Пентегов Дмитрий Алексеевич. Армейская рукопись

Армейская рукопись

Не так уж часто я вспоминаю свою службу в армии. Но 23 февраля - разве не повод воскресить в памяти то, что было почти 17 лет назад? Вспомнить 1-й курс института, расцветающую гласность и перестройку, сахар по 1 кг в руки и вышедший на экраны фильм "Команда 33". И то, как уже через пару месяцев, в июле 1988-го, я сам, подобно героям этого фильма, ехал через полстраны в плацкартном вагоне к месту службы. Вот только, в отличие от кино, постельного белья нам так и не выдали...

А ещё через месяц, уже находясь в автомобильной роте войсковой части 28081 города Приозёрска, что на озере Балхаш, я задорно вызвался написать для дембельского альбома ефрейтора Серёги (которого назову в этой статье Громыхаловым) поэму с описанием его славной биографии и нелёгкой службы. Серёга был тогда моим командиром, характер имел не вредный и не обидчивый. Не обиделся он даже на то, что его фамилию, кончающуюся на -ов, я нечаянно переделал в украинскую (так мне шутки ради продиктовали её "дедушки"). Я бы и рад был переделать её обратно, да успел уже написать строчек семьдесят, а "новая" фамилия, как на грех, столь удачно рифмовалась: Громыхало - сначала - душа тосковала и т.д. В общем, мы с ним решили так всё и оставить.

И вот после обеда, когда занятий с молодым пополнением уже не было, и вся "доподготовка" разбредалась по укромным местам, я уходил в заброшенный бокс с треснувшей стеной на краю автопарка, откидывал ногой выброшенную кем-то фуражку без тренчика и кокарды, усаживался на сидение от "ЗиЛ-130" и, подложив на колени растрёпанный номер журнала "Юность" с повестью Полякова "Сто дней до приказа", сочинял:

Такая доля у солдата:

Два года стойко всё терпи.

Вот так и я служил когда-то

В казахской выжженной степи...

Эх, а и славный же это был роман! "Роман" - потому что писал я свой труд "онегинскими" строфами и немало провёл параллелей с великим творением Александра Сергеевича, а "был" - потому что не научила тогда ещё меня жизнь одному простому правилу: единственный экземпляр рукописи не давай читать "на вынос" даже лучшим друзьям! Могут ведь и потерять! Но утрата случилась уже после армии. А тогда, описывая вроде бы Серёгину биографию, я вкладывал в роман в основном свои собственные впечатления:

А было нашему герою

В те времена семнадцать лет,

И значит, ждал его весною

Военкоматовский "привет".

Всегда немного жутковата

Повестка из военкомата,

Когда ты в возрасте таком.

Мне тоже этот страх знаком.

А там врачи тебя, зевая

Разденут, спросят кой о чём,

В коленку стукнут молотком

И, слов твоих не принимая,

В бумажке "годен" черканут.

Ты воин без пяти минут.

Кстати, года за три до армии со мной на медицинской комиссии произошёл забавный случай. Обычно перед врачами на столе стоят таблички: хирург, окулист и т.д. Соответственно, на вопрос о самочувствии допризывник знает, о чём говорить: то ли о близорукости, то ли о геморрое. Но перед одним доктором, чей стол одиноко приютился в проходном коридоре, таблички не было. И когда он буркнул: "Жалобы есть?" - я, совершенно без задней мысли, уточнил: "А вы кто?"

Надо было видеть, как он прямо на глазах раздулся и с налитым кровью лицом взревел: "Как кто?! Я - ВРАЧ!!!"

"Жалоб нет" - бодро сказал я и поспешил убраться восвояси.

(Признаюсь, когда рассказываю кому-нибудь эту историю, меня так и подмывает добавить: "Позднее я узнал, что это был психиатр". Но истина превыше всего! Стол психиатра стоял дальше по коридору, и кто был этот "просто врач" для меня навсегда останется загадкой.)

В военкоматах нет порядка,

Как и вообще по всей стране.

Призыв идёт весьма не гладко,

Что хорошо известно мне.

Найдётся много тех едва ли,

Кому отсрочки не давали:

На день, на два, на три, на пять,

Чтоб только душу потерзать...

3 июля 88-го года. Проведя весь день на "Угрешке" (пункте сбора призывников на ул. Угрешского в Москве) и получив увольнительные записки на 4 дня, мы с таким же бедолагой - московским студентом из Уфы, разъезжаемся по своим общежитиям. Добираемся на трамвае до метро "Семёновская". Жара. Масса работающих автоматов с газированной водой, но стакан только в одном из них, к нему длинная очередь. И тут вспоминаем: мы же в армию собрались, у нас же с собой кружки! Мы барственно подходим к свободным автоматам, бросаем монетки и, не спеша, утоляем жажду. А через четыре дня:

Призывники, как табор дикий,

Плацкартный заняли вагон.

Лязг буферов, прощанья крики,

Куда-то вдаль поплыл перрон.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А поезд едет на Балхаш.

В начале следующей главы (а всего в моём мини-романе их было три, примерно по 20 строф в каждой) я не без злорадства описывал массу впечатлений, полученных мною в карантине. Получалась ну просто-таки неопубликованная (секретная) глава "Онегина":

Мы жизнь армейскую пытались

Понять, не думая о том,

И постепенно убеждались,

Что армия - большой дурдом.

Сейчас, мысленно перебирая эти сохранившиеся в памяти строки, я горько усмехаюсь. Это ТОГДА-ТО в армии был дурдом?! Нет, тогда в Армии был как раз порядок! Увы, всё познаётся в сравнении.

Фото 1

Автор сих строк в 1988-м и в 2003-м

Интересно, что один сержант, из любопытства заглянув в рукопись, тут же безошибочно узнал себя в некоем отрицательном персонаже (та строфа, кстати, заканчивалась словами: "И думал наш Сергей: "Свинья!"). Но не успел он возмутиться, как я умиротворил его железной логикой: поэма-то пишется о Серёге Громыхалове, а он одного с тобою призыва. Так что это никак не может быть о тебе.

А вообще-то в роте нам стало жить куда лучше, чем в карантине. Даже дышалось легче, потому что, в отличие от помещения карантина, часть стёкол из окон на время жары была выставлена.

На первом же своём вожденье

Балхаш увидел он вблизи.

Смотрел герой наш в упоенье

На берег в высохшей грязи...

Краснов Дм. в 1988 и 2008 гг [Краснов и др.]

Фото 2

а). 24 июля 1988 г. Рядовой Краснов (слева), прапорщик Илларионов и рядовой Пентегов, то есть я, в день присяги.

б). 2008 год. Директор ООО "Синапс" Дмитрий Краснов на фоне производимого его фирмой болотохода.

Найдите 10 отличий.

Да, вождение было самым приятным занятием. Но и другие виды занятий порой радовали неожиданным развлечением. Например, каждые полгода замполит роты выбирал из очередного призыва паренька попроще и побойчее и просил его найти на политической карте мира Республику ШКИД. И как же старательно эти пареньки искали её на всех материках по очереди!

Но вот пришла гнилая осень.

Сергей привыкнуть к ней не мог.

И только радовался очень,

Когда мог посетить "чипок".

Так звали чайную солдаты.

И удивлялся я когда-то

Названью странному тому,

Но привыкаешь ко всему.

А ещё я до конца жизни буду понимать под словом "озадачить" не "удивить", а "загрузить работой".

Встречу нового 1989 года замполит организовал поистине с царским размахом: в ленкомнате роты все стены вместе с окнами закрыли бумагой с нарисованными на ней украинскими пейзажами по мотивам "Ночи перед Рождеством", натянули подвесной потолок со звёздами из фольги, солдаты сбросились с получки по 3 рубля и на эти деньги был организован и накрыт "на центряке" (центральном проходе казармы) шикарный стол, естественно, без алкоголя. Была своими силами подготовлена программа художественной самодеятельности "в стиле КВН". Особенно запомнилось, как наши славяне, одетые "под Среднюю Азию", по бумажке пели народную песню на таджикском языке, а потом таджики, переодетые в украинцев, лихо выдали "Ты ж мени пидманула".

Я на этом вечере прочёл первую главу своего мини-романа (критические эпизоды начинались только во второй главе). Скажу не хвастаясь, понравилось многим. Но настоящая слава поэта пришла ко мне 23 февраля, когда на праздничном вечере в доме культуры "Спутник", куда привели весь полк, я прочитал свои шуточные вирши, посвящённые институтским товарищам. Это, кстати, явилось сюрпризом для нашего замполита, который оставил выбор репертуара на моё усмотрение. Не было в тех стихах, конечно же, ничего неприличного, но боюсь, они несколько нарушили торжественную строгость концерта. Последним по очереди было:

...Колотым ранам теперь

Тесно на скрюченном теле.

Он отбивался, но смерть

Радостно встретил в постели.

Он очень много грешил

(Все мы когда-то грешили).

И, значит, бог так решил,

Чтоб его бабы пришили.

и т.д.

И надо же было мне, не подумав, как раз после этого стихотворения завершить своё выступление классической фразой римских сенаторов: "Я кончил". Боюсь, что однополчане, мало знакомые с античной историей, приняли это за особо удачную шутку. Крики и овации не смолкали несколько минут! Вероятно, такого успеха не будет у меня уже никогда.

Кстати, в тот же вечер был снят с наряда по роте загрипповавший дневальный из нашего отделения, заменил его я, и солдаты, возвращаясь с ужина, невольно восклицали: "Ну надо же, уже в наряде! За стихи пострадал!"

Я, честно говоря, не пытался их переубедить.

А на "губу" я всё же попал, только намного позже, перед самым досрочным "студенческим" дембелем (если помните, весной 1989 года Верховный Совет СССР постановил не призывать студентов в армию, а летом того же года - досрочно демобилизовать тех, кто уже был призван). Я всего только шёл по городу и не отдал честь офицеру, стоявшему ко мне спиной. Это оказался патруль, солдатик, сопровождавший офицера, моментально "стуканул", и меня препроводили на гарнизонную гауптвахту.

В камере я сидел один. Стены были покрыты "шубой" из штукатурки, на которой писать что-либо бесполезно, а вот доски нар так и пестрели надписями. Немного поизучав их, я нашёл "родной Сибирский уголок" (детство моё прошло в Прибайкалье) - "Иркутск", "Братск" и "Усть-Илимск". Делом чести было добавить к ним название своего родного города, но чем писать? Отобрали даже шнурки! Но потом я вспомнил про эмблемки в петлицах, и, вынув одну из них, нацарапал усиками "Ангарск", после чего с удовлетворением заснул на голых досках.

Почти весь этот свой армейский год я не торопясь дописывал мини-роман в стихах. Доподготовка закончилась ещё осенью, Громыхалов давно уже не был моим непосредственным начальником, и окончание романа я писал совершенно бескорыстно. Поскольку всю биографию Серёги я изложил в 1-й главе, а все армейские порядки раскритиковал во 2-й, то в 3-й главе мне ничего не оставалось, как дать полную свободу фантазии. Вот и рождались строфы вроде этой:

Порою, бросив всю работу,

Он отправлялся на охоту.

Сайгаков резал на куски,

Со вкусом жарил шашлыки.

А иногда контрабандистов

Своим "КамАЗом" разгонял

И этим грозно объяснял,

Что против ихних каратистов

Нашли в Союзе свой приём -

Давить паршивцев колесом!

Но время шло, и во второй половине мая далёкого уже 89-го года прототип главного героя старший сержант Сергей Громыхалов ушёл на дембель. Солидный дембельский альбом он оформил заранее, а поэму о самом себе хотел аккуратно переписать в отдельный блокнот, но за суетой последних недель так и не собрался. Да и мудрено было успеть: ведь я поставил последнюю точку в романе от силы дней за пять до его фактического отъезда:

Строфа последняя осталась,

И третья кончится глава.

Какой восторг! Какая жалость!

Но вот последние слова:

Пришла весна, и наш Серёга

Домой отправился в дорогу.

Горел восторг в его глазах,

В прощальных, радостных слезах.

Весна вокруг цвела и пела,

И солнце жарило уже.

Бензином пахло в гараже.

"Гражданке" радовалось тело...

Серёга долг исполнил свой.

Был путь один теперь - домой!

А уже в августе был дома и я...

Фото 3

Кто сказал, что жизнь нас не закаляет?

Боец 6-й роты Сергей Ф. (на левом фото крайний справа)

с товарищами по оружию и он же 15 лет спустя

P.S. Сослуживцы по в/ч 28081! Если у кого сохранились хотя бы отрывки из моего мини-романа в стихах, черкните мне на адрес penta68@yandex.ru.

Дмитрий Пентегов

г. Моршанск Тамбовской области

Комментарии: 3, последний от 07/07/2008. © Copyright Пентегов Дмитрий Алексеевич (penta68@yandex.ru) Размещен: 27/07/2005, изменен: 05/04/2015. 15k. Статистика. Статья: Байки Бaйки автороты Иллюстрации/приложения: 3 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Как я служил в Приозёрске

Пентегов Дмитрий Алексеевич : другие произведения.

Армейская рукопись