Потом он взялся за гермошлем двумя руками и натянул его на голову Первого с такой силой, что, казалось, шея "космонавта" согнулась буквой S. При этом он еще энергично качал шлем из стороны в сторону.
Первый от боли выпучил глаза, из которых брызнули мелкие слезки. От неожиданности и шока он не смог произнести ни звука, да это, судя по всему, было бессмысленно, потому что позолоченный щиток гермошлема захлопнулся с таким лязгом, как будто это был бронированный стотонный люк порохового погреба линкора.
И тут же в ухо Первому завопил динамик, встроенный в гермошлем скафандра:
- Раз, два, три, проверка связи! - орал кто-то с таким надрывом, будто объявлял начало третьей мировой войны. - Как слышите, прием.
Первый машинально пробормотал "раз-раз", но микрофон явно не работал и невидимый диспетчер продолжал надрываться:
- Раз, два, три... - а потом вдруг произнес, смакуя каждый звук. - Хуйло глухое.
И бросил кому-то там у себя, давясь смехом:
- Слышь, Федор, хуйло был глух, почти протух!
- Не, протухнуть не успеет, - рассудительно ответил далекий и неизвестный Федор. - Времени не хватит.
"Что они себе позволяют?" - возмутился Первый и даже попытался встать, но тесный скафандр был отлит как будто из свинца: "Ничего, вот закончатся, наконец, съемки для Первого канала, и... Нет, ничего не будет. И вида не подам. Но через пару-тройку месяцев "Протон" упадет прямо на старте. Вот на этой площадке и упадет."
А бригада инженеров уже катила его по какому-то коридору в ржавом полукресле-полукаталке, явно спеша, и лампы дневного света на потолке мигали и вспыхивали, как на дискотеке, и ему сделалось тепло и уютно, и так спокойно на душе, как никогда, кажется, раньше:
"Хороший должен получиться сюжет для девятичасового "Времени", качественный", - думал он отрешенно. Ни разу за свою жизнь, сколько он себя помнил, он не пропустил девятичасового выпуска "Времени". Ни разу, даже в ГДР.
В конце коридора появился солнечный свет, и вот краем глаза он успел мельком заметить выжженную казахскую степь с высоты тридцатиэтажного дома, а потом его засунули в капсулу - ту самую? - вперед ногами, и техники, или инженеры, кто их знает, кто эти люди, но через три месяца будет их смена, когда злосчастный "Протон" рванет прямо вот тут, он невольно усмехнулся, а они суетятся, ничего не подозревая, и только он знает, каков будет исход, нестерпимо болела шея, и едкий пот заливал глаза, в ухо что-то орал придурочным голосом Федор, какие-то куплеты, "санкции и еще раз санкции, и никаких поблажек никому", Украина не хочет по-хорошему, будет по-плохому, внезапно придурочный Федор умолк, и вновь послышался деловитый голос диспетчера:
- Кислорода на сколько? Тридцать минут... Ну, хватит на пол-виточка. Раз-раз, первый, я второй. Поистегните ремни, наш музейный лайнер готов к полету.
Первый огляделся, но нигде не увидел телекамер. Да и съемочной группы нигде не было. Последний техник хлопнул его по шлему и показал большой палец. Затем люк захлопнулся.
А через несколько минут, когда дышать уже было практически нечем, и он ловил воздух, его остатки, пересохшим горлом, вся капсула задрожала, и он костями и всем нутром почувствовал ужасающую мощь, прущую из ракетных дюз водопадом сатанинского пламени.
Динамик возле уха вновь ожил, и он услышал, вдавливаемый в ложемент четырехкратной перегрузкой, последнее, уже теряя сознание: