Аннотация: Пройдут тьмиллионы лет и этот рассказ может стать реальностью.
Умирал последний фантаст из рода человеческого. Позади были тьмиллионы лет развития жанра. Но последняя книга, которую он написал была посвящена ее истории. Почему истории? Воспоминания пришли сами по себе, хотя им было уже несколько миллионов лет.
- Нет, Бирхендорф Ли Д'Убравский, ты - определенно романтик, - в их время это звучало как оскорбление.
- Да какой я романтик? - Бирхендорф не заметил нападения, увлеченный своими мыслями, - пока остается хотя бы один нераскрытый закон я хочу быть фантастом, хочу поражать воображение людей, хочу рассказывать им о будущем, которого никогда не будет, о прошлом, которого не было. Наконец, я хочу удивлять их загадкой невозможного, того, чего вообще никогда не могло быть.
- Мама моя, Вселенная! Какое воображение? Какое будущее? В мире остался всего один неоткрытый закон! Один! Ты понимаешь? - собеседник Бирхендорфа вышел из себя, хотя это было просто неприлично для их эпохи, - только закон о напряжении пространства между двумя вероятностно-временными континуумами в точке конфлуенции информационных полей. Ну что же здесь загадочного?
- А вдруг этого закона не существует? Люди задумывались о том, что было бы, если бы этого закона не было?
- Ты что с ума сошел? Лучшие сознания нашей эпохи уже доказали, что он существует. Только пока не довели его до ума.
- А вдруг...
- Слушай, Бирхендорф, ну нельзя же быть таким глупцом! Какая разница, что было бы, если бы... Важно то, что есть. Какой смысл в этих фантазиях? Вообще, откуда эта фантастика на наши головы взялась? Какой дурак ее придумал?...
- ...а это мысль!
- Написать рассказ про этого дурака?
- Бери шире. Написать историю фантастики...
Собеседник ответил ему лишь растерянной задумчивостью.
- ...в которой я, для всех не-романтиков, опишу как человечество дошло до такой степени... скажем, развращенности, что создала и увлеклась фантастикой.
- В первый раз я слышу от тебя разумные слова.
- И не в последний.
На том они и разошлись. А Бирхендорф засел за свою историю. Его отделяла не пропасть, а время, за которое та Вселенная, в которой была рождена фантастика уже умерла. Впрочем, в его распоряжении еще оставались архивы, и ему удалось получить разрешение на исследование давно умершей Вселенной. Наконец, через три миллиона лет он закончил свой увесистый труд в ста двадцати томах "История фантастики Метавселенной". Научные круги взорвались дискуссией о предмете исследования и его отношении к познанию. Культурные деятели разных рангов теперь пытались быть с Бирхендорфом на дружеской ноте и уже хотели ему заказать историю прозы и лирики. Многие, кто прежде считал Бирхендорфа, по крайней мере, чудаком нашли общие интересы с ним. Sic venit gloria mundi.
С самого начала Бирхендорфа поразило то, что истоки фантастики невозможно было определить точно во времени и пространстве. Казалось бы - такой великий факт, а люди не удосужились даже сохранить его в неприкосновенности для потомков. Бирхендорф лично относил его к периоду первых экзопланетарных полетов (плюс-минус тысяча лет). В это время она еще недалеко ушла от еще одного понятия, которое как он понял раньше много значило для человека - религии. Он даже смел предположить на страницах своей книги, что в определенный период времени она значила (задумайтесь!) даже больше чем фантастика.
Причины возникновения фантастики Бирхендорф относил к невежеству тех существ, которые были очень далекими предками современных людей. Которые не знали, что их ждет, а часто, и что было прежде. Первые взгляды на эти вопросы в виде прафантастических произведений были изложены, скорее, как догмы первобытного мира. Бирхендорфу даже удалось найти несколько упоминаний на эти первые пробы пера. Одна из них называлась "Дола" (или "Тола"), вторая - "Бублис" (по поводу этой книги мнения многих маститых историков прошлого тоже расходились и некоторые из них называли ее "Беблис"). В каждой из них говорилось об одном и том же персонаже - Поке (в поздних вариантах - Бок), об истории его жизни и жизни его родственников. Поздние комментаторы даже смели утверждать, что в канве этих произведений были аллюзии на научные факты, но мы вправе им не доверять по той причине, что эти аллюзии могли быть, скорее, в их голове, а не в тексте. Ведь настоящая фантастика, как мы все знаем, выступает антитезисом науке. Изначально Бирхендорфу было непонятно, как же это все было связано с прошлым и будущим, так как эта связь подразумевалась комментаторами. Но потом он выдвинул гипотезу, что Пок был первым, кто вывел законы, на основании которых он мог предугадать более-менее точно (для его времени, конечно) произошедшее и предстоящее. Конечно, Бирхендорф мог исследовать и нужный сектор пространства-времени, чтобы узнать это наверняка, но у него просто не было ресурсов, чтобы отыскать буквально иголку в стоге сена (выражение, хотя и понятное современникам, но давно потерявшее смысл своих отдельных слов).
За первыми опытами шел период становления фантастики как литературы, заманивающей читателя в книжную трясину красивыми картинками невозможного и невероятного. Современному человеку, конечно же, покажется загадкой зачем вообще утруждать себя чтением подобной галиматьи. Но люди этого периода (если их, конечно, можно так назвать) не утомляли себя такими вопросами, глотали подобного рода литературу и читали ее запоем. Впрочем, после периода подъема жанра шел спад, так как настал "золотой век" - период, когда человечество тешило себя мыслью, что подошло ко всем пределам возможного. Потом же все опять возвратилось на круги своя, так как какая-то катастрофа дала новый толчок прогрессу и фантастика буквально воскресла. Впрочем, вся ее история, выражаясь языком физики - древней мертвой науки, представляет собой затухающее колебание. Подъемы чередовались со спадами, но интерес к фантастике становился все меньше и меньше по мере открытия новых законов науки, по мере коллапса пространства невообразимого, которое человеческий ум мог превратить в материальную точку произведения искусства.
Наконец, Бирхендорф подошел и к современной эпохе, которая началась пять миллиардов лет тому назад. Неоткрытые законы Природы (древнее понятие невежественных предков, которым они обозначали обычно либо мир их родной планеты или же уравнения, составляющие Вселенную) были уже наперечет, а этот период так и назывался - Эпохой Последних Пятидесяти (Законов). Но с открытием Последнего Закона и ей был положен край и на горизонте уже маячила немного страшащая Эра Беззакония. Казалось, какая плодотворная нива для фантастики! Но, к сожалению, современники Бирхендорфа могли узнать содержание последующих глав жизни Метавселенной, хотя и не хотели, в силу сложившихся привычек и устоев. А самое главное - будущее не вызывало у них никаких эмоций. Завтра - что в нем страшного, привлекательного, интересного, любопытного? Завтра - это обыденно, привычно, рутинно, заурядно. Бирхендорфу было ясно - фантастика уже была не нужна человечеству и ее скорая смерть не вызывала никаких сомнений...
Бирхендорф прервал воспоминания, ему надоели эти тяжкие думы, которые вновь и вновь возвращали его в реальность, напоминая о смерти. Которые убивали его любимый жанр, его Фантастику, не оставив ему самому ни одного шанса на осмысленное существование в грядущем. "А, может, все-таки... где-то осталось тепленькое местечко и для фантастики? Откуда оно будет как таракан (о которых он где-то читал) выбегать на короткие рейды в человечество...", но Бирхендорф быстро отбросил эту мысль. Естественно, умирать было тяжело, но он уже давно и сознательно решился на это сам. Теперь все нужно было довести до конца, чтобы, по крайней мере, его не упрекали после смерти в непоследовательности. Он позвал своего ближайшего друга и родственное сознание.
- Ментополк, я как и задумывал решил отойти в небытие.
- Хорошо, мы сделаем, все как ты хотел. Ресурсы твоего сознания будут распределены между другими сознаниями Нас. Но, если хочешь, часть твоего сознания может дать жизнь новому, которое будет воспитано в любой области искусства или науки (как ты любишь называть эти древние области деятельности человечества, которые сейчас не различаются для ясности).
- Я ценю вашу сознательность, но я не хочу этого. Я был рожден тогда, когда искусство признавалось отдельным жанром творчества, сейчас же, когда оно окончательно слилось с наукой, когда оно одной ногой в небытии, как и я... Нет, я не хочу калечить жизнь еще кому-то. Пусть я буду последним уродом умирающей эпохи. Жаль, что умираю не только я, но и искусство, которое было частью истории человечества, частью гуманизма, который освещал нам дорогу в будущее на протяжении тьмиллионов лет.
- Не тебе жалеть, Бирхендорф. Ты решил умереть, мы остаемся. Нам с этим жить, а не тебе.
- Пусть так. Мне интересено, вспомнят ли обо мне через тьмиллионы лет? Как оценят меня потомки? Было ли мое существование нужным для человечества или нет?
- Все сознания, составляющие человечество, были нужны ему, так или иначе.
- Но когда я почти всю свою жизнь (не побоюсь этого слова) работал только ради собственного любопытства и...
- Это не важно. Твою пользу для человечества будет оценивать только оно само, а не ты или другие.
- Впрочем... - Бирхендорф вспомнил неизвестность, в которой он пребывал долгие годы и время триумфа, когда он написал историю жанра, - ты наполнил смыслом мою смерть, Ментополк, и я буду тебе благодарен до последней моей мысли...
Он расстался без сожаления со своим существованием и стал частью других.