Аннотация: Последствия близости и разговоры об этом.
Глава 12: Глава двенадцатая
Резюме:
Гермиона исследует золотые кольца, они обсуждают происходящее, и Гермиона высказывает свою позицию по поводу отношений, размышляя о своих чувствах и страхах.
Записи:
Джоан Роулинг и любые другие соответствующие аффилированные лица, очевидно, владеют правами на Гарри Поттера и вселенную Гарри Поттера. У меня нет ничего, кроме вставленных оригинальных персонажей / сюжетных концепций. Я не зарабатываю на этом денег. Это просто фанатская работа.
Я хотел бы выразить огромную благодарность замечательным людям, которые согласились помочь мне просмотреть предыдущие главы, чтобы выявить все досадные ошибки, которые я больше не вижу. Спасибо вам: Amelia_Davies_Writes, GalaxyNightangale и всем остальным, кто указал на мои грамматические ошибки через discord.
И огромное спасибо Греке за то, что согласилась прочитать и протестировать новые главы, Джинни за то, что помогала мне воплощать идеи в жизнь, пока я работал над этим чудовищем, и Инви, которая уже несколько раз не давала мне удалить эту историю. Я очень ценю вашу помощь.
Текст главы
Предупреждения:
Эта глава содержит: откровенную непристойность (которую можно пропустить, не пропуская основной сюжет).
***
Гарри проснулся, чувствуя себя в тепле и уюте. Это был определенно один из лучших снов, которые он когда-либо видел во время зимнего похода в этой богом забытой палатке, и он действительно чувствовал себя отдохнувшим. Он чувствовал, как Гермиона прижимается к нему всем телом, ее глубокое дыхание и обмякшие конечности свидетельствовали о том, что она все еще крепко спала и не подозревала, что Гарри проснулся рядом с ней.
Пока он крепко прижимал ее к груди, в его голове проносились события прошлой ночи. Им было весело, наверное, это был один из первых моментов, когда они веселились после свадьбы, они смеялись, разговаривали и наслаждались обществом друг друга. Это было так приятно - он терпеть не мог использовать такое избитое слово, чтобы описать это, но, честно говоря, это была правда. Весь вечер был приятным и замечательным, и было приятно просто сидеть и наслаждаться совместным времяпрепровождением - разговаривать, как нормальные люди, вместо того, чтобы обсуждать войну и крестражи, как они обычно это делали. В какой-то момент разговор перешел на личные темы, и все стало более интимным, но атмосфера оставалась комфортной.
Когда Гермиона схватила его за руку и притянула к своей груди, воздух стал густым, а ее глаза засияли желанием. Это заставило его сердце сжаться в груди, он не знал, чего она захочет или что она будет готова сделать со своими чувствами. Поэтому, когда она наклонилась к нему, он не смог удержаться от того, чтобы еще больше не сократить дистанцию и не протянуть руку, чтобы коснуться ее лица, хотя и сдержал свое обещание не начинать ничего физического между ними без того, чтобы она не сделала этого первой или не попросила его об этом.
Во всяком случае, Гарри Поттер стремился быть человеком слова. Он хотел быть честным и надежным - и не хотел прослыть лжецом. На пятом курсе Гарри столько раз сталкивался с подобной ерундой, что у него мурашки побежали по коже. Эта сучка, Рита Скитер, назвала его лжецом, мошенником и пыталась опозорить его имя. После публикации статей и обращения в Министерство даже некоторые из студентов его школы начали не доверять ему и отказывались верить его рассказам о Волдеморте.
В результате Гарри понял важность честности и планировал придерживаться ее до конца. Он никогда и никому не дал бы повода усомниться в нем или не доверять его словам, поэтому, как бы сильно ему ни хотелось поцеловать ее, он этого не сделает. Не раньше, чем она попросит его об этом или начнет первой, потому что таково было обещание, которое он ей дал.
Поэтому, когда она попросила его поцеловать ее, ему показалось, что сердце вот-вот разорвется в груди от волнения, и он был в приподнятом настроении и горел желанием подчиниться. Ему потребовалась вся его выдержка, чтобы не впиться губами в ее губы и не прикоснуться к ней интимно. Он изо всех сил старался сохранять самообладание, понимая всю деликатность ситуации и не желая повторения того, что произошло на кухне, когда они поцеловались в первый раз. Поэтому он двигался медленно и осторожно, с каждым прикосновением и каждым движением.
Поэтому, когда она попросила его прикоснуться к ней, он пришел в восторг.
Честно говоря, он не ожидал, что она так быстро согласится с этой идеей после последнего инцидента. Так что он был взволнован не только потому, что ему удалось прикоснуться к ней - очевидно, он был взволнован этим, он хотел прикоснуться к ней неделями и был в восторге от перспективы наконец-то ощутить прикосновение ее кожи к своей - он также был невероятно счастлив. Счастлив, потому что ее просьба была доказательством того, что она смирилась со своими шрамами, и доказательством того доверия, которое она ему питала.
Это прозвучало странно, но Гарри счел за честь ее просьбу и постарался сделать так, чтобы ей все понравилось. Каждое прикосновение было нежным, каждое движение - тщательно выверенным и медленным, он чувствовал, как она вздрагивает под его руками, пока, в конце концов, она не успокоилась и не смогла наслаждаться их близостью, не реагируя физически на его прикосновения таким резким образом. Он терпеливо обрабатывал ее кожу, внимательно наблюдая и прислушиваясь на случай, если она попросит его остановиться, но, к его большому удовольствию, они вместе преодолели ее неуверенность, и Гарри смог без колебаний провести руками по ее груди. Единственной ее реакцией были тихие стоны, срывавшиеся с ее губ, которые заставили его захотеть ее еще больше.
После этого... ситуация быстро обострилась.
Он все это время был до смешного тверд в своих джинсах. На вкус она была как сладкий чай, который они пили, и пахла пергаментом, свежим прохладным воздухом и чем-то еще, что он не мог определить. От этого у него внутри все перевернулось, а член напрягся под штанами. Тереться об нее было настоящим блаженством, но с самого начала он не собирался делать ничего большего. Однако он надеялся, что ему удастся избавить ее от этого и помочь снять видимое напряжение и стресс, которые она испытывала последние несколько месяцев.
Гарри не был слишком озабочен своей собственной "проблемой", он мог разобраться с ней один, позже, в ванной. В конце концов, он был мужчиной, и мастурбация не была для него проблемой. Он делал это почти регулярно на протяжении всего их приключения по поиску крестражей в походе - особенно когда чувствовал, что становится слишком напряженным. Это не было ежедневным занятием, он не был похож на некоторых из его друзей.
Рон, подумал он, закатив глаза. Этот парень и некоторые другие не могли прожить и дня без мастурбации. Нет, Гарри умел держать себя в руках, когда дело касалось личного удовольствия, но он делал это достаточно часто, чтобы стресс и напряжение не превратились в проблему. Но он подозревал, что Гермиона этого не делала, основываясь на ее постоянно растущем напряжении. Зная ее, будучи немного скованной, он подозревал, что у нее были проблемы с тем, чтобы расслабиться. Он сильно сомневался, что она хоть раз прикоснулась к себе с тех пор, как они поставили палатку и начали это путешествие. С другой стороны, возможно, она вообще никогда не прикасалась к себе - он не был уверен. Он не хотел притворяться, будто что-то знает о женщинах или их привычках, - но она никогда не была из тех, кто позволяет себе расслабиться, и он всегда подозревал, что ей некомфортен сексуальный контакт.
Поэтому, прикасаясь к ней, он следил за выражением ее лица и звуками, которые она издавала. Он сосредоточился на ее дыхании и с каждым движением подводил ее все ближе и ближе к оргазму. Она уже была влажной, когда он скользнул рукой по ее трусикам, и это еще больше возбудило его. Во многих отношениях, поглаживая ее до тех пор, пока она не достигла кульминации, он словно достиг своего собственного маленького кайфа. Он чувствовал себя завершенным и довольным, наблюдая, как она закрывает глаза. Дрожь пробежала по его спине, когда он почувствовал, как она забилась в конвульсиях, крепко вцепившись в его свитер и содрогаясь, пока не достигла своего оргазма. Это было опьяняюще, как наркотик, и он понял, что подсел. Она была прекрасна, когда раздевалась, и он едва сдержал стон при виде этого.
Блядь, он хотел ее.
Он хотел исследовать все ее тело. Он хотел разрядки. Он хотел быть с ней во всех смыслах этого слова и не хотел, чтобы это когда-нибудь заканчивалось, но сонный туман в ее глазах свидетельствовал о ее усталости. Он мог сказать, что она была в шоке от своего бурного оргазма, и он знал, что сегодня не та ночь. Поэтому он прижал ее расслабленное тело к своей груди и удовлетворенно улыбнулся про себя. Кроме того, он не хотел торопить события с Гермионой. Он понимал, что их положение было сложным и ненадежным и что у нее были некоторые сомнения по поводу того, стоит ли "быть вместе" из-за войны. Того, что она научилась принимать свое изуродованное тело и вообще позволять ему прикасаться к ней, не говоря уже о том, чтобы наслаждаться этим, было более чем достаточно.
У них было время, и они могли бы заняться другими делами вместе, когда наступит подходящий момент. Когда они оба будут к этому готовы.
Вместо этого они отправились спать. Не желая чувствовать себя разбитым и неуютным остаток ночи, Гарри покончил с собой в ванной, прежде чем забраться на свою койку рядом с Гермионой. Когда он достиг кульминации, он представлял, как она извивается под его прикосновениями, и какое выражение будет на ее лице, когда она кончит. Он сделал это. Он заставил ее кончить, он доставил ей удовольствие, и этой мысли было достаточно, чтобы довести его до предела.
Выходя из ванной, он не был уверен, где она будет - на его койке или на ее собственной. Если бы она решила лечь на свою койку, он решил бы спать на своей, один, и предоставить ей пространство, о котором она явно просила. Поэтому, когда он вышел из ванной и в тусклом свете увидел скомканные одеяла на своей койке и нетронутые простыни на ее собственной, он не смог сдержать улыбки. Он не был уверен, что когда-либо испытывал такое сильное желание забраться в постель.
Теперь, уткнувшись носом ей в затылок, он счастливо вздохнул. Несмотря на все, что происходило - оборотни, стресс от попыток найти крестражи, надвигающаяся война, - несмотря на то, что он на самом деле ни хрена не понимал, что делает, у него была надежда. Это дало ему надежду. Это побудило его стать лучше, добиться большего и продолжать бороться, как бы плохо ни обстояли дела.
Гарри хотел знать, что может принести ему будущее с Гермионой. Останется ли их близость только в этой палатке, перерастет ли она в нечто большее, чем то, что произошло сегодня вечером, или нет, или будет продолжаться в будущем как угодно долго - это не имело значения. Независимо от того, что произошло, он знал, что Гермиона была для него важнее, чем он мог себе представить. И он сделает все возможное, чтобы она была в безопасности, чтобы у них была возможность разобраться во всем между собой - потому что за это стоило бороться.
***
Гермиона проснулась от запаха яичницы с беконом. Перевернувшись на кровати Гарри, она увидела, что он на кухне готовит завтрак, и не смогла сдержать улыбку, а на ее лице появился румянец. В ее голове пронеслись картины прошлой ночи, и она уткнулась лицом в подушку. Прошлая ночь была, ну...... прошлая ночь была очень невероятной, подумала она, чувствуя, как ее лицо заливается румянцем. Все в их разговоре, их прикосновениях, их поцелуях и руках Гарри, блуждающих по ее телу, было нереальным. Она не могла поверить, насколько расслабленной себя чувствовала, и не могла поверить, что Гарри вот так прикасался к ней там и действительно довел ее до оргазма.
Она почувствовала, что краснеет еще сильнее, не отрывая лица от подушки. Никто, кроме нее самой, никогда раньше не прикасался к ней, и уж точно никто не прикасался к ней так, как сейчас. Это было так невероятно сильно и волнующе, и... у нее действительно не было слов, чтобы описать это. Это не было похоже ни на что, что она когда-либо чувствовала или переживала раньше.
Это было так приятно, что она внутренне застонала, откинув голову на подушку, и ее живот скрутило от волнения и смущения при мысли об этом. Она не жалела об этом, несмотря на то, как сильно нервничала сейчас. Больше всего на свете ее тревожила одна мысль: теперь, когда у нее это было, она захочет этого снова.
Гермионе потребовалось несколько мгновений, чтобы собраться с силами и встать с кровати, чтобы пойти помочь Гарри с завтраком. Их общение было нормальным - за исключением того, что, подойдя к нему, она мягко положила руку ему на бок, а он наклонился к ней и нежно поцеловал в висок, когда она встала рядом с ним у стойки, чтобы достать тарелки. Она густо покраснела от этого жеста, а затем они позавтракали в своей обычной манере, прежде чем продолжить обычную тренировку. Погода все еще была ужасно холодной, но, по крайней мере, мокрый снег прекратился, так что они смогли потренироваться на свежем воздухе и провести полноценную дуэль. Они вернулись обратно в палатку почти через 3 часа, запыхавшиеся, измученные, насквозь промокшие от собственного пота и довольные тем фактом, что им удалось увеличить свои защитные чары еще на минуту каждому.
День прошел спокойно. Они быстро перекусили, а затем Гарри почитал, пока Гермиона рассматривала золотые браслеты, которые она сняла с "оборотня и похитителя". Сначала она пыталась читать, но обнаружила, что слишком отвлеклась, думая о прошедшей ночи и гадая, что творится в голове у Гарри. Он ничего не говорил об их занятиях, поэтому она тоже решила не читать и вместо этого занялась делом, которое требовало большей концентрации и умственных способностей, чем чтение.
Она была крайне осторожна, чтобы не прикасаться к браслетам самой и не позволять им прикасаться к чему-либо, кроме внутренней части черной металлической коробки, в которой она изначально их хранила. Шкатулка была подарена ей Аластором Муди летом, перед тем как он был убит. Это был особый зачарованный металл, который не позволял никаким проклятиям распространяться через него, а в закрытом виде сохранял предметы внутри полностью запечатанными, их невозможно было обнаружить и отследить. Муди сказал ей, что, будучи аврором, он использовал его для хранения предметов, снятых с его целей, которые выглядели "интересно", но, вероятно, "обладали потенциалом заставить ваши внутренности расплавиться или сердце выскочить изо рта, а глаза выкатиться из орбит".
Гермиона не была уверена, какие именно предметы Муди положил в коробку перед ней, и, честно говоря, ей не нравилось думать о том, что ее внутренности тают, сердце вырывается изо рта, а глаза кипят, но она все равно приняла подарок, поскольку думала, что он может пригодиться в будущем.
Во время работы она применила несколько обнаруживающих и отслеживающих амулетов и протестировала металл, чтобы подтвердить его материальный состав. Она смогла определить, есть ли в браслетах какие-либо материалы для изготовления сердцевины или встраивания. Она держала рядом с собой открытый блокнот, чтобы записывать свои находки, и ей удалось проработать весь день, не отвлекаясь ни на какие мысли, пока Гарри мягко не коснулся ее плеча и не сказал, что ужин готов.
Было уже поздно, больше девяти вечера, и у нее громко заурчало в животе, когда она тщательно упаковала браслеты и заперла сундук на замок для большей сохранности. Она была так сосредоточена, что не заметила, как поздно уже было, хотя и была рада, что провела вторую половину дня продуктивно, вместо того чтобы обдумывать события предыдущей ночи. Она присоединилась к Гарри за столом и поела пастушьего пирога с овощами, радуясь, что Гарри вовремя обратил на них внимание и не забыл покормить их, пока она рассказывала ему о своих находках.
- Итак, я почти уверена, что браслет использует магию, связывающую кровь или душу, и, похоже, в браслете есть ядро. Мне все еще нужно решить, как получить к нему доступ, не повредив его, поскольку оно, похоже, встроено, - сказала Гермиона, накалывая на вилку еще один кусочек пирога.
- Как ты определишь, какой именно? - Спросил Гарри, после того как сам откусил кусочек пирога.
- Ну, мне нужно немного почитать по этому поводу - есть заклинание, которое вы можете использовать, но оно сложное, и результаты могут быть неточными. Возможно, я могла бы приготовить тестовое зелье или, возможно, диагностическое. Я собираюсь изучить это на этой неделе и попытаться во всем разобраться. Честно говоря, я все же надеюсь, что это магия крови, - поморщившись, сказала Гермиона, доедая пирог и запивая его водой. - Связывание душ невероятно сложное и редкое - и опасное. Просто об этом не так много информации, потому что это очень сложно. Магия крови, хотя и является типично темной магией, иногда может быть полезной, например, защита, которую дала вам ваша мать, и по этому поводу существует гораздо больше документальных исследований. Возможно, что, если речь идет о магии крови, она может оказаться полезной в другом смысле. Возможно, мне удастся перепрофилировать его - если я смогу в этом разобраться.
Гарри широко улыбнулся ей и легонько толкнул ее колено под столом своим.
- Ты такая замечательная, Гермиона, - искренне сказал Гарри, в его голосе не было ни намека на поддразнивание, когда он посмотрел на нее с легким благоговением. - Конечно, ты бы смотрела на это, пытаясь понять, как использовать браслеты и магию крови во благо. Иногда ты меня просто поражаешь, ты в курсе? Если я могу чем-то помочь, дай мне знать.
Гермиона слегка покраснела от его комплимента и застенчиво улыбнулась ему.
- Спасибо, Гарри, - сказала она, начиная собирать пустые тарелки на столе в небольшую стопку. - Конечно, я дам тебе знать.
- Гермиона, - тихо сказал Гарри, встретившись с ней взглядом, когда она подняла взгляд от стопки тарелок, которые она готовила. - Насчет вчерашнего вечера.
Гермиона заметно напряглась, ее рука застыла над теперь уже пустой тарелкой для пирога. Она посмотрела в ярко-зеленые глаза Гарри, и ее захлестнула волна паники.
Блядь, блядь, блядь, блядь - в отчаянии подумала она, чувствуя, как по спине пробежал холодок. Я не знаю, что сказать о прошлой ночи, и я не хочу "обсуждать" наши отношения, потому что я не знаю, что это такое!
Ее мысли метались, а сердце бешено колотилось. Она надеялась, что Гарри поймет, что она ни в чем не уверена из-за войны и что она нервничает, пытаясь что-то определить, когда они живут в неопределенной обстановке. Она думала, что Гарри понимает. Да, прошлая ночь была невероятной. Нет, она не могла отрицать, что у нее были чувства к Гарри. Да, она хотела, чтобы все продолжалось по-прежнему. Да, она хотела сделать это снова. Нет, она не знала, что это такое. Нет, ее позиция по поводу их отношений не изменилась с момента их последнего разговора. И да, ей отчаянно хотелось, чтобы все было проще и она могла просто признаться себе и ему в своих истинных чувствах.
- Гарри, я... - нервно начала она, но Гарри перебил ее.
- Я знаю, ты все еще не уверена и не хочешь давать определение происходящему, - вмешался Гарри, беря ее все еще парящую руку в свои и кладя ее на стол между ними. Она смотрела, как он проводит большим пальцем по костяшкам ее пальцев, и чувствовала, как легкая дрожь пробегает по ее телу. Его прикосновения всегда так действовали на нее, и она чувствовала, как учащается сердцебиение. - Я не собираюсь просить тебя изменить свою позицию по этому поводу. Я просто хотел убедиться, что ты в порядке после всего, что произошло прошлой ночью.
Гермиона, слегка приоткрыв рот, уставилась на него, не веря своим глазам.
Конечно, я не против, подумала она, в то время как ее сердце продолжало бешено колотиться. Он был там, она попросила его сделать это, и он видел, как она разваливалась на части в его объятиях. Он ведь на самом деле не думал, что она этого не хотела, не так ли? Наблюдая за ним, она поняла, что он, должно быть, просто проверяет, не пожалеет ли она об этом, - как сожалеет покупатель, - подсказал ей разум, и она чуть не рассмеялась над выбором слов, которые подбирал ее мозг.
- Да, конечно, Гарри. Она сильно покраснела, заставив себя смотреть в глаза, и почувствовала облегчение. Она была рада, что Гарри по-прежнему уважает ее позицию, но хотела убедиться, что он знает, что она не против. Она сглотнула и покраснела еще сильнее, а ее голос стал тише. - Я просил тебя об этом.
- Я знаю, - сказал Гарри, сам слегка покраснев, когда взглянул на их переплетенные руки, прежде чем снова посмотреть на нее. - Я просто хотел убедиться, что ты ни о чем не пожалела этим утром. Потому что... ну... я определенно получил удовольствие... и это выглядело так, как будто ты это сделала. Я просто хотел убедиться, что ты все еще не против, вот и все.
- Конечно, - твердо и чуть громче, чем нужно, ответила Гермиона. - Я не жалею об этом, совсем нет.
Она покраснела еще сильнее, когда сжала руку Гарри. Итак, она подумала, что это сожаление "покупателя".
- На самом деле, мне очень понравилось, - сказала она, глядя на него из-под ресниц. - Ты был... я имею в виду, это было действительно здорово, и я... я... благодарю тебя за то, что ты это сделал. И за то, что не настаивал ни на чем другом. Я... мне жаль, что ты... э-э-э... что я не отплатила тебе тем же.
Гарри рассмеялся над этим, покраснев еще больше, и поднес ее руку к своим губам, чтобы снова нежно поцеловать тыльную сторону костяшек пальцев.
- Не беспокойся об этом, - сказал он, подмигнув, и снова положил их руки на стол. - Я в полном порядке. Но я рад, Гермиона, я рад, что тебе понравилось. Я уже обещал тебе, что не буду настаивать на чем-либо, и я не буду просить тебя изменить свою позицию в отношении определения чего-либо. Я счастлив, что у нас есть то, что мы делаем, и я счастлив быть с тобой так, как тебе удобно. Я знаю, что сейчас все немного не в себе, я понимаю - мы можем обсудить это позже - если ты, конечно, захочешь, - когда ситуация станет менее неопределенной.
Сердце Гермионы болезненно забилось в груди. Ей показалось, что ее ударили ножом в сердце, и его слова растопили ее решимость, сделав ее одновременно невероятно счастливой и невероятно печальной - и почти виноватой.
Гарри был таким отзывчивым. Он с такой готовностью принимал все, что она могла дать, и ничего не просил взамен. Он был таким открытым, что отдавал ей все и отдавал свое сердце в ее руки, в то время как она говорила ему, что не хочет отношений. Это причиняло ей боль, и она ненавидела это. Она знала, что физическая близость была и эмоциональной тоже, и что то, что произошло между ними, повлияло на него так же сильно, как и на нее прямо сейчас. Весь этот сумбур в ее голове вызывал у нее желание переползти через стол, поцеловать его и сказать, что она хочет его навсегда, но ее логическая сторона все еще сомневалась, все еще предостерегала от принятия каких-либо подобных обязательств во время войны. Она крепко сжала его руку и грустно улыбнулась. Ей хотелось дать ему то, чего, как она знала, он хотел, но не просил, но она не была уверена, что сможет. Она не хотела совершить ошибку, не хотела сожалеть о случившемся позже или ставить под угрозу их миссию.
В памяти всплыли слова Гарри из их разговора несколько недель назад - он сказал, что это то, за что они боролись, и что близость - это сила. Ее мысли обратились к Ремусу и Тонкс, а затем к собственным родителям Гарри, которые объединились, чтобы попытаться спасти его, и в результате оставили его под надежной защитой. Но от этого ее сердце заболело еще сильнее, и она почувствовала себя совершенно разбитой. Не то чтобы она не хотела его. Не то чтобы она не испытывала к нему чувств. Она испытывала. Она просто боялась что-либо предпринять.
Она долго смотрела на него, и по ее телу пробежала нервная дрожь, пока она не подумала, что, может быть, она могла бы что-то ему дать. Может быть, Гарри оценил бы какую-то золотую середину, и, может быть, если бы она была более откровенной в выражении своих чувств, ему было бы спокойнее.
- Спасибо тебе, Гарри, за то, что уважаешь мою позицию, - медленно произнесла она, переводя взгляд с его лица на грудь и чувствуя, как внутри у нее все сжимается. - Я знаю, что, вероятно, расстраиваю тебя. Я действительно не хочу быть трудной - мне нужно, чтобы ты знал, что я действительно забочусь о тебе. Больше всего на свете, но я... Я просто беспокоюсь, что это может поставить под угрозу нашу миссию и отвлечь нас. И я беспокоюсь о том, что в разгар войны мы можем взять на себя обязательства, которые, возможно, не сможем выполнить. Но я не могу притворяться, что у меня нет чувств к тебе, Гарри. Я не могу притворяться, что не хочу тебя, когда это действительно так.
Она нервно посмотрела на их руки, пока Гарри ждал продолжения. Она отчаянно надеялась, что Гарри поймет, что ее колебания не из-за него. Это было о войне и только о войне - о том, что они взяли на себя обязательства, которые, возможно, не смогли бы выполнить, если бы все закончилось плохо. Потому что быть вместе означало, что им есть что терять.
- Я не хочу сбивать тебя с толку, Гарри, или посылать противоречивые сигналы, или напрягать тебя. Так что, если физическая близость - это слишком, я понимаю это и не буду больше ничего предпринимать. Но я действительно хочу быть рядом с тобой, и я - если ты не против того, чтобы просто позволить вещам быть такими, какие они есть, - просто быть самими собой, как бы это ни казалось правильным, - я бы этого очень хотела. И... я хочу, чтобы ты знал, что все в порядке, если ты... если ты захочешь поцеловать меня, - она медленно подняла на него глаза и увидела, что он пристально смотрит на нее. - Я знаю, что прошу от тебя многого, - и Она пообещала, - что когда война закончится и все станет не таким безумным, они смогут поговорить и во всем разобраться. - Я действительно не хотела быть такой сложной, и я знаю, что то, о чем я прошу, несправедливо, так что, если проще просто отказаться от этого, тогда все в порядке.
Гермиона посмотрела на него с ожиданием, ожидая, что он ответит, и сжала его руку обеими своими.
- Можно мне прикоснуться к тебе? - Спросил Гарри, не отрывая от нее взгляда. Его голос понизился до глубокого баритона, от которого у нее скрутило живот, и он смотрел на нее так пристально, что у нее участился пульс.
- Да, - выдохнула она, и дрожь пробежала по ее спине. Она совсем не ожидала такого ответа, и ответ сорвался с ее губ прежде, чем она успела его обдумать.
Гарри крепко сжал ее руки, прежде чем опустить взгляд на стол и глубоко вздохнуть. Когда он снова поднял глаза, его взгляд немного прояснился, и, похоже, к нему вернулось некоторое самообладание.
- Гермиона, с тобой не так сложно, - сказал он более мягким голосом, хотя глубокий рокочущий баритон все еще звучал за ним. - Я понимаю. Ты беспокоишься, что быть вместе означает больше терять, и, честно говоря, ты права. Я просто смотрю на это по-другому. Я вижу, что тебе есть за что бороться. Ты прячешь свои чувства, чтобы защитить себя от боли и защитить тех, для кого они предназначены, и я уважаю это. Я знаю, что ты не из тех, кто заводит людей или делает что-то вроде вчерашнего вечера, не придавая этому никакого значения. Так что не беспокойся об этом - я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы понимать, что ты меня не используешь.
Гарри улыбнулся ей, прежде чем встать, чтобы собрать тарелки со стола и отнести их на кухонную стойку. Однако, когда он вернулся к столу, то вместо того, чтобы сесть на свое место напротив нее, обошел вокруг, встал у нее за спиной и склонил голову к ее левому уху.
- Я более чем счастлив принять то, что ты готова мне дать, Гермиона, - мягко произнес он, уткнувшись ей в шею, и Гермиона почувствовала, как по спине пробежали мурашки. - Мы можем разобраться во всем позже, когда все будет не так сложно, если ты этого хочешь. Но сейчас...
Гарри медленно вдохнул, легонько поцеловав ее в шею, чуть ниже подбородка, и Гермиона почувствовала, как ее тело наполняется жаром.
- Я действительно хочу поцеловать тебя. - Его слова были произнесены шепотом, и Гермиона почувствовала, что становится влажной, пока он говорил. Она почувствовала, как он осторожно положил руку ей на правый бок. - И я действительно хочу прикоснуться к тебе.
Гермиона повернула к нему голову и прижалась губами к его губам. Ее движения были продиктованы чистым инстинктом и потребностью, когда она потянулась, чтобы запустить руку в его волосы. Их поза была неловкой, но не вызывала дискомфорта, и когда Гарри наклонился к ней сзади, чтобы страстно поцеловать ее в губы, она почти растаяла под ним. Его рука, лежавшая на ее боку, задела ее кожу у края свитера, прежде чем подняться по нему и провести по животу, где он схватил ее с другой стороны, крепко зажав между своей рукой и грудью. Она застонала, когда другой рукой он нежно провел по ее шее и щеке, продолжая глубоко целовать ее.
Через несколько мгновений он отстранился, и Гермиона осталась стоять, затаив дыхание, с затуманенным взором, бессмысленно глядя на него.
- Ну, уже немного поздно, - сказал Гарри с притворной беспечностью, убирая руку с ее шеи и потирая затылок. - Я собираюсь пойти готовиться ко сну.
С этими словами Гарри повернулся и направился в ванную, а Гермиона осталась сидеть, не веря своим глазам. Ее рука вцепилась в свитер, а сердце бешено колотилось.
Блин, подумала она и подавила стон, когда дверь ванной закрылась.
Гарри был прав. Она пряталась от своих эмоций, отказываясь признать их, потому что признание делало их реальными. А это означало, что ей было что терять. Поэтому она избегала делать что-либо из этого реальным, сохраняя неопределенность, открытость и отсутствие ярлыков. Ее влечение к Гарри было неоспоримым, она только что сказала ему, что ему позволено прикасаться к ней и целовать ее, и все же она притворялась, что это ничего не значит, потому что боялась потерять Гарри. Она боялась потерять то, что у них было. И Гарри, будучи Гарри, был готов принять ее бред, ее страхи, ее сомнения и полную нелепость ситуации и просто принять ее такой, какая она есть.
Она вздохнула и с глухим стуком уронила голову на стол. "Он собирается вывести меня из себя и заставить подчиниться", - подумала она, фыркнув. Но, с другой стороны, он, по крайней мере, понял ее намерения и не подумал, что она не уверена в нем или использует его каким-либо образом.
Через несколько минут Гарри вышел из ванной, а Гермиона отправилась готовиться ко сну. В ту ночь каждый из них спал на своей койке. Гарри быстро заснул, измученный дневной дуэлью и довольный тем, как прошел его разговор с Гермионой, особенно тем, как он закончился. Гермиона этого не знала, но он полагал, что со временем она смирится со своими чувствами и, в конце концов, примет их и перестанет воспринимать как слабость. Тем временем Гермиона, лежа без сна и размышляя об их отношениях, прислушивалась к шуму волн Северного моря, разбивающихся о скалы. Размышляя о том, какой взгляд на вещи выбрал Гарри, и о том, может ли это быть приемлемым способом взглянуть на свои собственные чувства.
***
Следующие три дня пролетели незаметно. Они готовили еду, по очереди дежурили в ночную смену, убирали палатку, занимались спортом, активно сражались на дуэлях, отрабатывали заклинания защиты и завершили новую тренировку по рукопашному бою в палатке. Гермиона проводила свободное время, то изучая свой экземпляр "Сказок барда Бидла", то рассматривая браслеты, в то время как Гарри читал и практиковался в исцеляющих заклинаниях.
Они больше не говорили о своих отношениях, но оба согласились быть самими собой и допускать физическую близость, когда это происходило между ними естественным образом. Гермионе было приятно, что она на самом деле не признавала отношений, которые складывались между ними, это позволяло ей чувствовать себя в безопасности и позволяло защитить себя и Гарри. Тем временем Гарри ценил близость, которая теперь установилась у него с Гермионой, и был полностью уверен в откровенном заявлении Гермионы о том, что он ей небезразличен и что она действительно хочет его.
Они также целовались два раза, и Гарри прикоснулся к ней еще раз.
Первый поцелуй произошел на следующий день после их разговора. Во время их дуэли Гермиона ударила Гарри заклинанием, блокирующим ногу, и смеялась над ним, когда он свалился в особенно глубокий сугроб. Забравшись внутрь, чтобы наложить контрзаклятие и помочь выловить его, она нежно поцеловала его, когда вокруг них начал падать снег. Это был невинный поцелуй, нежный, сладковатый и медленный - он длился всего чуть больше минуты, прежде чем она отстранилась, и они вернулись в палатку погреться.
Второй поцелуй был гораздо более... страстным, и это произошло после ужина на второй вечер. Гермиона мыла посуду на кухне, когда Гарри подошел к ней сзади и положил обе руки ей на бедра, фактически прижав ее к столу. Он склонил голову к ее уху и сказал, что она "невероятна". Гермиона не была уверена, что именно сделала, чтобы заслужить его слова в тот день - она не совершила ничего впечатляющего и не испытала каких-либо глубоких озарений, но в итоге они довольно агрессивно поцеловались.
И это был тот день, когда он прикоснулся к ней еще раз.
Левая рука Гарри прошлась вверх по ее животу и груди, нежно массируя правую грудь, в то время как его правая рука опустилась ниже, к ее бедрам. Его большой палец прошелся по верху ее джинсов, слегка касаясь обнаженной кожи, пока не опустился чуть ниже ткани, отчего у нее перехватило дыхание.
Она пробормотала слова
- Гарри, п-пожалуйста - прикоснись ко мне - в перерывах между их поцелуем и громко застонала, когда он кончил. Всего несколько мгновений спустя он расстегнул ее джинсы и просунул руку ей между ног, и ее тело воспламенилось желанием.
Она чувствовала, как его твердая эрекция упирается в ее ягодицы, и это только еще больше возбудило ее, когда пальцы Гарри нашли ее клитор и начали выводить над ним маленькие круги. Его левая рука переместилась на ее шею, когда он глубоко поцеловал ее и погладил влажные складочки. Он вжался в нее своим твердым членом, и она, естественно, в ответ прижалась к нему бедрами, покусывая его губу и постанывая. С каждым движением его пальца венчик в ее груди сжимался все сильнее. Он глубоко поцеловал ее, прикусив шею, когда она прижалась к его твердому телу и с его губ сорвались тихие стоны удовольствия.
Когда она наконец достигла кульминации, то сильно кончила, схватившись за стойку для поддержки, в то время как Гарри крепко прижимал ее к груди, чтобы она не упала, когда у нее подогнулись колени. Он развернул ее, прижав спиной к стойке, и поцеловал медленно, глубоко и с таким желанием, которого она никогда раньше не испытывала, пока спускалась с высоты своего блаженства. От всего пережитого у нее закружилась голова, по телу пробежали мурашки, и они медленно, словно в оцепенении, расстались.
Остаток вечера они провели, свернувшись калачиком на диване с горячим чаем, Гермиона прислонилась к Гарри, он обнял ее за плечи, и оба тихо читали. Перед тем, как они легли в постель, Гарри нежно поцеловал ее, и это заставило ее задуматься о своем решении продолжать оставлять все неопределенным и притворяться, что ничего не изменилось, хотя было очевидно, что это так. Между ними по-прежнему было комфортно. В происходящем не было ничего неловкого, или странного, или вынужденного, или непривычной странности - скорее, все было наоборот, и она обнаружила, что чувствует себя с ним еще более комфортно теперь, когда позволяет себе быть рядом с ним, не задумываясь об этом.
И все же что-то во всем этом по-прежнему вызывало у нее тревогу, и это не имело никакого отношения к Гарри.
Это имело прямое отношение к ней самой и к противоречивым желаниям и логике, которые проносились в ее голове. Ее целью никогда не было оставить себе место для побега позже на случай, если она изменит свое мнение о нем. Она знала, что чувствует к нему, даже если это пугало ее, и она знала, что это не изменится. Ее интересовал не только физический контакт, и она была не из тех, кто ищет отношений без обязательств.
Во всяком случае, она была полной противоположностью. Она была невероятно преданным человеком. Ей нравилась идея быть с кем-то, кому она так сильно доверяла, и если у нее когда-нибудь будут "отношения", она хотела, чтобы эта связь была нерушимой - она хотела быть с кем-то, кого она уважала, и хотела, чтобы ее партнер, в свою очередь, уважал ее. Чего она хотела - и она лежала там, стараясь не признавать этого, - так это Гарри.
За последние три дня ее сердце переполнялось таким количеством чувств к Гарри, о котором она даже не подозревала, и это заставило ее задуматься о том, как долго эти чувства существовали на самом деле. Что только усложняло ее план избежать признания своих чувств. Она не могла их отрицать. Она знала, что единственная причина, по которой она не хотела делать их отношения "настоящими", заключалась в том, что ей была невыносима мысль о том, что в этой войне ей есть что терять.
Хотя ей было трудно продолжать убеждать себя в том, что у них с Гарри ничего не было, и она начала понимать, что нежелание говорить об этом или навешивать ярлыки не помешало бы этому быть "настоящим". Это не избавило бы ее от боли. То, что она продолжала отрицать перемену в их отношениях, было ее последней отчаянной попыткой избежать признания того, что это убьет ее, если она потеряет его. Что она боялась все испортить и разрушить те невероятные отношения, которые у них были. Что, хотя она и знала, что хочет его, она не могла и не хотела позволить себе обладать им полностью.
Это было слишком рискованно.
Это было слишком глупо.
Они были на войне.
Но когда она уставилась в потолок и увидела, как колышется палатка, то поняла, что он значил для нее больше всего на свете, независимо от того, какой ярлык она на него навесила. Она знала, что ее чувства были даже глубже, чем она позволяла себе признавать, и она знала, что, как бы сильно это ее ни пугало, правда останется прежней, даже если она не произнесет ее вслух.
Поэтому, глубоко вздохнув и закрыв глаза, она начала задаваться вопросом, почему так боится открыто признать это.