Всё для Реалистки
Самиздат:
[Регистрация]
[Найти]
[Рейтинги]
[Обсуждения]
[Новинки]
[Обзоры]
[Помощь|Техвопросы]
Предисловие. Рассказ мне очень понравился. Люблю я такие штучки, умственные и замороченные. Но, моя дорогая, кто, если не я, въедливо разберёт каждый абзац, чтобы помочь тебе сделать творение абсолютно совершенным?
Так получи же!
ОДНАЖДЫ В КРЕСТОВИЧАХ.
- Жолнежи, стойче! (Может, убрать это в конец следующего предложения, бо действие начинается с "полуторки"?)
Полуторка резко затормозила, когда на лесную дорогу выскочила женщина, размахивая руками (вот сюда переместить ту реплику Ядвиги).
- Дура баба! - выругался военный водитель. - Жить надоело?!
Разъяренный, он выскочил из кабины, не оглянувшись на офицера, сидевшего рядом. В кузове загудели красноармейцы. (ну, здрасьте! предложение-то не на месте, не вяжется с последующим.) Но женщина бросилась не к нему:
- Пан капитан, проше, поможче!
Марков повернулся к водителю:
- Это Ядвига Казимировна, местный фельдшер. Похоже, что-то серьезное. (А спросить у неё, что случилось? Вроде бы, так естественнее, чем общаться посредством водителя, нет?))
Женщина немного пришла в себя.
- Там, в лесу... Федор наш... - она перевела дух и внятно произнесла, - висит на дереве.
Команда - солдаты (коряво сказано) выпрыгнули из кузова и построились в шеренгу.
- Кашкин и старшина с первым отделением - остаетесь, остальные - за мной!
Продвигались вглубь леса минут десять (корявое предложения), и открылась полянка, окруженная соснами, уходящими в небо вершинами. На нижней ветке одной из сосен висел пожилой мужчина. Веревка впилась ему в горло, а внизу валялся почерневший пенек, (сломал он его, что ли?) который покойный, видимо, оттолкнул в последнее мгновение своей жизни.
(Реплика: Весь абзац невредно бы переделать - в детали вдаваться не стану, сама не маленькая)
Красноармейцы столпились на поляне, сибиряк Новоселов (это важно, что сибиряк и Новосёлов?) потихоньку перекрестился. "Надо комсоргу провести воспитательную работу!", - подумал капитан.
- Вот, Павел Андреевич, это же Федор Вершич, он сейчас заведующий хозяйством при управе (кто сказал?).
- Похоже - самоубийство, - протянул Марков, - надо бы в милицию...
- То так, только Федора я с детства знаю. Не с чего ему было себя жизни лишать.
- Мало ли... - пожал плечами Марков, - чужая душа - потемки.
- Только не в наших Крестовичах, - горько усмехнулась фельдшерица.
- Ладно, - капитан сдвинул фуражку с черным околышем (это важно, цвет околыша?) на затылок, - оставим тут пост и поедем к уполномоченному, пусть он разбирается.
Ядвигу посадили в кабину, (не жадничай, скажи - кому?) пришлось потесниться. В воскресное утро Марков со взводом возвращался из Дряжска - ездили в баню. Выходной день предполагалось провести в лагере - в лесу, неподалеку от местечка, отдыхая, играя в футбол, а тут такое... (зачем элегическая реминисценция введена?)
Капитан, любуясь профилем фельдшерицы, застегнул ворот кителя и вежливо поинтересовался ее состоянием - не каждый же день она висельников в лесу находит.
- А вы не шутите, - резко ответила Ядвига, - в наших местах такое вовсе не редкость.
- Да? - удивился Марков, - Интересно, почему так?
- Много легенд старинных люди рассказывают.
- Вот и поведайте, я тут человек новый, хотелось бы, так сказать, проникнуть в местный колорит, - улыбнулся Павел Андреевич, машинально стряхивая с нарукавного шеврона какую-то пылинку.
Его обожгли темные глаза - как кипятком плеснули.
- То, что вы называете "местным колоритом" - часть нас самих. Вот вы знаете, что за место выбрали для гарнизона?
- Конечно, это остатки замка, построенного в XVI веке Снеженскими.
- Да, они расцвели при Радзивилах. В легенде говорится, что князь построил замок в лесу, но сначала к тому месту прорубили дорогу.
- Мы нашли ее и восстанавливаем, чтобы к гарнизону можно было проехать.
- Вот-вот. Когда князь велел строить дорогу к будущему замку, он прогнал живущую в том лесу старуху-ведунью. Старуха прокляла всех, кто работал на строительстве, и обещала, что каждое срубленное дерево потребует жертву - висельника, а каждое высушенное болото - утопленника. Сам князь дожил до глубокой старости, но в парке повесилась его дочь. А один из внуков погиб в болоте во время охоты. (неа, тут не точка, туточки она - ,) - фельдшерица помолчала. - Снеженские уже с XVIII века в замке постоянно не жили, наезжали летом, все потихоньку обветшало. А сейчас вы опять затеяли там строительство... И вот - Федор повесился, ни с того ни с сего.
- Ядвига Казимировна, помилуйте! - Марков не выдержал. - Я бы еще слушал какую-нибудь старуху, лет шестьдесят тому назад обучавшуюся у ксендза! Вы же медицинский работник!
Фельдшерица отвернулась и уставилась в окно на мелькающие деревья. Въехав в Крестовичи, Кашкин (уместнее бы - водитель, шофёр там, без фамилии) повернул к управе. В одном из кабинетов располагался и уполномоченный НКВД Лапко.
Ядвига выпрыгнула из кабины и бросила, не глядя на Маркова:
- Домой зайду, приведу себя в порядок.
Жила она через площадь в квартирке при крохотном медицинском кабинете, в котором раньше работал врачом ее отец.
Фельдшерица направилась к дому, капитан с тоской смотрел ей вслед, но женщина вдруг остановилась. На ее крыльце какая-то девушка барабанила в дверь. Ядвига повернулась и быстро зашагала обратно.
- Пастой, пачакай! - закричала ей вслед русоволосая особа в ярком платке, наброшенном на плечи. Она догнала фельдшерицу возле входа в управу.
- Опять ты Олеся прывячаюць, курва! На што ты яму, старая, потрэбна?
Марков удивился. Конечно, Ядвига - не девочка, лет за тридцать, но уж никак не старуха.
- Не розумию, о чем ты, Маринка, Олесь приходил по делу. Тебе нечего волноваться.
- Я табе зараз пакажу - "няма чаго"! Вочи твое нахабныя выдрапаць! - закричала Маринка и бросилась на фельдшерицу.
- Тихо, тихо, товарищи женщины! - вмешался Марков, а на помощь ему выбежал из управы уполномоченный - комсомолец, которого прислали из Минска. В Крестовичах парня невзлюбили, хотя и величали в глаза Николаем Петровичем, (но) между собой называли "Миколкой".
- Что происходит, а? - Николай оттащил от фельдшерицы девушку, крепко сжав ей руки.
- Адпусци мяне, злыдзень! - вырывалась девушка. Ядвига отступила на два шага.
Из подвала выскочил мужичонка в драной овчинной безрукавке, старых штанах и застиранной рубахе. Он запрыгал, размахивая руками и лопоча что-то невнятное.
- Опять скандалите, гражданка Костюк, - сурово сказал Николай, - придется вас, это, арестовать. Шишка, молчать! - обернулся он к мужичку.
- Слушаюсь, пане жандарм! - радостно выкрикнул обитатель подвала.
- Я тебя сейчас за жандарма да за пана!.. Тоже арестую! - рявкнул Лапко.
- Задержу, - тихо поправил Марков Миколку, догадываясь, за что ("почему" читалось бы лучше) жители местечка не жалуют младшего лейтенанта.
Но угроза произвела впечатление: Марина и Шишка успокоились.
- Воскресенье, а такой шум и гам! - Николай поморщился. - Шли бы в лес - самое грибное время.
- Я там была, - отозвалась фельдшерица, - нашла повешенного Федора Вершича.
Маринка громко вскрикнула и зажала рот руками, а Шишка забегал по кругу.
- Юрек, успокойся, - спокойно позвала его Ядвига, протягивая руки к слабоумному. Тот уткнулся ей в плечо, как ребенок.
Марков обстоятельно рассказал, как нашли труп.
- Тьфу! - Николай с досадой плюнул. - Порешил себя какой-то панский прихвостень, а мне теперь дело открывать!
-У вас, Николай Петрович, все панские прихвостни! Вершич с восемнадцатого года только своим хозяйством и жил. А что управляющим у Снеженских был, так ведь это название одно - управлять-то нечем было.
Лапко угрюмо выслушал отповедь фельдшерицы, спорить с ней не стал, а повернулся к офицеру:
- Товарищ капитан, поговорить бы надо.
Марков кивнул головой и прошел в управу.
Маринка заплакала в голос и побежала прочь, Ядвига, успокаивая Шишку, вздохнула:
- Видишь, Юрек, всем Федора жалко. А Маринке он еще и крестным был.
- А-а-а! Как же...я... тепереча... - провыл Юрек.
- Не бойся, я о тебе позабочусь...
В кабинете Лапко прикрыл окно, выходившее на площадь и сел не за стол, а рядом с Марковым, стараясь соблюдать субординацию.
- Товарищ капитан, что вы думаете об этой смерти?
- Похоже на самоубийство. Вы сами посмотрите.
Уполномоченный потер затылок, совсем по-мальчишески.
- Да посмотреть-то посмотрю, как же иначе. Опыта только маловато - меня же по комсомольской линии в органы направили. На курсы и сюда. Но ситуацию изучил, так сказать. Местечко-то здесь, ох, какое непростое!
- Как везде. Вы бы, Николай...Петрович больше ("бы" надо бы сюда) с народом разговаривали, по-простому, по-человечески. Чтобы люди поняли - советская власть на их стороне, не то что польская.
- Так ведь вражин здесь полным-полно! Уж скольких выслали, а как почитал дела, что от панов остались - половину пересажать надо. Вот Снеженский этот - князь!
- Товарищ Снеженский - инженер, отличный специалист. (а вставить пару слов, что речь ведёт Марков, слабо?) Передал планы поместья военному командованию, подсказал, где искать старую дорогу. Учился в Германии, а вернулся домой, стало быть, не манит его тамошняя жизнь. А богатств Снежинских давно нет, и отец его уже работал, так что их принадлежность к высшему обществу - миф.
Лапко забегал по небольшому (это важно, размер?) кабинету:
- Пес с ним, с князем, хотя я с него глаз не спущу! Тут другое дело. Я как сюда приехал, так в дряжских архивах покопался. Вы знаете, что с тридцать пятого по тридцать девятый в округе банда орудовала?
- Здесь? - удивился Марков. - А кого тут грабить?
- В том-то и дело, что не в Крестовичах, хотя при панах и тут пара жирных гусей обитала. В Дряжске банк захватили, аккурат перед нашим приходом, а банк этот был, как бишь, его...филиалом национального польского банка. И в нем дряжские фифы хранили свои цацки.
- Ну и что? Нет теперь ни банка этого, ни самой Польши.
- Не все так просто. Дряжск был сонным городишком, вот я и подумал, а чего это буржуи свои драгоценности в банк засунули? Оказывается, четыре года в воеводстве грабили богатеев: торговцев всяких, чиновников местных. И нельзя сказать, чтобы полиция не искала, да толку никакого. Покумекал я маленько, и выходит, что не залетные это - свои, больно хорошо все знали. Награбили прилично и затихли, оно и понятно - боятся советской власти, гады. Банк захватили двенадцатого сентября - в Польше уж немцы были, вряд ли они туда удрали. И еще одна вещь... Цацки, что еще до банка награбили, в список занесли и везде разослали, еще в мае тридцать девятого. Так дряжскую жандармерию семнадцатого сентября здорово кто-то перетряхнул! Почти все документы по грабежам исчезли, и список - тоже. Я в архиве только ссылку на него нашел да еще пару бумажек. Но никаких имен, опросов пострадавших - ничего. (Реалистка, спаси меня от такого длинного абзаца! Ну, правда, это же беседа двух простых, как хлеб, мужиков - не театр, где актёр вынужден терпеть монолог коллеги!)
- Николай Петрович, тут Вершич, а вы...
- Да-да, - махнул рукой Лапко, - Вершич. Только он и упоминается в одном документике - как свидетель проходил. А показания Вершич давал как раз по делу о налете на банк!
- Вы думаете, что это как-то связано с его смертью? ("как", "как"...)
- Не знаю я! Но Вершич этот... Я с ним пытался несколько раз поговорить, но он все отмалчивался да делал вид, что плохо по-русски понимает. Ну, я человек прямой, так ему и выложил: мол, кое-что знаю, пусть не думает, что милицию сможет морочить, как их буржуйскую полицию...
- Минутку! - Марков нахмурился. - И когда ты его... пытался разговорить в последний раз?
- Да в том и дело, что вчера, - Лапко стукнул ладонью по столу, - а сегодня он повесился! Товарищ капитан, посоветуйте, как быть? (Не верю, чтобы такой усердный НКВДшник и так жалобно совета выпрашивал у стройбатовского капитана).
- Проведи следствие по всей форме, Коля. Пусть народ увидит, что все по закону. Вершича уважали, а по твоим поступкам обо всех нас судить станут.
Марков открыл окно и выглянул на площадь. Там еще стояли Ядвига и Шишка. Хлопнув Николая по плечу, Павел Андреевич вышел к ним.
- Юрек расстроился, - фельдшерица усадила Шишку на крыльцо.
- Кто он, этот Юрек? - тихо спросил Марков.
Фельдшерица пожала плечами:
- Он не сумасшедший, если вы об этом хотели спросить. Скорее всего, с ним что-то случилось, и он... слегка повредился в уме.
- Он не местный?
- Нет, появился здесь несколько лет назад. Его Вершич в лесу нашел - Юрек чуть в болоте не увяз. Наши леса надо знать хорошо, кругом топи. Федор притащил его в Крестовичи - тот чуть живой был, выходил. О себе Юрек иной раз что-нибудь и говорит, только все больше детство вспоминает. Ну, а как ваши... Как новая власть пришла, так Федор дворником его устроил, а зимой - истопником.
Маркову очень хотелось спросить о девушке, преследовавшей Ядвигу, но тут на площадь въехала бричка, запряженная бойкой лошадкой, которой правил представительный мужчина лет сорока.
- Добрый день, Ядзя, - поздоровался Снеженский по-русски,- ты помнишь о моей просьбе? - непринужденно он пожал руку Маркову. ("Как старому и доброму приятелю" - невредно добавить для лёгкости повествования)
Женщина кивнула и отвела глаза в сторону:
- Олесь, я в лесу Федора нашла, он повесился,... кажется.
- Что? - Снеженский машинально (почему "машинально"? У него что, привычка такая, лапать её в моменты удивления?) протянул к фельдшерице руки, но отдернул их, чуть прикоснувшись к ее плечам. - Почему?
- Непонятно, - медленно ответила Ядвига, задумчиво глядя вдаль. Со ступенек вскочил Шишка и заметался вокруг нее.
- Пошел прочь! - Снеженский с нескрываемым отвращением посмотрел на слабоумного.
- Федор, он такой был, - захныкал Шишка, не обращая внимания на грубость, - такой хороший! Никогда не лгал!
- Павел Андреевич, что же это? Вершич нашей семье как родной... - повернулся к Маркову Снеженский. - Такая утрата для меня! - он опустил голову и помолчал.
- Но как ты? - он нежно посмотрел на Ядвигу. - Ужасно для тебя.
Марков почувствовал легкий укол ревности, убеждая себя, что Ядвигу и Снеженского связывает всего лишь давняя дружба.
- Марина очень расстроилась, ты бы пошел к ней...
- Да, конечно, - вздохнул Снеженский, - вернулся я раньше, чем планировал.
- В Бресте были, Александр Адамович? - вежливо поинтересовался Марков.
- Да, надо было проект заверить. Скоро тут все изменится.
- Маринка плакала! - вдруг громко выкрикнул Шишка.
- Понял я, понял, иду. Марина Костюк моя невеста, - проинформировал он капитана.
- Очаровательная девушка! - Марков покосился на Ядвигу.
- Моего прадеда хватил бы удар, - усмехнулся бывший князь, - она ведь из белорусов, бульбашка, по мнению моих дорогих предков - холопка! Сословный бред.
Капитан с тоской подумал, что Снеженский, наверное, пользуется успехом у женщин, но отношение к нему фельдшерицы для него оставалось загадкой.
Инженер ушел к юной невесте, Лапко оседлал лошадь и уехал на место смерти Вершича, Шишка скрылся в своем подвале. Довольно холодно попрощавшись с капитаном, Ядвига направилась домой, немного обиженный Марков - в лагерь саперного взвода.
(Реплика: При сокращении текста из него вылетело слишком много нюансов, что сделало оставленные предложения корявыми. Иного объяснения не нахожу. Поведение Юрека Шишки оценить не смог на основе его выкриков и беготни. Почему-то чудится в его прискоках нарочитость, видимо, виноват автор, невольно или невольно. Симпатия к Маркову воспринимается отчётливо. Зачем Ядвига холодна к нему - не понял)
Прошло несколько дней, и в Крестовичах появилось новое лицо. Известие о том, что к фельдшерице приехал гость, распространилась в местечке за полчаса, и вечером многие жители с интересом рассматривали благообразного старичка в трактире. Трактир этот совмещал в себе функции не только питейного заведения, но и чего-то вроде клуба, а располагался рядом с управой на той же площади.
- Мене, пожалуйста, стакан чая, - попросил старичок. Николай, который всегда ужинал здесь, одернул гимнастерку и подошел к приезжему.
- Уполномоченный младший лейтенант Лапко, позвольте ваши документы, - Николай немного рисовался, сам себе не признаваясь, что хочет казаться солиднее и старше своих двадцати трех лет. (Не перебор?)
- Хе-хе, вот вам мои документы, молодой человек, - усмехнулся приезжий.
- Так, гражданин Шмулевич, Соломон Яковлевич, - Лапко проигнорировал "молодого человека", - здесь по какому делу?
- У меня, пан, ох, прощения прошу, товарищ уполномоченный, теперь одно дело - отдых. Скоро восьмой десяток, вот и подыскиваю себе домик, где пожить подальше от шума и этих... революций.
- А вам что, революции не нравятся? - подозрительно сощурился Лапко.
- Революции мне очень даже нравятся. В них есть чему поучиться юноше вроде вас. Но у старого Соломона на них уже не то здоровье. (Колоритно. Браво!)
В трактир ворвался Шишка, на него никто не оглянулся, хотя обычно слабоумного подкармливали, а в праздники наливали чарку-другую. (Ну, насокращала - аж ухо режет краткостью!)
- Маринка идзе, Маринка! - закричал Юрек, тыча рукой в дверь.
Маринка вошла, села рядом со старичком и громко крикнула:
- Дайце гарэлки! - рядом плюхнулся Шишка, ласково заглядывая ей в глаза. - И яшчо адну! - с меньшим вызовом добавила девушка. Завсегдатаи зашептались: женщины приходили сюда только в сопровождении членов семьи, местечковая мораль блюлась строго. Николай молча отошел.
- И зачем такой крале водка? - поинтересовался Шмулевич, не обращая внимания на Шишку.
- Гора у мяне, хачу памянуць свайго хроснага, - процедила Маринка, но внезапно решила с приезжим быть любезнее, - а вы той самы госць Ядзи? З Брэста?
- То так, паненка. Ищу пристанище, чтобы спокойно провести старость.
Маринка заглотнула водку, поперхнулась и звонко рассмеялась:
- Так, у Крестовичах спакойна... як у магиле. - Шишка тоже загоготал, хлопнув пустой стопкой по столу. (Не разбил?Где он её взял? Кто угостил?)
- А чым вы займаецеся у Брсте?
- Я, паненка, был ювелиром, довольно известным, многие ко мне специально приезжали.
- Ух, ты! - Маринка положила локти на стол и наклонилась к Шмулевичу. - А на заказ завушницы мне зробицэ?
- Увы, я отошел от дел, все в прошлом, паненка, у старого Соломона плохо со зрением. Но я еще могу видеть юность, которой не нужны драгоценности.
- У мяне от бабки засталися каштоунасци - можа поглядзице?...
- О-о-о, я как-то засиделся, моя добрая хозяюшка станет беспокоиться, что случилось со старым Соломоном. - Шмулевич вежливо поклонился Маринке и покинул трактир.
Девушка громко фыркнула и заказала еще водки для Шишки.
Утром Маркову понадобился телефон и не успел он перейти площадь, как встретил Ядвигу:
- Доброе утро, Павел Андреевич. Вы не видели...товарища Лапко?
- Нет, а что случилось?
- Да постоялец мой пропал. То есть, вечером он вроде бы пошел спать, а к завтраку не вышел. Я заглянула к нему в комнату - постель убрана, а его нет.
- Но зачем же сразу к Лапко? Может, он гулять пошел или по грибы...
Странное выражение мелькнуло на лице Ядвиги, как будто что-то хотела сказать, но передумала. Марков решил использовать редкий момент ее нерешительности.
- А давайте пройдемся по дороге через лес, поищем вашего гостя. Кстати, кто он такой?
- Один знакомый Олеся... Александра Адамовича. Его в Бресте кто-то просил приютить Соломона Яковлевича. А у меня комната отца свободна.
Марков обрадовался, что "тайное дело" Снеженского к Ядвиге разъяснилось так просто. Они уже подходили к лагерю военных, когда на встречу (вместе!) им вылетел красноармеец.
- Товарищ капитан, меня... старшина за вами...
- Боец Свиридов, смирно! Доложить, как положено!
- Товарищ капитан! Мы расчищали дорогу и вышли к строениям замка. А там - труп.
Марков бежал рядом с красноармейцем, Ядвига отстала, но отчаянно спешила, стараясь не выпускать их из виду.
За давностью лет трудно было сказать, где заканчивался бывший парк и начиналась чаща, так как ограда была разрушена, а может, жители Крестовичей растащили ее для хозяйственных нужд. Издали казалось, что в центре бывшего парка есть поляна, но на самом деле деревья плотным кольцом окружали пруд. Берега его заросли травой и кустарником. В траве лежал человек, его голова ушла под (лучше "в") поросшую осокой зеленоватую воду.
Марков сжал зубы: еще одна смерть в лесу, в непосредственной близости от подразделения Красной Армии. Местные жители, в большинстве своем белорусы, отнеслись к новой власти одобрительно, особенно, когда определились цены на продукты. Кроме того, в школах сразу же стали преподавать белорусский язык, запрещенный поляками. Но капитан сомневался, что странная смерть двух человек останется в Крестовичах незамеченной.
Тело вытащили из воды и положили на спину. К пруду, задыхаясь, подбежала Ядвига.
- Не узнаю, по-моему, он не из Крестовичей, - Марков поправил фуражку. - Надо выяснить, кто такой.
- Это Соломон Яковлевич Шмулевич...мой жилец, - выдохнула фельдшерица и отошла к чудом сохранившейся парковой скамейке. Капитан подошел следом.
- Смотрите, - вдруг горячо заговорила женщина, - Федор повесился, а Соломон Яковлевич... он утонул, да?
- Похоже на то. Может, поскользнулся на траве, ударился головой. Человек-то пожилой, мог просто захлебнуться.
Ядвига поежилась:
- Все по легенде: за вырубленные деревья - повешенный, за высушенные болота - утопленник. Все точно. Вы ведь говорили, что болота осушать собираетесь?
Марков молча сосчитал до десяти:
- Ядвига Казимировна, во-первых, для осушения местных болот не хватит всей моей роты, не то что взвода. А во-вторых - нет никакого проклятия!
- Пан офицер, вы ничего не знаете! И ничего не понимаете! - Ядвига вскочила. - А Яцек?! - она повернулась и быстро пошла прочь.
Через час вокруг заросшего пруда собралась половина местечка, наблюдая, как Лапко нервно меряет шагами крохотный отрезок берега.
- Скажите, вы знаете какого-нибудь Яцека в Крестовичах? - спросил капитан главу местной управы, спокойного, немного ироничного мужика.
- Яцека? Вроде няма... А-а-а, так-так, был таки. Померлы он, муж нашей фельчарки. Добрый был мужик, хоть и пшек.
- А что с ним случилось? - Марков впервые подумал о Ядвиге, как о вдове.
- Ён патанул... Вось прямо на этом месци.
- Когда? - Марков ощутил неприятное покалывание в горле.
- Годов пять, мабыць. Як яна убивалась за им! Ён з "осадников" был, слыхали?
Марков кивнул. Перед отправкой он кое-что читал об этих местах, слушал лекции политработников и знал, что "осадниками" называли поляков, переселенных в места локального проживания белорусов, такая "полонизация".
- Ядзя, яна тут родзилась, бацька ее - тож. А Яцек - ён з самой Варшавы приехал, университет там окончил. Лясничим сюда прислали. Мечтал жизнь улучшить, хотел балоца осушать. Жанился на Ядзе, як яна з Брэста вернулась, з курсов фельчарских. А однажды яго нашли вось прямо здесь. Жандармы сказали: нясчастны случай. Так и не разбирались, в воеводстве нападения начались, дык оны боялись, што да наших шляхтичей добярутся, о них беспокоились...
К ним подошел уполномоченный.
- Несчастный случай, - резюмировал он, старательно избегая взгляда главы управы, - гулял на рассвете, вся трава в росе была, поскользнулся и упал головой в воду. Видимо, потерял сознание от удара, и все.
- Ну, начальству лепши видаць, - крякнул глава, - значыць, так и есць.
Ближе к вечеру Марков решил зайти к Ядвиге. Побрился, почистил форму и сапоги, с сожалением отметив, что топорики рядом со "шпалой" на петлице потускнели. Когда он добрался до Крестовичей, уже начинало темнеть. Проходя мимо открытого окна Лапко, капитан услышал женский голос.
- Няма чаго мне думаць, Николай Петрович, - это была Марина Костюк, - Александр Адамович сваё слово стрымае.
- Да не женится он на тебе, голову только морочит, - убеждал девушку Николай, - буржуй недорезанный. И потом, старый он, а ты - молодая, красивая, тебе молодой мужик нужен.
- Маладой - ён не заусёды забяспечыць зможа, - усмехнулась Марина.
- Вон вы как заговорили, Марина Ивановна! Значит, блага всякие вам нужны. Ну, коли на то пошло, так ведь я не последний человек здесь.
- Скажаш - важны! У Крестовичах! Кочка на балоце. - расхохоталась Маринка. - Так мяне Олесь у Брэст павязе, аб можа и у Минск.
- Так ведь и я не всегда "кубари" носить буду да тут торчать. Есть мысли в этой голове! - Лапко постучал себя по лбу. - Тут главное момент не упустить.
- Яки момент? - довольно равнодушно бросила красавица.
- А такой! - Лапко понизил голос. - Знаешь ведь о грабежах? Так вот, кое о чем я догадался. Но смотри, никому ни звука!
- Ой, ды не трэба, - хмыкнула девушка, - Добра бывай, можа убачьимся яшчэ.
Марков подумал, что отношения с женским полом в Крестовичах трудно складываются не только у него. (коряво)
На стук Ядвига открыла дверь так быстро, что у Маркова блеснула надежда: она его ждала. Он принес извинения за то, что резко говорил с ней, не упоминая о покойном муже.
- Да, что уж, ничего, - печально улыбнулась женщина, - вы, наверное, голодный, прошу к столу.
Они пили чай и вели неторопливую беседу, два одиноких человека не первой молодости.
- Что же вы, Павел Андреевич, холосты? - спросила фельдшерица. - Военный, инженер, представительный...
Марков впервые кому-то поведал о своем горе:
- Был женат, Ядвига Казимировна, да убили мою Анюту в тридцать первом басмачи. Мы дорогу строили в Средней Азии, на кишлак напали. Меня там не было, а Анюта... Неправильно это, не должны женщины гибнуть, они детей должны воспитывать. Вот, сын остался без мамки.
- У вас есть сын? - голос Ядвиги дрогнул. - А где же он?
- У бабушки в Тамбове. Ему сейчас тринадцать. Станем здесь гарнизоном, привезу сюда и отдам в школу в Крестовичах или в Дряжске...
Взглянув на часы, капитан с сожалением понял, что визит пора завершать - время к десяти вечера. Ядвига вышла на крыльцо его проводить, на площади царила тишина. И тут раздался выстрел, пуля сорвала с головы капитана фуражку.
- Гаси свет! - Марков втолкнул в коридор Ядвигу, развернулся, выхватил из кобуры "ТТ" и выпустил по площади несколько пуль веером.
Метрах в пяти мелькнула тень.
- Стоять, застрелю! - крикнул капитан.
- Спокойно, это я, Лапко! - раздался голос Николая. - Зачем стреляли? (То есть, он не слышал первого выстрела?)
- В меня пальнули, я в ответ! - возмутился Марков.
Лапко вынырнул из темноты, сжимая в руке наган:
- Что за черт? Кто стрелял?
- Не доложились, - медленно ответил капитан, не убирая пистолет, - ты с какой стороны зашел? Ведь не с площади же?
- Я не в кабинете был, по делам ходил, - Лапко кивнул на пистолет (на пистолет Маркова? А зачем кивнул? Намекал, что ли?), - все в порядке, теперь нас двое, так что вряд ли он еще раз решится.
- Кто он? - не понял Марков. - Ты что, видел кого-то?
- Нет, но думаю, что знаю. А вы откуда здесь в такое время, товарищ капитан?
- В гостях был у Ядвиги Казимировны, - Марков нагнул голову, пряча "ТТ".
- А-а-а, ну, понятно, - Лапко улыбнулся во весь рот, - вот и доказательство. Это в вас господин Снеженский стрелял, из ревности, само собой.
- Что ты несешь?
- Вы не поняли? Они же заодно! Парочка - гусь и гагарочка, пан и панская дочка. Я давно за ними наблюдаю, с тех пор, как приехал. Отношения у них, точно вам говорю.
- Ерунда, у него невеста есть, а Ядвига замужем была за здешним лесничим.
- Да знаю я все, больше вас, товарищ капитан. Говорю вам, любовь у них, потому-то фельдшерица и покрывает своего князька. Я узнал - он к ней первый сватался. Никто не понимает, почему она ему отказала.
- Ты, Николай, на панах помешался. Вел бы лучше дела о смертях.
- А кто умер-то? - скривился Лапко. - Управляющий панский да ювелир из Бреста, который панам по заказу украшения делал! Не пролетарии, чай. И не просто так сюда этот Шмулевич явился, эх, хотел за ним проследить, да не успел! А ведь приехал-то он к Ядвиге Казимировне, да еще по просьбе ее друга пана Снеженского! Тут все завязано в такой узелок, Павел Андреевич, что развязать невозможно, рубить надо. И я знаю, как. Вы со мной, товарищ капитан?
- Нет, Коля, извини. Кого ты ночью отыскать собрался? Вот завтра с утра я и мои бойцы - в твоем распоряжении. Перетряхнем местечко.
- Ладно, я сам. Только вы пистолет далеко не убирайте. Один раз напали, могут и снова...
- Типун тебе на язык с меня ростом, - махнул рукой Марков, - надо Ядвиге сказать, что все в порядке, а то она в доме одна.
- Не волнуйтесь, это ненадолго. Снеженский к ней по ночам шастает, вот и Маринка подозревает, сами видели. Такая девка пропадает! - вздохнул Лапко.
- А ты ее... это, перекуй и наставь на верный путь. Ядвига Казимировна, все в порядке, - крикнул капитан, - просто какое-то недоразумение.
Марков пошел в лагерь, а Лапко скрылся в соседнем переулке.
Капитан проснулся на заре, обдумал вчерашнее происшествие и пришел к выводу, что во всех странностях есть только один факт, от которого надо отталкиваться: в него стреляли. Факт печальный - Марков полагал, что в Крестовичах к нему относятся хорошо. Особенно его настораживало, что на месте происшествия сразу объявился Лапко. "Надо было поискать, может, нашел бы гильзу, тогда это не Николай - у него наган. Да и зачем ему меня убивать? А, может, припугнуть хотел, чтобы я стал ему помогать?".
В лесу пели птицы, августовское солнышко пробивалось сквозь высокие деревья. Настроение у Маркова улучшилось, особенно, когда он вспомнил глаза Ядвиги и их задушевное чаепитие.
Днем в расположение заехал Снеженский. Выглядел как всегда элегантно, и от него пахло хорошим одеколоном. Понятно, опять ездил по делам.
- О-о-о, давненько я не забредал в родные пенаты, - бывший князь оглядел поместье.
- Надеюсь, мы не побеспокоили прах ваших предков? - усмехнулся Марков.
- Ну, что вы! Наш фамильный склеп в Бресте - здесь никогда никого не хоронили... А что это у вас за панама такая потешная, как шлем ландскнехта?
- Да мне тут вчера фуражку попортили, пришлось вот свою старую форму из Средней Азии отыскать, пока старшина не расстарается.
- Знаете, она мне напомнила одну легенду!
Марков поморщился - местные сказания начинали его утомлять, но Снеженский не заметил реакции капитана.
- Говорят, что еще в XVI веке, во время строительства, в лесу заплутали два немецких воина. Они были убиты с ведома моего предка, а тела их замуровали в фундаменте левого крыла замка. И вот, по ночам там якобы слышался лязг мечей - это воины выходили из могилы, а если кого-то встречали в этот темный час, то сносили ему голову. Интересно, правда?
- Очень, - согласился Марков, услышав в голосе Снеженского иронию. Он хотя бы здраво воспринимал все эти басни.
- Хотите, покажу это место? - спросил бывший князь. - Там над входом сохранилась старая лепнина.
Лепнина не слишком интересовала капитана, но из вежливости он согласился ее осмотреть. Они прошли через парк и несколько разрушенных построек. Левое крыло действительно было самым древним, потому и сохранились от него только вход да остатки стен.
- Извольте, вот эта лепнина, довольно, впрочем, грубо выполнена, - Снеженский протянул руку к арке и вдруг замер. - Смотрите, это же тело!
Сначала Марков увидел что-то синее и пошел к пятну на зеленой траве. Потом догадался, кто это - синюю (слабо заменить на слово - "такую"?) форму в Крестовичах носил только один человек. Капитан подошел ближе и тут увидел самое страшное: головы не было, (имею я право знать, где она найдётся потом?!) только милицейская фуражка валялась в луже крови.
- Коля, Коля, что же ты наделал? Ах, я дурак, отпустил мальчишку одного!
Снеженский осторожно подошел, зажимая рот рукой:
- Это Лапко?
Марков кивнул.
- Ваша легенда - ее, конечно, Крестовичах хорошо знают?
- Будь она неладна! Конечно, все знают. Но особенно всем этим Федор Вершич увлекался. О рыцарях его любимая была.