Эта история произошла со мной некогда в одно из моих пробуждений в вечернем часу. В то время я как раз был увлечен сравнением деревьева цвета с жабами, рыбных гор с плохими цветами, а цветов с деревьями в том что касается их геометрических размеров, и однажды полуднем, утопившись в томлении, окончательно задремал. Ни в чем не было ничего. Но в нужный момент я проснулся и увидел пространство и время. Я потянулся, и время потянулось в свою очередь вслед за мной за собой, в своей вновь обретенной гармонии временно оставив меня, предоставив думать мне про себя: я подлец, трус, мерзавец, вор, убийца, сноб, брат, книголюб, меломан, джентльмен, манофилофэн, неполноценен и недогедогонист, лентяй, ай-яй-яй, обидчив, дурак, эгоцентричен, нарциссист... болтлив. Утро вечера занудливо обещало всем и каждому быть прекрасным. Я вижу тот вечер, как если бы... ах, если б то было сейчас!...
Неожиданно - хотя, поскольку я ничего никогда не жду, ничего неожиданного не произошло - к скамейке, на которой я лежу, находясь во сне, подходит некто тип с тогда еще неизвестно каким, но удивительным голосом, и, не слишком хаотично стукнув лбом по воздуху (я ничего не имею в виду, хотя мне и показалось, что он мне кивнул), дарит моему уху и его моему слуху выговоренную отчетливо и мелодичную чрезвычайно, восхитительную в своей краткости и являющуюся речью, которая произвела на меня столь сильное впечатление, что я решил написать этот рассказ, и которую сейчас я, к сожалению, не могу припомнить. После чего пространство оборачивается вокруг него как фантик вокруг конфеты, и вот уже предо мной на другой улице другого дня другое я обращается ко мне:
- Позвольте представиться, наконец: незнакомец.
И все это не выходит за рамки апатии. Немного поразмыслив, я подумал, между прочим, что то, что я услышал, он что-то не говорил. Подбодрив себя мыслью о возобладании над абсолютным ничем возможности продолжения развития событий в гармонии и снова, я решил несколько разбавить обычное разнообразие одной привычной фразой, которую сам я считаю обалденно обыденной, и она считала бы так же, если бы вообще что-нибудь о чем-нибудь считала, дурашка, потому что я не упускаю ни одного случая прибегнуть к ней с тем, чтобы употребить по полной, как, что называется, говорится, программе и подтолкнуть застоявшиеся события к их прохождению согласно течению времени, но не упускаю я, конечно, лишь те, что действительно достойны явления в них случившимся подобной словесной красоты. Этот случай, возможно, к имеющимся в виду не относился, ну и что?
- Я это знаю, - к концу своей речи я прибывал в таком экзальтированном состоянии, в котором пребывая не cмог бы расслышать ответ, даже если бы мог, и услышал ответ только на мой ответ на этот ответ:
- Нет.
- Но ведь вы мой отец.
- И что с того?
- Вопрос не слишком тактичный по отношению к моему отцу и ко мне.
- Быть может, я бросил семью.
- Не думаю, что на это способен человек вроде вас.
- Это потому, что ты меня никогда не видел.
- Ну, это я вижу, что никогда не видел.
- Я тоже могу увидеть, - незнакомец полез в карман за зеркальцем, верно угадав внутренний левый нижний в моем костюме.
- Возьмите мое, - с опозданием предложил я и предположил, продолжив: - время от времени устраивать драку и не устраивать соседей или привязывать к себе одного - другого друга, но бросить семью - не ваш стиль, вы предпочтете изводить ближнего своего, оставляя его вместе с ним в непосредственной близости от себя самого.
Я говорил, а он время от времени удовлетворенно кивал, когда я долго молчал.
- И чем же ты занимаешь себя теперь?
- Я не доверяю вам, - отрезал я.
- А кроме того?
- Еще многим не доверяю, но это уже другим. Еще напрасно надеюсь, что вы оставили в нашем доме то, что там. Я об этом так думаю, что это - святое. И это все надо сохранить.
- Совершенно согласен... Я их продал.
- Я так и знал. Но, впрочем, я это знал.
Мы прогуливаемся по вместилищу нас, и я отмечаю:
- Взгляни на нас: настроение падает.
- Да, мы думали пасть, но - оставив настроение на высоте, а это оказалось невозможным.
- Быть - не моя стихия, - отметил он, когда вечер перешел в стадию разгара, закатывая солнце, и атмосферически ало обнял мерцающее в нем насдвоение.
- Стихая, стихая, - повторил я неточно, и мы все шли и шли.