Это случалось со мной во время написания диплома. Времени свободного хоть отбавляй. Мы даже успевали зарабатывать какие-то деньги, пропадать в ресторанах, на танцах. Сокурсницы, чувствуя приближение окончания студенческой веселой жизни, стали доступными. Некоторые буквально вешались мужчинам на шею. Их можно было понять, ведь кого встретишь на новом месте неизвестно, а в институте народ проверенный. И вот страх одиночества, перспектива остаться старой девой подступает, девушки сближаются с одним, с другим, пока не добьются своего, пока мужчина в приступе предчувствия одиночества сам не предложит соединиться узами брака. Всё это было и прошло, для меня без роковых последствий.
Примерно такого рода мысли промелькнули в голове, когда из полуоткрытой двери Ученого дом выскочила Вета и якобы случайно повисла на моей гостеприимной шее. Я даже не попытался увильнуть от внезапных объятий, напомнив о договоренности приступить к нашим теоретическим занятиям только после ознакомления с житиями святых. Я смиренно позволил затащить себя в какую-то комнату, напоминающую аудиторию, и усадить в кресло.
- Что такое любовь? - Виолетта Юрьевна исполнила весьма изящный "профессорский" жест.
- М-м-м, - промычал я в ответ, тужась ответить хоть как-то прилично.
- Понятно! - взмахнула она рукой, блеснув бриллиантом каратов на сто, что уютно пристроился на среднем пальце, который нынешние молодые отроки с отроковицами так любят показывать друг другу, взамен классической "комбинации из трех пальцев", именуемой в народ "дулей". Представил себе, насколько ее жест презрения ярко выражен, особенно, во время россыпи лучей, бьющих из недр камня.
- По-моему, спрашивать об этом, - покрутил я указательным пальцем, изображая знак бесконечности, - все равно, что задавать вопрос о смысле жизни.
- И все-таки она есть! - отчеканила Виолетта. - И мы поговорим на эту сакральную тему сегодня же. Итак, вы можете сказать, сколько людей, столько и мнений на эту тему. Только, думается мне, можно максимально сократить перечень ложных посылов. Нам, христианам известно доподлинно, что есть любовь истинная, как энергия, исходящая от Господа Иисуса. - Она поднялась со стула и прошлась мимо, обдав меня ароматом цветочной свежести. - А есть то, что определяют понятием "давай займемся любовью" или как ребенок: "я люблю маму, шоколадку и вареники с вишней". Можно услышать и такое: "От любви до ненависти один шаг" - это из области страсти, агрессивной, разрушительной, а потому не имеющей ничего общего с истинным понятием Любовь.
- Так чему прикажете верить? - спросил я, сбитый с толку. Минуту назад у меня был свой четкий взгляд на эту тему, и вдруг эта милая девушка всего несколькими словами пошатнула мою уверенность.
- Любовь истинная всегда созидательная, милосердная, добрая, - продолжила она. - Любовь зачинает жизнь, растит её, оберегает.
- Почему же в таком случае, в классических произведениях любовь заканчивается трагически. Можно вспомнить Шекспира с его "Ромео и Джульеттой".
- Именно потому, что нет там любви истинной, а есть страсть, чаще всего агрессивная по своей природе. Чем закончился Шекспировский шедевр о юных влюбленных? Правильно - самоубийством, а это грех непрощаемый ни в сем веке, ни в будущем - вечная гибель души. Помните фильм "Основной инстинкт" с Шерон Стоун и Майклом Дугласом? Ложь здесь начинается с названия. Ну как может быть инстинкт размножения основным, если люди сплошь и рядом обманывают Бога через нарушение законов природы, стремясь получить только удовольствие, увиливая от главной причины половой жизни - зачатия ребенка!
- Я вот сейчас подумал: сколько же денег тратится на создание фильмов, постановок спектаклей на эту тему - и всё обман?
- Не забудьте, такую "статью расходов", - напомнила Вета, - как мода, одежда, драгоценности, парфюмерия, глянцевые журналы, романы, возбуждающие диеты, виагру, наркотики, наконец - всё на ту же тему! И всё для обмана доверчивых людей.
- "Ах, обмануть меня не так уж трудно!.. Я сам обманываться рад" - пробурчал я, не собираясь так запросто сдаваться, предавая мечту своей юности.
- Напомню, начало того стихотворения Пушкина:
Я вас люблю, - хоть я бешусь ...
...Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей
- Видите, тут и "бешусь", и "не по летам", и "болезнь души" - все признаки психической аномалии, болезненности. Разве это любовь? Разве это отражение светлой чистой энергии, исходящей от Бога?
- И все-таки любовь! - воскликнул я. - Да, земная, да, страстная, и да - греховная, но любовь! Что может быть прекрасней!
- Прекрасней? И может, и будет - любовь в Царстве небесном. Именно там она истинная, нормальная как воздух, и - совершенная! Только там, на небесах - то есть там, где нет бесов и их разрушительной злобы - всё настоящее и прекрасное. Разве не ради любви истинной христиане в земной жизни переносят скорби, мучения, гонения? Разве мы в храме каждый день не читаем нараспев "Символ веры" со словами: "Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века"! Знаете что, съездите в монастыри, попробуйте поговорить с монахами. Если, конечно, они позволят. Но можно ведь так - вы туда приезжаете с целью написать трактат "О любви земной и небесной", возьмите благословение у начальства и выспросите, почему молодые, полные сил юноши и девушки оставили мир и добровольно закрылись за крепостными стенами обители. Уверена, мало не покажется! Они ведь не в земной жизни, а именно в "жизни будущего века" надеются получить то воздаяние, которого мирские желают урвать немедленно, прямо сейчас. Что их удерживает в области мучений? Вера! Это настолько мощная сила, именно сила созидания.
В то мгновение, наверное, с целью спасти ученика от падения "на самое дно самого глубокого ущелья" в аудиторию заглянул, а потом и вошел Михалыч. Они - преподы обоих полов - многозначительно переглянулись, между ними произошел следующий диалог:
- Ну как клиент, жить будет? - проскрипел он, пряча глаза.
- Всё нормально! Товарищ не-по-кобелим! - пропела она, сверкая очами.
Аналитическая записка
- Ты только не волнуйся, пожалуйста, - раздался из телефонной трубки бодрый голос Михалыча. - Тебе нужно подъехать сюда ко мне на некоторое время. Пусть тебя не удивляют способы доставки, просто я поставил задачу привезти тебя как можно быстрей.
- А какова цель? - спросил я, разглядев на часах стрелку, указывающую на три часа ночи.
- Да очень простая цель, - сказал он, размышляя на ходу. - Пока едешь, составь аналитическую записку страницах на трех-четырех. Распиши там возможные варианты развития третьей мировой. Для этого еще раз проштудируй пророчества святых отцов и прослушай записи наших экспертов. Я бы и сам смог, но мне интересен именно твой взгляд, твоя точка зрения. А пока оденься, сейчас за тобой заедет человек, он от меня.
Не успел я умыться, надеть на себя что-то полуспортивное, но приличное, как в мою дверь вежливо постучался человек с офицерской выправкой. Я подхватил папку с выписками, носители с видеороликами, ноутбук и, покачиваясь от недосыпа, вышел из дома.
Сначала мы сквозь темноту ночи ехали на автомобиле, не взирая на сигналы светофоров, потом меня по закрытому трапу в сиденье для инвалидов подняли в самолет, да так в специальном кресле в комплекте со скафандром в шлеме и оставили. При взлете меня сильно придавило к сиденью, от рёва двигателей, даже в гермошлеме я на время оглох, тут и догадался - набранная скорость явно выше звуковой, истребитель, мелькнуло в голове. Всю дорогу пришлось бороться с тошнотой и терпеть глухоту заложенных ушей. Зато после перенесенных испытаний чувствовал себя если не героем, то уж точно настоящим бойцом.
Вспомнил, как участвовал в сдаче госкомиссии целого микрорайона в Жуковском. Начальство велело ждать до упора, то есть до исправления всех недочетов и подписания акта сдачи-приемки. На время командировки поселили меня в гостинице, которую видимо из скромности называли общагой. По ночам над моим общежитием, метрах в двадцати, чуть не касаясь брюхом крыши, с оглушающим рёвом и весьма ощутимой вибрацией стен, дважды черной тенью проносились тяжелые самолеты. А утром первым из членов комиссии вошел в штаб, размещенный на втором этаже в обычной трехкомнатной квартире. Там обнаружил мирно спящего Вадима, представителя заказчика, Туполевского испытательного центра.
Он полулежал в штурманском кресле стратегического бомбардировщика, привезенном лично с базы на тягаче МАЗ-543. Когда он на военном тягаче с двумя кабинами, изготовленном для демонстрации супостатам на Красной площади стратегических ракет, с рёвом и дымом из выхлопных труб с голову диаметром, ворвался на объект, изо всех окон и щелей высунулись любопытные мирные жители, полные трудового энтузиазма и уверенности в завтрашнем дне. Я спросил:
- Почему привез на таком монстре?
- А чтобы ГАИшники не тормозили, - ответил он, ехидно улыбаясь, - а честь отдавали. Знай наших!
Сиденье Вадим использовал для привычного сидения-лежания, к которому привык с тех пор, когда служил испытателем. Даже во время собраний-заседаний с участием представителей аж ЦК и Политбюро. Солидные чиновники поглядывали на сидение и на сидящего в нем экс-испытателя с уважением, смешанным со страхом.
На представителе солидного заказчика, как всегда, была по-военному застегнутая на молнию лётная куртка с меховым воротником, которая досталась ему от погибшего испытателя первых истребителей, именем которого была названа улица города. От кипучего ворчания большого электрочайника Вадим проснулся и поблагодарил за побудку. Протер глаза и хриплым от недосыпа голосом произнес:
- Представляешь, мне назавтра микрорайон госкомиссии сдавать, а меня вечером запихнули в стратег и на сверхзвуковой доставили на Байконур. Через часок на заправку и туалет в кустах, тем же бортом вернули прямо сюда, в штаб. А для чего?
- Для чего? - эхом отозвался я.
- Представляешь только для того, чтобы доставить на космодром маленькую коробочку. Правда, опечатанную, так что подсмотреть, что там внутри, мне не дали. Но ты сам подумай, - он встал из кресла и направился к чайному столу заваривать крепчайший чай. - Гонять стратег за тыщи километров из-за какой-то коробочки! Это же какие расходы! Какой размах! Какой кайф работать в такой фирме!
Почему-то вспомнился тот случай с коробочкой. Наверное, для того, чтобы ничему не удивлялся - мол, если нужно, мы за ценой не постоим. А потом меня пересадили на более тяжелый самолет с перегрузками поменьше, и у меня появилось время заняться аналитической запиской. Помолившись, открыл ноутбук, загрузил нужные программы, открыл архив - и часа за два набросал нечто вроде небольшого доклада. У меня даже осталось время, чтобы немного поспать. Разбудили меня над водой, блестевшей серебром в окне иллюминатора. Атлантика, подумал я. Приземлились на обычную бетонную полосу провинциального аэродрома. И вот уже я, поддерживаемый заботливыми руками пилотов, спускаюсь на раскаленный асфальт, прямиком в объятия Михалыча.
- Ну ты как себя чувствуешь? - поинтересовался он.
- Нормально, - кивнул я мужественно.
- Записку успел набросать?
- Успел, только за качество не ручаюсь.
- Разберемся, - сказал он. - Лишь бы основа была, а детали мы добавим.
В автомобиле с тонированными стеклами Михалыч открыл папку с моим докладом и сразу принялся читать. По его кивкам, урчанию и смешкам я понял, что не зря проделал дальний путь. Взглянул в окно, заметил блеснувший серебром водный простор.
- Тебя сейчас отвезут в нашу дипмиссию, ты отдохни. Поешь, поспи, а я к тебе загляну чуть позже.
Когда дверь огромного черного внедорожника открылась, на меня пахнул печной жар. По периметру внутреннего дворика тянулся ряд высоченных лысых пальм с растрепанной прической под голубым, словно выцветшим небом. От роскошных цветов пахнул удушливый тропический аромат, от фонтана в глубине двора - влажная прохлада. Интересно, а искупаться в океане удастся, или как? Судя по темпу здешней деятельности - вряд ли. Люди здесь работают на износ. Интересно, как Михалычу удается быть таким бодрым, в его-то годы и при такой жаре.
Похлебав зеленого супа-пюре, слизнув полдюжины нежных солено-лимонных устриц, выпив залпом два бокала сока, я принял теплый душ и с удовольствием погрузился в прозрачный солнечный сон, растянувшись на прохладных простынях.
- А я говорил тебе, что ты умеешь работать вполне профессионально! - С этими словами ко мне в комнату ворвался Михалыч, размахивая руками. И как ему удается поддерживать себя в таком боевом настрое.
- Приняли мою записку? - только и спросил я, протирая заспанные глаза.
- Еще как приняли! - сообщил он. - Почти без исправлений. Ну, парень, ты и наделал шороху!
- Я не хотел, правда-правда, - ошеломленно затряс я головой.
- Да все нормально! - продолжил он, возбужденно делая круги по комнате. - Мы такую оглушительную дезу им запустили, сейчас генеральские головы полетят как фанера над Техасом. Ничего, ничего, знай наших! Особенно здешних умников умилило завершение: "В пророчествах святых отцов о последних временах Америки вообще не существует. Российская империя есть, а США - простите, нет".
- Думаете, им известно, что такое пророчества наших святых?
- Еще как известно! Ты не представляешь, как скрупулезно они их изучают. Как ежики, едят кактусы, плачут, колются, но продолжают есть. Это вам не Мишелюс настрадал! Наши-то реализуются с точностью швейцарского хронометра. И твои примеры исполнения пророчеств оказались весьма кстати. Я когда зачитывал благородному собранию твои тексты, просто гордился тобой, как любимым учеником. Да ты, собственно, таковым и являешься. Кстати, мы с тобой под эту эйфорию еще и дополнительное финансирование вытрясем. Ох, не зря наш старец Серафимушка сказал мне, как он общался с твоим ангелом-хранителем-вдохновителем - какой он мощный у тебя! Какой светлый и вдохновенный! Ты слушай его, он за тебя всеми руками и крылами перед Престолом Божиим предстоит! У вас отличный тандем получился.
- Да куда же я без него! - промолвил я, продираясь сквозь мутную завесу сонной вялости. - У меня только один вопрос, профессор, как вам удается сохранять бодрость и не уставать. Вы вообще спали этой ночью?
- Да какой там! - Махнул он рукой. - Это же такой драйв! Посмотрел бы ты на их морды лица! Я имею ввиду супостатов-фейкометов, брехунов и лжецов... А кто отец лжи, по слову Иисуса Христа - правильно, он самый, подземный повелитель мух и прочей мертвечины. А у нас жизнь! А у нас впереди вечная весна! Ну, давай, проси чего хочешь. Кто знает, когда еще придется побывать в гостях у супостатов. Они, видишь ли, тоже не дураки, знают, откуда к ним обратка прилетит. Скоро, думается, прикрутют нам крантик, до упора.
- Ничего в голову не приходит, - сказал я, почесывая затылок. - Разве только по Нью-Йорку прогуляться. Для того, чтобы восчувствовать дух так сказать интеллектуального центра их вселенной.
- Ну, это совсем просто сделать. Учитывая план встреч с местной элитой. Ты, как всегда, в черных джинсах и сером свитере? Надо бы тебя приодеть для выхода в свет... или тьму...
Если честно, огни большого города, магазины, культурные центры, толпы туристов и прочие банальности, меня не больно-то интересовали. Михалыч заказал полет на вертолете. Так что Эмпайр Стейт Билдинг, статую Свободы, мост через Гудзон, Централ парк мы видели с высоты птичьего полета. Михалыч позволил себе вздремнуть, меня развлекал веселый пилот.
Самое интересное произошло в ресторане "Жар-птица" или официально "FireBird Russian Restaurant". Не успели мы занять забронированный столик в роскошном зале с колоннами, к нам со всеми положенными извинениями подсел седовласый загорелый мужчина в сером твидовом костюме. Михалыч представил:
- Мой старинный друг Майкл. Он вице-президент Рокфеллеровского университета - тут недалеко на Манхеттене. Лауреат Нобелевской премии по генетике, академик, член Американского Философского Общества. Как, тебя устроит такой интеллектуал? А то можем и другого подогнать.
- Всё шутишь! Ты, Юрий, взялся смутить меня перед молодым человеком, - сказал он на чистом русском. - На самом деле, это я ваш ученик. Вы меня учите говорить по-русски. Мне очень нравится ваш язык, он такой богатый! Скажу по секрету, я имею мечту. Вот брошу заниматься... как это, галиматьёй... и засяду сочинять поэму.
- Как догадался наш молодой человек, - Михалыч отвесил кивок в мою сторону, - мы встречаемся в этом заведении не только, чтобы облить грязью так называемых тупых американцев, но и вкусно поесть блюда русской кухни. Я уже заказал водку, котлеты по-Киевски, пельмени в бульоне, салат из груши и торт Павлова с миндалем и клубникой.
Беседа за столом строилась так: Михалыч поносил американцев, а Майкл с ехидной улыбкой соглашался, иной раз парируя в довольно жесткой, но уважительной манере. Я же почувствовал страшный голод, поэтому молотил блюда, как беглец из голодного края, на что Михалыч резонно заметил:
- Это ты только второй день на чужбине, а вот месяца через два-три тебя так потянет на русскую еду, что за уши не оттащишь. - Пригубив водку, он встал и потянул за рукав академика: - Пойдем, Мишка, выкурим по гаване, они здесь хоть и дорогущие, но все-таки водятся.
Проводив пытливым взором курильщиков, я набросился на кофе с тортиком. В тот миг и подсел за наш стол улыбчивый незнакомец. Я почувствовал резкое отчуждение, огрызнулся:
- Не видите, занято.
- Да вот услышал русскую речь и решил поприветствовать. Хоть ресторан и русский, но выходцы из России не очень-то его любят, наверное, из-за цен и местоположения.
Я поднял глаза и уставился на нахала. И вдруг услышал то, что никак не ожидал:
- Теперь мне ясно, почему старый прохиндей Михалыч вцепился в тебя. Есть в тебе некая трудноуловимая харизма. Парень ты о-о-очень непростой.
- Вам-то что! - вырвалось у меня. Подумал, сейчас не сдержусь и тресну нахала по репе. - Слушайте, дайте поесть спокойно!
- Конечно, конечно, кушай на здоровье, - позволил он милостиво. - Мы еще встретимся, и не раз. Зовут меня, здесь во всяком случае, Фрэнк, почти что "Фрэнд", то есть друг.
- Простите, разве вас сюда звали? - проворчал я раздраженно. - Я вас не знаю. - Мысленно: "Да и знать не очень хочу".
- Звали, - вяло протянул нахал. - Столько раз призывали, что не счесть. - И то, что не знаете, тоже неправда.
Не переставая жевать, я поднял на незваного собеседника глаза. Нимало не смущаясь, лучась улыбкой, тот продолжил:
- Читал с детства про пиратов, о войне? На комсомольские, партийные собрания хаживал, ручку вместе со всеми "единогласно" поднимал? Перестройку с гласностью приветствовал? Тайнами масонскими интересовался, неоязычеству сочувствовал? Фильмы ужасов, эротику, криминальные, шпионские смотрел?
- Что-то я не пойму, при чем тут вы?
- При том, дружок, при том, - с неизменной очаровательной улыбкой мошенника произнес он. - Ладненько, мне пора, вон уже и твои курильщики возвращаются. Не стану вам мешать. Пока!.. - Встал и вышел из нашего зала с колоннами.
- Кто это был? - спросил подошедший Михалыч. - Что ему надо?
- Не знаю, - пожал я плечами, - да и знать не хочу. Нахал какой-то. Кстати вас, Юрий Михайлович, знает и, по-моему, следит за нами.
- Что за вонь после него осталась? - Михалыч поводил носом над столом. - Сера, что ли? Майкл, ты чувствуешь?
- Верно, - кивнул академик. - Это парфюм Хэллбой от Блэк Феникс Алхимик Лаб. Они там используют в производстве серосодержащие минералы.
- Что-то не замечал, Мишка, чтобы ты душился одеколоном, да еще с ароматом преисподней.
- А я и не душусь, - отвечал американец. - В этой алхимической лаборатории сомелье - это парфюмерные дегустаторы - слишком часто умирали. Ну, ребятки из эфбиай сложили два и два - алхимию, серу и название парфюма "Хэллбой" - подключили наш универ, меня в том числе, в качестве консультанта...
- И что? - чуть не подскочил на стуле Михалыч.
- Ничего, - печально улыбнулся Майкл. - Как и всегда, когда дело касается адских влияний. Засекретили материалы расследования, меня припугнули. Всё! Тишина, как на Арлингтонском кладбище.
- А ну их, твоих эфбиайцев! И этого адского парнишку! - махнул он рукой, пахнущей сигарой. - В пиндостане всё давно прогнило и серой провоняло. - Он положил свою ладонь на загорелую руку академика, повернувшись ко мне. - Пока мы травились, я Майклу задал вопрос: когда начнется мировая заварушка, приедет он ко мне или нет. Ответа пока не получил.
- Всё идет к тому, что приеду, - с неизменной вежливой улыбкой произнес академик. - Юрий, найдешь мне работу у вас дома?
- Найду, и работу, и квартиру, - кивнул босс. - Правда, Мишка, приезжай! Мы с молодым другом будем тебе рады. А еще обещаю много интересного из области прикладной философии, религиозной. У тебя, друг, по этому вопросу бо-о-ольшой провал.
- Да, это так, - признался Майкл. - Пока я в этой суете-сует, заполнить духовный провал невозможно. Здесь всё мешает, всё противоречит.
- Если хочешь, давай прямо сейчас, вместе с нами! - воскликнул Михалыч, но подняв глаза на друга, осёкся и замолк. - Ну, или в другой раз...
- Постой, Мишка, - воскликнул Михалыч, доставая телефон. Глянул на экран и сказал: - Это наш старец звонит. Я тебя с ним обязательно познакомлю. Он тебе всю твою жизнь от рождения до кончины распишет. - Потом громким голосом в трубку: - Отец Серафим, благословите. Что? Алешку срочно? Ладно, сегодня же ночью отправлю. - Потом мне, жующему: - Всё, парень, возвращаешься домой. Видимо, что-то случилось.
В два глотка допил кофе и пробурчал себе под нос: "Кажется догадываюсь что..."
Домой, домой!
"Сюда я больше не ездок, карету мне, карету!" - сии глаголы Александра Чацкого, вкусившего горюшка от ума, крутились в моей гудящей голове, пока меня, как березовое полено, перекладывали из одного транспортного средства в другое, потом в третье и четвертое, но карет среди них не было. Чего это вдруг "не ездок" и с какой стати именно "сюда", то есть в Американские штаты? Ладно, хорошо хоть успел поесть и немного выспаться, но Михалыч - и как он поддерживает тонус в таком сумасшедшем ритме! А ведь в годах. Богатыри, не мы. И уж точно не я, слабак ибо...
Оказывается, старец ожидал моего приезда не в Ученом доме, а у себя, в монастырской келье. Меня и туда, в густую лесную чащобу, в темпе вихря доставил давешний внедорожник, привычно игнорирующий красные сигналы светофоров и бездорожье. Не успели мы выйти из авто, как подскочили два монаха с ведрами и тряпками, в минуту вымыли черный корпус до блеска. Меня под руки, как тяжко болящего, повели на второй этаж в угловой храм, где меня у раскрытой настежь двери уже ожидал старец. После традиционной молитвы и благословения он сказал:
- С кем ты встречался там? - он указал пальцем в сторону запада.
- Так это, с летчиками, водителями, прислугой, охраной, - старательно перечислял я, загибая пальцы. - С Михалычем, конечно, и с его другом академиком Майклом...
- Ладно, поясню, - проворчал старец, глядя на меня как на идиота. - На ночной молитве, я увидел рядом с тобой такую "мерзость запустения на святом месте", что мне за тебя страшно стало. Ох, говорил я твоему Юрию Михайловичу, рано тебе такими делами заниматься. Рано с муринами такой силы встречаться. - Он вздохнул. - А он мне: парень чистый, что ему будет. Ладно, Алексей, попробуем тебя приготовить к разным событиям. Уверен, тебя ожидают такие приключения, только держись. Главное, мир в душе держи и ничего не бойся. Господь тебя сохранит. А пока, практикуйся молитве! Расскажи, чему тебе удалось научиться.
Начинал я примерно также как и многие неофиты. С восходом солнца вычитывал утреннее молитвенное правило, перед сном - правило "на сон грядущим". Схематичность этого деяния удручало. Очень скоро я обнаружил, что запомнил правила наизусть - и часто стал замечать, как огненные слова, написанные по вдохновению великими святыми, произносятся горлом, не касаясь ума, не пронзая душу. Спросил старца, как заполнить дневной провал, он подумал, как бы многолетний опыт вместить в несколько обычных слов. Пожевав сухими губами, он сказал, как только почувствуешь необходимость, так и читай Иисусову молитву по четкам. Перебирая узелки "сотки", сидя, стоя или на ходу - взывал к Спасителю, снова и снова с радостью произносил Имя самого живого на свете Богочеловека. Я вдыхал Имя, задерживал на секунду дыхание и выдыхал "мя грешного", словно к этим словами прилипла вся моя греховная скверна, застрявшая внутри.
Из сердца выплыл образ, развернувшись в объемную панораму: в дымно-пыльной пучине вездесущего смога сначала натянулась тонкая нить, соединяющая центр сердца с бездонной небесной синевой. Со временем нить разрослась в прозрачный канал абсолютной чистоты, внутри которого беспрепятственно летели от меня ввысь огненные молнии молитвенных слов. Я воспринял этот образ в качестве приглашения к искренней мольбе. Весьма кстати вспомнились преподобного Силуана Афонского: "Кто молится по привычке, у того нет перемены в молитве, а кто усердно молится, у того много перемен в молитве: бывает борьба с врагом, борьба с самим собою, со страстями, борьба с людьми, и во всём надо быть мужественным."
Решил попробовать, нащупав внутри себя достаточное "мужество", приемлемое дерзновение. Первый опыт провалился, я стоял на коленях, чувствуя боль в коленях, не имея слов, онемев пустым вдруг омертвевшим разумом. Поплелся к старцу, чуть не со слезами, сбивчиво пытался объяснить свои потуги. Старец сочувственно улыбнулся, кивнул седой головой и указал на мою ошибку:
- Наверное, ты разволновался, может быть, почувствовал страх. А ты обратись к Богу, как малый сын к отцу, простыми словами. Давай, попробуем вместе.
Потом встали мы на молитву. Мне на миг показалось, что стоим со старцем в огне - такая вот силища таилась в тихих, простых, даже монотонных словах монаха. Я не замечал боли в коленях, перестал ощущать течение времени, стены кельи раскрылись - я весь летел будто на крыльях ангела, которого не видел, но точно знал - это он держит меня за плечи и уносит ввысь.
Я было увидел сияющие небеса, тысячи ангелов, дозорными кругами облетающих огромный золотой престол. Сердце счастливо забилось, я уж и землю забыл и все дела земные... Всё моё стремление было "в место светле, в место злачне, в место покойне". Как вдруг меня ангел, или кто-то другой, низверг вниз. Мы пролетели сквозь абсолютный мрак и - как это называется у летчиков - совершили жесткую посадку в месте мрачном, в месте пустынном, в месте неспокойном, где отовсюду сочилась тревога, сотрясал страх и необъяснимая унылая безнадёга. Всё, вот тебе и конец полёту в небеса - "оказался в гиблом месте я". Думал, ты хороший человек, не убивал, не воровал, не обманывал ни женщин, ни детей, ни стариков... Вот тебе, черная моя душа, место в аду, которое ты заслужила. Мне бы слезами облиться, мне бы зарыдать во весь голос - только не было ни влаги в очах, ни слов сожаления. Видимо, все покаянные утешения остались там, на земле. А здесь только мрак, безвременье, безнадёга, страх и тревога.
Потом, когда всё адское завершилось, и ангел поднял меня на небеса... Потом, когда я вернулся на землю, в тесную каморку, которую монахи называют кельей - как ни пытался вспомнить, что там было, в аду, не мог. Только смрад, темнота, одиночество, и душераздирающие вопли где-то вдали. И страх... Спрашивал у старца, почему от погружения в преисподнюю остались такие куцые воспоминания, как бы пунктирные, тезисные - он предположил, что это ради милости Божией, а то бы впал в отчаяние, или, что еще хуже, умом бы повредился. А оно это тебе нужно?
- Тогда вообще зачем случилось это погружение во ад? - спрашивал я.
- Ну как зачем, - улыбнулся печально старец. - Тебе же велено для укрепления веры показать Царство небесное.
- Кем велено?
- Господом Богом, вестимо. А туда, в Небеса возможно попасть только из ада.
...Зато в раю мне было позволено вкусить блаженства именно столько, чтобы запомнил надолго. Чтобы потом в трудную минуту свечой в ночи светили мне из глубины сердца, из таинственных пластов подсознания - чудесные картины необыкновенной красоты.
Самое интересное, и рай и ад, оказывается жили во мне. Ну если не подробные объемные картины, то ощущения подобного рода - блаженные или инфернальные - я много раз испытывал при жизни.
Снова и снова мысленно возвращаюсь в те красоты, которые зовут меня. Упругая шелковистая трава, разгибающаяся после ступания по ней ногой. Деревья, на которых одновременно растут цветы, созревают плоды и свисают полные соков, то ли яблоки, то ли груши, то ли что еще. Реки, текущие величаво, с прозрачной водой, в толще которой можно летать, плыть, дышать. Цветы самых разнообразных размеров и видов. Птицы, планирующие в вышине и над самой землей, птицы, щебечущие, поющие, нежно цвиркающие. Животные, мирно соседствующие между собой, могучий лев, вылизывающий спинку ягненку, животные, подставляющие спину и мордочки, чтобы их погладили. Средь райских кущей высятся храмы, соборы, дворцы, будто построенные из огромных драгоценных камней. Воздух, напоённый ароматами, живой воздух, текущий, веющий, звучащий, переливающийся всеми цветами радуги. Люди! Какие там прекрасные, добрые, радостные люди, от которых исходят невидимые лучи любви. Когда я любовался людьми, птицами, цветами, дворцами - на ум приходило и там пульсировало слово "совершенство". Да, и красота, и любовь, и доброта, и молитва - всё это здесь именно совершенно и естественно.
Там, в небесных чертогах, я понял, почему Иисус Христос называется в молитвах "Жизнодавче" - да потому, что настоящая истинная жизнь - это от Него, Господа нашего. А где нет моего Иисуса, там нет и не может быть жизни. Как на Престоле славы, как всюду на Небесах, так и у сердца каждого земного человека - Иисус Христос с нами всегда и всюду.
О, как не хотелось возвращаться от небесного блаженства на землю! Когда на огненных ангельских крылах, бережно поддерживаемый заботливыми руками, я в последний раз оглянулся на это райское великолепие, в душе прозвучали слова: это мой дом, это моё будущее блаженство, это мой Иисус Сладчайший, это моя жизнь - и, чтобы не случилось, какие бы мучения и скорби не пришлось пережить, я сюда обязательно вернусь!
Таинственный Петя
В предпраздничный день ко мне на работу заглянул Петя. От участия в застолье вежливо отказался, сообщив, что спешит на торжественное собрание с последующим банкетом. На заседании ему выступать, а с банкета - старичков на спине растаскивать, а кого-то и на машине домой развозить. Такое вот организационное бремя возлагалось на сравнительно молодых управленцев в те геронтологические времена.
- А зашел я по пути, чтобы поздравить и сообщить о новом назначении.
- Куда тебя перевели? - спросил я.
- Об этом как-нибудь потом, в спокойной обстановке.
- Так, где твоя новая работа? - продолжил я допрос.
- Там! - улыбнулся он таинственно, махнув в сторону Пушкинской.
- Случайно, не напротив Детского мира?
- Примерно, - кивнул Петя, потупив очи. - Ладно, повидал тебя, заверил своё почтение. Да, с наступающим праздником! - Хлопнул меня по плечу, сунул емкость с джином и сбежал.
Другой бы меня удивил, но для Пети такой стиль поведения был нормальным - он всегда отличался закрытостью, хоть это свойство никак не мешало нашему дружескому общению.
Петя служил, как и я, в главке на должности старшего инженера Тэра - территориального управления. Вместе несли общественную повинность в комитете комсомола, там и встречались на каждом заседании. Выступления его отличались краткостью, всё по делу, никакой воды, в комитете его уважали и даже побаивались, считая человеком парткома. Но однажды Петя позвал членов комитета комсомола в гости, чем открылся активистам с весьма приятной стороны. Во-первых, жил он в старинном особняке рядом с главком, во-вторых, родители его чаще всего проживали на даче, а в-третьих, дом его оказался, что называется "полная чаша".
Шумной гурьбой комсомольцы вышли из главка, по пути решили скинуться по рублику и заглянуть в гастроном за углом, на что Петя небрежно бросил: "Не тревожьтесь, у меня всё есть!" Притихшими, от уважения к организатору, солидности дома и наличию вахтера у входа в парадное, чуть не на цыпочках входили мы в просторную квартиру о пяти комнатах, с двумя балконами, с накрытым по-царски столом.
- Я тут подсуетился, позвонил в перерыве заседания и попросил Пашу собрать на стол. Паша - домработница, отличная повариха! Пока был маленьким, она у нас была няней.
- Откуда такая роскошь? - округлив узенькие якутские глаза, воскликнула Таня.
- Брось ты, какая роскошь, - смущенно пролепетал хозяин, достал с полки толстую книгу и протянул Тане. - Рецепты Паша берет отсюда.
Захлебываясь слюной, громко урча животами, коллектив голодных активистов сгрудился над фолиантом "Книга о вкусной и здоровой пище". Таня листала книгу, на каждой цветной иллюстрации восклицала нечто вроде:
- Надо же, что люди ели когда-то!
- Ну почему "когда-то", - возмущался Петя. - Оглянись, у нас много чего на столе имеется.
- Это что? - ткнула девушка в картинку.
- Молочный поросенок!
- А это? - не унималась Таня.
- Осетрина, гусь, балык, устрицы, спаржа, ревень, баклажаны, - методично перечислял Петя, глядя на картинки через остренькое плечо девочки.
- А это даже я знаю! - Захлопала она в ладошки. - Пельмени! А это икра!
- Верно! Ну, хватит народ мучить, - прервал кулинарную экзекуцию хозяин. - Прошу к столу!
И мы набросились на еду с комсомольским аппетитом! От поросенка, гуся и осетра через полчаса остались аккуратно обглоданные останки. Винегрет, салат оливье и холодец с хреном растаяли, словно их и не было. Бутылки с коньяком и вином искрометно опустели. Творожная запеканка, лимонный торт и шоколадный пудинг ушли на ура. И это понятно - с утра в нас ничего кроме чашки чая с бутербродом не проникало, а заседание комитета комсомола закончилось только в шесть вечера. Девушки уносили очищенные от тяжести кулинарных изысков фарфоровые блюда с тарелками на кухню, оттуда раздался шум воды. Петя бросал туда возгласы вроде: "Девчонки, бросьте! Я сам помою!", на что следовал отзыв: "Ничего, нам не трудно!"
Потом был кофе с ликером и самое главное - танцы под музыку из стерео-аппаратуры. Коллекция виниловых "пластов", которые Петя аккуратно ставил сам, умиляла: "АББА", "Бони М", "Криденс", "Дип пёпл", "Лед Зеппелин", "Скорпионз", "Юрайа хип", "Пинк Флойд", из наших - магнитоальбомы: "Ария", "Аквариум", "Воскресенье" - и это лишь то, что мы успели "отработать" на дубовом паркете гостиной, корчась в танцевальном пароксизме.
"На огонёк", как это часто случается, заглянули соседские юноши с подружками, рассмотрели сквозь дымовую завесу явное преобладание женской части нашего коллектива, выставили своих подруг за дверь, а на журнальный столик в углу дансинга - принесенную коллекцию "стекла" - да и влились в гущу событий. Где-то между космическим полетом "Пинк Флойда" и магнитофонным плачем "Воскресения" прозрачной тенью из коридора на кухню пронеслась дородная Паша с корзинкой печенья и банкой варенья, шепнула Тане: "Это вам к чаю" - и тихо удалилась. Конечно же, угомонились ближе к утру, кому-то удалось прикорнуть в одной из комнат, кому-то даже не одному, кто-то отключился в креслах, а мы с Петей, в следствие особой востребованности, так и не спали, зато позаботились о проводах девушек домой на такси.
Сами же поутру вдвоём засели в столовой, где Петя рассказал о своей семье, попутно объяснив источник дефицитных доходов: папа служит во Внешторге, мама - распределяет жильё в центре города. Но Петю, нашего бедного скромного Петю, родители держали в ежовых рукавицах. С детства - чтобы в школе только в отличниках, институт только с красным дипломом, активная общественная работа, в спорте - самые высокие ступени пьедестала, а за это - эксклюзивная одежда, лучшее питание, любые книги с пластинками и личная белая "Волга" для выезда в свет.
Разумеется, мы в последствии не раз повторили комсомольский набег, но потом главк приказал долго жить, и нас разнесло в разные стороны. Тому, что Петя нашел меня на новом месте, я не удивился, в конце концов центр города не так уж и велик, тут все друг с другом через два рукопожатия знакомы, но что произошло в дальнейшем - заинтриговало. Особенно то, что в мою квартиру в Ученом доме они вошли вместе - Петя под ручку с Михалычем.
На мой вопросительный взгляд, они оба отмахнулись.
Новое задание
После полудня на синем небе внезапно появилось странное клубящееся облако. Оно менялось, разрастаясь из небольшой сферы в огромный атомный гриб, цветом от бело-голубого к багровому. Метеорологи ничего подобного красному уровню опасности не прогнозировали. Небесный феномен появился из ничего, на пустом месте, на чистом синем небе. Люди беспечно поглядывали вверх, пожимали плечами, шли дальше по своим делам. Меня сковало онемение, в груди на фоне гудящей пустоты из будто замершего сердца выросла неожиданная тревога. Может быть поэтому, я не удивился сообщению Михалыча о появлении в нашей жизни, в нашей необычной работе нового задания.
В кают-компанию Ученого дома вслед за нами шумной гурьбой вошли ученые жильцы.
- Прошу тишины! - провозгласил начало собрания Михалыч. - К нам обратился человек из, сами понимаете, каких органов, - кивнул он в сторону Пети. - Он нам кое-что имеет сообщить.
- Товарищи, господа, - обратился к публике мой друг. - Мне доверено сообщить вам пренеприятное известие.
- Что, опять ревизор? - посыпались саркастические реплики.
- Я попрошу вас максимально серьезно отнестись к моим словам, - сказал Петя. Потом едва заметно улыбнулся и продолжил: - Хотя... Помнится, из разбора Гоголевского "Ревизора", Хлестаков ассоциировался с инфернальной сущностью. Имеются сведения, что один из таковых появился у нас. Пока что мы имеем косвенные данные о нем. Дело в том, что некто весьма обеспеченный, а также наделенный властными полномочиями через своих агентов стал методично подминать под себя наш криминал, включая коррумпированных власть имущих товарищей. Не исключено, что и вам придется попасть под его влияние. Если кто-то уже не попал...
Послышались возмущенные голоса с "галерки".
- Почему я обращаюсь именно к вам? Вот почему. У нас ваше уважаемое ведомство числится, как духовно-просветительское аналитическое учреждение. Вы располагаете информацией такого уровня допуска, что многим нашим службам до вас далеко. Поэтому прошу вашего содействия, особенно в раскрытии тайных пружин...
- Что-то вроде "теории заговора"? - прошипели сразу двое оппонентов из разных концов зала.
- Называйте, как хотите, - продолжил Петя, - только попрошу вас сообщать нам через Юрия Михайловича обо всём, что вам покажется странным или ненормальным.
Петя продолжил свою речь, а я, разглядывая соседей по собранию, понимал, что толку от них не будет никакого - уж больно много сарказма. Эти умники между Петром и собой выставили броню в виде своего особого "ученого" мнения.
Дальше выступил Михалыч.
- В сердце нашей страны, в духовном центре вселенной - в нашем городе появился тот, кого принято называть не иначе, как Противник. Что это слово означает в переводе на греческий, даже не буду озвучивать - противно. - Он оглядел собравшихся, помолчал, кашлянул и хрипловато продолжил: - Что мы знаем о нем? Почти всё и ничего. Никах улик, никаких следов - ничего, за что можно зацепиться следствию. Он подобен хамелеону, меняет внешность и даже стиль поведения, в зависимости от ситуации. Мне уже доводилось сталкиваться с подобным феноменом, но ни разу с ним лично. Поверьте, он не из обычных преступников - это воплощение зла в человеческом облике.
Насколько нам известно, наши враги много лет готовят претендентов на престол. Наверняка есть и сейчас такой. Но как положено по их мифологеме, скопированной у нас, только со знаком минус, главе престола должен предшествовать предтеча. Он-то по нашим данным и является тем самым Противником, который приехал к нам для каких-то своих темных дел. Обнаружился он только сейчас, сколько времени находится здесь, неизвестно. Он может использовать нечто вроде дымовой завесы. Это похоже на совокупность отвлекающих факторов, в числе которых как активированные спящие агенты, так и криминальные авторитеты, которых ему удается купить или запугать. Нам не стоит отвлекаться на пешки и мелкие фигуры в его шахматной партии, устроить мат в два-три хода - вот наша задача.
Уверен, после устранения Противника в его нынешнем обличье, будут другие претенденты, а значит работа по выявлению и уничтожению следующих претендентов продолжится.
Первым выпадом Противника стала подмена. Чтобы отвлечь нас в купе с силовыми структурами, мы были подключены к следствию по делу серийных убийц. Они действовали похоже, заманивая жертвы теми средствами, на которые они были морально готовы. Деньги, власть, красавицы, наркотики - ассортимент тот же, что на генеральной исповеди во время сдачи смертных грехов. Потенциальные жертвы, как мотыльки на свет лампы, слетались на довольно грубые приманки, с радостью заглатывая крючок, с которого сойти не могли.
Юные красавицы "ловились" на любовь, конечно, романтическую, чистую и вечную, любовь до гроба. Стоило брюнету с мужественным лицом, тугим кошельком, в брендовом костюме, на автомобиле класса "люкс" приблизиться к такой опьяненной романтическими видениями девушке и томно произнести: "Я всю жизнь искал тебя! О, как же я тебя люблю!" - и всё, клетка захлопывается, делай с ней всё, что пожелаешь. Хоть в гарем, хоть в бордель, а кто моложе и здоровей - на органы.
Интеллигенцию брали текстами, фаршированными прославлением греха, извращений, так называемой свободы от пут морали и нравственности. Этим плесни приличного виски, приодень в бутике, похвали их бред сивой кобылы с оборотнями, кровопийцами, развратом - всё, они твои со всеми потрохами. А еще этих безумцев "за недорого" можно использовать для разрушения идей патриотизма, созидания, консерватизма - почему бы и нет. Вдолби в тухловатые мозги адептов демократии идеи расового, национального, интеллектуального превосходства - всё, массы безумцев твои, гони их на убой. Они не то, что сопротивляться, сами побегут в пропасть с визгом, припрыжку.
Крутых парней "брали" на деньги и власть над людьми, часто используя шантаж или даже террор. Кому-то внушались миражи священной борьбы за свободу и демократию, таковых сбивали в группы, которые ничем не отличались от ОПГ, банд или сект; невеликие финансовые вливания, поставки устаревшего оружия, опьянение властью - и вот уже готова свежая партия "пушечного мяса" или более цинично - фарш для котлет. Их использовали для наведения беспорядков, так называемого управляемого хаоса. При этом приветствовались нагнетание страха, отрезание голов, демонстрация ужасных клипов по телевидению и прочим средствам массовой дезинформации. Скупые вложения в подобные акции тысячекратно окупались отжимом целых отраслей промышленности и сельского хозяйства, а жертвы - кто их считает, кто жалеет, когда речь идет о миллиардах.
Но и эти слова вызвали у собравшихся иронию. Уж их-то эти соблазны никак не затронут, говорили они.
- Итак, попробуем подвести некоторые итоги. - Михалыч заговорил зычным голосом профессионального оратора. - Бороться с врагом его же методами - это провал. "Растекаться по древу", распылять силы и средства на физику с лирикой позволить себе не можем. Предлагаю такой образ действий: молния! Можно добывать электричество различными способами, сжигая уголь, нефть, газ, ставить ветряки и солнечные батареи. Можно накапливать электричество, передавать его по проводам. А можно вызвать грозу и ударить одним молниеносным зарядом - бабах!
У него огромные финансовые возможности, лучшие умы продажных ученых, тысячи ядерных боеголовок, миллионные армии - а у нас только вера в Бога, Его всемогущество и в то, что с нами Бог!
Вследствие нашей вопиющей немощи, мы не будем добывать, накапливать и вести боевые действия обычным способом. Мы ударим по центру принятия решений - по голове Противника. Помните из Писания: "поражу пастыря, и рассеются овцы стада (Мк. 14:27)". Противник со своими клевретами после грехопадения потерял способность каяться. Всё, что у него есть против нас - это холодный безжалостный рассудок, которому мы способны противопоставить молитву для взывания к всемогуществу Божиему. Только Господь способен победить Противника, и если не уничтожить - для этого еще сроки не вышли - то хотя бы отогнать от нас, нашего народа, нашей страны. Так что, начиная сегодня же, - пост, покаяние, непрестанная молитва - и победа за нами! В бой!
Ну всё, раздались саркастические голоса, постригаемся в монахи и разбредаемся по кельям и пещерам. Верующие, как это всегда бывает, безмолвствовали.
После того, как народ разошелся по квартирам, Петя с Михалычем оказались у меня в гостях. На их лицах застыло кислое выражение, они, казалось, и сами усомнились в успехе своей миссии. Что же, теперь мой выход на сцену. Сначала я рассказал о причине моего срочного отзыва из-за океана домой, а также суть нашей беседы со старцем.
- Так что, тот мутный малый, что подсел за наш столик в "Русском самоваре", по мнению отца Серафима - тот самый Противник? - спросил хриплым от волнения голосом Михалыч.
- По мнению старца, именно он, - кивнул я.
- Это что же получается! - чуть не вскричал старик. - Петра руководство отвлекает на борьбу с бандитизмом и коррупцией, меня завтра засылают в ООН, потом на всемирный симпозиум, потом еще куда-то... Старец бомбит раскольников, он в глухом затворе. От наших умников толку ноль. - Профессор поднял на меня выпученные глаза. - Алешка, ты что же один на один остаешься... с ним! - Махнул он в сторону заката, разлившегося по горизонту расплавленной сталью.
- Ну, во-первых, не один, а со старцем, - принялся методично пояснять я, - и самое главное с Тем, к Кому он обращается в своих молитвах. А во-вторых, отец Серафим, если можно так сказать, меня проинструктировал и обещал самую действенную помощь.
- Ну ладно, ладно! - ударил он руками по коленям. - Тогда я попрошу Петра помогать тебе, по мере возможности. - Петя кивнул. - А Виолетту придам тебе в помощницы. Я так понимаю, тот мутный малый неровно дышит к нашей русской кухне. Вот Ветка тебе и поможет обойти расторации русской кухни, она в этом уж точно получше нашего разбирается.
Игорь и его внутренний мир
Познакомился с Игорем в гостях у Пети в один из набегов комитета комсомола. Он не был мажором вроде Петра и его соседей, взяли его с собой исключительно из-за харизмы - он читал по памяти стихи, сыпал цитатами, даже на гитаре играл, напевая душевные песни. Девушки влюблялись в Игоря стремительно и поголовно, чем не раздражали мужскую часть застольного коллектива, может быть потому, что к девушкам тот относился вежливо и ровно, а парни дорожили дружбой с ним, а некоторые просто заискивали, пытаясь привлечь внимание к своей, скажем прямо, серой бесцветной личности "папиного сыночка". Завидев домработницу Пашу, он срывался из-за стола и запирался с ней на кухне, где они вели свои беседы, по ходу дела в четыре руки что-то шинковали, резали, гремели посудой и даже потихоньку напевали песни в стиле народного плача. Так вот в паузах между оглушающими грифами "Кисс" и "Цеппелинов", пока диск-жокей менял "пласты", из кухни доносилось:
А потом, уж как я вдовушкой была,
Пятерых я дочек замуж отдала,
К нам приехал на квартиру генерал,
Весь израненный, так жалобно стонал.
Пригляделась, встрепенулася душой:
Это тот же, прежний барин молодой,
Та же удаль, тот же блеск в его глазах,
Только много седины в его усах.
Ну или что-либо вроде того...
Игорь провожал Пашу до двери, выносил и расставлял приготовленные блюда, как ни в чем не бывало включался в застолье. И всё это было у него как-то естественно, просто и весело.
Потом встречались в главке, где он, по его выражению, "водил жалом", то есть выпрашивал дефицитные художественный паркет и дубовый шпон для какой-то уникальной старинной усадьбы. Я ему обрадовался, помог "выбить" из управления снабжения наряды на базу - и мы отправились обмывать победу в ресторан "Арагви". Игорь саркастически хмыкнул:
- Алёш, ну к чему простым людям эти барские замашки?
- Это ты-то "простой", - съязвил я.
- ...Да и без фрака я сегодня, - улыбнулся он, но согласился.
Благо время было обеденное, аппетит в наших молодых организмах в это время суток был ураганный. Чтобы уж совсем поразить гостя в его пылкое сердце поэта, я блеснул удостоверением с золотым гербом и сунул знакомому официанту червонец, а тот "со всем уважением" запустил "товарищей из главка" в кабинет, в котором обедал сам товарищ Берия. Утопая в мягком кресле, Игорь не преминул попотчевать нас Пушкинским шедевром:
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною ...
Грызли мы наркомовский шашлык по-карски на косточке, запивая сталинским вином цвета кремлевских звезд "Хванчкара". Игорь сказал:
- А знаешь, в этом заведении обычно встречаются шпионы с контрразведчиками.
- Откуда знаешь, от шпионов или агентов кэйджиби?
- Как говорится, хочешь знать правду, пользуйся информацией с обеих сторон баррикады.
Я тогда не знал, что передо мной сидит и как простой человек, уплетает сильно перченое мясо писатель, которого Михалыч обозначит "великий русский щелкопер". "Но не потому великий, что ростом удался, а потому, что пацан поднимает великие темы!" То есть уже тогда наш Игорь готовился к писательству, впитывая гигабайты информации, без напряжения, так же просто и естественно, как и всё, что делал, как и жил.
Пока мы, растягивая удовольствие, лакомились десертным настоящим мацони с горным медом, третий раз в кабинет заглянул официант с умоляющей миной, мол я уже отработал свой червонец, давайте выметайтесь, здесь таких с красными корочками каждый второй. Что поделать, вышли на воздух, сели на лавочку, поближе к фонтану - и тут началось самое главное! Он стал развивать передо мной, словно разворачивая огромную панораму, свою теорию о множественности миров, среди которых обязательно необходимо найти собственный, личный.
- Это как на небе светят миллионы звезд, но лишь одна - твоя. Об этом и в Библии сказано: "Иная слава солнца, иная слава луны, иная звёзд; и звезда от звезды разнится в славе" (1Кор.15:41). Это не про астрономию, как понимаешь... Это о наших способностях делать добро.
- А ты и Библию читаешь? - удивился я.
- А как же! Без такого чтения ничего невозможно понять, для чего мы живем и в какую сторону. С помощью этой Книги сам Бог учит нас правильно жить, правильно понимать окружающий мир.
- Что же тебе удалось понять?
- Смысл жизни не в том, чтобы поесть-попить и развлечься, а в том, чтобы прожить, как угодно Богу. Ведь, хочешь ли ты или нет, каждому после смерти тела придется сдать самый главный экзамен на право называться Божьим человеком или поленом для адской печи.
- Ой, Игорь, что-то мне эта тема не нравится - особенно преисподняя, гореть в огне и прочее. Тоска одна!
- Заблуждение, мой друг! - Хлопнул он себя по колену. - Эта, как ты выражаешься, тема - бесконечно интересна, она такие светлые просторы открывает - бесконечные, как вечная жизнь в Божием царстве. Ты лишь один шаг сделай к Богу - и удивишься, какое богатство пред тобой откроется. Жизнь обретёт смысл, чудеса для тебя станут нормой, они посыплются как из рога изобилия. Каждый день станет приносить открытия, да такие, что голова кружится. И самое главное - ты расстанешься со страхом.
- Да я вроде бы никогда трусом не был.
- Ошибаешься, друг. Вся жизнь неверующего человека соткана из страха. Ты сейчас боишься заболеть, потерять работу, споткнуться и угодить под колеса машины, измены любимой девушки, грозы, нападения шпаны из подворотни с ножом, уродства, пожара, отравления, войны, смерти наконец. Список можешь продолжить сам. А что сказано в Библии? "Совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение (1Ин 4:18)" А совершенной любви можно научиться только у Бога, потому что Он - Бог Любви!
- Да, неплохо это я с тобой пообедал! - Поскреб я затылок. - Прямо, три часа открытий у меня получились.
- То ли еще будет, Алексей, - произнес он негромко. - Ты нас в области познания смысла жизни еще так удивишь, что... сам себе удивишься.
- А, знаешь, я уже и не против. Поможешь?
- Не от нас это зависит, - сказал он таинственно. - Может, ты еще не созрел. А? Может, тебе еще предстоит шишек набить, шрамы подзаработать, да из огня в полымя попрыгать вволю. Одно скажу тебе точно: придешь ты к Богу! Придешь и еще нас удивишь.
- Чувствую, ты устал от меня, - констатировал я. - А про свой мир звездный так и не рассказал.
- А тут или одной фразой нужно - или как-нибудь недельку-другую выбрать и наговориться всласть. Как говорит моя старая подруга Паша: "Досыти".
- Ну, скажи одной фразой. Хотя бы.
- Если кратко, то мой мир - это Царство Небесное, мир Божьей любви. Так понятно?
- Если не понятно, то в любом случае интересно. Есть о чем подумать. Есть о чем почитать. Спасибо тебе, Игорь! Очень благодарен тебе, - сказал я, глянув на часы.
- Обращайся. - Потом махнул рукой и продолжил: - Ты понимаешь, дружище, - глаза Игоря блеснули нездешним светом, - да мы с тобой... да мы вот со всеми этими людьми, - обвел он рукой население, - мы абсолютно все поголовно счастливы! Вот сейчас, именно в сей час, чувственными глазами я наблюдаю прохожих, потоки автомобилей, дома, фонтан, небо с облаками - это чувственными. Что же вижу сейчас духовными очами? А то, что сквозь эти вполне себе земные вещи, из Царства Божия сквозит золотистое сияние любви, свет истины, веет сладким ароматом блаженства. И что характерно, это сияние исходит из сердца человеческого. Не откуда-то из горних высот, не из недр космоса, а из твоего, моего сердца. То есть, мы носим в себе, в сакральной глубине сердца весь Божий мир с Господом во главе и всеми Его святыми. Да, да и весь тварный мир, все эти планеты, звезды, галактики - и каждый цветочек, и каждое деревце, и всех людей, живущих и преставленных, ведь у Бога все живы. Но и это далеко не всё! Бог существует вне времени и пространства, поэтому и каждый из нас способен в любой миг перенестись из глубин прошлых тысячелетнй через настоящее - в далекое будущее. Мы из сердца своего можем стартовать в любую точку земли, на любую звезду любой даже самой дальней галактики. Раз для Бога нет ничего невозможного, то и мы способны на волнах Божией любви на любой поступок, способны познать любую тайну вселенной.
- Почему же мы живем, как обычные люди, как мураши - нас присыплют землицей, мы выползем и дальше ползем, неизвестно куда?
- Был на море?
- Конечно.
- Замечал, какие белокожие жители приморских поселков? Рядом с ними огромная блистательная морская стихия, с небес изливаются потоки солнечного света, а они ковыряются в своих садиках-огородиках, ловят рыбку на ужин, собирают с отдыхающих рублики за постой - а море и солнце для них как бы и не существуют. Так и мы в своем обычном состоянии суеты-сует живем абы как, день прошел и ладно... Часто ли ты думаешь о милости Божией, благодаришь за каждый день, проведенный в молитве, за те щедрые дары Божии, которые принимаем чисто автоматически, не задумываясь о том, что это чудо, совершенно не заслуженное!
- По-моему, у нас есть оправдание - это ежедневная борьба со злом, в самых извращенных его проявлениях.
- А помнишь слова апостола Павла, где умножается зло, там преизобилует благодать. И еще слово Господа: не имеете, потому что не просите. И еще: дела, которые Я творю, и вы сделаете и еще больше! Понимаешь, друг, мы сами виноваты в своей бездуховности, в душевной тупости, в непростительной глупости! Да ты сделай один шаг к Богу - и Он тебя осыплет такими дарами, что удивишься, почему я раньше жил без этого богатства, зачем, живя в услужении Богу, я так позорно нищенствовал!
- Слушай, Игорь, я немного знаю себя, - проворчал я под нос. - Ты, конечно, говоришь об очень интересных вещах. Если честно, я такого за всю жизнь не слышал. Спасибо тебе за это, конечно... Но ты не мог бы всё это изобразить на бумаге, чтобы почитать в тишине, подумать, даже помолиться как-то, как сумею - может тогда "не пропадет твой скорбный труд и дум высокое стремленье". Может, и я человеком стану?
- Уже, - кивнул он, любуясь маленькой девочкой, с превеликим аппетитом уплетающей мороженое. - Уже написал и еще напишу, "пока свободою горим, пока сердца для чести живы". Приду домой, разгребу горы макулатуры, может и найду для тебя книжку-другую. А то ведь они у меня не задерживаются, что-то сам раздаю, что-то друзья растаскивают по сусекам. Звони, заходи, получи.
Получил я тогда из рук Игоря квинтэссенцию его "сердечной" теории. Как водится, полистал, почитал по диагонали, да и отложил до лучших времен. "На рубиль семушек наели и ничаво не поняли". Будем ждать наступления "лучших времен", так сказал я себе и вошел в обычный штопор ежедневной суеты.
Как он и предполагал, у меня этот период "интереса" растянулся на годы. Суета, дела, карьера, страсти перестроечные, и - да! - "шишки, шрамы, огонь с полымем", обещанные Игорем, не обошли меня стороной, как, впрочем, и весь наш народ. Зато церковь стал посещать не по принуждению, не от тоски и отчаяния, а по зову сердца, естественным путем. Там, собственно, и состоялась третья встреча с Игорем.
Еще до постпраздничной встречи с Михалычем я стал прихожанином церкви, что на Горке. Мне там становилось спокойно. Душа, как выяснилось, омраченная тьмой грехов, по мере очищения в таинстве покаяния, по мере прохождения церковных кругов, - осветлялась. Я уже, как раньше, остерегался бросаться в омут страстей, грешить напропалую, хоть, если честно случалось и срываться, и увлекаться какой-то ерундой... Так что праздничный всенародный запой сказался и на моём здоровье, и на душевной состоянии. ...Так что судьбоносный оклик Михалыча многое расставил по своим местам.
Вот и мой таинственный друг Игорь, на волне обещанных им чудес, вернулся в мою жизнь. Конечно, я был уже не тем разгильдяем, что раньше, а разгильдяем более высокого уровня. Конечно, Игорь "за отчетный период" тоже время не терял. Поэтому, его появление оценил, как продолжение нашего дружеского общения, или даже начало новой крепкой дружбы.
Так вышло, что задержался на паперти, раздавая нищим милостыню, а вслед за мной из церкви вышли Михалыч с Игорем. Оказывается, они удостоились чести находиться в алтаре, где стояли на коленях. Михалыч представил мне Игоря и удалился домой, а мы со старым другом пошли следом, беседуя о своём.
- Как-то сильно изменился ты, мой друг, - сказал я. - Если бы Михалыч тебя не представил, я бы не узнал.
- Мы с другом попали под взрыв. Моего Ивана - насмерть, а меня только обожгло. Посмотрел бы ты, Алексий, на меня тогда, вот где был урод-уродом. Сейчас-то более-менее, ожоги затянулись, да и со временем лицо разгладилось.
- Помнится, согласно твоей идее насчет вселенной, носимой в сердце, - напомнил я, - с тобой не могло произойти ничего, что бы не соответствовало промыслу Божиему.