К тому времени, когда меня наконец-то начали искать, я уже была мертва и покоилась в подвале своего собственного дома. Там было сыро и холодно, в нос лез ужасный запах плесени и гнили, а сверху на меня все время что-то капало. Отовсюду до моего слуха доносились странные шорохи, и от этого в душе становилось жутко. Сколько ни пыталась, я не могла ни пошевелиться, ни закричать. Плотное покрывало, превращенное убийцей в мертвецкий саван, туго окрутило мое тело, и даже если бы у меня оставались силы, выбраться из него мне бы вряд ли удалось.
Я не помню, сколько времени там провалялась, и кто меня в итоге нашел. Столь мелкие, незначительные детали напрочь стерлись из моей памяти, оставив после себя лишь смутные, бесформенные образы. Впрочем, я не имею ни малейшего желания вспоминать все это, не хочу, пусть даже мысленно, пережить снова то, что выпало на мою долю. Тогда, лежа в подвале, я достаточно передумала и сумела перестроить заново свой внутренний мир, заметно пошатнувшийся после сделанного мною неприятного открытия. В одночасье я перестала верить людям, полностью разочаровавшись в жизни. Впрочем, это длинная история...
ГЛАВА 1.
А началось все с обычного письма. Долгожданная суббота выдалась погожим деньком, солнце весело заглядывало в окна, поднимая настроение, и делать ничего не хотелось. Разве что завалиться на кровать и почитать что-нибудь интересное, отдохнув душой и телом. Пожалуй, будь я молодой, незамужней девушкой, я бы так и поступила, но у меня был муж, двое детей и масса обязанностей по дому. Тяжело вздохнув и отгоняя предательские мысли о том, что у меня сегодня выходной, я быстренько прибралась в комнатах и поплелась на кухню, где возни предстояло еще больше.
Намотав половую тряпку на швабру, я решительно отодвинула в сторону, насколько позволял гибкий резиновый шланг, газовую плиту и с немым ожесточением принялась тереть давно не мытый в том месте, где стояла плита, линолеум. Линолеум был старым, и отмываться не желал. Тогда я опустилась на колени и принялась оттирать грязь вручную. Вот тут-то кто-то и потянул меня за тапок. Я обмерла. Ну, думаю, точно, начались дожди, и к нам опять из больницы перебрались крысы (больница расположена напротив нашего дома - через дорогу). Озверели там с голодухи, вот и кидаются теперь на все, что движется. Однажды крыса уже пробежала по моей ноге, что вызвало немало неприятных ощущений (у меня, конечно). Вообще, ни крыс, ни тараканов, ни всяких других тварей я не боюсь, но швабру на всякий случай схватила и ожесточенно принялась тыкать ею во что-то мягкое.
- Мам, это же я! - Обиженно завопил Сережка, мой младший оболтус.
- Ох, извини, - отчаянно кряхтя, я кое-как, пятясь задом, выползла из-за плиты, - извини, но мне показалось, что это крыса хочет обглодать мою правую пятку, а она мне еще пригодится.
- Кто, крыса? - Изумился Сережка, на всякий случай отодвигаясь от меня подальше.
- Что ты говоришь? - Возмутилась я. - Конечно же пятка.
- А - а... - Разочарованно протянул Сережка. - Мам, тут тебе письмо пришло, - виноватым голосом произнес он, протягивая мне какую-то тряпку. - Из-за границы.
- Ты что, силой отобрал его у почтальона? - Поинтересовалась я, внимательно разглядывая тряпку. - И почему ты решил, что оно из-за границы?
- Там марки были не наши, просто я их оторвал.
- Там, наверное, и адрес был написан? Может, оно и не нам вовсе, - допытывалась я, мысленно прокручивая в уме всех возможных родственников и знакомых, кто мог бы написать нам из-за границы. Набралось таких немного, всего двое. Моя тетка, жившая в Польше, и приятель мужа, несколько лет назад перебравшийся с семьей в Германию. Но никто из них уже давно не писал нам. - Точно письмо нам было адресовано или ты опять все перепутал?
- Нам - нам, - успокоил меня сын, - можешь не сомневаться. Только мы, когда марки отклеили, стали их делить и немного подрались, а потом я еще и в лужу упал.
Эту его песню я слышала уже не раз.
- Если хочешь остаться живым, исчезни!
Сережка исчез мгновенно. Я грустно взглянула ему вслед, затем посмотрела на грязь за плитой. Уборка требовала продолжения, но разве могла я спокойно оттирать линолеум, зная, что на полке лежит чье-то письмо из-за границы. В конце концов, оно же не из Урюпинска. Я оказалась заинтригована настолько, что тут же отложила в сторону тряпку и, вооружившись терпением, принялась за изучение письма. Это оказалось весьма непростой задачей, так как оно не только было все заляпано грязью, но еще и прорвалось в нескольких местах. Изрядно попыхтев над письмом, я все же сумела понять, что оно было написано моей тетушкой, той самой, жившей в Польше. Содержание же ее послания так и осталось для меня загадкой, однако то обстоятельство, что тетушка жива - порадовало, так как я давно уже не получала от нее вестей.
Кто знает, прочитай я тогда злополучное письмо, возможно, всей этой истории и не было бы, но в тот момент, справедливо рассудив, что тут и опытный криминалист едва ли разберется, я бросила это безнадежное занятие и вообще думать забыла о письме. Но буквально через три дня история все-таки получила свое продолжение...
Продолжение явилось мне в виде телефонного звонка, прервавшего традиционный семейный ужин. Казенный голос важно сообщил, что звонок не только междугородний, но и международный, и убрался. Вместо него раздалось ужасное шипение, попискивание, похрюкивание и, наконец, прорвались звуки радио. Лишь потом, сквозь царившую в трубке какафонию донеслись какие-то странные слова:
- Ха...хе...хм...ма...ме
Наверняка, я бы еще долго стояла у телефона с видом полной идиотки, напряженно размышляя над смыслом услышанного, если бы мои думы не прервал знакомый голос:
- Халинка, моя дрога! Моя люба! Як ми миво! Ты чуешь мне!?
- Ой, тетя, здравствуй! - Радостно заорала я, больше радуясь тому, что в трубке, наконец-то, раздалась речь, чем-то напоминающая человеческую.
- Ты получила моего листа? - Мешая русские и польские слова, спросила тетушка.
- Что? - Не сразу поняла я. - Какой еще лист?
- Письмо получила? - Взбешенно прорычала в трубку старушка.
- Письмо? Конечно, получила, - честно призналась я.
- То добже. Но и как ты относишься к моему предложению?
Я понятия не имела, о каком предложении идет речь.
- Тетя, к твоему предложению я отношусь положительно, - беззастенчиво соврала я.
- О, добже! - В ее голосе наряду с нескрываемой радостью сквозило и некоторое удивление. - Так когда ты ко мне приедешь?
Стоп! - остановила я себя. Надо было срочно прояснить ситуацию, поскольку разговор явно уходил в неведомую мне область.
- Подожди, подожди, зачем я должна к тебе ехать?
- Так ты не читала моего листа?! - Обиженно фыркнула в трубку тетушка. - Вот и все твое отношение ко мне! Мало я для тебя сделала?! А ты даже письмо не удосужилась прочитать. Мне уже достаточно много лет, причем последние сорок из них я живу абсолютно одна, если ты еще об этом не забыла. Мне тяжело в одиночку управляться с хозяйством, ну, я же тебе писала! Так ты прочтела или нет?
- Да прочитала, прочитала, только не все поняла.
- И не забывай о моих кошках! - Вскрикнула тетушка.
Тут меня аж передернуло. К О Ш К И !!!... Об этих мерзких тварях стоит рассказать отдельно. Лет двадцать назад, когда умер мой отец, я, тогда еще незамужняя девушка, по приглашению ездила погостить в Польшу. И те две недели, что я там провела стали самыми кошмарными днями в моей жизни. А виной тому были именно кошки, которых тетушка просто обожала, и в доме ее их было превеликое множество. Знай я об этом раньше, ни за что на свете не поехала бы туда, ведь вся тяжесть по уходу за ними легла на мои хрупкие плечи. Днем, как заведенная, носилась я по всему дому, насквозь провонявшему рыбой и въедливым кошачьим духом: убирала, мыла, драила, расчесывала, кормила и Бог знает, что еще делала, но точно не отдыхала; вечерами варила кофе для тетушки и ее подруг, заходивших "на огонек" посудачить о соседях; ночами отбивала атаки местных ошалевших котов, с не меньшим трудом сдерживая рвущихся наружу тетушкиных кошек. Вернувшись на Родину, я зареклась возвращаться туда когда-либо. Поначалу мы с тетушкой вели оживленную переписку, но со временем я обзавелась семьей, и на письма тетушки стала отвечать нерегулярно. А вскоре наша переписка и вовсе оборвалась. И вот тебе сюрприз!
- По что молчишь? - Рассердилась где-то в Польше тетушка.
- Я тебя очень плохо слышу! - Что было мочи проорала я в трубку, и это было отчасти правдой. - Ты хочешь, чтобы я приехала, но не могу же я бросить семью, детей, мужа. К тому же я работаю.
И без того бурный ураган в трубке вдруг вырос до такой степени, что слабый старческий голос буквально потонул в нем. Тщетно пыталась я перекричать плотную завесу шума. С таким же успехом можно было выйти на улицу и попытаться докричаться вживую.
Я положила трубку и крепко задумалась. Интересно, что же все-таки хотела сказать мне тетушка? Зачем она просит меня приехать? Конечно, можно было бы попытаться самой позвонить ей, но затея эта была заранее обречена на провал. К тому же средств на такой звонок в нашем скромном семейном бюджете не было. Я педагог дополнительного образования, учу машинописи и рукоделию девочек разного возраста, а муж - инженер - после своего сокращения с завода, стал безработным и перебивался случайными заработками, выполняя для нерадивых студентов контрольные, курсовые и дипломные работы. Есть у меня еще и двое сыновей, но им работать пока рановато - пусть об учебе думают. Денис - старший - выпускник, учится в девятом классе, а Сережка перешел в четвертый, удивительно, как школа это выдержала.
Так и не найдя разумного ответа на свои вопросы, я решила посоветоваться с семьей, и вкратце пересказала им содержание беседы.
- Это родная сестра моего отца. Когда-то я уже была у нее в гостях, и она опять зовет меня к себе, - завершила я свой монолог.
- Надолго? - Поинтересовался мой муж, Виктор.
- Она не уточнила, но, думаю, недели на две.
- Мне кажется, двумя неделями ты не отделаешься, - возразил Денис.
- Она что, с приветом? - Спросил Виктор.
- Поймите, она же старенькая. Ей почти девяносто лет.
- А зачем она тебя зовет, у нее своих детей нет что ли?
- Нет, откуда будут дети, если первый муж сбежал от нее через месяц после свадьбы, а второй примерно через такой же срок помер? Ладно, не будем больше об этом. Идите есть, а то ужин совсем остынет.
Мужики поплелись доедать застывший ужин, а у меня в голове прочно засела одна невысказанная мысль. А что, если привезти ее к нам, сюда, в Карачев. Может, ей у нас так понравится, что она решит остаться тут до конца жизни. Продадим дом в Польше или сдадим его в аренду. Конечно, особо по хозяйству она мне не поможет, но могла бы проследить, чтобы у мальчиков были вовремя сделаны уроки, ужин иногда приготовить. А вечерами мы сидели бы с ней у телевизора, с удовольствием вытянув ноги, смотрели б сериалы и потихоньку делились последними новостями.
- Я не понимаю, что ты так туда рвешься? - Донесся из комнаты голос мужа. - Эта поездка принесет только лишние хлопоты и расходы.
- Напрасно ты так, - возразила я, возвращаясь в комнату и усаживаясь за стол, - моя тетя человек очень добрый и отзывчивый. Просто у нее немного не сложилась жизнь. Когда я гостила у нее, мы с ней часто говорили об этом. А до того о ней мне и отец немного рассказывал.
- Ой, мам, расскажи!
- Я только помню, что у отца было три сестры: старшая Сима, средняя Вера и младшая Люба. Война разбросала всю семью. В то время они жили на Украине, под Киевом. Мой отец служил в армии где-то под Москвой и только в конце войны узнал, что его родители и младшая сестра Люба погибли при бомбежке. Сима пропала, и след ее затерялся, а Вера ушла на фронт. Вот эта Вера и есть моя тетушка, которая вслед за наступающими войсками оказалась в Польше, где и вышла замуж за польского офицера. Там она и жила все это время, не оставляя надежды найти своих родственников. Сначала ей удалось отыскать отца. Тогда все друг друга искали, так что это было в порядке вещей. Она помнила номер части, где он служил, и отправила туда запрос. Отец давно уже служил в другом месте, но его отыскали и отослали тетушке его новый адрес. Отец написал ей, что родители и Люба погибли, а тетушка немного рассказала о Симе. Оказывается, Симу немцы угнали на работы в Германию. А потом следы ее отыскались в Канаде. Сестры даже стали переписываться. Пару раз, вроде бы, письма из Канады приходили и к нам, точно не помню. Отец всегда читал всю корреспонденцию сам и не любил обсуждать прочитанное с нами. В то время люди, у которых заграницей были родственники, находились на особом счету у соответствующих органов. Поэтому он особо с ними и не общался. А нам с сестрой было все равно, своих тетушек мы никогда и в глаза не видели. К тому же моя сестра, Мила, вовсе и не доводилась им родственницей. У нас были разные отцы. Отец взял мою мать в жены, когда у нее уже была десятилетняя дочь. И только после смерти отца, двадцать лет назад, тетушка снова начала нам писать и даже пригласила меня к себе в гости, ведь я, помимо канадской сестры, осталась единственной ее родственницей. Вот тогда я впервые ее и увидела.
- Все-таки интересно было бы узнать, как ей удалось выйти замуж за поляка? - Продолжил допрос Виктор.
- Не тетушка Вера, а пани Ванда. Она себя сама так называет, и от других требует. Как вышла замуж? Участвовала в освобождении Польши, каким-то образом нашла себе польского полковника Тадеуша Косецки. Если не ошибаюсь, именно так его и звали. Тетушка - женщина энергичная, окрутила его, хотя особенной красотой никогда не блистала. Долго полковник тягот семейной жизни выдержать не смог, через месяц сбежал, но тетушка всех уверяла, что Тадик отправился в Африку, где геройски и погиб. Был у нее и еще один муж. Только он тоже долго не смог ее терпеть - через месяц помер. Ее второй муж был американским бизнесменом. Она его на кладбище нашла, - открыла я родным страшную семейную тайну.
- На кладбище?! Подожди, она его выкопала что ли? - Сережка озадаченно тер лоб, а в его глазах с каждой минутой все больше и больше разгорался неподдельный интерес к моему рассказу.
- Никого она не выкапывала, он сам нашелся. - Заметив, что у Сережки от ужаса отпала челюсть, я поспешила его успокоить. - Тетушка просто повздыхала немного, да и решила еще разок замуж выйти.
- Погоди, а причем тут кладбище? Что она там делала?
- Как что? Оплакивала мужа, погибшего где - то в Африке. Она похоронила его выходной костюм, все как у людей, по высшему разряду. Об этом она мне сама рассказывала. А потом ей одна из подруг посоветовала на кладбище нового мужа поискать. Она, наверное, пошутила, но тетушка сей совет восприняла всерьез. К кому мужчина в возрасте может приходить на кладбище? К родителям, женам, детям... Раз навещает, значит - порядочный человек. Такого она и искала. И что самое удивительное - нашла. Ее второго мужа звали Анджей Щепиньский. Он жил в США, перебрался туда еще до войны. Потом отошел от дел и вернулся на родину, в Польшу. К тому же, вот уж стечение обстоятельств, в то время его первая жена была смертельно больна и доживала свои денечки. Стоило им только прибыть в Европу, как она умерла, и была похоронена как раз рядом с выходным костюмом мужа моей тетушки. Так тетушка его и нашла. Сам пан Анджей человеком был невзрачным: маленький, полный и ярко - рыжий. Совсем как тетушка. Только она тощая. Но, по ее словам, в нее он влюбился сразу.
- Ничего не понял, - с сосредоточенным видом пробормотал Денис, - значит, муж жены был похоронен на Родине, тетушка пошла на кладбище знакомиться с костюмом, а покойник был рыжим. Погоди, а кто же тогда был тощим? Второй муж первого, или наоборот?
- Да ну тебя, - досадливо отмахнулась я. - Так вот, однажды вечером пан Анджей основательно наклюкался, сел в машину и сиганул в какую-то пропасть...
- Слушай, а наследство твоей тетушке он оставил?
- Оставил. Только не знаю сколько. Если судить со стороны, то не скажу, чтобы она особо шиковала, но и не бедствовала.
- Так чего же мы ждем!? Надо ее срочно везти сюда.
- Мама, давай ее сюда привезем, - взмолился Сережка, - она мне приставку купит.
- Ага. А мне веник и новую половую тряпку, - добавила я. - Хотя, конечно, я была бы не против помощи с ее стороны. И за вами проследит, когда меня дома нет.
- Да ладно, - беззаботно махнул рукой Сережка, а я, глядя на него, в который уже раз подумала, как бы было хорошо, если б у нас дома жила бабушка...
ГЛАВА 2.
Тетушкин телефонный звонок меня порядком озадачил, поэтому я решила как можно быстрее расставить все точки над i и написать ей письмо. В ближайшее воскресенье, накормив мужиков и разогнав их по разным углам, я устроилась за письменным столом. Лист, лежавший передо мной, был девственно чист. "Начну сначала!" - оптимистично решила я, и ручка быстро запорхала по бумаге.
Часов через несколько мое произведение было готово. Оно представляло собой исписанный вдоль и поперек, несколько раз измятый и расправленный клочок бумаги с множеством вставок и переносов. Текстом я осталась довольна. Перечитывая его, сама едва не прослезилась от умиления, значит и тетушке должно понравиться. Наскоро переписав письмо, я сбегала на почту за конвертом и марками, а, отправив послание, вздохнула гораздо свободней. С тех пор прошло довольно много времени, а ответа от тетушки все не было...
Резкая трель телефона подняла меня среди ночи.
- Алло? - Сонным голосом отозвалась я в трубку.
- Халинка, то я! Естем тутай! Забери меня!
- Тетя? Это ты? - Удивилась я; сон с меня как рукой сняло.
- Я на вокзале. Хцелам зробить шурпрызу, але адрес запомняла. Тилько телефон и помню.
- На вокзале? - Ошеломленно переспросила я. - На каком вокзале? В Москве?
- Цо ты мувишь? Тутай естем, у вас в городе. Жду у входа, приезжай.
Голос тетушки сменили нудные гудки. Минут пять еще я приходила в себя, не осознав до конца, что произошло. Господи, да ведь она приехала! Свершилось то, о чем мы все думали в последнее время, правда, свершилось в полпятого утра, в ночь с воскресенья на понедельник, а мне к восьми на работу. Ничего себе будильничек!
Разбудить Виктора в полпятого утра было делом, пожалуй, более сложным, чем заставить Сережку вспомнить, куда делся его школьный дневник. Виктор неохотно открыл один глаз, выслушал, что я ему сказала, и захрапел. Пришлось будить снова. Во второй раз он все же поднялся, не спеша оделся и, отчаянно зевая по дороге, поплелся в гараж заводить машину. Я уже запирала входную дверь, когда раздался громогласный рык нашего "Запорожца". Казалось, все силы ада вырвались на свободу из его выхлопной трубы. Из жителей близлежащих кварталов не проснулись, наверное, лишь наши дети: они привычные. Где-то недалеко пропела милицейская сирена. Уж не к нам ли? Нет, проехали. Обошлось.
Виктор ждал меня в машине. Наш драндулет не был молод, но рвался в бой, и, едва я села внутрь, Виктор дал газ. Сидя на переднем сиденье, я тоскливо следила за дорогой по догорающим в темном ноябрьском небе звездам. За весь путь мы не проронили ни слова. Виктор продолжал зевать, невольно заражая этим и меня, и думал, видимо, о том, как бы успеть ухватить еще пару часиков сна. Я же размышляла о тетушке: интересно, как она выглядит сейчас, не изменился ли ее характер? Говорят, к старости у некоторых людей в организме вырабатывается избыток желчи, что пагубно влияет на характер. Будем надеяться, с тетушкой ничего подобного не случилось. Да и не могла она сильно измениться за те двадцать лет, что прошли с момента нашей последней встречи. И все же я волновалась.
Только подъехав к вокзалу, Виктор обнаружил, что забыл обуться: как вышел из дома в тапочках, так и... Короче, идти пришлось мне одной.
У входа никого не было. Я внимательно осмотрелась. Ничего похожего на тетушку. Немного подумав, я отправилась на перрон. Тоже никого. Заглянула в женский туалет, в зал ожидания. Тетушки нигде не было. Признаться, в тот момент я уже стала сомневаться, что слышала ее голос по телефону. Может, кто-то решил разыграть меня? Но ведь о тетушке никто, кроме нашей семьи не знал. А вдруг мне все это приснилось, и я вообще ни с кем по телефону не разговаривала. О Боже, если Виктор об этом узнает, он тут же меня задушит и поедет спать, и никакие жалкие оправдания меня тогда не спасут.
В то утро жить мне еще хотелось, поэтому тетушку надо было отыскать во что бы то ни стало. Я решила обратиться к стражам порядка, благо один из них мирно спал, сидя в пластиковом кресле зала ожидания и нежно обнимая при этом свою драгоценную дубинку. И за что они так любят эти дубинки? На лице милиционера отражалось небесное блаженство, так что я в первую минуту даже будить его не хотела. Лишь яркие образы Виктора с удавкой в руках и тетушки, лежащей где-то в заснеженной канаве подтолкнули меня к действию. Вздохнув поглубже, я слегка толкнула милиционера.
- Товарищ милиционер, проснитесь, пожалуйста!
- Что? Кого убили? - Спросил тот почему-то, недоуменно спросонья озираясь по сторонам.
- Не знаю, - честно ответила я. - Я ничего не видела.
- А кто видел? Надо срочно вызвать опергруппу, пока он не ушел!
- Кто не ушел? - Не поняла я.
- Убийца.
- Куда? - Опять не поняла я.
- Что куда?
- Куда убийца не ушел? - Корректно уточнила я вопрос.
Сержант застыл на месте, перестав тормошить свою рацию, и как-то странно на меня посмотрел.
- Вы что, издеваетесь надо мной!? - Догадался он, наконец, хотя я на самом деле над ним не издевалась. - Да я сейчас арестую вас!
- Не надо меня арестовывать, я еще никого не убила.
- Ага, - возликовал он, - значит собираетесь.
"Собираюсь, тебя", - зло подумала я, а вслух сказала.
- Ничего я не собираюсь. Я вообще здесь человека одного ищу.
- Ничего не понимаю, - сержант озадаченно поскреб в затылке, - вы сами хотите найти убийцу?
- Да нет же. Вот дался вам этот убийца.
- Тогда, выходит, вы решили найти жертву?
- Я решила найти свою тетушку. Она сегодня приехала и час назад позвонила мне домой с вокзала. Сказала, что будет ждать у входа. Я там смотрела - никого нет.
Тут лицо милиционера просияло.
- Стойте, ваша тетушка не из Польши случайно приехала? Ну, слава Богу, - расплылся он в широченной улыбке, - а то мы уж не знали, что и делать. Понимаете, задержали тут одну сумасшедшую, еле скрутили.
- За что задержали? - Встревожилась я не на шутку.
- А, пустяки, - махнул рукой сержант, - устроила на перроне драку, а потом заявила, что является гражданкой Польши. Так мы и не стали ее допрашивать, вдруг правда. Тогда международный скандал может выйти. Нам этого не надо. Она в отделении. Пойдемте, я провожу вас.
И мы пошли. Идти пришлось недолго: до ближайшей стены. Сержант ногой распахнул дверь в отделение, на которой почему-то висела табличка с надписью "Буфет" и заорал:
- Лешка, танцуй! Я тебе родственницу привел.
Отделение оказалось крохотной комнатушкой, комнатенкой даже. В ней едва умещался письменный стол и три стула, на одном из которых я и увидела то, что искала. Тетушка, закутанная в десятки, нет, в сотни шалей, с невообразимой шляпкой на голове, с которой свисало два общипанных страусиных пера, сидела, гордо вскинув голову. Да, она совсем не изменилась.
- Тетя, это я, - позвала я ее вполголоса.
Тетушка величественно повернула голову, и я с ужасом увидела огромные синяки на ее лице.
- Господи, тебя били?!
Тетушка, похоже, не поняла, о чем это я говорю.
- Нэт, это не его, эта она била, - донесся из угла жалобный голос.
Только сейчас я заметила, что в комнате, кроме нас с тетушкой, присутствует еще два человека: на стуле возле окна, сгорбившись, сидел пожилой грузин, с жалобной миной на физиономии прижимая ладонь к левой, густо заросшей темной щетиной, щеке. За письменным столом напротив двери сидел тот самый Лешка, что при моем появлении должен был танцевать. Маленький, худенький. И танцевать он не собирался, видно я его не вдохновила.
- Что вы сделали с моей тетей? - Строго спросила я у Лешки.
Сержант, что привел меня в отделение, оглушительно загоготал.
- Заткнись, Игорек! - Рявкнул на него Лешка, и тот послушно заткнулся.
- Ваша ... тетушка устроила грандиозный скандал, я бы даже сказал, драку, - объяснил Лешка таким тоном, что я сразу сообразила: драка для него была тяжелейшим преступлением.
- Драку? Она? Не смешите меня, ей же не двадцать лет.
- Вот именно. Два носильщика на перроне совершенно случайно столкнулись тележками. Вещи, естественно, упали и перемешались, а, как назло, среди них оказалось два абсолютно одинаковых чемодана. Один принадлежал вашей тетушке, другой - этому гражданину.
Лешка кивнул в сторону грузина. Тот поспешно встал и слегка мне поклонился.
- Казалось бы, что тут такого: просто открыли чемодан да и выяснили, где чей. Но ваша тетушка наотрез отказалась это делать. Несмотря на уговоры гражданина... как вас зовут, кстати?
- Вахо, - грустно отозвался грузин.
- Гражданин Вахо пытался уговорить ее решить все простым, мирным путем, но... Между ними произошла ссора, в ходе которой ваша тетушка спустила на потерпевшего кошку, которая и повредила ему лицо.
В доказательство Вахо отнял от щеки ладонь, и я увидела чудовищный, тянувшийся от уха до подбородка, порез.
- Мы не знаем, была ли кошка бешеной.
- Это бабка бешеный, - вставил свое слово Вахо.
- Помолчите, гражданин. Ваша тетушка заявила, что является гражданкой Польши, но паспорт предъявлять отказывается. Таким образом, мы оказались в трудном положении: если она врет, нам попадет за то, что мы сразу не проверили документы, с другой стороны, если мы проверим их и окажется, что она не врет, нам попадет еще больше.
- Международный скандал нам не нужен, - уверенно подтвердил стоявший позади меня Игорек.
- В знак протеста она говорит только по-польски. Может, вы нам поможете?
Помогу ли? Конечно, не могу же я торчать здесь вечно! Я подошла к тетушке. То, что я сначала приняла за два огромных синяка, при ближайшем рассмотрении оказалось всего лишь чудом макияжа. Мы нежно облобызались, и я спросила:
- Почему ты не хочешь говорить с ними по-русски?
- Они забрали мою Кшиську, пусть вернут.
- Отдайте кошку, - повернулась я к Лешке.
- Вы что, шутите? Да мы и не трогали ее, вдруг она бешеная.
- Вот видишь, они ее не забирали. Твоя Кшися сама удрала.
Тетушка недовольно хмыкнула и, вытащив из сумки небольшое зеркальце, принялась демонстративно пудрить нос. Увидев это, Лешка тяжко вздохнул и решил заняться ею вплотную.
- Ваше имя?
- Тетя, скажи ты им, а то мы до скончания века отсюда не уедем.
- Ладно, спрашивайте.
- Ваше полное имя.
- Ванда Щепиньска.
- Год рождения?
- Уродзилем се дзевентнастего пазьдзерника тыщенц дзевеньсот еденастэго року.
- Она говорит, что родилась девятнадцатого октября тысяча девятьсот одиннадцатого года, - послушно перевела я.
- Когда - когда? - Едва не поперхнулся за моей спиной Игорек.
- Так-так, хорошо. Цель вашего приезда?
- Она приехала погостить у меня, - ответила за нее я.
- Надолго?
- Килька мещенцы, - буркнула тетушка.
- Причем тут килька? - Не понял Игорек.
- Килька по-польски значит "несколько", - пояснила я. - Она говорит, что приехала на несколько месяцев, - добавила я, а у самой с ужасом промелькнуло в голове: "Несколько месяцев?!!!".
- Объясните, почему вы не желаете открыть свой чемодан?
- Нэ могу. А вдруг вы грабители и милиционерами только прикидываетесь? Я же не знаю, - затараторила тетушка, от волнения переходя на чистейший русский язык.
- А как нам прикажете поступить? Может, у вас там наркотики или взрывчатка какая. Может, вы еще до революции теракты устраивали, мы ведь тоже не знаем.
Минуту спустя Игорек взгромоздил на стол тяжеленный чемодан и открыл его. Признаюсь, содержимое поразило не только меня. Все мы остолбенели.
- Что это? - Пробормотал Лешка, отирая носовым платком со лба внезапно проступивший пот.
- Килька! - Восторженно воскликнул Игорек и оглушительно загоготал.
Я еще раз осторожно заглянула внутрь, по-прежнему не веря своим глазам: чемодан доверху был забит консервами с кошачьей едой!
- То для Кшиси, - насупившись, буркнула тетушка. - То на дрогу.
- На дорогу? Ты что, два года собиралась ехать?
Тетушка промолчала. Тем временем Лешка заполнил бумаги, и я заплатила "небольшой штрафчик", который небольшим никак не назовешь. Вместе с тетушкой мы закрыли чемодан и покинули отделение. За нашими спинами раздался дружный вздох облегчения.
Когда мы оказались на улице, тетушка бросилась от меня, что было ног. Еле волоча тяжеленный чемодан, я ринулась за ней вдогонку. Впрочем, без особого успеха - тетушка, несмотря на возраст, бегала как олимпийский чемпион. Нашла я ее на перроне. Тетушка стояла в круге света от единственного работающего фонаря и каким-то невероятно противным голосом звала кошку:
Тетушка кричала минут десять, ни в какую не желая покидать перрон без любимой твари. Наконец откуда-то раздалось столь же противное, как тетушкин зов, "Мя - а - а - у!", и, мгновение спустя, старушка уже обнимала такую же рыжую и тощую, как и сама, кошку.
- Все, пойдем. Виктор нас уже заждался.
Виктор грузил в багажник остальные тетушкины чемоданы и сумки. Очевидно, их привез расторопный носильщик. Тетушка думала иначе и завопила на всю привокзальную площадь:
- На помоц, ратуйте, мафия!
- Успокойся же ты, - не на шутку разозлилась я, - эта мафия - муж мой.
Тетушка с ужасом посмотрела на меня, но вопить перестала. С Виктором целоваться она отказалась, и пришлось запихивать ее в наш "горбатый" нецелованной. Виктор поспешно завел двигатель, и несколько минут спустя мы уже мчались домой.
ГЛАВА 3.
Едва переступив порог нашего дома, тетушка изъявила желание познакомиться с детьми. Пришлось мне брать ее за руку и вести в детскую. Дениса не было, наверное, успел уйти в школу, а Сережка спал под кроватью. Я взялась за края скинутого на пол сыном матраца и вытянула его на свет Божий. Сережка, открыв глаза и увидев перед собой два огромных синяка, отчаянно закричал.
- Серьожка, мивый! То я, баба Ванда!
Тетушка склонилась над ним и принялась щекотать его двумя руками.
- Знакомьтесь, - сказала я, - это Сережа, мой младший оболтус и лоботряс. А это твоя двоюродная бабушка Вера.
Сережка некоторое время молча созерцал вновь прибывшее в наш дом существо, затем захихикал:
- Бабушка, а ты подарки нам привезла?
- О, да, привезла, мой мивый, - тетушка энергично закивала головой, искоса поглядывая на меня.
- А какие? - Не унимался Сережка.
- Иди чистить зубы, - бодро скомандовала я, - вот почистишь, тогда и получишь свой подарок.
До сих пор слова о том, что надо делать уроки или чистить зубы Сережка воспринимал не иначе, как личное оскорбление, но сейчас помчался в ванную так, словно от этого зависела его дальнейшая судьба. Правда, выскочил оттуда буквально через минуту. Волосы его были мокрыми, но, глядя на грязевые потеки на его щеках, я поняла, что он практически и не умывался. Ну что с ним делать? Неисправимый ребенок! Тетушка тоже пожелала умыться с дороги. Я включила ей душ и поплелась на кухню готовить завтрак. Вскоре там появился и Виктор.
- Там кто-то в ванной заперся. Я здесь руки помою.
- Мой. Только по быстрому, мне вода нужна.
- И что только у нее в чемоданах? Тяжеленные, - пробормотал он, тщательно оттирая с мылом руки. - Я их пока в зале поставил.
- Если тебя это так интересует, то могу сказать, что находится в этих чемоданах. Нет, ты так не напрягайся, денег там нет, равно как и золота, и даже бриллиантов. Там всего лишь кошачья еда. В основном, в консервах.
- Что?! Во всех чемоданах?
- Не знаю, я только один видела. Причем не самый большой.
- Черт, они все такие тяжеленные, - печально промолвил мой муж.
Тетушка вышла через полчаса. Она немного поработала над собой, обновила макияж. Да и платье на ней было новое: синее в белый горошек, сшитое из крепдешина по моде сороковых годов, размера на три больше, чем надо. На груди оно было украшено огромным белым бантом, какого на нашей кухне как раз и недоставало. Слава богу, шляпки на ней не было.
- А вот и я, - воскликнула тетушка и улыбнулась, ожидая, очевидно, аплодисментов.
- Вот и хорошо, завтрак как раз готов, - ответила я за всех, - прошу за стол. А ты в ванную!
Сережка послушно ушел. Тетушка окинула стол критическим взглядом: разносолов, конечно, не было. Я только и успела сварганить омлет с остатками вчерашней картошки, еще была колбаса и сыр, тоже колбасный; нарезала хлеб, батон; выудила из холодильника остатки сливочного масла. Еще был целый чайник кипятка, немного заварки, сахара и кофе, чем Виктор не преминул воспользоваться. Заметив, что он кладет в свою чашку три чайные ложечки сахара, тетушка громко запротестовала:
- То не есть добже! Нельзя так много цукеру. Халинка. Ну цо то есть? Так нельзя ведь питаться! Вы плохо едите.
- Мы же не знали, что ты приедешь, а то бы подготовились. Если хочешь, я могу сейчас сходить в магазин и купить продуктов.
- Не, то не добже. Ты сколько хлеба дала? А масла? Не можна так кушать. Надо кушать мало, тогда жить будешь долго.
Сказав это, тетушка взяла самую большую чашку, всыпала туда солидную порцию растворимого кофе и не меньше сахара. Залив получившуюся смесь кипятком, она соорудила себе грандиозный бутерброд, и с аппетитом принялась уплетать омлет.
- Ты же сказала, что много есть вредно. - Беззлобно заметила я.
- Угу, то вам вредно, а я свое отжила, - тщательно пережевывая пищу, ответила она, - нам вшистко едно.
- Халинка, дрога, - пропела тетушка, прикончив бутерброд, - я ведь совсем забыла о подарках.
- Ой, тетя, не надо нам никаких подарков. Хотя, Сережке можешь купить что-нибудь. Шоколадку, например
- Но то добже! - Вмиг повеселела тетушка. - Ой, а где же моя Кшися? Витя, проше пана, там моя Кшися в ванной. Я ее мыла и оставила просохнуть. Принеси ее, она бардзо глодна. Еда в чемодане.
Взгляд, которым Виктор окинул меня, можно было с полной уверенностью назвать многозначительным. Вернулся он пару минут спустя, причем в одной руке у него была банка кошачьих консервов, а в другой мокрая кошка. Бедняга, на что она была похожа! Ее рыжая, в сухом виде, шерсть сейчас приняла некий буро-малиновый оттенок. С судорожно вытянутых лап и хвоста на пол стекала вода, а мордочка так заострилась, что сразу возникали мысленные аналогии с мумией фараоновой кошки.
- Кшися! - Нечеловеческим голосом заорала тетушка и, яростно вырвав несчастную облезлую кошку из рук опешившего от такого бурного проявления чувств Виктора, торопливо принялась вытирать ее кухонным полотенцем. Тут на пороге возник главный виновник случившегося. Кшиська, чья голова покорно торчала из вафельного полотенца, моментально оскалилась и злобно зашипела.
После завтрака мы разошлись. Сережка убежал в школу, Виктор тоже пошел по своим делам. Ну а я, предварительно позвонив на работу и сообщив, что не приду сегодня, повела тетушку на экскурсию по городу, с вернее, на центральный рынок, поскольку больше достопримечательностей у нас в городе нет.
Скоро одевшись, я терпеливо дожидалась тетушку в прихожей. Старушка не торопилась. Когда она появилась, закутанная все в те же тысячи шалей, с двумя новыми, ярко-синими синяками на лице, я едва сдержала улыбку. В руках она держала большую хозяйственную сетку, которую связала крючком сама в далекой молодости, и, модную когда-то, дамскую сумочку, из которой то и дело выглядывала мордочка Кшиськи. Дружно взявшись за руки и поддерживая друг друга, мы отправились на рынок. Он у нас небольшой, выполнен в масштабах города, но кое-что, особенно в выходные, на нем можно обнаружить. Увы, понедельник не относится к числу рыночных дней, и особого выбора у нас не было, но все равно тетушка долго ходила меж жалкого десятка лотков, скупо жавшихся вблизи входа-выхода. Все ей казалось недостаточно хорошим. Брезгливо трогая руками то одно, то другое, она недовольно ворчала, и, в конце концов, переругалась практически со всеми торговцами. Вскоре они, будто сговорившись, вместо того, чтобы сбросить немного цену, напротив, увеличивали ее, тщетно лелея в душе надежду, что зловредная бабка уберется прочь. Но тетушка была не из робкого десятка. Еще раз бодрой рысью пробежавшись вдоль прилавков, старушка все же сумела приобрести за бешеные деньги плэйер Денису, игровую приставку Сережке и сорочку Виктору. Потом она прикупила ему еще и галстук, хотя я и пыталась объяснить ей, что даже Виктор ни за что на свете не решится одеть, а тем более на работу, ярко-розовый в зеленую полоску галстук. Купив подарки и сходив в павильон за продуктами, мы благополучно отправились домой.
Я решила воспользоваться отсутствием мужиков и немного прибраться. Тетушка ходила за мной по пятам, надоедая всевозможными воспоминаниями, и упорно путалась у меня под ногами. Несколько раз даже падала, неловко цепляясь за шнур пылесоса, но тут же вскакивала и, как ни в чем не бывало, продолжала следовать моим маршрутом. Я терпела ее из последних сил, в душе надеясь, что энергичное поведение есть всего лишь реакция на незнакомую обстановку только что приехавшего человека. В конце концов, тетушке надоело слоняться по комнате без дела, и она загорелась мыслью помочь, ничего мне о своей гениальной идее не сообщив. Поэтому, когда тетушка исчезла из моего поля зрения, я облегченно вздохнула и не видела, как она сунулась в сервант, выудила оттуда наш лучший чайный сервиз и принялась тщательно протирать его. Старушка успела расколотить чашку и два блюдца прежде, чем я обернулась. В первый момент мне страсть как захотелось громко выругаться, но нельзя же кричать на гостей, тем более родственников, тем более в первый же день. Сунув расколотый сервиз поскорее в сервант, тетушка озабоченно взглянула в мою сторону. Я не выдержала и отвернулась, сделав вид, что для меня нет сейчас ничего важнее в жизни, чем пропылесосить тапочки мужа. Тетушка незаметно выскользнула из комнаты. Я так расстроилась, что совсем забыла об обеде. Кормить мужиков было нечем, так я им и сказала, когда они вернулись. Сережка с любопытством посмотрел на меня и спросил, не дохнут ли люди от кошачьих консервов. Я ответила, что не уверена, может и дохнут, и предложила им соорудить себе яичницу.
- Кто же так готовит?! - Донесся, спустя несколько минут, из кухни возбужденный старческий голос. - Ты что, не могла их научить готовить?
Тут уж и меня разобрало любопытство, ведь, насколько мне было известно, тетушка никогда не отличалась выдающимися кулинарными способностями. Я неслышно вошла на кухню. Тетушка, повязав поверх платья извлеченный откуда-то из недр ее чемоданов передник, орудовала у плиты, громко гремя сковородкой. Иногда она отрывалась от плиты и рыскала по моей кухне в поисках известных только ей одной ингридиентов столь изысканного деликатеса, как яичница, так и не удосужившись ни разу у меня спросить, где и что я держу. Старушка открывала-закрывала всевозможные ящички, заглядывала во все банки, то и дело совалась в холодильник, громко хлопая каждый раз дверцей. При этом она непрерывно что-то бормотала себе под нос и, наконец, запела. Но что это была за песня!
- Мам, а почему она воет? - Подвинувшись ко мне, спросил Сережка.
В ответ раздалось очередное старушкино "у-у-у...у-у-у!", прозвучавшее на одной низкой заунывной ноте. Сережка смотрел на нее влюбленными глазами. Видно, уже прикидывал в уме, каким образом можно использовать такой талант.
- Если мне не изменяет память, бабушка поет, когда у нее плохое настроение или что-нибудь болит.
- У меня уже болит, - заявил вполголоса Виктор, - у меня болят уши.
- Ох, какие вы все же вредные. Наша жизнь полна стрессов, и каждый снимает его по-своему: кто-то курит, кто-то кошку гладит, а кто-то поет.