О работе над новым и последним романом с обычным для него литературным артистизмом Набоков сообщил сам в 1976 году в интервью рождественскому номеру New York Times Book, отмечает Лариса Стрельникова, - указав, что это "не вполне законченная" рукопись его собственного романа, который полностью написан у него в голове и который он в своем "бреду наяву" читает громко вслух аудитории, состоящей из "павлинов, голубей, моих давно покойных родителей, пары кипарисов, нескольких юных услужливых медсестер и семейного доктора, который так стар, что почти невидим".
Сюжет
А вот как видит сюжет романа Лариса Стрельникова -
.. описание любовных похождений Флоры, впоследствии гибридов Флауры и Лауры, ее сомнительное полурусское происхождение и картины детства, потом замужества, дневник Вайльда, публикация русским любовником Флоры романа "Моя Лаура", то есть романа в романе, в котором она изображена под именем Лауры, чтение Вайльдом этого романа, присланного ему художником Равичем, и, наконец, сцена на вокзале с сообщением о карнавально-романной .. Флоры - Лауры, что в целом образует своего рода "имитацию романа" (Ильин).
А между тем в романе планировалось еще несколько сюжетных ответвлений - то есть не только линия Вайльда, но и как минимум история отношений Лауры и ее любовника.
Одновременно и за Вайльдом, и за русским любовником Лауры стоит не кто иной как сам автор. Именно он - главный герой романа. Он одновременно и стареющий профессор, которого сам же сравнивает с "боровом", и талантливый писатель и любовник Лауры, полный сил и желания описывать жизнь собственно героини романа.
наглядным в романе является антично-мифологический смысл образа Лауры, растворенный в своем языческом прототипе, цветочной римской богине Флоре и ее изображении у Боттичелли ("Весна", 1482), репродукция которой помещена на обложку книги. У Набокова это модернизированная "двадцатипятилетняя Флора - синеокая, с близко посаженными глазами, с жестким ртом", взявшая от своей "Примаверы" "тот же чувственный приоткрытый рот, синие глаза, чуть презрительный взгляд..." (8,с.65). Однако набоковская Флора-Лаура лишена эстетико-гуманистической символики идеала высокой любви Возрождения, выражающей универсальную гармонию внешней и внутренней красоты, когда душа вольно или невольно устремляется к Богу через земную любовь, о чем говорил еще Данте, обретая Рай через любовь к Беатриче. Здесь также всплывает Лаура - возлюбленная Петрарки, извращенно трактуемая еще в "Лолите", где она появляется в виде "белокурой нимфетки двенадцати лет" (9,т.2,с.29), что не соответствовало действительности
о русскомъ
Прежде всего немного о русском издании "Лауры". Издательская группа "Азбука-классика" на сей раз не поскупилось и выпустило "Лауру" более чем на четырехсот страницах, в твердой обложке и суперобложке.
Большая часть страниц книги представляет собой факсимильные воспроизведения каталожных карточек, которые писал на английском языке Набоков. Внизу каждой такой странице есть расшифровка написанного - увы, на английском языке.
Карточки, как обещают составители, расположены в том порядке, который предусмотрел сам автор.
Оставшиеся около ста страниц книги состоят из следующих трех частей:
а ) предисловие Дмитрия Набокова. В нем сын писателя поясняет, почему после многолетнего перерыва он все-таки решился представить "Лауру" читающей публике. Здесь также речь идет о замысле романа и о том, в какой именно обстановке он создавался. Дмитрий Набоков рассказывает, в частности, об "осени жизни" своего отца, о болезнях, мучавших его в эту пору.
б ) "Лаура и ее оригинал" под редакцией и в переводе на русский язык Геннадия Барабтарло. Увы, перед нами не цельный роман, а лишь его фрагменты, кусочки, которым переводчик осмелился придать более-менее организованный вид. Эта часть книги занимает чуть более 55 страниц.
б ) послесловие переводчика "Лауры" - Геннадия Барабтарло. В нем есть немало интересных сведений об истории создания романа и о том, какими же должны были быть недостающие загадочные его фрагменты, какими сюжетными линиями он был бы наполнен.
Дм. Набоков
пишет в своем предисловии:
"И вот наконец мы подходим к "Лауре", и тем самым снова к теме огня. В последние месяцы жизни Набоков лихорадочно работал над этой книгой, не обращая внимания ни на ложные слухи, распространяемые людьми нечуткими, ни на назойливые разспросы людей благонамеренных, ни на разные предположения любопытствующих из внешнего мира, - ни на собственные свои страдания. Среди этих последних были непрестанные воспаления на ногах, под ногтями и вокруг. Доходило чуть ли не до того, что, казалось, лучше уж вовсе от них избавиться, чем терпеть неловкие педикюрные операции медицинского персонала, во время которых ему хотелось вмешаться в их действия и получить облегчение, причиняя пальцам боль собственными своими руками. В "Лауре" мы услышим отголоски этих мучений.
Глядя на яркий день за окном, он негромко воскликнул, что уже начался лёт одной бабочки. Но для него походы по горным лугам, с рампеткой в руке, с книгой, сочиняемой в голове, кончились. Книга-то сочинялась, но только в тесном, замкнутом мирке больничной палаты, и Набоков начал опасаться, что его вдохновение и упорство не одержат верха в состязании с усиливавшимся недомоганием. Тогда у них с женой состоялся очень серьезный разговор, и он ей твердо сказал, что если умрет прежде, чем "Лаура" будет окончена, то она должна быть сожжена".
Лаура
очевидно, не любит своего супруга, как не любит его и автор ( назвавший его "боровом", чуть ли не "печальным боровом" ).
Очевидно, если к кому-то Лаура и питает теплые чувства, так это к своему неназванному русскому любовнику.
Автор, в свою очередь, питает теплые чувства к самой Лауре. Отсюда - пробивающиеся сквозь ткань повествования откровенные описания.
"На ней было платье без бретелек и черные замшевые туфли без пяток. Подъем голой ступни был той же самой белизны, что и ее молодые плечи".
Или:
"Она была щупла до невероятности. Ребра проступали. Выдававшиеся вертлюги бедренных мослов обрамляли впалый живот, до того уплощенный, что его и животом нельзя было назвать. Весь ее изящный костяк тотчас вписался в роман - даже сделался тайным костяком этого романа, да еще послужил опорой нескольким стихотворениям. Груди этой двадцатичетырехлетней нетерпеливой красавицы, каждая размером с чайную чашку, раскосым прищуром бледных сосков и твердостью очертанья казались лет на десять моложе ее самой.
Ее крашеные веки были прикрыты. На верхней скуле поблескивала ничего особенного не значащая слезинка. Никто не мог бы сказать, что в этой головке творилось. А там вздымались волны желания".
И затем:
"Ее худенькое, послушное тело, ежели его перевернуть рукой, обнаруживало новые диковины - подвижные лопатки купаемого в ванне ребенка, балериний изгиб спины, узкие ягодицы".
Обратите внимание на не чужое писателю прилагательное "послушная", которое было увидено нами еще в рассказе "Озеро, облако, башня", в котором он обращался к возлюбленной так: "Послушная моя!"
А теперь посмотрите, как описан ее супруг - профессор -
"Ее очень толстый муж в измятом черном костюме и войлочных ботиках с пряжками прогуливал вдоль панели перед виллой полосатого кота на длинном-предлинном поводке". Он и сам похож на толстого кота, не правда ли?
Автору больше симпатичен господин Губерт Губерт ( из "Лолиты" заимствованный ).
Лаура "часто оставалась одна в доме с г-ном Губертом, который постоянно "рыскал" (rodait[12]) около нее, мыча что-то однозвучное под нос и как бы завораживая ее, обволакивая чем-то клейким и невидимым, и подбирался все ближе и ближе, куда ни повернись". Похоже, очень похоже на то, как Гумберт Гумберт "подбирался" к своей душеньке - к Лолите в "Привале очарованных странников"!
С другой стороны, господин Губерт Губерт имел дочь, в отличие от Гумберта Гумберта - впрочем, ее
"задавил пятящийся грузовик на проселочной дороге - она возвращалась из школы коротким путем" ( похожий сюжетный поворот есть в "Лолите", где мать героини переезжает автомобиль ).
"Он был теперь похож на незадачливого фокусника, которого наняли разсказывать засыпающему ребенку сказки, разве что он сидел слишком близко. Флора была в рубашке с короткими рукавами, как у ее одноклассницы Монглас де Сансерр, очень милой и очень порочной, которая показала ей, куда нужно пнуть слишком предприимчивого мужчину".
И непременно картина "засыпающего ребенка" вновь возвращает читателя к "Лолите", к замечательным снотворным пилюлям, которыми Гумберт Гумберт пичкал героиню.
В следующем абзаце появляется предмет из романа "Защита Лужина" - "Мистер Губерт подарил своей душеньке любовно выбранную вещицу: миньятюрные шахматы ("она уже знает ходы")".