Никто не мог поверить. Когда об этом сообщили в "Санкт-Петербургских ведомостях", жители государства были крайне удивлены. Слух обернулся правдой - Пуанкар мертв.
Пуанкар был одним из семи бессмертных демонов. Многие смельчаки пытались убить его, но терпели неудачу, сходили с ума и погибали. Пуанкар обладал способностью атаковать психику людей. Какой бы сильный - духовно ли, физически ли - человек не вставал у него на пути, никто не мог устоять перед грозным противником. Оставшись в живых, несчастный терял рассудок. Люди, знавшие о Пуанкаре только по слухам, с ужасом глядели на его козни. Поврежденные в уме рвали на себе кожу, выворачивали суставы, вырывали ногти, выдавливали глаза, совмещая самоистязания с криками и воем, холодящими душу того, кто их слышал. Тяжело было находиться с ними рядом.
Внешний вид Пуанкара был составлен по тем редким свидетельствам, которые удалось расслышать в лепете полоумных. Чудовище представляло из себя шар из мягкого резиноподобного вещества. Он мог спокойно сжиматься так, что верхняя его половина проходила сквозь нижнюю, образуя вокруг тела ободок, который в свою очередь расчленялся на множество каплевидных отростков. Существо меняло форму постоянно, изредка возвращая себе тело шара. Были и более конкретные свидетельства. Например, говорили, что Пуанкар во время метаморфоз меняет цвет и начинает ярко светится, что перед тем, как свести человека с ума, он разговаривает с ним, что Пуанкара можно было призвать с помощью хитроумной формулы, что Пуанкар охраняет великие сокровища, что были люди, которые встретились с ним, и остались невредимы. Но такие свидетельства не пользовались доверием. В основном из-за того, что передавали их не с первых уст, а со слов людей, которые где-то что-то подслушали.
И вот чудовище оказалось поверженным. И, главное - кем! Каким-то Гришей Перепелкиным, мужиком из глубинки, чуть ли не крестьянином, о котором никто ничего толком не знал. Говорили, был средних лет, носил бороду, густую и черную, ходил в лаптях, в грубой рубахе с косым воротом и в из грубой же ткани штанах. В детстве был замечен таинственным иностранцем графом фон Лейб, который взял его на воспитание. Иностранец тот слыл то ли магом, то ли ученым. Ходили слухи о каких-то его лабораториях в Германии, где он проводил опыты над погодой, и чуть ли не приручил гром и молнию и мог вызывать по желанию дождь. Граф тот проезжал по России и готовил книгу по заказу нашей имератрицы Екатерины II. Говорили, у него было два дневника. Один настоящий, который он вел для себя и записывал все, что видел. А другой - заказной, специально для императрицы. Последний был в короткий срок написан, отпечатан в типографии Академии наук в Петербурге и распространен по библиотекам, как "Обычный взгляд иностранца на государство Российское". Дневник содержал минимальное количество информации, зато был полон ученых фраз и витиеватых выражений, в которых умный читатель заметил бы сарказм. Но императрица принимала многоэтажные похвалы за чистую монету и была довольна. В другом же дневнике содержались в основном заметки о российской жизни. Чистая информация, практически неотесанная немецким красноречием. Что, в принципе, было бы бессмысленно. Нюансы российской жизни казались немцам красноречивыми сами по себе. Заметки выходили в течении года в газете Spiegel, пользовались огромной популярностью, были переведены на многие европейские языки и перепечатаны. Впрочем, через несколько лет во Франции зажглись костры революции, в которых и сгорела любовь императрицы к европейским просветителям. Сарказм книжки фон Лейба внезапно стал очевидным. Кроме того, в Германии начали издаваться "Заметки о России", чей автор, хоть и скрывался за псевдонимом, но угадывался несомненно.
Граф фон Лейб проезжал через деревню Неворобьево, когда с его каретой случилось несчастье. С осей разом слетело два передних колеса. Кабина едва не опрокинулась, а кучер же сорвался с козел в грязь. Граф, считая себя человеком ученым, попал в тупик. Собрав сломанные части колес и рессор, и не найдя в них ни одного гвоздя, он никак не мог понять, каким образом и по какому принципу колеса катились, а не разлетались ежесекундно на части. По всем его схемам, конструкция никак не могла быть действующей. Но конструкция действовала. И уже более месяца. Граф, догадавшись, что перед ним очередной русский парадокс, тут же занес запись в дневник. Поставив точку, он заметил на себе чей-то взгляд. Граф оглянулся и увидел, как путешествующий вместе с ним переводчик Бычков, вооруженный розгой - вечной его спутницей - прогоняет мальчишку.
- Что такое, Вальдемар? - спросил его Лейб по-немецки.
- Маленькое подлое отродье деревенщины, - ответил ему Бычков также по-немецки, а затем обернулся к мальчишке и крикнул уже по-русски. - Брысь отсюда!
- Да я помочь, - сказал юный Гриша, отскочив на два шага.
- Сгинь! Знаешь ли ты, что своими босыми ногами и неумытым лицом можешь создать у уважаемого господина неверное представление о России.
- У нас в деревне почти все босые.
- Сгинь!
Бычков уже хотел хлестнуть, но граф удержал его за руку.
- Это лишнее, Вальдемар, - сказал он уже по-русски. Граф говорил растянуто, с акцентом, но без ошибок. - Ты говоришь, что можешь помочь. Но как? Умеешь ли ты, мальчик, чинить кареты?
- В этом ничего сложного нет, - ответил Гриша. - Колеса часто слетают. На этой дороге два человека недавно убились. Свалились в овраг. Вы до того места чуть-чуть не доехали.
Гриша подошел к карете, сопровождаемый гневным взглядом Бычкова, сжимающего в руках розгу, точно то была шея мальчишки. Гриша внимательно осмотрел колеса.
- Мой батя кузнец. Я тоже кузнец и работаю на кузне. В два дня починим, - сообщил он.
- Два дня? - задумался граф. - Ну что ж, пусть будут два дня. Можно ли в вашей деревне найти место для ночлега?
- Конечно можно.
- В этой деревне останавливаться никак нельзя-с, - тут же сказал Бычков.
- Почему нельзя? Я думаю, это будет хороший материал для моего исследования, - возразил ему фон Лейб. - Вы же мне хотели показать российскую глубинку.
- Да, только наша деревня следующая, - заметил ему переводчик. - Там уже все приготовлено и столы накрыты. А это не наша деревня. Тут кроме грязных мужиков только толстые бабы и их неумытые дети. Варварство, которое в России до конца не истреблено-с. Мы можем послать кучера в Настасьино. Через день он вернется с новым экипажем.
Но граф был непреклонен и Бычкову пришлось с ним согласиться. По словам переводчика, фон Лейб почти сразу и очень сильно заинтересовался мальчишкой. Именно это и повлияло на его решение. Но что именно привлекло графа в ребенке - сказать трудно. Граф был известен как человек высокой нравственности, и заподозрить его в постыдном интересе казалось невозможным. Тем более, опять же по словам Бычкова, Гриша был совсем несимпатичен, костляв, нескладен, руки его были слишком длинные, а ноги короткими. Но что-то такое сияло в его глазах, какой-то отблеск, значение которого могут различить только люди ученые и опытные. Позже, в книге мемуаров фон Лейбинц как будто совсем забудет о Грише. Но его потомки найдут черновики, содержащие скрытую главу, посвященную исключительно Грише Перепелкину. В ней описывается и эта их первая встреча. Граф рассказывает, что в глазах мальчика он увидел некую грандиозную и не оформившуюся мысль. "Если бы я тогда не взял его, - отметил граф, - то терзался бы потом всю свою жизнь. Как терзался бы человек, которому во сне пришло откровение, но он слишком рано проснулся, и теперь не имеет возможности увидеть подолжение сна".
Все два дня, проведенные в Неворобьево, граф посвятил знакомству с деревенской жизнью. Своим проводником он сделал Гришу. Бычков также ходил вместе с ними, в основном для объяснения некоторых оборотов деревенской речи. При нем всегда был шелковый платок, который он плотно прижимал к носу и периодически смачивал духами.
- Зачем вам этот господин? - удивлялся Гришка. - Вы и так хорошо говорите по-нашенски.
- Он мне незачем, - улыбался граф. - Я не просил о помощнике. Тем не менее, это очень интересный человек. Он станет значительной фигурой в моих заметках.
Уезжая, фон Лейбинц договорился с родителями Гриши, что заберет его с собой на обучение. При этом половина стипендии Гриши будет регулярно высылаться семье через определенных лиц, так что они не будут нуждаться. Также родители взяли с мальчика обещание писать письма. Грамотных людей в деревне было немного. В семье Перепелкиных читать мог только Гриша. Грамотная девочка Софья имелась у соседей, правда, училась на лубочных картинках, читала по слогам и медленно. Боярину за вольную было выплачено щедрое подношение.
И вот Гриша Перепелкин, сын кузнеца из деревни Неворобьево, отправился в Европу. Пятнадцать лет провел он там, обучившись языкам и наукам. Более того, сам стал преподавателем и заслужил кое-какую известность, вступив в спор с видными математиками по поводу важности какой-то теоремы. Но, по истечению пятнадцати лет, внезапно покинул кафедру, вернулся домой и стал жить затворником. Говорили, что граф фон Лейбинц разорвал с ним всякие отношения, и что распрощались они ужасной ссорой, и что разыгралась эта ссора у графа в поместье, и что Гриша даже прижег левую руку графа раскаленной кочергой, а граф ранил его шпагой в ногу. Но родители Гриши сожгли последние его письма. О ссоре же стало известно со слов Софьи, которая до сих пор читала почту в доме Перепелкиных. Потом же она от своих слов отказалась. Но отказалась только после того, как с ней с глазу на глаз поговорил кузнец.
В деревню Перепелкин вернулся не на легке, а с целым возом разной поклажи. И еще на протяжении нескольких недель к дому Перепелкиных приходили груженные доверху кареты. Народ ожидал, что Гриша откроет какое-нибудь образовательное учреждение, библиотеку или школу, в которой будет учить крестьянских детей грамоте и устройству мира. Но время шло, и ничего не происходило. На людях Гриша старался не показываться. Разговоров избегал. Видели его иногда по ночам, в основном лунным, расхаживающего по полям и глядящего на звездное небо. Заметили, что он стал хромать на правую ногу. Среди деревенского люда началась молва, что от заморских наук Гришка (а его стали звать не иначе, как Гришкой) тронулся в уме. Этой молве способствовало не только его странное поведение, но и несколько почти мистических эпизодов.
В деревне после большой кутни помещику привиделся таинственный сон с участием ангела. Лицо ангела о шести крылах имело фантастическое сходство с лицом местного священника. И голос он имел как будто такой же. "Ах ты, грешник седобородый, - говорило видение. - Лапаешь девок деревенских, да сосешь зеленого змия. И не стыдно тебе землю топтать. Построй церковь, собака, а не то гореть тебе в геене до апокалипсиса".
Ощутив после пробуждения священный трепет, помещик выделил деньги на строительство церкви с медным крестом на единственном куполе. Как-то в вечернее время на исходе третьего года своего затворничества Гриша встретил на дороге отца Иннокентия, молодого священника, отправленного в новый храм местной епархией, и остановил его. Гриша сказал ему, что медный крест следует заменить на деревянный, либо привязать к нему цепь, конец которой надо бы закопать в землю. Предложение это натолкнуло отца Иннокентия на мысль, что Гриша безбожник. В цепи на кресте он увидел символический акт - дескать, приземлить Христа (тем более, что Перепелкин упомянул что-то о заземлении), снести его с небес, отбросить божественную сущность. Отец Иннокентий недавно вернулся из Санкт-Петербурга, где и наслышался о развитии в России европейского вольнодумства, вольтерианства и даже демонизма. Слышал он и о Грише, который часто становился темой разговоров, ведомых паствой во время воскресной службы. Отец Иннокентий составил о Грише впечатление, как о человеке ученом, честном и справедливом, но сбившемся с истинного пути, и потому страдающем. Иностранные идеи, по мнению отца Иннокентия, вплелись в его ум, как опасное заболевание. Поэтому, хотя священник и посчитал Гришу безбожником, но выслушал его с интересом и даже пригласил к себе на обед, но Гриша не явился. Значения же гришиным словам отец Иннокентий не придал никакого. Через неделю молния ударила в медный крест. Пожар успели потушить до того, как он перекинулся на другие постройки. Церковь же сгорела. А у отца Иннокентия резко поменялось суждение о Грише. Теперь он называл его чернокнижником и колдуном. Но в словах его громче звучало не опасение, а обида. Жители деревни, узнав о пророчестве Перепелкина, в большинстве своем прониклись к нему уважением, а священника называли дураком, раз не прислушался.
Второй раз о Грише заговорили всей деревней на десятый год его затворничества. Слух пустил крестьянин Сенька, один из группы лесорубов, отправленной помещиком в лес на заготовку дров. Сенька обнаружил посреди леса вырубленную опушку. Все пни были выкорчеваны, а земля расчерчена линиями, словно кто-то без особого порядка прошелся по ней мелким плугом. Посреди опушки в розовом облаке стоял Гриша. Потом из канальцев в земле ударил яркий свет, Гриша громко крикнул "Телепорт!" и исчез вместе с облаком. Сенька кинулся к своим. Но крестьяне ему не поверили. История эта имела продолжение. Через месяц или чуть более в деревне появились два чернеца. Они спросили, где живут Перепелкины. Им показали дом. Было услышано, что меж собой чернецы шептались о каком-то мастере-мечнике. Два часа они провели в гостях у Гриши, о чем говорили - неизвестно, но ушли расстроенными. Сенька тогда и выдвинул идею, что они его "вязать" приходили за чернокнижие, а он в воздухе растворился, как в лесу. Но Сеньку в то время невзлюбили, потому что он сошелся с помещиком и стал доносить на деревенских. Поэтому ему не только не поверили, а вывели из трактира и побили.
С того момента прошло тринадцать лет. Гриша по-прежнему вел жизнь затворника. Отец его умер. Грише перешла кузница, но заказы ни помещика, ни деревенских он не принимал. Однако, кузница его работала даже ночью, о чем судили по дыму и по характерным звукам. Чьи заказы он исполнял, известно не было. Никто не видел, чтобы к дому Перепелкиных подъезжали. Софья, соседка, заметила одной ночью, как Гриша вышел на улицу со свертком. Она подглядела. Гриша пошел к реке. Остановившись в уголке, который посчитал укромным, он достал из свертка меч и принялся размахивать им в воздухе, словно отбивался от невидимой стаи летучих тварей. Софья безумно хохотала, когда пересказывала это деревенским.
Когда Гришка убил Пуанкара, деревенские долго не могли поверить. Об этом стало известно со слов помещика, прибывшего недавно из города. В городе все только об этом и говорили. Чтобы какой-то бывший крепостной взял, да убил демона, с которым столько лет не мог справиться ни один человек. А против выходили видные мужи Отечества, офицеры, дворяне, ученые.
Журналы публиковали факты биографии Переплкина, всплывшие на фоне его популярности, знакомство с графом фон Лейбинцем, преподавание в иностранных университетах, споры с математиками, затворничество. Но журналисты часто использовали домыслы, так что скоро информация о Гришке стала противоречивой, и нельзя было точно сказать, что о нем правда, а что ложь. Появлялись интервью с якобы знакомыми Переплкина. И будто бы даже опросили того самого Бычкова, который сопровождал фон Лейбинца по России. Но Бычков, находящийся тогда в Санкт-Петербурге и открывший собственное дело, потребовал от журнала опровержения. Писали, что Гриша еретик, атеист, безбожник, использует магию, замешан в антигосударственных делах и чуть ли не на главная фигура в недавнем восстании декабристов. Также говорили, что он ревностный православный, соблюдает посты и обряды, носит крест, что он совесть нации, позвоночник государства, соль России.
Журналисты особенно напирали на один факт, поразивший сознание русского народа. За убийство Пуанкара специальная комиссия лондонского общества науки и искусств имени Джона Клэя наградила Гришу Перепелкина десятью тысячами фунтов стерлинга. В Неворобьево приехал председатель комиссии Джон Колтвиц. Но Гриша денег не взял, а иностранца даже не пустил за порог. Этот поступок вызвал бурю в русском обществе. Одни называли Гришу глупцом, несчастным сумасшедшим, чуть ли не юродивым. Отказ от денег сравнивался с бунтом против России, Переплкина нарекали социалистом, разрушающим устои государства. Другие же восхищались им, видели в нем какое-то недосягаемое начало, совершенство, совесть, некий абсолют, необходимый русскому человеку для примера.
"Нестяжательство всегда было одной из характерных русских черт, - писал в "Московском Телеграфе" публицист Парфен Полевой. - Но такого чистого, без примесей, совершенного нестяжательства никогда еще не было замечено на Руси".
"Признавая за Перепелкиным его несравненные ум и отвагу в плоскостях науки и мистики, однако, нельзя не упрекнуть его в недостатке деловой прозорливости, - печатали в "Санкт-Петербургских ведомостях". - Тот же самый иностранный капитал можно было бы употребить на открытие сталелитейного завода или оружейной фабрики, то есть на производства, столь необходимые в наше время государству. Однако, Перепелкину явно не хватило делового "зрения", чтобы усмотреть выгоду".
"И его все считают героем! - писал фельетонист Андрей Малахитов в "Северной пчеле". - Что такого героического в том, чтобы отказаться от денег, пусть даже это весьма крупная сумма. Возьмите эти деньги, постройте на них школу, отдайте на благотворительность, на общественное дело. Тогда я назову вас героем, Гриша. И не только я, но и вся Россия будет стоя вас аплодировать и ставить в пример ярчайшего проявления русского характера".
И дальше в том же духе.
Вторая глава выйдет 18.11.2012