Пирус Анна Сергеевна : другие произведения.

Гость с Енисея

"Самиздат": [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Он нашел меня через Интернет. Он, мой бывший поклонник и журналист районной газеты, который в те, юные годы, сделав мне предложение и получив отказ, сразу уехал на Дальний Восток. Долгие годы ничего о нём не знала и вот... "Ты помнишь меня?" - был первый его вопрос. И я ответила, маскируясь и проверяя адресата: "Когда-то знала парня с такой фамилией, который жил..." и указала название моего городка. И он тут же ответил: "Ну да, это я, я! Василий. Может, вспомнишь, как мы танцевали в парке, а потом я провожал тебя домой и нас всегда встречала ваша белая собачка по имени Ласка?" Да, теперь знала: это он. И написала: "Где ты теперь?" "Живу на берегу Енисея и так сталось, что ощущаю эти края своей родиной". Ну, а потом слово-за слово, и выяснилось, что скоро приезжает навестить родственников в мой городок, который недалеко от областного центра, где живу, и если я не против, то хотел бы встретиться. И была встреча. И распахнул Василий передо мной дверь в мир, который был совсем незнаком - мир жизни на берегах далекой реки Енисей.

  ГОСТЬ С ЕНИСЕЯ
  Он нашел меня через Интернет. Он, мой бывший поклонник и журналист районной газеты, который в те, юные годы, сделав мне предложение и получив отказ, сразу уехал на Дальний Восток. Долгие годы ничего о нём не знала и вот... "Ты помнишь меня?" - был первый его вопрос. И я ответила, маскируясь и проверяя адресата: "Когда-то знала парня с такой фамилией, который жил..." и указала название моего городка. И он тут же ответил: "Ну да, это я, я! Василий. Может, вспомнишь, как мы танцевали в парке, а потом я провожал тебя домой и нас всегда встречала ваша белая собачка по имени Ласка?" Да, теперь знала: это он. И написала: "Где ты теперь?" "Живу на берегу Енисея и так сталось, что ощущаю эти края своей родиной". Ну, а потом слово-за слово, и выяснилось, что скоро приезжает навестить родственников в мой городок, который недалеко от областного центра, где живу, и если я не против, то хотел бы встретиться.
  И была встреча. И распахнул Василий передо мной дверь в мир, который был совсем незнаком - мир жизни на берегах далекой реки Енисей.
  
  Мы сидим возле того места, где когда-то была танцплощадка, на которой кружились с ним в вальсе, и он грустит:
  - Как же всё изменилось! Ничего от прошлого не осталось. А помнишь...
  И начинает вспоминать те далекие дни, когда этот парк назывался Городским садом, когда каждый вечер здесь играл духовой оркестр, когда вон на том месте был не работающий фонтан в виде круглой чаши, на краях которой сидели маленькие львята и смотрели на предполагаемые струи воды...
  - Василь, - мягко прерываю его, - можно я тебя так поназываю... как в давние годы?
  Улыбнулся:
  - Да, конечно... - Опустил глаза и в лице промелькнуло нечто давнее: - И даже очень приятно...
  - Так вот, Василь, жизнь идёт, бежит, летит, всё течет, всё изменяется, так зачем же грустить? Я тебе рассказала о себе, а теперь расскажи-ка о том, как живёте там, на далёком Енисее?
  - Да живём... - И помедлил, поводив взглядом пробегающего мальчишку: - А вернее, выживаем. И говорю "выживаем" не для того, чтобы вызвать в тебе жалость, а потому, что... - Он замолкает, смотрит какое-то время на детишек, пытающихся раскачаться на качелях, и я слышу: - Когда уезжал отсюда, то увозил с собой робость в душе: как я там буду?.. в чужих-то краях, в чуждой среде, в суровой сибирской тайге?
  - Почему непременно в тайге? Там же есть большие города, а журналисту в них...
  Он усмехается:
  - А я ехал не как журналист. Сразу решил, что стану промысловиком охотником.
  - Господи, почему такой крутой поворот?
  - А вот так... Почему-то решил тогда... когда ты не... - И взглянул, улыбнулся, но не продолжил. - Решил сразу и бесповоротно: нет, не хочу быть журналистом. Надоело исхитряться, врать, подчиняться партийным "товарищам". Стану-ка человеком, который - сам по себе, чтобы никто мне не диктовал, не указывал что делать. А как раз в то время вычитал в газете, что на Енисее нужны промысловики-охотники, вот и...
  - Но ты же... - взглянула вопросительно.
  И он догадался:
  - Ну да, охотник из меня был так себе... лишь с батей иногда - в лес, с ружьем, но на Енисее были инструктора, вот и...
  Василий снова замолк, словно вспоминая что-то, но встрепенулся:
  - Ничего, выучился. А, вернее, пришлось учиться, когда забросили с собакой, консервами и мешком сухарей на несколько месяцев в тайгу. Жить захочешь, выживешь. Всё сразу пришлось постигать за четыре месяца, и кулемки делать, и костер из сырых дров разжигать, и с собакой общий язык находить, чтобы кормила, избушки рубить, путики к ним прокладывать...
  - Подожди, подожди... - замотала я головой, - ты забываешь, с кем говоришь. Я же не знаю, что значит кулёмки, путики и зачем избушки надо было рубить?
  Засмеялся:
  - Ой, прости, и впрямь... Ты если что, так спрашивай, а то я... Да кулёмки - ловушки для соболя, которые делаем через каждые сто, сто пятьдесят метров, а путики - тропы к лобазам... избушкам, утеплённым мхом и землёй и на высоких столбах...
  - На курьих ножках?
  - Ага, от медведей. А то заберутся, переломают всё, повыбросят... Так вот,
  завозим в эти лобазы по девяносто буханок хлеба, другие продукты, а они разбросаны по территории охотника в восемьсот квадратных километров через каждые сто километров.
  - Ой, теперь ты прости. Неужто у одного охотника такое огромное пространства? - наивно удивилась.
  - Так и есть, - усмехнулся. - Тебе, жителю этой скученности, в которой живёшь, трудно поверить, но... - Он встал и жестом предложив пройтись по парку, зашагал рядом: - А потом возвратился в станок... в село, на вырученные за меха деньги купил домик и зажил...
  - И решил там остаться? - спросила, тут же поняв неуместность своего вопроса.
  - А вообще-то "зажил" - не то слово. Я бы сказал начал пробовать жить. Знаешь, - остановился, - всё же попасть из относительной цивилизации в такой быт, как там... Станок человек в триста, врач и милиционер за сто пятьдесят километров, один магазинчик, в который продукты завозят вертолётом раз в неделю, а муку - в навигацию, с мая по сентябрь... В общем, условия еще те, но простор, красота! Широченный Енисей с восходами над высоким берегом, бескрайние леса с высоченными кедрами и воздух обалденный! А главное, не покидающее ощущение того, что я наконец-то выпрямился, стою перед этой красотой и дышу всей грудью.
  Я усмехнулась, и он заметил это:
  - Что, литературщиной пахнуло? - И, не получив ответа, добавил: - Но то, о чем говорю, правда, а что не могу как-то иначе... так в том моя вина и неумелость.
  - Ладно, - приостановилась, взглянула: - Дело не в том. Главное, что я столько нового узнала... станок, кулёмки, путики, восход над высоким восточным берегом Енисея... - И улыбнулась как можно ласковее: - Ты давай, рассказывай, Василёк. И впрямь для меня всё это ново и очень интересно. Как ты вживался в эти просторы? - подтолкнула к ответу вопросом.
  - А вот так и вживался, - поверил в мою заинтересованность. - Прежде всего научился топором не только кулёмки строить и избы рубить, но и всё остальное делать, ведь топор самый необходимый инструмент в тех краях. Знаешь, там говорят: если б не клин да мох, то плотник сдох.
  - Ну, мох... вроде понятно для чего, а вот при чем тут клин?
  - Да не тут... - рассмеялся, - а там. А там клин, вырубленный топором, нужен для того, чтобы расщеплять ель на дерёво, из которого потом делают лыжи, ведь на купленных далеко не уедешь, только на своих... И не сразу я научился их делать, только на четвертый раз и получились, а то начну нос загибать в бале... в приспособлении, и трещина, трещина... Для этого нужен опыт, сноровка... - Помолчал, приостановился, взглянул: - Знаешь, у нас постоянно надо думать о своей работе, иначе не выживешь, а у вас... Сходил на работу, пришел домой и всё, отдыхай.
  - Да нет... ну как же... я тоже... - залепетала, а Василь усмехнулся:
  - "Тоже", да не тоже... Если ты сделаешь что-то не так, то тебя начальники поправят, а у нас... Не наловил рыбы, не настрелял во время перелёта гусей, уток, вот и...
  - Жалко птичек, - вырвалось. - Ведь так нечаянно можно и лебедя...
  - Можно... но охотники их гонят с выв... - Взглянул: - Ну, с небольших озёр, остающихся после половодья, и гонят потому, что если лебеди сели, то гуси уже не опустятся. На эти вывы потом садятся утки, гоголи, кряквы, чернецы, которых...
  - Которых вы и убиваете? - взглянула с упрёком.
  Василий помолчал, сделал несколько шагов и только потом услышала:
  - У нас не говорят "убить". У нас говорят "добыть". И пойми, ведь зарплату в нашем станке получает немногие и большинство живёт тем, что добудет на охоте, в реке, на своих огородах за короткое лето, когда и в июне может выпасть снег. Правда, выручают белые ночи, успевают овощи вырасти, но основное дает охота, вот весной и плывут каждый в свой балок... ну, сарайчик на озерцах, в котором живут во время весновки... - И снова взглянул: - Поясняю, поясняю. Весновка - весенняя охота и ловля рыбы на озерцах.
  Мы вышли из парка и пошли по улице, спускающейся к реке. Да, когда-то шли мы с ним этой дорогой вот так... но держась за руки. Господи, как же давно то было! Интересно, а помнит ли он об этом? Спросить? Нет, не буду, а спрошу вот о чем:
  - Василь, а как ты?.. женился ли, есть ли дети?
  Но он ответил не сразу:
  - А ведь по этой дорожке когда-то мы с тобой... - улыбнулся и, махнув рукой, продолжил: - Женился... Но когда дети...
  - И кто да кто? - перебила.
  - Дочь почти взросла и сынишка... Так вот, когда они подросли и жена упорно стала проситься в Красноярск, то купил им там квартиру, звала меня с собой, но я... - И поддал ногой попавшуюся на дороге палку: - А я не поехал. Ну не мог я снова отдать себя в рабство после того, как почувствовал свободу! Но частенько наезжаю туда, ведь я же кое-что пишу для краевой газеты, да и по детям скучаю.
  Замолчал. Наверное, эта тема для него и теперь больная, надо уйти от неё. И спросила первое попавшееся:
  - Скажи, - а не надоедает ли... всё раба, рыба, рыба?
  Засмеялся:
  - Не-а, не надоедает. Ведь её столько!.. Мукша, чир, нельма, харица, окунь, вязь, ленок, щука... правда, щуку больше для собак запасаем, ведь во время зимы килограмм двести на каждую надо. А еще таймень, осетровые, тогун... ме-елкая такая рыбёшка, жирная, но до чего ж копчёная хороша! Да и вообще, рыбу по-разному запасают: засаливают, коптят, вялят, сугуду готовят... - И взглянул: - Да зимой ловят её в прорубях, режут на куски, со снегом и солью перемешивают, а когда едят, то каждый кусочек обмывают и в рот, обмывают и в рот. Вкусно.
  - Так вкусно, что у меня слюнки потекли. А еще орешки кедровые...
  - Да, и орешки кедровые.
  - Кстати, а как их собирают?
  - А собирать их начинаем тогда, когда бурундуки начинают их шелушить. Подойдёшь к кедру, бухнешь деревянным молотом по стволу и-и полетели шишки, только собирай! Принесёшь домой, перемелешь, вынесешь на наш енисейский ветерок, подсушишь и лакомишься всю зиму. Всего в Сибири полно, только не ленись...
  Улица вывела нас к речке, я присела на опрокинутую лодку, а Василь отошел от неё на несколько шагов и окинул взглядом:
  - Прочное сооружение, но...
  - И что значит "но"?
  - А то, что тяжёлое, неповоротливое. Наши то ветки лёгкие, подвижные... правда стрелять из них можно только вперед, а то перевернётся. - И заметив вопрос в моих глазах, пояснил: - Мы же выдалбливаем их из стволов осины. Ох, и кропотливая ж это работа! Три дня долбишь, долбишь, а когда стенки тонкими станут, тогда и будь на чеку, чтобы не промахнуться, не продырявить. Эти ветки-деревяшки раньше делали местные кеты, а потом... - И замолчал.
  - А что потом? - заинтриговал.
  - А потом спились. У них же иммунитет против спиртного низкий, а тут русские пришли, магазины с водкой открыли, они и начали пушнину на водку выменивать, и стали спиваться, осталось не больше тысячи. Да и обычай у них странный: огородами не заниматься, скот не разводить, а как без всего этого?
  А я, не найдя что ответить, лишь вдохнула вечерний пахучий воздух и вымолвила:
  - Прелесть-то какая!
  И взглянула на Василия: а как ему наша "прелесть"? Но взгляд его был уже отстранённым, словно в эти минуты покинул меня и был где-то там... может, на берегу Енисея?
  - Василь, ау! - тихо окликнула. - Ты где сейчас?
  И он возвратился:
  - Конечно понимаю, что для тебя "прелесть" - вот этот ручеек, а для меня...
  - А мне, - подхватила, - у этого ручейка уже комар укусил, зараза...
  Засмеялся:
  - Только один и сразу "зараза"? А если бы весь гнус: комары, москиты, мошкара?
  - Ой, и впрямь... - пришлёпнуло еще одного, - и как вы всё это терпите?
  - Только и спасаемся дегтем березовым. Надерешь бересты, на плошку со сточным отверстием выложишь, прикроешь тазом, подожжешь и часа через три готов дёготь. Потом перемешаешь его с жиром, намажешься и работаешь. Да и привычка. В работе гнуса почти не замечаешь. А если честно, лето для нас не самая лучшая пора...
  - Ну как же, летом же тепло. Кстати, зимы у вас очень морозные?
  - Морозные. Морозные и снежные. Сугробов наметёт!.. Только и управляйся дорожки к дровам расчищать. Мы же почти ими топимся, уголь-то в навигацию надо завозить, а вот дрова... В апреле, когда наст твердый, их сколько угодно можно заготовить. Да и в мае, когда вода ото льда освободится, то начинают плыть брёвна, срезанные там, в верховьях Енисея, а мы их вылавливаем, всё лето они сохнут, а к зиме пилим и рубим, рубим... В общем, скучать некогда.
  Василий встал, расправил плечи:
  - Ну что, пошли... а то я, наверное, достал тебя своими...
  - Да нет, что ты! - Поспешила прервать. - В буднях моей серой и однообразной жизни твои рассказы... как свежий ветер. Знаешь, слушала тебя и не покидало ощущение, что я в жизни прошла мимо чего-то самого главного, такого, как...
  И замолчала, не найдя подходящих слов. А он уловил мой настрой... уловил смысл того, о чем хотела сказать, и чтобы не дать разрастись моему грустному ощущению, заговорил о руинах храма на холме, о парке, мимо которого уже проходили.
  Тогда мы расстались, договорившись встретиться еще раз, чтобы снова поговорить о Енисее и о моём восприятии рассказанного Василём. Да не случилось.
  Но было его письмо, словно подводящее итог нашей встрече.
  
  "Извини, что пришлось срочно уехать, хотя так хотелось еще раз встретиться с тобой!
  Всю дорогу додумывал то, что хотелось бы досказать и теперь, зная, что едва ли встретимся, постараюсь написать в этом письме.
  Знаешь, твои слова: "я в жизни прошла мимо чего-то самого главного" возвратили меня в моё журналистское прошлое и я подумал: а, может, зря променял возможность что-то своё сказать людям на вольную жизнь обыкновенного человека, живущего плодами труда своего, которые всегда перед глазами? И, честно сказать, не нашел ответа на этот вопрос. Но одно могу сказать твердо: видно ЭТО было во мне сильней. Почти вижу твою полуулыбку: "А что за ЭТО?" И поэтому отвечаю... заранее прося прощения за литературщину (видать, журналист во мне сидит надёжно!). Понимаешь, когда в начале мая стою на берегу Енисея и смотрю на подвижку льда, за которой вот-вот последует ледоход, и когда наконец Енисей трогается, а лёд, коробясь и разламываясь, начинает свой вековечный ход, то во мне зарождается нечто, наполняющее непонятной силой и верой в своё... только моё! человеческое достоинство. Почему вспыхивает такое? Не знаю. Как и не знаю того, что когда в лодке несусь по глади реки с бесконечной чертой лесов по берегам, а вокруг - ни души, лишь собака на носу моторки, то бьётся, трепещет во мне сладостное ощущение причастия к Вечности. Может, память поколений? Ведь не зря в первые часы ледохода люди бросали в воду Енисея кусочки самого дорогого, - хлеба, - и ополаскивали лицо горстью воды. Может, только эта неразрывная связь с природой и возрождает достоинство в человеке, придавая ему силы? Наверное, смещённость с земли, утрата связи и интереса к ней, потеря возможности видеть результаты своего труда не где-то там, в неопределенной перспективе, а непосредственно, сию минут, приводит к тому, что исчезает чувство действительности, разрыхляются, размываются здоровые инстинкты и окружающий мир становится чуждым, далеким, а в душе образуется некая пустота, которую трудно заполнить чем-то интересным. Да к тому же мир городов суетен, шумен, а думать и жить хорошо лишь с запасом большой тишины в душе. Да, наверное, так и есть.
  Не знаю, сказал ли тебе этими строками что-то новое, возразишь или промолчишь, но поверь, мне надо было исторгнуть это из себя именно тебе, тебе!"
  И пока я ничего Василию не ответила.
  
  http://galinasafonova-pirus.ru/proza
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
Э.Бланк "Пленница чужого мира" О.Копылова "Невеста звездного принца" А.Позин "Меч Тамерлана.Крестьянский сын,дворянская дочь"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"