Петри Николай Захарович : другие произведения.

Колесо превращений. Книга 3. Часть 1: Жезл Исчезающей Силы.

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нелегко терять самое дорогое существо, тем более, - находясь так далеко от родного дома...

  
 []
  
КНИГА ТРЕТЬЯ:
  

Где ты, реликтовый ухоноид?..

  
  Неизвестное было одним из основных элементов,
  из которых складывался страх.
  Д. Лондон "Белый Клык"
  
  
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:
  

Жезл Исчезающей Силы

  
  Быть сильным и заявлять это - есть право; быть
   сильным и не давить других - есть обязанность.
  А. Губернатис
  
  
  
ГЛАВА 1:

Загадочное поведение росомона

  
 []
  
  ...И на вторую, и на третью ночь было то же самое: долгие, безуспешные попытки заснуть на мягкой подстилке, пахнущей редкими пряностями и чужим благополучием. Сон приходил только под утро, когда восток начинал розоветь, разбавляя неспокойный ночной сумрак оживляющим цветом нарождающейся зари. Он овладевал сознанием Милава неожиданно, словно ночной разбойник, терпеливо подстерегающий свою жертву за каким-нибудь полусгнившим срубом далёкого-далёкого городища Рудокопово. А потом были странные сновидения, которые с одинаковой вероятностью могли быть прозорливыми, а могли быть порождением тёмной ауры, насыщавшей земли гхоттов даже после гибели Аваддона.
  Снов всегда было много, но наиболее яркими и запоминающимися были три. После нескольких ночей Милав сумел "заучить" их настолько, что мог пересчитать количество стрел, выпущенных в оставшихся в живых росомонов из отряда Вышаты, и даже - физически ощутить запах пыли и тлена в одрине Годомысла Удалого в момент его пробуждения после многолетнего сна. (Да и сна ли?..) Одного не мог понять Милав: где находился Ухоня в тот момент, когда голубой свод небес выплёскивал на кузнеца и бабушку Матрёну такой знакомый и такой желанный голос ухоноида?..
  Раз за разом Милав пытался понять это, беспокойно вглядываясь (во сне) в умопомрачительную лазурь неба над родимым домом. Однако все его попытки заканчивались одним - он слышал голос Ухони, торопливо оглядывался по сторонам, в надежде заметить размытую июльским маревом бесплотную тень самого дорогого ему существа, а потом, когда в дрожащем воздухе начинали проступать знакомые до боли очертания, кузнец просыпался...
  Едва не плача от очередной своей неудачи, Милав оставшееся до подъёма время лежал с открытыми глазами, бездумно глядя в широко распахнутые двери огромного дормеза. Он слушал звуки пробуждающегося леса, размеренный шорох флегматично жующих гхоттских "рысаков" и пытался понять, зачем непонятные сны преследуют его с такой настойчивостью? Случайностью это быть не могло. (Не бывает случайностей в мире, в котором не одну сотню лет провёл такой тёмный чародей, как Аваддон.)
  Промаявшись всю ночь без сна и заснув лишь на несколько коротких минут, чтобы в очередной раз с головой окунуться в три глубочайших омута-сна, кузнец весь день сидел со скучающим видом у открытого окна и клевал носом, едва ли не ежеминутно засыпая, но почти тут же просыпаясь с встревоженным видом на осунувшемся лице.
  Всегда очень внимательный к своему новому товарищу сэр Лионель не мог не заметить произошедших с Милавом перемен. В один из таких моментов он подсел к Милаву и, заглядывая ему в глаза, с участием спросил:
  - Что с вами происходит?..
  Милав непонимающе посмотрел на своего единственного теперь спутника, но ничего не ответил. Кальконис настаивать не стал. Сэр Лионель всегда отличался тонкой организацией души и умел сопереживать ближнему. Он молча вернулся на место, с притворным интересом принявшись изучать неторопливую жизнь, протекающую за бархатными портьерами парадного дормеза.
  Милав скосил на Калькониса взор и глухим голосом спросил:
  - Как вы спите, сэр Лионель?
  Кальконис удивлённо вздёрнул подсурьмленную бровь (что и говорить, умел любитель фривольной поэтики следить за своим внешним видом!) и переспросил:
  - Как я сплю?
  - Вот именно, как вы спите?..
  Милав наклонился вперёд и вперил в Калькониса немигающий взгляд. Сэр Лионель не стал гадать о причине столь странного вопроса и ответил искренне, едва заметно пожав плечами:
  - Я на свой сон не жалуюсь. Если только не брать во внимание невероятную назойливость местных комаров. А что?
  - Комаров... - задумчиво повторил Милав. - Если бы всё дело было в комарах...
  Сэр Лионель ждал продолжения, но так и не дождался. Милав, неожиданно утратив к собеседнику всякий интерес, откинулся на мягкие подушки и уставился в окно. Кальконис пожал плечами, после чего последовал примеру угрюмого росомона, не забывая время от времени бросать короткие тревожные взгляды на спутника.
  В один из таких моментов он с удивлением и даже с некоторым страхом обратил внимание на лёгкое дымное облако, неожиданно прокатившееся по Милаву от ног к голове. Облако стремительно укутало тело кузнеца, и так же молниеносно растаяло в нагретом, насыщенном благовониями воздухе дормеза. Сэру Лионелю непроизвольно пришлось протереть глаза, настолько скоротечным и оказалось видение.
  Кальконис принюхался к воздуху, надеясь в его ароматической составляющей обнаружить объяснение необычному явлению. Но чувствительный к всевозможному парфюму нос сэра Лионеля уловил лишь томный запах травы долгожителей - рейгана и тонкий немного терпкий аромат эвкалипта, к которому примешивалось слабое благоухание лимона.
  Продолжая с растущей тревогой наблюдать за безмолвным росомоном, Кальконис попытался проанализировать увиденное и пришёл к выводу, что это не могло быть остаточным воздействием тёмной эманации зла. Аваддон, без сомнения, навсегда присоединился к сонму тёмных сущностей - адептов Малаха Га-Мавета, и из мира бесплотных теней не может влиять на жизнь людей. Правда, оставались многочисленные ученики, да и просто прихлебатели чародея, от которых можно ожидать чего угодно. (Пример с покушением на Ярила-кудесника с помощью призванных во сне разбойников был ещё свеж в памяти сэра Лионеля.) И всё же что-то подсказывало Кальконису: дымное облако не может быть порождением зла, потому что боль, страх и горе не пахнут светлой надеждой и безудержной радостью. А запах, оставшийся внутри дормеза после того как туманная дымка истаяла, был именно таким!
  Сэр Лионель подался вперёд, ничуть не заботясь о том, как воспримет кузнец подобную бестактность. Милав с удивлением посмотрел в глаза Кальконису, на дне которых трепетал вопрос. Росомон сумел прочитать его, потому что тихо спросил:
  - Вы не заметили ничего странного?
  - Где? - Кальконис решил немного потянуть время, потому что не мог определиться, как следует вести себя с росомоном после всего увиденного.
  Милав неожиданно улыбнулся знакомой открытой улыбкой, сразу перенёсшей сэра Лионеля в то счастливое время, когда их было трое, и когда все они были по-настоящему счастливы.
  - За что я люблю вас, сэр Лионель, - продолжал улыбаться Милав, - так это за то, что вы совершенно не умеете лгать!
  - Вообще-то я и не собирался этого делать... - смутился Кальконис.
  - Тогда ответьте на мой вопрос честно. - Милав продолжал изучать лицо своего собеседника. - Что вы видели?
  - Я видел странный дым, окутавший ваше тело. Потом дым быстро растаял.
  - Значит, это был не сон... - задумчиво проговорил кузнец.
  - Конечно не сон! - подтвердил Кальконис. - Если только мы не спали, и не видели одно и то же!
  - Едва ли, - грустно произнёс Милав. - Я бы не хотел, чтобы и вам снилось то же, что мне... - Кузнец на секунду замер, а потом проговорил потеплевшим голосом: - Впервые с момента последней битвы с Аваддоном, у меня появилась надежда...
  - О чём вы, Милав? - не понял Кальконис.
  - Я говорю о будущем, сэр Лионель. О нашем с вами будущем... - Милав усталым жестом провёл по глазам и произнёс фразу, нисколько не добавившую понимания: - Теперь я почти нормально смогу спать...
  Кальконис некоторое время ждал продолжения неожиданной исповеди, но прошла минута, истекла вторая, а Милав молчал. Когда сэр Лионель отважился посмотреть в глаза росомону, Милав уже спал. Дыхание его было глубоким, глаза плотно закрыты, на искусанных губах блуждала счастливая улыбка ребёнка, после долгой разлуки встретившегося со своими родителями...
  Сэр Лионель украдкой смахнул слезинку, скользнувшую по обветренной щеке (это всё благовония виноваты, их в дормезе такая концентрация!), и жестом заботливой матери укрыл расслабленное счастливыми сновидениями могучее тело кузнеца-росомона.
  Вернувшись на свое место, Кальконис вновь почувствовал тот же самый запах. Но теперь аромат не просто витал в богато убранном дормезе, теперь он настойчиво просился, чтобы и сэр Лионель впустил его в себя. Кальконис раздумывал недолго. Выбор его был несложным: если он собирается разделить с Милавом все тяготы обратного пути в страну Рос (так оно и было), то он не должен сопротивляться благовонию, потому что именно этот удивительный аромат вернул Милаву веру в самого себя.
  Милав спал долго. Кальконис дважды выходил из дормеза, чтобы размять затёкшие от долгого неподвижного сидения ноги и обдумать их дальнейший путь. До сегодняшнего дня между ними об этом не было сказано ни слова. Милав вёл себя как тяжело раненый, которого везут на излечение, но которому совершенно всё равно - куда. Кальконис нисколько не сомневался, что в состоянии задумчивой прострации, Милав вообще ничего не замечает вокруг. Если почётный эскорт королевского токонга неожиданно покинет их, и им придётся идти пешком, то и в этом случае Милав будет бездумно переставлять ноги, ни о чём не спрашивая, ничего не видя, кроме внутренних образов, которыми он жил все последние дни. К великому счастью сэра Лионеля, сегодня он вновь увидел в глазах росомона тот негасимый пламень веры в правильности своих действий, который привёл их в логово Аваддона и который немногими днями ранее заставил Калькониса сделать выбор между бездомным бродягой, каким он был все прежние годы, и человеком, воином, росомоном, на которого надеются его друзья и ради которого они не однажды рисковали своими жизнями.
  Ближе к вечеру рядом с Кальконисом выросла фигура Милава. Кузнец выглядел отдохнувшим, весёлым, почти счастливым. Сэр Лионель собрался осведомиться о причине столь разительных перемен, но Милав опередил его. Потянувшись могучим телом, он быстро огляделся вокруг и, стрельнув на Калькониса озорным взглядом, во всё горло крикнул:
  - Держитесь, приспешники Аваддона! Великан Тогтогун вновь вышел на охоту!
  Многочисленные кони, впряжённые в парадный дормез Латтерна О-Тога, от могучего росомоновского рыка в панике рванулись в разные стороны, едва не опрокинув огромную карету. Двое возниц, не удержавшись на козлах, кубарем полетели на землю, внеся дополнительную сумятицу.
  Через минуту рядом с Милавом вырос Глио Кос - начальник почётной охраны.
  - Что случилось? - Лицо Глио Коса было бледным, тонкие холёные пальцы испуганно шарили по драгоценной накидке в поисках оружия. - На вас напали?..
  "Хотел бы я посмотреть на того, кто отважится напасть на возродившегося после тысячелетнего сна Тогтогуна!" - подумал сэр Лионель, пряча улыбку за напускным вниманием к словам гхотта.
  Милав, по-прежнему широко и открыто улыбаясь, похлопал Глио Коса по плечу, тут же скривившегося от подобной фамильярности.
  - Никто на нас не напал, - сказал кузнец. - Своим радостным криком я хотел сообщить о том, что ваша почётная миссия завершена.
  - То есть, как! - не понял начальник охраны.
  - А так. Вы с чувством исполненного долга можете возвращаться в Тмир. Далее мы с сэром Лионелем продолжим путь одни.
  - Это невозможно... - растерянно пробормотал Глио Кос. - У меня приказ токонга короля!
  - Похвальное рвение к службе, мой мальчик, - сказал Милав, вновь касаясь плеча начальника охраны, - но у меня для вас другой приказ: возвращайтесь домой, иначе не успеете на праздник Большой Воды. Если мне не изменяет память, Латтерн О-Тог на это празднество ездит исключительно в своём дормезе. Разве не так?
  Глаза Глио Коса растерянно забегали. Начальник охраны знал, что скоро в Тмире будут отмечать ежегодный праздник Большой Воды, но он не знал, правда ли, что токонг короля выезжает на него только в дормезе?
  Милав спокойно ждал, нисколько не сомневаясь в решении Глио Коса.
  - Я помню об этом! - наконец произнёс он.
  - Поверьте, - доверительным тоном заговорил Милав, - я поступаю так исключительно из чувства уважению к такому храброму воину и такому знатному вельможе, как вы.
  Лесть кузнеца мгновенно заставила Глио Коса выгнуть грудь и с благосклонностью принять слова дремучего росомона.
  - Хорошо, мы возвращаемся. - Начальник охраны оглянулся на дормез. - Что вы возьмёте с собой?
  - Только то, с чем пришли в вашу гостеприимную страну, - ответил Милав, подмигивая Кальконису.
  - А как же подарки?.. - искренне огорчился Глио Кос.
  - За подарки спасибо. К сожалению, у нас нет возможности взять их с собой. Так и передайте токонгу короля. Быть может, когда-нибудь потом... в будущем, мы ещё раз посетим вашу страну, а сейчас, извините, нам нужно собираться.
  ...Огромный дормез скрылся за холмом. Последним, кого увидели Милав и Кальконис, стоявшие на узкой дороге, был Глио Кос, отсалютовавший росомонам блеснувшей в закатном солнце короткой шпагой.
  "Славный малый, - подумал кузнец, - чем-то похож на Таби Мрома..."
  Сэр Лионель успел взгромоздить свою часть поклажи на худые плечи и теперь вопросительно смотрел на кузнеца.
  - Вы не осуждаете мой поступок? - Кузнец махнул в сторону исчезнувшей за холмом кареты.
  - Нисколько! - ответил Кальконис. - Но мне хотелось бы знать о ваших планах.
  - О наших, сэр Лионель! О наших планах! - сказал Милав, забрасывая за спину увесистый тюк.
  
  
ГЛАВА 2:

Эливагара

  
 []
  
  Три дня спустя, Милав и Кальконис вышли к гряде изумрудных холмов, один из которых должен был подарить им радость встречи со старым товарищем. В обители Лооггоса они собирались провести несколько дней, которых им должно было хватить на то, чтобы узнать наиболее короткий и безопасный путь до земли росомонов. А ещё им хотелось отдохнуть от утомительной дороги, проводя долгие вечера в неспешных беседах с человеком-легендой.
  Они сразу узнали огромный дуб, росший в нескольких десятках саженей от входа в подземное обиталище Лооггоса. Ноги сами понесли их вниз по едва заметной в густой траве узенькой тропинке. Мужчины легко сбежали к подножию холма и замерли, ничего не понимая.
  Знакомой идеально-чистой поляны перед входом в подземное обиталище молчащих не было. Милав с Кальконисом стояли недалеко от скособоченной избушки, настолько старой и ветхой, что казалось удивительным, как такое дряхлое строение может противостоять натиску яростного морского ветра. Вместо опрятной и геометрически правильной поляны перед ними лежала вытоптанная площадка с огромным старым кострищем посередине, словно здесь в стародавние времена целиком зажаривали быков-гигантов с острова Натльхейм.
  - Вы что-нибудь понимаете? - спросил Милав сэра Лионеля.
  Кальконис в недоумении огляделся по сторонам, примечая детали, запомнившиеся ему по прошлому посещению этих мест. Например, вон тот кустарник, ровной стеной вставший с северной стороны холма. Даже отсюда можно увидеть несколько поломанных стеблей, так и оставшихся висеть на прочной коре - это результат погони неугомонного ухоноида за слишком любопытными зайцами из соседнего леса.
  Сэр Лионель, показав на кусты, задумчиво ответил:
  - Я готов поклясться, что мы были именно здесь...
  - Вы правы. Эта убогая избушка стоит как раз на месте входа в подземелье...
  - Может, войдём и посмотрим, что внутри?
  - Войдём, - согласился Милав. - Обязательно войдём, вот только осмотримся немного...
  Милав оглянулся на тропинку, по которой они спустились, боковым зрением заметив медленное движение пальцев Калькониса по грубому походному плащу - под выделанной кожей взбугрился эфес шпаги. Кузнец коснулся чехла с Поющим, но Сэйен доставать не стал - не время. Обойдя по широкой дуге большую поляну, они нашли ещё несколько подтверждений, что именно здесь провели первые дни после счастливого воссоединения. Убедившись, что поблизости никого нет, и что за ними никто не наблюдает, Милав с Кальконисом решили изучить ветхую избушку изнутри.
  Громко постучав в щелястую, грубой работы дверь, они услышали ответное эхо, раздробившееся на осколки-перестуки. Понимающе переглянувшись, кузнец и сэр Лионель одновременно шагнули за порог. Пронзительно заскрипевшая дверь распахнула перед ними убогое убранство. Ворвавшийся в полутёмное нутро яркий свет жирно блеснул на простой кухонной утвари, сложенной у небольшого очага, после чего матово отразился от закопчённых стен и потолка.
  Внутри никого не оказалось.
  Оставив дверь распахнутой настежь, Милав с Кальконисом неторопливо обошли единственную комнату, внимательно приглядываясь к дальней стене. Если где-то поблизости и должен находиться вход в подземелье Лооггоса, то он может быть только за этой стеной. Однако, несмотря на все их усилия, обнаружить потайную дверь или намёк на что-либо похожее, им не удалось.
  - Дела-а-а... - протянул Милав, ставя на широкий стол свою увесистую поклажу. Заметив, что Кальконис в напряжённой позе стоит рядом, обратился к нему: - Располагайтесь, сэр Лионель. Ночь проведём здесь. А завтра видно будет...
  Кальконис без слов сбросил свою ношу, прошёл к двери и затворил её. Засова с внутренней стороны не оказалось.
  - Либо здесь живёт сумасшедший, который никого и ничего не боится, - покачал головой Кальконис, - либо...
  - ...Либо ему просто нечего бояться. - Закончил фразу Милав, приступив к розжигу очага. - А зола-то ещё тёплая! - добавил он через минуту, пересыпая на ладони мелкие древесные угольки.
  - Это хорошо, - откликнулся Кальконис, - хотелось бы поинтересоваться у местного жителя, куда все молчащие во главе с Лооггосом подевались?
  Ночь опустилась неожиданно. В комнате сразу стало прохладно, неуютно и тревожно.
  - Не по себе мне в этой избушке... - признался Кальконис, придвигаясь поближе к очагу.
  Огонь в нём почти прогорел и давал мало света. Зато от него шло тепло, которого зябнущему телу так не хватало. Милав протянул сэру Лионелю деревянную чашку с густым напитком.
  - Выпейте. Питьё взбодрит вас.
  - Что это? - Кальконис с сомнением посмотрел на вязкую маслянистую жидкость.
  - Это сома - жертвенный напиток иддукеев.
  Услышав последние слова, сэр Лионель, уже приложившийся губами к краю чаши, едва не выплюнул выпитое. Он вытаращил глаза на кузнеца и с негодованием воскликнул:
  - Жертвенный напиток! Это что, кровь?!
  Вместо ответа Милав взял у Калькониса из рук чашу и отпил большой глоток. Потом вернул чашу.
  - Не волнуйтесь, это эликсир Ярила-кудесника, которым он отпаивал Годомысла Удалого.
  - Что ж вы сразу не сказали! - укоризненно произнёс Кальконис, залпом выпивая содержимое.
  Милав весело взглянул на сэра Лионеля:
  - Хотел вас проверить, мой друг.
  - У вас есть причины сомневаться во мне? - Кальконис открыто посмотрел на кузнеца.
  Милав успокаивающим жестом похлопал сэра Лионеля по руке и сказал:
  - Не обижайтесь. Бывают минуты, когда я сомневаюсь в себе самом...
  Кальконис осторожно поставил пустую чашу на стол, оглянулся по сторонам. Мрак прятался по углам и выжидал своего часа. За трухлявыми стенами печально завывал ветер.
  - Давайте спать, - предложил сэр Лионель, готовя нехитрую постель. - Вы где ляжете, у входа или у очага?
  - С вашего позволения, я лягу у входа.
  Кальконис улыбнулся такой незамаскированной "хитрости" кузнеца. Милав всеми способами пытался оградить сэра Лионеля от неизвестности ночного мрака, довлевшего над философом с тех самых пор, когда он был "компаньоном" Аваддона. Через минуту Кальконис, подбросив в очаг несколько отполированных морем небольших кореньев, уже спал, с головой укрывшись походным плащом.
  Милав долго не мог уснуть. Лёжа с открытыми глазами и вслушиваясь в недовольное рычание близкого моря, он ждал: не вернётся ли то странное, но неизъяснимо-приятное чувство радости, испытанное им в последний день путешествия в королевском дормезе?..
  Сон подкрался незаметно, унося сознание в ту область, где нельзя быть ни в чём уверенным...
  
  ...Милаву показалось, что спал он недолго - может, час или два. Однако когда он открыл глаза, вокруг было светло. Море не рокотало, сердясь на весь свет и вышвыривая на берег остатки перемолотых ураганом утлых посудин. Было удивительно тихо, и в этой звенящей тишине что-то происходило. Близко. Почти рядом. Услышав тонкий звук, похожий на отголосок печального песнопенья, Милав решил узнать, откуда он идёт. Кузнец повернул голову в сторону мирно посапывающего Калькониса, затем привстал на локте, обернулся...
  Возле колченогого стола, между Милавом и Кальконисом стояла женщина. О том, что это именно женщина, а не андрогин-гомункулус или суккуба-демоница можно было догадаться лишь по тому, что она носила длинное рваное платье до пола. Когда женщина всем корпусом повернулась, у Милава перехватило дыхание - таких старых людей он никогда не видел!
  Лицо старухи оказалось так изборождено глубокими морщинами, что на нём трудно было заметить огромные изумруды горящих глаз. Казалось, вся история земли запечатлена на древней, как небесный свод и тонкой, как самый дорогой пергамент коже. На ничтожный миг Милаву почудилось, будто это не просто старая (неимоверно старая!) женщина, ему показалось, что это Хозяйка Медной Горы! Такой она могла бы быть на закате всей истории земли, когда тысячи цивилизаций склонили головы перед неумолимым временем...
  В горле кузнеца родился вопрос, но задать его он не смог. Старуха стремительно шагнула к нему. Милав заметил, что каждая волосинка на её голове вдруг потянулась в его сторону. Это походило на то, как если бы за спиной старухи неожиданно подул сильный ветер. Кузнец ещё раздумывал, стоит ли обнажать Сэйен против олицетворения абсолютной старости, когда за спиной старухи возник Кальконис. Его длинная шпага со свистом рассекла воздух.
  - Сделаешь ещё один шаг, и я проткну тебя, кем бы ты не оказалась!
  Старуха замерла. Но не от страха. Волосы на её голове шевельнулись в другую сторону - туда, где стоял сэр Лионель. Милав анализировал происходящее всего одну секунду, а потом понял: старуха слепа. Её глазами - как бы дико это ни звучало - были длинные седые волосы!
  Кузнец собрался о своём открытии сообщить Кальконису, но скрипучий старушечий голос опередил его:
  - Неужели наследник Глаэкта Голубоглазого сможет обнажить оружие против слабой женщины?
  В абсолютной тишине звякнул металл - сэр Лионель от неожиданности выронил шпагу.
  - Откуда... - прошептал он хриплым голосом, - откуда вы знаете Глаэкта?..
   Комната наполнилась визгливым скрипом, оказавшимся всего лишь смехом загадочной старухи.
  - У тебя, малыш Лионис, всего два глаза, - медленно проговорила старуха, - а у меня их видишь сколько! - Она взъерошила свои длинные волосы. - Я многое вижу...
  Милав пришёл в себя быстрее Калькониса. Он встал в полусажени от старухи, но в безопасности себя не чувствовал. Пальцы рук, не повинуясь командам мозга, сами теребили чехол Поющего. Комната наполнилась ожиданием развязки.
  - Не нужно по пустякам беспокоить творение Чиока-шамана! Не любит оно этого...
  Старуха бросила "взгляд" на Сэйен, при этом седые волосы вспорхнули вокруг её головы и резко опали.
  - Кто ты? - с усилием спросил Милав, заметив, что Кальконис уже поднял своё оружие и пока не собирается вкладывать его в ножны.
  - Зовите меня Эливагара-сноуправительница.
  - Ты думаешь, твоё замысловатое имя о чём-то нам говорит? - Милав по-прежнему держал руку на чехле Поющего.
  - Тебе, может, и не говорит, - усмехнулась старуха. - А вот ему, - рука, больше похожая на конечность скелета, указала на замершего Калькониса, - моё имя говорит о многом...
  Милав вопросительно посмотрел на сэра Лионеля. Кальконис едва заметно кивнул головой.
  - Тогда другой вопрос: как ты оказалась внутри, ведь я лежал у самой двери! - Милав в упор смотрел на старуху, начиная сомневаться, что она незрячая.
  Старуха повернулась в его сторону и ответила загадочной фразой:
  - Разве ты Даймон - обитатель Порога? Только он может удержать меня у двери моей обители!
  По поводу "Даймона" Милав ничего не понял, но вторую часть фразы решил оспорить.
  - Мы с моим другом очень сомневаемся, что сия убогая обитель принадлежит тебе.
  - Никто не сомневается в словах Эливагары-сноуправительницы! - зловещим голосом проговорила старуха.
  - Зря вы так кипятитесь, мадам, - примирительным тоном проговорил Кальконис, - мы всего лишь хотим узнать, куда ушли молчащие? И всё!
  - Они приходят, когда хотят и уходят, когда приходит их время! - голосом чревовещательницы произнесла Эливагара.
  Милав в задумчивости поскрёб подбородок. Чем больше говорила таинственная старуха, тем меньше он понимал. Если так пойдёт дальше, то она совершенно заморочит им головы! Кузнец шагнул к столу, намереваясь собрать свои вещи и поскорее покинуть этот дом. Старуха издала лёгкий смешок, после чего заговорила, медленно наступая на росомона:
  - Синее небо пропело звонкую песнь, тёмные глубины печалью всколыхнули безбрежную гладь, в земле родилось слово и отправилось странствовать по всему свету. Три стихии указали на тебя, а ты собираешься уйти, так ничего и не узнав?
  Старуха смотрела прямо в глаза Милава. Кузнецу стало не по себе.
  - Послушайте! - скривился Милав. - Быть может, вы, действительно, очень хорошая сноуправительница, но как рассказчице невероятных откровений вам следовало бы немного потренироваться! Либо вы объясните нам, что здесь происходит, либо мы уходим.
  - И вы не хотите узнать самую короткую дорогу в страну Рос?
  Милав внимательно посмотрел на старуху, подумал немного и вдруг улыбнулся.
  - Лооггос, хватит ломать комедию. Ведь это ты! Никто другой не может читать мои мысли!
  Старуха взмахнула волосами, коротко хохотнула и жестом доверчивого ребёнка протянула свою руку кузнецу.
  - Прикоснись!
  - Для чего? - не понял Милав.
  - Прикоснись, спрашивать будешь потом. Если захочешь...
   Милав оглянулся на Калькониса, как бы спрашивая его мнения. Сэр Лионель указал глазами на свою шпагу, давая понять, что Милаву нечего опасаться. Кузнец коротко вздохнул, сделал широкий шаг навстречу старухе и осторожно сжал в своей огромной ладони её ссохшуюся длань. Секунду ничего не происходило, а потом...
  
  
ГЛАВА 3:

Потерянный Жезл

  
 []
  
  ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:
  ЭЛИВАГАРА, сноуправительница Ка-Нехта.
  
  "...Стены изменили свою плотность, пропустив в покои Невыразимого юное создание, чья красота могла сравниться лишь с абсолютной непознаваемостью Неизречённого. Тихо вошедшая девушка оказалась стройной, как стебель эльгайи, и прекрасной, как последнее прикосновение Аэмблы - дарительницы жизни.
  Невыразимый позволил юной красавице увидеть себя сгустком бирюзового тумана, одетого пульсирующим покрывалом изменённого пространства. Через короткий отрезок времени девушка, которую в священной столице атталантов - Ка-Нехте - нарекли Эливой, дочерью Агара, стала воспринимать Неизречённого в виде высокой фигуры, закутанной во всё чёрное.
  Голос родился в голове юной красавицы и лишь после этого распространился по всем покоям Невыразимого:
  - Прелестное дитя счастливейшего из городов, ты не должна меня бояться!
  - Я... я стараюсь...
  Девушка не могла понять, что с ней происходит: мысли, которые она считала своими, непонятным образом видоизменялись, излучая в пространство совсем не тот смысл.
  - Ты лучшая ученица бога Ца-Крапа. - Вкрадчивый голос продолжал хозяйничать не только в огромных покоях, но и внутри естества напуганной девушки. - Значит, ты в состоянии читать ещё не рождённые мысли Отторгнутых?
  - Это так...
  - И что же повергло тебя в трепет в той области, куда кроме тебя никто проникнуть не может?
  - Я видела прообраз Жезла Исчезающей Силы...
  - Ты не могла ошибиться?
  - Нет. След прообраза вёл в обитель Отторгнутых.
  - Кто из этих отщепенцев собирается нарушить мой запрет?
  - След оказался чрезвычайно тонок, а прообраз вёл себя странно: он всё время менял направление, словно одновременно притягивался несколькими физическими сущностями...
  - Но это невозможно!
  - Я тоже подумала об этом, поэтому всё случившееся меня так напугало...
  В покоях повисла тишина.
  - Я... могу идти?.. - слабым голосом спросила девушка. Находиться в центре ауры Неизъяснимого было невыносимо тяжело.
  - Подожди. Меня интересует Тио Ти-Кат.
  - Разве Тио отправлен в обитель Отторгнутых? - с ужасом на прекрасном лице вскричала девушка.
  - Нет, лучшему в городе творцу теней это не грозит. Меня интересуют его мысли по поводу Хрустального Шара.
  - Он об этом ещё не думал, хотя прообраз мысли уже существует.
  - Когда сила желания соткёт нить взаимного притяжения?
  - На восходе Лучезарного ему будет первое видение...
  - Я ждал именно такого ответа. Можешь идти.
  Девушка попыталась сделать шаг назад, но парализованные аурой Невыразимого ноги не сдвинулись с места. Элива, дочь Агара, с мольбой в огромных глазах посмотрела на фигуру в чёрном. В тот же миг воздух вокруг её тонко, дрожащей фигуры окутался туманом, пол ушёл из-под ног, тело медленно поплыло в сторону ближайшей стены. Девушка испуганно вытянула вперёд трепетные пальцы и..."
  
  ...и Милав резко отдёрнул свою руку. В его глазах ещё стояла картина гигантских покоев Невыразимого, в центре которых замерли две несопоставимые фигуры: таинственная особа в чёрном облачении и девушка, похожая на умопомрачительный цветок. Милав продолжал чувствовать рецепторами носа дразнящий аромат померанца и ощущать на губах незнакомый вкус перенасыщенного испарениями воздуха. В то же время он видел перед собой древнюю безобразную старуху, с саркастической улыбкой на губах, а так же - растерянное лицо Калькониса, так и не выпустившего из рук длинной шпаги.
  - Что... - едва смог выдохнуть Милав. - Что это было?..
  Старуха не ответила. Она подошла к потухшему очагу, величественно опустилась на рассохшуюся скамью. Только после этого заговорила прежним надрывно-скрипучим голосом:
  - Теперь ты больше не считаешь меня Лооггосом?
  - Неужели та девушка - это ты?! - Милав смотрел на старуху безумными глазами.
  - О чём вы, уважаемый Милав? - спросил Кальконис, убирая шпагу в ножны. Сэр Лионель ровным счётом ничего не понимал и собирался внести ясность. - О какой девушке вы говорите?
  За Милава ответила старуха:
  - Прикоснувшись к моей руке, юный росомон увидел события такой давности, что даже память о них давно стала мифом.
  - О чём она говорит? - вновь обратился Кальконис к кузнецу.
  - Я вам расскажу обо всём чуть позже, - ответил Милав, не выпуская таинственную старуху из поля зрения, - а пока я хотел бы задать тебе... - Милав на секунду замялся, - вам, Эливагара, несколько вопросов.
  - Ты шагнул за грань понимания, и мои слова не внесут хаос в твои мысли. Спрашивай.
  - Там... действительно, были вы?
  - Ты продолжаешь в этом сомневаться?
  - Теперь - нет.
  - Тогда спрашивай то, что хочешь знать, а не то, что и без ответа ясно!
  - Хрустальный Шар, о котором шла речь, - это Всезнающее Око?
  - Да. Хотя атталанты называли его иначе - Кладезь Мудрости.
  - Что такое Жезл Исчезающей Силы?
  - Ты готов услышать правду?
  - Да.
  - В том времени, которое на ничтожный миг приоткрылось тебе одной из тысяч граней, самой могущественной силой на континенте атталантов был Неизъяснимый. Эоны лет он правил могучим народом покорителей океана, пока со стороны Затопленных Остров не пришли чужаки. Их назвали Отторгнутыми, потому что не было семьи в городе Ка-Нехте и не было стен на всём континенте, которые бы добровольно согласились принять чужаков. Всё дело было в их извращённом представлении о красоте и гармонии мира. Долгие годы Неизречённый пытался наставить их на путь истинный, но всё было тщетно. Тогда конклав демиургов создал неприступную цитадель, названную обителью Отторгнутых, куда и поместили всех чужаков. Время шло, Неизъяснимый всё чаще подумывал о Чистой Нирване, но мысли об Отторгнутых не давали ему покоя. Обладая способностью чувствовать гармонию мироздания, он обнаружил источник будущего возмущения и определил, что им может стать последнее детище Отторгнутых - Жезл Исчезающей Силы. Прообраз этого творения принёс Неизречённому знания о невообразимом могуществе Жезла. Созданный нейтральными сущностями Жезл, в зависимости от того, в чьи руки попадал, мог с одинаковым успехом творить как вселенское добро, так и вселенское зло. Неизъяснимый приложил все усилия, чтобы Жезл никогда не воплотился в вещественную форму. Но Отторгнутые были хитры и коварны. Они сумели создать Жезл Исчезающей Силы. Когда Неизречённый узнал об этом, он уже не мог уничтожить Жезл, но в его власти было спрятать его так, чтобы в течение многих тысячелетий никому не удалось его обнаружить. Последним из великих злодеев, который посвятил поискам Жезла не одну сотню лет, был...
  - ...Аваддон! - одними губами выдохнул Милав.
  - Да, Аваддон. Самый верный и преданный адепт Малаха Га-Мавета. Но и он смог лишь приблизиться к разгадке древней тайны. Жезл Исчезающей Силы до сих пор хранится там, где упокоил его Неизъяснимый.
  Старуха замолчала. Длинная речь так её утомила, что последние слова она произносила почти шёпотом. Целую минуту Милав ждал продолжения, но его не последовало. Тогда он обратился к старухе сам:
  - Всё, что вы рассказали, очень занимательно. Почти так же занимательно, как легенда Лооггоса о великане Тогтогуне. Но мне непонятно одно - зачем вы поведали нам всё это? Мы не охотники за древностями. Нам не нужен магический Жезл Отторгнутых. Мы лишь хотим как можно быстрее вернуться домой.
  - Разве ты забыл, юный росомон, что меня зовут Эливагара-сноуправительница? Когда твой разум, устав от дневных волнений, погружается в сладостный сон, к тебе прихожу я, и я знаю, что хочет увидеть твоё сердце. В моей силе исполнить желание. Почти любое.
  - "Почти"? Значит, и ты можешь не всё?
  - Всего не мог даже сам Невыразимый, пока его не перестали интересовать земные дела. Но мы отвлеклись. Находясь в мире твоих снов, я видела, чего ты хочешь больше всего. К сожалению, исполнить это не в моей власти, но в моих силах направить тебя туда, где ты сможешь осуществить задуманное.
  - И куда мы должны отправиться?
  - Если ты хочешь воплотить в жизнь то, чего жаждет твоё сердце, ты должен найти Жезл Исчезающей Силы!
  - Жезл? - удивился Милав. - Зачем мне этот Жезл? Лавры Аваддона меня не прельщают.
  Старуха нетерпеливо заёрзала на своём месте.
  - Как ты думаешь, юный росомон, зачем Аваддон столько сил и времени потратил на поиски запрещённого творения Отторгнутых?
  - Разве я могу знать мысли тёмного колдуна! - удивился Милав.
  - Ты - нет. Но я, пока он был доступен мне на физическом плане бытия, могла. Так вот, Аваддон мечтал с помощью Жезла Исчезающей Силы занять место Малаха Га-Мавета!
  - Разве такое возможно! - не поверил Милав.
  - Жезл сотворили Отторгнутые, а им многое было подвластно...
  - Вы хотите сказать, что с помощью Жезла можно осуществить любое желание?
  - Да. Абсолютно любое, не зависимо от моральной стороны. Именно этого и опасался Неизъяснимый, когда прятал от людей творение Отторгнутых.
  Милав задумался.
  - А вы не боитесь, что завладев Жезлом, я уподоблюсь Аваддону по части корыстных интересов?
  Впервые за время их долгого разговора старуха улыбнулась открыто. На Милава сразу повеяло ароматом пачули из покоев Неизъяснимого.
  - Ты опять забыл, что я - творец твоих снов. Никогда Милав-кузнец ни сделает того, что могло бы навредить людям!
  Кальконис давно присоединился к своему товарищу и, затаив дыхание, слушал малопонятный диалог. Он ждал минуты, когда можно будет обрушиться на Милава сотней вопросов и перестать блуждать в потёмках непонимания. Кузнец об этом догадывался, поэтому поспешил закончить разговор со старухой.
  - Последнее, что хотелось бы узнать - каким образом я сумел увидеть такое далёкое прошлое?
  - Касание, - устало ответила старуха, - всё дело в нём...
  - А если вашей руки коснётся сэр Лионель? Что увидит он?
  - Ничего. Там, в подземелье Аваддона, разрушив Хрустальный Шар, ты поменял полярность магического воздействия. Отныне твой удел - психометрия. Не забивай голову знаниями, которые ты пока не можешь усвоить. Просто поверь мне. Но и это ещё не всё. Разрушив Кладезь Мудрости, ты затронул событийную сторону всех процессов. Отныне ты должен быть готов ко многому... если, конечно, хочешь добиться того, чего желает твоё сердце. А теперь оставьте меня. Я устала. Не каждый день мне приходиться встречаться с такими непонятливыми людьми...
  Кальконис открыл рот, чтобы возмутиться несправедливой оценке их умственных способностей, но Милав жестом остановил его.
  - Мы получили столько новой информация, - негромко сказал он, - что ещё одна порция может попросту свети нас с ума.
  - Юный росомон становится мыслителем, - ни к кому не обращаясь произнесла старуха. - Не будем мешать ему в этом...
  На сборы ушло несколько минут, в течение которых старуха с отрешённым видом сидела на скамье. Выходя из комнаты, Милав вдруг замер на пороге и всмотрелся в Эливагару. На миг ему показалось, будто там, в полутёмном нутре разваливающегося от старости строения сидит не древняя старуха, а молодая и божественно-прекрасная Элива, дочь Агара из Ка-Нехта. Видение было мимолётным, но оставило в душе щемящее чувство навеки утраченной красоты. Милав осторожно прикрыл дверь, боясь скрипом нарушить возвышенную отрешённость женщины, видевшей истоки всех цивилизаций...
  Они шли прочь от избушки, не оглядываясь. Кальконис молчал, потому что никак не мог определить, каким будет его первый вопрос, а Милав молчал потому, что не мог поверить в то, о чём так убеждённо говорила Эливагара. Преодолев по густой траве сотни две саженей, Милав вдруг остановился. Кальконис, шедший следом, едва не налетел на широкую спину росомона.
  - Вы чего, Милав? - спросил он.
  - Знаете, сэр Лионель, мне вдруг показалось, что всё произошедшее - это чья-то глупая шутка.
  - Но...
  - Если мы сейчас вернёмся и ещё раз посмотрим на поляну перед подземельем молчащих, то ничего там не обнаружим - ни убогой избушки, ни странной старухи.
  Кальконис раздумывал недолго.
  - Пешая прогулка для здоровья много полезнее душевных терзаний, - сказал он.
  Чем ближе подходил Милав к гребню знакомого холма, тем сильнее стучало его сердце, откликнувшееся на слова Эливагары тем, что они заронили в него тень надежды...
  "Если старуха не солгала, - думал кузнец, - то мы с Кальконисом сможет сделать ЭТО. Если же всё виденное - чья-то глупая шутка, то я непременно доберусь до шутника и тогда..."
  На секунду они замерли на гребне холма, а потом одновременно сделали шаг вперёд. Милав медленно поднял голову, долго-долго смотрел вперёд, затем повернулся к сэру Лионелю.
  - Невероятно! - пробормотал поражённый Кальконис.
  Милав тяжело вздохнул и пошёл в обратную сторону. За своей спиной кузнец оставлял знакомый холм, знакомый дуб, рядом с которым не было ни молчащих, ни ветхой избушки, ни старухи...
  
  
ГЛАВА 4:

Его Величество Случай

  
 []
  
  О произошедшем на холмах они не сказали друг другу ни слова. Кальконис в той беседе так ничего и не понял, а Милав в течение долгих переходов пытался определить, кто и главное - зачем сыграл с ними такую злую шутку? Быть может, всё так бы и осталось одной из многочисленных загадок, которые жизнь преподносит нам на каждом шагу, если бы не один случай.
  Произошло это на привале недалеко от портового города Датхэм, куда направлялись Милав с Кальконисом. Обратив внимание, что солнце уже почти скрылось за горизонтом, сэр Лионель предложил остановиться на ночёвку, тем более что они проходили как раз мимо старого кострища, профессионально устроенного на окраине чахлой рощицы. Милав согласился, отметив неплохое положение кострища касательно вопроса безопасности (чем дальше они уходили от столицы гхоттов, тем больше разбойного люда встречалось по лесам и дорогам).
  Пока Кальконис занимался разведением огня, Милав решил осмотреться. Недалеко от их бивака, рядом с дорогой, кузнец обнаружил поломанное лезвие меча. Железо было ржавым, пролежав в траве не менее десятка лет. Повинуясь неожиданному порыву, Милав наклонился и поднял находку. В тот миг, когда пальцы коснулись холодного шершавого лезвия, с росомоном что-то произошло...
  
  ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:
  АСКР, коржуйский мечник.
  
  "...одновременно из леса, со стороны дороги и прямо по полю на них бросились вооружённые люди. Аскру некогда было считать врагов. Выхватив иззубренный в многочисленных схватках гликонский меч, он в два прыжка оказался возле костра. Рядом с ним - слева и справа - появились проснувшиеся от шума коржуйцы и молча заняли места в строю, названном гликонцами - "дикобразом".
  Враги не успели преодолеть и половины расстояния до коржуйцев, а знаменитый "дикобраз" уже ощерился десятифутовыми копьями (копейщики Одноглазого Фаэта ещё ни разу не подводили своих собратьев). Нападавших было много и настроены они были решительно. Первая волна накатилась на оскалившегося остро отточенными наконечниками "дикобраза", но, потеряв до десятка убитыми и ранеными, откатилась назад, под прикрытие темноты и воющих в предвкушении скорой добычи ночных падальщиков.
  Коржуйцы не потеряли ни одного воина. Кликнув Одноглазого Фаэта, они поспешно заменили четыре сломанных копья, на которых продолжали извиваться умирающие враги, после чего приготовились ко второму броску полуночных демонов - именно так звались нападавшие. Аскр, обтерев вспотевшую ладонь о шероховатое древко копья, принял стойку за-тэ.
  Близко, шагах в десяти, возникли оскаленные пасти ночных падальщиков. Горящие демоническим светом вертикальные зрачки медленно скользнули по ряду защитников, остановившись на фигуре Аскра. Воин полусогнул левую ногу, выставил перед собой меч и понял, что опоздал - падальщик уже прыгнул..."
  
  ...падая на спину, Милав попытался уклониться от смертельного броска, выкручивая тело в левую сторону и одновременно выхватывая Поющий Сэйен. Когда он оказался на ногах, то заметил рядом с собой Калькониса, своей невозможной длины шпагой протыкающего вечерний воздух рядом с телом кузнеца.
  - Тихая атака? - выдохнул сэр Лионель, с новой силой набрасываясь на сырой от росы воздух.
  Милав перехватил руку Калькониса, заглянул ему в глаза, произнёс, ясно выговаривая слова:
  - Похоже, в отношении старухи Эливагары я оказался не прав...
  
  Едва ли в эту ночь они спали более одного часа. Сначала рассказывал Милав, вспоминая все подробности своей беседы с таинственной старухой. Потом заговорил сэр Лионель, которому для этого пришлось окунуться в далёкое прошлое - в то время, когда его все звали "малыш Лионис", потому что он был самым низкорослым и худым среди сверстников. Поведал он Милаву и о том, что единственная ниточка, связывающая его с настоящими родителями - это родовая татуировка на правой стороне груди, где на редком языке сактогов стояли символы Глаэкта Голубоглазого. Об этой татуировке не мог знать никто, потому что увидеть её недостаточно - необходимо разбираться в геральдической символике сактогов.
  - Если вы знали имя своего отца, то почему не нашли его? - спросил Милав.
  - Дело в том, что сактоги - закрытая каста. Они ни с кем не желают обсуждать генеалогию родов. Но даже те немногие из них, кто за дерзкие вопросы не вызвал меня на дуэль, ничего не сказали о Глаэкте Голубоглазом.
  - В вопросе рождения мы с вами схожи, - задумчиво проговорил Милав. - Остаётся надеяться, что к концу путешествия либо вы, либо я, либо мы оба обретём знание о наших родителях...
  Кальконис не ответил, но было видно, что слова кузнеца запали ему в душу.
  Когда, наговорившись вдоволь, они легли, Милав вдруг вспомнил слово, сказанное Эливагарой - "психометрия". Не понимая его смысла, кузнец попытался обратиться к области всезнания, надеясь с его помощью понять, о чём говорила старуха. Но всезнание, не раз спасавшее в трудную минуту, теперь молчало. Это было ещё одно доказательство правоты Эливагары. Милав нарушил избирательность магического воздействия, вследствие чего утратил способность к спонтанному всезнанию. Однако взамен он получил способность одним своим прикосновением к предмету переноситься в то место и в то время, где этот предмет когда-то находился. С помощью нового дара можно при необходимости узнать много.
  Милав вспомнил ещё одну фразу Эливагары: "...разрушив Кладезь Мудрости, ты затронул событийную сторону всех процессов. Отныне ты должен быть готов ко многому...". Что имела в виду старуха? Что это такое - "многое", и почему я должен быть к нему готов? Может быть, она намекала на утраченную мной способность самопроизвольного превращения в разные формы? Кстати, а почему "утраченную"? Если я в течение некоторого времени ни в кого не превращался, это ещё не значит, что я лишился этой способности навсегда!
  Милав, утомлённый увеличивающимся количеством вопросов-без-ответов, решил махнуть на всё рукой и немного поспать. Но едва он стал гнать от себя мысли о круговороте собственных превращений, как на их место пришёл ещё один, быть может, самый главный: "Для чего Эливагара рассказала мне о Жезле Исчезающей Силы? Неужели правда, что с его помощью можно осуществить то, чего так жаждет моё сердце?!". Это был вопрос, от которого Милав так и не сумел отделаться. Росомон заснул, в тысячный раз, повторяя: "Неужели это правда?.. Неужели это правда?..".
  Утром, потирая воспалённые от бессонницы глаза, Милав рассказал Кальконису о своих думах. Сэр Лионель не спорил, но и не соглашался. Предположение Милава было невероятным, чтобы оказаться правдой. Кальконис, как человек искушённый в вопросах человеческой психики, не стал разубеждать кузнеца, полностью доверившись провидению, разумно полагая: если таинственная старуха Эливагара сказала правду, то всё естественным образом должно проясниться в самое ближайшее время. И для этого вовсе не нужно ломать голову.
  На следующий день они вошли в небольшое поселение, самым заметным строением которого оказалась корчма под громким названием "Золотой галеон". Слово "золотой" применительно к столь убогому заведению было, по меньшей мере, нескромным, потому как суетливый хозяин сумел предложить гостям лишь "стандартный набор нищего" - кубок кислого вина (от которого трезвеешь гораздо быстрее, нежели погружаешься в приятное состояние лёгкого опьянения), да миску какого-то подозрительного варева (вполне возможно, что это были остатки трапезы радостно всхрюкивающих поросят за тонкой перегородкой).
  Увидев перед собой подобный "набор гурмана", сэр Лионель потянулся за шпагой, чтобы сей же момент насадить хозяина на неё как на вертел и изжарить наглеца в ярко пылавшем очаге. Милав движением руки остановил порыв Калькониса, указав глазами в угол, где разместилась шумная компания наёмников.
  - Не стоит привлекать к себе внимание, - предостерёг он, когда хозяин отошёл от их стола.
  - Разве могут нормальные люди это есть! - Кальконис с брезгливостью отодвинул грязную миску.
  - Успокойтесь, сэр Лионель, и вспомните, зачем мы сюда пришли.
  Милав сделал вид, что с удовольствием поглощает содержимое миски. На самом деле, он внимательно прислушивался ко всему, что происходило в харчевне. Добравшись до этого поселения, они оказались в затруднительном положении. С одной стороны, Милав уже не мог путешествовать по стране гхоттов в дормезе королевского токонга, потому что каждая занавеска, каждая подушка, каждая безделушка в нём напоминала об Ухоне. А с другой стороны, славный парень Глио Кос весьма смутно смог рассказать росомонам о дальнейшей дороге до главного порта страны - Датхэма.
  В начале пути подобное незнание не вызывало беспокойства (Милав надеялся обо всём узнать у Лооггоса). Теперь - другое дело. Расспрашивать первого встречного было опасно, потому что округа до сих пор бурлила слухами о ночной охоте великана Тогтогуна. Благо, народная молва наделила виновников этих слухов такими гротескными чертами, что без рогов, раздвоенного хвоста или огнедышащей пасти, в Милаве и Кальконисе никто не признал бы "далёких родственников" Тогтогуна. Но это совсем не означало, что росомоны могли на каждом углу открыто интересоваться кораблями, отправляющимися в сторону далёких стран Полион или Рос.
  В харчевню они зашли с определённой целью - найти возницу, путь которого лежит в сторону порта. Только таким способом кузнец и сэр Лионель могли добраться до Великой Водной Глади, своим появлением не вызвав раньше времени ненужного шума. (Не стоило сбрасывать со счетов желания некоторых особенно доверенных Аваддону учеников поквитаться с росомонами за гибель своего наставника.)
  Милав с большим трудом доел то, что хозяин подал рослому гостю под видом "нежнейшего филе трёхлетнего охлюстина". (Что это за существо такое - "охлюстин" и почему его "нежнейшее филе" напоминает пережёванную чужим ртом овсянку, Милав не знал.) Пригубив из кубка напиток, кузнец продолжал вслушиваться в монотонный гул харчевни, в надежде выудить то, ради чего они с сэром Лионелем терпят такие муки. Однако все попытки росомона оказались напрасными. Разношерстная публика в большой тёмной комнате говорила о чём угодно, только не о дороге в порт Датхэм. К тому же, сколько бы Милав не напрягал свой слух в надежде увеличить дальность восприятия, из этой затеи ничего не вышло. Он слышал лишь то, что говорили рядом с ним, да за двумя соседними столами. Пробиться дальше Милав не смог - мешал общий гам харчевни и тонкий нудный гул в собственной голове.
  "Похоже, - невесело подумал кузнец, - и эту способность я утратил..."
  Он собирался подать Кальконису знак покинуть сию обитель нездоровой пищи, когда в комнату стремительной походкой вошёл крупнотелый гхотт. Мужчина многопудовой колодой рухнул на скамью рядом с Милава и трубным голосом проревел:
  - Эй, корчмарь! Еды, да побо-о-ольше!
  Судя по габаритам гхотта, еды ему требовалось изрядное количество. Милав решил выждать немного времени, чтобы послушать громкую речь голодного мужчины.
  - Что у нас за дороги! - возмущался гхотт, с нетерпением ожидая своего заказа. - За неполные два дня мне пришлось трижды ремонтировать обод колеса! Если бы королевский токонг ездил не только по гранитным мостовым Тмира, мне не пришлось бы дважды в год покупать новую повозку!
  Сэр Лионель, так и не притронувшийся к еде, придвинулся к громогласному гостю и скучающим голосом поинтересовался:
  - Сколько же вам приходится ездить, уважаемый, что даже знаменитые гхоттские повозки не выдерживают?
  Мужчина стрельнул на Калькониса бычьим глазом, сразу оценив одеяние говорившего, а главное - его платёжеспособность. Видимо, осмотром оказался доволен, потому что весьма учтиво ответил:
  - Дорога от Тмира до Великой Водной Глади не всякому вознице по силам.
  "Вот оно!" - обрадовался Милав.
  - И в какую же сторону вы сейчас едете? - едва не зевая от скуки, спросил сэр Лионель. - Небось, в столицу славную направляетесь?
  - Насмотрелся я на этих напыщенных снобов! - с гримасой недовольства ответил гхотт. - Нет. С грузом парусины еду на побережье в славный порт Датхэм.
  Кальконис собирался ещё что-то спросить, но в этот момент принесли заказ говорливого гхотта, и мужчина на время забыл обо всём на свете кроме еды. Пока он елозил толстыми пальцами по блюду, на котором горой разместился весь "ассортимент" "Золотого галеона", Милав делал недвусмысленные знаки Кальконису, указывая на удачно подвернувшегося возницу. С трудом дождавшись, когда обильнотелый гхотт допьёт не то шестой, не то восьмой стакан ужасного по вкусу вина, Кальконис с томным видом обратился к Милаву:
  - Думаю, в этой дыре нам придётся провести ещё одну ночь.
  - Да, - в тон ему ответил кузнец, - раньше нашу карету не починят.
  - Жаль, мы и без того потеряли два дня. Если так пойдёт дальше, можем не успеть к отплытию корабля...
  - Вам тоже на побережье? - вклинился в разговор утоливший жажду гхотт. Оценив одежду обоих, он уже подсчитывал в уме барыш, который можно получить с неожиданных попутчиков.
  Милав подождал, пока возница произведёт нужные вычисления, результат которых вскоре заиграл в его глазах алчным блеском. Только после этого ответил:
  - Да, нам срочно нужно в порт.
  Сказав это, кузнец заглянул в свой полупустой кубок, потеряв всякий интерес к собеседнику. Гхотт нетерпеливо заёрзал. Милав отвернулся в сторону, делая вид, что не замечает недвусмысленных телодвижений соседа. Гхотт громко задышал, потом промычал что-то, фыркнул и обратился к Кальконису:
  - Если вас устроит моя повозка, я мог бы доставить вас в порт...
  Сэр Лионель, не проявляя особого интереса к словам гхотта, со скукой в голосе обратился к Милаву:
  - А что, может, отправимся с ним? Когда это наша карета будет готова...
  Милав размышлял недолго. Взглянув на замершего гхотта, он с безразличным видом пожал плечами:
  - Почему бы и нет?
  Дородный возница начал с шумом выпускать воздух из своего необъятного тела, когда новая фраза Милава заставила его поперхнуться:
  - Надеюсь, ваша повозка не менее удобна, чем дормез королевского токонга?
  
  
ГЛАВА 5:

"Морской удалец"

  
 []
  
  Неожиданности начались сразу, едва Милав с Кальконисом взобрались в повозку гхотта, отрекомендовавшегося Громпаком. Оправдывая своё звучное имя, возница взгромоздился спереди на специальное возвышение, предоставив остальное пространство трёхсаженной повозки в полное распоряжение кузнеца и сэра Лионеля. Милав, устраиваясь среди тюков парусины, случайно облокотился на небольшую котомку, подвернувшуюся под руку. Опасаясь раздавить её содержимое, кузнец поспешил отдёрнуть руку, но не успел этого сделать, потому что...
  
  ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:
  САРМАК, бездомный бродяга.
  
  "...вдалеке показалась четвёрка ухоженных коней, впряжённых в длинную трёхоску торговца. Понимая, что на пустынной дороге едва ли удастся встретить ещё одну повозку, Сармак поспешил навстречу медленно бредущим лошадям. В животе у Сармака урчало, а в тощей котомке лежали виола и флейта - единственная надежда на скромный заработок в ближайшем городке.
  Вытаскивая из глубокой грязи расползшиеся самодельные ичиги, Сармак всматривался в возницу, пытаясь по его внешнему виду определить, перепадёт ли сегодня ему что-нибудь съестное или же опять придётся довольствоваться опавшими желудями и водой из родника...
  Кони приблизились. Сармак разглядел человека, уверенно управляющего лошадьми. Опытный взгляд подсказал: возница не из гильдии перевозчиков и съестным у него не разживешься. Но, глянув на хмурое небо, обещающее затяжной дождь, Сармак с вздохом полез в котомку. Когда упитанный возница поравнялся с ним, Сармак уже с чувством играл мелодию известной в народе песни о богатыре Кагулине. Исполнив жалостливое вступление на флейте, под аккомпанемент виолы он пропел о первом подвиге любимого всеми героя, после чего замолчал, терпеливо застыв у огромного обода.
  Возница долго смотрел на музыканта, потом хитро улыбнулся и сказал:
  - Складывай свои инструменты, да залезай. Довезу я тебя до таверны "Крик петуха".
  Сармак обрадовался, торопливо затолкал в котомку флейту с виолой и стал карабкаться на повозку. Но колёса оказались слишком большими, а ноша в руках только мешала.
  Возница, видя затруднения музыканта, добродушно сказал:
  - Давай, подержу твоё добро!
  Сармак протянул котомку вознице и только собрался поставить ногу на массивный обод, как едва не потерял сознание от боли - длинный хлыст, с вплетённой в него металлической нитью, так стеганул его по голове и спине, что ноги подкосились, и Сармак рухнул на влажную траву..."
  
  По напряжённой позе кузнеца Кальконис понял: что-то произошло. Он не успел задать Милаву первого вопроса, когда испытал повторное потрясение. Тело росомона неожиданно потеряло чёткость. Оно заметно выросло в объёме, продолжая толчками увеличиваться. Сэр Лионель, превозмогая ужас разворачивающегося перед ним действа, дрожащими пальцами коснулся раздувшейся руки Милава и увидел перед собой сверкающую сталь его взора.
  - Вы что-то увидели? - с трудом заставив голос не дрожать, спросил Кальконис.
  - Видел... - сквозь зубы процедил Милав и, понизив голос до шёпота, пересказал сэру Лионелю события, случайным свидетелем которых он стал.
  Импульсивный Кальконис предложил то же самое немедленно проделать с Громпаком. Милав согласился, но лишь после того, как они...
  - А не расскажите ли нам о дальнейшей дороге? - через минуту спросил Милав, пробираясь поближе к вознице.
  - С превеликим удовольствием! - откликнулся гхотт, не замечая того, как Кальконис достаёт из кожаной сумки перо и бумагу. - Вам с какого места?
  - А прямо от "Золотого галеона" и начинайте! - попросил Кальконис, весело подмигивая Милаву.
  Громпак оказался словоохотливым. Не прошло и получаса, как на помятом листе был записан весь дальнейший путь со всеми названиями и личными примечаниями возницы. С таким "путеводителем" можно было путешествовать с закрытыми глазами, не боясь заблудиться. Кузнец аккуратно сложил листок и спрятал его на груди.
  "Время пришло!" - весело подумал он.
  - Что за мешок здесь валяется? - Милав поднял котомку Сармака.
  Возница скосил глаза и беззаботно ответил:
  - Там у меня всякая мелочь для ремонта колёс...
  Кальконис многозначительно хмыкнул.
  - Нельзя ли ненадолго остановиться? - спросил Милав, почувствовав в теле странное раздвоение.
  - Конечно! - живо откликнулся гхотт. - Мы уже долго в пути.
  Лошади замерли. Громпак скатился с повозки и сразу кинулся в кусты. Милав с Кальконисом встали с другой стороны, внимательно поглядывая на гнущиеся, словно от урагана стебли, за которыми исчез возница.
  Сэр Лионель, внимательно поглядывая на кузнеца, предупредил:
  - С вами что-то происходит...
  - Я чувствую, но справиться не могу...
  Из кустов появился Громпак. Со счастливой улыбкой на губах он поспешил к повозке. Когда до лошадей оставалось не более пяти шагов, он вдруг застыл. Круто замешанное тело пошло волнами, пухлые губы затряслись, на лбу выступила испарина. Чересчур здоровый румянец мгновенно покинул отвисшие щёки, выбелив их ужасом. Глазки-пуговки прыгали с Калькониса на Милава и обратно, иногда опускаясь под повозку - на ноги кузнеца.
  Кальконис, заинтригованный поведением гхотта, проследил направление его взгляда. Для этого сэру Лионелю пришлось опустить глаза на ступни Милава, и бывший философ понял состояние возницы. Дело в том, что до пояса кузнец был самим собой, а вот ниже... Могучий кузнец с невозмутимым видом стоял, опираясь на две мускулистые ноги, заканчивающиеся мощными копытами. Приглядевшись, Кальконис определил: копыта конские.
  Не подготовленный к подобным превращениям гхотт, сменил былую ребячью прыть на полный столбняк. Через минуту, когда Громпак сумел оторвать взгляд от лошадиных ног и поднять их выше, он испытал не менее сильное потрясение. Прямо на него смотрела лошадиная физиономия с длинными прядями русых волос и кудрявой юношеской бородой. Физиономия самым естественным образом улыбалась и даже покусывала подвижными губами длинную соломинку! Гхотт, как подкошенный, рухнул на землю...
  
  - Как вы думаете, уважаемый Милав, сколько провисит эта ошибка природы прежде, чем её обнаружат? - поинтересовался Кальконис, смахивая со своей одежды редкие травинки. (Утащить в кусты упирающегося Громпака оказалось непросто!)
  Милав с удовольствием посмотрел на дело рук своих и уверенно заявил:
  - С дороги его не видно. Значит, чтобы подать голос, ему придётся сначала съесть впечатляющий кляп из прогнившей материи котомки несчастного музыканта. При изрядном аппетите на это у Громпака уйдёт несколько часов. К тому времени наступит ночь, и торгашу придётся висеть до утра. Возможно, в полдень с дороги услышат его крики и решат помочь бедняге. На этот случай я приготовил вот эту верёвку. Чтобы выручить нашего пышнотелого друга сердобольным спасателям придётся срезать её. Сделав это, они, сами того не зная, отправят Громпака в свободный полёт в сторону недалёкого болота. - Росомон указал на густые заросли осоки, обильно заселённой громадными лягушками. - И последнее. Я чуть было не забыть об отметине, которую торгаш оставил Сармаку.
  Милав резко взмахнул хлыстом возницы и так приложил гхотта, что штаны, обтягивающие толстый зад, лопнули, обнажив сметанно-белую плоть. Гхотт взвыл, а Милав спросил у Калькониса:
  - Сэр Лионель, в этом лесу много комаров?
  - Много? - переспросил Кальконис нарочито громким голосом. - Да в этом лесу тьма комаров!
  - Они кровожадные?
  - О! По сравнению с ними птицы-вампиры просто безобидные мотыльки!
  - Интересно, как долго они смогут питаться этой вкусной плотью?
  - Думаю, к утру от несчастного гхотта одни косточки останутся! - безразличным к судьбе Громпака тоном проговорил Кальконис. - Но ведь нас это не волнует?
  - Разумеется! - ответил Милав.
  Выбросив в кусты плеть, он направился в сторону повозки. Через секунду росомон вернулся, поискал что-то глазами, нашёл. Осторожно вырвал несколько крапивных стеблей, и от души приложил ими мычащего гхотта по жировой прослойке, так долго спасавшей возницу от неимоверной дорожной тряски.
  
  Путь до побережья оказался коротким. (Громпаку нужно картографом работать, а не музыкантов обездоленных грабить!) Почти всю дорогу Милав и Кальконис вели неспешную беседу, касаясь, в основном, новой способности кузнеца к "половинчатому превращению". Самым тревожным было то, что данный процесс носил самопроизвольный характер. Милав, как ни старался, не мог на него повлиять. Оставалось уповать на случай, хотя пример с Громпаком оказался в этом отношении показательным. Сегодня свидетелем колдовского действа стал он один, а если это случится днём, да ещё в людном месте? Остановились на том, что Кальконис будет внимательно приглядывать за Милавом, предупреждая о начинающихся изменениях. План был так себе, но за не имением лучшего пришлось остановиться на нём.
  До порта добрались без приключений. Правда, имелась парочка моментов, настороживших Милава. Сначала один старик попросился в попутчики, сказав, что его ждёт в порту сын. (Откуда он мог знать, что кузнец и сэр Лионель направляются именно в Датхэм? Хотя большое количество парусины в повозке не могло предназначаться для других мест.) И второй случай, не менее странный. В одном из поселений к ним привязался оборванец, предлагавший за бесценок купить карту, на которой указано - ни много, ни мало - местонахождение Жезла Исчезающей Силы! Милав подумал, что ослышался, но оборвыш был настойчив и даже нагл - пришлось прибегнуть к помощи кулаков. Естественно, старика с собой Милав не взял и карту не купил, однако неприятный осадок в душе остался...
  
  Недолго посидев в общей комнате постоялого двора под интригующим названием "Сокровища островов", Милав с Кальконисом смогли узнать всё, что им было нужно. Завсегдатаи - моряки и наёмники с многочисленных разномастных посудин - с удовольствием рассказывали любому встречному поперечному о своём нелёгком ремесле, гордо выставляя на всеобщее обозрение знаки личной доблести - шрамы, располагавшиеся иногда в таких интимных частях, что чувствительному сэру Кальконису было слушать об этом неловко. Словоохотливых морячков это ничуть не смущало. Бравые парни с одинаковым удовольствием говорили как о прекрасных незнакомках с далёких островов, так и о частых в этих водах кораблекрушениях, ежегодно уносящих сотни жизней.
  Узнать у них нужную информацию о водном пути в страну Рос не составило большого труда. Тем более что Милав щедро оплатил выпивку для самых говорливых из них. После этого словесный поток стал полноводнее, правда и пены - в виде явных вымыслов и небылиц - в нём заметно прибавилось. Но Милава это не беспокоило, потому что он успел узнать самое главное: через два дня в сторону страны полионов отправляется "Морской удалец", только что закончивший ремонт после свирепой бури, унёсшей половину команды и почти весь такелаж.
  На удачу Милава, в числе осчастливленных его угощением выпивох, оказался и кок с "Удальца". Весёлый малый представился Бальбадом и, судя по степени выпячивания вперёд худосочной птичьей груди, считавший себя на корабле вторым после капитана человеком. Милав разубеждать молодого матроса в этом святом заблуждении не стал, поинтересовавшись только, когда нужно прибыть на корабль. Бальбад раскрыл цыплячьи объятия, чтобы принять в них огромное тело кузнеца-росомона и сказал, что ради чистой и искренней дружбы он готов спать в загоне для свиней, отдав в полное распоряжение свои личные апартаменты. Как выяснилось позже "апартаментами" оказался крохотный тёмный закуток под лестницей, ведущей в каюту капитана. Милав от "щедрого" подарка постарался откреститься, искренне поблагодарив моряка, и договорившись встретиться с ним завтра в полдень.
  Провожая глазами Бальбада, загребающего ногами так, будто вся земная твердь превратилась в сплошной бушующий океан, Милав усомнился в том, что кок с "Морского удальца" вспомнит завтрашним утром хоть что-нибудь из того, что происходило сегодня в "Сокровищах островов". Но Милав ошибся. Бальбад не только помнил всё до последнего слова (что само по себе было необычно, учитывая невероятное количество выпитого!), он успел переговорить с капитаном по поводу двух новых пассажиров и получить от него добро. Правда, сумма, затребованная капитаном за четырёхнедельное плавание, была намного больше той, которую Милав собирался заплатить. Однако Кальконис сумел убедить росомона, что никакие сокровища мира не заменят родного дома. Кузнец согласился, и сделка состоялась.
  Оставшееся до отплытия время Милав с Кальконисом потратили на то, чтобы выгодно продать имущество Громпака и сделать кое-какие покупки. На "Морского удальца" они прибыли в назначенный час.
  Корабль сразу не понравился Милаву. Не мореходными качествами (откуда кузнец может знать о них, только ступив на прогретую солнцем палубу?), а отношением команды к своим обязанностям. Корабль оказался ужасно грязным. Было не понятно, за что капитан платит команде жалованье?
  Гадливо оглядываясь по сторонам, с брезгливостью принюхиваясь к запаху протухшей в трюме рыбы и зловонию, исходившему из отсека для животных, Милав подумал: "Если бы меня назначили капитаном, корабль выглядел бы совсем иначе!".
  Как близок был к истине возмущённый беспорядком росомон...
  
  
ГЛАВА 6:

Бунт на корабле

  
 []
  
  Отдельной каюты в трюме не нашлось, и им пришлось довольствоваться общим с командой помещением, выглядевшим не намного лучше остального корабля. Не рискнув оставить свои вещи в обществе подозрительных типов, сверкавших хищными глазами с разных сторон полутёмного кубрика, кузнец предложил Кальконису расположиться на палубе. Там было если не чище, то хотя бы светлее, просторнее, да и пахло не так отвратительно.
  Покидая затхлое помещение, источающее запах немытых тел, Милав обратил внимание на особенно колючий взгляд, следивший за каждым движением кузнеца. Росомон не привык, чтобы на него так беззастенчиво пялились, поэтому решил разобраться с наглецом. Он стремительно шагнул в сторону нахала, разминая давно не тренированные кулаки, но в этот момент по короткой лестнице простучали торопливые шаги, и весёлый голос Бальбада сообщил:
  - Капитан хочет поговорить с пассажирами!
  Милав обернулся на голос, кивнув головой неугомонному коку. Когда же Бальбад отбил голыми пятками новую дробь по ступенькам, кузнец оглянулся на глазастого наглёныша, чтобы закончить начатое. В полутёмном углу, откуда ещё минуту назад раскалёнными углями светились наполненные злобой глаза, никого не оказалось... Милав пожал плечами, подхватил пожитки и вместе с Кальконисом поднялся на палубу.
  Разговор с капитаном "Морского удальца" только утвердил кузнеца во мнении, что на борту не всё чисто (не в смысле педантичной морской аккуратности, а в смысле подозрительности "торговой" деятельности экипажа). На вопрос, чем промышляет команда, капитан, назвавшийся Нимвродом, уклончиво ответил: "Всем понемногу". Ответ Милава не удовлетворил. Намётанный глаз кузнеца успел отметить большое количество не свойственного для "торговца" оружия. Спрашивается, какой численности должен быть экипаж, чтобы разобрать целые горы мечей, копий, секир, доспехов и прочей смертоносной амуниции!
  Нимврод заметил недоверие гостя, но ничего объяснять не стал, с надменным видом потребовав оговорённую плату. Милав расплатился. Капитан ушёл на нос судна. Кузнец и сэр Лионель остались одни.
  - Как вам наш капитан? - спросил Милав.
  - Я нахожу его физиономию значительно менее привлекательной, чем заплывшее лицо Громпака.
  - А что вы скажете по поводу содержимого трюма?
  - У меня есть опасение, что "Морской удалец" направляется вовсе не в полионский порт Ниназ. Скорее всего, они везут оружие для какой-нибудь небольшой армии разбойников, промышляющих на островах северного архипелага.
  - Иными словами, через четыре недели мы едва ли высадимся на пристани в Ниназе?
  - Если это произойдёт, я очень сильно удивлюсь.
  - Значит, мы должны всё время быть начеку.
  - Самое главное - не спускаться в трюм. Во сне даже пигмей может лишить великана жизни.
  - Расположимся на палубе, - согласился Милав. - Я тут присмотрел небольшой закуток...
  Ночь прошла спокойно. Море порадовало путешественников слабой волной и лёгким ветерком, доносившим запахи недалёкой земли. Милав спал чутко, просыпаясь от каждого подозрительного шороха. Крепко заснул только под утро, когда рассвело и можно было не опасаться коварного нападения.
  Проснулся от неприятного чувства - кто-то пристально наблюдал за ним. Взгляд был тяжёлым. Милав попытался разобраться в своих ощущениях, вспомнив вчерашнее "столкновение" в трюме и пришёл к мысли, что человек этот должен быть ему знаком.
  Чтобы проверить свою догадку, Милаву пришлось осторожно приоткрыть один глаз и сквозь образовавшуюся ниточку света взглянуть на обладателя жгучего взора. К своему удивлению, у противоположного борта он увидел щуплого матроса в неопрятной, мешком сидящей одежде. Этого человека он не знал, но с его взглядом где-то встречался. Милав попытался обратиться к всезнанию - не помогло. Он попробовал обострить память, чтобы найти нужный фрагмент, но и это не сработало, потому что он совершенно не представлял себе, где и когда видел тщедушного гхотта. Оставался единственный способ выяснить правду...
  ...Худосочный матрос, облокотившийся на дубовый поручень, внимательно вглядывался в сине-зелёную даль. Повернув голову, он заметил, как рука здоровенного детины, спящего по левому борту, со стуком упала на доски палубы. Пальцы его разжались, на ладони что-то сверкнуло.
  Матрос торопливо огляделся по сторонам, не заметил ли кто драгоценного блеска? В этот ранний час на палубе никого кроме незнакомцев не было. Штурвальный стоял на возвышении и не мог видеть, что происходит внизу. Матрос снял обувь, осторожно ступая, приблизился к спящему. На мужчину он не обращал внимания, его влекло лишь сияние, исходившее с ладони здоровяка.
  Приблизившись к откинутой руке, матрос наклонился, трепетными пальцами взял огромный яхонт, источавший целый сноп света и... железные тиски сжали его ладонь так, что матрос собрался завопить во всё горло. Сделать этого он не успел - чьи-то пальцы заткнули ему рот тряпкой, нестерпимо пахнущей тухлой рыбой. Матрос замычал, затрепыхался. Однако добиться смог лишь того, что железные тиски ещё сильнее сжали его руку, а кляп ещё глубже вошёл в горло.
  Милав, едва его рука сжала пальцы воришки, испытал лёгкий укол в сознание...
  
  ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:
  ДАФФОН, вечный неудачник.
  
  "...чужеземцев, едва их повозка остановилась у коновязи, сразу привлекли внимание Даффона. Мало того, что лошади у них оказались запряжены совершенно нелепым для гхоттов способом, так ещё в глубине повозки Даффон заметил равнинного карлика Бол-О-Бола. С этим занудой у Даффона были давние счёты. Прошлым летом карлик не захотел поделиться с ним барышом за совместно сработанное дельце. Когда настало время расплачиваться, он взял и исчез. И вот теперь у Даффона появилась возможность расквитаться!
  Даффон прислушался к звукам, доносившимся из дверей заведения, куда вошли чужестранцы, и осторожно приблизился к повозке. Лошади продолжали стоять, понуро опустив головы. На появление незнакомца они никак не отреагировали. Даффон остановился у переднего колеса и с опаской заглянул внутрь. Судя по испуганному вою карлика, Бол-О-Бол узнал своего обманутого компаньона. Даффон злорадно ощерился и полез к обидчику. Добраться до своей жертвы он не успел - на постоялом дворе началось светопреставление.
  Сначала изнутри донёсся рёв невозможной силы, а потом в сломанные двери стали выбегать напуганные и вопящие от ужаса люди. Некоторые находились в таком растерзанном виде, словно их в течение недели пытали сектанты-драггоны, а некоторые покидали негостеприимные стены постоялого двора совершенно немыслимым способом - по воздуху через каминную трубу!
  Даффон, подчиняясь общей панике, рухнул в сено рядом с Бол-О-Болом. Через несколько минут адского грохота и всеобщих стенаний, Даффону открылось зрелище двух чужестранцев, перемалывающих всё и вся. Вокруг них металось и вовсе невероятное создание - что-то отдалённо похожее на громадную кошку, но с такими длинными клыками в пасти, что от одного их вида становилось жутко.
  Даффон решил убраться, пока буйство иноземцев не коснулось и его. При этом он совершенно позабыл о карлике. Но даже если бы и вспомнил, то едва ли смог поквитаться - Бол-О-Бол, потрясённый увиденным так испугался, что от ужаса разорвал путы и исчез в ближайшем лесу. Заметив, что он остался в одиночестве, Даффон тоже вскочил на ноги и бросился прочь. Прежде, чем он скрылся за домами, его безумный взгляд встретился со страшным взглядом огромного чужестранца, измочаленным бревном заканчивавшего разрушение постоялого двора..."
  
  - Вижу, ты узнал меня? - тихо спросил Милав, приблизив дрожащее лицо матроса к своим губам.
  Даффон замычал, конвульсивно мотая головой.
  - Ты понимаешь, что я могу с тобой сделать?
  Яростное махание головой в ответ.
  - Тогда мы сможем договориться.
  Матрос судорожно закивал. Милав выбрался из закутка, осмотрелся и потащил Даффона на нос судна. Туда, где они могли спокойно беседовать, не опасаясь быть замеченными за ворохом запасных парусов. Матрос безумным взглядом следил за кузнецом, думая, что его собираются утопить. Милав разубеждать воришку не собирался. Пока, во всяком случае.
  Когда они укрылись от посторонних глаз, Милав вырвал кляп изо рта матроса и спросил:
  - Ты кому-нибудь о нас рассказал?
  - Н-н-нет... н-н-ни... к-к-кому...
  - Ты правильно поступил. - Кузнец дружески похлопал Даффона по плечу. - За то, что ты с пониманием отнёсся к нашему, прямо скажем, непростому положению, мы тоже поступим с тобой по-хорошему. Например, я не стану выдёргивать у тебя пальцы на руках и скармливать их акулам.
  - И-ык! - Матрос издал горлом странный булькающий звук.
  - Так же я не буду вытягивать из тебя жилы, чтобы на досуге свить из них прочную верёвку.
  - И-ык!
  - Ну, и последнее. Я не собираюсь укорачивать тебя на добрый фут, лишив безобразно-худых конечностей.
  - И-ык!
  - Вместо этого, мы просто выбросим тебя за борт. Ты умрёшь, как настоящий моряк! Разве тебя не радует такая перспектива?
  - И-ык!
  - Извини, приятель, к сожалению, я не знаком с твоим "икающим" наречием, поэтому считаю последнюю реплику согласием на казнь в воде.
  - Не-е-ет! - во всё горло завопил матрос.
  Прежде, чем Кальконис вновь успел затолкать Даффону кляп, моряк ухитрился пару-тройку раз истошным голосом прокричать: "Спасите! Убивают!". Когда кляп удалось водворить на место, за спинами Милава и Калькониса раздался недовольный голос:
  - Только один человек на корабле имеет право карать и миловать матросов - это капитан!
  Милав обернулся.
  Слева и справа от вороха старых парусов стояло не менее двух дюжин вооружённых людей.
  - Вы как, сэр Лионель? - одними губами спросил Милав.
  - Я к схватке готов, но их слишком много.
  - Противника не бывает много...
  Усмехнувшись, Милав обратился к капитану "Морского удальца":
  - С чего вы взяли, что я собираюсь наказывать этого доброго малого? Мы с ним мило беседовали, пока вы не прервали наш разговор.
  - И о чём вы беседовали с моим лучшим плотником? - осведомился Нимврод, ещё не решивший, как поступит со своевольными чужеземцами.
  - Я хотел ему сказать, - Милав ткнул кулаком в бок вытянувшегося во весь рост плотника, - что чужое брать нехорошо.
  - А что он у тебя взял?
  Даффон завыл, замычал и бросил под ноги капитану украденный яхонт. Вооружённая толпа ахнула, торопливо прихлынув к лежащему на досках камню. Нимврод поспешно наклонился и поднял пронзительно-синий сапфир.
  На палубе воцарилась тишина.
  - Чем ты докажешь, что камень твой? - нагло ухмыльнулся капитан. - Кстати, я только что вспомнил, как, прогуливаясь вчера вечером по палубе, совершенно случайно обронил мой любимый сапфир. Спасибо, Даффон, что нашёл его!
  Уголки губ Милава дрогнули. Кальконис, внимательно следивший за реакцией росомона, заметил первые признаки трансформации - очертания могучего тела на миг исказились. Дальше робкой попытки процесс превращения не пошёл, потому что в этот миг за спинами вооружённых матросом раздался изумлённый возглас:
  - Вы только посмотрите на это?!
  Толпа расступилась. Рядом с закутком, в котором ночью спали кузнец и сэр Лионель, стоял долговязый юнец. В руках он держал памятный ошейник Ухони (всё, что осталось от реликтового ухоноида после схватки с Малахом Га-Маветом). Один из потайных кармашков оказался открыт, и изумлённым взорам предстала завораживающая картина блеска множества драгоценных камней.
  Никто не успел произнести ни звука, а ледяной голос росомона с силой тайфуна ударил матросов по ушам:
  - Положи ошейник на место! Если твои поганые пальцы ещё раз его коснутся, я разорву тебя голыми руками!
  Было в словах огромного чужестранца что-то такое, что заставило матросов хорошенько подумать над его словами. Долговязый юнец хотел вернуть ошейник хозяину, когда уверенный голос капитана изменил настроение матросов:
  - Думаю, команда не против честного дележа? Эй, Сандэк, высыпай камешки на палубу, а ошейник - за борт!
  Сандэк - долговязый юнец - поторопился выполнить приказ капитана. Он встал на колени и принялся вскрывать потайные кармашки. На палубу с тихим стуком посыпались камни...
  Завороженные сиянием драгоценностей вооружённые матросы не заметили, как чужестранец одним движением руки вышвырнул замычавшего плотника за борт и коршуном кинулся на Сандэка. Неожиданное препятствие в виде пары дюжин полуголых матросов пиратской наружности он не заметил. Первого, кто попытался заступить ему дорогу, Милав ткнул кулаком-кувалдой и надолго позабыл о нём. Второго пришлось походя приложить ладошкой по затылку, отчего нерасторопный матрос рухнул за борт. Потом были два храбреца бросившиеся на кузнеца с абордажными алебардами. Алебарды Милав не тронул, а вот самих матросов...
  Вслед за кузнецом шёл Кальконис, и своей шпагой, длиной с грот-мачту, значительно увеличивал ширину прохода. Короче говоря, когда увлечённый радужным блеском каменьев Сандэк поднял глаза, чтобы узнать причину непонятного шума, он увидел прямо перед собой брызжущие гневом зрачки демона. Понять долговязый юнец ничего не успел. Вот его пеликаньи ноги стоят на палубе, а вот - уже сучат в воздухе, наполненном стенаниями раненых.
  Милав торопливо поднял ошейник, дрожащими пальцами застегнув его на своей шее. После чего с гневом расшвырял ногами рассыпанные по палубе камни. Только теперь он почувствовал в теле нарастающее напряжение. Глаза застила мутная пелена, слух ослабел. Словно из неведомой дали донёсся голос Калькониса:
  - Осторожно! Мила-а-ав...
  Кузнец хотел повернуться на голос и выяснить причину тревожного крика, но не успел. Страшная сила, проломив дубовое ограждение, швырнула тело росомона в спокойные воды. Милав ещё пытался сопротивляться, сохраняя в могучей груди воздух и предпринимая отчаянные попытки выплыть. Но с сознанием творилось что-то неладное. Оно вдруг перестало бороться за жизнь, позволив телу погружаться всё глубже и глубже в зеленоватую толщу воды...
  
  
ГЛАВА 7:

Касатка

  
 []
  
  ...Он подумал, что уже мёртв, ибо разворачивающийся перед остекленевшим взором мир, никак не мог быть миром живых существ. Скорее, это была среда обитания самых прекрасных и возвышенных образов, на какие способна душа человеческая. Единственным, что нарушало идиллию, был едва слышный шёпот, терзающий мозг нестерпимо-знакомыми фразами: "...ты что, напарник... чтобы я бросил тебя на растерзание этим волкам... три коромысла, одно ярмо и два дышла... меня бить нельзя - я реликтовый ухоноид... таких больше на всём белом свете нет...". В какой-то момент Милав понял: он больше не погружается в холодное и тёмное бездонье. Напротив, он медленно поднимается на поверхность, ощущая настойчивые толчки в свои пятки!
  Неимоверно долго Милав наклонял голову, чтобы посмотреть на спасителя. Когда ему это удалось, он увидел, что избавительницей оказалась колючая акула! Красавец-катран, с длиной тела не более полутора саженей, не мигая, смотрел на росомона. Острые шипы у спинных плавников рельефно играли в солнечных лучах, намекая на суровый нрав колючей акулы.
  Милав не успел удивиться тому, каким образом он продолжает находиться в воде, забыв о страхе и неуверенности перед громадной водяной толщей, потому что в этот миг к нему пришли новые ощущения. Происходящее напоминало то далёкое счастливое время, когда облик его мог меняться по несколько раз на дню. Сейчас он испытывал что-то похожее. Не хватало только знаний о новом теле.
  Кузнец напряг мозг, пытаясь проникнуть в область блаженного всезнания. Но всё, что он смог оттуда выудить, уложилось в несколько слов: "...морское млекопитающее подсемейства дельфинов... единственный вид рода... для человека не опасна... в неволе послушна...". И всё! Самого главного - названия своего нового тела - Милав так и не узнал. Впрочем, его это мало заботило. Неожиданно он вспомнил, что Кальконис остался в одиночестве против разъярённой толпы матросов-головорезов! Взбурлив воду огромным хвостовым плавником, Милав-неизвестно-кто устремился вслед режущему ленивую волну "Морскому удальцу"...
  
  ...Кальконис был целиком занят поединком с тремя матросами, вооружёнными широкими кривыми саблями, поэтому не сразу заметил суетливые приготовления рулевого и его помощника. Когда же увидел, как косой парус, лишившись такелажа, налетевшим порывом ветра разворачивается по оси точно в спину росомона, сэр Лионель успел крикнуть всего два слова: "Осторожно! Мила-а-ав...". Полуобернувшийся на крик росомон ничего не успел сделать - массивная перекладина тараном ударила его в правый бок, и кузнец полетел вперёд.
  Громкий всплеск упавшего за борт тела, воинственные матросы встретили криками одобрения. Расправившись со здоровяком-иноземцем, они посчитали стычку законченной. Сопротивление второго иноземца в расчёт не бралось. И напрасно!
  Сэр Лионель, поняв, что с Милавом стряслась беда, с яростью налетел на противника, произведя значительные опустошения в его рядах. Когда матросы поняли о преждевременности своих победных криков, их осталось едва ли не половина. Остриё шпаги Калькониса превратилось в целый рой смертоносных пчёл-убийц, одновременно атакующих дюжину матросов. Одним из таких "укусов" оказался серьёзно ранен капитан "Морского удальца". Падая на проткнутое колено, Нимврод разразился страшными проклятьями:
  - Да убейте же вы его! Олухи безмозглые! Лучники! Где лучники?
  Глубоко в трюме торопливо простучали шаги.
  Кальконис затравленно огляделся по сторонам. Он стоял недалеко от мачты, открытый для нападения с любой стороны. Следовало срочно найти место, где он смог бы ещё несколько минут смертельно жалить противников. Сначала он решил укрыться за огромными бочками, закреплёнными по правому борту, но, кинувшись в том направлении, увидел испуганную физиономию Бальбада, высунувшуюся из двери, ведущей в каюту капитана.
  Кок скороговоркой выпалил:
  - За бочки нельзя - там два лаза в трюм! Бегите сюда! В каюте капитана и дверь прочная, и оружия навалом!
  Кальконис подумал: "Не западня ли это?..", но, увидев умаляющие глаза Бальбада, отбросил сомнения и ринулся к нему. Кто-то пытался удержать его по дороге. Короткий выпад, уход влево, удар ногой в отвислый зад и - долгий протяжный крик летящего за борт лиходея.
  Сэр Лионель опоздал к вожделенной двери всего на какой-то миг. Перед глазами промелькнул боевой молот викинга, мгновением позже обрушившийся на заветную дверь. Бальбада отшвырнуло назад, с силой ударив о перегородку. Молот раздробил опорный столб, намертво заклинив дверь. Кальконис издал вздох разочарования.
  "Грустно началось наше с Милавом путешествие..." - подумал он, разворачиваясь на каблуках.
  Сэр Лионель дрался отчаянно. Когда у него сломали шпагу, он увернулся от колющего удара алебардой и поднял ятаган с замысловатой ручкой, продолжая медленно отступать к юту. Двоих или троих нападавших он так приложил плашмя своим грозным оружием, что вой боли несколько минут висел над разорённой палубой. А потом на носу появились лучники, и Кальконис от души понадеялся, что стрелки они хорошие, иначе с него - раненого - капитан Нимврод обязательно сдерёт шкуру.
  Две стрелы вонзились в пристройку слева и справа от головы сэра Лионеля. Третья - с хрустом вошла в шею ближнего к нему пирата. Не раздумывая, Кальконис подхватил сползающее на палубу тело и, прикрываясь им как щитом, успел обездвижить ещё двух матросов. А потом тело-щит соскользнуло с его спины, и он один на один остался с пятью лучниками.
  "Вот ведь, как судьба распорядилась, - невесело подумал сэр Лионель. - Когда-то мы втроём начинали это путешествие... Первым нас покинул никогда не унывающий Ухоня, вторым ушёл не ведающий страха и не знающий поражений Милав-кузнец. Кто бы мог подумать, что дольше всех в этой мясорубке продержится бездомный любитель поэтики - Лионель Кальконис!.."
  Продолжая отбиваться от наседающего врага, сэр Лионель услышал характерный звук - все пять лучников выстрелили одновременно. Зная, что никакая сила не сможет задержать в полёте смертоносные стрелы, он спокойно приготовился умереть.
  Обострившимся зрением Кальконис сумел разглядеть яркое оперение и глубокие насечки на длинных наконечниках. С холодной бесстрастностью сэр Лионель пытался определить, какая из стрел ворвётся в его тело первой? Предпочтение он отдал средней, покинувшей тугую тетиву на ничтожный миг раньше остальных. Выбрав первеницу, он приготовился встретить её достойно потомка Глаэкта Голубоглазого. Сэр Лионель де Кальконис выпрямился во весь рост, а затем...
  
  ...Управлять гигантским многотонным телом было непросто. К тому же, в голову лезли совершенно нелепые в данной обстановке мысли. Например, как аппетитно выглядит вон тот косячок рыб, играющих в раздробленном поверхностью воды солнечном свете! Или: а почему бы сегодня не позадираться с дельфинами-зазнайками или с тюленями-лежебоками? Вот славная потасовочка бы вышла!
  К счастью, это были мысли-химеры, посетившие голову только на короткий миг. Основной, довлеющей была другая мысль: скорее настичь корабль и уже на нём устроить хорошую бучу вконец обнаглевшей команде. Поэтому Милав нёсся вперёд с огромной для такой туши скоростью и быстро настиг "Морского удальца". Сделать это оказалось проще, чем предполагал Милав - обрубленный у косого паруса такелаж мешал кораблю развить скорость.
  Милав вынырнул из воды в тот миг, когда запущенный в голову Калькониса молот, едва не разрушил надстройку. Ещё некоторое время у Милава ушло на то, чтобы понять все возможности своего нового тела. А потом, когда пятеро лучников готовились сделать из Калькониса показательную мишень, Милав на предельной скорости рванулся вперёд. Выпрыгнув из воды, он развернул полотнище хвостового плавника и принял им все пять стрел. Боли Милав не почувствовал, но вот злости! Злости в нём было много больше, чем воды вокруг!
  Когда вторично его крупнопятнистое тело вылетело из пронзительно-зелёной глубины, он уже знал, что будет делать. Высоким спинным плавником он срезал все верёвки по левому борту, потом то же самое - по правому. После этого грудными плавниками - тупыми и широкими - стал сметать с палубы все, что попадало в поле его зрения.
  Продолжалось это до тех пор, пока палуба не превратилась в невообразимую мешанину из парусов, канатов, бочек, рей и верёвочных лестниц. Кое-где в этом месиве встречались яркие вкрапления в виде пиратских тел. С ними разбирался сэр Лионель и присоединившийся к нему Бальбад, с кровоточащей раной на затылке. Они флегматично сбрасывали пиратов в море, посылая им вдогонку какое-нибудь плавсредство - огрызок толстой доски, пустой бочонок или бамбуковые нары.
  Милав помогал сражающимся, чем мог: отгонял особенно ретивых матросов, разевая устрашающего вида пасть, смахивал с палубы хвостовым плавником сопротивляющихся пиратов, следил за тем, чтобы никто из них не вернулся на корабль.
  В один из таких моментов, он испытал лёгкое головокружение, сменившееся странным чувством лёгкости - его тело стремительно уменьшалось в размерах. Собрав остатки сил, Милав вытолкнул тело в воздух и с громким шлепком плюхнулся на палубу. Несколько раз взмахнул грудными плавниками, пытаясь работать ими как человеческими руками, затем перевернулся на спинной плавник и почувствовал, что может встать.
  К счастью, в этот момент никого рядом не оказалось (докажи потом Бальбаду, что ты не чудище морское!). Минуты две полежал без движения, а потом с великим трудом поднялся на ноги.
  С носа судна долетели слова неугомонного кока:
  - Что с оружием делать?
  - В воду, - ответил Кальконис. - Всё оружие - в воду...
  Прихрамывая (тело ломило так, будто кузнец побывал под камнепадом), Милав двинулся навстречу говорившим. На глаза повсюду попадались свидетельства кошмарного разрушения. Избегнувших морской купели матросов кузнец не трогал - кому-то ведь нужно приводить это корыто в порядок?
  С Кальконисом и Бальбадом Милав встретился у мачты, укоротившейся за последние минуты более чем наполовину. Первым кузнеца заметил кок, моментально принявший форму вырезанной на носу "Морского удальца" фигуры Лельвана - покровителя всех моряков. Лельван в исполнении остолбеневшего матроса имел глуповатый вид, особенно, когда часто-часто заморгал длинными белёсыми ресницами и издал протяжный звук сирены-искусительницы. Удивлённый Кальконис посмотрел на молодого матроса, охваченного внезапным столбняком и отреагировал молниеносно. В воздухе что-то просвистело, опрокинув Милава на спину. Кузнец взвыл от боли и с яростью прошипел:
  - Да что это с вами, сэр Лионель!
  Ошарашенный Кальконис посмотрел на поверженного росомона и выдохнул:
  - Вы?!
  - А к вам кто-то ещё обещал в гости наведаться? - недовольным тоном пробурчал кузнец, предпринимая отчаянные попытки подняться. Ноги почему-то разъезжались, отказываясь носить на себе столь изменчивое тело. Кальконис подскочил, помогая Милаву подняться.
  - Но как же так... - быстро забормотал он, - ведь вы... утонули!
  - Стал бы утопленник разгуливать по кораблю! - с насмешкой в голосе ответил Милав.
  В этот миг пришёл в себя Бальбад. Быстро оглядев мокрое тело кузнеца, он авторитетно заявил:
  - Вас спасла та самая касатка, которая превратила наш корабль в щепки!
  - Касатка?.. - переспросил Милав, подумал немного и согласился: - Конечно, касатка!
  Скользнув по Кальконису взглядом, он понял: сэр Лионель не поверил ни единому его слову...
  
  Оставшееся до наступления темноты время Милав, Кальконис и Бальбад были заняты непростым делом. Собрав остатки команды (девять матросов, четверо из которых оказались серьёзно ранены), они совместными усилиями расчистили палубу, кое-как залатали многочисленные мелкие пробоины в корпусе корабля и соорудили что-то похожее на парус. Здесь и обнаружилось, что никто из оставшихся на борту, включая раненых моряков, не знает, в какую сторону должен направить свой бег "Морской удалец"! По иронии судьбы, работая хвостовым плавником как веником, Милав в порыве праведного гнева вымел с корабля всех, кто хоть как-то мог определить положение корабля в открытом море. Участь раненого капитана разделили оба помощника - Гликон и Рассэл, а так же казначей судна - Фаллах, умевший читать морские карты.
  Узнав об этом, Милав обратился к Бальбаду:
  - Если мне не изменяет намять - а она мне никогда не изменяет - некий молодой субъект в славном заведении под названием "Сокровища островов" уверенным голосом пел песни, что заткнёт за пояс любого капитана по части мореходных знаний?
  Бальбад выпучил глаза, пытаясь их размерами показать степень своего удивления.
  - И кто же этот нахал? - возмущённым голосом спросил кок.
  - А ты не знаешь?
  - Да нет. Мы - морские удальцы - любим иногда приукрасить суровые будни жизни в открытом море. Но не до такой же степени!
  - Значит, ты его не знаешь? - повторил свой вопрос Милав.
  - Клянусь позолочённой цепью Лельвана на носу нашего корабля! - напыщенно произнёс Бальбад. И тут же добавил: - Знаете, мне лясы точить с вами некогда, у меня столько дел в трюме!
  Когда Бальбад удалился, Милав придвинулся к Кальконису:
  - Вы ему доверяете?
  - Разумеется! - вскинулся сэр Лионель. - Он рисковал жизнью, чтобы спасти меня!
  - А вы уверены, что Бальбад рисковал своей жизнью?..
  - Что вы хотите сказать? - насторожился Кальконис.
  Милав не ответил. Продолжая смотреть на засыпающую под темнеющим небом воду, он задумчиво проговорил:
  - Бойся того, кто всеми способами хочет завоевать твою дружбу...
  Кальконис не нашёлся, что сказать. Надолго застыв в немом восхищении перед сказочной феерией взошедшей луны, искупавшей мелкую морскую рябь многомильной серебряной дорогой, он повернулся к Милаву, чтобы продолжить беседу. Кузнеца рядом не оказалось...
  
  
ГЛАВА 8:

Остров собирательницы душ

  
 []
  
  Утро принесло новые неприятности - в трюме появилась течь. Единственный на корабле плотник Цовинар, внимательно оглядев трюм, авторитетно заявил:
  - "Морской удалец" не выдержит и самого слабого шторма.
  В трюме в это время находились плотник, Милав, Кальконис и Бальбад, назойливость которого стала раздражать кузнеца. Приговор Цовинара оказался неожиданным для всех.
  Первым заговорил Милав, обратившись к плотнику:
  - Мы можем что-нибудь сделать?
  - Течь я устраню своими силами, но в остальном рассчитывать на меня не стоит. Первая же сильная волна пустит "Удальца" на дно...
  - А при тихой погоде, сколько мы можем продержаться?
  - Я плаваю в этих водах много лет и знаю: шторм уже в районе северного архипелага. Может день, может два, и он доберётся до нас...
  - Здесь есть поблизости острова?
  - Вчера, до нападения касатки, я был убеждён, что с подветренной стороны лежит остров Хаммыц. Сегодня я ни в чём не уверен.
  - Разве мы не можем определить местонахождение острова?
  - Определить можно. Да нужно ли? - странным голосом проговорил плотник
  - Что ты хочешь этим сказать? - не понял Милав.
  Цовинар разгладил усы и, понизив голос до шёпота, произнёс:
  - Остров Хаммыц - обитель Олгой Лилар!
  - И что? - не понял росомон.
  Цовинар выпучил глаза:
  - Вы не знаете Олгой Лилар?!
  - Они не местные... - встрял Бальбад.
  - Тогда ясно, - вздохнул старый моряк. - Олгой Лилар - собирательница душ!
  - Нельзя ли поподробнее, - вежливо попросил сэр Лионель.
  Цовинар стрельнул на дерзкого иноземца свирепым взглядом и пояснил:
  - Никому из моряков и в голову не придёт приблизиться к острову, на котором полновластной владычицей обитает Олгой Лилар! Потому что именно она по ночам парит над безбрежным океаном и собирает души тех, чей час пробил.
  - Если она летает только по ночам, то почему моряки умирают и утром, и днём, и вечером? - пожал плечами Кальконис.
  - Не богохульствуй, иноземец! - вскричал побелевший от страха моряк. - Теперь ясно, откуда на наши головы свалилось такое несчастье! Это вы накликали гнев собирательницы душ!
  Цовинар в порыве ярости двинулся на замершего от неожиданности Калькониса, но натолкнулся на бугры грудных мышц кузнеца.
  - Остынь. - Властным голосом приказал Милав, опуская руку на плечо старого моряка. - Зачем ссориться, когда у нас одна участь на всех? Давайте лучше подумаем, что мы можем сделать, пока ураган не настиг нас.
  После некоторого раздумья Цовинар предложил:
  - За два дня мы могли бы соорудить плот...
  - А не проще отыскать остров и там переждать бурю? - спросил Кальконис.
  - И думать об этом забудьте! - не удержался от возмущения плотник. - Никто из гхоттов никогда не ступал на берег собирательницы душ!
  Сказав это, Цовинар торопливо пошёл наверх за инструментами. Милав, глядя вслед недовольно бурчащему плотнику, хитро подмигнул Кальконису:
  - Если там не ступала нога гхотта, то почему бы ноге росомона не оставить на прибрежном песке свой отпечаток? Не правда ли, Бальбад?
  Милав легонько сжал рукав непромокаемой куртки весёлого кока. Пальцы ощутили жёсткость плохо выделанной кожи, а потом...
  
  ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:
  БАЛЬ..., матрос "Морского удальца".
  
  "...- Посмотри внимательно на крупного человека возле рыбной лавки. - Старик в рваной хламиде монаха-пилигрима указал пальцем в сторону грязной улочки.
  - Тот, с большим мешком на плече? - переспросил молодой матрос.
  - Да. А рядом с ним худышка в щёгольском наряде с длинной шпагой на боку.
  - Я запомнил обоих, - уверенно заявил молодой матрос.
  - Ты знаешь их? - спросил старик.
  - Нет, - покачал головой матрос.
  - И тебе всё равно, кто они такие?
  - Всё равно.
  - Тогда у меня к тебе есть дельное предложение.
  - Дельность предложения определяется количеством звонкой монеты в моём кошельке! - осклабился молодой матрос.
  - За звонкую монету можешь не волноваться, - вкрадчивым голосом пообещал старик. - Сейчас ты возьмёшь это, - он распахнул полу и украдкой показал кожаный кошель, туго набитый золотыми монетами. - А когда вернёшься обратно, получишь в два раза больше. С таким деньгами ты сам сможешь стать капитаном "Морского удальца"!
  - Что я должен сделать, чтобы всё это стало моим? - поспешно спросил молодой матрос.
  - Те два человека, которых я тебе показывал, - они должны отправиться на корм рыбам!
  - Когда?
  - В любой момент после отплытия "Морского удальца" из гавани.
  - Не имеет значения, как они умрут?
  - Не имеет.
  - Что ж, все любят вкусно поесть. А уж я смогу придумать, каким образом приятная трапеза за белоснежной скатертью сможет обернуться грубой парусиной вместо савана в открытом море!.."
  
  ...Милав торопливо отдёрнул руку, словно рукав куртки был не из простой кожи, а из расплавленного железа. Бальбад ничего не заметил, а от Калькониса торопливый жест кузнеца не ускользнул. Когда молодой кок, насвистывая весёлый мотив, отправился выполнять свои прямые обязанности, сэр Лионель вплотную придвинулся к Милаву.
  - Что-то случилось? - с участием поинтересовался он.
  Кузнец колебался.
  - Случилось, сэр Лионель. Помните Стозара-найдёныша?
  - Разумеется! - воскликнул Кальконис.
  - Так вот, очевидное не всегда отражает истинное...
  Кальконис ждал продолжения, но Милав уже углубился в лабиринт закутков, в которых жалобно стонала, кудахтала, хрюкала, блеяла, кукарекала разнообразная живность, будто предчувствуя свой скорый и неминуемый конец...
  
  Плот соорудили менее чем за сутки. Странное сооружение, собранное из многочисленных бочек и палисандровых досок трюмных перегородок, заняло половину палубы. Милав с сомнением посмотрел на творение Цовинара, обронив стоящему рядом с ним Кальконису:
  - Если шторм разобьёт корабль, неужели мы сможем спастись на таком нелепом плоту?
  - Плот нам поможет лишь в том случае, если "Морской удалец" пойдёт ко дну недалеко от острова этой загадочной женщины - Олгой Лилар. Кстати, вы верите в то, что рассказал нам набожный моряк?
  - Верю - не верю! - несколько раздражённо воскликнул кузнец. - Разве в этом дело? Хаммыц - единственная надежда спастись от надвигающегося шторма!
  - Может, ещё раз поговорить с Цовинаром? - предложил Кальконис. - Волнение на море заметно усилилось.
  - Едва ли старый моряк изменит своё отношение к острову. Думаю, мы должны рассчитывать только на себя.
  - То есть: вы и я?
  - Именно.
  - А Бальбад?
  - Бальбад?.. - Милав задумался. - Бальбад толковый малый. Хотелось бы надеяться, что он на нашей стороне...
  Кальконис обратил внимание на изменение голоса кузнеца при упоминании имени кока, и решил немедленно всё выяснить. Он уже открыл рот, чтобы задать Милаву парочку волнующих его вопросов, но в этот миг в люке появилась усатая физиономия старого плотника и бодрым голосом умирающего человека изрекла:
  - В трюме ещё две течи!
  Кальконис, не задавая вопросов, устремился вслед Цовинару. Думая, что Милав последовал за ним, сэр Лионель прислушался и понял: за ним никто не пошёл. Удивившись странному поведению кузнеца, Кальконис поспешил на зов плотника, подгоняемый шумом льющейся в трюм забортной воды.
  Милав не последовал за Кальконисом потому, что в тот момент, когда всклокоченная шевелюра Цовинара появилась в люке, на ум кузнецу пришла одна спасительная мысль. В стремлении поскорее её проверить, Милав побежал в каюту капитана, где в отдельном сундучке лежали морские карты.
  Карты у гхоттов были делом редким и весьма дорогим, поэтому хранились так же надёжно, как и корабельная казна. Милаву пришлось прибегнуть к помощи обломка секиры, чтобы вскрыть запертый на секретный замок увесистый сундучок. Внутри кузнец нашёл то, что искал - рулон разноцветных карт, аккуратно переложенных тончайшим пергаменом и завязанных широкой тесьмой.
  Милав с трепетом прикоснулся к тесьме. По телу проскочила искра, погасшая в районе поясницы и не принесшая ничего, кроме разочарования. Осторожно развязав тесьму, кузнец развернул на столе карты, выбрал из них самую новую и аккуратно положил обе ладони на шероховатую поверхность. Новая искра родилась в затылке, скользнула по телу вниз, ошпарила ступни. Росомон набрал полную грудь воздуха перед тем, как окунуться в...
  
  ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:
  НИМВРОД, капитан "Морского удальца".
  
  "...- Что за бред ты несёшь! - взвился капитан от последних слов казначея. - Ты предлагаешь весь товар оставить на острове Хаммыц? Да ты в своём уме?!
  - Именно этой реакции я от вас и ожидал, - спокойным голосом произнёс Фаллах. - Если даже вы, с вашим опытом неустрашимого флибустьера, так реагируете на моё предложение, то никому и в голову не придёт, что всё оружие мы оставили на острове собирательницы душ.
  - Зачем нам это? - с недовольством спросил Нимврод.
  - Горцы не простят нам, если мы вооружим поселян. С другой стороны, в Тмире не должны знать, что оружие не пошло на дно, а лежит в укромном месте, дожидаясь подходящего момента.
  - А ты хитёр! - Глаза капитана сверкнули. - Но как быть с Олгой Лилар? Ведь это на её острове ты предлагаешь оставить наш груз!
  - Неужели вы верите во все эти сказки? - изумился Фаллах. - В моей стране подобными небылицами даже ребёнка не удивишь.
  - В твоей стране, - сухо сказал Нимврод, - люди никогда не видели водоёма глубже трюма моего корабля!
  Фаллах с почтением поклонился и сказал:
  - Вы - капитан этого судна. Вы решаете, куда плыть...
  Нимврод задумался. Долго стоял перед разложенной на столе картой, потом поднял на казначея холодные глаза.
  - Мы высадимся на Хаммыце, - глухим голосом проговорил он. - Покажи, как быстрее до него добраться.
  - Сию минуту, капитан, - оживился Фаллах, приближаясь к столу. - Если мы изменим курс и добавим немного парусов, то через два дня будем на месте. Для этого нам потребуется всего лишь..."
  
  ...Калькониса Милав нашёл в трюме. Втроём: Цовинар, Бальбад и сэр Лионель, они справились с течью и теперь сидели на опорных брусьях мокрые с головы до ног, но счастливые. Милав окинул троицу внимательным взглядом (чуть дольше задержавшись на простоватом лице Бальбада).
  - Мне нужны два помощника, чтобы изменить ход судна.
  - Зачем? - спросил Кальконис. - Вы пытаетесь увести судно от шторма?
  - Нет. Я хочу направить его навстречу урагану.
  - ?
  - Потому что где-то там лежит остров собирательницы душ...
  
  
ГЛАВА 9:

В каменном гроте

  
 []
  
  Старик Цовинар наотрез отказался участвовать в подобном безумии. В первую минуту после заявления Милава он безмолвно открывал и закрывал рот, а потом, сумев проглотить кляп из душившего его возмущения, во всё горло завопил:
  - Что-о-о?!
  - Что слышали, - сухо ответил росомон. - "Морской удалец" направляется в сторону шторма.
  Старый моряк замахал руками:
  - Я и пальцем не пошевелю, чтобы помочь вам!
  - Плот готов, и он в вашем распоряжении, - холодно произнёс Милав. - Что скажете, сэр Лионель?
  - Разве у меня есть выбор?
  Милав криво улыбнулся и ткнул пальцем в грудь кока.
  - А ты?
  Бальбад на секунду смешался, потом поборол смущение и спросил:
  - Вы, правда, знаете, куда плыть?
  - Да.
  - Но ведь сегодня утром...
  - Ты будешь мне помогать? - нетерпеливо перебил кока кузнец.
  Бальбад забегал глазами с Калькониса на Цовинара и одними губами выдохнул:
  - Буду...
  - Тогда бегом наверх! У нас мало времени...
  Молодого матроса как ветром сдуло. За ним последовал недовольно брюзжащий плотник. Последним поднялся сэр Лионель. Коснувшись руки кузнеца, он спросил:
  - А если старый моряк прав насчёт острова Олгой Лилар?
  - Это ничего не меняет. Если мы не укроемся от шторма, то никакой плот нас не спасёт.
  - Именно это я и хотел услышать! - улыбнулся Кальконис. - После Перевала Девяти Лун я уже ничего не боюсь...
  - Так уж и ничего? - усомнился Милав, поспешая за сэром Лионелем.
  Кальконис ответить не успел. Корабль резко качнуло и сэру Лионелю пришлось ухватиться за кузнеца. Ветер угрожающе завыл в оборванных снастях. Волнение на море усилилось. Небосклон заволокло сплошным покровом клокочущих свинцовых туч.
  Милав встал у штурвала, а сэр Лионель, Бальбад и единственный из команды присоединившийся к ним моряк, пытались управлять измочаленным парусом. Время от времени вой ветра нарушался визгливым криком Цовинара: "Течь!", и кому-то из троих приходилось спускаться в трюм, чтобы помочь плотнику. Чем в это время были заняты остальные матросы, Милава мало заботило. Навстречу нёсся ураган, и кузнец должен был успеть войти в одну из бухт острова Хаммыц прежде, чем шторм со свирепостью изголодавшегося хищника наброситься на умирающий корабль.
  Когда уверенность в своём поступке, почерпнутая Милавом от прикосновения к морской карте стала таять, Бальбад радостно закричал:
  - Вижу! Это остров Хаммыц!..
  Скоро и все остальные смогли различить за редкими разрывами низко ползущих туч мрачную панораму берега.
  - Нужно обогнуть остров, - перекрывая шум ветра, прокричал Милав. - Может, нам удастся найти безопасную бухту!
  - Не успеем... - ответил возникший из темноты Цовинар, - трюм наполовину залит водой...
  - А команда?
  - Все в каюте на носу корабля...
  - Тогда придётся положиться на случай! - крикнул росомон. - Было бы глупо утонуть недалеко от берега...
  - Утонуть в море - не глупость, - прокричал в ответ плотник, - а нарушить покой собирательницы душ - чистое безумие!
  - Ладно, старик, посмотрим... - Милав навалился на штурвал.
  Берег был хорошо различим. Тонущему кораблю оставалось одно - укрыться в первой попавшейся бухте. Выбирать не приходилось. "Морской удалец" почти не слушался руля, а от всего великолепия парусов остался единственный растрёпанный кливер. Поэтому, едва завидев широкий проход в нагромождении чёрных скал, Милав не раздумывая направил корабль туда. Угрожающе процарапав левым бортом по острым камням и обломав мачту о каменный выступ, "Удалец" вошёл в бухту. Темень мгновенно укутала корабль. Опасаясь в кромешной тьме налететь на скалу, Милав отдал команду бросить якорь. Бальбад кинулся исполнять поручение, но споткнулся, не добежав до носа - "Морской удалец" с противным хрустом врезался в песок. Несколько конвульсивных толчков, и все почувствовали непривычную устойчивость корабля.
  - Неужели спаслись?.. - дрожащим голосом произнёс Бальбад.
  - Как посмотреть... - скорбно вымолвил Цовинар. - Самое страшное начинается только сейчас ...
  - Да будет тебе мальчонку пугать! - прикрикнул Милав. - Эй, кто-нибудь! Принесите фонарь!
  Со стороны носовой каюты донеслись голоса, а потом в проёме показался человек со слюдяным фонарём. Взяв у незнакомого матроса светильник, Милав медленно двинулся вдоль борта.
  - Ничего не пойму, - говорил идущий следом Кальконис, - здесь не может быть так темно, ведь буря продолжается! Где же молнии?..
  - Здесь не только темно, - дрожащим голосом проговорил Бальбад, - здесь очень тихо... Разве шторм уже прекратился?..
  - Ага! - воскликнул довольный Цовинар. - Я же вам говорил!
  - Да помолчи ты! - не выдержал Милав. - А то не посмотрю, что у тебя голова седая.
  Процессия из пяти человек во главе с Милавом проследовала вдоль всей палубы. Перешли под плотом на правый борт. Открылась поразительная картина: "Морской удалец" стоял на отмели, глубоко врезавшись носом в песок, из которого вырастала монолитная каменная стена, поднимающаяся вверх и уходящая на неизвестную высоту.
  - Мы внутри огромного каменного грота! - обрадовался Милав.
  - Дождались... - Челюсть Цовинара отбила дробь обречённости.
  Кузнец бросил свирепый взгляд на старого моряка.
  - Если это грот, - задумчиво проговорил сэр Лионель, - мы всё равно должны слышать рёв бури, а волны должны раскачивать корабль!
  - Но этого нет... - дрожащим голосом произнёс Бальбад.
  - Значит, каменная стена за нашей спиной закрылась, - сказал Милав.
  - Я же говори-и-ил... - опять заскулил Цовинар.
  - Цыц! - не выдержал кузнец.
  - Чего "цыц", чего "цыц"! - взвился старый моряк. - Ты, чужеземец, мне рот не затыкай! Мне теперь всё равно!
  - Ну, если тебе всё равно... - набычился Милав, наступая на опешившего плотника.
  - Друзья! - бодрым голосом воскликнул Кальконис. - Зачем ссориться, если мы ещё не закончили осмотр?
  Все удивлённо посмотрели на него.
  - Возможно никакой стены за нашей спиной нет, а течение занесло корабль в какую-нибудь тихую заводь!
  Сэра Лионеля спасло то, что слюдяной фонарь давал мало света, иначе все могли бы заметить, как сильно покраснел Кальконис, выдвигая "спасительную" гипотезу. (Лгать женщинам и обречённым морякам он считал ниже своего достоинства.)
  Милав поставил фонарь на палубу и позвал Цовинара:
  - Настало время узнать подробнее о здешней хозяйке. Расскажи всё, что знаешь.
  - И не подумаю! - взбунтовался старый моряк. - Здесь, наверное, в каждой расщелине её глаза и уши, а я про неё говорить буду?!
  - Будешь! - заявил кузнец, демонстративно засучивая рукава. - Как миленький будешь...
  - А... чего это он?.. - испуганно спросил плотник у Калькониса.
  - Убивать он сейчас вас станет, - равнодушно ответил сэр Лионель. - Надоели вы ему. Да и мне, признаться, тоже.
  Цовинар просительно посмотрел на кока - Бальбад смущённо отвёл глаза; плотник перевёл свой взор на матроса, принёсшего фонарь, - тот растворился в темноте. Старый моряк обречённо вздохнул:
  - Вообще-то я не так много знаю...
  - Ты говори, говори, - подбодрил Милав плотника, продолжая трудиться над демонстративным обнажением мышц. - Выводы мы сами сделаем.
  Цовинар затравленно оглянулся, прислушался, принюхался и шёпотом заговорил:
  - Когда-то давным-давно на Великой Водной Глади не было ни одного острова - только вода на многие месяцы пути в любую сторону. Род людской в ту пору только начинал пробные плавания вдоль береговой линии, не отваживаясь заплывать далеко, чтобы не потерять из вида спасительный берег. Но человек пытлив. Ещё вчера он боялся сесть в лодку, выдолбленную из могучего дуба, а сегодня его уже не страшит даже рёв урагана. Всё дальше и дальше вглубь Великой Водной Глади стали заплывать смельчаки... Не все из них возвращались к родным очагам. Многие, очень многие нашли последний приют в бездонных глубинах. Наблюдавший за людьми отец всех богов Анухим попросил свою дочь Олгой Лилар помочь ему в собирании душ сгинувших моряков. Скоро дочери Анухима так понравилось поручение отца, что она попросила его навеки сохранить за ней таинство собирания душ. Анухим очень любил свою дочь и не смог отказать ей. С той поры только Олгой Лилар собирает души тех, чей последний час наступил на необъятных просторах Великой Водной Глади. А человеческий род, между тем, рос и рос. Всё больше лодок и кораблей выходило в море, всё больше работы было у Олгой Лилар. Скоро собираемых душ стало так много, что дочь не успевала относить их в загробный чертог своего отца. Тогда она решила построить из них остров, названный ею Хаммыц. Воспитанницы Олгой Лилар - девы хаммукамы - принимали от своей госпожи бесплотные души и долгими ночами упорным пахтаньем доводили их до физической плотности. С тех пор остров всё время растёт, потому что Олгой Лилар ни днём, ни ночью не знает отдыха - Великая Водная Гладь никогда не покорится человеку. У собирательницы душ всегда будет работа...
  Цовинар замолчал. Милаву он показался таким старым и беззащитным, что росомон шагнул к плотнику и потрепал его по плечу.
  - Ладно, старик, не сердись. Не собирался я убивать тебя. Так, покалечил бы немного...
  Плотник быстро взглянул на Калькониса. Заметив, что сэр Лионель улыбается во весь рот, улыбнулся сам.
  - Вот видишь, Цовинар, ты нам рассказал легенду о собирательнице душ, а с нами ничего не случилось.
  Едва последний слог слетел с губ Милава, как всё пространство грота загрохотало раздробленными на тысячи осколков звуками:
  - ...не случилось... - стонали тёмные своды.
  - ...не случилось... - бурлила невидимая вода.
  - ...не случилось... - пронзительно скрипел песок.
  - ...не случилось... - прошептал плотник и без чувств рухнул на палубу.
  Через минуту рядом с ним распластался незнакомый моряк.
  Видя, что всегда весёлый кок тоже собирается присоединиться к ним, Милав проговорил:
  - Да не бойся ты, Бальбад! Это всего лишь эхо!
  - Эхо-хо!.. Эхо-хо!.. Эхо-хо!..
  Повторений было так много, что голова кузнеца едва не закружилась. Только заткнув уши руками, он смог отрезать лающие звуки от ускользающего сознания. Когда он справился с приступом головокружения и смог осмысленно оглядеться по сторонам, то понял, что остался в гордом одиночестве. Бальбад, а за ним и сэр Лионель вальяжно расположились на палубе в самых немыслимых позах...
  Очнулись они нескоро. До того, как это произошло, Милав успел по верёвочной лестнице спуститься за борт и определить глубину. Воды оказалось немного - по грудь кузнецу. Но выглядела она странно: упругая, маслянистая, непрозрачная, реагирующая на прикосновение словно живая! Испытав несколько неприятных минут от прикосновений этой жидкости к обнажённым участкам тела, Милав поспешил на корабль.
  Когда он очутился на палубе, то с брезгливостью принялся отжимать мокрое бельё. Его команда медленно приходила в себя. Кальконис, стоя на коленях и упираясь плечом в мачту, часто-часто тряс головой. Бальбад, придерживаясь руками за остатки ограждения, отчаянно пытался заставить ватные ноги двигаться. Незнакомый матрос, тело которого напоминало не в меру разъевшегося угря, пытался незаметно ускользнуть в ближайшую щель. Один плотник Цовинар чувствовал себя великолепно: он так и не пришёл в себя, продолжая занимать распластавшимся телом половину прохода. Обеспокоенный неподвижностью старого моряка Кальконис нетвёрдой походкой направился к нему.
  Милав остановил его:
  - Не будите его, сэр Лионель! От нудных причитаний старика нам лучше не станет.
  Кальконис в нерешительности замер, потом махнул на Цовинара рукой и подошёл к росомону.
  - Вы что-нибудь понимаете в происходящем?
  Сбоку вынырнул Бальбад. Его физиономия, с правой стороны подсвеченная слабым светом слюдяного фонаря, производила устрашающее впечатление. Оскалив зубы, кок проговорил:
  - Хитрый плотник не всё рассказал о собирательнице душ!
  Милав, бросив быстрый взгляд на тело Цовинара.
  - О чём же умолчал плотник? - спросил он.
  - О том, что Олгой Лилар не просто собирает души погибших на просторах Великой Водной Глади, - она сама губит моряков...
  
  
ГЛАВА 10:

Заплыв

  
 []
  
  "Час от часу не легче!" - подумал Милав, а вслух сказал:
  - Ты об этом больше никому не говори, ладно?
  - Ладно, - согласился Бальбад, - только они и без меня об этом знают!
  Милав перевёл взгляд на Калькониса.
  - Что будем делать? - спросил сэр Лионель.
  Головой он больше не мотал и выглядел неплохо по сравнению с Цовинаром, который до сих пор находился в беспамятстве.
  - Думаю, нужно хорошенько выспаться, - предложил кузнец. - Исследовать лабиринты каменного грота сейчас рискованно. В такой темноте мы на собственном корабле можем заблудиться.
  Кальконис удивлённо посмотрел на росомона.
  - Неужели вы сможете заснуть?!
  - А почему нет?
  - После всего этого?.. - сэр Лионель широким жестом обвёл вокруг себя.
  - Именно после этого. - Убеждённо ответил Милав.
  Кальконис покачал головой.
  Расположились на ночлег здесь же, на палубе. Едва улеглись, слева послышались жалобные вздохи - очнулся Цовинар. Вполголоса проклиная всех на свете, а особенно иноземцев, втянувших остатки команды "Морского удальца" в безумно-безрассудное дело, старый моряк ползком направился в сторону единственной незатопленной каюты на носу судна, откуда давно доносились приглушённые голоса - команда заливала ужас происходящего остатками капитанского рома. Когда Цовинар скрылся в каюте, Милав испытал облегчение - старик своим постоянным нытьём действовал ему на нервы.
  Прислушавшись к дыханию соседа, кузнец спросил:
  - Сэр Лионель, вы не спите?
  - Да какой может быть сон?!
  - Ну, если так, то я хотел бы поинтересоваться вашим мнением вот по какому поводу. Помните случай, когда Ухоня оседлал гхоттскую лошадь?
  - Ещё бы!
  - В тот раз мы подсознательно ожидали чего-то необъяснимого, а на самом деле всё разрешилось самым естественным образом.
  - Не пойму, Милав, куда вы клоните?
  - Может быть, россказни Цовинара и Бальбада - это лишь сказки охочих до небылиц матросов?
  - Как вы могли подумать такое!.. - обиженным голосом вскричал из темноты Бальбад.
  Милав подскочил на парусине, торопливо схватил фонарь и посветил в сторону говорившего. Свет выхватил скрюченную на плоту фигуру молодого кока.
  - А ты что здесь делаешь?
  - Я... не пью ром...
  Росомон успокоился, вернул фонарь на место.
  - Выходит, ты всё слышал? - спросил кузнец.
  - А что я должен был слышать?
  "Вот хитрец!" - подумал Милав, впрочем, без особого возмущения.
  - Значит, ты считаешь, что всё сказанное о собирательнице душ и о её острове - правда? - спросил росомон у гхотта.
  - Кто я такой, чтобы судить о самой Олгой Лилар! - шёпотом произнёс Бальбад. - Но я знаю точно: Лельван - покровитель всех моряков - смертельно её боится!
  - Это тебе сам Лельван сказал? - спросил Милав в темноту.
  Бальбад обиженно засопел, ничего не ответив.
  "И хорошо, - обрадовано подумал кузнец, - теперь у меня будет достаточно времени, чтобы выспаться..."
  Ворочаясь на тонкой парусине, Милав случайно задел слюдяной фонарь. Чахлый огонёк обиженно затрепетал за тонкими, исцарапанными ногтями любопытных матросов пластинками. И погас. Тьма рывком набросилась на троих смельчаков, отважившихся спать на палубе. Кальконис осторожно придвинулся к Милаву, от которого исходила волна абсолютной уверенности. Бальбад, увидев скоропостижную смерть огонька в единственном фонаре, до боли вцепился зубами в пальцы правой руки, потому что увидел, как со стороны кормы к нему двинулось нечто, окутанное лучистым голубоватым сиянием. Едва не откусив от обуявшего его смертельного ужаса большой палец, Бальбад сполз со своей лежанки и бросился в бубнящую пьяными голосами каюту.
  "Не-е-т! - подумал молодой кок, захлопывая за собой дверь. - Лучше глушить ром, чем любоваться этим..."
  Милав ничего не видел и не чувствовал - он спал...
  
  Утро принесло облегчение всем. Особенно это касалось оставшихся в живых членов команды. Они появились из каюты с изрядно помятыми лицами, зато со счастливым блеском в заплывших глазах. Интенсивность излучаемой в мир радости заметно увеличилась, когда моряки увидели яркий свет, струившийся из-под корпуса судна. Милав, давно наблюдавший за этим невиданным зрелищем, пытался найти причину. Помог ему Кальконис, быстро совершивший утренний туалет и присоединившийся к кузнецу.
  - Никаких чудес в этом явлении нет, - авторитетно заявил он. - За стенами грота давно наступил яркий день. Лучи попадают в воду и сквозь неё проникают сюда.
  - А ураган?.. - спросил Бальбад, позабывший о треволнениях прошлой ночи.
  - Ураган помчался дальше, - уверенно заявил Кальконис.
  Даже хмурый Цовинар не нашёлся, что возразить.
  Совершив беглый осмотр судна, Милав и Кальконис пришли к выводу, что плыть на нём дальше невозможно. Вовсе не оттого, что обшивка во многих местах разошлась, и из трюма можно было любоваться игрой света, льющегося из глубины, а потому, что "Морской удалец" так сильно врезался корпусом в донный песок, что нужны были усилия сотни человек, чтобы высвободить корабль.
  Завтрак прошёл если не в гнетущей, то в напряжённой тишине. Моряки со страхом поглядывали на огромный каменный мешок, в центре которого стоял "Морской удалец", лишившийся всех парусов, мачты и такелажа. По их скорбным лицам Милав догадался, что гхотты ему не помощники. Правда, оставались ещё Бальбад и моряк сурового вида, помогавший вчера ставить парус. Как выяснилось, его звали Марэн. Плотник Цовинар во внимание не принимался - на его лице до сих пор самой заметной деталью были мешки под глазами такой впечатляющей величины, что он за них едва не запинался.
  Отозвав Калькониса, Бальбада и Марэна в сторону, Милав обратился к ним:
  - Сидеть здесь смысла нет. Я предлагаю осмотреть остров.
  - Каким образом? - удивился Кальконис. - Вокруг только отвесные скалы!
  - Из грота можно выбраться под водой, - предложил Милав.
  Повисла тишина.
  - А вы знаете, сколько придётся плыть? - Кальконис выглядел смущённым.
  - Не знаю, - признался кузнец. - Поэтому и прошу кого-нибудь из вас меня сопровождать.
  Марэн испуганно посмотрел на росомона, потом бросил взгляд на светящуюся изнутри воду.
  - Я... я... не пойду... - он сделал шаг назад. - А вдруг там... Олгой Лилар?!
  Милав ничего не сказал, переведя взгляд на Бальбада. Кок сразу утратил привычное его облику весёлое выражение лица. Потупив взор, он пролепетал:
  - Нет... я тоже не смогу...
  Милав понимающе хмыкнул. Оставался один Кальконис, и он не подвёл.
  - Вы же знаете, - проговорил он с трудом, - я всегда с вами...
  - Спасибо, сэр Лионель.
  На подготовку к заплыву времени ушло немного. Сняли лишнюю одежду, оставили оружие, разулись. Милав поправил на широком поясе чехол с Поющим Сэйеном, прикоснулся к Ухониному ошейнику, который с себя так и не снимал. Кальконис, зябко поёживаясь, стоял рядом, с волнением глядя в расплавленный светящийся изумруд воды.
  - Что-то не так? - поинтересовался Милав.
  - Видите ли... - замялся сэр Лионель, - я - как бы это объяснить - очень плохо плаваю...
  - Держитесь рядом со мной! - успокоил его Милав. - Ну что, пошли?
  - Пошли... - обречённо вздохнул Кальконис и полез по верёвочной лестнице вслед за кузнецом.
  - Не робейте, сэр Лионель! - подбодрил Милав, когда дрожащая фигура товарища замерла рядом, погрузившись по грудь в прозрачную воду.
  Пока под ногами была опора в виде рыхлого песка, Кальконис вёл себя спокойно. Но едва дно резко понизилось, сэр Лионель запаниковал. Со скоростью ветряной мельницы махая длинными руками, Кальконис резво пошёл на дно. Милаву пришлось спасать соратника. Вытащив Калькониса на место, где они могли свободно стоять, Милав спросил:
  - Что с вами, сэр Лионель, мы даже отплыть не успели!..
  Выплёвывая изо рта и выталкивая из носа воду, Кальконис с трудом ответил:
  - Честно говоря... я совсем... не умею плавать...
  - Какого же чёрта вы согласились?! - вспылил кузнец.
  - Я... не хотел... отпускать вас одного...
  - Дела-а-а... - выдохнул сконфузившийся Милав.
  Проводив Калькониса до верёвочной лестницы, кузнец помог ему взобраться наверх. Сэр Лионель, перегнувшись через перила, дрожащей челюстью отбил "извинительную" дробь:
  - Я... х-хотел... п-помочь...
  - Спасибо, сэр Лионель, за участие! К обеду ждите меня обратно.
  - Непременно, - откликнулся Кальконис, - только вы там... п-поосторожнее...
  - Постараюсь! - крикнул Милав и нырнул. Мощно работая руками, успел подумать: "А вода сегодня другая. Не та, что прошлой ночью...".
  Почему-то росомон не боялся, что ему не хватит воздуха для подводного путешествия. У него появилась ничем не подкреплённая уверенность, что сегодня с ним ничего плохого не случится. Слаженно работая руками и ногами, он ожидал чего-нибудь неожиданного (вчерашние рассказы Цовинара и Бальбада всё-таки оставили свой след в душе кузнеца). Свечение воды усилилось, впереди замаячил колышущийся лес длинных водорослей. Вокруг не происходило ничего необычного. Милав позволил себе расслабиться и в несколько могучих толчков достиг поверхности воды.
  Сиял полдень. Лёгкое волнение зеленоватых вод ничем не напоминало вчерашнего буйства разъярённого шторма. Море отсвечивало тысячами солнечных зайчиков. Милав повернул к скалам. Вид береговой линии сразу напомнил, кто является истинной владелицей этих мест.
  Угрюмые утёсы выглядели совершенно неприступными. Милав поразился, как вообще "Морскому удальцу" посчастливилось попасть в каменный мешок! Нигде не было видно ни пригодной для стоянки бухточки, ни узкой полоски пляжа. Подплыв к берегу вплотную, росомон сумел разглядеть множество прорезанных в чёрном камне узеньких щелей-проходов. Их было так много, что Милав не сразу выбрал подходящий, ибо все они казались абсолютно одинаковыми. Выбравшись на узенькую полоску, устланную обломками всё тех же тёмноцветных скал, Милав передохнул. Повинуясь внутреннему голосу, шагнул в сторону ближайшей щели.
  Проход оказался извилистым и настолько узким, что иногда Милаву становилось не по себе: вдруг он застрянет в нём навсегда! В такие моменты он старался смотреть себе под ноги, видом каменной тверди успокаивая разыгравшееся воображение. Его муки закончились внезапно. Кузнец сделал очередной шаг и неожиданно для себя оказался на поляне, сочная зелень которой больно ударила по глазам. Несколько мгновений Милав приходил в себя, а потом увидел...
  Диковинного вида постройка расположилась на дальнем конце поляны, приютившись под навесом из огромной антрацитовой скалы. Каменный козырёк над крышей чудного строения казался таким ненадёжным, что кузнец подумал: "Ловушка!".
  Осторожно приблизившись к домику, вид которого вызывал недоумение (почему крыша вогнута внутрь, а стены выдавлены наружу?), росомон замер в нескольких саженях от двери. Жёсткая трава больно колола голые ступни, но Милав не замечал этого, потому что боковым зрением отметил слабое движение за спиной. Пальцы знакомым жестом легли на чехол Поющего. Кузнец медленно повернулся навстречу неизвестному...
  Это был огонёк. Блуждая по всей поляне, он то удалялся от Милава, то стремительно приближался к нему. Огонёк выглядел не в меру смышлёным для своей ничтожной величины - ноготь взрослого мужчины, не более. Милав решил немного понаблюдать за ним. Выждав мгновение, когда огонёк приблизится к нему почти вплотную, росомон прыгнул вперёд и поймал его. Огонёк оказался не столько горячим, сколько колючим! Осторожно раскрывая пальцы один за другим, чтобы случайно не лишиться находки, Милав выпустил из поля зрения дверь в странный домик. Когда кузнец закончил разглядывать колючую находку и повернулся лицом к двери, то увидел, что она открыта, а на пороге стоит карлик.
  Открыв рот, лилипут возмущённо пропищал:
  - Отпусти Лидерца. У него закончилось время прогулки.
  
  
ГЛАВА 11:

Лепрехун

  
 []
  
  Продолжая буравить коротышку заинтересованным взглядом, Милав смахнул с ладони огонёк, вздрогнувший от пронзительного голоса карлика. Лилипут дёрнул плечиком и недовольно пробурчал:
  - Проходи в дом, чего встал, как колода!
  - С чего ты взял, что мой путь через твой порог пролегает? - спросил Милав.
  Карлик состроил острым личиком недовольную гримасу, подтолкнул в дом замешкавшегося на входе лидерца и повернулся к росомону спиной.
  - Если не хочешь, поищи другие двери!
  - Постой, - заторопился Милав, шагнув к лилипуту. Глядя сверху вниз, спросил: - Ты кто?
  - Я-то? - усмехнулся маленький уродец. - Я - Лепрехун! Слыхал о таком?
  Милав задумался. Через минуту его губы расползись в понимающей ухмылке.
  - Ты чего скалишься? - обиделся карлик.
  - Да так... - отмахнулся кузнец, на языке которого вертелась свеженькая дразнилка - "брехун-лепрехун"!
  Видимо, карлик сумел уловить что-то обидное во взгляде росомона, потому что угрожающе пропищал:
  - Смотри у меня, червяк-здоровяк!
  - Смотрю, - осклабился Милав, - да только ты настолько мал, что я никого перед собой не вижу!
  Уродец топнул крохотной ножкой, быстро прыгнул за дверь, намереваясь захлопнуть её. Кузнец к неожиданному бегству лилипута оказался готов. Он выставил правую ногу вперёд, не позволив захлопнуть дверь.
  - А ну, убери ногу! - заверещал уродец.
  - И не подумаю! - насупился кузнец.
  - Убери!
  - Вот ещё!
  - Ах, так!
  - Именно так и никак иначе!
  - Да кто ты такой, чтобы дразнить самого Лепрехуна?
  - А ты кто такой, чтобы не пускать в дом самого Милава?
  Коротышка на миг задумался, потом широко распахнул дверь.
  - Заходи!
  Милав вошёл внутрь. К удивлению кузнеца, ожидавшего увидеть убранство комнаты подстать далеко не великанскому росту обитателя странного дома, вся обстановка соответствует габаритам настоящих гигантов.
  - Садись! - приказал уродец, располагаясь напротив кузнеца за миниатюрным столиком. - Только учти - у меня мало времени.
  Милав пожал плечами, задумался, неожиданно для себя, спросил:
  - Мне нужно поговорить с Олгой Лилар.
  - А кто это?
  На лице коротышки не дрогнул ни один мускул.
  - Эх, Лепрехун... - укоризненно покачал головой росомон. - Я к тебе со всей душой, а ты...
  - Мне показалось, или ты правда сказал: "...я к тебе со всей душой..."? - изменившимся голосом спросил уродец.
  - Сказал. И могу ещё раз повторить, если у тебя уши заложило!
  - Не-е-т, сладенький мой, - счастливым голосом заблеял Лепрехун. - Ты собственными устами подтвердил, что произнёс в моём доме слово "душа"!
  - И что с того?
  - А то, что теперь ты полностью в моей власти!
  - Не говори ерунды! - рассердился Милав. - Вот встану сейчас, да раздавлю тебя словно акриду поганую!
  - А ты встань, сердешный, встань! - засюсюкал уродец. - А я пока от страху дрожать начну!
  Взбешённый Милав хотел вскочить со скамьи и броситься на юродствующего карлика, но к своему ужасу почувствовал, что не может двинуть ни рукой, ни ногой.
  - Что такое! - изумился кузнец, предпринимая отчаянные попытки одолеть странное оцепенение тела.
  Лепрехун продолжал подпрыгивать на месте, повторяя все ужимки кузнеца.
  - Что ты со мной сделал? - спросил Милав.
  - Это не я, - скалился уродец, - это ты сам с собою сделал. Слово "душа" имеет на этом острове особый смысл! Теперь твоя душа-душонка-душенька тебе не принадлежит. Но ты можешь выкупить её у меня!
  - Выкупить?
  - Ага.
  - Зачем тебе золото на этом острове?
  - А кто говорит о золоте? Не-е-ет, мой сладкий, вкусный, крепенький человечек, золото мне не нужно! Мы с тобой сыграем в одну игру. Если выиграешь ты, то сможешь вернуться на корабль. Если выиграю я, то... Впрочем, зачем тебе такие подробности? Ну, как, согласен?
  - У меня есть выбор?
  - Боюсь, что нет... - развёл руками улыбающийся Лепрехун.
  - А что за игра?
  - Очень увлекательная, очень интересная, очень любопытная игра!
  - Давай покороче! - Милав грубо прервал карлика. - Мне нужно к обеду вернуться на корабль.
  - Ты надеешься выиграть! - изумился Лепрехун.
  - Естественно! - Правый глаз Милава хитро прищурился. - Стал бы я в противном случае время на тебя тратить.
  - А ты нахал!
  - Нахал только руками махал, а я ещё и кулаком прикладываюсь!
  Бравадой Милав пытался отогнать тревогу, не отпускавшую его с первого момента непонятного окостенения тела.
  - Если ты так воинственно настроен, тогда слушай!
  Тон Лепрехуна изменился. По интонациям его голоса Милав понял, что сумел не на шутку разозлить уродца.
  - Игра у меня простая. Мы сидим и сморим в глаза друг другу, не моргая. Кто первым моргнул - тот проиграл!
  - Всего-то! - удивился Милав.
  - Всего-то... - дурашливо закивал головой карлик. - Только учти: ещё никому не удалось пересмотреть меня!
  Вот здесь Милав испугался не на шутку. В гляделки играть, это тебе не врагов крушить пачками! Здесь не сила нужна, а...
  "Интересно, а что нужно, чтобы "пересмотреть" самого Лепрехуна?.."
  Мысли стрелами проносились в голове, в то время как глаза буравили жёлтые зрачки уродца. Время будто остановилось. Росомон не слышал ни звуков, долетавших в комнату из-за неплотно прикрытой двери, не чувствовал запахов, настойчиво лезущих ему в ноздри. Он перестал различать даже цвета, потому что кроме ядовито-жёлтых зрачков Лепрехуна больше ничего не видел. Так продолжалось долго. В какой-то момент Милав понял, что у него больше не осталось сил бороться с демоническим блеском, всё ярче разгоравшемся в бездне лепрехуновских зрачков. Росомон подошёл к пределу, за которым оказалась потеря души, и всего, ради чего он боролся все эти дни. Используя приливную волну нахлынувшей злости, Милав сумел выстоять ещё некоторое время. Вслед за тем пришла жгучая ненависть к гнусному карлику, заманившему росомона в западню, а также - острая жалость к брошенным на произвол судьбы матросам и Кальконису. Потом...
  Потом уже ничего не было, ибо чувства оказались вычерпаны до дна. Душа выглядела изнутри настолько гулко-пустой, что расставаться с ней было не жаль. В тот миг, когда Милав собирался сдаться, пришли слова Эливагары: "...находясь в мире твоих снов, я видела, чего ты хочешь больше всего на свете... в моих силах направить тебя туда, где ты сможешь осуществить задуманное... ты должен найти Жезл Исчезающей Силы...".
  Непонятно почему, но мысль о Жезле заставила Милава бороться дальше. И эта же мысль подтолкнула его к тому, что он сумел пробиться к памяти прежних своих обликов. К сожалению, принять вид медведя, лошади, волка, ворона и других довольно милых созданий он уже никогда, по-видимому, не сможет, однако он в состоянии заставить себя вспомнить, как все они смотрят на мир!
  Лепрехун всерьёз забеспокоился, когда на смену мутному взору измождённого человека пришёл горящий первобытной яростью взгляд красного волка. Карлик с ужасом понял, что не может противостоять натиску прожигающего плоть взора. Издав громкий вопль, он рухнул на столик.
  - Этого не может быть! - причитал он, катаясь по столу. - Ты обманул меня!
  - Уговор есть уговор. - Напомнил Милав. - Ты же не собираешься отказаться от своих слов?
  - Н-н-нет... - простонал Лепрехун. - Твоя душа принадлежит тебе! Ты можешь идти...
  Росомон с радостью осознал, что тело полностью подчиняется ему. Кузнец встал, с удовольствием потянулся.
  - Постой! - запищал Лепрехун. Соскочив со стола, он подбежал к Милаву и вцепился в его ногу. - Давай ещё сыграем! Просто так, без всяких условий...
  - Некогда мне, - отмахнулся Милав.
  - Давай сыграем на твоё желание!
  - У меня только одно желание - поскорее вернуться на корабль.
  Милав стряхнул прилипчивого уродца с ноги и шагнул за дверь.
  - Иди, иди, глупый человечишка! - противным голосом закричал Лепрехун. - Всё равно ты уже опоздал!
  Милав замер на пороге и резко обернулся.
  - Куда опоздал?
  - Ты думал, что находился в моём доме недолго? - кривлялся уродец. - А ты знаешь, что на самом деле прошло больше суток!
  - Больше суток?.. - не поверил Милав.
  - И что всё это время, корабль атаковали Мерцающие Льдинки Забвения!
  - Ты лжёшь, гнусный карлик! - взревел Милав.
  - Зачем мне лгать? Все твои друзья уже давно лишились рассудка, и теперь готовятся стать частью этого острова!
  Милав стремительно шагнул к Лепрехуну, уродец резво отскочил в темноту.
  - Если ты сказал правду, - сквозь зубы проговорил кузнец, - то я вернусь сюда только для того, чтобы порвать твоё тело на мириады кусочков! А это тебе задаток, - подняв великанского размера кресло, Милав послал его прямо в ухмыляющуюся физиономию.
  Выбегая из дома, он услышал грохот и визгливые стенания уродца.
  Так быстро Милав никогда не бегал. Исцарапав до крови тело в щели-лабиринте, он выскочил на узкий берег и без всплеска вошёл в воду. Кузнец работал руками и ногами с такой лихорадочной быстротой, что поднял со дна целые облака мутной песчано-илистой взвеси. Нырнув в подводный тоннель, Милав врезался в стаю крупных рыб, мгновенно кинувшихся врассыпную. Из воды он выскочил у самого борта "Морского удальца", и с ужасом понял: уродец не солгал...
  Повсюду, куда доставал взгляд Милава, он видел в застывшем воздухе блеск медленно опускающихся льдинок. Их было много, невероятно много. И хотя размеры отдельной льдинки были ничтожны, все вместе они за считанные мгновения покрыли тонким блестящим слоем тело выпрыгнувшего на палубу росомона. Милав заметался, выкрикивая на ходу:
  - Сэр Лионель!.. Бальбад!.. Цовинар!.. Марэн!..
  Ответом был тихий шорох льдинок, слой за слоем устилавших палубу. Милав кинулся в носовую каюту. Рывком распахнул дверь... Всё внутренне пространство каюты оказалось заплетено тончайшими нитями, протянувшимися не только к потолку, стенам, полу, но и к матросам, без движения лежащим на полу.
  Росомон рванулся вперёд, чтобы проверить, жив ли кто из них. Прочность тонких и хрупких на вид нитей оказалась невозможной - Милав не сумел пробиться вглубь ни на шаг! Понимая, что он теряет время, кузнец вернулся на палубу. Задумался. Его взгляд случайно упал под ноги и...
  Он начал кое-что понимать. В тонком слое льдинок кузнец увидел следы! Сначала уверенные, а потом всё менее и менее твёрдые, они вели на нос судна. По отпечаткам было трудно угадать, кто прошёл здесь перед самым возвращением Милава. Бегом преодолев засыпанное льдинками пространство, кузнец выбежал на изломанные при падении мачты доски палубы и увидел Калькониса.
  - Сэр Лионель! - позвал Милав.
  Подбежав к товарищу, он опустился рядом с ним на колени и перевернул лежащего ничком человека. Таких глаз у сэра Лионеля никогда не было! Вместо малахитовой зелени с тонким налётом бирюзы, на Милава смотрели глаза, цвет которых мог сравниться лишь с чёрной угрюмостью скал острова собирательницы душ.
  - Сэр Лионель!.. - Милав с силой тряхнул Калькониса.
  Голова с сухим стуком ударилась о палубы. Милав с ужасом осознал: с таким же успехом можно тормошить носовую скульптуру Лельвана - покровителя моряков, требуя от него, чтобы он открыл глаза...
  А льдинки продолжали падать. Скоро росомон почувствовал странное жжение во всём теле, особенно - в голове. Кузнец провёл ладонью по волосам, испытывая тошноту и головокружение. Ноги стали ватными, они больше не хотели носить на себе большое сильное тело. До Милава медленно дошёл смысл сказанных Лепрехуном слов: "...Мерцающие Льдинки Забвения...".
  Понимая, что каждая секунда на палубе корабля отнимает у него годы жизни, Милав на подгибающихся ногах подполз к борту и перевалился через него. Вода без всплеска приняла тело росомона. Она не стала терзать его болью, жечь огнём и душить непоправимостью случившегося. Она позволила ему плыть, безразлично наблюдая за тем, как всё медленнее и неувереннее становятся движения могучего росомона, как всё бессмысленнее делаются его попытки преодолеть подводную дорогу из грота на поверхность...
  В какой-то момент понял это и сам Милав. Ещё несколько бесконечно-долгих саженей он смог толкать своё безвольное тело вперёд, потому что в его душе жило единственное желание - добраться до противной, гнусной, мерзкой, гадкой физиономии уродца по имени Лепрехун и исполнить своё обещание. Но сил с каждым взмахом рук становилось меньше, а боли и отчаяния в теле - больше.
  Настал миг, когда Милав не смог согнуть кисть, чтобы оттолкнуться ею от податливой воды. Тогда росомон широко распахнул глаза и стал медленно падать на дно, следя за тем, как стайка мелких рыб исполняет вокруг него погребальный танец...
  
  
ГЛАВА 12:

Бегство

  
 []
  
  ...Откуда-то издалека пришёл новый звук. Почти касаясь голым торсом дна, Милав услышал голос человека. Напрягая слух, попытался уловить смысл сказанного. Прошло много времени, прежде чем ему это удалось:
  - Сколько он уже спит?
  - Долго!
  - Будить не пробовали?
  - Бесполезно! Он только мычит в ответ!
  - Тогда окатите его водой.
  - Ага! Вот сам и пробуй!
  Милав открыл глаза и попытался сел. Стоящий рядом с ним на коленях Бальбад от неожиданности отпрянул и завалился на бок, опрокинув разинувшего рот Цовинара. Старый плотник падать один не захотел, повиснув на шее Марэна, державшего в руках деревянную бадью с водой.
  Росомон безумным взглядом окатил онемевших от испуга моряков и рявкнул:
  - Где Кальконис?
  - Здесь я... - отозвался сэр Лионель, пролезая под плотом. - Ну, и горазды вы спать!
  - Спать? - переспросил Милав.
  - Спать... - менее уверенно произнёс Кальконис.
  Кузнец продолжал изучать всех изучающим взглядом. Посмотрев на палубу, спросил:
  - А где Мерцающие Льдинки Забвения?
  - Какие льдинки?.. - испуганно спросил Кальконис. - Не было никаких льдинок! Шторм вчера был. И этот грот каменный был. А льдинок не было!
  - Точно не было?
  - Говорю же вам, не было никаких льдинок! - воскликнул Кальконис. - Можете у любого спросить...
  По тому, как дружно закивали головами Марэн и Цовинар, а также лежащий на полу Бальбад, росомон понял - Мерцающих Льдинок Забвения, действительно, не было. Что же тогда было?..
  
  Всё утро Милава не покидало чувство раздвоенности. Куда бы он ни пошёл, за что бы ни взялся, в какую бы сторону не бросил взгляд, каждый раз у него возникало чувство уверенности: всё это он уже видел! Обращаться за советом к Кальконису, зная его любовь к словотворчеству, было бессмысленно. Говорить с моряками вообще бесполезно. На любую твою историю они ответят неизменной фразой: "На острове собирательницы душ и не такое может случиться!". Милаву оставалось одно: всё пережитое носить в себе, надеясь, что когда-нибудь загадка разрешится сама сбой.
  К счастью, не всё было так плохо. Выяснилось, что из каменного грота выход есть, и лежит он вовсе не на дне морском, а в одной из каменных ниш в тридцати саженях от корабля. Обнаружил её неугомонный Бальбад, начавший исследование грота, пока Милав видел тяжёлые сны.
  По неширокому ходу Бальбад сумел пройти довольно далеко. До дневной поверхности оставалось преодолеть всего несколько шагов, когда трещиноватая каменная кровля обвалилась, частично завалив проход. Для расчистки потребовались инструменты. К счастью, на "Морском удальце" они нашлись в достаточном количестве. Желающие порадеть на общее дело отыскались быстро. Ими оказались Милав, сэр Лионель, Бальбад и Марэн. Сварливый Цовинар остался на корабле за главного.
  Наклонный ход привёл всех к завалу. Работали молча сосредоточенно, унося камни вниз и раскладывая их вдоль неровных стен. Управились быстро. Первым в освободившийся проход нырнул Бальбад. Все замерли, ожидая услышать радостные крики молодого моряка. Но проходили секунды, а Бальбад молчал. Обеспокоенный Милав поспешил за коком.
  Бальбад стоял на краю каменного козырька, заворожено глядя вниз. Росомон осторожно приблизился и проследил его взгляд. Там, внизу, на дне каменного мешка, стоял корабль... Их корабль!
  - Но как же так... - чуть не плача простонал молодой матрос.
  - Всё очень просто, - попытался успокоить кока росомон, - мы поднялись в теле горы почти на её вершину. К сожалению, найденный нами ход ведёт не наружу, а внутрь грота.
  Видя, что матрос едва сдерживает себя и готов совершить глупость, Милав приблизился, забрал из его рук молот, которым они по очереди дробили самые большие камни в завале. Ладонь обхватила отполированную прикосновениями многих людей рукоять. Пальцы вздрогнули, кузнец увидел...
  
  ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:
  ФАЛЛАХ, казначей "Морского удальца".
  
  "...посыпались фрески. Фаллах недовольным голосом крикнул:
  - Не бейте так сильно, безмозглые ослы! Вы можете повредить то, что я ищу!
  Полуобнажённые матросы зло посмотрели на казначея, но работать молотами и лопатами стали аккуратнее. Скоро пустотелая статуя, изображавшая верховного бога атугов, раскололась. Матросы торопливо кинулись рассматривать обломки, в надежде найти обещанный казначеем клад. Но вместо золота и драгоценностей они увидели невзрачного вида ковчег. Он был так мал, что его содержимого было явно недостаточно, чтобы удовлетворить аппетиты пятерых крепких матросов.
  Кто-то пнул ногой ковчег и спросил у застывшего Фаллаха:
  - А где же обещанные тобой несметные сокровища?
  - Глупцы! - заревел Фаллах. - Этот ковчег стоит дороже любых сокровищ мира!
  - Мы сейчас это проверим, - произнёс тот же голос, - если ты нас обманул - берегись!
  Матрос нагнулся к ковчегу, намереваясь вскрыть его с помощью молота.
  - Не-е-ет! - страшным голосом закричал Фаллах.
  Матрос вздрогнул, но от своей затеи не отказался. Он поднял молот, чтобы разбить ковчег и оценить его содержимое. Однако опустить молот не успел. Фаллах, мгновение назад стоящий в десяти шагах от матроса, невероятным образом оказался рядом с ним. Полы яркого халата распахнулись, и в каждой руке казначея оказалось по устрашающему ятагану. Матросы пытались сопротивляться - кто лопатой, кто обломком статуи, кто голыми руками. Но тонкий свист смертельного оружия в мгновение ока скосил троих из пяти, а в следующую секунду расправился и с оставшимися.
  Бросив зазвеневшее оружие на каменные плиты пола, Фаллах приблизился к ковчегу и дрожащими руками поднял его.
  - О, Арруман! Благодарю тебя за то, что ты привёл меня в этот храм, столько времени хранивший Потерянный Жезл! Мой господин, непобедимый Нергал, будет мною доволен!.."
  
  ...Милав выронил молот. Бальбад, оправившийся от горького разочарования, усмехнулся:
  - Что, слишком тяжёлый?
  Росомон не ответил. Он повернулся и побежал по проходу вниз.
  - Вы куда? - крикнул вдогонку удивлённый Бальбад.
  - На корабль! Нужно кое-что проверить...
  "Я видел этот ковчег в каюте капитана! Неужели Жезл всё ещё там?!"
  Влетев в воду, Милав в несколько рывков преодолел расстояние до корабля, вспорхнул по лестнице, едва не сбив с ног ошарашенного Цовинара, и исчез в полузатопленном трюме. Он метался по каюте Нимврода, пытаясь вспомнить, в каком месте он видел тот заветный ковчег. Однако после атаки касатки и последующего шторма, здесь всё оказалось разбито и перевёрнуто. Милав хватался то за один предмет, то за другой, пытаясь с помощью своего нового дара увидеть беседу капитана с казначеем после того, как Фаллах доставил на судно свою находку. Множество картин, сменяя друг друга, проносились в голове, но нужной среди них не было...
  Отчаявшись, Милав замер у стола над расстеленными картами. Рука сама потянулась к одной из них. В этот момент росомон услышал гул. Он пришёл снизу, из неведомой глубины, и нёс в себе угрозу всему живому. Кузнец насторожился. Заскрипел корпус корабля, противно захрустел песок под днищем. Милав сделал шаг в сторону двери, намереваясь вернуться на палубу и выяснить причину гула, но оказался сбит с ног ударом в днище корабля.
  Опрокинув стол с картами, росомон с головой ушёл под воду. Вторым толчком его ударило головой обо что-то твёрдое. Захлёбываясь, кузнец сумел вынырнуть и повиснуть на перевёрнутом столе. Залитые водой глаза осмотрели каюту, потом опустились на правую руку, в которой оказался зажат ковчег! Милав не делал попыток подняться, потому что знал: вот сейчас...
  
  ЗА ВУАЛЬЮ ЧУЖОГО ВОСПРИЯТИЯ:
  НИМВРОД, капитан "Морского удальца".
  
  "...с силой ударил кулаком по столу.
  - Кто ты такой, чтобы убивать моих людей! - бушевал капитан, брызгая слюной на казначея.
  - Они хотели повредить ковчег, мой капитан, - спокойным голосом отвечал Фаллах.
  - А мне какое дело до какой-то старой деревяшки! - не унимался Нимврод.
  - Дело не в ковчеге, - сказа, Фаллах, - а в том, что находится внутри него.
  - И что там внутри? - безразличным тоном поинтересовался капитан.
  Фаллах с почтением приблизился к ковчегу, стоящему на столе, наклонился над ним, произвёл несколько таинственных манипуляций и поднял крышку. Нимврод, стоящий за его спиной, увидел в глубине ларца небольшой жезл, заключённый в массивный прозрачный кристалл.
  - Что это?
  - Вы помните мага Аваддона, которому несколько раз оказывали услуги? - вместо ответа спросил Фаллах.
  - Конечно, помню, - ответил капитан. - Аваддон всегда очень щедро платил за свои поручения.
  - Так вот, великий маг Аваддон отдал бы всё, что у него есть, лишь бы заполучить содержимое этого ковчега!
  - Неужели! - воскликнул поражённый капитан. - Что ж, это меняет дело. Мы как раз держим путь в порт Йогдо. От него до Тмира рукой подать. Представляю, сколько мы сможем получить за вашу находку! - Глаза Нимврода алчно заблестели.
  - Видимо, вы не всё знаете о последних событиях, имевших место в Тмире? - вкрадчивым голосом проговорил Фаллах.
  - Так посвяти меня в придворные интриги! - ухмыльнулся капитан, пряча содержимое ковчега в потайное место под кроватью.
  - К сожалению, речь идёт не об интригах, а о том, что маг Аваддон..."
  
  ...Новый толчок выбил открытый ковчег из рук росомона, заставив поторопиться с принятием решения. Нырнув под кровать капитана, Милав нашёл потайное место. Задержав дыхание, проделал те же манипуляции, что и Нимврод. Часть стены отделилась, показав содержимое тайника. В обитом бархатом углублении, лежал тот самый кристалл с заключённым в него Жезлом! Схватив кристалл, росомон вынырнул, взял первую попавшуюся ткань, торопливо обернул ею свою находку и поспешил наверх, откуда доносились встревоженные голоса.
  На палубе он нашёл охающего Цовинара, напуганного Бальбада и подозрительно спокойного Марэна. Сэра Лионеля среди них не оказалось.
  - Где Кальконис? - спросил Милав у кока, пряча находку под мышку.
  - Когда мы с Марэном услышали гул, то поспешили на корабль. Сэр Лионель отстал, сказав, что обнаружил новый ход.
  - И что? - спросил Милав.
  - Он решил его проверить... - Бальбад с виноватым видом пожал плечами.
  В этот момент корабль снова тряхнуло. Все увидели, как часть каменного мешка со стороны моря обрушилась - в глаза ударил яркий свет.
  - Мы спасены! - заорал Цовинар. - Ещё два-три толчка и путь окажется свободен!
  - Глупец! - процедил сквозь зубы Милав. - Ещё пару толчков и наше корыто пойдёт на дно. Мы должны немедленно покинуть "Морского удальца"!
  - Ни за что! - взвился старый моряк. - Лучше я утону со своим кораблём, чем в одиночестве останусь на этом страшном острове!
  Милав внимательно оглядел всех присутствующих (на палубу выползли даже раненые) и понял, что поддержки ему ждать неоткуда.
  - Ну, и чёрт с вами! - выдохнул он. - Только без Калькониса это корыто в море не выйдет!
  - Но... - подал голос Цовинар.
  - Это не обсуждается! - рявкнул Милав, давая понять, что разговор окончен.
  Гул нарастал. Пытаясь перекричать его, росомон звал Калькониса:
  - Сэр Лионе-е-ель? Вы где-е-е?..
  Приглушённое подземным гулом эхо откликнулось: "...где-е-е... где-е-е... где-е-е...". Милав прислушался. Скоро он уловило другой звук: "...бегу-у-у...".
  - Это он! - обрадовался Милав.
  В этот миг корабль тряхнуло так, что нос освободился из песчаного плена, и "Морской удалец" качнулся на волне!
  - Мы плывём! - обрадовался Бальбад.
  Кузнец зыркнул на него свирепым взглядом.
  - Грот рушится. Если Кальконис не успеет вернуться, он погибнет!
  Милав огляделся по сторонам. Его взгляд упал на бухту прочного каната. Оценив расстояние до берега, росомон решил, что длины должно хватить. Взяв канат, стал привязывать его к мачте. Тряпка с кристаллом мешала, но выпустить её из рук он не решался.
  Неожиданно рядом очутился Бальбад.
  - Давайте подержу, - предложил он, протягивая руку.
  Милав сомневался одно мгновение (всё равно через тряпку ничего не видно) и отдал кристалл молодому матросу.
  - Только смотри у меня! - зыркнул на Бальбада росомон.
  Освободив руки, он быстро справился с хитроумным узлом. К этому времени корабль сполз по дну ещё на несколько саженей. Калькониса всё не было.
  - Сэр Лионе-е-ель! - во всё горло закричал Милав. - Скоре-е-й!..
  - Бегу! - раздался близкий голос.
  Милав вздохнул с облегчением, но в этот миг корабль качнулся с боку на бок и быстро заскользил в сторону образовавшегося в каменном мешке пролома.
  - Не-е-ет! - закричал Милав.
  Обернув канат вокруг пояса, он прыгнул за борт. Быстро добрался до берега, нашёл огромный валун, обвил его канатом и стал вытягивать слабину. Как только канат натянулся до тетивиного звона, "Морской удалец" замер.
  - Получилось! - прохрипел Милав.
  За спиной послышался дробный стук - сэр Лионель всё-таки успел! Когда запыхавшийся Кальконис оказался рядом с кузнецом, Милав указал ему на канат и прохрипел:
  - Хватайтесь!
  Кальконис ринулся к канату. Милав отпустил свой конец, собираясь присоединиться к сэру Лионелю. В тот момент, когда они оба вцепились в канат мёртвой хваткой, над бортом "Морского удальца" появилась голова Бальбада. Молодой матрос взмахнул мечом, перерубая связующую нить, и Милав с Кальконисом полетели на камни! Корабль, качнув на прощание кормой, скользнул по отхлынувшему водному потоку.
  "Как же так?.." - с тоской подумал Милав, вставая на ноги и прислушиваясь к тому, как за спиной начали падать камни...
  
  
Конец Части Первой.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"