Аннотация: Тротуар замедлил свой бег. Некоторые люди остановились, поворачивая головы в одном направлении. Их взгляды устремились в одну общую точку - на белоснежный фургон, медленно гарцующий вдоль грязных луж и слякоти на фоне серости и однообразности.
Кажется, это была среда. Хмурая, зимняя, ничем не отличающаяся от других дней недели, она наполняла город рутиной и вынуждала людей снова куда-то спешить, бежать, опаздывать. В маленьком, богом забытом городке всё было даже слишком обыденным тем вечером - суета, граничащая с безумием, равнодушие и серость вокруг, мельтешащие люди, тротуары, которые походили больше на человеческие реки, чем просто на тротуары, и множество ослепляющих, но далеко не ослепительных вывесок повсюду, выбивающих из головы важные мысли и оставляющих там лишь цветастый беспорядок и неоновые буквы, бегущие строкой: "Быстрее! Опоздаешь! Быстрее! Смешайся с толпой и спеши!".
Из-за угла какого-то серого многоэтажного дома возникла женщина, бежавшая куда-то и пытавшаяся одновременно с этим говорить по телефону, зажимая его между ухом и плечом. Она старалась идти ровно, но её вишнёвые сапоги на высоком каблуке утопали в слякоти, и поэтому она не могла смотреть вперёд, вынуждая себя постоянно опускать глаза вниз, чтобы не упасть. Губы, выпачканные в режуще-алый цвет помады, что-то сбивчиво объясняли собеседнику на противоположном конце провода, начиная постепенно сердито дёргаться и кривиться. Пышные кудрявые локоны постоянно падали женщине на лицо, и та изредка раздражённо отбрасывала их назад. Неудачный день? Ссора? Всё могло быть.
Маленькая седовласая старушка в сиреневом берете с катышками, сгорбившись, тоже вынырнула откуда-то, осторожно переваливаясь с ноги на ногу и сверкая по сторонам пепельно-серыми сощуренными глазами. В одной руке она держала пакет с логотипом известной сети супермаркетов, в другой - поводок. Огромная немецкая овчарка в наморднике смиренно вела пожилую женщину куда-то вперёд, осторожно ступала лапами в мокрый снег и периодически отряхивалась от некрупных снежинок, начавших неожиданно сыпаться с неба. Старушка, каждый раз чувствуя лишнее движение собаки, ещё крепче сжимала сухими пальцами поводок и инстинктивно старалась ускорить шаг.
Рядом со старушкой выплыла из человеческого потока молодая девушка, держащая за руку маленького ребёнка, на вид которому было не больше пяти-шести. Девушка аккуратно обходила лужи, уводя ребёнка за собой и негромко ругая его каждый раз, когда он наступал в грязь чистыми сапожками. Малыш походил больше на куклу, завёрнутую в кучу одежды и замотанную вдобавок огромным ярко-красным шарфом, хотя оттепель позволяла ему избавиться от пары лишних свитеров, а девушка - от своего пушистого шерстяного шарфа, к которому липли на морозе светлые волосы, и от слишком уж громоздкой шапки.
Прямо позади молодой мамочки и ребёнка жёсткими шагами передвигался мужчина средних лет в аккуратном чёрном пальто, с едва наметившейся лысиной и портфелем в руке. Вторую руку он держал в кармане, шёл сгорбившись, будто ему было холодно или неуютно; его взгляд был направлен вперёд, но был тускл и невыразителен. Однако он шёл, и шёл, и шёл, не замедляясь и не ускоряясь, погружённый в собственные проблемы, забыв при этом об окружающих его мире и людях. Человеческие потоки не отвлекали его, а только уносили в сторону его тёплой квартиры, где он наконец-то смог бы налить себе чашку горячего чёрного чая, включить телевизор и уснуть в кресле под однообразное вещание диктора. Он был каплей этого потока, и поток состоял из сотен таких маленьких капель; и все они, приведённые в бесконечное движение, неслись куда-то, слитые воедино и такие разрозненные одновременно. И поток казался страшным, бурлящим и пёстрым. И он оставался бы неизменно монотонным, если бы не кое-что, что вдруг произошло на практически пустой проезжей части, покрытой песком, грязью и полуснегом.
Тротуар замедлил свой бег. Некоторые люди остановились, поворачивая головы в одном направлении. Их взгляды устремились в одну общую точку - на белоснежный фургон, медленно гарцующий вдоль грязных луж и слякоти на фоне серости и однообразности. Наверное, никто и никогда в этом городе ещё не поражался чему-либо так, как этому неожиданно возникшему посреди улицы сияющему атому света, который стал таким незначительным для мира и таким значительным для затухшего города, просияв для всех радостным белым светом под тяжестью тёмного зимнего неба.
Фургон дышал чистотой и почти ослеплял. И он был ослепительным, а вовсе не ослепляющим.
Женщина в вишнёвых сапогах взглянула исподлобья на автомобиль, прервав на несколько секунд свой разговор по телефону. Она проводила его взглядом, полным сомнения, горечи, жалости, а затем закусила ядовито-алую губу, усмехнулась и тихо проговорила в трубку:
- Больше сюда не звони, ясно?
Старушка с пакетом и собакой, прищурившись ещё больше, попыталась разглядеть яркое белое свечение посреди дороги. Она остановилась прямо посреди тротуара, вглядываясь в чудо, которое уж точно было не из этих мест. Овчарка послушно стала рядом со своей хозяйкой, навострила уши и громко, нетерпеливо проскулила. Пожилая женщина улыбнулась. Перед тем, как вновь продолжить плыть в сторону своего дома, она лишь осторожно поправила воротник своего пальто и, не стирая со своего лица довольное выражение, кивнула своим мыслям.
- Смотри, какая машина, мам! - восторженно воскликнул ребёнок, чьего лица было почти не видно из-за яркого жаркого шарфа, показывая при этом пальчиком в сторону фургона. Мама кинула мимолётный взгляд в сторону фургона и покачала головой.
Ни на миг не остановившись, девушка ещё сильнее потянула мальчика за руку, и он, вынужденный подчиниться, засеменил следом, увязая ногами в лужах и, несмотря на упрёки матери, оборачиваясь изредка на восхитительную машину, полностью занявшую его детские мысли.
Мужчина с портфелем был одним из тех, кто остановился, чтобы рассмотреть фургон. В его взгляде сквозил интеллект и понимание истины, и он смотрел, и смотрел, и смотрел на машину, словно та была его спасением и его светочем. Он вглядывался в белоснежного странника, разглядывал и лишь иногда оборачивался на группу людей, которые стояли рядом и указывали пальцами на проезжую часть. Его умные глаза на протяжении пары минут изучали автомобиль, а затем вдруг опустились вниз и уставились на наручные часы; тогда мужчина, аккуратно прокашлявшись в кулак, двинулся с места и вновь растворился в толпе, и голова его опять наполнилась думами о договорах, подписях и грандиозно важной предстоящей научной конференции. Тем временем волшебный фургон завернул за угол и совсем скрылся из виду. Он наверняка направился куда-то далеко - куда-то, где при встрече с ним серость обязательно должна была преобразиться, и его сияние обязательно стало бы спасительным, вдохновляющим, свежим и тёплым; куда-то, где люди не просто посмотрят, а ещё и задумаются.
Колёса шуршали, мотор гулко рычал. Белоснежный фургон уезжал из тухлого города, унося с собой вдаль яркость, свет и мысль.