Стив прибыл в Россию из Лондона. Он был невысокого роста, с типичной для британского островитянина внешностью: светлая, почти прозрачная кожа, каштановые волосы, слегка растрёпанные ветром, и серо-зелёные глаза с характерным прищуром. Тонкие губы часто складывались в лёгкую полуулыбку с едва заметной иронией.
Прямая осанка и сдержанная манера поведения часто вызывали у меня легкую улыбку. Он всегда был одет безукоризненно: длинное пальто и мягкий шерстяной шарф, небрежно перекинутый через плечо.
На первый взгляд, его командировка в Россию была исключительно деловой. Но за официальными встречами и переговорами скрывалась его собственная, почти детская мечта - выучить русский язык. Этот "великий и могучий", загадочный и многогранный, манил его своей непокорённой высотой, словно дальний берег, который так и просит добраться до него.
Первое, что его озадачило, - это кириллица. Он как-то признался мне за чашкой чая:
-Я не понимаю, почему у вас Р - это R, а Н - это N. Я вчера пытался прочитать название улицы и вместо "Ресторан" у меня получилось что-то вроде "Pectopah". Я был уверен, что это магазин какой-то химии...
Мы долго смеялись, пока я объяснял ему, что это на самом деле ресторан, и он просто попался в ловушку кириллицы.
Затем пришло время грамматики. Я помню, как он принес мне учебник с закладками на каждой странице:
- Шесть падежей, - простонал он, - шесть! В английском же их два! Почему "я вижу стол", но "у меня нет стола"? Он что, исчезает?
Он стал мне рассказывать, что вычитал где-то, как Льюис Кэрролл, проезжая по России, записал чудное русское слово "защищающихся" ("thоsе whо рrоtесt thеmsеlvеs", как он пометил в дневнике). Английскими буквами. Вид этого слова вызывает ужас... Он показал мне на телефоне, как Кэрролл записал это слово: "zаshtshееshtshауоushtshееkhsуа". Ни один англичанин или американец это слово произнести не в состоянии.
Я пытался объяснить логику русского языка, приводил примеры, старался выстроить ясную цепочку аргументов, но Стив только махал рукой с таким видом, будто я рассказываю ему о крылатых лошадях или невидимых замках.
- Вы говорите постоянно парадоксальным языком! - воскликнул он, обводя руками воздух, словно стараясь поймать ускользающую мысль. - Вот объясни мне...
Часы могут идти, когда лежат. И стоять, когда висят!
Это же абсурд!
Я рассмеялся:
- Это просто выражения...
Но Стив не унимался:
-А вот это:
"Руки не доходят посмотреть."
Что это за мистика такая? У вас руки - отдельные существа, которые ещё и доходить куда-то должны?
- Это значит, что не хватает времени, - попробовал я объяснить, но по лицу Стива было понятно, что он погружается в ещё большую загадку.
- А ещё ваша фраза... как там...
"Нельзя, но в принципе можно."
- Он хлопнул ладонью по столу, словно нашёл самое главное доказательство. - Это же чистейший оксюморон! Как что-то может быть одновременно нельзя, но в принципе можно? Что такое это ваше "в принципе"? Оно что, меняет законы логики?
- Ну, это... - я замялся, - это такое понятие, когда вроде бы нельзя, но если очень нужно...
- Если очень нужно? - переспросил Стив, приподняв бровь. - Значит, все ваши "нельзя" - это просто ожидание, пока кому-то не станет очень нужно?
Мы оба рассмеялись. Конечно я знал все эти выражения, неоднократно слышал их от иностранцев: как анекдот, как байку и вполне серьезно, без тени шутки, но сейчас понял, что его вопросы куда глубже, чем могли показаться на первый взгляд.
- И наконец... - Стив поднял палец, словно учитель в классе, - вы так легко бросаетесь фразой:
"Да нет, не знаю."
Это вообще возможно? Это одновременно да и нет? Это знать и не знать?
Я улыбнулся:
- Это русский язык, Стив. Тут многое зависит не от слов, а от того, как ты их говоришь.
-Это как мне понять , не унимался Стив
- Вчера я пытался сказать продавцу в магазине, что хочу "один хлеб". А она смотрит на меня и говорит: "Хлеба?" Я говорю: "Нет, спасибо, одного достаточно."
Мы снова посмеялись. Стив не понимал, почему "хлеб" становится "хлеба", когда его надо купить. Для него это было неким магическим превращением, словно в языке живёт особый дух, меняющий слова по своему усмотрению.
Он рассказывал, что самым большим его испытанием стали ударения.
- В русском языке ударения - это как мины в поле, - философски заметил он. - Не знаешь, где наступишь.
"Золото", "болото", "долото" - слова различаются одной буквой, но ударение везде падает на разный слог. "Волос", "голос", "колос" - различаются одной буквой, ударение одинаковое, а множественное число - полный разнобой: волосы, голоса, колосья.
Потом стал делиться со мной о том как тяжело из слов складывать предложения. Я согласился и попытался ему помочь.
- Смотри, Стив, в русском языке можно менять порядок слов, и от этого смысл меняется.
Вот, например: "Я иду в кафе." - это просто значит, что я направляюсь в кафе, ничего особенного.
Если я скажу: "Я в кафе иду." - тут уже чувствуется акцент на том, что именно в кафе, а не куда-то ещё.
А если скажу: "В кафе иду я." - тут уже подчёркивается, что именно я иду в кафе, а не кто-то другой.
- Теперь я понимаю, почему Толстой написал половину "Войны и мира" на французском, - протянул он задумчиво. - Чтобы хотя бы немного объяснить, что у вас в головах.
- Как там было у Пушкина? , и Стив стал читать глядя в телефон:
"Она по-русски плохо знала,
Журналов наших не читала,
И выражалась с трудом
На языке своём родном.
Итак, писала по-французски..."
Мы оба засмеялись. В эти моменты я особенно ясно осознавал, насколько русский язык - это не просто средство общения, а целый лабиринт смыслов, в котором можно легко заблудиться, но зато сколько радости от каждого найденного выхода.
Да , это наш, с детства простой непростой русский язык! Мы, его носители, привыкли к его причудам и не замечаем, насколько он может быть сложным и запутанным для тех, кто только начинает постигать азы "великого и могучего".
Как, например, объяснить иностранцу, что "коза" и "козёл" - это одно и то же животное, но разного пола, а "оса" и "осёл" - два совершенно разных?
Или это:
- Есть пить?
- Попить или выпить?
- Попить есть?
- Есть
- А есть есть?
- Есть
- А как это есть?
- Пить
Искренне восхищаюсь иностранцами, которые по своей воле учат русский.