...Мы долго
В разъездах были, но теперь вернулись, и на год вперед
Пододеяльно-душная невзрачная зима
Зубами нас схватила за пушистый ворот.
И как-то раз нелепый, вьюжный северный мороз
На праздник был так добр и преподнес
Мне жизнь мою в картинках на бумаге папиросной,
Под елку положил - и след его простыл.
И я простыла грустью неизбежной,
Болезненно дышала и глотала анальгин.
Но стала вдруг зима заснеженной и нежной.
Об одиночестве напел курчавый дымный паровоз
И улетел... И улетела я за ним оттуда -
Из ветреных краев, большой деревни, где повсюду
Из окон стареньких, разрушенных квартир,
Завешанных тогда насквозь
Пропахшими советской юностью картинами,
Так радостно-безумно мне кричали,
Так весело скрипели столы и стулья
В августовском сне
Об оттепели и весне...
Так я мечтала, сидя за бокалом пенного.
Шипела голова от тяжести невысказанных вслух.
Отчаяньем в ту ночь повисла мгла, и вдруг
Обугленными ветками кленовый голый друг
Достал до пятого и затрещал в окно
О том, что всем давно дремуче все равно.
О том, как N, входя вот в эту самую чернеющую дверь,
Опустошающе-смятенно думал обо мне,
А мне хотелось воздуха, костра и темноты,
Чтобы обняли пальцы
Лица заученные наизусть черты.
И в этот час все так отчаянно и сумрачно мечталось,
Как N не кинет желчно "ну и что теперь",
Как не придется с ним о чем-то долго
И невдумчиво прощаться, совещаться,
Ломать те самые несбывшиеся пальцы
Прося о том, что, мол, уж ты давай, не думай больше
Ко мне стучаться.
Так думалось, все думалось бессвязно,
Безрадостно, и все же безопасно...