Пестерева Юлия Вячеславовна : другие произведения.

Далеко до осени

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Тихия жизнь университетского преподавателя Георгия Юрьевича неожиданно меняется, стоило ему только согласиться войти в состав жюри литературного конкурса

  Твои ладони... Такое странное тепло.
  Чаще всего ты сильно обжигаешь
  Тех, кого не знаешь.
   "Облака - клочья ваты, оторванной от покойной и смиренной, погребенной под бетоном и накрытой, как одеялом, асфальтом. По рукам колесят машины, из глазниц вылезают зеленые ели..."
  Я заинтересовано поднял голову и неожиданно подпрыгнул на месте, больно ударившись коленом о стол. Позади меня раздались смешки - видимо думали, я задремал, а тут неожиданно проснулся. Но я сделал вид, что ничего не слышал.
  Сам не знаю, как я тут оказался. Преподавание меня, конечно, очень привлекало, недаром же я был учителем истории в университете. Но когда ко мне подошел декан факультета филологии и предложил войти в жюри фестиваля эстетического воспитания и провести занятия для старшей возрастной группы, я очень удивился. Удивился, но согласился, хотя совершенно не представлял, чему это я должен их учить. Я ведь плохой пример для подражания: одинокий, 45-летний, выкуриваю по пачке сигарет в день, употребляю британский сидр не только по большим праздникам и творчески зависим. Не могу ничего не писать, если уж совсем ничего не выходит, то веду дневник.
  И вот я уже час сидел в аудитории, и по большей части отчаянно скучал. К старшим я особенно не прислушивался, при необходимости у меня ведь будет возможность познакомиться с их творчеством поближе. Поэтому все их стихотворения казались одним длинным и однообразным, которое просто зачитывали попеременно разными голосами.
  Но эта девушка меня совершенно поразила. Может даже не столько своими поэтическими описаниями.
  Русые волосы, отливающие медью, пышные и немного растрепанные, небрежно убранные по бокам за аккуратные маленькие ушки. Мягкие черты лица, губы-вишенки и огромные глаза, в хороводе ресниц. Она была не только трогательно прекрасна, но и вызывала у меня некоторые почти забытые воспоминания.
  Она продолжала что-то читать, что-то очень вдохновенное, лица моих компетентных соседей-судей светлели, они тоже обратили на девушку внимание. Но совсем не так как я.
  Как только девушка закончила, был объявлен перерыв. Есть мне совершенно не хотелось, я повернулся к ученикам, надеясь, что эта девушка тоже останется в аудитории. Ведь я бы не простил себе, если бы не задал один простой вопрос.
  На мое счастье, она оставалась последней, хотя и собирала свои вещи. Я лихорадочно схватил список, чтобы найти ее имя.
  Рада. Ее зовут Рада. Рада Ветрова.
  Девушка уже была в дверях.
   - Рада! - я лихорадочно почти выкрикнул ее имя. Она остановилась и подошла ко мне.
   - Замечательное творчество, - я старался казаться как можно беспечнее. - Мне кажется, я уже видел тебя на каком-то поэтическом конкурсе.
   - Едва ли, негромко ответила она и улыбнулась. - Я впервые участвую.
   - Надо же, - изобразил я удивление. Голос предательски дрожит. Я набираю в грудь воздуха, чтобы успокоить колотящееся сердце, и как будто невзначай интересуюсь:
   - А как зовут твоих родителей?
   - Инга и Роман Ветровы, - немного недоуменно, но с любопытством отвечает она.
  Сложно описать, что я в тот момент чувствовал. Наверное, прежде всего, растерянность. И радость, бешенную, невероятную радость.
   - Игорь Юрьевич, а почему вы спросили? - Рада от любопытства слегка наклонила голову.
  А я.... А что я должен был ей сказать?
   - Я знал твоих родителей примерно в твоем возрасте. Особенно маму. Мы... Мы дружили.
   - Здорово! - как-то по-детски воскликнула она, - Вы, наверное, давно не виделись, и хотели бы поболтать.
   - Но ведь ты из Москвы, а значит твоя мама сейчас там. - Не знаю, чего я хотел сейчас больше - сесть на первую же электричку в столицу или броситься прочь, лишь бы не видеть эту восторженную жизнью девчушку, так похожую на свою мать.
   - Нет, они приезжают на выходные сюда, к бабушке и дедушке. Обещали заехать и сюда, ведь сегодня открытие нашего фестиваля. Я покажу вам ее. - Она замолчала, а потом добавила, - только позже, сейчас я бы хотела купить воды.
   - Да-да, конечно, извини, что задерживаю, поговорим после перерыва. - Поспешно сказал я.
  Когда Рада скрылась в дверях, я плюхнулся на стул и потер глаза.
  "Я покажу вам ее, " - вспомнились мне ее последние слова. Я усмехнулся. Да я сам ее прекрасно узнаю, узнаю из тысячи, даже если она пройдет с другой стороны площади и не взглянет в мою сторону, даже если она пройдет в двух кварталах от меня, я почувствую!
  Перерыв тянулся целую вечность. Я быстро ходил из угла в угол, садился и тут же вставал.
  Когда ученики вернулись в аудиторию, я уже с энтузиазмом расхаживал у доски.
  Мне в голову пришла простая и очевидная мысль: чем быстрее мы послушаем этих ребят, тем быстрее Рада поведет меня к своей матери.
  В голове не было ни единой мысли кроме ее имени - Инга. Даже воспоминания о ней бились об стеклянный купол вокруг меня, бились об него как мухи. Но я этому был несказанно рад. Я наслаждался этими воспоминаниями.
  Тогда стояла такая же яркая ранняя осень. И она стояла среди моих друзей как строгая ель среди разноцветных кленов, немного недоверчивая, осторожная. Уже потом я узнал, что ее позвал к нам Саша, главный заводила и дебошир. Но как они познакомились, и с какой неведомой для меня радости она согласилась придти, я так и не узнал. Даже позднее, когда я спрашивал ее об этом, она лишь улыбалась и пожимала плечами:
   - Провидение привело.
  У девушки оказалось необычно редкое и красивое имя - Инга. Она быстро обратила на себя внимание мужской половины нашей компании, хотя ничего для этого не делала. Но главнокомандующим этой армии глупо улыбающихся и бесконечно пялящихся парней стал, конечно, я. Несомненно, я пялился на нее больше всех, глупее всех улыбался. Она это замечала, смеялась и пожимала плечами.
  "От резных твоих ворот разгоню поклонников..." - методично повторял я строку из стихотворения Евгения Маркина и воплощал эти слова в жизнь.
  Вскоре около нее остался только я, хотя она от этого особенно и не расстроилась. "Где ты Гай, там и я, Гайя"* (*Подразумевается, что имена Игорь и Инга имеют общее происхождение). Но все равно оставалась неприступной крепостью.
  Я не буду рассказывать, как я уже завоевывал не только место рядом с ней, но и ее снисхождение. Честно признаться, я этим совершенно не горжусь. Не горжусь я и тем, что было потом.
  В один момент я просто потерял к ней интерес. Сердце отторгнуло ее из себя, как инородное тело. И ее место заняла другая, более гибкая и открытая.
  А она все улыбалась, и утвердительно пожимала плечами на мое предложение дружить. Серьезно, я ведь не мог потерять такой ценный экспонат моей человеческой коллекции душ. Или может она просто знала меня настоящего, невольно выманила из моей оболочки меня истинного.
  Тогда нам было шестнадцать. А последний раз я видел ее, когда ей было уже двадцать два. И это было на ее свадьбе. Ее избранник был действительно самым лучшим человеком на земле, "земной человек", как она его называла.
  Роман. Высокий, умный, красивый и обожающий до умопомрачения свою жену. Что ж, такая девушка, как Инга действительно заслуживает самого лучшего - подумал я тогда. Она прислала мне приглашение, но я не пришел. Ее жених не так уж доброжелательно ко мне относился. Я просто понаблюдал со стороны, притворяясь случайным прохожим.
  Я, конечно, очень хотел, чтобы она заметила меня, подошла, мы поговорили, как прежде, и может быть, я уговорил бы ее сбежать со мной, прихватив кусок свадебного торта с апельсинами. С чего я взял, что с апельсинами? Просто знаю, Инга их обожала. Наверное, обожает и сейчас.
  И вот спустя столько лет я вижу ее дочь.
  Я качался на волнах своих воспоминаний, и совершенно не обращал внимания ни на что вокруг. И совершенно не заметил, как остался один в аудитории.
  Только в дверях стояла Рада. С ее лица стерлась та непосредственная детскость, с которой она разговаривала со мной перед занятием.
   - Идете? - спросила она у меня. - Они уже приехали.
   - Рада, если хочешь, можешь называть меня на ты. Просто Игорь. Я ведь почти друг семьи... - неловко улыбнулся я.
  "Я что, краснею? Боже, что я говорю. Какой, скажите на милость, я друг семьи? Да мне за счастье будет, если они меня просто узнают и вспомнят!"
   - Я сейчас выйду, мне нужно сделать один важный звонок, - сказал я. Рада согласно пожала плечами и исчезла в дверях
  Конечно, никому я не звонил. И, конечно, не собирался ее догонять. Ведь как бы ни было сильно мое желание увидеть Ингу, я этой встречи боялся. Боялся, что она посмотрит на меня, по ее постаревшему с жалкими остатками былой красоты лицу проскользнет тень непонимания. А потом, когда я представлюсь, она скажет что-нибудь манерное, типа "Ах да, теперь я вспоминаю!" И начнет вести со мной великосветские беседы о погоде или еще какой лабуде.
  А ее земной и лысеющий Роман потрясет мою руку и с энтузиазмом предложит обсудить какой-нибудь футбольный матч, позовет в баню или предложит попить пивка. Их дети буду кружить вокруг нас, а Рада будет глупо хихикать.
  Я потряс головой, отгоняя эти глупые мысли и все-таки зашагал к выходу. Не буду я к ним подходить, просто посмотрю издалека. Хуже от этого точно не будет.
  В коридоре я выглянул в окно, выходящее во двор, надеясь там разглядеть семейство Ветровых. Но, по-видимому, во двор высыпали все участники фестиваля, их родители и учителя, поэтому разыскать в толпе кого-то из них с такого расстояния было практически невозможно. Пришлось спускаться.
  Погода стояла замечательно теплая и ясная. В обычное время я такие деньки яростно ненавидел, предпочитал отсиживаться дома и выходить к вечеру, но сегодня я невольно залюбовался отблесками солнечных лучей в золотистой листве. Но главным для меня сейчас конечно было найти Раду.
  И она отыскалась совсем рядом, у колонн. Она разговаривала с девушкой, которая стояла ко мне спиной. И у них были волосы одного цвета...
  Несмотря на довольно жаркую погоду, я вдруг резко покрылся холодным потом. Рада показала куда-то недалеко от меня и девушка обернулась.
  С такого расстояния и с моим зрением (да и еще я поспешно отвернулся, когда она посмотрела в мою сторону) Инга казалась совсем молоденькой, едва ли старше своей дочери.
  Я внутренне сжался, надеясь, что они сейчас смотрят не на меня. Но спустя пару минут поднял голову.
  И увидел Романа. Точнее двух. Я несколько раз поморгал, отгоняя наваждение. Но они не исчезли. И тут, когда из толпы показался настоящий Роман (он тоже был совсем такой, каким я его помнил и ненавидел), все встало на свои места.
  Это их сыновья. Отродье Ветрова, такие высокие и красивые парни, которые так сильно были похожи на своего отца, как мало имели общего с матерью.
  Однако, забавно. Никогда такого не видел. Все у этих двоих не как у людей. Даже дети напоминают миру об их большой любви.
  Словно подслушав мои, мысли Роман обнял жену и дочь, что-то сказал, все весело рассмеялись и последовали за ним. Мне хотелось тоже пойти за ними, но вдруг я почувствовал себя старым и уродливым. Инга и Роман были словно молодые боги, а я рядом с ними - простой смертный. Сердце неприятно сжалось. Я ошибался. Стало только хуже. Я уже хотел было развернуться и уйти прочь, но обратил внимание на Раду. Девушка недоуменно вертела головой. "Меня ищет", - подумал я и помахал ей. Она быстро заметила, что-то сказала родителям и стала пробираться ко мне.
  - Ты чуть-чуть с ними разминулся, они уже пошли в зал.
  - Я видел вас. Просто не стал подходить. Не хотелось нарушать семейную идиллию. Лучше скажи мне, эти двое, конечно же, твои братья?
   - Да, - улыбнулась девушка. В ее голосе слышались нотки гордости. - Им по девятнадцать, они оба учатся в университете. Ярослав и Святослав. Мечтают открыть свою сеть ресторанов. Говорят, для родителей, чтобы в выходные маме можно было не готовить на такую толпу голодных динозавров, - при этих словах она засмеялась. - Так папа говорит. А они пока работают, копят деньги и опыт, выпытывают у мамы все ее секретные рецепты, чтобы включить их в свое меню.
  Я слушал все это из приличия, крепко стиснув зубы. Мне совсем не хотелось слушать об этих идеальных детях. Вот если бы они были сыновьями Инги и моими, то я бы сам расхваливал их на каждом шагу. Но, к счастью, Рада уже закончила.
  - Слушай, а может ну его, этот концерт? - предложил я. - давай просто прогуляется, ведь в такую погоду грешно сидеть в помещении. Да и занятий сегодня уже не будет.
   - Заманчиво, - с улыбкой ответила Рада. - Дойдем до площади с фонтанами?
  Ее светлая улыбка была так заразительна, что и уголки моих губ потянулись к ушам.
  - Идет.
  Сначала мы просто шли молча. Мне, конечно, хотелось с ней поговорить, но я не знал о чем. Современную музыку я не слушал, не видел ни одной новинки кинопроката. А о том, что читают и чем увлекаются современные подростки, я вообще предпочитал не думать. Вот если бы сейчас здесь была Инга...
  Инга. Ингрид. Вместе с ее светлым образом всплыл и Роман. Ведь они одно целое. Земной человек.
   - А ты знаешь, что означает фраза "земной человек"? - неожиданно сам для себя я спросил у Рады. Та задумчиво нахмурилась.
   - Так моя мама иногда называет моего папу. Но никогда не объясняла почему. Раньше я думала, что это значит приземленный. Но потом поняла - какой же мой папа приземленный? Так что теперь даже и не знаю.
   - Интересно, - неужели она не рассказала о своей теории даже дочери? Неужели я был единственным человеком, которого она посвятила в свои мысли?
  - Видишь ли, Рада, я случайно знаю, что твоя мать имела в виду, - осторожно сказал я.
  - Ну и? - она вопросительно подняла брови.
  В этот момент мы как раз вышли на площадь. Сам я редко здесь бывал, но понимал, почему Рада выбрала это место. С десяток фонтанов разного размера, разбросанные вокруг них лавочки и причудливые клумбы с цветами. Живительный оазис среди бетонной пустыни.
  Рада выбрала лавочку, около фонтана с русалкой, игриво выплевывающей струю воды. На мгновение мне даже показалось, что они с Радой чем-то похожи.
   Когда мы сели, я-таки начал рассказывать:
   - Инга всегда говорила, что есть люди как воздушный змей, творческие, постоянно находящиеся в поиске, неутомимые в изучении жизни и всего вокруг. Но естественно, что у этих людей есть один минус: ветер может оторвать их, и неизвестно, что будет. Человек сойдет с ума, замкнется в себе или вовсе погибнет. У всех воздушных людей бывают моменты, когда они балансируют на этой грани. Ну, мы же должны платить, за все хорошее, что имеем.
  Пока я рассказывал, все время смотрел на Раду. Она же не бросила на меня ни взгляда, а смотрела куда-то вдаль.
   - Но есть еще, как ты уже поняла, заземлители. Или земные люди, по-другому.
   - И они держат воздушных у земли? - неожиданно вставила Рада. Я с укоризной посмотрел на нее. Девушка вжала голову и быстро сказала:
   - Извини, что перебила.
   - Я не поэтому, - нахмуренно продолжил я. - Просто это прозвучало, словно земные люди - это плохо. Что они силой удерживают воздушных около себя. Но это вовсе не так. У земных есть то, что всю свою жизнь ищут воздушные - это надежность и стабильность. А воздушные добавляют в жизнь земных ощущение полета. Такой вот симбиоз.
  Рада молчала, что-то обдумывая, а потом повернулась и спросила:
  - И ты согласен с этим?
   - Естественно, - кивнул я.
   - А как же что-то типа "подобное тянет к подобному"?
   - Ну, тут как плюс и минус. Вроде как две противоположности, а на деле оба состоят из полосочек.
   - Это тоже мама сказала? - подняла одну бровь Рада.
   - Нет, это уже мои наблюдения.
  Девушка снова замолчала и продолжила смотреть на воду. Молчал теперь и я. В голове обычно было много мыслей, но сейчас она была восхитительно пуста.
   - Ты, значит, воздушный человек, - медленно проговорила Рада, не открывая взгляд от воды. - А какой я?
   Тут уж я развел руки:
   - Мы знакомы всего несколько часов, откуда мне это знать?
   - Просто подумала, что со стороны виднее, - ее голос показался мне немного расстроенным. - А то буду искать всю жизнь не того.
  От этих слов я вздрогнул, сердце забилось чаще. Мне очень захотелось обнять ее и никогда не отпускать. Но вместо этого я собрался с мыслями и сказал:
   - Не надо никого искать, - и добавил мысленно: "Я уже здесь". - Нужный человек сам тебе встретится. Ведь воздушные люди летают каждый на своей высоте, а земные имеют каждый свою степень надежного удерживания.
   - Понятно, - бесцветно ответила Рада. Видимо, мои слова ее не убедили.
  Мы сидели у фонтана еще минут двадцать. Молча. Рада смотрела на брызги фонтана, а я подставил лицо солнцу и сидел с закрытыми глазами.
  Наше знакомство и общение началось как-то слишком стремительно. Даже молниеносно. Словно мы старые знакомы, просто пару лет не виделись. И все-таки я чувствовал неловкость за свою поспешность. Оттого и молчал. Наверное, если бы она сейчас встала и также, молча, ушла, я бы был только рад. Но она продолжала сидеть, и от этого было еще более неловко.
  Наконец, она отвлеклась и посмотрела на часы и встала.
   - Пора возвращаться. Родители, конечно, мне не звонили, значит, концерт не закончился. Но все равно пора.
  Я тоже посмотрел на часы. Было уже почти семь.
   - Тебя проводить? - только бы она не почувствовала мое смущение!
   - А ты разве не собираешься туда возвращаться, - удивилась девушка, попутно взбивая волосы.
   - Мой рабочий день закончился, а к встрече с твоими родителями я все-таки не готов. - Я попытался улыбнуться, но получилось неестественно.
   - Значит, о встрече с тобой родителям тоже не рассказывать? - она подошла слишком близко и посмотрела в глаза.
  Она смотрела на меня снизу вверх пытливым взглядом. Мне вдруг стало тяжело дышать, захотелось расстегнуть воротник рубашки.
  Опасный вопрос. И сама Рада сейчас показала другую свою сторону характера, неведомую для меня.
   - Как считаешь нужным, - промямлил я и сам себе удивился. На кого я сейчас похож? Взрослый мужик испугался странного блеска в глазах шестнадцатилетней девушки.
  Через мгновение она моргнула, и блеск исчез.
   - Тогда я пойду, - произнесла она и отправилась в сторону школы.
  Первой моей мыслью было конечно проследить за ней, посмотреть, как она себя ведет с другими. Но вместо этого я отправился в другую сторону, домой.
  Когда я оказался дома, я лег, не раздеваясь на кровать, снял только галстук и расстегнул ворот. Нужно было многое обдумать.
  Сейчас я уже почти жалел, что вообще познакомился с этой девушкой. Сначала мне казалось, что так я смогу стать ближе к Инге, но теперь, когда сам же отказался от этой мысли, растерялся.
  И что теперь с ней делать? Вести занятия, будто мы и не знакомы вовсе? Я знал, что не смогу.
  В этот момент я понял, что за сегодня не выкурил ни одной сигареты. Я встал, вышел на балкон и закурил.
  **
  Когда я подошел к аудитории, все уже были в сборе. И даже спорили.
   - Тебе не победить меня, мымра, - услышал я, как какая-то невзрачная русоволосая девушка стояла напротив Рады, сложив руки на груди.
  Я остановился за приоткрытой дверью. Вмешаться, конечно, хотелось, но я себя остановил. Все-таки я не собираюсь нянчиться с этой девушкой.
  Я дал пять минут им на разборки, а потом вошел.
  Когда я оказался внутри, все уже молчали, словно ничего и не произошло.
  Я со вздохом поздоровался, представился и начал вести занятие.
  Сегодня у меня по плану рассказать этим двадцати якобы подающим надежды поэтам об основах стихосложения. Когда об этом объявил нам организатор, я, было, заметил, что, дескать, раз они поэты, то, наверное, не понаслышке знакомы с ямбом, хореем и другими амфибрахиями и катренами. Тем более у меня была старшая возрастная группа. Но декан кафедры филологии, который и был по совместительству главным зачинщикиком сего действа, только отмахнулся.
  Я собирался начать немного рассказывать, а потом, поддавшись якобы их уговорам не тратить время, приступить ко второй части - чтению и обсуждению их творчества. Уж этой части наверняка ребята ждали с большим нетерпением. В этом вся молодость - расхаживать как надутые павлины друг перед другом да меряться хвостами (ну в данном случае стихами)
  Я поймал себя на том, что рассказываю про силлабическое, тоническое и силлабо-тоническое стихосложение, что собственно делать не собирался. На мгновение замолчал, окинув взглядом аудиторию. Эти подростки сидели и слушали с огромным интересом. Даже на задних партах никто не шептался, а кто-то даже записывал! Мне стало как-то даже немного совестно, что я так о них подумал. О чем, кстати, я там рассказывал?
  Я посмотрел на Раду. Она сидела за первой партой, на правом ряду. Она не записывала, но внимательно слушала, соединив указательные пальцы.
  Поймав мой взгляд и, словно почувствовав мое замешательство, она подняла руку и спросила:
  - Игорь Юрьевич, скажите, а как вы определяете, действительно ли талантливый этот человек или нет?
  Я немного расслабился и, с удовольствием глядя в глаза Раде, ответил:
   - Ну есть такое правило, скорее шуточное, но оно работает. Положите свою руку ладонью вниз. Положили? Так вот, если костяшка в месте прикрепления большого пальца к руке выпирает (да, я не силен в биологии, но подкрепил свои объяснения наглядным примером), то тогда у человека обязательно есть склонность к какому-то искусству.
   - Вы хотели сказать - талант? - спросил кто-то с задних парт.
  - Нет, просто склонность. И если эту склонность развивать, то тогда и получится талант.
  Все заметно оживились. Перешептывались, показывали друг другу торцы ладоней. Только Рада тихо сидела, скрестив руки.
  Мне не надо было быть экстрасенсом, чтобы понять, что у нее как раз эта костяшка не выпирает.
  И вовсе не потому, что она бесталанна. Просто я слишком хорошо помню бледные маленькие, но очень аккуратные руки Инги.
  - А если костяшки нет, значит прощай творчество? - желчно выдала та самая девушка, что о чем-то пыталась спорить с Радой. Но я не хотел сейчас ее рассматривать, я смотрел на опустившую глаза Раду.
  - Ее отсутствие еще ничего не значит, - в этот момент Рада подняла на меня глаза. Мне показалось, что они бы полны слез.
  "Глупенькая маленькая девочка!" - подумал я про себя. - "Неужели твое счастье зависит от умения рифмовать слова?"
   - Я же сказал, что это всего лишь шуточное правило. И никакое правило, даже такое сомнительное, не обходится без исключений, - я посмотрел на Раду, но она просматривала свои записи и даже не глянула в мою сторону.
   - Давайте сделаем небольшой перерыв, а потом приступим к обсуждению вашего творчества.
  Все с шумом засобирались, и через минуту в аудитории была только Рада. Но и она схватила в охапку свои записи и быстрыми шагами вышла.
  Ну что я мог сделать? Броситься за ней и умолять простить за глупое правило, которое даже не я придумал?
  Вместо этого я подошел к одному из окон и открыл его нараспашку.
  На улице было немного прохладно и облачно, шел мелкий дождь. В легкой рубашке я поначалу моментально озяб. Но потом почувствовал, что у меня в груди словно огненный клубок. Когда я выдыхал, я буквально ощущал его внутри себя. Это нечто стало моим вторым позвоночником, опорой и... наверное, надеждой.
  Давно уже я не испытывал это чувство. С тех пор, как Марина, моя жена, сказала, что подает на развод. Не то чтобы я так сильно ее любил. Просто после этого я перестал на что-либо надеяться. На чудо. На любовь. Я окунулся в водопад знакомств и полуслучайных связей. И до сегодняшнего дня было так.
  Я подставил лицо дождю. Он был такой мелкий, что казалось это не дождь, а снег. Сразу представился снегопад и елка, и Рада. Она сидела на ковре перед ней и улыбалась.
  Скрипнула дверь. Я даже не обернулся. Просто знал, что это она. Закрыл окно, вернулся к учительскому столу, сел.
  Теперь я смущался смотреть на нее. Но когда все-таки решился посмотреть, встретился с ней взглядом. На ее лице уже не было тени грусти или обиды. Она смотрела мне в глаза и ее лицо словно сияло изнутри любопытством и волнением. Я хотел было что-нибудь ей сказать, но в аудиторию стали подтягиваться и другие ученики.
   - Можно я буду первой? - спросила та самая вредная девушка и осталась стоять у доски. Пока все рассмеялись, я успел рассмотреть ее.
  В ней не было ничего примечательного. Светлые глаза за толстыми стеклами линз. Русые волосы до плеч. Только если у Рады они отливали рыжиной, то у нее они были скорее серыми. Невысокая, просто одетая, с небольшим круглым животом, который очень выделялся под обтягивающей водолазкой. Такая внешность, а сколько напора.
  - Разверните мне крылья! - почти взвыла она, начиная чтение.
  Я с усилием сглотнул, чтобы подавить вырывающийся наружу смех. Рада, увидев мою реакцию, нагло и совершенно не таясь, улыбнулась во весь рот. Девушка бросила на нее злой взгляд и продолжила свои завывания.
  Остальные среагировали не так бурно.
  Я схватился за бутылку с водой и сделал несколько судорожных глотков, стараясь не засмеяться. После крыльев понеслись венки, костры в полуночном лесу и прочее и прочее. "Закос под готичненькое язычество?" - подумал я, потирая переносицу и с усилием делая вид, что слушаю.
  Через пять томительно долгих стихотворений, она, наконец, замолчала.
   - Прежде всего мне кажется, что твои стихотворения слишком затянуты, - звонко сказала Рада, - из пяти смело можно было сделать десять. - Я сдержал улыбку, а многие открыто засмеялись.
   - Ну а фраза разверните мне крылья... Странно как-то. Словно это не крылья, а ковер.
  Тут уже хохотали все. Даже я сдержанно улыбнулся.
  Екатерина (именно так она представилась) молчала, только зло сверкала очками, пока один за другим остальные высказывали по поводу ее творчества, едко и не очень. А потом она обратилась ко мне:
   - Ведь это находка про крылья, как вы считаете?
   - Боюсь, Екатерина, ребята правы, - осторожно начал я, но девушка фыркнула, вздернула нос и прошла к своему месту.
  И началась эта бесконечная каторга. Ребята вставали и садились, замечания лились рекой, похвалы - реже. Я попеременно боролся то с зевотой, то со смехом.
  Были, конечно, любопытные экземпляры.
  Невысокий парень со странной прической с обличающими политическими виршами и простыми, но трогательными стихотворениями о природе. Я даже про себя прозвал его Есениным.
  Другой парень, высокий и худой. Сонеты и любовная лирика. Блок и его Прекрасная Дама.
  Высокий и крепкий парень читал немного нараспев что-то в прозе про тетради. Он мне тоже кого-то напоминал, наверное, Хемингуэя, но я не был уверен.
  А я все ждал, когда же выйдет Рада, хотелось узнать, что она там пишет. Вчера ведь я был настолько удивлен просто ее присутствию, что прослушал все, кроме нескольких первых предложений.
  Все так оживленно спорили, что не услышали звонка на перерыв. Лишь когда к нам заглянула одна из преподавательниц, все немного успокоились и потянулись обедать.
  По традиции я и Рада оставались последними. Она не спешила уходить, а лишь лукаво улыбалась. Уголки моих губ тоже невольно потянулись вверх.
  Я встал перед ее столом и спросил:
   - Когда ты будешь читать свои произведения?
   - После перерыва, - улыбнулась еще шире Рада. - Но только с одним условием.
   - Каким?
   - Ты прочитаешь нам что-нибудь свое.
  И вышла, не дожидаясь ответа.
  "И почему у нее привычка напрочь отбивать мне аппетит? Мне что, нужно похудеть?" - усмехнулся я про себя.
  Выходить в коридор мне не хотелось. Мне казалось, что мой горящий взгляд выдаст мою влюбленность. И каждый, кому не лень, будет знать, что взрослый мужик позволил зеленоглазой девчушке прочно завладеть своим сердцем. И да, есть мне, конечно же, не хотелось.
  Я взял листок бумаги и ручку, вновь распахнул окно и сел на подоконник.
  Напишу что-нибудь сейчас. Только для нее.
  Рада вернулась первой. К тому моменту я не успел закрыть окно, но успел дописать стихотворение.
  Девушка подошла ко мне, заметила листок и удивленно спросила:
   - Неужели ты специально для нас написал стихотворение?
  Я посмотрел на часы. До конца перерыва полчаса. Успею выкурить сигарету. С открытым окном никто и не заметит. Если Рада никому не скажет.
   - Не против? - я вытащил пачку. Девушка как-то грустно пожала плечами.
   - Против, но ты же просто пойдешь на улицу. Так что одну. А вообще бросай.
  Я хотел было легкомысленно пропустить это тысячное нравоучение в моей жизни мимо ушей, но почему-то не смог. Не смог я выкурить и больше половины сигареты. Оставшуюся часть я выкинул в окно, отпил воды из бутылки и, наконец, сказал:
   - Вообще, это стихотворение не для вас. Только для тебя, - и быстро добавил, - ведь только ты поинтересовалась моим творчеством. Прочитать? - Рада согласно кивнула.
  Я уселся поудобнее и начал:
   - Есть стихи, которые словно стальной венок,
  Есть стихи, которые больно ранят, которые больно колют.
  Вот стихи, которые апельсиновый сок в стакане, в изголовье постели больного.
  Есть стихи, как осень, они горчат, их слова окунают в жижу.
  Есть стихи горячий лимонный чай, если стихи-стены, стихи-крыши.
  Вот стихи, которые шерсть и лён, вот стихи которые долгий сон, чистый запах бумаги книжиц.
  Вот хромает ижицей через день пустотелое внутреннее неустройство.
  Вот стихи, которые любят тень, полумрак, и не любят солнце.
  Их нельзя читать во дворах впотьмах, не кричать ими от бессонниц.
  Вот стихи, которые лечат страх, вот стихи, которые лечат совесть.
  Есть стихи шершавые, как щека, есть стихи зубастые как пила.
  Вот стихи, которые ты прочла, но забыла, когда цвела.
  Есть стихи хорошие, но тошнит. Если слова прекрасные, но так пусто.
  Вот стихи, которыми славно жить, вот стихи, которые можно чувствовать.
  Есть стихи-образы, из окна выползает их виселичное эхо.
  Вот стихи прикасаются кожей к нам, и их кожа покрыта мехом.
  Есть стихи, в которых нефть и соль, есть стихи, подобные океану.
  Вот стихи как апельсиновый сок. Апельсиновый сок в стакане.
  Рада улыбнулась. Так искренне и так тепло, мне даже показалось, что выглянуло солнце.
   - Замечательное стихотворение, - сказала она.
   - Дарю, - ответил я и немного протянул ей листок.
  Но когда ее рука коснулась моей, в двери ворвались несколько учеников. Она вздрогнула от неожиданности, отдернула руку, отвела взгляд и стала закрывать окна. Я, как ни в чем не бывало, пошел в сторону учительского стола, но по пути, пользуясь тем, что взгляды ребят были направлены на Раду, незаметно вложил стихотворение в ее тетрадь.
  Меня сейчас мало волновало, что подумали эти молодые поэты. Больше волновало, что чувствует эта девушка, которая уже села за свой стол и избегала на кого-либо смотреть.
  Не в силах выносить это молчание, я все-таки вышел в коридор. И зря. Там стояла Алена, молодая аспирантка кафедры филологии лет 25. Раньше она мне симпатизировала, но сейчас казалась крашеной куклой. Я тихо прокрался мимо нее к лестнице и спустился на этаж, вышел на улицу и закурил.
   - Игорь, вы же простудитесь! - услышал я манерный голосок Алены. Заметила-таки, стерва!
  Я затушил сигарету, и прошел мимо кокетливо улыбающейся Алены и отправился обратно в аудиторию.
  При моем появлении, Рада покраснела и опустила глаза, а остальные зашептались. Меня это удивило, но виду я не подал.
  Как и было обещано, после перерыва к доске вышла Рада. Я приготовился слушать.
  В синеве разгорается солнце,
  Старый лес поседеет в забвеньи.
  Снег находит последний покой
  На твоих и моих коленях.
  
  Пусть в глазах отзывается облако,
  Одиночеством тихо накроется.
  Не нужны похвалы нам и почести,
  Все, конечно же, как-то устроится.
  
  Мы сидим и не чаем души
  В белой сказке, что стала вдруг былью,
  И хотелось лишь вечно жить,
  Хоть и станем когда-нибудь пылью.
  
  Серебро отражается в каплях,
  На глазах от мороза цветущих.
  Что-то личное есть в облаках,
  Слишком медленно к нам плывущих.
  
  Пусть когда-то настанет весна,
  И заходится небо в моленьях.
  А сейчас снег находит покой
  На твоих и моих коленях.
  Я не сказал бы, конечно, что стихотворение произвело на меня неизгладимое впечатление. Но мне оно показалось, очень нежным, трогательным, а то, как она его читала - милым. Что тут сказать, она повязала меня одним только взглядом.
  Слова стихов расплывались, в памяти остался только ее голос, рыжеватые волосы, рассыпавшиеся по ее плечам, и ее спина в полосатой кофте, с перевернувшейся золотой подвеской у самой шеи.
  Когда она закончила, все почему-то молчали. Я, было, думал, что это из-за того, что те трое увидели перед занятием, но увидел, как Екатерина беззвучно открывает рот и понял. Понял, что не только мне ее творчество показалось безупречным.
  Все молчали еще с минуту, а потом нестройным хором затянули уважительные похвалы. Рада раскланивалась пару минут, а потом села. А я был совершенно очарован и уже ничего дальше не мог соображать.
  Время тянулось, ученики сменяли друг друга, спорили и смеялись, за окном тучи разошлись, и в окружении непричесанных облаков выглянуло солнце.
  Мы закончили обсуждение уже почти в пять вечера. Голова гудела от болтовни, хотелось немного размяться и помолчать.
  На этот раз Рада вышла в числе первых. Я, было, бросился за ней, но меня отвлекла одна из пытливых учениц, а когда я с ней разобрался, след девушки уже простыл.
  От этого стало грустно. Не торопясь, я спустился на первый этаж и увидел на улице Раду. Она прогуливалась маленькими кругами, словно ждала кого-то.
  Пришлось призвать все свое самообладание, чтобы не броситься к ней со всех ног.
  Она заметила меня, когда я уже подошел.
   - Не против прогуляться к фонтанам как вчера? - спросила она меня. Я согласно кивнул.
   - Только давай не будем очень много болтать. Голова болит, - сказали мы одновременно.
  Когда мы вошли на площадь, я пожалел, что этих фонтанов не было тут еще лет двадцать пять назад. Тогда я обязательно привел бы сюда Ингу, и, может, это очаровательное место помогло бы ей полюбить этот город, и она не уехала бы в Москву.
  Сам я Москву не любил, хотя многократно звали. Звали набираться опыта в международной компании, расти по карьерной лестнице. А я всего лишь хотел создать свою фирму, стать бизнес-ангелом для подающих надежды молодых людей. Из-за этого постоянно находился в поиске новых кадров - хотелось набрать в команду самых лучших. Помнится, я хотел переманить к себе Ингу. Несмотря на отсутствие "талантливой" костяшки, у нее рано проявился дар к финансовому планированию и инвестированию. Обещал сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться.
   - Рада, а кем работает Инга? - спросил я у девушки, словно речь шла о какой-то ее знакомой, а не о матери.
   - Финансовым директором в одной крупной компании, - ответила девушка. - Она просто обожает свою работу, и только то, что нас она все-таки любит больше, не позволяет ей жить в офисе.
   - А отец? - перебив ее, я задал второй вопрос.
  Так я его терпеть не мог, память услужливо выбросила из головы место его учебы. Кажется, он стал юристом.
   - Он руководит собственной частной клиникой, - туманно ответила Рада, и я так и не понял, кто же он по профессии, но переспрашивать не стал.
   - Расскажи мне о себе, - неожиданно потребовала Рада и повернулась ко мне. - И о родителях. Ты ведь знал их в моем возрасте?
   - Твоего папу я знал мало, - уклончиво ответил я. - а вот маму больше. Но на самом деле, никогда не пытался посмотреть на нас двоих со стороны.
  Я откинулся на спинку и неторопливо начал:
   - Мы познакомились, когда нам было по шестнадцать. Мы оба учились в десятом классе. Только в разных школах. У нас был общий друг и мой одноклассник. Именно он привел ее в тот день в нашу компанию.
  Кем я был до этой встречи? Я был незаметным и некрасивым, тихим и плохо учился. Но на летних каникулах перед той встречей, я вдруг решил, что хватит с меня, что нужно вступить в новый класс обновленным. Сам не знаю, как мне это удалось, но за лето я стал другим. С тех пор я мало изменился. Просто тогда я не врал и не увиливал, по крайней мере рядом с Ингой.
  Инга же была замечательна. Хорошо училась, занималась спортом, общественной деятельностью, но при этом никогда не лезла на рожон и была очень одинока. Наверное, Саша, тот друг, что тогда познакомил нас, с успехом мог бы стать твоим отцом, если бы не я. Не то чтобы они любили друг друга, их связывала крепкая дружба, дружба очень особенная, но хрупкая. Не скрою, я невольно поспособствовал ее крушению. В своем желании общаться с Ингой, я был чересчур целеустремлен и напорист.
  Она сначала немного шарахалась от меня. Но мы стали первыми стоящими людьми в жизни друг друга.
  Мы часто встречались на межшкольных олимпиадах и состязаниях. Только я брал напором и неожиданностью, а она... Она вообще ничем не пыталась брать. Помню, как создавался клуб дебатов, и выбирали председателя. Она не стала участвовать. Она просто написала идеальную программу для обаятельного и разговорчивого красавчика. И они победили. В тот день я сказал, что она должна заняться экономикой.
   - Странно, причем тут экономика? - спросила Рада.
   - Сам не знаю, - ответил я, наблюдая, как заходящее солнце золотит ее волосы и кожу на шее, - Просто я тогда сам ей очень интересовался, и подумал, что может и ей будет интересно. И в итоге ей она и преуспела в ней больше чем я.
  Инга всегда в шумной толпе была громче всех, но и больше всех одинокой. Все люди, которые кружились вокруг нее, были как осенние листья в непогоду, а она не понимала этого или просто не хотела понимать.
  Я же бросался на амбразуру новых людей и знакомств. Я словно влюблялся в каждого нового интересного мне человека. Веришь или нет, но я сохранил в своем сердце каждого. И с каждым я поддерживаю хорошие отношения.
   - Кроме моей мамы? - спросила Рада, подвинувшись ближе и заглянув мне в глаза.
   - Именно, кроме нее.
  Мы стали меньше общаться, но для меня она всегда была тем человеком, к которому в любой момент можно вернуться. Эдакий оплот.
  Но в одиннадцатом классе она где-то откопала твоего отца, потом поступила в Москву, а я осел тут.
  Я разговаривал с Романом всего один раз. Он был спокойным и уверенным, не поддавался на мои уловки в разговоре. Наверное, во мне говорила ревность, раз я потом сказал Инге, что он недалекий и простой. А она посмеялась и сказала: "Ты его совсем не знаешь".
   - Ты не верил их любовь? - голос Рады прозвучал обиженно и немного по-детски.
   - Рада, откуда мне было знать? - развел я руками. - По секрету тебе скажу, втайне я надеялся, что когда-нибудь обязательно предложу Инге выйти за меня замуж, а она согласится. И продолжал на это надеяться вплоть до их свадьбы.
  Я замолчал, давая время ей переварить эту информацию. Хотя на самом деле, я боялся одного простого вопроса. Боялся, что она подумает, что я вижу в ней только ее мать, а не ее саму. Но пока этот вопрос не был задан, я не мог начинать оправдываться. Да и что бы я ей сказал?
  Рада выпрямилась, сложила руки крестом на груди и посмотрела на небо. Оно начинало опять затягиваться.
  Я снял с себя пиджак и накинул ей на плечи. Она ничего не сказала, лишь смотрела на меня.
   - Прости, - наконец выдавил из себя я. Хотя, собственно, за что я должен перед ней извиняться? Может мне еще извиниться за то, что я был женат? Или я виделся ей сорокапятилетним девственником?
  Она глубоко вздохнула и, наконец, сказала:
   - За что ты извиняешься? Я тебя понимаю. Так что было дальше?
  После этих слов я почувствовал громадное облегчение. Все-таки, как она похожа на Ингу! Такая добрая, такая красивая. И говорить с ней нужно на равных. А то я все с ней как с ребенком.
   - Но в день свадьбы, когда увидел, как они смотрели друг на друга, я, наконец, прозрел. И даже не решился подойти?
   - Но почему вы больше не общались? - она поплотнее закуталась в пиджак. Начинался легкий дождь, меня в одной рубашке продувало насквозь, но я не хотел уходить.
  Для меня это была своеобразная исповедь. Как люди пишут что-то, что их мучает и сжигают, так и я сейчас хотел поделиться тем, что всю жизнь нес в одиночестве. А с Радой этот груз не казался таким уж неподъемным. Да и история немного касалась и ее.
   - Она погрузилась в заботы. Хотела продвигаться по карьерной лестнице. А я это терпеть не мог. Поэтому попытался забить в душе брешь работой над своей собственной компанией. Мне отчего-то казалось, что если я преуспею, то смогу и правда предложить ей хорошую работу. И она приедет сюда. Мы будем общаться. Но, когда фирма заработала, я не смог набраться решимости и позвонить ей.
  Мне было очень горько от этих слов, от того, что я упустил ту призрачную возможность изменить если не все, то многое.
  Казалось, природа находилась со мной в солидарности. Дождь расходился, но мы с Радой не двигались с места.
  Неожиданно Рада встала, протянула мне пиджак и сказала:
   - Очень зря. Она обязательно приняла бы твое предложение.
  Я улыбнулся. Она улыбнулась в ответ, взяла меня за руку, и мы побежали к автобусной остановке.
  Когда мы были у остановки, подъехал автобус. Я не разглядел его номер, но видимо это сделала Рада, раз двинулась к нему.
  Перед самой лестницей она остановилась и повернулась ко мне. Я взял ее за талию и поставил на подножку. Только теперь мы сравнялись в росте. Ее глаза были на уровне моих. И губы напротив губ.
  Я, наверное, поцеловал бы ее, если бы она не положила левую руку мне на плечо. Я замешкался, а она лишь улыбнулась и скользнула в салон.
  А после я просто смотрел, как автобус с ней уплывает в дождевую пелену. Рубашка уже давно промокла и прилипла к телу. Чтобы не простудиться под пронизывающим ветром, пришлось надеть пиджак.
  Домой я пришел спустя почти час. Промокший до носков, но в душе у меня цвели вишни.
  Принял горячий душ, налил себе чаю, укрылся одеялом.
  Рада занимала теперь буквально все мои мысли. Я закрывал глаза - видел ее перед собой, и губы растягивались в дурацкой улыбке.
  Я держал ее за руку. У нее такая смешная маленькая ручка, прямо детская. И вся она такая милая, такая нежная. И я почти ее поцеловал.
  Дождь монотонно стучал по карнизу. Меня тянуло в сон. Я завел будильник, сильнее накрылся одеялом и погрузился в сон.
  **
  Сегодняшний день радовал солнцем и теплом. Да, внезапно для себя я полюбил солнце, и теперь наслаждался им на крыльце.
  Последний день фестиваля. Мероприятие, к которому я так скептически относился, а теперь хочу, чтобы оно продолжалось как можно дольше. А все потому, что я совершенно не знал, что будет дальше, смогу ли я снова жить как прежде.
  Я потряс головой, отгоняя эти мысли и пригладил волосы. Сегодня занятий не планировалось, только обсуждение произведений и присуждение призовых мест, а потом праздничный концерт. Обсуждение уже было закончено, и Раде решили присудить третье место после парня-Есенина и парня-Блока. К этой новости я никак не относился, лишь сердце замирало от одного ее имени.
  Вот и она. Появилась неожиданно откуда-то из-за угла. Мне внезапно стало некуда девать руки и взгляд.
  Я никогда раньше не робел так. Даже в шестнадцать. Напротив, я становился напорист и очаровательно грубоват, но сейчас... Что со мной делала эта Ветрова, черт возьми!
  Рада заметила меня, быстро подошла с улыбкой на лице и деловито пожала мою руку своей маленькой ручкой.
   - А я знаю, кому сегодня дадут приз, - во мне проснулся подросток, и я захотел ее подразнить. - Пойдем на концерт или сказать сейчас?
   - Пойдем, - все еще с улыбкой кивнула она. Мы двинулись в здание.
  До этого два дня она ходила в джинсах и кедах, но сегодня явилась как в театр (а с такой девушкой я бы каждый день ходил туда!).
  Волнистые волосы приподняты и открывают белую тонкую шею. Изумрудное бархатное платье до колен. Аккуратные туфельки на маленьком каблучке. Лесная нимфа, а не девушка.
  Я изо всех сил скрывал свое восхищение, что давалось мне сегодня еще сложнее, чем вчера.
  В зале было уже достаточно народу, я позволил Раде выбрать места. От награждения я открестился, поэтому могу спокойно сидеть и наблюдать за действом.
  Концерт был самым обыкновенным, песни, пляски, слова похвалы от людей разной степени важности. С удовольствием я понаблюдал лишь затем, как награждают Раду.
  Девушка, по-видимому, тоже была от всего этого не в восторге - на все поздравления она лишь молчала и вежливо улыбалась. А еще я отметил, что мне она улыбалась совершенно не так, что не могло ни радовать.
  Наконец это мучение закончилось. Все стали медленно разбредаться. А я сидел на месте. Рада куда-то пропала. Из-за этого было как-то тоскливо.
  Потом меня потащили фотографироваться, толкали, компоновали, переставали, пока я не почувствовал, что слева кто-то в бархатном платье стоит рядом.
  Наверное, это единственное из тысячи фото, на котором я улыбался.
   - А если бы я тебе сразу сказал, какое место ты займешь, что бы ты почувствовала? - спросил я у Рады, когда мы миновали площадь с фонтанами и направились в парк.
   - Не знаю, - пожала плечами девушка. - Наверное, сказала бы, что все справедливо.
   - Ты себя так низко ценишь? - я остановился.
  Я талантлива с приставкой без, заметила Рада, опустив взгляд.
   - Ну вот, время для самобичевания, - я попытался ее подбодрить. - Зачем ты так говоришь? Творчество это как море - входишь и плывешь.
   - Для меня творчество как ребенок, воспитываешь его, и он вырастает, - с улыбкой сказала она. - Вот только я либо буду нянчиться с ним всю свою жизнь, либо однажды оставлю его на пороге детского дома.
  Мы сели на лавочку.
   - Красивое сравнение, - сказал я. - Тебе следует писать и прозу тоже.
   - А я и пишу, - Рада откинулась на спинку и закинула руки за голову. - Только письма.
  Мне сразу представился смазливый темноглазый брюнет с родинкой на щеке примерно лет семнадцати.
   - И кому, если не секрет? - ревниво поинтересовался я.
   - А никому, - беспечно ответила она, - у них нет адресата.
  Я улыбнулся и подумал: "Так будет".
  **
  Так мы виделись десять дней. Она приходила ровно в пять, а уходила в семь. Пару раз мне даже хотелось пасть перед ней на колени, чтобы она задержалась хотя бы на пять минут. Один раз, когда сработал ее внутренний будильник, и она уже было направилась к автобусной остановке, я взял ее за локоть и в шутливой форме спросил:
  - К чему такая пунктуальность? У тебя такие строгие родители?
  А она с улыбкой пожала плечами и через мгновение уже махала мне из окна автобуса.
  Ну, правда, неужели я действительно должен валяться у нее в ногах, чтобы она провела со мной чуть больше времени?
  С ней я словно проживал жизнь заново. Когда мы были в парке, она собрала мне букет из кленовых листьев, а у меня рука не поднялась их выбросить, и я поставил их дома в одну из кружек. Она заставила меня съесть три мороженых за один присест, хотя я давно этого не делал, и у меня сел голос, а Рада смеялась и забавно изображала, как я сиплю. В воскресенье, когда было облачно, и все собирался дождь, она принесла термос с чаем и с десяток домашних пирожков, которые, по ее словам, приготовила сама.
  Я в свою очередь неожиданно для себя самого стал каждый день надевать рубашки и даже купил себе цветок в горшке - нежную, белую орхидею.
  За эти несколько дней вместе мы ни разу не говорили о том, что будет, когда она с семьей вернется домой, когда закончится фестиваль осени. Она молчала, а меня это хоть и терзало, но я не знал, что нас ждет и как это принять.
  За всеми нашими разговорами я не забывал наблюдать за Радой.
  До нашего знакомства, вся моя жизнь проходила в странствиях от одной души к другой. Я любил узнавать людей. Это, пожалуй, было моим единственным хобби. Человек-перекати-поле.
  Но когда я встретил Раду, я перестал искать новых знакомств. Словно в ее лице завершились все мои нити Ариадны.
  Девушка не только внешне была копией матери, но и свой характер унаследовала от нее (собственно это было понятно по нашим разговорам).
  Пару дней я даже ломал голову, что ее толкнуло не только познакомиться с 45-летним преподавателем, но и еще болтаться с ним каждый вечер. Но потом понял, что в ней от матери есть тот несравненный талант, который я всегда в шутку называл рентген-зрением: не успев познакомиться с человеком, она уже чувствовала его насквозь. Такой замечательный талант, такой редкий и ценный, но с одним существенным недостатком - у его обладателя практически никогда не бывает настоящих друзей.
  В тот день она пришла на пять минут раньше. Она была задумчивой и какой-то расстроенной. Я попытался ее разговорить, но она только отмалчивалась. Я уже хотел тоже замолчать, как вдруг она сказала:
   - Моя мама запретила мне с тобой видеться.
  Оказалось, что ни Инга, ни ее муж никогда своим детям ничего не запрещали, всегда надеялись на их благоразумие. И надо сказать, дети у них выросли замечательными (хотя с братьями Рады, Святославом и Ярославом, мне не хотелось общаться, из-за их внешней схожести с Романом). Но когда Инга узнала о том, с кем видится ее дочь каждый день, лаконично, но твердо сказала:
   - Я запрещаю тебе с ним общаться
  Мне показалось, что девушка должна была закатить один из типичных подростковых истерик, со злыми слезами и выкриками: "Это моя жизнь!"
  Но девушка просто пожала плечами и ушла. Ушла ко мне.
  - И что теперь ты собираешься делать? - я хотел сказать мы вместо ты, но не решился.
  Она снова пожала плечами. Меня разозлило ее безразличие, я хотел было резко высказаться, но она вдруг добавила:
  - Я немного проголодалась, может, сходим куда-нибудь?
  От неожиданности я даже остановился. И растерялся. Но постарался взять себя в руки. Ну почему рядом с ней я краснею и бледнею, как подросток?
   - Хочешь, я покажу тебе, где живу? - я сам обалдел от такой наглости. Но Рада восприняла эту идею с энтузиазмом.
   - Хорошо, только если у тебя есть чай и печенье.
  Мы неспешно побрели по улице. Точнее неспешно брела Рада, а я изо всех сил сдерживался, чтобы не схватить ее за руку и не помчаться бегом.
  Наконец, мы свернули в один из неприметных дворов. Я невольно начал ускорять шаг, но Рада не отставала.
  Обшарпанный подъезд, второй этаж. Поворот ключа в замке и вот - мы в моем доме.
  Рада с интересом оглядела мою квартиру. Она была однокомнатной, с неприметными желтыми обоями. У меня было достаточно чисто (нетто чтобы я готовился к ее приходу, просто вещей у меня было немного, и содержать свое жилище в порядке не составляло труда) и как-то безлико. Шторы были плотно задернуты, из-за этого в комнате было сумрачно и прохладно.
  Девушка скинула туфли, и босиком прошла в комнату.
   -У тебя так грустно. Можно я открою шторы - обернулась она ко мне. Я пожал плечами на ее манер и ушел в кухню. Поставил чайник, порылся на полках, достал печенье, распечатал пачку вафель с халвой. Сам я их терпеть не мог, но их очень любила Инга, поэтому я время от времени зачем-то их покупал. Эта привычка, кстати, всегда бесила Марину, мою единственную жену, с которой я не жил вот уже десять лет. Наш сын, Артем, иногда заглядывал ко мне, и именно он уничтожал эти самые вафли, не позволяя им задерживаться в буфете. Меня эта любовь к вафлям почему-то всегда веселила. Иногда я даже представлял, что его матерью на самом деле была Инга, и эта любовь передалась по наследству. Правда, внешне он был очень похож на меня в молодости. Только характер мягкий, покладистый, совершенно не похожий ни на мой, ни на Маринин.
  Чайник закипел. Я налил чай для Рады и кофе себе, взял тарелку и пошел в комнату.
   - Я немного тут похозяйничала, ничего?
  Рада сидела на диване, подобрав под себя ноги. До колена она накрыла их пледом. Шторы она почему-то так и не открыла. В руках она держала какую-то бумагу.
  Когда я поставил кружки с тарелкой на стол и сел на диван, она протянула мне эту бумагу. Это была фотография с фестиваля. Обычное групповое фото. За исключением того, что прямо в центре стояли мы с Радой. Я даже с некоторым удовольствием отметил, что она стоит достаточно близко ко мне и можно подумать, что мы обнимаемся.
   - Может поставить ее в рамку? Я видела у тебя пустую на полке.
  Не рассказывать же ей, что она пустует вот уже десять лет, с тех самых пор, как я развелся, а новое фото вставить рука не поднималась? Да и нечего было.
   - Да, конечно, думаю, выйдет неплохо.
  Она потянулась до полки, а я в это время разглядывал ее профиль. Наблюдал, как она вставляет фотографию в рамку и тянется, чтобы поставить ее обратно.
  И тут на меня словно напало помутнение. Я притянул ее к себе и поцеловал. Поцеловал ее в подставленную щеку, в ее гордый профиль. От ее бархатной кожи, легкого цветочного запаха и дыхания, которое я ощущал под своей рукой, я почти потерял голову. Хотелось расцеловать ее всю, но не мог оторвать губ от ее щеки. Так и сидел, мягко, но уверенно удерживая ее руками, прислонившись к ней губами и закрыв глаза. Мне казалось, что прошло, как минимум, около получаса, когда я почувствовал, что она отстраняется. И тут же моя хватка ослабела, и волной накатилось осознание того, что произошло.
  Девушка резко встала, плед с ее ног упал на пол. Она в упор смотрела на меня. В ее глазах не было осуждения, испуга или удивления, но и нежности не было. В ее глазах вообще ничего не отражалось, лишь сами они в полумраке мерцали как далекие звезды. Это был тот странный блеск, который я заметил в ее глазах в самый первый день нашего знакомства.
  Я протянул было к ней руки и хотел что-то сказать в свое оправдание, но она только покачала головой и вышла из комнаты.
  Я не посмел последовать за ней.
  В голове крутилось множество оправданий, тысячи слов, что я должен был ей сказать, но тело мое словно онемело, я не мог сдвинуться с места, только напряженно вслушивался в тишину.
  Я мог только предполагать, что она делает. А так как из коридора не слышалось ни звука, то она, по-видимому, просто стояла.
  Но вдруг неожиданно хлопнула входная дверь.
  И этот хлопок раздался в моей голове ядерным взрывом. Меня словно оглушило. Время остановилось. А потом снова пошло.
  Я услышал шум на улице, пение птиц, проносящиеся автомобили. А потом услышал главное для меня сейчас. Быстрые шаги вниз по лестнице.
  Когда хлопнула дверь подъезда, я словно обезумел. Я метался из угла в угол, перебил все посуду, попавшуюся мне под руку, сорвал шторы с окон. Яркий солнечный свет бил мне в глаза, я корчился в его лучах и беззвучно рыдал.
  В беспамятстве я провел целые сутки. Днем следующего дня я неожиданно для себя самого встал и посмотрелся в зеркало. Бледное, небритое лицо, волосы дыбом и нездоровый блеск в глазах.
  Я принял волевое решение попытаться привести себя в порядок, хотя все, что я делал, тупой болью отзывалось во всем теле, от пяток до кончиков пальцев рук.
  Я умылся, побрился, собрал осколки посуды, кое-как пригладил рукой вздыбленные волосы, выпил две чашки чая. Пытался выкурить пару сигарет, но только переломал всю пачку. Перед глазами стояла Рада и ее лаконичное "бросай". Ни жене, ни своим девушкам я не позволял ограничивать мою табакозависимость. Чертова стерва, как можно быть такой убедительной в своей простой уверенности?
  Я взглянул на часы. Пятнадцать минут пятого. Чуть больше чем через полчаса мы должны были встретиться вновь. В последний раз. А может и не в последний. У меня не было плана действий, но, как мне кажется, он был у Рады.
  Но теперь.
  Теперь я совершенно не знаю, что будет. И в голове по этому поводу ни единой идеи. Точнее одна.
   - Да!
  На бегу я схватил куртку, закрутился в поиске ключей, громко хлопнул входной дверью и побежал вниз по лестнице.
  В тот момент я почему-то поверил, что мой поцелуй ничего не изменит, что Рада придет на наше место, как мы и договаривались.
  День сегодня выдался еще лучше вчерашнего. Солнце светило нещадно, давая людям возможность растянуть удовольствие от тепла перед длинной, холодной зимой.
  На площади я был без десяти пять. От быстрого бега сердце колотилось где-то в горле, волосы, наверное, опять встали дыбом.
  Я присел на бортик фонтана, переводя дыхание. Все-таки мне не двадцать лет, чтобы так бегать!
  И теперь оставалось только одно - ждать.
  Я боялся смотреть на часы, предпочитая думать, что просто эти десять минут тянутся так долго.
  И когда я не удержался и справился у случайного прохожего о времени, оказалось, что уже было почти полчаса шестого.
  Но я отказывался в это верить. Я, не моргая, смотрел перед собой. Уходить не хотелось. Хотелось курить, но сигареты я в спешке оставил дома.
  - Извини, я попала в пробку, - раздался голос надо мной.
  Я поднял голову. Это была она.
  - Я присяду? - спросила Инга. Да, это была именно Инга, а нее ее дочь. На ее губах играла легкая полуулыбка, а глаза искрились лучами заходящего солнца.
   - Здравствуй, Ингрид. Садись. - Сказать привет 45-летней женщине мне показалось ребячеством, но не назвать ее этим милым именем-прозвищем, которое я дал ей когда-то лет тридцать назад, я не мог.
  Она тепло улыбнулась, присела рядом. В руках из ниоткуда появился большой апельсин. Тут уже невольно улыбнулся я.
   - А ты мало изменилась, - решился я сказать, заглядывая ей в лицо. Она уже чистила этот апельсин, брызгая ароматным соком. - Тебе едва ли можно дать тридцать пять.
   - Сам знаешь, это из-за роста, - ответила она, не отрываясь от своего занятия. - А вот тебе можно дать все пятьдесят. Ты не болен?
  Я промолчал, не отрывая взгляда от ее рук в апельсиновом соке.
  Она отбросила последнюю корку, разломила апельсин напополам и протянула мне часть. Я фыркнул, но апельсин взял.
   - Почему ты пришла? - наконец решился спросить я.
  Инга сначала неопределенно пожала плечами, дожевывая дольку, а потом сказала:
  - А разве не меня ты все это время ждал?
  От неожиданности я даже подавился. А потом задумался
  - Сначала я думал, что тебя. А потом понял, что Рада хоть и слишком похожа на тебя внешне, имеет совершенно другой характер. С ней мне не лучше и не хуже, чем было в общении с тобой. Просто иначе. Если бы не возраст... - я многозначительно посмотрел на Ингрид и запихнул дольку в рот.
  Та неожиданно засмеялась:
  - Разве тут в возрасте дело?
  Я непонимающе на нее посмотрел:
   - То есть, если тебя, молоденькую девушку, целует мужик, годящийся тебе в отцы, и ты убегаешь сломя голов, то дело тут совсем не в возрасте?
  На самом деле я ожидал, что, услышав такое, Инга вскочит, влепит мне пощечину и скроется в неизвестном направлении. Уж очень мне хотелось ее разозлить. В гневе она не только прекрасна, но и отчаянно правдива.
  Но она лишь хмыкнула:
   - Хотел меня поразить? Как видишь, не вышло.
  - Не думал, что Рада тебе об этом расскажет.
  - А она и не рассказывала. Я сама знала, что к этому и идет. Но решила не вмешиваться. Моя девочка не глупая пустышка, она знает, как себя вести. Но и ты, надо отдать должное, проявил себя с хорошей стороны. Копил джентльменство годами? Если бы все пошло не так, не Рома бы с тобой разговаривал. Я сама бы тебя придушила. Прямо тут. Если бы тебе, конечно, хватило наглости придти сюда после такого.
   - А почему же тогда она не захотела придти? - сейчас это волновало меня больше всего.
  - Она хотела. Но не решилась. Поэтому сказала, чтобы пошла я
  - Так, значит, она ко мне что-то испытывает? - осторожно предположил я.
  Инга ничего, не ответила, лишь достала еще один апельсин. Я отобрал у нее его и начал чистить сам. Теперь я был готов всю оставшуюся жизнь чистить ей апельсины, лишь бы она произнесла одно коротенькое слово из двух букв.
  Но Инга не спешила отвечать, лишь смотрела на заходящее солнце. А я остервенело чистил этот ненавистный сейчас апельсин.
  - Игорь... - мягко начала она.
  Мое имя в ее губах зазвучало как забытый шорох листьев под ногами, а в ее развевающихся на ветру волосах мне привиделись сосновые иголки.
  - Не она тебе нужна.
  Я буквально разорвал на две половинки апельсин, словно мстя ему за всю боль моих последних дней. От смятения и тоски мне хотелось разорвать его на маленькие кусочки и разбросать его здесь вместо моих злых слез, вырывающихся наружу.
  Инга накрыла своей маленькой рукой мою. Я повернулся к ней, прислонился лбом к ее плечу. Она коснулась кончиками своих апельсиновых пальцев моих щек и подняла мою голову. Посмотрела мне в глаза, прижалась своим лбом к моему и опустила взгляд. В тот момент я подумал, что если она меня сейчас поцелует, то я испытаю если не счастье, то точно облегчение.
  Но она видимо не собиралась этого делать. Инга вновь посмотрела мне в глаза и, как мне показалось, немного печально сказала:
   - Но ведь и я тебе не нужна. Я знаю, что ты искал. Тебе нужно счастье, любовь. А когда ты отчаялся уже это найти, появилась она, Рада. Она не влюбилась в тебя, Игорь. Она просто почувствовала, что нужна тебе. Она это умеет, ты и сам это знаешь. Ты не любишь ее. Ты просто увидел в ней свое прошлое. И захотел все изменить, все переписать. Но она не я. Рада моя дочь. А та Инга, та Ингрид, это я. И я двадцать два года замужем. У меня трое замечательных детей и любящий муж. И ты не можешь это изменить. Тебе это не нужно. И я тебе не нужна. Ты просто не можешь принять то, что никто из твоих близких не нуждается в тебе больше всего на свете. Ты всегда был одинок. С этим ничего не сделать. Прими это.
  Она говорила это и смотрела мне в глаза. А когда закончила, я взял ее левую руку в свою и поцеловал подушечки пальцев.
   - Люблю тебя, Ветрова. Умная ты. Мудрая. Я жалею, что не пришел на твою свадьбу и не уговорил тебя сбежать со мной. Хотя я бы этим поступком испортил себе карму окончательно. Но я буду дураком, если хотя бы не попробую - Инга, останься со мной?
  Инга покачала головой и ободряюще улыбнулась, ведь она быстро заметила, с какой грустью я это сказал.
  Я еще раз приложил ее руку к своим губам, а потом встал.
   - Я пойду, наверное.
   - Хорошо, - просто ответила Инга. Она достала из кармана какой-то клочок бумаги и протянула его мне.
   - Это мой номер. Он не поменялся с тех пор, но вдруг он у тебя не сохранился. Звони, если захочешь. Буду рада.
  Я медленно взял листок. В другом случае я бы непременно ухватился за возможность связаться с Ингой. Но сейчас мне было тяжело вообще о чем-либо думать.
  Я медленно побрел от фонтана и от девушки из прошлого, сжимая в одной руке две половинки очищенного апельсина, а в другой ее номер телефона.
  Домой я вернулся, когда уже стемнело. Входная дверь оказалась незакрытой. Внутри царил такой же бардак, как и до моего ухода. Я прошел в комнату. Положил апельсин и номер на стол, открыл один из ящиков. Там я хранил пистолет. Я приобрел его когда-то очень давно, но так ни разу толком из него не стрелял, хотя содержал в чистоте и боевой готовности.
  Пальцы, липкие от апельсина, приклеивались к прохладному металлу.
  Я внезапно все понял. Действительно, ну почему я потратил жизнь на размышления. Почему я всегда либо оглядывался в прошлое, либо пытался приблизить будущее. Когда разводился и расставался, то всегда думал о ней. Я любил ее. Но любовь прошла почти тридцать лет назад. И почему, встретив Раду, я подумал, что смогу все изменить? Почему подумал, что такой взрослый человек может полюбиться молодой девушке шестнадцати лет? Я все также никому не нужен.
  Я покрутил его в руках, бросил последний взгляд на фотографию Рады и выстрелил.
  **
  Рамка упала, стекло жалобно звякнуло. Я никогда не стрелял, но попасть с такого расстояния в свою сфотографированную голову было проще простого. Теперь рядом с улыбающейся Радой красовалась знатная дыра.
  Рада... Хорошенькая девочка. Та любовь, что я к тебе испытывал должна была оказаться платонической. И, может быть, когда-нибудь ты бы бросилась в мои объятия с тоски или отчаяния, а я бы принял тебя, а твои родители приняли меня. Но я сам все испортил, но не жалею. Молодым молодое.
  Я положил пистолет на стол, помыл в ванной руки и подошел к телефону.
  На другом конце долго не отвечали. Наконец усталый голос спросил:
   - Ты, Игорь?
   -Да, Марина, я.
   - Передать Артему, что вы не встретитесь? - перебила она меня.
   - Напротив, пусть приезжает хоть сегодня. Он ведь все еще хочет работать в финансовой сфере? У меня для него сюрприз.
  **
  Мы с Артемом долго плутали и спорили, но, наконец, нашли нужный поселок и нужный дом. И совсем не опоздали.
  Ворота были открыты. Мы вошли в них и почти сразу увидели Ветровых. Инга открыто улыбалась, чуть наклонив голову вбок. Позади нее маячили Святослав и Ярослав, которые кидали озорные взгляды на меня и сына. Роман первый сделал к нам шаг, и мы обменялись рукопожатиями. Теперь нам нечего было делить, мы жали друг другу руки уже не как соперники, а как старые приятели.
  Глаза же Рады сияли как солнце. Ветер бросал ей в лицо волосы, но это не мешало ей счастливо улыбаться. Я посмотрел на сына - тот без смущения пялился на девушку и глупо улыбался. Все, конечно заметили это и засмеялись.
  Я подошел к Раде, и мы тепло обнялись. Ее братья, стоявшие по обе стороны, одновременно протянули мне руки. Инга снова звонко засмеялась и пригласила всех в дом. Я улыбнулся и последовал за ней. У нас еще будут общие внуки, Ингрид.
Оценка: 6.00*3  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"