Идеология толерантности в контексте философии "Другого"
(М. Хайдеггер и Э. Левинас).
Идеология толерантности претендует сегодня на место мировой ценностной системы, вытесняя традиционные ценности. Поэтому важно понимать истоки и механизмы проникновения идеологии толерантности в массовое сознание. Это является исследовательской проблемой данной статьи. Целью статьи выступает вскрытие ключевых значений толерантности и последствий ее продвижения как новой ценностной системы. Методологические основания исследования строятся на анализе философии "Другого" М. Хайдеггера, Э. Левинаса, как теоретического фундамента толерантности.
Европейская цивилизация стремительно меняет свой внутренний и внешний облик, оказывая влияние на остальной мир. Европейский человек стал Другим, пишет Хайдеггер, он изменил себе настоящему, и культура, созданная им, погибла. Произошла коренная трансформация культурного кода, ценностных ориентиров Европы. Появился новый тип человека и новая Европа, отрицающая себя прежнюю. Что являет собой новая Европа, что движет ее по новому пути? Мы полагаем, что ответ на этот вопрос лежит в плоскости пересечения философии "Другого" и идеологии толерантности, претендующей сегодня на место новой мировой ценностной системы, анализу чего и посвящена данная статья.
Однако, философия "Другого" Хайдеггера не только констатирует новое общество и новую Европу, но и, как мы предполагаем, является колоссальным по значению фактором воздействия на массовое сознание. Философия Хайдеггера, предваряющая эпоху информационного общества, может рассматриваться не только как проникновение в глубины европейского менталитета, но и как способ его перестройки. Но новая Европа - это Европа, созданная по желанию ее населения, или это некий искусственный конструкт, навязываемый обществу? Можно ли переделать народ, изменить его стержневые содержания, не погубив его? К чему ведет философия "Другого" - к тому, что истинные европейские ценности пробуждаются и освобождаются от навязанных им чуждых культурных идеалов и норм, или же, наоборот, обманутое население отказывается от самого себя? Для решения поставленной проблемы мы обратились к анализу идеологии толерантности, как современной технологии изменения массового сознания. Целью статьи выступает вскрытие ключевых значений толерантности и последствий ее продвижения. Мы доказываем, что философия "Другого" является философско-культурологическим фундаментом идеологии толерантности.
М. Хайдеггер и его последователь Э. Левинас вскрывают важнейшую для европейской ойкумены ось противостояния "Я - Другой". Ее исток Хайдеггер видит в противоположении языческой архаичной Европы, как истинной, и христианской Европы, как ложной. Это культурное противоречие до сих пор актуально для европейцев, что подтверждают и многочисленные культурологические исследования (М. Гимбутас, В. Шильд и др.). Наш анализ философии Хайдеггера показал, что в свете противопоставления "языческий - христианский" в европейской культуре сложились три формы отношений "Я - Другой". Эти формы последовательно возникали в разные исторические эпохи, но прежние не исчезали из культурной памяти, и составляли оппозицию новым, лидирующим. Это оппозиция "архаичное Я - Другой-соперник", ее преображение в "союз Я и других" в христианстве, и новая оппозиция "фрагментарное Я - Другой-посредник", которую поддерживает идеология толерантности.
1. Исторические формы отношений "Я - Другой"
1.1 Оппозиция "архаичное Я - Другой-соперник"
Я и Другой не хотят иметь ничего общего, кроме взаимной борьбы. Я есть то, что не есть Другой. Также Другой есть не-Я. "Ни обладание, ни членство, ни понятийное единство - ничто не связывает меня с другим. Отсутствие общего оте?чества превращает Другого в чужестранца; Чужестранец - это тот, кто вносит разлад в мое "у себя"". Чтобы понять, что есть Я, нужно отсечь все то, что им не является (Другого, не-Я). Я" можно понимать только в смысле необязывающего формального указания на что-то, что в конкретной феноменальной бытийной взаимосвязи разоблачится возможно как его "противоположность". Причем "не-Я" никак не означает тогда чего-то вроде сущего, которое сущностно лишено свойств "Я", но имеет в виду определенный способ бытия самого "Я", к примеру потерю себя".
Но чтобы осознать себя, Другой необходим, ибо его территория является границей твоего мира. Сущее "обнаружимо и определимо в самостоятельно раскрывающем прохождении через ближайше встречающее сущее". Единственный способ со-существования Я и Другого - борьба и поглощение соперника, что составляет смысл бытия. "Борьба...изначальна... Борьба набрасывает и развивает лишь неслыханное, доселе не-сказанное и не по-мысленное". Из этого следует: Я сознает себя посредством отграничения от других Я и метафизического Другого (Бога). Я тогда может обрести себя, когда очистится от присутствия и примеси в самом себе Другого. Но Я ускользает от себя, поскольку Я не отделимо от Другого.
С одной стороны, Я - "самотождественный", расширяющийся до пределов мира, стремящийся поглотить Другое. "Все здесь, передо мной, все принадлежит мне; все уже захвачено одновремен?но с занятием места, все схвачено". С другой стороны, Другой - необходимость самосознания Я: "в озабочении покоится забота об отличии от других". Поэтому со-бытие Я и других - необходимость, противоречащая устремлению Я расшириться до границ мира, ибо Я обречено искать себя в других. Это страдание - суть бытия. Другой есть иное по отношению к Я, тот, кем ты никогда не будешь владеть, твой вечный антагонист и соперник, претендующий на самое тебя. Поскольку эти отношения Я и Другого Хайдеггер мыслит как истинные для европейца, то мы делаем вывод, что оппозиция "архаичное Я - Другой-соперник" исконна для Европы. Действительно, данные образы пронизывают древние и средневековые памятники культуры германоязычных народов. Так, В. Шильд в исследовании древнегерманского божества Хольды отмечает борьбу людей за место рядом с божеством. Пред Хольдой невозможен союз людей, все они - соперники, ибо только одному будет даровано ее благоволение, а вместе с ним власть над судьбой и людьми.
1.2 "Союз Я и других" в христианстве
Коренное изменение отношений "Я - Другой" происходит с появлением христианства. В христианстве другой - твой ближний, строитель обще-жития, мира без границ, ибо это мир в Боге. Это не Я, стремящееся в борьбе с другими завоевать место рядом с языческим божеством, а Я, предстоящее Христу: "славословить Тебя хочет человек, частица созданий Твоих. Ты услаждаешь нас этим славословием, ибо Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в Тебе". В предстоянии исчезает соперничество между людьми, ибо настоящая борьба - это преодоление зла внутри себя, ибо "зло есть не что иное, как умаление добра, доходящего до полного своего исчезновения". Человек не видит в другом соперника, Бог примиряет их: "Блажен, кто любит Тебя, в Тебе друга и ради Тебя врага. Только тот не теряет ничего дорогого, кому все дороги в Том, Кого нельзя потерять". Христианство изменило ценностную парадигму германских народов, противопоставив эгоцентризму Я мир свободного самоосуществления людей в Боге. Полнота бытия раскрывается в личном подвиге следования добру, как Закону Божьему. В Боге человек обретает себя, тогда как без Бога он погружается в "нескончаемую сказку, сплошной обман, своим нечистым прикосновением развращавший наши умы, зудевшие желанием слушать".
С принятием христианства Европа получила возможность преодоления модели всепоглощающего одинокого Я, но так до сих пор и не смогла выбрать между ними. Та двойственность человека, которая мучила Блаженного Августина, не была преодолена в последующие эпохи. М. Бубер показывает ее новый виток: чем больше индивидуальное Я, слившееся с архаичным Я, отрицает союз с другими, тем больше оно теряет себя, "тем глубже опускается Я в нереальность". Тогда как "соприкасаясь с каждым Ты, мы смешиваем свое дыхание с дыханием Ты - дыханием вечности", ибо "каждое единичное Ты - прозрение вечного Ты". Похоже, что сегодня Европу захватило стремление к обособлению и отрицание Бога как того фундамента, на котором возможно единение.
1.3 "Фрагментарное Я - Другой-посредник"
Неразрешимое противостояние оппозиции "архаичное Я - Другой-соперник" и "союза Я и других" привело к возникновению посредника, регламентирующего поведение человека, избавляя его от нравственного выбора. Я становится фрагментарным, ибо в своих поступках оно придерживается готовых образцов, годных для одних ситуаций, но не применимых к другим. Хайдеггер полагает, что Я унифицировано, чуждо себе, произошло опустынивание бытия: "люди действуют в усредненности того, что подобает, что можно и должно сметь". Другой-посредник стал директивным искусственно созданным образцом человека, это иллюзия, детерминирующая его ценностную систему. "Каждый оказывается другой и никто не он сам. Человек становится никто".
Таково действительное состояние европейского Я, в чем нельзя не согласиться с Хайдеггером. Но следующий шаг его мысли заставляет задуматься: причину фрагментации Я он видит в идеалистической (учения Платона, Аристотеля, Гегеля) и христианской традиции. По мысли Хайдеггера, мир грез идеализма и христианства уводит от реального бытия. Христианство конституировало Другого-посредника, который поглотил Я. Но так ли это? Не христианство привело к торжеству Другого-посредника, а нежелание решать дилемму между благополучием лично-отдельного существования и служением Богу и ближним своим. Хайдеггер достоверно описывает явление, но, воспевая эгоцентризм, подменяет истинные причины ложными и выстраивает "дорожную карту" возвращения архаичного Я.
2. Возвращение архаичного Я и Другого-соперника
2.1 Восстановление границ Я-миров
В концепции архаичного Я мир разделен на соперничающие территории, границы которых самоценны. Точкой отсчета выступает Я-территория. Все, что не является ее владением - иное. "Бытие отграничено от иного и уже в этом отграничении имеет некую определенность", пишет Хайдеггер. Согласно принципу граничности определяется бытие.
Sein und Werden (бытие и становление). "То, что становится, еще не ecть. Тому, что есть, не нужно больше становиться". Все, что не Я-мир - становится, т.е. может стать частью Я-мира, но, покуда оно не его часть, его нет. Для сравнения, в идеализме сущее обретает бытие в становлении. Как идеальный мир раскрывает и познает себя в нисхождении в мир психофизический (свое инобытие), так и психофизический мир стремится к миру идеальному в процессе самопознания, - идеальное и психофизическое диалектически проникают друг в друга и так обретают бытие. Хайдеггерианская феноменология лишает мир всеобщего движения. Оно происходит только по граням столкновения застывших Я-территорий, подобно черным дырам втягивающих слабые миры. Движение мира зациклено на отдельные Я.
Sein und Schein (бытие и видимость). "Видимое есть нечто, время от времени возникающее и также быстротечно и неудержимо исчезающее по отношению к бытию как постоянному". Видимость противоположна кажимости: вещь кажет себя в мире из самой себя, тогда как видимость - это внешнее восприятие бытия вещи не из самой себя. Поскольку вещь не является частью меня, то она мне только видится. Поэтому видимое - это становящееся, что мелькает на границах, но не является Я-миром.
В проблеме кажимости Хайдеггер полемизирует с Платоном: "у Платона видимость объявлена пустой кажимостью и тем самым понижена в своем значении. Бытие как ιδέα тем самым сразу же перемещается наверх, в сверхчувственное место. Пропасть разверзается между сущим здесь, внизу, которое есть лишь видимость, и действительным бытием где-то там, вверху, та пропасть, в которой позже поселяется учение христианства, переосмыслив то, что внизу, как тварное, а то, что вверху - как Творца". О чем говорит Хайдеггер? Все, что есть в природе человека, может быть вещью-в-себе, любое проявление человека можно назвать кажимостью его природы. Так, если исходить из эгоизма и субъективизма, как типичной черты Западной цивилизации, то они и есть вещь-в-себе? Значит, внутри Я-мира царит вседозволенность: все, что мне угодно, дозволено. О чем говорит Платон? Мир - оттиск идей, но мир, видящий только их слепое преломление в психофизическом мире, заблуждается. Кто же мешает ему видеть идеи? Платон говорит о желании человека видеть или жить во тьме своего эгоцентризма.
Sein und Denken, (бытие и мышление): бытие получает "свое толкование, исходя из мышления". Мыслить о бытии могут только избранные. "Истина - не для каждого, а только для сильных". "Остальные блуждают в кругу собственного своемыслия и неразумия". Кто мыслит, тот правит миром (логос "имеет характер сквозного властвования"), тот богоборец (осуществляет "властодействие против сверхвластительного"). Бытие таково, как его мыслят сильнейшие, они направляют понимание бытия остальных и потому правят миром.
Мышление о бытии исходит из-себя-самого и не может опираться на данное из вне. Если мыслить общими категориями, то бытие перестанет быть моим, став всеобщим. Поэтому ιδέα Платона исключила свободу мысли, полагает Хайдеггер. "Расхождение логоса и φυσις (бытия) свершается", ибо "φυσις у Платона толкуется как ιδέα". Мышление из-себя-самого предполагает, что категории всеобщего созданы кем-то и навязаны остальным: идеализм создал Другого-посредника, регламентирующего Я. Поэтому Хайдеггер создает учение о пробуждении мышления, призванное преодолеть идеализм. Но и платонизм есть учение о пробуждении сознания, приобщении к живому знанию, "который должен быть раскрыт сам из себя". Имея общую интенцию свободного мышления, идеализм и онтология Хайдеггера противоположны в понимании мышления и бытия. В чем же разность?
Учение об идеях Платона включает в себя все известные методы философии, пишет А.Ф. Лосев. Каждый из методов выступает определенной ступенью восхождения к смыслу бытия. Категориями мышления на всех этапах выступают эйдос и идея, которые призваны раскрывать смыслы и консолидировать результаты познания. В наивном восприятии эйдос проявляет себя как чувственная структура вещи. На феноменологической ступени эйдос дает смысловую структуру вещи. Благодаря эйдосу становится возможным мыслить о вещи: оперировать отвлеченными содержаниями; выделить вещь из множества; получить "оформленность смыслового лика с точки зрения ее отличия от всякого иного лика". Это близко феноменологии Хайдеггера - поиск смысла бытия в сосредоточении на вещи-самой-по-себе, в выделении ее из множества других вещей и отражений. Только для Платона это один из этапов познания, а для Хайдеггера - основной: граничность как способ мышления и бытийствования. Абсолютизация феноменологического метода бесконечно множит единичные смыслы, каждый из которых претендует на первенство. Но невозможно понять вещь, исходя из ее отличий, ибо смысл раскрывается в созерцании ее целостности.
На пути к целостности мышления Платон достигает трансцедентальной ступени, намечая связь между чувственным и смысловым эйдосами в идее, сущности вещи. Но мир вещей противоположен миру смыслов: вещь как осуществленная идея инородна себе как вещи. Отсюда критика Хайдеггера: существование вещи игнорируется. Платон преодолевает противоречие бытия и инобытия на диалектической ступени в интуиции Единого. Эйдос "дан как живое самопротиворечие абсолютного одного", инобытие "оказывается включенным в самый эйдос и всецело отождествлено с ним". Погружаясь в инобытие, Одно воплощает свой образ в совокупном множестве тварных существ и миров, через них познает себя, видит себя и обретает целостность. "Но помыслим такое живое существо, которое объемлет все остальное живое по особям и родам как свои части, и решим, что оно-то и было тем образцом, которому более всего уподобляется космос: ведь как оно вмещает в себе все умопостигаемые живые существа, так космос дает в себе место нам и всем прочим видимым существам. Ведь бог, пожелавши возможно более уподобить мир прекраснейшему и вполне совершенному среди мыслимых предметов, устроил его как единое видимое живое существо, содержащее все сродные ему по природе живые существа в себе самом". Венчает "диалектическое здание" платоновской философии идея Блага. Проистекая из Единого, идея Блага снимает противоположение бытия и инобытия, полагая тварный мир единым целым, где каждое творение является необходимой вехой познания бытия. Соответственно, мысля о Благе, человек бытийствует. Бытие раскрывается в целостном диалектическом единстве частей мира. Идея не препятствует свободе мысли, наоборот, благодаря категориям идеи и эйдоса мышление становится возможным. Категории идеи и эйдоса непрерывно ведут мысль человека по ступеням познания и возводят к сосредоточию бытия - идее Блага, ибо любовь есть смысл бытия, и в любви человек обретает свободу.
Хайдеггер, останавливая восхождение по ступеням познания и отрицая идею Блага, прерывает мышление и обращает его в хаос. А.Г. Дугин пишет: Seyn-бытие есть "брешь, дыра, окно в бездну", оно "дает о себе знать через смерть, ужас, крайние формы риска, ощущение заброшенности (как падения)". Мышление, прерываясь, сталкивается с неизвестностью и неопределенностью, которой затем наполняется сам человек. В.И. Молчанов отмечает, что "неопределенным остается непосредственный предмет хайдеггеровского анализа - Dasein, т.е. мы сами, вращающиеся в усредненном понимании бытия".
Состояние неопределённости объяснимо Я-центризмом: все, что выходит за пределы моей территории, не существует. Гуссерль писал: "Хайдеггер транспонирует или поворачивает конститутивно феноменологическое прояснение всех регионов сущего и универсального, тотального региона мира в антропологическое. Вся проблематика есть перенос, (dem) Ego соответствует Dasein, etc. При этом все становится глубокомысленно неясным и философски теряет свою ценность". Познание бытия зацикливается на Я-способе бытия-в-мире, экзистенции, и критике того, что не принадлежит Я. В.И. Молчанов пишет: экзистенция Dasein характеризуется как способность "проходить сквозь, переступать, превышать и следовательно, "критиковать" любой вид сущего, или, иначе говоря, любой вид предметности в контексте социальной, политической и духовной жизни. Эта критика не является в своей основе концептуальной критикой. Эта критика - отказ, критика - неприятие, критика - очищение от любого "несобственного", критика - призыв: "Будь тем, что ты есть"... Хайдеггеровский критицизм выражает здесь не столько тенденцию экзистенциализма, подчеркивающую принципиальную необъективируемость человеческого бытия, сколько тенденцию нигилизма, устремляющегося к "переоценке всех ценностей".
Таким образом, Хайдеггер провозглашает архаичное Я, которое освобождает мышление человека, возвращая бытие. Под свободой Хайдеггер понимает тождество бытия и Ego, что есть на самом деле вседозволенность Я, произвольно отсекающего все то, что мешает его эгоизму. Под бытием - свободное само-осуществление, когда сильное Я покоряет и втягивает в себя других, диктуя им свои правила. Тканью бытия является война, в горниле которой исчезают всяческие нормы, так что человек всегда свободен от них. Лицо бытия есть Ничто, в войне эгоцентриков стираются все основания обще-жития, человеческого гуманизма и любви; на горизонте всегда ужас и одиночество побежденных и победителя. Так постепенно человек теряет себя (Я, очищая себя от другого, т.е. от общего с другими, от привязанности, любви, распадается на фрагменты), но не в силах измениться, ибо его мышление прервано. Все это ловкий обман, пестующий эгоизм европейца, его бюргерское счастье, позволяющий во имя своего Ego попирать принципы обще-жития, затем подбрасывающий уже закоренелому и обозленному эгоисту идею войны, и в итоге оглушающий его вечным ужасом и ничто так, что тот готов полностью подчиниться чужой воле и стать ее орудием - против Бога и человека.
Богоборчество. Хайдеггер переосмысляет Евангельское "азъ есмь": "Мы говорим: "я есмь". Подразумеваемое бытие каждый отсылает только к самому себе: мое бытие". Этим самым Хайдеггер утверждает, что каждый из нас имеет свое бытие, независимое от Бога, противостоящее ему. Ибо бытие раскрывается в борьбе с Богом и богами.
В христианстве бытие есть самоосуществление, раскрытие сущего во всей его полноте, и только в Боге сущее может раскрыть себя полностью. Ибо в Боге нет границ. Да, каждое Я имеет свою форму, свою территорию, но все признают, что каждое Я есть один из многих способов выражения и воплощения единого бытия, каждое Я есть один из способов стремления к абсолютной ценности и опредмечивания этого устремления. И в полноте этих свободных осуществлений раскрывается единое бытие. Его наличие дает основание общности и диалога между Я-мирами. Но всякое сущее может отказаться от единого для всех закона, потому что оно свободно в следовании ему, и в конечном итоге погрузиться в небытие как отрицание единого бытия, замкнувшись в своей гордыне. Тогда отдельный Я-мир претендует на место единого бытия. Поэтому постулирование доминанты лично-отдельного бытия Я базируется на богоборчестве. Это не приятие другого, не понимание его и не духовное его преобразование, это поглощение Я-миром другого, не имеющего с тобой точек соприкосновения Я-мира. Приятие противоположного здесь следует понимать как победу над соперником, чей мир уже твой.
Отказ от единого бытия ведет к бесконечному распадению самого Я, ибо охраняя свои границы, Я вынуждено очищать себя от примеси не-Я. Я "по отношению к себе есть иное". "Однако Я самотождественно перед лицом этой инаковости, оно спа?яно с самим собой", "я - это бытие, существование которого заключа?ется в самоидентификации, в обретении своей идентичности при любых обстоятельствах". Я не целостно, бесконечно фрагментарно, оно видит себя только в отражении других и в борьбе с Другим внутри себя самого. Но посредством обнаружения в себе не-Я, Я может вновь себя собрать. Это вечно собирающее себя Я, или Я, вечно распадающееся на множество автономных субъектов, каждый из которых стремится захватить лидерство в определении Я. Мир, другое Я, Я-в-мире - все это модусы Другого, абсолютной границы, только благодаря которой Я имеет шанс собраться, ибо у него нет другой точки отсчета. Но это занятие бессмысленно. Я целостно, и его не нужно защищать от агрессии Другого. Принимая абсолютные ценности, единые для всех, Я сохраняет себя, потому как эти ценности являются и его фундаментом. Тогда как, отрицая их, Я отрицает самое себя и распадается, усугубляя процесс распада культивированием своих собственных ценностей, которые, естественно, вступают в конфликт с ценностями другого, ибо исключить факт человеческого обще-жития невозможно.
Поэтому человек должен быть, но не может быть богоборцем. Он не может состязаться с Христом, не может стать ему равным, не потеряв при этом человеческий облик. Поскольку код богоборчества заставляет Я стремиться к Богу, бороться с которым человек не может, значит, Я стремится к ничто (ибо в Боге границ нет, а отсутствие границ - это ничто). Значит, Бог есть метафизический Другой, Другой-хитрец и Другой-ничто, носитель обманного идеального мира. Христианство уводит от "у себя", в ко?тором мы живем, к чуждому нам "вне-себя", в страну, чуждую "всей нашей природе", "где мы никогда не жили и куда нам никогда не попасть". Ибо европейское сознание обусловлено границами, каковые являются единственной его опорой. Бог как основа целостности Я, единого общего бытия, отвергнут. Поэтому разрушение христианства, как единого бытия, является по Хайдеггеру этапом преодоления опустынивания бытия, когда каждое Я обладает собственным бытием и собственным категорическим императивом.
Борьба с Богом делает Я равным Богу. Сильное Я стремится занять место Бога в душах людей. Я стремится стать Богом, затянув его в свою воронку. Но как можно присвоить то, что не имеет границ? Ничто окружает и проникает в Я-мир. Так прерывается мышление: как только Я выходит за пределы себя, оно оказывается в ничто, о ничто невозможно мыслить. Новая философия обманывает человека, освобождая его от Бога и бросая в неопределенность, непроницаемость мрака. Тогда как в Боге, в полноте свободного раскрытия и диалога существ, раскрывается бытие. Но всякое творение свободно в своей воле, и может, замкнувшись в гордыне, претендовать на место Бога. Поэтому лично-отдельное бытие отрицает Бога.
Человекоборчество. Это преодоление Другого как онтического отражения метафизического Другого (Бога). Стремясь найти границы своего пространства и тем самым осознать себя, Я стремится к другим Я. Но и они не знают себя, их совокупность есть онтический Другой - отражение в земном существовании метафизического Другого-ничто, Другого-хитреца. Я по-прежнему тянется к другим - соперникам, другим - хранителям его границ, но ни границ, ни соперников нет, и Я обречено не найти себя. Левинас это устремление называет любовью - желанием, влечением Я к другому, что есть рациональное обоснование потребности Я в другом. Другой не может быть близким и родным, поэтому любовь - это потребность в соперничестве. Но она обречена в рамках христианской цивилизации, по мысли Левинаса, быть желанием "без удовлетворения", желанием, "которое буквально своей кожей ощуща?ет удаленность Другого, его инаковость и пребывание вовне".
Христианская мораль духовно преображает человека, он отказывается от себя архаичного. С точки зрения архаичного кода культуры - это измена. Именно так мыслит Хайдеггер: создав принципы обще-жития, Я потеряло отличие от других, оно поделило свое пространство с другими и стало Другим: "В той принадлежащей к событию дистанции однако заложено: присутствие как повседневное бытие с другими оказывается на посылках у других. Не оно само есть, другие отняли у него бытие. Прихоть других распоряжается повседневными бытийными возможностями присутствия. Эти другие притом не определенные другие. Напротив, любой другой может их представлять. Единственно решает незаметное, присутствием как событием невзначай уже принятое господство других. Человек сам принадлежит к другим и упрочивает их власть". Это стало возможным через создание посредника - коллективного "мы", который сообщает "общности общее", пишет Левинас. Интересно, что этот посредник с точки зрения христианства есть общий закон и абсолютная ценность, дающая основания для диалога между людьми. Но для архаичного Я следование не своим мотивам и целям, а некоему общему Благу - саморазрушение.
Посредник уничтожает дух, пишет Хайдеггер. Это "равенство равнодушной посредственности", "зияние пустоты", натиск разрушения духовности, "что мы называем демонизмом", "обессиление духа в смысле лжетолкования его". Тогда как "дух есть настроенная на изначальность сознательная решимость к сущности бытия", "Дух есть полномочие мощи сущего". Но каков этот Дух? Это не Святой Дух христианства, это Дух войны и трагедии, и действительно, два этих понимания Духа борются между собой в сознании человека Западной цивилизации.
Итак, преодоление метафизического Другого ведет к преодолению онтического Другого, ибо они - два основания христианского общежития, когда человек в своем предстоянии перед Богом живет ради других людей. Разрушение этих оснований ведет к архаизации человека, а именно, к отказу от достижений христианской цивилизации, от этико-моральных ее оснований. Архаизация здесь есть возвращение к начальной точке старта культуры, в доисторию человеческого прошлого, дабы, по мысли Хайдеггера, пустить новое будущее человечества по другому пути, не по пути христианской цивилизации.
Борьба с Богом переходит в войну с людьми: Я вытравливает из себя все то, что связывает его с другими - основы обще-жития. Ибо, признав Бога, Я поделило свое пространство с другими и стало Другим, полагает Хайдеггер. Другие - это те, кто несет в себе идею Бога, и влияет на тебя. Но для архаичного Я служение не своим целям, а общему Благу - саморазрушение. Чтобы отстоять свое лично-отдельное бытие, Я очищает себя от других снаружи и внутри себя, мыслят Хайдеггер и Левинас. Но другой не устраним, это вечно собирающее себя Я, и Я, вечно распадающееся на множество автономных субъектов, каждый из которых стремится захватить лидерство. Но это желание собраться не удовлетворимо.
Архаизация человека. Это последняя стадия преодоления опустынивания бытия. Она завершает последовательное переворачивание понимания Другого: от Другого - врага, соперника Я (вражда территорий); Другого - как единообразия всех Я и как средства затухания их борьбы за территории; к Другому как Иному, отрекающемуся от христианской цивилизации, именно этот Другой способен, по мысли Хайдеггера, разорвать порочную цепь торжества Другого над Я.
Архаизация человека осуществляется через отрицание абсолютного добра, как основоположения христианской этики. Теперь добро субъективно, это то, что выгодно мне, мой личный интерес, мое пространство. Все то же, но для другого, для меня - зло. Ведь "ценностнонагруженные" вещи всего лишь надстройка над природными вещами, единственно существующими, и которыми прежде всего является человек. Поэтому "самотождественное, полагая себя как эгоизм" , стремится к трансцендентальному одиночеству, к расширению себя до границ мира.
В христианской этике носителем абсолютной ценности выступает божественная личность, в предстоянии которой человек припоминает в самом себе мировой закон Блага. Поэтому христианское бытие личностно, оно дает ответ на вопрос, оно выражает к тебе свое отношение, оно пробуждает в тебе личность. Человек больше не одинок в мире, ибо мир показывает ему свое одухотворенное лицо. Отрицание абсолютной ценности ведет к отрицанию божественной личности, и личностности бытия. По Левинасу, бытие - "факт безлич?ного наличия". Безличное бытие - это ничто, ("das Sein ist das Nichts"), это оставленные без ответа вопросы, это обреченный человек, плутающий в лабиринтах своего мышления о мире, пугающийся своих страхов, трагичное существо, не знающее любви и заботы других, которых он отверг, которых он перестал понимать. Поэтому бытие человека (присутствие) стремится, как пишет Левинас, к экстазу, устремленному к концу, ибо существование человека трагично. Страх бытия, ужас бытия столь же изначальны, как и страх смерти. "Страх небытия соиз?мерим лишь с нашей вовлеченностью в бытие. Существование трагично само по себе, а не из-за своей конечности. Смерть - не разрешение тра?гизма".
Поскольку абсолютные ценности заменяются на ценности-для-меня, это ведет к потере диалога между людьми, атомизации общества и личности. Стремясь быть ничем не обязанным Другому, "отдельное бытие утверждает свою независимость", наслаждаясь счастьем, обретая самость, которые проистекают только из самого Я, и более не из кого. И эта независимость "реализуется в полноте экономического существования". Независимость от чего? - от всего мира, от других людей, от выработанных коллективных норм и ценностей. "Атеистическая независимость отдельного бытия" Левинаса - дальнейшее развитие идей Хайдеггера: опустыненный мир становится отдельным бытием экономического существования, реализации желания к наслаждению. Архаичный дазайн Хайдеггера, лишенный божественного лика и одухотворенного лица бытия, изгнавший идеальное, замыкается в самом себе. И так обретает свободу, ибо только "свободные существа могут быть чужими по отношению друг к другу".
Поскольку существа атомарны, и диалог для них невозможен, единственный способ их со-существования, отражающий такое понимание бытия, есть война Я с другими за право вместить в себя всех и обрести себя. Отсутствие общего основания в виде абсолютных ценностей полагает, что мир исходит не из Порядка, "в котором существуют самотождественные истины и выстраиваются иерархии, а из Хаоса, где пульсирует изменчивая жизнь, где вместо слов и вещей мы находим следы, а познание превращается в различение из-за невозможности найти и фиксировать окончательное значение".
Итак, возвращение человека к бытию, или архаизация человека по Хайдеггеру, возможно через принятие того, что отрицает христианская этика: безличностность, страх и ужас бытия, отрицание морального императива, атомарность, войну, вседозволенность Я-мира, свободное субъективное конституирование добра и зла, и другое. Поскольку христианской этикой пронизана вся культура Западной цивилизации, то нужно снять покровы культуры и традиций, оголить самое человека, это и будет чистый человек, как феномен - нечто "себя-так-само-по-себе-кажущее". Это то, что "принадлежит к способу выявления и экспликации" через "изначальное" и "интуитивное" схватывание. Я толкует себя из самого себя и в соответствии с этим толкованием живет и действует, что и составляет его истинное бытие. Любые другие толкования Я и бытия не есть его толкования, они мешают Я быть, заслоняя его от себя. Отсюда Хайдеггер намечает две точки движения к бытию: освобождение от всяческих культурных, религиозных покровов в следовании внутреннему зову Я как действительному направлению поиска бытия; и как образец чистого Я, феномена Я - архаичный человек: человек до культуры и вне культуры, еще не облаченный в ее покровы, и не спрятавший в ней и за ней самого себя: "ориентация анализа присутствия на "жизнь первобытных народов", поскольку "первобытные феномены часто менее скрыты и усложнены каким-то уже далеко зашедшим самотолкованием соотв. присутствия". В этом сосредоточено отрицание Хайдеггером культуры и истории, и призыв построить новую историю, начав ее с самого начала и идя другим путем.
Основанием нового пути человечества выступает концепция нового Другого - архаичного человека, человека до- и вне- культуры. Этот Другой, пишет Е.А. Еселев, "не подпадая ни под какую категорию, утверждает себя в своей инаковости. Он доинтеллектуален, прежде культуры, в которой формируются субъекты". Другой есть "анархическая древность". Другой противопоставлен тождественному (образу человека христианской цивилизации, личность которого исходит от света божественной личности). Но уже не тождественный, а Другой является истоком новой цивилизации: по Левинасу "субъективность структурирована как иное в тождественном". "Бытие приобретает смысл, исходя из ...замены Тождественного Иным".
Богоборчество и человекоборчество ведут к архаизации человека. Архаизация по Хайдеггеру есть возвращение к начальной точке человеческого прошлого, дабы начать историю по новому пути, отказаться от христианской цивилизации. Это отказ от абсолютных ценностей во имя ценности-для-меня, стремление к трансцендентальному одиночеству, расширению себя до границ мира. Превратив Бога в ничто, человек превращается в заблудшее трагичное существо, не знающее любви и заботы других, которых отверг, которых перестал понимать. Архаичный дазайн Хайдеггера, лишенный божественного лика и одухотворенного лица бытия, замыкается в себе. Основанием нового пути человечества выступает концепция иного Другого - архаичного человека вне культуры. Другой противопоставлен тождественному (образу человека христианской цивилизации, личность которого исходит от света божественной личности). Так Я становится Иным - христианское Я заменяется архаичным Я.
3. Оппозиция Я - Другой в идеологии толерантности
Формы отношений "Я - Другой" имеют свою ценностную доминанту. Отношение "Архаичное Я - Другой-соперник" строится на эгоцентризме, вседозволенности: добро и зло определяются субъектом, сильнейший детерминирует остальных. В отношении "Фрагментарное Я - Другой-посредник" духовные ценности из вне регламентируются субъекту. "Союз Я и другого в христианстве" предполагает свободу ценностного выбора человека. Созданный по подобию Божьему, он причастен к абсолютному добру. Но он волен принять или же отвергнуть его. Зло порождается созданиями Божьими, в их отпадении от Бога в дарованной им свободе воли. Добро - это путь к Богу, в преодолении зла внутри себя. Первые два отношения имеют сходство: ценностные ориентиры человека определяет некто извне; этот некто самостоятельно конституирует добро и зло. Поэтому два данных типа взаимосвязаны: некто конституирует ценности, посредник доносит их до остальных. Некто по Хайдеггеру - это христианство, от ценностей которого призвано освободить человечество архаичное Я. Но, по сути, наоборот: некто - это архаичное Я, вместе с посредником разрушающее человека, противостоять коим может только христианство, ибо оно отрицает конституирование добра отдельным субъектом и навязывание ценностей другим.
Относится ли идеология толерантности к существующим формам и ценностям, или презентует новый тип? Толерантность, пишет В.В. Шалин, - "это терпимое отношение к проявлениям другого, иного". К какому другому, спросим мы? Другой в контексте христианского Я не подходит, ибо другой человек - твой ближний, поэтому терпеть его не нужно. Другой-посредник также отпадает, это усредненный образ человека, предназначенный для упразднения конфликтов. Остается Другой-соперник (архаичное Я), в его обновленном виде. К нему и нужно проявлять терпение, точнее, к его стремлению поглотить тебя. Исходя из вышесказанного, мы предполагаем, что союз архаичного Я и Другого-посредника регламентируется идеологией толерантности: архаичное Я конституирует понимание добра и зла, и через Другого-посредника навязывает их фрагментарному Я. А возникающие на этой почве конфликты толерантность разрешает посредством приведения культурного разнообразия человечества к единообразию регламентированного отдельной группой образца.
"Толерантность - это добродетель, которая делает возможным достижение мира и способствует замене культуры войны культурой мира", сказано в Декларации принципов толерантности, утвержденной резолюцией 5.61 генеральной конференции Юнеско от 16 ноября 1995 года. В Декларации сказано, что толерантность является флагманом мира, спасая человечество от войны; корнем войны выступает неспособность людей договориться по причине их разности; отсюда миссия толерантности в разрешении конфликтов при сохранении разности. Что есть разность? "Люди, будьте терпимы друг к другу, к своим различиям, к своей непохожести друг на друга, к наличию у вас разных взглядов. Живите дружно, договаривайтесь друг с другом в тех случаях, когда вам нужно совместно решать общие проблемы, находите решение, устраивающее разные социальные группы, разные общества, в тех случаях, когда их интересы сталкиваются". По В.А. Лекторскому, разность есть конфликт интересов. Переводя на язык Хайдеггера: конфликты происходят на границах Я-миров, имеющих свои ценности и интересы. Значит, разность - это неприкосновенность границ и произвольность добра и зла Я-территорий.
Но разность расы, пола, языка, национальной принадлежности, религии или состояния здоровья, социокультурных укладов "содержит в себе конфликты и напряженность", пишет В.В. Шалин. Поэтому толерантность должна стать единой нормой, ибо "не существует монопольной мировоззренческой системы, так же как не существует совокупности общепринятых этических и нравственных принципов". Какую же разность защищает толерантность? Быть отличным от других и хорошо, и плохо одновременно. Что это за единые нормы, и кто - их создатель? Толерантность здесь совершает парадоксальный скачок от утверждения свободных Я-миров к утверждению власти сильнейшего Я, которое создает нормы для всех. Т.е., идеология толерантности провозглашает власть архаичного Я. Чтобы разрешить конфликты, нужно сделать всех одинаковыми, утвердить власть одного. Для этого необходимо отвергнуть традиционные ценности и религии (нигилизм Хайдеггера) через навязывание всем ценностей одной группы. Это достигается посредством идеи защиты меньшинств.
В Декларации сказано: "испытывая чувство тревоги в связи с участившимися в последнее время актами нетерпимости, насилия, терроризма, ксенофобии, агрессивного национализма, расизма, антисемитизма, отчуждения, маргинализации и дискриминации по отношению к национальным, этническим, религиозным и языковым меньшинствам, беженцам, рабочим-мигрантам, иммигрантам и социально наименее защищенным группам в обществах, а также актами насилия и запугивания в отношении отдельных лиц, осуществляющих свое право на свободу мнений и выражение убеждений, представляющими угрозу делу укреплению мира и демократии на национальном и международном уровнях...", (курсив мой - Перунова Н.В.). В этом длинном перечне слов содержится одна мысль: нетерпимость к меньшинствам и отдельным свободомыслящим человекам препятствуют демократии. И это есть истинная причина войн и конфликтов, с которой борется толерантность. Собственно, мнение меньшинства и будет однообразием, которое разрешит конфликт многообразия, с точки зрения толерантности.
Действительно, социальное большинство и меньшинство противопоставлены и взаимоаннигилируют друг друга, поскольку разделяют разные нормы и правила. Например, не может существовать в одном обществе на правах норм однополый брак и семья, поскольку первое исторически характерно для заката культуры, когда человечество перестает думать о будущем, тогда как второе есть необходимое звено воспроизводства культуры. Или принятые большинством нравственные и культурные нормы создавались в течение веков общим трудом и согласием. Признание же идей отдельных групп, без добровольной поддержки большинства, и возведение их в статус нормы разрушает общность, лишая ее базовых оснований. Христианство дало миру основание диалога - любовь к Богу и ближнему. На этом до сих пор стоит европейская государственность. Но в ключе толерантности христианство - всего лишь одна из ценностных систем, равная, например, сатанизму. Поэтому толерантность направлена против христианской этики, ибо только она может противостоять желанию убивать, воровать, лгать. А что делать несогласным с новыми нормами? - терпеть.
Таким образом, толерантность утверждает экономическую и политическую власть меньшинства над большинством, основанную на искусственно созданной ценностной системе, аннигилирующей христианскую этику. Постулат толерантности о праве всех на разнообразие и самовыражение понимается как разрешение отрицания традиционных ценностей всеми, и конституирование новых ценностей меньшинством. Власть меньшинства над большинством осуществляется под предлогом преодоления конфликтов, и приводит действительное разнообразие человеческого мира к однообразию, к потере человеком его настоящей свободы думать, действовать, созидать. Толерантность постулирует власть архаичного Я в лице меньшинства, в своих эгоистических целях эксплуатирующего большинство. Инструментом эксплуатации выступает Другой-посредник, спускающий эти нормы для большинства. Это череда обманов, ведущая к фрагментации Я, потере себя, путанице добра и зла.
Толерантность появилась в 17 веке, когда, по истечению 30 лет взаимных убийств католиков и протестантов, Европа грозила обезлюдить. Война 1618-1648 гг. стала результатом длительного накопления неразрешимых противоречий, которые раскололи европейские страны. Толерантность, как "безразличие" (В.А. Лекторский) к отличному от тебя, стала единственным средством сохранения социального целого. Не сумев жить по христианским заповедям, европейцы закрепили вежливое безразличие к другому как социальную норму: не существует единых ценностей, каждый придерживается своего понимания добра и зла. Европа направила свой путь в сторону атомизации общества и архаизации человека.
Государством, в котором осуществился полный отказ от христианских ценностей, был воплощен проект законченного эгоиста, стали США, экспериментальная площадка Европы. Отсюда и концепция "границы" американского историка Дж. Ф. Тернера явилась ключевым фактором общественно-исторического развития США. "Граница" отделила Америку от Европы, создав новый образ человека: "американский "индивидуалист" со своими специфическими чертами: эгалитаризмом, прагматизмом, рационализмом, материалистическим взглядом на жизнь". Но множество атомизированных людей, с собственным понятием добра и зла, раскололи американское общество.
Американский психолог Э. Эриксон описал развитие в США несовместимых "динамичных полярных качеств, таких как миграция и оседлость, оригинальность и шаблонность, религиозность и свободомыслие, ответственность и цинизм, и т. д.". Опасное разнообразие пытались устранить с помощью идеи мультикультурализма, но никто не смог воплотить ее в жизнь. Так отказ от христианских ценностей, цементировавших европейскую цивилизацию, возвел граничность Я-территории в социальную норму и атомизировал общество, лишив его возможности самосознания и самоуправления, сделав безвольной игрушкой в руках "кукловодов".
Богоборчество
Подменяя христианскую любовь к ближнему на любовь - физиологическое желание (Левинас), заботу о ближнем на заботу о неприкосновенности границ своего Я (Хайдеггер), толерантность сеет в душах людей вежливое равнодушие и к другим, и к себе. Это холодные сердцем, видящие смысл жизни в удовлетворении своих потребностей люди. Н. Нарочницкая пишет: "Это равнодушие - последняя стадия перед царством зверя". "Меня учили отстаивать свою правоту, и я не могу понять, что такое толерантность. А если человек примиряется с любыми воззрениями, это и есть так называемая теплохладность, о которой говорится в Апокалипсисе. То есть человек не горяч и не холоден, и это равнодушие - последняя стадия перед царством зверя".
Епископ Пермский и Соликамский Иринарх замечает лукавую подмену "одного термина "терпимость" на другое понятие - "готовность", которая, и это совершенно понятно каждому, обозначает полную обреченность людей воспринимать без сопротивления во всех сферах общественной жизни все без исключения явления мира сего, который "во зле лежит" (1 Ин. 5, 19), включая всякую гадость, которые не соответствуют их нравственным и культурным представлениям и традициям". Толерантность пытается вытеснить православие, которое "является источником подлинных нравственных ценностей нашего общества и предполагает культивирование в народе построенной на свободе выбора конкретной личности человека любви к Богу и любви к ближнему, сострадания и товарищеской взаимопомощи, миролюбия и других добродетелей". "Предпринимается попытка привития нашему народу приемлемости порока", пишет владыка Иринарх.
Протоиерей Александр Шаргунов: "Ныне толерантность собирает своих сторонников на последний бой против истины, предлагая вместо единой истины выбор - каждому по его вкусу и желанию. Исполняется пророчество апостола Павла: "Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим прихотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху; и от истины отвратят слух и обратятся к басням" (2 Тим. 4, 3). "Не к толерантности - терпению к злу и равнодушному принятию его, - а к твердому стоянию против зла даже до смерти призваны христиане".
Человекоборчество
Отрицая традиционные ценности, толерантность отчуждает труд поколений. Различие способов восприятия мира есть данная человеку свобода разрешения бинарности духа и материи. Создав ту или иную форму мировосприятия, народ в свободной воле выбрал свой путь. Разрушение традиционных ценностей есть разрушение общности.
Тех, кто отказывается от разрушения традиционных ценностей, называют ксенофобами. Ксенофобы проникнуты энергией "злобы и ненависти ко всему непохожему, к людям, пользующимся другим языком, исповедующим иную религию, придерживающимся другой системы ценностей". Но где грань между приемлемым и неприемлемым разнообразием? Теоретики толерантности не могут это определить, или не хотят? Претендуя на замену традиционных ценностных систем, они не дают четкого и ясного определения новой идеологии. Поэтому любое действие человека можно трактовать как нетерпимость и пресекать его с помощью силы, а его сопротивление трактовать как ненависть. К. Поппер назвал это "парадоксом терпимости", когда "неограниченная терпимость должна привести к нетерпимости". "Во имя терпимости следует провозгласить право не быть терпимыми к нетерпимым... Мы должны провозгласить право подавлять их в случае необходимости даже силой". Границ разнообразию как бы нет, но есть узаконенное средство борьбы с несогласными - насилие. А если есть последнее, то и нормы разнообразия также определены. Это субъективный эгоизм одного и терпение к нему другого, кто против, тот - ксенофоб.
Поэтому не приемлем диалог. В.А. Лекторский пишет: "Единомыслие, понимается ли оно в конфессиональном смысле или же относится к идеологии (вспомним столь популярные совсем недавно рассуждения о монолитности, несокрушимости и абсолютной научности марксистско-ленинской идеологии) до сих пор воспринимается многими нашими соотечественниками как нечто предпочтительное толерантности и плюрализму, которые нередко представляются выражением моральной слабости и зыбкости убеждений. Во всяком случае, авторитаризм и патернализм (не говоря уже о тоталитаризме) совершенно несовместимы с идеей толерантности". Единомыслие - это продукт договора между людьми о ценностях общего дела. Но по В.А. Лекторскому единомыслие тождественно тоталитаризму и противопоставлено плюрализму как свободе самовыражения: единомыслие - это воля одного, которой подчинены остальные. Ложно подменяя единомыслие тоталитаризмом, автор показывает, что толерантность есть терпимость к воле одного, а диалога быть не может.
Отчуждение народов от традиционных ценностей осуществляется посредством разрушения языка, аморфности постулируемых норм. Это отмечает С.А. Эфиров: "Существуют различные трактовки вопроса о характере, формах, пределах, границах, уровнях, степенях толерантности", "концепция толерантности далека от однозначности, она может порождать ряд разночтений, даже парадоксов". Но всякая идеологическая неопределённость ведет к разрушению стержня самосознания народа, значит, цель достигнута. Произносимый текст имеет внешние признаки христианского дискурса, но правда подменяется ложью, разрешается зло и запрещается добро. Толерантность призывает к терпимости к другому человеку, что как бы созвучно христианскому милосердию. Но это терпимость к границе и вседозволенности. Это отстраненность к тому, что ты не приемлешь, к уравниванию безгреховности и греха.
Подмена смыслов осуществляется посредством расположения в одном синтагматическом ряду лживых сведений, недоговоренностей и обращения к реальной социальной проблематике, не доведенной до логического конца. В данных синтагмах меняются местами темы и ремы, создавая впечатление как бы разговора о насущном (тема), на самом же деле как его решение подставляя ссылку на идеальное правовое и государственное устройство в лице США, стран Западной Европы, которое в данном смысловом акценте становится ремой - именно тем смыслом, ради которого мысль и была высказана. Например, "авторы полагают, что накопленный Соединенными Штатами немалый опыт в области регулирования этнических конфликтов внутри страны может оказаться весьма полезным для современной России". М.И. Лапицкий добавляет: "Американское общество выработало свой, специфический, путь сглаживания этнических противоречий и конфликтов на протяжении значительного периода времени, что, конечно, не означает забвение трехсотлетних жестокостей и дискриминации белым населением расовых меньшинств". Очевидно, автор полагает, что все это - прошлое Америки, но события последних 20-ти лет говорят об обратном. Странно не замечать войн и массовых убийств, инспирированных штатами. При внимательном чтении обнаруживаем: США имеет положительный опыт урегулирования этнических конфликтов и его нужно адаптировать к России, которая имеет негативный опыт этнического общежития ("В России сегодня определяющим маркером отношений "свой-чужой" выступает этническая принадлежность; другие основания - такие, как раса, конфессия, гражданство - существенно менее значимы"), со ссылкой на Чечню ("Что касается Чечни, то, ... можно ли считать органической частью государства захваченные территории, если в течение нескольких столетий население этих территорий не признает присоединения и борется за независимость?").
Обратившись к историческим фактам, получаем противоположное высказывание: США образовалось посредством геноцида коренного населения Северной Америки, США превратило Кубу в публичный дом, США разбомбило Югославию, США уничтожило цветущие государства Ирака, Ливии, тогда как Россия сохранила и защитила множество народов и народностей, сохранив их культурную и религиозную идентичность. Убийство царской семьи, опасность распада России в начале 20 века, распад СССР в конце 20 века спровоцированы внедрением западных ценностей в сознание элит, что и привело к разрушению традиционных ценностей России и межэтническим конфликтам сегодня, от которых наиболее страдает русский народ, как народ, на котором и держится полиэтничное государство Россия. Соответственно, призыв авторов сборника к следованию американскому способу регулирования этнических конфликтов следует понимать как дальнейший распад России и геноцид ее коренного населения - русских и близких им по ценностным ориентациям народов.
4. Архаизация человека
По Хайдеггеру и Левинасу, архаизация человека - положительный процесс, должный вернуть человека к его бытию. Этот процесс сопровождается, напомним, следующими факторами: безличностность, страх и ужас бытия, отрицание морального императива, атомарность, война, вседозволенность Я-мира, свободное субъективное конституирование добра и зла, отрицание христианской этики и государственности. Как мы убедились, идеология толерантности следует этим указаниям мыслителя, но ведут ли они человечество к счастью и миру? Как видим - нет, ибо и философия "Другого", и толерантность служат орудием насилия над другими народами и государствами, а также над собственным населением. Это - инструмент манипуляции массовым сознанием с целью приведения человека к его действительной архаизации - не тому возвращению к истокам, о чем грезит Хайдеггер, а к разложению духовной сущности человека, его деградации. Призыв к терпимости к Другому на самом деле есть призыв к признанию торжества одного Я над множеством. Терпимость к Другому - это разрешение на вседозволенность. Бог как основа целостности Я, единого общего бытия, отвергнут.
Архаизация культуры никогда не оценивалась положительно ни человечеством в целом, ни многими мыслителями. В памяти народов запечатлен миф о созидателе культуры - культурном герое, и ее разрушителе, ее тени, грозящей стать явью - трикстере, (см. работы Б.Ф. Поршнева, Е.М. Мелетинского, К.Г. Юнга, А. Дж. Тойнби и др.). Согласно исследованиям Б.Ф. Поршнева, человек устроен таким образом, что должен всегда преодолевать в себе тягу назад, в доисторическую эпоху, к состоянию бездуховности. Все развитие культуры "не продолжает, а отрицает и всячески преобразует то, что люди оставили за порогом истории". З.М. Оруджев полагает, что появление духовных способностей предка человека, а именно различение добра и зла, стало толчком его становления человеком. "Зло зародилось в доистории (инстинкт силы и слабости), оно постоянно есть, поэтому смысл истории - в его окончательном преодолении.
Поэтому культура представляет собой диалектическое единство двух состояний человека: его чисто психофизическое бытие, когда зерно духовности спит внутри него или отвергнуто им; и преодоление или преображение первородного греховного состояния через возвращение к своей духовной природе. Сохраняя в своей памяти все накопленное человечеством, культура содержит и механизмы развития, самосохранения, восстановления, и инструменты саморазрушения, самоотрицания. Она представляет собой непрерывное преодоление бездуховного человека, "спящего" в ее памяти, возвращение которого может привести к разрушению самой сущности культуры, как результата духовной деятельности человека. Когда бездуховное побеждает в человеке, из тени культуры, из смеховой культуры выходит в явь трикстер. Смеховое пространство становится реальностью. Смех, призванный уравновешивать начала природы человека, теперь являет собой действительность, обретшую зримые черты. Д. С. Лихачев пишет: "...смех делит мир, создает бесконечное количество двойников, создает смеховую "тень" действительности, раскалывает эту действительность", "механизирует и оглупляет мир". То, что было смешным, неправильным, глупым становится нормой и правилом нового мира. Смех открывает иную действительность - мир изнаночный - мир зла.
К.Г. Юнг связывает образ трикстера с архаичными пластами человеческой культуры и сознания, обосновывая их демоническую природу. Эта демоническая природа нейтрализуется в процессе развития культуры и цивилизации, но отнюдь не исчезает: "Эту длительность может также объяснить сила и жизненность того слоя сознания, который изображен в мифе, а кроме того - его тайную притягательность для уже сформировавшегося сознания". Современный человек не подозревает, что ушедшая в бессознательное тень трикстера может проявиться в нем самом, когда его сознание попадает в критическую ситуацию.
А. Дж. Тойнби полагает, что жизнь культуры определяется решением народа относительно Вызова - и - Ответа. Преодоление вызова должно совершаться внутренне, сопровождаться познанием природы и социума. Поиск Ответа связывается мыслителем с Уходом - и - Возвратом творческого меньшинства. Данный процесс сопоставим с понятием культурного героя. Уход осуществляется в сферу Духа, это обращение к живому источнику культуры и погружение в сферу истинного бытия, что дает возможность возврата культурного героя и обновления общества. Если данный процесс пресекается, вместо творческого меньшинства оказывается правящее меньшинство, культурный герой не возвращается, культура не способна получать обновление и корректировку своего исторического пути и постепенно погибает.
Толерантность, призывая к разрушению многообразия культур, и постулируя себя как универсальную ценностную систему, производит инверсию теневых содержаний, когда запретное становится правилом, а норма - запретом. Левинас, полемизируя с Хайдеггером, постулирует: не нужно отрицать зло, не нужно с ним бороться, ведь зло - это то, что необходимо человечеству, это толчок для его движения. Поэтому не нужно отрицать Другого, нужно принять Другого, став им. Этот Другой есть Трикстер, враг Христа. Поэтому терпимость к Другому - это неприятие человека и приятие антихриста. Другой-соперник восстановил архаичное Я - теперь возобладала антинорма, покровы культуры сняты и отторгнуты, архаичное Я получило власть над другими людьми. Одни представляют собой свободномыслящих людей, а другие, которые с этими не согласны, обвиняются в ксенофобии. Власть эта реальна, и закреплена юридически: чтобы "толерантность стала культурной нормой и действительным регулятором межличностного и международного движения людей к целостности человеческого мира, необходима процедура гражданско-правовой легитимации" , т.е., меньшинство легитимирует свои антинормы, следование которым уже юридически обязывает гражданина, даже если он не согласен им следовать. В этом смысле именно меньшинства, чьи нормы возведены в ранг общепринятых и должных для всех, разрушают свободу выбора как такового и саму сущность человеческого, выступая инструментом инверсии теневых содержаний и отсюда архаизации человечества (через низвержение его в доисторическое состояние посредством разрушения культурных норм).
Таким образом, толерантность - это идеология неприкосновенности и воспевания границы как таковой. Если христианство проблемы границы сняло, дав человечеству иные основания самоосуществления, и европейское сознание находилось между христианской парадигмой и примитивным языческим стремлением доминанты сильного, не решая до конца, где и с кем оно. То эпоха толерантности способствовала окончательному выбору модели границ, утвердив ее сакральность, незыблемость и господство. Ибо граница определяет то, что принадлежит мне, что мое и больше ничье. Толерантность постулирует разрушение диалога как такового, ценностных оснований обще-жития. Она разрушает культуру изнутри, уравнивая нормы большинства и меньшинства, этим лишая общество единых ценностных ориентиров. Толерантность есть инверсия теневых содержаний, призванных разрушить культуру, как основу человеческого.
Библиографический список.
Августин А. Исповедь. М., 2000. 464 с.
Бондаренко И.А. Жизнь сознания. Омск, 2002. 320 с.
Бубер М. Я и Ты. Пер. В.В. Рынкевича // Бубер М. Два образа веры. М., 1995. С. 16-92.
Декларация принципов толерантности 1995 - Декларация принципов толерантности. Утверждена резолюцией 5.61 генеральной конференции ЮНЕСКО от 16 ноября 1995 года [эл. вариант - URL: http://www.tolerance.ru/toler-deklaraciya.php].
Дугин А.Г. М. Хайдеггер. Философия другого начала. М., 2010. 389 с.
Еселев Е.А. Проблема Другого в философии различия // Философские исследования. М., 2013. ? 1. С.175-194.
Иринарх, Eпископ Пермский и Соликамский Открытое письмо ко всем согражданам, руководителям учреждений образования и культуры, руководителям губернской и областной администрации [эл. вариант - URL: http://www.pravoslavie.ru/smi/951.htm].
Лапицкий М.И. Зарубежный опыт профилактики и противодействия ксенофобиям и дискриминации на основе распространения установок толерантности. Терпимость по-американски // Толерантность против ксенофобий. М., 2005. С. 23-39.
Левинас Э. Путь к Другому: Сб. статей и переводов. СПб, 2006. 186 с.
Левинас Э. Избранное. Тотальность и Бесконечное. М.; СПб, 2000. 416 с.
Лекторский В. А. Эпистемология классическая и неклассическая. М., 2001. - 256 с.
Лихачев Д. С. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 369 - 372.
Лосев А.Ф. Очерки античного символизма и мифологии. М., 1993. 959 с.
Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. В 2 кн. Кн. 2. М., 2000.
Лосев А.Ф. История античной эстетики. Итоги тысячелетнего развития. В 2 кн. Кн. 1. М., 2000.
Молчанов В. И. Время и сознание. Критика феноменологической философии. М., 1998.144 с.
Нарочницкая Н. О толерантности [эл. вариант - URL: http://www.paskha3rima.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=175:-1075&catid=1:latest-news&limitstart=2].
Оруджев З.М. Природа человека и смысл истории. М., 2009. 448 с.
Перунова Н.В. Явление социального "даунизма" в современной России // Теория и практика социального государства в Российской Федерации: научно-производственный потенциал и социальные технологии: Материалы к Всероссийской научно-практической конференции / Омский ун-т путей сообщения. Омск, 2012. С. 113-120.
Перунова Н.В. Ценностно-архетипический комплекс: структура и типология. М, 2013.184 с.
Платон Диалоги. М., 2008.
Поршнев Б.Ф. О начале человеческой истории (проблемы палеопсихологии). СПб, 2007. 720 с.
Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. 736 с.
Толерантность против ксенофобий 2005 - Толерантность против ксенофобий. Под ред. В.И. Мукомеля и Э.А. Паина. М., 2005. 188 с.
Хайдеггер М. Бытие и время. Пер. с немецкого В.В. Бибихина. Спб, 2006. - 451 с.
Хайдеггер М. Введение в метафизику. Пер. с немецкого Н.О. Гучuнской. СПб, 1998. 301 с.
Шаргунов А. О толерантности [эл. вариант - URL: // http://www.paskha3rima.ru/index.php?option=com_content&view=article&id=175:-1075&catid=1:latest-news&limitstart=2].
Шалин В.В. Толерантность (культурная норма и политическая необходимость). Ростов-на-Дону, 2000. 356 с.
Юнг К. Г. О психологии Трикстера // Радин П. Трикстер. СПб, 1999.
Эфиров С.А. Толерантность и интолерантность в современном мире: концептуальные границы // Толерантность против ксенофобии. - М., 2005 - С. 8-23.