Еще я помню девушку. Она... была прекрасна? Может быть, прекрасна. Отважна точно. Помню, как спала, прижавшись за пределами невинности и все же невинно... Мы были пьяны, спали поперек дивана впятером, одетые, она тихонько мне говорила, что мама может и не пустить ее домой. Семнадцать было мне, шестнадцать ей, и, кроме поцелуя (нелепого) я ничего не помнил... Пока не вспомнил все.
Еще я помню лестницу в ДК. Стояли вдоль перил, курили, в зале было слишком громко. Мне было девятнадцать? Не больше двадцати. Ему еще немногим больше, но штука в том, что он внезапно умер. Это был концерт в знак памяти. Чудная кличка "Шиза", две строчки ... "И вот идем поем, мы по Бродвею\\ Шляпу на глаза, жми на тормоза..." Я не уверен, что и тогда знал, что там дальше. Квартирник помню, музыки - ни-ни.
Еще я помню черную шинель. Мы были счастливы, ночуя на полу, почти как хиппи - но почти, поскольку могли уйти домой. Как звали ту, кого я этой шинелью укрывал, кого берег всю ночь? Не помню, хоть убей. Не только имени - лица не увидать, хоть закрывай глаза, хоть вовсе слепни. Не помню даже, я ли привел ее туда? Когда она ушла? И ведь не пили почти - но важно было что-то другое, чего теперь не вспомнить уже совсем никак. Тогда казалось, что эти разговоры - волшебное, большое и вообще... Что это жизнь. Плакаты на стене, какие? Почему-то запомнил Дору, музыки которой не знал ни до, ни после.
Еще я помню спор. Сидели.... на кухне? Я молчал - я был там младший, тихий, восхищенный - он говорил, что "продаваться" можно, что музыка - товар, что за возможность писаться в Мюнхене готов отдать... Не помню, что-то как бы важное. Он записался, конечно. Конечно, это ничего не значило.
Было что-то другое? Конечно, да. Конечно,эпизоды "про рок-н-рол" "на общем фоне жизни" теряются: там не хватает страсти, события, сюжета, волшебства. А что-то все же тихонько дергает в спине, когда, вдруг попадется на глаза... В кафе... На чьей-то тонкой руке... Замызганная фенька.