Аннотация: Урал - древнейшие горы, заброшенные штольни, неизведанные пещеры и... обитающие в них чудовища.
Может, конечно, всё дело в вечерних сумерках и типичной уральской погоде с её низкими серыми облаками и мерзким северо-восточным ветром, но это место выглядит мрачновато. Хотя, казалось бы, всё как обычно: река, по берегам - лес, левый берег пологий, правый - высокий, обрывистый. Наша стоянка на левом. А почти прямо против нас из стены леса торчит, как корма броненосца, скала. В скале - прямоугольная дыра. Это остатки старой штольни, в которую мы завтра планируем залезть. Если бы не это, ни за что не встали бы здесь на ночёвку.
Хочется курить. Хлопаю себя по карманам в поисках сигарет. Карманы набиты всякой туристической всячиной: складной нож, баллончик со средством от комаров, залитые парафином спички, зажигалка, паспорт, завёрнутый в полиэтилен... Ага, вот она, мятая пачка! Я закуриваю и смотрю на выражения лиц своих спутников. Ребята, похоже, испытывают сходные эмоции. Девчонки, Женя с Викой, кривятся, Даня скептически ухмыляется, Вадик кутается в куртку и время от времени, прищурившись, поглядывает на небо, гадая, пойдёт дождь или нет. Даже наш гид, пермский краевед Игорь Суслов, выглядит странно задумчивым, будто его что-то гнетёт.
Мы обустраиваем стоянку. Затаскиваем катамаран на берег, ставим палатки, мы с Данилой берём двуручную пилу и идём в лес за дровами. После непродолжительных поисков находим сухую берёзу. То, что надо!
- Слушай, Даня, - говорю я во время короткого перерыва на отдых. - Обратил внимание, что наш гид какой-то подозрительно молчаливый сегодня? Будто его тревожит что-то?
Даня хмыкает:
- Ну так, надо полагать! Учитывая, какое значение для него имеет это место!
- М-м... Что ты имеешь в виду? - ощущение, что приятель что-то недоговаривает.
- Да узнал я тут одну историю... Про него и про эту штольню, - говорит Данила. - Он мне её сам поведал, правда, просил не никому не рассказывать, поэтому, если что - ты ничего не знаешь. Ага?
- Само собой! Честное пионерское!
Даня улыбается:
- Мы с тобой пионерами уже не были... Ладно, слушай! Вот ты думаешь, мы просто так здесь остановились? Думаешь, штольня эта, в которую мы завтра собираемся, просто ещё один туристический объект? Не, тут всё сложнее! Игорь Игнатьич нас сюда неспроста привёл! Он тридцать лет назад всех друзей здесь потерял!
- Опа! - я поражён. - Как потерял? Погибли что ли? Сколько их было?
- В прямом смысле потерял. Пятеро их было, четверо без вести пропали... Ладно, давай берёзу пилить!
Мы берёмся за двуручную пилу, но работа не клеится, ибо во мне разбушевался бес любопытства. И я требую разъяснений.
- Ну, насколько я понял, дело было так, - рассказывает Даня. - В середине 80-х компания друзей-студентов пошла в поход (вот прям как мы). И Игнатьич наш, который тогда был просто Игорьком Сусловым, среди них. Только катамараны тогда были малодоступны, потому пошли пешком. Представляешь примерно, как это выглядело: брезентовая палатка, рюкзаки-колобки, консервы "Завтрак туриста", "Изгиб гитары жёлтой" по вечерам у костра и всё такое. Зашли они в одну деревню. (Помнишь, мы на берегу развалины видели? Километрах в трёх выше по течению? Так вот, это она.) Там один дедок им и рассказал, мол, недалеко есть штольня старинная, то ли строгановская, то ли демидовская, где в ХVIII веке медную руду добывали. Дескать, идти до неё всего ничего, и путь несложный - лесная тропа сама выведет. Ну, парни, разумеется, загорелись идеей штольню эту отыскать. И, представляешь, так вышло, что Игорьку ночью плохо стало - видать, стариковским самогоном злоупотребил... Короче, утром ребята без него пошли, пообещав к обеду вернуться. Да так и не вернулись. Ни к обеду, ни к ужину. Вообще. Искали, говорят, искали - ничего, ни одного тела. Как в воду канули! Тёмная история, в общем...
Мы снова пилим. Я обдумываю услышанное.
- Слушай, Дань, а как объяснили пропажу? Это ж не шутка: четверо туристов (а они ведь, наверное, не "чайники" были) пропали без следа!
Данила пожимает плечами:
- Не знаю, как объяснили... Про это Игнатьич не рассказал, а я не спрашивал - как-то неудобно было. Он лишь упомянул, что старик тот всё приговаривал, мол, их Белая Вдова себе взяла.
- Белая Вдова? - спрашиваю я. - Это ещё кто? Призрак какой-то, вроде Белого Спелеолога?
- Типа того. Хотя, скорее, не призрак, а подземный дух, вроде Хозяйки Медной горы. Фольклор местный, одним словом.
- А! - киваю я.
- Ты только при Игнатьиче про это не болтай, ладно? - ещё раз просит Данила.
Вскоре в центре нашей стоянки уже трещит и пышет жаром костёр, над ним висят котелки. А мы сидим вокруг, ожидая ужина из гречки с тушёнкой. Мы уже выпили по пятьдесят водки, и, хотя солнце село и вокруг темнота, на душе малость веселее, чем час назад.
- А покажу-ка я вам одну вещицу! - говорит вдруг наш гид с несколько преувеличенным оживлением, лезет во внутренний карман видавшей виды штормовки и достаёт небольшой, с пол-ладони, металлический предмет.
- Ой! - восклицает Вика. - Настоящая? Можно посмотреть?
- Конечно, - кивает Суслов. - Бронза.
Это бляшка пермского звериного стиля: узкое женское лицо, волосы развеваются во все стороны то ли как змеи Медузы Горгоны, то ли как осьминожьи щупальца, по бокам, в волосах - два паучка, а внизу - маленькая человеческая фигурка, очевидно, мужская. Мы передаём предмет из рук в руки.
- Откуда это у вас, Игорь Игнатьевич? - спрашиваю я.
- Здесь нашёл, - отвечает тот. - Под ногами звякнуло, нагнулся - она.
- Так вы уже здесь бывали? - спрашивает Вика.
- Естественно, бывал! - вклинивается Данила. - Если человек выступает в качестве гида, само собой, он знает эти места!
- Был, - кивает сам Суслов. - Правда, давно. Ещё в юности.
Мы с Даней переглядываемся.
Девочки рассматривают бронзовую бляшку.
- Что она означает? - спрашивает Женя.
- Хороший вопрос! - говорит краевед. - Ну, женщина в центре композиции - это, скорее всего, некое божество, богиня-мать. Пауки... м-м, предположим, они указывают на связь с Нижним миром. А маленький человечек внизу - это, несомненно, олицетворение среднего мира, мира людей...
- Ужин поспел! - вклинивается Данила. Краевед прерывает свой рассказ.
Мы раскладываем гречку по тарелкам и разливаем по кружкам водку. С горячей пищей водка идёт весьма хорошо. Болтаем обо всякой ерунде. Анекдоты рассказываем, случаи из студенческой жизни.
Потом переходим к чаю. У чая, заваренного в котелке, совсем иной вкус. Держу обеими руками кружку с горячей жидкостью, смотрю на нашего провожатого, пытаясь понять, что же он за человек. У него широкие скулы, чёрные прямые волосы, лишь слегка посеребрённые сединой, и глаза с прищуром, как у коренных народов Урала. Лицо изрезано морщинами, коричневое от загара. Я думаю, ему лет пятьдесят или чуть больше. На нём старая-престарая, выцветшая от солнца и многократных стирок штормовка, вылинявшие джинсы и резиновые сапоги с короткими голенищами. Готов спорить, что он не женат, а какие-то серьёзные отношения с противоположным полом, если и были, то в далёкой студенческой юности, потому что единственная его любовь - краеведение. По этой же самой причине он вряд ли выезжает за пределы Урала. Не потому, что не имеет средств, а потому, что ему просто неинтересно. Забавно, но в пермских турфирмах, специализирующихся на сплавах и походах, не слыхали про Игоря Суслова, то есть, с фирмами он не сотрудничает - сам себе хозяин. Данила, организуя сплав, на него случайно вышел.
- А хотите я вам про эту штольню легенду расскажу? - неожиданно спрашивает краевед. - Она вам понравится!
- Конечно, хотим! - одновременно говорят девчонки.
- Хотим, хотим! - вторим мы с Даней.
- Ну, слушайте! Случилась эта история почти два века назад, ещё при крепостном праве. Когда рабочие, добывавшие медную руду, долбили породу кирками, часть стены вдруг обрушилась и открыла вход в пещеру. Рабочие поначалу струсили - а ну как вообще всё обвалится?! - но любопытство взяло верх, решили они отверстие расширить да в пещеру заглянуть. Только начали вновь кирками махать, как из пещеры вышла женщина красоты неземной, вся в белом, аж светится. Крепостные признали в ней Хозяйку Подземного царства, перепугались пуще прежнего (а кто б не испугался?!) и убежали. Приказчик про то узнал, страшно, говорят, разозлился: рабочих велел выпороть и вновь отправить в штольню, пригрозив, что в следующий раз розгами дело не ограничится - прямо там, под землёй, в колодки закуёт. Однако ж, чтоб подобные инциденты не повторялись, отправил с ними попа, чтоб тот рудник святой водой покропил и языческих духов изгнал. Ну, батюшка обряд, как положено, совершает, молитву читает, водой кропит направо и налево... Мужики уже было приободрились, как вдруг из самых недр земли опять выходит та самая женщина. Стоит и смотрит гневно. Поп побледнел от страха, однако ж святой водой брызнул, крест перед собой выставил и молвит дрогнувшим голосом: "Изыди, нечистый дух!". А женщина усмехается: "О! - говорит. - Будет моим детям сегодня трапеза!"... Что было дальше - никому не ведомо. Живым-то никто не вернулся - обрушился потолок штольни и всех, включая батюшку, под собой похоронил. Да так, что, сколь ни искали, ни одного тела не нашли. Старые люди, впрочем, говорили, что бесполезно искать - Хозяйка всех в свои владения забрала. А ещё говорили, мол, трижды за сто лет Хозяйка выбирает себе супруга из земных мужчин, от которого рожает детей. Детки те не простые, едят исключительно людскую плоть. И своего человеческого отца они съедают, потому подземную женщину кличут также Белой Вдовой. Такая вот история!
"Ага! Вот и Белая Вдова нарисовалась!" - думаю я, а вслух говорю:
- Любопытная история!
- Да уж! - поддакивает Данила.
- Страшноватая, - говорит Женя.
- Полный трэш! - хмыкает Вадим. Он парень молчаливый, но обо всём имеет собственное мнение.
- Почему это? - спрашивает Суслов, немного обиженным голосом.
- Да потому что! - говорит Вадик. - Сами посудите, ведь бред сивой кобылы: подземная баба, раз в тридцать лет совокупляющаяся с обычными мужиками! Вот, блин, фантазия извращённая у наших предков была!
- У мифов своя логика! - дипломатично заявляет Игорь Игнатьевич.
Больше мы легенду не обсуждаем. Да и вообще, темы разговоров на сегодня исчерпаны. Съедена вся каша, выпиты вся водка и весь чай, дрова в костре превратились в угли, и мы расходимся по палаткам: я с Вадимом и Даней - в одну, девчонки - в другую, Игорь Игнатьевич спит отдельно. У него и палатка особая - самодельная, одноместная. Я забираюсь в свой спальник и через несколько минут засыпаю.
Новый день для нас начинается в восемь часов. Утро такое же холодное, пасмурное, ветреное и сырое, как и предыдущий вечер. Мы вылезаем из палаток, ёжась и кутаясь в одежду. От мысли, что надо идти к реке и умываться, просто бросает в дрожь.
На завтрак мы варим овсяную кашу со сгущённым молоком. И пьём кофе. Потом мы забираемся на катамаран, переправляемся на противоположный берег, берём фонарики (лично у меня - налобный, очень хороший, почти как у профессионалов: водонепроницаемый и ударопрочный, с ёмким аккумулятором) и отправляемся к цели нашего похода. Все мы прекрасно понимаем, что, скорее всего, нас не ждёт ничего необычного. Мы просто зайдём внутрь, сделаем селфи среди сырых каменных стен и будем потом показывать фото друзьям и подругам со словами: "А вот это мы в старинной штольне!"
Штольня как штольня: стены со следами обработки, ещё пока не исписанные любителями оставить свидетельство своего пребывания в данном месте в данный момент времени, спящие летучие мыши (прелестные создания, но девочки их боятся аж до визга). Наконец мы подходим к каменной стене. Мы дошли до конца. Можно фотографироваться (со вспышкой получится неплохо) и разворачиваться. Полагаю, больше ничего интересного мы тут не увидим.
Но луч фонаря высвечивает в стене дыру. Высотой примерно в половину человеческого роста, а шириной - при желании и толстяк пролезет. Дыра означает, что за штольней, там, в глубине, есть что-то ещё, некое пространство.
- Что это? - спрашиваю я.
- Пещера, - отвечает наш гид.
Я чувствую озноб, но не потому, что здесь холодно. Вдруг там, по ту сторону каменной стены, уже три десятка лет лежат тела молодых туристов, оказавшихся в каменном мешке и погибших от жажды и истощения? Лезть в пещеру у меня нет ни малейшего желания.
Первым лезет Суслов. Он, немного поколебавшись, суёт в отверстие голову и руку с фонариком, некоторое время осматривается, переносит сначала одну ногу через каменный барьер, потом другую и скрывается из вида. Мы немного нервничаем, но уже через пару секунд доносится голос:
- Ну же! Лезьте смелей!
Мы переглядываемся и устремляемся вслед за нашим проводником. За грудой камней - большая природная полость в виде изгибающегося и уходящего куда-то тоннеля.
- Твою ж мать! - говорит, озираясь, обычно немногословный Вадим. - Настоящая пещера! Откуда она?
Наш всезнающий краевед ничего не отвечает.
- Карстовая, наверное, - предполагает Данила. - Как Кунгурская.
В геологии из нас мало кто смыслит, поэтому нам нечего ему сказать.
- Помните легенду? - наконец подаёт голос Игорь Игнатьевич. - Никакой это не рудник, а самое настоящее капище. Храм, так сказать. И штольню эту не крепостные горнорабочие прорубили, а какой-то коренной народ. Те же вогулы, например. А русские, скорее всего, просто языческие изображения со стен стесали.
- Зачем вогулам долбить в скале тоннель? - удивляюсь я. - Как они узнали, что там, в глубине - пещера?
Краевед вновь молчит.
- Возможно, какой-то выход уже был, узкий, который они просто расширили, - говорит он после некоторой паузы. - А по поводу "зачем"... А зачем строят храмы? Почитать богов!
- Каких богов? Ту самую белую женщину? - спрашивает Женя.
- А хотя бы и её... - во мраке не видно, но я уверен, что Суслов бросает на девушку сердитый взгляд. Хе!... Неужто наш краевед суеверен?
- А ведь знаете что, ребятки? - говорит он, резко меняя тему. - Ведь пещеры-то этой ни в одном справочнике нет! Выходит, мы с вами - первооткрыватели.
Меня посещает нехорошая мысль. Первооткрыватели-то не мы, а те ребята - однокурсники Игоря Суслова. Ведь гипотетически (гипотетически!) они нашли эту пещеру - и сгинули в ней. А ещё возможно, что первооткрывателями были те самые заводские работники, что пытались изгнать горного духа крестом и молитвами, но и они сгинули (если, конечно, легенда имеет под собой какую-то реальную основу). Вот и выходит, что о пещере испокон веков знали лишь коренные пермяки, да и те тоже сгинули, только не в буквальном смысле, а исторически, как народ, не оставив после себя ничего, кроме бронзовых фигурок. Похоже, пещера-то не жаждет стать местом паломничества туристов.
- Ну что? Сходим, поглядим? - предлагает краевед.
У нас нет ни касок, ни вообще какого-либо серёзного снаряжения. Мы ж не спелеологи. Я с некоторой тревогой думаю о том, что случись беда - найдут не скоро (ну, может быть, по оставленным на противоположном берегу палаткам и рюкзакам догадаются, что мы здесь). И всё же в голосе Игоря Игнатьевича столько уверенности, что поневоле уверуешь в его походный опыт и чутьё, которые не дадут нам пропасть.
Мы гуськом движемся по тоннелю. Поворот - и лучи фонариков исчезают в непроглядной черноте. Мы в нерешительности замираем на пороге огромного - просто необъятного - подземного зала.
- Впереди обрыв, - буднично сообщает Суслов.
Я гляжу под ноги и убеждаюсь в его правоте: в паре-тройке метров впереди пол исчезает. Получается, что мы находимся на относительно узком карнизе, за которым простирается бездна. Из глубин бездны доносится какое-то шуршание - похоже, где-то там, далеко внизу, течёт ручей.
- А! Хре! Неть! - выдыхает Даня. Вадим молчит. Вика с Женей ошеломлённо ахают. Мне в голову, тесня друг друга, лезут сюжеты разных книг о гигантских подземных пространствах, от "Семи подземных королей" Волкова до "Плутонии" Обручева. Интересно, а здесь водятся динозавры или шестилапые звери?
- Ой, а это что? - спрашивает вдруг Вика. - Это сталактит такой?
Луч её фонарика упирается в некое сферическое образование, висящее совсем недалеко от обрыва. Мы дружно начинаем водить световыми конусами по поверхности этого объекта. Шар будто бы висит в воздухе, но это, конечно, только иллюзия. Оценить размер трудно, но, по-моему, не меньше пяти метров в диаметре. Белый и матовый, как чудовищный гриб-дождевик или как... даже не знаю что. Что-то неприятно-биологическое, если можно так выразиться.
Тут я понимаю, что шорох стал громче. Невидимый ручей теперь несёт свои воды ближе к нам? Я прислушиваюсь. Нет, это не похоже на шум воды. Совсем. Я даже не могу сказать, на что это похоже. Звук немного скребущий и в то же время шелестящий, словно большая многоножка ползёт по сухой газетной бумаге. Многоножка... бр-р!
- Эй! - говорю я. - Вы слышите?
Поначалу они не слышат ничего, даже моего вопроса - только собственное восторженное аханье первопроходцев. Тогда я повторяю свой вопрос. Наступает тишина, в которой приближающийся звук явственно различим.
- Что это? - риторически спрашивает Вика.
- Как будто сыплется что-то, - говорит Даня. - Может, пора сваливать, а? Как бы нас тут не завалило к чертям собачьим!...
Я поворачиваюсь к Игорю Игнатьевичу. Он стоит у самого выхода, повернувшись у нему спиной и напряжённо всматривается в темноту. Луч моего фонарика освещает его пермяцкий профиль, а он лишь слегка прищурился. Словно ждёт чего-то.
И тут из пропасти раздаётся женский голос.
Мне становится страшно. Потому что это по-настоящему жутко - услышать человеческий голос в кромешной тьме древней пещеры, где никого нет и быть не может.
- Ты пришёл ко мне, - говорит он.
Голос лишён каких-либо интонаций, так что даже нельзя понять, вопрос это или утверждение. Впрочем, размышлять о нюансах произношения хочется в самую последнюю очередь, потому что в следующую секунду перед нами появляется светящаяся фигура. Это женщина. Она либо совершенно обнажена, либо на ней одежда настолько облегающая, что виден каждый изгиб тела. Руки её согнуты в локтях и обращены ладонями к нам, а ноги слегка разведены, будто обхватывают круп невидимого коня. Она безупречна. Она похожа на античную статую, одновременно прекрасную и непристойную.
В иных обстоятельствах я бы замер от восхищения. Здесь же я замираю от ужаса. Потому что античные статуи не светятся в темноте, словно их покрыли фосфором, и не висят в воздухе сами по себе. Потому что глаза её непроницаемо черны, а в выражении лица нет ничего человеческого. Это Хозяйка пещеры, подземный дух, горный демон, божество Нижнего мира древних вогулов.
Она приближается. Мы стоим, оцепенев. Я вижу, как приоткрывается её рот, и из него доносятся те же слова:
- Ты пришёл ко мне.
- Да, - говорит Игорь Игнатьевич. - В последний раз.
В свете наших фонариков начинает вырисовываться что-то ещё. Что-то огромное и бесформенное позади Белой Дамы неспешно движется к нам. Какая-то невообразимая тварь.
Обе фигуры - светлая и тёмная - приближаются всё ближе, и в некий момент я понимаю, что монстр - один. Белая Дама - не более чем светящийся говорящий отросток, подобный тем, которыми хищные глубоководные рыбы принимают к себе жертв.
Мы не успеваем ни удивиться, ни испугаться, ни возмутиться. Опора под ногами перестаёт существовать, и мы падаем в тартарары. Я слышу крики ужаса. Один из них - мой собственный. Боже, какой у меня мерзкий визгливый голос! Впрочем, падение длится недолго. Я не успеваю подумать о смерти - что-то очень прочное и упругое подхватывает меня. Я пытаюсь пошевелиться и не могу: это "что-то" вдобавок ещё и невероятно липкое. Я лежу на спине и качаюсь, как на намазанном резиновым клеем батуте. Отвратительные ощущения! Пытаюсь высвободить правую руку, преодолевая сопротивления клея. Это мне удаётся, но подо мной нет твёрдой опоры, а потому я заваливаюсь на левую сторону и в результате запутываюсь ещё сильнее. В свете фонарика мне видно уходящее в тёмную бесконечность поле серебристых беспорядочно переплетённых нитей в палец толщиной. Поле колеблется и истошно голосит - это кричат и дёргаются мои друзья.
У меня не остаётся сомнений: мы - мошки в паутине гигантского паука. Я перестаю барахтаться, потому что с каждым движением только сильнее запутываюсь. Я вишу в позе распятого, лицом вверх. Конус электрического света, прежде чем рассеяться в черноте пещеры, позволяет разглядеть того, чьими пленниками мы стали. Оно и впрямь огромное, бесформенное, многоногое.
Теперь я вспоминаю, на что именно похож необычный белый шар, который все приняли за геологическое образование. Женя была права: он похож не на гриб-дождевик, а на паучий кокон или - да, на яйцо. Кстати, где он? Я немного, насколько мне позволяют липкие нити, поворачиваю голову вбок, так, чтобы на этот шар попал луч света. Надо же! Оказывается, поверхность сферы пришла в движение: то волнообразно вспучивается, то опадает. Почему-то меня это не изумляет и даже не особо пугает. Всё ж понятно - "паучата" хотят появиться на свет.
Замечаю, что вопли прекратились. Да и сам я странно спокоен. Просто потрясающе равнодушен. Жизнь не проносится у меня перед глазами. Я не печалюсь о том, что мне, скорее всего, уже никогда не увидеть солнечного света и неба над головой. Судьба моих приятелей меня тоже не волнует. Возможно, в паутине содержится какой-то транквилизатор, проникающий через кожу. А может, это спокойствие обречённого. Говорят, антилопы тоже поразительно спокойны, когда их начинают терзать львы.
Я гляжу на метаморфозы белой сферы и размышляю. Кто такой Игорь Игнатьевич? Обычный человек, случайно встретившийся с Хозяйкой пещеры, и вынужденно заключивший с ней некую гнусную сделку, как Голлум с Шелоб? Или же он давний и преданный жрец Существа? А его пропавшие друзья-студенты? Существовали ли они на самом деле? Наверное, да. Вот только никакого таинственного исчезновения не было - он просто скормил их Ей и Её выводку...
Оболочка кокона не выдерживает толчков изнутри. Я вижу, как она рвётся то в одном, то в другом месте, и в разрывы высовываются длинные чёрные беспорядочно изгибающиеся хлысты - конечности вылупляющихся детёнышей. Разрывы множатся, ширятся, сливаются и, наконец, превращаются в один. Из него, словно сухие горошины из стручка, прямо на нас валятся "паучата". Паутина сотрясается под тяжестью их тел. Двое нависают прямо надо мной. Теперь я могу разглядеть их как следует. У них округлые тела размером с большую тыкву, множество гибких, многосуставчатых щупалец и лица. Детские лица. Их можно было бы принять за лица настоящих детей, если бы не антрацитовые, совершенно не человеческие глаза. Жуткие глаза... И ещё в них есть что-то смутно знакомое, вот только не могу понять - что... По бокам тел торчат крохотные полусогнутые ручки, точь-в-точь как у новорождённых детей, но вблизи видно, что из ладоней торчат изогнутые шипы, несомненно ядовитые. Всё это очень похоже на то, как если бы некий маньяк-вивисектор вшил половинки детских тел в тела неведомых паукообразных тварей.
И тут я осознаю, что охватившее меня ледяное спокойствие нисколько не притупило способности соображать. Сожрать?! Меня?! А вот хрен! Нож? Вряд ли от него будет много прока. Но в правом кармане камуфляжных штанов - репеллент, а в нагрудном - зажигалка. Шанс невелик, но попробовать можно...
С трудом высвобождаю правую руку, достаю баллончик, зажигалку. Из-за сопротивления паутины кажется, что всё это занимает целую вечность. Сначала брызгаю ядовитой жидкостью в "паучат". Они жмурятся, кривятся, совсем как обиженные дети, и отскакивают. Я щёлкаю зажигалкой и превращаю струю репеллента в струю пламени. Паутина плавится, наполняет воздух тошнотворным запахом горелой органики, а я проваливаюсь вниз. Баллончик у меня новый, почти полный, хватит надолго. Меня охватывает странное чувство: я понимаю, что проваливаюсь всё глубже и глубже и что, скорее всего, у меня "билет в один конец", но это меня нисколько не пугает. Напротив, осознание того, что я сам, по своей воле, иду вниз, подобно Данте, спускающемуся к центру Ада, наполняет неизъяснимым восторгом.
Я не знаю, сколько длится моё "низвержение". В конце концов жидкость в баллончике заканчивается, "огнемёт" перестаёт работать, а я вновь повисаю в паутине спиной вниз.
О! Я слышу как откуда сверху и чуть сбоку доносится знакомый шорох. Нет сомнений - это Она. И вот уже я вижу боковым зрением Её светящийся силуэт.
- Ты умён! - слышу я. - У тебя есть воля к жизни.
Её речь по-прежнему безэмоциональна, но почему-то я не чувствую угрозы. Она совсем рядом, так, что теперь я могу разглядеть Её почти целиком (насколько позволяет густая тьма вокруг). Она одновременно чудовищна и прекрасна. Я был прав: Её тело греческой статуи, - всего лишь двигающийся и говорящий придаток на теле громадного многоногого существа. А, может, это невероятный симбиоз почти-человеческого существа и совсем нечеловеческого?...
- Обними меня! - говорит Она.
От Неё прямо-таки веет плотскими желаниями, исходят волны, противостоять которым я не в силах. Это очень странное, противоестественное чувство - дикая смесь ужаса, омерзения и вожделения. Что-то подобное должен был испытывать Беовульф при встрече с матерью Гренделя. Я подчиняюсь Её зову. У Неё гладкая тёплая кожа. Она обвивает меня ногами и руками, и мы устремляемся вверх.
Подъём сквозь слои тенёт кажется мне бесконечным. Время от времени сверху вниз проплывают длинные серые свёртки, покрытые древней пыльной паутиной, висящие с невообразимых времён. Я догадываюсь, что это такое... Но вот мы останавливаемся. Я осторожно поворачиваю голову и вижу (фонарик всё ещё светит!) пять таких же продолговатых свёртков, только свежих, ещё серебристых. Вокруг каждого из которых сгрудилось по полдюжины детёнышей. Они едят. Зрелище не из приятных, но почему-то оно настолько завораживает, что я не могу отвести глаз. Я смотрю на умиротворённые детские лица существ, пьющих жизненные соки из моих недавних спутников. И до меня вдруг доходит, что именно показалось мне знакомым в этих лицах - наверное, так выглядел в младенчестве наш гид, Игорь Суслов.
- ... ты дашь мне хороших детей! - слышу я.
... Я иду к свету, из Нижнего мира в Средний. Очень хочется курить, но сигарету я позволю, только дойдя до выхода из штольни. Вот он, в нескольких шагах - светлый прямоугольник, за которым небо, солнце, река и лес, которые я уже не надеялся увидеть вновь. Под ногой что-то звякает. Я нагибаюсь и подбираю небольшой плоский предмет - бронзовую бляшку: женщина, паучки и маленький человечек, цепляющийся за Её ноги. Я пока ещё не знаю, как буду объяснять исчезновение пятерых туристов во главе с гидом. И пока не придумал, чем буду заманивать сюда других. Но я что-нибудь придумаю. Обязательно.
Примечание:
*"Где тьма и добрых духов нет..." - строка из песни Евгения Банникова "Марш спелеологов": "Здесь тьма и добрых духов нет - Все добрые остались наверху. И лишь фонариков тусклый свет Меча остриём пронзает тьму"