается там, где есть бюрократизация почитания и автоматизация отношения к Ленину и его учению. Против той, как против и другой опасности очень хорошо и, как всегда, простыми словами говорила недавно Н.К. Крупская. Она говорила о том, чтобы не ставить Ленину лишних памятников и не создавать во имя его ненужных и бесполезных учреждений"391. Идеология вождизма рождается при дефиците демократии.
  
   Со временем, особенно в 30-е годы, правда будет строго "дозироваться". В этих условиях люди уже не имели возможности делать правильные выводы в отношении тех, кто руководит народом, кто способен быть лидером. А ведь Ленин еще на заре века писал, что партия должна вести дело так, "чтобы она видела перед собой, как на ладони, всю деятельность каждого кандидата на этот высокий пост, чтобы она ознакомилась даже с их индивидуальными особенностями, с их сильными и слабыми сторонами, с их победами и "поражениями". Открытость, гласность подобны свету. Поэтому Ленин призывал и требовал: "Света, побольше света!"392 Правда воистину не может быть роскошью. Однако со временем и сам Сталин, и его окружение, их действия окажутся отгороженными от людей и общественного мнения непроницаемой завесой. Возьмем акты беззакония, репрессии против невинных людей. Что было известно о них? Проходила информация лишь о крупных деятелях, известных ученых, видных военачальниках, разоблаченных как "враги народа". А основная масса несчастных исчезала незаметно в немоте ночи, и часто навсегда. Сам чудовищный приговор многим и многим арестованным - "10 лет без права переписки", - означавший, как правило, физическую расправу, был апофеозом антигласности. Что люди знали об "особых совещаниях", созданных при НКВД в июле 1934 года? Тогда ведь считалось, что в их компетенции - только ссылка и тюремное заключение на 5 лет. А затем оказалось, что они приговаривали невиновных к расстрелу, к 25 годам лагерей и каторжных работ...
  
   Постепенно общественность приучили "потреблять" лишь часть правды. Так, миллионы советских людей 20 февраля 1938 года узнали, что в Гренландском море ледоколами "Таймыр" и "Мурман" снята с дрейфующей льдины четверка отважных зимовщиков - И.Д. Папанин, П.П. Ширшов, Э.Т. Кренкель, Е.К. Федоров, но ничего не знали, что одновременно заканчивались последние приготовления к суду-спектаклю над Н.И. Бухариным, который начнется через две недели. Подвиг папанинцев на какое-то время заслонил "право-троцкистский блок" и его "злодеяния"... Бухарину и его сотоварищам по несчастью оставалось жить меньше месяца...
  
   В условиях всеобщих запретов, контроля, цензуры, ограничений правда стала роскошью. Неосторожное слово, действие, поступок расценивались как покушение на монополию истины, провозглашенной "вождем". Выступая на фев-ральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года, его участник Могушевский усмотрел, например, опасное деяние в работе минского радио. Там, где его никогда не было. "С минской радиостанции, - заявил оратор, - шли антисоветские передачи. 23 января - день трансляции обвинительного заключения по делу о троцкистском центре. После передачи обвинительного заключения и отчета об утреннем судебном заседании по радио начинают передавать концерт, включающий известную бемольную сонату Шопена. Это не случайность. Сделано очень тонко: передается не просто траурный марш - это было бы слишком откровенно, - а бемольная соната. Не всякий знает, что в ней-то и содержится этот марш. А это - не случайность"393.
  
   Такая "сверхбдительность" в отношении "врагов народа" порождалась прежде всего нагнетанием атмосферы заговоров, вредительства, диверсий. Для тех, кто зависел от Сталина, проявление подобной "бдительности" было одним из способов сохранить должность и... жизнь. В этих условиях, например, сек-ретарь Свердловского обкома партии Кабаков усмотрел "вредительство" в другом: "Мы обнаружили, - говорил он на Пленуме, - что в одном ларьке покупки обертывают докладом Томского (покончившего к этому времени с собой и объявленного "врагом народа". - Прим. Д.В.). Мы проверили и обнаружили, что торгующие организации закупили порядочное количество такой литературы. Кто может сказать, "проницательно" вопрошал Кабаков, который сам скоро станет жертвой, - что эту литературу используют только для обертки?!"394
  
   Заталкивание правды в прокрустово ложе сталинских схем создавало духовные условия для утверждения культового вождизма. "Темные стороны", "темные пятна", "мрачные замыслы", "коварные планы" могли быть только у троцкистов, зиновьевцев, бухаринцев - всех, кто выступал "против народа". Человек, который распознал, разгромил всю эту "нечисть", - прозорлив, проницателен, мудр, велик.
  
   Тогу вождя, пусть и не пурпуровую, а в виде скромной красноармейской шинели, Сталин не смог бы надеть, не установив господства над умонастроениями, сознанием людей. Он понимал, что нужно подкреплять веру во всемогущего вождя и стимулировать энтузиазм, шире пропагандируя достижения, объясняя неудачи главным образом "происками врагов и вредителей". И это приносило успех. Энтузиазм был неподдельный. Подвижничество - часто жертвенным. Люди искренне требовали смерти, суровой кары изменникам. Даже Алексей Стаханов писал: "Когда в Москве происходил процесс сначала Зиновьева-Каменева, потом Пятакова и его банды, мы немедленно потребовали, чтобы их расстреляли. В нашем поселке даже те женщины, которые, кажется, никогда политикой не занимались, и те сжимали кулаки, когда слушали, что пишут в газетах. И стар, и млад требовал, чтобы бандитов уничтожили..."395
  
   Вырастали поколения, в основе убеждений которых была глубокая вера в правильности всех шагов "великого вождя". Мало кто задумывался, что этой вере очень недоставало знания правды. К ней мы приходим лишь сегодня. Когда ныне реабилитированы практически все политические противники Сталина, совсем по-иному предстает и вся внутрипартийная жизнь, борьба тех лет. Шла борьба за лидерство, за определение путей и методов строительства новой жизни. Некоторые ошибались. Взгляды многих отличались от принятых партией. Но врагов, какими изображал их Сталин, было очень мало. Однако инакомыслие представлялось Сталиным наихудшей разновидностью вражеской деятельности. Отсутствие, дефицит правды создали предпосылки для эскалации цезаристских шагов Сталина. Малейшее подозрение, только подозрение, могло вырасти в обвинение с трагическим финалом. 4 августа 1938 года Ворошилов, например, направил Сталину статью М. Кольцова с запиской следующего содержания:
  
   "Тов. Сталину.
  
   Посылаю статью т. Кольцова, которую он так давно обещал. Прошу посмотреть и сказать, можно ли и нужно ли печатать. Мне статья не нравится.
  
   К. Ворошилов"396.
  
   Сталин резолюции на записке не оставил, однако отдал распоряжение внимательно "разобраться с Кольцовым", за которым уже следили. И этого было достаточно: дело кончилось трагедией известного журналиста и писателя... Даже Цезарь не проявлял такой воинственной нетерпимости и беспощадности.
  
   Кстати сказать, Сталин очень часто обходился без резолюций. Я просмотрел, наверное, не одну тысячу документов, адресованных лично ему: о выполнении народнохозяйственных планов, ходе сева, выселении целых народов, исполнении приговоров, перемещениях руководящего состава, строительстве военных заводов; расшифрованные телеграммы разведорганов, переводы статей из буржуазной печати, личные письма "вождю", различные "прожекты", с которыми к нему обращались изобретатели и просто одержимые маниакальной идеей люди. И множество других. По моим подсчетам, Сталин ежедневно рассматривал 100 - 200 документов самого разного объема. От одной страницы до фолиантов. В большинстве случаев он просто расписывался: "И. Ст." или "И. Сталин". Поскребышев до доклада прикреплял квадратик чистой бумажки с уже подготовленным возможным вариантом решения и фамилией исполнителя. Часто "вождь", соглашаясь с проектом решения, ставил свою подпись на этом крохотном листке, нередко судьбоносном для очень многих людей, а порой, передавая своему помощнику бумаги, отдавал отложенную отдельно стопку документов и коротко бросал: "Согласен". Это значило, что, хотя здесь нет его резолюции, он не возражает против предложенного решения вопроса. Сталин редко писал длинные резолюции, и они не отличаются ни остроумием, ни оригинальностью. Той, которой мог поразить, например, маршал Р.Я. Малиновский. Вспоминается случай, когда один полковник вскоре после войны (не буду называть его фамилию) обратился с письмом к министру обороны: зимой полковник по своему головному убору (папахе) отличается от остальных офицеров. А летом все, и полковники и не полковники, носят одинаковые фуражки. Надо как-то и в этом случае "выделить" полковников... Резолюция Малиновского была лаконична:
  
   "Разрешить этому полковнику, в порядке исключения, и летом ходить в папахе".
  
   Однажды Мехлис в конце разговора со Сталиным подал тому несколько листочков отпечатанного текста:
  
   - Что это?
  
   - Один историк мне рассказал, как генерал Драгомиров оценивал своих подчиненных. Показалось забавным. Для разрядки, Иосиф Виссарионович, как-нибудь посмотрите, - изобразил улыбку Мехлис.
  
   Сталин тут же, едва вышел его любимец, перелистал три-четыре страницы и, что с ним никогда не бывало, расхохотался. Один, в кабинете. Поскребышев, зашедший с очередной папкой к Сталину, растерялся и не мог ничего понять, пока "Хозяин" не сунул ему эти листки.
  
   Генерал Драгомиров, блестяще образованный, русский интеллигент, крупный ученый, одно время, в конце прошлого века, командовал Киевским военным округом. Ежегодно ему представляли на утверждение около тридцати аттестаций на генералов, находившихся в его подчинении. Драгомиров, написавший многие свои книги афористичным, сочным языком, остался верен себе и в этом рутинном деле. Вот некоторые выводы из аттестаций, собственноручно написанные командующим. Генерал-лейтенант Донатович: "Был конь, да уездился". Генерал-лейтенант Плаксин: "Отличный начальник дивизии, будет таким же корпусным, если Бог веку даст". Генерал-лейтенант Зегелер: "Усерден, болезнен. Более претензий, нежели содержаний". Генерал-лейтенант Засс: "Мягок, чтоб не сказать слаб. В умственном отношении скромен". Генерал-майор Отфиновский: "Давно по дряхлости нуждается в покое". Генерал-майор Воинов: "Настойчив, мягок, симпатично-вкрадчив, тактичен. К нежному полу прилежен". Генерал-лейтенант Сулин: "Исполнителен, энергичен, знает дело отлично. Пылок не по годам". Генерал-майор Бергер: "В мирное время бесполезен, а в военное время будет вреден".
  
   Насмеявшись, Сталин походил по ковровой дорожке своего огромного кабинета, сел за стол и на очередной бумаге начертал: "И. Ст.". Никакого юмора и шутовства...
  
   Сталинский цезаризм, культовый вождизм складывался на основе растущей централизации власти. Анализируя документы, на которых наложены резолюции Сталина, убеждаешься, что часто еще до рассмотрения этих вопросов высшими государственными и правительственными органами власти все было предопределено. Резолюции Сталина было достаточно, чтобы ее оформили затем как указ, постановление, распоряжение. Одновременно в обществе сложилось мнение: все, что решалось успешно, творчески, новаторски, тут же приписывалось "мудрому руководству товарища Сталина"; все, что было связано с отставанием, невыполнением планов, головотяпством, бюрократией, косностью, нехватками, объяснялось "происками троцкистов, двурушников, диверсантов, шпионов, вредителей" и т.д. Повторение изо дня в день этих "истин" исподволь формировало мировоззрение многих людей, в котором "вождю", новому цезарю, отводилось, конечно, решающее место во всей нашей жизни.
  
   Сталин действовал в соответствии со своим, во многом глубоко ошибочным представлением о социализме и путях его построения. Идеал, модель, контуры социализма он видел иначе, чем Ленин и многие его соратники. А видел иначе не потому, что не понимал ленинской концепции. Нет. Он смотрел на социализм по-другому потому, что в центре этой концепции давно уже отвел место себе, "вождю на все времена". Вот он, современный цезаризм! Этот деформированный насилием образ социализма, при сохранении многих внешних атрибутов нового общества, был далеко не ленинским. Во главе его стоял "вождь", который хотя и не держал скипетр, но с его необъятной властью не мог сравниться ни один монарх. Централизация власти привела к тому, что сердцевиной политической системы стал один человек. Так сформировался цезаризм - единовластие, диктатура одного лица.
  
   Эпизодически Сталин делал "знаки", "жесты", подавал "сигналы", с помощью которых хотел убедить партию, массы в том, что он против своего прославления, славословия, идолопоклонства. С полной уверенностью можно сказать, что эти "протесты" были тонко рассчитаны на публику. В его архиве, например, имеется такое письмо.
  
   "Тов. Андрееву (Детиздат ЦК ВЛКСМ) и Смирновой (автору "Рассказов о детстве Сталина").
  
   Я решительно против издания "Рассказов о детстве Сталина". Книжка изобилует массой фактических неверностей... Но не это главное. Главное состоит в том, что книжка имеет тенденцию вкоренить в сознание советских детей (и людей вообще) культ личностей, вождей, непогрешимых героев. Это опасно, вредно. Теория "героев" и "толпы" есть не большевистская, а эсеровская теория... Народ делает героев - отвечают большевики...
  
   Советую сжечь книжку.
  
   16 февраля 1938 г. И. Сталин"397.
  
   Написанное четким почерком письмо рассчитано на еще большее прославление Сталина. Кто может теперь сказать, что Сталину чужда скромность? Но здесь есть и другая сторона: "вождь" никогда не любил вспоминать свое детство. Оно у Сталина ассоциировалось с такой глубокой пропастью по сравнению с той вершиной, где он находился сейчас, что у него как бы кружилась голова. Да и зачем людям знать, что он был такой же, как все? Пусть знают, какой он сейчас.
  
   Сталину больше нравилось, когда о его скромности говорили другие. На февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года в выступлении Мехлиса есть фрагмент: "Мне товарищ Сталин прислал еще в 1930 году в "Правду" такое письмо. Позволю его зачитать без его разрешения.
  
   "Тов. Мехлис!
  
   Просьба пустить в печать прилагаемую поучительную историю одного колхоза. Я вычеркнул в письме слова о "Сталине" как "вожде партии", "руководителе партии" и т.д. Я думаю, эти хвалебные украшения ничего, кроме вреда, не дают (и не могут дать). Письмо нужно напечатать без таких эпитетов.
  
   С ком. приветом И. Сталин"398.
  
   Такие "реплики" служили лишь для муссирования живучих легенд об "исключительной скромности товарища Сталина", чуждого-де какого-либо тщеславия. Сталин знал, что Мехлис поймет его письмо "как надо" и использует соответственно. Кстати, Мехлис на Пленуме именно так и обыграл его.
  
   Культовый вождизм питался и тем обстоятельством, что, например, к трагическому 1937 году Сталин был во главе страны уже целых пятнадцать лет! Так уж произошло, что Ленин не успел в деталях разработать механизм ротации, периодической смены одних руководителей другими. Хотя, как уже говорилось ранее, в последних работах Ленина содержались важные идеи постоянного обновления центральных органов государственной власти, руководства в партии. Сталин их просто не "заметил". Партия, сотрясаемая в 20-е годы внутренней междоусобной борьбой, постоянно раздуваемой генсеком, не смогла решить этот вопрос в духе ленинских идеалов. Мы об этом почти не говорим. Однако ясно, будь более сильны в партии демократические начала, традиции, более глубокое понимание опасности цезаристских тенденции, она могла (и должна была!) не допустить подобного. А Сталин времени не терял. С каждым годом его положение становилось все прочнее. Постепенно с политической арены убирались его самые опасные противники; когда Сталин добился к середине 30-х годов единовластия, он, естественно, и не думал создавать и отлаживать демократический механизм передачи власти от одного руководителя к другому. Никто уже не мог, разумеется, даже поставить вопрос о сроках пребывания генсека на посту.
  
   Сейчас много спорят и пишут, что могло бы произойти в нашей истории, выполни XIII съезд партии волю Ленина. В этой связи хотелось бы сделать одно замечание. История не запрограммирована. Мы можем давать научный прогноз на 2000 год, можем пытаться представить и более далекую перспективу. Но как реализуется предвидение, с точностью никто сказать ничего не может. Поэтому часто свершившееся кажется нам неизбежным, а потому и закономерным. А в действительности это лишь одна из многих реализованных возможностей. То, что Сталин остался у власти, - историческая реальность, но она не была неизбежной. Кажется, зачем гадать по поводу того, чего не произошло, не случилось? Почему люди всегда возвращаются к былому, прошлому и ищут, как выразился однажды Ключевский, то место, за которое они "запнулись"? Мы всегда хотим постичь корни, генезис былых ошибок, просчетов, промахов. Обычно они в истории оплачиваются слишком дорогой ценой. Поэтому сегодня можно утверждать, что, если бы пребывание Сталина на посту генсека было определено конкретным уставным сроком, культового уродства почти наверняка бы не было. Хотя, разумеется, сроки пребывания первого лица партии и государства на высшем посту - не единственное условие, гарантия народовластия.
  
   В многочисленных письмах, полученных мною, есть и такие, где говорится, что-де, "не будь Сталина, кто знает, выжили бы мы или нет?", "кто может сказать, как повернулась бы война без Сталина?". Мол, "в трудное время выживания социализма нужен был такой сильный человек, как Сталин". Эти вопросы-размышления поставлены конкретными людьми, просто я не называю их фамилий. Но, впрочем, можно назвать хотя бы одну. П.А. Молодцов из Череповца прислал злое письмо "гр-ну Волкогонову". В нем он, например, пишет, что тоже сидел при Сталине за хулиганство, но не видел, чтобы сажали напрасно. "Безвинно никто не сидел. У нас в бараке был дневальным один из политических по фамилии Панкин. Срок ему дали за то, что разбил окно в избирательном участке, - 10 лет. Сейчас Вы скажете, много дали, а по тем временам как раз, потому что страна кишела врагами. Да их и сейчас полно... А Сталин был настоящим отцом нации, был настоящим полководцем, был настоящим руководителем и вождем..."
  
   Такое вот письмо. Полемизировать с ним едва ли имеет смысл. Но одну мысль высказать в связи с этим необходимо. Обращение таких людей к Сталину, его времени, "порядку в обществе" не случайно. Главная причина реанимации интереса и возвеличивания давно умершего "вождя" выступает как своеобразная реакция на годы застоя, с коррупцией, разложением, бездуховностью, дуализмом. Нынешние трудности обновления связаны отчасти с демагогией, декларативностью и явно недостаточными конкретными результатами. При низкой демократической культуре многих людей гласность, другие реальные свободы и права слабо увязываются с обязанностями, делом, созидательной стороной перестройки. Тема взаимосвязи обновления и "порядка" - не столь уж консервативна, как иные понимают. Без высокой организованности, дисциплины, ответственности быстро обесцениваются и демократические достижения. Думаю, письмо П.А. Молодцова, как и многих других, в немалой степени связано и с этим обстоятельством.
  
   Наш народ никогда не был беден на таланты и светлые головы. При демократическом выборе руководителей на самых ответственных постах должны быть люди, достойные исторического признания. Это не только партийные работники, как это часто бывает, но и крупные ученые, организаторы производства. Без боязни впасть в ошибку можно сказать, что все то, что мы стыдливо называем проявлениями "субъективизма", годами "застоя", по большому счету есть не что иное, как следствие культового вождизма, современного цезаризма.
  
   Именно формальная демократия привела к тому, что уже в 30-е годы партия стала главным инструментом сталинского единовластия. И когда на февральско-мартовском Пленуме 1937 года Жданов в осторожной форме поставил вопрос о "нежелательности подмены" партийными органами хозяйственных органов, Сталин, заключая обсуждение доклада "О подготовке партийных организаций к выборам в Верховный Совет СССР", не преминул однозначно и жестко подчеркнуть:
  
   - Нельзя политику отделять от хозяйственной деятельности. Партийным организациям нужно по-прежнему вплотную заниматься хозяйственными вопросами399.
  
   Это, по Сталину, значит непосредственно, прямо подменять Советы, которые были низведены до второстепенного придатка партийной власти.
  
   Культ и народ, культ и социализм должны быть несовместимы. Хотя в прошлом как раз соединение этих элементов и придало сталинскому цезаризму чудовищное обличье. Для него всегда было необходимо уравнивание всех в бедности, единомыслие и бездумность; для него исключительно важны готовность откликнуться на лозунги и призывы, способность донести, сообщить в вышестоящие органы. Кстати, у меня в архиве лежит несколько десятков писем (нет, не мне) в вышестоящие органы с требованием, чтобы мне "запретили" писать о Сталине, чтобы меня "наказали", "пресекли", "разжаловали" и т.д. Кроме жалости, эти люди сегодня ничего не вызывают. Но в прошлом подобные "сигналы" отправили в могилу тысячи честных людей. Ведь без доносительства цезаризм существовать не может.
  
   Цезаризм создавал гарантии не для народовластия, а для "господствующей личности". Именно поэтому ни в Конституции, ни в партийном Уставе не были оговорены, например, прерогативы Генерального секретаря, его взаимоотношения с государственными институтами. Все это способствовало, как этого и хотел Сталин, огосударствлению партии, превращению ее в аппарат, механизм власти, а не в общественно-политическое объединение людей, приверженных определенной системе ценностей и идей. Подлинная демократия как главный гарант недопущения единовластия - в развитии советского парламентаризма, повышении роли Советов, отчетности исполнительных органов, ротации кадров на выборных должностях. Сегодня в условиях, когда у нас в стране сделана попытка позитивных преобразований, многие считают, что культ личности после всего того, что мы знаем о Сталине, больше просто невозможен. Думаю, что это не так. Культ личности может иметь самые различные формы и проявления. И совсем необязательно только цезаристскую, диктаторскую форму, как во времена Сталина. Все, по моему мнению, может быть иначе, возможно даже в "гуманистической" упаковке, если мы не создадим четкую систему правовых, политических, экономических, нравственных гарантий. Начиная от крупных мер - максимально широкого влияния людей на процесс выборов, выдвижение высших руководителей - и кончая "мелочами" - широкой гласности в назначении министров, помощников, референтов, играющих огромную роль в ходе принятия решений. У каждого решения должны быть конкретные авторы. И о них должны знать люди. Думаю, тот, например, кто когда-то предложил первым переименовать город с поэтическим, прекрасным названием Набережные Челны в город Брежнев, заслуживает того, чтобы о нем мог высказать свое мнение народ. Сколько подобных бездуховных и головотяпских предложений было реализовано, а действительные авторы навсегда остались в тени. Нельзя поступать так, как было во времена Цезаря: все позитивные, удачные решения приписывались ему, а все сомнительные, неудачные кому угодно, но только не вождю.
  
   Сталин понимал, что любая децентрализация, усиление роли государственных органов, повышение значимости общественных организаций, с неизбежностью приведет рано или поздно к идейному и политическому кризису саму концепцию культового вождизма. Для Сталина было просто необходимым держать общественное сознание в обруче примитивного догматизма, питая его главным образом своими работами. Культуре, важнейшим элементом которой является общественное сознание, огромный ущерб принесли мифы и штампы, культивировавшиеся в то время. Главный из этих мифов - "непогрешимость, мудрость и прозорливость всепобеждающего вождя", как его именовали официальные издания. Люди верили, когда читали такие, например, строки: "На Мавзолее Ленина, окруженный своими ближайшими соратниками - Молотовым, Кагановичем, Ворошиловым, Калининым, Орджоникидзе, стоял Сталин в серой солдатской шинели. Спокойные его глаза смотрели в раздумье на сотни тысяч пролетариев, проходящих мимо ленинского саркофага, уверенной поступью лобового отряда будущих победителей капиталистического мира... К сжатой, спокойной, как утес, фигуре нашего вождя шли волны любви и доверия, шли волны уверенности, что там, на Мавзолее Ленина, собрался штаб будущей победоносной мировой революции"400. Эти строки, написанные в 1934 году, принадлежат К. Радеку.
  
   Да, народ верил таким словам. Люди с надеждой вчитывались в уже нечастые статьи и речи Сталина, привычно скользили глазами по бесчисленным портретам. Со школьных лет знали: "Сталин думает о нас". Это не просто воспитывало молодых. Непрерывный психологический "массаж" сознания вел к перерождению кадров. Отныне ценились лишь те работники, которые готовы были соглашаться с самыми абсурдными постулатами, выводами, решениями, если они были освящены именем Сталина. Едва ли верил А.И. Микоян в 1937 году собственным словам из доклада, посвященного 20-летию ВЧК-ОГПУ-НКВД: "Учитесь у товарища Ежова сталинскому стилю работы, как он учился и учится у товарища Сталина!"401 Но так должны были говорить все, кто занимал хотя бы маломальский пост. Да и не обязательно занимал его. В эти заклинания верило большинство. Кто не верил, все равно произносил их. Тот трудный, едва уловимый в то время шанс совести, выражающийся в принципиальном несогласии с культовым вождизмом, цезаризмом, пытались использовать очень немногие. Страна жила, строилась, развивалась, хотя народу внушали, что все это - благодаря "великому вождю". Как писал Е. Евтушенко в стихотворении "Страх":
  
   Потихоньку людей приручали
  
   и на все налагали печать:
  
   где молчать бы - кричать приучали,
  
   и молчать: где бы надо кричать.
  
   Писать портреты ушедших людей трудно. Силуэт личности - словно тень на экране истории. Документы, письма, фотографии, воспоминания стариков, знавших Сталина лично. Всем им сегодня далеко за восемьдесят. Слушая их негромкие голоса, словно смотришь в бинокль, но с обратной стороны... Все видится не просто уменьшенным, а удаленным растущей временной исторической дистанцией. Каждый такой рассказ о "великом вожде" непременно сопровождается попутным описанием и тех, кто как бы скрывался в его тени. При жизни о них знали мало. Не только потому, что некоторые соратники лишь мелькнули в тени Сталина и исчезли - Г.Я. Сокольников, Н.А. Угланов, С.И. Сырцов, В.Я. Чубарь, К.Я. Бауман, Р.И. Эйхе и многие другие, но и потому, что "вождь" любил тайну. Никогда еще в нашей стране так не берегли "секреты", как во времена единовластия. Кроме десятка-полутора скупых слов в энциклопедиях о людях из ближайшего окружения Сталина, народу знать было не положено.
  
   В тени "вождя"_________________________________________
  
   После XVII съезда ВКП(б) из тех, кто составлял ядро руководства партии десять лет назад на XIII партсъезде, в составе Политбюро остался лишь Сталин. Остальных смели с политической арены бури междоусобиц. С ними Сталину было тесно и неуютно. Ведь они знали Сталина всяким - твердым и колеблющимся, напористым и растерянным, привлекательным и жалким. Они знали, что в революции был только один вождь - Ленин, что Сталин в лучшем случае был на третьих-четвертых ролях. Знали они, что почти во всем, кроме воли, Сталин уступал многим. Ему было тесно на капитанском мостике с Троцким, считавшим его "посредственностью"; Бухариным, назвавшим генсека "восточным деспотом"; Рыковым, никогда и никого, кроме Ленина, не почитавшим; Зиновьевым, полагавшим, что он должен быть естественным преемником Ленина; Каменевым, думавшим почти так же, как и его ближайший друг. Сталину они быстро оказались не нужны не только потому, что, как принято считать, то и дело шарахались от одной "оппозиции" к другому "уклону", но и потому, что они не могли, да и не хотели "рассмотреть" в нем вождя. Читая избранные произведения Бонапарта, Сталин однажды задержался глазами на строках: после взятия Тулона в 1794 году начальник Наполеона Дю-гоммье представил храброго офицера к чину бригадного генерала, отметив в представлении Комитету общественного спасения: "Наградите и выдвиньте этого молодого человека, потому что, если вы этого не сделаете, он выдвинется сам собой"402. Сталин "выдвинуться сам собой" мог только в ином по составу окружении. Ему нужны были другие соратники.
  
   После XVII съезда партии на трибуне Мавзолея, в президиумах собраний, за столом Политбюро вместе со Сталиным были новые лица: А.А. Андреев, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, М.И. Калинин, С.М. Киров, С.В. Косиор, В.В. Куйбышев, В.М. Молотов, Г.К. Орджоникидзе, а также А.И. Микоян, Г.И. Петровский, П.П. Постышев, Я.Э. Рудзутак, В.Я. Чубарь, позже - А.А. Жданов, Р.И. Эйхе. Среди этих людей он быстро выделил "ядро" - Молотова, Кагановича, Ворошилова. Скоро, однако, среди членов и кандидатов в члены Политбюро появились зияющие бреши: от руки убийцы пал Киров, очень быстро скончался Куйбышев, покончил с собой Орджоникидзе, были выведены из состава Политбюро и репрессированы Косиор, Постышев, Рудзутак, Чубарь, Эйхе... На глазах шести членов Политбюро и одного кандидата в 1937 - 1939 годах была разыграна едва ли не самая жуткая сцена в нашей истории. Эти люди были не просто очевидцами и свидетелями. Все они, особенно Сталин в окружении ближайшей "тройки", были прямо причастны к трагедии. Ни у кого из них не хватило мужества прочесть, нет - прокричать "вождю" слова из гетевского "Фауста":
  
   Из этой залы, где стоит твой трон,
  
   Взгляни на царство: будто тяжкий сон
  
   Увидишь. Зло за Злом распространилось,
  
   И беззаконье тяжкое в закон
  
   В империи повсюду обратилось...
  
   Но это была не империя, а первое социалистическое государство рабочих и крестьян, впервые в истории взявших власть и... вручивших ее в руки "великого вождя". Никто из окружения не помешал, не захотел остановить беззаконие. Никто не попытался использовать шанс своей совести. Так что же это были за люди, окружавшие Сталина? Сумеем ли мы их рассмотреть в тени, отбрасываемой "вождем"?
  
   Еще весной 1986 года в подмосковной Жуковке можно было встретить старика с высоким лбом и неизменно в пенсне, медленно прогуливающегося по дорожке дачного поселка. Постукивая тростью, он внимательно вглядывался в редких прохожих выцветшими карими глазами. Поношенное ратиновое пальто, стариковские разношенные ботинки, потухший взгляд выдавали в гуляющем много пережившего и испытавшего человека. Но едва ли кто мог сказать, что старику шел девяносто седьмой год и что он не кто иной, как бывший Председатель Совнаркома, бывший член Политбюро, бывший народный комиссар по иностранным делам и один из самых близких соратников Сталина - Вячеслав Михайлович Молотов. Еще при Ленине этот долгожитель стал секретарем ЦК партии, кандидатом в члены Политбюро. И хотя история сохранила ряд нелестных замечаний Владимира Ильича о стиле работы Молотова в секретариате (например, о том, что он плодит "под носом у себя позорнейший бюрократизм и глупейший"403), это был один из тех могикан, кто работал рядом с Лениным многие десятилетия тому назад. Само по себе явление уникальное: встретить в середине 80-х годов человека, который входил в состав ЦК, возглавляемого Лениным! У поэта Ф. Чуева, многократно встречавшегося с Молотовым, есть немало документальных свидетельств об этом ближайшем соратнике Сталина. "Был он скромен, точен и бережлив. Следил, чтобы зря ничего не пропадало, чтобы свет попусту не горел в других комнатах. Когда он умер 8 ноября 1986 года, - записал Чуев, - и вскрыли его завещание, в конверте была сберегательная книжка - 500 рублей на похороны..."
  
   Да, этот человек работал с Троцким и Бухариным, Рыковым и Зиновьевым. Он провел не один час за столом переговоров с Гитлером и Риббентропом; его знали Черчилль, Рузвельт и Трумэн. Он один из главных "архитекторов" Пакта о ненападении и Договора о дружбе и границе с Германией. Многие советские люди помнят драматические слова Молотова, произнесенные им (не Сталиным!) в полдень 22 июня 1941 года: "Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами". (Сегодня мы точно знаем: Сталин был ошеломлен катастрофическим началом войны. До последнего момента у него в глубине души теплилась искра надежды: войны можно избежать, по крайней мере - оттянуть ее начало. Сталин, доверявший не интуиции, а лишь фактам, оказался в плену эфемерного предположения. А точнее - своего желания. Потрясение было столь большим, что он отказался от обращения к народу, поручив это своей "правой руке" - Молотову. Как его ни уговаривали выступить члены Политбюро, он этого сделать не смог. Не сумел прийти в себя от шока и подавленности. Он решил выступить, когда, как он надеялся, удастся отбить нападение. Он и не предполагал, какая надвигалась катастрофа!)
  
   За долгие десятилетия Молотов стал настоящей тенью "вождя". Везде рядом: на заседаниях Политбюро, на трибуне Мавзолея, в газетных строках, на международных конференциях... Даже публикуя выступление Молотова, "Правда" по привычке давала рядом большую фотографию Сталина...
  
   О чем думал в последние годы жизни этот обитатель московской квартиры на улице Грановского и казенной дачи в Жуковке? Что вспоминал этот реликт былого могущества? Может быть, свои доклады на съездах? Молотов специализировался на организационных вопросах. Может быть, о заседании ЦК в декабре 1930 года, когда сместили Рыкова с поста Председателя Совнаркома, а Сталин сам предложил его кандидатуру? Тогда Молотов сказал, что в течение ряда лет он проходил "школу большевистской работы под непосредственным руководством лучшего ученика Ленина, под руководством товарища Сталина. Я горжусь этим".
  
   Нужно сказать, что прошедшие после смерти Сталина десятилетия не сделали его другим. Незадолго до своей смерти он сказал Чуеву о Сталине: "Если бы не он, не знаю, что с нами и было бы". До последних своих дней он считал Сталина гениальным, был убежден в том, что Тухачевский был военной силой "правых" Рыкова и Бухарина, якобы готовивших заговор. Утверждал, что "1937 год позволил устранить у нас "пятую колонну" во время войны". Конечно, соглашался Молотов, "были допущены ошибки, погибло много честных коммунистов, но удержать завоеванное мягкими мерами было нельзя". У человека, которого овеяли самые разные ветры истории, мышление как бы застыло. А может быть, это была тонкая моральная мимикрия: попытка использовать последнюю возможность для оправдания перед потомками? На этом послушном, усердном, настойчивом, изощренном исполнителе воли Сталина лежит огромная ответственность за деформацию законности, за превращение насилия в решающий инструмент власти.
  
   На печально известном февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года Молотов сделал доклад "Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов". Все содержание доклада было подобно призыву к социальному погрому: "Вчерашние колебания неустойчивых коммунистов перешли уже в акты вредительства, диверсий и шпионажа по сговору с фашистами, в их угоду (так в тексте. - Прим. Д.В.). Мы обязаны ответить ударом на удар, громить везде на своем пути отряды этих лазутчиков и подрывников из лагеря фашизма... Мы должны торопиться доделать это дело, не откладывая его и не проявляя колебаний"404.
  
   И он не колебался. В июне того же года один из доносчиков (ведь его призыв "доделать это дело" не был брошен в пустоту) написал Сталину, что ответственный работник Совнаркома старый большевик Г. И. Ломов якобы был близок с Рыковым и Бухариным. Сталин начертал наискосок:
  
   "Т-щу Молотову. Как быть?"
  
   Ответ не заставил себя ждать и был немногословным:
  
   "За немедленный арест этой сволочи Ломова.
  
   В. Молотов"405.
  
   Судьба человека была решена. Арест, допросы, приговор, расстрел. Член партии с 1903 года, бывший делегат исторической Апрельской конференции, член ЦИК СССР, как и многие тысячи честных большевиков, росчерком пера был зачислен во "враги народа". Именно Молотов дал санкцию на арест первого секретаря Свердловского обкома Кабакова, наркома легкой промышленности Уханова, председателя Дальневосточного крайисполкома Крутова и многих, многих других товарищей. При прямом соучастии Молотова из двадцати восьми народных комиссаров Совнаркома, который он возглавлял, больше половины были репрессированы.
  
   Молотов был жесток. В марте 1948 года Председатель Совета Министров РСФСР М.И. Родионов обратился к нему с просьбой: помочь где-то устроить, разместить 2400 инвалидов и престарелых спецпереселенцев (ссыльных). Ответ Молотова краток:
  
   "Обязать министерство внутренних дел СССР разместить 2400 инвалидов и престарелых спецпереселенцев в лагерных пунктах.
  
   Зам.пред.Совмина СССР В. Молотов"406.
  
   Вот так, спрятать несчастных в лагеря, и проблема решена...
  
   Для Сталина это был очень удобный человек, с полуслова понимавший намерение "вождя" и обладавший колоссальной работоспособностью. Сталин не раз в присутствии других членов Политбюро отмечал рвение Молотова. Когда тому в марте 1940 года исполнилось пятьдесят лет, Сталин распорядился, чтобы Пермь стала городом Молотов, хотя на карте страны уже был не один десяток городов, поселков, колхозов, совхозов, носящих это имя...
  
   В 30-е годы вокруг Сталина теоретиков не осталось. Главным "теоретиком" был, естественно, он сам. Но иногда он снисходил до того, что позволял и некоторым из своих сподвижников, прежде всего Молотову, проявить себя в теоретических изысках. В одном из писем Адоратский попросил Сталина написать для готовящейся Комакадемией "Философской энциклопедии" статью о стратегии и тактике ленинизма. Сталин наложил на письме резолюцию:
  
   "т. Адор-ому
  
   Страшно занят практическими делами и никак не могу исполнить Вашу просьбу. Попробуйте обратиться к Молотову: он в отпуску и, возможно, у него найдется свободное время.
  
   С ком. пр. И. Сталин"407.
  
   Конечно, Молотов не был теоретиком, но на фоне Ворошилова, Кагановича, Андреева и некоторых других выглядел предпочтительнее. Когда не стало Бухарина, единственным "толкователем" и "генератором идей" оказался сам вождь. Не случайно 30 - 40-е годы оказались чрезвычайно бедными на откровения и открытия в области обществоведения. Их просто не могло быть. Неудивительно, что в этих условиях и Молотов мог считать себя "теоретиком".
  
   За внешней невозмутимостью, исключительной выдержкой, непроницаемостью, вежливой и официальной корректностью скрывалась сильная злая воля, которая не отделяла себя ни на йоту от своего патрона. Черчилль, не раз встречавшийся с Молотовым, так характеризовал его в своих мемуарах: "Его подобная пушечному ядру голова, черные усы и смышленые глаза, его каменное лицо, ловкость речи и невозмутимая манера держать себя были подходящим выражением его качеств и ловкости... Его улыбка сибирской зимы, его тщательно взвешенные и часто разумные слова, его приветливая манера себя держать делали его совершенным орудием советской политики в дышащем смертью мире"408. Это говорил политический недруг, отмечая в Молотове фанатичную приверженность своему делу. С такой же одержимостью Молотов во всем поддерживал Сталина и во внутренней политике. В тени "вождя" это был едва ли не самый влиятельный и безоговорочный исполнитель его воли. Без таких исполнителей культовый вождизм, современный цезаризм едва ли был возможен.
  
   Мало чем уступал в рвении Молотову другой соратник Сталина - Лазарь Моисеевич Каганович. Он тоже из долгожителей. (Скончался в июле 1991 г. на 98-м году жизни.)
  
   С.И. Семин, работавший после войны у Н.А. Вознесенского, рассказывал мне: "Помню, пришел я к Кагановичу с какими-то бумагами (он тогда возглавлял и Военно-промышленную комиссию) в новых сапогах. Каганович взял бумаги, посмотрел на меня, и взгляд его остановился на моих сапогах.
  
   - Сыми, - скомандовал сталинский нарком.
  
   - Зачем? - заикнулся было я, ничего не понимая.
  
   - Сымай быстрей... - не захотел объяснять Каганович.
  
   Взяв затем в руки мои еще не разношенные сапоги, нарком долго их вертел, лазил рукой в голенище и, бросив наконец их мне на пол, удовлетворенно резюмировал:
  
   - Хорошие сапоги. - Затем добавил: - Ведь я был сапожником..."
  
   Кто знает, останься он навсегда сапожником, сохранил бы свое доброе имя. Правда, едва ли кто вспоминал бы о нем тогда. Но свой выбор - уже не профессиональный, а политический - Каганович сделал еще в 1911 году, вступив в партию большевиков вслед за своим старшим братом. Оказавшись в 1918 году в Москве, Каганович, тогда сотрудник Всероссийской коллегии по организации Красной Армии, познакомился со Сталиным. В 1920 году Лазарь Каганович был командирован в Туркестан. Но когда Сталин стал генсеком, он вытребовал Кагановича из Средней Азии, поставив его во главе организационно-инструкторского отдела ЦК. Так малограмотный, но исключительно напористый и в высшей степени исполнительный функционер стал быстро продвигаться по партийной и служебной лестнице вверх.
  
   Сталин любил Кагановича за три вещи: нечеловеческую работоспособность, абсолютное отсутствие своего мнения в политических вопросах (он так и говорил, не дожидаясь выяснения вопроса, о чем идет речь: "Я полностью согласен с товарищем Сталиным") и безропотную исполнительность. А она выражалась в постоянной готовности выполнять любые задания "вождя". Как-то после XVIII партийной конференции Сталин перед заседанием Политбюро спросил Кагановича:
  
   - Лазарь, ты знаешь, твой Михаил (брат, нарком авиационной промышленности, большевик с 1905 года. - Прим. Д.В.) якшался с "правыми"? Есть точные данные... - Сталин испытующе смотрел на наркома.
  
   - Надо поступать с ним по закону, - дрогнувшим голосом выдавил из себя Лазарь.
  
   Сообщив после заседания об этом разговоре по телефону брату, Каганович ускорил развязку. Его брат в тот же день, не дожидаясь ареста, застрелился.
  
   Сталин ценил таких людей. Ведь преданность ему нужно постоянно доказывать. И доказывать не мелочами, не одним славословием. Разве Каганович не доказал ее, например, на длинном-предлинном Пленуме ЦК в феврале - марте 1937 года? Карательная машина еще только готовилась, настраивалась, нацеливалась на "прореживание" рядов партии, интеллигенции, рабочего класса, крестьянства, военных, а Каганович уже отличился. В двухчасовом докладе "сталинский нарком" железных дорог излагал первые, "пробные" результаты:
  
   "Мы в политаппарате дороги НКПС разоблачили 220 человек. С транспорта уволили 485 бывших жандармов, 220 эсеров и меньшевиков, 572 троцкиста, 1415 белых офицеров, 285 вредителей, 443 шпиона. Все они были связаны с контрреволюционным движением"409.
  
   Нетрудно представить, что означали слова Кагановича об "увольнении" с дороги "шпионов и вредителей". Сталин мог быть по-настоящему доволен "анализом" Кагановича, когда тот с жаром докладывал Пленуму: "Мы имеем дело с бандой оголтелых разведчиков-шпионов. В отношении железной дороги их приемы особенно ухищрены. Серебряков, Арнольдов, Лифшиц культивировали низкие нормы пропускной способности, организовывали крушения, противодействовали стахановскому движению. Особо вредили Кудреватых, Васильев, Братин, Нейштадт, Морщихин, Беккер, Кронц, Бреус - они мешали внедрению паровоза "ФД". Линия Москва - Донбасс строилась вредительски; Пятов строил Турксиб вредительски; Караганда - Петропавловск строилась Мрачковским вредительски; линия Эйхе Сокур строилась Барским и Эйдельма-ном вредительски..." Каганович, хотя газеты писали о перевыполнении планов перевозок, новаторстве, движении кривоносовцев, продолжал нагнетать:
  
   - Шермергорн, начальник управления железнодорожного строительства, вредил. Тов. Сталин не раз нам говорил: "Плохой он человек, враждебный человек". Тов. Сталин прямым образом предупреждал о нем и предложил присмотреться, проверить его...
  
   - Подозрительный человек, - бросил реплику Микоян.
  
   - Мерзавец Серебряков, - продолжал Каганович, - очень метко назвал оборонные узлы и определил свои вредительские цели...410
  
   Все в докладе Кагановича было в том же духе: множество фамилий, брань, целые стаи вредителей, которые только тем и занимаются, что взрывают, создают пробки, плохо проектируют, срывают перевозки. Разве мог Сталин не оценить такого "юмора" Кагановича в докладе на Пленуме:
  
   "Емшанов, мерзавец, с 1934 года начальник Московско-Донецкой железной дороги. После снятия он уже другой работы не получил и пошел на жительство прямо к т. Ежову, в НКВД. Арнольдову объявлял, объявлял выговоры... все говорили - не сохранили человека. Вот его теперь и сохраняет - охраняет т. Ежов..."411
  
   Глубоко невежественный Каганович, как и все соратники Сталина, пытался создать себе некое теоретическое реноме. Одно из постановлений ЦК обязывало руководителей учреждений, предприятий и ведомств лично вести марксистско-ленинские занятия с кадрами. Бывший ответственный работник НКПС, ставший в годы войны наркомом путей сообщения, И. В. Ковалев рассказывал мне: "Каганович собрал группу руководителей и открыл семинар. Вскоре он предоставил слово мне. В своем выступлении я остановился на том, что в силу своего положения, действуя стихийно, пролетариат способен выработать лишь тред-юнионистское сознание... Каганович ошалело смотрел на меня, смотрел и вдруг заявляет:
  
   - Чего городишь, что еще за "юнионистское" сознание! Пролетариат может все выработать! Пролетарское сознание!
  
   Все переглянулись. Сколько я ни пытался, опираясь на Ленина, растолковать Кагановичу необходимость внесения в сознание пролетариата научной теории, до него это не доходило. Подозрительно смотря на меня, Каганович скоро свернул семинар и больше за проведение таких непосильных для себя вещей не брался..."
  
   Свой "авторитет" Каганович зарабатывал наездами (по поручению "вождя") для "наведения порядка" в те или иные области. Его поездки в Челябинскую, Ивановскую, Ярославскую и другие областные партийные организации сопровождались настоящими погромами: многих местных работников снимали, на них заводили "дела", кончавшиеся часто трагически. Сталин был доволен "железным Лазарем", как он не раз его называл. Такие соратники ему и были нужны: беспрекословные, фанатично преданные, с полуслова понимающие его намерения.
  
   Когда же Каганович решал судьбы людей на местах, он ни с кем не советовался, а просто выполнял инструкцию Сталина: "Посмотри там внимательнее на месте и решай... Не миндальничай..." Документы бесстрастно свидетельствуют, что нередко до окончания следствия Каганович лично составлял и редактировал проекты приговоров, вносил в готовящиеся материалы произвольные изменения, вроде того, что против него, наркома, готовились якобы "террористические акты". Чем все это в конце концов заканчивалось, теперь уже ясно.
  
   Итак, пройдя причудливый путь из Москвы в Туркестан и обратно, он вскоре стал заведующим отделом ЦК, через который шли основные назначения на крупные посты. Уже в 1926 году Каганович становится кандидатом в члены Политбюро. Ему исполнилось тогда 33 года. Усердие, жестокость, исключительную исполнительность Кагановича быстро заметил Сталин. В связи со сложной обстановкой на Украине по рекомендации генсека Каганович возглавил партийную организацию республики. Уже тогда у него сложились непростые отношения с Председателем СНК Украины В.Я. Чубарем, что в конце концов самым роковым образом скажется на судьбе последнего. Конфликты Кагановича с остальными руководящими работниками ЦК КП(б)У не прекращались. В 1928 году он вернулся в Москву и стал первым секретарем Московского городского и областного комитетов партии. На XVI съезде партии его избрали членом Политбюро.
  
   В первой половине 30-х годов влияние Кагановича было особенно сильным. Нарком путей сообщения неоднократно выезжал в районы, где коллективизация шла трудно, и сразу же после его "налетов" дело ускорялось. Сталина мало интересовали методы, которыми пользовался "железный Лазарь". Жестокий по натуре, предельно грубый Каганович был типичным, более того, классическим представителем административно-бюрократического аппарата, с особой социальной бесцеремонностью бравшимся за любое дело. В результате его поездки на Северный Кавказ увеличился поток раскулаченных, вывозимых на Север. В Московской области он без колебаний снимал любого, кто не следовал его директивам. В соответствии с его невежественными заключениями были запрещены некоторые пьесы на московских сценах. Будучи председателем Центральной комиссии по проведению партийной чистки, он вел ее беспощадно. Именно его имя фигурирует в центре загадочного инцидента по выборам в ЦК на XVII съезде партии. Он был одним из главных инициаторов уничтожения, под видом реконструкции Москвы, многих ее исторических памятников, в том числе знаменитого храма Христа Спасителя. Словом, Каганович успевал повсюду. Сталин по достоинству оценил безграничное усердие соратника, наградив его в числе первых только что учрежденным орденом Ленина.
  
   Каганович вместе со Сталиным и другими людьми из его окружения несет перед нашей историей немалую ответственность, прежде всего за последовательное, широкое внедрение и применение бюрократических, административных и, самое главное, насильственных методов в практику социалистического строительства.
  
   Долголетие дает возможность продлить тризну памяти. Кагановичу есть о чем вспомнить: силовое руководство на Украине; "победы" над Постышевым и Чубарем; особую благосклонность Сталина, которого он даже не раз замещал в 30-е годы, когда "вождь" уезжал на юг; дружбу с Хрущевым; вклад в "реконструкцию" Москвы, сопровождавшуюся сносом Сухаревой башни, разрушением Страстного монастыря, снесением Иверских ворот и многих других "старорежимных" строений... Если прозревает совесть, можно пережить свои деяния вновь, страдая. Если же она застыла несколько десятков лет назад, память может лишь восстановить в сознании мелькание немых черно-белых кадров былого. У людей с такой судьбой долголетие подобно наказанию. Ничего изменить нельзя. Все вечно в своей необратимости. Кроме тех оценок, которые люди давали, дают и будут давать прошлому.
  
   В число ближайших соратников "вождя" в 30-е годы входил и Климент Ефремович Ворошилов. Еще при жизни его имя стало легендарным. Уже в те, далекие теперь, годы пионеры, комсомолия с энтузиазмом распевали:
  
   Когда нас в бой
  
   Пошлет товарищ Сталин
  
   И первый маршал
  
   В бой нас поведет...
  
   Ворошилов к революционному движению приобщился рано. Еще в 1906 году, будучи делегатом IV съезда РСДРП, познакомился с Лениным, Сталиным, другими известными революционерами. Пройдя ссылки и аресты, Ворошилов встретил Февральскую революцию в Петрограде. В годы гражданской войны Ворошилов воевал на разных фронтах, он был, как принято считать, заметен в битве за Царицын, где окрепла его дружба со Сталиным. Последующая слава Ворошилова как "героя гражданской войны" в значительной степени объясняется высоким покровительством. Слов нет, сражался будущий нарком обороны храбро, но без выдумки, отдавая дань партизанщине. Выступая на VIII съезде партии, Ленин, в частности, сказал:
  
   - ...Ворошилов приводил такие факты, которые указывают, что были страшные следы партизанщины. Это бесспорный факт. Тов. Ворошилов говорит: "У нас не было никаких военных специалистов, и у нас 60 000 потерь". Это ужасно... Героизм царицынской армии войдет в массы, но говорить, мы обходились без военных специалистов, разве это есть защита партийной линии... Виноват тов. Ворошилов в том, что он эту старую партизанщину не хочет бросить412.
  
   Свой боевой путь Ворошилов прошел с Первой Конной армией, где он был членом Военного совета, воевал на Северном Кавказе, в Крыму; сражался против отрядов Махно; участвовал в разгроме Кронштадтского мятежа. За героизм и мужество в гражданской войне Ворошилов был удостоен двух орденов Красного Знамени. После Х съезда партии Ворошилов - непременный член ЦК партии, а с XIV съезда и член Политбюро. Став после смерти Фрунзе наркомом по военным и морским делам, Ворошилов внес некоторый вклад в строительство Красной Армии. Успех в этом деле, в частности, объяснялся и тем, что в наркомате, военных академиях, в ряде округов в то время служили многие творчески мыслящие военачальники, военные теоретики как из числа тех, кого выдвинула революция, так и офицеров старой армии. Среди них Б.М. Шапошников, автор работы "Мозг Армии", М.Н. Тухачевский, написавший "Вопросы современной стратегии", К.Б. Калиновский, К.И. Величко, А.И. Верховский, А.М. Зайончковский, В.Ф. Новицкий, А.А. Свечин, Р.П. Эйдеман, И.Э. Якир и многие другие.
  
   Еще в конце 20-х годов появились биографии, книги, многочисленные статьи о Ворошилове, например такие: "Вождь армии мировой революции", "Мы слушаем твой приказ, тов. Ворошилов", "Большевистский полководец", "Главнокомандующий от станка" и т.д. Был учрежден знак "Ворошиловский стрелок"; в честь Ворошилова был назван тяжелый танк "KB" (правда, был и более современный и мощный танк "ИС" "Иосиф Сталин").
  
   Слава Ворошилова была поистине всенародной. Как относился к этому Сталин? Спокойно. Он на нее мало обращал внимания, ибо в 30-е годы о наркоме уже говорили только как о человеке, "выполняющем волю вождя", о "красном маршале под руководством товарища Сталина", о "сталинском наркоме" и т.д. Сталин, более чем кто-либо, знал Ворошилова, знал и цену ему. Все считали, что они были друзьями. Но в настоящей дружбе нет и не может быть должников. А Ворошилов всегда считал себя "должным" Сталину: за славу, почет, посты, награды, положение.
  
   В 30-е годы это уже был абсолютно бездумный исполнитель, который не имел своего мнения. У него не было нечеловеческой работоспособности Кагановича, ума и хитрости Молотова, осторожности и осмотрительности Микояна, он уступал во многом и другим членам Политбюро. Но Сталин считал, что Ворошилов нужен ему из-за того ореола легендарности, который сформировался вокруг "вождя Красной Армии". Сталин был уверен, что в решающую минуту нарком, не задумываясь, поддержит его. И не ошибся. Когда пришел час выношенного Сталиным кровавого чистилища, Ворошилов, не колеблясь, стал вместе с "вождем" разжигать костер репрессий, в котором сгорели три Маршала Советского Союза, сотни и тысячи командиров Красной Армии. В своей речи на февральско-мартовском Пленуме ЦК в 1937 году, перечислив поименно многих "врагов народа", проникших в РККА, Ворошилов решил проиллюстрировать сказанное примером, что, мол, не только "наверху" есть троцкисты-вредители. Нарком зачитал письмо арестованного майора Кузьмичева:
  
   "Наркому обороны т. К.Е. Ворошилову.
  
   Меня обвиняют, что я являюсь членом контрреволюционной террористической группы, которая готовила покушение на Вашу жизнь. Да, я в 26-28 годах входил в троцкистскую организацию. Начиная с 29 года я стремился загладить свою вину. В Вашем лице всегда видел не только вождя Красной Армии, но и чрезвычайно отзывчивого человека. Я награжден двумя орденами Красного Знамени. Как же меня зачислили в банду фашистских убийц?
  
   По-видимому меня расстреляют. Может быть, через несколько лет все же троцкисты скажут, зачем они оболгали честного человека, и вот когда раскроется действительная правда, я вас прошу восстановить моей семье честное имя. Простите за марание, больше не дают бумаги.
  
   21.VIII.36. Кузьмичев".
  
   Ворошилов, зачитав письмо, обвел глазами зал и эффектно закончил:
  
   - А через 10 дней он признался: хотели теракт совершить в районе Белой Церкви во время маневров...413
  
   Ворошилов знал, как добываются эти признания. Докладывая Пленуму, сказал, адресуясь, конечно, к Сталину, что он часто "говорит с Ежовым в отношении лиц, подлежащих изгнанию из рядов армии". Иной раз "отстаиваю отдельные лица. Правда, сейчас можно попасть в неприятную историю: отстаиваешь, а он оказывается доподлинным врагом, фашистом...". Видимо, эта же позиция руководила Ворошиловым, когда он выразил свое отношение к письму Якира, с которым тот обратился накануне расстрела:
  
   "К.Е. Ворошилову. В память многолетней в прошлом честной работы моей в Красной Армии я прошу Вас поручить посмотреть за моей семьей и помочь ей, беспомощной и ни в чем не повинной. С такой же просьбой я обратился к Н.И. Ежову.
  
   9 июня 1937 г. Якир".
  
   Ворошилов, прочитав записку, размашисто написал:
  
   "Сомневаюсь в честности бесчестного человека вообще.
  
   10 июня 1937 г. К. Ворошилов"414.
  
   Передо мной несколько томов документов, подписанных Ворошиловым или с его резолюциями. Том с письмами тех командиров, которые еще до суда, до расстрела успели обратиться к наркому с просьбой, мольбой, криком о помощи. Письма Горячева, Кривошеева, Сидорова, Хаханьяна, Букштыновича, Прокофьева, Красовского. Вот письмо М.Г. Ефремова, бывшего командующего войсками Забайкальского военного округа (аналогичные письма он направил Сталину и Микояну):
  
   "Товарищи, располагая всеми данными, опровергающими возведенную на меня фантастами Дыбенко и Левандовским клевету, однако я на Политбюро 18.IV.38 г. так, к стыду моему и огорчению, был рассеян, что забыл привести доказательства моей невиновности и преданности партии Ленина - Сталина... Комвойск Дыбенко на себя говорит что-то невероятное. Он после учения безусловно помешался, иначе я не мог понять - ведь это был бы 1934 год! По показанию Дыбенко он меня "завербовал"... и дает задание завербовать командный состав...
  
   Все мои братья - коммунисты, четверо командиры РККА. Сын 17 лет комсомолец. Мать и сестры с двенадцатью детьми в колхозе "Путь социализма" в Орловской области. Дядя повешен в 1905 г. за восстание на флоте, отец убит кулаками. Сам я московский рабочий. Участвовал в войне в Китае. Имею ранения. Награжден: орденом Ленина, тремя орденами "Красное Знамя", орденом Трудового Красного Знамени... Прошу Вас скорее прекратить мои переживания и
  
   муки.
  
   Всегда Ваш Ефремов Михаил"415.
  
   Это письмо, как и тысячи других, осталось без ответа. Правда, Букштыновичу, Красовскому и Ефремову тогда повезло. Они уцелели. Но не благодаря Ворошилову. Машину репрессий ни он, никто другой не хотел тормозить и сдерживать. Более того, отвечая на запросы с мест, Ворошилов лаконично и безжалостно санкционировал аресты, наказания, расстрелы. Вот текст нескольких телеграмм из множества подобных (в 1937 и 1938 гг.).
  
   "Хабаровск. Блюхеру. На номер 88. Судить.
  
   К. Ворошилов"
  
   "Свердловск. Горбачеву. На номер 39. Разрешаю арест.
  
   К. Ворошилов"
  
   "Полярное. Командующему Северной Полярной флотилии. На номер 212. Судить и наказать как подобает.
  
   Ворошилов"
  
   "Свердловск. Гайлиту. Найти, арестовать и строжайше судить.
  
   Ворошилов"
  
   "Ленинград. Дыбенко. Магеру. На номер 16758. Разрешаю арестовать и судить.
  
   Ворошилов"
  
   "Тбилиси. Куйбышеву. Апсе. На номер 344. Судить и расстрелять.
  
   Ворошилов"416.
  
   Как пишет Гай Светоний в своей книге "О грамматиках и риторах", Гай Альбуций из Новарии прославился тем, что самозабвенно защищал несправедливо обвиненных в убийстве. Один раз, защищая обвиняемого, он в присутствии Пизона "разгорячился до того, что стал оплакивать участь Италии...". Ворошилову до Альбудия было далеко: он не только не защищал невиновных, но и фактически был активным участником массовых репрессий.
  
   В апреле - мае 1937 года он направил Сталину одну за другой ряд записок такого содержания:
  
   "Политбюро ЦК ВКП(б)
  
   тов. Сталину.
  
   Прошу исключить из состава Военного Совета при Народном Комиссаре обороны СССР:
  
   Тухачевского М.Н.
  
   Эйдемана Р.П.
  
   Лонгва Р.В.
  
   Ефимова Н.А.
  
   Аппога Э.Ф.
  
   как исключенных из рядов РККА.
  
   25 мая 1937 г.
  
   К. Ворошилов"417.
  
   Расписавшись, Ворошилов слово "исключенных" зачеркнул и заменил словом "уволенных". Хотя он-то хорошо знал, куда всех их собираются "уволить". В последующие дни он направил Сталину такие же записки, но с другими именами Горбачева, Казанского, Корка, Кутякова, Фельдмана, Лапина, Якира, Уборевича, Германовича, Сангурского, Ошлея, других... Наркома, видимо, не волновало, что практически весь Военный Совет при Народном Комиссаре обороны СССР оказался "шпионским", "фашистским", "троцкистско-бухаринским"... Главное - не перечить, соглашаться, "поддерживать линию товарища Сталина". Таким был еще один из "тройки" ближайшего окружения Сталина. Правда, его, в отличие от других, тень "вождя" укрывала не полностью. Его жизнь больше, чем других, была на виду у народа. Однако на самостоятельности суждений и поступков это никак не сказалось.
  
   Соратники оказались под стать "вождю". Конечно, они, и особенно Берия, несут ответственность за все извращения и преступления, которые совершил Сталин. Но эту ответственность должны разделить и те, кто просто поддакивал, соглашался, голосовал, восхищался "мудрыми решениями" Сталина. Степень вины их различна. История рассудит, кто больше, а кто меньше виновен. А.А. Андреев, А.А. Жданов, М.И. Калинин, А.И. Микоян, Г.А. Маленков, Н.С. Хрущев, некоторые другие деятели из высшего партийного и государственного руководства фактически не пытались ограничить единовластие диктатора.
  
   Я коснулся не всего, а лишь ближайшего окружения Сталина. О некоторых других лицах, исполнявших волю "вождя", читатель узнает из других глав. А теперь - еще об одном человеке, призрак которого часто посещал Сталина.
  
   Призрак Троцкого_______________________________________
  
   Конечно, этим призраком был Троцкий. Сталин его ненавидел больше, чем тогда, когда он был рядом. Проклинал ту минуту, когда согласился с предложением о его высылке из страны. Он не хотел даже себе признаваться в том, что боялся Троцкого тогда. Но Сталин опасался этого призрака и теперь. И от чувства, что он никак не может решить "проблему" Лейбы Давидовича, как он раньше мысленно обращался к Троцкому, злоба закипала в нем еще больше. Однажды Сталин не удержался и почти публично сказал об этом.
  
   В беседе с Эмилем Людвигом, о которой я уже упоминал ранее, Сталин, говоря об авторитетах, вдруг заявил:
  
   - Троцкий тоже пользовался большим авторитетом... И что же? Как только он отошел от рабочих, его забыли.
  
   - Совсем забыли? - переспросил Людвиг.
  
   - Вспоминают иногда - со злобой.
  
   - Все со злобой?
  
   - Что касается наших рабочих, то они вспоминают о Троцком со злобой, с раздражением, с ненавистью418.
  
   Сталин был неискренен: возможно, и многие рабочие вспоминали Троцкого недобрым словом, но прежде всего вспоминал его он сам. Вспоминал "со злобой, с раздражением, с ненавистью". Так он вспоминал "одного из выдающихся вождей" в силу ряда обстоятельств. Когда Сталин слушал Молотова, Кагановича, Хрущева, Жданова, ему нередко приходила мысль: насколько умнее, выше этих функционеров был Троцкий! На целый порядок! Он мысленно перебирал других своих соратников и в растерянности убеждался - ни по уровню мышления, ни по организаторской хватке, ни по ораторскому таланту, ни по мастерству публициста они не могли сравниться с Tpоцким. Но он был умнее и талантливее и его, Сталина. И хотя Сталин отгонял от себя эту мысль, в душе порой не мог не согласиться с этим. "Как я мог выпустить такого врага", - едва не стонал Сталин. Однажды он признался в ближайшем кругу, что это была одна из самых крупных ошибок в его жизни.
  
   Другая причина, постоянно подогревавшая его ненависть к Троцкому, заключалась в том (в этом он не мог признаться даже самому себе), что он часто следовал в своей практике рецептам изгнанного врага. Генсек помнил, что, когда шла борьба вокруг нэпа, Троцкий однажды заявил на Политбюро: "Рабочий класс может приблизиться к социализму лишь через великие жертвы, напрягая все свои силы, отдавая свою кровь и нервы". Эту же мысль он провел затем в октябре 1922 года на комсомольском съезде. Поверженный соперник не уставал тогда повторять, что без "рабочих армий", "милитаризации труда", "полного самоограничения" революция рискует никогда не вырваться из "царства необходимости в царство свободы". Почти весь XV том сочинений Троцкого посвящен "милитаризации труда". Выступая 12 января 1920 года на заседании коммунистической фракции ВЦСПС, Троцкий призывал на особо важные объекты посылать "ударные батальоны, чтобы они повысили производительность личным примером и репрессиями". Необходимы "принудительные меры, необходимо установить военное положение в... ударных областях. Нужно применить там трудовую повинность с военными методами..."419. И этих выкладках - классическая азбука казарменного коммунизма, одним из певцов которого в начале 20-х годов был Троцкий. Полностью от этих идей он не отойдет никогда.
  
   Сталину всегда импонировала идея так поставить дело, чтобы люди были готовы добровольно "отдавать свою кровь и нервы". Троцкий в изгнании (с Принцевых островов, из Франции и Норвегии) не раз писал об "эпигонстве" Сталина, подразумевая, видимо, не только его компиляторские склонности, но и заимствования в социальной методологии.
  
   Но главное, почему Сталина постоянно страшил призрак Троцкого, заключалось в другом: тот создал свою политическую организацию - IV Интернационал и при первой возможности ставил на одну доску его и Гитлера. Это было невыносимо. Вечный призрак мстил за поражение так больно, как не мог бы придумать и сам Сталин. Нередко ему казалось, что их борьба, которая как будто закончилась в ночь на 10 февраля 1929 года, когда пароход "Ильич" незаметно покинул одесскую гавань с Троцким на борту, в действительности еще только начинается.
  
   Два "выдающихся вождя", разделенные многими границами, каждый по-своему вели неравную борьбу. Один, "вознесшийся вождь", достигший редкого единовластия, перед которым могут померкнуть многие абсолютистские режимы, стремился сформировать у партии и народа устойчивую ненависть к Троцкому как предателю и пособнику фантастов.
  
   Другой, "вождь поверженный", не жалел своего красноречия, чтобы доказать, что Сталин и Гитлер "стоят друг друга". Находясь в изгнании, поддерживаемый группками единомышленников в ряде стран, Троцкий умел влиять на общественное мнение. Его выступления, устные и печатные, по-прежнему были эффектны. Как и раньше, главной мишенью для него был Сталин, которого Троцкий величал "могильщиком революции". Троцкий много знал. В годы революции и гражданской войны будущий изгнанник был ближе к Ленину, чем Сталин. Ленин не раз брал Троцкого под защиту, ценил его организаторский и пропагандистский талант. Сталин помнил, что в то время, когда их отношения были еще терпимыми, он в основном с одобрением относился к некоторым левацким идеям, разделяемым Троцким, - двинуться на Варшаву, чтобы ускорить революционный пожар в Европе, и организовать поход в Азию. Троцкий как-то уверял, что Азия более революционна, чем Европа. Что, мол, если создать на Южном Урале революционную базу, то поход в Азию с целью ускорить революцию - реален. Революции в Китае и Индии победят тогда обязательно. Сталин не возражал. У Троцкого было немало левацких вывихов, заскоков: он пытался торопить время, мыслил уже не масштабами России, а грезил мировой революцией. В известном смысле он был романтиком мировой революции; многие свои долгосрочные планы в 20-е годы он связывал именно с ней. Но Сталин понимал, что публично говорить об этих "грехах" Троцкого - это бросать тень на самого себя; ведь сегодня он "наследник" революционных дел Октября.
  
   Особенно больно ранили и тревожили Сталина слова Троцкого о том, что он говорит не только от своего имени, но и от имени его молчащих сторонников, от лица всех притихших оппозиционеров, находящихся в СССР. Читая переведенные книги Троцкого "Сталинская школа фальсификаций", "Открытое письмо к членам большевистской партии", "Сталинский термидор", "вождь" почти терял самообладание. Какой он слепец! Выходит, его оценка, данная Троцкому в ноябре 1924 года, неверна? А тогда, выступая перед коммунистической фракцией ВЦСПС, он охарактеризовал Троцкого как человека, который хорошо действует при подъеме революционного дела и теряется, "дрейфит" при его поражении420. Ведь Троцкий потерпел, кажется, полное поражение! Но он не сдался, он борется! Сталина вновь и вновь терзали мысли о промахе: зачем он выпроводил Троцкого за кордон? А теперь приходится расплачиваться за этот легкомысленный поступок. Подручные Троцкого готовят против него заговор, организуют диверсии, ведут шпионаж, сколачивают подполье, а мы уже несколько лет бездействуем!
  
   В своем докладе на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года "О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников" Сталин по своему обыкновению выделил "главное звено". Этим звеном стал раздел "Современный троцкизм". Как всегда, Сталин ставил перед слушателями, как школярами, вопрос: что такое троцкизм? И отвечал: "Современный троцкизм это оголтелая банда вредителей. Еще 7 - 8 лет назад это было ошибочное антиленинское политическое течение. Теперь же это банда фашистских вредителей". И дальше: "Каменев и Зиновьев отрицали наличие у них политической платформы. Они лгали. А Пятаков, Радек и Сокольников на процессе 1937 года не отрицали наличия такой платформы. Реставрация капитализма, территориальное расчленение Советского Союза (Украину - немцам, Приморье японцам); в случае нападения врагов - вредительство, террор. Это все платформа троцкизма..."421 Так Сталин повязывал всех своих поверженных и потенциальных врагов троцкистской веревочкой.
  
   По истечении десятилетий наш взгляд на Троцкого, несомненно, должен быть уточнен. Я уже имел возможность сказать о его интеллектуальных и нравственных качествах - весьма противоречивых и сложных. У Троцкого была одна неизлечимая слабость: демон Сталина верил, был убежден в том, что он гениален, и почти не скрывал этого. Отсюда и его завышенное честолюбие.
  
   Не уверен, но скорее всего не правы те, кто считал и считает, что, одолей Троцкий Сталина, наш народ столкнулся бы с диктатурой не менее ярко выраженного цезаристского типа. Думаю, учитывая высокий уровень культуры и интеллекта Троцкого, можно утверждать, что едва ли он был способен на те преступления, которые совершил Сталин.
  
   При всем этом истина должна быть превыше всего: в годы революции и гражданской войны Троцкий был вторым по значению лидером партии после Ленина. Мы помним оценки Лениным этого "выдающегося вождя". Никто не знает, каким бы был далее Троцкий, будь жив Ленин. Конечно, я слишком много сейчас высказываю предположений, памятуя, что исследователь имеет право на гипотезу. Но одно могу сказать однозначно: в годы его активной деятельности в партии (1917 1924 гг.), да и конечно позже, Троцкий не был врагом революции и социализма. Он был последовательным врагом Сталина. По моему мнению, главная историческая заслуга Троцкого в том, что он первым рассмотрел опасность сталинизма, не согнулся перед ним и боролся до конца.
  
   Возможно, антисоветские выпады Троцкого после его депортации принесли определенный вред нашему обществу. Но нельзя не отдать должное Троцкому: он не сломался, как многие, перед диктатурой Сталина. Он один из первых почувствовал, что Сталин готовит термидор, и, к сожалению, во многом оказался пророчески прав.
  
   Есть еще одно объективное обстоятельство, которое позволяет мне говорить, что, по крайней мере, в Октябре и первой половине 20-х годов Троцкий шел с революцией. До конца своих дней он с уважением относился к Ленину. Вот что писал Луначарский: "Троцкий колюч и властен. Только в отношениях с Лениным после их объединения он проявлял трогательное и нежное почтительное отношение, со скромностью, характерной для действительно великого человека, Троцкий признавал превосходство Ленина"422. Но... Я уже не раз говорил: Троцкий, пожалуй, любил себя в революции больше, чем саму революцию. Истоки его трагедии не столько в борьбе со сталинизмом, сколько в борьбе со Сталиным, в борьбе за власть. Вечная горечь несостоявшегося взлета на самую вершину пирамиды власти выдвинула у Троцкого на первый план личные интересы. Возможно, мои размышления вызовут "праведный" гнев некоторых людей. Думаю, нас рассудит время.
  
   Какой была в 30-е годы реальная опасность со стороны Троцкого? Существовало ли какое-то влияние Троцкого на политические и общественные процессы в СССР? Эти вопросы важно выяснить, ибо "троцкистская опасность" послужит поводом для страшной трагедии партии и народа.
  
   Пока Сталин укреплял свое единовластие, Троцкий скитался по миру. Принцевы острова в Мраморном море, Франция, Норвегия и наконец Мексика - такой путь прошел депортированный лидер оппозиционеров. Вначале Троцкий надеялся на скорое возвращение в Союз, верил, что Сталин продержится недолго. Ему казалось, что интеллектуальные недостатки, бескультурье, грубость и хитрость Сталина столь очевидны, что они сами по себе должны генерировать очередную оппозицию, рождать все новых и новых противников генсека. Вновь, в который раз, Троцкий ошибся. "Отверженный гений" верил, что при его высокой популярности и известности вокруг него будут концентрироваться все враждебно настроенные к Сталину силы. Бродя среди коричневых валунов Бийюк Ада, крошечного островка, затерявшегося в Мраморном море, Троцкий размышлял о причудливости человеческой судьбы. Когда-то этот остров был местом заточения знатных византийских особ. Теперь здесь оказался, думал изгнанник, один из "архитекторов русской революции". Эти слова из дневника Троцкого, написанные на заброшенной вилле острова, еще одно свидетельство исключительно высокого самомнения главного оппонента Сталина.
  
   Буржуазная пресса к высылке Троцкого вначале отнеслась настороженно. Одно время по страницам газет гуляла версия что-де Сталин умышленно выслал одного из бывших вождей русской революции, чтобы способствовать подъему рабочего движения в капиталистических странах. В Германии, Англии буржуазные газеты даже описывали детали этого "дьявольского" плана Сталина, не отказавшегося от надежд на разжигание мировой революции. О Троцком писали как о "революционной взрывчатке", и потому буржуазные правительства воздерживались от предоставления политического убежища изгнаннику. Но постепенно в политическом мире Запада почувствовали, что, хотя Троцкий по инерции продолжал громко ругать фашизм, буржуазное филистерство, империалистическую политику грабежа, вектор его злобы был направлен прежде всего на Сталина, его режим, вольно или невольно на свою бывшую Родину. Но тем не менее никаким "шпионом", "террористом", "фашистским агентом" Троцкий никогда не был. Это все выдумки Сталина, которому нужен был жупел, чтобы оправдать собственные преступления.
  
   С помощью своих последователей, которые стали совершать из разных стран паломничество на Принцевы острова, опальный вождь установил довольно широкие контакты со многими мелкими группами, оппозиционно настроенными к Коминтерну, к сталинскому режиму, лично к Сталину. С их помощью Троцкий вскоре наладил выпуск на нескольких языках небольшого журнала "Бюллетень оппозиции". Иногда, особенно до 1935 года, Троцкому удавалось засылать небольшое количество экземпляров "Бюллетеня" в Советский Союз. Стало ясно, что Троцкий пытается установить связи со своими бывшими соратниками и единомышленниками в Советском Союзе. Об этом сообщает и автор биографии Троцкого И. Дейчер. В третьем томе он пишет, например, что через немецкого корреспондента в Москве Соболевичикуса Троцкий получал важную информацию из России, справочные материалы, статистические данные для своих книг и статей. Через руки Соболевичикуса и его брата шла значительная часть переписки Троцкого со своими сторонниками в Советском Союзе, передавались шифры, письма, написанные специальными чернилами, адреса почтовых ящиков и т.д. И хотя эти связи Троцкого были довольно слабыми, все же до 1935 года он имел возможность получать некоторую информацию из СССР и направлять туда свои письма по нелегальным каналам.
  
   Троцкий вывез около тридцати ящиков со своими архивами и книгами. Сталин позже приписал это близорукости органов, которым была поручена депортация. Долгие четыре года, что пробыл Троцкий на Принцевых островах, были временем ожидания, выбора и определения дальнейших путей борьбы. У Троцкого постепенно гасла уверенность, что его позовут в Москву; он все больше приходил к выводу, что единственный способ остаться "на плаву" - это продолжать борьбу со Сталиным. Ну а пути, методы этой борьбы были ему пока неясны. Он еще не понимал до конца, что его третья эмиграция станет последней и он уже больше никогда не ступит на землю Родины.
  
   Сидя вечером в своей комнатке, оборудованной под кабинет, с окнами в сторону моря, Троцкий под шум прибоя перебирал, перелистывал тома своих сочинений. Вообще из всех его книг (он это сам понимал) лучшей была "История русской революции", написанная уже после разрыва со Сталиным. Но главная слабость книги - обнаженный, неприкрытый эгоцентризм Троцкого. Листая страницы, он сам поражался своей скорописи. Вот VIII том сочинений "Политические силуэты". О ком он только ни написал (добавлю, писал интересно!): об Адлере, Каутском, Бебеле, Жоресе, Вальяне, Плеханове, Мартове, Раковском, Коларове, Либкнехте, Люксембург, Витте, Азефе, Николае II, Сухомлинове, Милюкове, Пирогове Герцене, Струве, Свердлове, Литкенсе, Ногине, Мясникове, Склянском, Фрунзе и многих, многих других... О Ленине специального очерка нет, но он часто упоминает его, рассказывая о других423. Или вот целый том, посвященный в основном Брестскому миру. Глаза пробежали строки: "Партийный съезд, высшее учреждение партии, косвенным путем отверг ту политику, которую я в числе других проводил... и я слагаю с себя какие бы то ни было ответственные посты, которые до сих пор возлагала на меня наша партия"424. Как давно это было - на VII съезде партии!
  
   Троцкий мысленно опять перенесся в те далекие уже годы. Шелестели страницы... Сталину на них места не было. Пожалуй, косвенно о нем был том, посвященный культуре. Наугад открыл страницу: "Бюрократизм и молчалинство". С любопытством читал написанные несколько лет назад строки. "...все, что направлено против интересов революционной диктатуры, должно быть беспощадно отметено. Но это не значит, что у нас не должно быть своей демократии, пролетарской, полнокровной, бьющей ключом. Мы ее должны создать. Социалистическое строительство возможно только в условиях роста подлинной, революционной демократии трудящихся масс... Где есть бюрократизм, там он неизбежно рождает из себя молчалинство... Главный молчалинский принцип: угождать. Кому? Хозяину..."425 Троцкий вздохнул и, при всей любви к самому себе, подумал: все это теперь не актуально... У Сталина иные заботы, иные мотивы, иные приоритеты. Ему же остается только борьба, борьба, борьба со Сталиным. Едва ли с системой, прежде всего с личностью... Море шумно вздохнуло, может быть согласившись.
  
   Дейчер получивший после смерти Троцкого доступ к его закрытым личным архивам, пишет, что еще до своего окончательного поражения и высылки Троцкий вместе с Зиновьевыми и даже Шляпниковым сделал попытку организовать незначительные группировки своих сторонников в зарубежных коммунистических и рабочих партиях. Во Франции во главе их были Альфред Росмер, Борис Суварин, Пьер Монотт; в Германии - Аркадий Маслов и Руг Фишер (бывшие сподвижники Зиновьева); симпатизировал Троцкому Андрес Нин в Испании, возглавлявший небольшую группу; в Бельгии - Ван Оверштаттен и Лесойл, изгнанные из компартии, также поддерживали Тpoцкого. Крохотные группки троцкистов возникли в Шанхае, Риме, Стокгольме, ряде других городов и столиц. Троцкий надеялся из этих осколков создать новое движение антисталинского толка.
  
   Но у Троцкого не было ни серьезной социальной базы, ни серьезной программы. Ведь едва ли антисталинизм мог стать тогда привлекательной платформой для широкой международной организации. И он вновь стал пережевывать мотивы и варианты "перманентной революции", доказывая, что "доктрина социализма в одной стране есть национал-социалистическое извращение марксизма". Постоянным элементом его программы оставался ярый антисталинизм. Но за его проявлениями была видна прежде всего личная ненависть к Сталину, личная обида за несбывшиеся революционные надежды, личная боль утраты близких в России. Троцкий надеялся, что его откровенный антисталинизм найдет широкий отклик в компартиях. Но этого не произошло.
  
   В глазах коммунистов многих стран достижения СССР в развитии экономики, в области культуры и образования были связаны с именем Сталина. На Западе еще не знали о его характере, еще не начались громкие политические процессы в Москве, еще не подобрана была та краска, которой можно было бы нарисовать подлинный портрет Сталина. Попытка Троцкого вызвать извне политическое давление на Советский Союз, на Сталина, его политику была заведомо обречена на провал. Еще меньше шансов было у Троцкого поднять его бывших сторонников в СССР непосредственно против Сталина. Но своими статьями, бюллетенями, речами, интервью Троцкий, хотел он того или нет, провоцировал, создавал впечатление, что оппозиция растет, что число его единомышленников увеличивается, что "идет консолидация антисталинских сил". К сожалению, это не соответствовало действительности. Но крайне подозрительный и мнительный Сталин очень многое из этих трескучих заявлений брал на веру. Некоторые из них, возможно, сыграли трагическую роль, провоцируя Сталина.
  
   Сталин исходил злобой, но ничего не мог поделать: ряд работ Троцкого уже своим названием направлен против него - "Сталинская школа фальсификаций", "Преступления Сталина", "К политической биографий Сталина". Последняя работа, которую Троцкому помешала закончить смерть, называлась красноречиво "Сталин"... Сочинения Троцкого издавались в десятках стран. Образ Сталина у мирового общественного мнения формировался - это правда - не книгами Фейхтвангера и Барбюса, а прежде всего работами Троцкого. Со страниц его книг вставал мрачный азиатский деспот: коварный, жестокий, фанатичный, недалекий и мстительный. Изгнанник не жалел черной краски. Сталина одна мысль о Троцком настраивала на жестокую непримиримость. В любом троцкисте он видел частицу Троцкого и требовал, чтобы "к ним не было пощады".
  
   Находясь в 1936 году в Норвегии, Троцкий написал книгу "Преданная революция". В ней человек, которому ни одна страна не хотела давать визы, фактически обратился к коммунистам - своим бывшим соотечественникам с призывом совершить государственный переворот. Правда, этот переворот он назвал "политической революцией", которую-де должны, обязаны совершить его сторонники, участники бывших разгромленных оппозиций, бывшие меньшевики, эсеры, выходцы из других партий. Слепая ненависть к Сталину, безысходность и бесперспективность собственного положения лишили Троцкого возможности трезво оценивать политическую ситуацию в СССР. Впрочем, я уже отмечал, что Троцкий никогда не был сильным политиком.
  
   "Преданная революция" была написана не только о том, что было, как было, по мнению Троцкого, но и содержала его долгосрочные прогнозы общественного развития в СССР. Троцкий не всегда был проницательным футурологом, ибо его уверенность в "политической революции" против Сталина основывалась лишь на его страстном желании поражения "вождя". В его прогнозе, в частности, высказывалась и такая мысль, что если Германия развяжет войну против СССР, то Сталину едва ли удастся избежать поражения. Трудно однозначно утверждать, действительно ли желал этого Троцкий, или личная ненависть и здесь исказила его видение мира.
  
   Сталин ночью залпом прочел перевод "Преданной революции". Листая страницы, Сталин кипел желчью. У него давно зрели два пункта вынашиваемого решения. Именно вынашиваемого. Сталин редко прибегал к мерам, которые он как следует не обдумал. Теперь, считал он, решение созрело. Во-первых, нужно любой ценой устранить Троцкого с политической арены. Он понимал, что любая маскировка убийства своего заклятого врага будет бесполезной. Все поймут, кто его инспирировал и организовал. Во-вторых, он еще больше утвердился в необходимости решительной и окончательной ликвидации всех, кто потенциально мог быть врагом его диктатуры внутри страны. Возможно, Сталин и сам не предполагал, как далеко заведет его это решение.
  
   "Преданная революция" Троцкого, доставленная Сталину в начале 1937 года, была одной из последних капель, переполнивших чашу его ненависти ко всем "недобиткам", обостривших чувство мести за пережитые в прошлом моменты глубокой неуверенности, почти унижения перед "интеллигентами", "соратниками" и "оппонентами". Эта книга, можно сказать, сыграла роковую роль.
  
   Сталин чувствовал, что скоро пробьет его час, когда медлить и колебаться будет нельзя. Тем более что Ежов все время докладывает об "активизации бывших оппозиционеров". На днях нарком, от которого сильно пахло спиртным, принес большой лист со "схемой связи" Троцкого со своими единомышленниками в СССР. "Вождь", изучив труд ежовского ведомства, сухо распрощался с наркомом, не подав ему руки на прощание.
  
   Сталин вспомнил полузабытое дело Блюмкина. Да, именно того эсера Блюмкина, который убил немецкого посла Мирбаха, чтобы сорвать Брестский мир. Тогда он был приговорен к расстрелу, но благодаря вмешательству Троцкого смертную казнь заменили на "искупление в боях по защите революции". Блюмкин довольно долго служил в штабе Троцкого, сблизился с ним, а затем перешел работать в органы ГПУ. Возвращаясь летом 1929 года из Индии через Константинополь, он встретился с Троцким на Принцевых островах. И. Дейчер пишет, что изгнанник после долгих разговоров написал послание своим соратникам в Москве, посоветовал Блюмкину, как бороться со Сталиным. Когда Блюмкин вернулся в СССР, его быстро арестовали: то ли за ним следили в Турции, когда он садился на пароход для поездки на Принцевы острова, то ли он неосторожно рассказал кому-либо в Москве о своей встрече с Троцким. А скорее, все было так, как рассказывал секретарь Луначарского И.А. Сац. Блюмкин занес Радеку пакет от Троцкого, что-то передал по его поручению устно. Когда Блюмкин ушел, Радек, не распечатывая пакета, позвонил Ягоде и рассказал о визите, тот - Сталину. "Связника" тут же арестовали. Радек получил краткосрочную индульгенцию. После короткого суда Блюмкина расстреляли. Судьбе не было угодно вторично улыбнуться смертнику.
  
   Сталин вспомнил о Блюмкине неспроста. А может быть, такие блюмкины, проинструктированные Троцким, находятся где-то рядом с ним? Ведь убили же Мирбаха... Сколько их? Кто они? Кто может знать размах реальной опасности? Как далеко запустил свои щупальца Троцкий? Сомнения, опасения, злоба, страх, раздражение, ненависть к Троцкому переполняли Сталина. Хотя смерть Блюмкина напугала многих троцкистов, кто может поручиться, что страх лишил воли к борьбе всех его сторонников?
  
   И здесь личные качества Сталина, его худшие черты, а их у него было немало, вновь, в который раз, сыграли зловещую роль. Сталин в ряде своих выступлений провозгласил, что троцкизм является главной враждебной платформой, на которой блокируются все враги Советского государства. Призрак Троцкого, который не склонил перед ним, Сталиным, головы, гипертрофировался до размеров государственной угрозы. В любом провале, неуспехе, неудаче, катастрофе Сталину виделась "рука Троцкого". Кстати, на политических процессах 1937 - 1938 годов одной из главных линий обвинения подсудимых являлось утверждение о прямых связях, директивах, "указаниях" Троцкого, даже встречах с ним то в Берлине, то в Осло и т.д. В докладах на февральско-мартовском и других Пленумах ЦК (а их состоялось в 1937 г. четыре) чаще всего звучали слова "Троцкий", "троцкизм", "троцкистские шпионы и убийцы" и т.д. Неважно, какой обсуждался вопрос: тень троцкизма витала в зале426. Троцкий стал для Сталина олицетворением универсального зла.
  
   В действительности же все было не так. Троцкизм даже в пору своего наибольшего влияния, в середине 20-х годов, имел в партии немного сторонников. После высылки Троцкого лишь некоторые его приверженцы сохранили ему верность. Но таких были единицы. Может быть, десятки. Пусть - сотни. Одни почувствовали, что Троцкий уже давно борется не за идеалы социализма, а ведет личную борьбу, в какой-то мере смахивающую на антисоветизм. Другие отошли от активной политической деятельности, осудив троцкизм. Те, кого Сталин "простил" и кому позволил вернуться в Москву (Раковский, Преображенский, Муралов, Сосновский, Смирнов, Богуславский, Радек и другие), находились на третьестепенных постах. Сталин разрешил бывшим оппозиционерам-троцкистам заниматься экономикой, просвещением, но ни одного не вернул на значительный политический пост. Подавляющее их большинство публично покаялись в печати. Никто из них не представлял хоть какую-то угрозу строю, внутренней стабильности общества.
  
   Конечно, Сталин понимал, что он всех их идейно "кастрировал", заставив отказаться от "левого курса", осудить "перманентную революцию", принять ленинизм в его интерпретации. "Вождь" понимал также, что в глубине души эти люди по-прежнему не согласны с ним, Сталиным. А это для него представляло, по его мнению, большую опасность. Ведь в характере Сталина с молодых лет была заложена скрытность, неискренность. Он считал, что у других людей эти качества развиты в той же мере. Но все это лишь из области предположений. Сознание последнее прибежище человека, где он бесконечно долго может быть независимым. Но инакодумство - не обязательно политическая опасность. Так было, и так есть.
  
   Троцкизм, другими словами, не представлял серьезной, более того, даже мало-мальски серьезной опасности. После 1935 года Троцкий фактически (это явствует из его публикаций, писем того времени) потерял какую-либо связь с СССР. Газеты и радио были его главными источниками. Процеживая, выуживая нужную ему информацию, Троцкий продолжал изображать себя человеком, который может влиять на социальные, политические и идеологические процессы в Советском Союзе. Сталин заставил себя в это поверить. Ему нужен был повод, чтобы раз и навсегда покончить со всеми, кто когда-либо не разделял его взглядов. Или кто может потенциально, в будущем, поступать враждебно по отношению к нему. Ведь не мог же он допустить, чтобы сбылись пророчества Троцкого, при воспоминании о которых Сталину становилось не по себе. Особенно после последней книги Троцкого, которую тот написал за два-три месяца после январского (1937 г.) политического процесса в Москве над Пятаковым, Радеком, Сокольниковым, Серебряковым и другими. Одно ее название - "Преступления Сталина" - могло вывести из себя кого угодно.
  
   Троцкий, вновь утверждая, что Советский Союз едва ли выдержит столкновение с капиталистическими странами, считал одновременно безнадежными в перспективе и позиции Сталина. Слова Троцкого стучали в сознании "вождя" как зловещее предзнаменование: "Завтра Сталин может стать обременительным для правящей прослойки... Сталин стоит накануне завершения своей трагической миссии. Чем сильнее кажется, что он ни в ком больше не нуждается, тем ближе час, когда никто не будет нуждаться в нем. При этом Сталин едва ли услышит слова благодарности за совершенный труд. Сталин сойдет со сцены, обремененный всеми преступлениями, которые он совершил"427. Троцкий, как мы помним, не раз ошибался в прогнозах. Но Сталина это только подстегивало. Стремясь ликвидировать осколки бывших оппозиций, Сталин этим самым хотел нанести смертельный удар и по Троцкому, лишить его малейшей надежды на осуществление своих пророчеств.
  
   Читая Троцкого, Сталин видел не только политические, подстрекательские призывы изгнанника. Троцкий все время говорил, что фигура Сталина на Олимпе власти случайна, что это гримаса истории. "Вождя" это уязвляло больше всего. В "Истории русской революции" Троцкого Сталин прочел: "Из-за колоссального значения, которое приобрел приезд Ленина (в апреле 1917 г. в Петроград. Прим. Д.В.), следует сделать лишь вывод, что вожди создаются не случайно, что они избираются постепенно и готовятся десятилетиями, что их нельзя заменить по капризу и что их механическое устранение из борьбы наносит партии громадную рану и во многих случаях может парализовать ее на длительный период". Троцкий не скрывает, что "устранение", смерть признанного вождя Ленина, выдвинуло не Сталина, а именно его, Троцкого, на роль лидера: "Теперь нет никого, за исключением меня, кто может выполнить миссию вооружения нового поколения революционным методом...428
  
   Около человека в "тоге" вождя все время стоял призрак. Хотя этот призрак был пока живым человеком, находился далеко от Москвы. Для Сталина Троцкий стал олицетворением перманентного зла. А может быть, Сталин, думая о призраке, вспоминал начало века, партийный съезд в Лондоне? Тогда он впервые увидел Троцкого: вьющиеся волосы, энергичные движения, пенсне, красивая речь, театральные жесты. Он привлекал всеобщее внимание. Троцкий несколько раз задержал свой взгляд на хмуром кавказце, который еще носил фамилию Джугашвили. Тогда премьером был Троцкий, а Сталин - его молчащим призраком. Мог ли представить молодой Лейба, что тот загадочный представитель боевой дружины с Кавказа станет его спутником-врагом до конца жизни, которая оборвется, к радости Сталина, 21 августа 1940 года?
  
   Популярность триумфатора______________________________
  
   История полна примерами обожествления отдельных личностей. В исследовании советского историка С. Утченко о Юлии Цезаре приводятся такие подробности его прославления. "...Сенатом было назначено пятидесятидневное благодарственное молебствие в честь победы. Сенат разрешил Цезарю появляться на всех играх в одеянии триумфатора, в лавровом венке, а также носить высокие красные сапоги, которые, по преданию, носили когда-то альбанские цари. Сенат и народ постановили, чтобы Цезарю был выстроен на Палатине дом за государственный счет и чтобы дни его побед были объявлены праздничными днями. Во время игр и процессий его статую из слоновой кости проносили на роскошных носилках; статуи Цезаря воздвигались также в храме Квирина и среди изображений царей на Капитолии. Это были уже такие почести, которые, по словам Светония, превосходили человеческий предел..."429
  
   В 30-е годы славословие Сталина не достигло еще "человеческого предела". Хотя даже на выставке картин Рембрандта, как писал в своей книжке Фейхтвангер, красовался "колоссальный некрасивый бюст Сталина". Но следует сказать, что Сталин был тогда действительно популярен в народе. Сегодня это звучит странно, даже кощунственно по отношению к человеку, который на своем "лицевом счету" имеет столько преступлений против собственного народа. Но тогда люди, по крайней мере подавляющее большинство, судили о Сталине, о делах в государстве по внешним явлениям, часто не имея ни возможности, ни желания проникнуть в сущность происходящего. То было время, когда всеми способами утверждалось единомыслие, однообразие. С детского сада детей приучали скандировать здравицы в честь "великого вождя". То было время, когда никто не мог себе позволить не любить Сталина. По мере высвечивания правдой всех культовых уродств, преступлений Сталина и его окружения, механизма действия всей бюрократической машины, возникает мысль: почему все же Сталин в те годы был популярен? Почему и сейчас немало людей с благоговением относятся к умершему кумиру? Каковы "тайны" популярности Сталина в народе?
  
   Думаю, что этот феномен можно объяснить целым комплексом причин. Одна из них заключается в том, что, несмотря на огромные моральные провалы и физические жертвы, общество в целом не деградировало и добивалось немалых успехов в экономической, социальной, культурной сферах. Думаю, что, будь лидером другой человек, руководитель ленинского типа, эти успехи были бы, конечно, большими. И тем не менее культовые уродства не затормозили полностью общественного развития.
  
   Крупные изменения произошли в индустриальном развитии. Вот несколько цифр, которые, правда, скорее всего преувеличены, но тем не менее характеризуют выполнение ленинского плана ГОЭЛРО в промышленности:
  
   1913 г.
  
   произведено
  
   1935 г.
  
   произведено
  
   Год, в котором выполнен
  
   План ГОЭЛРО
  
   Валовая продукция крупной промышленности (1913=1)
  
   1
  
   5,6
  
   1929-1930
  
   Производство электроэнергии (млрд. кВт.ч.)
  
   2,0
  
   26,3
  
   1931
  
   Нефть (млн. т.)
  
   10,3
  
   25,2
  
   1929-1930
  
   Уголь (млн. т.)
  
   29,2
  
   109,6
  
   1932
  
   Железная руда (млн. т.)
  
   9,2
  
   26,8
  
   1934
  
   Чугун (млн. т.)
  
   4,2
  
   12,5
  
   1934
  
   Сталь (млн. т.)
  
   4,3
  
   12,6
  
   1933
  
   Бумага (тыс. т.)
  
   269,2
  
   640,8
  
   1936430
  
   Как видим, в промышленности был совершен крупный рывок от глубокой отсталости к индустриально развитому государству. Народ, переживший империалистическую и гражданскую войны, разруху, не мог не поражать огромным потенциалом энергии, творческого заряда, рожденного Октябрем. Разумеется, и здесь сказались и ошибки, и перегибы, связанные с утверждением культового вождизма. Но тем не менее в национальном, народном самосознании настойчиво пульсировала гордая мысль: "Мы многое можем! Даешь пятилетку в четыре года!" Словно подтверждая сталинские слова: "Жить стало лучше, жить стало веселее!" к концу 30-х годов появились сотни новых заводов, фабрик, дорог, городов, дворцов культуры, домов отдыха, больниц, школ, лабораторий, преобразовавших панораму страны. Хотя качество строительства и продукции, как правило, было низким.
  
   Неизмеримо хуже дело обстояло в сельском хозяйстве, где были допущены особо крупные ошибки в определении путей и методов кооперирования. Помноженные на преступные деяния при раскулачивании, они на многие десятилетия определили безрадостную картину в аграрном секторе. Если накануне коллективизации в стране было 25 миллионов мелких единоличных крестьянских хозяйств (35% бедняцких, 60% середняцких и 5% кулацких), то к середине 30-х годов свыше 90% крестьянских дворов вошли в состав коллективных хозяйств. Однако это не дало, как ожидалось, решающего прироста сельхозпродукции. Приведу еще одну таблицу:
  
   В среднем за год
  
   1909-1913
  
   1933-1937
  
   1938-1940
  
   Зерно (млн. т.)
  
   65,2
  
   72,9
  
   77,9
  
   Мясо (в убойном весе млн. т.)
  
   3,9
  
   2,7
  
   4,5
  
   Шерсть (тыс. т.)
  
   180
  
   83
  
   146
  
   Молоко (млн. т.)
  
   24,1
  
   22,2
  
   27,6431
  
   Крупные стратегические просчеты, связанные с насилием как основным инструментом коллективизации, не только породили длительную социальную напряженность в обществе, но исторически "отомстили" хроническим отставанием в этой сфере деятельности. Сколько бы ни говорил Сталин в своих речах о крупных успехах в колхозном строительстве, о "решающих достижениях" здесь говорить не было оснований. Да, в колхозы пришла техника, специалисты, образование, культура, но разрушенные вековые структуры оказалось совсем не просто заменить новыми.
  
   Более впечатляющими выглядят достижения в области народного образования.
  
   1913 г.
  
   1928 г.
  
   1941 г.
  
   (1 января)
  
   Всего специалистов с высшим и средним специальным образованием (тыс. чел.)
  
   190
  
   521
  
   2401
  
   В том числе:
  
   с высшим образованием (тыс. чел.)
  
   136
  
   233
  
   909
  
   со средним специальным образованием (тыс. чел.)
  
   54
  
   288
  
   1492432
  
   Всеобщая грамотность населения стала великим достижением народа. Печать, радио, кино активно влияли на миллионы людей, отдававших все силы построению социалистического общества.
  
   Подавляющее большинство людей верили, что это только начало, что завтра, послезавтра откроются новые горизонты в улучшении их жизни, условий труда, социального обеспечения. После отмены карточек, нормирования продуктов питания в магазинах стало больше появляться не только промышленных, но и продовольственных товаров. И хотя, по сегодняшним меркам, жилось трудно, тесно, без достатка, общая атмосфера в обществе была оптимистичной. Печать, радио настойчиво внушали, что все нынешние и особенно будущие успехи связаны прежде всего с "мудрым руководством вождя". Подрастающему поколению ежедневно с малых лет вдалбливалось: "Сталин думает о каждом", "если бы не Сталин, мы не были бы индустриальной державой, у нас не было бы крова над головой и гарантированного куска хлеба". Историю остановить нельзя, поэтому, несмотря на промахи, изъяны и преступления Сталина и его окружения, народ строил, творил, дерзал. Самое парадоксальное и драматическое заключается в том, что в дни, когда тысячи и тысячи невинных честных сынов и дочерей Отечества гибли в сталинской мясорубке, те, кого миновала эта горькая участь, изумляли страну, а часто и мир.
  
   Почти в те же июньские дни 1937 года, когда М.Н. Тухачевский и группа других военачальников попали на скорый и неправый суд, "Правда" сообщала, что героический экипаж в составе В. Чкалова, Г. Байдукова и А. Белякова на отечественном самолете АНТ-25 совершил первый в мире беспосадочный перелет по маршруту Москва - Северный полюс - Северная Америка. Это был триумф советской техники, советских людей. В марте 1937 года "Правда" писала, что Алексей Стаханов установил новый трудовой рекорд. За 6 часов он вырубил на шахте "Центральная" им. Сталина 321 тонну угля. Это 23 нормы забойщика на этом участке!433 За одну смену Стаханов на 83 тонны перевыполнил суточное задание всего участка! Но и этот рекорд обязательно увязывали с именем Сталина. В своей книге "Рассказ о моей жизни", вышедшей вскоре после установления рекорда, Стаханов пишет: "Когда я все припоминаю, все мысли собираю вместе, то мне хочется каждый раз сказать одно и то же: спасибо товарищу Сталину! Товарищ Сталин так поднял меня, рядового рабочего, что об этом я не мог и думать никогда. Я уже теперь привык к словам "стахановское движение", часто встречаю свое имя в газетах, слышу на собраниях. Первое время мне все это, откровенно говоря, непонятно было. Да и теперь я считаю, что наше движение справедливо звать сталинским, потому что рабочий класс, двинувшийся в сталинский поход за овладение техникой, родил мой рекорд и рекорды моих товарищей. Именно товарищ Сталин сделал наше движение широким"434.
  
   Папанин, Чкалов, Бусыгин, Виноградовы, Кривонос, Дюканов, многие другие пионеры своего дела, патриоты, новаторы, энтузиасты пропагандировались не "сами по себе", а непременно через призму "руководства", "участия", "заботы" Сталина о каждом из них, о каждом человеке. Реальные успехи, рекорды, изобретения, достижения, увязываясь в контексте с ролью Сталина, создавали "вождю" устойчивую популярность. Часто это выражалось в самых необычных формах. Я уже говорил, что после публикации ряда статей о Сталине я получил тысячи писем. Одно из них - от члена партии С.Е. Плоста. Он пишет, что его отец, будущий крупный политработник Красной Армии, после рождения сына по единодушной просьбе друзей - слушателей Военно-политической академии им. В.И. Ленина назвал его Сталием. Сталий Ефимович пишет мне, что дальнейшая судьба его отца сложилась трагически: 15 мая 1937 года он был арестован как "враг народа", а 4 ноября, накануне 20-й годовщины Великого Октября, расстрелян. Мальчик остался жив, но он, взрослый уже человек, всю жизнь носит имя, связанное с фамилией деспота, погубившего его отца... Каждая трагедия имеет свою окраску, свое лицо.
  
   Даже кампании по разоблачению и уничтожению "врагов" увязывались с авторитетом и популярностью Сталина. Непрерывно в печати муссировалась мысль, что "троцкистско-зиновьевские вредители" имели целью осуществить террористические акты в отношении руководителей партии и государства и прежде всего "хотели убить товарища Сталина". И вместе с тем "товарищ Сталин, постоянно подвергаясь опасности, проявляет внимание к каждому человеку, имевшему ошибки, если он хочет стать на путь исправления". На февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года Молотов привел пример "бережного отношения товарища Сталина к кадрам", зачитав одно из писем "вождя".
  
   "Пермь, секретарю горкома тов. Голышеву.
  
   До ЦК дошли сведения о преследованиях и травле директора моторного завода Побережского и его основных работников из-за прошлых грешков по части троцкизма. Ввиду того, что как Побережский, так и его работники работают ныне добросовестно и пользуются полным доверием у ЦК ВКП(б), просим вас оградить товарища Побережского и его работников от травли и создать вокруг них атмосферу полного доверия.
  
   О принятых мерах сообщите незамедлительно в ЦК ВКП(б).
  
   26 дек. 1936г. Секретарь ЦК Сталин"435.
  
   "Вот как надо относиться к товарищам из бывших троцкистов, которые теперь честно работают на своем посту", - заключил Молотов. Даже в самый разгар репрессий Сталин с помощью своего окружения стремился создать себе репутацию человека в высшей степени справедливого и внимательного. Все это делалось для закрепления широкой популярности лидера в народе. Надо признать, что страна, еще не остывшая от революционных бурь, активно воспринимала и впитывала в себя призывы к усилению бдительности, необходимости ужесточения борьбы с "врагами народа", живо реагировала на факты "разоблачений", не замечая в них ни мистификаций, ни фальсификаций.
  
   Сталин заботился даже о мелочах, если они были связаны с его "явлением народу". Его манера просто одеваться, просто говорить весьма импонировала людям. Фейхтвангер отмечал, что "Сталин определенно не является великим оратором. Он говорит медлительно, без всякого блеска, слегка глуховатым голосом, затруднительно. Он медленно развивает свои аргументы, апеллирующие к здравому смыслу людей, постигающих не быстро, но основательно... Когда Сталин говорит со своей лукавой приятной усмешкой, со своим характерным жестом указательного пальца, он не создает, как другие ораторы, разрыва между собой и аудиторией..."436. Он тщательно готовился к своим редким выступлениям. Товстухе, а затем Поскребышеву поручалось к каждому выступлению подобрать дюжину интересных цитат из произведений основоположников научного социализма, художественной литературы, фольклора. Как сообщал Антонов, работник секретариата Ворошилова, "референты-докладчики Сталина помогают ему подбором цифрового материала по соответствующим вопросам. Часто эти данные заказывают в соответствующих наркоматах. Из этих цифр тов. Сталин выбирает себе нужные. Никакого текста референты не дают"437. В ходе выступления Сталин иногда их использовал. При этом он придерживался всегда определенной литургической тональности, усвоенной им еще в духовной семинарии. Он любил катехизисную структуру своих речей: вопрос - ответ, вопрос - объяснение. Часто прибегал к рефрену, умышленным повторам, обладающим, по его мнению, гипнотическим действием. И надо сказать, эта неброская, но продуманная манера производила большое впечатление на участников различных совещаний и встреч. Самое главное, она убеждала в его мудрости. А ведь давно замечено, что ничто так не способствует популярности, как уверенность людей в достоинстве ума их руководителя.
  
   Ни одна фотография Сталина не могла быть опубликована без предварительного одобрения самого "вождя" или позднее - Поскребышева. Сталин любил каноническое изображение своей личности: фотографии в солдатской шинели - воплощение "пролетарской строгости", держащий на коленях или за руку ребенка - "отец своего народа", в форме генералиссимуса - "великий полководец, победитель". Может быть, поэтому бесчисленные скульптуры, портреты, фотографии Сталина удручающе однообразны и невыразительны. Работая над книгой, я смог найти большое количество его фотографий. Но наиболее впечатляющи те, которые сделаны случайно, без позирования. Самые интересные в этом смысле фотографии Н.С. Власика и Н.С. Аллилуевой, но качество их таково, что они, к сожалению, едва ли могут быть воспроизведены в книге.
  
   Сталин, заботясь об упрочении своего единовластия, исподволь способствовал формированию в стране целой иерархии руководителей, которые стояли на более низких ступенях власти. Можно было уже в начале, допустим, 30-х годов взять подшивку центральной газеты и обнаружить неофициальную табель о рангах. Конечно, на вершине пирамиды - "лучший ученик Ленина". В отчетах пишут, что зал стоя приветствует вождя. Аплодисменты переходят в овации. Непременно здравицы, "ура". Единодержцу долго не дают говорить. Восторг неподдельный. Состояние экзальтации. Настоящее идолопоклонение. Нет предела превосходным степеням, славящим эпитетам.
  
   А вот как пишет газета о Молотове, Кагановиче. Ворошилове: "В президиуме появился славный соратник Сталина". Бурные, продолжительные аплодисменты. Могут даже назвать по имени-отчеству. Здесь же непременные эпитеты: "стойкий большевик-ленинец", "сталинский нарком", "руководитель сталинской школы"...
  
   Дальше, когда речь идет о руководителях пониже (наркомы, секретари обкомов, руководители крупных ведомств), эпитеты уже более "взвешенные": "верные большевики", "отличные чекисты", "самоотверженные руководители"... Но хотя эти люди стояли значительно ниже на иерархической лестнице, они возглавляли целые республики, области, наркоматы и до 1934 года часто именовались "вождями" (регионального масштаба).
  
   Те же, кто находится еще ниже, ведут работу по претворению "гениальных" планов индустриализации, коллективизации, организуют подписки на воздушные флотилии, проводят митинги и шествия, участвуют в раскулачивании и заполняют доски почета. Многим из них в конце десятилетия сильно повезет, если останутся живыми, тогда они наверняка поднимутся на следующую ступень. Вакансий будет много. Во времена сталинского единовластия табель о рангах составляла одну из важнейших основ цезаризма. Чем меньше народовластия, тем больше начальников.
  
   Сталин понимал, что в народе, особенно среди крестьянства, еще не были изжиты подспудные "царистские" традиции. Века забитости и темноты не могли не оставить глубоких следов, какой-то иррациональной веры во всемогущество любого правителя, особенно находящегося в столице. Среди крестьян культовые настроения были связаны не только непосредственно со Сталиным, но и с властью вообще.
  
   Сталину часто писали простые люди. Ответы готовились в его большом секретариате, поручавшем местным органам помочь в просьбах заявителей. Иногда Сталин собственноручно отвечал на некоторые письма. В архиве генсека удалось обнаружить десятки фотокопий этих ответов. Вот один из примеров:
  
   "Ленинград. Семье Климкиных.
  
   Дорогие товарищи!
  
   Из-за перегруженности опоздал с ответом, за что прошу извинения. Выражаемое Вами пожелание уже выполнено мною. Направлены облигации: на 100 рублей в распоряжение ЦК МОПРа438 и на 300 рублей - в распоряжение колхоза "Пламя Революции" в Хоперском округе - одного из застрельщиков массовой коллективизации деревни.
  
   Высылаю детишкам карточку, как они этого просили.
  
   Привет!
  
   7.04.30 г. И. Сталин"439.
  
   Позднее каждое такое письмо становилось предметом широкой пропагандистской кампании в районе, области, крае как пример "простоты и заботы вождя о народе".
  
   Удалось установить, что Сталин немало внимания уделял не только, как бы теперь сказали, проблемам управления, но и непосредственно "технике единовластия". Он внимательно проштудировал работы В. Воровского "О природе абсолютизма", М. Александрова "Государство, бюрократия и абсолютизм в истории России". Ю. Казьмина "Судьба властелина" и другие аналогичные труды. Можно сделать вывод, что тяга к исторической литературе у Сталина не была бескорыстной, простым читательским интересом. Он искал аналогии, "рецепты", изучал технологию власти, ее психологические нюансы. Так, на- пример, Сталин усвоил, что большое воздействие на сознание и чувства людей производят его речи на различных торжествах, крупных совещаниях в Кремле. В течение 1935 года Сталин выступил в Кремле на совещании железнодорожников (30 июля), колхозниц ударниц свекловичных полей (10 ноября), на совещании передовых комбайнеров (1 декабря), на приеме передовых колхозников и колхозниц Таджикистана и Туркменистана (4 декабря), трактористов (20 декабря) и т.д. Каждое подобное совещание широко освещалось в печати, отражалось в кинохронике. По мере роста популярности Сталин, однако, пришел к выводу, что выступать, "являться народу" нужно реже; в этом случае в той же пропорции растет значимость его общения с людьми. Сталин почувствовал, что затворничество, скрытность дают большие возможности для распространения официальных легенд, мифов, сусальных штампов о "вожде".
  
   Страна, где веками народом правил самодержец, не может легко и просто стряхнуть психологические напластования одними заклинаниями. Нужно время. Поэтому для поддержания и роста своей популярности Сталин делал особый акцент на формирование "веры в вождя", "веры в его заботу о людях", "веры в его справедливость". Все те ошибки, просчеты и преступления, которые совершал Сталин, он всегда объяснял "вредительством", "головотяпством", "тупостью" чиновников, местных руководителей, которые или не поняли или исказили его указания. Эта линия срабатывала безотказно. Ведь даже сейчас есть люди, которые считают, что трагедия Сталина в том, что он "доверился" Ежову, а затем Берии, что Сталин "многого не знал", что размах репрессий был ему "неизвестен". Все это отголоски той утонченной идеологической кампании, которую Сталин вел многие годы. Ее суть внешне бесхитростна: все победы, успехи народа достигнуты благодаря Сталину; все перегибы, злоупотребления, поражения стали возможными в результате неисполнения его воли.
  
   Причины популярности Сталина в народе кроются и в невысокой политической культуре широких масс. Я об этом уже говорил, но хочу вернуться к этой мысли вот с какой стороны. Ленин в одной из своих последних статей "О нашей революции" писал, что для строительства социализма требуется определенный уровень культуры и нужно создавать предпосылки этого уровня440. В данном случае мне хотелось бы подчеркнуть тот аспект этой культуры, который выражает взаимоотношение народа и власти. Сталин, как только почувствовал (а впервые он имел основания для этого в 1927 г. и окончательно - после XVII съезда партии в 1934 г.), что может стать "долгосрочным" вождем, тут же начал более всего заботиться о том, чтобы сделать этот символ привлекательным для людей. В ход пошли фильмы, книги, исследования о сильной личности, диктаторах, "прогрессивных" царях. Наряду с подлинно революционным искусством исподволь насаждались произведения, фактически абсолютизирующие роль отдельной личности. Сталин лично консультировал С. Эйзенштейна и Н. Черкасова, каким должен быть образ Ивана Грозного в одноименном кинофильме.
  
   Нужно сказать, что популярности Сталина особенно активно способствовало окружение "вождя". Говоря словами Саллюстия, эти люди славословием "домогались благосклонности". Сталин был подозрителен, в каждом неосторожном жесте, слове, мысли он видел "знак", смысл, намерение. Есть доказательства, что рутинные, бессодержательные, апологетические статьи в честь его 60-летия, 70-летия Сталин тем не менее внимательно анализировал. Он просматривал наедине кипы журналов, книг, в которых писали о нем. Его тщеславие было ненасытным. Но он умел его скрывать на людях, поддерживая легенду о своей "исключительной скромности". Правда, несмотря на различные заголовки, эти статьи были очень похожи друг на друга. Например, Молотову подготовили статью "Сталин как продолжатель дела Ленина", а Микояну - "Сталин - это Ленин сегодня". Окружение знало об этой особенности "вождя" и соревновалось между собой в поиске эпитетов, возвышенных сравнений, исторических аналогий, которые бы, по мнению авторов, могли еще больше прославить "великого вождя". Сплошь и рядом "хвалителям" изменяло не только чувство меры, но и здравый смысл. В 1939 году, когда еще не были подведены кровавые итоги искоренения "врагов народа", помощники Сталина Поскребышев и Двинский писали о нем как о человеке, которому присущи "величайшая человечность и гуманность". В их статье "Учитель и друг человечества" есть такие слова: "Сталин вошел в революцию с образом Ленина в уме и сердце. О Ленине он думает всегда, и даже тогда, когда мысли его погружены в проблемы, подлежащие разрешению, рука его машинально, автоматически чертит на листке бумаги: "Ленин... учитель... друг..." Как часто после рабочего дня уносили мы с его стола исчерченные этими словами вдоль и поперек листочки"441.
  
   Подобная сусальность должна была, по мысли авторов, воздействовать не столько на ум, сколько на чувства людей. О том, что это придуманная сусальность, я могу судить по такому факту. В архиве (фонде И.В. Сталина) хранятся самые различные бумаги, документы - от исторического значения до малозначащих записок. Сохранились там доклады, с которыми Сталин выступал на съездах партии, и одновременно записки вроде: "тт. Андрееву, Молотову, Ворошилову: Пора кончать. Закругляйте выступления. К четырем надо закончить пленум. И. Ст.". Так вот, в архиве есть и бумажки, на которых Сталин машинально, автоматически чертил совсем не то, о чем писали Поскребышев и Двинский. Вот на одном из заседаний Политбюро в руках у Сталина оказалась брошюра "О правой опасности в нашей партии". Сталин рассеянно слушал выступления и все время отвлеченно водил карандашом по обложке. Я переписал следующие слова:
  
   "Сталин. Признавать. Учитель. О правой опасности. О правой опасности в нашей партии. Мухалатка. Частное совещание. Токио. Учитель. Сокольников. Рабочее издательство "Прибой". Огонь. Дискуссия. Молотов"442.
  
   По машинальным записям, сделанным в конце 20-х годов, можно сделать лишь один определенный вывод: Сталин жил только борьбой. Утверждения Поскребышева и Двинского о том, что Ленин был у Сталина "в уме и сердце", механическими записями (увы!) не подтверждаются. Хотя я мог бы привести подобной тарабарщины немало.
  
   Популярность Сталина стала вместе с тем и уродливой формой социальной самозащиты. Человек, не желающий навлечь на себя подозрения, в своих публичных выступлениях, разговорах не мог допустить промашки в отношении лидера. Любое, даже косвенное очернительство роли "вождя" кончалось трагически для неосторожного человека. Как мне рассказывал социолог А. Федоров, в конце 40-х годов в одной МТС на Витебщине произошел такой случай. После побелки помещения конторы собирались вновь развесить портреты на стенах. Молодой тракторист, зашедший с улицы, нечаянно уронил портрет Сталина, прислоненный к стене, и, пытаясь удержаться на ногах, наступил на лицо "вождя". В комнате было несколько человек. Наступило тягостное молчание. Затем мастер сделал трактористу резкое замечание. Как уж там развивались события дальше, я не знаю, но через три дня, сказал Федоров, парня забрали, и вернулся он лишь после XX съезда партии. Одна из машинисток в редакции районной газеты допустила ошибку в словосочетании "сталинский взор", вставив букву "д" ("вздор"). Больше ошибаться ей не пришлось. Она тут же исчезла.
  
   Поэтому где-то в невидимом слое популярности, если посмотреть на нее в разрезе существовавших отношений между людьми, постоянно присутствовал страх. Не все и не всегда это осознавали, но люди, знавшие о репрессиях, те, у кого пострадали родные и знакомые, "славили" Сталина, держа в сознании известные им факты. Поэтому популярность "вождя" держалась не только на определенных достижениях, которых добился народ, усилиях пропаганды и манипуляции общественным сознанием в угоду "величайшего из вождей", но и на понимании (не всегда ясно осознанном) возможности реальной кары за выражение каких-либо замечаний или даже сомнений в его адрес. Не случайно поэтому самый расцвет популярности "вождя" совпал с расцветом доносительства, как неизбежным следствием политики насаждения всеобщей подозрительности и шпиономании.
  
   Естественно, было бы неправильно считать, что абсолютно все граждане нашей страны фанатично любили "вождя" и что у всех он пользовался безусловной популярностью. Нельзя забывать, что в партии была большая прослойка коммунистов с дореволюционным стажем, которую часто называли "ленинской гвардией". Эти люди не по "Краткому курсу", отредактированному Сталиным, знали историю партии и реальный вклад всех руководителей партии в Октябрьскую революцию. Старые коммунисты, по крайней мере большая их часть, узнали о Сталине значительно позже, поскольку в Октябрьские дни, да и в годы гражданской войны будущий генсек, как мы помним, находился на вторых-третьих ролях. Именно поэтому Сталин с особенным "пристрастием" относился к старым коммунистам. Он понимал, что эти люди, даже не выступая открыто против него, потенциально оценивают Сталина иначе, не так, как бы хотелось ему. А посему люди с революционным прошлым были ему не нужны. Результат известен: "старая гвардия" понесла наиболее тяжелый урон.
  
   Сталин видел, что, несмотря на движение вперед, многое не получалось. Буксовало сельское хозяйство, хотя 1936 год, предшествовавший году, меченному как эпицентр трагедии, был урожайным. Страна по-прежнему переживала серьезные экономические и социальные трудности. После революции прошло столько лет, а он все еще призывал к ограничениям во имя будущего, хотя "жить стало лучше, жить стало веселее". Крупных результатов в улучшении жизни людей было не так уж много. Если он, Сталин, скажет, что в этих трудностях повинны вредители, разве народ не поверит? Тем более все эти бывшие оппозиционеры люди с подмоченной репутацией. Кто не видит, что факты вредительства налицо в народном хозяйстве, в аппарате? Разве за рубежом не пытаются использовать бывших оппозиционеров? Вон, например, белоэмигрантская газета "Русское слово" прямо говорит, что у Сталина есть оппозиция не только в партии, но и в армии...
  
   Ход его мыслей, а часто и прямые рассуждения сразу же улавливали Молотов, Каганович, Ежов, быстро выдвигающийся Маленков... Сталин не был Цезарем и не носил одеяний триумфатора, красных сапог, как альбанские цари. Его почести, казалось, не достигли, как у Юлия Цезаря, "человеческого предела". И прежде всего потому, что Сталин нередко ежился в своей солдатской шинели, как бы ощущая невидимые взоры своих потенциальных недоброжелателей. Только их полное устранение безоговорочно укрепит его положение. Нужна была крупная акция. Массированный удар по притаившимся недоброжелателям, скрытым врагам и оппозиционерам оправдает, по мысли Сталина, многие провалы и просчеты в его хозяйственной политике, ликвидирует его потенциальных врагов. После войны Молотов добавил: Сталин, уничтожая врагов, смотрел далеко - он уничтожил тех, кто в войне с фашизмом мог стать на сторону Гитлера.
  
   Сталину казалось, что он дождался своего часа. Отныне, даже в потенции, даже мысленно, никто не сможет посягнуть на его цезаристское единовластие. Трагедия приближалась. Решение зрело и окончательно оформилось, когда он был вдали от Москвы, в Сочи, где мог спокойно обдумать пути дальнейшего упрочения своего единовластия. Прочитав немало книг о деспотах, Сталин тем не менее многого не знал. Если бы он взял томик Гая Светония, описавшего деспотизм Тиберия, то мог бы вычитать такие строки: "Угодливость была ему так противна, что он не подпускал к своим носилкам никого из сенаторов ни для приветствия, ни по делам. Когда один консулер, прося у него прощения, хотел броситься к его ногам, он так от него отшатнулся, что упал навзничь. Даже когда в разговоре или в пространной речи он слышал лесть, то немедленно обрывал говорящего, бранил и тут же поправлял. Когда кто-то обратился к нему - "государь", он тотчас объявил, чтобы более так его не оскорбляли. Кто-то другой назвал его дела "священными" и говорил, что обращается к сенату по его воле; он поправил его и заставил сказать вместо "по его воле" - "по его совету и вместо "священные" - "важные"443. Как же далеко вперед ушел Сталин от Тиберия! Но, впрочем, оценить этого "вождь" не мог, ибо Светонием свой ум не засорял...
  
   25 сентября 1936 года они с Ждановым (который на XVII съезде партии стал секретарем ЦК и быстро вошел в доверие к Сталину) направили из Сочи на имя Молотова, Кагановича и других членов Политбюро телеграмму:
  
   "Мы считаем абсолютно необходимым и спешным, чтобы тов. Ежов был назначен на пост народного комиссара внутренних дел. Ягода определенно показал себя явно неспособным разоблачить троцкистско-зиновьевский блок. ОГПУ отстает на четыре года в этом деле. Это замечено всеми партийными работниками и большинством представителей НКВД".
  
   Сигнал был дан. Чудовищный, страшный сигнал. Едва ли кто мог предположить, как много будет обнаружено после него в нашем Отечестве "шпионов", "вредителей", "диверсантов", "террористов", просто "двурушников". Можно даже подумать, что не они жили среди нас, а мы - среди них! А мы поем: "...я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!" Сталина недавний процесс над Зиновьевым и Каменевым ободрил: народ горячо поддержал государственное обвинение. Еще не состоялся суд, не известны обстоятельства дела, а печать, радио дружно скандируют: "Уничтожить гадов!", "Смерть врагам!", "Никакой пощады двурушникам!". Сталин почувствовал, что он добился многого: отобрал истину у народа, превратил его в толпу, за которую теперь будет думать только он сам. Возможно, это преступление Сталина, а у него их длинный ряд, одно из тягчайших.
  
   Помните, "вождь" еще в 1933 году предсказывал, что "контрреволюционные элементы" могут "зашевелиться". Так и произошло! Речь шла уже не просто об унижении народа культовым уродством, а о чем-то большем и страшном. Трагедия надвигалась. Рана будет чудовищно страшной. Вот уже сколько лет она никак не может полностью зарубцеваться...
  
   Глава 6
  
   Эпицентр трагедии
  
   Обнаружилось, что мы
  
   живем в мире преступления...
  
   Н. Бердяев
  
   Наступал новый, 1937 год. В Москве, других городах, тысячах сел и деревень огромной страны шла обычная в новогодние праздники суматоха: в клубах и тесных квартирах украшались елки, ребята клеили самодельные гирлянды, шли последние приготовления в кружках художественной самодеятельности, которые тогда были на каждом предприятии, в колхозе, школе. Мужчины запасались одной-двумя бутылками "Московской"; в магазинах крупных городов можно было купить и хорошее вино, "для женщин". В последние год-два выбор гастрономии на прилавках и в витринах продовольственных магазинов не мог не радовать покупателей. В новогоднем номере "Правды" 1937 года, например, была напечатана небольшая заметка "Праздничные покупки", в которой сообщалось: "Разнообразные вина - от советского шампанского до муската, сотни сортов колбасных и рыбных изделий, торты, пирожные, фрукты - все это в большом количестве покупали вчера в магазинах москвичи. Тысячи агентов "Гастронома", "Бакалеи" и других продовольственных магазинов были заняты доставкой на дом покупателям различных продуктов к новогоднему праздничному столу..."
  
   В наркоматах, крайкомах, обкомах, райкомах завершали "подбивку" итогов года: нужно было рапортовать. А сказать народу было о чем: в минувшем году введен в строй Харьковский станкостроительный завод, торжественно открыт Камский целлюлозно-бумажный комбинат, начато строительство Соликамского магниевого завода, в Армении дала промышленный ток Конакарская ГЭС, завершен ввод Мурманского рыбного комбината, сотен других, больших и малых производственных объектов. Количественные показатели (но отнюдь не качественные) впечатляли. Было о чем докладывать Сталину. Даже образованный лишь в 1936 году Наркомат оборонной промышленности, не выполнивший план по многим показателям, направил "вождю" рапорт: "Оборонная промышленность будет лучшей в стране". Отчеты наркомов Кагановича, Микояна, Любимова радовали Сталина: не только железнодорожный транспорт, но и легкая, местная промышленность, торговля, наконец, дали немалую прибавку. Пусть все знают, что Сталин слов на ветер не бросает. Ведь по его указанию было принято решение сделать 1936 год ударным: прирост производства средств производства предусматривался на 22%, а предметов потребления - на 23%. По его же указанию "Правда" поместила передовую "План подъема благосостояния народа", где указывалось, что слова "великого вождя" "жить стало лучше, жить стало веселее" никогда не расходятся с делом444. Пусть еще раз все убедятся в справедливости этого лозунга.
  
   Пульс страны бился ускоренно и мощно. Шли годы, а революционный энтузиазм, полудивший заряд от октябрьского генератора, повторюсь еще раз, не иссякал. Не иссякла еще и вера. Жили еще бедно. Без конца объявлялись "ударные" декады, ставились производственные рекорды, печать пестрила именами ударников труда А. Стаханова, А. Бусыгина, Е. Виноградовой, М. Виноградовой, М. Дюканова, П. Кривоноса, М. Мазая, А. Гургенидзе, С. Хачатряна, О. Ходжаева, Н. Сметанина, многих, многих других. Социалистические будни были аскетическими и суровыми, но страна в целом - устремленной в будущее.
  
   Считалось неприличным говорить об интересах конкретных людей - общее дело целиком поглощало каждого человека. Державные мотивы не позволяли в полный рост поднимать вопросы о всестороннем, гармоничном развитии личности. Социалистические ценности, в центре которых, по Ленину, - человек, всей системой сформировавшихся отношений ставились в решающую зависимость от воли и разума одного лица. Припадание к идеологическому алтарю "господствующей личности" стало обязательным. Вот передовая "Правды" за 1 января 1937 года "Нас ведет великий кормчий". Статья заканчивается красноречивым панегириком: "Советский корабль хорошо оснащен и хорошо вооружен. Ему не страшны штормы. Он идет по своему курсу. Его корпус сооружен гениальным строителем для борьбы с враждебной стихией в эпоху войн и пролетарских революций. Его ведет гениальный кормчий Сталин". Здесь же, на полосе, огромный портрет "вождя", возвышающийся над людским морем. Кто-то в этом "море" несет и небольшой портрет Ленина...
  
   Газеты первых дней 1937 года передавали не только дыхание, иногда крайне напряженное, трудившегося народа. На их страницах - предупреждения о грозной опасности, нависшей из-за кордона. Очередные корреспонденции М. Кольцова из Испании, подробности потопления фашистами советского парохода "Комсомол", постановление ЦИК СССР о присвоении звания Героя Советского Союза группе командиров РККА "За образцовое выполнение специальных и труднейших заданий Правительства". Все понимают - это "испанские" герои.
  
   Здесь же предостерегающая статья Я. Рудзутака, которому осталось жить немногим больше года: "Посредством своих агентов - Троцкого и его банды фашисты пытались расстроить путем вредительства наше хозяйство, их руками они хотели убить лучших людей нашей страны, мозг и сердце нашей страны, - товарища Сталина..."445
  
   В начале декабря 1936 года Чрезвычайный VIII съезд Советов принял новую Конституцию СССР, формально провозгласившую расширение основных демократических прав и свобод советских людей, включая свободу совести, слова, печати, собраний и митингов, неприкосновенность личности, жилища, тайну переписки.
  
   Это был триумф Сталина. В книге "О Конституции СССР", изданной Партиздатом ЦК ВКП(б) в 1937 году, есть такие слова: "Появление тов. Сталина встречается продолжительной, бурной овацией всего зала. Весь зал встает. Со всех сторон несутся крики: "Ура тов. Сталину!", "Да здравствует тов. Сталин!", "Да здравствует великий Сталин!", "Великому гению тов. Сталину, ура!", "Виват", "Рот фронт!", "Тов. Сталину слава!"446.
  
   В докладе "О проекте Конституции Союза ССР", перечисляя по своему обыкновению "особенности", под номером пять Сталин назвал "последовательный и до конца выдержанный демократизм". В этом месте доклада он мог бы вспомнить, что всего несколько месяцев назад отправил на казнь своих бывших товарищей и соратников Ленина - Зиновьева и Каменева. Во время их последней встречи, по некоторым сведениям, Сталин, следуя принципам своей "демократии", заявил бывшим партийным вождям:
  
   - Наши убеждения не позволяют проливать кровь старых партийцев, какие бы тяжкие грехи за ними ни числились... Процесс, в котором вы должны помочь государству и партии, направлен не против вас, а против Троцкого. Все это нужно Советской власти...447
  
   Феноменальная злая память Сталина хорошо помнила не меньше дюжины писем Зиновьева с мольбами о пощаде. Он помнил, как Ягода 17 декабря 1934 года передал ему письмо бывшего соратника, написанное им во время обыска и ареста. Там были такие слова:
  
   "Ни в чем, ни в чем, ни в чем я не виноват перед партией, перед ЦК и перед Вами лично. Клянусь Вам всем, что только может быть свято для большевика, клянусь Вам памятью Ленина.
  
   Я не могу себе и представить, что могло бы вызвать подозрение против меня. Умоляю Вас поверить этому честному слову. Потрясен до глубины души"448.
  
   Ответом было указание Сталина ускорить суд, и ровно через месяц, 16 января 1935 года, его старый партийный товарищ получит 10 лет, а предварительно будет вынужден признать свои несуществующие преступления. Плюс к этому дать обязательство назвать "всех лиц, о которых помню и вспоминаю, как о бывших участниках антипартийной борьбы". Сталин никогда не останавливался на полдороге. Через год Зиновьев и Каменев предстали перед новым судом, чтобы до конца испить свою горькую чашу. Но Сталин помнил не приговор (он знал его заранее), а то унижение, с которым Зиновьев молил о пощаде. Сталин принадлежал к тому типу садистов, которым смерть жертвы не давала полного удовлетворения. Нужна была ее полная моральная капитуляция. Да, он помнил эти письма!
  
   "...Я дохожу до того, - писал Зиновьев Сталину 14 апреля 1935 года, - что подолгу пристально гляжу на Ваш и других членов Политбюро портреты в газетах с мыслью: родные, загляните же в мою душу, неужели же Вы не видите, что я не враг Вам больше, что я Ваш душой и телом, что я понял все, что я готов сделать все, чтобы заслужить прощение, снисхождение..."449
  
   Сталин давно поставил себя выше любых законов, поправ тем самым даже ту хрупкую, слабую демократию, которая, возникнув после Октября, оказалась в тисках сталинского бюрократизма. А почти в это же время Прокурор СССР А.Я. Вышинский уже начал "шлифовать" огромную, многочасовую обвинительную речь на готовящемся втором открытом судебном процессе по делу "троцкистских заговорщиков", которую он с пафосом произнесет 28 января 1937 года.
  
   Миллионы советских людей, искренне гордясь продолжающимся "затяжным рывком" к экономическому и оборонному могуществу страны, желая друг другу счастья в новогоднюю ночь, не могли и предполагать, каким кровавым будет год наступающий. Кто мог подумать, что год 20-летия Великой Октябрьской социалистической революции станет эпицентром трагедии советского народа, верхом социального цинизма? Но именно этому уже были подчинены, казалось, необъяснимые замыслы "вождя", постыдная и преступная сущность единовластия "господствующей личности".
  
   Как это ни парадоксально, но об этой трагедии советские люди узнают почти через два десятилетия. И то далеко не полностью. А пока им предстоит вместе со всеми возмущаться, негодовать и проклинать "фашистских выродков", "шпионов" и "террористов". Даже такие люди, как А. Фадеев, А. Толстой, П. Павленко, Н. Тихонов, Б. Ясенский, Л. Никулин, в статье "Шпионы и убийцы"450 предадут анафеме тех, кто поневоле стал действующими лицами в постыдном и преступном спектакле. А главный Режиссер этого "действа" в очередной раз обратит внимание народа: еще в январе 1933 года он говорил, что при определенных условиях "могут ожить и зашевелиться разбитые группы старых контрреволюционных партий эсеров, меньшевиков, буржуазных националистов центра и окраин, могут ожить и зашевелиться осколки контрреволюционных элементов из троцкистов и правых уклонистов"451. И вот, "зашевелились"!
  
   На фоне успехов отдельные аварии, пожары, катастрофы - а они были конечно же, выглядели как "вредительство". Разве он, Сталин, не говорил, что притаившиеся бывшие оппозиционеры, выходцы из других партий только и ждут своего часа?! Чем больше наши успехи, тем сильнее их противодействие... Вот она - жестокая классовая борьба, натягивающая тетиву противоборства до предела!
  
   К XVII съезду партии была выпущена книга под названием "Канал имени Сталина". Тридцать шесть советских писателей под руководством М. Горького, Л. Авербаха и С. Фирина написали панегирик первому в истории опыту перевоспитания "врагов народа в его друзей". Это, писали они, "отлично удавшийся опыт массового превращения бывших врагов пролетариата... советской общественности в квалифицированных представителей рабочего класса и даже в энтузиастов государственно-необходимого труда". Вот еще один пассаж: "...человеческое сырье обрабатывается неизмеримо труднее, чем дерево, камень, металл". "Герои" книги - "бывшие вредители" - инженеры, профессора, учителя, тысячи других интеллектуалов (а не только кулаков, воров и рецидивистов), превращенные в "соратников пролетариата". Преступление многих состояло лишь в том, что они думали иначе, чем Сталин, которому, как пишут авторы, присущи "отлично организованная воля, проницательный ум великого теоретика, смелость талантливого хозяина, интуиция подлинного революционера, который тонко разбирается в сложности качеств людей и, воспитывая лучшие из этих качеств, беспощадно борется против тех, которые мешают первым развиться до предельной высоты..."452. А мешали Сталину не только какие-то "качества". Мешали люди. Много людей. Страшно много.
  
   Все эти "недобитки" мешали ему (потенциально) окончательно утвердиться в роли единственного, безраздельного и всеми, именно всеми, любимого вождя. Разве забыл он, что Бухарин, Пятаков, Радек, Преображенский, многие другие были его товарищами по партии, по борьбе? Нет, конечно, не забыл. Но плохо то, что и они не забыли. Они знают, каким он был. Впрочем, во имя "высоких целей" это теперь не имеет никакого значения. Где-то он читал, кажется это фраза Медичи из анналов инквизиции: "Есть заповедь - прощать врагам нашим. Но нет заповеди, чтобы прощать нашим бывшим друзьям". Сталин мог усмехнуться наивности сентенции: он не прощал ни тех, ни других.
  
   "Враги народа"_________________________________________
  
   История знает много жестокостей и злодеяний. Пожалуй, нарицательным стало имя римского императора Нерона, сына Домиция Агенобарба и Агриппины-младшей. Император прославился невиданной жестокостью. Даже Сенека, философ и искусный актер, воспитывая Нерона, так и не смог привить императору добродетели. Властитель, проводя реформы, добиваясь могущества государства, не остановился перед убийством сводного брата и матери, вынудил к самоубийству Сенеку. В конце концов правление Нерона уже было неотделимо от казней - апофеоза жестокости. Страшный пожар Рима повлек за собой казни невинных людей. Раскрыв заговор Пизона, император стал после этого выдумывать мнимые заговоры, чтобы истребить наиболее популярных сенаторов и опасных конкурентов. Поощрялись доносы... Склонность к злодеяниям как способу правления сочеталась у Нерона с любовью к поэзии и другим искусствам...
  
   Нет, я не собираюсь проводить никаких прямых исторических аналогий, тем более столь небесспорных. Просто хотелось еще раз напомнить, что единовластие в любой бесконтрольной форме чревато злоупотреблениями, вплоть до злодеяний. Во все времена и исторические эпохи. Эта истина верна не только для 54 - 68 годов нашей эры, когда правил Нерон.
  
   Никакие справедливые цели и намерения не могут оправдать безнравственных средств, которые являются не только злом моральным по своему характеру, но и злом социальным по своим последствиям. Ведь "в нашем идеале, - и в это страстно верил Ленин, - нет места насилию над людьми"453. А именно к нему широко прибег Сталин в печальном, трагически вошедшем в нашу историю 1937 году. Это был эпицентр трагедии не столько в силу масштабов репрессий (в 1929 - 1933 гг., видимо, пострадало людей больше), а прежде всего в результате невиданного политического цинизма, который не мог своевременно разглядеть великий народ.
  
   Кто ввел в обиход страшный термин "враг народа"? Откуда он появился? Конечно, дело не в понятии, а в попытке найти какие-то исторические, политические, логические обоснования, которые использовал Сталин для широкого применения социального насилия. Я уже упоминал в начале книги, что Сталин впервые познакомился с историей Великой французской революции в Туруханске. На него произвела большое впечатление решительность Робеспьера и Кутона, добившихся в критическую минуту принятия Закона об упрощении судебного процесса над "врагами революции". Ему импонировала формула Робеспьера: "...кто ходит в шитых золотом штанах, тот враг всех санкюлотов". Кто не с революцией тот ее враг, по-своему читал Робеспьера Сталин. Еще тогда он отметил интересное, по его мнению, место из речи Робеспьера в Конвенте 10 июня 1794 года: "Когда свобода добивается, по-видимому, блестящего триумфа, враги отечества составляют еще более дерзкие заговоры".
  
   Сталин в истории искал не только аналогии, но и аргументы для своего оправдания в будущем. Ему очень импонировала мысль Робеспьера, высказанная им 5 февраля 1794 года в Конвенте: врагами народа следует управлять с помощью террора... Ведь это по настоянию Робеспьера, в ответ на убийство Марата, Шалье, Лепелетье де Сен Фаржо и других якобинцев, Конвент декретировал: "Поставить террор в порядок дня". Революционный трибунал, созданный Конвентом за полтора месяца до начала термидора, вынес 1563 приговора, и из них лишь 278 оправдательных, остальные смертные!454 Робеспьер не остановился перед тем, чтобы отправить на эшафот и таких деятелей, как Дантон, Демулен, Филиппе...
  
   Сталин, однако, не хотел замечать, что Робеспьер так же ценил жизнь тех, кого посылал на казнь, как и свою. Советский диктатор всегда смертельно боялся покушений. Поэтому в основе обвинений множества несчастных была пресловутая статья 588 "совершение террористических актов, направленных против представителей Советской власти". Листая тома уголовных дел, видишь (если верить судопроизводству того времени), что тысячи и тысячи советских граждан только и думали, как устранить "вождя" и все его окружение! Сталин не хотел повторять ошибок Великой французской революции. Его террор будет беспощадным!
  
   Хотя термин "враг народа" был в обиходе и раньше, после 1934 года Сталин наполнил его конкретным содержанием. Еще в "Закрытом письме", которое ЦК партии направил в республиканские и областные парторганизации 29 июля 1936 года и к которому Сталин непосредственно "приложил руку", подчеркивалось, что враг народа обычно выглядит "ручным и безобидным", что он делает все для того, чтобы "потихоньку вползти в социализм", что это люди, не принявшие социализма, и чем безнадежнее будет их положение, тем охотнее "они будут хвататься за крайнее средство..."455.
  
   Как мне рассказывал А.А. Епишев, работавший в 1951 - 1953 годах заместителем министра государственной безопасности, Берия любил на совещаниях подчеркивать мысль, авторство которой он приписывал Сталину: "Враг народа не только тот, кто вредит, но и тот, кто сомневается в правильности линии партии. А таких среди нас еще много, и мы должны их ликвидировать..." Епишев, скупой на рассказы о себе, делился в редкие минуты откровений:
  
   - Удалось с трудом вырваться из бериевского вертепа. После неоднократных просьб отпустить меня вновь на партийную работу Берия зловеще бросил:
  
   - Не хочешь со мной работать? Ну что же - как хочешь...
  
   - Через несколько дней меня направили в Одессу, - продолжал собеседник, вновь избрали первым секретарем обкома, а вскоре ко мне зашел начальник областного управления МВД и предложил с завтрашнего дня оставаться дома. Я знал, что это значит: со дня на день будет арест... А тех, кто работал рядом с ним и в чем-нибудь сомневался, Берия считал не "простыми" врагами народа. Меня чудом спас счастливый случай: Берию в эти самые дни арестовали... "Враг народа" была универсальная форма отбора тех, кто не подходил под сталинский ранжир...
  
   Думаю, это образное выражение Епишева довольно верно схватывает существо вопроса. Ну а не подходили под "сталинский ранжир" многие. Большинство же просто обвинялись в том, что они не подходят. Таким образом, сталинская концепция "врагов народа", внешне заимствованная "вождем" у руководителей Великой французской революции, ничего общего с их пониманием не имеет. Робеспьер, установивший революционно-демократическую диктатуру, видел врагов в обладателях "несправедливо приобретенного богатства и тиранической аристократии". Сталин, подчеркну еще раз, - во всех тех, кто даже потенциально мог не разделять его взглядов. Даже инакодумство, само подозрение в нем считалось враждебным деянием. Никто не выступал против единовластия Сталина, но он чувствовал, что в душе многие, особенно из ленинской "старой гвардии", не одобряют его, Сталина, социализм. Этого было достаточно, чтобы беспредельно подозрительный и жестокий диктатор постепенно созрел для страшного решения.
  
   Сталин с помощью идеологического аппарата исподволь нагнетал в стране атмосферу подозрительности, настраивая на ожидание предстоящей кровавой чистки.
  
   Подавляющее большинство советских людей безоговорочно поверили, что идет борьба не на жизнь, а на смерть с людьми, которые не оставили надежд реставрировать капитализм в нашей стране. Передовицы газет уже в январе 1937 года пестрели заголовками "Шпионы и убийцы", "Торговцы Родиной", "Троцкист вредитель - диверсант - шпион", "Подлейшие из подлых", "Троцкистская шайка реставраторов капитализма"... Непрекращающийся "массаж" общественного сознания давал свои плоды: люди негодовали, узнав о подлости тех, кто так долго "маскировался".
  
   Как это могло произойти? Почему Сталину и его окружению удалось убедить партию, народ в том, что они живут среди врагов? Как обосновывалось настоящее безумие шпиономании и вредительства? В значительной мере на эти вопросы отвечает февральско-мартовский Пленум ЦК партии 1937 года.
  
   На Пленуме, который продолжался около двух недель, было заслушано немало докладов. Начал секретарь ЦК А.А. Жданов, доложивший о подготовке парторганизаций к выборам в Верховный Совет СССР по новой избирательной системе и перестройке партийно-политической работы. Жданов, который уже стал пользоваться особой благосклонностью "вождя", в своем докладе высказал ряд как будто верных мыслей. В частности, он подчеркнул, что "новая избирательная система означает гораздо более широкую гласность в деятельности советских организаций". Он вполне справедливо поставил вопрос о состоянии внутрипартийной демократии как важнейшем условии нравственного здоровья ВКП(б). Но тут же привел цитату Сталина о том, что, хотя "нам бьет в глаза культурная работа диктатуры", органы подавления сегодня так же нужны, как и в период гражданской войны. Мы не можем не учитывать, продолжал докладчик, что, "пока наши люди дремлют и раскачиваются, враги уже действуют...". А в партии обстановка, по словам Жданова, непроста. Ряды партии редеют; в ней оказалось немало врагов. Далее он заявил: "Вредная практика кооптации укоренилась и зашла далеко. Практика кооптации нарушает законное право членов партии принимать участие в выборах своих руководящих органов".
  
   Затем секретарь ЦК привел любопытные данные. В бюро райкомов и горкомов кооптировано до 59% членов и кандидатов в члены бюро. В Киеве, например, заявил Жданов, 19 октября 1934 года в горком кооптировали сразу 14 человек, в том числе Ашрафьяна, Дзениса, Сенченко, Тодера и других, оказавшихся врагами народа. В Харьковском горкоме из 158 членов и 34 кандидатов, избранных на IV городской партийной конференции, осталось только 59, а кооптировано 61. А бюро горкома, за исключением одного, состоит целиком из кооптированных. В Ленинском районе Харькова 4 апреля 1936 года ставился вопрос об "исключении целой пачки людей", говорил Жданов. Пригласили и актив. Зачем? А затем, что на пленуме райкома присутствовали 10 членов, а надо было вывести 12 человек! Так 10 человек сожрали 12 человек! (Смех среди участников Пленума.) Жданов еще долго приводил подобные примеры456.
  
   То были не просто симптомы партийной антидемократии. В партии создавалась атмосфера законности беззакония, дозволенности широкого использования силовых методов. Сталиным и его окружением уже был создан моральный климат, в котором стал возможным переход от административных методов решения проблем к методам прямого насилия над потенциальными противниками.
  
   К началу Пленума "господствующая личность" уже провела "разведку боем". Я имею в виду расправу над Зиновьевым и Каменевым, другими большевиками. Народ поддержал. Сталину мешали эти деятели, низведенные до мелких служащих, но много знавшие о нем. Например, о тех совещаниях, которые проводил Сталин у себя в кабинете, настраивая Зиновьева и Каменева против Троцкого; о его многочисленных интригах, подделывании старых партийных документов (Сталин организовал, например, "записку" Вл. Сорина и Е. Стасовой о необходимости внесения изменений в протоколы заседания ЦК от 23 февраля 1918 г. о Брестском мире)457; о загадочной истории болезни и смерти М.В. Фрунзе и других сомнительных страницах былого, которые "вождь" никогда не ворошил. Зиновьев и Каменев уже сидели. Но он жаждал отправить их в небытие.
  
   15 августа 1936 года Зиновьев и Каменев по личному распоряжению Сталина вновь были преданы суду. Еще не начались заседания, не оглашено обвинительное заключение, а газеты и радио дружно требуют: "Смерть гадам!", "Нет пощады врагам!", "Врагов народа - на свалку истории!". Сталинская месть не знала компромиссов: его бывшие коллеги по Политбюро были приговорены к смертной казни и расстреляны. Их последняя мольба - письма с просьбой о помиловании к Сталину - осталась без ответа. "Вождь" надеялся, что вместе с Каменевым умрет и сделанное им на XIV съезде партии заявление: "...я пришел к убеждению, что тов. Сталин не может выполнить роли объединителя большевистского штаба..."; что вместе с Зиновьевым умрет и его оценка Сталина как "кровавого осетина... не ведающего, что такое совесть...". У истории много тайн. Но надеяться на то, что они всегда будут нераскрытыми, не мог, не должен был даже Сталин. Да, оба были "оппозиционерами". Оба боролись за власть, за свое видение путей развития. Часто виляли, были непоследовательными. Но врагами социализма, народа не были никогда. Сталин не любил ограничиваться одним "слоем" обезвреженных врагов. А посему у Зиновьева, Каменева, сотен, тысяч других, кому он "отказал в доверии", были уничтожены или сосланы и семьи. Так, вслед за Л.Б. Каменевым погибли его жена, два сына (один не достигший совершеннолетнего возраста), брат с женой... Сталин вырубал не только деревья, но и поросль вокруг. В тридцать седьмом эта рубка превратилась в круглосуточный "лесоповал".
  
   Доклады Молотова, Кагановича, Ежова на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года были посвящены, в сущности, одному вопросу - "Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов". В докладах отсутствовал какой-либо разумный анализ, реальное осмысление положения дел по той простой причине, что сам предмет - обсуждения был миражем, видимостью. Было много крепких слов, заклинаний. Одновременно докладывались и первые "результаты", которые сегодня просто ошеломляют.
  
   Молотов, начав доклад, заявил, что делает его вместо Орджоникидзе. 18 февраля, за неделю до открытия Пленума, Серго застрелился. В правительственном сообщении говорилось, что он умер от паралича сердца. По свидетельству ряда лиц, знавших семью Орджоникидзе, Серго крайне болезненно относился к нагнетанию шпиономании и выискиванию врагов. У него было по этому поводу несколько крупных и резких разговоров со Сталиным. Но тот в ответ послал Серго доносы на него самого, поступавшие в НКВД, явно намекая, что "дыма без огня не бывает". Должно быть, Орджоникидзе понял, что "вождь" требует полного послушания, либо его ждет трагическая участь других. В довершение всего Сталин поручил Серго сделать доклад на Пленуме "О вредительстве в тяжелой промышленности". Орджоникидзе предстояло своими руками отдать на заклание многих командиров производства, принять непосредственное участие в произволе, с чем настоящий большевик смириться не мог. Свой шанс совести Орджоникидзе использовал, хотя и не лучшим способом, но в той обстановке, пожалуй, единственно достойным. В день трагического выбора люди Ежова передали Орджоникидзе протокол допроса его брата Папулия. Были арестованы и некоторые другие родственники Серго. Его буквально подталкивали к роковому шагу. И Серго этот шаг сделал.
  
   Сталин, прибыв на квартиру Орджоникидзе, приказал, чтобы в печать пошла "обоснованная" версия самоубийства. Письмо, написанное покойным, по свидетельству близких, оказалось у Сталина. О его содержании, по-видимому, мы никогда не узнаем. Затравив Орджоникидзе, "вождь" убрал еще одного человека из своего окружения, который не разделял курса на террор. (Для Сталина стало нормой - толкнуть человека в объятия смерти, а затем нести гроб или урну с прахом, произносить скорбные речи, утешать родных.)
  
   Из-за похорон наркома начало Пленума пришлось перенести. Для Сталина смерть Серго была лишь обычным эпизодом: он не любил тех, кто колебался. А Орджоникидзе, осознав, что Пленум должен одобрить целую программу террора, не просто заколебался, а выразил свой протест, уйдя из жизни. Впрочем, так поступят в те годы и многие другие - Томский, Гамарник, Сабинин, Любченко...
  
   Молотов в докладе сыпал цифрами, множеством фамилий "врагов народа", пробравшихся в тяжелую промышленность: Аристов, Гайдаров, Берман, Норкин, Карцев, Аркус, Язовских, Яковлев, десятки других руководителей. По словам Молотова, всем этим "шабашем террористов и троцкистских агентов" руководил Пятаков. Стремясь показать не только расширение "вредительства" в народном хозяйстве, но и активную борьбу с ним. Молотов привел зловещую статистику - о количестве осужденных в аппаратах ряда наркоматов к 1 марта 1937 года:
  
   Наркомтяжпром - 585 человек
  
   Наркомпрос - 228
  
   Наркомлегпром - 141
  
   НКПС - 137
  
   Наркомзем - 102...458
  
   И так по двадцати одному ведомству. Докладывая Пленуму, Молотов все время делал акцент на то, что все эти вредители действовали по указаниям из "троцкистского центра". Председатель Совнаркома объяснял "стратегию" вредительства лозунгом Троцкого: "Наносить чувствительные удары в чувствительных местах".
  
   Однако, даже допуская, что факты вредительства могли быть и, возможно, были, Предсовнаркома должен был знать, что при огромных масштабах проектирования, строительства, введения в эксплуатацию новых промышленных и иных объектов делалось это часто в огромной спешке, "кавалерийским наскоком". Слабая техническая вооруженность, низкая производственная, технологическая культура и дисциплина, некомпетентность не могли не приводить к авариям, крушениям, пожарам, браку. Однако все это объявлялось только как результат "происков троцкистских вредителей".
  
   В этом же духе был выдержан и доклад Кагановича, "осветившего" уроки вредительства на железнодорожном транспорте. Здесь был другой набор: троцкисты вредили внедрению паровоза "ФД", не допускали "превышения норм" (а как только вопреки установкам "предельщиков" их нарушали, следовали аварии и катастрофы), противодействовали стахановскому движению, срывали планы перевозок. У Кагановича тоже был длинный список вредителей-руководителей: Кудреватых, Васильев, Братин, Нейштадт, Морщихин, Беккер, Кронц, Бреус, Барский и многие, многие другие. Чтобы не отстать от Молотова, Каганович тоже доложил, что в НКПС "рукав не жуют", времени не теряют и охоту на "врагов" тоже начали. Я уже приводил "статистику" Кагановича. Нетрудно представить, как "разоблачали" и "увольняли" (слова Кагановича) с транспорта тысячи людей. Приходится только удивляться такой дружной концентрации на железной дороге буквально всех разновидностей "врагов народа": бывших жандармов, эсеров, меньшевиков, троцкистов, белых офицеров, вредителей и шпионов!
  
   Ежов своим докладом еще больше нагнетал обстановку: выходило, что буквально повсюду проникли "враги". Его страшная "статистика", которую, мне кажется, не стоит здесь приводить, создавала мрачное впечатление самой широкой активизации многочисленных враждебных организаций в стране.
  
   Ежов, этот нравственный и физический пигмей, накануне Пленума был удостоен звания генерального комиссара государственной безопасности, которое до него никому не присваивалось. Его удостоится позже только Берия. Некоторые идеи доклада сталинского наркома были откровенно подстрекательскими, направленными на развертывание кампании доносительства на "внутренних врагов". "За несколько месяцев, - заявил Ежов, - не помню случая, чтобы кто-нибудь из хозяйственников и руководителей наркоматов по своей инициативе позвонил бы и сказал: "Тов. Ежов, что-то мне подозрителен такой-то человек, что-то там неблагополучно, займитесь этим человеком". Таких фактов не было. Чаще всего, когда ставишь вопрос об аресте вредителя, троцкиста, некоторые товарищи, наоборот, пытаются защищать этих людей"459.
  
   В специальном постановлении, принятом Пленумом по докладу Ежова, снова отмечалось, что Наркомвнудел в борьбе с врагами запоздал по крайней мере на 4 года. Похоже, по мысли Сталина, кровавую чистку надо было провести накануне XVII съезда партии. НКВД вменялось "довести дело разоблачения и разгрома троцкистских и иных агентов до конца, с тем чтобы подавить малейшие проявления их антисоветской деятельности"460. Но все это было прелюдией. Эмпирические сыскные выкладки Молотова, Кагановича, Ежова больше пугали здравомыслящих участников Пленума, нежели убеждали их в существовании всеобщего вредительства. Нужно было теоретическое и политическое обоснование. Первые докладчики обрисовали "ландшафт", где действовали "враги", но их сущность, "природа" и причины активизации были неясны. Сейчас можно лишь догадываться, о чем думали тогда участники Пленума, какие испытывали чувства: через три года после "съезда победителей", на двадцатом году Советской власти столкнуться вновь едва ли не с тотальной "опасностью реставрации капитализма"... Сталин, уже в значительной мере "освободивший" ЦК от большевиков ленинской школы, вновь (в который раз!) решил прибегнуть к чрезвычайным мерам.
  
   Была нужна четкая программа. "Вождь" сформулировал ее. Нужно было теоретическое обоснование террора против "врагов". Сталин проделал эту работу. Нужно было "поднять" людей на ликвидацию "троцкистских и иных двурушников". Сталин решил и эту задачу. По тщательности формулировок, продуманности структуры доклада, с которым выступил Сталин, содержанию его заключительного слова и резолюции, написанной им собственноручно, видно, какое большое значение "вождь" придавал предстоящей кровавой чистке. Но даже Сталин едва ли предполагал, сколь огромной окажется инерция насилия и какими тяжелыми будут исторические последствия этого трагического для нашего народа шага.
  
   Доклад Сталина был озаглавлен "О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников". По многочисленным зачеркиваниям, пометкам на полях, вставкам, сделанным четким почерком Сталина, видно, как тщательно он готовился к докладу. Он не опустился до мелкого "вылавливания" вражеских функционеров, чем самозабвенно занимались Молотов, Каганович и Ежов. Основной докладчик все разложил по полочкам. Вначале Сталин охарактеризовал феномен "политической беспечности", затем перешел к последствиям капиталистического окружения. Здесь он верно отметил, что опасность со стороны империализма реальна, ее следует постоянно учитывать в процессе социалистического строительства. Но эту опасность Сталин органично связал, что было совершенно неоправданно, с "троцкистской опасностью". Самих троцкистов он охарактеризовал как "оголтелую и беспринципную банду вредителей, диверсантов, шпионов и убийц, действующих по заданиям разведывательных органов иностранных государств". Фактически Сталин объявил троцкизм главной опасностью для социализма. Дав подробнейшую характеристику современного троцкизма, он пришел к далеко идущему зловещему теоретическому выводу:
  
   "Чем больше мы будем продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее они будут идти на острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последнее средство обреченных"461.
  
   В ряде своих выступлений в конце 20-х, а затем в 1934 - 1936 годах Сталин выдвинул теорию обострения классовой борьбы по мере упрочения позиций социализма. Эта концепция парадоксальна по своему звучанию и ненаучна по своему содержанию. Но Сталин был прагматиком. Ему нужно было теоретически "обосновать" готовящийся процесс тотальной чистки. Кроме Сталина, в его окружении эту задачу никто решить не мог. Это было нужно ему. "Вождь" давно привык к тому, что все его теоретические выкладки были оправданием политического курса партии. С одной стороны, еще в 1934 году Сталин утверждал, что эксплуататорские классы в СССР ликвидированы, а теперь, спустя три с лишним года, стал вдруг доказывать, что борьба "обостряется". Это, подчеркивал он на Пленуме, стало возможным при условии маскировки бывших оппозиционеров, которые вели скрытую подрывную работу, консолидировали свои силы, дожидаясь своего часа. Сталин насчитал целых "шесть гнилых теорий", которые мешают партии окончательно разгромить "троцкистскую банду": мол, нельзя считать, что перевыполнение плана сводит на нет работу вредителей; мол, не стоит полагаться на то, что стахановское движение само по себе ликвидирует вредителей; мол, ошибочна позиция некоторых, считающих, что троцкисты не готовят свои кадры, и т.д.
  
   Если предыдущие докладчики и многие выступающие сосредоточивали свое внимание на эмпирии конкретного бытия, приводя конкретные факты вредительства, то Сталин, как всегда, все загнал в жесткую схему. В заключительном слове 5 марта он заявил, что "есть семь пунктов, по которым у участников Пленума нет ясности". Были среди этих пунктов и отдельные верные суждения (например, ряд бывших троцкистов заняли правильные позиции, и "их не следует опорочивать"), были суждения явно вождистские (мол, надо иногда прислушиваться к голосу т.н. "маленьких людей"), суждения "мобилизующие" ("врагов мы будем в будущем разбивать так же, как разбиваем их в настоящем, как разбивали их в прошлом"). Сталин, любивший простые афоризмы и всем понятные сравнения, заявил на Пленуме: "Чтобы выиграть сражение, может потребоваться несколько корпусов. А для того, чтобы его провалить, - несколько шпионов. Чтобы построить большой железнодорожный мост, для этого нужны тысячи людей. Чтобы его взорвать, нужно всего несколько человек"462. Словом, "вождь" указал на особую опасность даже "отдельных шпионов", стимулируя тем самым повышенное рвение к их разоблачению.
  
   Резолюция по докладу Сталина содержала двадцать семь категоричных тезисов. Его карандаш придал им законченный вид:
  
   - осудить практику недооценки пропагандистского фронта;
  
   - осудить практику превращения пленумов в средство парадных манифестаций;
  
   - осудить практику кооптации и сведения выборов к пустой формальности;
  
   - осудить практику артельности в деле распределения партийных сил;
  
   - осудить практику бездушного отношения к судьбе отдельных членов партии... и т.д.463
  
   На первый взгляд трудно не согласиться с основным содержанием сталинских постулатов, но вся беда в том, что эти декларации реально нисколько не влияли на "судьбы отдельных членов партии", не предотвращали другие нарушения демократических основ жизни ВКП(б). Например, за два дня до принятия этих решений, обязывающих "осуждение бездушия", была решена судьба Бухарина и Рыкова, а месяцем раньше был объявлен приговор Пятакову, Радеку, Сокольникову, другим "шпионам" и "террористам", а фактически - товарищам по партии. Для Сталина постоянный разрыв между словом и делом стал привычным. То, что предназначалось для широкого "потребления", как правило, выглядело более или менее респектабельно, демократично, законно. То же, что адресовалось узкому кругу лиц, держалось в строгом секрете. Двойная мораль, двойные стандарты, двойные подходы уже стали нормой в сложившейся вокруг Сталина системе отношений. Особенно наглядно это проявилось в решении судьбы Бухарина и Рыкова.
  
   На февральско-мартовском Пленуме 1937 года, одобрившем курс на ужесточение борьбы с "троцкистскими шпионами и террористами", была принята резолюция "по делу Бухарина и Рыкова", которые до Пленума еще продолжали оставаться кандидатами в члены ЦК. Для выработки проекта постановления Пленума по этому вопросу создали комиссию под председательством Микояна, в которую вошли также Андреев, Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов, Калинин, Ежов, Шкирятов, Крупская, Косиор, Ярославский, Жданов, Хрущев, Якир, Берия, Эйхе, Багиров, Буденный, Чубарь, Косарев, Постышев, Гамарник, ряд других членов ЦК (всего 36 человек)464.
  
   К заседанию этой комиссии Бухарин подготовил обстоятельную, страстную записку, в которой отверг все обвинения в свой адрес. Опальный теоретик написал и несколько писем Сталину, пытаясь убедить "вождя", что данные против него "показания" группой арестованных "врагов народа" инспирированы, что он никакого отношения к террористической, шпионской и другой подобной деятельности не имеет. Бухарину удалось по "вертушке" (которая все еще стояла в его квартире) два-три раза дозвониться до Сталина. Сталин успокаивал:
  
   - Николай, не паникуй. Разберемся... Мы верим, что ты не враг. Но раз на тебя "показывают" Сокольников, Астров, Куликов, другие двурушники, которые признались в своем вредительстве, надо спокойно разобраться... Успокойся!
  
   - Как можно даже думать, что я "пособник террористических групп"! срывался Бухарин.
  
   - Спокойно, Николай, спокойно. Разберемся... - И Сталин вешал трубку.
  
   Объяснения Бухарина и Рыкова на комиссии, по сути, слушать не стали. Главные "аргументы" были те же: участники "параллельного троцкистского центра" утверждают, что Бухарин, Рыков и будущие "однодельцы" знали о вредительской, террористической деятельности "центра" и помогали в ней. Бухарин был в отчаянии; Рыков вел себя сдержаннее, поняв, что их неотвратимо ждет судьба недавно расстрелянных Зиновьева, Каменева, а затем и Пятакова, Муралова, Дробниса, Шестова и других "подлых изменников". Именно такие эпитеты были в ходу, когда дело касалось политических процессов. Бухарин объявил голодовку в знак протеста против чудовищно несправедливых обвинений.
  
   Вечером 26 февраля, а затем утром 27 февраля Бухарину позвонил Поскребышев и сообщил, что ему и Рыкову надо явиться на Пленум, который уже начал работу (хотя Бухарин и Рыков еще были кандидатами в члены ЦК, их приглашали уже не на все заседания). Кроме Уборевича и Акулова, никто не подал им руки. Началось заседание комиссии Пленума по "делу" Бухарина и Рыкова. Еще до доклада Ежова Сталин бросил в зал:
  
   - Бухарин объявил голодовку. Николай, кому ты выдвигаешь ультиматум, Центральному Комитету? Проси прощения у него.
  
   - Но ведь вы собираетесь меня исключать из партии...
  
   - Проси прощения у ЦК.
  
   Бухарин, как с ним бывало не раз, не выдержал. Ему почудились в словах Сталина проблески надежды. Однако тут же он понял, что в основе рассмотрения его "дела" лежат материалы следствия НКВД, а его объяснение, письменное и устное, расценивается лишь как попытка "ввести партию в заблуждение". Сейчас можно только догадываться, что испытали Бухарин и Рыков перед стеной не просто непонимания, а заранее запрограммированной враждебности. У членов комиссии были данные, которые опирались на "доказательства", "показания", полученные от уже осужденных недозволенными способами.
  
   Бухарин на предложение председателя комиссии Микояна чистосердечно признать свое участие в антигосударственной деятельности резко, с места, ответил:
  
   - Я не Зиновьев и Каменев и лгать на себя не буду.
  
   - Не будете признаваться, - тут же зло ответил ему Молотов, - этим и докажете, что вы фашистский наймит, они же в своей прессе пишут, что наши процессы провокационные. Арестуем - сознаетесь!
  
   - В НКВД есть люди, которые, прикрываясь авторитетом партии, творят невиданный произвол, - продолжал Бухарин.
  
   - Ну вот, мы тебя туда пошлем, - вмешался Сталин, - ты и посмотришь...
  
   Пожалуй, знали о том, что обвинения фальшивые, лишь Сталин, Ежов и его ближайшее окружение. Бухарин и Рыков, вся жизнь которых была как на ладони, не могли быть врагами. Сталин почувствовал колебания членов комиссии, ознакомившихся с письменным заявлением Бухарина, поспешил завершить обсуждение заранее обговоренным решением. Приступили к поименному голосованию предложения Ежова, которое гласило: "Исключить Бухарина и Рыкова из состава кандидатов в члены ЦК и членов партии, с преданием их суду военного трибунала, с применением высшей меры наказания - расстрела". Но следующий же голосующий, Постышев, заявил, что он "за исключение и предание суду, но без расстрела". Буденный, Мануильский, Шверник, Косарев - "за исключение, суд и расстрел". Антипов, Хрущев, Николаев, Шкирятов - "за исключение, суд без расстрела"...
  
   Сталин понял, что единогласного решения уже не будет, и сделал свой ход, продумав его, как всегда, до конца:
  
   - Я предлагаю, - заявил он, - исключить Бухарина и Рыкова из партии, суду не предавать, а направить это дело для расследования в НКВД.
  
   Сталин знал, что это равносильно чудовищному и противозаконному "исключить, судить, расстрелять", но внешне он выступил миротворцем, даже "гуманистом". Возможно, у Бухарина и Рыкова после предложения Сталина вновь затеплился слабый уголек надежды. Естественно, что после сталинского резюме большинство членов комиссии выступали уже с облегчением:
  
   - Я за предложение товарища Сталина, - так заявили Крупская, Варейкис, Молотов, Ворошилов. Иные повторили слова Постышева - Косиор, Петровский, Литвинов: за "суд без расстрела". Но из истории не выбросишь и того, что Косарев и Якир, ближайшие очередные жертвы беззакония, проголосовали и после сталинского предложения за "исключение, суд и расстрел". Как видим, ряд членов комиссии выносили еще до суда приговор; остальные изложили иное мнение, не предрешающее, казалось бы, ужасного конца. Микоян, председательствовавший на заседании комиссии, публично своего мнения не высказал. После поименного опроса решили еще раз проголосовать. Теперь уже единогласно прошло предложение Сталина:
  
   1. Исключить из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б) и членов ВКП(б) Бухарина и Рыкова; суду их не предавать, а направить дело Бухарина и Рыкова в НКВД;
  
   2. Поручить комиссии в составе тт. Сталина, Молотова, Ворошилова, Кагановича, Микояна и Ежова выработать на основе принятого решения проект мотивированной резолюции.
  
   Председатель комиссии
  
   27.02.37 г. А. Микоян465.
  
   Сталин понял, что нужно готовить еще один процесс. Исход его был для "вождя" ясен.
  
   Бухарин и Рыков сразу же после окончания заседания, едва выйдя из зала, были арестованы. Начались долгие тринадцать месяцев, которые отделяли Пленум и финал трагедии Бухарина и Рыкова, а вместе с ними и многих, многих людей, которые потенциально могли быть против единовластия "вождя".
  
   Остается добавить, что по "делу" Бухарина и Рыкова была принята испещренная собственноручными поправками и вставками Сталина резолюция. Она явилась, по существу, политической инструкцией и методологическим ключом в подходе к аналогичным делам. Пленум не просто одобрил теоретические тезисы Сталина об "обострении классовой борьбы" на современном этапе, но и преподал урок, какой должна быть реакция на "вражеские" действия. В резолюции было три пункта. Краткое их содержание таково:
  
   1. На основании следственных материалов Пленум ЦК устанавливает, что тт. Бухарин и Рыков, как минимум, знали о преступной, террористической, шпионской и диверсионной деятельности троцкистского центра, но скрывали это, чем и содействовали преступному делу.
  
   2. На основе следственных материалов НКВД, очных ставок Пленум ЦК устанавливает, как минимум, что тт. Бухарин и Рыков знали об организации преступных террористических групп со стороны их учеников и сторонников Слепкова, Цейтлина, Астрова, Марецкого, Нестерова, Родина, Куликова, Котова, Угланова, Зайцева, Кузьмина, Сапожникова и др. и не только не вели борьбы, но и поощряли их.
  
   3. Пленум ЦК ВКП(б) устанавливает, что записка т. Бухарина в ЦК ВКП(б), где он пытается опровергнуть показания поименованных выше троцкистов и правых террористов, является по своему содержанию клеветническим документом.
  
   Учитывая сказанное и принимая во внимание, что и при жизни Ленина т. Бухарин вел борьбу против партии и против самого Ленина (как и Рыков), все происшедшее не является случайным или неожиданным, а посему (далее написано рукой Сталина. - Прим. Д.В.) "исключить Бухарина и Рыкова из состава канд. в члены ЦК ВКП(б) и из рядов ВКП(б). Передать дело Бухарина и Рыкова в НКВД"466.
  
   Ни слов "товарищей", ни сокращений "тт." здесь уже нет...
  
   Убрать Бухарина и Рыкова сразу Сталин, однако, еще не мог. Их слишком хорошо знали в народе и партии. Нужен был процесс, а для того чтобы обвиняемые к нему "созрели", требовалось время.
  
   Сталин был незаурядным политическим Режиссером и Драматургом. В отличие от Шекспира, сказавшего устами Гамлета: "Быть или не быть?", дилеммы у него не было. Эту особенность его зловещей политической натуры стоит подчеркнуть: гамлетовская дилемма касалась одного Гамлета. Сталин же решал судьбы тысяч и миллионов людей. Так триумф "вождя" оборачивался страшной трагедией народа.
  
   Решения Пленума ЦК дали чудовищный импульс. Уже в марте 1937 года в республиках и областях прошли пленумы партийных комитетов. На них не только излагались установки "вождя", но и докладывались первые результаты по их выполнению. Вот, например, несколько выдержек из доклада Жданова, сделанного им 15 марта 1937 года в Ленинграде:
  
   "Бухарин и Рыков, как оказалось, ничем не отличались от зиновьевцев и троцкистов. Это одна шайка разбойников. Более позорного, более гнусного, более отвратительного поведения, как вели себя Бухарин и Рыков, я не припомню. Четыре дня мы добивались от них правды. Но даже искры, даже намека на человеческое отношение к партии мы не дождались. Как с их стороны было заявлено, что мы им не судьи". Далее Жданов решился как можно унизительнее "выставить" Бухарина перед ленинградскими коммунистами. Мол, его голодовка актерский прием: "В 12 часов ночи поплотнее поел, как следует, и до 10 утра объявил голодовку..."467
  
   Жданову уже было что сказать и о развернувшейся в Ленинграде "работе" по выявлению "врагов": "...на Кировской и Октябрьской железных дорогах вскрыто 8 вредительских групп; 10 групп - на заводах города, а также в НКВД, в ПВО, в партийном аппарате..." За короткое время во всех райкомах были выявлены "гнезда врагов": в Выборгском районе - 13 человек, Василеостровском - 12, Кировском - 12... всего 223 партийных работника. "Можете представить засоренность партийного аппарата!"
  
   Энергичными мазками Жданов продолжал рисовать картину засилья врагов в городе - колыбели революции. Институт красной профессуры с 1933 по 1936 год выпустил 183 человека. 32 из них уже арестованы. Из 130 оставшихся сейчас в Ленинграде - 53 выявлены как враги народа"468, - под гул негодования продолжал один из сталинских теоретиков и практиков террора. Такой же гул, раскаты возмущения шли по всей стране. Недоумение, страдания, страх были, напротив, немыми, безмолвными.
  
   Более полувека минуло с тех пор, а боль и горечь утрат остались. Как мне пишет К.А. Кужела, 80-летний ветеран из Перми: "Почти каждую ночь я вижу себя, молодого, в далеком колымском лагере и каждый раз просыпаюсь от ужаса..."
  
   Фарс политических "спектаклей"___________________________
  
   На иконописных изображениях Страшного суда, перед которым, в соответствии с евангельским словом от Матфея, предстанут все, художники изобразили кары за грехи земные. Разбойникам - повешение, сребролюбцам - льют в горло золото расплавленное, блудникам и блудницам - геенна огненная, священникам, не радевшим о стаде своем, - прямой путь в ад. Старые богомазы изобразили и растерянного человека с распростертыми руками, не знающего куда идти: половину жизни он жил праведно, а остальную грешил неоглядно. Клеветники висят, за языки повешенные. Нашлось на библейских картинах и место судьям немилостивым и неправедным; поедает их жадно "червь неусыпающий". Однако, глядя на эти творения старых мастеров, трудно понять, что руководило действиями судей неправедных, попирающих самое святое - справедливость.
  
   Совсем иное дело с судом неправедным, который чинил расправу с бывшими и потенциальными "оппозиционерами". Главный Режиссер судебных политических спектаклей знал, чего хочет. Сталин ненавидел Троцкого. Но не отвергал некоторые его методы, хотя никогда в этом не признавался. Напомню, что в его библиотеке были практически все книги Троцкого. Одна из них - "Основные вопросы пролетарской революции" - была близка ему по духу. Особенно раздел "Терроризм и коммунизм", где Троцкий пишет: "Революция требует от революционного класса, чтобы он добился своей цели всеми средствами, какие имеются в его распоряжении: если нужно - вооруженным восстанием, если требуется - терроризмом... Там, где он (революционный класс. - Прим. Д.В.) будет иметь против себя вооруженный заговор, покушение, мятеж, он обрушит на головы врагов суровую расправу. Вопрос о форме репрессии или об ее степени, конечно, не является "принципиальным". Террор может быть очень действен против реакционного класса, который не хочет сойти со сцены. Устрашение есть могущественное средство политики..."469 Конечно, Сталин, приступая к "великому очищению", скорее всего, разделял идеи, высказанные Троцким еще полтора десятилетия назад. Он следовал этим рецептам периода революции и гражданской войны, но применил их, однако, когда, по его же словам, "социализм победил полностью". Нет никакого сомнения в том, что Сталин видел в массовых репрессиях "законный метод" диктатуры пролетариата и тогда, когда эксплуататорских классов в стране не осталось. Ведь именно так Жданов разъяснял установки сталинского доклада на февральско-мартовском Пленуме: "Репрессия имеет воспитательную роль"470. Конечно, можно спросить: что понимать под "репрессией"? Едва ли есть сомнение в том, как понимал суть репрессий Сталин. В этой связи хотелось бы сделать одно отступление.
  
   Судя по многочисленным письмам, которые я получаю после своих публикаций, среди читателей есть и такие, которые хотели бы вывести сталинские репрессии "за скобки". Согласны анализировать все его шаги, "заслуги", "свершения", но не хотят даже говорить о репрессиях. В лучшем случае отсылают к Ежову, Берии и т.д. Происходит своеобразное "расслоение" биографии: признается то, во что эти люди верят. Когда я читал тома дел с фамилиями погибших, невинно погибших "благодаря" Сталину тысяч людей, я как бы слышал их голоса из давно ушедшего: вечное недоумение, смертельную тоску, отчаяние и утраченные надежды. Думаю, хорошо бы этим людям, пытающимся обелить деспота, дать почитать эти тома. Репрессии - крайнее, выражение диктаторского единовластия - являются апофеозом аморальности. Сталин медленно, но неуклонно шел к тотальному террору. Но ему, человеку злого, хитрого ума, были необходимы "оправдательные аргументы перед партией, народом, историей. Этих аргументов у него не было. Он их сфальсифицировал, сфабриковал, в частности с помощью политических процессов. Сталин, дирижировавший из-за кулис этими процессами, преследовал ясные для себя цели.
  
   После процесса над Зиновьевым и Каменевым 23 января 1937 года в Москве начался так называемый процесс "семнадцати". Здесь вместе с Пятаковым, которого Ленин назвал в своем "Письме к съезду" человеком "несомненно выдающейся воли и выдающихся способностей", было еще шестнадцать обвиняемых. Главная цель процесса - доказать, что Троцкий с помощью этих людей организовывал вредительские акции, готовил реставрацию капитализма в СССР. Процесс так тщательно "подготовили", что Пятаков, с его выдающейся волей, красочно описывал свою встречу с изгнанником в Осло (где подсудимый никогда не был), говорил о том, что Троцкий в своей "директиве поставил два варианта о возможности нашего прихода к власти. Первый вариант - это возможность прихода до войны и второй вариант - во время войны. Первый вариант Троцкий представлял в результате, как он говорил, концентрированного террористического удара. Он имел в виду одновременное совершение террористических актов против ряда руководителей ВКП(б) и Советского государства, и, конечно, в первую очередь против Сталина и ближайших его помощников. Второй вариант, который был, с точки зрения Троцкого, более вероятным, - это военное поражение..."471. Дальше все в том же духе. Зиновьева и Каменева Сталин взял измором и обманом; Пятакова и его "содельцев" - пытками.
  
   Еще один спектакль, так называемый процесс "двадцати одного", был особенно тягостным. Здесь готовилась расправа над Бухариным, Рыковым, Крестинским, Раковским, Розенгольцем, другими мучениками сталинского произвола.
  
   С помощью этих судилищ Сталин хотел нанести последний, сокрушающий удар по бывшим - главным образом - сторонникам Троцкого, заклеймив их как "оголтелую банду вредителей", занимающуюся "шпионажем, террором, убийствами, поджогами". Троцкий был главной идейной и политической мишенью Сталина. "Дуэль" с Троцким продолжалась. В ней не могло быть ничьей. Не случайно, что в обвинительном заключении по делу Г.Л. Пятакова, К. Б. Радека, Г.Я. Сокольникова и других на нескольких страницах текста Троцкий упоминается пятьдесят один раз! Аналогичная картина и в обвинительном заключении по делу Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова, Н.Н. Крестинского, Х.Г. Раковского, А.П. Розенгольца и их товарищей по несчастью. Когда начались процессы, Троцкий из Мексики все время давал понять, что да, "судят его единомышленников, но судят за идеи". Так, почти в каждом выпуске своего "Бюллетеня оппозиции" Троцкий обязательно что-нибудь печатал о Раковском, Крестинском, Розенгольце, показывал, их "несовместимость" со Сталиным, подчеркивал свою солидарность с ними. Почти регулярно изгнанник публиковал протесты против преследований своих "сторонников". Вся эта защита Троцким "врагов народа" Сталину была на руку, давала ему дополнительные "аргументы".
  
   Сталин чувствовал приближение войны. Он не мог избавиться от ощущения, что смотрит на внешний мир глазами Троцкого. "Вождь", повторюсь, боялся признаться в этом даже самому себе. Стоило ему прочесть что-либо, написанное Троцким, как он чувствовал, что тот "каркает беду" не зря. Вот в той же "Преданной революции" Троцкий пишет: "Можем мы ожидать, что Советский Союз выйдет из приближающейся великой войны без поражения? На этот откровенно поставленный вопрос мы ответим также откровенно: если война останется только войной, поражение Советского Союза будет неизбежным. В техническом, экономическом и военном смысле империализм несравненно сильнее..."472 Это звучало как приговор не только социализму, но и ему, Сталину. Но недаром он стальной: так просто не уступит. Уже сейчас, до войны, нужно убрать всех потенциальных пособников фашизму! Ведь если Гитлер придет с мечом, то посадит здесь кого-нибудь из "недобитков", размышлял Сталин. Мы будем готовиться к будущей войне, а возможную "пятую колонну" уберем сейчас. У Гитлера не будет здесь опоры... Такой ход мыслей Сталина возможен. Тем более что Молотов, по свидетельству Ф. Чуева, незадолго до своей смерти подтвердил, что накануне воины Сталин проводил курс на максимальное ослабление социальной базы возможных квислингов и лавалей.
  
   Несмотря на общий подъем, заметные успехи и консолидацию общества на вождистской основе, крупных изъянов и провалов было очень много. Многочисленные недостатки в промышленности, хроническое отставание сельского хозяйства, медленный рост жизненного уровня народа требовали объяснений. Самым удобным для Сталина казалось свалить все на "вредительство и диверсии". В ежедневных сводках послушные исполнители, точно уловив адрес классового врага, указанный "вождем", докладывали. Вот, например, небольшая выдержка из сводки за 19 октября 1937 года:
  
   "ЦК товарищу Сталину
  
   СНК товарищу Молотову
  
   Секретарю ЦК тов. Ежову.
  
   На Урале, в с. Таборы за развал колхоза приговорены к расстрелу 5 человек (в том числе пред. Таборинского РИКа Мотырев А.Л., пред. райзо Мешавкин Н.Л.).
  
   Минск. За умышленное засорение муки расстреляно 5 человек (в том числе зав. заготконторой Чудновский Р.Л., зав. конторой "Заготзерно" Левченко В.М., директор элеватора Капланский В.Н.).
  
   Саратов. Троцкистско-правая группа выпустила большое количество нефти в Волгу. К расстрелу приговорено 9 человек, в том числе: управл. Саратовской конторой Главнефть Браткин М.Н., директор крекинг-завода Богданов В.Ф., профессор Саратовского университета Орлов Н.А.
  
   Ленинград. По заданию агентов гестапо в системе Ленэнерго систематически поломки с увечьями рабочих. Приговорено к расстрелу 10 человек..."473
  
   Подобные перечни длинны. В конце, перед подписью "В. Ульрих", лаконичная приписка: "Все приговоры приведены в исполнение". Часто на этих чудовищных сводках в углу торопливая подпись: "Товарищу Сталину доложено. Поскребышев".
  
   Эти массовые трагедии стали обычными в течение 1937 - 1938 годов после громких политических процессов в январе и июне 1937 года, марте 1938 года. Сталин был уверен, что теперь всем становилось ясно, кто мешает еще более быстрому движению вперед, кто "торгует" Родиной, кто готовит "убийство Сталина и его окружения", кто выполняет директивы Троцкого. Политические процессы в Москве стали своеобразными детонаторами взрыва насилия в стране, массового террора по отношению не только к потенциальным противникам Сталина, но и в большинстве случаев - просто к случайным людям, особенно руководителям, на предприятиях и в учреждениях которых случались какие-либо происшествия: пожары, взрывы, обвалы, аварии и т.д. Где-то в конце 37-го размах репрессий вышел, пожалуй, из-под контроля. Во многих наркоматах и иных ведомствах донос становился способом выживания. Все это было следствием первых крупных политических процессов, решение о проведении которых было принято лично Сталиным и одобрено его окружением.
  
   Поражает леденящая бесчувственность и беспредельная жестокость, с которой "вождь" неизменно давал согласие на уничтожение людей. Ему докладывали об отдельных лицах, группах лиц, представляли огромные списки. В архиве Сталина мне лишь однажды встретился документ, который хоть в какой-то степени говорит о милосердии "вождя".
  
   "т. Сталину И.В.
  
   В Прокуратуру обратилась жена Куклина А.С., осужденного 18 января 1936 года к 10 годам лишения свободы. Куклин содержится в Бутырской тюрьме. При медосвидетельствовании 7 января с.г. было установлено, что Куклин болен злокачественной опухолью пищевода. Положение его признано безнадежным.
  
   Прошу Ваших указаний.
  
   22 марта 1936 года.
  
   А. Вышинский".
  
   Ниже изложено решение: "Дано указание т. Сталина т. Ульриху о досрочном освобождении. А. Вышинский"474.
  
   Может быть, в 1936 году Сталин еще "не созрел"? Не думаю - у него ни разу не дрогнула рука, не взбунтовалась мысль, когда речь шла о людях, которых он хорошо знал. Он санкционировал расстрел А. Назаретяна, своего бывшего помощника; Н. Горбунова - бывшего секретаря Ленина; А. Енукидзе, своего друга и бывшего секретаря ЦИК; А. Косарева, о котором Сталин в свое время говорил, что это "настоящий вожак молодежи"; Я. Стэна, своего "учителя философии"; А. Сольца, товарища по нелегальной работе; С. Урицкого, известного разведчика, которого "вождь" весьма ценил; Л. Карахана, бывшего заместителя наркома иностранных дел, которого ставил в пример другим; Я. Агранова, чекиста, с которым у него в свое время были дружеские отношения; А. Бубнова, вместе с которым в годы гражданской войны пришлось выполнять поручения Ленина; И. Варейкиса, "крепкого большевика", по оценке самого "вождя"; согласился на арест Г. Бройдо, своего бывшего заместителя по наркомнацу...
  
   Сталин, обладая феноменальной памятью, пробегая многочисленные списки осужденных или арестованных, часто отмечал про себя, что знает этих людей лично. Он мог бы о каждом из них что-то сказать, вспомнить, охарактеризовать. Вот секретари обкомов, которые не раз бывали у него в кабинете, - И. Варейкис, И. Кабаков, П. Смородин, Б. Шеболдаев, Э. Прамнэк, Я. Сойфер, Л. Картвелишвили, Б. Калмыков, К. Хавкин... А этих партийных работников хорошо знал не только он, их знали и в республиках - Н. Гикало, С. Эфендиев, М. Кулиев, М. Нариманов, Г. Султанов, М. Кахиани, Н. Лакоба, А. Ханджян, С. Нурпеисов, А. Икрамов, Ф. Ходжаев... Или ученые - со многими из них он имел личные контакты - Ю. Стеклов, В. Сорин, М. Фурщик, И. Луппол, А. Гастев, Н. Вавилов, Г. Надсон, А. Свечин... Множество знакомых имен встречалось и в списках писателей, других деятелей культуры - Б. Пильняк, Б. Ясенский, О. Мандельштам, А. Веселый, Н. Клюев, А. Воронский, Е. Чаренц, Ю. Таубин, Г. Табидзе, С. Сейфуллин... Читая списки работников Коминтерна, он как бы слышал шум зала, где проходил последний конгресс, видел лица Бела Куна, П. Лапиньского, Ф. Табора, А. Барского, Я. Анвельта, Я. Ленпманиса, О. Рястаса, Ф. Бошковича, Ф. Шультке, Р. Хитарова... А бесконечные списки военных - так знакомы все эти фамилии и имена! Тысячи имен и фамилий... Тысячи жизней со своими судьбами, надеждами, болями, страстями. Люди, которые славили его и готовы были выполнить любую его волю. Многие из них успеют написать ему, Сталину, свое последнее письмо. И он прочтет многие из этих писем... Но ничего уже не изменится. Человек с железной фамилией не знает жалости и сострадания, зова товарищества и чувства чести. Он, похоже, и совесть считал "химерой". Во всяком случае, она никогда ему не "мешала". Достаточно было поставить карандашом несколько букв на уголке списка или просто бросить Поскребышеву: "Согласен". И все. Это значило, что все эти люди сегодня же или завтра перешагнут через линию, откуда возврата нет. А вскоре Вышинский и Ульрих совместно с Ежовым так отладят карательную машину, что ему останется лишь знакомиться с сухими цифрами жуткой статистики. Но у него с детства были крепкие нервы.
  
   Есть сведения, что Сталин накануне процессов несколько раз встречался с А.Я. Вышинским и В.В. Ульрихом. В документах Сталина нет следов его разговоров с этими "жрецами правосудия", которые, как можно предположить, носили характер инструктажа. Армвоенюрист Ульрих чем-то нравился Сталину. Возможно, за лаконизм речи, строгость и краткость донесений о кровавой жатве, которые тот во множестве направлял Сталину в 1937 - 1938 годах. Можно лишь догадываться о реакции "вождя" на них. На некоторых стоит подпись "И. Ст.", на других завитушка Поскребышева. Эти люди как бы регистрировали уход из жизни тысяч обреченных на смерть и безвестье. Но уход не чужестранцев-aгpeccopoв, а своих соотечественников, со многими из которых они были близко знакомы.
  
   Поток, а затем лавина этих донесений должны были бы нравственно сломать любого человека, напугать, потрясти до основания. Однако и в самый разгул репрессий Сталин, как обычно, бывал в театре, смотрел по ночам кино, принимал наркомов, редактировал постановления и другие документы, устраивал полуночные застолья, диктовал ответы на письма, давал замечания по поводу тех или иных статей в "Правде" или "Большевике". Даже если гипотетически допустить, что Сталин безоговорочно верил в то, что террор косит подлинных "врагов народа", можно только поражаться его абсолютной бесчувственности и жестокости.
  
   Ульрих отвечал представлениям Сталина о судье, которому чужды сантименты. Сталин видел, что председатель военной коллегии Верховного суда СССР, подписывая десятки, сотни смертных приговоров, сохраняет полную невозмутимость и спокойствие. Это была живая составная часть гильотины.
  
   По-другому выглядел Вышинский, коренастый, плотный человек в очках. Сталину нравилось красноречие Прокурора СССР, который своими обвинительными тирадами буквально парализовывал сидящих на скамье подсудимых. Им, в своем большинстве, оставалось в последнем слове лишь соглашаться с Вышинским. За рвение на бухаринском процессе по предложению Сталина Вышинского наградили орденом Ленина. На "вождя", по-видимому, произвели немалое впечатление заключительные слова речи прокурора на процессе Бухарина 11 марта 1938 года:
  
   "Вся наша страна, от малого до старого, ждет и требует одного: изменников и шпионов, продававших врагу нашу Родину, расстрелять, как поганых псов!
  
   Требует наш народ одного: раздавите проклятую гадину!
  
   Пройдет время. Могилы ненавистных изменников зарастут бурьяном и чертополохом, покрытые вечным презрением честных советских людей, всего советского народа.
  
   А над нами, над нашей счастливой страной, по-прежнему ясно и радостно будет сверкать своими светлыми лучами наше солнце. Мы, наш народ, будем по-прежнему шагать по очищенной от последней нечисти и мерзости прошлого дороге, во главе с нашим любимым вождем и учителем - великим Сталиным..."475
  
   "Вождь и учитель" любил усердие. Вышинский в последующем стал заместителем Председателя Совнаркома, затем министром иностранных дел, удостоился Сталинской премии, других знаков особого внимания Сталина.
  
   Будучи в 1949 - 1953 годах министром иностранных дел СССР, Вышинский вошел в историю дипломатии своими исключительно длинными, непримиримыми речами. Да, это был период "холодной войны", но представители государств - участников ООН, членов Совета Безопасности знали, кем в действительности является этот академик-дипломат. Теперь он не мог, конечно, как на политических процессах, бросаться словами: "вонючая падаль", "жалкие подонки", "проклятая гадина". Но его дипломатический запас брани тоже был запоминающимся: "распоясавшийся господин", "гнусный клеветник", "сумасшедший"... Его, как и раньше, ничто не смущало. Он мог говорить без конца: на 4-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН Вышинский выступал 20 раз; на 5-й - 26, на 6-й сессии - 22 раза. Прокурорское "красноречие" вызывало у слушателей, как свидетельствовали иностранные дипломаты, "смесь любопытства и глубокой неприязни". Но все это будет позже...
  
   Вышинский не меньше, чем главный Режиссер процессов, знал цену политического фарса, который ему поручили разыгрывать. На последнем политическом процессе, состоявшемся в марте 1938 года, была завершена публичная обработка общественного мнения. Набор обвинений был прежним: выполнение директив Троцкого, шпионаж и диверсии, подготовка поражения СССР в грядущей войне, расчленение страны, покушение на жизнь Сталина и других высших руководителей.
  
   Для того чтобы политические спектакли удались, их долго "репетировали". Процесс Бухарина, например, готовился более года. Несколько месяцев ушло на то, чтобы сломить волю обвиняемых. Следователи располагали широким набором средств насилия, чтобы вырвать нужные показания. А это, вопреки элементарным нормам, считалось главным доказательством вины. Некоторые держались месяц, два, три. Иные ломались быстро. А затем шли унизительные репетиции. Именно репетиции! Сломленных людей заставляли заучивать нужные версии, делать подсказанные заявления, "обличать" указанных людей. После многократных повторений этих постыдных инсценировок "режиссерам" давали знать о готовности тех или иных "актеров" к "премьере". Правда, были иногда и временные "сбои".
  
   Так, в обвинительном заключении, которое зачитал секретарь суда 2 марта 1938 года, говорилось, например, что подсудимый Н.Н. Крестинский "вступил в изменническую связь с германской разведкой в 1921 году", договорился с генералами Сектом и Хассе о сотрудничестве с рейхсвером за 250 тысяч марок ежегодно за троцкистскую работу. Когда же председатель суда спросил подсудимого Крестинского, признает ли он себя виновным, тот, вопреки прежним показаниям, стал их полностью отрицать. В кулуарах процесса произошел заметный переполох. Сделали перерыв. Доложили Сталину. Тот зло выругался: "Плохо работали с дрянью". Дал понять: подобного больше слышать не намерен. Приняли меры. И уже на следующий день к вечеру Крестинский вошел в "норму".
  
   Крестинский. Свои показания на предварительном следствии я полностью подтверждаю.
  
   Вышинский. Что означает в таком случае ваше вчерашнее заявление, которое нельзя рассматривать иначе, как троцкистскую провокацию на процессе?
  
   Крестинский. Вчера, под влиянием минутного острого чувства ложного стыда, вызванного обстановкой скамьи подсудимых и тяжелым впечатлением от оглашения обвинительного акта, усугубленным моим болезненным состоянием, я не в состоянии был сказать правду, не в состоянии был сказать, что я виновен.
  
   Вышинский. Машинально?
  
   Крестинский. Я прошу суд зафиксировать мое заявление, что я целиком и полностью признаю себя виновным по всем тягчайшим обвинениям, предъявленным лично мне, и признаю себя полностью ответственным за совершенные мною измену и предательство...476
  
   За исключением подобных нескольких мелких "осечек", этот процесс прошел гладко. Все обвиняемые соглашались с прокурором, дружно принимали чудовищные обвинения, с готовностью уточняли любые детали своих "злодеяний": уникальное сотрудничество суда и обвиняемых! Никто ничего не опроверг... Все обвиняли только самих себя!
  
   Впрочем, не всегда и не все. Бухарин, например, понимая, что он обречен, пытался иногда в прямой или эзоповской форме, а подчас и в виде трагической сатиры поставить под сомнение достоверность обвинения. Возможно, прощаясь с жизнью, Бухарин обращался к грядущему, думал о будущем, нашем времени. Вот лишь некоторые фразы Бухарина, свидетельствующие о том, что и в самую трагическую минуту ему удавалось сохранить присутствие духа и высоту интеллекта.
  
   В своем последнем слове Бухарин, в частности, сказал:
  
   - Я считаю себя... и политически, и юридически ответственным за вредительство, хотя я лично не помню, чтобы я давал директивы о вредительстве...
  
   - Гражданин прокурор утверждает, что я наравне с Рыковым был одним из крупнейших организаторов шпионажа. Какие доказательства? Показания Шаранговича, о существовании которого я не слыхал до обвинительного заключения...
  
   - Я категорически отрицаю свою причастность к убийству Кирова, Менжинского, Куйбышева, Горького и Максима Пешкова. Киров, по показанию Ягоды, был убит по решению "правотроцкистского блока". Я об этом не знал...
  
   - Голая логика борьбы сопровождалась перерождением идей, перерождением психологии, перерождением нас самих, перерождением людей...477
  
   Этот фрагмент из последнего слова Бухарина весьма примечателен. Это уже не признание, а скорее обвинение организаторов процесса, тех, кто, следуя "голой логике" борьбы, привел к перерождению и идей, и людей. Косвенный намек на Сталина здесь весьма прозрачен. Бухарин пытался как мог использовать свой последний шанс совести...
  
   Сталину ежедневно подробно докладывали о ходе процесса то Ежов, то Вышинский, то кто-то еще. Он уточнял детали, давал советы. Ему первому показали кинохронику процесса, фотографии зала с обвиняемыми. По его указанию "спектакль" широко освещался в печати, на радио. Пригласили иностранных корреспондентов и даже дипломатов. Все поражены: преступники идеально "сознательны". Не нужно экспертиз, дополнительных расследований, судебных споров, диалогов прокурора и защитников. На процессе безраздельно солирует прокурор. Все остальные ему подыгрывают. Даже Фейхтвангер в своей тенденциозной книжке "Москва 1937" вынужден был признать, что "если бы этот суд поручили инсценировать режиссеру, то ему, вероятно, понадобилось бы немало лет и немало репетиций, чтобы добиться от обвиняемых такой сыгранности: так добросовестно и старательно не пропускали они ни малейшей неточности друг у друга, и их взволнованность проявлялась с такой сдержанностью. Короче говоря, гипнотизеры, отравители и судебные чиновники, подготовившие обвиняемых, помимо всех своих ошеломляющих качеств должны были быть выдающимися режиссерами и психологами"478. В этом выводе немецкий писатель был отчасти прав: организаторы фарса, особенно главный Режиссер, были выдающимися циниками.
  
   Кроме грубого нарушения законности во время следствия, актов насилия, существует еще одна причина полной безропотности людей, сидевших на скамье подсудимых. На протяжении недель и месяцев им внушали: их признание "нужно народу и партии". Только "признание поможет до конца разоблачить преступников". А это означало: надо "признаваться" и оговаривать других... Раз судит народ, страна, то нужно говорить то, что они требуют... Судя по всему, этот мотив руководил действиями многих. В последнем слове он звучал по-разному. Подсудимый Г.Ф. Гринько: "Самый тяжелый приговор - высшую меру наказания - я приму как должное". Подсудимый Н.Н. Крестинский: "Мои преступления перед Родиной и революцией безмерны, и я приму, как вполне заслуженный, любой ваш самый суровый приговор". Подсудимый А.И. Рыков: "Я хочу, чтобы те, кто еще не разоблачен и не разоружился, чтобы они немедленно и открыто это сделали. Мне бы хотелось, чтобы они на моем примере убедились в неизбежности разоружения..." Подсудимый Н.И. Бухарин: "...стою коленопреклоненным перед страной, перед партией, перед всем народом"479.
  
   Сталин, читая эти слова, мог быть вполне доволен: "Хотя бы перед смертью враги народа, партии, кажется, не взбунтовались, стали говорить то, что нужно". Он расценивал эту "чистосердечность" как победу, не подозревая, что в ней кроются и корни его, Сталина, неизбежного исторического, морального поражения. Но "вождь" знал и другое. Первые три месяца после ареста Бухарин держался. Ему угрожали, требовали, но опальный академик и из тюрьмы все время пытался убедить Сталина (он писал несколько писем своему бывшему соседу по квартире в Кремле) в главной идее своего заявления на февральско-мартовском Пленуме ЦК: "Заговор, враги народа существуют, но главные из них находятся в НКВД".
  
   Сталин не реагировал на эти сигналы. Возможно, Бухарин, встречая ледяное молчание в ответ на свои письма, вспомнит между допросами судьбу известного социалиста Фердинанда Лассаля. Лассаль полюбил девушку из дворянской семьи, хотя она и была невестой другого. Лассаль, красавец и умница, сумел завоевать ее сердце. Однажды девушка сказала ему: "Моя семья настроена к вам враждебно, мы должны бежать!" Он стал успокаивать ее: "К чему вызывать скандал и калечить Вашу судьбу? Несколько месяцев терпения, и мы поженимся с согласия родителей". Лассаль не получил ни этого согласия, ни девушки. Более того: ее жених убил его на дуэли. Возлюбленная оплакивала его, а затем вышла замуж за убийцу Лассаля... Кто знает, может быть, судьба и ему давала такой шанс - бежать? В феврале - апреле 1936 года Бухарин ездил за границу для покупки архивных материалов Маркса и Энгельса. Он уже тогда чувствовал, что петля на его шее затягивается. Коба не умел шутить. Его шутки - как у висельника... Приходили ли ему мысли о невозвращении на Родину тогда, в Париже; сожалел ли он об этом упущенном шансе сейчас? Никто не знает. Однако вся его жизнь была такой, что, говоря словами Робеспьера, вместе с могилой он мог обрести бессмертие только в своем Отечестве.
  
   Лежа на нарах в камере, Бухарин, возможно, старался осознать, почему судьба столь жестока. Ведь именно он помогал на каком-то этапе утвердиться Кобе... Если бы он с Томским и Рыковым были более решительными и последовательными, то, пожалуй, могли бы в 1927 году обуздать Сталина. Однако Бухарин вновь, в который раз, поверил тогда Сталину...
  
   После того как в ходе "следствия" Бухарин долго молчал и дело стало явно затягиваться, Сталин разрешил Ежову использовать "все средства", тем более что по его настоянию на места еще раньше было послано следующее разъяснение: "Применение методов физического воздействия в практике НКВД, начиная с 1937 года, разрешено ЦК ВКП(б). Известно, что все буржуазные разведки применяют методы физического воздействия против представителей социалистического пролетариата, И притом применяют эти методы в самой отвратительной форме. Возникает вопрос, почему социалистические органы государственной безопасности должны быть более гуманны по отношению к бешеным агентам буржуазии и заклятым врагам рабочего класса и колхозников? ЦК ВКП(б) считает, что методы физического воздействия должны как исключение и впредь применяться по отношению к известным и отъявленным врагам народа и рассматриваться в этом случае как допустимый и правильный метод".
  
   По существу, это "исключение" стало обычным правилом, к нему прибегали тотчас же, как только обвиняемый проявлял неподатливость в "диалоге" со следователем. Фактически Сталин официально санкционировал нарушение элементарных норм социалистической законности. Поэтому, когда Сталину вновь доложили, что Бухарин "запирается", было предложено расширить "методы допроса". Когда угрозы в адрес его молодой жены и крохотного сына в сочетании с "методами физического воздействия" стали применяться в комплексе, Бухарин сдался. Он подписал самые чудовищные выдумки следователя, заклеймил себя как "троцкиста", "руководителя блока", "заговорщика", "предателя", "организатора диверсий" и т.д. Невыносимо тяжело и сегодня читать его слова: "Я признаю себя виновным в измене социалистической Родине, самом тяжком преступлении, которое только может быть, в организации кулацких восстаний, в подготовке террористических актов, в принадлежности к подпольной антисоветской организации. Я признаю себя, далее, виновным в подготовке заговора "дворцового переворота"..."480
  
   Да, Сталин был доволен. И все же, читая иногда стенограммы допросов, диктатор не мог не чувствовать в некоторых ответах обвиняемых скрытую насмешку, предсмертную иронию над организаторами "спектакля":
  
   Вышинский. Подсудимый Бухарин, - факт или не факт, что группа ваших сообщников на Северном Кавказе была связана с белоэмигрантскими казацкими кругами за границей? Рыков говорит об этом. Слепков говорит об этом.
  
   Бухарин. Если Рыков говорит об этом, я не имею основания не верить ему.
  
   Вышинский. Вам, как заговорщику и руководителю, был известен такой факт?
  
   Бухарин. С точки зрения математической вероятности можно сказать с очень большой вероятностью, что это факт.
  
   Вышинский. Позвольте спросить еще раз Рыкова: Бухарину было известно об этом факте?
  
   Рыков. Я лично считаю с математической вероятностью, что он должен был об этом знать481.
  
   Сталин зло отодвинул листки стенограммы, явственно почувствовав глухой сарказм загнанных в угол людей: их спрашивают о связях с белоэмигрантами, а они - "математическая вероятность"! После каждого заседания обвиняемым напоминали: от полноты и точности изложения согласованных на следствии версий зависит не только их судьба, но и жизнь их близких. Идея "судебных заложников" принадлежит Сталину. Хотя "вождь" знал заранее: какие они заложники? Судьба подсудимых, как и членов их семей, была предрешена еще до начала процесса. Он давно позаботился и о юридической стороне дела: еще 20 июля 1934 года было принято соответствующее добавление все к той же 58-й статье - "о членах семей изменников"...
  
   Готовя процесс "двадцати одного", Сталин не мог допустить "осечки"; Бухарин и его "однодельцы" должны были полностью "созреть". К тому же процесс, по замыслу "вождя", должен был подвести итоги первого этапа массовой чистки и террора, развернувшихся в партии и стране. Сталин относился к процессу не только как к юридическому акту, венчающему ликвидацию наиболее опасных "врагов", но и как к всесоюзному уроку классовой бдительности, непримиримости и ненависти ко всем, кто мог даже потенциально выступить против него, а следовательно, и против социализма. В свете этого вывода не случайны его указания о широчайшем освещении процесса в печати, на радио, организации бесчисленных митингов с требованиями "уничтожить фашистских гадов".
  
   Сталин был расчетлив. С одной стороны, с помощью этих "спектаклей" еще больше утверждалось его единовластие. Народ, партия не могли, по его мнению, не усвоить урока: любые оппозиции бесперспективны. Этими процессами "вождь" насаждал систему взаимного социального контроля, при которой все следили друг за другом. Только он, признанный и единственный вождь, находился вне этой системы слежки и доносов. Даже люди из ближайшего его окружения не могли себя чувствовать спокойно. Судьба Косиора, Постышева, Рудзутака, Чубаря, других руководителей из самого верхнего эшелона власти красноречиво свидетельствовала об этом.
  
   С другой стороны, политические процессы были организованы так, что Сталин, как их главный Режиссер, находился в тени. Имеется очень мало публичных высказываний "вождя" по поводу процессов. Его истинная роль для абсолютного большинства народа была неизвестна. Создавалось впечатление, что "шпионов", "предателей" и "убийц" судит сам народ. Но если бы, представим себе, весь народ непосредственно судил обвиняемых, результат, вероятно, был бы тот же. Страна еще не остыла от классовых схваток революции, гражданской войны, коллективизации. Любое сообщение о "теракте", "вредительстве", "шпионаже" вызывало в народе гневную реакцию. Фашизм устроил пробу сил в Испании, шла милитаризация Германии, сколачивались антикоминтерновские пакты, капиталистический мир смотрел на "большевистскую Россию" лишь через перекрестие прицела...
  
   Вот что, например, писала "Вечерняя Москва" 15 марта 1938 года: "История не знала злодеяний, равных преступлениям банды из антисоветского "правотроцкистского блока". Шпионаж, диверсия, вредительство обер-бандита Троцкого и его подручных - Бухарина, Рыкова и других - вызывают чувство гнева, ненависти, презрения не только у советского народа, но и всего прогрессивного человечества.
  
   Они пытались убить нашего дорогого вождя товарища Сталина. Они в 1918 году стреляли в товарища Ленина. Они оборвали пламенную жизнь Сергея Мироновича Кирова, умертвили Куйбышева, Менжинского и Горького. Они предавали нашу Родину.
  
   Славная советская разведка, руководимая сталинским наркомом Николаем Ивановичем Ежовым, разгромила змеиные гнезда этих гадов!"
  
   Так народ превращали в толпу. Так "массаж" общественной психологии рождал феномен единения вокруг ложной идеи. Так Сталин манипулировал сознанием миллионов людей.
  
   Троцкисты-вредители для всех были безусловными врагами. А как же иначе? В день завершения процесса, 13 марта 1938 года, был выпущен 200-тысячный автомобиль "ЗИС" на Московском автозаводе им. Сталина, досрочно выполнен квартальный план угледобычи в Караганде, москвичи и гости столицы впервые проехали по только что сданному Покровскому радиусу второй очереди Московского метрополитена им. Л.М. Кагановича. В Тульской области в передовых колхозах приступили к строительству водопроводов (в колхозе им. Хрущева пробурена скважина глубиной 46 метров)... Каждая республика, каждая область, каждый завод и колхоз стремились порадовать партию и "вождя" новыми достижениями. Атмосфера общества, в невиданном порыве, в каком-то исступлении строящего новые города и дороги, заводы и дворцы, была наэлектризована до предела. Люди только-только почувствовали, как начала улучшаться жизнь, испытали гордость от рекордных взлетов Стаханова, Чкалова, Папанина, Бусыгина, Сметанина, тысяч других, а тут, вот они - конкретные разрушители всего того, что стало уже для народа святым.
  
   Чудовищная мистификация процессов казалась реальным отражением продолжающегося обострения классовой борьбы. Отсутствие гласности, подлинной информированности облегчало манипулирование сознанием миллионов. Без представления реалий первого двадцатилетия Советской власти, духовной атмосферы 30-х годов, тех императивов, которые диктовали многим людям линию их поведения, нельзя понять социальную драму этой эпохи, те трагические коллизии, которые потрясли страну.
  
   Судить о прошлом всегда легче, чем о настоящем. Обогащенные опытом долгого пути, мы знаем, пожалуй, больше, чем те, кто жил в то время. Справедливо ставя в эпицентр исторической вины одного человека, мы не должны вместе с тем забывать, что эта личность могла там оказаться благодаря той системе отношений, которую в конечном счете создали многие. У французского писателя Жана Лабрюйера есть глубокая мысль: "Невинно осужденный - это вопрос совести всех честных людей". Сталин узурпировал власть и совершал преступления и потому, что ему позволили это сделать. Позволила сделать система. Сегодня признания осужденных выглядят не только как вечное историческое обвинение организаторам "спектаклей". Это урок для всех поколений.
  
   Нет, не только сегодня все люди с горестным недоумением разводят руками: почему все они признались в несовершенных преступлениях? Уже во время процессов это стало одной из самых больших загадок для западной печати. Сталин, всегда внимательно следивший за барометром общественного мнения не только у себя в стране, немедленно среагировал. По его указанию была быстро подготовлена и опубликована в "Правде" статья "Почему они признаются". В ней, в частности, говорилось: почему вы признаетесь, спросил Вышинский, может, есть давление со стороны? Подсудимые категорически отвергли такое предположение. Они подтверждают, что следствие велось в совершенно корректной форме, что ни о каком насилии, прямом или косвенном, не может быть и речи. Подсудимый Муралов заявил, например, что в заключении к нему относились все время "культурно и воспитанно"... Муралов запирался 8 месяцев, Богуславский - 8 дней, Радек - 3 месяца... Они заговорили. Под уликами. Обвинение обосновано строго фактически. Подсудимые подавлены тяжестью неоспоримых улик...482 Так официально объясняли тогда феномен чудовищных признаний.
  
   В том, что подсудимые были "подавлены", сегодня сомневаться не приходится. Но только не "уликами". Как определила Комиссия Политбюро ЦК КПСС на своем заседании 5 февраля 1988 года, предварительное следствие "проводилось с грубыми нарушениями социалистической законности, фальсифицировалось, от обвиняемых недозволенными методами добывались признательные показания". Не случайно и то, что, например, в "обойме" подсудимых по так называемому "антисоветскому правотроцкистскому блоку" собраны люди, часто даже не знавшие друг друга: партийный работник и врач, дипломат и нарком, хозяйственник и республиканский руководитель. Организаторам политического фарса нужно было показать широкую сеть правотроцкистских предателей, развернутую в СССР; доказать, что существует реальная опасность попасть в эту сеть всякому, кто допустит благодушие, утрату классовой бдительности, ротозейство. Действия "блока" показывают, внушали людям архитекторы процесса, что они не только "торгуют Родиной", готовясь ее расчленить, но и занимаются шпионажем в пользу Германии и Японии, взрывом шахт и крушением поездов, убийством выдающихся советских людей, подготовкой покушений на Сталина, Молотова, Кагановича, Ежова, других руководителей...
  
   Сталин, как я уже говорил, внимательно следил за реакцией мирового общественного мнения на процессы. Он ожидал худшего. Конечно, всех повергало в недоумение обстоятельство, что подсудимые не защищались, а дружно вторили обвинению. Но, мало зная о реальных фактах, сопутствующих процессу, буржуазная пресса не поднялась выше абстрактных осуждений "антидемократизма". Сталина бесил Троцкий. Тот продолжал почти ежедневно излагать на страницах западных газет свои доводы, опровержения, разоблачения, а теперь вот стало известно, что готовит проведение своего пропагандистского "контрпроцесса".
  
   Совершенно вывела из себя Сталина ядовитая статья Троцкого в 65-м номере "Бюллетеня оппозиции" за 1938 год. С присущим ему сарказмом и проницательностью Троцкий зло подметил фальшь процессов: "В этой преступной деятельности наркомы, маршалы, послы, секретари неизменно получают приказы из одной инстанции, не от их официального вождя, а от изгнанника. Троцкому стоит подмигнуть, и ветеранам революции достаточно, чтобы стать агентами Гитлера и микадо. По "инструкциям" Троцкого, переданным через лучшего кор-респондента ТАСС, руководители промышленности, сельского хозяйства и транспорта уничтожают производительные ресурсы страны. По приказу "врага народа номер 1", отданного из Норвегии или Мексики, железнодорожники уничтожают военные транспорты на Дальнем Востоке, а очень уважаемые врачи травят своих пациентов в Кремле. Эту удивительную картину рисует Вышинский, но тут возникает трудность. При тоталитарном режиме аппарат осуществляет диктатуру. Но если мои наймиты занимали все ключевые посты в аппарате, почему Сталин сидит в Кремле, а я в ссылке?"
  
   Сталин пришел просто в бешенство, прочитав эти строки. Обругав Ежова за "кретинизм" в фабрикации дел, он вновь, в который уже раз, задумался: не пора ли завершить всю эту кампанию? Нет, он не был готов к этому. Пока оставались люди, которые хотя бы в душе могли видеть в Троцком альтернативу, он остановиться не мог. "Вождь" читал у кого-то из древних мыслителей: террор, остановленный на полпути, опасен. Выжившие полны жаждой мщения.
  
   Политические процессы имели еще одну цель. С их помощью, прямо или косвенно, Сталин пытался доказать, что все бывшие оппозиционеры, троцкисты, бухаринцы, зиновьевцы, меньшевики, дашнаки, эсеры, анархисты, бундовцы объективно навсегда остались на позициях, враждебных социализму. К ним фактически "пристегнули" и большинство из тех, кто бывал за границей: дипломатов, деятелей культуры, производственников, ученых, даже тех, кто, выполняя интернациональный долг, воевал в Испании. К "врагам" отнесли многих вернувшихся на родину эмигрантов, немало зарубежных коммунистов, работавших в Коминтерне или его организациях. В легион "врагов" попадали чаще те, кто когда-либо был исключен из партии, кто был "обижен" Советской властью, кто когда-то выражал политические сомнения. Автоматически "врагами" считались и близкие родственники репрессированных. Большую группу составляли чекисты. Некоторые из них уничтожались потому, что пытались хотя бы косвенно саботировать преступные замыслы, а иные, наоборот, попадали в разряд врагов, как, например, Ягода, Фриновский, Берман, за чрезмерное рвение, за то, что слишком много знали. На таких людей списывали перегибы, извращения, "вредительство в органах НКВД".
  
   Особенно преследовались те, кто помнил о Ленине и ленинизме, кто боролся в свое время с царизмом, а значит, хотя бы инстинктивно ценил истинную свободу и демократию, кто мог знать об Иосифе Джугашвили нечто такое, что выходило за официальные рамки. Это были люди, которые буквально понимали указание Ленина о том, что "нет другого пути к социализму, кроме как через демократизм, через политическую свободу"483. Эти люди не хотели питаться суррогатами сталинского толкования ленинизма. Но таких уже было меньшинство. Остальные попадали в жернова репрессий попутно, по касательной. Одни работали под началом "врагов народа", другие их вовремя "не разоблачили", третьи - "пособничали" им в чем-то, о чем они даже сами не догадывались...
  
   Подозрительность усиливала инерцию насилия. Едва ли В. Захаров, М. Моциев и другие железнодорожники со станции Арзамас представляли, в чем суть троцкистских взглядов, но эти взгляды вкупе с "намерениями к террористическо-диверсионной деятельности" послужили основанием для вынесения им 31 октября 1937 года смертных приговоров. Как докладывал в своей сводке Сталину Ульрих, "все обвиняемые признали себя виновными полностью". Чудовищная подозрительность, трактуемая как "сталинская бдительность", исправно поставляла Молоху правосудия свои жертвы.
  
   Особенностью этих процессов было стремление Сталина не просто уничтожить своих реальных и потенциальных оппонентов, но и предварительно вывалять их в грязи аморальности, измены, предательства. Все процессы являют собой беспрецедентный пример самоунижений, самооговоров, самоосуждений. Часто это выглядело просто абсурдным и продиктованным лишь низкой местью. Так, подсудимые назойливо твердили, что они "предатели", "шпионы", "двурушники", "вредители", "убийцы". Каменев, например, прямо заявлял, что "мы служили фашизму, мы организовали контрреволюцию против социализма". Обещания снисхождения, угрозы репрессий по отношению к семьям, систематическое физическое насилие на допросах ломали этих людей, заставляли играть свои унизительные роли по сценарию, написанному "жрецами правосудия". Главный Режиссер все время находился за кулисами, а его помощники - Вышинский и Ульрих - цинично вели "спектакли".
  
   В книге английского историка религии Дж. Фрейзера "Фольклор в Ветхом завете" есть глава "Чаша Иосифа", начало которой стоит привести полностью. "Когда братья Иосифа пришли из Палестины в Египет, чтобы закупить там зерно на время голода, и уже собирались в обратный путь, Иосиф велел положить в мешок Вениамина свою серебряную чашу. Как только братья покинули город и еще не успели отойти на далекое расстояние, Иосиф послал им вслед своего управителя, приказав ему обвинить их в краже чаши. Тот обыскал все мешки и нашел пропавшую чашу в мешке Вениамина. Управитель стал упрекать братьев за их неблагодарность по отношению к его господину, которому они за оказанное гостеприимство и за всю его доброту отплатили тем, что похитили у него драгоценный бокал. "Для чего вы заплатили злом за добро? - спросил он их. - Не та ли это чаша, из которой пьет господин мой и гадает на ней? Худо это вы сделали". Когда же братья были приведены обратно и поставлены перед Иосифом, он сказал им: "Что это вы сделали? Разве вы не знали, что такой человек, как я, конечно, угадает?" Из этих слов мы можем заключить, - пишет Дж. Фрейзер, - что Иосиф особенно кичился умением обнаружить вора, гадая на своей чаше"484.
  
   Когда "братьев" по несчастью (и духу - тоже) Бухарина и Рыкова исключали из состава кандидатов в члены и членов ЦК, Сталин своей репликой дал им слабую надежду, что "в НКВД разберутся". Представ спустя год перед военной коллегией Верховного суда СССР, те, кто оказался "по другую сторону барьера", как прозвучало в последнем слове Н.И. Бухарина, почувствовали, что "чаша Иосифа", чаша злодейства и коварства, наполнена до краев. Им предстояло испить ее до дна.
  
   "Научиться ценить людей..."______________________________
  
   4 мая 1935 года Сталин произнес речь в Кремле на выпуске "академиков" Красной Армии. К этому времени кадровый погром еще не наступил. В руководящих эшелонах партийного, государственного, хозяйственного аппарата, среди профессиональных военных, технической и творческой интеллигенции, местных работников в республиках, краях, областях скоро будут зиять крупные бреши. Словно эпидемия страшной чумы выкосит сотни тысяч людей. В начале 1939 года Сталин затребовал из Главного управления кадров РККА справку о командном составе армии и флота. Он долго молча всматривался в графы таблицы: около 85% командиров были моложе 35 лет. Сталин не спеша листал страницы этой справки. Может быть, он вспомнил, что кроме трех маршалов и большой группы командармов первого и второго рангов по его воле исчезли и другие способные военачальники? Многие из них при назначении побывали здесь, в его кабинете... Может быть, вспомнил речь Ворошилова на заседании Военного Совета при наркоме 29 ноября 1938 года? Тогда нарком, как о великом достижении, доложил: "В ходе чистки в Красной Армии в 1937 - 1938 годах мы вычистили более сорока тысяч человек... За десять месяцев 1938 года выдвинули более 100 тысяч новых командиров"485. Из пятидесяти с небольшим членов Военного Совета старого состава остались лишь десять человек... Какие чувства испытывал "вождь", взирая на бреши в командном корпусе? Едва ли кто скажет об этом. Известно лишь, что, увидев "пустоши" в кадровом составе, Сталин предложил увеличить численность академий, создать новые училища. Но такие "дыры" были не только в рядах военных...
  
   Бывший нарком путей сообщения И.В. Ковалев рассказывал мне:
  
   - Назначили меня в 37-м начальником Западной железной дороги. Приехал в Минск. Прихожу в управление дороги. Пусто. Передать мне дела некому. Русакова, моего предшественника, арестовали и расстреляли. Вызываю заместителей - никого нет. Арестованы... Ищу того, другого - какая-то тишина страшная... Как смерч прошел. Даже удивительно, как еще поезда идут, кто руководит всем этим огромным хозяйством. Пошел на квартиру к знакомому работнику из управления дороги. К удивлению своему, застал его дома вместе с заплаканной женой. "Ты чего не на работе?" - не успев поздороваться, начал я разговор.
  
   - Жду. Сегодня сказали - придут меня забрать. Вот белье собрал... Наседкин из НКВД каждого второго подчищает... Дорогу может парализовать...
  
   Выяснив картину бедствия, осмелев от беды, продолжал Ковалев, я позвонил в Москву, Сталину (ведь если дорога не заработает по-настоящему, быстрехонько возьмут и меня). Ответил Поскребышев. Описал ему обстановку. Как-то быстро вакханалия прекратилась. Да и сажать было уже некого, завершил свою мысль Ковалев.
  
   Положение на этой дороге не было исключением. Машина репрессий была запущена на полный ход. Как она работала, дают представление выдержки из выступлений участников октябрьского Пленума ЦК ВКП(б) 1937 года. Вот что, например, говорил Соболев, секретарь Красноярского крайкома партии, во время обсуждения доклада Молотова о ходе избирательной кампании. Вопрос был о выборах, а говорили о "врагах народа".
  
   - Сейчас мы разоблачаем и уничтожаем врагов: бухаринцев, рыковцев, троцкистов, колчаковцев, диверсантов, всю эту сволочь, - говорил Соболев, которую мы громим в крае. Они совершенно открыто делают выступления (так в тексте. - Прим. Д.В.) против нас... Я имею в виду одну из наиболее излюбленных форм диверсий в крае - это поджоги.
  
   Пескарев из Курской области рисовал такую картину:
  
   - В связи с тем что в руководстве областной прокуратуры и областного суда у нас долго орудовали мерзавцы, вредители, враги народа, то оказалось, что они центр тяжести карательной политики перенесли на ни в чем не повинных людей: за три года в области было осуждено 18 тысяч колхозного и сельского актива (часто за то, что лошадь захромала или опоздали на работу)...486
  
   "Разоблачали и уничтожали" везде. К маю 1935 года, когда состоялось выступление Сталина в Кремле, результаты этих "разоблачений и уничтожении" были еще неизвестны. Но кто мог подумать тогда, слушая речь "вождя" в Кремле, что он решится на эту кровавую оргию?
  
   В абсолютной тишине кремлевского зала звучал негромкий голос Сталина. Скупые жесты дополняли его неторопливую речь. Держа перед собой текст, Сталин редко в него заглядывал. Сотни глаз молодых командиров, политработников, с новыми скрипящими портупеями, "кубарями" и "шпалами" в петлицах, напряженно всматривались в невысокую плотную фигуру "вождя".
  
   - Вспоминаю случай в Сибири, где я был одно время в ссылке, - размеренно продолжал секретарь ЦК. - Дело было весной, во время половодья. Человек тридцать ушло на реку ловить лес, унесенный разбушевавшейся громадной рекой. К вечеру вернулись они в деревню, но без одного товарища. На вопрос о том, где же тридцатый, они равнодушно ответили: "Остался там". На мой вопрос: "Как же так, остался? - они с тем же равнодушием ответили: "Чего же там спрашивать, утонул, стало быть". И тут же один из них стал торопиться куда-то, заявив, что "надо бы кобылу напоить". На мой упрек, что они скотину жалеют больше, чем людей, один из них ответил при общем одобрении остальных: "Что ж нам жалеть их, людей-то; людей мы завсегда сделать можем. А вот кобылу... попробуй-ка сделать кобылу..." (Общее оживление в зале.) Полусогнутый указательный палец "вождя" застыл в воздухе, фиксируя парадоксальность ответа сибиряка.
  
   - Так вот, равнодушное отношение некоторых наших руководителей к людям, к кадрам и неумение ценить людей, - продолжал Сталин, иногда по-прежнему взмахивая здоровой рукой, словно отрубая слова, - является пережитком того страшного отношения людей к людям, о котором я только что рассказал...
  
   - Так вот, товарищи, если мы хотим изжить с успехом голод (выделено мной. - Прим. Д.В.) в области людей и добиться того, чтобы наша страна имела достаточное количество кадров, способных двигать вперед технику и пустить ее в действие, - мы должны прежде всего научиться ценить людей, ценить кадры, ценить каждого работника (выделено мной. - Прим. Д.В.), способного принести пользу нашему общему делу. Надо, наконец, понять, что из всех ценных капиталов, имеющихся в мире, самым ценным и самым решающим капиталом являются люди, кадры. Надо понять, что при наших нынешних условиях "кадры решают все"487.
  
   Я привел эту пространную выдержку из речи Сталина по нескольким причинам. С одной стороны, мы видим, что "вождь" уже тогда признавал дефицит ("голод") кадров. С другой - зная роль и место Сталина в грядущих массовых репрессиях, еще и еще раз поражаешься его беспредельному цинизму, двуличию и жестокости. Готовя расправу над тысячами преданных партии и народу коммунистов, тут же публично рассуждает о людях, кадрах, как "самом ценном капитале"... Даже если допустить, что на каком-то этапе карательная машина вышла из-под контроля Сталина и беззаконие совершалось уже в силу страшной инерции, нельзя не испытать потрясения, сопоставляя ранние фарисейские сентенции "вождя" и его будущий личный "вклад" в дело уничтожения кадров.
  
   Я не располагаю официальными данными о количестве жертв в 1937 - 1938 годах. Возможно, их пока и нет. На основании имеющихся материалов (списки делегатов съездов, партийные статистические отчеты, доклады с мест, данные из архивов судебных органов, различные донесения Сталину, Молотову, Берии и т.д.) можно сделать осторожную оценку общего количества репрессированных. Кстати, наиболее точные данные - по Наркомату обороны. Анализ целого ряда материалов, возможно, повторяю, недостаточно полных, показывает, что в эти трагические два года - 1937-й и 1938-й, - по моему мнению, подверглись репрессиям порядка 4,5 - 5,5 миллиона человек. Из них погибли в результате смертных приговоров 800 900 тысяч человек. Кроме того, это известно точно, очень многие сгинули в лагерях и тюрьмах позже, даже не будучи приговоренными к смерти. В периодической печати приводятся самые различные данные о масштабах репрессий. Компетентные органы совместно с учеными и представителями общественности на основании архивных материалов должны наконец сделать горестное заключение о сталинском итоге 1937 - 1938 годов. Пока этого нет, авторы публикаций вынуждены "экстраполировать", "прикидывать" и т.д. У меня есть ряд документов, которые, как мне кажется, косвенно подтверждают близость приведенной выше цифры - 4,5 - 5,5 миллиона жертв - к истинной. Эти документы свидетельствуют: после войны количество лагерей и исправительно-трудовых колоний не сокращалось, а даже росло, и число заключенных примерно оставалось на одном уровне в течение нескольких лет. Поэтому количество заключенных, допустим, в 1948 или 1949 годах может дать представление об их числе в 1937 - 1938 годах. Вот выдержки из этих документов:
  
   "Товарищу Сталину.
  
   В соответствии с Вашими указаниями при этом представляем проект решения об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников...
  
   18 февраля 1948 г. В. Абакумов.
  
   С. Круглов"488.
  
   "Товарищу Сталину.
  
   МВД СССР докладывает Вам о состоянии и работе исправительно-трудовых лагерей и колоний за 1947 год. На 1 января 1948 года содержалось 2 199 535 заключенных в лагерях и колониях. Создано 27 новых лагерей...
  
   7 марта 1948 года.
  
   Министр внутренних дел СССР С. Круглов"489.
  
   Нужно учитывать, что, кроме того, в подобных "учреждениях" содержались заключенные тюрем, численность которых мне неизвестна (но думаю, не более 30% от "населения" лагерей и колоний). Приведу еще один документ:
  
   "Товарищу Сталину.
  
   МВД СССР докладывает о состоянии и работе исправительно-трудовых лагерей и колоний за 1949 год. На 1 января 1949 года содержатся 2 550 275 заключенных; за контрреволюционную деятельность - 22,7%. Сроки заключения свыше 10 лет у 366 489 человек. Созданы два новых особых лагеря со строгим режимом для шпионов, диверсантов, террористов, троцкистов, правых, меньшевиков, эсеров, анархистов, националистов, белоэмигрантов... Обеспеченность жил.площадью заключенного в среднем - 1,8 кв. метра...
  
   23 января 1950 г.
  
   С. Круглов"490.
  
   Эти данные не включают, как я уже говорил, заключенных в тюрьмах. Нужно также учитывать, что лагеря сильно пополнились полицаями, фашистскими прихвостнями, лицами, осужденными за националистические вооруженные выступления против Советской власти в конце и после войны в западных районах страны, как и депортированными из освобожденных районов и арестованными безвинно. Поэтому (с учетом тюрем) количество заключенных около 3 - 4 миллионов, видимо, было не только в 1948 и 1949 годах. Едва ли число репрессированных в 1937 - 1938 годах могло быть намного больше, чем в 1948 1949 годах. Объективный показатель - "жилплощадь", как выражался министр внутренних дел С. Круглов, едва ли увеличилась с тех горьких лет. "Жили" на трехэтажных нарах. При этом важно иметь в виду, что состав ГУЛАГа постоянно обновлялся. Ежедневно приходило пополнение, многие не выдерживали тяжелейших условий и погибали. Какой-то процент осужденных освобождался. Но ежегодно сталинская карательная система едва ли могла содержать более 4 - 5 миллионов человек. Повторюсь: сравнивая возможности ГУЛАГа с интервалом в 10 лет, думаю, что мои оценки масштаба сталинских репрессий в 1937 - 1938 годах близки к истинным. Впрочем, их можно опровергнуть, но лишь публикацией государственных данных.
  
   Если говорить о персональной ответственности, то главный виновник всех этих невиданных репрессий - И. В. Сталин. "Вождь" лично давал указания Ежову о направленности и масштабах репрессий, нередко указывал конкретных лиц, которых, по его мнению, следовало "проверить". Чтобы избежать в переписке и телефонных разговорах упоминания слов "смертная казнь", "высшая мера наказания", Сталин предложил именовать эту меру наказания "первой категорией". Из документов видно, что репрессии в отношении многих известных лиц были осуществлены по личному указанию Сталина. Р. Эйхе, Я. Рудзутак, В. Чубарь, С. Косиор, П. Постышев были арестованы и расстреляны с санкции Сталина. В аппарате ЦК, например, Сталин предложил "проверить" (а это означало самое худшее) заведующего отделом агитации и пропаганды А. Стецкого, заведующего отделом печати Б. Таля, заведующего сельхозотделом Я. Яковлева, заведующего отделом науки К. Баумана, ответственного работника Комиссии партийного контроля Ф. Зайцева, десятки других работников. Для всех эта "проверка" закончилась расстрелом.
  
   Когда дело приняло широкие масштабы, Сталин одобрял смертные приговоры большими списками, а в 1938 году, "устав" от этого занятия, предоставил право решать судам и трибуналам без доклада ему. Н.С. Хрущев на XX съезде партии сказал, что в 1937 - 1938 годах Ежов направил Сталину 383 списка с именами многих тысяч партийных, советских, комсомольских, армейских и хозяйственных работников. Все они были Сталиным утверждены. Не думаю, что Сталин ограничился только этими списками. Их было больше. Поскольку на них часто стояли визы и других руководителей, многие документы уже после XX съезда партии исчезли. Как мне рассказывал А.Н. Шелепин в начале апреля 1988 года, целый ряд списков, на которых стояла и подпись Хрущева, был изъят из архивов по его же указанию И.А. Серовым, тогдашним заместителем министра госбезопасности. Они были переданы Первому секретарю ЦК партии Н.С. Хрущеву, который, решившись на смелый шаг в разоблачении злодеяний Сталина, видимо, хотел отмежеваться от его преступлений. Хотя, несомненно, Хрущев, Молотов, Каганович, Ворошилов, Маленков, другие руководители виновны в беззакониях или как соучастники, или как слепые исполнители, или как бездумные "поддакиватели". Но Сталин несет перед историей главную ответственность за бесчисленные преступления 1937 1938 годов.
  
   "Вождь" очень заботился, чтобы его имя не фигурировало в качестве лица, санкционировавшего ВМН (высшую меру наказания). У меня есть много писем, адресованных Сталину, Ворошилову, Молотову, другим руководителям партии с мольбами о помиловании. Отдельные письма они читали, часто не оставляя своих автографов. Однако все авторы писем погибли. Остается предположить, что Сталин предпочитал устно выносить свое решение, а иногда и вообще не рассматривать этих прошений, так как судьба тех, кто их писал, была им предрешена заранее. Вот эта "закрытость" роли Сталина как прямого, непосредственного организатора и участника преступлений породила и поныне "здравствующую" легенду о том, что он "не знал" о репрессиях. Как говорила, например, на XXII съезде КПСС старая большевичка Д.А. Лазуркина, когда она сидела в тюрьме, то "ни разу не обвиняла тогда Сталина. Я все время дралась за Сталина, которого ругали другие заключенные, высланные и лагерники. Я говорила: "Нет, не может быть, чтобы Сталин допустил то, что творится в партии. Не может этого быть"491. Подобная наивность могла проистекать лишь от незнания истинной картины.
  
   Сталин и его окружение возвели насилие в норму жизни. Именно их усилиями в конце концов была создана такая система отношений в государстве и партии, которая породила обстановку беззакония. Как говорилось в докладе на XX съезде партии "О культе личности и его последствиях", "произвол одного лица поощряет и разрешает проявление произвола другими лицами. Массовые аресты и высылки многих тысяч людей, расстрелы без суда и нормального следствия создали обстановку, лишенную чувства безопасности и полную страха и даже ужаса".
  
   Печальным и трагическим является то обстоятельство, что террор был развязан в условиях, когда прямой, непосредственной угрозы существовавшему строю в стране не было. Внешняя угроза, которая существовала многие годы после революции, ни в коей мере не могла оправдать репрессий. Вероятно, единичные проявления классовой вражды, неприятия нового строя в стране имели место. И в этом нет ничего удивительного. Но нет никаких доказательств наличия массовых организованных вредительских и враждебных элементов.
  
   Сталин сохранил "революционные" воззрения в отношении революционного террора. Да, было время, когда молодая Советская республика, чтобы выжить, была вынуждена ответить на белый террор красным террором. Но как только появились объективные признаки упрочения новой власти, постепенно были приняты меры, чтобы прекратить крайнее насилие как способ решения социальных, политических и экономических задач.
  
   "Террор был нам навязан терроризмом Антанты, - говорил Ленин в своем докладе о работе ВЦИК и Совнаркома 2 февраля 1920 года, - когда всемирно-могущественные державы обрушились на нас своими полчищами, не останавливаясь ни перед чем. Мы не могли бы продержаться и двух дней, если бы на эти попытки офицеров и белогвардейцев не ответили беспощадным образом, и это означало террор, но это было навязано нам террористическими приемами Антанты. И как только мы одержали решительную победу, еще до окончания войны, тотчас же после взятия Ростова, мы отказались от применения смертной казни и этим показали, что к своей собственной программе мы относимся так, как обещали"492. Сталин, видимо, не считал нужным к "собственной программе" относиться как к "обещанию". Вспомним постановление ЦИК СССР от 1 декабря 1934 года, принятое по инициативе Сталина: "Приводить в исполнение смертные приговоры преступникам... немедленно", "получение прошений о помиловании... неприемлемо". Никаких адвокатов, никакого нормального следствия... Арестованный сразу же становился преступником. Так настроил террористическую машину лично Сталин. Аппарат репрессий был создан. Первыми под нож сталинской гильотины попали видные партийные, государственные и военные деятели.
  
   В 1937 году состоялось несколько пленумов ЦК партии. На каждом из них, кроме рассмотрения вопросов о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР, об ошибках при исключении коммунистов из партии, о мерах по улучшению работы МТС и других проблем, непременно рассматривались и такие, как "о составе ЦК ВКП(б)". А это означало, что продолжалась чистка и высшего партийного органа. Например, на октябрьском Пленуме ЦК партии 1937 года из его состава было выведено 24 члена и кандидата! Среди них: Зеленский, Лебедь, Носов, Пятницкий, Хатаевич, Икрамов, Криницкий, Варейкис, Гринько, Любченко, Еремин, Дерибас, Демченко, Серебровский, Розенгольц, Птуха, Шубриков и другие. Все они, в основном большевики с большим стажем, костяк партийных кадров, квалифицировались как "враги народа"493. Участь их печальна. И так - на каждом пленуме... На декабрьском Пленуме ЦК 1937 года, например, было утверждено (голосование опросом) следующее решение:
  
   "На основании неопровержимых данных Пленум ЦК признает необходимым вывести из состава членов ЦК ВКП(б) и подвергнуть аресту как врагов народа: Баумана, Бубнова, Булина, Межлаука, Рухимовича и Чернова, оказавшихся немецкими шпионами и агентами царской охранки; Михайлова, связанного по контрреволюционной работе с Яковлевым, и Рындина, связанного по контрреволюционной работе с Рыковым, Сулимовым".
  
   Далее почерком Сталина дописано: "Все эти лица признали себя виновными"494.
  
   Подумать только, как бедна фантазия главного Инквизитора: более половины состава ЦК - "шпионы" и "агенты царской охранки"! Двадцать лет после краха дома Романовых их жандармское ведомство продолжало как ни в чем не бывало действовать! Все это похоже на безумие, пир злой силы! Просматривая пожелтевшие листки, которые рассылались членам ЦК для заочного голосования, я не встретил ни одного несогласия, возражения, сомнения. Только "за", "согласен", "безусловно согласен", "верное решение", "необходимая мера" и т.д. Совесть безмолвствовала в заточении лжи и страха.
  
   К концу 1938 года фактически не оставалось кандидатов, которыми можно было заполнить страшную брешь. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на XVII съезде, 97 человек, или 70%, были арестованы и в 1937 - 1938 годах погибли. Такова судьба не только большинства членов Центрального Комитета, но и основной части делегатов "съезда победителей". А ведь 80% делегатов XVII съезда с правом решающего голоса были большевики со стажем до 1921 года! Это люди, прошедшие ленинскую школу, подполье, революцию, гражданскую войну. Сталин не мог забыть, что почти триста делегатов голосовали тогда против него. Кто они? Диктатор в каждом видел потенциального врага.
  
   Республиканский, краевой и областной эшелоны также были обескровлены. Многие обкомы были просто обезглавлены; все секретари партийных комитетов попадали, по словам Кагановича, на "жительство" к Ежову. Назову лишь несколько фамилий из тысяч местных партийных и советских работников, кому довелось испить из "чаши Иосифа": А. Богомолов, Т. Братановский, Е. Вегер, М. Гусейнов, Б. Додобаев, Н. Журавлев, С. Зегер, В. Еременко, Ю. Коцюбинский, Г. Крутов, Н. Марголин, Д. Орлов, Н. Степанян, Я. Попок, А. Шпильман, А. Ханджян, многие, многие другие. Обобщенные данные мог иметь только Сталин. Что думал он, листая страшные сводки и доклады Ежова, Ульриха, Вышинского, когда мог "убедиться", что страна, партия, армия, народное хозяйство - во власти врагов? Неужели ему не могла прийти даже мысль о том, что его концепция "врагов народа" чудовищна в своей нелепости и преступности? Но "вождь" отличался последовательностью. Раз принятое решение Сталин всегда старался довести до конца. С "очищенным" обществом он добьется многого, о чем будут "говорить в веках"...
  
   Однажды, обсуждая с Ежовым в присутствии Молотова очередной список, Сталин, не обращаясь ни к кому, обронил:
  
   - Кто будет помнить через десять - двадцать лет всех этих негодяев? Никто. Кто помнит теперь имена бояр, которых убрал Грозный? Никто... Народ должен знать: он убирает своих врагов. В конце концов, каждый получил то, что заслужил...
  
   - Народ понимает, Иосиф Виссарионович, понимает и поддерживает, - как-то машинально откликнулся Молотов.
  
   Хотя оба они должны были знать, что народ безмолвствовал. Крики одобрения были гласом неведения, бесправия и подавленности.
  
   Рассуждения "вождя" о том, что нужно "научиться ценить людей, ценить кадры", выглядят в высшей степени кощунственными. Ежов, который в октябре 1937 года стал кандидатом в члены Политбюро, не знал предела в цинизме и беззаконии. По его предложению органы НКВД стали готовить списки лиц, которые попадали под юрисдикцию коллегий военных трибуналов. Например, стоило вменить человеку в вину шпионаж, как он представал уже перед военным трибуналом. О том, как расправлялись со "шпионами" и сколько их было "выявлено", свидетельствует, например, такое донесение Ульриха:
  
   "Комиссару Государственной безопасности I ранга
  
   тов. Берия Л.П.
  
   За время с 1-го октября 1936 года по 30-е сентября 1938 года военной коллегией Верховного суда СССР и выездными сессиями коллегий в 60 городах осуждено:
  
   к расстрелу 30 514 человек
  
   _____к тюрем.закл. 5643 человека
  
   Всего 36 157
  
   15 октября 1938 года
  
   В. Ульрих".
  
   В 1937 - 1938 годах Ежов, а потом и Берия направили на имя Сталина множество списков "шпионов", где заранее, до суда, предлагалась конкретная мера наказания (в подавляющем большинстве случаев - расстрел). Но сначала они получали донесения от Ульриха. Вот еще одно такое сообщение:
  
   "Комиссару госбезопасности I ранга,
  
   зам. наркома внутренних дел СССР тов. Берия
  
   В сентябре 1938 года военной коллегией Верховного суда Союза ССР в Москве, Ленинграде, Киеве, Харькове, Хабаровске и других городах осуждено:
  
   к расстрелу 1803 человека
  
   _____к тюремн.закл. 389
  
   Всего 2192
  
   В. Ульрих"495.
  
   В октябре будет больше: 3588... Но это только "работа" военных трибуналов. А сколько "работало" обычных судов?!. Сталин, любивший поговорить о том, что нужно заботиться о человеке, кадрах, проявлять внимание к каждому коммунисту, утверждал без колебании эти страшные списки.
  
   До сих пор есть еще немало людей, которые хотели бы отделить эту сторону деятельности Сталина, характеризующуюся предельной античеловечностью, от тех мер, которые он осуществлял как глава партии и народа по реализации социально-экономических планов и программ. Даже если, согласно логике этих людей, признавать его "заслуги" в этой области, мы не имеем права, прежде всего морального, выдавать Сталину индульгенцию в том, что "он совершал преступления, искренне веря в то, что совершает их во благо страны". Какое же это "благо страны", если для его фундамента требовались сотни тысяч, миллионы человеческих черепов?! Поэтому очень спорно заявление Н.С. Хрущева на XX съезде о том, что "мы не можем считать, что поступки Сталина были поступками безумного деспота. Он считал, что так нужно было поступать в интересах партии, трудящихся масс, во имя защиты революционных завоеваний. В этом-то и заключается трагедия!"
  
   Согласиться с этим нельзя. Сталин сознательно создавал режим личной диктатуры, в условиях которой он считал себя абсолютно свободным в выборе средств. При чем здесь "защита революционных завоеваний", о которой говорил Хрущев?! Страшное, пьянящее чувство абсолютной власти двигало Сталиным... Повторюсь: абсолютная власть развращает абсолютно. Сталин не мог не знать, что развязанный им террор против партийных, хозяйственных и военных кадров ведется на основе сплошных нарушений социалистической законности. Он не мог не знать, что ни Косиор, ни Постышев, ни Рудзутак, ни Чубарь, ни Эйхе не были врагами народа. Сталин не мог не знать о сплошной фальсификации политических процессов. Если бы над его деятельностью был реальный общественный, партийный, государственный контроль, Сталину не удалось бы провоцировать беззаконие, он просто не решился бы на него. Полная безнаказанность и бесконтрольность позволили проявиться самым отвратительным чертам его характера. Созданная "вождем" тоталитарная система открыла простор для любых действий диктатора. Абсолютная свобода Сталина означала абсолютную несвободу для всех, кто от него зависел. Но в целях морального и социального камуфляжа "вождь" продолжал публично фарисействовать.
  
   Поэтому рассуждения о том, что "трагедия Сталина заключается в том, что он верил в наличие врагов народа и поэтому расправлялся с ними", не просто наивны, но и глубоко неверны. Это была не трагедия Сталина, а трагедия народа. Его деяния можно квалифицировать лишь как преступные. Говоря словами Маркса, Сталин действовал с "тимур-тамерлановской "расточительностью" в расходовании человеческой жизни..."496. Чужая жизнь не имела для него никакой ценности.
  
   Массовое насилие стало неотъемлемой составной частью сталинского "социализма", бетонного в своей тоталитарности. Вполне вероятно, что Сталин даже хотел "процветания общества, материального благополучия его членов и бесспорно - создания сильного государства. Но он не хотел спрашивать членов этого общества: как, каким образом они желали бы достичь социалистических идеалов?!
  
   При всей непреклонности в достижении поставленных целей Сталин иногда проявлял колебания, когда до него вдруг "доходил" масштаб репрессий. Именно этим можно объяснить обсуждение на январском (1938 г.) Пленуме ЦК ВКП(б) вопроса об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии. Этот вопрос был поднят по инициативе "вождя". Слушая доклад Маленкова, выступления Багирова, Постышева, Косиора, Игнатьева, Зимина, Кагановича, Угарова, Косарева, Сталин не мог не поражаться размаху репрессий, беззакония и настоящего погрома кадров. Например, в выступлении Постышева отмечалось, что по приезде в Куйбышев он столкнулся с обстановкой, когда в результате чистки была парализована нормальная деятельность обкома, облисполкома и райкомов партии. В силу того что во многих райкомах осталось по два-три члена, они фактически прекратили работу. Таких райкомов в области оказалось более тридцати! Сталин, Берия, Ежов, Маленков, Молотов тут же свалили всю вину на Постышева, хотя он совсем недавно переехал в Куйбышев.
  
   При знакомстве с документами создается впечатление, что решение "утопить" Постышева было принято до Пленума. Практически все выступающие, начиная с докладчика Маленкова, акцентировали особое внимание на ошибках Постышева. При одобрительных репликах Сталина главную роль критика Постышева на Пленуме взял на себя Каганович. Стоит привести некоторые его аргументы:
  
   - Я Постышева знаю хорошо. Я ездил по поручению ЦК в прошлом году в Киев, когда мы вскрывали грубейшие ошибки т. Постышева в руководстве Киевской и Украинской партийными организациями. Постышев показал себя в Киеве работником, срывавшим на практике директивы партии, за что ЦК его тогда и снял с Киева (так в тексте. - Прим. Д.В.). Слепота т. Постышева к врагам народа граничит с преступлением. Он не видел врагов даже тогда, когда все воробьи на крышах чирикали... Наблюдая тебя в кулуарах и слушая твое выступление на этом Пленуме, я утверждаю, что ты хитришь с ЦК партии.
  
   - Я никогда в жизни не хитрил, - пытался парировать Постышев.
  
   - Что говорил здесь на Пленуме Постышев - это повторение враждебных партии разговоров. Он не видит того, что за последний год мы имеем более 100 тысяч выдвинутых новых людей. Это наша великая сталинская победа...497
  
   Каганович, говоря о "сталинской победе", невольно проговорился о масштабах вынужденной замены кадров руководителей, "выбывших из строя" вследствие репрессий. Колоссальную брешь в кадровом составе, возникшую в результате беззаконий, недалекие люди типа Кагановича оценили как ситуацию, способствующую революционному обновлению руководящего состава на различных уровнях.
  
   Критические выступления Ярославского, Косарева, Угарова шли по нарастающей. Постышева уже не просто критиковали, а прямо обвиняли и судили. Было видно, что на этот раз выбран жертвой именно он. Каганович сумел передать руководству партии свою давнюю неприязнь к Постышеву. Дальнейшие события на Пленуме свидетельствуют, что все шло по заранее подготовленному Сталиным сценарию. Довершил разгром Постышева второй секретарь Куйбышевского обкома, приглашенный на Пленум, Игнатов. Он прямо назвал действия Постышева "антипартийными". Каганович тут же резюмирует, обращаясь к Постышеву:
  
   - Ты и сейчас хитришь с ЦК. Это враждебная линия. Постышев как политический руководитель обанкротился...
  
   - Я признаю целиком и полностью свою речь, которую я произнес здесь, поднялся Постышев, - неправильной и непартийной. Как я произнес эту речь, я и сам понять не могу. Я прошу Пленум простить меня. Я не только никогда не был с врагами, но и всегда боролся против врагов...
  
   Но спасти Постышева теперь мог только Сталин. Однако он, дождавшись полного унижения кандидата в члены Политбюро, старого большевика, который пытался иметь свое суждение, окончательно предрешил его судьбу:
  
   - У нас здесь, в Президиуме ЦК, или Политбюро, как хотите, сложилось мнение, что после всего случившегося надо какие-либо меры принять в отношении тов. Постышева. По нашему мнению, следовало бы его вывести из состава кандидатов в члены Политбюро, оставив его членом ЦК498.
  
   Проголосовали, естественно, единогласно. Постышеву оставалось быть на свободе лишь месяц. По предложению Сталина Комиссия партийного контроля подготовила в феврале того же года проект постановления по Постышеву, которое было утверждено Политбюро. Основное содержание этого документа, одобренного и отредактированного Сталиным, стоит привести. Постышеву вменялась вина за следующие прегрешения:
  
   1) Роспуск 35 райкомов партии (они просто перестали действовать, т.к. за пять месяцев 1937 г. в Куйбышевской области было исключено из партии 3,5 тыс. коммунистов. - Прим. Д.В.)
  
   2) Провокации против советских органов (на одном из заседаний горсовета было выведено 34 депутата);
  
   3) Привлечение кадров на полевые работы, разбор общественных построек, вредительство в разгар уборки;
  
   4) За время работы в Куйбышеве Постышев мешал НКВД разоблачать врагов, направляя удары против честных коммунистов;
  
   5) Помощники Постышева как на Украине, так и в Куйбышеве оказались врагами народа (шпионами);
  
   6) Постышев знал о наличии контрреволюционной правотроцкистской организации в области...
  
   Признать все указанные действия Постышева П.П. антипартийными, направленными на пользу врагов народа. Исключить Постышева П.П. из рядов ВКП(б)499.
  
   Все оставшиеся 49 членов ЦК и кандидатов проголосовали (заочным опросом) за это решение. Бюллетеня Сталина вновь не оказалось... Он всегда, где только можно, старался оставлять меньше "следов".
  
   Судьба Постышева была решена. Последовали арест и расстрел. Сталинская "забота о кадрах" весьма рельефно видна на примере "дела Постышева", который в силу ряда причинно устраивал "вождя" в качестве не только члена высшего партийного руководства, но и вообще как коммунист старой ленинской школы. Сталину иногда было достаточно услышать одну фразу, провести одну беседу, получить какую-то информацию, чтобы вынести свое окончательное суждение о личности. В те годы это было и приговором.
  
   Так, после "инспектирования" Постышева в Куйбышеве Маленков доложил Сталину:
  
   - Постышев политически вредный человек.
  
   - Чего же его держать? - вопросом ответил Сталин.
  
   П.П. Постышев еще не знал, что Сталин уже распорядился его дальнейшей судьбой.
  
   Не все заметили или, точнее, не придали особого значения, что во время выступления Косарева на январском Пленуме 1938 года произошла его перепалка с Мехлисом. Косарев фактически критиковал Политуправление РККА, которое возглавлял Мехлис, за слабую организацию работы с комсомольцами: "В армии 500 тысяч членов молодежной организации, а ежегодно принимают в партию лишь несколько тысяч". Мехлис тут же парировал с желчью:
  
   - ЦК комсомола не занимается армейским комсомолом. Я предложил Белобородову (секретарь ЦК ВЛКСМ. - Прим. Д.В.) пойти руководить комсомолом в армию, он отказался. Хотят руководить только из ЦК...500
  
   Имевшаяся и раньше неприязнь Мехлиса к Косареву наверняка усилилась и, кто знает, не сыграла ли она роковую роль в судьбе комсомольского вожака.
  
   Пленум, поставивший вопрос об ошибках при рассмотрении персональных дел коммунистов, незаметно свернул на старую колею; оказывается, все эти "ошибки", "перегибы" есть не что иное, как происки еще нераскрытых "врагов". Именно такой вывод и был сделан на Пленуме: "Пора всем парторганизациям и их руководителям разоблачить и до конца истребить замаскированного врага, пробравшегося в наши ряды..."501 Установка "вождя", данная им на февральско-мартовском Пленуме 1937 года, опять возобладала: перегибы и ошибки в борьбе с врагами народа есть результат действия неразоблаченных троцкистов и иных вредителей. Как видим, проблески зрелого подхода в оценке вакханалии беззакония были в 1937 - 1938 годах слабыми. Демон насилия брал верх над элементарным благоразумием. Сталин ошибки в развертывании насилия видел в недостатках применения этого насилия.
  
   В итоге вместо анализа причин перегибов, бездушного и преступного отношения к судьбам коммунистов был дан новый толчок к поиску "нераскрытых врагов". Секретарь Киевского обкома КП(б)У Кудрявцев, выступая на партсобраниях, спрашивал коммунистов: "А вы написали хоть на кого-нибудь заявление?" В результате таких призывов к бдительности в Киевской парторганизации доносы были поданы почти на половину членов партии. К слову сказать, одной из первых жертв стал и сам Кудрявцев...
  
   Погром кадров, учиненный по инициативе Сталина и его окружения, привел к тому, что на волне доносительства появилось немало нечистоплотных людей, пытавшихся (и порой небезуспешно!) сделать в сложившейся ситуации партийную, государственную, военную карьеру, а то и просто свести какие-нибудь старые счеты. В решении январского (1938 г.) Пленума ЦК говорится, что есть "отдельные карьеристы-коммунисты, старающиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, на репрессиях против членов партии, старающиеся застраховать себя от возможных обвинений в недостатке бдительности путем применения огульных репрессии против членов партии"502. Верная констатация того, что карьеристы и доносчики представляют большую опасность для партии, никак не связывалась, однако, с самим курсом высшего политического руководства на репрессии, где и находились глубинные истоки трагедий, деформаций, извращений. Установка Пленума до конца истребить замаскированных врагов" еще раз показала фарисейский характер лозунга Сталина "ценить кадры".
  
   Ложь подобна снежному кому. Одна ложь родит другую. Произвольно "обострив" классовую борьбу, Сталин вызвал волны лжи. Перед ней общество оказалось беззащитным. Ложь ежовских органов в союзе с ложью суда и прокуратуры, ложью печати, ложью бесчисленных речей в поддержку "справедливых приговоров" создала ситуацию поистине уникальную. Узнать, где причины вакханалии? Негде. Обратиться за помощью? Не к кому. Обличить явных негодяев? Никто не позволит...
  
   Характерный пример. В фонде Берии огромное количество различных доносов. Приведу один, не называя автора. У него, возможно, выросли дети, внуки... Вообще, указывая в книге многие фамилии, зная, что у всех этих людей могут быть родственники, я искренне говорю, что ни в одном случае лично им я не хотел бы причинить боль. Но история не была бы историей, если бы мы все "зашифровали". Вот это письмо-донос.
  
   "Тов. Маленков!
  
   Я заместитель командира части внутренних войск НКВД. Сегодня проходил митинг по поводу награждения орденом "Победа" товарища Сталина. Но на митинг были приглашены лишь офицеры. Солдат не пригласили. Странно... Вел митинг генерал Бровкин. Выступило всего 3-4 человека, и митинг закрыли. Затем сказали после закрытия митинга, что часть едет на уборку урожая, а нач. политотдела Кузнецов переводится на другое место службы. Стерто, смазано, опошлено такое важнейшее политическое мероприятие, как митинг, посвященный награждению товарища Сталина орденом "Победа".
  
   Реакция адресата "естественна": "Тов. Берия.
  
   Маленков"503.
  
   Коронованная Сталиным Ложь распоряжалась судьбами миллионов. Сталину нет прощения прежде всего за создание в стране обстановки, когда ложь господствовала, заставляя людей покоряться, молчать или поддерживать решения, суть которых для многих была совершенно неясной. Сталин считал себя вправе дозировать правду, делать обобщения, обязательные для всего народа, определять, что нужно и что не нужно для него. Репрессии, беззакония того времени могли существовать лишь на лжи. Именно здесь лежит один из социальных и гносеологических истоков народной трагедии. Но народ долго обманывать нельзя; ложь никогда не имела и не имеет будущего. Сталин не хотел считаться с этой бесспорной истиной.
  
   Трудно заживающая рана 1937 - 1938 годов связана не только с болью, нелепостью, алогичностью пира насилия, который правил "вождь". От этой раны берут начало и многие беды, связанные с гибелью талантливых руководителей, хозяйственников, ученых, военных, деятелей культуры. А разве бреши в кадрах не позволили пробраться к постам, должностям, занять выгодные позиции "карьеристам-коммунистам"? Февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б) 1937 года записал в решении не только: "Обязать Наркомвнудел довести дело разоблачения и разгрома троцкистских и иных агентов до конца, подавить малейшие проявления их антисоветской деятельности", но и постановил: "Укрепить (выделено мной. Прим. Д.В.) кадры НКВД"504. Критерии "укрепления" в то время были однозначными: слепое, фанатичное исполнение воли "вождя". Люди с совестью тогда не могли уцелеть в органах. Абакумовы, кругловы, меркуловы, ежовы, берии, кобуловы, мамуловы, рухадзе, как и некоторые другие выдвиженцы, удержались в НКВД отнюдь не благодаря личным достоинствам, а потому, что не обладали ими. Сама система сложившихся отношений в условиях единовластия рождала беспринципных людей, аллилуйщиков, подхалимов. Сталин ценил безропотность, готовность следовать "линии", даже если она была заведомо ошибочной или преступной.
  
   К счастью, влияние Сталина не могло деформировать весь спектр большевистских качеств у истинных патриотов. Приверженность социалистическим идеалам, высокая гражданственность, предельная самоотверженность, революционный энтузиазм и любовь к Родине большинства советских людей не утонули в тине лжи, славословия и бюрократических извращений того времени. Но, конечно, интеллектуальный и нравственный потенциал народа получил бы несравненно большее развитие, если бы не произошла народная трагедия 37-го.
  
   Сталин немало читал. Жаль, что в его библиотеке не было книги Х.-А. Льоренте "Критическая история испанской инквизиции". При желании он мог бы найти много родственных себе черт у Томаса Торквемады, генерального инквизитора церкви, бросавшего тысячи людей в костер ради "чистоты веры". Смерть еретиков лишь вдохновляла Торквемаду на поиски новых и новых жертв. Но Великому Инквизитору было далеко до сталинского размаха.
  
   "Заговор" Тухачевского__________________________________
  
   Сталин любил армию, любил военных. Любил взглянуть на себя в большое зеркало в маршальском мундире; строгость униформы с блеском золота погон отвечала его представлению об эстетическом совершенстве. Вооруженные Силы были предметом его особой заботы. "Вождь" всегда с какой-то внутренней гордостью вспоминал свою военную деятельность на фронтах гражданской войны. Он, пожалуй, больше, чем кто-либо другой (за исключением Троцкого), бывал на фронтах.
  
   Сталин лично знал почти весь командный состав - от командира корпуса и выше. Маршалы и командармы в своем большинстве были ему хорошо знакомы еще со времен гражданской войны. Да и теперь, в конце 30-х годов, назначения на все основные должности в РККА проходили через Сталина. "Вождь" обычно выслушивал краткий доклад кандидата, внимательно всматривался ему в глаза, молчал, а затем беседовал в течение 7 - 10 минут. Его интересовали военный опыт, знание театра военных действий, взгляды будущего командира на военное строительство в условиях технического оснащения армии. Иногда задавал неожиданные вопросы, вроде: "Как вы оцениваете немецкие танки?", "Нужны ли в нынешних условиях УРы (укрепленные районы. - Прим. Д.В.)?", "Каково ваше мнение о новом полевом уставе РККА?". В конце беседы, слабо пожимая руку взволнованного командарма (комкора или другого командира), желал успеха на новом посту и постоянной готовности проводить в жизнь "линию партии". И снова испытующе вглядывался в глаза человека. Ему всегда хотелось прочитать самое важное для него: предан ли тот "товарищу Сталину"?
  
   Долгие часы Сталин проводил с наркомами, конструкторами, учеными, создающими боевую технику и оружие, обычно лично осматривал новые образцы, бывал и на испытаниях. По его инициативе проводились совещания по различным вопросам военного строительства, на которых Сталин часто присутствовал. Выступал редко, но своими репликами и замечаниями всегда "доворачивал" ход обсуждения в ту или иную сторону. В 1939 году, например, целый день провел на совещании руководящего состава работников тыла РККА, решавшего вопросы снабжения командного и рядового состава полевой и повседневной формой, качества обмундирования.
  
   Конечно, Сталин занимался всеми этими вопросами не только из любви к военному делу. Подобно любому руководителю государственного уровня, Сталин прекрасно понимал, что политическая власть, ее реальная сила, место страны в мире и ее международный авторитет в огромной мере определяются - не только экономической, но и военной мощью. Все выступления Сталина во второй половине 30-х годов полны тревоги по поводу роста фашистской опасности, усиления империалистической угрозы на западе и востоке. Можно без преувеличения сказать, что в эти годы приоритетными объектами его внимания были РККА и НКВД. И именно по линии НКВД с конца 1936 года к Сталину стали поступать тревожные сообщения.
  
   Интересно, что первые симптомы коллизий между Сталиным и высшими военными чинами уловили в Германии. Начальник Главного разведывательного управления РККА комкор С. Урицкий еще 9 апреля 1937 года докладывал Сталину и Ворошилову о том, что в Берлине муссируют слухи о существующей оппозиции советскому руководству среди генералитета. Правда, успокаивал начальник ГРУ, этому мало верят. В доказательство привел высказывания некоего Артура Юста в "Дейче Альгемайне цайтунг": сегодня "диктатура Сталина нуждается в исключительной опоре. В высшей степени странным было бы именно сейчас начать потрясать устои армии. Ничто сейчас не является таким важным для Сталина, как безусловная надежность Красной Армии"505. Похоже, что так думал и сам Сталин, но для "безусловной надежности" стал именно "потрясать устои армии". Тем более что сигналы об оппозиции, заговоре среди генералитета начали поступать сразу из многих источников.
  
   Вначале Ежов направил Сталину записку с материалами РОВСа (белоэмигрантской организации "Русский общевоинский союз") из Парижа. В ней речь шла о том, что "в СССР группой высших командиров готовится государственный переворот". В этом материале, который был, вероятнее всего, фальшивкой или, в лучшем случае, выдумкой белоэмигранта, утверждалось, что во главе заговора стоит маршал М.Н. Тухачевский. Сталин передал записку Орджоникидзе и Ворошилову с резолюцией: "Прошу ознакомиться". Следов реакции его соратников на документе обнаружить не удалось. Скорее всего, откровенно фальшивый характер записки не произвел впечатления на читавших, даже на Сталина, чрезвычайно мнительного и подозрительного человека. При этом следует еще раз сказать, что Сталин всегда очень полагался на "бумагу", на заведенное "дело", на доклады органов НКВД. Сделаю отступление.
  
   Как мне рассказывал А.Т. Рыбин, работавший в то время в одном из отделов НКВД, а затем в охране "вождя", когда Сталину устно доложили о "связях" М.Е. Кольцова с "иностранными разведками", он не придал вначале информации должного значения. У него в памяти была недавняя беседа с писателем, оставившая о нем неплохое впечатление. Но когда через месяц (кому-то это было очень нужно?!) ему положили папку с доносом, двумя свидетельствами близко знавших Кольцова лиц, Сталин велел дать ход этому сфабрикованному делу. Сталин не допускал, что в письменных докладах его могут обманывать, вводить в заблуждение. Он полагал, что на это имеет право только он. Кстати, эту особенность Сталина во всем верить "бумаге" активно использовал Ежов, а позже и Берия. Доносы, сообщения, доклады, нередко прямо фантастические, находили в психологии Сталина весьма благодатную почву. Мысля категориями "врагов", "борьбы", "окружения", "заговоров", "двурушничества", "вредительства", Сталин не сомневался в правдивости этих докладов.
  
   Об исключительной подозрительности Сталина, не доверявшего даже своему окружению, помощникам, родственникам, мне говорили многие, близко знавшие "вождя" в пору его личного триумфа. Как рассказывал А.Н. Шелепин, Сталин требовал от Берии особой проверки людей, охранявших его. Берия играл на этом: периодически "находил" в окружении Сталина "шпиона" или "террориста"; нет-нет да и сообщал о "подозрительных" сигналах, данных и т.д. Например, однажды Берия приказал арестовать уборщика Федосеева и его жену за подготовку "теракта". Не случайно даже гардины на окнах были подрезаны на полметра от пола, чтобы никто не мог спрятаться. Никто не знал, где Сталин будет спать сегодня - на диване в кабинете или в маленьком зале, постели были заготовлены и там и тут. В комнаты Сталина без его вызова никто, кроме Берии, входить не смел.
  
   Уезжая к себе на дачу в бронированном автомобиле, Сталин знал, что каждая такая поездка - целая операция, связанная с обеспечением его безопасности. Рядом с водителем Митрохиным сидели телохранители - либо Туков, либо Старостин (в 40-е гг.), готовые, как и в автомобилях сопровождения, защитить Сталина от "террористов". У "вождя" была привычка пристально вглядываться в лица людей. Если чей-нибудь взгляд ему вдруг не нравился, этот человек больше у него не работал. Замечу, что, хотя существуют версии, созданные в окружении Берии, о нескольких попытках покушения на Сталина, каких-либо документов на этот счет обнаружить не удалось.
  
   Владыки, постоянно ожидающие покушения, начинают подозревать всех. Например, император Александр II, на которого было совершено несколько нападений (и в конце концов террористы добились своей цели), стал до такой степени подозрительным, что "однажды он выстрелил в своего адъютанта, когда последний сделал резкое движение и царю показалось, что офицер хочет убить его"506. Поэтому, постигая внутренний мир Сталина, нельзя не учитывать его гипертрофированную подозрительность по отношению к другим. Хрущев в своем докладе на XX съезде партии подчеркивал крайне болезненную подозрительность Сталина даже к членам Политбюро. Может быть, полностью он доверял лишь Власику и Поскребышеву. Да, пожалуй, Вале Истоминой, его "экономке", молодой женщине, которая вскоре после гибели Н.С. Алиллуевой пришла к нему в дом. До конца его дней она заботилась о Сталине, старалась создать ему, насколько это возможно, домашний уют. Будучи черствым человеком, он тем не менее не раз отмечал бесхитростную и искреннюю заботу о нем этой женщины. В целом же маниакальная подозрительность была одной из характернейших черт этой "господствующей личности".
  
   Поэтому информация, которая поступила Сталину из Чехословакии от президента Бенеша, резко усилила подозрение к Тухачевскому. Как писали бывший сотрудник Кальтенбруннера В. Хаген (в книге "Тайный фронт"), X. Хегнер (в мемуарах "Рейхсканцелярия 1933 - 1945 гг."), а также У. Черчилль, Сталин клюнул на сфабрикованный в Берлине документ о "сотрудничестве" Тухачевского и ряда других командиров Красной Армии с германским генералитетом. В ведомстве Канариса искусно подделали подпись Тухачевского, оставленную Михаилом Николаевичем еще в 1926 году в Берлине на документе о техническом сотрудничестве в области авиации с одной из германских фирм.
  
   Сфабрикованный документ наводил на мысль, что Тухачевский состоит в тайной связи с представителями германского генералитета с целью насильственного свержения Сталина. В Берлине был разыгран спектакль с пожаром и кражей документов, с тем чтобы они якобы попали в Прагу. О пожаре Ежов несколько раз докладывал Сталину и Ворошилову:
  
   "В дополнение к нашему сообщению о пожаре в Германском военном министерстве, направляю подробный материал о происшедшем пожаре (в ночь с 1 на 2 марта 1937 г. - Прим. Д.В.) и копию рапорта начальника комиссии по диверсиям при гестапо...
  
   Генеральный комиссар государственной безопасности
  
   Ежов".
  
   Бенеш, вероятно с благими намерениями, приказал препроводить документы в Москву. Сталина это донесение очень насторожило, но он ограничился пока лишь тем, что передал документы Ежову. За Тухачевским усилили слежку и стали собирать "материалы". Далее события, видимо, развивались так, как их излагает Б.А. Викторов, бывший заместитель Главного военного прокурора. После XX съезда партии он руководил специальной группой военных прокуроров и следователей по реабилитации невинно осужденных в годы сталинского беззакония.
  
   В своих записках он вспоминает много интересных фактов. Листая дело осужденного в 1957 году за нарушение законности следователя Радзивиловского, Викторов обратил особое внимание на такие строки из его показаний: "Я работал в УНКВД Московской области. Меня вызвал Фриновский (один из замов Ежова. Прим. Д.В.) и поинтересовался, не проходят ли у меня по делам какие-либо крупные военные. Я ответил, что веду дело на бывшего комбрига Медведева. Фриновский дал мне задание: "Надо развернуть картину о большом и глубоком заговоре в Красной Армии, раскрытие которого выявило бы огромную роль и заслуги Ежова перед ЦК". Я принял задание к исполнению. Не сразу, конечно, но я добился от Медведева требуемых показаний о наличии в РККА заговора. О полученных показаниях было доложено Ежову. Он лично вызвал Медведева на допрос. Медведев заявил Ежову и Фриновскому, что показания его вымышленные. Тогда Ежов приказал вернуть Медведева любыми способами к прежним показаниям, что и было сделано. Протокол с показаниями Медведева, добытыми под физическим воздействием, был доложен наверх..."
  
   Вскоре после этого последовали аресты Тухачевского и других "заговорщиков". Буквально накануне Сталину доложили, что Троцкий в своем очередном "Бюллетене оппозиции" заявил, что "недовольство военных диктатом Сталина ставит на повестку дня их возможное выступление". Это подтолкнуло "вождя" к решительным действиям. Но прежде чем принять окончательное решение об аресте Тухачевского, весьма популярного в народе военачальника, Сталин выслушал Молотова, Ворошилова, Ежова. Молотов поверил сообщениям из-за рубежа (к слову сказать, бывший ближайший сподвижник Сталина до конца своих дней настаивал на существовании заговора), Ворошилов не скрывал своей давней неприязни к Тухачевскому, а Ежов хотел на этом деле подняться еще выше. Естественно, что они были за арест "заговорщика". 24 мая Сталин после некоторых колебаний сделал еще один шаг к вершине кровавой драмы, имевшей особо тяжелые последствия. Членам и кандидатам в члены ЦК был направлен для голосования (опросом) документ следующего содержания:
  
   "На основании данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-правом (так в тексте. - Прим. Д.В.) заговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии, Политбюро ЦК ВКП(б) ставит на голосование предложение об исключении из партии Рудзутака и Тухачевского и передаче их дела в Наркомвнудел.
  
   Секретарь ЦК ВКП(б) И. Сталин"507.
  
   Все единогласно проголосовали "за". Никто не засомневался, никто не защитил. Военачальники, прекрасно знавшие Тухачевского с гражданской войны, слепо, на веру приняли сообщение провокаторов, даже не попытались выслушать самого маршала. Инерция беззакония уже была очень сильной. Ни у кого не возникло ни желания, ни смелости поинтересоваться, что стоит за фразой: "На основании данных, изобличающих..." Некоторые из голосовавших шли еще дальше предложения, подписанного Сталиным. Буденный, например, на своем бланке написал: "Безусловно "за". Нужно этих мерзавцев казнить. 25.5". Мехлис, как в большинстве подобных случаев, несколько раз подчеркнул свое "за". Ни Ворошилов, ни Егоров, сослуживцы Тухачевского, ни Хрущев, ни Микоян, осудившие впоследствии этот акт беззакония, не нашли в себе мужества, чтобы не написать это роковое "за". Во время всех этих процессов о шансах совести все как будто забыли... И вновь - в который раз! - Сталин оставил свой бланк голосования незаполненным. То ли он себя полностью отождествлял с Политбюро, то ли заботился о том, чтобы в истории осталось меньше его темных следов? А может быть, Сталин уверовал, что останется в нашей истории навсегда святым и неприкасаемым?
  
   Тухачевского Сталин знал давно, с гражданской войны. Знал, как тот умело командовал 5-й армией. Помнил о приказе Реввоенсовета Республики от 28 декабря 1919 года, в котором говорилось:
  
   "Награждается Почетным Золотым Оружием командующий 5-й армией тов. Михаил Николаевич Тухачевский за личную храбрость, широкую инициативу, энергию, распорядительность и знание дела, проявленные им при победоносном шествии доблестной Красной Армии на Восток, завершившемся взятием гор. Омска"508.
  
   Прохаживаясь вдоль стола в своем кабинете, Сталин размышлял о противоречивости бытия. Еще несколько дней назад, накануне решения ЦК об аресте Тухачевского, он пригласил Молотова, Кагановича, Ворошилова, Чубаря, Микояна на спектакль Узбекского государственного музыкального театра "Фархад и Ширин" по поэме Алишера Навои. Все сошлись во мнении, что спектакль являет собой яркое выражение роста социалистической культуры. Открывая утром "Правду", Сталин с удовлетворением читал о новых и новых достижениях советских людей. В конце мая полярники во главе с О.Ю. Шмидтом высадились на Северном полюсе и оборудовали дрейфующую станцию. В ближайшее время откроется первый съезд советских архитекторов (пора, наконец, строить города и села, достойные времени). Хотя эта область - математика - исключительно далека от него, но, видимо, работы академика И.М. Виноградова действительно прославляют советскую науку, раз так о нем пишут... Даже маленькое сообщение о снижении цен на туалетное мыло на 15% не могло не радовать. Как правильно пишет неизвестный ему поэт: "Страна на марше..." Но маршу этому мешают, пытаются не просто "сбить ногу", а остановить поток, во главе которого идет он. Такие, как Тухачевский, опасны не только для него, Сталина, но и для страны. "Сколько волка ни корми..." Дворянскую кровь не заменить пролетарской. Вот сейчас, на 12 ночи он вызвал Ежова: пусть доложит о ходе следствия по делу Тухачевского.
  
   Слушая Ежова, доложившего о допросах М.Н. Тухачевского, И.Э. Якира, И.П. Уборевича, А.И. Корка, Р.П. Эйдемана, Б.М. Фельдмана, В.М. Примакова, В.К. Путны, Сталин думал о самом молодом из всех пятерых Маршалов Советского Союза. С одной стороны, "вождь" всегда отдавал должное высокой профессиональной подготовке Тухачевского, его оригинальному стратегическому мышлению, несомненному таланту теоретика. А с другой - Сталин с гражданской войны сохранил где-то в душе недоверие к "буржуазным военспецам", недолюбливал маршала за независимость и смелость суждений, знал о довольно натянутых отношениях Тухачевского с Ворошиловым. Вспомнил и записку Гамарника на его, Сталина, имя, в которой начальник Главного политуправления РККА писал:
  
   "Только сейчас, перед самым своим отъездом, получил копию письма тов. Тухачевского на Ваше имя о военных советах округов и поэтому не имею возможности подробно изложить соображения по поставленному им вопросу. Тов. Тухачевский, соглашаясь в записке с оставлением военных советов округов, предлагает вывести из их состава начпуокров...
  
   Считаю предложение тов. Тухачевского абсолютно неправильным и вредным как для мирного, так и особенно для военного времени.
  
   Я. Гамарник".
  
   Тогда Сталин поддержал Гамарника. Вспомнил еще более раннюю докладную записку Тухачевского, которую ему показал Ворошилов. В ней первый заместитель наркома обороны давал определения таким категориям военной науки, как "глубокий маневр", "фронтальный удар", "обход фланга", "встречный бой", и другим. Тухачевский вновь ставил вопросы о разработке теории "маневренной войны" в эпоху широкой моторизации, ускорения технического перевооружения армии и т.д. Сталин молча выслушал несогласие Ворошилова с "теоретизированием" Тухачевского, которому нарком хотел ответить специальным письмом. В архиве оно сохранилось. Заканчивалось письмо такими словами:
  
   "Я советую Вам возможно скорее покончить с Вашими чрезмерными литературными увлечениями и все свои знания и энергию направить на практическую работу. Это принесет немедленную и ощутимую пользу тому делу, на которое мы с Вами партией поставлены...
  
   С комприветом
  
   К. Ворошилов"509.
  
   Нарком обороны болезненно реагировал на теоретические изыскания Тухачевского, еще больше подчеркивающие низкую образованность Ворошилова, тяготевшего к старым, консервативным формам военного строительства. Поэтому положение первого заместителя наркома, который интеллектуально был неизмеримо выше, чем его начальник, едва ли могло быть прочным. Трудно было рассчитывать, что Ворошилов оценит Тухачевского по достоинству. Легче было предположить, что он незаметно будет перемещен на другую, более низкую должность. Так и произошло: Тухачевского назначили командующим Приволжским военным округом, где он пробыл очень недолго.
  
   Сталин тоже не мог не признавать, что по интеллектуальному уровню, теоретической подготовке, свежести мышления Тухачевский значительно превосходил своего начальника. Но ведь так бывает часто. Начальнику, полагал "вождь", не обязательно быть умнее своих заместителей. Важно вести "линию"... Ворошилов это делать умеет. А Тухачевский... Трудно поверить полностью тому, что докладывает Ежов... Но ведь и Троцкий в своей "Преданной революции" намекает... В одном из своих интервью еще в Осло "гражданин без визы" так и сказал: "В Красной Армии не все преданы Сталину. Там меня еще помнят". А ведь Троцкий был лично хорошо знаком с Тухачевским... Сталин, сопоставляя обрывки своих воспоминаний с докладами Ежова, все более заставлял себя поверить, что "фашистский заговор" в РККА не только существует, но и представляет собой грозную реальность. Тем более что в очередном докладе Ежов сообщил наконец, что "заговорщики сознались". Сталин имел, пожалуй, основания вспомнить строки из Псалома тридцать седьмого Псалтыря, за знание которого он когда-то получил высшую оценку: "И я сказал: да не восторжествуют надо мною враги мои". Именно его, а не народа!
  
   Сталин приказал закрытый процесс провести быстро, без задержек. Всех расстрелять. Кивнул на стол. Там лежал открытый номер журнала "Большевик" со статьей М. Тухачевского "О новом полевом уставе РККА". Статью даже не успели "выбросить" из номера, так быстро развивались события. В начале июня 1937 года, до процесса, на Военном Совете при наркоме (через полгода его будет уже невозможно собрать - почти все члены Совета будут репрессированы) были заслушаны сообщения Ежова и Ворошилова о раскрытии "подлой контрреволюционной военно-фашистской организации". В докладе говорилось, что заговорщики действуют давно и их деятельность тесно связана с немецкими военными кругами. Утверждалось, что заговорщики готовили уничтожение руководителей партии и страны и с помощью фашистской Германии намеревались захватить власть. На заседаниях Военного Совета присутствовали члены правительства, об их ходе немедленно докладывалось Сталину. Судьба Тухачевского и его "однодельцев" была предрешена. Менее чем через две недели после ареста, 11 июня 1937 года, состоялся закрытый суд. В печати о передаче дела арестованных в суд было сообщено лишь в день процесса. А на другой день уже появилась информация о приговоре.
  
   Суд был в высшей степени скорым и чудовищно неправым. Начался в 9 часов утра и вскоре после обеда завершился вынесением приговора. За судейским столом сидели: председательствующий - армвоенюрист В.В. Ульрих, понаторевший на этих делах, а также маршалы С.М. Буденный и В.К. Блюхер, командармы первого ранга Б.М. Шапошников и И.П. Белов, командармы второго ранга Я.И. Алкснис, П.Е. Дыбенко, Н.Д. Каширин и комдив Е.И. Горячев. Судили без защитников и права обжалования, как это было предусмотрено законом от 1 декабря 1934 года.
  
   Тухачевский, Якир, Уборевич, Путна, Примаков, Корк, Эйдеман, Фельдман сидели напротив своих боевых товарищей. Все хорошо знали друг друга. Едва ли кто из членов суда верил, что перед ними сидят "заговорщики и шпионы". Думаю, что и у Тухачевского и его сотоварищей могла где-то шевельнуться надежда: ведь суд, состоящий из людей, с которыми двадцать лет служили под одними знаменами, должен прислушаться если не к зову справедливости, то хотя бы к традициям боевого товарищества... Но совесть в то время предельно скупо использовала свой вечный шанс. Остался он невостребованным и на этот раз...
  
   На суде должен был быть и начальник ПУРККА Я.Б. Гамарник. Или в качестве подсудимого или... члена суда. Вот что мне рассказала о последнем дне жизни Яна Борисовича его дочь В.Я. Кочнева:
  
   - В конце мая отец заболел, то ли чувствовал приближение развязки, то ли вновь его мучил приступ диабета. Он знал, как потом рассказывала мама (мне уже было 12 лет), что 27 мая арестован Тухачевский, 29-го арестованы Уборевич, Якир (прямо в поезде), другие военачальники, 30-го к отцу приехал Блюхер. Они хорошо знали друг друга по Дальнему Востоку. О чем-то долго говорили. Потом отец сказал матери, что ему предлагают стать членом суда над Тухачевским... "Но как я могу! - воскликнул отец. - Я ведь знаю, что они не враги... Блюхер сказал, что, если откажусь, меня могут арестовать".
  
   31-го вновь ненадолго приезжал Блюхер. Затем пришли какие-то люди и опечатали сейф отца. Ему сказали, что он отстранен от должности, а его заместители Осепян и Булин арестованы. Отцу приказали быть дома. Как только люди из НКВД ушли, в комнате отца мы услышали выстрел... Когда с мамой вбежали, все было кончено.
  
   Кочнева, помолчав, добавила:
  
   - Думаю, выстрел был ответом на предложение Сталина стать членом трибунала над своими боевыми товарищами. Больше ответить отец тогда ничем не смог. Мать арестовали, дали ей 8 лет как жене "врага народа", а затем, в лагере, - еще 10 лет "за содействие врагу народа". Больше я никогда не видела матери, умершей, согласно извещению, в 1943 году в лагере. Меня направили в детдом. По достижении совершеннолетия дали 6 лет как "социально опасному элементу". Затем начались ссылки...
  
   Судьба семьи Гамарника характерна для многих, многих тысяч несчастных родственников невинно осужденных...
  
   А ведь "выкорчевывание" родственников врагов началось еще в годы гражданской войны. В своем приказе No 903 от 30 сентября 1918 года Троцкий, пытаясь пресечь массовый переход командиров на сторону белых, постановил:
  
   "Приказываю штабам всех армий Республики доставить по телеграфу члену Реввоенсовета Аралову списки всех перебежавших во вражеский стан лиц командного состава. На т. Аралова возлагаю принятие по согласованию с соответствующими учреждениями необходимых мер по задержанию семейств перебежчиков и предателей..."510 Для Сталина в 30-е годы, как и в годы Великой Отечественной войны, это станет обычной практикой. Но какие будут масштабы!
  
   Я сделал отступление, а суд был почти молниеносным. Все было решено заранее. Ульрих связывал "военно-фашистский заговор" главным образом с контактами подсудимых с представителями вооруженных сил Германии. Как уже было сказано, Тухачевский в 1926 году возглавлял советскую военную делегацию в Берлине. Якир учился на курсах генерального штаба в Германии в 1929 году. Корк был там военным атташе. Многие встречались с представителями Германии на дипломатических приемах, маневрах, различных переговорах.
  
   Одним из главных аргументов в поддержку версии "вредительства" была концепция Тухачевского о необходимости ускоренного формирования танковых и механизированных соединений за счет сокращения конницы. Здесь Ульриху активно помогал Буденный. Поскольку обвиняемые не подтверждали данных на предварительном следствии показаний, председательствующий все время спрашивал:
  
   - Показания, данные вами в НКВД, вы подтверждаете? - вынуждая подсудимых придерживаться сфабрикованной до суда версии.
  
   Тем более что, как теперь установлено, по отношению ко всем этим видным советским военачальникам было применено в полном объеме физическое воздействие.
  
   Наконец, еще одним пунктом обвинений было "намерение, якобы для успеха заговора, устранение Ворошилова" (так в тексте. - Прим. Д.В.). Тухачевский, Корк, Путна, Уборевич говорили, что они вместе с Гамарником хотели поставить вопрос в правительстве о смещении наркома, как не справляющегося со своими обязанностями. Откровенно высказанное желание было расценено судом как проявление "заговорщицкой деятельности". Но по существу дела подсудимые отвергли грязные домыслы в "шпионаже в пользу фашистской Германии и подготовке контрреволюционного переворота". В своем последнем слове Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич убежденно говорили о своей преданности Родине, народу, армии, особенно подчеркивали свою полную лояльность "товарищу Сталину". Просили о снисхождении за возможные ошибки и промахи в работе.
  
   Диссонансом на суде прозвучало последнее слово Примакова. Он полностью подтвердил официальное обвинение, заявив, что "всех заговорщиков объединило знамя Троцкого, их приверженность фашизму". Примаков сказал, что он назвал следствию более 70 человек, о которых он лично знает, что они "входили в военно-фашистский заговор". Мол, у "головки" заговорщиков есть "вторая Родина": у Путны, Уборевича, Эйдемана в Литве есть родственники; Якир имеет близких в Бессарабии; Эйдеман - в Америке... Сломленный многомесячными пытками, Примаков послушно говорил то, что ему поручили сказать следователи. Если все остальные были арестованы менее двух недель назад и еще сохранили силу духа, то Примаков, прославленный герой гражданской войны, находился в застенках уже более года. Именно поэтому бывший комкор отрешенно и бесстрастно говорил чудовищные вещи, подсказанные ему на Лубянке.
  
   В то время в системе НКВД задерживались следователи лишь определенного склада: бессердечные циники и садисты, которым неведома была совесть. Генерал армии А.В. Горбатов, прошедший сталинские круги земного ада, вспоминал: "Я случайно узнал, что фамилия моего изверга-следователя - Столбунский. Не знаю, где он сейчас. Если жив, то я хотел бы, чтобы он мог прочитать эти строки и почувствовать мое презрение к нему. Думаю, впрочем, что он это и тогда хорошо знал... До сих пор в моих ушах звучит зловеще шипящий голос Столбунского, твердившего, когда меня, обессилевшего и окровавленного, уносили: "Подпишешь, подпишешь!" Выдержал я эту муку и во втором круге допросов. Но когда началась третья серия, как хотелось мне поскорее умереть!"
  
   В "деле" Тухачевского особенно отличился следователь по особо важным делам Ушаков (он же Ушиминский). В своих объяснениях, которые он дал после XX съезда комиссии по реабилитации, Ушаков писал:
  
   "Первым был арестован Фельдман. Он категорически отрицал какое-либо в каком-либо заговоре участие, тем более против Ворошилова... Я взял личное дело Фельдмана и в результате его изучения пришел к выводу, что Фельдман связан личной дружбой с Тухачевским, Якиром и рядом других крупных командиров... Вызвал Фельдмана в кабинет, заперся с ним, и к вечеру 19 мая он написал заявление о заговоре с участием Тухачевского, Якира, Эйдемана и других... Затем мне дали допрашивать Тухачевского, который уже на следующий день сознался. Я, почти не ложась спать, вытаскивал от них побольше фактов, побольше заговорщиков... Даже в день процесса, рано утром, я отобрал от Тухачевского дополнительные показания об участии в заговоре Апанасенко и других..."
  
   Тухачевский сломался почти сразу и на "суде" вообще защищался слабо. В одном из допросов Тухачевского участвовал сам Вышинский. Заставил подписаться под словами: "Признаю, что виновен. Жалоб не имею". Но жалобы, прошения о помиловании были написаны почти всеми в адрес Сталина, Молотова, Ворошилова.
  
   Сотоварищи Тухачевского также прошли "энергичную" обработку: запугивание, угрозы семьям, безграничное насилие. Во время следствия обвиняемым внушали: только признание сохранит им жизнь...
  
   Перед вынесением приговора Ульрих с Ежовым побывали у Сталина. Доложили о ходе процесса и поведении обвиняемых. Ульрих угодливо положил на стол проект приговора. Сталин не стал смотреть его, а лишь бросил: "Согласен". Помолчав, спросил:
  
   - Что говорил в последнем слове Тухачевский?
  
   - Говорил, гад, что предан Родине и товарищу Сталину. Просил снисхождении, - быстро ответил Ежов. - Но сразу было видно, что хитрит, не разоружился...
  
   - А как суд? Как вели себя члены Присутствия?
  
   - Активно вел себя лишь Буденный... члены суда в основном молчали. По одному-два вопроса задали Алкснис, Блюхер да, кажется, Белов...
  
   Сталину с самого начала состав суда показался подозрительным. Он тут же распорядился "посмотреть" на этих людей внимательно. Кроме Буденного и Шапошникова, все вскоре будут арестованы. А командарм второго ранга Н.Д. Каширин (как и два его брата) - буквально через несколько дней... Сталин почему-то вспомнил, как в конце гражданской войны после совещания у С.С. Каменева, где Тухачевскому и другим командирам пришлось пережить неприятные минуты из-за варшавской катастрофы, молодой комфронта, прощаясь со Сталиным, немного грустно продекламировал:
  
   Это - голос
  
   Моей судьбы, и он мне, словно льву,
  
   Натягивает мышцы тетивою...
  
   Сталин непонимающе посмотрел на Тухачевского. Тот, улыбнувшись, добавил: "Так сказал Гамлет после встречи с духом своего отца..." Член Военного совета не подал и виду, что слова эти для него "темны". Пожалуй, кроме "голоса судьбы...".
  
   Приговор "заговорщикам" был известен Сталину до начала суда. Он знал его уже тогда, когда отдал распоряжение об аресте Тухачевского. На высказанные в последнем слове обвиняемых просьбы о пощаде Сталин не отреагировал. Он не любил, по его же словам, "миндальничать". Ночью 12 июня все были расстреляны. Примаков тоже, хотя ему обещали за "чистосердечные признания" сохранить жизнь.
  
   Жизнь человека подобна волшебной влаге, помещенной с рождения в хрупкий сосуд. Ее самая загадочная особенность состоит в том, что она непрерывно струится, вытекая из кувшина. Сосуд не прозрачен; можно только догадываться, сколько осталось в нем жизненных соков... Тухачевский и его "однодельцы" были полны жизни, планов, надежд. Но свинцовый сапог деспота безжалостно разбил кувшины жизни этих и множества других людей, превратив своей "стальной" пятой эти сосуды в груды обломков...
  
   "Шпионам и изменникам Родины нет и не будет пощады" - так была озаглавлена передовая статья в журнале "Большевик", призванная дать своего рода обобщенную информацию о процессе. В ней, в частности, говорилось: "Мечом пролетарской диктатуры разгромлена еще одна банда предателей и врагов. Тухачевскому и К?, притаившимся в рядах нашей славной Красной Армии, не помогли ни глубокая законспирированность их преступной деятельности, ни весь опыт маскировки разведчиков... Их конечной целью было, как отмечается в приказе наркома обороны СССР Маршала Советского Союза тов. Ворошилова, "ликвидировать во что бы то ни стало и какими угодно средствами Советский строй в нашей стране, уничтожить в ней советскую власть, свергнуть рабоче-крестьянское правительство и восстановить в СССР ярмо помещиков и фабрикантов... Тухачевский и К® собирались в нашей великой стране сыграть ту же роль, какую играет Франко, презренный враг испанского народа"511.
  
   Но на этом расправа над военными кадрами не закончилась, а только начиналась. Вовсю работали люди типа Мехлиса. Каждый их звонок, телеграмма, донесение отзывались наветами, жертвами, болью. Вот, например, две телеграммы Мехлиса тех трагических лет:
  
   "Москва НКО Щаденко
  
   ПУРККА Кузнецову
  
   Начштаба Лукин крайне сомнительный человек, путавшийся с врагами, связанный с Якиром. У комбрига Федорова должно быть достаточно о нем материалов. В моей записке об Антонюке немало внимания уделено Лукину. Не ошибетесь, если уберете немедля Лукина.
  
   27 июля. Мехлис".
  
   "Товарищу Сталину. Уволил двести пятнадцать политработников, значительная часть из них арестована. Но очистка политаппарата, в особенности низовых звеньев, мною далеко не закончена. Думаю, что уехать из Хабаровска, не разобравшись хотя бы вчерне с комсоставом, мне нельзя...
  
   28 июля. Мехлис"512.
  
   От всех этих разбирательств "вчерне" еще чернее представала картина террора в армейской среде. Мехлис и подобные ему, с одобрения Сталина, "ковали" поражения 1941 года, которые обернутся для страны новыми миллионами жертв. Списки погибших командиров и политработников, сложивших головы не на поле брани за свое Отечество, выглядят как неимоверно страшный некролог, горестный и нескончаемый. А трагедия между тем продолжалась. Был расстрелян комбриг Медведев, который под пытками дал нужные показания на Тухачевского. Ежов, как и Ягода до него, стал заметать следы. Вскоре пали большинство членов и Специального Присутствия, судившие группу Тухачевского: маршал Блюхер, командармы Каширин, Алкснис, Белов, Дыбенко... У меня есть письмо П. Дыбенко, которое тот успел послать Сталину из Ленинграда перед арестом. Вот некоторые строки этого крика о спасении.
  
   "Дорогой тов. Сталин!
  
   Решением Политбюро и Правительства я как бы являюсь врагом нашей Родины и партии. Я живой, изолированный в политическом отношении, труп. Но почему, за что? Разве я знал, что эти американцы, прибывшие в Среднюю Азию с официальным правительственным заданием, с официальными представителями НКИД и ОГПУ являются специальными разведчиками? В пути до Самарканда я не был ни одной секунды наедине с американцами. Ведь я американским (так в тексте. - Прим. Д.В.) языком не владею...
  
   О провокаторском заявлении Керенского и помещенной в белогвардейской прессе заметке о том, что я якобы являюсь немецким агентом. Так неужели через 20 лет честной, преданной Родине и партии работы белогвардеец Керенский своим провокаторством мог отомстить мне? Это же ведь просто чудовищно.
  
   Две записки, имеющиеся у тов. Ежова, написанные служащими гостиницы "Националь", содержат известную долю правды, которая заключается в том, что я иногда, когда приходили знакомые ко мне в гостиницу, позволял вместе с ними выпить. Но никаких пьянок не было.
  
   Я якобы выбирал номера рядом с представителями посольства? Это одна и та же плеяда чудовищных провокаций...
  
   У меня были кулацкие настроения в отношении колхозного строительства? Эту чушь могут рассеять тт. Горкин, Юсупов и Евдокимов, с которыми я работал на протяжении последних 9 лет...
  
   Тов. Сталин, я умоляю Вас дорасследовать целый ряд фактов дополнительно и снять с меня позорное пятно, которого я не заслуживаю.
  
   П. Дыбенко"513.
  
   Через несколько дней командарм П. Дыбенко, член партии с 1912 года, в октябрьские дни Председатель Центробалта, был арестован, "судим" и расстрелян. Едва ли его следователи знали, что перед ними легендарная личность. Когда казаки генерала Краснова готовились выступить из Гатчины на Петроград, именно революционный матрос Дыбенко смог их "распропагандировать" и повернуть против Временного правительства...
  
   Сталин на письме Дыбенко написал лишь: "Ворошилову". Ни у Сталина, ни у наркома обороны не было желания заняться судьбой старого большевика, которого к тому же перед смертью заставили "судить" Маршала Советского Союза.
  
   Сталин, уверовав, если не в наличие, то в возможность "военно-фашистского заговора" против него, размышлял уже над тем, кто в отсутствие Тухачевского "мог" его возглавить. Сегодня он прочитал направленное ему заместителем начальника ГРУ Александровским донесение, полученное из Германии. В нем давалась оценка официальными германскими военными кругами руководителей Красной Армии. О Тухачевском мнение Берлина его уже не интересовало. О Блюхере почему-то писали, что он из обрусевших немцев, подчеркивали, что он самый влиятельный и авторитетный из советских военных. Егоров, считали германские штабисты, весьма "сильный военачальник", обладающий "аналитическим умом". А Сталину едва ли такие были нужны. Его больше устраивали послушность и ординарность мышления Ворошилова и Буденного. Прогуливаясь поздно вечером по дорожкам дачи в Кунцево, Сталин вспомнил одну деталь.
  
   Вскоре после того, как по его инициативе был принят 20 февраля 1932 года Указ о лишении Троцкого и выехавших с ним лиц советского гражданства, тот ответил открытым письмом Президиуму ЦИКа. В частности, Троцкий писал: "Оппозиция переступит через Указ 20 февраля, как рабочий переступает лужу по пути на завод". Письмо заканчивалось призывом: "Отстранить Сталина!". Вскоре после этого публичного обращения Троцкий в одном из своих выступлений заявил, что "даже на самом верху, в том числе в военной верхушке, есть люди, недовольные Сталиным и поддерживающие мой призыв: "Отстранить Сталина!". Таких людей там немало".
  
   Теперь, когда нет Тухачевского, размышлял Сталин, осталось четыре влиятельных военачальника, четыре маршала. Ведь Троцкий намекал, что их "немало"... В Ворошилове он не сомневался. Это человек, у которого вся жизнь, карьера основаны на легендах, на прошлом и... на нем, Сталине. Буденный ревностный служака. И только. Вот, правда, Ежов докладывает, что жена Буденного поддерживает связи с какими-то иностранцами. Пусть разбирается... Нет, эти не способны выступить против меня. А вот Блюхер и Егоров, которых он хорошо знал по гражданской войне, заметно изменились. Стали другими. Немцы в Берлине о них как-то по-особенному пишут. И Ворошилов был недоволен Егоровым, когда тот был начальником Генштаба. Надо, чтобы Ежов проверил одно письмо по поводу маршала Егорова... Возвратясь с прогулки, Сталин внимательно перечитал это письмо, адресованное ему.
  
   "В ЦК ВКП(б) тов. Сталину.
  
   Целый ряд важнейших вопросов организации РККА и оперативно-стратегического использования наших вооруженных сил, по моему убеждению, решен ошибочно, а возможно, и вредительски. Это в первый период войны может повлечь за собою крупные неудачи и многочисленные лишние жертвы.
  
   Я прошу, тов. Сталин:
  
   Проверить деятельность маршала Егорова в бытность его начальником Генерального штаба РККА, т.к. он фактически несет ответственность за ошибки, допущенные в области подготовки оперативно-стратегического использования наших вооруженных сил и их организационной структуры.
  
   Я политического прошлого и настоящего тов. Егорова не знаю, но его практическая деятельность как начальника Генерального штаба вызывает сомнения.
  
   9 ноября 1937 года.
  
   Член ВКП(б) с 1912 года Я. Жигур"514.
  
   Это письмо Яна Матисовича Жигура, комбрига, работавшего на кафедре Академии Генерального штаба РККА. Бесконечные призывы к бдительности, вакханалия беззакония, ставшая нормой жизни в те кошмарные годы, сбивали с честного пути многих людей. Я.М. Жигур, бывший поручик царской армии, без колебаний принял революцию; активно участвовал в гражданской войне. Был дважды ранен. Награжден орденом Красного Знамени. Но это письмо не спасло Жигура. Уже в 1937 году он будет арестован и вскоре расстрелян...
  
   Сталин приказал Поскребышеву передать Ежову, чтобы тот "обратил внимание" на Егорова.
  
   Через пару месяцев Ежов "проверил" и "разобрался". Тем более что пришла еще одна бумага, которую вынудили написать бывшего сослуживца Егорова, в последующем крупного советского военачальника. Однополчанин маршала вспоминал:
  
   "В 1917 году, в ноябре месяце, на съезде 1-й армии в Штокмозгофе, где я был делегатом, я слышал выступление бывшего тогда правого эсера подполковника Егорова А.И., который в своем выступлении называл товарища Ленина авантюристом, посланцем немцев. В конечном счете речь его сводилась к тому, чтобы солдаты не верили Ленину..."515
  
   Хотя к этому времени судьба маршала была уже предрешена, письмо подтверждало "вредительскую природу" Егорова. В узком кругу, обсудив с Молотовым и Ворошиловым результаты "расследования", решили вывести Егорова из состава ЦК и передать дело в НКВД, тем более что выявился еще один "компрометирующий" факт, связанный с его женой.
  
   28 февраля - 2 марта 1938 года опросом членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК было принято следующее постановление:
  
   "О тов. Егорове.
  
   Ввиду того, что, как показала очная ставка т. Егорова с арестованными заговорщиками Беловым, Грязновым, Гринько, Седякиным, т. Егоров оказался политически более запачканным, чем можно было бы думать до очной ставки, и принимая во внимание, что жена его, урожденная Цешковская, с которой т. Егоров жил душа в душу, оказалась давнишней польской шпионкой, как это явствует из ее собственного показания, - ЦК ВКП(б) признает необходимым исключить т. Егорова из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б).
  
   И. Сталин"516.
  
   Проголосовали все опять единогласно. Бланк Сталина, разумеется, опять остался чистым. А ведь в гражданскую Сталин вместе с А.И. Егоровым не раз хлебал щи из одной крестьянской миски, укрывался одной солдатской шинелью... Но то было так давно и теперь не имело ровно никакого значения.
  
   Оставался еще один "подозрительный" маршал - Василий Константинович Блюхер, может быть, самый прославленный военачальник довоенного периода. На его груди до ареста было четыре ордена Красного Знамени, в том числе за номером один. Один из орденов Красной Звезды тоже был первым. Одним из первых Блюхер был удостоен и двух орденов Ленина.
  
   Сталин отрицательно относился к Блюхеру еще в ходе известных событий на озере Хасан в июле-августе 1938 года, когда японские милитаристы захватили две советские высоты - Безымянную и Заозерную. Наркомом был отдан приказ: уничтожить захватчиков! Однако с реализацией приказа произошла заминка. Блюхер, командующий Дальневосточным фронтом, не бросился очертя голову исполнять приказ, а решил тщательно подготовиться. Его вызвали к прямому проводу для разговора со Сталиным. Диалог был красноречивым и недолгим.
  
   Сталин. Скажите-ка, Блюхер, почему приказ наркома обороны о бомбардировке авиацией всей нашей территории, занятой японцами, включая высоту Заозерную, не выполняется?
  
   Блюхер. Докладываю. Авиация готова к вылету. Задерживается вылет по неблагоприятной метеорологической обстановке. Сию минуту Рычагову (командующему ВВС. - Прим. Д.В.) приказал, не считаясь ни с чем, поднять авиацию в воздух и атаковать... Авиация сейчас поднимается в воздух, но боюсь, что в этой бомбардировке мы, видимо, неизбежно заденем как свои части, так и корейские поселки.
  
   Сталин. Скажите, т. Блюхер, честно: есть ли у Вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у Вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту; а если есть желание, я бы считал, что Вам следовало бы выехать на место немедля.
  
   Мне непонятна Ваша боязнь задеть бомбежкой корейское население, а также боязнь, что авиация не сможет выполнить своего долга ввиду тумана. Кто это Вам запретил в условиях военной стычки с японцами не задевать корейское население? Какое вам дело до корейцев, если наших людей бьют пачками японцы! Что значит какая-то облачность для большевистской авиации, если она хочет действительно отстоять честь своей Родины! Жду ответа.
  
   Блюхер. Авиации приказано подняться, и первая группа поднимется в воздух в 11.20 - истребители. Рычагов обещает в 13 часов иметь авиацию атакующей. Я и Мазепов через полтора часа, если Бряндинский (Мазепов и Бряндинский работники штаба ВВС. - Прим. Д.В.) полетит раньше, вместе вылетим в Ворошилов. Ваши указания принимаем к исполнению и выполним их с большевистской точностью"517.
  
   Мехлис, направленный Сталиным на Дальний Восток, подогревал руководство в Москве своими сообщениями о якобы нерешительности командования Дальневосточного фронта, которые компрометировали Блюхера.
  
   Вскоре Сталин, недовольный действиями Блюхера, вызвал его в Москву, но разговаривать с ним не пожелал. Какое-то время маршал был не у дел, а затем, 22 октября 1938 года, арестован. Ордер на арест подписал Ежов, который сам через считанные недели окажется там, куда он бросал людей тысячами...
  
   Блюхер был втянут в машину репрессий, когда она уже замедляла свои обороты. Вначале казалось, что он уцелеет. Ноябрьское постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) 1938 года отметило грубые нарушения законности, процедуры ведения следствия. Сталин и его окружение, вызвав волны репрессий, которые два года гуляли по стране, не могли не почувствовать, сколь разрушительным было их действие. Но в официальных докладах, выступлениях вся эта вакханалия выдавалась за "великую сталинскую победу над троцкистско-фашистскими заговорщиками и вредителями". Берия, который уже руководил следствием по делу Блюхера, проигнорировал, однако, постановление.
  
   Прославленного маршала допрашивали несколько дней, требуя от него признания в том, что "он входил в военно-фашистский заговор". Блюхер держался мужественно и все полностью отрицал. Кто знает, может быть, когда его истязали, маршал вспомнил о своем участии - правда, молчаливом - в неправом суде над Тухачевским в качестве члена Специального Присутствия Верховного суда СССР? Тогда он не использовал свой шанс совести, чтобы облегчить участь первого советского маршала, обреченного на гибель. А теперь он сам в руках Берии...
  
   По свидетельству Б.А. Викторова, проводившего расследование и по этому делу, Блюхера в последний раз видели 5 и 6 ноября зверски, до неузнаваемости избитым. Лицо его было сплошным кровавым месивом, один глаз выбит. Вероятно, в канун великого праздника инквизиторы Берии хотели завершить свое черное дело. 9 ноября 1938 года еще один Маршал Советского Союза в результате зверских пыток погиб в бериевских застенках. Погиб, но не сломался и не подписал чудовищных небылиц.
  
   Нож гильотины беззакония к этому времени уже унес тысячи видных военных деятелей и политработников. Среди них И.Н. Дубовой, Я.К. Берзин, М.Д. Великанов, Е.И. Ковтюх, И.Ф. Федько, И.С. Уншлихт, А.С. Булин, Г.А. Осепян, М.П. Амелин, многие, многие другие.
  
   Передо мной тома со списками репрессированных военачальников: звание, фамилия, должность, награды, дата смерти... Большинство командиров еще сравнительно молоды. Цвет офицерского корпуса, прошедшего, как правило, гражданскую войну, создававшего новую армию. Чтобы глубже почувствовать вечную горечь сталинского безумия, открою (произвольно) один из томов и напомню имена погибших, но не в борьбе с фашизмом, нет, а по воле "вождя". Одну-две страницы...
  
   Комкор Калмыков Михаил Васильевич. Командир 20-го стрелкового корпуса. Награжден орденом Ленина и двумя орденами Красного Знамени. Расстрелян в 1937 году.
  
   Комбриг Карев Герман Степанович. Командир 135-й стрелковой пулеметной бригады. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комдив Кассин Григорий Иустинович. Командир 45-го стрелкового корпуса. Награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды. Осужден и расстрелян в 1938 году.
  
   Комбриг Кириченко Иван Григорьевич. Командир 23-й кавалерийской дивизии. Награжден орденом Ленина и двумя орденами Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комдив Княгницкий Павел Ефимович. Комендант Киевского укрепрайона. Награжден двумя орденами Красного Знамени и орденом Красной Звезды. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Флагман второго ранга Кожанов Иван Кузьмич. Командующий морскими силами Черного моря. Награжден орденом Красного Знамени и орденом Красной Звезды. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комкор Косогов Иван Дмитриевич. Командир 4-го казачьего корпуса. Награжден двумя орденами Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комдив Коханскнй Владислав Станиславович. Командир 5-го тяжелого бомбардировочного авиакорпуса. Награжден орденом Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Дивизионный комиссар Краснов Евгений Васильевич. Заместитель начальника управления по командному и начальствующему составу РККА. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комкор Куйбышев Николай Владимирович. Командующий войсками Закавказского военного округа. Награжден четырьмя орденами Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1938 году.
  
   Комкор Кутяков Иван Семенович. Заместитель командующего войсками Приволжского военного округа. Награжден тремя орденами Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1938 году.
  
   Комдив Кучинский Дмитрий Александрович. Начальник Академии Генштаба. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комдив Кутателадзе Георгий Николаевич. Командир 9-го стрелкового корпуса. Награжден орденом Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комбриг Круг Иосиф Михайлович. Начальник отдела штаба Белорусского особого военного округа. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Флагман первого ранга Киреев Григорий Петрович. Командующий Тихоокеанским флотом. Награжден орденом Ленина и орденом Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Командарм второго ранга Корк Август Иванович. Начальник Военной академии им. М.В. Фрунзе. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Корпусной комиссар Карин Федор Яковлевич. Начальник отдела разведывательного управления РККА. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Командарм второго ранга Каширин Николай Дмитриевич. Начальник управления боевой подготовки штаба РККА. Награжден двумя орденами Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1938 году.
  
   Комбриг Кейрис Ромуальд Исидорович. Помощник командира 61-й стрелковой дивизии. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комбриг Клочко Иван Гаврилович. Начальник военно-исторического отдела Генштаба. Награжден орденом Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1937 году.
  
   Комдив Кожевников Александр Тимофеевич. Заместитель командующего войсками Уральского военного округа. Награжден двумя орденами Красного Знамени. Осужден и расстрелян в 1938 году.
  
   Горестный список я открыл на букву "К", но и он кажется бесконечным... Дальше - множество фамилий: Каган, Кадатский, Кальнин, Калинин, Кальван, Кальпус, Кангелари, Капцевич, Карпов, Кармалюк... Не видно конца... Сколько трагически оборванных жизней! Какие люди! И все - безвинно.
  
   Списки всех этих и многих тысяч других военных прошли через руки Сталина, Ворошилова, иных руководителей. Какой же чудовищной жестокостью и подозрительностью нужно было обладать, чтобы верить в дикие, бредовые донесения и доклады!
  
   Удар по вооруженным силам был нанесен страшный. Едва ли могли предполагать гитлеровские спецслужбы, белогвардейцы-эмигранты, а косвенно и Троцкий, что их провокационные зерна попадут на столь благодатную почву. Всем предшествующим ходом борьбы за упрочение своего единовластия "вождь" полностью созрел для действий, которые нельзя квалифицировать иначе, как преступные. Были уничтожены практически все заместители наркома обороны, большинство членов Военного Совета при наркоме, почти все командующие округов и командармы. По имеющимся данным и проведенным подсчетам, можно заключить, что в 1937 - 1938 годах было репрессировано до 45% командного и политического состава от командира бригады и выше. При таких потерях в любой войне армия резко теряет боеспособность. Командарма, например, нельзя подготовить, как лейтенанта, на ускоренных курсах за шесть месяцев, на это требуются долгие годы службы и учебы. А база выдвижения была сужена до предела. В преддверии большой войны Сталин и его окружение создали объективные предпосылки для ее крайне тяжелого начала и ведения. Невинные жертвы "военного побоища" в 1937 - 1938 годах откликнутся еще большими потерями на фронтах Великой Отечественной войны.
  
   В конце ноября 1938 года состоялся Военный Совет при наркоме обороны. В своем докладе Ворошилов привел страшные цифры. Повторяю их еще раз: "В 1937 1938 годах мы "вычистили" из Красной Армии более четырех десятков тысяч человек. Только в 1938 году выдвинуто и перемещено в должностях более 100 тысяч человек! В руководстве армией произошли огромные изменения: из членов Военного Совета при наркоме осталось только 10 человек прежнего состава..." Нетрудно представить, что творилось в округах!
  
   В своем донесении в Москву в начале марта 1938 года командующий войсками Киевского военного округа С.К. Тимошенко и член Военного совета Н.С. Хрущев сообщали как о большом успехе: "Вычищено врагов" из войск округа за год около 3-х тысяч человек, из них арестовано более тысячи. "Обновлены" практически все командиры корпусов и дивизий. В результате ликвидации троцкистско-бухаринских элементов мощь войск округа возросла"518.
  
   Неужели никто не видел грядущих последствий этого безумия? Многие видели, но молчали. Хотя не все. С удовлетворением можно сказать, что и в то жестокое время были люди, пытавшиеся использовать свой шанс совести. Передо мной письмо комбрига С.П. Колосова наркому обороны К.Е. Ворошилову. В нем, в частности, говорится:
  
   "Встречаются два командира в трамвае: ну как дела? У нас - "Мамаево побоище": арестовали того-то, того-то и т.д. Я теперь боюсь слово сказать, говорит другой. Скажи, ошибись, сейчас окажешься врагом народа. Трусость стала нормальным явлением...
  
   Узнайте цифру, сколько Вы уволили из РККА за 1937 год, и Вы узнаете горькую правду.
  
   Меня Вы можете назвать паникером-троцкистом-врагом народа и т.д. Я не враг, но считаю, что так мы можем дойти до ручки...
  
   5 декабря 1937 года Колосов"519.
  
   Мне неизвестна судьба С.П. Колосова, но письмо этого мужественного командира свидетельствует: не все молчали. Многим, кроме Сталина, было ясно, что армия накануне страшных испытаний попросту обескровлена. Однако жажда власти, стремление любой ценой ее сохранить (хотя ей угрожали мифические заговорщики) оказались сильнее элементарной заботы о безопасности Отечества. Для "господствующей личности" выбор между "я" и "Родина" был, как говорят дела, в пользу его персоны.
  
   Обращаясь к этим горестным страницам нашей истории, вновь и вновь ставишь перед собой вопрос: как это могло случиться? Почему? Как могла возникнуть и существовать такая атмосфера жестокости, беззакония, исключительной подозрительности, развязавшей руки многим подлецам? Неужели все происшедшее свидетельствует о какой-то особой "силе" Сталина, возглавившего этот погром кадров? Как издевательски звучат сегодня его слова о том, что "человек дороже любой машины"!
  
   В самом деле, в чем проявилась "сила" Сталина? Ведь это он прежде всего вызвал социальный катаклизм, пожалуй, самый болезненный и трагический в нашей истории. Размышляя над этим вопросом, постепенно приходишь к выводу, что сила" Сталина заключалась не в нем самом. Его сила в создании и использовании государственного и партийного аппарата, который он превратил в послушного исполнителя своей воли. Без него он - ничто. Ему постепенно удалось с помощью этого аппарата сформировать такую систему отношений в обществе, когда его слово, директива, приказ, распоряжение могли вызвать цепную реакцию действий тысяч, а то и миллионов людей, принимающих эти сигналы на веру.
  
   Добившись полного единовластия, Сталин понимал, что его сохранение требует дальнейшего совершенствования аппарата: партийного, государственного и, как тогда говорили, карательного. С помощью аппарата Сталин мог манипулировать общественным сознанием, проводить экономические, политические и культурные кампании, кроить ткань истории, закладывать основы "нового" миросозерцания, в центре которого должен быть он и его идеи, ставить цели, которые воспринимались как божественное откровение. У Сталина не возникало сомнения в том, что аппарат вытеснял из системы народ, что ему отводилась только роль исполнителя, труженика, которому дозволено лишь "одобрять", "поддерживать", "восхищаться", "любить" его, единственного "вождя". Такое деформированное видение окружающего мира не просто обедняло социалистические идеалы, а объективно снижало их привлекательность и сеяло в конце концов сомнения в их истинности. Таким образом, "сила" Сталина - в глубоком антидемократизме, тоталитаризме его методов, автократической трактовке непреходящих ценностей справедливости, братства, гуманизма людей. В "силе" Сталина, однако, изначально были заложены истоки, генезис конечного исторического поражения единовластия и единомыслия.
  
   Беззакониями 1937 - 1938 годов, чем, по сути, являлась деятельность Сталина в это время, преследовалась цель дальнейшего создания и укрепления храма личного культа. И это в представлении Сталина не противоречило идеалам социализма! Он, похоже, полагал, что имеет право так трактовать эти идеалы. Ну как тут не вспомнить Маркса и Энгельса, которые, критикуя теорию Карлейля о правах гениев и вождей на господство, проницательно заметили, что "новая эра, в которой господствует гений, отличается от старой эры главным образом тем, что плеть воображает себя гениальной"520. Сталин без плети обходиться не мог. Но уже так много засечено этой плетью насмерть, что нужно найти другого исполнителя. Необходимо было сменить лицо, которое по его указанию олицетворяло и беспощадно использовало эту плеть.
  
   Сталинский Монстр_____________________________________
  
   Апогей насилия приходится на начало 1938 года. Сталину все чаще стали докладывать о катастрофическом положении с кадрами на том или ином заводе, железной дороге, в наркомате. Инерция репрессий уже действовала по своим законам. Аресты порождали выявление новых "соучастников"; возможность выдвижения карьеристов порождала все новые и новые доносы, которые порой были местью за репрессии родственников, близких... Ситуация начинала все более выходить из-под контроля. Летом 1938 года Сталин решил, действуя по своему излюбленному сценарию, сменить исполнителей и возложить на них ответственность за "перегибы", "злоупотребления", "превышение власти" и т.д. Он решил поступить так, как уже делал в ходе коллективизации, обвинив исполнителей его воли во всех мыслимых и немыслимых грехах. Ежов, к которому он присмотрелся ближе после того, как тот стал кандидатом в члены Политбюро, оказался полным ничтожеством. Но к этому времени печать уже создала вокруг Ежова ореол "талантливого чекиста", "вернейшего ученика Сталина", "человека, который видит людей насквозь"... Даже Михаил Кольцов, находясь в плену общественной слепоты, характеризовал в "Правде" этого морального карлика как "чудесного несгибаемого большевика ... который, дни и ночи не вставая из-за стола, стремительно распутывает и режет нити фашистского заговора"521. Увы! В истории бывает, что для того, чтобы по-настоящему разглядеть кого-то или что-то, требуются годы, иногда десятилетия. Тем более что тогда все (или почти все) пользовались очками со сталинской диоптрией.
  
   Сталин весьма скоро выяснил, что Ежов элементарный пьяница, человек, полностью лишенный политической гибкости и проницательности. "Вождя" не отталкивал предельный цинизм Ежова, его злобность и жестокость (часто нарком вел допросы сам), но он не мог терпеть около себя человека безвольного. А по его глубокому убеждению, алкоголизм - это визитная карточка безволия. Люди, которые его окружали и которых он по-своему ценил - Молотов, Каганович, Жданов, Ворошилов, Андреев, Хрущев, Поскребышев, Мехлис, кроме абсолютной преданности ему, обладали и немалой волей, чтобы демонстрировать эту преданность. Например, почти у каждого из своего окружения он арестовал кого-то из близких родственников. Да, именно он, Сталин, ибо ни Ежов, ни Берия без его санкции на такой шаг не решились бы. Попытайся они - Калинин, Молотов, Каганович, Поскребышев, некоторые другие деятели, находившиеся в тени "вождя", - защитить своих близких, это означало бы, что у них нет политической воли. Они знали, что Сталин этого бы не стерпел. В его понятии политическая воля это готовность пожертвовать всем во имя преданности ему. Человек и волевой, и жестокий, Сталин не мог допустить, чтобы около него подвизались какие-то "рохли".
  
   Но вернемся к плети "господствующей личности". Здесь дело заключалось в другом. Нужен был очередной "козел отпущения". Эту роль Сталин уготовил Ежову.
  
   Назначив Берию заместителем Ежова, Сталин, как всегда, преследовал далеко идущие цели. Уже с сентября-октября 1938 года, хотя формально Ежов был еще на своем посту, Берия фактически управлял аппаратом НКВД. Передо мной лежат несколько донесений-отчетов Ульриха, рассмотренных военной коллегией Верховного суда СССР и адресованных (еще без указания должности) "комиссару государственной безопасности I ранга Берия". Рапорты датированы различными числами октября 1938 года. Правда, Ежов, освобожденный от обязанностей наркома внутренних дел 7 декабря 1938 года, мелькнул на политической сцене еще один раз, уже в качестве наркома водного транспорта. 21 января 1939 года он сидел рядом со Сталиным на траурном собрании, посвященном 15-летию со дня смерти В. И. Ленина. После этого Ежов буквально растворился.
  
   Будучи отстраненным от ведомства Инквизиции, Ежов со дня на день ожидал ареста. Его взяли, когда он проводил совещание в Наркомате водного транспорта. Быстро вошли двое и остановились у двери. Он сразу понял: это конец. Сталину нужна его жизнь! Человек, сам отправивший в небытие несчетное число невинных людей, в эти минуты проявил себя как абсолютное ничтожество: упал на колени, стал молить о пощаде. "Сталинскому наркому" осталось жить считанные недели. Известно, что он расстрелян, но когда, где, на основании какого обвинения, мне выяснить не удалось. Впрочем, "когда" и "где" относятся и ко многим тысячам невинно пострадавших.
  
   В конце 1938 года Берия, получив благословение Сталина, полностью включился в "работу". Первым делом Берия предпринял чистку ежовских кадров. Такие зловещие фигуры, как Фриновский, Заковский, Берман, творившие свои темные дела еще при Ягоде, были осуждены и расстреляны. На смену им пришли люди Берии типа Меркулова и Кобулова, Гоглидзе и Цанавы, Рухадзе и Круглова, отличавшиеся особой преданностью новому патрону.
  
   Почему Сталин остановил свой выбор на Лаврентии Павловиче Берии? Знал ли он его близко раньше? Почему этот человек так быстро вошел в особое доверие к "вождю"? Как могло случиться, что этот авантюрист за короткий срок достиг самых высоких ступеней власти: стал членом Политбюро, первым заместителем Председателя Совета Министров, Маршалом Советского Союза, был удостоен даже звания Героя Социалистического Труда?
  
   Сталин впервые встретился с Берией примерно в 1929 - 1930 годах во время своего лечения в Цхалтубо. Берия, бывший тогда начальником ГПУ Закавказья, обеспечивал охрану "вождя" на курорте. Сталин несколько раз побеседовал с этим человеком, весьма неприятным даже внешне, но способным мгновенно улавливать его желания. В начале карьеры Берия использовал знакомство своей жены Нины Гегечкори (как и ее брата-революционера) с С. Орджоникидзе. Возможно, на первых порах это ему помогло. Но очень скоро Орджоникидзе "раскусил" авантюриста и крайне неприязненно и настороженно относился к выдвижению Берии. Серьезную оппозицию Берия встретил и в лице многих других честных большевиков, хорошо знавших этого карьериста. Так, например, кадровый сотрудник ВЧК - ОГПУ - НКВД Тите Илларионович Лордки-панидзе пытался раскрыть глаза в Москве на этого вурдалака. Дело, однако, кончилось тем, что Лордкипанидзе был освобожден по предложению Сталина с поста наркомвнудел Закавказья, а Берия смог в 1937 году устранить этого человека, слишком много знавшего о нем. Без преувеличения можно сказать, что весь путь Берии наверх устлан многочисленными жертвами.
  
   На Сталина произвели впечатление хватка Берии, его властность, решительность и отличное знание положения дел в закавказских республиках. Да, Сталину говорили (он уже не помнил кто, кажется, секретарь Закавказского крайкома партии Л. Картвелишвили) о темном прошлом Берии: связь с мусаватистами, дашнаками в годы гражданской воины. Ему говорили об исключительно карьеристских наклонностях начальника ГПУ Закавказья. В определенных случаях Сталин считал это положительным моментом; такие люди всегда были на "крючке". Вон, Вышинский, бывший меньшевик, подписывал ордер на арест самого Ленина, а как сейчас старается! Или Мехлис, тоже бывший меньшевик, а сейчас нет более преданного ему, Сталину, человека.
  
   На Сталина произвел впечатление опубликованный в печати и изданный отдельной книжкой доклад Берии "К вопросу об истории большевистских организаций в Закавказье", сделанный им в июле 1935 года. В докладе Берия "разоблачил А. Енукидзе как фальсификатора истории, а главное, доказывал особую, исключительную роль Сталина в революционном движении Закавказья. Конечно, "вождь" видел в докладе многочисленные натяжки, фактические неточности, отсебятину, но все это делалось, по его мнению, в благих целях: рельефнее оттенить его место в истории большевизации края. Усердие, решительность и бескомпромиссность Берии ему положительно импонировали.
  
   Сталин не забыл, что именно он в октябре 1931 года добился перевода Берии на партийную работу (вторым секретарем Заккрайкома). По его же предложению через два-три месяца Берия стал первым секретарем. Правда, для этого пришлось переместить из Закавказья Картвелишвили, Орахелашвили, Яковлева, Давдариани, которые возражали против кандидатуры Берии. За несколько лет, считал Сталин, Берия навел в Закавказье "порядок". "Вождю" нравилось, что на всех пленумах 1937 - 1938 годов Берия подавал удачные реплики в русле его собственных размышлений и выступлений. Сталин, в частности, помнил (на память он никогда не жаловался) ремарки Берии на февральско-мартовском Пленуме 1937 года:
  
   - Как Вы могли взять Варданяна, когда мы его из Закавказья вышибли?! бросил он выступавшему Евдокимову, секретарю Азово-Черноморской парторганизации.
  
   - Почему, - продолжал он, - Вы выдвинули Асилова, ведь мы его исключили из партии?
  
   - Выполняя указания тов. Сталина о работе с кадрами, мы разоблачили 7 членов ЦК КП Грузии, 2-х членов Тбилисского горкома. Уже в 1936 году мы арестовали 1050 троцкистов-зиновьевцев...522
  
   Волна репрессий еще только поднималась, а Берия уже предвосхитил события. Сталин слушал и, возможно, думал: хотя Берия несколько лет на партийной работе, но так и остался чекистом. (Как будет отмечено на июльском Пленуме ЦК 1953 г., в конце своей карьеры этот выродок всячески заискивал перед Сталиным, потому что боялся его, заслуживая доверие "вождя" все новыми и новыми доносами.) Правда, справедливости ради стоит сказать, что в 30-е годы еще немногие знали о подлинных "возможностях" Берии. Его назначение прямо увязывалось с постановлением ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 года "Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия". Ведь спустя три недели Берия стал наркомом внутренних дел.
  
   После XVIII съезда партии были реабилитированы некоторые невинно осужденные люди. Но по сравнению с общим количеством брошенных в тюрьмы и расстрелянных это была просто косметическая операция. Как бы ни перекладывали ответственность на Ежова, признание массовых актов беззакония могло бы, несомненно, бросить тень и на самого Сталина. А этого секретарь ЦК допустить не мог. Справедливость была восстановлена прежде всего в отношении лиц, связанных с обороной. Сталин не мог не понимать, что на пороге воины армия была сильно ослаблена. По его указаниям из тюрем и ссылок вернули часть командиров, которых так и не удалось сломить следственным органам. Выпустили также рад ученых и конструкторов. Среди них следует назвать К.К. Рокоссовского, К.А. Мерецкова, А.В. Горбатова, И.В. Тюленева, С.И. Богданова, Г.Н. Холостякова, А.И. Берга, А.Н. Туполева, Л.Д. Ландау, В.М. Мясищева и других. Многим, как знаменитому С.П. Королеву, дня освобождения пришлось ждать неизмеримо дольше (он вышел на свободу лишь в 1944 г.), а тем, кто вынес все физические и нравственные муки многолетней несправедливости, - до далекого еще тогда XX съезда партии.
  
   Хотя такого безумия, как в 1937 - 1938 годах в стране больше не было, карательные органы не сидели без работы. Поставленные вне контроля государства и партии и замыкавшиеся фактически лично на Сталине, они были достойным придатком тирании личности. Все честные и достойные люди, мешавшие тоталитарной системе, из НКВД были удалены или уничтожены. По имеющимся данным, в конце 30-х годов погибли более 23 тысяч чекистов, пытавшихся затормозить раскручивание маховика насилия.
  
   Иногда, когда говорят о злоупотреблениях и преступлениях тех лет, акцентируют внимание на личностях Ягоды, Ежова, Берии или Вышинского и Ульриха. Слов нет, эти выродки и отпетые преступники являли собой пример духовного и нравственного распада, по сути дела антилюдей. Здесь все ясно. Более существен иной вопрос: как такие люди могли занимать столь высокие посты в социалистическом государстве? И здесь нужно сказать, что сталинская карательная система, какой она стала в конце 30-х годов, не могла не найти "достойных" ее исполнителей. Поясню свою мысль. Отделение органов внутренних дел от закона и народа, отсутствие элементарного контроля снизу и даже сверху рано или поздно должны были превратить их в механизм тирании одного лица. Такое вырождение явилось закономерным следствием все большего отмирания элементарных демократических начал в партии и обществе в целом, тоталитарные методы руководства всегда чреваты забвением закона и способностью использовать насилие в неправых целях.
  
   Пытались ли хотя бы отдельные коммунисты, проявляя мужество и гражданственность, ставить эти вопросы перед Сталиным? Все ли он знал о таком авантюристе, каковым являлся Берия? Мне известны попытки обратить внимание Сталина на пагубность бериевщины как глубоко антисоциалистического явления. Но Сталину не нужно было "открывать" глаза на преступления Ежова и Берии. Он знал о них. "Вождь" сам санкционировал наиболее зловещие деяния. Имеются данные, что он вместе с Молотовым одобрил около четырехсот (!) списков лиц, "дела" которых должны были рассматриваться только военными судами. На них стоят лаконичное "за" и подписи Сталина и Молотова. Списки, в которых порой было до нескольких сотен фамилий, одним росчерком сталинской руки превращались в некрологи. Так работала система.
  
   Присвоив себе право распоряжаться судьбами и жизнями тысяч людей, Сталин и исполнители его воли типа Берии разрушили гуманистические основы социализма, хотя на словах свои злодеяния осуществляли именно во имя этих ценностей. Думаю, уместно вспомнить Ф.М. Достоевского, сказавшего однажды, что не для того же он страдал, чтобы собой, злодействами и страданиями унавозить кому-то будущую гармонию. Самые великие цели никогда не могут оправдать применение неправедных средств. Но Сталину была всегда непонятна логика нравственной философии.
  
   Сформировавшись в мире борьбы, классовых страстей, бескомпромиссного мироощущения, Сталин на каком-то этапе своего становления как личности полностью утратил самые элементарные гуманистические качества, которые и раньше были у него крайне дефицитными. Ему были чужды сострадание, милосердие, понимание добра. Слова Л.Н. Толстого о том, что надо учиться "уважению к жизни", конечно, показались бы ему либерально-буржуазными. Лексикон Сталина, его политический словарь переполнен словами типа: "бить", "разгром", "уничтожение", "искоренение", "пресечение" и другими. Они очень точно отражают глубокую ущербность его натуры. В силу этого люди, подобные Берии, для которых жизнь человека не представляла никакой ценности, не вызывали у него неприятия или протеста.
  
   Как рассказывал мне покойный маршал К.С. Москаленко, принимавший участие в аресте и суде над Берией, этот выродок, когда 23 декабря 1953 года ему был объявлен приговор, стал на коленях извиваться в ногах членов Специального Присутствия Верховного суда СССР, заседавшего в здании штаба Московского военного округа. Его униженные мольбы и слезы о помиловании лишь подчеркнули степень ничтожности этого человека, которому Сталин преступно позволил распоряжаться жизнями тысяч людей. Но, как проницательно заметил в свое время Ф. Энгельс: "Нельзя уйти от своей судьбы... от неизбежных последствий своих собственных действий"523.
  
   Есть свидетельства, которые, правда, трудно документально проверить, что по мере старения Сталина у Берии появилось намерение узурпировать власть. Возможно, Сталин это чувствовал, и последние год-полтора в отношениях между ними наступило заметное похолодание. Об этом мне рассказывали многие. Особенно много интересного сообщила М.С. Власик, жена генерал-лейтенанта Н.С. Власика, бывшего начальника Главного управления Министерства государственной безопасности. Власик более четверти века был главным охранником Сталина, многое знал, пользовался большим доверием "вождя". Берия его ненавидел, однако Сталин не давал тронуть. За несколько месяцев до смерти Сталина Берии все же удалось скомпрометировать Власика, как и Поскребышева, и устранить их из сталинского окружения. При этом Власик был арестован и приговорен к 10 годам тюрьмы и ссылки. Вернувшись после заключения уже после смерти Сталина, Власик, по словам жены, с полной убежденностью говорил, что умереть Сталину "помог" Берия. Эту же уверенность он выразил в своих воспоминаниях, которые надиктовал супруге незадолго до смерти.
  
   Именно Берия в последний год жизни "вождя" убрал врачей, наблюдавших за Сталиным, затем Власика и Поскребышева, еще нескольких лиц из обслуживающего персонала. Как бы то ни было - умер диктатор своей смертью или с "помощью" Берии, становится страшно, что стало бы с нашим Отечеством, если бы планы Монстра были реализованы?! Ведь тогда система власти была такой, что смена одного диктатора другим могла стать реальностью. То, что невозможно в условиях демократии, которая существовала лишь на бумаге, становится вполне возможным в обстановке тоталитарности.
  
   У руководства партии и государства наконец достало мужества и проницательности, чтобы обезвредить чудовище. Думаю, немаловажным фактором было понимание того, что Берия не преминет расправиться с большинством из них. (Монстр поддерживал близкие отношения лишь с Маленковым.) Все боялись карателя. Как рассказывал маршал Москаленко, процесс над Берией, проходивший в кабинете члена Военного совета Московского военного округа, слушало высшее партийное руководство в Кремле, куда была проложена специальная связь. Г.М. Маленкову, Н.С. Хрущеву, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову, Н.А. Булганину, Л.М. Кагановичу, А.И. Микояну, Н.М. Швернику и другим представилась возможность заглянуть на самое дно злодеяний, которые творил с помощью этого выродка и их самих Сталин. Многое им было, однако, известно. Ведь их ответственность за свершенные в годы беззаконий преступления, повторю еще раз, вполне очевидна.
  
   Сохранились документальные свидетельства, что те, кто пытался воззвать к совести Сталина и пресечь злодеяния Берии, быстро исчезали. Сталин оставался глухим к этим призывам: этот палач его устраивал. Более того, Берия стал неотъемлемой "чертой" сталинского портрета.
  
   На одном из пленумов ЦК в 1937 году нарком здравоохранения Каминский попытался показать подлинное лицо Берии. Однако едва пленум закончился, Каминский был арестован и вскоре погиб. О преступной деятельности Берии хотел сообщить Сталину и старый коммунист Кедров. Но результатом этой попытки явился арест и расстрел Кедрова. Приговор старому большевику был сфабрикован уже после расстрела. Берия спешил убрать любого, кто знал его истинное лицо.
  
   Человек, который по своей должности должен быть предан закону, и только закону, являлся олицетворением абсолютного беззакония и произвола. Для Берии не было ничего святого. Он боготворил только насилие. Будучи человеком садистских наклонностей, Берия часто сам вел допросы, которые порой заканчивались трагически. Этот Монстр, а Сталин знал, что таковым был его нарком внутренних дел, совмещал свои преступные наклонности с меломанством. Рассказывали, что у него была уникальная коллекция пластинок классической музыки; когда Берия слушал, например, прелюдию Рахманинова, он плакал. Истории известны такие парадоксы, которые лишь полнее высвечивают абсолютную нравственную пустоту души.
  
   Сталин, ценивший на словах аскетизм и пуританство, не мог не знать, что Берия к тому же самый гнусный развратник. Человек, носивший крошечное пенсне, с опущенными уголками рта, что придавало лицу капризное выражение, был леденяще холоден. Его глаза, как у ящера, почти никогда не мигали. Для Берии были неведомы даже отдельные буквы азбуки нравственности. Начальник его личной охраны полковник Надорая и адъютант полковник Саркисов поставляли преступнику понравившихся тому молоденьких женщин. Малейшее сопротивление влекло самые трагические последствия и для женщины, и для ее близких. Эта страшная деталь облика Монстра еще раз подчеркивает диалектику взаимосвязи политического и морального. Политический авантюрист и нравственный подонок в одном лице навсегда останется обвинением лично Сталину, допустившему возвышение антилюдей типа Берии.
  
   Е.П. Питовранов, работавший в НКВД с предвоенных лет и ставший после войны начальником управления и заместителем наркома, поведал мне о Берии немало интересного. Кстати, Питовранов остался жив лишь потому, что оказался в тюрьме за "мягкость" по отношению к "врагам народа". По его словам, Берия был не только абсолютно безнравственной личностью, но и личностью глубоко аполитичной. Думаю, говорил Питовранов, Берия ничего не понимал в марксизме, совсем не знал ленинских работ. Политика для него имела смысл лишь в связи с собственными, личными целями. Для Берии важна была только власть над людьми. Трудно понять, почему он, о котором Сталин очень многое знал, долго держался на поверхности. Обычно "вождь", размышлял Питовранов, взваливал на таких людей ответственность за какие-либо неудачи, прегрешения, провалы и беспощадно их убирал. А Берия держался. И не просто держался, а продолжал дискредитировать социализм, закон, общество. Видимо, дело все же в том, что люди типа Берии были близки Сталину своей готовностью выполнить любое его указание. Берия был копией "вождя" в главном: в методах использования власти.
  
   Надо сказать, Сталин давал Берии самые щекотливые задания. Троцкий, самый непримиримый личный враг вождя в конце концов был устранен физически не без участия Берии. Отсутствие каких-либо принципов у этого Монстра вскоре стало известно всему окружению Сталина, которое откровенно побаивалось наркома. Берия порой демонстрировал в присутствии других членов Политбюро свои особые отношения со Сталиным, перебрасываясь с ним несколькими фразами на грузинском языке. В эту минуту все подавленно замолкали; можно было думать что угодно: возможно, речь шла о ком-то из присутствующих.
  
   Во время войны Сталин поручал ведомству Берии восстановление мостов, прокладывание железнодорожных веток, создание новых рудников и т.д. Все это делалось, естественно, силами заключенных и в предельно короткие сроки. "Боевые действия" Берии в годы Великой Отечественной войны фактически ограничиваются двумя выездами в качестве члена ГКО на Кавказ. Первый раз в августе 1942 года, второй - в марте 1943 года. Архивы свидетельствуют: и здесь Берия от имени Сталина снимал неугодных ему людей, расстреливал, нагонял страх на военных. Его сопровождали Кобулов, Мамулов, Мильштейн, Пияшев, Цанава, Рухадзе, Влодзимирский, Каранадзе. Доставалось Тюленеву, Сергацкову, Петрову, другим военачальникам. Каждый из них имел не только противника перед собой, на фронте, но и коварного заплечных дел мастера в тылу. Его телеграммы Сталину, как правило, играли решающую роль при назначениях. Например, 1 сентября 1942 года Берия докладывал Сталину:
  
   "Командующим Закавказским фронтом считаю целесообразным назначить Тюленева, который, при всех недостатках, более отвечает этому назначению, чем Буденный. Надо отметить, что в связи с его отступлениями авторитет Буденного на Кавказе значительно пал, не говоря уже о том, что вследствие своей малограмотности безусловно провалит дело...
  
   Берия"524.
  
   В трудную минуту, как докладывал Тюленев в Москву, он обратился к Берии за разрешением использовать большой контингент внутренних войск, дислоцированных на Кавказе. "Берия согласился выделить лишь малую часть, - писал Тюленев, - и то по указанию Сталина"525. Своей деятельностью нарком внутренних дел создавал в штабах обстановку напряженности, нервозности, подозрительности и взаимных доносов. Генерал Козлов был вынужден обратиться к Сталину с жалобой на начальника особого отдела Рухадзе, который с ведома Берии пытался оказывать давление на руководство фронта при принятии оперативных решений... Но все эти слабые протесты игнорировались в Москве. Само присутствие Монстра парализовало творческую мысль военачальников: никто не хотел оказаться его очередной жертвой. Когда Берия со своей длинной свитой уезжал, все вздыхали с облегчением.
  
   "Ленинградское дело", "мингрельское", "дело врачей", другие подобные акции - прямое проявление преступного творчества Берии. Он был могущественным человеком не только потому, что стоял у пульта карательной машины, но и потому, что в его распоряжении была вся система ГУЛАГа. Когда американцы взорвали атомные бомбы над Хиросимой и Нагасаки, Сталин приказал форсировать работы в этой области. Общее руководство ими было возложено на Берию. Его подручные Меркулов, Деканозов, Кобулов, Гоглидзе, Мешик, Влодзимирский были послушными исполнителями воли Берии. Это их усилиями, полностью одобренными Сталиным, получили "права гражданства" научные, инженерно-технические лаборатории в лагерях для заключенных. Мощь интеллекта многих выдающихся ученых, закованных в прямоугольники зон, напряженно искала жизненно важные решения, необходимые для того, чтобы в максимально сжатые сроки ответить на грозный вызов современности. То, что советская атомная бомба была создана в кратчайшие сроки, конечно, не заслуга Берии. Раскованный разум в условиях нормального научного созидания справился бы с проблемой наверняка быстрее. Но Берия верил только во всемогущество насилия. А старик Кедров верил в справедливость.
  
   Тогда казалось, что победил Берия. Но это только казалось. Вера в справедливость и гуманизм неистребима. Надежда на торжество этих ценностей не умирает вместе с человеком. Если бы она умирала, то не стоило бы жить. Приведу выдержки из письма Кедрова в Центральный Комитет партии, этого крика неистребимой веры:
  
   "Я обращаюсь к вам за помощью из мрачной камеры лефортовской тюрьмы. Пусть этот крик отчаяния достигнет вашего слуха; не оставайтесь глухи к этому зову; возьмите меня под свою защиту; прошу вас, помогите прекратить кошмар этих допросов и покажите, что все это было ошибкой.
  
   Я страдаю безо всякой вины. Пожалуйста, поверьте мне. Время докажет истину. Я - не агент-провокатор царской охранки: я - не шпион; я - не член антисоветской организации, как меня обвиняют на основании доносов. Я не виновен и в других преступлениях перед партией и правительством. Я - старый, не запятнанный ничем большевик. Почти сорок лет я честно боролся в рядах партии за благо и процветание страны...
  
   Мои мучения дошли до предела. Мое здоровье сломлено, мои силы и энергия тают, конец приближается. Умереть в советской тюрьме, заклейменным как низкий изменник Родины - что может быть более чудовищным для честного человека. Как страшно все это! Беспредельная боль и горечь переполняет мое сердце! Нет! Нет! Этого не будет! Этого не может быть! - восклицаю я. Ни партия, ни советское правительство, ни народный комиссар Л.П. Берия не допустят этой жестокой и непоправимой несправедливости. Я твердо убежден, что при наличии спокойного объективного разбирательства моего дела, без грубой брани, без гневных окриков и без страшных пыток было бы легко доказать необоснованность всех этих обвинений. Я глубоко верю, что истина и правосудие восторжествуют. Я верю. Я верю".
  
   Беспощадность Берии не имела предела. Сотни, тысячи прошений оставались без ответа. Приведу одно письмо, адресованное в конце войны наркому внутренних дел:
  
   "Л.П. Берия.
  
   От з/к Герасимовой
  
   Александры Ивановны;
  
   Темниковский ИТЛ
  
   Февраль, 1944 год.
  
   Я осуждена в 1937 году сроком на 8 лет. Отвечаю я за своего мужа В.И. Герасимова (бывший замнаркома внутренних дел Азербайджана, расстрелян. - Прим. Д.В.}. Вины мужа не знаю до сих пор. Прожила с ним 12 лет и знала его как исключительно честного, трудолюбивого человека, преданного партии и стране. Сама я себя чувствую абсолютно невиновной. Ни одной мыслью я не совершила преступления. Работала с 16 лет до своего ареста.
  
   В день ареста оставила 2-х малюток на свою мать без всяких средств к существованию. Мальчики растут. Им нужна мать и моя помощь.
  
   Умоляю, разберите мое дело, дайте мне право жить с детьми, работать и воспитывать их. Жила я все эти годы в лагерях и была уверена, что правда и справедливость в нашей стране победят ложь и несправедливость. Эта уверенность давала мне силы пережить разлуку с детьми.
  
   Герасимова".
  
   К письму приложена справка следователя Любимова из Азербайджанского НКВД, который вел "дело". "Ничего не признала. Особое совещание в 1939 году оставило приговор в силе"526.
  
   Берия просто расписался, не разбираясь, соглашаясь с выводами следователя.
  
   Как высока стойкость, мученичество, мужество этой женщины! "Все эти годы в лагерях была уверена, что правда и справедливость в нашей стране победят ложь и несправедливость..." Вот эта святая народная вера и помогла советским людям выстоять. Пока есть и будут в Отечестве такие женщины, как Александра Ивановна Герасимова, живет и вечная надежда...
  
   Старый большевик Кедров был прав: истина должна торжествовать. Поэтому в конечном счете поражение выродка, одного из самых страшных монстров в нашей истории, было предопределено.
  
   Вина без прощения_____________________________________
  
   В первую годовщину смерти В.И. Ленина, 21 января 1925 года, "Правда" поместила статью Н.И. Бухарина "Памяти Ильича". Анализируя эпицентр трагедии конца 30-х годов, обратимся к некоторым мыслям Н.И. Бухарина, сформулированным в названной статье.
  
   "Знал ли Ленин себе цену? - спрашивает Бухарин. - Понимал ли он все свое значение? Я не сомневаюсь ни одной секунды, что да. Но он никогда не смотрелся в историческое зеркало: он был слишком прост для этого, и он был слишком для этого прост потому, что был слишком велик...
  
   Он знал колоссально много. Но именно поэтому он понимал, как это еще мало, если мерить другими масштабами: а ведь Ильич считал миллионами и десятилетиями...
  
   И поэтому тем больше, тем величественнее становилась личность Ленина, чем меньше обращал он внимания на свою личность. Разве кто мог заподозрить Старика в личном пристрастии? Разве кто мог допустить, что Ильич думает о чем-либо ином, кроме интересов великого дела?"
  
   Бухарин, как можно предположить, в своей статье попытался сопоставить Ленина (которого он, правда, слишком идеализировал) с его "преемником". Сталин отождествил себя с социализмом. Величие социализма он поставил в зависимость от собственного величия. Он узурпировал не только власть, но и представления людей о социализме, его идеалах и ценностях. И это полностью развязало ему руки. Чудовищность антиистины, выражавшейся в отождествлении социализма со Сталиным, люди тогда понять не смогли. Стараясь продемонстрировать свою "простоту", он нередко в президиумах собраний садился во втором ряду, "отчитывал" какого-нибудь редактора газеты за славословие в свой адрес, не давал ходу книжонке о своем детстве, а главное, все свои шаги "связывал" с Лениным. Но все это были точно выверенные жесты, с помощью которых он переодевал правду в маскарадный костюм. Если Людовик XIV говорил, что "государство - это я", то Сталин хотя публично не заявлял этого, но всей своей практикой давал понять, что "социализм - это я". В это поверило его окружение. Поверило очень много людей в стране. Миллионы людей. Он хотел, чтобы поверили абсолютно все. Тех, кто не верил или даже потенциально мог не поверить, нужно было ликвидировать.
  
   Ленин "никогда не смотрелся в историческое зеркало...". Сталин то и дело пытался заглянуть в него. Ленин "считал миллионами и десятилетиями...". Сталин тоже считал "миллионами", но... миллионами жертв; он был не только не способен мыслить на десятилетия вперед, но и не предвидел того, что произойдет после его смерти всего через три года - на XX съезде партии... Его тщеславная претензия олицетворять собой социализм чрезвычайно дорого обошлась народу. Как говорил Френсис Бэкон еще в XVII веке: "Ранит не та ложь, что проходит через сознание, а та, что входит и поселяется в нем". Ложь, "поселившаяся" в сознании Сталина, а затем закрепленная в тысячах, миллионах умов, стала не раной, а глубоким шрамом на ткани нашей истории. Шрам, который долго камуфлировался, замазывался, запудривался, однако, еще кровоточит... Пройдут годы, пока люди, узнав все без прикрас, недомолвок и недосказанностей, смогут хотя бы чуть-чуть спокойнее перелистывать страницы былого. На этих страницах с полной определенностью, надеюсь, будет сказано, что главный виновник кровавых репрессий - Сталин, созданные им командно-административная система и карательно-бюрократический аппарат. Именно они превратили народ в пассивный объект истории. Что бы ни делал Сталин для укрепления государства, превращения его в мощную индустриальную державу, для усиления военной мощи, - его вина в происшедшем в конце 30-х годов безмерна. За это ему никогда не может быть прощения. А это - только часть всей вины. Деформированный, сталинский "социализм" породил в свою очередь и периоды субъективизма, застоя, все, что связано с ними. Необходимость обновления, начавшегося в середине 80-х годов, обусловлена прежде всего ликвидацией последствий сталинизма.
  
   В 1937 - 1938 годы Сталин публично - ни устно, ни письменно - не выступал за ужесточение репрессий. Даже его выступление на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года, позже опубликованное в сокращенном виде в "Правде", больше сводилось к призывам к бдительности, недопустимости беспечности, опасности троцкизма и т.д. Хотя зловещие ноты чувствуются в каждой фразе. В сборнике "О подрывной деятельности фашистских разведок, троцкистско-бухаринской банды в СССР и задачах борьбы с ними", вышедшем в нескольких издательствах, были опубликованы доклад И. Сталина на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 года, доклад В. Молотова, статьи Н. Рубина, Я. Сереброва, А. Хамадана, С. Урамова, А. Вышинского, передовые "Правды". Подобные издания буквально нагнетали психоз шпиономании и вредительства, поощряли доносительство, создавали гнетущую обстановку. Сталин как будто стоял в стороне, за кулисами. Но, находясь там, он не наблюдал, а дирижировал, направлял, руководил. Он часто приглашал к себе "трех карликов" - Ежова, Вышинского, Ульриха, не столько физических (они были невысокого роста), сколько моральных. Ход следствия и процессов, вынесение приговоров всем наиболее заметным и известным лицам обсуждались в кабинете Сталина. Иногда распоряжения от его имени передавал Поскребышев. На многих документах по делам арестованных "врагов народа" - собственноручные поправки Сталина. Так, например, по докладу Ежова на февральско-мартовском Пленуме ЦК было принято специальное постановление, некоторые пункты которого были сформулированы в сталинской редакции. В частности, эти:
  
   "б) Отмечается плохая постановка следственной работы. Следствие часто находится в зависимости от преступника(! - Прим. Д.В.) и его доброй воли дать исчерпывающие показания или нет...
  
   г) Создан нетерпимый режим для врагов советской власти. Их размещение часто более походит на принудительные дома отдыха, чем тюрьмы (пишут письма, получают посылки и т.д.)"527.
  
   Органам НКВД предписывалось немедленно устранить "имеющиеся недостатки". Нетрудно представить, как устранялись недостатки", отмеченные Сталиным!
  
   Даже после ноябрьского постановления 1938 года, когда кровавая вакханалия стала постепенно затихать, Сталин требовал "завершить незакрытые дела". Вместо того чтобы спокойно разобраться, освободить невинно арестованных, извиниться перед ними, заключительные волны кампании смывали в небытие все новых и новых людей. Вот одно из последних крупных донесений того периода.
  
   "В ЦК ВКП(б)
  
   товарищу Сталину И.В.
  
   С 21 февраля по 14 марта 1939 года военной коллегией Верховного суда СССР в закрытых судебных заседаниях в Москве были рассмотрены дела в отношении 436 человек. Осужденных к расстрелу - 413. Приговоры на основании Закона от 1 декабря 1934 года приведены в исполнение.
  
   На судебном заседании военной коллегии полностью признали себя виновными Косиор С.В., Чубарь В.Я., Постышев П.П., Косарев А.В., Вершков П.А., Егоров А.И., Федько И.Ф., Хаханьян Л.М., Бакулин А.В., Берман Б.Д., Берман Н.Д., Гилинский А.Л., Гей К.В., Смирнов П.А. (бывший нарком Военно-Морского Флота. Прим. Д.В.), Смирнов М.П. (бывший нарком торговли. - Прим. Д.В.) и другие.
  
   Некоторые подсудимые на суде от своих показаний, данных на предварительном следствии, отказались, но были полностью изобличены другими материалами дела...
  
   Председатель военной коллегии
  
   Верховного суда Союза ССР
  
   16 марта 1939 года Армвоенюрист
  
   В. Ульрих"528.
  
   Кстати, в списке указан А.И. Егоров как "сознавшийся" и "осужденный". Это еще одна фальсификация. Он не признал себя виновным и погиб во время следствия.
  
   Как всегда, ничто не дрогнуло у Сталина, не ошеломила мысль о масштабах беззакония, не перехватил горло спазм раскаяния, не прошли перед глазами лица погибших, большинство которых он лично знал. Короткая знакомая жестокая фраза Поскребышева: "Сталину доложено".
  
   "Вождь" помнил, как в июле 1938 года после решения, принятого опросом членов и кандидатов в члены ЦК, был выведен из кандидатов в члены Политбюро Влас Яковлевич Чубарь (он был в составе Политбюро с XV съезда). Чубарь написал ему, Сталину, большую толковую записку о мерах по улучшению оборонной промышленности. Сталин внимательно прочитал, отметил про себя дельный характер выводов и предложений, но ему не понравилась концовка письма:
  
   "Все эти соображения я готовился доложить, но дело опять сорвалось и опять не по моей вине. Очень обидно и тяжело сознавать, что из-за потока клеветы и происков врагов народа мне приходится выбывать из упряжки, но где бы ни пришлось мне работать по вашему решению, везде и всегда буду честно и добросовестно бороться за наше общее дело, за процветание СССР и за коммунизм.
  
   16 июля 1938 г.
  
   В. Чубарь"529.
  
   "Хитрит", - по-видимому, подумал Сталин и велел переслать письмо Ежову. Сталина невозможно было разжалобить. Узнав из доклада Ульриха о казни Чубаря, как и других осужденных, "вождь" спокойно отложил рапорт председателя военной коллегии в сторону и стал читать предложение М. Метина и П. Поспелова о необходимости подготовки "Краткой биографии И. В. Сталина"...
  
   Вновь вернувшись мыслью к Чубарю, он вспомнил, что и Эйхе, и Рудзутак, и Постышев, и многие, многие другие просили его вмешаться и остановить расправу. Все клянутся в верности ему, "товарищу Сталину"... Но почему они просят? Разве это достойно? "Если НКВД разобралось и решило, при чем тут товарищ Сталин?" Он любил думать и говорить о себе в третьем лице. Никакого сострадания. Никакого слюнтяйства... Думаю, что пониманию природы сталинской жестокости могут помочь очень тонкие наблюдения и размышления Ф.М. Достоевского в его "Записках из Мертвого дома". Великий писатель и психолог отмечал, что "кровь и власть пьянят: развиваются загрубелость, разврат; уму и чувству становятся доступны и, наконец, сладки самые ненормальные явления. Человек и гражданин гибнут в тиране навсегда, а возврат к человеческому достоинству, к раскаянию, к возрождению становится для него уже почти невозможен"530.
  
   Отношение Сталина к своим жертвам, товарищам по Политбюро, ЦК, как и вообще к использованию насилия, свидетельствует: "человек и гражданин" в Сталине-тиране умерли давно. Все самые низменные чувства и качества натуры, которые в 20-е годы еще как-то сдерживались, пышно расцвели в условиях единовластия. Любая власть вне контроля снизу опасна. А власть диктаторская особенно. Еще раз подтвердилась старая истина: тирания - мать несправедливости.
  
   Е.П. Питовранов в беседе со мной подтверждает мысль, что разжалобить Сталина было "дохлым делом". Он просто не обращал внимания на просьбы о помиловании, милосердии, проявлении чувства справедливости. "Когда меня посадили за "мягкость к врагам народа", - рассказывал мои собеседник, - я сказал себе: все, конец. Ни один человек из руководящего состава НКВД, будучи арестованным, не выходил живым из Лефортово. В камере со мной сидел Л. Шейнин, следователь и в последующем писатель. Ожидая со дня на день трагической развязки, я в то же время мучительно искал выход. И, как оказалось впоследствии, нашел. Выпросив лист бумаги, я написал письмо Сталину, у которого не раз бывал на приеме, являясь начальником одного из главных управлений НКВД. Я не стал ничего просить: ни снисхождения, ни пощады. Написал только, что у меня есть принципиальные соображения по совершенствованию нашей контрразведки. Добился, чтобы пришел в камеру начальник тюрьмы. Сказал ему: об этом письме знают "наверху". Если вы не передадите его по назначению, вам будет плохо.
  
   Как мне потом рассказывали, - продолжал Питовранов, - Сталину о письме доложили. Он позвонил в наше ведомство и спросил: "За что сидит Питовранов?" Ему ответили. Помолчав, Сталин бросил в трубку: "Возьмите его к себе обратно на работу. Кажется, человек он неглупый". Через несколько дней меня неожиданно выпустили. Сталину для этого понадобилось несколько слов. Но, как я понял, мне удалось сыграть на психологии диктатора: я не молил о пощаде, как делали все, а предлагал идеи и новые решения".
  
   То, что сработало в случае с Питоврановым, который и ныне здравствует, не получилось у Чубаря.
  
   Никакие просьбы о помиловании и справедливости не могли тронуть Сталина. То ли нормальные человеческие чувства - сострадание, жалость, милосердие были страшно глубоко упрятаны, то ли вместо них в сердце Сталина были "стальные" нити, то ли он считал беспощадность важнейшим атрибутом вождя?..
  
   Сталину докладывали о направленных в ЦК прошениях Н.И. Вавилова, крупнейшего биолога, генетика, ботаника и географа, гордости советской науки. Он знал об аресте М.Е. Кольцова, чьи талантливые репортажи из Испании высоко ценил. Докладывали Сталину и письмо С.П. Королева, находившегося в одном из далеких колымских лагерей. Сколько их было, таких писем! Сотрудники секретариата Сталина анализировали его почту. Иногда ему подавали обобщенную справку, наиболее интересные (по мнению помощников) письма. Эти уникальные, потрясающие документы абсолютно не трогали Сталина. Он полагал, что страдания людей неизбежны. Это как плата за прогресс, за движение вперед, за успехи. Может быть, Сталин вспомнил Шиллера: "Свободным от страданий еще никто не рождался". Но если это неизбежно, то это и естественно...
  
   Великие идеи, их воплощение (в этом Сталин был уверен) требуют самоотверженности, самопожертвования, полной самоотдачи. Без жертв социализм построить нельзя. А поскольку их было так много, Сталин к ним привык. По его указанию никаких обобщающих данных, статистических выкладок о жертвах репрессий в печати не сообщалось. Люди питались слухами и страхами. В общественное сознание, нацеленное на достижение экономических, социальных, культурных вершин, прокрадывался страх. Особенно у тех, кто видел признаки недоверия к себе, угрозу доноса, а стало быть, и расправы. Ведь человека, на которого заводилось "дело", в сущности, уже не было. По сути, страх в этом случае выступал антиподом свободы, ее отрицанием. Люди боялись не потому, что чувствовали за собой какую-то вину, они боялись оказаться жертвой навета, произвола. Те, чьи опасения оправдывались, не могли бы согласиться с Ницше: "Если тебе не удалась жизнь, то, может быть, удастся смерть?" Ведь смысл репрессий был непонятен. Тем и питался страх... Кто-то не пришел на работу. Ночью забрали соседа. Кому-то осторожно говорили: передайте семье, что муж сегодня с завода не придет. То вдруг в школьной библиотеке стали вырывать страницу из учебника... Как будто кто-то невидимый "пропалывал" человеческое поле.
  
   Сталин знал точные данные о масштабах репрессии, и они его не пугали. Но где-то во второй половине 1938 года к нему начали поступать тревожные донесения: поднятые по тревоге две дивизии Киевского военного округа не вышли в назначенное время в заданный район; проектирование химического комбината осуществлено неудовлетворительно; конструкторское бюро по разработке транспортных самолетов запаздывает с выполнением задания... Становилось ясно, что дело не только во "вредителях". Возник огромный дефицит кадров. Страна, народное хозяйство, армия были отброшены не на месяцы, а скорее - на годы назад.
  
   Сталин, как и всегда в таких случаях, нашел "виновного". В данном случае Ежова. А.С. Яковлев, известный советский конструктор, встречавшийся со Сталиным, вспоминал слова "вождя": "Ежов - мерзавец, в 1938 году погубил много невинных людей. Мы его за это расстреляли". Арестованным кандидатам в члены Политбюро П.П. Постышеву, Я.Э. Рудзутаку, В.Я. Чубарю, Р.И. Эйхе помимо других преступлении вменялось в вину... "истребление большевистских кадров". Сталин пытался и на этот раз переложить ответственность за террор на других.
  
   "Вождю" доложили письма Постышева, Косиора, Рудзутака, Чубаря, Эйхе, в которых они полностью отрицали свою вину. Прежде чем рекомендовать их для избрания в состав Политбюро, Поскребышев, Мехлис, Ягода, Ежов изучили их родословную до "пятого колена". Это были проверенные люди. Об этом же они писали Сталину в своих предсмертных письмах, говорили на заседаниях неправого суда. Вот что, например, написал Эйхе в своем письме Сталину.
  
   "...Я перехожу теперь к самой унизительной поре моей жизни - к моей действительно серьезной вине перед партией и перед вами. Эта вина - мое признание в контрреволюционной деятельности. Но положение было таково: я не смог вынести тех пыток, которым меня подвергали Ушаков и Николаев, особенно первый из них - он знал о том, что мои поломанные ребра еще не зажили и, используя это знание, причинял при допросах страшную боль - меня вынудили обмануть себя и других (своим признанием)...
  
   Я прошу вас, я умоляю вас вновь рассмотреть мое дело не для того, чтобы пощадить меня, но для того, чтобы разоблачить всю ту гнусную провокацию, которая как змея обволокла теперь стольких людей из-за моей слабости и преступной клеветы. Я никогда не предавал ни вас, ни партию. Я знаю, что гибну из-за гнусной, низкой провокации врагов партии и народа, которую они сфабриковали против меня".
  
   В строках письма слышался не только голос неизбывной, смертельной тоски, но и протест, и слабая надежда... Читая письмо Эйхе, Сталин не мог не знать, что "змею провокации" выпустил он, первый человек в партии и государстве. "Вождь" даже не стал советоваться с другими членами Политбюро: приговор Эйхе он вынес, когда дал санкцию на его арест. Своих решений главный Инквизитор никогда не менял.
  
   Сталину показали и заявление Рудзутака на суде, который, подчеркну этот момент, длился всего двадцать минут.
  
   "Единственная просьба, с которой я обращаюсь к суду, это сообщить в ЦК ВКП(б), что в НКВД есть еще не ликвидированный центр, ловко фабрикующий дела и заставляющий невинных людей сознаваться в преступлениях, которых они не совершали; у обвиняемых нет возможности доказать, что они не участвовали в преступлениях, о которых говорится в таких признаниях, вымученных от различных лиц. Методы следствия таковы, что они вынуждают людей лгать и клеветать на невинных..."
  
   Рудзутак просил встречи со Сталиным, но тот ответил на эту просьбу заключенного грубой бранью. А ведь это был один из кристально чистых старых большевиков, отсидевший 10 лет еще в царской тюрьме и погибший в сталинском застенке. Сталин не забыл, что накануне ареста, в мае 1937 года, Рудзутак был у него. Рудзутак спокойно докладывал по вопросу, который интересовал Сталина. Но "вождь" не слушал, а пытался понять, насколько был верен "сигнал" Ежова: со времени Генуэзской конференции Рудзутак завербован иностранной разведкой. Работая председателем ЦКК ВКП(б) и наркомом РКИ СССР, а в последнее время заместителем Председателя Совнаркома, поддерживал связь с троцкистами... Сталин вдруг вспомнил, что однажды, еще при жизни Ленина, Троцкий высоко отозвался о Рудзутаке-дипломате, эрудите, интеллигенте, владевшем несколькими языками... Сомнения сразу отпали.
  
   Уже вечером, подписывая приветствие Советского правительства героям-полярникам - участникам экспедиции на Северный полюс, Сталин увидел среди других и подпись Рудзутака. После секундной заминки карандаш "вождя" вычеркнул эту фамилию. Вычеркнул из очередного приветствия, но оказался бессильным вычеркнуть из истории. А назавтра, 24 мая 1937 года, Сталин продиктовал текст извещения членам ЦК для заочного голосования (опросом). В нем сообщалось, что органами НКВД неопровержимо установлено, что Тухачевский и Рудзутак являлись немецко-фашистскими шпионами. Замечательный советский полководец и крупный государственный деятель по воле Сталина оказались в одной трагической связке. С той лишь разницей: Тухачевскому предстоит прожить немногим более двух недель, а Рудзутаку - около года... На гильотину беззакония этих людей, как и многие тысячи других, отправил сам Сталин.
  
   Диктатор сознательно предрешал судьбы многих тысяч людей. Практически все предложения Ежова, Ульриха, Вышинского о вынесении самых жестоких приговоров безоговорочно поддерживались. Я уже писал, что иногда Сталин просто бросал: "Согласен" Но очень часто снисходил до того, чтобы оставить свой автограф на чудовищном некрологе. Те, кто до сих пор кивает на Ежова и Берию, мол, это их дело, ошибаются. Сталин хорошо знал, что делал. Следы его кровавы. Есть множество документов, свидетельствующих о чудовищной беспощадности Сталина.
  
   "Товарищу Сталину.
  
   Посылаю списки арестованных, подлежащих суду военной коллегии по первой категории.
  
   Ежов".
  
   Резолюция лаконична: "За расстрел всех 138 человек.
  
   И. Ст., В. Молотов".
  
   "Товарищу Сталину.
  
   Посылаю на утверждение 4 списка лиц, подлежащих суду: на 313, на 208, на 15 жен врагов народа, на военных работников - 200 человек. Прошу санкции осудить всех к расстрелу.
  
   20.VIII.38 г. Ежов".
  
   Резолюция, как всегда, однозначна:
  
   "За. 20. VIII. И. Ст., В. Молотов"531.
  
   Были и чудовищные "рекорды". 12 декабря 1938 года Сталин и Молотов санкционировали к расстрелу 3167 человек!532 Списки составлены без указания вины, результатов следствия. Фактически бывало и так, что после утверждения списков дело оставалось за "формальным" вынесением приговоров. Подобную кровавую статистику можно приводить очень долго. Но можно и нужно посмотреть на действия Сталина и с другой стороны. Передо мной письмо почти 90-летней Веры Ивановны Дерючиной из Белой Церкви. Ее письмо может стать еще одним страшным обвинением сталинской карательной машине.
  
   "Когда страшной ночью 1937 года пришли за моим мужем-шахтером, выполнявшим по четыре нормы, стахановцем, я думала, что это ошибка. Сказали мне - не реви, дура. Через час придет твой муж. А пришел через двенадцать лет. Инвалидом. И что только я не перенесла с малыми детьми, престарелой матерью - описать невозможно. Из квартиры выгнали, везде на нас стояло клеймо: семья врага народа. Если бы не добрые люди - то все бы погибли... Напишите о моей судьбе в своей книге где-нибудь в уголочке. Дерючина Вера Ивановна".
  
   Вот еще одно письмо - от москвича Степана Ивановича Семенова, отсидевшего в сталинских лагерях 15 лет. У него расстреляли двух братьев и умерла в тюрьме жена. Сейчас это глубокий старик, без детей и внуков. В его письме есть строки: "Самое страшное, когда тебя никто не ждет, когда ты никому не нужен. У меня и братьев могли быть дети, внуки, семьи. Проклятый Тамерлан все изломал и растоптал. Он лишил будущего еще не родившихся граждан. Не дал им родиться, поскольку убил их отцов и матерей. Доживаю жизнь в одиночестве и до сих пор не могу понять, как мы не рассмотрели в "вожде" чудовище, как допустил наш народ такое?"
  
   Казалось бы, непосредственного участия в судьбе Дерючиной и Семенова Сталин не принимал, но это именно "казалось бы". Созданная им машина террора косила без особого разбора тысячи и тысячи безвинных жертв. И все они так или иначе на "лицевом счету" бесспорного творца кровавых преступлений.
  
   Поэтому рассуждения некоторых людей (об этом писал еще в 1962 г. И. Эренбург; повторяли эту идею и другие - много позже) о том, что "Сталин не знал того, что творил Ежов", "не представлял масштабов и размаха репрессий", мол, "это дело провокаторов, пробравшихся в НКВД", не имеют никаких оснований. Сталин все знал. Сталин руководил репрессиями. Сталин определял "стратегию" насилия. Сталин расставлял акценты в этом насилии. Сталин пытался скрыть подлинные масштабы репрессий путем ликвидация многих исполнителей террора. Думаю, и сегодня никто не может знать больше и полнее о том, что произошло в 1936 - 1939 годах, чем сам Сталин, главный виновник трагедии народа. Знали и знают немало и те, кто был орудием террора. В процессе работы над книгой я получил не одну тысячу писем. Их письма я узнавал сразу. Часто они были без подписи. Приведу выдержки лишь из двух:
  
   "Сталин, как санитар, очистил родину от швали. Да жалко, плохо очистил, коли и сегодня есть такие, кто топчет это светлое имя.
  
   Ю.К.".
  
   "Поиграете в демократию, поиграете и позовете диктатора. В России никогда без сильной руки ничего путного нельзя было сделать. Сталин из страны с сохой сделал державу с атомной бомбой. Этим все сказано".
  
   Без подписи.
  
   Однажды вечером у меня дома раздался звонок. Старческий голос представился Иваном Николаевичем (думаю, вымышленным именем). Без обиняков звонивший заявил: "С удовольствием поставил бы вас к стенке, тем более что в 1937 - 1938 годах я этим занимался". "Не трогайте Сталина, - прошамкал бывший исполнитель приговоров, - он еще вернется к нам в другой форме", - и положил трубку.
  
   Сознание таких людей как бы застыло в 1937 году, и их ущербное мировоззрение "винтика" не изменили ни годы, ни ветры перемен. Этих людей осталось немного, они немало знают, но предпочитают свое участие в великом терроре публично не афишировать. Да, у творца террора было немало исполнителей. Чаще это были жертвы времени, но когда и в 80-е годы скрипучий голос напоминает вам, что "он не сожалеет о своем соучастии", это уже не поза, а позиция. В сознании таких людей сталинизм засел крепко, и покаяние для них едва ли доступно. Они боготворили Сталина раньше, боготворят его и теперь. Их сознание, наверное, не очистить от культового мусора. Это они писали:
  
   "Рапорт товарищу Берии Л.П.
  
   Пора товарищу Сталину преподнести звание "Великого" или "Отца нации". Закрепить это звание указом Верховного Совета. Надо подумать о грандиозном памятнике на века из меди, бетона, бронзы. Нужно учредить орден Сталина.
  
   19.III.44 год. Шалаев"533.
  
   Памятников соорудили множество. А вот звание "Великого" и орден - не успели...
  
   В истории всегда есть страницы, которые некоторые люди хотели бы скорее забыть. Но этого сделать невозможно, да и не нужно. Все, что было, стало частью нас самих. Через все это прошли главным образом те поколения, которые уже ушли в вечность. Чем больше мы живем, тем меньше людей, которые старше нас. И с каждым днем больше тех, кто нас моложе. Но память о безвинных жертвах сталинского безумия для нас безмерно горька. Они пали не как героя, но как мученики. Сталин не дал Каширину или Корку, Дыбенко или Якиру погибнуть на поле брани с фашизмом, если бы была на то воля судьбы. Осознание этой необратимости добавляет новые страдания.
  
   Мы все помним Сталина по фотографиям, бюстам, монументам, которые незаметно, но как-то быстро исчезли со своих пьедесталов. "Вождь" часто изображался с поднятой рукой, указывающей всем путь, с доброй улыбкой, характерным прищуром внимательных глаз. Кто мог тогда думать, что за этой маской скрываются патологическая жестокость, бессердечие и коварство, равных которым непросто найти в нашей истории? Это в полной мере почувствовали не только миллионы репрессированных и их семьи, но и родственники самого Сталина. Один из кропотливых исследователей жизни И.В. Джугашвили-Сталина, В.В. Нефедов, провел немалую работу по выяснению судеб родственников "вождя". Вот что ему удалось установить.
  
   По линия Екатерины Семеновны Сванидзе (первой жены) были репрессированы:
  
   1. Александр Семенович Сванидзе, брат жены Сталина. Член партии с 1904 года (партийный псевдоним - Алеша Сванидзе). Нарком финансов Грузии, до 1937 года работал в Наркомате финансов СССР. Один из ближайших друзей Сталина. Обвинен в шпионаже и расстрелян.
  
   2. Мария Анисимовна Сванидзе, жена А.С. Сванидзе. Оперная певица. В 1937 году арестована, приговорена к 10 годам тюрьмы. Умерла в ссылке.
  
   3. Иван Александрович Сванидзе, сын А.С. Сванидзе. Арестован как сын "врага народа". Вернулся из ссылки в 1956 году.
  
   4. Мария Семеновна Сванидзе, сестра жены Сталина. В 1927 - 1934 годах личный секретарь А.С. Енукидзе. Арестована в 1937 году. Умерла в тюрьме.
  
   5. Юлия Исааковна (Мельцер) Джугашвили, жена сына Сталина - Якова. Арестована, в 1943 году освобождена.
  
   По линии Надежды Сергеевны Аллилуевой (второй жены) были репрессированы:
  
   1. Лина Сергеевна (Аллилуева) Реденс, сестра жены Сталина. Арестована в 1948 году, осуждена на 10 лет за "шпионаж". Освобождена в 1954 году.
  
   2. Станислав Францевич Реденс, муж А.С. Аллилуевой, нарком внутренних дел Закавказья, Казахстана. Делегат XV, XVI, XVII съездов ВКП(б), член ЦКК - ЦРК ВКП(б). В 1938 году арестован как "враг народа", в 1941 году расстрелян.
  
   3. Ксения Александровна Аллилуева, жена П.С. Аллилуева, брата жены Сталина. В 1947 году арестована. В 1954 году освобождена.
  
   4. Евгения Александровна Аллилуева, жена П.Я. Аллилуева, дяди жены Сталина. В 1948 году арестована и осуждена за "шпионаж" на 10 лет. В 1954 году освобождена.
  
   5. Иван Павлович Аллилуев (Алтайский), сын П.Я. Аллилуева. Член партии с 1920 года, редактор журнала "Социалистическое земледелие". Арестован в 1938 году и осужден на 5 лет; с помощью С.Я. Аллилуева, тестя Сталина, освобожден в 1940 году.
  
   Сохранились записки И.П. Аллилуева, который был осужден "за участие в контрреволюционной организации" и отбывал срок в "Сороклагере". Иван Павлович описывает своих друзей по несчастью: комбрига Холодкова, начальника одного из управлений Московского военного округа Лапидуса, молодого наивного парня Петра Жилу (попал во "враги народа" за то, что однажды сидел рядом с Косаревым в президиуме съезда комсомола Украины). Как потом выяснилось, за И.П. Аллилуева, осмелившись, стал хлопотать его престарелый дядя С.Я. Аллилуев. Не решившись просить Сталина, он обратился к Берии и Кобулову, и, пожалуй, единственный раз Монстр сжалился над тестем "вождя".
  
   В своей жестокости Сталин не грешил избирательностью: для всех одна мера. Свои и чужие, знакомые и родственники, товарищи по ЦК и совсем неизвестные люди, молодые и старые большевики, неграмотные мужики и академики, мужчины и женщины - если на их "дело" ставился штамп "врага народа" - сразу превращались для Сталина в нелюдей. Как только от Ежова или Берии поступал "сигнал" о "вредительской" или иной "контрреволюционной" деятельности, "вождь", не раздумывая, давал санкцию на арест. Обычно Сталин больше этим человеком не интересовался. Пожалуй, было лишь одно исключение. Когда ему сказали, что к расстрелу приговорен как "немецкий шпион" А. Сванидзе, брат первой жены, Сталин бросил: "Пусть попросит прощения". Перед расстрелом Сванидзе передали слова родственника. Приговоренный спросил: "О чем я должен просить? Ведь я никакого преступления не совершил". Развязка наступила. Сванидзе расстреляли.
  
   Сталин, узнав о последних словах своего близкого друга детства и шурина, лишь обронил:
  
   - Смотри, какой гордый; умер, но не попросил прощения...
  
   Сталин, по-видимому, не мог соглашаться на аресты своих родственников, не веря в то, что "так нужно". Я уже отмечал: на Сталина магическое действие производило любое "дело". Если ему докладывали органы, информировали, сигнализировали о каких-либо "происках", "врагах", "вредителях", "шпионах", его сознание трансформировало подобные сообщения в априори достоверные. Его исключительная подозрительность не распространялась на доносы и, доносчиков. Сталин им верил. Судьба его несчастных родственников - еще одно тому подтверждение.
  
   Всех нас рано или поздно поглотит вечность, и мы уйдем в песок времени, растворившись в бесконечности. Через два-три поколения о каждом из нас смогут вспомнить лишь самые близкие. Мы присоединимся к 70 - 80 миллиардам теней людей, уже прошедших по планете. Так происходит извечное слияние с природой: придя из нее, мы вновь возвращаемся туда. Но ни у кого нет права лишать других жизни. Сталин попрал это право. Отнятая жизнь - преступление необратимое. Отнятые жизни миллионов - преступление безмерное, запредельное.
  
   Знакомясь с архивами, встречаясь и беседуя с очевидцами и жертвами тех, теперь уже далеких событий, я прежде всего задавался вопросом: как могло все это произойти? Почему погибли сотни и сотни тысяч людей? Почему все, или по крайней мере очень многие, способствовали Сталину и его окружению в совершении преступлений?
  
   Я уже высказал ряд соображений по этому поводу ранее. Добавлю следующее. В истории неоднократно бывало, когда логика революции или контрреволюции вела к террору. И тогда история, по словам Ф. Энгельса, самая жестокая из богинь, могла тащить свою триумфальную колесницу через горы трупов не только во время войны... Во второй половине 30-х годов никаких видимых предпосылок к развязыванию массовых репрессий не было. Страна, несмотря на многочисленные трудности, находилась на подъеме. Могучий революционный заряд Октября придал долгое и устойчивое ускорение социальному движению. Люди почувствовали первые реальные плоды живой, притягательной силы социализма. И в этот момент Сталин и созданный им карательно-бюрократический аппарат начали беспрецедентную кампанию насильственной ликвидации всех представителей прошлых "оппозиций", всех, кто мог в какой-либо форме, хотя бы теоретически, выразить несогласие с режимом тирании "господствующей личности". Народ принял муки, казалось, без всяких причин. Это могло произойти лишь в условиях, когда не было создано надежного механизма социальной защиты.
  
   В этот период проявились наихудшие черты Сталина. На все времена дан страшный урок: самые высокие политические идеалы без гармонии с нравственностью могут быть фальшивой драгоценностью. Истории ведь не скажешь, что нам не повезло с руководителем. Поскольку это невезение было уже не раз, дело, видимо, заключается в несовершенстве механизма и недостаточной демократичности процедуры выдвижения, контроля, прежде всего снизу, и замены руководящей личности. А ведь Ленин полагал, что "масса должна иметь право выбирать себе ответственных руководителей. Масса должна иметь право сменять их, масса должна иметь право знать и проверять каждый самый малый шаг их деятельности"534. Правда, ни сам Ленин, ни тем более Сталин, не дали возможности "массе" самой, реально, выбирать себе "ответственных руководителей". Сталин навязал партии, народу свое понимание социализма и методов его построения. Чем выше уровень демократии, тем меньше она зависит от личных качеств лидера. В конце концов, она просто не приемлет непригодного.
  
   Сталин и его аппарат прибегли к террору без всякого исторического оправдания. Вспомним слова Ф. Энгельса о том, что террор состоит в большинстве случаев из бесполезных жестокостей, совершаемых перепуганными людьми для самоутверждения.
  
   Согласно сталинскому миросозерцанию, великая цель оправдывала широкое применение насилия - создание более "однородного" общества, прежде всего в плане нивелирования мышления и помыслов людей. Но Сталин ошибся в главном: он плохо знал народ, его возможности и чаяния. На какое-то время репрессии заставили народ замолчать, безропотно выносить кровавое безумие. Но веру советских людей в социальную справедливость, истинную ценность гуманистических идеалов Сталин убить не смог. В значительной массе людей сохранилось глухое недовольство и неприятие, загнанные глубоко внутрь. В то время они не могли найти достойного выхода. К слову сказать, многие начинали по-настоящему анализировать происходящее, лишь оказавшись за колючей проволокой. Зерна негодования, гнева, возмущения и скорби дали всходы лишь много лет спустя.
  
   Сегодня, например, уже по-иному воспринимаются и строки, написанные Троцким в книге "Преступления Сталина" (1937 г.). Изгнанник, конечно, смотрел на Сталина прежде всего через призму личной ненависти и предрекал ему близкий крах. Он не мог предположить, что преступления Сталина будут осуждены значительно позже, чем он предрекал. Но, думаю, стоит все же воспроизвести его пророчество:
  
   "Завтра Сталин может стать обременительным для правящей прослойки... Сталин стоит накануне завершения своей трагической миссии. Чем сильнее кажется, что он ни в ком больше не нуждается, тем ближе час, когда никто не будет нуждаться в нем. При этом Сталин едва ли услышит слова благодарности за совершенный труд. Сталин сойдет со сцены, обремененный всеми преступлениями, которые он совершил"535. Читатель имеет возможность сам судить о выводе Троцкого.
  
   Действия Сталина порой выглядят иррационально. Трудно объяснить, например, какой-либо политической логикой резкое ослабление армии накануне страшной войны. Реализация планов экономического развития заведомо затруднялась огромными потерями в кадровом потенциале. Кровавые действия Сталина выглядели необъяснимыми: он санкционирует уничтожение М. Кольцова, которого хорошо знал, встречался с ним, и не трогает Б. Пастернака с его независимыми взглядами. Действиями Сталина руководила беспредельная жажда власти. Его не могла "насытить" даже кровь многочисленных родственников, самых близких друзей, соратников... Утоляя кровавую жажду и не утолив ее до конца, Сталин совершил беспримерные преступления против свободы: свободы жить и свободы мыслить.
  
   Оплакивая гибель сотен тысяч советских людей, лучших сынов и дочерей Отечества, нельзя смириться с тем, что Сталин сделал пассивными соучастниками своих деяний миллионы людей, которые поверили, что "так нужно". Сталину удалось заручиться своего рода поддержкой множества честных граждан. Огромные масштабы репрессий стали возможны потому, что "вождь" вызвал социальную инерцию насилия, порождавшую доносительство, беспринципность, массовую ложь, клевету. Это преступление Сталина особенно тяжко. Ложь всегда оставляет глубокие следы. В памяти. В психологии людей. В культуре. Тем более что ложь всегда пытается напялить на себя одеяние правды. Ложь тогда не имеет шансов, когда ей противостоит правда в союзе с совестью. Именно совесть бывает самым требовательным судьей. Она выступает как бы нравственным посредником между миром бытия и личностью. Благодаря совести мы знаем степень своего нравственного несовершенства, искренности в отношении к идолам и идеалам. Обмануть свою совесть невозможно. Сегодня известно, что если совесть в те годы часто молчала, то прежде всего потому, что рядом не было правды.
  
   На годы сталинского единовластия приходится эпицентр трагедии всего советского народа и потому, что насильно были вырваны из жизни многие патриоты своего Отечества, лучшие специалисты, высокие таланты, люди, подававшие особые надежды. Замена, часто поспешная, иногда случайная, порой корыстная, не могла быть равноценной. Но Сталин знал, что те люди, которые выдвигались вместо репрессированных, более преданны ему, его "линии", установкам. Своим возвышением, часто неожиданным (нередко и незаслуженным), новые руководители были обязаны только "вождю". Он мог, естественно, рассчитывать на их преданность и усердие.
  
   За два года до начала войны страна была как бы обессиленной. Нет, дымились трубы фабрик и заводов, ходили по рельсам поезда, студенты занимались в университетах, люди надеялись, верили в лучшее завтра. Но "обессиленность" была не только от переполненных лагерей, безвестья об исчезнувших близких, знакомых, друзьях, поредевших партийных и военных рядах, а прежде всего от надругательства над идеей, в которую поверили. Ведь Сталин, совершив злодеяния против народа, совершил преступление и против мысли.
  
   Не Сталин остановил безумие. Этот бессмысленный террор дошел до предела, угрожавшего функционированию самой системы. Угрожавшего на рубеже самых тяжких испытаний. Такова была доля советского народа: страдать и преодолевать, бороться и надеяться, жертвовать и побеждать.
  
   Глава 7
  
   У дверей войны
  
   ...Их дальнозоркость не есть провидение
  
   далекого будущего. Они - пророки и видят
  
   лишь свои отвлеченные доктрины, а не
  
   грядущую жизнь.
  
   Н. Бердяев
  
   Была глубокая зимняя ночь января 1939 года. Трудовая Москва спала. Лишь кое-где в зданиях наркоматов, Генштаба, огромной коробке на Лубянке сквозь зашторенные окна пробивались слабые блики света. Члены Политбюро, наркомы, военное руководство, как всегда, бодрствовали. Такой распорядок дня - работа до глубокой ночи - сложился постепенно. Сталин и раньше возвращался домой к полуночи, а когда международная обстановка начала еще больше ухудшаться, стал регулярно задерживаться в своем кабинете до двух-трех часов ночи, а иногда и того позже. Ну а для НКВД ночь была чуть ли не основным рабочим временем.
  
   Сталин после 12 ночи редко вызывал к себе кого-либо. Исключение составляло только ближайшее окружение - Молотов, Ворошилов, Берия. Обсуждая тот или иной вопрос, они по предложению Сталина нередко делали перерыв и отправлялись ужинать на его дачу в Кунцево, где за трапезой продолжали заниматься делами. Сталин обычно давал возможность высказаться каждому, бросая иногда короткие реплики, а затем, в конце, не спеша резюмировал. Порой его решения существенно отличались от мнения собеседников, однако это их не смущало. Они тут же соглашались. Пожалуй, возражал порой, и то ненастойчиво, Молотов. Берии удавалось чаще, чем другим, угадывать мысли "вождя", и он не скрывал своего удовлетворения. Иногда требовалась какая-то справка, уточнение детали, статистические данные. Сталин тут же звонил по "вертушке" наркому, иному высокому должностному лицу и коротко справлялся о деле. Почти не было случая, чтобы на другом конце провода не оказалось нужного человека. Иной раз складывалось впечатление, что Сталин такими звонками проверял усердие руководителей, которые в свою очередь и ночью держали при себе определенное число работников для решения внезапно поставленной задачи. Ночные бдения накануне войны стали обычными.
  
   Сегодня Сталин сидел над отчетным докладом, с которым он будет выступать на очередном, XVIII съезде партии. В начале января Пленум ЦК решил созвать съезд 10 марта 1939 года. Первый вариант доклада, подготовленный в аппарате ЦК, уже невозможно было узнать. Десятки страниц Сталин переписал заново. Он хотел выразить две главные идеи. Первая: мир накануне новых потрясений. Рушится система послевоенных мирных договоров. Экономический кризис ускоряет рост военной опасности. На горизонте - тучи мировой войны. А если точнее, подумал и написал Сталин, "новая империалистическая война стала фактом".
  
   Идея вторая, которую хотел популярно изложить "вождь", заключалась в публичном утверждении новых успехов социализма. Он считал, что в результате разгрома "капитулянтов и вредителей" страна стала еще более могучей. Полистав страницы со статистическими выкладками, которые ему подготовили, Сталин после долгих размышлений быстро стал писать: "Мы перегнали главные капиталистические страны в смысле техники производства (?! - Прим. Д.В.) и темпов развития промышленности. Это очень хорошо. Но этого мало. Нужно перегнать их также в экономическом отношении. Мы это можем сделать, и мы это должны сделать... Нужно строить новые заводы. Нужно ковать новые кадры для промышленности. Но для этого необходимо время, и немалое. Невозможно в 2 - 3 года перегнать экономически главные капиталистические страны. Для этого требуется несколько больше времени"536.
  
   Устало отодвинув доклад, Сталин вызвал Поскребышева и попросил принести списки делегатов предыдущего съезда и избранных на нем членов ЦК. Вчера у помощника этих списков под рукой не оказалось. Открыв тоненькую папочку, Сталин погрузился в чтение. Пожалуй, более половины фамилий ему были хорошо знакомы. Этот известен ему еще по Наркомнацу, другой по коллективизации, третий памятен беседой при назначении секретарем обкома. Военных делегатов он знал почти всех. Сталин медленно водил пальцем по спискам, иногда задерживаясь на той или другой фамилии. Цепкая память восстанавливала встречи, беседы, разговоры.
  
   Вот В.М. Михайлов, начальник строительства Дворца Советов. Он у него был один или два раза вместе с академиком Б.М. Иофаном. Выслушивали его, Сталина, пожелания по проектированию и развертыванию строительных работ. И.Е. Любимов запомнился тем, что обычно в числе первых рапортовал ему о перевыполнении плана предприятиями легкой промышленности. Взгляд "вождя" долго не мог оторваться от строки: "А.С. Енукидзе - секретарь Президиума ЦИК СССР". Ведь был другом, а поди ж ты, какой скрытный оказался... А вот целая "обойма" заведующих отделами ЦК партии - К.Я. Бауман, И.А. Пятницкий, Я.А. Яковлев, А.И. Стецкий... Как могут меняться люди! Яков Аркадьевич Эпштейн, которого почему-то называли Яковлевым, так хорошо поработал в годы коллективизации, а тут вдруг завилял. Сталин вспомнил, что не раз приглашал Яковлева обедать к себе, а это было признаком особого расположения. Стецкий умел работать с писателями, артистами, но у Сталина он никогда особого доверия не вызывал. Стало быть, предчувствие его не обмануло - враг... Взгляд Сталина зацепился за фамилию М.Л. Рухимовича, наркома оборонной промышленности. С ним у него было много встреч; цепкий, исполнительный человек, но оказался замешанным в связях с троцкистами... Вот Л.И. Мирзоян, первый секретарь ЦК КП(б) Казахстана. Он плохо его знал, но помнил, как после обсуждения кандидатуры Мирзояна дал согласие на "избрание".
  
   Сталин взял карандаш и подчеркнул фамилии бывших членов и кандидатов в члены Политбюро - Я.Э. Рудзутак, С.В. Косиор, В.Я. Чубарь, П.П. Постышев. Хорошо, что он вовремя рассмотрел этих людей; они могли быть опасны не только для партии, но и для него. Всплыли в памяти их письма с просьбами разобраться, пощадить, вникнуть в дела НКВД, где, по их мнению, "свила гнездо банда провокаторов".
  
   Листая списки, Сталин обратил внимание, что у большинства фамилий, сразу же после инициалов, рукой Поскребышева сделаны карандашные пометки "в.н.", иногда указана какая-то дата. Тут же понял, что означает дата - приведение приговора в исполнение или просто смерти. Но не сразу уловил смысл буквенных сокращений. И все же, остановившись на фамилии Я.С. Агранова, догадался: "в.н." - враг народа. Да, Я.С. Агранов, его старый товарищ, которого год назад расстреляли, тоже оказался врагом народа... Перед глазами мелькали фамилии тех, кого уже не было в живых: К.В. Уханов, Б.А. Семенов, С.С. Лобов, Б.П. Шеболдаев, И.П. Румянцев, М.М. Хатаевич, Н.Н. Демченко, Д.Е. Сулимов, Ш.З. Элиава, Н.М. Голодед, А.К. Лепа, Г.Н. Каминский, Н.М. Попов, И.А. Зеленский, А.С. Булин. Н.Ф. Гикало... Сталин подумал: кто же остался? Но вспомнив, что почти три сотни делегатов XVII съезда проголосовали против него, успокоился: это дело их рук...
  
   Да, среди делегатов съезда было слишком много скрытых врагов. А ведь подавляющее большинство этих людей вступили в партию еще до революции, в годы гражданской войны. Размышляя над списками, Сталин, возможно, подумал: "Они оказались не готовы жить при социализме. Путы оппозиционеров, видно, держали их крепко. Не смогли понять социализма!" Эти люди навеки замолчали. Они ничего не могут ни сказать, ни даже подумать об очередном съезде, растущей военной опасности, о том, что не Бог, а он, товарищ Сталин, был им высшим судьей.
  
   Как бы продолжая свои ночные размышления, Сталин назавтра сказал Г.М. Маленкову, которого все чаще и чаще вызывал к себе и поручал самые различные ответственные задания:
  
   - Думаю, от вражеского балласта очистились мы хорошо. Нужны свежие силы, нужны новые люди в партии...
  
   Да, партии нужны новые люди. Тем более что после XVII съезда ее численность сократилась на 330 тысяч человек! Он неплохо провел операцию по удалению из партии многочисленных врагов. Что и говорить, без роста численности преданных ему, Сталину, коммунистов невозможно браться за дерзкую, фантастическую задачу: перегнать главные капиталистические страны в экономическом отношении. Но партии нужно новое, молодое, сталинское пополнение... И уже в 1939 году кандидатами в члены ВКП(б) было принято более миллиона человек. Партия становилась все больше, как об этом прямо писали и говорили, "сталинской".
  
   Вернувшись к докладу, Сталин вписал в текст еще один абзац. "Некоторые деятели зарубежной прессы болтают, - четким почерком с большим наклоном писал "вождь", - что очищение советских организаций от шпионов, убийц и вредителей, вроде Троцкого, Зиновьева, Каменева, Якира, Тухачевского, Розенгольца, Бухарина и других извергов, "поколебало" будто бы советский строй, внесло "разложение". Эта пошлая болтовня стоит того, чтобы поиздеваться над ней". Перо едва поспевало за мыслью:
  
   "В 1937 году были приговорены к расстрелу Тухачевский, Якир, Уборевич и другие изверги. После этого состоялись выборы в Верховный Совет СССР. Выборы дали Советской власти 98,6% всех участников голосования. В начале 1938 года были приговорены к расстрелу Розенгольц, Рыков, Бухарин и другие изверги. После этого состоялись выборы в Верховные Советы союзных республик. Выборы дали Советской власти 99,4% всех участников голосования. Спрашивается, где же тут признаки "разложения" и почему это "разложение" не сказалось на результатах выборов?"537
  
   Ночная логика Сталина была, как и он сам, железной. "Вождь" непоколебимо верил в свои антиистины.
  
   Нет, Сталина не беспокоили муки раскаяния. Чувство раскаяния, как, впрочем, милосердия и сострадания, ему было неведомо. Заглянув во время ночной работы над докладом в недавнее прошлое, Сталин должен был увидеть в нем не просто праведный гнев и скорбный укор. Он не мог не почувствовать опасности, которую невольно нагнетал в той же мере, в какой ослабил за последние годы "первую землю социализма".
  
   Политические маневры__________________________________
  
   Сталину казалось, что кровавая чистка, которая была проведена в партии и стране, стабилизировала общество. Вопреки целому ряду объективных признаков, свидетельствовавших о перерождении партии, уничтожении интеллектуального слоя партийных, технических и военных кадров, усилении административно-директивных методов в жизни общества, Сталин продолжал считать (и об этом он сказал в своем докладе на XVIII съезде партии) исторически оправданным курс на "ликвидацию троцкистских и иных двурушников".
  
   С начала 1939 года основное внимание Сталина, пожалуй, было обращено на внешнеполитические проблемы. Хотя принято считать, что вторая мировая война началась 1 сентября 1939 года нападением фашистской Германии на Польшу, Сталин полагал иначе. И это было в определенной мере справедливо. Япония продолжала завоевательные действия в Китае; Италия напала на Абиссинию и Албанию; была осуществлена широкая германо-итальянская интервенция против республиканской Испании. Германия захватила Австрию, а буквально в дни работы XVIII съезда ВКП(б) аннексировала Чехию и фактически Словакию. Мир был подожжен со многих сторон. Сталин спрашивал: чем же объяснить систематические уступки многих государств агрессорам? Задав вопрос, сам же и отвечал: "Главная причина состоит в отказе большинства неагрессивных стран, и прежде всего Англии и Франции, от политики коллективной безопасности, от политики коллективного отпора агрессорам, в переходе их на позицию невмешательства, на позицию "нейтралитета"538.
  
   Узнав во время заседания XVIII съезда партии о том, что Германия захватила Клайпедскую область Литвы, что чехословацкий президент подписал Берлинский пакт, означавший ликвидацию чехословацкой государственности, Сталин приказал направить резкий протест в Берлин. В ноте наркома иностранных дел М.М. Литвинова, переданной послу Германии в СССР Ф. Шуленбургу, в твердых выражениях осуждалась немецкая акция и доводилось до сведения руководителей рейха, что Советское правительство "не может признать включение в состав Германской империи Чехии, а в той или иной форме также и Словакии..."539.
  
   В условиях разгоравшегося всемирного пожара нужно было определить стратегию, которая позволила бы продолжать реализацию социально-экономических планов развития страны и одновременно обеспечила бы надежную защиту Отечества. Сторонники политики невмешательства затеяли, по словам Сталина, "большую и опасную политическую игру". СССР был вынужден принять участие в этих политических маневрах с весьма неясным финалом. Обычно в узком кругу, куда несколько раз приглашался и Литвинов, обсуждался вопрос: какой линии придерживаться в складывающейся обстановке? "Медовые месяцы" народных фронтов в Европе кончились. Революционная большевистская волна разбилась о барьеры крепнущего антикоммунизма. Европейский континент как бы затих в предчувствии, что его вот-вот захлестнут танковые армады Гитлера. Драма гражданской войны в Испании подходила к концу, республика агонизировала. Марксистские партии, многие из которых были разгромлены или ушли в подполье, с надеждой смотрели на Советский Союз. Влияние Коминтерна заметно слабело. Одна из причин этого положения - единовластие Сталина в международном коммунистическом движении.
  
   Отождествляя фактически политику ВКП(б) и Коминтерна, осуществляя безапелляционный диктат международному союзу коммунистов, Сталин тем самым его дискредитировал. Трагичны, тяжелы и преступны репрессивные действия Сталина в отношении деятелей Коминтерна. Страшные грабли террора проредили Коминтерн и его дочерние организации - КИМ, Профинтерн, Комитет международной рабочей помощи. Особенно пострадали руководители компартий Австрии, Венгрии, Германии, Латвии, Литвы, Польши, Румынии, Финляндии, Эстонии, Югославии, находившиеся в своих странах на нелегальном положении. Интернационалисты, люди, искавшие в СССР убежище от преследований реакции на своей родине, попали в жернова карательной машины. Список репрессированных длинен. Назову хотя бы некоторых деятелей, павших в годы сталинского беззакония. Члены руководства Германской компартии Г. Ремеке, X. Эберлейн, Г. Нойман; Польской компартии - Э. Прухняк, Ю. Ленский, М. Кошутская; Генеральный секретарь Компартии Греции А. Контас; видный деятель Иранской компартии А. Султан-Заде; Югославской компартии - М. Горкич, В. Чопич, М. Филиппович; Компартии Финляндии - А. Шотман и Г. Ровио. Погибли видный деятель международного коммунистического движения Б. Кун, швейцарец Ф. Платтен - близкий друг В.И. Ленина, венгр Л. Гавро (награжденный за мужество, проявленное в годы гражданской войны, двумя орденами Красного Знамени), болгарин Р. Аврамов, удостоенный ордена Ленина, финн Э. Гюллинг и многие, многие другие. Особенно циничными действия Сталина были по отношению к Коммунистической партии Польши. Все руководство партии было фактически уничтожено. Последний член Политбюро КПП, Белевский, был арестован в сентябре 1937 года. Когда "вождю" показали проект постановления ИККИ о роспуске КПП, в связи с тем что в ней якобы "орудовали агенты польского фашизма", Сталин отреагировал весьма красноречиво: "С роспуском опоздали года на два. Распустить нужно, но публиковать в печати, по-моему, не следует". К слову сказать, постановление Президиума ИККИ о роспуске польской компартии не обсуждалось на заседании, а было принято опросным голосованием с участием всего лишь шести членов из девятнадцати...
  
   Сталин не только обескровил центральные органы Коминтерна, но своими политическими действиями резко усилил сектантские тенденции, низвел деятельность его аппарата до придатка созданной им бюрократической машины. Деформация интернационалистских начал, командные, репрессивные методы, насаждавшиеся Сталиным в Коминтерне, резко ослабили его влияние в массах, объективно способствовали усилению фашизма.
  
   Сталин по-прежнему настаивал на своей оценке социал-демократии, ставил ее, по существу, на одну доску с фашизмом. Во всяком случае, спад революционной волны в мире он объяснял прежде всего "реформизмом" и "предательством" социал-демократов. "Вождь" обычно упорствовал в своих ошибках. Это была одна из них, но особо тяжелая по последствиям и имеющая дальние ленинские истоки. Вернемся ненадолго в 20-е годы.
  
   В январе 1924 года, за неделю до смерти Ленина, проходил Пленум ЦК. Среди других вопросов обсуждался и доклад Зиновьева "О международном положении". В прениях выступил Сталин. Критикуя Радека за допущенные ошибки в "германском вопросе", Сталин сформулировал глубоко ошибочный тезис, который затем постепенно навязал и Коминтерну: опора фашизма - это социал-демократия, которой мы должны дать "смертельный бой". В своем выступлении Сталин фактически представил социал-демократию главным врагом рабочего и коммунистического движения540. В том же, 1924 году в своей статье "К международному положению" Сталин охарактеризовал фашизм и социал-демократию как "близнецов". В этом вопросе Сталин не маневрировал, а долгие годы придерживался одних и тех же ошибочных взглядов. Уже в 1933 году, знакомясь с рукописью одного из известных деятелей Компартии Германии Ф. Геккерта "Что происходит в Германии", Сталин делает пометку: "Соц-фашисты? Да". В том месте, где Геккерт пишет, что социал-демократия качнулась и перешла на сторону фашизма, Сталин добавляет, что именно поэтому "коммунисты именуют социал-демократов вот уже три года социал-фашистами"541. Глубокая ошибочность, близорукость вывода Сталина очевидны. Вместо объединения сил рабочего класса на борьбу с фашизмом Сталин ориентировал коммунистические партии на борьбу с социал-демократией. Таким образом подтверждалась истина: коммунизм и фашизм не совместимы с демократией. Все это ослабляло отпор фашизму - действительно главной опасности для рабочего и коммунистического движения.
  
   Советуясь со своим окружением по международным вопросам, Сталин прислушивался, пожалуй, лишь к Молотову. Его аргументы, представлявшие, по мнению "вождя", некий синтез гибкости и твердости, соответствовали обстановке. Сообща с Молотовым они сформулировали "задачи партии в области внешней политики", которые Сталин изложил на XVIII съезде партии. Четыре пункта этой программы были переписаны Сталиным буквально за несколько часов до начала съезда и в конце концов выразили две тесно связанные идеи.
  
   Во-первых. Продолжать поиск мирных средств предотвращения войны или, по крайней мере, максимального ее отдаления. Осуществить новые попытки реализации советского плана коллективной безопасности в Европе. Не допустить создания широкого единого антисоветского фронта. Соблюдать максимальную осторожность и не поддаваться на провокации врага.
  
   Во-вторых. Принять все необходимые, даже чрезвычайные меры по ускорению подготовки страны к обороне, обратив первостепенное внимание на укрепление боевой мощи Красной Армии и Военно-Морского Флота. (Вопросы дальнейшего упрочения оборонного потенциала были обсуждены позднее на XVIII Всесоюзной партийной конференции в феврале 1941 г.) Сталин не мог не чувствовать: кровавая чистка обескровила армию.
  
   Рассмотрение многих вопросов на заседаниях Политбюро в это время было связано с решением именно этой двуединой задачи. Сталин все время думал, как усилить работу внешнеполитического ведомства страны, максимально использовать дипломатические возможности. Его не устраивал нарком: слишком часто имел особое мнение. Сразу же после майских праздников над Литвиновым занес руку Берия. Появились симптомы скорого ареста: создание вокруг него вакуума, прекращение вызовов на высокие совещания, ночные "беседы" работников НКВД с помощниками и близкими Литвинова. Затем вывод из состава ЦК... Казалось, нужно ждать самого худшего. В наркомате опечатали бумаги Литвинова. Люди Берии листали записи наркома в его дипломатических дневниках. В документах Литвинова копия одного из его последних докладов Сталину: "Посылаю при сем запись своей сегодняшней беседы с английским послом и перевод английского проекта декларации... Она обязывает лишь к совещанию, т.е. тому самому, что мы сами предполагаем. Некоторое политическое значение будет иметь впечатление от создающегося как бы нового пакта четырех, с исключением Италии и Германии (так в тексте. - Прим. Д.В.}. Я не уверен в том, что Бек согласится подписать даже такую декларацию..."542 Литвинов хотел и надеялся, что антифашистский альянс с западными демократиями может осуществиться... В своем письме полпреду СССР во Франции Я.З. Сурицу в конце марта 1939 года Литвинов сообщал, что "на прямое предложение о декларации четырех мы дали прямой ответ о согласии". Для себя мы решили, подчеркивал нарком, "не подписывать ее без Польши". Однако ясно, что ответ Польши "достаточно определенен, чтобы понять ее отрицательное отношение"543. Литвинов считал, что возможный союз СССР с западными демократиями был бы наиболее надежной гарантией перед лицом угрозы мировой войны. Вместе с тем именно такой альянс позволил бы защитить и малые государства, которые готовилась поглотить гитлеровская Германия. После приема 29 марта 1939 года посланника Литвы в СССР Балтрушайтиса нарком записал в дневнике: посланник "принес мне копию германо-литовского соглашения о Клайпеде, сообщив при этом подробности переговоров". Риббентроп обращался с министром иностранных дел Литвы Ю. Урбшисом весьма грубо, вручив ему проект соглашения и потребовав немедленного подписания. Когда Урбшис стал возражать, Риббентроп заявил, что "Ковно (Каунас. - Прим. Д.В.) будет сровнен с землей, если соглашение не будет немедленно подписано, и что у немцев все для этого готово. Риббентроп наконец согласился отпустить Урбшиса в Ковно с условием, что он немедленно вернется с подписанным соглашением..."544. После бесед с Литвиновым Сталин почувствовал, что тот совершенно не верит Гитлеру и готов настойчиво добиваться соглашений с западными демократиями. Такая заданность и предопределенность позиции наркома иностранных дел показались Сталину подозрительными. В разговоре с Берией он распорядился внимательнее присмотреться к Литвинову. Но худшего, по капризу самого же диктатора, не произошло. Однако уход Литвинова с поста был воспринят в Берлине как "добрый сигнал". Временный поверенный в делах СССР в Германии Г.А. Астахов докладывал в Москву: немцы считают, что появились шансы улучшения германо-советских отношений. "Предпосылки для этого усилились в связи с уходом Литвинова..."545 Сталин остановил своего Монстра в последний момент и ограничился снятием Литвинова с поста наркома иностранных дел, передав этот пост Молотову. Выдвигая на этот участок фактически второго человека в государстве, "вождь" хотел дать понять всем, какое большое значение СССР придает внешнеполитическим вопросам, делу сохранения мира. Сталин решил, что подписанные в середине 30-х годов договоры о взаимной помощи с Францией и Чехословакией не сработали. Но все это будет в мае 1939 года...
  
   Когда в 1938 году Гитлер готовился поглотить Чехословакию, Сталин неоднократно (в марте, апреле, мае, июне, августе) поручал Наркомату иностранных дел находить формы и способы публичного подтверждения готовности СССР защитить Чехословакию. Казалось, и президент Бенеш склоняется к тому, чтобы принять эту помощь. 20 сентября из Москвы вновь был послан положительный ответ на запрос Праги о возможности и готовности СССР защитить Чехословакию от готовящегося вторжения546. Нарком обороны подписал директиву, согласно которой в Киевском особом военном округе (КОВО) создавалась специальная группировка войск: в Белорусском особом военном округе (БОВО) намечались оперативные передвижения соединений для создания соответствующих группировок. Были проведены учения. Укрепрайоны, система ПВО приводились в боевую готовность. В конце сентября начальник Генштаба Б.М. Шапошников направил в западные округа телеграмму следующего содержания: "Красноармейцев и младших командиров, выслуживших установленные сроки службы в рядах РККА, до особого распоряжения из рядов армии не увольнять"547. В ряде регионов провели частичную мобилизацию. В боевую готовность было приведено более 70 дивизий. А в это время шел мюнхенский сговор... Сталин понял, что боязнь "коммунистической заразы" будет сильнее голоса рассудка. И он не ошибся.
  
   Чехословацкое правительство в сложившихся условиях не сумело поставить национальные интересы выше классовых. Под давлением Англии и Франции оно капитулировало перед Гитлером. Франция фактически также пошла на аннулирование договора с Чехословакией. В этих условиях, размышлял Сталин, главное - не дать сблокироваться империалистическим государствам против Советского Союза. По его указанию Литвинов, а затем и Молотов стали активно прощупывать возможности срыва западного сговора против СССР. Сталина очень беспокоило содержание "мюнхенской корзины": англо-германская декларация о ненападении, подписанная в сентябре 1938 года, и такое же франко-германское соглашение (декабрь 1938 г.). Фактически эти договоренности дали Гитлеру свободу рук на востоке. Мало того: при определенных условиях соглашения, полагали в Кремле, могли стать основой антисоветского союза. Сталин понимал, что если это произойдет, то худшую ситуацию для страны придумать трудно.
  
   Еще до XVIII съезда Сталин дал указание наркому иностранных дел выйти с предложением к британскому и французскому правительствам начать трехсторонние переговоры, чтобы выработать меры по пресечению дальнейшей фашистской агрессии. Англия и Франция, намереваясь оказать давление на Гитлера, согласились на эти переговоры. Однако их намерения выявились довольно быстро. Многочисленные источники доказывают, что Лондон и Париж, скорее всего, хотели направить агрессию Гитлера на восток и неохотно слушали о "заградительном вале", который предлагал создать Советский Союз. М.М. Литвинов писал И.М. Майскому, советскому полпреду в Лондоне: "Гитлер пока делает вид, что не понимает англо-французских намеков насчет свободы действий на востоке, но он, может быть, поймет, если в придачу к намекам кое-что другое будет предложено ему Англией и Францией"548.
  
   Знакомство с дневниками В.М. Молотова, его заместителя В.П. Потемкина, неоднократно встречавшихся с английским послом У. Сидсом и французским - П. Наджиаром, показывает, что в общей форме эти дипломаты не отрицали вероятности военного соглашения с СССР с целью пресечения возможной германской агрессии. Но от рассмотрения конкретных вопросов явно уклонялись. В особняке НКИД на Спиридоньевке, 17 шли политические маневры. Если бы тогда стороны знали, что они упускают исторической важности шанс! Ведь в случае создания антифашистской коалиции еще в 1939 году очень многое могло быть по-другому. Представители западных держав неоднократно интересовались: "Означает ли уход Литвинова с поста наркома иностранных дел какое-либо изменение внешней политики СССР?"549 Во время беседы 11 мая 1939 года В.М. Молотова с временным поверенным в делах Франции в СССР Ж. Пайяром последний спросил наркома:
  
   - Будет ли советская политика такой, какой она была и при Литвинове?
  
   - Да. Во французском и английском правительствах чаще происходят смены министров, не вызывая особых осложнений...
  
   - Можно ли считать, что статья "К международному положению", опубликованная в "Известиях", выражает мнение правительства?
  
   - Это мнение газеты. "Известия" - орган Советов депутатов трудящихся, которые являются местными органами. "Известия" нельзя считать официозом...550
  
   Таково было отношение Молотова к Советам и к "Известиям". А официально новый нарком иностранных дел не отмежевывался от линии Литвинова. Хотя проницательные политики понимали, что у Германии теперь больше шансов помешать союзу западных демократий с СССР. В условиях взаимного недоверия это было сделать легче. Сегодня нам ясно, какую роковую роль сыграл кризис доверия, существовавший между договаривающимися сторонами.
  
   Германия делала все возможное, лишь бы помешать возможному сближению СССР с Англией и Францией. Накануне начала трехсторонних переговоров между СССР, Англией и Францией посол Германии в Москве Шуленбург добился встречи с Молотовым, во время которой достаточно резко проводил главную идею: "Между СССР и Германией не имеется политических противоречий. Имеются все возможности для примирения обоюдных интересов". Молотов, который еще не знал, как пойдут советско-англо-французские переговоры, ответил осторожно и уклончиво: "Советское правительство относится положительно к стремлению германского правительства к улучшению отношений..."551 В это время английская и французская миссии уже прибыли в Москву, и Сталин одобрил инструкцию советской делегации на переговорах.
  
   В начале августа 1939 года "команда" Берии подготовила справки на членов английской и французской военных миссий, приехавших в Москву для переговоров. В них были дотошно описаны Драке, Барнетт, Хэйвуд, Думенк, Вален, Вийом, другие члены делегаций. В "объективках" говорилось и о том, что Драке недавно стал морским адъютантом короля, что он имеет царский орден Святого Станислава, что Думенк в ноябре должен стать членом высшего военного совета и является специалистом по моторизации армии, но политикой никогда не занимался552. Сталина эти данные не интересовали. Он сразу обратил внимание на то, что, кроме нескольких генералов, в делегациях немало младших офицеров вроде капитана Совиша, капитана Бофра и других. Сталин бросил Молотову и Берии, находившимся у него в кабинете:
  
   - Это несерьезно. Эти люди не могут обладать должными полномочиями. Лондон и Париж по-прежнему хотят играть в покер, а мы хотели бы узнать, могут ли они пойти на европейские маневры...
  
   - Но, видимо, переговоры вести надо. Пусть они раскроют свои карты, глядя в лицо Сталину, произнес Молотов.
  
   - Ну что же, надо так надо, - сухо заключил Сталин.
  
   На начавшихся в августе 1939 года военных переговорах трех делегаций (советская делегация - К.Е. Ворошилов, Н.Г. Кузнецов, А.Д. Локтионов, И.В. Смородинов, Б.М. Шапошников) картина быстро прояснилась. Западные страны не желали распространить свои гарантии на Прибалтийские государства. Более того, они способствовали их сближению с Германией. Пока шли англо-франко-советские переговоры, Гитлер навязал свои договоры Латвии и Эстонии. Враждебную линию по отношению к СССР стала проводить хортистская Венгрия. Практически не изменилась позиция польского правительства, которая обозначилась во время беседы министра иностранных дел Польши Ю. Бека с Гитлером в январе 1939 года. Век заявил тогда, что Польша "не придает никакого значения так называемым системам безопасности", которые окончательно обанкротились. В свою очередь министр иностранных дел Германии И. Риббентроп, встречаясь с Ю. Беком, подчеркнул: Берлин надеется, что "Польша займет еще более отчетливую антирусскую позицию, так как иначе у нас вряд ли могут быть общие интересы"553. Стало известно, что во время секретного визита румынского короля Кароля II в Германию он заявил Гитлеру: "Румыния настроена против России, но не может открыто показывать этого из-за соседства с ней. Однако Румыния никогда не допустит прохода русских войск, хотя часто утверждалось, что она якобы обещала России пропустить ее войска. Это не соответствует действительности"554.
  
   Такова была международная ситуация перед началом переговоров. У главы советской делегации К.Е. Ворошилова в портфеле были инструкции политического руководства, одобренные 4 августа Сталиным. Документ именовался "Соображения к переговорам с Англией и Францией". В "Соображениях" рассматривалось пять вариантов, "когда возможно выступление наших сил". Причем Германия в документе именовалась "главным агрессором". Сотрудники наркоматов обороны и иностранных дел дотошно просчитали, сколько танков, артиллерии, самолетов, дивизий должны выставить СССР, Англия и Франция "в зависимости от варианта", предусмотрели "блокаду берегов главного агрессора", определили направления "основных ударов", "порядок координации военных действий" и т.д. Советский Союз был готов выставить против "главного агрессора" 120 пехотных дивизий. "При нападении главного агрессора на нас, - подчеркивалось в "Соображениях", - мы должны требовать выставления Англией и Францией 86 пехотных дивизий, решительного их наступления с 16-го дня мобилизации, самого активного участия в войне Польши, а равно беспрепятственного прохода наших войск через территорию Ви-ленского коридора и Галицию с предоставлением им подвижного состава. Вариант, при котором "главный агрессор" мог напасть на СССР, имел в виду возможность использования Германией территорий Финляндии, Эстонии, Латвии и, возможно, Румынии"555.
  
   Но уже на первых заседаниях стало ясно, что западные миссии прибыли в Москву в основном для того, чтобы излагать общие соображения, информировать Лондон и Париж о "широкомасштабных планах" Москвы, а не для того, чтобы стремиться в короткие сроки выработать конкретное и действенное соглашение.
  
   Сталин, раскладывая с Молотовым и Ворошиловым этот политический пасьянс, все больше убеждался: Запад не имеет искренних намерений достичь взаимоприемлемого соглашения. И все же Сталин посчитал необходимым еще раз обратиться с конкретным предложением к Англии и Франции о заключении на 5 или 10 лет соглашения с СССР о взаимной помощи, которое предусматривало и военные обязательства. Суть его сводилась к следующему: в случае агрессии против любого из договаривающихся государств (как и восточноевропейских) стороны обязуются прийти ему на помощь. Советский Союз конкретно изложил, о каких странах между Балтийским и Черным морями идет речь. Лондон и Париж долго не давали ответа. Сталин требовал напоминать. Однако на переговоры в Москву прибыли второстепенные лица, не уполномоченные принимать важные решения. Одновременно, и об этом стало известно Сталину, партнеры по переговорам не прекращали своих тайных попыток добиться приемлемого соглашения с Гитлером. В Кремле решили: Англия и Франция просто тянут время в поисках выгодного для себя варианта, без учета интересов СССР. По существу, западные страны не выдвинули четкой концепции совместных действий против Германии. В позиции их делегаций явно просматривалось намерение отвести СССР главную роль в противостоянии возможной агрессии немецких войск без определенных гарантии собственного пропорционального вклада в дело борьбы с агрессией. Сталин понял, что это означает крах идеи коллективной безопасности. У "вождя" не хватило выдержки. Обычно старающийся идти к цели маленькими, но надежными шагами, Сталин стал вести себя, как шахматист, оказавшийся в цейтноте. Окончательно он поставил крест на трехсторонних переговорах, когда Ворошилов утром 20 августа положил перед ним записку от адмирала Р. Дракса, которого, как и его французского коллегу, просили ускорить ответ на советские предложения. В записке говорилось:
  
   "Дорогой маршал Ворошилов!
  
   Я с сожалением должен поставить Вас в известность, что английская и французская делегации до сего времени еще не получили ответа в отношении политического вопроса, который Вы просили направить нашим правительствам.
  
   Ввиду того, что я должен буду председательствовать на следующем заседании - я предлагаю собраться в 10 часов утра 23 августа или раньше, если к этому времени будет получен ответ.
  
   Искренне Ваш Дракс,
  
   адмирал, Глава Британской делегации"556.
  
   - Хватит игры, - раздраженно бросил Сталин. В тот момент он едва ли предполагал, что встреча делегаций 23 августа все-таки состоится. Но совсем в другом составе.
  
   В 1938 году Сталин переехал на новую квартиру, тоже в Кремле, размешавшуюся в здании бывшего Сената. В великолепном дворце, построенном знаменитым М.Ф. Казаковым в 1776 - 1787 годах. Сталин занял несколько комнат. Рядом были помещения для охраны, гостей, приемов. Этажом выше - кабинет Сталина и другие официальные апартаменты. С 1918 по 1922 год здесь жил и работал В. И. Ленин. Сталин и сам не мог объяснить, зачем он переехал из двухэтажного здания с подслеповатыми окнами, в котором когда-то жили слуги, в это роскошное помещение. Ведь он почти никогда не оставался на ночь в Кремле всегда уезжал на дачу в Кунцево. Подъезжая как-то утром к зданию бывшего Сената, посмотрел на купол и вспомнил, что на нем была великолепная статуя Георгия Победоносца - древний символ Москвы. Но Наполеон в 1812 году приказал снять Георгия и увезти во Францию. Опять эта Франция... Похоже, что она равняется на англичан. Как ему говорил Пьер Лаваль еще в середине мая 1935 года: "Только искреннее сотрудничество сделает франко-советский договор действенным". Вот тебе и "искреннее сотрудничество"! Поднимаясь по крутым лестницам к себе, Сталин продолжал думать: что еще можно предпринять в условиях фактического бойкота англичан и французов, чтобы не опалить Отечество пламенем войны? Действительно - что? Есть один вариант, но нужно будет идти, вопреки линии Коминтерна, на крайне непопулярное соглашение.
  
   Ежедневно в эти дни в просторном кабинете Сталина шли совещания, на которых присутствовали некоторые члены Политбюро, дипломаты, военные. К концу лета 1939 года советским руководителям становилось все более ясно: перед лицом фашистской Германии на западе и милитаристской Японии на востоке СССР рассчитывать не на кого. Вывод Сталина, сделанный на XVIII съезде партии, как будто подтверждался: антикоммунизм и нежелание Англии и Франции проводить политику коллективной безопасности открыли шлюзы для агрессии членам "антикоминтерновского пакта". Классовый эгоцентризм, неприязнь к социализму, корыстные расчеты, считали в Кремле, не позволили Лондону и Парижу трезво осмыслить контуры реальной опасности. Наиболее недальновидные политики прямо говорили: пусть Гитлер совершит антикоммунистический "крестовый поход" на восток. Для них он представлял меньшую опасность, чем СССР. Все это предопределило безрадостную для Сталина внешнеполитическую ситуацию летом 1939 года.
  
   У СССР оказался весьма ограниченный выбор. Но его нужно было делать. На него нужно было решиться. Сталин это понял раньше других, хотя и предвидел, что реакция на этот шаг во многих странах будет крайне отрицательной. Будучи прагматиком, он отбросил в этот момент идеологические принципы в сторону. Единодержец более чем за полтора десятилетия уже привык принимать решения, которые оказывали влияние на судьбы миллионов людей. Он, при своей исключительной осторожности, не боялся ответственности, уверовав в свою непогрешимость, хотя и прибегал к испытанному методу: сваливать вину за неудачи на других. Сталин привык, что последнее слово в решениях партийного и государственного руководства всегда остается за ним. В то же время, сделав выбор, он не всегда заботился о его пропагандистском обеспечении, полагаясь в этом случае на свой аппарат, в частности на энергичного Жданова.
  
   Итак, когда Сталин убедился, что англо-франко-советские переговоры не дают быстрых результатов (а он и не очень верил, что они приведут к положительному решению), "вождь" вернулся к "германскому варианту", который настойчиво предлагал Берлин. По его мнению, другого выбора уже не было. В противном случае СССР, как он считал, может столкнуться с широким антисоветским фронтом, что чревато наихудшим. Сталину, попавшему в политический цейтнот, некогда было думать, что скажут об этом шаге потомки, что скажет история. На пороге стояла война. Нужно было любой ценой отодвинуть ее начало. Поэтому его мысль все чаще возвращалась к Берлину.
  
   Обсудив на Политбюро шаги по активизации контактов с Берлином и определив инструкции советскому полпреду, Сталин поручил Двинскому, заместителю Поскребышева, подобрать всю имеющуюся литературу о Гитлере, фашизме и его социальных истоках. Ему хотелось глубже понять феномен национал-социализма, о котором еще на XVII съезде он сказал, что "при самом тщательном рассмотрении невозможно обнаружить в нем даже атома социализма"557. Сталин помнил, что Бухарин, выступавший на том, последнем своем съезде, половину речи посвятил анализу характера угрозы для СССР со стороны Германии и Японии. Ему запомнилось образное резюме Бухарина, которое тогда показалось просто пропагандистским, крикливым: свою наглую, разбойничью политику "Гитлер формулирует так, что он желает оттеснить нас в Сибирь, и которую японские империалисты формулируют так, что хотят оттеснить нас из Сибири, так что, вероятно, где-то на одной из домен Магнитки нужно поместить все 160-миллионное население нашего Союза"558. Сегодня Сталин, хотя он не привык даже мысленно признаваться в своих ошибках, едва ли счел бы это заявление Бухарина нелепым. За семь лет до будущей страшной схватки с фашизмом, а затем и японским милитаризмом Бухарин в основном верно начертил контуры грядущей угрозы.
  
   Вечером Сталин засел за приготовленные ему Двинским материалы. Долго листал перевод гитлеровской книжонки "Майн кампф". Подчеркнул карандашом следующие фрагменты: "Мы заканчиваем вечное движение германцев на юг и на запад Европы и обращаем взор к землям на восток. Мы кончаем колониальную торговую политику и переходим к политике завоевания новых земель. И когда мы сегодня говорим о новой земле в Европе, то мы можем думать только о России и подвластных ей окраинах. Сама судьба как бы указала этот путь... Организация русского государства не была результатом государственной способности славянства в России, а только блестящим примером государственно-творческой деятельности германского элемента среди нижестоящей расы... Будущей целью нашей внешней политики должна быть не западная и не восточная ориентация, а восточная политика в смысле приобретения необходимой для нашего германского народа территории". Читая эти строки, каждая из которых свидетельствует о преступных планах, Сталин еще больше убеждался в том, что авантюрист с челкой на лбу не остановится ни перед чем. Вопрос один: когда?
  
   Остановившись на книжке Конрада Гейдена "История германского фашизма", Сталин отчеркнул слова, сказанные Гитлером еще в 1922 году: "В правом лагере евреи стараются так резко выразить все имеющиеся недостатки, чтобы как можно больше раздразнить человека из народа; они культивируют жажду денег, цинизм, жестокосердие, отвратительный снобизм. Все больше евреев пробиралось в лучшие семьи, в результате ведущий слой нации стал, по существу, чужд своему собственному народу.
  
   Это создало предпосылку для работы в левом лагере. Здесь евреи развернули свою низкую демагогию... Им удалось путем гениального использования печати в такой мере подчинить массы своему влиянию, что правые стали видеть в ошибках левых ошибки немецкого рабочего, а ошибки правых представлялись немецкому рабочему, в свою очередь, только как ошибки так называемых буржуа..." Сталин, поражаясь столь оголтелому антисемитизму, продолжал листать книгу, отчеркивая заголовки: "Заговор раввинов", "Мастер слова", "Мастер-неврастеник", "Дипломатия сильных слов", "Его честное слово", "Секрет его физиономии"...
  
   С этим человеком ему предстоит бороться. В этом Сталин не сомневался. Но он, первое лицо в социалистическом государстве, в ком персонифицирована фактически вся политическая власть и могущество, имеет дело с фюрером, который олицетворяет государство крайне милитаристского, буржуазного толка. Противоборство двух диктаторов? Или их союз? Может быть, Троцкий не без оснований пишет, что Сталин похож на Гитлера? Отогнав эту мысль, "вождь" продолжил чтение К. Гейдена: "Не умеющий владеть собой Гитлер просто не знает, что он обещает, его обещания не могут считаться обещаниями солидного партнера. Он нарушает их, как только это в его интересах, и при этом продолжает еще считать себя честным человеком"559. И этот человек предлагает Сталину заключить пакт о ненападении... Гитлер, наловчившийся оправдывать свои поступки "зовом Провидения", наверняка считал, что договор со Сталиным - это соглашение с дьяволом, в отношении которого все позволено. Но и Сталин считал: по отношению к Гитлеру - все позволено.
  
   Сталин, походив по кабинету, продолжал листать стопку принесенных Двинским книг, брошюр, статей, а также донесений полпреда в Берлине, заключений других дипломатов и разведчиков. Разведчики, например, сообщали, что к середине лета 1939 года сухопутные силы Германии насчитывали 3,7 миллиона человек, 3195 танков, более 26 тысяч орудий и минометов. Почти наполовину войска были моторизованы. Около 400 тысяч человек насчитывали ВВС (более 4 тыс. самолетов), около 160 тысяч - военно-морской флот (107 боевых кораблей основных классов). Это бесспорно была самая сильная армия капиталистического мира. Тысячи антифашистов в Германии были казнены, около миллиона немцев томились в тюрьмах и концлагерях. (По сталинским масштабам - не так уж много.)
  
   Сталин имел все основания, если бы любил самокритику, к которой всегда призывал, посмеяться над своими словами о будущей войне. Его прогноз, сделанный ранее, теперь, в 1939 году, казался даже ему наивным. А тогда, в 1934 году, Сталин под гром аплодисментов сказал: будущая война станет "самой опасной для буржуазии еще потому, что война будет происходить не только на фронтах, но и в тылу у противника. Буржуазия может не сомневаться, что многочисленные друзья рабочего класса СССР в Европе и Азии постараются ударить в тыл своим угнетателям, которые затеяли преступную войну против отечества рабочего класса всех стран. И пусть не пеняют на нас господа буржуа, если они на другой день после такой войны недосчитаются некоторых близких им правительств, ныне благополучно царствующих "милостью божией"560. Да, так тогда прогнозировал "вождь", заведомо ошибаясь. Но Сталин не любил заглядывать в глаза прошлому, если оно смотрело на него с укоризной.
  
   Закончив с шифровками разведаппарата, Сталин долго листал, подчеркивал, вновь возвращался к просмотренным страницам книги английской писательницы Дороти Вудман "Германия вооружается". Его особенно заинтересовала одна глава "Идеологическая подготовка к войне". Для Сталина стал откровением размах идеологической обработки населения и армии. Призывы, лозунги фашизма были обращены не столько к разуму, интеллекту, сколько к инстинктам и националистическим чувствам. Культовые нормы, слепой фанатизм в исполнении целой иерархии фюреров, специально созданные ритуалы затемняли политическое сознание людей, формировали бездумных, жестоких исполнителей. Фашистские идеологи создавали обстановку психологической экзальтации, националистической истерии, политического психоза и использовали это в своих целях.
  
   Посвятив целый вечер изучению материалов о фашизме и его фюрере, Сталин понял, что фашистская идеология, будучи эклектичной, имеет своим духовным фундаментом антикоммунизм, а также опирается на романтизированную историю предков, фальсифицированную философию истории, культ грубой силы и апологетику арийского "сверхчеловека". "Вождь" поразился столь откровенному социальному цинизму идеологов рейха. Обычно, как он полагал, такие идеи публично не пропагандируют. Да, компромисс с такими людьми крайне опасен. Но схватиться с Германией сейчас, без соглашений с Англией и Францией, он просто не готов.
  
   Сталин созревал для решения. Беседы с соратниками едва ли давали ему многое. Его единовластие зашло так далеко, что большинство из его окружения пыталось просто угадать мнение или желание "вождя", охотно поддакивая Сталину. Объективности ради следует сказать, что в такой обстановке, при выработке "курса", "линии", ему приходилось больше рассчитывать на себя. Окружающие старались говорить ему не то, что они думают, а то, что, по их мнению, он хочет. Но в этом был повинен прежде всего сам Сталин, парализовавший творческие, принципиальные коллективные дискуссии и обсуждения.
  
   В этот момент истины у Сталина было три варианта решения: договориться с Англией и Францией, заключить пакт с Германией либо - что было крайне нежелательным - остаться в одиночестве. Конечно, первый вариант был бы наиболее предпочтителен. Была бы создана антифашистская коалиция, имеющая не только огромный материальный потенциал, но и обладающая большим моральным преимуществом. Но, попав в политический цейтнот, Сталин, как ему казалось, не мог ни ждать, ни рисковать. Ему явно не хватило выдержки. Тем более что Лондон и Париж все что-то выжидали: у них не было искреннего желания идти на сближение с СССР. Но все же просчет Сталина заключался прежде всего в том, что он попросту серьезно переоценил возможность создания блока Англии и Франции с фашистской Германией.
  
   В августе сложилась своеобразная ситуация. Заседания трех военных делегаций шли без какого-либо прогресса. Одновременно, уже на политическом уровне, лихорадочно осуществлялись контакты между представителями Москвы и Берлина. Мало кто знал, что в начале августа и в Лондоне шли тайные англо-германские переговоры. Германский посол в Англии Г. Дирксен и доверенное лицо британского премьера Г. Вильсон пытались "навести мосты". Эволюция событий была стремительной. Сталин читает донесение Г.А. Астахова из Берлина от 12 августа: "Конфликт с Польшей назревает в усиливающемся темпе, решающие события могут разразиться в самый короткий срок... Пресса в отношении нас ведет себя исключительно корректно... Наоборот, в отношении Англии глумление переходит всякие границы элементарной пристойности..."561
  
   На другой день Астахов сообщал: "Германское правительство, исходя из нашего согласия вести переговоры об улучшении отношений, хотело бы приступить к ним возможно скорее..."562 Две тоталитарные системы повернулись лицом друг к другу.
  
   15 августа Шуленбург вручил Молотову памятную записку, в которой, в частности, говорилось: "Германское правительство стоит на точке зрения, что между Балтийским и Черным морями не существует ни одного вопроса, который не мог бы быть разрешен к полному удовлетворению обеих стран. Сюда относятся вопросы Балтийского моря, прибалтийских государств, Польши, Юго-Востока и т.п."563. Цинизм Берлина даже не маскируется. Но Сталину это нравится.
  
   17 августа Молотов принял Шуленбурга. В беседе тот заявляет: нужно начать переговоры с Риббентропом на этой неделе. Молотов от имени Сталина (он подчеркивает это специально) заявляет: "Прежде чем начать переговоры об улучшении политических взаимоотношений, надо завершить переговоры о кредитно-торговом соглашении"564.
  
   19 августа Шуленбург вновь добивается приема у Молотова, где сообщает: "В Берлине опасаются конфликта между Германией и Польшей. Дальнейшие события зависят не от Германии". Шуленбург настаивает на немедленном приезде Риббентропа для заключения пакта о ненападении. Молотов соглашается на приезд 26 - 27 августа565. Кредитное соглашение было заключено молниеносно. Гитлер торопит, торопит... Его не устраивает 26 - 27-е число. В эти дни он намеревался запустить военную машину против Польши. Сталин, что на него не очень похоже, постепенно уступает пункт за пунктом Берлину. Наконец Гитлер не выдержал и 20 августа сам шлет телеграмму Сталину. Вот выдержки из этой знаменательной телеграммы:
  
   "Господину Сталину
  
   Москва
  
   20 августа 1939 г.
  
   1. Я искренне приветствую подписание нового германо-советского торгового соглашения в качестве первого шага к перестройке германо-советских отношений.
  
   2. Заключение с Советским Союзом пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгую перспективу...
  
   3. Я принимаю переданный Вашим министром иностранных дел Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю настоятельно необходимым самым скорейшим образом выяснить связанные с ним еще вопросы...
  
   5. Напряженность между Германией и Польшей стала невыносимой. Поведение Польши по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться в любой день...
  
   6. Я считаю, что в случае намерения обоих государств вступить друг с другом в новые отношения, целесообразно не терять времени. Поэтому я еще раз предлагаю Вам принять моего министра иностранных дел во вторник, 22 августа, а самое позднее - в среду, 23 августа...
  
   Адольф Гитлер"566.
  
   Фюрер взял инициативу в свои руки. Ультимативный тон телеграммы очевиден. Сталин прочел ее несколько раз, подчеркнув своим синим карандашом: "...кризис может разразиться в любой день" и последнюю фразу телеграммы: "Я был бы рад получить Ваш незамедлительный ответ".
  
   Драматический поворот__________________________________
  
   Сталин с Молотовым долго сидели над посланием, еще раз выслушали соображения Ворошилова о ходе переговоров с англичанами и французами, пытались выяснить достоверность сообщения о контактах Берлина с Парижем и Лондоном, угрожавших, по их мнению, широким антисоветским альянсом. После окончательного взвешивания всех "за" и "против" решение наконец было принято. В большой политической игре нужно было сделать ответственный шаг. И он был сделан. Протянутой руке Гитлера Сталин подал свою...
  
   Сталин поднялся, прошел несколько раз по своему кабинету, взглянул на Молотова, остановился и продиктовал:
  
   "Рейхсканцлеру Германии А. Гитлеру
  
   21 августа 1939 г.
  
   Благодарю за письмо. Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьезному улучшению политических отношений между нашими странами.
  
   Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собой. Согласие германского правительства на заключение пакта о ненападении создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами.
  
   Советское правительство поручило мне сообщить Вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.
  
   И. Сталин"567.
  
   Решение заключить союз большевизма и фашизма созрело, ибо родственного между ними было много. В последующем Сталин почти никогда не будет вспоминать этот день - 23 августа. Он в какой-то момент поддался нажиму фюрера, утратил инициативу, не оценил всех грядущих последствий. В немалой степени на Сталина повлияло состояние армии после погрома 1937 - 1938 годов, которое одновременно стимулировало наглость Гитлера. Но каждая из сторон считала, что она выиграла.
  
   23 августа 1939 года Риббентроп прилетел в Москву, и в тот же день Пакт о ненападении между Советским Союзом и Германией был подписан. Он был заключен сроком на 10 лет (хотя Шуленбург еще 19 августа предлагал 25-летний срок). В ходе обсуждения проекта соглашения Риббентроп настаивал включить в преамбулу тезис "о дружественном характере советско-германских отношений". Когда Молотов доложил об этом Сталину, тот отклонил предложение министра иностранных дел Германии: "Советское правительство не могло бы честно заверить советский народ в том, что с Германией существуют дружеские отношения, если в течение шести лет нацистское правительство выливало ушаты помоев на Советское правительство"568. Увы, в этом Сталин оказался непоследовательным. Через месяц он одобрит тезис о дружбе, предложенный Риббентропом. Одновременно англо-франко-советские переговоры прекратились. Глава советской делегации К.Е. Ворошилов в своем интервью для печати заявил:
  
   "Не потому прервались переговоры с Англией и Францией, что СССР заключил пакт о ненападении с Германией, а, наоборот, СССР заключил пакт о ненападении с Германией в результате, между прочим, того обстоятельства, что военные переговоры с Францией и Англией зашли в тупик..."569 21 августа, в те же часы, когда Сталин изучал телеграмму Гитлера (Шуленбург вручил ее Молотову в 15.00 21 августа), состоялось последнее заседание делегаций на трехсторонних переговорах. Глава французской миссии генерал Ж. Думенк сообщал в Париж Э. Даладье:
  
   "Назначенное на сегодня заседание состоялось утром. Во второй половине последовало второе заседание. В ходе этих двух заседаний мы обменялись вежливыми замечаниями по поводу задержки из-за политической проблемы прохода (через Польшу. - Прим. Д.В.). Новое заседание, дата которого не установлена, состоится только тогда, когда мы будем в состоянии ответить положительно..."570 Однако и в этой ситуации польское правительство не дало согласия на проход советских войск через Польшу в случае войны. Впрочем, это решение уже ничего не могло изменить, стрелки часов мировой политики резко сместились. Сталин получил как будто выигрыш во времени около двух лет. Гитлер приступил к поэтапной реализации своих планов. На Западе известие о прилете Риббентропа в Москву, как сообщал из Лондона И.М. Майский, "вызвало... величайшее волнение в политических и правительственных кругах. Чувства было два: удивление, растерянность, раздражение, страх (так в тексте. - Прим. Д.В.). Сегодня утром настроение было близко к панике..."571. Это был восточный Мюнхен...
  
   Сталин, согласившись на договор с Германией, пошел еще дальше. Он согласился на ряд дополнительных соглашений, известных как "секретные протоколы", которые придали крайне негативный характер этому сговору двух диктаторов. Особенно циничными выглядят договоренности Сталина с фюрером о судьбе польских земель, равносильные соглашению с Гитлером о ликвидации независимого государства. Подлинники этих "протоколов" не обнаружены ни в советских, ни в зарубежных архивах. Вероятно, по рукам уже много лет ходят копии тех документов, которые привез Риббентроп в Москву. Однако графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию "протоколов" подтверждают факт их подписания и существования. Поэтому у меня нет сомнений в том, что если не "протоколы", то дополнительные тайные договоренности, касающиеся линий границ "государственных интересов" СССР и Германии, существовали. Думаю, что, по "джентльменскому" соглашению, этими "протоколами" с приложенной картой обе стороны руководствовались в сентябре 1939 года. В разделе о дипломатии Сталина я еще к этому вернусь и приведу подтверждающие мою версию неоспоримые документы.
  
   Конечно, с вершины сегодняшних дней пакт о ненападении выглядит весьма тускло, с точки зрения морали союз с западными демократиями был бы неизмеримо привлекательнее. Но и Англия и Франция не оказались готовыми к такому союзу, а Сталин не проявил терпения и выдержки. С точки зрения государственных интересов и реального расклада сил у СССР в тот момент удовлетворительного выбора не было. Отказ от каких-либо шагов едва ли остановил бы Германию. Вермахт и страна в целом были доведены до такой степени готовности, что нападение на Польшу было предопределено. Помощь Польше затруднялась не только позицией Варшавы, но и неготовностью СССР к войне. Отказ от пакта, полагал Сталин, мог привести к созданию антисоветского альянса, в результате которого была бы поставлена на карту судьба страны. М.С. Горбачев в ноябре 1987 года оценил ситуацию того времени так: "Вопрос стоял примерно так же, как во время Брестского мира: быть или не быть нашей стране независимой, быть или не быть социализму на Земле"572. Сталин в той обстановке, видимо, думал так же. Советские инициативы по созданию системы коллективной безопасности не нашли позитивного отклика у западных политиков. Но понимая известную вынужденность пакта, нужно со всей определенностью сказать, что ничто не может оправдать Сталина, который в сближении с Гитлером пошел значительно дальше допустимого. Пакт не остановил войну, а подтолкнул ее.
  
   К слову сказать, похожие пакты Англия и Франция заключили с Германией еще раньше, в 1938 году. А летом 1939 года года тоже вели тайные переговоры с Гитлером с целью создания единого антисоветского блока. Все были хороши...
  
   Сегодня пытаются доказать, что старт второй мировой войне, мол, дал советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 года. При этом забывают, что к тому времени западными державами уже были отданы на заклание Гитлеру Австрия, Чехословакия, Клайпеда, что Англия и Франция мало что сделали, чтобы спасти Испанскую республику. Цинизм господствовал повсюду. Сталин внес сюда свой "вклад".
  
   Обычно не упоминают и того, что и Польша, очередная жертва фашистской Германии, тоже имела пакт о ненападении с ней. А само нападение на Польшу Гитлер спланировал еще 11 апреля 1939 года (план "Вайс"), задолго до того, как Молотов и Риббентроп скрепили своими подписями советско-германский пакт. Вопрос о захвате Польши рассматривался на совещании у Гитлера еще раньше - 22 января 1939 года. Требования о возвращении Данцига (Гданьска) были лишь предлогом для крупномасштабной агрессии. Планы Гитлера в отношении Польши ни для кого не были секретом. Руководству СССР, и прежде всего Сталину, было известно, что окончательное решение о нападении на Польшу Гитлер принял уже в начале 1939 года. В июне 1939 года один из советских разведчиков встречался с доктором Клейстом, заведующим восточным отделом ведомства Риббентропа. Клейст сообщил, что "фюрер не позволит, чтобы исход англо-франко-русских" переговоров о пакте оказал влияние на его волю в деле радикального разрешения польского вопроса. Германо-польский конфликт будет разрешен Берлином при условии как успешного, так и безуспешного исхода переговоров... Военные действия Германии против Польши намечены на конец августа - начало сентября..."573. О сроках нападения знали и Вашингтон, и Лондон, и Париж, но там надеялись, что захват Германией Польши лишь ускорит нападение Гитлера на СССР. Таким образом, анализ сложившейся на конец лета 1939 года ситуации подтверждает: для Советского Союза заключение пакта было в немалой мере вынужденным шагом, попыткой оттянуть начало войны. А она для СССР грозила быть войной на два фронта. В это же самое время, год спустя после событий у озера Хасан, японская военщина устроила кровавую пробу сил у реки Халхин-Гол.
  
   Сталин не мог забыть, что когда в сентябре 1938 года в Мюнхене собрались представители Англии, Франции, Германии и Италии, то никто не вспомнил о Советском Союзе. Прагматическая сделка с Гитлером в Мюнхене, означала не просто предательство по отношению к Чехословакии. Через несколько дней после постыдного сговора, 4 октября, французский посол в Москве Р. Кулондр откровенно оценил суть соглашения: "После нейтрализации Чехословакии Германии открыт путь на восток". В тот же день, 30 сентября, когда было подписано мюнхенское соглашение, Чемберлен и Гитлер подписали Декларацию о ненападении и консультациях.
  
   Его, Сталина, уличали в непоследовательности и заигрывании с Гитлером, но ведь он же сделал шаг к пакту с Берлином на год позже англичан и французов... Сталин только усмехнулся, когда ему доложили сразу же после Мюнхена, что Риббентроп в своем кругу заявил: английский премьер Н. Чемберлен "сегодня подписал смертный приговор Британской империи и предоставил нам возможность проставить дату приведения этого приговора в исполнение". Для полноты оценки приведу мнение польского посла в Лондоне. Э. Рачиньский писал, что в Англии все считают по-футбольному: Чемберлен защитил английские ворота и перевел игру на восток Европы574. В этих условиях Сталину приходилось рассчитывать только на себя. Для него было ясно, что, жертвуя Чехословакией, Англия и Франция одновременно поставили жирный знак вопроса на возможности своего союза с СССР.
  
   Сталин, возможно, чувствовал, что соглашение с Лондоном и Парижем, направленное на пресечение фашистской агрессии, было неизмеримо привлекательнее для всех прогрессивных сил, нежели пакт с Гитлером, который в узком кругу так оценил его: "Это договор с сатаной, которого мы должны удушить". Советский диктатор был готов сделать то же самое. Сталин, видимо, понимал, сколь значительными будут моральные и идеологические издержки пакта. Троцкий, например, резюмировал в Мексике: "Сталин и Гитлер протянули друг другу руки. Маски сброшены. Сталинизм и фашизм в альянсе". Во многих компартиях решение о пакте вызвало замешательство; было трудно представить, что возможно какое-либо соглашение с фашистами. Советским людям совсем была не ясна стратегия политического руководства страны, направленная как будто на выигрыш времени, недопущение вероятного антисоветского военного союза, создание более выгодных условий для подготовки отпора грядущей (несмотря ни на что!) фашистской агрессии. И Сталин, и западные демократии оказались не на высоте подлинно государственной мудрости. Классовые предубеждения, ошибочный политический анализ, взаимное недоверие, попытки перехитрить другую сторону оставили всех в огромном историческом проигрыше.
  
   Повторюсь, ни для кого не было секретом, что Германия вот-вот нападет на Польшу. Машина вермахта была уже заведена несколько месяцев назад. Нужно было только передвинуть рычаг. Об этом даже писали многие европейские и американские газеты. 24 августа президент США Ф. Рузвельт обратился с воззванием к Гитлеру и президенту Польши Мостицкому с призывом сесть за стол переговоров. Днем раньше бельгийский король Леопольд III обратился с аналогичным посланием по радио. 26 августа французский премьер Э. Даладье призвал Берлин к благоразумию и переговорам с Варшавой. Дважды выступил с призывом к миру папа римский. Сталин молчал... Он был уже пленником большой игры, в которой поставил (в условиях дефицита политического доверия) на Гитлера. Выбор был невелик, а затем его и вообще не стало. Сталину оставалось готовиться к действиям в соответствии с заключенным пактом и секретными договоренностями.
  
   Сталин еще не уехал на дачу, когда в два часа ночи 1 сентября ему принесли шифровку из Берлина, в которой сообщалось, что вечером 31 августа якобы польские военнослужащие ворвались на радиостанцию немецкого городка Глейвиц, убили несколько немецких служащих и зачитали на польском языке текст, содержащий призыв к войне. Сталин сразу понял: Гитлер состряпал повод для нападения. Тем более неделю назад, как сообщили Сталину, фюрер заявил своим генералам: "Я дам пропагандистский повод для развязывания войны, а будет ли он правдоподобен - значения не имеет. Победителя потом не спросят, говорил он правду или нет"575. По требованию Сталина запросили Берлин, советское посольство: как развиваются события дальше? Оттуда ответили, что берлинское радио передает марши. Никаких официальных сообщений пока нет. Сталин понимал: удара немцев следует ожидать в любую минуту.
  
   Рано утром Сталина разбудил звонок Поскребышева: "Войска вермахта вторглись в Польшу". Почему-то Сталину сразу вспомнилась беседа Молотова с послом Польши в СССР В. Гжибовским, о которой нарком недавно ему рассказал. Посол заявил, что "Польша не считает возможным заключение пакта о взаимопомощи с СССР ввиду практической невозможности оказания помощи Советскому Союзу со стороны Польши..."576. Польское правительство, расценили Сталин с Молотовым, просто не хочет связывать себя каким-либо соглашением с СССР или гарантиями безопасности Польши... Польское руководство, как и Сталин, тоже не умело смотреть далеко вперед. Еще одна жертва фашизма... Уже позже, днем, Поскребышев молча положил перед Сталиным шифровку. "Вождь", не глядя на верного исполнителя своей воли, быстро прочел донесение военного атташе в Варшаве П.С. Рыбалко и полпреда Н.И. Шаронова:
  
   "Вне всякой очереди.
  
   Первого сентября немецкая бомбардировочная авиация произвела налеты на Гдыню, Катовице, Краков, Варшаву. Налет на Варшаву был отбит. Второй налет на Варшаву в 8.50 был отбит. Третий налет в 10.00 - результаты неизвестны. Данциг занят немецкими войсками. На Вестерплятте идут бои. Сухопутные части немецкой армии перешли границу в направлениях Млавы, Крыница, Дзялдово и Верхней Силезии. Идут бои. Подробную ситуацию на фронте Второй отдел не может сообщить.
  
   Рыбалко, Шаронов"577.
  
   Просматривая поздно ночью, через несколько дней после нападения Германии на Польшу, последние донесения, которые принес ему Поскребышев (и когда он спит? "Хозяин" уезжает, лысеющая голова помощника склонена над бумагами, когда приезжает, он всегда на месте, всегда готов, всегда все знает), остановился на нескольких строчках шифровки из Берлина: "Сегодня, 4 сентября, утром Гитлер выехал на Восточный фронт. Он пересек бывшую границу польского коридора и остановился около Кульма".
  
   Мысль зацепилась за это название: Кульм, Кульм... Быстро вспомнил. В 1813 году, в августе, генерал М.Б. Барклай-де-Толли разгромил французский корпус генерала Д. Вандама под Кульмом. Что-то похожее на удовлетворение коснулось сознания. Не осилив глубин философии, слабо постигнув политэкономию, Сталин любил и неплохо знал историю. Ведь то страшное нашествие Наполеона на Россию началось тоже через Польшу. Через неделю-другую солдаты в форме мышиного цвета могут выйти к советским границам. Возникает новая стратегическая ситуация. Войскам пограничных округов еще раньше были отданы распоряжения о повышении боевой готовности. В соответствии с ранее разработанным планом и советско-германской договоренностью, советские войска должны быть готовы к вступлению в Восточную Польшу. Нужно утром с Молотовым еще раз вернуться к анализу складывающейся обстановки.
  
   Несмотря на мужество и героизм поляков, борьба была слишком неравной. Гитлер бросил против Польши 62 дивизии, в том числе 11 танковых и моторизованных, насчитывающих около 3 тысяч танков и 2 тысячи самолетов. Механизированная лавина прокатилась по польской земле. Сентябрьская катастрофа Польши была не случайной. Перед лицом фашизма СССР оставался для руководителей Польши по-прежнему особо опасным врагом. Отвергнув предлагаемую ранее помощь, Польша на несколько лет утратила государственную самостоятельность.
  
   С нападением Германии на Польшу стало ясно, что для Гитлера эта кампания продлится не более двух-трех недель. Англия и Франция помочь не в состоянии. 17 сентября 1939 года Председатель Совнаркома Молотов выступил по радио:
  
   "Никто не знает о местопребывании польского правительства578. Население Польши брошено его незадачливыми руководителями на произвол судьбы... Советское правительство считает своей священной обязанностью подать руку помощи своим братьям-украинцам и братьям-белорусам, населяющим Польшу... Советское правительство отдало распоряжение Главному командованию Красной Армии дать приказ войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии"579.
  
   Сталин распорядился, чтобы в тот же час нота подобного содержания была вручена польскому послу в Москве. Глядя в зеркало истории спустя десятилетия, можно увидеть, что с государственной точки зрения шаг СССР был продиктован политикой того времени, тем более, что в районах, куда вошли советские войска, жили преимущественно украинцы и белорусы.
  
   Соединения Белорусского особого военного округа, Киевского особого военного округа, не встречая сопротивления, перешли границу. Сталин, рассматривая донесения Тимошенко, Ватутина, Пуркаева, Гордова, Хрущева и других, особенно внимательно читал донесения Мехлиса. Тот сообщал:
  
   "Украинское население встречает нашу армию как подлинных освободителей... Население приветствует наших бойцов и командиров, выносит и старается обязательно всучить нашим красноармейцам яблоки, пироги, питьевую воду и т.п. Как правило, даже передовые части встречаются всем населением, выходящим на улицу. Многие плачут от радости..."
  
   Тимошенко и Борисов сообщали, что соприкосновение с немецкими войсками не всегда было гладким. Под Львовом "наши танки были встречены немецкими орудиями в упор. В результате два броневика загорелись, третий подбит, погибло трое, пять человек ранено. Нашими броневиками уничтожено два немецких орудия, убит один офицер и три солдата..."580.
  
   Через два дня после гитлеровского нападения на Польшу полпред СССР в Германии А. Шкварцев вручил свои верительные грамоты Гитлеру. В своем донесении в Москву Шкварцев сообщал: "Я прочитал свою речь, составленную в Москве и утвержденную Вами. Гитлер ответил: "Немецкий народ счастлив, что заключен советско-германский договор о ненападении. Этот договор послужит делу содружества двух народов... В результате войны будет ликвидировано положение, существующее с 1920 года по Версальскому договору. При этой ревизии Россия и Германия установят границы, существовавшие до войны..."581 Красный карандаш Сталина жирно отчеркнул последние строки. Стремясь избежать войны, он становился участником гитлеровской "ревизии".
  
   Здесь я хотел бы коснуться еще одного весьма острого вопроса, связанного с депортацией значительного количества поляков на территорию СССР после поражения Польши в войне с Германией. Наши соседи в Польше должны знать, что мы, советские люди, пережившие тиранию Сталина, решительно осуждаем этот противоправный и бесчеловечный акт. Но я хотел бы сказать вот о чем. В западной печати, а иногда и в Польше появляются цифры депортированных, видимо, не соответствующие действительности. Приведу некоторые документы, публикуемые, возможно, впервые. Работая в архиве Молотова, я встретил такой документ, который подготовил для Берии заместитель наркома внутренних дел Чернышев. В документе, предназначенном для доклада Сталину, говорится:
  
   "В период с 1939-го по июнь 1941 года на территорию Советского Союза прибыло бывших (?! - Прим. Д.В.) польских граждан 494 310 человек. Из этого числа в тот же период убыло:
  
   Передано немцам бывших военнопленных (?!) - 42 492 чел.582
  
   Освобождено и отправлено в УССР и БССР - 42 400 чел.".
  
   Внимательный читатель уловит в тексте ряд несуразностей, вроде "бывших польских граждан", еще раз сможет задуматься, что стоит за графой "передано немцам бывших военнопленных", какова их судьба? Если мы не вели войны, то откуда "военнопленные"?
  
   Скажу также о других данных, которые проливают свет на многие спорные вопросы. В том же документе говорится, что "к моменту заключения договора о дружбе между правительством Союза ССР и правительством В. Сикорского (30 июля 1941 г.) в тюрьмах, лагерях и местах ссылки содержалось 389 382 человека. Из них, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 августа 1941 года, амнистировано 389 041 человек. В 1942 году эвакуировано в Иран 119 865 человек (с армией Андерса 76 110 военнослужащих и 43 755 граждан). Сейчас в СССР осталось поляков 218 000 человек"583.
  
   Справка, предназначенная для Сталина, была подписана 2 ноября 1945 года. Есть ряд документов о возвращении практически всех поляков на родину. Чтобы сделать эту информацию полнее, приведу следующий документ.
  
   "Тов. Молотову В.М.
  
   На 20 октября в лагерях НКВД содержалось 27 010 польских граждан, арестованных и интернированных в 1944 - 1945 гг. на территории Польши в порядке очистки тыла действующей Красной Армии.
  
   Согласно указаниям товарища Сталина из этого количества подлежит освобождению и возвращению в Польшу 12 289 человек. Остальные до конца этого года. Останется некоторое количество арестованных за шпионаж, участие в диверсиях и т.д.
  
   24 ноября 1945 года
  
   Л. Берия"584.
  
   В десятках изученных мной документов о польских гражданах, оказавшихся по воле Сталина на территории СССР, нет никаких данных о точном количестве погибших и умерших. Все это старая общая боль, связанная с грубым нарушением Сталиным международного права и просто элементарных норм человечности. Но я забежал вперед.
  
   В последующие месяцы Сталин перед лицом дальнейшей грозящей экспансии Германии на восток принял ряд новых ответственных решений по политическому укреплению западных рубежей страны. В момент роковых колебаний - бороться ли дальше за договоренности с западными демократиями, или пойти на сближение с фашистским дьяволом - не последнюю роль сыграли национальные и территориальные соображения. Напомню, Сталин был участником гражданской войны. Война с Польшей, которая официально никогда не объявлялась (началась в апреле 1920 г. походом Ю. Пилсудского на Киев), казалось, увенчается триумфом Красной Армии, которая 12 августа подошла к предместьям Варшавы. Но промедление с наращиванием наступательной мощи, отставание оперативных резервов привело к ее поражению. Как я уже отмечал, Сталин был к этому прямо причастен, отказавшись подписать приказ о выделении из состава Юго-Западного фронта 12-й армии и Первой Конной армии. Сталин не забыл и о том, как он позже, похоже, заметал следы. Сделаю еще одно отступление.
  
   В январе 1925 года генсек отдал распоряжение предоставить ему некоторые архивные дела Реввоенсовета Южного фронта, хранившиеся в Киевском губархиве.
  
   "Киев. Губархив. Прошу подготовить архив Сталина, отобранный мною для сдачи к понедельнику - 16 февраля 1925 г. в 3 часа утра.
  
   Управделами ЦК Брезановский"585.
  
   Документы были переданы по акту сроком на 6 месяцев тому же Брезановскому. В описи более сорока документов: переписка, распоряжения, секретные циркуляры, запись разговоров по прямому проводу, решения об арестах, доклады и т.д. Самое интересное начинается позже. Архив, доставленный Сталину... исчез. Через 6 месяцев Центрархив, Киевский губархив (Гринберг, Адоратский, Иодко и др.) бомбардируют Управление делами ЦК: где архив? Тот же Брезановский, который ездил в Киев и лично получал архив, отписывается так:
  
   "В Центрархив
  
   Управление делами Секретариата ЦК при сем сообщает, что в Архив ЦК никаких материалов не поступало.
  
   24.Х.25 г.
  
   Управделами ЦК Брезановский"586.
  
   Брезановский прав в одном: в архив ЦК документы не поступали, а были переданы непосредственно генсеку. Скорее всего, в архиве было нечто, касавшееся лично Сталина. Архив он смотрел, но куда он делся? В делах того времени мне обнаружить эти документы не удалось. Сталин и впредь еще не раз "почистит" архивы...
  
   Это отступление я сделал еще и потому, что Сталин не скрывал позже: Рижский мирный договор 1921 года, по которому к Польше отходили западные земли Украины и Белоруссии, - несправедлив. Линия границы, установленная по договору значительно восточнее так называемой линии Керзона, всегда болезненно напоминала Сталину о событиях почти двадцатилетней давности, к которым он был причастен непосредственно. Риббентроп на переговорах несколько раз осторожно напоминал о давней ране. Поэтому сегодня ясно, что неудача на переговорах с Англией и Францией имела еще одну подоплеку. Идя на сближение с Германией, Сталин намеревался вернуть земли, утраченные Советской Россией в годы гражданской войны.
  
   На базе Киевского и Белорусского особых военных округов еще в первой декаде сентября были созданы два фронта в составе 5, 6, 12, 3, 11, 10 и 4-й армий. Войскам было разрешено применять оружие лишь в случае нападения на них. Происходили только отдельные стычки. Сопротивления фактически не было. Этническое большинство (украинцы и белорусы) искренне приветствовали приход советских войск.
  
   К 25 сентября в течение недели советские войска беспрепятственно продвинулись на 250 - 350 километров, выйдя на рубеж рек Западный Буг и Сан, в соответствии с советско-германскими секретными соглашениями. Но об этом я скажу подробнее в одном из следующих разделов. В ноябре 1939 года эти земли официально вошли в состав Украинской и Белорусской ССР. В июне 1940 года Советскому правительству удалось решить вопрос и о возвращении Бессарабии и Северной Буковины. По соглашению с румынским правительством граница была установлена по рекам Прут и Дунай. Бухарест быстро уступил нажиму. Была образована Молдавская ССР.
  
   Ведя большие политические маневры, Сталин чувствовал, что, несмотря на советско-германские соглашения, Гитлер не отказался от своих планов в отношении Прибалтики. Советская власть, установленная там в 1917 - 1919 годах, была вскоре свергнута, поэтому, полагал Сталин, речь должна идти о ее восстановлении. Буржуазные прибалтийские режимы знали, что население не жалует немцев, долго угнетавших эти народы. В конце сентября - начале октября 1939 года Сталин дал указание Молотову предложить Литве, Латвии и Эстонии заключить договоры о взаимопомощи. После непродолжительных колебаний, внутренней борьбы и консультаций прибалтов с Берлином договоры, согласно которым в эти страны вошли части Красной Армии, были заключены. Численность советских войск, по просьбе правительств Прибалтийских стран, была меньше, чем армии Латвии, Литвы и Эстонии. Советские воинские контингенты находились в своих гарнизонах и не вмешивались во внутреннюю жизнь этих стран. Хотя, конечно, Сталин понимал, что само присутствие Красной Армии в Прибалтике не может не сказаться на политической атмосфере. Эти шаги формально были осуществлены как бы в рамках международного права, но под давлением Москвы.
  
   В Центральном государственном архиве Советской Армии хранятся сотни документов о событиях тех лет. Это - тема специального исследования. Приведу лишь ссылки на некоторые документы. По приказанию К.Е. Ворошилова заведующему Особым сектором ЦК ВКП(б) А.Н. Поскребышеву переданы для доклада Сталину тексты соглашений между представителями РККА и представителями армий Прибалтийских государств. Протокол Соглашения между РККА и латвийской армией о размещении на территории Латвии советских войск (до 25 тыс. человек) подписали: советская сторона - комкоры Болдин и Павлов, комдивы Алексеев и Морозов, бригадный комиссар Мореев. От военной комиссии латвийской армии генерал Гартманис, адмирал Спаде, полковники Еске, Башко, Гросбартс, Карклиньш587. Аналогичный советско-литовский протокол подписан командармом второго ранга Ковалевым (и еще четырьмя военными), а также генералом Раштикисом (и еще 13 подписей литовских офицеров)588. Советско-эстонский протокол подписан командармом второго ранга Мерецковым (и еще четырьмя советскими представителями) и генерал-лейтенантом Рееком (вместе с восемью эстонскими офицерами)589.
  
   В соответствии с протоколами и дополнительными конфиденциальными соглашениями оговаривались численность и места размещения советских войск, аэродромы и порты базирования, пути передвижения, плата за аренду помещений, земель, линии связи и т.д. Сталин поручил Председателю СНК Моло-тову, заместителю наркома иностранных дел Потемкину, заместителю наркома обороны Локтионову, заместителю наркома внешней торговли Степанову, заместителю наркома Военно-Морского Флота Левченко, а также еще ряду лиц в рабочем порядке решить вместе с представителями Прибалтийских республик все финансовые, дипломатические, военные и организационные вопросы.
  
   Несмотря на существенные трения - видимо, неизбежные - договари-вающиеся стороны в целом следовали и духу и букве соглашений. Иногда прибалтийские партнеры по своей инициативе шли еще дальше. Так, когда разразилась советско-финляндская война, военный атташе в Риге Васильев докладывал в Москву: "1 декабря генерал Гартманис заявил: если по обстоятельствам военного времени понадобятся вам посадочные площадки для авиации, то вы можете занять все наши существующие аэродромы, в том числе и Рижский"590. Литовское правительство сообщило в Москву, что "создан Комитет по обеспечению продуктами питания и фуражом вооруженных сил (Красной Армии. - Прим. Д.В.) в Литве"591. Во время посещения Москвы в начале декабря 1939 года главнокомандующего эстонской армией генерала Иогана Лайдонера (который накануне Октябрьской революции был подполковником русского Генерального штаба) складывалось даже впечатление о развитии дружеских отношений между двумя государствами и армиями592.
  
   Но вот когда фашисты в июне 1940 года захватили Париж, Сталин почувствовал: теперь Гитлер, если не совершит вторжения в Англию, непременно обратит свой взор на Восток. Судорожно пытаясь наверстать упущенное, ощущая свою неподготовленность, Сталин сделал экспансивный шаг. Москва обратилась сначала к литовскому правительству, а затем и к правительствам Латвии и Эстонии с жестким требованием согласиться на введение новых воинских контингентов на территории этих государств. Тон и аргументация дипломатических нот были откровенно ультимативными. Сталин, поощренный предыдущими успешными действиями, шел напролом. Не случайно он направил в Прибалтику Жданова, Вышинского, Деканозова. Н. Поздняков, выехавший в Литву вместе с Деканозовым, докладывал Сталину, Молотову, Ворошилову, Кагановичу, Микояну, Тимошенко, Вышинскому в октябре 1940 года: "Политическое состояние литовского корпуса продолжает оставаться неблагополучным, т.к. ...в корпусе не проведено классовое расслоение, т.е. враждебный элемент еще не вышиблен из седла, который антисоветскую работу ведет путем сплачивания бойцов на национальной почве (так в тексте. - Прим. Д.Д.)..."593 Нетрудно представить, как сталинские опричники Деканозов, Жданов, Вышинский, да и Поздняков предлагали "вышибать из седла"... Все это горькие страницы из преступной летописи сталинизма, которые мы однозначно осуждаем.
  
   Обстановка в Прибалтике резко изменилась. Наряду с искренним стремлением народов жить в мире и дружбе с СССР, своим черным делом занялись и блюстители "классовой чистоты" в пролетарском государстве.
  
   Нужно признать, что Сталин не только решил укрепить стратегическое положение своих войск на Западе, но и подготовить почву для поглощения этих независимых государств. Советско-германские соглашения поощряли диктатора в его экспансионистских расчетах.
  
   Но с политической, нравственной точки зрения такое решение прибалтийского вопроса - и в этом, скажу прямо, "заслуга" Сталина, - имеет ярко выраженную имперскую окраску. "Вождь" не привык рассматривать народы как субъекты собственной судьбы. Он больше полагался на нажим. В то же время простые люди хотели верить, что эти навязанные изменения в Прибалтике положительно отразятся на их жизни. Тот же Деканозов в начале июля 1940 года докладывает Сталину и Молотову: "7 июля в Вильно состоялся большой митинг и демонстрация. Присутствовало до 80 тысяч человек. Основными лозунгами были: "Да здравствует 13-я Советская республика!", "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!", "Да здравствует тов. Сталин!" и т.д. На митинге была принята резолюция с приветствием Советскому Союзу и Красной Армии... Состоялся концерт самодеятельности литовской армии, на котором присутствовали президент, ряд членов правительства, представители генералитета... Приезд в Литву советских артистов был бы очень кстати. Просьба дать указание - срочно направить в Литву Михайлова, Лемешева, Норцова, Шпиллер, Давыдову, Русланову, Козолупову и балетную группу с участием Лепешинской..."594 Даже артистам - "дать указание...". Деканозовы - продукт сталинизма - быстро принялись за свое черное дело в притихшей Прибалтике. Об этом убедительно и с горечью написал в своей книге бывший министр Литовской республики Ю. Урбшис, встречавшийся в 1939 году со Сталиным.
  
   Возможно и другое: если бы не советские войска, фашисты вошли бы в Прибалтику раньше июня 1941 года. В Берлине уже существовали планы "онемечивания" одной части населения Прибалтийских республик и ликвидации другой. Об этом, в частности, говорилось в меморандуме Розенберга в 1940 году. Нельзя отрицать того, что было: значительная часть населения Литвы, Латвии, Эстонии на первых порах позитивно отнеслась к эволюции политического статуса этих стран, принятых в августе 1940 года, на основании "просьб" их высших органов власти, в состав Союза Советских Социалистических Республик. Сталин принимал личное участие в переговорах, выработке решений, проектов документов. Естественно, что "волеизъявление" народов Прибалтики под дирижирование Москвы сопровождалось рядом типично сталинских акций. Все внимание Сталина тогда было приковано к упрочению военно-стратегического положения СССР. Методы, используемые для достижения большевистских целей, занимали его мало. Разрешалось все.
  
   "Вождь", ободренный первыми удачными шагами по укреплению западных рубежей, обратил внимание и на северо-запад. Его беспокоила близость советско-финской границы к Ленинграду и явное тяготение Финляндии к Германии. Начались долгие и бесплодные переговоры с целью вынудить финскую сторону отодвинуть границу от Ленинграда за соответствующую территориальную компенсацию. Но переговоры с министром иностранных дел Финляндии В. Таннером не дали результата. Финский фельдмаршал К. Маннергейм, бывший царский генерал, требовал не уступать русским. И здесь обычно осторожному Сталину изменило чувство реального. При поддержке своего окружения он решил добиться своих целей путем политического и военного давления. В конце ноября начались взаимные обвинения в неспровоцированных обстрелах, в частности около советского села Майнила. Молотов вручил посланнику Финляндии А.С. Ирне-Коскинену ноту, в которой выдвигалось требование, похожее на ультиматум: "Незамедлительно отвести свои войска подальше от границы на Карельском перешейке - на 20 - 25 километров..." Через два дня финский посланник по поручению своего правительства ответил, что оно "готово приступить к переговорам по вопросу об обоюдном отводе войск на известное расстояние от границы". Стало ясно: Финляндия приняла вызов. Сталин решил применить силу. В Хельсинки тоже не проявили гибкости. Там была объявлена мобилизация. 28 ноября 1939 года СССР денонсировал договор о ненападении с Финляндией от 1932 года. Москва и Хельсинки использовали, мягко говоря, далеко не все средства по предотвращению войны. Но Сталин был уже опьянен "успехами".
  
   Сталин был уверен, что стоит ему предъявить ультиматум и тем более начать боевые действия, как финляндское правительство тут же примет все его условия. Тем более что расчеты Военного совета Ленинградского округа были оптимистичны. Этому способствовали и донесения Берии. Так, 5 октября 1939 года нарком внутренних дел сообщал Сталину и Ворошилову разведданные, полученные из Лондона: "Английский посланник в Финляндии вторично сообщил, что фельдмаршал Маннергейм просил его передать английскому правительству, что в ближайшее время Финляндия ожидает советских требований, аналогичных требованиям, предъявленным Эстонии, т.е. предоставления морских баз и аэродромов на финских островах. По его заявлению, Финляндия вынуждена будет удовлетворить эти требования Советского Союза"595. Сталин был уверен, что финны быстро капитулируют. 30 ноября 1939 года начались военные действия, которые продолжались почти четыре месяца. Предостережения Б.М. Шапошникова об опасности недооценки финнов полностью оправдались. А Сталин между тем допустил еще один крупный политический промах: санкционировал образование в Москве так называемого "правительства Финляндской Демократической Республики" во главе с О.В. Куусиненом. 2 декабря Молотов и Куусинен уже подписали "Договор о взаимопомощи и дружбе между Советским Союзом и Финляндской Демократической Республикой"596. Эти решения были приняты типично в сталинском духе. Бесславная война привела Советский Союз к международной изоляции. 14 декабря СССР был исключен из Лиги Наций. В сообщении ТАСС по этому поводу бросается в глаза фраза, продиктованная Сталиным: "По мнению советских кругов, это нелепое решение Лиги Наций вызывает ироническую улыбку, и оно способно лишь оскандалить его незадачливых авторов"597.
  
   Но было не до улыбок. Войска Ленинградского округа ввязались в тяжелые бои, принявшие затяжной характер. Финны мастерски построили оборону и довольно успешно сдерживали наступление. Наконец, видя складывающуюся ситуацию, Сталин на заседании Главного Военного Совета потребовал "принятия решительных шагов". На Карельском перешейке были сконцентрированы две армии под командованием К.А. Мерецкова и В.Д. Грендаля. Командующим фронтом назначили С.К. Тимошенко, членом Военного совета А.А. Жданова, начальником штаба И.В. Смородинова. Сталин в этой, как ее называют финны, "зимней войне" участвовал в качестве члена Главного Военного Совета. Когда я просматривал многочисленные тома архивов этой бесславной кампании, где на документах стоят подписи главкома Ворошилова, члена Главного Военного Совета Сталина и начальника Генштаба Шапошникова, меня не покидало ощущение того, что политическое и военное руководство перед лицом мужественного сопротивления финнов попросту растерялось. Доходило до того, что через голову командования фронта Москва отдавала войскам спонтанные распоряжения тактического характера598. Несколько советских частей в финских лесах были окружены и понесли большие потери.
  
   После месячной подготовки прорыва "линии Маннергейма" 11 февраля 1940 года начались активные действия советских войск. Подавляющее превосходство в конце концов сказалось. В приказе войскам Северо-Западного фронта, подписанном 9 февраля 1940 года Тимошенко, Ждановым и Смородиновым, говорилось: "Прорыв и овладение "линией Маннергейма" покроет неувядаемой славой Красную Армию, доблестную защитницу великого Советского государства... За Великого Сталина!"599 Но "неувядаемой славы" не получилось. "Линия Маннергейма" была прорвана ценой больших людских потерь. В начале марта 1940 года советско-финляндский мирный договор был подписан.
  
   Сталин был раздосадован. Весь мир увидел низкую готовность Красной Армии к войне. Вскоре после окончания войны, уже в марте 1940 года, он решил сместить Ворошилова с поста наркома, предварительно заслушав его на Главном Военном Совете и на Пленуме ЦК. В архиве сохранился доклад К.Е. Ворошилова "Уроки войны с Финляндией", на котором видны многочисленные пометы и правки Сталина, просмотревшего материал еще до обсуждения. Приведу несколько фрагментов из пространного, многостраничного доклада Ворошилова.
  
   "...Должен сказать, что ни я - нарком обороны, ни Генштаб, ни командование Ленинградского ВО вначале совершенно не представляли себе всех особенностей и трудностей, связанных с этой войной... Финская армия, неплохо организованная, вооруженная и обученная применительно к местным условиям и задачам, оказалась весьма маневренной, устойчивой в обороне и хорошо дисциплинированной.
  
   С началом боевых действий в центре была создана Ставка Главного Военного Совета в составе тт. Сталина, Ворошилова, начальника Генштаба т. Шапошникова и наркома ВМФ т. Кузнецова (последний участвовал в заседаниях только при решении морских вопросов). Постоянным и активным участником Ставки являлся Предсовнаркома т. Молотов, хотя он официально и не был членом Ставки. Ставка, вернее ее активный член тов. Сталин, фактически руководила всеми операциями и всей организационно-творческой работой, связанной с фронтом".
  
   Далее на многих страницах нарком вынужденно признает недостатки разведки Красной Армии, слабое техническое оснащение армии, громоздкую организацию соединений, плохую зимнюю экипировку и питание войск и т.д. "Не на должной высоте оказались многие высшие начальники. Ставка Главного Военного Совета вынуждена была снять многих высших командиров и начальников штабов, т.к. их руководство войсками не только не принесло пользы, но было признано заведомо вредным... Эту свою победу Красная Армия одержала, прежде всего, сравнительно быстро потому, что с момента возникновения войны и до ее победного конца фактическое руководство войной взял на себя тов. Сталин..."600
  
   Война, продолжавшаяся 104 дня, не принесла лавров ни армии, ни Сталину. Понимал это или нет Ворошилов, но, утверждая, что "тов. Сталин фактически руководил всеми операциями", тем самым бездарность управления и неготовность к войне он перекладывал на диктатора. И хотя весь доклад наркома пересыпан ставшими уже обычными хвалебными тирадами в адрес "вождя", Сталин испытывал глухое раздражение.
  
   В своем заключительном слове на Главном Военном Совете, где был заслушан доклад Ворошилова, Сталин сказал как будто правильные слова: нам надо "расклевать культ преклонения перед опытом гражданской войны, он закрепляет нашу отсталость. У нас появились новые люди: Алябушев, Чурюлов, Младенцев, Рычагов и другие, - это мастера, инженеры войны. У нас есть в командном составе засилье участников гражданской войны, которые не могут дать ходу молодым кадрам..."601. Да, "культ" гражданской войны надо было "расклевать". Но "засилья участников гражданской войны" уже не было. Многие тысячи их погибли в 1937 - 1938 годах. Да и некоторые "инженеры войны", как, например, Рычагов, по воле Сталина не примут участия в будущей войне...
  
   Сталин наконец понял, что представляет собой Ворошилов как полководец. Война показала крупные недостатки в организации, подготовке, управлении частями и соединениями Красной Армии. Гитлер был удивлен и обрадован. Его стратегические планы, казалось, основаны на верных расчетах. Победа, достигнутая большой ценой, была равносильна моральному поражению. Это понимали и Сталин и Гитлер. Каждый сделал свои выводы. Но у Сталина оставалось меньше времени для реализации задуманного. К нему пришла неведомая в последние годы неуверенность. С этого момента "вождь" непрерывно муссировал одну идею: "Если Гитлера не спровоцировать, он не нападет". Когда советские пограничники сбили немецкий самолет-нарушитель, глубоко вторгшийся на территорию СССР, Сталин лично дал указания извиниться. Воюющая Германия получила невоюющего фактически союзника. В Берлине почувствовали это быстро. В больших маневрах Сталину была теперь уготована роль ожидающей стороны. А Гитлер был близок к завершению подготовки похода на Восток.
  
   Политические и теоретические споры по поводу шагов Сталина в 1939 году продолжаются и сейчас. Бесспорно, в его поступках, как и в определении путей решения возникших в то время проблем, было много ошибок и грубых просчетов (о некоторых из них я еще скажу). Но сейчас мы "судим" Сталина, используя критерии сегодняшнего дня. В те, теперь уже далекие 30-е годы ни Сталин, ни его окружение не обладали тем видением мира, которое мы называем сегодня "новым политическим мышлением". Чтобы правильно понять феномен Сталина, его шаги, помыслы, деяния, часто - преступления, нужно попытаться мысленно перенестись в то яростное, жестокое, суровое время. С этих позиций приходится признать, что некоторые шаги и меры Сталина по предотвращению войны, отдалению ее сроков, укреплению западных рубежей были в немалой мере вынужденными. Подчеркну еще раз: в этой деятельности Сталин допустил крупные ошибки и просчеты. При всей своей подозрительности он передоверился Гитлеру и совершил ряд однозначно опрометчивых шагов, о которых в последующие годы предпочитал не вспоминать, за исключением одного случая. Выступая 24 июня 1945 года на приеме в Кремле в честь командующих войсками Красной Армии, Сталин, в частности, сказал: "У нашего правительства было немало ошибок..." Скажу точнее: эти ошибки допускались не только в ходе войны, но и накануне ее. И, пожалуй, наиболее крупной, принципиальной ошибкой явилось заключение 28 сентября 1939 года "Германо-советского договора о дружбе и границе между СССР и Германией". В соответствии с этим договором были очерчены границы "сферы интересов" двух государств, с приложением географической карты. Граница уже отличалась от той, что была определена "секретным протоколом" к пакту от 23 августа 1939 года. Она пролегала в основном по рекам Нарев, Буг и Сан.
  
   В ходе переговоров Молотова с Риббентропом в Москве 27 - 28 сентября, в которых участвовал, как и в августе 1939 года, непосредственно сам Сталин, была зафиксирована "дружба" между сталинским государством и фашистским режимом. Это еще больше обескуражило и дезориентировало антифашистские силы во всем мире, в известной мере связало руки и самому Сталину в осуществлении необходимых шагов по укреплению обороноспособности страны. Есть некоторые доказательства того, что Сталин еще до начала войны почувствовал и понял политическую ошибочность этого шага. Если пакт о ненападении был в какой-то мере вынужденным шагом, то договор о "дружбе" - результатом переоценки Сталиным собственного анализа, отсутствия прогностического видения. Сталин в своем стремлении не допустить войны или, по крайней мере, оттянуть ее начало переступил последнюю политически оправданную грань, что имело далеко идущие крайне отрицательные последствия.
  
   Несмотря на отчаянные усилия Сталина отодвинуть войну, эту задачу удалось решить лишь частично. Вскоре после подписания договора о "дружбе" стало абсолютно ясно: война вплотную подошла к нашим рубежам. Время политических маневров кончалось. В любой момент Гитлер мог развязать войну. Правда, в силу ряда причин он, по данным советской разведки, неоднократно переносил сроки нападения на СССР. Трижды в мае - на 14-е, на 15-е и затем на 20-е. Один раз в июне - с 15-го на 22-е. Сталин, который до последнего момента не хотел в это верить, просматривал уже не просто туманные контуры фашистской угрозы, ему была ясно видна агрессивная, изготовившаяся к броску на Восток гигантская гитлеровская военная машина. "Дружба" диктаторов оказалась эфемерной.
  
   Сталин и армия_________________________________________
  
   В те предвоенные годы армия пользовалась немалой популярностью. Отличившиеся в боях на Халхин-Голе, у озера Хасан, в Испании или советско-финляндской войне бойцы и командиры становились национальными героями. Не было недостатка кандидатов для поступления в военные училища. Народ все отдавал армии. Лучших летчиков, танкистов, моряков знала вся страна. Служба в армии была почетным делом. Дисциплина и политическая благонадежность личного состава не вызывали теперь беспокойства у политического и военного руководства. Люди в шинелях слепо верили Сталину и партии, хотя шок после репрессий еще далеко не прошел. Многонациональные воинские коллективы связывала интернациональная дружба. Центральные газеты регулярно писали о лучших людях армии и флота, достижениях красноармейцев, командиров и политработников в боевой и политической подготовке. "Правда" только в течение августа 1940 года поместила несколько передовых статей, посвященных армии и флоту, - "Священный долг советского гражданина", "В боевые ряды Красной Армии", "Молодежь - в военные училища!". Немалой популярностью в стране пользовался Осоавиахим.
  
   Чтобы привести содержание и характер подготовки молодежи, всего населения страны к военной службе в соответствие с требованиями современной войны, по инициативе Сталина в сентябре 1939 года был принят новый Закон "О всеобщей воинской обязанности".
  
   Лозунг "Защита Отечества - священный долг каждого гражданина Советского Союза" на фоне приближавшейся войны нашел горячий отклик у советских людей. Народ гордился армией, которая за короткий срок, как утверждалось, стала современной и - все были уверены - способной защитить рубежи первого в мире социалистического государства.
  
   Однако советско-финляндская война, хотя ее и освещали только в "победном" свете, вызвала недоумение у советских людей: такая могучая армия, какой представлялась в печати РККА, за четыре месяца с трудом одолела армию малой страны. Сталин больше других переживал позор "зимней войны", но, как всегда, вины своей не видел. В марте 1940 года он предложил Ворошилову доложить на Политбюро оценку Наркоматом обороны действий РККА в войне с Финляндией. Пожалуй, с того дня и до конца жизни для Сталина было характерно насмешливо-ироническое отношение к Ворошилову, которого он безжалостно раскритиковал на Политбюро. Но этого ему показалось мало. Через месяц по указанию Сталина был созван Главный Военный Совет с той же повесткой дня. На его заседании были выявлены крупные упущения в оперативной, технической, боевой подготовке войск, их комплектовании, в военном строительстве. Выступление Сталина не отличалось глубоким знанием дела, но содержало едва скрытую угрозу тем, "кто отвечает за оборону страны". По его предложению был создан ряд комиссий для обобщения уроков советско-финляндской войны и принятия неотложных мер по выправлению положения в военном строительстве.
  
   Сталин, не будучи профессиональным военным, подспудно чувствовал, что Ворошилов недостаточно умело руководил военным строительством в целом, не обеспечивал должного управления штабами в ходе конфликтов на Халхин-Голе, во время советско-финляндской войны, не успевал за стремительным развитием оперативного искусства. Беседуя после событий на Халхин-Голе с Г. К. Жуковым перед назначением его командующим Киевским особым военным округом, Сталин неожиданно в разговоре раздраженно бросил фразу о Ворошилове:
  
   - Хвастался, заверял, утверждал, что на удар ответим тройным ударом. Все хорошо, все в порядке, все готово, товарищ Сталин, а оказалось...602
  
   В мае 1940 года по решению Сталина Ворошилов был освобожден от должности наркома обороны, правда, одновременно был назначен заместителем Председателя СНК СССР и Председателем Комитета обороны при СНК СССР. Наркомом обороны был назначен командующий Киевским особым военным округом С.К. Тимошенко, сразу ставший и Маршалом Советского Союза. Первым крупным шагом нового руководства явилось решение о создании механизированных корпусов (постановление СНК СССР от 6 июня 1940 г.) в составе двух танковых и одной моторизованной дивизии. А всего лишь полгода назад управления танковых корпусов были расформированы... Сталин своего твердого мнения по этим вопросам не имел, полагался то на генералов Д.Г. Павлова и Г.И. Кулика, механически ссылавшихся на опыт войны в Испании, то на начальника Генштаба Б.М. Шапошникова и его заместителя И.В. Смородинова, отстаивавших важность и необходимость таких формирований.
  
   В рабочем распорядке дня Сталина практически ежедневно несколько часов уходило на рассмотрение конкретных вопросов военного строительства: организационных, технических, оперативно-стратегических, кадровых, воспитательных. В конце 30-х годов Сталин, поняв, что в армии слишком уповают на опыт гражданской войны, в чем он не раз упрекал К.Е. Ворошилова, назначил специальную партийно-правительственную комиссию во главе с А.А. Ждановым и Н.А. Вознесенским по проверке состояния армии и флота. Вывод комиссии был серьезным. "Наркомат отстает в разработке вопросов оперативного использования войск в современной войне", что усугубляется большим количеством молодых, неопытных кадров. Это было в огромной мере результатом массовых репрессий, обрушившихся на армию и флот в 1937 - 1938 годах. Смертоносный смерч прошел не только по стране, но и по ее армии и флоту. Репрессии ударили прежде всего по высшим командным кадрам, политсоставу, центральному аппарату Наркомата обороны. По имеющимся данным, с мая 1937 года по сентябрь 1938 года, то есть в течение полутора лет, в армии подверглись репрессиям 36 761 человек, а на флоте - более 3 тысяч603. Часть из них была, правда, лишь уволена из РККА. В результате борьбы с "врагами народа" в 1937 - 1940 годах сменились все командующие округов, на 90% произошло обновление начальников штабов округов и заместителей командующих, на 80% обновился состав управлений корпусов и дивизий, на 90% - командиров и начальников штабов. Следствием кровавой чистки явилось резкое снижение интеллектуального потенциала в армии и на флоте. К началу 1941 года лишь 7,1% командно-начальствующего состава имели высшее военное образование, 55,9% - среднее, 24,6% - ускоренное образование (курсы) и 12,4% командиров и политработников не имели военного образования604.
  
   Для того чтобы попасть в "обойму врагов", нужно было немного. Совсем немного. Вот, например, что доносил комиссар государственной безопасности второго ранга М.И. Гай Ворошилову о военном атташе в Болгарии В.Т. Сухорукове:
  
   "В 1924 году, после выпуска академией слушателей восточного факультета, на котором учился Сухоруков, последний был вызван к Троцкому и имел с ним беседу. Сухоруков в честь Троцкого назвал сына Львом"605.
  
   Судьба человека была решена. Это написано еще в октябре 1936 года. В следующие два-три года столь "основательной" аргументации уже не требовалось.
  
   Вышинский и Ульрих, войдя во вкус, предлагали упростить процедуру расправ. Вышинский, обращаясь к Ворошилову и Ежову, просил дать полномочия Особому Совещанию при НКВД лишать воинских званий, что раньше делалось только по приговору суда. А Ульрих "доказывал" в апреле 1938 года необходимость "санкционировать выделение из Верховного суда СССР военной коллегии и реорганизации ее в Военный трибунал СССР"606. Эти люди хотели, чтобы над каждым красноармейцем, краснофлотцем и командиром постоянно висел топор "правосудия".
  
   В начале 1939 года Сталин затребовал справку о командном составе армии и флота. Он долго молча всматривался в графы таблицы, скупыми цифрами повествующей о более чем "зеленом" возрасте армейских и флотских командиров: около 85% - моложе 35 лет. В молодости - сила, но и явный недостаток опыта. А опытных кадров остро не хватало. Неторопливо перелистывая страницы справки, Сталин, может быть, вспомнил, что, кроме трех маршалов и группы командармов первого ранга, не без его ведома навсегда исчезли такие способные и крупные военачальники, как И.Н. Дубовой, М.К. Левандовский, А.И. Корк, Н.Д. Каширин, А.И. Седякин, И.И. Вацетис, Я.И. Алкснис, П.А. Брянских, С.Е. Грибов, Я.П. Гайлит, Н.В. Куйбышев, С.Н. Богомягков, Е.И. Ковтюх, Н.Н. Петин, С.П. Урицкий и другие.
  
   Сталин не мог не помнить, что только в 1937 году он дал согласие на арест нескольких десятков военачальников, входивших в состав Военного Совета при наркоме обороны. По существу, оказалось, что Военный Совет на 90% состоял из одних "шпионов" и "вредителей". Но Сталина это нисколько не смущало. Он жил в мире, в котором выдумывал все новых и новых "врагов". Патологическая подозрительность Сталина передалась его окружению и шла по стране страшными волнами.
  
   Именно по его указанию Мехлис "чистил" кадры. В округа, академии, на флоты шли шифровки наподобие такой:
  
   "Москва. ПУРККА. Кузнецову
  
   Назначьте комиссию для обследования и изучения преподавательских кадров Академии Ленина. Если сохранились участники толмачевской группировки, изъять до последнего...
  
   5 июля 1938 года.
  
   Мехлис"607.
  
   И изымали. Везде. Сотнями. Тысячами. Хотя к порогу Отечества подходила страшная война.
  
   В начале 1939 года волна выискивания "врагов народа" и "единомышленников" Тухачевского, Якира, Уборевича, других безвинно павших военачальников начала спадать. Но еще 14 июня 1939 года В. Ульрих докладывал:
  
   "Тов. И.В. Сталину
  
   тов. В.М. Молотову
  
   В настоящее время имеется большое количество дел об участниках правотроцкистских, буржуазно-националистических и шпионских организаций.
  
   В Московском военном округе 800 дел
  
   В Северо-Кавказском округе 700 дел
  
   Харьковском военном округе 500 дел
  
   Сибирском военном округе 400 дел.
  
   Предлагаем в силу секретности защитников на судебные заседания не допускать. Прошу указаний.
  
   Армвоенюрист В. Ульрих"608.
  
   Резолюции Сталина на докладной нет. Но на основании других данных известно, что в условиях огромного дефицита военных кадров, перед лицом растущей военной опасности Сталин отдал распоряжение еще раз проверить эти дела на предмет "выявления ошибок и наговоров". Указание Сталина прозвучало как команда. С этого момента "прореживание" армейских и флотских кадров пошло на убыль. Но и без того положение дел в ряде округов было просто катастрофическим. Для иллюстрации приведу один документ, датированный мартом 1938 года.
  
   "Постановление Военного совета Киевского военного округа о состоянии кадров командного, начальствующего и политического состава округа.
  
   1. В результате большой проведенной работы по очищению рядов РККА от враждебных элементов и выдвижения с низов беззаветно преданных делу партии Ленина - Сталина командиров, политработников, начальников - кадры командного, начальствующего и политсостава крепко сплочены вокруг нашей партии, вождя народов тов. Сталина и обеспечивают политическую крепость и успех в деле поднятия боевой мощи частей РККА...
  
   3. Враги народа успели немало напакостить в области расстановки кадров. Военный совет ставит как главную задачу - до конца выкорчевать остатки враждебных элементов, глубоко изучая каждого командира, начальника, политработника при выдвижении, выдвигая смело проверенные, преданные и растущие кадры...
  
   Командующий войсками Киевского военного округа
  
   командарм второго ранга Тимошенко
  
   Член Военного совета
  
   комкор Смирнов
  
   Член Военного совета,
  
   секретарь ЦК КП(б)У Хрущев".
  
   Далее Тимошенко, Смирнов и Хрущев сообщали, что "в итоге беспощадного выкорчевывания троцкистско-бухаринских и буржуазно-националистических элементов" на 25 марта 1938 года произведено следующее обновление руководящего состава округа:
  
   По штату
  
   Обновлено
  
   командиров корпусов
  
   9
  
   9
  
   командиров дивизий
  
   25
  
   24
  
   командиров бригад
  
   9
  
   5
  
   командиров полков
  
   135
  
   87
  
   командиров УРов
  
   4
  
   4
  
   начальников штабов корпусов
  
   9
  
   6
  
   начальников штабов дивизий
  
   25
  
   18
  
   начальников штабов УРов
  
   4
  
   3
  
   начальников штабов полков
  
   135
  
   78
  
   начальников отделов штаба округа
  
   24
  
   19609
  
   В военном строительстве кадры были самым слабым местом. А Сталин, истребив лучших людей, повторял свой лозунг: "Кадры решают все". Огромный дефицит военных специалистов, образовавшийся в 1937 - 1938 годах, можно было ликвидировать не меньше чем за 5 - 7 лет. Как скоро выяснилось, история не отвела нам такого времени. Кадровые дыры приходилось латать за счет краткосрочных курсов. К лету 1941 года около 75% командиров и 70% политработников находились на своих должностях менее одного года... А это значило, что основной костяк армии - офицерский корпус - не обладал должным опытом командования подразделениями, частями, соединениями.
  
   Сталин, видимо, это тоже начал осознавать. Мы не узнаем, мучили ли его угрызения совести, раскаяния в совершенном, но ясно одно: в последний год-полтора до войны он лихорадочно пытался сделать что-либо для ликвидации или, по крайней мере, ослабления голода в кадрах.
  
   Известно, что он дал указание быстро проработать предложения об увеличении численности слушателей военных академий, создании новых училищ. И уже в следующем, 1940 году было образовано 42 новых военных училища, почти удвоено число факультетов академий, организованы многочисленные курсы по подготовке младших лейтенантов. Сталин торопил... Однако времени оставалось слишком мало. Потери в высшем командном составе были слишком велики, чтобы их быстро компенсировать. Командира взвода можно было подготовить за шесть месяцев. А командующего округом, армией? Становление командира такого масштаба - дело многих лет.
  
   Сталин к тому же чувствовал, что острая нехватка командных кадров усугубляется их низким профессиональным уровнем, заметным отставанием боевой подготовки от требований, которые выдвигает современная война. Все эти мотивы весьма заметно прозвучали в его речи на выпуске слушателей военных академий РККА 5 мая 1941 года в Кремле610. Кто мог знать, что эта речь прозвучит всего за полтора месяца до начала страшной войны и уже мало что сможет изменить...
  
   В своем выступлении перед выпускниками академий Сталин был на редкость откровенен и говорил многое из того, что составляло государственную тайну. Так, в частности, стремясь укрепить в молодых командирах уверенность в мощи РККА, Сталин говорил о коренной технической перестройке армии и - ее резком увеличении. К началу 1941 года наша армия, заявил Сталин, насчитывает 300 дивизий (он не сказал, что более четверти из них находились лишь в стадии формирования, а почти столько же было только-только сформировано), из которых одна треть - механизированные.
  
   Сталин, как и раньше, сделал акцент на наступательных действиях: "Красная Армия - современная армия, а современная армия - армия наступательная". В этом вновь проявился серьезный изъян принципиального характера: недооценка стратегической обороны и оборонительных операций. Хотя военно-политическое руководство страны всегда подчеркивало оборонительный характер военной доктрины СССР, для ее реализации провозглашалась наступательная стратегия. Уставы, приказы, директивы, выступления наркома, а теперь и самого Сталина на разные лады развивали одну главную мысль: "Война будет вестись на территории противника, и победа должна быть достигнута малой кровью". В духе этой концепции перед войной вышла книга Н. Шпанова "Первый удар", точно выразившая настроения значительной части населения и военнослужащих, которые всячески культивировались в стране. Книга пророчествовала, что после сокрушительного удара Красной Армии в фашистской Германии быстро вспыхнет восстание против нацистского режима.
  
   Почему Германия побеждает своих противников? Является ли она непобедимой? И здесь Сталин в своей речи весьма откровенно ответил, почему вермахт победоносно прошел по Европе: "Немцы смогли отнять у Франции и Англии союзников". Этим союзником могли быть в тех условиях только мы. "Германская армия не является непобедимой. Сейчас она идет под захватническими лозунгами, в ней крепнет самоуверенность и зазнайство. А это чревато самым худшим", резюмировал Сталин. К слову сказать, эта ошибочная идея о "зазнайстве" немцев, как это бывает при господстве догматического мышления, тут же была подхвачена и развита. В одном из оперативных обзоров Генерального штаба РККА был сделан вывод, что Германия побеждала в 1940 году в "результате слишком удачно сложившейся для нее обстановки", не без "вмешательства благоприятных случайностей"611. А в проекте директивы "О задачах политической пропаганды в Красной Армии" утверждалось, что "германская армия потеряла вкус к дальнейшему улучшению военной техники. Значительная часть германской армии устала от войны..."612.
  
   В этом выступлении наряду с ошибочными Сталин высказал и ряд верных мыслей, но для их реализации, повторюсь, оставалось очень мало времени. Он дал резкую оценку работе академий, которые отстают от требований момента и готовят кадры ко "вчерашней войне". Опыт Хасана и Халхин-Гола не имеет большого значения, продолжал Сталин, ибо мы имели дело не с современной армией. Надо изучать опыт войны на Западе, опыт советско-финляндской войны...
  
   Незадолго до очередного выпуска академий по инициативе Сталина было проведено совещание Главного Военного Совета. На нем были заслушаны доклады Г.К. Жукова, К.А. Мерецкова, И.В. Тюленева, Д.Г. Павлова, Г.М. Штерна, П.В. Рычагова, А.К. Смирнова. В основе их анализа теории и практики военного искусства лежали выводы из действий германских войск, уроки войны в Испании, боев на Хасане и Халхин-Голе, советско-финляндской войны. Сталин заинтересованно слушал доклады, не прерывая их, как обычно, своими репликами. Особое внимание в докладах и в ходе их обсуждения было обращено на вопросы повышения боевой готовности, ведения наступательных операций, концентрации сил и средств для достижения стратегического успеха. Собственно проблема начального периода войны, как таковая, на совещании фактически не рассматривалась. Поэтому весьма интересным было выступление начальника штаба Прибалтийского особого военного округа генерал-лейтенанта П.С. Кленова. Он отметил, что особая сложность в ведении операций связана с "начальным периодом войны. Невольно возникает вопрос о том, как противник будет воздействовать в этот период на мероприятия, связанные со стратегическим развертыванием, то есть: отмобилизование, подача по железным дорогам мобресурсов, сосредоточение и развертывание войск. Начальный период войны явится наиболее ответственным; противник приложит все силы к тому, чтобы не дать возможности планомерно его провести"613.
  
   Сталин обратил внимание на выступление К.А. Мерецкова, аргументированно показавшего, что при высоком развитии военной мысли в РККА уставы отстали от требований современной войны614. Прямым следствием этого выступления было немедленное указание Сталина приступить к пересмотру уставов, что полностью выполнить до начала войны не удалось. Но ни Сталин, ни нарком не обратили внимания на то, что, кроме генерала армии И.В. Тюленева, никто, по существу, не поднимал вопросы организации и ведения современных оборонительных операций615. Все учились победоносно наступать... Хотя официально исповедовалась доктрина оборонительная.
  
   В заключительном слове, подводившем итоги совещания Главного Военного Совета, нарком обороны С.К. Тимошенко сказал, что "мы начали выполнять указания товарища Сталина о поднятии военно-идеологического уровня наших командных кадров и положили начало созданию собственной военной идеологии"616. Но если под ней понимать доктринальные, концептуальные выводы и взгляды военной теории на характер и способы ведения современной войны, то они были у Красной Армии всегда. Поэтому весьма сомнительно прозвучал тезис о "начале создания собственной военной идеологии", так же как и о необходимости сделать акцент в дальнейшей работе на подготовку лишь к наступательным действиям при явной недооценке роли действий оборонительных. При всей важности коллективного осмысления оперативных вопросов современной войны на совещании была недостаточно учтена реальная ситуация: возможность внезапного нападения фашистской Германии и в связи с этим необходимость повышения готовности к ведению оборонительных операций стратегического характера.
  
   Сталин, которому вскоре предстоит взять на себя Верховное командование Вооруженными Силами в войне, при незаурядности его злого ума, военную теорию знал слабо. Ворошилов, долгое время бывший наркомом, тоже не очень жаловал теоретиков. А таковые, и весьма крупные, в Красной Армии были всегда. К ним прежде всего следует отнести безвинно погибшего М.Н. Тухачевского, еще в 1936 году в своем выступлении на II сессии ЦИК СССР пророчески предупредившего, что нам нужно быть готовыми к внезапному нападению германской армии. Незаурядным военным теоретиком был Б.М. Шапошников, будущий Маршал Советского Союза. Его выдающийся труд "Мозг армии" и сегодня не утратил своей актуальности. Шапошников - яркий пример военного интеллигента, человек широкого стратегического кругозора, высокой культуры, тонкого теоретического мышления. Борис Михайлович был одним из немногих людей, к кому Сталин всегда относился с подчеркнутым уважением и даже почтением.
  
   Крупными теоретиками в области военного искусства были В.К. Триандафиллов, К.Б. Калиновский, Г.С. Иссерсон, А.А. Свечин. Последний, например, еще в 1927 году выпустил оригинальную работу "Стратегия", которая не раз переиздавалась как учебник, но, к сожалению, не была по достоинству оценена высшим политическим и военным руководством страны. Читая ее сегодня, нельзя отделаться от впечатления, что некоторые положения труда были как будто прямо обращены к Сталину, его окружению, высшему военному руководству. А.А. Свечин, например, писал: "Ответственные политические деятели должны быть знакомы со стратегией. Изучение стратегии требуется не только для высшего командного состава армии... Политик, выдвигающий политическую цель для военных действий, должен отдавать себе отчет в том, что достижимо для стратегии при имеющихся у нее средствах... Она (стратегия. - Прим. Д.В.) обречена расплачиваться за грехи политики... Чем гениальнее вождь, тем более он рассматривается массой как пророк... В стратегии пророчество может быть только шарлатанством; и гений не в силах предусмотреть, как фактически развернется война. Но он должен составить себе перспективу, в которой он и будет оценивать явления войны"617.
  
   Вскоре после завершения польско-германской войны Г.С. Иссерсон написал книгу "Новые формы борьбы", в которой сделал глубокие стратегические обобщения по использованию "механизированных масс" в начальный период боевых действий. Однако Ворошилов продолжал настаивать на том, что "красная кавалерия по-прежнему является победоносной и сокрушающей вооруженной силой...". Даже Сталин, отдавая должное механизации армии, за полтора месяца до войны никак не мог кардинально пересмотреть ее роль: "Хотя конников мы немного сократили, роль кавалерии и сейчас исключительно велика..."
  
   Следует сказать, что с середины 30-х годов по настоянию Тухачевского, Егорова, Шапошникова, ряда других военачальников стала издаваться "Библиотека командира". Это уникальное издание в несколько десятков томов. "Библиотека командира" включала в себя оригинальные труды советских военных теоретиков В. Триандафиллова "Размах операций современных армий", А. Зайончковского "Мировая война 1914 - 1918 гг.", А. Вольпе "Фронтальный удар", Н. Левицкого "Русско-японская война 1904 - 1905 гг.", Н. Евсеева "Августовское сражение русской армии в Восточной Пруссии в 1914 году". Издавались в рамках "Библиотеки" и труды зарубежных теоретиков - Ф. Фоша "О ведении войны", В. Сикорского "Будущая война", Г. Куля "Германский генеральный штаб, его роль в подготовке и ведении мировой войны", Ф. Хейгля "Танки" и другие монографии. Были здесь и малоценные работы, наподобие: "Основы выездки и езды", "Современная конница" и некоторые другие. В этой "Библиотеке" выделяется объемом и апологетикой Сталина книга К. Ворошилова "Оборона СССР". В ней нарком называл Сталина "первым маршалом социалистической революции, великим маршалом побед на фронтах гражданской войны", "маршалом коммунизма", руководителем, который "как никто другой знает, что нужно делать сегодня, чтобы победить завтра и навсегда...". В будущей войне мы победим безусловно, писал Ворошилов, но должны победить "малой кровью, с затратой минимальных средств и возможно меньшего количества жизней наших славных бойцов". Справедливости ради следует сказать, что данная книга не характеризует в целом достаточно высокий уровень "Библиотеки командира".
  
   В 30-е годы принимались определенные меры по повышению военно-теоретического уровня командного состава, формированию у него гибкого, масштабного мышления. Но нельзя избавиться от горькой мысли, что десятки тысяч командиров не смогли (не по своей воле) применить знания и умение на поле брани, защищая Отечество. В целом накануне войны военно-стратегическая мысль в РККА не уступала немецким доктринальным установкам. Стратегические идеи носили прогрессивный, но, к сожалению, в ряде случаев односторонний и плохо увязанный с практикой оперативного искусства характер. Как уже отмечалось, недооценивалась стратегическая оборона. Многие, что было предвосхищено военной мыслью ранее, в недалеком будущем придется нащупывать путем кровавой эмпирии, в ходе страшной учебы на полях сражений.
  
   Несмотря на заключение пакта о ненападении и договора о "дружбе" с Германией, Сталин чувствовал, что на западных границах сгущаются тучи. В то же время он ошибочно уверовал в то, что, пока Гитлер не добьется решающего успеха на Западе, он не решится вести борьбу на два фронта. В ряде своих выступлений, и в частности 5 мая 1941 года в Кремле, Сталин настойчиво проводил мысль о том, что немцы побеждают благодаря прежде всего правильной политической стратегии, исключающей одновременную борьбу и на Западе и на Востоке. Но Сталина поразила легкость, с какой вермахт последовательно сокрушил ряд армий западноевропейских стран. Он не был уверен, что Красная Армия своевременно извлечет для себя уроки из стремительно разворачивающихся событий. Именно поэтому в своих беседах с Тимошенко Сталин, изучив обстоятельные обзоры действий немецких войск, подготовленные для него Генштабом, посоветовал новому наркому обороны усилить внимание боевой выучке войск.
  
   Сталину многое еще было неизвестно. Не знал он, например, как гитлеровские военные оценивали состояние Красной Армии, ее кадров в начале 1941 года. Как выяснилось уже после войны, Гитлер, зная о прокатившихся по Красной Армии в 1937 - 1938 годах репрессиях, затребовал от своих разведорганов доклад о качестве офицерского состава РККА. За полтора месяца до начала войны, на основании доклада военного атташе Германии в СССР полковника Кребса, других данных, фюреру доложили: офицерский корпус РККА ослаблен не только количественно, но и качественно. "Он производит худшее впечатление, чем в 1933 году. России потребуются годы, чтобы достичь его прежнего уровня..."
  
   Потенциальный (а точнее, реальный) противник не без основания включал в число благоприятных для себя факторов фактическую замену целых звеньев военной структуры СССР. В истории трудно найти прецедент, когда одна из сторон накануне смертельной схватки так бы ослабляла себя сама. И простить, и забыть это невозможно.
  
   Г.К. Жуков вспоминал о том, что во время большой военной игры в декабре 1940 года ему предложили командовать "синими", т.е. играть за немецкую сторону. Генерал армии Д.Г. Павлов, уже ставший командующим Западным особым военным округом, руководил "красными". Так получилось, писал Георгий Константинович, что я, командуя "синими", развил операции как раз на тех направлениях, на которых через полгода развернутся реальные боевые действия. Конфигурация наших границ, местность, обстановка - все это подсказывало мне именно такие решения, которые приняли потом и фашисты. Посредники в игре искусственно замедляли темп продвижения "синих". И тем не менее на восьмые сутки "синие" продвинулись до района Барановичей.
  
   Когда в январе 1941 года, продолжал Г.К. Жуков, мне поручили доложить на Главном Военном Совете итоги этой стратегической игры, я обратил внимание руководства на невыгодно размещенную систему укрепрайонов вдоль новой границы. Было бы целесообразным отодвинуть их на сто километров вглубь. То есть, продолжал Жуков, я, по существу, высказал критическое замечание в адрес решения, утвержденного Сталиным.
  
   Сталин, вспоминал прославленный полководец, внимательно слушал мой доклад. Его особенно озадачил вопрос: почему "синие" были так сильны, почему в исходных данных нашей игры были заложены такие крупные немецкие силы? Жуков ответил, что это соответствует возможностям немцев и основано на реальном подсчете всех тех сил, которые они могут бросить против нас в начальный период войны, создав на направлении своего главного удара большое преимущество.
  
   Сталину понравилась обстоятельность доклада Жукова, его аргументация, смелость в отстаивании взглядов. Вскоре, в феврале 1941 года, по рекомендации "вождя" генерал армии Г.К. Жуков был назначен начальником Генерального штаба. Интуиция Сталина в данном случае не подвела. Выдвижение Жукова в высшие эшелоны военного руководства, как окажется впоследствии, будет одним из самых удачных кадровых решений Сталина.
  
   Однако проявить себя перед Сталиным было непросто. Пожалуй, прежде всего потому, что во многих вопросах военного строительства, повседневной жизни армии и флота он сковывал самостоятельность и инициативу руководителей. Многие вопросы, которые могли бы решить сами командующие округами, нарком, его заместители, непременно докладывались Сталину. Например, Ворошилов в своей записке на имя Сталина сообщал о том, что 15 июня 1939 года красноармеец приписного состава Чириков совершил покушение на жизнь командира запаса Пяткина. В действительности во время призыва на сборы произошла драка между двумя подвыпившими мужчинами. По докладной же Ворошилова выходило, что это "покушение". Вместо передачи дела в суд или наказания виновных в дисциплинарном порядке нарком докладывает Сталину... Резолюция последнего безжалостна:
  
   "В двухдневный срок судить, приговорить к расстрелу и привести приговор в исполнение, оповестив об этом полк.
  
   И. Сталин"618.
  
   Замечу, однако, что в ряде случаев Сталин реагировал иначе, соглашаясь с пересмотром тех или иных дел. Так, Ворошилов несколькими месяцами раньше обратился к Сталину с просьбой освободить из тюрьмы бывшего начальника штаба ВВС 1-й армии Володина и оставить в силе ранее сделанное представление к награждению его орденом Ленина за руководство действиями авиации в боях у озера Хасан. В этом случае Сталин "мягок":
  
   "Тов. Ворошилову.
  
   Согласен.
  
   11.02.1939 г.
  
   И. Сталин".
  
   Эти примеры, а их можно было бы привести значительно больше, свидетельствуют о том, что Сталин считал совершенно естественным решать без суда судьбы людей, заниматься делами, которые не должны были быть его прерогативой. Единодержец приучил окружающих, политических, государственных и военных деятелей к тому, что все более или менее значимые вопросы должны быть освящены его волей и мыслью. И здесь мы сталкиваемся с парадоксом. Как заметил в свое время Фрэнсис Бэкон, человек, бесконтрольно властвуя над другими, сам утрачивает собственную свободу. В данном случае Сталин, не встречая противодействия, постепенно стал пленником своего характера, своей самоуверенности и непогрешимости. Внешне это выглядело как непреклонность и твердость. А в действительности неограниченная власть создавала иллюзию "возможности невозможного". К началу войны иллюзия о непогрешимости Сталина буквально ослепляла людей, в том числе и все советское военное руководство. Для того чтобы развеять ее, потребовался лишь один июньский день 1941-го ...
  
   Осуществив известные нам дипломатические шаги по предотвращению войны и допустив в этом плане явные политические просчеты и ошибки, Сталин все время испытывал внутренние противоречия. С одной стороны, действуют соглашения с Германией, которые, как он полагал, немцам более выгодны, чем СССР. Ведь с их помощью Гитлер избежал войны на два фронта, и поэтому он будет соблюдать их положения. Таковой была логика рассуждений "вождя" и его окружения.
  
   С другой стороны, Гитлер, будучи по своей натуре авантюристом (а в этом Сталин был убежден), не обязательно будет следовать обычной логике. Вся его импульсивная стратегия построена на учете кратковременных факторов: внезапности, коварства, непредсказуемости. Поэтому Сталин с глубоким опасением следил за всеми военно-политическими шагами Гитлера, ходом "молниеносной" войны на Западе. Не случайно Сталин дал указание Тимошенко лично убедиться в реальной боеготовности и боеспособности войск.
  
   В течение 1940 года нарком посетил все западные военные округа, поднял несколько соединений по тревоге, присутствовал на ряде учений и маневров. Посещение наркомом обороны учений и тактических занятий в Московском, Западном, Киевском военных округах, его выступления на разборах освещались в центральной печати. Также сообщалось, например, об участии Маршала Советского Союза С.М. Буденного в учениях в Закавказском военном округе, а наркома Военно-Морского Флота Н.Г. Кузнецова в учениях на Балтийском флоте. Несколько ранее секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов принял участие в большом морском походе, завершившемся его выступлением перед личным составом линкора "Октябрьская революция".
  
   В ходе этих инспекционных поездок выявились многочисленные серьезные упущения. Командный и политический состав, не обладавший должным опытом, медленно осваивал качественно новые элементы боевой подготовки. Основные компоненты боевой мощи не достигли должной кондиции. Об этом свидетельствуют документы. Нарком обороны в своей директиве "О результатах проверки боевой подготовки за зимний период 1941 года и указания на летний период", подписанной 17 мая 1941 года, констатировал: "Требования приказа No 30 в зимний период 1941 года значительным количеством соединений и частей не выполнены". В директиве отмечается множество недостатков в боевой подготовке личного состава, штабов и даже родов войск. Например, об авиации сказано: "Боевая подготовка ВВС Красной Армии проходила неудовлетворительно"619.
  
   Анализ многочисленных архивных документов, воспоминания очевидцев тех событий дают возможность сделать вывод, что Сталин в последние два года судорожно пытался добиться не только количественного роста Красной Армии и Флота, но и качественного улучшения всей военной машины. Однако сроки этой реорганизации и совершенствования исходили из ошибочной посылки: войну удастся предотвратить или, по крайней мере, существенно отодвинуть. Как пишет К.М. Симонов, воспроизводя записи своих бесед с Г.К. Жуковым, у Сталина "была уверенность, что именно он обведет Гитлера вокруг пальца в результате заключения пакта. Хотя потом все вышло как раз наоборот". В то время, вспоминал Жуков, "большинство окружавших Сталина людей поддерживали его в тех политических оценках, которые сложились у него перед войной, и прежде всего в уверенности, что если мы не дадим себя спровоцировать, не совершим какого-нибудь ложного шага, то Гитлер не решится разорвать пакт и напасть на нас"620.
  
   В утверждении этой точки зрения особенно велика была роль Молотова, который после своей поездки в Берлин в ноябре 1940 года продолжал настаивать на том, что Гитлер не нападет на СССТ. А Сталин считал Молотова весьма компетентным в международных делах. Ошибочная политическая посылка о конкретных намерениях и сроках нападения Гитлера наложила свой негативный отпечаток на весь процесс военного строительства, исходившего из вероятности войны в более отдаленном будущем. Гипноз сталинского постулата питался догматизмом, сковавшим общественное сознание большевизированной страны...
  
   Арсенал обороны_______________________________________
  
   В середине ноября 1940 года "Известия" опубликовали коммюнике о поездке Председателя Совнаркома и народного комиссара иностранных дел В.М. Молотова и о переговорах с германскими руководителями. Сообщалось, что "в рамках дружественных отношений, существующих между двумя странами, в атмосфере взаимного доверия" состоялся обмен мнениями между В.М Молотовым и рейхсканцлером А. Гитлером, министром иностранных дел И. Риббентропом, а также рейхсмаршалом Г. Герингом и заместителем Гитлера по НСДАП Р. Гессом. Но в действительности никакого "взаимного доверия" как раз не было. Молотов, прибывший 12 ноября на Ангальтский вокзал Берлина, выглядел настороженным. С каждым часом настороженность и недоверие к "друзьям" росли. Когда Молотова проводили в кабинет Гитлера, он поразился его величине - огромное мрачноватое помещение, похожее на банкетный зал. Фюрер в своем зеленовато-мышином френче в углу кабинета был едва виден. Протягивая мягкую потную ладонь, Гитлер немигающими глазами внимательно оглядывал советского наркома.
  
   Без обиняков фюрер приступил к излюбленной теме: страны "оси" накануне своего триумфа. Скоро Британская империя будет продана с молотка. Нужно решить, каким должен быть мир после утверждения "нового порядка". В этом заинтересованы Германия и, как он, фюрер, надеется, Россия. С подчеркнутым цинизмом нацистский диктатор, взмахивая рукой с красной повязкой со свастикой в центре, вел речь о разделе сфер влияния в мире. Молотов с невозмутимым каменным лицом слушал фюрера, не перебивая. Но когда Гитлер иссяк и обратился к высокому советскому представителю, надеясь услышать его мнение о немецких проектах будущего мира, тот холодно заметил, что, по его мнению, нет смысла обсуждать подобные комбинации. Острый нос Гитлера вздернулся еще выше. А Молотов, не обращая внимания на обескураженность фашистского лидера, негромким голосом стал задавать неприятные вопросы: что делает немецкая военная миссия в Румынии, почему германские войска направляются в Финляндию...
  
   Гитлер как-то сразу потерял интерес к переговорам и предложил их продолжить завтра. Партнеры из большевистского и фашистского лагерей опасались друг друга. Дух глухого недоверия витал в кабинетах Гитлера и Риббентропа, когда туда приходил Молотов. Стороны уже понимали, что заключенные год назад соглашения - мертворожденные. Они были нужны каждой из сторон для своих целей. Германии - ввести в заблуждение СССР, развязав тем самым себе руки. Советскому Союзу - выиграть время. Шла большая игра. Каждая из сторон считала, что она выигрывает. Молотов, возвращаясь ночью в берлинский отель "Бельвю", чувствовал неуверенность гитлеровских бонз. Постарался успокоить себя старым доводом: немцы не могут позволить себе повторения ошибки первой мировой войны - вести войну на два фронта.
  
   И, судя по всему, успокоил. Потому что и после визита в Берлин Молотов по-прежнему считал, что немецкая сторона будет пока соблюдать подписанные в 1939 году советско-германские соглашения. У Сталина же подспудно начало расти недоверие к германской политике. Он еще не знал, что почти в то же самое время, когда Молотов находился в имперской канцелярии, генерал-полковник Ф. Гальдер, начальник генштаба сухопутных войск, докладывал главнокомандующему сухопутными войсками вермахта генерал-фельдмаршалу В. Браухичу последний вариант Директивы No 21 (план "Барбаросса") о нападении на Советский Союз. Вероломные правители рейха, расточая улыбки на переговорах, форсировали военные приготовления, которые вступили в решающую фазу. Гитлер, слушая доклад Браухича и Гальдера о завершении подготовки плана, который он подпишет в декабре, заявил:
  
   - Я не сделаю такой ошибки, как Наполеон. Когда я пойду на Москву, то выступлю достаточно рано, чтобы достичь ее до зимы621.
  
   Гитлер одобрил время начала восточной кампании - 15 мая 1941 года. Ее продолжительность, как ориентировочно указывали гитлеровские "планировщики", восемь недель, т.е. менее двух месяцев. Так разворачивались события в Берлине.
  
   А в западных столицах гадали: как будут развиваться советско-германские отношения дальше? Берия докладывал Сталину агентурные сведения из Парижа, где полагали, что не исключен "германо-советский военный договор"622. Сталин не стал читать дальше, углубился в содержание беседы французского посла Наджиара, записанной службой Берии. Тем более что посол говорил о нем, Сталине. "Вождя" это всегда особенно интересовало. Наджиар сказал своему собеседнику: "Сталин это Бог русских. Они уничтожили иконы для того, чтобы заменить их изображением Сталина. Христос изображался раньше в нимбе, посмотрите, Сталин тоже изображается в свете... Русские свергли царя для того, чтобы вернуться к еще худшему царю. Они всегда хотят чего-то сверхъестественного, сверхчеловеческого. В Англии, например, промышленность достигла большого расцвета, но все это складывалось постепенно, нормально. А здесь сообщают, что рабочий работает на 20 станках, а другой перевыполнил норму на 300%. А то, что ежедневно выпускается никуда не годная продукция, во всем ощущается недостаток, они не замечают... В целом положение у русских не из лучших не только из-за войны с Финляндией, а из-за их системы... Русские поступили с нами низко. Сталин мог бы сказать нам на переговорах: вы требуете от нас вещей, которые не могут быть практическими (так в тексте. - Прим. Д.В.). Он мог бы даже заключить договор с Германией, договор о ненападении, но сами они должны были остаться нейтральными, не правда ли?"623
  
   Сталин, отложив бумаги, долго смотрел в одну точку, вновь прокручивая в памяти события конца лета и осени 1939 года. К тому, что о нем говорили и писали на Западе как о безжалостном диктаторе, он уже привык. А как еще могут о нем, твердом руководителе, говорить враги? Прервав размышления, он вернулся к текущим делам.
  
   Сталин, продолжая верить созданным вместе с Молотовым мифам о том, что "немцы пока будут придерживаться пакта", что они "не решатся вести войну на два фронта", стремился тем не менее форсировать оборонные приготовления, которые, судя по многим документам (планам создания новых укрепрайонов, технического перевооружения войск, создания дополнительных стратегических запасов и др.), были рассчитаны не менее чем на два-три года. Хотя Сталин должен был бы учесть, что после падения Франции Гитлер фактически с одним фронтом покончил. Конечно, если бы эти два-три года история (а точнее, Гитлер) предоставила стране для выполнения задуманного, многое, возможно, было бы по-другому. Но просчеты политического и стратегического характера, допущенные Сталиным, которых я еще коснусь в этой главе, поставили страну в исключительно сложное положение. Усилиями диктатора, советских органов, наркоматов делалось немало для форсированного решения оборонных задач. Потенциал для этого был. Индустриальная база страны за 30-е годы стала одной из самых мощных в мире, хотя в качественном отношении была невысокой. Во главе наркоматов, игравших первостепенное значение в деле обороны, стояли волевые организаторы И.Ф. Тевосян, В.А. Малышев, А.И. Шахурин, И.А. Лихачев, Д.Ф. Устинов, Б.Л. Ванников и другие.
  
   Накануне войны Сталину, вынужденному вплотную заняться оборонными вопросами, удалось распознать в обычных командирах производства самоотверженных руководителей промышленности, которые в критические месяцы войны смогли вместе с огосударствленной партией сделать, казалось бы, невозможное в налаживании производства боевой техники и оружия за фантастически короткие сроки. Сталин знал всех наркомов, многих директоров заводов лично, часто вызывал их к себе для доклада вместе с ведущими конструкторами. Как свидетельствуют, например, Ванников и Устинов, Сталин довольно быстро схватывал основную суть процессов производства, тенденции, технологические особенности и трудности. Но преодоление этих трудностей, как всегда полагал Сталин, возможно только при условии предельного напряжения и мобилизации всех человеческих сил. В предвоенные годы, вспоминал Ванников, оборонной промышленностью во многом занимался сам Сталин, хотя ее шефом, согласно распределению обязанностей между руководителями партии и правительства, был Н.А. Вознесенский, роль которого в войне пока, к сожалению, описана недостаточно. А она значительна. Сталин, не будучи специалистом, в работе с конструкторами, производственниками руководствовался обычно не реальными научно-техническими возможностями, а больше полагался на метод нажима, подстегивания и откровенных угроз. Как пишет Ванников, после окончания одного из заседании Сталин сказал:
  
   - Конструкторы всегда оставляют для себя резерв, они не показывают полностью имеющихся возможностей; надо из них выжимать побольше.
  
   И Сталин "выжимал". В мемуарах Устинова приводится поразительный факт, когда одна из артиллерийских систем была создана за невиданно короткие сроки восемнадцать дней. "Если бы существовала регистрация рекордов скоростного проектирования, то создание 152-мм гаубицы Д-1 заняло бы, без сомнения, самое видное место в их числе, 76-мм пушка, принятая на вооружение в 1939 году, создавалась восемнадцать месяцев, и по довоенным меркам это считалось очень коротким сроком. Сравните: восемнадцать месяцев - и восемнадцать дней!"624 Так люди работали в годы войны. Но и перед войной Сталин, беседуя с создателями новых образцов вооружения, всегда ставил предельно короткие, казалось бы, нереальные сроки. При этом неисполнение их грозило самым худшим.
  
   При решении оборонных вопросов единовластие Сталина нередко оказывало исключительно отрицательное влияние. Например, накануне войны маршал Г.И. Кулик, занимавший в то время пост начальника Главного артиллерийского управления, предложил увеличить калибр танковых орудий. Кулик вместе с Ждановым настаивали снять с вооружения 45- и 75-миллиметровые пушки и заменить их 107-миллиметровыми. Сталин сразу согласился, помня по гражданской войне пушку такого же калибра. Но он не учитывал, что то было полевое орудие, а здесь нужна была иная система, обладающая большой броне-бойностью. Сталину, Жданову и Кулику пробовали робко возражать специалисты - нарком вооружения Ванников, директора заводов Елян, Фрадкин. Все было напрасно. Доводы и аргументы, основанные на научных, инженерных расчетах, Сталина не убеждали. Собрались вновь. Как вспоминал Ванников, разговор принял уже другой, зловещий характер. Сталин жестко бросил, обращаясь к присутствующим:
  
   - Ванников не хочет делать 107-миллиметровые пушки для танков...
  
   Жданов тут же поддержал Сталина:
  
   - Ванников всегда всему сопротивляется, это стиль его работы...
  
   Дальше спорить было бесполезно и явно небезопасно.
  
   После этих разговоров Сталин просто подписал подготовленное Ждановым постановление. В результате буквально накануне войны было остановлено производство танковых орудий меньшего калибра. Это было грубой ошибкой. Война вскоре заставила отменить некомпетентное решение Сталина и вернуться к выпуску старых орудий. Но сколько времени было упущено! Сколько было потрачено сил и средств на восстановление ликвидированного производства! Спустя месяц после начала войны Сталин нашел виновников - Кулика и Жданова, ругался, возмущался... Однако в своей долгой тираде на Политбюро даже не вспомнил, что роковая ошибка была допущена непосредственно им. Сталин ошибки признавать не умел и не любил. Тем более он не мог прощать другим те ошибки, которые совершил сам.
  
   Оборонным вопросам была фактически посвящена XVIII партийная конференция, состоявшаяся в феврале 1941 года. В докладе быстро выдвигавшегося секретаря ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкова "О задачах партийных организаций в области промышленности и транспорта" были рассмотрены вопросы о возможном переводе промышленности на военные рельсы. Предусматривалось по предложению Сталина увеличить в 1941 году прирост промышленной продукции на 17 - 18%. И это тогда не выглядело нереальным. Например, в 1940 году по сравнению с 1939 годом оборонная промышленность увеличила свое производство на 27%! Мы сегодня спокойно и буднично относимся к этим проявлениям подвижничества советских людей. Часто мысль, привычно скользя по критическим желобкам осуждения тоталитаризма, как бы абстрагируется от того факта, что кроме негативного, тяжелого, непростительного существовал такой поразительный социальный феномен, как трудовая активность и подвижничество советских людей. Правда, часто людьми двигал и страх. Обходясь обычно предельно элементарным минимумом жизненно необходимых благ, миллионы тружеников превращали в материальную плоть планы, которые сегодня кажутся фантастическими! Народ был готов жертвовать очень многим, лишь бы обеспечить безопасность Отечества. И это не просто слова. Если ассигнования на оборону в годы первой пятилетки составляли лишь 5,4% всех бюджетных расходов, то в 1941 году они возросли до 43,4%625. Страна до предела затянула на поясе сталинский ремень.
  
   Сталину еженедельно докладывали о состоянии и ходе технического перевооружения армии и флота. 1 июня 1940 года он несколько раз подчеркнул красным карандашом в справке численность новых танков KB - 625, Т-34 - 1225... Самолетов новых марок было лишь около 20%. Не лучше обстояло дело и с другими видами вооружений626.
  
   После каждого такого анализа Сталин с еще большей жестокостью диктовал свою волю наркомам, конструкторам, директорам заводов. Он торопил и требовал: "Сделать во что бы то ни стало!" Невыполнение его указаний могло привести к самому худшему. Это все понимали. Но действовали не только угрозы. Люди сознавали, что страна должна выстоять в приближающейся войне, а для этого нужно сделать невозможное. И они делали... К началу гитлеровского нашествия промышленность выпустила 2700 самолетов новых типов, 4300 танков, около половины - новых образцов627.
  
   Наряду с чрезвычайными мерами по наращиванию военного производства везде насаждалась жесткая дисциплина. Были, в частности, резко ужесточены требования к нарушителям трудовой дисциплины, широко применялись строгие административные и юридические меры. В 1940 - 1941 годах Сталину несколько раз докладывали о выполнении Указа Президиума Верховного Совета СССР от 26 июня 1940 года (о переходе на восьмичасовой рабочий день, запрещении самовольного ухода рабочих и служащих с предприятий и др.). Количество прогулов сократилось, дисциплина на производстве под воздействием страха стала выше. Однако Сталин каждый раз говорил Поскребышеву:
  
   - Усилить и продолжить эту работу! Передайте в наркоматы: считать достигнутое в борьбе за дисциплину только началом.
  
   Одновременно Сталин с помощью Мехлиса (теперь уже наркома Государственного контроля СССР), партийных органов резко ужесточил спрос с руководящих работников, держа под постоянным контролем выполнение ими своих обязанностей. По его настоянию, например, на XVIII партийной конференции были приняты необычные меры. Шестерых членов Центрального Комитета, в том числе М.М. Литвинова, Е.А. Щаденко "как не обеспечивших выполнение обязанностей членов ЦК ВКП(б)" перевели из членов в кандидаты ЦК. Одновременно были исключены из состава кандидатов в члены ЦК ВКП(б) пятнадцать человек (в том числе П.С. Жемчужина - жена В.М. Молотова); девять человек были исключены из состава Центральной ревизионной комиссии "как не обеспечившие выполнение своих обязанностей". Наркомы М.М. Каганович, М.Ф. Денисов, И.П. Сергеев, З.А. Шашков, А.А. Ишков, В. В. Богатырев были предупреждены в специальном постановлении партийной конференции, "что если они не исправятся, не будут выполнять поручения партии и правительства, то будут выведены из руководящих органов партии и сняты с работы". Для некоторых эти предупреждения стали роковыми.
  
   Освободившиеся места в ЦК по предложению Сталина заняли в основном военные, в том числе Г.К. Жуков, А.И. Запорожец, И.В. Тюленев, М.П. Кирпонос, И.С. Юмашев, И.Р. Апанасенко и некоторые другие. Словно чувствуя, что в подготовке к защите страны, наряду со сделанным, было допущено немало крупных ошибок, Сталин спешил, страшно торопился. Накануне войны он работал по 16 - 17 часов в сутки, его желтые зрачки словно бы потемнели от недосыпания и усталости. Он стал еще более безжалостным и к себе и к окружающим, по сути, требуя от всех безусловной жертвенности.
  
   Сталин понимал, что от мобилизации всех ресурсов страны зависит ее способность вынести грядущие испытания, хотя он не думал, не хотел верить, что они так близки. ЦК партии в "целях полной координации действий советских и партийных организаций и безусловного обеспечения единства в их руководящей работе" постановил назначить 6 мая 1941 года И.В. Сталина, секретаря ЦК партии, одновременно и Председателем Совета Народных Комиссаров СССР. На его плечи легла колоссальная ответственность и нагрузка. Будучи по натуре человеком жестоким, Сталин, решая оборонные задачи, поднимал "планку" требований максимально высоко, обычно на грань человеческих возможностей. С этого времени ночная работа для него стала неизменным правилом. На такой режим, как мы помним, перешли и наркоматы, многие центральные учреждения. Ритм и темп жизни страны заметно изменились. Ее пульс бился мощно и учащенно.
  
   Сталин уделял большое внимание ведущим конструкторам оборонных отраслей промышленности страны. Я уже говорил, что с большинством из них он был лично знаком, часто встречался при обсуждении различных технических и организационных вопросов в Кремле. Решения Сталина были неизменно жесткими, даже безжалостными. Их выполнение всегда требовало жертв. Например, чтобы ликвидировать отставание в авиационной промышленности, по настоянию Сталина Политбюро ЦК ВКП(б) в сентябре 1939 года приняло решение о строительстве в течение 1940 - 1941 годов девяти новых авиационных заводов! Столько же заводов было решено реконструировать. Авиапромышленность стала работать по жесткому графику. Ее нарком ежедневно докладывал в ЦК о количестве выпушенных самолетов и моторов. Люди не уходили из цехов, лабораторий, конструкторских бюро по нескольку суток. В количественном отношении авиационная промышленность добилась резкого скачка, но новые типы самолетов начали создаваться только во второй половине 1940 года.
  
   Однако естественно, что подобный форсаж в создании авиационной (и другой) техники имел и серьезные издержки. Качество выпускаемых самолетов было весьма невысоким. Это сразу же привело к росту катастроф и аварий в Военно-Воздушных Силах. Ежедневные сводки потерь военной авиации были обескураживающими. Но Сталин видел в этом явлении не столько технические и технологические изъяны производства, эксплуатации и несовершенство самих летательных аппаратов, сколько вину летного состава, вредительство. В начале апреля 1941 года раздраженный после чтения очередной сводки об авариях и катастрофах Предсовнаркома потребовал подготовить проект приказа наркома обороны и доложить ему.
  
   12 апреля Тимошенко и Жуков доложили Сталину проект приказа, в котором, в частности, говорилось:
  
   "Главный Военный Совет Красной Армии, разобрав вопрос об авариях и катастрофах в авиации Красной Армии, установил, что аварии не только не уменьшаются, но все более увеличиваются из-за расхлябанности летного и командного состава авиации, ведущей к нарушениям элементарных правил летной службы. Из-за расхлябанности ежедневно при авариях и катастрофах в среднем гибнут 23 самолета, что составляет в год 600 - 900 самолетов. Только за неполный первый квартал 1941 года произошли 71 катастрофа и 156 аварий, при этом убито 141 человек и разбито 138 самолетов".
  
   Далее нарком приказал снять генерал-лейтенанта авиации Рычагова с поста начальника Главного управления ВВС Красной Армии, предать суду ряд командиров авиационных частей.
  
   Проект приказа, на котором есть поправки Жданова и Маленкова, был одобрен Сталиным с выразительным добавлением:
  
   "То-щу Тимошенко
  
   Согласен, с той, однако, оговоркой, чтобы в приказ был включен абзац о т. Проскурове и чтобы т. Проскуров был предан суду наравне с г. Мироновым628. Это будет честно и справедливо.
  
   И.Сталин"629.
  
   Непростое положение было с производством танков, артиллерии, боеприпасов. Конструкторы М.И. Кошкин, А.А. Морозов и Н.А. Кучеренко за короткие сроки создали прекрасный средний танк Т-34, всеми признанный как лучшая боевая машина второй мировой войны. Но таких машин, вместе с KB (тяжелым танком), к началу войны армия получила лишь около двух тысяч. Советским ученым удалось накануне войны создать принципиально новое реактивное оружие. Установка БМ-13 ("катюша") в течение 10 секунд выпускала 16 снарядов, обеспечивая высокую эффективность массированного огня. Но лишь с началом войны промышленность смогла приступить к выпуску реактивных снарядов, применение которых в Великой Отечественной войне сыграло важную роль.
  
   Эти примеры свидетельствуют не только об огромных творческих возможностях научной, инженерной мысли в нашей стране, но и о способности государства мобилизовать, миллионы людей. В то же время давали себя знать скрытые, да и прямые, угрозы тяжелой кары, которая могла последовать в случае производственного неуспеха.
  
   По предложению Сталина самоотверженный труд создателей нового оружия был высоко отмечен государством. Так, в октябре 1940 года крупнейшие конструкторы Ф.В. Токарев (стрелковое вооружение), Н.Н. Поликарпов (авиация), Б.Г. Шпитальный (артвооружение), В.Г. Грабин (артиллерийские системы), А.С. Яковлев (авиация), А.А. Микулин (авиамоторы). В.Я. Климов (авиамоторы), И.И. Иванов (артиллерийские системы), М.Я. Крупчатников (артиллерийские системы) были удостоены звания Героя Социалистического Труда. Достижения конструкторской мысли опережали технологические и производственные возможности. Сказывалась некомпетентность некоторых руководителей, например Г.И. Кулика, который накануне войны из-за своих необоснованных решений допустил серьезное отставание производства противотанковых и зенитных средств.
  
   Война стучалась в дверь, а производство новейших образцов оружия и боевой техники только разворачивалось. В книге "Военная экономика СССР в период Отечественной войны", написанной Н.А. Вознесенским в 1948 году, отмечалось: "Война застала советскую военную промышленность в процессе освоения новой техники, массовый выпуск современной военной техники не был еще организован"630. Во многих вновь формируемых соединениях ощущался огромный голод в вооружении. Особенно это было заметно в танковых и моторизованных дивизиях.
  
   Сталин действовал своими обычными методами - угрозы, давление, смена руководителей, принятие специальных решений, направление комиссий на места. В конце 1940 года он поручил Ворошилову проверить работу танковых заводов. В январе 1941 года Маршал Советского Союза направил Сталину и Молотову записку по итогам проверки четырех заводов.
  
   "О состоянии танкостроения
  
   Производство танков KB на Кировском заводе освоено. На 1.1.1941 г. заводом изготовлено и сдано военной приемке 243 танка при годовом плане 243 шт.
  
   На Харьковском заводе на 1.1.1941 г. Красной Армии сдано 115 штук танков Т-34 при годовом плане в 500 штук. Танк Т-40 (амфибия) прошел всесторонние войсковые и полигонные испытания. Результаты испытаний показали, что танк Т-40 удовлетворяет тактико-техническим требованиям Красной Армии. В декабре 1940 г. в Ленинграде изготовлено два танка Т-50, которые в настоящее время проходят испытания"631.
  
   Прочитав доклад, Сталин дал жесткие сроки ряду наркоматов и заводов по выпуску новых сортов танковой брони и производству бронекорпусов, башен и моторов. Ему казалось, что дело пошло.
  
   Когда Сталину после XVIII партийной конференции доложили о том, как много боевой техники не хватает для укомплектования танковых частей, он сначала не поверил. Потребовал обстоятельную справку. Но выкладки военных были упрямы: для полного обеспечения войск к марту 1941 года недоставало 12,5 тысячи средних и тяжелых танков, 43 тысяч тракторов, около 300 тысяч автомобилей. Это означало, что вновь сформированные танковые а механизированные соединения были обеспечены лишь на 30%632. Даже при исключительно высоких темпах производства полностью укомплектовать их боевой техникой можно было лишь через три-четыре года! Не лучше обстояли дела и в авиационных соединениях. Новых самолетов (как и танков) было очень мало: не более 10 - 20%.
  
   Но плохо обстояло дело не только с авиационной и танковой техникой. Как сообщали Сталину, Жданову и Вознесенскому за месяц до войны Тимошенко и Жуков, "по ряду остродефицитных для Красной Армии предметов вооружения и боевой техники промышленность выполняет план поставки совершенно неудовлетворительно". В этом документе, например, говорилось, что боеприпасов в первом квартале 1941 года выпущено в процентах к плану: к 76-мм дивизионным пушкам - на 62%, к 122-мм гаубицам - на 62%, к 122-мм пушкам - на 74%, к 152-мм гаубицам - на 32%, снаряды к 82-мм минометам - на 73%... Нарком обороны и начальник Генштаба видели основные причины крупного отставания в "недостатках руководства со стороны Народного комиссариата боеприпасов"633.
  
   Сталин, Политбюро, наркоматы искали выход. Он виделся в принятии чрезвычайных мер: направление всех имеющихся материальных ресурсов на создание новых заводов, цехов, производств: предельное напряжение усилий советских людей. Военные заводы переводились на режим военного времени, при котором, в результате трехсменной работы, резко возрастало число работающих, максимально полно использовалось оборудование, ужесточалась дисциплина. Сталину ежедневно к исходу дня докладывали о выполнении графиков ввода тех или иных объектов. Предсовнаркома согласился с предложениями сократить, даже временно приостановить производство отдельных вооружений, с тем чтобы сделать рывок на более важных направлениях. Например, за счет временного сокращения выпуска некоторых видов стрелкового оружия, полевой артиллерии было резко увеличено производство систем оружия для авиации и танков. Мне, правда, приходилось сталкиваться и с точками зрения, осуждающими подобное решение. Думаю, критики в данном случае едва ли правы.
  
   В последние годы перед войной по предложению Вознесенского, одобренному Сталиным, был резко увеличен объем капитальных вложений в объекты оборонной промышленности на востоке страны. К июлю 1941 года общий объем военной продукции, выпускаемой за Волгой, по некоторым данным, достиг 12%634.
  
   Сталина беспокоило и сельское хозяйство: производительность труда в аграрном секторе по сравнению с промышленностью была очень низкой. Сталин был плохим экономистом, но и он должен был видеть, что в результате насильственной коллективизации, насаждения и утверждения командного стиля управления колхозами социальная энергия крестьян все больше затухала. Это произошло вследствие полного отчуждения производителя от конечных результатов своего труда. Была создана крайне уродливая система, когда крестьянин, по существу, мог прокормить себя лишь благодаря подсобному хозяйству. Выращенный урожай, продукты животноводства, произведенные в колхозе или совхозе, автоматически изымались государством. Не покупались, не продавались, а сдавались. Слова "сдать хлеб" стали официальным выражением основной функции колхозов. Рядовой колхозник, как правило, не участвовал в решении мало-мальски острых вопросов: кто будет председателем колхоза, когда и что сеять, что строить, сколько сдавать, как обеспечить расширенное воспроизводство; все решалось наверху. В результате люди постепенно теряли интерес к работе, крепли инертность, безразличие. Крестьянство было похоже на подневольное сословие крепостных тружеников. Чтобы обеспечить элементарный прожиточный минимум (колхоз обычно этого сделать не мог), колхозник все больше обращался к своему приусадебному участку, продуктивность которого была значительно выше, чем в общественном производстве.
  
   На высказываемую на заседаниях Политбюро, в личных беседах со своим окружением озабоченность положением в сельском хозяйстве Сталину все чаще говорили, что колхозники занимаются личным хозяйством больше, чем общественным. Мол, в этом все дело. Сталин поручил А.А. Андрееву изучить вопрос для обсуждения на Пленуме ЦК. И такой Пленум состоялся в конце мая 1939 года. Доклад Андреева назывался "О мерах по ограждению общественных колхозных земель от разбазаривания в пользу личного хозяйства колхозников". Основной тезис: нужно принять новые жесткие меры по ограничению размеров приусадебных участков колхозников, введению необходимого минимума выработки трудодней каждым членом сельхозартели. Ставка вновь была сделана не на экономические, а на административные, репрессивные меры.
  
   Пленум вел В.М. Молотов. Стенограмма его не издавалась. Но в архиве сохранились некоторые выдержки, реплики, другие материалы, свидетельствующие о том, что Сталин и его окружение по-прежнему уповали лишь на директивы, командно-принудительный стиль управления сельским хозяйством. В докладе Андреев, например, привел такой факт: в Киевской области 5,8% членов артелей не работали в колхозах, а 18% колхозников выработали лишь до 50 трудодней635. Напряженную тишину зала, слушавшего докладчика, прервал вопрос Сталина:
  
   Сталин. Кто это такие, не участвовавшие в колхозе, не расшифровано?
  
   Андреев. Не расшифровано, тов. Сталин, не удалось. Часть - отходники, остальные - рвачи, прихлебатели в колхозах.
  
   Сталин. Есть такие, у кого нет ни одного трудодня?
  
   Андреев. Есть. Ни одного трудодня нет. Живет исключительно личным хозяйством.
  
   Сталин. Это трудоспособные или инвалиды?
  
   Андреев. Есть отходники, престарелые. Но они дезорганизуют, разлагают честно работающих колхозников своим поведением...
  
   Далее участники Пленума перешли к обсуждению дополнительных мер, направленных на повышение "заинтересованности" колхозников в интенсификации своего труда. Но мысль шла не в том направлении, как сделать колхозников подлинными хозяевами своих коллективов, демократизировать управление ими, поднять материальную заинтересованность, возвратиться к идеям нэповской политики, а в том, чтобы "заставить", "обязать", "ограничить", "нажать" на труженика.
  
   В выступлениях Пономаренко, Денисенко, Средина, других участников Пленума вносились предложения еще больше сократить размеры приусадебных участков, установить жесткий минимум выработки трудодней. Курбатов из Башкирии посчитал необходимым переселить всех колхозников из хуторов. Ба-гиров из Баку предложил обобществить все сады, на что Сталин бросил:
  
   - Обдумать надо. Вы должны представить какие-то практические планы.
  
   - Предложения представить?
  
   - Да.
  
   Жданов сразу же оформил реплику "вождя" как пункт постановления ЦК:
  
   "Поручить тов. Багирову представить в ЦК ВКП(б) свои предложения по вопросу фактического обобществления садов".
  
   В выступлении Щербакова говорилось о том, что в Ногинском районе Московской области 32% семей не принимают участия в колхозном производстве, т.к. взрослые трудятся в Электростали, на промышленных предприятиях. А дети, старики в колхозах не работают.
  
   Берия. Должны обязательно работать.
  
   Сталин. Приусадебные участки занимают?
  
   Щербаков. Занимают.
  
   Андреев. Надо распространить на них натурпоставки.
  
   Сталин, никогда не понимавший ни природы сельского хозяйства, ни его внутренних "пружин", как всегда, вел дело к новым силовым, административным решениям.
  
   Общими усилиями были выработаны новые меры, еще более жесткие, а по отношению к приусадебному хозяйству иногда просто абсурдные. Вот пример. Жданов предложил Пленуму:
  
   "Есть предложение принять поправку тов. Сталина в 6-й пункт постановления: "Председатели колхозов, допускающие сдачу в лесах под индивидуальные сенокосы колхозникам и лицам, не состоящим в них, будут исключаться из колхоза и отдаваться под суд как нарушители закона". Горе-аграрии окончательно подсекали подсобное хозяйство. Была обычной картина: значительная часть травяных угодий оставалась невыкошенной, но колхознику даже в оврагах, лесах косить категорически запрещалось. Увы, в партийном руководстве господствовало абсурдное представление, что запретами можно заставить колхозников активно трудиться в общественном производстве. Все это иначе как разрушением крестьянского производства назвать нельзя. Точнее - довершением разрушения, которое началось десятилетие назад. Абсурдными выглядели попытки регламентировать все и вся в огромной стране, где так велики различия в национальных, природных и климатических условиях.
  
   Возражавших почти не было. Лишь участник Пленума Кулаков (инициалов, как обычно, в документах того времени нет) не удержался и высказал сомнение относительно одного из пунктов проекта постановления:
  
   "Я вынужден вот какое замечание сделать: здесь на странице 3-й указаны сроки сдачи единоличниками зерна. Красноярский край должен сдать в июле месяце 15% зерна. Но мы начинаем уборку только с 1 августа. Откуда в июле брать зерно? Из каких запасов сдавать?"
  
   В конце концов в результате обсуждения родился еще один документ регламентирующий, запрещающий, обязывающий, угрожающий... Даже Сталин, как свидетельствуют выдержки из стенограммы, засомневался в целесообразности его обнародования:
  
   - Если эту штуку (постановление Пленума. - Прим. Д.В.) опубликовать от имени ЦК и СНК, не внесет ли это какого-либо замешательства в колхозное дело?
  
   - Нет, наоборот, подтянутся, - раздались неуверенные голоса из зала. Народ уже давно ждет...
  
   Привычка одобрять все сказанное "вождем" уже вошла в плоть и кровь. Тем более "народ давно ждет" того, как бы его еще больше ограничили в своих возможностях... А они, эти возможности, были до предела сужены бюрократическими путами единомыслия и единовластия. И если в той сложной ситуации в промышленности жесткая централизация, чрезвычайные меры давали определенные результаты, то в сфере сельского хозяйства дела обстояли значительно хуже.
  
   В последние предвоенные месяцы, повторюсь, трудовой пульс страны бился учащенно. Газеты много писали о разгоравшемся пожаре войны, воздушной битве над Англией, временном "запрещении танцев в Германии", превращении Польши в "генерал-губернаторство", о "новых достижениях народного хозяйства СССР". Радио и печать широко освещали указания Сталина и его поручение Госплану составить генеральный хозяйственный план СССР на 15 лет, чтобы решить основную задачу: "Перегнать главные капиталистические страны в производстве на душу населения - чугуна, стали, топлива, электроэнергии, машин и других средств производства и предметов потребления"636.
  
   Социалистические будни гулом новостроек словно хотели заглушить приближавшиеся раскаты войны. "Правда" сообщала о строительстве третьей очереди московского метро, о съездах комсомола республик, социалистическом соревновании металлургов. Под красноречивым заголовком "Фальшивый фильм" громилась лента "Закон жизни", созданная режиссерами А. Столпером и Б. Ивановым, оцененная как проповедь "гнилой философии распущенности". Печатались длинные списки сталинских лауреатов: Ж.Я. Котин, Г.С. Аксельрод, С.И. Вольфкович, Д.Д. Шостакович, А.М. Герасимов, С.М. Эйзенштейн, Б.М. Иофан, И.С. Козловский... Публиковался пространный доклад Н.С. Хрущева на совещании партийно-советско-колхозного актива в Киеве. Член Политбюро, славя Сталина, с пафосом говорил: "Товарищи, успехи наши колоссальны... однако задачу, которую мы поставили перед собой - получить 100 пудов зерна с гектара, - мы не выполнили..."
  
   Сегодня, читая эти пожелтевшие страницы, несущие вести из давно ушедшего времени, ощущаешь исключительное напряжение будней, даже когда речь идет о театре, новых стройках или "о кампании по изучению иностранных языков". Даже там, где "вождь народа" не упоминается прямо, чувствуется его беспощадная воля. Власть без воли призрачна. А Сталин, повторю, больше всего на свете любил власть. Но, обладая "стальной" волей, "вождь" считал, что его власть, степень ее совершенства далеки пока от идеала. Его указания выполняются быстро, точно, но не всегда качественно. Повинен в этом, полагал Сталин, аппарат - главный механизм его власти. Бюрократическая система в эти годы достигла новых ступеней совершенства. Предельная централизация, господство директивы, примат дисциплины над инициативой, торжество психологии "винтиков" - вполне соответствовали сталинскому пониманию социалистической "демократии".
  
   Убийство изгнанника____________________________________
  
   Накануне войны Сталин несколько раз советовался с конструкторами, как добиться качественного превосходства над немцами хотя бы в некоторых компонентах мощи. Были надежды, что скоро войдет в строй реактивная установка БМ-13, танк Т-34, ряд других видов техники. Но однажды (а Сталин всегда находил хотя бы полчаса порыться в своих книгax) он открыл IX том сочинений Троцкого "Европа в войне". В разделе "Война и техника" еще в 20-е годы Троцкий писал: "Если лавинообразное развитие милитаризма в течение последнего полустолетия - со всеми изобретениями и "тайнами" военной техники - не довело войну до абсурда, то оно в то же время и не дало ни одной из стран такого особенного, из ряда нон выходящего "средства", которое обеспечивало бы за ней в кратчайший срок победу"637. "И здесь успел!" - подумал Сталин, вновь почувствовав приступ злобы.
  
   В самый разгар борьбы за укрепление оборонного потенциала страны из-за океана пришло долгожданное и тем не менее неожиданное сообщение: убит Троцкий. Уже несколько лет шла охота за изгнанником. Но тот, охраняемый несколькими мексиканскими полицейскими и единомышленниками, проявлял повышенную осторожность. По указанию Сталина было создано специальное подразделение, решавшее "проблему" Троцкого. "Вождь" уже несколько раз выражал Берии свое глубокое недовольство нерешительностью и ненаходчивостью его людей. И вот свершилось. Дуэль двух, по словам Ленина, "выдающихся вождей" русской революции, продолжавшаяся более полутора десятилетий, закончилась. (Заметая следы, руководителя группы по ликвидации Троцкого в Европе М.С. Шпигельглаза расстреляли.)
  
   Вопреки логике, Сталин не испытал ни радости, ни удовлетворения. Так много сил он отдал борьбе с этим человеком. Если бы это случилось в 1937 - 1938 годах, тогда другое дело. В те годы за каждым крупным врагом ему виделась тень Троцкого; везде мерещилась его рука; казалось, его наихудшие пророчества могут сбыться. На всех политических процессах судили прежде всего Троцкого, хотя его самого и не было на скамье подсудимых. После безумия тех лет Сталин как бы утолил свою ненависть к Троцкому, отомстив его потенциальным сторонникам, и сам Троцкий не казался уже таким опасным и коварным. Тень войны была более густой и плотной, нежели тень от плакатной фигурки далекого изгнанника.
  
   Сталин поручил перепроверить сообщение, и 22 августа 1940 года в "Правде" появилось короткое сообщение:
  
   "ПОКУШЕНИЕ НА ТРОЦКОГО.
  
   НЬЮ-ЙОРК. 21 августа. (ТАСС). По сообщению американских газет, 20 августа было совершено покушение на Троцкого, проживающего в Мексике. Покушавшийся назвал себя Жак Мортан Вандендрайш и принадлежит к числу последователей и ближайших людей Троцкого".
  
   Сообщения из-за океана подтвердились. И уже 24 августа Правда" еще раз вернулась к Троцкому, чтобы окончательно поставить на нем точку. В редакционной статье "Смерть международного шпиона" говорилось:
  
   "В могилу сошел человек, чье имя с презрением и проклятием произносят трудящиеся во всем мире, человек, который на протяжении многих лет боролся против дела рабочего класса и его авангарда - большевистской партии... Ближайшие сподвижники Троцкого (на процессах в Москве. - Прим. Д.В.) признались, что и они, и вместе с ними и их шеф Троцкий уже с 1921 года были агентами иностранных разведок, были международными шпионами. Они во главе с Троцким ревностно служили разведкам и генеральным штабам Англии, Франции, Германии, Японии...
  
   Его убили его же сторонники. С ним покончили те самые террористы, которых он учил убийству из-за угла, предательству и злодеяниям против рабочего класса, против Страны Советов. Троцкий, организовавший злодейское убийство Кирова, Куйбышева, М. Горького, стал жертвой своих же собственных интриг, предательств, измен, злодеяний".
  
   Сталин еще раз внимательно перечитал статью. Поморщился: все свели к шпионажу. Что же, все эти годы он боролся просто со шпионом? Потом, зачем так откровенно напирать: кто его убил? Как будто убийство совершено в Москве и мы все достоверно знаем. Как все можно смазать несколькими неудачными фразами... Сталин выпустил газету из рук. Ему почему-то вспомнились первые встречи с Троцким.
  
   Тогда, в 1905 году на V съезде партии в Лондоне, Троцкий его просто не заметил. То, собственно, было не встречей, а случайным контактом двух людей, противоборство которых окрасит взаимной ненавистью всю их жизнь. Сталин был буквально потрясен легкостью, с какой Троцкий в перерыве между заседаниями увлеченно растолковывал группе молодых людей и одной красивой женщине разницу между поэзией и философией. "Поэзия, - красиво жестикулируя, говорил человек с копной темных волос, - обращаясь к капле росы, видит ее великолепие, через которое можно увидеть весь мир. А философия, - продолжал Троцкий, - размазав каплю росы по полотну бытия, ищет определения, дефиниции для влаги в этом мире". Собеседники с восхищением смотрели на Троцкого, едва ли зная (Сталин не знал - это не вызывает сомнения), что эрудит пересказывал своими словами образные рассуждения Л. Фейербаха.
  
   Другая их встреча состоялась зимой 1913 года, между двумя очередными арестами Сталина. Они встретились в Вене, куда Сталин приехал по заданию Ленина, чтобы организовать публикацию материалов совещания большевиков, проходившего в Кракове. Сталин остановился в дешевой гостинице. Вечером, взяв стакан, он спустился в буфет за чаем. Там никого не было, за исключением двух человек, оживленно беседовавших у самовара. Одного из них, худощавого, невысокого, с черными вьющимися волосами, синими глазами в пенсне, Сталин сразу же узнал. Это был Троцкий, эмигрант, часто выступавший в прессе с критическими статьями. Сталин помнил, что он холодно поздоровался, налил чаю. На одну-две минуты в комнате воцарилась тишина. Троцкий испытующе смотрел на Сталина, не зная еще, что этот смуглый, молчаливый человек займет в его жизни такое огромное место... Сталин молча и пристально оглядел Троцкого с ног до головы немигающими, с прищуром глазами и так же молча вышел.
  
   А вот как описывал эту встречу сам Троцкий. Он вместе с меньшевиком Скобелевым пил чай, когда "внезапно вошел человек среднего роста, худой, со смуглым, сероватым лицом со следами оспы... Скобелев объяснил, что то был кавказец Джугашвили, который только что стал членом большевистского ЦК и, кажется, приобрел там некоторый вес". Троцкий почему-то накрепко запомнил эту встречу с будущим противником и то неприятное впечатление, которое Сталин произвел на него. "Бросилась в глаза заурядная внешность кавказца, страшная скованность лица и выражение глубокой враждебности в желтых глазах..." Мог ли предположить Троцкий, что спустя два десятилетия он напишет об этом человеке: "Процесс возвышения Сталина произошел как-то за непроницаемым политическим занавесом. В определенный момент его фигура во всеоружии власти внезапно сошла с кремлевской стены"638. Никто этому не помешал. Историки сегодня пытаются понять, почему это произошло. Подчеркну еще раз, помешать генсеку должна была не одна личность, а вся партия. Перебирая "альтернативные варианты" - Бухарин, Фрунзе, Рудзутак, другие большевики того времени, - мы почти не останавливаемся на возможном коллективном лидере... Троцкого до конца его дней жгла мысль: своей пассивностью он помог Сталину благополучно сойти "с кремлевской стены" во всеоружии власти... Сталин еще долго не узнает, какое впечатление произвели на Троцкого первые контакты с ним. После 1917 года в течение нескольких лет их встречи будут очень частыми. И чем дальше, тем более неприятными.
  
   После Октября "звезда" Троцкого стремительно поднялась. Его имя многие прямо связывали с успехом Октябрьского вооруженного восстания. Сталина коробило, когда на собраниях, митингах, в печати раздавались здравицы в честь, "любимчика" революции. А Троцкого действительно тогда славили...
  
   "Народному Комиссару по Военным делам
  
   тов. Льву Давидовичу Троцкому
  
   В ознаменование именин Великой Октябрьской Пролетарской Революции, коммунистическая ячейка Московского военно-аптечного магазина вверенного Вам комиссариата, приветствуя в лице Вас героическую социалистическую Красную Армию, постановила открыть клуб имени нашего дорогого вождя Красной Армии тов. Л. Троцкого. Торжественное открытие клуба состоится 9-го с.м. в 6 1/2 часов вечера (Чистые пруды, 12).
  
   Председатель комячейки (подпись неразборчива)"639.
  
   Сталин помнит, что когда Троцкий появлялся накануне заседания, то сразу привлекал всеобщее внимание: короткие энергичные фразы лишь подчеркивали популярность человека, как будто непрерывно источающего революционные флюиды... Троцкий сухо кивал Сталину и затевал с кем-нибудь (Шляпниковым, Крестинским, Бухариным, Мураловым) оживленный разговор...
  
   Почему Сталин вспомнил сейчас начало и продолжение истории его отношений с Троцким? Почему об этом человеке всегда так много говорили? Почему, оказавшись за рубежом (сколько таких было!), он по-прежнему оставался в центре внимания? Сегодня идет 1940 год, на пороге - война, а он думает о Троцком...
  
   Сталин понимал, что со смертью Троцкого завершается один из драматических этапов борьбы, начавшейся еще у подножия века. Сначала борьба против Ленина велась по организационным, программным вопросам. Голос Троцкого нередко выделялся в этом нестройном хоре. Когда Троцкий вместе с Аксельродом, Даном, Мартовым, Потресовым основали в Женеве бюро меньшевистской партии, свою особую позицию Лев Давидович изложил в брошюре "Наши политические задачи". Называя Ленина "диктатором", "узурпатором", Троцкий фактически вел свои атаки с социал-демократических позиций.
  
   С переходом на позиции центризма Троцкий, с точки зрения Сталина, до 1917 года неоднократно демонстрировал свою непоследовательность, пытался атаковать партию то справа, то слева. Не случайно, оценивая эти идейные метания, Ленин воскликнул в феврале 1917 года: "Вот так Троцкий!! Всегда верен себе - виляет, жульничает, позирует, как левый, помогает правым, пока можно..."640 Затем, в годы революции и гражданской войны, наступило время феерического взлета "романтика" революции. Эгоцентризм Троцкого вновь проявился после смерти Ленина, когда он попытался в "Уроках Октября" по-своему интерпретировать историю Октябрьской социалистической революции. Сталин помнил, сколько гнева вызвали у него эти "Уроки". Хотя против многих аргументов Троцкого он не мог найти убедительных контрдоводов.
  
   Ну а насчет антисоветизма, мог думать Сталин, вопрос совершенно ясен. Борясь с ним, Троцкий сосредоточил огонь своих политических стрел не только против него. Практически все, что было создано в стране за двадцать с лишним лет после Октября, по Троцкому, это лишь выражение "термидора". В наиболее полной форме антисталинизм Троцкого выразился в создании в 1938 году IV Интернационала, оказавшегося настолько живучим, насколько и бесплодным. Даже сегодня, в начале 90-х годов, троцкистский Интернационал еще жив.
  
   Сталин помнил, что, когда ему принесли специальный выпуск троцкистов, посвященный учреждению IV Интернационала, он обратил внимание, что на первых страницах помещены три портрета: Льва Седова (старшего сына Троцкого), Эрвина Вольфа и Рудольфа Клемента. Текст гласил, что все трое стали "жертвами сталинской контрреволюции". Сталин тогда внимательно прочел вступительную статью лидера IV Интернационала "Большой успех", манифест учредительного конгресса "К трудящимся всего мира", доклады, сделанные участниками первого конгресса. Его неизменный синий карандаш подчеркнул слова: "налицо - усиление бюрократических тенденций в советском обществе", "опасность уничтожения всех завоеваний Октябрьской революции", призыв "свершить новую социальную революцию в СССР", "возродить советскую демократию (легализовать рабочие партии, свободу слова, собраний)" и т.д.
  
   Сталинская рука обвела еще несколько абзацев в журнале. В одном из них провозглашалось, что в приближающейся войне "военные неудачи советского правительства для русскою пролетариата явятся наименьшим злом, открывая путь к революционному восстанию".
  
   - Предатели! - с холодной ненавистью подумал Сталин.
  
   "Конгресс IV Интернационала, - продолжал читать человек, о котором давно говорили как о единственном наследнике Ленина, - шлет Вам (Троцкому. - Прим. Д.В.) горячий привет. Варварские репрессии, направленные против нашего движения, и в особенности против Вас, не позволили Вам быть среди нас и внести в наше обсуждение свой важный вклад организатора Октябрьского восстания, теоретика перманентной революции, прямого наследника учения Ленина"641.
  
   Как бы мы ни относились к Троцкому и троцкизму, обычно его критические тирады били в самую точку: "перерождение государственного инструмента рабочего класса в инструмент бюрократического насилия" - одно из достижений
  
   Сталинизма.
  
   Надо сказать, что "благодаря" Сталину мы до сих пор относимся к троцкизму не как к идеологическому течению, а как к подрывной политической организации. Думаю, что это никогда не соответствовало действительности в полной мере. Незадолго до своего окончательного фиаско Троцкий 21 сентября 1927 года написал в Москве статью "Приложение к вопросу о происхождении легенды о "троцкизме". Опубликовать ее он, естественно, не смог, но она сохранилась в его архивном фонде. В статье он пишет, что Зиновьев и Каменев "для прикрытия собственного отступления перед Сталиным стали прибегать к пугалу троцкизма", что "легенда о троцкизме - аппаратный заговор против Троцкого", что "в этой кляузной работе наибольшей производительностью отличается Бухарин". В конце статьи Троцкий проницательно резюмирует: "С идеями шутить нельзя: они имеют свойство зацепляться за классовые реаль- ности и жить дальше самостоятельной жизнью"642.
  
   Так оно, собственно, и получилось: идеи Троцкого "зацепились", с одной стороны, за последовательную линию на неприятие Сталина и его системы, а с другой - за радикальную, левацкую приверженность марксизму. Эта "зацепка" составляет содержание троцкизма.
  
   Знакомство с документами Реввоенсовета Республики, что стало возможно не так давно, показывает: в них немного материалов, свидетельствующих о личной переписке Сталина и Троцкого. А если эти документы и встречаются, то они сухи, часто безличны, без элементарных обращений. Неприязни этих людей была сильной уже в годы гражданской войны. Вот выдержки из двух писем-докладов Сталина Троцкому, направленных в Реввоенсовет в 1918 году.
  
   "Троцкому
  
   Копия Ленину
  
   Так как времени мало, пишу коротко и по пунктам.
  
   1. Мы все с вами ошиблись, объявив отдельную казачью мобилизацию (мы опоздали в сравнении с Красновым)...
  
   6. Царицын превращается в базу снаряжения, вооружения военных действий и пр. Такой вялый военрук, как Снесарев, тут не пригодится. Нет ли у Вас других кандидатов?
  
   7. Двери штабов почему-то открыты для членов французских миссий. Заявляю, что если они (французы) попадут в мои лапы - не выпущу.
  
   Царицын, 12 июля 1918 года.
  
   Народный комиссар Сталин"643.
  
   Ни "здравствуйте", ни "до свидания", ни обращения по революционной форме, если это официальный доклад. Но неповторимый личностный почерк уже виден: "...если они попадут в мои лапы - не выпущу".
  
   По-прежнему в донесениях явно чувствуется недоверие к военспецам и неприкрытая неприязнь к Троцкому. С годами она превратится в ненависть.
  
   Но в то же время Сталин не мог не оценить решительности Троцкого в критические моменты. Ему импонировало, что наркомвоен, не колеблясь, применял репрессии, террор на фронте, если возникали сомнения в отдельных лицах или целых частях.
  
   Сталин не возражал против такой "революционной решительности", тем более что Троцкий не раз напоминал о ней. Вот фрагмент из его приказа No 18: "...Предупреждаю: если какая-либо часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар части, вторым - командир. Мужественные храбрые солдаты будут награждены по заслугам и поставлены на командные посты. Трусы, шкурники и предатели не уйдут от пули..."644
  
   Уже после гражданской войны Сталин однажды просмотрел несколько папок дел того далекого времени, ища компрометирующие материалы на Троцкого. Его внимание привлекли несколько телеграмм Троцкого Раскольникову. Приведу две из них.
  
   "Казань. Военно-Революционный Совет. Раскольникову
  
   По Волге шатается много судов с белогвардейцами, грабителями и мешочниками точка Необходимо навести на эту сволочь панику точка Для этого несколько пароходов пойманных преступников подвергнуть суровой расправе на месте точка Обсудите в Военном Революционном Совете точка Примите все необходимые меры.
  
   15.VII.1918 г.
  
   Троцкий"645.
  
   В другой телеграмме Раскольникову, в частности, говорилось:
  
   "Среди комиссаров есть много ротозеев. При сомнительных командирах ставьте твердых комиссаров с револьверами в руках. Поставьте начальников перед выбором: победа или смерть. Не спускать глаз с ненадежных начальников. За дезертирство лица командного состава комиссар отвечает головой. О принятых мерах донести. Телеграмму опубликовать.
  
   28.VII.18
  
   Троцкий"646.
  
   Крамольного здесь Сталин ничего не нашел. Он сам поступал на фронте точно так же, а нередко еще более жестоко. Вообще, сам не замечая, во многих вопросах, характеризующих склонность к радикализму, Сталин был большим троцкистом, чем сам Троцкий.
  
   Сталин отдал столько сил борьбе с Троцким, что после получения известия о смерти своего врага испытывал некое ощущение пустоты, вакуума, который, как он надеялся, со временем "наполнится" удовлетворением. Мысленно Сталин повторил свои слова, сказанные ранее: "Троцкизм, как мелкобуржуазное течение в международном рабочем и коммунистическом движении, стал наростом на здоровых силах, борющихся с буржуазией и милитаризмом". Подобные дефиниции цитировали, заучивали, повторяли. По существу, на борьбе с троцкизмом, другими уклонами Сталин стал "теоретиком".
  
   Да, в первые часы после получения долгожданного известия Сталин не испытает удовлетворения. Но позже, осознав, что самого опасного, самого умного, самого настойчивого противника уже нет в живых, Сталин переживет внутренний триумф победителя, перешагнувшего через труп своего врага, руки которого уже не держали оружия... Сталин давно понял, хотя никогда не говорил об этом своим недалеким соратникам: подлинное ощущение безраздельности власти, исключительности своего "я", некой избранности он испытывал, лишь когда перешагивал через трупы реальных и потенциальных соперников. Сталин мог для внутреннего самооправдания (очень скоро оно ему уже будет не нужно!) полагать, что если бы не он уничтожил их, то тогда бы они его. Власть - это выживание. Подлинная власть - та, которая в руках единственного. Любой, кто может засомневаться в его абсолютном праве на безграничную власть, должен быть устранен. Ведь он персонифицирует социализм, то обетованное общество, к которому стремятся миллионы людей! А если сомневаются в нем, значит, сомневаются в социализме! Размышляя о власти и поверженных врагах, Сталин мог подумать: теперь, пожалуй, не осталось ни одного, кто бы близко знал его в "ленинские времена". Похоже, что из того ядра он остался один. А власть требует единственности! Только при достижении этого состояния можно испытать упоение властью. Это дано понять только ему. Это право на уникальность постоянно оспаривал тот, кто теперь навсегда останется в Койоакане под бетонным обелиском с серпом и молотом.
  
   "Вождь" вспомнил несколько последних статей, документов, написанных Троцким и опубликованных в его "Бюллетене оппозиции". В своем послании "Учредительному конгрессу" IV Интернационала, напечатанном в 1938 году, Троцкий писал, что "диспропорция между нашей нынешней силой и завтрашними задачами яснее нам, чем нашим критикам. Суровая трагическая диалектика нашей эпохи работает на нас. Война приведет массы к крайнему отчаянию и возмущению, и они не найдут другого руководства, за исключением IV Интернационала". В другом, аналогичном документе Троцкий мистически провозглашал: "В грядущие 10 лет Программа IV Интернационала получит поддержку миллионов, и эти революционные миллионы смогут штурмовать небо и землю". Троцкий с таким жаром предрекал триумф IV Интернационала, который придет к нему в условиях новой, второй мировой войны, что у трезвомыслящих читателей сразу же складывалось впечатление: Троцкий ждет войну, ибо только с ней он связывает свое возвращение на политическую сцену истории, крушение сталинизма, занятие подобающего его уму положения. "Первыми жертвами грядущей войны, провозглашал Троцкий, - будут партии III Интернационала. И тогда IV Интернационал (возглавляемый, естественно, Троцким! - Прим. Д.В.) станет самой великой силой в мире".
  
   Сталин прошел по кабинету и взял пачку "Бюллетеней оппозиции". Нашел 65-й номер за 1938 год, открыл нужную страницу и, стоя, погрузился в чтение передовицы, написанной Троцким. (Немногие люди могут возвращаться к строкам, где их поносят и ругают; Сталин не был таким. Он читал и получал заряд ненависти.)
  
   "Что, Сталин еще посмеивается за кулисами? Фашизм идет от победы к победе и находит главную помощь... в сталинизме. Страшные военные угрозы стучатся в дверь Советского Союза, а Сталин избрал этот момент, чтобы подорвать армию и топтать нацию (речь идет о процессе над военными. - Прим. Д.В.).
  
   Изгнанник пророчествовал (и был поразительно точен в прогнозе), что будет "другой процесс, настоящий. Тогда в человеческом языке не найдется таких слов, чтобы защитить самого отвратительного из всех каинов, которых можно найти в истории... Памятники, которые он соорудил себе, будут уничтожены или взяты в музеи и помещены в залах тоталитарных ужасов. И победоносный рабочий класс пересмотрит все процессы, публичные и тайные, соорудит памятники несчастным жертвам сталинской злобы и подлости на площадях освобожденного Советского Союза...". Сталин захлопнул "Бюллетень", бросил журнал на полку и пошел вдоль стола заседаний:
  
   - Неужели когда-нибудь смогут поверить подобному бреду? Разве троцкисты и их пособники не признались публично в своих преступлениях?
  
   Прохаживаясь с потухшей трубкой в руке, Сталин, возможно, размышлял о том, что будущему не достанется троцкизма, если довести дело до конца.
  
   Не случайно, вскоре после получения известия об убийстве Троцкого, Берия (не без ведома Сталина) отдал распоряжение о "ликвидации в лагерях активных троцкистов". Накануне войны прокатилась по лагерям еще одна, малозаметная волна, сметающая последних осужденных, причисленных к "активным троцкистам". Печора, Воркута, Колыма, Соловки стали немыми свидетелями кровавой мести вдогонку убитому лидеру IV Интернационала. Сталин не хотел понимать, что смерть человека - неэффективное средство для борьбы с его идеями. Он надеялся, что таким способом исключит саму возможность возникновения инакомыслия и оппозиции, даже внутренней, духовной.
  
   Одни названия статей Троцкого могли привести Сталина в бешенство. Например, 2 сентября 1939 года Троцкий написал памфлет "Сталин - интендант Гитлера", а несколько недель спустя - "Звезды-близнецы: Гитлер - Сталин". Читая их, Сталин буквально слышал голос Троцкого: "СССР стоит на краю пропасти. Все сталинские козыри мало что значат по сравнению с ресурсами и мощью, которыми овладел Гитлер и которые он использует против Советского Союза". Троцкий, выступая против Сталина, предрекая ему катастрофу, тем не менее выражал надежду, что "государство рабочих в СССР имеет шанс сохраниться".
  
   Троцкий не хотел поражения СССР, а хотел гибели Сталина. В его пророчествах о грядущей войне чувствовалось смятение: ведь изгнанник понимал, что только поражение его родины может лишить власти Сталина. В размышлениях Троцкого находила выражение эволюция весьма способного, талантливого человека, у которого, однако, всегда были свои, особые приоритеты ценностей. Троцкий однажды заметил, что многих видных, даже выдающихся лидеров революционного движения природа весьма экономно наделила интеллектуальными способностями. Эту нехватку ума такие люди обычно компенсируют напором, волей, энергией. Пожалуй, доля истины в этих рассуждениях есть.
  
   Себя Троцкий считал прежде всего человеком, щедро наделенным тем, что мы сегодня называем интеллектом. Он видел себя эпицентром тех событий, в которых участвовал. Революционные идеалы были для него важны, пожалуй, прежде всего потому, что могли подчеркнуть его интеллектуальную значимость. Даже грядущую войну он невольно торопил, потому что видел в ней единственный способ низвержения Сталина. Но Троцкий не хотел в этом признаться даже самому себе. Так бывает, вероятно, когда человек не может или не хочет верно определить соотношение личного и общественного. Даже его новые революционные проекты будущего, утопические по существу, сводились к старой теории "перманентной революции", но... во главе с ним, Троцким. Так, во введении к брошюре "Живая мысль Карла Маркса" он предсказывал, что в результате новой мировой войны погибнут и фашизм и сталинизм, и новая пролетарская революция "положит начало существованию Соединенных Штатов Европы"647. Троцкий не пишет об этом прямо, но словно дает понять, что автор идеи должен стать во главе этих "Штатов".
  
   Сталин почему-то вспомнил, как принималось решение о высылке Троцкого за рубеж. Политбюро несколько раз возвращалось к этому вопросу. Во время неофициальных бесед Киров, Рыков, Томский, Куйбышев, Микоян, Петровский высказывали осторожные соображения: может быть, Троцкий одумался? А если он повинится? Нельзя ли ему дать какой-то второстепенный пост? Ведь популярность этого человека все еще велика. Сталин не хотел никакого примирения. Его злоба и месть не имели "заднего хода". Он знал, что, пока Троцкий жив, пока он в СССР, невозможно чувствовать себя спокойным. После обмена мнениями (тогда это еще было возможно) решили прозондировать, как относится к примирению сам Троцкий. В Алма-Ату послали человека из Центра. Через неделю-другую получили телеграмму: Троцкий не видит своей вины и основы для примирения со Сталиным. Генсек, зачитав сообщение, торжествующе посмотрел на соратников: что он говорил? Он же был уверен: Троцкий - неразоружившийся враг. Решение о высылке Троцкого из страны больше никто не оспаривал.
  
   Сам Троцкий 18 февраля 1935 года вспоминал об этом факте так:
  
   "Во время нашей жизни в Алма-Ате ко мне явился однажды какой-то советский инженер, якобы по собственной инициативе, якобы мне сочувствующий. Он расспрашивал об условиях жизни, огорчался и мимоходом очень осторожно спросил:
  
   - Не думаете ли Вы, что возможны какие-либо шаги для примирения?
  
   Ясно, что инженер был подослан для того, чтобы пощупать пульс. Я ответил ему в том смысле, что о примирении сейчас не может быть и речи: не потому, что я его не хочу, а потому, что Сталин не может мириться, он вынужден идти до конца по тому пути, на который поставила его бюрократия.
  
   - Чем это может закончиться?
  
   - Мокрым делом, - ответил я, - ничем иным Сталин кончить не сможет.
  
   Моего посетителя передернуло, он явно не ожидал такого ответа и скоро ушел.
  
   Я думаю, что эта беседа сыграла большую роль в отношении решения о высылке меня за границу. Возможно, что Сталин и раньше намечал такой путь, но встречал оппозицию в Политбюро. Теперь у него был сильный аргумент: Троцкий сам заявил, что конфликт дойдет до кровавой развязки. Высылка за границу - единственный выход!"648
  
   Сталин никогда не прочитает этих строк из дневника Троцкого, хотя он и тогда, в 1929-м, не считал высылку лучшим решением. Но судить, а тем более физически ликвидировать своего главного соперника он в то время еще не мог.
  
   После получения известия о смерти изгнанника вся история их взаимоотношений, вражды, взаимно перешедшей в ненависть, быстро промелькнула перед его мысленным взором. Несмотря на диаметрально противоположные положения всесильного диктатора и изгнанника, последний непрерывно колол, жалил, разоблачал, протестовал, заявлял...
  
   Сталину было известно, что изгнанник приступил к работе над книгой с предельно лаконичным названием "Сталин". Кода диктатор прочитал об этом в сводке новостей, которую ему ежедневно представляли, он внутренне содрогнулся. Нет, Сталин в 1938 году уже не опасался Троцкого, довольно спокойно относился к множеству статей, мелькавших в буржуазных изданиях, которые сочиняли ренегаты, белогвардейцы, троцкисты, просто ненавистники социализма. Жизнь газетной статьи схожа с судьбой бабочки. Так же, как и тощей брошюрки Троцкого "Преступления Сталина", написанной им во время тайного морского путешествия на танкере "Рут" из Норвегии в Мексику. Мысль они занимают недолго. Книги значительно больше. Сталину были известны способности Троцкого, и он понимал, что из-под его пера может выйти исключительно ядовитый труд. Зная "скорострельность" Троцкого, Сталин ждал появления книги в 1938-м, 1939-м, в этом, 1940 году... Может быть, ее и нет? Но он тем не менее торопил Берию, не скрывая своего недовольства нерешительностью его агентуры.
  
   Но Сталин не мог знать, что Троцкий, решив стать биографом своего смертельного врага, вероятно, обрек себя на творческую неудачу. Это, наверное, самая слабая книга Троцкого. Кроме мести, зла, желчи, у него уже ничего не могло сойти с кончика пера. Да, большим усилием воли Троцкий смог написать семь глав задуманной им большой книги. В ее центре Каин, носивший маски Coco, Кобы, революционера, могущественного вождя партии и великого народа. Даже не читая книги, каждый, знакомый с отношениями Сталина и Троцкого, может судить о ее содержании. Она написана черными чернилами ненависти, хотя и во многом оправданной. Как заметил однажды Наполеон, "все имеет предел, даже ненависть". Преступая эти пределы, обязательно что-то теряешь: истину, рассудок, спокойствие. Троцкий на страницах незаконченной биографии Сталина растерял свой талант публициста, литератора, а главное - беспристрастного историка. Многое сказанное о Сталине верно. Но в книге немало и выдумок, догадок, служащих одной цели: показать, как Каин стал Сверхкаином. Для этого, например, Троцкому понадобилось даже изобрести, что Сталин пригрел буржуазию, опирался на нее, карабкаясь на вершину власти. "Бывшие помещики, капиталисты, адвокаты, их сыновья, поскольку они не бежали за границу, включились в государственный аппарат, а кое-кто и в партию". Троцкий утверждал даже, что в государственном аппарате СССР сохранились "представители крупной буржуазии и помещиков..."649.
  
   По Троцкому, вслед за которым идут и многие историки, Сталин родился злодеем, с детства был моральным чудовищем. Не нужно доказывать, что такой подход, с которым мы нередко сталкиваемся и сегодня, ненаучен. Априори никто не может считаться преступником. И никто не рождается злодеем. Отрицательные черты - подозрительность, скрытность, жажда власти, мстительность - не всегда и не сразу реализуются в преступлениях. Нельзя одинаково смотреть на Сталина в 1918, 1924, 1937 годах. Это тот и... не тот человек. Конечно, в силу объективных и субъективных причин и обстоятельств Сталин очень сильно изменился. Им совершено много такого, чему никогда не будет прощения. Но в том-то и сложность создания политического портрета этого человека, что он, борясь как будто за идеалы социализма (понимаемые крайне искаженно, вульгарно, схематически, догматически), да, именно борясь за них, одновременно совершал непростительные ошибки и тяжкие преступления.
  
   Конечно, в биографии Сталина, которую начал писать Троцкий, Сталин не рассматривался во всей противоречивости его фигуры. Поэтому, пожалуй, большого исторического интереса (как некоторые другие его книги, опубликованные на Западе) главы биографии Сталина не представляют. Но они могут быть свидетельством того, что Троцкий боролся главным образом со Сталиным, а не сталинизмом как явлением.
  
   Сталину не довелось ознакомиться с этим трудом Троцкого. Иначе он прочел бы строки, которые повергли бы его в бешенство. "Пытаясь найти в истории параллель Сталину, - писал в далеком Койоакане Троцкий, - мы должны отвергнуть не только Кромвеля, Робеспьера, Наполеона, но даже Муссолини и Гитлера. Мы подходим ближе к пониманию Сталина, когда думаем в терминах (так в тексте. Прим. Д.В.) Мустафы Кемаль-паши или, возможно, Порфирия Диаса"650. Думаю, сказанного достаточно, чтобы оценить степень озлобленности Троцкого по отношению к Сталину, в основе которой лежат личные мотивы. Впрочем, что мог думать Троцкий о человеке, который сделал его скитальцем, "гражданином без визы" и фактически уничтожил всех его самых близких родственников?
  
   У Троцкого было время, чтобы правильно оценить Сталина и его систему. Он мучительно метался: отвергая полностью Сталина, никак не мог отделить от него то, что оставалось пролетарским, рабочим, марксистским. Троцкий был убежден, что сталинизм - это не закономерность, а "историческая ненормальность". Он правильно считал, что главный продукт Сталина - создание бюрократического коллективизма и аппаратной машины. Не без оснований Троцкий предполагал, что в будущем будет неизбежен острый конфликт между бюрократией и социальной инициативой. Находясь на закате своей жизни, Троцкий, похоже, был прав, утверждая, что СССР "остался рабочим государством лишь в потенции".
  
   Сталин знал почти о всех шагах и намерениях изгнанника. В своей книге о Льве Троцком, работу над которой я закончил в 1990 году, я впервые привожу многие документы из архивов НКВД-КГБ. Они свидетельствуют: рядом с Троцким и его старшим сыном Седовым были агенты НКВД. Бывало даже так, что статья, написанная Троцким для его "семейного" журнала "Бюллетень оппозиции", оказывалась в кабинете Сталина еще до ее опубликования. Архивные документы, десятилетиями заточенные в спецхранах, говорят о том, что Менжинский, Ягода, Ежов, а затем и Берия регулярно докладывали "вождю" о местонахождении и действиях Троцкого, а после - и о ходе подготовки операции по его ликвидации.
  
   Конечно, Сталин имел возможность развенчать лидера нового Интернационала. Этим занимался и послушный Коминтерн, давно осудивший "раскольничью и антисоветскую деятельность" Троцкого. Даже в годы наступления реакции, которая активизировалась после триумфов народных фронтов, у Советского Союза было немало друзей в лице различных общественных организаций, которые видели в нем единственный оплот борьбы против фашизма и надвигающейся войны. Советская пропаганда за рубежом, осуществляемая по различным каналам, имела в своем арсенале и такой постоянный аргумент: "Троцкий - пособник империализма, его шпион, один из организаторов подрывных действий против СССР". Подаваемый в различных вариациях, этот тезис работал, несмотря на явные натяжки. Где бы ни находился Троцкий - во Франции, в Норвегии, в Мексике, - у него везде было много идейных и политических врагов. Это были не только члены компартий, профсоюзов, других организации, но нередко и люди из числа сторонников Троцкого, разочарованные бесплодием его программы.
  
   Конфедерация мексиканских рабочих, Мексиканская коммунистическая партия и ее лидер Ломбарде Толедано яростно протестовали против приезда Троцкого в Мексику. У изгнанника была прочная репутация "врага социализма и рабочего класса". Пребывание Троцкого в Мексике сопровождалось непрерывной борьбой многих общественных организаций за выселение его из страны. Троцкий действительно оказался, как он выражался, "человеком планеты без визы".
  
   Боясь покушений, Троцкий резко ограничил свои поездка в горы, в Мехико, прием знакомых и посетителей. Постепенно исчезли, покинули Троцкого многие друзья его семьи. До конца были близки с ним Альфред и Маргарита Росмеры, знавшие Л. Троцкого и Н. Седову со времен первой мировой войны. Троцкий метался, как в клетке, в своем Койоакане, ища пути активизации борьбы со Сталиным. Но безуспешно. Его голос далеко не всегда был слышен в мире, где уже лязгали танковые гусеницы, и тем более в СССР. Сектантство, лозунг, фраза, часто оторванные от жизни, были не в состоянии что-либо изменить.
  
   Троцкий хранил в памяти безвозвратно ушедшее; там были его триумфы и несбывшиеся надежды. Вечерами он часто предавался воспоминаниям. Однажды Троцкий, беседуя с Росмерами, выдвинул версию о том, что Сталин отравил Ленина. Не располагая какими-либо точными данными, далекий изгнанник делал новые мрачные, зловещие мазки на портрете, который писал. Троцкий полагал, что, узнав о письме Ленина к съезду, Сталин не захотел искушать судьбу и ускорил события651. Но даже Росмеры высказывали сомнения по поводу этой версии. У Троцкого был лишь один веский логический довод, который он, кстати сказать, привел в своей книге "Сталин": если Сталин убил всех соратников Ленина, то почему не мог отравить и самого вождя?
  
   Сталин не распорядился сделать ему перевод книги. Это была, возможно, единственная работа изгнанника, которую диктатор не пожелал ни видеть, ни читать. Поскольку незавершенная книга Троцкого вышла уже после его смерти, она Сталина не интересовала. "Вождь" хотел, чтобы пропасть Истории быстрее поглотила то, чего он страшился.
  
   Троцкистские организации с помощью мексиканских властей приобрели в местечке Койоакан для Троцкого большой дом который превратили в настоящую крепость, окруженную высоким бетонным забором со смотровой вышкой. Это было здание с обитыми железом дверями, сложной системой сигнализации. Троцкого постоянно охраняли не менее десяти полицейских и специальных агентов. У него был даже бронежилет, которым он пользовался, покидая пределы двора. Находясь в своем убежище, Троцкий выступал с заявлениями, давал интервью, в которых предрекал скорый конец Сталина, вероятность победы Германии над СССР. Последние два года Троцкий полностью переключился на идеологическую войну со своей бывшей родиной. Буржуазная пресса, радио многих капиталистических стран охотно разносили по свету пышущие ненавистью к Сталину откровения Троцкого. В апреле 1940 года он подготовил воззвание "Письмо к советским рабочим: вас обманывают", в котором фактически призывал в канун войны сместить Сталина. За четыре месяца до своей смерти Троцкий писал: "Октябрьская революция была совершена в интересах трудящихся, а не новых паразитов. Но вследствие запоздалости мировой революции, усталости и, в значительной мере, отсталости русских рабочих, особенно же крестьян, над Советской республикой поднялась новая антинародная, насильническая и паразитическая каста, вождем которой является Сталин..." Далее Троцкий, утратив чувство реальности, призывал к восстанию против "новой касты". Для подготовки "такого восстания нужна новая партия, смелая и честная революционная организация передовых рабочих. Четвертый Интернационал ставит себе задачей создать такую партию в СССР". Воззвание кончалось словами, в которых были выражены многолетние неизменные приоритеты Троцкого: ненависть к Сталину и приверженность его мировой революции:
  
   "Долой Каина Сталина и его камарилью!
  
   Долой хищную бюрократию!
  
   Да здравствует СССР, крепость трудящихся!
  
   Да здравствует мировая социалистическая революция!
  
   25 апреля 1940 г. С братским приветом
  
   Л. Троцкий"652.
  
   Когда Сталин прочитал "Письмо к советским рабочим", он в мае 1940 года вызвал Берию и зловеще сказал, что он уже сомневается: хотят ли в НКВД положить этому конец? Нарком провел серию совещаний; были удвоены усилия, направленные на ликвидацию изгнанника, который каркал беду Сталину. По-видимому, было решено максимально использовать недовольство ряда общественных организаций деятельностью троцкистов, в частности во время гражданской войны в Испании. Как писал Давид Альфаро Сикейрос в книге "Меня называли лихим полковником", еще в Испании он с друзьями решил: "Будь что будет, но штаб-квартира Троцкого в Мексике должна быть уничтожена, даже если бы пришлось прибегнуть к насилию"653.
  
   Деятельность Троцкого в этот период объективно способствовала (хотел он того или нет) интересам Берлина, где внимательно следили за "словесной войной" между Троцким и коммунистическими организациями различных стран, публично не показывая своего глубокого удовлетворения сложившейся ситуацией. Коминтерн в ряде своих документов однозначно осудил деятельность IV Интернационала и его лидера Троцкого, "играющих на руку силам войны".
  
   В этой обстановке на Троцкого было совершено два покушения, последнее из которых окончилось смертью изгнанника. 24 мая 1940 года, рано утром, "группа неизвестных" в форме полицейских разоружила охрану и атаковала дом, где жил Троцкий. (Как писал Сикейрос, "мы, участники национально-революционной войны в Испании, сочли, что настало время осуществить задуманную нами операцию по захвату так называемой крепости Троцкого в квартале Койоакан".) Нападавшие буквально расстреляли комнату, где прятались Троцкий с женой. Но те успели забиться в угол, за кровать. Несколько десятков пробоин от пуль оказалось на месте, где они только что находились. Ни Троцкий с женой, ни их внук не пострадали. Но каждый последующий прожитый день они расценивали как подарок судьбы. Они понимали: на них идет серьезная охота. Троцкий жил, как смертник в камере, не зная, когда наступит момент казни. У него уже больше не было ни сил, ни желания бежать куда-либо. Скрыться и замолчать он не мог. А война со Сталиным оставляла ему крайне мало шансов на выживание. Его противник не любил и не умел останавливаться на полдороге к цели, которую наметил.
  
   Расследование, которое вели мексиканские власти, поначалу не дало результата - нападавших не нашли. Возникло даже подозрение, о чем писали американские и мексиканские газеты, что сам Троцкий инсценировал этот налет, чтобы скомпрометировать Мексиканскую коммунистическую партию, Сталина и всех тех, кто стоит за ними.
  
   Шеф мексиканской тайной полиции Л. Саласар, приехавший для допроса, спросил Троцкого:
  
   - Подозревает ли господин конкретно кого-либо в покушении?
  
   - Конечно, - ответил чудом уцелевший изгнанник. Наклонившись к уху полицейского, он не без шутовства сказал заговорщицки:
  
   - Автор нападения - Иосиф Сталин...
  
   Однако убийца был уже рядом с Троцким. Еще в 1939 году он стал вхож в дом Троцкого, назвавшись "Жаком Морнаром", бельгийским подданным, другом американской троцкистки Сильвии Агелоф, работавшей одним из секретарей у Троцкого. Морнар, занимаясь кинобизнесом, в деловых кругах представлялся еще и гражданином Канады "Франком Джексоном". Сначала "Джексон" познакомился с друзьями Троцкого Росмерами, что облегчило в конце концов доступ к тщательно охраняемому изгнаннику. В мае 1940 года "Джексон" наконец лично познакомился с Троцким. После этого он эпизодически бывал в Койоакане и в частных разговорах давал понять, что ему симпатична позиция Троцкого, предлагал различные планы улучшения финансовых дел IV Интернационала. Так или иначе, как стало известно позднее из американской печати, он вошел в доверие к Троцкому. "Джексон" не раз заводил разговоры о "сильных личностях", "твердой руке". У Троцкого, как вспоминала впоследствии его жена, даже возникли подозрения, не является ли этот бизнесмен фашистом? Но в действительности это был испанец Рамон дель Рио Меркадер, один из исполнителей воли "вождя народов", с которым он так никогда и не встретится.
  
   Как-то в середине августа "Джексон" попросил Троцкого поправить его статью по какому-то мелкому вопросу. Троцкий высказал несколько замечаний. 20 августа, во вторник вечером, "Джексон" пришел вновь с выправленной статьей, прошел в кабинет Троцкого и попросил посмотреть текст. Троцкий сидел над рукописью. Он только что закончил главу "Термидор" своей книги "Сталин", в которой с сарказмом написал: "По приказу Троцкого, отделенного тысячами километров, становились иностранными шпионами глава правительства Рыков и большинство народных комиссаров: Каменев, Рудзутак, Яковлев, Розенгольц, Чернов, Иванов, Осинский и другие... все они состояли в заговоре против Советской власти, когда она находилась в их руках..." Подыскивая самые уничижительные слова для характеристики сталинских преступлений, Троцкий закончил главу фразой: "Под этой картиной нужно поставить подпись мастера: Иосиф Сталин"654.
  
   Войдя в кабинет, как показал позже "Джексон", он "положил плащ на стул, достал из-под него альпеншток и, закрыв глаза, обрушил его на голову читающего Троцкого со всей силой". Жертва, по словам "Джексона" на суде, издала "ужасный пронзительный вопль. Я буду слышать этот крик всю мою жизнь". Агония Троцкого длилась еще сутки.
  
   Троцкий был старше Сталина лишь на полтора месяца. Бывший предреввоенсовета часто обращался в прошлое, ища тот час и день, который стал роковым в его судьбе. Искал и - не находил. Его сверстник оказался более удачливым в их многолетнем смертельном споре. В трагедии Троцкого - трагедия междоусобной борьбы, которая после смерти Ленина, благодаря Сталину, приняла такие уродливые, страшные формы. Бетонный обелиск с выбитыми на нем серпом и молотом, установленный на могиле Троцкого во дворе его последнего прибежища в Койоакане, отделяют тысячи километров от Яновки под Бобринцом на Украине, где родился один из "выдающихся вождей" русской революции. Его могила давно уже стала местом праздного туристского внимания.
  
   Судьба Троцкого неотделима от нашей истории. Трагедия изгнанника действительно ужасна: крушение личных надежд, гибель по воле Сталина всех близких ему людей, иллюзорность главной идеи его жизни - "мировой социалистической революции" и, наконец, смерть от рук сталинского убийцы. Но в конечном счете трагедия Троцкого, хотя и с большим запозданием, как бы окрашивается в оптимистические тона: его главный враг и антипод предан историей анафеме. Троцкий, этот Дон Кихот мирового революционного пожара, навсегда останется в истории как личность сколь яркая, столь и противоречивая, сколь пророческая, столь и тщеславная. Если Ленин был человеком, пытавшимся объединить "мир завтрашнего дня", то Троцкий и Сталин, уже став "выдающимися вождями", навсегда разошлись, ибо каждый из них не мыслил торжества идеи без собственного триумфа...
  
   Из кармана арестованного "Джексона" изъяли письмо, в котором он называл себя "разочаровавшимся сторонником Троцкого, приехавшим в Мексику с другими целями", но здесь у него созрело "решение убить преступника". Он не мог простить Троцкому, говорилось в письме, его "сговор с лидерами капиталистических держав". Общественность немедленно задалась вопросом: кем был убийца на самом деле? Кто двигал его рукой? Буржуазная печать, естественно, и не без оснований, дружно, хором скандировала: Сталин, Москва, НКВД, коммунисты. Однако "Жак Морнар", он же "Джексон", он же Рамон Меркадер, получив двадцать лет одиночки и полностью, день в день, отсидев их, не отступил от своих первых показаний. Врачи и психиатры в течение долгих тюремных лет пытались приподнять завесу над тайной этого человека. Но Меркадер стоял на своем.
  
   Он стал орудием операции, в которой участвовала группа специально подобранных людей под руководством сотрудника НКВД Н. Эйтингона (недавно умершего). В конце концов выбор пал на бывшего лейтенанта испанской республиканской армии Рамона Меркадера, которому было в то время 27 лет. Он не только имел боевой опыт, но и был убежден, что восстание анархистов и троцкистов против республиканского правительства в Испании в мае 1937 года благословил сам затворник из Койоакана. Меркадер еще не остыл от войны, видел в убийстве благородное революционное деяние. Террорист имел при себе пистолет, кинжал, но использовал ледоруб, надеясь незаметно выйти из дома после исполнения "приговора", вынесенного далеким Сталиным в Москве. Охранники, схватившие Меркадера, который совершил преступление, начали его жестоко избивать, но Троцкий смог еще произнести:
  
   - Не убивайте его! Пусть он скажет, кто его послал!
  
   Сталин страстно хотел смерти Троцкого. Это бесспорно. Для него были невыносимы заявления мексиканского затворника, еженедельно разносившиеся по миру:
  
   - "в международном отношении сталинизм есть фактор реакции и контрреволюции";
  
   - "марксизм и социализм уже потерпели банкротство, и началась эпоха бюрократического коллективизма";
  
   - "грядущая война вызовет новую пролетарскую революцию и приведет к свержению сталинизма в СССР".
  
   Сталин не мог забыть, что ему по-прежнему противостоял человек, которого великий Ленин назвал "выдающимся вождем". Пусть IV Интернационал оказался мертворожденным, но "вождь" опасался: кто знает, каким он может стать через годы? Кто еще приносил в течение многих лет ему, Сталину, социализму, коммунистическому движению столько зла? Пожалуй, никто. Троцкий без конца возвращал прошлое в настоящее, предрекал новые беды, сеял сомнения в мудрости Сталина. Пока ходил по этой земле Троцкий, он оставался живым носителем того далекого времени, когда "вожди" обменивались холодным рукопожатием, слушали Ленина, спорили и враждовали. Троцкий знал Сталина лучше, чем Молотов, Ворошилов, Маленков, другие его соратники. Троцкий смог понять Сталина изнутри, его глубинные мотивы и намерения. Они оба хотели стать первыми. К великому несчастью для истории и народа, "старая ленинская гвардия", оставшись без Ленина, отстранила от руля лишь одного, но оставила на капитанском мостике партии другого. Здесь таился один из истоков грядущей трагедии.
  
   Сталин, воюя с Троцким полтора десятилетия, уничтожив почти всех его сторонников, превратив изгнанника-изгоя в постоянную мишень террора, не смог избавиться от ощущения своей второсортности по сравнению с Троцким. Его цезаризм не мог быть полным, пока был жив далекий изгнанник в Койоакане. Оглядываясь на прошлое, мы не можем не осуждать грязные террористические методы борьбы Сталина со своими идейными противниками. Но Сталин не мог лишить Троцкого приверженности к марксизму, Ленину, идеям мировой революций. Затворник из Койоакана навсегда остался в памяти тех, кто относился к нему без предвзятости, как певец всемирного "революционного пожара" и грядущего торжества утопических коммунистических идеалов.
  
   Берия после смерти Троцкого получит повышение: через семь месяцев он станет генеральным комиссаром государственной безопасности, передаст дела госбезопасности В.Н. Меркулову, сохранив за собой пост наркома внутренних дел, и присовокупит к нему должность заместителя Председателя Совнаркома. На Западе долго писали, что именно Берия был главным исполнителем и организатором убийства Троцкого. Я уже сказал выше: в своей книге о Троцком я документально установил прямую причастность Сталина и ЦК ВКП(б) к убийству Троцкого. Документальные данные подтверждены и одним из высокопоставленных чекистов того времени, которому в момент написания книги было уже далеко за восемьдесят...
  
   После смерти Троцкого было обнародовано его завещание, основная часть которого была написана 27 февраля 1940 года. Сталин не мог удержаться, чтобы не прочесть последнего волеизъявления своего главного соперника. Троцкий не обошел его вниманием и здесь. На трех страничках завещания нашлось несколько строк и для него: "Мне незачем здесь еще раз опровергать глупую и подлую клевету Сталина и его агентуры: на моей революционной чести нет ни одного пятна. Ни прямо, ни косвенно я никогда не входил ни в какие закулисные соглашения или хотя бы переговоры с врагами рабочего класса. Тысячи противников Сталина погибли жертвами подобных же ложных обвинений".
  
   Затворник Койоакана пытался составить завещание в духе последних писем Ленина. В несколько приемов. Но этого не получилось. У Ленина его последняя воля была обращена к народу, партии, ее Центральному Комитету. Ленин, возможно, уже рассмотрел контуры созданной им тоталитарной системы... Троцкий составил свое завещание из небольших текстов и приписок, говоря в них главным образом о себе, о своей преданности делу, своей чести, жене, своих принципах. "Если бы мне пришлось начать сначала, - писал Троцкий в завещании, - я постарался бы, разумеется, избежать тех или других ошибок, но общее направление моей жизни осталось бы неизменным. Я умру пролетарским революционером, марксистом, диалектическим материалистом... Моя вера в коммунистическое будущее человечества сейчас не менее горяча, но более крепка, чем в дни моей юности". Троцкий в своем завещании даже не упомянул своего детища - IV Интернационал...
  
   Значительная часть завещания носит очень личный характер и посвящена его жене, Наталье Седовой. Необычны заключительные строки первой части завещания: "Наташа подошла сейчас со двора к окну и раскрыла его шире, чтобы воздух свободнее проходил в мою комнату. Я вижу ярко-зеленую полосу травы под стеной, чистое голубое небо над стеной и солнечный свет везде. Жизнь прекрасна. Пусть грядущие поколения очистят ее от зла, гнета, насилия и наслаждаются ею вполне"655.
  
   Видимо, Троцкий думал и о самоубийстве. В завещании еcть строки: "В случае смерти нас обоих..." - фраза не окончена. В приписке далее говорится, что они с женой неоднократно соглашались, что лучше совершить самоубийство, чем позволить, чтобы старость превратила их в инвалидов. Он понимал, что светильник горит лишь до тех пор, пока его питает надежда. "Я сохраняю за собой право самому определить срок своей смерти..." - писал в завещании Троцкий. Но время его смерти определили другие. Истории было угодно, чтобы драма Троцкого завершилась иначе, чем он предполагал, тем более что в этой драме участвовали люди, многие из которых были не просто противниками Троцкого, но и ненавидели его всей силой своей души. Последние две фразы завещания Сталин прочел несколько раз: "Каковы бы, однако, ни были обстоятельства моей смерти, я умру с непоколебимой верой в коммунистическое будущее. Эта вера в человека и его будущее дает мне и сейчас такую силу сопротивления, какого не может дать никакая религия".
  
   Сталин, поднявшись, в задумчивости расхаживал по своему большому кабинету, по привычке держа в руках потухшую трубку. Даже если бы он поверил словам Троцкого, то не испытал бы никаких сомнений. Изгнанник думал об идеях и идеалах, а Сталин - лишь о власти. У библейского Давида, почему-то вспомнил Сталин, было шесть сыновей, а у Троцкого два, которых Сталину не раз доводилось видеть в 20-е годы в Кремле. Они жили неподалеку друг от друга... Младший, Сергей, сгинул где-то в лагере в 1937-м... А старший, Лев, уехал в 1929-м в изгнание, был правой рукой отца в его бурной политической деятельности. Сталин знает, что Лев "загадочно" умер от аппендицита в одной из эмигрантских клиник Парижа... Так же незаметно скончались две его дочери от первого брака. Но Сталина они не интересовали.
  
   Его, Сталина, сыновья, славу Богу, живы. И Яков и Василий - военные. Если случится самое страшное - война, оба будут на фронте. Сталин раскурил трубку, сел за стол. Газету с сообщением о "смерти международного шпиона" отложил в сторону и придвинул к себе папку с надписью: "Документы Наркомата иностранных дел".
  
   Тайная дипломатия_____________________________________
  
   Однажды Сталину попалась на глаза книга, изданная в России еще в начале века, "Очерк истории министерства иностранных дел". Листая пожелтевшие страницы, он скользил взглядом по заголовкам, рисункам, фотографиям, отдельным строкам: посольский приказ, посольские или думные дьяки, русские дипломаты А.Л. Ордин-Нащокин, Н.И. Панин, К.В. Нессельроде, А.М. Горчаков, коллегии, департаменты, конгрессы, союзы...
  
   Для Сталина дипломатия означала поиск таких решений, а возможно и компромиссов, которые обеспечили бы благоприятные внешние условия для реализации грандиозных планов, выдвинутых им на последнем съезде. Легко сказать: он, вождь, нацелил страну на то, чтобы догнать и перегнать развитые капиталистические страны в экономическом отношении! Нужно время, нужен мир. Нужно его обеспечить. Любой ценой! Вот почему он и рекомендовал Молотова на пост наркома иностранных дел (Литвинов был, по мнению Сталина, слишком ярым антифашистом). В сегодняшней сложнейшей обстановке надо нащупать те связи, отношения, балансы, использование которых позволило бы уберечь СССР от пожара войны. Классические формы, методы дипломатической деятельности он не любил: визиты, конгрессы, международные конференции, встречи в верхах... Лучше всего - доверительная переписка, спецмиссии полномочных представителей, переговоры в узком кругу. Личное непосредственное участие - в крайнем случае, для придания особой важности тому или иному акту. А главное, дипломатией как средством осуществления внешней политики государства, полагал Сталин, должен заниматься очень узкий круг лиц. Аппараты НКИД и НКВД должны обеспечивать его, Сталина, необходимыми данными, знанием реальной ситуации, скрытых пружин и тенденций для принятия решений. В дипломатии он особенно ценил тайны. Он уже не вспоминал о том, что в первом декрете Советского государства - Декрете о мире - осуждалась тайная дипломатия, и Советское правительство с декабря 1917-го по февраль 1918 года усилиями Троцкого опубликовало в "Правде" и "Известиях" свыше ста секретных документов из архива бывшего МИДа. Сталин вообще любил тайны. И дипломатия не была для него исключением.
  
   Сталин понимал самое главное: надеяться ему не на кого. СССР - хоть и гигантский, но одинокий остров в море капиталистических государств. Разве что Монголия на востоке... Жизненно важно не допустить общего сговора основных империалистических хищников против СССР. Сделать все, чтобы избежать одновременной войны на западе и на востоке. Ведь его, Сталина, тезис окончательная победа социализма пока не достигнута - есть и признание возможности его гибели... Царям было проще, думал Сталин, ставя книгу по истории дипломатии на место. Монархам было легче договориться: брачные союзы, дипломатические конгрессы, совместные выступления против революций... А здесь перед тобой - Гитлер, заявляющий, что коммунизм можно уничтожить, только истребив носителей этого мировоззрения, миллионы людей...
  
   Правда, у Сталина неоднократно возникала мысль о привлечении США к тушению разгоравшегося мирового пожара. Но активных шагов по установлению конструктивных контактов с американским президентом Сталин до войны не предпринимал. С одной стороны, давало себя знать сильное недоверие к заокеанскому гиганту, а с другой - Сталин очень сомневался, что Соединенные Штаты могут что-либо реально сделать здесь, в Европе. Однако Сталина весьма заинтересовало послание Рузвельта, в котором тот 14 апреля 1939 года обратился к Гитлеру и Муссолини с предложением сесть за стол переговоров и решить все спорные проблемы. Рузвельт предложил свои услуги "доброго посредника". У Сталина, правда, вызвала скептическое удивление инициатива Рузвельта, призывавшего Гитлера и Муссолини дать обязательство в течение десяти (или двадцати пяти) лет не нападать на перечисленные в послании тридцать (!) стран Европы и Ближнего Востока656. Обсуждая с Молотовым столь неожиданный шаг президента США, Сталин произнес:
  
   - Только идеалист может надеяться хотя бы на обсуждение этих предложений. Гитлер закусил удила, и остановить теперь его трудно.
  
   - Но шаг благородный, - ответил Молотов. - Правда, мир еще не созрел, чтобы его оценить.
  
   Обменявшись соображениями по поводу послания Рузвельта, решили публично выразить к нему свое отношение. Тут же составили телеграмму Рузвельту за подписью М.И. Калинина (последний, конечно, никакого участия, кроме формального, в этой акции не принимал).
  
   "Господин Президент!
  
   Считаю приятным долгом выразить Вам глубокое сочувствие вместе с сердечными поздравлениями по поводу благородного призыва, с которым Вы обратились к правительствам Германии и Италии. Можете быть уверены, что Ваша инициатива находит самый горячий отклик в сердцах народов Советского Социалистического Союза, искренне заинтересованных в сохранении всеобщего мира.
  
   16.IV.39 г. Калинин"657.
  
   Однако, когда полпред СССР в США К.А. Уманский был принят Рузвельтом 30 июня 1939 года, президент ограничился лишь общими пожеланиями успешно завершить англо-франко-советские переговоры. Сталин прочел телеграмму Уманского, в которой говорилось, что Рузвельт "не решился воспользоваться имеющимися в его распоряжении моральными и материальными средствами для воздействия на англичан и французов с целью повлиять на их внешнеполитическую линию"658. Положив шифровку Уманского на стол, Сталин имел все основания подумать: "Каждый думает прежде всего о себе". Как и он сам. В разобщенном мировом сообществе, не осознавшем глобальности и всеобщности проблем планеты, иначе и быть не может. В то далекое для нас теперь время сама идея тесной взаимосвязи мира и приоритета общечеловеческих проблем над классовыми казалась ирреальной.
  
   Замечу, что, хотя некоторые вопросы внешнеполитического характера обсуждались и решались на Политбюро, их предварительная проработка осуществлялась обычно в беседах Сталина с Молотовым. Иногда они приглашали для рассмотрения конкретных, частных вопросов специалистов из наркоматов иностранных и внутренних дел, военной разведки. Но основные решения принимались единолично Сталиным с учетом мнения и предложений наркома иностранных дел. А его точка зрения поначалу не всегда совпадала с мнением Сталина.
  
   Как рассказывал Г.К. Жуков К.М. Симонову, ему приходилось не раз присутствовать при обсуждении ряда важных вопросов в кабинете Сталина с участием его ближайшего окружения. "...Я имел возможность, - говорил Жуков, видеть споры и препирательства, видеть упорство, проявляемое в некоторых вопросах в особенности Молотовым; порой дело доходило до того, что Сталин повышал голос и даже выходил из себя, а Молотов, улыбаясь, вставал из-за стола и оставался при своей точке зрения"659. На Сталина производили впечатление рассказы Молотова о встречах с гитлеровским руководством. Сам Предсовнаркома встречался только с Риббентропом. Нередко в узком кругу он называл Гитлера и его окружение "жуликами". Даже во время переговоров о заключении пакта о ненападении, как свидетельствовал руководитель юридического департамента германского министерства иностранных дел Ф. Гаус, Сталин не преминул бросить немецкой делегации ядовитое слово, идентичное слову "обман". Разумеется, подписывая пакт, сказал советский руководитель, "мы не забываем того, что вашей конечной целью является нападение на нас". Сталин, пытаясь утвердиться в верности своих расчетов на оттягивание войны, несколько раз возвращался в беседах с Молотовым к теме Гитлера, лучше, чем кто-либо, понимая, сколь много зависит в тоталитарном государстве от диктатора.
  
   В отношениях с гитлеровцами Сталин почти не скрывал своего макиавеллизма. Когда завершилась церемония подписания пакта, рассказывал Молотов Ф. Чуеву, Сталин поднял бокал шампанского и сказал не без иронии:
  
   - Выпьем за нового антикоминтерновца Сталина! Выпьем за здоровье вождя немецкого народа Гитлера!
  
   Риббентроп тотчас бросился к телефону (переговоры шли в кабинете Молотова) и сообщил Гитлеру в Берлин о подписании пакта и словах Сталина. Тот ему ответил, как тут же радостно передал Риббентроп:
  
   - О мой великий министр иностранных дел! Вы не знаете, как много Вы сделали! Передайте поздравления господину Сталину, вождю советского народа!
  
   Сталин, когда ему перевели эти слова, повернулся к Молотову и едва заметно хитро подмигнул.
  
   Каждый из лидеров двух государств преследовал свои цели. Сталин видел в Гитлере авантюриста, а тот в свою очередь - "большевистского дьявола". Но оба походили друг на друга.
  
   В библиотеке Сталина были работы Н. Макиавелли. Как свидетельствуют его пометки на полях книги "Князь", "вождь" знал изречение знаменитого флорентийца: "Хорошая цель оправдывает дурные средства". Вместе с Молотовым, по всей вероятности, они считали допустимым на фальшивую игру Гитлера отвечать своим сугубо прагматическим планом, имевшим лишь одну цель: отодвинуть начало неизбежной войны с Германией.
  
   В решении международных вопросов другие соратники Сталина выглядели явными статистами. Иногда еще Жданов мог высказать достаточно самостоятельное суждение, хотя и локального значения. А в целом на всех важнейших политических решениях лежит печать мысли и воли Сталина. "Вождь", не зная философии Канта, руководствовался девизом, сформулированным немецким мыслителем: "Имей мужество пользоваться собственным умом". Как удачи во внешней политике, так и промахи в ней в то время в решающей мере обусловливались политической позицией Сталина, спецификой видения им той или иной проблемы, теми расчетами и планами, которые рождались у него в голове. Самой слабой стороной сталинской дипломатии, пожалуй, была неспособность заглянуть в завтра. Пророческого дара Сталин был лишен.
  
   Здесь я вновь вынужден обратиться к истокам единоличных решений. Демократия - не антураж. Либо демократия есть, либо ее нет. Когда она есть, народ, его полномочные представители участвуют в принятии крупных решений. Когда ее нет, решения принимаются узким кругом лиц или, как было при Сталине, преимущественно им самим. На XX съезде партии цезаристские методы решений по важнейшим внешнеполитическим и внутренним вопросам были осуждены, но постепенно все затем вернулось на "круги своя". Многие из этих решений отозвались и болью и кровью.
  
   Почти десять лет назад в нашу речь прочно вошло слово "Афганистан". Название красивой горной страны, которая на протяжении десятилетий, с первых лет Советской власти, была для нас другом, стало, по сути, синонимом нашей беды. И вновь, как раньше, те, кто принимал решения, остались в стороне: некоторые и сейчас находятся на высоких постах, другие спокойно, без угрызений совести умерли в своих постелях, в отличие от 14 тысяч наших парней, сложивших свои головы в ущельях и песках Кандагара, Герата, Мазари-Шарифа. Некомпетентное, непродуманное, легковесное решение было принято узким кругом лиц. Какое участие принимали в нем народные представители? Обсуждалось ли оно действительно крупными специалистами? Прогнозировались ли последствия нашего втягивания в дела этой страны? Я не раз бывал в Афганистане, в том числе и до ввода туда наших войск. Хочу высказать свое мнение: эта акция абсолютно не вызывалась необходимостью. Афганская драма - пример имперского мышления, политического легкомыслия и свидетельство отсутствия демократических форм принятия крупных решений. Сам по себе этот факт нашей жизни говорит о том, что никакие объяснения не снимают ответственности с тех, кто, принимая решения, остался в тени. История теней не признает. Судьба сталинского единовластия тому пример. Это отступление я сделал не для того, чтобы кого-то уколоть. Хочу лишь напомнить: единовластие в любой форме - тиранической, аморфно-рыхлой, "гуманной" - не только оскорбляет народ, но и с неизбежностью порождает ошибки, нередко трагические.
  
   К крупным шагам дипломатии Сталина накануне войны следовало бы, видимо, отнести три политические акции. Первая связана с заключением советско-германского пакта о ненападении 23 августа 1939 года. Я уже писал об этом выше. Добавлю некоторые детали. Сталин, наблюдая прохладное отношение англичан и французов к переговорам с СССР, не видел шансов на их успешное завершение. Терпения и мудрости у него не хватило. По его инициативе Молотов дал понять Шуленбургу, немецкому послу в Москве, что стоило бы вернуться к предложению Берлина о заключении пакта о ненападении между СССР и Германией. Несколькими месяцами раньше Сталин ответил молчанием на аналогичное предложение Берлина. Теперь же Гитлер сразу согласился. Началась оживленная "перестрелка" телеграммами. Но Москва осторожничала, считала необходимым все взвесить. Сталин решил пойти на этот шаг только тогда, когда стала довольно ясной бесперспективность переговоров с миссиями адмирала Р. Дракса и генерала Ж. Думенка. Гитлер, находясь с Риббентропом в Оберзальцберге, нервничал. Ему нужен был пакт: ведь он развязывает руки. А русские все пытались договориться с англичанами и французами. Тогда, как я уже упоминал, Гитлер, поборов гордость, сам направил телеграмму Сталину, прося срочно принять Риббентропа 22 августа, не позднее 23-го. "Заключение пакта о ненападении с Советским Союзом означает для меня, - фарисейски писал Гитлер, - установление нового долгосрочного курса политики Германии. Она возобновит политический курс, который на протяжении прошедших веков был выгоден обоим государствам..."660
  
   23 августа два больших транспортных "кондора" доставили делегацию Риббентропа в Москву. К слову сказать, в результате несогласованности действий средств ПВО в коридоре полета, в районе Великие Луки, самолеты были обстреляны зенитной артиллерией и лишь по счастливой случайности не были сбиты. Этот факт мне подтвердил М.А. Лиокумович, служивший в то время в части, открывшей огонь по немецким "кондорам". Естественно, в тот же день из Москвы прилетела большая группа работников НКВД для выяснения: кто организовал "провокацию", 23-го пакт мог бы быть и не подписан... А накануне Гитлер собрал своих военачальников и объявил о предстоящем выступлении против Польши. Англичане и французы как будто подтолкнули Сталина к пакту, хотя и сам Сталин не проявил терпения, мудрости и прозорливости. Он не понял, что в то время в пакте был больше заинтересован Гитлер. Пакт дал СССР выигрыш почти в два года. Но мы использовали эти два года для подготовки к войне хуже, чем Германия.
  
   Конечно, когда Германия напала на Советский Союз, уже не было ни польской, ни французской армий, а английский экспедиционный корпус потерпел поражение. К этому времени на Гитлера работала почти вся Европа. Мы оказались один на один с Германией, и нам оставалось одно: сражаться, сражаться и ждать открытия второго фронта. Западные страны не захотели открыть второй фронт в 1939 году. Не хватило терпения и Сталину, и антифашистскую коалицию, которая могла начать работать раньше, пришлось создавать в разгар войны.
  
   Сталин хорошо запомнил долгую беседу с Риббентропом после обеда 23 августа. Высокий сухой немец давал понять, что Германия хочет развязать себе руки перед вероятной схваткой на Западе. Сталин, слушая министра иностранных дел Германии, думал о своем: нужно любой ценой выиграть время. Страна и армия не готовы к большой войне. Если удастся заключить этот пакт, то хотя бы объединенного, альянса капиталистических государств против СССР не будет. Это главное.
  
   Во время вечерней беседы, которая закончилась подписанием пакта, Сталин мог подумать, что три-четыре года передышки страна получила. Но здесь же Сталин почувствовал, что в этом сложном, бурном мире проводить политику нейтралитета будет исключительно непросто. Этот странный нейтралитет в глазах антифашистов, многих друзей Советского Союза будет выглядеть ущербным, возможно даже сепаратным. СССР по существу становился невоюющим союзником Германии. Сталин это предвидел, но другого выхода, как он полагал, не было. Сейчас мир ему был нужен, чтобы выстоять потом. Для этого Сталин и сделал шаг в духе времен "тайных договоров". Речь идет все о тех же "секретных протоколах" - приложениях к советско-германскому пакту.
  
   Вторая крупная акция, как бы о ней ни говорили и ни писали, связана с переносом границ СССР дальше на запад. Решение "взять под защиту" население Западной Белоруссии и Западной Украины перед лицом надвигающейся оккупации германских войск было оговорено с Берлином заранее. Печально то, что эту акцию, денонсирующую несправедливый Рижский договор 1921 года, Сталин обусловил секретным соглашением с Гитлером о будущих границах и территориальном "упорядочении". Может быть, действительно это был компромисс, подобно Брестскому миру? Но Брестский мир Ленин заключал в открытой борьбе. Были сторонники и противники этого соглашения. Подписав тяжелый мир, мы, отмечал Ленин, не перешли "грани, подрывающей или порочащей социалистическую власть..."661. А здесь был сговор о будущих границах и сферах интересов. Мне хотелось бы процитировать документы, подтверждающие секретную договоренность Сталина и Гитлера о фактическом разделе Польши. 10 сентября 1939 года Берия писал Молотову записку:
  
   "В связи с предстоящим изменением дислокации пограничных войск НКВД Киевского и Белорусского округов, протяжение (так в тексте. - Прим. Д.В.) охраняемой войсками этих округов линии Государственной границы Союза ССР увеличивается с 1412 до 2012 километров, или на 600 километров". В связи с этим Берия предложил сформировать новый Западный пограничный округ в составе пяти пограничных отрядов662. Когда же советские войска вошли в Западную Украину и Западную Белоруссию, то граница соприкосновения между советскими и немецкими войсками устанавливалась в соответствии с секретной картой, которая, по-видимому, была согласована в августе на переговорах. Об этом свидетельствует следующий документ.
  
   Немецкий военный атташе в Москве генерал Кестринг передает в Генеральный штаб РККА:
  
   "1. Прошу передать начальнику Генерального штаба РККА Шапошникову, что я получил в 22.30 мин. от своего правительства ответ, что сегодня 24.9.39 г. в 18 часов г. Дрогобыч после переговоров передан частям Рабоче-Крестьянской Красной Армии без каких-либо осложнений.
  
   2. Одновременно они договорились, что г. Самбор будет передан 26.9. утром. Еще раз повторяю - никаких трудностей при переговорах не выявилось. Очень рад, что все дело пошло хорошо.
  
   3. Считаю долгом сообщить, что в Дрогобыч горят большие цистерны уже 10 дней, что нам было известно по докладам наших летчиков. На месте ходят злые слухи, что их зажгли немцы, прошу этому не верить, т.к. этот материал и нам был бы нужен.
  
   4. В отношении вагонов, этот вопрос начальник Генштаба РККА знает, - мы здесь поступили как сказано в протоколе. Вот все, что я хотел столь быстро передать. Кестринг.
  
   Принял: Адъютант начальника Генштаба РККА
  
   полковой комиссар Москвин"663.
  
   Можно было бы привести еще и другие подобные документы. Но и так все ясно: Сталин счел нужным согласовать все эти "детали". Кроме этих были и другие "детали", о которых, в частности, стало известно сегодня: о передаче, например, Гитлеру нескольких групп немецких и австрийских антифашистов, которые были репрессированы в 30-е годы и находились под следствием или в заключении. Во время августовских встреч Шуленбурга с Молотовым посол Германии несколько раз поднимал вопрос "об арестованных в СССР германских гражданах" и их выдаче рейху664. После заключения пакта и тем более договора о "дружбе и границе" Гитлеру не составляло труда добиться желаемого. В большинстве случаев это делалось вопреки воле арестованных665. Все это в чистом виде циничная "тайная дипломатия".
  
   Как я уже отмечал, Сталин в конце концов присоединил республики Прибалтики к СССР. Эти государства находились между Германией и СССР. Правящие круги этих стран долго лавировали, выбирая наименьшее зло. Но решающим в этом выборе оказалась не воля народов, простых людей, а тех, кто в те годы находился в Кремле вместе с диктатором. Воля Сталина доминировала. Он боялся, что прибалтийские страны могут оказаться в руках Гитлера.
  
   Отказ Англии на трехсторонних переговорах дать расширенные гарантии безопасности прибалтийским государствам не оставлял сомнений в том, что в свете планов фашистской Германии они станут легкой добычей Гитлера. В результате переговоров 28 сентября 1939 года был заключен договор о взаимопомощи с Эстонией, 5 октября с Латвией, 10 октября с Литвой, к которой были присоединены Вильно и Виленский край. Очевидно, что, решая задачи укрепления СССР в преддверии войны, Сталин совершенно не думал о тонких национальных материях (да и не умел их учитывать). Его действия были имперски грубы, и оскорбительны.
  
   В годы гражданской войны и интервенции силы международной реакции и внутренней контрреволюции довольно легко оторвали Советскую Прибалтику от молодой Республики Советов, что было, возможно, противоправным актом. Перед угрозой неизбежного германского нашествия помощь СССР и насильственное включение в 1940 году прибалтийских государств в состав Союза, по мнению Сталина и его партии, отвечало интересам как Литвы, Латвии и Эстонии, так и всего Советского Союза. Но то было имперское решение.
  
   Сталин присутствовал на всех переговорах и церемониях подписания пактов о взаимопомощи между СССР и каждой из Прибалтийских республик в отдельности. Сам факт его участия подчеркивал особую государственную важность этих шагов.
  
   В ряду других важнейших внешнеполитических шагов сталинской дипломатии следует отметить и требование Советского правительства к Румынии, выраженное в ноте от 26 июня 1940 года, о возвращении Бессарабии, насильственного отторжения которой Сталин никогда не признавал.
  
   Но Сталин не был бы Сталиным, если бы, решая какие-либо задачи, не приносил вреда и горя народам. В районах Западной Украины и Западной Белоруссии, в республиках Прибалтики, Молдавии тут же стали "отсеивать враждебные элементы": кулаков, буржуазию, торговцев, бывших белогвардейцев, петлюровцев, просто "подозрительных" людей. Многие из них прошли по печально известному маршруту - за Урал, в Сибирь. Таких набралось десятки тысяч.
  
   Я уже упоминал, что в сибирском селе, куда мать была сослана после расстрела отца, находился большой лагерь НКВД. Построили его в 1937 году за несколько недель: огромная зона, обнесенная деревянным забором с колючей проволокой наверху, смотровые вышки с часовыми, колонны зэков, которые все прибывали и прибывали. Когда быт в лагере немного наладился, отдельных заключенных расконвоировали, более того, им разрешили ходить по селу (бежать было бесполезно: более ста километров тайги до железной дороги, повсюду охрана). Мать работала в семилетней школе директором. Учились в школе и дети лагерных охранников. Не знаю уж почему, но однажды в школу прислали двух заключенных для переплетения старых библиотечных книг. Одного из них звали пан Худерски, "из-под Варшавы", как он говорил, фамилии другого я не помню. Худерски был добрый человек, который вместе со своим товарищем привел библиотеку в порядок. Мать носила им картошку, молоко. Худерски, помню, рассказывал, что он попал сюда потому, что его посчитали богачом. Старик все порывался объяснить матери, что никакой он не богач, произошла ошибка... А теперь вот объявили - десять лет... Зимой его не стало. Старый человек не вынес лагерных тягот. А сколько было таких судеб!..
  
   Сталин стремился закрепить советско-германские договоренности о нейтралитете экономическими, хозяйственными, пограничными соглашениями. И удивительное дело, при исключительно подозрительном характере Сталина его не насторожили некоторые действия Берлина. Например, в январе 1941 года немцы отказались подписывать так называемое "Хозяйственное соглашение" на большой срок, ограничив его рамками лишь 1941 года. Сталину докладывали, что накануне заключения договора о советско-германской границе от реки Игорка до Балтийского моря немецкие официальные лица охотно шли на компромиссы, не спорили из-за каждого "бугра", что обычно бывает в пограничных делах. Передовая "Правды" радостно отмечала (вместо того чтобы насторожиться), что "договор о границе был разработан в чрезвычайно короткий срок, не встречающийся в мировой практике".
  
   У Сталина, других руководителей должна была возникнуть мысль, что немцы не придают серьезного значения границам, потому что они для них временны. Согласно сопутствующему "Барбароссе" плану "Ольденбург", будущие границы империи должны были быть далеко на востоке. Рассуждения фюрера о "жизненном пространстве" не были отвлеченными. Однако Сталину не хватало подлинной государственной мудрости, чтобы верно оценить эти и другие подобные факты. Он уже стал пленником собственных ошибочных расчетов в отношении сроков грядущего нападения. Отодвинув границы СССР на запад, Сталин глубоко не проанализировал весь комплекс сопутствующих этому обстоятельств. А ведь война, борьба всегда минимум двусторонний процесс, в котором противная сторона обязательно пытается ввести своего оппонента в заблуждение.
  
   Наконец, в эти годы была осуществлена еще одна важная дипломатическая акция, у истоков которой стоял Сталин: заключение пакта о нейтралитете между Советским Союзом и Японией. В конце марта 1941 года в Москву прибыл японский министр иностранных дел И. Мацуока. Первый раунд переговоров не принес успеха; японская сторона настаивала на продаже Японии Северного Сахалина. Сталин, принимавший участие в переговорах, долго молча слушал японского министра, а затем парировал его требование одной короткой репликой: "Не шутка ли это?" Казалось, переговоры сорваны. Мацуока, холодно попрощавшись, отбыл в Берлин. Вернувшись из Германии в Москву 8 апреля, японский министр вновь встретился с советскими руководителями. По всему было видно, что пакт заключить не удастся: японцы выдвигали неприемлемые условия. Но твердость Сталина на этот раз помогла. В день отъезда из Москвы, 13 апреля, Мацуока, получив новые инструкции из Токио, наконец снял неразумные требования, и вечером пакт о нейтралитете между СССР и Японией был подписан. Этим договором заметно улучшилось стратегическое положение Советского Союза на Дальнем Востоке. Японская сторона обязалась уважать территориальную целостность и неприкосновенность Монгольской Народной Республики. Хотя заключение этого пакта ставило перед Советским правительством ряд трудностей. Так, китайское правительство давно и недвусмысленно выступало против такого шага. Еще 27 августа 1939 года, после заключения пакта о ненападении между СССР и Германией, заместитель народного комиссара иностранных дел С.А. Лозовский принял посла Китая Сунь Фо (по его просьбе). Китайский посол откровенно сказал: "Нас заботят два вопроса: 1) это слухи о заключении пакта о ненападении между СССР и Японией и 2) слухи о возможном соглашении между Японией и Англией. С точки зрения национальных интересов Китая и то и другое нам невыгодно. Если бы СССР заключил пакт о ненападении с Японией, то это неминуемо привело бы к ослаблению его помощи Китаю". На эти опасения Лозовский ответил:
  
   "Что касается пакта о ненападении между Японией и СССР, то нам об этом вопросе ничего не известно. Было время, когда СССР предлагал Японии заключить пакт о ненападении. Япония отказалась. Сейчас этот вопрос в повестке дня не стоит"666. Да, полтора года назад этот вопрос не стоял. Теперь же Сталин, чувствуя приближение военной грозы, сделал попытку ослабить напряжение на Востоке.
  
   Последние пять лет в отношениях с Японией у СССР были сплошные конфликты, жесткие трения, частые обмены резкими нотами, серьезные военные столкновения. Наиболее крупные конфликты - у озера Хасан и на Халхин-Голе в Монголии. Сталин, принимая участие в переговорах и церемонии подписания пакта, мог подумать: как непредсказуема политика! Сколько раз СССР предлагал Японии заключить подобный договор! Потребовалась демонстрация советской военной мощи в военных конфликтах с Японией в 1938 - 1939 годах, чтобы японцы осознали бесперспективность разговора с нами на языке силы.
  
   Сталин с любопытством читал в русском тексте пакта подписи полномочных лиц Японии:
  
   Иосука Мацуока, министр иностранных дел, Жюсанми667, кавалер ордена Священного Сокровища первой степени.
  
   Иосицугу Татекава, Чрезвычайный и Полномочный Посол в СССР, генерал-лейтенант, Жюсанми, кавалер ордена Восходящего Солнца первой степени и ордена Золотого Коршуна четвертой степени...
  
   Какие все мы, живущие на одной планете, разные! Но оказалось, что уже в то время, когда превалирующее значение имела военная мощь государства, можно было договариваться о чем-то существенном... Как долго постигало человечество эту простую истину и необходимость!
  
   После подписания пакта обе делегации, как обычно, сфотографировались. Затем отдельно - Сталин с Мацуокой, полуобнявшись. На фотографии - довольное лицо Сталина: "Важный шаг по недопущению войны на два фронта". Сияет и Мацуока: такая фамильярная поза с одним из самых могущественных людей на планете! Кавалер ордена Священного Сокровища, подписав пакт, считал, что развязал Японии руки в "великом восточноазиатском пространстве". Мацуока действовал в соответствии с принципами известного меморандума Г. Танаки, представленного им императору Хирохито еще в 1927 году. Меморандум ставил целью поэтапное завоевание "великого восточноазиатского пространства". Сталин знал об этом плане японских милитаристов. Но выбора у него и здесь не было: болела голова от одного упоминания о Гитлере. Ради того чтобы ослабить устремления японцев на советский Дальний Восток, можно было обняться и с Мацуокой.
  
   Мацуока вечером ночным поездом отбывал на родину. Когда до отхода эшелона осталось несколько минут, неожиданно на вокзал в окружении многочисленной охраны приехал попрощаться сам Сталин, чем поверг японского министра в полное изумление. Советский лидер, пожимая руки японцам, вновь повторил, что придает большое значение подписанному пакту, как и принятой одновременно Декларации о взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности Маньчжоу-Го и Монгольской Народной Республики. Сталин улучил мгновение, чтобы высказать любезности и провожавшим Мацуоку немецким дипломатам. Зная о неподготовленности страны к войне, Сталин готов был говорить, встречать и провожать кого угодно, лишь бы это работало на сдерживание сил войны.
  
   Хотя были заключены пакт о ненападении и договор о "дружбе" с Германией, Сталин видел - тучи войны сгущались. Он понимал, что война неизбежна, и одновременно отказывался верить, что она так близка. Находясь в плену этих двух постулатов, Сталин все время повторял: "Не поддаваться на провокации!", "Не дать себя спровоцировать!", "Быть выше провокаций!" В конце концов в Берлине хорошо поняли линию Сталина на выигрыш времени и стали вести себя еще более нагло. Например, с начала 1941 года десятки немецких самолетов систематически нарушали границы СССР, углубляясь все дальше в его воздушное пространство. Даже если летчиков принуждали к посадке, экипажи и машины неизменно быстро передавали немецкой стороне. Когда, например, незадолго до начала войны наши пограничники сбили нарушивший границу немецкий самолет-разведчик, повлекший гибель двух фашистских летчиков, Сталин приказал наказать виновных, а в Берлин полетела телеграмма: "Скорнякову. Немедленно посетите Геринга и выразите сожаление по поводу случившегося"668.
  
   После того как Муссолини сам, без Гитлера, не смог закрепиться на Балканах, он обратился к фюреру за помощью. Тот согласился на условиях полного подчинения итальянской армии германскому военному руководству. Когда гитлеровские войска стали концентрироваться для нападения на Грецию и Югославию, последняя предложила СССР заключить договор о дружбе и ненападении. 5 апреля договор был заключен: Сталин хотел предупредить Берлин о нежелательности распространения войны на Балканский полуостров. Но Гитлер не упустил случая, чтобы унизить Сталина. Он полностью проигнорировал "сигнал Москвы": через сутки после подписания договора германские войска совершили нападение на Югославию. Фюрер просто отмахнулся от жеста Сталина, как и от более раннего предупреждения, сделанного 17 января 1941 года германскому послу в Москве Ф. Шуленбургу, что Советский Союз считает восточную часть Балканского полуострова зоной своей безопасности и не может быть безучастным к событиям в этом районе. Берлин все подобные дипломатические жесты как бы не замечал.
  
   То, что отношения между СССР и Германией стали резко и быстро ухудшаться, Сталин понял еще в середине 1940 года. Гитлер тоже почувствовал возросшую настороженность Советского Союза. Это не входило в планы фюрера. Здесь следует напомнить, что среди важнейших компонентов внешней политики гитлеровской Германии были скрытность, секретность, коварство, двуличие. Не один Сталин любил тайны. Макиавелли для Гитлера был давно пройденным этапом. В его действиях и методах вероломство прочно заняло ведущее место. Фюрер, не смущаясь (поскольку он давно объявил совесть "химерой"), систематически прибегал к дезинформации, обману, пытаясь любой ценой добиться поставленных целей. Почувствовав рост напряженности в отношениях с Москвой, Гитлер пригласил Сталина посетить Берлин. Сталин не колебался: он не любил заграницы. Кремль, ближняя дача, Сочи долгие годы были единственными местами его обитания. В Москве решили, что поедет Молотов. Накануне отъезда Сталин с Молотовым в присутствии Берии долго ночью гадали: чего хочет Гитлер, что можно сделать, чтобы пакт продержался хотя бы еще пару лет?
  
   Уже на берлинском вокзале, где Молотова встречали Риббентроп, Кейтель, Лей, Гиммлер, другие гитлеровские бонзы, ему внушали, какое большое значение этой встрече придает фюрер. Накануне неизбежного краха Англии, мол, важно посоветоваться с "дружественным Германии государством". В Берлине хотели успокоить лидеров соседней могущественной державы и усыпить их бдительность.
  
   Напомню еще раз, Гитлер и Риббентроп во время переговоров более двух часов пытались увлечь советского наркома разговорами о "сферах влияния", близком "конце Британской империи" и другими аналогичными темами. Молотов демонстративно не проявил никакого интереса к глобальным планам Германии и настойчиво требовал ответа на некоторые конкретные вопросы: почему немецкие войска находятся в Финляндии, когда будут выведены войска вермахта из Болгарии и Румынии, почему произошло присоединение Венгрии к тройственному пакту и т.д. Фюрер был обескуражен. Он ничем не мог увлечь наркома иностранных дел СССР. А тот давал лишь понять: Москву беспокоят сейчас только советско-германские отношения. Партнеры на переговорах говорили на разных языках и в прямом и переносном смысле. Гитлер, провожая Молотова до выхода из Большого зала новой имперской канцелярии, бесшумно шагая по мягкому ковру, коснулся рукой локтя советского наркома:
  
   - Я знаю, история навеки запомнит Сталина. Но она запомнит и меня...
  
   - Да, конечно, запомнит, - по-прежнему сухо и бесстрастно ответил Молотов.
  
   Гитлера встреча разочаровала. Он почувствовал, что русские хотят одного: отодвинуть начало войны, которую, возможно, они считают неизбежной. Не случайно после отъезда Молотова Гитлер приказал быстрее представить ему переработанный план нападения на Советский Союз. 18 декабря 1940 года Директива No 21 (план "Барбаросса") была Гитлером подписана. Сталин еще не знал, что по замыслу фюрера "основные силы русских сухопутных войск, находящиеся в Западной России, должны быть уничтожены в смелых операциях посредством глубокого быстрого выдвижения танковых клиньев. Отступление боеспособных войск противника на широкие просторы русской территории должно быть предотвращено"669. Это была обнаженная плоть войны. Но Молотов в полной мере ее не почувствовал; война, вероятно, будет, но не сейчас, не завтра.
  
   Сталин очень внимательно следил за соблюдением советской стороной советско-германского пакта. В годовщину подписания пакта в советской печати появилось немало материалов о его значении. Немцы же едва вспомнили эту дату. Но когда через месяц, 28 сентября 1940 года, исполнилась годовщина со дня подписания советско-германского договора о "дружбе и границе", в Берлине ее отметили, но весьма своеобразно. Сталин, читая на следующий день шифровку полпреда, все больше поражался наглости нацистов. В Большом зале новой имперской канцелярии 27 сентября был подписан пакт трех держав - Германии, Японии и Италии. В документе подчеркивалось:
  
   "Правительства этих стран признают, что предпосылкой длительного мира является получение каждой нацией необходимого ей пространства.
  
   Статья 1. Япония признает и уважает руководство Германии и Италии в деле создания нового порядка в Европе.
  
   Статья 2. Германия и Италия признают и уважают руководство Японии в деле создания нового порядка в великом восточноазиатском пространстве..."
  
   Сталин пригласил Молотова обсудить новость. Возможно, в такие кульминационные моменты и проверяется истинная способность руководителя делать правильные выводы. А они были вновь двойственными: "Война неизбежна, но не раньше чем через два-три года". Созданная в сознании Сталина модель возможного развития событий не менялась. Вера в свою непогрешимость уже накладывала отпечаток на все решения "вождя". Казалось, в такой ситуации необходимо коллективное обсуждение проблемы с приглашением военных, дипломатов; Сталин не считал это нужным и потому, что понимал: все сведется к угадыванию его мнения. Он пожинал плоды единовластия. Бюрократическая система, которую он так настойчиво создавал, способна была только одобрять его решения... Как вспоминал Г.К. Жуков, однажды Сталин бросил присутствующим при разговоре двум ответственным работникам его аппарата:
  
   - Что с вами говорить? Вам что ни скажешь, вы все: "Да, товарищ Сталин", "Конечно, товарищ Сталин", "Совершенно правильно, товарищ Сталин", "Вы приняли мудрое решение, товарищ Сталин"...
  
   Анализ архивных документов того времени показывает, что всегда соглашались с "вождем" и крайне редко вносили какие-то, даже мелкие предложения на заседаниях Политбюро А.А. Андреев, Л.П. Берия (вот кто лучше всех читал мысли "Хозяина"), К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, М.И. Калинин, А.И. Микоян, Г.М. Маленков, Н.С. Хрущев, Н.М. Шверник, А.С. Щербаков. Чаще других что-либо предлагали, хотя бы сколько-нибудь рассуждали В.М. Молотов, Н.А. Вознесенский, А.А. Жданов. Состав Политбюро, избранный Пленумом ЦК 22 марта 1939 года (Вознесенский, Маленков, Щербаков стали кандидатами в члены Политбюро в феврале 1941 г.), полностью олицетворял единовластие не только в партии, но и в государстве. Добившись в конце концов безграничной власти, отторгнув ее у народа, Сталин лишил себя путей, способов интеллектуального "питания". С ним не спорили. Мало предлагали. Соглашались. Поддакивали. Для Сталина это были просто высокопоставленные функционеры, исполнители его воли. Не больше.
  
   Но жаловаться "вождю" было некому и незачем. Подобострастие и согласие со всем, что выходило из уст Сталина, было одним из следствий его обожествления и возвеличивания. Воспоминания многих лиц, работавших вместе со Сталиным в те годы, подтверждают: практически никто не сомневался в прозорливости Сталина. Даже когда его решения накануне войны шли вразрез с реальной обстановкой, никто не допускал и мысли о том, что Сталин ошибается. Просто считали, что не все поняли из того, что ясно Сталину. "...У меня была огромная вера в Сталина, - говорил Г. К. Жуков, - в его политический ум, его дальновидность и способность находить выходы из самых трудных положений. В данном случае - в его способность уклониться от войны, отодвинуть ее. Тревога грызла душу. Но вера в Сталина и в то, что в конце концов все выйдет именно так, как он предполагает, была сильнее"670.
  
   До конца 30 - начала 40-х годов Сталин сравнительно мало занимался внешнеполитической деятельностью. Враждебное окружение, ощетинившийся чужой мир с трудом шли на контакты с социалистическим государством. Как, впрочем, и Сталин. Но по мере роста экономической и военной мощи приоткрывалась то одна, то другая "форточка" чужого дома, с тем чтобы взглянуть на СССР, бросить дюжину официальных фраз, а то и попытаться поговорить с "красными". Одним из первых капиталистических деятелей, с кем довелось беседовать Сталину, был Пьер Лаваль, министр иностранных дел Франции. Вскоре после подписания в Париже 2 мая 1935 года договора о взаимной помощи между двумя странами Сталин принял П. Лаваля в Москве. "Вождь" с любопытством смотрел на энергичного человека, убежденно рассуждавшего о "политике государственной обороны Франции", которая открывает двери доверия для сотрудничества во имя мира. Сталин, конечно, не мог знать, что перед ним сидит один из будущих "квислингов", запятнающий себя позором служения Гитлеру.
  
   Через месяц Сталин встретился с Э. Бенешем, тогдашним министром иностранных дел Чехословакии. Советского руководителя немного удивило, что Бенеш говорил не столько о недавно заключенном Пакте о взаимной помощи между СССР и Чехословакией, сколько о "желательности сближения народов в области науки, литературы, искусства, укрепления интеллектуальных связей".
  
   На Сталина всегда производили впечатление западные напористые газетчики, хотя принимал их очень редко. Обычно он это делал, преследуя какую-либо политическую цель. Сталину запомнился, например, председатель одного американского газетного объединения Рой Говард, который буквально забросал его вопросами. На американца особое впечатление произвел ответ советского лидера на такой вопрос:
  
   - Во всем мире говорят о войне. Если действительно война неизбежна, то когда, мистер Сталин, она, по-Вашему, разразится?
  
   - Это невозможно предсказать. Ныне войны не объявляются, они просто начинаются. Но друзья мира могут работать открыто, они опираются на мощь общественного мнения. В этом плюс для друзей мира. Что касается врагов мира, то они вынуждены работать тайно. В этом минус врагов мира...
  
   Поскольку встречался Сталин с зарубежными дипломатами, иностранными корреспондентами редко, каждая такая встреча становилась событием. Как свидетельствуют очевидцы, во время бесед Сталин всегда точно и четко формулировал свои идеи, иногда подкрепляя, подчеркивая свою мысль скупым жестом, прищуром живых, внимательных глаз. Ни одна деталь не оставалась не замеченной им. В конце бесед Сталин обычно кратко резюмировал итоги встречи независимо от того, каковыми они были. Таким запомнился Сталин А.А. Громыко671.
  
   В последние два месяца перед войной Сталин получил немало сообщений, разного рода информацию о прямой подготовке Германии к нападению на СССР. Предупреждения шли по линии разведки, от дипломатов, друзей Советского Союза. Поступили сообщения и от правительств США и Англии. Черчилль, ставший премьер-министром Англии, послал в апреле 1941 года специальное послание Сталину о крупных перемещениях германских войск на восток. Сталин внимательно ознакомился с информацией, но, полагая, что британский премьер хочет столкнуть его с Гитлером, попросту отмахнулся от нее.
  
   Когда отрывочные сведения о подготовке нападения Германии на СССР в конце концов выстроились в один ряд. Советское правительство попыталось проверить реакцию Берлина на эти факты. В качестве зондажа было решено опубликовать Заявление ТАСС с прозрачными упреками в отношении соблюдения Германией условий пакта. Сталин сам одобрил эту идею. 14 июня 1941 года было опубликовано известное, печальной памяти, Заявление ТАСС, которое фактически призывало Германию приступить к новым переговорам с СССР по вопросам двухсторонних отношений. К слову, в этот день Гитлер проводил с военным руководством последнее совещание, посвященное началу практической реализации плана "Барбаросса"...
  
   Сталин и Молотов полагали, что если Берлин согласится на такие переговоры, то их можно было бы затянуть на месяц-полтора, а в результате фактически был бы снят вопрос о нападении в этом году. Сталин не без оснований считал, что в конце лета, тем более осенью, Гитлер не решится начать войну. А это означало бы, что СССР получит еще минимум семь - десять месяцев для подготовки к отпору. Как писал в своих мемуарах У. Черчилль, в тот момент Сталин думал уже не о годах, а лишь о месяцах отсрочки. В августе 1942 года, беседуя в Москве с британским премьером, Сталин сказал: "Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого"672.
  
   В Заявлении ТАСС говорилось, что в английской, и не только в английской, печати стали муссироваться слухи "о близости войны между СССР и Германией", о том, что "Германия стала сосредоточивать свои войска у границ СССР с целью нападения". Далее отмечалось: "Несмотря на очевидную бессмысленность этих слухов, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении и развязывании войны". По данным СССР, говорилось далее, "Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы, а происходящая в последнее время переброска германских войск, освободившихся от операций на Балканах, в восточные и северо-восточные районы Германии связана, надо полагать, с другими мотивами, не имеющими касательства к советско-германским отношениям...".
  
   Позже, после войны, кое-кто из советских высокопоставленных деятелей, объясняя появление этого странного, дезориентирующего советских людей Заявления ТАСС, представлял его обычным "дипломатическим зондажом". Допустим, что это так. Зондаж потенциального противника. Но ведь это же Заявление читают и миллионы советских людей, весь личный состав армии и флота! Если этот зондаж был так необходим, почему бы по закрытым служебным каналам не сориентировать в нужном направлении хотя бы высший командный состав, руководство Наркомата обороны, военных округов? А Заявление было воспринято, как вспоминал известный военачальник Л.М. Сандалов, однозначно: "Такого рода выступление авторитетного государственного учреждения притупило бдительность войск. У командного состава оно породило уверенность в том, что есть какие-то неизвестные обстоятельства, позволяющие нашему правительству оставаться спокойным и уверенным в безопасности советских границ. Командиры перестали ночевать в казармах. Бойцы стали раздеваться на ночь"673.
  
   Все это результат решений, принимаемых узкой группой лиц, а чаще всего одним человеком, без должного анализа всех сопутствующих и побочных явлений. Результат был противоположным задуманному: Берлин просто проигнорировал Заявление ТАСС. В то же время советские люди, приученные неуклонно принимать все на веру, еще больше утвердились во мнении: война сейчас маловероятна. Пожалуй, Сталин в последние месяцы перед войной переоценил возможности дипломатии. Когда было уже ясно, что Гитлер явно направляет войну на Восток, Сталин все еще цеплялся за Заявление ТАСС, ноты, письма, не решаясь максимально быстро привести войска в состояние полной боевой готовности. Переход от тайной и ублажающей Гитлера дипломатии к решительным военным шагам оказался для Сталина страшно трудным.
  
   В Москве напряженно ждали реакции Берлина. Но шифро-телеграммы из советского посольства говорили: официальные круги полностью уклонились от ответа на Заявление ТАСС от 14 июня 1941 года. Была направлена нота по поводу нарушения самолетом вермахта Государственной границы СССР. Официальный Берлин не реагировал. Тогда советский нарком пригласил в связи с этим инцидентом германского посла, попросив также объяснить отношение Берлина к поднятым в Заявлении ТАСС проблемам. Одновременно советский полпред пытался добиться аудиенции у Риббентропа в столице Германии. Напрасно. Выбор в Берлине был сделан давно. День "икс" наступал. Ни Сталин, ни Молотов, тщетно надеявшиеся в последние перед страшным нашествием дни услышать из Берлина заверения в неуклонном соблюдении условий советско-германского пакта, не знали, что Гитлер только что написал доверительное письмо Муссолини "о планах ликвидации России". Приведу две выдержки из послания фашистского фюрера.
  
   "Дуче!
  
   Я пишу Вам это письмо в тот момент, когда длившиеся месяцами тяжелые раздумья, а также вечное нервное выжидание закончилось принятием самого трудного в моей жизни решения... Что касается борьбы на Востоке, дуче, то она определенно будет тяжелой. Но я ни на секунду не сомневаюсь в крупном успехе. Прежде всего я надеюсь, что нам в результате удастся обеспечить на длительное время на Украине общую продовольственную базу. Что бы теперь ни случилось, дуче, наше положение от этого шага не ухудшится; оно может только улучшиться. Если бы я даже вынужден был к концу этого года оставить в России 60 или 70 дивизий, то все же это будет только часть тех сил, которые я должен сейчас постоянно держать на восточной границе.
  
   Я чувствую себя внутренне снова свободным после того, как пришел к этому решению. Сотрудничество с Советским Союзом, при всем искреннем стремлении добиться окончательной разрядки, сильно тяготило меня. Ибо это казалось мне разрывом со всем моим прошлым, моим мировоззрением и моими прежними обязательствами. Я счастлив, что освободился от этого морального бремени.
  
   21 июня 1941 года
  
   Адольф Гитлер".
  
   Даже в последние часы, когда пружина германской военной машины была до предела сжата и готовности совершить свой роковой прыжок, у Сталина еще теплилась надежда, что страшное столкновение удастся (хотя бы на несколько недель!) оттянуть. Но Берлин молчал. Там решили, что время дипломатических жестов закончилось. Пришло время говорить на языке войны.
  
   Роковые просчеты______________________________________
  
   Двери войны по мере ее приближения как бы открывались все шире и шире. К началу нашествия они были гигантскими: от Ледовитого океана до Черного моря. Запереть их наглухо уже было нечем. Сталин до последнего момента надеялся на свою прозорливость. Еще за месяц до начала войны он в узком кругу сказал:
  
   - Пожалуй, в мае будущего года (т.е. 1942 г. - Прим. Д.В.) столкновение станет неизбежным.
  
   Но чем больше приближался роковой день, тем становилось яснее: война на пороге, а страна и армия еще далеко не готовы к решающей схватке с Гитлером. Хотя нужно сказать (тем более что порой об этом забывают), накануне войны спешили сделать как можно больше для укрепления боевой мощи армии. Так, в соответствии со специальной директивой Генерального штаба, направленной в войска 13 мая 1941 года после совещания у Сталина, началось выдвижение ряда объединений и соединений из внутренних округов в приграничные районы (16, 19, 21, 22-я армии). Согласно постановлению Политбюро ЦК ВКП(б) от 21 июня 1941 года, большая часть этих объединений должна была составить группу резерва Главного Командования. Однако объединения, естественно, не смогли прибыть в указанные районы до начала боевых действий674.
  
   Сталин одобрил, учитывая взрывоопасную обстановку, досрочный выпуск военных училищ. Молодые командиры и политработники, как правило, без отпуска, сразу же направлялись в войска, где был их значительный некомплект. После долгих колебаний Сталин решился и на такую крупномасштабную акцию, как призыв около 800 тысяч запасников, благодаря чему была укомплектована 21 дивизия в приграничных округах. К сожалению, эти шаги были сделаны лишь за две-три недели до начала войны...
  
   Приказом наркома обороны от 19 июня войскам ставилась задача по маскировке аэродромов, парков машин, баз, складов, по рассредоточению самолетов на аэродромах. Но приказ только-только начал выполняться... Вывод полевых пунктов управлений армий начался также лишь накануне войны. Правильные, необходимые мероприятия безнадежно запоздали. Но и на них Сталин шел очень неохотно, часто подчеркивая свою навязчивую идею, что все "эти шаги могут спровоцировать германские войска". Тимошенко, Жукову порой приходилось докладывать Сталину тот или иной вопрос по два-три раза, добиваясь одобрения мер оперативного характера. Председатель Совнаркома, соглашаясь с военными, где-то в глубине души все еще надеялся, даже верил, что Гитлер не решится вести войну на два фронта. Но он никак не хотел понять: настоящего второго фронта на Западе не было! В своих выступлениях Сталин не раз повторял одну и ту же мысль: немцы должны извлечь уроки из своего поражения в первой мировой войне. Воевать на два фронта - безумие! Но и безумие может быть реальностью. Ведь в истории господствует не цикл в виде круга, а спираль, уходящая в бесконечность. Сталин, придерживаясь очевидной прямолинейной, одномерной логики, глубоко заблуждался. Никто, однако, не мог даже подумать о том, чтобы поправить "вождя". Ведь уже все привыкли к его "непогрешимости".
  
   Понимал ли Сталин в июне 1941-го, что в последние годы им и его окружением были допущены серьезные политические и военно-стратегические просчеты? Об этом можно только догадываться. Хотя позже, в беседах с Черчиллем, Жуковым, а после войны, как мы помним, в своем выступлении на приеме в Кремле в честь командующих фронтами он нашел в себе силы в общих чертах сказать об ошибках и просчетах, которые допустило правительство. Не он, а правительство! Но и в этих случаях Сталин ни разу не сказал, что это были прежде всего его собственные ошибки. На это он уже давно был не способен.
  
   Природа ошибок кроется не только в неверных расчетах, неоправдавшихся прогнозах, злой воле агрессора. Все это, разумеется, было. Главная же причина просчетов, ошибок, непростительных промахов коренится, подчеркну еще раз, в ущербности Системы, в единовластии. Трудно винить наркомов, Главный Военный Совет, когда уже сложился образ "непогрешимого и мудрого вождя". Любое принципиальное несогласие с той или иной его концепцией, точкой зрения вполне могло быть расценено как "непонимание", "противопоставление", "политическая незрелость" со всеми вытекающими отсюда последствиями. У всех были свежи в памяти политические процессы, на которых было подсудно все: позиция, занятая при подписании Брестского мира; знакомство, допустим, с Я. Петерсом, комендантом Кремля, а значит, участие в подготовке "дворцового переворота"; встреча за рубежом с официальным лицом - естественно, "передача шпионских сведений" и т.д.
  
   Хотя Сталин, субъективно, ставил перед страной, партией, казалось бы, благие цели, их реализация и осмысление не были выстраданы коллективным разумом, не явились результатом противопоставления различных точек зрения. Своим единовластием, "непогрешимостью", безапелляционностью выводов "вождь" невольно перекрывал каналы поступления объективной информации, оригинальных предложений, нестандартных решений. Ему, как правило, говорили то, что он хотел слышать. Часто пытались угадать его желания. Отсутствие демократической и истинно коллегиальной формы выработки и принятия ответственных решений обедняло, ограничивало интеллектуальные возможности власти.
  
   В угоду "вождю" все дружно говорили о "непобедимости Красной Армии", об "усилении в Германии пролетарских настроений", о том, что внутренние трудности капиталистических стран "подорвут их изнутри". Об этом писала печать, вещало радио, утверждали теоретики. Например, академик Е. Варга, которого Сталин ценил и даже не раз беседовал с ним, в своем докладе в Военно-политической академии им. Ленина 17 апреля 1941 года утверждал, что сейчас "возникает вопрос - будут ли в этой войне победители и побежденные или война затянется так долго, что ни одна из воюющих групп не сможет победить другую?". Интересы СССР, утверждал Варга, "требуют сохранения мира до тех пор, пока не назреет революционный кризис в капиталистических странах". Дальше академик делал вывод чисто в троцкистском духе (но раз это говорил не Троцкий, то Сталин не возражал): "Если создастся такая ситуация, что в некоторых странах в результате войны возникнет революционный кризис, буржуазная власть будет ослаблена и пролетариат захватит власть в свои руки, то Советский Союз должен будет пойти и пойдет на помощь пролетарской революции в других странах"675.
  
   В этих взглядах, которые были широко распространены, явно переоценивались силы СССР и Красной Армии, читались настроения времен гражданской войны стремление вызвать мировой революционный пожар. Однако нужно сказать, что и в то, культовое время, были трезвомыслящие, мужественные личности. Так, например, в 1940 году группа ученых из Военно-политической академии им. Ленина подготовила записку "О военной идеологии", с которой ознакомился и Сталин. Наряду с традиционными для тех лет тезисами в документе были смело изложены некоторые "еретические" вопросы. Авторы записки остро поставили вопрос о причинах неудач в советско-финляндской войне: низкая культура военных кадров, ложные пропагандистские установки (лозунг о "непобедимости" Красной Армии), "неправильное освещение интернациональных задач Красной Армии". Подчеркивалось, что глубоко "вкоренился вредный предрассудок, что якобы население стран, вступающих в войну с СССР, неизбежно и чуть ли не поголовно восстанет и будет переходить на сторону Красной Армии". Разговоры "о непобедимости ведут людей к зазнайству, верхоглядству и пренебрежению военной наукой; в области техники - к отставанию, в области военной теории - к однобокой разработке одних видов боя в ущерб другим". В том, что касается технической мощи, наша пропаганда, писали дальше авторы записки, на "ложном пути шапкозакидательства". Нельзя "возводить в степень культа" опыт гражданской войны. "Не следует считать отступление в соответствующих условиях позором, нужно учить людей не только искусству наступления, но и организованному отступлению, когда этого требует обстановка". Нужно "гибче, быстрее делать выводы из того нового, что вносит в военное дело современность". В записке указывалось, что в "полном загоне находится дело изучения иностранной военной мысли". Не популяризируются лучшие традиции русской армии. "Всех русских генералов до недавнего прошлого скопом зачисляли в тупицы и казнокрады". Опыт боев Красной Армии у озера Хасан, на реке Халхин-Гол, в других местах "неизвестен начальствующему составу. Материалы об этих боях лежат под спудом в Генеральном штабе". Записка объемом в тридцать пять страниц дает не только критический анализ положения дел в Красной Армии, развития советской военной мысли, но и содержит немало конструктивных идей, заслуживающих пристального внимания. Однако резолюция "вождя" была более чем краткой: "В дело"676. Судьба авторов записки мне неизвестна, хотя ясно, что едва ли записка могла понравиться Сталину и Ворошилову.
  
   Все, что не вписывалось в представления "вождя", не принималось. Всплески творчества, талантливой мысли, если это не соответствовало устремлениям единодержца, просто отбрасывались, не замечались, гасились. В культовом единомыслии коренится один из самых глубоких истоков политического и стратегического просчетов, повлиявших на весь ход войны, особенно на ее начало. Каковы были наиболее характерные просчеты политического руководства, и прежде всего Сталина, накануне войны? В чем они выразились?
  
   Прежде всего, по моему мнению, самой большой ошибкой было заключение 28 сентября 1939 года Договора о дружбе и границе между СССР и Германией. После подписания месяцем раньше пакта о ненападении как шага, видимо, в какой-то мере вынужденного (без "секретных протоколов"), нужно было остановиться. В резолюциях Коминтерна, решениях XVIII съезда партии фашизм квалифицировался как наиболее опасный отряд мирового империализма, режим террористической диктатуры и милитаризма. В мировоззрении советских людей фашизм олицетворял собой в концентрированном виде основного врага. И вдруг - "дружба" с фашизмом?! Это можно объяснить лишь родством тоталитарных систем. Можно понять стремление закрепить действие пакта о ненападении торговыми соглашениями, хозяйственными связями, экономическими отношениями и т.д. Но пойти на фактическое дезавуирование всех своих прошлых антифашистских идеологических установок - это было уже слишком! Стараниями Сталина, который участвовал в переговорах с Риббентропом, аннексионистские планы Германии не получили должной оценки со стороны Советского правительства. Например, в подписанном в тот же день "Заявлении советского и германского правительства" говорится: СССР и Германия "в обоюдном согласии выражают мнение, что ликвидация настоящей войны между Германией, с одной стороны, и Англией и Францией, с другой стороны, отвечала бы интересам всех народов"677. Но народы вправе спросить: а как это сделать? Смириться с тем, что Германия захватила чуть ли не всю Европу? Разве Польша, лежавшая в руинах, могла одобрить "обоюдное согласие", подписанное Молотовым и Риббентропом? Очевидно, что в своем стремлении оградить СССР от войны Сталин зашел слишком далеко. Тем более что эти принципиальные уступки ничего не прибавили к пакту. Только наглости фашистам и растерянности советским людям. Нельзя не видеть, что в "германском вопросе" Сталин оказался под весьма большим влиянием Молотова, упорно настаивавшего на своих односторонних выводах. Целый ряд заявлений наркома иностранных дел просто внес сумятицу в сознание советских людей и наших друзей за рубежом. Например, как можно расценить положения доклада Молотова, одобренного Сталиным, на внеочередной сессии Верховного Совета СССР 31 октября 1939 года?
  
   "Германия находится в положении государства, стремящегося к скорейшему окончанию войны и к миру, а Англия и Франция, вчера еще ратовавшие против агрессии, стоят за продолжение войны и против заключения мира... В последнее время правящие круги Англии и Франции пытаются изобразить себя в качестве борцов за демократические права народов против гитлеризма, причем английское правительство объявило, что будто бы для него целью войны против Германии является не больше и не меньше как "уничтожение гитлеризма"... Не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за "уничтожение гитлеризма", прикрываемая фальшивым флагом борьбы за "демократию"... Наши отношения с Германией... улучшились коренным образом. Здесь дело развивалось по линии укрепления дружественных отношений, развития практического сотрудничества и политической поддержки Германии в ее стремлениях к миру..."678
  
   Подобная политическая и идеологическая переориентация сбивала людей с толку, деформировала классовые установки в общественном и индивидуальном сознании. Вместе с тем эти тезисы как нельзя полно характеризуют дипломатическую близорукость Сталина и Молотова, их политическую беспринципность. Диктатор, без колебаний посылавший многие тысячи людей на смерть, в лагеря за одно подозрение в идеологической "нечистоплотности", проявил удивительную неразборчивость в "братании" с фашизмом. Хотя многие в Коминтерне не понимали причин быстрой идеологической эволюции Сталина, влиять на официальную позицию Коминтерна они объективно не могли. До июня 1941 года Коминтерн не соглашался с оценками европейских коммунистических и рабочих партий в отношении антифашистского характера борьбы их стран. Вновь острие критических стрел было нацелено не на фашистов, а на социал-демократов, как "пособников милитаризма". Беспредметным оказался и лозунг: "Положить конец войне". Непонятно, как можно было "положить конец": фактически согласившись с захватом Гитлером доброй половины Европы? Разъяснений на этот счет не последовало.
  
   Слово "фашизм" временно исчезло из политического словаря Сталина и Молотова. В Берлине, надо полагать, были довольны. Не случайно сразу после ратификации пакта о ненападении фюрер заявил в рейхстаге 1 сентября 1939 года: "Пакт был ратифицирован и в Берлине и в Москве... Я (Гитлер. - Прим. Д.В.) могу присоединиться к каждому слову, которое сказал народный комиссар по иностранным делам Молотов в связи с этим"679.
  
   Стратегический просчет Сталина и Молотова очевиден. Стремление любой ценой уберечься от пламени войны сопровождалось принципиальной политической уступкой, внесшей сумятицу не только в сознание наших друзей за рубежом. Постоянная демонстрация нейтралитета СССР невольно дезориентировала, что еще важнее, советских людей. Агитаторы в стране и армии были поставлены в чрезвычайно тяжелое положение.
  
   Например, начальник Главного управления политической пропаганды РККА (ГУПП РККА) армейский комиссар первого ранга Л. Мехлис в своей Директиве No 0246 ставил такую задачу политорганам и партийным организациям: "В основу политической учебы с молодыми бойцами положить "Закон о всеобщей воинской обязанности", доклад тов. Ворошилова на четвертой сессии Верховного Совета СССР, военную присягу, Закон о каре за измену Родине, уставы и наставления... сообщение тов. Молотова "О ратификации советско-германского договора о ненападении"680. Мехлис эту фразу вставил собственноручно. Когда накануне он был у Сталина, тот, выслушав доклад начальника ГУПП РККА о политической работе в войсках, бросил:
  
   - Не дразните немцев... - А затем пояснил: - "Красная звезда" часто пишет о фашистах, фашизме. Прекратите. Обстановка меняется. Не надо громко об этом кричать. Всему свое время. У Гитлера не должно складываться впечатления, что мы ничего не делаем, кроме как готовимся к войне с ним.
  
   Сталин посмотрел на Мехлиса. Тот быстро что-то записывал, бросая верноподданнические взгляды на "вождя". Точь-в-точь, как и десяток с лишним лет назад, когда Мехлис работал у него с Товстухой. Это был идеальный исполнитель. Сталин любил такой тип людей. Вот и сейчас он был уверен: Мехлис "прикроет" публичную газетную ругань в адрес фашистов и в то же время даст команду осторожно подогревать недоверие к гитлеровцам на армейских политзанятиях. Но поворот сделан довольно крутой, и инерцию мышления бойцов и командиров, миллионов рабочих, колхозников, интеллигенции преодолеть было непросто.
  
   В донесениях, которые после советско-германских договоренностей стали поступать в ГУПП, при всей осторожности оценок и выводов, содержалось немало конкретных примеров искаженного представления о политических реалиях, конкретном "адресе" классового врага. Приведу несколько высказываний, содержащихся в донесениях:
  
   - Военный инженер второго ранга Нечаев: "В связи с ратификацией договора о ненападении теперь нельзя употреблять термин "стрельба по фашизму" при стрелковом упражнении. Агитацию и пропаганду против фашизма нельзя проводить, т.к. наше правительство не видит никаких разногласий с фашизмом".
  
   - Преподаватель Военно-инженерной академии Каратун: "Сейчас вообще не знаешь, что писать и как писать, нас раньше воспитывали в антифашистском духе, а сейчас наоборот".
  
   - Старший лейтенант Громов (в/ч 5365), Харьковский военный округ: "Если внимательно присмотреться, то Германия, оказывается, околпачила всех. Германия теперь будет прибирать к рукам малые страны, а договор о ненападении будет лежать и ничего нельзя будет сделать"681.
  
   Я привел лишь несколько высказываний военнослужащих, свидетельствующих о царившей идейной растерянности, смещении классовых ориентиров. Сейчас трудно установить, кому принадлежит инициатива "вмонтировать" слово "дружба" в германо-советский договор. Если это было сделано советской стороной, то в лучшем случае свидетельствует о политическом недомыслии. Если стороной германской, то тонко рассчитанной диверсией против общественного сознания целого народа. И в том и другом случае Сталин оказался не на высоте положения. Хотя Молотов позже и скажет, что Сталин, мол, "вовремя разгадал коварные планы гитлеризма", в данном случае в это поверить исключительно трудно.
  
   Другой крупный просчет, уже в оперативно-стратегической области, связан с принятием плана обороны страны и мобилизационного развертывания Вооруженных Сил. По личному указанию Сталина осенью 1939 года, вскоре после заключения договора о "дружбе" с Германией, Генеральный штаб приступил к разработке этого документа. Под руководством Б.М. Шапошникова основным разработчиком был будущий прославленный Маршал Советского Союза, тогда полковник, А.М. Василевский. Его основная идея заключалась в следующем: обеспечить готовность к ведению борьбы на два фронта - в Европе против Германии и ее союзников и на Дальнем Востоке против Японии. Предполагалось, что "западный театр военных действий будет основным". Считалось, что именно на Западном и Северо-Западном направлениях противник сконцентрирует свои силы. Здесь соответственно и предполагалось сосредоточить основные силы Красной Армии682. Однако нарком, рассмотрев план, не утвердил его, полагая, что в нем недостаточно разработаны наши возможные действия по разгрому противника.
  
   К августу 1940 года уточненный план обороны был пересмотрен. Теперь его подготовкой руководил новый начальник Генерального штаба К.А. Мерецков. Разработчиком по-прежнему был А.М. Василевский. Он все так же считал, что главные силы нашей армии целесообразно сосредоточить на Западном фронте, имея в виду возможную концентрацию сил противника в районе Бреста. 5 октября план обороны страны доложили Сталину. Он внимательно слушал наркома и начальника Генерального штаба, несколько раз подходил к карте, долго молчал, расхаживая вдоль стола. Наконец Сталин произнес:
  
   - Мне не совсем понятна установка Генерального штаба на сосредоточение усилий на Западном фронте. Мол, Гитлер попытается нанести главный удар по кратчайшему пути на Москву... Думаю, однако, что для немцев особую важность представляет хлеб Украины, уголь Донбасса. Теперь, когда Гитлер утвердился на Балканах, тем более вероятно, что он будет готовить основной удар на Юго-Западном направлении. Прошу Генеральный штаб еще подумать и доложить план через десять дней...
  
   Одновременно с переработкой плана по указанию Сталина Генеральный штаб готовил концептуальный документ - "Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных Сил на Западе и Востоке на 1940 - 1941 годы". В "Соображениях" верно определялось, что главную военную опасность представляет собой Германия. В качестве основной выдвигалась следующая задача: упорной обороной на рубежах государственной границы на базе полевых укреплений не допустить вторжения противника на нашу территорию, обеспечить время для отмобилизования и затем мощными контрударами отразить наступление противника, перенеся боевые действия на его территорию. Предполагалось, что главные силы вступят в действие не раньше чем через две недели. Однако ни "Соображения", ни готовящийся план обороны не уделяли должного внимания оборонительным операциям как таковым. Их положения и параметры не были определены. Фактически исключалась возможность прорыва крупных сил противника на большую глубину. Когда на одной стратегической игре накануне войны проиграли такой вариант, Сталин ядовито заметил:
  
   - Зачем культивировать отступательные настроения? Вы что, планируете отступление?
  
   В "Соображениях" и плане обороны предусматривалось равномерное построение войск первого стратегического эшелона по глубине (в первом эшелоне прикрытия 57, во втором - 52, в резерве - 62 дивизии). В начале войны это привело к тому, что соединения Красной Армии действовали разрозненно, как бы поочередно, и противник получил возможность расправляться с ними также по частям. Забегая вперед, скажу, что гитлеровские армии, наоборот, по фронту были расположены очень неравномерно, сосредоточивались на направлениях главных ударов, тем самым создавая четырех- и пятикратное превосходство над советскими войсками. Именно это в значительной степени позволяло немцам быстро прорывать оборону и стремительно продвигаться в глубь территории страны.
  
   Характерно, что незадолго до начала войны Сталин затребовал в свою личную библиотеку Полевой устав Красной Армии. Его страницы испещрены подчеркиваниями, свидетельствовавшими о том, что Сталин, решая оборонные вопросы стратегического характера, стремился как-то повысить свой уровень знаний в области военного искусства. Однако его замечания на Главном Военном Совете, совещаниях с военным руководством говорят больше о наличии у него здравого смысла, замешенного на осторожности, нежели высокой оперативной и стратегической компетентности. Сталин подошел к порогу войны как осторожный и в то же время самоуверенный политик, а не как военный стратег.
  
   14 октября 1940 года переработанный план обороны вновь доложили Сталину. Естественно, все его пожелания были учтены полностью, а это означало коренную переориентировку основных усилий Вооруженных Сил. Направление главного удара противника теперь уже ожидалось на юго-западе683. А ведь Главное разведывательное управление РККА знало, что основные ударные силы вермахта (три танковые армии из четырех) нацеливались на Смоленск и далее на Москву. Но у военачальников не хватило мужества и аргументов убедить Сталина. Как показали дальнейшие события, Гитлер именно здесь и нанес главный удар. А ведь это можно было предвидеть. Но... Почему так произошло?
  
   Напомню, что в годы гражданской войны Сталин был членом Военного совета Южного и Юго-Западного фронтов. Тогда хлеб и уголь были действительно так же важны для Советской республики, как и победы над контрреволюцией. Сталину казалось, что большие безлесные пространства, равно как и экономические соображения (кратчайший путь к кавказской нефти, украинскому хлебу и углю), побудят Гитлера направить главный удар именно на юго-запад.
  
   А теперь о другом. Так уж случилось, что на основных постах в Генеральном штабе накануне войны оказались выдвиженцы из Киевского особого военного округа: С.К. Тимошенко - нарком обороны, Г.К. Жуков, ставший в феврале 1941 года начальником Генштаба, Н.Ф. Ватутин - первый заместитель начальника Генштаба, С.К. Кожевников - начальник политотдела Генштаба. Естественно, что эти люди, занимавшиеся в свое время оперативными делами в КОВО, в какой-то мере считали Юго-Западное направление первостепенным, особо важным. К тому же им было известно и мнение Сталина. К слову сказать, Военный совет КОВО и до принятия плана обороны страны придерживался точки зрения, что "главный удар объединенных сил противника следует ожидать в их зоне ответственности". В документе "Решение Военного совета Юго-Западного фронта по плану развертывания на 1940 год", подписанном начальником штаба Киевского особого военного округа М.А. Пуркаевым, однозначно говорится, что острие нашествия германской армии следует ожидать на Юго-Западном направлении684.
  
   Когда план обороны был одобрен Сталиным, в должность начальника Генерального штаба вступил Г.К. Жуков. Фактически за полгода состоялось назначение трех начальников Генштаба. В августе 1940 года Б.М. Шапошникова на этом посту сменил К.A. Mepeцков, уступивший в свою очередь эту должность Г.К. Жукову. Но такая кадровая чехарда была по вкусу Сталину.
  
   Здесь я должен упомянуть об одном исключительно интересном документе. Г.К. Жуков, по натуре очень решительный и волевой человек, чувствовал, что немецкие войска, нанеся удар первыми, могут добиться решающего перевеса. После размышлений, сомнений и бесед с Тимошенко он 15 мая 1941 года от руки написал Сталину записку следующего содержания:
  
   "Председателю Совета Народных Комиссаров
  
   Соображения по плану стратегического развертывания
  
   Вооруженных Сил Советского Союза.
  
   Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не давать инициативы действий германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находиться в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск..." Далее Жуков определил первую и последующую стратегические цели, заключающиеся в разгроме основных сил центрального и северного крыла германского фронта685.
  
   Самый прославленный в будущем полководец Великой Отечественной войны предлагал Сталину за пять недель до ее начала радикальное решение: нанести превентивный удар по изготовившимся к броску германским войскам. Смелое, чрезвычайно острое предложение. Письменных следов на документе Сталин не оставил; в тот период "вождь" был сверхосторожен и осмотрителен. Скорее всего, предложение Жукова не было одобрено. Диктатор по-прежнему полагал, что у страны есть еще время для подготовки к схватке с фашизмом. Осторожный Сталин, возможно, согласился бы с предложением Жукова, если бы война была отодвинута хотя бы на один год...
  
   А тем временем, в начале июня 1941 года, было принято решение, одобренное Сталиным: усилить Юго-Западное направление еще 25 дивизиями. Тем более что накануне, в конце апреля 1941 года, в Генеральный штаб поступила следующая информация НКВД, полученная по разведывательным каналам: "Выступление Германии против Советского Союза решено окончательно и последует в скором времени. Оперативный план наступления предусматривает молниеносный удар на Украину и дальнейшее продвижение на Восток..."686
  
   Фашисты пытались дезориентировать советское руководство в отношении направлений главного удара, сроков начала войны, ее стратегического замысла. Г.К. Жуков писал после воины, что "сейчас у нас в поле зрения, особенно в широких, общедоступных публикациях в основном факты предупреждений о готовившемся нападении на СССР, о сосредоточении войск на наших границах и т.д. Но в ту пору, как это показывают обнаруженные после разгрома фашистской Германии документы, на стол к И. В. Сталину попадало много донесений и совсем другого рода"687.
  
   К сожалению, Сталин, располагая немалой информацией, стекавшейся к нему по разным каналам, далеко не всегда доводил ее даже до сведения Генерального штаба. Например, телеграмму Черчилля о подготовке германского нападения на Советский Союз Сталин, повторяю, просто счел попыткой быстрее столкнуть его с Гитлером, и предупреждение из Лондона попало на стол начальника Генштаба спустя много времени после его получения.
  
   Однажды, беседуя с академиком Б.Н. Пономаревым, бывшим секретарем ЦК партии, давним коминтерновским работником, я услышал от него, например, о таком случае.
  
   - Где-то весной 1941 года, - рассказывал Б.Н. Пономарев, - похоже, в конце мая, со мной встретились два австрийских коммуниста, приехавших "оттуда". Они возбужденно рассказали об огромных военных приготовлениях в Германии на западных границах СССР, о бесконечных военных эшелонах с танками, артиллерией, машинами, следующих день и ночь в восточном направлении. Такое может быть, считали они, при подготовке военного нападения.
  
   Я передал содержание информации Георгию Димитрову, тот имел специальный разговор со Сталиным. Через день Димитров мне сказал:
  
   - Сталин спокойно отнесся к сообщению австрийских коммунистов и сказал, что это далеко не первый сигнал такого рода. Но что он не видит оснований для чрезмерного беспокойства. Вчера, например, они на Политбюро рассмотрели график отпусков, и большей части его членов и кандидатов предоставлена возможность пойти отдыхать летом. Первым, в частности, поедет на юг А.А. Жданов, а ведь он член Военного совета приграничного округа... На этом Сталин, по словам Г. Димитрова, счел разговор законченным.
  
   - Как можно объяснить такое, - рассуждал Б.Н. Пономарев. - Недооценка опасности? Самоуверенность? Господство навязчивой идеи о том, что события будут развиваться именно так, как спланировал он, Сталин?
  
   Подобные недоуменные вопросы содержатся и в воспоминаниях Г.К. Жукова, А.М. Василевского, М.В. Захарова, многих других военачальников. Думаю, прав был Г.К. Жуков, когда утверждал, что накануне войны все помыслы и действия Сталина были пронизаны одним стремлением: избежать, не допустить войны, и это породило уверенность в том, что так оно и будет. Но разве начальник Главного разведывательного управления Красной Армии Ф.И. Голиков не докладывал Сталину, что к началу марта 1941 года мощь вермахта достигнет 8 миллионов человек, 12 тысяч танков, 52 тысяч орудий, около 20 тысяч самолетов? Разве не ясно, что долго держать без дела такую колоссальную военную машину Германия не в состоянии? И разве не было известно "вождю", что основные силы этой армады были уже сконцентрированы на востоке?
  
   Объективности ради следует сказать, что шли к Сталину донесения и другого рода - о "нежелании немецкого народа воевать", о "дезертирстве из германской армии", о "пораженческих настроениях в вермахте" и т.д. Из Берлина по специальным каналам поступали сообщения о том, что в германских войсках, сосредоточенных на востоке, ведутся едва ли не пацифистские разговоры: "Если Германия ввяжется в войну с СССР, то она будет побеждена"; "Эта война доведет народ до гибели"; "Мы не хотим воевать и хотим домой"688. Возможно, такие настроения и встречались, но главное заключалось в другом: донесения подобного рода соответствовали желаниям Сталина. Не исключено, что все эти данные о "настроениях" тоже были тонкой дезинформацией.
  
   Как рассказывал Г. К. Жуков К.М. Симонову, в начале 1941 года, когда поток сообщений о концентрации немецких войск в Польше особенно возрос, Сталин обратился к Гитлеру с личным письмом, в котором писал, что это обстоятельство нас удивляет и создает у нас впечатление, что Гитлер собирается воевать против нас. В ответ Гитлер прислал Сталину письмо, тоже личное, и, как он подчеркнул в тексте, "доверительное". В этом письме он писал, что эти сведения верны, что в Польше действительно сосредоточены крупные войсковые соединения, но что он, будучи уверен, что это не пойдет дальше Сталина, должен разъяснить, что сосредоточение его войск в Польше не направлено против Советского Союза, что он намерен строго соблюдать заключенный пакт, в чем ручается своей честью главы государства. В своем письме Сталину фюрер нашел аргумент, которому, как говорил Жуков, Сталин, по-видимому, поверил. Мол, территория Западной и Центральной Германии подвергается сильным английским бомбардировкам и хорошо наблюдается англичанами с воздуха. Поэтому он был вынужден отвести крупные контингенты войск на восток.
  
   А германский военный атташе Кестринг, усиливая дезинформацию при контактах с советскими официальными лицами, часто говорил: "Сейчас у нас войска освобождаются - пусть отдохнут"689.
  
   В то же время в директиве наркома обороны "О результатах проверки боевой подготовки за зимний период 1941 года и указаниях на летний период", подписанной Тимошенко, членом Главного Военного Совета Ждановым и начальником Генштаба Жуковым 17 мая 1941 года, совершенно ничего не говорилось ни о задачах западных военных округов, ни о повышении бдительности, боеготовности, устойчивости в обороне, ни о подготовке к отражению массированных налетов авиации и вторжения крупных масс танков. Рутинные замечания о "недостатках в одиночной подготовке бойца" и полное отсутствие указаний оперативного характера690. Война была на пороге, гигантская военная машина Германии была готова вот-вот сорваться с места и ринуться на восток, а Наркомат обороны, Генеральный штаб действовали так, будто Гитлер и не думал, пока того не пожелает Сталин, сделать свой роковой и страшный шаг.
  
   А разведка между тем сообщала все новые и новые тревожные данные. Начальник разведотдела КОВО полковник Бондарев информировал в конце мая 1941 года о непрерывном прибытии новых танковых, артиллерийских и пехотных частей в районы Люблина, Красностава, Замостья, Грубешова, Томашува, Белжеца. В своих выводах, оценивающих обстановку, начальник "разведотдела подчеркивал: "Сосредоточение войск к границе с СССР продолжается... Подготовка театра военных действий проводится форсированными темпами"691. Аналогичная картина была и в ЗапОВО. Полковник Блохин, начальник разведотдела штаба округа, также доносил своему командованию: "На основанию ряда проверенных агентурных данных, военная подготовка Германии против СССР за последнее время, особенно с 2-5 мая, проводится более интенсивно..." В донесении, в частности, говорилось, что один из засланных на территорию СССР германских агентов заявил при допросе, что со своими данными он должен вернуться в г. Цеханув не позже 5 июня, т.к. им сказали - скоро возможно начало военных действий против СССР...692 Такие донесения шли не только в штабы приграничных округов, но и в Москву.
  
   Нарком обороны, обеспокоенный положением дел, направил несколько комиссий в приграничные округа для проверки положения дел в танковых войсках. А в остальных? 16 июня по результатам проверки в Военные советы округов и армий, штабы механизированных корпусов ушла шифровка:
  
   "Проверкой танковых войск в КОВО, ЗапОВО, ПрибОВО и ОдВО установлено:
  
   1. Обучение бойцов и командиров проходит оторванно от основной задачи, вытекающей из боевой готовности механизированных войск, и протекает нецелеустремленно.
  
   2. Огневая подготовка стоит на низком уровне и отстает oт плана огневой подготовки на один-два месяца.
  
   3. Взаимодействия родов войск внутри мехсоединений отрабатываются мало и плохо.
  
   4. Мотополки готовятся как стрелковые части. Не учитывается их назначение и характер боевого использования.
  
   5. Подготовка радистов до сих пор стоит на низком уровне.
  
   6. Артполки ведением огня с открытых позиций прямой наводкой не овладели и этому не обучаются.
  
   7. Ночные занятия проводятся как исключение и только в отдельных частях. Системы подготовки к ночным действиям нет..."693
  
   Подобных недостатков "нанизано" целых семнадцать пунктов. Но в директиве, подписанной Тимошенко и Жуковым, опять ничего не говорится о крупных оперативных вопросах, связанных с повышением готовности к отпору неизбежного германского нападения. Они как бы загипнотизированы уверенностью Сталина; война не начнется, пока они к ней не готовы...
  
   А не готовы были во многих отношениях: в оперативном, техническом, мобилизационном. Еще до указанных событий Сталин послал А.И. Запорожца, начальника Главного управления политической пропаганды Красной Армии, проверить готовность укрепрайонов на западной границе. Запорожец, возглавивший комиссию, проехал вдоль новой границы, где строились оборонительные позиции. Его доклад Сталину (одновременно направленный Молотову, Андрееву, Жданову и Маленкову) был неутешительным:
  
   "Укрепленные районы, строящиеся на наших западных границах, в большинстве своем небоеспособны. Законченные строительством боевые сооружения (ДОТ) не имеют должного вооружения... Укрепленные районы не обеспечены в необходимом количестве постоянными и специально подготовленными гарнизонами"694.
  
   Сталин переадресовал доклад наркому обороны, посоветовав тому более круто спросить с исполнителей за медленное создание системы укрепрайонов, которые, к сожалению, с началом войны не сыграют той роли, которая им предназначалась. На новой границе УРы не были достроены, а на старой - фактически демонтированы. Сталин спешил, торопил, но, когда дело касалось принятия радикальных решений, проявлял свою обычную осторожность.
  
   По свидетельству Жукова, уже в самый канун войны Сталин, вопреки настояниям военного руководства, категорически запретил привести войска западных округов в повышенную боевую готовность. Его боязнь "спровоцировать" немцев была просто-таки маниакальной. Но в то же время он должен был понимать, что едва ли Германия нападет на СССР только в результате "провокации", если это не входило в ее стратегические планы. Однако ни Ворошилов, ни Тимошенко, ни Жуков не смогли найти достаточных аргументов для того, чтобы показать, что полумеры ничего не решают.
  
   Таким образом, военно-стратегический просчет, связанный с определением направления главного удара вермахта, усугубился упорным стремлением Сталина не видеть того бесспорного факта, что война уже на пороге Отечества.
  
   Гитлер тем временем созвал совещание высшего военного руководства, в ходе которого заслушал сообщения генералов о завершении подготовки к нападению на СССР. Ему докладывали, что с 22 мая железные дороги Германии переведены на график ускоренного движения и сосредоточение войск будет закончено 19 июня, что военно-воздушные соединения первого удара, дислоцированные западнее Вислы, к вечеру 21-го на малой высоте перебазируются на аэродромы вблизи границ СССР. После уточнения деталей фюрер внес в план лишь одно небольшое изменение: начало нападения перенести с 3.30 на 3.00 22 июня.
  
   Сталин, получая тревожные и, как впоследствии оказалось, в основном правдивые сигналы и сообщения, не решился на принятие чрезвычайных мер военного характера в соответствии с планами оперативно-стратегического развертывания. Если бы заблаговременно, энергично и по возможности скрытно были осуществлены необходимые оперативные и мобилизационные мероприятия, начало войны могло быть совсем иным. Думаю, что очень точную оценку действиям Сталина в этот период дал Маршал Советского Союза А.М. Василевский: "...причин для того, чтобы добиться оттягивания сроков вступления СССР в войну, имелось достаточно, и жесткая линия Сталина не допускать того, что могла бы использовать Германия как повод для развязывания войны, оправдана историческими интересами социалистической Родины. Но вина (именно вина! Прим. Д.В.) его состоит в том, что он не увидел, не уловил того предела, дальше которого такая политика становилась не только ненужной, но и опасной. Такой предел следовало смело перейти (выделено мной. - Прим. Д.В.), максимально быстро привести Вооруженные Силы в полную боевую готовность, осуществить мобилизацию, превратить страну в военный лагерь. Следовало, видимо, тянуть время где-то максимум до июня, но работу, какую можно вести скрытно, выполнить еще раньше. Доказательств того, что Германия изготовилась для военного нападения на нашу страну, имелось достаточно - в наш век их скрыть трудно. Опасения, что на Западе поднимается шум по поводу якобы агрессивных устремлений СССР, нужно было отбросить. Мы подошли волей обстоятельств, не зависящих от нас, к рубикону войны, и нужно было твердо сделать шаг вперед. Этого требовали интересы нашей Родины"695. Может быть, на это потребовалась бы всего неделя?! Кто скажет? Если бы директива о приведении в боевую готовность западных округов ушла хотя бы на несколько дней раньше!.. Помешало единовластие Сталина. Бюрократическая система была в руках "вождя"...
  
   Трудно не согласиться с трезвыми рассуждениями Василевского, но... если бы они были высказаны накануне войны! К сожалению, никто из политического и военного окружения Сталина не попытался убедить его в той истине, которую так мудро, но поздно изложил Василевский! О доле - и немалой! - вины военных в этом важнейшем стратегическом просчете говорил и Г.К. Жуков: "В период назревания опасной военной обстановки мы, военные, вероятно, не сделали всего, чтобы убедить И. В. Сталина в неизбежности войны с Германией в самое ближайшее время и доказать необходимость проведения в жизнь срочных мероприятий, предусмотренных оперативно-мобилизационными планами"696. Просил бы читателя обратить внимание на слово "убедить" И.В. Сталина...
  
   Величие, мудрость, зрелость руководителя заключается, видимо, в том, что именно вождь должен убеждать окружающих в истинности своих решений. И в данном случае мы вновь сталкиваемся с порочным стилем руководства Сталина, который, по сути, автоматически отвергал альтернативные предложения и решения. Воля Сталина проявлялась как державное упрямство, не признающее других мнений. Конечно, говоря словами Клаузевица, "война - это акт насилия, имеющий целью заставить противника выполнить нашу волю". Но она, воля, может добиться этого, если выступает в союзе с мудростью. Но этого союза не было...
  
   Волевой интеллект Сталина в данном случае показал, каково соотношение его некоторых компонентов. Сталин непреклонно держался поставленной цели: не допустить войны. Но в этом случае стремление к цели, во имя достижения которой хороши были, как считал "вождь", любые средства, как бы отодвинуло остальное на второй план. Пытаясь проникнуть в духовный мир Сталина на основе анализа конкретных фактов того времени, мы видим, что упорство "вождя" базировалось на чрезмерной уверенности в себе, неспособности признать ошибочность своего решения, самолюбии. Подобное, во многом "бесконтрольное", упорство, близкое к упрямству, в конце концов подтачивает и саму волю, которая является его источником. А это ведет к тому, что на каком-то этапе упрямство как бы парализует волю, сковывая ее путами вдруг появляющейся нерешительности, сомнений и колебании. Человек никак не может совершить чрезвычайно нужный и ответственный шаг. Именно таким предстал в последние дни перед войной, особенно в решающие часы, Сталин, человек, несомненно, волевой. Воля, подавленная упрямством, не внемлет доводам интеллекта. Это есть, по словам Энгельса, "ослепленное упрямство", которое вступает в конфликт с аргументами ума.
  
   Ко всему этому, подчеркну еще раз, Сталин не обладал даром предвидения, способностью приподнять завесу над грядущим и заглянуть за горизонты сегодняшнего бытия. Он продолжал пристально вглядываться в настоящее, глядя себе под ноги, находясь под гипнозом желаемого. У него не было способности опережающего отражения бытия. В противном случае разве он не мог предвидеть, например, последствий репрессий десятков тысяч высших армейских командиров накануне войны? Можно, конечно, сказать, что здесь он руководствовался только политическими и личными соображениями, однако, так или иначе, трагедия этих горьких лет свидетельствует не только о глубокой моральной ущербности "вождя", но и о его ограниченной способности видеть будущее. Ошибки в оценке военно-политической ситуации накануне войны - неоспоримое тому доказательство.
  
   Концентрация политической власти в руках одного человека может вести к тому, что нравственный, волевой, интеллектуальный изъян, который у простого, рядового человека выглядит лишь как его личная слабость, у руководителя такого масштаба, каким был Сталин, приобретает судьбоносное значение. Поскольку политические, военно-стратегические просчеты, допущенные Сталиным и его окружением накануне войны, советский народ, его армия смогли исправить в конечном счете ценой огромных жертв. Мы привычно говорим, что в этом еще раз проявилась решающая роль народных масс в историческом процессе. Значительно реже мы анализируем, какой ценой утверждается эта роль. Анализ разумности этой цены, о чем пойдет речь в одной из последующих глав, позволяет глубже судить о подлинном или мнимом величии руководителей, стоящих во главе народов.
  
   На исторической сцене народ является главным действующим лицом. Но он часто вынужден платить непомерную цену, если решающим образом не влияет на выдвижение "солистов". Почти все военные, многие политические деятели, большое количество простых людей видели, чувствовали весной 1941 года необъяснимое упорство, с каким Сталин оценивал развитие событий, но никто не смог, а точнее, и не пытался освободить "вождя" от слепого упрямства. Здесь дело уже не просто в неиспользованных шансах совести. Иногда этот шанс крайне трудно использовать: и прежде всего тогда, когда у пульта управления государством стоит лишь один человек, а время на принятие особо важного решения исчисляется неделями, затем сутками и, наконец, часами...
  
   Начальник штаба ЗапОВО генерал-майор В.Е. Климовских по поручению командующего округом Д.Г. Павлова в 2.40 ночи 21 июня (за сутки до начала нападения) шлет шифротелеграмму:
  
   "Вручить немедленно.
  
   Начальнику Генштаба К.А.
  
   Первое. 20 июня в направлении Августов имело место нарушение госграницы германскими самолетами: в 17.41 шесть самолетов... в 17.43 - девять самолетов... в 17.45 десять самолетов. По данным погранотряда, самолеты имели подвешенными бомбы.
  
   Второе. По докладу командарма-3 проволочные заграждения вдоль границы у дороги Августов, Сейны, бывшие еще днем, к вечеру сняты. В этом районе, в лесу будто бы слышен шум наземных моторов. Пограничниками усилен наряд...
  
   В. Климовских"697.
  
   Такие донесения шли и из других округов. Климовских, назначенный в июле 1940 года на должность начальника штаба Западного особого военного округа, не мог тогда знать, что ровно через год, в июле 1941 года, он будет расстрелян с группой других генералов по личному указанию И.В. Сталина. Правда, с предварительным "оформлением" понаторевшего на этих делах В.В. Ульриха. Сознание Сталина до самых последних часов не могло перестроиться и адекватно отразить нарастающие грозные реальности. Он все еще находился в плену иллюзий своего "провидчества" и "всемогущей" воли.
  
   Чтобы лучше понять драму тех последних предвоенных часов, нужно еще раз обратиться к личным качествам Сталина. О многих из них речь уже шла. Теперь следует сказать и о таком, как осторожность. Конечно, Сталину было не занимать смелости и решительности при принятии обычных решений. Но в больших делах он был до предела осмотрителен. Это выразилось, например, в дни Октября, когда во многом в силу сложности и неясности обстановки его личная инициатива была минимальной. Это можно проследить и на кровавых событиях 1937 - 1938 годов. Сегодня ясно, что Сталин хотел еще вначале 30-х годов нанести удар по всем потенциальным противникам его единовластия, но долго не решался на этот шаг. Даже смерть Кирова, давшая ему предлог для репрессий, в полной мере была им использована не сразу. Хотя позже он неоднократно публично говорил о том, что с "выкорчевыванием врагов народа опоздали на четыре года". Сталин умел терпеливо ждать, накапливать по крупицам нужное качество, желаемое духовное состояние в обществе, готовить подходящую обстановку. Не случайно в свое время Бухарин назвал Сталина "великим дозировщиком". "Вождь" умел медленно, постепенно создавать, "дозировать" такую ситуацию, когда все убеждались: этот шаг необходим! Час настал! Пора! Таким шагом, например, явился в годы репрессий февральско-мартовский Пленум ЦК ВКП(б) 1937 года.
  
   В отношениях с Гитлером его сверхосторожность в конце концов дала обратные результаты. Фактически в большой политической игре Гитлер перехитрил Сталина. Осторожность Сталина диктовалась не только пониманием им последствий "преждевременной" войны, но и в определенном смысле большой внутренней неуверенностью. СССР был один на один с капиталистическим миром. Любой неосторожный шаг мог привести к непоправимым последствиям. Эта мысль не могла не довлеть над сознанием Сталина в моменты принятия ответственных государственных решений.
  
   Сталин так настойчиво боролся с возможностью "провокаций", что это заметили в Берлине и сделали соответствующие выводы. Его осторожность, отсутствие должной реакции на многочисленные нарушения Германией заключенных договоренностей, подчеркнутая лояльность - вот что действительно подталкивало Гитлера, наглевшего день ото дня, убеждало его в слабости СССР. Например, по указанию Сталина в июне советским войскам западных округов было отдано дополнительное распоряжение: не применять оружия против германских самолетов, нарушавших границы СССР. Одновременно была передана аналогичная директива и пограничникам698. Немцы это сразу заметили. Осторожность - качество, необходимое политику, - превратилась в нерешительность и перестраховку, питаемые маниакальной уверенностью в исполнении собственного желания: не допустить войны. В конце концов это привело к непоправимому...
  
   Накануне войны от командующего Киевским особым военным округом генерал-полковника М.П. Кирпоноса поступило несколько донесений о перебежчиках - немецких солдатах. Они сообщали о том, что этой ночью германские войска совершат нападение на Советский Союз. Нарком сразу же доложил по телефону Сталину. Тот, помолчав, приказал Тимошенко, Жукову и Ватутину прибыть к нему. Как вспоминает Жуков, там уже были все члены Политбюро. Сталин, как всегда, расхаживал вдоль стола. Когда вызванные военачальники вошли, он сказал, обращаясь ко всем:
  
   - Что будем делать?
  
   Все молчали.
  
   - Надо немедленно дать директиву о приведении всех войск приграничных округов в полную боевую готовность, - в напряженной тишине наконец прозвучал голос Тимошенко.
  
   - Читайте, - бросил Сталин.
  
   Жуков прочел проект директивы, подготовленный в Генштабе, в котором подчеркивалась необходимость решительных действий в соответствии с оперативным планом отражения нападения. Сталин перебил начальника Генштаба:
  
   - Такую директиву сейчас давать преждевременно. Может быть, вопрос еще уладится мирным путем. Надо дать короткую директиву, в которой указать, что нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений.
  
   Когда военные ушли отдавать необходимые распоряжения, Сталин как бы про себя сказал:
  
   - Думаю, что Гитлер нас провоцирует... Неужели он решился на войну?
  
   Разъехались члены Политбюро в третьем часу. Самая короткая ночь пришла в столицу. Сталин устало смотрел из окна своего бронированного автомобиля на безлюдные улицы. Он еще не знал. Что немецкие самолеты уже летят бомбить советские города и аэродромы, что экипажи фашистских танков выводят свои машины на исходные позиции, что гитлеровские генералы все чаще смотрят на циферблаты своих часов. Их стрелки приближались к роковой отметке. Но едва Сталин стал засыпать, разложив постель на диване в своем кабинете на даче, где он и работал и отдыхал, в дверь осторожно постучали. Стук больно отозвался в сердце: Сталина никогда не будили. Должно быть, произошло самое худшее. Неужели он просчитался?
  
   Натянув пижаму, Сталин вышел. Начальник охраны доложил:
  
   - Генерал армии Жуков просит Вас, товарищ Сталин, по неотложному делу к телефону!
  
   Сталин подошел к аппарату.
  
   - Слушаю...
  
   Жуков коротко доложил о налетах вражеской авиации на Киев, Минск, Севастополь, Вильнюс, другие города. После доклада начальник Генштаба переспросил Сталина:
  
   - Вы меня поняли, товарищ Сталин?
  
   Диктатор тяжело дышал в трубку и ничего не говорил. Парализующая, колоссальная, фантастическая тяжесть легла на его плечи, и до сознания плохо доходил вопрос Жукова. Вопреки его желанию, воле, уверенности Гитлер решился начать войну. Возможно, в сознании мелькнул текст поздравительной телеграммы Гитлера в день 60-летия Сталина:
  
   "Господину Иосифу Сталину.
  
   Ко дню Вашего 60-летия прошу Вас принять мои самые сердечные поздравления. С этим я связываю свои наилучшие пожелания. Желаю доброго здоровья Вам лично, а также счастливого будущего народам дружественного Советского Союза..."
  
   Сталин молчал. А из трубки вновь раздалось тревожно-удивленное:
  
   - Товарищ Сталин, Вы меня поняли?
  
   Он наконец понял. Земные боги тоже ошибаются, и цена их ошибок безмерно велика.
  
   Было четыре часа утра 22 июня 1941 года.
  
   Глава 8
  
   Катастрофическое начало
  
   За ошибки государственных деятелей
  
   расплачивается нация.
  
   Н. Бердяев
  
   Сталин с трудом постигал смысл слов Жукова, который продолжал тревожно-удивленно бросать в телефонную трубку:
  
   - Товарищ Сталин, Вы меня слышите? Вы меня поняли, товарищ Сталин? Алло, товарищ Сталин...
  
   Наконец человек, на плечи которого навалилась такая фантастическая тяжесть, ответил глухим голосом:
  
   - Приезжайте с Тимошенко в Кремль. Скажите Поскребышеву, чтобы вызвал всех членов Политбюро...
  
   Положив трубку, Сталин с минуту постоял около стола, невидящими от потрясения глазами скользнул по циферблату старинных часов, стоявших в углу комнаты: меньшая стрелка едва переползла временной рубеж у цифры четыре. Вчера Политбюро своей нерешительной Директивой No 1 дало как бы робкий сигнал тревоги Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО, подчеркнув при этом: "Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия..."699 На запоздалый, едва "читаемый" сигнал войска не успели ответить активными действиями. Сталин подсознательно понимал, что произошло: началось нечто страшное, огромное и трагическое в судьбе страны, народа и, конечно, его, первого человека в этом гигантском государстве. Но даже он, хорошо знавший, какие колоссальные военные силы стояли лицом к лицу на границе, не представлял, сколь катастрофическим будет начало войны. Зная многие технические, оперативные, организационные слабости Красной Армии, он даже мысленно не мог допустить, что, скажем, через шесть дней после начала войны падет Минск и танковые клинья немцев будут с треском распарывать все новые и новые, безуспешно создаваемые рубежи обороны... Автоматически застегивая пуговицы на френче, известном миллионам советских людей по бесчисленным фотографиям и портретам, Сталин не мог слышать далекой канонады десятков тысяч немецких орудий, обрушивших прицельный огонь по позициям советских войск, пограничным заставам, долговременным укреплениям. В те минуты, когда он садился в машину, в Бресте, Бобруйске, Вильнюсе, Вентспилсе, Гродно, Кобрине, Киеве, Минске, Житомире, Слониме, Севастополе, десятках других городов рвались немецкие бомбы, оповещая о приходе молоха войны. Машина Сталина в сопровождении двух автомобилей охраны мчалась по пустынным улицам Москвы к Кремлю, а в это время тысячи немецких танков уже кромсали своими гусеницами земную твердь Отечества. Тот, кому довелось когда-нибудь видеть таежный пожар, знает, сколь стремительно гонит ветер огненный вал по лесным массивам... Пожар нашествия растекался смертельной огненной лавиной, пожирая тысячи городов и сел, миллионы человеческих судеб.
  
   Как мог Гитлер решиться вести войну на два фронта? Он что, настоящий безумец? Сталин никак не хотел понять, что Гитлер, захватив Париж, фактически ликвидировал один фронт и надеялся, что русская, восточная, кампания тоже будет молниеносной. Мысль Сталина искала спасительную зацепку: а может быть, военные просто паникуют перед лицом крупномасштабной провокации? Тот же Павлов еще два или три дня назад прислал телеграмму (кажется, уже не первую) с просьбой "разрешить занять полевые укрепления вдоль госграницы"700. Он приказал Тимошенко ответить командующему ЗапОВО отказом, так как выдвижение войск может спровоцировать немцев, которые, похоже, давно ждут подходящего предлога... Нужно прежде всего запросить Берлин: возможно, это только проба сил? Разве хасанские события привели к войне с Японией?
  
   Войдя в специальный, только для него, подъезд и поднявшись к себе в кабинет, Сталин, проходя через приемную, бросил бледному Поскребышеву:
  
   - Приглашайте всех, сразу...
  
   Неслышно, как-то осторожно, молча зашли члены и кандидаты в члены Политбюро, за ними Тимошенко и Жуков. Не здороваясь с вошедшими, Сталин произнес, не обращаясь ни к кому конкретно:
  
   - Свяжитесь с германским послом...
  
   Молотов вышел. Наступила тягостная тишина. За столом сидели те, кого пригласил Поскребышев: А.А. Андреев, К.Е. Ворошилов, Л.М. Каганович, А.И. Микоян, М.И. Калинин, Н.М. Шверник, Л.П. Берия, Г.М. Маленков, Н.А. Вознесенский, А.С. Щербаков. Вернувшись, Молотов почувствовал, что не только Сталин, но и вся партверхушка напряженно смотрит на него. Подходя к своему стулу, нарком иностранных дел глухо выдавил:
  
   - Посол сообщил: германское правительство объявило нам войну. - Заглянув в бумажку, которую держал в руках, Молотов добавил: - Формальный повод стандартный: "Националистская Германия решила предупредить готовящееся нападение русских..."
  
   Тишина стала словно густой, вязкой. Сталин сел за стол, посмотрел на Молотова, вспомнил, как тот полгода назад, здесь же, после приезда из Берлина уверенно докладывал:
  
   - Гитлер ищет нашей поддержки в борьбе с Англией и ее союзниками. Нужно ждать обострения их противоборства. Гитлер мечется... Ясно одно - вести борьбу на два фронта он не решится. Думаю, у нас есть время укрепить западные границы. Но смотреть надо в оба: имеем дело с авантюристом...
  
   Сталин еще раз взглянул на Молотова, теперь уже зло: "...у нас есть время...". Тоже мне, провидец... В душе нарастала тревога. Сталин чувствовал себя нагло обманутым. Пожалуй, впервые за долгие годы он ощутил растерянность и неуверенность. "Вождь" привык к тому, что события развивались в соответствии с его волей. Он не хотел, чтобы послушные соратники увидели проявление его слабости. Все ждали его слов и распоряжений.
  
   Тягостную паузу прервали слова Тимошенко:
  
   - Товарищ Сталин! Разрешите доложить обстановку?
  
   - Докладывайте.
  
   В кабинет вошел первый заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Н.Ф. Ватутин. В его кратком докладе было мало новой информации: после ураганного артиллерийского обстрела и авиационных налетов в ряде районов Северо-Западного и Западного направлений крупные силы немецких войск вторглись на советскую территорию. Многие погранзаставы, встретив в первом бою гигантский каток германской военной машины, погибли, но не оставили боевых позиций. Авиация противника непрерывно бомбит аэродромы. Какими-либо другими конкретными данными Генштаб пока не располагал. Никто из присутствующих в кабинете не мог даже представить, сколь драматично и стремительно будут развиваться дальнейшие события.
  
   Парализующий шок_____________________________________
  
   Нет, в первый день большого шока у Сталина не было. Была заметная растерянность, злоба на всех - его так жестоко обманули, - тревога перед неизвестностью. Тот, первый день члены Политбюро почти сутки пробыли у него в кабинете, ожидая вестей с границы. Лишь изредка они выходили, чтобы позвонить, выпить чаю, размяться. Говорили мало. Все в душе надеялись, что это лишь временные неудачи. Никто не сомневался, что Гитлер получит достойный отпор. Возможно, переговаривались между собой члены партийного ареопага на неделю-другую в районе границы завяжутся тяжелые бои. Война может на какое-то время стать позиционной, до тех пор пока Красная Армия не нанесет агрессору сокрушающий ответный удар...
  
   У Маленкова в папке лежал проект директивы Главного управления политической пропаганды "О задачах политической пропаганды в Красной Армии на ближайшее время", переданный ему в середине июня начальником Главного управления политпропаганды А.И. Запорожцем, которого на второй день войны Сталин заменит армейским комиссаром Л.З. Мехлисом. 20 июня Маленков, придя по вызову Сталина в его кабинет и получив очередное задание, передал "вождю" эту директиву ГУПП. Ее стали готовить после заседания Главного Военного Совета и выступления Сталина перед выпускниками военных академий 5 мая 1941 года. "Вождь" дал ясно понять: война в будущем неизбежна. Нужно быть готовыми к "безусловному разгрому германского фашизма". В соответствии с указаниями Сталина в директиве, которую он так и не успел одобрить до начала войны, узловыми были следующие положения:
  
   "Новые условия, в которых живет наша страна, современная международная обстановка, чреватая неожиданностями, требуют революционной решимости и постоянной готовности перейти в сокрушительное наступление на врага... Все формы пропаганды, агитации и воспитания направить к единой цели политической, моральной и боевой подготовке личного состава, к ведению справедливой, наступательной и всесокрушающей войны... воспитывать личный состав в духе активной ненависти к врагу и стремления схватиться с ним, готовности защищать нашу Родину на территории врага, нанести ему смертельный удар..."701 Сталин готовился наступать...
  
   Проект директивы кроме Маленкова смотрел Жданов. В конце концов, дело не в директиве, а в уверенности политического руководства, что страна способна отразить любое нападение и разгромить агрессора. Директива была подготовлена в духе предложений Г. К. Жукова по плану стратегического развертывания Вооруженных Сил СССР, переданных в мае Сталину. Там тоже говорилось о необходимости "упредить противника и разгромить его главные силы на территории бывшей Польши и Восточной Пруссии"702. Генштаб и ГУПП полагали, что оборона может быть лишь кратковременной: войска готовились наступать. Отразить нападение и наступать... Поэтому в первые день-два после начала войны у партийного и военного руководства не возникали мысли о катастрофе. Она как бы исключалась.
  
   А реально произошло вот что. Хотя высшему руководству страны по различным каналам сообщали о предстоящем нападении фашистской Германии, оно не сделало очевидного: не привело в боевую готовность приграничные войска. Директива No 1 запоздала, если говорить о ее назначении, не менее чем на сутки. Сталин и его окружение не понимали (а военные не решились ему растолковать; Тимошенко вообще очень боялся "вождя"), что боевая готовность - это жесткие временные параметры. Время, необходимое для подъема дивизии по тревоге, для сбора, марша и занятия указанных оборонительных позиций, колеблется от 4 до 20 часов. Например, в Западном особом военном округе в среднем нужно было от 4 до 23 часов703. А Директиву No 1 Генеральный штаб начал передавать в 00 часов 20 минут 22 июня. Прием в округах был завершен в 01 час 20 минут. После этого командующие со штабами изучали документ и вырабатывали необходимые в таких случаях распоряжения, указания. На это ушло еще час-полтора. По существу, войскам на выполнение директивы оставалось менее часа.
  
   Значительное количество дивизий было поднято по тревоге лишь бомбардировками и артиллерийским налетом фашистов. Части и соединения, начав выдвижение в указанные районы, как правило, не дошли до них, встретив на своем пути танковые колонны немцев, и вынуждены были вступать в бой с ходу. Противник сделал все, чтобы нарушить связь, парализовать управление. Для всех было полной неожиданностью, что подвижные группировки немцев к исходу первого дня продвинулись в глубь территории на 50 - 60 километров... Войска второго эшелона начали выдвигаться к границе под непрерывными ударами вражеской авиации; она господствовала в воздухе с первых часов. Навстречу войскам двигались нескончаемые толпы беженцев. Связь отсутствовала. Командиры не знали обстановки. Районы, в которые предписывалось прибыть соединениям, были уже заняты противником, сумевшим добиться тактической, оперативной, а затем и стратегической внезапности. Да, именно так. Политической внезапности не было, но из-за преступной нераспорядительности Сталина войска были поставлены в условия, когда самые авантюрные намерения немецкого командования осуществились. Начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковник Ф. Гальдер позже писал: "Наступление германских войск застало противника врасплох. Боевые порядки противника в тактическом отношении не были приспособлены к обороне. Его войска в пограничной полосе были разбросаны на обширной территории и привязаны к районам своего расквартирования. Охрана самой границы была слабой"704.
  
   Сталин, нервно расхаживающий по своему кабинету, не знал, что немецкое командование сделало ставку на решительное продвижение своих танковых клиньев в глубину советской территории, не заботясь о том, что в тылу у них оставались советские войска. Была сорвана мобилизация во многих областях. В первые же день-другой более 200 складов с горючим, боеприпасами, различным военным имуществом, как и многие госпитали, оказались в руках врага. Неразбериха, отсутствие твердого управления деморализовали войска. В оперсводке No 1 от 24 июня 1941 года, подписанной начальником штаба 4-й армии полковником Л.М. Сандаловым, говорится: "От постоянной и жестокой бомбардировки пехота деморализована и упорства в обороне не проявляет. Отходящие беспорядочно подразделения, а иногда и части приходится останавливать и поворачивать на фронт командирам всех соединений, начиная от командующего армией, хотя эти меры, несмотря даже на применение оружия, должного эффекта не дают"705.
  
   А Сталин все ждал утешительных вестей...
  
   Когда утром 22 июня встал вопрос, кто обратится к народу с сообщением о нападении гитлеровской Германии, то все, естественно, повернулись к Сталину, но тот неожиданно отказался. Почти не раздумывая. Отказался решительно. В исторической литературе по сей день бытует мнение, что Сталин принял такое решение потому, что был, как, например, вспоминал А. И. Микоян, в подавленном состоянии, "не знал, что сказать народу, ведь воспитывали народ в духе того, что войны не будет а если и начнется война, то враг будет разбит на его же территории и т.д., а теперь надо признавать, что в первые часы войны терпим поражение".
  
   Думаю дело обстояло не совсем так. Вопрос об обращении к народу решался ранним утром, когда еще никто в Москве не знал что мы "в первые часы войны терпим поражение". О войне, ее угрозе народу часто говорили. Готовились к ней. Но пришла она все равно неожиданно. Сталину было во многом неясно, как развиваются события на границе. Вероятнее всего он не хотел ничего говорить народу, не уяснив себе ситуации. Сталин никогда до этого, во всяком случае в 30-е годы, не делал крупных шагов, не будучи уверенным в том, как они скажутся на его положении. Он всегда исключал риск, который мог бы поколебать его авторитет, авторитет вождя.
  
   22-го утром Сталин не услышал победных реляций, был в тревоге даже смятении, но его не покидала внутренняя уверенность, что через две-три недели он накажет Гитлера за вероломство и вот тогда "явится" народу. (Парализующий шок поразит Сталина лишь через четыре-пять дней, когда он наконец убедится, что нашествие несет смертельную угрозу не только Отечеству, но и ему, "мудрому и непобедимому вождю".) Что это было именно так, свидетельствуют две директивы войскам, одобренные в 7.15 утра и в 9.15 вечера 22 июня в его кабинете и подписанные Тимошенко, Маленковым и Жуковым.
  
   Утром, после того как было решено, что к народу обратится Молотов, а также признано необходимым объявить мобилизацию на территории 14 военных округов, Сталин, еще не представляя масштабов катастрофы, потребовал от военных "сокрушительными ударами разгромить вторгшегося противника". Тимошенко распорядился тут же подготовить документ, известный в истории как Директива No 2 Главного Военного Совета:
  
   "Военным советам ЛВО, ПрибОВО, ЗапОВО, КОВО, ОдВО
  
   Копия нар. ком. Воен. мор. флота.
  
   22 июня 1941 года в 04 часа утра немецкая авиация без всякого повода совершила налеты на наши аэродромы и города вдоль западной границы и подвергла их бомбардировке.
  
   Одновременно в разных местах германские войска открыли артиллерийский огонь и перешли нашу границу.
  
   В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз приказываю:
  
   1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу. Впредь, до особого распоряжения, наземными войсками границу не переходить.
  
   2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск. Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить основные группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100-150 км. Разбомбить Кенигсберг и Мемель. На территории Финляндии и Румынии до особых указаний налетов не делать.
  
   Тимошенко Маленков
  
   Жуков
  
   No2. 22.6.41 г. 7.15"706.
  
   Директива мало похожа на военный документ. На ней печать политической редактуры Сталина. Это акт политической воли, решительных намерений покарать вероломного соседа, в ней едва скрытая надежда на то, что, возможно, пожар войны еще удастся быстро погасить. Иначе трудно понять, почему "до особого распоряжения наземными войсками границу не переходить". Отдавая приказ "разбомбить основные группировки противника", Сталин еще не знал, что только в первый день, только войска Западною особого военного округа потеряют 738 самолетов, из них 528 - на аэродромах. Такое же положение было в КОВО, ЛВО и ПрибОВО. В первые же часы войны немцы добились абсолютного господства в воздухе, уничтожив лишь за один день 22 июня свыше 1200 самолетов!
  
   В этот день было принято много решений. Повторяю: Сталин не знал еще размеров катастрофы. Первая растерянность и подавленность прошли. Но в голове неотвязно вертелась мысль: как он мог довериться Гитлеру? Как фюрер смог провести его? Хорош и Молотов! Выходит, все многочисленные сообщения разведки, информация по другим каналам о готовящемся нападении Германии и конкретных сроках были верны? Выходит, что, если бы он послушался Павлова и несколько дней назад дал указание привести войска в состояние полной боевой готовности, многое могло произойти по-другому? Сталину все время казалось, что сегодня в кабинете соратники с укоризной думали о его просчетах. Ему даже почудилось, что они засомневались в его прозорливости. Это было невыносимо! Сама мысль о том, что люди (и не только здесь, в Кремле) могут усомниться в его мудрости, прозорливости, непогрешимости, была нестерпимой...
  
   По предложению Тимошенко Прибалтийский, Западный и Киевский особые военные округа были преобразованы в Северо-Западный, Западный и Юго-Западный фронты. Через два дня также были созданы Северный и Южный фронты. Сталин все время требовал информации о положении на границе, о принимаемых мерах по реализации Директивы No 2. Несколько раз, обращаясь к Тимошенко, Жукову или Ватутину лично или по телефону, нетерпеливо и зло говорил:
  
   - Когда, наконец, вы доложите ясную картину боев на границе? Что делают Павлов, Кирпонос, Кузнецов (командующие фронтами. - Прим. Д.В.)? Что делает, наконец, Генштаб?
  
   Ватутин два или три раза привозил в Кремль оперативную карту. Но утешительного там ничего не было. На ней цветными карандашами были тщательно нанесены районы расположения наших армий, корпусов, места базирования авиации, направления выдвижения резервных соединений. Не было главного: где конкретно шли бои, где находился противник, каков был характер действий советских войск. В Кремле еще не представляли, что немецкие войска смогли нарушить, а на Западном фронте почти полностью парализовать управление и связь. Генерал армии Павлов уже через несколько часов после начала вторжения потерял нити управления войсками своего фронта. Многомесячные, почти безнаказанные полеты немецких самолетов-разведчиков, агентурные данные позволили германскому командованию с исключительно большой точностью засечь все пункты управления, линии связи, аэродромы, склады, места дислокации частей. Первый удар агрессора - воздушный, артиллерийский, танковый - был исключительно эффективным. Заброшенные вражеские диверсанты нарушили проводную связь. А она тогда имела большее значение, чем радиосредства.
  
   Не лучше положение было и на Северо-Западном фронте. Как вспоминал П.П. Собенников, командующий 8-й армией ПрибОВО (в июле-августе ему предстоит стать, правда всего на несколько недель, командующим фронтом), "никакого четкого плана обороны границы не было. Войска главным образом находились на строительстве в укрепленных районах, на строительстве аэродромов. Части не были укомплектованы. Долговременные сооружения не были готовы. Уже утром почти вся авиация Прибалтийского военного округа была сожжена на аэродромах. Например, из смешанной авиадивизии, которая должна была поддерживать 8-ю армию, к 15 часам 22 июня осталось 5-6 самолетов...". Далее Петр Петрович Собенников, которому посчастливилось пройти всю войну (командарм, командующий фронтом, снова командарм, заместитель командующего армией), с горечью отмечает, что с началом боевых действий "на командный пункт стали поступать по телефону и телеграфу весьма противоречивые указания об устройстве засек, минировании и т.п., причем одними распоряжениями эти мероприятия приказывалось производить немедленно, другими они в последующем отменялись, затем опять подтверждались... В ночь на 22 июня я лично получил приказание от начальника штаба округа генерал-лейтенанта Клепова П.С. в весьма категоричной форме - к рассвету 22 июня отвести войска от границы... Вообще чувствовалась большая нервозность, несогласованность, неясность, боязнь спровоцировать войну... Как войска, так и штаб армии не были укомплектованы. Не было в должном количестве средств связи, транспорта. Таким образом, штаб армии не был боеспособен"707. Это констатировал командующий армией, встретивший войну с ее первых часов. И в таком положении был не только один командарм.
  
   А Сталин все ждал победных или, по крайней мере, обнадеживающих донесений. Их не было. Как только открывалась дверь его кабинета, он быстро вскидывал голову, вглядываясь в лицо входящего. Успокаивающих реляций не было. "Вождь" нервничал. За весь первый день войны Сталин выпил лишь стакан чая. Ему казалось, что военачальники медлят, проявляют нерешительность, недостаточно поняли смысл директивы, направленной утром в приграничные округа. В гражданской войне его часто использовали как уполномоченного партии на различных фронтах. Он уверовал в эффективность энергичного нажима на штабы и руководителей с помощью жестких требований, угроз, различных мер административного характера. Неясная обстановка действовала на него угнетающе. Ждать больше Сталин не мог. Не закончив обсуждения с Молотовым, Ждановым, Маленковым документа о создании Ставки Главного Командования, который привез Тимошенко, Сталин вдруг поднялся, походил по кабинету и приказал:
  
   - Срочно направить авторитетных представителей Ставки на Юго-Западный и Западный фронты. К Павлову поедут Шапошников и Кулик, к Кирпоносу - Жуков. Вылететь сегодня же. Немедленно.
  
   Подойдя к столу и оглядев всех присутствующих, вновь жестко и как бы с угрозой сказал:
  
   - Немедленно!
  
   Все согласно закивали. Сталину казалось, что необходимы все новые и новые энергичные импульсы из центра, которые побудят к более решительным действиям штабы и войска. По его инициативе и требованию Ватутин к исходу дня подготовил еще одну директиву Главного Военного Совета. (Ставка под председательством Маршала Советского Союза С.К. Тимошенко была создана на следующий день.) Ее первоначальный вариант был сильно отредактирован Сталиным. Этот документ, известный как Директива No 3, достаточно пространный, поэтому приведу лишь некоторые выдержки:
  
   "Военным советам Северо-Западного, Западного,
  
   Юго-Западного и Южного фронтов
  
   1. Противник, нанося главные удары из Сувалковского выступа на Олита и из района Замостье на Владимир-Волынский, Радзехов, вспомогательные удары в направлениях Тильзит, Шяуляй, Седлец, Волковыск, в течение 22.6, понеся большие потери, достиг небольших успехов на указанных направлениях. На остальных участках госграницы с Германией и на всей госгранице с Румынией атаки противника отбиты с большими для него потерями.
  
   2. Ближайшей задачей войск на 23 - 24.6. ставлю:
  
   а) концентрическими (так в тексте. - Прим. Д.В.) сосредоточенными ударами войск Северо-западного и Западного фронтов окружить и уничтожить Сувалковскую группировку противника и к исходу 24.6. овладеть районом Сувалки;
  
   б) мощными концентрическими ударами механизированных корпусов, всей авиации Юго-Западного фронта и друг их войск 5 и 6 А (армий. - Прим. Д.В.) окружить и уничтожить группировку противника, наступающую в направлении Владимир-Волынский, Броды. К исходу 24.6. овладеть районом Люблин..."
  
   Далее в директиве конкретизировались совершенно нереальные наступательные задачи. Пункт четвертый, продиктованный самим Сталиным, гласил:
  
   "На фронте от Балтийского моря до госграницы с Венгрией разрешаю переход госграницы и действия, не считаясь с границей"708.
  
   Само построение фразы с троекратным повтором слова "граница" свидетельствует о том, что Сталин был не в своей тарелке. Директиву подписали Тимошенко, Маленков и Жуков. Хотя Жуков уже улетел в Киев, Сталин приказал поставить и его подпись.
  
   Кончались первые сутки войны. У Сталина еще была надежда, что выдвигающиеся из глубины соединения задержат, а затем и опрокинут вторгшиеся немецкие войска. Тем более что в десять часов вечера Ватутин принес оперативную сводку Генерального штаба, в которой обнадеживающе резюмировалось: "С подходом передовых частей полевых войск Красной Армии атаки немецких войск на преобладающем протяжении нашей границы отбиты с потерями для противника"709. Все как-то ожили, даже повеселели. Сталин и все находившиеся в его кабинете еще не знали, что немецкие войска во многих местах за сутки прорвались на десятки километров в глубь советской территории.
  
   Начиная с утра 23-ю иллюзии, которые еще питал Сталин, начали быстро испаряться. Дважды он пытался связаться лично с Д.Г. Павловым, но оба раза из штаба Западного фронта односложно отвечали, что "командующий находится в войсках". Ничего определенного не удалось добиться и от генерал-майора В.Е. Климовских, начальника штаба фронта. Появилась страшная догадка: штаб потерял управление войсками и не контролировал катастрофическое развитие событий.
  
   А штаб Западного фронта действительно через сутки утратил управление войсками. Приведу два документа, написанных и подписанных Павловым в те трагические дни (с сохранением стиля и орфографии):
  
   "Шифротелеграмма No 5352
  
   от 23 июня, 20.05.
  
   Командующему 10 А
  
   Почему мех.корпус не наступал, кто виноват. Немедля активизируйте действия и не паникуйте, а управляйте. Надо бить врага организованно, а не бежать без управления. Каждую дивизию вы знать должны, где она, когда, что делает и какие результаты...
  
   Павлов, Фоминых"710.
  
   Командующий фронтом, которому оставалось пробыть на этом посту всего неделю, из отрывочных сведений, поступавших в штаб, на четвертый день войны понял, что подвижные группы войск противника через два-три дня могут выйти к Минску с северо-запада и юго-запада. Войска 3-й и 10-й армий фронта, действовавшие в белостокском выступе, оказались в тяжелейшем положении. Их обошли с флангов, а частично и с тыла. В этих условиях Павлов принял, видимо, верное решение на отход, т.к. видел, что в направлении Минска еще оставался коридор шириной 50 - 60 километров. Но осуществить это решение было крайне трудно. Эта директива - одна из немногих, которые генерал армии Дмитрий Григорьевич Павлов успеет подписать в этой войне, продолжавшейся для него чуть больше недели. Да и жить ему останется меньше месяца. Вот эта директива:
  
   "Командармам 13, 10, 3 и 4
  
   Сегодня в ночь с 25 на 26 июня не позднее 21.00 начать отход, приготовить части. Танки в авангарде, конница и сильная ПТО (противотанковая оборона. Прим. Д.В.) в арьергарде...
  
   Предстоящий марш совершать стремительно днем и ночью под прикрытием стойких арьергардов. Отрыв произвести на широком фронте... Первый скачок 60 км в сутки и больше... Разрешить войскам полностью довольствоваться местных средств и брать любое количество подвод...
  
   Командующий Зап.фронта Член Военсовета Зап.фронта
  
   Генерал армии Павлов Пономаренко
  
   Начальник штаба Зап.фронта
  
   Климовских"711.
  
   Указывая конечную линию отхода, Павлов не знал, что в войсках уже не было горючего и транспортных средств, захваченных или уничтоженных в первые дни боев противником. Беспорядочный отход соединений проходил в тяжелейших условиях господства немецкой авиации в воздухе, стремительных обходных маневров подвижных групп противника. У Сталина не было оснований ждать утешительных вестей. Катастрофическое развитие событий грозно нарастало.
  
   В последующие дни, особенно к исходу месяца, Сталин, осознав наконец масштабы смертельной угрозы, на какое-то время просто потерял самообладание и оказался в глубоком психологическом шоке. Документы, свидетельства лиц, видевших в то время "вождя", говорят, что с 28 по 30 июня Сталин был так подавлен и потрясен, что не мог проявить себя как серьезный руководитель. Психологический кризис был глубоким, хотя и не очень продолжительным. Но до его наступления он пытался что-то предпринять, отдавал какие-то распоряжения, пробовал вдохнуть энергию в высшие органы управления. Когда 23-го утром принималось решение о создании Ставки Главного Командования Вооруженных Сил, он неожиданно для всех, прервав обсуждение, предложил создать при Ставке институт постоянных советников. Маленков и Тимошенко, готовившие документ, переглянулись, но, естественно, не возразили. Сталин быстро продиктовал состав. Приведу его точно таким и в той же редакции, как предложил Сталин:
  
   "При Ставке организовать институт постоянных советников Ставки в составе тт. маршала Кулика, маршала Шапошникова, Мерецкова, начальника Военно-Воздушных Сил Жигарева, Ватутина, начальника ПВО Воронова, Микояна, Кагановича, Вознесенского, Жданова, Маленкова, Мехлиса"712.
  
   Решение, оформленное как постановление правительства, передал телеграммой в округа и на фронты за своей подписью Поскребышев. Правда, этот институт просуществовал лишь две недели и тихо умер, так и не начав функционировать.
  
   Думаю, к предвоенным просчетам Сталина и Генштаба следует отнести и то, что заблаговременно не был детально проработан вопрос о создании чрезвычайного органа руководства страной в военное время - Государственного Комитета Обороны (ГКО) и высшего органа стратегического руководства Вооруженными Силами Ставки Верховного Главнокомандования (СВГК). Они создавались уже после начала боевых действий. Кроме того, был ослаблен Генштаб, в котором, напомню, сменились один за другим три начальника. Эти и другие многочисленные недоработки сразу же остро дали себя знать.
  
   Отрывочные сведения, поступающие из штабов фронтов, данные авиаразведки, сообщения уполномоченных Ставки повергли Сталина в состояние глубокой растерянности. Он сам почувствовал едва ли не парализующее замешательство, слушая очередной доклад Ватутина. Тот негромко, тщательно подбирая слова, информировал о том, что Западный и Северо-Западный фронты пытались нанести контрудары, но слабое авиационное прикрытие, несогласованность действий, плохое артиллерийское обеспечение не дали желаемого результата. Войска понесли большие потери и продолжают отступать. Причем часто - беспорядочно. В особо тяжелом положении оказались соединения и части 3-й и 10-й армии, добавил Ватутин. Они практически окружены. Танковые колонны немцев уже недалеко от Минска...
  
   - Что вы говорите, как у Минска?! Вы что-то путаете?! Откуда у вас эти сведения?
  
   - Нет не путаю, товарищ Сталин, - так же негромко, извиняющимся голосом ответил Ватутин. - Данные представителей Генштаба, посланных в войска, и авиаразведки совпадают. Сегодня можно сказать, что войска первого эшелона не смогли остановить противника у границы и обеспечить развертывание подходящих войск. Фактически Западный фронт прорван... Основные силы окружены...
  
   Сталин уже 23, 24, 25-го, а тем более 26 июня догадывался, что приграничные сражения проиграны, но чтобы за пять-шесть дней пропустить немецкие войска на 150 - 200 километров в глубь территории страны?! Это непостижимо! Что делают Павлов, Кулик, Шапошников? Почему Генштаб не руководит войсками? Неужели это катастрофа? Военные молча выслушивали оскорбительные, злые тирады Сталина и, получив в конце концов разрешение, быстро уезжали к себе, в Генштаб.
  
   Сталин еще не знал, что на фронтах в эти первые дни войны царили полная неразбериха, а порой и хаос. Штабы передавали все новые и новые приказы и распоряжения, которые отставали от стремительно меняющейся обстановки. Так было не только на Западном фронте, где ситуация сложилась просто катастрофическая, но и на других фронтах. Командир 8-го механизированного корпуса Д.И. Рябышев вспоминал позже о первых днях войны (в специальной записке, направленной в Генеральный штаб): "Только в 10.00 22-го мной был получен приказ командующею 26-й армией о сосредоточении корпуса западнее г. Самбор. Совершив 80-километровый марш к 23.00, войска корпуса сосредоточились в указанном районе. В 22.30 получен новый приказ - к 12.00 23-го корпус должен выдвинуться на 25 км восточнее Львова. Во второй половине дня корпус, переданный уже 6-й армии, получил указание выйти в р-н Яворов... Вышли. В 23.00 командующий Юго-Западным фронтом своим приказом поставил новую задачу: выйти в р-н Броды и с утра 26-го нанести удар по противнику в направлении Берестечко. А перед этим за полутора суток корпус совершил 300-километровый марш... В районе Броды 8-й механизированный корпус сосредоточился 25 июня. С утра перешли в наступление, достигнув частичного успеха, но в целом корпус задачу не выполнил. Горючего не было. В воздухе - только немецкая авиация. В 4.00 27-го получили новый приказ: корпус отводился в резерв фронта. Начали отвод. В 6.40 - новый приказ: нанести удар по противнику в направлении Броды Дубно. Но войска уже начали отход. В 10.00 на КП корпуса прибыл член Военного совета Юго-Западного фронта корпусной комиссар Н.Н. Вашугин, который, угрожая мне расстрелом, требовал выполнения приказа... Позже было установлено, что намечаемое ранее штабом фронта наступление было отменено... Лишь 2 июля, занимая оборону в составе двух дивизий, узнали, что приказ о наступлении давно отменен... Выходили из окружения по частям. По приказу командующего фронтом отошли в район Проскуров. Послали донесение в штаб фронта в Житомир, но город был уже взят противником..." В результате боев и бесконечных маневров, по свидетельству Д.И. Рябышева, "на левый берег Днепра было выведено не больше 10% танков и 21% бронемашин. В дальнейшем корпус был расформирован..."713.
  
   Я кратко пересказал горестный рассказ генерала Рябышева, которому не откажешь в мужестве. Но в первые дни и недели войны высшее и фронтовое руководство, ошеломленное непредвиденным развитием событий, вносило своими неадекватными обстановке действиями еще больше путаницы. Бесконечные перемещения, отсутствие гибкого взаимодействия, утрата управления соединениями и объединениями, незнание истинной обстановки лишь усугубляли и без того крайне тяжелое положение войск. Расплата за то, что в предвоенные годы армия была обезглавлена, оказалась жестокой. Одного жертвенного мужества и стойкости советских солдат, щедро поливших своей кровью отданные врагу земли, было недостаточно.
  
   Довоенные просчеты, нераспорядительность, боязнь провокаций, слабая подготовка многих вновь выдвинутых командиров и командующих сделали армию и оборону рыхлой, трудноуправляемой, быстро теряющей веру в себя. Газеты писали о героизме пограничников, о подвигах летчиков и танкистов, о том, что страна поднимается на отпор врагу... Все это было так. Но на фронте, и это уже нельзя было скрыть от народа, надвигалась катастрофа. Сталин чувствовал, что страна смотрит на него, вождя, столько раз вместе с Ворошиловым заверявшего советских людей, что Красная Армия способна сокрушить любого врага. В эти дни его "стальная" воля была сильно деформирована и никак не могла распрямиться. Временами ему казалось, что положение просто безвыходное. Когда при очередном докладе Ватутин показал на карте отход 8-й и 11-й армий по расходящимся направлениям, Сталин ясно увидел колоссальную брешь между Западным и Северо-Западным фронтами, достигавшую 130 километров! Главные силы Западного фронта были или окружены, или разбиты. А Юго-Западный фронт пока держался более достойно. Как мог он, Сталин, не послушать специалистов и отмести идею о наиболее вероятном направлении главного удара на Западном фронте? Какое затмение нашло на него? Почему его не убедили? Во всех кампаниях в Европе Гитлер рвался прямиком к столицам, чтобы быстрее вынудить противника к капитуляции. Почему военные не обратили его внимание на эту особенность стратегии немцев? Ведь теперь потребуется колоссальная перегруппировка войск. А время не ждет!
  
   Сталин нервничал, требовал, кого-то вызывал, а временами уединялся на даче или в кабинете и часами не давал о себе знать. Нарком Тимошенко, назначенный одновременно и главой Ставки, чувствовал себя крайне неуютно в этой должности. Окружающие понимали, что фактическое главенство и полнота власти все равно остаются за Сталиным. А он вел себя как-то непривычно импульсивно; все видели его подавленность, крайнюю угнетенность. Состояние Сталина в определенной мере передалось и руководству Генштаба. В результате в первые три-четыре дня не была по-настоящему оценена складывающаяся обстановка. (Лишь 25-26 июня во весь голос заговорили об обороне, подготовке оборонительных рубежей, выдвижении резервов.) Ставка в ряде случаев направляла в войска директивы, которые можно расценить лишь как жесты отчаяния, незнания обстановки, стремления хоть как-то и хоть где-то добиться частного успеха. Приведу несколько документов Ставки, свидетельствующих, в частности, о ее вмешательстве в вопросы тактического, а не стратегического характера.
  
   "Командующему Зап. фронтом
  
   тов. Павлову
  
   Танки противника в районе Ракув стоят без бензина. Ставка приказала немедленно организовать и провести окружение и уничтожение танков противника. Для этой операции привлечь 21 ск (стрелковый корпус. - Прим. Д.В.) и частично 2 и 44 ск. Захват и разгром противника провести немедля. Удар подготовить налетом авиации.
  
   28.06.41 г."714.
  
   Для решения тактической задачи рекомендовалось привлечь силы трех стрелковых корпусов?! Если учесть, в каком состоянии находился в эти дни фронт, нетрудно видеть, что эта директива, как и многие подобные, не могла быть выполнена.
  
   Еще один документ Ставки:
  
   "Комвойсками Сев.-Зап. фронта
  
   Нарком приказал под Вашу ответственность не позднее сегодняшнего вечера выбить противника из Двинска, уничтожить мосты и прочно занять оборону, не допустив переправы противника на северный берег р. Зап. Двина в районе Двинска. Для усиления атакующих частей использовать усиленный стрелковый полк, прибывший из 112 стр. дивизии. Если прибыли танки KB, использовать не менее взвода для усиления штурма и расстрела огневых очагов противника. Исполнение донести в 21.00 28.06.
  
   28.06.41 г."715.
  
   Как видим. Ставка определяла использование даже взвода танков...
  
   Уехав ночью на ближнюю дачу, Сталин прошел к себе в кабинет и не раздеваясь лег на диван. Но уснуть не мог. Поднялся, прошел в зал, столовую. Над портретом Ленина по-прежнему горела электрическая лампочка. Отделанные под дуб темные стены как нельзя лучше соответствовали мрачному настроению Сталина. Походил бесцельно по комнатам, косясь на телефон (на даче были три кремлевские "вертушки", установленные в разных местах), словно ожидая и боясь новых страшных вестей. Открыл дверь в комнату дежурного помощника: там сидел генерал-майор В.А. Румянцев. Тот суетливо вскочил из-за стола, вопросительно уставившись на Сталина. Хозяин дачи невидящими глазами скользнул по фигуре генерала, тихо закрыл дверь и пошел к себе.
  
   Сталин постоял у щели задрапированного окна, вглядываясь в ночные силуэты парка. Почему-то вспомнилось место из давнего письма Тухачевского: "Будущая война будет войной моторов. Концентрация бронетанковых войск позволит создавать такие ударные кулаки, противостоять которым будет чрезвычайно сложно". Неглупый был человек, но хотел совершить дворцовый переворот... Пожалуй, будь Тухачевский на месте Павлова, многое могло бы быть по-другому... Но к чему это он? Отощав тень прошлого, Сталин попытался забыться во сне. Но сон не шел: действительность была страшной.
  
   Сталин все еще не мог прийти в себя. Мне представляется интересным свидетельство А. И. Микояна о поведении Сталина в последние дни июня 1941 года. В своих воспоминаниях он рассказывает, что Молотов, Маленков, Ворошилов, Берия, Вознесенский и он, Микоян, решили предложить Сталину создать Государственный Комитет Обороны, в руках которого следовало сосредоточить всю власть в стране. Возглавить ГКО должен был Сталин.
  
   "Решили поехать к нему. Он был на ближней даче.
  
   Молотов, правда, сказал, что у Сталина такая прострация, что он ничем не интересуется, потерял инициативу, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущенный всем услышанным, сказал: "Вячеслав, иди вперед, мы пойдем за тобой". Имелось в виду, что если Сталин будет себя так же вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы за ним пойдем. У нас была уверенность в том, что мы можем организовать оборону и можем сражаться по-настоящему. Никакого упаднического настроения у нас не было.
  
   Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой сидящим в кресле. Он смотрит на нас и спрашивает: "Зачем пришли?" Вид у него был какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь, по сути дела, он сам должен был нас созвать.
  
   Молотов от нашего имени сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы быстро решать все вопросы, чтобы как можно скорее поставить страну на ноги. Во главе такого органа должен быть Сталин. Сталин посмотрел удивленно, никаких возражений не высказал. "Хорошо", - говорит"716.
  
   Каждый из нас, в известном смысле, живет как бы в двух мирах: внешнем и внутреннем, закрытом, часто загадочном. Внешний - постижим. Внутренний труднее. Если удается что-то узнать из мира внутреннего, то понятнее становится и весь человек. Для Сталина надвигающаяся катастрофа была не только тем, чем она могла быть для каждого гражданина Отечества. Это была гибель земного бога, каким он себя представлял. "Вождь" падал с большей высоты, чем другие. Для человека, который поверил в свою исключительность, прозорливость, особое предназначение, разверзшаяся бездна была бездонна. После нескольких дней, в течение которых Сталин находился в глубоком психологическом шоке, почти параличе, он наконец начал приходить в себя.
  
   Возможно, Сталин подумал, что приход к нему почти всех членов Политбюро означает намерение сместить его со всех постов? А может быть, даже арестовать? Ведь это так удобно: все неудачи можно списать на одного человека. Он, Сталин, давно убедился, что в любом провале, неуспехе должен быть "козел отпущения". Людям нужно дать возможность выпустить пар возмущения, заклеймить виновного. Но авторитет Сталина был так высок в глазах его соратников, что, похоже, сама эта мысль не могла прийти им в голову. Даже в состоянии "прострации", по выражению Молотова, Сталин казался им великим. Если бы они читали Н. Бердяева, то могли бы вспомнить его слова: "Падение человека возможно лишь с высоты, и само падение человека есть знак его величия"717. Величия, которое они сами создавали "вождю", а теперь хотели, чтобы он остался на прежней высоте и руководил ими.
  
   Ставка, Генштаб пытались на пути немецкого наступления, смявшего Западный фронт, создать новый рубеж обороны, перебрасывая сюда 13, 19, 20, 21 и 22-ю армии вместе с остатками выходящих из окружения частей. Сталин, терявший самообладание, резко переходивший из состояния апатии в нервное возбуждение, 29 июня дважды неожиданно появлялся в Наркомате обороны. Не стесняясь в выражениях, обвинял во всем военных руководителей.
  
   Осунувшееся, посеревшее лицо, мешки под глазами, покрасневшими от бессонницы... Сталин постиг наконец всю величину грозной опасности, нависшей над страной и им самим. Если не предпринять что-то экстраординарное, не мобилизовать все силы, то немцы через несколько недель могут оказаться в Москве. Пожалуй, первые шаги, которые свидетельствовали о том, что Сталин пытался взять в руки не только себя, но и контроль над обстановкой, были для него обычными: он стал снимать с постов военачальников. Когда 30 июня постановлением Центральною Комитета ВКП(б), Президиума Верховною Совета СССР и Совета Народных Комиссаров СССР было оформлено создание Государственною Комитета Обороны, его возглавил Сталин. В руках Председателя ГКО оказалась необъятная власть. Смертельная опасность, нависшая над Отечеством, требовала концентрации усилий всех и каждого. Первым его шагом на новом посту явилось отстранение генерала армии Д.Г. Павлова от должности командующего Западным фронтом. Вместо него был назначен нарком обороны С.К. Тимошенко. В этот же день генерал-полковник Ф.И. Кузнецов, командовавший Северо-Западным фронтом, отдал приказ войскам отойти с рубежа реки Западная Двина и занять Островский, Псковский и Себежский укрепрайоны. Сталин, как только ему доложили об этом шаге командующего, немедленно отстранил генерала от должности. Новому командующему фронтом генерал-майору П.П. Собенникову передали приказ Сталина: "Восстановить прежнее положение: вернуться на рубеж реки Западная Двина". Отступающие в беспорядке войска, получив новый приказ, оказались не в состоянии ни наступать, ни обороняться. Противник, почувствовав неразбериху, нанес удар в стык 8-й и 27-й армий и прорвал фронт... Эти сообщения не прибавили уверенности Председателю ГКО, который никак не мог обрести не только душевного равновесия но и нащупать правильную линию поведения, ту, которая могла бы придать органам стратегического управления так нужные в те драматические дни уверенность, последовательность и продуманность.
  
   Известны рассуждения К. Клаузевица о взаимосвязи опасности и душевных проявлений полководца. В своем трактате "О войне" немецкий мыслитель писал, что ум военачальника работает в стихии опасности. "Человеческой природе свойственно, чтобы непосредственное чувство большой опасности для себя и для других явилось помехой для чистого разума". Но Клаузевиц здесь же добавлял, что у большого полководца, наоборот, стихия опасности обостряет умственные и волевые проявления. "Опасность и ответственность не увеличивают в нормальном человеке свободу и активность духа, а, напротив, действуют на него удручающе, и потому, если эти переживания окрыляют и обостряют способность суждения, то несомненно мы имеем дело с редким величием духа"718.
  
   Сегодня можно сказать, что этого "величия духа" Сталин в начале войны, когда оно было так необходимо, не проявил. Многочисленные документы Ставки, датированные концом июня, не зафиксировали для истории каких-либо заметных энергичных мер, шагов, действий Сталина, направленных на решительное овладение положением. Он оказался захваченным потоком крайне неблагоприятных событий. Его несло, как и многих других, в этом страшном русле. Он никак не мог найти точку опоры, встать, распрямиться...
  
   Целая пропасть разделяла его, безгрешного земного бога до войны, и растерявшегося "вождя", сознававшего полный крах всех его планов, предположений, стратегических расчетов в течение всего одной недели... Вынести все это оказалось не по плечу даже такой волевой натуре, как Сталин. Вероятно, он ожидал, что недовольство окружения, военного руководства и народа будет обращено против него, главного виновника просчетов неудавшейся "игры" с Гитлером, беспрецедентного ослабления террором кадров армии... Но советский народ оказался выше сведения счетов со своим лидером в дни и часы смертельной опасности. Величие духа советского народа было столь высоким, что он не опустился в этот трагический момент до выискивания виновников создавшегося положения. Мудрость народного опыта предоставила это сделать истории. "Доброта русского народа, - писал известный русский философ Н.О. Лосский, - во всех слоях его высказывается, между прочим, в отсутствии злопамятности"719.
  
   Кульминацией психологического шока Сталина была его реакция на известие о падении Минска. Прочитав утреннюю сводку Генштаба, Сталин уехал к себе на дачу и почти весь день не появлялся в Кремле. К нему отправились Молотов и Берия. Нет данных, о чем говорила "святая" троица. Но Сталин с трудом мог воспринять мысль, что через неделю после начала войны столица Белоруссии оказалась под пятой захватчика. И здесь я хотел бы поведать читателю один факт, в достоверности которого у меня не было и нет полной уверенности, но вероятность которого отрицать нельзя.
  
   Во второй половине 70-х, где-то в 1976-м или 1977 году, я был включен в состав инспекторской группы, возглавляемой Маршалом Советского Союза К.С. Москаленко. Несколько дней мы были в Горьком. Вечерами я докладывал маршалу о ходе проверки состояния политической работы в инспектируемых частях. После этого несколько раз завязывался разговор о воспоминаниях Москаленко, его взглядах на некоторые вопросы отечественной истории. Однажды во время такой беседы я задал маршалу вопрос, долго мучивший меня:
  
   - Кирилл Семенович, почему Вы в своей книге не упомянули факт, о котором рассказали на партактиве около двух десятков лет тому назад? Вы сами уверены, что это все было?
  
   - Какой факт, о чем Вы? - подозрительно и настороженно посмотрел на меня маршал.
  
   - О встрече Сталина, Молотова и Берии с болгарским послом Иваном Стаменовым в июле 1941 года.
  
   Москаленко долго молчал, глядя в окно, затем произнес:
  
   - Не пришло еще время говорить об этих фактах. Да и не все их проверить можно...
  
   - А что Вы сами думаете о достоверности сказанного Берией?
  
   - Все, что он говорил по этому делу, едва ли его хоть как-то оправдывало... Да и трудно в его положении было тогда выдумывать то, что не могло помочь преступнику...
  
   Чтобы читателю было понятно, о чем идет речь, я приведу отрывок из одного документа. 2 июля 1957 года состоялось собрание партийного актива Министерства обороны СССР, обсудившего письмо ЦК КПСС "Об антипартийной группе Маленкова, Кагановича, Молотова и др.". Доклад сделал Г.К. Жуков. Выступили крупные военачальники - И.О. Конев, Р.Я. Малиновский, Ф.Ф. Кузнецов, М.И. Неделин, И.Х. Баграмян, К.А. Вершинин, Ф.И. Голиков, К.А. Мерецков, А.С. Желтов и другие. Когда слово взял К.С. Москаленко, он, в частности, сказал:
  
   "В свое время мы с Генеральным прокурором тов. Руденко при разборе дела Берии установили, как он показал... что еще в 1941 году Сталин, Берия и Молотов в кабинете обсуждали вопрос о капитуляции Советского Союза перед фашистской Германией - они договаривались отдать Гитлеру Советскую Прибалтику, Молдавию и часть территории других республик. Причем они пытались связаться с Гитлером через болгарского посла. Ведь этого не делал ни один русский царь. Характерно, что болгарский посол оказался выше этих руководителей, заявив им, что никогда Гитлер не победит русских, пусть Сталин об этом не беспокоится"720.
  
   ... Не сразу, но Москаленко разговорился... Во время этой встречи с болгарским послом, вспоминал маршал показания Берии, Сталин все время молчал. Говорил один Молотов. Он просил посла связаться с Берлином. Свое предложение Гитлеру о прекращении военных действий и крупных территориальных уступках (Прибалтика, Молдавия, значительная часть Украины, Белоруссии) Молотов, со слов Берии, назвал "возможным вторым Брестским договором". У Ленина хватило тогда смелости пойти на такой шаг, мы намерены сделать такой же сегодня. Посол отказался быть посредником в этом сомнительном деле, сказав, что "если вы отступите хоть до Урала, то все равно победите". К слову сказать, болгарский посол Иван Стаменов, по имеющимся у меня свидетельствам, был тайным советским агентом...
  
   - Трудно сказать и категорично утверждать, что все так и было, задумчиво говорил Москаленко. - Но ясно одно, что Сталин в те дни конца июня - начала июля находился в отчаянном положении, метался, не знал, что предпринять. Едва ли был смысл выдумывать все это Берии, тем более что бывший болгарский посол в недавнем разговоре с нами подтвердил этот факт...
  
   Есть тайны и мистификации. Я привел устное и документальное свидетельство, сохранившееся в архивах. Является это тайной истории или мистификацией - я на этот вопрос ответить не в состоянии. Но одно не вызывает сомнения: будучи "придавленным" реальностями страшного бытия, Сталин в первые две недели войны явно не проявил того "величия духа", о котором так долго и настойчиво твердили после Победы наши историки и писатели. Подлинные лидеры, вожди, полководцы, как правило, проявляют "величие духа" именно в минуты крайней опасности, экстремальной обстановки, критические моменты истории. В обыкновенных условиях героем, гением, кумиром быть проще. Как проницательно замечает Тарле: "Но в том-то и дело, что в необыкновенных случаях Кутузов бывал всегда на своем месте. Суворов нашел его на своем месте в ночь штурма Измаила; русский народ нашел его на своем месте, когда наступил необыкновенный случай 1812 года"721.
  
   Народ ждал выступления Сталина. В него по-прежнему верили. С ним связывали надежды. Возможно, именно это помогло Сталину освободиться от психологического шока. Председатель ГКО решил выступить по радио с обращением к стране лишь 3 июля. Замечу попутно, что именно в этот день вечером немецкий генерал Гальдер запишет в дневник: "Не будет преувеличением, если я скажу, что кампания против России выиграна в течение 14 дней". Немец явно поспешил: война только начиналась. Многие уже понимали, что она будет смертельно тяжелой и долгой. Сталин несколько раз переделывал свое выступление. Самым трудным для него было найти какие-то слова, аргументы, с помощью которых можно было объяснить народу происшедшее: неудачи, вторжение, крах советско-германских договоров. На полях черновика речи карандашные пометки Сталина: "Почему?", "Разгром врага неминуем", "Что нужно делать?". Это выглядело как своеобразный план программною выступления первого лица государства. В выступлении Сталин изложил основные положения, сформулированные в Постановлении ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 29 июня.
  
   В своем обращении Сталин долго объяснял, по существу оправдываясь, почему немецкие войска захватили Литву, Латвию, часть Украины, Белоруссии, Эстонии. В конечном счете все было сведено к одной фразе: "Дело в том, что войска Германии как страны, ведущей войну, были уже целиком отмобилизованы, и 170 дивизий, брошенных Германией против СССР и придвинутых к границам СССР, находились в состоянии полной готовности, ожидая лишь сигнала для выступления, тогда как советским войскам нужно было еще отмобилизоваться и придвинуться к границам". Сталин говорил заведомую неправду о разгроме лучших дивизий врага, лживо объяснял, что главная причина неудач - во внезапности нападения Германии... Естественно, что Сталин, говоря о советско-германском пакте, ни словом не упомянул постыдный договор о "дружбе" и границе, о тех многочисленных роковых просчетах, допущенных прежде всею им самим. Уже значительно увереннее звучал голос Сталина, когда он говорил, как нужно "перестроить всю нашу работу на военный лад". Он впервые назвал войну "отечественной", призвав "создавать партизанские отряды", "организовать беспощадную борьбу со всякими дезорганизаторами тыла, дезертирами, паникерами", впервые публично выразил надежду на объединение усилий народов Европы и Америки в борьбе против фашистских армий Гитлера. В конце речи Председатель ГКО заявил: "Государственный Комитет Обороны приступил к своей работе и призывает весь народ сплотиться вокруг партии Ленина - Сталина..."722
  
   Сталин уже привычно сам говорил: "партия Ленина - Сталина", а народ привычно воспринимал, как само собой разумеющееся. При той огромной вере в Сталина его речь сыграла большую мобилизующую роль, как бы дала простые ответы на вопросы, которыми мучился парод. Лишь немногие тогда были способны смотреть глубже и видеть: катастрофическое начало - результат единовластия Сталина. Бесчисленные жертвы - следствие просчетов "непогрешимого". Главный виновник катастрофы - Система, на вершине которой стоял вождь. Величайший парадокс: Сталин совершил много ошибок и тяжких преступлений. Но благодаря созданной им системе они фантастическим образом трансформировались в сознании людей в великие деяния Мессии. Но Сталин тем не менее продолжал олицетворять надежды народа. Работала слепая вера в вождя.
  
   Потомкам остается лишь изумляться, сколь огромным было величие духа советского народа, нашедшего в себе силы после катастрофы первых недель войны выстоять и победить. Но ценой миллионных жертв. "Величие" Сталина всегда базировалось на жертвах. Многих жертвах. Неисчислимых жертвах.
  
   Жестокое время________________________________________
  
   В июле и августе Сталин сосредоточил в своих руках всю полноту государственной, партийной и военной власти. 10 июля Ставка Главного Командования была преобразована в Ставку Верховного Командования, а 8 августа ее преобразовали в Ставку Верховного Главнокомандования во главе со Сталиным. С этого дня и до конца войны И.В. Сталин являлся Верховным Главнокомандующим. С 30 июня он возглавил Государственный Комитет Обороны, а с 19 июля и Наркомат обороны. С начала июля шоковое состояние Сталина постепенно проходило, хотя и до этого он внешне держался так, что не все могли заметить его растерянность и подавленность. Прилив волевой энергии стал проявляться в активном вторжении в самые различные сферы жизни государства, ведущего смертельную войну.
  
   Пытаясь написать портрет Сталина, в частности его полководческие черты, я в последующем буду часто рассматривать или просто упоминать те или иные события Великой Отечественной войны. Мне лишь хотелось бы предупредить читателя, что я не ставил перед собой задачу охватить всю войну, ее операции и сражения. В ряде случаев я не придерживаюсь и строгой хронологической последовательности, так как моя главная цель - рельефнее показать Сталина в качестве Верховного Главнокомандующего.
  
   В первый период войны Сталин работал по 16-18 часов в сутки, осунулся, стал еще более жестким, нетерпимым, часто злым. Ежедневно ему докладывали десятки документов военного, политического, идеологического и хозяйственного характера, которые после его подписи становились приказами, директивами, постановлениями, решениями. Нужно сказать, что сосредоточение всей политической, государственной и военной власти в одних руках имело как положительное, так и отрицательное значение. С одной стороны, в чрезвычайных условиях централизация власти позволяла с максимальной полнотой концентрировать усилия государства на решении главных задач. С другой абсолютное единовластие резко ослабляло самостоятельность, инициативу, творчество руководителей всех уровней. Ни одно крупное решение, акция, шаг были невозможны без одобрения первого лица.
  
   Фактически в Ставке, непосредственно около Сталина, работали лишь два-три человека. Но работали, выполняя поручения Верховного, не больше. Из членов Политбюро, кроме Сталина, в годы войны заметную роль сыграли, пожалуй, лишь Вознесенский, Жданов и Хрущев. Вознесенский, чья роль в войне еще по-настоящему не оценена, активно занимался экономическими проблемами страны. Жданов и Хрущев, как члены Военных советов направлений и фронтов, были активными проводниками воли Сталина. Что касается Ворошилова, то после неудачных оборонительных операций он утратил оперативное доверие Сталина. Калинин оформлял решения "вождя" соответствующими указами и принимал участие в пропагандистской деятельности. Микоян и Каганович много занимались транспортно-хозяйственными, продовольственными делами, а как члены Военных советов фронтов фактически не привлекались, если не считать кратковременного пребывания Кагановича на южных участках фронта. Маленков, по сути, был человеком, выполнявшим поручения Сталина в аппарате ЦК. Несколько раз выезжал на фронт по заданиям Верховного, в частности в Сталинград, но не оставил абсолютно никакого следа в силу полной некомпетентности в военной области. Молотов с 30 июня 1941 года и до конца войны был заместителем Председателя ГКО, решая в основном международные вопросы. В ведении Берии находились "очистка" наших тылов, лагеря для немецких военнопленных и советских военнослужащих, попавших в плен или окружение, тюремная промышленность, работавшая на войну. Дважды по заданию Сталина он выезжал на Северо-Кавкаэский фронт. Андреев курировал сельское хозяйство, снабжение фронта. Фигура Сталина в условиях его абсолютного единовластия как-то вытеснила из жизни партии в годы войны Центральный Комитет, в то же время роль низовых партийных организаций на фронте и в тылу была велика. Работу ЦК олицетворял его аппарат. Пленумы ЦК в годы войны почти не собирались. Хотя в октябре 1941 года члены ЦК были вызваны в Москву, два дня ждали открытия Пленума, но Сталину и Маленкову было некогда. Пленум не состоялся. Прошел лишь один Пленум в январе 1944 года. Сталин не придавал значения разграничению функций высших партийных, государственных и военных органов. Да это и не имело особого смысла: все равно во главе всех их стоял он сам - секретарь ЦК, Председатель Совнаркома, Верховный Главнокомандующий, Председатель ГКО, Председатель Ставки, нарком обороны. Документы он подписывал тоже по-разному: от имени ЦК, Ставки, ГКО или Наркомата обороны.
  
   Необходимость централизации государственной, политической и военной власти в военное время едва ли можно поставить под сомнение. Но однозначно следует сказать, что такая концентрация власти должна иметь пределы прежде всего в политической жизни, не отводить окружению роли статистов и поддакивателей. Сталин все замкнул на себе. Поэтому каким бы ни было наше отношение к Сталину сегодня, нельзя не признать нечеловеческого по масштабам и ответственности объема работы, которая легла на его плечи. Если хозяйственные, политические, дипломатические вопросы во многом взяли на себя члены Политбюро и ГКО, то военные и военно-политические проблемы приходилось решать в основном ему, Верховному Главнокомандующему, что привело, кстати сказать, к многочисленным просчетам. К счастью, в составе Генерального штаба, высшего военного руководства быстро выдвинулась и проявила себя целая плеяда выдающихся военачальников. Но нельзя не сказать еще раз и о том, что огромные бреши в кадровом составе армии, образовавшиеся по вине Сталина накануне войны, очень долго давали себя знать, особенно во фронтовом, армейском, корпусном и дивизионном звене.
  
   Лето сорок первого было особенно жестоким. В наших книгах и учебниках долгое время писали об этом периоде лишь как о "крахе блицкрига", "провале гитлеровских планов", "планомерном отступлении", "временных неудачах наших войск" и т.д. Но на историю незачем наводить глянец. У истории есть одна, возможно, коренная особенность: она признает только истину, которая рано или поздно займет свое место в ее анналах. Часто она там оказывалась лишней. В монографиях и многотомниках долгое время нельзя было встретить слова "поражение", "катастрофа", "окружение", "паника", относящиеся к действиям наших войск. А это было. Крупные, катастрофические поражения целых фронтов. Было, прежде чем пришли выстраданные, такие желанные, добытые огромной кровью победы.
  
   Сталин, став во главе Вооруженных Сил, мучительно пытался разобраться: что же происходит на фронтах? Где линия фронта сегодня? Что нас ждет завтра? Где удастся наконец остановить немецкие войска? Как быстрее компенсировать громадные потери в людях и технике? Сталин подолгу заслушивал Жукова, Ватутина, Василевского, других генштабистов, молча стоял над картой, разложенной на его большом столе. Ему, сугубо кабинетному руководителю, было трудно, глядя на карту, читая донесения, уловить, услышать, почувствовать лихорадочное биение пульса истекающей кровью армии, грохот канонады сражений, стальной лязг гусениц прорвавшихся немецких танков, гул городских пожаров, предсмертные хрипы умирающих бойцов... Тень сабельной гражданской войны как-то сразу отодвинулась далеко в прошлое. Это была совсем другая война.
  
   До Сталинградской битвы многие решения Сталина были импульсивными, поверхностными, противоречивыми, некомпетентными. Хотя и позже он нередко задавал окружению и штабам ребусы. Вот один из документов, написанных лично Сталиным в 1942 году. Он не имеет названия и, пожалуй, смысла. Видимо, Сталин, отдавая указания и одновременно размышляя вслух, набросал этот документ, который даже посвященному понять непросто:
  
   "1) 40-я армия - 7 с.д. + 2 танк. бр.
  
   2) Катукова - в спину 48 армии.
  
   3) Мишулин - остается на месте.
  
   4) Мостовенко - в район 61 ар.
  
   5) Лизюков - в р-е западнее Ельца.
  
   6) Главная задача на севере.
  
   7) 40-я тоже наступает.
  
   Документ написан лично тов. Сталиным.
  
   Генерал-майор Штеменко"723.
  
   Иногда, после докладов об очередной неудаче или отходе войск, Сталин диктовал не оперативные, а "карательные" распоряжения. Даже тогда, когда они были подписаны Жуковым, Василевским, Шапошниковым, Ватутиным, можно безошибочно узнать их автора. 10 июля, например, когда стало ясно, что войска Северо-Западного фронта вновь не смогли удержаться на выгодном рубеже, а в донесении штаба фронта ссылались в том числе и на действия диверсионных групп в тылу, Сталин тут же отреагировал:
  
   "Ставка Верховного Командования и Государственный Комитет Обороны абсолютно не удовлетворены работой командования и штаба Северо-западного фронта.
  
   Во-первых, до сих пор не наказаны командиры, не выполняющие Ваши приказы и, как предатели, бросающие позиции и без приказа отходящие с оборонительных рубежей. При таком либеральном отношении к трусам ничего с обороной у Вас не получится.
  
   Истребительные отряды у Вас до сих пор не работают, плодов их работы не видно, а как следствие бездеятельности командиров дивизий, корпусов, армий и фронта части Северо-западного фронта все время катятся назад. Пора это позорное дело прекратить... Командующему и члену Военного совета, прокурору и начальнику 3-го управления - немедленно выехать в передовые части и на месте расправиться с трусами и предателями..."724
  
   Перед войной не подготовили специально оборудованного места для работы Ставки - высшего стратегического органа управления войсками. Ни в Кремле, ни на дачах Сталина защищенных от налетов вражеской авиации пунктов управления не было. Хотя в свое время и Тимошенко и Жуков настаивали на их создании. Поэтому в первые месяцы войны Сталин часто бывал в особняке на улице Кирова, рядом со зданием, где находились некоторые управления Генштаба. Станция метро "Кировская", отключенная от транспортной сети, была хорошим бомбоубежищем. Там всегда были оперативные карты с обстановкой на фронтах, так же как и в кремлевском кабинете Сталина. А позже, когда к зиме 1941 года подготовили небольшое убежище на ближней даче, там же оборудовали для него и пункт связи, с которого он мог говорить с фронтами.
  
   Глядя на оперативную карту, подготовленную в Генштабе, Сталин отчетливо видел три основных направления, по которым противник стремительно развивал наступление: на северо-западе в сторону Ленинграда, на западе в направлении Москвы и на юго-западе - на Киев. Возможно, именно сейчас Сталин принял первое крупное стратегическое решение в этой войне: предложил создать три Главных командования (главкоматы) на каждом из этих направлений. Генштаб, естественно, поддержал. Уже 10 июля решением Ставки были образованы: Северо-Западное командование с главнокомандующим К.Е. Ворошиловым и членом Военного совета А.А. Ждановым; Западное - с главнокомандующим С.К. Тимошенко и членом Военного совета Н.А. Булганиным; Юго-Западное - с главнокомандующим С.М. Буденным и членом Военного совета Н.С. Хрущевым. Видимо, решение в принципе было правильным, но главкоматы по-настоящему себя проявить так и не сумели. Главная причина кроется опять в Сталине: создав эти органы стратегического управления, Верховный Главнокомандующий не наделил их должными правами. Через их голову шли распоряжения в войска, с действиями штабов главкоматов наверху не считались. К тому же, поскольку создание этих органов управления прежде не планировалось, для них не оказалось ни соответствующих кадров, ни элементарного технического обеспечения. Скоро главкоматы стали объектами сталинских разносов и упреков в "пассивности и безволии".
  
   С высоты сегодняшнего дня видно, что одной из причин крупных поражений, катастрофических неудач, кроме тех, что я назвал в предыдущей главе, является тогдашнее стратегическое построение войск. Не секрет, что первый стратегический эшелон состоял главным образом из наступательных группировок, которым сразу же пришлось обороняться. Фактически лишь 27 - 30 июня фронтам была поставлена задача перейти к стратегической обороне.
  
   В результате того, что накануне войны было ошибочно определено направление главного удара вермахта, вскоре после ее начала потребовались крупные стратегические перегруппировки. В первый период войны по вине прежде всего Сталина значительная часть наших войск не столько воевала, сколько перемещалась, что часто давало противнику возможность бить отдельные соединения и объединения по частям. Сталин был вынужден чуть ли не все наличные резервы стягивать на Западное направление. Стратегическая ошибка предвоенного времени потребовала огромной кровавой платы.
  
   ...Ожидая около трех часов ночи руководство Генштаба для очередного доклада о положении, сложившемся на фронтах за истекшие сутки, Сталин медленно прохаживался вдоль длинного стола, на котором лежала оперативная карта. Северный фронт его не беспокоил; здесь активные боевые действия начались лишь в конце июня. Значительно хуже обстояли дела на Северо-Западном фронте: за две с небольшим недели войска отступили почти на 450 километров, оставив Прибалтику, не использовав выгодные рубежи для обороны на реках Неман и Западная Двина. Новый командующий П.П. Собенников, размышлял Сталин, не оправдал его надежд. Через полтора месяца после назначения он будет Сталиным смещен.
  
   Особую тревогу вызывало положение Западного фронта. Сталин пристально смотрел на причудливую конфигурацию фронта, который к 10 июля отошел от границы (подумать страшно!) уже на 450 - 500 километров... Горечь унижения и бессильной ярости подкатывала к горлу Председателя ГКО; фронт, имевший в своем распоряжении 44 дивизии, даже не приостановил наступление врага! Как он передоверился Павлову! Как Павлов его подвел! Нужно сегодня же распорядиться об ускорении следствия и суда над командованием Западного фронта. Размышляя над картой, Сталин едва ли знал, что почти половина дивизий фронта к началу войны не была в состоянии боеготовности: 12 из них только начали отмобилизование, а два формируемых корпуса совсем не имели танков.
  
   Накануне войны Сталин, анализируя соотношение сил, очень увлекался подсчетом количества дивизий, других военных сил и средств. Но при этом упускал качественную сторону процесса: укомплектованность боевой техникой войск, их сплоченность, обученность личного состава. До начала войны Сталин все время требовал формирования новых соединений, хотя их уже и так было свыше двухсот. Качественное состояние советских войск к началу войны явно уступало вермахту.
  
   К исходу первых суток боев вся система управления Западною фронта была парализована. На карте две жирные синие стрелы сошлись 29 июня восточнее Минска, а это значило, что главные силы фронта оказались в окружении. Сегодня Сталину докладывали, что из окружения продолжают выходить группами и поодиночке... А ведь 3, 4 и 10-я армии фронта считались особо боеспособными. Здесь же Сталин отметил про себя, что надо подписать бумагу, которая пришла сегодня от Берии, о создании 15 новых специальных лагерей для проверки вышедших из окружения...
  
   Цепкая память Сталина запечатлела цифровые выкладки утреннего доклада одною из первых дней июля: из 44 дивизии фронта 24 полностью разгромлены, а остальные 20 дивизии утратили от 30 до 90% сил и средств725. Не нужно искать выражений: налицо поражение главного фронта, предопределившее неудачи и других. Правы Тимошенко и Жуков, размышлял Сталин, предлагая из 13, 19, 20, 21 и 22-й армий, включенных в состав фронта, создать новый рубеж обороны по Западной Двине и Днепру. Сталин, и это нельзя отрицать, в трагической круговерти военных будней начал постепенно постигать основы стратегии. В будущем он никогда и никому не скажет, что тайны стратегии, диалектику формирования решений и замыслов тех или иных операций ему помогли постичь Жуков, Шапошников, Василевский, Антонов, Ватутин, другие выдающиеся военачальники. Но придет время, и как само собой разумеющиеся будут восприниматься ложные утверждения о том, что именно он, Сталин, внес принципиально новое в военную науку. Например, идею артиллерийского наступления, новых способов окружения противника, путей завоевания господства в воздухе, создания многоэшелонной гибкой обороны и т.д. Он и сам поверит в свой военный талант. Пройдет не очень мною времени, и он забудет о своем поражении, поражении политического и военного стратега в первые недели войны.
  
   А пока шли жестокие будни войны, и все висело на волоске. Ясно, что после Минска немцы нацелились на Смоленск и Москву. Продолжая читать оперативную карту, Сталин, видимо, с горечью еще раз подумал, что не на юго-западе, как он предполагал, немцы нанесли свой главный удар. А ведь там было размещено 58 дивизий, из них 16 танковых и 8 моторизованных! Но и здесь главные силы фронта оказались как бы в стороне от направления основного удара врага и не смогли отразить наступление, что было вполне реально. Неудачное построение войск на Юго-Западном направлении привело к тому, что танковый кулак немцев устремился в слабо защищенный стык между Луцком и Дубно. Сталин помнил, что еще 30 июня Ставка разрешила отвести войска фронта к рубежу укрепрайонов старой границы, что означало отступление на 300-350 километров. В общем, полагал Сталин, фронт несколько приостановил наступление врага, но остановить его не сумел. На Южном фронте - положение не лучше.
  
   Потери были огромны: около 30 дивизий фактически перестали существовать и около 70 потеряли более 50% личною состава, уничтожено около трех с половиной тысяч самолетов, более половины складов горючего и боеприпасов. И это лишь за три недели войны! Конечно, немцам этот успех дался недешево. За три недели благодаря героизму советских солдат, командиров, политработников на советско-германском фронте удалось уничтожить около 150 тысяч солдат и офицеров вермахта, более 950 самолетов, несколько сот танков. Но, как станет ясно много позднее, поступавшие в центр данные о наших потерях были занижены, а о потерях противника - сильно завышены. Вот что докладывали после двух недель боев Сталину (сохраняю стилистику справки):
  
   "Потери самолетов: противник минимум - 1664
  
   наши потери - 889
  
   танков: противник - 2625
  
   наши - 901.
  
   Потери в людском составе у противника: убитых - 1 млн. 312 тыс. Кроме того, в ожесточенных боях на разных участках противник нес огромнейшие потери, но так как наши части отходили - учесть потери невозможно. Много уничтожено и еще не учтено диверсантов-парашютистов.
  
   Пленных 30 тыс. 004 человека, кроме того, много взято в плен парашютистов, но не учтены. Наши потери пропавших без вести и пленных до 29.06. около 15 000 человек.
  
   Уничтожено в Балтийском море 5 пл (подводных лодок. - Прим. Д. В.) и 1 в Черном море. Уничтожено два монитора..."726
  
   Такие путаные и искаженные донесения. Судя по ним, трудно иметь реальное представление о положении дел на фронтах, соотношении сил, точном количестве самолетов, танков. Однако такая статистика - не случайность. Все это - плоды единовластия, когда не всякая правда была нужна. Развал управления фронтов, армий, окружение десятков соединений - все это сопровождалось составлением сводок, не имеющих ничего общего с действительностью. Но ведь Сталин руководствовался ими! Он не допускал и мысли, что его обманывали. Поэтому часто решения, принимаемые в то время Ставкой, исходили из желаемого, предполагаемого, вероятного, а не строго реального.
  
   Но как бы там ни было, первоначальная мощь удара фашистов была заметно ослаблена. А главное, немецкому командованию не удалось добиться поставленной Гитлером цели - уничтожить основные силы Красной Армии.
  
   Армия сражается. Отступает, но сражается. Видя на карте панораму жестоких боев, Сталин исподволь приходил к выводу: война будет долгой. Если устоим в ближайшее время, есть шанс, что ветер победы будет дуть и в наши паруса. Забегая вперед, скажу, что после первых крупных успехов, до которых еще далеко, у Сталина появятся признаки переоценки наших возможностей, что приведет к крупным и непростительным ошибкам в 1942 году.
  
   ...Выслушав молча очередной доклад Жукова о положении дел на фронтах, Сталин переспросил:
  
   - Повторите, какова укомплектованность личным составом и техникой войск Западного фронта?
  
   - В среднем десять - тридцать процентов. Лишь отдельные части имеют людей, артиллерию и танки до пятидесяти и более процентов. Отдельные, - снова повторил Жуков. - Фактически такая же картина на Северо-Западном фронте. Несколько лучше положение на юго-западе. Особенно тяжело, что потеряли большую часть противотанковой артиллерии. Нужно что-то делать для усиления, наращивания противотанковых возможностей.
  
   Обсудив необходимые меры по ускорению выпуска противотанковой артиллерии, позвонив при этом Вознесенскому, Сталин, в упор глядя на Жукова, спросил:
  
   - А что можно сделать непосредственно сейчас, сегодня, для усиления наших возможностей борьбы с танками? Что, военные не видят больше иных средств, кроме артиллерии?
  
   - Почему же, товарищ Сталин. Многое может сделать и авиация.
  
   Жуков объяснил технические и боевые возможности авиации в борьбе с танками. Сталин как-то ожил и приказал немедленно подготовить директиву Ставки. Жуков вышел и через полчаса принес документ:
  
   "Командующим фронтами: Северным, Северо-Западным,
  
   Западным, Юго-Западным и Южным
  
   Командующему ВВС Красной Армии
  
   Истекшие 20 дней войны наша авиация действовала главным образом по механизированным и танковым войскам немцев. В бой с танками вступали сотни самолетов, но должного эффекта достигнуто не было, потому что борьба авиации против танков была плохо организована. При правильно организованном ударе авиацией танковые части могут быть не только остановлены, но и разгромлены.
  
   1. Атаку танковых войск (колонн) возглавлять пушечными истребителями и пушечными штурмовиками с одновременным сбрасыванием зажигательных средств. Атаку проводить широким фронтом, несколькими заходами, перпендикулярно колонне танков.
  
   2. Вслед за пушечными истребителями и штурмовиками атакуют бомбардировщики всех типов, сбрасывая фугасные и зажигательные бомбы. Атаки производить эшелонами девяток с индивидуальным прицеливанием..."727
  
   Что еще можно сделать, чтобы как-то переломить катастрофическое развитие событий? Сталин мучительно думал, постепенно оправляясь от потрясения, какого он никогда до этого не испытывал.
  
   Вспомним, что еще 5 июля 1941 года он распорядился направить в войска телеграмму:
  
   "Командующим фронтами
  
   (за исключением Закавказского и ДВФ)
  
   В боях за социалистическое Отечество против войск немецкого фашизма ряд лиц командного, начальствующего, младшего начальствующею и рядового состава танкистов, артиллеристов, летчиков и других проявили исключительное мужество и отвагу. Срочно сделайте представление к награждению правительственной наградой в Ставку Главного Командования на лиц, проявивших особые подвиги"728.
  
   После публикации в газетах Указа Президиума Верховного Совета СССР о присвоении (первом в Отечественной воине) звания Героя Советского Союза М.П. Жукову, С.И. Здоровцеву, П.Т. Харитонову за воздушные тараны вражеских бомбардировщиков Сталин позвонил в агитпроп ЦК:
  
   - Шире пропагандируйте героизм советских людей. Вспомните ленинский призыв: "Социалистическое Отечество в опасности!" Внушайте, что фашистских мерзавцев можно и нужно разгромить! - И, не дожидаясь ответа, положил трубку.
  
   Да, нужно морально поощрять людей. Каждый день донесения, печать говорят о том, что тысячи солдат, командиров, политработников, жертвуя жизнью, бьются за каждый рубеж...
  
   Кроме чисто военных дел Сталину ежедневно по нескольку часов приходилось заниматься и хозяйственными, и организационными вопросами. Вот на днях они с Маленковым и Жуковым рассмотрели вопрос, поставленный Ленинградской партийной организацией, о создании ополченческих дивизий. Сталин еще не мог знать, что этот почин выльется в мощное движение и к концу года будет создано около 60 дивизий народного ополчения, 200 отдельных полков, сыгравших заметную роль в обороне Отечества.
  
   4 июля Вознесенский и Микоян доложили проект решения ГКО "О выработке военно-хозяйственного плана обеспечения обороны страны". Сталин подписал проект почти без рассмотрения: в приемной толпились военные. А он уже ждал с фронтов все худших и худших вестей. Вознесенский, торопясь, успел доложить Сталину, что 30 июня СНК СССР утвердил общий мобилизационный народнохозяйственный план, предусматривавший в кратчайшие сроки перестроить экономику на военный лад. Перед Вознесенским у Сталина был Шверник, председатель Совета по эвакуации, докладывавший, как идет выполнение постановления ЦК ВКП(б) и СНК "О порядке вывоза и размещения контингентов и ценного имущества". По плану в первую очередь эвакуировались на восток лишь предприятия, расположенные вблизи границы. Но уже через несколько дней военные неудачи заставили коренным образом пересмотреть расчеты. Никто еще тогда не знал, что за предельно короткие сроки (к январю 1942 г.) будет перевезено и вскоре введено в строй 1523 промышленных предприятия, в том числе 1360 оборонных. Переоценить этот факт невозможно. Только неимоверными, фантастическими по самоотверженности усилиями советских людей целая индустриальная держава переместилась за тысячи километров на восток и быстро начала восстанавливать утраченный военный арсенал. Достаточно сказать, что, несмотря на великое переселение, часто под бомбежками, в 1941 году оборонная промышленность выпустила 12 тысяч боевых самолетов, 6,5 тысячи танков, около 16 тысяч орудий и минометов.
  
   ...Приняв на полтора часа военных, Сталин вновь вернулся к партийным и государственным делам, подписав предложение Маленкова о назначении на 1170 крупных военных заводов и предприятий тяжелой промышленности парторгов ЦК. Сталин написал записку Маленкову:
  
   "Советую подумать о создании этою института и в политотделах МТС" и совхозов".
  
   Сегодня мы знаем, что в ноябри 1941 года было принято решение о создании нескольких тысяч политотделов в МТС и совхозах. На сельское хозяйство, в результате потери огромных территорий и ухода рабочей силы на фронт, легла тяжелейшая задача обеспечить армию и страну продовольствием...
  
   Так складывался почти каждый день у человека, занимавшего все мыслимые высшие должности. Война еще больше утвердила его в положении абсолютного диктатора.
  
   Вот что рассказывал мне И.В. Ковалев, бывший нарком путей сообщения: "Помню, пригласили меня, тогда начальника Управления военных сообщений, на совещание в Кремль. Смотрю: железнодорожники, военные, работники ЦК. Здесь же Каганович, Берия, который курировал одно время транспорт. Зашел Сталин. Все поднялись. Он без предисловий: ГКО принято решение создать Транспортный комитет. Предлагаю избрать председателем комитета товарища Сталина... Так сам и сказал. Помню одну фразу с того далекого совещания: "Транспорт - это вопрос жизни. Дела фронта в руках транспорта. Запомните: за неисполнение директив ГКО - военный трибунал". Так негромко, с акцентом сказал, но мурашки по спине побежали..."
  
   Иван Владимирович продолжал: "За войну мне пришлось десятки, а то и сотни раз докладывать Верховному о подаче эшелонов к какому-то району фронта. Бывало, об отдельных эшелонах (с особо важным грузом) докладывал Сталину по его указанию через каждые два часа. Был случай, когда я "потерял" один эшелон. Сказал, что на такой-то станции... А его там не оказалось... Сталин едва сдерживал гнев:
  
   - Не найдешь, генерал, пойдешь на фронт рядовым... (К слову сказать, угроза не для красного словца. Работая в архиве, я однажды столкнулся с фактом, когда Н.А. Москвин, генерал-майор, был разжалован приказом Сталина в рядовые и направлен на фронт729. Но это - отступление.)
  
   А Поскребышев мне, бледному как мел, добавил:
  
   - Смотри, нарвешься. "Хозяин" на пределе...
  
   Когда я приходил докладывать Сталину, - вспоминал Ковалев, - у него, как правило, были Молотов, Берия, Маленков. Я еще про себя думал: мешают только. Вопросов никогда не задают. Сидят и слушают. Что-то записывают. А Сталин распоряжается, звонит, подписывает бумаги, вызывает Поскребышева, дает ему поручения... А они сидят. Сидят и смотрят то на Сталина, то на вошедшего... И так я эту картину заставал десятки раз... Видимо, Сталину нужно было это присутствие. То ли для выполнения возникающих поручений. То ли для истории... Кагановича там обычно не было: этот работал по 18 часов в сутки. Ругань, шум, угрозы. Каганович ни себя не жалел, ни других. Но у Сталина сидящим, как тех троих, я его не видел. Когда Сталин говорил по телефону, я заметил, что он всегда произносил лишь несколько фраз и клал трубку. Сам говорил коротко и требовал коротких докладов. Ему нельзя было докладывать что-то приблизительное; сразу зловеще понижал голос: "Не знаешь? А чем ты занимаешься?"
  
   Много, очень много раз был я у Сталина, - завершил свой рассказ Иван Владимирович, - но ни разу не приходил к нему спокойным. Всегда ждешь вопроса, на который не знаешь, как ответить. Был страшно сух. Вместо "здравствуйте" едва кивнет головой. Доложишь, нет вопросов, и скорее уходи с облегчением. Быстрее! Поскребышев так и наставлял. Я заметил, что своей властью, памятью, умом Сталин всех как-то подавлял, принижал... Человек, приходящий к нему, чувствовал себя еще более незначительным, чем он есть на самом деле..."
  
   Думаю, что наблюдения Ковалева интересны и позволяют глубже понять интеллект, чувства, волю Сталина. Анализ документов, разного рода совещаний, проходивших у Сталина, показывает, что и в войну очень немногие отваживались спорить с ним, отстаивать свою точку зрения. Он действительно подавлял всех своей властью. Повторю, к счастью, во время воины около Сталина находились выдающиеся военачальники, которые умели, были способны сделать такие предложения и так подать, что он их, как правило, принимал и одобрял.
  
   Если взять любой день по часам работы Верховного в первые полгода войны, то за столом, в кабинете он проводил, как я уже упоминал, по 16 - 18 часов. Но справедливости ради скажу, что так тогда работали почти все. Львиная доля времени посвящалась вопросам военным. Поскребышев, однако, находил "окна", чтобы Сталин принимал не только отдельных членов Политбюро, курировавших конкретные участки государственной деятельности, но и наркомов, конструкторов, даже директоров крупных заводов. В роли Верховного Сталин нашел себя далеко не сразу. Первые месяцы войны он нередко сбивался на самую настоящую мелочовку: занимался распределением мин и винтовок, давал указания направить гражданское население на рытье противотанковых рвов, просматривал проекты сообщений Информбюро. Например, один из документов Ставки, адресованный ВВС, поступил в шифровальный отдел и пролежал там 8 часов 15 минут. Сталин, узнав об этом, приказал срочно подготовить приказ наркома обороны, в котором полковнику И.Ф. Иванову и старшему лейтенанту Б.С. Краснову объявлялись взыскания, и они изгонялись из Генштаба. Сталин, подписав приказ, наложил еще и резолюцию:
  
   "тт. Василевскому и Жигареву
  
   Прошу начальника оперативного управления Генштаба и командующего ВВС навести порядок - каждого на своем месте - в шифровальном деле.
  
   25.08.41г. И.Ст.730"
  
   И это в то время, когда на фронтах в дни страшного жаркого августа решались неизмеримо более важные вопросы! Просто привычка, выработавшаяся годами, держала Сталина: вершить, решать все самому. Решать за всех. Вскоре сама фронтовая действительность внесет коррективы в порядок, стиль, методы работы Верховного.
  
   Втягиваясь в жестокий ритм войны, но действуя больше лишь как лицо, одобряющее или не одобряющее предложения Генштаба, Сталин все время пытался найти какие-то дополнительные рычаги влияния на обстановку. Вот он подписал директиву об активизации борьбы авиации с танками. После докладов о том, что нечем вооружать пополнение, Сталин настоял, чтобы в войска направили специальную директиву Ставки по этому вопросу:
  
   "Разъяснить всему командному, политическому и рядовому составу действующих войск, что потеря оружия на поле боя является тягчайшим нарушением военной присяги и виновные должны привлекаться к ответственности по законам военного времени. Усилить штатные команды по сбору оружия дополнительным количеством личною состава и возложить на них ответственность по сбору всего оружия, оставленного на поле боя..."731
  
   Следует сказать и о том, что в первые месяцы войны многие предложения Сталина были в значительной мере навеяны воспоминаниями о гражданской войне. Например, в сентябре 1941 года после разговора по "Бодо" с Буденным Сталин как-то неожиданно проявил повышенный интерес к кавалерии. В это время в Генштабе готовился документ Ставки об уроках первых двух месяцев войны, который предполагалось разослать командующим фронтами и армиями. Документ был почти готов. Сталин его прочел, в основном согласился, но приказал включить еще один пункт:
  
   "Четвертое. Нашей армией несколько недооценивается значение кавалерии. При нынешнем положении на фронтах, когда тыл противника растянулся на несколько сот километров в лесных местностях и совершенно не обеспечен от (так в тексте. - Прим. Д. В.) крупных диверсионных действий с нашей стороны, рейды красных кавалеристов по растянувшимся тылам противника могли бы сыграть решающую роль в деле дезорганизации управления и снабжения немецких войск. Если бы наши кавалерийские части, болтающиеся теперь на фронте и перед фронтом, были брошены по тылам противника, он был бы поставлен в критическое положение, а наши войска получили бы громадное облегчение. Ставка считает, что для таких рейдов по тылам противника достаточно было бы иметь несколько десятков легких кавдивизий истребительного типа в три тысячи человек каждая с легким обозом, без перегрузки тылами..."732
  
   Идея как будто не лишенная смысла, хотя по сути своей это попытка вернуться к опыту не только гражданской воины, но и далекой Отечественной войны 1812 года. Сталин, знавший военную науку на уровне обыденного сознания, просто здравого смысла, искал выход из критического состояния, в которое поставили страну его просчеты и коварство Гитлера. В классической борьбе подобное критическое состояние возникает, когда борец ставит своего соперника в положение моста, стремясь прижать его лопатками к ковру. Если это удается, засчитывается чистая победа. Июнь, июль, август, сентябрь, октябрь, ноябрь 1941 года Сталин держал "мост". Не он, конечно, страна, народ, армия. Но и он, привычно олицетворяя их, был поставлен Гитлером в такое, абсолютно непривычное для него положение. Судьба страны висела на волоске. Положение было столь отчаянным, что Сталин видел панацею в любом возможном средстве, заставляя готовить разного рода директивы, подобные только что процитированной инструкции о создании и использовании легких кавалерийских дивизий.
  
   Вспомнив вновь о Павлове, Сталин опять ощутил пароксизм злобы: как мог комфронта за одну неделю все потерять? Ведь когда он его принимал здесь, в своем кабинете, перед назначением на должность командующего Западным особым военным округом, то Павлов произвел на него неплохое впечатление. Четкий доклад, зрелые суждения, уверенность... Правда, опыта у него было мало: такой взлет после Испании... Как он мог выпустить рычаги управления войсками? Что делал ею штаб? Почему не обеспечил боеготовность войск? Сталин уже не хотел вспоминать, что в середине июня он и Тимошенко получили от Павлова две или три шифровки с настоятельной просьбой о выводе войск округа на полевые позиции. Командующий ЗапОВО добивался разрешения на частичное отмобилизование, доказывал необходимость усиления войск округа радиосредствами и новыми танками... Но мысль Сталина вновь и вновь возвращалась к одному и тому же вопросу: как мог Павлов так бездарно все потерять? От этого внутри у Сталина все клокотало. Он подошел к столу и нажал кнопку вызова. Тут же бесшумно появился Поскребышев с блокнотом в руке.
  
   - Кто, кроме Павлова, отдан под военный трибунал? Когда суд? Где проект приговора? - Не дожидаясь ответа, добавил: - Вызовите ко мне Ульриха.
  
   Поскребышев так же бесшумно вышел из кабинета "Хозяина". Сталин продолжал расхаживать вдоль длинного стола. Поворачиваясь, он обвел взглядом портреты, висевшие на стенах: Маркс, Энгельс, Ленин. Маркса он читал мало; "Капитал" так никогда осилить не смог, но с рядом его работ был знаком. Наиболее ценной среди Марксовых работ, по его мнению, была "Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 год". Здесь Маркс впервые употребил понятие "диктатура пролетариата", главное, по мысли Сталина, звено в учении об обществе. Энгельса он ценил невысоко. Во время своего посещения Комакадемии в 1930 году даже призывал критиковать "ошибочные" положения великого соратника Маркса. Правда, Энгельс неплохо, как думал Сталин, написал о военной истории России, хорошо отзывался о полководческом гении Суворова, ниже ставил Кутузова, отметил решающий вклад русских войск в освобождение порабощенной Наполеоном Европы, героизм защитников Севастополя в Крымской войне 1853-1856 годов. Но это частности, среди которых немало и ошибочного.
  
   А Ленин... Когда Сталин обращался к его работам, то всегда чувствовал свою обыкновенность, даже заурядность. "Защита" Ленина помогла ему стать единоличным вождем. Все эти недоноски, которых он уничтожил, так и не поняли, в чем заключалась его главная сила: в монополии на трактовку Ленина. Тем более, что способности "железной рукой" прихлопнуть врагов, Сталин в немалой степени научился у Ленина. Он вспомнил и мысленно выругал себя за минутную слабость: когда 29 июня он с Молотовым, Ворошиловым, Ждановым и Берией выходил, вконец расстроенный, из здания Наркомата обороны, то в сердцах громко бросил:
  
   - Ленин создал наше государство, а мы все его прос..ли!
  
   Молотов удивленно взглянул на Сталина, но ничего не сказал. Промолчали и другие. Не надо было ему говорить эти слова: могут запомнить и принять за панические... Ведь все оброненное великими людьми не предается забвению. Особенно их слабости.
  
   Погружение Сталина в дальнее и ближнее прошлое прервал Поскребышев. Он неслышно прошел к столу и положил тоненькую папочку. Верховный быстро просмотрел принесенные бумаги. Сверху лежал
  
   "Приговор (проект)
  
   Именем Союза Советских Социалистических Республик
  
   военная коллегия Верховного суда СССР в составе
  
   Председательствующего армвоенюриста В.В. Ульриха,
  
   членов: диввоенюристов А.М. Орлова и Д.Я. Кандыбина,
  
   при секретаре - военном юристе А.С. Мазуре
  
   В закрытом судебном заседании в городе Москве .......го июля 1941 года рассмотрела дело по обвинению
  
   1. Павлова Дмитрия Григорьевича, 1897 года рождения, быв. командующего Западным фронтом, генерала армии;
  
   2. Климовских Владимира Ефимовича, 1895 года рождения, быв. начальника штаба Западного фронта, генерал-майора - обоих в преступлениях, предусмотренных ст.ст. 63-2 и 76 УК БССР;
  
   3. Григорьева Андрея Терентьевича, 1889 года рождения, быв. начальника связи Западного фронта, генерал-майора;
  
   4. Коробкова Александра Андреевича, 1897 года рождения быв. командующею 4-й армией, генерал-майора - обоих в преступлениях, предусмотренных ст. 180 п. "б" УК БССР... ".
  
   Далее утверждалось, что предварительным судебным следствием установлено, что "подсудимые Павлов и Климовских, являясь участниками антисоветского военного заговора и используя свое служебное положение, будучи: первый командующий войсками Западного фронта, а второй - начальник штаба того же фронта, проводили вражескую работу, выразившуюся в том, что в заговорщицких целях не готовили к военным действиям вверенный им командный состав, ослабили мобилизационную готовность войск округа, развалили управление войсками и сдали оружие противнику без боя, чем нанесли большой ущерб боевой мощи Рабоче-Крестьянской Красной Армии... ".
  
   Далее все шло в том же духе; Сталин не стал читать эти страницы и остановился лишь на последней:
  
   "Таким образом, установлена виновность Павлова и Климовских в совершении ими преступлений, предусмотренных ст.ст. 63-2 и 76 УК БССР, и Григорьева и Коробкова в совершении ими преступлений, предусмотренных ст. 180 п. "б" УК БССР. Исходя из изложенного и руководствуясь ст.ст. 319 и 320 УПК РСФСР, военная коллегия Верхсуда СССР
  
   приговорила:
  
   1. Павлова Дмитрия Григорьевича
  
   2. Климовских Владимира Ефимовича
  
   3. Григорьева Андрея Терентьевича
  
   4. Коробкова Александра Андреевича
  
   лишить военных званий: Павлова - "генерал армии", а остальных троих военного звания "генерал-майор" и подвергнуть всех четверых высшей мере наказания - расстрелу, с конфискацией всего лично им принадлежащего имущества... Приговор окончательный и обжалованию не подлежит"733.
  
   Ознакомившись с проектом приговора, Сталин сказал стоявшему рядом с письменным столом Поскребышеву:
  
   - Приговор утверждаю, а всякую чепуху вроде "заговорщицкой деятельности" Ульрих чтобы выбросил... Пусть не тянут. Никакого обжалования. А затем приказом сообщить фронтам, пусть знают, что пораженцев карать будем беспощадно...
  
   Все было решено. До суда. 22 июля, когда состоялся "суд", нужно было лишь соблюсти формальность. Подсудимые просили направить их на фронт в любом качестве: они докажут своей кровью преданность Родине и воинскому долгу. Просьба поверить: все случившееся - результат крайне неблагоприятно сложившихся обстоятельств. Вины своей не отрицают. Искупят ее в бою... Ульрих, зевая, торопил:
  
   - Короче...
  
   Этой же ночью их расстреляли. Сталина эти люди больше никогда не интересовали. Но он не мог знать, что 5 ноября 1956 года Генеральный штаб, проведя тщательное аналитическое расследование обоснованности обвинений, предъявленных Павлову, Климовских, Григорьеву и Коробкову, вынесет свое компетентное суждение:
  
   "Имеющиеся документы и сообщения ряда генералов, служивших в Западном особом военном округе, не отрицая ряда крупных недочетов в подготовке округа к войне, опровергают утверждение обвинительного заключения о том, что генералы Павлов Д.Г., Климовских В.Е., Григорьев А.Т., Коробков А.А. и Клич Н.А. виновны в проявлении трусости, бездействия, нераспорядительности, в сознательном развале управления войсками и сдаче оружия противнику без боя"734.
  
   Жестокое время, жестокие люди... Сталин хорошо знал Павлова, беседовал при назначении и с генералами Климовских и Коробковым. Оба произвели на него тоже благоприятное впечатление. Вероятно, они допустили до войны и в ее начале немало промахов. Назначенные на высокие должности через ряд промежуточных ступеней в результате острого кадрового дефицита, эти преданные стране люди, подлинные патриоты, в силу недостаточной подготовки не смогли в решающие минуты правильно организовать боевые действия с превосходящими силами противника. Но разве мало было таких? Командующие фронтами Кузнецов, Павлов, Кирпонос совершили после 1937 года стремительное восхождение. Их патриотизм, храбрость, мужество не были должным образом подкреплены опытом и полководческой мудростью. Это приходит с годами. Но Сталин, истребив целые слои командного состава, поставил в исключительно сложное положение и тех, кого выдвинул на их место.
  
   Сталин, более всех повинный в катастрофическом начале войны, проявил исключительную жестокость по отношению к тем, кто стал жертвой его просчетов. Их собственной вины, а она, видимо, есть, никто не снимает. Но эта вина в значительной мере обусловлена сложившимися обстоятельствами, скороспелым выдвижением и, как следствие, недостаточной компетентностью. В своей книге "Судьба России" Н. Бердяев писал: "Жестокость войны, жестокость нашей эпохи не есть просто жестокость, злоба, бессердечие людей, личностей, хотя все это и может быть явлениями сопутствующими. Это жестокость исторической судьбы, жестокость исторического движения, исторического испытания. Жестокость человека - отвратительна"735. Война сама по себе жестока. Но Сталин часто делал ее еще более жестокой. И это действительно отвратительно. Судите сами.
  
   Жданов и Жуков, докладывая из Ленинграда о положении дел, привели факты, когда немецкие войска, атакуя наши позиции, гнали перед собой женщин, детей, стариков, ставя тем самым в исключительно трудное положение обороняющихся. Дети и женщины кричали: "Не стреляйте!", "Мы - свои!", "Мы - свои!". Советские солдаты и офицеры были в замешательстве: что делать? Нетрудно представить, что могли испытывать и несчастные люди, когда в их спины упирались стволы немецких автоматов и впереди тоже могла ждать смерть. Сталин среагировал немедленно. Среагировал в духе своей натуры - предельно жестоко:
  
   "Говорят, что немецкие мерзавцы, идя на Ленинград, посылают впереди своих войск стариков, старух, женщин, детей... Говорят, что среди ленинградских большевиков нашлись люди, которые не считают возможным применить оружие к такого рода делегатам. Я считаю, что если такие люди имеются среди большевиков, то их надо уничтожать в первую очередь, ибо они опаснее немецких фашистов. Мой совет: не сентиментальничать, а бить врага и его пособников, вольных или невольных, по зубам... Бейте вовсю по немцам и по их делегатам, кто бы они ни были, косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами... Продиктовано 04 часа 21.09.41 года тов. Сталиным. Б. Шапошников"736.
  
   Война жестока по своей сути, но здесь жестокость особого рода - жестокость не только к врагу, это еще можно понять, но и к своим соотечественникам. "...Косите врагов, все равно, являются ли они вольными или невольными врагами..." Жуков и Жданов сообщали, что это женщины, старики, дети, а он: "...не сентиментальничать, а бить врага и его пособников... по зубам..." Детей, своих детей - "по зубам" ...из автомата?! Это никогда ни понять, ни объяснить, ни тем более оправдать невозможно... Воистину: "Жестокость человека - отвратительна!" Жестокость по отношению к своим согражданам, к тем, кого гонят впереди себя нравственные ублюдки, как и к тем, кому он доверил высокие посты, - фактическое признание своей вины. Но в этом случае нужно быть жестоким к самому себе. А этого Сталин не мог.
  
   Для того чтобы полнее почувствовать, что и в условиях кошмара тех дней расправа Сталина с генералами не была простым эмоциональным всплеском, а являлась продолжением его произвола конца 30-х годов, приведу лишь два свидетельства. Расстрелянные генералы предстают в этих свидетельствах совсем в ином свете. После войны генерал-майор Б.А. Фомин, бывший работник штаба Западного фронта, писал:
  
   "С августа 1940 года Павловым было проведено пять армейских полевых поездок, одна армейская командно-штабная военная игра на местности, пять корпусных военных игр, одна фронтовая военная игра, одно радиоучение с двумя танковыми корпусами, два дивизионных и одно корпусное учение. Павлов, тщательно следя за дислокацией войск противника, неоднократно возбуждал вопрос перед наркомом обороны о перемещении войск округа из глубины в приграничный район. К началу войны войска округа находились в стадии оргмероприятий. Формировалось пять танковых корпусов воздушно-десантный корпус, три противотанковые бригады и т.д. Все перечисленные соединения не были полностью сформированы и не были обеспечены материальной частью.
  
   О подготовке немцами внезапного нападения Павлов знал и просил разрешения занять полевые укрепления вдоль госграницы. 20 июня шифротелеграммой за подписью заместителя начальника оперуправления Генштаба Василевского Павлову было сообщено, что просьба его была доложена наркому и последний не разрешил занимать полевых укреплений, так как это может вызвать провокацию со стороны немцев.
  
   В действиях и поступках Павлова как в предвоенный период так и во время ведения тяжелой оборонительной операции лично я не усматриваю вредительства, а тем более предательства. Фронт постигла неудача не из-за нераспорядительности Павлова, а из-за ряда причин, важнейшими из которых были: численное превосходство противника, внезапность удара противника, запоздание с занятием рубежей УРов, безграмотное вмешательство Кулика..."737
  
   Вот сообщение генерал-полковника Л.М. Сандалова генералу армии В.В. Курасову. "Что касается командующего 4-й армией генерала Коробкова, то в отношении этого способного командира, отличившегося в боях в Финляндии, где он храбро воевал во главе своей дивизии, совершена вопиющая несправедливость. Генерал Коробков по окончании войны в Финляндии был назначен командиром корпуса и затем, за несколько месяцев до войны, вступил в командование 4-й армией, показал себя храбрым и энергичным командующим армией. Недостаток его заключался в стремлении безоговорочно выполнять любое распоряжение командования войсками округа, в том числе и явно не соответствующее складывающейся обстановке.
  
   Почему был арестован и предан суду именно командующий 4А Коробков, армия которого хотя и понесла громадные потери, но все же продолжала существовать и не теряла связи с штабом фронта? К концу июня 1941 года был предназначен по разверстке (заметьте, "по разверстке"! - Прим. Д.В.) для придания суду от Западного фронта один командарм а налицо был только командарм 4-й армией. Командующие 1-й и 10-й армиями находились в эти дни неизвестно где, и с ними связи не было. Это и определило судьбу Коробкова. В лице генерала Коробкова мы потеряли тогда хорошего командарма, который, я полагаю, стал бы впоследствии в шеренгу лучших командармов Красной Армии..."738
  
   Таких, кто мог стать, но не стал, было немало. Очень многие погибли на поле брани. Немало было и таких генералов, которые, исчерпав все возможности борьбы и не желая попасть в плен или на сталинскую расправу, кончали с собой. Архивы сохранили немало донесений о подобных случаях. Вот командир 17-го мотомехкорпуса генерал-майор М.П. Петров сообщает маршалу Тимошенко о том, что 23 июня покончил с собой его заместитель Кожохин Николай Викторович... Кончил жизнь самоубийством командующий ВВС Западного особого военного округа Копец Иван Иванович... Начальник Управления политической пропаганды ЗапОВО Д.А. Лестев в донесении объясняет самоубийство Копеца "малодушием вследствие частных неудач и сравнительно больших потерь авиации..."739. Тогда представлялось (а может быть, просто боязнь прослыть паникером?), что неудачи "частные", а потери - "сравнительно большие"...
  
   У некоторых генералов, попавших в водоворот трагических событий, судьба сложилась еще горше.
  
   В августе 1941 года органы госбезопасности доложили Сталину, что два генерала сдались добровольно в плен немцам и работают на них. Один - бывший командующий 28-й армией генерал-лейтенант В.Я. Качалов, другой - командующий 12-й армией генерал-майор П.Г. Понеделин. Сталин наложил резолюцию: "Судить". Не все приказы, далеко не все, касающиеся фронтовых дел, особенно в первый период войны, пунктуально выполнялись. Если бы выполнялись, не оказались бы немцы осенью у стен Москвы. А вот такие приказы, как "судить", исполнялись непременно. Два генерала в октябре 1941 года были заочно осуждены по ст. 265 УПК РСФСР и приговорены к расстрелу "с конфискацией лично им принадлежащего имущества и ходатайством о лишении наград - орденов Советского Союза"740.
  
   Незадачливым и циничным осведомителям было невдомек, что Владимир Яковлевич Качалов погиб 4 августа 1941 года от прямого попадания снаряда. Но до 1956 года члены его семьи, кто остался жив, носили клеймо родственников "предателя Родины". Еще более драматична судьба Павла Григорьевича Понеделина. В августе 1941 года, уже будучи в окружении, он был тяжело ранен и в бессознательном состоянии попал в плен. Долгие четыре года гитлеровских лагерей не сломили генерала, он достойно нес свой крест. Поддерживал павших духом, категорически отказался от сотрудничества с фашистами. После освобождения и репатриации в 1945 году Понеделин был арестован и пробыл теперь уже в советском лагере пять лет, хотя еще в 1941 году был приговорен заочно к смерти. После ходатайства Понеделина, направленного лично Сталину, его вторично судили 25 августа 1950 года и еще раз приговорили к расстрелу. Дважды приговоренный к смерти, перенесший ужас гитлеровских и сталинских лагерей, генерал-майор Понеделин был расстрелян только потому, что имел несчастье в бессознательном состоянии попасть в плен...
  
   Жестокое время, жестокие люди... Сталин с началом войны, едва придя в себя от парализующего психологического шока, для выправления положения прибег к своему испытанному средству репрессиям и нагнетанию страха. Тысячи, сотни тысяч людей гибли на фронте, еще больше - попадали в плен. Вышедшие из окружения, вырвавшиеся из плена оказывались в "спецлагерях по проверке". Есть целый ряд донесений Берии о функционировании этих лагерей. Часть военнослужащих после проверки направлялась в формируемые новые подразделения, других расстреливали на месте, высылали на долгие годы в лагеря741. Их доля была особенно горька: позор, бесчестие им и их семьям. Конечно, были среди них и те, кто сознательно изменил Родине или, проявив малодушие, не исполнил свой воинский долг. Не о них речь. Жестокость Сталина, проявленную в начале войны по отношению к советским людям мы связывали обычно лишь с именами Павлова и генералов его штаба. Но мало кто знает, что в это же время Сталин санкционировал арест большой группы командиров. Среди них:
  
   генерал-майор Алексеев И.И. - командир 6-го стрелкового корпуса; генерал-майор Арушанян Б.И. - начальник штаба 56-й армии;
  
   генерал-майор Гопич Н.И. - начальник Управления связи РККА;
  
   генерал-майор Голушкевич В.С. - заместитель начальника штаба Западного фронта;
  
   генерал-лейтенант Иванов Ф.С. - из резерва Главного управления кадров Наркомата обороны (ГУК НКО);
  
   генерал-майор Кузьмин Ф.К. - начальник кафедры тактики академии им. Фрунзе;
  
   генерал-майор Леонович И.Л. - начальник штаба 18-й армии;
  
   генерал-майор Меликов В.А. - начальник факультета академии Генштаба;
  
   генерал-майор Потатурчев А.Г. - командир 4-й танковой дивизии;
  
   генерал-майор Романов Ф.Н. - начальник штаба 27-й армии;
  
   генерал-лейтенант Селиванов И. В. - командир 30-го стрелкового корпуса;
  
   генерал-майор Семашко В.В. - заместитель начальника штаба Ленинградского фронта;
  
   генерал-лейтенант Трубецкой Н.И. - начальник Управления военных сообщений (ВОСО) Красной Армии;
  
   генерал-майор Цырульников П.Г. - командир 15-й стрелковой дивизии742.
  
   Список не охватывает всех арестованных. Различна судьба этих людей. Некоторым удалось вернуться на фронт, иных на долгие годы поглотили лагеря, другие погибли.
  
   В большинстве случаев Сталин просто санкционировал арест, но иногда и сам давал соответствующие указания. Например, 25 августа 1942 года в 5 часов 15 минут Сталин продиктовал в Сталинград телеграмму:
  
   "Лично Василевскому, Маленкову
  
   Меня поражает то, что на Сталинградском фронте произошел точно такой же прорыв далеко в тыл наших войск, какой имел место в прошлом году на Брянском фронте, с выходом противника на Орел. Следует отметить, что начальником штаба был тогда на Брянском фронте тот же Захаров, а доверенным человеком тов. Еременко был тот же Рухле. Стоит над этим призадуматься. Либо Еременко не понимает идею второго эшелона в тех местах фронта, где на переднем крае стоят необстрелянные дивизии, либо же мы имеем здесь чью-то злую волю, в точности осведомляющую немцев о слабых пунктах нашего фронта..."743
  
   Захарова и Еременко Сталин не решился прямо подозревать, а вот начальника оперативного отдела штаба фронта генерал-майора И.Н. Рухле Верховный явно заподозрил. Он не увидел закономерности в том, что немецкие военачальники ищут у нас наиболее слабые места и наносят удар именно там а усмотрел причину такого положения в "злой воле", которая "в точности осведомляет немцев...". Для работников особого отдела после такой телеграммы никакие аргументы больше были не нужны. Сам Верховный их указал... Генерал-майор Рухле Иван Никифороиич тут же был арестован, но судьба была к нему милостива, и он в конце концов остался жив.
  
   Сталин никогда не смог полностью отказаться от жестоких "игр". Но тогда всем казалось, что жестокое, отчаянное время оправдывает и жестокие меры "вождя".
  
   Горечь полыни_________________________________________
  
   В начале августа Сталин, как обычно, только под утро забылся тревожным сном. Едва голова коснулась подушки, и он сразу погрузился в какую-то глубокую и вязкую тьму. Сталин, как он однажды сказал Поскребышеву, очень редко видел сны. Его не мучили угрызения совести, не стояли перед глазами тени уничтоженных им сотоварищей по партии, он не слышал из прошлою голоса жены и погибших родственников. Его натура имела как бы моральные изоляторы, оберегавшие его сознание от душевных страданий, покаяния, угрызений совести. В его интеллекте, чувствах были заморожены, сблокированы те центры, которые должны были реагировать на проявления общечеловеческой нравственности. Во всяком случае, бессонница по причине дефицита совести его никогда не мучила.
  
   А сегодня, забывшись на три-четыре часа, он несколько раз просыпался. Нет, не видения, не кошмары, не грохот канонады войны мешали спать Сталину. Он просыпался от горького запаха, от полынной горечи, точно такой же, как и много лет назад под Царицыном. Они тогда с Ворошиловым выезжали на позиции и на обратном пути остановились на несколько минут у кургана чтобы съесть по краюшке хлеба. Сталин откинулся на траву и на несколько минут задремал в полынном облаке запахов раскаленной степи. В знойном мареве, под безбрежным жарким небом он почувствовал себя каким-то крохотным, беззащитным и ничтожным. Проваливаясь в бездну сна, он как бы поплыл по полынным волнам, словно щепка... Вот и сегодня ту давнюю горечь он явственно ощутил даже на вкус. Сразу вспомнив вчерашний ночной доклад Генштаба, стряхнул остатки сна. Полынная горечь неудач преследовала армию и ее Верховного Главнокомандующего почти на всем гигантском фронте.
  
   Поднявшись и попив чаю, Сталин не поехал в Кремль, а приказал Шапошникову прибыть к нему к двенадцати часам и доложить обстановку на всех фронтах с выводами и предложениями. Без четверти двенадцать начальник Генштаба был на даче. Oн подошел к разложенной на столе карте и негромко, тщательно подбирая слова, стал докладывать. Сталин даже подумал: "Как лекцию читает". Но перебивать не стал. "Лекция" была грозной, с полынным привкусом.
  
   - Можно сказать, - четко формулируя мысль, начал Шапошников, - что начальный период войны нами проигран вчистую. Боевые действия уже идут на дальних подступах Ленинграда, в районе Смоленска и в районе Киевского узла обороны. Устойчивость обороны по-прежнему невысокая. Мы вынуждены более или менее равномерно распределять силы по фронту, не зная, где противник, сконцентрировав свои силы, завтра нанесет следующий удар. Стратегическая инициатива полностью в его руках. Дело усугубляется отсутствием на ряде участков фронта вторых эшелонов и крупных резервов. В воздухе - господство немецкой авиации, хотя ее потери тоже значительны. (Еще никто не знал, что к 30 сентября 1941 г. мы потеряем 8166 самолетов, т.е. 96,4% того, что имели к началу войны.)744 Из 212 дивизий, входящих в состав действующей армии, укомплектованы на 80% и более лишь 90 дивизий. На подступах к Ленинграду, невозмутимо и несколько монотонно докладывал Шапошников, - оборона постепенно обретает упругость. Динамизм немецкого движения, похоже, сходит здесь на нет. Видимо, придется переводить весь флот в Кронштадт. Неизбежны крупные потери.
  
   - Смоленское сражение, - продолжал начальник Генштаба, - позволило нам остановить немецкие армии на самом опасном, Западном, направлении. По нашим подсчетам, - он заглянул в тетрадь, - в нем участвуют более 60 немецких дивизий общей численностью около полумиллиона личного состава. Для уплотнения фронта, как Вы знаете, товарищ Сталин, еще в начале июля в состав Западного фронта переданы 19, 20, 21 и 22-я армии. Но недостаток войск по-прежнему ощущается, и дивизии часто строят боевые порядки в один эшелон. Наша попытка провести контрнаступление на этом направлении с участием 29, 30, 24, 28-й армий дала лишь частичный положительный результат, позволив 20-й и 16-й армиям прорвать кольцо окружения и отойти за линию фронта. Наше контрнаступление сорвало удар немцев.
  
   - А какова в этом сражении роль Центрального фронта? - наконец перебил Сталин.
  
   - Есть все основания полагать, что центр удара немецкой группировки сместится сюда. Но одноэшелонное построение фронта, имеющего всего 24 неполные дивизии, вызывает большую тревогу. Не исключено, что нам придется создавать здесь еще одну фронтовую группировку...
  
   Сталин понял главное, что Смоленское сражение, где особенно была заметна Ельнинская операция, показало реальную возможность Красной Армии остановить противника даже на главном направлении, где сосредоточены его основные силы.
  
   До его сознания вновь дошли неторопливые, жесткие слова Шапошникова:
  
   - На старой границе зацепиться не удалось, 6-я армия не смогла здесь задержаться. Сейчас, по существу, немцы, выйдя к внешнему обводу Киевского Ура, рассекли фронт надвое: на севере 5-я армия, которая осела в Коростянском Уре, и южная часть с основными силами: 6, 12, 26-я армии. Организованные контрудары с севера и юга по флангам прорвавшейся группировки дали лишь частичный положительный результат. На сегодняшнее утро можно сказать, что 6-я и 1-я армии отрезаны, - горько уточнил Шапошников.
  
   Дальше Сталин уже не дал говорить маршалу.
  
   - Боюсь за Днепр. Киев. Надо что-то делать...
  
   - Мы уже отдали предварительные распоряжения о подготовке прочной линии обороны по восточному берегу Днепра, - ответил начальник Генштаба.
  
   - Мы можем сейчас переговорить с руководством Юго-Западного фронта?
  
   - Если Кирпонос и Хрущев не в войсках, то мы с ними свяжемся, - ответил Шапошников.
  
   Через несколько минут "Бодо" отстукал: "У аппарата Кирпонос". Приведу отрывок из записи переговоров, которая хранится в военных архивах:
  
   "У аппарата Сталин. Здравствуйте. Ни в коем случае нельзя допускать, чтобы немцы перешли на левый берег Днепра в каком-либо пункте. Скажите, есть ли у Вас возможность не допустить такого казуса?
  
   Далее. Хорошо бы уже теперь наметить вам совместно с Буденным и Тюленевым план создания крепкой оборонительной линии, проходящей примерно от Херсона и Каховки, через Кривой Рог, Кременчуг и дальше на север по Днепру, включая район Киева на правом берегу Днепра. Если эта примерная линия обороны будет всеми вами одобрена, нужно теперь же начать бешеную работу по организации линии обороны и удержанию ее во что бы то ни стало... Если бы это было вами сделано, то вы могли бы принять на этой линии отходящие усталые войска, дать им оправиться, выспаться, а на смену держать свежие части. Я бы на вашем месте использовал на это дело не только новые стрелковые дивизии, но и новые кавдивизии, спешил бы их и дал бы им разыграть роль пехоты временно. Все.
  
   Кирпонос. Нами приняты все меры к тому, чтобы ни в коем случае не дать противнику как перейти на левый берег Днепра, так и взять Киев. Но необходимо нас усилить пополнением. Товарищ Сталин, мы до сего времени очень плохо получаем пополнение. Есть дивизии, которые в своем составе имеют полторы-две тысячи штыков. Также плохо и с материальной частью. Просим Вас оказать нам в этом вопросе помощь.
  
   Ваше указание об организации нового оборонительного рубежа совершенно правильное. Мы немедленно приступим к его отработке и просим Вашего разрешения доложить Вам об этом к 12 часам пятого (августа. - Прим. Д.В.)... Мы имеем задачу от главкома товарища Буденного о переходе с утра шестого в наступление из района Корсунь в направлении Звенигородка, Умань с целью оказания помощи 6-й и 12-й армиям и создания единого фронта с Южным фронтом... Если Вы не возражаете против этого наступления и если оно удастся, то тогда линия обороны может измениться значительно к западу. Все.
  
   Сталин. Я не только не возражаю, а, наоборот, всемерно приветствую наступление, имеющее своей целью соединиться с Южным фронтом и вывести на простор названные Вами две армии. Директива главкома совершенно правильна. Но я все-таки просил бы Вас разработать предложенную мною линию обороны, ибо на войне надо рассчитывать не только на хорошее, но и на плохое, а также на худшее. Это единственное средство не попадать впросак..."745
  
   Увы, надеждам Сталина не суждено было сбыться. Теперь запах полыни стал его преследовать не только ночью, но и круглые сутки...
  
   Киевская оборонительная операция развивалась неудачно. Окруженные части 6-й и 12-й армий в тяжелой обстановке сражались до 7 августа. Исчерпав возможности дальнейшего сопротивления, армии перестали существовать. Большое количество личного состава оказалось в плену. Маршал Буденный, которому старые легенды не помогли в этой войне, учитывая угрозу охвата войск Южного фронта, попросил у Ставки разрешения отвести войска за реку Ингул. Сталин пришел в бешенство и запретил отвод, указав другую линию обороны746. Специальной директивой Ставки No 00 661 Сталин распорядился выдвинуть для укрепления войск Юго-Западного направления 19 стрелковых и 5 кавалерийских дивизий. Соединения были только сформированы, но не "сколочены" и не обучены. Не хватало вооружения. При вводе в бой многие из этих частей и соединений не проявили упорства в обороне. В условиях неразберихи нередко возникала паника, самовольное оставление позиций.
  
   Когда Сталину докладывали, что оставлен тот или иной рубеж, новые населенные пункты, он приходил то в ярость, то впадал в состояние апатии. Вопреки своему правилу не торопиться с выводами и оценкой людей, теперь он часто их делал сразу же, после очередной сводки. На этот раз досталось командующему Южным фронтом И.В. Тюленеву, которого он хорошо знал с давних пор. В телеграмме Сталина главкому Буденному указывалось:
  
   "Комфронта Тюленев оказался несостоятельным. Он не умеет наступать, он не умеет также отводить войска. Он потерял две армии таким способом, каким не теряют даже полки. Предлагаю Вам выехать немедля к Тюленеву, разобраться лично в обстановке и доложить незамедлительно о плане обороны... Мне кажется, что Тюленев деморализован и не способен руководить фронтом.
  
   Сталин.
  
   Продиктовано по телефону в 5.50 12.8.41 г. Шапошников"747.
  
   Верховный Главнокомандующий слал грозные телеграммы, отдавал жесткие приказы, подписывал спешно подготовленные директивы, а положение все ухудшалось. В августе - сентябре на Юго-Западном направлении оно стало критическим. Сталин пытался связаться то с одним, то с другим командующим, но это не всегда удавалось. Однажды, ознакомившись с очередной сводкой Генштаба, в которой сообщалось о новом несанкционированном отходе нескольких частей, Сталин продиктовал "Приказ Ставки Верховного Главного Командования Красной Армии No 270 от 16 августа 1941 года".
  
   Оговорюсь, что всем нам известен знаменитый "Приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР No 227 от 28 июля 1942 года". Приказ No 270, приказ отчаяния, был издан почти на год раньше. Его автор - сам Сталин. Потеряв надежду на возможность стабилизировать линию фронта и не допустить разгрома, Верховный Главнокомандующий прибег, в значительной степени в силу критических обстоятельств, к своему испытанному методу жестких карательных мер. У него уже не оставалось других средств. Сегодня мало кто знает этот приказ, поэтому приведу его как образчик личного директивного творчества Сталина. В начале приказа следовали примеры того, как, оказавшись в окружении, командиры, политработники, красноармейцы проявляли силу духа и с честью выходили из самого сложного положения. Так поступил, например, командующий 3-й армией генерал-лейтенант Кузнецов. Именно он и его командиры и политработники организовали выход из окружения 108-й и 64-й стрелковых дивизий.
  
   "Но вместе с тем, - продолжал диктовать Сталин, - командующий 28-й армией генерал-лейтенант Качалов проявил трусость и сдался в плен, а штаб и части вышли из окружения; генерал-майор Понеделин, командующий 12-й армией, сдался в плен, как и командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Кириллов. Это позорные факты. Трусов и дезертиров надо уничтожать.
  
   Приказываю:
  
   1) Срывающих во время боя знаки различия и сдающихся в плен считать злостными дезертирами, семьи которых подлежат аресту как семьи нарушивших присягу и предавших Родину. Расстреливать на месте таких дезертиров.
  
   2) Попавшим в окружение - сражаться до последней возможности, пробиваться к своим. А тех, кто предпочтет сдаться в плен, - уничтожать всеми средствами, а семьи сдавшихся в плен красноармейцев лишать государственных пособий и помощи.
  
   3) Активнее выдвигать смелых, мужественных людей.
  
   Приказ прочесть во всех ротах, эскадрильях, батареях"748.
  
   Сталин, залпом продиктовав приказ, остановился, не стал редактировать импульсивный текст, смысл которого укладывался в одну-две фразы: "Расстреливать безжалостно дезертиров, бойцов, сдающихся в плен. А если они решатся на это, пусть знают, что их семьи будут вынуждены испить самую горькую чашу". Это приказ отчаяния и жестокости. Хотя Сталин продиктовал его от своего имени, как Верховного Главнокомандующего, уже подписав приказ, он распорядился поставить также подписи Молотова, Буденного, Ворошилова, Тимошенко, Шапошникова, Жукова, несмотря на то что не все из указанных лиц находились в это время в Ставке. Положение было таково, что Сталин был готов на любой, самый отчаянный шаг. Кое-где его распоряжения подобного характера выполнялись весьма энергично. В конце августа 1941 года Сталину доложили о письме писателя Владимира Ставского, пробывшего десять дней на фронте в районе Ельни. Приведу несколько выдержек из этого письма.
  
   "Дорогой товарищ Сталин!
  
   Ряд наших частей действует замечательно, наносит сокрушающие удары фашистам. После того как во главе 19-й дивизии встал отважный и энергичный майор товарищ Утвенко, полки дивизии, действуя на участке в 11 километров... разбили 88-й пехотный полк, отбили множество немецких контратак... Части, действующие под Ельней, проходят боевую учебу, накапливают боевой опыт, изучают тактику противника и бьют немцев...
  
   Но здесь, в 24-й армии, за последнее время получился перегиб... По данным командования и политотдела армии, расстреляно за дезертирство, за паникерство и другие преступления 480 - 600 человек. За это же время представлено к наградам 80 человек. Позавчера и сегодня командарм т. Раку-тин и начпоарм (начальник политотдела армии. - Прим. Д В.) т. Абрамов правильно разобрались в этом перегибе..."749
  
   В письме, где говорилось об этом страшном "перегибе" (расстреляно 480 600 человек, награждено 80), Сталин оставил короткую запись: "т. Мехлис. И. Ст." Его не взволновала цифра "перегиба" (пусть даже, возможно, завышенная), эти жестокие потери, которые он решительно санкционирует. Да, война жестока, положение отчаянное, но в резолюциях Сталина нет и намека на необходимость обратиться к сознанию, чести, мужеству, патриотическим чувствам, национальной гордости людей... Он, как всегда, верит только в силу и насилие.
  
   А одна из самых крупных трагедий Великой Отечественной войны приближалась. 8 августа 1941 года Сталин вновь говорил с Кирпоносом:
  
   "Бровары. У аппарата генерал-полковник Кирпонос.
  
   Москва. У аппарата Сталин.
  
   Сталин. До нас дошли сведения, что фронт решил с легким сердцем сдать Киев врагу якобы ввиду недостатка частей, способных отстоять Киев. Верно ли это?
  
   Кирпонос. Здравствуйте, тов. Сталин. Вам доложили неверно. Мною и Военным советом фронта принимаются все меры к тому, чтобы Киев ни в коем случае не сдавать... Все наши мысли и стремления, как мои, так и Военного совета, направлены к тому, чтобы Киев противнику не отдать...
  
   Сталин. Очень хорошо. Крепко жму Вашу руку. Желаю успеха. Все"750.
  
   Юго-Западный фронт держался изо всех сил. О героизме защитников Киева много написано. Они делали все, что могли. Но никогда, видимо, мы не сможем передать чувства и мысли защитников столицы Украины, в которых отражались патриотизм подавляющего большинства советских людей и горестное недоумение от длинной цепи поражений, приведших агрессора на берега Днепра. Полынную горечь неудач ощущал весь советский народ.
  
   15 сентября первая и вторая танковые группы немцев замкнули кольцо в районе Лохвицы, окружив основные силы Юго-Западного фронта. В кольце оказались 5, 26, 37-я армии и частично части 21-й и 38-й армий. За четверо суток до того, как роковая петля затянула десятки обескровленных частей и соединений, состоялся последний разговор Сталина с Кирпоносом.
  
   "Прилуки. Здравствуйте. У аппарата Кирпонос, Бурмистенко. Тупиков.
  
   Москва. Здравствуйте, здесь Сталин, Шапошников, Тимошенко. Ваше предложение об отводе войск на рубеж известной вам реки (река Псел. - Прим. Д.В.) мне кажется опасным. Если обратиться к недавнему прошлому, то вы вспомните, что при отводе войск из района Бердичев и Новоград-Волынский у вас был более серьезный рубеж - река Днепр, и несмотря на это при отходе потеряли две армии... а противник переправился... на восточный берег Днепра... Выход следующий:
  
   1) Немедля перегруппировать силы, хотя бы за счет Киевского укрепленного района и других войск, и повести отчаянные атаки на конотопскую группу противника во взаимодействии с Еременко...
  
   2) Немедленно организовать оборонительный рубеж на реке Псел или где-либо по этой линии, выставив большую артиллерийскую группу фронтом на север и на запад и отведя 5 - 6 дивизий за этот рубеж.
  
   3) ...Только после исполнения этих двух пунктов, то есть после создания кулака против конотопской группы противника и после создания оборонительного рубежа на реке Псел, словом, после всего этого, начать эвакуацию Киева...
  
   Киева не оставлять и мостов не взрывать без разрешения Ставки. Все. До свидания.
  
   Кирпонос. Указания Ваши ясны. Все. До свидания"751.
  
   Герой Советского Союза генерал-полковник М.П. Кирпонос мог бы уже сказать "прощайте". Жить ему осталось совсем немного. Больше личных указаний Верховного Главнокомандующего, совсем не учитывающего реальной ситуации, он не получит. Пока окружение еще не было плотным, имелась возможность вырваться из смертельной петли. Военный совет фронта еще раз обратился к Сталину с этой просьбой (телеграмма No 15 788) 17 сентября в 5 часов утра. И вновь Сталин не разрешил прорыва, санкционировав лишь отход на восточный берег Днепра 37-й армии, которой командовал А.А. Власов. Положение стало предельно критическим. Военный совет к исходу, дня 17 сентября, вопреки требованиям Сталина, принял решение вывести войска фронта из окружения. Но время было упущено. К тому же штаб фронта утратил связь с армиями. На свой страх и риск разрозненные части и соединения в ходе жестоких боев в течение десяти дней пытались прорваться на восток. Удалось это немногим. А Ставка, не владея обстановкой, еще 22 и 23 сентября направляла Кирпоносу успокаивающие радиотелеграммы следующего содержания:
  
   "Кирпонос (ЮЗФ)
  
   Больше решительности и спокойствия. Успех обеспечен. Против вас мелкие силы противника. Массируйте артиллерию на участках прорыва... Вся наша авиация действует на вас. Ромны атакуются нашими войсками... Повторяю, больше решительности и спокойствия и энергии в действиях. Доносите чаще.
  
   Б. Шапошников"752.
  
   Катастрофа была страшной. В окружении оказались 452 720 человек, в том числе около 60 тысяч командного состава753. Противнику досталось большое количество вооружения и боевой техники. Командующий фронтом М.П. Кирпонос вместе с начальником штаба В.И. Тупиковым и членом Военного совета М.А. Бурмистенко погибли в последних боях, разделив участь тысяч и тысяч воинов. Впрочем, если бы Кирпонос и прорвался сквозь кольцо окружения, едва ли Сталин простил бы ему эту катастрофу. Ведь себя, разумеется, он не считал к ней причастным.
  
   В этой одной из самых крупных трагедий Великой Отечественной войны Сталин показал лишь свое железное упрямство, но не тонкое оперативное чутье, понимание обстановки. Если бы он, как Верховный, хотя бы отдаленно понимал, что творилось тогда под Минском, в Крыму, подле Киева, у Смоленска, то, возможно, смог бы кроме упорства и прямолинейности проявить и должную стратегическую мудрость. В 1941-м он так ее и не проявил.
  
   В трагедии Юго-Западного фронта в огромной мере повинна Ставка и ее Верховный Главнокомандующий. Разумеется, командование и штаб фронта также не смогли должным образом управлять вверенными им крупными силами, которые, безусловно, были способны, при более умелом руководстве, избежать столь печального конца. Слишком часто мужество не подкреплялось умением, организацией, компетентностью. Поражение под Киевом вновь резко качнуло весы смертельной борьбы на всем советско-германском фронте в пользу агрессора.
  
   Внешне Сталин не переживал, он только сказал Шапошникову, который в июле 1941-го вновь был назначен начальником Генштаба:
  
   - Надо быстро латать дыру... Быстро!
  
   - Меры уже приняты, - ответил тот. - Видимо, мы сможем восстановить 21-ю и 38-ю армии. Я распорядился выдвинуть из резерва Ставки 5 стрелковых дивизий и 3 танковые бригады. Создаем новое командование Юго-Западного фронта. Нужно Ваше решение о руководстве. А кого Вы предлагаете?
  
   - Думаю, что в этой сложной обстановке там нужна твердая рука и опытная голова. Видимо, лучшей кандидатуры, чем С.К. Тимошенко, не найти.
  
   - Согласен.
  
   - А членом Военного совета назначить Н.С. Хрущева, начальником штаба генерал-майора А.П. Покровского.
  
   - Пусть будет так...
  
   Колоссальные потери требовали быстрого пополнения. Главное управление формирований и укомплектования войск Наркомата обороны и военные округа в основном справлялись с задачей бесперебойной поставки людей кровавому молоху войны. Сталин, оставшись один в кабинете, позвонил Шапошникову и затребовал справку о потерях и возможностях пополнения. Через полчаса на столе была справка с припиской Бориса Михайловича о вероятных неточностях и неполноте данных - ведь события развиваются так стремительно...
  
   В справке Генштаба говорилось, что сейчас функционирует 39 запасных стрелковых бригад, где идет подготовка новобранцев. Введен 1,5 - 2-месячный срок обучения для призванных и 3 месяца - для подготовки младших командиров. За август фронтам поставлено 613 тысяч человек в маршевых ротах и 380 тысяч, изъятых из разных тыловых военных учреждений и учебных заведений. До конца года учебные центры, запасные части могут подготовить и поставить на фронт 2,5 миллиона человек... А вот потери (безвозвратные и так называемые санитарные) явно занижены. Сталин почувствовал это сразу.
  
   Июнь - июль 1941 года - 651 065
  
   август - 692 924
  
   сентябрь - 491 023754.
  
   Он-то знал, что только под Киевом потеряли около полумиллиона человек... Большинство из них теперь будут числиться "без вести пропавшими". А сколько таких было в первый год войны?
  
   Без видимой связи с тем, о чем он читал и думал, Сталин быстро написал записку и передал Поскребышеву. Размашистые четкие слова:
  
   "т. Шапошникову
  
   Прошу дать проверенную справку о наших потерях при отступлении с района Старая Русса.
  
   И. Сталин"755.
  
   Почему его заинтересовала именно Старая Русса, догадаться нелегко. Может быть, потому, что наши контрудары там не дали желанного результата? Возможно, теперь, как ему казалось, после директивы Ставки закрепиться на нынешних рубежах и занять жесткую оборону, нужно уделить внимание не только главным фронтам, но и их отдельным участкам? Сталин и впредь будет интересоваться положением отдельных армий, локальных участков фронта. Вероятно, по этим фрагментам войны он хотел полнее представить всю ее панораму.
  
   Сталин никогда не думал о близких, а сейчас невольно вспомнил о сыне Якове. В середине августа А.А. Жданов, член Военного совета Северо-Западного направления, в специальном, опечатанном сургучом конверте прислал Сталину письмо. Там была листовка, на которой запечатлен Яков, беседующий с двумя немецкими офицерами. Ниже был текст:
  
   "Это Яков Джугашвили, старший сын Сталина, командир батареи 14-го гаубичного артиллерийского полка 14-й бронетанковой дивизии, который 16 июля сдался в плен под Витебском вместе с тысячами других командиров и бойцов. По приказу Сталина учат вас Тимошенко и ваши политкомы, что большевики в плен не сдаются. Однако красноармейцы все время переходят к немцам. Чтобы запугать вас, комиссары вам лгут, что немцы плохо обращаются с пленными. Собственный сын Сталина своим примером доказал, что это ложь. Он сдался в плен, потому что всякое сопротивление Германской Армии отныне бесполезно..."756
  
   Судьба сына волновала Сталина только с одной стороны. Грешно думать так, размышлял он, но лучше бы Яков погиб в бою. А вдруг не устоит - он слабый, сломают его, и он начнет говорить по радио, в листовках все, что ему прикажут? Собственный сын Верховного Главнокомандующего будет действовать против своей страны и отца! Эта мысль была невыносима. Вчера Молотов, когда они остались вдвоем, сообщил, что председатель Красного Креста Швеции граф Бернадот через шведское посольство устно запросил: уполномочивает ли его Сталин или какое другое лицо для действий по вызволению из плена его сына? Сталин минуту-две размышлял, потом посмотрел на Молотова и заговорил совсем о другом деле, давая понять, что ответа не будет:
  
   - На письмо Черчилля сообщите, что безусловно "не может быть сомнения, что в случае необходимости советские корабли в Ленинграде действительно будут уничтожены советскими людьми. Но за этот ущерб несет ответственность не Англия, а Германия. Я думаю поэтому, что ущерб должен быть возмещен после войны за счет Германии"757.
  
   Молотов что-то пометил в своем блокноте и к вопросу о Якове Джугашвили больше не возвращался.
  
   Сталин еще не обрел способности мыслить масштабно, охватывая весь советско-германский фронт, учитывать взаимодействие всех факторов: военного, экономического, морального, политического, дипломатического. Стихия войны на первый план выдвигает вооруженную борьбу, подчиняя себе остальные формы противоборства. Пока у Сталина была явно выраженная фрагментарность в стратегическом, оперативном мышлении. Он никак не мог уловить все события в комплексе; ему казалось, что командующие просто плохо исполняют его распоряжения. В довоенной жизни он умел терпеливо ждать и, если нужно, шаг за шагом идти к цели. А здесь, в войне, все время требовался немедленный результат. Сталина преследовал временной цейтнот. Он опаздывал, часто переоценивал силу приказа, директивы, не всегда учитывающих объективные обстоятельства. Первые три директивы в начале войны, многие иные решения, ряд поспешных, непродуманных шагов, особенно в ходе Киевской операции, свидетельствовали, что природной сметки, воли, сообразительности было явно мало для умелого руководства всеми Вооруженными Силами в такой войне.
  
   Огромную роль в становлении, "натаскивании" Сталина как стратега сыграл Генеральный штаб и его руководители Шапошников, Жуков, Василевский, Ватутин, Антонов. Но приобретение нужного опыта руководства крупными оперативными объединениями шло ценой кровавых экспериментов, ошибок, просчетов. Не проявляя тонкого понимания обстановки, знания всех скрытых пружин войны, особенностей организации оперативно-стратегической деятельности, конкретного содержания работы командиров и штабов, Сталин в первый период войны "нажимал" (и это, видимо, было вызвано обстановкой) на моральный фактор. Прочитав то или иное донесение о неудаче, критическом положении, Сталин прежде всего обращался к морально-политическому состоянию войск, а затем уже к оперативной обстановке. В то же время, как показывает опыт войн, эти два компонента боевой мощи не должны рассматриваться изолированно, один в ущерб другому. Когда, например, обстановка под Киевом стала критической, начштаба фронта Тупиков доложил о ней без прикрас. Тупиков сообщал: "Положение войск фронта осложняется нарастающими темпами... Начало понятной Вам катастрофы - дело пары дней"758.
  
   Не надо было быть провидцем, чтобы оценить обстановку так, как это сделал начальник штаба. Вопрос в другом: все ли было сделано, чтобы избежать или, по крайней мере, уменьшить масштаб катастрофы?! Из телеграммы Туликова этого не следовало. Сталин, почувствовав трагический надрыв в штабе Юго-Западного фронта, тут же продиктовал ответную телеграмму.
  
   "Прилуки. Командующему Юго-Западным фронтом
  
   Копия: Главкому Юго-Западного направления
  
   Генерал-майор Тупиков номером 15 614 представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо, не поддаваясь панике, принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова и Потапова прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываясь назад.
  
   Необходимо неуклонно выполнять указания т. Сталина, данные Вам 11.9. ..."759
  
   Воевать еще не умели. Часто боялись докладывать наверх правду, если она была горькой: не были приучены к этому. Характерен в этом отношении, например, разговор Г.К. Жукова с командующим 24-й армией генерал-майором К.И. Ракутиным 4 сентября 1941 года. Жуков отчитал Ракутина за то, что поступившие в распоряжение армии танки были сразу же бездумно брошены в бой и потеряны, а также за ложные донесения.
  
   "Ракутин. Сегодня утром выеду расследовать это дело, а донесение получил только сейчас...
  
   Жуков. Вы не следователь, а командующий. Представьте мне письменное донесение для доклада правительству. Занималось ли Шепелево, или это тоже очковтирательство?
  
   Ракутин. Шепелево не занималось... Разберусь завтра сам и доложу. Врать не буду.
  
   Жуков. Самое главное, прекратите вранье вашего штаба и разберитесь с обстановкой хорошенько, а то вы все выглядите в неприглядном виде..."760
  
   Ракутина подвели подчиненные. Такое бывало: доложили о несостоявшемся успехе... Но лгать заставляла часто боязнь расправы. Ракутин действительно разобрался, но жить ему оставалось месяц: в октябре он геройски падет на поле боя.
  
   Сталин отчаянно искал способы, как остановить отступление, как заставить подавленных, деморализованных людей сражаться, как помочь им поверить в свои силы? Анализ документов Ставки, личных распоряжений Сталина показывает: Верховный Главнокомандующий в решении этой исключительно важной задачи отдавал приоритет угрозе беспощадной кары. Может быть, прав был Троцкий, утверждавший, что в критические моменты сражений надо ставить солдат перед выбором "между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади"? Эта мысль могла прийти в голову Сталину. Вечером он лично подготовил директиву всем фронтам о борьбе с паникерством. Процитирую ее:
  
   "Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать: "Нас окружили!" - и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий этих элементов дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеют место на всех фронтах... Беда в том, что твердых и устойчивых командиров и комиссаров у нас не так много...
  
   1. В каждой стрелковой дивизии иметь заградительный отряд из надежных бойцов, численностью не более батальона.
  
   2. Задачами заградительного отряда считать прямую помощь комсоставу в установлении твердой дисциплины в дивизии, приостановку бегства одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия...
  
   4. Создание заградительных отрядов закончить в пятидневный срок со дня получения настоящего приказа.
  
   И. Сталин.
  
   Продиктовано лично тов. Сталиным. Б. Шапошников
  
   12 сентября 1941 г. 23.50."761.
  
   Заградотряды, штрафные роты и батальоны, угроза расстрела - шаги тогда, видимо, вынужденные. Но вынужденные в значительной мере в результате ошибок и просчетов самого Сталина. "...Твердых и устойчивых командиров и комиссаров у нас не так много..." - благодаря прежде всего самому Верховному.
  
   Или вот еще телеграмма Сталина, призванная морально воздействовать на войска:
  
   "Командарму 51 тов. Кузнецову
  
   Командующему ЧФ тов. Октябрьскому
  
   Копия: НКВМФ тов. Кузнецову
  
   Передайте просьбу Ставки Верховного Главнокомандования бойцам и командирам, защищающим Одессу, продержаться 6-7 дней, в течение которых они получат подмогу в виде авиации и вооруженного пополнения.
  
   Получение подтвердить.
  
   15 сентября 41 г. И. Сталин"762.
  
   Такие телеграммы нередко оказывали мобилизующее воздействие. Но в данном случае, несмотря на мужество защитников Одессы, в середине октября оборонявшие город части пришлось эвакуировать в Крым, где также складывалась критическая ситуация.
  
   Сталин искал пути подъема морального духа войск. В середине сентября 1941 года Шапошников при очередном докладе Верховному Главнокомандующему подчеркнул, что, если бы все дивизии сражались как лучшие соединения, враг был бы давно остановлен. Сталин промолчал, а затем приказал Генштабу и ГлавПУРу подумать, как отметить лучшие части, как создать моральные стимулы для мужественного поведения в бою. Вскоре появился известный Приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР No 308 от 18 сентября 1941 года, который провозгласил рождение Советской гвардии. В приказе, в частности, говорилось:
  
   "В многочисленных боях за нашу Советскую Родину против гитлеровских орд фашистской Германий 100, 127, 153 и 161-я стрелковые дивизии показали образцы мужества, отваги, дисциплины и организованности. В трудных условиях борьбы эти дивизии неоднократно наносили жестокие поражения немецко-фашистским войскам, обращали их в бегство, наводили на них ужас...
  
   За боевые подвиги, за организованность, дисциплину и примерный порядок указанные дивизии Переименовать в гвардейские дивизии. Всему начальствующему составу дивизии с сентября с.г. установить полуторный, а бойцам двойной оклад содержания..."763
  
   В первые месяцы войны не все было благополучно и в тылу, особенно в прифронтовой полосе. В секретариате М.И. Калинина сохранилось письмо Е.В. Луговой, копии которого были им переданы в несколько адресов. Она, в частности, писала:
  
   "Я коротко постараюсь описать тыл, где живу я. Местность Мелитополь Бердянск - Осипенко. Тысячи мобилизованных из разных мест, уже занятых, и из прифронтовой полосы ходят с места на место. Цели не знают. Порядка не чувствуют. Без обмундирования, 20% босых. Без оружия. Дисциплина плохая... Кое-кто из мобилизованных подходит к нашим женщинам и сообщает скверные вести: "У нас нет оружия, обмундирования, немецкая техника непобедима; разбирайте зерно, все равно ему тут пропадать, разбирайте скот..." Народ волнуется сильно. Руководители уезжают, спасаются их жены, которые не работали, а нас бросают на гибель; руководить были охотники, а защищать нет никого... Газеты наши не освещают недостатков, замалчивают их, а это рождает неверие..."764
  
   Простая женщина верно подметила: катастрофическое начало войны больше всего сказалось на моральном духе. Нужны были победы, военные успехи, которые могли бы вернуть мужество тем, кто его утратил.
  
   Полынный запах неудач первых месяцев войны преследовал Сталина непрерывно. В то же время он делал лихорадочные попытки вырвать стратегическую инициативу у агрессора. Противник последовательно концентрировал усилия то на одном, то на другом участке и добивался успеха. Верховный Главнокомандующий, стремясь переломить крайне неудачно складывающийся ход событий, решил тоже прибегнуть к такому методу, но, увы, войска были к этому не готовы. Например, в середине сентября Сталин, придавая особое значение Ленинграду, решил его деблокировать. Для этого он пошел на необычный шаг: командующим крупной 54-й армией, состоявшей из 8 дивизий, был назначен маршал Г.И. Кулик. Это, видимо, единственный случай в нашей истории, когда армией командовал Маршал Советского Союза. Сталин очень надеялся и ждал успеха операции. Однако удары в направлении Мги из Волхова и Ленинграда не дали желаемого результата. Войска едва-едва продвинулись вперед. Но и это ободрило Верховного. В разговоре 16 сентября 1941 года по прямому проводу с Куликом, после того как Шапошников дал командарму конкретные указания оперативного порядка, принял участие Верховный. Он решил пообещать "премию".
  
   "Сталин. Мы очень рады, что у Вас имеются успехи. Но имейте в виду, что если Вы завтра ударите как следует на Мгу, с тем чтобы прорвать или обойти оборону Мги, то получите от нас две хорошие кадровые дивизии и, может быть, новую танковую бригаду. Но если отложите завтрашний удар, даю Вам слово, что Вы не получите ни двух дивизий, ни танковой бригады.
  
   Кулик. Постараемся выполнить Ваши указания и обязательно получить Вами обещанное..."765
  
   20 сентября Сталин вновь приглашает к прямому проводу Кулика, он все более разочаровывался в способностях маршала добиться серьезного успеха.
  
   "...Сталин. Вы очень запоздали. Надо наверстать потерянное время. В противном случае, если Вы еще будете запаздывать, немцы успеют превратить каждую деревню в крепость, и Вам никогда уже не придется соединиться с ленинградцами.
  
   Кулик. Только вернулся из боя. Целый день шел сильный бой за взятие Синявино и за взятие Вороново. Противник переходил несколько раз в контратаки, несмотря на губительный огонь с нашей стороны (я применял сегодня оба PC, ввел все резервы), но успеха не имел.
  
   Сталин. Новые дивизии и бригада даются Вам не для взятия станции Мга, а для развития успеха после взятия станции Мга. Наличных сил вполне достаточно, чтобы станцию Мга взять не один раз, а дважды.
  
   Кулик. Докладываю, что наличными силами без ввода новых частей станции Мга не взять..."766
  
   Сталин прекратил разговор, но про себя вновь подумал: зачем в сороковом году я увенчал его Золотой Звездой Героя и маршальским званием? Что ни поручишь, одни провалы и неуспехи... Но Сталин еще раз в критический момент вернется к Кулику. Он пошлет его в эпицентр зреющей крупной катастрофы в Крыму, когда, пожалуй, уже помочь никто и ничем не смог бы. Но к этому я еще вернусь.
  
   События лета и осени 1941 года, телеграммы, распоряжения, директивы, которые исходили в этот период лично от Сталина, подтверждают вывод, к которому приходил позже и Жуков: Сталин в начале войны не был полководцем. Отсутствие специальных знаний, опыта руководства боевыми действиями такого масштаба Верховный Главнокомандующий пытался компенсировать силовым напором, угрозами, репрессивными мерами, декларативными призывами. Оперативное, а тем более стратегическое мышление в первый период войны у него еще не вышло за рамки здравого смысла, эмпирического опыта, прежних схем гражданской войны.
  
   При этом нужно признать, что Сталин был терпеливым учеником. А война была страшным учителем.
  
   Катастрофы и... надежды________________________________
  
   В 1941-м и отчасти 1942 году на советско-германском фронте произошло немало катастрофических событии. Не думаю, чтобы какое-либо государство могло выдержать такие тяжелейшие удары, связанные с окружением основных сил сначала Западного фронта под Минском, затем Юго-Западного - подле Киева. Страшной была катастрофа под Вязьмой... Более полумиллиона в окружении... Впереди назревали еще две катастрофы: в Крыму и Ленинграде. Одна из них "состоится", а другая ценой немыслимых жертв и нечеловеческой стойкости советских людей будет в конце концов отведена. Если, конечно, не считать катастрофой гибель сотен тысяч ленинградцев...
  
   Гитлер после крупного успеха на Украине уверовал в то, что он может продолжать наступательные операции на нескольких стратегических направлениях. В конце сентября Шапошников доложил Сталину: под угрозой Крым; передовые части немецкой ударной группировки ворвались на Турецкий вал. Посоветовавшись, решили немедленно направить две директивы Ставки. На первой из них настоял Сталин, на второй - Шапошников. Хотя Верховный помнил, что он еще в августе, назначая генерал-полковника Ф.И. Кузнецова командующим 51-й армией, в специальном приказе подчеркнул: "Удерживать Крымский полуостров в наших руках до последнего бойца..."
  
   Новые оперативные документы были направлены. Сталин, видя в авиации панацею от многих бед (на протяжении всей воины), отдал приказ:
  
   "Командующему Южным фронтом
  
   Члену Военсовета ВВС КА т. Степанову
  
   Командующему 51-й отдельной армией
  
   Противник силою до трех пехотных дивизий атаковал укрепления Перекопского перешейка и ворвался на Турецкий вал.
  
   Верховный Главнокомандующий приказал: пятой резервной авиагруппе в полном составе в течение всего дня 26.9.41 уничтожать штурмующие Перекоп войска немцев...
  
   26.9.41 г. 4.20
  
   По поручению Ставки Б. Шапошников"767.
  
   Сталин наивно надеялся при помощи авиации остановить вторжение немецких войск в Крым... Другая директива касалась эвакуации войск из Одессы в Крым и подчинения частей Одесского оборонительного района командующему 51-й отдельной армией. После подписания директив Сталин спросил Шапошникова:
  
   - Сколько человек будут защищать Крым, какие у нас возможности его удержать?
  
   - С переводом одесских частей число защитников Крыма возрастет до 100 тысяч; около 100 танков, более 1000 орудий и 50 самолетов. С этими силами удержать Крым можно.
  
   Но Сталин не знал, что командование 51-й отдельной армии, опасаясь высадки вражеского десанта, раздробит свои силы по всему полуострову, а наиболее опасный, северный, участок укрепит явно недостаточно. Воевать, повторюсь, еще не умели...
  
   Для обороны перешейка фактически использовались лишь части четырех стрелковых дивизий, да и те - неполного состава. После десяти дней кровопролитных боев немцы ворвались в Крым. Войска Приморской армии с жестокими боями отходили к Севастополю, а 51-я армия (к этому времени ее командующего Ф.И. Кузнецова Сталин сменил на П.И. Батова) отступала к Керченскому полуострову.
  
   Командующий войсками Крыма вице-адмирал Г.И. Левченко, которому в конце октября Ставка подчинила и все сухопутные силы, докладывал 6 ноября 1941 года шифротелеграммой Сталину, что положение в Крыму исключительно тяжелое, особенно на Керченском полуострове. В его донесении, в частности, сообщалось: "Резервы исчерпаны, винтовок и пулеметов нет, маршевые роты прибыли без вооружения, дивизии, отходившие на керченском направлении, имели по 200 - 350 человек. Ввиду малочисленного состава 271, 276 и 156-я стрелковые дивизии слиты в одну, 156-ю дивизию". Левченко просил или "срочно усилить керченское направление дополнительно двумя дивизиями, или решить вопрос об эвакуации войск из Керчи"768.
  
   Сталин, слушая доклады Генштаба о продолжающемся отступлении 51-й армии, все время гневно требовал:
  
   - Чего они пятятся? Ведь там у немцев даже танков нет! Примерное равенство в силах! Прикажите Левченко лично вылететь в Керчь и прекратить отступление. Передайте: прекратить отступление!
  
   9 ноября Левченко из Севастополя прибыл в Керчь. Обстановка не улучшилась. Сталин приказал соединить его по телефону с маршалом Куликом, которого к тому времени сняли с должности командующего 54-й армией. Хмуро, неприветливо поздоровавшись, без всяких предисловий и объяснений Верховный приказал Кулику:
  
   - Немедленно вылетайте в Керчь. Помогите Левченко разобраться в ситуации. Керчь нужно держать, иначе немцы могут оказаться и на Таманском полуострове. Вы поняли?
  
   - Все будет исполнено. Вылетаю немедленно.
  
   - Хорошо, действуйте, - сухо попрощался Сталин.
  
   Прибыв 11 ноября в Керчь, Кулик застал в районе сильно дезорганизованное военное хозяйство, части которого вели разрозненные арьергардные бои без четкого плана и руководства. В городе уже были проявления паники, неразберихи и растерянности. Кулик пытался навести элементарный порядок в обороне, но этого сделать ему не удалось. Все требования Кулика - "зарыться в землю, ни шагу назад!" - падали в пустоту. Лишь отдельные подразделения стояли насмерть. Два полка, которые он еще мог перебросить с Таманского полуострова в Керчь, по его мнению, уже были не в состоянии спасти положение. Он приказал этим полкам не переправляться в Керчь, а усилить оборону побережья Тамани. Скоро это обстоятельство будет едва ли не главным обвинением Кулику, пока еще Маршалу Советского Союза.
  
   15-го, за сутки до окончательной катастрофы, Кулик получил еще одно распоряжение Сталина, переданное Шапошниковым: "Керчь не сдавать!" Кулик, разговаривая по прямому проводу с генерал-майором П.П. Вечным из Генерального штаба, так охарактеризовал обстановку и свои намерения:
  
   "Состояние 51-й армии настолько тяжелое, что можно считать максимум на 40% боеспособной одну 106 сд, остальные дивизии имеют в своем составе по 300 штыков, не более... Сейчас идут бои на южной окраине города, противник вклинился в район Митридат. Сегодня поставил задачу удерживать еще одни сутки, до темноты вывести основную массу артиллерии, а в ночь на 16-е отвести остальные части... Мною на месте оценена обстановка и принято решение согласно личного указания тов. Сталина по телефону при отъезде в 51-ю армию не дать противнику переправиться на Северный Кавказ (выделено мной. - Прим. Д. В.)...
  
   Сделаю отступление. Когда Кулика после катастрофы вызвали для объяснений в Москву, его утверждение об указании Сталина "не дать противнику переправиться на Северный Кавказ" вызвало гневную тираду Верховного:
  
   - Не допустить на Кавказ - путем удержания Керчи! А не с помощью ее сдачи! - Далее последовала площадная брань.
  
   Но продолжу изложение сообщения Кулика в Генеральный штаб:
  
   "Сейчас 12-я стрелковая бригада, вооруженная мною за счет разоружения в районе Краснодара крымских вузов (военных учебных заведений. - Прим. Д.В.) и запасных частей, выброшена на северный отрог Таманского полуострова и занимает оборону по западному склону этого отрога. Два полка 302 сд занимают оборону на южном отроге Таманского полуострова..."
  
   Все действия Кулика по обороне Керчи будут квалифицированы как преступные. Сталин не простит Кулику сдачи Керчи, поскольку, по его мнению, он не использовал все имеющиеся возможности для удержания города.
  
   Еще раз вернусь к сообщению Кулика, где говорилось:
  
   "Сейчас есть только одна пристань у завода Войкова, которая позволяет грузить артиллерию, а на пристани Еникале можно грузить только живую силу, вот вкратце обстановка и состояние армии. Еще одна деталь. Сейчас ловим в Анапе, Новороссийске, Крымской и Краснодаре дезертиров 51-й армии, которые исчисляются тысячами..."769
  
   Конечно, трудно рассчитывать на успех, если в дивизиях "по 300 штыков, не более", а "дезертиры исчисляются тысячами". В архивных документах нет следов официального разрешения Ставки оставить Керченский полуостров. В Москве, правда, понимали, что в создавшихся условиях организованная эвакуация единственный оставшийся шанс. Сдача Керчи была логическим концом неудачного ведения боевых действий в Крыму. Опыт героической обороны Севастополя руководство 51-й армии использовало плохо. После сдачи Керчи положение Севастопольского района обороны стало еще более трудным.
  
   Выслушав доклад начальника Генштаба о катастрофе в Крыму, Сталин пришел в ярость. Козлом отпущения на этот раз он сделал Кулика. Керчь стала началом заката его карьеры. 16 февраля 1942 года он предстал перед Специальным присутствием Верховного суда СССР, в марте был понижен в воинском звании до генерал-майора. Около полугода после этого Кулик командовал 4-й гвардейской армией, затем был назначен заместителем начальника Главного управления формирования и укомплектования войск Наркомата обороны. Но поражения на фронте Сталин ему не простил.
  
   Сталин сам вознес Григория Ивановича Кулика на большие высоты военной иерархии, хотя тот, как можно судить, не обладал ни большим умом, ни высокой профессиональной компетентностью. После разжалования Маршала Советского Союза до генерал-майора Сталин как будто дал ему шанс: через месяц Кулику присвоили звание генерал-лейтенанта. Но в конце войны, после того как Булганин получил письмо от начальника Главупраформа генерал-полковника Смородинова и члена Военного совета генерал-майора Колесникова о "моральной нечистоплотности и барахольстве, потере вкуса и интереса к работе", Сталин вновь дал указание снизить Кулика до генерал-майора. Окончательно доконала служба (а точнее, Сталин) Кулика, когда он был назначен заместителем командующего войсками Приволжского военного округа. Командующим там был в то время генерал-полковник Гордов Василий Николаевич, тоже попавший в сталинскую опалу. Ущемленные генералы вели неосторожные разговоры и вскоре были уволены в отставку, затем их арестовали, а в 1950 - 1951 годах оба были осуждены и расстреляны. В 1957 году их реабилитировали и восстановили воинские звания.
  
   Так печально завершилась судьба еще одного сталинского маршала. По всей видимости, как я уже говорил, Кулик был в общем-то незадачливым военачальником, лишенным заметных военных способностей. Но в керченской катастрофе вина его, по моему мнению, не является решающей или очевидной. Он прибыл в Керчь за пять дней до трагического финала. Его способности не были столь выдающимися, чтобы за этот очень короткий срок добиться невозможного. Сталин расценил действия бывшего маршала как неисполнение его указаний. Хотя после войны, в спокойной обстановке анализируя события в Керчи в ноябре 1941 года. Маршал Советского Союза В.Д. Соколовский писал в заключении Генштаба: "Изучение имеющихся документов показывает, что в сложившихся условиях бывший Маршал Советского Союза Кулик, прибывший 11 ноября для оказания помощи войскам, действовавшим на Керченском полуострове, при отсутствии в его распоряжении необходимых сил и средств, изменить ход военных действий в нашу пользу в удержать город Керчь уже не мог. Этот вывод подтверждают также участники этих событий адмирал тов. Левченко Г.И. и генерал армии тов. Батов П.И."770.
  
   Верховный не хотел примириться с потерей Керчи. Он согласился с предложением Генштаба подкрепить героическую оборону Севастополя дерзкой десантной операцией в Крыму, которая может стать началом освобождения полуострова. И менее чем через месяц после ухода из Керчи Ставка утвердила план этой десантной операции.
  
   Это была самая крупная десантная операция Великой Отечественной войны. Сталин почему-то был уверен в ее успехе. Может быть, он уповал на психологический фактор: разве могут немецкие генералы предположить, что немногим более чем через месяц на Керченском полуострове вновь будут советские войска? А наши дивизии, потерпев жестокое поражение, захотят доказать именно на этой же каменистой земле, что их воля к борьбе и победе не утрачена. Сталин сам контролировал разработку операции, осуществлявшейся в большой тайне.
  
   Но это была не только крупная десантная операция, но и, в конце концов, крупная неудача. С 26 по 31 декабря 1941 года кораблями Черноморского флота, Азовской военной флотилии на севере и востоке Керченского полуострова, в район Феодосии было десантировано около 40 тысяч человек, 43 танка, 434 орудия и миномета, много другой техники и оружия. Первоначальная сила удара была внушительной. Части восстановленной 51-й и 44-й армий, которые вместе с 47-й составили Крымский фронт, смогли продвинуться на запад более чем на 100 километров, освободить Керчь, Феодосию. Казалось, еще одно усилие - и рядом Севастополь, после чего становилось реальным освобождение всего Крыма. Однако, накапливая силы для последующего наступления, Военный совет Крымского фронта совсем не придал должного значения обороне. Она была неглубокой и неустойчивой. Разведка, система противовоздушной обороны, маскировка, расположение резервов были организованы плохо. Расплата не замедлила прийти. 8 мая 1942 года немецкая группировка, которая по численности и мощи почти в два раза уступала советским войскам, нанесла удар вдоль побережья Феодосийского залива. Беспечность и неорганизованность обернулись большой трагедией. Мехлис, которого Сталин направил на Крымский фронт в качестве представителя Ставки, сразу же начал слать Верховному телеграммы-доносы на командующего фронтом Д.Т. Козлова. Но реакция Сталина была на этот раз необычной. Он понимал, что менять комфронта в критическую минуту поздно, поэтому резко отчитал Мехлиса:
  
   "Вы держитесь странной позиции постороннего наблюдателя, не отвечающего за дело Крымфронта. Эта позиция очень удобна, но она насквозь гнилая. На Крымском фронте Вы - не посторонний наблюдатель, а ответственный представитель Ставки, отвечающий за все успехи и неуспехи фронта... Вы требуете, чтобы мы заменили Козлова кем-либо вроде Гинденбурга. Но вы не можете не знать, что у нас нет в резерве Гинденбургов. Дела у вас в Крыму несложные, и Вы могли бы сами справиться с ними..."
  
   Сталин был прав: Гинденбургов в резерве не было. Но он ошибался, утверждая, что дела в Крыму "несложные".
  
   Если бы Сталин был самокритичным человеком, он должен был подумать, как не хватает сейчас на фронтах людей типа Тухачевского, Блюхера, Егорова, Якира, Дыбенко, Корка, Каширина, Уборевича, Алксниса... Но по своему характеру он не мог, не умел смотреть на себя как бы со стороны. Верховный всегда полагал, что корень неудач, катастроф - в неисполнительности штабов, слабой организаторской работе командиров, неумении политработников мобилизовать людей. В перечне недостатков, промахов, упущений, которые он умел и любил перечислять, даже мысленно не значилась его вина. А она была самая большая... Многие командиры, политработники, офицеры штабов были просто слабо подготовлены в профессиональном отношении.
  
   Сталин несколько раз направлял командованию Крымского фронта директивы Ставки с требованиями закрепиться на Турецком валу, организовать упорную оборону, выехать на передовую лично, активнее использовать артиллерию... Однако командование фронта, откровенно говоря, растерялось. Верховный, предчувствуя беду, в полночь 11 мая продиктовал на одном дыхании телеграмму в типичном для него стиле:
  
   "Главкому СКН маршалу Буденному
  
   Копия: Военному совету Крымфронта - Мехлису
  
   Ввиду того, что Военный совет Крымфронта, в том числе Мехлис, Козлов, потеряли голову, до сего времени не могут связаться с армиями, несмотря на то, что штабы армий отстоят от Турецкого вала не более 20 - 25 км, ввиду того, что Козлов и Мехлис, несмотря на приказ Ставки, не решаются выехать на Турецкий вал и организовать там оборону, Ставка Верховного Главнокомандования приказывает Главкому СКН маршалу Буденному в срочном порядке выехать в район штаба Крымского фронта (г. Керчь), навести порядок в Военном совете фронта, заставить Мехлиса и Козлова прекратить свою работу по формированию в тылу, передав это дело тыловым работникам, заставить их выехать немедленно на Турецкий вал, принять отходящие войска в материальную часть, привести их в порядок и организовать устойчивую оборону на линии Турецкого вала, разбив оборонительную линию на участки во главе с ответственными командирами.
  
   Главная задача - не пропускать противника к востоку от Турецкого вала, используя для этого все оборонительные средства, войсковые части, средства авиации и морского флота.
  
   Ставка Верховного Главнокомандования.
  
   Сталин
  
   11.5.42. Василевский"771.
  
   Вся телеграмма в полстраницы состоит из двух предложений. В ней - оценки, негодование, советы, приказ, план действий, задачи - все вместе. Но, увы, бывают ситуации, когда заклинания даже самых могущественных людей бессильны. За пять дней до горестного исхода Сталин поручил Василевскому еще раз передать от его имени приказ руководству Крымского фронта:
  
   "Командующему Крымфронта
  
   генерал-лейтенанту Козлову
  
   15 мая 1942 года, 1 час 10 мин.
  
   Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
  
   1. Керчь не сдавать, организовать оборону по типу Севастополя.
  
   2. Перебросить к войскам, ведущим бой на западе, группу мужественных командиров с рациями с задачей взять войска в руки, организовать ударную группу, с тем чтобы ликвидировать прорвавшегося к Керчи противника и восстановить оборону по одному из керченских обводов. Если обстановка позволяет, необходимо там быть Вам лично.
  
   3. Командуете фронтом Вы, а не Мехлис. Мехлис должен Вам помочь. Если не помогает, сообщите..."772
  
   Направляя 15 мая этот последний свой приказ командованию Крымского фронта, Сталин уже понимал, что Керчь второй раз в течение полугода агонизирует. Ему докладывали, что основные силы (а их в начале мая Крымский фронт имел уже около 270 тыс.) будут эвакуированы. Когда трагедия произошла, стихли взрывы и залпы в Керчи, он стал требовать точные данные о потерях. Сводку представили лишь через полторы недели. В ней значилось, что в течение двенадцати дней немецкого наступления Крымский фронт, обладая значительным превосходством в силах, потерял 176 566 человек, 347 танков, 3476 орудий и минометов, 400 самолетов. Это было еще одно крупное, катастрофическое по масштабам поражение Красной Армии. Читая сводку, Сталин с трудом сдерживал гнев:
  
   - Недоноски! Так провалить успешную операцию!
  
   Он специально послал туда Мехлиса, но тот, похоже, только мешал делу. А Козлов откровенно растерялся. Как растерялись и командармы. Бездарно руководил операцией Буденный. Тут же вызвав по телефону Василевского, приказал срочно подготовить директиву Ставки в Военные советы фронтов и армий, обобщающую горькие уроки поражения в Крыму. 4 июня при очередном докладе Василевский положил перед Сталиным проект директивы. Сталин углубился в чтение:
  
   "...К началу наступления противника Крымский фронт располагал шестнадцатью стрелковыми дивизиями, тремя стрелковыми бригадами, одной кавдивизией, четырьмя танковыми бригадами, девятью артиллерийскими полками усиления против семи пехотных, одной танковой дивизий противника и двух бригад... Тем не менее наши войска на Крымском фронте потерпели поражение и в результате неудачных боев вынуждены были отойти за Керченский пролив..." Далее следовали дельные выводы об оперативных и тактических промахах, о причинах неудачи - слабое эшелонирование обороны, плохое использование резервов, рутинное управление войсками, их неумелое взаимодействие.
  
   "Командование фронта, - читал далее Сталин, - не обеспечило даже доставки своих приказов в армии, как это имело место с приказом для 51-й армии об отводе всех сил фронта за Турецкий вал - приказа, который не был доставлен командарму. В критические дни операции командование Крымского фронта и т. Мехлис, вместо личного общения с командующими армиями и вместо личного воздействия на ход операции, проводили время на многочасовых бесплодных заседаниях Военного совета. Козлов и Мехлис нарушили указание Ставки и не обеспечили его выполнения, не обеспечили своевременный отвод войск за Турецкий вал. Опоздание на два дня с отводом войск явилось гибельным для исхода всей операции... " Дальше шло перечисление задач, поставленных перед Военными советами фронтов в связи с необходимостью извлечь уроки из поражения.
  
   - И это все? - строго посмотрел Сталин на Василевского.
  
   - Да, товарищ Сталин...
  
   - Записывайте... Все эти люди должны бы пойти под военный трибунал. Но с этим успеется. Пишите, - повторил Верховный:
  
   "1. Снять армейского комиссара первого ранга т. Мехлиса с поста заместителя Народного комиссара обороны и начальника Главного Политического управления Красной Армии и снизить его в звании до корпусного комиссара.
  
   2. Снять генерал-лейтенанта т. Козлова с поста командующего фронтом, снизить его в звании до генерал-майора и проверить его на другой, менее сложной работе.
  
   3. Снять дивизионного комиссара т. Шаманина с поста члена Военного совета фронта, снизить его в звании до бригадного комиссара и проверить его на другой, менее сложной работе.
  
   4. Снять генерал-майора т. Вечного с должности начальника штаба и направить его в распоряжение начальника Генерального штаба для назначения на менее ответственную работу.
  
   5. Снять генерал-лейтенанта т. Черняка с поста командующего армией, снизить его в звании до полковника и проверить на другой, менее сложной военной работе.
  
   6. Снять генерал-майора т. Колганова с поста командующего армией, снизить его в звании до полковника и проверить на другой, менее сложной военной работе.
  
   7. Снять генерал-майора авиации т. Николаенко с поста командующего ВВС фронта, снизить его в звании до полковника авиации и проверить на другой, менее сложной военной работе..."773
  
   Сталин посмотрел на Василевского и спросил:
  
   - Не забыли кого? Остальных пусть своей властью накажет главком направления. А теперь давайте подпишу...
  
   Для него это все было уже в прошлом... Почти в то же время, с разрывом в одну-две недели, Сталин перенес еще один тяжелейший удар: жестокое поражение под Харьковом. Здесь потери были еще более страшными - около 230 тысяч человек погибшими и плененными, 775 танков, более 5000 орудий и минометов...774 После катастроф 1941 года это были две самые страшные неудачи. "Апофеоз войны" Верещагина лишь отдаленно отражает масштабы сталинских катастроф.
  
   К лету 1942 года создалась ситуация, когда Верховный, посоветовавшись с Молотовым и Берией в отношении планов Японии, был вынужден еще раз снять с Дальнего Востока крупные силы. После того как Молотов заверил его, что "Япония завязла в Юго-Восточной Азии", Сталин тут же позвонил Василевскому, который с июня 1942-го возглавил Генеральный штаб:
  
   - Снимите 10 - 12 дивизий с Дальнего Востока. Начало скрытного выдвижения не позже 11 июля. Доложите завтра.
  
   - Хорошо, товарищ Сталин.
  
   На другой день, точнее ночь, Василевский читал Сталину по телефону директиву командующему Дальневосточным фронтом:
  
   "Отправить из состава войск Дальневосточного фронта в резерв Верховного Главнокомандования следующие стрелковые соединения:
  
   205 стр. дивизию - из Хабаровска
  
   96 стр. дивизию - из Куйбышевки, Завитой
  
   204 стр. дивизию - из Черемхово (Благовещенск)
  
   422 стр. дивизию - из Розенгартовки
  
   87 стр. дивизию - из Спасска
  
   208 стр. дивизию - из Славянки
  
   126 стр. дивизию - из Раздольного, Пуциловки
  
   98 стр. дивизию - из Хороля
  
   250 стр. бригаду - из Биробиджана
  
   258 стр. бригаду - из Зелодворовки, Приморье
  
   253 стр. бригаду - из Шкотово"775.
  
   - Я согласен. Отправляйте директиву.
  
   Молох войны требовал жертв. Сталин "поставлял" их в результате своих просчетов, ошибок, некомпетентности. Преуспели в этом и некоторые наши военачальники, сыграло свою роль и стечение роковых обстоятельств. Но справедливости ради следует сказать, что количество жертв определялось еще и тем, что немцы в начале войны воевали лучше нас...
  
   Верховный, начавший было к концу 1941-го обретать уверенность, подумывавший о том, как сделать 1942-й годом разгрома немецких войск, вновь был до основания потрясен крупнейшими неудачами под Харьковом и в Крыму. Он не мог знать, что это далеко не последние его катастрофы. Сталин не хотел признаться самому себе, что полководческое мастерство противника оказалось выше. Прямолинейные, часто запоздалые указания и директивы Ставки зачастую все еще были бесхитростны, подчас элементарны, лишены мудрости военного искусства. Но вернемся еще раз к Харькову.
  
   В марте 1942 года Сталин созвал совещание, на котором обсуждались предложения Главного командования Юго-Западного направления. Трудно сказать, было это заседание Ставки или ГКО. Присутствовали Сталин, Ворошилов, Тимошенко, Шапошников, Жуков, Василевский. Главкомат в лице Тимошенко предлагал осуществить на юге широкую наступательную операцию силами трех фронтов с выходом на рубеж Николаев - Черкассы - Киев - Гомель. Возразил Шапошников.
  
   - У нас нет крупных стратегических резервов. Целесообразнее ограничиться активной обороной по всему фронту, уделяя особое внимание центральному направлению.
  
   - Не сидеть же нам в обороне сложа руки и ждать, пока немцы нанесут удар первыми! - заметил Сталин.
  
   Жуков предложил нанести удар на Западном направлении, а на остальных вести активную оборону. Тимошенко настаивал на проведении крупной операции на юге. Его поддержал Ворошилов. Василевский, выражая позицию Генерального штаба, возражал. Мнения разделились. Все ждали, что скажет Сталин. До этого он на подобных заседаниях ограничивался утверждением или отклонением проработанных предложений. Сейчас ему было нужно принять ответственное самостоятельное решение. Он должен был сделать выбор. Стратегический выбор.
  
   Сталин в душе всегда был центристом. В дни Октября, борьбы за Брестский мир, схватки с оппозицией он стремился занимать такую позицию, с которой можно было быстро, удобно и безопасно примкнуть к сильнейшей стороне. В архиве Радека, например, содержится любопытный документ "О центризме в нашей партии", где Сталин называется его приверженцем, а сам центризм "идейной нищетой политика"776. Сталин остался верен своему методологическому кредо. Он принял половинчатое решение, разрешив войскам Юго-Западного направления провести одну частную наступательную операцию - разгромить харьковскую группировку противника с целью последующего освобождения Донбасса. Теперь уже никто не возражал. В Ставке Верховному вообще возражали редко.
  
   Сталин полагал, что удары по сходящимся направлениям - из района южнее Волчанска и с барвенковского плацдарма могут поставить противника в безвыходное положение. Но он не знал, что и немецкое командование готовилось нанести удар по нашим войскам на барвенковском выступе. Фактически Ставка санкционировала наступление из оперативного мешка, каким, несомненно, являлся барвенковский выступ для войск Юго-Западного направления. Это было очень рискованно. Но война не просто риск, это и постоянная смертельная опасность.
  
   Наступление на Харьков началось 12 мая. И началось успешно. За первые три дня войска продвинулись на 50 километров в глубину. И полной неожиданностью для всех был мощный удар гитлеровских армий с юга во фланг нашей наступающей группировке. Последовал ряд противоречивых распоряжений. Уже 18 мая Тимошенко, по некоторым данным (в архиве следов этих переговоров нет), обратился к Сталину с просьбой прекратить наступление на Харьков. Верховный ответил отказом:
  
   - Мы дадим из резерва две стрелковые дивизии и две танковые бригады. Пусть Южный фронт держится. Немцы скоро выдохнутся...
  
   Событиям под Харьковом Н.С. Хрущев, бывший в ту пору членом Военного совета Юго-Западного фронта, посвятил целый фрагмент своего доклада на XX съезде партии. По его словам, он с фронта дозвонился до Сталина, который был на даче. Однако к телефону подошел Маленков. Хрущев настаивал на том, чтобы говорить лично со Сталиным. Но Верховный, который находился "в нескольких шагах от телефона", трубку не взял и передал через Маленкова, чтобы Хрущев говорил с Маленковым. После того как через Маленкова, рассказывал делегатам XX съезда Хрущев, он передал просьбу фронта о прекращении наступления, Сталин сказал; "Оставить все так же, как есть!" Другими словами, Хрущев однозначно заявил, что именно Сталин виновен в харьковской катастрофе. Другую версию выдвигает Г.К. Жуков, полагая, что ответственность за неудачу несут и руководители Военных советов Южного и Юго-Западного фронтов. В своей книге "Воспоминания и размышления" Жуков пишет, что в Генштабе раньше, чем на фронте, почувствовали опасность. 18 мая Генштаб еще раз высказался за то, "чтобы прекратить нашу наступательную операцию под Харьковом... К вечеру 18 мая состоялся разговор по этому же вопросу с членом Военного совета фронта Н.С. Хрущевым, который высказал такие же соображения, что и командование Юго-Западного фронта: опасность со стороны краматорской группы противника сильно преувеличена и нет оснований прекращать операцию. Ссылаясь на доклады Военного совета Юго-Западного фронта о необходимости продолжать наступление, Верховный отклонил соображения Генштаба. Существующая версия о тревожных сигналах, якобы поступавших от Военных советов Южного и Юго-Западного фронтов в Ставку, не соответствует действительности. Я это свидетельствую потому, что лично присутствовал при переговорах Верховного"777.
  
   Думаю, в этом случае ближе к истине маршал. Н.С. Хрущев, приводя в докладе свои личные воспоминания, скорее всего, передал спустя много лет свою запоздалую реакцию на неудачу, когда уже всем было ясно, что надвигается катастрофа. Маршал Жуков неоднократно подчеркивал, что решение Верховного основывалось на докладах Тимошенко и Хрущева. Если это просто забывчивость Хрущева, то это одно дело. Но если это попытка задним числом создать себе историческое алиби - это уже совсем другое. Что же касается Сталина, то он не смог по достоинству оценить трезвый анализ ситуации, сделанный Генштабом.
  
   Танковая армия Клейста наращивала мощь удара, расширяла прорыв, и Сталин, к своему ужасу, ясно увидел, что через день-два наши войска могут оказаться в барвенковской "мышеловке". Верховный отдал наконец приказ: перейти к упорной обороне на барвенковском выступе. Но было уже поздно. Две армии, 6-я и 57-я, как и армейская группа генерала Л. В. Бобкина, наступавшая на Красноград, попали в окружение и фактически были разбиты. Это была еще одна из самых страшных катастроф Великой Отечественной войны.
  
   Понял ли Сталин причины неудач? Осмыслил ли личные промахи? Почувствовал ли собственную стратегическую и оперативную уязвимость? Трудно сказать. Но бесспорно одно: он, как и Ставка в целом, постепенно усваивал кровавые уроки войны. С высоты сегодняшних лет военные историки справедливо пишут, что причины харьковской неудачи лежат на поверхности: не создали необходимых резервов для надежного прикрытия флангов наступающей группировки; не обеспечили решающего превосходства на направлении главного удара; не провели двух-трех отвлекающих операций, позволив гитлеровскому командованию тем самым безбоязненно маневрировать своими силами; не использовали авиацию Брянского и Южного фронтов для поддержки наступления и нанесения ударов по наиболее опасным группировкам противника. Добавлю к этому, что контрудар Клейста оказался просто неожиданным, что говорит о слабой работе разведки. И наконец, управление войсками, связь вновь оказались на чрезвычайно низком уровне. Все это ясно нам сегодня, в тиши кабинетов, наедине с архивными материалами Ставки. А в те дни, в кровавой мясорубке войны, все было сложнее, труднее, неопределеннее. Но именно в такие моменты и выявляются подлинные величие и талант полководца. Сталин их не проявил. Несмотря на это, советский народ, простой советский солдат продолжал сражаться, сражаться, сражаться, не ведая, что многие колоссальные жертвы, понесенные под Минском, Киевом, в Крыму, под Харьковом, в ряде других мест, в огромной степени связаны с некомпетентностью Верховного Главнокомандующего, неподготовленностью многих "скороспелых" командиров, заменивших тех, кого уничтожил "вождь" перед войной. Эта кровавая дань цезаризму в предвоенные годы отозвалась безмерными жертвами в ходе войны, особенно в 1941-м и 1942-м.
  
   Сталин, испытав горечь сокрушительных поражений в Крыму и под Харьковом, принял решение активизировать партизанское движение. В конце мая 1942 года он подписал постановление ГКО No 1837 о партизанском движении. В постановлении, в частности, говорилось: "В целях объединения руководства партизанским движением в тылу противника и для дальнейшего развития этого движения создать при Ставке Верховного Главнокомандования Центральный штаб партизанского движения". При Военных советах Юго-Западного направления, Брянского, Западного, Калининского, Ленинградского и Карельского фронтов создавались фронтовые штабы партизанского движения. Перед партизанским движением были поставлены важные военно-политические задачи. В Центральный штаб вошли П.К. Пономаренко (ЦК партии), В.Т. Сергиенко (НКВД), Г.Ф. Корнеев (Разведуправление НКО)778. Это был правильный шаг Ставки, который, возможно, нужно было сделать раньше.
  
   Конечно, Сталин мучительно размышлял над причинами неудач. И благодаря этому в последующем он многому научился. А пока, едва более или менее стабилизировав фронт на юге, Сталин решил послать специальное письмо Военному совету Юго-Западного фронта.
  
   В два часа ночи 26 июня 1942 года, после того как Василевский закончил очередной доклад и собирался уходить, Сталин произнес:
  
   - Подождите. Я хочу вернуться к харьковской неудаче. Сегодня, когда я запросил штаб Юго-Западного фронта, остановлен ли противник под Купянском и как идет создание рубежа обороны на реке Оскол, мне ничего вразумительного доложить не смогли. Когда люди научатся воевать? Ведь харьковское поражение должно было научить штаб. Когда они будут точно исполнять директивы Ставки? Надо напомнить об этом. Пусть кому положено накажут тех, кто этого заслуживает, а я хочу направить руководству фронта личное письмо. Как Вы считаете?
  
   - Думаю, что это было бы полезным, - ответил Василевский.
  
   Архивы сохранили для нас и этот документ.
  
   "Военному совету Юго-Западного фронта
  
   Мы здесь в Москве - члены Комитета Обороны (характерно, Сталин ни с кем из ГКО не советовался и решение, как и многие другие, принял единолично. - Прим. Д. В.) и люди из Генштаба - решили снять с поста начальника штаба Юго-Западного фронта тов. Баграмяна. Тов. Баграмян не удовлетворяет Ставку не только как начальник штаба, призванный укреплять связь и руководство армиями, но не удовлетворяет Ставку и как простой информатор, обязанный честно и правдиво сообщать в Ставку о положении на фронте. Более того, т. Баграмян оказался неспособным извлечь урок из той катастрофы, которая разразилась на Юго-Западном фронте. В течение каких-либо трех недель Юго-Западный фронт, благодаря своему легкомыслию, не только проиграл наполовину выигранную Харьковскую операцию, но успел еще отдать противнику 18 - 20 дивизий..."
  
   Сталин остановился, замолчал, посмотрел на Василевского, затем вновь стал расхаживать по кабинету и спросил наконец начальника Генштаба:
  
   - Вместе с Самсоновым тогда, в 1914 году, потерпел поражение генерал русской армии с немецкой фамилией, забыл...
  
   - Ренненкампф, - сказал Василевский (он только-только был назначен начальником Генштаба и еще не привык к возможным зигзагам мысли Верховного).
  
   - Да, конечно... Пишите дальше.
  
   "Это катастрофа, которая по своим пагубным результатам равносильна катастрофе с Ренненкампфом и Самсоновым в Восточной Пруссии. После всего случившегося тов. Баграмян мог бы при желании извлечь урок и научиться чему-либо. К сожалению, этого пока не видно. Теперь, как и до катастрофы, связь штаба с армиями остается неудовлетворительной, информация недоброкачественная...
  
   Направляем к Вам временно в качестве начальника штаба заместителя начальника Генштаба тов. Бодина, который знает Ваш фронт и может оказать большую услугу. Тов. Баграмян назначается начальником штаба 28-й армии. Если тов. Баграмян покажет себя с хорошей стороны в качестве начальника штаба армии, то я поставлю вопрос о том, чтобы дать ему потом возможность двигаться дальше.
  
   Понятно, что дело здесь не только в тов. Баграмяне. Речь идет также об ошибках всех членов Военного совета, и прежде всего тов. Тимошенко и тов. Хрущева. Если бы мы сообщили стране во всей полноте о той катастрофе - с потерей 18 - 20 дивизий, которую пережил фронт и продолжает еще переживать, то я боюсь, что с Вами поступили бы очень круто...
  
   Желаю Вам успеха,
  
   26 июня 42 г. 2.00. И. Сталин"779.
  
   Сталин отпустил Василевского, устало откинулся в кресле и задумался. Так хорошо начался год. Контрнаступление под Москвой с 5 декабря 1941 года по 7 января 1942 года было первой крупной наступательной операцией, осуществленной в тесном взаимодействии трех фронтов. Страна ликовала: удалось отбросить врага от стен столицы на 100 - 250 километров на запад! Казалось, перелом наступил. Удачная высадка крупного десанта в Крыму. Успех под Тихвином, окружение крупной группировки под Демянском... И потом... Если бы Сталин читал о божественном Юлии Гая Светония, то мог бы вспомнить слова Цезаря: "...никакая победа не принесет... столько, сколько может отнять одно поражение". А их было не одно. И будут еще...
  
   Эти поражения потрясли Сталина. Но он их воспринял более спокойно, чем угрозу, которая нависла в октябре 1941 года над столицей. В то время Верховный Главнокомандующий еще никак не мог освободиться от какой-то внутренней неуверенности, его мучили тревожные предчувствия. Когда 2 октября 1941 года принесли радиоперехват с речью Гитлера, он, возможно, подумал: если сейчас не выстоим, то это будет концом прежде всего для него, Сталина. Верховному все время казалось, что в случае еще одного большого неуспеха от него не просто отвернутся - его сместят, уберут, ликвидируют... А в обращении Гитлера к своим войскам говорилось: "Создана наконец предпосылка к последнему огромному удару, который, еще до наступления зимы должен привести к уничтожению врага... "
  
   Он помнил, что в те дни он несколько ночей подряд не покидал кабинета, забываясь тревожным сном в небольшой комнате отдыха на два-три часа в сутки, а остальное время вместе с генералами Генштаба, членами Политбюро что-то лихорадочно решал, о чем-то распоряжался, кого-то вызывал. Помнил, как ему казалось, умную директиву, подготовленную в Ставке: перейти по всему фронту к упорной, жесткой обороне, закопаться в землю, вырыть везде окопы полного профиля в несколько линий с ходами сообщения, проволочными заграждениями и противотанковыми препятствиями780. Сейчас это его рассмешило, но тогда он был, пожалуй, главным "снабженцем": лично распределял чуть ли не каждый танк орудие, машину прибывающие в Москву. Например, 1 октября 1941 года он распределял даже колючую проволоку и другие инженерные оборонительные средства781.
  
   Несмотря на героические усилия войск Западного, Резервного, Брянского и Калининского фронтов, к середине октября 3-я и 4-я танковые группы немецких войск соединились в районе Вязьмы и наши 19, 20, 24 и 32-я армии попали в кольцо окружения. Какой-то рок висел над советскими войсками в 1941-м и первой половине 1942 года: немецкие танковые и механизированные соединения не раз и не два брали их в охват "клещи". Окружение, как проклятие, преследовало части и соединения Красной Армии. Боязнь оказаться в окружении создавала предпосылки паники, резкого снижения морального духа личного состава. 12 сентября 1941 года Сталин под грифом "Особо важная" направил всем фронтам, армиям и дивизиям телеграмму, в которой говорилось:
  
   "Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать: "Нас окружили!" - и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий дивизия обращается в бегство... Если бы командиры и комиссары таких дивизии были на высоте своей задачи, паникерские и враждебные элементы не могли бы взять верх в дивизии"782.
  
   Сталин опасался, что страх окружения парализует армию и под Вязьмой. Но люди отчаянно сражались, проявляя необыкновенную стойкость. Но этого было, увы, недостаточно. Сталин тут же отдал приказ: окруженным соединениям с боями выходить на можайскую линию обороны. Отдельным частям это удалось. Но потери были огромны. В окружении оказалось более 500 тысяч человек. Самоотверженность советских солдат, попавших в окружение в районе Вязьмы, задержала более чем на неделю около тридцати вражеских дивизии. В это время срочно укреплялась можайская линия. Сталин помнил: когда ему сказали, что немецкие войска, выйдя к Осташкову, Туле, Нарофоминску, непосредственно угрожают Москве, он, не советуясь с Генштабом, продиктовал один короткий приказ.
  
   "Всем зенитным батареям корпуса Московской ПВО, расположенным к западу, юго-западу и югу от Москвы кроме основной задачи отражения воздушного противника, быть готовым к отражению и истреблению прорывающихся танковых частей и живой силы противника"783.
  
   Над Москвой нависла реальная угроза. 20 октября решением ГКО в Москве было введено осадное положение. Октябрь и ноябрь для Сталина, как и для всего советского народа, оказались исключительно трудными. Противник наносил один жестокий удар за другим, не давал опомниться, отдышаться, оглядеться. Сталин был подобен боксеру, загнанному в угол канатов и с трудом держащемуся на ногах под градом ударов удачливого соперника. Временами Верховному казалось, что его спасет только чудо. Но спасло не чудо, а народ, который, будучи поставленным в тяжелейшее положение, нашел в себе силы выстоять. В этом главный секрет победы под Москвой.
  
   Сталин помнил, что в эти октябрьские дни тяжелейшее положение сложилось и под Ленинградом. Величайшую стойкость, подлинное величие духа проявили ленинградцы. В своей речи 9 ноября 1941 года Гитлер, объясняя топтание немецкой армии у стен Ленинграда, цинично сказал: "Под Ленинградом мы ровно столько времени наступали, сколько нужно было, чтобы окружить город. Теперь мы там в обороне, а противник вынужден делать попытки вырваться, но он в Ленинграде умрет с голода. Если бы была сила, которая угрожала снять нашу осаду, то я приказал бы взять город штурмом. Но город крепко окружен, и он и его обитатели - все окажутся в наших руках"784.
  
   У Сталина не было уверенности, что Ленинград удастся удержать. По его поручению Василевский 23 октября 1941 года продиктовал ночью по прямому проводу телеграмму, собственноручно написанную Сталиным:
  
   "Федюнинскому, Жданову, Кузнецову
  
   Судя по вашим медлительным действиям, можно прийти к выводу, что вы все еще не осознали критического положения, в котором находятся войска Ленфронта. Если вы в течение нескольких ближайших дней не прорвете фронта и не восстановите прочной связи с 54-й армией, которая вас связывает с тылом страны, все ваши войска будут взяты в плен. Восстановление этой связи необходимо не только для того, чтобы снабжать войска Ленфронта, но и, особенно, для того, чтобы дать выход войскам Ленфронта для отхода на восток (так в тексте. - Прим. Д. В.) - для избежания плена в случае, если необходимость заставит сдать Ленинград. Имейте в виду, что Москва находится в критическом положении, и она не в состоянии помочь вам новыми силами. Либо вы в эти два-три дня прорвете фронт и дадите возможность вашим войскам отойти на восток в случае невозможности удержать Ленинград, либо вы попадете в плен.
  
   Мы требуем от вас решительных и быстрых действий. Сосредоточьте дивизий восемь или десять и прорвитесь на восток. Это необходимо на тот случай, если Ленинград будет удержан и на случай сдачи Ленинграда. Для нас армия важней. Требуем от вас решительных действий.
  
   23.10. 3 ч. 35 мин. Сталин".
  
   Сталин допускал возможность захвата противником Ленинграда. Это ясно видно из вышеприведенной телеграммы Верховного, из распоряжений по подготовке к уничтожению Балтийского флота. В тех же архивных делах зафиксировано, что часом позже Василевский по прямому проводу говорил с командующим 54-й армией генерал-лейтенантом M.С. Хозиным, который через четыре дня будет назначен командующим Ленинградским фронтом:
  
   "На ваши вопросы отвечаю указаниями товарища Сталина. 54-я армия обязана приложить все усилия к тому, чтобы помочь войскам Ленфронта прорваться на восток... Прошу учесть, что в данном случае речь идет не столько о спасении Ленинграда, сколько о спасении и выводе армии Ленфронта. Все"785.
  
   Критическая ситуация сложилась и на подступах к Москве. Командование группы армий "Центр" получило предписание Гитлера: "4-я танковая группа и 4-я армия без промедления наносят удар в направлении Москвы, имеющий целью разбить находящиеся перед Москвой силы противника и прочно захватить окружающую Москву местность, а также плотно окружить город, 2-я танковая армия с этой целью должна выйти в район юго-восточнее Москвы с таким расчетом, чтобы она, прикрываясь с востока, охватила Москву с юго-востока, а в дальнейшем и с востока". В октябре немецкие войска в ряде мест продвинулись на 200 - 250 километров. Сталин помнил, как 17 или 18 октября утром он собрал у себя в кабинете членов ГКО и Политбюро, военных. Пришли Молотов, Маленков, Микоян, Берия, Вознесенский, Щербаков, Каганович, Василевский, Артемьев.
  
   Поздоровавшись, Сталин предложил всем сесть и сразу же начал отдавать распоряжения: сегодня же эвакуировать крупных общественных и государственных деятелей, произвести минирование крупнейших предприятий и подготовить их к взрыву в случае захвата Москвы. У всех подъездов к Москве соорудить противотанковые и противопехотные заграждения. Здесь же было решено, как и предписывалось мобилизационным планом, эвакуировать правительство в Куйбышев, а Генштаб - в Арзамас. Помолчав, Сталин добавил, что он все же надеется на лучший исход: скоро из Сибири и Дальнего Востока начнут прибывать дивизии. Погрузка их в эшелоны уже началась786.
  
   "Москвы не сдадим!", "Дальше отступать некуда!" - стало гражданским, патриотическим императивом каждого советского человека. После кратковременной паники в середине октября на улицах Москвы воцарилась спокойная решимость. Столица была готова сражаться до конца.
  
   Вокруг ближней дачи Сталина разместили несколько зенитных батарей, усилили охрану. Однажды, приехав под утро на дачу в Кунцево, Сталин, едва выйдя из машины, оказался свидетелем воздушного налета на Москву. Оглушительные хлопки зенитных орудий, лучи прожекторов над головой, надсадный гул множества самолетов в московском небе наглядно продемонстрировали сегодняшнее положение столицы. Сталин застыл у машины. Мог ли он думать еще четыре месяца назад, что его дача окажется на расстоянии дневного броска немецкой танковой колонны? Рядом на дорожке что-то упало. Власик нагнулся: то был осколок от зенитного снаряда. Начальник охраны пытался уговорить Сталина войти в дом (укрытие было сделано позже). Но Верховный, пожалуй, впервые в этой войне ощутил ее непосредственное смертельное дыхание и постоял еще несколько минут, вдыхая промозглый воздух октябрьского утра. Тогда-то у него и возникло желание побывать на фронте.
  
   В конце октября, ночью, колонна из нескольких машин выехала за пределы Москвы по Волоколамскому шоссе, затем через несколько километров свернула на проселок. Сталин хотел увидеть залп реактивных установок, которые выдвигались на огневые позиции, но сопровождающие и охрана дальше ехать не разрешили. Постояли. Сталин выслушал кого-то из командиров Западного фронта, долго смотрел на багровые сполохи за линией горизонта на западе и повернул назад. На обратном пути тяжелая бронированная машина Сталина застряла в грязи. Шофер Верховного А. Кривченков был в отчаянии. Но кавалькада не задерживалась. Берия настоял, чтобы Сталин пересел в другую машину, и к рассвету "выезд на фронт" завершился.
  
   Однажды в середине октября, когда Сталин собрался ехать на дачу, Берия нерешительно сказал: "Нельзя, товарищ Сталин!" На недоуменно-раздраженный взгляд "вождя" пояснил по-грузински: "Дача заминирована и подготовлена к взрыву". Сталин возмутился, но быстро остыл. Берия сообщил также, что на одной из станций под Москвой приготовлен специальный поезд для Верховного, а также готовы четыре самолета Ставки, в том числе личный самолет Сталина "Дуглас". Сталин промолчал. Он колебался. Но где-то в глубине души чувствовал, что пока армия, народ знают, что Сталин в Москве, это придает им дополнительную уверенность. После долгих размышлений решил оставаться в Москве до последнего. Знал, что эвакуация столицы идет полным ходом, минируются оборонные предприятия; Берия предлагает в случае отхода взорвать и метро... Надо поговорить с Щербаковым... Сталин закрыл глаза, сел в кресло: сразу куда-то уплыл Берия, пропал звук его голоса, и с запахом полыни пришли видения багровые сполохи. А он держит теплый осколок зенитного снаряда, который подал ему Власик...
  
   И ведь выстояли! И второе генеральное наступление немцев на Москву провалилось! Вскоре Сталин одобрил предложение командующего Западным фронтом Г.К. Жукова развернуть контрнаступление. Суть плана заключалась в том, чтобы мощными ударами Западного фронта, во взаимодействии с войсками левого крыла Калининского, а также Юго-Западного фронтов уничтожить основные группировки врага, нависшие над Москвой с севера и юга, окружить и разгромить силы противника, противостоящие нашему Западному фронту787. В конечном счете дело решили резервы. Как предсказывал командующий группой "Центр" Ф. фон Бок, "исход сражения будет решен последним батальоном". Советское командование распорядилось резервами на этот раз куда расчетливее. Когда атаки вермахта заглохли буквально у самых подступов к Москве и гитлеровцы валились с ног от усталости, был отдан приказ на начало контрнаступления. Оно было на этот раз успешным. Гитлеровцы потерпели первое крупное поражение во второй мировой войне. Это было особенно важно, ибо немецкое командование уже разработало ритуал "пленения" столицы, который должен был означать близкую капитуляцию русских. Самое поразительное, что успеха советским войскам удалось добиться в условиях, когда противник имел некоторое превосходство в танках, артиллерии и т.д.
  
   Когда захватчиков погнали на запад, казалось, наступил перелом. Главное, что удалось достичь этой победой, - вернуть людям веру в возможность разгромить агрессора, разрядить атмосферу фатальной неудачливости, развеять миф о "непобедимости" германской армии. Морально-политическое значение победы в первой крупной стратегической наступательной операции нельзя было переоценить. Пожалуй, с декабря 1941 года к Сталину начала приходить внутренняя уверенность в общем благоприятном исходе войны. Свои сомнения он всегда загонял глубоко внутрь. Теперь они исчезли. Даже в минуты горечи от поражений под Харьковом, в Крыму, в районе Вязьмы Сталин не сомневался в конечном успехе. И эти надежды не были беспочвенными.
  
   Битва под Москвой не только имела большое стратегическое значение (разгром более трех десятков вражеских дивизий, освобождение тысяч населенных пунктов от оккупантов), но и явилась для советского народа, его армии, руководства первым крупным успехом в войне, получившим большой международный резонанс. Сталин помнил, что, когда в конце ноября немцы вышли к каналу Волга - Москва, форсировали реку Нара и подошли к Кашире с юга, у него что-то дрогнуло внутри. Ставка готовила контрнаступление, а Сталин вновь предложил перетасовку командующих фронтами. Еще раньше, в октябре, командовать войсками Западного фронта вместо генерал-полковника И.С. Конева он послал генерала армии Г.К. Жукова, на Брянском - генерал-полковника А.И. Еременко заменил генерал-майором Г.ф. Захаровым, а затем и генерал-полковником Я.Т. Черевиченко. На Юго-Западный фронт, который участвовал в Московской битве правым крылом, вместо маршала С.К. Тимошенко перебросил генерал-лейтенанта Ф.Я. Костенко. Лишь маршал С.М. Буденный удержался на Резервном фронте. Сталину казалось, что эти перестановки помогли под Москвой нащупать наиболее удачное сочетание фронтового руководства. Но думается, что, кроме недоумения фон Бока, командовавшего фашистской группой армий Центр, не успевавшего осмысливать разведдонесения о рокировках советских генералов, и нервозности самих командующих, которым приходилось без конца с ходу вписываться в новую обстановку, эти шаги Верховного никакого другого эффекта не имели.
  
   Изощренный и социально циничный интеллект Сталина, пожалуй, постиг еще одну истину: его надежды на конечный успех основываются не только на первой крупной победе под Москвой, а прежде всего на способности советского народа оправиться от таких катастроф, которые не пережил бы никто другой. Катастрофы не убили надежды. Фронтовые, армейские, корпусные, дивизионные катастрофы не превратились в непоправимую национальную трагедию главным образом потому, что Гитлер не смог сломить дух народа. Пока этот дух жив, пока воля к борьбе не утрачена, самые крупные материальные потери и человеческие жертвы еще не означают непоправимого конца. Катастрофы, которые остались позади, укрепили надежду Сталина. Это парадоксально, но это так. Просчеты, которые Сталин допустил накануне войны, дилетантское руководство вооруженной борьбой на ее первом этапе, что повлекло за собой невообразимые материальные, людские, технические, территориальные утраты, не простил бы своему руководителю ни один народ. Но советский народ простил, потому что уже давно функционировала большевистская система, в которой ему была уготована роль не творца, а исполнителя воли "вождя". Для Сталина всегда был важен лишь результат, а не его цена. Истории было угодно во главе гигантской страны иметь "полководца-вождя", который мог позволить себе терять на фронтах по сто, двести, триста, четыреста тысяч человек и не терять надежды на конечную победу...
  
   Своеобразна реакция Сталина на сообщения о трагедии ленинградцев - смерти сотен тысяч людей от голода. Генерал армии И.И. Федюнинский однажды рассказал мне о состоявшейся беседе Сталина с группой ленинградских руководителей уже после снятия блокады. Сталину говорили, что город зимой 1941 - 1942 годов стал городом-призраком. Лежавшие прямо на улицах трупы некому было убирать. Вдоль домов медленно двигались тени. Люди падали и не поднимались. Самое страшное, рассказывал Федюнинский, что до последнего момента у человека, умирающего от голода, сохраняется ясное сознание. Исчезает даже страх. Человек как бы видит приближение собственной смерти. Застывший город стал молчаливым свидетелем одной из самых страшных трагедий в человеческой истории.
  
   Сталин на этот рассказ ответил так: "Смерть косила тогда не только ленинградцев. Гибли люди на фронтах, на оккупированных территориях. Согласен, смерть страшна в условиях безысходности. А голод безысходность. Мы больше тогда ничего предложить Ленинграду не могли. Москва сама была на волоске. Смерть и война - понятия неразрывные. Этот мерзавец с челкой принес беду не только Ленинграду..."
  
   Когда Сталину докладывали о крупных потерях в результате того или иного окружения, неудачного контрудара или операции, Верховный обычно не давал волю чувствам. Мог сделать одно-два злых замечания в адрес военачальников, что-то вроде: "Когда наконец научатся воевать?" Или: "Опять повторяется старая история..." Но никогда не говорил о горечи безвозвратных потерь, тысячах погибших сынов Отечества. Его эмоции либо застыли задолго до войны, либо он умел их прятать очень глубоко, либо их просто не было.
  
   Сталин в некоторых случаях проявил себя неплохим психологом. Он понимал, что ему нельзя покидать Москву, знал, что в сообщениях Информбюро не должно быть панических ноток, не случайно требовал, чтобы в газетах больше писали о подвигах, отважных, мужественных поступках советских воинов. Накануне ноябрьских праздников, за несколько дней до 7 ноября 1941 года, Сталин сказал Молотову и Берии:
  
   - Как будем проводить военный парад? Может быть, на час-два раньше обычного?
  
   Собеседникам показалось, что они ослышались. Какой парад? Немцы буквально под Москвой. Ударная группировка фашистов, состоящая из 51 дивизии, едва не охватила столицу... Сталин, словно не замечая недоумения собеседников, продолжал:
  
   - Войска противовоздушной обороны Москвы следует еще больше усилить. Военачальники основные на фронтах. Принимать парад будет Буденный, а командовать - генерал Артемьев. Если во время парада будет бомбежка, прорвутся немецкие самолеты - убитых и раненых быстро убрать, но парад завершить. Пусть кинохроника снимет документальные журналы, которые быстро размножить и разослать по всей стране... Газеты должны отразить парад шире. Я сделаю доклад на торжественном собрании и произнесу речь на параде... Что скажете?
  
   - Но риск... Риск! Конечно, политический резонанс у нас и в других странах будет огромным, - опомнился Молотов.
  
   - Значит, решено, - не стал больше распространяться Сталин. - Отдайте необходимые распоряжения, - повернулся к Берии, - но до последнего момента, кроме Артемьева, Буденного и еще нескольких особо доверенных лиц, никто не должен знать о готовящемся параде.
  
   С высоты сегодняшних дней надо сказать, что решение провести парад было смелым, дальновидным. Оно свидетельствовало о возрастающей уверенности Сталина, его умении влиять на общественное мнение страны, управлять духовным состоянием людей. Тем более что война у многих посеяла сомнения в ее исходе. В оккупированных районах появились многочисленные пособники гитлеровцев. Сталин понимал, что неудачи подтачивают веру. А ее нужно всячески укреплять.
  
   Факты массовой сдачи в плен Сталин расценивал как проявление предательства, измены, враждебных намерений. Без всяких исключений. При этом Сталин никогда публично не признавал того бесспорного факта, что во вражеском плену оказалось очень много советских военнослужащих. Председатель ГКО, выступая 6 ноября 1941 года на торжeствeннoм зaceдании Московского Совета депутатов трудящихся, проходившем на станции метро "Маяковская", заявил, что за 4 месяца войны мы потеряли убитыми 350 тысяч и пропавшими без вести 378 тысяч человек..."788. Сталин знал, что пропавших без вести было в несколько раз больше. Верховный в скупых цифрах сводок о потерях, где в графе "пропавшие без вести" (графа попавшие в плен отсутствовала) были многозначные цифры, видел не результат катастрофического начала воины, а политические изъяны в подготовке людей, недоработку карательных органов, вражеское влияние, отрыжки классовой борьбы прошлого. В оценке этих явлений Сталин не был ни тонким психологом, ни трезвым политиком, ни "мудрым отцом нации". Здесь он был тем Сталиным, каким во весь рост проявил себя в 1929 - 1933, 1937 - 1939 годах. Природа человека, его внутренний стержень меняются медленно. У Сталина установка на "вражеские происки" и "вражеское окружение" остались на всю жизнь. Иначе он просто не был бы Сталиным.
  
   Плен и власовщина_____________________________________
  
   Фашистское нашествие принесло множество бед. Одна из них - плен. Человек, поставленный перед выбором между жизнью и смертью, на войне часто выбирает жизнь, хотя она сопровождается утратой свободы, многих ценностей достойного человека социального статуса. В минувшей войне плен - это была почти та же смерть, ибо подавляющее большинство военнопленных в немецких концлагерях погибло. В мае 1918 года Советское правительство в обращении к Международному комитету Красного Креста и правительствам мира подчеркнуло, что конвенция о жертвах войны, как и "все другие международные конвенции и соглашения, касающиеся Красного Креста, признанные Россией до октября 1917 года, признаются и будут соблюдаться Российским Советским правительством". Однако новая Женевская конвенция 1929 года по проблеме военнопленных Советским Союзом ратифицирована не была789. Времена и люди в Стране Советов сильно изменились по сравнению с 1918 годом. А что касается Гитлера, то для него международное право было еще одной "химерой".
  
   В первые полтора года войны в немецкий плен попали миллионы советских воинов. До сих пор в СССР не опубликованы точные данные о потерях и пленных. Остается лишь надеяться, что теперь, когда доступ к архивам постепенно упрощается, эти данные будут уточнены, и обнародованы суммарные цифры и погибших и пленных. В одной из следующих глав я приведу свои подсчеты потерь Советского Союза в Великой Отечественной войне.
  
   Для советских людей это не только вопрос "соотношения сил", но и политическая и нравственная проблема. В полной мере она не решена и сегодня. Наряду с предателями было очень много и тех, кто попал в плен в силу трагически сложившихся обстоятельств. Все это - страшные жертвы войны...
  
   Величие Сталина, долго державшегося на пьедестале и после разоблачения его культа, связано, между прочим, и с тем, что народ, общество до сих пор не знают точной цены Победы. А она фантастически велика.
  
   В 1941-м, как и в 1942 году, в результате ряда неудачных оборонительных и наступательных операций огромное количество советских военнослужащих оказались в фашистском плену. Судьба этих людей безмерно горька. Горька вдвойне, потому что плен, по нашим официальным взглядам, был позором, почти синонимом предательства. Хотя советские военные уставы не рассматривали политическую и нравственную сторону плена, однозначно считалось, что плен - это не просто позор, а фактическая измена. Существовала формула: лучше смерть, чем плен. Но обстоятельства войны складывались таким образом, что многие предпочли жизнь смерти, в надежде вырваться из плена, вернуться к родным очагам.
  
   Сталин уже в первые месяцы войны несколько раз интересовался масштабами потерь. Генштаб, Главное управление кадров (ГУК) НКО докладывали, но, похоже, тогда никто ничего толком не знал. Передо мной несколько официальных сводок о потерях. Есть графы о том, сколько погибло, ранено, сколько больных, сколько пропало без вести. Сколько выбыло из строя лошадей, потеряно орудий, минометов, танков, самолетов... Но графы о том, сколько попало в плен, - нет. В одной из сводок сообщается, что за июнь и июль 1941 года пропало без вести на всех фронтах 72 776 человек...790 Если приплюсовать к этому данные за август-сентябрь, то сумма удвоится. Но мы-то знаем, что только в районе Киева было окружено 452 720 человек. Большая их часть оказалась в плену. В частных, не обобщенных донесениях число пропавших без вести определялось точнее. Например, Главный военный прокурор Красной Армии диввоенюрист В. И. Носов докладывал 24 сентября 1941 года заместителю наркома обороны СССР Мехлису:
  
   "В 8-дневных боях в районе ст. Жуковка на шоссе Брянск - Рославль понесла огромные потери 299-я стрелковая дивизия 50-й армии Брянского фронта. На 12 сентября с.г. дивизия насчитывала менее 500 штыков, причем из 7000 чел. боевого расчета - убито около 500 человек, ранено 1500 человек и пропало без вести 4000 человек..."791
  
   Сам Сталин косвенно признавал наличие большого количества пропавших без вести. В телеграмме Тимошенко, Хрущеву, Бодину он спрашивал:
  
   "Ставка считает нетерпимым и недопустимым, что Военный совет фронта вот уже несколько дней не дает сведений о судьбе 28, 38 и 57-й армий и 22-го танкового корпуса. Ставке известно из других источников, что штабы указанных армий отошли за Дон, но ни эти штабы, ни Военный совет фронта не сообщают Ставке, куда девались войска этих армий и какова их судьба, продолжают ли они борьбу или взяты в плен. В этих армиях находилось, кажется, 14 дивизий Ставка хочет знать: куда девались эти дивизии?
  
   И. Сталин"792.
  
   В начале войны, как мы помним, немецким военачальникам удалось осуществить немало маневров, связанных с окружением или полуокружением отдельных частей и соединений Красной Армии. Стремительное вклинивание немецких танковых группировок рассекало наши фронты, армии, корпуса, создавало обстановку изоляции, оторванности, неизвестности, когда главная сила коллектива - чувство локтя, сплоченности, монолитности - ослабевает. Несмотря на мужество многих бойцов, командиров, политработников, тогда были нередкими проявления паники, растерянности. Немало командиров, чтобы избежать плена, стрелялись. Часто это делалось после того, как были исчерпаны все возможности для сопротивления. Подчас главными мотивами такого шага были боязнь позора плена или страх ответственности за невыполненный приказ. Напомню, генерал-майор И.И. Конец, храбро сражавшийся в небе Испании, ставший командующим ВВС Западного особого военного округа, после ошеломительных неудач первых дней войны застрелился. Так поступали и другие. Генерал-майор С.В. Берзин, находясь в окружении в районе Умани, не видя иных возможностей для сопротивления, тоже застрелился. Хотя долго в списках числился как "пропавший без вести" со всеми вытекающими отсюда для родственников последствиями: недоверием и двусмысленностью.
  
   Гитлер в ноябре 1941 года утверждал: "Если я хочу обрисовать в общих чертах успех этой войны, то мне достаточно назвать число пленных, которое менее чем за полгода достигло цифры 3,6 миллиона человек. И я запрещаю всяким английским остолопам рассказывать, что, дескать, это не подтверждено. Когда германское военное учреждение что-нибудь подсчитало - то его счет всегда правильный"793. Захлебываясь от восторга, Гитлер фактически объявил, что победа уже у его ног. Ему осталось нагнуться и поднять ее. Но он еще не чувствовал, что призрак наполеоновского поражения стоял у него за спиной. С самого начала войны.
  
   Сейчас на Западе в научном обиходе циркулируют различные данные о советских военнопленных в минувшей войне. В некоторых изданиях приводятся данные штабов вермахта: с июня 1941-го по апрель 1945 года немцами было захвачено, по их сведениям, 5 160 000 человек794. По моим предварительным подсчетам, эта цифра завышена примерно на один миллион.
  
   Повторюсь: видимо, в недалеком будущем будут названы более точные данные о погибших, раненых, пленных с той и другой стороны. Но, зная численность частей и соединений, попавших в окружение, количество потерь в операциях первого периода войны, зарубежную статистику, можно дать предварительную оценку количества советских военнослужащих, попавших в фашистский плен. За первые полгода войны - около 3 миллионов, что составляет почти 75% всех наших воинов, оказавшихся в плену в годы войны.
  
   Как Сталин относился к плену? Как реагировал на факты окружения и сдачи в плен больших масс военнослужащих? Помимо официальной устной установки, запрещающей плен как недопустимый для советского военнослужащего поступок, у Сталина к этому примешивалось, главным образом, подозрение в измене, предательстве, пособничестве врагу. Для Сталина любой человек, побывавший в плену, не заслуживал доверия. Кроме заградотрядов, Сталин лично санкционировал создание специальных лагерей НКВД для "проверки" личного состава, выходящего из окружения. В первые годы войны их было создано достаточно много. В архивах имеется немало резолюций Сталина, подобных следующей:
  
   "Товарищу Берия Л.П.
  
   Против организации 3-х лагерей НКВД для проверки отходящих частей возражений не имеется.
  
   И. Сталин.
  
   24.8.42 г. 3 часа 35 мин. Продиктовано тов. Сталиным по телефону. Боков"795.
  
   Верховный очень внимательно следил за судьбой пропавших без вести крупных военачальников. Например, им были даны специальные указания выяснить, что случилось с командармами Качаловым, Понеделиным, Власовым, Ефремовым, Потаповым, Ракутиным, Самохиным, Лукиным. О Качалове и Понеделине я говорил уже ранее. После того как исчезли Власов и Ефремов, Верховный отдал распоряжение Берии выяснить их судьбу и место пребывания. В архиве Жданова сохранилась телеграмма генералу Сазонову:
  
   "По поручению Ставки Верховного Главнокомандования немедленно ответьте, что вам известно о Власове, жив ли он, видели ли вы его и какие меры вы приняли к его розыску. Жду немедленного ответа.
  
   Жданов"796.
  
   Власова не нашли, но он скоро сам заявил о себе. Об этом речь пойдет ниже. А о генерал-лейтенанте М.Г. Ефремове узнали случайно. Одна жительница деревни Слободка Темкинского района Смоленской области в конце апреля 1943 года сообщила, что видела, как солдаты за околицей "закапывали генерала". Об этом доложили наверх, где подозревали, что командарм попал в плен. В результате проверки к Сталину пошло донесение, фактически реабилитирующее погибшею генерала:
  
   "Товарищу Сталину
  
   Генерал-лейтенант Ефремов М.Г. организовал группу бойцов и командиров для выхода из окружения. Во время одного из боев с противником в районе дер. Малое Устье генерал-лейтенант Ефремов М.Г. был тяжело ранен в бок; не имея возможности самостоятельно передвигаться, застрелился и был похоронен в дер. Слободка Темкинского р-на Смоленской области. Путем раскопки могилы и опознания трупа установлено... что Ефремов получил тяжелое ранение в седалищную кость и, не имея уверенности на спасение от пленения (так в тексте. - Прим. Д. В.), застрелился.
  
   30 апреля 1943 г. Соколовский
  
   Булганин".
  
   Так своей смертью, обстоятельства которой, к счастью, прояснились, советский генерал, сохранивший мужество до последних минут жизни, снял с себя политически двусмысленное подозрение: "пропал без вести".
  
   Как докладывали Сталину из Главного управления кадров НКО, в 1941 1942 годах "пропало без вести" немало генералов: Л. В. Бобкин, Т.К. Бацанов, П.М. Падосек, С.В. Вишневский, П.Ф. Алферьев, Г.М. Зусманович, В.В. Владимиров, И.П. Новохатный, И.С. Никитин, Н.А. Лебедев, И.В. Зуев, Л.С. Грищук, Т.К. Черепин, В.Г. Ванеев, А.И. Попенко, Г.А. Ларионов, П.Г. Егоров, И.П. Прохоров, Б.А. Погребов, Г.И. Федоров, А.С. Титов, А.В. Горнов, М.Г. Хацкилевич, А.Б. Борисов, М.Д. Борисов, В.Б. Борисов, Г.И. Кузьмин, Л.Г. Петровский, П.П. Павлов, Ф.Н. Матыкин, Э.Я. Магон, И.П. Карманов, И.А. Корнилов, М.М. Шаймуратов, Б.С. Рихтер, К.Т. Руденко, А.А. Журба, П.В. Сысоев, А.Н. Смирнов, Ф.Г. Сущий, А.Г. Самохин, А.С. Зотов, И.А. Коняк, Я.И. Тонконогов, К.Е. Куликов, Д.М. Карбышев, Г.П. Козлов и ряд других797.
  
   Большинство из них, видимо, погибли при выходе из окружения. Те, кто выжил, гнили в концлагерях, как генералы Понеделин, Карбышев, Лукин. Гнили, но не уронили достоинство сотрудничеством с фашистами. Однако в глазах Сталина они все равно были почти предателями.
  
   Работая над книгой, мне удалось установить дальнейшую судьбу многих генералов, пропавших без вести. Это могло бы быть темой специального исследования. Назову лишь несколько фамилий. Генерал-майор Л.В. Бобкин, находясь в окружении, был убит немецким автоматчиком 26 мая 1942 года у трупа собственного сына... Генералы Г.А. Ларионов, П.Г. Егоров, Г.И. Федоров, А.С. Титов, М.Г. Хацкилевич, А.Б. Борисов, В.Б. Борисов, Э.Я. Магон, Л.Г. Петровский, М.М. Шаймуратов, К.И. Ракутин, А.Н. Смирнов, А.С. Митрофанов, Ф.Н. Матыкин, Ф.Ф. Алябушев, Ф.Г. Сущий, Д.П. Сафонов, Д.Г. Егоров, И.В. Васильев и некоторые другие не пропали без вести, а погибли непосредственно в бою. Так, например, генералы В.Б. Борисов, М.Г. Хацкилевич погибли в танках от прямых попаданий немецких снарядов. Генералы Г.М. Зусманович, И.С. Никитин, П.Г. Макаров, Н.М. Старостин, И.М. Шепетов, В.И. Прохоров, К.Е. Куликов, С.В. Баранов, Д.М. Карбышев и многие другие нашли мученическую смерть в фашистских лагерях. У других судьба иная. Генерал-майор П.В. Сысоев, попавший в плен в июле 1941 года, смог бежать из лагеря в 1943 году, затем три года "проверялся". Несколько человек были приговорены к расстрелу за невыполнение приказа или за измену Родине. Лишь некоторые, наподобие Рихтера, Малышкина, Жиленкова, пошли в услужение Гитлеру. Но, подчеркну еще раз, коллаборационистов в генеральских чинах были единицы.
  
   Повторюсь: основная масса военнопленных попала в гитлеровские лагеря в первые катастрофические месяцы войны. Большинство советских генералов также оказались в плену в это время. В последующем в ходе войны было лишь несколько случаев пленения советских генералов, которые в силу тактической ошибки, роковой неосторожности оказывались в расположении противника. По каждому из этих случаев Верховный издавал грозные приказы. Вот, например, выдержка из одного такого приказа:
  
   "Командующим войсками фронтов и отдельных армий Шестого ноября командующий 44-й армией генерал-лейтенант Хоменко и командующий артиллерией той же армии генерал-майор Бобков при выезде в штабы корпусов потеряли ориентировку, попали в район расположения противника, при столкновении с которым в машине, управляемой лично Хоменко, заглох мотор и эти лица были захвачены в плен со всеми находящимися при них документами.
  
   1. Запретить выезд командующих армиями и корпусами без разведки и охраны.
  
   2. При выезде в войска, от штаба корпуса и ниже, не брать с собой никаких оперативных документов, за исключением чистой карты района поездки...
  
   4. Запретить высшему начальствующему составу личное управление автомашинами.
  
   7 ноября 1943 года И. Сталин"798.
  
   После 1942 года, повторяю, это были единичные случаи. Теперь пришла наша очередь брать в плен генералов фашистской армии и их союзников. Не следует забывать, что в конце войны все уцелевшие гитлеровские войска были пленены.
  
   Сталин, организовав в 1937 - 1939 годах тотальную чистку общества, казалось, мог надеяться, что некому будет идти на сотрудничество с оккупантами. Напомню, Молотов и спустя десятилетия утверждал, что Сталин "ликвидировал пятую колонну" накануне войны. Иначе, мол, едва бы мы выстояли в ней. Однако и Сталин и Молотов были далеки от истины. Прежде всего в 1937 1938 годах Сталин "вырубил" не врагов. Об этом я уже говорил. Хотя квислинги и лавали были не только на Западе; предатели, коллаборационисты появились, и в немалом количестве, и на оккупированных территориях Советского Союза. Причины этого явления многолики. После революции прошло всего два десятка с небольшим лет. Еще были живы обиженные Советской властью. Кто-то понимал и уродливость сталинской системы. Многих заставлял идти на путь сотрудничества с захватчиками страх, стремление приспособиться, выжить. Некоторые, особенно в 1941 году, считали, что немцы пришли надолго, если не навсегда. Ну и, наконец, во все времена были и, наверное, будут слабые, безвольные, а то и просто мерзкие люди, способные на подлость, предательство, измену. Например, в конце декабря 1941 года Берия сообщил Маленкову, что красноармеец, по документам А.П. Ульянов, попавший в плен к немцам, был переброшен ими через линию фронта как капитан, дважды Герой Советского Союза, но его быстро разоблачили799.
  
   Да, находились люди, для которых Родина не была священным понятием. Но неизмеримо больше было тех, чьи честь и достоинство гражданина, патриота ни при каких условиях не позволяли пойти в услужение к агрессору.
  
   В минувшей войне Сталину пришлось столкнуться не только с отдельными, но и организованными проявлениями сотрудничества некоторых соотечественников с фашистами. В наиболее откровенной форме это выразилось в измене генерал-лейтенанта А.А. Власова - командующего 2-й ударной армией Волховского фронта, о котором "вождь" до этого был весьма высокого мнения.
  
   Когда в конце мая 1942 года Сталину сообщили, что в районе Мясной Бор отрезана 2-я ударная армия Волховского фронта, он воспринял сообщение внешне спокойно. Сколько уже армий отрезали! В 1941 году такие вести он воспринимал более драматически. Теперь, после успешной битвы под Москвой, он был уверен, что те или иные неудачи на фронте не в состоянии кардинально изменить положение, что антифашистская, антигитлеровская коалиция придет к победе. Сталин знал, что командует 2-й ударной армией заместитель командующего фронтом опытный Власов. Всего три месяца назад Верховный одобрил постановление СНК СССР о присвоении ему звания генерал-лейтенанта, как одному из самых крепких командармов, кандидату на командование фронтом.
  
   Через несколько дней Сталин спросил у генштабистов, какие части 2-й ударной вышли из окружения и как все это произошло. Василевский напомнил, что Директивой No 131 от 21 мая 1942 года, подписанной Верховным Главнокомандующим для войск Волховской группы Ленфронта ставилась, в частности, задача: "Ударом главных сил 2-й ударной армии с запада, с одновременным ударом 59-й армии с востока, уничтожить противника в выступе Приютина, Спасская Полисть... а затем силами 59-й, 2-й ударной и правым крылом,52-й армии прочно обеспечить за собой плацдарм на западном берегу р. Волхов в районе Спасская Полисть, Мясной Бор, Земтицы, прикрыть ленинградскую железную дорогу и шоссе, с тем чтобы не допустить соединения по этим дорогам новгородской и чудовской группировок противника и восстановления железной дороги Новгород - Ленинград"800.
  
   - Ну а как Вы допустили окружение армии?
  
   - Когда с севера над 2-й ударной армией нависла крупная немецкая группировка, я неоднократно требовал от Козина отвести войска армии на рубеж р. Волхов.
  
   - А Хозин? - строго посмотрел на Василевского Сталин.
  
   - Лишь 25 мая фронт отдал необходимые распоряжения, но явно запоздал. Через три-четыре дня основные коммуникации снабжения армии были перерезаны и армия оказалась в окружении. После этого, - продолжал Василевский, - я направил 3 июня командующему Ленинградским фронтом следующую телеграмму за своей подписью и Бокова:
  
   "Действия по уничтожению противника в районе Спасская Полисть и Приютина проводятся Вами крайне медленно. Противник Вами не только не уничтожается, а, наоборот, перейдя к активным действиям, преградил пути отвода 2-й уд. армии, т.к. разгадал Ваш маневр по ее выводу. Попытки войск фронта пробить брешь в боевом порядке противника оказываются малоуспешными. Основной причиной этого нужно считать не только медлительность Ваших мероприятий, но и вывод сил по частям вместо удара всеми силами 2-й ударной армии... Промедление и нерешительность в этом деле чрезвычайно опасны, ибо все это дает противнику возможность изо дня в день сильнее закрепляться на перехваченных им путях отвода 2-й уд. армии"801. Но, похоже, требования и сейчас командованием фронта и армии не выполняются...
  
   - С Власовым связь есть?
  
   - Нет. Последние сообщения от него были где-то в начале июня, - ответил Василевский.
  
   - Может быть, Волховскую оперативную группу выделить в отдельный фронт?
  
   - Считаю этот шаг верным: в этой группе шесть армий. Надо, чтобы они обеспечили вывод 2-й ударной из окружения.
  
   - Хозина снять, а командующим Ленинградским фронтом назначить Говорова. Командующим новым, Волховским фронтом - генерала армии Мерецкова. Если возражений нет, оформите приказом.
  
   Скоро другие события отодвинули Власова из поля зрения, внимания и памяти Верховного. Правда, когда немецкое радио начало усиленно муссировать тему окружения "самой крупной" советской армии, Сталин распорядился подготовить специальное сообщение Совинформбюро. Ему быстро доложили проект:
  
   "28 июня германское информационное бюро передало сообщение Ставки Гитлера об уничтожении 2-й ударной, 52-й и 59-и армий Волховского фронта, якобы окруженных немецко-фашистскими войсками на западном берегу р. Волхов. Но события на этом участке фронта развернулись так, что ударами 59-и и 52-й армий с востока и 2-й ударной армии с запада части противника, прорвавшиеся на коммуникации, были большей частью уничтожены, а незначительные их остатки отброшены в исходное положение... Следовательно, ни о каком уничтожении 2-й ударной армии не может быть и речи.
  
   Совинформбюро".
  
   Сталин взглянул на текст, помолчал и отдал Поскребышеву со словами: "Ничего сообщать не надо". Он передумал.
  
   Но затем спустя несколько часов вновь отдал распоряжение сообщить о 2-й армии. 29 июня 1942 года Совинформбюро, в частности, передало: "Гитлеровские писаки приводят астрономическую цифру в 30 000 якобы захваченных пленных, а также о том, что число убитых превышает число пленных во много раз. Разумеется, эта очередная гитлеровская фальшивка не соответствует фактам... По неполным данным, в этих боях немцы потеряли только убитыми не менее 30 тысяч человек. Части 2-й ударной армии отошли на заранее подготовленный рубеж. Наши потери в этих боях до 10 тыс. человек убитыми, около 10 тыс. человек пропавшими без вести..." Очень трудно поверить, что и у немцев и у нас потери всегда такие "круглые"! Мы только сегодня постепенно узнаем, что рано начавшейся весной плохо подготовленная операция Волховского фронта поглотила в болотах тысячи и тысячи советских людей, которые и по сей день горько числятся как "без вести пропавшие"!
  
   Где-то через несколько недель, поздно ночью, когда у него еще оставались Молотов и Берия, последний, сверкнув стеклами маленьких очков, вытащил из своей неизменной кожаной папки несколько листов бумаги и положил их перед Сталиным.
  
   - Посмотрите. Вот как объявился "пропавший без вести" командарм 2-й ударной армии, - ответил Берия.
  
   Сталин придвинул к себе листки, быстро пробежал глазами:
  
   "Обращение Русского комитета
  
   к бойцам и командирам Красной Армии, ко всему русскому
  
   народу и другим народам Советского Союза
  
   Русский комитет ставит перед собой следующие цели: свержение Сталина и его клики, заключение почетного мира с Германией, создание Новой России... Призываем переходить на сторону действующей в союзе с Германией Русской освободительной Армии...
  
   Председатель Русского комитета генерал-лейтенант Власов.
  
   Секретарь Русского комитета генерал-майор Малышкин"802.
  
   Далее шли листовки-пропуска, предназначенные для перехода линии фронта, "Открытое письмо А.А. Власова: почему я стал на путь борьбы с большевизмом" и другая подобная "продукция".
  
   Сталин брезгливо отодвинул листовки от себя, спросил Берию:
  
   - А может, это фальшивки? Что известно о Власове? Есть подтверждения?
  
   - Да, есть. Власов активно работает на немцев.
  
   - Как же мы его перед войной не разглядели? - вмешался в разговор Молотов.
  
   Берия вместо ответа вытащил из папки личное дело Власова. Сталин, перевернув страницу, задержался взглядом на скуластом человеке в очках с оттопыренными ушами и внимательными глазами. Родился в Горьковской области; родители из крестьян-середняков. Кроме отца-старика и жены, родственников нет. Видимо, Берия подчеркнул красным карандашом: окончил духовное училище в Нижнем Новгороде, два года учился в духовной семинарии до 1917 года. Сталин подумал: если бы не революция, то был бы попом, а не красным генералом... Участвовал в гражданской войне. Служил затем все время успешно: 99-я стрелковая дивизия, которой он командовал, была одной из лучших в Киевском округе. До этого был в спецкомандировке в Китае. Командовал 4-м механизированным корпусом, который неплохо сражался под Перемышлем и Львовом, а затем, Сталин это сам хорошо знал, потому что подписывал назначение, был выдвинут командующим 37-й армией, защищавшей Киев. Армия здесь показала себя хорошо. Затем - командующий 20-й и, наконец, 2-й ударной армией... Сталин помнил, как по его поручению 20 апреля 1942 года Шапошников подписал приказ о назначении "по совместительству" (в военном лексиконе это слово редко употребляется) командующего 2-й ударной армией Власова А.А. заместителем командующего Волховским фронтом803. Характеристики все блестящие. В 1938 году в его партхарактеристике записано: "Много работает над вопросами ликвидации остатков вредительства в части". Аттестации подписаны такими известными военачальниками, как Кирпонос, Музыченко, Парусинов, Голиков. Единственное замечание, отмеченное в аттестации 19 ноября 1940 года, сводится к пожеланию "обратить внимание на сбережение и уход за конским составом". Везде: "Предан делу партии Ленина - Сталина и социалистической Родине". 24 января 1942 года генерал армии Г.К. Жуков в боевой характеристике на Власова написал: "Руководил операциями 20-й армии: контрударом на город Солнечногорск, наступлением войск армии на волоколамском направлении и прорывом оборонительного рубежа на р. Лама. Лично генерал-лейтенант Власов в оперативном отношении подготовлен хорошо, организационные навыки имеет. С управлением войсками армии справляется вполне".
  
   Заслужить в это жестокое время оценку Жукова - "справляется вполне" непросто. Но как не распознали предателя Жуков, Кирпонос, Голиков, другие? Такая мысль могла бы промелькнуть в привычном раньше направлении. Но остановимся в самом начале: до войны к нему было не подкопаться, а воевал Власов лучше многих. Был награжден орденами Ленина и Красного Знамени... Тайники человеческого сознания могут хранить то, что не поддается внешнему наблюдению. Видимо, в жизненных приоритетах этого человека коммунизм никогда не был на первом плане убеждений. Он умел имитировать патриотизм, чувство долга. Был службистом. Некоторые особисты пытались ухватиться за духовное образование Власова. Да вынуждены были отпустить эту зацепку. Сам "вождь" учился в духовной семинарии...
  
   Сейчас кое-кто пытается реабилитировать Власова. Думаю, для этого нет оснований. Ведь воевал он не за Сталина, а за народ и изменил своему воинскому долгу.
  
   Сталин не верил, что Власову удастся сделать что-то серьезное у немцев, но сейчас он понимал: вслед за объявлением о создании РОА ("Русская освободительная армия") следует ждать других формирований национального характера. И он не ошибся.
  
   В Берлине почувствовали, что, сделав ставку на молниеносную войну, они недооценили мощь Советского Союза, мощь экономическую, военную, социальную и морально-политическую. Гитлер надеялся, что после таких ударов, которые он нанес в 1941 году, Советский Союз рассыплется на национальные осколки. Но этого не произошло. Интернациональное единство не было поколеблено. Наоборот, оно явилось одним из устоев жизнеспособности Советского государства. Общая опасность в огромной степени усилила интернациональную сплоченность советского народа, хотя Сталин и допускал в национальной политике серьезные ошибки, в том числе и в ходе войны.
  
   Уже в 1942 году гитлеровское руководство стало искать в лагерях для военнопленных людей, готовых служить не только в "Русской освободительной армии" Власова, но и в различных национальных легионах: Грузинском, Армянском, Туркестанском, Кавказском, Прибалтийских и других. Усилий было приложено много, но результат был незначительным. Немало военнопленных оказались легионерами лишь потому, что видели в этом путь к выживанию и возможность бежать к своим; были, конечно, и такие, кто поддался на националистическую пропаганду. Но в целом легионеры оказались ненадежными. Носившие форму легионеры очень часто пытались перейти линию фронта, хотя не могли не знать, что их там ждет. 3 октября 1942 года, например, солдаты Туркестанского легиона Бергенов, Хасанов и Тулебаев после четырехдневных попыток найти партизан вышли в расположение советских частей, сообщив, что большая часть их батальона готова перейти к своим. 8 октября того же года на участке обороны 2-й гвардейской стрелковой дивизии перешли линию фронта бывшие военнослужащие Цулая и Кабакадзе с просьбой: помочь подразделению Грузинского легиона перейти линию фронта804.
  
   Немцы особенно рассчитывали на легионы, которые они формировали в Прибалтике. Население этих республик накануне войны в составе Союза жило лишь около года. Но эти легионы немецкое командование смогло в основном использовать как вспомогательные формирования: для охраны объектов, дорог, патрулирования, иногда, правда, и для карательных операций. После войны все лица, служившие в легионах, были осуждены и высланы. Руководство Прибалтийских республик обращалось в Советское правительство с просьбой об амнистировании этих лиц. Например, 16 марта 1946 года Предсовнаркома Латвийской ССР В.Т. Лацис и Первый секретарь ЦК КП(б) Латвии Я.Э. Калнберзин писали в Москву:
  
   "В период временной оккупации Латвийской ССР немецкие захватчики насильно мобилизовали все трудовое население, часть которого угнали на принудительные работы в Германию, а другую зачислили в т.н. легионы немецкой армии... Впоследствии, после освобождения, эти люди были сосланы на 6 лет в северные районы.
  
   Просим тех, за кем нет ничего другого, кроме службы в легионах, - вернуть в Латвийскую ССР..."805
  
   Сталин обычно такие записки передавал Молотову и Берии. Но его позиция была всегда неизменна, когда речь шла о людях, ушедших к немцам или с немцами.
  
   После освобождения Северного Кавказа Берия докладывал Сталину:
  
   "НКВД считает целесообразным выселить из Ставрополя, Кисловодска, Пятигорска, Мин. Вод, Ессентуков... членов семей бандитов, активных немецких пособников, предателей, изменников Родины и добровольно ушедших с немцами и переселить их на постоянное жительство в Таджикскую ССР в качестве спецпереселенцев. Выселению подлежат 735 семей - 2238 человек. Прошу Ваших указаний.
  
   Л. Берия"806.
  
   Сталин, как всегда, согласен. Едва ли он не понимал, что за преступления отца, брата не могут отвечать их мать, сестры, дети. Но Сталин всегда был самим собой.
  
   О деятельности легионов Сталину доносили по линии политорганов и НКВД. Он видел, что какой-то реальной силы эти формирования не представляют, но политический резонанс иметь могут. Устные указания, как и резолюции на документах, с которыми я имел возможность ознакомиться, свидетельствуют о жестком, непримиримом отношении Сталина к изменникам Родины. В общей сложности их было не так уж много.
  
   В документах Сталина и Берии находится ряд донесений о предательских бандитских действиях отдельных групп отщепенцев, которые пошли в услужение к гитлеровцам. Вот, например, Кобулов докладывает Берии:
  
   "О ходе борьбы с бандитизмом в районах Северного
  
   Кавказа
  
   За истекшую неделю (с 27-го по 3 мая) имело место 6 бандпроявлений. Убито 8 бандитов, в т.ч. два германских парашютиста. Арестовано 46 бандитов. Изъято оружия 37 единиц. Наши потери 8 человек. Убит главарь Каякентской банды Ильясов Нажмуддин, ликвидирована банда Темирканова С.Х."807.
  
   Или вот еще донесение, в верхнем углу пометка наркома внутренних дел: "Сообщение послано тов. Сталину, Молотову, Антонову.
  
   20 июля 1944 года. Л. Берия.
  
   12 июля в результате прочески лесного массива в р-не селения Казбурун Кабардинской АССР задержан немецкий парашютист Фадзаев Х.Х. (бывший член ВЛКСМ, осетин, работал полицаем в с. Урух, в 1943 г. вступил в немецкую армию. Имеет звание оберфельдфебеля немецкой армии). Задержано еще несколько парашютистов. Из 8 парашютистов продолжается розыск еще 2-х человек. Остальные убиты или задержаны.
  
   Кобулов"808.
  
   Подобные сообщения поступали из Крыма и других мест. Вместо того чтобы продолжать вести борьбу с бандитами, прислужниками оккупантов, конкретными преступниками, Сталин и Берия на основании предложений и планов, разработанных Серовым, Кобуловым, Момуловым, Цанавой, другими заплечных дел мастерами, принимают преступные решения о выселении целых народов с Северного Кавказа, из Калмыкии, Крыма на восток. Документально установлено, что в то время там действительно насчитывалось немало перевертышей. Но сколько было героев, верных сынов этих народов и всего нашего Отечества! Чтобы показать масштабы героизма, потребовалось бы долго перечислять славные фамилии.
  
   На протяжении 1944 года, когда война приближалась к своему победному завершению, на основании решений Сталина, закрепленных соответствующими указами, были выселены сотни тысяч чеченцев, ингушей, балкарцев, карачаевцев, крымских татар, калмыков, турок-месхетинцев... Пожалуй, одно из немногих документальных исследований этого трагического периода (на основании партийных и государственных архивов) проведено доктором исторических наук Х.М. Ибрагимбейли809. А в то время Сталину шли доклады подобного рода:
  
   "Государственный Комитет Обороны
  
   В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета и Постановлением СНК СССР от 28 декабря 1943 года, НКВД СССР осуществлена операция по переселению лиц калмыцкой национальности в восточные районы... Всего было погружено в эшелоны 26 359 семей, или 93 139 человек переселенцев, которые отправлены к местам расселения в Алтайский и Красноярский края, Омскую и Новосибирскую области...
  
   Л. Берия"810.
  
   Сталин за этими "операциями" следил так же пристально, как и за фронтовыми. Но здесь сопротивления не было; ведь выселяли главным образом стариков, женщин, детей... Даже в докладах Берии сообщалось, что "при проведении операции по выселению на месте и в пути происшествий не было...". Трагическая подавленность, страшное потрясение сотен тысяч людей... Но эти чувства были неведомы "отцу народов". В подобных случаях он был щедр:
  
   - Представьте к наградам лиц, образцово исполнивших приказ о выселении!
  
   Распоряжения его выполнялись быстро:
  
   "Государственный Комитет Обороны
  
   Товарищу Сталину И.В.
  
   В соответствии с Вашим указанием представляю проект Указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении орденами и медалями наиболее отличившихся (в чем? - Прим. Д.В.) участников операции по выселению чеченцев и ингушей... Принимало участие 19 тысяч работников НКВД, НКГБ и "Смерш" и до 100 тысяч офицеров и бойцов войск НКВД, значительная часть которых участвовала в выселении карачаевцев и калмыков и, кроме того, будет участвовать в предстоящей операции по выселению балкарцев. В результате трех операций выселено в восточные районы СССР 650 тысяч чеченцев, ингушей, калмыков и карачаевцев"811.
  
   Страшные страницы... Единовластие, выраженное в жестокости по отношению к народам. Подумать только: Сталин дошел до того, что фактически предъявлял обвинение в "государственной измене" целым народам! Более 100 тысяч войск участвует в высылке стариков, женщин и детей. Неудивительно, что на фронтах, часто в самом горячем месте, в критический момент не хватало "лишнего" полка или батальона. А здесь - более 100 тысяч! У единодержца уже давно не было никаких нравственных тормозов. Сталин, возомнивший себя единственным "хранителем" и "толкователем" Ленина, не захотел вспомнить его предостережения: ничто так не мешает интернациональной сплоченности, "как национальная несправедливость, и ни к чему так не чутки "обиженные" националы, как к чувству равенства и к нарушению этого равенства..."812 Жертвами сталинизма стали все народы нашего великого Союза: русские, украинцы, белорусы, литовцы, казахи, евреи, кабардинцы, десятки других наций и народностей. Сталин завязал немало трагических узлов в нашей истории, в том числе и национальных, которые мы обязаны мудро и спокойно развязать сегодня.
  
   Я сделал это большое отступление, чтобы показать, что наказание целых народов не имело никакого отношения к фактам предательского отношения к Отечеству и воинскому долгу отдельных лиц и целых групп советских граждан разных национальностей. Если бы Сталин следовал своей преступной логике всегда, то после образования РОА ему надо было бы ссылать и русский, и украинский, и все другие народы... В неисполнимости этого, между прочим, видна вся абсурдная преступность сталинских решений.
  
   Власовщина как политическое явление явилась результатом ряда причин крупные неудачи на фронтах, отрыжки национализма и социальной неудовлетворенности некоторых представителей (и их детей) привилегированных классов, страх перед возмездием, после того как некоторые не по своей воле оказались в плену. По мере роста отпора захватчикам случаев добровольного перехода на сторону врага становилось все меньше, а в конце 1942 года и в 1943 году фактически не стало. Выступая среди агитаторов, работающих с бойцами нерусской национальности, начальник Главного политуправления РККА А.С. Щербаков отметил, что на Ленинградском фронте, например, в августе 1942 года было 22 случая перехода на сторону врага, а в январе 1943 года - всего 2. А затем эти позорные явления совсем исчезли813.
  
   О Власове на Западе написано немало книг. Так, например, в книге Иоахима Гофмана "История власовской армии", в частности, утверждается (якобы на основе власовских архивов), что к маю 1943 года в распоряжении германского вермахта имелось 90 русских батальонов и почти столько же национальных легионов814. Цифры несколько завышены. Думаю, попытки представить это движение как "альтернативу большевизму" представляются мало убедительными. По существу, формирования Власова вбирали в себя главным образом не "идейных борцов", а националистов и слабых, безвольных людей, охваченных единственной идеей выжить. Попытка Власова опереться на белогвардейскую эмиграцию (атамана П.Н. Краснова, генерала А.Г. Шкуро, генерала Султан-Гирей Келеча и др.) свидетельствовала о полной бесперспективности движения, ибо никакой реальной помощи эти люди оказать не могли.
  
   Огромное значение для исключения проявлений власовщины имели военные успехи. Они, по сути, постепенно исключили факты депрессии, паники, подавленности, которые являлись благодатной почвой для предательства. Однако Сталин видел причины власовщины прежде всего в том, что не все "враги народа" были выявлены до войны. Сохранилось немало документов, устных распоряжений Сталина, записанных исполнителями, об ужесточении контроля над выходящими из плена, проведении целого ряда специальных мероприятий в прифронтовой полосе, усилении карательных акций по отношению к тем, кто вслух высказывает какие-либо сомнения в правильности действий командования. По указанию Сталина проверка освобожденных территорий, охрана тылов Красной Армии были возложены на Наркомат внутренних дел. Берия регулярно докладывал Сталину о проведенных мероприятиях. Дело было поставлено с размахом. Вот один из документов, в котором Берия информирует Верховного Главнокомандующего о состоянии дел в этой области:
  
   "За 1943 год войсками НКВД по охране тыла Действующей Красной Армии в процессе очистки территории, освобожденной от противника, и при несении службы по охране тыла фронтов задержано для проверки 931 549 человек. Из них военнослужащих 582 515 человек, гражданских лиц - 349 034 человека.
  
   Из общего количества задержанных разоблачено и арестовано 80 296 человек (агентура, изменники, предателя, каратели, дезертиры, мародеры и прочий преступный элемент)"815.
  
   Чтобы пресечь и осудить сам факт измены, в феврале 1943 года был проведен ряд процессов, где были заочно осуждены и приговорены к расстрелу бывшие генералы Красной Армии А.А. Власов, В.Ф. Малышкин и некоторые другие военнослужащие, активно сотрудничавшие с фашистами. Но и здесь не обошлось без ошибок. Директива Ставки No 30 126 от 12 мая 1943 года, подписанная Сталиным, определяла, что, "как теперь достоверно установлено, генерал-лейтенант Качалов В.Я., генерал-лейтенант Власов А.А., генерал-майор Понеделин И.Г., генерал-майор Малышкин В.Ф. изменили Родине, перебежали на сторону противника и в настоящее время работают с немцами против нашей Родины...". В компанию к предателям Власову и Малышкину "пристегнули" и патриотов Отечества Качалова и Понеделина. Лишь в 1956 году Качалов и Понеделин были реабилитированы.
  
   Берия и его службы активизировали проверку и выявление сомнительных элементов не только по эту сторону линии фронта, но и пытались выяснить обстановку в формированиях, созданных немцами из военнопленных. Однажды Берия, который докладывал о своих делах обычно один на один со Сталиным или только в присутствии Молотова, показал Верховному протокол допроса генерал-майора Красной Армии А.Е. Будыхо, вырвавшегося из немецкого лагеря и перешедшего к партизанам. Будыхо был в Ораниенбургском лагере, где находились преимущественно пленные командиры. Он дал очень многим подробные характеристики, рассказал о приезде в лагерь личного представителя Власова генерала Жиленкова, других функционеров РОА. К слову сказать, Жиленков до войны работал секретарем одного из райкомов партии Москвы, быстро выдвинувшись в результате репрессивного вала, прокатившегося по партийным работникам. Будучи членом Военного совета 32-й армии Западного фронта, Жиленков оказался в окружении, затем в плену. Беспринципность и приспособленчество человека, случайно оказавшегося в партийных вожаках, быстро привели его в стан коллаборационистов. Таким же оказался и другой приближенный Власова, бывший генерал-майор Малышкин, начальник штаба 19-й армии. Он был репрессирован в 1938 году, в начале войны освобожден, но в конце концов оказался у Власова. Трудно сказать, руководила ли этим человеком обида или его предательские намерения вытекали из его убеждений. Во всяком случае, когда Берия докладывал по делам ряда осужденных и освобожденных позднее генералов, Сталин бросил:
  
   - Разберитесь, кто ходатайствовал за Малышкина...
  
   Сталин не стал дальше читать материалы допроса Будыхо: ему было жалко времени на знакомство, как он полагал, с деяниями недобитков, которых он не выявил в 1937 - 1939 годах.
  
   А в конце концов, думал Сталин, все эти Власовы ничего изменить не могут. Самые страшные месяцы 1941 года страна выстояла. В истории трудно найти пример более катастрофического начала войны, чем войны Великой Отечественной. Все крупнейшие военные и политические авторитеты считали, что Россия продержится максимум три месяца. Советский народ опроверг эти прогнозы. Правда, потом сам факт невероятного упорства и стойкости стали приписывать лишь "мудрому руководству" Сталина, хотя он как раз более всего виновен в таком катастрофическом начале, подтолкнувшем многих встать на путь Власова. Прежде всего - в надежде выжить.
  
   Глава 9
  
   Верховный Главнокомандующий
  
   Я никогда не преклонялся силе, но силу,
  
   которая была проявлена Красной Армией в
  
   защите России, я считаю провиденциальной.
  
   Н. Бердяев
  
   На все вопросы может ответить только время. Еще несколько лет назад все мы о Сталине знали очень мало. Он был похож на мраморное изваяние, освещенное солнцем: та сторона, что была согрета и обласкана его лучами, выдавалась за суть феномена. Другая же, находящаяся в мрачной тени, как бы не существовала вовсе. Но сегодня мы, открывая все новые и новые страницы истории, еще больше убеждаемся, что и "солнечная сторона" - это лишь видимость. Сталин подлинный, настоящий, преступный всегда прятался в тени за статуей, выставленной для всенародного обозрения.
  
   Я знаю, это утверждение еще и сегодня вызовет у некоторых негодование и даже гнев. Сорок лет тому назад, видимо, ту же реакцию оно вызвало бы и у меня. Но по мере ознакомления с подлинными документами, материалами, свидетельствами очевидцев я все больше приходил к убеждению, что даже в той области, где до последнего времени сохранялся мираж величия "вождя", никакого гения не было. Меня можно сразу же опровергнуть ссылками на авторитеты, на наших глубокоуважаемых военачальников, написавших свои воспоминания о воине. В целом в мемуарной литературе Сталин изображается с положительной стороны, хотя внимательный читатель и здесь найдет немало осторожных оговорок, намеков, косвенных свидетельств, указывающих на отсутствие гениальности у Верховного Главнокомандующего. Ко всем этим вопросам я еще вернусь, а сейчас выскажу два замечания.
  
   Авторы военных мемуаров, прошедшие фронтовыми дорогами долгие 1418 дней и ночей войны, многого о Сталине тогда просто не могли знать. В той системе отношений, которая существовала при Сталине и в значительной степени возродилась в конце 60-х годов, истина всегда была роскошью, которая дозировалась, урезалась и деформировалась.
  
   Но самое главное, что наследники Сталина, даже те, кто не считали себя таковыми, мыслили и поступали по-сталински. Они контролировали воспоминания. Многое просто не могло появиться. Любая книга проходила подлинное чистилище; нельзя было писать о репрессиях 1937 - 1939 годов, нельзя было подвергать сомнению "полководческий гений" Сталина, нельзя было обойтись без упоминаний "особого вклада" в достижение победы сначала Хрущева, затем Брежнева, а часто и других их соратников... Любая правда, не вписывающаяся в прокрустово ложе утвержденной схемы, так обрезалась и деформировалась, что становилась непохожей на саму себя. По имеющимся свидетельствам, даже Г.К. Жуков был вынужден сократить часть своей рукописи в результате купюр, сделанных наверху. Как рассказывала вдова Главного маршала авиации А.А. Новикова, Жуков, находясь на отдыхе в санатории "Архангельское" незадолго до своей смерти, поделился с ней своим глубоким огорчением в связи с этим обстоятельством. К великому сожалению, даже несчастью, многие прославленные ветераны, оставив нам неоценимые воспоминания, иногда - не по своей вине - были вынуждены говорить вполголоса или же молчать. Тогда время истины еще не пришло.
  
   Сталин не был "гениальным полководцем", как о том было сообщено миру в сотнях фолиантов, фильмов, поэм, исследований, заявлений. Я совсем не хочу этим сказать, что он был бездарен. На основании документов и свидетельств я постараюсь доказать, что это был кабинетный полководец, не лишенный практического, волевого, злого ума, постигавший тайны военного искусства ценой кровавых экспериментов. Мы часто при оценке Сталина оставляем за кадром один из важнейших критериев его "полководческого мастерства" - цену Победы. Сегодня для меня совершенно очевидно, и я пытался это показать в книге, что то положение, в котором страна, армия оказались в июне 1941 года, - прямой результат просчетов, самоуверенности, недальновидности и последствий кровавого террора человека, который станет Верховным Главнокомандующим. Обычно сразу возражают: "Что вы все валите на одного человека, ведь были партия, ЦК, Политбюро, окружение". Да, были. Но при диктаторе, в условиях цезаризма все государственные и общественные институты во многом теряют свое значение. Единодержец своей волей определяет все. Он как бы аккумулирует порочность всей Системы.
  
   Только наша страна, наш народ был способен, понеся величайшие жертвы, не утратить воли к борьбе и победе. Мы никогда не должны забывать сокрушительных поражений Западного и Юго-Западного фронтов в начале войны, харьковской и крымской катастроф, других горестных страниц истории войны. Оттого что сокрушительные катастрофы мы привычно характеризовали всего несколькими словами, такими, например: "В результате неудачных действий советских войск они были вынуждены оставить Киев", - нельзя было навсегда скрыть правду о том, что сотни тысяч сынов Отечества положили свои головы не в последнюю очередь из-за просчетов военно-политического руководства. Но все это замалчивалось в угоду одному человеку. Да, правда часто бывает горькой. Но нашему народу нечего ее бояться, коли он смог в неимоверно сложных условиях, в которые его поставили "великий вождь", Система и Гитлер, выстоять и победить.
  
   В этой главе я остановлюсь на полководческих данных Сталина. Портрет этого человека, занявшего во время войны все высшие посты в государстве, будет неполным, если не попытаться ответить на вопрос: был ли полководческий талант у будущего генералиссимуса? Проявил ли себя Сталин как полководец в различные периоды войны? Какова роль в полководческой деятельности Сталина его непосредственного военного окружения? Почему при "гениальности" Верховного наши потери оказались в два-три раза большими, чем у противника?
  
   Наполеон, которого продолжают считать одним из величайших военных гениев в истории, отмечал, что полководец "должен иметь столько же характера, сколько и ума". Но при этом добавлял, что нужно не просто иметь эти компоненты, нужно, чтобы они находились в необходимом "равновесии". Его рассуждения любопытны: дарование полководца он сравнивал с квадратом, в котором основание - воля, высота - ум. Настоящий полководец тот, рассуждал Наполеон, у кого воля не уступает уму. Если воля будет превалировать над умом, полководец будет действовать решительно, смело, но не всегда разумно; и наоборот - при сильном уме можно иметь хорошие планы и намерения, которые, однако, из-за нехватки мужества будет трудно осуществить. Ну а если идеального сочетания ума и воли нет, то что более предпочтительно? Какой полководец выглядит более сильным: "с преобладанием ума или воли"?
  
   Разумеется, я понимаю, что эти рассуждения Наполеона, верные, по-видимому, в принципе, не охватывают всего многообразия качеств, которые необходимы полководцу. Но бесспорно, что важнейшие из них - ум и воля. А если точнее: гибкий, острый, масштабный ум и твердая воля. Я уже не раз отмечал, что у Сталина дефицита воли не было. Сталин знал это и сам. Хотя, как читатель имел возможность убедиться, в первые две недели войны у него дрогнула и воля, ибо депрессия, шок, психологический кризис человека чаще всего связаны с деформацией, хотя бы и временной, воли. Что касается ума, то он был сильным, но догматичным как бы одномерным, переоценивавшим силу директивы, приказа, распоряжения.
  
   Сталин никогда не обладал выдающимися прогностическими способностями. Да это и невозможно при догматическом складе ума. Но самое главное, Сталин при наличии сильной воли и негибкого ума не мог опереться на профессиональные военные знания. Он не знал военной науки, теории военного искусства. Он доходил до всех премудростей стратегии, оперативного искусства в ходе кровавой эмпирии, множества проб и ошибок. Опыт гражданской войны, в которой он участвовал в качестве члена Военного совета ряда фронтов, уполномоченного Центра, был явно недостаточен для человека, занимающего пост Верховного Главнокомандующего. Реноме Сталина как полководца поддерживалось, хотя об этом обычно мало говорят, коллективным разумом Генерального штаба, незаурядными способностями некоторых крупных военачальников, находившихся рядом с ним во время войны. Это прежде всего - Б.М. Шапошников, Г.К. Жуков, А.М. Василевский, А.И. Антонов. Сталин, который, в сущности, никогда не бывал в воинских частях, в штабах, полевых пунктах управления, не представлял по-настоящему механизм функционирования военной системы, ему часто не хватало, особенно в первые полтора года войны, чувства оперативного времени, реальных пространственных координат театра военных действий, возможностей войск. Отсюда его распоряжения, заранее обреченные на невыполнение, или поспешные, непродуманные действия. Вот несколько примеров.
  
   6 августа 1941 года Сталин подписал телеграмму командующим Резервным и Западным фронтами о подготовке и проведении операции под Ельней. Телеграмма была подписана ночью, но в ней содержатся требования уже сегодня, шестого, произвести перегруппировку войск, выдвижение ряда частей на новые рубежи. Телеграмма заканчивалась словами: "Получение подтвердить и немедленно представить план операции под Ельней..."816 Чувство реального здесь явно отсутствует.
  
   Или еще. 28 августа 1941 года Сталин, подписываясь в данном случае почему-то не как Верховный Главнокомандующий, а как нарком обороны, поручил авиации двух фронтов разгромить танковые группировки. Сталин предписал привлечь не менее 450 самолетов. Эта операция должна начаться с рассветом следующего дня...817 А как же разведка, определение задач конкретным частям, соединениям, порядок их выполнения и т.д.? И таких распоряжений Верховного много. Похоже, Сталин полагал, что, подписывая директиву, приказ, он немедленно "запускал" Систему, не представляя, что должно пройти время для получения распоряжения адресатом (через несколько уровней), для отдачи предварительных распоряжений, постановки задач, организации взаимодействия, технического обеспечения действий и многого другого. Сталин просто не понимал всей сложности этого процесса. Будучи дилетантом в военном деле, Сталин исподволь учился и уже во время Сталинградской битвы, как писал Г.К. Жуков, "хорошо разбирался в больших стратегических вопросах"818. "Разбирался" значит понимал, чувствовал, мог оценить, но не значит, что был стратегом. Коллективным стратегом был Генеральный штаб. Его роль нельзя переоценить. "Истинная природа войны, - писал Б.М. Шапошников, - постепенно расширяла круг его деятельности (Генерального штаба. - Прим. Д.В.), и перед мировой войной мы уже считаемся с фактом, когда "мозг армии" выявил стремление вылезть из черепной коробки армии и переместиться в голову всего государственного организма"819. В отношении "государственного организма" судить не буду, но в отношении Ставки, во главе которой стоял Сталин, эта истина бесспорна. Ставка могла функционировать благодаря напряженной работе "мозга армии" Генерального штаба.
  
   Сталин и Ставка________________________________________
  
   Однажды во время гражданской войны, когда Сталин оказался ненадолго в Москве, Э.М. Склянский, заместитель Троцкого на посту Предреввоенсовета Республики, дал будущему Верховному Главнокомандующему книжку М.К. Лемке "250 дней в царской ставке (25 сентября 1915 г. - 2 июля 1916 г.)". Сталин без особого интереса пролистал ее в вагоне, возвращаясь на Южный фронт. В разоблачительной книжке рассказывалось о военных "мандаринах" с белыми аксельбантами, которые в тишине и секрете составляли планы бездарных операций. Поэтому, когда утром 23 июня 1941 года Тимошенко с Молотовым доложили Сталину проект постановления ЦК ВКП(б) и СНК о создании высшего военного органа управления вооруженными силами, он почему-то вспомнил давно забытую книжку Лемке, где описывалась ставка верховного главнокомандующего старой России в Барановичах, а затем в Могилеве. Все те, кто возглавлял ставку (кроме А.Ф. Керенского), давно ушли в прошлое: великий князь Николай Николаевич, император Николай II, генералы М.В. Алексеев, А.А. Брусилов, Л.Г. Корнилов, Н.Н. Духонин... Сталин вспомнил, как по приказу В.И. Ленина это гнездо контрреволюции было захвачено революционным отрядом Н.В. Крыленко, который стал Верховным Главнокомандующим Республики Советов.
  
   Да, оказывается, в советское время уже был один глава Ставки... А сейчас Тимошенко и Жуков в своем проекте предлагают быть главой Ставки ему. Нет, пусть будет Тимошенко...
  
   Как мы уже знаем, сначала Председателем Ставки был назначен Тимошенко, с 10 июля Ставку возглавил Сталин. А с 8 августа он стал и Верховным Главнокомандующим. Барановичи и Могилев давно были заняты немцами, поэтому, с уничтожающим юмором, возможно, подумал Сталин, Ставку лучше не размещать даже под Москвой. Накануне войны Тимошенко с Жуковым ставили перед Сталиным вопрос о создании одного-двух специально оборудованных пунктов управления Вооруженными Силами страны. Сталин отмахнулся от этого предложения. В мае 1941 года (во второй или третий раз) Сталину докладывали проект организации Ставки Главного Командования. Предлагалось провести специальные учения по переводу страны под руководством Ставки на военное положение. Сталин в принципе согласился, что в случае войны необходимо иметь такой орган высшего военного руководства, но конкретных решений принято не было. Никто больше лезть с подобными предложениями к Сталину не стал, тем более все знали, что он обитает только в двух местах: в Кремле и на ближней даче. На дальней, в Семеновском, он до войны почти не бывал, а в сентябре 1941 года распорядился отдать ее для размещения раненых бойцов. Ставка Верховного Главнокомандования поэтому базировалась в кабинете Сталина в Кремле, на его ближней даче, в здании на Кировской либо в здании Генштаба. Именно отсюда Сталин руководил военными действиями.
  
   О работе Ставки лучше всех, по моему мнению, написано в "Воспоминаниях и размышлениях" Г.К. Жукова. Немало интересного содержится в книге А.М. Василевского "Дело всей жизни", заслуживают внимания некоторые свидетельства из мемуаров С.М. Штеменко. Я не намерен описывать работу Ставки, а хочу коснуться лишь отдельных моментов, характеризующих деятельность Верховного Главнокомандующего как Председателя Ставки. Сталин, возглавив Государственный Комитет Обороны, Ставку Верховного Главнокомандования, сконцентрировал в своих руках необъятную власть. Ведь он был еще всемогущим секретарем ЦК партии, Председателем Совнаркома, наркомом обороны... Все мыслимые высшие посты в партии и государстве занимал один человек. Я уже говорил, что в то жестокое время эта концентрация была во многом оправданна, объективно необходима. Но постепенно все полнее вырисовывались и негативные стороны такой беспримерной централизации власти. Ни одно решение ЦК партии, Совнаркома, Президиума Верховного Совета СССР не могло быть принято без личного одобрения Сталиным. Не думаю, что активизация работы государственных и общественных организаций могла бы помешать решению общей задачи. Наоборот, если вспомнить опыт работы Совета Рабочей и Крестьянской Обороны в годы гражданской войны, то мы увидим, что он не подменял партийные и государственные органы, а опирался на них.
  
   Повторюсь: не всякий участник совещаний, заседаний, которые ежедневно, иногда по нескольку раз в сутки, в разное время проходили у Сталина, мог бы точно определить, какой орган собирался. Это могло быть заседание Политбюро с приглашением военных или заседание ГКО с участием не только членов Комитета, или совещание Ставки, на котором присутствовали некоторые члены Политбюро. Ясность подчас вносил сам Сталин, бросавший по ходу обсуждения:
  
   - Оформить как решение ГКО.
  
   - Подготовить директиву Ставки.
  
   Иногда Маленков оформлял итоги обсуждений и как постановления Политбюро, фактически каждое слово Сталина было окончательным и решающим, независимо от того, как оформлялось решение. Похоже, сам Сталин мало придавал значения формальной принадлежности тех или иных лиц к тому или иному руководящему органу. Для него это не имело принципиального значения. Но создавало трудности исполнителям, которые должны были "на лету" определять, по какому ведомству числить соответствующее указание Верховного, Председателя ГКО, Предсовнаркома, секретаря ЦК партии, наркома обороны... Обычно не велось никаких протоколов и стенограмм. Например, архивы Ставки содержат тысячи разных документов: донесении, справок, директив, приказов, распоряжений, но материалов, свидетельствующих об обсуждении Ставкой каких-то стратегических вопросов, практически нет. Сталин, особенно когда он вошел в силу и оправился от потрясений первых месяцев войны, приглашал двух-трех членов Ставки и решал с ними оперативные вопросы. С самого начала руководящие работники Генштаба главного рабочего органа Ставки - были приучены к тому, что они шли к Сталину с готовыми предложениями, выводами, оценками. Это облегчало Верховному роль высшего арбитра, судьи, жреца.
  
   Члены Ставки знали, что в ГКО каждый отвечает за какой-то участок: боеприпасы, продовольствие, самолеты, транспорт, внешние дела и т.д. В Ставке такого распределения обязанностей не было. Она осуществляла повседневное руководство фронтами с помощью Генерального штаба. Главного штаба ВМФ, управлений Наркомата обороны. Вместо советников в Ставке "явочным путем" начал функционировать институт представителей Ставки в войсках. Нужно сказать, что Сталин почти не держал в Москве представителей Ставки. Насколько он сам не любил ездить куда-либо (кроме как отдыхать на юг до войны), настолько не терпел, когда представители Ставки находились в Москве. Поэтому Жуков, Тимошенко, Ворошилов, Василевский, Воронов, на первых порах и Мехлис, хотя и занимали какие-то основные должности, очень часто выезжали в войска. Верховный требовал от них ежедневного доклада, письменного или по телефону. Если по каким-либо причинам доклад представителя Ставки задерживался или переносился, можно было ждать разноса. При этом Сталин делал это в грубой, бестактной форме. Так он отчитал однажды за нерегулярные сообщения Маленкова, которого посылал на Сталинградский фронт. Вот один пример такой реакции Сталина в адрес Василевского, к которому он весьма хорошо относился, если вообще слова "хорошо относиться" применимы к Сталину. Василевский излагает эту телеграмму Сталина в своей книге, но в значительно сокращенном виде. Приведу ее полностью из архива Ставки:
  
   "Маршалу Василевскому
  
   Сейчас уже 3 часа 30 минут 17 августа, а Вы еще не изволили прислать в Ставку донесение об итогах операции за 16 августа и о Вашей оценке обстановки.
  
   Я давно уже обязал Вас, как уполномоченного Ставки, обязательно присылать в Ставку к исходу каждого дня операции специальные донесения. Вы почти каждый раз забывали об этой своей обязанности и не присылали в Ставку донесений.
  
   16 августа является первым днем важной операции на Юго-Западном фронте, где Вы состоите уполномоченным Ставки. И вот Вы опять изволили забыть о своем долге перед Ставкой и не присылаете в Ставку донесений.
  
   Вы не можете ссылаться на недостаток времени, так как маршал Жуков работает на фронте не меньше Вас и все же ежедневно присылает в Ставку донесения. Разница между Вами и Жуковым состоит в том, что он дисциплинирован и не лишен чувства долга перед Ставкой. Тогда как Вы мало дисциплинированны и забываете часто о своем долге перед Ставкой.
  
   Последний раз предупреждаю Вас, что в случае, если Вы хоть раз позволите себе забыть о своем долге перед Ставкой, Вы будете отстранены от должности начальника Генерального штаба и будете отозваны с фронта.
  
   17.8.43 г. 3.30.
  
   И. Сталин"820.
  
   Это был обычный стиль Верховного. Нельзя назвать ни одного маршала, крупного военачальника, работавшего в Генеральном штабе, выезжавшего в войска как представитель Ставки или командовавшего фронтом, кто не испытал горьких минут после разноса Сталина, часто незаслуженного. В данном случае Сталину просто не успели передать очередной доклад Василевского. Последовала незамедлительная реакция.
  
   Если после поездки представителя Ставки на тот или иной участок фронта положение там не менялось к лучшему, следовали выводы. Так, в феврале 1942 года Сталин послал Ворошилова на Волховский фронт. К этому времени за маршалом, бывшим фаворитом "вождя", прочно закрепилась репутация бездарного полководца. Ворошилов не смог сделать чего-либо существенного и на этот раз, а когда Сталин по прямому проводу предложил маршалу стать командующим фронтом, тот, растерявшись, стал отказываться. Это переполнило чашу терпения Верховного. Через месяц с небольшим, после возвращения Ворошилова с фронта, Сталин продиктовал документ, который был оформлен как решение Политбюро. Небезынтересно привести его хотя бы в несколько сокращенном виде:
  
   "Членам и кандидатам ЦК ВКП(б) и членам комиссии партийного контроля. Сообщается следующее постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о работе товарища Ворошилова, принятое 1 апреля 1942 года.
  
   Первое. Война с Финляндией в 1939 - 1940 годах вскрыла большое неблагополучие и отсталость в руководстве НКО. В Красной Армии отсутствовали минометы и автоматы, не было правильного учета самолетов и танков, не оказалось нужной зимней одежды для войск, войска не имели продовольственных концентратов. Вскрылась запущенность в работе таких важных управлений НКО, как Главное артиллерийское управление, Управление боевой подготовки, Управление ВВС, низкий уровень организации дела в военных учебных заведениях и другое. Все это отразилось на затяжке войны и привело к излишним жертвам. Товарищ Ворошилов, будучи в то время Народным комиссаром обороны, вынужден был признать на Пленуме ЦК ВКП(б) в конце марта 1940 года обнаружившуюся несостоятельность своего руководства НКО... ЦК ВКП(б) счел необходимым освободить товарища Ворошилова от поста наркома обороны.
  
   Второе. В начале войны с Германией товарищ Ворошилов был назначен Главнокомандующим Северо-Западным направлением, имеющим своей главной задачей защиту Ленинграда. Как выяснилось потом, товарищ Ворошилов не справился с порученным делом и не сумел организовать оборону Ленинграда. В своей работе в Ленинграде товарищ Ворошилов допустил серьезные ошибки: издал приказ о выборности батальонных командиров в частях народного ополчения - этот приказ был отменен по указанию Ставки как ведущий к дезорганизации и ослаблению дисциплины в Красной Армии; организовал Военный совет обороны Ленинграда, но сам не вошел в его состав - этот приказ также был отменен Ставкой как неправильный и вредный, так как рабочие Ленинграда могли понять, что товарищ Ворошилов не вошел в совет обороны потому, что не верил в оборону Ленинграда; увлекся созданием рабочих батальонов со слабым вооружением (ружьями, пиками, кинжалами и т.д.), но упустил организацию артиллерийской обороны Ленинграда... Ввиду всего этого Государственный Комитет Обороны отозвал товарища Ворошилова из Ленинграда...
  
   Третье. Ввиду просьбы товарища Ворошилова он был командирован в феврале месяце на Волховский фронт в качестве представителя Ставки для помощи командованию фронта и пробыл там около месяца. Однако пребывание товарища Ворошилова на Волховском фронте не дало желаемых результатов. Желая еще раз дать возможность товарищу Ворошилову использовать свой опыт на фронтовой работе, ЦК ВКП(б) предложил товарищу Ворошилову взять на себя непосредственное командование Волховским фронтом. Но товарищ Ворошилов отнесся к этому предложению отрицательно и не захотел взять на себя ответственность за Волховский фронт, несмотря на то, что этот фронт имеет сейчас решающее значение для обороны Ленинграда, сославшись на то, что Волховский фронт является трудным фронтом и он не хочет проваливаться на этом деле.
  
   Ввиду всего изложенного ЦК ВКП(б) постановляет:
  
   Первое. Признать, что товарищ Ворошилов не оправдал себя на порученной ему работе на фронте.
  
   Второе. Направить товарища Ворошилова на тыловую военную работу.
  
   Секретарь ЦК ВКП(б)
  
   И. Сталин"821.
  
   Постановление - явное творчество Сталина: насмешливо-саркастическое. Верховный Главнокомандующий, без конца повторяя "товарищ Ворошилов", фактически показал полную несостоятельность бывшего "первого маршала". Но Ворошилову повезло: его не разжаловали, как маршала Кулика. Ворошилов еще всплывет после смерти Сталина и станет главой Советского государства в 1953 году...
  
   Вообще для Сталина как Верховного Главнокомандующего был присущ ярко выраженный силовой, репрессивный, жесткий стиль работы. Впрочем, в отношении Ворошилова решение было, по-видимому, справедливым.
  
   Других ожидали более серьезные наказания. После неуспеха на фронте, неудачного доклада могло последовать не только незамедлительное отстранение от должности, но и арест с самыми печальными последствиями. Вот два-три примера.
  
   22 февраля 1943 года по приказу Ставки начала наступление 16-я армия Западного фронта, нанося удар из района юго-западнее Сухиничей с севера на Брянск. Но оборона противника была прочной, и наступление захлебнулось. При очередном докладе Генштаба 27 февраля Сталин убедился, что армия фактически топчется на месте. Ни с кем не советуясь и ничего не уточняя, Сталин продиктовал приказ Ставки No 0045, в котором говорилось:
  
   "Освободить от должности командующего войсками Западного фронта генерал-полковника Конева И.С. как несправившегося с задачами по руководству фронтом, направив его в распоряжение Ставки..."822 Бывало и хуже. Конев, как мы знаем, имел возможность в дальнейшем проявить себя с самой лучшей стороны. Многим такой шанс больше не представлялся.
  
   "Командующему Кавфронтом т. Козлову
  
   ...Немедленно арестовать исполняющего обязанности командующего 44-й армией генерал-майора Дашичева и направить его в Москву. Сейчас же принять меры к тому, чтобы немедленно привести войска 44-й армии в полный порядок, остановить дальнейшее наступление противника и удержать город Феодосия за собой..."823
  
   В кадровых вопросах Сталин не колебался. Я уже отмечал, что его стилем была бесконечная перестановка командующих, часто малопонятная окружающим. Он почему-то считал, что эти "рокировки" позволяют усиливать руководство войсками. Сталину, естественно, никто не перечил. Тот же Конев, недавно смещенный и вновь назначенный, опять чем-то не устроил Верховного:
  
   "Освободить генерал-полковника Конева И.О. от должности командующего войсками Северо-Западного фронта в связи с назначением на другую работу...
  
   23 июня 1943 г.
  
   И. Сталин"824.
  
   А всего Коневу предстоит за войну командовать последовательно шестью фронтами... Иной раз складывается впечатление, что театр военных действий был для Сталина шахматной доской, где ему нравилось очень часто переставлять фигуры и пешки. Например, А.И. Еременко, к которому Сталин одно время явно благоволил, хотя и ругал часто, за время войны командовал Западным, Брянским, 1-м и 2-м Прибалтийскими, 4-м Украинским, Калининским, Сталинградским (первого формирования), Юго-Восточным, Сталинградским (второго формирования), Южным (второго формирования) фронтами... Десять фронтов сменил будущий маршал, нигде подолгу не задерживаясь. Но Сталину нравилась уверенность Еременко. Верховный помнил, как в тяжелые августовские дни 1941-го он вызвал его по "Бодо".
  
   "Сталин. У аппарата Сталин. Здравствуйте. Не следует ли расформировать Центральный фронт, 3-ю армию соединить с 21-й и передать в ваше распоряжение соединенную 21-ю армию? Я спрашиваю об этом потому, что Москву не удовлетворяет работа Ефремова... Если вы обещаете разбить подлеца Гудериана, то мы можем послать еще несколько полков авиации и несколько батарей PC. Ваш ответ?
  
   Еременко. Здравствуйте. Отвечаю. Мое мнение о расформировании Центрального фронта таково: в связи с тем, что я хочу разбить Гудериана и безусловно разобью, то направление с юга нужно крепко обеспечивать... Поэтому прошу 21-ю армию, соединенную с 3-й, подчинить мне... А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся разбить..."825
  
   Хотя Еременко Гудериана "безусловно" не разбил, Сталину импонировала уверенность военачальника.
  
   Сталин, привыкший к ночной работе, завел порядок "под себя" и в Ставке. Начинал работать он не раньше 12 часов дня. Но рассматривал вопросы (с перерывом для отдыха - Сталин обычно немного спал днем) почти до утра четырех, пяти часов следующих суток. К распорядку Верховного были вынуждены приспосабливаться Генштаб, СНК, ЦК, все другие государственные и военные органы.
  
   Два раза в сутки, если не было каких-то экстраординарных событий, Верховному докладывали обстановку на фронтах. Начальник Генштаба или один из его заместителей, стоя возле карты, разложенной на столе (Сталин почему-то не любил, когда ее предлагали повесить на стене), где была нанесена обстановка, указана ее динамика за истекшие часы, докладывал положение дел на фронтах. Доклады бывали краткими. В это время Сталин не спеша расхаживал по кабинету, задавая изредка вопросы самого различного характера.
  
   - Где Генштаб отмечает появление свежих немецких дивизий?
  
   - Дали дополнительные "дугласы" Хозину для подвоза продовольствия, как я распорядился в прошлый раз?
  
   - Мной были даны указания, чтобы разбили лед в Завидово в районе мостовых переправ огнем артиллерии. Проверили или нет?
  
   - Я приказал Коневу нанести на своем фронте удар еще вчера (тогда тот командовал Калининским фронтом. - Прим. Д.В.) с целью отвлечь войска с других участков фронта. Как исполнено? Не знаете?
  
   Докладывающий оказывался в сложном положении. Его задачей было доложить оперативно-стратегическую обстановку на фронтах. К счастью, он знал, где отмечено прибытие новых немецких соединений, о том, что выделить смогли пока лишь 18 "дугласов", а о Завидово, мелкой тактической задаче, - ничего не слышал. Что касается приказа Коневу, да, 27 ноября 1941 года Сталин лично Коневу отдал распоряжение нанести удар по немецким войскам после падения Рогачева. Но выполнить приказ через несколько часов, фактически без всякой подготовки?! Докладывающий знал, что удар еще не нанесен, готовится, но вынужден сказать:
  
   - Разрешите уточнить, товарищ Сталин?
  
   - Не знаете, значит... А что вы знаете?
  
   В таких случаях Сталин быстро менялся на глазах, бледнел и, как вспоминал Жуков, "взгляд становился тяжелым, жестким. Не много знал я смельчаков, которые могли выдержать сталинский гнев и отпарировать удар"826. Зрачки приобретали желтоватый оттенок, и никто не мог знать, чем закончится доклад. Сталин полагал, что докладывающие ему должны быть готовы отвечать на любые вопросы. Для себя он считал естественным не знать той или иной проблемы, но не допускал этого для подчиненных.
  
   Отсутствие у Сталина военных знаний очень быстро почувствовали работники Генштаба и пытались "самортизировать" своими распоряжениями многие полуграмотные приказы Верховного. Окружавшие его военачальники считали нормальным явлением некомпетентность политического деятеля в военных делах, но в силу причин, о которых я говорил выше, не могли говорить об этом в полный голос. Однако, как свидетельствует советский военный историк Н.Г. Павленко, неоднократно встречавшийся с Г.К. Жуковым после отстранения его от активной работы, прославленный маршал говорил о Сталине: "Как был, так и остался штафиркой" (т.е. штатским).
  
   Сталин согласился с предложенным Шапошниковым, Жуковым и Василевским порядком планирования стратегических операций. Вначале он просто рассматривал предложения Генштаба и выражал к ним свое отношение. В последующем по рекомендации Шапошникова, который уже ушел из Генштаба и стал начальником Высшей военной академии имени К.Е. Ворошилова, но которого часто приглашали к Сталину на совещания, после доклада Генштаба о замысле той или иной операции эти предложения всесторонне прорабатывались с начальником тыла, командующими родами войск, начальниками главных управлений Наркомата обороны, Главными политуправлениями Красной Армии и ВМФ. После получения всех расчетов, соображений по обеспечению операции Шапошников рекомендовал заслушивать мнение командующих фронтами, участвующих в операции (устно или письменно - по обстановке), и лишь после этого приступать к окончательной проработке операции, определению способов ее реализации. Верховный был поначалу обескуражен необходимостью такой большой и громоздкой, как он выразился, "долгой и рутинной работы". Шапошников, чья роль учителя Жукова, Василевского, Антонова и самого Сталина, по моему мнению, еще не оценена в должной мере, терпеливо объяснял, что это минимально необходимый объем работы. Конечно, добавлял он, некоторые операции, может быть, придется готовить несколько дней, а другие - несколько месяцев. Природным практическим умом Сталин понимал, что Шапошников прав, но в то же время видел свою если не беспомощность, то полную неподготовленность. Однако скоро Сталин выработал удобную линию поведения при планировании операций, которая позволяла сохранять высокое реноме главного полководца и фактически не рисковать своим авторитетом. Внимательный анализ архивов Ставки свидетельствует, что Сталин обычно излагал свои идеи в двух аспектах. В самом общем виде, как, например, он сделал это на совещании в Ставке в январе 1942 года: "Надо не давать врагу передышки и гнать врага на запад..."827 Идея носила характер общего пожелания, отражала настроения широких масс советских людей, но не содержала конкретного стратегического замысла. Она не учитывала наши возможности "гнать без передышки", способность врага противодействовать этому намерению, не выдвигала форм и способов реализации идеи. Это намерение политического, государственного деятеля, но не полководца.
  
   Другой аспект связан с корректировкой, уточнением конкретного плана, замысла и сроков. Но поскольку эти замечания Сталина были резюмирующими, заключающими, подводящими итоги, они производили особое впечатление. Хотя весь план - его содержание, последовательность осуществления, вопросы взаимодействия, материально-технического обеспечения, глубина задач - был всесторонне проработан Генштабом, заключительные "мазки" на картине принадлежали Сталину, который после этого считался как бы творцом всей идеи.
  
   Что касается конкретного указания Сталина "не давать врагу передышки и гнать на запад", высказанного на совещании в Ставке в январе 1942 года, то его результатом явилось "Директивное письмо Ставки Верховного Главнокомандования". Этот документ не был проработан должным образом ни в военном, ни в экономическом, ни в техническом отношениях. В нем изложен ряд соображений о необходимости действий ударными группами (что немцы практиковали с самого начала войны), о проведении артиллерийского наступления. Военным советам разъяснялось, что нужно перейти от практики "так называемой артиллерийской подготовки" к практике артиллерийского наступления. Артиллерия "должна наступать вместе с пехотой...". Забегая вперед, скажу, что указание об "артнаступлении" привело к разночтению и путанице в войсках. Некоторые командиры были смущены выражением "так называемая артподготовка". Что, она вообще отменяется? Но как можно наступать без нее? Что значит "артнаступление"? С фронтов посыпались вопросы... Но Сталину передокладывать уже никто не решился, а в рабочем порядке разъясняли и в конце 1942 года отразили в новом Боевом уставе пехоты (БУП-42): артподготовка остается, артиллерийская поддержка атаки остается, как и артиллерийское обеспечение боя пехоты в танков в глубине. Другими словами, сохраняются все три периода действий артиллерии, которые были известны еще до войны. Но Сталин "дошел" до них только в начале 1942 года и выразил в идее артиллерийского наступления.
  
   И вот, когда это "Директивное письмо" было отработано, обсуждено, обговорено в присутствии Василевского, Молотова, Маленкова, еще нескольких лиц, Сталин, взяв текст документа в руки, вдруг заявил:
  
   - Но главного в письме так и нет...
  
   Все незаметно, но недоуменно переглянулись, ожидая откровения. И оно последовало:
  
   - Предлагаю в письме отразить еще одну, пожалуй, самую главную идею.
  
   Все приготовились записывать. Сталин долго молчал, подогревая повышенное внимание к своему откровению и собираясь с мыслями, прошелся по кабинету и произнес фразу, которая без редактирования была включена в "Директивное письмо":
  
   "Наша задача состоит в том, чтобы не дать немцам передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны, когда у нас будут новые большие резервы, а у немцев не будет больше резервов, и обеспечить таким образом полный разгром гитлеровских войск в 1942 году"828.
  
   Естественно, на всех присутствующих добавление Сталина произвело большое впечатление. Члены ГКО и Ставки как бы почувствовали, что Сталин видит то, что не видят другие; что его способности провидца на порядок выше заурядности остальных... Все стали дружно одобрять идею, соглашаясь в душе с ее смыслом и не задумываясь, насколько она выполнима. Но Сталин, как и множество раз до и после этого, показал свои слабые прогностические способности. Прогноз и задача, сформулированные Сталиным, были абсолютно нереальными. Это стало ясно уже скоро, когда в апреле 1942 года наше зимнее наступление заглохло, а после летнего наступления немецких войск, дошедших до Волги, вообще выглядело ошибкой и утопией. Но уже никто после не вспоминал о промахе Верховного. Это была сложившаяся до войны практика: с именем Сталина ассоциировать только успехи, достижения. А неуспехи, поражения, просчеты - результат неисполнения воли "вождя". Именно - неисполнение его воли. Этот стереотип мышления стал господствующим в сознании людей того времени.
  
   Некоторые коррективы, поправки к планам Ставки, вносимые Сталиным, часто не играли решающей роли. Но порой они оказывали трагическое влияние на ход операций. Особенно Сталин любил переносить сроки, обязательно сокращая время на подготовку операции, маневра, сосредоточения. Иногда хоть на день, но передвинет начало операции.
  
   4 сентября 1941 года Жуков докладывал Сталину, что по его указанию он организует 8 сентября удар в поддержку Еременко. Но Сталин верен себе:
  
   - Седьмого будет лучше, чем восьмого... Все829.
  
   Он был очень настойчив, до упрямства. Обычно ему не возражали. Боялись. Даже Жуков, умеющий отстаивать свои взгляды, часто был вынужден соглашаться со Сталиным, едва ли разделяя его замыслы. Во время того же разговора Сталина с Жуковым 4 сентября Верховный сказал:
  
   "Сталин. Я думаю, что операцию, которую Вы думаете проделать в районе Смоленска, следует осуществить лишь после ликвидации Рославля. А еще лучше было бы подождать пока со Смоленском, ликвидировать вместе с Еременко Рославль, а потом сесть на хвост Гудериану... Главное - разбить Гудериана, а Смоленск от нас не уйдет. Все.
  
   Жуков. ...Если прикажете бить на рославльском направлении, это дело я могу организовать. Но больше было бы пользы, если бы я вначале ликвидировал Ельню..."830
  
   По приказу Сталина Ставка имела прямую связь не только с каждым фронтом, но и с каждой армией. Эпизодически Верховный приглашал для переговоров по прямому проводу представителей главкоматов, командующих фронтами и армиями. Трудно уловить какую-то закономерность в том, с кем он вел переговоры. Но все же чаще всего Сталин требовал связать его с фронтом или армией, когда усматривал неисполнение директив Ставки или чувствовал, что его разговор взбодрит людей; он давал понять командующим, что Верховный следит. Верховный обеспокоен. Верховный требует... Оперативная ценность указаний Сталина порой весьма сомнительна. Может быть, во втором или заключительном, третьем периоде войны Сталин и был в состоянии высказать серьезные рекомендации, советы оперативного характера. Часто, видимо, чувствуя свою слабину в этом вопросе, на переговоры он брал с собой опытных работников Генштаба, которым, как правило, поручал оперативную сторону переговоров, оставляя за собой "общие указания", критику и разносы, иногда - моральную поддержку. В то же время Верховный любил блеснуть знанием ситуации и иногда самостоятельно давал отдельные указания оперативного характера, которые затем закреплялись специальными директивами. Хотя совершенно очевидно, что советы, указания Жукова, Василевского безусловно были более профессиональны и полезны. Так, например, 13 июня 1942 года Тимошенко, докладывая Сталину обстановку на Южном и Юго-Западном фронтах, указал, в частности, на отсутствие бомбардировщиков для дневных действий, что препятствовало активному разрушению переправ противника. Сталин, зная ситуацию по справкам, имеющимся в Ставке, возразил: "Наши штурмовики Ил-2 считаются лучшими дневными бомбардировщиками для ближнего боя. Они могут дать больше эффекта, чем "юнкерсы", для воздействия на танки, на живую силу противника и на переправы тоже. Наши штурмовики берут 400 кг бомб. По моим данным, у Вас штурмовики имеются. Может быть, они плохо у Вас используются?" Тимошенко уже больше не возражал, раз Сталин знает лучше, есть ли у него дневные бомбардировщики. Дело в том, что Сталин, идя в переговорную комнату, просмотрел справку о наличных силах Юго-Западного и Южного фронтов, но не обратил внимания, что данные в справке были на 1 июня, а за две недели боев многое изменилось. Тимошенко же, повторяю, больше не возражал и лишь отрапортовал: "Все понятно, займемся изучением и решением на основе Ваших указаний. Доложим".
  
   Едва ли Тимошенко решился бы перечить Сталину; он не забыл о судьбе другого маршала - Кулика, который попытался по-своему истолковать указания Сталина и быстро стал генерал-майором, лишился звания Героя Советского Союза...
  
   За годы войны Ставка издала и направила в войска несколько тысяч директив, приказов, указаний. Конечно, во все эти директивные документы Сталин был не в состоянии вникнуть, но наиболее важные он просматривал, корректировал, иногда возвращал на доработку, дописывал собственной рукой фразы, абзацы.
  
   Иногда Сталин сам диктовал от имени Ставки телеграммы командующим и штабам. В них всегда было больше менторского, поучающего (иногда с угрозами) и меньше конкретных указаний, имеющих оперативную ценность. В конце мая 1942 года, например, раздраженный просьбами Тимошенко об усилении фронта, Сталин продиктовал:
  
   "Тимошенко, Хрущеву, Баграмяну
  
   За последние 4 дня Ставка получает от вас все новые и новые заявки по вооружению, по подаче новых дивизий и танковых соединений из резерва Ставки.
  
   Имейте в виду, что у Ставки нет готовых к бою новых дивизий, что эти дивизии сырые, необученные и бросать их теперь на фронт - значит доставлять врагу легкую победу.
  
   Имейте в виду, что наши ресурсы по вооружению ограниченны, и учтите, что кроме вашего фронта есть еще у нас и другие фронты.
  
   Не пора ли вам научиться воевать малой кровью, как это делают немцы? Воевать надо не числом, а умением... Учтите все это, если вы хотите когда-либо научиться побеждать врага, а не доставлять ему легкую победу. В противном случае вооружение, получаемое вами от Ставки, будет переходить в руки врага, как это происходит теперь.
  
   21.50. 27.5.42г.
  
   Сталин"831.
  
   "Имейте в виду" - типичный рефрен Сталина, любившего всех поучать. А рассуждения о том, чтобы "научиться воевать малой кровью", в его устах выглядят просто кощунственно. В сталинских телеграммах нередко было иное, красноречивое выражение: "не считаясь с жертвами".
  
   Чтобы почувствовать диапазон, характер забот Ставки и объем работы Верховного Главнокомандующего, позволю себе перечислить, например, лишь некоторые директивы 1942 года, как они именуются в архивных документах:
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 136 от 8.3.42 г. о назначении генерал-лейтенанта Власова заместителем командующего ВолхФ, а генерал-майора Воробьева - заместителем командующего 52 А.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 228 от 9.4.42 г. главкомам Западного и Юго-Западного направлений, всем командующим фронтами и армиями о порядке вывода на отдых частей дивизий.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 300 от 22.4.42 г. командующему ЛенФ и главкому ЗН о назначении и перемещении командования 4-й, 54-й и 8-й армий.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 366 от 8.5.42 г. командующему ЮФ на постройку войсковой оборонительной линии по всему фронту.
  
   Директива Ставки ВГК No 170 542 от 31.7.42 г. командующему и члену Военного совета СталФ о создании заградительных отрядов.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 562 от 9.8.42 г. командующим ЮВФ и Сталинградским фронтом о подчинении Сталинградского фронта командующему Юго-Восточным фронтом и защите гор. Сталинграда.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 566 от 13.8.42 г. о назначении генерал-лейтенанта Гордова заместителем генерал-полковника Еременко по Сталинградскому фронту и Хрущева - членом Военного совета при генерал-полковнике Еременко.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 569 от 15.8.42 г. командующему ЮВФ и Сталинградским фронтом Еременко на вывод из окружения 181-й, 147-й и 229-й стрелковых дивизий 62-й армии.
  
   - Директива Ставки ВГК от 17.8.42 г. командующему, члену Военного совета и заместителю командующего Западным фронтом, командующим 61-й и 16-й армиями на вывод из окружения 387-й, 350-й и части 346-й сд 61 А.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 580 от 23.8.42 г. Берия, Тюленеву, Чарквиани, Бодину об утверждении мероприятий ЗакФ по усилению обороны перевалов.
  
   - Директива Ставки ВГК No 934 169 от 23.8.42 г. командующему СибВО о сформировании Сталинского добровольческого стрелкового корпуса сибиряков.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 583 от 24.8.42 г. Берия с согласием на организацию дополнительно трех лагерей НКВД для проверки отходящих частей.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 589 от 26.8.42 г. о назначении генерала армии Жукова заместителем Верховного Главнокомандующего РККА и ВМФ.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 599 от 3.9.42 г. генералу армии Жукову о немедленном принятии мер по оказанию помощи Сталинграду.
  
   - Директива Ставки ВГК от 4.9.42 г. Жукову, Маленкову, Василевскому на форсирование удара с задачей не допустить падение Сталинграда.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 603 от 8.9.42 г. командующему и члену Военного совета СталФ об утверждении решения об отстранении Лопатина от должности командующего 62 А.
  
   - Директива Ставки ВГК No 994 201 от 11.9.42 г. Щаденко, Хрулеву, Яковлеву о выведении с фронтов для доукомплектования девяти мотострелковых бригад танковых корпусов.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 609 от 12.9.42 г. Жукову, Маленкову о регулярном представлении в Ставку боевых донесений два раза в день.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 610 от 12.9.42 г. Говорову, Жданову, Кузнецову о временном прекращении операции по форсированию р. Нева войсками Ленинградского фронта.
  
   - Директива Ставки ВГК No 994 205 от 25.9.42 г. о сформировании 8-го эстонского стрелкового корпуса.
  
   - Директива Ставки ВГК No 934 235 от 9.10.42 г. командующим всеми фронтами и 7 ОА о введении в действующих армиях ординарцев для командного состава.
  
   - Директива Ставки ВГК No 170 662 от 14.10.42 г. наркому Берия об установлении прифронтовой полосы на глубину 25 км, отселении из нее гражданского населения.
  
   Думаю, что утомил читателя. Но нельзя представить деятельность Сталина, не зная, что в течение 14 - 16 часов он находился у себя в кабинете и ему приходилось рассматривать ежедневно множество самых различных оперативных, кадровых, технических, разведывательных, военно-экономических, дипломатических, политических вопросов. Тысячи документов, на которых стоит подпись Сталина, приводили в движение огромные массы людей. Он привык манипулировать судьбами людей, часто не задумываясь над последствиями своих решений. А если принимал эти решения задумываясь, они еще больше подчеркивали его бездушный характер. Конкретных людей Сталин видел только рядом и только по фронтовой и трофейной кинохронике мог представлять массы отступающих бойцов, людей, гибнущих на переправах, плач женщин и детей на пепелищах, горы незахороненных трупов, безумные глаза матери возле мертвого ребенка... Сталин был бесчувственным к бесчисленным трагедиям войны. Стремясь нанести максимальный урон противнику, никогда особенно не задумывался, а какую цену заплатят за это советские люди? Тысячи, миллионы жизней для него давно стали сухой, казенной статистикой... Прочтите два страшных приказа Ставки, лично Сталиным выношенные и продиктованные. Один из них - No 0428 от 17 ноября 1941 года.
  
   "Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
  
   1. Разрушать и сжигать дотла все населенные пункты в тылу немецких войск на расстоянии 40 - 60 км в глубину от переднего края и на 20 - 30 км вправо и влево от дорог. Для уничтожения населенных пунктов в указанном радиусе действия бросить немедленно авиацию, широко использовать артиллерийский и минометный огонь, команды разведчиков, лыжников и партизанские диверсионные группы, снабженные бутылками с зажигательной смесью...
  
   2. В каждом полку создать команды охотников по 20 - 30 человек для взрыва и сжигания населенных пунктов. Выдающихся смельчаков за отважные действия по уничтожению населенных пунктов представлять к правительственной награде..."832
  
   Факельщики работали. Зарево пожаров еще контрастнее оттеняло черноту зимнего неба. Пылали потемневшие крестьянские избенки. Матери в ужасе прижимали к себе плачущих детей. Стоял стон над многострадальными деревнями Отечества. Немцы жгли села, чтобы наказать партизан. А теперь жгли и свои... Списки для награждения... "Команды охотников"... Ведь горели деревни и дома там, где немцев не было... Где были оккупанты, поджечь было непросто. Трагедия в свете багровых факелов...
  
   Война беспощадна. Возможно, что такие действия могли создавать большие неудобства оккупантам. Но для скольких советских людей их крыша была последним хрупким прибежищем, где они надеялись пережить лихолетье, дождаться своих, спасти детей! Кто скажет, чего было больше в этом приказе: военной целесообразности или безумной жестокости? Это решение - в духе Сталина. Он никогда не жалел людей. Никогда! Сотни, тысячи, миллионы смертей сограждан давно стали для него привычными. Сейчас уже бесполезно задним числом оспаривать решение Сталина о сжигании населенных пунктов в прифронтовой полосе, но приказ этот - жуткий. Об одном эпизоде, связанном с реализацией этого страшного приказа, рассказал мне генерал армии Н.Г. Лященко. "В конце 1941 года, - вспоминал Николай Григорьевич, - командовал я полком. Стояли в обороне. Перед нами виднелись два села, как сейчас помню: Банновское и Пришиб. Из дивизии пришел приказ: сжечь села в пределах досягаемости. Когда я в землянке уточнял детали, как выполнить приказ, неожиданно, нарушив всякую субординацию, вмешался пожилой боец-связист:
  
   - Товарищ майор! Это мое село... Там жена, дети, сестра с детьми... Как же это - жечь?! Погибнут ведь все!
  
   - Ты чего не в свое дело лезешь? Разберемся.
  
   Отправив сержанта, мы с комбатами стали думать, что делать. Помню, приказ я назвал "дурацким", за что едва не поплатился. Ведь приказ-то был сталинский. Но спасли от особистов командующий армией Р.Я. Малиновский и член Военного совета И.И. Ларин. А села эти мы на другое утро с разрешения командира дивизии Заморцева взяли... Обошлось без пожарища", - заключил Николай Григорьевич, как бы вернувшийся на несколько минут в то далекое и жестокое время.
  
   Или вот еще один документ, продиктованный Сталиным:
  
   "Командующему Калининским фронтом
  
   11 января 42 г. 1 ч. 50 мин. No 170 007
  
   ...В течение 11 и ни в коем случае не позднее 12 января овладеть г. Ржев... Ставка рекомендует для этой цели использовать имеющиеся в этом районе артиллерийские, минометные, авиационные силы и громить вовсю город Ржев, не останавливаясь перед серьезными разрушениями города.
  
   Получение подтвердить, исполнение донести.
  
   И. Сталин"833.
  
   Жаль, что Сталин не проявлял такой же решительности, когда накануне войны разведка, военные, друзья страны сообщали: гитлеровская машина изготовилась для страшного броска. А теперь нужно было "громить вовсю город Ржев"... Читая бесчисленные документы Ставки, пронизанные одной идеей - остановить, разгромить врага, изгнать его из Отечества, - пронзительно чувствуешь, что таких масштабов бедствия можно было не допустить. А теперь, демонстрируя свою волю, беспощадность, решимость, полководческую непреклонность, Сталин, не колеблясь, готов сам спалить, разрушить, уничтожить все созданное руками его соотечественников. Да, часто это диктовалось, жестокой необходимостью: мосты, железнодорожные станции, заводы при отступлении нужно было уничтожать. Но едва ли крестьянский домишко в русском селе мог стать надежным прибежищем для оккупанта.
  
   Думаю, что документы Ставки и ГКО нужно издать специальными сборниками. В них - отражение невиданного подвижничества советских людей, горечь катастроф, неугасших надежд, тысячи, миллионы человеческих драм и несокрушимая вера народа в Победу. Даже когда наши войска оказались на Волге и до Берлина было ой как далеко, к Сталину шли письма простых советских людей с выражением поддержки, с патриотическим желанием отдать фронту все до последнего, с мольбами совсем мальчишек послать их на фронт. Подписи Сталина на тысячах документов Ставки - не свидетельство его мессианской роли. Мессией был сам народ. А роспись синим карандашом на документах - лишь свидетельство, что ее владелец всю войну должен, обязан был свои волю и ум посвятить страшной борьбе с силами зла, с которыми он опрометчиво пытался установить отношения "дружбы" накануне воины. Его ум и воля едва ли составляли наполеоновский "квадрат". Он всегда более рельефно проявлял свою волю: беспощадную, жестокую, злую. Догматический ум имеет изъяны. Часто, очень часто, особенно в первый период войны, полководческий жезл "вождя" указывал далеко не лучшие решения. Наверняка можно утверждать, что не Сталин, а прежде всего его военное окружение сделало в конце концов Ставку коллективным органом стратегического руководства.
  
   "Главы" войны__________________________________________
  
   Жернова войны перемалывали человеческие судьбы. Четыре долгих года она требовала все новых и новых жертв. Сталин, взошедший вскоре после начала войны на самые высшие командные посты, не стал от этого видеть дальше и оценивать глубже. Арена войны вначале представлялась ему так: две армии, которые сошлись "стенка на стенку" на гигантском пространстве от Баренцева до Черного моря. Он плохо умел выделять главные звенья ситуаций, не мог понять, например, почему Западный фронт под руководством Павлова быстро развалился. Лишь позже, после войны, когда ему доложили некоторые трофейные документы, он увидел, сколь огромна была концентрация немецких войск на направлении главного удара. И в то же время - сколь равномерно растянутым было оперативное построение советских войск.
  
   Стратегическое зрение к Сталину приходило постепенно. Например, первый урок войны, который он усвоил, был преподан ему еще в июле 1941 года. Когда немцы, захватив Минск, рвались к Смоленску и Москве, в какой-то момент Сталин почувствовал, что у Ставки под рукой нет достаточных стратегических резервов. За спиной у фронта оказались пустоты. Последовательное привлечение подходивших из глубины страны отдельных соединений с целью закрыть бреши в изгибающейся, часто рвущейся фронтовой "диафрагме" давало противнику возможность бить их по частям. С тех страшных июльских дней Сталин усвоил: для надежности и прочности обороны (а затем и ударной силы наступления) постоянно нужны резервы, резервы, резервы, без которых даже двухэшелонное построение не гарантирует упругости и непробиваемости фронта.
  
   Долгое время, практически 1941-й и 1942-й годы, Сталин пытался только отвечать на вызовы, угрозы, удары, исходившие от противника. Лишь после Москвы и Сталинграда к нему пришла уверенность в возможности навязывать свою волю противнику, диктовать ему свои условия. Уже к концу 1941 года Верховный Главнокомандующий понял, что как книга состоит из отдельных глав, связанных единым сюжетом, так и война вмещает в себя множество конкретных операций. Поскребышев после войны вспоминал, что незадолго до Победы, закончив рассмотрение с начальником Генштаба А.И. Антоновым текущих дел, касавшихся заключительных операций - Берлинской и Пражской, Сталин неожиданно спросил генерала армии:
  
   - Видимо, это будут последние наши наступательные операции на Западе... Вот думаю сейчас: а сколько же было их всего за эту войну?
  
   - Затрудняюсь сразу сказать, - ответил Алексей Иннокентьевич Антонов, - но думаю, что крупных стратегических операций, включая оборонительные, мы провели более сорока...
  
   Антонов был близок к истине: за 1941 - 1945 годы вооруженные силы фронтов под руководством Ставки провели около пятидесяти стратегических (оборонительных и наступательных) операций. Если первые десять - пятнадцать "глав" войны Верховный, штабы, сражающиеся войска "писали" под диктовку врага, то остальные тридцать пять - сорок они создавали в том месте и в то время, где и когда считали нужным. Главные герои великой книги о войне - советские люди, солдаты, командиры, политработники. Ну а сама летопись этого гигантского труда создавалась штабами фронтов, армий, Генштабом, самой Ставкой. В начале войны было 5 фронтов, но затем стратегическая обстановка заставила Ставку разукрупнить их (в июле 1943 г., например, было уже 12 фронтов); завершилась же беспримерная эпопея на 8 фронтах. После Сталинграда Сталин не скрывал уверенности в том, что он постиг тайны стратегии, оперативного искусства, тактики. Если в отношении стратегии он действительно заметно продвинулся вперед, то в оперативном искусстве и тактике он до конца войны так и остался дилетантом. В одной из своих телеграмм Александрову и Федорову Сталин укоряет командование Воронежского фронта в неумении воевать.
  
   "Считаю позором для командования фронта, что оно допустило по своей халатности и нераспорядительности окружение наших четырех стрелковых полков вражескими войсками. Пора бы на третьем году войны научиться правильному вождению войск"834.
  
   "Пора бы научиться" - так может говорить тот, кто, безусловно, уже давно научился. У Сталина не вызывало сомнения, что он овладел искусством вооруженной борьбы так же, как и политической. А указывал он не мифическим "Александрову" и "Федорову", а вполне конкретным лицам. Сталин, как мы знаем, очень любил секреты. Он внес свой вклад и в стратегическую маскировку и дезинформацию противника. Под фамилией Александров с 15 мая 1943 года действовал А.М. Василевский, а Федоровым был Ф.П. Толбухин. Представлю читателям оперативные псевдонимы некоторых полководцев. Срок их действия был оговорен заранее и держался, естественно, в строгой тайне.
  
   Баграмян И.Х. - условная фамилия Христофоров
  
   Буденный С.М. - Семенов
  
   Булганин Н.А. - Николин
  
   Василевский А.М. - Александров, Михайлов
  
   Ватутин Н.Ф. - Федоров, Николаев
  
   Воронов Н.Н. - Николаев
  
   Ворошилов К.Е. - Ефремов, Климов
  
   Жуков Г.К. - Константинов, Юрьев
  
   Конев И.С. - Степанов, Степин
  
   Рокоссовский К.К. - Костин, Донцов
  
   Сталин И.В. - Васильев, Иванов...
  
   Нередко, читая зашифрованные таким образом подписи, не видишь в этом особого смысла. Но Сталин настаивал на таком кодировании. Правда, и без подлинных подписей можно понять, кто направлял подобные депеши. Сам текст документа раскрывал "тайну". Вот, например, одна из многих, подобных:
  
   "Товарищу Константинову (Г.К. Жукову)
  
   Передаются Вам соображения Михайлова (А.М. Василевского). Сообщите Ваши мнения. Из телеграммы Михайлова не видна роль 57-й армии в общем наступлении для ликвидации окруженного противника. После разговора с Михайловым выяснилось, что 57-я армия будет действовать из района Раки-тино, Кравцов и Цыбенко в общем направлении на совхоз Горная Поляна и Балка Песчаная...
  
   Васильев (Сталин)"835.
  
   Если бы противнику удалось перехватить и расшифровать телеграмму, то едва ли его ввели бы в заблуждение типично русские фамилии...
  
   Так уж сложилось, что Ставка "замкнула" на себе не только определение общих и частных задач того или иного фронта, но и в значительной мере планирование операций. Созданные Главные командования войск направлений Северо-Западное, Западное и Юго-Западное - сразу же были поставлены в бесправное положение. Ставка и после создания главкоматов продолжала через их голову руководить фронтами, отдавать распоряжения, требовать реализации тех или иных указаний Верховного. Часто складывалось впечатление, что Сталину главкоматы нужны не для облегчения управления войсками, а для роли дежурных "козлов отпущения", постоянных объектов для ядовитой критики. Главкоматы, по существу, не могли распоряжаться находящимися в их полосе резервами, авиационными соединениями, принять даже частное решение без согласования со Ставкой. При переговорах с командующими фронтами Сталин не только не учитывал планов и распоряжений главкоматов, но нередко походя отметал их. Разговаривая, например, по прямому проводу с командующим Крымским фронтом генералом Д.Т. Козловым, Сталин распорядился:
  
   "Всю 47-ю армию необходимо немедля начать отводить за Турецкий вал, организовав арьергард и прикрыв авиацией... Все приказы главкома, противоречащие только что переданным приказаниям, можете считать не подлежащими исполнению..."836
  
   Главкомы и их немногочисленный аппарат чаще использовались для реализации не собственных замыслов и планов, а директив Ставки. Сталин до конца так и не определил своей принципиальной линии по отношению к главкоматам. Через несколько месяцев после их создания они были расформированы. Правда, через некоторое время два главкомата были вновь восстановлены, но просуществовали только до лета 1942 года... Сталин увидел в этом оперативном звене руководства фронтами лишь промежуточное звено. При той жесткой централизации, которую он всегда отстаивал, эти региональные органы стратегического руководства и не могли проявить себя.
  
   Менее четверти всех операций, как я уже говорил, были, оборонительными. Как Сталин, Ставка их готовили и вела? Скажу сразу, что большинство стратегических оборонительных операций 1941 года (в Прибалтике в июне - июле, в Белоруссии в эти же месяцы, в Западной Украине летом, в Заполярье и Карелии осенью, Киевская в июле - августе, Смоленская в июле - сентябре и некоторые другие) заранее не планировались. К их проведению нас вынудил противник, он диктовал условия, и действия советских войск часто носили спонтанный характер.
  
   В предвоенные годы вопросы организации и ведения длительной стратегической обороны в масштабе страны должным образом не отрабатывались ни на учениях и маневрах, ни в теории. Пожалуй, тот, кто предложил бы до войны рассмотреть возможность организации обороны по Днепру, под Москвой, Ленинградом, немедленно был бы обвинен в пораженчестве, измене, предательстве. Но даже абстрактное в принципе изучение вопросов организации стратегической обороны в крупных пространственных и временных масштабах не проводилось. Вот здесь своей политикой и ошибочными действиями Сталин в немалой степени "обеспечил" внезапность... противнику.
  
   Ставка и командование фронтами, отдавая директивы и приказы на ведение стратегической обороны, преследовали главную цель: остановить и обескровить противника, создать благоприятные условия для контрнаступления. Это позже, с подачи самого Сталина, пропагандисты и некоторые историки стали усматривать в катастрофическом отступлении сокровенный замысел "измотать врага" активной обороной. К преднамеренной, плановой стратегической обороне советские войска прибегли, пожалуй, лишь раз - летом 1943 года. Сталин не любил оборону, нервничал, не проявлял глубокого понимания ее сути. Он старался решать оборонительные задачи не только оперативными средствами, но и чисто административно-карательными методами, вроде уже упоминавшихся приказов No 270 от 16 августа 1941 года и No 227 от 28 июля 1942 года, рядом дополнительных распоряжений об активизации действий заградотрядов, частей НКВД в тылу фронтов на наиболее опасных направлениях.
  
   Верховный не обладал опытом организации стратегической обороны. Но им не обладала тогда и большая часть военачальников. Нужно учесть, что большинство кадрового состава Красной Армии погибли, оказались в плену или были ранены в 1941 году. И хотя летне-осенняя кампания 1942 года могла сложиться более благоприятно (моральный "допинг" войскам дала битва под Москвой, противник наступал уже не на всем протяжении фронта, а лишь на Юго-Западном направлении и в значительной мере растерял первоначальную новизну своих ударов), Сталин как Верховный Главнокомандующий был не в состоянии глубоко понять особенности оборонительных сражений. Ему было ясно, что размах оборонительных операций летом 1942 года не может уже быть таким, как в 1941-м. Тогда глубина отхода наших войск составила от 850 до 1200 километров.
  
   Сталин полагал, что даже более или менее существенное отступление уже маловероятно. В своем приказе по случаю 23 февраля 1942 года народный комиссар обороны утверждал: "Ликвидировано то неравенство в условиях войны, которое было создано внезапностью немецко-фашистского нападения... Стоило исчезнуть в арсенале немцев моменту внезапности, чтобы немецко-фашистская армия оказалась перед катастрофой"837. Но Сталин не учел, что концентрация войск противника на более узких участках фронта, сосредоточение их там, где не ждал Верховный Главнокомандующий, вновь поставит Красную Армию в критическое положение, хотя и менее опасное, чем в году предыдущем. Но и сейчас, прорвав фронт в нескольких местах, противник смог продвинуться на 500 - 650 километров (почти в два раза меньше, чем в 1941 г.). В следующем году пространственные успехи немцев составят всего два-три десятка километров... Но наступательный порыв немецких войск летом 1942 года нам не удалось заблаговременно погасить и сдержать, ибо Сталин переоценил собственные силы и все время настаивал на том, чтобы проводить одновременно хотя бы частные наступательные операции. И только благодаря крупным стратегическим перемещениям войск удалось остановить врага у Волги. Во второй половине 1942 года Ставке пришлось направить на Юго-Западное направление свыше 100 стрелковых и танковых соединений, около 15 танковых корпусов. Вот к чему привел тот факт, что вновь точно и вовремя не были определены возможные направления основных усилий противника.
  
   Сталин просчитался в 1941 году, решив, что главный удар немецкая армия нанесет на юго-западе. Понадобились крупные перегруппировки войск, и к началу нашего зимнего наступления на Западном направлении находилось более половины всех советских дивизий. Сталин, как и Ставка в целом, считал, что Западное направление останется главным и в 1942 году, хотя допускал возможность мощного удара и на Юго-Западном. Однако в летней кампании 1942 года противник нанес свой главный удар на Юго-Западном направлении. Можно утверждать, что в первый период войны Ставке не удалось верно определить направления главных ударов противника летом 1941 и 1942 годов. И оба раза к окончательным выводам, ошибочным, как оказалось позже, помог прийти Сталин.
  
   После обсуждения в Ставке планов на 1942 год Сталин настоял на том, чтобы направить, как я уже говорил, "Директивное письмо" Военным советам фронтов и армий, ориентирующее их на наступательные действия. В письме указывалось, что "противник перешел на оборону и строит оборонительные укрепленные линии с целью задержать продвижение Красной Армии"838. В результате же пришлось вести оборонительные сражения, к которым в полной мере не готовились. Ведь Сталин поставил задачу "обеспечить полный разгром гитлеровских войск в 1942 году". Это понятно, повторю еще раз, с точки зрения общего желания советских людей, но было попросту нереально.
  
   Бросается в глаза, что, ведя свои переговоры с главкомами, командующими фронтами во время оборонительных операций, Сталин чувствовал себя менее уверенно, нежели тогда, когда войска наступали. Он часто поручал вести переговоры Шапошникову или Василевскому, а затем и Антонову, смешиваясь в конце чаще всего по одним и тем же "сюжетам": даст или не даст Ставка войска из резерва; обычно рекомендовал активнее использовать авиацию и еще указывал пальцем на какого-нибудь командарма, комкора, которые "портят обедню". Правда, Сталин любил еще напоминать и о бдительности... Есть десятки его указаний по этому вопросу. Ничего не скажешь: характер сказывался. Приведу несколько фрагментов из его указаний обороняющимся войскам.
  
   В конце разговора 22 июня 1942 года Сталин указывал Тимошенко: "Эвакуация прифронтовой полосы нужна также для того, чтобы в этой полосе не осталось ни одного агента, ни одного подозрительного лица, чтобы войсковой тыл был чист на 100%..."839
  
   Ведя переговоры 22 июля того же года с командующим Южным фронтом Р.Я. Малиновским, Сталин высказал недовольство разведданными: "Ваши разведывательные данные малонадежны. Перехват сообщения полковника Антонеску у нас имеется. Мы мало придаем цены телеграммам Антонеску. Ваши авиаразведывательные сведения тоже не имеют большой цены. Наши летчики не знают боевых порядков наземных войск, каждый фургон кажется им танком, причем они не способны определить, чьи именно войска двигаются в том или ином направлении. Летчики-разведчики не раз подводили нас и давали неверные сведения. Поэтому донесения летчиков-разведчиков мы принимаем критически и с большими оговорками. Единственно надежной разведкой является войсковая разведка, но у вас нет именно войсковой разведки или она слаба у вас..."840 Впрочем, когда в одном из своих докладов Г.К. Жуков сообщил: на нашу сторону перешел немецкий солдат, который показал войсковой разведке, что ночью 23-ю пехотную дивизию немцев сменила 267-я пехотная дивизия и что он видел части СС, Сталин предостерег: "Вы в военнопленных не очень верьте..."841 Он предпочитал не верить почти всем: пленным, докладам разведчиков, радиоперехватам, оценкам командующих...
  
   Верховный Главнокомандующий в 1941 - 1942 годах, испытывая внутреннюю неуверенность, которую он умело скрывал, все активнее принимал самые радикальные решения. Одно из них, например, было связано с необходимостью инженерного оборудования позиций. На московском и ленинградском направлениях было оборудовано по три-пять оборонительных рубежей, велись огромные инженерные работы. Сталин пошел на беспрецедентное решение - создать 10 саперных армий, которые, видимо, сыграли свою роль. В 1942 году они постепенно были расформированы. Из этого факта видно, что Сталин в первые полтора-два годы войны искал разные пути упрочения обороны фронтов.
  
   Иногда Сталиным овладевала какая-либо маниакальная, часто сомнительная идея, и он добивался ее реализации. Я уже упоминал, что Сталин поверил в большие возможности легких кавалерийских дивизий, которые, как уверял Буденный, смогут парализовать тылы немецких войск. Шапошников и Василевский осторожно выразили скептицизм по этому поводу, но Сталин стоял на своем:
  
   - Вы недооцениваете возможностей быстрых подвижных кавалерийских соединений. Думаю, что они могут своими рейдами дезорганизовать управление, связь, снабжение, тылы немцев... Как вы не понимаете этого!
  
   - Но для их прикрытия от вражеской авиации потребуются дополнительные силы. Без авиационного прикрытия они беззащитны. К тому же кавдивизии громоздки, - как бы про себя размышлял Шапошников.
  
   Но сопротивление было слабым. Легкие кавалерийские дивизии трехтысячного состава стали быстро создаваться. К 1 января 1942 года их насчитывалось уже 94. Была сделана попытка широко использовать кавалерию в рейдах по тылам фашистских войск. Несколько из них оказались более или менее удачными. Но после того, как немецкое командование применило против кавалерии авиацию, кавдивизии, не имевшие надежных средств ПВО и не обладавшие достаточной ударной мощью, понесли большие потери. К концу 1942 года началось сокращение численности кавалерийских дивизий, хотя к исходу войны в строю все же осталось 26 соединений. Сталин больше не настаивал на массовом использовании кавалерии, поручив заниматься ею "красному всаднику" с анахроничным мышлением - С.М. Буденному. Приказом Ставки No 057 от 25 января 1943 года Маршал Советского Союза С.М. Буденный был назначен командующим кавалерией Красной Армии. Его заместителем стал генерал-полковник О.И. Городовиков. Правда, в мае 1944 года Сталин еще раз вспомнил о кавалерии:
  
   "Командующим войсками фронтов
  
   Копия: тов. Александрову (А.М. Василевскому)
  
   тов. Буденному
  
   Опыт наступательных операций Красной Армии 1943 - 1944 годов показал, что там, где кавалерийские соединения используются массированно, где они усиливаются механизированными и танковыми соединениями и поддерживаются авиацией, там, где они применяются на открытых флангах противника для удара по его тылам или для преследования... там кавалерийские соединения всегда дают хороший боевой эффект.
  
   Примерами правильного применения кавалерийских соединений могут служить 1, 2, 3 и 4-й Украинские фронты в использовании 1-го и 6-го гвардейских кавалерийских корпусов, 4-го и 5-го гвардейских казачьих корпусов...
  
   Примерами неправильного использования конницы могут служить 1-й Прибалтийский, бывший Западный и 1-й Белорусский фронты, где 3, 6, 2 и 7-й гвардейские кавалерийские корпуса переподчинялись армиям, использовались в узкотактических целях...
  
   Приказываю: кавалерийские корпуса из подчинения командующих армиями изъять и впредь использовать их как средство фронтового командования для развития успеха и удара по тылам противника...
  
   1 мая 1944 года. 24.00
  
   И. Сталин
  
   Антонов"842.
  
   Уповая на наступательную мощь конницы, Сталин не понимал, сколь незначительна роль кавалерии в современной войне. Былинные времена, родившие легенды о красных конниках, прошли. В этой войне кавалерия оказалась способной выполнять лишь второстепенные, вспомогательные задачи. Как всегда, Сталин не вспоминал о неудачных идеях, выдвинутых им лично. "Летучие кавдивизии", увы, не парализовали, как того хотел Верховный, немецкие тылы.
  
   Сталин значительно увереннее чувствовал себя в наступательных операциях. Был всегда нетерпелив. При планировании боевых действий на лето 1942 года, вопреки предостережениям Шапошникова, других военачальников, Сталин был склонен к тому, чтобы вести активные действия на всех направлениях, не имея для этого возможностей. Казалось бы, битва под Москвой должна была убедить Верховного в том, сколь важна концентрация усилий на определенном направлении. Но едва наметился первый стратегический успех, как Сталин посчитал, что теперь Красной Армии по плечу вести такие же боевые действия на всех направлениях. Как вспоминал Жуков, Сталин не раз утверждал, что после битвы под Москвой "немцы не выдержат ударов Красной Армии, стоит только умело организовать прорыв их обороны. Отсюда появилась у него идея начать как можно быстрее общее наступление на всех фронтах, от Ладожского озера до Черного моря". Жуков пишет о рассуждениях Верховного:
  
   - Немцы в растерянности от поражения под Москвой, они плохо подготовились к зиме. Сейчас самый подходящий момент для перехода в общее наступление...
  
   Никто из присутствующих, вспоминал маршал, против этого не возразил, и И.В. Сталин развивал свою мысль далее:
  
   - Наша задача состоит в том, - рассуждал он, - чтобы не дать немцам этой передышки, гнать их на запад без остановки, заставить их израсходовать свои резервы еще до весны...
  
   На словах "до весны" он сделал акцент, немного задержался и затем разъяснил:
  
   - Тогда у нас будут новые резервы, а у немцев не будет больше резервов...843
  
   Члены Политбюро и Ставки согласились со Сталиным, хотя в ходе осторожного обсуждения Жуков, Шапошников, Василевский высказали сомнения в реальности замысла. Но Сталин несколькими резкими репликами заставил всех принять его точку зрения. Когда Сталин был в чем-либо уверен, его было трудно переубедить. Даже разумные доводы на него не действовали. Было решено нанести удары войсками Северо-Западного, Калининского, Западного фронтов, а также силами Ленинградского, Волховского, Юго-Западного, Южного, Кавказского фронтов и Черноморского флота. Как мы сегодня знаем, наступательные операции советских войск в летне-осенней кампании 1942 года успеха не имели. Ставка была разочарована, когда Северо-Западный фронт не смог разгромить демянскую группировку противника. Имея заметное превосходство в силах, более двадцати советских дивизий в течение всего мая пытались сломить сопротивление немецких войск, но безуспешно. Сохранилось несколько грозных телеграмм Сталина командованию фронта. Не помогло... Просто тогда еще немцы воевали лучше нас. Небольшой, так называемый "рамушевский коридор" 11-я и 1-я армии так и не смогли перерезать встречными ударами. Войска действовали шаблонно, без выдумки. Дежурные советы Сталина "активнее использовать авиацию", создавать "ударные кулаки" носили весьма общий характер и помочь фронту не могли. В это же время истекала кровью полуокруженная 2-я ударная армия генерал-лейтенанта Власова. Сталин обвинил командующего Ленинградским фронтом Хозина в "безынициативности и безответственности". Чем это грозило - ясно. Как раз тут, в разговоре со Сталиным, Жданов сообщил о сигналах заместителей комфронта Запорожца и Мельникова о "недостойном поведении Хозина". Сталин бросил в трубку:
  
   - Разберись и доложи...
  
   Жданов запросил у Хозина объяснения по поводу обвинений, предъявляемых ему политработниками. 3 июня 1942 года Хозин написал письмо на имя Жданова, в котором указывал: "Запорожец обвинил меня в бытовом разложении. Да, два-три раза у меня были на квартире телеграфистки, смотрели кино... Меня обвиняют в том, что я много расходую водки. Я не говорю, что я непьющий. Выпиваю перед обедом и ужином иногда две, иногда три рюмки... С Запорожцем после всех этих кляуз работать не могу..."844. Жданов позвонил через два дня. После очередного доклада, в конце, добавил:
  
   - А Хозина лучше освободить... Не идет с ним дело.
  
   Приказом Ставки от 9 июня генерал-лейтенант М.С. Хозин был отстранен от командования Ленинградским фронтом. Правда, вскоре Сталин назначил его командующим армией, а немного позже, присвоив звание генерал-полковника, командующим Особой группой. Затем Хозин стал командующим 33-й и 20-й армиями, далее - заместителем командующего Западным фронтом. Порой трудно понять смысл бесконечных перебрасываний тех или иных генералов с места на место. Однако за передвижениями Сталин пристально следил. Промахов не прощал. Тот же Хозин 8 декабря 1943 года опять попал в приказ Ставки:
  
   "Генерал-полковника Хозина Михаила Семеновича за бездеятельность и несерьезное отношение к делу снять с должности заместителя командующего Западным фронтом и направить в распоряжение начальника Главного управления кадров НКО.
  
   И. Сталин
  
   Жуков"845.
  
   Сталин однажды, уже после Сталинграда, когда ветер победы стал все сильнее надувать паруса его славы, заслушав А.И. Антонова, нового начальника Оперативного управления и первого заместителя начальника Генерального штаба, неожиданно "разоткровенничался".
  
   "Откровения" Сталина были вызваны, возможно, накопившимся недоумением, а с другой стороны, Верховный хотел поглубже пощупать Антонова. Когда тот спросил разрешения идти, Сталин неожиданно ответил длинным вопросом-размышлением.
  
   - Товарищ Антонов! Вы никогда не задумывались, почему многие наши наступательные операции в сорок втором году оказались незавершенными? Посмотрите, Ржевско-Вяземская операция двух фронтов, операция по деблокаде Ленинграда, зимнее наступление войск Южного и Юго-Западного фронтов. Кстати, ведь Вы были начальником штаба у Малиновского?
  
   - Да, товарищ Сталин...
  
   - В Крыму имели две армии и потерпели поражение, а затем Харьков... Чем Вы объясните эти провалы? Только не говорите мне сейчас: соотношение сил было не то, распылили средства, авиацию и танки плохо использовали...
  
   Антонов, преподававший до войны общую тактику, не растерялся и довольно четко изложил свое видение причин неудач:
  
   - В прошлом году, да еще и сейчас, нередко мы действовали шаблонно, без выдумки. Мы не научились прорывать оборону сразу на нескольких участках, слабо использовали танковые соединения для развития успеха...
  
   - Начали Вы правильно, а затем стали детализировать... Главное заключается в том, - взглянул Верховный на Антонова, - что, научившись обороняться, мы плохо могли, да и сейчас не многим лучше, - наступать. Короче говоря, плохо еще умеем воевать...
  
   Сталин опять посмотрел на Антонова, неожиданно улыбнулся, что бывало с ним крайне редко, и негромко сказал:
  
   - Идите...
  
   После Сталинграда у Сталина окрепла уверенность, что разгром фашистских войск не за горами. Слушая в конце декабря 1942 года доклад начальника Главного политуправления А.С. Щербакова о политической работе в армии, Сталин в конце беседы с нажимом сказал: "Надо настраивать бойцов на конкретную задачу: 1943 год должен стать концом фашистских мерзавцев! Дайте указания в политорганы об усилении работы по укреплению морального духа. Будем много и широко наступать. Да, именно наступать! Без наступления одной обороной фашистов не разгромить"846. Сталин понимал, что кроме умения наступать, которого не хватало бойцам и командирам, но особенно высшему руководящему составу, нужен высокий моральный дух, способность и готовность людей проявить твердую волю к борьбе и победе. Этой воли, как и умения наступать, часто не хватало. По указанию Щербакова в политуправлениях фронтов, политотделах армий, корпусов, дивизий проходили специальные занятия с политработниками и партийным активом о формах и методах поддержания высокого наступательною порыва. В партийном архиве сохранился доклад Мехлиса, с которым он выступил 9 января 1943 года перед политработниками 2-й ударной и 8-й армий Волховского фронта. Тема доклада - "О политической работе в наступательной операции".
  
   Мехлис, пониженный в должности и звании Сталиным за крымскую катастрофу, тем не менее каждый абзац начинает со славословия Верховного: "Год 1943-й, по указанию товарища Сталина (об этом же говорили и в начале 1942 г. - Прим. Д.В.), должен стать годом полного разгрома немецких захватчиков. Мы не можем выиграть войну обороной. Как говорится в недавно вышедшем сталинском "Боевом уставе пехоты", наступление для советских войск - основной вид боя".
  
   Далее Мехлис попытался подвести "теорию" под политическую работу по наращиванию морального потенциала. "На войне плоть находит выражение в животном инстинкте - самосохранении, страхе перед смертью. Дух находит выражение в патриотическом чувстве защитника Родины. Между духом и плотью происходит подсознательная, а иногда и сознательная борьба. Если плоть возьмет верх над духом - перед нами вырастет трус. И наоборот". Ну и, конечно, особое внимание Мехлис уделил необходимости пропагандировать уверенность в мудром сталинском руководстве. "Во главе страны, во главе армии стоит великий полководец товарищ Сталин, чья гениальность, воля к победе, твердость не имеют себе равных среди современников"847. Мехлис, естественно, не стал напоминать о своем "методе" подготовки "наступательного порыва", использованного в Крыму весной 1942 года. Он тогда запретил рыть глубокие окопы, а робко возражавшим командирам безапелляционно заявлял:
  
   - Окопы - это оборонная психология. В ближайшие дни идем в наступление. Товарищ Сталин поставил задачу в кратчайшее время освободить Крым...
  
   Скученно сгрудившись, как в таборе, дивизии, с едва обозначенной "мелкой" обороной, выдвинутыми чуть ли не на передний край штабами армий и тяжелой артиллерией, стали объектом сокрушительного немецкого удара. Козлов и Мехлис, думавшие только о наступлении, привели фронт к тяжелому поражению...
  
   Я не ставлю цель рассматривать конкретные "главы" войны (более подробно коснусь лишь Сталинградской битвы) и роль в них Верховного Главнокомандующего. Хочу лишь сказать, что после Сталинграда заметно повысилось оперативное мастерство не только командиров, штабов и руководимых ими войск, но и заметно эффективнее стала работать Ставка. Сталин смог придать стратегической деятельности высшего военного органа больший динамизм, целеустремленность и обоснованность решений.
  
   Война - суровый учитель. Миллионные жертвы, неудачи, катастрофы, с одной стороны, и невиданное мужество советских людей - с другой, не могли не научить военному искусству военачальников и полководцев, многие из которых поднялись на верхние этажи военной структуры буквально накануне или уже в ходе войны. Но уроки войны кровавы. Не могли они бесследно пройти и для Сталина; он стал действовать более осмотрительно, продуманно, целеустремленно. Его стиль силовой, жесткий, часто карательный в отношении неудачников - остался. В Сталине с годами кое-что менялось, но диктаторская, цезаристская, сущность лишь укреплялась и совершенствовалась. Его тяжелую руку, безапелляционность, категоричность и подозрительность чувствовали многие, кто соприкасался с ним во время войны. Но разглядеть ее, эту сущность, тогда было трудно. Ведь Сталин был для всех Мессией, спасителем, полководцем Победы! Судить о характере его действий в наступательных операциях могут помочь некоторые выдержки из его директив, распоряжений и приказов во втором и третьем, последнем, периодах войны:
  
   "Южный фронт
  
   товарищам Еременко, Хрущеву
  
   Копия: тов. Малиновскому
  
   Захват Батайска нашими войсками имеет большое историческое значение. Со взятием Батайска мы закупорили армии противника на Северном Кавказе, не дадим выхода в район Ростова, Таганрога, Донбасса 24 немецким и румынским дивизиям. Враг на Северном Кавказе должен быть окружен и уничтожен, так же как он окружен и уничтожается под Сталинградом...
  
   23.01.43. 06.30 мин.
  
   И. Сталин
  
   Утверждено по телефону. Боков"848.
  
   Но, увы, Сталинград повторить трудно. Желание Сталина не было подкреплено ни мастерством, ни возможностями советских войск. Часть сил 1-й танковой армии вермахта прорвалась через Ростов в Донбасс, а остальная отошла на Таманский полуостров и в низовья Кубани...
  
   "Юго-Западный фронт
  
   тов. Федорову (Н.Ф. Ватутину)
  
   Вместо предложенного Вами плана операции лучше было бы принять другой план с ограниченными задачами, но более осуществимыми в данный момент. Общая задача фронта на ближайшее время - не допустить отхода противника в сторону Днепропетровска и Запорожья и принять все меры силами всего фронта к тому, чтобы зажать донецкую группу противника в Крыму, закупорить проходы через Перекоп и Сиваш и изолировать таким образом донецкую группу противника от остальных войск на Украине. Операцию начать возможно скорее. Ваше решение прислать в Генеральный штаб для сведения.
  
   11.2.43г. 04ч. 05 мин.
  
   Васильев (Сталин)
  
   Передано по телефону товарищем Сталиным. Боков"849.
  
   Из текста телефонограммы уже чувствуется полная уверенность Сталина в своих действиях. Он с легкостью отклоняет план Ватутина и диктует свой, без предварительной проработки в Генштабе. А решение Ватутина, как явствует из шифровки, должно полностью исходить из приведенного выше распоряжения Сталина, и направить его в Генштаб нужно лишь "для сведения". Если раньше Сталин подобные решения единолично не принимал, больше полагаясь на Генштаб, то теперь он уже способен на самостоятельные крупные, ответственные решения. Другое дело, насколько они мудры и обоснованны; можно, например, по-разному оценить стремление "зажать" в "закупорить" немецкую группировку в Крыму.
  
   Сталин учился руководству боевыми действиями и теперь стремился к тому, чтобы учились все. По его инициативе в войска было направлено не одно директивное письмо, в соответствии с которым предписывалось активнее овладевать опытом наступательных действий. Вот один из таких документов, адресованных в мае 1944 года командующим фронтами.
  
   "Во всех фронтах организовать разборы проведенных наиболее характерных операций и боев. Разборы проводить с командующими и начальниками штабов армий, корпусов и начальниками родов войск фронта и армий - под руководством командующих фронтов; с командирами дивизий, полков и соответствующих начальников родов войск - под руководством командующих армиями. На разборах, наряду с показом положительных сторон боевых действий своих войск, вскрывать имевшие место недостатки в организации и ведении операции и боя, в частности недостатки в использовании родов войск, в организации их взаимодействия, в управлении войсками, и давать указания о способах их устранения"850. Может быть, подобная учеба вместе с боевой, кровавой практикой помогла советским войскам победно провести последний год войны?
  
   ...Сталин, возвращаясь под утро к себе на дачу, полузакрыв глаза, перебирал в памяти множество операций, "пропущенных" через его мозг, нервы, волю. Время быстротечно, но почти с каждой у него связаны какие-то воспоминания, ушедшая в прошлое тревога, теплое чувство от очередной удачи. Действительно, как много операций прошло через его сознание в 1943 году, но особенно в 1944-м и победном 1945-м: Орловская, Белгородско-Харьковская, Смоленская, Донбасская, Черниговско-Полтавская, Новороссийско-Таманская, Нижне-Днепровская, Киевская, Ленинградско-Новгородская, Крымская освободительная, Выборгско-Петрозаводская, Белорусская, Львовско-Сандомирская, Ясско-Кишиневская, Восточно-Карпатская, Белградская, Будапештская, Висло-Одерская, Венская, Восточно-Померанская, Берлинская, Пражская... Нет, даже мысленно Сталин не миг их сейчас вспомнить все. Его сверлила мысль: в рамках пятидесяти оборонительных и наступательных операций (и только ли их?!) находится огромное полотно войны с ее сражениями, боями, поражениями и победами. И все это прошло через голову и сердце, сразу сильно состарив немолодого уже Верховного. Он думал сейчас о себе, а не о том, что народ, миллионы его соотечественников тоже "пропустили" эту войну не только через ум и сердце, но и через реки своей крови, заплатили за Победу в ней миллионами жизней.
  
   Сталин давно привык оперировать жизнями миллионов людей. Это - масса, а он - вождь. Был убежден: так всегда было в историй. Так будет. Ознакомившись со многими сотнями оперативных документов, продиктованных или подписанных Сталиным за четыре года войны, я не встретил, кажется, ни одного, где бы он поставил задачу беречь людей, не бросать их в неподготовленные атаки, проявлять заботу о сохранении своих сограждан... Нет, наверное, я не прав. Есть такой документ, совсем не в духе Сталина. Приведу его:
  
   "Командующему Западным фронтом тов. Жукову
  
   Члену ВС Зап. фронта тов. Булганину
  
   Зам. ком. Зап. фронтом тов. Романенко
  
   Командующему 61-й армией тов. Белову
  
   Командующему 16-й армией тов. Баграмяну
  
   17 августа 42 года, 22 часа 00 мин.
  
   По донесениям штаба Западного фронта 387, 350 и часть 346 сд 61-й армии продолжают вести бой в обстановке окружения, и, несмотря на неоднократные указания Ставки, помощь им до сего времени не оказывается. Немцы никогда не покидают свои части, окруженные советскими войсками, и всеми возможными силами и средствами стараются во что бы то ни стало пробиться к ним и спасти их. У советского командования должно быть больше товарищеского чувства к своим окруженным частям, чем у немецко-фашистского командования. На деле, однако, оказывается, что советское командование проявляет гораздо меньше заботы о своих окруженных частях, чем немецкое. Это кладет пятно позора на советское командование..."851
  
   Но и здесь Сталин взывает к заботе "о своих окруженных частях", пожалуй, больше потому, что "немцы никогда не покидают свои части, окруженные советскими войсками". Мотив не просто странный, но и унизительный. Проявить заботу об окруженных потому, что противник ее проявляет... У многих комфронта, командармов, командиров и политработников разных рангов было сильно чувство боевого товарищества, боль за погибших, горечь напрасных потерь. Но не всегда им удавалось их проявлять. Сталин считал, что война, жестокая по своей сути, оправдывает и самые крупные потери. Неумелые наступательные операции, лобовые прямолинейные атаки немецких позиций были долгими и кровавыми, пока командиры и войска не научились воевать по правилам военного искусства. А их суть в конечном счете сводится к простой максиме: достигать поставленных целей, победы с минимально возможными жертвами.
  
   Часто в действиях Сталина видели только конечный результат. А он был победным. И это давало благожелательно настроенным зарубежным авторам основание в превосходных степенях оценивать полководческое искусство советского Верховного. В своей интересной книге "Моя Россия" Питер Устинов пишет: "Вероятно, никакой другой человек, кроме Сталина, не смог бы сделать то же самое в войне, с такой степенью беспощадности, гибкости или целеустремленности, какой требовало успешное ведение войны в таких нечеловеческих масштабах"852. Не могу согласиться с главным: "никакой другой человек..." Если это касается "степени беспощадности" - да, это, возможно, так. Но что касается "гибкости и целеустремленности" - Россия никогда не была бедна на таланты. Они рождались, несмотря на то что их уничтожали.
  
   ...Сталин, перебирая в сознании десятки проведенных операций, все же выделил две из них, особо близкие сердцу, - Сталинградскую и Берлинскую. После первой он вновь почувствовал себя не только политическим вождем, но и полководцем. Вторая венчала чудовищную по напряжению и ожесточенности четырехлетнюю битву. Это был триумф, сразу списавший, как ему казалось, все просчеты, ошибки, оправдавший бесчисленные жертвы.
  
   Было много побед после поражений. Но Сталинград - город, носящий его имя, стал решающим поворотом в ходе не только Отечественной, но и всей второй мировой войны.
  
   Сталинградское озарение________________________________
  
   О Сталинградской битве написаны десятки книг. Я совсем не намерен заново рисовать картину этой выдающейся операции второй мировой войны. Она хорошо известна. Передо мной стоит более скромная задача: показать роль Верховного Главнокомандующего в этой переломной схватке.
  
   Я уже говорил, что Сталин все время держал основные силы в центре советско-германского фронта. Памятуя о неверной оценке в определении направления главного удара противника перед войной и испытав самые тревожные минуты в своей жизни, когда немецкие войска приблизились к Москве фактически на расстояние полета снаряда дальнобойного орудия, Сталин сосредоточил основные стратегические резервы на Западном направлении. Однако, когда во второй половине июня 1942 года противник, сконцентрировав крупные силы, начал наступление на Юго-Западном и Южном направлениях, выяснилось, что резервы нужны именно здесь. К началу июля оборона наших войск на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов оказалась прорванной на большую глубину. В результате мощного удара и маневров наступающих группировок немецких войск 21-я и 40-я советские армии оказались в окружении.
  
   Сталин срочно направил на юг Василевского. Но сообщения от него шли крайне неутешительные. В течение следующей недели немецкие войска расширили прорыв до 300 километров. Ударная группировка за несколько дней продвинулась на 150 170 километров, охватывая с севера основные силы Юго-Западного фронта. К этому времени последовал новый удар немцев в направлении Кантемировки. Сталин, рассматривая во время очередного доклада карту с грозной обстановкой, отчетливо видел призрак второго (как в 1941 г.) катастрофического окружения Юго-Западного фронта. Но теперь он уже кое-чему научился и, сориентировавшись в конкретных военно-стратегических вопросах, фактически не противился предложению об отводе войск 28, 38-й и 9-й армий Юго-Западного фронта, как и 37-й армии Южного фронта. Ставка дала указание срочно готовить Сталинградский оборонительный рубеж.
  
   Сталин имел возможность оценить свою непредусмотрительность. Еще в мае, после харьковской катастрофы, Василевский предлагал усилить стратегические резервы на Юго-Западном и Южном направлениях. Сталин не согласился. Он боялся за Москву. Теперь пришлось срочно перебрасывать огромные массы войск в условиях острого стратегического кризиса. Обстановка усугублялась тем, что отход многих соединений проходил беспорядочно. Немало дивизий и частей по нескольку дней не имели связи с вышестоящими штабами. Знойная пыль сопровождала нестройные группы тысяч отступавших бойцов. В воздухе вновь хозяйничали "юнкерсы" и "мессершмитты". Порой создавалось впечатление хаоса, полной неразберихи и повторения самых худших ситуаций 1941 года. В военных архивах сохранился целый ряд грозных телеграмм Сталина командующим фронтами: привести в порядок отступающие соединения, стоять насмерть, не отходить без приказа с указанных рубежей. Вот некоторые из них:
  
   "Сталинград
  
   Василевскому, Еременко, Маленкову
  
   Противник прорвал ваш фронт небольшими силами. У вас имеется достаточно возможностей, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обоих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда. Пользуйтесь дымами, чтобы запутать врага. Деритесь с прорвавшимся противником не только днем, но и ночью. Используйте вовсю артиллерийские и эресовские силы.
  
   Лопатин во второй раз подводит Сталинградский фронт своей неумелостью и нераспорядительностью. Установите над ним надежный контроль и организуйте за спиной армии Лопатина второй эшелон.
  
   Самое главное - не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе.
  
   И. Сталин
  
   23 августа 1942 г. 16 ч. 35 мин.
  
   Продиктовано тов. Сталиным по телефону. Боков"853.
  
   Сталин вновь почувствовал себя в Царицыне. Тогда он тоже особые надежды возлагал на бронепоезда, также призывал "навалиться", "драться не только днем, но и ночью", использовать "вовсю" артиллерию. Ситуация явно выходила из-под контроля Верховного. Десятки его телеграмм - это не стратегические или оперативные указания, решения, а обращение к сознанию, воле и чувствам людей, обращение к долгу с угрозой применения репрессий.
  
   После войны Сталин вспоминал: август 1941-го и август 1942-го были для него страшно тяжелыми. А ведь раньше он так любил август: Сочи, Ливадия, Мухалатка... Магнолии, цикады, ласковый шепот моря, волшебство южной ночи... Как давно все это было! Все отодвинулось куда-то в эфемерную даль невозвратного... Кто знает, о чем мог еще думать диктатор, привыкший олицетворять собой волю миллионов? Диктаторы в глубине души одиноки, как бы много людей их ни окружало. Они всегда боятся даже приоткрыть створки своей души. Люди сразу увидят их абсолютную моральную уязвимость: груз власти придавил в них все человеческое.
  
   Начальник Генштаба Василевский в эти июльские и августовские дни 1942 года шел к Сталину, как на заклание. Верховный не скрывал своего раздражения: нередко принимал импульсивные решения, иногда по одному и тому же вопросу направлял одну за другой телеграммы аналогичного содержания. Вновь началась чехарда со сменой и перемещениями командующих. Часто требовал соединить себя то с одним штабом, то с другим. Но его приказы и требования однообразны: стоять насмерть! Обычно в разговорах Сталин был не в состоянии дать дельный оперативный совет или принять решение. А войска все отступали... Тогда Сталин после очередного доклада Василевского, нервно походив вдоль стола с картой, вдруг неожиданно заговорил не об оперативных вопросах:
  
   - Приказ Ставки No 270 от 16 августа 1941 года в войсках забыли. Забыли! Особенно в штабах! Подготовьте новый приказ войскам с основной идеей: "Отступление без приказа - преступление, которое будет караться по всей строгости военного времени..."
  
   - К какому времени доложить Вам приказ?
  
   - Сегодня, же... Как только документ будет готов - заходите...
  
   Вечером 28 июля 1942 года Сталин, радикально отредактировав предложенный текст, подписал знаменитый приказ Народного Комиссара Обороны Союза ССР No 227. Долгое время после войны он был тщательно спрятан в военных архивах. Теперь приказ доступен и опубликован в различных изданиях. Я не буду воспроизводить его полностью, а лишь приведу те положения, которые отражают непосредственное творчество Верховного, его формулировки и личную редакцию.
  
   "Враг бросает на фронт все новые силы и, не считаясь с большими для него потерями, лезет вперед, рвется в глубь Советского Союза, захватывает новые районы, опустошает и разоряет наши города и села, насилует, грабит и убивает советское население... Часть войск Южного фронта, идя за паникерами, оставила Ростов и Новочеркасск без серьезного сопротивления и без приказа Москвы, покрыв свои знамена позором...
  
   Некоторые неумные люди на фронте утешают себя разговорами о том, что мы можем и дальше отступать на восток, так как у нас много территории, много земли, много населения, и что хлеба у нас всегда будет в избытке, этим они хотят оправдать свое позорное поведение на фронтах. Но такие разговоры являются насквозь фальшивыми и лживыми, выгодными лишь нашим врагам.
  
   После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбасса и других областей у нас стало намного меньше территории. Стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тони металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину...
  
   Ни шагу назад! Таким теперь должен быть наш главный призыв..."
  
   Сталин несколько раз подчеркнул эти слова. "Нельзя терпеть дальше командиров, комиссаров, политработников, части и соединения которых самовольно оставляют боевые позиции. Нельзя терпеть дальше, когда командиры, комиссары, политработники допускают, чтобы несколько паникеров определяли положение на поле боя, чтобы они увлекали в отступление других бойцов и открывали фронт врагу. Паникеры и трусы должны истребляться на месте".
  
   Далее Сталин редактирует особенно тщательно:
  
   "а) безусловно ликвидировать отступательные настроения...
  
   б) безусловно снимать с поста и направлять в Ставку для привлечения к военному суду командующих армиями, допустивших самовольный отход войск с занимаемых позиций...
  
   в) сформировать в пределах фронта от одного до трех (смотря по обстановке) штрафных батальонов (по 800 человек), куда направлять средних и старших командиров и соответствующих политработников..."
  
   Затем Сталин вновь возвращается к идее, впервые изложенной им в телеграмме всем фронтам 12 сентября 1941 года. Тогда он продиктовал:
  
   "В каждой стрелковой дивизии иметь заградительный отряд из надежных бойцов численностью не более батальона (в расчете по одной роте на стрелковый полк), с задачей приостановки бегства одержимых паникой военнослужащих, не останавливаясь перед применением оружия..."854 Теперь Сталин эту старую идею изложил в такой редакции:
  
   "Сформировать в пределах армии 3 - 5 хорошо вооруженных заградительных отрядов (до 200 человек в каждом), поставить их в непосредственном тылу неустойчивых дивизий и обязать их в случае паники и беспорядочного отхода частей дивизии расстреливать на месте паникеров и трусов... Сформировать в пределах армии от пяти до десяти (смотря по обстановке) штрафных рот (от 150 до 200 человек в каждой)... Ставить их на трудные участки армии, чтобы дать им возможность искупить кровью свои преступления перед Родиной...
  
   Приказ прочесть во всех ротах, эскадронах, батареях, эскадрильях, командах, штабах.
  
   Народный Комиссар Обороны
  
   И. Сталин".
  
   Буквально через два дня части 192-й и 184-й дивизий, недавно сформированные, оставили без приказа позиции в районе Майоровский и отошли в Верхне-Голубую. Сталин посчитал, что его приказ No 227 до войск фронта не доведен. На имя командующего Сталинградским фронтом В.Н. Гордова и члена Военного совета фронта Н.С. Хрущева пошла грозная телеграмма:
  
   "Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
  
   1. Немедленно донести Ставке, какие меры в соответствии с приказом НКО за No 227 предприняты Военным советом фронта и Военными советами армий по отношению к виновникам отхода, к паникерам и трусам, как в указанных дивизиях, так и в частях 21-й армии, оставивших без приказа Клетскую.
  
   2. В двухдневный срок сформировать за счет лучшего состава прибывших на фронт дальневосточных дивизий заградительные отряды до 200 человек в каждом, которые поставить в непосредственном тылу и прежде всего за дивизиями 62-й и 64-й армий. Заградительные отряды подчинить Военным советам армий через особые отделы. Во главе заградительных отрядов поставить наиболее опытных в боевом отношении особистов.
  
   Об исполнении донести не позднее утра 3 августа 42 года.
  
   И. Сталин
  
   А. Василевский
  
   Доложено т. Сталину и утверждено по телефону 31.7.42 г. Василевский"855.
  
   Как и в 1941 году, в некоторых частях царила паника. До войны психологической закалке личного состава не уделялось должного внимания, тем более что кадрового состава в войсках почти не осталось. А ведь известно, что в условиях повышенной напряженности, когда утрачена уверенность в достижении цели, отрицательная эмоциональная реакция на опасность чревата трудноконтролируемыми действиями. У человека просыпается чувство стадности, теряется способность трезво оценивать обстановку. Сталин пытался решить эту проблему заградотрядами и штрафными ротами и не обращал должного внимания на повышение роли командиров и политработников в этих экстремальных условиях.
  
   Мне неизвестно, читал ли Сталин книгу Наполеона "Мысли", в которой Ленин однажды отчеркнул такую фразу: "В каждом сражении бывает момент, когда самые храбрые солдаты после величайшего напряжения чувствуют желание бежать, эта паника порождается отсутствием доверия к своему мужеству; ничтожного случая, какого-нибудь предлога достаточно, чтобы вернуть им это доверие: высокое искусство состоит в том, чтобы создавать их"856. Личное мужество командира, твердое управление, уверенность в себе, решительные команды играют в подобной ситуации огромную роль. Ведь в любой обстановке человек не потерпел поражения до тех пор, пока не признал себя побежденным. Пока не сломлена воля к борьбе, боец способен выполнять свои обязанности. Вернуть доверие к собственному мужеству могли и должны были только командиры и политработники. Но Сталин по-прежнему уповал больше на силовые, карательные меры. В то же время на многочисленных краткосрочных курсах совсем не уделялось внимания психологической закалке. Сталин полагал, и не без основания, что уверенность личному составу могут вернуть лишь новые победы. А их пока не было. Более того, призрак новой катастрофы не исчезал, а, наоборот, приближался.
  
   Еще раз напомню, как на аналогичные ситуации смотрел Л.Д. Троцкий: "Нельзя вести массы людей на смерть, не имея в арсенале командования смертной казни. Надо ставить солдат между возможной смертью впереди и неизбежной смертью позади"857. Сталин говорил фактически то же (не ссылаясь, конечно, на Троцкого): впереди смерть почетна, а позади - позорна.
  
   Однако подобными директивами Сталин не ограничился. В окружение попадали, в том числе и в 1942 году, большие массы военнослужащих, некоторые из них выходили группами или в одиночку. Командиры сразу же направлялись в спецлагеря НКВД. И поскольку в июле - августе 1942 года сложилась критическая обстановка, то Сталин пошел дальше:
  
   "Командующему войсками Московского военного округа
  
   Командующему войсками Приволжского военного округа
  
   Командующему войсками Сталинградского военного округа
  
   Народному комиссару внутренних дел т. Берия
  
   В целях предоставления возможности командно-начальствующему составу, находившемуся длительное время на территории, оккупированной противником, - и не принимавшему участия в партизанских отрядах, с оружием в руках доказать свою преданность Родине, приказываю:
  
   Сформировать к 25 августа с.г. из контингентов командно-начальствующего состава, содержащихся в спецлагерях НКВД, штурмовые стрелковые батальоны..." Далее шли названия спецлагерей, где находились в заключении вышедшие из окружения командиры и политработники: Люберецкий, Подольский, Рязанский, Калачский, Котлубанский, Сталинградский, Белокалитвинский, Георгиевский, Угольный, Хонларский... Штурмовые подразделения определялись численностью в 929 человек каждый. "Батальоны предназначаются, - говорилось в директиве, для использования на наиболее активных участках фронта". В этой директиве, подписанной Сталиным 1 августа 1942 года под грифом "особо важная", предусмотрены даже такие "мелочи", как: "повозочных, кузнецов, портных, сапожников, поваров, шоферов - также укомплектовать за счет спецконтингента". А слово "спецконтингент" расшифровывалось: "Бывшие командиры, начиная от роты и выше"858. Часто вина этих людей заключалась лишь в том, что в результате неудачно сложившихся боев или бездарного командования вышестоящих штабов они оказались в окружении, из которого пробирались к своим неделю, другую, а то и месяц. Но, как удалось установить по документам, бывшие командиры были безмерно счастливы, когда их использовали "на наиболее активных участках фронта". Большинство там сложат свои головы. Но эта смерть давала надежду освободить себя и семью от бесчестья и кары. К тому же в директиве говорилось: после участия в боях на активных участках фронта "при наличии хороших аттестаций может быть назначен в полевые войска на соответствующие должности командно-начальствующего состава".
  
   Сталинград в памяти Верховного остался тем далеким Царицыном, что сыграл столь важную роль в его судьбе. Похоже, после Царицына Ленин поверил в способность Сталина оперативно решать проблемы, возникавшие в связи с развертыванием вооруженной борьбы на фронтах. После Царицына еще больше поверил в себя и Сталин. Сегодня Сталинград стал для него, как и для всего народа, символом противостояния новому отчаянному натиску врага.
  
   А события тем временем развивались по восходящей. Июль, август, сентябрь, октябрь знаменовали нарастание напряжения, достигшего кульминации в ноябре 1942 года. Но даже тогда, когда судьба Сталинграда еще висела на волоске, А.М. Василевский поручил группе генштабистов в составе А.А. Грызлова, С.И. Тетешкина, Н.И. Бойкова и других проработать в глубокой тайне вариант охвата с севера и юга далеко вклинившейся ударной группировки врага. Сохранилась карта, на которой нанесены первые контуры будущей знаменитой операции в исполнении Н.И. Бойкова. Но Сталин тогда еще не знал об этом. Год, который он объявил "годом разгрома немецких оккупантов", грозил вылиться в новую крупную катастрофу. Верховный по нескольку дней не покидал кабинета, забываясь тревожным сном в комнате отдыха, предварительно поручая Поскребышеву:
  
   - Разбудишь через два часа...
  
   Когда однажды Поскребышев, пожалев погрузившегося в глубокий сон смертельно уставшего человека, разбудил на полчаса позже указанного срока, Сталин, взглянув на часы, негромко выругал помощника:
  
   - Филантроп тоже нашелся! Пусть мне позвонит Василевский. Быстро! Филантроп лысый...
  
   Круглое лицо Поскребышева, переходящее в обширную лысину, как всегда, внешне ничего не выражало. Помощник издал какой-то негромкий звук, похожий на "слушаюсь", и тут же исчез за дверью.
  
   Позвонил Василевский, который два дня как прилетел из Сталинграда. Сталин, сухо поздоровавшись, сразу же спросил: введены ли в бой 1-я гвардейская, 24-я и 66-я армии, подвезли ли боеприпасы, которых к сентябрю в Сталинграде почти совсем не оказалось... Василевский доложил обстановку, сложившуюся к вечеру 3 сентября: одно из гитлеровских танковых соединений прорвалось в пригороды Сталинграда... Сталин не выдержал и зло перебил Василевского:
  
   - Они что, не понимают там, что если сдадим Сталинград, то юг страны будет отрезан от центра и мы едва ли сможем его защитить? Там понимают или нет, что это катастрофа не только Сталинграда?! Потерять главную водную дорогу, а вскоре и нефть?!
  
   Василевский переждал поток возмущенных излияний Верховного и спокойно, но с внутренним напряжением в голосе продолжал:
  
   - Все, что есть под Сталинградом боеспособного, мы подтягиваем к угрожаемым участкам. Думаю, что шансы отстоять город еще не потеряны.
  
   Через несколько минут Сталин вновь позвонил Василевскому. Того не оказалось на месте. У аппарата был генерал-майор Боков. Последовало распоряжение Сталина немедленно найти в Сталинграде Жукова, который незадолго до этого, 26 августа, решением Ставки был назначен заместителем Верховного Главнокомандующего, и передать ему следующее распоряжение. Сталин, помолчав с минуту, продиктовал:
  
   "Особо важно.
  
   Генералу армии тов. Жукову
  
   Положение со Сталинградом ухудшилось. Противник находится в трех верстах от Сталинграда. Сталинград могут взять сегодня или завтра, если северная группа не окажет немедленной помощи. Потребуйте от командующих войсками, стоящих к северу и северо-западу от Сталинграда, немедленно ударить по противнику и прийти на помощь к сталинградцам. Недопустимо никакое промедление. Промедление теперь равносильно преступлению. Всю авиацию бросьте на помощь Сталинграду. В самом Сталинграде авиации осталось очень мало.
  
   Получение и принятые меры сообщить незамедлительно.
  
   И. Сталин
  
   3.9.42 г. 22.30. Передано по телефону товарищем Сталиным.
  
   Боков".
  
   Жуков вскоре ответил, что утром 24-я, 1-я гвардейская и 66-я армии начнут наступление. Идет подготовка. Сталин отреагировал коротко:
  
   "Жукову, Маленкову, Василевскому
  
   Ответ получил. Жду от вас дальнейшего форсирования удара, дабы не допустить падения Сталинграда.
  
   И. Сталин
  
   4.9.42 г. 2 часа 25 мин. Передано по телефону тов. Сталиным. Боков"859.
  
   Сталин через каждые два-три часа требовал сводку из Сталинграда, несколько раз разговаривал с Жуковым, Василевским, которого он вновь направил туда. Переговоры с Маленковым его мало удовлетворяли. Человек, абсолютно беспомощный в военных делах, похоже, был направлен Сталиным как соглядатай, способный лишь напоминать о требованиях Верховного и собирать информацию о работе штабов. В части Маленков выезжал раз или два; все остальное время находился в каком-либо штабе в специальном кабинете, изредка вызывая к себе политработников, руководителей особых отделов. Военачальники держались с Маленковым вежливо, но, понимая его роль на фронте, по своей инициативе в разговор с ним не вступали.
  
   5, 6 и 7 сентября Жуков организовал несколько атак с севера. Но, слабо подкрепленные артиллерией и авиацией, они не дали заметного положительного результата. Сталин настаивал на продолжении атак, требовал полнее использовать авиацию (напомню, это было у Сталина постоянным, "дежурным" требованием), другие средства.
  
   "Генералу армии Жукову
  
   6 сентября получите 2 полка истребителей. Один из Камышина, один с Воронежского фронта... Вы должны иметь в виду, что Ваши права не ограничены насчет переброски сил авиационных и всяких других со Сталинградского, Юго-Восточного фронтов на север, и наоборот. Вы имеете все права маневрировать по части сосредоточения сил. Три тысячи снарядов Н-20 уже направлены к Вам.
  
   И. Сталин.
  
   2 часа 35 мин. 6.9.42 г. Передано по телефону тов. Сталиным. Боков"860.
  
   Жуков вынужден был доложить вскоре по телефону, что теми силами, которыми располагает Сталинградский фронт, прорвать коридор и соединиться с войсками Юго-Восточного фронта в городе ему не удается. Фронт обороны немецких войск значительно укрепился за счет вновь подошедших частей из-под Сталинграда. Дальнейшие атаки теми же силами и в той же группировке будут бесцельны, и войска неизбежно понесут большие потери. Сталин выслушал и вызвал Жукова и Василевского в Москву.
  
   Именно здесь, посидев вдвоем над картой, посоветовавшись с работниками Генштаба, Жуков и Василевский пришли к выводу, что нужно упорной обороной измотать противника и одновременно исподволь начать подготовку к большому контрнаступлению силами фронтов. Уже тогда оба военачальника решили, что основные удары должны быть нанесены по флангам немецкой группировки, которые прикрывали менее боеспособные румынские войска. Так родился замысел, с которым они пришли к Верховному вечером 13 сентября. Замысел, которому после материализации суждено стать классикой второй мировой войны, одним из самых блестящих примеров в мировой истории военного искусства. Это было озарение. Но оно посетило не Сталина, а быстро растущих военачальников. Вначале Сталин не проявил особого интереса к этой идее, заметив, что сейчас главное - удержать Сталинград, не допустить немцев дальше, в сторону Камышина. Похоже, Сталин или не оценил дерзкого замысла, или счел его в сложившейся обстановке малореальным. Все внимание Верховного было приковано к оборонительным боям в Сталинграде. В мышлении Сталина, я уже не раз отмечал, прогностические способности явно отставали от способностей сиюминутного, текущего анализа. Озарение, как проявление оригинальной идеи, основанной на постижении скрытых от внешнего обозрения закономерностей и тенденций бытия, Сталину было незнакомо. Он чаще шел к какому-то решению путем постепенных шагов, где интуиция не имела особого значения. Однако Сталин, постепенно поняв идею, своей волей, приказами и директивами сделал ее собственной. И внутренне и по форме - "сталинским мудрым решением".
  
   В то время, когда Верховный впервые познакомился со смелым, дерзким замыслом своих военных помощников, без которых он был просто не в состоянии проявить волю, в Сталинграде завязались ожесточенные уличные бои. Немцы ворвались в город, и с этого дня более двух месяцев невиданные по накалу схватки велись днем и ночью. Этой героической эпопее советских воинов посвящена книга В. Некрасова "В окопах Сталинграда" - одна из лучших книг о минувшей войне. Если в начале наступления на юго-западе оккупанты измеряли темпы наступления десятками километров, затем - несколькими километрами, в сентябре - сотнями метров в сутки, то в октябре как большой успех расценивалось продвижение на 40 - 50 метров, а к середине октября и такое движение прекратилось. Вот когда приказ No 227 с его знаменитой фразой "Ни шагу назад!" был выполнен буквально. Хотя оккупанты в районе Сталинграда ввели в бои 22 дивизии и почти столько же соединений своих союзников, военная машина вермахта забуксовала.
  
   У Сталина появилась возможность перевести дух. Но он этою не позволял ни себе, ни другим. Члены ГКО, Ставки, руководители наркоматов, НКВД буквально сутками занимались реализацией все новых и новых распоряжений Верховного. Сталин поверил в осуществимость смелой операции по окружению группировки противника. Впрочем, другого способа открыть путь на юг, который полуотрезали прорвавшиеся к Волге немецкие дивизии, не было. Как в конце 1941 года, когда немцы готовились маршировать по улицам Москвы, так и теперь им уже виделся обреченный Кавказ с его запасами нефти. И вновь наш народ, наша армия с невиданным, по существу нечеловеческим, напряжением сделали почти невозможное. С 1 июля по 1 ноября 1942 года по решению Ставки на сталинградское направление было переброшено 72 стрелковые дивизии, 6 танковых и 2 механизированных корпуса, 20 стрелковых и 46 танковых бригад. Сталин торопил, торопил, торопил... Многие части направлялись к Сталинграду недоукомплектованными. Численность большинства соединений не превышала 65%, а наличие артиллерии и танков - 50 - 60%. Решениями Верховного заметно были усилены 8-я и 16-я воздушные армии, и уже в ноябре противник лишился господства в воздухе.
  
   Занимаясь и другими военными делами, Сталин в ноябре почти ежедневно возвращался к предстоящей операции трех фронтов - Сталинградского, Юго-Западного и Донского. В Генштабе ей дали условное наименование "Уран". Верховный жестко потребовал, чтобы о замысле, времени, характере и последовательности операции знало предельно ограниченное число людей. Буквально считанное. Координация действий фронтов была возложена Сталиным на Василевского.
  
   Когда 19 ноября началось контрнаступление, Сталин, пожалуй, впервые был достаточно уверен в успехе. Не потому, что удалось обеспечить в результате сосредоточения заметное превосходство в силах и средствах, но прежде всего потому, что пока ни одна операция не готовилась столь тщательно. Правда, еще за неделю до ее начала у Сталина были сомнения: в авиации, по сути, удалось добиться лишь равенства. А авиации, как я отмечал, Сталин всегда уделял особое внимание. Он, не скрывая, считал себя особо компетентным в авиационных вопросах. Эти сомнения были столь существенны, что Сталин был готов перенести сроки операции:
  
   "Особо важно.
  
   Тов. Константинову (Г.К. Жукову)
  
   Если авиаподготовка операции неудовлетворительна у Иванова (А.И. Еременко) и Федорова (Н.Ф. Ватутина), то операция окончится провалом. Опыт войны с немцами показывает, что операцию против немцев можно выиграть лишь в том случае, если имеем превосходство в воздухе... Если Новиков думает, что наша авиация сейчас не в состоянии выполнить эти задачи, то лучше отложить операцию на некоторое время и накопить побольше авиации. Поговорите с Новиковым и Ворожейкиным, растолкуйте им это дело и сообщите мне Ваше общее мнение.
  
   12.11.42. 4 часа.
  
   Васильев (Сталин)
  
   Передано по телефону товарищем Сталиным. Боков"861.
  
   В проведении операции Сталин полностью полагался на Жукова, давая ему полномочия уточнять состав группировок, многие важные детали, сроки. Верховный в душе чувствовал, что Жуков значительно глубже понимает природу происходящего, скрытые, внутренние пружины войны. Он все больше рассчитывал на Жукова. За четыре дня до начала операции Сталин направил Жукову еще одну шифровку, в которой предоставил ему право окончательно уточнить сроки начала контрнаступления:
  
   "Особо важно.
  
   Только лично.
  
   Товарищу Константинову (Г.К. Жукову) День переселения Федорова (Н.Ф. Ватутина) и Иванова (А.И. Еременко) можете назначить по Вашему усмотрению, а потом доложите мне об этом по приезде в Москву. Если у Вас возникает мысль о том, чтобы кто-либо из них начал переселение раньше или позже на один или два дня, то уполномочиваю Вас решить и этот вопрос по Вашему усмотрению.
  
   Васильев (Сталин)
  
   15.11.42 г. 13 часов 10 мин.
  
   Передано товарищем Сталиным по телефону. Боков"862.
  
   Жуков воспользовался этим правом: войска Юго-Западного и Донского фронтов перешли в наступление (начали "переселение") 19 ноября, а Сталинградский фронт стал "переселяться" 20 ноября. 23 ноября было завершено окружение сталинградской группировки противника.
  
   Обычно Сталин ложился отдохнуть в четыре-пять часов утра. В дни сталинградской эпопеи он нарушил этот порядок: ему докладывали чаще обычного, в том числе и в шесть утра. Верховный с красными от бессонницы глазами подходил к окну, вдыхал из форточки свежесть морозного утра, смотрел на темный двор Кремля. Он где-то читал, что звезда надежды видна только утром. Но рассмотреть ее в промозглом ноябрьском рассвете Сталин не мог, хотя чувствовал, верил, что она горит...
  
   Сталин постепенно научился читать карту. Он и раньше любил географию и мог подолгу рассматривать политическую карту страны, Европы, Азии. Теперь Верховный имел дело со специальными военными картами, на которых генштабисты быстро наносили новую обстановку. Красные и синие стрелы, зубчатые ленты полос обороны, овалы районов сосредоточения резервов, пунктиры выдвижения танковых колонн, множество поясняющих надписей... Когда 23-го вечером Сталин увидел большое красное кольцо внутреннего обода окружения, которое составляли 62, 64 и 57-я армии Сталинградского фронта, 21-я армия Юго-Западного фронта и 65, 24 и 66-я армии Донского фронта, то испытал сложное чувство радости и тревоги. Радость: наконец свершилось! И где - под Сталинградом! Разве это не символично! Он еще не знал точно численности окруженных немецких войск (их окажется более 330 тыс. человек), но понимал, что если доведут дело до конца, то это будет началом великого перелома. И тревога: глядя на внешний фронт окружения, Сталин чувствовал, что немецкое командование сделает все, чтобы выручить 22 окруженные дивизии 6-й и 4-й танковой армий вермахта. Он не забыл, как, завершив окружение под Демянском, мы так и не смогли уничтожить гитлеровскую группировку в кольце.
  
   Да и здесь, как выяснилось потом, уничтожить окруженную группировку оказалось сложнее, чем ожидалось. Создание прочного внешнего фронта было делом более простым. К концу декабря противник, начавший деблокировать окруженные немецкие войска в Сталинграде, был отброшен на 200 - 250 километров на запад. Стратегическая инициатива с конца 1942 года оказалась в руках Красной Армии. А с армией Паулюса пришлось серьезно повозиться. Среди документов, которые ежедневно докладывали Сталину, однажды оказался перевод приказа Паулюса, адресованный окруженным войскам:
  
   "Приказ по армии
  
   Довести до сведения вплоть до рот
  
   За последнее время русские неоднократно пытались вступить в переговоры с армией или подчиненными ей частями. Их цель вполне ясна: путем обещаний в ходе переговоров о сдаче надломить нашу волю к сопротивлению. Мы все знаем, что нам грозит, если армия прекратит сопротивление: большинство из нас ждет верная смерть либо от вражеской пули, либо от голода и страданий в позорном сибирском плену. Одно точно: кто сдается в плен, тот никогда больше не увидит своих близких! У нас есть только один выход: бороться до последнего патрона, несмотря на усиливающиеся холод и голод. Поэтому всякие попытки вести переговоры следует отклонять, оставлять без ответа, а парламентеров прогонять огнем.
  
   В остальном мы будем твердо надеяться на избавление, которое находится уже на пути к нам.
  
   Паулюс,
  
   генерал-полковник
  
   24 декабря 1942 г."863.
  
   Сталин, отложив в сторону приказ Паулюса, возможно, подумал: вот на таких генералах, офицерах и солдатах основываются гитлеровские планы. В безнадежном положении, но сражаются. И как... Однажды Жуков, уже после победы под Москвой, рассказывал Верховному о нескольких допросах пленных, которые он сам лично провел осенью 1941-го. Тогда они поразили его своей самоуверенностью, убежденностью в правоте Гитлера. Особенно силен нацистский дух был у молодых солдат и офицеров, у летчиков и танкистов. Но при этом нужно отдать должное, говорил Жуков, выучке, организованности и дисциплинированности, упорству немецкого солдата. Огромное значение для них имело то обстоятельство, что у них за плечами были многочисленные победы почти над всей Европой, их слепая уверенность в своем расовом, национальном превосходстве, внушенная геббельсовской пропагандой. Романтизированная история предков, шовинистический дурман, целая система духовного оболванивания с иерархией фюреров, слепая вера в особое арийское предназначение делали человека в мышиной форме фанатичным исполнителем чужой воли. Гитлер любил повторять слова Ницше: пусть вашей доблестью будет послушание! Для хорошего воина "ты должен" звучит приятнее, чем "я хочу". И все, что вам дорого, должно быть сперва вам приказано!864 Сначала так говорил лишь один Гитлер и его бонзы; вскоре эти слова стала повторять почти вся нация, марширующая навстречу войне. Это было фанатичное опьянение ложной идеей. Миллионы листовок, которые советские органы спецпропаганды пытались распространять над оккупированной гитлеровцами территорией, обратили на себя внимание немецких солдат лишь после того, как они испили чашу поражения в Сталинграде. Прозрение на фронте приходит обычно не от побед, а от поражений.
  
   Когда Верховный прочитал переведенный на русский приказ Паулюса, ни немецкий полководец, ни Сталин еще не знали, что менее чем через два года, в октябре 1944-го, Паулюс, ставший в дни катастрофы генерал-фельдмаршалом, подпишет совсем другой документ. Он сохранился в личном фонде Сталина. Приведу из него лишь небольшую часть:
  
   "Немцы!
  
   26 октября 1944 года. Генерал-фельдмаршал фон Паулюс. Я чувствовал, что мой долг по отношению к родине и возложенная на меня, как на фельдмаршала, особая ответственность обязывает меня сказать своим товарищам и всему нашему народу, что теперь остался только один выход из нашего кажущегося безвыходным положения - разрыв с Гитлером и окончание войны.
  
   Наглой ложью является утверждение г-на Гиммлера о том, что с немецкими солдатами в русском плену обращаются бесчеловечно, что с помощью кнута и под дулом револьвера их заставляют выступать с пропагандой против своего отечества. В Советском Союзе с военнопленными обращаются гуманно и корректно..."865 Паулюс еще не знал, что он проведет в Советском Союзе долгих десять лет. Но это будет потом. А пока армия Паулюса сражалась.
  
   Только сейчас, когда завершалась сталинградская эпопея, когда остались считанные недели до пленения Паулюса, его генералов и остатков армии, Сталин впервые со всей глубиной осознал значимость свершенного. Он понимал, что дело не только в уничтожении и пленении сотен тысяч немецких солдат, освобождении огромных территорий, что так бесславно были отданы на поругание оккупантам летом и осенью 1942 года, не в огромном международном резонансе сталинградской победы. После Сталинграда к народу придет наконец та неодолимая уверенность, которая в значительной степени потрясет, поколеблет способность Германии бороться за победу. Для него, Сталина, это был переломный рубеж. После Сталинграда он внутренне изменится, поверит в себя как Верховного Главнокомандующего. Но он быстро забудет, что озарение блестящей идеей контрнаступления, родившейся в момент, когда казалось, что новое катастрофическое поражение неминуемо, пришло не к нему. Не он ее автор! И не только к Жукову и Василевскому. Скромные, незаметные операторы Генштаба своими прикидками, расчетами доведут идею до кристальной ясности: простую, пожалуй, даже элементарную идею окружения глубоко вклинившегося в нашу оборону противника превратят в изящный, до мелочей продуманный план. Правда, в стратегии едва ли есть элементарные вещи. Мне представляется, что замечательной идеей является не сам замысел окружения немецкой группировки силами трех фронтов, нет. Попыток окружения и реальных окружений в минувшей войне будет осуществлено немало. Интеллектуальной вершиной стратегической идеи Сталинградской наступательной операции, по моему мнению, предстает способность прийти к этому решению в кульминационный момент тяжелейшей обороны, чреватой новым поражением. Увидеть жар-птицу возможной победы, когда сплошные пожарища над Сталинградом свидетельствовали об отчаянном положении сражающихся частей и соединений. Не знаю, чувствовали ли авторы этой идеи и то, что задуманная операция с ее блестящим финалом поможет всему народу рассмотреть контуры грядущей желанной Победы, еще такой далекой. Это было коллективное озарение.
  
   Я уже отмечал, что Сталин вначале не оценил смелости идеи. Вдохновение пришло не к нему. Но Верховный смог по достоинству оценить план, который со всех точек зрения выглядел шедевром военного искусства. Когда после детальной проработки вопросов на оперативных картах, длинных колонок расчетов материально-технического снабжения, рекогносцировок в районе Серафимовича, Клетской, других мест Жуков и Василевский принесли карту-план контрнаступления, Сталин впервые не стал ее рассматривать. Он уже жил этой идеей и всячески старался верить в нее. В углу карты Верховный поставил размашисто: "Утверждаю. И. Сталин". Внизу, у обреза карты, стояли подписи Жукова и Василевского.
  
   Когда после 1945 года появятся первые апологетические публикации по отдельным операциям Великой Отечественной войны, Сталина неприятно поразит тот факт, что кроме него, "творца гениального стратегического замысла Сталинградской наступательной операции", упомянут и его заместителя Г.К. Жукова, начальника Генерального штаба А.М. Василевского, командующих фронтами Н.Ф. Ватутина, К.К. Рокоссовского, А.И. Еременко, членов Военных советов А.С. Желтова, А.И. Кириченко, Н.С. Хрущева, начальников штабов Г.Д. Стельмаха, М.С. Малинина, И.С. Варенникова и других военачальников. Он уже свыкся с мыслью, что Сталинград, операция по снятию блокады Ленинграда, контрнаступление под Курском, освобождение Правобережной Украины, как и завершающие операции Великой Отечественной воины, - это прежде всею заслуга его как полководца. Он уже никогда не сможет делить лавры с кем-либо. Одна из причин опалы Жукова после войны, как и некоторых других полководцев, заключается в нежелании разделить с ними славу. Хотя, конечно, никто и не пытался ее делить. Просто в статьях, докладах, выступлениях, фильмах, где действовал лишь один "непогрешимый полководец", иногда в перечислении, списком назывались командующие фронтами, члены Военных советов, начальники штабов. О командармах же речь обычно не шла. Главный герой минувшей войны - народ - был лишь фоном блестящих деяний "непобедимого полководца". Хотя сегодня, ознакомившись с сотнями, тысячами оперативных, политических, партийных документов минувшей войны, можно с полной убежденностью сказать, что свою роль Верховного Главнокомандующего И.В. Сталин смог исполнять только благодаря наличию в Ставке, Генеральном штабе, на фронтах, флотах незаурядных полководцев и военачальников. Наша страна, и это свидетельствует о ее неиссякаемой жизненной силе, смогла возродить в муках, страданиях, крови свой, если так можно выразиться, полководческий потенциал. Так рождалось военное искусство Великой Отечественной войны. И Сталин научится его использовать.
  
   Верховный и полководцы________________________________
  
   Во время войны Сталин ничего не успевал читать, кроме донесений, шифротелеграмм, оперативных сводок, планов операций, отчетов наркоматов, дипломатической переписки. Его библиотека на даче и в кремлевской квартире могла покрыться пылью. Но несколько книг он все же просмотрел. Мне встретилась записка Поскребышева Сталину, где перечислялись "книги о полководческом искусстве". Приведу этот список, составленный, по-видимому, по указанию "вождя".
  
   1. Борисов С. Кутузов. М., 1938.
  
   2. Драгомиров М. 14 лет, 1881 - 1894. Спб., 1895.
  
   3. Клаузевиц К. 1812 год. М., 1937.
  
   4. Левицкий Н.А. Полководческое искусство Наполеона. М., 1938.
  
   5. Леер Г. Коренные вопросы (Военные этюды). Спб., 1897.
  
   6. Меринг Ф. Очерки по истории войн и военного искусства. М., 1940.
  
   7. Михневич Н.П. Суворов-стратег (сообщения профессоров Академии Генерального штаба). Спб., 1900.
  
   8. Мольтке Ф. Военные поучения. М., 1938.
  
   9. Наполеон. Избранные произведения. М., 1941. T.I.
  
   10. Осипов К. Суворов. М., 1938.
  
   11. Петрушевский А. Генералиссимус князь Суворов. Спб., 1900.
  
   12. Суворов А.В. Наука побеждать. М., 1941.
  
   13. Тарле Е. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 г. М., 1938.
  
   14. Фош Ф. О ведении войны. М., 1937.
  
   15. Шапошников Б. Мозг армии. М., 1927 - 1929.
  
   Напротив первого, десятого, двенадцатого и пятнадцатого номеров стоят четыре галочки (вероятно, Сталина). Возможно, он просмотрел эти, а может быть, и другие книги о выдающихся полководцах. Совсем не случайно с началом войны Сталин приказал повесить на стенах своего кабинета в Кремле портреты Суворова и Кутузова. Не случайно и то, что в своей короткой речи на Красной площади во время парада 7 ноября 1941 года Сталин, обращаясь к войскам, произнес:
  
   "Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков - Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина!"866 Сталин не раз возвращался к великим полководцам прошлого, черпая в них веру в победу. Не в коммунистических идеях, а в национальном самосознании! Именно по его инициативе были учреждены полководческие ордена Суворова, Кутузова, Богдана Хмельницкого, Александра Невского, Нахимова и Ушакова. Сталин понимал, что в условиях войны боевые традиции выступают как сплав былинного и народного эпоса, животворный источник национального самосознания, чести и достоинства. Примечательно, что Щербаков специально сообщал Сталину о выполнении его указания - выпуске и распределении по фронтам брошюр о знаменитых русских полководцах.
  
   На становление Сталина как Верховного Главнокомандующего, повторю еще раз, наибольшее влияние оказали многие, но прежде всего четыре советских полководца и военачальника - Б.М. Шапошников, А.М. Василевский, А.И. Антонов и, конечно же, Г.К. Жуков. Анализ многих сотен документов Ставки, военной переписки, директив и приказов Верховного Главнокомандующего, личных телеграмм и докладов свидетельствует, что названные выше три Маршала Советского Союза и один генерал армии наиболее близко сотрудничали со Сталиным в годы войны, наиболее часто имели с ним контакты и оставили наиболее заметный след в его сознании. Разумеется, Верховный хорошо знал почти всех командующих фронтами и командармов, имел многочисленные личные контакты практически со всеми крупными военачальниками. На основе анализа архивных документов и мемуарной литературы можно сказать, что Сталин с симпатией относился к К.К. Рокоссовскому, Н.Ф. Ватутину, А.Е. Голованову, Н.Н. Воронову, Л.А. Говорову, А.В. Хрулеву. Судя по телеграммам, запискам, резолюциям, Верховный ценил И.С. Конева, П.С. Рыбалко, П.А. Ротмистрова, Д.Д. Лелюшенко, И.И. Федюнинского, М.В. Захарова, И.С. Исакова, С.К. Тимошенко, Р.Я. Малиновского. Разумеется, при внутренней замкнутости и недоступности Сталин свои симпатии редко демонстрировал публично. Его "тяжелую руку" не раз чувствовали многие полководцы и военачальники - И.Х. Баграмян, С.М. Буденный, К.Е. Ворошилов, В.Н. Гордов, И.В. Дашичев, Г.К. Жуков, Д.Т. Козлов, И.С. Конев, А.И. Лопатин, В.А. Мишулин, Д.И. Рябышев, И.В. Тюленев, Н.В. Фекленко, М.С. Хозин, Я.Т. Черевиченко и многие другие.
  
   Многие из тех, кто был выдвинут перед войной в связи с огромным количеством вакансий, не доказали делом свою способность быть военными руководителями высокого ранга. Война устроила суровый отбор, безжалостно отсеяв безвольных, неумелых, случайных. Но главным "селекционером" в этом отборе был сам Сталин. Десятки генералов, которых он счел виновными в тех или иных неудачах, поражениях, просчетах, или исчезли навсегда, или осели в самом низу военной иерархии. В конце мая 1940 года, когда на Политбюро рассматривался список командиров, которым 4 июня 1940 года постановлением Совнаркома будут присвоены впервые учрежденные генеральские и адмиральские звания, Сталин еще не знал, что более чем из тысячи удостоенных этой чести уже через год с небольшим погибнут и попадут в плен свыше двухсот человек, а несколько десятков будут арестованы с его санкции. Многие будут расстреляны. Несколько сотен военачальников такого ранга унесет война. Это был новый слой командиров, которые пришли на место уничтоженных накануне войны. И те и другие были патриотами Отечества, но Сталин оценивал их только через призму личной преданности. Подумать только, в основе трагедии тысяч военачальников была подозрительность одного человека! Вдумайтесь! Ведь если бы он остановил чту страшную мясорубку, то террора бы просто не было! Но Системе был нужен Сталин... и наоборот.
  
   Но подчеркну еще раз: самое большое влияние на Сталина как военного деятеля оказали Шапошников, Жуков, Василевский, Антонов. Под их воздействием Сталин постигал азбучные истины оперативного искусства и стратегии. И если в первой дисциплине он так и остался на уровне посредственности, то в стратегии преуспел больше. Благодаря этой "четверке", каждый из которых в разное время был начальником Генерального штаба, представителем или членом Ставки либо заместителем Верховного Главнокомандующего, Сталин смог проявить себя и как военный руководитель. При наличии такого блистательного окружения было просто трудно не проявить себя. Каждый из четырех - неповторимая военная индивидуальность. Нельзя не признать, что Сталин смог это рассмотреть и оценить. А главное - использовать. Мышление этих талантливых военачальников буквально питало решения и волю Верховного.
  
   Смею утверждать, что наибольшее влияние на Сталина (как, впрочем, и на Жукова, Василевского, Антонова и многих других) оказал Борис Михайлович Шапошников. Судьбе было угодно так распорядиться, что Борису Михайловичу не довелось лично, непосредственно быть причастным к крупным победам (за исключением битвы под Москвой), не удалось прямо участвовать в наступательных операциях 1943 - 1945 годов, не пришлось дожить до долгожданного, выстраданного дня Великой Победы. Но его интеллектуальное влияние на военно-стратегический эшелон советского руководства несомненно. Не случайно Сталин среди четырех книг военно-исторического характера по вопросам стратегии и военного искусства отметил выдающуюся работу теоретика и полководца Шапошникова.
  
   У маршала и профессора было счастливое сочетание: высокая военная культура, отличное образование, большой командный опыт, теоретическая глубина и огромное личное обаяние. Сталин, будучи очень сильной волевой натурой, своей безапелляционностью обычно подавлял всех, с кем имел дело. Но, узнав ближе Шапошникова, Сталин быстро почувствовал свою военную "мелкость" перед эрудицией и логикой маршала, его умением терпеливо убеждать. Шапошников не был ярко выраженным волевым человеком. Но это компенсировалось тонким, гибким и масштабным умом. Жестокая, бескомпромиссная природа Сталина как-то пасовала перед интеллектом, выдержкой, культурой старой русской военной школы. Об особом отношении Сталина к Шапошникову знали все. Г.К. Жуков, которому пришлось не раз выслушивать жесткие и часто незаслуженные слова-упреки Верховного, пишет о Сталине: "Большое уважение он питал, например, к Маршалу Советского Союза Борису Михайловичу Шапошникову. Он называл его только по имени и отчеству и в разговоре с ним никогда не повышал голоса, даже если не был согласен с его докладом. Б.М. Шапошников был единственным человеком, которому И.В. Сталин разрешал курить в своем рабочем кабинете"867. Это был редчайший случай доверия военспецу. Почти всех других Сталин уничтожил еще до войны.
  
   Шапошников, теоретик и практик в деле подготовки стратегических и оперативных резервов, помог Сталину постичь искусство их накопления, выдвижения и использования. Напомню, что, когда Б.М. Шапошников по состоянию здоровья ушел из Генштаба и стал начальником Высшей военной академии имени К.Е. Ворошилова, Сталин довольно часто звонил ему, приглашал на заседания ГКО и Ставки. Пожалуй, Шапошников был одним из очень немногих людей, к кому Сталин, не стесняясь, обращался за разъяснением, советом, помощью. У диктатора была слабость: внимать голосу человека, у которого он признавал наличие высокого интеллекта. Пусть духовная власть Шапошникова над Сталиным была частичной, неполной, но она была. Сталин, возвышаясь над своим политическим окружением, состоящим почти из одних "поддакивателей" и "угадывателей", неожиданно встретил человека, чья эрудиция произвела на него столь сильное впечатление.
  
   Шапошников, видя дилетантскую подготовку Сталина в военных вопросах, особенно заметную в первые месяцы войны, не затрагивая достоинства Верховного, тактично и в то же время настойчиво предлагал принять те или иные меры. Так, в 1941 году немецкие войска обычно прорывали оборону на стыках частей и соединений. Это стало частым и печальным фактом. Шапошников доложил об этом Сталину, пояснил суть дела и, когда тот уяснил вопрос, положил перед ним директиву Ставки No 98, адресованную главкомам направлений и командующим фронтами. В ней, в частности, говорилось:
  
   "Командующие и командиры соединений (частей) забыли, что стыки всегда были и есть наиболее уязвимые места в боевых порядках войск. Противник без особых усилий и часто незначительными силами прорывал стык наших частей, создавал фланги в боевых порядках обороны, вводил в прорыв танки и мотопехоту и подвергал угрозе окружения части боевого порядка наших войск, ставя их в тяжелое положение..."
  
   Далее в директиве ставились конкретные задачи по обеспечению обороны стыков, созданию полос "сплошного огневого заграждения путем организации перекрестного огня частей, действующих на фронте и расположенных в глубине..."868.
  
   Сталин согласился, но поручил подписать директиву Шапошникову.
  
   Б.М. Шапошников, как заметил Сталин, придерживался "старорежимных" принципов. Он знал, что Шапошников обычно называл своего собеседника "голубчик". Сталин сам имел возможность убедиться в исключительной деликатности маршала. Как вспоминал Главный маршал артиллерии Н.Н. Воронов, однажды он присутствовал при докладе Шапошникова Сталину. Во время доклада маршал сказал, что, несмотря на принятые меры, с двух фронтов так и не поступило сведений. Сталин спросил начальника Генштаба:
  
   - Вы наказали людей, которые не желают нас информировать о том, что творится у них на фронтах?
  
   Борис Михайлович ответил, что он был вынужден объявить обоим начальникам штабов выговоры. Судя по выражению липа и тону, это дисциплинарное взыскание он приравнивал едва ли не к высшей мере наказания. Сталин хмуро улыбнулся:
  
   - У нас выговор объявляют в каждой ячейке. Для военного человека это не наказание...
  
   Однако Шапошников напомнил старую русскую военную традицию: если начальник Генерального штаба объявляет выговор начальнику штаба фронта, виновник должен тут же подать рапорт об освобождении его от должности.
  
   Сталин посмотрел на Шапошникова как на неисправимого идеалиста, но ничего не сказал. Бывший царский полковник своей интеллигентностью обезоруживал Верховного... Эта черта помогала Шапошникову ненавязчиво, тактично учить Верховного. Учить пониманию стратегии, военного искусства и даже технико-тактическим вопросам. Но серьезно возражать Сталину маршал не мог.
  
   Когда на вооружение поступила реактивная артиллерия, Сталин стал требовать активного ее применения. Но, во-первых, еще не хватало как самих установок, так и боеприпасов к ним, а, во-вторых, некоторые командиры использовали их против плохо разведанных целей. Все это привело к тому, что ожидаемого эффекта новая техника не давала. Шапошников доложил Сталину причины недостаточной эффективности и предложил послать командующим фронтами специальную, особой важности, директиву. Сталин согласился.
  
   "Части действующей Красной Армии за последнее время получили новое мощное оружие в виде боевых машин М-8 и М-13, являющихся лучшим средством уничтожения живой силы противника, его танков, моточастей и огневых средств. Дивизионы и батареи М-8 и М-13 применять только по крупным, разведанным целям. Огонь по отдельным мелким целям категорически воспретить. Все боевые машины М-8 и М-13 считать совершенно секретной техникой Красной Армии...
  
   И. Сталин
  
   1 октября 41 г. 4 ч. 00 мин. Б. Шапошников"869.
  
   Шапошников был ярко выраженным военспецом. Думаю, что он понимал ущербность политической системы, но никогда не давал повода усомниться в своей лояльности ей.
  
   Если Шапошников помог Сталину постичь суровую логику вооруженной борьбы, значение эшелонирования при обороне и наступлении, роль и место стратегических резервов в операциях, то Георгий Константинович Жуков, самый прославленный полководец Великой Отечественной войны, оказал влияние на Верховного в другом. Сталин видел в Жукове не только талантливого полководца, волевого исполнителя решений Ставки, но и человека в чем-то, как казалось Сталину, родственного себе в смысле решительности, силового напора, бескомпромиссности. Именно такое предположение высказал однажды в разговоре со мной А.А. Епишев.
  
   Еще со времен гражданской войны Сталин уверовал в институт представителей высшей власти на фронтах. Именно поэтому он так часто направлял представителей Ставки на фронты в годы Великой Отечественной войны. Сталин считал своим главным представителем (а затем сделал и заместителем) Г.К. Жукова. Почему? Да потому, что Жуков, по мнению Верховного, был способен, невзирая ни на что, провести его, Сталина, решения в жизнь, способен на жесткие, а иногда и жестокие шаги, волевую бескомпромиссность. Я бы сказал, заключил Епишев, Жуков наиболее отвечал представлению Сталина о современном полководце. Затем, помолчав, Епишев добавил: конечно; все это, видимо, у Жукова было. Но Сталин в полной мере оценивал лишь волевую сторону полководца, а его умственную силу увы, недостаточно.
  
   Это замечание в прошлом члена Военного совета армии, прошедшего дорогами войны от Сталинграда до Праги, представляется весьма удачным. Все мы сегодня знаем огромную роль Жукова в разгроме немецких войск под Москвой, спасении Ленинграда, в Сталинградской операции, десятках других "глав" войны. Характерно, что Сталин по мере роста популярности и известности Жукова, особенно в конце войны, все более сдержанно относился к нему. Не случайно в самом конце войны, когда нужно было координировать действия трех фронтов в битве за Берлин, Сталин формально не поручил это Жукову, а оставил за собой. А маршала направил командовать 1-м Белорусским фронтом. Верховный думал о будущем, об истории, и ему не хотелось ни с кем делить заключительный, триумфальный аккорд войны, взлет на вершину Победы.
  
   Сталин понимал, что твердостью характера Жуков не уступает ему. Верховному Главнокомандующему. Он особенно почувствовал этот несгибаемый характер в начале войны, во множестве боевых фактов. В первых числах сентября 1941 года, например, командующий Ленинградским фронтом К.Е. Ворошилов и член Военного совета фронта А.А. Жданов обратились к нему за разрешением заминировать корабли Краснознаменного Балтийского флота (КБФ) и при угрозе сдачи Ленинграда затопить их. Сталин разрешил. И уже 8 сентября Ворошилов и Жданов подписали соответствующее постановление.
  
   К моменту, когда было принято решение Военного совета, из Москвы прилетел Жуков с полномочиями Сталина. "Вот мой мандат, - сказал Жуков, новый командующий фронтом, передавая записку Верховного. - Я запрещаю взрывать корабли. На них сорок боекомплектов!"
  
   Вспоминая этот эпизод в 1950 году, Жуков скажет: "Как вообще можно минировать корабли? Да, возможно, они погибнут. Но если так, они должны погибнуть только в бою, стреляя. И когда потом немцы пошли в наступление на приморском участке фронта, моряки так дали по ним со своих кораблей, что они просто-напросто бежали. Еще бы! Шестнадцатидюймовые орудия! Представляете себе, какая это силища?"870
  
   Сталин узнал об отмене Жуковым решения Военного совета фронта, а фактически его, Верховного, распоряжения, от Жданова. Сталин не стал никак комментировать сообщение Жданова: он не мог не оценить смелости и дальновидности нового командующего фронтом и дал понять, что пусть все останется так, как решил Жуков. Сталин знал, что в критические минуты Жуков может быть безжалостным и бескомпромиссным. Верховному это импонировало, это было в его духе. Жуков беспощадно боролся с трусами и паникерами, был способен на самые крутые меры, если того требовала обстановка. Например, в критический момент обороны Ленинграда в том же сентябре 1941 года генерал армии Жуков продиктовал приказ No 0064, где говорилось: "Военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющему указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа Военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу.
  
   Настоящий приказ командному и политическому составу объявить под расписку. Рядовому составу широко разъяснить"871.
  
   Поставив свою подпись, Жуков дал расписаться и остальным членам Военного совета фронта: Жданову, Кузнецову и Хозину. Чтобы добиться, казалось бы, невозможного, он был готов прибегать и к подобным страшным мерам.
  
   Естественно, это не могло всем нравиться, особенно пострадавшим: отстраненным от должностей, отданным под суд, пониженным в звании. К. Симонов в своих воспоминаниях "Глазами человека моего поколения" пишет, как во время обсуждения романа Казакевича "Весна на Одере", выдвинутого на соискание Сталинской премии, Сталин заметил: "Не все там верно изображено: показан Рокоссовский, показан Конев, но главным фронтом там, на Одере, командовал Жуков. У Жукова есть недостатки, некоторые его свойства не любили на фронте, но надо сказать, что он воевал лучше Конева и не хуже Рокоссовского..."872
  
   Сталин не раз был крут и несправедлив по отношению к Жукову не только после войны, но и в ходе ее, особенно в начале. В июле 1941 года, когда возникла критическая ситуация в районе Вязьмы, Жуков предложил нанести контрудар в районе Ельни, с тем чтобы предотвратить выход немецких войск в тыл Западного фронта. Сталин, не дослушав доклад, грубо оборвал Жукова:
  
   - Какие там контрудары, что вы мелете чепуху; наши войска не умеют даже как следует организовать оборону, а вы предлагаете контрудар...
  
   - Если вы считаете, что я, как начальник Генштаба, годен только на то, чтобы чепуху молоть, я прошу меня освободить от должности начальника Генштаба и послать на фронт, где я буду полезнее, чем здесь... - ответил Жуков.
  
   Присутствовавший при разговоре Мехлис вмешался:
  
   - Кто вам дал право так разговаривать с товарищем Сталиным?
  
   Результатом разговора явилось назначение Жукова командующим Резервным фронтом. Однако Сталин не смог обойтись без этого выдающегося полководца, хотя Берия и Мехлис всячески пытались скомпрометировать его в глазах Верховного. В первый период войны Жуков стал для Сталина "палочкой-выручалочкой". Когда в результате неумелых действий советского командования группа армий "Центр" в начале октября 1941 года сумела, прорвав оборону, окружить значительную часть войск Западного и Резервного фронтов, Сталин послал Жукова выправлять катастрофическое положение. Показав на карту, как вспоминал Жуков, Сталин с горечью бросил:
  
   - Смотрите, что Конев нам преподнес. Немцы через три-четыре дня могут подойти к Москве. Хуже всего то, что ни Конев, ни Буденный не знают, где их войска и что делает противник. Конева надо судить. Завтра я пошлю специальную комиссию во главе с Молотовым...
  
   Жуков с помощью экстраординарных мер сумел стабилизировать обстановку. Благодаря Жукову удалось отстоять и Конева от военного трибунала. Георгий Константинович спас его тем, что взял к себе заместителем командующего Западным фронтом. Сталин вскоре понял, что не только уверенность, решительность, "твердая рука" Жукова способны вносить перелом в организацию боевых действий, но и само присутствие полководца на фронтах необъяснимым, казалось, образом быстро становилось известным войскам и поднимало боевой дух личного состава. Вот что вспоминал бывший адъютант Жукова генерал Л.Ф. Минюк о действиях Жукова под Белгородом, когда командование Воронежского фронта (Голиков и Хрущев) выпустило нити управления войсками: "В тревожно-критический час управление этими войсками фактически взял в свои руки Георгий Константинович. И - удивительно! - никто не увидел в Жукове растерянности. Наоборот, в минуты, когда, казалось, все рушится, все валится и можно впасть в отчаяние, он становился собранным, деятельным и решительным. Опасность не угнетала его, а наполняла еще большей волей, и он казался туго натянутой пружиной или суровой птицей, готовящейся встретить напор бури. В такие минуты я часто замечал привычку Жукова сжимать кулаком подбородок..."
  
   Верховный не мог не чувствовать, что Жуков стал олицетворять современный тип полководца: гибкое, смелое мышление, огромная решительность, моральная привлекательность для командиров, политработников и солдат.
  
   У Сталина не было "любимчиков". Просто он полагался на одних людей больше, на других меньше. Принимая решение о судьбе того или иного военачальника, он не брал в расчет какие-либо моральные соображения - близкое знакомство, старые симпатии, былые заслуги. Для него не всегда имело значение, что "нашептывало" окружение, за исключением, может быть, Берии. Известно, например, что Берия и Абакумов уже после войны фабриковали дело против Жукова. Использовали даже его фотоальбомы со снимками, где Георгий Константинович был снят вместе с американскими, английскими, французскими военачальниками и политиками, подслушивали телефонные разговоры, рылись в личных архивах, почте. В приказе, подписанном генералиссимусом 9 июня 1946 года, есть ссылка на одного крупного военачальника, приславшего письмо руководству страны, в котором сообщается "о фактах недостойного и вредного поведения со стороны маршала Жукова по отношению к правительству и Верховному Главнокомандующему". Мол, Жуков утратил скромность, "приписывал себе заслуги в деле наибольшего достижения крупных побед", группировал вокруг себя недовольных...873 Но расправиться с прославленным полководцем единодержец не решился. У Сталина, при всей его подозрительности, хватило здравого смысла, чтобы остановиться. А по всей вероятности, готовился арест Жукова. На специальном заседании, которое провел Сталин и где кроме группы высших военачальников были Берия, Каганович, другие государственные деятели, на основе ряда показаний арестованных военачальников Жукову было предъявлено обвинение в "приписывании себе лавров главного победителя". Некоторые военачальники, например П.С. Рыбалко, заступились за Жукова, и Сталин заколебался. Он решил заменить готовящийся арест отправкой в периферийные округа - сначала в Одесский, а затем Уральский. Окончательное решение тогда принял он сам, Сталин. И никто другой.
  
   Приходится порой слышать, что Сталин бывал крут, но справедлив. Один защитник такой позиции в разговоре со мной сослался на судьбу младшего сына Верховного Главнокомандующего; мол, не жалея, снимал с должности. Да, снимал, но делал это потому, что Василий Сталин не столько дискредитировал себя, сколько отца. Сталин снимал своего сына не только после, но и во время войны. В мае 1943 года Берия сообщил Сталину о новых пьяных выходках Василия, бывшего к этому времени командиром авиационного полка. Рассвирепевший Сталин тут же продиктовал приказ:
  
   "Командующему ВВС Красной Армии
  
   Маршалу авиации тов. Новикову
  
   Приказываю:
  
   1. Немедленно снять с должности командира авиационного полка полковника Сталина В.И. и не давать ему каких-либо командных постов впредь до моего распоряжения.
  
   2. Полку и бывшему командиру полка полковнику Сталину объявить, что полковник Сталин снимается с должности командира полка за пьянство и разгул и за то, что он портит и развращает полк.
  
   3. Исполнение донести.
  
   Народный комиссар обороны И. Сталин
  
   26 мая 1943 г."874.
  
   Сталин был в таком гневе, что, диктуя, не заметил: в одной фразе у него оказалось четыре раза слово "полк" и плюс два раза - "полковник"... Однако доброхоты после символического "снятия" вскоре доложили, что В.И. Сталин "осознал" и готов "исполнять командную должность". Приступив через некоторое время к командованию полком, сын Сталина в конце 1943 года выдвигается уже на должность командира авиационной дивизии... Так что о справедливости Верховного здесь едва ли стоит говорить: его больше беспокоило собственное реноме.
  
   Сталин обычно бывал и беспощаден, и непреклонен в своих кадровых решениях. Он мог их, правда, изменять, но обычно позже и без видимого влияния со стороны. Как правило, он не объяснял причин тех или иных своих решений. Думается, этим Сталин пытался дать понять окружению, членам ГКО и Ставки, что в своих решениях о назначениях он руководствуется исключительно интересами дела, учитывая при этом способности человека и его поступки. Например, когда встал вопрос о том, кому поручить окончательную ликвидацию окруженной группировки противника под Сталинградом, мнения разделились. А в итоге все решил характер отношений к кандидату самого Сталина. Берия предложил оставить командующего Сталинградским фронтом Еременко. Жуков отдал предпочтение Рокоссовскому. Выслушав стороны, вспоминал Жуков, Сталин резюмировал:
  
   - Еременко я расцениваю ниже, чем Рокоссовского. Войска не любят Еременко. Рокоссовский пользуется большим авторитетом. Еременко очень плохо показал себя в роли командующего Брянским фронтом. Он нескромен и хвастлив.
  
   - Но Еременко будет кровно обижен таким решением, - возразил Жуков.
  
   - Мы не институтки. Мы большевики и должны ставить во главе дела достойных руководителей...875
  
   Сталин смещал Жукова, Конева, Еременко, Тимошенко, Хозина, Козлова, Ворошилова, Буденного, Баграмяна, Голикова, многих других военачальников. Нельзя сказать, что без оснований. Смещение военачальников часто диктовалось суровой необходимостью. Но иногда Верховный давал шанс доказать на деле, что промашка, упущение, неудача были случайными. Давая этот шанс, Сталин, однако, о старых грехах не забывал; говоря о делах сталинградских, припомнил, например, Еременко его неудачи на Брянском фронте.
  
   Сталин знал, что Жуков в стремлении выполнить приказ был способен прибегать и к крайним мерам. По инициативе и предложению Сталина летом 1942 года было решено провести ряд наступательных операций на Западном и Северо-Западном направлениях с целью упрочить положение советских войск под Ленинградом и Ржевом. Операции начались. Западным фронтом тогда командовал Жуков.
  
   Во время прорыва 31-й и 20-й армиями немецкой линии обороны он отдал приказ, которым впоследствии не мог гордиться и даже вспоминать. Я приведу один фрагмент из письменного доклада Сталину, в котором Жуков обстоятельно сообщал о ходе операции и ее результате:
  
   "Для предупреждения отставании отдельных подразделений и для борьбы с трусами и паникерами за каждым атакующим батальоном первого эшелона на танке следовали особо назначенные Военными советами армий командиры.
  
   В итоге всех предпринятых мер войска 31-й и 20-й армий успешно прорвали оборону противника.
  
   Жуков
  
   Булганин
  
   7 августа 1942 года"876.
  
   Жуков был главным действующим лицом в обороне Москвы и разгроме фашистских войск на подступах к столице. Историческая справедливость требовала, чтобы человек, защитивший столицу Отечества, принял непосредственное участие во взятии столицы вражеской. Сталин пошел на рокировку, поменяв Жукова и Рокоссовского местами: Жуков стал командующим 1-м Белорусским фронтом, а Рокоссовский - 2-м Белорусским.
  
   Жуков почти на память помнил тот приказ, который он получил от Ставки, где войскам 1-го Белорусского фронта предписывалось овладеть Берлином:
  
   "Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
  
   1. Подготовить и провести наступательную операцию с целью овладеть столицей Германии городом Берлин и не позднее двенадцатого - пятнадцатого дня операции выйти на р. Эльба.
  
   2. Главный удар нанести с плацдарма на р. Одер западнее Кюстрин силами четырех общевойсковых армий и двух танковых армийю. На участок прорыва привлечь пять-шесть артиллерийских дивизий прорыва, создав плотность не менее 250 стволов от 76 мм и выше на один километр прорыва.
  
   3. Для обеспечения главной группировки фронта с севера и с юга нанести два вспомогательных удара силами двух армий каждый...
  
   4. Начало операции согласно полученных Вами лично указаний.
  
   Ставка Верховного Главнокомандования.
  
   И. Сталин
  
   Антонов
  
   2 апреля 1945 г.
  
   No 11059"877.
  
   Сталин пристально следил за операцией, после которой на него был возложен венок триумфатора. Он почти не вмешивался в оперативные вопросы, предоставив это Жукову и Антонову. Но утренние и вечерние доклады начинались с сообщений о том, как идет подготовка, а затем и ход Берлинской операции. Жуков сообщал, что гитлеровцы практически прекратили сопротивление на западе и ожесточенно бьются за каждый дом на востоке. Сталин прореагировал в свойственном ему духе, жестко, бескомпромиссно, решительно телеграммой Жукову:
  
   "Командующему войсками 1-го Белорусского фронта
  
   Получил Вашу шифровку с изложением показания немецкого пленного насчет того, чтобы не уступать русским и биться до последнего человека, если даже американские войска подойдут к ним в тыл. Не обращайте внимания на показания пленного немца. Гитлер плетет паутину в районе Берлина, чтобы вызвать разногласия между русскими и союзниками. Эту паутину нужно разрубить путем взятия Берлина советскими войсками. Рубите немцев без пощады и скоро будете в Берлине.
  
   И. Сталин
  
   17 апр. 1945 г. 17 часов 50 мин."878.
  
   Сталин с напряжением следил за сражением в Берлине. Его крайне интересовал вопрос о пленении Гитлера. Для полноты триумфа ему не хватало теперь лишь одного - взять живым фашистского фюрера и судить международным трибуналом. И хотя Жуков сообщал, что бои идут в рейхстаге, на подступах к имперской канцелярии, желанного сообщения не было. Наконец 2 мая вечером пришла шифровка:
  
   "Товарищу Сталину
  
   Докладываю копию приказа командующего обороной Берлина генерала Вейдлинга о прекращении сопротивления немецкими войсками в Берлине.
  
   2 мая 1945 г. Жуков
  
   Приказ
  
   30 апреля 1945 года фюрер покончил жизнь самоубийством. Мы, поклявшиеся ему на верность, оставлены одни... По согласованию с Верховным Командованием Советских войск требую немедленно прекратить борьбу.
  
   Вейдлинг,
  
   генерал от артиллерии и командующий
  
   обороной города Берлина"879.
  
   - Успел, мерзавец, - подумал Сталин, откладывая телеграмму. Ему почему-то вспомнился довоенный рассказ Молотова о встрече с Гитлером, его фанатичная уверенность в том, что он одолеет англичан... А ведь уже тогда фюрер думал о смертельном ударе по Советскому Союзу. Возмездия избежал...
  
   В последние дни войны Сталин, давно уже уверенный в исходе битвы и больше думавший о послевоенных делах, все чаще поручал Антонову подписывать от его имени и от имени Ставки оперативные документы. Но когда наступили дни незабываемого триумфа и на смену военным операциям все решительнее выходила дипломатия, Сталин без раздумий решил уполномочить Жукова подписать самый главный акт войны. Если многие документы в последнее время он утверждал заочно, по телефону, то с этой телеграммой он велел Антонову прийти к нему. Текст ее лаконичен, но, читая в архиве подлинник, подсознательно чувствуешь, как много стоит за этими несколькими строчками. В них - своего рода философия трагедии, обращенной назад, и триумфа, который предстояло пережить:
  
   "Заместителю Верховного Главнокомандующего
  
   Маршалу Советского Союза Жукову Г.К.
  
   Ставка Верховного Главнокомандования уполномочивает Вас ратифицировать протокол о безоговорочной капитуляции германских вооруженных сил.
  
   Верховный Главнокомандующий
  
   Маршал Советского Союза И. Сталин
  
   Начальник Генерального штаба Красной Армии
  
   Генерал армии Антонов
  
   7 мая 1945 года
  
   No 11083"880.
  
   Сталин, поставив свою подпись, сделал это так, словно он, а не Жуков спустя считанные часы подпишет этот долгожданный протокол. Подписав телеграмму, Сталин поднялся и неожиданно крепко пожал руку Антонову.
  
   Знакомясь с многочисленными документами Сталина, где говорится о Жукове, с записями их переговоров по прямому проводу, телеграммами, записками, сохранившимися в военных архивах, приходишь к выводу, что Верховный Главнокомандующий ценил его более чем кого-либо из советских маршалов. Трижды Герой Советского Союза (четвертый раз этого почетного звания он был удостоен в 1956 г.), два высших военных ордена "Победа", орден Суворова I степени под No 1 - все это превосходная аттестация полководца. Конечно, при всех огромных заслугах Жукова перед народом эти награды в то время санкционировать мог только "сам". Но Сталин уже в 1944 году почувствовал, что хотел бы уложить славу Жукова в прокрустово ложе "одного из талантливых полководцев". Когда полководческая слава перешагнула рубежи Отечества, Сталин решил, что она уже бросает тень на него самого.
  
   У Сталина, например, остался крайне неприятный осадок от пресс-конференции, которую Г.К. Жуков по указанию Москвы провел 9 июня 1945 года в Берлине для советских и иностранных корреспондентов. Маршал Советского Союза долго отвечал на вопросы английских, американских, французских и канадских журналистов: подробно рассказал о подготовке и ходе Берлинской операции, о сотрудничестве с союзниками, о сроках демобилизации Красной Армии, о том, как поступят с военными преступниками, поделился соображениями о преимуществах немецкого солдата над японским и о многом другом. И ни слова о Сталине! Ни слова! Лишь в самом конце пресс-конференции корреспондент "Таймс" Р. Паркер спросил Жукова, словно выручая его:
  
   - Принимал ли маршал Сталин повседневное деятельное участие в операциях, которые Вы возглавляли?
  
   - Маршал Сталин, - коротко ответил Жуков, - деятельно и повседневно руководил всеми участками советско-германского фронта, в том числе и тем участком, на котором я находился.
  
   Сталин несколько раз перечитал последнюю фразу Жукова, глубоко уязвленный "неблагодарностью" своего заместителя. Возможно, уже тогда созрело у Сталина решение о дальнейшей судьбе маршала. Вскоре после войны Жукова отправят почти на семь лет командовать второразрядными военными округами: сфабриковать дело о "зазнайстве, бонапартизме" при накопившихся навыках и опыте шельмования честных людей было несложно. Но Жуков, талантливейший полководец времен второй мировой войны, не мог знать, что эта опала - не последняя. Давно замечено, что судьбы таких открытых, честных, прямых людей никогда не бывают простыми.
  
   Одним из военачальников, который стал своего рода связующим звеном между Сталиным и фронтами, был Александр Михайлович Василевский, крупнейший советский полководец. Войну Василевский встретил заместителем начальника оперативного управления Генштаба; 1 августа 1941 года стал начальником управления - заместителем начальника Генштаба, а с июня 1942-го до февраля 1945 года - начальником Генштаба, являясь одновременно и заместителем наркома обороны. Пришлось Василевскому командовать 3-м Белорусским фронтом, а затем стать и Главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке.
  
   Своей службой в Генштабе Василевский отразил своеобразие стиля работы Сталина в высшем военном органе управления - Ставке. Большую часть времени Александр Михайлович провел на фронте как представитель Ставки, выполняя прямые указания Сталина, и меньшую в Москве, занимаясь непосредственно делами Генштаба. По существу, Сталин взял за правило: при подготовке особо ответственных операций, как и при возникновении кризисных ситуаций на фронте, туда обязательно выезжали Жуков или Василевский. А иногда, как это было под Сталинградом, оба сразу. До декабря 1942 года, когда по личной просьбе Василевского Сталин согласился с кандидатурой Антонова и тот стал начальником оперативного управления, заместителем, а затем и первым заместителем начальника Генштаба, именно Василевскому пришлось в основном руководить работой главного оперативного органа Ставки. Другими словами, Василевский был универсальным полководцем и военачальником. Он мог проявить себя и как командующий, и как штабной работник. Сталин видел, что Александр Михайлович одинаково уверенно действует в критических ситуациях оборонительных боев и при организации крупных наступательных операций, в стратегическом планировании и в качестве представителя Ставки или командующего фронтом. Однажды Сталин спросил Василевского:
  
   - Вам что-нибудь дало духовное образование? Не думали никогда над этим?
  
   Василевский, несколько озадаченный вопросом, быстро нашелся и мудро ответил:
  
   - Бесполезных знаний не бывает... Что-то оказалось нужным и в военной жизни...
  
   Сталин с любопытством посмотрел на Василевского (настроение было неплохое, недавно освободили Минск) и в тон Василевскому добавил:
  
   - Главное, чему попы научить могут, - это понимать людей... - Затем, сразу переключившись, Сталин сказал, что маршалу нужно взять под свой личный контроль действия 2-го и 1-го Прибалтийских и 3-го Белорусского фронтов. Ранее подобные обязанности были возложены на Жукова - руководство операциями 2-го и 1-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов. Это не были главкоматы, но в то же время Сталин таким образом ввел новую форму управления деятельностью фронтов со стороны Ставки. Инициативу в этом вопросе проявил он сам. Жуков и Василевский увидели в этом рост стратегической зрелости Верховного.
  
   Сталин подошел к письменному столу, взял какую-то папку с бумагами и вернулся к своему постоянному рабочему месту в торце длинного стола заседаний. В годы войны он практически не сидел за письменным столом. Дело в том, что в течение дня у Сталина проходили пять-семь заседаний и совещаний - ГКО, Ставки, с наркоматами, членами ЦК партии, работниками Штаба партизанского движения, руководителями разведки, конструкторами и т.д. Рассаживались за длинным столом. Нередко только заканчивалось одно заседание, как Поскребышев впускал другую группу товарищей. "Конвейер" стал работать медленнее лишь в 1944 и 1945 годах, когда для всех стало ясно, что разгром оккупантов - дело времени. Если до войны Сталин успевал прочесть, просмотреть в день кроме шифровок пять-шесть книг объемом до 400 - 500 страниц, то теперь не меньше - военных, дипломатических, политических, хозяйственных документов. Работоспособность этого холодного человека с колючим взглядом была поразительной. О ней не раз вспоминал и Александр Михайлович.
  
   Сталин всегда полагался на Василевского. По существу, тот не вылезал с фронтов и обладал способностью без надрыва и чрезвычайных мер добиться желаемого или приемлемого результата. Маршал редко возражал, не был строптив, как Жуков, хотя умел мягко, но настойчиво провести свою линию во время обсуждения с Верховным оперативных вопросов. Трудно сказать, сколько тысяч километров он налетал за годы войны, мотаясь по поручению Сталина с одного фронта на другой, возвращаясь на несколько дней в Москву для доклада и получения новых указаний. Практически ежедневно в течение большей части войны, за редким исключением, Сталин разговаривал с Василевским по телефону. Александр Михайлович в своих воспоминаниях об этом пишет так: "...начиная с весны 1942 года и в последующее время войны я не имел с ним телефонных разговоров лишь в дни выезда его в первых числах августа 1943 года на встречи с командующими войсками Западного и Калининского фронтов и в дни его пребывания на Тегеранской конференции глав правительств трех держав (с последних чисел ноября по 2 декабря 1943 года)"881. Кроме оперативной необходимости Сталин испытывал постоянную потребность посоветоваться с Василевским, услышать его неторопливый, лаконичный доклад, похожий на размышление.
  
   Вторая половина войны, хотя до февраля 1945 года Василевский продолжал оставаться начальником Генерального штаба, связана в основном с именем Алексея Иннокентьевича Антонова. Просматривая архивные материалы Ставки, обращаешь внимание на то, что с конца 1943 года большинство директивных документов подписаны Сталиным вместе с Антоновым или одним Антоновым от имени Ставки.
  
   Сталин, по своему обыкновению, долго присматривался к этому генералу. Прирожденный штабист, человек высокой культуры, он довольно быстро завоевал расположение и доверие Верховного.
  
   Сталин не любил часто менять людей около себя. Даже когда в 1938 году арестовали жену Поскребышева как "пособницу шпионских действий своих родственников", он не стал слушать настоятельных рекомендаций Берии заменить первого помощника. В его возрасте привыкать к новым людям непросто. А здесь ежедневные доклады о положении дел на фронтах. Когда Василевский выезжал в войска, он даже привык к докладам заместителя начальника Генштаба по политчасти Ф.Е. Бокова, не очень сильного в оперативных вопросах. Но где-то в конце марта 1943 года он наконец приказал доложить в первый раз А.И. Антонову. Доклад был кратким, но обстоятельным. Сталин не подал и виду, что "проба" прошла хорошо. Сухо распрощался. А уже через два-три месяца частое общение Верховного с четким, умным и немногословным моложавым генералом сделало Антонова одним из ближайших военных помощников Сталина.
  
   Когда Антонов был допущен к Сталину и стал бывать у него по два-три раза в сутки, то, возможно, заметил, что Верховный сам крайне редко выдвигает какие-либо новые идеи, предложения, если не считать, что в любой операции он всегда сокращал сроки на ее подготовку, всегда торопил, всегда полагал, что темпы, размах, глубина продвижения наших войск могут быть большими. Наблюдательный Алексей Иннокентьевич мог обратить внимание, что некоторые привычки Верховного носят как бы ритуальный характер. Например, нередко Сталин, слушая доклад Антонова, порой в присутствии Молотова, Берии, Маленкова, прерывал его, звонил Поскребышеву, тот подавал стакан чая. Все молча смотрели, как дальше священнодействовал Верховный: не спеша выжимал в стакан лимон, затем шел в комнату отдыха, расположенную за письменным столом, открывал дверь, которую нельзя было отличить от стены, и приносил бутылку армянского коньяка. При общем молчании Сталин наливал одну-две ложки коньяка в чай, уносил бутылку в свой запасник, усаживался за стол и, помешивая ложечкой в стакане, бросал:
  
   - Продолжайте...
  
   Даже этот обычный стакан чая, который, кстати, редко предлагался присутствующим, превращался в некий ритуал, исполненный особого "высокого" смысла, который, казалось, понятен лишь одному Сталину.
  
   Алексей Иннокентьевич понимал, что он, замещая долгими месяцами начальника Генштаба, а затем и заняв эту должность, находится в более выгодном положении, чем его предшественники. Самые страшные, тяжелые сцены войны были сыграны в ее первом акте. К моменту его прихода в Генштаб сложился определенный порядок круглосуточной деятельности, накопился значительный опыт работы в Ставке. Но, будучи педантичным, в хорошем смысле этого слова, Антонов, как, пожалуй, никто до него, внес немало нового в упорядочение работы Генштаба. Им были установлены точные сроки обработки информации, время докладов представителей разведки, тыла, фронтов, резервных формирований. Он четко распределил обязанности между своими заместителями А.А. Грызловым, Н.А. Ломовым, С.М. Штеменко. Чтобы придать необратимый характер организационному совершенствованию работы Генштаба и Ставки, Антонов изложил свои соображения на трех страницах и решил доложить Верховному. Там было определено время (трижды в сутки) докладов Верховному - чаще по телефону; итоговый доклад лично Сталину, порядок подготовки и утверждения директивных документов, взаимосвязь с различными органами управления и другие положения. Когда в конце одного из ночных итоговых докладов за сутки Антонов попросил Сталина рассмотреть и утвердить регламент работы Ставки и Генштаба, тот удивленно, молча посмотрел на генерала, затем внимательно прочел документ и, также не говоря ни слова, начертал: "Согласен. И. Сталин". Но при этом подумал, что, видимо, этот Антонов не так прост, как кажется. Фактически он заставил самого Верховного регламентировать не только работу других, но и свою собственную.
  
   Если до этого Сталин мог вызвать для доклада в любое удобное для него время, то теперь он и сам старался придерживаться установленного порядка. Антонов сумел добиться, что основные функции Генштаба: первая - работа на Верховного, передача ему необходимой информации для принятия решений, и вторая - подготовка указаний и оперативное руководство боевой деятельностью фронтов тесно были увязаны с усилиями главных управлений Наркомата обороны882.
  
   Пожалуй, Антонов, одаренный штабной работник крупного масштаба, оказал на Сталина не меньшее влияние, чем Шапошников, Жуков и Василевский. Дело в том, что высокая штабная культура, организованность, продуманность как главной идеи, так и мелочей очень импонировали Сталину. Теперь рядом с ним работал человек, который по своему предназначению должен был все раскладывать "по полочкам" и делал это впечатляюще, а главное, эффективно.
  
   Антонов достаточно быстро рос в воинском звании. Придя в 1942 году в Генштаб генерал-лейтенантом, в апреле 1943 года стал генерал-полковником и в том же году - генералом армии. Но Маршалом Советского Союза Антонов так и не стал, несмотря на благожелательное отношение к нему Верховного. В дело вмешался Берия. У этого исчадия зла позиции в высшем военном руководстве были не слишком сильные. Берия очень хотел иметь своих людей среди военных в стратегическом эшелоне управления. Сегодня известно, что высший советский генералитет всегда относился к Берии с холодной настороженностью, сохраняя в душе глубокое недоверие к человеку в маленьких круглых очках. Хотя Берия постоянно искал способы привлечь на свою сторону крупных военных, к их чести следует сказать, что его попытки оказались бесплодными. Сам факт ареста, суда и ликвидации Берии в последующем именно военными красноречиво, в частности, говорит об их отношении к этому вурдалаку.
  
   Берия был крайне одиозной фигурой. Его боялись. Но симпатий к нему питать никто не мог. Никто! Однако Берии была нужна опора в армии. Он видел быстрое старение "вождя", и уже в конце войны у него могли появиться далеко идущие честолюбивые планы, которые без поддержки армии в системе, где демократия лишь фикция, реализовать невозможно. Попытки Берии установить особые отношения с Антоновым ни к чему не привели. Генерал был сух и официален. Тогда, как это обычно делал Берия, он стал исподволь компрометировать Антонова. Несмотря на то что Сталин в глубине души, видимо, не очень верил нашептываниям Монстра, тем не менее он не стал присваивать Антонову, начальнику Генерального штаба Вооруженных Сил СССР, маршальское звание, хотя и планировал сделать это по случаю Победы. Более того, в 1946 году "вождь" вновь вернул Антонова на должность первого заместителя начальника Генштаба, а в 1948 году "опустил" еще ниже, назначив первым заместителем командующего Закавказским военным округом.
  
   Вообще А.И. Антонову в нашей исторической (да и художественной) литературе не повезло. Его фамилия почти не упоминается в длинных списках военачальников, имевших особые заслуги перед Родиной. Он не стал ни маршалом, ни героем. Но это для истории не столь важно. Важно другое: этот талантливый человек не был оценен по достоинству. Это был примерный солдат и настоящий военный интеллигент с сильным мышлением и тонкими чувствами. Уже после войны Антонов признался, что мечтал о дне, когда сможет поставить, пластинку с любимой музыкой - Первым фортепианным концертом Чайковского или Третьим Рахманинова. За войну пластинки покрылись слоем пыли, но в душе эти мелодии звучали.
  
   Война минула. Сталин на триумфальной колеснице, подобно Цезарю, взошел на Капитолий славы. Но если божественный Юлий долго ломал себе голову над тем, как отблагодарить своих верных легионеров, то Сталин постепенно отодвинул от себя тех, кто больше других напоминал ему о действительной роли каждого в великом триумфе. Антонов, чья подпись последние два года войны чаще других стояла рядом с росчерком Верховного Главнокомандующего, единственный генерал армии, удостоенный высшего ордена "Победа", в конце концов не был в полной мере оценен Сталиным. Верховный уже забыл, что в 1944 - 1945 годах Жуков, Василевский, Антонов разрабатывали и подавали ему такие идеи, такие стратегические замыслы ведения войны, что ему уже не нужно было что-то искать, а чаще всего нужно было просто соглашаться, внося лишь какие-то частные, мелкие поправки.
  
   Сталин уже забыл, что, когда он стал Верховным Главнокомандующим, имел весьма смутное представление о теории и практике военного искусства. К пониманию тесной взаимосвязи военной стратегии, оперативного искусства и тактики как составных частей военного искусства вообще Сталин пришел постепенно, с помощью докладов, сообщений, разъяснений тех или иных конкретных ситуаций прежде всего Шапошниковым, Жуковым, Василевским, Антоновым.
  
   Война закончилась. Для Сталина был важен прежде всего результат. О цене Победы он предпочитал говорить только в плоскости злодеяний фашизма. О собственных промахах не сказал ни разу. К бесконечной череде эпитетов "великий вождь", "мудрый учитель", "непревзойденный руководитель", "гениальный стратег" добавился еще один - "величайший полководец". Именно поэтому мне хотелось, добавляя все новые и новые штрихи к портрету этого человека, коснуться и стратегического мышления И. В. Сталина.
  
   Мышление стратега?____________________________________
  
   Думаю, некоторые, увидев после слов "мышление стратега" знак вопроса, сразу же возразят или даже возмутятся. Ведь ставится под сомнение то, что десятилетиями сомнению не подвергалось. Сейчас же, в доказательство "ереси" автора, можно привести десятки цитат, высказываний наших выдающихся полководцев, свидетельствующих об обратном. И, наверное, эти высказывания по-своему будут верными. Подчеркну еще раз: в то время, когда писались мемуары замечательных советских полководцев, они могли сказать лишь то, что разрешалось сказать. Все негативные, критические высказывания в адрес Верховного расценивались как "очернительство". Мне пришлось проработать немало лет в Главном политуправлении Советской Армии и Военно-Морского Флота. Было время, когда в отделе печати Главпура в соответствии с высокими указаниями Суслова и его аппарата просматривались все мемуары. Мне приходилось говорить с людьми, которые в 50-е, 60-е годы и позже знакомились с воспоминаниями военачальников. Рукописи долго ходили "по кругу" в высоких инстанциях, и авторам было хорошо известно, что можно писать, а что нельзя. Прежде всего, благодаря этому фильтру в книги не попадали факты, выводы, события, статистика, наблюдения, размышления, оценки, которые могли "очернить" нашу историю. И история выглядела вполне благополучной. Думаю, дело не в том, чтобы искать конкретных виновников, а в том, чтобы понять: в литературе сложилась система, основанная на определенных посылках и ограничениях, укладывающая любое произведение в прокрустово ложе. Ни Главлит, ни многочисленные рецензенты не могли игнорировать предписания идеологической системы, основанной на одностороннем видении прошлого.
  
   Я знаю, что не все, написанное многими военачальниками, вошло в их мемуары. Готовя свои воспоминания нередко под влиянием внешних обстоятельств, они искали место и повод, чтобы упомянуть в книге влиятельных людей, которых в годы войны часто нельзя было рассмотреть даже в очень сильную лупу. Знаю, как ретивые приспособленцы искали часть, где до войны служил Л.И. Брежнев; ту станцию, куда однажды сопроводил из Красноярска поезд с подарками фронту К.У. Черненко... Многие хорошие работы были "засорены" вынужденными ссылками на Брежнева, поиском поводов, чтобы упомянуть его заслуги. Конечно, такая, например, "реприза" не могла попасть ни в одну книгу. Лектор ГлавПУРККА полковой комиссар Синянский, выезжавший в августе 1942 года в 18-ю армию с проверкой хода выполнения приказа No 227, в частности, писал заместителю начальника Главного политуправления РККА Шикину: работники политотдела Емельянов, Брежнев, Рыбанин, Башилов "не способны обеспечить соответствующий перелом к лучшему в настроениях и поведении (на работе и в быту) у работников политуправления фронта... По словам полкового комиссара тов. Крутикова и старшего батальонного комиссара тов. Москвина, и другие работники подвержены в своей значительной части беспечности, самоуспокоенности, панибратству, круговой поруке, пьянке и т.д."883. Я не могу утверждать, что все, написанное полковым комиссаром Синянским (а в записке говорится и о других "грехах"), является истиной. Мне хотелось лишь подчеркнуть, что любая критика в адрес Брежнева тогда была исключена.
  
   Мы были пленниками ложного сознания. Часто людей невольно ставили перед выбором: или в книге все будет "как надо", или она не выйдет в свет. И еще. Не хочу никого обидеть, но скажу. Большинство мемуаров полководцев написаны "литературными обработчиками" - людьми, часто весьма далекими от пережитого авторами книг. Да, они пользовались материалами, рассказами мемуаристов, но в конечном счете писали они, а не авторы воспоминаний. Хотим мы или не хотим, но очень часто личностное восприятие автора теряется, слабеет. Хорошо сказал о военных мемуарах И.Х. Баграмян: "Они в очень большой степени зависят - кому какой полковник достался". Писать через "посредника", что иногда неизбежно, это всегда значит терять нечто неповторимое, истинно авторское...
  
   Написав "мышление стратега?", я хотел лишь беспристрастно взглянуть на особенность стратегического мышления человека, стоявшего во главе нашего народа и армии в Великой Отечественной войне. Скажу сразу: что касается мышления, то в отдельных областях Сталин имел некоторые преимущества перед многими советскими полководцами, но были и такие области, где он так и не смог избавиться от дилетантства, односторонности, некомпетентности, шаблона до конца войны. Впрочем, давайте по порядку.
  
   Думаю, в полном смысле слова Сталин не был полководцем. Полководец - это военный деятель. К ним относят, пожалуй, не столько по должности, сколько по таланту, творческому мышлению, глубокому стратегическому видению, военному опыту и компетенции, богатой интуиции и воле. Сталин обладал далеко не всеми этими качествами. Это был политический руководитель: жесткий, волевой, целеустремленный, властолюбивый, который в силу исторических обстоятельств вынужден был заниматься военными делами. Сильная сторона Сталина как Верховного Главнокомандующего была предопределена его абсолютной властью. Но не только это поднимало его над другими военными деятелями. Он имел преимущество перед иными полководцами в том, что глубже их видел (в силу своего положения лидера страны) зависимость вооруженной борьбы от целого спектра других, "невоенных" факторов: экономического, социального, технического, политического, дипломатического, идеологического, национального. В силу своего положения он лучше, чем члены Ставки, работники Генштаба, командующие фронтами, знал реальные возможности страны, ее промышленности и сельского хозяйства. У Сталина было, если так можно сказать, более универсальное мышление, органически связанное с широким кругом невоенных знаний. Это преимущество, повторяю, определялось положением Сталина как государственного, политического, партийного деятеля. Полководческая, военная грань была лишь одной из многих, которая должна быть присуща государственному деятелю такого уровня.
  
   По своему статусу Сталин был полководцем - Верховным Главнокомандующим. Но каким? Давайте еще раз обратимся к прошлому.
  
   Военные историки часто ссылаются на Наполеона. Его высказывания считаются классическими. Бонапарт, рассматривавший соотношение ума и характера у полководца, считал: "Люди, имеющие много ума и мало характера, меньше всего пригодны к этой профессии. Лучше иметь больше характера и меньше ума. Люди, имеющие посредственный ум, но достаточно наделенные характером, часто могут иметь успех в этом искусстве"884. Разумеется, под умом надо понимать не только процесс отражения объективной реальности, дающий знание о существующих в реальном мире связях, свойствах и отношениях, но и компетентность в конкретной сфере военного дела. Как писал советский ученый Б.М. Теплов, для интеллектуальной деятельности полководца "типичны: чрезвычайная сложность исходного материала и большая простота и ясность конечного результата. Вначале - анализ сложного материала, в итоге - синтез, дающий простые и определенные положения. Превращение сложного в простое - этой краткой формулой можно обозначить одну из самых важных сторон в работе ума полководца"885. Другими словами, мышление полководца позволяет видеть одновременно целое и детали, движение и статику. Подлинное мышление полководца - это синтетическая (обобщающая) сила ума, выражающаяся в конкретности мышления. У полководца должны быть одинаково сильны ум и воля, интеллект и характер. Мы знаем, что порой на первый план выходит то один, то другой компонент. Но ум и воля всегда должны выступать в единстве. Только тогда полководец будет в состоянии проявить гибкость в отношении уже принятого решения и одновременно упорство и твердость в достижении цели.
  
   Ранее уже отмечалось, что Сталин был умным человеком, но с заметно выраженными чертами догматического мышления. Верховный, если так можно выразиться, мыслил по "схеме". Самой слабой стороной его стратегического мышления являлось господство общих соображений над конкретными. Правда, в обобщающем анализе это могло стать как раз сильной стороной. Политик в Сталине всегда брал верх над военным деятелем. Скажу точнее: искушенный, жесткий политик брал верх над непрофессиональным военным. Для стратега, безусловно, общие соображения всегда важны, но у Сталина они нередко заслоняли конкретные проблемы. И наоборот, когда Сталин пытался сосредоточиться на чем-либо одном, конкретном, то он терял контроль над вопросами более общего порядка. Например, в те дни, когда назревала харьковская катастрофа, Сталин третью декаду мая 1942 года, как явствует из анализа его работы тех дней, активно занимался обеспечением проводки караванов судов в Баренцевом море, делами Волховского фронта, организацией ударов по аэродромам противника на Западном фронте, выделением катеров для Ладожской военной флотилии, дальнейшей передислокацией войск для уничтожения демянской группировки и т.д. Сталину не хватило стратегического ума для концентрации своих усилий, Генштаба, представителей Ставки на главном в тот момент участке советско-германского фронта. Сталин, как Тимошенко и Хрущев, не сразу почувствовал глубину опасности. Игнорируя, как обычно, решения и действия главкоматов, Сталин в данном случае довольно беспечно подошел к выводам и заверениям командования фронта и штаба Юго-Западного направления. Слабая оперативная подготовленность не позволила выделить стратегически важное звено; интуиция вовремя не подсказала Верховному грозную опасность.
  
   Слабой стороной мышления Сталина как полководца была известная оторванность от временных реалий. Это отмечали и Жуков, и Василевский. Очень часто Сталин, загоревшись какой-либо идеей, требовал немедленной ее реализации. Нередко, подписывая директиву фронту, он отводил на ее осуществление всего несколько часов, что обычно обрекало штабы и объединения на неподготовленные, поспешные действия, ведущие к неудаче. Так, Западный фронт в 1942 году несколько раз получал распоряжения и приказы Сталина, сопряженные с переброской соединений на 50 - 60 километров (с одного участка фронта на другой), а совершить эти маневры следовало всего за пять-шесть часов! За это время приказ едва-едва доходил до непосредственных исполнителей. До конца войны Сталин не мог постичь истины: взмах руки Верховного не означает моментального исполнения его воли в полках и дивизиях. Этот недостаток мышления Сталина связан с исключительно слабым представлением о жизни войск, их быте, работе командиров, последовательности и порядке исполнения приказов и распоряжений.
  
   Будучи невоенным человеком, Сталин, решая те или иные оперативные вопросы, больше полагался не на конкретное знание ситуации, обстановки, а на примат нажима, давления на военачальников и штабы. При этом часто его распоряжения, выводы диктовались лишь соображениями здравого смысла, а не стратегической или оперативной оценкой. Я уже приводил немало подобных документов.
  
   Отчитывая Голикова 30 июня 1942 года за потерю связи со своими соединениями, Сталин в сердцах бросает командующему Брянским фронтом: "Пока Вы будете пренебрегать радиосвязью, у Вас не будет никакой связи и весь Ваш фронт будет представлять неорганизованный сброд... Плохо Вы поворачиваетесь и вообще Вы опаздываете. Так воевать нельзя..."886
  
   Здесь Сталин вторгался в обстановку скорее как политический руководитель, требуя улучшить руководство войсками с плохо скрытыми угрозами. Волевое начало в интеллекте Верховного обычно брало верх... Иногда в его телеграммах просто констатировалась убийственная ситуация, без каких-либо выводов и распоряжений. Но эта констатация выглядит зловеще.
  
   "Командующему Северо-Кавказским фронтом
  
   Государственный Комитет Обороны крайне недоволен тем, что от Вас нет регулярной информации о положении на фронте. О потерях территории Северо-Кавказского фронта мы узнаем не от Вас, а от немцев. У нас получается впечатление, что Вы, охваченные паникой, отступаете без пути (так в тексте. Прим. Д.В.) и неизвестно когда наступит конец Вашему отступлению.
  
   10 августа 42 г. 20.45.
  
   И. Сталин"887.
  
   Подобные напоминания Верховного действовали мобилизующе. "Стимулятор" был испытанным: страх, боязнь быстрых решений, которые, в лучшем случае, могли опустить военачальника на несколько ступеней вниз по служебной лестнице, а иногда им могли заняться люди Берии.
  
   В 1943 - 1945 годах Сталин, как стратег, полководец, с помощью своих военных помощников постиг ряд важных истин оперативного искусства. Верховный понял, например, что к обороне нужно и можно переходить не только когда к этому принуждает противник, но и, как в некоторых операциях 1942 года, заблаговременно, а в последующем и преднамеренно, для подготовки к наступательным действиям. Напомню, Сталин очень не любил оборону. С ней у Верховного были связаны самые мрачные воспоминания и переживания. Он помнил, как 16 сентября 1942 года, вскоре после обеда, Поскребышев вошел и молча положил перед Сталиным экстренное донесение Главного разведуправления Генштаба за подписью генерала Панфилова о радиоперехвате трансляции из Берлина.
  
   "Сталинград взят доблестными немецкими войсками. Россия рассечена на северную и южную части, которые скоро впадут в состояние агонии..."
  
   Верховный несколько раз перечитал лаконичное сообщение, невидящими глазами уставился в окно кабинета, за которым где-то далеко на юге, кажется, произошла катастрофа. Почти четверть века назад он боролся там, находясь в критической ситуации. И тогда выстояли... Почему не могут сейчас? Что за командиры? Только на днях он отстранил от должности командующего 62-й армией генерала Лопатина, командиров корпусов Павелкина и Мишулина... Ему и в голову не приходило, что целому слою молодых офицеров, которые за три-четыре года прошли путь от командиров рот до командиров корпусов, просто не хватало знаний, опыта, умения. Да дело не только в командирах. Сталин ни разу не сказал своим соратникам и помощникам, что недооценка опасности нового немецкого наступления на Южном направлении дорого обошлась стране. Вглядываясь в щель полузашторенного окна, боясь услышать подтверждения немецкого сообщения, Сталин уже думал о том, как продолжать борьбу дальше. Колебаний в этом вопросе у него не было. Негромко сказал Поскребышеву:
  
   - Соедините меня с Генштабом. Быстро...
  
   Через минуту он диктовал генералу Бокову телеграмму Еременко и Хрущеву: "Сообщите толком, что у Вас делается в Сталинграде. Верно ли, что Сталинград взят немцами? Отвечайте прямо и честно. Жду немедленного ответа.
  
   И. Сталин.
  
   16.9.42 г. 16 часов 45 мин.
  
   Передано по телефону тов. Сталиным. Боков"888.
  
   Обороняться не умели. Защищались часто натужно, компенсируя просчеты руководства не только большими потерями, оставлением все новых и новых территорий, но и беспримерным упорством бойцов. В конце войны Сталин вспоминал ее первые полтора года, как длинный и кошмарный сон. Пережил много разочарований. Ни один командующий приграничным округом, ставший командующим фронтом, как и маршалы Ворошилов, Буденный, Кулик, не оказался на высоте положения. Сталину было трудно признаться самому себе, что остановить врага в конце концов удалось ценой огромных территориальных, материальных и прежде всего людских потерь. Не благодаря "мудрой сталинской" стратегии, а в результате подвижничества всего народа. Такова была плата за предвоенные ошибки, просчеты, террор, самоуверенность. Но сказать "вождю" об этом было некому.
  
   Для Сталина всегда была важна только цель. Его никогда не мучили угрызения совести, чувство горечи и боль от огромных потерь. Его лишь пугало, что разбито столько-то дивизий, корпусов и армий. Ни в одном документе Ставки не нашла отражения озабоченность Сталина слишком большими людскими потерями. Та, настоящая грань военного искусства, суть которой в том, чтобы достичь поставленных целей с минимальными потерями, Сталина мало интересовала. Верховный считал, что как победы, так и поражения в войне непременно собирают скорбный урожай. Жертвы, массовые жертвы, по Сталину, неизбежный атрибут современной войны. Может быть, Сталин так считал, поскольку был Верховным Главнокомандующим огромной по численности армии? К концу войны в Вооруженных Силах было около 500 стрелковых дивизий, не считая артиллерийских, танковых, авиационных. Это в два раза больше, чем накануне войны. Правда, по численному составу советские дивизии значительно уступали немецким, но Сталин, несмотря на неоднократные предложения военачальников, не пошел на укрупнение соединений. При такой огромной военной мощи, хорошо налаженной системе пополнения войск Сталину казалось совсем необязательным ставить достижение стратегических целей в зависимость от уровня потерь. В директивах были обычными такие страшные по своей сути формулировки:
  
   "Верховное Главнокомандование обязывает как генерал-полковника Еременко, так и генерал-лейтенанта Гордова не щадить сил и не останавливаться ни перед какими жертвами..."889 Верховный "мыслил" десятками дивизий. Он всегда любил крупный масштаб. Поэтому его тезис "не останавливаться ни перед какими жертвами" - не просто моральная характеристика его интеллекта, но и характеристика стратегическая. Характеристика предельно негативная. Достижение цели, по Сталину, не должно ставиться в зависимость от количества человеческих жертв. Их часто просто не считали.
  
   Вместе с тем нужно сказать, что Сталин причастен к появлению принципиально новых форм стратегических действий - операций групп фронтов. Это были сложнейшие и крупнейшие комплексы боев и сражений, подчиненные единому замыслу, согласованные по цели, времени и месту. В некоторых из этих операций участвовали от 100 до 150 дивизий и больше, десятки тысяч орудий, три-пять тысяч танков, пять-семь тысяч самолетов. Колоссальная мощь, задействованная в соответствии с игрой стратегического воображения и расчетами Генштаба, штабов фронтов, на основе анализа многочисленных факторов и возможностей (своих и противников). Именно здесь, в таких операциях, где участвовали несколько фронтов, Сталин сам по-настоящему почувствовал себя полководцем. Крупные масштабы не означали для него лишь количественное выражение используемой мощи. В них он видел большие возможности собственного стратегического самовыражения и самоутверждения. После Московской и Сталинградской битв Сталин постоянно стремился "сочленить" усилия разных фронтов в новых и новых стратегических комбинациях. Курская, Белорусская, Восточно-Прусская, Висло-Одерская, Берлинская, Маньчжурская операции соответствовали не только объективному ходу дел, но и пристрастию Сталина ко всему крупному, масштабному, подавляюще огромному. А это были именно такие операции. Полоса наступления в них нередко достигала 500 - 700 километров по фронту, глубина - 300 - 500 километров, продолжительность - до месяца. Верховный, как всегда, торопил с началом, был недоволен темпами, раздражался при заминках. Общий замысел наступательных операций, предлагаемых Генштабом, Сталин схватывал быстро, иногда предлагал существенные детали, направленные на повышение мощи ударов.
  
   Но принципиальные идеи, как альтернативу предложениям Генштаба, Верховный выдвигал очень редко. Замысел рождался в "мозге армии" - Генштабе. Как правило, Сталин требовал усилить роль авиации, а после того как летом 1942 года стали создавать танковые армии, обязательно уточнял их задачи, пристально следя за использованием этих мощных ударных объединений. Анализ многих архивных документов показывает, что планирование, ход, развитие, завершение большинства операций не носили явно выраженной "печати" Верховного. Например, выслушав доклад Жукова о ходе сражения 9 10 июля 1943 года в районе Понырей, Сталин как бы отдавал на откуп окончательное решение своему заместителю: "Не пора ли вводить в дело Брянский фронт и левое крыло Западного фронта?" Вопрос был задан тоном, подчеркивавшим право Жукова решать самому.
  
   В последние полтора года войны Сталин научился неплохо разбираться в оперативных вопросах. Часто предлагал в той или иной наступательной операции осуществить окружение вражеской группировки. После Сталинграда, не раз выслушав Антонова, он как бы между прочим говорил:
  
   - А еще один Сталинград немцам здесь устроить нельзя?
  
   Набор форм боевых действий, которые он усвоил, не был богатым. Но он постигал военное искусство, по достоинству оценивая предложения, которые делались командующими фронтами, военными членами Ставки. Верховный, как я уже сказал, питал слабость к такой форме наступательных действий, как окружение и уничтожение противника ударами нескольких фронтов (Белорусская и Ясско-Кишиневская операции). Ему очень импонировала идея организации и проведения ряда последовательных операций, с различными временными интервалами, на различную глубину. Придет время, и все хором будут говорить, что эта концепция - плод "стратегического гения Сталина". Однако для него явились откровением предложения Генштаба и фронтов о нанесении нескольких "дробящих" ударов с развитием их вглубь и на флангах (в Орловской операции); о расчленении крупной группировки противника и уничтожении ее по частям (в Висло-Одерской операции).
  
   Сталин, допустивший крупные просчеты в определении направления главного удара фашистских войск в первый период войны, был более осмотрителен при определении основных усилий советских войск, когда они перешли в контрнаступление и наступление. Зимой 1942/43 года и летом 1943 года Сталин поддержал мнение военного руководства о необходимости добиться стратегического успеха на Юго-Западном направлении. Но уже летом 1944 года стало очевидным, что предложение Генштаба о перенесении центра тяжести наступательных операций вновь на Западное направление может ускорить разгром фашистской армии.
  
   Еще раз подчеркну: сам Сталин не выдвигал стратегические идеи операций, но в 1943 - 1945 годах был в состоянии оценить их по достоинству. Выслушав военных членов Ставки, командующих фронтами, Сталин одобрял решения, которые обычно поддерживались большинством. Пожалуй, его "гениальность" во второй и третий периоды войны чаще всего выражалась в понимании и одобрении рациональных предложений, выдвигаемых Жуковым, Василевским, Антоновым, командующими фронтами.
  
   Нажим, требования "любой ценой" были в основе действий Сталина, но его мысль порой достаточно пытливо искала пути повышения эффективности боевых действий, ускорения разгрома гитлеровских войск. Это проявлялось, в частности, в том, что в 1943 - 1945 годах по инициативе Генштаба Сталин неоднократно обращал внимание командования резервных армий на необходимость усиления оперативной маскировки, улучшения управленческой работы штабов армий, корпусов и дивизий, ускорения прохождения команд, приказов и директив до исполнителей, создания специальных контрбатарейных соединений, использования авиации и танковых соединений и т.д. Сам спектр этих вопросов стратегического, оперативного и даже тактического характера, одобренных Верховным, свидетельствует, что он уже многому научился у войны, у своих профессиональных военных помощников в Ставке, стал интуитивно чувствовать слабые и сильные стороны некоторых своих решений.
  
   Вместе с тем Сталин по-прежнему уделял большое внимание активизации боевой деятельности исполнителей, особенно в оперативном звене командования. Его решения в этом отношении, принимаемые, как правило, единолично, были радикальными.
  
   Иногда Сталину приходили на ум идеи, которые внешне были алогичными, но тем не менее сыграли заметную роль. Таким было, как я уже упоминал, решение провести парад на Красной площади 7 ноября 1941 года, таким же неожиданным было предложение Верховного летом 1944 года провести большую массу немецких военнопленных по улицам Москвы.
  
   - Это еще больше поднимет моральный дух народа и армии, ускорит разгром фашистов. Как думаете?
  
   Молчавшие Молотов, Берия, Ворошилов, Калинин после короткого замешательства стали наперебой соглашаться.
  
   - Мудрый шаг, Иосиф Виссарионович!
  
   - Это только Вы могли такое предложить!
  
   - Гениальное решение!
  
   Уже через неделю, 13 июля, Берия докладывал Верховному план необычной операции:
  
   "В соответствии с Вашими указаниями, Иосиф Виссарионович, 17 июля с.г. через Москву будет проведено 55 тысяч военнопленных, и в том числе: 18 генералов, 1200 офицеров. В Москву с 1-го, 2-го и 3-го Белорусских фронтов доставим 26 эшелонами. Генералы Дмитриев, Миловский, Горностаев и комиссар госбезопасности Аркадьев этими вопросами уже вплотную занимаются. Ответственные за охрану и конвоирование по Москве работники НКВД Васильев и Романенко. К вечеру 16 июля на ипподроме и на плацу мотострелковой дивизии НКВД сосредоточим всех. Рассчитали: двадцать шесть эшелонов - двадцать шесть колонн. Маршрут движения: Московский ипподром, Ленинградское шоссе, улица Горького, площадь Маяковского и далее по Садовому кольцу: Садово-Триумфальная, Садово-Каретная, Садово-Самотечная, Садово-Сухаревская, Садово-Спасская, Садово-Черногрязская, Чкаловская, Крымский вал, Смоленский бульвар, по Баррикадной и Краснопресненской улицам возвращение на Московский ипподром... Начало движения с 9 утра; завершение - к 16 часам"890. (К слову: затем будут меняться и маршрут и время.) Сталин перебил:
  
   - Выдержат ваш поход колонны?
  
   - Выдержат, товарищ Сталин.
  
   - А что после?
  
   - Рано утром следующего дня с 11 пунктов (вокзалов и станций) - отправка в лагеря на восток.
  
   Берия собирался докладывать план дальше, но Сталин не захотел больше слушать. "Дашь идею - исполнят. А сами не могли додуматься?" - посмотрел с неприязнью на соратников Верховный.
  
   Большое значение Сталин придавал мерам морального стимулирования бойцов и командиров. Например, по предложению Верховного в начале сентября 1943 года были разработаны своеобразные критерии награждения командиров за успешное форсирование рек. После поправок Сталина директива Ставки Военным советам фронтов и армий стала выглядеть так:
  
   "За форсирование такой реки, как река Десна в районе Богданово (Смоленской области) и ниже, и равных Десне рек по трудности форсирования представлять к наградам:
  
   1. Командующих армиями - к ордену Суворова 1-й степени.
  
   2. Командиров корпусов, дивизий, бригад - к ордену Суворова 2-й степени.
  
   3. Командиров полков, командиров инженерных, саперных и понтонных батальонов - к ордену Суворова 3-й степени.
  
   За форсирование такой реки, как река Днепр в районе Смоленск и ниже, и равных Днепру рек по трудности форсирования названных выше командиров соединений и частей представлять к присвоению звания Героя Советского Союза.
  
   И. Сталин
  
   9 сент. 1943 г. 2 часа. Антонов"891.
  
   Такие директивы не единичны. Сталин периодически перед трудными рубежами, которые следовало преодолеть, использовал моральные стимулы, не без оснований полагая, что щедрое поощрение отличившихся является существенным фактором в создании и поддержании боевого порыва наступающих войск. Правда, в наградах Сталин был довольно щепетилен. Он не согласился, например, в 1949 году, когда отмечали ею 70-летие, с предложением Маленкова о награждении его второй Золотой Звездой Героя Советского Союза (он был удостоен двух Звезд: Героя Социалистического Труда в 1939 г. и Героя Советского Союза в 1945 г.). Сталин проницательно посчитал после награждения его орденом "Победа", что нужно остановиться. Рассказывают, что, когда президента де Голля хотели наградить высшим французским орденом, он спросил ретивых: "А разве Франция может наградить Францию?" Сталин пресек поток наград. Но это была не мудрость, а просто элементарное понимание того, что перебор в наградах может "ударить" по авторитету и подорвать его.
  
   А Брежнев, Черненко остановиться не смогли, видимо, потому, что не понимали порой даже элементарного... Человек, занимающий пост "первого лица" недемократического государства, может награждать себя по любому поводу и без повода. Но это не прибавит ему авторитета, а наоборот. В итоге у Сталина было почти столько же орденов, сколько, например, у Мехлиса, и в четыре-пять раз меньше, чем у Брежнева. Но "щепетильность" Сталина к наградам и присвоению высоких воинских званий проявлялась не в этом: он не жаловал политработников, штабистов, тыловых офицеров. Сталин мог присвоить звание маршала рода войск командующему танковой армией, а, например, последовательно занимавшему высокие должности генерал-лейтенанту К.Ф. Телегину - члену Военного совета МВО, Московской зоны обороны, Донского, Центрального, Белорусского, 1-го Белорусского фронтов, Группы советских оккупационных войск в Германии - звание генерал-полковника не дал. Однажды Сталину стало известно, что командующий 1-м Прибалтийским фронтом генерал армии Еременко наградил орденами и медалями, не учтя мнение члена Военного совета, группу работников газеты "Вперед на врага". Особисты доложили о "разночтении" в подходе командующего и члена Военного совета. Сталин тут же продиктовал приказ Народного комиссара обороны No 00 142 от 16 ноября 1943 года, в котором говорилось:
  
   "1. Приказ командующего 1-м Прибалтийским фронтом от 29 октября 1943 года... о награждении правительственными наградами работников редакции фронтовой газеты отменить. Выданные ордена и медали - отобрать.
  
   2. Пункт приказа Военного совета 1-го Прибалтийского фронта от 24 сентября о награждении редактора газеты "Вперед на врага" полковника Кассина как незаконный - отменить. Выданный Кассину орден Отечественной войны отобрать.
  
   3. Разъясняю генералу армии тов. Еременко, что ордена и медали установлены правительством для награждения отличившихся в борьбе с немецкими захватчиками бойцов и офицеров Красной Армии, а не для огульной раздачи кому попало...
  
   4. Редактора газеты полковника Кассина... снизить в воинском звании до подполковника и назначить на меньшую работу.
  
   И. Сталин"892.
  
   Так резко Сталин реагировал на ошибки, по его мнению, в "наградной политике". Для него награды были лишь стимулом для достижения успеха. А не наградой за сделанное...
  
   Подписав директиву о форсировании Вислы, Сталин отпустил было Антонова, но затем вернул его от двери и продиктовал еще одну - командующим 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами:
  
   "Придавая большое значение делу форсирования Вислы, Ставка обязывает Вас довести до сведения всех командармов Вашего фронта, что бойцы и командиры, отличившиеся при форсировании Вислы, получат специальные награды орденами вплоть до присвоения звания Героя Советского Союза.
  
   29 июля 1944 г. 24 часа.
  
   И. Сталин
  
   Антонов"893.
  
   Пока шла война, полководцы, за редчайшим исключением, Сталину не возражали. Но после его смерти и особенно после XX съезда произошли частные или общие "ревизии" во взглядах на полководческий "дар" Сталина. Мне хотелось бы привести один пример стратегического "инакомыслия", о котором, уверен, мало кто знает сегодня.
  
   В своих мемуарах "Конец третьего рейха", а также в ряде других публикаций и выступлений Маршал Советского Союза В. И. Чуйков высказал мысль, что Берлин можно было взять не в мае, а в феврале 1945 года. Ему возразили Г.К. Жуков, А.Х. Бабаджанян, другие военачальники, в том числе и в печати. Чуйков попытался ответить на критику в "Военно-историческом журнале". Ему отказали. Тогда он написал в ЦК партии. Там посоветовали провести "соответствующую" работу со строптивым маршалом. По поручению ЦК КПСС 17 января 1966 года у начальника Главного политуправления генерала армии А.А. Епишева собрались многие советские маршалы, генералы, специалисты, чтобы "вразумить" Чуйкова. В своем выступлении Чуйков вновь указал на то, что "советские войска, пройдя 500 километров, остановились в феврале в 60 километрах от Берлина... Кто же нас задержал? Противник или командование? Для наступления на Берлин у нас было войск вполне достаточно. Два с половиной месяца передышки, которые мы дали противнику на Западном направлении, помогли ему подготовиться к обороне Берлина...".
  
   Оппоненты Чуйкова - генерал армии А.А. Епишев, маршалы И.С. Конев, М.В. Захаров, К.К. Рокоссовский, В.Д. Соколовский, К.С. Москаленко, другие участники встречи - пытались объяснить своему коллеге, что наступательный заряд войск к этому времени иссяк, отстали тылы, устали войска, нужны были пополнение, боеприпасы... Возможно, истина была на стороне большинства. Но я усматриваю в этом совещании нечто другое: уже начался период "моратория" на критику Сталина. Рассматривая вопрос, была ли возможность осуществить Берлинскую операцию раньше, участники встречи, как будто договорившись, совершенно не связывали это с решением Ставки и Сталина. Даже постановка этого вопроса встретила решительное осуждение. Епишев, подытоживая результаты обсуждения, заявил в соответствии с указаниями ЦК, что взгляды Чуйкова по этому вопросу "ненаучны", что нельзя "очернять нашу историю, иначе не на чем будет воспитывать молодежь".
  
   Старые путы догматического мышления, к формированию которого столько сил приложил Сталин, держали этих почтенных людей не только тогда; в немалой мере они удерживают нас и сейчас. Дело совсем не в том, возможно ли было ускорить начало одной из последних операций войны, а в том, что даже сама постановка вопроса представлялась еретической. Сталина давно не было, но стиль его мышления был жив. Даже люди такого высокого ранга, обладающие стратегическим умом, не были готовы обсудить его действия как Верховного Главнокомандующего. А ведь маршалы очень многое знали о нем, но вырваться из своего времени дано немногим.
  
   Но вернемся в годы войны. Мышление Сталина обеднялось его слабым представлением о фронтовой жизни, повседневном быте войск, дыхании той раскаленной линии, где соприкасались, яростно сражаясь, две гигантские военные машины. Когда Сталин окончательно почувствовал, что время работает на Победу (после Сталинграда), он стал выкраивать 30 - 40 минут (чаще ночью), чтобы посмотреть фронтовую кинохронику. Иногда просмотр таких лент подталкивал его к принятию широкомасштабных решений. Мысль кабинетного полководца, получавшая дополнительную информацию, трансформировалась через присущие ему стереотипы тоталитарности, цезаризма, подозрительности, недоверия, настороженности.
  
   В одной из кинолент были, например, кадры, когда во фронтовой полосе, где-то в полусожженном колхозном сарае, поймали двух полицаев, которые не успели скрыться или сдаться. Тут же Сталин приказал направить директивы командующим фронтами (копию - Берии) с требованием неукоснительно выполнять директиву Ставки от 14 октября 1942 года. Согласно этому документу, устанавливалась прифронтовая полоса, из которой без всякого исключения отселялось население в целях "недопущения в расположение частей вражеских агентов и шпионов" Сталин своей рукой написал: "Особо важно. Прифронтовая зона должна стать неприступной для шпионов и агентов врага. Пора понять, что населенные пункты, расположенные в ближайшем тылу, являются удобным убежищем для шпионов и шпионской работы"894. Нет, в директиве ни слова не говорится об отселении с целью обеспечения безопасности мирных жителей (ведь это советские граждане!), о проявлении заботы о них. "Шпионское" мышление Сталина и здесь усмотрело прежде всего опасность со стороны освобожденных граждан. В этом отношении Сталин так никогда и не изменился...
  
   Я уже не раз отмечал, что Сталин не обладал прогностическими способностями. Это можно объяснить: склонный к догматическому мышлению ум труднее схватывает те тенденции, которые как бы скрываются за горизонтом завтрашнего дня. Напомню, Верховный, например, ставил задачу сделать 1942 год годом разгрома гитлеровских захватчиков и грубо ошибся. Затем - год 1943-й, и наконец - год 1944-й. Тоже не получилось. Причем не просто ставил задачу, а выражал уверенность в реальности этой программной установки. Это были задачи, основанные на эфемерном прогнозе. Практичный, цепкий ум Сталина плохо видел в сумерках неизвестности. Это объясняется тем, что он так никогда по-настоящему и не овладел диалектикой, ее законами, часто не располагал достоверными данными как о своих войсках, так и о противнике. К сожалению, в докладах ему очень часто преувеличивали потери, понесенные противником, нередко завышали силы немцев в надежде получить дополнительное подкрепление. Эта искаженная фронтовая статистика, которая делала невозможной реальную, трезвую оценку обстановки, анализ соотношения сил, серьезно ослабляла прогностические возможности Ставки и самого Верховного Главнокомандующего. Но в этом он виноват сам. Ложь давно себя чувствовала хозяйкой в его цезаристской жизни. Сталин жестоко наказывал, даже снимал военачальников со своих постов за преувеличенные или приуменьшенные данные, но искоренить случаи деформации истины в донесениях ему не удалось. Сталин уличал даже Жукова, полагавшегося на непроверенные донесения снизу:
  
   "Тов. Юрьеву (Г.К. Жукову)
  
   Получил Вашу телеграмму, где Вы просите подать Вам свежий штурмовой авиакорпус, так как на 1-м Украинском фронте в строю имеется, как Вы утверждаете, всего 98 штурмовиков... Вас, должно быть, ввели в заблуждение.
  
   На самом деле у Вас в строю имеется 98 штурмовиков плюс к этому 95 штурмовиков в составе 224-й штурмовой дивизии, расположенной в Прилуках. Всего, значит, в строю имеется у Вас 193 исправных штурмовика. К этому надо добавить 143 штурмовых самолета, направляющихся к Вам россыпью для пополнения штурмовых дивизий. Стало быть, всего у Вас на фронте будет 336 исправных штурмовых самолетов.
  
   16 марта 1944
  
   1 час 45 мин. Иванов (Сталин)"895.
  
   Данные у Верховного и его заместителя расходились: 336 и 98 самолетов. Разница слишком большая. Скорее всего, и та и другая цифры неточны, но это свидетельствует о заинтересованности некоторых командиров, штабов в существовании искаженной статистики.
  
   Если в начале войны Сталин доверялся любым сообщениям, то позже самые драматические донесения он уже воспринимал спокойнее. Кардинально Гитлер уже ничего изменить не мог. Время работало только на союзников. Поэтому, когда поступали непроверенные сигналы, Сталин жестко отчитывал командующих, а заодно и представителей Ставки, находившихся на этом фронте:
  
   "Командующему 1-м Прибалтийским фронтом
  
   генералу армии Еременко
  
   Копия - тов. Воронову
  
   Шум, который Вами был поднят о наступлении крупных сил противника, якобы до двух танковых дивизий со стороны Езерище на Студенец, оказался ни на чем не основанным, паническим донесением... Впредь не допускать представления в Ставку и Генеральный штаб донесений, содержащих непроверенные и непродуманные панические выводы о противнике.
  
   12 ноября 1943 г. 24.00.
  
   И. Сталин"896.
  
   Еще раз подчеркну: мышление Сталина как стратега опиралось на знания и опыт политического руководства, понимание роли и места в вооруженной борьбе экономических, технических, организационных, духовных факторов. Это позволяло Верховному масштабнее смотреть на процессы войны, видеть их тесную взаимосвязь с международной обстановкой, действиями союзников, других внешнеполитических факторов. Можно, пожалуй, даже сказать, что Сталин обладал волевым умом политика, вынужденного заниматься военными вопросами. Его фрагментарные знания в области теории военного искусства, слабое представление об особенностях функционирования всего военного механизма не позволили Верховному подняться до высот подлинного стратегического мышления.
  
   Но он сумел компенсировать эти органические слабости напряженной деятельностью "мозга армии" - Генерального штаба. Все важнейшие идеи, реализованные в оборонительных и наступательных операциях, рождены в "мозговом бункере" Ставки, в среде его военного окружения. При своей военной непрофессиональности Сталин смог подняться до понимания этих идей и замыслов, внося в них иногда существенные добавления. Поэтому более справедливо утверждать, что "интеллектуальное начало" собственно военного руководства осуществлялось Ставкой и Генеральным штабом. Велика роль и штабов фронтов и армий. Роль Сталина в большей степени проявилась в "волевом начале". Облеченный неограниченной властью военного диктатора, Сталин придавал решениям Ставки жестко императивный характер, подчас субъективный, нередко с негативными последствиями. Эту мысль полнее всего подтверждают поспешные, запоздалые или непродуманные решения Сталина в первые полтора года войны.
  
   Вероятно, Верховный в известной мере чувствовал свою ущербность и даже в некотором смысле неполноценность как полководца, не знающего жизни фронта. Этот комплекс уязвимости усиливался еще больше оттого, что часть его соратников побывали на фронтах. Жданов был тесно связан с Ленинградом, видел своими глазами блокаду и как член Военного совета фронта был в гуще военных дел. Не вылезал с фронта и Хрущев. Довольно длительное время просидел в блиндаже штаба Сталинградского фронта Маленков, хотя ни в одной части на передовой он так и не побывал. Правда, Сталин еще раз посылал Маленкова на фронт в апреле 1944 года. От члена Военного совета Западного фронта Мехлиса, постепенно оправившегося от сокрушительного крымского фиаско, поступило личное письмо Сталину. Содержание его осталось неизвестным. Однако 3 апреля Сталин издал приказ, в котором говорилось: "Поручить Чрезвычайной комиссии в составе члена ГКО тов. Маленкова (председатель), генерал-полковника Щербакова, генерал-лейтенанта Кузнецова, генерал-полковника Штеменко и генерал-лейтенанта Шимонаева проверить в течение 4 - 5 дней работу штаба Западного фронта..."897 Трудно сейчас сказать, о чем писал Мехлис, что проверяли, какие сделали выводы, но только после отъезда комиссии командующий фронтом генерал армии В.Д. Соколовский пошел на понижение: начальником штаба 1-го Украинского фронта.
  
   Сталин в течение всей войны держал Маленкова возле себя: тот выполнял различные поручения "вождя" в аппарате ГКО и ЦК, а также курировал авиационную промышленность. Когда дела с выпуском самолетов наладились. Верховный санкционировал в сентябре 1943 года присвоение Маленкову звания Героя Социалистического Труда. И тут же сделал его Председателем Комитета при СНК по восстановлению хозяйства освобожденных районов. Сталин решил попробовать на военной работе и Кагановича. В июле 1942 года он направил его на Кавказ, назначив членом Военного совета Северо-Кавказского фронта. К слову сказать, этим же приказом начальником штаба этого фронта был назначен генерал-лейтенант А.И. Антонов, будущий начальник Генштаба. Каганович ничем положительным на фронте себя не проявил. Как и Маленков, чувствовал себя статистом в военной игре и простым "соглядатаем" Сталина в штабе и политуправлении фронта, но грозные филиппики Сталина до него дошли. Когда Северо-Кавказский фронт в середине августа 1942 года без санкции Ставки отошел с занимаемых рубежей, Сталин телеграфировал Военному совету (С.М. Буденный, Л.М. Каганович, Л.Р. Корниец и другие):
  
   "Нужно учесть, что рубежи отхода сами по себе не являются препятствиями и ничего не дают, если их не защищают... По всему видно, что Вам не удалось еще создать надлежащею перелома в действиях войск и что там, где командный состав не охвачен паникой, войска дерутся неплохо... Суворов говорил: "Если я запугал врага, хотя я его не видел еще в глаза, то этим я уже одержал половину победы; я привожу войска на фронт, чтобы добить запуганного врага..."898 Здесь, похоже, Сталин что-то сочинил за Суворова, но Верховному очень хотелось вдохновить Военный совет фронта, в котором Каганович, один из его бывших фаворитов, выглядел испуганным стрелочником. Правда, одно "фронтовое" задание Каганович все же выполнил успешно. В тяжелые дни и недели прорыва немцев на юге Сталин поручил ему вместе с Берией наладить работу трибуналов, прокуратуры, других элементов карательной системы, способной, по мысли Верховного, заставить людей стоять насмерть.
  
   Сталин часто привлекал Берию к решению вопросов снабжения фронтового тыла, "просеивания" в лагерях вышедших из окружения, "мобилизации" сотен тысяч заключенных на работы, стройки, связанные с обеспечением нужд фронта. Берия принимал участие в формировании некоторых соединений и частей. Например, 29 июня 1941 года Ставка своим приказом возложила на Берию формирование 15 дивизий на базе частей НКВД899. А в августе 1942-го и марте 1943 года Берия находился на Кавказе, куда его послал Сталин для оказания помощи в обороне этого региона. Оттуда нарком внутренних дел слал Сталину депеши о том, что он изымает чеченцев и ингушей из воинских частей, как не заслуживающих доверия; давал оценки действиям Буденного, Тюленева и Сергацкова; докладывал о своих решениях по военным назначениям (например, заместителем командующего 47-й армией был назначен сотрудник НКВД подполковник Рудовский, совсем незнакомый с оперативными вопросами) и т.д. По просьбе Берии Сталин отдавал соответствующие распоряжения. Например, 20 августа 1942 года:
  
   "Командующему Закавказским фронтом
  
   Зам. НКО т. Щаденко
  
   1. Изъять из состава 61 стр. дивизии 3767 армян, 2721 азербайджанца и 740 чел. дагестанских народностей...
  
   2. Изъятых из 61 сд армян, азербайджанцев и дагестанских народностей направить в запасные части Зак. фронта, а некомплект в личном составе, полученный в дивизии в результате изъятия, покрыть из ресурсов фронта за счет русских, украинцев и белорусов...
  
   Исполнение донести..."900
  
   Берия был настоящим провокатором. Во время войны в национальном вопросе вместе со Сталиным они приняли немало преступных решений, эхо которых мы слышим и сегодня.
  
   Во время своих поездок на Северо-Кавказский фронт Берия пытался обрабатывать генералов И.В. Тюленева, И.И. Масленникова, В.Ф. Сергацкова, И.Е. Петрова, С.М. Штеменко, других военачальников. Но в ответ в адрес Сталина пошли телеграммы, сообщения с просьбой оградить органы управления от "команды" Берии. Возможно, что Берии удалось лишь в какой-то степени повлиять на Масленникова, долго работавшего под его непосредственным руководством. Об этом свидетельствует заключение генералов Генерального штаба Покровского и Платонова, специально исследовавших этот вопрос в 1953 году. Они писали в своем докладе "К вопросу о преступной деятельности Берии во время обороны Кавказа в 1942 - 1943 годах" следующее:
  
   "Для выполнения задачи обороны в восточной части Кавказского хребта 8 августа была создана Северная группа войск Закавказского фронта, командующим которой, по-видимому по настоянию Берии, был назначен генерал Масленников, до этого неудачно командовавший армией на Калининском фронте... Генерал Масленников, несомненно пользуясь особым покровительством Берии, нередко игнорировал указания командующего фронтом и своими действиями задержал перегруппировку войск"901. Я не хочу утверждать, что И.И. Масленников стал человеком Берии. Но после знакомства с рядом писем Масленникова к Берии в 1942 году можно сделать вывод об особых отношениях между этими людьми. Масленников, будучи командующим 39-й армией, через голову военных начальников обращался с просьбами прямо к Берии: "...в силу сложной и тяжелой обстановки, а также памятуя Ваше обещание оказывать возможное содействие... С особым уважением к Вам. Масленников. 7 июня 1942 г."902. Масленников, прочитав статью офицеров Завьялова и Калядина "Битва за Кавказ" в августовском номере журнала "Военная мысль" за 1952 год, прислал в адрес начальника Военно-научного управления Генштаба письмо (24.11.52 г.), в котором выражал свое несогласие с освещением роли Л.П. Берии в статье. В письме говорилось:
  
   "На странице 56, характеризуя мероприятия Ставки Верховного Главнокомандования СССР, авторы лишь вскользь и чрезвычайно бегло упоминают об огромной творческой работе и принципиальных политических и организационных мероприятиях, которые осуществил товарищ Лаврентий Павлович Берия, создавший коренной перелом, изменивший всю обстановку, несмотря на чрезвычайно трудное положение, сложившееся на кавказских фронтах к августу 1942 года.
  
   Подобная характеристика деятельности товарища Л.П. Берии не дает исчерпывающей картины всех мероприятий, которые были проведены под личным и непосредственным руководством товарища Лаврентия Павловича Берии.
  
   Л.П. Берия, владея сталинским стилем руководства, личным примером показал образцы большевистского, государственного, военного, партийно-политического и хозяйственного руководства Закавказским фронтом (август 1942 - январь 1943 г.), блестяще претворил указание товарища Сталина..."903
  
   Сталин не мог обходиться без Берии. В душе он где-то, видимо, презирал этого человека с капризным выражением лица. Но он ему был нужен. Это был инквизитор, исполнитель и информатор. Например, Берия несколько раз докладывал, что Берлин давно готовит террористическую акцию против Верховного Главнокомандующего. По имеющимся данным, говорил нарком, на специальном самолете фирмы Мессершмитта "Арадо-332" должны забросить опытную группу террористов из власовской РОА, а по другим - немцы, отступая, оставили диверсантов. Нарком внутренних дел почти ежемесячно докладывал Сталину о дополнительных мерах по обеспечению его безопасности. Дальнюю дачу Сталин распорядился еще в 1941 году отдать под госпиталь, а ближнюю, как и подъезды к ней, усилили дополнительной охраной. Но Берия был нужен Сталину и для многих других дел. Вот командующий ВВС Новиков вчера доложил, что из 400 истребителей, выделенных для участия в операциях Калининского и Западного фронтов, 140 самолетов через четыре-пять дней операции вышли из строя904. Как это могло случиться? Поручил разобраться Берии; едва ли здесь обошлось без вредительства. Нарком неплохо наладил проверку бывших окруженцев; около половины, по его донесениям, вновь можно использовать в боевых частях, под наблюдением конечно. Но Сталину не нравилось, когда Берия без нужды совал свой нос в дела штабов, Генштаба. Вообще он слишком мною знает... А Сталин по своему характеру желал быть единственным хранителем своих тайн. Верховный не любил делиться воспоминаниями, но Берия о нем знал больше, чем кто-либо. Сталин не хотел бы (но это дело далекого будущего), чтобы Берия пережил его. А пока он был нужен Верховному.
  
   ...Когда Берия вернулся в Москву с фронта, то, рассказывая Сталину о поездке, не преминул поделиться "своими личными впечатлениями" о переднем крае, бомбежках, бездарности некоторых "подозрительных" генералов.
  
   Сталин, слушая разглагольствования лоснящегося от сытости Берии, который выглядел совсем не усталым после таких "напряженных" дел, где-то в глубине души вновь почувствовал свою уязвленность. После октябрьской (1941 г.) неудавшейся поездки на фронт, когда Сталин доехал лишь до Волоколамского шоссе, посмотрел на сполохи приближающегося к Москве фронта в 10 - 15 километрах от того места, куда добралась его кавалькада, Сталин больше на передовую не выбирался. После рассказов Берии, а затем и Маленкова о своих "боевых крещениях" Сталин твердо решил, хотя бы для истории, побывать на фронте. И такая поездка, тайная и чрезвычайно тщательно готовившаяся, состоялась. Сталин побывал на Западном и Калининском фронтах в начале августа 1943 года. После этого, по его мнению, уязвимых мест в его полководческой биографии не осталось.
  
   1 августа Сталин отбыл на специальном поезде со станции Кунцево. Были подобраны старенький паровоз, полуразбитые вагоны. К небольшому составу прицепили для маскировки и платформу с дровами. Сталина сопровождали Берия, его помощник Румянцев, переодетая усиленная охрана. Прибыв в Гжатск, Сталин встретился с командующим Западным фронтом Соколовским, членом Военного совета Булганиным. Заслушав начальников и высказав общие пожелания, Сталин, переночевав, отправился в сторону Ржева, на Калининский фронт к Еременко. Здесь он остановился в деревне Хорошево в домике простой крестьянки, стоявшем на отшибе от других (хозяйку предварительно со всем скарбом отсюда выселили). Этот небольшой домик, с резным карнизом и мемориальной доской, стоит и поныне, напоминая о фронтовых "подвигах" Верховного. Рассказывают, что, находясь именно в этом домике, Сталин распорядился подготовить приказ о первом орудийном салюте в честь взятия Орла и Белгорода. Но поехать в войска и повстречаться с командирами и бойцами Сталин не пожелал. Без всяких драматических происшествий после ночевки в Хорошево на автомобилях вместе с Берией под усиленной охраной Верховный вернулся в Москву. Он мог быть теперь удовлетворенным: никто не смел думать (говорить-то, естественно, не смел никто!), что полководец видел фронт лишь с помощью кинохроники, докладов генералов Генштаба да представителей Ставки.
  
   Возможно, Верховному действительно незачем было бывать на фронте? Ведь не ездил же Сталин на заводы, а вот осуществил такой рывок в индустриализации страны! Он один раз побывал в селах, а какую там "революцию сверху" провернул! Поле брани разве может быть исключением? Сталин умел все видеть и знать из своего кабинета в Кремле. Повторю, он был непревзойдённым мастером кабинетного руководства. Поэтому его "касательное" посещение линии фронта (в действительности он был далеко от него) понадобилось не для ознакомления с делами двух фронтов, не для обогащения впечатлениями от встреч с личным составом частей, готовящихся к наступлению. Нет. Это нужно было для истории. Сталин думал о своем историческом реноме. Будущие летописцы должны были соответствующим образом отразить сей факт его полководческой деятельности. В его биографии должна быть страница вдохновляющего приезда Верховного в действующую армию.
  
   Но Сталин посчитал необходимым, чтобы о посещении им фронта союзники узнали от самого Верховного Главнокомандующего. Вот несколько выдержек из его писем к Ф. Рузвельту и У. Черчиллю.
  
   "Сталин - Рузвельту. 8 августа 1943 года
  
   Только теперь, по возвращении с фронта, я могу ответить Вам на Ваше последнее послание от 16 июля. Не сомневаюсь, что Вы учитываете наше военное положение и поймете происшедшую задержку с ответом... Приходится чаще лично бывать (выделено мной. - Прим. Д.В.) на различных участках фронта и подчинять интересам фронта все остальное".
  
   "Сталин - Черчиллю. 9 августа 1943 года
  
   Я только что вернулся с фронта и успел уже познакомиться с посланием Британского Правительства от 7 августа... Хотя мы имеем в последнее время на фронте некоторые успехи, от советских войск и советского командования требуется именно теперь исключительное напряжение сил и особая бдительность в отношении к вероятным новым действиям противника. В связи с этим мне приходится чаще, чем обыкновенно (выделено мной. - Прим. Д.В.), выезжать в войска, на те или иные участки нашего фронта"905.
  
   Нет, Сталин это писал не только для того, чтобы отказаться от поездки в Скопа-Флоу для встречи с лидерами двух стран. Для этого было достаточно ссылки на сложность обстановки на фронте. Верховному хотелось, чтобы он не прослыл кабинетным полководцем.
  
   К его удовольствию, Ф. Рузвельт и У. Черчилль в своем совместном послании И. В. Сталину 19 августа 1943 года по достоинству оценили роль личного, непосредственного руководства Верховного на фронте:
  
   "...Мы полностью понимаем те веские причины, которые заставляют Вас находиться вблизи боевых фронтов, фронтов, где Ваше личное присутствие столь содействовало победам"906.
  
   Сталин был во главе народа и армии в войне. Его воля и целеустремленность как политического и государственного деятеля сыграли свою роль в разгроме фашизма. Если считать, что он, как лидер такой огромной и мощной страны, имел различные грани, то его полководческая грань не была сильнейшей. Лишь в 1944 1945 годах он приблизился к полководческому уровню своих военных помощников. Его в значительной мере дилетантское и некомпетентное руководство выражалось прежде всего в катастрофических материальных и людских потерях. Их смог вынести лишь советский народ, который устоял не благодаря, а вопреки "гению" Сталина. Ссылки на внезапность, неподготовленность, вероломство Гитлера, ошибки военачальников и т.д. не оправдывают Сталина, а лишь подчеркивают его стратегическую близорукость и ущербность. Верховный Главнокомандующий, возглавляя Вооруженные Силы, привел их к победе ценой невообразимых потерь. Н. Бердяев, опираясь на свое религиозно-философское мировоззрение, писал, что "война есть вина, но она есть также искупление вины"907. Можно добавить: искупление невиновными вины других. Война уносит в вечность тысячи, миллионы жизней людей, не успевших пройти всю длину своей, уготованной судьбой тропы до конца.
  
   Мы знаем, что подлинный талант, стратегическое мышление полководца как раз и ценятся за способность достичь самых высоких целей с наименьшими жертвами. Этого таланта Сталин не проявил. Более 20 миллионов человеческих жизней пришлось положить советскому народу на алтарь Победы. По данным профессора А.Я. Кваши, основывающимся на математических расчетах, моем анализе многочисленных точных данных и сопутствующих тенденций, прямые потери нашего народа в годы войны составили примерно 26 - 27 миллионов человек. По моим скрупулезным подсчетам, такой страшной цены не платил за свою свободу и независимость ни один народ в истории. Но кроме прямых огромна цифра и потерь косвенных (падение рождаемости и др.). Повторюсь: истории неизвестны доселе масштабы таких потерь. И если сопоставить их с "полководческим гением" Сталина, то сразу станет очевидной неуместность приписывания Верховному особых заслуг в Победе. Эти заслуги целиком принадлежат советскому народу.
  
   Вольтер как-то сказал: "Генерал, одержавший победу, в глазах людей не совершал вовсе ошибок..." Эти слова как нельзя лучше относятся к Сталину. Ему никто и никогда не говорил о его ошибках. Зато многие, а их миллионы, говорили о величии полководца "всех времен и народов". Будущий Генералиссимус Советского Союза и сам не сомневался в своей "гениальности", едва ли подозревая, что суд истории вынесет иное решение.
  
   В конце войны Сталин, занимаясь военными делами, все больше времени уделял множеству других вопросов. Единодержец, диктатор, сконцентрировавший всю полноту власти, обрек себя на бесконечный конвейер дел; но ему это льстило: все в его власти, все в русле его воли. Полководец, которого все уже давно и дружно называли "великим", постепенно переключался на другие сферы. Впрочем, многие из этих дел были по-прежнему прямо связаны с войной. Большие и малые, важные и менее значимые. Вот, например, сегодня, 16 марта 1945 года, Берия доложил, что в полосе 2-го Белорусского фронта Цанава обнаружил родственников Рокоссовского. Бог с ними... Еще сообщение, что в Москве давно ждет его приема заместитель католикоса всех армян Георг Чеорекчян. Интересно, что ему от него нужно? Что он пишет? "...В дни Отечественной войны армянская церковь со своим духовенством и верующими в СССР и за границей не отстала от других церквей Советского Союза. Она на деле доказала свою историческую верность великому русскому народу и Советскому государству..." Это ясно. Но что он просит? Ага, понятно... Просит разрешения на восстановление святого Эчмиадзина, открытие Духовной академии, типографии и журнала "Эчмиадзин", согласия на построение разрушенного храма "Звартноц", приезд в Армению заграничных духовников, разрешения открыть инвалютный счет в Ереванском банке и многое, многое другое...908
  
   Что же, кое-что придется разрешить. Православная церковь, и не только она, сделала немало для поддержки его, Сталина, в самые трагические месяцы войны.
  
   Что еще положил сегодня в папку Поскребышев? "Лагеря лесной промышленности НКВД за годы Отечественной войны выполнили государственные планы лесозаготовок и обеспечили выполнение заданий по оборонной продукции... авиационная фанерная береза, крепежный лес, спецукупорка..." Просят о "награждении орденами и медалями работников лагерей лесной промышленности..." Пусть награждают... Что еще? Доклад Серова909 о встречах в Варшаве с представителем польского эмигрантского правительства Янковским и руководителями польских подпольных партий "Стронництво людове", "Стронницт-во правд", "Стронництво демократично", "Стронництво народных демократов", "ППС"... Прежде чем решать, как быть с этими партиями, надо посоветоваться с Берутом и Осубко-Моравским. А вот проект постановления ГКО: выделить для охраны президента Чехословакии Бенеша и его правительства батальон войск НКВД и один зенитный полк910. Нужно согласиться. Бенеш оказывал ему раньше важные услуги и сейчас ведет себя очень лояльно...
  
   Сталин перелистывал одну за другой десятки бумаг: о количестве военнопленных в лагерях СССР, о работе фильтрационных пунктов по приему возвращающихся на Родину советских граждан (многие десятки тысяч оттуда попали прямиком в лагеря НКВД), об усилении банддвижения в Прибалтике, чекистской войсковой операции под руководством Кобулова, Цанавы и Бельченко в западных районах Белоруссии "по изъятию антисоветских элементов и ликвидации вооруженных бандгрупп", о создании новых спецлагерей для проверки советских военнослужащих, освобождаемых из плена... Берия сообщает, что многие районы страны на востоке охвачены жестоким голодом, особенно Казахстан, Забайкалье... Нет конца и края докладам, справкам, сообщениям... А скоро уже придут военные с очередным докладом. А после военных придет Молотов: настает время говорить не пушкам, а дипломатии. Во весь голос.
  
   Сталин и союзники______________________________________
  
   Факел войны, зажженный несколько лет назад в Берлине Гитлером, вот-вот должен был погаснуть. Также в Берлине. В последние дни апреля - начале мая Антонов ежедневно докладывал Сталину о встречах наших частей с союзниками. Войска союзников... Для Верховного Главнокомандующего это была та сторона войны, с которой у него (да и не только у него) связаны долгие ожидания, надежды, разочарования, торги, подозрительное недоверие, вновь надежды и, наконец, достаточно отлаженное военное сотрудничество. Антонов, кроме обобщенной справки Генштаба о соприкосновениях с войсками союзников, положил на стол Сталина целую папку донесений: штаба 58-й гвардейской стрелковой дивизии, штаба 1-го Белорусского фронта, командующего 61-й армией, командующего 2-м Белорусским фронтом, начальников политотделов 5-й гвардейской и 13-й армий, штаба 3-го Украинского фронта, политического управления 2-го Белорусского фронта, других штабов и политорганов. Сталин специально запросил эти донесения. Он хотел почувствовать непосредственное настроение генералитета, офицеров, сержантского и рядового состава, узнать о поведении союзников, выверить свой курс по отношению к ним в будущем. Ведь война заканчивалась только на Западе.
  
   Лидеры союзников, протянув друг другу руки в Тегеране, Ялте (и вскоре в Потсдаме), сделали тем самым несколько крупных шагов к тому, чтобы люди планеты, живя в одном космическом доме, несущемся в бесконечных пространствах Вселенной, поняли истину, которая встанет перед ними во весь рост менее чем через полвека после общей Победы. Ни Сталин, ни Черчилль, ни безвременно умерший Рузвельт в то время, видимо, еще не думали, что наша цивилизация уникальна и, возможно, одинока в беспредельном мироздании. Пока никто не доказал обратного. Вокруг нет обитаемых островов и подобных Земле "кораблей". Поэтому всякая попытка одной части землян уничтожить другую, которая живет и думает иначе, может разрушить бесценный очаг. Человечество еще не знало, что оно вступает в ядерно-космическую эру. Но тогда, весной 1945-го, казалось, что союз бывших недругов прочен и долговечен. При всей своей ортодоксальности Сталин во имя антифашистской коалиции пожертвовал Коминтерном, далеко отодвинул в сторону идеологические постулаты, закрыл глаза на долгий и глубокий антисоветизм Черчилля и западных демократий в целом. В самые критические, переломные моменты на первый план у Сталина всегда выходили прагматические соображения.
  
   Обычно Верховный Главнокомандующий читал лишь сводки Генштаба, донесения фронтов, доклады представителей Ставки. А сейчас, в дни приближающегося триумфа, он просмотрел немало сводок иного содержания. Вот одна из них:
  
   "В 15.30 25 апреля 1945 года в районе моста, что вост. Торгау, произошла встреча между офицерским составом 173 гв. сп и патрулями войск союзников, принадлежащих первой американской армии, 5-му армейскому корпусу, 69-й пехотной дивизии. На вост. берег р. Эльба для переговоров переправилось пять человек во главе с офицером американской армии Робертсоном...
  
   Рудник"911.
  
   Кто такой Рудник?912 Как эти рудники поведут себя в контактах с солдатами союзников того, капиталистического мира? Будут братания или трения?
  
   Сталин вспомнил, что тремя неделями раньше он получил "особо важную" телеграмму от Абакумова, который на основе доклада отдела "Смерш" 68-го района авиационного базирования в Полтаве сообщил о действиях генерал-майора Ковалева, заявившего: "С американцами у нас не клеится. Не исключена возможность здесь, в Полтаве, вооруженного столкновения с американцами"913. В связи с этим Ковалев приказал провести ряд мероприятий на "всякий случай".
  
   Сталин, прочитав шифровку, негромко чертыхнулся:
  
   - Откуда берутся дураки? Ведь даже план боевых действий составил этот Ковалев...
  
   Наискось документа наложил размашистую резолюцию:
  
   "Т-щу Фалалееву (ВВС)
  
   Прошу унять т. Ковалева и воспретить ему самочинные действия.
  
   И. Сталин.
  
   А теперь вот сообщают: "Встречи с американскими и английскими войсками проходят в восторженной обстановке. Вот что происходило во время встречи генералов: командира 58 сд Русакова и командира 69-й американской пехотной дивизии Рейнхардта... Тосты, речи, подарки, "ура". Начальник политотдела 5-й гвардейской армии Катков сообщает, что на этой встрече американцы старались заполучить на память в качестве сувениров звездочки, погоны, пуговицы... Генерал писал, что советские солдаты удивлены тем, что у американцев трудно отличить генерала от рядового. У всех одинаковая форма. То ли дело у нас: генерал виден издалека..."914
  
   Сталин в душе был согласен с советскими солдатами. Ведь он сам любил маршальскую форму и теперь не расставался с ней, нередко задерживаясь на минуту-другую у зеркала. Американцы со своей гнилой демократией не понимают: в обществе должна быть иерархия. В форме она сразу видна для всех... Кстати, на встрече, пишет Катков, был и писатель Константин Симонов. Неплохо пишет о войне, отметил попутно про себя Верховный. Сейчас вот братаются, а сколько сил стоило наладить сотрудничество!
  
   Долгий период недоверия, подозрительности между СССР и западными демократиями надо было перешагнуть. То, что не удалось сделать до войны, было осуществлено с "помощью" Гитлера. Фюрер, ведя войну на два фронта, невольно сделал СССР и западные страны союзниками. Сталин помнил, как 12 июля 1941 года в Кремль прибыл посол Великобритании С. Криппс со своими сотрудниками, а также с членами британской миссии. Сталин с Молотовым в сопровождении Шапошникова, Кузнецова, Вышинского встретились с англичанами. Сталин еще никак не мог отойти от жестокого потрясения, которое он испытал после начала войны. Ему стоило большого труда надеть на себя маску обычного величавого спокойствия. Только сейчас, за полчаса до этой официальной встречи, Шапошников доложил Сталину: два дня назад 2-я и 3-я танковые группы немцев и часть сил 9-й армии группы "Центр" вышли на широком фронте на рубеж рек Западная Двина и Днепр... Подумать только: немцы на Днепре! Ударный кулак немецких армии численностью около 70 соединений готовился после начавшегося Смоленского сражения нанести смертельный удар дальше, по Москве... Сталин, потерявший душевное равновесие, как-то механически обменялся рукопожатиями с англичанами и отрешенно смотрел на спины Молотова и Криппса, подписывавших соглашение о совместных действиях двух стран.
  
   Он помнил, как через неделю после этого посол СССР в Лондоне И.М. Майский и министр иностранных дел Чехословакии Я. Масарик подписали аналогичное соглашение, а потом, в этом же июле и тоже в Лондоне, соглашение между СССР и польским правительством о взаимной помощи в войне против Германии. По настоянию польской стороны в первом пункте соглашения было зафиксировано: "Правительство СССР признает советско-германские договоры 1939 года касательно территориальных перемен в Польше утратившими силу"915. В тот же день Сталин в Москве встретился с личным представителем американского президента Ф. Рузвельта Гарри Гопкинсом. Американец заявил по поручению президента, "что тот, кто сражается против Гитлера, является правой стороной в этом конфликте, и мы намерены оказать помощь этой стороне"916. Сталин коротко изложил просьбу о технической помощи, выразив надежду, что президент понимает положение СССР. Соглашение о помощи будет заключено позже, но ознакомительная поездка Гопкинса положила начало налаживанию сотрудничества.
  
   Через год М.М. Литвинов, посол СССР в США, подпишет вместе с госсекретарем Кордэллом Хэллом соглашение о принципах "ведения войны против агрессии". Еще во время беседы с Гопкинсом Сталин, рассказав о критическом положении на фронтах, попросил (он это совсем не умел делать; ведь Сталин никогда, ничего и ни у кого не просил) у Соединенных Штатов как можно быстрее прислать зенитные орудия среднего калибра, крупнокалиберные зенитные пулеметы, винтовки, алюминий для строительства самолетов и высокооктановый бензин. В последующем, негромко, но настойчиво говорил Сталин, прошу передать просьбу президенту нам будут нужны самолеты. Много самолетов... Еще в июле Сталин направил специальную миссию во главе с генералом Ф.И. Голиковым в Англию. Сталин лично проинструктировал генерала, поручил это же сделать Шапошникову, Тимошенко, Микояну по конкретным вопросам. У Голикова были две основные задачи: стимулировать стратегический интерес к высадке англичан в Европе или в Арктике, а также способствовать более быстрому оказанию военно-технической помощи. После возвращения в Москву и получасового доклада Сталину Голиков получил распоряжение сразу же направиться и в Соединенные Штаты. Здесь Сталин концентрировал внимание на главном вопросе: налаживание военных поставок в широком объеме и в возможно короткие сроки. Перед угрозой поражения Сталин проявлял большую активность в военно-политической области. Идеологические антагонизмы как-то сразу отошли на второй план, показав свою вторичность и преодолимость.
  
   Сталин, как типичный прагматик, быстро переступил через идеологические предубеждения и решительно пошел навстречу западным державам. Впрочем, иного рационального выбора у него не было. Вообще нужно сказать, что в создании антигитлеровской коалиции Сталин сыграл заметную роль. С самого начала войны, по мере обретения душевного равновесия, советский лидер стремился заручиться поддержкой как можно большею числа стран, делал все, чтобы Япония и Турция оставались на позициях нейтралитета по отношению к СССР. Но, естественно, особые надежды он возлагал на Великобританию и США.
  
   Сталин сразу же стремился перевести зарождавшееся сотрудничество в деловую плоскость. Так, едва ли не в первом послании Черчиллю 18 июля 1941 года Сталин прямо поставил вопрос: "Мне кажется... что военное положение Советского Союза, равно как и Великобритании, было бы значительно улучшено, если бы был создан фронт против Гитлера на Западе (Северная Франция) и на Севере (Арктика)". Во всех своих последующих переговорах, переписке, телеграммах Сталин не уставал напоминать о втором фронте. Правда, в этом же послании Сталин, как бы отсекая от нынешних реалий свои предвоенные маневры и действия, оправдывая территориальные изменения, с которыми были не согласны на Западе, писал: "Можно представить, что положение немецких войск было бы во много раз выгоднее, если бы советским войскам пришлось принять удар немецких войск не в районе Кишинева, Львова, Бреста, Белостока, Каунаса и Выборга, а в районе Одессы, Каменец-Подольска, Минска и окрестностей Ленинграда"917. Мы знаем, что Черчилль уже 26 июля заявил о фактической невозможности открыть второй фронт во Франции. Сталин, поставленный в августе немецкими войсками в критическое положение, вновь направил личное послание Черчиллю в предельно откровенном, даже беспощадном по отношению к себе и союзникам, тоне. Рассказав о новых крупных стратегических неудачах на советско-германском фронте, Сталин вопрошал: "Каким образом выйти из этого более чем неблагоприятного положения?" И отвечал: "Я думаю, что существует лишь один путь выхода из такого положения: создать уже в этом году второй фронт где-либо на Балканах или во Франции, могущий оттянуть с Восточного фронта 30 - 40 немецких дивизий, и одновременно обеспечить Советскому Союзу 30 тысяч тонн алюминия к началу октября с.г. и ежемесячную минимальную помощь в количестве 400 самолетов и 500 танков (малых или средних).
  
   Без этих двух видов помощи Советский Союз либо потерпит поражение, либо будет ослаблен до того, что потеряет надолго способность оказывать помощь своим союзникам...
  
   Я понимаю, что настоящее послание доставит Вашему Превосходительству огорчение. Но что делать? Опыт научил меня смотреть в глаза действительности, как бы она ни была неприятной, и не бояться высказать правду, как бы она ни была нежелательной"918.
  
   Приходила ли ему мысль, когда он диктовал эти строки, что он поспешил в августе 1939 года? Кто знает, прояви он терпение, а Лондон и Париж прозорливость, антифашистская коалиция могла бы быть создана еще два года назад... Однако Сталин никогда не показывал своих сомнений. Он уже давно усвоил, что люди должны верить в безошибочность его действий.
  
   Сталин в своем письме обусловил необходимость действенной, эффективной помощи угрозой поражения СССР. И если в конце концов Сталину удалось добиться благодаря доброй воле союзников крупной военно-технической помощи, которая, к сожалению, в наших военно-исторических трудах долго недооценивалась или явно преуменьшалась, то его усилия открыть второй фронт оказались малопродуктивными. Мы знаем, что Сталин обратился к Черчиллю с этим предложением еще в июле 1941 года. Но прошел тяжелейший 1941-й, тяжелый 1942-й, затем и нелегкий 1943-й... Лишь в июне 1944 года начнется операция "Оверлорд". К слову сказать, когда он спросил Молотова, что означает это английское слово, то, услышав, - "владыка", "властелин", был покороблен. Ему казалось, что настоящий владыка судеб войны идет к Берлину с Востока. Черчилль неисправим, это его творчество... К этому времени советские войска готовились серией ударов освободить Белоруссию и Западную Украину, восточные районы Польши и Чехословакии и выйти к границам Германии. Второй фронт был открыт тогда, когда уже ни у кого не вызывала сомнений способность СССР самому, один на один, завершить разгром гитлеровской Германии.
  
   Сталин как Председатель ГКО и Ставки был вынужден уделять самое пристальное внимание дипломатическим вопросам. Чем ближе были видны контуры долгожданной Победы, тем чаще у Сталина допоздна засиживался Молотов, ему больше обычного приходилось встречаться с представителями союзников. Верховный понимал, что в сложившемся антифашистском союзе Англия и США действовали в подавляющем большинстве случаев согласованно, представляя как бы единую западную силу. Но вместе с тем Сталин уже в начале войны почувствовал определенные различия в позициях партнеров. Сам очень хитрый человек, Сталин пытался рассмотреть за конкретными дипломатическими шагами Рузвельта и Черчилля скрытый смысл, выгоду, которые они хотели извлечь из складывавшейся ситуации. Председателя ГКО больше всего заботило, часто вызывало негодование, что союзники бесконечно откладывают и переносят открытие второго фронта в Европе. Получая по дипломатическим и разведывательным каналам данные о первой (декабрь 1941 г. - январь 1942 г.), второй (июнь 1942 г.) и третьей (май 1943 г.) Вашингтонских конференциях, англо-американских встречах в Касабланке и Квебеке, других контактах и обсуждая эти сообщения с Молотовым, Сталин видел стремление союзников начать действовать в Европе лишь наверняка, при критическом состоянии Германии и ее вооруженных сил.
  
   В мае - июне 1942 года Молотов по настоянию Сталина совершил поездку в Лондон и Вашингтон. Предсовнаркома поставил наркому иностранных дел в качестве главной задачи - провести переговоры о принятии союзниками конкретных обязательств по открытию второго фронта в 1942 году. Но Рузвельт и Черчилль делали многочисленные оговорки. Правда, в совместном англо-советском коммюнике, принятом в Лондоне, говорилось, что во время переговоров "была достигнута полная договоренность в отношении неотложных задач создания второго фронта в Европе в 1942 году"919. Но уже вскоре стало ясно, что союзники не намерены выполнять свои обязательства. Сталин не скрывал своего разочарования, раздражения и недовольства. Это можно почувствовать из послания Сталина Черчиллю, отправленного 23 июля 1942 года. В нем, в частности, говорилось:
  
   "Что касается... вопроса... об организации второго фронта в Европе, то я боюсь, что этот вопрос начинает принимать несерьезный характер. Исходя из создавшегося положения на советско-германском фронте, я должен заявить самым категорическим образом, что Советское Правительство не может примириться с откладыванием организации второго фронта в Европе на 1943 год"920.
  
   После такой телеграммы Черчилль, как он вспоминал позже, не мог ограничиться лишь ответным посланием. Он выразил готовность к личной встрече со Сталиным на территории СССР. Сталин дал согласие, и 12 августа Черчилль прибыл в Москву в сопровождении начальника генерального штаба Брука, заместителя министра иностранных дел Кадогана, других официальных лиц. Вот что вспоминал Черчилль о своем настроении во время перелета из Каира в Москву: "Я размышлял о моей миссии в это угрюмое большевистское государство, которое я когда-то настойчиво пытался задушить при его рождении и которое вплоть до появления Гитлера я считал смертельным врагом цивилизованной свободы. Что должен был я сказать им теперь? Генерал Уэйвелл, у которого были литературные способности, суммировал все это в стихотворении, которое он показал мне накануне вечером. В нем было несколько четверостиший, и последняя строка каждого из них звучала: "Не будет второго фронта в 1942 году". Это было все равно что вести большой кусок льда на Северный полюс"921.
  
   Сталин, несмотря на исключительно тяжелую, критическую обстановку на Сталинградском и Юго-Восточном фронтах, провел много часов в беседах с Черчиллем. В них участвовали с советской стороны Молотов и Ворошилов, с английской - посол Керр и личный представитель американского президента Гарриман. Черчилль был вынужден прямо сказать, что в 1942 году второго фронта не будет. Если бы союзники попытались его открыть, то, по словам премьер-министра, наиболее вероятным результатом этой акции союзников было бы их поражение. Сталин долго, многословно возражал, выдвигая, правда, соображения преимущественно нравственного характера.
  
   - Тот, кто не хочет рисковать, никогда не выиграет воину. Не надо только бояться немцев, - приводил доводы Сталин.
  
   - Но второй фронт в Европе - это не единственный второй фронт, - не сдавался английский премьер. Он пытался увлечь Сталина планами союзников по проведению операции в Северной Африке.
  
   Переговоры Сталина с Черчиллем 12 августа, каких бы вопросов они ни касались, настойчиво возвращались к теме второго фронта. Сталина толкала к этому безрадостная фронтовая обстановка. Но Черчилль с помощью Гарримана искал все новые и новые аргументы, дабы доказать невозможность его открытия в 1942 году. Тогда Сталин, посоветовавшись с Молотовым, сделал необычный ход. Во время очередной встречи 13 августа он вручил собеседнику меморандум по вопросу о втором фронте. Хотя накануне Сталин якобы "уступил, признав, что это решение неподвластно его контролю"922. В меморандуме констатировалось, что союзники официально отказались от согласованного решения, зафиксированного в англо-советском коммюнике от 12 июня 1942 года. Черчилль был обескуражен. Сталин, находясь в критическом положении, когда на волоске висела судьба Сталинграда и, возможно, всего юга страны, решил переложить значительную долю ответственности на своих союзников. В тексте меморандума были те же слова, с которыми Сталин накануне обращался к Черчиллю и Гарриману. Английский премьер сразу же ознакомился с его содержанием:
  
   "...Отказ Правительства Великобритании от создания второго фронта в 1942 году в Европе наносит моральный удар всей советской общественности, рассчитывающей на создание второго фронта, осложняет положение Красной Армии на фронте и наносит ущерб планам Советского Командования... Мы считаем поэтому, что именно в 1942 году возможно и следует создать второй фронт в Европе. Но мне, к сожалению, не удалось убедить в этом господина Премьер-Министра Великобритании, а г. Гарриман, представитель Президента США при Переговорах в Москве, целиком поддержал господина Премьер-министра.
  
   13 августа 1942 года.
  
   И. Сталин"923.
  
   Естественно, Черчилль на следующий же день ответил "памятной запиской", где отмечалось, что "переговоры с г-м Молотовым о втором фронте, поскольку они были ограничены как устными, так и письменными оговорками", не могли быть основанием "для изменения стратегических планов русского верховного командования"924.
  
   До середины 1944 года вопрос о втором фронте стоял в центре дипломатических усилий Сталина. Правда, когда ветер Победы стал все сильнее надувать его паруса, Верховный Главнокомандующий уже не обострял до предела эту проблему, как в начале войны. Например, когда в октябре 1942 года через посольство США в Москве к Сталину обратился корреспондент Ассошиэйтед Пресс Кэссиди, он не был принят Председателем ГКО, но получил предельно лаконичные письменные ответы.
  
   "1. Какое место в советской оценке текущего положения занимает возможность второго фронта?
  
   Ответ. Очень важное, - можно сказать, - первостепенное место.
  
   2. Насколько эффективна помощь союзников Советскому Союзу?..
  
   Ответ. В сравнении с той помощью, которую оказывает союзникам Советский Союз, оттягивая на себя главные силы немецко-фашистских войск, - помощь союзников Советскому Союзу пока еще малоэффективна"925.
  
   Сталин, размышляя о линии своего поведения в отношении союзников, прекрасно понимал, что и им и его партнерами движет только суровая необходимость. Волею исторических обстоятельств (к чему прямо причастен как его нынешние союзники, так и он, Сталин) они оказались в одном военном лагере. Но Сталин ничего не забывал. Он помнил высказывания Вильсона, Черчилля, Чемберлена, Даладье, других буржуазных деятелей о Советском Союзе. Сейчас, когда перед союзниками возникла общая грозная опасность, это толкнуло их друг к другу. Так бывало в истории не раз. Сталин уже в 1942 году определил свою принципиальную позицию по отношению к союзникам. Он полагал, что положение страны, несущей на своих плечах главную тяжесть борьбы с фашизмом, полностью оправдывает его линию на особое место в союзе. Особое, с точки зрения его права выдвигать предложения (звучащие как требования) о помощи. В защите интересов страны Сталин проявил себя жестким, неуступчивым политиком, чем, впрочем, заработал себе уважение у своих партнеров. В глазах Рузвельта, Черчилля, де Голля Сталин был умным и жестоким диктатором. Он это знал, но не пытался изменить их впечатления.
  
   Кроме того, стремясь получить максимально большую помощь союзников, особенно в военно-технической области (и надо сказать, что она действительно была внушительной), Сталин искал пути к преодолению идеологических разногласий. Когда в августе 1942 года, ночью, Сталин беседовал с Черчиллем в Кремле, оба знали, что на расстоянии в несколько кварталов от них находится Исполком Коминтерна - выразитель глубокой классовой непримиримости к тем силам, которые олицетворял не только Гитлер, но и британский премьер-министр. Поэтому решение Сталина (оформленное как решение Коминтерна) о самороспуске Коммунистического Интернационала для проницательных аналитиков не явилось неожиданным. Сталин вновь (как и в сентябре 1939 г.) не остановился перед крупными идеологическими "издержками" во имя конкретной цели. Его не очень беспокоило, насколько тщателен камуфляж истинной причины. Выступая 6 ноября 1942 года на торжественном заседании, посвященном 25-й годовщине Октября, Сталин подчеркнул, что различия в идеологии союзников не являются помехой в военно-политическом сотрудничестве. "...Создавшаяся угроза, - делал упор Сталин, - повелительно диктует членам коалиции необходимость совместных действий для того, чтобы избавить человечество от возврата к дикости и средневековым зверствам"926. Слова эти, безусловно, адресованы фашизму. По сути, в докладе Сталиным проведена мысль, что классовая логика в период борьбы за выживание не имеет решающего значения. К этому выводу, и, надеюсь, навсегда, приходит человечество в наши дни.
  
   Судьба Коминтерна была предрешена. Весной 1943 года международная организация коммунистов, которая после Октябрьской социалистической революции, казалось, покроет кумачовыми стягами весь мир, самораспустилась. Сталин, отвечая 28 мая 1943 года корреспонденту агентства Рейтер Кингу, подчеркнул: "Роспуск Коммунистического Интернационала является правильным и своевременным, так как он облегчает организацию общего натиска всех свободолюбивых наций против общего врага - гитлеризма... разоблачает ложь гитлеровцев о том, что Москва якобы намерена вмешиваться в жизнь других государств и "большевизировать" их"927.
  
   Политический прагматизм Сталина, который не остановил его перед ликвидацией Коминтерна, подтолкнул его и к налаживанию отношений с православной церковью. Бывший семинарист дотоле не баловал вниманием церковь. Более того, по инициативе Сталина с 1925 года не разрешалось избирать главу Русской православной церкви. Временным главой церкви стал Патриарший Местоблюститель митрополит Сергий. Сталин не давал согласия и на созыв Поместного собора, что, в свою очередь, не позволяло пополнить состав Священного Синода, который долго не функционировал. И вдруг Сталин 4 сентября 1943 года приглашает к себе на дачу председателя Совета по делам Русской православной церкви Г.Г. Карпова. Во время беседы, в которой приняли участие Маленков и Берия, были обсуждены вопросы роли церкви в условиях войны. Нужно сказать, что Русская православная церковь неоднократно вносила крупные денежные суммы на военные нужды страны, передала крупные ценности в фонд государства. Священнослужители использовали свое влияние для укрепления веры народа в окончательную победу над агрессором.
  
   Выслушав Карпова, Сталин предложил сегодня же принять высших священнослужителей. Уже через несколько часов у него были митрополиты Сергий, Алексий и Николай, немало удивленные этим высоким вниманием. В долгой беседе, состоявшейся у Сталина, было одобрено проведение Собора, избрание патриарха, открытие религиозных учебных заведений. Верховный Главнокомандующий, любуясь своим "великодушием", пообещал материальную помощь, различные послабления, многозначительно поглядывая при этом на Берию. Думаю, Сталин наслаждался невообразимой возможностью бывшего семинариста влиять не только на судьбы высших церковных деятелей, но и религии в целом. Справедливости ради нужно заметить, что значительная часть обещаний, которые дал Сталин, была выполнена.
  
   На следующий день, 5 сентября 1943 года, "Правда" сообщила о знаменательной (единственной до 1988 г.) встрече руководства страны с главой церкви: "...митрополит Сергий довел до сведения Председателя Совнаркома, что в руководящих кругах православной церкви имеется намерение в ближайшее время созвать Собор епископов для избрания Патриарха Московского и Всея Руси и образования при Патриархе Священного Синода.
  
   Глава Правительства тов. И.В. Сталин сочувственно отнесся к этим предложениям и заявил, что со стороны Правительства не будет к этому препятствий".
  
   Почему Сталин вдруг вспомнил о церкви? Думаю, по двум причинам. Первое Верховный Главнокомандующий оценил патриотическую роль церкви в войне и хотел поощрить эту деятельность. Второе обстоятельство связано с международными делами. Сталин готовился к первой встрече в верхах в конце года в Тегеране. Он ставил перед собой цель не только добиваться ускорения открытия второго фронта, но и увеличения объема военной помощи. Немалую роль в этом мог сыграть Комитет помощи Советскому Союзу в Англии, возглавляемый одним из руководителей англиканской церкви X. Джонсоном. Сталин, получивший несколько посланий от настоятеля Кентерберийского собора, решил сделать публичный жест, который бы свидетельствовал о его более лояльном отношении к церкви вообще. Сталин понимал, что на Западе этот сигнал обязательно будет замечен и вызовет благожелательную реакцию. Не тщеславие бывшего недоучившегося семинариста двигало советским лидером, а сугубо прагматические расчеты в отношениях с союзниками.
  
   Отношения с союзниками достигли своего апогея на встречах "большой тройки". Известно, что Тегеранская (28 ноября - 1 декабря 1943 г.). Крымская (4 - 11 февраля 1945 г.), Берлинская (17 июля - 2 августа 1945 г.) конференции были пиками военно-политического сотрудничества государств, столь разных во всех отношениях. Может быть, эти конференции, как и само сотрудничество в целом, уже тогда показали приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми и идеологическими. Решения конференций и их роль хорошо известны. Я намерен затронуть лишь некоторые вопросы, касающиеся отношения Сталина к проблемам, которые обсуждались на них.
  
   Сталин был "домоседом". Он был готов встретиться с лидерами союзных государств, но не желал далеко и надолго отлучаться. Черчилль и Рузвельт предлагали местом встречи Каир, Асмэру, Багдад, Басру, другие пункты южнее СССР. Черчилль даже рассчитывал, что Сталин согласится на встречу в пустыне, где можно было бы, по словам английского премьера, организовать три палаточных лагеря и совещаться в безопасности и уединении. Сталин настоял на Тегеране, ибо, по его словам, оттуда он мог продолжать осуществлять "повседневное руководство Ставкой". Черчилль и Рузвельт после долгой переписки были вынуждены согласиться. Сталин, разумеется, не сказал, что он побаивался полетов на самолете. В жизни Сталина это был первый полет. Он сам не любил рисковать, не хотел вносить в свою жизнь какой-нибудь элемент случайности. "Вождь" шел к зениту своей славы, и даже сама вероятность (пусть очень незначительная) какого-либо нежелательного события тревожила Сталина. За два дня до вылета он направил Рузвельту и Черчиллю телеграммы аналогичного содержания:
  
   "Ваше послание из Каира получил. Буду готов к Вашим услугам в Тегеране 28 ноября вечером".
  
   Фраза "буду готов к Вашим услугам..." в устах Сталина звучит более чем необычно. Но советский лидер хотел выглядеть джентльменом.
  
   Сталин сделал все для того, чтобы вопрос о втором фронте на Тегеранской конференции был в центре внимания. Правда, встречаясь вечером 28 ноября с Рузвельтом, они говорили о погоде в Советском Союзе, событиях в Ливане, о Чан Кайши, де Голле, Индии, но не о втором фронте. Разговор зашел даже о будущей политической системе в Индии, и Рузвельт неожиданно сказал, что "было бы лучше создать в Индии нечто вроде советской системы, начиная снизу, а не сверху. Может быть, это была бы система советов". Сталин истолковал это по-своему и ответил, что "начать снизу - это значит идти по пути революции"928.
  
   Сталин, оказавшись впервые на международной конференции за пределами своего государства, внимательно присматривался к своим партнерам. Все для него было внове. Черчилль его интересовал сейчас меньше; он с ним встречался и убедился в незаурядном уме и хитрости этого политика. Рузвельт, с его проницательными глазами, печатью усталости и болезни на лице, чем-то ему сразу понравился. Может быть, своей откровенностью. Так, в заключительной беседе со Сталиным 1 декабря он внешне простодушно заявил, что не хотел бы сейчас публично обсуждать польские проблемы с границами, т.к. на будущий год он, возможно, вновь выдвинет свою кандидатуру на пост президента. А в Америке "имеется шесть-семь миллионов граждан польского происхождения", и он, будучи "практичным человеком, не хотел бы потерять их голоса". Сталину понравилась его прямота, хотя сам маршал далеко не всегда следовал правилу: говорить то, что думает.
  
   Рузвельт был самым молодым среди "большой тройки" и, высказываясь первым при открытии конференции, назвал ее участников "членами новой семьи". Черчилль добавил, что лидеры, собравшиеся здесь, - это "величайшая концентрация мировых сил, которая когда-либо была в истории человечества". Рузвельт и Черчилль посмотрели на Сталина: что скажет он в эти первые минуты конференции?
  
   - Я думаю, что история нас балует, - неожиданно сказал Сталин. - Она дала нам в руки очень большие силы и очень большие возможности. Я надеюсь, что мы примем все меры к тому, чтобы на этом совещании в должной мере, в рамках сотрудничества, использовать ту силу и власть, которые нам вручили наши народы. А теперь давайте приступим к работе...
  
   Главный вопрос о втором фронте наконец был согласован. На завтраке глав делегаций 30-ноября Рузвельт, памятуя настойчивые вопросы-требования Сталина на беседах в предыдущие дни, развертывая салфетку, с улыбкой обратился к Сталину:
  
   - Сегодня я и г-н Черчилль на основании предложений объединенного комитета начальников штабов приняли решение: операцию "Оверлорд" начать в мае месяце с одновременной высадкой десанта в Южной Франции...
  
   - Я удовлетворен этим решением, - ответил Сталин как можно более спокойно. - Но я тоже хочу сказать г-ну Черчиллю и г-ну Рузвельту, что к моменту начала десантных операций наши войска подготовят сильный удар по немцам... - Домашняя "заготовка" произвела очень благоприятное впечатление на собеседников.
  
   В Декларации трех держав, подписанной Рузвельтом, Сталиным и Черчиллем 1 декабря 1943 года, говорилось: "Мы прибыли сюда с надеждой и решимостью. Мы уезжаем отсюда действительными друзьями по духу и цели". При обсуждении вопросов о Югославии, Турции, Финляндии, Японии, послевоенной Германии, послевоенном сотрудничестве в обеспечении прочного мира Сталин имел свое особое мнение. В Тегеране, как затем в Крыму и Берлине, важное место в переговорах "большой тройки" занял "польский вопрос". На последнем пленарном заседании, перед тем как объявить перерыв, Черчилль огласил предложение, согласованное, видимо, с Рузвельтом:
  
   - Очаг польского государства и народа должен быть расположен между так называемой линией Керзона и линией реки Одер с включением в состав Польши Восточной Пруссии и Оппельнской провинции.
  
   Сталин ответил:
  
   - Если англичане согласны на передачу нам указанной территории (незамерзающие порты Кенигсберг и Мемель. - Прим. Д. В.), то мы будем согласны с формулой, предложенной г-ном Черчиллем...929
  
   Конечно, многое из того, что говорилось на конференциях лидеров "большой тройки", с точки зрения нравственности выглядит достаточно цинично. Но не будем забывать, что в прошлом гармония силы и разума никогда не достигалась в международных отношениях. Человечеству, прежде чем подойти к рубежу, от которого началось овладение новым мышлением, потребовалось возникновение угрозы самоуничтожения. Национальные, территориальные ревизии опасны всегда. Сегодня - не менее, чем раньше.
  
   Обмениваясь своими соображениями о будущем Польши уже на Крымской конференции, состоявшейся за три месяца до разгрома гитлеровского фашизма, Сталин изложил давно им выношенное: "польский вопрос" является не только вопросом чести, но также и вопросом безопасности. Вопросом чести потому, что у русских в прошлом было много грехов перед Польшей. Советское правительство стремится загладить эти грехи. Вопросом безопасности потому, что с Польшей связаны важнейшие стратегические проблемы Советского государства... На протяжении истории Польша всегда была коридором, через который проходил враг, нападающий на Россию... Почему враги до сих пор так легко проходили через Польшу? Прежде всего потому, что Польша была слаба. Польский коридор не может быть закрыт механически извне только русскими силами. Он может быть надежно закрыт только изнутри собственными силами Польши. Для этого нужно, чтобы Польша была сильна. Вот почему Советский Союз заинтересован в создании мощной, свободной и независимой Польши. Вопрос о Польше - это вопрос жизни и смерти для Советского государства"930.
  
   Обсуждая "польский вопрос", Сталин давал понять, что для него более важной частью является проблема правительства, а не границ. Он сразу сказал, что согласен на линию Керзона, с отклонениями от нее в некоторых районах на несколько километров в пользу Польши. А вот правительство... Нет. Здесь Сталин на уступки не пойдет, хотя в начале войны именно он проявил волю к сотрудничеству. Он помнил, как 18 августа 1941 года по его указанию генерал-майор А.М. Василевский подписал Военное соглашение между Верховным Командованием СССР и Верховным Командованием Польши. С польской стороны соглашение подписал генерал-майор С. Богуш-Шишко. Было условлено, что советская сторона берет на себя не только расходы по содержанию создаваемой на территории СССР польской армии, но и открывает советскую военную миссию при польском Верховном Командовании в Лондоне931. А теперь Черчилль и Рузвельт законное правительство Польши называют "люблинским", хотя оно уже в Варшаве и контролирует положение в стране! На всех трех встречах "большой тройки" поднимался "польский вопрос". Но Сталин, заняв однажды определенную позицию, гнулся, но не сдавался. Ведь именно по его настоянию Рузвельт и Черчилль согласились на приращение территории Польши на севере и на западе.
  
   В конце войны и сразу после ее окончания на Сталина навалилось так много дел военно-дипломатического характера, что он и не ожидал. Помогал, правда, немало здесь Молотов. Привлекали и его заместителей - А.Я. Вышинского, С.И. Кавтарадзе, И.М. Майского, других лиц. Но часто Верховный, памятуя о договоренностях с союзниками и своих интересах, принимал решения сам. Его раздражало, когда Черчилль слишком часто совал нос в дела Восточной Европы. Сюда пришли советские войска, и, считал Сталин, приоритет в решении будущих дел принадлежит Москве. Разумеется, в согласии с друзьями, теми антифашистскими, демократическими силами, которые помогали и помогают ликвидировать гитлеризм.
  
   Сталин еще раз убедился, каким непреклонным исполнителем его воли является Молотов. Его директива, инструкция были для наркома важнее партийного устава. Уже после войны, где-то в ноябре 1945 года, Молотов расскажет генералиссимусу, как 15 октября его чуть не "изнасиловал" Гарриман, но он установку Сталина выполнил. "Вождь" вопросительно посмотрел на наркома, а тот воспроизвел свой диалог с Гарриманом. Сталин собирался уезжать в первый после войны отпуск, а в это время настойчиво стал проситься на прием к нему американский посол. Сталин тогда сказал наркому:
  
   - Принимай сам. Я не буду. Передашь, что там им нужно.
  
   Так вот, говорил Молотов, пришли ко мне Гарриман и первый секретарь посольства Пейдж. Состоялся такой разговор:
  
   "Гарриман. Я получил от президента для генералиссимуса телеграмму. Мне поручено лично вручить послание и лично обсудить со Сталиным некоторые вопросы.
  
   Молотов. Сталин выехал на отдых примерно на 1,5 месяца. Он, Молотов, проинформирует Сталина о просьбе президента.
  
   Гарриман. Президент знает, что Сталин на отдыхе, но надеется, что его, посла, все же примет. Речь идет о Лондонской конференции. Он, Гарриман, готов ехать куда угодно.
  
   Молотов. Генералиссимус Сталин не занимается сейчас делами, т.к. находится на отдыхе далеко от Москвы.
  
   Гарриман. Президент надеется, что Сталин сможет принять его.
  
   Молотов. Он сообщит Сталину.
  
   Гарриман. Президент считает, что генералиссимус заслужил отдых.
  
   Молотов. Все мы считаем, что Сталин должен получить настоящий отпуск.
  
   Гарриман. Во время физкультурного парада он обратил внимание, каким крепким выглядел Сталин.
  
   Молотов. Сталин действительно крепкий человек.
  
   Гарриман. В кинофильме о физкультурном параде генералиссимус Сталин выглядит очень бодрым и жизнерадостным.
  
   Молотов. Все советские люди рады видеть Сталина в хорошем настроении.
  
   Гарриман. Хотел бы получить этот фильм.
  
   Молотов. Конечно, получите.
  
   Гарриман. Мне больше нечего добавить к изложению цели своего визита.
  
   Молотов. Он проинформирует Сталина, который сейчас находится на полном отдыхе.
  
   Гарриман. Нет необходимости говорить о важности вопроса...
  
   Молотов. Да, понятно
  
   Гарриман. Он хотел бы приехать к Сталину как друг...
  
   Молотов. Он передаст Сталину. Но генералиссимус на отдыхе"932.
  
   Может быть, Гарриман вспомнил и этот эпизод, когда в своей книге "Специальный посланник Рузвельта к Сталину" писал: "Я должен сознаться, что для меня Сталин остается самой непостижимой, загадочной и противоречивой личностью, которую я знал. Последнее суждение должна вынести история, и я оставляю за ней это право"933.
  
   В. Павлов, записавший этот поразительный, внешне пустой диалог, зафиксировал упорство не только Молотова, но и Гарримана. Никакие конференции, просьбы президента не могли поколебать Молотова, превыше всего на свете почитавшего волю "вождя". Вот так Молотов исполнял его инструкции. О гибкости не могло быть и речи. Сталинская школа. Выслушав этот долгий монолог наркома, Сталин вдруг сказал:
  
   - А может, и впрямь Гарриман хотел тогда что-то важное передать от Трумэна?
  
   Молотов с Берией переглянулись; они не поняли - шутит ли Сталин или всерьез жалеет об упущенной возможности?
  
   Поскребышев завел несколько папок, в которых хранились материалы с распоряжениями Сталина, касающиеся освобожденных стран. Их так много! Недавно разыскивая нужный документ, он, Сталин, поразился их обилию. У него свежи в памяти маневры Рюти в Хельсинки. От Коллонтай из Стокгольма стали поступать сигналы, что финны "созрели" для выхода из войны, и вдруг 26 июня 1944 года, после приезда Риббентропа в Хельсинки, Рюти выступает с публичным заявлением: "Я, как президент Финляндской республики, заявляю, что не заключу мира с Советским Союзом, иначе как по соглашению с Германской империей, и не разрешу никакому правительству Финляндии, назначенному мной, и вообще никому предпринимать переговоры о перемирии или мире, или переговоры, преследующие такую цель, иначе как по согласованию с правительством Германской империи"934.
  
   Реакция Сталина была быстрой: ускорить проведение наступательной операции на Карельском фронте. Он давно уяснил: сильные удары всегда делают противника сговорчивее. Так и случилось, хотя операция прошла менее успешно, чем ожидал Сталин. В конце войны он был более требователен и не менее суров к тем, кто не оправдал его доверия. Да, финны уже 4 сентября 1944 года примут советские условия о прекращении военных действий против СССР. Но Сталин, будучи верен себе, даст соответствующую оценку тем, кто должен был ускорить сговорчивость Маннергейма. Оценку в своем духе:
  
   "Командующему Карельским фронтом
  
   члену Военного совета Карельского фронта
  
   Ставка Верховного Главнокомандования считает, что последняя операция левого крыла Карельского фронта закончилась неудачно в значительной степени из-за плохой организации руководства и управления войсками; одновременно Ставка отмечает засоренность фронтового аппарата бездеятельными и неспособными людьми. Кроме того, на ряде командных должностей стояли офицеры финской национальности, которые, естественно, не били по-настоящему действующих перед нашими войсками родственных им по национальности финнов и в силу этого не могли пользоваться доверием со стороны подчиненных им войск...
  
   Военному совету Карельского фронта наладить твердое управление войсками и изгнать бездельников и людей, неспособных руководить войсками...
  
   Заместителя командующего Карельским фронтом генерал-полковника Ф.И. Кузнецова откомандировать в распоряжение начальника Главного управления кадров НКО. Начальника штаба фронта генерал-лейтенанта Б.А. Пигаревича, как не обеспечившего должного руководства штабом фронта, освободить от занимаемой должности и откомандировать в распоряжение начальника Главного управления кадров НКО. Начальника Оперативного управления штаба фронта генерал-майора В.Я. Семенова откомандировать в распоряжение..."935
  
   Фронт своими действиями способствовал выходу из войны вражеской страны, а Верховный был недоволен. Сталин понимал: победа над Гитлером и его сателлитами рядом. Но и сейчас он остался верен союзническим обязательствам: переговоры с Финляндией по настоянию Сталина вели представители СССР и Англии, выступавшей от имени Объединенных Наций. 19 сентября 1944 года соглашение о перемирии было заключено.
  
   Перебирая в памяти события последних месяцев, Сталин поражался: на что только ему, Верховному Главнокомандующему, не приходится реагировать. Вот, например, его директива командующим фронтами. Председателю Союзной контрольной комиссии (СКК) в Венгрии Ворошилову; заместителю Председателя СКК в Румынии Сусайкову; в Варшаву - Шатилову.
  
   "Особо важная.
  
   За последнее время участились случаи посадки иностранных, в том числе английских и американских, самолетов на территорию, занятую нашими войсками. Вредное благодушие, ненужная доверчивость и потеря бдительности... способствуют использованию этих посадок враждебными элементами для переброски на территорию Польши террористов, диверсантов и агентов польскою эмигрантского правительства в Лондоне..."936
  
   А вот еще один документ, подписанный им, Верховным Главнокомандующим:
  
   "Особо важная.
  
   Командующему 2-м Украинским фронтом
  
   Командующему 3-м Украинским фронтом
  
   Копия: Маршалу тов. Тимошенко
  
   Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
  
   1. Командующему 2-м Украинским фронтом в 10.00 31.8. ввести войска в Бухарест. Войска в городе не задерживать и после прохождения через город перейти к выполнению задач, поставленных Директивой Ставки No 220 191, стремясь возможно быстрее занять район Крайова. При прохождении войск через Бухарест иметь в воздухе над городом возможно большее количество самолетов.
  
   2. Командующему 3-м Украинским фронтом моторизованный отряд 46 А, вошедший в Бухарест, направить на Джурджу с задачей занять переправы через р. Дунай...
  
   3. Обратить внимание на порядок и дисциплину в войсках, проходящих через Бухарест..
  
   30 августа 1944 г.
  
   20 часов 15 мин.
  
   И. Сталин
  
   Антонов"937.
  
   А ведь Антонеску еще в начале месяца был в ставке у Гитлера, пытался организовать оборону по линии Галац - Фокшани, затем круто повернулся к англо-американским войскам. Но надеждам румынского диктатора задержать наступление советских войск и дождаться союзного вторжения не суждено было сбыться. Патриотические силы, воспользовавшись победоносным продвижением Красной Армии, 23 августа покончили с фашистской диктатурой Антонеску. Уже после подписанного перемирия Сталину доложили, что кое-где органы стали вылавливать фашистских агентов. Верховный тут же отреагировал:
  
   "Командующему 3-м Украинским фронтом
  
   Командующему 2-м Украинским фронтом
  
   и тов. Тевченкову
  
   Ставка Верховного Главнокомандования воспрещает производить аресты в Болгарии и Румынии. Впредь никого без разрешения Ставки не арестовывать..."938
  
   Подумал: кто же к нему будет обращаться за разрешением? Пусть сами разбираются...
  
   "Особо важная.
  
   Маршалу Тито
  
   Копия - Маршалу Толбухину
  
   Вы обратились к Маршалу Толбухину с требованием вывести болгарские войска из Сербии и оставить их только в Македонии. Кроме того, Вы указали Толбухину на неправильные действия болгарских войск при распределении захваченных у немцев трофеев. Считаю необходимым сообщить Вам по этим вопросам следующее:
  
   1. Болгарские войска действуют на территории Сербии по общему плану, согласованному с Вами и по Вашей просьбе, изложенной в телеграмме от 12.10.44 за No 337, оказывая советским войскам существенную помощь... Поскольку на территории Югославии остается еще крупная группировка немцев, выводить сейчас болгарские войска из Сербии нам нельзя...
  
   2. По вопросу о трофеях. Закон войны таков, что трофеи получает тот, кто их захватывает...
  
   18 октября 1944 г. 19.10 мин.
  
   Алексеев, друг (Сталин)"939.
  
   Листая подписанные им документы, Сталин видел: сколько различных дел и нигде нельзя допустить промашки! Молодец, Антонов, наловчился, многие телеграммы международного характера составляет так, что и Молотову делать нечего. Вот, например:
  
   "Особо важная.
  
   Командующему войсками 3-го Украинского фронта
  
   Члену Военного совета фронта
  
   На Ваше донесение от 4.4. за No 024/ж Ставка указывает:
  
   1 Карлу Реннеру оказать доверие.
  
   2. Сообщить ему, что в деле восстановления демократического режима в Австрии командование Советских войск окажет ему поддержку.
  
   3. Сообщить ему, что советские войска вступили в пределы Австрии не для захвата территории Австрии, а для изгнания фашистов-оккупантов.
  
   4.4.45
  
   19 часов 30 мин.
  
   И. Сталин
  
   Антонов"940.
  
   Сталин продолжал медленно перебирать документы, которые он подписал только за последнее время. Нужно будет спросить Антонова, сколько директив и приказов за войну издала Ставка. Но разве это все? А постановления ГКО, Политбюро, Наркомата обороны? Задали они работы историкам... У него шевельнулась мысль: нужно поручить надежному человеку просмотреть его переписку, распоряжения, директивные документы... Не должно остаться ничего, что могло бы бросить тень на его деятельность в годы войны. Хотя он помнил, что большинство "сомнительных" распоряжений отдавал устно...
  
   Вот целая папка "венгерских бумаг"... Доклад Сталину о беседе генерал-полковника Ф.Ф. Кузнецова с генерал-полковником венгерской армии Вереш Яношем о создании нескольких венгерских соединений. Здесь же копии приказов командующего войсками 9-й гвардейской армии генерал-полковника В. В. Глаголева о включении в состав объединения 2-й и 6-й венгерских пехотных дивизий, распоряжение Сталина начальнику продовольственного снабжения Красной Армии генерал-лейтенанту Д.В. Павлову о передаче правительственному комиссару по снабжению Будапешта большого количества продуктов. Следом за этим документом телеграмма Бела Миклоша, Председателя Венгерского Временного правительства:
  
   "Маршалу Сталину
  
   Со времени освобождения доблестной Красной Армией гор. Будапешт от проклятого немецкого владычества трудящиеся города уже вторично чувствуют влиятельную помощь Советского Союза, которая вызывает значительное улучшение дотеперешнего горького общественного снабжения... Согласно постановлению Венгерского Временного правительства выражаю искреннюю благодарность и приветствую великого Маршала Советского Союза..."941
  
   Сталин отложил в сторону телеграмму Миклоша и подумал: каких только маневров не предпринимал Хорти, с тем чтобы союзники пришли на территорию Венгрии раньше, а ничего не получилось. Его обращения то к Гитлеру, то к союзникам, то, наконец, к нему, Сталину, окончились тем, что Хорти арестовали немцы. Судьба марионеток всегда такова, в конечном счете они не нужны никому. Последний союзник Германии рухнул. Более того, Сталин настоял, чтобы Румыния, Болгария, Венгрия не просто вышли из фашистского блока, а объявили Германии войну. Союзники не могли бросить камень в огород Сталина; обо всех своих шагах, действиях в странах, куда вступили советские войска, Верховный Главнокомандующий информировал державы антигитлеровской коалиции.
  
   Вот документ, который он подписал только на днях:
  
   "Командующему войсками 2-го Украинского фронта и маршалу Тимошенко.
  
   В связи с отходом противника перед 4-м Украинским фронтом Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
  
   1. Главные силы войск фронта развернуть на запад и нанести удар в общем направлении на Йиглава, Улабинг, Гарн, в дальнейшем выйти на р. Влтава и освободить Прагу.
  
   2. Частью сил правого крыла фронта продолжать наступление в направлении Оламоуц
  
   2 мая 1945 г.
  
   19 часов.
  
   И. Сталин
  
   Антонов"942.
  
   А вот документ, который в день Победы принес Берия. Да, у него свои заботы... Сталин, правда, подписал директиву через два дня, приказав, чтобы в ней была отражена судьба граждан союзных стран и бывших советских военнопленных.
  
   "Особо важная.
  
   Командующим войсками 1-го, 2-го Белорусских,
  
   1-го, 2, 3, 4-го Украинских фронтов
  
   Тов. Берия, тов. Меркулову, тов. Абакумову,
  
   тов. Голикову, тов. Хрулеву, тов. Голубеву
  
   В целях организованного приема и содержания освобожденных союзными войсками на территории Западной Германии бывших советских военнопленных и советских граждан, а также передачи освобожденных Красной Армией бывших военнопленных и граждан союзных нам стран. Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:
  
   Военным советам сформировать в тыловых районах лагеря для размещения и содержания бывших военнопленных и репатриируемых советских граждан на 10 000 человек каждый лагерь. Всего сформировать: во 2-м Белорусском фронте - 15, в 1-м Белорусском фронте - 30, в 1-м Украинском фронте - 30, в 4-м Украинском фронте - 5, во 2-м Украинском фронте - 10, в 3-м Украинском фронте - 10 лагерей. Размещение лагерей частично можно допускать и на территории Польши.
  
   Проверку в формируемых лагерях бывших советских военнопленных и освобожденных граждан возложить: бывших военнослужащих - на органы контрразведки "Смерш"; гражданских лиц - на проверочные комиссии представителей НКВД, НКГБ и "Смерш", под председательством представителя НКВД. Срок проверки не более 1 - 2 месяцев.
  
   Передачу освобожденных Красной Армией бывших военнопленных и граждан союзных нам стран представителям союзного командования производить распоряжением военных советов и уполномоченного СНК СССР...
  
   11 мая 1945 г.
  
   24 часа 00 мин.
  
   И. Сталин
  
   Антонов"943.
  
   Сталин прикинул: около сотни лагерей... Сколько же выжило в плену, в неволе? А сколько там оказалось всего? Но сейчас, когда он, триумфатор, на виду у всего мира, не хотелось об этом думать. Когда-нибудь он поручит Берии назвать официальную цифру. Для историков и писателей. А пока он наткнулся еще на один документ, который продиктовал сам, как когда-то в 1942 - 1943 годах. В конце войны он сам диктовал шифровки редко; не было нужды для экстренного вмешательства, да и Антонов хорошо его изучил. Начальник Генштаба докладывал проекты именно тех документов, которые хотел видеть Верховный. Словно читал мысли Сталина. Так вот, помнится, эту директиву он продиктовал Штеменко сам:
  
   "Командующим войсками 1-го и 2-го Белорусских и
  
   1-го Украинского фронтов
  
   При встрече наших войск с американскими или английскими войсками Ставка Верховного Главнокомандования приказывает руководствоваться следующим:
  
   1. Старшему войсковому начальнику, на участке которого произошла встреча, в первую очередь связаться со старшим начальником американских или английских войск и установить совместно с ним разграничительную линию. Никаких сведений о наших планах и боевых задачах наших войск никому не сообщать.
  
   2. Инициативу в организации дружеских встреч на себя не брать. При встречах с союзными войсками относиться к ним приветливо. При желании американских или английских войск организовать торжественную или дружескую встречу с нашими войсками..."944
  
   Половодье братаний, встреч, вечеров его уже начинало раздражать. Вот и Жуков вместе с Вышинским вылетают по приглашению Эйзенхауэра во Франкфурт-на-Майне. Жуков в своей телеграмме просит у Сталина разрешения наградить 10 офицеров штаба Эйзенхауэра орденом Красного Знамени и 10 медалью "За боевые заслуги"945... Сначала они наградят американцев, а затем сами получат награды... Ликуют, торжествуют, а послевоенные дела еще не улажены. Сталин имел в виду подготовку к Берлинской конференции руководителей трех союзных держав, которая должна решить сложные вопросы, связанные с устройством послевоенного мира. Да и война ведь еще не кончилась... Сталин не будет тянуть, как его партнеры, со вторым фронтом. Свое обязательство, данное в Ялте, вступить в войну против Японии через два-три месяца после капитуляции Германии946 он безусловно выполнит.
  
   Только сегодня, 28 июня, он, Сталин, подписал несколько директив с грифом "Совершенно секретно. Особой важности" о подготовке к 1 августа всех необходимых мероприятий для "проведения по особому приказу Ставки Верховного Главнокомандования наступательной операции". В директивах командующему войсками Дальневосточного фронта, Приморской группы и Забайкальского фронта (с началом боевых действий Приморская группа будет переименована в 1-й Дальневосточный фронт, а Дальневосточный фронт - во 2-й Дальневосточный) ставились задачи по разгрому Квантунской армии японцев. "Все подготовительные операции провести с соблюдением строжайшей секретности. Командующим армиями задачи поставить лично, устно, без вручения письменных директив фронта"947. Сталин уже решил, что пошлет на восток кроме Василевского также Мерецкова, Пуркаева, Иванова, Масленникова, Шикина, остальных военных руководителей пусть предложит Главное управление кадров. Воевать теперь умеют многие...
  
   Глава 10
  
   Апогей культа
  
   Историческое величие слишком связано с
  
   ложью, со злобой, жестокостью, насилием и
  
   кровью.
  
   Н. Бердяев
  
   9 мая Сталину принесли стенограмму состоявшейся церемонии подписания Акта о безоговорочной капитуляции Германии. Судя по тексту, все завершилось быстро. Хотя нет, была какая-то заминка. Об этом ему звонил Серов из Берлина, а затем доложил и Берия. Произошла, по их словам, задержка на два-три часа церемонии подписания Акта о капитуляции "по причине небрежного отношения к делу работника наркоминдела - посла Смирнова, который в тексте документа о капитуляции немцев, переданного из Москвы, пропустил четыре строчки, а союзники это заметили и отказались подписать. После сверки с нашим подлинным текстом пропущенное было добавлено, и текст документа о капитуляции никаких возражений не встречал"948. Сталина тогда покоробило от этой извечной расхлябанности, которая сопутствует нам везде.
  
   Читая стенограмму, Верховный старался мысленно представить атмосферу, в которой происходило подписание Акта. Такая длинная, страшная война и такой ее короткий конец. Последние слова Жукова, руководившего церемонией, Сталину показались даже слишком приземленными: "Поздравляю Главного маршала авиации Теддера, генерал-полковника американской армии Спаатса, главнокомандующего французской армией генерала Делатр де Тассиньи с победным завершением войны над Германией"949. Такой будничный венец... Впрочем, до венца еще дело не дошло. Наступает тяжелый торг с союзниками о послевоенном устройстве мира. Война с Японией много времени не займет. Но как важно сохранить главный плод победы - долгий, стабильный мир!
  
   Сталин понимал, что его авторитет - до войны непререкаемый только внутри страны да, наверное, еще в Коминтерне - стал международным, всемирным. Лидеры западных держав при личных встречах, в ходе обширной переписки воздавали хвалу руководителю Советского государства, Верховному Главнокомандующему Вооруженными Силами СССР. Новый президент США Гарри Трумэн в послании Сталину отметил, что "Вы продемонстрировали способность свободолюбивого и в высшей степени храброго народа сокрушить злые силы варварства, как бы мошны они ни были. По случаю нашей общей победы мы приветствуем народ и армии Советского Союза и их превосходное руководство"950. Черчилль обратился, как всегда, с более эмоциональным и, пожалуй, более глубоким посланием. Его по поручению британского премьера огласила 9 мая по радио госпожа Клементина Черчилль. В послании говорилось: "Я шлю Вам сердечные приветствия по случаю блестящей победы, которую Вы одержали, изгнав захватчиков из Вашей страны и разгромив нацистскую тиранию. Я твердо верю, что от дружбы и взаимопонимания между британским и русским народами зависит будущее человечества. Здесь, в нашем островном отечестве, мы сегодня очень часто думаем о Вас, и мы шлем Вам из глубины наших сердец пожелания счастья и благополучия. Мы хотим, чтобы после всех жертв и страданий той мрачной долины, через которую мы вместе прошли, мы теперь в лояльной дружбе и симпатии могли бы дальше идти под ярким солнцем победоносного мира..."951 Тогда могло показаться невероятным, что этот же человек очень скоро в Фултоне скажет совсем другое.
  
   Де Голль, которого Сталин считал чопорным гордецом, и тот признал его особую роль в Победе, подчеркнув в приветственной телеграмме: "Вы создали из СССР один из главных элементов борьбы против держав-угнетателей, именно благодаря этому могла быть одержана победа. Великая Россия и Вы лично заслужили признательность всей Европы, которая может жить и процветать только будучи свободной"952. Как все заговорили после Победы... А что говорили накануне войны? Сколько сегодня поздравлений! Вот приветственные телеграммы от Болеслава Берута, Чан Кайши, Иосипа Броз Тито, регентов Болгарии, Маккензи Кинга, Юхана Нюгорсволла, Джозефа Чифли, Махмуда Фахми Эль Нокраши, Зденека Фирлингера, Миклоша Белы, Карла Маннергейма, многих других государственных лидеров. Сталин, отодвинув кипу приветственных посланий и по привычке взяв в руку трубку, пустился в свой обычный многолетний путь - двадцать шагов в одну сторону кабинета, столько же в другую.
  
   В разворошенном мире все пришло в движение - народы, армии, их руководители. Даже полупарализованный Рузвельт пускался в дальние вояжи на крейсерах, самолетах. Только Сталин обошелся за минувшую войну минимумом: единственный в жизни полет на самолете в Тегеран в 1943 году, выезд в Крым для встречи с Черчиллем и Рузвельтом в начале 1945 года, секретное посещение фронта в августе 1943 года. "Вождь" самого крупного в мире государства не любил пересекать его пространства. Он хотел знать все, но только отсюда, из своего кабинета. Из Кремля, как ему казалось, он научился видеть далеко, как с вершины Эльбруса. Привычка к затворничеству (Кремль - ближняя дача) усиливала "загадочность" Сталина. Не знаю, как бы он вел себя, будь в то время телевидение? Захотел бы, как Брежнев, непрерывно мелькать на экране? Но тогда Сталин предпочитал, чтобы о нем говорили, писали, думали, видя его как можно реже. Его устраивал очень узкий круг личного общения: члены Политбюро, иногда - несколько наркомов, военачальников, редко - зарубежные деятели.
  
   Скоро ему предстоит последняя в его жизни зарубежная поездка. Сталин через специального помощника президента США Гарри Гопкинса, с которым он встретился 26 июня в Москве, предложил союзникам, не откладывая дела в долгий ящик, провести встречу в верхах в Берлине. Сталин чувствовал, что за годы войны у него накопилась свинцовая усталость, которую становилось все труднее преодолевать. Шестьдесят пять лет, из которых большинство были бурными, словно гири висели на его ногах. Он твердо решил после завершения войны на востоке подумать о серьезном и продолжительном отдыхе на юге. Он верил, что родной Кавказ вдохнет в него новые силы. До войны Сталин обычно уезжал в конце лета на юг на полтора-два месяца, продолжая и из Сочи пристально следить за делами.
  
   Трумэн и Черчилль, согласившись на встречу в Берлине, отодвинули ее дату на 15 июля 1945 года. Сталин еще не знал, что президент США, предлагая время проведения конференции, исходил из готовности к испытаниям американской атомной бомбы. (В Советском Союзе тоже развертывались работы в этой области, курировать которые поручили Берии. Еще в марте 1945 года Сталин вызвал начальника ГУК НКО генерал-полковника Ф.И. Голикова для доклада: увольняются ли из армии специалисты-физики для направления их в научно-исследовательский физический институт Д.В. Скобельцына, другие научные центры. Берия еще раньше доложил, что в подведомственной НКВД системе им создано несколько лабораторий, куда привлечены ученые-зэки.) Но когда Трумэн в Потсдаме сообщил Сталину об успешном испытании в Аламогордо атомной бомбы, тот внешне не проявил никакого интереса.
  
   А.А. Громыко, принимавший участие в Берлинской (Потсдамской) конференции, пишет в своих мемуарах, что "Черчилль с волнением ожидал окончания разговора Трумэна со Сталиным. И когда он завершился, английский премер поспешил спросить президента США:
  
   - Ну как?
  
   Тот ответил:
  
   - Сталин не задал мне ни одного уточняющего вопроса и ограничился лишь тем, что поблагодарил за информацию"953.
  
   Собеседники гадали, понял ли Сталин значение этого сообщения? Они не знали, что в тот же вечер в Москву Берии пошла шифровка о необходимости предельно ускорить работы в ядерной области. Но это будет 24 июля в Потсдаме. А пока Сталин готовился к поездке.
  
   "Вождь" сразу же отверг план перелета на "Дугласе". Берия, ссылаясь на мнение специалистов, пытался доказать, что перелет будет абсолютно безопасным. Но диктатор был непреклонен. Он до сих пор с ужасом вспоминал миг, когда летел в конце 1943 года в Тегеран и где-то над горами самолет несколько раз провалился в воздушную яму. Вцепившись в ручки кресла, с искаженным от страха лицом, Верховный едва пришел в себя, долго не решаясь посмотреть на Ворошилова, сидящего в кресле напротив: заметил ли тот его беспомощное состояние? А тот, похоже, сам испытал подобные ощущения. Поэтому в Берлин решили ехать поездом. Берия проработал специальный маршрут - севернее обычного. Спецпоезд с бронированными вагонами, особой охраной, особым сопровождением.
  
   Расскажу об этом подробнее, ибо операция по доставке "вождя" в Берлин готовилась, пожалуй, куда тщательнее, чем многие боевые операции. Сталин требовал частых докладов о ходе подготовки к конференции, об обеспечении его переезда, интересовался деталями, давал указания. К операции по доставке и жизнеобеспечению "вождя" были подключены десятки тысяч человек. За две недели до поездки на столе у генералиссимуса лежал документ, который как нельзя лучше характеризует отношение Сталина к собственной персоне.
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   Товарищу Молотову В.М.
  
   НКВД СССР докладывает об окончании подготовки мероприятий по подготовке приема и размещения предстоящей конференции (так в тексте. - Прим. Д.В.). Подготовлено 62 виллы (10 000 кв. метров и один двухэтажный особняк для товарища Сталина: 15 комнат, открытая веранда, мансарда, 400 кв. метров). Особняк всем обеспечен. Есть узел связи. Созданы запасы дичи, живности, гастрономических, бакалейных и других продуктов, напитки. Созданы три подсобных хозяйства в 7 км от Потсдама с животными и птицефермами, овощными базами; работают 2 хлебопекарни. Весь персонал из Москвы. Наготове два специальных аэродрома. Для охраны доставлено 7 полков войск НКВД и 1500 человек оперативного состава. Организована охрана в 3 кольца. Начальник охраны особняка - генерал-лейтенант Власик. Охрана места конференции - Круглов.
  
   Подготовлен специальный поезд. Маршрут длиной в 1923 километра (по СССР 1095, Польше - 594, Германии - 234). Обеспечивают безопасность пути 17 тысяч войск НКВД, 1515 человек оперативного состава. На каждом километре железнодорожного пути от 6 до 15 человек охраны. По линии следования будут курсировать 8 бронепоездов войск НКВД.
  
   Для Молотова подготовлено 2-этажное здание (11 комнат). Для делегации 55 вилл, в том числе 8 особняков.
  
   2 июля 1945 года.
  
   Л. Берия"954.
  
   Я опустил лишь некоторые подробности. Трудно найти прецеденты таких мер безопасности. А как далеко ушел "вождь" в своем "аскетизме" с 20-х годов! Чем больше росла слава Сталина и чем больше он старел, тем сильнее боялся за свою жизнь. До самого отправления Сталин осведомлялся у Берии, иногда по нескольку раз в день, то о скрытности отъезда, то о толщине бронированного листа вагона, то о графике движения по территории Польши... Вспоминал ли он, что этот же путь - от Москвы до Берлина - советский солдат прошел пешком, под огнем противника? Судя по масштабам приготовлений, - едва ли.
  
   Встретившись в 12 часов дня 17 июля в Потсдаме с Трумэном, Сталин после обмена приветствиями сказал:
  
   - Прошу извинить меня за опоздание на один день. Задержался из-за переговоров с китайцами. Хотел лететь, но врачи не разрешили.
  
   - Вполне понимаю. Рад познакомиться с генералиссимусом Сталиным, - ответил Трумэн.
  
   Сталин опоздал, чтобы подчеркнуть свою значимость. Великого вождя можно и нужно ждать... Этот психологический прием Сталин применял не однажды. Член английской делегации на переговорах в Потсдаме сэр Уильям Хэйтер вспоминал: "...Сталин все время опаздывал на заседания, и нам приходилось долго ожидать его прибытия"955.
  
   Вечером "большая тройка" начала делить плоды Победы в Европе. Это оказалось проще, нежели сохранить союз надолго. Все они чувствовали, что их странный альянс доживает, пожалуй, последние дни. Правда, август еще раз напомнит об этом союзе.
  
   Ни Сталин, ни его партнеры еще не могли знать, что спустя десятилетия мир узнает о "новом мышлении", для которого приоритетными станут общечеловеческие ценности. Тогда это казалось абсолютной утопией... Союзникам предстояло не только поделить плоды Победы, но и осмыслить новый расклад сил.
  
   Плоды и цена победы___________________________________
  
   Длинный кортеж машин, сопровождавший Сталина, подкатил к небольшому серому особняку в семи-восьми минутах езды от Цецилиенгофа, дворца бывшего германского кронпринца Вильгельма. Начиная с 17 июля в течение двух недель главы трех держав подводили итоги войны, определяли будущее Германии, спорили о судьбах стран Восточной Европы, искали пути решения "польского вопроса", делили германский флот, определяли размеры репараций, договаривались о суде над военными преступниками, примерных сроках окончания войны с Японией и обговаривали множество других дел. На тринадцати заседаниях глав правительств, двенадцати - министров иностранных дел были рассмотрены десятки вопросов, обсуждены более сотни проектов различных документов.
  
   Сталин, возвращаясь в свой двухэтажный особняк, просматривал шифровки из Москвы, иногда звонил туда по правительственной связи, подходил к окну, садился в кресло и смотрел на парк, красивое озеро, чахлые сосны. О чем думал Сталин, находясь на земле, породившей гигантскую военную машину, с которой четыре бесконечно долгих года он вел смертельную, изнурительную борьбу? Может быть, вспомнил, что здесь, на этой земле, родилась идеология, главным жрецом которой уже многие годы был сам? Может быть, вспомнил Пленум ЦК партии в январе 1924 года, когда, выступая в прениях по докладу Зиновьева о международном положении, он заявил, что "не поддерживает репрессии против Радека за его ошибки в германском вопросе"956? Однако Сталин осудил Радека за его курс на союз с германскими социал-демократами, не поняв, по существу, что отсюда берет начало одна из его ошибочных линий в международных делах. Может быть, объединись коммунисты с социал-демократами, они не дали бы гидре фашизма поднять голову... А репрессии - пока преждевременны, их время тогда еще не пришло. Подумав о Радеке, вспомнил его шутку-каламбур, пущенную в 1928 году, когда тот был в Томске, в ссылке. Но теперь уже сосланный Сталиным. Шутку эту Сталин ему не простил. Генсеку передали, что в своем кругу Радек сказал: "У нас со Сталиным расхождение по аграрному вопросу: он хочет, чтобы моя персона лежала в сырой земле, а я хочу - наоборот..." Правда, за время своей ссылки Радек быстро сменил ориентацию. В сентябре 1928 года он прислал телеграмму Сталину с протестом против продолжавшихся арестов и ссылок членов троцкистской оппозиции и с требованием вернуть Троцкого по состоянию здоровья из Алма-Аты. А уже через полгода в своем письме Сталину и в ЦК ВКП(б) осудил выступления Троцкого в буржуазной печати...
  
   Чем больше лет, тем чаще память обращается к былому. Давно нет Радека, а вот вспомнил его; когда-то он в начале 20-х годов занимался "германским вопросом"... Может быть, Сталин, устав от долгих дебатов с Трумэном и Черчиллем, вспомнил Тельмана, которому он не смог (или не захотел) помочь? В конце 1939 года Молотов доложил о телеграмме тогдашнего советника полпредства СССР в Берлине Кобулова. Тот сообщал, что к нему в полпредство приходила жена Э. Тельмана. Она, зная о заключенном договоре "о дружбе" с Германией, просила Москву попытаться вырвать ее мужа из фашистских застенков. О себе она сказала, что "у нее никакого выхода нет, ибо она, не имея средств к существованию, буквально голодает". Кобулов заявил ей, как говорится в телеграмме, что "мы ничем помочь ей не можем". На глазах ее появились слезы и она спросила: "Неужели вся его работа в пользу коммунизма прошла даром?" Кобулов повторил ей своей ответ. Советник сообщал, что жена Тельмана "просила нашего совета может ли она обратиться к Герингу с заявлением; я ответил, что это ее частное дело. Тельман, очень огорченная, ушла"957.
  
   Сталин помнил, что, посмотрев тогда на Молотова, он сказал, подумайте, может быть, нужно помочь жене Тельмана марками? Но никакого радикального решения в отношении Эрнста Тельмана, сумевшего из фашистских застенков передать несколько писем в Москву с просьбами о помощи, не принял. Сталин не хотел лично обращаться к Гитлеру с просьбой, не хотел "омрачать" договор о "дружбе". Хотя, отправив в Германию группу антифашистов, мог вызволить не только Тельмана. Пожалуй, Кобулов был прав, заявив, что "это частное дело Розы Тельман". Никаких угрызений совести, как всегда, Сталин не испытывал. А совести, обращенной в прошлое, для него вообще не существовало... Правда, размышляя о Розе Тельман, он вспомнил, что сразу же после победного аккорда войны Берия доложил ему один документ, связанный с вождем немецкого пролетариата. Да, да, он помнил, был такой документ.
  
   "ГКО, товарищу Сталину И.В.
  
   Уполномоченный НКВД СССР по 2-му Белорусскому фронту тов. Цанава сообщил, что оперативными группами НКВД обнаружены жена Э. Тельмана Роза Тельман, бежавшая из концлагеря и скрывавшаяся в г. Фюрстенберг, и дочь Тельмана Фестер Ирма, освобожденная частями Красной Армии из концлагеря в г. Нойбранденбург...
  
   Тельман Р. рассказала, что последний раз видела Тельмана 27 февраля 1944 года в тюрьме г. Беутен в присутствии работника гестапо. Он сказал, что его подвергают постоянным пыткам, требуя отказа от своих убеждений...
  
   11 мая 1945 года.
  
   Л. Берия"958.
  
   Сталин, прочитав донесение, сказал Поскребышеву, чтобы освобожденным близким Э. Тельмана были созданы соответствующие условия и оказана необходимая помощь. Может быть, что-то у "вождя" запоздало шевельнулось... А впрочем, сколько таких дел возникало в конце войны! Вот Серов, один из заместителей Берии, сообщает, что на участке фронта, где действовала 1-я Польская пехотная дивизия, освобожден из немецкого концлагеря в Ораниенбурге бывший премьер-министр Испанской Республики Франсиско Ларго Кабальеро; он в крайне истощенном состоянии, просит сообщить семье, что жив...959 Или еще, сообщение Круглова, что румынский король Михай оказал содействие в побеге из плена своему родственнику майору Гогенцоллерну и сыну немецкого промышленника Круппа - обер-лейтенанту фон Болен унд Гольбах...960 Разве он может уследить или среагировать на весь этот калейдоскоп имен, фамилий бывших и настоящих, сановных и простых?! Пусть занимаются этими делами Берия и Молотов. От него зависело нечто более важное: политическое завершение войны. Одержав военную победу, он не имеет права упустить ее на политической арене. Его больше занимали сегодняшние дела. Хотя, несмотря на навалившуюся после войны усталость, Сталин еще не "остыл" от пережитого, не пришел полностью в себя от победного триумфа.
  
   С овального балкона особняка он видел, что везде - на берегу озера, у входа в небольшой парк его резиденции, на тихой улочке, откуда выселили жителей, - стояли часовые. Он считал, что война окончательно сделала его военным. До конца своих дней он не расстанется с маршальским мундиром. Кстати, А.В. Хрулев с членами Политбюро привел ему однажды трех молодцов в форме, наполовину состоявшей из золотых галунов, золотых лампасов, золотого шитья везде, где можно было только придумать...
  
   - Что это? - непонимающе посмотрел на вошедших Сталин.
  
   - Это три варианта предлагаемой формы Генералиссимуса Советского Союза, ответил Хрулев, начальник Главного управления тыла Красной Армии.
  
   Сталин еще раз зло посмотрел на золоченую бутафорию и с бранью выгнал из кабинета всю компанию. На кого он будет похож в этой форме? На швейцара из дорогого ресторана или клоуна? Недоумки! Правда, Сталин не забыл, что его указание о подготовке эскиза ордена "Победа" Хрулев исполнил быстро. В первом варианте, который Верховный рассмотрел 25 октября 1943 года, в центре ордена были силуэты Ленина и Сталина. Верховному не понравилось избитое в тысячах вариантов изображение двух вождей, где его, Сталина, профиль можно узнать лишь по характерному кавказскому носу и усам... Готовящийся к триумфу будущий генералиссимус предложил в центре ордена разместить Кремлевскую стену со Спасской башней, дать голубой фон. Орден сделать из платины. Бриллиантов - не жалеть. Сталин еще до учреждения высшего полководческого ордена решил, что его удостоятся лишь единицы. 5 ноября Сталин утвердил эскиз ордена, а 8-го был принят Указ Президиума Верховного Совета СССР о его учреждении. Сталин вздохнул: "Даже орден без меня изготовить не могли..."
  
   Вернувшись из прошлого, далекого и близкого, Сталин вновь обратился к заботам сегодняшним. Слушая переводы речей своих партнеров по переговорам, он по привычке что-нибудь чертил, рисовал на листе бумаги. Обычно перед ним лежали несколько цветных карандашей, ручка. Иногда он десятки раз механически писал какое-либо слово, сосредоточиваясь между тем на его скрытом и подлинном смысле: "репарации", "контрибуция", "части, доли репарации"... Иногда же, как это заметил барон Бивербрук во время переговоров в Москве в начале войны, Сталин рисовал "бесчисленное множество волков на бумаге и раскрашивал фон красным карандашом"961. Пока переводчик заканчивал перевод, он добавлял к стае еще волка, растворявшегося в кровавых сумерках жестокого времени...
  
   Сталин понимал, что разгром фашизма превращает СССР в сверхдержаву, а его, вождя этого государства, - в одного из самых великих (но он в душе, наверное, думал - самого великого) лидеров современности. Его западные партнеры временщики, дети "демократии". Рузвельт был крупный политик, но и он, закончив свой срок, ушел бы из Белого дома, если бы остался жив. Вот Черчилль приехал на конференцию в полной уверенности, что его партия победит на выборах. Вспомнил, как во время встречи с Трумэном 17 июля тот, отвечая на вопрос Сталина - виделся ли президент с Черчиллем, сказал:
  
   - Да, виделся вчера утром. Черчилль уверен в своей победе на выборах.
  
   - Английский народ не может забыть победителя, - согласился Сталин962.
  
   А вон как все повернулось: 26 июля было объявлено, что консерваторы потерпели поражение, и Черчилля заменил в Потсдаме новый английский лидер Клемент Эттли. Сталину это было непонятно. Эти "гнилые демократии" сами себя ослабляют, считал генералиссимус. Система, которую он создал, исключает такую "чехарду". Он знал, что будет находиться на вершине власти столько, сколько позволит его здоровье. (А на свое здоровье, несмотря на появившиеся симптомы переутомления, он надеялся. Ведь он же выходец с Кавказа!) Знал Сталин, что на той вершине, овеваемой ветрами истории, было место лишь для него одного.
  
   Сталин давно уже, как французский "король-солнце", отождествлял себя с государством, обществом, партией. Председатель Совета Народных Комиссаров уже привык и к тому, что говорил от имени народа, указывал ему путь в полной уверенности, что осчастливливает его. Чем величественнее держава, тем выше и ее руководитель. Война выдвинула СССР на самые высокие рубежи в мире. И для Сталина это было его самое высокое возвышение. С первых послевоенных месяцев кривая его судьбы стала быстро приближаться к апогею всемирной славы, могущества и священного культа.
  
   К плодам Победы Сталин относил не только разгром фашизма и превращение СССР в одно из самых влиятельных государств. Генералиссимус уже чувствовал подспудные толчки в здании антигитлеровской коалиции, которые скоро разрушат его до основания. Но он не мог и предположить, что все это произойдет так стремительно. Только проницательный глаз мог заметить, что за столом в Цецилиенгофе сидят союзники, которых можно назвать "друзья-враги". Сталина не ввела в заблуждение фраза, сказанная Трумэном при их первой встрече: он, Трумэн, "хочет быть другом генералиссимуса Сталина". Советский лидер особенно это почувствовал при обсуждении вопроса о репарациях. Американцы отошли от своей ялтинской позиции по этому вопросу и заняли сторону англичан, добивавшихся крайне невыгодного для СССР решения. В Советском Союзе была оккупирована громадная территория, на которой было уничтожено огромное число промышленных предприятий. США и Великобритания этого не испытали. Сталин подчеркивал, что СССР, как Польша и Югославия, имеют не только политическое, но и моральное право на возмещение этих потерь. Но Трумэн и Черчилль были глухи к призывам Сталина. Лишь на последнем, тринадцатом заседании Сталин был вынужден принять эти невыгодные для него условия. Он рисковал получить еще намного меньше. Но генералиссимус взял реванш в решении "польского вопроса", особенно в том, что касается границы по Одеру и Нейсе. Сталин как бы смещал Польшу на запад, желая иметь на границах с Германией сильное славянское государство.
  
   Сталина не без оснований беспокоило, что президент и премьер-министр много и охотно говорили о Восточной Европе, но не хотели говорить о Европе Западной. Когда Сталин поднял на конференции вопрос о фашистском режиме Франко, он не встретил никакого понимания; в то же время Трумэн и Черчилль требовали поддержки противников Тито в Югославии. Западные партнеры на переговорах с тревогой говорили о положении в Болгарии и Румынии, но не хотели видеть, например, того что в Греции, не без помощи союзников, разгорается гражданская война. Временами Сталину казалось, что за столом - не союзники, а давние соперники, пытающиеся урвать побольше от пирога, который они вместе испекли. Он не ошибался: военные проблемы (за исключением азиатских) отошли в прошлое. На первый план выступила политика - весьма лицемерная и безжалостная особа. На поприще политики у партнеров были слишком разные позиции, чтобы можно было ждать таких же, допустим, результатов, как в Ялте. Война, общая опасность, общие стратегические цели сближали. Как только эти цели были достигнуты, на первый план выдвинулся, как всегда, политический, классовый эгоизм. Превосходные переводчики были не в состоянии заставить лидеров антигитлеровской коалиции говорить на едином политическом языке - языке союзников.
  
   Но в целом Сталин был доволен итогами конференции, как, впрочем, и англичане, и американцы. Летом 1945 года удалось добиться того, что спустя год-два было бы просто невозможно. Сумели договориться о демилитаризации Германии, найти взаимоприемлемые решения по некоторым другим основным вопросам. Трумэн особенно настаивал на публичном подтверждении обязательств СССР выступить против Японии. И руководитель советской делегации не ушел от союзнических обязательств:
  
   - Советский Союз будет готов вступить в действие к середине августа, и он сдержит свое слово.
  
   Сталин не хотел тянуть с открытием своего "второго фронта" так же долго, как Англия и США. При этом он старался не ущемить в чем-либо союзников. Например, накануне начала войны с Японией Сталин поставил перед Главнокомандующим советскими войсками на Дальнем Востоке А.М. Василевским задачу не только освободить южную часть острова Сахалин в Курильские острова, но и оккупировать половину острова Хоккайдо к северу от линии, идущей от города Кусиро до города Румои. Для этого предполагалось перебросить на остров две стрелковые, одну истребительную и одну бомбардировочную дивизии. Когда советские войска были уже в южной части Сахалина, Сталин 23 августа 1945 года распорядился подготовить к погрузке 87-й стрелковый корпус для осуществления десантной операции на Хоккайдо963. Однако и 25 августа, когда освобождение Южного Сахалина завершилось, приказа на погрузку соединений не поступало. Сталин размышлял: что ему может дать этот шаг? Генералиссимусу показалось, и не без основании, что этот "десантный выпад" может привести к обострению и без тою уже заметно испортившихся отношений с союзниками. Наконец он распорядился: войска на Хоккайдо не посылать. Начальник штаба Главного командования советских войск на Дальнем Востоке генерал С.П. Иванов передал приказ главкома: "Во избежание создания конфликтов и недоразумений по отношению союзников категорически запретить посылать какие бы то ни было корабли и самолеты в сторону о. Хоккайдо"964. Но все это будет несколькими неделями позже.
  
   На заключительном заседании глав делегаций, которое состоялось в ночь с 1 на 2 августа, последними словами Сталина были: "Конференцию можно, пожалуй, назвать удачной". Несколькими минутами ранее три лидера подписали приветственную телеграмму Черчиллю и Идену, а затем Трумэн, открывший и закрывающий конференцию, провозгласил:
  
   - Объявляю Берлинскую конференцию закрытой. До следующей встречи, которая, я надеюсь, будет скоро.
  
   - Дай Бог, - отозвался Сталин965.
  
   Генералиссимус еще не мог знать, что Акт о капитуляции Японии, который по его поручению подпишет на борту американского линкора "Миссури" генерал К.Н. Деревянко, станет на долгие годы последним документом судьбоносного значения, согласованным между бывшими союзниками. Он еще не догадывался, что скоро в Пентагоне появятся планы ядерных бомбардировок территории Советского Союза "Дропшот", "Чариотир", а журнал "Кольерс" изложит подробный сценарий "предстоящей войны с Красной Россией" с последующей оккупацией СССР. Но это все в будущем. А пока, хотели того или нет лидеры союзных стран, в Потсдаме был сделан не только важный шаг к политическому завершению войны в Европе, но и ее дальнейшему расколу, жесткому разделу на разные миры. Антигитлеровская коалиция доживала последние часы. Западные лидеры торопились. Черчилль уже видел, по его словам, как "железный занавес", опустившись от Любека до Триеста, разделил Европу966. Ни Сталин, ни Трумэн, ни Черчилль и Эттли еще не знали, что тропа взаимной ненависти, на которую они вскоре все вступят, приведет их будущих преемников к историческому ядерному тупику, в котором политики, ощутив наконец угрозу реального уничтожения жизни на планете, должны будут возвыситься над своими классовыми, идеологическими интересами и вновь обратиться к общечеловеческим ценностям, как в годы ушедшей войны.
  
   Великая Победа над фашизмом, главными творцами которой были народы Советского Союза и других стран антигитлеровской коалиции, для советских людей имела и горький плод. Победа еще больше утвердила Сталина в своей непогрешимости и мессианской роли в решении судеб советского народа и социализма. Великая Победа окончательно превратила Сталина в земного бога.
  
   Советские люди отстояли свободу в борьбе с фашизмом. Но до свободы от сталинизма было еще страшно далеко. Еще несколько десятилетий. Граждане Отечества, возвращаясь к своим разрушенным очагам, как и их далекие предки после Отечественной войны 1812 года, надеялись на благие перемены. Ветер свободы, народного торжества, Победы, доставшейся ценой миллионных жертв, рождал смутную надежду. Люди хотели жить лучше. Без страха и понуканий. Нет, Сталина по-прежнему чтили, славили, преклонялись, возносили, но в то же время верили, что не будет больше насилия, бесконечных кампаний, постоянных жестких нехваток самого необходимого, ставших одной из черт советского образа жизни.
  
   Сталина же, наоборот. Победа убедила в незыблемости всех созданных государственных и общественных институтов, глубокой жизнеспособности системы, верности внутри- и внешнеполитического курса. Он дал вскоре понять, что во внутреннем плане в стране все останется без изменений. Нужно работать, восстанавливать разрушенное народное хозяйство на основе тех указаний, которые даст он, Сталин. В "Обращении ЦК ВКП(б) ко всем избирателям в связи с выборами в Верховный Совет СССР", которые состоялись 10 февраля 1946 года, не было сказано ни слова о демократии, народовластии, участии простых людей труда в управлении государством. Все те же привычные слова о "блоке коммунистов и беспартийных", о том, что советские люди могли на многолетнем опыте убедиться в правильности политики партии, отвечающей коренным интересам народа", что "не должно быть ни одного избирателя, который не использует своего почетного права"...967 Последнее выражение звучит уже как предупреждение. Уж это-то советские люди знали!
  
   "Обращение" одобрил, как всегда, сам Сталин. Шестеренки созданной Сталиным бюрократической системы неумолимо вращались с заданной "вождем" скоростью... Вновь, как с конвейера, пошли одно за другим партийные постановления: об изучении "Краткого курса" истории партии; о слабой работе газет "Молот" (Ростов-на-Дону), "Волжская коммуна" (Куйбышев), "Курская правда"; о прекращении "разбазаривания колхозных земель" (запрещение создавать подсобные хозяйства и индивидуальные огороды рабочих и служащих); о слабой работе ОГИЗа (Объединения государственных издательств); об обеспечении сохранности государственного хлеба и т.д. и т.п.
  
   На многих документах виза Сталина. Он, как и прежде, безгранично верил в магическую силу указаний, директив, распоряжений. Если до войны сталинская командно-бюрократическая система еще только подгонялась, отлаживалась, то после Победы стала не только быстро восстанавливаться, но и набирать силу. Фактически курс, взятый Сталиным после войны, - это курс на тотальную бюрократию. Многие ведомства стали носить погоны (железнодорожники - в числе первых). Создавались все новые организации, едва ли не главной задачей которых был "контроль за исполнением указаний и решений". Чтобы намертво закрепить колхозника на селе, его лишили паспорта. Ссылки и высылки продолжались до конца 40-х годов, и ведомство Берии не оставалось без работы.
  
   Всех обществоведов окончательно превратили в бездумных комментаторов "великих" догм. В обиход вновь вошли утомительные и отупляющие ритуалы славословия "вождя". По-прежнему крайне опасной была откровенность даже с близкими людьми. Интеллектуальные надсмотрщики "от культуры" под руководством Жданова убивали свободу мысли. Усилившийся бюрократизм вновь стал быстро взращивать самый опасный для общества плод: безразличие и равнодушие труженика, готовность только к исполнению; усиливалась нравственная деградация многих людей, выражающаяся в дуализме личности (одно на словах, другое - на деле). Партия все больше становилась тенью государства. Или наоборот: государство становилось тенью партии. Никто не мог иметь своего мнения, отличною от официальною. Слова Пушкина, сказанные так давно, вновь как будто стали актуальны: "...отсутствие общественного мнения, это равнодушие ко всякому долгу, справедливости, праву и истине... Это циничное презрение к мысли и к достоинству человека"968. Уравнительный социализм вопреки лозунгам стал рождать, хотя это и выглядело парадоксально, бюрократическую элиту.
  
   Так Сталин использовал плоды Победы "для внутреннего пользования"; сознательно и решительно консервировал Систему. На подлинное социальное творчество он был так же не способен, как и в 20-е годы. Чтобы поддерживать и поднимать свои и без того беспредельно высокий статус "гениального вождя", он эпизодически, но достаточно регулярно снимал, убирал, смещал то секретаря обкома, то министра, то маршала, то иного деятеля, обвиняя их либо в аполитичности, либо в злоупотреблении властью, либо в пренебрежении высокими указаниями, либо в слабой заботе о людях. Сталин и так был в глазах народа "добрым царем", а подобные шаги поднимали его авторитет еще выше. Даже сегодня такой стиль многим нравится: уж Сталин-то, мол, не допустил бы рашидовщины и чурбановщины! Однако если вдуматься, то при всей внешней парадоксальности, самые глубокие корни бюрократического перерождения многих руководителей "послесталинского" времени возникли именно тогда. Попав в среду, где не было страха и "твердой руки", эмбрионы регионального, номенклатурного, ведомственного всевластия и вождизма тут же пошли в рост. Система бесконечных административных запретов при бездействии подлинно социалистических экономических рычагов, при низкой нравственной культуре, при полном отсутствии гласности оказалась неэффективной. Стоило физически, а затем в определенной мере и политически уйти Сталину, как стало ясно: консервация Системы лишь углубила кризисные явления в настоящем и будущем. Люди смогут спустя годы сказать: абсолютная власть развращает абсолютно.
  
   Победа над фашизмом значительно укрепила единовластие и культовое поклонение единодержцу. Для народа он стал Мессией, творцом Великой Победы, непревзойденным полководцем. Но эта слепая вера одновременно обессиливала народ, надолго лишенный истины и справедливости.
  
   Я довольно долго говорил об одном из чрезвычайно отрицательных деяний Сталина после войны - о его стремлении законсервировать политическую систему, оставить ее неизменной. Сталин никогда не мог сказать: "Нам нужны перемены в политическом строе". Его догматический ум, оценивая сложившуюся Систему, в центре которой находился он сам, был не в состоянии понять, что этой попыткой консервации он подвергал еще более глубокой эрозии ценности и идеалы, в которые продолжали верить миллионы людей.
  
   Наряду с этими негативными процессами жила, пульсировала, боролась надежда, воля, энергия народа. Победа над фашизмом пока убелила советских людей в стойкости Отечества, в жизненности исторического пути, на который Россию заставили перейти большевики. Несмотря на множество препон, трудностей, извращений и преступлений, народ остался главным хранителем своей духовности, своей веры в лучшее будущее. За невиданно короткие сроки ему удалось поднять из руин и восстановить экономический потенциал страны. Когда Сталину в конце 1945 года доложили обобщенные данные об экономическом ущербе, причиненном стране войной, он, знавший, может быть, больше других о ранах и шрамах на теле Отечества, переспросил Вознесенского:
  
   - Преувеличений нет?
  
   - Могут быть лишь преуменьшения. За короткий срок оценить глубину и масштабы всех утрат невозможно...
  
   Он помнил совещание командующих фронтами и командующих родами войск по вопросу о демобилизации и реорганизации Красной Армии, состоявшееся 21 - 22 мая 1945 года. Тогда Верховный сказал маршалам и генералам: без армии, а точнее тех, кто сегодня находится в армии, мы ран своих не залечим... Сталин, держа в руках листки бумаги и изредка в них заглядывая, медленно и глухо бросал в зал: "...демобилизация должна коснуться в первую очередь частей ПВО и кавалерии. Она не должна коснуться танковых частей и ВМФ. По части пехоты демобилизация охватит 40 - 60% ее состава, не касаясь войск Дальнего Востока, Забайкалья и Закавказья... Каждому увольняемому бойцу продать по дешевой цене трофейные товары и дать жалованье за столько лет, сколько он прослужил в армии..."969 Сталин говорил о демобилизации армии и думал, как быстрее включить эту силу в процесс, о котором ему настойчиво говорил Вознесенский: страну нужно поднимать. Все на пределе - силы, возможности, терпение. Народ страшно бедствует. Берия докладывал о голоде в Читинской области, в Таджикистане, Татарии, других местах. Сталин взял в руки сводку, перевернул страницу: нарком внутренних дел Таджикской ССР Харченко сообщал:
  
   "В Ленинабадской области... выявлено 20 человек, умерших от истощения, и 500 человек, опухших от недоедания. В Сталинабадской области - Рамитском, Пахтаабадском, Оби-Гармском и других районах - умерли от истощения свыше 70 человек. Имеются также истощенные и опухшие. Такие факты имеют место и в Курган-Тюбинской, Кулябской, Гармской областях. Оказанная помощь этим районам на месте является незначительной..."970
  
   В Читинской области есть факты "употребления павших животных, деревьев, коры". Сообщалось о страшном факте, когда одна крестьянка с сыновьями убили маленькую дочь и употребили ее в пищу... Вот еще такой же случай..."971 Сталин не стал читать дальше горестную сводку. Берия торопливо сказал, увидев недовольство "вождя":
  
   - Выделили некоторое количество муки до нового урожая. Придется терпеть!
  
   Впереди была война с Японией, а доклады Вознесенского свидетельствовали: предстоит колоссальная работа. Кандидат в члены Политбюро глубже других из окружения "вождя" разбирался в масштабных, глубинных экономических процессах, которые шли в стране. Сталин давно к нему приглядывался и испытывал противоречивые чувства. Да, это, скорее всего, самый умный руководитель в его окружении, но ему не нравилась его независимость, иногда резкость суждений. Но, пожалуй, размышлял Сталин, без его головы трудно будет поднять экономику из руин. В феврале 1947 года на Пленуме ЦК Сталин неожиданно для многих предложил избрать Вознесенского членом Политбюро.
  
   Читая справку Вознесенского о масштабах разрушений и первый вариант доклада Чрезвычайной Государственной комиссии о злодеяниях немецких захватчиков, Сталин подолгу задерживался на некоторых цифрах: разрушено 1710 городов и поселков городского типа, сожжено более 70 тысяч сел и деревень ("вождь" даже не подумал, что многие тысячи из этих деревень - на его совести), взорваны, приведены в негодность 32 тысячи промышленных предприятий, 65 тысяч километров железнодорожных путей, опустошено около 100 тысяч колхозов и совхозов, тысячи МТС... Задумавшись над этими страшными цифрами, Сталин вспоминал, как по дороге в Берлин, через окно с пуленепробиваемым стеклом, он вглядывался в просторы русской равнины, изборожденные шрамами окопов, блиндажей, пожарищ. Поезд не останавливался ни на крупных станциях, ни в городах; мимо проносились изуродованные остовы зданий с множеством пустых глазниц окон, взорванные заводы, обугленные бараки. Среди уцелевших деревень чаще встречались дотла сожженные дома, где трубы русских печей тянули к небу свои холодные руки. Даже буйная июльская зелень не могла спрятать следов страшного бедствия.
  
   По словам Вознесенского, 25 миллионов человек в стране не имеют крова, ютятся в землянках, сараях, подвалах. И так слабое еще с начала 30-х годов животноводство полностью подорвано: десятки миллионов голов скота угнано или уничтожено. По предварительным подсчетам, пишет Вознесенский, прямой ущерб, нанесенный нашествием, исчисляется суммой около 700 миллиардов рублей (в довоенных ценах). Иначе говоря, страна потеряла 30% национального богатства972. Жизненный уровень народа находится на самом (мыслимо возможном) низком уровне...
  
   Эти сентенции Сталина интересовали уже меньше: он всегда считал, что без огромных жертв невозможно построить социализм, разгромить фашизм, а теперь и восстановить державу. Без поддержания общественного сознания в состоянии постоянного напряжения, мобилизации, своеобразной "гражданской войны", борьбы с трудностями и внутренними врагами нельзя, в этом Сталин был уверен, решать сверхзадачи. О том, что он прав, свидетельствует, например, и докладная Хрущева, которую недавно положил в папку Поскребышев. 31 декабря 1945 года Хрущев сообщал об активизации украинских националистов в западных районах УССР в связи с приближением дня выборов в Верховный Совет СССР. В конце докладной просьба: помочь дополнительными силами Прикарпатскому и Львовскому военным округам. А разве только здесь враги? Сколько было в оккупации, плену, неволе? Сталин был убежден, что с фронта вернулось немало "декабристов".
  
   Сталин на докладной Хрущева начертал резолюцию Булганину и Генеральному штабу выделить дополнительные войска в западные области Украины973. А вот аналогичный доклад "О создании истребительных батальонов для борьбы с бандитизмом в Латвии", подписанный Булганиным, который, кстати, предлагал содержать эти батальоны за счет местного бюджета974. И там - жертвы. Война кончилась, а число жертв бесконечно. Вот Меркулов и Круглов сообщают, что в Литве накануне выборов "усилилась активность антисоветского националистического подполья". Длинный список:
  
   - 15 декабря 1945 года в Шяуляйском уезде уведен в лес и расстрелян член окружной избирательной комиссии Ю. Митузас;
  
   - 16 декабря 1945 года в Вейсеяйской волости Ладзияйского уезда бандгруппой убит председатель избирательной комиссии В. Левулис;
  
   - 17 декабря 1945 года в Рокишском уезде группа бандитов убила председателя избирательной комиссии М. Гикелиса;
  
   - 20 декабря 1945 года в Тауянской волости Укмергского уезда бандитами убит член участковой избирательной комиссии, председатель сельсовета Ю. Габрилавичюс975.
  
   Перечень новых жертв долог. Пройдет еще несколько лет, прежде чем в Прибалтике прекратит литься кровь. Но по сравнению с тем, что потеряно в войне, это доли процента. Сталин не раз задумывался о человеческой цене Победы, но, прикинув так и эдак, считал, видимо, что это тоже "вопрос политический".
  
   Какова же цена Победы? Сколько погибло людей? Скоро Сталину выступать на предвыборном собрании, нужно бы сказать народу о человеческой цене Победы. Во время войны Верховный не задумывался о ней; человеческие ресурсы страны казались неисчерпаемыми. Но когда отступили к Сталинграду, прикинул: на оккупированной территории осталось 70 - 80 миллионов человек.
  
   Из справки, которую подготовили для Сталина в январе 1946 года военные и Вознесенский, выходило, что о наших потерях можно говорить лишь приблизительно. Эта кровавая статистика, особенно в начале войны, велась крайне плохо. Вознесенский сообщил при личном докладе: более или менее точно потери можно будет оценить лишь через несколько месяцев, но по имеющимся наметкам, всего погибло более 15 миллионов человек. Сталин промолчал: по донесению Генштаба, убитых, умерших от ран и пропавших без вести на поле боя 7,5 миллиона человек. В 1946 году Сталин остановился именно на этой цифре. Ему не хотелось говорить о большей цене, ведь тогда сразу потускнеет его полководческий образ. Этого допустить он не мог.
  
   Какова же в действительности цена нашей Победы? Хрущев в 1956 году в своем письме премьер-министру Швеции Т. Эрландеру впервые пустил в оборот цифру более 20 миллионов. На чем основываются эти данные, которые используются и сейчас? На примерных подсчетах. По моему мнению, в оценке Хрущева верно только слово - более. Более 20 миллионов. Историки сейчас ведут работу по определению точной цифры: народ должен знать, сколько своих сыновей и дочерей он положил на алтарь Победы.
  
   Опираясь на ряд имеющихся в военных архивах статистических данных, в том числе о наших военнопленных (немцы, например, педантично вели учет тех, кого содержали и уничтожали в концлагерях), анализируя результаты переписей, основываясь на количестве соединений и их численной динамике в ходе войны, учитывая данные о потерях в наиболее крупных военных операциях, а также принимая во внимание научно обоснованные соображения таких исследователей, как И.Я. Выродов, Ю.Е. Власьевич, А.Я. Кваша, Б.В. Соколов, я пришел к следующим выводам. (Не считаю, разумеется, их единственно верными и окончательными.) Число погибших военнослужащих, партизан, подпольщиков, мирных граждан в годы Великой Отечественной войны колеблется, видимо, в пределах 26 - 27 миллионов человек, из них более 10 миллионов пали на поле боя и погибли в плену. Особенно трагична судьба тех, кто входил в состав первого стратегического эшелона (и основной массы стратегических резервов), кто вынес главные тяготы войны в 1941 году. Основная, прежде всего кадровая, часть личною состава соединений и объединений этого эшелона сложила головы, а около трех миллионов военнослужащих оказались в плену. Немногим меньше были наши потери и в 1942 году.
  
   Самая гуманная и политически двусмысленная категория - "пропавшие без вести". Сюда относятся и те, кто пал в бою, но не вошел в строевые записки и сводки о потерях, и те, кто оказался в плену, в партизанах, кого судьба занесла в края чужие. Да, были среди этих людей и те, кто дрогнул, поддался на посулы и пошел в РОА, служил в полицаях. Но таких было явное меньшинство. Судьба подавляющего большинства пропавших без вести глубоко трагична: безвестная смерть в бою, гибель в плену или, "в лучшем случае", бесконечные проверки в лагерях НКВД с риском остаться там на долгие годы.
  
   Если бы Сталин мог относиться к себе самокритично, то простое сопоставление своих и немецких потерь привело бы его к выводу, что блеск "полководческого гения вождя" в немалой степени основан и на неведении людей. По моим подсчетам, соотношение безвозвратных потерь составляет 3,2:1 не в нашу пользу.
  
   Конечно, надо учитывать варварскую политику нацистов, связанную с планомерным уничтожением мирного населения, особенно славян, евреев, лиц других национальностей. Это одна из причин астрономических жертв советского народа. Ведь основная масса погибших - мирные граждане. Но даже если не брать во внимание катастрофическое начало войны, то и в последующем наши военные потери были несколько выше, чем у немцев. Heт, начиная, пожалуй, с 1943 года советские солдаты и командиры воевать уже научились. И неплохо. Но для Сталина всегда главенствовал принцип, который он неоднократно излагал в своих директивах и приказах: достичь цели, "не считаясь с жертвами". Для человека олицетворявшего Систему, избавленного от любых форм критики, ценность человеческой жизни (сотен, тысяч, миллионов людей) не имела никакого значения. Это также одна из главных причин того, что цена нашей великой Победы неимоверно высока. Навсегда Победа будет окрашена горечью безмерных потерь. Сталина этот вопрос никогда не мучил. Жертвенный сталинский социализм требовал и жертвенных побед. Сама непреложность этого исторического факта не только подчеркивает великое долготерпение, подвижничество советского народа, но и напоминает: Сталину стать тем, кем он стал, позволили.
  
   ...Война выиграна. Можно наконец вдохнуть полной грудью воздух Кавказа. Берия хлопочет, хотя эта операция доставки "вождя" проще, чем в Берлин, но все же... Приведу несколько фрагментов из доклада Меркулову заместителя начальника КГБ по Краснодарскому краю Жданова:
  
   "О проводимых мероприятиях в связи с наступлением особого периода в Сочах (так в тексте. - Прим. Д.В.).
  
   ...Антисоветский элемент, состоящий на учете Сочинского отдела, взят в активную разработку и наблюдение. Аресты проводятся своим чередом.
  
   ...Прочесывается лесопарковая местность от р. Головинки до р. Псоу. Увеличен цензорский центр. Ужесточен паспортный режим. Усилен контроль за автотранспортом. От вокзала до дачи установлено 184 поста. Вся трасса под охраной. Установлен энергопоезд. Тов. Власик ежедневно информируется..."976
  
   "Вождь народов" не только в Германии, но и у себя на Родине боялся за свою жизнь. Часть пути проделал на машине. Вместе со Сталиным в отпуск, как всегда, ехали Власик, Поскребышев, Истомина, многочисленные порученцы, охрана и прочая "обслуга". К слову сказать, именно после этой поездки Сталин распорядился построить современную автомагистраль на Симферополь. Проезжая через Орел, Курск, другие города и села, несколько раз выходил из машины, разговаривал с людьми... Поражался самоотверженности женщин, детей, оказавшихся во время войны, пожалуй, в самом трудном положении. Города лежали в развалинах, а когда Сталин приехал на юг, то ему сказали, что под Сухуми, около Нового Афона, на Рице, Холодной речке, в других местах ведомство Берии вовсю трудилось над возведением новых госдач. Сталину скоро надоело общение с народом во время его отпускного маршрута, верноподданнические возгласы, радостные слезы женщин, бодрые заверения мужчин: "Дела пошли лучше, товарищ Сталин!", удивленные взгляды стариков и детей: "Это и есть Сталин?".
  
   И действительно, он знал, что для широкой популярности ему лучше махать толпе рукой с трибуны Мавзолея, улыбаться с кадров кинохроники, являться народу каждодневно лишь в виде портретов, статуй, бюстов. Сталин разбирался в массовой психологии; он догадывался, что во время этих встреч у людей где-то в глубине зарождалось разочарование. Перед ними оказывался человек небольшого роста, с непропорциональным туловищем, коротким торсом и сравнительно длинными руками и ногами. Под кителем - заметный животик, обтянутый маршальским мундиром. Редкие волосы обрамляли довольно живое рябоватое лицо, бледное, как и подобает кабинетному человеку. Некрасивые зубы не отличались белизной, и лишь живые, быстрые желтые глаза выдавали в человеке скрытую энергию, властность и уверенность в себе. В Курске одна женщина даже осмелилась потрогать Сталина за рукав мундира: настолько, видимо расходился устоявшийся в сознании образ с тем, что она видела сейчас. Сталин быстро почувствовал в глазах людей не только радость, восторг, но и едва скрываемое разочарование неказистостью генералиссимуса, "вождя всех времен и народов"... На односложные вопросы "вождя" раздавались такие же односложные ответы-восклицания, в которых слышались удивление, инерция обожествления и ожидание чуда. Но чуда... не было. Люди не ждали речей от Сталина, а просто "ели" его глазами, не веря, что перед ними сам "вождь". Человек, будучи земным богом, не может не разочаровывать людей при личном контакте. Ведь он такой, как и другие, а все чудодейственное, мудрое, провидческое, былинное создали, выдумали сами люди. Целая система мифов, штампов, легенд работает, пока люди не сталкиваются напрямую с носителем всех этих атрибутов обожествления.
  
   Трясясь в лимузине, иногда поглядывая в зашторенные окна, Сталин еще и еще раз убеждался: загадочный, редко говорящий и показывающийся народу вождь имеет свои преимущества. Больше такого легкомыслия он не допустит. Он должен и впредь соединять в себе иллюзию всеприсутствия с божественной удаленностью. В глазах людей он должен остаться человеком, который построил социализм, сокрушил всех врагов народа, победил фашизм и вот скоро, залечив раны, позовет советских людей на новые "великие стройки коммунизма". Нет, сила его в таинственности, способности во времена триумфов, сует и томления духа народа объединить людей новой кампанией. И он, только он, способен, как Экклезиаст, определить, когда наступает "время убивать и время врачевать, время разрушать и время строить". Сталин должен был остро почувствовать, что он нужен только той системе, которую создал. Другим быть не может. Напрасно кое-кто ждет перемен. Нужно укреплять строй, усиливать мощь государства, убирать всех, кто к этому не готов. Великая Победа, которую одержал он, - весомый аргумент его исторической правоты.
  
   Возможно, я слишком много додумываю за Сталина. Но делаю это строго на основе документов, свидетельств, логики размышлений. Его дела, шаги и решения говорят с однозначной определенностью: единодержец не собирался ничего кардинально менять. Можно и нужно менять людей, но нельзя менять главного: общего незыблемого порядка большевистской Системы, которая и вознесла Сталина на самую вершину власти.
  
   Минувшая война, хотя и потрясла Сталина до основания, в конце концов утвердила его в мысли, что исторически он прав. Диктатор понимал, что он находится на самой верхней точке славы, признания, влияния и почитания. Он окончательно освободился от "предрассудков" типа совести, несерьезной игры в "демократию", лишил людей того, что можно назвать возможностью социального выбора. Сталин был убежден, что тот строй, который он хочет законсервировать сейчас, после войны, наиболее близок к тому, о чем мечтали основоположники научного социализма. Все запрограммировано, указано, расписано, определено. Вот восстановят, отремонтируют здание социализма, поврежденное войной, и он вновь выдвинет лозунг: "Догнать и перегнать!". Теперь понадобятся жертвы, чтобы построить уже сам коммунизм...
  
   Сталин не без оснований считал, что после войны в мире произошел общий сдвиг влево. Антифашистская борьба сплотила массы, оживила демократические силы, потеснила реакцию. Героизм, самоотверженность советских людей породили глубокие симпатии к Советскому государству. Даже многие белогвардейцы, интеллигенты-эмигранты, просто "бывшие" потянулись к Советскому Союзу. Сталина особенно заинтересовали сигналы из Парижа от грузинских меньшевиков. Ведь многих из них он знал лично. Он распорядился вскоре после окончания войны командировать в Париж секретаря ЦК КП(б) Грузии по пропаганде Шарию. Его отчет, доложенный Берией и Меркуловым, Сталин долго и внимательно читал. Грузинские имена Кедия, Арсенидзе, Церетели, Чхенкели, Гобечия, Таканшвили, другие напомнили "вождю" о годах далекой уже революции, борьбы, жестокого размежевания.
  
   Шария сообщал, что грузинская эмиграция передала ему для возвращения на Родину старинные рукописи, золотые и серебряные изделия, нумизматические и археологические ценности. По указанию Москвы Шария встретился с Ноем Жорданией, Евгением Гегечкори, Иосифом Гобечией, Спиридоном Кедией. В начале встречи Жордания заявил, что он подтверждает свое мнение об отсутствии в СССР демократии, свободы слова, печати, выборов, частной инициативы. Затем, однако, заявил (Сталин подчеркнул эти слова): "Войну выиграл Сталин. Я считаю его величайшим человеком. Глупо было бы из-за политических разногласий отрицать его величие. История еще больше скажет о его величии. Она раскроет те стороны его деятельности, которые еще неизвестны для современников" (вот здесь Н. Жордания совершенно прав. - Прим. Д.В.)977. Многие из бывших политических противников изъявили желание вернуться на Родину. Сталин, прочитав записку, мог подумать: победители всегда правы!
  
   Победа над фашизмом способствовала заметному росту сторонников и друзей СССР в мире. Под ее влиянием развернулись глубинные процессы в международных отношениях. Начался распад колониальных империй, мир услышал учащенный пульс национально-освободительных движений. В восточноевропейских странах, а затем и в Китае решающую роль играли коммунисты. Сталин уже чувствовал токи нового революционного подъема. "Вождь" не без основания считал, что к коммунистическому движению пришло "второе дыхание".
  
   Правда, это "дыхание" вскоре было сбито "холодной войной", сигналом к которой послужила речь Черчилля в Фултоне 5 марта 1946 года. Обострились и внутренние проблемы в СССР. В 1946 году обширные пространства страны были охвачены сильной засухой. Обруч жестокой нехватки самого необходимого держал государство-победителя в своих тисках. Западная Украина и Прибалтика оказались ареной малозаметных, но ожесточенных столкновений правительственных сил с оппозиционными формированиями. Несмотря на ряд личных указаний Сталина "ускорить разгром банд", ликвидация очагов партизанской войны затянулась надолго. В Западной Украине еще в 1951 году эпизодически вспыхивали стычки с неразоружившимися отрядами националистов.
  
   Экономические трудности усилили трудности и духовные. Интуитивное ожидание перемен, надежды на лучшую жизнь вновь отодвигались на неопределенное будущее. Сталин в своей предвыборной речи в Большом театре призвал напряженно трудиться и проявлять терпение. Советскому народу его было не занимать. Это тоже было составной частью платы, за великую Победу.
  
   Саван сталинских "тайн"________________________________
  
   Читатель знает: Сталин любил тайны. Большие и маленькие. Но сильнее всего обожал тайны власти. Их было немало. Часто они были жуткими. Мы только теперь по-настоящему стали задумываться: как человек, безнравственный и физически непривлекательный, а в политическом отношении - глубоко отталкивающий, смог заставить полюбить себя целый великий народ? Как ему удалось трагедию народа "переплавить" в личный триумф? Почему ему верили миллионы, и не только в нашей стране? "Тайны" этого феномена Сталин знал, любил и берег.
  
   Сейчас, когда так много пишут о Сталине, естественно желание некоторых авторов отделить Сталина от социализма, от народа. Так когда-то пытался поступить и Троцкий, начав писать книгу "Сталин". В многочисленных статьях советских авторов это намерение очевидно. Близок к этому был и я, но пришел к выводу, что без ущерба для исторической истины сделать это невозможно. Разве реально, оценивая 30-е и 40-е годы, смотреть отдельно на народ и отдельно на Сталина? Разве были народ, партия отделены от своего лидера? Разве не славили они своего "вождя", заправлявшего всеми делами огромной страны? Народ и лидер были частями одной Системы.
  
   Пожалуй, именно здесь скрывается самая большая "тайна" Сталина. Он сумел стать символом социализма. Но отделить Сталина от социализма в какой-то мере все же можно, если считать, что, хотя в конце 30-х годов было объявлено о построении социализма в СССР, в действительности же страна была во власти тоталитаризма. Казарменный социализм "позволил", чтобы им руководил недостойный высоких идеалов человек. Триумфатор сам настолько отделил себя от народа, насколько модель созданного по его "чертежам" социализма отличалась от модели. Многое позитивное, что родилось в обществе, стало реальностью прежде всего не благодаря, а вопреки Сталину, благодаря тому, что мы называем народным патриотическим зарядом. Но полностью отделить Сталина от сталинского социализма невозможно. Сделав ставку на силовое решение многочисленных экономических, социальных, идеологических проблем, Сталин прекрасно понимал, что без изменения общественного сознания нельзя добиться такого положения, чтобы он постоянно был в центре Системы. Выдвинутая им идея "нового человека" кардинально отличалась от гуманистических идей гармонического развития личности в демократическом обществе. Как Сталину удавалось манипулировать общественным сознанием народа? Конечно, с помощью большого аппарата. Наряду с воспитанием некоторых позитивных элементов сознания в него обязательно вносились идеи самого "вождя". "Тайны" влияния Сталина на этот процесс на первый взгляд довольно просты.
  
   Беседуя однажды с Д.Т. Шепиловым, бывшим секретарем ЦК, я услышал от него следующее. Сталин часто приглашал к себе для беседы один на один отдельных представителей художественной интеллигенции, ученых, общественных деятелей. Я знаю, рассказывал Дмитрий Трофимович, что он мог неожиданно пригласить к себе крупного писателя, артиста, журналиста, режиссера. Для человека это было огромное событие: "вождь" сам снизошел до него! Часто во время этих высоких аудиенций давался социальный, идеологический заказ. Ненавязчиво, но властно. Однажды вечером мне сообщили: позвоните по такому-то номеру телефона. Мучаясь догадками, я набрал номер. На другом конце провода оказался Сталин:
  
   - Товарищ Шепилов! У вас есть немного времени? Вы могли бы приехать сейчас ко мне?
  
   - Да, конечно... - Не помню, что я говорил еще, но трубка уже молчала. Я даже не знал, куда ехать... Но тут же позвонили вновь и сообщили, что через несколько минут за мной придет машина. В полном неведении я шел по коридорам Кремля, сопровождаемый молчаливым сотрудником секретариата Сталина. Почти на каждом этаже, на каждом повороте, застыв, стояли часовые кремлевской охраны.
  
   Беседа длилась более часа, вспоминал Д.Т. Шепилов. Сталин начал издалека: новое время требует новой экономики. У руководителей, "командиров производства", как он сказал, очень низкий уровень экономической грамотности. Нужно создать, очень быстро, хороший массовый учебник по политэкономии социализма. Как я понял, это поручалось мне и еще двум крупным ученым. Рекомендации были высказаны как давно продуманные: увеличивать степень обобществления средств производства, совершенствовать планирование, сделать план "железным законом", повысить производительность труда и еще что-то подобное в духе "силовой экономики". Когда Сталин смотрел на меня своими немигающими глазами, продолжал Дмитрий Трофимович, мне становилось не по себе. Он как будто заглядывал внутрь. Взгляд его обжигал...
  
   Сталин сделал заказ. Жесткие сроки. Нас троих спрятали на одной из подмосковных дач. Суслов в конце каждой недели звонил и требовательно справлялся: как идут дела? Когда можно прочитать текст? Товарищ Сталин ждет... Помните это!
  
   Это был один из методов личного заказа пьесы, фильма, книги, учебника. Параметры произведения задавались самим Сталиным. "Тайна" эта проста: Сталин лично влиял на процесс духовного развития общества в нужном направлении. Как писал критик М.Р. Шкерин, не раз встречавшийся с М.А. Шолоховым, 24 мая 1942 года, в день рождения писателя, Сталин неожиданно пригласил его к себе. В долгом разговоре во время ужина вдвоем Сталин сказал наконец, зачем он пригласил Шолохова:
  
   - Идет война. Тяжелая. Тяжелейшая. Кто о ней после Победы ярко напишет? Достойно, как в "Тихом Доне"... Храбрые люди изображены - и Мелехов, и Подтелков, и еще многие красные и белые. А таких, как Суворов и Кутузов, нет. Войны же, товарищ писатель, выигрываются именно такими великими полководцами. В день ваших именин мне захотелось пожелать вам крепкого здоровья на многие годы и нового талантливого, всеохватного романа, в котором бы правдиво и ярко, как в "Тихом Доне", были изображены и герои-солдаты, и гениальные полководцы, участники нынешней страшной войны...
  
   Постоянная "тайна" сталинского воздействия на общественное сознание заключалась в поддержании непрерывного напряжения в обществе. Обстановка потенциально возможной "гражданской войны", а точнее, перманентной борьбы с "врагами народа", "шпионами", "маловерами", "космополитами", "перерожденцами", "вредителями" создавала атмосферу, где его указания и призывы к бдительности всегда падали на благодатную почву. Сталин почувствовал, что после окончания войны в народе, и особенно среди интеллигенции, появились едва уловимые, но реальные ожидания перемен... Война как-то духовно раскрепостила людей. Последовала команда "вождя" Жданову:
  
   - Нужно нанести удар по безыдейщине... В литературе заметен отход от классовых принципов в творчестве. Проверьте один-два журнала. Лучше всего в Ленинграде.
  
   После принятия печально известного постановления ЦК ВКП(б) "О журналах "Звезда" и "Ленинград" Жданов приехал в город на Неве. "Этот вопрос, - заявил он, - на обсуждение Центрального Комитета поставлен по инициативе товарища Сталина, который лично в курсе работы журналов... и предложил обсудить вопрос о недостатках в руководстве этих журналов, причем сам лично участвовал в этом заседании ЦК и дал руководящие указания, которые легли в основу решения". Уже "личное участие" секретаря ЦК в заседании Центрального Комитета "историческое событие"... Назвав в постановлении имена писателей, произведения которых "чужды советской литературе", Сталин постарался вернуть послевоенное общество в атмосферу подозрительности, страха, "охоты за ведьмами". Он знал, что там, где существует постоянная опасность со стороны внутренних и внешних врагов, нужен сильный вождь, "твердая рука", решительное руководство. Эту старую "тайну" всех диктаторов Сталин открыл для себя давно. Если в обществе нет врагов и инакомыслящих, нет борьбы, нужен ли диктатор?
  
   Сталин знал еще одну "тайну" управления общественным сознанием: важно внедрять в него мифы, штампы, легенды, которые основываются не столько на рациональном знании, сколько на вере. "Краткий курс" истории партии, выступления "вождя" - в значительной мере пропаганда мифов и идеологических штампов. Еще в начале века социолог Ж. Сорель выдвинул теорию о том, что человеческая масса, не обладающая высоким интеллектуальным уровнем, склонна доверять иррациональным мифам, не требующим объяснения. Мифы, писал Сорель, дают "интуитивное" представление о социализме как мечте, идеале, цели978. Мифы совсем не обязательно понимать; в них нужно верить. Людей приучали верить в абсолютные ценности диктатуры пролетариата, "нового человека", в высокие постановления. Ритуальные собрания, манифестации, клятвы, приветственные письма освящали, канонизировали политические мифы, делали их частью мировоззрения. Уверенность, основанная на истине, подменялась верой. Здесь Сталин многого добился. Люди верили в социализм, в него, "вождя", в то, что наше общество - самое совершенное и передовое, в безгрешность власти. "Тайна" могущества одного человека не могла существовать без системы мифов, которые постоянно культивировались и насаждались.
  
   Разумеется, я далек от того, чтобы полностью отрицать позитивный смысл веры в идеалы и социалистические ценности. Но я также далек и от того, чтобы видеть их застывшими, вечными и единственными. Сознание, основанное лишь на мифе, утрачивает нечто очень важное - способность к постоянному социальному творчеству. Именно здесь коренится один из истоков (наряду с причинами экономического и политического порядка) формирования такого социального типа личности, которому наряду с позитивными чертами присущи равнодушие и пассивность, устойчивая вера в указания, возможность и необходимость разрешения всех проблем "сверху", иждивенчество и безынициативность. Такое сознание, формируемое по сталинским рецептам, видело многоцветный, многострунный мир лишь в черно-белых тонах. Для такого сознания категория личной свободы имеет второстепенное значение. Человек с таким сознанием ждет, чтобы его "вели", "направляли", "вдохновляли". Все это стало результатом единовластия, тех сталинских "тайн", при помощи которых "вождь" осуществлял свое правление.
  
   Не думаю, что Сталин когда-нибудь читал диалоги Платона. Во всяком случае, мне не удалось обнаружить следов его знакомства со знаменитым произведением греческого философа "Государство". Но не вызывает сомнения, что в основе многих "тайн" единовластия Сталина лежат те общие правила, которыми пользовались многие диктаторы с древнейших времен.
  
   Диктатор, или, как его определяет Платон, "тиран", вырастает обычно как "ставленник народа". Для него характерно, что "в первые дни, вообще в первое время он приветливо улыбается всем, кто бы ему ни встретился, а о себе утверждает, что он вовсе не тиран; он дает много обещаний частным лицам и обществу...". Тиран живет среди людей, и тайна его силы заключается в умении делать врагов друзьями и наоборот. "Когда же он примирится кое с кем из своих врагов, а иных уничтожит, так что они перестанут его беспокоить, я думаю, первой его задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе..." Платон как будто смотрел сквозь века: "А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю. Ради всего этого тирану необходимо постоянно будоражить всех посредством войны". Прежде всего "войны" внутренней. Ну а дальше, задаемся мы вопросом и ищем ответ у Платона о вечных "тайнах" диктаторов: "Некоторые из влиятельных лиц, способствовавших его возвышению, станут открыто, да и в разговорах между собой выражать ему свое недовольство всем происходящим - по крайней мере, те, что посмелее". Читая диалоги, порой забываешь, что они написаны... в 60 - 40-е годы IV века до нашей эры... Разве не созвучны слова Платона тому, что мы знаем о Сталине и сталинском окружении: "Чтобы сохранить за собою власть, тирану придется их всех уничтожить, так что в конце концов не останется никого ни из друзей, ни из врагов, кто бы на что-то годился"979.
  
   Можно и дальше продолжать цитировать диалоги Платона о "тиранах" и "тираническом человеке". Но и приведенного, видимо, достаточно, чтобы утверждать, что наряду со специфическими особенностями диктаторского правления в разные эпохи есть и нечто общее: "господствующая личность" не может действовать иначе как от "имени народа". Диктаторы проводят жестокую селекцию своих "соратников" и "друзей"; они не терпят инакомыслия, стремятся поддерживать напряжение в народе, заостряя его внимание на многочисленных врагах. Угроза войны и злых сил абсолютно необходима, чтобы высветить мессианскую роль вождя... Сталин, не зная Платона, выведывал эти же "тайны", читая жизнеописания русских царей.
  
   К 300-летию дома Романовых был выпущен роскошный фолиант наподобие тех альбомов о "великих" руководителях, которые издавались в советское время при Сталине и после него. Сталин, в душе презирая всех русских царей, императоров и императриц, вышедших из рода бояр Романовых, нашел время, чтобы перелистать толстенную книгу. Задержавшись на страницах, где описывалась смерть Александра II после покушения, Сталин прочел: "... в 2 часа 35 минут император, возвращаясь из Михайловского дворца на Екатерининском канале, был смертельно ранен брошенной в него бомбой... Наклонясь к правому плечу Государя, Великий князь спросил, слышит ли его Величество, на что Государь тихо ответил: "слышу"; на дальнейший вопрос о том, как Государь себя чувствует, император сказал: "...скорее во дворец... несите меня во дворец... там умереть". То были последние слова, слышанные очевидцами злодейского преступления..."980 Сталин захлопнул огромную книгу, может быть, подумав: был бы сильным - так не они тебя, а ты их... Он понимал более чем кто-либо из его соратников: любая власть, даже диаметрально противоположного социального и политического содержания, имеет нечто общее. Она должна быть сильной. Особенно власть диктаторская. Это Сталин хорошо усвоил.
  
   Так же хорошо Сталин усвоил идею, лежащую в основе всех его "тайн": в обществе необходимо непрерывно поддерживать высокий накал борьбы. В этой борьбе он чувствовал себя уверенно. Для него вся дореволюционная жизнь была борьбой за выживание, за подрыв самодержавных устоев, 20-е годы сложились так, что он смог перевести эту борьбу в плоскость идейного шельмования и политического устранения почти всех, кто думал не так, как он, кто мог хотя бы теоретически претендовать на первые роли. Борьбу за выбор методов и путей развития страны Сталин превратил в борьбу за личное самоутверждение. В 30-е годы борьба по его воле заключалась в физическом уничтожении всех реальных, а главное - потенциально возможных противников. Он так преуспел в этой борьбе, что, думаю, спустя и столетия земляне, если они выживут, будут ассоциировать варварство не только с Тамерланом, Чингисханом, Гитлером, но и с именем Сталина. Он не писал книги "Майн кампф" ("Моя борьба"), как Гитлер. Но вся его жизнь и деяния - это действительно его борьба с бесчисленным сонмом врагов: не столько реальных, сколько мнимых, предполагаемых.
  
   Самыми реальными из всех его врагов были фашисты, с которыми он пытался, скорее всего из-за тактических соображений, поддерживать отношения, закамуфлированные под "дружбу". Но в конце концов схватка с гитлеризмом, поставившая на грань краха не только его карьеру, но и всю страну, вновь вынесла его на самую вершину власти и славы. Достигнув апогея своего могущества, он не мог не понимать, что обязан не просто стечению обстоятельств, бесспорности идеи, но прежде всего выбранной методологии. Вся она - в вечной борьбе. Неважно, какая она: борьба с фракционерами, за индустриализацию, коллективизацию, с "космополитами" и множеством других "крепостей", которые должны "взять большевики". В конечном счете лично для него, "вождя", такая борьба - это его самоутверждение, увековечение, обожествление.
  
   Сталин всегда помнил, что для него идея классовой борьбы является основополагающей. Когда были уничтожены помещики и капиталисты, он нашел еще один класс, который нужно было ликвидировать, - кулаков. Наконец, оставшись без явных классовых врагов, Сталин изобрел формулу, по которой они будут всегда. Сидя глубокой ночью в своем кремлевском кабинете, за неделю до зловещего февральско-мартовского Пленума 1937 года, Сталин мучительно искал определение, вывод, в соответствии с которым можно было бы борьбу внутри общества сделать "перманентной". Многократно зачеркнутые и исправленные слова ключевой фразы его будущей речи свидетельствуют, что Сталин долго вынашивал ее. Наконец, как это явствует из стенограммы Пленума, диктатор сформулировал то, что было ему так необходимо. Напомню еще раз: "Чем больше будем мы продвигаться вперед, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее они будут идти на острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить советскому обществу, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последнее средство обреченных". Дальше в речи еще одна знаменательная фраза: врагов "мы будем в будущем разбивать так же, как разбиваем их в настоящем, как разбивали их в прошлом"981.
  
   В ставке на бесконечную борьбу, понимаемую однозначно как антагонистическую, жестокую, бескомпромиссную, кроется одна из главных "тайн" сталинской методологии мышления и действия. Даже добившись покорности великого народа, Сталин не успокоился. В январе 1948 года "тиранический человек" (пользуясь определением Платона) вызвал к себе министра внутренних дел СССР С.Н. Круглова и отдал распоряжение: продумать "конкретные мероприятия" по созданию новых, дополнительных лагерей и тюрем особого назначения. В едва слышных токах необъятного Отечества Сталин уловил нечто тревожное. Участились случаи проявления недовольства людей, появились попытки перехода за кордон, некоторые писатели замолчали, как бы протестуя против безысходности сжимающегося обруча единовластия.
  
   - В феврале доложите проект решения, - подытожил Сталин. - Для троцкистов, меньшевиков, эсеров, анархистов, белоэмигрантов нужно создать особые условия...
  
   - Будет исполнено, товарищ Сталин, будет исполнено... - несколько раз повторил послушный ставленник Берии.
  
   Пусть читатель не подумает, что я перепутал даты. Нет. В 1948 году Сталин вновь заговорил о троцкистах, меньшевиках, эсерах, анархистах... Думаю, что он искал "новых врагов" - неотроцкистов, неоменьшевиков, неоэсеров и т.д. Круглов не заставил ждать. В середине февраля Поскребышев передал Сталину документ:
  
   "Центральный Комитет ВКП(б)
  
   товарищу Сталину И.В.
  
   В соответствии с Вашими указаниями, при этом представляем проект постановления Совета Министров об организации лагерей и тюрем со строгим режимом для содержания особо опасных государственных преступников и о направлении их по отбытии наказания на поселение в отдаленные места СССР.
  
   Просим Вашего решения.
  
   В. Абакумов
  
   С. Круглов"982.
  
   В проекте постановления говорилось, что "троцкисты, террористы, правые, меньшевики, эсеры, анархисты, националисты, белоэмигранты" должны направляться в десятки новых лагерей на Колыме, под Норильском, в Коми АССР, Елабуге, Караганде и других местах. При этом с осужденными предписывалось вести "чекистскую работу по выявлению оставшихся на воле". В отношении заключенных, указывалось в проекте, должно быть "исключено сокращение сроков изоляции и других льгот". Более того, МВД предлагалось "в случае необходимости задерживать освобождение заключенных, с последующим оформлением в установленном законом порядке". Звучит многозначительно: отбывшею срок задерживать "в установленном законом порядке"!
  
   Сталинское "согласен" является лишь еще одним штрихом к его портрету. Для него борьба, насилие, несвобода стали инструментами "созидания" по-сталински. Абсолютизация чего-либо всегда опасна. Абсолютизация классовой борьбы привела Сталина к отрицанию многих подлинных общечеловеческих ценностей. Важнейшие ценности - социальная справедливость, гуманизм, свобода личности - были попраны. Сталинские "тайны" единовластия - это тайны тирании. Если бы был жив Троцкий, уничтоженный "вождем", он мог бы повторить свои слова: "Сталин ведет к термидору".
  
   По мере того как мир постепенно узнавал Сталина не только с помощью Фейхтвангера и Барбюса, находилось все больше людей, которые убеждались, что главная сила Сталина, "тайна" его неуязвимости - в абсолютизации феномена классовой борьбы. Многим даже начинало казаться, что Д.С. Мережковский своим антибольшевистским памфлетом "Царство Антихриста" раньше других увидел смертельную опасность этой абсолютизации. Напомню, что он писал через три года после Октябрьской революции: "Хороша или дурна идея классовой борьбы, благородна или презренна, - мы, живые люди, участники борьбы, палачи или жертвы, кое-что знали о ней, чего Маркс не знал, что и не снилось всем мудрецам социал-демократии. У них идея эта была только в уме; у нас в крови и костях: кровь наша льется, кости трещат от нее"983. Действительно, Сталин, как никто другой, сделал все, чтобы идея, которая раньше "была только в уме", стала господствующей в политике, экономике, идеологии, культуре, в повседневной жизни. Он не чувствовал себя спокойным, если не слышал, не ощущал конвульсий жертв этой идеи.
  
   После войны, когда в Европе, да, пожалуй, и в мире, зримо наблюдался всеобщий сдвиг влево, могло показаться, что история подтверждает правоту Сталина. Многие стали считать, что железный плуг классовой борьбы скоро вновь начнет вспарывать земную твердь. Тогда, похоже, никто не пытался мыслить планетарно; дамоклов меч ядерного апокалипсиса был еще плохо виден. Пока ветры "холодной войны" не заморозили социальную и общественную активность антиимпериалистических сил, казалось, что дело не ограничится крахом колониальной системы.
  
   Выступления Сталина послевоенного времени по-прежнему посвящены борьбе за восстановление народного хозяйства, борьбе за приоритетное, как и раньше, развитие тяжелой промышленности, борьбе за оживление сельского хозяйства. А ситуация там сложилась крайне напряженная. Первый послевоенный год был неурожайным. Прекращение поставок зерна из США наряду с крайне низким урожаем в европейской части страны создали критическое положение. Но Сталина эти коллизии не могли вывести из душевного равновесия. С отменой карточек пришлось повременить до осени 1947 года. С голодом страна сталкивалась не впервые. Чего стоит, например, сталинский голодный геноцид 1933 года! Сталин вспомнил, что в переломном 1943 году был тоже неурожай. Но фронту помогли американцы, а мирное население вновь стоически, с большими жертвами пережило беду. Однажды в апреле 1944 года Берия молча положил перед Сталиным доклад наркома внутренних дел Казахской ССР Богданова, адресованный Москве. Верховному было некогда читать, но вечером он перелистал восемь страниц этого доклада. Богданов писал, что неурожай 1943 года вызвал большие трудности: тысячи людей пухли от голода, многие умирали, особенно спецпереселенцы. Сталина больше волновали другие проблемы, но взгляд его зацепился за конкретные факты, приводимые Богдановым:
  
   "Колхозница Ковалева (Каменский район Западно-Казахстанской области), муж которой погиб на фронте, имеет четырех детей, живет в исключительно тяжелых условиях, собирает падаль и отбросы...
  
   Семья колхозницы Федосовой (колхоз имени Ворошилова Андреевского района Алма-Атинской области), у которой 2 сына погибли на фронте, а муж после трех ранений и сейчас находится на фронте, не получает никакой помощи, употребляет в пищу собак и кошек...
  
   В 23-х колхозах Зыряновского района Восточно-Казахстанской области большинство из обследованных 110 семей фронтовиков продолжительное время не получали продуктов питания; в ряде колхозов среди детей поголовное опухание, часть находится в безнадежном состоянии...
  
   В колхозе "5 декабря" Зеленовского района Западно-Казахстанской области колхозники вырыли на скотомогильнике труп лошади и мясо разделили между собой...
  
   В колхозе "15 лет РККА" Приуральского района Западно-Казахстанской области покончила самоубийством колхозница Гастель, оставив записку: "Совершаю самоубийство потому, что деться некуда, нет поддержки ниоткуда..."984
  
   Тогда он просто отложил доклад в сторону - и без того много забот... А сейчас? Мысль текла по привычному желобку: жертвы неизбежны. Разве не ясно всем, что война продолжает собирать свой скорбный урожай? Среди множества документов - телеграмм, докладов, рапортов о тяжелом положении с продовольствием - я не обнаружил следов конструктивной реакции Сталина, которая бы свидетельствовала о его стремлении как-то помочь.
  
   Я видел много документов с сообщениями о голоде, о котором никогда не информировали ни печать, ни радио. В марте 1945 года, когда Сталину доложили о тяжелом положении в Читинской области, реакции опять не последовало. Правда, Молотов отдал распоряжение направить в Читу дополнительно муку. А в тот год там собрали... по 1,3 центнера зерна с гектара. Берия информировал, что, например, в селе Буторино Белейского района дети крадут корм у свиней... А цензоры, вскрывая письма, направленные на фронт из Читинской области, констатировали: в Моготуйском районе едят дохлых кур; в Сковородино подобрали павших лошадей и съели их; в Уле-товском районе съели всю лебеду, крапиву, хмель, корни пырея... Сообщали и о страшном, чудовищном: доведенная до крайнего отчаяния мать семерых опухших от голода детей А.В. Демиденко убила младшую полуторагодовалую дочь и употребила ее в пищу, чтобы спасти остальных...985
  
   Неимоверно тяжело писать об этом. Такой страшной была для народа война. И эти дикие случаи, казалось, не могут быть прямо отнесены на счет Сталина. Но всю жизнь он был бесчувственным. Для него люди - это "масса", огромная и бесформенная. Страдания и горе "массы", по мысли "вождя", - суровая необходимость, и только. Он считал естественным, что великие цели требуют великих жертв. Сталин всегда думал - и здесь он был не одинок, что верность революционному радикализму означает и беспощадность на пути к намеченным вершинам. Ведь там будет властвовать он или, в крайнем случае (если не доживет до коммунизма), там будут властвовать его идеи! Если размениваться на мелочи бытия, то можно утонуть в суете повседневности. Настоящий лидер, полагал Сталин, не должен быть сентиментальным. Но об этом он публично говорить не будет. Это тоже его "тайна". Наоборот, пусть все знают, что он "заботится" обо всех.
  
   Многие долгое время думали, что диктаторское правление Сталина держалось прежде всего на его авторитете, духовной, нравственной власти над людьми. Но сам Сталин знал, что это не так. Его главные инструменты - аппарат насилия, сосредоточенный в НКВД, и партия, которую он давно и настойчиво превращал в идеологический "орден". Это уже были не просто "приводные ремни" его воли, а главные элементы той Системы, которую он создал. Именно эти инструменты власти отождествляли социализм и "вождя". То были "тайны" Системы, ее силы и влияния. Но были у него и личные тайны.
  
   Сталин, по-видимому, не вел дневников, был осторожен в записях. Многие документы по его указанию уничтожались. В толстых томах его переписки (собственно, писали, докладывали ему, Сталину, а он лишь решал устно или письменно, оставляя короткие резолюции типа "согласен", "доложите о результатах", "дело продумано плохо" и т.д.) иногда встречаются его пометки: "Прошу эти документы уничтожить. И. Ст."986. Как удалось установить, порой уничтожались доклады о выполнении его некоторых указаний по линии НКВД. Сталин был одним из немногих, кто имел право читать зарубежные материалы, в которых он изображался зло, карикатурно, в духе политической сатиры. Для Сталина чтение переводов этих документов играло роль аккумулятора ненависти; он "заряжался" злобой на бесчисленных врагов - в стране и за рубежом.
  
   Например, в августе 1937 года Сталину сообщили, что один из "бывших", поэт Т.Н. Гарин-Михайловский, зарабатывая себе на жизнь, хочет опубликовать в эмигрантской прессе поэму "Пушкин и Сталин". Одновременно с сообщением прислали и текст поэмы, подготовленный в виде диалога "вождя" с великим русским поэтом. Сталин тогда со злобной брезгливостью перелистал страницы рукописи, отпечатанной еще на старинной машинке с "ъ", и остановился на заключительных строках поэмы:
  
   "Сталин (просыпается, протирает глаза, смотрит вокруг и перелистывает тома Пушкина. Один. Кричит.)
  
   Эй, слуги! Мой обед всегдашний
  
   И список ГПУ вчерашний
  
   Я имя дать одно забыл
  
   Проклятый Пушкинь с толку сбил... (Довольный потирает
  
   себе руки.)
  
   Итак, товарищи, в работе
  
   И в государственной заботе
  
   Течет, как Волга, жизнь моя...
  
   Знай Пушкинь - "Русь не ты, а Я!"987
  
   Он помнил, какое чувство ненависти овладело им, когда в 1937 году он познакомился с особенно потрясшей его речью Троцкого - "Я обвиняю!", которую тот хотел бы произнести на нью-йоркском ипподроме: "Почему Москва так боится голоса одного человека? Только потому, что я знаю правду, что мне незачем скрывать ее. Я готов представить в международную комиссию расследований документы, факты и свидетельства, в которых и скрыта правда. Я заявляю: если эта комиссия решит, что хоть в малейшей степени я виноват в тех преступлениях, которые мне приписываются Сталиным, я добровольно отдам себя в руки ГПУ. Я делаю это заявление перед всем миром... Но если комиссия найдет, что процессы в Москве - это сознательная и преднамеренная провокация, то я потребую or своих обвинителей занять место на скамье подсудимых"988.
  
   Такие документы Сталин хранил, пока через какое-то время не отдавал Поскребышеву. Тот многие уничтожил, некоторые сохранились в тайниках архивов.
  
   Вот еще один интересный документ, датированный 1923 годом (месяц не указан) и озаглавленный "Биографические сведения И.В. Сталина". Копия сохранилась в архиве Наркомата национальностей. Назначение и авторство неизвестны, но есть основания предполагать, что документ подготовлен под "руководством" Сталина.
  
   В "Биографических сведениях" подробно расписываются "революционные заслуги" Сталина до Октября. "В октябрьские дни И.В. Сталин состоял членом пятерки (коллектива) для политического руководства восстанием..." Особенно примечательны заключительные строки документа: "Как прежняя, так и в особенности настоящая революционная работа И.В. Сталина имеет огромное значение. Отличаясь неутомимой энергией, исключительным, выдающимся умом и непреклонной волей, тов. Сталин является одной из главных скрытых, поистине стальных пружин революции, которая с несокрушимой силой разворачивает русскую революцию в мировой Октябрь. Старый последователь Ленина, он более чем кто-либо другой усвоил методы и мысли его практической деятельности.
  
   В настоящее время благодаря этому он блестяще восполняет отсутствие Ленина в области не только специально партийной деятельности, но и в области государственного строительства"989.
  
   Просто не верится, что такой документ мог быть написан кем-то при жизни Ленина. Кто его автор? Зачем были сочинены эти "сведения" о "стальной пружине революции", которая "блестяще восполняет отсутствие Ленина"? Может быть, Сталин, став генсеком и почувствовав, что Ленин больше не вернется к политическому рулю государства и партии, готовился стать его преемником уже в 1923 году? Все это - сталинские тайны...
  
   А.А. Епишев, который, напомню, работал одно время заместителем министра государственной безопасности, рассказывал, что у Сталина была толстая тетрадь в черном коленкоровом переплете, куда он иногда что-то записывал. Едва ли для памяти, ибо она была у него "компьютерной", хотя к концу жизни и начала сдавать. Возможно, содержание этих записей навсегда останется тайной. Я не знаю источника, на который опирался Алексей Алексеевич, но он предполагал, что Сталин какое-то время хранил и некоторые личные письма от Зиновьева, Каменева, Бухарина и даже Троцкого.
  
   Прямой доступ к Сталину имели лишь Берия, Поскребышев и Власик. О существовании этих записей знали только они. Но Поскребышев и Власик, которым больше всего доверял Сталин, незадолго до его смерти были скомпрометированы Берией и устранены из окружения. Словом, накануне смерти "вождя" из этих троих около него оставался один Берия.
  
   Когда к пораженному инсультом Сталину Берия и Хрущев привезли утром врачей (до этого 12 - 14 часов он оставался без медицинской помощи), сталинский Монстр сразу понял, что это конец. Оставив Хрущева, Маленкова и остальных членов Политбюро возле умирающего Сталина, Берия умчался в Кремль. Кто сегодня скажет, не в сталинский ли сейф кинулся в первую очередь этот новый Фуше? Если да, то куда он мог убрать личные записи "вождя", другие его бумаги?
  
   Берия не мог не видеть, что в последние год-полтора отношение Сталина к нему непрерывно ухудшалось. В свою очередь и Сталин не мог не догадываться о намерениях Берии. Может быть, генералиссимус оставил распоряжение, или даже завещание? Отношение к "вождю" тогда было настолько подобострастным, что окружение исполнило бы, видимо, его волю. У Берии были основания опасаться и спешить. А проникнуть в кабинет Сталина мог только он. Ведь Сталина охраняли его люди. Как бы там ни было, насколько мне удалось установить, сталинский сейф был фактически пуст, если не считать партбилета и пачки малозначащих бумаг. Берия, уничтожив загадочную личную тетрадь Сталина (если она там была), расчищал себе путь на самую вершину. Возможно, мы никогда не узнаем этой сталинской "тайны" - содержания записей в черной тетради. А.А. Епишев был уверен, что Берия очистил сейф до его официального вскрытия. Видимо, это ему было очень нужно.
  
   Сталин имел обыкновение откладывать в особую папку документы, которые почему-либо его заинтересовали, - отдельные письма, шифровки, свидетельства. Так, в начале 1946 года Берия передал Сталину фотокопии личного и политического завещаний Гитлера. (Сталин так надеялся захватить его живым!) Он долго читал переведенные тексты завещаний фюрера, останавливаясь подолгу на некоторых фразах:
  
   "...Я решился перед окончанием земного существования взять в жены девушку... она по своему желанию умирает со мной как моя супруга... Наше желание быть тотчас же сожженными на месте.
  
   ...Приобретенные мною в течение многих лет картины я собирал не для личных целей, а лишь для создания галереи в моем родном городе Линц на Дунае.
  
   ...Я не хочу попасть в руки врагов, которые для увеселения своих затравленных масс нуждаются в организуемых евреями зрелищах.
  
   ...Я умираю с радостным сердцем... придет сияющее возрождение национал-социалистского движения..."990
  
   Сталина, глубже своих соратников понимавшего религиозный смысл, особенно возмутила одна фраза завещания: "Я решился перед окончанием земного существования..." Что же, он надеялся и на загробную жизнь? Не в раю ли?! Сталин очень жалел, что Гитлер избежал международного суда военных преступников, но эти документы, как и некоторые другие, доставленные из Берлина, позволили ему четче увидеть зловещий профиль того, с кем он вел смертельную борьбу все эти годы. А ведь в апреле 1945 года он приказал создать специальную группу, чтобы захватить Гитлера живым... Мог ли он догадываться, что придет время и многие историки, философы, писатели будут его, Сталина, сравнивать с тем, кого он поверг, искать сходные черты, присущие двум диктаторам? Это тоже вечная тайна.
  
   Лежали в папке и другие бумаги, к которым Сталин, по-видимому, обращался. Они сохранились в его фонде. Назову лишь некоторые. В папке письмо Сталину от выпускников Института красной профессуры, подписанное 27 октября 1935 года, где новые специалисты жалуются, что их выселяют из общежития, а "классово чуждые элементы, вроде княжны Багратион, оставляют"991. Здесь же протокол заседания комиссии о ликвидации Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. В докладной записке Я. Петерса и П. Поспелова говорится, что в Обществе "преобладают бывшие эсеры и меньшевики, тесно спаянные между собой связями. После убийства Кирова было арестовано 40 - 50 членов Общества..." Далее сообщается, что в их журнале "Каторга и ссылка" особый упор делается на Бакунина, Лаврова, Ткачева, Радищева, Огарева, Лунина и других. Есть статьи о Нищие и Керенском; в журнале сообщалось, как народовольцы готовили свои бомбы (мол, подозрительно)... Кое-кто в Обществе считает, что "они должны защищать своих членов Общества, арестуемых соввластью..."992. После чтения Сталиным этой записки судьба Общества была предрешена.
  
   Там же и письмо "вождю" за подписью И.А. Акулова с предложением соорудить памятник на Перекопе и Чонгаре. Резолюция: "В архив. Вопрос отложен. Средств пока нет". Письмо друга Светланы Аллилуевой А.Я. Каплера из тюрьмы с просьбой о направлении на фронт; записка Берии об информации югославского генерала Стефановича относительно судьбы сына Якова, с которым он одно время вместе находился в плену; доклад Круглова о доставке в декабре 1945 года из Праги "Русского заграничного архива"993. Письма Сталину от Г. Ягоды, К. Радека, В. Зощенко, А. Жданова, О. Серовой, многих других. Со временем некоторые передавались в личный архив, другие, видимо, уничтожались. В "Личной переписке" кроме служебных бумаг немало писем, адресованных непосредственно "вождю". Знакомство с этими документами также позволяет приподнять часть полога, которым диктатор укрывал свое "тайны". В закрытом обществе, которое создал Сталин, естественно, ни о какой гласности, информированности народа не могло быть и речи. Людьми, которые знают как можно меньше, руководить легче. Этим "минимумом" занимались Жданов, Суслов и их выученики.
  
   Существует еще одна тайна, которую едва ли когда удастся полностью раскрыть: смерть жены Сталина. Официальные заявления и различные версии известны давно. Но, пожалуй, ни одна из них не убедительна. Я просто выскажу одно соображение. В архиве есть любопытный документ, адресованный М.И. Калинину: прошение о помиловании Александры Гавриловны Корчагиной, заключенной лагеря на Соловках. Прошение написано фиолетовым карандашом на нескольких листках школьной тетради 22 октября 1935 года.
  
   Как явствует из пространного письма, член партии А.Г. Корчагина пять лет работала домработницей в семье Сталина. Была арестована, когда один из заключенных, работавших ранее в Кремле, некий Синелобов, дал показания о том, что она-де говорила, будто Надежду Сергеевну застрелил сам Сталин. В письме Корчагина не очень убедительно отрицает этот факт, ссылаясь на официальную версию о "разрыве сердца" своей хозяйки. Упоминаемые в прошении Буркова, Синелобов (инициалов в тексте нет), сожитель Корчагиной охранник Я.К. Гломс, безымянный секретарь партячейки интересовались у домработницы: почему о причине смерти не указали в газетах? Из прошения явствует, что официальная версия смерти многих не удовлетворила, тем более, как пишет Корчагина, Сталин тогда же, в ночь смерти, вернулся на кремлевскую квартиру видимо, следом за женой. По всей вероятности, эти разговоры дошедшие до Сталина, напугали его, и он решил не только убрать Корчагину, но и фактом ее ареста заставить замолчать всех, кто что-либо знал об этом деле. Именно - замолчать.
  
   В конце 1935-го - начале 1936 года судили по-сталински. Корчагина пишет Калинину, что угрозы следователя Когана принудили ее признать обвинение, а затем она без суда была сослана в Соловецкий лагерь. К письму приложено заключение особо уполномоченною НКВД Луцкого, которое гласит, что А.Г. Корчагина "проходит по делу о контрреволюционных террористических группах в правительственной библиотеке, в комендатуре Кремля и др.". Резолюция "всесоюзного старосты" лаконична: "Отклонен. М.И. Калинин. 8.III.36 г."994.
  
   Следует добавить, что в то время многие считали, что Аллилуева не покончила с собой, а ее застрелил Сталин, в приступе гнева не захотев больше терпеть своенравности жены, имевшей твердый характер. И эта версия не выглядит нереальной, учитывая моральный облик "вождя". У него ни разу не дрогнула рука, не шевельнулась мысль, когда он отправлял на гильотину беззакония своих друзей, товарищей по Политбюро, боевых соратников по гражданской войне, близких родственников. Нельзя конечно, исключать и того, что Надежда Сергеевна не просто устала от бессердечия мужа, но и выразила таким трагическим способом свой протест против того, что знала.
  
   Среди личных тайн, а их немало, - одна, связанная со старшим сыном Яковом. По ряду свидетельств, есть основания полагать, что делались одна-две попытки организовать побег из плена старшего лейтенанта Я. Джугашвили. Об этом, в частности, пишет Д. Ибаррури. Сталин хотел не столько спасти сына, сколько обезопасить себя. Он боялся, что фашисты могут "сломать" Якова и использовать его против отца. Но постепенно немцы все реже стали упоминать о Джугашвили, а потом и замолчали совсем. Пожалуй, полностью Сталин "успокоился" лишь тогда, когда нарком внутренних дел доложил ему 5 марта 1945 года:
  
   "Государственный Комитет Обороны
  
   товарищу Сталину И.В.
  
   В конце января с. г. Первым Белорусским фронтом была освобождена из немецкого лагеря группа югославских офицеров. Среди освобожденных генерал югославской жандармерии Стефанович, который рассказал следующее.
  
   В лагере "Х-С" г. Любек содержался ст. л-т Джугашвили Яков, а также сын бывшего премьер-министра Франции Леона Блюма - капитан Роберт Блюм и другие. Джугашвили и Блюм содержались в одной камере. Стефанович раз 15 заходил к Джугашвили, предлагал материальную помощь, но тот отказывался, вел себя независимо и гордо. Не вставал перед немецкими офицерами, подвергаясь за это карцеру. Газетные сплетни немцев обо мне - ложь, говорил Джугашвили. Был уверен в победе СССР. Написал мне свой адрес в Москве: ул. Грановского, дом 3, кв. 84.
  
   Берия"995.
  
   Безуспешные меры, которые Сталин с Берией предпринимали, чтобы вызволить Якова (или не дать ему "заговорить"), оказались ненужными. Но эти тайны из разряда тех, которые скрыты навсегда.
  
   К концу жизни, по мере того как силы покидали "вождя", он все чаще задумывался: что достанется после него историкам? Какие "следы" он оставил для них? Каково его документальное и эпистолярное наследие? Видимо, этим объясняется то, что года за полтора до своего 70-летия Сталин поручил Маленкову внимательно посмотреть архивы: какие материалы, связанные с Лениным и им, Сталиным, остались неизвестны? Есть основания считать, что Ленин интересовал его меньше. Но, будучи исключительно хитрым человеком, Сталин понимал, что в "соседстве" с Лениным эта "инвентаризация" архивов не вызовет ни сейчас, ни позже особых кривотолков и сомнений. Сделать это было нетрудно, поскольку почти все основные архивы находились в ведении МВД. Через 8 - 10 месяцев министр внутренних дел С. Круглов доложил:
  
   "ЦК ВКП(б)
  
   товарищу Маленкову Г.М.
  
   Архивными органами МВД систематически проводится работа по выявлению и учету хранящихся в архивах подлинных документов, написанных В.И. Лениным и И.В. Сталиным.
  
   В течение 1948 года был проведен полистный осмотр 190 000 дел документальных материалов 38 важнейших архивных фондов: ЦИК, СНК СССР и РСФСР, СТО СССР, Наркомнаца, НКВД СССР, Наркомпроса, ВСНХ, газеты "Известия", Управления делами Реввоенсовета Республики и других.
  
   В результате полистного просмотра указанного количества документальных материалов было выявлено и передано в ИМЛ 1203 автографа и копии с подлинных документов, написанных В.И. Лениным и И.В. Сталиным...
  
   В этом году в архиве Октябрьской революции и социалистического строительства с этой целью будет просмотрено 58 000 дел.
  
   28 января 1949 года.
  
   Министр внутренних дел С. Круглов"996.
  
   Судя по некоторым данным, Маленков не один раз докладывал Сталину о результатах таких "ревизий". Думается, что далеко не все документы попали в ИМЛ. Сталин очень заботился о том, чтобы в истории о нем осталось лишь то, что он разрешил. Поэтому неудивительно, что многих подлинных документов в архивах нет, а на копиях не воспроизведены его резолюции. Это тоже чисто сталинские "тайны". Многие из них, действительно, раскрыть непросто.
  
   Когда сразу после войны военные доложили ему, что чехословацкое правительство намерено передать в дар СССР "Русский заграничный архив", он распорядился организовать прием и просмотр документов фонда. Тот же Круглов доложил 3 января 1946 года, что под руководством НКВД в Москву доставлено 9 вагонов документов (архивы правительства Деникина, Петлюры, личные архивы Алексеева, Савинкова, Милюкова, Чернова, Брусилова и многих других русских деятелей)997. Там были книги и материалы по истории Октябрьской социалистической революции и гражданской войны. Для приема документов привлекались специалисты из Академии наук - И. Никитинский, С. Богоявленский, И. Минц, С. Сутоцкий, но руководили всем этим и докладывали Сталину о содержании и дальнейшей судьбе архива высшие чины НКВД. Ряд документов надолго осел в его шкафах и сейфах. Например, в результате разбора "Русского заграничного архива" сотрудники НКВД обнаружили рукопись А.А. Брусилова, бывшего царского генерала, командующего Юго-Западным фронтом в первой мировой войне, который осуществил знаменитый прорыв, вошедший в историю как "брусиловский". С 1920 года он служил в Красной Армии, был инспектором кавалерии РККА, состоял с 1924 года при РВС СССР для особо важных поручений. Рукопись "Мои воспоминания", завершенная в 1925 году во время лечения в Карповых Варах (в следующем году Брусилов умер), явно не предназначалась для публикации в СССР.
  
   В записке, приложенной к рукописи, Брусилов пишет:
  
   "...ведь всем понятно, что в СССР я не мог бы ничего написать. Оставляю эти тетради на попечение дружественных людей за границей и прошу их не обнародовать вплоть до моей смерти... Если в Европе люди хотят спасти порядок, семью, отечество, - пусть поймут мою ошибку и не повторят ее. Наши политические партии спорили и ссорились, пока не погубили Россию!"998
  
   На этой записке лежит печать смятения патриота России, не сумевшего в свои 70 с лишним лет понять и принять революционный Октябрь. Для Сталина же эта записка стала еще одним "доказательством" его правоты в том, что касается недоверия к спецам.
  
   Сталин мог все превратить в тайну. Даже переписные листы июля 1938 года, в которых указаны члены семей руководящей верхушки, принесли диктатору для рассмотрения. Сталин водил карандашом по спискам:
  
   ...Берия Нина Теймурадовна, грузинка, научный работник, сын Сергей, 14 лет.
  
   Каганович Мария Марковна, дочь Майя и сын Юрий.
  
   Ворошилова Екатерина Давыдовна.
  
   Жемчужина Полина Семеновна, дочери Светлана Вячеславовна Молотова и Рита Ароновна Жемчужина.
  
   Андреева - Дора Моисеевна Хазан, дочь Наталья Андреевна...
  
   Красный карандаш Сталина ставил ему одному понятные галочки, "инвентаризировал" близких лиц из его окружения. Жирно подчеркнул фамилию собственного счетчика - Харитонов И.С. Секреты, тайны... Без них общество, которое он создавал, существовать не могло.
  
   Вся жизнь Сталина окутана почти непроницаемой пеленой, похожей на саван. Он постоянно следил за всеми своими соратниками. Ни словом, ни делом тем ошибаться было нельзя. Стоило Н.А. Вознесенскому, способному на резкие и смелые суждения, где-то переступить невидимую грань дозволенного, как судьба его круто изменилась. Об этом соратники "вождя" хорошо знали. Берия регулярно докладывал о результатах наблюдений за окружением диктатора. Сталин в свою очередь следил за Берией, но эта информация не была столь полной. Содержание докладов было устным, а значит, и сверхтайным.
  
   Сталин любил копаться в списках партийных, государственных дипломатических, военных работников, оставляя нередко против отдельных фамилий одному ему понятные меты. Они могли означать избрание или неизбрание в ЦК, Верховный Совет передвижение по вертикали или по горизонтали, а иногда и самое худшее. Причины, мотивы этих решений определялись, видимо, степенью личной преданности "вождю" и какими-то еще только ему известными критериями.
  
   Большим руководителям, находящимся на виду у множества людей, трудно беречь личные тайны. В демократическом обществе в этом нет нужды. Во времена Сталина государственной тайной особой важности были данные о составе семьи члена Политбюро, его привязанностях и вкусах, его отношении к тем или иным вопросам и проблемам. Таинственное в своей засекреченности и безликости руководство было призвано лишь создавать фон "окружения", "соратников", "единомышленников". В арсенале у Сталина и Берии всегда была наготове версия о возможном "заговоре", "покушении", "теракте". Сталин действительно боялся, смертельно боялся покушении. Он полагал, что в обществе могут (должны!) быть люди, подобные народовольцам, эсерам, которые делают особую ставку на террор. Сталин всю жизнь ждал покушения. А его не было... "Вождь" недооценил своих способностей заставить замолчать, притихнуть великий народ. Тех, кто знал, каким виделся социализм изначально, диктатор уничтожил, а молодые, новые поколения, благодаря сталинской демагогии, считали, что социализм и должен быть таким, каким его строил Сталин. Окружение знало об этом патологическом страхе "вождя" и патологически боялось навлечь на себя подозрения, которые могли стать роковыми. Эту "тайну" знали все соратники Сталина.
  
   Закрытость общества начинается с руководства. Сталин здесь многого добился. Свету гласности предавалась лишь самая малая толика его личной жизни. В стране были тысячи, миллионы портретов, скульптур, бюстов загадочного человека, которого народ боготворил, обожал, но совсем не знал. Сталин умел хранить в тайне силу своей власти и своей личности, предавая народному обозрению лишь то, что предназначалось для ликования и восхищения. Все остальное было укрыто невидимым саваном.
  
   Пароксизмы насилия____________________________________
  
   Всем живущим на Земле время отмеряет одной мерой. Вожди не являются исключением. Годы давили на плечи, а слава Сталина росла. Она, по сути, стала планетарной. И враги и друзья были вынуждены считаться с его волей, изощренным умом, планами. Еще задолго до 70-летия по инициативе Маленкова на Политбюро рассмотрели длинный перечень мер и шагов по достойному празднованию юбилея. Это не только увековечение "вождя" - новые монументы, присвоение его имени комбинатам и стройкам, но и бесчисленные трудовые рапорты. В фонде "Переписка с товарищем Сталиным" - множество рапортов, докладов наркомов (министров), директоров заводов, секретарей обкомов. Но больше всего - обращений Берии. Тот еще во время войны стал радовать Сталина "трудовыми свершениями" своего наркомата. Например, 26 января 1944 года он докладывал:
  
   "Государственный Комитет Обороны
  
   товарищу Сталину И.В.
  
   Докладываю, что Челябметаллургстрой НКВД закончил строительство первой очереди теплоэлектроцентра Челябинского металлургического завода и сдал в эксплуатацию турбину No 1 мощностью 25 тысяч киловатт и котел No 1. ТЭЦ начата строительством на неосвоенной площадке в марте 1943 года и закончена в короткий срок за 10 месяцев.
  
   Прилагаю на Ваше решение рапорт строителей и проект ответной телеграммы.
  
   Народный комиссар внутренних дел Союза ССР
  
   Л. Берия"999.
  
   Рапорты Берии шли регулярно. Складывалось впечатление, что его ведомство работало лучше других. Вот и за год до юбилея Круглов завалил "вождя" докладами такого же характера.
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   Министерство внутренних дел СССР докладывает Вам, товарищ Сталин, что горняки Печорского угольного бассейна, борясь за досрочное выполнение плана третьего года пятилетки, 19 декабря (за два дня до 69-летия "вождя". - Прим. Д.В.) выполнили годовой план добычи угля... Горняки Печорского угольного бассейна до конца года дадут стране сверх плана 200 тысяч тонн угля.
  
   Министр внутренних дел СССР
  
   С. Круглов"1000.
  
   Такие же "горняки" трудились на сотнях, тысячах предприятий страны под охраной конвоя. Сталин считал это совершенно нормальным: построение нового общества требует жестокой селекции. Все, недостойные звания "нового человека", должны пройти длительное перевоспитание в лагерях. Даже когда фашистские войска были под Москвой на расстоянии выстрела дальнобойного орудия, десятки соединении и частей войск НКВД охраняли огромное количество заключенных, большая часть которых должна была бы быть на фронте. И не приходилось бы Жукову, другим военачальникам собирать все, что оказывалось под рукой, чтобы латать прорехи на фронте, бросать в прорыв курсантов военных училищ, ополченцев, команды военных складов, караульные роты... А в это время войска НКВД стерегли "врагов народа". Но, похоже, их Сталин боялся не меньше, чем фашистов.
  
   Как явствует из документов, именно Сталин был инициатором превращения заключенных в постоянный источник бесправной и дешевой рабочей силы. Напомню, выступление Сталина на заседании Президиума Верховною Совета СССР 25 августа 1938 года, поощряющее беззаконие и позволяющее удерживать заключенных в лагерях и по истечении срока, было тут же оформлено как соответствующий юридический акт, цену которому испытали на себе многие, многие тысячи людей1001. В беседе со мной А.Г. Кабаев, рабочий-пенсионер из Бугуруслана, рассказывал: его отец, инженер авиазавода в Москве, был арестован в 1936 году за "контрреволюционную троцкистскую деятельность" о которой не имел ни малейшего представления, и осужден на пять лет. Однако без всякого суда ему к пяти годам прибавили еще шесть. Вернувшись в 1947 году к семье, сосланной в Бугуруслан, он недолго пробыл с ней. Скоро вновь арест, тюрьма, высылка без всякого суда в Красноярский край, где он и умер. Исковерканная и растоптанная жизнь. А сколько было таких жертв произвола? Кто скажет, кто знает?
  
   Со временем Берия с полного согласия и одобрения Сталина отладил целую систему тюремной эксплуатации интеллигенции - инженеров, врачей, архитекторов, строителей, технологов, ученых. Уже во время войны умом и руками заключенных были сделаны крупные открытия и изобретения, сыгравшие важную роль в наращивании оборонного потенциала. Были случаи, когда таким способом добывалась свобода. Вот один пример. В феврале 1944 года Берия подготовил следующий доклад:
  
   "Председателю ГКО
  
   товарищу Сталину И.В.
  
   В 1942 - 1943 гг. по проектам заключенных специалистов 4-го спецотдела НКВД СССР на заводе No 16 НКАП выполнены следующие работы, имеющие важное оборонное значение:
  
   1. По проекту Глушко В.П. построены опытные реактивно-жидкостные двигатели РД-1, предназначенные для установки на самолеты в качестве ускорителей.
  
   2. По проекту Добровольского А.М. на базе спаривания серийных моторов М-105 построены мощные авиационные двигатели МБ-100 со взлетной мощностью 2200 л/с и МБ-102 со взлетной мощностью 2425 л/с...
  
   Учитывая важность проводимых работ, НКВД СССР считает целесообразным освободить со снятием судимости особо отличившихся заключенных-специалистов... Прошу Ваших указаний.
  
   Берия"1002.
  
   Далее следует список 35 заключенных: Артишевский Л.Б. (осужден на 10 лет), Бегаш Б.Л. (10 лет), Бережной Ю.М. (25 лет), Бодня М.Е. (20 лет), Брагин Д.Я. (10 лет), Витка В.А. (10 лет), Владимиров М.С. (10 лет), Вольф А.О. (10 лет), Глушко В.П. (10 лет) и другие... Эта практика сохранилась на многие годы. Сталин верил, что интеллект и в заточении способен успешно работать на общее благо.
  
   "Вождь" не мог изменить себе. Он хотел решать все сам. Анализ его повседневных дел свидетельствует, что централизация власти еще больше усилилась. Ни одна мало-мальски важная проблема не могла быть решена без Сталина. Обруч чудовищного централизма давил инициативу, гасил живое творчество масс, вел к стагнации общественную мысль. Новое строительство, главным образом предприятий тяжелой промышленности, жесткая денежная реформа, использование труда огромного количества пленных немцев и японцев, сокращение численности сил ПВО Москвы, создание министерства лесного хозяйства... Донесения о ходе работы над новым танком Т-54, о выделении одного грамма радия научно-исследовательскому институту, о поездке советской делегации на съезд хирургов в Прагу, об открытии Дома советской культуры в Вене, об испытаниях американских атомных бомб на Бикини и многое, многое, многое другое. Все это должен был решать лично Сталин. Например, Булганин и Голиков сообщали о "своеволии" маршала Жукова, специальным приказом отметившего после концерта Русланову и других артистов московских театров... Сталин отложил бумагу без резолюции. Вот доклад председателя Совета по делам Русской православной церкви при Совете Министров СССР Карпова об очередной сессии Синода при Патриархе Московском и Всея Руси... Мелочи, думал "вождь".
  
   Решая ежедневно многие десятки вопросов, крупных и мелких, важных и второстепенных, Сталин, подчеркну еще раз, стал буквально пленником созданной им Системы. Но иначе он не мог и не хотел. Стоило кому-нибудь принять более или менее самостоятельное решение без одобрения Сталиным или хотя бы кем-либо из его окружения, следовала жесткая реакция. Так было, например, с первым секретарем Ленинградского обкома партии П.С. Попковым, опрометчиво согласившимся на проведение Всероссийской торговой ярмарки в городе на Неве без специального решения Центра. Этот шаг стал одним из "аргументов", подтверждающих "антипартийность" ленинградского руководства.
  
   Сталин, устало перелистывая бесчисленные шифровки, доклады, сообщения, не без удовлетворения отмечал, что к приближающемуся его юбилею удалось восстановить практически все разрушенные предприятия, заложить сотни новых. Возрождение экономики шло быстрыми темпами. Во время последнего разговора с Вознесенским он вновь подчеркнул: в центре внимания - тяжелая промышленность. Сельское хозяйство, потребительские товары - фактор не решающий. Финансовые, технологические ресурсы, как и раньше, концентрировались прежде всего в промышленности. Но и там наблюдался в основном количественный, а не качественный рост. Сельское хозяйство тем временем все более деградировало. Сталин едва ли знал, что колхозники, лишенные не только паспортов, но и всяких стимулов, работали лишь под угрозой многочисленных кар и тягот (необходимости выработать минимум трудодней, все большего обложения натуральным и денежным налогом каждого живого существа в хозяйстве, даже фруктового дерева, сокращения приусадебных участков и др.). То было бесправное сословие, не имеющее возможности ни протестовать, ни что-либо изменить. Весь урожай колхозов (как правило, очень низкий) изымался за смехотворную, символическую плату. Молодежь всеми правдами и неправдами пыталась покинуть село, наполняя ремесленные училища, становясь дешевой рабочей силой на многочисленных новостройках, лесозаготовках. Коллективное хозяйство не решало ничего; зато наверху решалось все - от времени начала сева до того, кому быть очередным председателем.
  
   Аграрная "революция сверху", начавшаяся в конце 20-х годов, показала глубокую пагубность декретирования и административного насилия. В ЦК принимались многочисленные решения по сельскому хозяйству, но все они носили верхушечный характер, означали лишь поиск новых рычагов в стремлении заставить работать людей. Фактически этот труд был подневольным. В "Справочнике советского работника" под редакцией А.Я. Вышинского излагались многочисленные извлечения из различных постановлений Центра, где указывалось, что запрещалось, что ограничивалось, о чем предупреждалось, какие кары "социальной защиты" угрожали селу1003. Хотя справочник вышел до войны, почти все его постулаты имели прежнюю карательную силу и теперь. При внимательном рассмотрении жизни гигантскою государства, в котором все было построено на огромном напряжении сил народа, самоотверженности миллионов людей, терпеливо ждавших улучшения условий своего бытия, было видно - путь в "светлое будущее" прокладывался с помощью насилия. Сталин усматривал в этом "закономерность" социалистического строительства.
  
   Крестьянин-колхозник не мог по своему желанию покинуть деревню. Не пустовали многочисленные лагеря. Неосторожное слово могло стоить свободы. Директива, приказ, указание сверху, часто нелепые, не подлежали обсуждению. Особое Совещание при НКВД СССР, созданное постановлением ЦИК СССР от 10 июля 1934 года1004, продолжало активно функционировать. Подозрение в инакомыслии или каком-либо политическом деянии по-прежнему сурово каралось. Ежемесячно Сталину шли многочисленные рапорты-доклады, очень похожие один на другой.
  
   "ЦК ВКН(б)
  
   товарищу Сталину И.В.
  
   Докладываю, что 24 декабря 1948 года Особым Совещанием при МВД СССР рассмотрено следственных дел на 260 человек. Из них осуждены все на различные сроки:
  
   на 25 лет - 8 человек
  
   на 10 лет - 8 человек
  
   на 7 - 8 лет - 48 человек.
  
   К двенадцати годам каторжных работ - 29 человек.
  
   Министр внутренних дел СССР С. Круглов"1005.
  
   30 декабря объем "работы" Особого Совещания не изменился, только к каторжным работам осуждено вдвое меньше - 15 человек1006. Все решения одобрялись единодержцем. Ведь это его детище. Каторжные работы были введены по указанию Сталина.
  
   Да пусть читатель не удивляется. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года, который не публиковался, был введен особый вид наказания - каторжные работы для фашистских убийц, предателей, пособников оккупантов. Осуждали на каторжные работы сроком от 10 до 20 лет военно-полевые суды. Но война кончилась, а прерогативу военно-полевых судов взяло на себя Особое Совещание, решения которого никакому обжалованию не подлежали. И попасть в эти жернова могли уже не только полицаи, но и просто инакомыслящие, подозрительные. Правда, вскоре после войны к Сталину обратились несколько ведомств с предложением изменить меру наказания, которое может выносить Особое Совещание:
  
   "В связи с окончанием войны... целесообразно предоставить право Особому Совещанию при НКВД выносить меру наказания сроком до 10 лет". Сталин с предложением не согласился... Этот внесудебный репрессивный орган недолго пережил его главного творца: в сентябре 1953 года Особое Совещание наконец было упразднено. Это был один из первых облегчающих вздохов общества после кончины тирана.
  
   Подвижничество, самоотверженность, стоицизм советских людей сопровождались частыми пароксизмами насилия - экономического, социального, духовного. "Вождь" считал это нормой. На бесчисленных докладах о заседаниях Особого Совещания, на которых, как правило, никогда никого не оправдывали, он ставил свое неизменное - "И. Ст.". Многие, точнее, почти все думали, что Сталин знает и видит все. Но он видел то, что хотел. Он никогда не желал, хотя бы мысленно, посмотреть в полные отчаяния глаза миллионов советских людей, прошедших через его лагеря. Он смог бы увидеть в них настоящую, зловещую тень своей планетарной славы. Но Сталин жил прежней идеей - он хотел могущества своей страны, которое возвеличит его славу еще больше.
  
   В год своею 70-летия "вождь" осуществил одну из акций, которая и сегодня популярна у пожилых людей. Он смог в условиях фактического развала сельского хозяйства, упадка легкой промышленности пойти (как и в последующие годы) на заметное снижение цен на товары широкого потребления.
  
   Хотя Сталин накануне подписал постановление Совета Министров СССР "О новом снижении с 1 марта 1949 года государственных розничных цен на товары массового потребления", он не отказал себе в удовольствии после позднего, как всегда, завтрака развернуть "Правду" за 1 марта. В глаза бросилась длинная колонка цифр. Взгляд задержался на некоторых строчках: "Снизить с 1 марта 1949 года государственные розничные цены на товары массового потребления в среднем в следующих размерах:
  
   хлеб и мука - на 10%
  
   масло сливочное и топленое - на 10%
  
   мясо, колбасные изделия и консервы - на 10%
  
   водка - на 28%
  
   парфюмерные изделия - на 20%
  
   шерстяные ткани - на 10%
  
   велосипеды - на 20%
  
   телевизоры - на 25%
  
   часы - на 30%
  
   Снизить соответственно цены в ресторанах, столовых, чайных и других предприятиях общественного питания".
  
   Отложив газету, Сталин задумался. Народ живет бедно. Вот органы МВД сообщают, что в ряде районов, особенно на востоке, люди по-прежнему голодают, плохо с одеждой. Но, по его глубокому убеждению, обеспеченность людей выше определенного минимума лишь развращает их. Да и нет возможности дать больше; нужно укреплять оборону, развивать тяжелую промышленность. Страна должна быть сильной. А для этого и впредь придется затягивать пояс. Каждый следующий год население ждало очередного снижения. И оно следовало. Авторитет Сталина поднялся еще выше. Люди не хотели видеть, что в условиях острейшего дефицита товаров политика снижения цен играла весьма ограниченную роль в повышении материального благосостояния. При крайне низком уровне заработной платы она фактически замораживалась этим снижением. Подобной политике была не чужда и социальная демагогия. По некоторым сравнительным показателям, пожалуй, можно утверждать, что к началу 50-х годов уровень жизни, реальная заработная плата едва превысили уровень 1913 года. Возможно, мои выводы, основывающиеся на собственных подсчетах, могут оказаться и некорректными. Однако трудно уйти от ощущения, что долгие эксперименты, круто "замешенные" на страшной войне, мало что дали народу с точки зрения реального подъема жизненного уровня.
  
   Конечно, нельзя не упомянуть о том, что поднялся культурный уровень советских людей, окрепло их интернациональное содружество; были сделаны определенные шаги в развитии социального обеспечения населения, в частности установлены пенсии, оплачиваемые декретные отпуска, пособия семьям погибших на войне, многодетным матерям и немало другого. Но все это был социально-экономический минимум, отражавший общую бедность. Дальнейший курс на приоритетное развитие тяжелой промышленности в условиях ускоряющегося упадка сельского хозяйства рисовал далеко не радужные перспективы.
  
   Нередко в жарких спорах о том, ушедшем времени в качестве аргументов "защиты" Сталина говорится о "порядке", "дисциплине", "уважении законов". Мол, до чего докатились: появились проституция, наркомания! Не знаю, как насчет проституции, а все остальные язвы - пьянство, хулиганство, воровство и даже наркомания - были в нашем обществе и тогда. Только все это считалось "совершенно секретной" криминальной статистикой. Возможно, что эти пороки были в меньших масштабах, чем сейчас. Но, повторяю, даже наркомания была. В январе 1948 года Круглов докладывал Сталину:
  
   "В ноябре 1947 года в управление МВД Фрунзенской области (Киргизская ССР) поступили данные о том, что в г. Фрунзе действует группа спекулянтов опиумом в составе Нигматжанова, Хабибулина, Хисмутдинова, Гайнуллиной (инициалов в документе нет. - Прим. Д.В.). Изъято 17 килограммов опиума... "1007
  
   Считалось, например, что бесспорным достижением государства является система подготовки рабочих кадров. Конечно, было немало сделано в этой области. А вместе с тем:
  
   "... В 1946 году органами МВД задержано 10 563 ученика, бежавших из школ ФЗО, ремесленных и железнодорожных училищ... Много преступлений на этой почве: воровство, бандитизм. Бытовые условия в училищах неудовлетворительные: антисанитария, холодно, часто нет света...
  
   С. Круглов"1008.
  
   Казарменные порядки, насилие, административные методы были не в состоянии не только устранить, но и снизить преступность. Едва ли Сталин был согласен с тем, что уважение закона, высокая культура отношений и демократичность социальной среды способны успешно противостоять криминальным аномалиям.
  
   Противоречия, рожденные единовластием, - абсолютная диктатура одного и несвобода миллионов, утверждение тотальной бюрократии и жизненная необходимость социальной активности, насаждение единомыслия и естественная потребность в творчестве масс - углубляли генезис грядущих кризисов. Сталин этого или не хотел, или не мог понять. "Букет" этих противоречий как бы обрамлял нимб триумфатора. Он все более настойчиво нажимал на рычаги идеологические вместо экономических, не видя медленного, но неуклонного угасания революционного энтузиазма. Сталин по-прежнему делал ставку на социалистическое соревнование, сковав тем самым творческую активность масс; все чаще обращался к испытанным методам - угрозам, административным, директивным мерам. Совсем не случайно апогей культа Сталина, пришедшийся на празднование его 70-летия, совпал с так называемым "ленинградским делом". Сталинские "триумфы", все до единого, связаны с насилием. Это закономерность диктаторского единовластия в тоталитарной Системе. Даже в условиях реализации крупных социально-экономических программ ему нужны были внутренние "гражданские войны", хотя бы регионального масштаба. После победы над фашизмом эпицентр этой "внутренней войны" Сталин перенес в Ленинград.
  
   Сегодня мы знаем, что разгромное постановление 1946 года о ленинградских журналах "Звезда" и "Ленинград" было принято по инициативе "вождя". Вслед за этим постановлением были преданы остракизму кинофильм режиссера Л. Лукова и сценариста П. Нилина "Большая жизнь", опера В. Мурадели "Великая дружба", был нанесен удар по репертуарной политике театров. Сталин почувствовал, что в области литературы и искусства появились, хотя и не явно выраженные, попытки выйти за рамки установленных партией, а значит им, параметров. "Вождь" видел в этом угрозу единомыслию, а стало быть, пусть в перспективе, и единовластию. Его духовный мир, опирающийся на систему незыблемых постулатов, не мог мириться с таким вольнодумством. Травля Зощенко и Ахматовой стала сигналом к кампании идеологической чистки. Ленинград, еще не оправившийся после нечеловеческих испытаний, выпавших на его долю в годы войны, был поставлен в положение идейного еретика. И это не случайно. Сталин дал понять: если нет спуску героическому городу Ленина, то тем более его не дадут никому другому.
  
   В фонде Жданова есть большое письмо Веры Зощенко Сталину.
  
   "Уважаемый товарищ Поскребышев!
  
   Очень прошу Вас передать письмо на рассмотрение тов. Сталина или, если оно утомит его, вкратце передайте его содержание...
  
   8.IХ.47 г.
  
   С сердечным приветом
  
   Вера Зощенко".
  
   В письме, особенно вначале, есть строки, почти обязательные для того времени, но которые сегодня горько читать. "...Самой большой радостью в моей жизни является мысль, что на свете существуете Вы, и самым большим желанием, чтобы Вы существовали как можно дольше". Далее жена писателя пишет: "Дорогой Иосиф Виссарионович! Я была буквально потрясена постановлением ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград"... Как все это могло произойти, ведь Зощенко все любили. Признавали (Горький, Тихонов, Шагинян, А.А. Кузнецов, Майский). Ни о каком бегстве из Ленинграда не могло быть и речи... Он всю зиму 44 года работал над книгой о партизанах... Ни о какой клевете и злопыхательстве не может быть и речи в его книгах..." Мужественная женщина фактически отвергает все наветы и обвинения в адрес мужа. В порыве откровения, защищая писателя, она говорит о сокровенном: "...он тяжелый психопат-неврастеник... странные мании. Он очень боялся сойти с ума, как Гоголь. Стал лечить себя самоанализом и... вроде вылечил. Его болезнь одарила его талантом сатирика, и в этом его беда. Но он не может подчиняться чужой воле, не может действовать по чьей-то указке..."1009
  
   Судя по всему, Сталин прочел письмо, т.к. есть подчеркивания тем же карандашом, которым он адресовал послание Жданову. "Вождь" не мог не почувствовать, что не только жена писателя не приняла его оценку творчества мужа. Удивительно, что Сталин ограничился в отношении Зощенко и его семьи лишь моральным террором, не прибегнув к большему.
  
   Нанеся по Ленинграду удар идеологический, через два года Сталин дополнил его жестоким ударом политическим, карательным, в котором многие не без оснований усмотрели "репетицию" новых возможных массовых репрессий. В середине февраля 1949 года "вождь" направил в Ленинград Маленкова, предварительно проинструктировав его. Формально повод был нарушение норм внутрипартийной жизни во время партийной конференции Ленинграда. Выразилось оно в факте, едва ли единичном в то время. Несмотря на то что областные руководители П.С. Попков, Г.Ф. Бадаев, Я.Ф. Капустин, П.Г. Лазутин получили во время выборов в обком партии по нескольку голосов "против", председатель счетной комиссии А.Я. Тихонов, сообщая о результатах голосования, заявил, что все эти товарищи были избраны единогласно. Тут же один из членов счетной комиссии написал в ЦК анонимное письмо. И хотя Сталин сам еще в 1934 году прибег к грубой фальсификации результатов голосования на XVII съезде, его реакция была жесткой:
  
   - Накопилось слишком много опасных сигналов о деятельности ленинградского руководства, чтобы можно было и дальше не реагировать. Поезжайте, товарищ Маленков, и хорошенько разберитесь во всем. У товарища Берии еще есть некоторые данные...
  
   - Хорошо, товарищ Сталин, сегодня же выезжаю ночным поездом.
  
   А "сигналы" были такие. Мол, обком партии, при поддержке секретаря ЦК А.А. Кузнецова, не считается с центральными органами партии. Факты? Организация в январе 1948 года в Ленинграде Всероссийской торговой оптовой ярмарки. Без специального решения центральных органов. Маленков, как прилежный выученик Сталина, нанизывал одну за другой "ошибки" ленинградских руководителей на бичеву обвинений, выступая на объединенном заседании бюро Ленинградских обкома и горкома партии. Притихший зал подавленно слушал, как Маленков, распаляясь, выдвигал все новые и новые обвинения. Случай с ярмаркой он квалифицировал как антипартийную групповщину, противопоставление Ленинградской парторганизации Центральному Комитету. Но главное было дальше. Следуя линии, намеченной в Москве, Маленков, использовав неудачные выражения П.С. Попкова, сформулировал и основное обвинение - попытку создания компартии России с далеко идущими целями. Все поняли: выступление Маленкова - предвестие большой беды.
  
   Сидящие в зале еще не знали, что их бывший секретарь А.А. Кузнецов, ставший недавно секретарем Центрального Комитета, уже неделю как отстранен от работы. Естественно, после доклада Маленкова все руководство области и города было освобождено от своих постов. Но это было только началом. За каждым из подозреваемых тянулись нити быстро фабрикуемого "дела". Затем последовали аресты. Сразу же нашлись и "шпионы", вроде Капустина, и "перерожденцы", типа Попкова, и "вдохновители антипартийного курса", как Кузнецов.
  
   В марте 1949 года еще один ленинградец, Н.А. Вознесенский, был выведен из состава Политбюро. Подлинный полководец экономики в годы Великой Отечественной войны, академик, человек с прямым, открытым характером, стал казаться Сталину слишком опасным. Круглов, Абакумов, Гоглидзе, ведомые Берией, буквально из ничего состряпали громкое "дело". Начались допросы, цель которых - любой ценой добиться признания в антипартийной, антигосударственной деятельности. Один из главных исполнителей крупной провокации против Ленинградской партийной организации, Маленков, довольно потирал руки: указание Сталина выполнено. Он хорошенько разобрался. Тем более что он, равно как и его ближайший приятель Берия, откровенно недолюбливал и Вознесенского, и Кузнецова. В них они видели потенциальных соперников в борьбе за лидерство в партии (ведь "вождь" быстро старел). В стране вновь, как и в 1937 году, началась "охота за ведьмами". Не без основания все вновь со страхом ожидали самого худшего, тем более что бывшие ленинградцы изымались из различных республик и областей, куда в разное время были направлены для работы.
  
   Что руководило Сталиным в организации этой преступной акции? Почему он затеял ее в канун своего 70-летия? Почему после идеологического удара по Ленинграду в августе 1946 года через два с лишним года последовал еще один, более страшный удар - карательный? Все мотивы этого преступления были известны лишь диктатору. Но я, опираясь на документы, анализ материалов того времени, сохранившихся в ряде архивов, могу предположить следующее.
  
   Сталин никому не прощал независимости и "вольнодумства". И Вознесенский, и Кузнецов менее других славили его устно и письменно. Их большая, чем у других, независимость постоянно настораживала Сталина. "Вождь" какое-то время колебался, не внемля наветам Берии и Маленкова. Известны лестные эпитеты Сталина в адрес двух ленинградцев, которые, учитывая преклонный возраст единодержца, могли потенциально рассматриваться и как возможные преемники первого лица. Вот этого камарилья из сталинского окружения допустить не могла. В тайных докладах Сталину вновь и вновь указывалось, что Вознесенский накануне войны фактически не нашел "врагов" в Госплане, возможно покрывая их. Берия не раз между делом жаловался, что Вознесенский, курирующий химическую и металлургическую промышленность как председатель Госплана, явно занижает задания этим отраслям, а лесной, за которую отвечает Берия, завышает. Сталин пропускал пока все это мимо ушей. Но как-то его неприятно поразило выступление Вознесенского на Политбюро, когда тот высказал целый ряд убедительных доводов против дополнительного обложения новыми налогами колхозников: не понравилось намерение Кузнецова, ведавшего в ЦК кадрами, взять под более жесткий контроль министерства внутренних дел и государственной безопасности. Сталину стали известны также высказывания Кузнецова о том, что расследование "дела Кирова" не вскрыло подлинных вдохновителей преступления.
  
   Вождь всегда исходил из того, что даже самые ценные, нужные люди должны были отвечать главному критерию - полной надежности и преданности лично ему. В этих строптивых ленинградцах он уже не просто засомневался, он увидел в них потенциальных оппонентов. Сталин помнил, например, что когда он познакомился с рукописью Вознесенского, на которой и оставил свою роспись в знак согласия, то не мог не оценить интеллектуального размаха и глубины анализа самого молодого члена Политбюро.
  
   С.И. Семин, работавший начальником управления Госплана при Вознесенском, отмечал его исключительную энергию и прекрасную подготовку в области планирования развития народного хозяйства. При всей жесткости директивной экономики председатель Госплана пытался, где только мог, более широко вовлечь трудящихся в процесс планирования, контроля, определения перспектив развития каждого предприятия. Не знал отпусков и выходных дней. После Бухарина это, пожалуй, был второй и, наверное, пока последний крупный экономист в нашем высшем руководстве.
  
   Хотя еще до ареста Сталин получил записку от Вознесенского и некоторых других ленинградцев, в которой они утверждали свою полную невиновность, "вождь" почти не колебался. Правда, сначала он хотел отправить Вознесенского директором Института Маркса-Энгельса-Ленина, но передумал - пусть вся ленинградская "обойма" полностью выпьет "чашу Иосифа". Суд, состоявшийся в сентябре 1950 года, действовал в соответствии с его указаниями. К расстрелу были приговорены Н.А. Вознесенский, А.А. Кузнецов, П.С. Попков, Я.Ф. Капустин, М.И. Родионов. Несколько позже эта же участь ждала и многих других ленинградцев - Г.Ф. Бадаева, И.С. Харитонова, П.И. Кубаткина, П.И. Левина, М.В. Басова, А.Д. Вербицкого, Н.В. Соловьева, А.И. Бурлина, В.И. Иванова, М.Н. Никитина, В.П. Галкина, М.И. Сафонова, П.А. Чурсина, А.Т. Бондаренко, всего около двухсот человек1010.
  
   На суде, проходившем в здании Дома офицеров на Литейном проспекте, присутствовавшие не услышали покаянных речей Вознесенского и Кузнецова. Свой шанс совести они реализуют через годы, посмертно. Те, кто был на процессе, знают, что Алексей Александрович Кузнецов в последнем слове сказал: "Я был большевиком и останусь им; какой бы приговор мне ни вынесли, история нас оправдает..."
  
   Верховный суд СССР под председательством А.А. Волина, прекративший в апреле 1954 года "ленинградское дело", извлек из него обвинение, которое было предъявлено в сентябре 1950 года. В нем говорилось, что "Кузнецов, Попков, Вознесенский, Капустин, Лазутин, Родионов, Турко, Закржевская, Михеев (в документе не проставлены инициалы. - Прим. Д.В.) признаны виновными в том, что, объединившись в 1938 году в антисоветскую группу, проводили подрывную деятельность в партии, направленную на отрыв Ленинградской партийной организации от ЦК ВКП(б) с целью превратить ее в опору для борьбы с партией и ее ЦК... Для этого пытались возбуждать недовольство среди коммунистов Ленинградской организации мероприятиями ЦК ВКП(б), распространяя клеветнические утверждения, высказывали изменнические замыслы... А также разбазаривали государственные средства. Как видно из материалов дела, все обвиняемые на предварительном следствии и на судебном заседании вину свою признали полностью..."1011 Как эти признания добывались, сообщил 29 января 1954 года Турко, тогда еще заключенный:
  
   "... Я никаких преступлений не совершал и виновным себя не считал и не считаю. Показания я дал в результате систематических избиений, т.к. я отрицал свою вину. Следователь Путинцев начал меня систематически избивать на допросах. Он бил меня по голове, по лицу, бил ногами. Однажды он меня так избил, что пошла кровь из уха. После таких избиений следователь направлял меня в карцер, угрожал уничтожить мою жену и детей, а меня осудить на 20 лет лагерей, если я не признаюсь... В результате я подписал все, что предлагал следователь..."1012
  
   Старые, испытанные методы, освященные волей и мыслью диктатора. В этом сталинском приступе насилия пали три человека, связанные и родственными узами: братья Николай Алексеевич Вознесенский, член Политбюро, Александр Алексеевич Вознесенский - ректор Ленинградского университета и их сестра Мария Алексеевна Вознесенская - партийный работник. Вырублена целая поросль замечательных патриотов Отечества. О том, что "дело" было шито белыми нитками, свидетельствует один факт. М.А. Вознесенской в качестве главного обвинения вменялось в вину, что она "разделяла в 20-е годы взгляды "рабочей оппозиции". Кстати, основанием для реабилитации послужили тоже смехотворные выводы, что "не имеется доказательств в том, что Вознесенская разделяла взгляды "рабочей оппозиции"..."1013. А если бы имелись? Такое было тогда правосудие... Сталинское.
  
   Всех расстреляли в Ленинграде. С.И. Семин утверждает, что, по некоторым сведениям, Н.А. Вознесенского еще три месяца после приговора продержали в тюрьме (может быть, "вождь" колебался - всю войну проработали вместе в ГКО; никто так много не сделал для развития экономики, как его заместитель). А в декабре, по чьей-то команде, рассказывал мне Сергеи Ильич, Вознесенского в легкой одежде повезли в грузовой машине в Москву. Дорогой он то ли замерз, то ли его застрелили...
  
   После ленинградской расправы волны насилия еще долго смывали людей в безвестие. Не только тех, кто знал осужденных, но и работников органов. Правда, иногда Сталин, по ему одному известным причинам, проявлял "милость". В октябре 1949 года Круглов сообщал Сталину:
  
   "С 1943 года генерал-лейтенант И.С. Шикторов работал начальником УВД Ленинградской области; с 1948 года - в Свердловске. После ареста ленинградского руководства Шикторова вернули в Ленинград. Однако, как нам доносят, он "не очищает органы МВД области от лиц, не внушающих доверия". Шикторов продолжительное время работал при старом вражеском руководстве Ленинградской области"1014. Предлагалось отстранить Шикторова и заменить его Т.Ф. Филипповым.
  
   Сталин отстранить соглашается, но повелевает найти Шикторову другую работу. Случай крайне редкий. Обычно любые доклады-предложения подобного рода кончались однозначно трагически.
  
   "Вождь" не мог допустить, чтобы его жертвенник был пуст. Сталин привык к насилию. Его поощряли безропотность обреченных, смиренность партии и народа. Он как-то прикинул: даже в пик чисток (в конце 30-х гг.) они прямо коснулись лишь 3 - 4% населения. Это же сущий пустяк! Но зато какой послушной и управляемой становится масса, очищенная от скверны! Не все тогда видели, что растущая слава "вождя" сопровождалась спазмами, конвульсиями нового насилия. Этот пароксизм насилия труднообъясним. Страна быстро залечивала раны. Внутреннее положение отмечалось стабильностью. Никаких оппозиционных выступлений не было. Сплочение народа вокруг политического руководства, которое олицетворял Сталин, было реальным. Межнациональные отношения характеризовались внешней прочностью. Идеологическое влияние партии было безраздельным. И тем не менее в этих условиях Сталин, находясь в апогее своей славы, по-прежнему прибегал к насилию. Его пароксизмы временами захватывали то какой-либо регион, то ту или иную социальную группу или ведомство. Сталин, пробыв четверть века на вершине власти с помощью насилия, уже не мог обходиться без него. Именно этим объясняется его особое внимание к органам государственной безопасности и внутренних дел.
  
   Берия, Круглов, Серов, Абакумов, другие "деятели" этих ведомств регулярно докладывали ему о положении дел в ГУЛАГе, являвшемся одним из важных резервуаров бесплатной рабочей силы. Однажды Маленков, зайдя к Сталину с очередным докладом, вынудил "вождя" совершить "гуманный акт". Он положил перед генералиссимусом справку, составленную начальником ГУЛАГа МВД СССР Добрыниным. Из нее вытекало, что в год 70-летия "вождя" в лагерях и колониях находится 503 375 женщин.
  
   - Надо рассмотреть вопрос об освобождении тех, с кем находятся дети до семи лет...
  
   Сталин долго всматривался в графы справки и в конце концов согласился с предложением Маленкова под влиянием его главного аргумента: на содержание детей в ГУЛАГе тратится 166 миллионов рублей в год. Вот чем объяснялась "гуманная акция" Сталина, предписавшего женщинам с детьми до семи лет отныне заниматься принудительным трудом по месту жительства! Но к этой категории, как повелел Сталин, нельзя было относить женщин, осужденных за контрреволюционную деятельность1015.
  
   Однажды (дело было в сентябре 1951 г.) находящаяся в СССР делегация английских женщин - весьма редкое тогда событие - обратилась к пригласившей их стороне с просьбой разрешить посещение женского лагеря. Естественно, хозяева растерялись. Звонок в соответствующее управление МВД. Там, конечно, решить не могут. Обращение выше - к заместителю министра госбезопасности Серову. Тот тоже в этом вопросе бесправен. К министру Круглову. Та же картина. Выход на Суслова. И он ничего не может решить. Тот - к Маленкову. Лишь член Политбюро, переговорив со Сталиным, поставил свою подпись на разрешении... Лагерь, конечно, готовили, чистили, прибирали, инструктировали всех. 70% женщин (кто выглядел хуже) вывели на работы вне лагеря. Английские гостьи встретились с вполне "сознательными гражданами", которые временно оказались здесь. Делегация даже оставила запись в книге "гостей", которую срочно изобрели: "На нас произвело большое впечатление, с какой непосредственностью люди подходили к нам. Везде чисто. Мы считаем, что это ценный эксперимент, который имеет успех..."1016
  
   Маленков иногда доводил до сведения "вождя" и такие данные, от которых Сталина оберегали, дабы не волновать. Но Сталин никогда не волновался. В сентябре 1949 года, когда приближался "великий юбилей", Маленков после рассмотрения ряда текущих дел положил перед Сталиным еще один документ.
  
   "ЦК ВКП(б), товарищу Маленкову Г.М.
  
   12 августа в поле совхоза имени Сунь Ятсена Михайловского р-на. Приморского края были обнаружены трупы убитых троих детей работницы совхоза Дмитриенко: Михаила 11 лет, Павла 9 лет и Елены 8 лет.
  
   Убийство совершила мать, Дмитриенко Л.А., 1917 г. рожд. Она показала, что совершено убийство на почве крайне тяжелых материальных условий, в которых она оказалась после осуждения в 1946 году (по Закону от 7 авг. 1932 г.1017) ее мужа Дмитриенко Д.Д., 1912 года рождения, и особенно после того, как ее уволили из школы, где она работала учительницей, и выселили из квартиры. С апреля работала в колхозе. Администрация никакой материальной помощи не оказала...
  
   С. Круглов"1018.
  
   Читать это донесение крайне тяжело. Это - апогей горя, пришедшего не только в семью Дмитриенко, но и в семью народов нашего Отечества. Как реагировал Сталин и Маленков на безумный акт пришедшей в крайнее отчаяние матери, сказать трудно: на документе нет резолюций. Нормальные люди на их месте должны были бы содрогнуться, но им были безразличны страдания людей.
  
   Среди всех государственных институтов карательные органы фактически всегда были бесконтрольны. Именно Сталин вывел их из-под контроля государства, единолично осуществляя руководство ими. Пожалуй, только во время войны он больше времени уделял армии, чем НКВД. Все остальное время - это главный объект его внимания. Более того, в конце 30-х годов, сразу после войны и до своей кончины Сталин занимался делами этих ведомств больше, чем партийными. Об этом, в частности, свидетельствует фонд "Переписка с товарищем Сталиным". Большая часть документов - докладов, сообщений, телеграмм, оперативных сводок, отчетов, донесений о проведенных заседаниях Особого Совещания, открытии новых лагерей, подготовке кадров для этих органов и многое другое - касается работы НКВД (МВД). Похоже, ежедневно Берия, Круглов, Меркулов, Абакумов и другие подписывали по нескольку документов в адрес Сталина. "Вождь" просматривал их все, но резолюции удостаивал лишь некоторые документы: "согласен", "проработайте дополнительно", "доложите о выполнении", "накажите примерно виновных за затяжку", "не держите либералов" и т.д. Для Сталина органы в огромной степени олицетворяли его власть, могущество и волю. Он привык к насилию и возможности его применения как обязательному атрибуту своего единовластия. Не случайно именно по его инициативе после войны карательный аппарат все усиливался, а для поддержания народа и органов в состоянии перманентной "мобилизованности и бдительности" нужно было постоянно демонстрировать наличие "врагов", "террористов", "предателей".
  
   Какова цена сталинского единовластия? Каково количество его жертв? Сколько человек безвинно погибло по воле тирана в созданной им машины репрессий? Думаю, абсолютно точного ответа мы уже никогда не получим. Наиболее полный могла бы дать созданная Верховным Советом СССР Комиссия по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х и начале 50-х годов. "Тайны" диктатуры Сталина превратились в тайны исторические. Существует много оценок различных исследователей, в которых приводится общая численность погибших советских людей в годы сталинского культа. Основываясь на целом ряде не обобщающих, а, если можно так сказать, "промежуточных" показателей, которые мне удалось обнаружить в архивах, я приведу такую статистику. "Революция" на селе в 1929 - 1933 годах обошлась нашему крестьянству в 8,5 - 9 миллионов репрессированных земледельцев. В 1937 - 1938 годах репрессии коснулись 4,5 - 5,5 миллиона советских граждан. Но и между этими двумя большими "волнами" ведомство Ягоды - Ежова не оставалось без дела; было арестовано примерно около миллиона граждан. После войны, особенно в конце 40-х годов, даже учитывая, что в 1947 году была отменена смертная казнь, заметно увеличилось количество лагерей, число ссыльных, высланных, которые составили эту третью "волну". В ней оказались 5,5 - 6,5 миллиона человек. Можно возразить: сидели не только политические, но и уголовные преступники... Правильно. Но до самой смерти Сталина в лагерях, даже по данным Берии, содержалось 25 - 30%, осужденных "за контрреволюционную деятельность"1019. Всего же с 1929 по 1953 год жертвами сталинских репрессий стали 19,5 - 22 миллиона советских граждан (исключая годы войны). Из них не менее трети были приговорены к смертной казни или погибли в лагерях и ссылке. Возможно, мои оценки слишком осторожны, но все они основываются на известных мне документах. Я вполне допускаю, что многое мне не удалось узнать.
  
   Пожалуй, это самый страшный и чудовищный пир насилия в истории, который когда-либо удавалось справлять на Земле диктаторам. Сталин всегда следовал своему кредо, которое им было высказано ранее: "...мы будем уничтожать каждого такого врага, (хотя бы) был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью. Каждого, кто своими действиями и мыслями, да, и мыслями, покушается на единство социалистического государства, беспощадно будем уничтожать". Кажется, что это слова средневекового инквизитора. А ведь им следовали, они были целой программой! Вот уж воистину прав Шиллер: "Злое семя злой приносит всход!"
  
   После войны общество в социально-политическом плане не просто "законсервировалось", а приобрело некоторые новые мрачные черты бюрократического, полицейского характера. Сталин сумел сочетать несочетаемое всячески поддерживать внешний энтузиазм, подвижничество миллионов советских людей, веривших, что вот-вот, рядом, уже за ближайшим перевалом те самые, сияющие вершины. И тут же постоянная угроза индивидуального или массового террора. Но... люди верили Сталину. Не случайно, что накануне ареста Н.А. Вознесенский дописывал последние главы своей новой книги "Политическая экономия коммунизма". Даже он, один из самых образованных людей в руководстве, допускал, что общество, ведомое Сталиным, приближалось к "светлому будущему". К слову сказать, в определении военной коллегии Верховного суда СССР Н.А. Вознесенскому, осужденному сразу по четырем статьям (58-1"а", 58-7, 58-10 ч.2, 58-11), вменялось в вину то, что он "составлял и издавал политически вредные работы"1020. Даже если академик писал о коммунизме, но сам был подозрителен "вождю", то это делало его научное творчество "опасным". Такова была логика диктатора, дававшего свою интерпретацию "грядущему коммунистическому обществу".
  
   Все считали естественным, что главными двигателями вперед становились сила, могущество, беспощадность, вера в единственного носителя истины. Разум, человечность, верность свободе и гуманизму, сама свобода отодвигались куда-то в неопределенное будущее. Ни в одном учебнике философии, крупной монографии нельзя было найти глав о демократии, свободе и правах личности. Все оказалось покрыто коростой насилия, всепроникающей классовой борьбы. Николай Бердяев, один из оригинальных русских мыслителей, депортированный в 1922 году за рубеж, с болью наблюдал, как идея силы подвергает эрозии все другие ценности. Еще в 1930 году он писал: "В русском коммунизме, согласно русскому душевному типу, победили не столько научные элементы марксизма, сколько мессианские его элементы - идея пролетариата, как освободителя и организатора человечества, как носителя высшей истины и высшей справедливости. Но эта мессианская, идея воинственная, агрессивно-наступательная и победная, идея поднимающейся силы. Страдательные, пассивно претерпевающие элементы старого русского мессианского сознания тут совершенно вытесняются. Мессия-пролетариат совсем не страдалец, не жертва, а победивший мировой организатор, конденсатор силы"1021.
  
   Можно соглашаться или не соглашаться с выводами русского философа, но его наблюдение о примате силы, ставке только на силу, на которую все больше уповали Сталин и его единомышленники, верно отражает магистральное направление избранного ими социального развития. Может быть, это направление и не было бы столь ущербным, если бы Сталин не распял попутно основные гуманистические ценности, отдав их на заклание идее силы. "Вождь" всегда был верен этой идее, с той лишь особенностью, что в социальном контексте она трансформировалась в перманентное насилие, которое, правда, имело свои приливы и отливы. Каждому приливу предшествовал пароксизм, приступ злобы стареющего "вождя".
  
   Стареющий "вождь"_____________________________________
  
   Приближалось 70-летие Сталина. Он знал, какая суета идет в Политбюро, на других, более низких этажах власти. Но его это уже мало занимало. Он, казалось, пресытился славой, но не пресытился властью. Вызвал Маленкова и предупредил:
  
   - Не вздумайте там опять осчастливить меня "Звездой"!
  
   - Но, товарищ Сталин, такой юбилей... Народ не поймет...
  
   - Не ссылайтесь на народ... Я не намерен препираться... Никакого своеволия! Вы меня поняли?
  
   - Конечно, товарищ Сталин, но члены Политбюро считают...
  
   Сталин перебил Маленкова, давая понять, что тема исчерпана, и приказал принести сценарий его чествования, который намечалось провести в Большом театре. А о "Звезде" он заговорил не случайно.
  
   После Парады Победы и приема в честь командующих фронтами в июне 1945 года группа маршалов обратилась к Молотову и Маленкову с предложением отметить "исключительный вклад вождя" самой высокой наградой Отечества - присвоением звания Героя Советского Союза. При этом обращавшиеся учли, что в связи с 60-летием Сталину было присвоено звание Героя Социалистического Труда, а в годы войны он был награжден тремя орденами - орденом "Победа" No 3 (ордена No 1 и No 2 были вручены ранее маршалам Г.К. Жукову и А.М. Василевскому), орденом Суворова I степени, орденом Красного Знамени. Причем этим орденом он был награжден, как отмечалось в указе, за "выслугу лет в Красной Армии".
  
   После разговора военачальников с членами Политбюро те в течение суток-полутора проработали со своими коллегами вопрос, и 26 июня состоялось сразу два Указа Президиума Верховною Совета СССР: о присвоении Маршалу Советского Союза И.В. Сталину звания Героя Советского Союза и награждении его вторым орденом "Победа". В тот же день, 26 июня 1945 года, специальным указом было введено звание "Генералиссимус Советского Союза", а назавтра, 27 июня, его был удостоен И.В. Сталин. Это, пожалуй, был единственный случай, когда "вождя" не послушались. Утром Сталин по привычке развернул перед завтраком "Правду" и пришел в ярость. С ним не посоветовались! Его не спросили! Он же предупреждал Маленкова... Холуи и поддакиватели... Приехав в Кремль, сразу же пригласил к себе Молотова, Маленкова, Берию, Калинина, Жданова и учинил им разнос. Больше всех были перепуганы Калинин (ведь это по его "ведомству" произошло своеволие) и Маленков, который не смог умерить верноподданнические чувства соратников. Но Молотов, Берия и Жданов понимали: гнев напускной, наигранный.
  
   Сталин вознесся уже на столь высокую точку славы, что эти награды, предназначенные для обычных смертных, его уже мало занимали. Они для него, в сущности, ничего не значили. Это для простых людей награда имеет большое значение. А для него она имеет значение обратное: ставит в ряд многих таких же награжденных... В конце концов, человек с такой властью может усыпать себя наградами и... тем самым развенчает себя полностью! Этого не понимал Л.И. Брежнев. Впрочем, похоже, не понимал не только это...
  
   Сталин не мог вспомнить, где он читал, о том, что человеку можно вручить "пуговицу" (так Наполеон в конце жизни пренебрежительно говорил об орденах), а за это потребовать у него жизнь. Неужели эти люди, которых в печати называют его "соратниками", не понимают, что мера его величия уже не может быть отмечена какими-то обычными орденскими знаками! Возможно, этого его приближенные и не понимали. Но они знали другое: "вождю" нужен новый импульс и повод для пропаганды его скромности, непритязательности, отсутствия какого-либо тщеславия. Берия это уловил лучше всех. В своей статье "Великий вдохновитель и организатор побед коммунизма" сталинский Монстр писал: "Гениальность нашего вождя сочетается с его простотой и скромностью, с исключительной личной обаятельностью, непримиримость к врагам коммунизма - с чуткостью и отеческой заботой о людях. Ему присущи предельная ясность мысли, спокойное величие характера, презрение и нетерпимость ко всякой шумихе и внешнему эффекту"1022. Берия, пожалуй, лучше других изучил повадки и намерения своего патрона. Он знал, что Сталин понимает под скромностью у других лишь покорность.
  
   Сталин, любивший книги о полководцах, мог бы сказать словами Александра Македонского, когда тому предложили участвовать в соревнованиях: "Я бы принял участие, если бы со мной рядом бежали цари!" Наивный "всесоюзный староста", никогда и никому не возражавший, добросовестно исполнявший свою ритуальную роль, не чувствовал, что те награды, которые могут получать другие, для него, Сталина, уже не награды. Свой разнос "вождь" закончил словами:
  
   - Выкручивайтесь, как хотите, а ордена я не приму... Слышите, не приму!
  
   И долго не принимал. Два-три раза соратники пытались уговорить его согласиться на вручение наград. К уламыванию "вождя" подключали Поскребышева и Власика. Все напрасно. Почти через пять лет сам Сталин за ужином на даче вдруг заговорил о давних наградах, тем более что на портретах, фотографиях "вождь народов" давно уже изображался с двумя геройскими звездами и двумя орденами "Победа". Накануне первомайских праздников 28 апреля 1950 года Шверник вручил наконец Сталину награды из 1945 года плюс орден Ленина, которого он был удостоен в связи с 70-летием. Н. Шверник и А. Горкин подписали 20 декабря 1949 года указ, в котором говорилось: "В связи с 70-летием со дня рождения товарища И.В. Сталина и учитывая его исключительные заслуги в деле укрепления и развития Союза Советских Социалистических Республик, строительстве коммунизма в нашей стране... наградить товарища Иосифа Виссарионовича Сталина орденом Ленина"1023. Получив из рук Шверника медаль "Золотая Звезда" и сразу три ордена, Сталин мрачно заметил:
  
   - Ублажаете старика... Здоровья это не прибавляет...
  
   За этими словами стояли новые страхи, пришедшие к нему накануне юбилея. Собираясь вечером на дачу, отдав напоследок какие-то распоряжения Поскребышеву, Сталин вышел из-за своего стола и хотел идти одеваться, как вдруг его повело. В глазах поплыли оранжевые круги... Сталин тут же пришел в себя. За локоть его цепко держал двумя руками перепуганный Поскребышев:
  
   - Товарищ Сталин, разрешите, я вызову врачей... Вам нельзя сейчас ехать... Нужны врачи...
  
   - Не суетись...
  
   Головокружение быстро прошло. Сталин задержался на несколько минут. Выпил чаю. Тупо ныло в затылке. Но врачей вызывать запретил. Он уже не верил не столько им, сколько Берии, который хозяйничал в Четвертом Главном управлении Минздрава... Черт его знает, что у него на уме... Да и не хотел, чтобы распространялись слухи о его болезни. Вот приедет сейчас на дачу, выпьет чай с настоем, который ему давно советовал Поскребышев. Всегда помогало... Поможет и теперь.
  
   На Политбюро решили отметить юбилей Сталина с размахом. Председателем Комитета по организации подготовки и проведения празднеств назначили Н. Шверника. Вскоре на его стол легла записка, подписанная П. Пономаренко, В. Абакумовым, Н. Парфеновым, А. Громыко, В. Григорьяном, в которой "стоимость" юбилея оценивалась в сумму около 6,5 миллиона рублей. Шверник после проработки поставил свою подпись под следующим документом:
  
   "Утвердить смету расходов по приему и обслуживанию делегаций, прибывающих в связи с 70-летием тов. И.В. Сталина, и по организации выставки подарков тов. И.В. Сталину в общей сумме 5 623 255 руб., согласно приложению..."1024
  
   В состав комитета вошли множество известных лиц. Назову хотя бы нескольких: Г.Ф. Александров, М.-Д.А. Багиров, С.М. Буденный, С.И. Вавилов, Я.Э. Калнберзин, О.В. Куусинен, А.Н. Поскребышев, А.А. Фадеев, М.Ф. Шкирятов, Д.Д. Шостакович, ну и, естественно, члены Политбюро. Было определено, кто и когда принимает подарки для "товарища Сталина", - Н.М. Шверник, Т.Д. Лысенко, П.Н. Ангелина, А.И. Покрышкин, другие лица. На самом высоком уровне утверждались тщательно составленные списки приглашенных с женами на торжественное заседание, посвященное 70-летию "вождя".
  
   Но готовился и приятный сюрприз. Окружение Сталина намеревалось учредить "орден Сталина". Был заготовлен проект Указа Президиума Верховного Совета СССР.
  
   "Об учреждении ордена Сталина
  
   Президиум Верховного Совета Союза ССР постановил:
  
   В ознаменование 70-летия со дня рождения Иосифа Виссарионовича Сталина и принимая во внимание его исключительные заслуги перед советским народом в деле создания и укрепления Советского государства, строительства коммунистического общества в СССР и обеспечения исторических побед СССР в Великой Отечественной войне, учредить орден Сталина...
  
   Председатель Президиума Верховного Совета СССР
  
   Н. Шверник
  
   Секретарь Президиума Верховного Совета СССР
  
   А. Горкин
  
   " " декабря 1949 г.".
  
   Здесь же проект статута ордена, его описание и проект Указа об учреждении юбилейной медали "В ознаменование 70-летия И.В. Сталина". Дотошные проработчики указа подсчитали, что стоимость медали будет 7 рублей 64 копейки, а на 1 миллион медалей потребуется 24 тонны меди и 6 тонн никеля. Был подготовлен также Указ об учреждении международных Сталинских премий "За укрепление мира между народами"1025.
  
   На рассмотрение "вождя" были представлены тринадцать эскизов ордена, подготовленных художниками Н.И. Москалевым, А.И. Кузнецовым, И.И. Дубасовым. На одном эскизе, повторяющем орден Ленина, вместо привычного профиля Владимира Ильича - силуэт человека с усами. Тут и орден в виде золотого знамени; в форме старинного орденского знака с портретом; изображение "вождя", осененного красным знаменем; его силуэт в овале из колосьев; на золотом плато в маршальской форме... Фантазия небогата: золото, знамя, человек в мундире1026.
  
   Все было готово к тому, чтобы в стране появился по тем временам, пожалуй, самый престижный орден. Но в последний момент "вождь" заупрямился, хотя раньше предварительное согласие дал. Рассмотрев макеты и эскизы, прочитав проекты Указов (а в это время его соратники напряженно смотрели на своего патрона, возможно, думая, кто из них первым удостоится этого ордена), Сталин неожиданно сказал:
  
   - Утверждаю лишь Указ о международной премии. - Помолчав, добавил: - А ордена подобные учреждаются лишь после смерти...
  
   Все загалдели, не соглашаясь. Но Сталин поднял руку, успокаивая окружение:
  
   - Всему свое время...
  
   Я думаю, диктатор посчитал, что, перешагнув через какой-то рубеж, можно добиться обратного эффекта. На каждом шагу, везде был в стране только он: фотографии в журналах и газетах, на каждой странице - десятки упоминаний его фамилии, скульптуры, барельефы, монументы, названия проспектов и комбинатов, колхозов и городов... Что же добавят о нем после смерти? Ясно, орден...
  
   Кстати, после смерти никто в комиссии по похоронам не вспомнил об этом сталинском пожелании.
  
   ...В день юбилея, встав, как обычно, в 11 часов утра, Сталин чувствовал себя нормально. Происшедшее вчера показалось ему малозначащим эпизодом. А ведь сегодня - тяжелый день. После чествования на Политбюро весь вечер предстоит выслушивать бесконечные панегирики и славословия в его честь. Все будут соревноваться: кто найдет новые эпитеты, кто осветит новые заслуги "великого вождя". Весь декабрь "Правда" печатала статьи, рапорты, репортажи о подготовке страны к юбилею. С каждым днем вал славословия нарастал. Приехав в Кремль, Сталин долго изучал газеты, подробно знакомился с кипой производственных рапортов о выполненных обязательствах в честь его 70-летия. Доклады шли из всех республик, краев, областей. Но, пожалуй, не меньше торжествующих донесений шло из бесчисленных организаций ГУЛАГа. Там тоже выполняли, перевыполняли и ликовали, ожидая амнистии. Правда, докладывали не зэки, а должностные лица МВД, представлявшие своих подопечных.
  
   Сталин, листая в тиши кабинета бумаги, не раз ловил себя на мысли: неужели вся эта коленопреклоненная любовь обращена к нему? Что это? Игра исторического случая? Фантастическое везение? Или действительно он - редчайший самородок? Отгоняя эти, теперь уже совсем не нужные мысли, Сталин не без торжества отмечал про себя: главное - он сильнее их всех духом. Никто не способен так целеустремленно идти к цели, как он...
  
   Перелистывая страницы газет, почти полностью посвященных ему, он уже несколько раз натыкался и на неюбилейные материалы, совпавшие с его датой. В Болгарии шел процесс над "государственным преступником Трайчо Костовым и его сообщниками" и почти одновременно в СССР - над группой бывших военнослужащих японской армии, обвиняемых в подготовке и применении бактериологического оружия. Вместе с тем печать была лишь отголоском его планетарной славы: он знал, что в тысячах, сотнях тысяч коллективов (и не только в нашей стране) шли и идут собрания, посвященные его юбилею.
  
   Почти за час до начала торжественного собрания Большой театр был полон. Тщательно отобранные и "просеянные" люди заполнили празднично украшенный зал. За полчаса до начала подъехал и Сталин. В комнате президиума встреченный аплодисментами генералиссимус тепло поздоровался с Пальмиро Тольятти, Мао Цзэдуном, Вальтером Ульбрихтом, Юмжагийном Цеденбалом, Иоганом Копленигом, Долорес Ибаррури, Георге Георгиу-Дежем, Вылко Червенковым, Вильямом Широким, Матьяшем Ракоши, Францишеком Юзвяком, Ким Ду Боном, Анри Мартелем, Вилле Песси, советскими товарищами.
  
   Когда президиум вышел на сцену, зал никак не мог успокоиться. Овации были долгими и бурными. Накануне Маленков показал Сталину план размещения гостей в президиуме, но Сталин тут же внес свои коррективы. Он не пожелал сидеть в центре. Мы знаем, что часто на съездах, пленумах, совещаниях он садился во второй ряд, пользуясь случаем подчеркнуть свою "скромность". Сейчас это сделать было невозможно, ведь юбиляр! Сталин сдвинул свое место значительно правее председателя, указав карандашом, что справа от него должен сидеть Мао Цзэдун, а слева Хрущев.
  
   После короткой вступительной речи Шверника, многократно прерываемой бурными аплодисментами, как только оратор упоминал имя "вождя", начались выступления. Весь вечер в зале звучало: "гений", "гениальный мыслитель и вождь", "гениальный учитель", "гениальный полководец"... Только Мао Цзэдун назвал его "великим". Может быть, в этом был потаенный смысл? Множество ораторов сменяли друг друга на трибуне. Выступали посланцы союзных республик, коммунистических и рабочих партий, представители молодежи, творческих организаций. Это было концентрированное выражение "любви народов". К концу заседания в президиуме многие устали. На фотографиях и кадрах кинохроники того далекого дня видно, что Берия, Ворошилов, Молотов и Микоян, явно утомленные от бесконечных вставаний и аплодисментов, думают о чем-то своем. Возможно, один о честолюбивых планах, другой - о долгой опале, третий... впрочем, у каждого из них были поводы для размышлений. Сталину было уже трудно сосредоточиться и вникать в тот обвал славословия, который продолжался несколько часов. "Вождь", если бы знал диалоги Платона, мог бы всерьез подумать, что ему удалось осуществить вековую мечту человечества - создать "идеальное государство", в котором устранено главное разрушающее начало: противоборство богатства и бедности1027.
  
   Действительно, в его государстве не было ни богатых, ни нищих. Он не хотел ответить в эти часы даже себе: были ли несчастные? Были. Тысячи. Сотни тысяч. Если точнее - миллионы. Было среди них немало полицаев, шкурников, расхитителей, валютчиков, обыкновенных воров и грабителей. Но, пожалуй, более половины - те, кто лишь показался опасным триумфатору и органам.
  
   За несколько дней до этого торжественного собрания Сталин утвердил доклад министра внутренних дел С. Круглова о результатах очередного Особого Совещания, заседавшего почти ежемесячно. К докладу был приложен протокол более чем на сто человек "по делам на членов семей изменников Родины". Все они "осуждены к ссылке в северные районы Союза ССР". Закон суров, а он действует по закону. Поэтому кто говорит, что Сталин беспощаден? Почему на Западе до сих пор перепевают на старый троцкистский мотив выдумки о его жестокости? Разве не он совсем недавно одобрил представление Круглова, в котором тот писал:
  
   "В исправительно-трудовых лагерях и колониях МВД в настоящее время содержится вместе с осужденными матерями 14 170 детей в возрасте до 4-х лет, а также 7220 беременных женщин. Это количество детей более чем в 3 раза превышает лимиты (выделено мной. - Прим. Д.В.) имеющихся в лагерях и колониях "домов младенца". А посему предлагаю освободить этих женщин, заменив им тюремное заключение исправительно-трудовыми работами по месту жительства..."1028
  
   Сталин, слушая бесконечные хвалебные речи, иногда устало откидывался на спинку стула: бремя славы утомляло "вождя", но и обходиться без нее он уже не мог. Генералиссимус заметно оживлялся, когда его славили стихами. Якуб Колас, выступая от Белоруссии, прочел свое длинное стихотворение, куда была втиснута вся биография Сталина, заканчивающееся словами:
  
   Ты знамя победы. Ты символ свободы.
  
   Ты к счастью народы ведешь.
  
   Живи же, учитель наш, долгие годы.
  
   Тебя прославляют в песнях народы,
  
   Великий отец наш и вождь.
  
   Как хорошо, что он не поддался искушению уступить Маленкову, который настойчиво поддерживал предложение группы писателей опубликовать ранние стихи Джугашвили... "Вождь" не должен поддаваться сиюминутным соблазнам. Откуда он мог знать, что через 30 лет человек, который тоже будет Генеральным секретарем, удостоится Ленинской премии по литературе, не написав ни строки "своих" сочинений!
  
   Бурные аплодисменты вызвало чтение стихов А. Твардовским. Сталину могли особо понравиться слова поэта:
  
   Пусть весны долгой, долгой чередой,
  
   Листву листве, цветы цветам на смену
  
   Несут над Вашей славной сединой,
  
   Над жизнью, в мире самой драгоценной!
  
   Думаю, что Твардовский говорил эти слова искренне. И в них выражение нашего общего ослепления, веры в идолы, а не идеалы. Все были как в религиозном экстазе, славя "вождя". Он олицетворял социализм. Веря в "вождя", верили и в идеалы, которые, казалось, он воплощал. Степень этого славословия равна степени унижения народа.
  
   Цепкая память "вождя" закладывала в "компьютерные" ячеи слова Мао Цзэдуна: "Вождь рабочего класса всего мира"; Пальмиро Тольятти: "Обязуемся и впредь быть верными Вашему учению"; Ким Ду Бона: "Да здравствует великий Сталин спаситель корейского народа"; Анри Мартеля: "Вы - гениальный теоретик и великий революционер"; Вальтера Ульбрихта: "Честь и слава Вам, гениальному кормчему"; Матьяша Ракоши: "Венгерские рабочие и крестьяне называют товарища Сталина "родным отцом"... Зал оживился, когда Вылко Чер-венков преподнес благодарственное письмо, подписанное пятью миллионами (!) трудящихся Болгарии - почти всем взрослым грамотным населением страны.
  
   Семидесятилетний "вождь", отправляясь на следующий день на банкет, еще успел прочесть в Кремле десятки телеграмм от зарубежных государственных деятелей. Поскребышев, стоявший рядом, внимательно следил, как старческие руки "Хозяина" откладывали в сторону один лист за другим. Закончив, встал и, уже выходя из кабинета, вдруг обернулся к своему помощнику:
  
   - Кто это тебя надоумил написать о цитрусовых?
  
   Поскребышев не ожидал этого вопроса, смутился, но быстро ответил:
  
   - Суслов и Маленков порекомендовали. Читали в отделе пропаганды; сам Михаил Андреевич смотрел.
  
   Сталин ничего больше не сказал и пошел к выходу. Нужны силы и на долгий банкет с речами и бесконечными тостами. А вопрос к Поскребышеву был связан с сегодняшней большой статьей в "Правде" его помощника "Любимый отец и великий учитель". В одном из ее разделов говорилось, что Сталин не только помог мичуринцам разгромить вейсманизм-морганизм, но и показал, как надо на практике внедрять передовые научные методы. "Товарищ Сталин, занимаясь в течение многих лет разведением и изучением цитрусовых культур в районе Черноморского побережья", показал себя "ученым-новатором". Далее Поскребышев писал, что можно "привести и другие примеры новаторской деятельности товарища Сталина в области сельского хозяйства. Известна, например, решающая роль товарища Сталина в деле насаждения эвкалиптовых деревьев на побережье Черного моря, в деле разведения бахчевых культур в Подмосковье и в распространении культуры ветвистой пшеницы".
  
   Выставка подарков, которую Сталин посмотрел глубокой ночью, впечатляла. Здесь были экспонаты, подаренные Сталину и раньше, до юбилея. Переходя из зала в зал, Сталин задержался у целого моря знамен от республик, областей, предприятий. Он остановился около одного-двух, поднял полотнище: "Выше знамя Ленина - Сталина! Оно несет нам победу!", "За Родину, за Сталина!". Дальше около тридцати знамен только от китайского и корейского народов. Подписи весьма впечатляющие: "Самоуправление города Саншилин преподносит подарок спасителю человечества Генералиссимусу Сталину", "Светочу пролетариата Генералиссимусу Сталину", "Да здравствует спаситель народов мира Сталин!", "Спасибо Великому Сталину за освобождение нас от японского гнета. От русского населения г. Мулин". А вот знамя 26-й стрелковой Сталинской Краснознаменной ордена Суворова дивизии... Море позолоченного кумача.
  
   Сотни картин. Живопись, графика, акварель. И. Бродский, П. Васильев, Е. Голяховский, В. Дени, Н. Долгоруков, А. Кручина, И. Павлов, Н. Соколов, Н. Шестопалов, другие известные мастера. Скульптуры Н. Томского, П. Кенига, Л. Едунова. Скользя взглядом по бесчисленным ликам человека с усами, Сталин не чувствовал себя помещенным в какой-то иррациональный, перевернутый мир, а воспринимал это всеобщее ослепление как признание его гениальности.
  
   Неторопливыми шагами "вождь" проходил мимо бесчисленных ваз, альбомов, шкатулок, статуэток к целому арсеналу оружия - десятки подаренных пистолетов, винтовок, автоматов... Пройдя, как сквозь строй, через выставку подарков, Сталин не спеша, как и положено земному богу, нес свое стареющее тело к лимузину, чтобы вновь уединиться за зубчатыми стенами...
  
   Весь декабрь газеты и журналы были заполнены приветствиями, юбилейными статьями, верноподданническими излияниями. Шел процесс унижения великого народа. Сталин считал это естественным. Да, пожалуй. Карл Каутский, давний критик большевизма, оказался прав в отношении личности Сталина. Еще в 1931 году, когда только монтировалось здание единовластия, он не без иронии вопрошал: "Что еще остается сделать Сталину, чтобы прийти к бонапартизму? Вы полагаете, что дело дойдет до своей сути не раньше, чем Сталин коронуется на царство?"1029 Все более пристально всматриваясь в то, что было, убеждаешься: для тотальной бюрократии просто необходим хотя бы первый консул, если нет императора. Сама бюрократическая система с формальной демократией на фасаде не может существовать без политической фигуры деспотического типа.
  
   Сталина благодарили за все сделанное народом, говорили о "великом счастье" для советских людей, которое он им принес, на все лады расписывали все его добродетели и благодеяния. Даже императоры не доводили до подобного унижения свой народ. Сталин не только не пресек это унижение, но и иниции-ровал его. Стареющий "вождь" олицетворял уже не социализм, а его больную тень. Я столь подробно остановился на 70-летии диктатора потому, что в этой кульминации, апогее цезаризма особенно наглядно стали видны черты его исторической обреченности.
  
   После юбилея Сталин стал сдавать еще быстрее. Все время держалось высокое кровяное давление. Но он не желал обращаться к врачам; просто не доверял им. Еще как-то он прислушивался к советам и рецептам академика Виноградова, но постепенно Берия внушил Сталину, что "старик подозрителен", и пытался прикрепить к "вождю" новых врачей. Но Сталин уже не хотел других эскулапов. Когда же он узнал, что Виноградов арестован, то грязно выругался, но вмешиваться не стал. После устранения академика Сталин наконец бросил курить. В остальном вел такой же нездоровый образ жизни: поздно вставал, работал ночью. Несмотря на гипертонию, продолжал, по старой сибирской привычке, ходить в баню. За обедом, как всегда, тянул маленькими глотками ароматное грузинское вино, избегал лекарств. По совету Поскребышева иногда принимал какие-то пилюли, перед едой выпивал полстакана кипяченой воды, предварительно накапав туда несколько капель йода. Сталин боялся доверить себя, свое здоровье врачам. Он не доверял им так же, как не доверял никому.
  
   Такова судьба диктаторов. Хотя вокруг них всегда суетится множество людей, они одиноки. Диктатор сам лишает себя нормальных, обычных человеческих контактов; заискивание, угодничество, поддакивание, лесть, славословие окружения лишь подчеркивают его одиночество среди толпы. Слава, власть, могущество так отгородили Сталина от людей, что он, живя среди них, давно утратил способность к подлинным человеческим отношениям и настоящим чувствам. Как-то сразу подошедшая старость все чаще заставляла его возвращаться мыслью в прошлое. В старости это самая доступная роскошь для всех. Не исключая и старых диктаторов.
  
   Рядом с большим домом в Кунцево для него построили еще один, поменьше. В одной комнате соорудили камин. Часто Сталин, выходя из кабинета, час-полтора сидел у камина, наблюдая, как возникают и рушатся сказочные замки из раскаленных углей, как кроваво-багровые отблески каминного пламени отражаются на голенищах его мягких сапог. Раньше Сталин редко предавался праздным размышлениям. Теперь его все чаще тянуло, влекло прошлое. На днях он распорядился сделать две увеличенные фотографии Надежды Сергеевны; одну в рамочке поставили в кабинете на столе, другую повесили на стене в спальне. Было ли то признанием своей вины? Косвенной или прямой? Зная теперь очень многое из того, что совершил Сталин, я почти уверен, что раскаяния он не испытывал. Он просто мог еще раз пережить ту холодную ноябрьскую ночь, когда произошло непоправимое. В жизни ничего вернуть нельзя, но мысленно можно побывать в том навсегда ушедшем времени. Диктатор уже не мог только действовать. Пришло время и воспоминаний. Он всего достиг, но чувствовал, что все ближе подходит к той черте, из-за которой возврата нет. Ни для кого. Для вождей - тоже.
  
   Может быть, он в конце жизни понял, что, победив всех, он все же проиграл? Может быть, его пугала историческая обреченность его личной победы? Может быть, тени тысяч погибших его товарищей, друзей, соратников, которых он сам отправил на смерть, тронули глубоко запрятанные в его душе струны совести? Что он видел, всматриваясь слезящимися от жара глазами в превращающиеся в пепел угли? Зная, что писал, говорил и делал этот человек, не могу поверить, чтобы он мог о чем-либо сожалеть. Его угнетала, наверное, лишь беспощадность времени, которое одинаково безжалостно и к палачам и к жертвам, с той, однако, разницей, что одних оно навсегда метит презрением, а других выделяет вечной скорбью мучеников.
  
   Он, как земной бог, оглянувшись вокруг на "седьмой день творения", мог сказать, что достиг всего: создал могучее государство, сделал послушным великий народ, победил всех своих врагов, добился неподдельной любви миллионов своих сограждан. Но почему его не покидает тоска? Может быть, потому, что не получилось с мировой революцией? Или он убедился, что его долгие кровавые социальные эксперименты не смогли в конце концов противопоставить частному предпринимательству нечто более весомое? А может, он увидел обреченность своих идей, основанных на насилии? Не думаю. На Сталина это непохоже. Он просто боялся смерти. Так же как всю жизнь боялся покушений, заговоров, диверсий. Он боялся, что после смерти станут известны все его злодеяния. Боялся за созданное детище. Не хотел, чтобы оно стало другим. Ибо там для него не окажется места. Как вспоминал Хрущев, в последние годы жизни Сталин часто говорил своим соратникам: "Что будете делать без меня? Пропадете, как котята!" Здесь он не ошибся: его мир, его порядки, его божественный культ просуществовали совсем недолго.
  
   Стареющий "вождь" боялся. Его покрасневшее к концу жизни лицо (видимо, от гипертонии), несмотря на исключительное умение напяливать на себя нужную маску, не могло скрыть в последние годы жизни глубокой усталости, за которой был страх. Его дочь, создавая психологический портрет отца, писала, что, идя к своему концу, он чувствовал себя опустошенным, "забыл все человеческие привязанности, его стал мучить страх, превратившийся в последние годы жизни в настоящую манию преследования, - крепкие нервы в конце концов расшатались. Но мания не была больной фантазией: он знал и понимал, что его ненавидят, и знал почему..."1030. Его уверенность в особом кавказском долголетии становилась все меньше после очередного головокружения, когда его вело куда-то в сторону. Так уже было несколько раз.
  
   Раньше он почти никогда не думал о своих детях. Было просто не до этого. Он их, по сути, и не знал. Со смертью Якова исчезло куда-то вечное раздражение, когда он слышал имя старшего сына. С Василием спокойно разговаривать не мог. Отцу далеко не все говорили, но он чувствовал, что его безвольный сын держится на службе лишь благодаря фамилии и высокопоставленным покровителям-"друзьям", которые вьются пока вокруг него. Выдумали для генерал-лейтенанта должность - "помощник командующего ВВС Московского военного округа по строевой части", а затем назначили исполняющим обязанности командующего ВВС округа. В июне 1948 года Булганин уговорил его, Сталина, назначить сына командующим. Сталин понимал, что Василия тащат наверх, чтобы угодить ему, но он только отмахнулся: "Делайте что хотите!" Если бы Сталин был самокритичным, он бы мог сказать: дети не получились. Но Сталин никогда не подвергал себя внутреннему суду, не прибегал к самокритике. Хотя призывал к этому других: "Самокритика нужна нам, как воздух, как вода... Если наша страна является страной диктатуры пролетариата, а диктатурой руководит одна партия, партия коммунистов, которая не делит и не может делить власти с другими партиями, - то разве не ясно, что мы сами должны вскрывать и исправлять наши ошибки, если хотим двигаться вперед..."1031
  
   Дочь, та совсем от рук отбилась. После того как она ушла от очередного мужа, отец распорядился выделить ей квартиру и фактически махнул на нее рукой. Она иногда наезжала к нему на дачу: послушать его стариковское брюзжание, поживиться деньгами. Сталин, который был на полном государственном обеспечении, совал дочери пачку купюр из своего депутатского жалованья. За последнюю четверть века он ни разу не истратил ни рубля, не был ни в одном магазине, не знал, как живут люди на скромную зарплату и едва-едва сводят концы с концами. Для него деньги давно стали ничем. Зато многочисленная челядь, обслуживавшая Сталина, толк в них знала.
  
   Однажды, уже в начале 50-х, когда Светлана стала учиться в аспирантуре Академии общественных наук, Сталин поинтересовался, что за диссертацию она там пишет. Ему доложили, что ее тема - "Развитие передовых традиций русского реализма в советском романе". Сталин хмыкнул, но ничего не сказал. В автореферате диссертации, датированном 1954 годом (уже после смерти отца), на соискание ученой степени кандидата филологических наук С.И. Аллилуева пишет, что для раскрытия проблемы ей пришлось опираться на ряд положений И. В. Сталина, изложенных в "Экономических проблемах социализма в СССР". Ортодоксальная, в духе того времени работа совсем не свидетельствовала о будущей крутой ломке мировоззрения дочери Сталина. Впрочем, о дочери он знал гораздо меньше, чем знают нормальные отцы.
  
   Пожилые люди любят внуков. Им они отдают всю нерастраченную на детей любовь, отдают с такой страстью, как будто от каждой встречи, слова, поступка зависит вся жизнь их любимцев. Сталин не хотел видеть внуков и половину из них совсем не знал. Человеческие чувства - сыновняя, отеческая, стариковская любовь - были ему неведомы. Диктатор потому и становится им, что он не только многое приобретает, но еще больше теряет. Прежде всего - из сокровищницы общечеловеческих чувств. Похоже, что любовь к власти затмила у него не только чувства отца и деда, но и привязанность к матери. С. Аллилуева вспоминает, что мать Сталина, не избалованная его вниманием и дожившая до гигантской славы сына, сказала ему во время последней встречи:
  
   - А жаль, что ты не стал священником!
  
   С ней трудно не согласиться.
  
   К закату жизни Сталин стал еще более раздражительным и нетерпимым. Его окружение и дочь вспоминали, что были случаи, когда он запускал телефонный аппарат в стену, грязно поносил помощника, собеседника. Повторюсь: его интеллект в старости оказался полностью неспособным на проявление простых человеческих чувств. Приведу еще одно место из книги его дочери "Только один год". Она верно отмечает, что, отправляя людей на смерть, он тут же отворачивался от несчастных и как бы забывал о них. "Многим кажется более правдоподобным представить его себе физически грубым монстром, - пишет С.И. Аллилуева, - а он был монстром духовным, нравственным, что гораздо страшнее..."1032
  
   Что его раздражало? Скорее всего, пресыщенность властью. Он мог все. Но все и испробовал. При полной безропотности исполнителей убедился вместе с тем, что даже абсолютная власть бывает бессильна. Сколько он одобрил, например, постановлений и законов, чтобы "осчастливить" крестьян, а ему между тем постоянно докладывали, что не растет урожайность, падает продуктивность животноводства, многие колхозники не вырабатывают минимума трудодней, ропщут при урезании приусадебных участков. Понимал ли он, что его власть бессильна в сравнении с объективными законами бытия, хозяйствования, экономики? Трудно сказать. Это бессилие его лишь раздражало. Может быть, он раздражался и потому, что начал понимать: история судит не только побежденных, но, кто знает, может судить и победителя? А может быть, старческое раздражение в последние годы не покидало его и потому, что он все больше убеждался в тщетности создать нечто великое и вечное? Ведь он хотел остаться великим навсегда. Он всю жизнь клялся в верности марксизму. Но в душе считал, что Маркс и Энгельс не "очистили" свои идеалы от буржуазной, мещанской культуры. Они слишком, часто использовали сомнительное понятие гуманизма, "заземляли" социалистический идеал. А он, Сталин, внес в марксизм готовность к революционному чуду, способность пожертвовать почти всем сегодня во имя лучезарного завтра...
  
   Диктатор всю жизнь считал, что бесчисленные жертвы - необходимая, естественная, обязательная плата за верность Великой идее, готовность максимально приблизить ее реализацию. Сталин никогда не замечал, что человек, масса для него стали средством достижения Великой цели, которую он видел уже совсем другой, нежели основоположники марксизма. Цель, идея, идеал для него были все. Утопические цели вдобавок были искажены сталинским видением. Для их достижения допустимо тоже все. Об этом бездумном революционном русском радикализме очень хорошо сказал еще в начале века выдающийся мыслитель Сергей Булгаков: "Он делает исторический прыжок в своем воображении и, мало интересуясь перепрыгнутым путем, внедряет свой взор лишь в светлую точку на самом краю исторического горизонта. Такой максимализм имеет признаки идейной одержимости, самогипноза, он сковывает мысль и вырабатывает фанатизм, глухой к голосу жизни". Думаю, что С. Булгаков очень верно подметил один из истоков революционного, но в конечном счете трагического русского радикализма, который, в свою очередь, явился одним из истоков пренебрежения всем во имя утопической идеи. Сталин оказался последовательным проводником этого максимализма, представшего в его исполнении преступным. Как мудро и провидчески об этом писал С. Булгаков: "Я осуществляю свою идею и ради нее освобождаю себя от уз обычной морали, я разрешаю себе право не только на имущество, но и на жизнь и смерть других, если это нужно для моей идеи. В каждом максималисте сидит такой маленький Наполеон от социализма или анархизма"1033.
  
   Но в Сталине сидел не "маленький Наполеон". Это был один из величайших цезарей, для которого макиавеллизм давно стал неотъемлемой частью его мышления и действий. Хотя при всем том Сталин не мог не понимать, что присвоенное им право "на жизнь и смерть других" не смогло решить многого из того, что он задумал. Страшное предчувствие уже прокрадывалось к нему в душу. Он его отгонял, по долгой привычке погружаясь в бездну текущих дел. А они были непростыми не только внутри страны, но и за ее пределами. На многих международных событиях того времени была заметна печать и его личного участия.
  
   Ледяные ветры_________________________________________
  
   Оглядываясь с высоты прошедших десятилетий на те почти восемь лет, которые Сталину довелось прожить после Победы, видишь, что они были во многом необычными. Внутри страны - вновь предельная мобилизация всех человеческих сил для восстановления и роста могущества государства.
  
   В международном плане эти же восемь лет характерны тем, что все сильнее дули холодные ветры. "Мы вышли из этой войны, - заявил президент США Г. Трумэн, - как наиболее мощная в мире держава, возможно, наиболее могущественная в человеческой истории". Администрация США, страны, монопольно обладавшей самым страшным оружием массового уничтожения, не смогла избежать соблазна извлечь из этого обстоятельства максимальную выгоду. Выступление Сталина в феврале 1946 года на предвыборном собрании - достаточно спокойное и даже миролюбивое - Запад воспринял чуть ли не как вызов. Этот вызов многим за океаном просто был нужен. США на деле стремились к "руководству миром". Были в ходу и более сильные выражения, вроде необходимости "перестроить мир по образу и подобию Соединенных Штатов".
  
   Ночью 6 марта 1946 года, когда Сталин уже собирался ехать к себе на дачу, в кабинет быстро вошел Поскребышев и положил перед генералиссимусом только что полученную шифровку. Сталин вновь сел за стол и погрузился в чтение. Посольство в Вашингтоне сообщало: в Фултоне состоялось необычное выступление Черчилля в присутствии Трумэна (президент - уроженец штата Миссури). Речь бывшего премьера была до предела воинственной. Сталин, имевший четыре встречи с Черчиллем, которому он никогда не доверял, но ценил его энциклопедический ум, был поражен жесткостью его выражений. Хотя в начале речи Черчилль хорошо отозвался о нем: "Я от души восхищаюсь и отдаю должное героическому русскому народу и моему боевому товарищу маршалу Сталину". А далее Черчилль предупреждал, что над западными демократиями нависла "красная угроза". Но, слава Богу, Соединенные Штаты находятся ныне на "вершине мирового могущества", что дает надежду на защиту от "замыслов злонамеренных личностей и агрессивного духа сильных наций". Черчилль сообщил миру, что "от Штеттина на Балтике до Триеста на Адриатике опустился над Европейским континентом железный занавес". Здесь бывший премьер был прав. Сразу же после войны Сталин предпринял ряд энергичных шагов, направленных на сокращение всяческих контактов с Западом, остальным миром. Занавес "железный" или "идеологический", это как посмотреть, - действительно опустился. Один из членов "большой тройки" всегда боялся влияния "гнилых демократий". Долгие годы в СССР могли знать о Западе лишь то, что сочтут нужным люди типа Суслова. Информационная пропасть между двумя мирами обедняла интеллекты, резко ослабляла связи мировых культур. Мы стали еще беднее духом...
  
   Но Черчилль не остановился в своей речи на этом, он предупредил, что "вдали от русских границ... пятая колонна коммунистов ведет свою работу... она представляет собой нарастающую угрозу для христианской цивилизации". Тут великий англичанин, возможно, преувеличивал. Даже он оказался в плену шпиономании и кампании по "охоте за ведьмами". Гость американского президента, явно сочувствующего высказанным идеям, призвал повсюду в мире защищать "великие принципы свободы и прав человека, которые являются общим историческим наследием англоязычного мира".
  
   Сталин, отодвинув шифровку, долго немигающими глазами смотрел сквозь окно в темень мартовской ночи. Робко начинавшаяся весна была быстро и цепко схвачена морозцем. Речь Черчилля была и сигналом и вызовом. Затем "вождь" подошел к столу и позвонил Молотову. Тот был на месте. Обычно члены Политбюро следили за тем, когда уезжал Сталин, и только после этого сами отправлялись домой.
  
   Когда пришел Молотов, разговор двух "архитекторов" внешней политики страны затянулся еще на добрый час. Они не знали, что речи Черчилля предшествовала "длинная телеграмма" американского поверенного в делах в Москве, направленная в Вашингтон, в которой он дал искаженную трактовку февральской речи Сталина. Дж. Кеннан утверждал, что советские руководители считают третью мировую войну "неизбежной"1034. И советские руководители, жившие постоянной борьбой, увидели в этом откровенном вызове Запада естественный ход вещей. Ни Черчилль, ни Трумэн, ни Сталин не смогли тогда подняться до понимания тщетности попыток построить "новый порядок", основанный на страхе взаимного уничтожения. Они были продуктом своего времени. Положение Сталина было трудным. К тому времени США, обладающие атомной бомбой, были неизмеримо сильнее СССР. Достаточно сказать, что за годы войны промышленный потенциал США вырос на 50%. Соединенные Штаты выпускали в 4 раза больше оборудования, в 7 раз больше транспортных средств. Сельхозпроизводство выросло на 36%.
  
   Все это страшно контрастировало с положением в СССР. Тысячи населенных пунктов лежали в руинах. Впереди был страшный неурожай 1946 года. Почти вся западная часть страны находилась в огне партизанской войны. Но этот огонь был наподобие того, что случается на торфяниках. За внешним дымком, в толще слоя огонь только и ждет доступа воздуха, чтобы жадно пожирать все вокруг. В советской истории это пока малоосвещенная тема. Вооруженные отряды, в основном на Западной Украине и в Прибалтике, где выделялась Литва, после изгнания немецких войск продолжили борьбу с Советской властью. Сталин несколько раз отдавал указания Берии покончить с "бандитизмом в возможно короткий срок", но он еще не знал, что эта борьба затянется почти на целые пять лет после окончания войны, особенно в западных районах Украины. Скоро министр внутренних дел СССР С. Круглов доложит о результатах этой борьбы за март, когда состоялось выступление Черчилля. Приведу в сокращении этот пространный документ, адресованный Сталину:
  
   "Товарищу Сталину И. В.
  
   12 апреля 1946 года.
  
   За март месяц 1946 года в западных районах Украины ликвидировано 8360 бандитов (убито, пленено, явилось с повинной), захвачено 8 минометов, 20 пулеметов, 712 автоматов, 2002 винтовки, 600 пистолетов, 1766 гранат, 4 типографских станка, 33 пишущие машинки... Захвачены подрайонный проводник ОУН Федорук Ф.И., подрайонный референт СБ Черный В.Г., подрайонный референт Горинь И.Г., зам. районного господарчего Варваричев И.И., шеф связи областного провода ОУН Кравчук Л.И. Погибло партийного, советского актива, офицеров и солдат МВД, МГБ и Красной Армии более 200 человек.
  
   Литовская ССР. Уничтожено бандитов - 145, явилось с повинной - 75, задержано - 1500 человек. Захвачено пулеметов - 44, винтовок - 289, пистолетов - 122, гранат - 182, множительных аппаратов - 12. Ликвидированы бандгруппы Иодепукиса А., Норейкиса И. и ряд других. За месяц в республике зафиксировано 122 бандитских проявления. Погибло актива и бойцов МВД, МГБ и Красной Армии 215 человек..."1035
  
   Дальше в донесении сообщалось о вооруженных столкновениях в Белорусской, Латвийской, Эстонской республиках. Сталин, расписавшись на докладе, сказал Берии и Круглову, что очень недоволен неэффективными действиями регулярных частей и истребительных батальонов.
  
   Трудности повсюду, а здесь еще этот откровенный вызов Запада. В Организации Объединенных Наций СССР - полная изоляция. Хорошо, что есть право "вето" в Совете Безопасности. Сталин чувствовал, что началось тяжелое, неравное противоборство. Но он и не думал уступать. Он превратит страну в крепость. Провозглашенная антикоммунистическая "доктрина Трумэна" сделала, по мысли Сталина, невозможным принятие и "плана Маршалла". СССР была крайне нужна экономическая помощь, и ее, возможно, можно было бы получить по этому плану, но ценой фактического контроля над советской экономикой. Сталин устами Молотова сказал на Парижском совещании (27 июня - 2 июля 1947 г.) "нет". Видимо, "вождь" верно угадал цели этого плана, ибо позже Трумэн в своих воспоминаниях откровенно писал: "Маршалл своей концепцией выдвигал цель освободить Европу от угрозы порабощения, которое готовит для нее русский коммунизм"1036. В общем, началась долгая "холодная война". Французский политолог Лилли Марку, с которой мне довелось встречаться в Москве, справедливо пишет в своей книге "Холодная война", что с 1946 года, почти десятилетие, продолжалась "эскалация, спираль напряженности которой неудержимо раскручивается, как низвергающаяся вниз лавина, подчиняясь своей внутренней логике, не признающей здравого смысла"1037. А эта логика была такой, что Сталин видел выход лишь в ликвидации ядерной монополии США. Ценой колоссального напряжения к 1952 году в СССР было почти удвоено производство стали, угля, цемента по сравнению с довоенным уровнем, резко увеличено производство нефти, электроэнергии. Сталин не переставал утверждать, что абсолютный приоритет тяжелой промышленности является "постоянным законом" развития социализма. Сверхусилия в тяжелой индустрии, в науке создали предпосылки для рывка и в ядерной области. Сталин, как я уже говорил, поручил курировать все эти сверхсекретные работы Берии и еженедельно требовал доклада о состоянии дел.
  
   Здесь существовала хорошая школа. Еще до войны идеи А.Ф. Иоффе, И.В. Курчатова, Г.Н. Флерова, Л.Д. Ландау, И.Е. Тамма дали возможность приступить к созданию первого уранового реактора. Затем работы были приостановлены. И лишь с 1942 года они широко развернулись под руководством Курчатова. Сталин торопил, торопил... Он приказал не жалеть средств для форсированной реализации программы. В фонде Сталина сохранился ряд документов-докладов, напоминающих о драматической "ядерной гонке". Точнее - погоне за ушедшим в отрыв соперником. Например, такое донесение:
  
   "По поручению Специального Комитета при Совете Министров СССР нами на месте в первой декаде октября месяца 1946 года проверено строительство спецобъектов Курчатова и Кикоина..."1038 Далее говорится, что приняты меры по ускорению этого строительства; количество работающих непосредственно на объектах доведено до 37 тысяч. Подписи под документом: С. Круглов. М. Первухин, И. Курчатов.
  
   Почти одновременно С. Круглов и А. Завенягин докладывают Сталину и Берии, что для форсирования работ по продуктам атомного распада дополнительно привлечены специалисты-заключенные, осужденные на 10 и более лет: С.А. Вознесенский, Н.В. Тимофеев-Ресовский, С.Р. Царапкин, Я.М. Фиш-ман, Б.В. Кирьян, И.Ф. Попов, А.С. Ткачев, А.А. Горюнов, И.Я. Башилов и другие1039.
  
   В декабре 1946 года советские ученые осуществили первую цепную реакцию, на следующий год запустили первый ядерный реактор, что дало основание Молотову заявить в ноябре 1947 года, что секрета атомной бомбы больше не существует. Летом 1949 года было произведено испытание советской атомной бомбы; в 1953 году - термоядерного устройства. Наращиванию экономической и оборонной мощи была посвящена вся деятельность Сталина. Свое величие диктатор мог теперь поддержать только величием и мощью государства. Значительная часть ГУЛАГа была нацелена на оборонные работы. Часто правительственные задания многие министры начинали с "обычного" первого шага - обращались к Берии.
  
   "Товарищу Берия Л.П.
  
   Учитывая исключительную необходимость создания научно-исследовательской базы на востоке, прошу Вашего указания министру внутренних дел т. Круглову об открытии на площадке филиала ЦАГИ лагеря из числа заключенных сибирских лагерей в количестве 1000 человек.
  
   23 июля 1946 года.
  
   М. Xpyничев"1040.
  
   Или еще более цинично:
  
   "Товарищу Берия Л.П.
  
   Для развертывания строительства прошу организовать еще лагерь на 5 тысяч человек, выделить 30 000 метров брезента для пошива палаток и 50 тонн колючей проволоки. 22 марта 1947 года.
  
   А. Задемидко"1041.
  
   Вдумайтесь: как низко пала нравственность, какой предельно циничной стала социальная политика, как обесценилась человеческая жизнь! Судьба и жизнь зэков сопрягается лишь с их количеством, колючей проволокой и брезентом над головами! Думаю, что эта короткая, лаконичная и жуткая в своем исключительном цинизме докладная может служить трагическим и глубоким отражением той пропасти, куда скатился сталинизм. По моему мнению, потомкам нужны не только мартирологи - бесконечные списки погибших невинно, но и такие документы, обнажающие до конца преступления сталинизма. Этот документ - апогей антиморали.
  
   Через сорок с лишним лет после появления на свет этого документа мне довелось побеседовать с Александром Николаевичем Задемидко, бывшим министром строительства предприятии топливной промышленности. Я показал ему документ (такие подписывали во множестве почти все министры), датированный 22 марта 1947 года:
  
   - Как Вы относитесь сегодня к этой записке, адресованной Берии?
  
   - Время было такое... Социализм строили с помощью огромной армии заключенных. Сегодня все это, конечно, мне кажется диким... - Помолчав, рассказал об одном из элементов технологии насилия в строительстве.
  
   - Как-то однажды ночью, часа в два, нас с заместителем вызвали к Берии. Зловеще поблескивая глазами из-за стекол пенсне, он негромко спросил:
  
   - Почему не докладываете о сдаче объекта? (На одном комбинате строили специальный цех.)
  
   - Не закончили монтаж установки...
  
   - Кто не закончил? - И не дожидаясь ответа: - Вызовите директора комбината, - бросил вошедшему по вызову помощнику.
  
   Минуты через три-четыре на дальнем конце провода в Донбассе послышался голос. Берия, не слушая, бросил в трубку несколько фраз:
  
   - Здравствуйте. Говорит Берия. Почему в срок не выполнили задание? Сегодня же к 8 утра завершить монтаж. Спокойной ночи!
  
   Можно представить, какая "спокойная ночь" была у этого директора и всего комбината! Берия тут же приказал помощнику:
  
   - Вызовите начальника управления.
  
   - Слушаю Вас, товарищ Берия!
  
   - Я приказал директору комбината (Берия называет фамилию, я ее сегодня уже не помню, говорит Задемидко) к 8 утра завершить монтаж установки. Не справится, посади к себе в подвал. До свидания!
  
   Мы с заместителем знали об этих методах "работы" Берии, но когда смотрели на его спокойные и короткие, даже деловые распоряжения, мурашки бегали по телу.
  
   Помолчав, Александр Николаевич вновь негромко и тоскливо произнес:
  
   - Время было такое...
  
   Несмотря на низкую эффективность подневольного труда, Сталин верил, что широкое использование заключенных на оборонных работах - не только дешевый способ наращивания военных мышц, но и проверенный способ "перевоспитания" сотен тысяч "врагов" и "предателей". Сталин давно уже привык смотреть на них, как на "бывших" людей.
  
   Но как бы мы ни относились к Сталину, следует констатировать: своей беспощадной волей, ценой неимоверных усилий советских людей, огромных материальных и человеческих жертв он добился, казалось, невозможного рывка. Атомная монополия США была ликвидирована. Было заложено начало стратегического паритета. Интеллект Сталина, как и его оппонентов за океаном, не был приспособлен для нового политического мышления. Он мыслил лишь в плоскости "черного" и "красного", постоянной борьбы, соперничества и, даже уступая по большинству параметров своему главному противнику, смотрел на конечный исход противостояния оптимистично.
  
   Чтобы увеличить свои шансы в этой борьбе, Сталин считал необходимым всячески способствовать зарождающемуся движению широких масс за мир и предотвращение войны, активизировать антиимпериалистические выступления всех отрядов международного рабочего и коммунистического движения. Сталин после долгих обсуждений с Молотовым и Ждановым решил пойти на шаг, который, как можно было заранее предвидеть, будет встречен на Западе крайне негативно. Сталин счел необходимым в условиях обострившегося противоборства создать орган по координации деятельности компартий. В европейских столицах и за океаном этот шаг расценили как официальное принятие вызова в "холодной войне".
  
   Сталин не забыл, как в свое время он долго думал, прежде чем распустить Коминтерн после 24 лет его существования. Ему подсказывали осуществить этот шаг в самом начале войны, но у него хватило мудрости понять, что это было бы расценено как слабость перед фашизмом и союзниками. Сталин выбрал очень удачный момент - весной 1943 года, когда у него в активе был Сталинград. Советский лидер, целиком захваченный войной, надеялся, что это будет должным образом оценено Соединенными Штатами и Англией, подтолкнет их к ускорению открытия второго фронта. Сталин не мог не видеть, что Коминтерн давно уже говорил только "по-советски" и стал его личным рупором и инструментом. После долгих размышлений "вождь" пришел к выводу, что роспуск Коминтерна даст ему больше плюсов, чем минусов. Но это все было уже в прошлом. И вдруг вновь создание международного коммунистического центра. Чем руководствовался Сталин? Какие соображения приходили ему в голову?
  
   Когда рождался Коммунистический Интернационал, его вожди верили в близкую мировую революцию. Особенно Ленин, Троцкий и Зиновьев. Но когда революционный паводок сошел, обнажив прочные устои старого мира, выявилась его высокая жизнестойкость. Стало ясно, что в условиях относительной стабилизации капитализма Коминтерну уготована весьма ограниченная роль, подчиненная стране пребывания. Руководство из одного центра серьезно дискредитировало коммунистическое движение, давая возможность всем врагам и критикам постоянно и не без оснований говорить о "руке Москвы". Но сейчас, в обстановке "холодной войны", Сталин почувствовал, что двухполюсность мира, образование двух лагерей вновь ставят на повестку дня вопросы взаимодействия компартий. Вместе с тем он понимал, что полного возврата к старому, хотя бы по форме, не должно и не может быть.
  
   По инициативе польских товарищей, поддержанной Сталиным, с 22 по 27 сентября 1947 года в городе Шклярска Поремба (Польша) состоялось совещание представителей девяти коммунистических партий Европы. Накануне совещания А.А. Жданов, которому Сталин поручил представлять ВКП(б), прислал "вождю" шифровку, в которой докладывал о предварительных наметках рабочей группы. Он сообщал, что собравшиеся сходятся в том, что:
  
   "Работу совещания предполагается начать с информационных докладов от всех компартий, участвующих в совещании. Затем выработать повестку дня. Мы будем предлагать такие вопросы:
  
   1) о международном положении, - выступим мы;
  
   2) о координации деятельности партий. Предложим доклад сделать польским товарищам. Итогом должно быть создание координационного центра с резиденцией в Варшаве. Думаю, особый упор следует сделать на добровольные начала в этом деле.
  
   Прошу указаний.
  
   А. Жданов"1042.
  
   Сталин одобрил. В результате обмена мнениями через четыре года после роспуска Коминтерна было создано Информационное бюро коммунистических и рабочих партий (Информбюро). На Западе его сразу нарекли "Коминформом". В шифрованном сообщении Жданова Сталину излагались доклады представителей партий, прибывших на совещание. Наиболее активно и позитивно, по словам Жданова, вели себя югославы, которые не знали, что новый орган в ноябре 1949 года примет резолюцию, которая получит название "Югославская компартия во власти убийц и шпионов". Интересная деталь. Жданов по содержанию, направленности и конструктивности выше других оценил два доклада: Э. Карделя представителя СКЮ и Р. Сланского - секретаря ЦК КПЧ1043. И вновь ирония судьбы: менее чем через год Жданов заклеймит Карделя как "империалистического шпиона", а Сланский через несколько лет сложит голову в результате постыдного процесса, который будет проведен по бериевскому сценарию.
  
   В докладе Жданова "О международном положении", одобренном Сталиным, был сформулирован тезис, который на долгие годы станет едва ли не центральным в советской пропаганде - "раздел мира на два противоположных лагеря". Это, пожалуй, было ответом на антикоммунистическую "доктрину Трумэна". В докладе изложена оценка и "плана Маршалла" - "программы закабаления Европы". Жданов вновь крайне критически оценил роль социал-демократических партий, не поскупился на оскорбительные эпитеты в их адрес. Сталин упорствовал в своих ошибках в течение всей жизни; до конца своих дней он сохранил глубокую неприязнь и недоверие к социал-демократам, что в конечном счете постоянно ослабляло не только прогрессивные силы, но и широко развернувшуюся борьбу за мир.
  
   На совещании в Шклярска Поремба было условлено следующую встречу провести в Белграде. Но, увы, она там так никогда и не состоялась.
  
   Народы Югославии внесли крупный вклад в разгром фашизма, ни на минуту не прекращая своей героической борьбы против агрессора. В апреле 1945 года во время приезда И. Броз Тито в Москву между СССР и Югославией был заключен Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве. Сталин несколько раз встречался с Тито, вел весьма теплые беседы. В результате состоявшихся переговоров было решено передать Югославской Народной армии (ЮНА) боевую технику и вооружение для 12 стрелковых и двух авиационных дивизий, танковых и артиллерийских бригад1044. Дружеские отношения, казалось, могут развиваться только по восходящей. В ЮНА работала большая группа советских военных специалистов, в СССР учились тысячи югославских военнослужащих. Тесным было сотрудничество и между ВКП(б) и СКЮ, и вдруг - - конфликт. И какой!
  
   Ряд текущих вопросов (подготовка болгаро-югославского договора о дружбе, направление югославского авиаполка в Албанию, заявление Димитрова на пресс-конференции о принципиальной возможности создать в будущем федерацию или конфедерацию европейских народно-демократических государств), по которым с Москвой не посоветовались, вызвали гневную реакцию Сталина. Слава, власть, могущество затуманили ему разум. Не только у себя дома, но и среди своих союзников, считал диктатор, он может распоряжаться, как в собственной усадьбе. Глубинные корни конфликта - в политическом цинизме большевистской Системы.
  
   Сталин предложил провести советско-болгаро-югославскую встречу. Она состоялась 10 февраля 1948 года в Москве. Делегации возглавляли Сталин, Димитров и Кардель. От СССР в совещании участвовали несколько членов Политбюро - В.М. Молотов, Г.М. Маленков, А.А. Жданов, а также М.А. Суслов. Известные деятели входили в состав болгарской делегации - Т. Костов и В. Коларов; югославскую представляли М. Джилас и В. Бокарич. Сталин с самого начала в раздраженной форме выразил неудовольствие расхождениями по внешнеполитическим вопросам. Он квалифицировал некоторые шаги Болгарии и Югославии как "особую внешнеполитическую линию". На заявления болгар и югославов, что для этих упреков нет оснований, что инкриминируемые им обвинения носят частный характер, Сталин вдруг выдвинул неожиданное предложение о необходимости создания федерации Болгарии и Югославии. Сталин, привыкший, что его пожелания в собственной стране всегда воспринимаются как решение, вдруг ясно почувствовал внутреннее сопротивление. И Димитров и Кардель, не отвергая в принципе возможности федерации, ответили, что для этого еще не созрели условия. Кардель заявил, что он не может высказать более определенного ответа до решения политического руководства страны. Сталин, привыкший повелевать во всех делах как Председатель ГКО или Верховный Главнокомандующий, пожалуй, впервые за многие годы встретил сопротивление... коммунистов! Это было неслыханно! Уже очень давно никто не возражал диктатору. Он совершенно не был готов к этому. Приступ глухой злобы требовал выхода.
  
   Когда же Сталин узнал, что в Белграде решили не спешить с созданием федерации, рассматривать этот вопрос лишь в исторической перспективе, пришел в бешенство.
  
   Милован Джилас, описывая встречу югославской и болгарской делегаций со Сталиным, вспоминал: Димитрову после его выступления "вождь" бросил:
  
   - Ерунда! Вы зарвались, как комсомолец. Вы хотели удивить мир, как будто вы все еще секретарь Коминтерна. Вы и югославы ничего не сообщаете о своих делах, мы обо всем узнаем на улице - вы ставите нас перед свершившимися фактами!
  
   Карделю Сталин, по существу, так и не дал выступить, прерывал его не менее злобно, хотя и менее оскорбительно, чем Димитрова:
  
   - Ерунда! Расхождения есть, и глубокие! Что вы скажете насчет Албании? Вы нас вообще не проинформировали о вводе войск в Албанию!
  
   Кардель возразил, что на это существовало согласие албанского правительства.
  
   Сталин закричал:
  
   - Это могло бы привести к серьезным международным осложнениям... Вы вообще не советуетесь. Это у вас не ошибки, а принцип - да, принцип!
  
   Далее М. Джилас пишет: "Мы отбыли через три-четыре дня, - на заре нас отвезли на Внуковский аэродром и без всяких почестей запихнули в самолет..."1045
  
   Встреча эта была мало похожа на диалог. Сталин сразу же хотел поставить собеседников на место, как республиканских секретарей своей страны.
  
   Единовластие лишает человека элементарной самокритичности. Самосознание личности, которое, по Гегелю, освещает себя как бы изнутри и может в союзе с совестью быть судьей, у Сталина не способно было даже заронить малейшее сомнение в собственной неправоте. Сталин привык, что его боялись, безропотно подчинялись, со всем соглашались. И в этом случае он был уверен, что его слова-требования будут непременно приняты. И вдруг - отпор!
  
   Последовали импульсивные санкции: отзыв советских военных советников из Югославии, резкое письмо Сталина и Молотова югославскому руководству. Тито подготовил взвешенный ответ, одобренный ЦК СКЮ. Он отвергал обвинение в недружественных действиях, в троцкизме. В нем, в частности, говорилось: "Как бы кто из нас ни любил страну социализма СССР, он не может ни в коем случае меньше любить свою страну, которая тоже строит социализм..." В мае пришел ответ из Москвы на 25 страницах. Сталин, известный своей выдержкой, способностью собраться, действовал спонтанно, без анализа реальной ситуации. Голос амбиции заглушил голос разума, а органы по инициативе Берии быстро собрали множество "фактов", подтверждающих "отход", "предательство" Тито и всего югославского руководства. Сталин еще не понял, что он потерпел крупное чувствительное послевоенное поражение.
  
   Эскалация мер была стремительной. Сталин решил подключить к конфликту Информбюро. В Белград поступило два послания из Москвы с приглашением югославской делегации прибыть на заседание Информбюро в Бухарест. Югославы ответили вежливым, но твердым отказом, расценив это как вмешательство в их внутренние дела, одновременно выразив готовность нормализовать отношения.
  
   Сталин решил проводить заседание Информбюро без "обвиняемых", Но это был уже разрыв. Накануне, 15 июня 1948 года, Сталин рассмотрел проект доклада Жданова в Бухаресте, озаглавленный "О положении в КП Югославии". В сопроводительной записке Жданов писал, что "текст доклада рассмотрен мною, Маленковым и Сусловым". Все они по решению Сталина поехали в Бухарест. Сталин собственноручно внес ряд поправок. В докладе Жданов сформулировал такие положения: "Всю ответственность за создавшееся положение несут Тито, Кардель, Джилас и Ранкович. Их методы - из арсенала троцкизма. Политика в городе и деревне - неправильна. В компартии нетерпим такой позорный, чисто турецкий террористический режим. С таким режимом должно быть покончено (выделено мной. - Прим. Д.В.). Компартия Югославии сумеет выполнить эту почетную задачу..."1046
  
   Как говорил Хрущев на XX съезде партии, Сталин, потеряв чувство реальности, даже заявил:
  
   - Достаточно мне пошевелить мизинцем, и Тито больше не будет. Он падет. У меня есть сведения, правда требующие дополнительного изучения, о конкретных мерах по устранению Тито, которые предложил Сталин. Но почему они не были осуществлены - остается тайной.
  
   А Жданов сообщил из Бухареста: беседы с Костовым, Червенковым, Тольятти, Дюкло, Ракоши, Георгиу-Дежем, другими товарищами показывают, что все "без исключения заняли непримиримую позицию по отношению к югославам"1047. Великодержавное давление, выдаваемое за пролетарский интернационализм, осуществлялось явно в угоду разгневанному диктатору. Сталин не остановился перед денонсацией Договора о дружбе, отзывом посла, прекращением экономических связей. Кульминацией конфликта явилось принятие совещанием Информбюро, состоявшимся в Будапеште в ноябре 1949 года, постыдной резолюции "Югославская компартия во власти убийц и шпионов". Над текстом резолюции на сей раз хорошо поработал М.А. Суслов, ставший секретарем ЦК. Чего в ней только нет! Сравнение югославских руководителей с гитлеровцами, обвинение в шпионаже, блокировании с империализмом, кулацком перерождении и т.д. Специфические особенности внутриполитического развития Югославии, отдельные шаги, отличные от сталинских схем, как и некоторые жесткие ответные меры, предпринятые в пылу борьбы югославским руководством, квалифицировались как действия "прислужников империализма", как "ликвидация народно-демократического строя в Югославии". Сегодня даже трудно представить, как далеко завела ВКП(б), другие коммунистические и рабочие партии амбициозность и великодержавность Сталина.
  
   Все это теперь принадлежит истории. В "отлучении" Югославии от социализма, предпринятом Сталиным, в попытках применить диктаторские методы в отношениях с суверенными странами и партиями чувствуется его почерк 1929 - 1933, 1937 1939 годов. Н.С. Хрущев, "обремененный" близостью со Сталиным, тем не менее показал, что шанс совести лучше использовать поздно, чем никогда. Его поездка в Белград в конце мая - начале июня 1955 года - одна из ступеней, по которым он мужественно взошел на трибуну XX съезда партии.
  
   Те несколько лет, что судьба отвела Сталину после окончания второй мировой войны, были для "вождя" бурными, как и вся его жизнь после победы Октября. Его заботы простирались теперь дальше границ собственного государства. В социалистических странах, которые с легкой руки Жданова стали именовать "лагерем", давал себя знать целый ряд проблем. Каждая из стран получила возможность идти по пути "социалистического строительства", опираясь в директивном порядке на установки и решения, принимаемые в Москве. Вместе с тем, это была попытка создания международного сотрудничества на новых принципах. Но вмешательство Сталина, его требование придерживаться одной модели, насаждение бюрократических и догматических штампов в политической структуре и общественном сознании нанесли много вреда новому делу. Особенно когда пытались применять сталинские методы в ликвидации инакомыслящих. Сталин, никогда не понимавший глубин экономики, фактически способствовал механическому перенесению советского опыта в страны с разным уровнем экономического развития, которые встали на путь социализма. Ошибочность таких шагов давно стала очевидной.
  
   Есть основания полагать, что перед смертью он, возможно, начал убеждаться в неэффективности "единого центра". "Югославское поражение" Сталина, скорее всего, заставило его кое-что пересмотреть в своем догматическом арсенале. Об этом свидетельствует постепенная потеря интереса Сталина к Информбюро. После "югославского дела" созывались еще одно-два совещания, а потом незаметно Информбюро прекратило свое существование. Насаждение в послевоенное время командных методов в международном коммунистическом движении оказалось явно неудачным.
  
   В эти мрачные годы "холодной войны" наряду с образованием социалистического лагеря Сталин мог отнести к крупным положительным факторам, пожалуй, лишь два события: создание Китайской Народной Республики и оформление мощного движения народов за сохранение мира, предотвращение новой мировой войны. Конец 40-х - начало 50-х годов были крайне тревожными. Иногда могло показаться, что политические лидеры потеряли рассудок. Даже папа римский провозгласил, что любой католик, который будет оказывать содействие коммунистам, будет отлучен от церкви. Везде шла "охота за ведьмами". Трудно было поверить, что державы-победительницы спустя всего три-четыре года стояли на пороге новой войны, на этот раз друг против друга. Америка, ослепленная мощью, не могла мириться, что поднимается еще один колосс. В Пентагоне готовили планы ядерных бомбардировок СССР. Сталин в этих условиях продолжал вести осторожную политику, наращивая военные мышцы, но стараясь в то же время не провоцировать своего бывшего союзника. Он, правда, не говорил, как Мао, что атомная бомба - это "бумажный тигр", но неоднократно давал понять, что и в возможной войне решающая роль останется за народными массами. Был, правда, момент, когда забрезжила узенькая полоска света на горизонте, обещавшая, казалось, ослабление стылых ветров. 1 февраля 1949 года европейский директор агентства Интернэшнл ньюс сервис Кингсбери Смит прислал из Парижа Сталину следующую телеграмму: "...официальный представитель Белого дома Чарльз Росс сегодня заявил, что президент Трумэн был бы рад иметь возможность совещаться с Вами в Вашингтоне. Будете ли Вы, Ваше Превосходительство, готовы поехать в Вашингтон для этой цели? Если нет, то где бы Вы были готовы встретиться с президентом?"
  
   На следующий день Сталин ответил:
  
   "Я благодарен президенту Трумэну за приглашение в Вашингтон. Приезд в Вашингтон является давнишним моим желанием, о чем я в свое время говорил президенту Рузвельту в Ялте и президенту Трумэну в Потсдаме. К сожалению, в настоящее время я лишен возможности осуществить это свое желание, так как врачи решительно возражают против моей сколько-нибудь длительной поездки, особенно по морю или по воздуху"1048. Сталин предложил местом этой встречи Москву, Ленинград, Калининград, Одессу, Ялту, Польщу, Чехословакию, зная, что Трумэн обязательно откажется от встречи. Беседовать им было не о чем. Президент полагал, что у Америки есть большие шансы заставить СССР говорить то, что он хотел бы услышать. Но, думаю, Трумэн со временем убедился в эфемерности этих надежд. Сталин и не думал поддаваться диктату. Не случайно 26 июня 1949 года передовая "Правды" была озаглавлена "Трумэн расхвастался"...
  
   И вдруг неожиданно в этом притихшем и смятенном мире, где слышался только топот солдатских сапог и бряцание оружием, раздались первые, хотя и слабые, голоса, взывающие к разуму. В 1948 году во Вроцлаве собрались пацифисты, приехавшие из обоих "лагерей", где тон задавали деятели мировой культуры. Следующим шагом этой, раньше других прозревшей, части человечества был созыв Всемирного конгресса сторонников мира в Париже.
  
   Сталин, вначале скептически смотревший на это "интеллигентское течение", вдруг почувствовал в нем большие подспудные возможности. Он понимал, что в условиях, когда Америка, имеющая атомное оружие, практически неуязвима, война ставит социалистический лагерь в крайне невыгодное положение. Поэтому нужно максимально использовать мировое общественное мнение против тех, кто хочет разрешить основное противоречие эпохи ядерным путем. В 1950 году сторонники мира предприняли впечатляющую акцию - организовали кампанию по сбору подписей под Стокгольмским воззванием мира. Размах кампании был грандиозен. Члены комитета по организации акции менее чем через год объявили, что на планете свою подпись с требованием не допустить войны поставили более 500 миллионов человек! Сталин, официальная советская пропаганда выражали поддержку идее мирного сосуществования. Мне иногда кажется, что Стокгольмская кампания была истоком, началом формирования планетарного сознания человечества, суть которого в признании приоритетов общечеловеческих ценностей. Сейчас к этой цели мы стоим ближе, чем тогда, но как важно было сделать первые шаги!
  
   Когда в апреле 1949 года в Париже, в зале "Плейель", открылся Всемирный конгресс сторонников мира, собравший около двух тысяч делегатов со всех концов света, Сталин напряженно следил за его ходом как политическим событием первостепенной важности. Они с Молотовым сами определили состав советской делегации: А.А. Фадеев, И. Г. Эренбург, В.Л. Василевская, А.Е. Корнейчук, М. Турсун-заде, В.П. Волгин, П.Н. Федосеев, Л.Т. Космодемьянская, А.П. Маресьев. Сталин не мог не испытать глубокого волнения (если был на него способен), когда "Правда" 21 апреля сообщила, что американский певец Поль Робсон, заканчивая свое выступление на конгрессе, прямо на трибуне запел на русском языке арию из оперы И.И. Дзержинского "Тихий Дон" "От края и до края...". Мог ли Сталин не чувствовать, что начинается эра подлинно народного влияния на судьбы мира и войны?
  
   В этой схватке миров, когда ледяные ветры, заморозив разум политиков и генералов, могли вот-вот опрокинуть барьер, отделяющий мир от войны, Сталин получил огромную поддержку в лице китайской революции. Победа революции в Китае заметно изменила соотношение сил и их структуру в мире.
  
   Двадцатилетняя борьба китайского народа за свое социальное и национальное освобождение триумфально завершилась провозглашением 1 октября 1949 года Китайской Народной Республики. По указанию Сталина 5 октября "Правда" опубликовала передовую "Историческая победа китайского народа", а рядом четыре портрета - Мао Цзэдуна и несколько меньших размеров Чжу Дэ, Лю Шаоци, Чжоу Эньлая. В передовой приводились слова лидера китайской революции: "Если бы не существовало Советского Союза, если бы не было победы в антифашистской второй мировой войне, если бы - что особенно важно для нас - японский империализм не был разгромлен, если бы в Европе не появились страны новой демократии... то нажим международных реакционных сил, конечно, был бы гораздо сильнее, чем сейчас. Разве мы могли бы одержать победу при таких обстоятельствах? Конечно, нет".
  
   Сталин чрезвычайно внимательно следил за ходом событий в Китае. Когда ему сообщили, что в Пекин приехал новый американский посол Хэрли, заявивший о полной поддержке Чан Кайши, Сталину многое стало ясно. Он понимал, что если в Китае возобладает влияние Соединенных Штатов, то положение СССР станет еще более тяжелым. Первоначально в борьбе Мао и Чан Кайши для Сталина было много непонятного, он даже одно время полагал, что восстание миллионов голодных масс не имеет какого-либо отношения к социалистическому или демократическому движению. Узнав о переговорах по внутренним вопросам между Чан Кайши и Мао Цзэдуном, которые состоялись в октябре 1945 года в Чуньцине, Сталин почувствовал, что позиция коммунистов более реалистична и прогрессивна1049.
  
   Сталин немало писал в свое время о Китае. В его Собрании сочинений опубликовано около десятка работ о китайской революции. Некоторые из них политически чрезвычайно примитивны. Например, он утверждал, что "революционизирование Востока должно дать решающий толчок к обострению революционного кризиса на Западе. Атакованный с двух сторон - и с тыла и с фронта, - империализм должен будет признать себя обреченным на гибель"1050. Характерно, что Сталин, высказывая некоторые правильные положения о китайской революции, часто прибегал к политическому менторству: "Коммунисты Китая должны (здесь и далее выделено мной. - Прим. Д.В.) обратить особое внимание на работу в армии, должны вплотную взяться за изучение военного дела... Китайская компартия должна участвовать в будущей революционной власти Китая"1051 и т.д.
  
   Стоит вспомнить, что позиция Сталина по "китайскому вопросу" весьма активно критиковалась в свое время Троцким. В своих набросках к выступлению на VIII Пленуме ИККИ в мае 1927 года опальный лидер писал: "Тезисы т. Сталина могут держаться только до тех пор, пока партия лишена возможности услышать их критику, а партийная печать под руководством Бухарина, вместо опубликования действительных взглядов, приписывает нам собственные измышления... В корне ложные тезисы Сталина объявлены фактически неприкосновенными"1052. Сам Троцкий также не во всем был прав, но он уловил неуверенность и некомпетентность Сталина в делах Востока, которую в то далекое теперь уже время пытались прикрыть революционными фразами "универсального" значения. Но со временем Сталин многое поймет в иероглифических сложностях социальной жизни великой страны.
  
   После окончания второй мировой войны Сталин немало сделал для оказания помощи китайской революции: Народно-освободительной армии Китая (НОАК) было передано большое количество разного вооружения и боевой техники, была оказана и иная помощь. Со второй половины 1947 года ветер победы стал надувать паруса НОАК, вынудив в конце концов Чан Кайши бежать на Тайвань. Мао, в условиях американской враждебности, окончательно остановил свой выбор на Советском Союзе. После победы китайской революции отношения стали быстро развиваться по самым различным направлениям. Их кульминацией явилось приглашение Мао Цзэдуна в Москву на празднование 70-летия Сталина.
  
   Сталин с большой долей недоверия ждал встречи с вождем китайского народа. Хотя он немало говорил и писал раньше о Китае, китайской революции, в сущности, он не знал его истории и культуры, не видел многих особенностей национальной психологии китайского народа, не понимал до конца, что же представляет собой сам Мао Цзэдун. После приезда 16 декабря 1949 года Мао в Москву Сталин имел с ним несколько встреч. Большинство их бесед не протоколировалось, и поэтому для уяснения их сути, содержания и направленности большое значение имеют воспоминания известного советского синолога Н.Т. Федоренко, выступавшего тогда в роли переводчика.
  
   Надо думать, что и для Мао все было необычным; он никогда не бывал за пределами Китая, не участвовал в работе органов Коминтерна, имел слабые контакты с представителями других компартий. Можно даже сказать, что эти люди, несколько раз садившиеся за стол переговоров друг против друга, мыслили по-разному; у них была разная шкала ценностей, они были представителями разных цивилизаций. Это не были "инопланетяне", но были очень разные по своей социальной и культурной природе лидеры. Марксизм их связывал весьма слабо. Мао при случае мог сослаться на колларий из Чунь-цю (классическое произведение Конфуция "Весна и осень"), а Сталин, знавший множество цитат классиков марксизма, теперь предпочитал повторять самого себя. В одном у них было много общего: оба были прагматиками.
  
   Сталин с любопытством и тщательно скрываемым недоверием присматривался к своему собеседнику. А тот, вдруг отойдя от беседы по конкретным злободневным вопросам, вовлекал советского вождя в сказочный, таинственный мир китайских притч. Мао рассказал Сталину одну из них - о том, как "Юй-гун передвинул горы". В древности на севере Китая жил старик по имени Юй-гун ("глупый дед") с северных гор. Дорогу от его дома на юг преграждали две большие горы. Юй-гун решил вместе со своими сыновьями срыть эти горы мотыгами. Другой старик, по имени Чжи-соу ("мудрый старец"), увидев их, рассмеялся и сказал: "Глупостями занимаетесь: где же вам срыть две такие большие горы!" Юй-гун ответил ему: "Я умру - останутся мои дети, дети умрут - останутся внуки, и так поколения будут сменять друг друга бесконечной чередой. Горы же эти высоки, но уже выше стать не могут; сколько сроем, настолько они и уменьшатся; почему же нам не под силу их срыть?" И Юй-гун, нимало не колеблясь, принялся изо дня в день рыть горы. Это растрогало Бога, и он послал на Землю своих святых, которые и унесли эти горы1053. Сталин слушал витиеватый китайский фольклор, наполненный глубоким философским смыслом. Сейчас тоже две горы давят тяжестью на китайский народ: гора империалистическая и гора феодальная. Компартия Китая давно решила срыть эти горы. Она тоже "растрогает" бога, который называется китайским народом. Советский вождь согласился с китайским вождем и в унисон с Мао говорил, что вместе мы не только две горы сроем. Как вспоминает Н.Т. Федоренко, беседы были долгими, неторопливыми. Собеседники не спеша пробовали хорошо приготовленные блюда, делали глоток-другой сухого вина и неспешно говорили о делах международных, экономических, идеологических, военных. В ходе таких ночных застолий обсуждались и принципиальные положения готовящегося Договора о дружбе, союзе и взаимной помощи. Однажды, вспоминает Федоренко, Мао рассказал один случай из истории борьбы с гоминьдановцами. Оказавшись в окружении, бойцы не сдавались, следуя призыву командира: "Не взирать на трудности, не страшиться испытаний, смотреть на смерть как на возвращение". Сталин долго пытался уяснить смысл "возвращения". Мао терпеливо объяснил, что в данном случае иероглиф "возвращение" означает презрение к смерти как форме возвращения к своему первосостоянию, т.е., пожалуй, неисчезновению как материи. Сталин, проницательный собеседник и внимательный слушатель, отметил не только бесстрашие, но и мудрость командира1054.
  
   Так беседовали два лидера двух гигантских стран. Их встреча была оценена как поистине историческая, знаменующая крупные перемены на глобальной шахматной доске мировой политики. У Сталина медленно отступало предубеждение; он долго не доверял Мао Цзэдуну. Видимо, тогда сказалась имевшаяся информация о Мао: его неприязнь к китайским кадрам, учившимся в Москве, демонстративная безучастность китайского лидера во время критических ситуаций под Москвой и Сталинградом в годы войны и другие подобные факты.
  
   Но постепенно, по мере сближения Китая и СССР, усиления антиамериканской позиции Пекина, его роли в корейской войне, отношение Сталина к китайскому вождю менялось. Думаю, и советский лидер произвел на Мао весьма сложное впечатление. Но одно несомненно: державность, величавое спокойствие, которое хорошо умел демонстрировать Сталин, абсолютная уверенность в себе утвердили в сознании китайского руководителя силу и целеустремленность партии и Советского государства. Подписание Договора 14 февраля 1950 года ослабило опасное воздействие ветров "холодной войны". Кульминация напряженности как раз пришлась на год скрепления узами дружбы двух великих народов. Думаю, преемники Сталина (как и сам Мао) сделали тогда далеко не все возможное, чтобы сохранить те добрые отношения, которые начали складываться в 50-е годы. Одна из этих причин - специфическое, а порой и просто негативное отношение Мао к разоблачению культа личности, XX съезду КПСС, всему, что с ним связано. Крепкое рукопожатие двух гигантов длилось исторически недолго. Слава Богу, сейчас лидеры двух стран вновь обменялись рукопожатиями. Хотелось, чтобы оно было постоянным.
  
   Холодные ветры овевали страну не только на Западе, но и на Востоке. Дислокация сразу после войны американских и советских войск в Корее предопределила создание разных политических структур как на севере, так и на юге полуострова. После того как 10 мая 1948 года в Южной Корее состоялись выборы и были созданы законодательные и исполнительные органы, 25 августа того же года прошли выборы и на Севере. Фактически образовалось два государства, искусственно разделившие корейскую нацию надвое. После вывода советских войск из Северной Кореи то же сделали и американцы. Каждая из сторон считала, что большинство населения полуострова поддерживает ее правительство. К сожалению, какие-либо другие советские, китайские и корейские документы, кроме тех, что публиковались тогда в газетах, общественности неизвестны. Но ясно, что конфликт начался из-за стремления каждой из сторон обеспечить свое господство над всей территорией Кореи. Мне удалось установить из ряда косвенных источников, что Сталин очень настороженно относился к обострению ситуации на полуострове. С самого начала он делал все возможное, чтобы избежать прямой конфронтации СССР с США. Мао был настроен в этом вопросе решительнее. Во время нескольких встреч, которые состоялись у Сталина с Мао Цзэдуном в декабре 1949-го и феврале 1950 года, они обсуждали проблемы Корейского полуострова. Но Сталин понимал, что американцы ушли от Потсдамских соглашений по Корее уже так далеко, что какого-то единого государства безболезненно создать не удастся. Он так же подозрительно относился и к американской идее опеки над Кореей, как и к "свободным" выборам. Ведь в Южной Корее, где находились американские войска, проживало значительно больше населения. Линия по 38-й параллели в 1945 году была определена без какого-то политического обоснования, как временная демаркация между американскими и советскими войсками. В последующем, когда она стала государственной границей, выявилась ее географическая несправедливость, ибо она серьезно ущемляла северян.
  
   Маятник войны резко качнулся несколько раз. Высокая напряженность на демаркационной линии непрерывно усиливалась. Северяне подготовились раньше. С началом войны 25 июня 1950 года войска КНДР нанесли сильный удар, затем овладели Сеулом и вышли на реку Нактонган. Казалось, победа достигнута. Но для американцев это было бы страшным ударом. Они только что утратили свои позиции в Китае и не могли допустить, чтобы их выбросили еще из одной страны. В сентябре американские войска, заручившись поддержкой Совета Безопасности ООН (советский представитель не участвовал в голосовании и не смог применить право "вето"), организовали высадку крупного десанта в Инчоне и контрнаступление с Пусанского плацдарма. Удар был столь сильным, что американские и южнокорейские войска, не задерживаясь на 38-й параллели, заняли Пхеньян, а к концу октября оккупировали значительную часть КНДР. Теперь, наоборот, сложилась ситуация, когда казалось, что добились своего американцы. Тем более что в ряде мест американские войска вышли к границе с КНР. Сталин, по имеющимся данным, был вынужден согласиться с предложением Мао Цзэдуна об оказании китайцами непосредственной помощи КНДР, хотя это вело к усилению опасности эскалации. Американцы прикрылись голубым флагом ООН, а китайцы обратились к так называемому "добровольчеству".
  
   Нужно сказать, что корейский конфликт укрепил доверие Сталина к Мао, а следовательно, и отношения между СССР и КНР в целом. После того как около 30 китайских дивизий двинулись вперед, обстановка вновь резко изменилась. Китайские и северокорейские войска не только освободили территорию севернее 38-й параллели, но и продвинулись южнее до 100 километров. Моральный дух американских войск и военный престиж США к середине лета 1951 года заметно упали. Сталин почувствовал, что наступил самый ответственный и опасный момент. Американцы не вынесут поражения и могут схватиться за последний, ядерный аргумент. Пожалуй, тогда, после 1945 года, это была самая очевидная угроза третьей мировой войны. Американский генерал Макартур стал настойчиво требовать бомбардировки Маньчжурии; Трумэн дал понять, что не исключено применение ядерного оружия. Дули уже не холодные ветры, а полярный ураган. Ни Сталин, ни Мао уже сами не могли допустить поражения американцев. Наступили долгие два года переговоров, во время которых не прекращались ожесточенные бои на Корейском полуострове. Американская авиация господствовала в воздухе, на земле - китайские "добровольцы". В этой ситуации Сталин понимал, что у обеих сторон нет иного выхода, кроме как пойти на компромисс. В своих посланиях к Мао в начале 1953 года он предлагал пойти на переговоры с американцами и южнокорейцами, чтобы избежать худшего. И здесь он не ошибался. Но окончательное соглашение было достигнуто лишь через несколько месяцев после его смерти, в июле 1953 года.
  
   Анализируя роль Сталина в корейской войне, которая была во многих отношениях сильно закамуфлирована, я пришел к важному выводу, не связанному, казалось бы, прямо с конкретными национальными интересами воюющих сторон. Думаю, война в Корее впервые показала, что в современном мире, разделенном все еще на блоки, при критическом столкновении интересов Запада и Востока неизбежна патовая ситуация. Первый пат обе стороны получили именно в Корее, второй - во время Карибского кризиса. Но здесь, во второй раз, мудрость проявила себя быстрее. Успел или нет Сталин осмыслить корейские уроки, сказать трудно. Ясно лишь, что в Америке это осознали очень болезненно. Напалм, угроза ядерных бомбардировок, содержание войск за многие тысячи километров от собственной территории, многолетнее непризнание Китая, авантюра во Вьетнаме показали, что ставка лишь на силу доживает свой век. Советский Союз это болезненно почувствует много позже, в результате афганской авантюры. После корейской войны мир увидел, что Америка не всесильна. В корейском конфликте Сталин был более осмотрительным. После югославского холодного "душа" к нему вернулась его традиционная осторожность. Может быть, его чему-нибудь научило поражение в схватке с Тито, когда он очертя голову наделал кучу ошибок, цену которым не так легко установить и сегодня?
  
   Апогей культа, совпавший с 70-летием "вождя", причудливым образом был достигнут благодаря Великой Победе 1945 года, на волне личной славы и апологии насилия. Консервация большевистской Системы сопровождалась ледяными ветрами как на просторах Отечества, так и за его пределами.
  
   Глава 11
  
   Реликты цезаризма
  
   Утопия всегда тоталитарна... В сущности
  
   утопия всегда враждебна свободе.
  
   Н. Бердяев
  
   Перелистывая однажды сборник документов Отечественной войны 1812 года, я долго не мог оторваться от письма М.И. Кутузова к своей жене.
  
   "Августа 19-го 1812. При Гжатской пристани.
  
   Я, слава Богу, здоров, мой друг, и питаю много надежды. Дух в армии чрезвычайный, хороших генералов весьма много. Право, недосуг, мой друг. Боже, благослови детей.
  
   Верный друг Михайло (Голенищев) Кутузов".
  
   Прелестный лаконизм, полный глубокого смысла, силы и благородства. На такие письма способны люди, обладающие нравственным величием. У Сталина его никогда не было. Для него человеческие отношения ограничивались рамками классовой борьбы и политики.
  
   В обширном многотомном фонде "Переписка с товарищем Сталиным" переписки, как таковой, нет. "Вождю" докладывают. Он реагирует. Часто устно. Иногда просто адресует донесения, сообщения Берии, Молотову, Маленкову, Вознесенскому, Хрущеву, кому-либо еще. В его "Переписке" нет того, что мы могли бы отнести к эпистолярному жанру. Он был не способен написать короткую, волнующую и сегодня записку товарищу, просителю. Все его резолюции сухи, однообразны: "согласен" - "не согласен". Сохранилось всего лишь несколько писем Сталина, которые, за исключением одного-двух к дочери, полностью лишены человеческого начала. Огромное количество документов, ежедневно поступающих к нему, он быстро просматривал, направляя для решения конкретных вопросов исполнителям или коротко высказывая Поскребышеву свое отношение к докладу. В послевоенных резолюциях нет и тени сомнений, размышлений, колебаний. Если они у него были, он их излагал устно. "Железный" человек хотел таким же остаться и в истории.
  
   Сталин, который эпизодически делал какие-то загадочные пометки в своей черной тетради, не раз возвращался мыслью к созданию вместо "Краткой биографии" крупного, монументального труда о себе. Об этом свидетельствуют его указание об "инвентаризации" архивов, отрывочные размышления вслух в присутствии А.А. Жданова, Н.А. Булганина, А.Н. Поскребышева, неоднократное обращение к Г.Ф. Александрову, М.Б. Митину, П.Н. Поспелову (создателям его официальной биографии) по вопросам партийной историографии, освещения "роли учеников Ленина". В прошлое его нередко возвращало настоящее. С годами он все чаще уносился мыслью к подножию века, к послереволюционной борьбе, именам, лицам тех, чьей судьбой он распорядился сам. Порой о прошлом напоминали ему и люди - родственники бывших его соратников. Иногда Берия, после очередного доклада о своих делах, выкладывал на его стол списки родственников известных деятелей партии, расстрелянных как "враги народа" или осужденных на беспросветность лагерей, которые обращались с письмами лично к нему, Сталину. "Вождь" молча пробегал списки и обычно, не говоря ни слова, возвращал Берии. Тот понимающе смотрел на "вождя", убирал бумаги в папку и уходил. "Пусть несут свой крест", - думал диктатор. Его совсем не радовала перспектива, что сотни, тысячи жен, детей, племянников, внуков его товарищей по партии вернутся в Москву, Ленинград, другие города. Сколько новых забот властям, органам! Нет, пусть будет так, как будет.
  
   Правда, иногда он все же спрашивал о некоторых:
  
   - А ей что нужно? Тоже просит об освобождении? - с укоризной смотрел на Берию. Тот с готовностью доставал из папки перепечатанное на машинке письмо человека, фамилия которого заинтересовала "вождя".
  
   В прошлый раз это было письмо от родственницы Феликса Эдмундовича Дзержинского - Ядвиги Иосифовны, проживающей в Москве в Потаповском переулке. Просительница хлопотала о своей матери - Дзержинской Ядвиге Генриховне, которая была осуждена Особым Совещанием и находилась уже много лет в карагандинских лагерях. Дочь писала, что "мама очень больна, у нее туберкулез легких, цинга и бруцеллез. Она находится в очень тяжелом положении..."1055.
  
   Сталин сразу перенесся мыслью в далекие годы, когда по заданию Ленина он вместе с Дзержинским ездил на Восточный фронт, под Вятку, в Петроград для организации отпора Юденичу... О, Боже, как давно все это было! И образ самого Дзержинского давно уже стерся в памяти. Но почему у таких людей сомнительные родственники, дети, внуки? А потом, при чем здесь какая-то Ядвига Генриховна? Нет, пусть этими вопросами занимается Берия.
  
   Сталин был лишен элементарного человеческого сострадания. Но, пожалуй, страшнее всего было то, что "вождь" никогда не умел и не хотел хотя бы мысленно поставить себя на место жертвы, человека, судьба которого зависит от его воли. Холод - самая страшная болезнь души - навсегда "заморозил" в нем человеческие чувства. Вглядываясь в очередной список, диктатор удивлялся: как много еще живых из тех, кого давно не должно быть на этой Земле!
  
   - Эта тоже о ком-то просит? - разговаривая как бы сам с собой, негромко произнес Сталин, ткнув пальцем в фамилию Радек.
  
   - Нет, это его дочь, хлопочет о себе, - пояснил сталинский Инквизитор.
  
   "Я, Радек Софья Карловна, 1919 года рождения, пишу Вам это письмо и прошу Вас оказать моему письму внимание..." Сталин вспомнил, что, пожалуй, никто не писал о нем так возвышенно, как Радек. Хорошее было у него перо. Например, здорово он сказал о нем как вожде: "В годы Октябрьской революции Сталина видели не только в штабе революции, но чаще в передовой боевой линии. Когда Москве угрожает петля голода, он добывает хлеб; когда кольцо враждебных сил угрожает сомкнуться в Царицыне, он там организует отпор; когда опасность угрожает Петрограду, он там проверяет бастионы. Он видит революцию не через сообщения, он смотрит ей прямо в лицо, он видит ее величайшие взлеты и он видит ее дно. И в этом один на один завершается окончательное развитие Сталина как вождя революции"1056.
  
   Тогда ему, Сталину, эти слова очень понравились. А потом он посадил его на скамью подсудимых вместе с Пятаковым прежде всего потому, что подозревал Радека в устойчивых симпатиях к Троцкому. Ведь доложили же ему, что Радек писал в Алма-Ату ссыльному "выдающемуся вождю". Так же, как и тот ему1057. Хотя он и старался вновь вернуть себе его, Сталина, доверие. Вон даже письмо от Троцкого, которое привез ему Блюмкин, отдал тогда, не распечатывая, Ягоде... Но ведь изгнанник писал письмо не кому-нибудь, а Радеку... Нет, троцкистом был, троцкистом и остался. Правда, он, вождь, когда утверждал проект приговора, доложенный ему Ульрихом, заменил Радеку расстрел на лагеря. Позже ему сказали, что он вскоре там скончался... Так о чем же пишет дочь Радека?
  
   "...Мой отец, Радек Карл Бернгардович, как враг народа был осужден 30 января 1937 года к 10 годам тюремного заключения. Полгода спустя я и моя мать - Радек P.M. были высланы в г. Астрахань решением Особого Совещания на пять лет. В Астрахани моя мать была арестована и выслана на 8 лет в темниковские лагеря, где и умерла... В ноябре 1941 года меня выслали из Астрахани с отметкой: "Имеет право проживать только в Казахстане". Излишне описывать все мытарства, которые мне пришлось пережить. Срок моей ссылки кончился в июне 1942 года... Ведь я тоже человек; если я дочь врага народа, то разве это значит, что я тоже враг? Когда в 1936 году моего отца арестовали, мне было 17 лет, и вот с 17 лет я хожу с клеймом "врага". Я грамотный человек, но в Челкаре нет работы по специальности. До сегодняшнего дня я не имею паспорта. Нач. НКВД г. Челкара тов. Иванов на мой запрос никакого ответа не дает. Помогите мне искупить вину своего отца!"1058
  
   Вот это разговор, подумал Сталин. Не прошли бесследно ссылки, высылки, кое-что стала понимать. Так и должно быть: все эти "родственнички" должны сидеть до тех пор, пока не поймут, что они тоже виноваты. А затем пусть вину эту искупают! Но это дело человека, который не сводит с него сейчас своих маленьких глаз...
  
   Такие письма возвращали его в прошлое. Как и сегодняшняя статья в "Правде" - "Выдающийся документ большевизма", - посвященная очередной годовщине его выступления на февральско-мартовском Пленуме ЦК ВКП(б) в 1937 году. Пожалуй, Н. Михайлов, подписавший статью, размышлял Сталин, верно отметил, что тогда он "мобилизовал партию и советский народ на полное уничтожение агентуры иностранных империалистических разведок. Это привело к дальнейшему укреплению Советского государства...". Но с высоты прожитых лет он хотел смотреть не на тени ушедших навсегда людей, что были с ним когда-то рядом, а на то, что он создал.
  
   Менее чем за три десятилетия под его руководством возникло могучее государство, с которым теперь вынуждены считаться все в мире. Разве это не так? Однако между результатом и процессом так часто возникают несоответствия, противоречия. Почему так много недовольных? Почему ни одно крупное дело не трогается с места, пока он не даст команду? Почему не становится меньше врагов, изменников и предателей? Вот на днях ему пришлось утвердить ходатайство министра внутренних дел: "Численность состава особых лагерей установлена теперь в 180 тысяч человек. МВД просит разрешения увеличить емкость особых лагерей на 70 тысяч человек и довести ее до 250 тысяч"1059. Ведь там должны сидеть особые, неразоружающиеся враги. Что, число их растет? И вообще Берия говорит, что заявки министерств на рабочую силу из числа спецконтингента столь велики, что, несмотря на его рост, удовлетворить эти просьбы не представляется возможным. Сколько миллионов людей пропустили через лагеря, а количество подозрительных людей не уменьшается! Вон на Западе утверждают, что, мол, общество, которое он создал, - "тоталитарное". Пишут, что он отец нового явления в общественной жизни и политике - сталинизма. Вначале "вождь" не придавал этому особого значения. Он, пожалуй, и сам считал, что пора говорить о "марксизме-ленинизме-сталинизме"; но вообще это сейчас пока ни к чему. Время придет. А враги... На то они и враги, чтобы поносить все, созданное им в течение всей жизни. Л. Троцкий, Р. Гильфердинг, А. Розенберг, Р. Абрамович утверждали, что сталинизм есть "измена большевизму". А К. Каутский незадолго до своей смерти договорился до того, что в России "появились еще более сильные и жестокие хозяева, а перед пролетариатом на его пути к социализму возникли еще большие препятствия, чем те, которые существуют в развитых капиталистических странах с укоренившейся демократией"1060. Что можно ждать от таких людей? Они и Ленина не щадили.
  
   Думаю, что подобные размышления могли приходить к Сталину. Он всю свою жизнь молился борьбе, только ей. И в новых "выдумках" буржуазных апологетов ему слышится лишь отзвук этой вечной борьбы, их страх и злоба. Вот и "Правда", посвятив недавно последнему изданию Британской и Американской энциклопедий большую статью под заголовком "Энциклопедии мракобесия и реакции", верно пишет, что в статьях "о социализме и коммунизме клеветнически утверждается, что при коммунизме нет заботы о счастье людей"1061. А что они могут писать еще? Это те же писаки, которые невесть что пишут и о сталинизме, думал "вождь". Он не знал, что в стране, где он считался земным богом, придет время, когда люди тоже зададутся вопросом: что такое сталинизм и какова его природа?
  
   Аномалия истории______________________________________
  
   Нe скрою, что когда я начинал собирать материал для этой книги, то мне казалось, что все, что создал народ, - это одно, а Сталин с его преступлениями - другое. История сразу же становилась проще, понятней, доступнее. Но по мере погружения в прошлое - разбор многочисленных архивных дел, беседы с участниками и очевидцами минувших событий, размышления о постигнутом - я утверждался в мысли, что все значительно сложнее. Заманчиво осудить не одного Сталина, но и его окружение со всей могущественной бюрократической прослойкой, как Каутский говорил, "новым классом". И многое в этом верно. Но также многое и неверно. Мы порой забываем, что Сталин и все связанное с ним родилось в значительной мере на марксистско-ленинской почве. Сталин не "перебежал" в большевистскую партию из другой партии, не совершил буквально, как иногда сейчас говорят, государственный переворот. Он создал сталинский социализм. И все время клялся, ссылался, цитировал Маркса, Энгельса, Ленина. Вся партия вторила ему, ведь он действительно продолжал дело Ленина.
  
   Казалось, стоит разоблачить Сталина, и "чистый" ленинский социализм обретет второе дыхание. После XX съезда партии это как будто было сделано. Но Система продолжала оставаться почти такой же. Дело оказалось не в Сталине, а в тех большевистских основах, которые Ленин заложил в фундамент Системы: монополия одной партии, ставка на диктатуру коммунистической бюрократии, преклонение перед насилием. Сталин с помощью партии все более отходил в сторону тоталитарной концепции. Когда наиболее светлые умы в партии это поняли, было уже поздно. Бюрократическая система имеет особенность: она очень быстро формируется. И она страшно жизнеустойчива.
  
   Одна из главных бед всего социалистического развития как раз и заключается в том, что, воспевая диалектику на словах, мы часто лишь "кокетничали" с ней, абсолютизируя одновременно многие выводы и формулы теоретического социализма. А ведь сами основоположники марксизма предостерегали от этого. В одном из своих писем к Энгельсу Маркс утверждал, что политическую экономию в подлинную науку можно превратить "только в том случае, если вместо противоречащих друг другу догм рассматривать противоречащие друг другу факты и действительные противоречия, являющиеся скрытой подоплекой этих догм"1062.
  
   Ни Маркс, ни Энгельс не могли предвосхитить не только детали, но и крупные "блоки" конструкции будущего сооружения. Однако с самого начала многие догмы прошлого просто принимались на веру. В 20-е годы вожди часто говорили: "рабочий класс не может ошибаться", "партия не может ошибаться", а ведь ошибались... Об этих ошибках пытались вначале говорить многие. Часто и те, кто сам ошибался немало. В ноябре 1917 года М. Горький в "Новой жизни" опубликовал статью "Вниманию рабочих", в которой писал: "Владимир Ленин вводит в России социалистический строй по методу Нечаева - "на всех парах через болото"... Заставив пролетариат согласиться на уничтожение свободы печати, Ленин и приспешники его узаконили этим для врагов демократии право зажимать рот, грозя голодом и погромами всем, кто не согласен с деспотизмом Ленина и Троцкого; эти "вожди" оправдывают деспотизм власти, против которого так мучительно долго боролись все лучшие силы страны"1063. К сожалению, мудрое предостережение Горького об опасности "деспотизма власти" Ленина и Троцкого не было услышано ни тогда, ни позже.
  
   Мы все согласны с тем, что в теории научного социализма Сталин ничего не выдумал, ни в чем ни на йоту не продвинулся в позитивном смысле. Он опирался на марксистские схемы, часто полувековой давности, без диалектического, творческого их осмысления. По их сути, по характеру применения и реализации этих схем у очень немногих возникали принципиальные возражения. Сталин держался за "букву" марксизма. Вот, например, громя Бухарина в апреле 1929 года на Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), он заявил:
  
   "Ленинизм безусловно стоит за прочный союз с основными массами крестьянства, за союз с середняками, но не за всякий союз, а за такой союз с середняками, который обеспечивает руководящую роль рабочего класса, укрепляет диктатуру пролетариата и облегчает дело уничтожения классов. (И дальше цитирует Ленина.) "Что это значит - руководить крестьянством? Это значит, во-первых, вести линию на уничтожение классов, а не мелкого производителя. Если бы мы с этой линии, коренной и основной, сбились, тогда мы перестали бы быть социалистами..."1064
  
   Как видим, по форме Сталин держался за "букву". А "буква" была догматической, ошибочной. Его поддерживали. Он громил тех, кто осмеливался отойти от "буквы". Но, "утверждая" социализм, Сталин прежде всего превратил рассуждения, полемику, предположения классиков в догму, а затем и эту догму извратил в угоду цезаризму. Поэтому можно сказать, что сталинизм вырос на марксистской почве, питался его ошибочными постулатами и выводами. Из этого не следует, что марксизм буквально виновен в сталинизме. Марксизм как мировоззренческая и методологическая концепция философских и социально-политических взглядов на общество, природу и мышление прямо не отвечает за то, как его интерпретируют. Марксизм - не сборник рецептов, как в кулинарной книге. Это не план политических действий. Но именно так понимал марксизм Сталин.
  
   Подводя в январе 1933 года итоги первой пятилетки и касаясь результатов "в области борьбы с остатками враждебных классов", Сталин так интерпретировал один марксистский тезис: "Некоторые товарищи поняли тезис об уничтожении классов, создании бесклассового общества и отмирании государства, как оправдание лени и благодушия, оправдание контрреволюционной теории потухания классовой борьбы и ослабления государственной власти. Нечего и говорить, что такие люди не могут иметь ничего общего с нашей партией. Это - перерожденцы, либо двурушники, которых надо гнать вон из партии. Уничтожение классов достигается не путем потухания классовой борьбы, а путем ее усиления"1065. Безапелляционность, механистичность, примитивизм понимания догматических идей были предвестником грядущих новых бед. Но эти беды Сталин выдаст за победу и освятит марксистским знаменем. Канонизировав фундаментальное положение марксизма о классовой борьбе, Сталин пришел к той модели социальных отношений, которые мы сегодня решительно осуждаем. Нельзя не сказать, что на каком-то этапе, еще задолго до Сталина, в пропаганде марксизма возникла тенденция абсолютизировать почти все из того, что было сказано немецкими мыслителями. Сталин был одним из тех, кто унаследовал и настойчиво развивал догматизм в марксизме, где многое и так давно устарело.
  
   Все сказанное отнюдь не имеет целью что-то оправдать в Сталине и сталинизме. Нет, конечно. Но появившиеся многочисленные публикации последних лет часто связывают все деформации, все ошибки и преступления только с одним человеком. Если бы все это было так, то мы бы давно уже освободились от сталинизма. Но Сталин умер, а сталинизм еще жив. Мне представляется, что исторически сталинизм стал одной из возможностей (предельно негативной) реализации тех идей, которые были изложены в марксистской доктрине. Извечное стремление людей к свободе, счастью, равенству, справедливости было весьма привлекательно выражено в марксизме. Его последователи часто полагали, что сама попытка творческой интерпретации постулатов марксизма - уже ересь, отступничество, ревизионизм. Постепенно сложилось так, что любой отличный от сложившегося в марксизме взгляд стал считаться глубоко враждебным. Марксизм на каком-то этапе в значительной мере приобрел характер политической догмы, которая старалась не столько приспособиться к меняющимся условиям, сколько приспособить условия к своим выводам. В октябре 1917 года к власти пришли люди, которые считали себя вправе решать судьбы миллионов людей, не спрашивая их: хотят ли они таких перемен? Ленин, Троцкий, Сталин, прожившие до революции жизнь, слабо связанную с трудом рабочих, крестьян, интеллигенции, узурпировали право выбора судьбы для гигантской страны. Сталин лишь продолжил то, что начали Ленин и Троцкий.
  
   Сталинизм максимально использовал увлечение русских революционеров радикализмом, когда во имя идеи считалось оправданным приносить в жертву все историю, культуру, традиции, жизни людей. Обожествление застывшего идеала в конечном счете обернулось пренебрежением потребностями конкретных людей конкретного времени. Русский радикализм одевался в тогу революционного романтизма, отрицающего мещанское благополучие и буржуазную культуру. Именно Сталин выражал такие взгляды: во имя торжества идеи допустимо все! И никто никогда не говорил, что это глубоко антигуманная мысль, социальный грех перед народом. В этом отношении можно найти сходство, например, между Сталиным и Троцким. Диктатор связывал активное развитие собственной страны с "победой социализма во всех странах". Находившийся совсем в ином положении Троцкий, смертельно враждуя со своим главным оппонентом, провозглашал: "За социализм! За мировую революцию! Против Сталина!"1066 Их радикализм при внешней политической противоположности двух "выдающихся вождей" родился на русской почве из преклонения перед идеей в ущерб действительности. Он отвергал историческое равновесие, баланс идей и бытия. Главное - "обогнать", "опрокинуть", "разрушить", "сокрушить", "сломать", "разоблачить", "пригвоздить"... Революционный радикализм, на котором паразитировал Сталин, с методической очевидностью создавал новую псевдокультуру. А главное место в ней было отведено его идеям. Без этого замечания, думаю, анализ сталинизма как аномалии истории будет неполным.
  
   Пожалуй, следует напомнить один аспект той борьбы, которая сопровождала революционное развитие в канун Октября и позже. Я отнюдь не собираюсь воспевать меньшевиков, которые, хотя и считали себя рабочей партией, в значительной степени несли на себе печать мелкобуржуазного реформизма. Но нельзя не видеть, что они последовательно и настойчиво выступали против догматических, радикальных доктринерских начал, которые изнутри дегуманизировали и "обессиливали" марксизм. Меньшевизм оказался в конечном счете опрокинутым в политическом смысле, чего так добивался Ленин. Но меньшевистская критика Сталина, его глубокого антидемократизма помогает полнее понять некоторые стороны сталинизма. Меньшевики были неизмеримо ближе к идее демократического социализма, чем их непримиримые оппоненты.
  
   Лидеры меньшевистской эмиграции (Мартов, Абрамович, Дан, Николаевский, Долин, Шварц, Югов) долгое время пытались вести борьбу как бы на два фронта: защищать идеалы революции в России и одновременно критиковать ее перерождение. До 1965 года меньшевики имели свой печатный орган - "Социалистический вестник". Наиболее влиятельными в руководстве (оно называлось "Заграничная делегация") были все более тяготевший к СССР Ф.И. Дан, умерший в 1947 году, и придерживавшийся антисоветских взглядов Р.А. Абрамович, скончавшийся в 1963 году. После смерти Ленина острие критики со стороны быстро тающих группок меньшевиков было справедливо направлено против "антидемократических методов Сталина". Обреченные жить вдали от Родины, наиболее проницательные из эмигрантов ясно видели, что Сталин ведет страну в исторический тупик. Меньшевики, например, одобряя нэп, высказывали интересную мысль: новая линия в экономике должна сопровождаться серьезным обновлением и в политике, тогда бонапартистские тенденции в СССР могут не развиться1067. Корень нараставших цезаристских тенденций меньшевики видели в том, что партия большевиков, имеющая "рабочее происхождение", все больше превращалась в тоталитарное орудие узкой группки людей. Усиление роли одной личности, по их мнению, грозило перерождением. Только партия, допускающая плюрализм, справедливо считал Абрамович, могла бы быть гарантом развития демократии. Нельзя не согласиться с этими трезвыми рассуждениями.
  
   Как меньшевики оценивали Сталина? С точки зрения негативного развития в СССР, полагали они, видны два пути: контрреволюция и лжереволюция. Сталин пошел по второму пути, осознавая это или нет, считали меньшевистские лидеры. Суть сталинизма, по их мнению, заключается в полном отказе от тех традиций, которые были заложены в социал-демократии. Но после революции меньшевизм не был единой политической и идеологической силой. Его влияние все больше сходило на нет. Со временем Дан, долго бывший бесспорным лидером меньшевизма, порвал с ним, стал издавать журнал "Новый мир". Он наивно надеялся, что после победы Советский Союз сможет вернуться к подлинному социализму. В своей большой книге о происхождении большевизма, которую Дан написал незадолго до смерти, он проницательно утверждал, что трагедия России заключается в том, что Сталин оказался абсолютно неспособным соединить социализм и демократию. Это "клеймо сталинизма". Но Дан выразил оптимистичную мысль о том, что большевизм не начинается и не заканчивается на Сталине: социализм достоин свободы и он принесет ее людям1068. Доживая на задворках русской истории, эти люди, лично знавшие Ленина, непосредственно видевшие революцию в России, своих соперников - большевиков, их взлеты и падения, были способны (правда, как сторонние наблюдатели) трезво судить о сталинизме. Некоторые их идеи и оценки заслуживают самого серьезного внимания при современном историческом анализе.
  
   Все многочисленные "оппозиции", "фракции", "уклоны", появившиеся после победы Великой Октябрьской социалистической революции, при всем том, что они часто несли немало сомнительного и ошибочного, тем не менее были одной из диалектических форм выдвижения социальных альтернатив. Возможно, мои утверждения ортодоксально мыслящим людям вновь покажутся ересью, однако представляется, что ликвидация революционного плюрализма оскопила историческое обновление общества. Уверен, например, что меньшевики-интернационалисты с их лидерами Л. Мартовым, О. Ерманским, И. Астровым и другими не были врагами революции. Точно так же, как и левые эсеры, оформившиеся в партию в конце 1917 года. Не здесь ли лежит один из главных истоков будущих догматических и цезаристских монолитов, признававших лишь одно мнение, одну волю, одну истину? Сколько идей о демократии, нэпе, крестьянстве, торговле, государственном и партийном строительстве оказались нереализованными в результате приверженности партийного большинства строго ортодоксальной линии! Все многоцветье действительности вгонялось в черно-белое видение усвоенных схем. А ведь вначале как будто дело шло к революционному плюрализму. Познакомьтесь с выпиской из Протокола No 23 заседания Совнаркома от 9 декабря 1917 года. "Председательствует Вл. Ильич Ленин. Присутствуют: Троцкий, Луначарский, Елизаров, Глебов, Раскольников, Менжинский, Урицкий, Сталин, Бонч-Бруевич, Боголепов.
  
   Слушали: вопрос о вхождении с.р. (эсеров) в министерства (так в тексте, хотя речь идет о народных комиссариатах. - Прим. Д.В.).
  
   Постановили: Предложить с.р. войти в состав правительства на следующих условиях:
  
   а) Народные комиссары в своей деятельности проводят общую политику Совета народных комиссаров;
  
   б) Народным комиссаром юстиции назначается Штейнберг. Декрет о суде не подлежит отмене;
  
   в) Народным комиссаром по городскому и земскому самоуправлению назначается Трутовский. В своей деятельности он проводит принцип полноты власти как в центре, так и на местах;
  
   г) тт. Алтасов и Михайлов (Карелин) входят в Совет народных комиссаров как министры без портфелей. Практически работают как члены коллегии по внутренним делам..."
  
   Назначили наркомами также эсеров Прошьяна, Колегаева, Измайлова. Затем перешли к следующим вопросам, а Свердлов в это время вел переговоры с левыми эсерами. Уже ночью в качестве одиннадцатого пункта протокола заседания Совнаркома записали:
  
   "Опубликовать следующее: в ночь с 9-го на 10 декабря достигнуто полное соглашение о составе правительства между большевиками и левыми эсерами. В состав правительства входят семь с.р. ..."1069 Под протоколом подписи: Вл. Ульянов (Ленин), Н. Горбунов. Ведь для всех было тогда ясно, что и большевики и левые эсеры шли по пути революции. Сама практика преобразований нуждалась в социалистическом плюрализме, который, едва возникнув, вскоре был безжалостно ликвидирован большевиками.
  
   Сталин оказался подходящим лицом для такого силового, одномерного пути развития. Мы знаем, что были и иные варианты, но настоящей борьбы, которая давала бы реальные шансы другому направлению, не было. Немало бухаринских идей, например, весьма привлекательно, хотя от многих из них он позже был вынужден - не по своей воле - отказаться. Этим я отнюдь не утверждаю, что Сталин и сталинизм были "запрограммированы". Едва ли. Я хочу лишь подчеркнуть - и это очень важно, по моему мнению, - что сталинизм родился в условиях догматизации, абсолютизации многих выводов марксизма, которые были сделаны еще в середине XIX века, при отсутствии других революционных альтернатив. Уничтожение социалистического плюрализма - это начало монополии на социальную истину и политическую власть. Превращение союзников или конструктивных оппонентов во врагов со временем привело к замене революционной демократии тотальным бюрократизмом. Нетерпимость к идейному плюрализму выглядела вначале революционной "добродетелью", однако со временем в решающей мере помешала творчески осмыслить строительство нового мира.
  
   Пока партия была не у власти, это не грозило большими социальными опасностями. Когда же она стала правящей, материализация канонизированных положений обернулась бедой. Сталин на этой основе пошел дальше: он извратил многие принципы научного социализма, что во многих областях привело и к социальному перерождению. Таким образом, скажу еще раз: сталинизм есть теория и практика, боготворящая силу и насилие как универсальное средство реализации политических и социальных целей. Сталинизм - это одномерное видение мира, одобряющее использование любых радикальных средств для достижения поставленных целей, которые в конце концов оказываются деформированными. Сталинизм породил глубокие противоречия между экономическим базисом и политической надстройкой, народом и бюрократией, подлинной культурой и ее суррогатами, социалистическими идеалами и их реализацией. Сталинизм выражает не только процессы деформации народовластия, но и его перерождение в особую разновидность цезаризма, о чем я уже говорил. Это историческая аномалия социализма, который, впрочем, еще никто и никогда не создал.
  
   Можно, пожалуй, сказать, что каждой революции, без исключения, угрожает свой термидор. Он может быть в разных формах: реставрация старого, частичная деформация, постепенное вырождение. Сталинизм явился формой термидора как перерождения народовластия и превращения его в диктатуру одной "господствующей личности".
  
   Эта извращенность теории и практики в наиболее полной форме проявилась в отчуждении. Раньше мы полагали, что отчуждение возможно лишь в капиталистическом обществе. Думаю, что это не так. В "Экономическо-философских рукописях 1844 года" Маркс выделяет такие стороны, которые характеризуют отчуждение: потеря права распоряжаться собственной деятельностью; отчуждение продуктов труда от производителя; отчуждение от достойных условий существования; взаимоотчуждение, утрата людьми своей социальной содержательности1070. По сути и сталинизм означает отчуждение человека от власти, от участия в управлении государством, производством, другими общественными процессами. Сталинизм, таким образом, есть прежде всего диктаторская форма отчуждения людей труда от права распоряжаться собой, от государственного управления. Если для капиталистического общества, как считали основоположники марксизма, отчуждение является естественным, то для социализма, который и совершает революцию, по мысли Маркса, чтобы ликвидировать многие формы отчуждения, это предстает как аномалия.
  
   Утверждение сталинизма как явления прошло несколько ступеней. Первая: "глухота" ленинского окружения к его "Завещанию". Пожалуй, тогда Сталин впервые почувствовал, что Олимп власти для него - не мираж, а реальность. Вторая ступень связана с периодом между 1925 и 1929 годами: стабилизация капитализма на Западе после ослабления революционных потрясений совпала с началом зарождения бюрократических структур и устранением Троцкого - основного соперника Сталина. Еще одна ступень - коллективизация и ликвидация умеренной линии в ЦК. Уже на этой ступени сталинизм, применивший массовое насилие, одержал окончательный верх над возможными альтернативами развития. На следующую ступень, в 1934 году на XVII съезде, мягкие сапоги Сталина ступили уже для "коронации" его как единственного вождя. Далее сталинизм только затвердевал в своей бетонной ортодоксальности. Лишь война несколько ослабила его хватку по причине смертельной угрозы не только сталинизму, но и самому Сталину.
  
   Кардинальные реформы сталинизм допустить не мог. Поэтому политическая система, социальные отношения, сама мысль постепенно остановились в своем развитии. Подчеркну еще раз, сталинизм - тоталитарная форма отчуждения человека труда от власти, которую тот вроде бы добыл себе благодаря русским революциям со всеми сопутствующими этим явлениям тяжелыми последствиями в политической, экономической, социальной и духовной сферах.
  
   Определяя сталинизм, пожалуй, можно назвать ряд характеризующих его черт. Одна из них - безальтернативность развития. Весь широкий спектр революционных "рецептов" после революции безжалостно сужался. Часто выбор между двумя или несколькими альтернативами делала не сама жизнь, а кабинетные стратеги. Сталин был здесь непревзойденным специалистом. Он всегда знал, что хорошо и что плохо, где революция и где контрреволюция. Методологический ключ выбора альтернатив был прост: все, что не совпадало с его, Сталина, взглядами, установками, целями, естественно, объявлялось антиленинским, контрреволюционным, враждебным. Со временем это станет государственным правилом. Сталин, решая вопросы, обычно всерьез не рассматривал альтернативные идеи или варианты, помимо тех, что предлагал сам. Однажды избранный им стиль директивного управления мог только совершенствоваться, но отнюдь не пересматриваться или заменяться. Думаю, то, что мы сегодня вкладываем в понятие "плюрализм", привело бы его просто в бешенство, квалифицировалось бы как настоящая измена революционному делу. Все, что свершалось Сталиным, представлялось как объективная закономерность. В эту схему вписывались и теоретические взгляды. Например, когда в журнале "Пролетарская революция" была помещена статья Слуцкого "Большевики о германской социал-демократии в период ее предвоенного кризиса", Сталин разразился гневной статьей1071. Редакция журнала хотела лишь рассмотреть историю взаимоотношений большевиков со II Интернационалом, взаимоотношений компартий с социал-демократией. Вопрос, который не утратил своей актуальности и сегодня. Однако Сталин усмотрел в этом факте попытку "пересмотреть" взгляды большевиков на центризм, оппортунизм вообще. В своем стиле, попутно наклеив ярлыки на Розу Люксембург, Волосевича, некоторых других, Сталин широко использовал такие "аргументы", как "галиматья", "пошлые и мещанские эпитеты", "убожество", "троцкистские контрабандисты". Даже робкая попытка увидеть частные альтернативы была тут же пресечена.
  
   Когда Сталин после XIII съезда партии уцелел на посту генсека, он быстро выработал свой взгляд на власть: никаких альтернатив! Ни политических, ни общественных, ни личных. Особенно личных! В конце концов он покончил не только с Троцким, но и всем ленинским окружением. Когда после войны Берия стал нашептывать Сталину, что после смерти его, вождя, А.А. Кузнецов будет претендовать на пост генсека, а Н.А. Вознесенский - на должность предсовмина, реакция была однозначной. Сталин, будучи неглупым человеком, понимал, что реальная альтернатива ему может быть в лице Политбюро, ЦК, как коллективного ядра партии. Путем политических манипуляций, интриг, урезания прав ЦК Сталин превратил его в послушный совет поддакивателей, который он собирал все реже и реже. От имени ЦК действовал его аппарат - партийная канцелярия бюрократов. Какие-либо альтернативы сталинской власти при жизни единодержца были исключены.
  
   В конечном счете сталинизм стал олицетворять отрицание всего, что не соответствовало представлениям самого "вождя". В безальтернативности идей, политических и общественных концепций кроется один из глубинных источников нашего нынешнего тяжелого состояния. Сталинизм - болезнь не только духовная или социальная. Это антипод общечеловеческих ценностей, расцвет авторитаризма. Сталин, исключив из жизни общества все альтернативы, не заблуждался. Он делал это осознанно. "Вождь" понимал, что альтернативные идеи или концепции могут тут же поставить вопрос о его устранении.
  
   Сталинизм стал своеобразной светской религией... В нее можно и нужно было лишь верить, соглашаться, комментировать постулаты, выдвигаемые Сталиным. А для этого следовало смотреть и на партию, как на священный орден, где господствует одно лицо. С начала 30-х годов мне не удалось обнаружить ни малейших следов публичного несогласия со сталинскими догмами. Для утверждения единомыслия еще в 1927 году ЦИК СССР принял Свод законов, в первой главе которого была изложена печально знаменитая 58-я статья с ее восемнадцатью "модификациям"1072. Не вызывает сомнения, что государство должно охранять свои интересы. Но когда инакомыслие расценивалось как подрывная "антисоветская пропаганда или агитация" и каралось самым суровым образом, то верность - на словах или на деле - идеологии сталинизма становилась, пожалуй, единственным способом адаптации и выживания, хотя часто и это не помогало, если меч беззакония был уже занесен над человеком. Все должны были безоговорочно верить в сталинскую теорию, призывы, выводы, оценки. Манипуляция общественным сознанием привела к тому, что миллионы людей верили всему, что говорил "вождь", или должны были делать вид, что верят. А он очень часто говорил совсем не то, что было на самом деле.
  
   Например, выступая 7 января 1933 года на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК партии с докладом "Об итогах первой пятилетки", по многим показателям он выдавал желаемое за действительное. Говоря о том, что пятилетка в области сельского хозяйства выполнена за четыре года, ни словом не упомянул о страшном голоде, унесшем миллионы жизней, свел перевыполнение плана лишь к тому, что создано более 200 тысяч колхозов и 5 тысяч совхозов (в этом "перевыполнение" действительно было в три раза!). Утверждал, что "партия добилась того, что кулачество, как класс, разгромлено, хотя и не добито еще..."1073. И все верили, что так нужно, что это высшая истина марксизма! Хотя в действительности это было его профанацией и полным вырождением.
  
   Сталинизм отныне разрешал лишь "революции сверху", рассматривал все реформы лишь как плод "высшего политического руководства". Существовал колоссальный разрыв между подлинной социальной активностью и ее имитацией. Отныне активность стала полностью организованной: какие здравицы выкрикивать на всесоюзном форуме комсомола и профсоюзов; какой "почин" и где выдвигать; кому и с какой речью выступить на предвыборном собрании; каких портретов и сколько должно быть в колонне демонстрантов; сколько послать "добровольцев" от района на "ударную стройку", когда и о чем рапортовать - все это решалось наверху... Люди постепенно привыкали, что за них думали обо всем. Им же предписывалось лишь "одобрять", "аплодировать", "поддерживать". Конечно, элементы организации многих процессов, видимо, будут нужны всегда, но они должны идти рука об руку с интеллектуальной свободой, гражданской активностью, социальной ответственностью, подлинной инициативой, способностью к общественному творчеству.
  
   Организаторы рапортов стали считать нормальным, когда и заключенные докладывали "вождю" о своих успехах. Например, 3 января 1952 года министр внутренних дел Круглов сообщал Сталину, что "исправительно-трудовыми лагерями лесной промышленности МВД СССР выполнены задания правительства по заготовке, выработке и поставке народному хозяйству лесоматериалов"1074. Министр информировал "вождя" и о добыче цветных и редких металлов (вместе с "рапортами тружеников" тюремных предприятий). Даже ГУЛАГ регулярно докладывал Сталину о "высоком политическом и трудовом подъеме". Сталинизм все организовывал, все предусматривал, и все сверху.
  
   Нельзя не сказать и о том, что сталинизму как явлению присущи неписаные "законы" личной диктатуры. Они внешне просты, бесхитростны, но Сталин исключительно внимательно следил за их исполнением. Прежде всего, ни одно принципиальное решение партийных, государственных, общественных органов не может быть принято без него. К примеру, даже лозунги для писателей испрашивали у "вождя". 2 января 1936 года А.С. Щербаков направил письмо Сталину, в котором говорилось: "Уже 15 месяцев я работаю секретарем Правления Союза писателей по совместительству. В интересах дела я вынужден Вас беспокоить, просить помощи и указаний. Сейчас созданы неплохие новые работы Корнейчука, Светлова, Левина, Яновского, Леонова, Авдеенко. Заговорили "молчавшие" старые мастера Файко, Тихонов, Бабель, Олеша. Появились новые имена: Орлов, Крон, Твардовский. Но в целом отставание в литературе не ликвидировано. Этому не способствует и критика. Один писатель (Виноградов) после грубой критики поговаривает о самоубийстве. А критик Ермилов в ответ заявляет: "Такие пусть травятся, не жалко".
  
   Вот такое положение в литературе. Сейчас она нуждается в боевом, конкретном лозунге, который мобилизовал бы писателей. Помогите, товарищ Сталин, этот лозунг выдвинуть.
  
   А. Щербаков"1075.
  
   К разряду "законов" диктатуры относится и выделение главных элементов своей опоры. Знакомство с архивом, фондом документов, перепиской Сталина показывает, что начиная, по крайней мере, с середины 30-х годов основное свое внимание он обращает на НКВД, НКГБ, армию. Значительно больше, чем на дела в Центральном Комитете; постепенно там всем стал заправлять Маленков, в соответствии, разумеется, с указаниями "вождя". В личном фонде и переписке больше всего документов, направленных Сталину Берией, Абакумовым, Кругловым, Меркуловым, Серовым, другими руководителями ведомств, на которые он опирался, которые поддерживал, поощрял. В его архиве сохранилось много представлений Берии, по которым боевыми орденами награждались работники ГУЛАГа. Например:
  
   "Государственный Комитет Обороны
  
   товарищу Сталину И.В.
  
   20 дек. 1944 г.
  
   За период Отечественной войны военизированная охрана исправительно-трудовых лагерей и колоний НКВД успешно справлялась с задачей изоляции и охраны заключенных, содержащихся в лагерях и колониях НКВД. Ходатайствую о награждении орденами и медалями Союза ССР работников охраны ГУЛАГа НКВД СССР, особо проявивших себя в работе..."1076 Далее следуют сотни фамилий "особо проявивших себя в работе", представленных к награждению орденами боевого Красного Знамени, Отечественной войны I и II степени, Красной Звезды, другими боевыми наградами.
  
   Сталин щедро одаривал высокими чинами свою внутреннюю опору. Не только Берия, став Маршалом Советского Союза, был удостоен высоких воинских званий. 7 июля 1945 года Сталин поддерживает представление Берии и подписывает Постановление СНК СССР, по которому сразу семи (!) руководящим работникам НКВД и НКГБ присваивалось звание генерал-полковника: B.C. Абакумову, С.Н. Круглову, И.А. Серову, Б.З. Кобулову, В.В. Чернышеву, С.А. Гоглидзе, К.А. Павлову1077. Боевые генералы, отличившиеся на фронтах Великой Отечественной войны, ни разу не удостаивались такой "массированной" любви Председателя ГКО.
  
   Еще одним из неписаных "законов" диктатуры являлось поддержание в высших звеньях аппарата постоянного напряжения. Эпизодически, но достаточно регулярно, он смещал то одного, то другого руководителя центрального или регионального масштаба, благо поводов для этого всегда было предостаточно: не выполнен план, не разоблачили вовремя "орудовавшую в области шайку вредителей", потакали "низкопробным произведениям культуры", допустили "грубую политическую ошибку" в книге, статье и т.д. Никто не мог быть уверен, что державная рука завтра или позже не смахнет с высокого поста наркома, первого секретаря обкома, маршала, руководителя какого-либо ведомства. Поэтому многие работали самоотверженно, находясь в постоянном напряжении, непрерывно поглядывая наверх и не щадя подчиненных.
  
   Сталин полагал, что власть всегда должна внушать не только уважение, но и страх. Как полновластный диктатор, он ввел неофициальные "правила поведения" и в среде своих соратников. Они, например, не имели права несанкционированно собираться вместе (двое, трое или тем более - несколько человек) у кого-либо из них в кабинете, на квартире, на даче. Это считалось подозрительным и не одобрялось. Исключение делалось лишь для Берии, который был близок с Маленковым и часто ездил с ним в одной машине на дачу или обратно. Все вместе могли собираться только у самого Сталина (если он, естественно, приглашал). Это выглядит несколько странным, но "вождь" не любил долгие часы одиночества на работе. Часто он вызывал Молотова, Берию, Кагановича, Маленкова, Жданова, причем нередко они находились у него часами. Тему разговора, а чаще монолога, всегда определял сам "Хозяин". Было похоже, что, размышляя вслух, он не очень рассчитывал на какие-то предложения, возражения, исключая, возможно, Молотова и Вознесенского, но обязательно нуждался в подобострастной поддержке, единодушном согласии, одобрении, выражении восхищения идеями "товарища Сталина". Для него это был своеобразный "аппаратный антураж", психологический допинг, к которому он привык, как к какому-то обряду, ритуалу выработки решения.
  
   Сталинизм как форма руководства и управления опирался прежде всего на многочисленные доклады и справки, которые готовились разными людьми и организациями по заданию "вождя". Но больше всего таких справок готовили, естественно, в НКВД и НКГБ.
  
   Так, например, вскоре после войны Сталин заинтересовался Академией наук. Берия доложил, что, мол, президент Академии часто болеет, невысока эффективность его исследований, стоит присмотреться и к другим академикам. Сталин потребовал справку с краткими характеристиками ученых. Вскоре она была у него на столе. Интересно, что готовили ее не в президиуме Академии или парткоме, а в одном из управлений НКГБ... Приведу выдержки из характеристик академиков, умышленно опуская в ряде случаев фамилии.
  
   "Академик Б. - крупный специалист в области черной металлургии. Мало общается с коллегами вследствие чрезмерной жадности его жены;
  
   Академик Вавилов С.И. - физик. В расцвете сил. Брат Вавилов Н.И. генетик, арестованный в 1940 году за вредительство в сельском хозяйстве, осужден на 15 лет, умер в Саратовской тюрьме;
  
   Академик В. - имеет авторитет только среди математиков. Холостяк, употребляет в значительных дозах алкоголь;
  
   Академик Волгин В.П. - вице-президент. На Волгина есть свыше 20 показаний (Стецкий и др.) как на троцкиста. До сих пор не награжден и не является лауреатом Сталинской премии;
  
   Академик Н. - директор института горючих ископаемых; по данным агентуры, институтом руководит слабо, часто болеет;
  
   Академик З. - по показаниям врагов народа, является участником антисоветской организации. В области изыскания руд проводил вредительскую работу. Много внимания уделяет личному благополучию;
  
   Академик Лысенко Т.Д. - беспартийный, директор института генетики. Президент Академии сельхознаук, дважды лауреат Сталинской премии. (Далее следуют слова, с которыми нельзя не согласиться. - Прим. Д.В.) Академик Лысенко авторитетом не пользуется, в т.ч. и президента Комарова. Все считают, что из-за него арестован Вавилов Н.И. ..."1078
  
   Список длинен. Вот по таким справкам из ведомства Берии Сталин решал серьезные вопросы. Подобные "документы" были определяющими при принятии любых решений. Можно видеть, как далеко простиралась власть любимых Сталиным ведомств; они давали оценку компетентности даже академикам.
  
   Окружение, похоже, даже в мыслях не подвергало сомнению целесообразность любых решений "вождя". Основная идея "научного" комментаторства трудов и выводов диктатора заключалась в том, чтобы утверждать: Сталин - гениальный мыслитель, теоретик и практик; он лучше, чем кто-либо другой, осмыслил глубинные потребности общественного развития, и все его действия являются проявлениями исторических законов. Утверждалось, что Сталина позвала сама эпоха, что он, и только он, выражает чаяния трудящихся, всего общественного прогресса. Молотов по этому поводу прямо писал: "Если после Ленина советский народ победоносно решал свои внутренние и внешние стратегические и тактические задачи и сделал свое государство таким могучим и вместе с тем таким духовно близким трудящимся всего мира, - то в этом величайшая историческая заслуга прежде всего великого вождя нашей партии - товарища Сталина..."
  
   В сталинизме как теории и практике тоталитаризма явно просматривались такие мотивы, как автоматизм работы истории на социализм, изначальная справедливость всех его шагов, предопределенность торжества коммунистических идеалов. Сталин очень много внимания уделял отрицанию: капиталистического способа производства, эксплуатации, ликвидации классов и всех партий, кроме большевистской, любых взглядов, кроме марксистских, а одновременно и всех ленинских соратников и потенциальных оппонентов. Да, без отрицания отжившего в жизни ничего не бывает. Но значит ли, что только на этом пути можно добиться воплощения идеалов марксизма? Достаточно ли индустриализации, я уже не говорю о коллективизации, ликвидации кулаков, достижения всеобщей грамотности, чтобы сказать: вот он, социализм, к которому мы стремились?
  
   Бинарное мышление Сталина, признававшего только белые и черные цвета в бесконечно богатой гамме действительности, выпустило из поля зрения нечто очень важное, главное, основополагающее - человека. Сталинизм отвел человеку роль инструмента, средства, а не цели. Дежурные фразы о советском человеке, которому "жить стало лучше, жить стало веселее", не могли скрыть положения, которое мы, оглядываясь, видим в прошлом: индивидуальность подавлялась, абсолютизировался коллективизм в ущерб гармоническому развитию личности, господствовала концепция силового воспитания "нового человека".
  
   Отнюдь не подвергая сомнению невиданное подвижничество советских людей, их фанатичную веру в торжество социалистических идеалов, приверженность тем ценностям, которые олицетворяли в теории новый мир, сегодня мы не можем не сказать: в историческом процессе Сталин отводил народу роль объекта воздействия его идей, воли и указаний. Сталинизм низвел народные массы до гигантского механизма реализации замыслов "вождя". Считалось нормальным осуществлять над целыми частями этого живого и сложнейшего организма постыдные и жестокие экзекуции, отправляя тысячи и миллионы лучших представителей народа на смерть или длительную изоляцию в бесчисленных сталинских лагерях. Печально знаменитый ГУЛАГ стал страшным символом жизни страны и народа, которого Сталин никогда не спрашивал, что он думает, что хочет, как относится к тем или иным его "историческим" решениям. "От лица" народа ему докладывали те, кому он больше доверял - выкормыши Берии. ЧК - любимое ленинское детище стало государством в государстве: оно было поставлено над народом и партией. А это означало глубокое перерождение власти. Все находилось в русле сталинской концепции, согласно которой главные функции государства наряду с другими выполняли "карательные органы и разведка, необходимые для вылавливания и наказания шпионов, убийц, вредителей, засылаемых в нашу страну иностранной разведкой".
  
   Сталинизм, по моему мнению, довел до абсурда примат политики над экономикой, государства над обществом. Здесь находятся глубокие корни того, что мы называем командно-бюрократической системой. При такой ситуации (а Сталин это усвоил раньше других) тот, кто находился наверху, становился господином общества. Именно - господином, а не товарищем. Экономика же развивалась не в соответствии со своими, имманентно присущими ей законами, а в соответствии с политическими директивами. Такой системе жизненно необходима обширная и могущественная прослойка бюрократии на всех этажах общества и во всех его сферах. Возник своеобразный "политический абсолютизм", когда волевое решение лидера отнюдь не считалось с экономической целесообразностью, материальными возможностями, своевременностью тех или иных технических и хозяйственных проектов. Достаточно вспомнить строительство сталинской Байкало-Амурской железной дороги, тоннеля от материка к Сахалину (под проливом), магистрали от Северного Урала до Енисея, которые были начаты без должного экономического обоснования, безгласно, а затем прекращены. Политический абсолютизм, доведенный до абсурда, сделал невозможной даже косметическую критику любых политических решений, в том числе в хозяйственной, технической, научной, аграрной сферах. Политика стала тем загадочным всемогущим сфинксом, который угрожал сожрать любого, кто хотя бы косвенно высказал какие-либо сомнения в ее правильности. Сталинизм - это абсолютная диктатура политики над экономикой, социальной и духовной жизнью, культурой. Сталинизм - это эволюция диктатуры пролетариата к диктатуре партии, а затем и к диктатуре одной личности. При диктатуре "господствующей личности" все институты государства и общества играют лишь роль аппарата ее власти.
  
   Сразу же хотел бы ответить критикам, которые усмотрят в этих рассуждениях мое непонимание роли политики в жизни общества. Нет, я, разумеется, не против политики, я против ее абсолютизации. Она всегда будет играть огромную роль, ибо только с ее помощью можно регулировать отношения между классами, нациями, другими социальными группами, добиться народовластия. Но подлинная, истинная роль политики проявляется лишь тогда, когда в ее основу заложены непреходящие демократические ценности, способные гармонично регулировать отношения не только между общественными группами, но и тесно взаимодействовать с экономической и духовной жизнью страны.
  
   Сталинизм генетически предопределен многими органическими пороками марксизма, например, абсолютизацией роли диктатуры пролетариата. Но вместе с тем многое было обусловлено не только ошибками субъективного характера самой партии, ее руководителей, неразвитостью теории, но и объективными обстоятельствами. О них я также говорил раньше. Сталинизм не смог убить все истинно народное, нравственное в обществе, но нанес ему тем не менее огромный ущерб. Вера людей в социализм была поколеблена, но полностью не подорвала. Многое в этой вере выглядит сейчас парадоксальным: люди верили, что тяготы, репрессии, лишения - все это историческая плата за достижение в будущем земли обетованной. Эту идею настойчиво внедряли в сознание народа "сверху", начиная с Троцкого. Сталин преступно спекулировал на этой святой вере; он сознательно использовал ее долгие годы для утверждения своего единовластия. Одно из самых крупных преступлений сталинизма заключается в том, что Сталин посмел олицетворить себя с социализмом, и в огромной мере это ему удалось. Многим поколениям людей было привито равнодушие, безынициативность, ожидание указаний "сверху". Сталинизм покрыл общество панцирем бюрократизма и догматизма, освобождение от которого идет мучительно долго и трудно. Ущерб - особенно политический, социальный, культурный, моральный, нанесенный сталинизмом обществу, - огромен. Брежневщина, многие другие глубокие изъяны современной жизни имеют дальние истоки в сталинизме. Его шрамы будут долго и болезненно рубцеваться.
  
   Наиболее вульгарное, повседневное проявление сталинизма выступает как сталинщина, политическая тирания одной личности. Она, сталинщина, проявляется прежде всего в дуализме мыслей и дел, теории и практики. Раздвоенность сознания, когда люди говорили одно, но видели и делали другое, была наиболее распространенной ее формой. Известная американская журналистка Анна-Луиза Стронг, написавшая еще в 1956 году книгу "Эра Сталина", отмечала, что этот дуализм дал себя знать уже в самую пору триумфального восхождения Сталина. "Сталинская Конституция, - пишет Стронг, - была нарушена уже тогда, когда она еще писалась... Конституция СССР была нарушена ее автором - Сталиным"1079. Он рассуждал о правах людей, а сам попирал их. Сталин был циничным прагматиком. Выступая 19 февраля 1933 года на I Всесоюзном съезде колхозников-ударников, Сталин с пафосом говорил о том, как "сделать всех колхозников зажиточными". Рецепт предлагался простой (его и потом долгие годы использовали): "Если мы будем трудиться честно, трудиться на себя, на свои колхозы, - то мы добьемся того, что в какие-нибудь 2 - 3 года поднимем всех колхозников, и бывших бедняков, и бывших середняков, до уровня зажиточных, до уровня людей, пользующихся обилием продуктов и ведущих вполне культурную жизнь"1080. А как он относился к тому, кто действительно умел "трудиться на себя", трудиться самоотверженно? Они все, без всякой дифференциации, без приобщения к кооперации, без экономического "пристегивания" к новым процессам на селе, были обречены на ликвидацию. Месяцем раньше, выступая на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), Сталин так обрисовал ситуацию: "Кулаки разбиты, но они далеко еще не добиты. Более того, - они не скоро еще будут добиты, если коммунисты будут зевать и благодушествовать, полагая, что кулаки сами сойдут в могилу..."1081
  
   Циничный прагматизм: ликвидировать зажиточных и призывать становиться зажиточными. Таков дуализм, когда он является чертой мировоззрения. Сталин часто говорил одно, рассчитанное на "широкое потребление", а делал другое. Любил говорить о "культурной и веселой" жизни и варварски подвергал террору целые слои общества. Сталинщина постепенно утвердилась в однодумстве, головотяпстве, казенщине, безынициативности, подозрительности, нетер-пимости. Самое печальное, что многие из этих проявлений не просто были декором, внешним выражением главного инструмента власти Сталина - аппарата, а стали частью облика миллионов людей, их мироощущения; они живы и по сей день.
  
   Сталинизм дал субъективно искаженный ответ на вопросы, которые история поставила перед страной, свернувшей со столбовой дороги цивилизации. Теория и практика сталинизма, основанные на силе, команде, однодумстве, исторической безапелляционности, затормозили реализацию и достижение демократических идеалов. И самая глубинная порочность сталинизма заключается в том, что не человек, как таковой, стоит в центре устремлений общества, а государство как машина, которая возвеличивает одного человека. Гуманистическая сущность народовластия в сталинских "преобразованиях" была утрачена. Место человека занял безликий аппарат. Характерно, что это замечалось давно. Ставший на позиции антисталинизма бывший коммунист Виктор Серж в своей книге "Судьба одной революции. СССР 1917 - 1936" писал, что Сталин создал государство, "для которого человек ничего не значил"1082. Сегодня мы видим, что подобные тезисы, которые нам раньше казались еретическими, близки к истине. Борис Суварин в своей книге "Сталин" отмечает, что уже "через пять лет после смерти Ленина сталинская концепция социализма по своей сущности уже многое утратила благодаря быстрому обюрокрачиванию партии, государства, всех институтов"1083. Эти люди знали сталинизм изнутри. Неприятие сталинизма привело их на диаметрально противоположные социализму позиции. Но многие их суждения, анализирующие феномен сталинизма, не лишены проницательности.
  
   Сталин и сталинизм считали естественным культ государственного насилия. Но еще Гегель заметил, что "судьба располагает большей сферой действия, чем наказание..."1084. Впрочем, Сталин Гегеля не осилил... "Вождь" никогда не мог и подумать, что его детище - сталинизм когда-то окажется на обочине истории.
  
   Мумии догматизма______________________________________
  
   Иосиф Джугашвили, будучи способным учащимся духовного училища, а затем и семинарии, быстрее других схватывал постулаты догматического богословия. Как и любое знание, богословие, вопреки сложившемуся у нас представлению, несет немало полезной информации: исторической, социальной, нравственной. Джугашвили же в богословии нравилась сама "упаковка" знаний, их систематизация, даже известная гармоничность. Он, пожалуй, мало верил в содержание многих догматов; они часто казались ему наивными, но вместе с тем в них было нечто такое, что перебрасывало мостик в светскую жизнь. Это "нечто" - взаимосвязь знаний и веры. В писаниях Климента Александрийского, Кирилла Иерусалимского, Григория Нисского и других богословов, книги которых в свое время читал молодой семинарист, его больше всего занимала идея: нет веры без знания, как и знания без веры. Формула взаимосвязи веры и знания представала, обычно в его сознании таким образом: вера предшествует знанию, знание следует за верой. Учитель богословия, помнится, внушал: "Всякий человек по природе своей догматик, ибо верит в возможность нахождения истины до тех пор, пока не убедится в тщете своих усилий. Ведь истина-то и заключается в вере", - резюмировал наставник.
  
   Больше других будущему "вождю" почему-то нравились богословские сочинения Хомякова и книга Сильвестра, ректора Киевской духовной академии, "Опыт православного догматического богословия (с историческим изло-жением догматов)", где утверждалось, что в Священном Писании есть истины, которые церковь должна признавать повсюду и всегда.
  
   Все это осталось где-то далеко-далеко позади, за многими перевалами жизни. "Символы веры" как-то незаметно растворились в повседневности светского бытия, и Джугашвили-Сталин еще до революции едва ли смог бы сказать что-то внятное о богосознании, о притчах Соломоновых, откровении Иоанна Богослова или послании Иуды. Все это неумолимо унесено временем, и иногда не верилось, что он мог стать священником. Но что-то неуловимое в сознании осталось. Сталин всегда верил в то, что существуют некие доктрины, которые имеют значение неоспоримой истины. Мы тоже, пожалуй, верим и даже убеждены в этом. Но Сталин, став тем, кем он стал, был склонен абсолютизировать эти истины, особенно если они принадлежали ему. У меня есть большие сомнения в том, что он верил всему тому, что утверждал сам. Но этому верили другие. Сегодня мы это знаем точно.
  
   О догматизме сталинского мышления я уже говорил раньше. Меня интересует догматизм как один из устоев сталинизма, его важнейший атрибут, способный постепенно завести обществоведение, а затем и общество в теоретический и духовный тупик. Сталин обладал огромной способностью омертвлять те или иные положения теории и превращать их в мумии застывшей, искаженной истины. В этом он был непревзойденный мастер.
  
   Например, Сталин где только мог пропагандировал свое понимание "окончательной победы социализма". Используя ленинские идеи о наличии всего необходимого для построения социализма в нашей стране, Сталин в своем труде "К вопросам ленинизма" неоднократно цитировал "модификации" своих определений. Наконец, он привел основную дефиницию: "Окончательная победа социализма есть полная гарантия от попыток интервенции, а значит, и реставрации, ибо сколько-нибудь серьезная попытка реставрации может иметь, место лишь при серьезной поддержке извне, лишь при поддержке международного капитала"1085. Но чтобы показать абсолютную верность, безошибочность собственной формулы, Сталину нужно было продемонстрировать, насколько неверно понимают этот вопрос его оппоненты. Для этого он процитировал Зиновьева: "Под окончательной победой социализма следует понимать, по крайней мере: 1) уничтожение классов и, стало быть, 2) упразднение диктатуры одного класса, в данном случае диктатуры пролетариата... Чтобы еще точнее уяснить себе, как стоит вопрос у нас в СССР в 1925 году, надо различать две вещи: 1) обеспеченная возможность строить социализм, - такая возможность строить социализм вполне, разумеется, может мыслиться и в рамках одной страны, и 2) окончательное построение и упрочение социализма, т.е. осуществление социалистического строя, социалистического общества"1086.
  
   Все последующие рассуждения Сталина посвящены попытке доказать, что Зиновьев - маловер и капитулянт. Сталину могли бы позавидовать схоласты в его изощренности выискивать слабые места, не отвечающие его ортодоксии. В свое время средневековый теолог Фома Аквинский видел одну из главных проблем познания в том, совершается ли божественная деятельность на основе свободы воли Бога или в основе этой деятельности лежит божественный разум, которому подчинена и его воля. Схоласты могли десятилетиями спорить, что выше: внутренний "свет разума" или "свет благодати" и Священного Писания. Сталин не опускался до выявления таких "мелочей"; он искал всех тех, кто не верит в построение социализма. Но поскольку никто не выступал против его создания и не возражал в принципе против этой возможности, для генсека особую важность приобретали оттенки, нюансы, тонкости. И здесь Сталин проявлял всю изощренность и в то же время догматичность своего ума. Заострение внимания на грехах оппозиционеров - Сталин это заметил - всегда производило впечатление на слушателей и читателей. Сталин в данном случае это и сделал:
  
   - Строительство на авось, без перспективы, строительство социализма при невозможности построить социалистическое общество - такова позиция Зиновьева. Но это ведь издевка над вопросом, а не разрешение вопроса!
  
   Но читатель может убедиться, что Зиновьев высказывал лишь сомнения, от которых, впрочем, скоро освободился. Он слишком увязывал судьбы русской революции с международными делами; это и понятно, ведь он был председателем Исполкома Коминтерна!
  
   - Капитуляция перед капиталистическими элементами нашего хозяйства, распалялся дальше Сталин, - вот куда приводит внутренняя логика аргу-ментации Зиновьева.
  
   Но ничего подобного Григорий Евсеевич и не думал говорить! Он просто говорил о возможности как потенции и ее противоположности. Однако Сталин пошел еще дальше:
  
   - Не надо было брать власть в октябре 1917 года - вот к какому выводу приходит внутренняя логика аргументации Зиновьева, - резюмировал Сталин.
  
   Партия критиковала "новую оппозицию" за ряд нетрадиционных выводов, но это не давало оснований для того, чтобы Сталин поставил Зиновьева (а заодно и его сотоварищей) по другую сторону политической баррикады. Сталин не мог (и не хотел) понять, что многие неточные, а порой и ошибочные высказывания делались в пылу полемики, яростного спора и диктовались желанием Зиновьева раздуть затухающий пожар мировой революции. Да, Зиновьев, целиком отдаваясь работе в Коминтерне, часто абсолютизировал свои оценки. Для Сталина же эти "вывихи" были не просто объектом товарищеской критики, а поводом для того, чтобы "бить", "громить", "ликвидировать".
  
   Несогласие с теоретическими установками Сталина уже в середине 20-х годов квалифицировалось как "враждебное отступление" от марксизма. В последующем даже намек на несогласие с диктатором кончался трагически. Это можно расценить как теоретическое диктаторство; впрочем, еще Ницше назвал таких людей "тиранами духа". В одной его работе приводятся довольно любопытные размышления по этому поводу. "Тираны духа" осуществляют насилие, писал Ницше, "верою в то, что человек обладает истиною, но вместе с тем никогда еще не проявлялись с такой силою свойственные подобной вере жестокость, своеволие, деспотизм и злоба"1087.
  
   Сталинский догматизм, наложивший свою диктаторскую печать на общественную мысль, был воинственным, упорствующим, беспощадным. Ему помогали в этом его идеологические оруженосцы Жданов, Суслов, Поспелов, Митин, другие "рыцари" догматизма. Особую изощренность в этом деле проявлял М.А. Суслов, настоящий идеологический инквизитор, который сумел и после Сталина на долгие годы сохранить теоретические исследования в состоянии застоя. Опуская везде свой идеологический шлагбаум, консервируя сталинизм, Суслов являлся генератором дуализма, теоретического лицемерия. Выступая, например, на Всесоюзном совещании заведующих кафедрами общественных наук (1962 г.), секретарь ЦК Суслов провозглашал: "Догматизм - наиболее опасная форма отрыва теории от практики. Под личиной мнимой верности марксизму-ленинизму догматизм, левый оппортунизм наносят большой вред революционной теории и практике, социализму. Попытки укрыться от жизни под ворохом цитат означают неумение или нежелание оценить новую историческую обстановку, творчески применять и развивать в новых, изменяющихся условиях великие принципы марксизма-ленинизма"1088. Такие выученики Сталина, как Суслов, были мастерами мимикрии; безжалостно изгоняя живую мысль, новаторство, попытки осмыслить новые процессы, они прикрывали свое догматическое ретроградство реверансами в сторону диалектики, "живой души марксизма".
  
   Превращая истины в мумии, сталинизм утвердил и такую черту догматизма, как выборочность использования тех или иных положений марксизма. Сама теория научного социализма, работы основоположников марксизма-ленинизма, их выводы подвержены критическому испытанию временем, как и любая теория. Ведь еще К. Маркс говорил: "Мы выступаем перед миром не как доктринеры с готовым новым принципом: тут истина, на колени перед ней!"1089 Многие положения, сформулированные классиками, должны рассматриваться лишь применительно к своему времени. Это естественно. Но даже те выводы, которые могут устареть или быть неадекватными нашему сегодняшнему пониманию, мы можем изучать и знать. Ведь сейчас никому не придет в голову запретить печатать те работы, где говорится, допустим, о диктатуре пролетариата. Однако Сталин лично определял, что можно, а что нельзя публиковать из теоретического наследия основоположников марксизма. В фонде Сталина есть много записок с просьбами разрешить предать гласности то или иное письмо Ленина, фрагмент рукописи Маркса или Энгельса. Вот примеры. В июне 1939 года к Сталину обращается М.Б. Митин - директор Института Маркса - Энгельса - Ленина: "Прошу разрешить в очередном номере "Большевика" публикацию двух прилагаемых при сем писем В.И. Ленина к Инессе Арманд". Резолюция предельно лаконична: "Не возр. Ст."1090.
  
   Но институт не всегда получал такое разрешение. Жданов, Митин и Поспелов представили Сталину статью Энгельса "О внешней политике русского царизма", засомневавшись в целесообразности ее публикации. "Вождь" внимательно изучил написанное Энгельсом и сделал на полях пометки следующего содержания: "завоевательные мерзости - не монополия русских царей"; "переоценка роли внешней политики России"; Энгельс, "атакуя внешнюю политику царизма, решил лишить ее всякого доверия в глазах общественного мнения Европы". Затем сделал общее резюмирующее заключение: "Стоит ли после всего сказанного печатать статью Энгельса в нашем боевом органе, в "Большевике", как статью руководящую во всех случаях, или статью глубоко поучительную, ибо ясно, что напечатать ее в "Большевике" - значит дать ей молчаливо такую именно рекомендацию. Я думаю, что не стоит. И. Сталин. 15. VII. 1940 г."1091.
  
   Поэтому неудивительно, что целый ряд ленинских документов не публиковался и не публикуется в течение десятилетий. Сталин до конца своих дней держал "взаперти" многие ленинские мысли и идеи. Догматизм признает лишь то, что прямо подтверждает его положения, и отвергает то, что противостоит ему. Это видел еще Гегель: догматизм, писал он, "в более узком смысле состоит в том, что удерживаются односторонние рассудочные определения и исключаются противоположные определения"1092. Даже "левые фразы", к которым часто любил прибегать Сталин, не могли скрыть его линию на консервацию нужных ему теоретических положений марксизма и умолчание тех, которые ему казались сомнительными. Это естественно для догматического мышления: ведь оно всегда считает себя безгрешным.
  
   Подлинной энциклопедией догматизма, сборником мумий полуистин и антиистин стал пресловутый учебник "История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). "Краткий курс", вышедший более чем 300 изданиями тиражом около 43 миллионов экземпляров! Этот сборник догматов-мумий стал таким же обязательным для взрослого населения страны, как Коран для мусульманских фундаменталистов. Однако историей уже давно доказано, что сознание является самой независимой от власти сферой. Ереси, сомнения, инакодумство рождаются в значительной мере в результате насилия над сознанием, попыток жестко управлять им или держать в заточении.
  
   В 1891 году знаменитый (но по воле Сталина надолго вычеркнутый из истории отечественной общественной мысли) философ B.C. Соловьев опубликовал статью с красноречивым названием "Руководящие мысли...". В ней он подверг научной критике статьи профессора Петербургского университета Н.И. Кареева, напечатанные в сборнике "Историческое обозрение". Кареев пытался указать историкам не только, как следует писать историю, как ее изучать, но и как понимать. Соловьев с присущим ему интеллектуальным изяществом показал несостоятельность притязаний автора давать рекомендации, как понимать прошлое. Но куда Карееву до Сталина! Его "руководящие мысли" становились абсолютно обязательными для всех, по крайней мере на словах! Отмечу при этом, что подавляющая часть населения имела уже столь деформированное сознание, что слепо верила "вождю": понимать историю могли только по-сталински.
  
   Я ниже постараюсь показать подлинную роль "Краткого курса" в жизни нашего общества. Хотелось бы напомнить, что догматический ум Сталина, абсолютизировав значение борьбы партии внутри страны с бесчисленными "врагами", создал искаженный облик прошлого. Конечно, борьба в партии была. И часто ожесточенная. Это закон диалектики. Но в истории страны и партии Сталин ничего не увидел, кроме борьбы и подлости: коварства меньшевиков, капитулянтства ликвидаторов, антисоветизма троцкистов, политического двурушничества своих бывших соратников. Можно даже подумать, по Сталину, что фактически, кроме него самого и группы его сторонников, вся старая партийная "гвардия", говоря его словами, - "изверги из бухаринско-троцкистской банды". Одни подзаголовки 12 глав "Краткого курса" говорят о многом. "Раскольнические действия меньшевистских лидеров", "Разложение в оппозиционных слоях интеллигенции", "Усиление активности троцкистов", "Разгром троцкистско-зиновьевского блока", "Политическое двурушничество", "Ликвидация кулачества как класса", "Ликвидация остатков бухаринско-троцкистских шпионов"... История, по мысли "вождя", - это бесконечные враждебные вылазки одних и решительные, мудрые действия других, ведомых Сталиным.
  
   Группа историков - Кнорин (правда, дело он не закончил - был арестован), Поспелов, Ярославский - в соответствии с решением Политбюро от 16 апреля 1937 года всецело сосредоточилась на написании книги. В ее основе лежала разработанная Сталиным схема периодизации истории партии, а также определение им ее сути как "борьбы большевиков с антибольшевистскими фракциями"1093. Сталину последовательно направлялись отдельные главы, несколько макетов книги. Почти каждую главу "вождь" решительно "доворачивал" в сторону основной идеи: история партии - это история ее внутрипартийной борьбы. Во главе ее стоял верный соратник и продолжатель дела Ленина - Сталин. Несмотря на большую занятость другими делами, Сталин, судя по замечаниям в различных вариантах будущей книги, долго сам сидел над "историей". Он хорошо знал: это будет один из самых важных механизмов его длительного влияния на сознание миллионов людей.
  
   Сталин, прочитав очередной переработанный текст "Краткого курса" (а их было несколько, пока он одобрил тот, который впоследствии и изучали десятки миллионов людей), и сам не мог не заметить, что история партии выглядит как рыцарское ристалище, где не прекращаются батальные схватки его "ордена" с несметными полчищами врагов. Подумав и решив обезопасить свою концепцию партийной истории от возможной критики в будущем (в настоящем это было исключено), Сталин продиктовал ряд положений, которые после редактирования стали выглядеть так:
  
   "Может показаться, что большевики слишком много времени уделяли делу борьбы с оппортунистическими элементами в партии, что они переоценивали их значение. Но это совершенно неверно. Нельзя терпеть в своей среде оппортунизм, как нельзя терпеть язву в здоровом организме. Партия есть руководящий отряд рабочего класса, его передовая крепость, его боевой штаб. Нельзя допускать, чтобы в руководящем штабе рабочего класса сидели маловеры, оппортунисты, капитулянты, предатели. Вести смертельную борьбу с буржуазией, имея капитулянтов и предателей в своем собственном штабе, в своей собственной крепости, - это значит попасть в положение людей, обстреливаемых и с фронта и с тыла. Не трудно понять, что такая борьба может кончиться лишь поражением. Крепости легче всего берутся изнутри"1094. Такова "фронтовая" точка зрения Сталина и сугубо военная терминология.
  
   За заголовками "Курса" стоит мумифицированная история, длинный перечень догм. В конечном счете все они должны подчеркнуть одну из главных идей сталинизма: все решается "наверху". Привычные слова - "указание товарища Сталина", затем Хрущева, Брежнева - означали: не сомневаясь исполнять распоряжение "сверху". Власть всегда права. Вождь не ошибается. Даже самодержцы не требовали такого бездумия.
  
   Реальные события и факты в "Кратком курсе" сплошь и рядом перемежаются высохшими мумиями сталинских представлений. Вот лишь некоторые из них.
  
   Одна из таких мумий догматизма - абсолютизация революционных скачков и отрицание роли реформ. "Чтобы не ошибиться в политике, надо быть революционером, а не реформатором". Такая глубоко ошибочная методологическая установка оправдывала волюнтаризм, силовые решения, заранее давала право "вождю" на любые радикальные шаги, которые он считал нужными. Такой, например, как переход "к политике ликвидации, к политике уничтожения кулачества как класса". "Революционный", скачкообразный волюнтаризм Сталина был освящен "Кратким курсом" как высшая марксистская истина. Сами слова "реформа", "эволюция" были синонимами враждебного, чуждого, уцененного историей.
  
   Еще одна мумия догматизма - утверждение о том, что экономика СССР - это вершина совершенства в сегодняшнем мире. В нашей стране, провозглашал "Краткий курс", производственные отношения "находятся в полном соответствии с состоянием производительных сил... поэтому социалистическое производство в СССР не знает периодических кризисов перепроизводства и связанных с ним нелепостей". Что касается "нелепостей" перепроизводства, то, действительно, Сталин приложил свою руку к тому, чтобы этого никогда у нас не было. Однако перманентное состояние нехваток, унизительного товарного дефицита, низкого качества продукции, производства, ориентированного лишь на количественные показатели, возводились в ранг закономерности.
  
   Можно перечислить множество подобных мумий догматизма, но я назову еще лишь одну. Сталину удалось (и это неоднократно подчеркивалось в "Кратком курсе") создать устойчивое впечатление, нет, скажу сильнее - сформировать мировоззренческую установку у советских людей, что все неудачи, провалы, трудности связаны лишь с деятельностью многочисленных "врагов народа", от которых наконец начали решительно и широко избавляться с 1937 года. "Краткий курс" не скупится на эпитеты в адрес старых коммунистов, "ленинской гвардии", творцов Октября: "банда врагов", "подонки человеческого рода", "троцкистско-бухаринские изверги", "белогвардейские пигмеи и козявки", "ничтожные лакеи фашистов" и т.д. Обязательный для всех учебник наставлял миллионы большевиков и беспартийных: "Нужно, чтобы члены партии были знакомы не только с тем, как партия боролась и преодолевала кадетов, эсеров, меньшевиков, анархистов, но и с тем, как партия боролась и преодолевала троцкистов, "демократических централистов", "рабочую оппозицию", зиновьевцев, правых уклонистов, право-левацких уродов и т.п. Нельзя забывать, что знание и понимание истории нашей партии является важнейшим средством, необходимым для того, чтобы обеспечить революционную бдительность членов партии"1095. Главному творцу "энциклопедии марксистских знаний" требовалось, чтобы все жили в напряжении, ожидании вылазок врага, постоянной настороженности по отношению к окружающим, сослуживцам, коллегам: "Враг не дремлет!"
  
   Помимо тех общих параметров, которые были заданы авторам "Краткого курса" в 1937 году в письме "Об учебнике истории ВКП(б)"1096, Сталин позаботился и о максимальной антитроцкистской направленности "труда". Где только можно в текст "внедрялся" Троцкий. Например, в фрагменте: "Как установлено теперь процессом антисоветского "правотроцкистского блока" в 1938 году, мятеж "левых" эсеров был поднят с ведома и согласия Бухарина и Троцкого и являлся частью общего плана контрреволюционного заговора бухаринцев, троцкистов и "левых" эсеров против Советской власти" - выделенные слова вписаны сталинской рукой1097.
  
   Всем содержанием "труда" люди готовились, воспитывались на том, чтобы смотреть на окружающий мир глазами Сталина, видевшего едва ли не в каждом третьем гражданине Отечества "сомнительного субъекта", "двурушника", "притаившегося врага". Замечу вместе с тем, что "Краткий курс" был достаточно популярен в стране не только потому, что пропагандистский аппарат в духе указаний Сталина сделал его "главной книгой" общества на многие годы, но и потому, что ее предельно примитивное, схематическое изложение было доступно многим людям, все больше привыкавшим к тому, что за них думают, и довольствовавшимся этой убогой духовной пищей.
  
   Догматические мумии оказались весьма простыми и понятными (за исключением второго параграфа четвертой главы). Не нужно было рыться в первоисточниках, литературе, а главное - не нужно напряженно размышлять: все разложено по политическим нишам, все действующие лица окрашены в соответствующие цвета (а их, этих цветов, здесь лишь два), везде даны ясные однозначные оценки. По предложению Сталина авторы позаботились, чтобы каждая глава завершалась "Краткими выводами", написанными в стиле политических инструкций. Остается лишь заучить "разжеванные положения". Такая книга стала основным орудием активного насаждения догматического мышления в партии и стране. Так, мумии-антиистины перекочевывали из книги в общественное и индивидуальное сознание. Отныне вся система политического образования и партийного просвещения на долгие годы была основана на "Кратком курсе", доносившем до сознания миллионов людей грубо деформированные фрагменты ленинизма. Едва ли стоит удивляться, что и сегодня так много приверженцев "вождя"! "Краткий курс" сыграл здесь не последнюю роль.
  
   По сути, кроме узкого круга людей - ученых, интеллигентов, - поколения 30-х и 40-х годов не знали марксистской теории. Зато "Краткий курс", чьим авторов скоро стал считаться сам "вождь", был буквально "нафарширован" сталинскими цитатами. Например, последние три главы "Курса", объемом немногим более семидесяти страниц, содержат более шести десятков (!) упоминаний, цитат, выводов Сталина. Сам автор "Краткого курса" сделал себя и главным его "героем". Выступая 1 октября 1938 года перед пропагандистами Москвы и Ленинграда в связи с выходом "труда", Сталин проводил свою магистральную мысль: без учеников Ленина (конечно, "вождь" имел в виду лишь себя), которые били в "одну точку", он не уверен, была бы ли Советская власть. Рекомендовал изучать "Краткий курс" вместе с "книгой товарища Сталина "Об основах ленинизма", которая дает все основное". "Краткий курс" Сталин назвал "манифестом - песнью песней марксизма". Учитывая состав совещания, не преминул предупредить, что мы "часть интеллигенции не воспитывали; ее завлекли в свои сети иностранные разведки. Это добыча иностранных разведок"1098. Наставляя пропагандистов, как использовать "манифест", Сталин одновременно предостерегал от вольнодумства, которое может кончиться лишь "сетями иностранных разведок". Отныне "Краткий курс" стал сталинским цитатником, по которому проверялась ортодоксальность и политическая надежность каждого.
  
   Подобная идеологическая пища, догматическая и антиисторическая по своему содержанию, вела к духовному обнищанию, теоретическому упрощению и примитивизму. Сталин удобрил почву для взращивания обширной прослойки элементарно мыслящих людей, из которых непрерывно рекрутировались карьеристы, доносчики, ревностные службисты, бездумные исполнители. Именно эта прослойка пополняла бюрократический аппарат, карательные органы, ряды функционеров разных уровней. Маленков, как свидетельствует его архивный фонд, пропустил "через себя" многие тысячи людей, назначавшихся на партийную работу (выбирали на пленумах автоматически), в органы внутренних дел, аппарат министерств. Критерием идейной, теоретической зрелости служили отсутствие "компроматов" со стороны органов и работа над сталинской "настольной книгой". Некоторых людей вызывали в Москву для беседы. Сам Маленков, с одутловатыми щеками, важный, развалившись в кресле, или чиновник по его указанию среди задаваемых вопросов обязательно подбрасывали и один-два из "Краткого курса" или других сталинских работ:
  
   - Какой уклон является главным, наиболее опасным? (Тут был подвох; не всем удавалось вспомнить, что Сталин учил: главный уклон тот, с которым перестали бороться.)
  
   - Когда и где товарищ Сталин сказал: "Кадры решают все"?
  
   И другие подобные "премудрости".
  
   Идейного заряда "Краткого курса" хватило более чем на десятилетие. До войны сталинский цитатник господствовал в общественном сознании не только потому, что этого добивались пропагандисты, но и потому, что миллионы людей, повторю еще раз, как бы увидели в одной книге предельно сжатое и доступное изложение целой эпохи. Большинство не понимало, что портрет времени, набросанный в "Кратком курсе", был до предела искажен. Насаждение догматического мышления в стране осуществлялось всей системой политического воспитания. Наиболее заметными проводниками сталинской линии в этом вопросе были А.А. Жданов, после его смерти М.А. Суслов.
  
   Жданова Сталин заметил давно. Конечно, многое о нем "вождь" узнал позже, когда молодой секретарь Нижегородского губкома партии в 1925 году вошел в состав ЦК (кандидатом в члены). В 1929 году Сталин пригласил секретаря Нижегородского крайкома партии к себе в Кремль на беседу. Тридцатитрехлетний крепыш произвел на генсека хорошее впечатление. Расспросил о положении в городе, о настроении людей, о том, как в городе отнеслись к высылке Троцкого, исключению из партии и ссылке большой группы его сторонников. Попутно поинтересовался, кто из родных Жданова живет сейчас в его родном городе Мариуполе, поддерживает ли он связь с Шадринском, где началась его партийная карьера в годы гражданской войны. Жданов, удивившись про себя осведомленности генсека, коротко и толково обо всем доложил, с оптимизмом оценил перспективы начала колхозного движения в крае, заявил о стремлении большевиков краевой организации досрочно выполнить пятилетний план. Попрощались. Сталин что-то пометил в своей загадочной тетради. Умные глаза, интеллигентен, ничего не попросил, как бывает в таких случаях (машин, людей, дополнительные ассигнования). Оценка молодым секретарем перспектив колхозного движения и необходимости ударного развития промышленности удивительно совпали с тем, что думал об этом сам Сталин.
  
   А Жданов, вернувшись в Нижний Новгород, поинтересовался, где должна состояться ближайшая по срокам партийная конференция. Оказалось - в Сормовском районе. Поехал и выступил там с докладом, уделив главное внимание тем выводам и указаниям, которые получил во время беседы от Сталина. Особо обратил внимание партийцев, что еще не все сторонники Троцкого разоружились, призвал к бдительности1099. В следующем году, на XVI съезде партии Жданов избирается уже членом ЦК. Затем карьера его стала еще более стремительной. В 1934 году Жданов после убийства Кирова возглавил Ленинградскую партийную организацию и одновременно стал секретарем ЦК ВКП(б). С февраля 1935 года - кандидат в члены, а с 1939 года - член Политбюро. Был близок лично к Сталину (его семья даже породнилась с "вождем", когда сын Жданова Юрий после смерти отца женился на Светлане Аллилуевой. Но брак был непрочным). Сталин был доволен Ждановым и как членом Военного совета Ленинградского фронта. В 1944 году по инициативе Верховного Жданову присваивают звание генерал-полковника. В то время лишь единицы среди политработников удостаивались этого высокого звания.
  
   В конце войны Сталин испытал Жданова, если так можно сказать, на военно-дипломатическом поприще, когда тот вел дела с финнами, после того как в 1944 году с ними было заключено перемирие. В архиве Жданова сохранился ряд телеграмм Сталину. Вот одна из них:
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   Товарищу Молотову В.М.
  
   Сверхмолния
  
   Сегодня, 18 января 1945 года был у Маннергейма. Встреча проходила один на один и продолжалась около 2-х часов. Маннергейм сказал, что после многих лет вражды наступило время произвести коренной поворот в отношениях между нашими государствами. Военные оборонительные линии против СССР, я убедился, бесполезны, если нет хороших отношений. В 39 году Маннергейм, как он заявил, не хотел войны, как и войны 41 - 44 годов, в благоприятном исходе которой сомневался еще до ее начала. Выразил согласие на сотрудничество по береговой обороне, а на суше будет защищать страну один. Спросил, есть ли типовые договора? Я сказал, как будто есть, например с Чехословакией. Прошу указаний.
  
   А. Жданов".
  
   Ответил члену Политбюро не Сталин, а Молотов. Ответил жестко: "Вы забежали вперед. Заключение пакта с Маннергеймом подобного тому, как мы заключили с Чехословакией, - это музыка будущего. Надо вначале восстановить дипломатические отношения. Не пугайте Маннергейма радикальными предложениями. Выясните лишь его позицию. Молотов".
  
   Через день Жданов снова докладывает Сталину: "Вновь был у Маннергейма. Я сказал, что заключение пакта подобного чехословацкому - "музыка будущего", после восстановления дипломатических отношений. Маннергейм ответил, что он понимает: Финляндия как страна находится под надзором и пока не может иметь другой тип отношений с СССР. Было видно, как он разочарован". Далее следовали конкретные вопросы по линии Союзной контрольной комиссии1100. Сталин утвердил предложения советской стороны, подумав, возможно, что после войны можно будет использовать Жданова при решении и международных вопросов. К слову говоря, именно Жданов по поручению Сталина занимался делами Коминформбюро.
  
   Зачем я делаю такие большие отступления? Чтобы показать: Сталин все время проверял людей, на которых делал ставку. Иногда - проверял долго, порой всю жизнь. Но не прощал ни одного крупного промаха. Жданов всегда оправдывал доверие Сталина, хотя, как знать, если бы не его скоропостижная смерть в возрасте 52 лет в августе 1948 года, не захватил бы и его ленинградский смерч? Его сын, Юрий Андреевич Жданов, считает, что Сталин в конце жизни отца так же к нему остыл, как вначале к Вознесенскому, Кузнецову, а несколько позже и к Молотову. Но что касается охлаждения Сталина к Жданову, то это предположения, основанные лишь на ряде косвенных доказательств Ю.А. Жданова.
  
   Работая с 1944 года непосредственно в ЦК ВКП(б), Жданов показал себя жестким, безжалостным куратором идеологии и культуры. Догматизм насаждался не просто путем обожествления "теоретического гения вождя", он утверждался в сознании целой системой запретов: что можно и что нельзя показывать кинематографу, театру, сочинять писателям, музыкантам, писать философам и историкам... На каждом шагу были бесчисленные табу. Жданов их умело расставлял, чем оправдывал доверие Сталина. Духовная жизнь после войны также быстро закоченела, не успев оттаять после 1937 - 1938 годов. В ней появились свои многочисленные мумии догматизма.
  
   В сборнике исторических рассказов и воспоминаний, изданном в 1979 году в Париже, приводятся впечатления очевидца, присутствовавшего в августе 1946 года в Смольном на докладе Жданова о журналах "Звезда" и "Ленинград". Приведу фрагмент воспоминаний, подписанных инициалами Д.Д.
  
   "Докладчик вошел с правой стороны, за спиной публики, сопровождаемый большой группой людей. В руке у него была папка. При электрическом освещении волосы ярко блестели. У него был вид человека, хорошо поспавшего и принявшего ванну. Все встали. Раздались аплодисменты. Докладчик подошел к трибуне. Было пять вечера. Как обычно, был предложен президиум из видных деятелей литературы. Даже чуть-чуть посмеялись, потому что писатели забыли предложить в президиум собственного секретаря Прокофьева. Докладчик улыбнулся и вполголоса пошутил. В зале быстро установилась тишина. Докладчик минуту помолчал и стал говорить. Через несколько минут установилась невероятная тишина. Зал онемел и окаменел. Его все более замораживало, и за три часа он превратился в твердую белую глыбу. Доклад ошеломил. Люди расходились молча"1101. Таким был Жданов, один из высших интеллектуальных надсмотрщиков Сталина, хранитель его идеологических мумий.
  
   Суслова многие в партии, кто знал его действительную роль, называли "серым кардиналом". Он и Маленков были одними из основных жрецов аппаратной работы. Сталин в полной мере оценил его (как и Шверника) после своего 70-летнего юбилея. Все было организовано, по мнению "вождя", превосходно. Идеологическая сторона юбилея была в основном за Сусловым. Думаю, лучше всего могли бы характеризовать Суслова его собственные высказывания, допустим, о Сталине и Хрущеве. Высказывания до их смерти или смещения и после. Я не собираюсь приводить эти диаметрально противоположные, как будто принадлежащие совершенно разным людям суждения. Словом, Суслов никогда не отличался принципиальностью в том, что касалось "вождей". Молился лишь тому, кто был у руля, и безжалостно топтал ушедшего.
  
   Худой, болезненного вида человек, ходивший всегда в поношенном костюме, он тем не менее более других ценил жизненные блага. У Суслова было ярко выраженное "шлагбаумное" мышление: не пускать, не разрешать, не позволять, не потакать. Его побаивались не только люди среднего уровня, но и находившиеся рядом с ним. Тридцать пять лет, начиная с 1947 года, он в качестве секретаря Центрального Комитета заправлял идеологией. Этот человек сделал очень многое для цементирования догматизма в отечественном обществоведении не только при Сталине, но и после него. Главный идеолог партии, однако, не смог за десятилетия своей работы в ЦК выдвинуть хоть сколько-нибудь запоминающуюся, свежую идею или концепцию. Этот человек всю жизнь был хранителем догм сталинизма, а затем, формально отринув Сталина, не переставал всемерно способствовать консервации его старых мифов. Именно Суслов до самой смерти Сталина был одним из самых рьяных пропагандистов сталинских работ, "Краткого курса", который незаметно, несмотря на все усилия, терял свою "идеологическую силу".
  
   После войны постепенно стало ясно, что этот "шедевр" исчерпал возможности для идеологического воздействия на людей. Началась не просто стагнация, а полное омертвление обществоведения. Сталин сделал новые "инъекции" с помощью своих брошюр "Марксизм и вопросы языкознания" и "Экономические проблемы социализма в СССР". Реагируя на многочисленные письма, вызванные, в частности, первой работой, некоторые из ответов Сталин по своему обыкновению предал гласности. В "Ответах товарищам" Сталин подчеркивал, что "марксизм не признает неизменных выводов и формул, обязательных для всех эпох и периодов. Марксизм является врагом всякого догматизма"1102. Хотя именно марксизм полон догм. Но в данном случае Сталин, естественно, отождествлял свое "учение" с марксизмом. Новые работы Сталина, которые, кстати, писали ему крупные ученые, а он лишь придавал им типично сталинский вид, так же глубоко и безнадежно догматичны, как практически и все написанное им ранее.
  
   Справедливости ради скажу: после Ленина Сталин был одним из тех немногих руководителей, который нередко сам работал над своими статьями, речами, книгами (за исключением последних). Сейчас я не касаюсь их содержания. Правда, есть подозрения, что в ряде случаев он заимствовал идеи, положения для "Основ ленинизма", "К вопросам ленинизма" у других лиц. Но, повторю, свои работы Сталин, как правило, писал сам. В дальнейшем эта традиция была утрачена: в какой-то мере Хрущев, но особенно Брежнев, Черненко да и другие лишь "озвучивали" написанное другими. В Соединенных Штатах, например, известны фамилии спичрайтеров, готовящих речи президентам. В этом, видимо, нет ничего предосудительного. Но когда люди начинают издавать многочисленные тома своих сочинений, едва ли даже прочитав их?! Думаю, Брежнев, например, не только ничего не писал сам, но и никогда не читал своих трудов, заключенных в обложки величественных фолиантов. Он не понимал, что "его" многочисленные тома письменные памятники его тщеславию и посредственности.
  
   Попытка Сталина оживить в конце своей жизни закостеневшее обществоведение оказалась запоздалой. Судьба отвела ему для этого слишком мало времени. Что касается работы "Марксизм и вопросы языкознания", то вокруг нее пропагандистская машина еще успела организовать подобающий шум, появились многочисленные публикации, брошюры, циклы лекций, привлекающие внимание к неослабевающей "гениальности" Сталина. Пропагандистам, правда, было трудно вразумительно отвечать на вопрос, почему стареющий "вождь" на склоне лет занялся языкознанием, относительно узкой областью науки. Только специалисты, конечно, могли заметить, что "вождь" явно промахнулся, критикуя довольно одиозные взгляды академика Н.Я. Марра, которые и в среде языковедов не пользовались популярностью. К тому же очень многие знали, что брошюра в значительной степени написана академиком В. В. Виноградовым. Попытки Сталина попутно рассмотреть некоторые методологические вопросы (базис, надстройка, классовость, язык, мышление и др.) выглядят часто не просто примитивно, но и наивно. Вторжение Сталина в весьма специальную область науки не привело, как он ожидал, к заметному оживлению общественных наук, не дало желаемого импульса росту его славы "теоретика".
  
   Более тщательно Сталин готовился к публикации своей экономической работы. И здесь "вождь", как и в предыдущей брошюре, остался верен катехизисному принципу: вопросы и ответы. Вопросы об экономических законах, товарном производстве, законе стоимости и многие другие. Формально труд подготовлен как замечания по экономическим вопросам в связи с ноябрьской дискуссией 1951 года и оценкой проекта учебника политэкономии, который, как я уже упоминал, писал Д.Т. Шепилов с небольшой группой ученых. Сталин был уже стар, и небольшая книжка объемом около 100 страниц, вышедшая в конце 1952 года, за несколько месяцев до его смерти, готовилась другими. Правда, больной "вождь", как всегда, основательно прошелся несколько раз по тексту, высказал устные пожелания авторам. Но многие положения брошюры несут отчетливую личную печать догматического мышления диктатора. Например, говоря о колхозном производстве, он по-прежнему упорно выдавал желаемое за действительность. В этом обнаженно проступала полная некомпетентность и абсолютное незнание Сталиным сельского хозяйства. Судите сами. По его настоянию в книжку включен такой фрагмент: "Государство может распоряжаться лишь продукцией государственных предприятий, тогда как колхозной продукцией, как своей собственностью, распоряжаются лишь колхозы. Но колхозы не хотят отчуждать своих продуктов иначе, как в виде товаров, в обмен на которые они хотят получить нужные им товары"1103. Разве Сталин не знал, что колхозы по-прежнему ничем не распоряжаются, что положение этого подневольного сословия, в которое превратила крестьян сталинская аграрная политика, дошло до черты, за которой была лишь полная безысходность?
  
   Как правило, в старом, традиционном ключе рассмотрены и многие другие вопросы политической экономии, исторического материализма. Вновь видна попытка реанимации давно высохших мумий, сопровождаемая лишь новыми ошибками или повторением давно сказанного. Правда, похоже, что настоящие авторы (вольно или невольно) сыграли со Сталиным злую шутку. Сформулированный ими "основной экономический закон социализма" почти дословно повторяет то, что более полутора десятилетий назад сказал Карл Каутский, которого Сталин презирал как реформиста... Каутский, как и Сталин, определял закон не через прибыль, а через максимальное удовлетворение постоянно растущих материальных и культурных потребностей общества.
  
   Я уже отмечал, что Сталин был исключительно плохим пророком. Большинство его предсказаний оказались неудачными. Его последняя работа вновь подтвердила эту оценку. Раскрывая вопрос о неизбежности войн между капиталистическими странами, Сталин, по существу, повторил тезисы, которые были актуальны и верны лишь в 30-е годы. Состарившийся "вождь" застыл в своем понимании мира на уровне тех лет. Он категорически заявил, что "неизбежность войн между капиталистическими странами остается в силе", высказав попутно еще более сомнительный и ошибочный тезис о том, что вероятность войны между капиталистическими странами ныне сильнее, нежели "между лагерем капитализма и лагерем социализма".
  
   Сталин, размышляя "по-коминтерновски", явно не понял роль движения сторонников за сохранение мира: возможно, "при известном стечении обстоятельств борьба за мир разовьется кое-где в борьбу за социализм, но это будет уже не современное движение за мир, а движение за свержение капитализма". По существу, Сталин не почувствовал зарождения нового подхода к мировым делам. Возможно, ему (но ведь он "гений"!) было трудно говорить о том, что атомное оружие, которым обладал теперь и Советский Союз, скоро "перерастет" цели, во имя которых оно создавалось. Сталин не смог в дымке грядущего увидеть рубеж, предел, за которым война перестает быть разумным, рациональным средством политики. Наверное, я слишком многого требую от Сталина... Но, повторюсь, ведь все его считали гением! А он вновь вытащил на свет мумии антиистин, которые могли как-то помочь ответить на вопросы еще полтора десятилетия назад, например о том, что закон неизбежности войн остается в силе. Вывод, который он предлагал, мог сделать ветры "холодной войны" еще более ледяными: "Чтобы устранить неизбежность войн, нужно уничтожить империализм". Сталин остался верен себе: чтобы созидать, надо уничтожать.
  
   Догматизм, склонный рассматривать мир и человеческое познание в статике, неизменности, а теоретические положения в вековой застылости, принес нашему обществу множество бед. В теории, социальной жизни, истории господствовал волюнтаризм. Нет, пожалуй, ни одной науки, формы общественного сознания, которые бы не подверглись догматическим деформациям.
  
   История - особая область, в которой Сталин стремился насаждать стереотипы своего видения прошлого. Что касается истории партии, то это - "два вождя", а затем - он, преемник, "Ленин сегодня". В партийной истории особое место отводилось раскрытию роли Сталина в деле разгрома многочисленных "фракций" и "оппозиций", в индустриализации и коллективизации, построении социализма, победе над фашизмом. Постепенно в партийной истории, как об этом свидетельствуют "Краткий курс", "Краткая биография", другие апологетические работы, никому рядом с "вождем" места не осталось. Даже Ленин, с помощью "личных" историков, был отодвинут в сторону. История партии стала историей свершений одного Сталина. Фальсификации, умолчания, искажение истины стали рассматриваться как вполне допустимые во имя "высших интересов".
  
   Серьезному пересмотру подверглась и история СССР. Характер догматических штампов, насаждавшихся в этой области обществоведения, в известной мере показывает записка Жданова (август 1944 г.) с его замечаниями и проектом постановления ЦК ВКП(б) "О недостатках и ошибках в научной работе в области истории СССР". В своих замечаниях Жданов подвергает резкой критике профессоров Б. Сыромятникова, А. Яковлева, Е. Тарле за то, что они нашли нечто положительное в политике ряда русских царей. Автор записки считал, что не следует давать в исторических учебниках портреты Чингисхана, Батыя, Тимура, Лжедмитрия. Полагал, что присуждение Сталинской премии А. Яковлеву за труд "Холопство и холопы в Московском государстве XVII века" было ошибкой. Но, когда очередь дошла до характеристики царей, к которым, как знал, Жданов, благоволил Сталин, в частности Ивана Грозного, тон записки изменился: "Иван Грозный для своего времени был несомненно передовым и образованным человеком и с помощью дворян смог укрепить свою абсолютную власть. Его многочисленные пытки и казни, как и вся деятельность Грозного, была прогрессивной (как "проницателен" автор записки. - Прим. Д.В.), способствовала убыстрению исторического процесса и превращению России в мощную централизованную державу"1104. Такие постулаты Сталину были нужны, это было в его духе.
  
   Опираясь на догматические представления, Сталин произвольно "нарезал" этапы, рубежи движения и развития. Думаю, что, поживи Сталин еще пятилетку-другую (хотя об этом страшно и подумать!), он бы, пожалуй, объявил о построении коммунистического общества как о свершившемся факте, точно так же, как провозгласил полное построение социализма. Его представление о том, что, создав социалистический базис общества, нужно лишь "доделать" надстройку, рождало у людей ощущение, что страна, где еще множество труднейших проблем, где идут кровавые чистки, где все равны в бедности, где все зацентрализовано, - это и есть тот идеал, к которому стремились большевики. Такими утверждениями невольно формировались извращенные взгляды о социализме. Сталин возвел в закон опережение спроса населения по сравнению с производством, дав понять тем самым, что постоянные дефицит и нехватки самого элементарного - закономерность социализма. Догматические взгляды в области права были связаны с упрощенным пониманием существа законности. По Сталину - это лишь неотвратимость кары, подавления, наказания за любые нарушения советских законов. Вопросы правовой культуры, единство прав и обязанностей граждан, подотчетность руководителей представительным органам власти признавались неактуальными.
  
   В целом общественные науки вынуждены были просто прозябать. Примитивное комментаторство не только убило душу науки, но и резко ограничило "ареал" ее влияния. С конца 30-х годов, повторюсь еще раз, можно было лишь комментировать сказанное самим Сталиным. У всех ученых - от начинающих обществоведов до академиков - темы "исследований" были сходными: роль И.В. Сталина в развитии экономической науки; значение труда И.В. Сталина "Экономические проблемы социализма в СССР" для развития философской науки; И.В. Сталин о теории государства и права; решающий вклад И.В. Сталина в развитие военной науки и т.д. Мне удалось обнаружить в библиотеках (но это, видимо, не все) около 550 (!) книг и брошюр на аналогичные темы, написанных с 1945 по 1953 год. Научная мысль оказалась в тисках примитивного догматизма. Можно только предполагать, сколько зачахло, засохло, погибло настоящих талантов, не имевших возможности во весь голос заявить о себе новыми концепциями, идеями, книгами, открытиями! Мумии догматизма были свинцовыми и придавили слишком многих. Мы еще не знаем всего ущерба, который причинен сталинизмом интеллектуальному потенциалу общества.
  
   Большой вред сталинский догматизм нанес естественным и техническим наукам. Задержано на много лет развитие генетики и предана остракизму кибернетика. Дело в том, что при оценке новых сфер и новых идей научного знания в естественных и технических науках к ним подходили с вульгарно-политических позиций, а то и просто явно невежественных. Поиск "космополитов" еще больше обрекал науку на изоляцию, догматическое омертвление. Статьи типа "Космополитизм на службе империалистической реакции" (Известия. 1950. 18 апреля) отбивали какую-либо охоту поддерживать научные контакты с зарубежными исследовательскими центрами. Упоминание в научном иностранном журнале фамилии советского ученого или приглашение его на международный конгресс было делом небезопасным.
  
   Попытки механического перенесения сталинских формул "диалектики" на вопросы развития биологии, как это прекрасно показал, например, В.Д. Дудинцев в своих "Белых одеждах", были равносильны самоубийству науки. Но, если точнее, это было не самоубийство, а покушение на убийство. Если бы так продолжалось еще пять или более лет, наука, большая наука, рисковала откатиться очень далеко.
  
   В тех условиях, уловив прагматическое требование Сталина ("в науке нужен немедленный практический результат"), быстро выплыли на поверхность люди типа Т.Д. Лысенко. В печати тогда появлялись разгромные статьи, бичующие "раболепствующих" советских морганистов. Например, в статье доктора биологических наук И. Глущенко "Реакционная сущность вейсманизма" поносились советские ученые-генетики Дубинин, Филипченко, Кольцов, Серебровский и превозносился академик Лысенко, показавший "убогую практическую деятельность" отечественных морганистов в своем докладе "О положении в биологической науке". Для Сталина естественные и технические науки оставались, по существу, областью алхимии, чего-то загадочно-таинственного, связанного с постижением нового. Ему казалось, что в науке главное - организация. Он часто скептически смотрел на те или иные сообщения о научных достижениях и открытиях, если они были ему непонятны. "Вождь" верил, что научное творчество возможно и в ГУЛАГе. Те же, кто казался Сталину опасным и был не способен перейти на догматические рельсы сталинизма, безжалостно уничтожались или ссылались в бесчисленные лагеря. Это сотни талантливых людей, и среди них - А.К. Гастев, Н.И. Вавилов, Н.А. Невский, Н.П. Горбунов, И.А. Теодорович, О.А. Ерманский, А.И. Муралов, Н.К. Кольцов, Н.М. Тулайков, Г.А. Надсон, А.Н. Туполев, В.М. Мясищев, В.М. Петляков, С.П. Королев, И.Т. Клейменов и многие другие.
  
   Ученые, которым сохранили жизнь, работали в особых учреждениях, лагерных лабораториях, находившихся под наблюдением 4-го спецотдела МВД СССР. Здесь Сталин подходил к науке с сугубо прагматических позиций; его уже мало интересовало мировоззрение и политические взгляды осужденных. Важно, чтобы был быстрый результат. А когда он достигался, Сталин иногда даже проявлял "милосердие" - сокращал сроки отсидки, а порой даже освобождал из-под стражи. Ведомство Берии систематически докладывало Сталину о результатах работы ученых в неволе. Вот несколько таких сообщений:
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   Группа заключенных специалистов 4-го спецотдела МВД под руководством заключенного специалиста профессора Стаховича К.И. и профессора Винблат А.Ю., инженера Тэйфель Г.К. продолжительное время работает над созданием отечественного турбовинтового двигателя. Основываясь на результатах своих теоретических исследований, группа выдвигает предложение по созданию двигателя "ТРД-7Б". Прошу рассмотреть проект решения Совета Министров.
  
   18 мая 1946 года.
  
   С. Круглов"1105.
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   Заключенным специалистом А.С. Абрамсоном (осужден на 10 лет) в 1947 году предложена новая, оригинальная система экономичного карбюратора для автомобильных двигателей. Испытания на ЗИС-150 дали экономию горючего 10,9%... Предлагается сократить срок наказания на 2 года А.С. Абрамсону и инженеру-механику М.Г. Арджеванидзе и инженеру-конструктору Г.Н. Цветкову.
  
   Прошу Вашего решения.
  
   8 февраля 1951 года.
  
   С. Круглов"1106.
  
   Сталин согласился. Но понимал ли он, что инженерно-техническая мысль в этих и во множестве других случаев не опиралась на его "лучезарные" идеи, что методологией подхода ученых, инженеров служили просто глубокие знания, подлинное творчество, изобретательство, не замутненное идеологической дребеденью сталинизма?
  
   Догматическое отношение к марксизму-ленинизму не могло не затронуть и процесс изучения ленинских работ. Оказывается, Ленина уже нельзя понять без того, чтобы то или иное его положение не комментировалось с помощью сталинских цитат. В вузах прежде всего проверялось, как студент конспектирует сталинские труды. Помню, в бытность курсантом Орловского танкового училища после семинара меня задержал преподаватель. Это был уже немолодой подполковник. Курсанты его любили, если так можно сказать, за "добродушие". Когда мы остались одни, этот подполковник (прошло много лет, и я, к сожалению, не помню его фамилию), подавая проверенный им мой конспект первоисточников, негромко, по-отечески, сказал:
  
   - Хороший конспект. Сразу видно, не списываешь, а думаешь вначале. Но мой совет: сталинские работы конспектируй полнее. Понимаешь - полнее! И еще. Перед фамилией Иосифа Виссарионовича не пиши сокращений типа "тов.", пиши полностью - "товарищ". Ты меня понял? - внимательно посмотрел преподаватель.
  
   - Так точно, товарищ подполковник, понял!
  
   Вечером мой сосед по казарме поделился со мной, что с ним и еще с некоторыми курсантами преподаватель истории КПСС провел такие же беседы. Ожидалась комиссия, и, по слухам, в соседнем училище на эту "политическую незрелость", что была в моем конспекте, "обратили пристальное внимание".
  
   Можно и сейчас еще спросить пожилых людей, чья молодость прошла в те годы, как изучались сталинские работы. Многие помнят сталинские труды "К вопросам ленинизма", "Об основах ленинизма" с их подзаголовками: "Метод", "Теория", "Диктатура пролетариата", "Крестьянский вопрос", "Национальный вопрос", "Стратегия и тактика", "Партия"... Когда-то многие даже умилялись простоте, "ясности" этих примитивных догм. Учили их везде: в техникуме, училище, институте, на производстве, в партии, профсоюзах, комсомоле. Дело даже не в том, что все эти откровения до предела упрощены. Каждый пишет как может. Главное в том, что эти мумии догматизма, засушенные и извращенные истины Сталин законсервировал на десятилетия, превратил их в азбуку марксизма. Хотя уже и тогда (вот ирония судьбы!) Сталин, считая себя диалектиком, предавал анафеме "догмы" оппортунистов II Интернационала. Так и нумеровал их: "догма первая", "догма вторая", "догма третья"...
  
   Чем больше твердили сталинские догмы, тем послушнее становились люди. Мумии сталинских догм - одно из средств превращения людей в тот тип человека, которых китайцы называли хунвейбинами. Люди постепенно привыкали к односторонней дедукции: из одной формулы выводится другая, если нужно - то и третья. Часто люди искали объяснения тем или иным процессам не в жизни, а в формулах, дефинициях, извлечениях из сталинских работ. Догматизм мышления всячески насаждался бюрократией, которая стала таким же неотъемлемым элементом сталинизма.
  
   Тотальная бюрократия___________________________________
  
   Прежде чем перейти к анализу еще одного реликта сталинизма - бюрократии, хотел бы предложить читателю небольшой фрагмент из книги Николая Бердяева "Судьба России". Выдающийся русский философ заканчивал эту книгу, когда уже свершилась Октябрьская социалистическая революция, когда в воздухе чувствовалось опьянение свободой одних и страх перед "антихристом" других. Бердяев размышлял о демократии и пришел во многом к парадоксальным выводам. Позвольте привести пространную цитату: "Народовластие так же может лишить личность ее неотъемлемых прав, как и единовластие. Такова буржуазная демократия с ее формальным абсолютизмом принципа народовластия. Но и социальная демократия Маркса так же мало освобождает личность и так же не считается с ее автономным бытием. На одном съезде социал-демократов было высказано мнение, что пролетариат может лишить личность ее, казалось бы, неотъемлемых прав, например права свободы мысли, если это будет в существенных интересах пролетариата. В этом случае пролетариат мыслим как некий абсолют, которому все должно быть принесено в жертву. Повсюду встречаем мы наследие абсолютизма, государственного и общественного, он жив не только тогда, когда царствует один, но и тогда, когда царствует большинство"1107. Бердяев видел опасность и в тирании большинства, а не только единовластия. Думаю, что в этих рассуждениях есть рациональное зерно: применительно к социализму эта опасность становится реальной, когда большинство помогает лидеру создавать внутри государства некую прослойку "исполнителей воли большинства", когда создается коллективный бюрократизм.
  
   Ни одно государство не может обходиться без аппарата. Бюрократия же появляется там, где аппарат не связан, не зависит прямо от результатов экономического функционирования системы и где отсутствуют демократические методы формирования и контроля над ним. Вначале казалось, что "исполнители воли большинства" не будут представлять большой угрозы. Вскоре после Октября Ленин, рассуждая о создании нового аппарата, говорил, что он "в интересах народа должен быть лишен всякого бюрократизма..."1108. Но уже первые годы Советской власти показали, что бюрократия таит в себе значительно более серьезную опасность, чем это виделось в теории. Мы знаем, что в критические минуты Ленин мог быть очень жестким по отношению к бюрократии, в которой он увидел грядущую угрозу новому строю. В январе 1919 года он, например, так выразил свое отношение к бюрократии: "За... бюрократическое отношение к делу, за неумение помочь голодающим рабочим репрессия будет суровая, вплоть до расстрела"1109. Но, увы, расстрелами бюрократию не устранить.
  
   Борьба за укрепление Советской власти, особенно в условиях военного коммунизма, привела к быстрому росту аппарата. Военный коммунизм предполагал тотальный контроль за производством, распределением, исполнением. А этим занималось много людей, очень много... Рождались новые элементы государственной структуры, новые звенья, часто промежуточные, координирующие, связующие и т.д. Еще при Ленине аппарат стал угрожающе расти, тратя уже значительную часть народной энергии, средств, возможностей на обеспечение собственного функционирования. Сталин если и был в чем-то специалистом в те годы, так это в области аппаратной работы. Нарком двух комиссариатов, многолетний член ЦК, различных советов, комиссий и комитетов, он раньше других прочувствовал сильные и слабые стороны административного и партийного аппарата, его возможности.
  
   Уже став генсеком, Сталин поручил аппарату разработать классификацию должностей в наркоматах, которые со временем стали пресловутой бюрократической номенклатурой. По его указанию, например, управляющий делами Наркомата национальностей Брезановский в феврале 1923 года подготовил документ "Разбивка должностей в структуре аппарата НКН в постепенной градации". Все должности поделены на четыре группы (руководители национальных проблем, руководители административно-хозяйственных служб, руководители политико-научно-просветительной работы, руководители литературно-научных издательств). В градации указана квалификация: партийный работник наивысшей и высшей квалификации, средней, низкой; указано, какие должности (а их оказалось всего две-три) могут занимать беспартийные. После одобрения Сталиным градация четко разделила разросшийся аппарат на несколько уровней (подобно царским чиновникам многих классов), отсекая и без того слабые связи наркомата с реальными проблемами наций и народностей1110. По сути, с самого начала своей деятельности в должности генсека Сталин приступил к формированию огромной, всеохватывающей армии чиновников.
  
   К великому сожалению, и в этот момент партия оказалась не на высоте. Она сама стала жертвой и послушным инструментом тотальной бюрократии. Утрата партией элементарных демократических начал ускорила бюрократизацию общества. Она не смогла противостоять цезаристским наклонностям будущего "вождя". Постепенно она превратилась в орудие единодержца. Об этом тяжело писать, но это так. В настоящих условиях партия, исповедующая коммунистические идеалы, обречена быть только сектантской организацией, лишенной будущего.
  
   Сталин сконцентрировал в своих руках особую власть, стал большим мастером аппарата. Это не без его участия скоро отдалились и со временем стали классическими в советской бюрократии бесчисленные отчеты, доклады с мест, опускание директив и указаний, создание кадровой номенклатуры и концентрация назначений в Центре, усиление засекреченности самых различных сфер деятельности, дошедшей со временем до абсурда, попытки решать возникающие проблемы с помощью все новых и новых ведомств, формирование нескольких уровней и слоев контрольных механизмов, расширение функций подавления соответствующих органов пролетарской диктатуры и т.д. Сталин раньше других стал "профессором бюрократии". Даже в обыденном понимании он быстро усвоил обычную уловку бюрократов - их недоступность. Хотя еще в 1922 году Пленум ЦК определил дни и часы, когда генсек должен принимать просителей, Сталин быстро забросил это малоинтересное для него занятие. Вот пример. Енукидзе получил письмо от Малиновской (инициалов в документе нет), одной из сотрудниц центрального аппарата, уволенной со службы. Она пишет:
  
   "Авель Сафронович!
  
   ...Я, снятый со службы человек... у всех под подозрением. Кто меня знает, в отъезде: Серебряков, Семашко, Рыков. К тов. Сталину нельзя проникнуть (выделено мной. - Прим. Д.В.). Помогите мне, Авель Сафронович, выйти из этого невыносимого положения, я не подведу Вас...
  
   Малиновская.
  
   Мой телефон 2-66-93.
  
   19.XII-24 год"1111.
  
   Это, конечно, лишь одна грань бюрократии, далеко не главная, но закрытость, недоступность, божественная удаленность Сталина от людей обозначались еще в те далекие годы. Можно даже сказать, что он, тот, каким мы его знаем сегодня, в огромной степени есть порождение бюрократии, ее зловещий плод. Бюрократии был нужен вождь типа Сталина, а ему - железная бюрократическая машина.
  
   Когда Ленин уже был болен, он в ряде своих распоряжений, но особенно в последних письмах, пытался начать серьезную борьбу с засильем бюрократии, которая в апогее единовластия Сталина станет тотальной. Он увидел опасность не только в количественном росте бюрократии, по отношению к которой не стеснялся в выражениях ("чиновничья саранча", "бюрократическая крыса"), а прежде всего в подмене аппаратом народовластия. Какие видел Ленин пути блокирования и ограничения ее влияния?
  
   Он многое связывал с социальным составом управленческого аппарата, настаивая на усилении рабочей и крестьянской прослойки. Но сегодня мы знаем, что это не могло ослабить хватку бюрократического монстра. Вся наша нынешняя бюрократия, например, "плоть от плоти своего народа", в ней нет представителей эксплуататорских классов, лиц, как бы сказали раньше, внушающих опасения из-за своего социального происхождения. Ленин возлагал надежды и на чистку партии, чтобы избавиться от тех ее членов, которые "не только не умеют бороться с волокитою и взяткой, но мешают с ними бороться"1112. Можно себе представить, в какой ужас пришел бы Ленин, если бы ему сказали, что через шесть-семь десятилетий в Союзе республик, который он создал, будут явления, подобные рашидовщине, чурбановщине, кунаевщине и многие другие. Чистота "аппаратных рядов" нужна не больше, чем чистота всего общества. При этом главную ставку Ленин делал как будто бы верно: на реальное участие людей труда в управлении государством, на контроль за исполнительной властью, на расширение гласности, на повышение общей культуры всего народа. Не народ должен зависеть от аппарата, а, наоборот, аппарат от народа. Ленин с горечью писал: "Законов написано сколько угодно! Почему же нет успеха в этой борьбе! Потому, что нельзя ее сделать одной пропагандой, а можно завершить, только если сама народная масса помогает"1113. Все это верно. Но, думается, сегодня мы должны признать, что при монополии одной партии это никогда не могло дать должных результатов. Бюрократия - кровное детище коммунистической Системы.
  
   Условно можно сказать, что во второй половине 20-х годов возникли и существовали две альтернативные концепции. Одна - ее олицетворял Бухарин исходила из достаточно умеренных темпов развития (как индустриализации, так и кооперирования), а вторая - ставка на беспрецедентный скачок в промышленности и сельском хозяйстве. В лице Сталина эта альтернатива нашла наиболее полное выражение. Осуществить такой скачок едва ли было возможно, опираясь лишь на экономические методы. Здесь необходимы административно-силовые приемы, которые с неизбежностью рождали, насаждали, упрочивали широкий бюрократический слой. Поскольку решить эти задачи планировалось главным образом за счет крестьянства, насилие было как бы предопределено, как бы запрограммировано. Можно предполагать, что принятие каких-то административных мер, но, разумеется, не репрессий, было на определенном этапе предопределено стратегией большевиков. Сталин руководствовался ленинским положением: "Величайшая ошибка думать, что нэп положил конец террору. Мы еще вернемся к террору и к террору экономическому"1114. Русские якобинцы не могли обходиться без террора.
  
   Сталин, безжалостно сломив сопротивление своих оппонентов, сделал ставку на силовую альтернативу. А она уже автоматически стала быстро создавать бюрократическую систему. Ставка на внеэкономическое принуждение создала "сословие", которое прямо не зависело от количества и качества продукции, но в огромной мере зависело от политических установок. Бюрократия также автоматически поставила на первый план идеологические и политические рычаги воздействия на массы и лишь где-то на втором-третьем плане - экономические. Социализм быстро утратил даже слабые черты демократии. Нужно сказать, что многие лидеры большевиков с самого начала ориентировались на диктатуру без демократии. Троцкий в 1922 году писал, что, "если бы русская революция, при зыбкости социальных отношений внутри, при крутых и всегда опасных переменах извне, связала себя путами буржуазного демократизма, она давно бы уже лежала на большой дороге, с перерезанным горлом". О социалистической демократии он пока и не говорил, считая, что ее можно осуществлять лишь тогда, когда пожар революции перекинется на другие страны. Поэтому, продолжал Троцкий, "когда мы расстреливаем врагов, мы не говорим, что это поют эоловы арфы демократии. Честная революционная политика прежде всего исключает пускание массам пыли в глаза"1115. У большевиков, "замешенных" на идее диктатуры пролетариата (прийти тогда к власти иначе было, видимо, нельзя), существовала популярная установка на силовое разрешение чрезвычайно сложных проблем. Радикализм был визитной карточкой революционности. К великому несчастью для русской революции, история остановила, вопреки интересам будущего, свой выбор на Сталине - идеальной кандидатуре "певца" и "творца" бюрократии и террора.
  
   Ограниченность и слабость борьбы с бюрократизмом в 20-е годы, когда еще было живо ленинское окружение, объяснялись не только узостью этой программы, но и поверхностным пониманием ее сути. Впрочем, в обыденном сознании и до наших дней под бюрократией понимается лишь волокита, казенщина, формализм, бумаготворчество, канцелярщина. А тогда даже многие вожди революции понимали бюрократизм именно так. Троцкий, выступая на III Всесоюзном совещании рабселькоров 28 мая 1926 года, вначале излагал как будто верную мысль: "Бюрократизм у нас есть, и жестокий. Вытекает он из некультурности, вытекает он из неумелости, из целого ряда исторических и политических причин"1116. А затем он свел бюрократизм к достаточно узкому феномену угодничества, приспособленчества, консерватизма традиций и т.д. Все это так, но глубинная суть бюрократизма - подмена народовластия всесилием аппарата, который становится неподконтрольным массам, - не вскрывалась.
  
   Коренная особенность бюрократизма сталинского типа заключается в том, что он становится тотальным. В чем это выражается? По его неписаным законам начинают действовать все государственные, партийные, судебные органы, общественные организации. Бюрократия их как бы синтезирует в нечто общее, вязкое, всепроникающее, цепкое, неуязвимое. Каждый орган, элемент системы, отдельный человек мог делать лишь то, что предписано, разрешено, указано. В этой системе господствует власть "указаний", "директив", "постановлений"; она несет угрозу наказания, осуждения, остракизма; поощряет самоотверженных исполнителей и бдительных чиновников; в конце концов все это принимает вид коллективной бюрократии. Тотальная бюрократия независима от экономической целесообразности. Ее культ - всесильность аппарата. Ведь еще до недавнего времени у нас было так: плохо со снабжением овощей - создается министерство овощепродуктов. В печати появилось несколько критических замечаний о плохой упаковке продуктов, промышленных товаров - создали НИИ тары. Ухудшилось качество промышленной продукции - создали над заводским ОТК целую систему госприемки. Чем больше издается постановлений о сокращении управленческого аппарата, тем он быстрее растет. Но с административной системой бороться административными методами бесполезно. Без применения экономических, социальных и политических методов вылечиться от бюрократии нельзя. Тем более что она исключительно многолика: от бесчисленных званий, степеней, чинов, рангов до загадочной иерархии высших эшелонов, где часто за необъятной коллегиальностью и бесчисленными иерархическими ступенями невозможно найти конкретного "ответчика". Сталин и его окружение отлаживали эту систему долго, тщательно, настойчиво, жестоко.
  
   Нужно сказать, что бюрократическая система, постепенно формируясь, воспитывала в соответствующем духе все общество. Люди стали ее частью. Более того, они привыкали к ней, и в ее "отлаженности" многие по сей день видят "преимущества" социализма. Вопрос этот непрост. Было бы неверным отрицать все, что достигнуто нами в социальной, культурной жизни страны. Всеобщая занятость, гарантированное социальное обеспечение, хотя и на очень низком уровне, всеобщее образование довольно невысокого качества, приобщение широких масс к азам духовной культуры, бесплатное, но и малоудовлетворительное медицинское обеспечение, низкие цены на предметы первой необходимости, исключительно невысокая стоимость за проживание в малоудобных государственных квартирах, по сути бесплатное (символическая оплата) нахождение детей в пионерских лагерях, детских садах и яслях, целый ряд других определенных социальных завоеваний советского народа. Очень большой популярностью в народе пользовались акции правительства по снижению цен на продовольственные и промышленные товары. Пусть все это было манипулирование состоянием народа на уровне чуть выше понятия всеобщей бедности, но сама видимость постепенного, но неуклонного продвижения вперед поддерживала людей.
  
   Я совсем не хочу объяснить это "успехами" сталинского руководства. Но самоотверженный, тяжелый труд советских людей не мог не давать определенных плодов. В обществе благодаря страху не было широкой и всепроникающей коррупции, морального разложения руководителей, во весь голос заявивших о себе через два-три десятилетия после смерти Сталина. Общая атмосфера была такой, что могло сложиться впечатление о нравственном здоровье и социальном благополучии общества. Тотальный бюрократический "порядок" как бы устраивал и широкие массы населения. По нескольким причинам. В сталинское время выросло уже несколько поколений. Они не знали другого социализма, как и не знали, в результате прочного идеологического занавеса, реальной картины жизни в другом мире. Подавляющее число людей искренне верили в беспросветность жизни рабочих в капиталистическом мире, в их непрерывное "относительное" и "абсолютное" обнищание, наслышались о свирепых тюремных нравах в государствах Запада, о полном превосходстве СССР над "свободным миром" почти по всем параметрам. Такое ложное представление было устойчивым, и оно всячески поддерживалось и мощным пропагандистским аппаратом.
  
   Нельзя не сказать, что тотальный бюрократизм для людей, которых воспитывали в духе несвободы, лжи и закрытости, по-своему удобен. Да, именно удобен: в жизни все расписано, определено, установлено. От работы, твердого заработка до того, по какому поводу выражать восторг и восхищение, когда и что сеять, какой рапорт готовить "наверх" и т.д. Система заботилась обо всем: давала окончательную оценку тому или иному произведению, фактам истории и современности, однозначно определяла, что хорошо и что плохо, с самого начала знала, что то или иное решение, выступление "вождя" являлось историческим. Она же обеспечивала в значительной мере уравнительное распределение. Тотальный бюрократизм одинаково удобен как для исполнителей, "винтиков", так и для руководства на всех уровнях. Система способствовала формированию уравнительного, элементарного мировоззрения. Расширение роли общественных фондов наряду со многим положительным часто уравнивало людей вне зависимости от их вклада в общее дело. На первый план все больше выдвигался не конечный результат труда, а должность, положение, ставка, попадание в номенклатуру. Профессор Оксфордского университета Алекс де Жонж в своей книге "Сталин и создание Советского Союза" высказал верное наблюдение о том, что диктатор создал совершенную тотальную пирамиду правления в целом: "...ни у кого не было возможности поправить своего начальника. Каждый начальник становился маленьким Сталиным по отношению к своим подчиненным. Каждый обращался плохо с теми, кто был ниже его, косил взглядом на равных себе и льстил всем, кто был выше"1117.
  
   Упрочению сталинского цезаризма способствовало не только развитие тоталитарных тенденций и царистских традиций, но и состояние всеобщего ослепления, укоренившейся веры в то, что социализм должен быть именно таким, что подлинное грядущее процветание возможно только на этом пути. Постепенно имя Сталина стало почти мистическим: оно внушало одновременно ужас и любовь, страх и преданность, покорность и обожание. Бюрократическая машина, которая функционировала в такой атмосфере, еще больше превращала человека в незаметный "винтик".
  
   На обычные возражения, что-де при Сталине "был порядок", "уверенность в завтрашнем дне", "безусловное выполнение планов", "медленный, но заметный рост жизненного уровня", можно сказать следующее. Бюрократическо-казар-менные атрибуты бытия, связанные с постоянной угрозой карательных санкций, репрессий, способны поддерживать экономические структуры, производство, функционирование всех институтов государства на уровне утвержденных, "спущенных" планов. Думаю, что и сегодня (это просто абстрактное рассуждение), нависни над человеком, руководителем, предприятием дамоклов меч сталинской кары - план был бы безусловно выполнен. Любой ценой. Точнее - страшной ценой утраты человеческого достоинства, пребывания в атмосфере страха, молчания, слепого повиновения. Но кто сегодня согласился бы на такое?
  
   Весьма печальным обстоятельством нашей истории является тот факт, что революционный радикализм большевиков обычно делал ставку только на насилие: политическое, экономическое, духовное. Обращение к насилию незаметно делало его нормой, обычным явлением, законным актом. Сам Ленин не раз призывал к революционному террору. 20 июня 1918 года член Петроградского комитета РКП(б), комиссар по делам печати, пропаганды и агитации В. Володарский (М.М. Гольдштейн) был убит эсером. Через неделю В.И. Ленин направляет письмо в Петроград Г.Е. Зиновьеву, М.М. Лашевичу и другим членам ЦК РКП(б), где пишет:
  
   "Тов. Зиновьев! Только сегодня мы услыхали в ЦК, что в Питере рабочие хотели ответить на убийство Володарского массовым террором и что вы (не Вы лично, а питерские цекисты или пекисты) удержали.
  
   Протестую решительно!
  
   Мы компрометируем себя: грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а когда до дела, тормозим революционную инициативу масс, вполне правильную.
  
   Это не-воз-мож-но!
  
   Террористы будут считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять энергию и массовидность террора против контрреволюционеров, и особенно в Питере, пример коего решает.
  
   Привет!
  
   Ленин"1118.
  
   Такие установки не были эпизодическими. В революцию и годы гражданской войны пролились реки крови. Соотечественники, россияне, обитатели одной земли с ожесточением уничтожали друг друга. Тогда это всем казалось естественным. Даже Ленину.
  
   "Свияжск, Троцкому (дата не проставлена. - Прим Д.В.).
  
   Благодарю, выздоровление идет превосходно. Уверен, что подавление казанских чехов и белогвардейцев, а равно поддерживающих их кулаков-кровопийц, будет образцово-беспощадное.
  
   Горячий привет.
  
   Ленин"1119.
  
   Подавление "образцово-беспощадное" постепенно станет большевистским правилом, едва ли не важнейшим проявлением революционности, обычной социальной практикой.
  
   То, что Ленин допускал в "архивоенное время", когда все висело на волоске, позже стало рассматриваться как "революционная норма". Даже тогда, когда удалось завоевать и закрепить революционные завоевания, террор не был сдан в исторический архив. Усилиями Сталина и его окружения репрессии против собственного народа стали обычным делом...
  
   В России были не слишком развиты демократические традиции, но в отношении традиций полицейских дело обстояло лучше. Хотя, конечно, то, что создал Сталин, не идет в сравнение с "дилетантизмом" самодержавия. Но все же... Обычно говорят: суды и законы нужны, чтобы закрепить господство правящего класса. Но думаю, что во все времена правящие классы меньше нуждались в законах, чем те, кто был бесправен и обездолен. Возможно, традиции тайной полиции в России восходят к 1826 году, когда Николаем I было создано Третье отделение собственной Его Императорского Величества канцелярии. Исполнительным органом был Отдельный корпус жандармов, шеф которого возглавлял Третье отделение. С тех пор во весь голос заявила о себе и политическая цензура. Хотя и при ее наличии подавляющее большинство книг из-за рубежа доходило до читателей беспрепятственно. Правовая основа преследования инакомыслящих была заложена в 1845 году специальным Уложением о преступлениях государственных и против порядка управления. В статьях 267 и 274, в частности, говорилось:
  
   "За составление и распространение письменных или печатных сочинений и за произнесение публично речей, в коих, хотя и без прямого неявного возбуждения к восстанию против Верховной Власти, усиливаются (пытаются. - Прим. Д.В.) оспаривать или подвергать сомнению неприкосновенность прав ее, или же дерзостно порицать установленный законами образ правления, или порядок наследования Престола, виновные в том подвергаются: лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на заводах на время от четырех до шести лет..."1120
  
   Интересно сопоставить: через 81 год, уже после смерти Ленина, в Уголовном кодексе РСФСР 1926 года было записано:
  
   "Пропаганда и агитация, содержащие призывы к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти... а равно распространение или изготовление или хранение литературы такого содержания влекут за собою лишение свободы со строгой изоляцией на срок не ниже шести месяцев"1121. Почти те же идеи, за исключением неизвестных во времена Николая I слов "пропаганда", "агитация" и довольно расплывчатых - "не ниже шести месяцев".
  
   Самодержавная власть уделяла главное внимание армии и полиции. Хотя, по нынешним меркам, численность карательного аппарата была небольшой. В 1895 году, например, в департаменте полиции служили 161 человек, в корпусе жандармов - около 10 тысяч человек и несколько десятков тысяч полицейских. Но власти давали полиции, особенно политической, весьма большие права. Как писал глава департамента полиции (в 1902 - 1905 гг.) А.А. Лопухин: "Население России ставилось в зависимость от личного усмотрения чинов политической полиции. Виновность часто устанавливалась на основании субъективных мнений полицейских чиновников"1122. Самодержавие широко практиковало ссылку неугодных, каторжные работы. Например, на пороге XX века в Сибири было около 300 тысяч ссыльных разных категорий и около 11 тысяч заключенных, приговоренных к каторжным работам1123. Правда, лишь 5 - 10% ссыльных и каторжных были "политическими". Значительная часть ссыльных - иногда до половины - отсутствовала, т.е. находилась в бегах ввиду мягкости режима.
  
   Полицейский режим не был чрезмерно жестким: например, выезд за границу был делом весьма свободным. Для поездки за границу нужно было лишь написать заявление губернатору и заплатить небольшую пошлину. В 1900 году, например, около 200 тысяч русских провели по нескольку месяцев за рубежом. Поэтому нет ничего удивительного в том, что главные ниспровергатели царизма находились за рубежом. Многие из них хорошо знали слабости департамента полиции и при формировании (после революции) новой системы безопасности пошли гораздо дальше в деле ужесточения порядка и правил, определяющих лояльность конкретного лица к Советскому государству.
  
   Таким образом, у пришедшей к власти революционной партии, с одной стороны, были слишком слабые демократические традиции, чтобы воспрепятствовать быстрому росту бюрократии, а с другой - "доставшийся по наследству" полицейский опыт царского самодержавия, которое она низвергла. Поэтому неудивительно, что уже вскоре после Октября стали широко практиковаться самые жестокие репрессивные меры в отношении противников нового строя, меры, выходившие за рамки революционной законности. То была страшная опасность для свободы, за которую так ожесточенно боролись большевики. Незаметно, исподволь расчищалась тропа для будущего цезаря.
  
   В переписке Калинина сохранилась выписка из Протокола Политбюро No 110 от 9 марта 1922 года. Уншлихт докладывал вопрос о борьбе с бандитизмом. Заслушав, Политбюро постановило: "Принять следующее предложение Уншлихта: предоставить ГПУ право непосредственной расправы (выделено мной. - Прим. Д.В.) а) с лицами, уличенными в вооруженных грабежах, уголовниками, рецидивистами, пойманными с оружием; б) ссылки в Архангельск и заключение в Архангельске подпольщиков-анархистов и левых эсеров...
  
   Секретарь ЦК Молотов"1124.
  
   Расправа без суда... Дальше - больше. Вот еще такой документ:
  
   "Москва, Б. Лубянка, 2
  
   No243 511
  
   Секретарю ЦИК СССР тов. Енукидзе
  
   ОГПУ просит разрешения на внесудебный (выделено мной. - Прим. Д.В.) приговор:
  
   1. Дело Бабина М.И., он же Рубин - меньшевик правой группировки "Зарист", обвиняемый по 62-й ст. Уголовного кодекса.
  
   2. Дело Абрикосовой и других, в числе 56 человек, обвиняемых по ст.ст. 61-й, 66 и 68-й Уг. кодекса - крупная шпионско-фашистская организация.
  
   Личный доклад по обоим делам сделает зам. нач. СООГПУ тов. Андреева.
  
   5.IV.1924 г.
  
   Ягода
  
   Дерибас".
  
   Ниже приписка: "Прокурор Караньян возражает по второму делу. Ягода"1125. Тогда еще можно было возражать.
  
   Чрезвычайные меры, внесудебные репрессии, которые можно еще как-то объяснить в контексте революции, гражданской войны, не были искоренены в условиях мира, были признаны нормальными актами и усилия Ленина, а после его смерти стали едва ли не обычным атрибутом "нового образа жизни". Достаточно было выдвинуть обвинение во "враждебных действиях" по отношению к новому строю. Бюрократия усвоила это правило жестокой игры раньше других. Постепенно новые поколения работников органов безопасности смотрели, в сущности, на каждого советского гражданина как на потенциального противника строя. Такое видение давало постоянные плоды. О них редко писали в печати, но в любом поселке, на заводе, в институте, наркомате люди, узнав о новом раскрытом "гнезде антисоветчиков", как-то внутренне еще больше сжимались, замыкались в себе, с подозрением смотрели на окружающих, были готовы поддержать любую новую "установку", "линию" руководства. Потенциальная (а часто и реальная) угроза кары духовно калечила людей.
  
   Сталин получал множество докладов о политических настроениях, о наблюдениях за подозрительными элементами, о выявлении новых антисоветских групп. Вот, например, выдержки из одного такого донесения, которое легло на стол Сталину вскоре после окончания войны, - "Антисоветские группы среди интеллигенции и молодежи".
  
   "1) Дело антисоветской группы инженерно-технических работников НКПС в Москве: Д.Д. Терембецкий, В.Д. Бирюков, С.А. Бабенков (следует еще ряд фамилий. - Прим. Д.В.). Осуществляли антисоветские высказывания. Группа ставила задачу в момент подхода гитлеровских войск поднять восстание. Дело находится в Особом Совещании.
  
   2) Антисоветская группа студентов московских вузов (5 человек), в т.ч. Медведский Л.А. - студент химико-технического института; Вильямс Н.И. - сын академика Вильямса, МГУ; студент Гастев Ю.А. - сын врага народа, троцкиста Гастева А.К.; мать и родной брат репрессированы, - тоже студент МГУ и др. Ведут антисоветские разговоры. Изъяты у членов группы стихи антисоветского содержания...
  
   4) Антисоветская группа средней школы станицы Старо-Михайловская Краснодарского края в составе: Ковда Б.А., бывший учащийся, находился на оккупированной территории; Духно Р.Н., учащийся 9 класса; Богва Н.Г. учащийся 9 класса. Создали что-то вроде кружка "борьбы за справедливость". Поддерживались антисоветски настроенными учителями Якович С.М. и Яровым Д.К. Следствие продолжается..."1126 Далее следует перечисление еще нескольких десятков подобных "антисоветских групп". Если в 15 - 16-летних школьниках, чей романтический и патриотический порыв свободы духа еще не был погашен, видели угрозу строю, то что говорить о других "группах"... Сталинский бюрократизм не мог обходиться без жертв.
  
   Многие вопросы, которые, казалось бы, являются сферой политической, идеологической, тоже были полностью отданы на откуп ведомствам, которые для Сталина теперь были, повторюсь, важнее, чем партия.
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   8 сентября 1945 г.
  
   Мавзолей В.И. Ленина полностью готов для допуска посетителей... При этом представляем на Ваше утверждение проект распоряжения Совнаркома СССР об открытии Мавзолея В.И. Ленина с воскресенья 16 сентября 1945 года.
  
   Л. Берия
  
   В. Меркулов"1127.
  
   Прах Ленина, доставленный из Тюмени, где он находился в годы войны, органы подготовили к тому, чтобы поместить в Мавзолей. Уже никто не смог и подумать, что языческое идолопоклонство, связанное с прахом вождя, отупляет и оглупляет народ. Не случайно, его бюрократия распорядилась, чтобы о памяти Ленина "заботилось" бериевское ведомство. При этом с него не снимались и прямые обязанности, которые постоянно "перевыполнялись". Например:
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   товарищу Молотову В.М.
  
   товарищу Берия Л.П.
  
   МВД докладывает о ходе выполнения постановления ЦК ВКП(б) и Совмина No 1630 от 27 июля 1946 года о мерах по обеспечению сохранности государственного хлеба. Есть результаты: в декабре 1946 года было привлечено к уголовной ответственности 13 559 человек (за один месяц! - Прим. Д.В.), в январе 1947 года - 9928 человек...
  
   С. Круглов"1128.
  
   Когда Сталин не придавал значения информации, в верхнем углу документа он просто ставил не то "галочку", не то латинское "v"... Ну а поскольку "любимый вождь" хотел знать буквально все о своем народе, Круглов, достойный выученик Берии, засыпал Сталина всевозможными сообщениями - от действий "антисоветских групп" до явлений святых:
  
   "По сообщению МВД Украинской ССР в начале августа с.г. среди населения Рава-Русского района Львовской области распространились слухи о том, что одна бродячая монахиня видела явление "богоматери". Якобы облако опустилось и исчезло, а на земле остались следы крови..."1129 На "вождя"-атеиста, вышедшего из семинарии, это сообщение, естественно, не произвело впечатления, и он поставил "галочку". Это мелочи...
  
   Государственная бюрократия, держа за колючей проволокой постоянно несколько миллионов людей, превратила их в "созидательную" силу нового общества. Сталин, как я уже говорил, был инициатором и твердым сторонником максимально широкого использования труда заключенных в социалистическом строительстве. Это для него было делом принципа. "Вождь" поручал строительство крупнейших промышленных объектов, дорог НКВД, затем МВД. Даже создание атомного оружия было возложено в основном на это ведомство. Сроки для исполнения работ часто ставились такие, что сегодня они кажутся просто фантастическими. И обычно эти задания и сроки не срывались. Ведь исполнители понимали, что они заложники. Приведу один пример.
  
   После распоряжения Сталина в июле 1945 года ускорить работы по созданию атомной бомбы были приняты экстренные меры. Затем - еще, дополнительные. Вот одна из них:
  
   "Магадан. Начальнику Дальстроя тов. Никишову
  
   Постановлением Совета Народных Комиссаров СССР от 13 октября 1945 года Вам было поручено организовать работы по разведке урановых руд. Дело это является исключительно важным.
  
   Необходимо принять все меры к тому, чтобы энергично развернуть поиски уранового сырья и уже в текущем году (выделено мной. - Прим. Д.В.) организовать добычу руды и выпуск концентратов урана... Прошу через каждые две недели сообщать о принимаемых мерах по выполнению задания...
  
   Л. Берия"1130.
  
   Я уже упоминал, что практически все министерства заваливали МВД заявками на тысячи, десятки тысяч рабочих рук. Заключенные вносили свой вклад не только в строительство дорог, мостов, добычу угля, поставку лесоматериалов, но и в добычу урана, строительство ядерных реакторов, высотных домов, величественных гидроэлектростанций. Никогда не забуду, как в 1952 году мне с группой комсомольских работников довелось побывать на строительстве Куйбышевской ГЭС. Масштабы стройки поражали. С верхней площадки плотины было видно, как везде копошатся, снуют, двигаются сотни людей в серых робах и бахилах. Когда проходили мимо одной из таких групп, худой и длинный парень, разогнувшись, негромко, но внятно произнес, обращаясь к нам:
  
   - Расскажите на воле, как мы трудимся на великих стройках сталинской эпохи!
  
   Мы переглянулись, но, увидев стоявших рядом нескольких часовых, все поняли. Меня, правда, удивила выспренность слога заключенного. Но вскоре я понял, почему он так говорил. Мне в руки попала книжка в мягком переплете "Великие стройки сталинской эпохи"1131. Книжка, написанная академиками А.В. Топчиевым, Г.М. Кржижановским, А.В. Винтером, В.А. Обручевым, В.С. Немчиновым, И.А. Шаровым, другими учеными, наверняка была в лагерной библиотеке. Но что верно, то верно: очень многие, если не большинство, "великие сталинские сооружения" возводили заключенные. Думаю, что эта грань тоталитарного общества особенно цинична.
  
   Приведу еще один документ:
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   товарищу Молотову В.М.
  
   товарищу Маленкову Г.М.
  
   товарищу Берия Л.П.
  
   товарищу Хрущеву Н.С.
  
   2 февраля 1951 г.
  
   Постановлением Совета Министров от 30 июля 1949 года на Министерство внутренних дел СССР возложено проектирование и строительство Куйбышевской гидроэлектростанции на реке Волга с окончанием работ в 1955 году. Строительство идет по плану...
  
   Постановлением Совета Министров от 16 августа 1950 года на МВД СССР возложено также проектирование и строительство Сталинградской гидроэлектростанции и магистрального канала для обводнения северной части Прикаспийской низменности. Ведутся большие подготовительные работы...
  
   С. Круглов"1132.
  
   Сталин любил подобного рода донесения. Ответ лаконичен: "Регулярно докладывайте о ходе работ".
  
   Бюрократия, пронизавшая все поры общества, проникла и в сферу творчества. Ведомство Берии - Круглова проводило даже творческие конкурсы. Но здесь все было по-другому. Бюрократическая заданность определяла конечные результаты. Но, впрочем, вначале нужно доложить "вождю".
  
   "Товарищу Сталину
  
   20 марта 1951 г.
  
   Совет Министров обязал МВД провести закрытый конкурс на архитектурное решение (оформление) Волго-Донского водного пути. Привлечены были архитектурные мастерские: Полякова Л.М., Душкина А.Н., Фомина И.И., Приймак И.И. (Гидропроект МВД).
  
   Наиболее удачным оказался проект т. Полякова Л.М. (архитектурная мастерская No 6), который взят за основу. Гидропроект МВД разработал с учетом замечаний жюри новый проект. Величайшая роль товарища Сталина будет отражена постановкой монументальной скульптуры на высоком берегу Волги у входа в Волго-Донской канал...
  
   Прошу Вашего согласия.
  
   Министр внутренних дел СССР С. Круглов
  
   Главный архитектор Гидропроекта МВД Л. Поляков"1133.
  
   Сталин скромно соглашается с очередным монументальным увековечением своей персоны, на которое прикажет выделить несколько десятков тонн цветного металла.
  
   ...Я вырос на юге Красноярского края, в Ирбейском районе, в селе Агул, куда была сослана мать после расстрела отца. Вдали величественные снега Саян, отроги хребтов, которые тянутся к Енисею, Кану, Агулу. Везде поистине дремучая тайга. То был край кержаков, коренных сибиряков, пришедших из западных губерний России полтора-два века назад. В 1937-м или в 1938 году понаехало в наш глухой Агул военных! Затем потянулись колонны заключенных. Застонала тайга. Стали городить "зоны". За полгода выросли лагеря не только в Агуле, но и в других таежных поселках - Кессе, Пунчете, Нижне-Сахарном, Верхне-Сахарном, Соломатке... Колючая проволока, высоченные заборы, за которыми едва видны бараки, вышки для стрелков, овчарки. Скоро жители стали замечать: колонны изможденных людей идут и идут (от железной дороги более 100 километров), как будто лагеря резиновые... Потом поняли, в чем дело. За околицей поселков везде стали расти длиннющие рвы, куда ночами везли на дрогах или санях покрытые брезентом трупы. Многие умирали от лагерных тягот. Расстреливали в тайге. Живший тогда в Агуле Борис Францевич Крещук, у которого расстреляли отца-кузнеца и старшего брата, рассказывал: ходил он с соседскими мальчишками "шишковать" (за кедровыми орехами), как вдруг ребята услышали неподалеку треск выстрелов, "ровно холст большой рвали...". Мы туда. Видим из-за кустов, как несколько стрелков сваливают в яму убитых зэков, человек двадцать... Мы бегом оттуда... До сих пор помню, как один руками за пожухлую траву цеплялся, не убит, видно, был...
  
   Мать была директором семилетней школы. Как я уже рассказывал, к ней с разрешения начальства ходили два заключенных, они приводили в порядок библиотеку; подклеивали обложки, что-то переплетали. Мы сами жили очень трудно, особенно после того, как забрали и расстреляли отца, а нас сослали сюда. Поскольку мы жили в Приморском крае, ссылать дальше на восток было некуда (разве что в Японию?), привезли на запад, в этот Агул. Учителей не было, и матери, окончившей университет после революции, разрешили учительствовать. Так вот, с одним заключенным (фамилию его не помню, мне было десять лет) мать иногда подолгу разговаривала, когда никого поблизости не было. Только много позже я осознал значение виденного. Этот зэк вытащил из-за пазухи тюремной фуфайки тряпицу. Быстро развязал ее и показал матери. Был я неподалеку, в низкой длинной комнате, где располагалась библиотека; из любопытства поднялся на цыпочки и из-за спины матери заглянул в руку зэка. Он держал небольшую фотографию на плотном картоне, какие делали раньше, с вензелем и иностранными словами внизу. Несчастный негромко говорил матери:
  
   - Были мы тогда в эмиграции. В Швейцарии. Вот сидит Ленин, рядом я с женой, а это два немецких коммуниста.
  
   Невольно я с недоверием взглянул на грязного, худого мужчину с большими, полными тоски глазами: этот человек лично знал Ленина?! Он что-то еще объяснял матери, бережно заворачивая в тряпицу фотографию. Еще раза два его, расконвоированного, отпускали в школу. Затем сгинул. То ли умер (слаб был очень), то ли, как тех, в лесу...
  
   Эти детские впечатления остались навсегда. Когда я читаю строки Шекспира из его "Сонетов", мне кажется, что это о судьбе моей семьи. Но нет, не только. Это о судьбе очень, очень многих людей, которые испытали преступное беззаконие Сталина:
  
   Когда на суд безмолвных, тайных дум
  
   Я вызываю голоса былого,
  
   Утраты все приходят мне на ум,
  
   И старой болью я болею снова.
  
   ....................................
  
   Веду я счет потерянному мной
  
   И ужасаюсь вновь потере каждой,
  
   И вновь плачу я дорогой ценой
  
   За то, что я платил уже однажды!
  
   Мать умерла еще довольно молодой вскоре после войны; нам, сестре, брату и мне, многого рассказать не успела. Похоронили мы ее на деревенском кладбище недалеко от места, где закапывали заключенных. Уже тогда могилы-рвы ровняли с землей. Безымянные, глухие места, свидетели страшной трагедии народа. Но молчание этих могил для нас и поныне подобно крику... Выжили, думаю, там, где были эти лагеря, совсем немногие. В моей семье, кроме отца, не вернулись из лагерей два дяди, простые крестьяне, имевшие неосторожность иногда говорить вслух то, о чем многие тогда думали.
  
   Возможно, кто-то, прочитав сейчас эти строки, злорадно скажет: "обиженный сынок", "из репрессированных", "откровенная месть". Нет, и еще раз нет. Я был молодым танкистом-лейтенантом, когда умер Сталин. Думал, упадет небо. Ведь когда забрали родных, не понимал ничего. Да и позже совсем не связывал эту трагедию с именем Сталина. Сказали: "Отец умер". Мать украдкой плакала. Но впервые я почувствовал, что "мечен", лишь в июле 1952 года. После выпускного праздничного обеда в столовой училища новоиспеченные лейтенанты со скрипящими портупеями, золотом погон собирали свои бесхитростные фибровые чемоданчики, чтобы навсегда разлететься по частям, куда мы были назначены. Перед расставанием с друзьями ко мне подошел один товарищ из моего взвода и, отведя в сторону, сказал:
  
   - Поклянись, что никогда этого никому не скажешь!
  
   - Конечно, - удивленно и непонимающе глядел я в лицо однокашнику.
  
   - Я три года "пас" тебя и регулярно докладывал, что ты говоришь, ну, в общем, подглядывал за тобой... Прости, отказаться не мог.
  
   - Что же ты говорил? - все еще не придя в себя, уставился я на товарища.
  
   - Раз ты кончил училище, да еще с отличием, значит, ничего плохого... Ну всего тебе... Не поминай лихом. Знай, могут ведь и еще... - заглянул в глаза собеседник.
  
   Не называю фамилии только потому, что где-то, наверное, он трудится и сейчас, а я ведь дал слово...
  
   Видимо, я слишком отвлекся от размышлений о сталинском бюрократизме. Но об этом хочу сказать вот почему: истории мстить бессмысленно. Как и смеяться над ней. Что было - не изменить. Но ее надо знать и помнить. Например, то, что, когда моего отца не стало, ему было всего 37 лет...
  
   Знали ли в Кремле, что творилось в Агуле, Соломатке, Кессе, тысячах других мест? Знали. Очень хорошо знали. В архивном фонде Берии множество писем-криков о боли, помощи, призывах разобраться, вмешаться, посмотреть беспристрастно на "дело" того или иного человека. Вот одно из многих писем, адресованных "В ЦК ВКП(б) Сталину". Нашелся, видно, добрый человек, вынес из лагеря и послал письмо. "Оттуда" такие послания к "вождю" доходили очень редко. В письме есть такие строки:
  
   "Речь будет идти о лаготделении No 14 лагеря НКВД No 283 и шахте No 26. Тяжело положение заключенных. Средневековая инквизиция показалась бы раем. Бывшие бойцы и партизаны содержатся вместе с полицаями и немецкими прислужниками. Срок заключения никому не известен, и это не легче расстрела. Избивают регулярно. Ходим вшивые, в каких-то лохмотьях. Кормят отвратительно, часто в пище попадаются мыши. Капусту обрабатывают конной молотилкой, при этом там попадается конский помет. Конвоиры избивают заключенных. Штаты подбирают из людей свирепых...
  
   В этом письме нет и капли лжи. Но подписаться, это сразу на каторгу..."1134
  
   Сталин передал Маленкову. Тот набросал: "тт. Берия и Чернышеву". А Берия просто расписался. Круг замкнулся. Еще никто не знает, что труднее: героизм в бою или долгое мученичество? Поражает и невиданное долготерпение советских людей. Может быть, прав Гегель, утверждая, что "скорбная пассивность... цепляется за свои лишения и не противопоставляет им полноты силы"1135. Феномен безропотности, когда Сталин и его подручные уничтожали миллионы людей, потрясает. Невинных людей заставляли верить в то, что они виновны. Или в крайнем случае: "Здесь ошибка конкретных людей, но не Сталина".
  
   Бюрократия сталинского типа носит мантию беззакония. Нет, законов, указов, распоряжений было немало. Просто многие законы были беззаконными. Что касалось обязанностей рядовых членов общества (да и не только рядовых), то здесь спрашивалось строго. А вот в отношении прав... Изучая документы в архивах, я поражался апофеозу беззакония сталинской бюрократии. Но тем удивительнее было встречать порой редкие попытки слабого протеста со стороны лиц, находящихся на высоких ступенях государственной пирамиды. Это было очень опасно. В личном фонде Молотова есть любопытный документ, направленный Сталину и Молотову министром юстиции СССР Н. Рычковым в мае 1947 года. В нем говорится:
  
   "В соответствии с указаниями Правительства СССР и приказом Наркома юстиции и Прокурора СССР (No 058 от 20 марта 1940 г.) оправданные лица по делам о контрреволюционных делах не подлежат немедленному освобождению, а возвращаются в места заключения (выделено мной. - Прим. Д.В.) и могут быть освобождены лишь по получении от МВД сообщений об отсутствии к тому препятствий с их стороны. Этот порядок приводит к тому, что освобожденные лица продолжают месяцами оставаться в тюрьмах.
  
   Так, 5 апреля 1946 года военная коллегия Верховного суда СССР по протесту Генерального прокурора СССР отменила приговор военного трибунала стрелковой Таманской дивизии, по которому гражданка Литвиненко была обвинена в измене Родине и осуждена к расстрелу (приговор трибуналом Отдельной Приморской армии заменен на 10 лет лагерей). Военная коллегия Верховного суда СССР прекратила дело за недоказанностью преступления. 6 мая 1946 года определение направлено в СибЛАГ МВД, где содержалась заключенная. Там документ направили для согласования определения в 1-й спецотдел МВД; те - в Таврический военный округ. Дело тянется месяцы...
  
   Таких фактов немало. Это подрывает авторитет суда. Прошу отменить приказы НКО СССР и Прокурора СССР No 058 от 20 марта 1940 года.
  
   Министр юстиции СССР Н. Рычков"1136.
  
   Реакция Сталина неизвестна. Молотов начертал на докладной резолюцию: "Спросить тт. Горшенина, Круглова, Абакумова. В. Молотов. 17.V.47". Пройдет очень много времени, прежде чем "спрошенные" согласятся на отмену абсурдных решений. Но таких проблесков в бюрократической карательной машине сталинского времени было очень немного. Бюрократия постепенно приучила людей верить в то, что любые действия властей разумны и верны. Подлинное право, как и правовое сознание, фактически отсутствовало. Это является одним из условий существования тотальной бюрократии. Сталин и Система, которую он выпестовал, приучали людей терпеть, безмолвствовать, покоряться. Бюрократия не может господствовать без подавления воли. У лидера воля "стальная", у всех остальных - послушная. Без этого люди все время, особенно в ГУЛАГе, терпеть не могут. Сталин это понимал лучше других. Гегель писал так: "...мужество выше скорбного терпения, ибо мужество, пусть даже оно окажется побежденным, предвидит эту возможность..."1137 Правда, немецкий философ не мог знать, что такое ГУЛАГ. Да и в России в самом кошмарном сне никогда не могли представить этот земной ад. Ведь Сталин и сталинизм за тридцать лет уничтожили во много раз больше людей, чем все русские цари за 300-летнюю историю Романовых. Вот к чему привела Сталина уверенность в универсальном могуществе силы. Он не знал мудрых слов Поля Валери: "Сила слаба тем, что верит только в силу". Не знал того, что далеко не всегда меч может быть сильнее пера. В истории не раз бывало, когда сильная, верная идея, "стекающая" с кончика пера, посрамляла меч. Но Сталину это было недоступно.
  
   Люди тогда не очень задумывались над этим. Во всяком случае, очень многие не думали и не знали всего кошмара, который скрывался за занавесом тотальной бюрократии. Наверное, и Александр Фадеев тоже ничего не знал, когда через несколько дней после смерти Сталина опубликовал большую статью "Гуманизм Сталина". Только потрясение рабов или слепота нашей души могли родить слова, которые вышли из-под пера Фадеева. Но их разделяли тогда, наверное, миллионы. Сегодня же они звучат как чудовищное кощунство. Талантливый писатель, чье сознание было тоже схвачено обручем сталинского догматизма, писал, что мы можем считать Сталина "величайшим из гуманистов, которых когда-либо знал мир". Фадеев утверждал, что "великий и простой человек, несгибаемую силу души которого выражало его имя, добрый учитель человечества и отец народов закончил свой жизненный путь, но дело его непобедимо и бессмертно". Может быть, когда в мае 1956 года Фадеев покончил с собой, его мучила совесть, боль прозрения и раскаяния?
  
   В истории нередки случаи ослепления целого народа. В основе крестовых походов, религиозных войн, националистического угара и фанатичной веры в цезарей лежат не только социально-экономические и политические причины. Это и затмение разума. Но затмение не может быть вечным. Когда оно проходит, то цезари умирают. Хотя очень часто слишком медленно.
  
   Физическая смерть пришла к Сталину раньше, чем он ждал ее. Здесь он мало чем отличался от большинства людей. Но его политическая смерть настала, увы, слишком поздно. Реликты сталинизма еще существуют. Смерть историческая к Сталину, наверное, так и не придет. Люди никогда не смогут забыть всего, что связано с его именем. Это трагедия на все времена.
  
   Земные боги смертны___________________________________
  
   В последние год-полтора перед смертью Сталин постепенно менял заведенный много лет назад регламент своей жизни. Старость, годы, полные борьбы, потрясений, нечеловеческая слава и воспоминания (да, воспоминания!) все больше давили на плечи "вождя". Теперь все чаще, встав, как всегда, в 11 часов утра, Сталин не ехал в Кремль, а вызывал к себе Поскребышева, сосал холодную трубку, подходил к окну и подолгу смотрел на стылую полоску свинцового неба над темной кромкой леса, на голые деревья парка, над которыми кружилась стая воронья. Как-то он вдруг подумал, что одним из любимых увлечений Николая II во время прогулок была стрельба по воронам. Вспомнив, что в "Красном архиве" публиковались отрывки из дневников последнего русского царя, Сталин захотел их посмотреть.
  
   На другой день Берия (всеми государственными архивами ведало МВД) вместе с Поскребышевым принесли в кабинет несколько десятков тетрадей в сафьяновом переплете. Сталин, перебросившись о чем-то на грузинском с Берией, отпустил вошедших. Начал медленно листать, затем, несколько раз углубившись в чтение, увлекся. Сталин был поражен: в полсотне толстых тетрадей ничего интересного. Самодержец, похоже, больше ценил саму идею постоянства записей (за 36 лет не пропустил ни одного дня!), чем их содержание. Погода, беседы, бильярд, чтение, именины, приемы, отношения с Алике, охота... Вот, пожалуй, об охоте - больше, нежели о чем-либо. Тетрадь, датированная 1895 годом, подытоживала охотничью удачу царя: "За все время убито мною 3 зубра, 28 оленей, 3 козы, 8 кабанов, 3 лисицы = 45"1138. Стрелять царь любил: "Гулял и убил ворону" (8 ноября 1904 г.). Император на воронах "оттачивал глаз", бил метко. Сталин уже почти без интереса перелистывал тетради; везде одно и то же. Не везло России с царями, может быть, подумал он, не туда стреляли.
  
   Что будут говорить о нем, Сталине, после его смерти? Люди любят ревизовать отгоревшие жизни, не понимая, что ушедшее время изменить нельзя. Неужели кто-нибудь посмеет и у него искать что-то ложное, ошибочное? Нет, это невозможно. Была "Россия во мгле" - стала могучей державой-победительницей. Все отлажено. Еще один-два фантастических рывка - и государство будет диктовать всем свои порядки...
  
   Поскребышев не раз заставал "Хозяина", неподвижно стоящим у окна в столовой или сидящим в кресле кабинета, повернутом в сторону парка. О чем думал "вождь", понимая, что при всем своем величии он смертей, как все?
  
   Сталин достиг абсолютной власти над людьми. Порой ему казалось, что его владычество безгранично. Если бы он знал Ф.М. Достоевского, то мог бы вспомнить главу "Великий Инквизитор" из романа "Братья Карамазовы".
  
   В глубочайшем монологе Великого Инквизитора гений русского писателя выразил взаимосвязь, соотношение, диалектику между Идеей, Свободой и Диктатором, наместником Бога на Земле. Я понимаю, что какие-либо буквальные аналогии здесь рискованны. Однако Достоевский подводит к мысли: Диктатор может осквернить великую Идею, поправ Свободу.
  
   Благодаря Идее миллионы, размышлял писатель, будут "считать нас за богов за то, что мы, став во главе их, согласились выносить свободу и над ними господствовать - так ужасно им станет под конец быть свободными!.. Ибо забота этих жалких созданий не в том только состоит, чтобы сыскать то, перед чем мне или другому преклониться, но чтобы сыскать такое, чтоб и все уверовали в него и преклонялись пред ним, и чтобы непременно все вместе. Вот эта потребность общности преклонения и есть главнейшее мучение каждого человека единолично и как целого человечества с начала веков... Говорю тебе, что нет у человека заботы мучительнее, как найти того, кому бы передать поскорее тот дар свободы, с которым это несчастное существо рождается".
  
   Не уверен, что Сталин когда-нибудь читал эти строки. Но, думаю, он понимал, что смог заменить Бога на Идею и в нее поверили все. В том историческом порыве к блаженству, счастью, радости, которые обещала Идея, как-то быстро оказалась ненужной Свобода, за которую сражались на баррикадах. Люди нашли в нем того, кому можно передать "тот дар свободы". Уж он-то знает, как ею, Свободой, распорядиться. Рискну продолжить монолог Великого Инквизитора:
  
   Народу мы дадим "тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, такими они созданы... Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке... Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить. Мы скажем им, что всякий грех будет искуплен, если сделан будет с нашего позволения... И не будет у них никаких от нас тайн"1139.
  
   Этот долгий монолог Великого Инквизитора мог быть созвучен размышлениям советского диктатора, склонного на закате своих лет к размышлениям о прожитой жизни. Но едва ли он мог разделять афоризм Сенеки: "Post mortem nihil est" ("После смерти нет ничего"). Древний мыслитель утверждал: "После смерти нет ничего и сама смерть ничто - ты спрашиваешь, где мы будем после кончины? Там же, где покоятся нерожденные".
  
   Как это: "После смерти нет ничего"? А его бессмертная слава, деяния, великие свершения?! Такие люди, как он, полагал Сталин, вспоминая отрывок из мертвой латыни: "Vital lampada tradunt", "передают светильник жизни" не отдельным людям, а времени, эпохе, вечности...
  
   До конца своих дней Сталин в минуты размышлений нередко обращался вслух или мысленно к религиозным текстам, используя их как метафору, крылатое выражение, библейский афоризм. Думаю, его мысль могла бы соотносить на закате дней собственную жизнь с тем, что было сказано в Священном Писании. Трудно вспомнить все, но у Экклезиаста, пожалуй, верно сказано: "...и меня постигнет та же участь, как и глупого: к чему же я сделался очень мудрым? И сказал я в сердце моем, что и это - суета... мудрый умирает наравне с глупым... Всему свое время, и время всякой вещи под небом. Время рождаться, и время умирать... Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах... Ибо кто приведет его посмотреть на то, что будет после него?" Да, что будет после него? Передерутся его соратники или сожрет их всех его подручный в пенсне? Нужно подумать об этом по-настоящему. Но зачем такая спешка? К чему этот пессимизм? Разве он не спустился с Кавказских гор, которые славятся долгожителями? Все его соперники давно истлели, а он по-прежнему на самом высоком холме власти... Надо поменьше слушать этих врачей, а больше доверять народной медицине.
  
   Вглядываясь в голые верхушки зимних берез, диктатор, если бы читал Льва Толстого, мог бы, повторяя слова великого писателя, поставить перед собой "неразрешимый разумом вопрос" - "какой смысл имеет моя жизнь?.. Ответ должен быть не только разумен, ясен, но и верен, т.е. такой, чтобы я поверил в него всею душою, неизбежно верил бы в него, как я неизбежно верю в существование бесконечности". Толстой осуждающе говорил, что есть люди, которые видят смысл жизни в своем личном благе, но тогда "живет и действует человек только для того, чтобы благо было ему одному, чтобы все люди и даже все существа жили и действовали только для того, чтобы ему одному было хорошо..."1140. Сталин наверняка бы возмутился, если бы эти слова отнесли к нему: разве он что-нибудь желал только для себя, разве не знают в народе, как он неприхотлив и скромен, как он безжалостно отправил на Колыму известную певицу и ее мужа генерала, когда те решили прихватить кое-что лишнее из поверженной Германии? Разве народ не убежден в том, что все, что он делает, - для общего блага?
  
   Диктатор был уже давно не способен сказать даже самому себе, даже шепотом, даже мысленно, что у него есть лишь одна, вечная, непреходящая, ненасытная страсть. Нет, не к умершим женам, не к тем женщинам, интимную связь с которыми он держал в особой тайне, не к марксистским идеям, которые он так долго и тщательно препарировал, не к народу, который он так обескровил, нет. Все эти тридцать лет он любил только власть. Ну а разве эта фантастическая власть, которую он мог проявить росчерком пера или легким взмахом высохшей руки, разве она использовалась не для народа? Великое и постыдное славословие уже давно утвердило "вождя" в том, что его ум и твердая рука осчастливливают людей. Разве не он выдвигает все новые и новые идеи улучшения "материального благосостояния" народа, укрепления мощи государства? Вот вчера, например, ему доложили о начале реализации еще одной его идеи:
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   В связи с тем, что Вы, товарищ Сталин, интересовались состоянием работ по проектированию гидроэлектростанции, МВД СССР докладывает о проделанной работе. Во исполнение Вашего распоряжения ведутся широкие гидрологические, топографические, геологические изыскания на участке р. Урал от г. Уральска до Чкалова (протяженностью 500 километров). Рассматривается два варианта расположения гидроэлектростанции и плотин в районе поселков Голицын и Красный Яр. Предполагаемая годовая выработка составит 390 млн квт/часов. Водохранилище будет емкостью от 7,7 до 11 миллиардов кубических метров. Окончательный проект задания будет готов к 1 апреля 1953 года.
  
   11 дек. 1952 г.
  
   Министр вн. дел СССР С. Круглов"1141.
  
   Он, конечно, не знал, что в апреле 1953 года его уже не будет в живых и что еще один "исторический" сталинский проект не будет осуществлен. Но разве плоха идея, когда берега множества искусственных морей, созданных по его воле, будут залиты электрическим половодьем? Правда, ему однажды подумалось, что этими бесчисленными рукотворными морями можно затопить всю гигантскую плоскую страну, ее лучшие угодья, погрузить тысячелетнюю культуру народов в изумрудную толщу воды... Но он отогнал эту непрошеную мысль.
  
   Эти утренние часы нередко уносили Сталина куда-то в мглу давно ушедшего времени, к самому началу века. То было пиршество его памяти. Немые расплывшиеся черно-белые кадры воспоминаний выхватывали из пропасти отдельные лица: его робкая Като, суровая труженица мать, Шаумян, Каменев, отдавший ему свои теплые шерстяные носки, когда они тряслись в 1917-м в холодных вагонах от Ачинска до Петрограда... При чем здесь носки? Неожиданно вспомнил, как Ленин первый раз поддержал его, как это помогло ему поверить в себя. Но почему историки ничего не писали об этом? Ах, какая преступная промашка! Кто же смел утаить этот исключительный факт? Даже он не использовал его в сумятице борьбы 20-х годов, сражаясь с Троцким, Зиновьевым, Каменевым, Бухариным. Завтра же поручить Берии разыскать эти документы... Нужно в очередных томах его сочинений еще раз напомнить людям, что Ленин его выбрал сам; не судьба, не случай, а вождь революции...
  
   Действительно, в истории остался незамеченным один примечательный эпизод. На дворе был декабрь 1917 года. Под натиском грозных проблем эйфория революционной победы постепенно исчезала. 23 декабря шло очередное заседание Совета Народных Комиссаров. Председательствовал Ленин. Присутствовали: Шляпников, Урицкий, Виноградов, Прошьян, Шлихтер, Менжинский, Аксельрод, Сталин, Петровский, Трутовский, Алгасов, Дыбенко, Бонч-Бруевич, Карелин, Луначарский, Коллонтай, Козьмин. Рассматривалось, как всегда, множество вопросов: проект декрета о Турецкой Армении, конфликт между Наркоматом внутренних дел и Высшим советом народного хозяйства, прекращение оплаты купонов, "вермишельная комиссия", упразднение общегосударственного комитета по делам увечных и передача всего дела в руки Всероссийского союза увечных воинов и многие другие. Был и такой вопрос - "О предоставлении отпусков тов. Ленину на 3 - 5 дней, тов. Дыбенко на 2 дня, Прошьяну на 1 день и о замене Председателя Совета за время отсутствия тов. Ленина.
  
   Постановили:
  
   Отпуск разрешить. Председателем Совета Народных Комиссаров назначается т. Сталин, а заместителем его т. Шляпников"1142.
  
   Сталин помнил, что он, замещал Ленина, провел два или три заседания Совнаркома (в то время правительство для обсуждения бесчисленных проблем собиралось едва ли не ежедневно). Тогда Горбунов поставил вопрос о допуске на заседание СНК корреспондента из Бюро печати, Прошьян докладывал о борьбе с саботажем Почтово-телеграфного ведомства и предлагал ввести для "почтарей" трудовую повинность; сам Сталин сделал сообщение о положении на Дону, о колебаниях в казачьей массе; по ходатайству Алгасова решали вопрос о выделении средств в сенатскую типографию: что-то, кажется, докладывал Свердлов...1143 Троцкий на "сталинских" заседаниях не появлялся. Как все это было давно... Но не мог же Ленин случайно оставить его вместо себя? Ведь сколько блестящих революционеров было в поле зрения вождя! Почему же этот аргумент в своей борьбе он не использовал в прошлом? Ну да Бог с ним, аргументом. Победителю теперь он нужен только для его "исторической биографии".
  
   Сталину было трудно даже предположить, что Ленин, оставляя за себя Сталина, не придавал этому факту особого значения. Вождя беспокоило, что в составе Совета почти нет представителей национальных окраин; черносотенцы, бежавшие на юг, все громче кричат, что Ленин сформировал "еврейское правительство"... В этих условиях его шаг, поддержанный Советом Народных Комиссаров, о временном замещении Председателя наркомом национальностей Сталиным был естественным. Но Сталин, как и во всем, что делалось в аппарате власти, видел, кроме очевидного, и потаенный смысл, выгодный ему.
  
   ...Стряхнув воспоминания, Сталин повернулся на шаги вошедшего. Но это была не привычная фигура Поскребышева, которого в ноябре 1952 года по настоянию Берии Сталин согласился наконец отстранить от работы, как позже и Власика. Вчера Берия, который становился ему день ото дня все подозрительнее, что-то говорил насчет того, что, "возможно, Поскребышев связан с делом врачей и его придется проверить". Пусть "проверяет". Так же, как "проверяли" недавно все ленинградское руководство и их выдвиженцев в Москве и других городах, как "проверяли" дело, связанное с Еврейским антифашистским комитетом, возглавляемым С.А. Лозовским, которого Сталин хорошо узнал за войну (он возглавлял Совинформбюро), как "проверяли" недавно возникшее дело "врачей-отравителей". Слава Богу, он старается обходиться без их помощи. Сколько императоров, королей, президентов, вождей в истории придворная лекарская курия незаметно отправила на тот свет... Кто скажет? Главное: не доверяться этой публике, которую наверняка обрабатывает и сам Берия...
  
   Сделаю еще одно отступление. Я уже сказал, что незадолго до своей смерти Сталин после долгих нашептываний Берии согласился на устранение своих двух самых верных помощников - А.Н. Поскребышева и Н.С. Власика. В конце жизни "вождь" не верил никому. Да, никому. Не верил и Берии, но не мог не поддаться, когда тот долго и настойчиво компрометировал Поскребышева и Власика, проработавших около него более двух десятков лет. О том, что Сталин не доверял Берии, свидетельствует такой документ.
  
   Генерал-лейтенант Николай Сидорович Власик был арестован 16 декабря 1952 года. Его допрашивал сам Берия, а также Кобулов и Влодзимирский. Начальнику Главного управления охраны МГБ Власику было предъявлено обвинение в "потакательстве врачам-отравителям", знакомстве со "шпионом" В.А. Стенбергом, а также в злоупотреблении служебным положением ("использование казенных продуктов"). Но главное, конечно, было не в этом трафаретном наборе обвинений. В письме на имя Председателя Президиума Верховного Совета СССР К.Е. Ворошилова в мае 1955 года из Красноярского края, где бывший генерал-лейтенант находился в ссылке, говорилось:
  
   "Глава правительства (именно так в письме Власик называет Сталина. - Прим. Д.В.), находясь на юге после войны, в моем присутствии выражал большое возмущение против Берии, говоря о том, что органы государственной безопасности не оправдали своей работой должного обеспечения... Сказал, что дал указание отстранить Берию от руководства в МГБ. Спрашивал у меня, как работают Меркулов, Кобулов и впоследствии - о Гоглидзе и Цанаве. Я рассказал ему, что знал... И вот я потом убедился, что этот разговор между мной и Главой правительства стал им доподлинно известен, я был поражен этим..."
  
   Нетрудно представить, что Берию больше всего беспокоило отношение к нему Сталина. Но как он узнал о словах Власика, сказанных наедине "вождю"? Может быть, их высказал своему Фуше сам Сталин? А может быть, Берия подслушивал и самого "Хозяина"?!
  
   Далее Власик в своем письме на имя Ворошилова продолжает: после вызова на допрос к Берии "я понял, что, кроме смерти, мне ждать больше нечего, т.к. еще раз убедился, что они обманули Главу правительства... Они потребовали показаний на Поскребышева, еще два раза вызывал Кобулов в присутствии Влодзимирского. Я отказался, заявив, что у меня никаких данных к компрометации Поскребышева нет, только сказал им, что Глава правительства одно время был очень недоволен работой наших органов и руководством Берии, привел те факты, о которых говорил мне Глава правительства, - о провалах в работе, в чем он обвинял Берию... За отказ от показаний на Поскребышева мне сказали - подохнешь в тюрьме...".
  
   Добавлю лишь, что вчерашние "сотоварищи" применили к Власику весь комплекс "мер" по добыванию показаний. Ко мне, писал Власик, было применено "недопустимое издевательство". При "моем возрасте и состоянии здоровья я не мог выдержать. Получил нервное расстройство, полное потрясение и потерял абсолютно всякое самообладание и здравый смысл... Я не был даже в состоянии прочитать составленные ими мои ответы, а просто под ругань и угрозы в надетых острых, въевшихся до костей наручниках, был вынужден подписывать эту страшную для меня компрометацию... в это время снимались наручники и давались обещания отпустить спать, чего никогда не было, потому что в камере следовали свои испытания..."1144.
  
   Таковы были "дворцовые" нравы. Следили за всеми. Никто, абсолютно никто не был освобожден от подозрений. Берия чувствовал охлаждение к нему "вождя" и мог ждать любого поворота событий. Но Сталин выжидал, что-то обдумывал, внешне оставаясь таким, как прежде. Может быть, был прав Ришелье: "Умение скрывать наука королей"?
  
   Но вернемся к нашему повествованию.
  
   ...На пороге вместо Поскребышева стоял новый порученец с папкой бумаг. Поскребышева заменить было трудно, и Сталин уже три месяца не мог сделать окончательного выбора - кто станет таким же оруженосцем, как опальный помощник?
  
   Кивнув головой на стол, куда В.Н. Малин положил папку с документами, подготовленную в секретариате "вождя" (за ним наблюдал по его поручению сейчас Маленков), Сталин, не отвечая на приветствие, бросил:
  
   - Пусть мне позвонит Маленков.
  
   - Будет исполнено, товарищ Сталин!
  
   Через две-три минуты в трубке звучал голос его фаворита, исторгающий наивысшую готовность выполнить любую волю "Хозяина".
  
   - Вечером я схожу в Большой... Проследите. Бумаг больше не присылайте, а завтра вечером вы, Хрущев, Берия, - помолчав, добавил: - и Булганин... приезжайте ко мне.
  
   - Хорошо, товарищ Сталин! Все прослежу, рассмотрю документы, передам Ваше распоряжение указанным товарищам... Все будет сделано!
  
   Сталин, не дослушав скороговорки Маленкова, положил трубку. Предательская слабость, легкое головокружение не проходили. Хотя он всего месяц-полтора как приехал из Сочи, обычного облегчения, свежести не наступило. Рассмотрев документы, Сталин стал изучать газеты, журналы, переводы зарубежных статей и книг. Вечером Сталин в сопровождении дюжины телохранителей отправился в Большой театр на балет "Лебединое озеро". Около ложи его ждал, как обычно, комендант театра, работник МГБ А.Т. Рыбин. Сев в угол пустой ложи (раньше иногда он, бывало, приглашал Молотова или Жданова), Сталин отрешенно смотрел на сцену, зная до мелочей каждый нюанс хореографии и музыки спектакля. Не дожидаясь окончания последнего акта, уехал. Смутная тревога не покидала диктатора: усиливающаяся слабость пугала его. Он не был мистиком, но всю жизнь видел эфемерные контуры личных опасностей. Сталин чувствовал, что сейчас одна из них рядом. И, видимо, она реальна.
  
   28 февраля 1953 года, встав позже обычного, Сталин почувствовал, что незаметно вошел в норму, настроение поднялось. Почитал сводки из Кореи, протоколы допросов "врачей-отравителей" М.С. Вовси, Я.Г. Этингера, Б.Б. Когана, М.Б. Когана, А.М. Гринштейна. Немного погулял. Поздно вечером, как он и распорядился, на дачу приехали Маленков, Берия, Хрущев и Булганин. Ужинали. Обговорили (считай - решили), как всегда, уйму вопросов. Булганин подробно обрисовал военную обстановку в Корее. Сталин еще раз убедился, что ситуация там патовая, и решил назавтра через Молотова посоветовать китайцам и корейцам "торговаться на переговорах до последнего", но в конце концов идти на прекращение боевых действий.
  
   Долго говорил Берия. Он чувствовал, что отношение Сталина к нему незаметно изменилось; "вождь", будучи еще более хитрым человеком, чем он, кажется, заподозрил в нелояльности своего заплечных дел мастера. Потому Берия сегодня старался вовсю.
  
   - Рюмин неопровержимо доказал, что вся эта братия - Вовси, Коган, Фельдман, Гринштейн, Этингер, Егоров, Василенко, Шерешевский и другие - давно уже потихоньку сокращает жизнь высшему руководящему составу. Жданов, Димитров, Щербаков - список жертв мы сейчас уточняем - дело рук этой банды. Электрокардиограмму Жданова, например, просто подменили... Скрыли имевшийся у него инфаркт, позволили ходить, работать и быстро довели до ручки... А самое главное - это все агентура еврейской буржуазно-националистической организации "Джойнт". Нити тянутся глубоко: к партийным, военным работникам. Большинство обвиняемых признались...
  
   Сталин вспомнил, что "дело врачей" началось, собственно, с профессора В.Н. Виноградова, который во время своего последнего визита к Сталину в 1952 году обнаружил у него заметное ухудшение здоровья и порекомендовал максимально воздерживаться от активной деятельности. Сталин пришел в бешенство. Виноградова к нему больше не допустили и вскоре арестовали. А недовольство Сталина врачами стали активно прорабатывать в МГБ, где один из следователей Рюмин - решил сделать карьеру на этом "деле". События развивались быстро. Чувствуя желание Сталина, органы готовили громкое дело о широком "медицинском заговоре" откровенно антисемитского характера. Наверняка был бы процесс, были бы жертвы, и кто знает, как далеко зашло бы это новое кровавое дело? Лишь неожиданная смерть тирана не дала новой трагедии дойти до логического сталинского конца.
  
   В тот последний вечер Сталин два-три раза интересовался ходом следствия. Наконец спросил еще раз чрезмерно услужливого в последнее время Берию:
  
   - А как Виноградов?
  
   - Этот профессор, кроме своей неблагонадежности, имеет длинный язык. У себя в клинике стал делиться с одним врачом, что-де у товарища Сталина уже было несколько опасных гипертонических приступов...
  
   - Ладно, - оборвал Сталин. - Что вы думаете делать альше? Врачи сознались? Игнатьеву скажите: если не добьется полного признания врачей, то мы его укоротим на величину головы...
  
   - Сознаются. С помощью Тимашук, других патриотов завершаем расследование и будем просить Вас разрешить провести публичный процесс...
  
   - Готовьте, - бросил Сталин и перешел к другим делам. Сидели до четырех утра 1 марта. К концу ночной беседы Сталин был раздражен, не скрывал своего недовольства Молотовым, Маленковым, Берией, досталось и Хрущеву. Только в адрес Булганина он не проронил ни слова. Все ждали, когда "Хозяин" поднимется, чтобы они могли уехать. А Сталин долго говорил, что, похоже, в руководстве кое-кто считает, что можно жить старыми заслугами. Ошибаются. Сталинские слова звучали зловеще. Его собеседники не могли не знать, что за этим раздражением "вождя" скрывается какой-нибудь новый замысел. Может быть, и такой: убрать всех старых членов Политбюро, чтобы свалить на них все свои бесчисленные прегрешения. Сталин понимал, что судьба не даст ему много времени. Но даже он не мог знать, что эта гневная тирада была последней в его жизни. Песочные часы были уже пусты. Из сосуда вытекали последние песчинки... Оборвав свою мысль на полуслове, Сталин сухо кивнул всем и ушел к себе. Все молча вышли и быстро разъехались. Было еще темно. Маленков с Берией сели в одну машину.
  
   Как вспоминал в беседе со мной А.Т. Рыбин, 1 марта в полдень обслуга стала беспокоиться. Сталин не появлялся, никого не вызывал. А идти к нему без вызова было нельзя. Тревога нарастала. Но вот в 18.30 в кабинете у Иосифа Виссарионовича, продолжал Рыбин, зажегся свет. Все вздохнули с облегчением. Ждали звонка. Сталин не обедал, не смотрел почту, документы. Все это было необычно, странно. Но шло время, рассказывал Рыбин, не скрывавший своих личных симпатий к Сталину, а вызова не было. Наступило 20 часов, затем 21, 22 часа в помещениях Сталина полная тишина. Беспокойство достигло крайней точки. Среди помощников и охраны начались споры: нужно идти в комнаты, зрели дурные предчувствия. Дежурные сотрудники М. Старостин, В. Туков, подавальщица М. Бутусова стали решать, кому идти. В 23 часа пошел Старостин, взяв почту как предлог, если "Хозяин" будет недоволен нарушением установившегося порядка.
  
   Старостин прошел несколько комнат, зажигая по пути свет, и, включив освещение в малой столовой, отпрянул, увидев на полу лежащего Сталина в пижамных брюках и нижней рубашке. Он едва поднял руку, позвав к себе Старостина, но сказать ничего не смог. В глазах были ужас, страх и мольба. На полу лежала "Правда", на столе открытая бутылка боржоми. Видимо, здесь Сталин лежал уже давно, т.к. свет в столовой не был включен. Прибежала на вызов Старостина потрясенная челядь. Сталина перенесли на диван. Несколько раз он пытался что-то произнести, но раздавались лишь какие-то неясные звуки. Кровоизлияние в мозг парализовало не только речь, но затем и сознание. Может быть, в эти минуты Сталин успел вспомнить о трагедии Ленина, обреченного на долгую страшную немоту?
  
   По словам Рыбина, охрана и порученцы стали звонить в МГБ Игнатьеву. Тот посоветовал звонить Берии, Маленкову. Берию нигде найти не могли. Маленков без Берии не решался предпринять каких-либо мер. Один из самых могущественнейших людей на планете в критическую минуту оказался отгороженным от элементарной медицинской помощи частоколом бюрократических инструкций и запретов. "Вождь" стал заложником своей Системы. Как выяснилось впоследствии, без разрешения Берии к Сталину врачей вызывать было нельзя. Так было записано в одной из бесчисленных инструкций. Наконец в одном из правительственных особняков в компании новой женщины разыскали сталинского Монстра, и в три часа ночи Берия и Маленков приехали. Берия был заметно под винными парами. Маленков зашел к умирающему Сталину в носках и с новыми ботинками, которые он засунул почему-то под мышки (видимо, чтобы не скрипели). Человек, лежащий на диване, издавал предсмертные хрипы. Берия не стал вызывать медиков, а тут же напустился на обслугу:
  
   - Что вы паникуете! Не видите, товарищ Сталин крепко спит! Марш все отсюда и не нарушайте сон Иосифа Виссарионовича! Я еще разберусь с вами!
  
   Его не очень решительно поддержал Маленков. Складывалось впечатление, убежденно говорил Рыбин, что Сталину, который после инсульта лежал без медицинской помощи уже шесть - восемь часов, никто и не собирался ее оказывать. Похоже, что все шло по сценарию, который устраивал Берию, заключил Рыбин. Выгнав охрану и прислугу, запретив ей куда-либо звонить, соратники с шумом уехали. Лишь около 9 часов утра вновь приехали Берия, Маленков, Хрущев, а затем и другие члены Политбюро с врачами.
  
   В своей книге дочь Сталина Светлана вспоминала: "В большом зале, где лежал отец, толпилась масса народу. Незнакомые врачи, впервые увидевшие больного (академик В.Н. Виноградов, много лет наблюдавший отца, сидел в тюрьме), ужасно суетились вокруг. Ставили пиявки на затылок и шею, снимали кардиограммы, делали рентген легких, медсестра беспрестанно делала какие-то уколы, один из врачей беспрерывно записывал в журнал ход болезни. Все делалось как надо. Все суетились, спасая жизнь, которую нельзя было спасти". Все были полны торжественной, печальной, государственной значимости, хотя ни у кого не возникало сомнения, что это - конец. Обширный инсульт сразил "вождя". Но Берия то и дело подходил к врачам и громко, чтобы слышали все, с угрозой спрашивал:
  
   - Вы гарантируете жизнь товарища Сталина? Вы понимаете всю вашу ответственность за здоровье товарища Сталина? Я хочу вас предупредить...
  
   Смертельно бледные профессора, врачи, медсестры что-то неслышно лепетали, суетились, чувствуя, что после смерти "вождя" и их может ожидать самое страшное. Берия не скрывал торжествующего выражения лица. Все в Политбюро, включая Маленкова, боялись этого выродка. Смерть тирана сулила продолжение новых кровавых оргий. Устав от бесчисленных распоряжений, показной заботы, убедившись, что Сталин уже фактически находится по ту сторону невидимой линии, которая делит жизнь и смерть, Берия умчался на несколько часов в Кремль, оставив политическое руководство страны у смертного одра "вождя". Я уже высказывал версию, что первый заместитель Председателя Совета Министров СССР Л.П. Берия форсировал большую политическую игру, которую он задумал давно. Его срочный выезд в Кремль был связан, возможно, со стремлением изъять из сталинского сейфа документы диктатора, где могли быть (чего боялся Берия) распоряжения, касающиеся его. Сталин мог, вероятно, оставить завещание, и в то время, когда его авторитет был безграничным, едва ли нашлись бы силы, которые оспорили последнюю волю умершего.
  
   Вернувшись через несколько часов, Берия, еще более уверенный в себе, откровенно диктовал подавленным соратникам: срочно подготовить правительственное сообщение о болезни Сталина, опубликовать бюллетень о течении болезни. В правительственном сообщении, переданном по радио и напечатанном в газетах, в частности, говорилось: "В ночь на 2-е марта у товарища Сталина, когда он находился в Москве в своей квартире (а был он на даче. - Прим. Д.В.), произошло кровоизлияние в мозг, захватившее важные для жизни области мозга. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи. Появились тяжелые нарушения деятельности сердца и дыхания... Лечение товарища Сталина проводится под постоянным наблюдением Центрального Комитета КПСС и Советского Правительства... Тяжелая болезнь товарища Сталина повлечет за собой более или менее длительное неучастие его в руководящей деятельности".
  
   После первого бюллетеня успели обнародовать еще два сообщения - на 2 часа и на 16 часов 5 марта. Медицинские светила А.Ф. Третьяков, И.И. Куперин, П.Е. Лукомский, Н.В. Коновалов, А.Л. Мясников, Е.М. Тареев, И.Н. Филимонов, И.С. Глазунов и другие (после не оконченного пока "дела врачей" Берия позаботился, чтобы Сталина лечили академики и профессора лишь одной национальности) не скрывали: катастрофа рядом. Зловещее шипение Монстра над ухом врачей не изменило их вывода: "Острые нарушения кровообращения в венечных артериях сердца с очаговыми изменениями в задней стенке сердца", "тяжелый коллапс", "состояние продолжает оставаться крайне тяжелым". Они еще не знали, что периодические расстройства мозгового кровообращения ранее уже создали множественные мелкие полости (кисты) в ткани мозга, особенно в его лобных долях. Такие изменения, как полагают сегодня специалисты, вызывали нарушения в психической сфере и наслаивались на деспотический характер Сталина, усугубляя и без того его тиранические наклонности1145. Но я думаю, что это были обычные старческие явления. Несмотря на чудовищную нравственную аномалию, Сталин, по моему мнению, не был человеком, которым должны были заниматься психиатры. Его "болезнь" социальная - цезаризм и тирания. Можно, пожалуй, сказать и по-другому: больным был не только лидер, но и все общество.
  
   А у постели умирающего заканчивался акт драмы, которая только через годы позволит обнажить глубину трагедии народа, связанную с жизнью этого человека. Тогда казалось, что трагедия народа - его смерть, а через годы поймут преступления его жизни. Несколько раз в зале появлялся Василий, выкрикивавший пьяным голосом: "Сволочи, загубили отца!"; здесь же стояла окаменевшая дочь, сидели в креслах, на диване уставшие от бессонницы и надвигавшейся неизвестности члены Политбюро. Ворошилов, Каганович, Хрущев и еще некоторые плакали. Берия неоднократно подходил к Сталину и громко спрашивал:
  
   - Товарищ Сталин, здесь находятся все члены Политбюро, скажи нам что-нибудь.
  
   Берия вел себя, как наследный принц гигантской империи, способный распорядиться жизнью любого ее обитателя. Тот, кому он служил, кто дал ему бесконтрольную власть, Берию уже не интересовал. Для него Сталин отошел в прошлое. Берия был весь устремлен в ближайшее будущее. Конец "вождя" не заставил себя долго ждать. Думаю, о последних мгновениях жизни диктатора лучше всех поведала его дочь, бывшая в те минуты рядом с умирающим: "Агония была страшной. Она душила его у всех на глазах. В какой-то момент - не знаю, так ли на самом деле, но так казалось, - очевидно в последнюю уже минуту, он вдруг открыл глаза и обвел ими всех, кто стоял вокруг. Это был ужасный взгляд, то ли безумный, то ли гневный и полный ужаса перед смертью и перед незнакомыми лицами врачей, склонившихся над ним. Взгляд этот обошел всех в какую-то долю минуты. И тут - это было непонятно и страшно, я до сих пор не понимаю, но не могу забыть, - тут он поднял вдруг кверху левую руку (которая двигалась) и не то указал ею куда-то наверх, не то погрозил всем нам. Жест был непонятен, но угрожающ, и неизвестно к кому и к чему он относился... В следующий момент душа, сделав последнее усилие, вырвалась из тела". Было 9 часов 50 минут 5 марта 1953 года.
  
   Перед соратниками, сразу притихшими, застывшими перед вечным таинством смерти, лежал их властелин, кумир, судья, хозяин, благодетель. Лежал палач. Большинство испытывали одновременно и печаль и облегчение. Ушел человек, который, кроме слепой любви, постоянно внушал всем иррациональный страх. Любой из его соратников мог оказаться лишним, как это произошло недавно с Вознесенским и Кузнецовым. Многих подспудно сверлила мысль: оставил ли Сталин завещание? Если оставил - то что в нем? Он наверняка скажет и о тех, кому продолжать его дело...
  
   Некоторые вытирали слезы, неподдельно скорбя, вглядываясь покрасневшими глазами в строгий, как-то сразу побелевший знакомый профиль. На коленях у тела, положив голову на грудь, по-бабьи ревела В.В. Истомина, экономка Сталина, которая около двадцати лет заботилась о нем, сопровождала его всегда во время выездов на юг, даже на две из трех международные конференции в годы войны. Оцепенение, вызванное смертью земного бога, однако, быстро прошло. Вдруг все сразу как-то засуетились, разом заговорили и гурьбой повалили к выходу: нужно было собрать Политбюро, решать государственные дела и первым среди них, наряду с похоронами, - кому передавать дела, если умерший сам об этом не распорядился. Большая столовая, где Сталин часто сидел у камина или за столом в узком кругу четырех-пяти приглашенных соратников, сразу опустела. Отныне здесь больше никогда не будут обсуждать вопросы, связанные с рождением нового закона, назначением министров, послов, присуждением Сталинских премий, созданием новых лагерей, строительством электростанций, выселением целых народов, решением судеб многих людей. Кончилась целая эпоха тиранического единовластия. Впрочем, тогда еще никто не мог сказать: кончилась ли? Может быть, все "дело" Сталина завещано Берии? Мчась в длинных черных лимузинах в Кремль, многие приближенные Сталина не могли не задумываться об этом. Хватило бы окружению мужества сразу воспротивиться последней волей "вождя"? Едва ли... Тогда - едва ли. Спустя три месяца - другое дело.
  
   Д.Т. Шепилов вспоминал: "Тогда я работал главным редактором "Правды". Страна притихла, все ждали известий из Москвы: как там Сталин... Утром пятого - звонок, голос Суслова:
  
   - Быстро приезжайте на "уголок" (так в кремлевском обиходе именовали кабинет "вождя"). Товарищ Сталин умер... - И положил трубку.
  
   В кабинете решали вопросы, связанные с организацией похорон. Мне бросилось в глаза, говорил Дмитрий Трофимович, как вели себя члены Политбюро. Уселись за длинный стол. Кресло Сталина во главе никто не занял. Напротив друг друга, рядом с председательским местом, разместились Берия и Маленков. Оба не могли скрыть своего возбуждения. Перебивая бесцеремонно своих соратников, они говорили больше других. Берия прямо сиял. Хрущев говорил мало, был явно в шоке... Каганович тоже что-то говорил невпопад... Удивило одно (я это хорошо запомнил): Молотов сидел молча, отрешенный, с каменным выражением лица, и, кажется, на протяжении полуторачасового, довольно бестолкового совещания не произнес ни слова..." Каждый по-своему чувствовал: день 5 марта может стать не только концом "вождя", но и началом новой "дворцовой" эпохи.
  
   На другой день состоялось необычное совместное заседание трех органов Центрального Комитета партии, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР. Никаких распоряжений Сталина на случай его смерти обнаружить не удалось. С момента болезни "вождя" в его кабинете один раз был только Берия, после чего он приказал опечатать помещение. Нужно было решать вопрос о преемственности власти. Для демократической системы это обычная процедура: все в соответствии с конституционными нормами. Там, где демократия была эфемерной, где в эпицентре государства был такой человек, как Сталин, это всегда неизвестность и таинственность. Вел заседание Маленков. Но решения были оговорены до заседания в узком кругу.
  
   Один пост Сталина - Председателя Совмина, было решено передать Г.М. Маленкову, который последние два-три года был заметным фаворитом "вождя". Первыми заместителями к нему определили Л.П. Берию, В.М. Молотова, Н.А. Булганина, Л.М. Кагановича. Среди других вопросов, связанных с перестановками в государственном руководстве, следует выделить такие: вновь были объединены министерства государственной безопасности и внутренних дел. Разросшееся гигантское МВД опять возглавил Берия. Он и раньше был фактическим руководителем двух министерств, а теперь, сохранив пост первого заместителя (и, видимо, буквально первого) Председателя Совмина, взял рычаги управления ведомством, которое на протяжении четверти века фактически бесконтрольно стояло над всеми другими. Берия, судя по всему, намеревался не только сохранить существовавшее при Сталине положение, но и усилить роль министерства при решении внутренних и внешнеполитических вопросов. По сути, в его руках находился аппарат, с помощью которого он мог в последующем прийти к власти. Молотов был назначен министром иностранных дел, а Булганин - военным министром. Законодательная власть претерпела также существенные персональные изменения: Н.М. Шверника, бывшего Председателя Президиума Верховного Совета, отправили "на профсоюзы", а его место занял К.Е. Ворошилов, после войны пребывавший в немилости у "вождя".
  
   Не менее серьезные перемены произошли и в высшем партийном органе. "Руководящее ядро", собравшись ночью, накануне этого памятного заседания, менее чем через 12 часов после смерти Сталина по предложению Молотова, поддержанного остальными, решило резко сократить численность Политбюро, которое после XIX съезда КПСС (октябрь 1952 г.) стало называться Президиумом ЦК. Сталин к концу жизни, по всей вероятности, вел дело к тому, чтобы освободиться от своих многолетних соратников - Берии, Ворошилова, Кагановича, Микояна, Молотова, Хрущева, возможно, и некоторых других.
  
   Устранить их всех он планировал постепенно, но у него, Сталин чувствовал это, было немного времени. Его изощренный ум, как всегда, нашел неожиданный ход. Он предложил (конечно, в старом Политбюро все сразу согласились) увеличить состав Президиума до 25 членов и 11 кандидатов. Состав секретарей был расширен до 10 человек. Таким образом, он сразу "растворил" своих старых соратников среди новых функционеров, на которых хотел делать ставку в будущем. Думаю, если бы Сталина не сразил инсульт, он нашел бы повод для обвинений Молотова, Микояна, Берии, некоторых других, чтобы устранить их из руководства, попутно возложив на них вину за очень многое, что, как чувствовал стареющий "вождь", отягощало его исторический портрет. Но старые аппаратчики хорошо изучили "Хозяина". Через несколько часов после его смерти они решили в интересах "обеспечения бесперебойного и правильного руководства" первым делом отодвинуть от главного рычага власти новоявленных выдвиженцев.
  
   Совместное заседание утвердило предложение "ядра" более чем в два раза сократить численность Президиума, доведя его до 10 членов и 4 кандидатов в члены. К старой "сталинской гвардии" - Г.М. Маленкову, Л.П. Берии, В.М. Молотову, К.Е. Ворошилову, Н.С. Хрущеву, Л.М. Кагановичу, А.И. Микояну были добавлены лишь трое - Н.А. Булганин, М.З. Сабуров, М.Г. Первухин. Некоторые деятели, пробыв по прихоти Сталина в составе Президиума менее пяти месяцев, исчезли с высокого политического небосклона, чтобы больше никогда там не появиться: В.М. Андрианов, А.Г. Зверев, И.Г. Кабанов, В.А. Малышев, Л.Г. Мельников, Н.А. Михайлов, П.К. Пономаренко, А.М. Пузанов, И.Ф. Тевосян, Д.И. Чесноков, П.Ф. Юдин. Л.И. Брежнев пока тоже не удержался в этой высокой партийной "обойме" (его отправили, освободив от постов кандидата в члены Президиума и секретаря ЦК, заместителем начальника Главного политуправления Советской Армии и Военно-Морского Флота).
  
   После 1934 года официально на должность Генерального секретаря ЦК никто не избирался. Всем и без того было ясно, что первым лицом, "господствующей личностью" в государстве, обществе, партии был Сталин. После его смерти человека, обладающего таким же авторитетом, не было. Маленков, который последние годы по поручению "вождя" вел дела в ЦК, был назначен, повторю, предсовмина. Решили неопределенно, словно давая испытательный срок: "Признать необходимым, чтобы тов. Хрущев Н.С. сосредоточился на работе в Центральном Комитете КПСС, и в связи с этим освободить его от обязанностей первого секретаря Московского комитета КПСС".
  
   Страна, погрузившаяся в официально объявленный четырехдневный траур, не придала значения этим "тонкостям" в перераспределении власти. Однако многим было ясно, что новые политические фигуры, призванные заменить Сталина, являются лишь тенью "вождя". В те дни народ с жадностью ловил сообщения радио и газет, почти как две капли воды давно похожие друг на друга. Восприняли как должное сообщение о постановлениях ЦК и Совета Министров: поместить саркофаг с телом И.В. Сталина в Мавзолее на Красной площади рядом с саркофагом В.И. Ленина и соорудить Пантеон - памятник вечной славы великих людей Советской страны. "По окончании сооружения Пантеона перенести в него саркофаг с телом В.И. Ленина и саркофаг с телом И.В. Сталина и останки выдающихся деятелей Коммунистической партии и Советского государства, захороненных у Кремлевской стены". Все казалось естественным.
  
   Древний обычай бальзамирования и мумифицирования владык, против чего в свое время так протестовала Крупская и на котором так настаивал Сталин, казался уже естественным. Люди с годами привыкают ко многому. Даже к тому, что с ними на Земле живет бог. Но что этот бог умер, как все смертные, воспринималось с трудом. Алексей Сурков в своей статье в "Правде" "Великое прощание" описывал, как "три дня подряд, не иссякая ни утром, ни вечером, извиваясь по улицам Москвы, текла и текла живая река народной любви и скорби, вливаясь в Колонный зал"1146. Он только не написал (да это ему и не позволили бы), что усопший "вождь" остался верен себе: и мертвый, он не мог допустить, чтобы жертвенник был пуст. Скопление народа было столь велико, что в нескольких местах на улицах Москвы возникали ужасные давки, унесшие немало человеческих жизней.
  
   Новый военный министр, Булганин, издал приказ войскам Советской Армии, в котором одно за другим следовали слова "великий", "гениальный", "бессмертный". В час погребения в столицах союзных республик, городах-героях и некоторых других прозвучали тридцать артиллерийских залпов. Маршалы Соколовский, Буденный, Говоров, Конев, Тимошенко, Малиновский, Мерецков, Богданов, генералы и адмиралы несли ордена и медали генералиссимуса. Вся страна была в глубоком трауре. Скорбь была неподдельной. Миллионы людей не ведали, что в акте похорон они обретают начало трудного и долгого освобождения от одной из самых страшных тираний.
  
   На похороны прилетели Чжоу Эньлай, Г. Георгиу-Деж, К. Готвальд, Б. Берут, М. Ракоши, О. Гротеволь, Ю. Цеденбал, В. Червенков, У. Кекконен, многие другие политические и государственные деятели со всех концов света. Человечество понимало, что ушел человек, роль которого в мировой истории оценить будет непросто. Но в те дни дипломатические представительства в Москве слали депеши в свои столицы главным образом с оценками случившегося и его значения для гигантской страны, с прогнозами на будущее. Все ждали, что скажут на торжественной траурной церемонии похорон преемники Сталина. Солировала четверка: Хрущев, как председатель комиссии по организации похорон, открывший траурный митинг, Маленков, Берия и Молотов. Политические аналитики расценили этот факт так, что именно эти четверо - центральные, фигуры в новом руководстве.
  
   Выступавшие, по сути, в одних и тех же словах и выражениях подчеркнули полную приверженность народа и страны сталинскому курсу. Маленков, назвав Сталина "величайшим гением человечества", выразил уверенность, что у СССР "есть все необходимое для построения полного коммунистического общества". Берия, естественно, напомнил, что, идя сталинским путем, мы должны "неустанно повышать и оттачивать бдительность партии и народа к проискам и козням врагов Советского государства. Теперь мы должны еще более усилить свою бдительность". Молотов, отвечая на вопрос: "Что значит быть верными и достойными последователями Сталина?" - пытался сформулировать главные направления дальнейшего укрепления позиций руководства внутри страны и на международной арене. Соратники, по сути, клялись, что все останется так, как было при Сталине. Нюансов в выступлениях лидеров страны на траурном митинге не было. Если не считать, что Берия в ситуации, когда не ему досталось место во главе колонны руководителей (я не сомневаюсь, что он вынашивал такие планы), решил оказать максимальную поддержку наиболее близкому ему человеку - Маленкову. В своем выступлении Берия заявил, что в ряду "чрезвычайно важных решений, направленных на обеспечение бесперебойного и правильного руководства всей жизнью страны" является "назначение на пост Председателя Совета Министров Союза ССР талантливого ученика Ленина и верного соратника Сталина Георгия Максимилиановича Ма-ленкова"1147.
  
   После траурных церемоний тело умершего "вождя" внесли в Мавзолей. Однако еще восемь месяцев он был закрыт для посещения: продолжался процесс бальзамирования. Мумия должна была, по идее, лежать здесь века. Рядом с Лениным находился теперь человек, который в течение своей политической жизни узурпировал право на понимание и трактовку дела своего великого предшественника. Но хотя Ленин - в своем темном костюме без наград (никто не может представить вождя с "иконостасом" орденов), а Сталин - с орденскими планками из платины, подлинную роль этих людей история оценила и оценивает, не оглядываясь на "знаки различия". Именно они стояли у истоков огромной исторической неудачи великого народа. Кто мог знать, что ночью 31 октября 1961 года мумия Сталина навсегда покинет Мавзолей?
  
   В печати и на радио неделю-другую продолжался поток соболезнований, искренних и горестных. Думаю, что даже известные своим антисоветизмом буржуазные деятели искренне связывали со Сталиным целую эпоху развития одного из могущественных государств, без учета позиции которого ныне нельзя было решать многие мировые проблемы. Советская печать не могла найти эпитетов, чтобы выразить роль Сталина в современной цивилизации. "Правда" писала, что его руки "лежали на руле истории человечества". Скажу, однако, что встречались иногда и материалы, за строками которых можно было прочесть и иной смысл.
  
   Пролетарский немецкий поэт И. Бехер в своем стихотворении "Бессмертному" писал:
  
   Могуче задышала грудь земли,
  
   На ней посевы Ленина взошли.
  
   Сказал народ: "Смотрите, Сталин
  
   клятву
  
   Исполнил. Люди, начинайте жатву!"
  
   И снова Сталин в души пролил свет,
  
   В то утро величайшей из побед
  
   Погибших память чтил он, скорби
  
   полный,
  
   Среди народа - то был плач
  
   безмолвный1148.
  
   Вечная тьма поглотила "вождя". Но физическая смерть не сопровождалась смертью политической. Он ушел, оплаканный угодливыми соратниками (неугодных он уничтожил), сопровождаемый их стенаниями и заклинаниями в верности "его делу". Внешне ничего не изменилось. Люди думали, как прежде. Бюрократическая машина, вращая своими массивными шестернями, так же неумолимо исторгала директивы, указания, занималась "подготовкой, изучением и расстановкой кадров", все так же на каждом торжественном собрании принимались приветственные письма, обращенные в адрес "самых-самых". Но те же люди, которые начинали и кончали свои речи и статьи упоминанием о "гениальности" Сталина, постепенно стали менять тон. Как-то незаметно сползала пелена с глаз и душ. Менее чем через месяц прекратили "дело врачей", а Рюмина - главного исполнителя затеи Берии, как было принято и раньше, расстреляли. Прошло совсем немного времени, и осмелевшие соратники провели "дворцовую операцию" по устранению, а затем и ликвидации Берии. Через год после смерти Сталина военная коллегия Верховного суда СССР под председательством А.А. Чепцова прекратила "ленинградское дело" как "сфальсифицированное бывшим министром госбезопасности СССР и его сообщниками". А.А. Вознесенский, Н.А. Вознесенский, М.А. Вознесенская и десятки их "подельцев", сложившие головы по воле умершего в марте 1953 года сатрапа, были реабилитированы1149. В следующем году "Правда" сообщила, что в Ленинграде на открытом заседании военной коллегии лица, виновные в фальсификации "ленинградского дела" (B.C. Абакумов, А.Г. Леонов, В.И. Комаров, М.Т. Лихачев), были приговорены к высшей мере наказания - расстрелу, а другие - к тюремному заключению на различные сроки. Главные преступники к этому времени были уже мертвы.
  
   То, что казалось незыблемым, застывшим, вечным, монолитным еще до официального осуждения культа личности, начало расползаться, таять, подвергаться незаметной эрозии, исчезать. Старая как мир истина, которую лаконично сформулировал Томас Манн, что прижизненная слава - вещь сомнительная, быстро стала находить свое подтверждение.
  
   Сталин умер, миновав апогей своей славы и величия. Не все тогда это знали и чувствовали, но смерть "вождя" совпала с глубоким кризисом советского общества. Система застыла: все форумы, съезды, слеты носили формальный характер, ибо их итог заранее был предопределен диктатором. Идеология принизила культуру до роли имитатора заданного и послушного "воспитателя". Все заметнее, несмотря на прорыв в ядерной области, накапливалось техническое отставание от Запада. Сельское хозяйство еще больше деградировало. Обществоведение занималось комбинированием цитат. На развитие естественных и технических наук оказали влияние процессы мракобесия, подобные лысенковщине и походу против кибернетики и генетики. Бюрократическая система контролировала в обществе почти все. Хотя официальная пропаганда непрерывно говорила о новых и новых триумфах "сталинской внутренней и внешней политики", на огромных пространствах лежала молчащая страна, которая могла ждать в любой момент нового приступа насилия своего верховного предводителя. Кремлевский старец с подозрением смотрел на угасание энтузиазма народа, привыкшего повиноваться, исполнять и надеяться. Он недовольно вглядывался во внешне энергичные, но, по существу, малоэффективные действия созданной им бюрократической прослойки. Он чувствовал: вместо ускорения движения идет его замедление. Кризис назревал.
  
   Не лучше положение было и в делах международных. Конфликт с Тито показал всем - Сталин не всесилен. Созданный им Коминформ - в параличе. "Холодная война" высветила контуры возможного нового мирового конфликта. Но Сталин не понимал, что мир на пороге новых перемен. Нужно было новое мышление, новые подходы, новые альтернативы, признающие приоритет общечеловеческого над классовым. Сталин был совершенно не способен к такой эволюции. Каждый год жизни Сталина, не случись с ним в 1953-м удара, лишь углублял бы тяжелый политический кризис страны. Судьба распорядилась иначе; смерть "вождя" открыла новые возможности для преодоления того, что позже люди назовут сталинизмом. Как сказал Вергилий: "Каждому назначен свой день". И он, этот день, пришел. Великие права и свободы, завоеванные трудящимися в борьбе, оказались серьезно урезанными и не могли выйти из сталинской колеи. Но Сталин оказался не в состоянии все деформировать: многое выжило, хотя и в усеченном виде. На фоне кризиса, который мы смогли в полной мере рассмотреть лишь спустя десятилетия, нельзя отрицать огромную жизнестойкость советского народа...
  
   Однажды, когда Джугашвили еще только вступал в отрочество, духовник в семинарии читал наставление по основам Евангелия. Большими глазами Coco смотрел на священника, пытавшегося убедить его, что Иисус не желал земной власти, а стал гонимым странником, предпочитая славе страдания и смерть. А за несколько часов до Голгофы назвал себя Мессией. Бог, соединившись с людьми, стал богочеловеком и разделил участь всех гонимых за правду...
  
   Юный Джугашвили не мог понять, почему Бог отказался от власти на Земле? Если бы он ее взял, то мог бы изменить участь не только гонимых, но и всех, кого бы счел нужным... Стряхнув с себя библейские постулаты, он, однако, еще с юношества сохранил устойчивый взгляд на власть, которая способна дать человеку силу и волю сродни божественной.
  
   Жизнь и смерть Сталина подтвердили ряд вечных истин. Пропасть истории одинаково глубока для всех. Но эхо падения ушедшего туда может доноситься как призыв и свидетельство Добра или Зла. Чем больше мы узнаём о Сталине, тем глубже убеждаемся, что ему суждено стать в истории одним из самых страшных олицетворении Зла. Никакие благие намерения и программы не могут служить оправданием актов бесчеловечности. Сталин своей жизнью еще раз показал, что даже благородные, высокие человеческие идеалы можно вывернуть наизнанку, если политика отказывается от союза с гуманизмом. Повторю: Сталин выпустил из поля зрения главное - человека. Для "вождя" человек всегда был и остался составной частью массы, а это почти ничто. Жизнь и смерть Сталина подтвердили, что единовластие как выражение диктатуры одного лица исторически исключительно хрупко. Оно гибнет, исчезает вместе со смертью единодержца. Сталин никогда не мог и не хотел понять, что подлинно свободное общество - это не платформа для пирамиды, на вершине которой находится один человек, а ассоциация, где каждый волен принимать участие в выборе собственной судьбы.
  
   Жизнь и смерть Сталина показали, что отсутствие гармонии между политикой и моралью всегда в конечном счете приводит к краху. Исторический маятник событий в нашей стране поднял Сталина на высшую точку и опустил его до низшей. Жизнь и смерть Сталина рельефно высветили, что человек, верящий только в могущество насилия, может идти лишь от одного преступления к другому. Декорации, созданные диктатором из его "славы, мудрости, прозорливости, почитания", рано или поздно рушатся. Своей жизнью и смертью Сталин показал, что его претензии на совершенство управления оказались призрачными. Его способность овладевать сознанием людей, превращать их в бездумных исполнителей является грозным предупреждением - к чему может вести власть бесконтрольная, абсолютная и сконцентрированная в одних руках. Но это историческое предупреждение мы в полной мере еще не учли. Надежных гарантий по недопущению обожествления первого лица в государстве и обществе пока еще не создано. Триумф Сталина и трагедия народа - вечное предостережение... История Сталина обвиняет. Смерть не стала его оправданием.
  
   Сталинское наследие____________________________________
  
   В этой главе уже говорилось, что сталинизм родился на марксистской почве. Я убежден в этом. Но Сталин смог так перепахать и удобрить эту почву, что на ней стали произрастать социальные и нравственные уродцы в виде бюрократии и догматизма, которые и поныне еще неотделимы от нашей жизни. Мне хотелось бы еще раз подчеркнуть, что сталинизм появился и вырос на почве ленинизма, все более извращаемого в направлении тоталитарности. Сталинизм уже не оставил места для самой главной ценности - свободы. На одной и той же почве могут произрастать, мы это знаем, самые различные растения. Сталин вырастил плоды, многие из которых повергли бы в ужас тех, кто задолго до Октября мечтал о "царстве справедливости и счастья". Примечательно, что в своей речи на Красной площади во время похорон "вождя" Берия сказал, что Сталин "оставил нашей партии и стране великое наследие, которое надо беречь как зеницу ока и неустанно его умножать". При мысли о том, что у Монстра появилась бы возможность "умножать", становится страшно...
  
   Проживи Ленин еще хотя бы 5 - 10 лет, может быть, что-то развивалось бы по-иному. Хотя именно он положил начало тоталитаризму. Это не абсолютизация роли личности, это вера в те силы, которые "держали в умах и руках" великую идею. К сожалению, эта идея, родившись почти полтора столетия назад, нигде так и не смогла в максимально полной форме материализоваться. Прежде всего потому, что она утопична. Деяния Сталина заставили слишком многих усомниться в возможности гуманистической ее реализации. Поэтому, говоря о том "наследии", которое оставил Сталин, следует сказать, что Маркс и Энгельс непосредственно неповинны в той больной тени, которая надолго накрыла их великие идеи. Благодаря Сталину марксизм как бы обмелел. Мы перестали видеть его подлинную сущность. А она, по моему мнению, не одномерна, а многомерна. Одномерное видение марксизма, к чему за тридцать лет Сталин и его пропагандистская машина постепенно приучили миллионы людей, стало им представляться как набор догматов, которые привели к "обмелению" не только теории, но и самой революции. Марксизм устарел и выродился. Ленин бы содрогнулся, представь он хоть на минуту, хоть на одну сотую то зло, которое принесет его делу первый генсек партии. Жан Жорес, излагая историю французской революции, написал знаменательные слова: "Великие вершители революции и демократии, трудившиеся и сражавшиеся более века назад, не ответственны перед нами за дело, которое могло быть выполнено только несколькими поколениями. Судить о них так, словно они должны были завершить драму, словно истории не предстояло продолжаться после них, - сущее ребячество и несправедливость. Их дело неизбежно было ограниченным; но оно было великим"1150. Суд над Сталиным нельзя буквально превращать в суд над Лениным, как это порой часто делают, ибо Ленин, говоря словами Жореса, не во всем "ответствен перед нами за дело, которое могло быть выполнено только несколькими поколениями". Но истоки неудачи берут начало у Ленина.
  
   Эти поколения, как мы знаем, повел тот, кто совершил самое страшное преступление, поставив знак равенства между великой идеей и собственной властью. Все преступления Сталина производны от этого, главного преступления. Эта констатация определяет характер и содержание сталинского "наследия" и его роль в истории. Трудно не согласиться с Милованом Джиласом, который приходит к выводу, что "Сталин - один из наиболее чудовищных насильников в истории"1151. Сталинское "наследие" можно было бы выразить формулой: страдания, несчастья, гибель миллионов - во имя "счастья" остальных. Главной жертвой сталинизма стала свобода. "Вождь народов" не был императором, но, наверное, ни один монарх не обладал такой неограниченной властью, как Сталин.
  
   Нельзя не признать, что Сталин полнее, чем другие, использовал не только социальные, экономические и идеологические факторы, которые помогли ему сначала удержаться, а затем и прочно стать на ноги, но и национальные особенности русского народа. Д.С. Мережковский еще в начале века писал, что "одна из глубочайших особенностей русского духа" заключается, в том, что "нас очень трудно сдвинуть, но раз мы сдвинулись, мы доходим во всем, в добре и зле, в истине и лжи, в мудрости и безумии, до крайности"1152. Можно оспаривать это категорическое утверждение крупного русского писателя, но нельзя не признать, что Сталин тонко использовал в своих целях национальные, этнические, исторические особенности народов, прежде всего русского.
  
   Набрасывая последние штрихи к политическому портрету человека, который оставил такие глубокие шрамы в истории советского (да и только ли его?!) народа, необходимо сказать, что собственно в сталинском наследии не осталось (и не могло быть!) ничего позитивного. То, что мы ценим, что есть у нас непреходяще важного, нужного, создано и существует не благодаря Сталину. Сталин, одержавший, казалось, так много личных "побед", в конечном счете потерпел полное историческое поражение. Чтобы оценить его "наследие", реликты которого дают себя знать и сейчас, хотелось бы напомнить некоторые выводы и оценки последнего сталинского съезда.
  
   XIX, съезд ВКП(б) - так партия еще называлась при его открытии - отделяет от предыдущего целых тринадцать лет. Сталину давно уже не нужны были партийные форумы. Жизнь ЦК после войны стала еще более бесцветной. По сути, этот орган руководства партией между съездами исполнял при Сталине роль партийной канцелярии; назначались кадры, давались указания республиканским и областным партийным организациям, принимались постановления, поразительно похожие по духу одно на другое. Большинство этих постановлений были по сельскому хозяйству: о мерах по ликвидации нарушений устава сельхозартели в колхозах; об обеспечении сохранности государственного хлеба; о колхозном строительстве в Литовской, Латвийской и Эстонской ССР; об укрупнении мелких колхозов и задачах партийных организаций в этом деле; о постановке пропаганды и внедрении достижений науки и передового опыта в сельском хозяйстве и другие тому подобные попытки оживить чахнущую деревню.
  
   За долгими ночными разговорами на ближней даче Сталина, где сидели рядом с "вождем" такие "аграрии", как Молотов, Берия, Маленков, рождались лишь волевые, тупые в своей настойчивости идеи, которые все дальше загоняли в тупик сельское хозяйство. В этой обстановке, когда Сталин чувствовал, что деревня ему отвечает долгой, неосознанной, пассивной, но неумолимой местью за его надругательство над хлеборобом, животноводом, он хватался часто за эфемерные, призрачные возможности. Именно по его инициативе в гору пошел Лысенко, по его предложению вновь (как и накануне войны) в сентябре 1946 года было принято постановление Совмина и ЦК ВКП(б) о проверке и изъятии "незаконно захваченных земель как со стороны отдельных колхозников, так и организаций и учреждений для подсобных хозяйств". Нарушители, говорилось в документе, будут "отдаваться под суд как нарушители закона и враги колхозного строя". Именно Сталин предложил (и, естественно, это вошло в постановление) создавать в министерствах сельского хозяйства СССР и республик управления сельскохозяйственной пропаганды во главе с первыми заместителями министра... Все напрасно. На волевые, надуманные решения, прежде всего административно-репрессивного характера, село отзывалось немым равнодушием.
  
   Шли годы. Центральный Комитет не собирался. После февральского Пленума 1947 года, обсудившего те же вопросы "подъема сельского хозяйства", следующий состоялся лишь в августе 1952 года, на котором были решены организационные вопросы, связанные с созывом XIX съезда партии. Даже информационные сообщения об этих Пленумах в печати давались в загадочной форме: "На днях (?! - Прим. Д.В.) в Москве состоялся очередной (?! - Прим. Д.В.) Пленум ЦК ВКП(б)". Кто делал доклад, каковым было обсуждение вопроса, когда состоялось это "на днях", читателю приходилось лишь догадываться. Бюрократия не может обходиться без секретности: ведь это один из ее важнейших устоев.
  
   Да, Сталину партийные форумы были не нужны. Но без съезда ему не хотелось производить крупные изменения в партийном руководстве. Он знал, что съезд пройдет по его сценарию и полностью проштампует его решения. Дело зашло уже так далеко, что совесть людей была давно загнана в глухую резервацию. Партия, повторюсь, стала его орденом. Но Сталин, уверовав в свое духовное бессмертие, решил оставить наследникам материалы для долгого пережевывания - "Марксизм и вопросы языкознания", "Экономические проблемы социализма в СССР", свою речь на XIX съезде партии, два новых тома "собственных" сочинений, которые спешно готовились к изданию. Стареющий, больной "вождь" одновременно хотел, видимо, подготовить почву для устранения ряда своих многолетних соратников, которые слишком много знали и после съезда могли стать удобными "козлами отпущения".
  
   Для политического портрета Сталина, характеристики его "наследия" XIX съезд дает немного нового, но вместе с тем немало интересного материала. Маленков в течение августа - сентября 1952 года несколько раз докладывал Сталину о подготовке к съезду: содержание Отчетного доклада о работе ЦК ВКП(б), Директивы съезда по пятому пятилетнему плану, другие документы и выступления. Сталин пролистал проекты выступлений членов Политбюро, но они его интересовали мало. Все соревновались в поисках новых эпитетов, заслуг, добродетелей, талантов "вождя". Сталин не делал письменных пометок, а при встречах с подобострастным Маленковым высказывал ему коротко замечания, звучащие как непреложные указания. Значительно большее внимание он уделил собственному выступлению. По его плану Суслов с небольшой бригадой подготовил несколько вариантов речи. Окончательную доводку выступления Сталин сделал сам.
  
   За несколько дней до начала съезда Сталин назначил его открытие на... семь часов вечера. Собственному режиму дня он подчинил и высший форум партии. Президиум съезда был небольшим. Но появилось новшество: все члены сгрудились на левом фланге стола президиума. Сталин сел в одиночестве справа. Ни рядом, ни сзади никого не было. "Великий вождь" не хотел растворяться даже среди высших руководителей партии. Бесконечные упоминания в речах делегатов его имени прерывались бесчисленными овациями, вставаниями, скандированием. Сталин смотрел на экзальтированный психоз нормальных как будто людей, не спускавших с него глаз, полных преданности, любви и неподдельного подобострастия. Утомившись от выслушивания потока ухищренных славословий, в перерыве "вождь" уходил и подолгу не появлялся. Кажется, только в день открытия и день закрытия он был на всех заседаниях. Два-три дня не появлялся вообще. Думаю, дело тут не в здоровье. Сталину эти форумы, в которых нет борьбы, загадок, неясностей, давно стали неинтересны. Но он и не хотел других. Съезд был для него "демократическим" обрамлением его единовластия. Да к тому же мало осталось в живых членов ЦК, избранных на XVIII съезде. Нужно было пополнить состав Центрального Комитета. Ведь иногда приходилось кое-что штамповать... Роль "вождя" в обществе была такой, что весь съезд ничего не значил по сравнению с глодавшей всех мыслью: будет ли выступать Сталин?
  
   В общественном сознании Сталин уже давно превратился в живой миф средоточие мудрости всех земных благостей и провидчества. Всеобщее ослепление было столь велико, что любое обычное слово, мысль, идея, принадлежащие Сталину, как-то подсознательно облекались в форму, наполненную особым, оригинальным, неповторимым смыслом. Люди уже не видели, что обычные банальности, простенькие положения, часто плохо увязанные с реалиями жизни, принимаются ими чуть ли не за божественные откровения.
  
   Делегаты до последнего дня не были уверены: скажет ли что-либо им "вождь"? На заключительном заседании, когда все увидели, что Сталин поднялся из-за стола президиума и медленно пошел по ковровой дорожке к трибуне, зал стоя устроил ему долгую овацию. Он вновь предстал перед ними не в военной, а в "партийной" форме, лишь с одной Звездой Героя, умело поддерживая в сознании людей образ "скромного" лидера. Речь его была короткой. Пожалуй, аплодисменты, которыми она прерывалась, заняли больше времени. Сталин ни слова (!) не сказал о внутренних делах страны, партии, отметив, однако, что ныне с образованием народно-демократических стран, как он выразился, новых "ударных бригад", нашей "партии легче стало бороться, да и работа пошла веселее".
  
   Обратившись к делегациям компартий капиталистических стран, Сталин выдвинул два весьма сомнительных лозунга. Оба основаны на том, что в капиталистическом мире якобы выброшены за борт знамена буржуазно-демократических свобод, национальной независимости и суверенитета. Он призвал коммунистические и демократические партии поднять эти знамена. Сталин вновь, как в старые "коминтерновские" 20-е годы, выразил уверенность "в победе братских партий в странах господства капитала"1153. Одномерное мышление Сталина как бы застыло. Ни одной новой идеи. Не случайно вскоре после окончания съезда, в этом же месяце, в "Правде" появилась статья, озаглавленная "Сборище социал-предателей в Милане", об очередном конгрессе Социалистического Интернационала. "Главари", "провокаторы", "преступники", "предатели" - таков лексикон статьи. "Наследие" Сталина в области коммунистического движения, борьбы трудящихся за свои социальные права, как и международных отношений вообще, отличается крайним консерватизмом, непониманием необходимости радикальных перемен. На своем последнем съезде Сталин лишь рельефнее зафиксировал устаревшую традиционную позицию коммунистов, явно отстающую от тех изменений, которые начали происходить в мире.
  
   Наиболее проницательные люди, а мне довелось побеседовать с несколькими делегатами XIX съезда партии, почувствовали, что Сталин уже определенно думает о том, что останется после него, как распорядятся его наследием. Я считаю, что именно этим объясняется его необычная, большая речь на Пленуме ЦК, избранного на съезде. В злых выражениях, с обвинительной интонацией он как бы выразил сомнения в том, смогут ли его соратники продолжить взятый курс? Не капитулируют ли перед внутренними трудностями, империализмом? Проявят ли мужество и твердость перед новыми испытаниями?
  
   Сегодня мы знаем, что Сталин в своей последней публичной речи обрушился на Молотова и Микояна, как бы давая понять, что в его "старой гвардии" не все достойны доверия. Сталин просто боялся, что его главное "наследие" - мощная, угрюмая, застывшая в своей долгой неизменности держава - может оказаться не в тех руках... "Вождь" понимал, что его имя, дела, идеи могут сохраниться лишь в рамках созданной им Системы. Любая другая отвергнет его постулаты. Тоталитарное государство, которое, по сути, создавал все эти годы диктатор, функционировало по его жестким рецептам: высочайшая централизация, демократический антураж единовластия, ставка на силу как главный фактор развития. Для обеспечения материальной базы такого государства, до конца своих дней считал Сталин, необходимо обеспечить преимущественный рост производства средств производства и подъем колхозной собственности до уровня общенародной.
  
   Ведущим элементом сталинского "наследия" стала несвобода людей. Да, не было эксплуатации в прежнем, капиталистическом понимании, люди были в основном равными в своей бедности, огромной зависимости от аппарата, имели возможность "самоотверженно трудиться". Пока не начал иссякать огромный заряд веры, советские люди часто добивались высоких достижений в промышленности и сельском хозяйстве, науке и культуре. Но все более широкое использование изощренной системы запретов, ограничений, принуждения вселяло в сознание людей социальную пассивность, равнодушие, инертность. Массовое использование подневольного труда, высылки, всеобщий контроль за умами, угроза постоянной кары за любое проявление малейшего инакомыслия "украсили" общество, в котором несвобода людей стала естественным состоянием. Разумеется, о ней не только не говорили, но было опасно и думать.
  
   В сталинском "наследии" особое место занимала партия, но партия не в обычном понимании, а как синоним огромного идеологического ордена. Сталин до конца дней любил говорить: "мы, большевики", "нет таких крепостей, которые большевики не могли бы взять", "большевики - люди особого склада"... Целые поколения людей выросли на преклонении перед Сталиным, его идеями. В центре всех мировоззренческих установок, пожалуй, стоял классовый подход в его извращенном понимании. Марксисты, видимо, всегда абсолютизировали его, подгоняя все социальные явления под схему, основой которой был постулат: борьба классов - главная движущая сила развития. Сама идея гуманизма, общечеловеческих ценностей, морали объявлялась еретической, буржуазной, как будто гуманизм и марксизм были антиподами. О гуманистической сущности марксизма нельзя было и заикнуться. Для партийца классовое сознание - жесткая непримиримость ко всему чуждому, ко всему тому, что не согласуется с его убеждениями. Абсолютизация классового подхода, борьбы противоположностей оправдывала жесткость, насилие, нетерпимость. Классовый подход на первый план выдвинул борьбу, а компромисс, сосуществование, согласие, сотрудничество стали чем-то второстепенным. Во внешнеполитических делах это вело к конфронтации, а внутри страны оправдывало насилие и террор. Абсолютизация противоречий, реально существующих между классами, вылилась в универсальную доктрину политической и идеологической войны.
  
   Партийный орден, а Сталин часто называл его и "армией", постепенно стал разветвленным, универсальным аппаратом власти. Партия, которую оставил Сталин, представляла собой государственно-идеологическую организацию. Послушное, автоматическое единодушие, единогласие, однодумство превратили членов социал-демократической в прошлом партии в массу исполнителей. Печать сталинского "творчества" видна здесь так же отчетливо, как и в других областях. В этой связи нельзя не признать, что не только Сталин и его окружение, но и партия несут прямую ответственность за сталинизм и его тяжкое наследие.
  
   Наконец, сталинское "наследие" выглядело бы неполным, если бы при анализе реликтов мы не учитывали роль и место, которые диктатор уготовил карательным органам. В результате сталинской селекции во главе их стояла каста людей, которым "вождь" безоговорочно верил. Ежов, Берия, Круглов, Абакумов, Кобулов, Серов, Деканозов, Меркулов, Цанава, другие жрецы сталинской безопасности были властны над жизнью любого гражданина страны, незаметного труженика или известного деятеля. Вот пример.
  
   Один из зловещей "обоймы" бериевского окружения, И. Серов, в своем доносе Сталину и Берии (уже после войны) писал: "Я уже докладывал о необъективном отношении члена Военного совета группы оккупационных войск в Германии генерал-лейтенанта Телегина к работникам НКВД. Телегин начал выискивать различные "факты" против отдельных представителей НКВД и преподносить их т. Жукову в искаженном виде. Например, сообщил об отправке 51 эшелона с трофеями в адрес НКВД... Мы имеем десятки фактов, когда генерал Телегин пытается скомпрометировать работников НКВД. Я пришел к выводу, что генерал Телегин очень озлоблен на НКВД..."1154 Сталин, естественно, поручил НКВД "хорошенько разобраться". Исход нетрудно было предвидеть. Вскоре Телегин был отозван в Москву, отправлен на курсы усовершенствования политсостава, пока в органах готовили "дело" и доложили о нем Сталину. С его одобрения Константин Федорович Телегин, прошедший всю войну на самых трудных, часто решающих участках, был арестован "за вражескую деятельность". Приговор военной коллегии гласил: "За антисоветскую пропаганду, на основании Закона от 07.08.32 г. и по статье 58-12 УК РСФСР, подвергнуть лишению свободы в ИТЛ сроком на 25 лет с конфискацией всего имущества..." Только смерть Сталина распахнула перед Телегиным двери лагеря. Малейшее трение, "косой взгляд", элементарное непочтение к представителям карательных органов квалифицировались как тяжкое преступление.
  
   Каждый из истории берет то, что отвечает его мировоззрению. Изучая Великую французскую революцию, Ленин увидел в великом потрясении центральную идею народовластие. Его несовершенство и противоречивость. Тем не менее он увидел в народовластии непреходящую историческую надежду. Троцкий, обращаясь к французской революции, был поражен неумолимостью попятного движения, возможностью безжалостной ликвидации пламени народной свободы. Для него слово "термидор" стало символом реставрации старого, контрреволюции, предательства, обмана всех лучших надежд революционеров. Не случайно он употреблял слово "термидор" обычно в соседстве со словом "Сталин". А "вождь народов" больше всего внимания обратил на ту опасность, которая, по его мнению, погубила французскую революцию. Эта опасность была конкретной и заключалась в наличии "врагов народа". Этот печальный для советской истории термин пришел в нашу трагическую действительность из XVIII века. Для Сталина "врагами народа" были все, кто прямо или косвенно, хотя бы потенциально, мог стать угрозой единовластию. Все свои помыслы он направил на его укрепление, выдавая это, естественно, за "упрочение социализма". А для этого потребовалась большая карательная машина, которую он лично создавал, направлял и контролировал.
  
   Над народом, государством, партией раскинулась страшная сеть карательных органов. Абсолютизация насилия вылилась у Сталина в создание огромной системы надзора над каждым гражданином страны, полностью беззащитным перед угрозой произвола. "Вождь", извратив, доведя до абсурда идею классовой борьбы, превратил ее в инструмент постижения "высшей истины". По сути, все сталинское "наследие", независимо от того, затрагивает ли оно государственную, общественную или идеологическую сферу, связано с возможностью и необходимостью насилия. Всю жизнь Сталин защищал институты, созданные при его участии, поддерживал и насаждал самые ортодоксальные взгляды, означавшие веру в социальную инерцию движения без его революционного стимулирования.
  
   Но "вождь" явно переоценивал стабильность созданного им общества. Буквально через считанные часы после его смерти наследники начали нарушать его заветы. С марта 1953 года наступило десятилетие советского реформизма, которое затронуло буквально все области жизни. Значение их нельзя переоценить. Особенно те его аспекты, которые связаны с решениями поистине исторического XX съезда партии. Характерной чертой всех реформ этого периода являлась их незавершенность, половинчатость, недосказанность. Но самое главное было сделано: был положен конец террору, который господствовал почти четверть века. Свобода получила шанс реализовать себя. Но все это произойдет после того, как начнет подвергаться эрозии сталинское "наследие".
  
   Сегодня на Сталина и сталинизм мы смотрим еще как бы с высоты птичьего полета истории. Думаю, спустя десятилетия эти мрачные страницы летописи советского народа с большей временной дистанции будут во многом видеться глубже, основательнее, вернее. Прошлое сегодня слишком близко и держит нас в своих объятиях. Но одно, подчеркну еще раз, ясно уже сейчас: Сталин - лишь вершина айсберга. Описав ее, вершину, я не претендую на то, что высветил весь айсберг.
  
   Выскажу еще одну, почти еретическую мысль. Возможно, слишком еретическую. Суть ее вот в чем. В начале века, как помнит читатель, русский писатель Д.С. Мережковский написал нашумевший памфлет-пророчество "Грядущий Хам". Тогда он был расценен (да и сейчас, думаю, едва ли на это произведение многие смотрят иначе) как своеобразный антиреволюционный манифест. Приведу его, пожалуй, центральную идею. Мережковский, не обделенный талантом, но склонный к мистике, пророчески писал: "Не бойтесь никаких соблазнов, никаких искушений, никакой свободы, не только внешней, общественной, но и внутренней, личной, потому что без второй невозможна и первая. Одного бойтесь - рабства, и худшего из всех рабств - мещанства, и худшего из всех мещанств - хамства, ибо воцарившийся раб и есть хам, а воцарившийся хам и есть черт - уже не старый фантастический, а новый, реальный черт, действительно страшный, страшнее, чем его малюют, грядущий князь мира сего. Грядущий Хам"1155.
  
   Критики под рабами сразу усмотрели пролетариат, и, думается, напрасно. Мережковский ведет речь, как явствует из памфлета, о "духовном рабстве", а в нем, по его словам, могут пребывать самодержцы, "китайская стена табели о рангах", "мертвый позитивизм православной казенщины" и "черная сотня". По сути, рабство и хамство для Мережковского - синонимы антисвободы. Возможно, писатель и не пытался заглянуть так далеко за горизонты бытия, наивно надеясь спасти Россию с помощью лишь "религиозной общественности" и возрождения интеллигенции, но вольно или невольно он выразил очень глубокую мысль: попрание свободы всегда создает угрозу пришествия "князя мира сего. Грядущего Хама". Во все времена, когда свобода становилась прерогативой лишь владык, императоров, диктаторов, тиранов, над людьми нависал призрак "Грядущего Хама". Сталин всей своей жизнью, деяниями, устремлениями доказал, что Хам антисвободы может быть кровавым, чудовищно страшным. Рецепты Мережковского, боявшегося пришествия Хама, достаточно наивны, но не без рационального смысла: он верил в особую роль человеческого интеллекта. Сегодня мы знаем, что Хама насилия, бюрократии и догматизма, олицетворенных в коммунистической Системе, можно не допустить, если ему противостоят в тесном союзе демократия, закон, культура.
  
   Возможно, эти мои размышления достаточно абстрактны, умозрительны. Но говорю об этом потому, что чем меньше уважения к демократии, закону, культуре, тем всегда отчетливее возникает призрак Хама антисвободы. Эта истина была верна и для начала XX века, думаю, будет верной и в веке XXI. Может быть, долгосрочности своей идеи не знал и сам Мережковский. Возможно, сегодня я его прочел иначе, чем читали тогда, у подножия века, в сполохах кровавых классовых сражений. Дело не в Мережковском, в конце концов. Есть общечеловеческие истины, которые не противоречат традиционному марксизму, истины, основывающиеся на гуманизме, вере во всесилие человеческого разума и в неистребимую волю человека к социальной и моральной справедливости. "Наследие" Сталина абсолютно не вписывается в эти рамки.
  
   "Грядущий Хам" наиболее зловеще проявляется в диктаторстве, исключающем свободу. А начиналось все, казалось, с мелочей: концентрации власти в руках слишком узкой группы лиц, которая в конце концов отдает ее одному человеку. Эту грозную опасность видел еще Плеханов. Протестуя против чрезмерного сосредоточения власти вскоре после революции, он писал: "...ЦК всюду "раскассировывает" все недовольные им элементы, всюду сажает своих креатур и, наполнив этими креатурами все комитеты, без труда обеспечивает себе вполне покорное большинство на съезде... Тогда у нас, действительно, не будет в партии ни большинства, ни меньшинства, потому что тогда у нас осуществится идеал персидского шаха". Далее Плеханов, упомянув крыловскую басню, когда лягушки просят себе царя, пишет: "...если бы наша партия, в самом деле, наградила себя такой организацией, то в ее рядах очень скоро не осталось бы места ни для умных людей, ни для закаленных борцов: в ней остались бы лишь лягушки... да Центральный журавель, беспрепятственно глотающий этих лягушек одну за другою"1156. Сегодня мы уже знаем, что "Центральный журавель", глотавший отнюдь не "лягушек", весь смысл своего существования и деятельности видел не в утверждении и развитии народовластия, а в цементировании цезаризма. Даже когда сам Сталин чувствовал, что старость и болезни готовы вскоре сломить его, он еще раз осуществил проверку благонадежности нового ЦК. В своем выступлении на последнем Пленуме ЦК он вдруг заговорил о старости и необходимости освобождения его от обязанностей секретаря ЦК. Он заранее знал, чем кончится весь этот спектакль. Конечно, новый состав ЦК не мог и подумать о том, чтобы освободить Сталина. Мысль эта казалась кощунственной. Даже если предположить невозможное: Сталин уходит с поста секретаря, но остается предсовмина. Думаю, что с высот этого поста он вскоре бы учинил кровавую баню тем, кто согласился на его уход. Но это гипотетическое предположение, высказанное мной, совершенно нереально. Сталин это знал лучше других, и тем не менее за несколько месяцев до смерти он решил еще раз проверить на верность окружение и новый ЦК. Эту сталинскую проверку новые члены Центрального Комитета, по его мнению, выдержали.
  
   Повторю еще раз: Сталина никогда не интересовал человек как таковой, как социальный феномен, "мера всех вещей", как цель общественного развития. Человек для него (а без этого нельзя понять суть сталинского "наследия") был интересен лишь как союзник, враг, исполнитель, "винтик". В конце жизни его, правда, еще интересовали "высокие особы", заметные лица, люди с "голубой кровью" или с известными фамилиями. В этом случае Сталин проявлял к ним неподдельный интерес, отдавал соответствующие распоряжения или просто наслаждался возможностью распорядиться судьбой этих лиц. Приведу два-три примера.
  
   Фельдмаршал Паулюс, содержавшийся на "спецобъекте" под Москвой, сотрудничал с советскими властями в плане передачи и обобщения военного опыта. Он несколько раз обращался к Сталину с просьбой разрешить ему вернуться на родину, тем более что его отношение к СССР в корне изменилось в лучшую сторону. Но годы шли, а Сталин не выпускал пленника. Наконец однажды утром Сталин нашел у себя на столе донесение министра внутренних дел:
  
   "Товарищу Сталину И.В.
  
   Докладываю, в ночь на 26 февраля 1952 года у бывшего фельдмаршала германской армии Паулюса Фридриха произошел обморок с кратковременной потерей сознания. Вместе с Паулюсом проживают и обслуживают его личный ординарец военнопленный солдат Шульте, а также личный повар военнопленный Жорж. Вследствие длительного пребывания в плену и неизвестности разрешения вопроса о его репатриации, фельдмаршал стал проявлять нервное беспокойство. Со своей стороны, считал бы целесообразным рассмотреть вопрос о возможности репатриации Паулюса в ГДР.
  
   29 февраля 1952 года
  
   С. Круглов"1157.
  
   Наконец Сталин дал согласие проработать порядок репатриации Паулюса. Десять лет в его руках был человек, символизирующий одну из самых блестящих "его" военных побед. С трудом решил он с этим "символом" расстаться.
  
   Когда Сталин узнал, что в Саксонии, в деревне близ замка Россла, в ноябре 1945 года найдена вдова Вильгельма II Гермина фон Прайзен, Сталин, поразмыслив, бросил: "Создайте нормальные условия для жизни".
  
   Немногим раньше Сталину доложили, что в концлагере в Ораниенбурге обнаружен бывший премьер-министр Испанской Республики Франциско Ларго Кабальеро, находившийся в состоянии крайнего истощения. Сталину приходилось иметь с ним дело в конце 30-х годов. Ограничился распоряжением: "Сообщите в Испанию семье, что жив". Как-никак премьер-министр, монарх, полководец - люди "его круга". Здесь он позволял себе проявлять даже благосклонность.
  
   Сталин принял участие и в судьбе императора Маньчжурии Пу-И. После разгрома Квантунской армии императора с семьей и прислугой отправили в Читу, а затем в Хабаровск. С ним, видимо, активно "работали", о чем свидетельствует письмо бывшего маньчжурского монарха Сталину в середине 1949 года. Приведу отрывки из этого письма, доставившего тщеславному "вождю", по-видимому, удовольствие, если он, конечно, не уловил признаков того, что органы опять "перестарались"...
  
   "Генералиссимусу Сталину
  
   Для меня высокая честь писать это письмо. Я всегда испытывал к Вам чувство глубокой любви и восхищения, вследствие чего хочу сообщить о своей надежде быть оставленным на жительство в СССР. В прошлом японская военщина ограничивала мою личную жизнь. Я не мог знать истинного положения в СССР... Впервые за 40 лет я прочитал Вашу книгу "Вопросы ленинизма" и "Историю ВКП(б). Краткий курс". Теперь я узнал, что СССР действительно самая демократическая и самая прогрессивная страна в мире, путеводная звезда малых и угнетенных народов... Правительство СССР отменило смертную казнь. Это новая эра для СССР в охране гуманности...
  
   В прошлом я просил об оставлении меня в СССР. До сего времени еще нет ответа. Я хочу работать здесь. Желаю Вам неизменного здоровья и счастья.
  
   Айсиньцзюэло Пу-И"1158.
  
   Сталин прочел перевод, долго с любопытством рассматривал целый ковер иероглифов и бросил Берии: "Передадим, наверное, императора китайцам?" Судьба императора - куда ни шло, можно снизойти до личного решения. А вообще лучше решать судьбы людей списками. Большими списками. Бесконечными списками...
  
   Сталин, уничтожив в обществе любые альтернативы, превратил свое наследие в одномерно негативное. Едва ли он догадывался, что начало его исторического поражения совсем близко. Оставляя в последние месяцы в углу документов, которые он рассматривал значительно реже, свои лаконичные резолюции, он поднимал ладонь левой руки к лицу, как будто загораживался от солнечных лучей. Привычка! На одной ранней фотографии Сталин сидит в такой же позе у краешка стола, небритый, в стоптанных сапогах, засаленном старом пальто, с нечесаными волосами. А рука прячет глаза от света... Сейчас он генералиссимус и, наверное, самый могущественный диктатор на Земле. Но этот жест - нет, не от солнца спасает он "вождя". Он, не зная того сам, хочет спасти себя от грядущего исторического поражения.
  
   Историческое поражение_________________________________
  
   Нa трибуне XX съезда КПСС был Хрущев. Делегаты слушали его доклад, повергнувший всех в состояние шока. Сцена с президиумом словно расплывалась, и казалось, что на ней солируют двое: Хрущев и до боли знакомый (а теперь незнакомый!) призрак. Именно такое впечатление могло сложиться у делегатов XX съезда, когда 25 февраля 1956 года Первый секретарь ЦК КПСС Н.С. Хрущев делал свой знаменитый "секретный" доклад. Почти полторы тысячи делегатов напряженно, в мертвой тишине, прерываемой иногда возгласами возмущения и потрясения, смотрели на человека, стоящего на трибуне. Но чем дальше он с пафосом читал свой доклад, тем отчетливее каждый из присутствующих в Кремлевском Дворце видел призрак, появляющийся то справа, то слева от Хрущева. Характерный говорок Первого секретаря незаметно, но одновременно и быстро лепил совершенно новый образ "вождя народов". Скоро в центре зала осталась как бы одна сцена, на которой было двое: новый лидер партии, один из бывших верных соратников умершего около трех лет назад диктатора, и знакомый абсолютно всем облик немого "вождя", который прямо здесь, на действительно исторической арене, становился совсем другим: кровавым, тираническим, страшным. То были редкие часы подлинно исторического значения.
  
   Могло показаться, что Хрущев вызывал духов из потустороннего мира. Видимо, прав был Бердяев, заявивший в своих лекциях в Москве, в Вольной Академии Духовной Культуры о том, что "в обращении к прошлому есть всегда какое-то совершенно особое чувство приобщения к другому миру, а не только к той эмпирической действительности, которая нас со всех сторон давит, как кошмар, и которую мы должны победить, чтобы подняться на какую-то новую высоту..."1159. Буквально за несколько часов до этого доклада никто не мог и предположить, что партия после долгих лет стагнации и деформации способна подняться на эту "новую высоту". Как бы мы ни относились к Хрущеву, ответственному, как и все окружение Сталина, за годы беззакония и террора, тогда, на съезде, он совершил настоящий гражданский, исторический подвиг.
  
   Мы знаем сегодня, что сразу же после смерти Сталина в руководстве партии начались едва заметные процессы, направленные на освобождение от пут сталинизма. Эти подвижки ускорились после ареста и расстрела Берии, акции, которая позволила новому руководству глубже и масштабнее рассмотреть то, что творилось за сталинскими кулисами, хотя многое соратникам было хорошо известно и ранее. Вскоре после того, когда была определена дата XX съезда, первого после смерти Сталина, Хрущев на одном из заседаний Президиума ЦК партии неожиданно предложил создать комиссию по расследованию злоупотреблений, творившихся во времена Сталина. Первый секретарь решился на этот шаг не по "зову сердца и совести", как он стал уверять всех позднее. Дело в том, что, как только забальзамированного Сталина поместили в Мавзолее рядом с Лениным, в ЦК, в правительство, в различные государственные инстанции пошел все увеличивающийся поток писем от тех, кто был надолго упрятан за колючую проволоку зон, от родных и близких, разыскивающих своих отцов, матерей, братьев и сестер. То была стихийная волна протеста и надежды, мольбы и веры в восстановление попранной справедливости.
  
   Хрущев распорядился подготовить на основе писем несколько обзорных записок, которые в сочетании с дезавуированным "ленинградским делом", пересмотренными "делами" отдельных заключенных, сумевших выйти на ЦК, убедительно показали преступную фальшь многих обвинений. Стало ясно, что, когда в ближайшие год-два у огромного количества осужденных по различным пунктам 58-й статьи закончатся сроки, этих людей нужно будет вернуть домой. Они принесут вечную боль, недоумение, а затем и требования наказать виновных. Теперь, после смерти Сталина и Берии, никто не осмелится и дальше гноить этих людей в лагерях и ссылках. Другими словами, Хрущев почувствовал, что партия и страна поставлены перед исключительно сложным и ответственным выбором. Уже само предложение о создании комиссии вызвало яростное противодействие со стороны Молотова, Кагановича, Ворошилова. Но Булганин, Микоян, Сабуров, Первухин, при колеблющемся пока Маленкове, создали Хрущеву перевес. Комиссия была создана. Ее возглавил П.Н. Поспелов, долго работавший главным редактором "Правды", а затем директором Института Маркса - Энгельса - Ленина. Хрущев распорядился допустить комиссию к материалам МВД и КГБ. И надо сказать, Поспелов потрудился основательно. Так же, впрочем, как несколько лет до этого, составляя вместе с Г.Ф. Александровым, М.Р. Галактионовым, B.C. Кружковым, М.Б. Митиным, В.Д. Мочаловым "Краткую биографию" И.В. Сталина. Когда накануне съезда Поспелов доложил Хрущеву и всем членам Президиума выводы комиссии, Первый секретарь наконец понял, что этот документ или проломит бетонный панцирь лжи, мифов, легенд, связанных со Сталиным, или политически похоронит его самого.
  
   Хрущев несколько раз возвращался к докладу Поспелова, спрашивал коллег: что будем делать? Как доведем выводы комиссии до делегатов съезда? Кто это сделает? Может быть, Поспелов? Молотов, Ворошилов, Каганович долго и упорно, иногда с яростью, сопротивлялись. Ход этих ожесточенных споров не протоколировался, но по воспоминаниям самого Хрущева, некоторых других товарищей у противников докладa было несколько "железных" аргументов: кто нас заставляет выворачивать "грязное белье"? Не лучше ли потихоньку поправить перегибы? Понимает ли сам Хрущев, к каким последствиям может привести обнародование выводов комиссии? И, наконец, разве все члены Президиума ЦК не причастны (в той или иной мере) к беззакониям прежнего времени? Разве можно не учитывать все эти опасения? Но Хрущев победил: 13 февраля ЦК принял решение ознакомить делегатов с докладом о культе личности на закрытом заседании съезда. Хотя самого Хрущева тоже не раз охватывали сомнения. Но он вспоминал о письмах заключенных, возвращался мысленно к безумию прошлых лет и все тверже, приходил к выводу: результаты столь массового террора, беззаконий, страшных злоупотреблений долго утаивать все равно не удастся. Рано или поздно правда станет известна. Нужно взять инициативу в свои руки и сказать партии эту страшную правду. Народу Хрущев, к сожалению, говорить об этом не собирался.
  
   Когда казалось, что очередной, XX съезд благополучно докатился до своего привычного конца, чтобы занять место среди других, таких же невыразительных и "организованных", сразу же называемых печатью "историческими", наступило главное. Делегатам съезда было объявлено о том, что состоится закрытое заседание. Булганин, председательствовавший на этом заседании, предоставил слово Первому секретарю ЦК партии.
  
   Это был звездный час Хрущева. В свое время ортодоксальный сталинист, никогда ни в чем не возражавший "вождю", он неожиданно проявил историческую смелость, гражданское мужество, способность перешагнуть через десятилетиями создававшиеся предрассудки. Как потом выяснится, это было не случайным шагом Хрущева.
  
   Насколько он был незаметным исполнителем в качестве одного из окружения, настолько оказался решительным, а часто и импульсивным политиком, став во главе партии. Кроме "секретного" доклада, ряда необычных мер во внутренней политике в послужном списке Хрущева значатся и такие неординарные шаги, как поездка к Тито для нормализации отношений с СФРЮ, размещение ядерных ракет на Кубе, встреча с президентом США Эйзенхауэром, решительные действия во время событий в Венгрии, установление дружеских отношений с президентом Египта Насером, непримиримость к Мао Цзэдуну, поддержка Вьетнама, и многие другие, которые несут на себе печать сложной и противоречивой личности Первого секретаря. Как показывают эти события, Хрущеву было не занимать решительности, мужества, готовности взять всю ответственность на себя. Но следует отметить при этом, что Никита Сергеевич был плохим аналитиком, нередко был непоследователен, явно переоценивал свои интеллектуальные и политические способности. Порой его шаги выглядели просто необдуманными и недальновидными. Ко всему этому прибавилась и старая болезнь, присущая не только Хрущеву, но и всей нашей системе в целом: абсолютизация роли первого лица. Политические структуры после Сталина по-прежнему не имели иммунитета против цезаризма, возвеличивания руководящей личности, не имели гарантий от появления новой формы культа. Своей деятельностью Хрущев лишь подтвердил этот органический изъян Системы, не располагавшей подлинными демократическими атрибутами.
  
   Я, однако, вынужденно отвлекся. Но без этих отступлений нельзя показать всю историческую значимость той части XX съезда партии, которая нанесла первый страшный удар по сталинизму. Это было начало исторического поражения "вождя", тридцать лет строившего сталинский социализм.
  
   Я не намерен пересказывать положения доклада Хрущева, а лишь попытаюсь показать, сколь велика была его роль в начавшейся десталинизапии и сколь глубокие последствия вызвало его выступление во всем мире.
  
   ...Итак, на исторической сцене было два главных действующих лица: неистовый Хрущев и призрачный Сталин. В звенящей тишине зала Первый секретарь переходил от вопроса к вопросу. Поспелов со своими помощниками подготовил доклад почти из полутора десятков разделов. Каждый из них был элементом целого, но играл и самостоятельную роль. Внутренняя логика была слабой. Так, например, излагая общеметодологические вопросы о культе личности и взглядах на него классиков марксизма, о ленинских оценках Сталина, докладчик как-то сразу переходил к теме "враги народа", а затем вновь возвращался к более общим вопросам: Ленин и партийная оппозиция, коллективное руководство. Некоторые темы неоднократно повторялись: ответственность за террор, геноцид и террор, террор. В докладе "О культе личности и его последствиях" были освещены и такие специальные темы, как Сталин и война, конфликт с Югославией, Берия, и некоторые другие.
  
   Начал Хрущев спокойно: "В настоящем докладе не ставится задача дать всестороннюю оценку жизни и деятельности Сталина. О заслугах Сталина еще при его жизни написано вполне достаточное количество книг, брошюр, исследований. Общеизвестна роль Сталина в подготовке и проведении социалистической революции, в гражданской войне, в борьбе за построение социализма в нашей стране. Это всем хорошо известно. Сейчас речь идет о вопросе, имеющем огромное значение и для настоящего и для будущего партии, - речь идет о том, как постепенно складывался культ личности Сталина, который превратился на определенном этапе в источник целого ряда крупнейших и весьма тяжелых извращений партийных принципов, партийной демократии, революционной законности". В зале сидели делегаты, которые впервые (!) узнали о ленинском "Письме к съезду", об оценках, которые Ленин дал Сталину еще в начале 20-х годов. Это были откровения, позволившие наконец истине вырваться из заточения. Хрущев, хотя и заклеймил "троцкистско-зиновьевский блок", как и "бухаринцев", однако впервые высказал еретическую тогда мысль, что при Ленине борьба с оппозиционерами велась только "на идеологической основе".
  
   Но не эти идеи были главными в докладе Хрущева. Весь пафос его выступления был направлен на осуждение сталинских беззаконий. "Ясное дело, - подчеркивал Хрущев, - что здесь были проявлены со стороны Сталина в целом ряде случаев нетерпимость, грубость, злоупотребление властью. Вместо доказательств своей политической правоты и мобилизации масс, он нередко шел по линии репрессий и физического уничтожения не только действительных врагов, но и людей, которые не совершали преступлений против партии и Советской власти".
  
   Зал оцепенел, когда Хрущев подробно рассказал о том, как фабриковались "дела", что представляли собой так называемые "враги народа". Хрущев справедливо отметил, что сталинская концепция "врага народа" сделала возможной применение жесточайших репрессий против любого, кто не согла-шался со Сталиным по какому-либо вопросу, против тех, кто только лишь подозревался в намерении совершить враждебные действия, а также против тех, у кого была плохая репутация. Слушая эти страшные откровения, сидящие в зале видели, как до боли знакомая фигура в маршальском мундире постепенно предстает в облике палача собственного народа с обагренными кровью руками.
  
   Хрущеву удалось в течение трех-четырех часов, пока продолжался доклад, сделать, казалось бы, невозможное. Прежде всего докладчик развенчал Сталина как вождя. Хрущев особенно нажимал на то, что Сталин был некомпетентным руководителем: "знал страну и сельское хозяйство только по кинокартинам", а во время войны "разрабатывал операции на глобусе", совершенно не учитывал "мнения партийных работников". Первый секретарь, неплохо знавший сельское хозяйство, самые разящие удары нанес призраку на сцене именно в этой области. Хрущев поведал делегатам, что Сталин в последние годы вынашивал мысль повысить налоги в сельском хозяйстве на 40 миллиардов рублей! Это была "фантастическая идея человека, оторвавшегося от действительности". Хрущев, показывая некомпетентность "вождя", его умозрительные решения, сорвал тем самым со Сталина тогу непогрешимости и мудрости, в которую он так долго и старательно облачался.
  
   Далее Хрущев привел доказательства того, что Сталин являлся палачом, садистом, человеком, лишенным каких-либо элементарных нравственных качеств. Коснувшись судеб Косиора, Чубаря, Постышева, Косарева, Эйхе и других видных большевиков, докладчик подчеркнул, что Сталин "сам был Главным Прокурором во всех этих делах. Сталин не только соглашался на все эти аресты, он сам, по своей инициативе давал распоряжения об аресте". А добыть "признания" - главный аргумент виновности - было делом техники. "И следователи добывали эти "признания", - заявил Хрущев. - Но как можно получить от человека признание в преступлениях, которых он никогда не совершал? Только одним способом применением физических методов воздействия, путем истязаний, лишения сознания, лишения рассудка, лишения человеческого достоинства. Так добывались мнимые "признания". Хрущев, приведя большое количество конкретных фактов, связанных с судьбами Кирова, Постышева, Рудзутака, Вознесенского, Кузнецова, Родионова, Попкова, Розенблюма, жертв "мингрельского дела" и других, смог создать новый облик "вождя": кровавого, беспощадного диктатора и тирана.
  
   И наконец, "секретный" доклад Первого секретаря поставил под большое сомнение стиль и методы руководства Сталина. Хрущев особо подчеркнул, что отсутствие коллективности в высшем партийном руководстве - прямое следствие злоупотреблений личной властью. Например, заявил докладчик, "за все годы Великой Отечественной войны фактически не было проведено ни одного пленума ЦК1160. Правда, была попытка созвать Пленум ЦК в октябре 1941 года, когда в Москву со всей страны были специально вызваны члены ЦК. Два дня они ждали открытия Пленума, но так и не дождались. Сталин даже не захотел встретиться и побеседовать с членами Центрального Комитета". Хрущев на протяжении всего доклада проводил мысль, что Сталин, постоянно злоупотребляя своей неограниченной властью, действовал при этом от имени ЦК, не спрашивая мнения не только членов ЦК, но даже и членов Политбюро. Нередко он не информировал их о лично им принятых решениях, касавшихся чрезвычайно важных партийных и государственных вопросов. Одним из примеров пагубности единовластия стал анализ конфликта с Югославией. Хрущев прямо заявил, что Сталин в этой истории играл "постыдную роль".
  
   Таким образом, своим докладом Хрущев достиг несколько целей: показал призрачное величие "вождя", не обладавшего ни должной компетентностью, ни мудростью, ни проницательностью. Докладчик однозначно констатировал, что главная ответственность за злодеяния, преступления, террор лежит на Сталине. Хрущев так же решительно осудил единовластие "вождя", явившееся источником многих бед для партии и народа. Это был взрыв в общественном сознании, самое смелое и неожиданное наступление на цезаризм, беззаконие и тоталитаризм.
  
   Но Хрущев был и остался сыном своего времени. Его личный вклад в решительное разоблачение культа личности неоспорим. Только за одно это его имя навсегда войдет в нашу историю. Но доклад, подготовленный старым сталинским придворным теоретиком, не был глубоким; скользя по поверхности явлений и фактов, он почти не касался генезиса сталинизма, причин деформации социализма, более того, эти искажения даже не признавались. Сталинские "заслуги" полностью не отрицались: "Бесспорно, что в прошлом Сталин имел большие заслуги перед партией, рабочим классом и перед международным рабочим движением... Причем он был убежден, что это необходимо для защиты интересов трудящихся от происков врагов и нападок империалистического лагеря". Сталин, подвергаясь жестокой критике, одновременно получал и индульгенции перед историей.
  
   Хрущев надеялся, что обсуждения вопроса о культе личности и его последствиях в кругу партии будет достаточно для ликвидации сталинских извращений. Об этом, по сути, докладчик откровенно заявил на съезде: "Этот вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а тем более в печать. Именно поэтому мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Надо знать меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв. Я думаю, что делегаты съезда правильно поймут и оценят все эти мероприятия".
  
   Реформатор, сделав решающий прорыв, не мог понять, что "секретное мышление" - это как раз и есть сталинское мышление, унаследованное от призрака. "Знать меру" для Хрущева означало не обращаться с этими еретическими взглядами к народу, тем более к мировой общественности. Человек, который еще шесть лет назад выступил с известной статьей "Сталинская дружба народов залог непобедимости нашей Родины", не мог, конечно, в одночасье освободиться от всего того, что зрело, росло, формировалось в нем десятилетиями. Хрущев, не перечивший ни в чем "вождю" при его жизни, конечно, не забыл, что его поступки, как и поступки других соратников Сталина, целиком зависели от диктатора. Они привыкли исполнять, а не рассуждать. Сам Хрущев помнил, что нередко второстепенные, чисто хозяйственные вопросы он был не в состоянии решить сам, не обратившись прямо к Сталину. Это было небезопасно; мог последовать грубый отказ или какая-нибудь издевательская реплика. Но обращаться все равно приходилось...
  
   "ЦК ВКП(б)
  
   товарищу Сталину
  
   Просьба взять на обеспечение государства истребительные батальоны, действующие против оуновцев. Просим:
  
   кирзы для голенищ сапог - 104 300 дцм
  
   юфты для передков сапог - 774 дцм
  
   кожи подошвенной - 20 380 дцм
  
   .......................................
  
   бязи для белья - 196 000 м
  
   ниток - 525 катушек
  
   18.IX.1946 г.
  
   Н. Хрущев
  
   С. Круглов"1161.
  
   Нетрудно представить, что если испрашивали нитки у "вождя", то в политических вопросах соратники испрашивать ничего не могли. Хрущев, нанесший первый мощный удар по сталинизму, не мог, естественно, сразу стряхнуть с себя все его постыдные атрибуты.
  
   Вся непоследовательность, половинчатость, недосказанность Хрущева нашли отражение в постановлении ЦК КПСС "О преодолении культа личности и его последствий", принятом 30 июня 1956 года1162. В этом документе, мало похожем на доклад Хрущева, хотя и была сделана попытка вскрыть причины культа личности Сталина, тем не менее более ярко выражен компромисс со сталинистами. В постановлении, в частности, утверждается, что "серьезные ошибки" были допущены лишь "в последний период жизни Сталина". Раскрывая "объективные условия" формирования антиленинского феномена, постановление в значительной мере использовало аргументы самого Сталина: "После смерти Ленина в партии активизировались враждебные течения - троцкисты, правые оппортунисты, буржуазные националисты, стоявшие на позициях отказа от ленинской теории о возможности победы социализма в одной стране, что на деле вело бы к реставрации капитализма в СССР. Партия развернула беспощадную борьбу против этих врагов ленинизма". Далее говорилось, что "приходилось идти на некоторые ограничения демократии, оправданные логикой борьбы нашего народа за социализм в условиях капиталистического окружения". Но все это не столько объясняло, сколько оправдывало культовые уродства. Хрущев вновь возрождает идею "ленинского ядра", которое якобы сразу же после смерти Сталина повело решительную борьбу с культом личности и его последствиями. Мы же знаем, что все было далеко не так.
  
   В постановлении ставится, кстати, вопрос: "Почему же эти люди не выступили открыто против Сталина и не отстранит его от руководства?". Далее следует констатация, которая, пожалуй, объективна, хотя и страшно горька: "Всякое выступление против него в этих условиях было бы не понято народом, и дело здесь вовсе не в недостатке личного мужества. Ясно, что каждый, кто бы выступил в этой обстановке против Сталина, не получил бы поддержки в народе". Хрущев, Президиум ЦК не захотели сказать, что выступать против Сталина нужно было значительно раньше, когда начала складываться тоталитарная Система. Не сказав этого, сняв вину с партии за диктаторство одного лица, постановление тем не менее сочло необходимым отметить, что "советские люди знали Сталина как человека, который выступает всегда в защиту СССР от происков врагов, борется за дело социализма. Он применял порою (?! - Прим. Д.В.) в этой борьбе недостойные методы, нарушал ленинские принципы и нормы партийной жизни. В этом состояла трагедия Сталина (?!! - Прим. Д.В.)". Оказывается, все это было трагедией не народа, а лишь Сталина... "Было бы грубой ошибкой из факта наличия в прошлом культа личности, - отмечается далее в постановлении, делать выводы о каких-то изменениях в общественном строе в СССР или искать источник этого культа в природе советского общественного строя. И то и другое является абсолютно неправильным, так как это не соответствует действительности, противоречит фактам". Хрущев и партия, разоблачив Сталина, защитили Систему.
  
   При чтении постановления начинает казаться, что Хрущев, ведя дуэль с призраком Сталина 25 февраля 1956 года и нанеся первое, но смертельное поражение поверженному кумиру, сам испугался этой победы! Не случайно ЦК, официальная печать хранили полное молчание по поводу "секретного" доклада, как будто их целью было оградить народ от идеологического потрясения. Однако ознакомление с докладом глав делегаций братских партий, партийной общественности на закрытых собраниях с неизбежностью привело к его утечке. Уже в начале июня 1956 года текст доклада появился на страницах печати в США, Франции, Англии. А у нас официальные партийные органы более трех десятилетий делали вид, что этот вопрос совершенно не актуален. И только весной 1989 года доклад был опубликован в вестнике "Известия ЦК КПСС". Многолетнее сокрытие от народа этого документа свидетельствует, что сталинизм, увы, еще жив, он только видоизменил свою форму. А ведь казалось, что партия, начав разоблачение и развенчание сталинизма, должна была и завершить его. С началом обновления на одном из съездов или пленумов следовало принять глубокий аналитический документ, который отразил бы полное и всестороннее отношение коммунистов страны к этому чуждому марксизму явлению. Но партия ни раньше, ни позже не смогла подняться до понимания призрачности утопии, превращенной в свою программу!
  
   "Второе наступление" Хрущева на Сталина и сталинизм, предпринятое им на XXII съезде партии уже публично, открыто, лишь потеснило тоталитарно-бюрократический образ мыслей и действий. Потеснило, но не ликвидировало. Затем наступил долгий мораторий в четверть века. Брежнев, не решаясь полностью реанимировать Сталина и сталинизм, по совету Суслова и других своих соратников пошел по иному пути: в истории были созданы провалы, пустоты. Как будто не было Сталина, не было злодеяний сталинщины, не было тысяч, миллионов замученных и расстрелянных, не было ГУЛАГа. Бесполезно искать в энциклопедических словарях, изданных в те годы, материалы о Троцком, Бухарине, Зиновьеве, Каменеве, множестве других деятелей революций.
  
   Схемы истории, создаваемые такими людьми, как Поспелов (готовы писать и панегирики Сталину, и его исторические некрологи), были упрощены до предела: Сталина как бы не было. Руководила партия (даже если она не собиралась на свои съезды и пленумы). А если Сталин и упоминался, то в "обойме" других сохраненных для истории вождей, как один из многих. Но только как совершивший "некоторые ошибки". И сам XX съезд, может быть один из подлинно исторических, на долгие годы попал в полосу идеологического моратория. Складывалось впечатление, что призраки сталинизма пошли в незаметное контрнаступление.
  
   Здесь нет ничего случайного. Сталин умер, но Система осталась. Пришли новые люди, пользующиеся механизмом этой Системы. Те две памятные исторические атаки, которые со смелостью романтика-реформатора осуществил Хрущев, позволили пробить крупные бреши в корпусе сталинизма. Но его наследники без лишнего шума наложили политические, идеологические и социальные "пластыри" на эти пробоины. Книги, которые успели написать во время "оттепели" А. Солженицын и некоторые другие писатели и историки, оказались уже "не ко времени". Официальные исследования этих лет, посвященные 20, 30, 40, да и 50-м годам, представляли собой в основном "кривое зеркало".
  
   Но хрущевский доклад сделал свое дело. В коммунистических партиях начался долгий и трудный процесс мучительной переоценки своей истории, ценностей, программ, взглядов. Это особая тема. Отношение некоторых партий строилось по Принципу: главным является не выяснение истины, а то, кто ее выясняет. А поскольку, как подчеркивалось в постановлении ЦК КПСС, "в буржуазной печати развернута широкая клеветническая антисоветская кампания, поводом для которой реакционные круги пытаются использовать некоторые факты, связанные с осужденным Коммунистической партией Советского Союза культом личности И.В. Сталина", то реакция многих ортодоксально мыслящих руководителей была соответствующей. В иных случаях, как, например, в Итальянской компартии, руководство, и особенно сам П. Тольятти, не довольствовались ограниченным объяснением феномена сталинизма, а сами поставили вопрос о его природе. Во Французской компартии к оценке глубинных вопросов сталинизма, его генезиса и последствий подошли более осторожно.
  
   Компартия Китая вначале солидаризовалась с выводами доклада Хрущева, а затем в условиях усиливающихся межпартийных разногласий перешла от поддержки к осуждению исторической акции XX съезда. Пожалуй, в концентрированной форме отношение к Сталину было выражено в совместной статье двух партийных китайских органов "Женьминь жибао" и "Хунци". Статья, опубликованная 13 сентября 1963 года, гласила: "На XX съезде КПСС товарищ Хрущев полностью и огульно отрицал Сталина. По такому принципиальному вопросу, имеющему отношение ко всему международному коммунистическому движению, как вопрос о Сталине, он предварительно не проконсультировался с братскими партиями, а после XX съезда, поставив их перед совершившимся фактом, стал навязывать им решение съезда". Далее в статье делались такие выводы: "Все заслуги и ошибки Сталина - это объективно существующая историческая реальность. Если сопоставить заслуги и ошибки Сталина, то у него заслуг больше, чем ошибок. Правильное в деятельности Сталина составляет его главную сторону, а его ошибки занимают второстепенное место. Каждый честный, уважающий историю коммунист, подводя итоги теоретической и практической деятельности Сталина в целом, видит прежде всего эту его главную сторону. Поэтому, правильно познавая, критикуя и преодолевая ошибки Сталина, необходимо защищать главную сторону его жизни и деятельности, защищать марксизм-ленинизм, который он отстоял и развил"1163. Это консервативная позиция, но аргументированная. Была реакция и иного рода.
  
   В 1979 году к 100-летию со дня рождения Сталина Э. Ходжа опубликовал в Тиране книгу "Со Сталиным", где подробно описывал свои пять встреч с "вождем народов". В книге нет аргументов, обосновывающих неприятие решений XX съезда КПСС албанским руководством, но есть яростное, эмоциональное неприятие самой идеи осуждения вождизма. "Никита Хрущев и его соумышленники, - писал Ходжа, в "секретном" докладе, с которым они выступили на своем XX съезде, облили грязью Иосифа Виссарионовича Сталина и постарались унизить его самым отвратительным образом, самыми циничными троцкистскими методами"1164.
  
   По существу, каждая компартия по-своему "переваривала" доклад Хрущева на XX съезде. Потрясение, растерянность, но и оживление теоретической мысли, переосмысление прошлого опыта, как и ретроградство, идущее рядом со стремлением к обновлению, новым формам политической и социальной деятельности, - все это в высшей степени противоречивое отражение происшедшего в Москве на XX съезде стало реальностью. Думаю, что едва ли сам Хрущев мог предполагать, сколь противоречивыми будут последствия его прорыва.
  
   В конце концов, Хрущев, оказавшись в центре внимания почти полутора тысяч делегатов XX съезда вместе с призраком ушедшего в небытие "вождя", едва ли представлял, что сцена дворца скоро расширится до планетарных масштабов. На этой арене развернется долгая борьба (она и сейчас еще не закончена) различных концепций социализма. Силы, стоящие за этой концепцией, готовы даже применить военную силу, лишь бы законсервировать прошлое, ограничившись мелким "ремонтом". С одной стороны, ортодоксальной, жесткой, бюрократической, силовой, бескомпромиссной, одномерной, готовой оправдать даже преступления во имя торжества идеи. С другой - демократической, гуманной, многомерной концепции, исходящей из принципа, что высокая идея может опираться лишь на чистые, человеческие методы и средства, концепции, в основе которых исторические компромиссы и сосуществование различных систем и идеологий. Конечно, у Хрущева еще не было тех концептуальных взглядов, которые мы приобретаем сегодня. Но осмелюсь сказать, что если не сводить новое мышление только к современному осмыслению грозных реалий ядерного мира, а понимать под ним принципиально новое "прочтение" великих идей гуманизма, то нужно сказать, что Хрущев приоткрыл дверь социалистического мира для проникновения туда тех духовных ценностей, которые и ныне кое-кому кажутся ересью. Хрущев сдернул мантию непогрешимости с тирана, в котором как в кривом зеркале отразились сложнейшие противоречия эпохи. Сталин оказался непревзойденным мастером соединения высокой идеи с чудовищным абсурдом.
  
   Сегодня можно сказать, что XX съезд партии, при всей незавершенности начатого тогда, дал нам дополнительные возможности не только для постижения эпохи, но и для углубленного понимания политического портрета Сталина. Вернусь еще раз к Николаю Бердяеву, который, может быть, глубже, чем многие, сумел достичь тайны философии истории. Именно она позволяет через призму вечно пульсирующего бытия найти многие разгадки той или иной личности или, по крайней мере, надеяться постичь их. "Каждый человек, - писал Бердяев, - по своей внутренней природе есть некий великий мир, микрокосм, в котором отражается и пребывает весь реальный мир и все великие исторические эпохи"1165.
  
   Каждый исследователь, преодолевая пласты времени и пытаясь понять то, что безвозвратно ушло, одновременно имеет шанс увидеть "оттиски", иногда очень слабые, порой кричаще-громкие, работы мысли, воли, страсти человека, чей портрет он хочет воссоздать. Этому помогают "раскопки" реликтов былого, отшумевшего, страшного. Реликты сталинизма требуют долгого осмысления. Подчас кроме анализа конкретных фактов я был вынужден прибегать к методам философии истории, предстающей в этом случае как пророчество, опрокинутое назад. Только постигнув прошлое, люди будут способны на пророчества, обращенные в грядущее.
  
   Вместо заключения
  
   Вердикт истории
  
   Это есть фатальная неудача истории,
  
   о которой уже было говорено.
  
   Н. Бердяев
  
   В начале 1945 года, когда исход войны был уже ясен, во время одного из вечерних докладов Берия молча положил перед Сталиным лист бумаги, исписанный аккуратным почерком. Рядом - этот же текст, перепечатанный на машинке в ведомстве наркома внутренних дел. Сталин знал, что ему не докладывали "пустых" бумажек. Посмотрев внимательно на Берию, "вождь" углубился в чтение.
  
   "Глубокоуважаемый Иосиф Виссарионович,
  
   Мы, внуки писателя Льва Николаевича Толстого, Илья Ильич и Владимир Ильич Толстые с семьями, освобожденные от немецкой оккупации войсками Красной Армии на территории Югославии, где мы жили 23 года, как эмигранты, просим о разрешении нам вернуться на Родину, чтобы принять участие в войне.
  
   В полном сознании ошибочности и преступности своей эмиграции, мы просим дать нам право и возможность включиться в ту гигантскую борьбу, которую ведет наш народ под водительством Советской власти за счастье своей Родины. Помогая Красной Армии в ее боевой работе в районе нашего местожительства, мы сердцем уже с нею слились и теперь хотим только отдать свои силы и жизни своей стране.
  
   Мы надеемся, что Вы, как человек, почувствуете и поймете всю естественность и искренность нашего стремления и не откажете нам.
  
   С глубоким уважением
  
   Илья Ильич Толстой
  
   Владимир Ильич Толстой
  
   20 января 1945 года
  
   Новый Бечей, Югославия"1166.
  
   Сталин поднял голову и вновь посмотрел на Берию. "И здесь, - подумал Верховный Главнокомандующий, - дворянская гордыня; "...ту гигантскую борьбу, которую ведет наш народ под водительством Советской власти..." Хорошо хоть, что власть признали, но не его, вождя... Ход мыслей Сталина прервал Берия, торопливо говоривший:
  
   - ...Этот Илья, бывший помещик, в 1916 году окончил Военно-морской корпус царской армии. В гражданской войне воевал на стороне белых. Бежал после разгрома Колчака в Харбин, оттуда через Японию и Италию - в Югославию, где и проживает с 1921 года. С 1933 года член антисоветской организации "Младоросская партия", а накануне войны руководитель отделения этой партии в Белграде. До 1939 года сотрудничал в белогвардейской газете "Русское дело", печатавшей измышления по адресу советского руководства, пропагандировал монархические идеи. Сильно бедствовал материально, работал счетоводом, вместе с сыном сапожничали, делали куклы. Сейчас сын Никита пошел с одной из частей Красной Армии...
  
   - А что другой Толстой? - перебил Сталин.
  
   - Владимир Толстой... образование получил в Первом Московском корпусе. До 1917 года был добровольцем на германском фронте. Затем - на стороне белых. С войсками Врангеля бежал в Константинополь. Зарабатывал на жизнь в Югославии трудом строительного рабочего, был поденным огородником, служащим на табачном складе в Македонии...
  
   - А антисоветская деятельность?
  
   - Данных пока нет. При немцах сидел в концлагере за симпатии к СССР.
  
   Сталин молчал. До него дошло слабое эхо гражданской войны, пролившей реки крови. Не без злорадства подумал: "Сколько теперь таких кающихся будет? История всем доказала его силу и правоту... Осколки прошлого..." Берия, словно расслышав мысли "вождя", ввернул:
  
   - В Югославии, должно быть, немало всяких бывших: белогвардейское офицерье, казачки... Как в Чехословакии и Болгарии... Думаю, и этих братьев Толстых надо проверить в лагере... Почему мы им должны делать исключение?
  
   Но Сталин, помолчав еще с минуту, неожиданно не согласился со своим заплечных дел мастером:
  
   - Бог с ними. Передайте письмо Молотову. Разрешите въезд в страну. Пусть их судит история...
  
   Лишь через два с половиной месяца на заявлении Толстых появится наконец резолюция: "Надо разрешить вернуться обоим в СССР. В. Молотов. 3.IV.45 г."1167. А в октябре семьи внуков великого русского писателя получили советское гражданство.
  
   "Пусть их судит история..." Необычное заявление Сталина. Он привык судить сам. "Вождь" давно уже уверовал, что история может судить всех, кроме него. Диктатор полагал, что он как бы возвысился над прошлым, настоящим и будущим. Хотя понимал, что прошлое пожирает многих, а в конечном счете всех, но едва ли относил это к себе. Христианин, ставший атеистом, он знал, что эта великая религия славит воскресение. Но ему оно не было нужно. Он верил, что память о нем не придется искусственно оживлять. Но суд... Сильный, властный догматический ум Сталина давно пришел к заключению, что история будет его не судить, а изучать, возвышать, увековечивать его имя. Ведь сделанное им видят все: могучее государство, монолитная партия, сплоченный народ, одержавший под его руководством столько побед. Нет, Сталин не мог даже думать о каком-то суде истории над собой. Это невероятно. Будет лишь великое воздаяние ему за бессмертные заслуги.
  
   Вначале казалось, что все именно так и будет. И через два года после его смерти в огромной апологетической статье трехтомного энциклопедического словаря, выпущенного в издательстве "Советская энциклопедия", отмечалось, что "Сталин - верный ученик и соратник В.И. Ленина, великий продолжатель его бессмертного дела, вождь и учитель Коммунистической партии Советского Союза, советского народа и трудящихся всех стран"1168. Но этой инерции апологетики хватило ненадолго.
  
   Сегодня мы знаем, что гласный суд над Сталиным начался в феврале 1956 года и идет уже более трех десятилетий. Но и в годы единовластия были люди, которые уже тогда открыто высказывали свое неприятие сталинской политики. Вот несколько примеров. В военных архивах имеется немало донесений в Политуправление РККА, свидетельствующих о том, что кровавый террор 1937 - 1938 годов вызвал не только слепое, механическое одобрение, но и растерянность, подавленность, а иногда и протест. Приведу выдержки из политдонесений корпусного комиссара Говорухина, дивизионного комиссара Волкова, бригадного комиссара Круглова (в донесениях, как часто тогда бывало, инициалы не указаны).
  
   - Лейтенант 101-го артполка беспартийный Шкробат: "Не могу верить Сталину, что Якир и Тухачевский враги народа".
  
   - Красноармеец Зубров: "При Николае не хватало виселиц, а теперь не хватает патронов. Но всех не перестреляют".
  
   - Преподаватель артшколы Трушинский: "Не является ли сам Сталин троцкистом?"
  
   - Командир корабля Кириллов: "Не верю, что Бухарин и другие - враги народа и социализма. Просто они хотели заменить руководство партии"1169.
  
   Таких фактов в донесениях приводится немало. Как правило, здесь же сообщается: такой-то "передан в органы НКВД для следствия". Недоумение, слабый протест тут же подавлялись.
  
   Сам помню, что уже после войны, где-то в конце 40-х годов, наш сосед в деревне Прокоп Мочалов негромко говорил моему дяде:
  
   - Замордовал Сталин колхозы... Это надо же, довел до того село, что уж сколько лет, как хлеб едим только по праздникам. Все отбирают, одни налоги... Какой же это социализм?
  
   Такие, как я, и не ведали, что люди могут и должны жить лучше. Ведь другой жизни - без нужды, вечных нехваток, ограничений, мобилизации - мы и не знали. Всеобщая бедность, регламентация и заданность бытия стали нормой. Судить Сталина могли те, которым было с чем сравнить свою сегодняшнюю жизнь. Мне документально известны и другие случаи прямых и эзоповских антисталинских высказываний ряда рабочих, крестьян, инженеров, писателей, ученых, чье сознание не было полностью замутнено и чья совесть не была деформирована. Эта тема социального, духовного протеста, пассивного, а иногда и яростного у нас еще должным образом не изучена.
  
   Вердикт истории выносит прежде всего народ, который три десятилетия шел за человеком, жестоко поправшим великую, хотя, вероятно, и утопическую Идею. В конечном счете попытки реализовать эту идею и после Сталина окончились огромной исторической неудачей. В ходе "судебного разбирательства" все сильнее меняется политический облик Сталина. Я уже отмечал, что мне, возможно, и не удастся написать полный портрет этого тирана. Может быть, моя попытка ограничится лишь созданием одного из эскизов, пользуясь которым другие напишут этот портрет. Но уже сегодня ясно, что говорить и писать о Сталине - это значит всмотреться, вглядеться в эпоху, на щите которой этот человек оставил столь глубокую и кровавую вмятину. Как бы там ни было, думаю, что на основе анализа тысяч документов, сталинской переписки, решений и указаний диктатора, воспоминаний его соратников и людей, общавшихся с ним, я вправе сделать еще несколько завершающих "мазков" на этом портрете. А для этого постараюсь ответить на ряд вопросов, анализ которых, хочу надеяться, поможет нам и нашим потомкам вынести свой исторический вердикт Сталину и сталинизму.
  
   Был ли Сталин революционером? По-видимому, да, был. Но каким и до каких пор? Годы подполья, ссылок, тюрем, время революции и гражданской войны, влияние Ленина сформировали в этом человеке черты, которые были присущи тогда многим: веру в истинность идей марксизма; уверенность в том, что действительность можно преобразовать в соответствии с убеждениями; склонность к мелкобуржуазному радикализму, абсолютную приверженность классовым критериям, нигилистическое отношение к демократическим и гуманистическим ценностям. Это был, как и Ленин, русский якобинец. В силу своей малозаметности в Октябрьской революции Сталин не дал слишком много пищи историкам. Он был статистом революции, хотя и числился в ее руководящем звене. Но есть свидетельства, которые нам были прежде неизвестны, что Сталин был способен иногда и на самостоятельные решения, чего не мог не оценить Ленин. Так, на заседании Совета Народных Комиссаров 28 ноября 1917 года, на котором председательствовал Ленин (присутствовали Троцкий, Стучка, Петровский, Менжинский, Глебов, Красиков, Сталин, Бонч-Бруевич и некоторые другие), среди многих вопросов обсуждался и такой. Приведу просто выдержку из протокола:
  
   "Слушали:
  
   2. Проект декрета (вносит тов. Ленин) об аресте виднейших членов ЦК партии врагов народа (кадетов. - Прим. Д.В.) и предании их суду революционного трибунала.
  
   Постановили:
  
   Принять в утвердить (принято единогласно против одного Сталина)"1170.
  
   Такое поведение Сталина может сегодня показаться невероятным. Возможно, таким образом Сталин хотел заявить о себе? Документы - вещь упрямая. Этот малоизвестный факт показывает, что Сталин проделал довольно причудливую эволюцию в своем развитии революционера. Он не всегда был вампиром. На первых порах эта эволюция была умеренно позитивной. Не случайно Ленин согласился на выдвижение Сталина Генеральным секретарем партии и позднее охарактеризовал его как одного из "выдающихся вождей". Ранее я писал, что, по моим данным, на пост генсека Сталина выдвинул Каменев. Хотя официальные сообщения на этот счет иные. Например, Мехлис в газете "Правда" 9 апреля 1949 года прямо утверждал, что Сталин стал Генеральным секретарем "по предложению В.И. Ленина". Но Мехлис слишком одиозная фигура, чтобы его заявления брать на веру.
  
   Сегодня мы знаем, что высокий пост скоро изменил Сталина. В истории замечено, что власть лучше всякого рентгена "высвечивает" людей. Сталин стал преображаться. Многие порочные наклонности, дремавшие в этом малозаметном человеке, быстро проснулись. Сталин "высветил" себя. Но он не стал другим. Просто Сталин стал вести себя на высоком посту по-ленински: жестко, коварно, бескомпромиссно.
  
   После смерти Ленина в генсеке стал еще быстрее умирать революционер и рождаться диктатор. В начале 30-х годов это был уже первый консул, цезарь. Говоря словами Жана Жореса, отныне "свет Революции будет мерцать в мрачной атмосфере Термидора"1171. В тиране уже трудно узнать бывшего революционера. Разве можно было предположить 28 ноября 1917 года, когда Сталин выступил против предложения о предании суду лидеров партии кадетов, что незадолго до своего 70-летия только в сентябре 1949 года Сталин сможет спокойно, без единого замечания одобрить целую "пачку" приговоров Особого Совещания при МВД СССР:
  
   2 сентября - 30 человек к 20 годам каторжных работ;
  
   10 сентября - 52 человека к 20 годам каторжных работ;
  
   16 сентября - 31 человека к 20 годам каторжных работ;
  
   24 сентября - 76 человек к 20 годам каторжных работ1172.
  
   И так все последующие месяцы, что отвела судьба диктатору. А ведь подавляющее большинство этих людей не были преступниками. Разве не похож Сталин на безжалостного палача собственного народа? Разве можно обойтись без этого характерного штриха на портрете без риска его исказить? Таковы полюса 30-летней эволюции человека, начавшего социал-демократом и кончившего жизнь кровавым тираном.
  
   Сталин был радикалом, но ему никогда не были присущи революционный романтизм и смелый полет мысли. Даже когда все лидеры большевистской революции во главе с Лениным надеялись на то, что разгорится пролетарский пожар мировой революции, Сталин был достаточно холоден к этой идее. Он не очень верил в нее. Сталин насмешливо улыбался, когда Бухарин на IV конгрессе Коминтерна (1922 г.) внес предложение о праве пролетарского государства на "красную интервенцию", ибо "распространение Красной Армии является распространением социализма, пролетарской власти, революции"1173. Первый генсек партии весьма скептически смотрел на революционность Европы, как, впрочем, и Азии. Его больше устраивал "социализм в одной стране". Можно, пожалуй, сказать, что и Сталину и Троцкому была присуща мелкобуржуазная революционность. Но если Троцкому требовалась "всемирная коммунистическая революция", то Сталин, будучи прагматиком, в душе считал это утопией. Его революционность шла не "вширь", а "вглубь".
  
   У Сталина были сильны изоляционистские настроения. Придет время, и он создаст "железный занавес". Посещение человеком (даже по служебным надобностям) заграницы считалось при Сталине, как, впрочем, и позже, едва ли не подозрительным фактом. Если в 20-е годы капиталистические страны создавали кордоны, которые могли препятствовать "большевистской заразе", то в последующем об этом заботился уже Сталин. И прежде всего потому, что боялся реальностей. Как можно было, например, поддерживать миф об "абсолютном обнищании" пролетариата на Западе без изоляции советских людей от правды? Сталину была нужна лишь революционная фразеология. Для диктатора сама революция становилась теперь подозрительной, если она не была "санкционирована" им.
  
   Каким был Сталин как государственный деятель? Высший государственный пост Сталин занял лишь 6 мая 1941 года, став Председателем Совета Народных Комиссаров. Правда, в начале своей головокружительной карьеры он занимал сразу два ответственных поста - народного комиссара по делам национальностей и наркома рабоче-крестьянской инспекции. Сталин не тратил времени на утопические, по его мнению, рассуждения об отмирании государства. Он если и говорил об этом, как, например, на XVIII съезде партии, то только в одном ключе: будущее отмирание государства произойдет через его всемерное укрепление и усиление. Для "революций сверху" - а после Октября он признавал только такие - нужна сильная, "железная" власть, не обремененная демократическими атрибутами. Ему никогда не приходило в голову, что народ путем свободного волеизъявления, при наличии обязательных альтернатив может и должен давать мандат на правление вновь избранным представителям народа. Придя к власти, Сталин тотчас решил, что это пожизненно. В государстве он превыше всего ставил аппарат, больше других ценил ведомство внутренних дел. Даже партию за очень короткое время он смог превратить в разновидность специфического аппарата или, может быть, государственного идеологического ордена.
  
   В государстве Сталин сразу увидел инструмент власти, позволяющей ей быть всегда правой. Он не опустился до тривиального: "Государство - это я", но, даже не являясь до 1941 года главой правительства, обладал абсолютными прерогативами законодательной и исполнительной власти. Партийно-государственная машина стала для Сталина средством обеспечения безраздельного единовластия. Этот человек никогда не был знаком с "Государством" Платона. Но если бы читал это произведение, то мог бы страшно удивиться: по каким же старым рецептам он действовал! Платон писал: "Установив законы, объявляют их справедливыми для подвластных... а преступающего их карают как нарушителя законов и справедливости... Во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти. А ведь она - сила, вот и выходит, если кто правильно рассуждает, что справедливость - везде одно и то же: то, что пригодно для сильнейшего"1174.
  
   А чтобы народ отдавал себе отчет в том, что только государство может определять, что справедливо, а что нет, нужно быть беспощадным к тем, кто в этом сомневается. По старой привычке из гигантского потока писем Сталину выбирали ежедневно несколько характерных. Тут много зависело от Поскребышева и его аппарата. Но почти никогда Сталин не давал повода подумать, что государство ошиблось. Вот и на этот раз его помощник вложил в папку письмо от родственников правнука декабриста Юрия Анатольевича Пестеля о том, что, мол, сидит он уже десять лет, у него нет кисти руки, сжальтесь... Ведь фамилия Пестеля для России так много значит... Но Сталин просто отложил письмо в сторону. А вот еще:
  
   "... Мои четыре сына, бывшие орденоносцы и заслуженные мастера спорта братья Николай, Александр, Андрей и Петр были арестованы 21 марта 1939 года и приговором военной коллегии Верховного суда СССР осуждены по ст. 58-10 УК к 10 годам лишения свободы каждый.
  
   Разрешите оказать милость моим сыновьям сражаться на фронте.
  
   12 марта 1944 года
  
   Старостина Александра Степановна"1175.
  
   Сталин и это письмо отложил в сторону: пусть разбирается Берия. Он знает его, "вождя", установку: государство зря не карает.
  
   Почему в годы единовластия Сталина произошло укрепление тотальной бюрократии? Дело в том, что во время правления единодержца наше общество, вопреки заявлениям Сталина, не построило никакого "полного социализма", а продолжало создавать казарменно-тоталитарный режим. А бюрократия как раз способна лишь загонять противоречия, проблемы вглубь, а не решать их. Проблемы власти, культуры, общественной мысли, прав человека благодаря бюрократии долгие годы казались решенными. Во внутреннем плане государство всячески стимулировало рост бюрократии: все больше была нужда в надсмотрщиках, понукателях, контролерах, цензорах, планировщиках, нормировщиках, инспекторах. Внешнеполитическая ситуация также способствовала цементированию бюрократии: чем больше поражений терпело революционное движение, чем больше усиливалась угроза войны, тем более обоснованными выглядели шаги по "закручиванию гаек". В конце концов в стране появился главный победитель - бюрократия, надолго одержавшая верх над идеей, партией, народом. В храме бюрократии находился ее главный жрец - "великий Сталин". По существу, "вождь народов" стал персональным олицетворением тотальной бюрократии коммунистической Системы. Революционную лаву, извергшуюся из февральского и октябрьского кратеров, остудили холод и равнодушие сталинской бюрократии. Пройдут долгие годы, прежде чем история предъявит свои векселя к оплате.
  
   Свобода и диктатура личности несовместимы. А Сталин добился их синтеза. Сам этот факт уже дает материал для исторического вердикта; диктатор - это несвобода миллионов и свобода лишь одного деспота. Нужно признать, что недруги Сталина и сталинизма заметили и сказали об этом раньше, чем большевики. Еще в 1932 году в Париже вышла книжка Александрова "Диктатор ли Сталин?", в которой делалась попытка ответить на вопрос о природе сталинизма и характере государственной власти деспота. Сталин, писал автор, "не захватил в свои руки власть, а корону - лидерство - преподнес ему созданный им железный, преданный ему аппарат во главе группы видных новых вождей партии, во всем согласных с ним"1176. В этой связи подчеркну: партия не может снять с себя ответственности за прошлое, связанное со Сталиным. Догматизм и бюрократию породили не только государство и общество, но и их институты, важнейшим из которых была коммунистическая партия.
  
   Сталин всегда верил в силу государственной машины и подозрительно взирал на малейшие проявления общественной самостоятельности. Любая попытка создания самой безобидной самодеятельной общественной организации, не предусмотренной инструкциями аппарата, расценивалась им как враждебное деяние. Сталин смог соединить единовластие и социализм. Правда, от этого социализм стал по сути абсолютистским.
  
   Был ли Сталин подлинным партийным лидером? И этот вопрос ставит не автор, а время. Я бы сказал так: Сталин не мог быть лидером прогрессивной партии. Еще до революции он - под влиянием Ленина - быстро отрешился от социал-демократических "заблуждений". Отринув меньшевиков, Ленин и его соратники обрекли себя на тоталитарное мышление. Вот почему Сталин сразу начал процесс изменений в самой партии, и, по сути, к концу 20-х годов это была уже партия, утратившая демократические начала. Сталин стал лидером другой партии. В чем выразились эти изменения? Прежде всего в составе партии. Если бросить глубокий ретроспективный взгляд на историю партии, то она предстает как история борьбы различных групп, как тогда говорили, "фракций", "уклонов", "оппозиций". Думаю, что разномыслие и раньше и потом излишне драматизировалось. Борьба за единство в значительной мере была борьбой за однодумство. Для этого в партии были нужны чиновники духа, ранжированные функционеры. Невозможность свободно высказать свое мнение и одновременно готовность бороться за исполнение принятого решения поставили революционную партию перед угрозой перерождения. Отказавшись от социал-демократических идеалов, партия переродилась в тоталитарное орудие диктатора. Возникла номенклатура, утвердилось абсолютное право ЦК (так прикрывалась часто воля Сталина); демократический централизм переродился в централизм бюрократический. В этих условиях партия действительно превращалась в монолит. Но что это означало? Огромный социальный, политический вес, с одной стороны, и минимальный творческий потенциал - с другой. Даже Ленина, создавшего такую партию, тревожил ее быстрый рост. Ленин в своих письмах Молотову в марте 1922 года выражал беспокойство в связи с разбуханием партии, настаивал на ужесточении приема в члены партии: "Если у нас имеется в партии 300 - 400 тысяч членов, то и это количество чрезмерно, ибо решительно все данные указывают на недостаточно подготовленный уровень теперешних членов партии"1177.
  
   Однако стараниями Сталина и Зиновьева условия приема в партию еще более облегчались, она стремительно росла и, как докладывал генсек на XIV съезде в 1925 году, ее численность перевалила рубеж одного миллиона1178.
  
   В партию пришло немало людей без должной политической закалки, враждебно относящихся к тому, что называлось социал-демократией, с низкой культурой и образованием, людей, которые увидели в партийности способ поднять свой социальный статус. Одновременно был ужесточен подход к приему "спецов" бывших инженеров, учителей, военных. Компетентность партийцев, их социальная и политическая зрелость заметно снизились. У новых членов партии особенно ценилась готовность исполнять "директивы" Центра, одобрять "установки" ЦК и его Генерального секретаря. Достаточно скоро после революции партия по своему составу существенно изменилась, превратилась в послушную организацию, начала приобретать черты огромного специфического аппарата, похожего, как я уже отмечал, на идеологический орден. Сталин стал еще больше подходить на роль лидера этой сильно изменившейся партии.
  
   Кроме того, к началу 30-х годов значительная часть из руководящего звена партии, знающая о ее социал-демократических истоках, по выражению Сталина и с его помощью, успела "выпасть из тележки". Новый партийный лидер, об этом мы как-то мало говорим, не мог стать единодержцем, цезарем, диктатором в государстве и партии без глубокого изменения состава, структуры и функций партийных органов и организаций. И это ему удалось. Когда последние представители дореволюционного периода наконец забеспокоились, спохватились, все было кончено. Практически на всех постах стояли личные выдвиженцы генсека. Поэтому на вопрос: "Был ли Сталин подлинным партийным лидером?" - отвечу однозначно: он был вождем сталинизированной партии, почти все утратившей из старого социал-демократического арсенала. Остался централизм без демократии, дисциплина без творчества, нетерпимость к инакомыслию, недопустимость свободы мнений.
  
   Центральный партийный аппарат уже в середине 20-х годов полностью контролировал назначения партийцев на самые различные должности. Сталин держал под особым контролем эту сферу деятельности. Так, например, в 40-е годы Маленков, ведая кадрами, предрешая выдвижения, назначения, смещения партийных функционеров, регулярно докладывал "вождю" об изменениях в среднем и высшем слое "сталинской гвардии". Ознакомление с фондом Маленкова, его перепиской, донесениями Сталину показывает, что через этот канал непрерывно поступал материал для цементирования огромной бюрократической системы, синтезировавшей в одно целое партию, государственные органы, Советы, органы безопасности, другие организации. В фонде Маленкова бесконечные списки выдвиженцев: Н.В. Штанько, И.Л. Мазурин, П.И. Панфилов, А.И. Иванов, В.А. Парфенов, И.И. Олюнин, Л.С. Буянов, Н.М. Иванов, множество других фамилий1179. Отныне эти люди осчастливлены выдвижением благодаря воле "вождя".
  
   Сталин мог стать "вождем" партии, потому что сделал общество одномерным. Это давно заметили наши недруги. Так, небезызвестный Р.Н. Куденхове-Калерги в книжке "Большевизм и Европа" отмечал в 1932 году, что Сталин создал свой порядок: "...там господствует одна воля, одно миросозерцание, одна партия, одна система. Весь Советский Союз - это одна-единственная плантация, все население - единственная рабочая армия"1180. Сказано зло, так говорят обычно побежденные; но подмеченная одномерность общества, которая выглядела в те годы как олицетворение силы, позднее подверглась эрозии. История, вынося свой вердикт, сегодня это подтверждает. Многообразие и плюрализм более способствуют социальному, интеллектуальному и нравственному творчеству, нежели унылое и холодное однообразие, которое так любил Сталин.
  
   Сталин никогда не был пророком, хотя верил в утопию. Он смотрел только прямо перед собой, как через амбразуру дота. Одна из тайн его триумфа (как и трагедии народа) заключается в том, что он смог постепенно создать огромную армию чиновников. Неверно говорить, что только Сталин создавал бюрократию. Они были нужны друг другу. Тотальная бюрократия не могла бы процветать без такого лидера, каким был Сталин. Он односторонне понимал и прошлое, иначе бы ему стала ясна еще одна тайна его вознесения. Любая революция рождает контрреволюцию. Сильную или слабую. Октябрьская революция, отвергнув революцию февральскую, тоже родила контрреволюционную реакцию. Для ее гашения понадобилась ответная, вторая волна революции. Она была затяжной и подняла на свой гребень много новых людей. Выше всех эта волна вознесла Сталина. Генсек смог удержаться на этом гребне, одновременно подталкивая в бездну одного за другим своих потенциальных соперников. Когда наконец революционный отлив произошел, выше других на берегу оказался Сталин в окружении сонма бюрократов, прочно занявших все ключевые узлы создающейся порочной Системы. Как заметил Троцкий, "свинцовый зад бюрократии перевесил голову революции"1181. Отныне строительство социализма стало рассматриваться не как социальная, а как административная задача.
  
   Я еще раз привлек внимание читателя к чертам Сталина как революционера, государственного деятеля, партийного лидера. Ранее я пытался высветить грани этого человека как теоретика, полководца, дипломата. Все в совокупности они помогают, как я надеюсь, набросать хотя бы эскиз портрета личности, о которой не утихают споры, сопровождаемые яростным осуждением, горестным недоумением, порой попытками спасти хотя бы осколки величия бывшего кумира. Придет время, и в соответствии с вердиктом истории политический портрет этого человека будет написан общими усилиями.
  
   В результате проведенного анализа сегодня можно сделать вывод, что Сталин насквозь политическая фигура. Этот человек на весь окружающий мир смотрел через призму своих политических интересов, политических приоритетов, политических заблуждений. Сталин считал возможным достижение утопического "земного рая" ценой неимоверных страданий и жертв миллионов людей. По сути, политика Сталина исходила из того, что вся предыдущая история - лишь подготовка к "подлинной" истории. Мол, блаженство тех далеких, будущих поколений, которые достигнут земли обетованной, оправдывает муки и горечь бытия всех людей, прошедших по Земле ранее и живущих сегодня. Сталин готов был жертвовать прошлым и настоящим народа во имя эфемерного будущего. Но, как справедливо говорил Бердяев, прошлое призрачно потому, что его уже нет, а будущее призрачно потому, что его еще нет. Сталин никогда не мог преодолеть в политике разрыв между прошлым и будущим, полагая, что сегодня - это только "предыстория".
  
   Сталин, безрассудно торопя время ("мы отстали на сто лет, должны их пробежать за десять лет"), был готов уничтожать миллионы людей, чтобы "выполнить досрочно" план коллективизации, считал естественным повергнуть в небытие тысячи своих товарищей-партийцев, чтобы достигнуть в "кратчайшие сроки" полного единодушия. Сталин, похоже, верил в абсолюты, в свою способность "осчастливить" миллионы будущих сограждан путем бесчисленных преступлений сегодня. Его политика "творения будущего", какими бы благими намерениями она ни камуфлировалась, просто преступна. Для ее реализации Сталин считал допустимым уже сегодня распоряжаться будущим миллионов своих сограждан. Вот выдержки из одного документа, посвященного реализации решений, принятых Сталиным ранее.
  
   "МВД докладывает, что по состоянию на 1 января 1950 года на учете состоит 2 572 829 выселенцев и спецпереселенцев (вместе с членами семей). В Казахстане 894 432 человека, остальные, примерно поровну, распределены и размещены в Средней Азии, на Урале и в Сибири. 278 636 семей имеют собственные дома; 625 407 семей имеют свои огороды и домашний скот. В 1949 году 1932 выселенца осуждены Особым Совещанием за побеги с мест размещения на 20 лет каторги каждый. В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета от 26 ноября 1948 года все эти люди расселены в местах поселения навечно..."1182 Расселены "навечно"... Такая фатальная обреченность и... социализм? Словно в далекие царские времена: ссылка, каторга, безвестье. Правда, масштабы несравнимы. Видимо, прав Бердяев (вернусь еще раз к нему), заявивший в своей работе "Духи русской революции", что "нет народа, в котором соединялись бы столь разные возрасты, который совмещал бы XX век с XIV веком, как русский народ"1183. Но средневековую жестокость привнес в XX век не народ, а Сталин. Печальному опыту истории, который мы олицетворяем со Сталиным, противостоят деяния и дух народа, пытавшегося отторгнуть сталинизм. Более всего эта тенденция просматривается при внимательном анализе жизни всех слоев советского общества.
  
   И сейчас есть люди, которые продолжают говорить: "Мы шли в бой со словами: "За Родину, за Сталина!", "Разве можно отрицать, что люди его любили?". Нет, отрицать нельзя. Люди действительно его любили. Но он не любил их! Более того, он коварно обманул миллионы, отождествив себя с социализмом. Он не понимал, что тем самым подписал исторический приговор тому, что у нас называлось "социализмом"! Вера в утопию была автоматически перенесена и на него. Думаю, это самый парадоксальный случай "затмения" целого народа. Точнее, утонченного использования колоссальной тяги миллионов людей к социальной справедливости, счастью, процветанию в самых циничных целях. Массовый энтузиазм, героизм, подвижничество служили Сталину для создания порочной Системы, пульт управления которой был только в его руках. Единодержец превратил государство в "сталинскую державу", в которой "историческое значение" имели лишь его идеи, указания и воля.
  
   Мы будем еще долго оглядываться назад в поисках глубинных причин утверждения вождизма, а затем и цезаризма, как специфической формы власти, которую Сталину удалось выдать за социалистическую. Отсутствие, а точнее, уничтожение всех разумных альтернатив сделало шансы Сталина столь чудовищно большими. Нельзя сомневаться в том, что Сталин раньше других соратников познал "тайны власти" в руках единственной личности. Читая книгу С. Г. Лозинского "История Древнего мира", он еще в конце 20-х годов подчеркнул несколько красноречивых фраз (я давно убедился, что единодержец подчеркивал только то, что имело значение лично для него). В главе об Августе Октавиане он выделил карандашом слова: "первый гражданин... верховный правитель". Изучая текст о Цезаре, Сталин отметил выражение: "вождь-победитель". В книге "Курс русской истории" Сталин подчеркнул фразу: "Чингисхан перебил много людей, говоря: "Смерть побежденных нужна для спокойствия победителей". Да, он был победитель, который, как это станет ясно много позже, исторически "промахнулся". Но для его "спокойствия" понадобится столько смертей, сколько не могло бы присниться даже самому кровавому диктатору. Эти дополнительные штрихи еще и еще раз убеждают: Сталин хорошо знал, чего хотел. Его оппоненты знали это хуже. Почему вождизм не встретил достойного отпора? Дело не только в целом комплексе причин, о которых я говорил еще в первой книге. Дело и в отсутствии подлинной плюралистической демократии. Только она смогла бы, вероятно, не допустить сталинского деспотизма.
  
   Конечно, пирамида из человеческих черепов с вороном наверху, изображенная Верещагиным в его "Апофеозе войны", могла бы стать символом сталинского личного единовластия. Но этот символ был бы слишком упрощенным; пирамида скрывает выживший народ, обманутый в своих надеждах и вере, народ, для которого трагедия минувшего - это его собственная история... А ей нельзя ни мстить, ни смеяться над нею. Прошлое вечно. Все, что привнесено в нашу жизнь сталинизмом, отдано суду истории. Долгому, мучительному, но очищающему. Слова Ленина: "Надо уметь признать зло безбоязненно, чтобы тверже повести борьбу с ним..."1184 - актуальны и сегодня. Хотя сам автор этой мысли обычно не следовал ей.
  
   Да, зло сталинизма мы медленно преодолеваем, здесь нет никакого вопроса. Но думаю, что на этой почве трудно отрицать социализм вообще. Даже после крупной исторической неудачи (а для народа - трагедии) преждевременно говорить о полной бесплодности социалистического пути развития, если понимать под ним стремление к социальной справедливости, не отождествляя ее, конечно, с уравниловкой. Обновление, к которому мы приступили, не дало убедительного ответа: в чем исторический шанс социализма? И есть ли он вообще? Некоторые шаги и решения сегодняшнего дня пока выглядят социальной импровизацией, половинчаты и непоследовательны. С моей точки зрения, в немалой степени это происходит потому, что мы слабо осмыслили свой исторический опыт - неудачи и достижения. Мы, наверное, плохо учились у других народов и обществ. Вероятно, нужно говорить не столько о сталинизме, сколько о цивилизованном, демократическом обществе. Важно отрешиться от идеологизированного взгляда на социализм. Повторю, если он и имеет какой-то шанс, то только как выражение стремления к социальной справедливости, но без уравнительных идей. Видимо, большинство развитых стран, в отличие от нас, не сбились со столбовой дороги цивилизации. Хотя идеальных обществ не существует. Наш народ слишком велик, чтобы довольствоваться малым. Отторгнув сталинизм, он имеет право рассчитывать на лучшую судьбу...
  
   Народная память вечна. По сути, она всегда является основной формой "реставрации" прошлого. Думаю, что вечность, о которой так много говорят философы, историки и писатели, не может существовать иначе как в памяти. Именно память дает в конечном счете беспристрастную оценку эпохе, событию, лицу, позволяет сохранить связь времен. Благодаря памяти мы сегодня знаем о Сталине больше правды, чем во время его жизни. С помощью памяти мы способны пройти очищение через покаяние: мы многого еще не сделали, чтобы вытряхнуть из души сталинское оцепенение. Только память поможет воздать должное миллионам мучеников - жертв Сталина и сталинизма.
  
   Некоторые могут сказать: автор книги ограничил палитру красок при написании портрета только темными, мрачными тонами. У меня не было особого предубеждения к этому человеку. Но десять лет назад, когда я начал собирать материалы к книге, я еще не мог представить, в какие низины человеческого духа и безнравственности мне придется заглянуть. После посещения архивов, встреч с людьми, прошедшими муки сталинского ада, меня часто подолгу преследовали беззвучные голоса людей, у которых нагло и жестоко отобрали жизнь. Я не мог писать иначе.
  
   Эволюция нашего прозрения прошла несколько этапов. Думаю, что, когда не останется людей, живших непосредственно в тени "вождя", где-то в XXI веке, отношение к Сталину будет более спокойным. Возможно, слово "спокойным" неудачно. Он сохранится в памяти истории как один из величайших деспотов человеческой цивилизации, но временная дистанция приглушит остроту боли. Время не только лучший редактор и биограф, но и целитель. Нас всегда будет поражать, как в условиях беспощадной диктатуры люди сохранили (не только из-за страха!) свою приверженность идеям демократии, справедливости и гуманизма, способность на подвижничество и долгое мученичество. Мгла прошлого, к сожалению, не поглотит тирана, но мы должны сделать все, чтобы не утонули в реке забвения и его жертвы.
  
   Я понимаю, что такую личность, которая, хотим мы этого или нет, останется навсегда в истории (как Тамерлан, Чингисхан, Гитлер, другие тираны и диктаторы), нельзя понять без постоянной опоры на экономические, социальные, политические и духовные параметры. Я старался это делать. Но думаю, что многое в том вердикте, который вынесет история, будет связано с моралью. Что именно?
  
   Самая высокая политика вне союза с нравственностью - драгоценность фальшивая. Сталин, будучи жестоким политиком, наполнил ею все свое существование, абсолютно не оставив места даже для элементарных нравственных ценностей. Поэтому человек для диктатора был средством, статистической единицей из необъятной аморфной массы. Преступное пренебрежение моралью жестоко отомстило "триумфатору"; его историческое поражение было предрешено и стало неизбежным. Таков, думаю, будет один из пунктов исторического вердикта.
  
   Триумф Сталина и трагедия народа ярко высветили старую истину, что первой жертвой несправедливости всегда бывает правда, истина. Сталин, и это, возможно, его самое страшное преступление, смог деформировать многие великие идеи и подменить их своими мифами. Диктатор совершил преступление против мысли. Всей своей жизнью и деяниями Сталин доказал, что ложь - это универсальное зло. Все беды начинаются со лжи. Насилие, единовластие, бюрократия, догматизм, цезаризм - все освящалось ложью. А наше общество долгие семь десятилетий жило во лжи. Любой союз с ней всегда грозит бедой. Это тоже, думаю, будет отмечено в историческом вердикте.
  
   Попытка написать политический портрет Сталина позволила мне до боли остро почувствовать, что многое свершившееся в нашей истории произошло из-за пренебрежения свободой. Она была целью всех русских революций. Но, завоевав ее, простые люди не смогли ею распорядиться. Сталин отверг свободу на том основании, что она опасна. Свобода живет лишь в условиях подлинной демократии. Если ее нет, свобода присутствует в виде тени, идеологического рабства, культовых мифов и штампов. Сталин не любил даже говорить о свободе. Он отправил ее на погост. Предполагалось, что она имеет один источник социальный. Однако социальная свобода может проявить себя только в союзе со свободой духовной.
  
   В своей книге я часто, может быть слишком, обращался к совести. Такие люди, как Сталин, совесть считают "химерой". Речь идет не о совести диктатора. Ее у него просто не было. Но во всех преступлениях Сталина участвовали люди, которые часто понимали, что творят зло. К великому несчастью, слишком мало было тех, кто пытался использовать свой шанс совести. У очень многих в той системе отношений, которая была создана, совесть, говоря словами В. Короленко, "застыла". В результате великий народ позволил загнать совесть в резервацию, дав возможность Великому Инквизитору долгие годы творить свое черное дело. То, что мы не лишились всего, сохранили веру в высокие идеалы, оказались способными на покаяние, возрождение и обновление, не в последнюю очередь зависит от того, что мы освободили свою совесть от пут постыдной несвободы.
  
   Да, освободили. Но рано бить в литавры. Еще раз напомню: в России, как и в Советском Союзе, было немало благих попыток обновления, но слишком многие из них окончились поражением реформаторов. Возможно, мы преждевременно стали утверждать, что процесс обновления необратим. Ведь сталинизм, к сожалению, политически еще не умер. Он по-прежнему опасен, потому что живуч. Кризисы и их разрешение имеют, если так можно выразиться, не только прогрессивную, но и консервативную логику. Дай Бог, чтобы мои худшие опасения не оказались пророческими. Просто философия русской, советской истории предостерегает нас. Мы находимся в длительном переходном периоде от тоталитарного, бюрократического общества к обществу цивилизованному и демократическому. Путь будет долгим; нужно запастись терпением и верой.
  
   Лейтмотив моей книги был: шанс исторической совести существует всегда. Даже когда триумф одного человека оборачивается трагедией миллионов. Вероятно, где-то за порогом XXI века на Сталина - одного из вождей тоталитарной системы, потерпевшей в конце концов историческое поражение, - посмотрят по-другому, значительно глубже, вернее. Прошу, однако, не забывать, что книга была написана в основном тогда, когда все мы еще были в удушающих объятиях сталинского "творения".
  
   Свобода не имеет альтернативы. Теперь я в это верю более чем когда-либо. Когда в 1985 году я завершил эту книгу, у меня было мало шансов опубликовать ее. Но тогда же мы вступили в эпоху, когда жизнь чрезвычайно богата потрясающими событиями, и многое из того, что казалось мне еретическим, стало обычным.
  
   В этом переиздании я сделал лишь незначительные поправки и уточнения. Надеюсь, что невысказанное мной в "Сталине" я смогу произнести в моих следующих книгах "Троцкий" и "Ленин". Жизнь и судьба этих "вождей", думаю, дает представление о драмах и трагедиях советского периода нашей истории.
  
   Закончу книгу словами, которыми завершал введение к ней: суд людей может быть призрачным, суд истории вечен.
  
   Указатель имен
  
   Абакумов В.С.
  
   Абрамов К.К.
  
   Абрамович Р. (Рейн Р.А.)
  
   Абрамсон А.С.
  
   Абрикосов А.И.
  
   Абрикосова
  
   Август Октавиан
  
   Авдеенко А.О.
  
   Авербах Л.Л.
  
   Аврамов Р.
  
   Аврелий Марк
  
   Агелов Ф.
  
   Агенобарб Домиций
  
   Агранов Я.С.
  
   Агриппина-младшая
  
   Адлер В.
  
   Адоратский В.В.
  
   Азеф Е.Ф.
  
   Айхенвальд Ю.И.
  
   Аксельрод Г.С.
  
   Аксельрод П.Б.
  
   Акулов И.А.
  
   Агласов В.А.
  
   Алданов (Ландау) М.А.
  
   Александр I (Романов)
  
   Александр II (Романов)
  
   Александр Македонский
  
   Александр Невский
  
   Александра Федоровна (Алиса Гессен-Дармштадтская)
  
   Александров
  
   Александров М. См. Ольминский М.С.
  
   Александров Г.Ф.
  
   Александровский В.Д.
  
   Александровский М.К.
  
   Алексеев
  
   Алексеев И.И.
  
   Алексеев М.В.
  
   Алексей (Романов)
  
   Алексий
  
   Алексинский
  
   Алкснис Я.И.
  
   Аллилуев (Алтайский) И.П.
  
   Аллилуев П.С.
  
   Аллилуев П.Я.
  
   Аллилуев С.Я.
  
   Аллилуев Ф.С.
  
   Аллилуева (Реденс) А.С.
  
   Аллилуева Е.А.
  
   Аллилуева К.А.
  
   Аллилуева Н.С.
  
   Аллилуева С.И.
  
   Алферьев П.Ф.
  
   Альбуций Гай
  
   Альба А. де Толедо Ф.
  
   Альтфатер В.М.
  
   Алябушев Ф.Ф.
  
   Амелин М.П.
  
   Анвельт Я.Я.
  
   Ангелина П.Н.
  
   Андерс В.
  
   Андреасян Н.В.
  
   Андреев
  
   Андреев А.А.
  
   Андреева
  
   Андреева Н.А.
  
   Андрианов В.М.
  
   Аникст А.М.
  
   Анисимов Н.А.
  
   Антипов Н.К.
  
   Антонеску И.
  
   Антонов
  
   Антонов А.И.
  
   Антонов А.С.
  
   Антонов-Овсеенко В.А.
  
   Антонюк М.А.
  
   Апанасенко И.Р.
  
   Аппога Э.Ф.
  
   Апсе М.Я.
  
   Арагон Л.
  
   Аралов С.И.
  
   Арджеванидзе М.Г.
  
   Аристов М.Л.
  
   Аркадьев
  
   Аркус Г.М.
  
   Арманд И. (Е.Ф.)
  
   Арнольдов (Шейнфайн) А.М.
  
   Арсенидзе
  
   Артем (Сергеев Ф.А.)
  
   Артемьев П.А.
  
   Артишевский Л.Б.
  
   Арушанян Б.И.
  
   Асилов
  
   Астахов Г.А.
  
   Астров В.Н.
  
   Астров И. (Повес И.С.)
  
   Ататюрк М.К.
  
   Ауфенберг
  
   Ахматова (Горенко) А.А.
  
   Ашрафьян
  
   Бабаджанян А.Х.
  
   Бабель И.Э.
  
   Бабенков С.А.
  
   Бабин М.И.
  
   Багдатьев С.Я. (Багдатьян С.Г.)
  
   Багиров М.Д.
  
   Баграмян И.Х.
  
   Багратион
  
   Бадаев А.Е.
  
   Бадаев Г.Ф.
  
   Бадмаев Ж. (П.А.)
  
   Бажанов Б.
  
   Байдуков Г.Ф.
  
   Байрон Дж.
  
   Бакаев И.П.
  
   Бакулин А.В.
  
   Бакунин М.А.
  
   Балашов А.П.
  
   Балицкий В.А.
  
   Балтрушайтис
  
   Бальмонт К.Д.
  
   Баранов С.В.
  
   Барбюс А.
  
   Барклай-де-Толли М.Б.
  
   Барнетт Ч.
  
   Барский
  
   Басов М.В.
  
   Батов П.И.
  
   Батый
  
   Бахрин Г.Б.
  
   Бауман К.Я.
  
   Бацанов Т.К.
  
   Башилов
  
   Башилов И.Я.
  
   Башко
  
   Бебель А.
  
   Бегаш Б.Л.
  
   Бедный Демьян (Придворов Е.А.)
  
   Безыменский А.И.
  
   Бек Ю.
  
   Беккер И.Ф.
  
   Беккер И.М.
  
   Бела М.
  
   Белевский
  
   Беленький (Хацкелевич) А.Я.
  
   Белецкий Е.М.
  
   Беллярминов И.И.
  
   Белобородов
  
   Белобородов А.Г.
  
   Белов И.П.
  
   Белов П.А.
  
   Белозир Л.И.
  
   Белый Андрей (Бугаев Б.Н.)
  
   Бельченко
  
   Беляков А.В.
  
   Бенеш Э.
  
   Берг А.И.
  
   Бергенов
  
   Бергер
  
   Бердяев Н.А.
  
   Бережной Ю.М.
  
   Берзин Р.И.
  
   Берзин С.В.
  
   Берзин Я.К. (Кюзис П.)
  
   Берия Л.П.
  
   Берия Н.Т.
  
   Берия С.Л.
  
   Берман Б.Д.
  
   Берман М.Д.
  
   Берман Н.Д.
  
   Бернадот
  
   Бернацкий М.В.
  
   Бернштейн Э.
  
   Берут Б.
  
   Беседа
  
   Бехер И.Р.
  
   Бивербрук У.М.
  
   Билль-Белоцерковский В.Н.
  
   Биншток Л.М.
  
   Бирюков В.Д.
  
   Бисмарк О. фон Ш.
  
   Биценко (Камеристая) А.А.
  
   Блок А.А.
  
   Блохин
  
   Блюм Л.
  
   Блюм Р.
  
   Блюмкин А.Г.
  
   Блюхер В.К.
  
   Бобкин Л.В.
  
   Бобков С.А.
  
   Боборыкин П.Д.
  
   Бобрищев-Пушкин П.С.
  
   Богатырев В.В.
  
   Богва Н.Г.
  
   Богданов
  
   Богданов (Малиновский) А.А.
  
   Богданов В.Ф.
  
   Богданов С.И.
  
   Боголепов М.И.
  
   Богомолов А.
  
   Богомягков С.Н.
  
   Богоявленский С.К.
  
   Богуславский М.С.
  
   Богуш-Шишко С.
  
   Бодин П.И.
  
   Бодня М.Е.
  
   Бойков Н.И.
  
   Бок Ф. фон
  
   Бокарич В.
  
   Бокий Г.И.
  
   Боков Ф.Е.
  
   Болдин И.В.
  
   Болен унд Гольбах фон
  
   Болотников И.И.
  
   Бондарев
  
   Бондаренко А.Т.
  
   Бонч-Бруевич В.Д.
  
   Борисов
  
   Борисов А.Б.
  
   Борисов В.Б.
  
   Борисов В.Н.
  
   Борисов М.Д.
  
   Борисов С.
  
   Бофр А.
  
   Бофф Дж.
  
   Бошкович Ф.
  
   Брагин Д.Я.
  
   Братановский Т.
  
   Братин
  
   Браткин М.Н.
  
   Браухич В. фон
  
   Брежнев Л.И.
  
   Брезановский Я.Е.
  
   Бреус
  
   Брехт Б.
  
   Брешко-Брешковская Е.К.
  
   Бриллиантов М.Н.
  
   Бровкин
  
   Бродский И.И.
  
   Бройдо Г.И.
  
   Брудной
  
   Брук А.Ф.
  
   Брусилов А.А.
  
   Брэдли Ф.Г.
  
   Бряндинский
  
   Брянских П.А.
  
   Бубнов А.С.
  
   Буденный С.М.
  
   Будыхо А.Е.
  
   Букштынович М.Ф.
  
   Булгаков М.А.
  
   Булгаков С.Н.
  
   Булганин Н.А.
  
   Булин А.С.
  
   Бунин И.А.
  
   Буркова
  
   Бурлин А.И.
  
   Бурлюк Д.Д.
  
   Бурмистенко М.А.
  
   Бусыгин А.Х.
  
   Бутов Г.
  
   Бутусова М.
  
   Бухарин Н.И.
  
   Буянов Л.С.
  
   Бэкон Ф.
  
   Вавилов Н.И.
  
   Вавилов С.И.
  
   Вален М.
  
   Валери П.
  
   Вальден
  
   Вальян Э.
  
   Вандам Д.
  
   Вандендрайш Ж.М. см. Меркадер Р.
  
   Вандервельде Э.
  
   Ванеев В.Д.
  
   Ванников Б.Л.
  
   Варваричев И.И.
  
   Варга Е.С.
  
   Варданян
  
   Вардин
  
   Варейкис И.М.
  
   Варенников И.С.
  
   Варский А.
  
   Василевская В.Л.
  
   Василевский А.М.
  
   Василенко В.Х.
  
   Васильев
  
   Васильев И.В.
  
   Васильев П.В.
  
   Васильев П.Н.
  
   Ватутин Н.Ф.
  
   Вацетис И.И.
  
   Вашугин Н.Н.
  
   Вегер Е.
  
   Вейдлинг Г.
  
   Вейсброд
  
   Великанов М.Д.
  
   Величко К.И.
  
   Вербицкий А.Д.
  
   Вергилий Марон Публий
  
   Вердеревский
  
   Вереш Я.
  
   Верещагин В.В.
  
   Вержбицкий К.А.
  
   Вернадский В.И.
  
   Вертов Дзига (Кауфман Д.А.)
  
   Верховский А.И.
  
   Верхорубов
  
   Вершинин К.А.
  
   Вершков П.А.
  
   Веселый Артем (Кочкуров Н.И.)
  
   Вечный П.П.
  
   Вийом
  
   Виктория
  
   Викторов Б.А.
  
   Вильгельм
  
   Вильгельм II
  
   Вильгельм II Гогенцоллерн
  
   Вильсон Г.
  
   Вильсон Т.В.
  
   Вильямс В.Р.
  
   Вильямс И.Н.
  
   Вильямс Н.И.
  
   Винблат А.Ю.
  
   Виноградов А.К.
  
   Виноградов В.В.
  
   Виноградов В.Н.
  
   Виноградов И.М.
  
   Виноградовы Е.В. и М.И.
  
   Винтер А.В.
  
   Виппер Р.Ю.
  
   Витка В.А.
  
   Витте С.Ю.
  
   Вишневский С.В.
  
   Владимиров В.В.
  
   Владимиров М.К.
  
   Владимиров М.С.
  
   Владимирский М.Ф.
  
   Власик М.С.
  
   Власик Н.С.
  
   Власов А.А.
  
   Власьевич Ю.Е.
  
   Влодзимирский Л.Е.
  
   Вознесенская М.А.
  
   Вознесенский А.А.
  
   Вознесенский Н.А.
  
   Вознесенский С.А.
  
   Воинов
  
   Волгин В.П.
  
   Волин А.А.
  
   Волков
  
   Володарский В. (Гольдштейн М.М.)
  
   Володин П.С.
  
   Володичева М.А.
  
   Волосевич
  
   Вольпе А.
  
   Волтер (Аруэ М.Ф.)
  
   Вольф А.О.
  
   Вольф Э.
  
   Вольфкович С.И.
  
   Воробьев П.И.
  
   Воровский В.В.
  
   Ворожейкин Г.А.
  
   Воронов Н.Н.
  
   Воронский А.К.
  
   Ворошилов К.Е.
  
   Ворошилова Е.Д.
  
   Врангель П.Н.
  
   Вудман Д.
  
   Вуйович
  
   Выродов И.Я.
  
   Вырубова А.А.
  
   Вышинский А.Я.
  
   Габрилавичус Ю.
  
   Гавро Л.
  
   Гай М.И.
  
   Гайдеров
  
   Гайлит Я.П.
  
   Гайнуллина
  
   Галактионов М.Р.
  
   Галкин В.П.
  
   Гальдер Ф.
  
   Гамарник Я.Б.
  
   Гамбург И.К.
  
   Гаршин В.М.
  
   Гарин-Михайловский Т.Н.
  
   Гарриман А.
  
   Гартманис
  
   Гастев А.К.
  
   Гастев Ю.А.
  
   Гастель
  
   Гаус Ф.
  
   Гегель Г.В.Ф.
  
   Гегечкори Е.
  
   Гегечкори Н.
  
   Гед Жюль (Базиль Матьё Жюль)
  
   Гей К.В.
  
   Гейден К.
  
   Гейне Г.
  
   Гендельман М.Я. (Якобий М.)
  
   Геккерт Ф.
  
   Георгиу-Деж Г.
  
   Геперова М.
  
   Герасимов А.М.
  
   Герасимов В.И.
  
   Герасимова А.И.
  
   Геринг Г.
  
   Германович М.Я.
  
   Герцен А.И.
  
   Гесс Р.
  
   Гессен С.М.
  
   Гетье Ф.А.
  
   Гжибовский В.
  
   Гикало Н.Ф.
  
   Гикелис М.
  
   Гилинский А.Л.
  
   Гильфердинг Р.
  
   Гиммлер Г.
  
   Гинденбург П. фон
  
   Гиппиус З.Н.
  
   Гитлер А.
  
   Глаголев В.В.
  
   Гладков Ф.В.
  
   Глазман М.С.
  
   Глазунов И.С.
  
   Глебов Н. (Авилов Н.П.)
  
   Гломс Я.К.
  
   Глурджидзе Г.
  
   Глушко В.П.
  
   Глущенко И.
  
   Гляссер М.И.
  
   Гобечия И.
  
   Гобсон Дж.А.
  
   Говард Р.
  
   Говоров Л.А.
  
   Говорухин
  
   Гогенцоллерн
  
   Гоглидзе С.А.
  
   Гоголь Н.В.
  
   Голиков Ф.И.
  
   Голль Ш. де
  
   Голованов А.Е.
  
   Голованов Д.
  
   Головко А.Г.
  
   Голодед Н.М.
  
   Голощекин Ф.И.
  
   Голубев К.Д.
  
   Голушкевич В.С.
  
   Голышев
  
   Гольденберг
  
   Голяховский Е.Н.
  
   Гопич Н.И.
  
   Гопкинс Г.
  
   Горбатов А.В.
  
   Горбачев Б.С.
  
   Горбачев М.С.
  
   Горбунов Н.П.
  
   Гордов В.Н.
  
   Горинь И.Г.
  
   Горкин А.Ф.
  
   Горкич М.
  
   Горнов А.В.
  
   Горностаев
  
   Городовиков О.И.
  
   Горчаков А.М.
  
   Горшенин
  
   Горький (Пешков) А.М.
  
   Горюнов А.А.
  
   Горячев Е.И.
  
   Гостинцев
  
   Готвальд К.
  
   Гофман И.
  
   Грабин В.Г.
  
   Грамши А.
  
   Грант
  
   Греков Б.Д.
  
   Грендаль В.Д.
  
   Грибов С.Е.
  
   Григорий Нисский
  
   Григорьев А.Т.
  
   Григорьян В.Г.
  
   Гринберг
  
   Гринштейн А.М.
  
   Гринько Г.Ф.
  
   Грищук Л.С.
  
   Громов
  
   Громыко А.А.
  
   Гросбартс
  
   Гротеволь О.
  
   Грызлов А.А.
  
   Грязнов И.К.
  
   Губкин И.М.
  
   Гудериан Х.
  
   Гурвич Э.И.
  
   Гургенидзе А.
  
   Гусев С.И. (Драбкин Я.Д.)
  
   Гусейнов М.Д.
  
   Гутман
  
   Гучков А.И.
  
   Гюллинг Э.
  
   Давдариани
  
   Давыдова В.А.
  
   Даладье Э.
  
   Дан (Гурвич) Ф.И.
  
   Данилов С.С.
  
   Данишевский К.Х.
  
   Дантон Ж.Ж.
  
   Дарленкур
  
   Дашичев И.В.
  
   Двинский Б.А.
  
   Деборин (Иоффе) А.М.
  
   Дейчер И.
  
   Деканозов В.Г.
  
   Декарт Р.
  
   Делатр де Тассиньи См. Латтр де Тассиньи Ж.-М. Г.
  
   Демиденко А.В.
  
   Демулен К.
  
   Демченко Н.Н.
  
   Дени В.Н.
  
   Деникин А.И.
  
   Денисенко В.М.
  
   Денисов М.Ф.
  
   Деревянко К.Н.
  
   Дерибас Т.Д.
  
   Дерючина В.И.
  
   Дешин
  
   Джапаридзе П.А.
  
   Джексон См. Меркадер Р.
  
   Джемс У.
  
   Джилас М.
  
   Джугашвили В.И.
  
   Джугашвили Г.В.
  
   Джугашвили Е.Г.
  
   Джугашвили К. См. Сванидзе Е.
  
   Джугашвили М.В.
  
   Джугашвили Я.И.
  
   Джонсон Х.
  
   Дзенис О.
  
   Дзерадзе М.
  
   Дзержинская Я.Г.
  
   Дзержинская Я.И.
  
   Дзержинский И.И.
  
   Дзержинский Ф.Э.
  
   Диас П.
  
   Дидро Д.
  
   Димитрий Донской
  
   Димитров Г.
  
   Дирксен Г.
  
   Дмитриев
  
   Дмитриенко Д.Д.
  
   Дмитриенко Е.Д.
  
   Дмитриенко Л.А.
  
   Дмитриенко М.Д.
  
   Дмитриенко П.Д.
  
   Добровольский А.М.
  
   Добрынин
  
   Догадов А.И.
  
   Додобаев Б.
  
   Долгоруков Н.А.
  
   Долин
  
   Долин Д.
  
   Донатович
  
   Донн Дж.
  
   Достоевский Ф.М.
  
   Драгомиров М.И.
  
   Дракс (Планкет-Дракс) Р.
  
   Драуле М.
  
   Драуле О.
  
   Дробнис Я.Н.
  
   Дубасов И.И.
  
   Дубинин Н.П.
  
   Дубовой И.Н.
  
   Дудель Н.
  
   Дудинцев В.Д.
  
   Думенк Ж.
  
   Духно Р.Н.
  
   Духонин Н.Н.
  
   Душкин А.Н.
  
   Дыбенко П.Е.
  
   Дюгоммье Ж.Ф. (Кокий)
  
   Дюканов М.
  
   Дюкло Ж.
  
   Евдокимов Г.Е.
  
   Евдокимов Е.Г.
  
   Евсеев Н.
  
   Евтушенко Е.А.
  
   Егоров
  
   Егоров А.И.
  
   Егоров Д.Г.
  
   Егоров П.Г.
  
   Егорова (Поскребышева) Г.А.
  
   Едунов Л.В.
  
   Ежов Н.И.
  
   Екатерина II Алексеевна
  
   Елизаров М.Т.
  
   Елян
  
   Емельянов
  
   Емшанов
  
   Енукидзе А.С.
  
   Епишев А.А.
  
   Еременко А.И.
  
   Еременко В.
  
   Еремин
  
   Ерманский (Коган) О.А.
  
   Ермилов
  
   Есенин С.А.
  
   Еске
  
   Ефимов Н.А.
  
   Ефремов М.Г.
  
   Жаров А.А.
  
   Жданов
  
   Жданов А.А.
  
   Жданов Ю.А.
  
   Желтов А.С.
  
   Жемчужина П.С.
  
   Жемчужина Р.А.
  
   Жигарев П.Ф.
  
   Жигур Я.М.
  
   Жила П.
  
   Жиленков М.Н.
  
   Жонж А. де
  
   Жордания Н.Н.
  
   Жорес Ж.
  
   Жорж
  
   Жук С.Я.
  
   Жуков Г.К.
  
   Жуков М.П.
  
   Журавлев Н.И.
  
   Журба А.А.
  
   Завенягин А.
  
   Завьялов
  
   Задемидко А.Н.
  
   Зайончковский А.М.
  
   Зайцев А.Н.
  
   Зайцев Ф.И.
  
   Заковский Л.М.
  
   Закржевская Т.В.
  
   Закс
  
   Закс Г.Д.
  
   Залуцкий П.А.
  
   Заморцев
  
   Замятин Е.И.
  
   Заостровский А.В.
  
   Заостровский П.В.
  
   Запорожец А.И.
  
   Запорожец И.К.
  
   Засс
  
   Засулич В.И.
  
   Затонский В.П.
  
   Захаров В.
  
   Захаров М.В.
  
   Зверев А.Г.
  
   Зверева
  
   Здоровцев С.И.
  
   Зегелер
  
   Зегер С.А.
  
   Зеленский И.А.
  
   Зелинский Н.Д.
  
   Зимин Н.Н.
  
   Зиновьев (Радомысльский) Г.Е.
  
   Зонтер
  
   Зотов А.С.
  
   Зоф В.И.
  
   Зощенко В.
  
   Зощенко М.М.
  
   Зубалов
  
   Зубров
  
   Зуев И.В.
  
   Зусманович Г.М.
  
   Ибаррури Д.
  
   Ибрагимбейли Х.-М.
  
   Ибсен Г.
  
   Иван IV Васильевич Грозный
  
   Иванов
  
   Иванов
  
   Иванов А.И.
  
   Иванов Б.
  
   Иванов В.И.
  
   Иванов Вл. И.
  
   Иванов Вс. В.
  
   Иванов Вяч. Ив.
  
   Иванов Г.
  
   Иванов И.И.
  
   Иванов И.Ф.
  
   Иванов Н.М.
  
   Иванов С.П.
  
   Иванов Ф.С.
  
   Ивлев Н.И.
  
   Игнатов Н.Г.
  
   Игнатьев
  
   Игнатьев С.Д.
  
   Иден А.
  
   Измайлов
  
   Икрамов А.И.
  
   Ильин
  
   Ильясов Н.
  
   Иодепукис
  
   Иодко
  
   Ионов П.
  
   Иофан Б.М.
  
   Иоффе А.А.
  
   Иоффе А.Ф.
  
   Иремашвили И.
  
   Ирне-Коскинен А.С.
  
   Исаков И.С.
  
   Иссерсон Г.С.
  
   Истмэн М.
  
   Истомина В.В.
  
   Ишков А.А.
  
   Кабаев А.Г.
  
   Кабакадзе
  
   Кабаков И.Д.
  
   Кабанов И.
  
   Кабанов И.Г.
  
   Кавтарадзе С.И.
  
   Каган М.А.
  
   Каганович Л.М.
  
   Каганович М.Л.
  
   Каганович М.М.
  
   Каганович М.М.
  
   Каганович Ю.Л.
  
   Кадатский И.Н.
  
   Кадоган А.
  
   Казакевич Э.Г.
  
   Казаков М.Ф.
  
   Казанский Е.С.
  
   Казбеги А.
  
   Казьмин Ю.
  
   Калинин М.И.
  
   Калинин С.А.
  
   Калиновский К.Б.
  
   Калиберзин Я.Э.
  
   Калмыков Б.Э.
  
   Калмыков М.В.
  
   Кальван И.И.
  
   Кальнин Ф.К.
  
   Кальпус Б.А.
  
   Кальтенбруннер Э.
  
   Калядин
  
   Каменев (Розенфельд) Л.Б.
  
   Каменев С.С.
  
   Каменьщиков
  
   Каминский Г.Н.
  
   Камков (Кац) Б.Д.
  
   Камо (Тер-Петросян) С.А.
  
   Канарис Ф.В.
  
   Кангелари В.А.
  
   Кандыбин Д.Я.
  
   Каннер Г.О.
  
   Каннегисер Л.
  
   Кант И.
  
   Каплан (Ройтблат) Ф.Е.
  
   Капланский В.Н.
  
   Каплер А.Я.
  
   Капустин Я.Ф.
  
   Капцевич Г.А.
  
   Каранадзе
  
   Караньян
  
   Каратун
  
   Карахан (Караханян) Л.М.
  
   Карбышев Д.М.
  
   Кардель Э.
  
   Карев
  
   Карев Г.С.
  
   Кареев Н.И.
  
   Карелин В.А.
  
   Карин Ф.Я.
  
   Карклиньш
  
   Карлейль Т.
  
   Кармалюк Ф.Ф.
  
   Карманов И.П.
  
   Кароль II
  
   Карпов
  
   Карпов Г.Г.
  
   Карпов И.Т.
  
   Каррье Ж.Б.
  
   Карсавин Л.П.
  
   Картвелишвили Л.И.
  
   Карцев
  
   Кассин
  
   Кассин Г.И.
  
   Катков Ф.А.
  
   Катуков М.Е.
  
   Каутский К.
  
   Кахиани М.
  
   Каховская
  
   Качалов В.Я.
  
   Каширин Н.Д.
  
   Кваша А.Я.
  
   Кедия С.
  
   Кедров М.С.
  
   Кейрис Р.И.
  
   Кейтель В.
  
   Кекконен У.К.
  
   Кемаль-паша. См. Ататюрк
  
   Кенворти
  
   Кениг П.В.
  
   Кеннан Дж. Ф.
  
   Керенский А.Ф.
  
   Керзон Дж. Н.
  
   Керр А.
  
   Кестринг А.
  
   Кикоин (Кушелевич) И.К.
  
   Ким Ду Бон
  
   Кин (Суровикин) В.П.
  
   Кинг
  
   Кинг У.М.
  
   Киплинг Д.Р.
  
   Киреев Г.П.
  
   Кирилл Иерусалимский
  
   Кирилл (Романов)
  
   Кириллов
  
   Кириллов Н.К.
  
   Кириченко А.И.
  
   Кириченко И.Г.
  
   Киров (Костриков) С.М.
  
   Кирпонос М.П.
  
   Кирьян Б.В.
  
   Кисилев А.С.
  
   Кишкин Н.М.
  
   Клаузевиц К.
  
   Клейменов И.Т.
  
   Клейст Э.
  
   Клемент Р.
  
   Кленов П.С.
  
   Климент Александрийский
  
   Климкины
  
   Климов
  
   Климов В.Я.
  
   Климовских В.Е.
  
   Клич Н.А.
  
   Клодт М.П.
  
   Клочко И.Г.
  
   Клычков С.А.
  
   Клюев Н.А.
  
   Ключевский В.О.
  
   Ключников Ю.В.
  
   Кнорин (Кнориньш) В.Г.
  
   Княгницкий П.Е.
  
   Кобзев И.
  
   Кобря
  
   Кобулов Б.З.
  
   Ковалев
  
   Ковалев
  
   Ковалев И.В.
  
   Ковалева
  
   Ковда Б.А.
  
   Ковтюх Е.И.
  
   Коган
  
   Коган Б.Б.
  
   Коган Л.И.
  
   Коган М.Б.
  
   Кожанов И.К.
  
   Кожевников А.Т.
  
   Кожевников С.К.
  
   Кожохин Н.В.
  
   Козлов
  
   Козлов Г.П.
  
   Козлов Д.Т.
  
   Козловский И.С.
  
   Козолупова М.С.
  
   Козьмин
  
   Козьмин П.А.
  
   Коларов В.
  
   Коларов В.П.
  
   Колас Я. (Мицкевич К.М.)
  
   Колганов К.С.
  
   Колегаев А.Л.
  
   Колесников
  
   Коллонтай А.М.
  
   Колосов С.П.
  
   Колчак А.В.
  
   Кольцов (Фридлянд) М.Е.
  
   Кольцов Н.К.
  
   Комаров В.И.
  
   Комаров В.Л.
  
   Конев И.С.
  
   Конквист Р.
  
   Коновалов Н.В.
  
   Контас А.
  
   Конфуций (Кун-цзы)
  
   Коняк И.А.
  
   Копанадзе П.
  
   Копец И.И.
  
   Коплениг И.
  
   Копосов Н.А.
  
   Корк А.И.
  
   Корнеев Г.Ф.
  
   Корнейчук А.Е.
  
   Корниец Л.Р.
  
   Корнилов И.А.
  
   Корнилов Л.Г.
  
   Коробков А.А.
  
   Коротков И.И.
  
   Королев С.П.
  
   Короленко В.Г.
  
   Корчагина А.Г.
  
   Косарев А.В.
  
   Косиор С.В.
  
   Космодемьянская Л.Т.
  
   Косогов И.Д.
  
   Костенко Ф.Я.
  
   Костов Т.
  
   Костомаров Н.И.
  
   Котин Ж.Я.
  
   Котов
  
   Кошкин М.И.
  
   Кошутская М.
  
   Коханский В.С.
  
   Коцюбинский Ю.М.
  
   Кочнева (Гамарник) В.Я.
  
   Коэн С.
  
   Кравчук Л.И.
  
   Красиков П.А.
  
   Красин
  
   Красин Л.Б.
  
   Краснов Б.С.
  
   Краснов Е.В.
  
   Краснов П.Н.
  
   Красовский
  
   Краюшкин
  
   Кребс Г.
  
   Кренкель Э.Т.
  
   Крестинский Н.Н.
  
   Крещук Б.Ф.
  
   Кржижановский Г.М.
  
   Кривов Т.С.
  
   Кривонос П.Ф.
  
   Кривошеев
  
   Кривошлыков М.В.
  
   Кривченков А.
  
   Криницкий А.И.
  
   Криппс С.
  
   Кромвель О.
  
   Крон (Крейн) А.А.
  
   Кронц
  
   Кропоткин П.А.
  
   Круг И.М.
  
   Круглов
  
   Круглов С.Н.
  
   Кружков В.С.
  
   Крупп Г.
  
   Крупчатников М.Я.
  
   Крупская Н.К.
  
   Крутиков
  
   Крутов Г.
  
   Кручина А.
  
   Крыленко Н.В.
  
   Крымов А.М.
  
   Крымов В.П.
  
   Крюков
  
   Кубаткин П.И.
  
   Куденхове-Калерги Р.Н.
  
   Кудреватых
  
   Кудрявцев
  
   Кужела К.А.
  
   Кузнецов
  
   Кузнецов А.А.
  
   Кузнецов А.И.
  
   Кузнецов В.И.
  
   Кузнецов Н.Г.
  
   Кузнецов Ф.И.
  
   Кузнецов Ф.Ф.
  
   Кузьменко В.Д.
  
   Кузьмин Г.И.
  
   Кузьмин Н.Н.
  
   Кузьмин Ф.К.
  
   Кузьмичев
  
   Куйбышев В.В.
  
   Куйбышев Н.В.
  
   Куклин А.С.
  
   Кулаков
  
   Кулешов Л.В.
  
   Кулиев М.К.
  
   Кулик Г.И.
  
   Куликов
  
   Куликов К.Е.
  
   Кулинер Р.
  
   Кулондр Р.
  
   Куль Г.
  
   Кун Б.
  
   Куперин И.И.
  
   Куприн А.И.
  
   Курасов В.В.
  
   Курбатов
  
   Курчатов И.В.
  
   Кутателадзе Г.Н.
  
   Кутон Ж.
  
   Кутузов М.И. (Голенищев-Кутузов)
  
   Кутяков И.С.
  
   Куусинен О.В.
  
   Кучеренко Н.А.
  
   Кучинский Д.А.
  
   Кущев
  
   Кэссиди
  
   Лабрюйер Ж. де
  
   Лаваль П.
  
   Лавров
  
   Лавров П.Л.
  
   Лазимир П.Е.
  
   Лазуркина Д.А.
  
   Лазутин П.Г.
  
   Лайдонер И.
  
   Лакоба Н.А.
  
   Ландау Л.Д.
  
   Лаперуз Ж.Ф.
  
   Лапидус
  
   Лапин (Лапиньш) А.Я.
  
   Лапиньский (Левинсон) П.Л.
  
   Ларго Кабальеро Ф.
  
   Ларин И.И.
  
   Ларин Ю. (Лурье М.А.)
  
   Ларионов Г.А.
  
   Лассаль Ф.
  
   Латтр де Тассиньи Ж.-М. Г. де
  
   Лафарг П.
  
   Лацис В.Т.
  
   Лашевич М.М.
  
   Лебедев
  
   Лебедев Н.А.
  
   Лебедь Д.З.
  
   Левандовский М.К.
  
   Левин
  
   Левин И.И.
  
   Левин П.И.
  
   Левинов Г.Н.
  
   Левинский В.О.
  
   Левицкий Н.А.
  
   Левулис В.
  
   Левченко
  
   Левченко В.М.
  
   Левченко Г.И.
  
   Леер Г.
  
   Лей Р.
  
   Лелюшенко Д.Д.
  
   Лемешев С.Я.
  
   Лемке М.К.
  
   Ленин (Ульянов) В.И.
  
   Ленский Ю.
  
   Ленцманис (Ленцман) Я.Д.
  
   Леонов А.Г.
  
   Леонов Л.М.
  
   Леонович И.Л.
  
   Леонтьев В.
  
   Леопольд III
  
   Лепа А.К.
  
   Лепелетье де Сен-Фаржо Л.М.
  
   Лепешинская О.В.
  
   Лесойл
  
   Лестев Д.А.
  
   Либер (Гольдман) М.И.
  
   Либкнехт К.
  
   Лизюков А.И.
  
   Лиокумович М.А.
  
   Литвиненко
  
   Литвинов (Валлах М.) М.М.
  
   Литкенс Е.А.
  
   Лифшиц А.Я.
  
   Лихачев И.А.
  
   Лихачев М.Т.
  
   Лихтенбер Г.К.
  
   Ллойд Джордж Д.
  
   Лобов С.С.
  
   Лозинский С.Г.
  
   Лозовский (Дридзо) С.А.
  
   Локк Дж.
  
   Локтионов А.Д.
  
   Ломинадзе В.В.
  
   Ломов А. (Оппоков Г.И.)
  
   Ломов Н.А.
  
   Лонгва Р.В.
  
   Лондон Джек (Гриффит Д.)
  
   Лопатин А.И.
  
   Лопухин А.А.
  
   Лордкипанидзе Т.И.
  
   Лосский Н.О.
  
   Луговая Е.В.
  
   Луи Капет. См. Людовик XVI
  
   Лукин
  
   Лукин М.Ф.
  
   Луков Л.Д.
  
   Лукомский П.Е.
  
   Луначарский А.В.
  
   Лунин М.С.
  
   Луппол И.К.
  
   Лутовинов Ю.Х.
  
   Луцкий
  
   Лысенко Т.Д.
  
   Льоренте Х.-А.
  
   Лю Шаоци
  
   Любимов
  
   Любимов И.Е.
  
   Людвиг Э.
  
   Людовик XIV
  
   Людовик XVI
  
   Люксембург Р.
  
   Лященко Н.Г.
  
   Магер П.И.
  
   Магон Э.Я.
  
   Мазай М.Н.
  
   Мазепов
  
   Мазур А.С.
  
   Мазурин И.Л.
  
   Майский И.М.
  
   Макаров П.Г.
  
   Макартур Д.
  
   Макиавелли Н.
  
   Маковский
  
   Максимовский В.Н.
  
   Маленков Г.А.
  
   Маленков Г.М.
  
   Малин В.Н.
  
   Малинин М.С.
  
   Малиновская
  
   Малиновский Р.Я.
  
   Малышев В.А.
  
   Малышкин В.Ф.
  
   Мамулов
  
   Манасевич
  
   Мандельштам О.Э.
  
   Маниковский А.А.
  
   Манн Т.
  
   Маннергейм К.
  
   Мануильский Д.З.
  
   Манучарьянц Ш.М.
  
   Мао Цзэдун
  
   Марат Ж.П.
  
   Марголин Н.В.
  
   Маресьев А.П.
  
   Марецкий Д.П.
  
   Мария Антуанетта
  
   Маркин Н.Г.
  
   Маркс К.
  
   Марку Л.
  
   Марр Н.Я.
  
   Мартель А.
  
   Мартов Л. (Цедербаум Ю.О.)
  
   Маршалл Д.К.
  
   Марьин
  
   Масарик Т.
  
   Масарик Я.
  
   Масленников И.И.
  
   Маслов А.
  
   Маслов С.Л.
  
   Матыкин Ф.Н.
  
   Махарадзе Ф.И.
  
   Махно Н.И.
  
   Мацуока И.
  
   Маяковский В.В.
  
   Мдивани П.Г.
  
   Медведев
  
   Медведев М.Е.
  
   Медведев С.П.
  
   Медведский Л.А.
  
   Медведь Ф.Д.
  
   Медичи Л.
  
   Межлаук В.И.
  
   Меликов В.А.
  
   Мелонов
  
   Мельников А.Н.
  
   Мельников Л.Г.
  
   Мельцер (Джугашвили) Ю.И.
  
   Менжинский В.Р.
  
   Мережковский Д.С.
  
   Мерецков К.А.
  
   Меринг Ф.
  
   Меркадер Р. дель Рио
  
   Меркулов В.Н.
  
   Меттерних К.
  
   Мехлис Л.З.
  
   Мехоношин К.А.
  
   Мешавкин Н.Л.
  
   Мешик
  
   Миклош Б.
  
   Микоян А.И.
  
   Микулин А.А.
  
   Миловский
  
   Мильштейн
  
   Милюков П.Н.
  
   Милютин В.П.
  
   Минин К.
  
   Минин С.К.
  
   Минц И.И.
  
   Минюк Л.Ф.
  
   Мирбах В.
  
   Мирзоян Л.И.
  
   Миронов
  
   Митин М.Б.
  
   Митрофанов А.С.
  
   Митрохин
  
   Митузас Ю.
  
   Михаил (Романов)
  
   Михай
  
   Михайлов. См. Карелин В.А.
  
   Михайлов В.М.
  
   Михайлов М.Д.
  
   Михайлов Н.А.
  
   Михалков С.В.
  
   Михеев
  
   Михневич Н.П.
  
   Мишле Ж.
  
   Мишулин В.А.
  
   Младенцев С.И.
  
   Могушевский
  
   Молодцов П.А.
  
   Молотов (Скрябин) В.М.
  
   Молотова С.В.
  
   Мольтке Ф.
  
   Момулов
  
   Монаселидзе
  
   Монотт П.
  
   Мордвинов А.Г.
  
   Мореев
  
   Морнар Ж. См. Меркадер Р.
  
   Морозов
  
   Морозов А.А.
  
   Морщихин
  
   Москалев Н.И.
  
   Москаленко К.С.
  
   Москвин
  
   Москвин
  
   Москвин Н.А.
  
   Мостицкий
  
   Мостовенко
  
   Мотырев А.Л.
  
   Моциев М.
  
   Мочалов В.Д.
  
   Мочалов П.
  
   Мрачковский С.В.
  
   Мстиславский (Масловский) С.Д.
  
   Музыченко
  
   Мурадели В.И.
  
   Муралов А.И.
  
   Муралов Н.И.
  
   Муранов М.К.
  
   Муратов П.
  
   Муссолини Б.
  
   Мясищев В.М.
  
   Мясников (Мясникян) А.Ф.
  
   Мясников А.Л.
  
   Набоков (Сирин) В.В.
  
   Навои А.
  
   Наджиар П.-Э.
  
   Надорая
  
   Надсон Г.А.
  
   Назаретян А.М.
  
   Наполеон I (Бонапарт)
  
   Нарвский И.
  
   Нариманов М.А.
  
   Нариманов Н.
  
   Наседкин
  
   Насер Г.А.
  
   Нахимов П.С.
  
   Нахимсон С.М.
  
   Невский Н.А.
  
   Неделин М.И.
  
   Нейштадт
  
   Некрасов В.П.
  
   Немирович-Данченко В.И.
  
   Немчинов В.С.
  
   Нерон
  
   Нессельроде К.В.
  
   Нестеров Б.П.
  
   Нефедов В.В.
  
   Нечаев
  
   Нигматжанов
  
   Никитин И.С.
  
   Никитин М.Н.
  
   Никитинский И.
  
   Никишов И.Ф.
  
   Николаев
  
   Николаев Л.В.
  
   Николаев-Журид Н.Г.
  
   Николаевский Б.И.
  
   Николаенко
  
   Николай
  
   Николай I (Романов)
  
   Николай II (Романов)
  
   Николай Николаевич (Романов)
  
   Никулин Л.В.
  
   Нилин П.Ф.
  
   Нин А.
  
   Ницше Ф.
  
   Новиков
  
   Новиков А.А.
  
   Новицкий В.Ф.
  
   Новохатный И.П.
  
   Ногин В.П.
  
   Нойман Г.
  
   Норейкис И.
  
   Норкин
  
   Норцов П.М.
  
   Носов В.И.
  
   Носов И.П.
  
   Носович
  
   Нурпеисов С.
  
   Нюгорсвола Ю.
  
   Обручев В.А.
  
   Обух В.А.
  
   Оверштаттен В.
  
   Огарев Н.П.
  
   Октябрьский Ф.С.
  
   Окулов А.И.
  
   Окулов В.
  
   Олар А.
  
   Олеша Ю.К.
  
   Ольденбург С.Ф.
  
   Ольминский (Александров) М.С.
  
   Олюнин И.И.
  
   Опарин А.И.
  
   Орахелашвили И. (Мамия) Д.
  
   Орджоникидзе Г.К. (Серго)
  
   Орджоникидзе З.Г.
  
   Орджоникидзе П.К.
  
   Ордин-Нащокин А.Л.
  
   Орлов А.М.
  
   Орлов Г.М.
  
   Орлов Д.
  
   Орлов Н.А.
  
   Орлов С.С.
  
   Осепян Г.А.
  
   Осинский Н. (Оболенский В.В.)
  
   Осипов В.П.
  
   Осипов К.
  
   Осоргин М.А.
  
   Осубко-Моравский
  
   Отфиновский
  
   Ошлей П.М.
  
   Павелкин М.И.
  
   Павленко Н.Г.
  
   Павленко П.А.
  
   Павлов В.
  
   Павлов Д.В.
  
   Павлов Д.Г.
  
   Павлов И.Н.
  
   Павлов К.А.
  
   Павлов П.П.
  
   Падосек П.М.
  
   Пайяр Ж.
  
   Палеолог М.
  
   Пальчинский П.И.
  
   Панин Н.И.
  
   Панфилов
  
   Панфилов П.И.
  
   Папанин И.Д.
  
   Папивин Н.Ф.
  
   Папкин
  
   Паркер
  
   Паркер Р.
  
   Парро Мойсо Х.
  
   Парусинов
  
   Парфенов В.А.
  
   Парфенов Н.
  
   Пастернак Б.Л.
  
   Паулюс Ф.
  
   Певзнер С.М.
  
   Пейдж
  
   Первухин М.Г.
  
   Перфильев И.Д.
  
   Першин А.Я.
  
   Пескарев
  
   Песси В.
  
   Пестель Ю.А.
  
   Петерс Я.Х.
  
   Петин Н.Н.
  
   Петлюра С.В.
  
   Петляков В.М.
  
   Петр I Великий
  
   Петрарка Ф.
  
   Петров И.Е.
  
   Петров М.П.
  
   Петровский
  
   Петровский Г.И.
  
   Петровский Л.Г.
  
   Петрушевский А.
  
   Пешков М.А.
  
   Пигаревич Б.А.
  
   Пизон
  
   Пилсудский Ю.
  
   Пильняк (Вогау) Б.А.
  
   Пирогов Н.И.
  
   Питерс О.В.
  
   Питовранов Е.П.
  
   Пияшев
  
   Плаксин
  
   Платон
  
   Платонов А.П.
  
   Платонов В.И.
  
   Платтен Ф.
  
   Плеханов (Бельтов) Г.В.
  
   Плост С.Е.
  
   Плутарх
  
   Побережский
  
   Погребов Г.А.
  
   Подвойский Н.И.
  
   Подтёлков Ф.Г.
  
   Пожарлицкий
  
   Пожарский Д.М.
  
   Поздняков
  
   Позерн Б.П.
  
   Познанский
  
   Покоев
  
   Покровский А.П.
  
   Покровский М.Н.
  
   Покровский С.
  
   Покрышкин А.И.
  
   Поливанов А.А.
  
   Поликарпов Н.Н.
  
   Половцов В.Н.
  
   Поляков Л.М.
  
   Помпей Гней
  
   Помпеев Ю.
  
   Понеделин П.Г.
  
   Пономарев Б.Н.
  
   Пономаренко П.К.
  
   Попенко А.И.
  
   Попков П.С.
  
   Попов
  
   Попов И.Ф.
  
   Попов Н.М.
  
   Попов П.Н.
  
   Попок А.Я.
  
   Поскребышев А.Н.
  
   Поскребышева Б.С.
  
   Поскребышева Г.А. См. Егорова Г.А.
  
   Поспелов П.Н.
  
   Постышев П.П.
  
   Потапов М.И.
  
   Потатурчев А.Г.
  
   Потемкин В.П.
  
   Потехин
  
   Потресов А.Н.
  
   Прайзен Г. фон
  
   Прамиэк Э.К.
  
   Преображенский Е.А.
  
   Приймак И.И.
  
   Примаков В.М.
  
   Прокопович С.Н.
  
   Прокофьев
  
   Прокофьев А.А.
  
   Проскуров
  
   Прохоров В.И.
  
   Прохоров И.П.
  
   Прошьян (Прошян) П.П.
  
   Прухняк Э.
  
   Прянишников И.М.
  
   Птуха В.В.
  
   Пу-И
  
   Пугачев Е.И.
  
   Пудовкин Вс. И.
  
   Пузанов А.М.
  
   Пуркаев М.А.
  
   Путиа В.К.
  
   Путинцев
  
   Пушкин А.С.
  
   Пятаков Г.Л.
  
   Пяткин
  
   Пятницкий (Таршис) И.А.
  
   Пятов
  
   Радек К.Б.
  
   Радек Р.М.
  
   Радек С.К.
  
   Радзивиловский А.П.
  
   Радищев А.Н.
  
   Разин С.Т.
  
   Ракитин Н.Г.
  
   Раковский Х.Г.
  
   Ракоши М.
  
   Ракутин К.И.
  
   Рамазанов
  
   Ранкович
  
   Рапопорт Я.Д.
  
   Раскольников (Ильин) Ф.Ф.
  
   Рафаил
  
   Рахманинов С.В.
  
   Рачиньский Э.
  
   Раштикис
  
   Реденс С.Ф.
  
   Реек
  
   Реза Пехлеви
  
   Рейнхардт
  
   Ремарк Э.М.
  
   Рембрандт Х. ван Рейн
  
   Ремезов А.К.
  
   Ремеке Г.
  
   Ремизов А.М.
  
   Ренненкампф П.К.
  
   Реннер К.
  
   Риббентроп И. фон
  
   Рид Дж.
  
   Рикардо Д.
  
   Рихтер Б.С.
  
   Ришелье А.Ж. дю Плесси
  
   Робертсон
  
   Робеспьер М.
  
   Робсон П.
  
   Ровио Г.С.
  
   Ровно С.
  
   Родзянко М.В.
  
   Родионов М.А.
  
   Родионов М.И.
  
   Родин
  
   Розанов В.Н.
  
   Розенберг
  
   Розенберг А.
  
   Розенблюм Д.С.
  
   Розенгольц А.П.
  
   Розенфельд Л.Б. См. Каменев Л.Б.
  
   Рокоссовский К.К.
  
   Роллан Р.
  
   Романенко П.Л.
  
   Романов А.Н. См. Алексей
  
   Романов М.А. См. Михаил
  
   Романов Ф.Н.
  
   Романовы
  
   Росмер А.
  
   Росмер М.
  
   Росс Ч.
  
   Ротмистров П.А.
  
   Рошаль М.Г.
  
   Рубин Н.
  
   Руденко К.Т.
  
   Руденко Р.А.
  
   Руденко С.И.
  
   Рудзутак Я.Э.
  
   Рудник С.Р.
  
   Рудовский
  
   Рузвельт Ф.Д.
  
   Румянцев
  
   Румянцев В.А.
  
   Румянцев И.П.
  
   Русаков
  
   Русланова Л.А.
  
   Руссо Ж.Ж.
  
   Рутенберг
  
   Рухадзе
  
   Рухимович М.Л.
  
   Рухле И.Н.
  
   Рыбалко П.С.
  
   Рыбанин
  
   Рыбин А.Т.
  
   Рыков А.И.
  
   Рындин К.В.
  
   Рычагов П.В.
  
   Рычков Н.
  
   Рюмин
  
   Рюти Р.
  
   Рютин М.П.
  
   Рябышев Д.И.
  
   Рязанов (Гольдендах) Д.Б.
  
   Рястас О.
  
   Сабинин
  
   Сабуров М.З.
  
   Савинков Б.В.
  
   Савицкий Е.Я.
  
   Садовский А.Д.
  
   Сазонов А.М.
  
   Салазкин С.С.
  
   Саласар Л.
  
   Саллюстий Гай Крисп
  
   Самохин А.Г.
  
   Самсонов А.В.
  
   Сангурский М.В.
  
   Сандалов Л.М.
  
   Сапожников
  
   Сапронов Т.В.
  
   Саркисов
  
   Сафонов Д.П.
  
   Савонов М.И.
  
   Сац И.А.
  
   Сванидзе А.С.
  
   Сванидзе Е.
  
   Сванидзе Е.С.
  
   Сванидзе И.А.
  
   Сванидзе М.А.
  
   Сванидзе М.С.
  
   Свердлов Я.М.
  
   Светлов М.А.
  
   Светоний Гай Транквилл
  
   Свечин А.А.
  
   Северянин (Лотарев) И.В.
  
   Седин
  
   Седов Л.Л.
  
   Седов С.Л.
  
   Седова Н.
  
   Седова Н.И.
  
   Седякин А.И.
  
   Сейфуллин С.
  
   Сейфуллина Л.Н.
  
   Сект Г.
  
   Селиванов И.В.
  
   Семашко В.В.
  
   Семашко Н.А.
  
   Семенов
  
   Семенов Б.А.
  
   Семенов В.Я.
  
   Семенов С.И.
  
   Семин С.И.
  
   Семич М.
  
   Сенека Луций Анней
  
   Сен-Жюст Л.
  
   Сенченко
  
   Серафимович (Попов) А.С.
  
   Сергацков В.Ф.
  
   Сергеев
  
   Сергеев И.П.
  
   Сергиенко В.Т.
  
   Сергий
  
   Серебров Я.
  
   Серебровский А.П.
  
   Серебровский А.С.
  
   Серебряков Л.П.
  
   Серж В.
  
   Сермукс Н.М.
  
   Серов И.А.
  
   Серова О.
  
   Сидоров
  
   Сидс У.
  
   Сикейрос (Альфаро Сикейрос) Д.
  
   Сикорский В.
  
   Сильвестр
  
   Симонов К.М.
  
   Синелобов
  
   Синянский
  
   Склянский Э.М.
  
   Скобелев М.И.
  
   Скобельцын Д.В.
  
   Скорняков
  
   Скрыпник Н.А.
  
   Скрябин. См. Молотов
  
   Сланский Р.
  
   Слепков А.Н.
  
   Слуцкий
  
   Слуцкий А.И.
  
   Сметанин Н.С.
  
   Смидович П.Г.
  
   Смилга И.Т.
  
   Смирнов А.А.
  
   Смирнов А.К.
  
   Смирнов А.Н.
  
   Смирнов А.П.
  
   Смирнов В.М.
  
   Смирнов И.Н.
  
   Смирнов М.П.
  
   Смирнов П.А.
  
   Смирнова
  
   Смирнова Е.
  
   Смит А.
  
   Смит К.
  
   Смоленский М.
  
   Смородин П.И.
  
   Смородинов И.В.
  
   Снегов А.
  
   Снесарев А.Е.
  
   Собенников П.П.
  
   Соболев
  
   Соболевичикус
  
   Совиш
  
   Сойфер Я.Г.
  
   Соколов Б.В.
  
   Соколов Н.А.
  
   Соколовская А.Л.
  
   Соколовский В.Д.
  
   Сокольников Г.Я.
  
   Сократ
  
   Солженицын А.И.
  
   Соловьев Вл. С.
  
   Соловьев Н.В.
  
   Соломин В.Г.
  
   Сольц А.А.
  
   Сорель Ж.
  
   Сорин В.Г.
  
   Сосновский Л.С.
  
   Спаатс
  
   Спаде
  
   Спандарян С.С.
  
   Спиридонова М.А.
  
   Ставский (Кирпичников) В.П.
  
   Сталин В.И.
  
   Сталина Н.В.
  
   Стаменов И.
  
   Станиславский К.С.
  
   Старостин
  
   Старостин Ал.П.
  
   Старостин Ан.П.
  
   Старостин М.
  
   Старостин Н.М.
  
   Старостин Н.П.
  
   Старостин П.П.
  
   Старостина А.С.
  
   Стасова Е.Д.
  
   Стаханов А.Г.
  
   Стахович К.И.
  
   Стеклов (Нахамкис) Ю.
  
   Стельмах Г.Д.
  
   Стенберг В.А.
  
   Степанов
  
   Степанов П.С.
  
   Степанян Н.
  
   Степун Ф.А.
  
   Стефанович
  
   Стецкий А.И.
  
   Столбунский
  
   Столпер А.Б.
  
   Стронг А.-Л.
  
   Струве П.Б.
  
   Струмилин (Струмилло-Петрашкевич) С.Г.
  
   Стучка П.И.
  
   Стэн Я.Э.
  
   Суварин Б.
  
   Суворов А.В.
  
   Субботин
  
   Сулимов Д.Е.
  
   Сулин
  
   Султан-Гирей Келеч
  
   Султан-заде
  
   Султанов Г.
  
   Сунь Фо
  
   Суриков В.И.
  
   Суриц Я.З.
  
   Сурков А.А.
  
   Сусайков И.З.
  
   Суслов М.А.
  
   Сутоцкий С.
  
   Суханов (Гиммер) Н.Н.
  
   Сухомлинов В.А.
  
   Сухоруков В.Т.
  
   Сущий Ф.Г.
  
   Сыромятников Б.И.
  
   Сырцов С.И.
  
   Сысоев П.В.
  
   Сытин П.П.
  
   Табидзе Г.В.
  
   Табор Ф.
  
   Тагор Р.
  
   Таканшвили
  
   Такер Р.
  
   Таль Б.
  
   Танхилевич Г.М.
  
   Тамм И.Е.
  
   Танака Г.
  
   Таннер В.
  
   Тареев Е.М.
  
   Тарле Е.В.
  
   Татекава И.
  
   Таубе А.А.
  
   Таубин Ю.
  
   Твардовский А.Т.
  
   Тевосян И.Ф.
  
   Тевченков А.Н.
  
   Теддер А.У.
  
   Тейлор Ф.У.
  
   Телегин К.Ф.
  
   Тельман Р.
  
   Тельман Э.
  
   Темирканов С.Х.
  
   Теодорович И.А.
  
   Теплов Б.М.
  
   Терембецкий Д.Д.
  
   Терещенко
  
   Тетешкин С.И.
  
   Тиберий
  
   Тиль К.В.
  
   Тимашук Л.А.
  
   Тимофеев
  
   Тимофеев-Ресовский Н.В.
  
   Тимошенко С.К.
  
   Тимур (Тамерлан)
  
   Тито (Броз Тито) И.
  
   Титов А.С.
  
   Тихонов А.Я.
  
   Тихонов Н.С.
  
   Ткачев А.С.
  
   Ткачев П.Н.
  
   Товстуха И.П.
  
   Тодер
  
   Токарев Ф.В.
  
   Токмаков
  
   Толбухин Ф.И.
  
   Толедано Л.
  
   Толстой А.Н.
  
   Толстой В.И.
  
   Толстой И.И.
  
   Толстой Л.Н.
  
   Толстой Н.И.
  
   Томашевич И.А.
  
   Томский (Ефремов) М.П.
  
   Топчиев А.В.
  
   Торквемада Т.
  
   Тольятти П.
  
   Томский (Ефремов) М.П.
  
   Томский Н.В.
  
   Тонконогов Я.И.
  
   Топчиев А.В.
  
   Тренев К.А.
  
   Третьяков А.Ф.
  
   Триандафиллов В.К.
  
   Трифонов В.А.
  
   Троцкий (Бронштейн) Л.Д.
  
   Трубецкой Е.Н.
  
   Трубецкой Н.И.
  
   Трумэн Г.
  
   Трутовский В.Е.
  
   Трушинский
  
   Туков
  
   Туков В.
  
   Тулайков Н.М.
  
   Тулебаев
  
   Тупиков В.И.
  
   Туполев А.Н.
  
   Турко
  
   Турсун-заде М.
  
   Тухачевский М.Н.
  
   Тхинволели Х.
  
   Тынянов Ю.Н.
  
   Тэйфель Г.К.
  
   Тэн И.А.
  
   Тюленев И.В.
  
   Уборевич И.П.
  
   Угаров Ф.Я.
  
   Угланов Н.А.
  
   Ульбрихт В.
  
   Ульрих В.В.
  
   Ульянов А.П.
  
   Ульянова М.И.
  
   Уманский К.А.
  
   Уншлихт И.С.
  
   Урамов С.
  
   Урбшис Ю.
  
   Урицкий (Борецкий) М.С.
  
   Урицкий С.П.
  
   Уркарт Л.
  
   Успенский Г.И.
  
   Устинов Д.Ф.
  
   Устинов П.
  
   Устрялов Н.В.
  
   Утвенко А.И.
  
   Уткин И.П.
  
   Утченко С.Л.
  
   Уханов К.В.
  
   Ушаков (Ушиминский) З.М.
  
   Ушаков Ф.Ф.
  
   Уханов К.В.
  
   Уэйвелл
  
   Уэллс Г.Дж.
  
   Фадеев А.А.
  
   Фадзаев Х.Х.
  
   Файко А.М.
  
   Фалаллаев Ф.Я.
  
   Фальконе Э.М.
  
   Фахми Эль Нокраши М.
  
   Федин К.А.
  
   Федоренко Н.Т.
  
   Федоров
  
   Федоров А.
  
   Федоров Г.И.
  
   Федоров Е.К.
  
   Федорук Ф.И.
  
   Федосеев
  
   Федосеев П.Н.
  
   Федосова
  
   Федько И.Ф.
  
   Федюнинский И.И.
  
   Фейербах Л.
  
   Фейхтвангер Л.
  
   Фекленко Н.В.
  
   Фельдберг
  
   Фельдман
  
   Фельдман Б.М.
  
   Ферсман А.Е.
  
   Ферстер
  
   Фестер И.
  
   Филимонов И.Н.
  
   Филиппо П.
  
   Филиппов Т.Ф.
  
   Филипович М.
  
   Фирин С.Г.
  
   Филипченко Ю.А.
  
   Фирлингер З.
  
   Фихте И.Г.
  
   Фишер Р.
  
   Фишман Я.М.
  
   Флаксерман С.А.
  
   Флеров Г.Н.
  
   Фома Аквинский
  
   Фомин Б.А.
  
   Фомин И.И.
  
   Фоминых А.Я.
  
   Фотиева Л.А.
  
   Фош Ф.
  
   Фрадкин
  
   Франко Баамонде Ф.
  
   Франс Анатоль (Тибо)
  
   Фрейзер Дж.Дж.
  
   Фрейман В.Г.
  
   Френкель Н.А.
  
   Фриновский М.П.
  
   Фрунзе М.В.
  
   Фурманов Д.А.
  
   Фурщик А.
  
   Хабалов С.С.
  
   Хабибулин
  
   Хавинсон Я.
  
   Хавкин К.П.
  
   Хаген В.
  
   Хазан (Андреева) Д.М.
  
   Хайле Селассие I
  
   Хамадан А.
  
   Ханджян А.
  
   Харитонов И.С.
  
   Харитонов П.Т.
  
   Харченко
  
   Хасанов
  
   Хассе
  
   Хатаевич М.М.
  
   Хацкилевич М.Г.
  
   Хачатрян С.
  
   Хаханьян Л.М.
  
   Хегнер Х.
  
   Хейгль Ф.
  
   Хирохито
  
   Хисмутдинов
  
   Хитаров Р.
  
   Хлебников Велимир (Викт. Вл.)
  
   Хмельницкий
  
   Хмельницкий Б.
  
   Ходасевич В.
  
   Ходжа Э.
  
   Ходжаев О.
  
   Ходжаев Ф.
  
   Хозин М.С.
  
   Холодков
  
   Холостяков Г.Н.
  
   Хоменко В.А.
  
   Хомяков А.С.
  
   Хорти М.
  
   Хорьковский
  
   Хрулев А.В.
  
   Хруничев М.В.
  
   Хрущев Н.С.
  
   Худерски
  
   Хэйвуд Т.
  
   Хэйтер У.
  
   Хэлл К.
  
   Хэрли П.
  
   Цанава Л.Ф.
  
   Царапкин С.Р.
  
   Цветаева М.И.
  
   Цветков Г.Н.
  
   Цеденбал Ю.
  
   Цезарь Гай Юлий
  
   Цейтлин М.С.
  
   Церетели И.Г.
  
   Цеткин К.
  
   Цешковская (Егорова)
  
   Цицин Н.В.
  
   Цулая
  
   Цырульников П.Г.
  
   Цюрупа А.Д.
  
   Чайковский П.И.
  
   Чан Кайши
  
   Чаренц (Согомонян) Е.А.
  
   Чарквиани
  
   Чемберлен Н.
  
   Чеорекчян Г.
  
   Чепцов А.А.
  
   Червенков В.
  
   Черевиченко Я.Т.
  
   Черепин Т.К.
  
   Черкасов Н.К.
  
   Черненко К.У.
  
   Чернов
  
   Чернов В.М.
  
   Черный В.Г.
  
   Черный Саша (Гликберг А.М.)
  
   Чернышев В.В.
  
   Черняк С.И.
  
   Черчилль К.
  
   Черчилль У.
  
   Чесноков Д.И.
  
   Чехов А.П.
  
   Чжоу Эньлай
  
   Чжу Дэ
  
   Чингисхан
  
   Чириков
  
   Чифли Д.
  
   Чичерин Г.В.
  
   Чкалов В.П.
  
   Чопич В.
  
   Чубарь В.Я.
  
   Чуев Ф.
  
   Чудновский Р.Л.
  
   Чуйков В.И.
  
   Чурсин П.А.
  
   Чурюлов
  
   Чхеидзе Н.С.
  
   Чхенкели А.И.
  
   Ша-Абдурасулев
  
   Шагинян М.С.
  
   Шаймуратов М.М.
  
   Шалаев
  
   Шалье М.Ж.
  
   Шаманин Ф.А.
  
   Шапиро
  
   Шапиро Л.
  
   Шапошников Б.М.
  
   Шарангович
  
   Шария П.А.
  
   Шаров И.А.
  
   Шаронов Н.И.
  
   Шатилов В.М.
  
   Шатов
  
   Шатуновская О.
  
   Шатуновский
  
   Шаумян С.Г.
  
   Шахурин А.И.
  
   Шашков З.А.
  
   Шварц
  
   Шварц С.
  
   Швейцер В.
  
   Шверник Н.М.
  
   Шеболдаев Б.П.
  
   Шейнин Л.Р.
  
   Шекспир У.
  
   Шелепин А.Н.
  
   Шеллинг Ф.
  
   Шепетов И.М.
  
   Шепилов Д.Т.
  
   Шереметов
  
   Шерешевский
  
   Шермергорн
  
   Шестов
  
   Шестопалов Н.И.
  
   Шикин И.В.
  
   Шикторов И.С.
  
   Шиллер Ф.
  
   Шиллер И.Ф.
  
   Шимонаев
  
   Ширинская
  
   Широкий В.
  
   Ширшов П.П.
  
   Шкварцев А.А.
  
   Шкерин М.Р.
  
   Шкирятов М.Ф.
  
   Шкробат
  
   Шкуро (Шкура) А.Г.
  
   Шлихтер А.Г.
  
   Шляпников А.Г.
  
   Шмелев И.С.
  
   Шмидт О.Ю.
  
   Шнеер
  
   Шолохов М.А.
  
   Шопен Ф.
  
   Шостакович Д.Д.
  
   Шотман А.
  
   Шпанов Н.
  
   Шпигельглаз С.М.
  
   Шпиллер Н.Д.
  
   Шпильман А.
  
   Шпитальный Б.Г.
  
   Штанько Н.В.
  
   Штейнберг И.З.
  
   Штеменко С.М.
  
   Штерн Г.М.
  
   Шубриков
  
   Шуленбург Ф. фон
  
   Шульгин В.В.
  
   Шульте
  
   Шультке Ф.
  
   Шур Г.И.
  
   Щаденко Е.А.
  
   Щаденко Е.Ф.
  
   Щербаков А.С.
  
   Щербин
  
   Щусев А.В.
  
   Эберлейн Х.
  
   Эйдельман
  
   Эйдеман Р.П.
  
   Эйзенхауэр Д.Д.
  
   Эйзенштейн С.М.
  
   Эйтингон Н.И.
  
   Эйхе Р.И.
  
   Элиава Ш.З.
  
   Эль-Регистан Г.Г.
  
   Энгельс Ф.
  
   Эрдман Н.Р.
  
   Эренбург И.Г.
  
   Эрландер Т.
  
   Эрмлер Ф.М.
  
   Этингер Я.Г.
  
   Эттли К.
  
   Эфендиев С.М.
  
   Югов
  
   Юденич Н.Н.
  
   Юдин П.Ф.
  
   Юзвяк Ф.
  
   Юмашев И.С.
  
   Юренев (Кротовский) К.К.
  
   Юст А.
  
   Юсупов У.Ю.
  
   Ягода Г.Г.
  
   Язовских
  
   Якир И.Э.
  
   Якович С.М.
  
   Яковлев
  
   Яковлев А.И.
  
   Яковлев А.С.
  
   Яковлев (Эпштейн) А.Я.
  
   Яковлев Н.Д.
  
   Янковский
  
   Яновский Ю.И.
  
   Яровой Д.К.
  
   Ярославский Е.М. (Губельман М.И.)
  
   Ясенский Бруно (В.Я.)
  
   1 Правда. 1949. 21 декабря.
  
   2 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 487.
  
   3 Барбюс А. Сталин. М., 1936. С. 343-344.
  
   4 Ярославский Е.М. О товарище Сталине. М., 1939. С. 153.
  
   5 Эмиль Вандервельде(1866-1938) - бельгийский правый социалист, один из лидеров II Интернационала.
  
   6 И.Г. Церетели(1881-1959) - один из лидеров меньшевизма.
  
   7 Trotsky L. Stalin. N.Y. Benson Vermont, 1947. vol. 1, p. 7.
  
   8 ЦГАСА, ф. 918, оп. 3, д. 80, л. 591.
  
   9 См.: Гегель. Соч. М., 1932. Т. 10. С. 87.
  
   10 Жорес Ж. Социалистическая история французской революции. М., 1983. Т. 6. С. 446.
  
   11 Плутарх. Сочинения. М., 1983. С. 429.
  
   12 Саламури - разновидность свирели.
  
   13 Сталин И.В. Собрание сочинений. В 13 т. Т. 13. С. 113.
  
   14 Коба - один из героев повести грузинского писателя А.Казбеги "Отцеубийца" о борьбе крестьян-горцев за свободу и независимость
  
   15 ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ф. 558, оп. 1, д. 5078, 5080.
  
   16 Нарымский мемориальный музей политических ссыльных большевиков, ф. 998.
  
   17 Свердлова К.Т. Я.М. Свердлов. М., 1960. С. 199.
  
   18 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 48. С. 169.
  
   19 Орджоникидзе З.Г. Путь большевика. М., 1956. С.128-129.
  
   20 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 557, л. 18-25.
  
   21 ЦГАОР СССР, ф. 9401, оп. 2, д. 200, л. 34.
  
   22 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 4358, л. 1.
  
   23 Швейцер В. Сталин в Туруханской ссылке. Воспоминания подпольщика. М., 1940. С. 23, 25, 27, 34.
  
   24 Trotsky L. Stalin, vol. 1, p. 148.
  
   25 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 112.
  
   26 Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 52-54.
  
   27 Ленин В.И. Биографическая хроника. Т. 3. С. 147.
  
   28 ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, д. 23851, л. 1.
  
   29 Ленин В.И. Биографическая хроника. Т. 3. С. 456-457.
  
   30 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 121.
  
   31 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 3233, л. 1.
  
   32 Цит. по: Февральская революция. М.-Л., 1926. С. 59.
  
   33 Архив ИККИ, ф. 555, оп. 1, д.2802, л. 1-2.
  
   34 Цит. по: Февральская революция. С. 131.
  
   35 Цит. по: Февральская революция. С. 153.
  
   36 Манфред А.З. Великая французская революция. М., 1983. С. 321.
  
   37 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 156.
  
   38 Цит. по: Февральская революция. С. 336-337.
  
   39 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 63.
  
   40 Сталин И.В. Краткая биография. М., 1951. С. 57.
  
   41 Троцкий Л.Д. Февральская революция. Берлин: Гранит, 1931. С. 321-322, 325.
  
   42 Правда. 1917. 15 марта.
  
   43 Сталин И.В. Соч. Т. 3. С. 8.
  
   44 Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 333.
  
   45 Ленин В.И. Биографическая хроника. Т. 4. С. 55; Год революции. Петроград, 1919. С. 16.
  
   46 Суханов Н.Н. Записки о революции. Сочинения. В 7 т. Берлин - Петербург - Москва, 1922. Т. 7. С. 44.
  
   47 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 31. С. 112.
  
   48 Протоколы VII конференции РСДРП(б). М., 1980. С. 80.
  
   49 Сталин И.В. Соч. Т. 3. С. 55.
  
   50 Там же. С. 413.
  
   51 Великая Октябрьская социалистическая революция. Энциклопедия. М., 1987. С. 109.
  
   52 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 25.
  
   53 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 445.
  
   54 Ленин В.И. Биографическая хроника. Т. 4. С. 282.
  
   55 ЦПА ИМЛ, ф.4, оп. 3, д. 813.
  
   56 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 392.
  
   57 Рябинский К. Революция 1917 года. Хроника событий. М.-Л., 1926. Т. V. Октябрь. С. 138.
  
   58 Там же. С. 172.
  
   59 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 435, 436.
  
   60 Поалей-ционисты(ПЦ) - мелкобуржуазные еврейские националистические организации. Пытались совместить идеи социализма и сионизма.
  
   61 Рид Дж. Десять дней, которые потрясли мир. М., 1957. С. 89.
  
   62 Сталин И.В. Краткая биография. С. 65.
  
   63 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 102.
  
   64 Троцкий Л. Сталинская школа фальсификаций. Берлин: Гранит, 1932. С. 26
  
   65 Троцкий Л. Моя жизнь. Берлин: Гранит, 1932. Т. II. С. 60.
  
   66 Сталин И.В. Статьи и речи 1921-1927 гг. М.-Л., 1928. С. 104-105.
  
   67 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 250.
  
   68 Троцкий Л. Сочинения. Т. XVII. Советская республика и капиталистический мир. Ч. 1. М.-Л., 1926. С.103, 106.
  
   69 Paleologue M. La Russie des Tsars pendant la grande guerre. vol. 3. Paris. p. 245.
  
   70 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 369-370, 490.
  
   71 VII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М.-Пг., 1923. С. 32-50.
  
   72 Там же. С. 78, 79, 86.
  
   73 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 30.
  
   74 Кропоткин П.А. Великая французская революция 1789-1793. М., 1979. С. 355.
  
   75 Известия. 1923. 8 июля.
  
   76 Жорес Ж. Указ. соч. Т. 6. С. 208-209.
  
   77 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 39. С. 343.
  
   78 ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, д. 6157.
  
   79 ЦГАСА, ф. 1, оп. 2, д. 111, л. 84.
  
   80 ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, д. 6235.
  
   81 Сталин И.В. Соч. Т. 4. С. 118.
  
   82 Ленинский сборник. М., 1970. Т. XXXVII. С. 139.
  
   83 ЦГАСА, ф. 10, оп. 1, д. 123, л. 29-30.
  
   84 Ленинский сборник. М., 1970. Т. XXXVII. С. 136.
  
   85 ЦГАСА, ф. 100, оп. 9, д. 34, л. 26-27.
  
   86 ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, д. 6324, л. 1-2.
  
   87 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. С. 463.
  
   88 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 47.
  
   89 ЦПА ИМЛ, ф. 588, оп. 1, д. 486.
  
   90 Ленинский сборник. М., 1970. Т. XXXVII. С. 139.
  
   91 ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, д. 10022.
  
   92 Сталин И.В. Соч. Т. 4. С. 210.
  
   93 ЦГАСА, ф. 33988, оп. 2, д. 289, л. 19-20; Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 428.
  
   94 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 51. С. 206-207.
  
   95 Там же. С. 208.
  
   96 Директивы командования фронтов Красной Армии (1917-1922 гг.). М., 1972. Т. 2. С. 790.
  
   97 Там же. С. 410.
  
   98 Директивы командования фронтов Красной Армии (1917-1922 гг.). М., 1972. Т. 3. С. 244.
  
   99 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 46, л. 145-147.
  
   100 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 52. С. 99-101.
  
   101 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 11.
  
   102 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 403, л. 84а.
  
   103 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. II. С. 141.
  
   104 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 46, л. 200.
  
   105 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 40, л. 2.
  
   106 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 46, л. 413.
  
   107 ЦГАСА, ф. 104, оп. 4, д. 484, л. 11.
  
   108 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 41. С. 321.
  
   109 Цит. по: Троцкий Л. Моя жизнь. Т. II. С. 208.
  
   110 Известия. 1924. 23 января (цит. по: У великой могилы. Издание газеты "Красная звезда". М., 1924. С. 63).
  
   111 ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 1, д. 23315.
  
   112 "Децисты" - группа "демократического централизма" - в 1920 г.
  
   фракция в РКП(б), которую возглавляли бывшие "левые" коммунисты
  
   В.В. Осинский, Т.В. Сапронов, В.Н. Максимовский и другие. "Децисты"
  
   выступали против единоначалия в руководстве предприятиями, за
  
   неограниченную коллегиальность, противопоставляли власть на местах
  
   ее центральным органам, требовали свободы фракций и группировок в партии.
  
   113 "Рабочая оппозиция" - фракционная группа в РКП(б) (1920 - 1921 гг.), считавшая высшей формой организации рабочего класса не партию, а профсоюзы, и предлагавшая передать им управление народным хозяйством. Участники - А.Г. Шляпников, М.К. Владимиров. А.М. Коллонтай, Ю.Х. Лутовинов, С.П. Медведев и другие.
  
   114 XII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1923. С. 60-61.
  
   115 Там же. С. 61.
  
   116 Цит. по: У великой могилы. Издание газеты "Красная звезда". С. 151.
  
   117 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 709-710.
  
   118 Ленинский сборник. М., 1970. Т. XXXVII. С. 106.
  
   119 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. II. С. 213-214.
  
   120 Луначарский А. Революционные силуэты. М., 1923. С. 31.
  
   121 XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М.-Л., 1926. С. 453-454.
  
   122 Там же. С. 274-275.
  
   123 Сталин И.В. Соч. Т. 7. С. 380, 382.
  
   124 Сб.: Феликс Дзержинский. М., 1931. С. 141, 186.
  
   125 Красная звезда. 1930. 31 октября.
  
   126 Сталин И.В. Соч. Т. 7. С. 251.
  
   127 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 1.
  
   128 Манфред А.З. Указ. соч. С. 328.
  
   129 Гегель. Работы разных лет. В 2 т. М., 1971.
  
   130 XI съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1922. С. 47, 49, 51, 52.
  
   131 Там же. С. 69-70.
  
   132 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 29.
  
   133 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 78, л. 1-2.
  
   134 Там же. Л. 1-9.
  
   135 Там же. Л. 2-9.
  
   136 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 243, 563-564.
  
   137 Ленинский сборник. Т. XXXVII. С. 359-360.
  
   138 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 188.
  
   139 Там же. С. 211.
  
   140 ЦПА ИМЛ, ф. 4, оп. 1, д. 142, л. 126; Ленин В.И. Биографическая хроника. Т. 12. С. 388.
  
   141 Adam B. Ulam. Stalin. The Man and his Era. N.Y., 1973, p. 213, 214.
  
   142 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 357.
  
   143 Там же. С. 358.
  
   144 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 329.
  
   145 Там же. С. 674-675.
  
   146 Там же. С. 329-330.
  
   147 Там же. С. 330.
  
   148 Луначарский А. Указ. соч. С. 42.
  
   149 Герцен А.И. Избранные философские сочинения. М., 1940. С. 154.
  
   150 Луначарский А. Указ. соч. С. 42.
  
   151 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 31.
  
   152 Троцкий Л.Д. Соч. Т. VIII. Политические силуэты. М.-Л., 1926. С. 66-67.
  
   153 Грамши А. Избранные произведения. В 3 т. М., 1959. Т. 3. С. 185.
  
   154 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 20.
  
   155 Там же. С. 308.
  
   156 Бухарин Н.И. Избранные произведения. М., 1988. С. 120-121.
  
   157 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 174.
  
   158 Там же. С. 343-344.
  
   159 Там же. С. 345.
  
   160 Там же. С. 345.
  
   161 XI съезд РКП(б). Протоколы ИМЛ при ЦК КПСС. Протоколы и стенографические отчеты съездов и конференций КПСС. М., 1969. С. 262.
  
   162 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 345.
  
   163 Там же. С. 474.
  
   164 Там же. С. 344-346.
  
   165 Там же. С. 347.
  
   166 Там же. С. 346.
  
   167 Луначарский А. Силуэты. М., 1965. С. 26.
  
   168 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 387.
  
   169 ЦПА ИМЛ, ф.17, оп. 2, д. 88.
  
   170 XII съезд РКП(б). Протоколы ИМЛ при ЦК КПСС. Протоколы и стенографические отчеты съездов и конференций КПСС. М., 1969. С. 80-81.
  
   171 Там же. С. 50-53.
  
   172 IX съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1920. С. 81.
  
   173 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34. С. 354.
  
   174 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 34, л. 1.
  
   175 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. II. С. 141.
  
   176 Горький М. Собрание сочинений. В 30 т. М., 1959. Т. 17. С. 43.
  
   177 Cohen S. Bukharin and the Bolshevik Revolution. N. Y., Alfred A. Knopf, 1974, p. 139-140.
  
   178 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. II. С. 218, 226.
  
   179 Цит. по: У великой могилы. Издание газеты "Красная звезда". С. 27, 63.
  
   180 Там же. С. 246, 253.
  
   181 Там же. С. 248-249.
  
   182 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 593-594.
  
   183 Там же. С. 594.
  
   184 XIII съезд Российской Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1924. С. 37-38.
  
   185 Там же. С. 110.
  
   186 Радек К. Итоги XII съезда РКП. М., 1923. С. 25.
  
   187 Бердяев Н. Самопознание. Опыт философской автобиографии. Париж: ИМКА-ПРЕСС, 1949. С. 251.
  
   188 Во время итальянской кампании 1796-1797 гг. молодой Бонапарт одну из своих блистательных побед одержал у городка Лоди.
  
   189 Наполеон. Избранные произведения. М., 1941. С. 62.
  
   190 КПСС в резолюциях и решениях. 7-е изд. М., 1953. Ч. 1. С. 511.
  
   191 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 4870.
  
   192 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 112.
  
   193 Троцкий Л.Д. Уроки Октября. М., 1925. С. 49.
  
   194 Троцкий Л.Д. Перманентная революция. Берлин, 1930. С. 16.
  
   195 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 309.
  
   196 Там же. С. 206.
  
   197 Большевик. 1925. No 8. С. 7.
  
   198 ЦПА ИМЛ, ф. 2, оп. 2, д. 103.
  
   199 Каменев и Зиновьев в 1917 году. Факты и документы. М.-Л., 1927. С. 7-10.
  
   200 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 109, л. 12.
  
   201 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 1.
  
   202 Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 327.
  
   203 Там же. С. 357.
  
   204 XIV конференция Российской Коммунистической партии (большевиков). М.-Л., 1925. С. 248, 253.
  
   205 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 2816, л. 3-5.
  
   206 Сталин И. В. Соч. Т. 7. С. 365, 383.
  
   207 Там же. С. 390.
  
   208 Там же. С. 390-391.
  
   209 Сталин И.В. Соч. Т. 1. С. 299.
  
   210 Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 187-188.
  
   211 Там же. С. 188.
  
   212 Там же. С. 187-188.
  
   213 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. 11-е изд. М., 1952. С. 537.
  
   214 Сталин И.В. Соч. Т. 7. С. 375.
  
   215 Сталин И.В. Соч. Т. 9. С. 315, 321.
  
   216 Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 95, 96, 98.
  
   217 ЦГАСА, ф. 918, 33987, оп. 3, д. 80, л. 20-24.
  
   218 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. С. 2.
  
   219 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 109, л. 32, 33.
  
   220 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 154, л. 54.
  
   221 Там же. Л. 67.
  
   222 Политработник. 1922. No 3. С. 38-39.
  
   223 Троцкий Л.Д. Литература и революция. М.-Л., 1924. С. 26.
  
   224 Большевик. 1926. No 7-8. С. 107-108.
  
   225 Большевик. 1928. No 9. С. 6.
  
   226 О партийной и советской печати. М., 1954. С. 347.
  
   227 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 391.
  
   228 ИККИ - Исполком Коминтерна.
  
   229 МКК - Международная контрольная комиссия.
  
   230 Сталин И.В. Соч. Т. 10. С. 153-154.
  
   231 Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 327-328.
  
   232 Там же. С. 328.
  
   233 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 23, 27.
  
   234 О партийной и советской печати. С. 346-347.
  
   235 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 200.
  
   236 Короленко В.Г. Письма к Луначарскому. Париж, 1922. С. 61-62.
  
   237 Дом искусств. Петроград, 1920. No 1. С. 65.
  
   238 Богданов А.А. О пролетарской культуре. М.-Л., 1925. С. 12.
  
   239 Троцкий Л.Д. Литература и революция. М., 1924. С. 13.
  
   240 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 173, 177.
  
   241 Правда. 1926. 26 октября.
  
   242 Бердяев Н. Царство духа и царство кесаря. Париж: ИМКА-ПРЕСС, 1951. С. 67.
  
   243 Байрон Дж. Избранное. М., 1984. С. 88-89.
  
   244 Лесли Уркарт - английский финансовый магнат. В 1923 г. пытался заключить договор на крупную концессию в СССР на кабальных условиях. Совнарком отказался утвердить этот договор.
  
   245 XV конференция Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М.-Л., 1927. С. 535, 536.
  
   246 ЦПА ИМЛ, ф. 3, оп. 1, д. 2827.
  
   247 ЦГАОР, ф. 5446, оп. 2, д. 33, л. 19.
  
   248 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. II. С. 285.
  
   249 Сталин И.В. Соч. Т. 10. С. 193.
  
   250 Там же. С. 204, 205.
  
   251 Там же. С. 191.
  
   252 Там же. С. 173.
  
   253 Большевик. 1925. No 16. С. 68.
  
   254 Сталин И.В. Соч. Т. 10. С. 175-177.
  
   255 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 365, л. 65.
  
   256 Социалистический вестник. 1931. No 8 (245). С. 8.
  
   257 Троцкий Л. Моя жизнь. Т. II. С. 286.
  
   258 Там же. С. 305.
  
   259 Троцкий Л. Что и как произошло. Шесть статей для мировой буржуазной печати. Париж, 1929. С. 9.
  
   260 Там же. С. 60.
  
   261 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 518.
  
   262 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 2980.
  
   263 Сенека. Письма Луцилию. М., 1986. С. 40.
  
   264 Memorias de Dolores Ibarruri. Barcelona, 1985, p. 530-531.
  
   265 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 2181.
  
   266 Аллилуева С. Только один год. Принстон, 1968. С. 158.
  
   267 Бердяев Н. Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого. Париж, 1952. С. 132.
  
   268 50-летие В.И. Ульянова-Ленина. М., 1920. С. 1, 15, 23, 27, 28, 31.
  
   269 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 3112.
  
   270 Собрание Законов и Распоряжений Рабоче-Крестьянского правительства. М., 1925. С. 313.
  
   271 Гегель. Соч. Т. 7. С. 150.
  
   272 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 372.
  
   273 Там же. С. 376.
  
   274 Сталин И.В. Соч. Т. 10. С. 311.
  
   275 XV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М.-Л., 1928. С. 976.
  
   276 Там же. С. 1057, 1091.
  
   277 Там же. С. 1308.
  
   278 Плановое хозяйство. 1927. No 7. С. 11.
  
   279 Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 2, 4, 6-7.
  
   280 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 166.
  
   281 Черчилль У. Вторая мировая война/Пер. с англ. М., 1955. Т. 4. С. 493.
  
   282 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. С. 344.
  
   283 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 149.
  
   284 Большевик. 1940. No 1. С. 2.
  
   285 Сталин И.В. Вопросы ленинизма. С. 195.
  
   286 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 392.
  
   287 Там же. С. 245.
  
   288 История СССР с древнейших времен до наших дней. М., 1966. Т. 9. Ч. 1. С. 189-190.
  
   289 Conguest R. The Harvest of Sorrow. London, 1986.
  
   290 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 1.
  
   291 Бухарин Н.И. Атака/Сб. статей. М., 1924. С. 98, 99.
  
   292 Бухарин Н.И. Указ. соч. С. 133.
  
   293 Большевик. 1925. No 8. С. 6, 14.
  
   294 Cohen S. Op. cit., p. 182.
  
   295 Бухарин Н.И. Указ. соч. С. 137.
  
   296 Плутарх. Сочинения. С. 259.
  
   297 Cohen S. Op. cit., p. 337.
  
   298 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 69.
  
   299 Там же. С. 70, 79.
  
   300 Там же. С. 132.
  
   301 Социалистический вестник. 1931. No 8(245).
  
   302 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 891, л. 25-31.
  
   303 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 441.
  
   304 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 207-208.
  
   305 Там же. С. 210.
  
   306 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 63.
  
   307 XVI съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). М.-Л., 1930. С. 38.
  
   308 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 128.
  
   309 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 27.
  
   310 Социалистический вестник. 1931. No 8(245).
  
   311 ЦГАОР, ф. 9492, оп. 2, д. 6, л. 78-81.
  
   312 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 67, д. 1, л. 5.
  
   313 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 107, 111, 114, 119-120.
  
   314 Архив Верховного суда СССР, ф. 75, оп. 35, д. 319, л. 26.
  
   315 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 773, л. 102.
  
   316 Радек К. Зодчий социалистического общества. М., 1934. С. 20.
  
   317 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 5088.
  
   318 Правда. 1933. 5 августа.
  
   319 XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1934. С. 255.
  
   320 Там же. С. 18.
  
   321 Там же. С. 28.
  
   322 Там же. С. 253.
  
   323 Там же. С. 125.
  
   324 Там же. С. 211.
  
   325 Там же. С. 250.
  
   326 Там же. С. 493, 496, 497.
  
   327 Там же. С. 521.
  
   328 ЦГАСА, ф. 918/33987, оп. 3, д. 155, л. 88.
  
   329 XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). С. 235.
  
   330 После XVII съезда партии Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) не избирался. И до конца своей жизни Сталин в партийных и государственных документах генсеком не именовался. Впрочем, это ему и не требовалось: "вождь" обладал такой властью, какую не мог иметь официально провозглашенный Генеральный секретарь ЦК партии.
  
   331 Там же. С. 115.
  
   332 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 19.
  
   333 ЦПА ИМЛ, ф. 558, oп. 1, д. 5228, л. 1.
  
   334 Там же. Л. 2.
  
   335 Архив Генштаба, oп. 16, стеллаж 17, полка 9.
  
   336 ЦПА ИМЛ, ф. 558, oп. 1, д. 2548.
  
   337 XXII съезд КПСС. Стенографический отчет. М., 1962. Т. 2. С. 403.
  
   338 Цит. по: Помпеев Ю. Хочется жить и жить. Документальная повесть о
  
   С.М. Кирове. М., 1987. С. 8.
  
   339 Там же. С. 18.
  
   340 ЦПА ИМЛ, ф. 558, oп. 1, д. 3334.
  
   341 Правда. 1934. 3 декабря.
  
   342 Социалистический вестник. 1956. No 12.
  
   343 Архив Верховного суда СССР, ф. 75, oп. 35, д. 319.
  
   344 Сталин И.В. Беседа с английским писателем Г. Уэллсом. М., 1935. С.
  
   13, 14, 16.
  
   345 ЦПА ИМЛ, ф. 558, oп. 1, д. 3179.
  
   346 Плутарх. Избранные жизнеописания. В 2 т. М.,1987. Т. 1. С. 80.
  
   347 ЦПА ИМЛ, ф. 17, oп. 120, д. 24, л. 2.
  
   348 Плеханов Г.В. Избранные философские произведения. В 5 т. М., 1956.
  
   Т. 2. С. 333.
  
   349 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 4. С. 375
  
   350 Там же. С. 268 - 269.
  
   351 Плеханов Г.В. Очерки по истории материализма, 2-е изд. М., 1922.
  
   С. 128, 129.
  
   352 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения, 2-е изд. Т. 2. С. 90.
  
   353 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 107.
  
   354 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 128.
  
   355 КПСС в резолюциях и решениях, 8-е изд. М., 1970. Т. 2. С. 218.
  
   356 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 633.
  
   357 КПСС в резолюциях и решениях. Т. 2. С. 220.
  
   358 ЦПА ИМЛ, ф.558, оп. 2, д. 2915.
  
   359 Большевик. 1937. No 9. С. 9.
  
   360 Сталин И.В. Краткая биография. С. 163.
  
   361 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 120, д. 313.
  
   362 Гай Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. М., 1987. С. 135.
  
   363 ЦПА ИМЛ, ф. 3, оп. 1, д. 3399.
  
   364 К шестидесятилетию со дня рождения И.В. Сталина. М., 1940.
  
   С. 93 - 102.
  
   365 Ярославский Ем. О товарище Сталине. С. 149.
  
   366 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 232.
  
   367 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 4.
  
   368 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 2510.
  
   369 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 3, д. 461, л. 9 - 21.
  
   370 ЦПА ИМЛ, ф. 3, оп. 1, д. 4674, л. 1 - 3.
  
   371 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 2, д. 5374, л. 18.
  
   372 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 5374.
  
   373 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 173. л. 36.
  
   374 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 2898.
  
   375 Черчилль У. Указ. соч. Т. 4. С. 488.
  
   376 Сталин И.В. Соч. Т. 12. С. 53 - 54.
  
   377 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 120, д. 24, л. 1 - 3.
  
   378 Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 239 - 240, 241.
  
   379 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 2, д. 4074, л. 35.
  
   380 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, 5-е изд. М., 1983.
  
   Т. 2. С. 95.
  
   381 Василевский А.М. Дело всей жизни, 3-е изд. М., 1978. С. 501.
  
   382 Черчилль У. Указ. соч. Т. 4. С. 478.
  
   383 К шестидесятилетию со дня рождения И.В. Сталина. С. 268-274.
  
   384 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612, л. 26.
  
   385 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 149, л. 108.
  
   386 См.: Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 25. С. 112.
  
   387 Фейхтвангер Л. Москва 1937. Отчет о поездке для моих друзей/ Пер. с нем. М., 1937. С. 58 - 59.
  
   388 Там же. С. 64.
  
   389 Там же. С. 59, 60.
  
   390 Бердяев Н. Судьба России. М., 1918. С. 58.
  
   391 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 365, л. 79.
  
   392 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 96.
  
   393 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612. л. 12.
  
   394 Там же. Л. 28.
  
   395 Стаханов А. Рассказ о моей жизни. М., 1938. С. 149.
  
   396 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1075, л. 120.
  
   397 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 2218.
  
   398 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612.
  
   399 Там же. Л. 1.
  
   400 ЦПА ИМЛ, ф. 326, оп. 1, д. 113.
  
   401 Правда. 1937. 21 декабря.
  
   402 Наполеон. Избранные произведения. М., 1941. Т. 1. С. 20.
  
   403 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 392.
  
   404 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612.
  
   405 XXII съезд КПСС. Стенографический отчет. Т. 2. С. 404.
  
   406 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 203, л. 366.
  
   407 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 2897.
  
   408 Черчилль У. Вторая мировая война. Нью-Йорк, издательство им. Чехова, 1954. Т. 1. С. 387 - 388.
  
   409 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612, л. 32.
  
   410 Там же.
  
   411 Там же. Л. 24 - 35.
  
   412 Ленинский сборник. Т. XXXVII. С. 138 - 139.
  
   413 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612, л. 83.
  
   414 XXII съезд КПСС. Т. 2. С. 403.
  
   415 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1048, л. 251 - 258.
  
   416 Архив Генштаба, оп. 165, стеллаж 17, полка 9, д. 60, 63, 78.
  
   417 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1045, л. 176.
  
   418 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 111.
  
   419 Троцкий Л.Д. Соч. Т. XV. Хозяйственное строительство Советской республики. М. - Л., 1927. С. 41 - 51.
  
   420 См.: Сталин И.В. Соч. Т. 6. С. 331.
  
   421 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612.
  
   422 Луначарский А.В. Революционные силуэты. С. 26.
  
   423 Троцкий Л.Д. Соч. Т. VIII. Политические силуэты. М. - Л., 1926.
  
   424 Троцкий Л.Д. Соч. Т. XVII. Советская республика и капиталистический мир. Ч. 1. С. 144.
  
   425 Троцкий Л.Д. Соч. Т. XXI. Культура переходного периода. М. - Л., 1926. С. 93 - 94.
  
   426 См.: ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612, д. 577, л. 633.
  
   427 Trotzki L. Stalins Verbrechen. Zurich, 1937. S. 366 - 367.
  
   428 Trotsky L. History of the Revolutiоn. Berlin, 1933, vol. 1, p. 342.
  
   429 Утченко С. Юлий Цезарь. М., 1976. С. 302.
  
   430 Народное хозяйство СССР за 70 лет. Юбилейный статистический ежегодник. М., 1987. С. 32.
  
   431 Там же. С. 37.
  
   432 Там же. С. 39.
  
   433 Правда. 1937. 6 марта.
  
   434 Стаханов А. Рассказ о моей жизни. С. 50.
  
   435 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612.
  
   436 Фейхтвангер Л. Указ. соч. С. 60.
  
   437 ЦГАСА, ф. 918/33987, оп. 3, д. 301, л. 26 - 27.
  
   438 МОПР - Международная организация помощи борцам революции.
  
   439 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 2915.
  
   440 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 381.
  
   441 К шестидесятилетию со дня рождения И.В. Сталина. С. 177.
  
   442 ЦПА ИМЛ, ф. 538, оп. 3, д. 86, л. 16.
  
   443 Гай Светоний. Жизнь двенадцати цезарей. С. 118 - 119.
  
   444 Правда. 1936. 13 января.
  
   445 Правда. 1937. 1 января.
  
   446 О Конституции СССР. М., 1937. С. 5
  
   447 Орлов А. Процессы. Нью-Йорк, 1973. С. 135.
  
   448 Известия ЦК КПСС. 1989. No 7. С. 80.
  
   449 Известия ЦК КПСС. 1989. No 8. С. 89.
  
   450 Правда. 1937. 24 января.
  
   451 Сталин И.В. Соч. Т. 13. С. 212.
  
   452 Канал имени Сталина (Беломорско-Балтийский канал имени
  
   Сталина. История строительства/ Под ред. М. Горького, Л. Авербаха,
  
   С. Фирина). М., 1934. С. 12.
  
   453 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 30. С. 122.
  
   454 Манфред А.З. Указ. соч. С. 328, 345; Матьез А. Французская ре
  
   волюция. Т. 3. Террор. М., 1930. С. 195.
  
   455 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612, л. 1 - 3.
  
   456 Там же. Л. 6.
  
   457 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1075, л. 37 - 42.
  
   458 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, я. 612, л. 8 - 16.
  
   459 Там же. Л. 57.
  
   460 Там же.
  
   461 Там же. Л. 8.
  
   462 Там же. Л. 9 - 11.
  
   463 Там же. Вып. III.
  
   464 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 577, л. 5 - 15.
  
   465 Там же. Л. 5 - 20.
  
   466 Там же. Л. 10 - 25.
  
   467 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 1, д. 439, л. 118.
  
   468 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 1, д. 644, л. 42 - 89.
  
   469 Троцкий Л.Д. Соч. Т. XII. Основные вопросы пролетарской революции.
  
   М. - Л., 1925. С. 59.
  
   470 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 1, д. 439, л. 118.
  
   471 Процесс антисоветского троцкистского центра. М., 1937. С. 42 - 45.
  
   472 Trotsky L. The Revolutiоn Betrayed, p. 216.
  
   473 Архив военной коллегии Верховного суда СССР, ф. 75, оп. 35, д.
  
   319, л. 10 - 35.
  
   474 Архив военной коллегии Верховного суда СССР, ф. 75, оп. 35, д.
  
   315, л. 61.
  
   475 Правда. 1938. 12 марта.
  
   476 Правда. 1938. 5 марта.
  
   477 Правда. 1938. 13 марта.
  
   478 Фейхтвангер Л. Указ. соч. С. 98.
  
   479 Правда. 1938. 13 марта.
  
   480 Там же.
  
   481 Правда. 1938. 8 марта.
  
   482 Правда. 1937. 27 января.
  
   483 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 12. С. 44.
  
   484 Фрейзер Дж. Фольклор в Ветхом завете. М., 1985. С. 285.
  
   485 ЦГАСА, ф. 31983, оп. 3, д. 152, л. 150.
  
   486 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 627.
  
   487 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 3175, л. 2 - 10.
  
   488 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 199, л. 197.
  
   489 Там же. Л. 366.
  
   490 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 269, т. 1. л. 57 - 65.
  
   491 XXII съезд КПСС. Стенографический отчет. Т. 3. С. 119.
  
   492 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 40. С. 101.
  
   493 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 624.
  
   494 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 630.
  
   495 Архив военной коллегии Верховного суда СССР, ф. 75, оп. 35, 315,
  
   л. 50.
  
   496 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 273. Примечание 103.
  
   497 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 639, л. 24 - 29.
  
   498 Там же. Л. 24 - 32.
  
   499 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 640, л. 20 - 45.
  
   500 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 639, л. 20 - 35.
  
   501 Там же.
  
   502 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 633, л. 2 - 26.
  
   503 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 2181.
  
   504 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 577.
  
   505 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1036, л. 270 - 274.
  
   506 Кропоткин П.А. Записки революционера. Спб., 1906. С. 369.
  
   507 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 615.
  
   508 Цит. по: Иванов В. Маршал Тухачевский. М., 1985. С. 128.
  
   509 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 400, л. 137 - 139.
  
   510 ЦПА ИМЛ, ф. 325. оп. 1, д. 40, л. 35.
  
   511 Большевик. 1937. No 12.
  
   512 ЦАМО, ф. 5, оп. 176 703, д. 21, л. 64, 68.
  
   513 ЦГАСА, ф. 33987. оп. 3, д. 1075, л. 19 - 26.
  
   514 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1046, л. 207 - 208.
  
   515 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1048, л. 37.
  
   516 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 640.
  
   517 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1140, л. 18 - 22.
  
   518 ЦГАСА. ф. 25880, оп. 4, д. 1, л. 2 - 3.
  
   519 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1048, л. 23 - 25.
  
   520 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 7. С. 278.
  
   521 Правда. 1938. 9 марта.
  
   522 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612 (вып. III).
  
   523 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 388.
  
   524 ЦАМО, ф. 15, оп. 178612, д. 86, л. 254.
  
   525 Там же. Л. 306.
  
   526 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 2180, л. 247.
  
   527 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 577, л. 57.
  
   528 Архив военной коллегии Верховного суда СССР, ф. 75, оп. 35, д.
  
   315, л. 46.
  
   529 ЦГАСА, ф. 33987, оп. 3, д. 1075, л. 57 - 63.
  
   530 Достоевский Ф.М. Собрание сочинений. В 10 т. М., 1956. Т. 3. С.
  
   595 - 596.
  
   531 ЦАМО, ф. 32, оп. 701323, д. 38, л. 14 - 16.
  
   532 Там же.
  
   533 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 8180, л. 593.
  
   534 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 36. С 157.
  
   535 Trotzki L. Stalins Verbrechen. S. 366 - 367.
  
   536 XVIII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1939. С. 18.
  
   537 Там же. С. 26.
  
   538 Там же. С. 2.
  
   539 Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937 - 1939. В 2 т. М., 1981. Т. 2. С. 47.
  
   540 ЦПА ИМЛ при ЦК КПСС, ф. 17, оп. 2, д. 109, л. 32 - 33.
  
   541 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 4010, л. 1.
  
   542 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1235, л. 9.
  
   543 АВП СССР, ф. 06, оп. 1, п. 19, д. 206, л. 551.
  
   544 АВП СССР, ф. 06, оп. 1. п. 1, д. 5, л. 554.
  
   545 АВП СССР, ф. 082, оп. 22, п. 93, д. 7, л. 798.
  
   546 СССР в борьбе против фашистской агрессии. 1933 - 1945. М., 1976. С. 66.
  
   547 ЦАМО СССР, ф. 5, оп. 176 703, д. 7, л. 431.
  
   548 СССР в борьбе против фашистской агрессии. 1933 - 1945. С. 74.
  
   549 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1235, л. 57 - 59, 86.
  
   550 АВП СССР, ф. 06, оп. 16, п. 27, д. 1, л. 766.
  
   551 АВП СССР, ф. 06, оп. la, п. 26, д. 1, л. 1176 - 1177.
  
   552 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1235, л. 66 - 72.
  
   553 Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937 - 1939. Т. 2. С. 10, 11.
  
   554 СССР в борьбе против фашистской агрессии. 1933 - 1945. С. 78 - 79.
  
   555 АВП СССР, ф. 06, оп. 16, п. 27, д. 5, л. 22 - 32.
  
   556 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1235, л. 73.
  
   557 XVII съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М., 1934. С. 11.
  
   558 Там же. С. 128.
  
   559 Гейден К. История германского фашизма. М. - Л., 1935. С. 60.
  
   560 XVII съезд ВКП(б) ... С. 12.
  
   561 АВП СССР, ф. 011, оп. 4, п. 27, д. 61, л. 1218.
  
   562 АВП СССР, ф. 011, оп. 4, п. 27, д. 59, л. 178 - 180.
  
   563 АВП СССР, ф. 0745, оп, 15, п. 38, д. 8, л. 126 - 128.
  
   564 АВП СССР, ф. 0745, оп. 19, п. 45, д. 4, л. 122 - 125.
  
   565 АВП СССР, ф. 0745, оп 19, п. 45, д. 9, л. 129 - 132.
  
   566 Akten zur deutschen auswartigen Politik 1918 - 1945. Bd. VII. Baden-Baden, 1956, S. 131.
  
   567 АВП СССР, ф. 0745, оп. 15, п. 38, д. 8, л. 149.
  
   568 Жилин П.А. О войне и военной истории. М., 1984. С. 145.
  
   569 Правда. 1939. 27 августа.
  
   570 Dokuments diplomatiques francais. 1932-1939, 2 serie, t.XVIII, p. 243.
  
   571 АВП СССР, ф. 059, оп. 1, п. 300, д. 2077, л. 233 - 234.
  
   572 Горбачев М.С. Октябрь и перестройка: революция продолжается. М., 1987. С. 24.
  
   573 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1237, л. 379, 381.
  
   574 См.: Сиполс В.Я. Внешняя политика Советского Союза. М., 1987. С. 196.
  
   575 Вторая мировая война. Краткая история. М., 1984. С. 43.
  
   576 Документы и материалы кануна второй мировой войны. 1937 - 1939. Т. 2. С. 85 - 86.
  
   577 АВП СССР, ф. 059, оп. 1, п. 296, д. 2046, л. 266.
  
   578 Как раз 17 сентября вечером правительство Польши покинуло страну, а высшее военное командование - на следующий день утром.
  
   579 Правда. 1939. 18 сентября.
  
   580 ЦАМО, ф. 5, оп. 391, д. 175 704, л. 96.
  
   581 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1237, л. 436 - 437.
  
   582 Т.е. родившихся в западных районах, оккупированных немцами.
  
   583 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 105, т. III, л. 19 - 22.
  
   584 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 105, т. III, л. 205.
  
   585 ЦГАОР, ф. 5325, оп. 1, д. 244, л. 2.
  
   586 Там же. Л. 9.
  
   587 ЦГАСА, ф. 4, оп. 14, д. 2435, л. 9 - 13.
  
   588 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1258, л. 134 - 138.
  
   589 ЦГАСА, ф. 25 888, оп. 13, д. 20, л. 6 - 9.
  
   590 ЦГАСА, ф. 33 988, оп. 3, д. 373, л. 130.
  
   591 Там же. Л. 113.
  
   592 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1236, л. 376 - 380.
  
   593 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1366, л. 60 - 62.
  
   594 Там же. Л. 27 - 29.
  
   595 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1235, л. 99.
  
   596 Известия. 1939. 3 декабря.
  
   597 Известия. 1939. 16 декабря.
  
   598 ЦАМО, ф. 8, оп. 1, д. 23, л. 34.
  
   599 ЦАМО, ф. 15, оп. 11 600, д. 160, л. 96.
  
   600 ЦАМО, ф. 132, оп. 264 211, д. 73, л. 67 - 110.
  
   601 ЦАМО, ф. 132, оп. 264 211, д. 73, л. 67 - 110.
  
   602 Военно-исторический журнал. 1987. No 9. С. 50.
  
   603 ЦАМО, ф. 37 837, оп. 10, д. 142, л. 93.
  
   604 Военные кадры Советского государства. 1941 - 1945. М., 1963. С. 12.
  
   605 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1045, л. 19 - 20.
  
   606 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 993, л. 3 - 11.
  
   607 ЦАМО, ф. 5, оп. 176 703, д. 21, л. 16.
  
   608 Архив Верховного суда СССР, ф. 75, оп. 35, д. 319.
  
   609 ЦГАСА, ф. 25 880, оп. 4, д. 1, л. 2 - 3.
  
   610 ЦПА ИМЛ, ф. 3, оп. 1, д. 3808.
  
   611 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1305, л. 175 - 192.
  
   612 ЦАМО, ф. 32, оп. 11309, д. 4, л. 153.
  
   613 ЦГАСА, ф. 4, оп. 18, д. 77, л. 56.
  
   614 ЦГАСА, ф. 4, оп. 18, д. 76, л. 20.
  
   615 ЦГАСА, ф. 4, оп. 18, д. 79, л. 9 - 10.
  
   616 ЦГАСА, ф. 37 977, оп. 5, д. 547, л. 1 - 2.
  
   617 Свечин А.А. Стратегия, 2-е изд. М., 1935. С. 236
  
   618 ЦАМО, ф. 75 284, оп. 1, д. 119, л. 18.
  
   619 ЦАМО, ф. 32, оп. 11309, д. 3, л. 85 - 91.
  
   620 Военно-исторический журнал. 1987. No 9. С. 49.
  
   621 Жилин П.А. О войне и военной истории. С. 185.
  
   622 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1302, л. 3.
  
   623 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 130, л. 53 - 56.
  
   624 Устинов Д.Ф. Во имя победы. М., 1988. С. 223.
  
   625 Некрич А.М. 22 июня 1941 г. М., 1965. С. 73.
  
   626 ЦАМО, ф. 15а, оп. 2154, д. 4, л. 224 - 233.
  
   627 ЦГАОР, ф. 8418, оп. 25, д. 199, л. 1 - 5, 45.
  
   628 Проскуров и Миронов - ответственные работники Главного управления ВВС РККА.
  
   629 ЦАМО, ф. 8a, оп. 65, д. 179, л. 20 - 21.
  
   630 Вознесенский Н.А. Военная экономика СССР в период Отечественной войны. М., 1948. С. 78.
  
   631 ЦАМО, ф. 2, оп. 11 569, д. 300, л. 17 - 24.
  
   632 ЦАМО, ф. 15а, оп. 2154, д. 4, л. 224 - 233.
  
   633 ЦАМО, ф. 67, оп. 12 001, д. 141, л. 48 - 53.
  
   634 ЦАМО, ф. 81, оп. 12 079, д. 45, л. 160 - 163.
  
   635 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 653.
  
   636 Правда. 1941. 22 февраля.
  
   637 Троцкий Л.Д. Соч. Т. IX. Европа в войне. М.-Л., 1927. С. 187.
  
   638 Trotsky L. Stalin. N.Y., 1946, p. 336.
  
   639 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 1, д. 14, л. 44.
  
   640 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 49. С. 390.
  
   641 Qualrieme Internatiопale, n? 12-13, septembre-octobre, 1938, pp. 168-218.
  
   642 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 361, л. 1 - 5.
  
   643 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 2, д. 19, л. 27 - 28.
  
   644 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 2, д. 410, л. 24.
  
   645 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 1, д. 11, л. 37.
  
   646 Там же. Л. 229.
  
   647 Living Thoughts of Karl Marx. N.Y. 1937, p. 38.
  
   648 Троцкий Л. Дневники и письма. Изд-во "Эрмитаж", 1986. С. 73.
  
   649 Trotsky L. Stalin, vol. II, Bensоn Vermоnt, 1985, p. 234.
  
   650 Trotsky L. Stalin, p. 413.
  
   651 Trotsky L. Stalin, pp. 10-12, 53, 116.
  
   652 Троцкий Л. Дневники и письма. С. 160 - 162.
  
   653 Сикейрос А. Меня называли лихим полковником. М., 1986. С. 220.
  
   654 Trotsky L. Stalin, vol. II, pp. 280 - 281.
  
   655 Троцкий Л. Дневники и письма. С. 164 - 166.
  
   656 The Public Papers and Addresses of Franklin D. Roosevelt. 1939, pp. 201 - 205.
  
   657 Внешняя политика СССР. Сборник документов. Т. IV. М., 1946. С. 417.
  
   658 История внешней политики СССР 1917 - 1945. Т. I. С. 371 - 372.
  
   659 Военно-исторический журнал. 1987. No 9. С. 49.
  
   660 Shirer W. The Rise and Fall of the Third Reich. N.Y., 1976, p. 383.
  
   661 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 57.
  
   662 ЦГАСА, ф. 3987, оп. 3, д. 1175, л. 33 - 34.
  
   663 ЦГАСА, ф. 32 871, оп. 1, д. 72, л. 216.
  
   664 АВП СССР, ф. 06, оп. la, п. 26, д. 1, л. 1179.
  
   665 Leоnard W. Der Schock des Hitler-Stalin-Paktes. Freiburg, 1986, S. 66 - 68, 79 - 84.
  
   666 АВП СССР, ф. 011, оп. 4, п. 25, д. 11, л. 1462 - 1463.
  
   667 Жюсанми - высокий государственный ранг.
  
   668 ЦАМО, ф. 500, оп. 12 458а, д. 34, л. 17.
  
   669 ЦАМО, ф. 500, оп. 12 462, д. 7, л. 1 - 6.
  
   670 Военно-исторический журнал. 1987. No 9. С. 54.
  
   671 Громыко А.А. Памятное. М., 1989. Т. 1. С. 196 - 205.
  
   672 Churchill W. The Secоnd World War, Bostоn, 1950, vol. 3, p. 493.
  
   673 Сандалов Л.М. Пережитое. М., 1961. С. 75.
  
   674 ЦАМО, ф. 48а, оп. 3408, д. 90, л. 200.
  
   675 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 302, д. 6, л. 522 - 523.
  
   676 Там же. Л. 526-561.
  
   677 Известия. 1939. 28 сентября.
  
   678 Правда. 1939. 1 ноября.
  
   679 Правда. 1939. 2 сентября.
  
   680 ЦГАСА. ф. 25 871, оп. 2, д. 285, л. 8 - 9.
  
   681 ЦГАСА, ф. 9, оп. 39, д. 72, л. 44, 133, 536.
  
   682 ЦАМО, ф. 16a, оп. 2951, д. 239, л. 10 - 14.
  
   683 Там же. Л. 84 - 90.
  
   684 Там же. Л. 245 - 279.
  
   685 ЦАМО, ф. 16, оп. 2951, д. 239.
  
   686 ЦАМО, ф. 16a, оп. 2951, д. 242, л. 238.
  
   687 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. М., 1969. С. 233.
  
   688 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 306, д. 5, л. 140 - 146.
  
   689 ЦГАСА, ф. 33 988, оп. 4, д. 36, л. 56.
  
   690 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 309, д. 3, л. 85 - 90.
  
   691 ЦАМО, ф. 127, оп. 12 915, д. 16, л. 199 - 204.
  
   692 Там же. Л. 308 - 314.
  
   693 ЦАМО, ф. 208, оп. 2513, д. 70а, л. 424 - 427.
  
   694 ЦАМО, ф. 15, оп. 725 588, д. 36, л. 214 - 242.
  
   695 Военно-исторический журнал. 1978. No 2. С. 68.
  
   696 Жуков Г.К. Указ. соч. С. 238.
  
   697 ЦАМО, ф. 208, оп. 2513, д. 71, л. 34.
  
   698 ЦГАСА, ф. 33 987. оп. 3, д. 1368, л. 246.
  
   699 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 90, л. 257 - 259.
  
   700 ЦАМО, ф. 35, оп. 725 588, д. 36, л. 297.
  
   701 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 309, д. 101, л. 23, 35, 37.
  
   702 ЦАМО, ф. 16, оп. 2951, д. 239.
  
   703 ЦАМО, ф. 16, оп. 2951, д. 243, л. 123 - 130.
  
   704 Гальдер Ф. Военный дневник. М., 1971. Т. 3. С. 27.
  
   705 ЦАМО, ф. 725 588, оп. 36, д. 19 130, л. 197.
  
   706 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 41, л. 1 - 2.
  
   707 ЦАМО, ф. 15, оп. 881 474, д. 12, л. 246 - 253.
  
   708 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 90, л. 260 - 262.
  
   709 ЦАМО, ф. 32, оп. 1071, д. 1, л. 6 - 8.
  
   710 ЦАМО, ф. 208, оп. 2513, д. 71, л. 203 - 204.
  
   711 ЦАМО, ф. 15, оп. 725 588, д. 36, л. 239.
  
   712 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 28, л. 1.
  
   713 ЦАМО, ф. 15, оп. 881 474, д. 12, л. 175 - 190.
  
   714 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 9, л. 47.
  
   715 Там же. Л. 25.
  
   716 Политическое образование. 1988. No 9. С. 75.
  
   717 Бердяев Н. О назначении человека. Париж: "Современные записки, 1931. С. 15.
  
   718 Клаузевиц. О войне, 5-е изд. М., 1941. Т. 1. С. 29.
  
   719 Лосский Н. Характер русского народа. Франкфурт, 1957. С. 70.
  
   720 ЦАМО, ф. 32, оп. 701 323, д. 38, л. 53.
  
   721 Тарле Е. Нашествие Наполеона на Россию. 1812 год. М., 1938. С. 117.
  
   722 Правда. 1941. 3 июля.
  
   723 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 7, л. 290.
  
   724 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 1, л. 1744.
  
   725 ЦАМО, ф. 35, оп. 30 802, д. 32, л. 22 - 23.
  
   726 ЦАМО, ф. 8, оп. 11 627, д. 954, л. 65.
  
   727 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 9, л. 224 - 225.
  
   728 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 91, л. 11.
  
   729 ЦАМО, ф. 33, оп. 11 454, д. 179, л. 1.
  
   730 ЦАМО, ф. 8, оп. 1855, д. 7, л. 27.
  
   731 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 91, л. 36.
  
   732 Там же. Л. 40 - 42.
  
   733 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 309, д. 70, л. 65 - 71.
  
   734 ЦАМО, ф. 33, оп. 725 588, д. 36, л. 10.
  
   735 Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1918. С. 187.
  
   736 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 2, л. 252.
  
   737 ЦАМО, ф. 33, оп. 725 588, д. 36, л. 295 - 298.
  
   738 Там же. Л. 308 - 310.
  
   739 ЦАМО, ф. 208, оп. 2513, д. 71, л. 131 - 221.
  
   740 ЦАМО, ф. 33, оп. 11 454, д. 179, л. 144 - 145.
  
   741 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 68, т. V, л. 231 - 232.
  
   742 ЦАМО, ф. 33, оп. 11 454, д. 179, л. 320 - 321.
  
   743 ЦАМО, ф. 35, оп. 11 285, д. 205, л. 1 - 78.
  
   744 ЦАМО, ф. 35, оп. 11 285, д. 205, л. 1 - 78.
  
   745 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 5, л. 21 - 24.
  
   746 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 30, л. 12 - 13.
  
   747 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 1, л. 315.
  
   748 ЦАМО, ф. 208, оп. 2526, д. 5а, л. 443 - 448.
  
   749 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 306, д. 36, л. 82 - 84.
  
   750 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 5, л. 28 - 30.
  
   751 Там же. Л. 96 - 99.
  
   752 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 9, л. 470.
  
   753 ЦАМО, ф. 229, оп. 161, д. 103, л. 93.
  
   754 ЦАМО, ф. 13, оп. 3028, д. 4, л. 1 - 27.
  
   755 ЦАМО, ф. 8, оп. 11 627, д. 954, л. 61.
  
   756 ЦАМО, ф. 7, оп. 11 250, д. 29, л. 37 - 38.
  
   757 См.: Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-министрами Великобритании (1941-1945 гг.). 2-е изд. М., 1976. Т. 1. С. 33.
  
   758 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1133, д. 7. л. 139 - 140.
  
   759 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 9, л. 431.
  
   760 ЦАМО, ф. 219, оп. 679, д. 3, л. 17 - 21.
  
   761 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 2, л. 175 - 176.
  
   762 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 30, л. 37.
  
   763 ЦАМО, ф. 67, оп. 12 018, д. 100, л. 263 - 264.
  
   764 Там же. Л. 134 - 135.
  
   765 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 5, л. 104 - 107.
  
   766 Там же. Л. 120 - 123.
  
   767 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1554, д. 91, л. 226.
  
   768 ЦАМО, ф. 8, оп. 72 558, д. 35, л. 8.
  
   769 Там же. Л. 33.
  
   770 ЦАМО, ф. 15, оп. 72 558, д. 35, л. 16.
  
   771 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 41, л. 136 - 137.
  
   772 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 7, л. 362.
  
   773 ЦАМО, ф. З, оп. 11 556, д. 8, л. 121 - 129.
  
   774 А вот что об этом сообщило Совинформбюро 31 мая 1942 г.: "Некоторое время назад Советскому Главному Командованию стали известны планы немецкого командования о предстоящем крупном наступлении немецко-фашистских войск на одном из участков Ростовского фронта... Чтобы предупредить и сорвать удар немецко-фашистских войск, Советское Командование начало наступление на Харьковском направлении, при этом в данной операции захват Харькова не входил в планы Командования... Основная задача, поставленная Советским Командованием, - предупредить и сорвать удар немецко-фашистских войск - выполнена. В ходе боев немецко-фашистские войска потеряли убитыми и пленными не менее 90 тысяч солдат и офицеров, 540 танков, не менее 1500 орудий, до 200 самолетов. Наши войска в этих боях потеряли убитыми до 5 тысяч человек, пропавшими без вести 70 тысяч человек, 300 танков, 832 орудия и 124 самолета..."
  
   775 Там же. Л. 332.
  
   776 ЦПА ИМЛ, ф. 326, оп. 1, д. 113, л. 63 - 75.
  
   777 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления, 5-е изд. М., 1983. Т. 2. С. 257.
  
   778 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 8, л. 80 - 82.
  
   779 Там же. Л. 212 - 214.
  
   780 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 30, л. 47, 49.
  
   781 ЦАМО, ф. 69, оп. 14 065, д. 6, л. 117.
  
   782 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 2, л. 175.
  
   783 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 45, л. 26.
  
   784 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 306, д. 24, л. 7.
  
   785 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 5, л. 141 - 143.
  
   786 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1910, д. 11, л. 16 - 19.
  
   787 ЦАМО, ф. 208, оп. 10 163, д. 27, л. 8.
  
   788 Сталин И. В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М., 1950. С. 35.
  
   789 Encyclopaedia Britannica. L., 1973, vol. 18. p. 563.
  
   790 ЦАМО, ф. 8, оп. 11 627, д. 954, л. 62.
  
   791 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 309, д. 70, л. 155.
  
   792 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 9, л. 16.
  
   793 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 306, д. 24, л. 8.
  
   794 Ditte Gerns. Hitlers Wehrmacht in der Sowjetuniоn. Frankfurt am Main. 1985, S. 41.
  
   795 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 9, л. 317.
  
   796 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 3, д. 135, л. 1 - 2.
  
   797 ЦАМО, ф. 33, оп. 11 454, д. 179, л. 1 - 2.
  
   798 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 13, л. 445 - 446.
  
   799 ЦАМО, ф. 38, оп. 11 389, д. 2, л. 164 - 166.
  
   800 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 42, л. 18 - 22.
  
   801 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 1640, д. 26, л. 296.
  
   802 ЦАМО, ф. 32-А, оп. 11 309, д. 163, л. 15 - 45.
  
   803 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 7, л. 201.
  
   804 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 306, д. 195, л. 249 - 253.
  
   805 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 142, т. III, л. 102 - 103.
  
   806 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 68, т. V, л. 102.
  
   807 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 2010, л. 1 - 13.
  
   808 Там же. Л. 67 - 69.
  
   809 См.: Политическое образование. 1989. No 4. С. 58 - 63.
  
   810 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 64, т. I, л. 1.
  
   811 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 64, т. I, л. 158.
  
   812 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 360.
  
   813 ЦПА ИМЛ, ф. 58, оп. 2, д. 966, л. 5.
  
   814 Гофманн. И. История власовской армии. Ромбах, 1986. С. 3.
  
   815 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 64, т. I, л. 9 - 12.
  
   816 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 41, л. 23 - 24.
  
   817 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 30, л. 24.
  
   818 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2. С. 97.
  
   819 Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды. М., 1974. С. 391.
  
   820 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 13, л. 247 - 248.
  
   821 ЦАМО, ф. 132, оп. 2642, д. 233, л. 285 - 286.
  
   822 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 14, л. 18.
  
   823 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 6, л. 47.
  
   824 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 14, л. 62.
  
   825 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 5, л. 45 - 52.
  
   826 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2. С. 95.
  
   827 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 41, л. 75 - 81.
  
   828 Там же. Л. 75 - 81.
  
   829 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 5, л. 70.
  
   830 Там же. Л. 65 - 70.
  
   831 ЦАМО, ф. 32, оп. 1, д. 16, л. 19.
  
   832 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 5, л. 51.
  
   833 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 6, л. 20.
  
   834 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 13, л. 209.
  
   835 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 32, л. 208.
  
   836 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 26, л. 78 - 80.
  
   837 Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. С. 78.
  
   838 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 41, л. 79 - 81.
  
   839 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 26, л. 94 - 102.
  
   840 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 26, л. 114 - 122.
  
   841 Там же. Л. 156 - 157.
  
   842 ЦАМО, ф. 132, оп. 1, д. 96, л. 21.
  
   843 Жуков Г.К Воспоминания и размышления. Т. 2. С. 232 - 233.
  
   844 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 3, д. 133, л. 1 - 4.
  
   845 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 14, л. 86.
  
   846 ЦАМО, ф. 32, оп. 103, д. 109, л. 6 - 29.
  
   847 ЦПА ИМЛ, ф. 386, с. опись, д. 1, л. 2 - 56.
  
   848 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 13, л. 163 - 164.
  
   849 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 34, л. 37 - 38.
  
   850 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 35, л. 41.
  
   851 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 9, л. 287.
  
   852 Ustinov P. My Russia. Bostоn-Torоnto, 1983, p. 146.
  
   853 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 9, л. 316.
  
   854 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 2, л. 175.
  
   855 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 9, л. 128 - 129.
  
   856 Ленинский сборник. XII. С. 383.
  
   857 Троцкий Л. Моя жизнь. Берлин, 1930. Т. 2. С. 141.
  
   858 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 13, л. 210 - 212.
  
   859 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 10, л. 7, 8.
  
   860 Там же. Л. 9.
  
   861 Там же. Л. 336.
  
   862 Там же. Л. 339.
  
   863 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 309, д. 159, л. 87.
  
   864 Ницше Ф. Так говорил Заратустра. Спб, 1899. С. 51.
  
   865 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 97, л. 178 - 180.
  
   866 Сталин И.В. О Великой Отечественной войне Советского Союза. С. 71 72.
  
   867 Жуков Г.К. Воспоминания и размышления. Т. 2. С. 99.
  
   868 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 1711, д. 2, л. 6 - 7.
  
   869 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 2, л. 396 - 397.
  
   870 Маршал Жуков. Каким мы его помним. М., 1988. С. 81.
  
   871 ЦАМО, ф. 249, оп. 1544, д. 112, л. 144.
  
   872 Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. Размышления о И.В. Сталине. М., 1988. С. 198.
  
   873 ЦАМО, ф. 48, оп. 7, д. 2.
  
   874 ЦАМО, ф. 132, оп. 264, д. 230, л. 15.
  
   875 Маршал Жуков. Каким мы его помним. С. 245.
  
   876 ЦАМО, ф. 8, оп. 11 627, д. 988, л. 81.
  
   877 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 13, л. 223 - 230.
  
   878 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 18, л. 103.
  
   879 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 3412, д. 63, л. 46 - 47.
  
   880 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 39, л. 115.
  
   881 Василевский А.М. Дело всей жизни. М., 1983. С. 470.
  
   882 Гаглов И.И. Генерал Антонов. М., 1978. С. 87.
  
   883 ЦАМО, ф. 32. оп. 11 302, д. 62, л. 546.
  
   884 Наполеон. Избранные произведения. М., 1941. Т. 1. С. 320.
  
   885 Теплев Б.М. Проблемы индивидуальных различий. М., 1961. С. 275.
  
   886 ЦАМО, ф. 96-А, оп. 2011, д. 26, л. 103 - 113.
  
   887 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 9, л. 231.
  
   888 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 10, л. 27.
  
   889 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 13, л. 7.
  
   890 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 265, т. II, л. 340 - 347.
  
   891 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 41, л. 271 - 272.
  
   892 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 14, л. 82 - 84.
  
   893 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 36, л. 428.
  
   894 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 10, л. 324.
  
   895 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 36, л. 66.
  
   896 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 13, л. 455.
  
   897 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 17, л. 11.
  
   898 ЦАМО, ф. 132-А, оп. 2642, д. 32, л. 145 - 147.
  
   899 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 5, л. 6.
  
   900 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 9, л. 313.
  
   901 ЦАМО, ф. 15, оп. 178 612, д. 86, л. 132, 140.
  
   902 Там же. Л. 345 - 347.
  
   903 Там же. Л. 198.
  
   904 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 9, л. 165 - 166.
  
   905 Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав. Сборник документов. М., 1978. Т. II. С. 52, 53.
  
   906 Там же. С. 54.
  
   907 Бердяев Н.А. Судьба России. М., 1918. С. 181.
  
   908 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 94, л. 329 - 333.
  
   909 И.А. Серов - в то время один из ответственных сотрудников НКВД.
  
   910 Там же. Л. 317, 122 - 126, 275.
  
   911 ЦАМО, ф. 1178, оп. 1, д. 38, л. 93.
  
   912 С.Р. Рудник - начальник штаба 58-й гвардейской стрелковой дивизии.
  
   913 Летом 1944 г. полтавский аэродром использовался американской авиацией для "челночных" операций.
  
   914 ЦАМО, ф. 236, оп. 2675, д. 170, л. 108 - 311.
  
   915 Внешняя политика СССР. Сб. документов. М., 1947. Т. V. С. 40.
  
   916 Там же. С. 41.
  
   917 Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентами США и Премьер-министрами Великобритании (1941 - 1945 гг.). Т. I. С. 19.
  
   918 Там же. С. 29.
  
   919 Внешняя политика СССР. Сборник документов. Т. V. С. 206.
  
   920 Переписка Председателя Совета Министров СССР... С. 69.
  
   921 Churchill W.S. The Secопd World War. 1950, vol. IV, p. 428.
  
   922 The Diaries of Sir Alexander Cadogan. 1938-1945. N.Y., 1971. p. 471.
  
   923 Переписка Председателя Совета Министров СССР... С. 74.
  
   924 Там же. С. 75 - 76.
  
   925 Внешняя политика СССР. Сборник документов. Т. V. С. 236.
  
   926 Сталин И.В. О Великой Отечественной войне. С. 132.
  
   927 Правда. 1943. 30 мая.
  
   928 Тегеранская конференция руководителей трех союзных держав. Сб. документов. Т. II. С. 89 - 92.
  
   929 Там же. С. 167.
  
   930 Тегеран. Ялта. Потсдам. Сборник документов. М., 1970. С. 22.
  
   931 ЦАМО, ф. 32, оп. 11 309, д. 101, л. 338 - 341.
  
   932 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 172, т. II, л. 247 - 248.
  
   933 Averell Harriman and Elie Abel. Special Envoy to Churchill and Stalin, 1941-1946, XII. N.Y., Random House, p. 536.
  
   934 Lundin C.L. Finland in the Secоnd World War. Blomingtоn, 1957, p. 216.
  
   935 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 16, л. 87 - 88.
  
   936 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 18, л. 74.
  
   937 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 16, л. 239 - 240.
  
   938 Там же. Л. 119.
  
   939 Там же. Л. 183.
  
   940 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 18, л. 93.
  
   941 Архив ИВИ, ф. 190, оп. 232, д. 7, л. 105.
  
   942 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 18, л. 133.
  
   943 Там же. Л. 142 - 144.
  
   944 Там же. Л. 110.
  
   945 ЦАМО, ф. 48-А, оп. 3412, д. 63, л. 187 - 188.
  
   946 Крымская конференции руководителей трех союзных держав. Сборник документов. М., 1979. С. 273.
  
   947 ЦАМО, ф. 3, оп. 11 556, д. 18, л. 177 - 190.
  
   948 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 96, т. V. л. 1.
  
   949 ЦАМО, ф. 233, оп. 2380, д. 44, л. 1 - 3.
  
   950 Внешняя политика СССР... Т. V. С. 598.
  
   951 Там же. С. 597.
  
   952 Там же. С. 602-603.
  
   953 Громыко А.А. Памятное. Т. I. С. 221.
  
   954 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 97, т. VI, л. 124 - 130.
  
   955 Meeting at Potsdam. Charles L.Mee (Jr.) Andre Deutsch LTDL., 1975, L., p. 136.
  
   956 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 109, л. 32 - 33.
  
   957 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 1241, л. 61.
  
   958 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 96, т. V, л. 4.
  
   959 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 95, т. IV, л. 323.
  
   960 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 135, т. II, л. 277.
  
   961 Averrel Harriman and Elie Abel. Srecial Envoy to Churchill and Stalin, 1941-1946. p. 92.
  
   962 Берлинская (Потсдамская) конференция руководителей трех союзных держав - СССР, США и Великобритании (17 июля - 2 августа 1945 г.). Сборник документов. М., 1980. С. 42 - 43.
  
   963 ЦАМО, ф. 66, оп. 178 499, д. 9, л. 34 - 37.
  
   964 Там же. Л. 61.
  
   965 Берлинская (Потсдамская) конференция... С. 299 - 300.
  
   966 Churchill W. Op. cit. Vol. 6, t. 2, p. 256.
  
   967 КПСС в резолюциях и решениях... 9-е изд. Т. 8. С. 7 - 16.
  
   968 Переписка А.С. Пушкина. В 2 т. М., 1982. Т. 2. С. 291 - 292.
  
   969 ЦАМО, ф. 132, оп. 2642, д. 15, л. 1 - 9.
  
   970 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 96, т. V, л. 147.
  
   971 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 103, т. III, л. 149 - 160.
  
   972 Вознесенский Н.А. Избранные произведения. М., 1979. С. 584.
  
   973 ЦАМО, ф. 132, оп. 104, д. 16, л. 22.
  
   974 ЦАМО, ф. 132, оп. 2, д. 54, л. 97.
  
   975 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 134, т. I, л. 1 - 7.
  
   976 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 2223, л. 235 - 238.
  
   977 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 97, л. 139 - 142.
  
   978 См.: Сорель Ж. Размышления о насилии. М., 1907. С. 58.
  
   979 См.: Платон. Сочинения. В 3 т. М., 1971. Т. III. Ч. 1. С. 384 - 386.
  
   980 Российский императорский дом. Спб., 1913. С. 155 - 156.
  
   981 ЦПА ИМЛ, ф. 17, оп. 2, д. 612 (вып. III), л. 8, 10.
  
   982 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 199, л. 197.
  
   983 Мережковский Д. Царство Антихриста. Мюнхен, 1921. С. 16.
  
   984 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 64, т. I. л. 270 - 277.
  
   985 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 103, т. III, л. 149 - 160.
  
   986 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 199, л. 1.
  
   987 ЦГАОР, ф. 5881, оп. 1, д. 807, л. 89.
  
   988 Guatrieme Internatiопal, N 3, mars-avril, 1937, р. 5.
  
   989 ЦГАОР, ф. 1318, оп. 3, д. 8, л. 85.
  
   990 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 134, т. I, л. 143 - 151.
  
   991 ЦГАОР, ф. 3316, оп. 2, д. 1682, л. 3 - 7.
  
   992 ЦГАОР, ф. 3316, оп. 2, д. 1613, л. 3 - 18.
  
   993 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 134, т. I, л. 1 - 2.
  
   994 ЦГАОР, ф. 3316, оп. 2, д. 2016, л. 1 - 10.
  
   995 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 93, л. 276 - 278.
  
   996 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 255, т. I, л. 87 - 88.
  
   997 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 134, т. I, л. 1 - 2.
  
   998 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 201, л. 79 - 81.
  
   999 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 64, т. I, л. 62.
  
   1000 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 201, л. 265.
  
   1001 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 67, д. 1, л. 5.
  
   1002 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 265, т. II, л. 384 - 385.
  
   1003 Справочник советского работниха. Под общей редакцией А.Я. Вышинского. М., 1939.
  
   1004 Административное законодательство. Сборник важнейших постановлений. М., 1936. С. 11.
  
   1005 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 201, л. 268.
  
   1006 Там же. Л. 276.
  
   1007 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 199, л. 192.
  
   1008 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 172, т. I, л. 85 - 92.
  
   1009 ЦПА ИМЛ, ф. 71, оп. 3, д. 121, л. 122 - 132.
  
   1010 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 107, д. 261, л. 13 - 15.
  
   1011 Там же. Л. 12.
  
   1012 Там же. Л. 13.
  
   1013 Там же. Л. 28.
  
   1014 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 236, т. III, л. 268 - 269.
  
   1015 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 255, т. I, л. 118 - 119.
  
   1016 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 319, л. 192 - 198.
  
   1017 Постановление ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г., согласно которому за хищение грузов на железнодорожном и водном транспорте, равно как и за хищение колхозного имущества, применялась высшая мера наказания - расстрел или, при "смягчающих" обстоятельствах, лишение свободы на срок не менее 10 лет.
  
   1018 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 257, т. III, л. 388.
  
   1019 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 269, 199, л. 57 - 77, 366.
  
   1020 Там же. Л. 30.
  
   1021 Бердяев Н. Русская религиозная психология и коммунистический атеизм. Париж, 1931. С. 31.
  
   1022 Большевик. 1949. Декабрь. С. 34.
  
   1023 Правда. 1949. 21 декабря.
  
   1024 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 65, д. 739, л. 1, 9, 12.
  
   1025 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 63, д. 218а, л. 9.
  
   1026 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 65, д. 2186, л. 1 - 15.
  
   1027 Платон. Сочинения. Т. III. Ч. 1. С. 209.
  
   1028 ЦГАОР СССР, ф. 9401. оп. 2, д. 176, т. II, л. 232 - 233.
  
   1029 Kautsky К. Sozialdemokratie und Bolschewismus. - In: "Die Gesellschaft" VIII 1931, Vol I, S. 101.
  
   1030 Аллилуева С. Только один год. Нью-Йорк, Принстон. 1968. С. 109 - 110.
  
   1031 Сталин И.В. Соч. Т. 11. С. 29.
  
   1032 Аллилуева С. Только один год... С. 110.
  
   1033 Героизм и подвижничество. - В сб.: Вехи. М., 1909. С. 39, 45.
  
   1034 Kennan. Memoirs (1925-1950). N.Y., 1969, p. 583 - 598.
  
   1035 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 135, т. II, л. 287 - 296.
  
   1036 Truman H. Memoires, t. II, L'Appee des deciosiоns, Paris, 1955, p. 117.
  
   1037 Marcоn L. La Guerre froide: I'angrenage. Paris, Editiоns complexe, 1987, p. 193.
  
   1038 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 151, т. VIII, л. 99 - 112.
  
   1039 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 176, т. II, л. 235 - 254.
  
   1040 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 149, т. VI, л. 35.
  
   1041 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 176, т. II, л. 360.
  
   1042 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 5, д. 54, л. 1415.
  
   1043 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 3, д. 92, л. 47, 55.
  
   1044 Белградская операция. М., 1964. С. 85.
  
   1045 Джилас М. Разговоры со Сталиным. Нью-Йорк, 1962. С. 169 - 176.
  
   1046 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 3, д. 105, л. 18.
  
   1047 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 3, д. 106, л. 5 - 7, 17 - 19.
  
   1048 Правда. 1949. 3 февраля.
  
   1049 ЦГАОР. ф. 9401, оп. 2, д. 2223, л. 291.
  
   1050 Сталин И.В. Соч. Т. 7. С. 231.
  
   1051 Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 363, 364, 367.
  
   1052 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 155, л. 3а.
  
   1053 Мао Цзэдун. Избранные произведения. М., 1953. Т. IV. С. 580.
  
   1054 Правда. 1988. 23 октября.
  
   1055 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 2180, л. 120 - 121.
  
   1056 Радек К. Портреты и памфлеты. М., 1934. Книга II. С. 19.
  
   1057 ЦПА ИМЛ, ф. 326, оп. 1, д. 113, л. 72.
  
   1058 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 2180, л. 50 - 51.
  
   1059 ЦГАОР. ф. 9401, оп. 2, д. 269, т. I, л. 169 - 170.
  
   1060 Kautsky К. Die Aussichten des Sozialismus in Sowjet Russland. - In: "Die Gеsellschaft", Vol. II, S. 437 - 438.
  
   1061 Правда. 1948. 18 ноября.
  
   1062 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 32. С. 145.
  
   1063 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 2, д. 11, л. 25.
  
   1064 Сталин И.В. Вопросы ленинизма, 2-е изд. М., 1952. С. 250.
  
   1065 Там же. С. 429.
  
   1066 ЦГА при ГАУ СССР, ф. 1199, оп. 1, д. 134, л. 8.
  
   1067 Социалистический вестник. 1925. 17 января.
  
   1068 Dan T. The Origins of Bolshevism. N.Y., 1964, p. 400 - 440.
  
   1069 ЦГАОР, ф. 130, оп. 1, д. 3. л. 32 - 33.
  
   1070 См.: "Капитал" Маркса. - Философия и современность. М., 1968. С. 467 - 468.
  
   1071 Пролетарская революция. 1931. No 6(113).
  
   1072 Уголовный кодекс (кодексы РСФСР). М., 1938. С. 26 - 32.
  
   1073 Сталин И.В. Вопросы ленинизма... С. 416.
  
   1074 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 337, т. I, л. 1 - 4.
  
   1075 ЦПА ИМЛ, ф. 88, оп. 1, д. 474, л. 4.
  
   1076 ЦГАОР, ф. 3101, оп. 2, д. 68, т. V, л. 193.
  
   1077 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 97, т. VI, л. 276.
  
   1078 Там же. Л. 283 - 292.
  
   1079 Стронг А.-Л. Эра Сталина. М., 1957. С. 59.
  
   1080 Сталин И.В. Вопросы ленинизма... С. 456.
  
   1081 Там же. С. 442.
  
   1082 Serge V. Destin d'un revolutiоn. URSS 1917-1936. Paris, 1937, p. 323.
  
   1083 Souvarin В. Stalin. Paris, 1977, p.422 - 499.
  
   1084 Гегель. Философия религии. В 2 т. М., 1975. Т. I. С. 127.
  
   1085 Сталин И.В. Соч. Т. 8. С. 64.
  
   1086 Там же. С. 66 - 67.
  
   1087 Ницше Ф. Человеческое, слишком человеческое. Спб., 1910. С. 331.
  
   1088 Коммунист. 1962. No3. С. 42.
  
   1089 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Т. I. С. 381.
  
   1090 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 3222, л. 19.
  
   1091 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 906, л. 44 - 52.
  
   1092 Гегель. Сочинения. М.- Л., 1930. Т. I. С. 70.
  
   1093 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 3212, л. 27.
  
   1094 История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. 1945. С. 344.
  
   1095 Там же. С. 313.
  
   1096 К изучению истории. Сборник. М., 1937. С. 28.
  
   1097 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 1, д. 5300, л. 28.
  
   1098 ЦПА ИМЛ, ф. 558, оп. 120, д. 313, л. 7 - 15.
  
   1099 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 1, д. 268, л. 5 - 10.
  
   1100 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 3, д. 54, л. 1 - 4.
  
   1101 Сборник исторических свидетельств. Париж, 1979. С. 449 - 450.
  
   1102 Сталин И.В. Марксизм и вопросы языкознания. М., 1953. С. 55.
  
   1103 Сталин И.В. Экономические проблемы социализма в СССР. М., 1952. С. 40.
  
   1104 ЦПА ИМЛ, ф. 77, оп. 3, д. 27, л. 134 - 163.
  
   1105 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 136, т. III, л. 205.
  
   1106 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 302, т. I, л. 29 - 31.
  
   1107 Бердяев Н. Судьба России. С. 227.
  
   1108 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 35. С. 113.
  
   1109 Там же. Т. 50. С. 238.
  
   1110 ЦГАОР, ф. 58, оп. 1, д. 9, л. 3 - 4.
  
   1111 ЦГАОР, ф. 567, оп. 1, д. 89, л. 29.
  
   1112 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 44. С. 171.
  
   1113 Там же.
  
   1114 Там же. С. 428.
  
   1115 Троцкий Л.Д. Сочинения. Т. XII. С. 261, 267.
  
   1116 Троцкий Л.Д. Сочинения. Т. XXI. С. 94.
  
   1117 Alex de Jоnge. Stalin and Shaping of the Soviet Uniоn. Lоndоn. 1986, p. 305.
  
   1118 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 50. С. 106.
  
   1119 ЦПА ИМЛ, ф. 325, оп. 1, д. 403, л. 87а.
  
   1120 Уложение о Наказаниях Уголовных и Исправительных. Спб., 1845. С. 65, 69.
  
   1121 Собрание кодексов РСФСР, 4-е изд. М., 1927. С. 665 - 668.
  
   1122 Лопухин А.А. Настоящее и будущее русской полиции. М., 1907. С. 26.
  
   1123 Пайпс Р. Россия при старом режиме. Кембридж, Массачусетс, 1981. С. 417.
  
   1124 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 65, д. 239, л. 12.
  
   1125 ЦГАОР, ф. 567, оп. 1, д. 89, л. 18.
  
   1126 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 2223, л. 338 - 357.
  
   1127 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 98, т. VII, л. 380.
  
   1128 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 168, т. I, л. 337 - 353.
  
   1129 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 170, т. III, л. 344 - 345.
  
   1130 ЦАМО, ф. 132, оп. 2642, д. 40, л. 3.
  
   1131 Великие стройки сталинской эпохи. М., 1951.
  
   1132 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2. д. 302, т. I, л. 21 - 28.
  
   1133 Там же. Л. 39 - 41.
  
   1134 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 2180, л. 533 - 534.
  
   1135 Гегель. Философия религии... Т. I. С. 129.
  
   1136 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 172, т. I, л. 325 - 326.
  
   1137 Гегель. Философия религии... Т. I. С. 129.
  
   1138 ЦГАОР, ф. 601, оп. 1, д. 217, л. 181.
  
   1139 Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. М., 1987. Ч. I - II. С. 266, 267, 271, 272.
  
   1140 Толстой Л.Н. Полн. собр. соч. Т. 24. С. 14; Т. 26. С. 369.
  
   1141 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 337, т. I, л. 80 - 81.
  
   1142 ЦГАОР, ф. 130, оп. 1, д. 1, л. 50 - 51.
  
   1143 Там же. Л. 52 - 53.
  
   1144 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 107, д. 127, л. 1 - 6.
  
   1145 Рапопорт Я.Л. На рубеже двух эпох. Дело врачей 1953 года. М., 1988. С. 208 - 209.
  
   1146 Правда. 1953. 9 марта.
  
   1147 Правда. 1953. 10 марта.
  
   1148 Правда. 1953. 18 марта.
  
   1149 ЦГАОР, ф. 7523, оп. 107, д. 261, л. 28 - 34.
  
   1150 Жорес Ж. Социалистическая история Французской революции. М., 1983. Т. VI. С. 446 - 447.
  
   1151 Джилас М. Разговоры со Сталиным. Нью-Йорк, 1962. С. 207.
  
   1152 Мережковский Д. Грядущий Хам. Изд-во Пирожкова, 1906. С. 29.
  
   1153 Правда. 1952. 15 октября.
  
   1154 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 105, т. III, л. 324 - 327.
  
   1155 Мережковский Д. Грядущий Хам. С. 36.
  
   1156 Плеханов Г.В. Сочинения. Т. XIII. С. 90, 92.
  
   1157 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 337, т. I, л. 26.
  
   1158 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 236, т. III, л. 180 - 181.
  
   1159 Бердяев Н. Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы. Париж, 1969. С. 27.
  
   1160 На самом деле один Пленум ЦК состоялся в 1944 г. - Прим. Д.В.
  
   1161 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 132, т. VI, л. 167 - 169.
  
   1162 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК (1898-1971). 8-е изд. М., 1971. Т. 7. С. 203, 205, 209, 210.
  
   1163 К вопросу о Сталине. Пекин, 1963. С. 3, 6 - 7.
  
   1164 Ходжа Э. Со Сталиным. Воспоминания. Тирана, 1979. С. 21.
  
   1165 Бердяев Н. Смысл истории. Опыт философии человеческой судьбы. С. 31.
  
   1166 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 103. т. III, л. 400.
  
   1167 Там же. Л. 399, 408.
  
   1168 Энциклопедический словарь. В 3 т. М., 1955. Т. 3. С. 307.
  
   1169 ЦГАСА, ф. 33 987, оп. 3, д. 993, л. 164, 179, 180, 217.
  
   1170 ЦГАОР, ф. 130, оп. 1, д. 1, л. 20.
  
   1171 Joures ? x J. Histoire socialiste de la Revolutiоn francaise. Paris, p. 448.
  
   1172 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 236, т. III, л. 145, 161, 166, 194.
  
   1173 IV Всемирный конгресс Коминтерна. М.-Пг., 1923. С. 196.
  
   1174 Платон. Сочинения. Т. 3. Ч. 1. С. 107.
  
   1175 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 1, д. 8180, л. 567.
  
   1176 Александров. Диктатор ли Сталин? Историко-догматический анализ. Париж: Возрождение, 1932. С. 25.
  
   1177 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 18.
  
   1178 XIV съезд Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Стенографический отчет. М.-Л., 1926. С. 51 - 52.
  
   1179 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 256, т. I, II, III.
  
   1180 Куденхове-Калерги Р. Большевизм и Европа (Сталин и К®). Берлин-Рига, изд-во Б. Ламей, 1932. С. 32.
  
   1181 Троцкий Л. Что такое СССР и куда он идет? Париж, 1936. С. 79.
  
   1182 ЦГАОР, ф. 9401, оп. 2, д. 269, т. I, л. 141 - 146.
  
   1183 Бердяев Н. Духи русской революции. Париж, 1923. С. 4.
  
   1184 Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 231.
  
  
  
  
   Ораторы
   [Penhaus]   0x01 graphic
Версия для печати

0x01 graphic

0x01 graphic

  
  
  
Наш
путь
далёк!
(По ломанной - кривая)
Вперёд ведут,
подталкивая
(внимая).

Очевидно, что Ленин был более мягким политиком, чем Сталин и более терпим к другим мнениям, поэтому собрал вокруг себя столь разношерстных сподвижников. К тому же более активным, наголову выше, чем всё его окружение. Благодаря его силе переубеждения он мог возглавлять одновременно как левое, так и правое крыло Преобразований и поэтому был любим массами, слушающими его речи вживую.
Необразованный (национал) социалист Гитлер как оратор даже в подметки ему негодится, хотя превосходит по силе своей речи Сталина, которого можно было едва услышать в микрофон и тем более разобрать его речь. Кстати поэтому в сети почти нет его аудио речей и видео речей, хотя они должны составлять многие сотни тысяч километров киноплёнок и магнитных пленок. Темп речи Гитлера, для понимающих немецкий язык, по внешнему очень похож на темп речи Хрущева, которая однако более добрудушна к отдельному человеку, чем расиста Гитлера.

Кстати, Путин - не оратор, а зюгановская математематическая речь велика повторами из предыдущих речей, без просвета в будущее, чего было в великом множестве у Ленина.
Трибуна.
Речи по заказу.
Нацлидер изъясняется в любви,
Две девки сзади и бюстгальтеры к показу
Ждут время выхода - так жди!

К кому безудержно взывать,
Когда краплёны карты все в колоде,
Лишь остается слушать, ждать,
Взирая милые округлости природы.

А Брежнева нормальные граждане не слушали, а просто брали газету "Правда" и подчеркивали новые мысли, на которых не остановился "оратор", но получал множественные овации после прочтения каждого абзаца. Кстати, неостанавливающаяся длительная безбумажная речь Кургеняна с взамно противречащими его частей, превращают его в выступающего неодеквата.
Трибуна.
Речи по заказу.
Махно залез и маузером повёл,
За ним брательники все ощетинилися ружьём.
Толпа стоит, внимая речи безоружно,
Все слышут , то что им так нужно.

Не слышно всё,
но вся затея в том,
чтоб речь домысливали в толпе
и в том,
чтоб каждый тугоух
услышал все свои слова дословно от соседа,
так всё надежно растекается от бреда.

Намедни, крикнули "Весна-Ура!"
Толпа "Ура!" и понесла.
Когда же крикнули "За мной!",
В толпе все слышали "Долой!"

(Толпа не может отступать,
Её собрали наступать)


Молодой Парфенов знаменит большими паузами и множеством заискиваний перед властью, от которой он вынужден отказываться.
Хвалить себя возможно без конца,
Ещё не высохла рука.

Но человек набит сомненьем
И жалок человек в тот миг предназначенья:
O если б старость всё могла?
О если б юность всё знала'?
O если б оказался менее доверчив?
O если б не жалел врагов, был камнем бессердечным?
O если б сразу бы пошёл в атаку?

Я отливаю мысль в граните-
не надо далеко идти:
Полил на гравий -
тень науки
здесь тоже может прорасти.

Речь журналистки Собчак состоит только из вопросов и она не тянет на Клару Цеткин.

Драпать будем мы всегда.
Кто за нами, "Господа"?

Бритоголовый Удальцов, выступающий без головного убора в раннюю весеннюю пору кого-то напоминает, да мало-ли кого нпоминает, только всё время требует от толпы словно от малолетних детей повторного тракратного скандирования остатков его речи.
Эй, деревня!
Город!
Край!
Подымайся и взлетай!
Беспартийный из БэПе!
Сколько можешь ты балдеть?
И на небо всё глядеть!
Записался ты в Парти'ю?
Сдал ты первый членский взнос?
Пустократию в разнос!

(Гимны петь мы все учились,
Только вот не доучились...)


Если толпа воспримет речь оратора, то она взревёт так, что близкорасположенные стены начнут шататься и толпа перейдет в новое состояние, а мысль, изреченная оратором, будет вбита в каждого слушающего и неслушающего, сочуствующего и противоборствующего.


Рейтинг работы: 3
Количество отзывов: 0
Количество просмотров: 12
No 08.06.2012 Penhaus

Метки: ораторы,
Рубрика произведения: Проза -> Очерк
Оценки: отлично 1, интересно 0, не заинтересовало 0
   Сказали спасибо: 1 автор
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"