- Успокойся. Она никого не любит. Хотя, она любит молочный шоколад, грейпфрутовый сок, фотографировать на свой мобильник и закатывать тебе, своему любимому, истерики по вечерам.
...Ей было пятнадцать, она была волшебным существом. Глаза блестели так, как могут блестеть только глаза детей, она верила, свято верила в свои мечты и в то, что они будут вместе всегда, даже не смотря на то, что он так часто репетирует со своей группой.
- Мне кажется, или она не любит меня?
- Успокойся. Она никого не любит. Нет. Все же она любит. Любит черный цвет, тяжелую музыку, писать стихи, поздно ложится спать... Любит записывать свои смешные, но трогательные песенки на свой плейер, и давать послушать их таким дурачкам, как ты.
...Ей было шестнадцать, она только начинала жить, и по вечерам клеила в тетрадь фотографии своей первой любви, писала стихи в пустоту, пела песни - и становилось немного легче, и появлялись силы жить дальше... были даже попытки жить для кого-то...
- Мне кажется, или она не любит меня?
- Успокойся. Она никого не любит. Но может, все-таки... Поверь, ей гораздо больше нравится спать с плюшевым мишкой, чем с мужиками, и то что она не спит с тобой... И вообще, видишь, она так любит комфорт и красивую жизнь...
...Ей было семнадцать, и жизнь изрядно попинала ее под зад. Да запинала куда-то в такие дебри, что поди разбери, кто она - та пятнадцатилетняя или шестнадцатилетняя, или совсем другой человек... Не более чем хотелось спрятаться. Убежать. Снова стать ребенком, который хватается за руку матери... И не видеть всего этого, все эти лица, все эти антиморальности и похотливые желания ... Потому что потихоньку жизнь, у которой оказалось именно такое лицо, затягивала в себя глубже и глубже...
- Мне кажется, или она так не любила себя?..
- Успокойся. Она никого не любила. Она даже себя не любила. Она никому не прощала даже самые мелкие обиды. Без права на возвращение она уходила сама. Ты же видишь, она так... и осталась одна. Она никого не любила, - она так часто повторяла это после всех сердечно-ножевых ранений, что сама в это поверила...
...Ей было двадцать шесть, и она лежала в запаянном железном гробу...