Аннотация: Отец с сыном попадают в параллельный 2010 год, где история уже столетие развивается по иному пути. Чтобы вернуться, им предстоит пройти через все ужасы мира, в котором не было СССР...
Белый закат
"Мы многое еще не сознаем,
Питомцы ленинской победы..."
Сергей Есенин
Часть первая. Бездна
Глава первая. Попадание
1
Международный праздник огурца... Какое странное словосочетание. Но людям всегда хочется чего-нибудь необычного, праздничного, выходящего за рамки обыденного. Именно поэтому скромный овощ с наших грядок удостоился такой чести.
Этот праздник можно наблюдать каждый год в июле, в городе Суздаль, расположенном на севере Владимирской области, между городами Владимир и Иваново. Нельзя сказать, что Суздаль южный город, скорее наоборот, но в силу климатических условий, очень тёплый и урожайный для севера центральных областей России.
Узнав про этот праздник ещё в 2009 году, нам удалось съездить на него 24 июля 2010 года. Число я называю так подробно, потому что в этот день жизнь двух человек - меня и моего ребёнка - десятилетнего Славы коренным образом изменилась. Всё начиналось как обычное летнее путешествие, а закончилось... Вернее сказать, что оно всё ещё продолжается в наших снах, даже спустя много месяцев после своего окончания. Но что самое страшное - Слава вернулся из него совсем другим человеком. А я, даже если и остался тем же, всё равно мучаюсь и не могу понять своими чувствами, как такое могло произойти. Хотя лучше я буду рассказывать всё по порядку.
2
Путь от Москвы до Суздаля даже на автомобиле нам тогда казался неблизким. Но уже к одиннадцати часам мы были в Суздале. В этот праздничный день автомобильное движение на большей части города было запрещено, и, припарковав нашу Ладу на улице Васильева, мы двинулись через центр города к южной окраине. Пройдя через торговую площадь, на которой действительно торговали сувенирами с видами города, сделанными в Китае, мы вошли в Суздальский Кремль. Чем ближе мы подходили к месту проведения праздника - музею деревянного зодчества, тем гуще становились по бокам улицы лавки торговцев всякой всячиной: начиная от банок с мёдом и кончая старинными патефонами. Самым активным по количеству всевозможных товаров и развлечений был участок на мосту через речку Каменка - воплощение мечты знаменитого гоголевского Манилова.
Музей деревянного зодчества и крестьянского быта был будто специально создан для проведения праздника такого масштаба на одной территории. Обширное пространство, окружённое забором и утыканное свезёнными со всех концов Центральной России церквями и часовнями, домищами и просто домами, мельницами и амбарами. Всё было сделано в стиле а-ля "Русская глубинка". Больше всего такая архитектура нравилась беспечным детям и старательно фотографирующим всё на своём пути японцам.
Красотами Суздальского музея, живописно проглядывающими через гущу смога, мы любовались весь день. А в заключение праздника по традиции в небо запустили привязанный к воздушному шару куклу-огурец. Огурец скрывался в небе под звуки песни на мотив олимпийского "Мишки".
Тогда нас окружали множество людей из разных городов центральной России, а кто-то и из более далёких мест. Все, в том числе и мы, словно заворожённые смотрели на нелепую куклу, поднимающуюся в воздух. Я ещё подумал тогда: "Жаль, что, наверное, никогда мы больше не увидим эту куклу. Хорошо бы её нам найти". Если бы я знал о событиях следующих часов и дней, то никогда бы так не подумал.
3
Обратно возвращались уже ближе к вечеру, и, чтобы не трястись более трёх часов в Москву и ещё час по Москве, решили заночевать на даче, располагавшейся примерно на полпути. Но доехать до дачи мы так и не смогли. Мы уже свернули с шоссе на дорогу, ведущую в наш дачный посёлок, когда наш путь начал претерпевать серьёзные изменения.
Может быть, всё ещё пронесло бы, если бы не зоркий взгляд мальчика:
- Папа, смотри, огурец летит! Давай возьмём его, приз получим!
Действительно, над лесом, освещённый лучами закатного солнца, плыл в воздухе огурец-кукла, подвешенный к шару. Снизу казалось, что он приветливо машет нам своими тряпичными конечностями. Огурец беспомощно дёргался, словно пытался взлететь повыше. Однако все его усилия были напрасны - и он снижался всё ниже и ниже.
Не знаю, как так получилось, что я поддался уговорам Славы. В каждом человеке живёт ребёнок, иногда толкающий нас на разные необдуманные, нелогичные, непрактичные, но по-своему интересные поступки. Конечно, впоследствии мы оба много раз раскаивались за опрометчивый поворот, но тогда эта идея казалась нам заманчивой. Притом в направлении улетающего, и явно снижающегося, огурца вела какая-никакая, но всё же дорога - случай редкий даже в Подмосковье.
Сначала шар было хорошо видно - в ярких солнечных лучах он казался большой погремушкой. С каждой секундой он снижался и уже через минуту должен был быть на земле. Но, когда я взглянул на него в следующий раз, шар с куклой пропал из поля зрения. Не скрылся за вершинами деревьев, не растворился в дымке, а именно пропал. Где прежде красовалось ярко-зелёное пятно на пепельном из-за смога небосклоне, остался только фон. Я пошарил глазами по небу, по стволам деревьев, но, не обнаружив цели, уже собрался было разворачиваться обратно, на большую дорогу, как вдруг...
4
Что-то произошло. Будто бы на машину набросили покрывало и тотчас же сняли его. Но за краткий миг затемнения, какой-то художник перекрасил мир: стёр весёлую зелень, замазал глухими тучами те крохи солнечного света, которые пробивались сквозь смог. Мы проехали по инерции ещё с десяток метров, ломая неудачно встретившиеся кусты. Машина, буксуя, прочно застряла в грязи на небольшой полянке среди бурелома. "Но почему?"- подумалось мне. Целый месяц подряд дождя не было, а тут сырая трава и грязь. Да и ехали мы по проложенной в просеке дороге, пусть и грунтовой, но вполне проходимой для "Лады". Теперь небольшую полянку со всех сторон окружал лес, ни о какой просеке речи не было. Но окружавший автомобиль смог неожиданно рассеялся. Сразу потемнело, пахнуло прохладой, по ветровому стеклу и крыше забарабанил дождь. Так высоко над головой, что из окна машины не разглядеть, смыкал вершины деревьев тёмный молчаливый лес. В лесу господствовала полная тишина. Не пыльная тишина пустой городской квартиры и не приятная, пропитанная привычными нашему уху трелями птиц, тишина летней природы средней полосы России, а полное холода молчание склепа. Молчание, лишённое живых звуков, заполненное только шорохом дождя. Лес больше всего напоминал полуразрушенный античный храм, архитектор которого переборщил с причудливостью форм колонн. Крупные деревья одиноко стояли без листьев, без коры, растопырив в стороны сухие ветви. Между ними пробивался молодняк в виде сильно скрюченных, как на севере, деревьев, больше похожих на кусты.
Быстрая смена погоды? Действительно, синоптики последнее время пугали резким прекращением застоявшейся жары и прилагающимися к этому перепадами давления, ураганными ветрами и ливнями. Я попытался припомнить момент перехода: менялись ли деревья? Да нет, вроде вон та ободранная берёза, как стояла, так и стоит. Только всё равно, здесь всё какое-то другое, чужое. Берёза вот ободранная, сразу видно - уже много лет стоит голая. Нет, погода была здесь не при чём. Это другой лес. Нет, почему же другой, если деревья те же? А откуда тогда этот холод, этот мелкий моросящий дождик, жёлтые листья на деревьях? Точно, это осень. Значит, мы перенеслись где-то в конец сентября. И нас уже два месяца ждут дома, ищут, беспокоятся! Хотя, с чего это я взял, что два месяца? А если несколько лет?
Все эти мысли промелькнули в голове с быстротой молнии, между тем Слава только успел отвлечься от телефона:
- Что случилось? Мы застряли?
- Что застряли, это верно подмечено, - заметил я, газуя (машина только проваливалась в грязь), - а вот что случилось, не знаю...
- Пойду, посмотрю, - и, не успел я ничего возразить, как Слава приоткрыл дверь и уже начал вылезать из машины. Я успел заметить через стекло заднего вида, что после того как его ноги коснулись земли, все действия Славы повторились в обратном порядке с удесятерённой скоростью.
- Змея!!! - я обернулся и обнаружил на резиновом коврике для ног ещё трепыхающуюся, но уже мёртвую переднюю часть гадюки. Славу колотило мелкой дрожью. Немного одутловатое лицо сына стало неестественно бледного цвета.
- Не успела? - быстро спросил я, - Не укусила?
- Нет, всё нормально, - ответил сын, откидываясь на спинку сиденья.
Славу спасло только то, что, выходя из автомобиля, он не снял руку с ручки двери, а когда отпрыгивал от набросившейся гадюки, с такой силой хлопнул дверью, что не только разрезал гадюку пополам, но и оторвал от двери пластиковую ручку. Если бы не этот прыжок, Славе пришлось бы туго: вряд ли кожаные сандалии могли защитить Славины ноги; я же никакой внятной помощи оказать бы не смог.
Я перелез на заднее сиденье и, обняв сына одной рукой, другой брезгливо поднял половинку гадюки и выкинул её через приоткрытое окно наружу.
После этого случая вылазку из автомобиля я предпринял в специальном снаряжении. Из багажника мы вытащили резиновые сапоги (приберегали для походов за грибами) и рабочую спецовку. В этом неказистом обмундировании я вылез из машины и аккуратно обошёл вокруг. Ничего - только грязь и мокрый лес вокруг. Вот только как-то не сочеталась ещё несколько пыльная машина с окружающей холодной влажностью. Ох, как не сочеталась...
5
Между тем за окнами быстро смеркалось. За стёклами раздавался противный писк комаров. Многие из них наскакивали на стёкла, пытаясь взять штурмом автомобиль. Некоторым удалось просочиться сквозь неплотно закрытые стекла. Но я ликвидировал этих крупных лесных комаров и закрыл пути их проникновения прежде, чем они смогли нам нанести урон. Хотя, в сущности, обстановка оставалась та же - салон автомобиля и лес вокруг, но чувствовалось здесь что-то чужое, то на что мы обращаем внимание только тогда, когда это "что-то" изменится до неузнаваемости.
Очень неудачно застряли здесь, - подумал я,- Ну ничего, завтра утром всё должно проясниться. Неужели в наш век радиосвязи, навигаторов и прочих гаджетов действительно реально заблудиться в Подмосковье - самом окультуренном и цивилизованном уголке России. Но вскоре выяснилось, что на гаджеты я полагался зря. Никуда позвонить было нельзя по простой причине полного отсутствия сигнала. Навигатор на телефоне также не принимал сигнала спутников, и все наши жалкие попытки найти спутник заканчивались неудачей. Я в глубокой задумчивости нажимал на кнопку поиска радиостанций. В привычном диапазоне ультракоротких волн не было ни одной радиостанции: ни знакомых, ни незнаковых. В эфире слышались лишь шумы. Отчаявшись что-либо найти, я переключил приёмник на коротковолновый диапазон. Результат не замедлил себя ждать. Я услышал мелодичный женский голос, передающий новости на незнакомом, скорее всего, азиатском языке. Вскоре обнаружилось огромное количество радиостанций, но, к сожалению, ни на одной из них не нашлось русскоязычного диктора. Конечно, на этих частотах преобладают международные (в основном китайские) радиостанции, но многие из них вещают на русском.
Ночевали прямо в автомобиле. Чтобы не замёрзнуть ночью, мне пришлось несколько раз запускать мотор и включать обогреватель. Всё-таки, ночью здесь было очень холодно, особенно по сравнению с душными московскими ночами, насквозь пропитанными смогом.
Конечно, мы были отделены от враждебного мира всего лишь тоненьким слоем металла и стекла. Но даже эта непрочная оболочка вполне успешно защищала наши тела от бесчисленных стай кровососов, а наши умы - от страха неизвестности, создавая ощущение привычного домашнего уюта. Но незачем сгущать краски: мы не слышали никаких истошных криков и пронзительных воев, ночью никакая нечистая сила не брала машину штурмом. Вокруг стояла тишина, лишь слегка пронизываемая комариным писком, стуком капель дождя по крыше убежища и работой вентилятора обогревателя. Но даже в такой, казалось, спокойной обстановке, никто из нас не смог бы похвастаться, что проспал всю ночь напролёт.
Глава вторая. Загадки.
1
Первые лучи чистого утреннего солнца озарили просыпающуюся природу. На самом деле солнце взошло уже более часа назад, но только сейчас его свет пробился через окружение вековых деревьев и утренний туман. Но это был не удушливый подмосковный смог, а самый настоящий лесной туман.
Теперь, среди сверкающей изумрудными переливами травы и порхающих в ней бабочек, наши ночные страхи казались смешными. Но автомобиль, наше единственное пристанище и убежище, ещё сильнее погрузившийся в жижу посередине полянки, напоминал мне о безвыходности, точнее, если можно так сказать, безвыездности нашего положения. Нечего было думать о том, чтобы вытащить его из трясины. Сюда вообще ни на каком транспорте нельзя подобраться, разве что на вертолёте. Кстати, как мы сами сюда попали? Этот вопрос мучил нас всю ночь, а проверить его было просто. Я быстро пошёл по следам колёс автомобиля и, пройдя сорок шагов, обнаружил... Правильнее будет сказать, что ничего не обнаружил, потому что у самого края поляны колеи возникали совершенно таинственным образом из ниоткуда. Подробно исследовав это место ещё раз, я пришёл к выводу... пока только к выводу о полной неопределённости нашего положения.
Я ещё немного прошёлся по тому месту, где, по идее, должны были располагаться колеи от колёс автомобиля, и где нам должна была встретиться асфальтированная дорога. Окружающая местность вроде походила на ту, которую я видел вчера вечером, но в то же время разительно от неё отличалась. Старых деревьев не было. Точнее были, но мёртвые - только обгорелые и, одновременно сгнившие стволы. Молодых деревьев и кустарников было так мало, что между ними можно было шагать, словно по проспекту. А те деревца, которые ещё встречались, были какие-то скрюченные, пригнутые к земле. Единственным растением, процветавшим в этом хаосе, был мох. Но главное отличие было в полном отсутствии каких-либо следов человеческой деятельности. Дороги мне так и не удалось обнаружить просто потому, что её здесь никогда не было!
Машину нашими силами не вытащить - пришлось идти пешком. В одежде, взятой для туристической поездки в жаркий летний день, влажное лесное утро казалось, а может быть, и было осенним. Понятно, что мы, взявшие из-за жары наилегчайшую одежду и даже напялившее на себя всё, что только нашли в багажнике, сильно мёрзли в это утро. Но вскоре оказалось, что наше беспокойство о холоде напрасно. С каждой минутой солнце грело всё сильнее, а мы двигались всё активнее. Зато встал другой насущный вопрос - проблема питания. Запасами, взятыми в путешествие, мы пообедали ещё в далёком Суздале, их остатки доели вечером, и утром нам пришлось отправиться в путь если не голодными, то точно проголодавшимися. Как я не объяснял Славе, что в такую ситуацию попадали все знаменитые путешественники, но тщетно: словами сыт не будешь. А мне пока было просто интересно. Тогда я смотрел на окружающий мир, как на кино, и думал: что же покажут дальше? Но не нужно было большого ума, чтобы заглянуть недалеко в будущее и испугаться за нас самих, если, конечно не удастся восполнить запасы провизии.
Пешее путешествие по лесу - очень невесёлое занятие. Особенно если знаешь, что ты находишься непонятно где и непонятно когда. Версию про "непонятно когда" предложил Слава, а я пришёл от неё в ещё большее замешательство. Это детям хорошо - они ещё не закостенели в наших, взрослых предрассудках, и могут спокойно создавать в воображении самые чудесные миры. Но и моё воображение, благодаря недавно просмотренному "Парку Юрского периода", было не прочь подкинуть изображение высовывающегося из чащобы раптора. Но я это картинки с негодованием отшвыривал, прекрасно зная, что в таком лесу рапторы не водятся. Но принимая во внимание тот факт, что всё здесь казалось до животного ужаса чужим, можно было рассматривать вариант если не с раптором, то с подобной ему нечистью.
Наш план был таков: идти на юг в дачный посёлок, а если ни посёлка, ни дома на месте не окажется - пойти на запад, в Москву, ну а если окажется, что мы не в Подмосковье - там видно будет. Но вряд ли стоило ожидать появления реликтовых животных - лес был самым русским: то есть холодным, безжизненным и совершенно не экзотичным. Самое интересное было то, что нашего посёлка не было. Мы долго ходили между деревьев, пытаясь вынырнуть на просеку или на знакомое место, но таковых просто не существовало.
Что сразу бросалось в глаза - полное отсутствие следов человеческого присутствия. В обычном подмосковном лесу такое редко бывает - ни вырубок, ни мусора, ничего. А на месте посёлка, похоже, раскачивались сосны и простирались топи болот. Ещё одна удивительная вещь - сравнительное обилие непуганых животных. Хотя сначала эта местность показалась нам безжизненной, это Множество белок скакали по веткам, весело вереща над нами. Пару раз мы замечали зайцев, проскакивающих прямо под ногами.
Лес, казалось, не имел конца. Толстые сухие стволы деревьев вставали на пути гигантским частоколом; многие упали, и через них приходилось перелезать. Заросли более молодых кустарников сковывали движения, цепляясь за одежду. В тех местах, где ни стволов, ни кустов не было, путь перегораживали стебли крапивы, достигавшие трёх метров высоту. Особенно досаждали комары. Это так кажется - маленький беззащитный комарик. Они давили нас числом. Попробуй успокоиться, когда вокруг тебя кружится живая туча, норовящая подлезть поближе и высосать твою кровь. Может быть комары тебе физически сильно не навредят, но психологический эффект гарантированно принесут. Первая же комариная атака принесла нам значительный урон - на Славиной щеке расплылось красное пятно. Похожие метки появились и на мне. Укусы этих комаров действительно болели, так что сразу становились понятны крики Славы, которыми он не только не отпугнул, но и как будто привлёк ещё целые комариные полчища. Борьба с комарами лишила нас тех моральных сил, которые ещё оставались после неожиданной смены обстановки. Мы шли по лесу удручённые, ничего не понимающие, даже разговаривать друг с другом перестали. Хотя прошло совсем немного времени, наша одежда и мы сами выглядели не лучшим образом. Да и очень быстро устаёшь идти по сплошной полосе препятствий, постоянно отвлекаясь на малейшие звуки.
2
Тем более, кстати, оказался домик почти "Бабы-Яги". Он показался неожиданно, будто вынырнув из чащобы. Это строение было очень похоже на один из экспонатов музея в Суздале, где мы были меньше суток назад. Только при одном условии: заставить этот экспонат простоять в дремучем лесу без ремонта лет сто. Но всё равно было заметно, что дом старательно поддерживается в состоянии "лишь бы не упал". Со всех сторон домик поддерживали доски, отчего он казался похожим на шалаш. Чувствовалось, что дом не заброшен, что он обитаем, и только это заставило радостно забиться наши сердца.
На крыльце стояла, словно встречая нас, старуха. Она была облачена в пепельное подобие сарафана, а на её ногах были надеты самые настоящие... лапти. Лапти, как обувь в наше время уже давно перевелась, и было как-то странно наблюдать их на ногах человека, а не в музее.
Старуха была в прямом смысле слова древняя. Славе вдруг вспомнилось, что он её уже где-то видел, а именно в своей книжке "Найди отличия". То есть сгорбленная, скособоченная, с лицом, покрытым сеткой морщин. Но в этом хрупком теле ещё таилась какая-то сила, да и взгляд у старушки был добрым, не в пример её подружкам из раскраски.
- Дитятки, вы из лесных? - спросила старуха со скорбным выражением лица и тут же сама себе ответила, - Нет, не из лесных, слишком чистенькие. И по лесу ходить не умеете. За версту слышу: грохот, топот. Никак нездешние заявились.
Я очень удивился этому "слишком чистенькие". После похода по непролазному лесу мы больше напоминали бродяг, причём очень грязных.
- Простите, бабушка, из каких лесных? - вопросом ответил я.
- Каких лесных! Здесь живут, а не знают, кто такие лесные! - возопила бабушка.
- Но мы действительно ничего не знаем. Мы вообще здесь впервые, только вчера залетели.
- Это как это вы залетели? - подозрительно спросила старуха, - Где приземлились?
Тут меня решил выручить Слава:
- Мы ехали из Суздаля в Москву. Вы не подскажите, как проехать в Москву?
Последние три слова произвели на старуху ошеломляющее действие. Её взгляд сначала будто заметался по кронам деревьев, а потом внезапно юркнул внутрь, словно пытаясь разглядеть что-то в дальних уголках памяти.
- Ах, вам надо в Москву? - эти слова старушка произнесла с таким выражением, как будто мы спросили её о пилотируемом полёте к Венере. Только было в этом глубоком удивлении то, что мы сначала не заметили, а именно чувство воспоминания чего-то прекрасного, светлого и давно потерянного.
- Вы можете подсказать, как отсюда можно проехать в Москву? - повторил я, раздражаясь. Этому немало способствовали комары, воспользовавшиеся нашей передышкой для очередного пира.
- Нет, сейчас не подскажу. А всё потому, что у меня развито чувство ответственности. Куда я вас таких отпущу: усталых, голодных, да ещё на ночь глядя. Я ведь не людоед, а вот если к людоедам попадёте - не поздоровится вам. Таких жирненьких, таких сладеньких запросто сожрут и не подавятся.
- А вы нас не съедите? - пошутил я.
- Этого ещё не хватало? - возмутилась старуха, - зачем съедать? Гораздо лучше покормить, попоить и спать уложить - и для вас, и для меня. Ведь я - уже давно вега...вегатер....
- Вегетарианка?
- Да, точно! Вегатария.... После таких ужасов, какие здесь были, во мне выработалась полное неприятие мяса, в том числе и человеческого. Да что же вы стоите? Проходите скорее в дом. Чайку сделаю... - захлопотала хозяйка.
Видно, что в этой глуши у нашей хозяйки было очень мало слушателей и поэтому плотина, сдерживающая поток её красноречия, прорвалась прямо на нас. Она вещала:
- Я ведь ещё знала блаженные времена до Взрыва. В детстве даже в Москве была, на сельскохозяйственной выставке. Там даже хотели делать подземные трамваи, но так и не приступили. Многие тогда каялись, что не построили, может тогда спаслись бы. Хотя нет, упаси бог жить в подземных тоннелях, словно кроты. Уж лучше сразу - фук, и всё. Вы понимаете, от многих людей осталась просто тень - и ничего. Ничего... Вы конечно не помните правление ни Николая Второго, ни верховного правителя? Ну а я, хоть и не помню Николая Второго, при нём родилась. А что его Кровавым называли, враньё всё это, ведь то, что потом настало, обернулось такой кровью... Кого там кто только не расстреливал: сначала большевики - царя, а потом наш пресветлый верховный правитель - большевиков... А уж пресветлого верховного правителя хорошо помню. Эх, хорошо тогда было... - глаза старухи подёрнулись печальной пеленой, - никто тогда меня тронуть не смел...
- Какой такой верховный правитель?
- Ну, какой-какой, Великий Колчак, конечно же. Как завладел "Трубами Иерихона", так пошёл власть и закон устанавливать...
- Колчак? А как же Ленин, Сталин?
- Какой Сталин? А Ленин.... Да он же был немецким шпионом! Как может быть правителем человек, поправший честь, предавший свою родину?! Правильно делали, когда хотели его расстрелять!
- Расстрелять?! - ахнул я, честно говоря, опешивший от такого мнения о Ленине.
- Ну как же? - хлопнула себя по тёмным коленям старуха, - Как можно не помнить акт пресветлого Александра Васильевича об искоренении большевистской угрозы? Только не успели Ленина расстрелять. Он хитрый оказался, успел куда-то убежать.
Над столом повисла неловкая пауза. Я подумал: "Это она нам всё про адмирала Колчака рассказывает. Значит, или старуха немного... ну, в общем, слишком долго сидела одна в лесу, или..." Это "или" страшило сильнее всего. После недавно просмотренного фильма "Адмиралъ" о Колчаке сложилось только хорошее впечатление. Там он очень трогательно и красиво проигрывал. А если бы он выиграл? Тогда что, получается совсем не так хорошо? Неужели мы оказались в мире победившего Колчака? Да, не таким я его себе представлял, совсем не таким... Ну ладно, мало ли что она могла вообразить... Скорее всего, мы просто так заблудились. Поскорее бы надо выйти к нормальным людям...
3
А старуха продолжала что-то говорить о Колчаке, называя его при этом "пресветлым". Это слово звучало в её устах, будто молитва. Чувствовалось, что старуха верит вКолчака, так же, как мои предки верили в Сталина. Но сейчас она разочаровалась во всём и желает лишь спокойно умереть в своей глуши. Стоп, в какой глуши? В нескольких километрах от Москвы - глушь?
- Извините, здесь рядом есть посёлок?
- Посёлок? Много посёлков, только не есть, а были. Все вымерли. Уже давно вымерли... Да что там посёлки, деревни, ерунда всё это. Вот вы думаете, что я всегда в этом сарае жила? Нет, признайтесь честно, действительно так подумали? Нет, вот где я жила до Взрыва! - эти слова старуха произнесла с невероятной гордостью.
Старуха с силой отдёрнула ветхую штору и ткнула пальцем в немытое стекло. Я проследил за направлением пальца и определил, что она показывает куда-то в заросли кустарника. И что это значит? Я внимательно разглядывал чащобу за кустарником, но никакого дома не видел. И тут с моих глаз будто сдёрнули туманную пелену - так бывает, когда мозг находит знакомые ассоциации. За кустами и деревьями возвышались остатки двухэтажного особняка. Много десятилетий там никто не жил, поэтому от особняка остался только заросший молодыми берёзками и сосенками остов. Теперь оттуда доносился лишь нестройный хор лягушек. Люди там не жили, похоже, после того, как в здании случился пожар. Теперь особняк наравне со старухой вспоминал о былом величии, глядя на нас чёрными провалами окон первого этажа. Когда старуха поняла, что мы заметили её бывший дом, она триумфально посмотрела на нас:
- Ну как, убедились? Были дни, были...
- Что с ним случилось?
- Мародёры разграбили, - с презрением сказала старуха, - самое противное, много среди них моих крестьян было. Казалось, кормила, заботилась, а они!.. Неблагодарные неблагородные! Никого из наших больше нет, чтобы меня утешить. Никого...
- Вы здесь что, совсем в одиночестве живёте? - удивился Слава, - совсем как раскольники в Сибири?
- Да нет, почему одна? - удивилась старуха - Навещают меня иногда эти, как его, шпионы. Всё разведывают, допытываются чего-то. Иногда еду привозят эти... отряды гуманитарной помощи. Помнят обо мне ещё где-то...
- Гуманитарная помощь? Например, какая?
- Сплошь бесовская пища! - пожаловалась бабушка, и тут же гордо заявила, - Я её не употребляю. Сама продукты выращиваю. А консервы в сарае лежат, пылятся. Вы, я вижу, налегке - берите всё, что хотите: пригодится. Я - то вижу, что вы будете их есть.
Пройдя в сарай, мы обнаружили в нём целые горы пакетов, полных ценностями цивилизации. Большую часть помощи составляли пакеты с пищей и консервы: маленькие, но тяжёлые. Но были и другие весьма интересные вещи: палатки, различные туристические инструменты и даже набор медицинской помощи. Вскоре стало ясно, что в гуманитарной помощи совершенно отсутствуют вещи, сделанные в России. Практически все консервы были сделаны в городах Германии и Франции. Почему в городах? Этого я тогда не понял, но на всех этикетках был указан город, но не было названия страны.
Пока мы разговаривали и подкреплялись плодами кулинарного творчества хозяйки, наступил вечер. Как я понял, она действительно чем-то напоминала Бабу-Ягу не только своей внешностью, но и обязанностями: старуха занималась связью между мирами: миром таинственных "лесных" и не менее таинственным миром тех, что безуспешно пытались кормить нашу кормилицу и вполне успешно использовали её в качестве информатора.
Старуха, решившая приютить нас, ночевать в доме не разрешила. Этот запрет был объяснён отсутствием спальных мест, хотя, я думаю, она до такой степени привыкла жить и спать в одиночестве, что не представляла себе другого варианта. Вместо этого она дала мне очень даже приличную палатку, имеющую обогреватель с кондиционером, так что мы в обиде не остались. Палатку мы разложили на полянке перед домом - на фоне окружавшего нас пейзажа она выглядела урбанистически.
4
Проснувшись утром, я увидел белый потолок. Сначала подумалось, что отпуск уже закончился, а начался понедельник и надо ехать в центр Москвы на работу. Потом меня вдруг осенило: я же так и не доехал до дачи, застряв по дороге из Суздаля. Тут вспомнились все вчерашние похождения и были моментально приняты за сон рациональным сознанием. Но мой взгляд уже обводил палатку и нагло ломал построенную мозгом теорию. Слава тоже просыпался и уже спросонок начал говорить:
- Пап, пошли домой, поехали быстрее.
Я выглянул из палатки и обнаружил нашу хозяйку, пропалывающую что-то в своём маленьком огороде. Осторожно подойдя к ней, я обнаружил, что пропалывает она могилу: на краю леса стояло несколько крестов.
- Простите, кто здесь похоронен?
Старушка резко обернулась; было видно, что я её сильно испугал.
- Ах, вы всё ещё не ушли.... А кто здесь лежит, один бог знает. Когда хоронили, не считали, - тут она резко повысила голос, - да вы хоть знаете, сколько тысяч лежит только здесь, на этом пятачке. Да не знаете вы ничего, американцы...
- Мы не американцы, мы - русские. Мы просто хотим попасть в Москву... - обиженно обронил Слава, подошедший незаметно.
- Так вам в Москву надо попасть? А я ведь вам скажу, как попасть в Москву. И вы в Москву попадёте и упадёте. Сначала не поверите, ну и правильно, я тоже сначала не верила. А потом поверила и смирилась. Видать, такова была воля Господня. А в Москву отсюда лучше всего идти по железке, до неё всего два часа ходьбы.
Так что же случилось с Москвой? - наперебой спрашивали мы, но получали один и тот же ответ: "Идите и узнаете".
Ура! Дорога! - закричал Слава, выскакиваю на остатки насыпи. Именно остатки, потому что от железнодорожного полотна осталась узенькая тропа, местами прерываемая кустами и деревьями. Но даже этот неказистый путь после почти двухдневного путешествия по лесу казался широкой магистралью. До этого мы полдня пробирались по завалам в чужом, холодном и бескрайнем лесу. Наша и без того лёгкая и изодранная одежда ещё сильнее облегчилась и изодралась в результате постоянных соприкосновений с ветками деревьев, высовывающихся порой в самых неожиданных местах. Но даже по дороге идти было тяжело от накопившейся за день усталости и огромного походного рюкзака с палаткой и "бесовскими" продуктами. Слава тащил сумку с нашими собственными вещами, в основном совершенно бесполезными, как например разряженная видеокамера и суздальские сувениры: магнитик и глиняную плошку, которую он собственноручно изготовил на гончарном круге. Я чувствовал, что все эти вещи уже не нужны, но они создавали иллюзию обычной прогулки.
К вечеру по обеим сторонам дороги стал появляться бурелом. Бурелом был какой-то слишком однородный: все деревья были направлены в одну, противоположную от Москвы сторону. За весь путь встретилось лишь одно дерево, перегораживающее дорогу. Это была старая рябина, распадающаяся в труху прямо под ногами. Однородности обстановки немало способствовала глубокая древность всех стволов: они представляли собой одну гниль, в которой изредка копошились какие-то жучки. Создавалось впечатление, что они двигались по сложившемуся лесу, решившему в один день стать полем. Сколько не оглядывайся по сторонам - вокруг виднелись только остатки от стволов, от которых исходил гнилостный запах. Вспомнилось, что в старой доброй книге Казанцева также описывалась Сибирская тайга после взрыва Тунгусского феномена.
В нормальном лесу они должны были давно перегнить, тем самым освободив место для новой жизни. Но большинство растений и животных погибли одновременно, а немногие оставшиеся не смогли пробить корку из мёртвых деревьев. Этот сложившийся лес представлял собой, наверное, самую обширную могилу в мире: то тут, то там среди деревьев белели кости. Ладно, хоть кости животных, но иногда среди древесных стволов виднелись и человеческие черепа. Над всей этой страшной картиной поднимались удушливые пары. Наверное, по-книжному их можно было бы назвать чем-то похожим на "пары смерти" или "пары прошлой жизни". Но в реальной жизни приходилось, тяжело дыша, продираться между ползающих по земле ядовитых облачков. К счастью, наш путь пролегал по железнодорожной насыпи, которая возвышалась над низинами с газами, словно мост. Лишь изредка они поднимались выше и тогда мы шли медленно, в напряжении ожидая неведомой опасности.
5
Остановились мы у небольшой медленной речки, которых много в окрестностях Москвы. Собрали палатку, так заботливо предоставленную нам бабушкой Агафьей, и сели за бедный, но интересный ужин. В походном рюкзаке мы обнаружили консервные банки со странным названием "Гуманитарная помощь странам Востока". Странным было не только название, но и конструкция банок: от обычных консервных банок они отличались малым размером, что не скажешь о весе, толстыми стенками и непонятным способом открытия. Благополучно перетупив свой перочинный нож, я сдался перед банкой с надписью: "Куриная лапша. Сделано в Европе. Лионский комбинат химического питания. Четыре порции" Как четыре порции умещались в этой малютке, я догадаться не мог. Озверев от голода, я набросился на банку с ножом по-серьёзному. Победителем из этой схватки вышла банка, проигравшими оказались я и сломанный нож.
- Может рыбы наловить? - смеясь, предложил Слава, наблюдавший за моими мытарствами.
- Чем? Разве что этим снарядом? - с усталостью в голосе возразил я,вглядываясь в подозрительно грязную речонку, и с силой швырнул банку "Гуманитарную помощь" в воду. Сначала всё шло, как полагается: ударившаяся о поверхность воды банка, взметнув в воздух фонтан брызг, ушла под воду. Но через несколько секунд на месте её падения образовался небольшой водоворот, а потом показалась сама банка, изменившаяся до неузнаваемости. Вместо маленького цилиндра по реке плыла, покачиваясь, грандиозная кастрюля. Из её недр, словно из вулкана, валил густой пар. До нашего обоняния донёсся чудеснейший запах. Тут меня осенило: само-готовящиеся и само-разогревающиеся продукты! Чем не скатерть-самобранка! Хотя нет, не скатерть. Скатерть ты сложишь и положишь в карман, а оставшиеся тяжёлые, будто свинцовые, цилиндры мне ещё завтра весь день тащить.
Папа, догоняй суп! - кричал Слава, прыгая на берегу и стремясь к воде. Он уже почти достиг её, когда я скомандовал: "Стоять! Ты в реку не сунешься" - и про себя подумал, что уж лучше сожалеть об утраченном шансе и радоваться приобретённому опыту, чем подхватить в здешних водах чего-нибудь опасное: начиная от простуды и заканчивая различными мутантами. Тем временем куриная лапша, сделанная в далёком цивилизованном Лионе, в лучах заходящего солнца исчезала за поворотом реки.
Наученные горьким опытом, мы занялись приготовлением следующей куриной лапши. Я с банкой в левой руке, придерживаясь правой рукой за бурьян, спустился к самой воде. Опустив банку в воду, я ощутил, как банка вбирает из реки воду, при этом раздуваясь, как металлический воздушный шарик. В высоте банка осталась неизменной, но её диаметр увеличился, по крайней мере, впятеро. Кроме этого, банка значительно нагрелась, так, что её стало сложно держать в руках. Это понятно - вода из речки должна быть прокипячённой. Дальше всё было просто: тонкая металлическая плёнка - крышка банки легко отслоилась, предоставив нашему взору, запаху и вкусу обозревать, обонять и ощущать весь превосходный вкус куриной лапши. После удавшегося вскрытия перед нами вплотную встала новая проблема: откуда взять ложки. Но она отпала, когда обнаружилось, что ложки с вилками были приклеены к внутренней поверхности крышки. Содержимое банки настольно пришлось мне по вкусу, что, поедая его, я вначале забыл обо всём. Но когда вспомнил, стало снова горько от собственного незнания. Да что же это такое: второй день идём по Подмосковью и наткнулись, скорее всего, случайно, на одного человека. Всего лишь на одного человека!
- Интересно, мы попали в будущее? - поднял я вопрос, внимательно наблюдая за реакцией Славы.
- Не хотел бы я жить в таком будущем. Я всегда его боялся, - заявил Слава, пытаясь накрутить лапшу на остриё пластиковой вилки.
- Как бы там ни было, но нам придётся жить здесь, ничего не поделаешь...
- А я всё-таки думаю, что это не будущее. Просто будущее не может быть таким... таким... ужасным.
- Да почему не может? Всякое бывает. Хотя бы у Джека Лондона в "Алой чуме" от нового вируса погибают практически все люди, а оставшимся ничего не остаётся, как выживать на уровне каменного века. Только я с тобой согласен: это не будущее нашего мира. Это что-то другое. Хотя бы потому, что путешествия во времени ещё никто не совершал.
- Всё когда-нибудь случается в первый раз, - блеснул афоризмом Слава, - и я, кажется, догадываюсь, что способствовало нашему попаданию сюда.
- Ну, ну, давай.
- Помнишь поиски Шушмора?
- Угу, как же не помнить! - поиски затерянного в лесах и болотах Подмосковья урочища под нерусским названием Шушморугробили в этом июне два воскресенья и кучу сил. А всё потому, что поиски таинственного Шушмора были своеобразной идеей-фикс моего сына. Дескать, стоит в глухомани каменное полушарие, построенное древними идолопоклонниками и излучающее какую-то неведомую энергию. В общем, очередная "сенсация" для привлечения туристов и разведения таинственности.
- Ну так вот, - продолжал Слава, сто лет назад люди, оказавшиеся в этом районе, бесследно пропадали...
- То есть ты хочешь сказать, что мы тоже своего рода пропавшие, так?
- Ну да! Мы наконец-то нашли Шушмор!
- Не а. Не мы нашли, а он нас нашёл, если это так.
- Пожалуй, да...
- Ну что ж, принимаем это предположение за рабочую гипотезу, за неимением ничего лучшего.
Порции на четырёх человек как раз хватило на двух изголодавшихся путешественников. После приключений с едой и выработки рабочей гипотезы уже ничего не мешало всем улечься и заснуть беспробудным сном. Но я до поздней ночи пытался хоть как-то осмыслить события последних дней и найти ключ к вопросу, куда и когда мы попали, ведь спросить год у старухи я или забыл или постеснялся.
Глава третья. Звёздный
1
На следующий день всё было как вчера: те же бесконечные ряды вытянутых на земле поваленных деревьев. Только стало ещё пустынней, всё меньше рощиц и кустарника попадалось по сторонам. Зато стало больше развалин: сгоревших, почерневших от дыма и времени остатков зданий. Их было много - домов, навсегда брошенных своими обитателями. Они пялились на нас чёрными провалами окон; на крышах многих домов росли берёзы. В одном из зданий я узнал железнодорожный вокзал. Над тёмными провалами окон ещё висело название станции - "Люберцы".
Когда мы шли среди леса, пусть даже поваленного, царящая вокруг тишина и пустота, хотя и чувствовались, всё равно были достаточно привычны. Но здесь, среди безжизненных развалин, давили весьма ощутимо. Сразу вспоминались романы о жизни после апокалипсиса. Со всей сопутствующей атрибутикой: остатками тел, ржавыми автомобилями, мародёрами и т. д. Ничего подобного здесь не наблюдалось: взрыв прогремел так давно, что время успело уничтожить и тела, и машины. Впрочем, машин здесь, похоже, и не было.
Отойдя немного от дороги, мы обнаружили торговую площадь, по краям которой на остатках магазинчиков висели несколько объявлений. Проржавленных, выщербленных, но всё ещё читаемых. При внимательном чтении взгляд кололо необычное написание слов: особенно выделялся своей вычурностью знак "ер" в конце слова. Например: "Бензинъ и керосинъ. 1 литр - 8 копеек" Ниже этой вывески уже от руки еле различимо было накарябано: "Граждане, читайте вместо "копеек" "рубли"".
- Когда это было - бензин продавали за сущие копейки? - воскликнул Слава, - и почему буквы какие-то... дореволюционные.
- А вот это мы сейчас и узнаем, - храбро сказал я и вошёл в здание вокзала. Вспомнилось, что в зале ожидания должен быть календарь. Внутри оно сохранилось лучше, чем снаружи: на стенах ещё виднелись остатки синей краски. На разбросанный по полу мусор через обрушившуюся крышу хлестал солнечный свет. Но в солнечных лучах не было даже пыли - она поднялась уже от наших шагов. Кстати, откуда здесь стало так много пыли? Я посмотрел под ноги и замер. Это же кости! Не отдельные скелеты, а кости вперемешку. Вы не поверите, но ужас, охвативший нас, очень быстро прошёл. Вот если бы мы заметили отдельные мёртвые тела, как-то ещё ассоциирующиеся с живыми людьми, то это было бы крайне неприятно. А так... Да, мы ощущали себя будто на кладбище, но здесь уже ничего не напоминало о людях, умерших когда-то здесь.
Предчувствие меня не обмануло: на стене висели изрядно проржавевшие, но ещё целые стрелочные часы и механический календарь. Стрелки часов остановились на шести с небольшим. На календаре можно выло различить дату: Воскресенье. 25 января. 1942 год.
Ко мне подошёл сын.
- Папа, это фашисты? - тихим голосом спросил Слава. И добавил утвердительно, - Здесь они дошли до Москвы.
Я ничего не ответил. А про себя думал: "Как же так, за много лет до моего рождения, в ту пору, когда моему отцу было всего семь лет, над Москвой прогремел, скорее всего, ядерный взрыв. Стоп, что за каша в голове, я ведь отлично помню, что тогда атомной бомбы не было, её изобрели и применили только в сорок пятом году против Японии. Но кто мог применить эту бомбы против России? Значит мы в каком-то совершенно чужом, непонятном для нас мире".
Так мы и стояли, страшно зачарованные облупившейся датой на старом календаре, создателей которого уже давно не было в живых.
2
Но вскоре я понял, что необходимо выяснить до конца, что же всё-таки произошло с Москвой. Хотя бы с тем местом Москвы, которое являлось нашей малой родиной. В тоже время я всё больше укреплялся в мысли, что нашей родины в этом мире просто не было. Скорее всего, вместо девятиэтажек здесь простирались луга, росла роща, или что-то, о чём мы можем только догадываться. О последнем варианте я старался не думать, несмотря на то, что он был наиболее вероятен.
Прошло ещё несколько часов быстрого шага по насыпи среди развалин и запустения, а главное - безмолвия. Останавливаться не хотелось, несмотря на то, что Слава, да и я, признаться, сильно устали. Уж что поделаешь, не привыкли мы к подобным походам. Остаётся только благодарить единственного жителя Подмосковья, встретившегося нам по пути и указавшего удобный путь по насыпи. Иначе мы до сих пор плутали бы в здешних глухих подмосковных чащобах, не ведая выхода, усталые и голодные. А так мы идём, уверенные в себе, к центру Москвы, желая выяснить причину подобной разрухи. Голову кольнула неприятная мысль: а что, если старуха, встретившаяся нам, последний человек не только Подмосковья, но и всего мира! До сих пор мы не встречали никаких следов человеческого присутствия. Да не может такого быть! Старуха говорила нам о каких-то шпионах, а если есть шпионы (хотя за кем тут шпионить), должны быть другие люди.
Успокоенный этими мыслями, я увидел, что немногочисленные развалины по краям дороги редеют, а земля вокруг становится похожей на лунный пейзаж. Складывалось впечатление, что какие-то великаны играли здесь в куличики. Гигантские конусовидные холмы, насыпи, прорезанные в почве траншеи. Да, нелегко пришлось матери-земле в этом районе, вишь, как изуродовали. Вскоре кончилась и насыпь. Она упёрлась в один из насыпных холмов. Он превосходил по масштабу предыдущие холмы и простирался во все стороны, насколько хватало глаз, плавно переходя в другие холмы. Ну что ж, ничего не поделаешь, вот сейчас влезем на господствующую высоту и увидим всю Москву. Какой бы она ни была.
Вдвоём мы полезли на склон. Шли быстро, благо подниматься по пологому склону было легко. Склон представлял собой глинистую поверхность, местами заросшую пучками травы и кустов. Из-под земли то тут, то там высовывались остатки предметов быта. То покажется в глине круглая металлическая дверная ручка со львом, то мелькнёт среди травы пластмассовая детская игрушка. Хотя чаще всего под ноги попадались белые и разноцветные фарфоровые осколки и проржавевшие гвозди. Чем ближе подходили мы к вершине холма, тем чаще становились такие находки. В конце - концов, через полчаса ходьбы мы выбрались на саму вершину, где дул влажный ветер, приносящий запахи воды.
Отсюда открывался потрясающий, не побоюсь сказать сногсшибательный, вид. Первое, что бросалось в глаза: прямо на западе, в сотне метров под нами величественно плескалось море, нет, правильнее - водохранилище, но водохранилище огромное - противоположный берег едва угадывался вдали. На его ровной поверхности не было никаких признаков жизни. Действительно, воду водохранилища не волновали ветра, но большая часть его поверхности была неоднородной: вода стояла вперемежку с одинокими стенами домов, печными трубами. Некоторые развалины залило полностью, и они смутно угадывались в виде рифов. Прямо напротив нас из хитросплетения улиц вставали стены и башни Кремля, обвалившиеся и затопленные, но всё равно возвышающиеся над вводной гладью. У противоположного края водохранилища в дымке смутно угадывалось наличие крупного острова, непохожего на остальные. Даже отсюда были видны его кручи, сверкающие на Солнце, словно неведомо как заплывший в здешние края айсберг. В общем и целом водохранилище напоминало гигантское болото, состоящее из мешанины маленьких островков, разбросанных по нему в искусственном порядке. На север и юг от нашего холма уходила, теряясь в перспективе и где-то далеко-далеко замыкаясь в кратер, цепочка холмов. На востоке ландшафт был разнообразнее: у подножия холма можно было разглядеть отдельные точки руин, а ещё дальше, откуда мы пришли, среди буроватого цвета поваленных лесов и скрюченных кустарников выделить тёмные пятна развалин и пепелищ, оставшихся от Люберц и других городов Подмосковья.
Мы поняли всё: и таинственные намёки старухи, и невероятное запустение этого края. Неужели в этом мире планам Гитлера суждено было сбыться?
- Это Москва? - глухо всхлипнул Слава и уткнул голову мне в плечо.
- Это другая Москва. Не наша, - выдохнул я, непонятно самому себе, вопросительно или утвердительно.
- Но это всё равно Москва, не важно, наша или другая! - продолжал плакать Слава, - они же погибли! Все! Все!
- Подожди, - сказал я - мы все выросли в нашей, целой Москве. Только неделю назад мы видели проходящих людей, проезжающие машины. А если смотреть на эти развалины, то легко заметить, что им по крайней мере полвека, а скорее всего, лет шестьдесят.
Я сам пытался и не мог сопоставить ту привычную Москву, которую видел из окна квартиры, с тем ужасным и, одновременно, величественным видом, который мы сейчас наблюдали.
3
- Смотри, там дом! - закричал Слава, показывая пальцем вниз, под обрыв. Действительно, у самого берега стоял дом, сверкая на солнце блестящей крышей. Сверху он напоминал жемчужину. Мы подошли к самому краю обрыва - от нас к дому спускалась, прицепившись к стенке обрыва, лёгкая решетчатая лестница.
- Папа, давай спустимся, - твердил Слава, дёргая меня за рукав. Мне самому было любопытно, кто это решил обосноваться в кратере много лет как мёртвого города.
- Пошли, только аккуратно: никаких проявлений враждебности - скомандовал я и первым шагнул на лестницу. Ощупывая пальцем приятный шероховатый металл, я двинулся вниз. Со стороны лестница казалась более чем хрупкой: решётчатые ступеньки, лежащие на каркасе из алюминиевых трубок, перильца, состоящие из тех же трубок. Каркас, в свою очередь, входил в осыпающеюся стенку обрыва. Присмотревшись, я заметил, что участок стены вокруг вонзающихся в неё трубок были словно оплавлены. На деле лестница оказалась необыкновенно прочна: наш вес она выдерживала легко, не прогибаясь и не скрипя. Самое удивительное, что эта многометровая лестница была целиком сделана из алюминия, что должно быть гораздо дороже аналогичной лестницы из железа. Внутри у меня, извиняюсь за выражение, "всё пело и плясало". У Славы, похоже, тоже. Ещё бы, наконец-то проявление современной цивилизации, первая целая и такая живая постройка в этом мёртвом мире.
По лестнице мы вышли прямо к дому. Этот дом был достоин отдельного описания. Больше всего он напоминал гигантский, метров тридцать в поперечнике и шесть в высоту, пузырь. Только этот пузырь не стоял, а будто рос из песка: у земли по окружности купола тянулся фундамент из сплавленного песка; остальная часть стен была почти прозрачная. "Почти", потому что стены изнутри были словно покрыты разводами: вверху они напоминали гигантские стёкла, а ниже стены постепенно теряли прозрачность, становясь зеркальными - в них мы видели свои отражения. Прозрачность стен постоянно менялась, и из-за этого создавалось впечатление, что внутри шевелится какое-то чудовище. Потрогав гладкую блестящую поверхность и постучав по ней, я пришёл к выводу, что это просто толстый пластик. Но в одном месте, со стороны водохранилища, в ровном пластике был небольшой проём, весьма напоминающий дверной. Только не было там двери. Там была гладкая поверхность интенсивно чёрного цвета, более тёмного, чем цвет ночного неба. Дотронувшись до этой пленки, я ощутил упругую поверхность, которая при возрастающем давлении становилась очень жёсткой.
Обойдя вокруг странного здания и так и не найдя нормального входа, мы уже было собрались выбираться из московского кратера. Со стороны водохранилища послышался шум. Точь-в-точь, как будто рядом с берегом в воде бултыхалась большущая рыба. Я осторожно выглянул из-за купола. То, что стояло в воде, было также похоже на рыбу, как странная постройка на мыльный пузырь. Стремительный, лёгкий, хрустально-чистый корпус блестел на солнце всеми цветами радуги. Чувствовалось, что этот подвижный аппарат не хуже дельфина приспособлен для путешествий под водой.
Всё это я замечал уже мельком: всё наше внимание привлёк человек, стоявший по колено в воде около аппарата. Он казался голым, и, если бы не лёгкие плавки под цвет металлик, был бы им. У человека были чёрные, как смоль, волосы и такое правильное пропорциональное тело, даже слишком правильное. Выражение лица у него было странное, такого в Москве не увидишь: открытое, насмешливое, дурашливое, но в тоже время в нём был какой-то оттенок превосходства, как у человека, привыкшего повелевать. У нас, наверное, были очень недоумевающие лица, а наш новый знакомый осматривал нас очень легко, и, чувствовалось, что с радостью.
- Здравствуйте, гости, - торжественно произнёс этот человек, - добро пожаловать в моё скромное жилище отшельника. Я - Игорь, пожалуй, единственный Звёздный в этом глухом месте.
Я посмотрел на купол строения новым взглядом: ничего себе "скромное жилище".
- Проходите, что же вы стоите? - удивлённо повторил он.
- Извините, но как туда можно войти? - не менее удивлённо спросил я.
- Просто идите, и всё. Дом сам поймёт, хотите ли вы войти в него, - эти слова прозвучали тоном, которым обычно объясняют азбучные истины детям.
Видя нашу нерешительность, молодой человек решил показать пример: он улыбнулся нам и шагнул прямиком в чёрную "дверь". Я представил, как пальцы его правой ноги сталкиваются с упругой поверхностью, но ничего подобного не произошло: не успел палец человека её коснуться, как стена колыхнулась и словно разорвалась, расползлась по краям проёма, освобождая проход. Через миг поверхность сомкнулась за спиной нашего нового знакомого. Больше всего это походило на прохождение через водопад, но здесь это выглядело настолько чудесным, что больше напоминало прохождение через стены Хоттабыча и героев фильма "Чародеи". Действительно: был человек, да стал невидим за глянцевой чёрной стеной. Мы переглянулись: ничего себе технологии!
-Надо только захотеть пройти - смело сказал я и попросил Славу взять меня за руку. Только подумалось: "Странно, что раньше пройти не получалось. Может быть, мы просто не хотели?" Подойдя такой цепочкой к стене, я попытался надавить на стену. Нет, то же самое: с первого взгляда упругая, но в тоже время кристаллической прочности поверхность. Мысленно я очень захотел пройти и, что есть силы, надавил на "дверь". Ничего не случилось, только почувствовал себя полным идиотом.
4
Изнутри донёсся голос хозяина дома:
- Ну, давайте, входите, наконец! Или доблестные путешественники решили заночевать на улице?
- Мы не можем! - сказали мы со Славой одновременно (Слава тоже неудачно пробовал войти)
- Странно! У вас что, тоже паспорт не может синхронизироваться?
Я не успел ничего ответить на этот непонятный вопрос, как Игорь снова появился в проёме:
- Вот так. Я буду стоять здесь, а вы проходите, - с этими словами Игорь распластался в проёме, не давая плёнке сжаться.
Безо всяких инцидентов мы проникли в дом и оказались в достаточно небольшой, по сравнению с объёмом всего дома, камере. Стены были не гладкие, как снаружи, а шероховатые, как матовое стекло.
- Это прихожая, проходите дальше.
Я посмотрел вперед - через три метра вновь стоял чёрный до синевы проём. Нерешительно остановился.
- Не бойтесь, внутри дома обращение к паспорту не требуется, а что при входной двери было - это, извините, необходимая мера безопасности. Такова уж автоматика, - виновато развёл плечами Игорь.
Мы со Славой неуверенно подошли к двери из шлюза. Но моя вторая попытка пролезть через плёнку в проёме закончилась таким же крахом, как и предыдущая.
- Странно... Что-то в вас не так, - задумчиво произнёс Игорь.
Я согласно кивнул, признавая, что действительно с нами всё было не так. Тут над дверью появилась надпись: "Попытка проникновения вредоносных микроорганизмов".
- Микроорганизмов? Что за...?
- А ведь всё правильно, - вздохнул Игорь, оглядывая нас, - посмотрите на себя, на вашу страшную одежду, содержащую миллионы микробов.
Мы послушно посмотрели на себя; действительно, наша одежда была совсем не в лучшем виде.
- Что же вы не раздеваетесь? - спросил Игорь, - эта грязная жёсткая одежда вредит вашим телам.
- Куда же больше? Мы и так легко одеты. Притом приличия требуют... - попытался возразить я, хотя знал, что суюсь в чужой монастырь со своим уставом.
- Понятно. Вы стесняетесь меня, совсем, как в средние века, - снова вздохнул Игорь, - хорошо, пусть будет по-вашему.
Игорь тихонько выскользнул из тамбура внутрь дома, оставив нас наедине с самими собой.
- Не беспокойтесь, Игорь вас видеть не может, - раздался из динамика сверху механический голос, - положите вашу старую одежду в нанофабрику.
Сбросив с себя одежду, мы сунули её в так называемую нанофабрику. По своему внешнему виду устройство напоминало обычную кухонную раковину, только с дырчатой поверхностью. Между дырок росли крошечные усики. Из любопытства я заглянул в "раковину". Наша одежда медленно таяла, распадалась, просачивалась сквозь дырки. Усики деловито сновали, помогая разрушать вещи, по ним же микроскопические кусочки ткани скатывались в дырки.
- Для обеспечения микробиологической безопасности утилизируйте все вещи, пожалуйста, - пропел голос с потолка.
- Но у нас в сумке... - начал я, но голос успокоил:
- Все ваши вещи будут заново восстановлены в том же виде.
- Ну что ж, если вы так можете, то значит мы всё-таки в будущем, - пробормотал я.
- Что? - ответил механический голос.
- Ничего, - отмахнулся я.
Когда наша сумка с видеокамерой повторила пример одежды, сгинув в утилизаторе, голос с потолка спросил:
- Можно вас попросить принять водные процедуры?
Я оглядел своё тело, за всё время пребывания в этом мире не ведавшее воды, и дал добро на принятие ванны. Тут же из всех стен забили тонкие, но напористые струйки воды, приведшие в весёлое неистовство Славу. Эти струйки постоянно меняли своё местоположение, то расширялись, окатывая нас фонтанами воды, то плясали вокруг, старательно очищая всё тело, но умудряясь при этом не попадать в глаза и ноздри. Даже когда вода поднялась от пола немногим более чем на метр (специально для Славы), струи воды продолжали бушевать в ней, образуя замысловатые течения и водовороты. Когда вода схлынула, нас снова ждала обработка струями, только уже не воды, а воздуха, что способствовало нашему быстрому высыханию.
После всех гигиенических процедур нам досталась обновлённая одежда. Причём она появилась тем же путём, куда ушла старая - выросла прямо из вогнутой полки. На этот раз я внимательно наблюдал за этим процессом. Сначала на шероховатой поверхности "раковины" проступал пузырь, в котором происходили процессы, на удивление напоминавшие процесс развития ребёнка в материнской утробе. В пузыре, соединённая трубкой с устройством, можно даже сказать, с живым материнским организмом, росла одежда с сумкой, с каждой секундой приобретая всё более завершённый вид.
Когда пузырь лопнул, а трубка, рассыпавшись, отправилась в утилизатор, в раковине лежала, сложенная аккуратными стопками, одежда для меня со Славой, на первый взгляд такая же, в который мы вошли в этот дом. Но только на первый взгляд. Обновлённая наша одежда, как и всё в этом доме, была чудесно-неправильной. Структура, масса - вроде бы ничего не изменилось, но было в ней что-то новое и непривычное. Что точно можно было сказать - одежда была удивительно мягкой, лёгкой и удобной.
Одевшись в новенькую оболочку для тела, я раскрыл сумку и вынул оттуда видеокамеру. С содроганием представив, что камера получилась монолитная, как у старика Хоттабыча, однако она раскрылась и включилась. Ну а что самое удивительное, видеокамера показывала те видеоклипы, которые мы записали в Суздали. Может быть, это наша видеокамера, отмытая в специальном растворе? Но я наблюдал собственными глазами, как она распадается на атомы в утилизаторе! Непонятно...
- А теперь проходите внутрь, я вас впускаю, недаром столько антисептиков истратил, - попробовал пошутить голос.
И я попробовал пройти. Результат превзошёл ожидания: моя рука словно провалилась внутрь, при этом я даже не почувствовал сопротивления. Мои чувства взбунтовались: зрение констатировало факт: моей правой кисти больше нет; осязание утверждало, что кисть вполне принадлежит мне. Осмелев, я заставил себя окунуть в стену всю руку, а потом стал медленно приближать к чёрной поверхности глаза, чтобы окунуться с головой. Переход зрительной картинки случился неожиданно: только что я видел только черноту перед носом, а через миг мир вокруг меня увеличился до размеров большого круглого зала, вероятно занимающего весь дом. Следом за мной из стен выплыл Слава: удивлённый, но весёлый.
5
Изнутри дом выглядел великолепно: его стены представляли собой один колоссальный экран, из-за чего дом походил на планетарий. Часть стен показывала окружающий пейзаж в натуре, другие расплывались какими-то радужными пятнами, третьи показывали сцены подводного мира, чем-то напоминающие Атлантиду.
На четвёртой части стены виднелось изображение пожилого человека в натуральную величину. Хозяин дома сидел в воздушном белом кресле перед последней стеной, разговаривая с человеком на экране. Пожилой человек стоял на ночном пляже, но видно его было очень хорошо. Слышно было, как за его спиной тяжело били об берег волны.
Человек с экрана, смуглый латиноамериканец, был одет так же легкомысленно, как и наш хозяин - в ядовито-зелёные то ли шорты, то ли трусы. Кроме этого, на его голове, словно поплавок, блестела ярко-оранжевая кепка с надписью "Вокруг света".
Хозяин вертел в руках какую-то старую запечатанную бутылку, показывая её собеседнику. В бутылке что-то булькало. Слышно было, как латиноамериканец недоверчиво хмыкает:
- Знаешь что, дружок, не рекомендовал бы тебе этой субстанцией баловаться. Опасно, опасно... Отошли ты лучше её в музей, к нам. Роботом на полигоне вскроем, никуда не денется...
Латиноамериканец неожиданно изменил выражение лица и обернулся к нам:
- Игорь, кто это у тебя на заднем плане? - улыбнулся человек в оранжевой кепке, - неужели представители местной фауны зашли к тебе на огонёк?
Я хотел было возмутиться такому обращению, но Игорь ответил быстрее:
- Ничего страшного, Себастьян, это мои гости, притом они не местные, я уверен, что они со Звезды.
- Хм... - Себастьян поморщился, - Со Звезды говоришь? Это меняет дело. Только что они делают на диком севере, где на тысячи километров нет ни одной звезды? Занимаются спортивным выживанием? Уж поверь, даже через эту аппаратуру вид у них какой-то странный, прямо скажу - не звёздный! - человек с экрана заливисто засмеялся.
- Не знаю, с какой они Звезды, но им уже понадобилась моя помощь. Следующий сеанс через шесть часов. Ты как раз выспишься, а у меня наступит вечер. Попробую ещё что-нибудь достать. Счастливо!
Экран дрогнул и отключился, уступив место новой Атлантиде.
- Ну вот, теперь мы все стали в приличном виде, - такими словами встретил нас, чистых и освежённых хозяин чудесного дома. Он тоже переоделся, точнее, оделся: не ахти как, только в майку и спортивные шорты, но даже эти скромные успехи в одежде, чувствовалось, давались ему с большим трудом. Игорь морщился, пытаясь растянуть шорты, и я невольно посочувствовал этому закаляющемуся человеку, не привыкшему к одежде.
Наша компания расположилась с невероятным комфортом в резиновых креслах. Они стояли вокруг алюминиевого стола в самом центре купола. Кресла податливо подстраивались под форму наших тел, но в то же время не проваливались, придерживая нас в удобном положении. Игорь, привыкший к этой обстановки, ушёл в недра кресла и расслабился, как в ванной. По его лицу заскользила блуждающая улыбка. Но тут он посмотрел на Славу, смущённо царапающего подлокотник кресла, и вздрогнул:
- Ой, да где же вы были, что ели? Я плохой хозяин - не заметил...
- А что? - изумился я такому резкому началу разговора.
- Извините, я посмотрел на ваш внешний вид, исправил его - и теперь выглядите вы хорошо. Но я не усмотрел, чем вы питались! Это же отрава! Как вы вообще могли взять в рот эту гадость! - Игорь показывал на банку консервов, выглядывающую из сумки.
- Да ничего страшного, суп мне очень понравился. Гораздо лучше, чем в школе, - попытался защитить честь консервов Слава.
Но Игорь был непреклонен. Он успокоился только после того, как отправил рюкзак с консервами в раковину на утилизацию. После этого прямо на столе стал расти бугор, на котором перед каждым выросли чашки, содержащие однородное вещество неопределённой окраски.
- Что это?
-Идеальная пища. Содержит все вещества, необходимые нормальному человеку. Кроме того, эта новейшая разработка с максимальной усвояемостью. Мой знакомый написал программу её создания, - позволил себе похвастаться хозяин.
Я попробовал вещество из плошки и почувствовал... Нет, ничего не почувствовал. У вещества не было вкуса. То есть вкус, конечно же, был, но он представлял собой такое невероятное сочетание, что казался безвкусным. Нельзя сказать, что он был неприятным, просто вкус был никаким. Слава, попробовавший смесь вслед за мной, скривился, но, проявляя вежливость, продолжал есть. Всё-таки мы уже достаточно давно не ели, и даже такая пища была нам необходима. Когда мы оба доели смесь до конца, я спросил Игоря:
- Большое спасибо за еду, но разве нельзя было бы улучшить вкус? Тут нет никакого вкуса.
- Вкус? А вы разве не почувствовали его? - Игорь посмотрел на нас широкими глазами.
- Нет... - глаза у меня были не менее широкими.
- Конечно, можно добавить ароматизаторы прямо сюда, только, позвольте, зачем? Ведь они будут только мешать воспринимать электронный вкус.
- Электронный вкус?
- Пища, которую вы только что употребили, предназначена только для удовлетворения физиологических потребностей. А ведь вкус относится к потребностям духовным. И для удовлетворения чувственных наслаждений к моей нервной системе подключены микроскопические электроды, создающие и вкус, и запахи, и звуки. Они не вредят здоровью, но отлично воспроизводят любой вкус. Но я никак не думал, что некоторые люди до сих пор не используйте эту систему...
- Нет, мы не используем эту систему, - осторожно сказал я, пытаясь осмыслить суть проблемы, - мы считаем, что она может вызвать атрофию органов чувств.
- Ах, да-да, такого мнение традиционалистов, - кивнул Игорь, - надо признать, что оно в чём-то справедливо. Я вот приберегаю специально для таких, как вы, специальные ароматизаторы. Попробуете?
Перед нами вылезли из-под поверхности стола два маленькие прозрачных леденца. Я взял леденец в рот и... снова не понял вкуса. Чувствовалось что-то до боли знакомое, привычное, но всё же непонятное. Тут до меня дошло: я чувствовал вкус обычной воды, но какой же она была вкусной! Игорь, наблюдавший за нами с той же насмешливой улыбкой, пробормотал:
- Невероятно, одичавшие из Созвездия или как-то поднявшиеся дикари.... Нет, всё-таки это традиционалисты с какой-то Звезды... Но с какой? Может быть, с Суздальского полигона реконструкции истории? Обыкновенно такие увлекающиеся люди там тусуются...
Глава четвёртая. Разгадки
1
Наслаждаясь другими вкусами, которые мне успел предложить Игорь (дыня и малина), я лихорадочно соображал: неужели всё-таки будущее? Нет, такого будущего я однозначно не хотел. Так как ничего окружающего ни я, ни Слава, понять не могли, я решил выведать у Игоря, всё, что возможно, справедливо надеясь, что он знает больше, чем одинокая старуха:
- А чем вы занимаетесь в такой глуши?
- Ха, об этом надо вас спрашивать, - подозрительно усмехнулся Игорь, - Ходят пешком одни, едят ядовитый фастфуд, который теперь только дикие и едят... Хотя было видно, что его подозрительность большей частью наиграна, за ней скрывалось простое любопытство.
- Мы - участники пешего похода активистов с полигона реконструкции истории. Хотим самостоятельно осмотреть остатки Москвы, - схитрил я. Надеюсь, что мой экспромт относительно полигона реконструкции истории, ляжет на подходящую почву, а Игорь не будет расспрашивать меня относительного этого учреждения. Этим можно было объяснить все огрехи по знанию истории этого мира и успешно представлять в качестве альтернативной истории, якобы изучаемую на полигоне, историю нашу.
- Признаться, я сначала принял вас за лесных людей. Но через миг смотрю на ваши глаза и вижу - вы из Созвездия. А может быть и не из Созвездия, - вздохнул Игорь, ещё раз так же пронзительно взглянув на нас, - может быть вы шпионы из Тюрьмы Народов?
- Шпионы? Из какой ещё тюрьмы? - ахнули одновременно я со Славой.
- Вообще-то, из бывшего Всероссийского лагеря номер один, а сейчас - Уральской Коммунистической республики. Впрочем, чего это я, ведь республика - всего лишь самоназвание. На самом деле это последние убежище террористов на Земле.
Видя наши испуганные лица, Игорь рассмеялся:
- Да, ладно, успокойтесь, это я пошутил. Для шпионов вы слишком необычны. Настоящий шпион должен знать всё и вся, в совершенстве копировать нас. А вы совсем другие, отличные, но всё равно во многом похожи на людей из республики. Так что успокойтесь, никакие вы не шпионы, нет тут ничего, что было бы им интересно. Притом у шпионов должны быть документы, снаряжение, фото-видеоаппаратура...
- Ну, как раз видеоаппаратура у нас есть, - улыбнулся я, поняв, что опасаться нечего, - Вы сможете её зарядить? - я протянул Игорю видеокамеру. Он взял, приблизил к глазам. Попробовал включить.
- Это, если не ошибаюсь, какая-то японская фирма?
- Да, "Sony"...
- Не знаю, как вы её достали. Япония - самое развитое из нескольких оставшихся государств. Они очень закрытые. Пытаются не контактировать с Созвездием.