Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

Ожидание настоящего. Глава 19

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Глава из автобиографической повести "Вот прилетят стрижи" (Иди "Игры с минувшим"), написанной по дневниковым записям:"...Платон позвонил в многотиражку Автозавода, надеясь, что Брон, главный редактор, его возьмет, - ведь давно знакомы. Ходил вместо меня на субботник, а я ездила в Карачев пикировать капусту. - Так и знай, - сказал, когда приехала, - ты лучше всех работала, я самым последним ушел с субботника. Ну да, подметать ему нравится. Позвонил Брон, сказал, что в парткоме ему не посоветовали брать Качанова в штат. Вот так... Купила мяты, пустырника, - буду успокаивать его травами. Сегодня приснилось: надо мной - звездное небо... но вдруг - гром, треск, желтые змеи молний!.. всё рушится... а во мне вместо ужаса - облегчение: сейчас умру легко и быстро... но тут же, захлестывает и ужас: а что если не легко и не быстро?.. а что если ещё до-олго буду лежать под обломками? И начинаю рыдать...

  
  1987-й
  Неделю Платон сиднем сидел над рассказом 'Прах Плеханова', я же читала его роман 'Ожидание настоящего', - недавно закончил и теперь думает: где бы издать: в Москве или в Приокском издательстве, куда входит и наша область?
  А начал его писать еще после ухода из многотиражки: заводская бригада, отношения между рабочими и начальниками, парторгом; одиночество, разобщенность молодых, энергичных, но потерянных людей... Конечно, тема интересная, но ведь полной правды написать не мог, - крамола получилась бы.
  Понаставила кавычек возле фраз, которые показались газетными, и посоветовала усилить конфликт между героем и бригадой рабочих.
  - Посмотрю, - буркнул.
  
  Читала детям притчи Льва Толстого: 'Три сына' и 'Савврская харчевня', на что Глеб - ни слова, а Галя в конце проворчала:
  - Господи, всё с самого начала было ясно, а Лев так длинно объяснял!
  Какова фамильярность в отношении классика? Но я все ж вознамерилась втиснуть в их головки: надо, мол, больше думать о людях, надо, мол, учиться сочувствовать хотя бы ближним, сострадать им... и 'под ключ' сказала:
  - Съездили бы в детский дом, отвезли несчастным деткам конфеток...
  И вдруг услышала от моих трезвых деток:
  - Чего ж сама-то?
  Да-а... Что ж сама-то?
  
  Отвёз своё 'Ожидание' в Москву, в издательство в 'Советский писатель'. Заходил и в 'Новый мир', - есть у него в этом 'толстом журнале' покровительница, которая пообещала пристроить роман в свой журнал... 'при случае'.
  Ну, что ж, а вдруг и впрямь - 'случай'?
  
  По заказу Обкома смонтировала фильм о Бежице. Халтура. Но на летучке начальники: отметить!
  Перед его просмотром в Доме политпросвещения об истории Бежицы - первый секретарь Обкома партии по идеологии Смирновский: '...наши доблестные предки разбили псов-рыцарЁв!'
  Смехота!
  
  Прихожу с работы, а Платон сидит на кухне тихий и несчастный:
  - Вот... даже не могу дочери помочь, - имеет в виду старшую, Алену. - Может, занять деньги у Махонина... под будущий гонорар? - и на глазах слезы.
  Сжимается сердце: опять долги? Но ничего не отвечаю, а лишь пытаюсь успокоить:
  - А чего ж ты хотел? Противостоять коммунистам и ждать, что они тебя за это обнимать станут? - Сажусь рядом, трогаю за плечо. - Ладно, не тужи. - И советую полушутя: - Может, пойдёшь подметать улицы, как классик нашей отечественной литературы Андрей Платонов? Мне плевать, что люди говорить станут.
  - Да-а, тебе-то плевать, - слегка раздражается. - А мне плевки ваши подметать?
  - Хорошо, не подметай. Проживем как-нибудь. Но ведь вижу: страдаешь, что у младшей дочки занимаем, что старшей помочь не можешь, но пойми, мне тоже не легко. Устаю от безденежья.
  Но он уже отворачивается, машет рукой, уходит к себе, а я...
  А я - на балкон. Плюхаюсь в уголке на свою любимую кастрюлю, смотрю вниз: кроны-то каштанов с нашего пятого - ярко-зеленым ковром, над ними - под лёгким ветерком полощутся ветви ивы, детский гомон, хлопки выбиваемых ковров... а во мне - тоска.
  
  Возвратили рукопись Платону, и рецензент разгромил ее беспощадно и ехидно.
  А день-то был солнечный!.. тихий! Только б радоваться.
  - Да плюнь ты на них! - попыталась успокоить. - Что, в первый раз тебе такое получать? - и поставила перед ним тарелку щей, пристроилась рядом. - Зато вон какое письмо хорошее вчера получил!
  А прислала его какая-то девочка из сельской школы: 'Читала Вашу книжку 'Серебряные сопки'. Большое спасибо за неё'.
  
  И снова, как и года три назад, вызывали Платона для беседы с 'искусствоведом в штатском' и предложил тот помогать кагэбэ, 'а мы, в свою очередь, поможем Вам в издании романа'.
  Отказался.
  Что будет?
  
  Недавно отнес своё детище в местную писательскую организацию.
  - Будем читать, - сказал редактор Николай Посков.
  И сегодня снова ходил к нему...
  И почему этот Посков когда-то был нам с Платоном так симпатичен? Ведь так упорно рекомендовали его моему начальнику Анатолию Васильевичу взять на телевидение, хотя он всё упирался. Но всё же, взял. И 'вытаскивала' я потом его слабенькие сценарии, а он глядел мне в глаза с собачьей преданностью, с легким подергиванием губ в полуулыбке. Да и Платон, когда уходил из издательства, порекомендовал его вместо себя Якушкину, и вот теперь...
  - Как дела с моим романом? - спросил мой писатель.
  - Читаем, читаем, - подхватился тот навстречу, затряс Платону руку, заглядывая в глаза.
  - Да что ж так долго читаете? В план уже пора ставить.
  - Нет, пока не поставили, - заюлил.
  - Ну, тогда придется мне в Госкомиздат и жаловаться на вас.
  - Жалуйтесь, жалуйтесь Платон Борисович...
  И снова заискивающе осклабился.
  
  Снова возил группу туристов на юг, в Туапсе, - за это ему платят не только командировочные, но и по три рубля в день, а это - аж семьсот грамм колбасы, если, конечно, попадется.
  Привез из Туапсе орехов, хурмы, груш, съедобных каштанов, а сегодня сходил на базар и только что преподнес мне букет белых хризантем.
  Чудо!
  
  И вернул ему Посков роман... по почте!
  'Вынуждены возвратить...'
  Наверное, 'искусствоведы в штатском' и посоветовали сделать это.
  Мстят.
  
  Возвращаемся с Глебом из Карачева: дождь, ветер! Б-р-р...
  Глеб с вокзала поехал домой, а я искать Платону подарок, - у него сегодня день рождения. И купила носки, потому что на рубашку денег не хватило. Стою на остановке, жду троллейбус. Рядом - двое пацанов. У каждого - по тюльпану.
  - Где достали, молодые люди?
  - На базаре, - шмыгнул носом тот, что поменьше. - По двадцать копеек штучка.
  Рвануть на базар?.. Считаю: двадцать на три... Хватит. И рванула. А там они - по рублю тридцать. Походила, поторговалась, но все ж купила три штуки.
  И уже - через порог: тюльпаны и лицо в дожде, как в слезах радости:
  - С днем рождения, Платон Борисыч!
  
  Ура! Роман приняли 'для прочтения' в Приокском издательстве.
  Ну, что ж, и то хорошо.
  Может, примут и для издания?
  
  Опять вернули Платону роман с рецензиями... но на доработку.
  Значит, есть! есть надежда.
  И вот уже неделю сидит и 'дорабатывает'.
  
  Топчусь на кухне и вдруг слышу:
  - Можешь ко мне зайти?
  Домываю посуду, иду.
  - Как ты считаешь, что верно у этого... в замечаниях о моём романе? - и смотрит грустно.
  Думаю... О рабочих Мареине, Кузнецове... Нет, с ними всё в порядке; начальник цеха Варламов, парторг Фролкин... Да, есть в нём что-то шаблонное.
  - Сделай парторга Фролкина еще добрее, - пытаюсь и сама сказать это почти ласково, - но всё же, пусть он прячет это в себе и, может, только в разговорах с твоим героем Фетисовым приоткрывается чуть-чуть, а, может, в своих раздумьях.
  - Тогда многое переделывать придется, - бросает после паузы. - И все же роман получился, - уже завязывает шнурки картонной папки, кладет ее в стол. - Конечно, есть в нём длинноты, не очень он психологичен, не очень индивидуализирована прямая речь... так, ведь, она и в жизни не очень.
  - Да, конечно, не очень, - поддержала, и тут же посоветовала: - Сделай-ка ты свой роман первой частью трилогии, которую продолжишь позже. - Ничего не ответил. - А для этого, - осмелела, - надо бы тебе опять поработать в многотиражке на автозаводе, понаблюдать, как люди приспосабливаются к новым условиям. Время-то какое... перестроечное!
  Нет, не хочет он снова работать в многотиражке.
  - Роман уже закончен, - только и буркнул.
  
  Носил свой 'доработанный' роман редактору Приокского издательства - приехал тот в наш город, - и вернулся часа через три:
  - Понаставил, зараза, замечаний, вычеркиваний! - сверкнул очками. - И то не надо, и то нельзя! А ведь Горбачёв провозгласил гласность, открытость. Нет, всего боится, коммуняка трусливая!
  - Платон, но ведь гласность - в Москве! К нам она еще не дотащилась, так что, ищи консенсус, как говорит тот же Михал Сергеевич.
  Нет, не утешила. Весь вечер ходил из угла в угол, вздыхал, маялся.
  
  Позвонил всё же в многотиражку Автозавода, надеясь, что Брон, главный редактор, его возьмет, - ведь давно знакомы.
  
  Ходил вместо меня на субботник, а я ездила в Карачев пикировать капусту.
  - Так и знай, - сказал, когда приехала, - ты лучше всех работала, я самым последним ушел с субботника.
  Ну да, подметать ему нравится.
  
  Позвонил Брон, сказал, что в парткоме ему не посоветовали брать Качанова в штат.
  Вот так... Значит, на регулярную зарплату мужа пока рассчитывать не приходится.
  
  Сижу в уголке дивана, читаю Блока.
  Входит Платон, садится рядом, какое-то время сидит молча, а потом вдруг приклоняет голову на моё плечо:
  - Что-то у меня с нервами... Иногда даже боюсь за себя.
  Что сказать?.. И листаю томик стихов, нахожу недавно прочитанное:
  - Вот, послушай, что советует мой любимы поэт:
  На улице дождик и слякоть,
  Не знаешь, о чем горевать.
  И скучно, и хочется плакать,
  И некуда силы девать.
  Глухая тоска без причины
  И дум неотвязный угар...
  Давай-ка наколем лучины,
  Раздуем себе самовар!
  Авось, хоть за чайным похмельем
  Ворчливые речи мои
  Затеплят случайным весельем
  Сонливые очи твои?
  За верность старинному чину!
  За то, чтобы жить не спеша!
  Авось, и распарит кручину
  Хлебнувшая чаю душа!
  Закрываю книгу, встаю:
  - А вдруг поэт прав? - Молчит. - Пойдем-ка, распарим и нашу кручину чайком.
  Не против...
  А сегодня, кроме чая, купила еще и мяты, пустырника, - буду успокаивать его травами.
  
  Приснилось: надо мной - звездное небо... но вдруг - гром, треск, желтые змеи молний!.. всё рушится... а во мне вместо ужаса - облегчение: сейчас умру легко и быстро... но тут же, захлестывает и ужас: а что если не легко и не быстро?.. а что если ещё до-олго буду лежать под обломками?
  И начинаю рыдать.
  
  Наверное, отвар успокаивающих трав помог и мне, и мужу, - уже третий день не ворчит на детей, не занудит, и даже иногда шутит.
  
  В лес, за земляникой! Всей семьёй!
  С утра-то было пасмурно, а потом и вовсе заморосило.
  Но идём к лосиным кормушкам в чавкающих туфлях...
  Запахи леса, травы, хвои... и вдруг, иногда - яркие, скользкие грибы под деревьями или посреди поляны. Ах, как же здорово, что не вернулись!
  А потом, под навесами кормушек - бутерброды с салом, горячий чай из термоса...
  Как же счастливо можно жить!
  Но дождик усиливается. Спешим к электричке. Тишина... На платформе - только женщина да несколько мужчин, и стоят молча, неподвижно, чуть размытые дождем... как в фильме Бергмана. Пустая электричка тоже подкатывает тихо, слово и не по рельсам.
  А дождь уже - ливнем! О стекло прозрачными кляксами разбиваются и разбиваются капли, струйками сползают вниз.
  Допиваем горячий чай из термоса...
  Ах, как же благостно можно жить!
  
  2010-й
  Через несколько месяцев роман мужа издадут в Приокском издательстве, но ему всё же придётся вычеркнуть несколько глав, которые редактор настаивал убрать по соображениям цензуры.
  
  1987-й
  Пришла с работы вымотанная! И хорошо, что дети не стали приставать, - занялись чем-то в другой комнате, - и я, даже не поужинав, прилегла на диванчик, отвернулась к стене, свернулась эмбриончиком: болела голова, болело сердце, да и вообще...
  Но вдруг услышала от порога:
  - Перевод из Тулы пришел, - голос Платона. - За роман.
  Ну, и что?.. подумалось... ну, и хрен с ним, подумалось, мне и это без-раз-лич-но.
  И даже умереть можно бы...
  Но вошла дочка, постояла рядом, погладила по голове:
  - Ма, может таблетку?
  - Нет, не надо. Отлежусь, - пробурчала, не обернувшись.
  Но она засобиралась куда-то.
  - Куда ты? - всё же обернулась.
  - Деньги с папой получать, - еще раз погладила.
  А потом они вернулись, дочка протянула мне гладиолусы: 'Это папа... тебе', я вяло улыбнулась, буркнула 'спасибо', поставила цветы в вазочку, снова прилегла, и снова - к стене. А Платон с дочкой сидели в зале, смотрели телевизор, он распределял деньги...
  Да, знаю, знаю: надо бы поздравить его, 'обмыть событие', но мне даже это казалось не под силу.
  И вот теперь сижу, пишу эти строки, а его деньги лежат рядом... под алыми гладиолусами.
  
  Сегодня подошла:
  - Ты возьми деньги... и давай мне в месяц по сто пятьдесят, что б регулярно получалось, а не иногда...
  А вообще-то сегодня чувствую себя нормально, и потому... Может, поговорить с ним спокойненько, не срываясь?
  И вышла на балкон, посидела на кастрюле, потом снова подошла к нему:
  - Платон, во-первых, вот о чем хочу тебя попросить: если иногда думаешь о самоубийстве, то хоть при детях не говори об этом. Со мной тоже бывает, но... - Он пытается что-то возразить, а я: - Подожди, дай мне монолог свой закончить. - Сел на диван, опустил голову. - А во-вторых: я очень хочу, чтобы ты хоть месяца три походил на какую-нибудь постоянную работу. Я устала от тебя... - Нет, 'спокойненько' не получится. - Да и вообще, мне уже давно кажется, что мы с тобой идем в разных упряжках... ты полностью поглощен своим романом, общественными проблемами и тебе нет дела до того бытового воза, который тащу я. - Сидит, скрестив руки на груди, вытянув ноги и уставившись в пол. - Не знаешь, как устаю на работе, как невыносима эта вечная экономия денег, забота о том, где что достать, чем накормить семью. Не знаешь и того, как зачастую не под силу бывают эти еженедельные поездки... на выходные дни в Карачев, где огород, который нужно выполоть, дети, которых нужно и там чем-то накормить, уход за старой, больной матерью... - Он поднимает голову, чему-то усмехается. - Да нет, не думай, что делаю из себя героиню, большинство женщин так и живут, но, по-видимому, я слабее их и очень устаю, почти исчезло ощущение радости... - Чувствую: подкатывает ком к горлу. Проклятые слезы! Не успею сказать, что хотела! - Вот дочка говорит, чтобы я просто смирилась. А у меня уже нет сил мириться и хочется, чтобы рядом был тот, на кого можно...
  Нет, так и не успела закончить! Поворачиваюсь, убегаю на балкон, плюхаюсь на любимую кастрюлю, сушу лицо ветерком... и еще смотрю на летающих стрижей. Я теперь ча-асто вот так слежу за их воздушными играми, когда носятся меж домов, как в ущелье, и с такой отчаянной радостью и пронзительным весельем пищат! И полеты их всегда успокаивают... но вот сейчас слышу: щелкнул замок. Ушел... Как же хорошо, что ушёл! и что не попытался... нет, попытался... подошел, тронул за плечо:
  - Ты все слишком драматизируешь.
  - Может быть... Но ты иди, иди, - только рукой махнула.
  
  2010-й
  Николай Бердяев:
  'Страдание имеет смысл совсем не потому, что оно необходимо и справедливо, что оно - высший закон жизни, а потому, что оно есть опыт свободы, путь человека, и что человек может обнаружить в этом пути свою духовную победу, может достигнуть освобождения и просветления, может выполнить завет любви и милосердия'.
  По-видимому, эти слова кажутся читателю высокопарными, оторванными от жизни, но для нас они были реальностью. Да, в годы социализма нам мало платили, плохо кормили, не давали свободно дышать, говорить, думать, пригвождая к большевистской идеологии, но мы тихо противостояли.
  Так что же потеряли, страдая, а что приобрели? Всегда ли хватало сил исполнять заветы любви и милосердии, удалось ли одержать духовную победу, достигнуть какого-то просветления в этом противостоянии?
  Наверное, не найти ответа на эти вопросы, но...
  Но мы пытались.
   Продожение следует. Дорогой читатель! Приглашаю Вас на свой сайт, где кроме текстов, есть много и фото пейзажей, снятых мною . Ссылка сайта - http://galinasafonova-pirus.ru
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"