От автора.

    
    Трудное это дело - писать аннотации. Особенно, если к третьей книге. Пересказывать то, что было, лениво, да и подзабылось уже, что там было и с кем. Пересказать содержание третьей книги весьма затруднительно: книга в процессе написания и еще не известно, куда вывезет кривая. Но написать что-то надо, иначе напишет кто-то другой и такое, что читатели потом станут спрашивать: "А где юмор?! После какой запятой смеяться?" А юмора нету и не было.
    Пока вместо аннотации у меня получилось непонятно что, если кто-то присоветует что-то лучшее, приму с благодарностью, внимательно изучу и, может быть, использую.

Аннотация.

    
    Возвращаться в те места, где было хорошо, не только плохая примета, но и глупость несусветная. То, что вы бережно лелеяли в памяти, давно уже стало совсем другим. Оно изменилось до неузнаваемости, превратилось в прах веков или снесено бульдозером истории. Тот куст роз, возле которого вы впервые поцеловали свою бывшую жену, постарел и переродился в шиповник. На месте вашего любимого сквера красуется торговый центр. А тот заветный овраг, с которым связано столько незабываемых впечатлений, уже стал свалкой. Но если жизнь кажется пресной и однообразной, если вам абсолютно нечем заняться, и совершенно нечего терять, то возвращайтесь. Попутного вам ветра. Перышко в донышко, флаг в... короче, успехов во всех направлениях. Только не говорите потом, что вас не предупредили!
    

СКАЗКА ДЛЯ СКАЗОЧНИКА.

1.

    
    - Мне удивительны твои успехи, Многодобрый.
    Я чуть не подавился, когда услышал такое.
    Сижу это я на веранде моей скромной хибарки, что затерялась в недрах сада, отдыхаю со знакомым прорицателем. Вокруг послеобеденная тишь, легкий ветерок отгоняет жару, глаза любуются гладью озера, на котором нет яхты. Не делают их в этом мире, почему-то. Желудок радуется съеденному обеду, по сердцу ползают умиротворение и благодать, и вдруг мой сотрапезник начинает удивляться.
    - А что тут удивительного, Многозрящий? Просто повезло, вот и все.
    Вид скромного труженика дался мне с большим трудом, но я очень старался. А гордиться было чем. За последний год я столько общался с умными и вежливыми людьми, что стал говорить так вежливо, аж самому удивительно. И больница, которую я давно мечтал открыть, работала и приносила доход. Пациенты попадались не жадные, и охотнее расставались с деньгами, чем с жизнью. Были, конечно, и летальные исходы, куда без них? Мертвых я воскрешать так и не научился, а случаи попадались всякие: иногда приносят пациента, а он неделю назад помереть должен по всем законам медицины. Но все, кого я не вытянул, умирали сами, а не по заказу или приказу. Родственники покойных претензий мне не предъявляли, наоборот! Кто-то благодарил за долгожданное наследство, кто-то - за легкую смерть родича, а кому-то и в голову не приходило, что к врачу могут быть какие-то претензии. Короче, расходились довольные друг другом. А самое главное - я стал сам себе хозяином. Многолюбящая занималась финансами и организаторскими делами, и в мои дела не совалась. Помощниц и помощников я отбирал сам. Один из них и помог мне овладеть новым хирургическим набором. Оказалось, ничего сложного: немного другая методика, а навык вырабатывается тренировками. Главное, начать. И чтобы объект для тренировок не возражал. Мертвые, как правило, редко возражают. Бывают, конечно, исключения, но не в моем случае. Короче, жизнь наладилась и была... пусть не скучной, но однообразной: работа-дом, дом-работа. А если работаешь почти на дому, то так трудно куда-то выбраться. Лежишь в гамаке или шезлонге, отдыхаешь в свободное от работы время и думаешь: а зачем куда-то идти? Все удовольствия можно получить с доставкой на дом, только хлопни в ладоши... даже из гамака выбираться не обязательно. А поискать приключений на свою задницу... особого желания не было. Кажется, я успел огрести здесь столько приключений за какие-то два сезона, сколько некоторым за всю жизнь не получить. Можно почивать на лаврах и наслаждаться спокойной, размеренной жизнью. Я так втянулся в этот процесс, что о другой жизни уже не думал. Все стало таким, каким и должно быть.
    Жизнь стала похожа на сон
    И смерть подошла незаметно
    Я ей улыбнулся приветно
    И с нею охотно пошел.
    
    Так, кажется, пел один незабвенный певец, любитель черных женщин, сигареток с дурью и гоночных автомобилей. Он и жизнь свою закончил в машине, с сигареткой в зубах, возвращаясь от очередной темнокожей красотки.
    Моя жизнь тоже стала похожа на сбывшийся сон. Помню, когда-то мне очень нравился тост: "За сбычу мечт!", но я и думать не думал, что он родня китайскому проклятию: "Чтоб ты родился в эпоху перемен!" Жизнь круто меняется, когда все мечты исполняются. Сразу и вдруг. Даже те, которые блажью или мимолетным желанием можно обозвать. Вот позавидовал я как-то Витькиной славе и подумал: наверно, здорово быть известным писателем, вот бы и мне так. Подумал и... забыл. А оно взяло и сбылось. Да еще как! И "...новая звезда на небосклоне фантастики", и "...скромный гений", и "...невосполнимая утрата для литературы" - и это еще не все, что написали обо мне в некрологе. Я когда его читал - оборжался до коликов.
    Кто бы сомневался, что дружбаны устроят мне реальные поминки, но чтоб такие... Интересно, кому это пришла идея, так увековечить память по безвременно ушедшему? Витька руку приложил? Или Леве идею подбросил? Лева любую идею воплотить может, если она ему понравится. Вот и сделали из меня писателя. А главное, что никаких проблем в будущем: и прославился, и фанаты потом доставать не будут. Типа, почему дальше не пишешь? Зажрался - исписался?..
    Или вот еще пример: возле Рустама бабы красивые крутятся... прям целый гарем! Хоть каждый день новую бери, хоть всех оптом. Работа у мужика такая - возле хозяина стрипбара всегда бабы пачками. Но зависть... проклятая зависть тихонько шепчет: "хочешь и себе так?" Блин, конечно хочу! Вот только не мозги это "хочу" говорят, а кое-что другое. Ну, если хочешь, тогда получи! И хрясь мечтой по морде! Теперь и вокруг меня крутятся красивые бабы. Много! Массажистки, банщицы, носильщицы и вообще "девушки, приятные глазу". Работают они у Тамилы, а значит, и у меня. Ну, созерцаю я их каждый день... ну, пользуюсь... иногда... чтобы не забыть, как это делается, но... душе хочется чего-то другого... большого... светлого... Может, пивка холодного, а может, эскимо на палочке. Смех смехом, но когда все мечты в жизни сбываются, то и жить, оказывается, больше незачем. Неинтересно.
    
    Грусть-печаль одолевает
    И тоска меня съедает...
    Чего ж хочу сегодня я?
    Да не хочу я ни... чего!
    
    Да, Леха, зажрался ты настолько, что только на матерные частушки тебя и растаскивает.
    И успехи уже не очень радуют и неприятности почти не огорчают...
    Да и не было у меня особых неприятностей в последнее время. Череда сплошных приятностей пошла. С чего бы это? Вот чтобы выяснить "с чего", я и пригласил дедка-прорицателя. И паланкин за ним послал. Не топать же почтенному человеку по жаре через полгорода. И программу развлечений продумал заранее: банька и общение с опытными массажистками, обед и отдых под винцо и песнопевца, а потом дедушку и погадать можно попросить.
    До отдыха дело не дошло - дедушка раньше удивляться начал.
    - Твое везение меня и удивляет. Детям мертвых родителей редко улыбается удача.
    А вот после таких слов мне уже лежать перехотелось. Выбрался из шезлонга и сел на полу, поближе к деду. Не стоит орать о моих делах на весь дом. Лучше о них шепотом на ушко.
    - Это получается, что я сирота теперь? Я правильно тебя понял, Многозрящий?
    - Да, Многодобрый, твои родители мертвы.
    Старик покивал головой, как китайский болванчик, и опять отправил свой взор любоваться красотами сада.
    Не скажу, что его сообщение так уж сильно меня огорчило. Не те у меня отношения с родителями, чтобы обрыдаться из-за их смерти. Положено их помянуть - помяну, а притворяться убитым горем... кому оно надо? Первую половину жизни отец меня знать не знал, в начале второй помог, чем сумел. А дальше я смог уже сам. Несколько лет мы жили под одной крышей, потом я обзавелся собственной жилплощадью, и стал сам обитать. С отцом расстались спокойно. Истерик: "на кого ты меня покидаешь?!" не было. Созванивались не часто, в основном по праздникам, виделись еще реже. Нормальные отношения умного отца со взрослым сыном. Про мать разговор особый. Встречался я с ней регулярно, раз в три-четыре года, перед очередным ее замужеством. Зачем-то надо было матери убедиться, что я все еще живой. Приедет из-за границы, посмотрит, скажет пару фраз, и уедет. Любящей мамочкой она больше не притворялась. Практически, как чужая. Не скажу, что меня это очень задевало, но все-таки... О возрасте этой женщины я знаю только со слов отца. Он утверждал, что старшее ее всего на пять лет, но выглядела она почему-то моей ровесницей, а отец на все свои пятьдесят семь. На здоровье он не жаловался, но мужики в его возрасте умирают иногда на полуслове. А вот мать... сомневаюсь, чтобы она умерла своей смертью. Скорее всего, какой-нибудь несчастный случай.
    Говорят, пока живы родители, пусть не горячо любимые, пусть едва терпимые, они хоть как-то прикрывают ребенка от ветра жизни. А не станет их, и ребенок окажется, как голый на сквозняке. Может, и правду говорят, но я ничего такого не чувствовал. Или я особо толстокожий, или родители у меня очень уж заботливые. Были.
    - И давно они умерли?
    И зачем мне понадобилось это узнавать? Что я смогу отсюда сделать? Ни цветочек на могилку, ни панихиду заказать... Ну, помянуть в любом мире можно, как меня дружбаны помянули. Для этого точная дата смерти не нужна. И присутствие в могилке поминаемого - тоже.
    - Давно.
    - Месяц? Полгода? Год?
    Ну, на хрена мне нужна эта точность?! Ну, остался я один... так я давно один! Я уже привык быть голым на ветру, и годами так живу. И совсем даже неплохо живу. Кое-кто даже удивляется моей удаче. Так зачем провидца напрягать?..
    - Больше, Многодобрый. Мне трудно зрить в твой след, я не понимаю того, что там вижу. И чем глубже зрю, тем меньше понимаю.
    - И на сколько лет ты нырнул вглубь: на десять, на двадцать?..
    Меня уже азарт разобрал. Знаю, что старик ошибается, а все равно любопытно.
    - Не знаю, Многодобрый. Там смерть опять подошла к тебе близко.
    Ну, и когда это было? Смерть столько раз подходила ко мне, что и не сосчитать. Как и к любому, пожалуй, человеку. Только мы редко замечаем и запоминаем эти подходы. Кроме одного. Последнего. Его трудно не заметить.
    - Старик, а кто точнее может посмотреть? Прости, Многозрящий... - сначала ляпнул, а потом извиняться стал. - Я хотел узнать, кого ты можешь посоветовать...
    - Я понял, Многодобрый, - дедок мне вежливо улыбнулся. - Но посоветовать я не могу никого. Так далеко можешь заглянуть только ты сам.
    - Как это - я? Я же не... - сказать "не умею", язык не повернулся. Все-таки я здесь тоже предсказателем считаюсь. - Говорят, гадать самому себе нельзя, - придумал я отмазку.
    - Это будет не гадание, Многодобрый. И я могу помочь тебе.
    - Да-а? А что тогда это будет? И как?
    "Нельзя жить на свете таким любопытным!.."
    Кажется, была такая песня. Давно. И не здесь.
    - Я дам тебе браслет Памяти. Он уведет тебя далеко. Туда, где ты увидишь своих родителей.
    - А вернуться я смогу?
    Типа, а стоп-кран у этой штуки есть?
    - Уйдешь не ты, уйдет твой дух. Он проникнет в сон Памяти и будет там долго. Но когда тебе станет очень больно, он вернется.
    - Ну, а как пользоваться этим браслетом?
    Перспектива болезненных ощущений, конечно, не радует, но...
    - Перед тем, как отойти ко сну, надень браслет на руку. Если то, что ты увидишь, испугает или огорчит тебя, больше не надевай его и тогда все закончится. Браслет потом верни мне.
    - Ладно, Многозрящий, я подумаю. И обязательно сообщу тебе.
    Думал я долго. Старик давно уже дома был, довольный моей программой развлечений, а я все еще думал. Только на следующий день Малька за браслетом послал. Буду я пользоваться этой штукой или нет, не знаю, но пусть под рукой лежит. На всякий случай.
    

2.

    
    Я делаю обычную работу. По крайней мере, я себя убедила в этом. Веками ее делали и делать будут. Чего бы фантасты-энтузиасты ни придумывали, чтобы облегчить женскую долю, но в жизни, если хочешь стать матерью, значит, рожай ребенка. В идеале - самостоятельно, а не можешь сама, тогда помогут: разрежут и вытащат. Но мне такой помощи не хотелось. И пускай Мамирьяна болтает, как это здорово: заснула, проснулась, а ребенка уже достали, и мучаться не надо, и рожать-трудиться не надо... Может, для нее это и здорово, а по мне лучше потерпеть и потрудиться, чем ложиться под нож. Так что потружусь и потерплю. Как сказала бы баба Феня; "Лошица здоровая, выдержишь". Да и не так мне пока больно, чтобы орать, срывая глотку. Может, этот крик кому-то и помогает, а мне легче, когда я хожу по коридору. Отвлекаюсь, думаю, а не лежу пластом на кровати и не жалуюсь, где и как у меня болит. Спасибо Ольге, рассказала, как правильно вести себя при родах, и несколько обезболивающих приемов показала. Еще и обрадовала, что при такой фигуре, как у меня, роды должны быть легкими. Ее бы слова да Богу в уши.
    Вот я и вышла в коридор, когда у меня началось. В палате тесно, не походишь, да и мелькать у девочек перед глазами не хочется, начнут еще приставать, сочувствовать, а мне этого не надо. Мне надо чтоб меня никто сейчас не трогал. Как кошку, когда она болеет - сама и травку найдет, вылечится, сама и умрет, если что. Вот я и хожу сама по коридору, от двери к окну, от окна обратно к двери. Коридор здесь длинный, чтобы его весь пройти, пять минут нужно, если идти медленно, а я никуда и не тороплюсь. Я гуляю и жду. А еще я глажу живот и тихонько разговариваю с ним - успокаиваю маленького человечка. Ему ведь страшно там, а может быть и больно. А мне не больно, мне терпимо. Ну, поясница немного ноет, и мышцы бедер сводит иногда, и ходить бывает трудновато, когда схватка в самом пике. Тогда стану возле окна или под стеночку, и растираю бока и поясницу. Так мне легче становится. И руки у меня заняты. А то есть роженицы, что за врачей ими хватаются. А чтобы рот не вздумал орать, Ольга считать советовала. Вслух и захватывая при этом как можно больше воздуха. Дышать полной грудью и считать. Две пользы от такого приема: и ребеночку больше воздуха достается, и мамочка не тратит силы на крик. Силы ей потом понадобятся. Когда схватки закончатся и потуги начнутся. Но схватки у меня пока редкие, хожу я больше, чем стою, и считаю вслух, но шепотом - не хочу привлекать внимание раньше времени.
    Мне здорово повезло, что я познакомилась с этой Ольгой. Кое-что я и так знала, но в книгах пишут так заумно, что не сразу поймешь, или поймешь не так, как оно на самом деле. Кое-кто из девчонок фильм смотрел по родам и предродовой гимнастике, потом впечатлениями делились. Как же громко они возмущались, когда обсуждали его! Мол, и мамочка там ходит, а не лежит, и совсем даже не мучается, а спокойно разговаривает с акушеркой. Мол, это не настоящие роды, а монтаж и симуляция. Мол, смотреть такие фильмы глупо и не нужно. Все равно безболезненных родов нет и быть не может. А если не орать, то к тебе никто не подойдет, и ты вообще не родишь.
    Я может, и поверила бы этим болтушкам, если бы не Ольга. Она быстро прекратила их вопли и устроила маленькую импровизированную лекцию на тему: "Как вести себя женщине в родах". Еще и примеры из собственной практики привела. Ольга - женщина серьезная, немолодая, ее слушали внимательно и с интересом. Кое-кто задумался после ее лекции. Вот побольше бы таких врачих, и меньше дурочек соглашалось бы на кесарево. Я ничего не имею против самой операции, для некоторых девчонок она единственный шанс родить живого ребенка и самой остаться в живых, но есть же такие, как Мамирьяна: заснул, проснулся, не надо мучаться... Почему-то они не думают, сколько лекарств в них потом вольют, сколько будет заживать шрам, каким молоком им придется кормить ребенка, и будет ли вообще молоко после операции... А когда Ольга сказала, что грудь нам нужна не только для красоты, что она и пользу должна приносить, я почти влюбилась в эту женщину. Про грудь и грудное вскармливание она прочитала еще одну лекцию, но уже на следующий вечер. Жаль, у меня не было с собой диктофона. Умеет говорить женщина! И опять лекция была импровизированной или стихийной, как теперь модно говорить. Побольше бы таких лекций, да при каждом роддоме... Но кто ж беременную женщину станет напрягать, лекции ей читать или фильмы показывать. Пусть уж лучше лежит на коечке, хорошо кушает, поправляется и отдыхает, чтобы родить потом богатыря.
    Услышала я такую программу-минимум от одной девчонки, так у меня дыхание в зобу сперло. А она еще и гордится: "Я за беременность тридцать килограммов набрала!" А мне до груди едва достает. Макушкой. Я эту Тоньку редко в стоячем положении видела, только возле манипуляции или смотрового. Но и там она, пока в очереди стоит, два-три пирожка или пачку вафель умудряется сжевать. Щеки уже на плечах лежат, а она все жует. Еще и бедра у Тоньки узкие, и жопка с кулачок - как своего богатыря рожать будет, не представляю. Когда я спросила, она только рукой махнула - рожу как-нибудь. Обалдеть, какой продуманный ответ. Ольга тогда услышала ее и сказала:
    - Я бы тебя в самостоятельные роды не пустила.
    А Тонька обиделась: чем я хуже других? Ну, невысокая и худая, ну, и что?
    Это она до беременности худая была, а сейчас - живот на ножках.
    - Ничем не хуже, - успокоила ее Ольга. - У меня и такие, как ты, сами рожали, если вес у них был небольшой и ребеночек не крупный.
    Ольга вежливо ей ответила, а я бы загнула по-простому: "И сама разъелась, и ребеночка своего раскормила".
    Что-то во мне хрустнуло, и я остановилась посреди коридора. Меня стали обходить с двух сторон, врачи и пациентки торопятся - время ужинать, а я взялась за живот и прислушиваюсь. Что же это со мной было и будет ли еще?..
    Мой палатный врач появился очень вовремя. Я так обрадовалась ему, что не сразу вспомнила, как его зовут. Чуть Кисонькой не назвала. Так его мы только между собой называем. Пока я вспоминала, он прошел мимо меня, но потом вернулся:
    - Добрый вечер, Дубинина. Чего стоишь в позе "ожидающий у двери туалета"? Как твои дела? Как животик?
    - Что-то треснуло во мне, Юрий Андреевич.
    - Что треснуло? Говори яснее.
    - Не знаю. Знала бы - сказала.
    Я резко вдохнула: опять началась схватка. Кисонька внимательно посмотрел на меня. Так, как он обычно это делает: снизу вверх, медленно, будто оглаживая. Выше груди он редко когда поднимал голову. Сомневаюсь, что он хоть раз видел мое лицо.
    - Понятно. По коридору давно ходишь?
    - С обеда.
    - Просто так гуляешь или схватки начались?
    - Начались, - выдыхаю, стараясь говорить тихо. Схватка переваливает свой пик и боль сразу идет на убыль.
    - Больно?
    - Терпимо!
    Кисонька посмотрел мне в лицо. Вот здорово! Говорят, это примета хорошая. Говорят, это к легким и быстрым родам.
    - Продолжительность?
    - Меньше минуты. И четыре минуты перерыва.
    - Хорошо. Очень хорошо, Дубинина. Рассказывай, как там у тебя треснуло?
    - Тихо.
    А как тут расскажешь? Может, треснуло, может, хрустнуло, а может, вообще показалось.
    - Ну, понятно, что тихо. Взрывов и салютов я пока не вижу, - засмеялся Кисонька. - На что этот треск похож был? Мне тут мамочки разное говорят: "как халат порвался... как бретелька лопнула... как орех хрупнул..." Я самые интересные сравнения в книжицу записываю. А ты меня чем порадуешь?
    - Как на майского жука наступили. Хрусть - и тишина.
    - Оригинально. Свежо. Спасибо, - Кисонька изобразил жидкие аплодисменты, потом взял меня за рукав халата. - А теперь пойдем потихоньку в смотровой. Посмотрим, что за жука ты раздавила.
    - Не хочу в смотровой. Опять в меня подзорную трубу совать будете. Пятый осмотр за неделю - надоело!
    - Трубу не буду. Обещаю.
    - Тогда зеркало засунете. И студентов приведете. А я буду сидеть и ждать, пока все в меня позаглядывают. Сделали из меня наглядное пособие. Вы хоть по десять долларов с каждого заглядывающего берите, а деньги потом поделим.
    - Хорошая идея, Дубинина, но студентов сегодня не будет. Какие студенты в семь вечера?
    - Иностранные. Негры и арабы. Я прям, тащусь от них.
    - Им больше делать нечего, как только ехать по холоду в такую даль. Идем, идем, шевели ногами. Еще немного и дойдем.
    Так за разговорами мы и дошли до смотрового кабинета. Я сделала последнюю попытку отвертеться от осмотра. Лезть в кресло совсем не хотелось.
    - А может, ну его, это кресло? Может, и на кушеточке можно?
    - Ты это хорошо придумала: сама на кушеточке, я у тебя между ног... Это уже не осмотр, а сплошной интим получается.
    Вот за что мне нравится Кисонька - всякую ерунду ему можно болтать и не услышишь в ответ: "Девушка, ведите себя прилично!" Потрясающее чувство юмора у мужика.
    - А если я рожу во время этого осмотра, что будете делать?
    - То же, что и всегда: приму роды, а потом выбью премию из начальства, за работу в экстремальных условиях.
    Я засмеялась, схватившись за кресло - этот хитрован довел-таки меня до него! - и тут во мне хрустнуло еще раз, сильнее. Хрустнуло так, будто я сразу трех жуков раздавила. Больно не было, а вот тепло и мокро стало. Еще и лужа под ногами получилась. Словно я взяла и пописала на пол.
    - Ой! Простите...
    Мне вдруг стало так стыдно, что в пот бросило.
    - И совсем даже не "ой". Это у тебя воды отходят. И на что некоторые женщины идут, чтоб только отвертеться от осмотра!
    - Я не хотела, Юрий... - прошептала я, выходя из лужи.
    - Хотела, хотела, не притворяйся! Поздравляю, мамочка, кубышка откупорилась - пора в родзал.
    - Сегодня?
    - Сейчас, Дубинина, сейчас. А у тебя были другие планы на вечер?
    - Ну, да. Ужин в ресторане, казино, секс при свечах...
    - Запиши все это на листочке, и отложи на недельку. А сейчас шагом марш в палату, собери свои вещички. Не можешь сама, пусть девочки помогут. Скажешь, что идешь рожать, и отправляйся наверх.
    - А вы?
    - А я пойду ужинать. Раз уж мне не светит секс в казино и ужин при свечах, пойду - утешусь отбивной.
    - А у нас на ужин отбивная?!
    Ну, люблю я мясо, и ничуть не стыжусь этого. Хоть Мамирьяна болтает, что шикарная девушка должна есть куропатку и ананасы, в крайнем случае - курочку и апельсины, а по мне - так лучше куска мяса и быть ничего не может.
    - Это у меня на ужин отбивная, а у тебя очистительная клизма и роды. Успехов тебе.
    - А вы придете?
    - А куда я денусь? Я сегодня дежурю.
    - Хорошо-то как! - разулыбалась я.
    - Кому хорошо, а кому десятая роженица на ночь. Вы что, сговариваетесь?
    - Нет, Юрий Андреевич. Само так получается.
    Конечно, мы сговариваемся. Как только попадаем на этаж подготовки, так сразу и начинаем выяснять: к кому лучше попасть, сколько заплатить, а от кого - Господи, спаси! Про Кисоньку легенды по больнице ходят. Кто-то с ним персонально договаривается, а кто-то старается подгадать на его дежурство, даже таблетки выпрашивают у своих палатных врачей. Есть тут трое молодых, сами они роды еще не принимают, вот и стараются своих пациенток Кисоньке сплавить, вроде бы случайно. А некоторые мамочки сами на определенный день настраиваются, вот как я. Тогда и заплатить можно меньше, и к хорошему врачу попасть.
    - Так я и поверил. У кого дежурство, как дежурство: одна-две роженицы за смену, а у меня всегда толпа. И с каждым годом всё больше и больше. Если и дальше так будет продолжиться, я в столовой стану роды принимать!
    - Почему в столовой?
    Я остановилась на пороге, и Кисоньке тоже пришлось остановиться.
    - Потому что разделочных столов не хватает!
    - Каких столов?! - спросила я очень громко, и схватка опять пошла на убыль. - Разделочных?
    Мне показалось, что я ослышалась.
    - Вот именно.
    - А почему они разделочные? Я думала, что их называют...
    - Потому, что кладут на них мамочку вместе с детенышем, а снимают мамочку и детеныша раздельно. Поняла?
    - А почему их не хватает?
    - Потому что всего шесть залов, и девять столов.
    Кисонька стал подталкивать меня в спину. Осторожно и настойчиво. Но я еще не все выяснила.
    - А как же я?
    - А что ты?..
    - Вы же сами сказали, что я десятая. Что же мне теперь делать?
    - Что тебе делать, я сказал пять минут назад, а ты почему еще здесь?
    - А я с вами разговариваю. И задерживаю вас изо всех сил.
    - Зачем?!
    Кисонька даже подталкивать меня перестал. Хоть его подталкивание больше напоминало нежное поглаживание.
    - А затем. Мне завидно, что вы будете есть мясо, а я нет.
    - Дубинина! Иди ты в... свою палату номер шесть. А я проведу тебя. По дороге и договорим.
    Самое смешное, что на двери моей палаты действительно красуется шестерка. А комната дежурного врача располагается в самом конце коридора, как раз за моей палатой.
    - Юрий Андреевич, так что же мне делать? - спросила я, когда мы почти пришли.
    - Делать надо было раньше, а сейчас только рожать!
    Кажется, Кисонька уже был мыслями с отбивной.
    - Что делать, если мне стола не хватит? - уточняю вопрос.
    - Ждать своей очереди. Все, Дубинина, вот твоя палата, собирайся, я за тобой сестру пришлю. Кто сегодня дежурит?
    - Марина.
    - Та самая?
    - Да.
    Об этой медсестре тоже ходили легенды. Но совсем другого содержания. Уколы и капельницы у нее старались не делать. И ни о чем важном не просить.
    - Опять эта... Господи, дай мне терпение!

3.

    
    - Доброго тебе дня, Многозрящий.
    - И тебе легкого и прямого Пути, Многодобрый.
    Сколько здесь живу, а привыкнуть к этому приветствию никак не могу. Так и кажется, что со мной не поздоровались, а послали по... легкому и прямому пути.
    - Желаешь отдохнуть на моем ковре, ублажить горло, живот, уши или глаза? - вопрошал между тем старикан, подпихивая мне под спину подушку.
    На нормальный язык его вопрос переводился так: "За каким хреном ты приперся? Мне доставать пузырь, накрывать поляну, посылать за бабами или тебе чего-то надобно от меня лично?"
    - Отдохнуть и ублажить, - сообщаю, удобно развалившись на ковре.
    Не так уж часто я бываю у старикана, чтобы не дать ему проявить гостеприимство. Путь из Верхнего города долгий, езда в паланкине дело утомительное, так что отдыхать я собираюсь тоже долго. И силы перед работой восполнить не мешает. Да и Многозрящему в его годы надо больше отдыхать и меньше работать. Вот отдохнем, расслабимся, родство душ почувствуем, а там, глядишь, я дозрею о проблемке своей поговорить. Или соображу, что никакой проблемки не было и нет, и уйду счастливый, так ничего и не рассказав. Я еще и сам не знаю, надо рассказывать о таком или нет. Все-таки то, о чем шепчутся с попом, не обсуждают с врачом, и наоборот. Как говорится, каждый отвечает за свое. А у меня ситуация довольно деликатная. Я и не придумаю, с кем поговорить о таком.
    Нет, я не подцепил дурную болезнь, что случается, если экономят на презервативах. С такой болезнью я справился бы сам. Просто меня угораздило опробовать браслет и забрести в архив памяти. Или как там Многозрящий это место обозвал?
    Сон мне приснился довольно забавный - к счастью, не предсказание, в этом я научился разбираться, но смотреть продолжение как-то не хочется. Я и жизни такого повидал предостаточно. Оказывается, мамочка у меня и молодости стервочкой была. Только она мне немного другой показалась... более человечной, что ли? Без всех этих ужимок великосветской стервы. А может, мне только показалось. Но смотреть "вторую серию" и выяснять - не хочется. Вот если бы перенастроить браслет, чтобы он поинтереснее что-нибудь показывал. Но такое только старикан может. Да и уточнить у него кое-что не мешает. Появилась у меня одна мыслишка и, пока я добирался, вертел ее и так и этак. Версия, конечно, хилая и дохлая, но разрабатывать надо все, что имеется. Тем более, что разрабатывать долго не придется - спросил и забыл. А версия такая: вдруг этот сон не имеет ко мне никакого отношения, вдруг от прежнего хозяина или хозяйки браслета осталось. Ну, не сбил старикан настройку, с кем ни бывает. А то, что сон про Землю и времена мне близкие и понятные, так и этому объяснение придумать можно. Или за уши притянуть. Вот я попал в этот мир, может, и еще кто-то в него попал. И не важно - мужчина или женщина, главное, что этот "кто-то" вышел на старикана, получил от него браслет, попользовался, вернул, а потом уже мне браслетик достался. Хочется, конечно, поверить в такое, но... одно маленькое "но" - до боли знакомая фамилия. И для настоящего фактика объяснение найдется: мало ли однофамильцев в любом городе? А в другом мире? Так что, хочешь - не хочешь, а придется-таки ввести старикана в курс дела. Хотя бы в общих чертах. Сначала версию проверить, а уж потом, если она накроется... Можно, конечно, вернуть браслет и не заморачиваться. Но жалеть об упущенной возможности... Лучше уж жалеть о том, что не упустил ее.
    К концу обеда я дозрел до "поговорить".
    В двух словах обрисовал ситуацию, и к шкатулке с браслетом потянулся. Она все время рядом стояла, под ярким платком. В таком виде мне Малек браслет доставил, в таком же виде я его и хранил. Может, именно так и полагается хранить такие вещи, система безопасности там, защитные чары или еще какая хренотень. А может, этот платок просто так, чтобы шкатулка в дороге не поцарапалась. В этом мире ничего нельзя знать наверняка. Но надо будет спросить старикана перед уходом. Кстати, в его доме платок совсем не кажется таким уж ярким.
    - Не торопись, Многодобрый...
    Щедрый хозяин протянул мне чашу тифуры. Пил ее дедок весьма активно. Я еще не видел, чтобы кто-то здесь потреблял ее в таких количествах. Ну, кроме меня с Крантом. А вот Мальку она почему-то не нравилась.
    Идею о чужом сне Многозрящий отмел сразу же. "Не может быть", - сказал, а почему, не объяснил. Или объяснил, но я не понял. Долго рассказывал, что перед тем, как дать браслет новому желающему, берет его в руки. Браслет - не желающего! И после того, как браслет вернется, опять берет в руки. И к чему он это говорил? Или это и есть меры безопасности от чужих воспоминаний?
    Я в растрепанных чувствах допил кувшин и попросил о смене настройки. А когда потянулся к браслету, дедок остановил меня.
    - Порадуй мои уши своим сладкоречивым...
    - Короче, Много... зрящий... чего еще ты хочешь услышать?
    Чем больше я живу в этом городе, тем больше мне кажется, что часть его жителей перебралась сюда из древней Азии. Или еще откуда-то, где любили усложнять свою речь многоэтажными комплементами и ненужными подробностями. Я на первых порах вообще дурел от такого. Общаюсь это полдня с пациентом и понять не могу, чего ему от меня надо. Или он дочь мне предлагает, или поалихой своей хвастается, или меня снять хочет. Потом оказывается, что мужик на паховую грыжу жалуется.
    Теперь-то я попривык к такому общению, научился отсекать медовые реки, и включаться в беседу, где-то через полчаса после ее начала, а на работе специального человека завел. Чтобы фильтровал базар. Вот он в приемной сидит и фильтрует. Весь мед на себя принимает, а мне только диагноз сообщает. В особо сложных случаях - жалобу пациента. Очень это мне время экономит.
    Знакомые, которые бывают у меня в гостях, уже усвоили, что со мной можно по-простому, без всяких этих сладких речей. Но иногда кое-кто забывает, и тогда приходится напоминать, что вино вдыхается, а закусь подсыхает, что самый лучший тост - это "Будем!"
    - ...мне понятно, что ты в печали, но не пойму, о чем твоя печаль, - сообщил между тем дедок.
    Если он и дальше станет так изъясняться, я его песнопевцем обзывать буду.
    - А чего тут непонятного? Твой браслет показал мне прошлое матери, а я хотел бы...
    - Не спеши, Многодобрый, - старик поднял сухонькую ладошку. - Мой разум отстал от поала твоих речей.
    Вздыхаю и поворачиваюсь к этому... отставшему.
    - Ну, чего ты не понял?
    - Почему ты думаешь, что женщина, чей лучезарный лик, явил тебе...
    - Короче!
    - ...что она твоя мать?
    Вот может же нормально говорить, если очень прижать.
    - Потому что...
    Говорить, что точно такая же фамилия была у меня до четырнадцати лет, не стоит. И не в секретности тут дело. Просто в этом мире нет такого понятия, как фамилия. Тут даже имена имеются не у всех.
    - Потому что у нас общее родовое имя. По женской линии.
    Это дедок понял. И тут же предложил выпить за обретение родовой памяти.
    Выпили.
    Пока я закусывал, у него созрел еще один вопрос. Рот у меня был занят, и остановить деда оказалось некому. Я успел подъесть все мясо на блюде, когда словесный по... ток иссяк. А суть вопроса оказалась очень простой: почему это мне втемяшилось в голову, что я видел именно мать, а не мать матери или... ну, и дальше по возрастающей.
    Хотел уточнить, что я не видел, а был той неведомой женщиной, но потом задумался. Вдруг старикан прав? Ведь никаких временных реалий в том сне не было. Больничный коридор обычный - деревянный пол, крашеные стены и двери. Точно такой же можно увидеть в любой больнице победнее. Что там было еще? Кабинет. В кабинете стеклянные шкафы, стол, топчан под простыней, гинекологическое кресло, еще один шкаф возле умывальника... короче, стандартный набор стандартного кабинета. Ничего слишком старого и ничего нового. Если и был в кабинете календарь, то я его не заметил. Или не запомнил. Или он лежал на столе, под грудой папок и бумаг. У самого такой же стол был в свое время. Теперь другой, получше. Но тоже завален записями.
    Блин, мир другой, а привычки из старого тянутся! Да кому они на фиг нужны, эти карточки пациентов?! Только время на них трачу и бумагу перевожу. Дорогую, за свои деньги купленную.
    - Ты прав, Многозрящий. Это могла быть и мать моей матери.
    Тогда все сходится: и фамилия - мамочка родила меня до замужества, и немного другой характер, и... а что еще? Вот хренов дедок - озадачил, а я сижу-гадаю, в детектива играю. И стихами думать начинаю. И всех на хрен посылаю. Да какая разница, сон по двухтысячный год мне показали или про восьмидесятый! Все равно я хочу смотреть другой!
    - Почему? - без всяких словоблудий спросил дедок.
    Значит, выпил он столько, что на длинных оборотах язык заплетается.
    - Потому, что он мне не нравится!
    - Чем?
    Голос совершенно трезвый, а в глазах стеклянный блеск.
    - Тем, что... - Ну, как объяснить, чем не нравится? Не нравится, и все тут! - А сам ты посмотреть не можешь?
    И двигаю к деду шкатулку.
    - Могу, - трогает ее пальцем. Словно пробует горячая или нет. - Только я не пойму.
    И голос вдруг становится счастливый-счастливый!
    Все, дедушке больше не наливаем. Да и мне, пожалуй, хватит. Тем более, что все кувшины на боку лежат.
    - Почему это не поймешь? Вот посмотришь и...
    - Мне будет интересно побыть матерью твоей матери.
    - Да ничего в этом интересного нет!
    - Для тебя. Ты уже был.
    Ну, что на такое ответишь? А старикан хитро улыбается и ждет, чего же я отвечу.
    - Понимаешь, ста... Многозрящий. Та женщина собирается родить ребенка. Скоро. Очень скоро.
    Замолкаю. Надеюсь, что дед и сам все дальше поймет, а он...
    - У тебя будет интересный опыт.
    - Да ничего интересного в этом нет! - опять срываюсь на крик. Малек заглядывает, но я машу рукой - не мешай. Так же тихо он исчезает. - Это обычная работа, Многозрящий. Тяжелая и грязная работа, - говорю уже в полголоса. - Я столько раз это видел...- Видел, - кивает головой старикан. - А можешь сам родить свою мать. Или себя.
    - Как?! Ты что мелешь?..
    Это сколько же надо выпить, чтобы до такого додуматься. А вроде не больше меня пил...
    - Браслет поможет. А ты что подумал? - И Многозрящий улыбается.
    Почему-то мы начинам смеяться. Оба и сразу. И смеемся долго. Сидим, обнявшись, и смеемся. Такими и застал нас Малек, когда принес еще один полный кувшин.
    - Это не мой кувшин, - потрогал его пальцем старик.
    - У тебя закончились, - буркнул Малек от двери.
    - Ты хоть заплатил за него?
    Знаю, каким будет ответ, а все равно спрашиваю.
    - А у меня не просили.
    Ошибся. Обычно Малек отвечает, что я не приказывал ему платить.
    Открыл новый кувшин. Попробовали. Потом еще попробовали. Но так и не поняли, чем это тифури отличается от того, что мы выпили.
    - Ну, как, ста... Многозрящий, перенастроишь мне браслет?
    Мне надоело закусывать фруктами и опять потянуло на "поговорить". Да и не пить я сюда пришел, а решать конкретную проблему! Вот решу, тогда и допить можно.
    - А зачем?
    Во, блин, спросил! Я от такого вопроса чуть с ковра не свалился. Старикан что, уже успел все позабыть? И мне теперь все по новой рассказывать? Да еще следить, чтобы он слушал, а не спал?
    - Почему тебе не нравится память женщины?
    Слава Богу, не забыл!
    - А это мне должно нравиться?
    - Кому-то нравится тифура, кому-то - сладкая вода, а кто-то пьет хамиси и смеется, - заговорил нараспев старикан.
    - Пьют эту гадость?!
    Меня аж передернуло. Однажды я это хамиси попробовал. Интересно мне стало, над чем это неслабые мужики так смеются, что даже на ногах удержаться не могут. А этих поальих поводырей не всякий поал с ног свалит. Мне одного глотка хватило, чтобы проблеваться. На вкус, как прокисшее пиво, разбавленное мочой недельной давности. Запах, по крайней мере, очень похожий. Вот только запах появляется не сразу, а когда пойло в рот попадет. Избавиться от этого запаха потом не так-то просто. Чем больше полощешь рот, тем больше воняет. Я сутки после дегустации жрать не мог. Если и есть клуб любителей хамиси, то я в него не вхожу.
    - Понимаешь, ста... Многозрящий, я хочу посмотреть память отца. Это можно устроить?
    Старикан важно кивнул.
    Вот и хорошо, вот и замечательно. Имеются у меня к любимому папочке несколько вопросов. Точнее, всего два: как его угораздило сдыбаться с моей матерью и... почему это он отказался от меня. Других детей, насколько я знаю, у него нет. Женат он тогда тоже не был, не бедствовал, мог бы и устроить единственного сын как-нибудь по другому. Не скажу, что жалею о том, что оказался в детдоме - поздно жалеть. Да и кто его знает, чем бы я стал, если бы попал к любящим бабушкам-дедушкам или еще куда... Просто мне интересно. Как интересно всем, кто вырос без родителей, почему этих родителей не было рядом, когда они были нужны. Хоть ничего уже нельзя изменить, но интересно и все тут. И еще интересно, почему это я заглянул в материнскую память, ведь отцовская мне должна быть ближе.
    Но старикан не подтвердил моих догадок. Оказалось, браслет работает не по половому признаку. Оказалось, что о ком думаешь перед сном, того и во сне покажут.
    Не помню, чтобы я думал о любимой мамочке. Скорее уж вспомнил какого-то зануду и послал его к такой-то матери. А может, и точнее адрес указал. А то с чего бы мне такое приснилось?..
    - Но перенастроить можно? - опять пристал я к Многозрящему.
    И старикан опять кивнул.
    - Ну, так бери, перенастраивай
    И шкатулку к нему двигаю. А он ладошки к груди прижал, головой качает и... улыбается. Паразит!
    - Ты сам, Многодобрый. Мне нельзя это трогать.
    - Как сам?! Я тебе что, мастер-настройщик?
    - Ты хозяин браслета. Как ты захочешь, так и будет. Потом будет, как захочет он.
    Я не сразу понял, чего старик наболтал. Порасспрашивал его еще немного и уяснил суть вопроса. Вначале, пока браслет настраивается на нового носителя, сны получаются как бы по заказу. Вот как у меня. Ну, почти. Потом все идет само собой, по инерции. И от хозяина браслета зависит только одно - спать сегодня без снов или вытащить браслет из шкатулки.
    Уже хорошо, что не надо эту красоту постоянно таскать. Мне и тиамного за глаза хватает. Пусть другие браслета вроде бы не замечают, но я-то его вижу и чувствую!
    - А сам ты пользовался им? - и я похлопал по шкатулке, которую так и не открыл в гостях. - И в чью память ты заглянул?
    - Мне для этого не нужен браслет, - Многозрящий покачал головой. - Я бы воспользовался браслетом Забвения, но такого у меня нет.
    Шутить сразу перехотелось. Кажется, Машка тоже что-то говорила об абсолютной памяти. Чем больше я думаю, тем меньше мне кажется, что память - такая уж замечательная штука. Не удивительно, что дедок столько пьет. С его-то работой...
    Прощались мы почти вечером, как два уважаемых человека, со всеми положенными словоизлияниями и поклонами. Протрезвевшие, довольные друг другом и окружающей средой.
    На ужин я не остался. Работаю сегодня в вечернюю смену. И вчера работал. И завтра буду. Привык долго спать по утрам. Еще с того мира привычка. Многолетняя. А избавиться от такой привычки еще труднее, чем приспособиться к ней. Вот и работаю во вторую смену. И никто не возражает. Я сам себе хозяин и указчик. А для пациентов главное, чтобы у хирурга было хорошее настроение, и руки чтобы не дрожали.
    Вот чем хороша тифура - и вставляет крепко и выветривается быстро. А главное - никакого похмелья или дури после нее. У меня, по крайней мере.
    Все-таки не зря я к старикану наведался, совсем даже не зря! И проблему решил, и отдохнул душой с приятным человеком. После такого отдыха и поработать немножко можно. Вечерком, когда прохладнее станет. Не напрягаясь, без трудового героизьма. Герои у меня потом грыжу лечат. Или геморрой. "Надо так работать сегодня, чтобы было чем заняться завтра". Помню, Санек любил такое говорить, помогая очередной мамочке забеременеть. Да-а, прикольные были времена, не скажу, что очень спокойные, но вспомнить есть что. А перед сном можно прогулку под Санутом устроить. Он сегодня в небе часа три торчать будет. Пройтись по пустым улицам, пока жители по своим каморкам сидят. Молчун давно выпрашивает совместную прогулку. Вот и погуляем. Как в том анекдоте, на все шестьсот баксов. Главное, перед сном на нужную волну настроиться. Или ну его, этот браслет, до подходящего настроения?..
    Вот вернусь с прогулки, тогда и решу.

4.

    
    - Ох, Ксюха, и язык же у тебя! Хорошо б от него три метра отрезать и выбросить, а на оставшийся метр гирю пудовую подвесить. Цены б тогда тебе не было! Красивая и молчаливая - все мужики у твоих ног.
    Ну, насчет "красивая" Мамирьяна, как всегда преувеличивает. Не каждый парень заговорит с девушкой, если в ней метр восемьдесят шесть. И если у нее фигура, как у той некрасовской женщины, что
    
    Избу за угол поднимет
    Корову за спину закинет...
    Днем посадит огород
    А ночью мужа... удовлетворит.
    
    Такую вот частушку спел мне один юморист. Роста мы почти одинакового, но он худющий, как глиста после голодовки. Считает себя первым красавцем и остроу-умным... аж жуть! "Это с тебя, - говорит, - девушку с веслом ваяли?" И я такой комплимент смолчать должна? Может, еще краснеть и стесняться, пока надо мной смеются?.. Или сомлеть от счастья, что этот задохлик на меня внимание обратил?.. Как же, сейчас разбегусь и с заднего сальто в шпагат сяду! Я и ответила. "С меня, - улыбаюсь, - ваяли. И ту, что с веслом, и ту, что с ядром. Представляешь, как я хорошо сохранилась, внучок. Получше твоей мамы, небось..." Ну, он и отвял, и целую неделю потом дулся. Не любят почему-то парни, чтобы их обсмеивали. А втирать парню, что он самый лучший, самый умный, самый красивый, а в постели, ну просто супер - этим пусть Мамирьяна занимается. Ей это нравится и у нее это получается. И не глупые вроде парни, а ведутся на ее треп, как последние недоумки. В золотых карасиков превращаются: чего пожелаешь, любовь моя, только скажи!.. И не пацаны сопливые, кому "хочу секса!" в голову шибает, а мужики на десять-пятнадцать лет старше возле нее крутятся. Со стороны посмотреть, так грустно и смешно делается.
    - Вот ты ляпнула и забыла, а я запомнила и повторила, - продолжает возмущаться Мамирьяна, пока я молчу. С ней и разговаривать не обязательно. Кивнешь, она и говорит себе дальше. - Знаешь, как мне неудобно было за твое "убиться с веника"! Я потом пять минут перед Сереженькой оправдывалась и краснела. Думаешь, это легко?
    - Краснеть? - пошутила я.
    - Вот именно, - зарычала Мамирьяна. - Краснеть! Попробуй как-нибудь, когда это надо, а не хочется!
    - И пробовать не буду. У меня такое все равно не получится. Это ты у нас великая актриса...
    - А ты у нас кто? Непризнанная гимнастка? Или пловчиха, что выплеснула половину бассейна!..
    Мамирьяна в плохом настроении много гадостей наговорить может. Память у нее хорошая, воображение - тоже, чего не было - придумает, что было - приукрасит. Потом все так перемешает, что не сразу разберешь, где правда, а где народное творчество. Длинный язык - это у нас наследственное. Как и стервозность. Только, когда я стервозничаю, парни от меня шарахаются, как от повестки в военкомат, а когда Мамирьяна - то в дрессированных собачек превращаются. У меня как-то хватило ума спросить: почему такая несправедливость? Мамирьяна тогда напустила на себя вид опытной женщины и изрекла: "Запомни, Ксюха, врожденный талант, это еще не все. Его надо тренировать и использовать. Вот доживешь до моих лет..." А ей тогда было пятнадцать, всего на год старше меня.
    - И дался тебе тот бассейн... - Ну, поскользнулась я перед соревнованием, но все равно второй пришла! А первое место от меня никто и не ждал. - Ты лучше про "карасика" своего расскажи. Это тот, из телефонной?
    - А вот и нет, - сестричка сразу переключилась на своих ухажеров. - Вечно ты все путаешь. Из телефонной - это Стас, а Сереженька - директор банка. Его бывшая выражалась точно так же, как ты. А он о ней не очень хорошо отзывается. Кстати, может, ты и есть его бывшая?..
    - Марина, ты в своем уме?
    Было дело, назвала я как-то ее Мамирьяной, обида была такая, что до драки дошло. Мне-то что, отряхнулась и все в порядке, а она неделю с синяком под глазом ходила. Вернее, не ходила, а дома сидела, изображала больную и безвинно обиженную. А уж чего ее мамаша моей наговорила, так и вспоминать не хочется. Вот уж чьим языком площадь подметать можно.
    - А чего такого? Сбегала потихоньку замуж, куш приличный с Сереженьки стряхнула и домой вернулась, изображать невинную скромняшку.
    Насчет невинности - это устаревшие сведения. Мамирьяна столько меня ею шпыняла, что уже надоело. А тут подвернулся шанс стать женщиной, и не с кем попало, а с приятным парнем, который приглашает к себе на квартиру, а не в ближайший подъезд или в мужской туалет, еще и настроение у меня было подходящее, вот я и... стала. Оказалось, что это не так больно, как пугали знакомые девчонки. Или больно в тринадцать, а в двадцать уже терпимо? Как тампон засунуть, только толще и несколько раз подряд. Никаких невероятно приятных ощущения я тоже не почувствовала, хоть Мамирьяна рассказывает такое, что... Нет, приятно все-таки было, но до того. Пока гладил и целовал, было приятно, а потом... потом было терпимо. А совсем уж потом - мокро и чуть-чуть крови. Темка не сразу ее и заметил. А когда заметил, начал нудить: "Я же не знал... Наверно, тебе не очень понравилось". Я не стала отвечать. А он опять за свое: "Говорят, девчонкам в первый раз не очень... Но потом им нравится. После второго или третьего раза. Если ты захочешь... Я обязательно..." Пока я молчала, голос у него становился все несчастнее и несчастнее. Мне даже жалко Темку стало. Чего это он, в самом деле, так расстроился? Самому-то нормально было, ну и ладно. Меня-то чего расспросами доставать? А потом, совсем уже шепотом, он сказал: "Почему же ты раньше не сказала..." А зачем? Да и как он это себе представляет? Становлюсь это я по стойке "смирно" и докладываю?.. Было бы чем гордиться. Или бояться. Не в средние века живем. Девушки и так замуж выходят. Или с "таком" не выходят. Тут уж кому как повезет. А я замуж пока не собираюсь. Куда спешить-то в двадцать лет? Но на свидание еще раз прийти согласилась. Темка - он прикольный и по росту мне подходит. В кои-то веки можно туфли на каблуке надеть, и не рассматривать у парня макушку. А не получится с Темкой ничего - расстанемся друзьями. Вон Мамирьяна так со всеми своими расстается.
    - А может, у тебя с тем длинным чего-то было? - заинтересовалась вдруг она.
    - С чего это ты решила?
    Не хотелось мне обсуждать с ней Темку.
    - А вы весь вечер так ворковали... еще и ушли вместе.
    - Ну и что? Или ты думаешь, что если я увидела парня выше меня, так сразу его и захомутала?
    Мамирьяна засмеялась, тряхнула головой. Волосы рассыпались по плечам, как в рекламе шампуня. Мамирьяна говорит, что и у меня может так получиться, если я потренируюсь. Но терять несколько дней или недель на дурацкое махание головой что-то не хочется.
    - Нет, я думаю, что это он завалил тебя, и сразу же застолбил. А ты лежала и разглядывала потолок в его комнате. Признавайся, так и было?
    Отвечать я не стала. Мамирьяна всегда отличалась потрясающей догадливостью.
    - Ты хоть не додумалась заговорить о ремонте в такой момент? Знаешь, мужики ведь здорово обижаются, когда их отвлекают во время секса.
    - Почему?
    - А так они устроены.
    - Маринка, ты меня совсем уж дурой считаешь? Конечно, я не говорила с ним о ремонте, хотя потолок у него действительно не очень...
    - О, Господи... - сестричка закатила глаза. - Хватит уже и того, что ты заметила этот потолок. Горе ты мое! А как ты умеешь притворяться, про это без слез и не вспомнишь. - Иногда ей нравится изображать заботливую мамочку. - О чем ты хоть говорила с ним?
    - О том, о сем. А на прощание сказала "спасибо".
    - Ксюха, ты точно дура! Спасибо-то за что?!
    - А что, мне надо было извиниться? За испорченную простыню? Или, может быть, еще и постирать ее?! - Достала она меня своими советами до самых печенок. - И чего тебе от меня надо? Сама на Темку глаз положила?
    - Темка твой, конечно, красавчик. Но что с него взять, кроме мускулов и пистолета? Он хоть не компенсирует им свой мини-размер?
    - Не поняла. О чем ты?
    - О том, что у мужиков в штанах имеется! Или ты была в обмороке и рассмотреть не успела?
    Я в жизни в обмороки не падала. Даже когда машина сбила передо мной собаку. Но рассмотреть, что у Темки в штанах, постеснялась. А на ощупь... совсем там не мини-размер.
    - Он хоть резинку для тебя купил?
    Я уставилась на Мамирьяну. Знает же, что я не ношу эти заколки-резинки, а спрашивает.
    - Какую резинку?
    - Жевательную, дура, жевательную!
    - Зачем? Я не люблю...
    - Ксюха, не притворяйся глупее, чем ты есть. Я о презервативе говорю. Или ты думаешь, что с первого раза не залетают? Должна тебя огорчить: залетают и еще как!
    Обманывать не хотелось, а говорить, что не помню... так не поверит же! У Мамирьяны всегда с собой пачка резинок есть, и тех самых, и жевательных. Я как-то спросила, зачем ей те, ведь женщины их не носят, а она засмеялась. "На всякий случай", - сказала.
    - Маринка, а чего это ты такая злая? - решила я перевести стрелки. - Критические дни начались, да?
    - Если бы, - вздохнула она.
    - Так ты того... подзалетела? - проявила я догадливость. - От Сережки?
    - Нет. Не подзалетела и не от Сережки. Просто резинка лопнула.
    - И что?
    - И ничего. Пока ничего. Два дня всего прошло.
    Как и у меня, но докладывать об этом Мамирьяне я не стала.
    - А что Сережка говорит? - Спросила, чтобы не молчать. Мороженое я съела, кофе выпила, что еще делать? Или говорить или разбегаться. А то сестричка уже пачку сигарет заказала. Курить я так и не научилась, и не люблю, когда курят при мне.
    - Дался тебе этот Сережка!
    - Так ты же с ним была на празднике... - я и не ожидала, что Мамирьяна разорется на все кафе. На нас даже оглядываться стали.
    - Ему позвонили, и он быстро уехал.
    - А с кем же...
    - Да мало ли мужиков там было?! Это ты, как длинного увидела, так и по сторонам смотреть перестала. А я веселиться пришла, а не скучать в одиночестве.
    - Ну и повеселилась, - сказала, чтобы отвлечь сестричку от сигареты. Она уже и пачку драть начала. А попроси ее не курить - задолбает насмешками.
    - Повеселилась, - вздохнула Мамирьяна, . - Кто ж знал, что ему размер больший нужен.
    - Ты хоть имя его знаешь?
    - Я не только имя его узнала, но еще и визитку взяла. На всякий случай. Вдруг дом захочется построить...
    - А дом тут при чем? - не въехала я.
    - А у него строительная компания. Или ты думаешь, что я с первым попавшимся нищим пойду, как ты? - спросила Мамирьяна, роясь в сумочке.
    Не иначе, зажигалку ищет.
    - Ничего такого я не думаю. И при чем тут...
    - Скажи еще, что твой Темка не первый попавшийся, а запасной.
    - Это почему же он запасной?
    Настроение портилось, и разгадывать загадки не хотелось.
    - А ты хоть знаешь, кем он работает?
    - Охраняет какую-то шишку...
    - Да не шишку он охраняет, а заместителя шишки. Вот, нашла! - Мамирьяна помахала маленьким прямоугольничком и вдруг засмеялась.
    - Ты чего это?
    - Ты тоже будешь смеяться, когда узнаешь, как его зовут.
    - И как?
    - Ти-мо-фей, - по складам прочитала Мамирьяна.
    - И чего здесь смешного?
    - Ксюха, не тормози! Он тоже Темка, представляешь?! - и она засмеялась еще громче. Кажется, это было уже нервное.
    - Во-первых, он не Темка, а Тимоха, а во-вторых...
    - Да ладно тебе. Вот подзалетим мы с тобой, две дуры, от двух Темок и будет тебе во-вторых, - решила попугать меня Мамирьяна.
    - Не будет, - уверенно заявила я. - Так только в сериалах бывает.
    - А откуда киношники сюжеты свои берут, а?.. Ох, задницей чую, надолго мы запомним это восьмое марта!
    

5.

    
    Ну, что за фигня! Просил же старика настроить, а он: "сам, сам..." Блин, нашел настройщика-водопроводчика. Лучше бы я вчера без браслета спать лег. На фиг мне такой сон нужен. Смотреть, как моя бабушка познакомилась с моим дедушкой... страсть, как интересно! У меня было всего два конкретных вопроса, и я на них хотел получить конкретные ответы. Без всяких там... розовых соплей и уси-пуси. Или я что-то не так понял, или Многозрящий как-то невнятно объяснил. Вроде и выполнил все, как он говорил, а получилось совсем не то, что требовалось.
    Не так-то просто думать о том, о чем надо. Как в той японской сказке, про дурика и бога счастья. Достал его дурик своим нытьем, вот бог и пообещал ему счастье, если тот не будет думать о синей обезьяне. А иначе - принудительное харакири и прямо в его присутствии. Любят почему-то японцы такие концовки. Типа, "они жили недолго, не было им счастья, зато умерли в один день". Дурик согласился на условия бога, и всю ночь думал, как бы не думать про обезьяну. Вот и у меня та же проблема. Стараешься, стараешься, а потом вдруг вылезет что-то этакое, синее и лохматое. Какая-нибудь бабка в синем халате.
    Кстати, ни бабок своих, ни дедок я так и не знаю. Вроде бы должны они у меня быть, но... Ни отец, ни мать не торопились приобщить меня к родовым корням, а у меня любопытства не хватило. Даже не сообразил, что кроме родителей, у меня еще родственники могут быть. Привык, понимаешь ли, что в детдоме есть друзья или совсем даже наоборот, а родственников нет и быть не может. Там не о бабушке с дедушкой мечтают, а о маме с папой или хотя бы о маме. Наивные... Иногда мамы такими бывают, что... лучше о папе мечтать. Вот и домечтался. Детдомовские привычки в большую жизнь перетащил. Все свое - на себе, а остальное чужое. Теперь, похоже, мне решили восполнить пробелы в памяти, и познакомить, так сказать, со старшим поколением. Спасибо, конечно, но как-то не очень хочется. Лучше бы с тем, что поближе. Ну, по крайней мере, узнал, как звали бабку по материнской линии. А может, и зовут все еще. Если в восьмидесятом ей было где-то под двадцать, то сейчас чуть больше семидесяти. Вполне могла дожить. Вот только мамочка моя почему-то совсем не вспоминала своих родственников. Будто на луне родилась, в тамошних песках.
    Ладно, надо избавляться от этого браслета. И мысли дурные в голову лезут, и настроение портится. Да и на фиг мне нужен сериал "О чем говорят женщины, когда мужчины их не слышат". Это даже не интим получается, а обнюхивание ношеных трусиков. Конечно, кто-то тащится и от такого, а я найду себе другое развлекалово. Можно на охоту сходить, сайтаров погонять. Говорят, что бить их сейчас не сезон - ни шкуры, ни мяса не получишь, но догнать, поймать, а потом отпустить - то еще занятие. И размялся, и время с пользой провел: столько нужного народа выбралось сейчас за город. Можно еще на рыбалку выехать. Красота! Море, звезды, кувшин тифуры, знакомая массажистка, что всегда может помочь, если устал сидеть в лодке. Лодка, кстати, тоже есть. Почти своя собственная. Я ее когда-то лично купил. Ну и что, если потом продал? Лодочник сам просил-умолял вернуть товар. А в качестве компенсации предложил пользоваться лодкой. Иногда. Когда будет удобно. Вот только, кому будет удобно, он не уточнил. Значит, можно пользоваться тогда, когда удобно будет мне. Вот после завтрака и загляну к лодочнику. Нет, лучше Малька попрошу заглянуть. Он этого мазая и на дне моря найдет! Еще и ко мне доставит. Вместе с лодкой.
    За последний год Малек здорово изменился. Он перерос меня и в высь, и в ширь. Еще немного и он выше Кранта будет. Совсем даже не мелким мужиком стал. Из нескладного котейки-недоростка уссурийский тигр получился. Кажется, они крупнее своих южных собратьев и массивнее. А еще Малек мне Саню из второй бригады напоминать стал. Почти пять лет прошло, а я и сейчас помню, как впервые встретил это чудо в халате.
    В первый момент я даже испугался, когда увидел, какой мастодонт прет по нашему коридору. Привык, понимаешь ли, что я самый реальный мужик на всю больницу, и вдруг такое вот нарисовалось - не сотрешь. И занял, паразит, весь коридор, пола под ногами не видит, а мне хоть в окно прыгай, хоть по потолку обходи. Ну, остановился я возле кабинета главного - и отступить можно, в случае чего, и защиты попросить. Если меня, маленького, обижать станут. Стою, жду новенького. Надо же выяснить, что за чудо-юдо по моей территории бродит. А он с высоты своих два двадцати этак снисходительно сообщает:
    - Александр Павлович я. Из второго... - И паузу, паразит, держит. Моей обалделой рожей любуется.
    Второй-то корпус у нас гинекологический. Я как представил это лыхо рядом с осмотровым креслом, мне аж поплохело.
    - А как ты пациенток осматриваешь? - только и нашелся я, что спросить. - У тебя же палец больше, чем у некоторых аппарат воспроизводства.
    - Ты еще мой аппарат не видел! - Стоит и ржет, довольный, что произвел впечатление.
    - Могу себе представить. Быки, наверно, дохнут от зависти.
    - Почему быки? Слоны!
    Похоже, новенький немного обиделся. Я бы тоже не прыгал от восторга, если бы мне намекнули, что я покрываю коров.
    Оказалось, Санек над всеми так прикалывается, а потом за реакцией наблюдает. И все почему-то думают так же, как и я. Ну ладно я... устал после ночной смены, мог и ошибиться. А остальные чего стормозили? Извращениями страдают, в особо тяжкой форме? И ведь ни одному извращенцу в голову не пришло, что у нас еще второе отделение есть, хирургическое, откуда Санек вполне даже может быть.
    Фамилия этого оригинала оказалась та еще - Куценький. Я долго не мог поверить, думал, прикалывается мужик, думал, дразнилка у него такая. У англичан был Джон Маленький, а у нас - Саня Куцый. Его ведь редко кто по имени-отчеству величал, больше Куценький да Куцый. А он не обижался, скорее наоборот. Ну, при таких габаритах можно хоть Дюймовочкой обзываться, все равно уважать будут. И держаться подальше. Тоже из уважения. А когда я этого дюймовчика в спортзале увидел, то впечатлился до полного обалдения. Ну, гвоздь в кольцо согнуть или пудовку на пальце удержать - это и я могу. А вот плечом подбрасывать да на шею эту гирьку принимать - такой экстрим без меня. А он на спор двухпудовкой жонглировал. Без помощи рук. Перебрасывал с одного плеча на другое. Над головой. Народ в зале офигел, когда в первый раз это увидел. А потом офигел еще раз, когда Санек до боксерской груши добрался.
    Какого черта этот боксер к Сане прицепился, мы так и не узнали. Пожалел, наверное. Увидел реального мужика, что слабенько так по груше тюкает - несолидно совсем, ну и посоветовал: "Резче, резче удар!" Санек и ударил. Резче. Так груша из спортзала улетела. Вместе с советчиком и креплениями. Через закрытое окно. Хорошо хоть на первом этаже дело было, а то без жертв не обошлось бы. Окно потом вставили новое, грушу перевесили, а боксер полтора месяца с сотрясением провалялся. В нашей больнице. Он когда Куценького видел, заикаться начинал. От полноты чувств, наверное.
    Пал Нилыча Санек тоже впечатлил. Настолько, что старик обошел вокруг нового сотрудника, посмотрел на него снизу вверх, основательно-таки задрав голову - в Нилыче всего метр семьдесят - и спросил:
    - Скажите, молодой человек, откуда вы такой взялись?
    Все в комнате дружно заржали, предвкушая ответ "молодого человека". А Санек нахмурился и обиженно засопел. Его уже достали этим вопросом. В конце концов, ему это настолько надоело, что он стал кратко и емко сообщать, откуда вылез. Нилычу он тоже сообщил:
    - Мама родила.
    Наверное, из уважения к старику, он сделал ответ цензурным.
    - Ну, это понятно, - усмехнулся Пал Нилыч, оценив тактичность нового сотрудника. - Мы все в свое время... из мамы родились. Мне бы хотелось узнать, откуда вы к нам перешли, и кем работали раньше.
    - Забойщиком работал, - с тяжелым вздохом признался Санек.
    Вид у него сделался настолько несчастным, что я невольно представил этого детинушку, ползущим под землей, с привязанной к ноге вагонеткой.
    - А вам в забое не очень тесно было? - поинтересовался Нилыч. - Я шахтеров немного другими представлял.
    В голосе моего учителя слышалось легкое такое сомнение. Не каждый заметит, но я-то не первый год со стариком работаю - заметил и присмотрелся к Саньку внимательнее. Дурака валял наш Санек, развлекался, как сам хотел.
    - А я не шахтером был, а забойщиком... - небольшая пауза, а потом скромно так: - Крупного рогатого скота.
    Дождавшись, пока утихнут шутки и смех, Куценький добавил:
    - До армии еще дело было. Молодых бычков бил. Кулаком.
    Пал Нилыч снисходительно улыбнулся, прощая хвастовство "молодому человеку". Мол, и сам молодым был, любил перед барышнями покрасоваться. А Женька-пианист, отсмеявшись, спросил:
    - А в медицинский как тебя занесло?
    - Мечтал! С детства!
    - Ну, а в забойщики зачем пошел?
    - Там платили хорошо. Знаешь же, сколько на медицинский бабок отстегнуть надо...
    Мы с Женькой кивнули. Сами не так давно отстегивали.
    - Простите, молодой человек, а зачем вас в армию понесло?
    Если бы я такое спросил, или Женька, думаю, ответ был бы: "А какое твое собачье дело?", а вот Нилычу Санек ответил:
    - А там еще больше платили. На скотобойне я бы до сегодняшнего дня деньгу заколачивал.
    Юмором от этого ответа и не пахло.
    - А в армии ты кем был?
    Это Пианист у нас любопытничать надумал. В армии он не был и любил прикалываться над теми, кто там "деньгу зашибал".
    - Поваром я в армии был. Кем же еще?
    Что изменилось в Саньке, я не успел понять. То ли улыбка исчезла из глаз, то ли лицом отвердел, но было новенькому уже не так радостно и весело, как перед Женькиным вопросом. А Пианист не заметил, что у мужика настроение испортилось, и дальше себе шутит. Он всегда много шутит перед операцией - на работу так настраивается. Кстати, пианистом он не был, играть не умел, просто музыку любил.
    - Хорош повар, что доску-сороковку с одного удара проламывает.
    - Да уж, какой есть.
    - А остальные "повара" какие были?
    Женька уже помылся перед операцией и ждет, когда на него натянут перчатки. Строит глазки Раечке и болтает почем зря. А глянул бы на Саньку, может, и болтал бы о чем-то другом.
    - А оно тебе надо? - спросил Санька шепотом. То, что осталось от его улыбки, только оскалом и можно было назвать. Чем бы это мужик ни занимался в армии, вспоминать об этом ему не хотелось. - Оно тебе надо, какие были? Были да сплыли, больше нету.
    Тут и до Пианиста дошло, что базар надо прикрывать, или срочно тему менять. А когда оглянулся и увидел Санькину рожу, то заткнулся сразу и надолго. В комнате стало слишком тихо и мрачно. А Раечка, что натягивала Нилычу перчатку, сжалась, как испуганная мышка.
    - Простите за любопытство, молодой человек, - старик протянул Раечке вторую руку. - А почему вы в армии не остались? Почему врачом захотели стать? Ведь про детскую мечту вы это в шутку сказали, я правильно понял?..
    Санька вздохнул, криво улыбнулся.
    - Ага, пошутил я. Люблю, знаете ли, пошутить.
    Кажется, мужик начал приходить в себя, а до меня вдруг дошло, что все то время, пока он стоял рядом, я старался не делать резких движений. Вот как намылили руки, так и остался с намыленными. Ведь возле умывальника стоял Александр Павлович Куценький, бывший "повар", чье внимание мне совсем не хотелось привлекать.
    - Если это секрет или вы не хотите отвечать - не отвечайте. Я пойму, что сунул нос, куда не следует, и перестану любопытничать.
    Голос Нилыча журчал тихо и размеренно, и мне показалось, что я испугался невесть чего. Все спокойно, все нормально, Санек пошел в перчатки паковаться, а я стою дурак дураком и, непонятно чего, боюсь.
    Уже потом, когда я смыл-таки пену и сушил руки, Санька сказал:
    - Да никакой это не секрет. Подписку с меня не брали... просто... получилось так, что после армии мне... или в монахи, или во врачи. Зарок я такой дал, вот и...
    Ждали только меня и, чтобы не молчать, я спросил:
    - А почему ты в монахи не пошел?
    - Отсоветовали. Меня женщины очень любят.
    - А ты их? - спросил Пианист уже возле операционной.
    - А ты как думаешь? - ответил "молодой человек" и подмигнул.
    Вот теперь это был уже привычный всем Санька.
    А женщины его действительно любили. Очень. Особенно в ночные дежурства. И сестрички, и пациентки. Чаще из второго корпуса. Из тех, что от бесплодия лечились. Ни одну из них Санька не оставил невылеченной. А года через полтора, когда ему доверили вторую бригаду, увидел я и Санькину жену. Потрясающая женщина! Не только красивая, но еще и монументальная. Ростом с меня, а в груди так и побольше будет. Смотрелись они с Санькой потрясающе! Кажется, его шутка про слоних, чисто отмытой правдой оказалась. Такая женщина не только пасть самсоновому льву порвет, но и самого Самсона по стойке "смирно!" поставит. А ведь не толстая мадам, просто крупная и фигуристая. Греблей она занималась, если Санька не шутил. Женщины таких габаритов мне всегда нравились, но предлагать этой любовь и ласку, у меня язык не повернулся. И совсем не из уважения к Саньке.
    Да-а, есть женщины в русских селениях...
    - Господин, я тебе нужен?
    Я чуть с кровати не упал, когда услышал такое от Саньки. Проморгался, головой тряхнул - Малек в дверях стоит. Собственной персоной. На лице повышенное внимание, на губах задумчивая улыбка.
    - Вообще-то нужен. - Воспоминания вещь хорошая, если приятные, конечно, воспоминания, но жить надо в реальности. - Вот только не помню, чтобы я тебя звал. Или ты мысли читать научился?
    Малек энергично замотал головой. Может, зарядку для шеи делает?
    - Нет, господин, я не смотрел твоих мыслей. Мне Крант сказал.
    - Что он тебе мог сказать?!
    - Что нутер плохо спал.
    И когда эти двое спеться успели? С какой это радости Крант отчитывается перед Мальком.
    - А ты мне снотворное принес? Поздно спохватился. Ночь прошла, пора за стол, завтракать желаю!
    Интересно, откуда это я барских замашек набрался? И почти стихами говорить стал. Вредно так долго в постели валяться. Надо раньше ложиться и... спать без сновидений. На пользу они мне не идут. Загулялись мы вчера с Молчуном. Всех ящерок окрестных распугали. А были бы кошки, распугали бы кошек.
    - Господин, пора обедать. Для завтрака уже поздно.
    - Завтракать никогда не поздно! - А то будут мне указывать, что и когда делать. - Запомни, Малек, первый прием пищи - это всегда завтрак, даже если он происходит после заката. Запомнил?
    - Да, господин.
    - Тогда шагом марш за завтраком и... вот еще. Лови!
    Стянул с руки браслет Памяти, бросил Мальку. Тот поймал его в открытую шкатулку. Лихо! Только что стоял возле двери, и вот уже посреди комнаты, со шкатулкой в руках. Второй раз вижу, как он ловит браслет, и пока не надоело. Может, ради этого броска, я и нацепил его вчера?
    - Мне отнести его Многозрящему?
    - Отнести. Но не сегодня. У меня для тебя важнее дело есть...
    Мне показалось, что Малек ждал другого ответа.
    - Давай, шевели ногами! Сначала жрать, а дела подождут.
    Не зря умный человек советовал: не спеши решать все вопросы - девяносто процентов из них решаются сами по себе, а десять процентов - вообще не разрешимы.
    Когда малек вернулся с завтраком, я думал, что же выбрать: охоту или рыбалку?.. Рыбалка интереснее, но охота привычнее. Так и не выбрал - решил подбросить монетку.
    Подбросил.
    Как я и хотел, выпало ехать на охоту.
    Поеду.
    С судьбой по пустякам не спорят. А из-за серьезных вещей не ссорятся.