Мы все знаем, кто такой академик Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906-1999). 28 ноября 2006 г. ему бы исполнилось 100 лет. Образ его давно вошел в Коллективное Бессознательное, стал неотъемлемой частью российской культуры, частичкой всех нас. Его слова слетали со страниц школьных учебников, его фигура мелькала во всех СМИ. Специальным указом Президент объявил весь 2006 г. - "Годом Д.С.Лихачева". И все же, как близок был реальный академик Лихачев к своему образу, образу, который стараниями современных политиков, журналистов, общественных деятелей становится все понятнее и проще? Прославленный ученый, заключенный ГУЛАГа, герой перестройки, последний российский интеллигент. Каким он был на самом деле? Тем более что с его смерти скоро минует десятилетие, а значит подошла пора стирать накопившиеся многочисленные слои лака, под которыми перестал уже быть виден массив благородного дерева, красивый сам по себе, впрочем, как и все естественное, не лишенный изъянов.
Факты из жизни
В 1928 г. Лихачев участвовал в тайном студенческом кружке, где прочитал доклад о пагубном влиянии большевиков на русский язык. За это он был осужден на пять лет за контрреволюционную деятельность, которые отбывал на Соловках и на строительстве Беломорско-Балтийского канала. Это изменило его навсегда. Лихачев вышел через четыре года (был освобожден досрочно как ударник), успев еще в лагере издать свою первую научную работу ("Картежные игры уголовников" в журнале "Соловецкие острова", 1930). Не будучи поражен в правах, он сразу же устроился в Ленинграде. Вначале его приняли литературным редактором в Соцэкгиз. Через год он перешел в типографию "Коминтерн", затем в Ленинградское отделение Издательства Академии Наук СССР. Вся дальнейшая его работа была связана с Академией Наук, а точнее с ее Институтом русской литературы (Пушкинский Дом). В 1936 г. за него лично ходатайствовал Президент АН. В 1941 г. Лихачев защитил кандидатскую диссертацию. Прожил первую самую страшную блокадную зиму в Ленинграде, где вышла его первая книга "Оборона древнерусских городов" (Л., 1942). Был награжден медалью "За оборону Ленинграда". В 1945 г. было издано еще две книги Лихачева: "Национальное самосознание Древней Руси" и "Новгород Великий". За последующие десять лет Лихачев опубликовал еще несколько трудов, защитил докторскую диссертацию, стал профессором ЛГУ и заведующим Сектором древнерусской литературы Пушкинского Дома.
Научное наследие Лихачева
Когда мы говорим о научном наследии Лихачева необходимо учитывать, что он занимался наукой в очень трудное с идеологической точки зрения время. Еще точнее он работал в русле сусловской идеологии. Что, в общем-то, никак его не очерняет, т.к. не мог он в ней не работать. Время такое было. Но это очень сильно отразилось на его научной работе. И уже в 1990-х гг. стала появляться абсолютно обоснованная критика лихачевского подхода к изучению литературы феодального периода (с XI по XVII в. включительно). Так, по словам известного специалиста по русскому средневековью Ю.К.Бегунова, Лихачев "не учитывал глубинных процессов развития древнерусской литературы как литературы средневековой, церковной, зависящей от византийской и древнеславянских литератур; церковная эстетика и богословие Древней Руси им игнорировались; им выбирались и изучались светские жанры, по преимуществу. Отсюда искажения в изложении истории древнерусской литературы, поверхностность, модернизация". В первую очередь это мешало "воспринимать подлинное содержание и красоту бессмертных творений древнерусской литературы, таких, например, как "Слово о Законе и Благодати" митрополита Илариона Киевского, житий, торжественной и учительной проповеди, церковных преданий и сказаний, гимнографии и т.п." В целом же при Лихачеве Сектором древнерусской литературы Пушкинского Дома культивировался подход к изучению литературы Древней Руси, заложенный еще в середине XIX в. профессором С.П.Шевыревым. "Суть этого подхода в том, что древнерусская литература анализируется по таким же критериям, как русская литература классического периода. При этом забывается, что для средневекового книжника понятия "литературы" в современном значении этого слова не существовало". Здесь небезынтересно отметить, что Сектор древнерусской литературы, который Лихачев возглавлял около полувека - это единственный крупный научный центр по древнерусскому литературоведению в мире. Таким образом, нет ничего удивительного в том, что влияние и авторитет Лихачева были огромными и распространялись не только на историко-филологическую науку в СССР и РФ, но и за рубежом, что он являлся почетным членом шести иностранных академий и четырех университетов (включая Оксфордский). Вообще при Лихачеве литература Древней Руси "почти во всем мире изучалась либо в фарватере Сектора древнерусской литературы Пушкинского Дома, либо как-то совсем уже на уровне того, что пытались в советские годы выдавать за науку коллеги "лихачевцев" в Москве. Кое-где на свете бывали и исключения, но они <...> все равно находились под сильным влиянием Сектора".
С другой стороны смело можно назвать область, где Лихачев достиг действительно больших научных успехов - это текстология. Как замечает известный специалист по русскому летописанию В.К.Зиборов, по-поводу фундаментального труда Лихачева "Текстология: На материале русской литературы X-XVII веков" (М.; Л., 1962), "эта книга должна быть на столе каждого историка-источниковеда". Для любого филолога-медиевиста заслужить такую оценку от историка дорогого стоит!
Тем не менее, собственно исторические построения Лихачева крайне далеки от совершенства. Так, например, он неоднократно приписывал людям, жившим в Древней Руси свое мировоззрение, мировоззрение ученого конца XX столетия гласившее, что ход мировой истории есть ход к гуманистическому общечеловечеству. Здесь в частности Лихачев пришел к заключению, что "истинная цель "Слова" Илариона вовсе не в догматико-богословском противопоставлении Ветхого и Нового заветов, как думали <...> исследователи". По Лихачеву "истинная цель" состояла оказывается вот в чем: "Иларион излагает учение о равноправности всех народов, свою теорию всемирной истории как постепенного и равного приобщения всех народов к культуре (курсив наш. - И.П.) христианства". Таким образом, человек середины XI в., по мнению Илариона в версии Лихачева, должен был приобщиться не ко Христу, не к вере в Него, не к Вечному спасению, а к... культуре!
К чести Лихачева, необходимо, однако, сказать, что с 1977 г. он практически перестал заниматься индивидуальной научной работой, сосредоточившись главным образом на административной деятельности в Пушкинском Доме. Конечно же, он продолжал активно писать почти до самой своей смерти, но последние его работы носили скорее публицистический (а иногда даже журналистский), нежели научный характер. Исходя из этого, нам думается, что Лихачеву простительны такие ошибки как, например, утверждение, "что вся Северная половина Российского государства никогда не знала крепостного права".
"Слово о полку Игореве"
Сердечной же благодарности Лихачев заслуживает за то, что именно после его научных и научно-популярных работ "Слово о полку Игореве" стало буквально всенародно любимым и ценимым памятником древнерусской литературы. В конце-концов, во многом стараниями Лихачева почти каждый школьник в нашей стране знает, что это шедевр литературы Древней Руси, а концепция замечательного историка Зимина о том, что "Слово..." подделка конца XVIII в. воспринимается, куда с меньшим рвением, чем скажем антинаучные теории Фоменко-Носовского. Хотя сейчас лихачевский подход к популяризации "Слова..." тоже критикуют, и с этой критикой, к сожалению, нельзя не согласиться. "Какое у нас в древнерусской литературе произведение является самым главным? Какое произведение могло стать тем единственным, в честь которого выпущена особая научная энциклопедия?" Таким вот вопросом задается филолог, специалист по восточнохристианской литературе В.М.Лурье (иеромонах Григорий), и далее сам же отвечает на него: "Если бы этот вопрос был обращен к гипотетическому человеку, знакомому с составом древнерусской письменности и понимающему, как вообще устроены средневековые литературы христианских народов, то, вероятно, в ответ нам назвали бы "Повесть временных лет". Если бы такой гипотетический человек считал особо важной церковную составляющую древнерусской письменности, то, вероятно, он назвал бы "Киево-Печерский патерик". Но <...> в жизни ответ на этот вопрос другой, причем, совершенно неочевидный: "Слово о полку Игореве". Неочевидность этого ответа в том, что сами древнерусские книжники, за небольшим исключением, не знали о существовании этого "самого главного" произведения своей книжности". И, действительно, о том что "Слово..." "хитом" не являлось можно судить хотя бы по количеству дошедших до настоящего времени рукописей. Так, если "Слово о законе и благодати" митрополита Илариона известно в десятках списков, то "Слово о полку Игореве" - в одной рукописи, да и то, как известно, пропавшей. "Чрезвычайная редкость самого жанра "Слова о полку Игореве", - пишет тот же Лурье, - объясняет проявляемый к нему особенный интерес <...> Однако интерес этот такого свойства, которое должно было бы отодвинуть "Слово о полку Игореве" в какую-то особую резервацию <...> но на обочине основных исследований по древнерусской литературе. Произошло, как известно, с точностью до наоборот".
Надо заметить, что при изучении "Слова..." Лихачев не смог обойтись без досадных ошибок. Так, например, он почему-то решил, что просьба о помощи в походе против половцев и обещание будущей благодарности адресовались князем Игорем Богородице. На этом была построена его статья ""Пирогощая" "Слова о полку Игореве"", выдержавшая два издания. В ней говорится о поисках князем подходящей богородичной церкви, где он мог бы поблагодарить Пресвятую Деву. Эта же информация содержится и в уже упоминавшейся "Энциклопедии "Слова о полку Игореве"", изданной под редакцией Лихачева. Однако в Ипатьевской летописи, на которую он ссылался, нет ни слова о Богородице, а четко сказано "Владыко", т.е. Иисус Христос. Другой пример. Полагая, что Ольговичи в 1185 г. стремились "к созданию коалиции русских князей против половцев", Лихачев писал: "Вот почему Святослав <...> предлагает Всеволоду Большое Гнездо расстрелять, особенно ненавидимого летописателем Игоря, Кончака: "стреляй, господине, Кончака поганого кощея за землю Русскую, за раны Игоревы буего Святъславича"". Но дело в том, что в "Слове о полку Игореве" нет такого обращения к Всеволоду, этот призыв стрелять хана Кончака обращен там к князю Ярославу Галицкому. Лихачев приписывал князю Игорю даже создание киевского летописного свода 1198 г., который будто бы был составлен в Чернигове и содержал "поразительную по смелости политическую программу Игоря <...> пересмотревшего русскую историю с точки зрения общерусского единства". И более того, без всякого источниковедческого анализа этого очень сложного по своему составу летописного свода он пришел к выводу, что "автор летописи Игоря Святославича и автор "Слова о полку Игореве" - одно лицо". Как ни без иронии заметил по этому поводу крупнейший советский историк академик Б.А.Рыбаков, "дальше этого идут только писатели и поэты, полагающие, что "Слово о полку Игореве" писал сам князь Игорь".
Ко всему этому следует также прибавить, что Лихачев, по всей видимости, намного переоценил патриотизм князя Игоря. "Совесть государственного деятеля, совесть князя - это то самое, - писал Лихачев, - что бросило <...> князя небольшого Новгород-Северского княжества Игоря Святославича в его безумно смелый поход. С небольшим русским войском Игорь пошел навстречу верному поражению во имя служения Русской земле <...> Смелость, искренность, чувство чести столкнулись в характере Игоря с его недальновидностью, любовь к Родине - с отсутствием ясного представления о необходимости единения, совместной борьбы. Игорь в походе действовал с исключительной отвагой, но он не подчинил всю свою деятельность интересам родины, он не смог отказаться от стремления к личной славе, и это привело его к поражению, которого еще не знали русские". Вместе с тем, как показал на конкретном историческом материале летописей тот же академик Рыбаков, "Игорь не был борцом за Русскую землю и действовал преимущественно в своих интересах". И еще: "Самым опасным в историческом осмыслении "Слова о полку Игореве" является <...> стремление к идеализации Игоря, к героизации его, к превращению <...> в активного сторонника общерусского единства и общей борьбы с половцами".
Последний интеллигент
И все же первое, что мы вспоминаем о Лихачеве - это его интеллигентность. Внучка Лихачева, тележурналист З.Ю.Курбатова вспоминала, чему он ее учил, как должен вести себя интеллигентный человек: "Интеллигентный человек обязан вести дневник. Разговаривать по телефону можно только по делу и не дольше двух минут. Автоответчик - абсолютно неприличное изобретение <...> Спорт и танцы - бессмысленная трата времени. Главное - самообразование, нужно много читать. Интеллигентный человек должен в течение жизни собрать хорошую библиотеку по специальности". Лихачев, по воспоминаниям своей внучки, держал родных в строгости и кажется она одна из немногих, кто вспоминает, что у него даже в старости был громкий голос.
На похоронах Лихачева один из присутствовавших сказал: "Сегодня мы прощаемся с последним интеллигентом России!" Другой комментатор писал: "Не стало нравственного камертона ХХ века, свидетельствовавшего, что есть еще человеческое качество, которое невозможно сыграть, сымитировать, - Интеллигентность". Еще при его жизни известный журналист Д.Л.Быков заметил, что "Лихачев своими выступлениями и собственным примером всячески пропагандирует тип интеллигента, определяющийся, прежде всего внешним поведением <...> старших надо уважать, младших надо учить, женщинам надо уступать, нож надо держать в правой руке, а вилку - в левой. "Юности честное зерцало" во взрослом и осовремененном варианте. И эти-то черты в изложении Лихачева претендуют на роль морального кодекса! Будучи при этом лишь весьма условным набором табу, чисто этикетной, а не этической нормой. Но этика Лихачева не интересует, сколько бы он ни говорил о духовности. Духовность в его представлении - это именно культ соблюдения внешних приличий. Интеллигентом при таком раскладе быть очень просто: главная добродетель - скромность и тихость". Например, "когда общество потребовало импичмента президенту, наш самый главный интеллигент академик Д.Лихачев заявил, что "это элемент какой-то общей неинтеллигентности (курсив наш. - И.П.)" <...> Незадолго до этого заявления <...> академик был награжден орденом Андрея Первозванного". Об этом награждении надо сказать особо. Дело в том, что "в той России, которую мы потеряли" интеллигенты считали совершенно неприличным для себя принимать какие-либо государственные награды. От них наоборот отказывались. Бывали, конечно, и такие интеллигенты, кто награды все же принимал, вроде Каткова или князя Мещерского. Однако как удачно подметил К.И.Чуковский, в 1870-х гг. этих "работников умственного труда <...> никому и в голову не пришло бы <...> назвать интеллигентами".
"Главным интеллигентом страны", "патриархом русской культуры", "последним истинным российским интеллигентом", "совестью нации" Лихачев был объявлен еще при жизни. Как кажется, "весь этот шум настолько вскружил голову самому герою, - пишет Ю.И.Семенов, - что он начал высказываться чуть ли не по всем вопросам, включая такие, в которых он ничего не смыслил. Но все его высказывания воспринимались в печати как откровение". "От него ждут слов единственных и неповторимых. Которые будут понятны в их непредубежденности и интеллектуальной авторитетности", - сказано об этом времени в официальной биографии Лихачева. Так, например, он предлагал совсем запретить в стране марксистско-ленинское учение, заменить преподавание истории философии преподаванием культурологи (!), а незадолго до своей смерти выступал с оценкой операции НАТО в Югославии. Ученик Лихачева, известный петербургский издатель Д.М.Буланин, в статье посвященной 90-летию своего учителя, высказался в том смысле, что Лихачев уже двадцать лет как научной деятельностью не занимается, а занимается по существу проповедью. На это Лихачев ответил, что все его "статьи имеют не "проповедническую" цель, а являются определенными поступками в борьбе за сохранение культуры". Как справедливо замечает по этому поводу упоминавшийся выше В.М.Лурье, "лично у меня есть основания - и общественно-значимые, и личные - быть благодарным Лихачеву именно за его поступки <...> Совсем немного, но мне удалось поработать с ним "в команде", когда мы, молодежь, организовывали первые в истории СССР уличные беспорядки, за которые потом никто не был наказан. А прикрывал нас перед Горбачевым едва ли не больше всех именно Лихачев. Дело было в 1987 году. Написал я это не для того, чтобы встать в очередь мемуаристов о Лихачеве, а просто, чтобы указать, что я представлял, каков он "в деле"".
ГУЛАГ - Архипелаг
Каким образом "главным интеллигентом" и "совестью нации" мог стать человек, пусть даже "нравственно чистый <...> чей голос слышали все: от простого обывателя <...> до Сахарова, Солженицына и до Президента страны включительно", но которого еще при жизни обвиняли в сотрудничестве в лагерях с органами ОГПУ - это так никогда и не было опровергнуто! - непонятно. По свидетельству уже упоминавшегося Ю.К.Бегунова, из уничтоженного в конце 1960-х гг. личного дела Лихачева ясно следовало, что он занимал в ГУЛАГе ОГПУ высокие административные должности заместителя заведующего Криминалистической лабораторией (кабинетом) Соловецкого исправительно-трудового лагеря (далее - ИТЛ) и заведующего такой же лабораторией в Беломоро-Балтийском ИТЛ. Здесь следует пояснить, что Криминалистической лабораторией называлось подразделение ИТЛ, которое в том числе с помощью осведомителей в среде "сидельцев" собирало информацию о "перековавшихся" и "неперековавшихся" заключенных, а затем составляло списки "на жизнь" или "на смерть", решая тем самым судьбы людей. По словам Бегунова, сведения о том, что Лихачев работал сексотом сообщил, например, бывший заключенный, известный писатель О.В.Волков, отсидевший в лагерях в общей сложности около тридцати лет. Сам Лихачев в 1989 г. обращался в Ленинградский Обком КПСС к одному из секретарей с просьбой защитить его от "навета" Волкова. После чего секретарь "и его помощник занялись расследованием, обратившись к архивам КГБ, и вскоре объявили Лихачеву свое решение: для защиты нет оснований, документы говорят о том, что Лихачев в лагере действительно работал на органы ГПУ-НКВД. Судя по записке 1938 г., - пишет далее Бегунов, - начальство осталось довольно работой Лихачева, и он был досрочно освобожден с похвальной характеристикой. Последняя сыграла немаловажную роль при его возвращении домой (в Ленинград не мог вернуться человек, пораженный в правах!)". Надо подчеркнуть, что косвенными доказательствами того, что Лихачев все-таки работал в лагерях на органы ОГПУ является то, как он, по собственным же рассказам, удивительным образом избежал расстрела на Соловках находясь на свидании с родителями, а уже в 1931 г. на строительстве Беломорбалтлага без какого-либо разрешения "два раза ездил в Ленинград". В своих "Воспоминаниях" он писал, что во второй раз даже был на балете в ложе Мариинского театра (?!!!), что потом его задержали при проверке документов, но позвонили в лагерь и там подтвердили право Лихачева находиться в Ленинграде, хотя естественно это было не так. Человеку, спасшему его Лихачев оставался, благодарен всю жизнь. Выступая как-то с рассказом о Соловках он упомянул также, что в Криминалистической лаборатории Соловецкого ИТЛ "работал" "с альбомами заключенных. У многих уголовников в то время были альбомы, куда они заносили любимые стихи, изречения, делали автобиографические записи. При "шмонах" эти альбомы отбирались и передавались в наш кабинет", - вспоминал Лихачев. И далее: "Через мои руки прошло более ста таких альбомов". Интересно, а что потом было с авторами этих альбомов?
Необходимо оговориться. Безусловно, лагерный период биографии Лихачева трагичен. Сам он уже мертв, а мертвые как сказано в его любимом "Слове о полку Игореве": "сраму не имут". Проявим к нему уважение! Тем более что сам XX в., в котором он жил, был страшным и тяжелым времен для всего мира, но для России особенно. Первая мировая, две революции, интервенция и гражданская война, военный коммунизм, коллективизация, индустриализация, ГУЛАГ, Вторая мировая, холодная война, развал СССР, дефолт... Обычному человеку приходилось во многом приспосабливаться. Чтобы попросту выжить в лагере приходилось доносить. Приходилось угождать власти и пробиваться. При перестройке надо было светиться.
Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, без всякого сомнения, был великим человеком. Не великим ученым, администратором или общественным деятелем, а именно человеком. Лишь хотя бы потому, что Президент может объявить год имени его, и все поймут о ком речь. Вероятно, он стал одним из тех, кто останется бессмертным в памяти благодарных современников и потомков. А что предпочесть - поэзию мифа или прозу истории, пусть каждый выбирает для себя.