Аннотация: Короткий иронический рассказ о жизни врачей пост-советского периода.
Врачам, живущим на зарплату, посвящается.
-- Алло! Прачечная?
-- Нет. Институт культуры
Государство -- с виселиц, Театр -- с вешалок, а больница начинается с приёмного покоя, именно покоя, потому как отделением его назвать нельзя.
Каждое утро начинается выплёвыванием санитарок с мётлами и с скребками на улицу. Они выгребают и выметают всё то, что за сутки накидали и наплевали благодарные больные. Полногрудые и жизнерадостные женщины с весёлым задором собирают огрызки хлеба и яблок, туалетную бумагу и прочие человеческие отходы интимного характера.
Мы -- Зюлейки по жизни. То-бишь -- живущие по правилам "больной прав всегда", если больной бьёт по одной щеке (к с тати, за это ему ничего не будет) подставь ему другую. Если тебя обозвали гнусно и трёхэтажно, скажи: "дякую, просимо на другий раз".
Когда всё чисто, и затхлый запах ночи улетучился через открытые двери, а свежий весенний воздух заполнил всё помещение, другие обитатели, вернее старатели человеческого здоровья, потирая распухшие от бессонницы глаза и замазывая синяки под ними тональным кремом готовятся к самому важному и судьбоносному событию суток -- докладу. Подобьём бабки с передней линии фронта, потери личного состава сюда не входит.
Весна, буйство природы. Стоит целый год сопеть и кукожится, чтобы весной расправить горбатые, от побоев судьбы спины и дышать на "повнi груди". Сама по себе идёт на ум "Лiсова Казка".
-- "Нi, я жива, я вiчно буду жити, я в серцi маю те, що не вмирає..."
А тот, щто "Мастер и Маргарита", что женщина с букетом ярко - жёлтых цветов по среди звенящей весны, тот, который родился однажды на Андреевском Спуске, который в 1915-м году в отделении, мимо которого я иду каждый день, стоял за операционным столом и возвращал жизнь раненым солдатам.
Ах весна, жить, да, хочется жить.
-- А есть за что? -- спросит скептик, -- зарплатка за сентябрь прошлого года.
-- Милочка, вы опять не туда отправили. Как вы могли! -- Красный фломастер чертит по журналу с удовлетворённым скрипом.
-- Ах да, а я тут про весну, исправлюсь. Уже на земле, фюзеляж целый.
Рапортую, кругом, шагом арш!
Обратно не до весны. Люди в белых халатах у порога. Мой Бог! Как они галлантны и изысканны, эти доктора со скорой, как уверенны в себе. А я...
-- Чёрта с два! -- шепчет внутренний голос. -- Они просто получают вовремя зарплату, ты не хуже.
Раскрывается дверь, и вслед за скрюченным старичком выплывает Сам доктор скорой помощи. Изящный, высокий, напомаженный шотен в дымчатых очках, белом халате на прямой и статной фигуре. Грудным голосом, обозначающим: "вы все черви, а я знаю" говорит:
-- Нужен хирург, здесь оппендицит, никаких "но", срочно.
Я, заикаясь, пытаюсь успокоить Доктора, мол не беспокойтесь, у нас всё отлажено, через 20 минут моих стараний, статная фигура покидает место нашего повествования.
Хирург -- боевой товарищ, рука, протянутая в неудачи, такой же прибитый жизнью, как и я -- подходит к больному. С любовью, только ему присущей, осматривает и ощупывает ему живот.
-- А что за шрам у вас, батенька справа внизу?
-- Это, доктор, мне 5 лет назад вырезали оппендицит, -- глагольствует больной.
Хирург причмокивает, постукивая больного легонько по пояснице, последний корчится и стонет.
-- Почечная колика.
Ах весна, цветёт сирень, и её запах пьянит и будоражит нервы. Растут крылья за спиной. "Ну почему люди не летают, как птицы? Я спрашиваю, почему люди, не летают, как птицы?"
-- Вы за какой месяц зарплату получили.
-- А? Что?
Передо мной спокойный, читающий мысли и всё понимающий, с добрым родным лицом, доктор психбригады.
-- Нам не дали ещё всем за сентябрь.
-- Нам тоже. -- отвечает он вздыхая, и погружается в свои, глубоко интимные мысли.
Как же я его понимаю! На часах без 5-и 9. Внутренняя пружина рефлекторно срабатывает. Вскакиваю. Быстренько сдаю смену. Переодеваюсь, и с быстротой ядерной ракеты, вылетаю за дверь.
Весна, цветут каштаны, молодая зелень милує зiр, крылья за спиной...
-- Одень очки, милочка, люди не поймут твоих красных, крольячих глаз, -- но я спокойна, это внутренний голос. Одеваю очки и лечу, как птица. Дышу на повнi груди. Хватит, хватит передней линии фронта, не разведённого спирта с махоркой, трёхэтажных разностей и очистительных клизм, хватит, хватит покоя.
Домой, там напряжённая работа и дымящаяся кружка с кофе, мягкие тапочки и полное понимание.