Большой город постепенно просыпался. Собственно, полностью он не засыпал никогда: после утреннего часа пик следовал бурный многосложный день, ему на смену спешил еще более яростный вечерний пик, и только ночью шум несколько стихал, но лишь с той целью, чтобы наутро возродиться с новой силой.
Хотя, пожалуй, именно этот день стал приятным исключением. Сегодня был совсем не праздник и даже не выходной, скорее, самый тяжелый день недели - понедельник. Однако привычного слуху горожанина рева разъяренных автомобилей не было, одно лишь редкое постукивание трамваев о неплотно пригнанные друг к другу и слабо прикрученные рельсы.
Складывалось впечатление, будто сам город устал от вечной суеты и каким-то чудом заставил или попросил автомобилистов сменить свои железки на велосипеды, а то и вовсе ограничиться пешими прогулками. И, судя по всему, просьба была достаточно убедительной.
Обитатели тихих районов и вовсе не замечали произошедших перемен, другие же: большинство - с облегчением, иные - с опасением опоздать на работу или раннее утреннее свидание.
Итак, город просыпался...
Глава 1. Встреча.
Рев несущегося мотоцикла разносился по пустынным улицам города. Двигатель задыхаясь выжимал из себя последние лошадиные силы. Ему вторили визжащие на поворотах и подскакивающие на бетонных плитах покрышки - как будто это не трамвайная колея, а железнодорожные шпалы.
Фу-у-ух... Ну, и приснится же. Я ведь мотоциклы только на картинке видел (и пару раз - по телевизору), а ездить умею только на... в общем, неважно на чем. Главное, что и трамваем-то ездил последний раз еще в школе. Не знаю почему - просто на дух не переношу ни постоянно громыхающие вагоны (ах, это тот самый "приятный стук колес"?), ни озлобленных на весь мир контролеров, ни (тем более) угрюмых пассажиров, смотрящих на тебя так, как будто именно ты украл у них последний кусок хлеба.
Вообще, по природе я пессимист. В детстве считал себя оптимистом, позже - реалистом, а сейчас я просто убежден, что мир катится в тартарары. В основном настраиваю себя на самое худшее, а если оно не сбывается - радуюсь, что не угадал. Только такое, к сожалению, редко бывает. Иногда даже наоборот - мои прогнозы кажутся такими детскими и наивными. А если думать, что все кругом классно и жизнь налаживается - эта самая "наладившаяся" жизнь преподносит такие сюрпризы... что некоторые просто теряют к ней всяческий интерес.
Вот, блин! Уже с самого утра на себя тоску нагоняю. Я хоть и скептически воспринимаю многие вещи, но радоваться тоже умею. Например, тому, что со двора не слышно привычной перебранки двигателей проносящихся машин, да и, собственно, перебранки местных старушек-долгожительниц, в очередной раз обсуждающих не то новый мексиканский сериал, не то обнаглевшую до предела власть, не то какие-то только им ведомые старческие болезни.
Снова за свое. Что ж, такой уж я человек - вместо мыслей о том, как хорошо сейчас, я думаю, как плохо было раньше и как отвратительно будет потом.
Одно только радует - последний рабочий день, за ним - отпуск. Пусть и не на Гавайских островах и даже не на побережье Черного моря, а всего лишь в полусотне километров от города, зато - почти в самом сердце еще не отравленной цивилизацией природы. Хотя нельзя сказать, что воздух там - экологически чистый, а продукты питания также богаты витаминами, как те, которые показывают в рекламе. Но все же...
Встроенный в телефон будильник приятным женским голосом сообщает: "Девять часов..." и зачем-то добавляет "... ровно", как будто именно с его показателями сверяют те самые эталонные часы, что находятся где-то в Европе, уж не помню где точно.
К четверти десятого я уже закрываю дверь на ключ, спускаюсь вниз по лестнице и спешу поздороваться с дежурным-вахтером.
Того, как ни странно, нет на месте. Значит либо он бросил пост по вполне естественным потребностям, либо сегодня очередь дежурств перешла к той самой полусумасшедшей бабульке, которая вечно носится где-то поблизости, но только не сидит на должном месте. Пора, мне кажется, поставить на рассмотрение вопрос о целесообразности содерж... стоп, короче, нафига я буду платить деньги за неохраняемый подъезд?!
Да, а улица действительно как неживая - редкие прохожие, никаких автомашин, только противный стук трамвайных колес где-то за углом.
Метро, к моему удивлению, перекрыто. Причем не сотрудниками правоохранительных органов, а просто потушен свет. Может, оно и фунциклирует, только бродить в потемках, не зная, на что натолкнешься, - удовольствие весьма сомнительное.
Я осторожно спускаюсь по лестнице, нет - действительно темно, со стороны дверей входа-выхода - ни звука, признаков какой-либо жизнедеятельности - нету. Ну, и нечего мне туда соваться, может, ЧП какое иль еще фигня какая-нибудь.
Хм, неожиданно промелькнула мысль: а может на нас бомбу новую сверхсекретную америкашки паршивые сбросили, и кто успел - в бомбоубежищах или всяких там защищенных от радиации местах попрятались? Да нет, тут же и ответ приходит: а кому мы, нафиг, нужны: полуразвалившаяся страна, голодный и уставший народ, практически исчерпанные природные ресурсы... Скорее, все нормальные люди просто решили устроить себе внеочередной выходной день.
Эх, придется на трамвайчике пиликать, давно я в этих колымагах не трясся...
Почти для каждого человека новый день начиная по-своему: кому-то нравился, кому-то нет, кто-то спешил на работу, другой же придумывал чем себя занять; вот только для школьников понедельник - особое испытание, ведь так хочется еще денек отдохнуть, посмотреть не успевший надоесть за два дня телевизор. Но и здесь были такие, кто все еще рвался к знаниям, к учебе, пусть и не понимая, что большинство всего этого им не удастся не то, что применить в жизни, а даже вспомнить.
Настя всегда была прилежной девочкой, с третьего и вот уже по шестой класс приносила домой одни пятерки. Ее меньше других дергали за косички, а если и делали это, то совсем не заигрывая, я лишь стараясь причинить боль. Подружки за ее спиной говорили всякие гадости, стараясь своими выдумками опустить ее до своего уровня. Дети уже понимали, что на контрольной лучше садиться поближе к ней, а на улице или школьных танцах (да-да, шестой класс и вечерние танцы - теперь понятия совместимые, к ужасу целого легиона бабушек/дедушек и прочих мамаш) - стараться не замечать вообще.
Ее родители были не столь богаты, чтобы отдать дочурку в частную школу, где есть такие же одареныши. Скорее, наоборот - они с ужасом представляли себе будущее поступление в институт, начинали уже сейчас откладывать деньги, не смотря на скудные заработки.
В какой-то мере и мать, и отец понимали, насколько их ребенку неприятно видеть все более отупевающих сверстников, которых даже в возрасте тринадцати лет уже потеряли тягу к знаниям, одноклассников с мобильными телефонами, которых каждый день привозят и забирают из школы частные шоферы. Казалось дикостью - на угрозу учителя поставить двойку за не выученный урок, обычный шестиклашка заявляет, держа в руке мобильник: "Щяз папику позвоню, он вам скажет какие оценки мне нужны". И те мирились, более того - сами учителя, особенно молодые, не любили простых детей, у которых нет ни влиятельного отца, ни денег на покупку оценок. Если раньше любимчиками были именно отличники учебы, то теперь - те, у кого отец мог устроить бесплатный газ или свет в квартире педагога, а то и более просто: материально помочь бедному учителю.
Если раньше профессия преподавателя была не на особо высоком счету, то теперь все просто таки ринулись становиться учителями, педагогами. Зачастую такие вот новички понимали в предмете едва ли более своих учеников.
Но находились такие дети, которые, не взирая ни на что, продолжали учиться; благо, учебники еще были старые, не переизданные, а значит сохранившие в себе настоящие, не извращенные повальной американизацией, знания.
Настина мама положила дочке в портфель два бутерброда (второй - для дворняги Тяпы, обитавшей где-то во дворе, но всегда встречающей выходящих жильцов именно их, восьмого, подъезда), затем выглянула в окно и удивленно сказала дочке:
--
Похоже, метро не работает, Настена. Езжай, наверное, на трамвае, а то пешком в школу и опоздать можно.
Что и говорить - опоздания всегда приветствовались в школе, ведь по новым законам (которые, якобы, должны способствовать успеваемости) опоздавший или прогулявший ученик оплачивает свое отсутствие, если оно, конечно, было без уважительной причины. Проблема с транспортом за уважительную не считалась - почти всех доставляли на место учебы личные авто.
--
Хорошо, мам, - Настя чмокнула в щеку свою родительницу.
Улица была пуста, но девочку больше волновало другое - почему это Тяпа не встречает ее? Дело было даже не в бутерброде, скорее было страшно за собачку, по неизвестной причине не появившейся там, где ее обычно ожидаешь увидеть. Но Настя мигом отбросила какие-то мелкие скверные мысли и придумала для собственного успокоения, что дворняга просто убежала в туалет, чтобы не делать своих дел прямо у подъезда, тем самым смущая девочку.
Пошатнувшееся было настроение было вновь восстановлено, и школьница заспешила к подходящему на остановку полупустому трамваю.
Дядя Саша, несмотря на свои семьдесят семь лет, никогда не любил, чтобы его называли дедушкой. "Внуков у меня нет, - говаривал он, - поэтому дедушкой еще становиться рано". Некоторые соглашались с такими доводами, другие начинали разглагольствовать по поводу биологического возраста, однако самого Александра Марковича это мало волновало. В дискуссии на эту тему он особенно не вдавался, потому что находились и другие, более приятные занятия. Например, кататься по ежедневно, нет, даже ежесекундно меняющемуся городу на том виде транспорта, из которого можно не спеша рассмотреть все изменения - трамвае. Ну, это, конечно, если удастся занять место у окна.
По какой причине он не предпочел, скажем, троллейбус или автобус, сказать было довольно сложно. То ли из-за их большей скорости, то ли трамвай навевал воспоминания о былых путешествиях по всей стране на старшем своем брате - поезде с добрым десятком вагонов.
Но сегодняшний маршрут был вовсе не прогулочным - приходилось ехать на очередные разбирательства с одной из коммунальных служб, опять "случайно" потерявших какую-то бумажку, связанную со льготами на оплату квартиры. Можно подумать, будто самим работникам это чрезвычайно выгодно, хотя как знать... возможно, размер платежей за квартиру напрямую сказывается на размере зарплат этих сотрудников.
Дядя Саша в который раз собрал какие только можно документы, подтверждающие, что его участие в Великой Отечественной действительно имело место быть.
Опять на бумажную волокиту уйдет целый день. Придется стоять в очереди тех, кто, как и он, проходят вне очереди.
Впрочем это все будет немного позже. Сначала нужно бы доехать до места назначения, точнее, доехать не обезумевшим от давки в вагоне и не уставшим от получасового стояния на одном месте, глядя на нагло рассевшихся подростков. Похоже, "уступить место" и современная молодежь - понятия несовместимые.
Вот так удача - трамвайчик-то только к остановке подходит, да и народу в нем, вроде бы, немного...
--
Привет, Светка, - голос Наташки излучал такую бодрость и оптимизм, что впору было подумать, не ударило ли ее по голове чем-то тяжелым.
--
Привет, Натали...
--
Как там мои, не звонили еще?
--
Знаешь, как ни странно, еще нет... Они же за тебя обычно так волнуются, - в голосе подруги послышалась легкая зависть.
Наташа пропустила последнюю реплику мимо ушей, ей вообще казалось странным: как можно завидовать тому, что родители пытаются контролировать каждый твой шаг. Понятно - один ребенок в семье и все такое, но неужели к семнадцати годам нельзя предоставить человеку больше свободы? Вот и приходится сочинять старые как мир истории ночевок у подружки. Как ни странно, родители им всегда верят. Или притворяются, что верят, давая своему чаду почувствовать вкус взрослой жизни.
И этот вкус очень даже понравился Наташке. Сначала, правда, было достаточно скучно, сидели, разбившись на небольшие группы. А вот потом, после открытия четвертой бутылки, дело пошло на лад. Все сразу стали друзьями и братьями навеки. Каким-то образом нашлись общие интересы.
Нашлись таковые и у нее с Денисом. Денис Коваленко - главный красавчик школы, да и вообще - всего нашего района. К тому же его друзья, да и он сам, самые крутые парни, могут навешать любому таких, что мало не покажется. И как-то даже не важно, что половина из них читать умеет с очень большим трудом, а в школе оставались в девятых-десятых классах по несколько раз. Денису вот еле-еле удалось проскочить в одиннадцатый, чем он не особенно гордился, все равно его одногодки уже заканчивали институты, так что за ними не угнаться. Хотя и смысла в этом, по его мнению, не было. Жизнь и так была к нему всегда благосклонна.
Наташка взахлеб принялась рассказывать подруге о тех приключениях, которые произошли на вчерашней вечеринке. Подруга иногда поддакивала, иногда отмалчивалась, но думала она теперь совсем о другом: как тот человек, которого она знала большую часть своей жизни, смог опуститься до такого уровня. А из телефонной трубки все лился и лился поток хвастовства и, казалось, прекратить его не было никакой возможности.
Но Света как бы невзначай произнесла:
--
Кстати, Наташа, помнишь какое сегодня число?
На мгновение повисла напряженная тишина. Наконец на другом конце провода стал слышен несколько испуганный голос подруги:
--
Боже мой... сегодня действительно... как я могла забыть? Ты извини, Свет, мне нужно бежать, сама понимаешь...
--
Конечно понимаю. Всего тебе...
Из телефонной трубки раздались прерывистые гудки.
Но обижаться было незачем. У Наташкиного отца сегодня день рожденья, а подарок не куплен - в выходные дни тот самый магазин спорттоваров не работал.
Может, именно поэтому никто не звонил с проверками "как там наша доченька"? Ждали, что она сама позвонит.
Наташа действительно позвонила домой, с мобильного Дениса. Чтобы домашний АОН не определил где именно она находится. Хотя родители немного удивились, что у далеко не самых богатых родителей, Светкиных, есть деньги на такие дорогие игрушки.
Собственно, телефон телефоном, а до магазина добираться ведь надо? Но подбросить на машине никто не согласился. Причем в основном - по причине ее отсутствия. Два еще не пришедших в себя "водителя" дружно храпели на полу, а пытаться раскочегарить их монстро-мотоциклы - занятие не из легких. Наташке показалось, что лучше их не беспокоить, поэтому оставался один вариант - такси или попутка.
Однако на улице не оказалось не то, что такси, а даже вообще каких-либо автомобилей. Денис предложил, было, все-таки позаимствовать один из байков друзей, но Наташке не хотелось, чтобы родители увидели ее в компании такого молодого человека, поэтому она отказалась. Ведь оставался еще один запасной, но малоприятный вариант - добираться домой на трамвае.
Похоже именно этому занятию придется посвятить ближайшие тридцать-сорок минут жизни. А то и больше - надо и за подарком заехать.
Прощальный поцелуй Дениса не принес почему-то никакой радости.
Вот так и жизнь пройдет, думалось Наталье Петровне. В постоянных поисках стабильного заработка, в попытках обустроить жизнь троих детей и нерадивого пьяницы-мужа. Она понимала, ради чего терпит все происходящее вокруг: знала, что соседки шепчутся за спиной, дура, мол, жизнь свою губит. Но ей, воспитанной в религиозной семье, казалось, что это - лишь испытание и там в полной мере зачтутся те добрые и не очень поступки, которые удалось совершить за неполные сорок три года.
Впрочем, в последнее время вера в лучшую жизнь становилась все крепче. И дело даже не в пресловутом "экономическом подъеме" страны - все понимали, что это пустая болтовня; просто два старших сына уже потихоньку начинали подрабатывать, пусть и на автомойке, пусть и деньги тратили исключительно на себя, но они понемногу привыкали сами добывать средства и, возможно, скоро начнут жить самостоятельно.
С двумя китайскими клетчатыми сумками неимоверных размеров было довольно тяжеловато подняться в вагон трамвая. Еще труднее обычно бывает не вызвать возмущения пассажиров, озлобленно косящихся на баулы. "Торговка", "мешочница" обычно слышится со всех сторон, иногда даже исковерканные чьим-то особо острым умом матерные выражения применительно к работникам торговли. Но ведь не объяснять же каждому встречному, что в районе, где живет семья Натальи Петровны, из продуктов питания есть только жвачки и чупа-чупсы в киосках, вот и приходится ездить за пропитанием. Причем в целях экономии - раз в неделю, а то и реже.
Но сегодня вагон был полупустой. Какой-то молодой человек даже согласился помочь втащить сумки. И даже смог их втащить, несмотря на свой довольно неатлетический вид.
Поблагодарив за помощь, Наталья Петровна окинула взглядом вагон. По левую сторону, где одинарные сидения, заняты только четыре места - тот самый молодой человек, старичок под семьдесят лет, школьница с огромным рюкзаком и какой-то обросший организм неизвестного пола, расположившийся в самом конце вагона. Справа же ситуация не намного отличалась: сдвоенные сидения занимали два паренька лет двадцати-двадцати пяти, находящиеся явно "под градусом", и сидевшая впереди них девушка в юбке-мини, демонстративно закинувшая ногу за ногу.
И всё. Кондуктора-контролера видно не было, впрочем он мог находиться во втором вагоне. Да, встречи с ним желательно избежать или притвориться, что уже оплатила проезд. Впрочем, людей совсем немного - затеряться в толпе не получится. Наталья Петровна, тяжело вздохнув, принялась искать в кармане последнюю мелочевку...
Глава 2. Час первый.
Иногда мне нравится играть в такую игру: "Кирдык" называется, это я сам ее придумал. А вот в чем суть. Если сделал хороший поступок - значит удалось оттянуть Армагеддон на пару минут, если плохой - значит приблизить на пару часов. И вот что самое странное - ни разу не удавалось к вечеру приблизить Большой Капут меньше, чем на половину суток. Разве что утром наделать хороших делов, а потом лечь поспать или бездельничать целый день. Вот только за это время все равно произойдет то, что я мог бы и предотвратить... Так что этот метод тоже себя не оправдывает.
Но "плюс две минуты" уже удалось заполучить - я помог какой-то женщине втащить в вагон огромных размеров сумки. Признаться, думал, что надорвусь: она что там все награбленное правительством в бриллиантовом эквиваленте таскает, или как? Хотя, наверное, нет. Тогда двумя чемоданами не обойтись, двумя "КамАЗами" - и то вряд ли.
Впрочем, неважно... Пусть там хоть дерьмо собачье, лишь бы не воняло сильно. А то мне ехать еще фиг знает куда.
Женщина с сумками села как раз по правую сторону от меня - на одном из сдвоенных сидений, свои баулы она кое-как затолкала поближе к стенке. Затем усердно начала рыться в карманах, словно выискивая чем бы расплатиться за проезд.
У меня почему-то возникла идея добавить еще две минутки. Вообще-то, не очень люблю делиться деньгами, но мелочь - не деньги, тем более, мало ли в какую ситуацию можно попасть, может быть, действительно кошелек потерялся или карман в дырках, как у меня. А кондуктора у нас нынче строгие - вышвырнут вмиг, и пикнуть не успеешь. Собственно, я сам не видел, мне один товарищ на работе сказал, а уж ему-то на слово верить я могу.
--
Мелочь потерялась? Если не возражаете...
Но она, изрядно покраснев, перебила меня даже не дослушивая:
--
Нет-нет... Спасибо, не стоит...
Хм... Даже не знаю, ладно, засчитаем это как "плюс одна минута".
Сидя в пол-оборота я принялся разглядывать пассажиров. Через одно сиденье за этой самой "тетенькой" находилась девушка лет восемнадцати. С выражением какого-то превосходства на милом личике, с демонстрируемыми на весь вагон оголенными ножками, их обладательница витала где-то в облаках. Впрочем, что может в этом возрасте заботить такую красавицу? Разве что чрезмерное количество поклонников.
В мои планы не входило становиться одним из них, поэтому я перевел взгляд на других объектов. Таковых было в количестве "два штуки". Два паренька, на вид явно поддатых или "обдолбленных", горячо спорили о чем-то между собой. Делали они это на удивление негромко, как для изрядно м-м... нетрезвых. Хотя разобрать некоторые слова было можно, особенно мне, системному администратору небольшой фирмочки. М-дя... ребята, похоже, яростные "компутерщики" - они спорили где в Word'e находится пункт "Сохранить", в "Сервисе" или в "Правке" (некомпьютерная аналогия: где растет картошка - в овощном магазине или на местном рынке?).
Оставив их разбираться в такой непосильной задаче, я продолжил осмотр. Позади меня, как раз напротив той самой... м-м... девушки, расположился старичок, на вид лет под восемьдесят. Он особо не обращал ни на кого внимания - смотрел себе в окно, поэтому я и не стал на нем долго останавливаться.
Пассажира, сидящего за ним, разглядеть не удалось, но, судя по огромному портфелю, находившемуся рядом, нетрудно было сделать вывод, что это - школьник или школьница каких-то там начальных классов. Точно! Школьница... ну, или пришибленный пятиклашка с косичками.
Последним в вагоне был обнаружен мирно дрыхнувший субъект непонятной наружности, национальности и пола.
Собственно, больше людей не было, чему я очень удивился. По рассказам тех, кто каждый день ездил на работу трамваем, там постоянные давки и толкотня. Хотя в нашей жизни верить другим особо не приходится, иногда трижды подумаешь перед тем, как поверить себе самому.
Для кого-то время шло, для кого-то - неслось со страшной скоростью. Мне, признаться, было как-то все равно: последний день перед отпуском; медленно, но уверенно я приближался к месту работы, но лишь для того, чтобы, поставив на какой-то бумажке свою загогулину-роспись, стать свободным человеком по крайней мере дней на двадцать.
Так что не было причин ни торопиться, ни тянуть резину.
Хотя, признаться, было немного нудно трястись в почти пустом и неинтересном вагоне и смотреть сквозь стекло на абсолютно пустой и неинтересный город. Надо с кем-то поболтать. Так что, набросав в голове все плюсы и минусы возникшей затеи, я все-таки повернулся к дедуле, расположившемуся, как я уже отмечал, через одно сиденье сзади меня. И задал тот самый вопрос, который уже добрых полчаса крутился у меня в голове:
--
Извините, не скажите ли, отчего это на улице людей не шибко много?
Он кажется даже не удивился такому странному вопросу, равно как и мне, неожиданно повернувшемуся и начинающему расспросы безо всяких предисловий. Его глаза на миг сузились, он как будто о чем-то задумался (не в смысле "даже думать умеет, круто"), а затем выдал то, чего я никак не ожидал:
--
А вы, молодой человек, уверены, что мы вообще едем по той улице, где обычно ходит "тройка"? - Не обращая внимания на мою реакцию, дедуля продолжил, - уже два десятка лет езжу этим маршрутом, а первый раз не могу понять, куда же нас занесло.
Дед еще немного подумал и, как бы в оправдание, добавил:
--
Без четверти век ведь здесь живу, город-то успел изучить...
А я хоть и в три раза меньше еще не отмахал, но тоже казалось, будто не туда рулит наш водила. Может он на другую колею нечаянно свернул? Ага, а теперь пытается вернуться назад, колеся по каким-то непонятным местам... Сомнительно, бред все это.
--
Простите, а Вас как зовут? - решил спросить я.
--
Александр Маркович, молодой человек.
Я встал и подошел к деду и, протянув руку, представился:
--
Антон.
Мы обменялись рукопожатиями.
--
Пойду посмотрю, узнаю, куда он нас везет, - я указал на дверь, ведущую в кабину трамвая.
Уверенным шагом я направился в ней. Но вдруг трамвай резко повернул влево, тем самым бросив меня на женщину с огромными сумярами. Собственно, через несколько секунд инцидент был исчерпан, только напоследок она сказала:
--
Знаете, мне тоже кажется - не туда мы едем...
Ну что ж, легче от этого не стало, хотя вероятность того, что нам с этим дедом... как его... Марковичем показалось, - уменьшилась. Если это не массовая галлюцинация.
Хм, странно. Обычно стекло у водительской двери - прозрачное, а тут - затонировано покруче, чем в новорусских иномарках. Разглядеть за ним ничего не возможно, да я и, собственно, не пытался: все равно сейчас этот "рулильщик" будет иметь бледный вид. Я дернул за ручку, она не поддалась. Тут я взглянул на пол: ага, дверь-то на полозьях, ее влево тянуть надо, а не к себе. Но влево она тоже не думала поддаваться, равно как и в остальные стороны света. Немного покрутив для приличия ручку и постучав в дверь (как же я раньше-то забыл!), я обернулся в вагон и сказал:
--
Если кто-нибудь хочет попробовать открыть - милости прошу, если нет - будем выбивать силой.
Желающих, видимо, не нашлось: дед и тетка с баулами, две девчонки и субъект бомжеватого типа явно на эту роль не годились, а два паренька горячо спорили между собой и не обращали на окружающих никакого внимания. Более того: меня просто проигнорировали. Иногда такое бывает, и я думаю, может я этого вслух и не произносил вовсе? Тогда вид у меня, наверное, глупейший: когда ответа жду на не поставленный вопрос.
Я, было, собирался брать разбег, чтоб снести дверь к чертям, но трамвай неожиданно остановился. И через переднюю дверь в вагон ввалился некоторый "человечище", по внешнему виду здорово напоминающий мирно дрыхнущего на заднем сиденье бомжа. В руках его был старый облезлый баян.
Оттеснив меня в сторону, он обратился к пассажирам:
--
Здравствуйте... Послушайте, пожалуйста, а ежели понравится - не пожалейте копейку-другую.
И затянул под стоны доходяги-баяна:
Обращаться к вам не стал бы никогда,
Но заставила настигшая беда:
Я ведь раньше тоже человеком был,
Радовался утру, жизнь свою любил.
Был сынишка у меня, 21 годок,
Он в Афганистан ушел - а пришел без ног,
Вот уже который год встать не может он,
Хотя был он в армии первый, чемпион.
Я прошу не для себя - сколько там мне жить -
Хочется мне только сына оживить.
Чтобы он опять как все на земле стоял,
Чтобы в светлый, ясный день взгляд его сиял.
Признаться, я и раньше видел всяких попрошаек: и детей-беспризорников, гнусавящих "Ах, зачем я на свет появился...", и цыганок с тряпками, изображающими их несчастных детей, и просто бредущих инвалидов и стариков. Но меня всегда цепляло за душу, если человек... даже и не знаю как сказать... старается, что ли... от себя просит... А хрен его знает как объяснить! Я порылся в кармане и достал несколько мелких монет.
Итак, прошло еще минут десять. Я решил снова попытаться открыть дверь. Предварительно постучал по ней и, подождав для уверенности десяток секунд, приготовился к выламыванию.
Короткий разбег, я решительно врезаюсь в треклятую дверцу. Черт! Не поддается ни хрена! Только плечо зазря отбил.
--
Постой-ка, парень, ты чего это государственное имущество портишь? - слышен голос баяниста.
Тьфу ты, он оказывается не вышел еще.
Я возмущенно глянул на него (он устроился на одном из последних сидений и совершенно без смущения орал через весь вагон) и, подражая ему, крикнул:
--
А у Вас есть другие способы узнать почему мы едем черт знает куда, и уже, кстати, полчаса, как не объявляют остановки по внутренней связи?!
Тот самый дедуля, Маркович, сначала удивился, а затем и сам одобрительно закивал головой. Честно сказать, мне только сейчас пришло это в голову, я не так часто бываю в трамвае, чтоб знать местные правила и распорядки.
Уже гораздо тише, едва слышно баянист спросил:
--
А что, когда я заходил, тоже не объявляли?
--
Нет, - уверенно ответил я, хотя как раз тогда-то не обращал на это никакого внимания, - а что?
Он замялся прежде, чем ответить на мой вопрос:
--
Ну... э-э... я и сам-то не помню где зашел. У меня эти остановки в голове все перепутались, думал: как раз зайду, узнаю куда принесло. Я ведь, собственно, на любой трамвай сажусь, лишь бы народу не слишком много было... Понимаете ли...
--
Понимаю-понимаю, - ответил я, ничего так толком и не уразумев, - вот только как Вы на остановку попали: пешком или тоже на трамвае?
На мой вопрос он лишь неопределенно пожал плечами.
Вдруг та самая школьница с огромным ранцем вскочила со своего места и подошла к женщине с сумками. Она что-то шепнула той на ухо.
Женщина обратилась ко мне:
--
Молодой человек... - она замялась, а потом добавила, - ...Антон, я вижу: Вы порядочный человек. Ребенку нужно срочно выйти, сами понимаете... Не могли бы Вы довезти мой багаж до конечной, а там оставить у диспетчера? Я бы следующим трамваем подъехала и забрала.
Я утвердительно закивал: помочь ребенку "плюс две минуты" и тетеньке с ее поклажей - еще две. Армагеддон постепенно отступал. Сегодня игра "Кирдык" складывалась удачно.
--
Спасибо большое.
Они с девчушкой подошли к двери, ожидая остановки. Похоже, не только в моей голове крутилась мысль: наступит ли остановка вообще - как дедуля, так и (что меня достаточно удивило!) девушка-ноги-от-ушей стали всматриваться в сторону движения трамвая, надеясь там обнаружить хоть что-то.
Но, видимо, нигде останавливаться трамвай не собирался. Я еще раз попытался вломиться в кабину, но попытка, как и ожидалось, не удалась.
Наконец, я заметил довольно резкий поворот направо. Водитель, кто бы он там ни был, должен явно сбросить скорость, чтобы наша громыхающая бандура не перевернулась к такой-то бабушке.
Собственно, именно так и произошло: трамвай плавно притормозил, я рванул на себя одну половинку дверей, она со скрипом поддалась и благополучно выпустила изнемогающего ребенка с теткой. Спрыгнув на землю и отойдя немного в сторону, они помахали вслед удаляющемуся трамваю. Я высунулся из двери и в ответ помахал им рукой.
А затем случилось то, воспоминания о чем до сих пор вызывают у меня приступ тошноты.
...это были обычные люди, в обычных, немного грязноватых спортивных костюмах, они радостно подбежали к женщине с ребенком, о чем-то заговорили; я видел недоуменный взгляд взрослого человека (той самой женщины), таким он бывает только тогда, когда сталкиваешься с чем-то необъяснимым и сверхъестественным; только обычно всегда находится человек, который растолкует ситуацию, и она больше не покажется невероятной, загадочной, страшной; маленькая девочка ничего не могла объяснить взрослой тете, а даже если и поняла бы что-то сама - рассказывать было бы некому; молниеносным жестом один из... них... достал из кармана спортивных штанов охотничий нож и полоснул по горлу ничего не соображающую жертву; а ребенок все так же держался за руку трупа, еще не успевшего упасть на землю и орошавшего всех и вся темно-бордовой кровью; двое других подхватили девчушку, четвертый... четвертый достал топор и замахнулся над уже валяющимся трупом...
Что произошло на повороте после, я так и не узнал. Меня вырвало, мышцы ослабли, я едва не вывалился из наполовину открытой двери. Но чьи-то руки подхватили меня и оттащили вглубь вагона. Мир погрузился во тьму...
Глава 3. Знакомство.
Очнулся я почти сразу же. Причем не сам по себе, а от жуткого визга. В голове мелькнула мысль: или она еще жива, или это вопит схваченная школьница. Но почему тогда звук такой громкий?
Открыл глаза: я лежу посреди вагона, надо мной склонился дедуля, а немного левее его сидит Ноги-от-ушей, таращится на меня и визжит как резаная. Я поворачиваю голову еще левее и вижу то, от чего хочется орать еще громче ее: из моего левого плеча торчит нечто, похожее на стрелу или дротик, но только оно еще извивается, шипит и пытается дотянуться своим дециметровым отростком до моей шеи. Я вырываю эту хрень из себя, поднимаюсь на ноги и, не обращая внимания на резкую боль в плече, топчу, топчу, топчу... И когда это превращается в кашу, в слизь, размазанную по полу, я успокаиваюсь и сажусь на твердокаменную седушку.
Визг резко обрывается. Девушка смотрит на меня, потом на деда, а затем решает высказаться именно мне:
--
Давай, говори! Что произошло? Какого хрена мы все должны ехать и притворяться, будто все нормально?! Будто каждый день на улицах никого не видно, и трамвай едет себе хер знает куда. Все, как ни в чем не бывало, беседуют, эти козлы еще (сидящие сзади нее пацаны, уже несколько минут находящиеся в недоумении, ничего не возражают) ржут, на меня пялятся. И ты с этим дедом о чем-то шепчетесь.
Я пока молчу, надо дать человеку выговориться. А она, еще более осмелев, продолжает:
--
Давай, суперагент херов, поделись соображениями. А то мы тут - люди темные - ничего в окружающем не смыслим.
Она выжидающе смотрит. Через полминуты я спокойно спрашиваю:
--
Это всё?
Она все с таким же вызовом отвечает:
--
Пока хватит. А у тебя что?
Я еле сдерживаюсь, чтобы не ответить: "У меня?! Тебя, не касается, клизма дырявая!!". Но нужно держать себя в руках, тем более, что клизма - это процесс, а то, что все ею называют - это резиновая груша.
--
Херов суперагент трижды подумает, прежде чем делиться своими соображениями с такой су... суровой собеседницей.
Мои слова производят должный эффект: она сникает, весь боевой запал куда-то улетучивается.
--
А что до ситуации, - продолжаю я, - я знаю не больше остальных: утром нужно было ехать на работу, метро - закрыто, на такси денег нет, а если бы и нашлись - ни одной машины на улице, даже странно.
И уже гораздо тише добавил:
--
И людей тоже нет. Почти никого.
Минутное молчание. Я смотрю на людей, невольно ставших пассажирами этого адского трамвая. И роняю такую фразу:
--
Есть ли здесь человек, который совершенно иначе попал в этот трамвай?
Молчание. Дедуля отрицательно качает головой, Ноги-от-ушей съеживается и говорит "нет", два уже окончательно протрезвевших пацана тоже ничем не возражают, бомж (все-таки он мужского пола, о чем свидетельствуют ... нет, не первичные половые признаки, а свалявшаяся борода и неопределенного цвета усы), еще не въехавший что к чему, за компанию кивает головой, мол, тоже нет. Остается только баянист, собственно, с ним на эту тему уже разговор был.
Проходит минута-другая. Все молчат, молчу и я. Собственно, организаторскими способностями я никогда не мог похвастаться, а корчить из себя героя здесь не хочется тем более.
О, кажется, началось какое-то движение среди двух пацанов: один вспоминает какой-то идиотский американский фильм, когда все исчезли, второй - книгу не то Кинга, не то Дина Кунца. В их разговор встревает Ноги-от-ушей, пытается тоже показать свои знания в области кинематографии и разных ужастиков. Начинается типичное "в черном-черном доме" с Федей Крюковым в главной роли.
Возможно, чтобы прервать их треп или по каким-то другим соображениям дедуля произносит:
--
И что же будем делать дальше, молодежь?
--
Как "что"? Выходить, как только до остановки доедем, - отвечает один из пареньков, и тут же добавляет уже менее уверенно, - или на конечной.
Тут уже моя очередь возражать:
--
А вот этого я делать никому не советую...
Все ждут объяснения, поэтому я продолжаю:
--
Видели, что случилось с ними? (Я киваю в сторону двух битком набитых китайских сумок и одинокого школьного ранца) А я, к сожалению, успел заметить. И впечатлений ... хватит на всю оставшуюся жизнь. Рассказывать, или замнем - это не для слабонервных?
--
Мы и так уже кое-что видели, - фыркнув, бросает Ноги-от-ушей, намекая на непонятное что-то, попавшее мне в плечо. Хотя как раз ей-то следовало бы помолчать: визг устроил кто, Пушкин?
--
Ладно, как знаете...
И я рассказал о том, что заставило меня вернуть завтрак природе...
Наверное, делать этого все же не стоило. А я, идиот, наоборот - с подробностями. Хотя и не с целью поиздеваться - думал, если не упущу ни единой детали, хоть у кого-нибудь возникнут какие-то предположения и соображения.
Пока таковых не было. Все ударились в легкую панику, даже говорили, что я это все придумал или мне почудилось.
--
Хотелось бы верить, что это галлюцинация, - ответил я, - но пока что давайте исходить из правдивости всего увиденного и услышанного.
Я пробежался по лицам людей: вот, черт, надо бы как-то выбираться изо всего этого говна, только как и куда - никто не знал ответа.
Снова возникшее молчание прервал один из пареньков:
--
Давайте хоть познакомимся, что ли? Беда ведь общая - выбираться тоже всем вместе надо...
Хм, хорошая идея, я-то как-то сразу и не догадался. Да и пассажиры все как-то поуспокоились, даже несколько обрадовались возможности отвлечься от необъяснимых недавних происшествий.
--
В общем, меня зовут Слава. Вячеслав, значит. Недавно исполнилось восемнадцать. Студент второго курса.
Слава кивнул своему товарищу, как бы передавая эстафету, тот немного помялся, и как-то нехотя заговорил:
--
А я - Гена. Мы со Славкой в одной группе учимся... на компьютерщиков.
Я вовремя подавил смешок, вспомнив их "хакерский" диалог. Хотя, если так посудить, все когда-то начинали с нуля. Может, в будущем эти ребята и меня обойдут на сто очков вперед.
Следующей представляла себя та самая Ноги-от-ушей:
--
Хм, так. Мое имя Наташа, я учусь... пытаюсь учиться... в школе, в десятом классе. Мой возраст пусть останется в тайне.
Тю, блин, кого ее возраст интересует! Уж не меня-то точно... Ладно, замяли, тем более, что сейчас мой черед:
--
Можете звать меня Антон. Мой возраст (тут я начинаю кривляться, подражая... м-м... Наташе) пусть узнают все: двадцать лет и... э-э... четыре с половиной месяца. Работаю я (перевожу взгляд на пацанов) тоже "компьютерщиком" - системным администратором.
Я смотрю, дед даже заулыбался: странно, он что ли забыл, в какой мы ситуации. Хотя я тоже ни к селу ни к городу юморить начал. Но с другой стороны: это, может быть, и избитые слова, но нужно не впадать в панику и сохранять присутствие духа. Иногда уместны даже такие заезженные фразы.
--
Александр Маркович - моё имя-отчество, - представился всем дедуля, - работал, значит на заводе им. Шевченко в 109-м отделе, пока его не расформировали. Потом на рынке стоял: снастями рыболовными торговал, безделушками разными и сувенирчиками. А сейчас на пенсии, вот, как видите.
Тут он замолчал, давая понять, что больше ему сказать нечего. Бомжеватого вида мужичок снова впал в анабиозное состояние, наверное считая, что всё это ему просто снится. Поэтому остается только баянист. Он подходит ближе, собирается сесть на место школьницы, но затем его будто передергивает и он садится обратно на свое место: в самом конце вагона.
--
Чего мне говорить-то о себе? - в раздумье спрашивает он, - всё, вроде бы, сказано. А... меня называйте просто Иннокентьич.
Уже хорошо: все как бы перезнакомились.
--
Теперь давайте думать, что же все-таки с нами произошло, - предлагает один из пареньков, кажется, Слава: я их еще толком не запомнил.
--
Можно даже в том же порядке высказываться, - продолжаю его мысль я. Чего и говорить: толковый парень. И знакомиться первым догадался, и обсудить раньше всех захотел. Даже обидно как-то. Нет, это я шучу: чего обижаться, если кто-то быстрее тебя думает? Наоборот, надо стараться его превзойти и всё такое, как в боевиках американских. Там герои всегда соревнуются в количестве умерщвленных противников, поминутно "спасая задницы" друг друга. Да уж, меня всегда поражал тот факт, что они все свои мысли привязывают непосредственно к пятой точке опоры. Помню как-то даже прочел американскую книгу, так там герой собирался "спасать задницу Бога"! Это ж где такое видано?! Я хоть и атеист, но всё равно: такую чушь гнать - лучше б с этой книгой в туалет сходить. Я бы так, наверное, и сделал, если б книга моя была. Разумеется, отодрав предварительно обложку. А если серьезно, я бы её просто не купил.
--
Ну тогда дайте мне немного подумать, - отвечает Слава, и буквально через десяток секунд продолжает, - вот что я думаю по этому поводу: мне вообще-то кажется, что всё это сон, и я сейчас дома дрыхну, но если это не так, то... по-моему, это инопланетная атака или что-то в этом духе...
Не дав ему до конца договорить, вступает его товарищ:
--
Да, и скорее всего это что-то типа зергов из "Старкрафта". Помните, там они со всякой биотехникой на людей нападали? И... стрела эта... тоже их работа.
Слава пихает соседа в бок и неодобрительно смотрит:
--
Чего ты мелешь? Какие зерги? Это не компьютерная игрушка, Генка!
--
А что: твои инопланетяне лучше, так что ли? - парирует тот.
Они собираются пуститься в пререкания, но их безапелляционным голосом останавливает Наташа:
--
А теперь можно мне высказаться? - задает она риторический вопрос, - по-моему, это вообще черт знает что: либо дурацкий розыгрыш, либо действительно сон! Если это чьи-то шуточки, то он об этом сильно пожалеет.
--
Только не надо на меня так смотреть, - слышу я свой собственный голос, - чтоб так разыграть надо сначала хорошо головой об стену удариться. А если это сон, то чей именно? Мой, или твой, или Александра Марковича? Мне кажется, что это очередной неудавшийся научный эксперимент. Или наоборот: удавшийся - в зависимости от поставленных целей. Если так оно и есть, то можно сделать вот что: как можно скорее выбраться из зоны испытания.
--
Верно, - поддерживает меня дедуля, - не могут же они всю страну... испытывать. И надо бы, - добавляет он, - найти устроителей этого балагана. Вам слово, Иннокентьич.
Тот все-таки поднимается со своего места, и садится в кресло перед дедом. Я тоже присаживаюсь (подумать только: минут десять торчал на проходе, при пустом вагоне-то). Баянист произносит:
--
Сын, как с войны вернулся, говорил: никогда не думай, что вокруг тебя - миражи. Всё реально: каждый шорох исходит от врага, каждый шелест кустов, каждая пуля... Поэтому, сдается мне, что никакие это не опыты - просто жизнь так повернулась, что все кроме нас одичали. И бороться с этим нельзя - нужно приспосабливаться. Эх... (он обводит всех нас тяжелым взглядом) ... как будем действовать, не всё время ведь ехать?
Действительно, рано или поздно мы куда-нибудь попадем. Пусть и рельсы эти длиной в десятки километров, но ведь трамвай зачем-то едет? Кстати, непонятно, кто им управляет: сам бы он не рулил, потому что на поворотах всё-таки притормаживает, а потом разгоняется снова. А может во втором... СТОП! Тут же еще второй вагон есть! Вот это чудила, как же я сразу не додумался?!
--
А давайте мы сначала со вторым вагоном познакомимся, может они чего подскажут?
Пять пар глаз сначала с недоумением, а затем с восторгом уставились на меня. Я аж заулыбался. Нет, на самом деле нет. Никто не улыбался, и восторг был разве что в моем воображении: сразу же возникли сомнения, не ждет ли нас там сюрприз, в другом вагоне. Но размышления были неожиданно прерваны...
В заднее стекло кто-то стучал. Первой мыслью было, что онисумели догнать трамвай. Я сразу схватил баян, намереваясь хотя бы им сбить преследователя. Наташка закричала, пацаны повыпрыгивали со своих мест, и оба пенсионера (не знаю почему, баянисту, я приписал лет шестьдесят) тоже приняли достаточно воинственный вид. Человек отпрянул от стекла, с трудом удерживая равновесие на рычаге, соединяющем вагоны. Он отрицательно замотал головой и постарался развести руки в стороны: скорее просто, чтоб не упасть, нежели для демонстрации своих намерений.
Я приоткрыл вентиляционную форточку в конце вагона и осторожно высунул голову.
--
Откройте двери, я из заднего вагона, - прокричал человек.
Глава 4. Второй вагон.
Я передал его просьбу паренькам, и те отодвинули в сторону половинку задних дверей. Человек из второго вагона стал ногой на внешний габаритный фонарь (он у наших трамваев приличного размера), затем ухватился за край открытой дверцы. Взявшись обеими руками покрепче, он оттолкнулся ногами и наконец очутился в нашем вагоне.
--
Ну, - произнес он, - разрешите представиться: капитан заднего вагона этого трамвая, если можно так выразиться, Игорь Андреевич.
--
Антон, - в свою очередь ответил я.
После обмена рукопожатиями он сражу же предложил:
--
Давайте переберёмся в один вагон, чтобы вместе решать, как дальше действовать.
--
Ладно, - говорю, - я не против, сколько вас там человек? Здесь места хватит...
--
Э, нет. Боюсь, Антон, это невозможно: у нас с ребёнком годовалым есть пассажиры, и старушки две, которым сюда точно не добраться.
Признаться, здесь я заподозрил что-то неладное: получается он заранее планировал переправить нас в этот свой второй вагон. Это интересно зачем? Хотя с другой стороны, может их капитан и дело говорит: не морзянкой же нам перестукиваться! Лучше я сначала разведаю что к чему. Не то, чтоб я такой храбрый, просто терять-то особенно нечего...
--
Давайте, - предлагаю я, - мы с Вами перелезем, подумаем, как бы организовать переправу.
--
И то верно: у вас ведь тоже шварцнеггеров негусто, попробуем что-то сообразить, - одобряет он.
--
Знакомьтесь, это Антон, - подводя меня к центру вагона говорит Игорь Андреич, - их капитан.
Я вообще-то сначала собирался возражать: не люблю быть лидером, в том смысле, что оно-то приятно, но до тех пор, пока не случаются неприятности и ответственность не переходит полностью на тебя. А потом подумал, что, в принципе, кому еще у нас главенствовать. Да и вообще: какие сейчас могут быть лидеры или капитаны, когда вокруг творится черт знает что!
--
Павел, - прервал мои размышления какой-то тощий паренек, - можно просто Паша. Экскурсовод в Музее природы, что по улице Тринклера. Хотя учился на физика, так сказать. Только они сейчас никому у нас не нужны, а на лоток - тоже не очень хочется.
Да уж, это он точно подметил. Когда у нас ни черта не производят, а ввозят всё из-за границы, впору только это "добро" реализовывать. Или сам останешься без штанов и куска хлеба. Странно, что хлеб еще свой пекут, а то могли бы какую-нибудь американскую резиновую синтетику толкать, типа макдональдсовских биг-маков, или как оно там у них называется.
--
Клавдия Семёновна я, - представилась одна из двух сидящих рядом старушек, и жестом показала на вторую - а это, значит, Лидочка, сестра моя. Только Вы, молодой человек, смотрите: она слышит очень плохо, как раз к лекарю добирались, а тут такая оказия.
М-да, глядя на этих бабулек, сразу становится понятно, почему Андреич не хотел перебираться в наш вагон: они и по твердой земле ходят еле-еле. Ладно, может, в их возрасте меня уже в железный ящик закатывать будут.