Я проснулся от резкого скрипа. Мы ночевали в заброшенном полукиоске-полувагончике: пустая витрина закрашена черной краской, слева голые полки, внизу голый пол. Потолок зияет зловещей дырой, сквозь которую проглядывается мутноватая серость. Мы, как всегда бывает в конце апреля, приехали на дачу перекапывать весенний суглинок. Но ехали долго-долго, долго-долго. Так долго, что когда, наконец, добрались, совершенно стемнело. Ну, кто работает в поле ночью? Разве что отчаянные безумцы. Мы не отчаянные безумцы, поэтому пришлось искать ночлег. А вокруг, кроме темнеющих дачных участков, ничего. Дома куда-то пропали бесследно. Лишь убогий киоск скалится зловещим скелетом. Что поделаешь? Не спать же в машине. Пришлось распилить ржавый висячий замок. Кое-как устроились. Дядя Саша храпел на полу, Толик(мой младший брат) свернулся калачиком на полке, а я мучался на этих шатких скрипучих креслах. Уу, проклятые кресла! Все норовят опрокинуться. Ведь специально, назло, назло! Чем я им насолил? Не понимаю. Да разве можно спать в таких условиях! Я неловко спрыгнул. Коленки звонко хрустнули. И вдруг заметил, с удивлением, что вместо железной двери мутнеет сводчатое окно, а подле окна уютный диванчик. Вот так сюрприз! А раньше не было. А может не замечал? Может и не замечал. Ведь стенка с полками делит тесный киоск на две части, оставляя лишь небольшой проход к двери. Но, впрочем, какая разница? Надо перемещаться. Если Толику нравится спать на полке, дяде Саше на полу, я не против. Пускай. На диванчике-то намного удобней. Я подошел и увидел в углу напротив диванчика груду старых ватных одеял. Как кстати! Апрельские ночи не такие уж жаркие. А все потому, что средняя полоса. Наверное, в Африке, на экваторе никому не нужны одеяла. Тем более ватные. Тем более старые. Я отбрасывал их одно за другим: то цвет не нравился, то вата лезла слишком уж желтыми клоками. Видимо при этом я еще бормотал что-то невнятное, потому что дядя Саша вдруг проснулся, приподнялся и удивленно моргнул.
--
Зачем ты их бросаешь? - спросил дядя Саша.
--
Выбираю.
--
Но они же не наши.
--
Неважно.
--
Но пол ведь грязный.
--
Какая разница?
--
Ты слишком небрежный.
--
Не люблю вещи.
--
Разбудишь Наташку (моя младшая сестра)
--
Мне страшно!
На это дядя Саша неопределенно хмыкнул и повернулся на другой бок. "Вот неуклюжий носорог", - подумал я. Стоп! Какая Наташка? Не было никакой Наташки! Я растерянно оглянулся. Потом тряхнул дядьку за плечо.
--
Чего тебе? - хрипло рыкнул он.
--
А где же Наташка?
--
Да вот же, рядом, напротив тебя.
Действительно, прямо около диванчика на полу примостилась какая-то девушка под красным ватным одеялом. Но это же не Наташка! У Наташки волосы светлые, прямые, а у этой черные, волнистые и бархатные ресницы. Удивительная таинственность.
--
А как же диванчик? - спросил я у дяди.
--
Ты что, издеваешься? - буркнул он и отвернулся носорогом. Да ради Бога! Пусть спит на полу, если она не Наташка. Но одеяло красное. Стоит ли оставлять такое одеяло незнакомой девушке? Возьму-ка лучше его себе. Я осторожно стащил заветное одеяло. Она была в коротком черном платье. Платье неприлично задрано. А самое главное без трусиков. Вот странная. Мужчины вокруг, а она без трусиков! Ну, ладно. Пусть отдыхает. Я накрыл ее тремя разноцветными одеялами, а сам забрался на диванчик и укутался в красное. И сразу заснул. А может и не заснул вовсе, просто погрузился в легкую полудрему. Но быстро понял, что диванчик тут ни при чем и киоск тоже.
А еду я в удивительной машине, похожей на черный катафалк с открытым верхом. Влажно змеится дорога липким асфальтом новым. На улице день и легкая тень от тополей. Впереди шофер-блондин, а мы на заднем сиденье. Мы - это я, в середине как в малине, и две девушки. Жгучие брюнетки - сладкие конфетки. Одна из них - та самая из киоска. Теперь я разглядел, что глаза у нее карие, губки свежие, а кожа смуглая как у креолки. И нежная, нежная. Вторая похожа на нее как две капли воды, только волосы прямые и забраны на затылке. Они в одинаковых очень коротких черных платьях с кружевными манжетами на рукавах. И, больше чем уверен, абсолютно без нижнего белья. От этой уверенности ощущается приятная, нежная истома. Я нечаянно понимаю, что девушки родные сестры и откуда-то знаю оказывается, что одну зовут Юля, а другую Гуля. Но определить точно, кто из них Юля, а кто Гуля не могу. И от этого немного стыдно. Впереди показалась шумная площадь. Там беспокойно клубилась толпа, а в центре - одинокий памятник с простертой рукой. Бронзовый человек. "Наверное, проповедник", - подумалось. А может и нет. Катафалк заметно притормозил, а я спросил:
--
Что это за праздник?
--
Как, ты не знаешь разве?!! - воскликнули девушки.
--
Но я не здешний.
--
Ах да, конечно.
--
Ах да, конечно.
--
День открытых сердец! - сказала Юля.
--
День волшебных колец! - сказала Гуля.
( Я понял, что Юля с волнистыми волосами, так как ее голос был нежнее.)
--
Да объясните ж, наконец!
--
В этот день люди открываю друг другу свои заветные тайны. И непременно знакомым случайным, - весело хихикнула Юля.
--
И меняются кольцами, - серьезно добавила Гуля.
--
А вы откроете мне свою тайну? - спросил я.
--
Да , наша тайна проста. У нас есть сестра, - сказала Гуля.
--
Никакая не ведьма. Обычная дурочка, молчаливая и глупая, - возразила Гуля.
--
И вы хотите ее навестить, - догадался я.
--
Да, чтобы убить! - одновременно воскликнули сестры.
Я настороженно замолчал.
--
Если хочешь, погуляй на площади, - предложила Гуля.
--
Нет, дорогая, пусть едет с нами, - возразила Юля.
Я осторожно молчал.
--
Решай же сам, - сказала Гуля.
--
Решай же сам, - сказала Юля.
--
Поеду с вами, - выдавил я.
--
Отлично!
--
Отлично!
Мы свернули на узкую перекрестную улочку и машина задребезжала по гремучей брусчатке. И остановилась возле заброшенного двухэтажного дома, окна которого были закрашены черным. Первый этаж был бетончатый, а второй деревянный. Я подумал, что такие дома надо сносить в первую очередь за их нелепость и уродливость. Но Юля так не думала, но Гуля так не думала, и шофер тоже так не думал. Они восхищенно смотрели на мертвые окна. Потом я с девушками наверх поднялся, а шофер остался. Мы остановились перед дверью, покрытой облупленной желтой краской. На ручке висела табличка с надписью "Закрыто".
--
Вот хитрая! - воскликнула Юля.
--
Вот глупая, - сказала Гуля.
Я встревожено молчал.
Гуля достала длинный ключ, вставила в гнездо ржавого амбарного замка, трижды повернула. Замок отпал. А я подумал, что все это очень странно. За дверью оказалась паутинчатая комната. Паутинки были толстыми как веревки. Они исчертили всю комнату, а в центре сложились концентрическими кольцами. Там, вольно раскинув руки и ноги, как в огромном гамаке распласталась обнаженная женщина. Она была похожа на своих сестер, но намного старше. Почти старуха. Груди козьи, обвислые, с вытянутыми сосками, под глазами темнеют мешки и волосы на лобке совершенно седые, но густые, а на голове как ни странно смолисто-черные. Я почувствовал скользкое отвращение. Только мы вошли, женщина испуганно вскинулась и сердито зашипела. Я заметил, что глаза у нее сплошняком желтые, в багровых прожилках, без зрачков и радужной оболочки.
--
Грязная паучиха! - взвизгнула Юля.
У нее не в порядке с психикой, - пояснила мне Гуля, в руках которой появился небольшой синий баллончик, вероятно газовый. Гуля осторожно приблизилась к паучихе и брызнула ей в глаза из баллончика. Лицо женщины искривилось в мерзкой гримасе, она упала на спину и конвульсивно задергала конечностями. Юля восторженно захлопала в ладоши, исполняя виртуозный победный танец, а Гуля еще раз нажала на кнопку баллончика. Вырвалось синеватое пламя, и паутина вспыхнула.
--
АГХРРР! - вырвалось из горла ведьмы. Она заметалась по паутинному гамаку, пытаясь вырваться, но не тут-то было. Пламя стеной окружило. Потом волосы ведьмы вспыхнули, кожа вспучилась янтарно-желтыми волдырями. А мы наблюдали. Изо рта вывалилось склизкое раздвоенное жало, сзади выпростался голый длиннющий крысиный хвост. А мы наблюдали. И в последний момент, когда пламя практически скрыло ужасное зрелище, я успел заметить как ведьма просочилась в небольшую черную дыру, неожиданно открывшуюся у нее под ногами.
--
Сгорела, сгорела злющая стерва! - запела Юля.
--
Мне кажется, что еще рано радоваться, - одернула ее Гуля и взглянула в мою сторону. Я смущенно промолчал. Потом мы спустились вниз и снова сели в машину. Шофер резко рванул с места.
--
А я никогда не умел водить, - признался я.
--
Да что хитрить, - сказал шофер - я сам вожу еще полгода. Я слишком молод.
--
И сколько же тебе?
Он обернулся и улыбнулся. Действительно, совсем еще юнец.
--
Всего семнадцать лет, - услышал я ответ.
Неожиданно я понял, что сейчас мне не 24, а тоже семнадцать. И все происходит семь лет назад. И все это уже однажды было. Но я забыл.
--
А теперь я должен открыть свою тайну, - провозгласил я.
--
Конечно же, давай! - радостно воскликнула Юля и придвинулась ко мне совсем близко.
--
Не стоит, - холодно сказала Гуля.
--
Я все-таки открою. Это мой сон. Сон из прошлого. Семь лет назад я был влюблен и жил в таком же городке, провинциальном и немного пошлом. И был апрель, и этот день. И все менялись кольцами...
--
Я поняла, - сказала Юля.
--
Твоя игра забавна и скучна, - сказала Гуля.
--
И, тем не менее, вы снитесь мне не в первый раз. И вот сейчас я изменил повтор случайный открытой тайной.
--
Отлично, если мы во сне, чужом и непонятном, наверное придется мне вернуть свой мир обратно, - сказал шофер и отпустил баранку.
--
Ой! - вскрикнула Юля.
--
Ах! - вскрикнула Гуля.
Некоторое время машина ехала по-прежнему, но потом резко свернула в кювет, подпрыгнула на твердой кочке и... очнулся я опять в киоске. Пол голый снова и пустые полки . И никого. Оказался я почему-то не на диванчике, а в шатких креслах. Витрина закрашена белой краской. Дыра мутнеет сероватой пленкой.
Я неловко спрыгнул. Коленки звонко хрустнули. И взглянул в сторону предполагаемой двери. Она была на своем месте и даже слегка приоткрыта. За дверью что-то шумело и пестрело яркими красками. Оказалось, что я без штанов, в одних семейных трусах (никогда не носил семейников) и драной грязно-белой футболке. Я завернулся в красное ватное одеяло и выглянул наружу. Там была большая площадь, та самая площадь, громко играла психоделическая музыка и сотни маленьких светловолосых девочек в зеленых платьицах, с ромашковыми венками на головах исполняли странный ритуальный танец. Широко расставив ножки и ручки держа ладонями наружу, они монотонно раскачивались из стороны в сторону и высоко подпрыгивали через равные промежутки времени. Взрослых и мальчиков на площади не было. Только девочки. Я решил, что, в принципе, можно и выйти. Ничего опасного вроде бы. Подумал и выбрался. Девочки тут же окружили меня и возбужденно загалдели:
--
Дядя, а что у тебя за костюм.
--
Дядя, ты похож на шута.
--
Дядя, а у тебя борода!
--
Дядя, а сколько тебе лет?
Они нагло дергали мое одеяло, пытаясь отобрать, но я крепко вцепился в него обеими руками. Потом сказал примирительно:
--
Ну, какой же я дядя, мне всего 24
--
Все равно дядя, потому что у тебя борода! - выкрикнула самая бойкая.
--
Не может быть!
--
А ты потрогай.
Я притронулся рукой к подбородку и ощутил жесткость волоса. Вот незадача. Вроде только вчера брился.
--
Ладно, пусть я буду дядей, но вы скажите мне хотя бы что здесь за праздник, - спросил я.
--
Как, ты не знаешь разве?!!
--
Как, ты не знаешь разве?!!
--
Откуда же мне знать, я иностранец.
--
День маленькой нимфы!
--
День волшебных венков!
--
День забытых снов!
Тут я вспомнил, что это действительно та же самая площадь, только праздник другой. Я оглянулся. Площадь простиралась в бесконечность. И везде маленькие девочки в зеленых платьицах, но невдалеке массивный памятник с простертой рукой. Тогда я подумал, что это проповедник, благословляющий паству, но сейчас заметил у памятника внушительных размеров крючковатый фаллос, на котором держалось несколько вялых венков. " Это же символ нимфоманства!" - догадался я. А девчонки все галдели: " Дядя, дядя!"
- Отстаньте маленькие бляди, - бросил я раздраженно и двинулся в сторону памятника. У памятника стояла одинокая девушка в белом, совсем взрослая. У нее были светлые волосы, голубые глаза и изящная золотая корона на голове. Я понял, что это Юля. Я понял, что это Гуля. Они объединились странным образом и стали одной девушкой, но почему-то блондинкой. Наверное, маскарад.
--
Что ты здесь делаешь? - спросил я.
Она молчала и улыбалась.
--
Ты совсем не маленькая,- продолжал я.
А она молчала и улыбалась.
--
И уж никак не нимфа.
Она по-прежнему молчала улыбчиво, а я начинал злиться.
--
Уходи, уходи отсюда, ты только все портишь! - раздраженно бросил я.
Тогда она рассмеялась и протянула мне обручальное кольцо. Я стоял растерянно.
--
Возьми и надень! - приказала она.
Я надел кольцо и ощутил на себе мягкость алой королевской мантии и тяжелое тепло золотой короны. Тогда она обняла меня и поцеловала. Я почувствовал, что стремительно падаю вверх; и легкое головокружение, и сладкую истому, и нежное томление, и ласковость вечности, и детскую беспечность. Музыка полнилась синими волнами, а мы целовались. А маленькие нимфы танцевали. А мы целовались. А нимфы...