Семёнов сидел в учреждении ОН-55/3 в Лыкошино, что неподалёку от Бологого.
В принципе, местечко неплохое - старая графская усадьба, прудик графский же, тихая до пронзительности русская природа. Лыкошино.
Правда, ничего этого Семёнов не видел, а видел лишь серенькие стены, синие одеяла на двухэтажных шконках, серый же деревянный забор и колючую проволоку, что отделяла дорожку, по которой время от времени прогуливался ДПНК, от собственно зоны.
ДПНК по этой дорожке прогуливаться было, собственно, нечего - достаточно дежурных караульных. Дежурному помощнику начальника колонии положено было сидеть в штабе и управлять сменой. Но хозяин - начальник зоны - был законник и передовик, а потому заставлял своих офицеров самолично обходить периметр, дабы... Дальше шли всякие правильные слова, вполне себе справедливые - только с одним недостатком: они были совершенно неважны. Обязал Хозяин ДПНК обходить периметр - и точка.
Впрочем, и этого Семёнов не знал, ибо не положено ему было знать тонкости внутриполитической ситуации в учреждении УС-6833, которое охраняло учреждение ОН-55/3. Но сиделось ему и без этих знаний вполне себе ничего. Работа была не пыльной: рукавицы рабочие и военные тачать - это тебе не кайлом в шахте орудовать.
А Семёнов знал, как это - кайлом в шахте. Сидел он не первый год, и даже не второй, и на прежней зоне потрудился славно на благо родной страны и города Краматорска, в частности.
Впрочем, это тоже пошло на пользу - кайло и шахта. Ибо благодаря им он заработал туберкулёз и был переведён сюда, фактически в санаторий. Где тебе и лечёба, и работа нетяжёлая, и воздух хороший, и питание... В общем, бывалые зэка и в Краматорске питание нахваливали, не находя никакого сравнения с магнитогорским или тем более с карагандинским, - но здесь кормили ещё лучше.
А главное - власти тут по уму распорядились: всех с открытой формой переводили в Красный Бор, километрах в пяти от этой зоны, где они благополучно и досиживали до свободы... или до номера на табличке, прибитой к колышку. Тоже здесь, на полпути от посёлка. Из Красного Бора, впрочем, чаще попадали под колышек: там располагался ещё и "особняк" для "тубиков", которых открытая форма не позволяла держать на обычных зонах особого режима. Говорили, правда, что в прежние времена, при Сталине, до таких глупостей не опускались, но раз при Хрущеве вошёл в моду социалистический гуманизм, то оно и к лучшему. Во всякому случае, Семёнову, "мужику", от этого точно лучше было: после перевода пары-тройки особо борзых воров в Красный Бор остальное "отрицалово" заметно присмирело. Потому как доказывай потом прокурору, что перевели тебя не на особый режим лечения, как значилось в бумагах, а на особый режим отсидки, как это оказывалось фактически. Пусть там для "особых" и отдельный барак был, за отдельным периметром, - но раз он был, то и всех остальных конвой хуже волков грыз.
И сидеть бы Семёнову себе тихо-спокойно, в уютном месте, но беда была - уж больно долго сидеть оставалось! 12 лет всего, 8 - ещё, и на УДО, в лучшем случае, - не раньше, чем через четыре... А жалко, лет-то! Там и украли-то всего ничего! Да и не украли - так, как все, жили. Просто, в отличие от других, не сунули кому надо, вот и запалились...
Нет, о побеге Семёнов не думал. Вернее, думал, и думал постоянно, но... не очень конкретно. В электрике он неплохо шарил, видел, что на периметре - не просто КСП и вышки с автоматчиками. На контрольно-следовой полосе какие-то дуры стоят - явно на прерывание излучения срабатывают. По забору кабель толстый идёт - это, точно, на противоудар работает. По забору, сверху, МЗП растянута. А там, за ним, ещё несколько рядов колючки, да под током...
На работы тут не выводят - значит, по ту сторону не окажешься. Один шанс - на машине как-то удрать. Но как? Собачки ведь там все нюхают! Солдатики осматривают. Да и хорошо осматривают - им ведь, солдатикам, тоже домой хочется, а не на твоё место. А домой солдатик съездит, если побег пресечёт. А ещё лучше - если зэка при этом пристрелит. Ему тогда и медальку дадут.
Так что не надо лучше с ними связываться, с солдатиками. Вон, в Краматорке трое дёрнули - через два дня их трупы на выходе в промзону выложили. В воспитательных, так сказать, целях...
* * *
- Ты, Калюжный, мне тут не ори! - Семёнов тоже поднял голос. - Тут вопрос политический! Ты же коммунист! Орденоносец! К Герою тебя представили! Партия тебя выдвигает в депутаты аж Верховного Совета! А ты кобенишься! Да за это, знаешь, что бывает! Вызовем на парткомиссию, не посмотрим, что директор передового совхоза!
- Да не могу я, Петрович! Не могу, пойми! - молил Калюжный. - У меня тут работа, дел, сам знаешь, полно! Семья, дети. Ну, начну я в эту Москву ездить. Сам же знаешь, как это у нас: пошёл в депутаты, начались встречи-собрания, пионэры всякие, совещания-заседания - и все, пошло прахом дело! Оно тебе-то нужно? Секретарю райкома? Ты ж тоже, смотри, на "Ленинском пути" нашем как вырос! Давно ль мы с тобой вместе под трактором на морозе лежали? А теперь - ты уважаемый человек, я уважаемый человек, район в передовых ходит. Тебе ж на завотдела в обком - прямая дорога! На хрена тебе этот риск?
Семёнов подошёл к маленькому столику, налил себе воды из графина. Глянул на портрет над столом.
И с размаху шарахнул по полированной поверхности кулаком с зажатым в нем стаканом. Вода, словно даже замедлившись, дугой проплыла путь над бумагами.
- А ты мне старым знакомством в глаза не тычь! - рявкнул секретарь. - Мне наложить, что мы там с тобой делали! Тут с тобой не я - тут с тобой Партия говорит! Тебе что, доверие партии - хвост собачий? Повертел, решил, что не нужно и бросил?! А партбилет на стол - не хочешь положить?! Да ты знаешь, на каком уровне такие решения принимаются! Это же обком! Да не простой - целинный! У них в ЦК дорога натоптанная! Наверняка уже там в отделе согласовали. А ты мне тут будешь финты крутить? Да мы на твоём отказе знаешь, как запалимся?..
Замолчал, тяжело дыша.
Калюжный тоже молчал, глядя в окно, за которым облака весело мяли друг друга в лучащемся покое неба.
- Я ж тебя тоже не как чужого выдвинул, - пробормотал осевший вдруг Семёнов. - Мы с тобой в паре помнишь, чего творили. В паре и дальше пойдём. Вплоть до Москвы...
Калюжный вздохнул. Поднял правое плечо, словно бы пожал им. Упёрся руками о колени, как будто собирался вставать. Но не встал, а лишь свесил голову.
По жёлтому паркету ползла муха. Сапоги грязные. На правой брючине след солидола. То ли масла машинного... Убить Сеньку, когда, гад, "козла" хотя бы перед дорогой в район чистить научится! Самого заставлю брюки стирать!
Улетела муха.
- Как бы нам с тобой...
Помолчал. Встал, подошёл к графину с водой, налил в оставшийся стакан.
Выпил медленно.
- Ладно, хер с ним, - сказал.
Муха забилась об стекло.
* * *
Майор Близнюк смахнул с фуражки изумрудные капли. Повесил мокрый плащ. Надо же, как льёт - пятьдесят метров от машины пробежал, а вон как замочило!
- Да садись, садись, - махнул он рукой.
Майор Волынов, его заместитель, улыбаясь, опустился за свой стол.
- Ну что, утвердили? - осведомился он.
- А ты как думал! - победно взглянул на него начальник. - У нас все чики-чики! Приказ на днях будет.
Волынов подскочил, вытянулся во фрунт.
- Разрешите поздравить, товарищ подполковник? У нас все готово!
Он открыл сейф, достал золотящуюся бутылку.
- Лично до Ленинграда отскакивал, самого лучшего достал! Кол-ломиец! Бегом сюда! Тащи лимон и конфеты!
Близнюк поморщился. Было приятно.
- Отставить, Волынов! Ты схренел? Кто ж за звание заранее пьёт?
- А мы не за звание, - растянуто-солидно произнёс зам. - Мы, товарищ подполковник, мы - за встречу!
Захорошело уже после второй. Коньяк действительно был отличным - в их глуши они все больше водочкой пробавлялись. Да и ту в Бологое завозили дрянную, калужскую. Если не ещё хуже - смоленскую.
И Близнюк сказал, выпуская наружу то, что распирало его всю дорогу из главка.
- Слышь, Антоныч... Помнишь, к нам сюда запросы приходили? На беглеца. Семёнов, десять лет назад отсюда ноги сделал?
- Ну, - отозвался Волынов. - Так нашли же его. С того и запросы...
Близнюк засмеялся довольно.
- А знаешь, как нашли?
- Ну...
- Вовремя найти-то надо было. А теперь в главке головы ломают, не знают, что и делать.
- А что? - налил ещё по одной Волынов.
- А тогдашнего хозяина не знают теперь, куда деть. То ли со службы вообще уволить, то ли, наоборот, повысить. За правильную воспитательную работу...
Волынов поперхнулся:
- Это как? Ты чего тут крутишь, Михалыч?
Начальник колонии расхохотался сыто, с удовольствием.
- Когда этот Семёнов побег сделал, его во всесоюзный объявили. А хозяина тогдашнего, за необеспечение и так далее, перевели куда-то там под Читу. Он там сейчас и служит.
Так вот... Знаешь, кто Семёнова этого вычислил? Ща охренеешь - "девятка" кагэбэшная!
- Это эти, охрана гослиц? - уточнил Волынов.
- Ну! Они самые. Ладно, слушай, только больше никому...
* * *
- ...И вот представляешь, Надюш, обнаружили побег только утром. Куда, что? - нет следов и точка! Собака до дороги довела. А дождь же был! И то чудо, что хоть так унюхала.
Короче, ориентировки ничего не дают. На дому не появлялся, у родственников нет. На всякий случай по воровским каналам прощупали - нету! Ну и... Вроде, забыли о нем.
А тут, значит, выдвигают депутатов в Верховный Совет. И среди всех там один передовик с целины. Председатель колхоза какого-то передового, орден "Знак почёта" у него, медали за трудовую доблесть. А начинал трактористом. Да! В партию вступил! Близнюк говорит: к Герою представляли!
И как они там его проверяли только, в Казахстане этом! Не, точно там советской власти нет!
Ну вот, а тут, значит, дела-то уже большие, высокие... Москва, Кремль, начальство. Дела все - в КГБ. Те смотрят: а что это у товарища Калюжного - а он себе на эту фамилию документы справил - с образованием перепутки какие-то? И по годам что-то, несоответствие есть...
В общем, Близнюк, конечно, сам подробностей не знает, но, говорит, начали в биографии товарища Калюжного, орденоносца, копаться - и выудили: а не имели ли вы, товарищ Калюжный, небольшой отсидочки по статеечке такой-то в учреждении ОН-55/3? И с чистой ли совестью вы на свободу вышли?
Тот и раскололся.
Близнюк говорит, в Москве и плач, и смех стоял. Не знали, что делать! Вроде, и зэк беглый - и герой труда настоящий! У него, если как у Калюжного, всё действительно чисто! Работал, как вол, не пил, нормы перевыполнял... Награды заслуженные! И куда его - досиживать обратно? К нам? - так он от туберкулёза там на степном воздухе сам излечился.
В общем, говорят, до ЦК дошло. И там порешили: делу этому огласку не придавать, мужика уж в зону не возвращать, считать, что честным трудом вину свою искупил...
Но уж и Героя соцтруда ему не дали. И в Верховный Совет, конечно, ни-ни!
Да...
Во люди дают!
А знаешь, Надюш, кто его в депутаты двинул, с чего все и открылось? Секретарь райкома по фамилии... догадаешься какой? Семёнов!
Сначала даже думали, что родственники. Но потом выяснили - нет, просто совпадение.
...Только ты, Надюш, это никому, слышь! ЦК, вишь, дело это требует не разглашать. Чтобы ни-ни, только между нами...
* * *
Последнее замечание, впрочем, было напрасным. Когда в Лыкошино, ещё лет через десять, тянули новые линии связи, меня, солдата, откомандировали туда.
Места там и в самом деле замечательные. И от воздуха захватывает дух.
И "особняк" в Красном бору все так же стоит. И в самом Лыкошино по-прежнему рукавицы шьют.
И с удовольствием рассказывают историю кандидата в члены Верховного Совета СССР, зэка-орденоносца Семёнова...