Петров Борис : другие произведения.

Крыса

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Жанр подобрать сложно, скорее это сказка, но без волшебства, с большой долей манифеста.
  Москва 2013
  
  
  Веленьем дум, порою чистых,
  Сердец стремлений, низменных утех,
  Когда пылает пл??амя над Отчизной,
  Родится новый человек.
  
  То будет не герой, что помнят книги,
  Не генерал, ведущий войска в пекла дон, раскаленных столетнюю враждой.
  Не вождь несбыточных идей, нет ... и не отец, не друг, а просто... кто-то,
  Кто правит нами, объятыми лишь дымом и тоской.
  
  Начнем, пожалуй, нашу сказку,
  Пусть будет же она не добра, не чиста.
  Пусть, нас рассудит белизна холста,
  И пусть столкнет же нас зола текста.
  
  
   Павел рассматривал свои руки в отражении большого зеркала. Как ладно на нем сидел синий министерский костюм. Уже начавшее выделяться небольшое брюшко явно обозначало его нынешнее положение. Чуть торчащая из-под рукавов пиджака белоснежная сорочка с золотыми запонками, поблескивающими матовым благор?????одным переливом в свете хрустальной люстры прошлого века, как новенькие погоны на генеральских плечах подчеркивали его нынешний статус.
  Он улыбался сам себе. Кто бы мог подумать, что в тридцать пять лет и мечты сбылись, что сказать! Все годы унижений, годы борьбы за место за столом - они потрачены не впустую. Теперь он человек.
  Павел посмотрел еще раз на свои руки. Белые, холенные, не знавшие никогда ни труда, ни боли, ни крови. Вот этими руками он сегодня изменил судьбы людей. Раз и все. Один росчерк пера, а как поменяется жизнь области через пять лет. Пусть кричат эти безумцы, "они не видят дальше своего носа, люди хотят жить сейчас, а что дальше их не волнует. Мы должны направить их, даже против их воли по верному пути" - часто говорил ему Никита Борисович. Павел навсегда запомнил это напутствие, и в час сомнений всегда оно выручало его. Кто может знать, что лучше? Кто, если не мы? Не это же необразованное стадо.
  "Мой первый Указ, ?- сладостно подумал Павел, - первый. Надо будет сегодня всенепременно отпраздновать это событие. Пожалуй, стоит заказать столик в "Боярском дворе". Никиту Борисовича стоит пригласить, Анатолия Ивановича обязательно".
  Павел еще немного повертелся возле зеркала, и, решив не медлить с заказом, направился в кабинет. Зазвонил второй телефон, самый желанный, прямой, к Самому! Он никак не мог привыкнуть к этому невзрачному на вид черному телефону, который всегда стоял чуть в стороне от батареи областных и городских коммутаторов. И звонил он всегда тише, но этот звон Павел чувствовал всем телом, содрогаясь от волнения и с холодеющими от робости ногами. Сглотнув подступивший к горлу ком, Павел, осторожно поднял трубку и неуверенным, чуть дрожащим голосом ответил:
  -По-потапов.
  - А, Павел Андреевич, рад, что тебя застал, мой дорогой, - на другом конце бодро звучал голос Анатолия Ивановича. Всегда звонил кто-то другой, но Никита Борисович предупреждал, что может позвонить и Сам, к этому надо быть готовым всегда, не важно день это или ночь, в исподнем ты или захворал.
  - Ты, надеюсь еще не начал праздновать?
  - Нет, нет, конечно. Думал как раз вечером. Хотел пригласить Вас, если у Вас найдется время.
  - Спасибо, дорогой мой за приглашение, мы это с тобой обязательно отпразднуем, но чуть позднее. Никиту-то тоже, небось, хотел позвать? Ну, так о тут рядом, согласно кивает. Но все позже. Я тебя хотел кое о чем попросить, не службу, а в дружбу так сказать.
  - Конечно, я готов.
  - Ты погоди соглашаться, не выслушал же еще. Ты присядь, что стоишь как вкопанный, - Павел послушно сел за стол, - вот, молодец. Возьми как перо и запиши. Значит сегодня, где-то после восьми придет господин Иноземцев.
  - Иноземцев. А звать как?
  - Это на самом деле значения особо не имеет, неважно. Просто Иноземцев. Сразу поймешь, что это он.
  -Хорошо. А что я должен сделать?
  - Ничего особенного, просто подпиши с ним договор, он его принесет с собой. Это наш стратегический партнер, понимаешь? Вот и хорошо. Потом тебе зачтется, не переживай.
  - А могу я узнать о сути сделки?
  - Я бы не стал называть это сделкой, это партнерство. Понимаешь Павел, - на другом конце провода появился посторонний звук, похожий на шипение змеи или посвист грызуна, -да, вот. Понимаешь Павел - это партнерство важно для нашей Родины. Сам понимаешь, какая сложилась ситуация в стране. Надо как-то выкарабкиваться. Да и имей в виду, это же не навсегда - земля наша, когда захотим, тогда и обратно заберем. Мы хозяева, эм, точнее народ. Сам знаешь политику, что тебе объяснять. Короче Павлуша, я на тебя надеюсь. Давай. Как закончишь, просто подними трубку. Не дрейфь.
  Тихий скрип телефонной линии сменился на глубокий звуковой провал, от которого начинали болеть уши. Павел посмотрел на часы: была уже половина седьмого. О праздничном ужине стоило забыть, но он точно знал, усвоил еще в начале своей работы в канцелярии при Федеральном Управлении Распределения Земельных и иных ресурсов - перед сложным делом стоило поесть, потом не дадут.
  Подняв трубку секретарского коммутатора, через как всегда томную, чуть приторную фразу Олечки: "Слушаю Вас, Павел Андреевич" он ощутил запах ее фруктовых духов. Перед глазами появился образ в тонком чуть приталенном малахитовом платье, со струящимися по плечам завитыми прядями каштановых волос.
  - Павел Андреевич? - голос Олечки вывел его из оцепенения накатившего желания.
  - Олечка, не могли бы Вы заказать ужин на семь часов. Закажите и себе, если хотите.
  - Хорошо, Павел Андреевич. Вам как обычно?
  - Да, но давайте без морепродуктов.
  - Поняла. Мне сегодня задержаться?
  - Нет, не стоит.
  - Хорошо, но если Вам что-то понадобится, Вы мне сразу сообщите.
  - Спасибо, Олечка, - Павел положил трубку. Сладостный голос все еще стоял в ушах, отдаваясь приятным покалыванием во всем теле. Он встал из-за стола и направился в заднюю комнату за кабинетом. До ужина было еще минут двадцать, стоило принять душ и сменить сорочку, не спокойно было на душе у Павла, да и остудиться не мешало.
  
  
  - Как ты думаешь, справится наш Павлик? - тихо проговорил Никита Борисович, осторожно отхлебывая горячий чай из белоснежной кружки прозрачного фарфора.
  - Думаю да, он же не дурак, в конце концов, - с ухмылкой проговорил Анатолий Иванович.
  - Вот в том то и дело, что не дурак.
  - А чего ему бояться? Мы его не бросим, свой уже, серенький. Чуть подавят, а там все нормально будет.
  - Мне бы твой оптимизм. Я бы на его месте задумался.
  - Слава богу, что мы с тобой на своем месте, нам бояться уже нечего, мы семья.
  - Семья то семья, но сам знаешь, как семья поступает.
  - А что я? Я не претендую выше, да и ты, или же есть планы иль желанья?
  - Нет, конечно, нет. Старый я уже, не мое это. Свой век доживаем, скоро новое поколение нас загрызет.
  - Новое поколение, - Анатолий Иванович хищно улыбнулся, - а зубы у нас с тобой тоже крепки, я так просто не сдамся.
  - Ладно, хватит лирики, - Никита Борисович отставил кружку на резной деревянный столик. - Что слышно про лесных жителей?
  - А что, ничего особенного. Работают себе на шахтах, вроде все спокойно.
  - Я вот слышал, что пара деревень свернула наших вурдалаков в обрыв, да там и закопала вместе с администрацией.
  - А ты про это. Не переживай, кто об этом то узнает? Те, кто видел, уже давно в степях куртки подшивают, а что до остальных - тут уже все схвачено. Слыхал про уничтожение банды Еремина? Вот, там их и накрыли. Доблесть и отвага, ни дать ни взять. Сам будет их завтра награждать по ящику, консервы уже готовы давно.
  - А ты никогда не задумывался о том, - Никита Борисович задумался, - а что будет тогда, когда перестанут верить в эту ахинею?
  - Задумывался, и не раз. Я всегда об этом думаю. Перестанут, побузят, а мы и ра-а-аз - и вот тебе новый враг, Родину защищать надо, тут уже не до разбирательств будет. Пока все козыри у нас.
  - Козыри... Я вот чувствую, что партия то скоро закончится, а мы и не поймем. Ладно. Как там дела у Павла, Оля ничего еще не докладывала?
  - Оля! Ха-ха-ха. Она пока уминает лобстера за обе щеки, ей с Павлом повезло, он не жадный, да и не пристает. А уж я бы пристал, такая деваха, ух!
  - Стесняется, пацан еще. Кстати это даже хорошо. Пойдем тоже перекусим, а то время уже половина, потом не будет возможности.
  - Согласен. Вот уж насчет поесть я никогда не отказывался, голодное детство, сам знаешь.
  Никита Борисович тихо хмыкнул, в очередной раз, оценивая взглядом необъятный живот Анатолия Ивановича.
  
  
  - Проходите, пожалуйста, - прощебетала Оля, открывая дубовую дверь приемной перед зашедшим в окружении полдюжины столбов вурдалков человеком в темно-сером костюме. Нельзя сказать, что он был плохо одет, отнюдь. Ткань костюма отливала благородным тонами настоящего заморского сукна. Полы пиджака были, казалось, срезаны небрежным движением, полностью отдавая дань последнему визгу высокой моды. Но сшитый мастером костюм не мог скрыть уродство фигуры его владельца. Сутулый, с круглым животом, торчащим как резиновый мяч впереди, чуть с приподнятым острым носом, постоянно снующие маленькие, острые как иглы, глазки, мужчина, с большим коричневым кожаным портфелем, по-хозяйски вошел в дверной проем, резко захлопнув за собой дверь.
  - Ой! - вскрикнула от неожиданности Ольга. На нее уставились двенадцать пустых черных глаз, которые недвусмысленно оценивали ее потенциал. Оля неуверенно, пятясь в сторону кухни, спросила - Может, хотите пока чаю, мальчики?
  Не дождавшись ответа, она влетела в кухню и закрыла за собой дверь.
  Дверь хлопнула, и Павел нервно вскочил со стула, заметив тихо приближающуюся фигуру вечернего гостя.
  - Павел Андреевич, - поприветствовал сутулого хозяин кабинета, протягивая руку. Гость же, проигнорировав приветствие, выбрал себе место во главе стола совещаний, бесцеремонно разбросав бумаги в стороны, освобождая место, начал выкладывать одну за другой толстые папки, стянутые простой бечевкой.
  - Но простите, - начал, было, Павел, но в ответ гость лишь визгливо присвистнул, давая понять, что возражения не принимаются.
  Маленькая ручка гостя властно указала кривым пальцем с длинным коготком Павлу на место возле него. Павел послушно сел, сложив руки на коленях и вытянув вверх голову.
  Гость, закончив с разбором бумаг, пододвинул к нему несколько папок. Поверх них он бросил старинную перьевую ручку.
  - Я должен сначала ознакомиться, я не могу подписывать документы не читая.
  Гость чуть сдвинул голову на бок, внимательно посмотрел в лицо Павла, а потом как начал хохотать, злым, трескучим как старые половицы, смехом. Нахохотавшись вдоволь, он резко приблизил свое лицо к Павлу. На секунду Павлу почудилось, что он его обнюхивает, но выбросив эту стремительно залетевшую дурацкую мысль из головы, он попытался выдержать пронзительный взгляд черных как уголь глаз.
  - Ты не доверяешь Самому? - прохрипел гость каким-то утробным, чуть срывающимся на фальцет голосом.
  - Нет, как можно, я.. я конечно доверяю, но надо же сначала разобраться с делом.
  - С делом? Глупец! Смотри сюда, дебил! - Гость ткнул когтем в первый же лист ближайшей папки.
  Документ бы стандартный, ничего особо выдающегося: вот тебе и штамп в левом верхнем углу, реквизиты, бесконечно длинные формулировки задач, вбитые сплошным текстом плотные абзацы. Все было как всегда, Павел давно уже умел верно читать подобные документы, по диагонали, вычленяя каждое второе или третье слово, в зависимости от верхнего грифа. Ничего особенного не отметив, он решил было перевернуть страницу, но коготь впился больно ему в руку.
  - Идиот! Где вас только набирают таких! - вскричал гость. Гость аккуратно обвел когтем нижний ряд реквизитов, выделяя небольшой узорный вензель посередине листа. В душе Павла похолодело. Как же он сам не смог увидеть это! Ведь это первое, чему учат в академии. Не веря глазам своим, он поморгал и еще раз взглянул туда - ошибки не было, документ 4-го уровня.
  - Еще вопросы есть? - ехидно проговорил гость.
  - Нет, нет. Я все вижу. Простите за ошибку, видимо устал уже под вечер.
  Гость возмущенно хмыкнул и начал один за другим вытаскивать документы из папки, передавая Павлу на подпись. Павел старательно выводил свой именной шрифт, располагая его, как учили, в точности по центу поля, ведь небольшое смещение и все, документ надо переделывать.
  - Что Вы копаетесь? Не завещание пишите! - проворчал гость, но не стал больше теребить Павла, видя, как тот от напряжения крупные капли пота скатывались со лба на нос, капая на старинный купеческий стол из красного дерева.
  Через два часа все было выполнено. Павел, тяжело дыша, ослаблял на шее галстук. Гость аккуратно укладывал документы обратно в папки.
  - Я сам передам в канцелярию, - проговорил он, угадывая вопрос Павла о документах. - Завтра же они будут там.
  - Хорошо. Но не позднее, чем завтра, иначе... сами понимаете.
  - Не беспокойтесь, мой дорогой, - хитро улыбнулся гость, - все будет согласно плану. Доброй ночи, Павел Андреевич.
  Гость затолкнул последнюю папку в свой бездонный портфель, вскочил, и стремительным шагом направился к двери. Дверь тут же отворилась, и он скрылся в желтом свете приемной.
  Павел долгое время не мог встать из-за стола. Глубокая усталость накатила на него, вдавливая в кресло. Сотни безумных, горячечных мыслей метались в его голове, но нет, нет, надо было гнать их прочь.
  - Они ушли, - тихо прошептала Оля, войдя в кабинет шефа с рюмкой холодной светлой браги. Павел послушно взял рюмку, немного помедлил и одним залпом осушил ее. Хмель придал ему сил, он с благодарностью взглянул на белое от страха лицо Олечки.
  - Завтра возьмите выходной, я сам управлюсь. Надеюсь, не обидели?
  - Нет, что Вы, Павел Андреевич, я сразу на кухне заперлась. Спасибо большое.
  - Тебе спасибо. Закажи машину, поедем по домам, сначала тебя забросим, ты же не далеко живешь?
  -Да я могу пешком, тут совсем недалеко.
  - Не упрямься, вон уж темень какая. Собирайся.
  Оля послушно кивнула и побежала в приемную.
  Павел потер виски, нестерпимо болела голова.
  
  
  * * *
  
  
  Шут:
  
  Не все то золото, что блестит,
  Не вся та правда, что в бумагах сказана,
  Не тот герой, что вперед бежит,
  Не то тот враг, кого рожа мазана.
  
  Решив судьбу свою отдать другим,
  Не будь уж к ней ты столь открытым,
  Забудь про все, что раньше для тебя имело суть,
  Теперь ты просто чье-то, где-то - ЧТО-ТО.
  
  Узнав себя в толпе, не подай вида,
  Пройди спокойно, закрыв лицо рукой.
  Твоя судьба лишь порванная, пустая книга,
  И порвана она уж не тобой!
  
  
  Народ:
  
  А как же власть, а как же всласть?
  Ведь, обещала, да, давеча помню,
  Что жить мы будем лучше, чем тогдась,
  Когда уже мы и не вспомним!
  
  
  Мужик из толпы:
  
  А что нам власть? Что есть, что нет,
  Ты право и не увидишь разницы в оном,
  Что делает сейчас наш благопопочеловек,
  Ссылаясь на порядок и законность?
  
  Женщина интеллигентного вида:
  
  Побойтесь бога! Как же можнос,
  Сейчас не то уж время, хватит, натерпелись!
  Свобода выбора, свобода говорить,
  Свобода жить и выбирать свобода!
  
  Мужик из толпы:
  
  Свобода жрать дерьмо и сдохнуть под забором,
  Прошу не забывать про наши главные права,
  Которые утверждены уже законом,
  Не правда-ли прекрасно, чудно, да?
  
  Женщина интеллигентного вида:
  
  Не правда! как Вы можете такое
  И вслух произносить теперь?
  Не раньше ли народ наш вытерпел такое!
  Что нечего и сравнивать, поверь!
  
  Манерный мужчина:
  
  Вон как настрадался, да?
  Уж и видать то все по пузу,
  Да по одежде модной,
  Небось еще авто имеешь, да?
  
  Другой мужик:
  
  Да что мы слушаем его?
  Нашелся тут козел и провокатор.
  Пускай ползет отсюда, пустое помело,
  Жить стали лучше - это правда!
  
  
  
  Мужик из толпы:
  
  Ну что, все посчитали, казначеи?
  Чего скрывать, ем сытно,
  да, всего хватает,
  Уж мира половину посмотрел,
  Но это все сейчас, как будет дальше,
  Не скажет кто-то тут в пример?
  
  Народ молчит, напряженно слушая.
  
  Ну что молчите, заступники разврата?
  НЕ стыдно ль нам пред нашими отцами,
  Что все разрушено, распродано за рубль
  Хапугам жадным с наших добрых рук?
  Что в нашей же стране принадлежит народу?
  Ну назовите ; кто-нибудь хоть что-то?
  Заводы? Те, что и остались - то частный капитал!
  Поля, леса, вода? Все частное ребята.
  Нет ничего, что можем мы уверенно назвать,
  Как то, что это принадлежит народу.
  Уже и историю взялись нашу отобрать!
  
  Несколько голосов из толпы:
  
  Уж больно мрачно на все смотришь ты,
  Пускай, все фабрики давно уж отданы буржуям,
  Но капают налоги же в казну,
  Так что пару десятков лет еще перезимуем.
  
  Отдельные голоса:
  
  Уж скоро будем строить новые заводы,
   И сеять заново по-новому начнем,
  Осталось потерпеть каких-то 8 годов,
  И уж тогда мы точно заживем!
  Нам обещали.
  
  Шут:
  
  Кто верит всем обетам и заветам,
  Тот в святости неведенья умрет.
  Быть может, жизнь свою счастливо проживет.
  
  Но кто работать будет в той стране чудесной,
  Когда последний раз качнет главою вышка,
  Когда завоет в черных трубах пустота?
  
  Не знаете, да и не думаете,
  Вокруг же нас такая лепота!
  
  Народ смотрит на шута с некоторой злобой.
  
  Вот вы все власть да власть,
  А что же власть? Ведь ей на нас накласть.
  
  Голоса из толпы:
  
  Но-но, слышь, заткни хлебало,
  Мы за стабильность глотку разорвем.
  
  Шут:
  
  Я верю, верю,
  Ведь обидно, правда,
  Когда с тобой как с тупым скотом?
  
  Пара мужиков недоброжелательно двинулась в сторону шута. Мужик из толпы и пара молодцев перегородили им дорогу.
  
  Мужик из толпы:
  
  Куда собрались, добрые миряне?
  Подумайте, ведь мало ли чего, а?
  
  Пара мужиков:
  
  Ты кто такой, в каком ты званье,
  Чтобы мешать нам учинить покой?
  
  Мужик из толпы, достав пистолет, не стесняясь, направляет его перед собой:
  
  А звание мое не мало не велико,
  Но не тебе, холоп, его я назову.
  Пока не стало тут совсем уж дико,
  Я попрошу вас отойти к стойлу.
  
  Пара мужиков, пряча ножи и злобно улыбаясь, отходит:
  
  Мы с тобой еще поговорим, полковник,
  Узнаешь правду силы под ребром.
  
  Мужик из толпы, убирая пистолет:
  
  И вам желаю я всего хорошего,
  А главное, не быть скотом.
  
  Шут:
  
  Спасибо, добрый горожанин,
  Но мне бояться нечего,
  Ведь бог не наделил мою башку толмутом знаний,
  Что взять с юродивого,
  Простите, право не пойму.
  
  Но, все же господа, товарищи, друзья!
  Я, напоследок, расскажу вам правду,
  Или же ложь, решайте сами,
  Ведь нету мозга только у меня?
  
  Ругая власть или хваля ее,
  Мы не стараемся понять,
  Что, в сущности, мы есть лишь порождение ее,
  Но все же она нам не родная мать.
  
  Шут принял величественную позу премьера и продолжил.
  
  Возглавь и обезглавь,
  Придя во власть не думай сенитиментов,
  Уж если долго хочешь править ты,
  Запомни парочку простых советов.
  
  Во-первых, выбери себе,
  Тех, кто подурней и ниже в голове.
  Затем, собрав искомый люд,
  Расставь их произвольно там и тут.
  
  Почаще слушай мненья вражеских мужей,
  Которых стоило бы сразу гнать метлой взашей.
  
  В четвертых обезглавь культуру,
  За ней образование и прочую же дуру.
  Зачем тебе читающий народ,
  Ведь он бац! и ненароком что-нибудь поймет?
  
  А в пятых разрушай заводы,
  Чтоб не было своих газет и пароходов.
  Чтобы зависли все в путинах порта,
  Мы за границу все, а к нам лишь говна.
  Не беспокойся, никто и не поймет,
  Что быть могло совсем наоборот.
  
  Ах да, забыл сказать - богатырей уволь,
  Да палицы продай, а те, что ни к чему в болоте закопай,
  ведь усмирять народ дубинка и простая подойдет.
  
  Возглавь и обезглавь, и правь!
  О как это сладостно звучит!
  Втопчи в сырую землю нашу явь!
  И правь, правь, правь!
  
  
  * * *
  
  
  Вальс кружил голову. Ра-аз-два-три, раз-два-три. От божественного порхания пышных платьев на тонких станах, ведомых яркими, статными кавалерами, у Павла захватило дыхание. Он представлял себя на балу у Наташи Ростовой, он, Пьер, чуть смущенный, но уверенный в себе, берет под руки ее, ведет в центр, взяв чуть подрагивающими от момента руками, ее тонкую руку, одетую почти прозрачного бархата перчатку. Пульс учащается, он чувствует запах духов. О, этот чудный аромат весеннего луга и благородной опавшей листвы, морозная свежесть, сраженная жаром полуденного летнего зноя.
  Пары расступаются перед ними, тихо аплодируя, некоторые партнерши, скрывая зависть, прикрывают лица веерами. Он чувствует одобрение других кавалеров, он знает, что сегодня она его, королева бала. Окидывая зал победным взглядом, Павел ждет начального аккорда, чтобы закружить в вихре танца все вокруг.
  Но музыки нет, пары улыбались, глядя на него, только на него, но это уже были не добрые улыбки. Пара чернявых джигитов слева откровенно скалились, отпуская в его адрес вполголоса явно не лестные отзывы. Что произошло? Может что-то с костюмом? Он осмотрел себя, костюм сидел великолепно, ни пятнышка, ни ниточки не зацепилось на нем. Так в чем же дело?
  Пытаясь получить ответ, он лишь на мгновенье посмотрел на свою партнершу. Острая, серая морда смотрела на него злобным, кровавым взглядом. Павел в страхе отпрянул, вызвав тем взрыв хохота.
  - Куда же ты, мой милый, - прохрипела Наташа. Чуть погодя рявкнула на весь зал - Решил вести в этом танце, да, щенок?
  - Паша, Паша, - кто-то слегка похлопывал его по щекам, - ну Павел Андреевич, ну просыпайтесь.
  - Давай попробую, - чуть прогнусавил другой голос, - именем суда!
  Павел осторожно открыл глаза. На него смотрел Никита Борисович и усмехался.
  - Вот, всегда помогает, в каком бы человек не был состоянии. Ох, волшебные слова.
  - Так и заикой можно сделать, - погрозил ему Анатолий Иванович, - закимарил, да? Бывает, но надо терпеть. Еще пару часов осталось.
  - Да, бал это тебе не заседание министров, тут работать приходится. Черт бы побрал этого идиота, восстановление традиций, мать его, -- сквозь зубы проговорил Никита Борисович.
  - Паша, сходи умойся, скоро официальная часть начнется, так что надо быть бодрее.
  Паша с трудом поднялся из-за стола, покачиваясь, направился в указанном направлении. "Странно, и не выпил же много, - думал он, идя в уборную, - но ведь какой же гадкий сон. Мало воздуха тут, вот и сморило".
  Через минут десять, Павел вернулся к столу. Там уже вольготно расположились Никита Борисович и Анатолий Иванович. Никита Борисович, делая заказ официантке, то и дело щипал ее за зад, выспрашивая тем самым, поняла она его или нет. Девка ржала, краснела, но в точности повторяла его наставления.
  - О, Павел Андреевич, а мы на тебя уже заказали. Придется тебе понадеется на наш вкус, весело приветствовал его Никита Борисович. Отослав официантку он, продолжил - закусывать надо, Паша, а то так долго не протянешь.
  - Не приставай, человек он еще молодой, сам поймет, - Анатолий Иванович жестами приглашал Павла сесть за стол.
  - Вот, чтобы стало совсем хорошо. Ну-ну, не упрямься, поверь моему щучьему опыту, - Никита Борисович налил ему полную рюмку водки, грозя пальцем отказывающейся физиономии Павла.
  - Надо, - жестко отрезал Анатолий Иванович.
  - Но, я не пью водку, - попытался было Павел.
  - А вот это, друг мой, зря! - резко отрезал его Никита Борисович.
  - Давай вместе с нами, - сказал Анатолий Иванович, и они дружно звеня, махнули по стопочке.
  - Ты потрохами, потрохами закусывай, - протянув тарелку поближе к Павлу, советовал Никита Борисович.
  У Павла внутри все горело, холодная жидкость подливала масла в его затухающий огонь. Горячие потроха подобно пене чуть уняли пламя, дав растечься по телу приятному жару. В голове начало проясняться, в руках и ногах начала наливаться сила.
  - Ну как? - осведомился Анатолий Иванович.
  - Здорово! - выдохнул Павел.
  - Вот и славно. Не надо пить эту отраву сладкую, мы же с тобой русские люди, - начал было Анатолий Иванович, но был прерван взрывом хохота Никиты Борисовича:
  - Русский люди? Да где ты тут русских то увидел, Толя, совсем из ума выжил?
  - Я русский, пускай, что и еврей по национальности.
  - Да, да, тебя и первого русские же люди на дыбу и чи-и-ирик!
  - А ну тебя, - с наигранной досадой проговорил Анатолий Иванович, - так еще по одной и пока хватит.
  - А не откажусь, - весело подмигнув, обрадовано начал разливать горючую ледяную жидкость по стопкам Никита Борисович.
  Вторая порция не имела уже взрывного эффекта. Начавшее было угасать тепло, распалило тело с новой силой, начала чуть хмелеть голова. Павел насадил на вилку большой кусок потрохов, и с удовольствием принялся жевать.
  - Ну что ж, господа, заморили своего кадавра? Давайте чуть о делах поговорим, - начал Анатолий Борисович. Павел отложил вилку, с некоторым огорчением посмотрев на недоеденный салат с жареной уткой. - Мы тут подумали с Никитой, а не заняться ли тебе, мой друг, индустриализацией, а?
  - Но у нас вроде есть заводы в стране, - не понимая, отвел Павел.
  - Есть то они есть, но не у нас, и не в стране. Сам знаешь. А нам надо, чтобы появились наши, новые. Это не только сугубо личное мое мнение.
  - Угумс, - проговорил Никита Борисович, - ты, когда в последний раз смотрел телевизор?
  - НЕ помню, - сознался Павел, - я прошу Олечку давать мне дайджест новостей.
   - Ага, ты же не мог не заметить, что часто стал у нас народ выступать с всякими требованиями, как думаешь?
  - Да, согласен, надо их разогнать, пускай работают.
  - Дурак ты Паша, честно слово. Учим тебя, учим, Народ, Паша, наш хозяин. Мы для него должны работать, а не наоборот. Вот говоришь - пусть идет работать. А куда?
  - Не знаю, мало ли работы.
  - А вот и мало. Народ, понимаешь ли, тупой, нет, грубо, скорее необразованный, куда же он пойдет работать?
  - А почему они не хотят учиться?
  - Почему же не хотят, просто им не надо, понимаешь, не надо им много учиться? - Никита Борисович повертел вилкой, - им это не надо, а мы должны дать им то, что им действительно надо. Улавливаешь мысль?
  - Кажется да. Но это не в рамках моего министерства.
  - Не зря мы его выбрали, все на лету схватывает, - хлопнув в ладоши, сказал Анатоли Иванович, - именно поэтому мы тебя и позвали на этот бал.
  - Да, кстати поздравляю, Павел Андреевич, Вы теперь большой человек совсем, почти как Он, - церемониально встав, подал руку Никита Борисович. Павел, опешив, вскочил, пожимая протянутую руку:
   Но, простите, я не понимаю...
  - Скоро поймешь, главное ничему не удивляйся, - подмигнул ему Анатолий Иванович.
  Они сели, Никита Борисович мастерски разлил еще по рюмашке и предложил выпить за это стоя. Они выпили, и каждый углубился в свою тарелку.
  Хмель начал туманить голову, становилось жарко, Павел ослабил галстук и протер лицо салфеткой.
  Между тем бал был в полном разгаре, пары выстроились полумесяцем вокруг колонн танцевального зала. Яркий свет ламп вспыхнул небывалым, разноцветным свечением, и в центре зала появился Он.
  Как всегда складен, чуть горделиво поднятая голова. Острый, пронзительный взгляд заставлял каждого в зале притуплять взор, а дамы присели в преданном реверансе.
  - Здравствуйте, друзья! - проговорил он чуть тихим властным голосом. Он всегда говорил чуть тише, чтобы подчиненные всегда были в напряжении и ловили каждое его слово, боясь не расслышать интонацию.
  Зал наполнился гулом пожеланий долгих лет жизни, дамы еще глубже впали в услужливый реверанс.
  Никита Борисович, для вида привстал, но сделал это нарочито растопырив ноги как плохой клоун, чем вызвал легкий смешок со стороны Анатолия Ивановича. Он, казалось, этого не заметил, но кинул злобный взгляд в их сторону.
  - Стареет, да? - тихо проговорил Анатолий Иванович.
  - Да, сдувается кукла, больше не залатаешь, - ответил ему, ехидно ухмыляясь, Никита Борисович.
  Он посмотрел на зал, жестом дал команду вольно и, направляясь к столу Павла, взял из рук официантов два бокала с шампанским, подошел к побелевшему от подобострастия Павлу.
  - Господа, да что там, друзья! Вот тот человек, который с этого момента будет считаться моим заместителем. Да, быть может, молод, но нашей стране требуется рывок! Народ должен жить лучше, вот наша главная задача. Ну, Павел Андреевич, назовите главную парадигму вашей программы развития? - Он дал микрофон Павлу, у которого подкашивались ноги. Стоявший справа Никита Борисович изображал руками сигнал паровоза, весело подмигивая.
  - Индустриализация, - дрожащим от волнения голосом проговорил Павел.
  - Индустриализация! Вот чего ждет наше общество, как и раньше. И только молодые кадры способны сдвинуть нашу застоявшуюся на месте страну. Ура! - Он сильно пожал руку Павлу, острые злые глаза пытались пронзить его насквозь. Приблизив свои тонкие. Плотно сжатые губы в его уху, Он проговорил тихим рычанием, - даже не думай на меня идти, загрызу, щенок!
  Павел отпрянул от него, с мольбой взглянув на Анатолия Ивановича, тот же непринужденно сделал неприличный, еле уловимый жест рукой. На душе отлегло.
  
  
  Ведущая новостей повела недовольно носом и с видом полного непонимания и неодобрения поведала зрителям об очередной акции протестов, прокатившихся малой волной по стране. Никак не выделяя текста, кукла монотонно-профессиональным тоном вбивала в зомби остатки пропаганды. Кирилл смотрел в ящик, силой заставляя себя слушать. Вот они стоят с плакатам, вот уже стоят почему-то в другом месте, вот веселый бородач или не бородач? Смазанные кадры давали каждому вволю напрячь свое воображение: бьет по шлемам вурдалаков снеговой лопатой лозунга "Кто имеет медный щит, тот имеет медный лоб - поцелуй моего ишака под хвост". Вурдалак же бил бородача не за надпись, скорее всего он даже и не понял ее сути.
  Катя, посмотрела на мужа, и ласково потрепала его по голове.
  - Никто и не понял твоего лозунга, Кирюш, может все зря?
  - Не зря, - устало проговорил Кирилл, - сейчас не поймут, завтра сами почувствуют.
  - Это будет завтра, а мы с тобой здесь и сейчас, - Катя устало села возле мужа, покорно положив голову ему на плечо, - может хватит, а? Ведь цирк уже какой-то получается.
  - Может и цирк, но другого нет.
  - Да. Другого нет. Клоуны все те же.
  - Я тоже клоун? - с досадой спросил Кирилл.
  - И ты, и я, мы все клоуны, точнее макаки.
  - Опять ты загадками.
  - Никаких загадок, все просто - то, что ты там, нужно в первую очередь им, а не нам с тобой.
  - Опять теория вселенского заговора? Еврейские банки во всем виноваты?
  - Ну не во всем - это я тебе как экономист говорю. Но во многом.
  - Ох, Катя, тебя бы такую умную, да к нам в Совет.
  - Не пойду! - жестко ответила Катя, - я настоящая коммунистка!
  Оба расхохотались, Кирилл сильнее ее обнял, она осторожно поглаживала его правый бок, в котором еще саднила боль от десятка дубинок, но сейчас это была теплая, нежная боль. Кирилл почувствовал, что начинает засыпать.
  - Что-то ты очень горячий, давай уже ложись. Победитель мельниц.
  - Я не хочу, - слабо ответил Кирилл, но глаза начали предательски закрываться.
  - А я твоего мнения не спрашиваю.
  - Вот-вот, и ты туда же.
  - В некоторых вопросах я знаю лучше, ложись, я сказала!
  
  "Сколько сейчас времени? Вроде светло еще, - Кирилл поднял голову с подушки, как он дошел до кровати не помнил, не могла же его Катя дотащить? Хотя нет, могла. 0 вот черт. Уже утро!"
  Кирилл соскочил с кровати, в голове садануло так, что он присел обратно, обхватив голову руками. Сквозь пальцы он увидел на трюмо записку от Кати, он всегда оставляла ему утром послания, так как убегала на работу в министерство пораньше:
  "Кирилл! Даже не думай сегодня идти на работу! Я обо всем договорилась, Федор Кузьмич принял мои доводы. Так что сиди дома. Обед сообразишь себе сам, а от головы выпей анальгин, он в шкафчике, на кухне. Я приду к 17.00, чтобы был дома!
  Целую, твой фюрер".
  - Да мой фюрер! - отрапортовал письму Кирилл. На работу идти действительно не хотелось, да и какой из него сегодня работник? Накосячит тиражей, потом еще должен останется.
  Осторожно поднимаясь с кровати, Кирилл в первую очередь побрел на кухню. Запив жадно таблетку двумя кружками воды, Кирилл ощутил острый приступ голода. Хороший знак! Значит, заживают побои, дворовая порода, самая живучая.
  Собрав наспех на стол, Кирилл врубил ящик. По экрану как всегда плыла бесцельно дебильная муть, типичная для будней. Скоро будут новости, отключив звук надоедливой рекламы, Кирилл углубился в раздумья, прислушиваясь к медленно вскипающему чайнику.
  "Макаки, макаки, - думал он, - а Катя права. Кто мы? Да никто. Что дала нам пятилетняя борьба? Приходится якшаться со всякой швалью, лишь бы остаться на плаву". Кирилл зажмурился и широко раскрыл глаза. Чайник неистово свистел, обиженно обрызгивая каплями кипятка все вокруг себя.
  Бравая музыка новостной заставки огласила маленькую кухню, застревая высокими аккордами где-то в трубе раковины.
  Кирилл снял чайник, крепко заварил чай. Нарезая хлеб, он с волнением смотрел на экран, стараясь не пропустить ничего. Пустая сухая информация потекла сквозь него, не оставляя в нем никаких эмоций, кроме грусти.
  "Сегодня президент встретился с лидерами протестного движения. На встрече были обсуждены вопросы взаимодействия, решения проблемных вопросов. "Власть всегда готова к диалогу, если это конструктивный диалог" - Подчеркнул президент, - проворковала ведущая, сияя от собственного вида.
  Темно, как обухом. "Как? Значит, все знали? Зачем же тогда? Макаки, макаки, макаки! - закричал Кирилл". Взяв в себя в руки, он налил себе чаю и механически начал жевать бутерброд. Его так учил отец. Сначала надо успокоиться, а ничто так не успокаивает, как жевание.
  Глухо зажужжал мобильный.
  - Алло, да привет. Нет, не читал еще, да видел. Не знаю, не знаю, Кать. Хорошо, постараюсь. Да. Я тоже тебя. Пока.
  Телефон задребезжал снова.
  - Да, - с силой выговорил он. На другом конце сально кричали.
  -Успокойся, потом позвони. Я сам не знал! Да, не знал! ТЫ мне не веришь? Да я сам себе уже не верю! - крикнул в трубку Кирилл и бросил трубку.
  
  
  Катя бежала вниз по лестнице, спеша успеть в столовую, есть то, что осталось, не хотелось, но у нее было много конкурентов, да и задержалась она с этим дурацким отчетом. Каждый квартал пересчитываем одно и то же и никак не можем понять, почему не сходится? Как часто ворчала Зинаида Вячеславовна: "А воровать надо поменьше, тогда хоть раз в год сойдется". Ах, Зинаида, Зинаида, как жаль, что нет тебя уже на работе. С какой поспешностью выпроводили на пенсию цветущую женщину, пускай даже и перешедшею в порог дожития. Катя решила непременно встретиться с ней в эти выходные, заодно и Кирилла развлечем, они всегда сталкивались с ней в ожесточенных спорах, но приходили практически к одному выводу.
  С этими думами она не заметила, как налетела на стоящего довольно плотного мужчину, загородившего весь проход. Мужчина улыбался ей как старой знакомой. Катя опешила, пробормотав что-то вроде извинений, но про себя обругала его, за потерянные секунды.
  - Катерина Васильевна? - спросил он мягким, бархатистым голосом.
  - Да, - удивленно ответила Катя, пытаясь в памяти восстановить, где же она могла с ним видится.
  - ВЫ меня наверно не знаете, так что не прилично было бы с моей стороны не представиться первым. Меня зовут Анатолий Иванович, поверьте, фамилия моя ничего Вам не скажет.
  -Очень приятно, - смущенно проговорила она, украдкой поглядывая на часы.
  - Не ломайте голову, Катенька, мы с Вами нигде не встречались. Понимаю, Вы торопитесь успеть на обед, а я, старый черт, отвлекаю Вас пустыми разговорами.
  - Нет, что Вы.
  - Я счел бы за честь, если бы Вы согласились со мной отобедать. О времени не беспокойтесь, господин Фролов не отказал мне в небольшой просьбе похитить Вас на пару часов.
  - Но позвольте, чем вызван такой интерес ко мне? Я не принимаю решений и не занимаюсь закупками.
  - Выбросьте из головы, я к Вам не откат предлагать пришел, меня эти вопросы не интересуют.
  Катя посмотрела на часы, было уже половина третьего, полный провал, одни сосиски и морковка.
  - Что ж, я с удовольствием приму Ваше предложение, тем более что на обед я уже опоздала.
  - Вот и прекрасно. Поднимитесь к себе, оденьтесь, все - таки довольно прохладно на улице. ВЫ не против небольшой прогулки перед обедом?
  - Нет, я с радостью.
  - Замечательно, жду Вас в фойе министерства.
  Катя совершила старомодный реверанс, который несколько неуместно смотрелся при деловом брючном костюме, Анатолий Иванович же приподнял воображаемую шляпу, и, чтобы не смущать девушку, тихо вышел с лестничной клетки.
  Забегая к себе в отдел, Катя столкнулась с начальником. Флоров был как всегда суров, надменен, но он остановил ее и тихо шепнул на ухо:
  - Мы ведь друзья, да? Катерина Васильевна, мы же можем на Вас надеяться?
  - Да, конечно, - робко проговорила она, не понимая столь странного поведения своего заносчивого начальства.
  Окинув себя строгим взглядом в высоком зеркале платяного шкафа, Катя надела пальто и, небрежно побросав в сумочку телефон, пропуск и капли от насморка, радостно выпорхнула из унылости министерских кабинетов. Согласитесь, ведь приятно в весенний солнечный денек сбежать с работы, хотя бы на пару часов.
  Легонько подпрыгивая на мраморной лестнице первого этажа, министерства, Катя беспечно летела вперед, на свободу. Но в фойе не было ее недавнего знакомого, Катя настороженно осмотрела широкий зал, диссонирующий с величественной архитектурой своим казенным видом турникет, мрачные, ничего не выражающие лица охранников, небольшую группу людей возле бюро пропусков. Его нигде не было. Но, чуть искажая весенние лучи, пробивающиеся сквозь толстые бронированные стекла величественных дверей, Катя заметила на улице сутуловатую фигуру.
  - Простите, что не остался в фойе, право тяжело стоять в пыльном здании, когда вокруг такая красота, - Катя понимающе кивнула, Анатолий Иванович, предложив ей свой локоть, повел ее по переходу на бульвар. - Прекрасная сегодня погода, природа просыпается после долгой спячки, призывая все живое распрямиться, расти вновь, пытаясь дотянуться до солнца. Может и нам стоит проснуться, как Вы думаете, Екатерина Васильевна?
  - Безусловно, Анатолий Иванович, мы все давно в спячке: дом, работа, дети, дом. И так каждый день. Но что мы можем сделать?
  - По-крайней мере мы можем сделать выбор, пока этого у нас никто не отбирал.
  - Вы говорите загадками, что я должны выбирать?
  - Об этом позже. Сейчас же я прошу Вас насладиться теми незначительными в нашей жизни мгновениями, когда мы действительно свободны.
  - Свободны, а разве мы не свободны?
  - О, это вопрос не одной бутылки, как говаривал мой друг Никита Борисович.
   - А почему говаривал, он умер?
  - Нет, он в добром здравии и, не поверите, в прекрасном расположении духа. Просто с определенного момента он перестал задаваться этим вопросом, впрочем, как и мы с Вами.
  Дальше они шли молча, Катя аккуратно держалась за его локоть, проговаривая снова и снова в голове все услышанное. Определенно она пришла к выводу, что речь пойдет о ее муже. От этого у нее сильно сдавило сердце, губы сильно сжались, кровь отлила от лица, но она старалась сохранить то радостно-беззаботное выражение, которое частенько сбивало с толку ее собеседников, которые переставали воспринимать Катя как серьезного соперника.
  - Катенька, простите мне мою фамильярность, не переживайте Вы так. Никто не собирается арестовывать Вашего мужа, все как раз наоборот.
  Катя удивлено приоткрыла рот, но поняла, что лицо ее выдало полностью, и продолжать комедиантство не было смысла.
  - Ну, вот мы и пришли! - радостно сообщил Анатолий Иванович. Двери шикарного ресторана напоминали старые резные ворота боярского дома, какие можно было увидеть на старых литерах или кинофильмах. - Проходите, Екатерина Васильевна.
  - Милости просим, барыня, - пробасил добродушного вида швейцар, одетый на старорусский манер, открывая перед ними одну из массивных ставень.
  Молодой человек, в белоснежной рубашке, галантно помог Кате снять пальто, и попросил передать ему также ее сумочку.
  - Не беспокойтесь, гарантирую Вам, что ни одна Ваша вещь не пропадет в нашем заведении, - звонким, поставленным голосом объяснил он свое просьбу.
  Анатолий Иванович утвердительно кивнул и передал ему свои перчатки и пальто.
  Передав вещи в гардероб, молодой человек проводил их в зал, где за одной из резных ширм, прямо у окна, выходившего на запруженную машинами и людьми площадь.
  - Прошу, господа. Через мгновенье мы подадим закуски, -- молодой человек отчеканил каждое слово и с довольной улыбкой обратил лицо к Анатолию Ивановичу. 0 будут ли отдельные пожелания?
  - Нет, все как обычно, спасибо, Андрей, - похлопав его по руке, ответил Анатолий Иванович. - Мы очень любим это место, не только, как Вы понимаете, за кухню и интерьер, а скорее честность. Все, что происходит в этом заведении, остается только в нем.
  - Кажется, я вас понимаю, - тихо проговорила Катя, пытаясь мысленно посчитать во сколько ей обойдется сегодняшний обед, она терпеть не могла, когда за нее платили.
  - Могу ли я Вас попросить еще об одном маленьком одолжении, - спросил ее Анатолий Иванович, Катя легонько кивнула головой, - я прошу Вас разрешить мне оплатить весь наш с Вами сегодняшний праздник, прошу не отказывать старику в столь малой радости.
  - Я конечно очень рада принять Ваше предложение, - согласилась Катя, в тот момент она уже подсчитала сумму, от чего вся ее былая принципиальность сама отошла в сторону, предоставив место здравому смыслу.
  - Замечательно, - ответил, просиявший старик.
  Через секунду принесли четыре блюда, полностью уложенными разносолами. Чего тут только не было, от одного вида у любого нормального человека разыгрался бы острый приступ голода, поэтому не удивительно, что у Кати немного закружилась голова от манящих, дурманящих запахов, исходящих от тарелок.
  - Давайте мы с Вами для начала выпьем за знакомство. Смею предложить Вам немного водочки, быть может, не очень галантный для столь прекрасной дамы напиток, но он наиболее точно подходит к нашей с Вами сегодняшней трапезе и разговору после десерта. Но об этом позднее. Сейчас же я хочу, чтобы Вы насладились кушаньями, отбросьте иные мысли, за Свободу! - закончил тостом Анатолий Иванович, протягивая запотевшую от ледяной водки хрустальную рюмку.
  Катя осторожно взяла ее, ощутив легкий приятный ожог от холодного фужера. С водкой особой дружбы она не водила, еще со студенческих времен, но сегодня был удивительный день, почему бы и нет?
  Они чокнулись и выпили русскую амброзию. Тело приятно обожгло, водка была первоклассная, легкая, обжигающая, без намека на грубый удар алкоголя, который всегда так отталкивал.
  - Закусывайте, душенька, закусывайте, - советовал ей Анатолий Иванович, но она и без него схватила вилкой пару солений и с удовольствием захрустела.
  
  
  "Вы должны понимать, что, скорее всего, придется бросить работу, так как публикация материала вызовет некие подозрения в Вашу сторону, - вертелось в голове Кати, когда она спускалась по эскалатору в метро. - Все же сначала ознакомьтесь, я ни к чему Вас не обязываю, может Вы сочтете информацию не существенной. Я приму любое Ваше решение". Катя смущено улыбалась поднимающимся безликим лицам пассажиров метрополитена, крепко сжимая в руках сумочку. Она не догадывалась, что там может быть, ну почти не догадывалась. Ей пару раз давали данные по строительству ГОКа на дальних месторождениях урана, открытых пару лет назад, но отданных в разработку непонятно откуда взявшемуся иностранному холдингу, и это несмотря на протесты общественности, тогдашним министром Потаповым, теперь он премьер, кто смеет против него что говорить. Катю еще тогда удивляло, что разрабатывать месторождение будет иностранный холдинг, а ГОК строит государство, и это еще при активной пропаганде "Новой индустриализации". После сказанных вскользь случайных фраз, ей этот объект уже не поручали.
  Кирилл пытался набрать информации для статьи, но редактор не решился печатать без доказательств. Получить информацию не удавалось, так как объект признали стратегическим, и вся информация по нему была засекречена.
  Идя по переходу, Катя заметила за собой пару теней, которые в тот же момент свернули в туннель другой станции.
  "Показалось, - подумала она, - нельзя быть такой мнительной". Но в вагоне она краем глаза заметила, что кроме упертых в телефоны или планшеты глаз зомбо-пассажиров, на нее пристально смотрят. Она пыталась поймать этот взгляд, но встречала лишь макушки голов.
  Выходя из вагона, Катя остановилась, чтобы как бы поправить прическу и проводила взглядом всех вышедших из ее вагона. "Пойду с другой стороны, - решила она и направилась к дальнему выходу".
  Почти дойдя до эскалатора, возле него появились две ухмыляющиеся фигуры:
  - Эй, куда такая девушка спешит?
  Не реагировать, не реагировать, тогда отстанут. Катя знала это правило
  - Ты что, глухая?
  - Наверно мы ей не нравимся.
  Заскочив на ступеньку эскалатора, Катя облегченно вздохнула, отстали. Внизу загудел приближающийся поезд, отдаваясь гулким маршем в висках.
  "Надо успокоиться! Никого нет, фильмов насмотрелась, дура! - укоряла себя за Параною Катя".
  - Извините, пожалуйста, - от возникшего позади голоса Катя сильно вздрогнула, осторожно обернувшись, она увидела пожилую женщину, держащую в руках изящную трость. Она была в вагоне, точно была - пронесся поезд паники в голове".
  - Простите, я не хотела Вас напугать. Я ищу улицу Абрамцева, никто не может мне подсказать.
  - Это довольно далеко, - успокоившись, ответила Катя, - придется на автобусе проехать около пяти остановок. Пойдемте, я проводу Вас до остановки.
  - Вот спасибо, милая девушка.
  Женщина была одета несколько старомодно, но со вкусом. Резная палка скорее не помогала ей идти, сколько видимо служило дополнением к образу, темп ходьбы задавала отнюдь не Катя, частенько не успевая за ней.
  - Вот, на любом, кроме 690 маршрута.
  - Спасибо большое.
  - Не за что, доброго вечера, - попрощалась Катя и направилась в сторону дома, как вдруг ее остановил заданный напоследок вопрос:
  - А вы не боитесь?
  - Простите? - Катя обернулась, но женщина уже ловко вскочила в подошедший автобус.
  
  
  
  * * *
  
  
  Шут, взяв в руки балалайку и затянул старый народный мотив:
  
  Расскажи мне сказку мама,
  Да чтобы не была она горька,
  Не была она мне столь же пряна,
  Расскажи, чтоб стала жизнь легка.
  
  Чтобы больше не болели дети,
  Чтобы счастливо уходили старики,
  Чтобы даже и на чуждом бреге,
  Наши яркие стояли корабли.
  
  Чтобы были силы смелости даны,
  Каждому, кто высказать сумеет,
  Чтобы были знания розданы,
  Каждому, кто мылить здесь посмеет.
  
  Расскажи мне сказку мама,
  Чтобы в ней забыл я весен гром,
  Расскажи мне сказку мама,
  Чтобы был заново рожден.
  
   Шут отложил инструмент и посмотрел с подмостков невидящим взором. Толпа ждала продолжения, но шут сидел без движений, глядя на то, как уплывают в даль черные облака на безжизненном свинцовом небе.
   Он отер лицо рубищем и, побрякивая бубенцами на голове, уставился острым взглядом в толпу.
  
   Ну, вы! Поборники закона!
  Живущие всегда не по нему,
  Не ждите от меня поклона,
  Я не склонюсь пред Вами!
  Вы - лжецы!
  
  Вы можете меня побить, унизить, иль даже посадить,
  Вы можете меня убить, найдя в нем нужную строку,
  Но никогда не сможете сломить, сломать, приблизить,
  К себе, к лжецам и подлецам я не пойду!
  
  Как не способен ветер вырвать с корнем древо,
  Веками вросшее в пустынный холм,
  Так не способны вы своим законным делом,
  Убить нас на корню - мы вас переживем!
  
  Вы лишь пустая строчка, забытая людьми,
  Вы, вы и ваш закон,
  Всего лишь миг, остаток молнии вдали,
  Доставшейся нам в этот перегон.
  
  Народ:
  
  Да как же так, Ведь без закона,
  Наступит полная анархия у нас,
  ???????????Лишь только дай нам волю,
  Так будет хуже в тот же час.
  
  Чудны же речи, белены объелся?
  Куда несет тебя хмельной запой?
  Быть может лучше бы ты проспался,
  А то ведь черт знает, что с тобой!
  
  
  Мужик из толпы:
  
  Быть может он и пьян, видать не раз уж выпил,
  Но что с того? Ведь он трезвее вас!
  Вы видите в нем лишь только вымпел,
  А суть же не доходит то до вас.
  
   Как можно верить власти и закону,
   Когда он писан только лишь для нас?
   Найдите мне хотя бы полчарочки резона,
   Когда так наплевали на закон они сейчас?
  
  Кто помнит, что гласит закон?
  Кто был рожден в стране прекрасной нашей,
  Тот всякими правами наделен:
  И право жить, и жить богато даже,
  И право говорить, и право размножаться,
  Есть право знать и знанья получать,
  Есть право думать и думу поучать
  
  
  Возгласы из толпы:
  
  Да как бы дать нам все право и вот!
  Так сразу разруха и попрет!
  Мужик не должен сам решать,
  Что ему делать и чего же знать!
  
  Женские возгласы:
  
  А как же бабы? Что не люди мы?
  Мы с вами так же во всех правах равны!
  
  Мужики:
  
  А вам молчать бы надобно чаще,
  Да за детьми приглядывать почаще!
   НЕ женское это политику блудить,
  Идите по здоровью, а то по щам пойдет!
  
  Мужики недвусмысленно показывают кулаки.
  
  Шут:
  
  Ну что же вы как дети, ей Богу!
  Сцепились на бесцельном пустыре.
  Вы правы, пьян я, но по долгу,
  Но все же трезвые в толпе?
  
  Или же пьяны вы, но иным дурманом,
  Дурманом пострашней и посильней?
  И в головах у вас густым бурьяном,
  Все заросло, не так ли, зверь?
  
  Да зверь, не надо обижаться,
  Причем прирученный, обиднее вдвойне,
  Да перестаньте раздражаться,
  А лучше думайте, готовиться ль к войне?
  
  
   * * *
  
   С лоснящимся от самодовольства лицом, ведущий готовился выложить на стол свои главные козыри. Сидящий напротив "жертвенный" депутат смотрелся жалко, постоянно поправлял галстук, неумело уходя от прямых ответов.
  - Виктор Андреевич, Вы же председатель думской комиссии по борьбе с коррупцией, неужели же ВЫ не видите состава преступления в действиях премьера?
  - Мы не можем обвинять человека, пока его вина не доказана судом, - вытирая вспотевшую шею, ответил депутат, - в нашей стране действует презумпция невиновности, и мы должны являться гарантами исполнения конституционных прав наших граждан!
  - Но позвольте, мы с Вами сейчас никого лично не обвиняем, но хотелось бы разобраться, куда пошли народные деньги по программе "Производственный скачок" или назовем ее "Производственный сачок", по-моему, так будет вернее охарактеризовать основные итоги деятельности программы?
  По залу прокатился гул одобрительного смеха, режиссер выдал зал на экран, затем крупным планом на лицо депутата. Гость студии активнее тер уже покрасневшую шею, после чего, поправив в очередной раз замусоленный галстук, ответил:
  - Программа идее всего второй год, мы не можем сейчас говорить о ее провале. Но нельзя также забывать о тех свершениях, что удалось достичь уже сейчас.
  Ведущий удивленно поднял бровь, поймав взглядом кивок режиссера, он обратился к публике.
  - Наш гость, безусловно, прав, успехи программы на лицо. Я предлагаю посмотреть подготовленный нашей редакцией репортаж о новых открытых производствах.
  На экране под бравурную музыку показывали кадры с открытий новых горно-обогатительных комбинатов, сталеплавильных заводов, фабрик по производству изделий из полимеров и др. Корреспондент-с скрупулезно, в хронологическом порядке перечислял объекты.
  Во время показа лицо гостя просияло, он выпрямился в кресле, готовясь дать победную тираду. Ведущий же с нескрываемым интересом слушал праздничные выступления ведущих политиков на открытиях того или иного завода, о новом рывке, победе на сырьевой зависимостью, о новых горизонтах, которые со дня на день должны открыться для бизнеса, о новых высокооплачиваемых рабочих местах.
  Репортаж закончился, ведущий, аплодируя, резюмировал:
  - Да, видно из сюжета, сделана колоссальная работа.
  - Программа развития промышленности является важнейшей, и она не могла быть реализована без личного участия нашего Президента.
  Слабые аплодисменты поддержали его слова.
  - Спасибо, что сами об этом сказали, - заговорщицки ответил ему ведущий, - но давайте все-таки добавим в эту бочку меда небольшую ложку дегтя? Я попрошу нашего финансового эксперта присоединиться к разговору.
  Зал прыснул аплодисментами, и на сцену вышел высокий человек в темно-сером костюме с небольшой папкой бумаг.
  - Добрый день, Николай Анатольевич, спасибо, что согласились поучаствовать в нашем разговоре.
  Гость пожал руку ведущему, протянул было оппоненту, но тот демонстративно отвернулся.
  -Любые заявления, сделанные этим человеком, не имеют ничего общего с действительностью, это бездоказательная ложь! - ретиво высказался депутат.
  - Но что же Вы так сразу? А вдруг Николай принес нам радостные вести?
  - Хотелось бы, - эксперт криво усмехнулся.
  - Давайте начнем, Вы, как независимый эксперт, как коротко можете оценить итоги двухлетнего действия программы?
  - Если совсем коротко, то, пожалуй, точнее, будет назвать это грабежом бюджета.
  - Я протестую - это клевета! Вы пойдете под суд! - депутат раскраснелся как помидор на солнце, махая руками для пущей убедительности. Но это вызвало только легкий смешок в зале. Подождав, пока он отдышится, ведущий продолжил:
  - Но как же, сколько замечательных заводов мы все только что увидели, это же не само по себе появилось?
   - Безусловно, само по себе оно появиться не могло. Все было простроено на целевые денежные средства по данной программе. Но я хочу задать всего два вопроса, опуская тот факт, что половина так называемых новых предприятий всего лишь восстановление уничтоженных в свое время заводов, вопрос первый - сколько это действительно стоило и, конечно же, кому это принадлежит?
  - Виктор Андреевич, Вы как куратор программы в ГосДуме, можете ответить на эти вопросы?
  - По поводу учета денежных средств я не готов дать сейчас ответ, но наш комитет по запросу ГенПрокуратоуры подготовил справку о расходовании средств, была проведена работа, которая не выявила нарушений.
  - Мы все понимаем, что строительство заводов это затратное дело, но какой критерий оценки Вы использовали для оценки?
  - Мы используем мировой опыт, опыт наших партнеров.
  - И как сильно отличаются величины затрат? - оживленно спросил ведущий, предвкушая конфликт.
  - Не сильно, мы, опираясь на мировой опыт и собственные разработки и технологии, что позволило значительно сократить большую часть расходов.
  Ведущий вопросительно посмотрел на эксперта.
  - Представитель законодательной власти видимо несколько не силен даже в арифметике, если разница в 5-8 раз для него является незначительной.
  - В 6-8 раз, - удивленно повторил ведущий, зал возмущенно охнул, послышались редкие крики нелитературного содержания, призывающие к решительным действиям в адрес казнокрадов.
  - Давайте не будем торопиться, товарищи - широко улыбаясь, успокаивал зрителей ведущий.
  - Откуда у Вас эти цифры? Вы лжете! - вскипел депутат.
  - Цифры известно, откуда, бюджет программы опубликован на ее официальном сайте, видимо только Вы не смогли в нем разобраться. Хотя, признаю, он написан так, чтобы как можно большее количество людей ничего не поняла.
  - Но ведь у нас все документы так пишутся? - еще шире улыбаясь, спросил ведущий, - Виктор Андреевич, зачем же Вы и ваша Дума так пишет?
  - Мы не составляем бюджеты, это прерогатива правительства.
  - Но ведь Вы же их утверждаете, значит читаете, или я чего-то не понимаю?
  Зал взорвался оглушительных хохотом, ведущий жестами призвал всех к тишине.
  - Наши депутаты гениальные люди, они бюджет программы приняли за один день, а там, позвольте напомнить, полторы тысячи страниц! - добавил эксперт, - нашему центру понадобилось две недели, чтобы разобрать этот документ, а у нас работают не самые глупые люди.
  - Виктор Андреевич, как Вы считаете, может ли стройка стоить в 6 раз дороже, чем по мировому рынку, ведь никаких суперновых и прорывных технологий наше правительство не реализовало?
  - Вы не понимаете сути вопроса! У нас суровый климат, сложные и зачастую экстремальные условия!
  - Ну, конечно, у нас всегда все сложнее и дороже, - эксперт с презрением посмотрел на депутата, - а почему никто из правительства не пришел? Хотелось бы задать пару вопросов и господину Потапову?
  - К сожалению, у него очень плотный график,- наигранно ответил ему ведущий, - но мы с Вами приходим к основному вопросу - кому принадлежат заводы? То, что у нас бюджет разворовывается повсеместно, никого уже не удивляет.
  - Замечательный вопрос, я думаю, что Виктор Андреевич должен нам разъяснить наши, возможно, беспочвенные подозрения - эксперт ехидно улыбнулся, передавая воображаемый микрофон депутату.
  - Все предприятия по данной программе являются государственными, продукция должна покрыть наши собственные нужды, а также завоевать свою долю в экспорте. Налоговые поступления позволят реализовывать основные социальные программы, новые рабочие места позволят снизить безработицу для минимальных значений...
  - Это мы все знаем, не надо нам зачитывать пояснительную записку, - остановил его ведущий, - Вы утверждаете, что все предприятия принадлежат государству?
  - Да, все заводы фабрики по программе принадлежат государству, что позволяет...
  - Понятно, понятно. Думаю, что Вы тоже с интересом посмотрите наш репортаж, который приоткроет нашим зрителям, и Вам, судя по всему, некоторые новые аспекты этого вопроса.
  Под уже не бравурную музыку, на фоне общих планов заводов начали появляться небольшие острова Средиземного моря, на которые с веселым отскоком "прыгали" заводы, фабрики... Итоговый счет подвел могильным голосом ведущий - 30:5 в пользу оффшоров.
  - Виктор Андреевич, как получилось так, что предприятия по госпрограмме оказались выведенными в оффшоры?
  - Я скажу даже больше, почему на нашем богатейшем месторождении, отданным под разработку без конкурса пару лет назад нынешним министром Потаповым иностранной компании, был построен комбинат по госпрограмме, который сразу же был переведен в оффшор, а редкоземельные металлы вагонами отгружаются за границу?
  - Это все ложь! Уважаемые телезрители - это все вранье! Как можно верить в такую ахинею! А Вы - провокатор и западный наймит! - крикнул он в лицо эксперта.
  -По-моему наше правительство западные наймиты, судя по "успехам".
  Зал возмущенно загудел.
  - А как же президент, он в курсе? - спросил вдруг ведущий депутата.
  - Президент выполняет важнейшие для страны вопросы, он может и не знать всех подробностей.
  - Да что же такое! - всплеснул руками эксперт, - 20 лет у власти и как всегда не в курсе!
  Режиссер подал знак и ведущий, широко улыбаясь, начал прощаться:
  - Уважаемые телезрители, на этой не особо радостной ноте, заканчиваем нашу передачу. Будем рады встретиться с вами снова в передаче "К ответу!" в следующий четверг, будем обсуждать "проклятый вопрос тысячелетия", а именно здравоохранение. До свидания.
  Камера перевела объектив на гостей студии, которые о чем-то ожесточенно спорили, но разобрать было уже нельзя, так как пустили фоном музыкальную заставку. Депутат тряс руками, выписывая в воздухе затейливые угрозы.
  
  По ящику нещадно костерили правительство. В последнее время новости только и начинались со сводок из Следственного комитета и суммы новых хищений. С той же значительностью интонации и белизной восковой маски, ведущие новостей подкидывали поленьев в пламя костра инквизиции. На полях телеэфира блуждало мнение, что дескать, дали команду, но это было не существенно - народ ликовал, наконец-то! Хоть кто-то, но пострадает. А тут уж не просто какой-то зам зама замов за смешную взятку, тут чай сам премьер за измену Родине!
  - Сдается мне, Толя, что посадят нашего Павлика, - Никита Борисович сделал большой глоток горячего чая.
  - А то, непременно. Не жаль, а?
  - Нет, сколько лет нам с тобой, чтобы о чем-то жалеть? Вот Ему стоило бы побеспокоиться, Павлик глупый, но упрямый. - Кстати он приглашал на сегодня на прием, нет желания?
  - Никита, ты видимо совсем уже старый стал, нам на приемы нынче ходить не стоит.
  - Думаешь прямо там?
  - Ну, там не там, а до марнизонского балета можем и не дойти, - Анатолий Иванович достал небольшую трубку и закурил. Комната наполнилась голубоватым дымом, воздух проникся ароматами осеннего хвойного леса с догорающим ночным костром.
  - Все равно идти придется.
  Пыхнув трубкой, Анатолий Иванович нехотя встал с кресла и направился к серванту. Достав чуть запыленный графин, он налил большую рюмку и, не чокаясь, вылил ее, закусив трубкой, он жестом пригласил Никиту на выход.
  
  Долгий серый коридор с плохим освещением, чуть зеленоватый от масляного отблеска стен потолок давил всей тяжестью многотонного здания. С каждым шагом Павлу казалось, что потолок все ниже, ниже спускается над ним, и вот-вот, он станет задевать его головой.
  Конвоировавшие его два полицая украдкой злорадно ухмылялись, подталкивая его в спину то и дело резиновой дубинкой.
  Не было уже того холеного господина, что буквально полгода назад смотрел на него в зеркало. Сутулый, сильно похудевший за месяцы нападок и обвинений, Павел смутно начинал что-то понимать. Былые знакомые отвернулись от него, только Никита Борисович звонил пару раз, да тоже увиливал, уходил от ответа. Получалось, виноват сам, но ведь делал, же все как положено, как велела система, в чем его вина? Голова уже болела думать об этом, больше всего он боялся попасть в камеру, и вот этот день настал.
  Не было в его задержании ничего особенного, приехали ночью, схватили в чем был и все, как простого, как простого гражданина! Не дали сделать ни одного звонка: "Из камеры позвонишь! - смеялся ему в лицо капитан, заломав руки и надев наручники как на какое-то быдло".
  "За что? За что?! - вертелось у него в голове". Но ответа не было.
  - Стоять! Руки на стену, я сказал, подошел к стене, козел! - рявкнул на него один из полицаев.
  Павел, чуть замешкавшись, встал к стене, оперившись над головой руками. Послышался лязг открывающегося замка, скрип ржавый петель, и из открывшейся двери повеяло столетним смрадом, сыростью, холодом.
  - Заключенный Потапов, войти а камеру!
  - Но меня еще не осудили! - начал было Павел, но получив удар дубинкой в спину, влетел в каменный мешок как сдутый мяч.
  - Радуйся, что тебя прям тут не расстреляли, ворюга, - ответил ему другой полицай, отчего оба громко, с гоготанием, рассмеялись.
  Последний луч света срезала закрывающаяся дверь, мертвенно лязгнул замок, и только нестройные шаги, отходящих конвоиров, еще некоторое время нарушали глубокую тишину каземата.
  Павел нашел на ощупь нары и, позабыв о былой брезгливости, рухнул на них, тут же забывшись тяжелым сном.
  Снилось ему, что он ходит по его любимому городу, вот знакомое здание управления, вот любимый ресторанчик, в который он любил захаживать. Уверенно потянув дверцу, он удивленно уставился на нее - дверь была наглухо забита. Еще секунду назад она была блестящей, с золотой резной ручкой, а теперь заколочена грязным старыми досками.
  Весь город изменился: не было уже вокруг ярких вывесок, стекла домов были разбиты, ни одной машины, ни пешехода, никого! Только старые газеты болтал ветер по бульвару, поднимая в воздух хлопья сажи.
  Павел побежал вперед, домой, прочь от этого кошмара!... Резкий порыв ветра заставил его очнуться.
  
  - Папа, Папа! А мы пойдем в цирк? - тянула его за руку девочка лет шести.
  - Нет, Анька, не сегодня, - Павел озирался по сторонам, прислушиваясь к мертвому городу. Ни одной машины, ни возгласа, птицы даже не летают, ничего. Полный штиль.
  Когда они вышли из метро, контролерша сочувственно посмотрела на них, но ничего не сказала.
  - Пап, ну пойдем, ну вот же он, на другой стороне, - ныла девочка, тыча пальцем в почерневшее от гари здание городского цирка, - а почему он такой грязный?
  - Цирк сгорел. Анют, а клоуны остались, - Павел озабоченно посмотрел карточку, адрес был верный, но здания он не мог опознать.
  - А почему цирк сгорел? Его сожгли клоуны да?
  - Можно и так сказать, - усмехнулся он.
  Смутное чувство дежавю не оставляло его. Все вроде было знакомо, и в тоже время чуждо. Что он тут делает? Что за чертова карточка у него в руках, на которой нельзя разобрать адрес? Кто эта девочка? Его дочь? Но у него нет детей, или есть? "Ничего не помню, - подумал он".
  - Папа, ну пойдем в цирк! - повисла на нем девочка.
  - Нам надо в другое место, - неуверенно проговорил он.
  - В какое?
  - Пока не знаю, - ответил Павел, не узнавая своего голоса.
  - Тогда пошли в цирк! - девочка не унималась, строя капризные рожицы.
  - Пошли, все равно не понимаю, что тут написано.
  Они развернулись и направились к зданию цирка. Девочка повисла на его руке, пиная каждую из попадающихся по пути куч опавших листьев.
  - А ведь ты не знаешь, кто я, - вдруг серьезно проговорила она, резко остановившись, смотря себе под ноги.
  - Да как это не знаю, ты моя дочь, - неожиданно для себя ответил Павел.
  - Нет у тебя никакой дочери, я то знаю, - скривив рожу, ответила ему девочка. В какой-то момент ему показалось, что ее лицо стало на лет сорок старше.
  - Кто же ты тогда?
  - А ты как думаешь?
  - Если ты не моя дочь, тогда племянница, но почему ты называешь меня папой?
  - В том то и вопрос, - девочка вдруг стала мальчиком, очень знакомым, из детства.
  - Может ты и меня не помнишь? Я это ты, - ответил ему мальчик, и, не отпуская его руки, подобрал несколько опавших листьев, бросил их над собой.
  Павел изумлением смотрел на него, в глубине души начало проясняться, но мысли эти совсем не радовали его.
  - А помнишь, как ты стащил у бабушки из серванта конфеты, а потом долго не сознавался?
  - Да, помню.
  - А помнишь, что за это Димку, твоего друга наказали?
  - Помню, - с горечью ответил он, - но я, я же потом сознался.
  - Димка тебя не выдал тогда.
  - Помню, - хрипло ответил Павел.
  - Тогда у тебя хватало духа, не променял меня еще.
  - Кого променял? - непонимающе уставился на мальчишку Павел, но перед ним уже стояла та же серьезная девчонка.
  ?- Меня променял.
  
  Павел вскочил, больно ударившись головой о второй ярус нар. Тот же спертый гнилой воздух, мрак постепенно начал проясняться, были видны уже убогая мебель, грязное окно с массивной решеткой.
  На полу возле двери лежал небольшой конверт. Он ярко выделялся среди всей этой серости белизной бумаги. Павел аккуратно взял его, он был без надписей, плотно запечатан. Выбрав более менее освещенное место, Павел аккуратно отклеил клапан. Внутри лежал небольшой, сложенный пополам листок, исписанный ровным мелким почерком.
  
  "Жизнь штука суровая, мало кому удается пройти ее с достоинством. Сохраняя верность, ты имеешь шансы, решаясь на поступок, ты теряешь все. Но стоит ли оно того, чтобы за это держатся? Решать тебе. Помни и то, что шансы не гарантия успеха.
  Увидимся в другой жизни.
  
  Н. Б."
  
  
  В Красном зале Дома Правительства за широким овальным столом расположился весь свет нации, отцы народа, во главе с его вождем. Та праздничная помпезность оформления зала, великолепия старинной мебели, с чересчур изощренными узорами, золото, отражавшееся в каждой малейшей детали интерьера ярким свечением - все это меркло под пучиной сумрака текущей повестки дня.
  Несменяемый отец нации, вечно молодой вождь выглядел на все свои 70 лет. Уже не спасала трехсотая инъекция, в судорожной гримасе расползались стянутые полотна лица, вид был глуп и ужасен.
  Некоторые из приглашенных, не обращая внимания на выкрики оратора, в полголоса обсуждали перспективы нового благотворительного фонда, как альтернативу унылым трастам и оффшорам.
  - Как это все понимать? - Сам крутил глазами, сверля своих подчиненных, но никто даже и не пытался прятать взгляда, привыкнув к бесцельной ругани, - а, вот и вы, явились. Ваших рук дело?
  - О чем же Вы, сударь, мы право с порога и так кричать, дайте хоть дух перевести, - Никита Борисович с наигранной почтительностью, не ожидая приглашения, уселся на свободное место за столом. Анатолий Иванович сел рядом, не скрывая глумливой улыбки.
  - Дурака валять вздумали? Думаете, что вас не тронут? Растопчут! Не пожалеют! - Сам вскипел, ударив руками по столу, вздутая вена явственно пульсировала на шее.
  - Ты, сударь, нас не стращай, не тот у нас возраст таких сопляков бояться, - Анатолий Иванович жестом остановил вопль президента, - если у вас не хватает мужества дать людям то, чего они хотят, то извините, но на вас смотреть уже не смешно, позор, да и только!
  - Вы, вы выбирайте выражения, - начал было глава секретной службы, но его осек Никита Борисович.
  - А ты, главный стукачок, вообще заткнись, забыл уже, кем откуда стал? Короче ребята, мир меняется, вам в нем уже не место, доходчиво объясняю?
  - Это не тебе решать, старая крыса! - вскричал Сам, - я избран народом, ему и решать!
  - Возражений не имею, а ты Никита? - Анатолий Иванович встал из-за стола,- ты сам выбрал свой путь. Ты жалок, сходи, застрелись, сделай людям подарок, а?
  
  * * *
  
  
  Возгласы из толпы:
  
  Чего, чего вы учудили?
  Уж нам ли жизнь свою менять,
  Ведь жили, ладно жили,
  К какому счастью нам пенять?
  
  Уйдут постылые, придут иные,
  Голодные, чего греха таить,
  И будут грабить также сильно,
  А может больше крови нашей пить!
  
  Шут:
  
  Покуда думаем мы все, что нам вершить не суждено судьбою,
  Покуда верим в нерушимость воровского бытия,
  Действительно к чему же тут мы все бастуем?
  Пускай себе воруют дальше, мы разрешаем, князь!
  
  Но коли ты, и ты, и вы, не все, конечно,
  Почувствовать себя решили не скотом,
  Что доят от заутрени к вечерне,
  И гонят на убой, обильно исстегав налоговым кнутом.
  Покуда жив еще тот малый огонек,
  Что в глубине души горит, сжигая все былое,
  Он разгорится ярким пламенем софит,
  И враг от страха побежит!
  Забрав с собой все нажитое!
  
  Что думали бойцы, влетая в ад сражений,
  Сжигая до конца себя и жизнь врага?
  Вы думаете, что все останется без изменений?
  Уже давно идет гражданская война!
  
  Война народа со своими бюрократами,
  Или точнее все наоборот,
  Но результат ее мы знаем наперед,
  Когда нас к стенке всех поставят рядышком,
  Кого разденут и обуют, кого в расход.
  
  Унылая картина?
  Или вы думали, что все останется как есть?
  Как будет жить страна, если не вложить в нее труда?
  Труда заводов, человека, труда чиновника, не воровства,
  И что останется потомкам, когда закончится высокая цена?
  Что оставляете им вы, марш согласных?
  На всё, на всех решения воров?
  Разруху, пустоту, опасность,
  Забыть, кем был когда-то
  И мог бы стать народ...
  
  Много голосов:
  
  Но ведь меняется же мир!
  Заводы строят, есть работа!
  Коррупцию мы точно победим,
  Палач премьера ждет у эшафота.
  
  Опять тоску ты нагоняешь шут,
  Все тебе не так, везде враги.
  Да, президент наш не подарок, плут,
  Он больше только говорит,
  Но ведь вреда то и не делает,
  За что и благодарим его.
  
  Мир изменился, не меняешься лишь ты!
  Не жить нам больше как Великая держава,
  Да ну и черт с ней, зато мы
  Живем как во всем мире право!
  
  
  Мужик из толпы:
  
  Что, радуетесь, гады,
  За жалкие гроши продать свою же честь!
  А разве есть что продавать?
  
  
  Голоса
  
  Что нам с чести твоей?
  Не хлеба и не масла.
  Мы честь блюдем,
  Все заповеди чтим.
  
  Шут
  
  Нелепая картина, господа,
  Вы жаждите пожить получше,
  Но и боитесь перемен.
  Хватаясь за тростинку благополучья,
  вы не желаете понять причин,
  Причин столь жалкого топтания на месте,
  При всем богатстве, что дает земля.
  
  Уходит время, мы стареем,
  Закончится уж скоро, дайте срок,
  Тот праздничный фонтан,
  Что, долгие года,
  Питал нашу казну презренным звоном.
  
  Закончится и жизнь,
  Придет разруха,
  Тогда все будет честно,
  Если сам способен выполнить хоть что-то,
  То будешь жить, на зависть всем врагам.
  
  Те регионы, что сейчас жируют,
  Точней же сказать, один лишь город здесь,
  Погибнет, справедливость восторжествует,
  В руины превратится, вымрет весь!
  
  Как радостен тот миг, когда страна,
  Освободится от силков коварных,
  Воспрянут регионы, покарав,
  Своих тупых воров злосчастных.
  
  Но все это возможно лишь тогда,
  Когда забудете вы про свои пожитки,
  Жить надо для других, не для себя,
  Борясь, трудясь, рискуя жизнью.
  
  Но у меня для вас один итог - останетесь покорным баранами,
  Но уж теперь не свой придурок-пастушок свистеть вам будет разными фанфарами,
  Вы полностью войдете в этот мир, вы интегрируетесь по уши в него,
  Но как колония западно-восточных фараонов.
  Забудьте слово честь, оно уж не для вас,
  забудьте слово Родина - отродье!
  
  Уж если крыса завелась, то просто выгнать не удастся,
  Пока ты сохраняешь дом, в нем крыса Царь, а ты...
  Система делает сама, то, что считает нужным,
  И люди здесь лишь корм, он крысе очень нужен.
  
  Убив одну, две, три - родятся новые в тот час,
  Скорее на себя смотри, быть может крыса ты сейчас?
  
  Пока мы сами не сожжем тот дом
  Святилища рабского устава,
  Систему лжи и воровства не раздерем,
  На жалкие лоскутья права!
  Пока не разорвем порочный круг
  Уродства и бесчинства власти,
  Разрушив все до основания,
  Обломки соберем,
  построим новый дом,
  Народного согласья,
  Новый, честный мир...
  
  Но, это всего лишь пустые бредни безумного шута,
  Та крыса, что сидит в стране,
  Останется навеки вашим господином!
  
  Толпа шагнула вперед, начиная валить сцену, несколько людей пытались сдержать ограждения, но люд напирал сильнее, сметая хлипкие опоры.
  - Беги! - кричали оставшиеся в осаде мужики шуту, но тот стоял, сложив руки на груди, ожидая своего часа.
  Толпа раздавила сопротивляющихся, подойдя хрипло дышащей мордой к шуту.
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"