--
Просыпайтесь, мой милый друг. Давно уже включился свет, - голос, произнесший эти слова, был полон поддельной теплоты и искусственной заботы.
Я открыл глаза и тут же прищурил их, не поняв окружающего. Поморгав и привыкнув к проникающим в глаза ярким лучам, я огляделся вокруг себя, обнаружив, что нахожусь в невероятно серой комнате. Серым сияли стены, потолок и пол. На небольшом сером столике возвышались серый граненый стакан и серая, несколько даже матовая, бутылка. Большое серое блюдо ломилось от обилия серых яблок и виноградин. На двух серых полках толклись серые книги. Они походили на серую кирпичную стену, так как отдельные книги ничем не отличались друг от друга. На каждой корочке крупными буквами значилось "Кодекс".
Я нигде не увидел двери, а потом догадался, что и не увижу, потому что невозможно увидеть серую дверь в серой стене. Видимо по той же причине мной нигде не угадывалось окно или какое-нибудь его подобие. Освещение осуществлялось через узкие прорези на полу и потолке. Свет казался синтетически серым. Все вокруг было гораздо серее серости серой мыши - абсолютно серым.
В ослепительно сером кресле сидел он. На серой кровати лежал привязанный я.
Отовсюду изливался неестественно жесткий щебет. Я подумал, что его издают свирепые и жуткие птицы. А птицы ли? И вообще где я? Последним, что я помнил, было... Нет, я ничего не помнил. Мне стало не по себе.
Незнакомец в кресле, разбудивший меня, оставил свое временное пристанище и, подойдя поближе, представился: " Доброе утро. Я - Смотритель". Если бы не его наряд, состоявший из длинного, серой ткани плаща и широкополой серой шляпы, он вполне мог бы сойти за дворецкого барона средней руки.
--
Здравствуйте, - ответил я, еле ворочая языком - А вы Смотритель чего, если не секрет конечно?
--
Конечно не секрет. Я смотритель этой комнаты. Приставлен к Вам для выполнения своих обязанностей.
--
В чем же состоят ваши обязанности, Смотритель?
--
Я обязан по всем правилам встретить гостя, а после организовать его последующее времяпрепровождение в стенах нашей Организации.
--
Что еще за организация? - Смотритель, похоже, не раздражался моим ненавязчивым допросом, только лицо при ответе на этот вопрос приняло выражение, свойственное ученикам, дословно выучившим сложный урок.
--
Наша Организация самая либеральная из когда-либо созданных в истории. К тому же либеральнее ее никогда не будет в будущем. Крах Организации неотделим от краха всего сущего и всемирного хаоса. Организация - это порядок, сложившийся на протяжении веков. Нет Организации - нет порядка. Любое из живых существ рано или поздно попадает под юрисдикцию статей Кодекса Организации. От Организации невозможно убежать или скрыться. Она повсюду. Она повсеместна. Она всесильна.
--
И больше ничего?
--
И больше ничего.
Я задумался. По всему выходило, что я пребываю прикованным к кровати в области лодыжек и кистей, и при этом нахожусь в какой-то серой комнате. Странный человек, называющий себя Смотрителем, ведет себя, как ни в чем не бывало. Не пытается развязать меня. Не пытается помочь. Все было мне совершенно неясно.
--
А чем мы будем заниматься? - спросил я у, вытянувшегося в струнку, Смотрителя.
--
Я проведу над Вами тест, - он произнес это так, будто под словом тест подразумевал опыт.
--
Вы сделаете мне больно? - мой голос и я в страхе подрагивали.
--
Нет, я не причиню Вам физической боли. Вы уже внутренне готовы и потому ее использование не принесет нужного результата, - почему-то я ему не поверил.
Смотритель скинул с плеч плащ и, отточенным движением слегка сухощавой, длиннопалой руки, запустил в угол свою широкополую шляпу. Уверенно ступая, он подошел к кровати, нагнулся над моим лицом и посмотрел в глаза. Меня обдало горячим и спокойным дыханием.
--
Боль. Боль это бессмысленно, - продолжал Смотритель, нависнув надо мной - К тому же я не смог бы причинить Вам боль, даже если бы захотел. Да, да я не причиню Вам боли. Я должен поступить по-другому. Но как?
Он отошел в другой конец комнаты и, все еще что-то бубня себе под крючковатый нос, взял с серой полки книгу в серой обложке. Смотритель стоял ко мне спиной. Лишь судорожные подергивания плечами и покачивания головой выдавали в нем лихорадочный поиск. Я не видел, но знал, что его палец скользил, бегал туда-сюда по строчкам. Я боялся того, что должен был найти Смотритель в книге. Я боялся неизвестного.
Минут через десять мой новый знакомец оторвался то чтения, захлопнул книгу и, поставив ее на прежнее место, сказал: "Я нашел все что нужно".
В моем мозгу рисовались ужасные картины изуверств. Пытки испанской инквизиции и изощренные казни князя Влада Дракулы были лишь легким ветерком по сравнению с ураганом моего разыгравшегося воображения. Я исступленно задрожал. Смотритель приблизился ко мне. Он простер сжатую в кулак правую руку над моими глазами. Она зависла в воздухе без движения. Я пристально за ней наблюдал, ожидая болезненного удара.
Вместо этого Смотритель вытянул указательный палец и, выдержав паузу, стремительным движением левой руки сломал его. Я узрел разрывающуюся плоть и пугающую желтизну кости под ней. Зрелища ужасней мне не доводилось видеть. Смотритель отпустил палец, позволив ему безжизненно свисать. Его бледное лицо при этом не выказало никаких чувств. Казалось оно окаменело. Свет в комнате погас.
--
Ну что же до завтра, - сказал Смотритель, удаляясь куда-то - Приятных Вам сновидений.
Я был так раздавлен увиденным, что не смог ответить взаимной любезностью. Я не находил смысла в произошедшем. "Это либо самый жестокий фарс из всех, либо проделки сумасшедшего, " - подумал я. Если учесть то, что я не знал где нахожусь - оба варианта выглядели вполне правдоподобно. Второй даже в несколько большей степени. Тогда я и не догадывался, что существует еще и третий...
Я почувствовал как по моей спине от поясницы до шеи, через матрас, проехался валик, моментально погрузивший меня в сон.
Во сне, необычайно ярком и похожим на фильм, я увидел человека, сразу опознав в нем Джона Колтрейна. Он, сидя на красной лавочке, изящно курил одну за одной, исключительно точно метая, бычки в близлежащую урну. Его лицо было спокойным и грустным. В нем читался фатализм, успокаивающий меня. Что-то заставило меня проснуться.
Сочившийся отовсюду серый свет четко очерчивал фигуру Смотрителя. "Доброе утро", - сказал он и сломал, в дополнение к указательному, средний палец. Оба они повисли на обрывках сухожилий и вытянувшихся остатках кожи. Меня стошнило неизвестно чем, потому что я ничего не ел. "До свидания", - укутавшись темнотой, Смотритель исчез.
Так потянулись до безумства однообразные дни. Каждое утро (если можно считать утром, включающийся синтетический свет) Смотритель приходил ко мне. Он всегда вежливо здоровался, ломал под моим взором палец и уходил, так же вежливо прощаясь. На пятый день у него возникли трудности с большим пальцем. Он оказался самым неподатливым и сильным. Он пытался оказать некое подобие сопротивления и сумел выдержать первую атаку на себя. Но со второй попытки Смотритель все-таки выкорчевал его из сустава, огласив комнату оглушающим хрустом. Этот мерзкий звук засосался в воронки моих ушей и увяз там навсегда. Я и без того подавленный событийным рядом последних дней, от такого зрелища сразу же упал в темную пропасть обморока. Усыпляющий валик в тот раз не понадобился...
Когда дело дошло до пальцев левой руки, Смотритель проявил некоторую растерянность. Он посмотрел на правую ладонь и увидел лишь пять бесполезных, посиневших отростков, бывших ранее пальцами. Ими уже невозможно было, что-либо ухватить. Поколебавшись, Смотритель расщепил один из оставшихся пальцев о мерцающую серым стену. Свет притупился и, потеряв яркость, исчез. Смотритель удалился.
Я лежал в ожидании валика и думал о том, что во мне просыпается какой-то нездоровый интерес к ломающимся отросткам Смотрителя. Вопросы мучили меня. А как он сделает это завтра? Сильный ли будет хруст? Меня пугала обыденность и простая любознательность этих вопросов. Я гнал прочь от себя подобные мысли, но они окружили меня. Я боролся, как мог, но их было больше. Стая мышей затоптала льва. Я ослабел и поддался, а они проникли, засев во мне. Валик отключил меня.
Пришедший утром Смотритель рассмешил меня. Он был так жалок и неуклюж. Колыхающиеся, мертвые пальцы придавали его облику не мужественность, а как мне казалось некую трагикомичную придурковатость.
--
Давай, давай ломай скорее палец! - воскликнул ему в ответ, подстрекая, сгорающий от нетерпения, я.
--
Хорошо. Ваше слово закон для меня, - в нем сквозила какая-то слепая покорность. Раньше ее то ли не было, то ли я не замечал.
Еще один палец беспощадно был переломлен о стену. Я выказал неистовый восторг по этому поводу. Я буйствовал привязанный к кровати, исторгая потоки безумного хохота.
--
Ты! - кричал я, захлебываясь от смеха - Ты сумасшедший старикашка. Не знаю почему, но мне кажется я лучше, чем ты! Ты, и это совершенно очевидно, болен! А я хоть и не понимаю до сих пор ничего, но сохраняю трезвость рассудка. Сумасшедший! Сумасшедший старый дурак! Приходи ко мне завтра, дурак, будешь тешить меня!
--
До свидания, - скромно ответил на это Смотритель, прячась во мраке.
Последующие три дня, как капли дистиллированной воды, походили друг на друга. Я открывал глаза после томительного ночного ожидания и видел пред собой Смотрителя. Он, как обычно, не меняясь в лице, хрустел пальцами о стену, приводя меня этим в истерики. Я смеялся над ним ему в лицо, выдавливая из себя самые унизительные оскорбления. Мое тело исступленно брыкалось на кровати, почти входя с нею в резонанс. Я кипел, готовый разорваться, выплескивая на Смотрителя все новые и новые порции зловонных помоев. А он смотрел на меня с щенячьей преданностью и стоически выдерживал порывы моего необузданного высокомерия. Его грустные серые глаза говорили: "Да я старый сумасшедший. Я невменяем, а Вы, конечно же, нет. Вы правы. Поймите я просто делаю свое дело и очень стараюсь. Если этого недостаточно, я буду стараться лучше. Я приложу все усилия. Извините меня". Я неудержимо хохотал в ответ. Свет гас и Смотритель, прощаясь, уходил, а я с помощью валика отключался, попадая в царство очень ярких, но абстрактных снов.
Лишь на третий день я вновь увидел во сне Джона Котрейна. Закрыв глаза и полностью отдавшись действию, он извлекал из своего тенор-саксафона магические звуки. Он был великолепен, но не великолепнее собственной музыки. Я заслушался поневоле и мелодия сказала мне: "Важно вовремя остановиться". Колтрейн перестал играть и, медленно расплываясь вместе с окружающим пространством, исчез.
Наутро Смотритель застал меня в полнейшей апатии. Видимо это нисколько его не удивило. Он сказал только, что программу придется ускорить. Мне было все равно. Смотритель сломал руку, просунув ее между прутьями кровати. Вид окровавленных конечностей уже не вызывал у меня ни жалостливого страха, ни жестокого веселья. Я погрузился в себя и ничто не могло вывести меня из оцепенения. За первой рукой на слом, тем же способом, пошла и вторая. Это не привлекло моего внимания. Смотритель разбегался, прыгая сухими, длинными ногами в идеальную плоскость стены - я не смотрел на него. Разорвавший тишину треск воткнувшихся в стену костей не вызвал у меня никаких чувств. Судя по звуку, Смотритель упал на пол бесформенным мешком. Мне было лень глянуть на него.
Все происходящее изрядно наскучило мне. Я потерял всякий интерес к Смотрителю, его выходкам и самому себе в серой комнате. Я устал, ужасно устал.
--
Прекратите. Прекратите все это, пожалуйста, - прохрипел я еле слышно - Отпустите меня...
--
Как скажете, - простонал изувеченный Смотритель.
Он, странно извиваясь, подполз к моему ложу и, ткнувшись носом куда-то под кроватью, сумел освободить меня. Я осторожно встал. Ноги сильно ослабели, но после небольшой разминки зафункционировали исправно. Меня осенила догадка.
--
Смотритель, - обратился я к бесформенной куче человеческих ошметков - Вы могли отпустить меня в любой момент?
--
Да, - без тени смущения подтвердил он.
--
Это обстоятельство несколько омрачает вашу кристальность в моих глазах. Я начинаю злиться на вас. Вскоре меня обуздает гнев и тогда, возможно, вам не поздоровится.
--
Я не виноват в том, что Вы раньше меня не попросили.
--
Я ничего не знал! - мой голос ревел турбиной.
Непомерная злоба захватила мое сознание. Мне хотелось раздавить, растоптать остатки Смотрителя. Меня слишком долго продержали на привязи. Я еле сдерживал себя, понимая, что Смотритель является единственной моей связью с этим местом. Я пытался себя сдержать, но ярость совершенно лишила меня самоконтроля. Я пытался себя сдержать, но не сдержался. Одним ударом окрепшей ноги я прикончил Смотрителя. Он умирал с тихим скрипом.
Я, не очень хорошо понимая, что натворил, привалился к стене, сполз по ней к полу и, закрыв глаза, улетел в объятия бездны.
Трубный зов вернул меня к реальности. Я слишком резко дернул головой и ударился затылком о стену. Из глаз сыпанули искры.
Обстановка комнаты изменилась. Исчезли серые полки с серыми книгами и серый стол, сервированный серыми яствами, и кровать, застеленная серым постельным бельем, и... из комнаты исчезло все ранее здесь находившееся. Тело Смотрителя тоже куда-то запропастилось. "Его унесли вместе с обстановкой", - подумал я и глянул на того кто сидел за массивным столом серого дерева, высящимся посреди площади пола.
С его головы на плечи обильно падали седые волосы. Заплетенная в единственную косичку, седая бородка убегала под стол и там скрывалась от моего взора. Про лицо его можно сказать только одно - оно выглядело справедливым. Он глянул на меня. Я съежился и хотел забиться в угол, но передумал.
--
Вам, наверное, интересно кто я? - спросил человек(?) за столом.
--
Д-да, - неуверенно ответствовал я.
--
Я возглавляю эту Организацию. Уже долгие годы являюсь ее бессменным руководителем и думаю еще долгие годы продержусь на своем посту. Можете называть меня Начальник или применимо к данному случаю Судья.
--
Мне все равно как Вас называть и я посоветовал бы Вам сменить костюм, - я со школьной поры недолюбливал серые тройки.
--
Что ж это Ваше мнение. Вы вправе его высказать. А теперь, я полагаю, пришло время начать процесс.
--
Какой еще процесс?
--
Ах, Вы еще не поняли. Это суд. Я судья. Вы обвиняемый. Все понятно?
--
Не очень. В чем собственно меня обвиняют.
--
Вы нарушили четвертый, пятый и седьмой пункты законов кодекса.
--
Какие пункты? Каких законов? Я ничего об этом не знаю.
--
Незнание законов не... Хотя как их можно не знать - они так просты. Вот прочтите, - Начальник протянул мне листок. Мне пришлось долго и сильно тянуться, чтобы ухватиться за него.
Напечатанное на листке сначала меня смутило менее, нежели сам листок. Я готов поклясться, что на его серой бумаге значились серые буквы! Прочитав написанное, я смутился еще больше. Там значилось: "Законы кодекса. Нарушение смерти подобно. Пункт1: похотливость; Пункт2: чревоугодие; Пункт3: алчность; Пункт4: уныние; Пункт5: гнев; Пункт6: зависть; Пункт7: высокомерие.
--
Так значит я нарушил четвертый, пятый и седьмой пункты?
--
Да, именно.
--
Что-то не припоминаю.
--
Я напомню Вам. Начнем процесс, - он хлопнул в ладоши, вызвав тем самым грохот сотен труб - Итак пункт седьмой (начнем с него, дабы соблюсти хронологию). Вы проявили высокомерие на седьмой день своего пребывания здесь, когда назвали Смотрителя (цитирую): "...Сумасшедший старикашка. Мне кажется я лучше, чем ты. Ты болен. Сумасшедший старый дурак... и прочее, и прочее". Вы признаете свою вину по седьмому пункту, обвиняемый?
--
Я признаю, что проявил высокомерие, но... - меня прервали.
--
Подсудимый признал за собой нарушение седьмого пункта, - начальник испускал волны беспристрастности и неуклонности.
--
Я не...
--
Продолжим. Пункт четвертый. На одиннадцатый день Вас постигло уныние. Так ли это?
--
Возможно. Но если это и правда, то апатия продолжалась всего несколько часов.
--
Временные рамки не так уж важны. Важен сам факт греха. Так Вы сознаете свою ошибку?
--
Нет, - постарался произнести я как можно тверже.
--
Подсудимый сознался в нарушении четвертого пункта!
--
Я же сказал нет.
--
То, что Вы сказали, не являлось правдой. Я вижу мысли, так что лгать мне совершенно бесполезно. Далее пункт номер пять. Ваша апатия сменилась приступом неуправляемого гнева, который привел к убийству беспомощного и переломанного, но все еще живого Смотрителя. Вы подтверждаете мои слова, подсудимый?
--
Да. Но почему меня обвиняют не в убийстве, а именно в гневе?
--
Во-первых, потому что гнев являлся первопричиной убийства, а во-вторых, убийства как такового не было. Смотритель - это всего лишь биоробот. Смесь живых тканей, металла, пластика и электронной начинки, заменяющей мозг. Не волнуйтесь его уже починили и он снова заработал. Вы признали за собой третий грех, следовательно, ваша виновность доказана. Процесс завершен, - хлопок в ладоши - и немного печальный голос труб разорвал напряженность атмосферы.
--
Что со мной будет дальше? Вы казните меня? - мне представилось срывающееся с высоты много килограммовое лезвие гильотины.
--
Нет, что Вы. Наша Организация слишком либеральна для таких мер. Мы не придаем смерти, а просто не даем жизни.
--
Не понимаю.
--
Ваше тело погибло там, в мире, - он ткнул пальцем вниз - И Вы попали к нам. Мы проверили Вас. Вы проверку не прошли. Прошу особо отметить нашу либеральность по отношению к Вам. Мы могли бы осудить Вас лишь за одно нарушение законов кодекса. Но нет! Мы подождали, пока Вы нарушите три закона. И только после этого придали суду. Ваша вина доказана, а потому мы не имеем права сразу же выдать Вам новое тело.
- Все равно не понимаю, - я не тянул время, а действительно ничего не понимал.
--
Как же Вам объяснить, - Начальник в задумчивости сжал губы - Попробуем так. Каждый человек ведет отсчет своего жизненного пути, начиная со дня рождения, то есть с первого дня жизни. С нашей точки зрения это не совсем верно. Существует еще и нулевой день. День, когда томящаяся в ожидании душа обретает, наконец, тело. Понятно?
--
В общем-то, да.
Начальник посмотрел на меня по отечески. Я ответил ему взглядом загнанного, припертого к стенке человека. Сочувственно покачивая головой, Начальник произнес:
--
Вам придется пробыть у нас некоторое время - подумать, раскаяться. Если Вы сможете исправиться, то получите тело и возможность вернуться в мир. А сейчас прошу Вас начать отбывать наказание.
У меня по бокам, откуда ни возьмись, появилась парочка Смотрителей. Я не смог опознать в них своего мучителя, так как они выглядели совершенно одинаково. Опираясь о стену я кое как поднялся на ноги. Смотрители взяли меня под руки и повели к открывшемуся в стене проему. Я даже не пытался оказать сопротивление из-за общей моральной подавленности и физической слабости в теле. Даже если бы я чудом смог вырваться и убежать, то куда бы я направился? У меня оставался только один шанс попасть обратно в мир и я решил во что бы то ни стало его использовать.
Уже в проеме я остановился и, вывернув голову к Начальнику, сказал ему:
--
Мне кажется я понял кто Вы. Вы...
--
Да, да, - ответил он кивая и слегка улыбаясь - Вы правы.
"Как хорошо уметь читать мысли", -подумал я. Меня отвели в маленькую комнату, лишенную какого бы то ни было убранства и оставили там, уходя погасив свет. Я принялся размышлять.
Несильный шлепок по заду заставил меня открыть глаза. Меня окружали знакомые грязновато-белые стены палаты, врачи и медсестры. Непроизвольно из меня вырвался радостный вопль. И вот я снова с вами.