Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

Наш фамильный художник. Глава 22

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    ...Балкон открыт, ветерок свежий подувает, а я сижу и шью пиджак себе из жатого ситца. Как же отрадно наедине с моим євеличеством" долгожданным одиночеством! Но вот они! Платон и Аристарх. Оказывается, сегодня у них первый сеанс,- художник хочет написать портрет мужа. Ну что ж, придется євеличеству" подождать, да и пиджаку - тоже. И уже єобъект" - у стола... и уже Аристарх - напротив меня... и уже опять говорит о рассказах Платона из недавно вышедшей книжки єСеребряные сопки", но вдруг откладывает кисть, берёт в руки сборник, ищет в ней какие-то страницы: - Вот, нашел! - И читает: - єЗачем встречаться с беспокойным прошлым? Пусть бы по-прежнему прикрывало твою лысеющую голову от беспощадных лучей жизни легкое облачко тихой грусти по несбывшемуся", - и смотрит на Платона, но тут же, перелистывает несколько страниц: - єНет, оказывается не поздно задуматься даже тогда, когда пойдет вторая половина дня и крылья мечты, надежды уже опустились, повисли ненужным грузом и просто мешают жить". - Закрывает книгу, снова берет кисть: - Ты же подталкиваешь человека словами этими к действию, открываешь ему глаза... Вижу, приятно Платону слышать это, а я... Нет, не хочу пока євписываться" в их диалог и уже иду на кухню варить кофе...
  1983-1992-й
  Из дневников:
  'По чуть потрескивающему ледку подходим к дому номер семь... это мы идем к Аристарху Бетову на день рождения. А работает он художником-оформителем в проектном институте, - 'Надо кормить семью', - и только по выходным пишет картины.
  Невысокий, некрасивый, - незаметный, - но всегда вижу в нём некое свечение, в которое верю: нет, не погаснет в ту самую минуту, когда будет позарез нужно... нам нужно.
  Побродить бы еще, подышать мартовским весенним воздухом, но... Уже поднимаемся по истертым ступенькам вдоль безобразно изукрашенных стен подъезда, уже разворачиваем альбом рисунков и акварелей Русского музея, - подарок юбиляру, - и я целую его в щечку.
  Почти следом приходит Юрий, громоздит на стул свою картину: весеннее небо, - Юрий Андреевич небо пишет всегда отлично! - справа дорога с подтаявшим снегом, слева стайка берез, а за ними поле изумрудной озими. Отлично!.. Показывает еще и письмо, - приглашают в Воронеж с выставкой.
  - Ехать ли? - сомневается.
  - Да ты что? Конечно, ехать, - Платон, Коля Иванцов.
  А потом сумбурное застолье и Коля с Платоном всё о 'собственной чашке' в семье: плохо, мол, это или хорошо; Таня, жена Иванцова - о детях да о детях; Лёля, жена именинника, всё угощает всех и угощает, а дочки и мать всё помалкивают, лишь улыбаясь.
  И вот уже Аристарх провожает нас по темноватым улочкам к троллейбусу, идет рядом со мной, и я всё говорю и говорю о солнце, совсем другом солнце Цейлона, а он - о солнце и луне Армении; я - об Индии, о ее запахах, цветах, он - опять об Армении, о том, как попал в больницу и лежал, никому не нужный, а потом начал рисовать тех, кто был в палате, за это ему понесли еду, фрукты и он стал выздоравливать.
  А над нами висела здо-оровенная луна... солнечная поляна.
  - Ах, как же плохо, что в городе мы ее почти не замечаем! - щебетала и щебетала: - Она - лишь в поле, в лесу, в деревне...
  А под ногами похрустывал ледок.
  И пахло, пахло весной!
  И ветерок холодил щеки.
  Но подползли освещённые окна троллейбуса. Мы с Платоном вошли. Я оглянулась: Аристарх стоял какой-то распахнутый... и пальто, и глаза!.. а потом он же - в проёме двери, в темноте. Но резко захлопнулись створки, отрезав его прощальный взмах.
  
  Приходили Бетовы... Пили мы кофе, говорили и говорили о том, что накопилось, ждало выплеснуться.
  Лёля добрая, милая женщина, во всём согласная с мужем и, наверное, он для неё, и голова, и творец и ей... только б угодить ему! А для нас её муж не только талантливый художник, но и тот, с кем можно говорить обо всём, зная, что не пойдёт, не донесёт 'куда надо', а такое многого стоит.
  
  Балкон открыт, ветерок свежий подувает, а я сижу и шью пиджак себе из жатого ситца. Как же отрадно наедине с моим 'величеством' долгожданным одиночеством!
  Но вот они! Платон и Аристарх. Оказывается, сегодня у них первый сеанс,- художник хочет написать портрет мужа. Ну что ж, придется 'величеству' подождать, да и пиджаку - тоже.
  И уже 'объект' - у стола... и уже Аристарх - напротив меня... и уже опять говорит о рассказах Платона из недавно вышедшей книжки 'Серебряные сопки', но вдруг откладывает кисть, берёт в руки сборник, ищет в ней какие-то страницы:
  - Вот, нашел! - И читает: - 'Зачем встречаться с беспокойным прошлым? Пусть бы по-прежнему прикрывало твою лысеющую голову от беспощадных лучей жизни легкое облачко тихой грусти по несбывшемуся', - и смотрит на Платона, но перелистывает несколько страниц и мы слышим: - 'Нет, оказывается не поздно задуматься даже тогда, когда пойдет вторая половина дня и крылья мечты, надежды уже опустились, повисли ненужным грузом и просто мешают жить'. - Закрывает книгу, снова берет кисть: - Ты же подталкиваешь человека словами этими к действию, открываешь ему глаза...
  Вижу, приятно Платону слышать это, а я... Нет, не хочу пока 'вписываться' в их диалог и уже иду на кухню варить кофе.
  
  Шли с художественной выставки, и Аристарх опять говорил и говорил о сборнике Платона: ничего, мол, более лучшего за последние годы не читал и особенно понравился рассказ, который и название книги: 'Серебряные сопки'.
   - Да и 'Сад на крутосклоне' не хуже, - добавил. Считает Платона явлением в своей жизни... как писателя.
  
  Платон пришел домой в половине двенадцатого и под хмельком.
  - Где так долго?.. - вышла к порогу.
  - Да были с Юрой Махониным у Аристарха, 'обмывали' событие, ведь портрет инженера, им написанный, взяли на областную выставку.
  - Ну что ж, портрет отличный, мог бы Аристарх стать настоящим портретистом, если бы...
  - Если бы писал тех, кого хочет и так, как хочет, а то...
  - А что?
  - Да в нашем Союзе художники всё больше передовиков производства в манере соцреализма пишу...
  - Но Платон, передовики тоже люди, и если художник...
  - И если художник, - опять подхватил, - коньюктурщик, то из него получится только плохой художник... как и из писателя. Вот я, написал правду об обкомовцах-пенсиорах, которые хотят себя еще и в книгах увековечить, прочитал Аристарху и Юре, а они сказали: рассказ, мол, очень глубокий, но держать её надо в столе... да подальше, чтобы не попала в руки гэбистов.
  Ох... Ведь прав, прав мой, зажатый идеологией, писатель.
  
  И снова Платон позировал, а за чаем - Аристарх:
  - Позавчера, кажется... Ну да, позавчера, иду по улице, а навстречу две собаки гонят кошку. Мечется та, не знает куда спрятаться и вдруг прыг ко мне на плечо! Почему ко мне? - засмеялся. - Рядом же и другие шли, - и взглянул, будто я должна была ответить на его вопрос.
  - Аристарх, - улыбнулась, - если бы я была кошкой, которую гнали собаки, то в тот опасный момент именно на твоё плечо и вспрыгнула.
  - Почему? - поставил чашку на блюдце, взглянул удивлённо.
  - А потому, что верю тебе до конца... без границ. Верю в то, что не оставишь, когда будет нужно. - Вроде бы смутился, но ничего не ответил, и тогда 'перевела стрелку' на другое: - Золотой ты муж, Аристарх, - сказала и взглянула на своего. - Успеваешь и на службу ходить, и вечерами портреты заказные писать, и дачу строить. - Платон вроде бы понял мою игру. - А у нас дачи ни-ког-да не будет!
  - Почему ж не будет? А Платон Борисыч на что? - вроде бы и он понял, взглянул на мужа, но тот промолчал. - Разве не построит? - И, погасив улыбку: - Вот мне сейчас предлагают еще одну работу на пятьсот рублей. Конечно, не хочется забрасывать живопись, но придется, чтобы домик дачный достроить, раз затеял.
  И на это ни-ичего не ответил Платон... у которого голова и руки приспособлены только для писательства.
  
  И состоялся последний сеанс...
  К десяти вечера портрет был готов и 'выставлен' для просмотра.
  Молодец Аристарх!
  - Только вот борода у Платона как-то уж очень... на первом плане, - заметила. - Но зато придает ему и некую монументальность, - смягчила замечание.
  Ничего не ответил художник, да и Платон лишь улыбнулся.
  Стало темнеть, и мой муж пошел проводить гостя... усталого, взлохмаченного Аристарха, и такого же затурканного жизнью, как и мы'.
  
  Встречи с Аристархом, хотя и не частые, случались тогда ещё не один год. Заказывали ему портреты дочери и сына, своих родителей, которые с фотографий он отлично написал карандашом, и поэтому в шутку называли его 'наш фамильный художник', тем более что начал писать и мой портрет и два или три раза приходил к нам, - а потом...
  В тот день он закончил писать, когда стало темнеть, и разрешил мне посмотреть.
  'Ой, какая я круглолицая! - удивилась. - Да еще этот пестрый платок на плечах... Прямо, Кустодиевская красавица!
  Аристарх, почувствовав мое настроение:
  - Но портрет сырой, буду еще работать...
  И с Платоном они ушли, а я... А я и начала его подправлять... пальчиком! И так увлеклась, что когда Платон вернулся, то сразу и заметил:
  - Мазки какие-то странные... Что, он еще чем-то писал?
  - Да, нет, - засмущалась, - это я попробовала...
  Платон ахнул.
  Конечно, стыдно мне было!.. Стыдно и сейчас, но что было делать?
  Когда Аристарх пришел и увидел мое 'творчество', то ничего не сказал... но уже в тот день писать не стал, заторопился домой, а потом...
  Потом несколько раз предлагал продолжать сеансы, но я не хотела, - то ли, не верила, что получится хороший портрет, то ли мешал не погасший стыд? - но с тех пор незаконченный мой портрет... лицом к стене, стоит за письменным столом Платона.
  Но были его отличные карандашные рисунки мамы и отца с фотографий, а еще вот этот, который нравится мне больше всех: первый послевоенный год, мне - лет восемь, маме - за сорок и мы, заморенные и худые, сидим на кровати, как беженцы, а на мне - черное платьице с круглым вырезом и серыми рукавами, - на черные маме не хватило ткани.
  
  'Вот уж и впрямь золотые руки у Аристарха! Не только дачку сам почти построил, но и камин выложил! Правда, покайфовать возле него пока не удалось, как-нибудь зимой, а вот вчера...С Юрой Махониным и его женой Валей, сидели на их уютной верандочке, Лёля угощала салатами прямо с грядок, потом пили чай с домашними крендельками, ходили купаться к озерцу, что совсем рядом.
  Когда вечером, прямо в купальниках, шли вдоль заборчиков, над которыми тянули к нам ветви яблони с почти зрелыми яблоками, то Аристарх пошутил: - Прямо три грации!
  На что Юра лишь ухмыльнулся, а Платон поспешил смягчить его ухмылку: - А что? Вполне.
  О-отличный был день!
  
  Платон ходил на заседание избирательной комиссии...
  А дело в том, что Аристарх предложил институту, где он работает, выдвинуть Качанова кандидатом в местные Советы, и собрание проголосовало почти единогласно, но тамошний Райком партии развернул компанию 'против' демократа Качанова, и вскоре признал то собрание 'недействительным'.
  И всё же Аристарх не собирается сдаваться, - хочет еще раз собрать институтских коллег.
  
  Были у Бетовых. За бутылкой водки они рассказывали, как вечерами ходят по подъездам и расклеивают листовки, которые Аристарх тайком отксерокопировал в своем институте: 'Черные чернила тем, кто ездит в черных 'Волгах!' и 'за' кандидатуру Платона.
  Кстати, на собрании в том же институте 'за' кандидатуру Качанова проголосовали почти единогласно, так что, хлопотами Аристарха мой муж стал кандидатом в предстоящем 'всенародном демократическом голосовании' в нашу местную Думу.
  
  И пятую субботу Аристарх писал портрет дочки...
  А вообще-то у нас уже целая портретная галерея 'кисти Аристарха': мама, Платон, его и мои родители, а сегодня закончил дочкин.
  И вот уже мы всей семьёй - перед готовым портретом: с царственной осанкой сидит моя дочка в кресле, длинные волосы волной - на плече, рука с браслетом - на поручне, пёстрая индийская юбка чуть оголяет колено, а она, чуть улыбаясь, смотрит на нас... Хороша!.. а, вернее, портрет хорош! И не к чему придраться... и хвалим, а Аристарх сидит и румянец у него - всё ярче, глаза поблёскивают. Доволен!
  И уже - за столом, Платон - с бокалом:
  - Моя жена задумала создать литературный триптих: жизнь матери, свою жизнь и дочка должна завершить его. Первая часть сделана, вторая... - смотрит на меня, - думаю, будет. Предлагаю выпить за то, чтобы и третья, - теперь уже посылает свою улыбку дочке, - как и этот прекрасный портрет, тоже будет написана, ну а внучка вырастит, разбогатеет и издаст.
  Я, молча, улыбаюсь тосту, улыбаются и Аристарх с дочкой и только внучка Машка согласно гулит и гулит в своей красивой качалке.
  
  Пользуясь полномочиями депутата местной Думы, Платон 'выбил' у коммунистической власти, - не одним же обкомовцам иметь дачи! - целое колхозное поле для журналистов 'Новых известий', где он теперь работает. Но осталось несколько участков не 'заселёнными', и Платон предложил один из них Аристарху, так что теперь мы - соседи и как-то, сидя под березами, пекли на костре картошку, лакомились ею, пропахшей дымком, и запивали пивком, 'обмывая' свои землевладения.
  Кайф!
  А вчера весь день провели на даче у Бетовых. Сидели у камина, пили домашнее винцо и снова говорили и говорили о том, что начало открываться в газетах, по радио и телевидению: о скрытых ранее фактах прихода к власти Ленина, гражданской войне, развязанной большевиками, страшных 'расстрельных списках' Сталина и лагерях, в которых гибли лучшие люди России. И как же не вплетались наши слова в то, что окружало! Вокруг домика всё сияло инеем, в нетронутом снегу, смешно подпрыгивая, выискивали что-то длинноносые черныши-галки, перепархивали с ветки на ветку синички и, осыпая с веток снег, упруго взлетали в бирюзу неба.
  Потом рассматривали картины хозяина, - у него там мастерская, - и он показывал портрет поэта Есенина, который 'идёт ну уж очень трудно'.
  - А зачем ты его пишешь? - удивился Платон. - Этих Есениных столько понаписали!.. хоть пруд пруди.
  На что Аристарх обиделся... как мне показалось.
  Когда стало темнеть, петляли к вокзалу по чуть заметной тропинке меж придавленных снегом и покосившихся заборчиков, и этот уходящий день казался коротким праздником жизни.
  
  Вечером Платон пришёл какой-то напряжённый, молча, съел салат, пододвинул кашу с сосиской и я спросила:
  - Чего такой?..
  - А-а, - и чуть не выронил вилку, - встретил на выставке Аристарха, поехали к нему... и луче б не ездил!
  - Что так?
  - Да понимаешь... Не сошлись в оценке русского народа. Для него он хороший, только власти плохие... и теперешние в том числе, а для меня - народ и сам хорош.
  - Знаю, знаю о чём ты...
  - А что, разве не так? Да, страдал народ, страдает и теперь, но ведь из народа же вышли те, кто после семнадцатого громил церкви, жёг иконы в кострах, разорял и растаскивал барские поместья...
  - И поместья тех,- подхватила, что б как-то увлечь его в другую тему, - кто строил для народа школы, больницы... как наш Могилевцев, а потом... - но не сдержалась и только подлила масла в огонь: - А потом могилу его отрыли и кости по полю разбросали.
  - Ну да, - подхватил, - ведь во время раскулачивания крестьян находились среди народа и те, кто приходил развлекаться этим, как на зрелище. - Показалось, что закончил свою обвинительную речь, но, словно вспомнив, даже встал: - А во времена терроров? Ведь среди народа были доносчики на соседа, чтобы только получить комнату, когда того расстреляют... да и те 'тройки', что расстреливали по 'расстрельным спискам' Сталина что, не из народа разве? А надзиратели в тюрьмах, лагерях? Эх... - махнул рукой и отвернулся к окну.
  Знаю, при таких разговорах нервы его сдают, а поэтому еще раз поддержала:
  - Да прав ты, прав. Может, Аристарх и потому... Но печально, конечно, досадно, что отшатнулся.
  
  Давно Аристарх не был. Если приглашаем - отказывается, на телефонные звонки отвечает сдержанно, а иногда и вовсе не хочет брать трубку, чего не скрывает Лёля.
  Как-то Платон предположил:
  - Может, обиделся на меня, что сказал ему тогда, на даче, о портрете Есенина, что похож больше на юмориста Винокура?
  - А зачем ты рубанул... с плеча? - почти упрекнула. - Ты со своей правдой-маткой и так всех друзей отвадил.
  Ничего не ответил... но подошёл позже:
  - А, может, всё же из-за народа? Помнишь, рассказывал тебе, как мы в последний раз с ним...
  Да помню я, помню! И, скорее всего, так оно и есть, но ничего не ответила и только плечами пожала.
  
  На базаре пожилая женщина продавала несколько картин. Подошла, посмотрела...
  Так себе, не за что взгляду зацепиться... А впрочем, вот этот пейзаж, кажется, ничего!
  На переднем плане - розоватый снег, за ним - ряд черных оголенных деревьев, а над ними... вернее, меж них - раскаленный шар заходящего солнца. Да, есть настроение, свет... Наклонилась, поискала подпись. 'А. Бетов'. Так ведь это... 'наш фамильный художник'!
  И созвонилась, и съездила к ним... Странно. Приглашали приезжать в гости, но без Платона.
  А пейзаж его с заходящим солнцем всё же - у нас.
  
  По моему совету, Платон вс ё же 'пробился' к Аристарху и привёл к нам.
  Ох, лучше б не советовала! Перед нами сидел почти другой человек! Весь вечер распалённо и с ненавистью говорил о Горбачеве, Ельцине, Чубайсе, Путине, - обокрали, де, они хороший народ, набили себе карманы, и за это их надо расстрелять, как в былые времена, а заодно и Николая Сванидзе, 'этого продажного журналиста', на что я и взмолилась, фальшиво рассмеявшись:
  - Аристарх, ну хотя бы журналиста пощади! - Только хмыкнул. - Да и вождей наших... если и 'набили себе карманы', как ты думаешь, что ж сразу и расстреливать, как при Сталине?
  - Рас-стре-лять - словно трижды нажал на курок.
  И уже боялись что-то возразить, а он стоял у порога и окончательно меня 'добивал': оказывается, ходит лечить катаракту глаза к бабке!.. и дочку с собой туда водит, чтобы спасти от сглаза, который 'наслал на неё бывший муж'.
  Что случилось с человеком?'
  
  Когда-то Аристарху Бетову понравились строки из сборника Платона 'Серебряные сопки': 'Нет, оказывается не поздно еще задуматься над своей жизнью даже тогда, когда пойдет вторая её половина и крылья мечты, надежды, благородных стремлений уже опустились, повисли ненужным грузом и просто мешают жить'.
  Так вот, после нашей последней встречи думаю так: наверное, его 'крылья опустились, повисли', а, может, и взлетел он, но совсем в другую от нас сторону.
  Платон мается: как же спасти бывшего друга? А я советую:
  - Не надо, не делай этого. И потому, что Аристарх, хотя и выбрался из той идеологической 'трубы', о которой писал ты в своей повести с таким же названием, но, не справившись с переменой-перестройкой жизни, которая обрушилась на нас, безнадёжно болен.
  
  А впрочем, не только Аристарх болен, но и все мы, кто жил в социалистическом лагере.
  И больны в разной степени, ибо гражданская война, развязанная 'вождём всемирной революции' всё еще продолжается меж нашими душами, так что, остаётся лишь с грустью проститься с нашим бывшим другом.
  Но остались с нами портреты, написанные 'фамильным художником', и пейзаж с закатным солнцем, которое вот-вот скроется за тёмными стволами оголённых деревьев.
  
  Продолжение следует.
  Дорогой читатель!
  Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много и фото пейзажей, снятых мною . Ссылка сайта - http://galinasafonova-pirus.ru
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"