Проснулся я однажды утром с осознанием, что полностью обнищал. Нужда со всем своим отчаянием навалилась мне на грудь. Четыре стены, пол, да потолок - вот и все, что у меня осталось. Сел я и с такими мрачными мыслями стал мозговать, как выходить из сложившейся ситуации.
Пойти работать? Да не пригоден ни на что. И ленив больно. К тому же, было раз - вышел на работу, пахал в поте лица денно и нощно, да работодатель зарплату платить не стал, говорит мол, усердно работаешь слишком, работой и довольствуйся как наградой. В суд было подал - самого чуть не засудили. Судья очки на нос натянул, в мое дело поглядел, стукнул молотком - виновен. Виновен и все тут. Не отвертишься. Еле - еле амнистию выпросил. Да уж, какой тут работать... Может милостыню просить? Да будто я и не пытался... Встал со шляпой в переходе, пишу - помогите мол, люди добрые, инвалид на обе руки, обе ноги, два глаза, голову, туловище и все, что к нему прилагается. Люди идут, монетки то кидают, а я им в обратку - не нужны мне ваши деньги, будто и без них не проживу, но обратно деньги не летят, а в щели канализационные падают, вот так добро государственное и пропадает. Нет, уж больно гордый милостыню просить. Песни петь? Было раз. Вышел с гитарой у подъезда, ору во всю глотку, струны дергаю, а звуков и нет совсем, тишина стоит, да и только. Какой там из меня музыкант, когда звуки все рассыпаются, не слушаются, только тишина в ушах дребезжит.
И задумал я по такой нужде тягостной ограбление совершить, да не просто ограбление, а ограбление с убийством. Но ограбление - дело трудное, это тебе, понимаешь, не шубу в трусы заправлять. Тут каждую деталь обдумать нужно, план до секунды в голове расписать. Иначе пойдет что-нибудь не так и крышка!
Решил я знакомого своего (у которого деньги лопатой греби - все равно не выгребешь) к себе в квартиру на посиделки привести, с чаем, вареньем и всеми делами. И чтобы убийство все гуманнее прошло, без лишней жестокости, объяснить ему положение вещей, растолковать, что жить ему больше не следует, а правильнее умереть и богатство свое мне оставить. Сделать это, конечно, деликатно, чтобы криков лишних, воплей и сопротивлений не было. Убедить его так, чтобы положил он мне руку на плечо, грустный вид сделал и сказал: "Понимаю я тебя, раз уж такие дела у тебя творятся, мне и себя для тебя не жалко", чтобы затем он нож взял из полки кухонной, мне в ладонь вложил, голову к люстре задрал - режь, только давай побыстрее, а то у меня еще одна встреча через час назначена (человек то, видать, деловой). Убью я его. Но надо от тела тогда поскорее избавиться, да так, чтобы следов не осталось, иначе явятся ко мне господа полицейские, наручники на меня оденут и в тюрьму посадят до конца века, а в тюрьме еще, не дай бог, и опетушат. Нет, не сяду я в такую тюрьму, не буду до конца века своего в заточении сидеть, да в петухах ходить, разом жертву свою прибью и следов не оставлю.
Как от трупа избавиться? Разорву его на куски, разбросаю по комнате получившиеся части и пронумерую: под номером один, конечно, пойдет голова, которая думать чрезмерно много привыкла, под номером два - ноги, вечно куда-то бегущие, третьим номером станет сердце, любви жаждущее. Остальное можно и не нумеровать вовсе, вывести в лес, костер разложить, сжечь, и пляски во круг кострища буйные устроить. Пронумерованные же кусочки расфасовать по мусорным пакетам и, не глядя, в глотку мусоропроводу зашвырнуть, чтобы с высоты они в свалку подобных себе плюхнулись. Потом прийти обратно, сигаретой задымить и уборщицу вызвать, чтобы она кровь со стен и пола по оттирала, мне то, гуманисту, негоже в крови руки марать.
Взял телефон, начал знакомого набирать, дабы план свой в жизнь воплотить, и понял вдруг, что обнищал не на монеты я, а на жизненные силы и любую надежду эти силы в себе поддерживать, что работать я не работал вовсе в буквальном смысле этого слова, а жизненный огонь понапрасну в груди своей разжигал, что тюрьма меня ждет не в клетке, а в голове собственной, в которой я и без того пятую часть века отмотал, и отпетушит жизнь так, как ни один зек не умудрится. Не знакомого своего я под нож пустить собрался, а себя, и потому следы преступления убрать мне вряд ли выйдет, всем на лицо это преступление проявится.
Подумал я так и написал этот рассказ - не готов я пока ограбление с убийством сотворить, еще немного в нищете и лишениях пострадаю.