Петри Николай Захарович : другие произведения.

Колесо превращений. Книга 1. Часть 1: Коварный замысел

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Не совсем сказка для совсем не детей и не совсем взрослых в антураже славянского (в более узком понятии - русского) фэнтези о том славном времени, когда люди легко уживались с Лесным Народом и даже помогали друг другу в трудный для Родины час.
КНИГА ПЕРВАЯ:

Чародей Чёрного Квадрата

  
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ:

Коварный замысел

  
  Как мы можем знать, что такое смерть, когда
  мы не знаем ещё, что такое жизнь?
  КОНФУЦИЙ
  
  
  
ГЛАВА 1:

Всёзнающее Око

  
  Аваддон был разгневан - впервые за многие и многие века ему не удалось сотворить Аспида Омоложения! В течение последних часов, пока готовились ингредиенты для таинства, он предвкушал тот сладостный миг, когда холодное и скользкое тело Змея Жизни, вызванное из векового прозябания в мире бесплотных теней, обовьётся вокруг его худого, источённого временем тела, и они надолго сольются в эйфорическом объятии. Потом наступит сладострастное ощущение мгновенного обновления и преображения. Сладчайший нектар чьей-то рано оборвавшейся жизни вольётся в него, и древний мир за стенами Тёмного Чертога заиграет новыми, яркими красками!
  Так было всегда - сколько себя помнит Аваддон. Но сегодня произошло что-то страшное: Аспид Омоложения, ожидаемый чародеем с таким вожделением, не отозвался на его призыв, и Врата Перехода так и остались не замутнёнными ничьим присутствием.
  Аваддон испытал настоящий первобытный ужас, ибо всё случившееся могло означать только одно: липики-летописцы, без устали записывающие каждый миг жизни на вечных скрижалях бытия, дали понять, что началась последняя, заключительная глава в его долгой-долгой жизни. Аваддон не был готов к такому страшному удару Судьбы, ведь он, которому подчинялись сонмы существ из зримого и потустороннего миров, считал себя почти бессмертным!
  Почти... Какая горькая безнадёжность стоит за этим коротким словом!
  Гнев Аваддона был ужасен. Таких чудовищных проклятий стены Тёмного Чертога не слышали за всю свою тысячелетнюю историю! Ослеплённый злобой, Аваддон творил заклинания столь невероятной мощи, что рушились стены замка и мгновенно исчезали в бездонных пропастях. Чародей успокоился лишь тогда, когда от Тёмного Чертога остались одни руины...
  Осмотрев развалины ледяным взором, Аваддон сотворил заклинание и исчез в образовавшемся проходе. Яд ненависти наконец-то покинул его. Теперь он знал, что должен предпринять...
  Каменная лестница привела чародея в огромный зал, в центре которого возвышался значительных размеров хрустальный шар. Это Всёзнающее Око удалось отыскать благодаря манускрипту невообразимой древности. Когда это случилось, Аваддон был всего лишь учеником халдейского учёного алхимика и (впрочем, как все в его юном возрасте) мечтал о несбыточном... И ему повезло! Ему сказочно, невообразимо повезло, потому что учитель, купив архаичный манускрипт на каком-то восточном базаре, не нашел в нём ничего для себя интересного и подарил его Аваддону.
  С этого момента и началось восхождение великого чародея. Аваддон поверил манускрипту с первого мгновения. Едва его дрожащие от предчувствия скорого открытия пальцы коснулись свитка, он увидел своё лучезарное будущее. Юноша был награждён за свою веру той немыслимой магической силой, которую он приобрёл благодаря Всёзнающему Оку. Аваддон и теперь надеялся с его помощью перехитрить неумолимых липиков-летописцев.
  Опустившись на колени перед хрустальным шаром, Аваддон произнёс:
  - О великий и несокрушимый во времени Малах Га-Мавет! Тебя вызывает твой недостойный ученик, Ав Ад-Дон! Если слышишь - приди и ответь!
  Аваддон ещё ниже склонился в поклоне и стал ждать. От напряжения и волнения у него тряслись руки, прерывалось дыхание, капельки пота стекали со лба на каменные плиты пола, но чародей не позволял себе даже шелохнуться, ибо момента появления Малаха Га-Мавета в хрустальном шаре не должен видеть никто. Даже его самый верный адепт и послушник - Ав Ад-Дон!
  Секунды текли как столетия! Закаменевшему чародею показалось, будто прошла целая вечность. Но он терпеливо, смиренно ждал...
  И Малах Га-Мавет снизошёл к его мольбам!
  Шар изнутри наполнился светом. Глухой низкий голос, от которого задрожали своды зала, выплеснулся на коленопреклонённого чародея:
  - Я здесь! Спрашивай!
  Аваддон плотно зажмурил глаза, чтобы ненароком не узреть лика ангела смерти.
  - Вопрошаю тебя, о великий Малах Га-Мавет, почему Аспид Омоложения из мира теней не откликнулся на мой зов?
   - Ты сам знаешь ответ...
  Жуткий голос вытекал из хрустального шара и обволакивал Аваддона, пеленая и усыпляя его.
  - Твоё тело стало как пустой сосуд, а душа твоя заблудилась в потёмках! Ты не можешь больше пользоваться знаниями Эйдоса, и липики уже торопливо дописывают последние строки твоей жизни. Что ещё ты хочешь узнать?
  Аваддон собрался с духом и заговорил:
  - Я сотни лет был послушным орудием в твоих руках. Я никогда не прекословил тебе, потому что ты создал меня таким, какой я есть.
  - Это правда...
  - Если липики допишут мою жизнь, кто будет тебе служить?
  - У меня впереди Вечность. Меня это не волнует!
  - Но ведь люди так забывчивы! Уже через сто лет они могут и не вспомнить о тебе! А с моей смертью уйдёт тайна Всезнающего Ока! Кто знает, сколько эонов лет минует, прежде чем его вновь обнаружат? И всё это время твоё бессмертное имя будет пребывать в забвении!
  Слова Аваддона были крамольными. Малах Га-Мавет мог прогневаться на него. Однако выбора у чародея не было. Какая разница: умереть прямо сейчас или несколькими днями позже?
  - Возможно, ты прав...
  Аваддону показалось, будто голос Малаха Га-Мавета неуловимым образом изменился.
  - Говори, чего ты хочешь?
  - Я желаю лишь одного - подготовить приемника. Но мне нужно время!
  - Сколько?
  - Я учился у тебя больше века. Но ведь ты - ангел смерти! А я - всего лишь человек. Мне потребуется времени в два раза больше!
  Наступила долгая зловещая пауза.
  - Хорошо. Я дарю тебе два века!
  - Что я должен сделать, мой господин?
  - Подойди к хрустальной сфере и обними её. Я буду говорить с тобой на языке Великого Знания.
  Зажмурившись до рези в глазах, Аваддон приблизился к Всёзнающему Оку и обнял шар. Руки мгновенно пронзило жгучим холодом.
  Усыпляющий голос Малаха Га-Мавета зазвучал где-то внутри его естества:
  - Приготовься слушать и запоминать. Великое знание - это Великая Радость, но и Великая Ответственность. Открой свой разум и впитывай бесценный поток! Благодаря мне, твои познания в различных областях миропонимания огромны, но не безграничны. Я приподниму покрывало незнания, чтобы ты смог осуществить то, что я обещал... Далеко отсюда живёт языческое племя. Они называют себя "росомоны" или "племя Рос". Росомоны - мужественные и храбрые воины. Ростом они высоки, красивы собой и дерзки в нападениях на врага. Народ этот могучий, телосложение у них крепкое, а мужество огромное, как их бескрайние леса. Есть среди них князь удельный - Годомысл Удалой. Храбрый, образованный, справедливый. Обладает он способностями, о которых сам пока не подозревает. Его светлая душа может проникать в такие планы Эйдоса, о которых нам и мечтать не приходится! Если ты сможешь овладеть его даром, к тебе вернётся способность вызывать Аспида Омоложения! Но запомни: природа и климат места, где они живут, могут влиять не только на твои ментальные и физические способности, они могут видоизменять даже окружающий мир! Это значит, твои способности у росомонов могут измениться: ты что-то утратишь, а что-то, быть может, приобретёшь. Но всё сказанное справедливо и для самих обитателей бескрайних просторов. Покидая свои земли, они тоже что-то утрачивают, находясь на чужбине. Помни об этом. Край тот ещё молод, потому и силы в нём неисчерпаемые! Если позволишь гордыне возобладать над разумом - пропадёшь! Ты понял меня, Ав Ад-Дон?
  - Да, бессмертный Малах Га-Мавет!
  - Через год в этом самом зале ты покажешь мне свои новые возможности, и мы поговорим о приемнике! Если тебя здесь не будет, липики помогут мне разыскать тебя!
  - Я сделаю, как ты велишь! Позволишь ли ты задать последний вопрос?
  - Говори!
  - Когда я овладею даром Годомысла Удалого, могу я вызвать тебя, чтобы ты сам забрал его в мир теней?
  - Да...
  Хрустальный шар погас.
  Аваддон без сил сполз на пол. Его бил лёгкий озноб (так всегда бывает после общения с Малахом Га-Маветом). Чародей дыханием согревал окоченевшие от холода руки и размышлял над последними словами ангела смерти. Ему дали отсрочку на целых два века! За это время он обязательно сможет что-нибудь придумать, ведь и Малах Га-Мавет не единственное божество в мире теней! А с дикими язычниками чародей как-нибудь разберётся!
  
  
ГЛАВА 2:

Племя Рос

  
  ...Дорога в страну росомонов оказалась долгой и трудной.
  Разные племена и народы как в калейдоскопе сменяли друг друга. У одних приходилось безопасность покупать за деньги, с другими можно было обойтись одной лишь дипломатической беседой, а третьи сами предлагали себя в провожатые за миску похлёбки и стакан дешёвого вина.
  Аваддон старался своим магическим даром пользоваться как можно реже, чтобы раньше времени не привлечь к себе ненужного внимания. Однако и абсолютное инкогнито ему было ни к чему. Поэтому он позволял себе, в основном, искусство врачевания (благо он преуспел на этом поприще ещё в молодые годы). Лечебной практики в путешествии хватало - редко какой день проходил без стычек с многочисленными разбойниками, кишащими на окрестных дорогах.
  Скоро слава о нём, как об искусном лекаре, уже опережала небольшой караван на много дней пути, и оставшаяся дорога к росомонам стала напоминать увеселительную прогулку. Это вполне устраивало Аваддона. Он надеялся, что молва рано или поздно достигнет вотчины Годомысла Удалого, ну, а князь, как человек прогрессивный и весьма образованный (для своего дикого края, разумеется!), не откажется пригласить известного лекаря для приватной беседы.
  Аваддон обладал даром предвидения и очень на него рассчитывал. Однако, в стране росомонов, как и предупреждал Малах Га-Мавет, местная природа творила диковинные вещи с чудесными способностями волшебника! Аваддон убедился в этом лично, потому что дар прозорливца, возведённый его самомнением в ранг абсолютной и непререкаемой истины, давал в этом варварском крае сбой за сбоем. Скоро подобное обстоятельство стало настораживать: если так будет продолжаться и дальше, то на хорошо продуманном предприятии придётся поставить крест. Именно по этой причине всё странное и необычное в пути вызывало в Аваддоне болезненное любопытство: будь то слишком назойливый путник, напрашивающийся в попутчики, или же рядовое явление природы, на которое Аваддон, ещё вчера, не обратил бы ровным счётом никакого внимания.
  Теперь же его могла насторожить любая мелочь. И когда ему повстречался некто Лионель де Кальконис, витиевато представившийся странствующим поэтом и философом, чародей принял его за подосланного шпиона. Но довольно скоро, несмотря на то, что местный климат творил с его талантом вещи совершенно невозможные, Аваддон без труда погрузился в клоаку мелкой душонки своего нового попутчика и узнал всё, что было нужно: Кальконис оказался такой же поэт и философ, как Аваддон - Годомысл Удалой!
  Чародей "побродил" ещё некоторое время по закоулкам сознания философа-шарлатана, вытирая ноги о не слишком криволинейные извилины, и пришёл к выводу, что такой человек ему обязательно пригодиться. Людям, столь высокого уровня, как Аваддон, всегда нужен кто-то, кто мог бы выполнять некоторые... дурно пахнущие поручения.
  Аваддон сделал Кальконису заманчивое предложение сопровождать его в дальнейшем путешествии в качестве... слуги? Что вы, уважаемый философ! Как вы могли такое подумать! Ваше благородное происхождение и очевидные таланты в словесности и риторике заставляют меня предложить вам место компаньона!
  Аваддон, зная теперь тайные желания Калькониса лучше, чем содержимое своего походного сундука, мог играть на чувствах этого человека, как на струнах сладкозвучной арфы. Впрочем, это не было слишком сложным и утомительным занятием - содержимое душевного кувшина такого человека, как Лионель, не отличалось особенным разнообразием: жадность, похоть и жажда власти. Пусть небольшой (в рамках одного поселения или, на худой конец, - над ватагой не слишком воинственных разбойников), но обязательно - власти! Искушённый в интригах Аваддон намеревался всё это предоставить своему новоявленному компаньону, но лишь в том случае, если их путешествие сложится удачно.
  Лионель Кальконис, будучи человеком не особенно обременённым умственными способностями, недостаток собственного ума компенсировал находчивостью и сообразительностью. Он по достоинству оценил предложение Аваддона и догадался, что именно вкладывал таинственный лекарь в понятие "компаньон". Однако моральных терзаний понимание истинности замысла не вызвало. Напротив, Лионель ощутил некий душевный подъём в предвкушении событий, способных принести ему определённую материальную выгоду.
  
  ...Всё началось с того, что однажды утром, когда Аваддон, Лионель Кальконис и несколько нанятых для их охраны воинов-фризов готовились отправляться в путь, к ним на рысях подскакала группа всадников.
  Неожиданное появление полутора десятка хорошо вооружённых людей, заставило охранников схватиться за мечи. Однако стычки не произошло. Когда всадники расступились, Аваддон увидел богато одетого росомона. Росс спешился и с достоинством направился к чародею.
  - Будь здрав на все четыре ветра! Я Тур Орог - тысяцкий великого князя Годомысла Удалого. А ты - Аваддон-лекарь из неведомой нам страны Гхотт?
  Чародей насторожился. То, что предвидение его вновь обмануло, было не так опасно. Но каким образом Годомысл Удалой узнал о нём? По оценкам мага, до земель удельного князя ещё много дней пути; праздная молва не могла так быстро разнести вести о заморском лекаре по дремучему краю росомонов! Это пахло изменой. Неужели Малах Га-Мавет нарушил своё слово?..
  - Да я целитель Аваддон, и моя родина Гхотт, действительно, лежит во многих днях пути от этого места.
  - У нас к тебе поручение от князя.
  - Я вас слушаю, благородные воины.
  - Наш князь просит тебя посетить его владения и помочь ему.
  - Чем может помочь безродный лекарь самому Годомыслу Удалому?
  - Старые раны мешают князю отправиться в новый поход против племени обров. Между тем, слава о твоём искусстве достигла и наших мест. Мы просим тебя излечить нашего князя. О награде можешь не беспокоиться. Всё, что ты пожелаешь - в твоём распоряжении.
  Внешне Аваддон остался спокоен и невозмутим, хотя в душе возликовал. Удача сама вводила его в судьбу Годомысла не жалким просителем, а хозяином положения! Аваддон мысленно попросил прощения у бессмертного Малаха Га-Мавета за то, что позволил себе на ничтожный миг усомниться в его намерениях, ведь как не крути, а к неожиданному появлению тысяцкого ангел смерти мог иметь самое прямое отношение. Чародей был опытен в делах подобного толка, поэтому не искренняя радость, а глубокая озабоченность легла на его чело, словно он сильно сомневался: стоит ли принимать столь высокое предложение и хватит ли его скромных способностей, чтобы вылечить весьма знатного господина?
  Тур Орог расценил его колебания именно таким образом и попытался успокоить:
  - Твоя слава лекаря столь же велика, сколь слава Годомысла Удалого как воина! Мы будем молить богов, чтобы они помогли тебе в твоём искусстве!
  "Этого мне хотелось бы меньше всего!" - злорадно подумал Аваддон, а вслух произнёс:
  - Я готов помочь вашему князю. Далеко ли до его земли?
  - У нас много сильных коней, а в пути нас ждут свежие лошади. Дорога не покажется тебе долгой.
  Ответ не удовлетворил Аваддона, однако он сделал вид, будто ему всё равно.
  - Могу я взять с собой этих людей? Они охраняли меня в дороге.
  - Ты вправе взять, кого захочешь, но со мной, кроме этих пятнадцати, ещё сотня отборных воинов. Мы сумеем защитить тебя. Уж поверь мне!
  Тур Орог производил впечатление человека непростого. Было в его облике что-то такое, что заставило Аваддона воздержаться от атаки на мозг тысяцкого. В начале следует собрать больше сведений об этих людях, об этом крае. Аваддон знал, кто поможет ему в таком непростом деле. Не зря же он безропотно терпит его пустую болтовню уже целую неделю!
  На то, чтобы щедро рассчитаться с фризами и собрать нехитрый скарб в путь-дорогу ушло немного времени. Ещё через полчаса они были на берегу реки, где к ним присоединился остальной отряд росомонов. Да! С таким впечатляющим эскортом не зазорно путешествовать и многим королям! Увиденным Аваддон остался доволен. Теперь ему нечего было беспокоиться о превратностях дальнейшего пути. Верные люди князя сами везли его к Годомыслу!
  Замысел тёмного чародея начинал осуществляться...
  
  
ГЛАВА 3:

Птица Сирин

  
  Весь неблизкий путь до владений Годомысла Удалого Аваддон посвятил внимательному изучению природы нового для него края. Наделённый способностями, о которых остальные не могли и мечтать, он видел в окружающем мире многое, что было недоступно обитателям этих мест. Но и сам Аваддон, в свою очередь, неоднократно оказывался в состоянии крайнего удивления, наблюдая за жизнью многочисленных родов. Ему было совершенно непонятно взаимоотношение росомонов с существами, обитающими в лесу, в воде, в небе. У себя на родине, он привык к тому, что любое полумифическое существо от тролля и вурдалака до привидения и домового обитает в местах столь отдалённых от людей, что последние знают об их существовании больше из легенд, нежели из повседневной жизни. В стране же этих странных росомонов всё было наоборот!
  Когда Аваддон впервые с этим столкнулся, то испытал подлинное потрясение.
  Случилось это вечером. В лагере уже готовились ко сну, когда откуда-то с небес до Аваддона донеслось чудесное пение. Голос казался таким прекрасным, что чародей утратил ощущение реальности и мгновенно погрузился в спокойные воды душевного блаженства. Он купался в этом источнике наслаждения и мечтал лишь об одном - чтобы райское пение никогда не прекращалось...
  Вокальное чудо оказалось прервано самым грубым образом - в сознание Аваддона ворвался мерзкий звук такой силы, что чародею показалось, будто он лишился слуха.
  Вскочив на ноги, принялся по сторонам, не понимая, что происходит.
  Всё разъяснил словоохотливый и всёзнающий Лионель:
  - Успокойтесь, уважаемый магистр!
  Кальконис наделил Аваддона этим званием, считая, что на посторонних оно производит сильное впечатление.
  - Росомоны так птицу Сирин прогоняют.
  - Птица Сирин? Райская птица-дева? Невероятно! Я всегда думал, что это - миф! - воскликнул изумлённый Аваддон. - Разве такое возможно? Её уже столько веков никто не слышал!
  - В этой стране, магистр Аваддон, возможно всё!
  - А что это за ужасный звук, от которого я едва не оглох?
  - О! Этот инструмент придумал их знаменитый музыкант на гуслях - Боян-сказитель. Называется он - "эстрах".
  Аваддон, поражённый, опустился на своё место возле костра.
  Подошёл Тур Орог осведомиться, всё ли с гостем в порядке.
  - Благодарю, мне уже лучше, хотя этот звук...
  - Эстрах - не гусли. Услады сердцу не приносит.
  - А что бывает с тем, у кого не окажется данного инструмента в момент встречи с птицей Сирин?
  - Птица зачаровывает его до беспамятства, а потом с душой несчастного игрища бесовские устраивает. У меня, лета три тому, многих добрых мечников она перед боем скосила. Пришлось уходить от ворога, так и не скрестив мечей. А вообще-то она - птица Сирин - дева добрая! С ней и смерть принять - слаще иной жизни!
  Когда тысяцкий ушёл, шурша плащом похожим на княжеский корзно, Лионель Кальконис произнёс, мечтательно глядя в ночное небо:
  - Я в этих краях странствую уже добрый десяток лет, а пение птицы Сирин слышу впервые! Она только здесь, на севере, людям объявляется. Не знаю почему, но слышат её немногие из приезжающих издалека... Можно сказать, нам сказочно повезло!
  - Да уж, повезло... - недовольно пробормотал Аваддон, укладываясь спать на меховую подстилку.
  Этой ночью он долго не мог уснуть. Чем глубже в дебри непонятной страны он забирался, тем больше мрачных дум появлялось в его голове. Вот и сегодня после встречи с птицей-девой он вновь попытался войти в состояние, когда священный Эйдос открывает свои врата абсолютного знания для полного слияния с ним человеческого разума, но чародей не сумел этого сделать. Какая-то непонятная сила не позволяет ему творить привычные заклинания!
  Край этот буквально переполнен юной необузданной энергией, которая не подчиняется чародею. И она же не даёт ему пользоваться мощью магии собственной страны. Невидимый обычным людям мир, в котором силой мысли чародея творятся прообразы будущих заклинаний, почему-то не воспринимает эти прообразы здесь, в стране Рос. Тонкий мир либо отторгает их, либо создаёт нечто несуразное. Всё это в целом заставляет глубоко задуматься о той действительно невообразимой мощи, которой обладает край Годомысла! В случае если Аваддону удастся заполучить дар князя (о котором тот даже не подозревает!), чародей сможет овладеть поистине колоссальной властью над физическим миром! Тогда даже сам ангел смерти - Малах Га-Мавет - будет считаться с ним, а не помыкать, словно обыкновенным смертным! И если для достижения столь великой цели чародею придётся уничтожить весь этот молодой дикий мир, он сделает это с превеликой радостью!
  Всему приходит конец. Наступил он и для многомесячного путешествия Аваддона.
  Княжеский двор открылся неожиданно, когда многолюдный отряд Тур Орога, выехав из лесной чащобы, оказался на широком поле. Росомоны приветствовали край родимый согласно древним обычаям - все спешились и преклонили колени.
  Произносимых слов Аваддон слышать не мог, поэтому поинтересовался у Калькониса:
  - Что они делают?
  - Просят землю-мать принять их и очистить от скверны.
  - Дикари! - презрительно бросил Аваддон.
  - Вы не правы, уважаемый магистр.
  - О чём это ты! - Чрезмерная вольность в словах новоявленного "компаньона" порой сильно раздражала надменного чародея.
  - Если вы внимательно посмотрите на этих воинов, то сможете увидеть кое-что интересное...
  Действительно, обострив зрение до орлиной зоркости, Аваддон увидел, как над некоторыми из росомонов заклубился едва зримый туман. Прошло несколько мгновений, и туман рассеялся. Но воины эти так и остались стоять на месте, в то время как остальной отряд уже собирался тронуться в путь.
  Аваддон мало что понял, поэтому вновь обратился к Лионелю:
  - А теперь что происходит?
  - Духи земли обнаружили у этих воинов скверну чужих мест. Им предстоит пройти долгое очищение где-нибудь в священной роще. Такие места обычно заповедны. Их знают лишь волхвы, то есть местные волшебники.
  - У них и волшебники есть?!
  - Ну, они как бы не совсем волшебники... Но молва о них ходит разная. Я бы предпочёл держаться от них подальше...
  Весь отряд уже направлялся в сторону обширного княжеского подворья, представлявшего собой настоящую крепость. Двор располагался на невысокой возвышенности, с одной стороны которой поднимались высокие крутые горы, а с другой протекала стремительная речушка, вбиравшая первые ручейки где-то в горах, хорошо различимых за редким туманом. Попасть во двор-крепость можно было только по подъёмному мосту, который, по случаю встречи родичей, был опущен. Множество народу встречало воинов, облепив мост и ведущую к нему дорогу.
  Окинув взглядом окрестности, Аваддон оценил положение княжеского двора, обратив внимание на то, что при необходимости здесь можно организовать хорошую оборону. (В мире непонятных росомонов нужно быть готовым ко всему!)
  Проезжая по мосту, Аваддон с уважением отметил надёжность охранного частокола, составленного из вековых лиственниц. Внутри двор князя выглядел столь же надёжно и долговечно. Конечно, это были не гранитные стены Тёмного Чертога, но и не те слабенькие крепостицы, которые в изобилии наблюдал чародей по пути в землю Рос.
  Прибывших встречали воины, одинаково крепкие и богато одетые.
  - Это знатные гридни, то есть княжеские телохранители и приближённые, - пояснил Кальконис. - Здесь вам не королевский двор фризов или свеев! Фрейлин и кавалеров тут не встретишь. Самый знатный воин - он же и самый главный вельможа!
  - Варвары... - разочарованно вздохнул Аваддон и спешился.
  К нему подошли несколько гридей во главе с Тур Орогом.
  Тысяцкий выглядел весёлым и счастливым.
  - Ну что, Аваддон-лекарь, пора предстать пред ясные очи князя нашего, Годомысла Удалого? Да продлят всесильные боги его лучезарную жизнь!
  - Я готов...
  
  
ГЛАВА 4:

Годомысл Удалой

  
  Они прошли по широкому двору, поднялись на высокое резное крыльцо, вошли в массивную дверь и оказались в княжеских хоромах.
  - Где князь будет встречать нас? В гридне али в одрине? - спросил Тур Орог.
  - Князь ещё слаб. Просил проводить вас в одрину, - отозвался милостник - любимец князя - Вышата.
  - Веди! - бросил тысяцкий и широким шагом направился за Вышатой.
  Одрина - опочивальня - князя быстро наполнилась людьми.
  Все громко говорили, но лишь до тех пор, пока властный голос не произнёс:
  - Тур, друг сердешный, покажи-ка мне сего знаменитого лекаря!
  Воины расступились, давая проход заморскому гостю.
  На богато убранном дорогими тканями одре возлежал немолодой уже князь Годомысл Удалой. Аваддону, как врачевателю, сразу бросилась в глаза неестественная бледность и худоба Годомысла. Взгляд его голубых глаз был твёрд, но чародей успел отметить их нездоровый блеск - князь был серьёзно болен. Аваддон обрадовался. Его пригласили вылечить Годомысла, и он его обязательно вылечит. Но лишь для того, чтобы...
  - Ты и есть знаменитый Аваддон-лекарь?
  Голос у князя оказался сильный и властный. Он мало напоминал голос сильно занедужившего человека.
  - Не знаю, чем я стал знаменит в вашей стране, великий князь, - скромно произнёс Аваддон, - я всего лишь простой лекарь ран телесных.
  - Скромность - черта сильных! - громко произнёс Годомысл, и Аваддону показалось, будто князь хотел сказать этим что-то ещё.
  "А он не прост!" - подумал чародей и ответил:
  - Сильному легко быть скромным, потому что его скромность равна длине вынутого из ножен меча!
  Годомысл удивлённо поднял бровь.
  - Слова не лекаря, но мужа! Теперь у нас будет достаточно времени и для беседы душевной, и для лечения телесного. Всем ли ты был доволен по пути в мои земли?
  - Да, князь Годомысл, Тур Орог - достойный воитель. Дорога не была мне в тягость.
  - Хорошо. Тогда можешь отдыхать. Завтра тебя пригласят.
  Князь поднял руку.
  - Вышата! Определи гостей в новый терем. И пусть ни в чём не знают нужды! Понял ли?
  - Понял, князь.
  - Тогда оставьте нас с Туром одних. Дело у меня к нему неотложное!
  Воины всем миром пошли прочь. Последним покои князя покидал Аваддон. Уже на выходе он увидел, как тысяцкий что-то быстро говорит князю на ухо, показывая в сторону гостей, покидавших одрину.
  "Не обо мне ли шепчется Тур Орог?" - подумал Аваддон и понял: времени на осуществление замысла у него не так много.
  Их проводили в отведённые покои. Принесли вещи.
  Перед уходом Вышата сказал:
  - Подле вас неотлучно и днём и ночью будут два отрока: Руц и Эфандр. Если что будет нужно - просто передайте им. Они отроки толковые.
  С этими словами Вышата оставил гостей одних обживаться на новом месте.
  Аваддон представлял себе отроков, обещанных милостником князя, в виде мальчиков-слуг детского возраста, однако, когда в комнату вошли отроки... Оказалось, отрок у росомонов - это не мальчик-на-побегушках, а младший дружинник, выполняющий обязанности слуги! Когда Руц и Эфандр своими телами заняли добрую треть горницы, Аваддон решил, что обязанности слуги у него будет выполнять Лионель Кальконис. От его природной худосочности хоть места в доме больше остаётся! Аваддон поспешил отправить отроков восвояси, так и не поняв, кто из них - Руц, а кто - Эфандр.
  Перед тем как оставить покои в полное распоряжение гостей, Руц (а может Эфандр?) пробормотал:
  - Мы в подклети обретаемся. Будем нужны - покличете.
  - Покличем... - пообещал Аваддон.
  Указав тонким пальцем на Лионеля, добавил:
  - Вот он и покличет!
  В это время в одрине князя состоялся разговор.
  Беседовали Князь Годомысл и тысяцкий Тур Орог. И вовсе не об Аваддоне, как могло показаться лекарю, а о делах другой важности.
  - Спокойной ли была дорога? - спросил князь.
  Теперь, когда рядом никого кроме верного Тура не было, Годомысл выглядел иначе. На лице резче обозначились скулы, тёмная пелена пробегала перед его взором, мешая рассмотреть лицо товарища детских игрищ.
  - Спокойной, князюшко, - отвечал Тур Орог, делая вид, словно не замечает недуга Годомысла. - Хазары к нам который год не захаживают, так что в южных землях всё спокойно. А мелкие ватаги разбойников против нашей-то силы, будто капля росы против ливня!
  - Это хорошо, что на юге спокойно, потому как всё чаще получаю донесения от секретных людей из стана обров. Готовятся кочевники к новому походу! Ой, не ко времени это! Наследник мой, княжич Дагар, молод ещё. Ему ли дружиной командовать? А меня, видно, болезнь-то совсем за себя сосватала! Похоже, скоро призовут меня предки...
  - О чём это ты, друже Годомысл! - вознегодовал Тур. - Оставь эти мысли! Я привёз тебе лекаря, самого лучшего, какого смог сыскать в землях своих и соседей наших. Молва гласит, будто он чудеса творит с больными и ранеными! Поверь, князюшко, в исцеление, и боги всесильные помогут нам!
  - Хотел бы я верить, да только пророчество волхва Стовита не даёт мне покоя. Видно на роду мне написано смерть на одрине принять, как старцу немощному, а не на поле бранном, как подобает князю!
  - Полно, Годомысл! Не время болезнь твою мыслями такими потчевать. Не впервой нам от смерти-мачехи уходить! Не пришло ещё время наше!
  - Ладно, любезный Тур! Сладки твои речи и слог твой приятен. Давай оставим пока болезнь-лихоманку. Позови ко мне княжича. Хочу поговорить с ним.
  - Твоя воля, князь. Иду...
  
  
ГЛАВА 5:

Баенный дедушка

  
  По случаю возвращения воинства из пути неблизкого, по всему княжескому двору топили многочисленные бани. Гридни с шутками-прибаутками носили из реки воду, поленья берёзовые подкладывали в каменки, чтобы жару в парильни поболе нагнать. Веники берёзовые, заготовленные в урочный час, с крыш доставали. Квас, да медок-сбитенёк с брагою-корчагою на вечернее пиршество по всем правилам готовили. Гулеванье славное намечалось! За возвращение братов из долгой отлучки, да за княжеское здоровьице!
  Аваддон, к вечеру вполне освоившись со своим новым жилищем, смотрел сквозь дорогие римские стёкла - заморские цветные витражи - на непонятную для него суету княжеской челяди. Лионель Кальконис стоял рядом. Он уже успел обойти весь двор-крепость, познакомиться со многими гриднями, и даже пофлиртовать с девушками возле княжьего терема. Всем он представлялся правой рукой самого Аваддона-лекаря, знатоком греческой философии и любителем сладкозвучной поэтики - сэром Лионелем де Кальконисом!
  - Позвольте полюбопытствовать, - поинтересовался чародей, флегматично наблюдая за жизнью на княжеском дворе, - кто и когда успел вас произвести в рыцари? Или титул "сэр" и приставку "де" к фамилии вы от Годомысла получили?
  - Надеюсь, что вы, магистр, не откроете этим варварам моей маленькой тайны? Ведь они в рыцарстве ровным счётом ничего не понимают!
  - Я бы не советовал вам так думать. Полчаса назад я слышал из своего окна разговор двух варягов. Уж эти бравые воины знают о рыцарстве немного больше, нежели наши гостеприимные хозяева! Надеюсь, вам хватило сообразительности не отрекомендоваться им внебрачным сыном Одина? Представляю их реакцию!
  - Я очень рад, магистр, что у вас к вечеру значительно улучшилось настроение. А на ваши, не совсем справедливые замечания я не буду обращать внимания, потому что вы сами приказали мне узнать побольше о крепости и о её обитателях. А как я могу это сделать, если росомоны не будут уважать во мне знатную особу?
  - Знатную особу? - удивился Аваддон. - В этом что-то есть.... Продолжайте.
  - Крепость охраняется хорошо. Гридни князя чувствуют себя здесь в полной безопасности, поэтому ничего не скрывают. Всего воинов в крепости около пятисот, ещё столько же в ближайшем остроге Выпь, который находится в получасе конного пути отсюда. Общее население крепости достигает двух тысяч человек. С ближайшими весями, то есть небольшими сёлами, - до пяти тысяч. У Годомысла хорошо организовано сообщение с ближайшими острогами и мелкими городками. В течение суток он может собрать войско в три тысячи воинов!
  - А что удалось узнать о самом князе?
  - Сегодня у росомонов банный день. Вечером будет большое питие за здравие, а завтра... а завтра у вас будет много новых сведений!
  В этот момент в комнату вошёл Руц (с пятого раза Аваддон научился различать отроков, предоставленных в его распоряжение).
  - Когда изволите в бане париться? - спросил отрок, почёсывая могучую шею.
  - Что делать?
  Аваддон никак не ожидал, что банное столпотворение за окном может коснуться и его!
  - Я спрашиваю, когда в баню идти собираетесь? - повторил Руц. - У нас всё готово.
  Аваддон оказался в затруднительном положении. В мире, где он провёл почти всю свою многовековую жизнь, процесс омовения тела никогда не являлся культом. Было достаточно раз или два в год попасть под хороший ливень, и проблема с помывкой решалась сама собой. Но здесь, у росомонов, мылись, по-видимому, чаще, чем трапезничали! Неужели и его, Аваддона, ждала та же участь?!
  Руц терпеливо ждал.
  Чародей должен был что-то сказать. И он сказал:
  - А завтра можно?..
  Видимо, фраза получилась неудачной, потому что лоб отрока Руца резко уменьшился за счёт полезших в гости к чубу добрых васильковых глаз.
  Аваддон понял свою оплошность и попытался исправить положение:
  - Мы уже готовы. Куда идти?
  Руц расценил первую фразу чужестранца как удачную шутку, поэтому улыбнулся и широким жестом указал на дверь:
  - Милости просим к баеннику в гости!
  - Кто это - "баенник"? - тихо спросил Аваддон у Лионеля, когда они шли позади Руца.
  - Извините, магистр, но я не могу знать весь пантеон мифологических существ росомонов! Может, молитва перед омовением? Эти росомоны такие странные...
  Путь оказался коротким, так как баня находилась за стенами княжеского двора с внешней стороны охранного частокола недалеко от реки. От бани к воде спускались деревянные мостки, чтобы удобнее было взбираться по крутому склону. Из дверей бани валил дым наполовину с паром. В самом дыму происходило непонятное действо: там кто-то ухал как филин, а потом вдруг что-то зашипело, словно выводок змей, и из дверей вывалился второй отрок - Эфандр. Малый был не столь могуч как Руц, но и с ним в одной бане можно было рассчитывать лишь на место у порога!
  Эфандр зафыркал будто конь на водопое и выдохнул со счастливой улыбкой на устах:
  - Ух, лепота! Не зря наш князюшко так баньку любит! Ай, байник-дедушка, спасибо тебе за усладу для тела!
  Заметив подошедших, воскликнул ещё громче:
  - А вот и гости заморские пожаловали! Уж ты, байнушко, уважь гостей! Прокали им косточки, чтобы от хворобы-лихоманки и следа не осталось!
  Аваддону не слишком понравились слова отрока про его кости. К чему это он? Да и сам Эфандр в данную минуту мало походил на человека, совершившего ритуал омовения! Скорее он выглядел мучеником, которого только что вынесли из пыточной. Особенно его лицо - такое кра-а-асное! А глаза-то как горят! Может зельем каким в пару надышался?..
  Банный обряд росомонов всё больше внушал Аваддону недоверие. Кальконис тоже выглядел не слишком уверенным, особенно когда Руц бесцеремонно начал снимать с него одежду.
  - Позвольте я сам... - пробормотал Кальконис, когда лопатообразные ладони отрока опустились на его плечи.
  - Как можно! - возмутился Руц. - Для нас гость в первый день - священнее истукана Перуна! Вы расслабьтесь... Мы и сами как-нибудь управимся.
  С этими словами Руц вытряхнул Лионеля из остатков одежды и толкнул его в клокочущий банный пар. Через некоторое время там же очутился и Аваддон. Чародею показалось, будто их бросили в бурлящий котёл - столь обжигающим показался воздух! Лёгкие словно прикипели к грудной клетке, и первый глоток воздуха Аваддону удалось сделать тогда, когда он упал на пол и припал к щели у порога. Сэр Лионель де Кальконис искал спасение где-то рядом.
  - Что это такое? - едва смог выдохнуть Аваддон, когда голое тело странствующего поэта и философа распласталось рядом с магистром медицины.
  - Это баня!..
  - О боги! Это не баня, это страшное проклятие на нашу голову! И сколько времени мы должны терпеть эту муку?
  - Я слышал, росомоны парятся несколько часов в несколько заходов...
  - Что-о-о!
  Бормотание за дверью Руц и Эфандр расценили по-своему.
  - Видно, гостям пару поддать надобно!
  - Нет! - попытался воспротивиться Аваддон.
  - Давай, Эфандр, ублажим чужеземцев! - вскричал Руц, не поняв, что за невнятное бормотание доносится из парильни.
  Дверь распахнулась. Кто-то из отроков прошлёпал по спинам гостей, даже не почувствовав подобного мелкого препятствия на пути! Потом раздалось адское шипение - это полный чум (ковш) хлебного кваса опрокинулся на раскалённые камни. Аваддон подумал, что время, которое он выторговал у Малаха Га-Мавета, закончилось, и он прямиком попал на адские жаровни!
  Сэр Кальконис стонал где-то внизу, своим веретенообразным телом пытаясь отыскать щель, в которой можно было глотнуть воздуха, хоть чуточку менее раскалённого, чем лавовый поток, омывающий их многострадальные тела...
  Пару минут они продержались, облизывая мокрые доски пола, а потом Аваддону пришла спасительная мысль:
  - Нужно найти холодную воду!
  Они ползком стали пробираться вглубь бани. Видимости не было никакой. Приходилось искать на ощупь, поэтому Аваддон ничуть не удивился, когда его рука наткнулась на голую ногу. Проклятый Кальконис!
  Однако в этот самый момент Лионель подал голос совсем с другой стороны:
  - Магистр, я нашёл кадку с холодной водой!
  Аваддон поднял голову и увидел...
  Голый старик, словно окутанный облаком волос собственной бороды, весь покрытый грязью и листьями от веников, красными глазищами сверлил чародея.
  - Что ж ты, тварь мерзкая, без молитвы в баню-то заявился? - выдохнул он.
  - Что вы говорите, магистр?..
  Продолжить Кальконис не успел, потому что страшный старик, набрав полный ковш крутого кипятка, двинулся на Аваддона. Магистр медицины был в хорошей форме, поэтому одним прыжком преодолел расстояние до двери и вышел вместе с ней на улицу, прямо в объятия онемевших от удивления отроков. Сэра Калькониса пришлось искать дольше: странствующий поэт и философ оказался в реке и никак не хотел оттуда выходить. Пришлось отрокам применить силу, иначе Кальконис мог подхватить простуду - вода в горной речке была весьма и весьма студёной...
  
  
ГЛАВА 6:

Мерзкая Нечисть

  
  Час спустя, сидя за столом в своём новом тереме, Аваддон с Кальконисом завершали трапезу. Отроки, приготовив еду, исчезли в одной из многочисленных комнат-клетей. В воздухе висела напряжённая тишина. Аваддон молчал, потому что ярость душила его, мешая говорить. Лионель Кальконис молчал по двум причинам. Во-первых, простояв не менее получаса в прохладных водах речки Малахитки, он никак не мог согреться, поэтому сидел в пимах великанского размера и пил горячий медовый сбитень. Во-вторых, он видел гнев своего "компаньона", и причина гнева была ему понятна. В конце концов, разве можно во всём произошедшем винить одного Калькониса? Ведь он знает о верованиях и обычаях росомонов не намного больше самого Аваддона! Однако сказать вслух что-либо оправдательное в свой адрес он не решался - облик чародея внушал ему непонятный страх.
  Обстановка разрядилась с появлением Эфандра:
  - Можно убирать со стола?
  - Можно... - сквозь зубы процедил Аваддон.
  Кальконис благоразумно молчал.
  Убрав со стола, Эфандр обратился к Аваддону:
  - Этот терем новый. Своим домовым ещё обзавестись не успел, так что спите спокойно, господа! А ежели, что мы...
  - ...в подклети, - хмуро сказал Аваддон. - Я запомнил.
  Эфандр пожал плечами. Дескать, чего сердятся чужеземцы? Ну, пошутил дедушка-баенник, ну постращал маленько, чего обижаться-то! Оно ведь и впрямь, без молитвы в баню никак невозможно. Правильно их баенник спровадил!
  Когда шаги отрока затихли, Аваддон поднялся из-за стола, встал в центре комнаты и обратился к Кальконису:
  - То, что ты сейчас увидишь, должно быть похоронено на твоих устах, не облекшись в одежды из слов. Но если ты проболтаешься!..
  Кальконис выпучил от страха глаза и мелко-мелко затряс головой, во всём соглашаясь с демоническим врачевателем. В этот миг он впервые пожалел о том, что согласился на предложение, показавшееся в момент их первой встречи заманчивым и перспективным. Что же теперь будет с несчастным Лионелем!
  Аваддон вытянулся всем своим худым телом, поднял над головой руки и, устремив в потолок горящий адским светом взор, забормотал что-то на непонятном Кальконису языке. Последний, видя весь ужас разворачивающегося перед ним колдовства, забился в самый тёмный угол, со страхом наблюдая за тем, как сначала туман окутал фигуру чародея, а потом из сгустившегося тумана стали проступать очертания какого-то существа. Скоро туман рассеялся, и взору Калькониса предстало создание, вид которого сразил несчастного философа наповал. Создание, вызванное Аваддоном из мира теней, было столь ужасно и отвратительно, что злополучный баенник казался существом сказочной красоты!
  Чародей закончил ритуал вызова нечисти и обратился к ней:
  - Я маг и чародей Аваддон! Я вызвал тебя в мир живых людей, чтобы ты охраняла меня сегодняшней ночью! Несокрушимый Малах Га-Мавет должен посетит мой сон, и я не хочу, чтобы мне помешали! Ты сделаешь всё Мерзкая Нечисть, дабы не прогневать твоего господина - ангела смерти?
  - Да, повелитель! Я буду здесь до первых проблесков зари. Никто не войдёт и никто не выйдет из этой комнаты!
  Аваддон удовлетворённо вздохнул, подошёл к широкой лавке и лёг, накрывшись цветным покрывалом.
  Кальконис дрожал мелкой дрожью в углу комнаты, со страхом наблюдая за тем, как на глазах уменьшается последняя, оставшаяся не погашенной свеча. Пройдёт совсем немного времени, и он окажется в кромешной темноте один на один с самым уродливым созданием, которое можно себе вообразить; от одного вида которого подгибаются колени, а сердце отправляется в пятки на новое место жительства! Валенки с грохотом свалились с ног, и Кальконис понял - это знак свыше! Он приготовился совершить самый героический поступок в своей жизни - бесстрашно шагнуть к двери.
  - Я бы не советовал этого делать. - Голос чародея доносился из-под накидки, словно из могилы. - Нечисть шуток не понимает. Для неё нет разницы: велеречивый поэт или дубовое бревно. И то и другое она сотрёт в порошок, если откроется дверь! Лучше спите. Завтра у нас непростой день...
  Свеча, словно только и ждала этих слов чародея, погасла самым предательским образом! Кальконису, волей-неволей, пришлось устраиваться на ночлег, вздрагивая всем телом и впиваясь зубами в собственную руку, чтобы, не дай Бог не заверещать от ужаса, когда с середины комнаты доносились пугающие звуки. Эта ночь состарила любителя приключений на добрый десяток лет, чего нельзя было сказать про Аваддона, потому что, едва погасла последняя оплывшая свеча, доставившая Кальконису столько животрепещущих переживаний, чародей заснул сном младенца. Он сразу погрузился в знакомое состояние непередаваемой лёгкости, которое сопровождает момент отрыва души от тела и начало свободного полёта в мире теней.
  Малах Га-Мавет уже ждал его.
  - Я знаю всё, что с тобой случилось в стране росомонов. - Голос ангела смерти заставлял Аваддона трепетать даже здесь, в мире, в котором понятие физической смерти теряло всякий смысл! - И я не доволен тобой! Ты не внял моим советам, по-прежнему позволяя гордыне владеть твоим разумом! Я начинаю разочаровываться...
  - Прости меня, несокрушимый во времени, но мои способности утратили у росомонов былую силу. Я не могу так же свободно как раньше воспарять в область блаженного всезнания, и это доставляет массу неудобств. Здесь, у этих диких варваров нарушены все привычные представления о магии!
  - Я тебя предупреждал, но ты плохо слушал! Последний раз я помогаю тебе, Ав Ад-Дон, возомнивший себя непобедимым магом! Слушай и запоминай! Завтра тебя пригласят в покои Годомысла. Князь серьёзно болен - ты это уже успел заметить, - но болен он лишь на физическом уровне. Его душевная составляющая подобно доспеху несокрушимому! Уничтожить его физически тебе не составит труда, но наша цель в другом - нужно ослабить его дух. И ты сделаешь это! Тебе будет достаточно потревожить физическую болезнь князя, а затем под видом целительства заразить его своими пороками. Ты передашь ему часть своей сущности, которая окажется для Годомысла смертельной отравой, потому что заразит его ум и сердце! Твоё магнетическое прикосновение станет для него осквернением, после которого душевный доспех окажется неспособным противодействовать нашей дальнейшей атаке. И тогда уже ничто не помешает тебе завладеть его силой! Но помни: Годомысл очень силён. К тому же в его окружении многие способны проникать в высшие планы бытия! Будь очень осторожен! Утром, когда ты проснёшься, у тебя будет мой подарок. Он поможет тебе. Прощай, Ав Ад-Дон. Мы увидимся с тобой в опочивальне князя в тот момент, когда его бессмертная душа перейдёт к тебе, а ко мне отойдёт его никчёмная бренная оболочка!..
  
  Утро принесло сэру Лионелю ни с чем не сравнимое облегчение, потому что в тот момент, когда он открыл опухшие от ночного бдения глаза, в комнате не оказалось вызванного чародеем гостя. Кальконису в первое мгновение даже показалось, будто весь ночной кошмар всего лишь плод его воспалённого воображения, "слегка" растревоженного вчерашней встречей с "добрым" дедушкой - духом-обитателем бани! Однако, увидев оплывшие свечи, собственные искусанные до крови руки и лужу вонючей слизи возле двери, Кальконис понял: с рассудком у него всё в порядке, а раз так, то ему, несчастному страннику в поисках наиболее сладкозвучных рифм и мозгодробительных апорий, предстоит нелёгкое житьё возле безумного чародея, способного ради своих меркантильных интересов, садистски лишить человека его заслуженного ночного отдыха...
  
  
ГЛАВА 7:

Кудесник Ярил

  
  Душевные муки философа были прерваны появлением неразлучных отроков. Оглядев комнату (чародея на импровизированном ложе уже не было), они оба уставились на Калькониса глазами цвета василькового поля. И в глазах этих Лионель прочитал "доброту" взбесившихся быков. Особенно, после того, как один из них наступил в лужу у порога. Запах от неё шёл ещё тот!
  Руц зажал пальцами нос, а Эфандр, брезгливо перешагнув останки ночного гостя, приблизился к Кальконису:
  - Что ж вы, уважаемый, до отхожего места своё добро донести не можете?..
  Сэр Лионель хотел возмутиться подобному обвинению в некультурности, но вовремя воздержался: вид Эфандра красноречиво свидетельствовал о его намерении подтереть непотребное место на полу самим Кальконисом как тряпкой! Однако "благородное происхождение" философа никак не могло позволить ему терпеть подобные оскорбления, поэтому он выжал на своё лицо кривую улыбку и бочком-бочком протиснулся к двери, где его ждала вожделенная со вчерашнего вечера свобода.
  Аваддона он нашёл возле крыльца, беседующим с Вышатой.
  - После утренней трапезы князь Годомысл приглашает вас к себе. Отроки мною предупреждены. Но не опаздывайте. Князь ждать не любит!
  - Мы будем вовремя.
  Аваддон выглядел здоровым и свежим, чего нельзя было сказать о Кальконисе. Когда они остались одни, Аваддон внимательно посмотрел на своего "компаньона" взглядом, от которого у философа растаяло последнее мужество.
  - Что вы скажете о вчерашнем ночном госте?
  Голос чародея был, как всегда, тихим и ровным, но Кальконис уловил за этим показным спокойствием настоящую бурю чувств.
  - О каком госте вы говорите, уважаемый магистр?
  - О ночном госте! - Голос вытекал из горла Аваддона как змея, готовая при первом же промахе своей жертвы, проглотить её целиком.
  - Ах, о ночном госте! Ну, как же - этот несносный Эфандр с его проклятыми домовыми! Знаете, я ничего не помню. Я спал как убитый!
  - Это хорошо, что как убитый!
  Язвительная ухмылка на лице чародея совсем не понравилась Кальконису.
  - Я тоже спал крепко... Что ж, пойдемте, перекусим, а там и к князю позовут.
  Философ последовал за чародеем, но почувствовал, как кто-то потянул его за рукав. Он оглянулся и увидел мальчика лет десяти в яркой красной рубахе ниже колен.
  - Вы, правда, умеете добывать серу? - глаза мальца смотрели не по-детски пытливо.
  - Какую серу? - не понял Кальконис.
  - Вчера у конюшни вы говорили Любавке, чтобы вас все "серой" величали! Значит, вы серу добывать можете? А мне не покажите - как?
  Кальконис догадался, чего добивается юный росомон. О боги! Насколько дремуч и невежественен это народ, если путает звание рыцаря с какой-то там вонючей серой!
  - Нет, "сэр" - это титул, - постарался он объяснить. - Меня все должны называть только так - сэр Лионель де Кальконис! Звучит?
  - Звучит, только нам сподручнее вас "серой" называть. Так понятнее будет!
  - Я тебе дам - "сера"!.. - обозлился Лионель и попытался ухватить мальчика за рубаху.
  Попытка поймать мальца закончилась неожиданно. Неведомая сила приподняла самого философа и тряхнула так, что всё его дорогое одеяние затрещало, будто гнилой мешок!
  Стихийным бедствием оказался отрок Руц, появившийся возле Калькониса, словно из-под земли.
  - Ты пошто княжича нашего забижаешь?
  Таким голосом горячий сбитень не предлагают!
  - К-как, к-княжича?! - Кальконис оторопел от услышанного и поспешил исправить положение с присущей ему изворотливостью. - Не подумайте ничего дурного! Я всего лишь рубашку хотел ему поправить...
  - Рубашку, говориш-ш-шь?!
  Кальконису было искренне жаль своего нового платья, которое буквально на глазах теряло изысканную роскошь.
  - Только рубашку-у-у... - заскулил философ, честно глядя на Руца плутоватыми глазёнками.
  - Ну, тогда извиняйте, "сера" Кальсона!
  Руц выпустил Лионеля из рук. Философ смог немного отдышаться и вернуть себе некоторую свободу движений. Но, видимо, по случайному недогляду отрока, тот выронил чужеземца из своих лопатообразных ладоней как раз в том месте, где недавно прошло стадо коров. И каких коров!
  Руц был наверху крыльца, когда Лионель решил восстановить честь своего имени:
  - Меня зовут сэр Лионель де Кальконис! - гордо заявил он.
  - Вот и я говорю - "сера" Кальсона!
  Дверь захлопнулась.
  Философ едва успел стереть коровьи "подарки" со своей богатого одеяния, когда дверь вновь распахнулась, и по лестнице сбежал озабоченный Аваддон. Отроки следовали за ним, торжественно держа на вытянутых руках два небольших ларца, в которых чародей хранил наиболее ценные ингредиенты для врачевания.
  Проходя мимо Лионеля, маг недовольно сморщил нос:
  - Пойдёшь последним! Да умойся где-нибудь по дороге! Ну и разит от тебя!
  В одрине князя их уже ждали. Годомысл мановением руки выпроводил лишний народ, оставив тысяцкого, Вышату-милостника да древнего-предревнего старика с глазами, горящими, точно раскалённые угли.
  Старик сразу не понравился Аваддону. Было в его облике нечто такое, что даже самому чародею стало зябко под его пристальным, немигающим взором. Быть может, именно по поводу его и обронил Малах Га-Мавет загадочную фразу: "...а в его - князя - окружении многие способны проникать в высшие планы бытия..."? Если это так, то старика следует опасаться. Как бы он не испортил всего дела...
  Князь Годомысл выглядел весёлым. Даже румянец появился на его впалых щеках!
  "Или он не так уж болен, или здесь не обошлось без таинственного старика!" - подумал Аваддон и низко поклонился князю, витиевато поинтересовавшись его здоровьем.
  - О моём здоровье я хотел бы спросить у тебя! - ласково улыбнулся князь.
  - Я готов, - ответил Аваддон.
  Он извлёк из одного ларца амулет в форме веретена и приступил к осмотру князя. Поведение амулета при осмотре, вызвало большое удивление у всех, кто находился в комнате, за исключением непонятного старика. По мере того как чародей осматривал князя, веретенообразный амулет вёл себя странно: он то замирал над одними частями тела, то начинал неистово вращаться над другими, издавая при этом слабые, монотонные звуки.
  Так продолжалось несколько минут. Потом Аваддон вернул амулет в ларец и поклонился князю:
  - Я закончил. Не желаете ли узнать результат?
  Князь крайне удивился:
  - Вы даже покрывала над моим телом не подняли?!
  - В этом нет надобности. Я знаю, где и что у вас болит, но не знаю одного: смогу ли я вас вылечить!
  При этих словах хладнокровное изменило Годомыслу. Аваддон успел заметить, как вздрогнул неустрашимый князь. Однако миг слабости был недолгим. Князь спросил лекаря уже твёрдым голосом властителя:
  - Мои дела так плохи?..
  - И да, и нет.
  Аваддон тщательно подбирал слова, помня о присутствии старика.
  - Ваша болезнь в виде нескольких старых шрамов - следствие, сама причина хвори гораздо глубже... Я могу излечить раны телесные, но раны душевные мне врачевать не приходилось. Это скорее область жрецов и друидов, чем лекарей...
  Некоторое время в одрине висело напряжённое молчание. Потом Годомысл приказал:
  - Оставьте нас с кудесником одних!
  Аваддон бросил быстрый взгляд на старика: "Я так и думал!..", после чего вместе со всеми вышел из покоев князя.
  Когда дверь закрылась, кудесник Ярил приблизился к одру князя и медленно опустился на единственную скамейку, покрытую козьей шкурой. Он посмотрел на неустрашимого Годомысла Удалого, которого знал с первых дней жизни. Погладил руку, некогда могущую подкову завязать в узел, а теперь безвольно лежащую и способную, разве что с ложкой деревянной управиться...
  - Почему сразу меня не позвал, когда болезнь силу набирать стала? - спросил старик недовольным голосом.
  - Искали, кудесник Ярил. Долго искали. Да разве ж отыщешь тебя в наших дебрях?.. А весной молва прошла, будто ушёл ты в страну мёртвых...
  - Некогда мне помирать, когда с тобой беда такая случилась! Лечить тебя стану! Так что думай, Годомысл, не о смерти, а о том, как обров бить собираешься! Понял ли, князюшко?
  - Понял, Ярил-кудесник, понял! - улыбнулся князь.
  - А теперь поведай мне, откуда лекарь сей знатный взялся? Не нравится он мне. Что-то тёмное в нём, страшное...
  - Полноте, кудесник, откуда речи такие? Ты же в этом мире никого и ничего не страшишься!
  Ярил лишь головой махнул:
  - Может, я от старости стал видеть то, чего на самом деле и нет вовсе!
  Помолчав, добавил:
  - Пусть лечит иноземец. Да только я рядом буду! Одолеем, князь, твою хворь. Молитва поможет!
  
  
ГЛАВА 8:

Демоница Флората

  
  Так и повелось - дважды в день: утром и вечером, Аваддон приходил к князю и в присутствии молчаливо наблюдавшего за ним кудесника врачевал Годомысла. Используя всё своё искусство, он старался как можно быстрее получить зримый результат лечения, чтобы успехами усыпить бдительность назойливого старика и хотя бы ненадолго остаться с Годомыслом наедине. Аваддона совершенно не волновал тот факт, что князь физически крепчал день ото дня. Когда придёт назначенный срок, то Малах Га-Мавет сможет без труда одолеть физическую оболочку князя, какой бы крепкой она на тот момент не оказалась. Но старик, словно чувствуя что-то, ни на миг не отлучался из одрины князя. Аваддон решил: пора устранить ненавистного кудесника. У тёмного чародея созрел план...
  Вечером, когда неразлучные отроки молча убрали со стола остатки вечерней трапезы, Аваддон поманил к себе Калькониса, мгновенно побледневшего в ожидании чего-то ужасного.
  - Завтра мне понадобится твоя помощь... - Лионель в ответ лишь испуганно сглотнул и согласно закивал головой. - Ты узнал, где проводит ночь кудесник Ярил?
  - Конечно, магистр. Князь предложил ему покои в своих хоромах, но старик отказался. Он ответил Годомыслу, что не может ночевать в крепости, потому что ни на минуту не должен прерывать связь с какими-то там корнями... Вы извините, магистр, но у этих росомонов такие толстые двери - из-за них ровным счётом ничего не слышно! Я смог лишь понять, что кудесник должен спать только в лесу, иначе он может утратить свой дар!
  - Это хорошая новость. Оставим её как запасной вариант... - задумчиво произнёс Аваддон, глядя сквозь Калькониса отсутствующим взглядом. - Тогда мы сделаем так...
  Эта ночь оказалась для несчастного философа бессонной и наполненной кошмарами. До самых петухов, под впечатлением приказа Аваддона, Кальконису грезились жуткие вещи. То его поймали на месте преступления, и ужасный старик-кудесник пытает его в каком-то мрачном месте. То сам Аваддон, превратившись в Мерзкую Нечисть, старается нарезать тело несчастного поэта на мелкие кусочки, чтобы ими накормить двух ненасытных отроков, принявших обличье упырей! И голос у них при этом был такой препротивный, когда они чавкали огромными ртами, курлыкая от удовольствия...
  Проснувшись в холодном поту и с головой, раскалывающейся от боли, Кальконис готов был расцеловать всех петухов в округе только за то, что они не дали досмотреть концовку кошмарного сна, ибо к снам Лионель относился весьма трепетно. (То есть в буквальном смысле трепетал в ожидании: сбудется или не сбудется ночное видение!)
  За трапезой Кальконис был молчалив и рассеян.
  Аваддон посмотрел на помятую физиономию "компаньона" и злорадно ухмыльнулся:
  - Хорошо ли почивали, "сера Кальсонька"? Я слышал, росомоны вам новый титул присвоили... Более подходящий вашему нынешнему облику! Не желаете поинтересоваться, что означает сие таинственное слово "кальсоны"?
  Лионель покраснел.
  - Не желаю! Разве могут эти варвары по достоинству оценить тонкую душу настоящего поэта! У них одни пошлости на уме!..
  - Значит, не желаете? - подытожил чародей, не скрывая своей ехидной усмешки. - А зря! Колоритное словечко, скажу я вам...
  Остаток трапезы протекал в полном молчании. Аваддон кушал с большим удовольствием (видимо, долгие ночные прогулки по бесплотному миру теней нагоняли у него завидный аппетит). Чего нельзя было сказать про Калькониса, которому после ехидных слов Аваддона и кусок-то в горло не лез. Так и встал поэт "с тонкой организацией души" из-за стола голодным и растревоженным предстоящей опасной миссией.
  Когда чародей уже уходил к князю, то на ходу бросил опечаленному философу фразу, от которой у последнего настроение нисколько не улучшилось:
  - Помни! - прошептал чародей, страшно закатив глаза. - Если увидишь ЭТО раньше кудесника, то навсегда останешься в земле росомонов в виде деревяшки безобразной!
  Что и говорить, умел Аваддон подбодрить человека в трудную минуту!
  Кальконис неуверенным шагом танцующей обезьяны поплёлся выполнять поручение. В голове у него бродили мрачные мысли по поводу сегодняшнего пророческого сна. Однако довольно скоро сэр Лионель повеселел. Не зря же он сам себе присвоил рыцарский титул! Он покажет этим надменным дикарям, что представляет собой настоящий гигант философской мысли и титан рифмоплётства!
  В их тереме Кальконис с опаской приблизился к шкатулке, в которой находилась... Аваддон назвал её "Флоратой-демоницей", превращавшей первого, кого увидят её слепые глаза в клубок из трав, кустарников и деревьев! Дрожащими руками Лионель взял шкатулку, но тут же поставил её на место. Потом немного подумал и завернул её в кусок яркой восточной ткани - аксамита. Так надёжнее будет!
  Тяжко вздохнув над своей нелёгкой долей, отправился на ратный подвиг.
  До главных ворот княжеского двора добрался без происшествий. Правда, ему почудилось, будто кто-то тайком крадётся за ним. Он даже остановился ненадолго, пугливо озираясь по сторонам... Кажется, вокруг всё было спокойно.
  Гридни, женщины, дети сновали по двору по своим надобностям. Никому из них не было дела до трясущегося от страха чужеземца. Кальконис облегчённо вздохнул и продолжил путь мимо ворот к опущенному мосту. Стражники, увидев Калькониса, лишь копьями махнули. Дескать, ступай себе, чудо-юдо заморское! Подобное пренебрежение его персоной не вызвало у Калькониса обычного возмущения. В данную минуту его интересовала только шкатулка, которая своим содержимым буквально жгла руки несчастному философу.
  Лионель был на мосту, до спасительного леса оставалось совсем недалеко, когда знакомый голос заставил его вздрогнуть:
  - Сера Кальсона, а для чего вам шкатулка?
  Перед Кальконисом стоял княжич Дагар и сверлил его не по-детски серьёзными глазами.
  - Да я... травы целебные иду собирать для лекаря Аваддона...
  - Кто же траву в шкатулку собирает? - удивился княжич.
  - М-мы собираем...
  Ой, ни ко времени принесло княжича! Ой, ни ко времени!
  Кальконис стал озираться - может, и отроки где вокруг обретаются? Однако ни впереди, ни позади никого не было. Философ осмелел.
  - Я в шкатулку ракушки ценные, да камешки целительные кладу! - выпалил он с гордым видом.
  - Покажи! - не поверил княжич и потянулся руками к шкатулке.
  - Н-н-нет! - Кальконис от страха стала снега белее. - Их нельзя доставать! Они солнечного света боятся...
  - Чего это они должны света бояться, если ты их на берегу собираешь?
  - Это секрет! Я не могу его тебе рассказать. Я слово Аваддону дал!
  Княжич подозрительно смотрел на Калькониса.
  Последнему ничего не оставалось, как пообещать назойливому мальчишке:
  - Если ты меня не выдашь, я дам тебе посмотреть.
  - Когда?
  - Когда всё соберу...
  - Не обманешь?
  - Как можно! - неподдельно возмутился Кальконис.
  Княжич последний раз оглядел странного чужеземца и пошёл обратно к воротам, то и дело оглядываясь. Кальконис перевёл дух и потрусил в сторону близкого леса. Ему следовало спешить, чтобы успеть оставить шкатулку у шалаша кудесника, пока тот не вернулся из крепости.
  Философ торопился как мог, устремив взгляд на свои руки, крепко сжимающие опасную шкатулку. Поэтому не видел как смышлёный княжич, не поверивший болтовне Калькониса, разматывает боевую пращу и вкладывает в неё увесистую гальку. В тот момент, когда Кальконис, окрылённый скорым завершением своей опасной миссии шагнул за спасительные кусты, окатанный рекою до зеркального блеска камень вонзился в правую ягодицу философа!
  Удар оказался таким сильным, а главное - неожиданным, что шкатулка выпала из рук Калькониса и стремительно полетела вперёд, словно скорость камня мгновенно передалась ей. Время для Калькониса остановилось. И это спасло его, ибо слетевший при падении кусок ткани, Флората, освобождённая из открывшейся при ударе о дерево шкатулки, приняла за первый видимый ею после заточения материальный объект.
  Что здесь началось!
  Деревья вокруг, словно с ума посходили. Вытаскивая из земли корни, они хватались ими за Калькониса и тянули его к себе. Кустарники старались опутать философа чудовищно удлинившимися побегами. И даже трава, шевелясь и извиваясь, пыталась заползти Лионелю под одежду! А там, где секунду назад был виден кусок аксамита, теперь творилось что-то невообразимое: огромный шар из переплетённых растений всех форм и видов, шевелясь и вздрагивая, катился на Калькониса...
  Сэр Лионель храбрый человек, но не до такой же степени! Поэтому он использовал всю свою природную сообразительность, чтобы избежать участи стать одной из мириадов травинок в теле Флораты. Ноги сами понесли Калькониса. В этот ответственный момент он им полностью доверял, правда, мало понимая, куда именно они его несут! Не удивительно, что Кальконис смог осознать себя более или менее целостной личностью лишь тогда, когда его трясущиеся руки захлопнули за собой тяжёлую дубовую дверь...
  Стало очень тихо. По ногам стекали струйки воды (и когда только он успел перебраться через речку-Малахитку!). Кальконис замер, принюхался. Запах показался смутно знакомым. С этим запахом совсем недавно у него было что-то связано... Хорошее или плохое?.. Вопрос не показался философу праздным, ибо кто-то настойчиво хватал его за мокрые ноги!
  Кальконис обернулся. Он ожидал увидеть всё что угодно, но только не это!
  Дедушка-баенник собственной персоной, выбравшийся из-под полка, где он играл в кости с коллегой по банному искусству - лохматой, страшной старухой-обдерихой, тряс его за ногу!
  - А-а-а, старый знакомый! Проходи на полок, располагайся. А уж мы тебя попотчуем!
  Баенник взмахнул руками, и седая борода метелью облепила старческое тело. В руках у него появился крапивный веник, едва ли не с себя ростом! Баенная матушка-обдериха, переменив облик, обернулась гигантской драной кошкой и, мурлыкая себе под нос, стала обходить Калькониса с фланга. Оценив диспозицию, философ решил смертельно измотать противника военной хитростью, поэтому применил свою излюбленную тактику - он просто дал дёру! О, как самозабвенно он отступал! (Пятки ещё неделю после этого требовали к себе бережного отношения!)
  Кальконис позволил себе расслабиться лишь после того как стрелой пронёсся мимо опешившего от его вида Эфандра и захлопнул за собой дверь гридни. Опустился прямо на пол. Под ним быстро начала расти большая лужа, однако Кальконису не было дела до подобных пустяков. Уняв готовое взорваться сердце, он с облегчением прошептал:
  - А сон-то оказался не вещий!..
  Как заблуждался последователь римских стоиков!
  Послышались возбуждённые голоса. Кто-то бесцеремонно отодвинул тяжёлой дверью Калькониса вместе с его лужей. На пороге появились три физиономии, каждая из которых имела достаточно оснований превратить многострадального поэта во что-нибудь мелкое и безобразное...
  - Лечить вам его надо от недержания, уважаемый лекарь! - недовольно проговорил Руц. - А то ведь это никуда не годится... Он с улицы и прямо за это дело... Срамота!
  - За собой пусть сам убирает! - скривился Эфандр и даже плюнул в сердцах под ноги съёжившемуся Кальконису.
  - Он уберёт... - пообещал Аваддон тихим голосом, и Кальконис с ужасом понял: только сейчас начинаются его главные неприятности. - Он всё уберёт!
  Отроки пошли по коридору, о чём-то возбуждённо переговариваясь.
  Аваддон вошёл в комнату, закрыл за собой дверь. (Пло-о-отно так закрыл!) Затем наклонился к философу, у которого от страха перед предстоящей экзекуцией, сердце не то чтобы в пятки ушло, а скорее вместе с речной водой на чистые плахи пола вытекло!
  - Чем хвалиться будете, достойный сэр Лионель?
  Чародей умел произносить имя философа с такими интонациями, что самому Кальконису становилось гадко и мерзко.
  - Успешно ли завершилось дело, которое я вам поручил?
  - Н-не совсем...
  - Что же помешало на этот раз?
  Спокойный голос чародея не предвещал философу ничего хорошего.
  - К-княжич...
  - Что, "княжич"?
  Аваддон поднял тело Калькониса с пола и теперь держал его на весу, медленно сжимая пальцы на тонкой шее.
  - Княжич... пращёй... выбил шкатулку... у меня из рук... - хрипел Кальконис. - Я не виноват... я был... почти на месте...
  - А ты не лжёшь? - Пальцы ослабили хватку, и сэр Лионель с радостью подумал, что ему удастся дожить до вечерней зари.
  - Это правда, магистр Аваддон! - Голос Лионеля предательски дрожал. - Истинная правда!
  О том, что его простили, Кальконис догадался во время свободного полёта от двери к противоположной стене. И даже об стену он ударился не то, чтобы больно, а так... Сползая по гладким брёвнам на широкую лавку, Кальконис видел, как к нему приближается фигура чародея. Впрочем, продолжения расправы не последовало. Аваддон опустился рядом на лавку. Сочувственно посмотрел на "компаньона"-страдальца.
  - Значит, княжич помешал?..
  - Д-да...
  Смотреть на чародея снизу вверх, да ещё телом, свёрнутым в спираль, было крайне неудобно, но Кальконис даже моргнуть боялся, чтобы не вызвать новую вспышку гнева у Аваддона.
  Чародей глубоко задумался. Потом, словно окончательно что-то для себя решив, произнёс:
  - Завтра никакие силы двух обитаемых миров не помешают мне избавиться от кудесника! Он навсегда исчезнет с моей дороги!..
  Через минуту добавил уже совсем другим тоном:
  - Вечером я буду занят. Поэтому прибери здесь всё. У нас будут гости...
  
  
ГЛАВА 9:

Дева Тонкого Дыхания

  
  Вечерний сеанс лечения оказался для Аваддона знаменательным. Когда чародей вошёл в одрину князя, Годомысл стоял у оконного витража, опираясь на плечо Ярила-кудесника. Лицо князя светилось восторгом.
  - Поистине - ты сказочный лекарь!
  Голос Годомысла звенел от переполнявших его чувств.
  - Сознаюсь, не поверил я тебе в начале, за что готов повиниться!
  - Что вы, князь, моя заслуга лишь в том, что я смог пробудить исцеляющие силы вашего организма. Всё остальное сделал несокрушимый дух воина!
  Аваддон сам оказался несколько обескуражен таким поворотом событий. Он никак не мог предположить, что князь пойдёт на поправку столь стремительно! Совсем не этого хотелось чародею. Однако вида он не подал.
  - Я тоже готов признать за вами великие знания целителя! - Аваддону было непривычно слушать голос кудесника, который все эти дни, безмолвной статуей, безотлучно просидел в опочивальне. - Я благодарю вас за князя и прошу вашего согласия величать вас кудесник-целитель! Этого звания даже я, в мои большие годы, не заслужил!
  С этими словами Ярил повесил на шею Аваддону, склонившему свою голову, небольшой амулет в виде двойной стрелы. Слова Ярила были искренни, и у чародея, где-то в глубине его непроницаемо-чёрной и погрязшей в пороках души, шевельнулось некое подобие доброго чувства к старику. Аваддон даже испытал лёгкий укор совести, потому что уже решил участь Ярила, приговорив его своим судом... Но чувство раскаяния посетило чародея на столь короткое время, что маг уже через мгновение благополучно о нём забыл.
  - Я тронут вашей заботой. - Аваддон церемонно поклонился. - Но должен напомнить, что лечение не закончено, и вставать князю ещё рано.
  - Ладно-ладно, кудесник-целитель! Я и сам вижу, что рано. Ноги-то совсем с непривычки не держат...
  Годомысл позволил уложить себя на мягкие покрывала. Аваддон тут же приступил к своим обязанностям. Выполняя привычные процедуры, чародей время от времени бросал короткие незаметные взгляды на кудесника и смаковал подробности будущей расправы над ним. А Ярил, утратив свою обычную подозрительность, сидел рядом с Годомыслом со счастливой улыбкой на устах и о чём-то мечтал, полузакрыв глаза. У Аваддон появилось желание прямо сейчас, пользуясь удобным случаем, воздействовать на князя. Но он вовремя одумался. А вдруг этот хитрый старик устроил ему коварную ловушку? (Чародей, будучи личностью совершенно омерзительной, и о других судил только по себе.)
  ...Вечера Кальконис ожидал с понятным содроганием. Совершенно некстати вспомнилась Мерзкая Нечисть, пахнущая, как стадо разложившихся коров, а также то, что осталось на полу от ночного гостя после его исчезновения. В довершение всех бед память вернула Лионеля к созерцанию Флораты...
  Аваддон, видя состояние своего незадачливого "компаньона" и понимая причину его терзаний, поспешил успокоить Калькониса:
  - Не переживайте так, сэр Лионель, сегодняшний гость, а точнее - гостья, вам непременно понравится!
  Кальконис недоверчиво посмотрел на чародея. Не шутит ли? Если маг так говорит, то, возможно, сегодня вечером он призовёт из мира теней создание, в десятки раз мерзопакостней, нежели Нечисть, потому что чувство юмора у мага сильно отличается от нормальных людей!
  - Вы смеётесь надо мной... Разве может явиться из мира теней создание, которое мне понравится?
  - Может, уважаемый философ, может! И в этом вы скоро убедитесь.
  Кальконис на всякий случай забился в самый дальний угол их общей опочивальни и стал со страхом наблюдать за манипуляциями чародея. Процесс вызывания был ему уже знаком, поэтому Лионель с нетерпением ждал финала...
  - О, Дева Тонкого Дыхания, приди в мир людей! Тебя вызывает Аваддон, ученик и верный адепт несокрушимого во времени Малаха Га-Мавета!
  Голос чародея трепетал, словно кленовый лист на осеннем ветру.
  В центре комнаты произошло слабое движение. Неожиданно пахнуло сыростью и плесенью. Пламя свечей заколебалось и погасло. Кальконис дрожащей рукой поспешил зажечь их снова, каждую секунду ожидая внезапного нападения (в последний миг жизни колеблющегося огонька свечи он успел заметить, как в центре комнаты что-то зашевелилось!). Свечи почему-то гореть не хотели, а шум от середины комнаты начал медленно перемещаться к Лионелю. Такого Кальконис вынести не мог! В его запечатанном ужасом горле стал зарождаться вопль, от которого, если он вырвется наружу, проснётся весь княжеский двор! Именно в этот напряжённый миг свечи вспыхнули сами собой. Кальконис увидел и ухмыляющегося Аваддона, и Деву Тонкого Дыхания.
  О-о-о! Данное творение загробного мира отличалась от Мерзкой Нечисти по всем статьям! Кальконису, как настоящему ценителю изящных искусств, это стало понятно с первого взгляда. "Тонкодыханная" Дева выглядела вполне аппетитно, особенно учитывая почти полную её прозрачность!
  - Дева Тонкого Дыхания, - заговорил Аваддон, - я вызвал тебя, чтобы ты охраняла меня, пока я буду в стране твоего народа! Никто не войдёт и никто не выйдет из этой комнаты до рассвета!
  - И даже этот красавчик, который мне подмигивает? - Тембр голоса Девы был довольно приятен.
  - А этот - особенно! - ответил чародей и принялся укладываться спать.
  - Вовсе я не подмигивал! - возмутился Кальконис. - С какой стати я буду с ней перемигиваться? Вот ещё!
  Аваддон ухмыльнулся. Укрываясь с головой, обронил:
  - Веселитесь. Только сначала свечи задуйте. А у меня - дела...
  - Постойте, постойте, магистр! - затараторил Кальконис, не до конца понимая намёки коварного чародея. - О каком таком веселье вы говорите?..
  Но Аваддон уже спал. А вот Дева Тонкого Дыхания...
  - Ну что, красавчик, времени у нас предостаточно, так что давай - ухаживай за мной!
  - Да с какой стати! - возмутился Кальконис.
  Дыхание у Девы не было таким уж тонким. Скорее - наоборот!
  - Не собираюсь я за вами ухаживать. Мне спать надо!
  - Ну нет, аппетитный кусочек человеческой плоти, спать ты не будешь! Нам до утра охранять велено. Понял, мешок с костями? - шепелявый голос Девы звучал теперь совершенно иначе.
  - А вы не обзывайтесь! - храбро воскликнул Кальконис и тут же съёжился под взглядом Девы.
  - Да что ты, сладкий мой! И в мыслях не было! Это я так, любя... Вот сейчас свечки задуем и...
  - Не надо гасить свечи! - пропищал Кальконис, сражённый мыслью о том, что ему придётся провести ночь в полной темноте с рядом с этой...
  - Надо, кусочек ты мой сладкий, кровушкой напоённый! Хозяин приказал.
  - Аваддон мне не хозяин! - Кальконис пытался из последних сил отстоять свою независимость. - Я свободный человек!..
  - Конечно! Вот мы свободно и проведём эту ночь...
  Кальконис не успел открыть рта, а свечи уже погасли. Несчастный философ физически ощутил, как тьма наваливается на него. А может, это была и не тьма вовсе...
  
  В который раз утро явилось для Калькониса избавлением. Он бревном лежал на полу и чувствовал себя совершенно опустошённым. Дева Тонкого Дыхания так и не дала ему уснуть ни на минуту. Кальконис так устал, что даже не заметил её исчезновения при первых проблесках зари. Сейчас ему хотелось лишь одного: хоть час, хоть полчаса забыться сном, чтобы самую малость восстановить совершенно подорванное здоровье. Но и этому скромному желанию философа не суждено было осуществиться. Едва смежились веки, и бог сна закачал его на своих ладонях, кто-то бесцеремонно толкнул его в бок.
  Кальконис вздрогнул и проснулся.
  - Вставайте, сэр Лионель! - приказал Аваддон.
  Мгновение спустя лицо его расплылось в широкой улыбке.
  - Что это с вами?
  - Где? - от ужаса похолодел мгновенно проснувшийся Кальконис.
  - Что у вас с головой?
  - Голова у меня раскалывается... - пожаловался философ.
  - Да нет! С волосами у вас что?
  Кальконис кинулся к зеркалу, лежащему в одном из ларцов чародея. Трясущимися руками достал, с опаской заглянул в него. Проклятая Дева! Она сотворила с его волосами нечто ужасное! Вся голова сэра Лионеля была покрыта тоненькими косичками, заплетёнными из его собственных, дивной красоты длинных волос, что явилось для красавца-Калькониса настоящей трагедией. Бессердечный Аваддон не позволил философу вдоволь настрадаться и наплакаться, строго прикрикнув на него:
  - Пошевеливайтесь, милейший. С минуту на минуту начнётся...
  - Что начнётся? - переспросил философ.
  Аваддон подозвал Калькониса к себе, тихо прошептал ему на ухо:
  - Сегодня ночью я собрал шайку разбойников. Скоро они будут здесь.
  - В крепости! - похолодел Кальконис.
  - Да не-е-ет, - скривился Аваддон. - В лесу! Я покончу с кудесником их руками, а на меня не упадёт даже тень подозрения.
  - Как вы успели, магистр? Ведь вы не покидали спальни! - удивился философ.
  - Разумеется! Потому что я собрал все эти отбросы благодаря универсальному свойству тонкого мира притягивать себе подобное. Мне было достаточно провести там несколько мгновений, как вокруг меня уже роились оболочки спящих лиходеев. Я внушил им кое-что, после чего они сразу же вернулись в свои тела и отправились в путь. Надеюсь, они уже собрались все вместе и рыскают по лесу в поисках кудесника.
  - Что же вы им внушили?
  - Я вложил в их пустые головы мысль, будто Ярил где-то у себя в ските хранит драгоценности из тайной казны князя Годомысла!
  Едва он произнёс эту фразу, как снаружи донеслись звуки боевого рога. Через минуту на улице послышался топот, громкие крики, бряцанье оружия.
  - Началось! - удовлетворённо произнёс Аваддон и засобирался к князю. Ничего, что ещё рано - боевой рог успел разбудить весь двор!
  
  
Глава 10:

Разбойники

  
  Годомысла Аваддон нашёл не в одрине, где он обычно врачевал князя, а в гридне. Здесь уже собралось множество народу. Князь сидел на широкой лавке, опираясь на неё двумя руками.
  Говорил Вышата:
  - Стража заметила всадников ещё на рассвете. Но тревоги это не вызвало - их было всего несколько человек, да и выглядели они вполне мирно. А потом, когда рассвело и стало видно, что они вооружены, стража ворот в рог протрубила. Но лиходеи даже с места не тронулись, чтобы на зов откликнуться. Тогда конный дозор решил проверить ослушников. Едва дозор от моста отъехал, как со всех сторон разбойники посыпались. Человек тридцать, не меньше! К этому времени Тур Орог с охранной сотней подоспели. Ворогов-то враз порубили, но в запале боя никто не видел, что ещё с полсотни лихоимцев в кустах стерегутся. Когда воины наши павших собирать стали, тут они и рванули прочь по лесной тропе. Тысяцкий со своими гридями за ними. А мы сразу следопытов во все стороны выслали - может, ещё где засада. Вот они-то и сообщили, что кудесника Ярила в шалаше нет, а возле самого шалаша всё поломано, да разбросано. Самого кудесника видно тати проклятые с собой в полон взяли...
  - Что-о-о! - Голос князя, несмотря на его болезнь, гремел как раскаты грома. - Кудесника Ярила, моего наставника, у самых стен двора в полон взяли! А вы где были?.. Кто осмелился злодеяние поганое совершить?
  Даже милостник Вышата, опасаясь княжеского гнева, отступил к стене.
  - Кто дерзнул на княжеский двор покуситься? - Годомысл продолжал сотрясать стены гридни.
  - Тати... - только Вышата отважился перед буйствующим князем слово молвить, - то бишь лихоимцы, разбойничавшие по дорогам...
  На минуту в гридне повисло молчание.
  Годомысл о чём-то напряжённо думал. Его верная гридь замерла, боясь нарушить мысли княжеские. Все ожидали новой бури, но её не последовало - князь успокоился.
  - Послать тысяцкому ещё сотню воинов - пусть перевернёт всю округу, но найдёт татей поганых! И ещё. Не бывалый это случай, чтобы разбойники мелкие в такую силу сбивались. Кто-то собрал их вместе. Для чего? И зачем им кудесник понадобился?
  Князь внимательно оглядел всех присутствующих, ненадолго задержав свой пронзительный взгляд на Аваддоне, спокойно встретившем пытливый взор Годомысла и на Кальконисе, который сжался под ним, словно шагреневая кожа.
  - Коня мне! Сам хочу посмотреть на татей!
  - Но, князь, вам ещё рано на коня садиться... - попытался отговорить Годомысла чародей.
  - Князю перечить! - Годомысл так зыркнул на лекаря, что у того отпала всякая охота к спору. - На обеденную трапезу ожидаю вас всех к этому столу. Тогда и поговорим.
  Атмосфера в крепости изменилась. Аваддон и Кальконис почувствовали это сразу же, как только покинули хоромы князя. В воздухе витал дух тревоги, да и встречавшиеся на пути люди выглядели озабоченными и даже хмурыми. Чужестранцы поторопились в свой терем, чтобы ненароком не угодить под горячую руку. Кальконису происходящее было только на руку - у него появилась возможность выспаться. А вот Аваддон выглядел озабоченным - такой реакции на свою затею с чародеем, он никак не ожидал. Ох уж эти росомоны! И всё-то у них не как у людей...
  
  Годомысл сам побывал на месте разорённого разбойниками шалаша кудесника. Потом, вернувшись к подъёмному мосту, приказал привести пленённых татей. В живых осталось всего трое разбойников, двое из которых получили серьёзные ранения и не могли приветствовать князя стоя (им разрешили лежать на траве). Третий оказался совершенно здоров, потому что во время короткого боя его столкнули в реку, откуда потом выловили рогатинами.
  - Говори, как на духу! - приказал князь, когда к нему подвели пленника - мужичка небольшого роста в грязной рваной одежде. - Если не слукавишь - смерть примешь лёгкую и быструю!
  Мужичок упал на колени и жалобно заскулил.
  - Кто привёл вас сюда и зачем? - спросил Годомысл, с отвращением глядя на ползающего у ног его коня человека.
  - Крыс и Дыряб разбудили нас сегодня середь ночи и велели собираться, - скулил полонённый тать. - Говорили, что им видение было, будто у крепости вашей старик один обретается и старику этому место ведомо, где казна твоя, князь, тайная схоронена. А когда мы сюда примчались, здесь уже народу много было, и все про старика того говорили. Только откуда столь народу набралось - не знамо? Я из них почти никого ране не встречал...
  Разбойнику князь верил - хлипок был нутром тать, чтобы князя обманывать.
  - А где Крыс и Дыряб?
  - Крыс, вот он! - покосился мужичок на одного из лежащих. - А Дыряба в самом начале боя твои гридни срубили.
  Годомысл указал рукой на Крыса. Двое гридей схватили его и подтащили к князю. Крыс оказался ранен в грудь, и стоять без посторонней помощи не мог. Гридни не давали ему упасть, пока князь, наклонившись к лошадиной гриве, разговаривал с предводителем татей.
  - Слышал, что я спрашивал?
  Крыс согласно мотнул головой и тут же скривился от боли.
  - Говори, что знаешь!
  - Прав Лоханька, - прохрипел Крыс, - было мне ночью видение. Сон-то был, но словно наяву! Позвал меня кто-то. Говорит, добыча нас богатая ожидает. Нужно только старика поймать, да о месте тайном спытать. Я проснулся, а следом и Дыряба соскочил, да слово в слово мой сон и пересказал. Тут мы и поняли - видение нам было... Да только, когда сюда попали, догадались, что нечистое это дело, чтоб враз все ватаги гулящие в одном месте собралися! Мы как раз решали, что делать, когда у ворот рожок заиграл. А дальше понятно - каждый за жизнь свою постоять должён...
  - Помнишь, кто во сне твоём про старика говорил? - Князь приник к самому лицу раненого татя.
  Крыс слабо мотнул головой:
  - Прости, князь. Сон-то был...
  Годомысл выпрямился, подозвал Вышату.
  - Что думаешь?
  - Прямо голова идёт кругом! Понятно, что их кто-то собрал в одном месте. Но кто это мог быть? Может, обры чего надумали?
  - Зачем обрам мой кудесник? Да и про какую такую тайную казну говорил Лоханька?
  - Нужно к Лесному Народу на поклон идти! - твёрдо сказал Вышата.
  - Да ты очумел, что ли! - возмутился Годомысл. - Чтобы я - удельный князь - к ним за помощью подался? Никогда!
  - Значит, одна надежда на погоню тысяцкого, - покорно согласился Вышата. Заметив, что Годомысл покачнулся в седле, испуганно воскликнул: - Князюшко, да на тебе лица нет! Гриди! Помогите мне!
  Годомысла спешно доставили в его покои и послали за лекарем.
  Когда посыльный умчался за Аваддоном, князь обратился к своему любимцу:
  - Будешь рядом вместо Ярила... Чую неладное вокруг!..
  - Мой меч всегда со мной! - ответил Вышата с готовностью.
  - Вот и славно. А к вечеру может и Тур с хорошими новостями возвернётся...
  Аваддон спешил к Годомыслу в самом хорошем расположении духа. Он всё правильно рассчитал: разбойники увезли кудесника в надёжное место и вредный старик теперь не помеха. Князь остался без присмотра, а если за лекарем послали в неурочное время, значит, князю стало гораздо хуже и задача его, Аваддона, сильно упрощается.
  Однако в опочивальне князя его ждало разочарование. Вышата сидел на том же самом месте, где вредный старик каменным истуканом торчал последнее время. Чародею даже показалось, будто это и не Вышата вовсе, а сам кудесник, неведомым образом помолодевший на много десятков лет, сейчас пристально наблюдает за всеми его действиями! Гнев навалился на великого мага так стремительно и внезапно, что он ненадолго потерял над собой контроль, а когда пришёл в себя, то увидел, что перед ним стоит Вышата с обнажённым мечом.
  - Не надо с таким лицом приближаться к князю! - сказал милостник зло и со звоном вложил меч в ножны.
  - Я только хотел помочь!
  Аваддон успел овладеть эмоциями и теперь лихорадочно соображал, как ему загладить промах.
  - Князю нужна срочная помощь! - с лёгким поклоном произнёс он.
  - Делай свою работу, лекарь...
  Годомысл в диалоге не участвовал. Он не заметил выходки Аваддона, потому что находился в полубессознательном состоянии. Прогулка верхом отняла у него столько сил, что теперь он с трудом балансировал на грани яви и беспамятства. Видя такое состояние князя, Вышата оказался в затруднительном положении. С одной стороны он должен разрешить лекарю помочь князю, но с другой - поведение Аваддона его насторожило: с таким выражением, какое было у чародея, раны не врачуют! Эх! если бы здесь был кудесник Ярил!.. Но его не было, и Вышата, скрепя сердце, позволил чародею приступить к лечению.
  Прошло не более получаса - Годомыслу стало легче. Он открыл глаза, слабо улыбнулся своему любимцу.
  - Я приду вечером, как обычно, - произнёс лекарь, видя, что князь пришёл в себя.
  Вышата вопросительно посмотрел на Годомысла. Тот согласно кивнул. Аваддон торопливо собрал инструменты в небольшой ларец, поклонившись князю, вышел. Закрывая за собой дверь, заметил слабое движение за спиной. Лекарь быстро обернулся, но кроме двух вооружённых гридней, стоявших в самом конце коридора, ничего не увидел. Видимо, показалось...
  В это время в одрине князя происходил следующий разговор:
  - Отправь сотни две воинов к брату моему названному - Эрдусу. Старшим пусть Мстислав Меченый поедет. Наказ ему дашь, чтобы о делах наших только самому Эрдусу рассказал. Супруге моей Ольге - ни слова. Пусть в спокойствии в доме родительском гостит. А Эрдусу быть готовым к походу. Думается мне, что силы тайные на похищении Ярила-кудесника не остановятся. Поэтому Ольгу охранять как меня самого! Понял ли?
  - Всё сделаю, князь, как воля твоя прикажет!
  - Теперь ступай. Отдохнуть хочу... Что-то тяжело мне... мысли чёрные сердце давят...
  Вышата с тревогой посмотрел на князя и негромко кашлянул.
  - Что ещё? - спросил князь, не открывая глаз.
  - Дозволь Аваддона-лекаря не пускать к тебе нынче вечером!
  - В чём причина твоей странной просьбы?
  Вышата замялся. Говорить Годомыслу о мимолётном порыве Аваддона он не хотел, тем более что и сам сейчас был не совсем уверен, правильно ли оценил поведение чародея? Но что-то внутри подсказывало - не пускай иноземного лекаря к князю!
  - Чего молчишь?..
  Князь с трудом приоткрыл веки, мутным взором поглядел на милостника.
  - Ярила нет... дозволь мне эту ночь за тобой поухаживать. Завтра, если будет на то воля богов, и Тур Орог с кудесником возвернутся? Что до лекаря... опасный он, глядит тебе в глаза, точно копьём рану бередит! Дозволь не пускать его к тебе!
  - Делай, как знаешь... - голос князя сделался совсем тихим. - Спать хочу... не тревожь меня боле.
  Вышата на цыпочках вышел из покоев Годомысла и плавно прикрыл за собой дубовую дверь. Негромко позвал сотника Руслава, гранитной глыбой застывшего в конце коридора.
  - Стражу у покоев князя утроить! - быстро заговорил Вышата. - В гридне чтоб постоянно гриди с оружием дежурили! Здесь, у одрины, сам на охрану встанешь. И чтобы никакого шума! Я всю ночь буду у князя. А сейчас - мигом за Мстиславкой Меченым! Княжеское дело к нему большой важности...
  
  
ГЛАВА 11:

Талисман Абсолютного Знания

  
  Аваддон сосредоточенно готовился к предстоящему решающему сражению за обладание силой Годомысла. Он проверил содержимое обоих ларцов, в которых хранились необходимые для лечения предметы - теперь они не понадобятся. Кончилась пора, когда великий маг и чародей Ав Ад-Дон, пресмыкался перед какими-то варварами-росомонами, врачуя их физическую немощь! Пришло время показать этому тёмному народу истинное лицо несокрушимой магии, которой владеет верный адепт могучего Малаха Га-Мавета - Аваддон, маг девятого уровня и чародей Чёрного Квадрата! Теперь уже ничто не сможет помешать ему одержать сокрушительную победу над заносчивыми росомонами, способными побеждать только ещё более диких обров! А поможет ему в этой справедливой победе подарок ангела смерти, да будет имя его пребывать на устах верных адептов ещё тысячу тысяч лет!
  Аваддон с благоговением взял в руки то, что в памятную ночь разговора с Малахом Га-Маветом последний подарил ему. Это был Талисман Абсолютного Знания, формой своей точно повторяющий хрустальный шар Всёзнающего Ока. С помощью этого Талисмана Аваддон без труда одержит верх над Годомыслом. В Талисмане, в сконцентрированном виде заключена вся мощь Всёзнающего Ока, которому не может противостоять ни одна сила в физическом мире грубых человеческих оболочек!
  Чародей с отвращением сорвал с себя амулет в виде двойной стрелы, подаренный ему ненавистным кудесником, и отшвырнул его от себя. Потом с трепетом и великим почтением не столько надел, сколько возложил на себя переливающуюся цепь Талисмана Абсолютного Знания.
  Пока он проделывал этот обряд, достойный самых могущественных королей, он не заметил, как вездесущий Кальконис, молча наблюдавший за ним, незаметно поднял брошенный амулет и в обстановке менее торжественной, нежели у чародея Чёрного Квадрата, произвёл себя в кудесники-целители, быстро надев на себя амулет и поглубже спрятав его в складках одежды, чтобы Аваддон ненароком не увидел. Истинно! Теперь титулов у философа было не меньше, чем у Искандера Двурогого: сэр Лионель де Кальконис, кудесник-целитель племени Рос! Ох, как красиво звучит! Кальконис даже зажмурился от удовольствия.
  Радужные картины светлого будущего уже рисовались перед его мысленным взором, когда суровая действительность напомнила о себе увесистым подзатыльником. (Неужели, утончённый магистр Аваддон совершенно утратил светские манеры в этом диком краю?)
  - Готовьтесь, сэр Лионель. Мы покидаем эту негостеприимную страну!
  - Разве князь Годомысл уже здоров?
  Наивный Кальконис, не смотря на всю свою находчивость и изобретательность в делах житейских, так и не осознал до конца, с каким человеком (да и человеком ли?) свела его неумолимая Судьба!
  - Нет, философ ты мой велеречивый, князь Годомысл уже никогда не будет здоров!
  - В-вы... отравили его!
  От ужаса Кальконис начал заикаться. Аваддон удивлённо посмотрел на него:
  - С чего вы взяли?
  - Ну, как же? Князь сегодня уже и на лошади скакал...
  - Успокойтесь, сэр Лионель, - проговорил Аваддон с хитрой ухмылкой на лице. - Во время врачевания я успел убедиться в том, что князь безнадёжно болен. А на сегодняшнюю поездку, как ни прискорбно об этом говорить, у него ушли последние жизненные силы. По моему мнению, у князя осталась всего одна ночь. И эту ночь мы проведём вместе с ним.
  - Мы?.. - выдохнул Кальконис. - Вы хотите сказать...
  - Годомысл умирает. Мне понадобится ваша помощь, чтобы облегчить его страдания.
  - Но я...
  - Вы пойдёте со мной!
  Мгновенное изменение в поведении чародея настолько испугала Калькониса, что он торопливо забормотал:
  - Конечно, конечно, магистр Аваддон...
  - А сейчас сходи к отрокам. Пусть приготовят поесть!
  - Меня уже здесь нет...
  Оставшись один, Аваддон ещё раз внимательно обдумал предстоящую ночь. Значит так, первое - князь Годомысл, который благодаря своей верховой прогулке зачеркнул все многодневные усилия лекаря и сейчас находится в том же состоянии, в каком был на день приезда. То есть болезнь прогрессирует, и силы удельного князя тают быстрее, чем снег под весенним солнцем. Это просто замечательно, потому что не будет физического сопротивления тела князя, а значит и силой его тайной можно будет овладеть очень быстро, ибо процесс заражения душевной составляющей весьма скоротечен. Не пройдёт и двух часов, как его духовный доспех станет уязвим и дело будет сделано! Помешать этому уже не может ничто, так как вторая заноза в мыслях чародея - кудесник Ярил - навсегда устранён с помощью пришлых разбойников. Дальше - тысяцкий Тур Орог, кинувшийся со своими воинами в погоню за пленённым Ярилом. По этому поводу можно было бы поволноваться, если бы Аваддон заранее не предусмотрел и эту возможность. На сей раз, благодаря наличию у мага Талисмана Абсолютного Знания, он сумел-таки увидеть в будущем наиболее вероятный вариант развития событий и кое-что предпринял...
  
  ...Кони бешено летели по траве, вырывая куски земли и швыряя их под ноги несущемся следом. Всадники лавиной рассыпались по полю, обходя с флангов небольшую группу татей, уходящих от них верхами.
  - А-а-а-а-а-а-а... - неслось над полем, и от этого единого дыхания сотни разъярённых гридней становилось не по себе.
  Тати знали наверняка, что от погони им не уйти и что пощады им не будет, поэтому неслись прочь от настигающей их лавины с безысходностью обречённых. Они, может быть, и смогли бы уйти, но спасительный лес был ещё очень далёк. Распалённая погоней гридь, настигла их у самой кромки леса. Боя не было. Масса разгорячённых лошадиных тел сжала в круг горстку растерянных татей с такой силой, что многие из них в этой давке навсегда обезножили.
  Засвистели раскручиваемые сильными руками пращи, зазвенели грозные мечи воинов. Затем зычный голос покрыл своей силой все остальные звуки:
  - Не казнить вражин! Допрос чинить будем!
  Тур Орог въехал в расступившийся круг:
  - Кто старший?
  Ему навстречу двинулся конник. Тотчас рядом с тысяцким выросло несколько дюжих воинов, которые без труда разоружили разбойников и поскидывали их с лошадей наземь. Уже пешим подтащили предводителя к тысяцкому.
  - Где Ярил-кудесник?
  - То неведомо нам, воевода... - ответил тать. - Его увезли другие...
  - Врёшь, пёс смердящий!
  Тур Орог сгрёб захрипевшего татя огромной дланью и подтянул к себе.
  - Все видели, что вы везли с собой тело в мешок замотанное. Говори, где оно!
  - Скажу, воевода... - едва сипел разбойник, - только отпусти... задыхаюсь...
  Тысяцкий швырнул татя в руки гридням и крикнул:
  - Говори, да поживее!
  Тать потёр дрожащей рукой передавленное горло, сипящим голосом молвил:
  - У шалаша кудесника нас три ватаги собралось. Каждой было велено большой мешок травой поплотнее набить, да на лошадь отдельную привязать, чтобы видимость была, будто человека везут связанного...
  - Кто велел?
  - Не знаком он нам... Как только мы мешок-то изладили, дал он мне узорочье небогатое и показал, куда нам скакать следует. А сам - на коня и в другую сторону...
  - Врёшь, тать мерзкий, смерти ищешь! - закричал тысяцкий, в бешенстве выхватывая меч.
  - Не врёт, воевода... - обронил кто-то из гридей.
  К тысяцкому подвели лошадь с притороченным огромным мешком, лежащим поперёк седла. Послышался свист меча, и из распоротой мешковины посыпалась измятая луговая трава...
  Гнев застил глаза Тур Орога. Провели! Как вьюношу неопытного провели!..
  - По ко-о-оням! - рявкнул он. - Пленников с собой! Если сбегут - сам казню виновного! Отдыхать будем, когда кудесника отыщем. Вперё-ё-ёд!
  И первым рванулся по оставленным на поле следам...
  
  ...Аваддон самодовольно потёр руки. Имея Талисман Абсолютного Знания, он мог творить с глупыми росомонами всё, что ему взбредёт в голову! Значит, и наиболее грозная сила в лице тысяцкого в ближайшие дни не будет ему помехой. Кто же остаётся из грозных (хи-хи!) противников? Только Вышата - любимец и милостник удельного князя? Ну, это и не противник вовсе! Так, рыбёшка мелкая, питающаяся крошками княжьей милости. Да я раздавлю его как мизгиря крошечного!
  
  
ГЛАВА 12:

Лже-тысяцкий

  
  Вышата не слышал унизительной характеристики собственной персоны из уст Аваддона. В это время он исправно выполнял наказ князя Годомысла. Сто двадцать достойных воинов из близлежащего острога, во главе с сотником Мстиславом Меченым, уже скакали в вотчину Эрдуса со строгим наказом хранить и оберегать пуще глаза своего супругу князя - Ольгу. Кроме того, по всему обширному княжескому двору было увеличено число стражи, а конные разъезды патрулировали округу по широким дорогам и узким лесным тропам. Казалось, молодой военачальник предусмотрел всё. Но так ли это было на самом деле?..
  Аваддон трапезничал долго, со вкусом. Ночь предстояла трудная, неизвестно было, когда в следующий раз придётся откушать в тихой и спокойной обстановке. Насытившись, чародей встал из-за стола и, как бы невзначай, коснулся Талисмана кончиками пальцев. Мгновенно по телу пробежала лёгкая дрожь - Талисман Абсолютного Знания начинал набирать силу. Своим особым зрением Аваддон уже видел, как меняется структура вещества на границе его тела, взятого под покровительство Талисмана. Со стороны всё выглядело вполне безобидно - лёгкое дрожание воздуха вокруг тела чародея, и больше ничего.
  - Пора! - сказал Аваддон самому себе и покосился на соскочившего с лавки Калькониса. - Понесёшь это позади меня. - Чародей вручил ему небольшой узелок.
  Кальконис молча взял ношу, преданными глазами уставился на чародея.
  - Значит, о славе мечтаешь? О власти? - неизвестно почему спросил Аваддон. - Будет тебе власть! Над всей вотчиной князя Годомысла власть будет!
  И шагнул от остолбеневшего Калькониса...
  Двор князя напоминал осаждённую крепость. Проходившие мимо воины недружелюбно оглядывали двух иноземцев, мысленно обвиняя чужаков во всех своих несчастьях. Аваддона это не тревожило. Сейчас его занимали совсем другие мысли.
  К великому удивлению чародея, в гридню его не пустили. На шум, который он поднял, требуя, чтобы его допустили к князю, явился недовольный Вышата.
  - Почто шумишь, лекарь? - спросил он тоном господина, снизошедшего до разговора с чернью.
  Аваддон почувствовал, как волна слепого всёсметающего гнева начинает заполнять его. Когда сосуд окажется полон, тогда... Нет, ещё не время!
  - Я хочу увидеть князя. - Чародей казался спокойным, но каких усилий ему это стоило!
  - Годомысл спит. Будить не велено.
  - Но я должен быть рядом, если ему станет хуже!
  - А почему князю станет хуже? - Тон у милостника был просто оскорбителен.
  - Потому что он болен! - чародей сказал это так быстро, словно плюнул в ненавистную физиономию росомона.
  - Приходи завтра!
  - Нет, я останусь здесь, чтобы...
  - Хорошо! Ты останешься здесь... Навсегда! - Осклабился Вышата и медленно потянул из ножен меч.
  В гридне, на пороге которой происходил диалог, повисла гробовая тишина. Где-то зашуршала мышь. Звонко, на всю комнату, застучали зубы у стоявшего позади чародея Калькониса.
  Оценив обстановку, Аваддон решил уступить, несмотря на то, что в его душе клокотал настоящий вулкан бешенства, изрыгающий потоки грязных слов в адрес Вышаты. Вот тебе и мелкая рыбёшка на княжеской трапезе!
  ...Свежий воздух немного остудил голову Аваддона, готовую расколоться от сдерживаемых чувств. Кальконис стоял рядом, не шевелясь, не дыша.
  День медленно клонился к закату.
  - Что ж, - глубоко вздохнул Аваддон, - несчастный юнец! Ты бросил мне вызов? Тогда берегись!
  Дрожание воздуха вокруг чародея становилось всё отчётливее. Теперь это видел и Кальконис.
  Аваддон положил скрещенные руки на Талисман и быстро заговорил:
  - О всеобъемлющее знание, собранное титанами мысли за тысячи минувших веков, вопрошаю у тебя ничтожной помощи! Обрати моё драгоценное тело в телесную оболочку росомона Тур Орога, но не трогай священный кувшин моей души! И-Эр-Ри-Ах!
  На последнем звуке что-то случилось с телом чародея - оно полностью скрылось в облаке клокочущего тумана. Потом пелена начала таять, таять...
  Кальконис испуганно оглянулся по сторонам - вдруг кто увидит? Не заметив ничего подозрительного, философ повернулся к Аваддону и... ноги несчастного борца за изящность рифмы не удержали его. Он мешком сполз на траву, снизу вверх глядя на стоящего перед ним тысяцкого Тур Орога! Это было невероятно! Такое сходство невозможно, потому что перед ним стоял настоящий Тур Орог!
  - Пойдём, - сказал Аваддон голосом тысяцкого и шагнул в сторону высокого крыльца. - Нас с нетерпением ждёт Годомысл!
  Появление Тур Орога заставило гридей засуетиться. Со всех сторон посыпались вопросы:
  - Нашли кудесника Ярила?
  - Что за люди эти разбойники?
  - Ярил не ранен?...
  - Где князь? - спросил Тур Орог-Аваддон.
  - Наверху. В одрине...
  Тур Орог-Аваддон шагнул к лестнице.
  - За мной не ходите, потом всё скажу...
  Гриди недовольно загудели, но за лже-тысяцким не последовали. Один Кальконис, воспользовавшись суматохой, ужом скользнул за своим господином. Быстро поднявшись к одрине князя, лже-тысяцкий приказал всю стражу увести вниз.
  Сотник Руслав возмутился:
  - Приказ Вышаты. Не могу ослушаться!
  - А меня, значит, ослушаться не боишься?
  - Дозвольте Вышату позвать...
  - С Вышатой я сам разберусь. Ступай!
  - Не могу, воевода...
  В этот момент открылась дверь - в коридор вышел милостник князя.
  - Чего шумишь, Руслав? - недовольно спросил он. Заметив тысяцкого, изумлённо воскликнул: - Тур! С какими новостями пожаловал?
  - Пойдём, скажу только князю!
  - Годомысл спит. Будить не велел. Слаб очень...
  - Разбуди, я должен сообщить!
  - Да ты что, тысяцкий, белены объелся! - изумился Вышата подобный непочтительности к воле князя. - Думай, что говоришь-то! - И тут заметил, что коридор почти пуст, только недалеко двое стражей с Руславом стоят.
  - Где стража? - с негодованием спросил он у сотника.
  - Тысяцкий своей волей их в гридню отправил... - оправдывался Руслав.
  Вышата перевёл свой взор на лже-тысяцкого. Что-то его насторожило. Он заметил за спиной Тур Орога Калькониса, держащего в руках какой-то свёрток (откуда этот лекарский пёс?), потом внимательно всмотрелся в фигуру тысяцкого. Что-то не так... О боги! Этот талисман он сегодня видел на шее ненавистного Аваддона!
  Озарение снизошло на Вышату, и он всё мгновенно понял.
  - Измена-а-а! - Страшный голос милостника потряс стены дома.
  Прыгнув назад, он подпёр спиной дверь в покои князя и выхватил меч. В тот же миг Аваддон, бывший каждую секунду настороже, вырвал у Калькониса узелок и разорвал его голыми руками. На пол что-то с шумом посыпалось... Двое стражей и сотник Руслав, бросившись на призыв Вышаты, увидели, как там, где падали звонкие горошины, мгновенно возникали отвратительные твари с огромными когтистыми лапами. Первый же стражник, остолбеневший от неожиданности, был ими разорван в клочья.
  Вышата, поняв, с кем имеет дело, уже орудовал мечом, продолжая кричать:
  - Измена! Демоны в доме!
  А потом стало не до криков - он едва успевал отбиваться от наседавших на него тварей. Гора тел перед ним росла, но росла и боль в разорванном чьей-то когтистой лапой плече. Дорогая серебряная кольчуга висела лохмотьями, а нагрудная пластина - подарок самого Годомысла - была залита его кровью и кровью тварей, если она у них была...
  Вышата слышал нараставший внизу шум, а это могло означать только одно - гридь спешит ему на выручку. Милостник не мог видеть, что Аваддон горсть за горстью бросает страшные горошины на пол, на лестницу, в гридню. И что жестокая сеча уже выплеснулась за стены княжеского дома, ибо повсюду свирепствовали кошмарные создания, вызванные чародеем.
  Боль в теле ширилась, а помощи всё не приходила. Вышата уже ничего перед собой не видел, кроме смертоносной копошащейся массы, из которой к нему тянулись уродливые морды, утыканные рядами острых зубов, и лапы с длинными когтями кинжальной остроты. Положение становилось критическим. Вышата понял, что противостоять натиску монстров он не может и что необходимо отступать в опочивальню.
  На то, чтобы открыть дверь, а потом её захлопнуть перед мерзкими созданиями, рвущимися внутрь, у Вышаты ушло несколько драгоценных секунд и почти все оставшиеся силы. Поэтому, заложив засов на массивную дверь, открывавшуюся внутрь, он без чувств сполз на пол. В голове шумело, глаза почти ничего не видели. Лишь до слуха смутно долетали крики со двора:
  - Демоны в доме!
  - Налегай, браты-ы-ы!
  - Выручим князя нашего!
  
  
ГЛАВА 13:

Вестники Смерти

  
  Вышата с улыбкой на лице слушал крепкую ругань и вдруг встрепенулся - за дубовой дверью стало тихо!
  "Неужто отступила, нечисть поганая?.." - подумал милостник с облегчением.
  Однако шум за стенами терема не стихал - бой шёл жестокий!
  Вышата закрыл глаза - хоть толику малую успеть отдохнуть. Неизвестно, когда придут гриди ему и Годомыслу на выручку.
  В это время с другой стороны двери...
  Аваддон, несмотря на всю свою прозорливость, никак не ожидал подобного сопротивления. Ему казалось, что достаточно будет вызвать тварей из клоаки зла, где они обретаются в ожидании вызова на физический план, и все эти ничтожные людишки разбегутся, как тараканы. Но случилось невообразимое - они возомнили себя способными одолеть тёмную рать Аваддона! Самое поразительное, что им это, в какой-то мере, удалось! Но больше всего Аваддона изумил Вышата. Уж от этого юнца зелёного, чародей никак не ожидал подобной отваги! Однако то, что случилось, уже занесено липиками-летописцами в скрижали истории, и не в его, Аваддона, власти что-либо изменить в прошлом. Однако он может изменить будущее. Прямо сейчас!
  Слушая доносившиеся со двора звуки боя, он вновь подивился храбрости росомонов и понял, что пора спешить. Тёмное воинство таяло на глазах, а гридям на помощь уже спешили многочисленные сторожевые отряды, откликнувшиеся на призывный зов боевого рога.
  Аваддон начал действовать. Он вернул себе свой истинный облик, потом, обратившись к Талисману Абсолютного Знания, заговорил:
  - Я, маг девятого уровня и Чародей Чёрного Квадрата Ав Ад-Дон, призываю силу недр земных и великой сини небесной, помутите рассудок всех варваров-росомонов, находящихся сейчас в крепости. Дайте мне полную власть над их чувствами, над их разумом. Лишите их воли на срок в тысячу лет. И пусть ни одна крамольная мысль не родится в их головах! Отныне я - их полный владыка и повелитель! Пусть так будет, ибо этого алчет ангел смерти - Малах Га-Мавет!
  Что-то произошло там, снаружи...
  Аваддон не мог видеть всего этого, но он знал. Вот сейчас, светлое вечернее небо над крепостью вдруг потемнело, заклубилось, выдавливая из своего нутра аспидно-черные тучи. Потом засверкали молнии столь яркие, что свет обернулся тьмою, а тьма стала абсолютно непроницаемой. И раздался грохот силы невозможной, от которого многие лишились зрения, а некоторые навеки вечные заблудились в потёмках собственного разума. А потом на землю пала тишина, в которой слышались крики немногих воинов, так и не поддавшихся магическому воздействию.
  Всё, дело сделано! Не пройдёт и нескольких минут, как падут последние защитники князя, которые смогли уберечь свой разум от атаки Аваддона! Осталось разыграть последний акт трагедии с назойливым именем - Вышата...
  Аваддон вновь обратился к таинственной силе Талисмана, и Кальконис, в полуобморочном состоянии продолжавший стоять среди многочисленных тел тёмного воинства, увидел, как чародей стал стремительно уменьшаться в размерах. Через мгновение у порога гридни стоял крошечный Аваддон, гнусавым голосом пропищавший Кальконису:
  - Спрячься где-нибудь, чтобы никто тебя не заметил...
  Кальконис не заставил себя долго упрашивать, нырнув в ближайшую дверь.
  Аваддон самодовольно потёр микроскопические ладони, после чего с трудом протиснулся в щель под порогом.
  ...Вышата понял, что от полученных ран его рассудок помутился, потому что увидел, как мимо него пробежало крохотное существо, да ещё и ручкой милостнику помахало! Вышата с гримасой недовольства отвернулся. Поэтому не видел, как крохотное существо, принятое им за плод воображения, подошло к одру Годомысла и стало расти, одновременно приобретая черты князя. Достигнув величины человеческого тела, существо - теперь точная копия Годомысла Удалого - столкнуло князя на пол и укрыло покрывалом. Потом перешло на другую сторону, легло на одр и жалобно застонало.
  Вышата немедленно услышал эти призывы князя, открыл слезящиеся глаза и ринулся к нему.
  - О боги, благодарю вас за то, что князь пришёл в себя! - Воскликнул он и обратился к господину: - Годомысл, мы должны уходить! Демоны в твоём доме!
  - Конечно, Вышата... - едва слышно произнёс Аваддон-Годомысл, - пойдём к нашим верным гридям... вниз... во двор...
  Вышата осторожно подхватил князя за талию и поволок его к выходу. Отвалил запор с двери, осторожно выглянул в коридор. Никого! Напрягая остатки сил, побрёл с князем в сторону гридни, с трудом перебираясь через завалы из тел славных росомонов и трупов тёмного воинства.
  На дворе, время от времени, слышались крики, брань, звуки затухающего боя. Это заставило милостника спешить - похоже, нечисть ломит воинов князя! Если он, Вышата, не успеет к этим последним защитникам, князя ему не спасти...
  Не ведал Вышата, что страшное заклинание Аваддона уже превратило воинов Годомысла в безмозглых истуканов, способных выполнять только волю своего нового владыки - Аваддона. А воля его была в одном - уничтожить всех, кто смог сохранить своё "Я" под натиском чёрной магии. И что ворота в крепость уже закрыты, и что бьются последние защитники не с нечистью поганой, а со своими же кровными братьями, с кем ещё сегодня утром делили и кров и трапезу. Поистине, месть Аваддона оказалась чудовищной...
  Ничего этого Вышата не знал. Он стремился вывести князя из гнезда демонов, в которое превратился собственный дом Годомысла. А там - как Судьба распорядится. Милостника волновала лишь безопасность князя и то, как им присоединиться к сражающимся гридям. Поэтому он не сразу понял, что рука Годомысла, ещё минуту назад безвольно болтавшаяся вдоль тела, теперь крепко держит его за горло!
  - Князь! - недоумённо выдохнул Вышата, обернувшись к Годомыслу.
  Князя уже не было. Перед Вышатой стоял Аваддон!
  - Князь твой там, - осклабился чародей и указал взглядом наверх, - с ним теперь мой господин, Малах Га-Мавет!
  Продолжая сжимать пальцами горло Вышаты, Аваддон оттеснял его к стене гридни. Чародею не терпелось покончить с молодым варваром, поэтому он совершенно позабыл, что остался один против воителя-росомона! А Вышата, с великой горечью осознав, что Аваддон - будь проклято его имя во веки веков! - всё-таки перехитрил его, понял: пришёл его последний час...
  Из недр молодой души поднялся такой силы вал горечи и обиды за своё глупое поражение, что с головой накрыл воина. Его тело, минуту назад едва способное поддерживать князя, теперь было до краёв наполнено злобой и гневом. Вышата с такой силой рванул от себя Аваддона, что тот отлетел к противоположной стене, да там и остался, с содроганием наблюдая за произошедшей с милостником переменой. А молодой воин, с жуткой улыбкой на лице принялся срывать с себя изодранные и окровавленные лохмотья, в которые превратилась его одежда, произнося при этом слова, от которых Аваддону стало по-настоящему жутко.
  - Ты прости меня, мать-земля росская, за то, что не уберёг я князя своего удалого, - говорил воин, сбрасывая остатки рубахи на пол, залитый кровью его товарищей, - ты прости и прими меня с покаянием, ибо ратники тёмные были сильнее меня!..
  Голос Вышаты рос, набирая силу.
  Аваддон, осознавший свою беспомощность перед единственным росомоном, стал торопливо искать в карманах одежды своё спасение. Через мгновение его трясущаяся рука уже бросала под ноги Вышате зёрна чёрного жемчуга, принимавшие форму невероятно омерзительных созданий - Вестников Смерти.
  А Вышата всё продолжал наращивать мощь своего голоса:
  - ...и прошу я, сохрани память обо мне светлую, и попроси заступничества перед князем, и не дай погани запредельной осквернить тело моё молодое! Прими меня с миром, мать-земля!..
  По мере того, как падали слова с уст Вышаты, и росли в высоту тела Вестников Смерти, молодой воин всё больше и больше распаляясь, впадал в дикую, первобытную ярость. Это был уже не просто человек, это была кара небесная на головы тех, кто осквернил молодое тело земли росской. Когда последнее молитвенное слово сорвалось с губ милостника, он издал рёв такой невообразимой силы, что стены терема дрогнули, и голос Вышаты услышали последние, оставшиеся в живых защитники князя. Они бросились на голос с криками: "Не оставим Годомысла!", и бой закипел с новой силой.
  Вышата, услышал эти крики, но не понял их. Он был до такой степени накалён жаждой мести, что видел перед собой одни богомерзкие пасти Вестников Смерти. Всё остальное перестало для него существовать. Он с бешеной яростью кинулся на противников, и так неистово орудовал двумя мечами, поднятыми здесь же, со своих убитых товарищей, что почти достал Аваддона, в страхе бросившегося наверх, в одрину.
  Чародей торопливо бежал по ступеням, скользким от крови, а вслед ему неслось:
  - ...и очистятся реки хрустальные, и зазеленеют дубравы загнившие, и не останется на земле нашей ни одной твари и ни одного исчадия ада...
  
  
ГЛАВА 14:

"Некто"

  
  Дубовая дверь захлопнулась, отрезав жуткие своей внутренней силой слова Вышаты. Аваддон отдышался, вернул тело Годомысла на место (князь, по-прежнему, был без чувств) и встал на колени. Наступала заветная минута. Аваддон пытался настроить себя на благоговейный лад, наиболее соответствующий торжественности момента. Однако жуткие крики и шум борьбы внизу и за стенами не позволили в достойной мере подготовиться, поэтому чародею пришлось непростительно быстро вызвать своего господина:
  - О, великий и несокрушимый во времени Малах Га-Мавет, приди на зов ученика твоего недостойного Ав Ад-Дона!
  Чародей с надеждой устремил взор на зажатый в руке Талисман. Некоторое время ничего не происходило. Между тем шум внизу всё нарастал, словно там сражался не один-единственный человек против десятка демонов, а вся несокрушимая рать росомонов!
  Тревога стала овладевать Аваддоном: неужели ангел смерти оставит его своей милостью именно в эту минуту? Но ангел смерти снизошёл до своего верного адепта. Он явился ему так, как никогда не являлся: без завесы хрустального шара, в своём подлинном естестве. Аваддон, который служил ему сотни лет, впервые увидел тело Малаха Га-Мавета. А, увидев, пожалел об этом. Зачем ангел смерти разрешил узреть свой истинный лик, ведь это дозволено лишь тому, за кем он пришёл?
  Малах Га-Мавет приблизился к Годомыслу и взял его за руку. Многочисленные глаза, которыми было покрыто тело ангела смерти, одновременно глядели во все стороны.
  Аваддон отвернулся, чтобы не искушать владыку.
  - Ты можешь приступать, - произнёс Малах Га-Мавет тусклым бесцветным голосом. - Князь сейчас настолько слаб, что и комару сопротивляться не сможет.
  Аваддон приблизился к Годомыслу, обхватил его голову своими руками. Голова князя была горячей, а вспухшие на висках вены бешено пульсировали - в разрушающемся теле жизнь била ключом!
  Перенос отпечатка чёрной души чародея на светлую душу князя занял немного времени. Прошло не более минуты, и чародей отошёл от князя, уступив место Малаху Га-Мавету.
  Ангел смерти поманил к себе трепещущего Аваддона и приказал:
  - Встань здесь и держи Талисман перед его глазами. Час настал!
  Чародей встал, где ему указал ангел. Торопливо снял с шеи Талисман. В этот момент веки Годомысла дрогнули. Он широко открыл глаза. Говорить не мог, потому что отпечаток Аваддона уже начал в нём свою разрушительную работу. Чародей слегка качнул Талисман в руке, и тот начал раскачиваться на длинной цепи подобно маятнику: влево - вправо, влево - вправо...
  Аваддон с усмешкой наблюдал за тем, какая неистовая борьба происходила в душе князя, и как борьба эта отражалась в его больших голубых глазах. Чародей упивался своей местью. Вот он - его поистине звёздный час!
  Скорость движения Талисмана-маятника всё возрастала. Аваддон с удовлетворением отметил, как потускнели глаза Годомысла, как затрепетали его веки, а тело затрясло мелкой дрожью. Долгожданная минута приближалась.
  - Его дух ослабел, - сказал Малах Га-Мавет, - возьми силу, а я возьму тело!
  В его руках появился огромный сверкающий меч. О, как любил ангел смерти минуты абсолютной власти над бренными человеческими оболочками! Многие тысячи раз он уже совершал таинство отбирания плоти, но каждый раз с вожделением ждал этого сладострастного мига. Сейчас он встанет у изголовья больного с обнажённым мечом, на острие которого повиснет капля смертельной желчи. Годомысл увидит многоглазое тело, от страха у него откроется рот, и крохотная капелька смертельной желчи упадёт в него, навсегда успокоив князя...
  - Бери его силу! - приказал Малах Га-Мавет, когда тело князя от тряски готово было скатиться на пол.
  Аваддон остановил маятник и шагнул к бьющемуся Годомыслу. Протянул к нему руки и...
  
  ...Вышате казалось, что его нечеловеческая битва с Вестниками длится уже целую вечность. Он не чувствовал боли от многочисленных ран. Его руки, орудующие мечами, словно жили своей, независимой жизнью. Молодой воин почти ничего перед собой не видел ослепшими от крови глазами, но его руки сами находили противников и карали, карали, карали их.
  Со двора не доносилось больше ни единого звука - там висела странная, могильная тишина. Но Вышата всё равно стремился туда, чтобы в последний раз увидеть догорающий день, вдохнуть свежего воздуха, ибо от смрада, исходящего от Вестников Смерти, он едва мог дышать. Последним заветным желанием была дверь. И он дошёл. Уже не чувствуя рук и упав на колени, он толкнулся в эту дверь в надежде увидеть последнюю искру Божьего света.
  Но дверь не подалась. Те, с другой стороны, страшась одного-единственного гриденя, подпёрли дверь бревном...
  Вот она оказывается какая - смерть! В княжеском доме, и всего в одном шаге от света...
  Вышата, собрав последние крохи оставшихся сил, крикнул в надвигающуюся на него морду:
  - Прости-и-и, князь!
  Это был не крик. Это был ураган боли, который родился в груди молодого воина и, вырвавшись из неё с последним дыханием, пошёл гулять по просторным хоромам, убив двух Посланников, погасив все оставшиеся факелы и ворвавшись в одрину князя через сорванную с петель дверь...
  
  ...Аваддон увидел, как замер вдруг князь, его глаза просветлели, в них вспыхнул такой огонь ненависти, что маг отшатнулся.
  Проклятый Вышата даже смертью своей смог помешать ему!
  - Читай заклинание! Скорее! - крикнул взбешённый Малах Га-Мавет. Уж он-то знал, какими ужасными и непредсказуемыми могут быть последствия прерванного таинства.
  Аваддон вновь схватил Талисман и поднёс его к самому лицу Годомысла. Маятник качался, слова заклинания текли, на кончике меча стала набухать ядовито-жёлтая капля. Но глаза у князя оставались открытыми и ясными! Всё быстрее качается маятник Талисман, всё быстрее льётся речь чародея. Но глаза у князя открыты!
  Аваддон со страхом глядит на ангела смерти и слышит в ответ его гневную фразу:
  - Читай второй круг!
  - Но этого нельзя делать!..
  От надвигающегося ужаса Аваддон стал перечить самому господину!
  - Читай второй круг! - заорал взбешённый Малах Га-Мавет. - Иначе он завладеет нашей силой!
  Аваддон дрожащим голосом начал заклинательный поток заново, ежесекундно ожидая чего-нибудь непоправимого. И - о, чудо! - веки князя дрогнули. Глаза медленно-медленно начали закатываться.
  - Владей силой Годомысла! - крикнул Малах Га-Мавет, занося свой жуткий меч.
  Аваддон положил Талисман Абсолютного Знания на лоб князя и собрался возложить свои руки на его чело, но этот миг в углу одрины поднялась шкура бурого медведя и бросилась на Аваддона с жутким криком:
  - Не трожь князя!
  Аваддон от неожиданности подавился последними словами заклинания и замер над князем. Шкура прыгнула на него, рванув Талисман со лба Годомысла.
  - Не-е-ет! - крикнул чародей, и в этот миг с миром что-то случилось...
  Заревели, застонали небеса, обрушив на землю чудовищный грохот. Закачался княжеский дом, сложенный из вековых лиственниц. Померк свет, словно оглушённый небесными стенаниями.
  В хаосе звуков Аваддон смог расслышать единственную фразу Малаха Га-Мавета:
  - Верни Талисма-а-ан!
  Но чародей видел перед собой только распростёртое тело Годомысла. Ни Талисмана, ни того, кто его схватил, в одрине не было! Лишь особый запах, свойственный колдовству наивысшего уровня, висел в застывшем воздухе.
  - Талисман! - продолжал бесноваться ангел смерти. - Ищи Талисман!
  Аваддон, не до конца осознавший катастрофические последствия случившегося, соображал не достаточно быстро. Гнев Малаха Га-Мавета подстегнул его. Он сразу вспомнил, что предмет такой магической силы обязательно оставляет след в окружающем мире. Нужно лишь найти этот след.
  Чародей начал действовать. Он сотворил заклинание Властителя Туч и, окутавшись плотным облаком клубящегося тумана, стал подниматься прямо в небо сквозь потолок, сквозь крышу. Преодоление плотных физических препятствий воспринималось им как лёгкое покалывание головы.
  Оказавшись в небесном просторе, Аваддон в полную силу дал выход гневу, копившемуся в его чёрной душе долгие месяцы. Благодаря орлиной зоркости, он мог видеть любое живое существо в округе на многие вёрсты. И горе было тому, кто оказывался на пути взгляда Аваддона - никого не щадил беснующийся маг.
  Небесный путь колесницы из грозовых облаков на земле был отмечен многими смертями. Когда же Аваддон понял, что потерял след Талисмана, хотя в это было невозможно поверить, он словно взбесился. Чувствуя, как силы оставляют его, а заветный Талисман по-прежнему не найден, он всю свою злость и желчь изливал на опостылевшую ему землю росомонов. Он плевал в озёра, чтобы замутить их первозданную чистоту, он сыпал проклятья на дремучие леса, чтобы породить в них первозданный хаос, он испражнялся на хлебные поля, чтобы отравить посевы.
  Беснования Аваддона неожиданно прервались в районе Малахитовых Гор. Чародей увидел, как откуда-то снизу, с урманов, к нему метнулась сверкающая изумрудная стрела. Потом была яркая вспышка, падение и...
  Аваддон открыл глаза в одрине Годомысла. Здесь всё было по-прежнему: в узорчатые витражи окна втекал умирающий вечер, князь без движений покоился на своём месте, Малах Га-Мавет стоял у разбитой двери опочивальни. Было тихо.
  - Где Талисман? - Голос ангела смерти хлестнул чародея по лицу.
  - Я не нашёл его... - вымолвил Аваддон и замер, ожидая расправы - янтарная капля на острие меча ангела смерти по-прежнему ждала своей минуты, и ей было совершенно всё равно, чьи уста оценят её вкус.
  - Ты разочаровал меня... - вздохнул Малах Га-Мавет. - Я ухожу, но запомни, недостойный лекарь человеческих оболочек. Ты никогда не сможешь войти в покои Всезнающего Ока без Талисмана. Прощай, ничтожный, не хочу даже имени твоего произносить!
  Очертания ангела смерти стали расплываться.
  - Владыка! - крикнул Аваддон. - А как же князь?..
  Малах Га-Мавет напрягся, внимательно вглядываясь в дерзкого чародея своими многочисленными глазами. Потом подошёл к Годомыслу, занёс над ним меч. Замер, подумал недолго и сказал:
  - Мы не смогли забрать его душу, а тело его мне не нужно. Пусть навсегда застынет над пропастью между двумя мирами!
  Растерев смертельную желчь по всему лезвию, он взмахнул мечом над князем. Радужное сияние окутало фигуру Годомысла, заискрилось, обволакивая сначала его тело, а затем и половину одрины. Аваддон шарахнулся в сторону, чтобы сияние, замораживающее само время, ненароком не задело и его.
  Сияние погасло вместе с последними сполохами вечерней зари...
  
  
ГЛАВА 15:

Вышата-милостник

  
  Аваддон остался один в темноте. Что-то зашуршало у него за спиной. Он обернулся.
  Кальконис с видом преданной собаки вымученно улыбался:
  - Магистр, мне уже можно не прятаться?..
  Аваддон не понял, чего хочет от него эта хитрая физиономия. Потом, сообразив, устало ответил:
  - Пойди на двор, возьми двадцать-тридцать воинов и наведи здесь порядок. Закопаете всех в одном месте. Понял?
  - Не совсем, магистр, - вкрадчиво произнёс Кальконис. - Эти гриди во дворе... они меня не того... Как же я могу им приказать?
  - Не бойтесь, сэр Лионель, - невесело усмехнулся Аваддон, - крепость в наших руках, а все её защитники - самые преданные нам воины. Идите, они безропотно выполнят любое приказание.
  Кальконис был уже на лестнице, когда его догнал приказ чародея:
  - Вышату у крыльца положишь. Он мне ещё пригодится...
  Оставшись один, Аваддон горько вздохнул. Такого жестокого поражения он никак не мог предвидеть. Всё складывалось просто замечательно. Если бы не этот таинственный "некто", своим появлением внёсший в священный ритуал полную сумятицу, был бы Аваддон сейчас самым могущественным чародеем на физическом плане людей! А так... Но кто это мог быть? Аваддон терялся в догадках. Он ещё раз внимательно осмотрел гридню. Нашёл место, где прятался таинственный "некто". В том, что это был именно человек, а не какая-либо другая живая тварь, Аваддон не сомневался. Своим особым чутьём он смог уловить остаточное тепло тела того, кто скрывался под медвежьей шкурой. Но более подробной информации получить ему не удалось. Причина заключалась в том, что, нарушив ритуал, этот "некто" внёс дисгармонию в невидимую сферу магических манипуляций, и рамки привычного оказались полностью разрушены. Причинно-следственные связи утратили логичность, и окружающий мир начал непроизвольно развиваться по новым законам. Законов этих Аваддон - увы - не знал...
  Чародей задумчиво смотрел на спокойное лицо князя Годомысла и думал о том, что ещё не известно, кому из них повезло больше: самому чародею, оставшемуся в живых, но потерявшему почти все свои магические силы, да ещё и запертому в крепости, или Годомыслу, который под завесой остановившегося времени может долгие века возлежать на своём одре, будучи одновременно и живым и мёртвым?..
  За невесёлыми думами Аваддон не заметил, как ночь окутала измученную колдовством землю. До чародея доносились разнообразные звуки из коридора и гридни - бывшие воины князя выполняли поручение Калькониса. Магу они нисколько не мешали. Используя все свои способности, Аваддон пытался по обрывкам мировых линий, пронизывающих все событийные процессы видимого и тонкого миров, отыскать след того, кто разрушил чертог его честолюбивых замыслов одним своим появлением...
  В какой-то момент маг услышал вежливое покашливание. На фоне двери, где мелькали тени от факелов, заметил фигуру философа.
  - Всё готово?
  - Не совсем... - выдавил из себя Кальконис.
  - Говори!
  - Вышата...
  - Что, Вышата! - мгновенно насторожился Аваддон. Имени княжеского милостника он не мог слышать без содрогания.
  - Его нигде нет...
  
  ...На последний крик боли и отчаяния Вышата истратил всю силу, оставшуюся от многотрудного боя, и теперь спокойно глядел на надвигающуюся на него тень. Мышцы рук окаменели. Силы их не хватило бы даже на слабое движение пальцев. Милостник просто ждал, когда острые когти найдут его тело и наконец-то подарят покой, в котором он так нуждался.
  Тень всё ближе...
  От крови, вытекающей из раны на лбу, ресницы слиплись. Вышата угадывал лишь смутные очертания того, кто шёл, чтобы забрать его жизнь. Милостник успел порадоваться, что почти ничего не видит - не хотелось в последние минуты лицезреть отвратительные рожи Вестников Смерти.
  Тень наклонилась над ним и...
  - Очнись, воин! Не смогу я один тебя в подклеть утащить!
  Вышата встрепенулся.
  - Ты кто?.. - едва слышно спросил он.
  - Кто, кто? Дед Пихто! - передразнил его старческий голос. - Подсоблять-то мне будешь?
  - Попробую... - отозвался Вышата.
  Да куда там! Всё тело словно в клочья изорвано!
  От первого же торопливого движения Вышата потерял сознание.
  - Ой, лихо-то, лихо! - вздохнул голос.
  В это время сверху донеслись громкие голоса, и дом заходил ходуном.
  - Эх, грехи наши тяжкие! Да что ж это деется такое!
  Шаги неторопливо зашаркали в темноту.
  ...Тени колебались, то наваливаясь на Вышату, то отступая.
  До него, словно сквозь слой лебединого пуха доносились недовольные голоса:
  - Ох, и тяжёл милостник!
  - Не скули ты! Лучше тяни ровнее...
  Голова Вышаты с глухим стуком упала на что-то, и сознание вновь ускользнуло от него, словно ящерица по горячим камням. Когда он снова открыл глаза, то услышал недалёкий шум реки и вновь задремал им убаюканный...
  
  - Его нигде нет! - повторил Кальконис на всякий случай, отступая в коридор. - Я везде проверил, во все комнаты заглянул - нет его!
  Аваддон молча бросился мимо Калькониса вниз в гридню. Сам осмотрел всё до последней подклети. Проклятый милостник как сквозь землю провалился! Был бы здесь Талисман, Аваддон бы сразу отыскал Вышату! Выходит, ещё одна неприятность на голову чародея? Княжий милостник успел слишком многое узнать за сегодняшний вечер. Если он сумеет добраться до тысяцкого... Впрочем, теперь это уже не имело никакого значения. Брать приступом крепость они всё равно не решатся - здесь только их люди (так, во всяком случае, должен думать Тур Орог).
  Была уже глубокая ночь, когда Аваддон позволил себе лечь спать. К этому времени он в сопровождении Калькониса обошёл весь княжеский двор, осмотрел сторожевые башни, проверил надёжность ворот и исполнительность бывших гридей князя. Осмотром остался доволен и даже немного повеселел.
  - Как вам новая роль коменданта крепости, сэр Лионель? - спросил Аваддон.
  - Я ещё не совсем освоился, - дипломатично ответил Кальконис. - Всё это так неожиданно...
  - Пустяки, - бросил небрежно Аваддон, - через недельку вы привыкните и даже войдёте во вкус!
  - Недельку?.. - поперхнулся Кальконис. - Разве мы не покидаем эти негостеприимные для нас края?
  - Конечно нет, любезный "компаньон". У нас здесь ещё очень много дел! Так что спите, сэр Лионель. Спите!
  "Терпеть не могу, когда он произносит моё имя таким тоном!" - подумал Кальконис, задувая свечи в комнате, которую они выбрали для себя в обширном доме князя. Засыпая, Лионель нащупал на груди амулет кудесника, так удачно им подобранный. Лодка сладких грёз закачала философа на волнах глубокого сна...
  Быть может, сон Калькониса не был бы столь радостным и безмятежным, если бы он знал, что в эти самые минуты к стенам крепости приближается отряд Тур Орога.
  
  
ГЛАВА 16:

Паучок-березнячок

  
  - Кто идёт?
  Голос прозвучал из-за густых зарослей кустарника. Вслед за этим на дорогу выехало несколько всадников. Рассвет коснулся только верхушек деревьев, а под сень их ещё не заглядывал, поэтому всадники сторожевого разъезда ничего впереди не видели, но явственно слышали всхрапывание лошадей и скрип сёдел.
  - Тур Орог с охранной сотней! - донеслось из темноты.
  - Стойте, пусть сам тысяцкий подаст голос!
  Впереди произошла заминка, потом послышался приближающийся голос:
  - Службу справно несёте. Молодцы!
  Тысяцкий подъехал к сторожевому разъезду.
  - Как дела на княжеском подворье? - осведомился он, продвигаясь по светлеющему лесу стремя в стремя со старшиной разъезда.
  - Страшные вести, воевода... - печальным голосом отозвался старшина.
  Пока сторожевой разъезд вместе с охранной сотней добирался до крепости, почти рассвело. За это время Тур Орог успел узнать все подробности о произошедшем на дворе Годомысла, и связать их с тёмными силами. Это, а также то, что видел тысяцкий во время многочасовой скачки по следу полонённого Ярила, поколебало его первоначальное мнение о причастности обров к похищению. Племя это слишком дико, чтобы использовать столь могущественные и неконтролируемые силы. Во время набегов они всегда рассчитывают только на своё численное преимущество, да на первобытную ярость.
  Но кто же тогда повинен в случившемся?..
  - Кто-нибудь выходил из крепости? - спросил воевода, когда по его приказу собрались все сотники и старшины.
  За всех ответил сотник Эдам. Это его люди находились ближе всех к крепости, когда случилось невероятное колдовство.
  - Как только тучи поганые заклубились над крепостью, ворота сразу же закрылись, и мост поднялся. Мы не могли ничего сделать, - говорил Эдам. - Так и стояли здесь и слушали, как браты наши головы кладут за стенами! И криков этих нам по гроб жизни не забыть! А потом всё стихать начало. К этому времени перед мостом поднятым наших сотни три собралось. Мы даже о штурме подумывать начали. Но здесь из дома княжеского крик раздался. Уж больно страшный! По голосу мы поняли, что это Вышата смерть лютую принял. Тут уж мы не выдержали - на штурм кинулись. Да пока через реку перебрались, небо-то над крепостью и разверзлось. Нам не до штурма стало, потому как вся природа против нас ополчилась! Вода из речки Малахитки, словно живая на нас бросилась, да земля-матушка враз мачехой обернулась, и ну качать нас, да в воды студёные сбрасывать. А на берегу деревья, словно нечисть какая, по дороге гулять стали! Многих братов через то мы потеряли. Потом всё вроде утихло, и тишина жуткая на нас с небес пала. Мы подождали немного, а потом я сторожевые разъезды в разные стороны отправил. По дорогам широким, да по тропам лесным. А крепость мы сразу в кольцо взяли. К тому времени из острога ещё сотни две подоспело. Так что с тех пор из крепости никто не выходил. И слухачи наши лучшие ни звука оттуда спознать не могут. Словно и нет там ни единой живой души!
  - Быть может, так оно есть... - печально произнёс Тур Орог.
  Со всех сторон послышались тяжёлые вздохи (в крепости у многих дети малые да жёны любимые остались).
  Через два часа местность вокруг крепости Годомысла совершенно преобразилась. Повсюду рубили деревья для изготовления временных мостков через речку Малахитку. Из длинных тонких лесин ладили лестницы. На большом костре обжигали торец гигантской лиственницы - таран для разрушения ворот.
  Гридь князя во главе с тысяцким Тур Орогом готовилась к штурму...
  
  ...Всё тело жгло, словно его сунули в костёр, да там и забыли на веки вечные. И ещё эти голоса! Чего им от меня нужно?.. Мысли путались, перемешивая недалёкие воспоминания с обрывками яви. Вышата пытался открыть глаза и не мог. Лишь чьи-то голоса назойливо втекали в его уши и там оставались, дробясь на малые осколки...
  - Корни травы-убегуньи принесла?
  - Вот же они, в чуме настаиваются!
  - А паука-березняка?
  - Забери его, проклятого, он мне все волосы перепутал! На кой он тебе вообще понадобился?
  - Э-э-э ничего ты в лечении не смыслишь! - проскрипел старческий голос.
  В какой-то момент Вышата понял, что может открыть глаза. Его веки затрепетали - он увидел смутные очертания чего-то невысокого и лохматого. Секунду спустя зрение улучшилась настолько, что Вышата рассмотрел голого старика, неистово натиравшего его тело.
  - Ты кто, дедуля?.. - спросил он слабым голосом.
  Старик поднял на него глаза, до краёв наполненные неистребимым весельем и ответил:
  - Банник я княжеский. Аль не узнал?
  - А почему ты голый?.. - спросил Вышата, не вполне сознавая, что с ним происходит.
  - Почему, почему? По кочану! - осклабился старик. - Чай, не в гридне княжеской мы с тобою, а в баньке его любимой! Понял, наконец?
  - Понял... - отозвался Вышата, закрывая глаза (пусть попривыкнут малость - не просто с того света на этот перепрыгивать!).
  Жжение прекратилось, Вышата почувствовал лёгкую прохладу по всему телу. Было немного щекотно, и он заёрзал на полке.
  - Смирно лежи, непоседа княжеский, а то паука-березняка раздавишь! - строго прикрикнул старик. - Паучок-то ещё не все ранки на теле твоём лечебной паутинкой оплёл.
  Вышата замер, чувствуя, как маленькие паучьи лапки семенят по его телу. В том месте, где паучок замирал для работы, почти сразу расплывалось тепло сладкое и лёгкость приятная.
  Прошло немного времени. Дремотное состояние Вышаты прервал недовольный вопрос банника:
  - Ты чего молчишь как истукан?
  Помощницу свою, обдериху, банник в который раз спровадил за очередным лекарством. Ему не с кем стало говорить, вот он и приставал к милостнику.
  - Сам же просил пауку не мешать, - с улыбкой отозвался Вышата.
  - Ну, просил... А ты, между прочим, мог бы и поблагодарить меня!
  - За что?
  - Вот те раз! - поперхнулся банник. - Я, можно сказать, тебя из пасти демона вынул, а ты мне речи такие?
  В бане было темно, и Вышата не боялся, что старик может увидеть хитрую ухмылку на его лице. Банник, между тем, распалялся всё больше:
  - Да это что же получается! Я своей жизни драгоценной не жалел, тебя от смертушки выручаючи, а ты мне - ни спасиба короткого, ни поклона в пояс?
  - Будет тебе, дедуля, и поклон до земли, и благодарность до гробовой доски! - с улыбкой сказал Вышата. - Дай только на ноги подняться!
  - Да я что ж, без понятия что ли? - сразу смягчился старик. - Ты отдыхай, отдыхай. Это я так...
  Скрипнула дверь. В баню просочился конус бледного рассвета.
  Вышата увидел, как через порог прыгнула кошка с букетом травы, крепко зажатым в зубах.
  - Принесла? - встрепенулся старик.
  - Принесла, но больше не пойду!
  Кошка запрыгнула на полок рядом с Вышатой.
  - Ты мне во как надоел! - сказала она и провела лапой по шее. - Светает уже. Вот гриди меня и приметили. Хорошо успела кошкой оборотиться. А то порешили бы они меня, горемычную, как лазутчицу вражескую. Оне сейчас ой какие лютые!
  Старик, не слушая болтовню обдерихи, внимательно разглядывал траву, что она принесла.
  - Ты чего это притащила, старая? - накинулся на обдериху баенник. - Я же просил с семью лепестками цветов нарвать. А здесь восемь!
  - Да ты в своём уме ли, дед-домосед! - не осталась в долгу обдериха. - Я ведь ни читать, ни считать не умею! Ты что ли грамоте меня обучал?
  - Ну ладно, подруга, извини... - замялся баенник. - Я ж совсем забыл про это. Ну да ничего, обойдёмся как-нибудь. Последний разок пробегусь своими пальчиками по телу молодому, да и пойдём мы с тобой, обдериха, в кости играть. А ты чего это так пялишься на молодца, а? Он небось не в шальварах заморских здесь разлёгся!
  - Тю-ю-ю, понесло тебя кривым боком, болтун несносный! - обиделась обдериха, заканчивая наводить чистоту на своём кошачьем теле. - Да неужто я мужиков голых в бане не видела?
  Рассерженная баенная матушка спрыгнула на пол и грациозной кошачьей походкой направилась к двери.
  - Не хочу играть с тобой! - фыркнула она и выскочила в открывшуюся дверь.
  Баенник, усердно работая руками над телом Вышаты, лишь головой махнул вслед обдерихе:
  - Ох, и вредная же! Но в молодости была красавица писаная и характером помягче. Я из-за неё здесь со всеми лешими, да домовыми передрался! Сладкие времена были...
  Где-то недалеко послышались голоса.
  - Всё! - заторопился старик. - Поспешать мне нужно, а то как бы не увидели меня здесь!
  Старик направился к двери.
  Вышата задержал его вопросом:
  - Дедуля, ты уж поведай, как спас-то меня?
  - Дык, случайно, молодец, случайно. Был я у овинника в гостях, когда это страшное действо произошло. Там мы все страсти колдовские и пересидели. А как успокоилось всё, я к себе в баньку засобирался. В этот момент и услышал, как ты, детушко, с жизнью своей молодой прощаешься. И жалко мне тебя стало, сил нет! Попросил овинника, он и помог тебя тайной тропкой сюда донести. А здесь я с шишигой-демоницей столкнулся. Она по делу важному ко мне приходила. Шибко я её просил, чтобы силы тебе вернула. Она это может, ежели захочет. Ну и мне ей кое-чего пообещать пришлось. Она и помогла. А уж мы с баенной матушкой дело и завершили. Вот!
  Вышата хотел от всего сердца поблагодарить старика, да пока с мыслями собирался того и след простыл. Вместо него на пороге стояли гриди и на милостника, как на ожившего утопленника смотрели.
  - Кажись, Вышата... - пробормотал один из них, на всякий случай доставая меч.
  - Кажись он! Только чего он голый-то?
  - А может это и не Вышата вовсе, а морок поганый? - предположил первый. - Давай сначала мечём его спробуем?
  - Я вам дам, "мечём"! - незлобиво откликнулся Вышата. - Лучше из одежды чего дайте, а то срамота полная!
  
  
ГЛАВА 17:

На штурм!

  
  В походном шатре, стоявшем в двух полётах стрелы от подъёмного моста, за трапезой сидело несколько знатных воинов из ближайшего окружения Годомысла. Трапеза постепенно переросла в военный совет, на котором все говорили по очереди после того, как Вышата рассказал им о событиях, произошедших во дворе князя прошлой ночью.
  Самым горячим на совете оказался сотник Эдам, который и минуты не мог посидеть спокойно.
  - Мы должны взять крепость сегодня же! - горячился он, не находя своим рукам места и хватаясь то за рукоять меча, то за посуду на столе.
  - Охолони! - вразумлял молодого непоседу пожилой Сороб, служивший сотником ещё у отца нынешнего князя. - Нельзя идти на приступ сейчас.
  - Да почему же?! - не унимался Эдам.
  - Не время! - коротко бросил немногословный Сороб. - Мы не знаем, что творится в крепости. Пусть сначала слухачи потрудятся, сведения соберут.
  Эдам вскочил от возбуждения.
  - Какие сведения, если за всю ночь там ни один огонёк не загорелся!
  - Сядь! - приказал Тур Орог. - Прав Сороб. Не ведомо нам, какая сила за стенами прячется. И пока мы этого не узнаем - штурма не будет!
  - А как же Годомысл?.. - не вытерпел Эдам.
  Все посмотрели на Вышату. Милостник князя, одетый, как и подобает воину его ранга, отвечать не спешил. Он ещё и ещё раз пытался вспомнить детали вчерашнего боя - быть может, он упустил что-то очень важное? Да нет, вроде...
  - Последний раз я видел князя в его опочивальне. А потом Аваддон в личине Годомысла попросил, чтобы мы спустились вниз к гридям. Больше я не видел князя. Во время рубки с Вестниками Смерти я уже ничего не слышал...
  - А княжич Дагар?..
  Вопрос дался тысяцкому с большим напряжением.
  - С половины княгини Ольги не доносилось никаких звуков. Я не видел ни девок дворовых, ни самого княжича. Неведомо - что с ним сталось...
  Некоторое время в шатре висела напряжённая тишина.
  - Что княгине Ольге скажем, когда с вопросом к нам обратится, где муж её, а наш князь, да где княжич, сын её любимый, а наш наследник? - спросил Тур Орог у задумчивого собрания.
  Отвечать никто не отважился. Да и что отвечать, коли все воины знатные - вот они, за столом сидят, мёд сладкий пьют, а о судьбе князя своего и наследника никто ничего не знает.
  - Замысел коварного Аваддона нам не ведом, - произнёс, наконец, Тур Орог. - Чего он хочет от князя? И добился ли он цели своей чёрной? Не знамо... Поэтому решим так - послать гонца к княгине Ольге. Пусть узнает всю страшную правду. А уж как она с нами поступит, на то её княжеская воля. Далее. За крепостью следить и днём и ночью. Всех подозрительных в округе - ко мне, на разговор пристрастный. Особенно искать тех, кто колдовством мечен, либо облик меняет. Таких - огнём пытать до правды! Нечисти поганой не место на земле нашей! Верно ли сказал я, гридь княжеская?
  - Верно, воевода!
  - Истинно твоё слово!
  
  Кальконис со страхом смотрел на раскинувшиеся за стенами крепости силы росомонов.
  - Что же теперь будет?.. - спросил он у Аваддона, стоявшего рядом.
  - Скоро увидим, - спокойно ответил чародей.
  - Крепость могут захватить?
  - Не думаю.
  Со сторожевой башни, где они сейчас стояли, как на ладони были видны все приготовления росомонов. Аваддон, искушённый в военном деле, знал что говорил.
  - Штурма не будет, - уверенно заявил он. - Пока, во всяком случае.
  Кальконис замялся, но, пересилив себя, спросил:
  - Магистр, могу я вас побеспокоить ещё одним вопросом?
  - Нет, не можешь!
  Кальконис молча проглотил пилюлю и продолжал со страхом взирать на людской муравейник, раскинувшийся за рекой.
  - Кстати, - обронил Аваддон, когда обиженное сопение за спиной начало его раздражать, - что ты узнал о Вышате?
  - Ничего, магистр, к моему великому сожалению! От вашей тёмной рати к утру ничего не осталось, а росомоны - кого не спроси - твердят только одно: "Воля чародея Аваддона - моя воля..." и больше ничего. И смотрят пустыми глазами - даже мурашки по коже!
  - Так и должно быть. У них теперь нет собственного сознания. Ни одна мысль не родится в их голове без моего ведома.
  - Конечно! Конечно! - затараторил Кальконис. - Но говорить с ними - бр-р-р!
  - Говорить с ними не очень страшно, а вот оказаться на их месте...
  Аваддон внимательно посмотрел на Калькониса.
  - Надеюсь, вы понимаете, о чём я, уважаемый "компаньон"?
  - Разумеется, магистр! - широкая улыбка едва поместилась на побледневшем лице философа. - Меня уже здесь нет! Я уже всё узнал о княжеском любимце!
  - Вот и славно, - пробормотал чародей, провожая хищным взглядом неуклюжую фигуру.
  "Тяжело ходить в фаворитах у сумасшедшего мага, - печально размышлял Кальконис, - особенно в то время, когда пятьсот воинов желают поговорить с тобой на языке меча и секиры..."
  
  Вечером, когда солнышко уже закатилось за самые высокие деревья, Вышата осторожно открыл дверь и шагнул в тёмное сырое нутро бани.
  - Дедушка баенник, - тихо позвал он, - отзовись!
  Тихо...
  Вышата захлопнул дверь и вновь позвал:
  - Дедушка баенник! Это я, Вышата!
  - А то кто ж ещё сподобится старика бедного пугать!
  Голос донёсся откуда-то снизу, но милостник в темноте ничего не видел. Он шагнул на голос и замер от визга:
  - Да что ж ты мне по рукам-то топчешься!..
  Вышата отшатнулся, сконфуженно пробормотал:
  - Ты уж извини меня, дедушка, не приметил я тебя... Больно темно здесь.
  - Знамо дело, что ж я со светом спать буду? - баенник взял Вышату за руку и подвёл к лавке. - Садись, молодец-удалец.
  Вышата на ощупь опустился на лавку. Неуверенно спросил:
  - Можно лучину зажечь?
  - Ни к чему это! У меня от света глаза болят. А глупости болтать и без света можно.
  - То не глупости, дедушка баенник! Я к тебе от самого воеводы княжеского - тысяцкого Тур Орога с просьбой великой.
  - Ну, коли так... - баенник не нашёлся, что ответить.
  - А просьба такая: проводи меня в крепость ходом тайным, каким этой ночью спас меня. Хочу судьбу князя нашего Годомысла спознать!
  - Эх, гридень ты неугомонный! - старик тяжело вздохнул. - Не могу я этого сделать.
  - Да как же?..
  - Не могу, потому как ход этот живому человеку одолеть невозможно! - воскликнул баенник.
  - Но ведь ты вынес меня по нему. Разве не так?
  - Так, да не так!
  Старик в темноте зашагал по бане, иногда задевая колени молчавшего Вышаты.
  - Ход этот только для нас, да духов бестелесных годен. А тебя мы с овинником по нему несли в те минуты, когда ты уже почти и не жилец был. Вот так-то...
  - Дела-а-а... - протянул Вышата. - Выходит, оконфузился я перед воеводой! И как только теперь ему на глаза покажусь?..
  Старик сел рядом на лавку. Вышата почувствовал тонкий запах хвои.
  - А ты чего воеводе наобещал-то? - спросил баенник как бы между прочим.
  - Нужно узнать, что в крепости происходит. Кто на стенах на страже стоит. Где Годомысл и княжич Дагар. Что с семьями гридей сталось... Не зная этого, Тур Орог не хочет штурмовать крепость.
  - И правильно, что не хочет, - согласился баенник. - В крепости дела тёмные творятся, это нам тоже не нравится. Поэтому я помогу тебе. У меня там, почитай, все домовые в родственниках ходят. Так я через них и выведаю, что надо. А ты здесь сиди, да меня дожидайся!
  Баенник встал с лавки и направился к двери.
  Вышата негромко позвал:
  - Ты, дедушка, там того... береги себя. Ты мне теперь роднее отца будешь...
  Старик хлюпнул носом и растворился в наступивших сумерках.
  Вышата терпеливо ждал до рассвета. Он покинул свой пост лишь после того, как в проём открытой им двери, вместе с туманом просочился бледный рассвет. Милостник понял - дальше ждать бессмысленно. В светлое время дух банный не станет разгуливать на виду у людей. А ещё у юноши появилось тревожное предчувствие: с милым стариком что-то случилось.
  Вышата отправился к тысяцкому с твёрдым намерением вернуться сюда с приходом ночи. И он вернулся. Открыл настежь дверь, сел на лавку напротив. Стал терпеливо ждать. Ему очень хотелось верить, что с банником ничего страшного не произошло. В конце концов, он же просто дух, привидение, хотя и вполне материальное. Что может с ним случиться?!
  Постепенно дверной проём чернел, сливаясь с внутренней темнотой бани. Вышата задремал. Звук близких шагов заставил его встрепенуться. Он вскочил на ноги и стремительно бросился к двери. В нескольких шагах от себя увидел очертания людей и мгновенно напрягся. Губы, готовые окликнуть банника, остались плотно сомкнутыми. Меч сам собой оказался в руке, но в это мгновение воин услышал смеющийся голос баенника:
  - Ох, и скор же ты, молодец, на расправу!
  - За сутки ожидания чего не передумаешь... - пробормотал Вышата, убирая меч в ножны. - А кто это с тобой?
  - Из-за них я и задержался. Это всё девки сенные из окружения княгини Ольги. Я их у этого... у Кальсоны взял.
  - Как это "взял"? Да ты давай, рассказывай. Только вот девушек куда-то пристроить надо. На полок их что ли?
  - Да ты что, молодец! Вдруг обдериха ко мне в гости объявится? А у нас такой малинник! Нет, пускай у порога стоят. Им, горемычным, от этого никакого ущемления нету. Потому как от душенек ихних ничего окромя глаз не осталось.
  - Как это?.. - оторопел Вышата.
  - А ты меня, милостник, не торопи. Я, можно сказать, в тылу вражьем жизни лишался, поэтому и хочу обсказать сей подвиг со всеми подробностями. Слушать-то будешь?
  - Да хоть до утра!
  - Нет, до утра не сдюжу - поспать малость хочется. Намыкался я с этими девками! Ну, так вот...
  
  
ГЛАВА 18:

Убогий Рык

  
  В шатре Тур Орога было не протолкнуться. Сам тысяцкий и несколько наиболее знатных гридей сидели в центре на широких лавках. Остальные, в числе которых были старшины и десятские из числа наиболее отличившихся в последние дни, толпились по стенам. Все со страхом, жалостью и затаённой злобой на тех, кто сотворил подобное, взирали на стайку девушек в центре шатра.
  Недовольный глухой ропот клубился над толпой.
  - Тише, гридь княжеская! - поднял руку Тур Орог. - Послушаем Вышату.
  Милостник князя поднялся со скамьи. Встал так, чтобы его все могли видеть.
  - Слушайте, браты, и не говорите потом, что слова мои прошли мимо ушей ваших! - заговорил он, оглядывая знакомые лица. - Обратился я с поклоном низким и просьбой большою к баеннику, что в баньке княжеской обретается, - некоторые воскликнули: "Знаем мы старика этого, весёлый баенник!". - Так вот, - продолжил Вышата. - Старик в просьбе моей не отказал, и сам в крепость отправился. А когда вернулся, то поведал мне вещи ужасные. Рассказал он, что колдовством чёрным поганый колдун Аваддон превратил всех, находящихся в крепости, в кукол безмозглых, которые стали почитать его, как своего господина.
  - Да, как же это?..
  - Гридь княжеская - на коленях перед колдуном?
  - Да быть того не может!
  - Может, - сказал Вышата, - и доказательством тому девушки, коих многие из вас лично знают.
  Когда шум голосов несколько утих, Вышата заговорил вновь:
  - Слушайте далее. Нет у колдуна поганого собственного воинства. По стенам крепости на его охране стоят лишь други наши, да сродственники! А князь наш светлый - Годомысл Удалой - в одрине почивает. И не понятно, жив ли князюшка али мёртв, ибо ни дыхания слабого, ни стона тихого из груди его не вырывается. О судьбе наследника - княжича Дагара - ничего не ведомо, так как девицы, за ним приглядывавшие, сами видите, в каком положении.
  Повисла напряжённая тишина. Внимание всех обратилось на девушек, смотревших вокруг пустыми, ничего не понимающими глазами. Скрежет зубовный пролетел по шатру - то гнев свой праведный пытались обуздать воины.
  Скоро тишина взорвалась криками:
  - На штурм!
  - Покараем поганого колдуна!
  - Отомстим за кровь нашу, иноземцем пролитую!
  Тур Орог поднялся со своего места и призвал всех к тишине:
  - Тише, братья! Не пугайте криком девиц обеспамятевших. Послушайте слова мои. Гнев ваш и нетерпение понятны, но подумайте, на кого штурмом идём?.. На своих же! А вина их только в том, что колдун проклятый у них душу отнял и разум помутил. Да разве поднимется рука на создание такое?
  - Что же делать?.. - послышались крики. - Научи, воевода, а мы не подведём!
  - Непростой это вопрос, но скоро вы узнаете ответ на него. А пока вернитесь к делам своим, да службу справно несите. Наш князь с нами! Понятна ли речь, гриди?
  - Верно говоришь, воевода!
  - С нами князь Годомысл!
  - Не уйти Аваддону от кары справедливой!
  Воины шумной толпой покинули шатёр.
  Остались лишь двое: Тур Орог и Вышата, да девушки, которые по-прежнему безучастно взирали на события, происходившие вокруг них.
  Тысяцкий подошёл к одной из них, осторожно взял за руку.
  - Любава, неужто не узнаёшь меня?..
  Вышата коснулся локтя Тур Орога.
  - Она ничего не помнит, - сказал он. - Но я знаю, как помочь им...
  Тысяцкий резко обернулся. Надежда мелькнула в его глазах.
  - Говори!
  - Есть скит в нескольких днях пути отсюда...
  - Ты о Нагине-чернокнижнике речь ведёшь?
  - О нём, воевода, только не спеши запрет вершить. Дедушка баенник говорил, будто ведун этот способен память возвращать, да бесов из тела изгонять силой молитвы.
  - Князь не велел знаться с чернокнижником, - напомнил Тур Орог.
  - Знаю, воевода. Это всё из-за памятного пророчества волхва Стовита. Нагин его прилюдно обманщиком, да шарлатаном обозвал, вот князь за это на него и прогневался. Да нам-то до этого какое дело! Только верю я, поможет девицам Нагин! Встречался я с ним прошлым летом. Зело образован, да и нравом кроток - не чета Стовиту. Так как решишь?
  Тысяцкий молчал. Ходил вокруг девиц, в глаза им заглядывал, только почти сразу же и отводил свой взор - страшно было смотреть в чёрную бездну их глаз.
  - Ладно, - наконец он решился, - отправишь их к Нагину завтра утром. Прикажешь Эдаму сопровождать их и охранять в самом скиту. Может чего и получится...
  Вздохнув, тихо добавил:
  - Я за Любаву в ответе перед её отцом погибшим. А слово, данное сотоварищу на одре смертном нарушать зело тяжко...
  Вышата молчал, не желая мешать течению мыслей тысяцкого.
  - Бери девиц, да ступай! - приказал Тур Орог. - Хочу один побыть...
  
  Кальконис медленно, но верно из ранга "компаньона" переместился в разряд обыкновенного слуги, прислуживающего своему господину за трапезой. Он уже не сидел за одним столом с Аваддоном, а стоял за его спиной в позе самого преданного лакея. И был этому очень рад. А всё потому, что ему так и не удалось выполнить приказ чародея отыскать следы Вышаты и Дагара. Поэтому вечером разгневанный Аваддон разжаловал его до лакея. Разумеется, не обошлось и без рукоприкладства. Голова до сих пор, словно чугунная - следы того, как Аваддон вдалбливал (в буквальном смысле!) почтение к своей персоне и к своим приказам. Дело едва не кончилось превращением сэра Лионеля в разрушенный этими "поучениями" стол в трапезной. Однако Кальконису удалось убедить разбушевавшегося мага в своей исключительной необходимости и полезности. Таким образом философ-самозванец рухнул с вершины сэра Лионеля де Калькониса, кудесника-целителя страны Рос до ничтожного лакея.
  - Кальсонька, принеси ещё сбитня! - приказал Аваддон елейным голосом, - Нужно отметить твоё "повышение".
  - Сию минуту, магистр! - рапортовал Кальконис и отправлялся за напитком, глотая слёзы обиды и успокаивая кровоточащее от унижения сердце.
  Вернувшись, он наполнил бокал Аваддона и замер за его спиной.
  - За что пьём сей хмельной напиток? - вопрошал чародей, внимательно прислушиваясь к реакции Калькониса за спиной.
  - За моё повышение! - Голос философа был как у ожившего покойника.
  - Изумительный ответ! - воскликнул довольный Аваддон. - Если ты себя и дальше зарекомендуешь достойным моей высочайшей милости, то года через два или три станешь... старшим лакеем! Как вам такая перспектива, сэр Кальсонька?
  - Я польщён вашим доверием!
  - И это тоже достойный ответ! - улыбнулся Аваддон, закончив трапезу. - А пока ты не дослужился до столь высокого звания, я хочу тебе кое-что поручить... в последний раз!
  Кальконис в напряжении замер: что ещё задумал ужасный чародей, чтобы унизить его, ведь он уже и так сполна испил чашу страдания!
  - Я выполню любое ваше поручение, магистр! - голос Калькониса звенел от усердия.
  - Разумеется, иначе я... Впрочем, не буду открывать этого маленького секрета - тебе ведь хочется узнать, во что ты превратишься, если...
  Кальконис так громко сглотнул ком ужаса в горле, что Аваддон улыбнулся:
  - Сейчас вы мне стали даже нравиться, сэр бывший "компаньон", потому что с радостью готовы броситься выполнять любой мой приказ. Да?
  - Да!
  - Тогда слушайте, любезный Кальсонькин. От вас требуется сущий пустяк, мелочь, о которой и просить-то неудобно. Вы должны отыскать того, кто украл Талисман Абсолютного Знания!
  Кальконис с недоумение осознал, что мир вокруг изменился: пол качнулся ему в лицо, а стены сошлись шатром за его спиной. Он понял, что лежит на спине, а чародей с искренним сочувствием поливает его из кувшина.
  - Я вижу, сэр Кальсонькин, вы так обрадовались моему приказу, что едва в обморок не упали. Право, не стоит так рьяно браться за дело! Вы же знаете, как заботит меня ваше здоровье! Чего же вы молчите?..
  - Я не совсем понимаю, где искать этот талисман... - пробормотал Кальконис.
  Когда спасительная струя иссякла, он осторожно поднялся.
  - Доходчиво объясняю. - Чародей, легонько встряхнул Калькониса. - Вы немного побродите по округе, зайдёте в пару-тройку деревень. И везде, как бы между прочим, будете выспрашивать о событиях памятной вам ночи. Цель у вас одна - найти существо, способное превращаться в кого угодно...
  - Не губите, магистр Аваддон! - взвыл Кальконис и бухнулся перед чародеем на колени. - Меня первый же гридень за воротами на копьё посадит! Они такие страшные слова кричат, когда меня на стенах видят! Смилуйтесь!
  - Хватит причитать! - Аваддон так рявкнул, что Кальконис проглотил собственный скулёж. - Я уже обо всём позаботился. Хотя, для острастки, тебя не мешало бы отправить к росомонам на пару часов!
  - Но, магистр...
  - Цыц! Пойдёшь в стан росомонов в другом обличии. В новом виде тебя никто, даже мать родная не узнает! Да и подозрений не вызовет вид несчастного юродивого...
  - Юродивого! - взвыл Кальконис (неужели непрерывный поток несчастий на его умную голову никогда не иссякнет?).
  - А ты, что, на обличие Годомысла рассчитывал? - осклабился Аваддон, довольный реакцией Калькониса. - В облике убогого Рыка тебе удобнее всего по деревням да весям бродить и народ баламутить речами бессмысленными. Кстати, к подобной пустой болтовне у тебя прирождённый талант. Вот и потрудись во имя своего светлого будущего!
  Ещё полчаса потратил Аваддон, чтобы подготовить убитого горем философа к его новой миссии. Потом торжественно произнёс:
  - Пора!
  - Как! Уже? - совсем упал духом Кальконис, рассчитывавший на то, что безжалостный чародей даст ему хотя бы сутки на то, чтобы привести свои расстроенные чувства в порядок.
  - Разумеется, уважаемый философ! Я по глазам вижу, как хочется вам нести глагол истины в тёмные массы росомонов! Ну что ж, идите и несите на здоровье!
  Кальконис не успел открыть рта, как неведомая сила закружила его в водовороте гулкой тишины, да и выплюнула в стане росомонов, разбитом напротив крепости.
  Несчастный философ ещё не успел осознать себя в новой роли, как явственно услышал собственный писклявый голос:
  - ...и сонмы демонов на землю пали, осквернив поля и реки. И много твари живой погибло. И было это знамением!..
  Кальконис исподтишка оглядывался вокруг, продолжая нести околесицу. Вот несколько воинов направились к нему. Кальконис внутренне сжался, каждую секунду ожидая неминуемого разоблачения. Но гриди молча окружили его и внимательно слушали горячечный бред. Впрочем, какой же это бред, если язык, совершенно ему не подчиняясь, излагал истинную правду:
  - ...и был среди них воин славный, именем Вышата, и были твари поганые из тёмных глубин ада, возжелавшие смерти богатыря могучего. Но пали твари смрадные от меча воина, и был спасён княжеский милостник чудесным образом!..
  - О чём это Рык глаголет? - спрашивали подходившие воины.
  - Видать знамение убогому было. Ишь, как реченька-то льётся! Будто сам за спиной Вышаты в том бою стоял!
  - Тише вы, дайте откровение дослушать! - шёпотом возмущались вновь подходившие гриди.
  А Кальконис продолжал изливать на росомонов поток "бредятины" (слышал бы её Аваддон - не стал бы так безоговорочно доверять философу!):
  - ...и Аваддон злокозненный захотел силу княжескую отобрать, для чего вызвал демона мерзкого из мест смрадных. И творили они колдовство поганое, да не одолели князя. И застыл Годомысл на веки вечные, так и не поддавшись им...
  Кальконис-Рык, осознав, что не в силах остановить непрерывный поток саморазоблачений, решил уносить ноги от увеличивающейся толпы слушателей. Он бочком стал протискиваться в сторону недалёкого леса.
  Гриди недоумённо вопрошали:
  - Чего это с ним?..
  - Видать, за откровением подался, горемычный...
  
  С новым телом Кальконис свыкся на удивление быстро. И комплекция неведомого Рыка его устраивала и рост. Но вот манеры! С такими манерами его ни в один порядочный дом не пустят. Да и грязен оказался юродивый Рык просто до тошноты. Однако искупаться Кальконис не мог, хотя его путь и проходил почти всё время в непосредственной близости от речки Малахитки. Но какое-то неведомое чувство говорило ему, что юродивый отродясь не мылся. Это, так сказать, его отличительная черта. Если кто-либо заметит Калькониса за купанием, тогда с инкогнито новоявленного шпиона придётся проститься. Этого сэр Лионель никак не мог себе позволить, помня о словах чародея на случай его провала.
  Так и пришлось путешествовать философу с гримасой отвращения на лице к собственному телу. А куда деваться? Лучше в этом вонючем теле, чем под пятой у непредсказуемого чародея! Однако больше всего Калькониса волновала его необъяснимая правдивость во время спонтанных откровений. Стоило ему увидеть любого встречного, как язык самостоятельно начинал выдавать такое, что только поспешное бегство спасало его от полного саморазоблачения! Видимо, магия Аваддона, не подпитываемая мощью Талисмана Абсолютного Знания дала сбой, и несчастному Кальконису приходилось всё время быть начеку. А это было очень непросто в местах, где едва ли не за каждым поворотом можно было повстречать воина, охотника или торговца. Поэтому прибывшая через четыре дня к осаждённой крепости княгиня Ольга, знала обо всех событиях едва ли не лучше самого Тур Орога. И всё благодаря словоохотливому Кальконису!
  Сам же философ находился в затруднительном положении. Дело, порученное ему Аваддоном, не продвинулось ни на шаг. Кальконис, конечно же, спрашивал у людей о событиях той ночи, и они ему с большой охотой отвечали. Но то, что он слышал, никак не способствовало успеху его начинания. Ибо появление Аваддона на облаке породило вокруг столько фантастических слухов, что разобраться в них не было никакой возможности. Кальконис на всё махнул рукой и решил просто быть самим собой, то есть Рыком, с которым он свыкся настолько, что перестал замечать козлиный дух, исходящий от тела и гнилостный запах, источаемый его малозубым ртом. А через неделю после ухода из крепости Кальконис и вовсе решил туда не возвращаться. Роль грязного, но свободного юродивого нравилась ему гораздо больше, чем роль чистого холуя.
  
  
Конец первой части.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"