Плотников Владимир Иванович : другие произведения.

Кто автор и герой "Мастера и Маргариты"?

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Предуведомим читателя: сериал Бортко в нашей "партии" - не "проходная пешка" и уж, тем более, не "гвоздь сюжета". В центре авторского внимания - первоисточник экранизации и не столько даже он, сколько будоражащие воображение не одного читательского поколения вопросы. Вот лишь некоторые. Кто послужил прообразом героев романа и какова их связь с христианами, гностиками, катарами, тамплиерами, розенкрейцерами, иллюминатами и масонами?


   КТО АВТОР И ГЕРОЙ КНИГИ "МАСТЕР И МАРГАРИТА"?
  
   Фрагменты книги
  
   ВАРИАНТ 1: КОРОТКО И ПРОЗОЙ
  
   Что ж. У автора есть свои соображения: тоже шутейные, но чем черт не шутит... Итак, смею со всей ответственностью заявить, что в романе есть один, всего один персонаж.
   Как? А вам не кажется, что этим нас уже баловали в Барнауле - "бездомный бред", если коротко?
   В таком случае, попрошу назвать хотя бы одного романного персонажа, возникающего вдруг ниоткуда, не имеющего никакой связи с другими, до того и в тот момент действующими. Персонажа, для которого их мир, тем более в тот реальный момент, просто не существует.
   Низа... Проша-невидимка... Хм... Бергафт? Нет, это из фильма... Аннушка Чума... Эта тоже вполне композиционно прописана...
   Всё не то. Теперь внимание! Давайте вспомним несчастную мучащуюся женщину, живущую с нелюбимым, но богатым и влиятельным мужем в готическом особняке. Конкретно она является однажды - в миг своей смерти. Так вот я смею утверждать, что это именно ее от скуки и тоски посещают романические видения о неземной любви, которой на Земле быть не может. Эти видения медленно, но жестоко переходят в мистические наваждения с наплывами демонизма. "Готической женщине", Маргарите Николаевне, снится многоплановый роман с кучей действующих и бездействующих лиц.
   В этом романе она становится даже отчаянной Маргаритой, жемчужной наследницей французских монархов из династии Валуа то ли XVI, то ли даже XV веков. А как иначе? В готическом особняке что еще может присниться русской интеллигентке, если даже Лев Толстой молодой Наденьке Крупской советовал для самообразования или же от скуки переводить на русский роман об Эдмоне Дантесе Дюма-старшего - любимого автора Карла Маркса и почти всех русских классиков? Что еще приснится жирующей бездельнице в готическом (а пусть и не готическом) особняке? Меровинги, Капетинги, Валуа, Бурбоны! А как иначе? Тут такая мистика!
   Почему именно Валуа? Только ль из любви к Дюма и его трилогии о Генрихе Наваррском? Вряд ли. Штука выйдет посложнее.
   Короли из династии Валуа сменили Капетингов, проклятых тамплиерами (на эту тему есть серия романов Мориса Дрюона "Проклятые короли"). А тамплиеры - создатели самого стиля "готика". Гроссмейстер ордена храмовников Жак (Иаков) де Молэ, сгорая на кресте, проклял своих палачей - славнейшего из Капетингов Филиппа IV Красивого, а с ним и папу Климента V. А 260 лет спустя уже Маргарита Валуа (по маме Медичи), вышедшая замуж за Генриха IV, который уже из Бурбонов, заимела любовника де Ла Моля, коему из-за ее интриг отрубили голову. В итоге, на ней, Марго (даже еще раньше - на братцах ее Франциске II, Карле IX и Анри Ш), прервалась династия Валуа. Трон достался Бурбонам: Париж стоит мессы! Вот какую дремучую смесь монархических уз, козней и интриг насочиняла себе Маргарита Николаевна Валуевская, а, может быть, Шильонская, пардон, Шиловская, в своем московском особнячке. Шутка...
   Но, как известно, сила слова материализуется. И вот, поди-ка, ее воображение, ее энергетика, ее аура, ее импульсы, ее токи, ее эгрегор порождают и оживляют одно за другим: фантазии и персонажей, а те, на новом витке, поражают и пожирают сознание своей хозяйки и родительницы. И приходит миг, когда созданный в ее воображении Азазелло убивает мамочку изнутри - уже как бы существуя внешне и параллельно, вполне в духе мистики и фэнтези. После этого акта, совершенного выдуманным Азазелло, порожденные ею же романный мастер и Маргарита обретают новую реальность - небытие или инобытие. Ведь, припомните, только Маргарита Николаевна в особняке конкретно умирает после полета Азазелло к ней из сна в реальность.
   Более в романе не действует никто. Даже мастер, ибо никого не было изначально за исключением Марго! Ибо все органично и стройно действуют в завязанной программной симфонии. По цепочке, по нотам, по последовательно выписанной партитуре: Бездомный, Берлиоз, Воланд, пилатовско-иешуанская галерея "из внушения Воланда", Коровьев, трамвай, Кот, "Дом Грибоедова", Лиходеев, Босой, Марго, Могарыч и т.д. Они все логически друг из друга вырастают...
   И вдруг, в самом конце, одновременно с озорничающей и даже отравляющейся Марго, всего на какие-то несколько строк, выбивающихся из общего лихого строя, врывается, вторгается мрачная женщина - абсолютно вне канвы, органики и гармонии. Врывается только затем, чтобы реально умереть, после чего действие логически возвращается в прежний привычный мир, где все опять играют согласно композиционной стихии, где отравленные воскресают в иномире - в общем, все продолжают логику заданных с первых слов романа событий. А самая инфернальная, сбивающая весь ритм (она жива и не выдумана в выдуманном мире) женщина умирает, и роман катит своим чередом. Ибо автор роману вовсе не нужен, он все время был не нужен, а в секунду появления все совершенно портил, комкал!
   Не доходчиво? Нет, ну, в самом деле, для нас, читателей - потусторонних сил романа эта самая женщина (Маргарита Николаевна из особняка) - своя, но она же - лишняя, иносветная для романных героев. Мы уже знаем всех, в том числе красивую и озорную Маргариту. До этой страницы мы не знаем лишь мрачную, ждущую мужа женщину, которая явилась на миг, чтоб умереть, то есть покинуть мир романа, вернувшись в наше Зазеркалье - читательское. Выбывший из мира романа попадает в мир читателя и, стало быть, он - единственный, кто это мог бы рассказать читателю.
   Для героев романа, она, вот парадокс, самая инфернальная, чуждая, поскольку реальная. Более нет такого героя, странного и загадочного в, казалось бы, абсолютной простоте и лаконичности преподнесения его облика, появления и ухода.
   Эта женщина из особняка и есть создатель всего, убитый выпущенным из-под контроля миром собственного подсознания. Именно с нею заканчивается и жизнь, в том числе главных героев романа, уходящих в мир теней. Все герои отныне - оборотни и демоны, мертвыми становятся даже птицы, угодившие под свист рыцарей тьмы. И только демонический дублер умершей Маргариты Николаевны, словно записной портретист, метит ею выдуманных персонажей.
   Вот штрих в подтверждение: портреты преобразившейся свиты Воланда и даже мастера с косицей дает именно Маргарита! Она их видит, через ее зрение передается их обличье, а не наоборот!
   А как же Наташа, которую зовет умирающая женщина в особняке?
   Она зовет реальную Наташу, служанку, которая по действию романа появляется только в нафантазированном ее хозяйкой гриме. Обратите внимание, Маргарита Николаевна, умирая, вполне логично забывает, что она сама вне владений сновидений и грез может быть ведьмой на швабре. У нее не закрадывается мысли, что ее Наташа в жизни может быть голой ведьмой на борове из снов, - умирающая воспринимает мир в тот момент буквально и реально. И реальная Наташа, видимо, тоже никогда ведьмой не становилась и в те минуты была где-то, но как вполне реальная женщина, а не улетевшая несколько дней назад ведьма!
   Очень мило, особенно в свете того, кого она зовет. Напомнить? Наташа из сна выбрала господина Жака - отравителя! Тончайший намек с оттенком скрытого фрейдизма!
   Сон разума рождает чудовищ, и тогда чудовища изменяют разум, а разум убивает тело владельца. В конце концов, Маргарита Николаевна вне сна могла даже не помнить ничего из этих тягостных видений, оттого-то и была мрачна и устала!
   Не успели все примериться к этому виражу, а время резюмировать: живая Маргарита Николаевна вообще в этот момент далека от мира своих героев. Похоже, они - плод ее второго "я", но не первого. То есть они - из копилки подсознания. И осознанно, адекватно она их не видит и не чует, даже не помнит. А главное: мастера тоже никак не занимает та реальная женщина, принимающая смерть ради его "Марго" и ради его алхимического посмертия, фаустианского инобытия. Он также про эту мрачную женщину как бы ничего не знает, не догадывается о смерти той Маргариты. Она из другого мира, ему неведомого - внешнего. А он - из внутреннего Ее мира, Ей известного, но не вспоминаемого, из Ее внутреннего мира. Наконец, отравленная и тотчас воскрешаемая Марго, по ходу, ничего о мрачной "себе" в особняке и в тот момент не знает, не подозревает даже. Марго, мастер, все они "живут" придуманной жизнью придуманной героини.
   Есть подозрение, даже Булгаков вряд ли подозревал о столь усложненной интерпретации всего-то-навсего недоработанной концовки его "вещицы".
   Как бы там ни было, Маргарита Николаевна, сочинив своих типов во сне, ярко представляя каждую деталь этих событий, лишена литературного дара. Оттого и просит все помнить сочиненного, угаданного ею мастера, более любимого как сочинитель и хранитель романа в голове! Это она, демиург всего в мире своего воображения, инспирирует и вдохновляет мастера, толкая его под арест и суя в дурдом, она надевает на него сшитую нитями фантазии шапочку, где буквой "м" - мой, мое. Все ради романа, который смогла представить, но который не можешь вынести из сна, чтобы перенести на бумагу.
   Кому из творцов незнакомо это жуткое чувство разочарования, когда увиденный во сне совершенный, отшлифованный и органично скомпонованный шедевр по пробуждении оставляет в памяти лишь смутные и бессвязные миражи? В кошмаре пробуждения и забытья романа и живет Маргарита Николаевна. В романе ведь - всё, в том числе невиданная любовь. Но роман - там, в подсознании, а там возможно всё, и даже эта Любовь, как одна из граней памяти, остающихся, увы, за гранью яви. И когда в измененной ее героями фантазии роман отступает на второй план - мастер от него отказался! - герои начинают непредсказуемую и неуправляемую для создателя жизнь... Тогда Маргарита Николаевна умирает.
   Вот так подсознание, помнящее все, завладевает склеротическим сознанием и убивает, чтобы существовать самостоятельно, выпуская на свет божий всех демонов и даже фрейдиков. Фрейдикам узко и тесно в скорлупке подсознания, откуда они никогда не выпускались. А уж коли вырвались, то берегись: они обращаются в алчный и раздувающийся эгрегор - то есть в способность персонажей и фантазий к существованию, каковым и живут по смерти своих авторов все мифические, литературные герои, а иногда и психиатрические бредни. Для того же понадобилось умертвить живого Христа, который мешал создавать легенду и так же отличался от Христа из созданной позднее легенды, как романически яркая, ослепительная Марго-ведьма - от мрачной, блеклой женщины в особняке, абсолютно невыразительной в художественном отношении.
   А кто же действует и повествует после смерти единственного, если послушать вас, автора?
   Материализовавшиеся персонажи - эти Големы и Франкенштейны оживленной ею Галатеи. Была еще одна великая героиня, которая нафантазировала очень многое и потом долгие годы прозябала в готическом карцере, смакуя то ли придуманное, то ли реальное, то ли реальное, но с придуманным, становящимся реальным и даже более чем реальным...
   Кто?
   Та самая Жанна д'Арк из... династии Валуа... по имени Маргарита, о которой мы уже говорили. Не зря даже в названии книги ("Мастер и Маргарита") всё начинает как будто бы "Мастер", но точка ставится после слова "Маргарита". А кто ставит точку, тот и творец. В романе всего двое - вымышленный мастер и его создательница, которая придумала великого мастера-любовника, но которая любит более всего свое создание - роман, а значит свою любовь, свою грезу о любви и, в конечном счете, только себя.
   Есть же люди, которые всем богам предпочитают Мюнхгаузена, - не замедлил съехидничать критик, - который тоже отличается от своего прусского прототипа.
   А разве не люди пред богу Булгакова, но не замкнутого по жизни отшельника и пессимиста, а Булгакова виртуального, накаченного программой "Взгляд", в котором соединился весь мир его героев? Правда, мир этот пропущен, прежде всего, через ернический фокус фанатов голой сатиры - поклонников Фагота и почитателей Бегемота.
   Но каждому свое. Кому попова дочка, а кому - свинячий хрящик...
  
   ВАРИАНТ 2. О ТОМ ЖЕ, НО В ЛИЦАХ
  
   Привыкнув к монополизму позиции: авторской, хозяйской, четкой и неуклонимой, - на деле мы ни в грош не ставим ни плюрализм, ни терпимость, коих требуем на словах. Что такое "Мастер и Маргарита" - лирическая дьяволиада или гимн Богочеловекам? Редкое произведение классики вызывало столь буйный схлёст противоречивых оценок, которые с одинаковой убедительностью выглядят как откровением, так и заблуждением, а, в конечном счете, пробегом по чужим задам. Не без трепета решились мы предложить читателю опыт культурной дискуссии в не совсем обычной, но немножко бытовой, хотя почти научной и в то же время не всегда фантастичной форме. Правда, сама фантастика тут не от техники, сами увидите...
  
   "Здесь нужно руководствоваться величайшей предусмотрительностью. Ибо из всех зол обожествление заблуждения есть самое худшее: можно считать ум зараженным, если к безумию присоединится еще благоговение. Такому суетному безумию многие из новых предались с величайшим легкомыслием: например, в первой главе книги Бытия, в книге Иова и в других местах Священного Писания они вздумали обнаружить основание науки о природе, ища таким образом мертвых между живыми. Подобные ложные устремления должны сдерживаться тем более, что из неразумного смешения божественного и человеческого проистекает не только фантастическая философия, но и ложная религия. Вот почему мы хорошо сделаем, если с трезвым умом отдадим вере то, что ей принадлежит" Френсис Бэкон
  
   Пролог
  
   "Автор не должен интерпретировать свое произведение" Умберто Эко
  
   Ручка ходко выводила заголовок:
   "МиМо Булгакова, или евангелие от Бортко...
  
   В канун Нового года СМИ бойко накачивали "межклассовый ажиотаж" вокруг экранизации романа века "Мастер и Маргарита". После общенационального анонса страна в нетерпении ждала премьеры. Чуда или провала. Я как все. Даже перечитал. Роскошная, надо сказать, книга: глянцевые фото главных героев с лицами примелькавшихся актеров. Книга опережала телепоказ. Это подтачивало интригу и насторожило: похоже, массовый пиетет перед шедевром круто подстегнул бизнес и им же раздувался. Конвейер мега-индустрии цинично эксплуатировал "М и М" во всех жанрах. Та же распальцовка с предваряющим премьеру "Золотого теленка" и "В круге первом" взлетом тиражей подтвердила догадку об очередной форме рубки бабок на классике. Загадка изрядно потускнела. А содержание? Сравнил. Впечатление осталось в пользу плохенькой репринтной копии, залпом "проглоченной" лет 20 назад в читальном зале библиотеки. Сомнения усилились. Волнение тоже. Азарт достиг предела.
   Две первых серии шли подряд - без осколочных реклам! Россиян точно вернули в 1973 год - бенефисный для Штирлица. Ощущения? Вроде ничего. Но не совсем то. Вот если бы не знать первоисточник... Короче, вещь добротная, но не более. А для непосвященных, пожалуй, белиберда. Впрочем, и посвященному непросто. Ждешь и веришь, вот сейчас ужо, оно... Увы, каждая новая серия лишь усиливала разочарование. А ласточка так и не вспорхнула. Может, оно и нормально. Классика не цирк, мастер не Копперфильд.
   Теперь вот говорят (в основном, это сами создатели), что фильм смахивает на подстрочник. Но в целом, мол, профессионально. Режиссер достоин похвалы и уважения хотя бы за дерзость первопроходца. Похвалы, может быть. И кто-то, наверное, уже схватился за книгу, но уже как, да-да, за вторичный продукт.
   "Но ведь, читая, имеешь шанс переосмыслить" - "Не знаю, боюсь, как бы большинство, особенно воспитанное на первичности видео-виртуального материала, не наложило текст Булгакова уже на матрицу, заданную Бортко. Когда наоборот - не страшно"...
   Но мозги встряхнуло точно. И массово, и персонально. С пользою ль, не знаю. Но результаты налицо. Один перед вами"...
   - Ну, ты як быдло. Что за привычка кромсать мясо ножом для хлеба?
   Ага, жена проникла на кухню. Она у меня не хохлушка. Это у нее такая ирония. А я не мясо кромсал, я чистил окуня.
  
   ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. "МиМо" веры, жизни, любви
  
   "Прежде когда-то все это были либералы и прогрессисты, и таковыми почитались, но историческое их время прошло, и теперь трудно представить себе что-нибудь их ретрограднее... Прежде они считались демократами, теперь же нельзя себе представить более брезгливых аристократов в отношении к народу... И действительно, если разобрать все воззрения нашей европействующей интеллигенции, то ничего более враждебного здоровому, правильному и самостоятельному развитию русского народа нельзя и придумать"
   Федор Достоевский
  
  
   Глава 1. Вас приглашает "Геллеспонт"
  
   "В настоящее время мы охвачены распрей: речь идет о том, чтобы убрать и заменить новыми целую сотню догматов" Монтень
  
   "Королева Маргарита: В пожар свирепый разгорится искра, коль раздувать и дров бросать в костер" Шекспир "Генрих VI"
  
   Путь бо сей краток есть, им же течем. Дым есть житие сие" Нил Сорский
  
   ...Если мифы древней Греции здесь не при чем, то это слово мне где-то уже встречалось. Причем, буквально на днях. Ну, да. В телепрограмме. Анонс нового ток-шоу. Уже в первой передаче привлек подбор участников. Как говорится, все спектры - от сталинистов до морфинистов. И еще статья в газете. Впечатлениями от записи программы делился известный артист. Если поверить, ощущения от съемок ни с чем не сравнимы. Типа интеллектуального диспута с влипаниями в виртуальные пространства и в инфернал, с экскурсией по почти реальным оазисам мировой эзотерики, экзотики и т.д. И все это - на протяжении без малого недели.
   Тему передачи, убей Бог, не помню. Тем более, участники конкретно ни о чем не вспоминали. Таковы условия. Вероятно, увиденное стоит обета молчания. Чуть ли не контракт кровью. Всех роднило одно - реакция. Восторг в мимике, страх до пришепетывания, искры ярости в глазах. Словом, что угодно, кроме равнодушия...
   Итак, вскрываем большой конверт со словами: "Hellespont" - от верхнего левого к нижнему правому углу, и "Геллеспонт" - от верхнего правого к нижнему левому. В середине каждого из 4-х образовавшихся треугольников - дважды по большой букве "Р" и "R". И всё...
   "Уважаемый Петр Антонович, редакция эзотерического проекта "Геллеспонт" приглашает Вас к участию в экспериментальном акте культурного общения на тему "Парадоксы "Мастера и Маргариты": после просмотра киноверсии".
   В записи цикла передач планируется участие представителей различных слоев титульной элиты региона. До момента начала съемки мы не имеем права разглашать имена участников.
   В случае согласия Вам предоставляется шанс наблюдать совершенно уникальный опыт соприкосновения с добрым и совершенным, ушедшим и предстоящим. Гарантируется очень многое, кроме разочарования и скуки. Редакция проекта берется обеспечить максимум гласности и подлинной свободы слова в режиме реального времени для всех без исключения участников. Снимаются табу политцензуры и политкорректности, кроме этических и моральных. Наш девиз: "Избави Бог, чтоб зло торжествовало".
   С Вашей стороны необходимы лишь: согласие, желание и письменное обещание не разглашать увиденное и пережитое до истечения контрольного срока молчания.
   С прочими условиями, нюансами сценария и внутреннего этикета Вас ознакомят в процессе записи программы. В качестве предостережения считаем полезным сообщить, что согласие приглашенного на участие дает редакции право требовать от участника непререкаемого исполнения ее требований, ибо любой сбой чреват поломкой уникальной и дорогостоящей техники. Однако Ваше терпение в плане выполнения наших условий игры будет компенсировано грандиозными интеллектуальными, духовными и досуговыми приобретениями, а также оригинальным вознаграждением, форма которого будет известна после завершения записи программы.
   В случае Вашего согласия, рады встретить Вас по адресу: ул. Д.И. Андреева, 18-91, сегодня, в 19-40.
   ГПЗ, ВПП".
   К уведомлению прилагалась пластиковая карточка. Ее реверс украшал черный треугольник с золотистой буквой М, перерастающей книзу в отражение - W, что давало два соединенных ромба. На аверсе уже W переходил в М, и их симбиоз выглядел как ХХ.
   Странный, не очень современный формат приглашения. Никаких обязательств с их стороны, никаких оговорок о финансовой стороне вопроса. Неокругленность датировки. Какая-то гарантированная расплывчатость этического порядка... Она-то, впрочем, и заинтриговала
   Я положил под воду потрошенного окуня, ковырнул ножиком... Чешуя брызнула мелодичной трелью... телефона. Поднимаю трубку.
   - Петр Антонович? Здравствуйте. Это "Геллеспонт". Простите за назойливость, но у нас все делается по строгому регламенту. Вы уже ознакомились с нашим приглашением? Прекрасно. И что? Замечательно! Вы уж, пожалуйста, склоняйтесь на все сто! Тем более, сегодняшний вечер - целиком Ваш. Встреча сдвигается на завтра. Итак, ждем Вас 9-го в 11...
   * * *
   Ничем не примечательная "сталинка": пять этажей с модернизированными дверями, за ними швейцар во всамделишном камзоле. Величественно кивнув на пригласительный треугольник, он повел бородатым ликом в сторону гардероба. Там на старинной семирогой вешалке уже приспособилась парочка: черное пальто с купеческим воротником и неухоженная кургузая кацавейка. Самообслуживание! Тишина. Откуда-то, правда, из невидимых динамиков приглушенно плещется классика: Шуберт, через пять шагов Шуман, потом Шопен. В самом конце сумрачного коридора темнеет тяжкая "совковая" дверь. За неимением альтернативы, никуда не сворачивая, следую к ней.
   Студийный зал с пещерной зыбью затухающей периферии был невелик, даже, может быть, утл, но благодаря зеркальным эффектам казался неопределимо просторным. Зальные закоулки как бы исчезали в сложном лабиринте переходов и отсеков загадочного звездолета.
   Середку устроители отдали под арочный стол, какждый его "ус" в длину достигал, по меньшей мере, пяти метров, плюс почти столько же - между ними. Если смотреть с торцов, то левая половина крыта синим сукном, правая - красным. Концы огромной "магнитной подковы" упирались в высокие кресла старинной отделки а-ля мореный дуб. Нечто эдакое, рыцарское и наверняка для ведущих. Батюшки, похоже, еще один тандем. Соловьев энд Гордон...
   За спинками рыцарских кресел открывалось гигантское окно, типа планетария, с голографической симфонией беспрестанно меняющегося неба: голубовато-солнечного, сине-знойного, пасмурно-дождливого, смолисто-звездного, агрессивно-лунного...
   Впрочем, будем последовательны: все фоновые перепады были распознаны позже - по ходу пьесы. По времени прибытия я оказался третьим, в силу чего, располагал свободой выбора. Быстро пройдя в огиб столешницы, я занял место на стыке обеих половин - в центре овала. По сути, мой стул знаменовал своеобразную ножку геометрической рюмки или, если хотите, подножие чаши. Всего, помимо председательских, стол с внешней стороны окружало семь кресел. Перед каждым - по мини-дисплею, стопке книжек, блокноту, ручке и графину с граненым стаканом.
   Слева, через стул, распаковался грузный господин в мешковатом черном костюме и посеребренной бородке невнятного колора. Крупные роговые очки поверх умных, сонных, регулярно выпучиваемых глазок и полная нерасположенность к обмену любезностями.
   А вот тот, крайний от синего торца, кажется, местный всезнайка, завсегдатай богемных тусовок и любитель парадоксальной зауми. Его желто-черный мятый свитер - как фирменный флаг. Привстань он сейчас, и свитер, точно паланкин-кашалот, пережевывая и колышась, накроет гения до колен, а в самом низу линяло заголубеют вареные джинсы.
   Вспышка сверхмощного сотового заставляет устремить глаза к потолку. Он имел форму купола, прорезаемого внушительным крестом с тройчатыми овалами на оконечниках. Обе перекладины - как бы в кроссвордных клеточках. Продольная ось насчитывала 9 квадратиков, поперечная - 7. Дождавшись очередной вспышки, я роассмотрел ее источник - две буквы Р на концах короткой и две R на концах длинной перекладины. Периодически Р и R менялись изголовьями, и тогда в клеточке скрещенья светились поочередно то И, то I.
   Уже сев, заметил настольные безделицы размером с небольшой дисплей, с тылу каждой смутно угадывалась некая эмблематика, видимо, для хозяев места. В ходе променада я не обратил на них внимания. И лишь теперь хватился, что следовало б, прежде чем садиться, эмблемы изучить. Однако вскакивать показалось несолидным. Осечку можно было исправить тайком, да и то лишь в отношении соседей.
   Ближним был бородач в очках. Судя по величавой самозамкнутости, он не замечал ничего и никого. Его настольная эмблема косвенно угодила в фокус моего обзора. Это был прямоугольный золотистый иконный оклад с тремя угольными крышами. Внутренность оклада состояла из нежного черного бархата. В сердцевине сходились три соединенных полосами круга, в центре - четвертый кружок, от которого к внешним кругам разбегались три дорожки. На кружках и дорожках петляли витиеватые буквы. Верно, латынь. В левом верхнем круге угадывалось: "Pater". В правом - что-то начинающееся на "Fil". Оба круга покрывались ладонями возвышающегося над ними мужчины с тремя сходящимися под нимбом ликами.
   Ничего себе символика!.. Играючи, в несколько небрежных вертков и касаний я развернул по закрепленной в столе оси круглый, выпуклый и прозрачный, как исполинская капля, кулон против себя. Внутри, переливаясь алмазными гранями, поигрывал огонь, как в газовой конфорке, но красно-желтый, шашлычно-полевой. Из него прорастал двукрыло-двуглавый дракончик.
   Было чем полюбоваться и на торцах. На синем председательском "полюсе" виднелся блестящий щиток, где двуглавый орел в короне и с мечом в когтях парил над земным шаром, сплошь перетянутом флажками и измерительными инструментами. Над головой орла - белый треугольник.
   На щите владыки "красного торца" изображался пеший аналог Георгия Победоносца. Шлем напоминал египетскую накидку а-ля "голова сфинкса". В ярком узорном фартуке он сандалетами попирал огнедышащего крокодила с хвостом-тройчаткой. Над правой рукой, откинутой книзу, подпрыгивал зеленый блокнот, левая зажимала крылатый жезл, обшнурённый парой змеек. Под жезлом в зеленой окружности - некая пёсья порода на фоне пирамид. Слева над зеленым блокнотом в таком же кружке скорчилась птица типа аиста или удода с сабельно изогнутым клювом.
   Рядом с провинциальным эрудитом я успел разглядеть круг, кайма которого слагалась из неразрывной радуги, внутри круга по горизонту диаметра отражался коронованный старец, чьи руки с прямо отставленным локтями и коронованная голова образовывали секстаду - шестиконечник.
   Мои наблюдения прервало движение в глуби зала - дверь бесшумно открылась, пропуская молодящуюся покрашенную даму в "далматинском" платье с траурным капюшоном. Особа знакомая. Профессор и специалист по бывшей советской литературе, она никогда, тем не менее, не блистала красноречием, зато сломя голову бросалась в любую, и не только гуманитарную, дискуссию, где давила на горло. Ее речи отличались неуемной экспрессией, особенно в отношении "тоталитарного" собеседника. Окинув мир интернациональной улыбочкой, леди профессор прошествовала к единственной неуместности во всем интерьере - зеленоватому торшеру, усевшись, таким образом, по левому флангу от "голубого хозяина" торца - за номером два. Ее сосед за номером 1 - эрудит - галантно скривил лицо в сардонической улыбке.
   Настал черед познакомиться с ее "визитным гербом". Он был, пожалуй, вызывающе эротичным: нагая женщина в полупрозрачном красноватом газе, ноги переплетены змейками. В руках весы и какие-то приборы. Стоячая поза в фас между египетскими колоннами. Голова окольцовывалась золотой змеей, кусающей свой хвост. Сверху вертикально расстилались белые крылья...
   Вот, обезьянничая при входе: "Только после вас", в зал ввалились два господина. Даже при поверхностном взгляде угадывались вечные оппоненты. Один, чернявый, со спутанной шевелюрой и в круглых очёчках, был, несмотря на брюшко, щупл, шумен и пискляв. Всем известный еще с совковых времен диссидент. "Привет, привет, Мурена, как я по тебе соскучился!" - полувнятно прощебетал он, словив ответно-жеманное: "Здравствуй и ты, дорогой мой Левушка, как ты осунулся! К лицу". Раскланявшись и обслюнявив ручку замлевшей дамы, господинчик в стекляшках быстро занял... кресло справа от моего. В очень перекошенном ракурсе я все-таки обозрел его "монитор": внутри светился золотой треугольник. Вдоль внутренних граней расходились по 4 буквы, очевидно, еврейского алфавита, и еще буквы в центре.
   Его оппонент отличался кряжистой фактурой, смотрел на всех исподлобья и производил впечатление подозрительного человека. Что было чистейшей правдой: перед разгоном ГКЧП он до последнего числился одним из главных идеологов обкома КПСС, а до этого все силы отдал разоблачению инакомыслия на просторах родного края. Лишь частично изменив знаменам, в настоящее время он считался видным функционером партии "новых красных". Облетев стол с осанкой несгибаемого буревестника, товарищ сдержанно кивнул народу и важно уселся рядом с красной оконечностью. Лихо! - восхитился я: "левый" вожак занял, поди-ка ж, крайне правую позицию. Правее батюшки. Что касается его монитора, то судьба уготовила старому радикалу далеко не красное знамя: крупный пеликан кормит семерых цыплят в подножии белоснежного креста, обвитого стебельком розы. В мелкие подробности, а там было еще что-то, вдаваться не стал. Зато подумалось: "Да, этакой солянки за одним столом еще не собиралось. По части плюрализма организаторы слово держат".
   Таким образом, пустовало всего одно гостевое место - слева от меня...
   Тихо и мелодично лопнул пузырик сигнального звонка, и откуда-то из глубины лабиринта отделился неопределенного роста человек в джинсах и рубашке, из кармана которой высовывалась серебряная лупа. Под есенинскими локонами правильное лицо с выражением, которое с комсомольских времен характеризуется, как "положительное", при единственной глумоватой лукавинке в правом углу рта. Скороговоркой поздоровавшись с каждым из участников, улыбчивый юноша обогнул стол и занял красный торец.
   По недоуменно-пренебрежительной улыбке литературоведки, как щука ориентирующейся в аквариуме здешнего бомонда, я догадался, что этот парень не успел себя испортить тем, что называется популярностью: так, плотва.
   Слева от "планетарного" окна материализовался пожилой седенький дядечка в дореволюционной тройке с торчащей из кармана золотой часовой цепью. Лицо добрее Айболита, в левом глазу монокль. Голос как у советского диктора Кириллова. Судя по лицам и либералки, и эрудита, и диссидента, и даже сурового очкарика, синхронно принявшим заискивающее выражение, можно было подумать, что это, по меньшей мере, их общий кормилец из фонда Сороса. Кивнув присутствующим, "голубой трон" сразу взял быка за рога:
   - Милостивые государи и наша обожаемая, потому как единственная, государыня, вот вы и в "Геллеспонте". Мы, его учредители и сотрудники, непритворно этому рады. К сожалению, по личным обстоятельствам от участия в программе отказался зарезервированный ранее Хасават Рашаев, уважаемый руководитель регионального центра этнических диаспор. Его срочно вызвали на что-то вроде учредительского Съезда малых Общин Большого Турана. Но мы сделали все от нас зависящее, чтобы замена соответствовала уровню заявленных персон. Надеюсь, вы также не будете разочарованы 7-м лицом нашего полукруглого стола. Надеюсь, оно не заставит долго себя ждать. А теперь самое время огласить несколько пояснительных моментов. - Для внушительности дядя в тройке хрустнул сведенными костяшками. На левом среднем сверкнула платиновая печатка с черной жемчужиной.
   - А, по-моему, самое время познакомиться, - подал голос владелец "красного престола". У него был хрустящий, хоровой баритон. - А то не хватало нам с первых же шагов заплутаться в трех соснах.
   - Хе-хе, мы с Русланом Вадимовичем давние счетоводы. - Старик усмешливо кивнул на партнера. - Счеты сводим-сводим, а он знай себе в трех соснах блукает-блукает и делает вид, что все наоборот и что он даже как бы хочет всех научить как сделать так, чтоб не заблуждаться никогда.
   - А Герман Петрович от "3 мушкетеров" оторваться не может. Я ему говорю, что там еще 4-й был. Хотя правильнее было бы назвать роман "Кардинал и миледи", в честь движущих сил.
   - Руслан сдвинут на теории заговора, - при этих словах единственная дама брезгливо передернула весь перед головы.
   - Вот мы, кстати, и представились. Герман Петрович Закусилло, Глава Проекта. Прошу любить и жаловать. - Вежливо опустил подбородок предводитель "голубого крыла". - Мой юный друг и идеологический спарринг-партнер Руслан Вадимович Посейденов. Меня он упорно называет "предком", поэтому с некоторых пор за ним закрепилось соответствующее прозвание - Внук предка. Так же прошу любить и жаловать, и пусть вас не смущает его молодость. Почтеннейшей публике еще предстоит убедиться в острозубой хватке нашего внучка. Теперь очередь за гостями. Позвольте мне, как Голове, отрекомендовать всех по очереди, начиная с моего хвоста или, если угодно, конца. Итак, по левую от меня руку всем известный идеолог нашего андреграунда, любимец бомонда, энциклопедически узкий, в плане углубленного понимания, критик элитарного искусства и, - он сощурился над визитной карточкой гостя, - "нарративный актор теории синкретичности лунного затмения и амбивалентности клаустрофобии, как симптоматики трансмутирования в занимательность, движущую аутогеничностью интеллектов" и т.п. Бенджамен Исаевич Деланюк-Разладский.
   "Кодовая кличка - ЭРУДИТ", - пометил я.
   - Далее, - продолжил Закусилло, - имею честь и несравненное наслаждение: профессор филологии, автор 4 монографий и порядка 102-х статей о творчестве Булгакова, президент межрегионального булгаковского общества "Мастер и Маргарита ОптиМуМ" или "М и Мо"... Алтынская Марианна Гренадовна...
   - Морена, не Ма-ри-анна, - застенчиво поправила пани профессор, разложась по слогам. - И не порядка 102-х, а, скорее, где-то 103-х статей...
   - Миль пардон, мадам!
   "Аннушка, ты пройдешь, как АННУШКА", - неожиданно постановил кто-то внутри меня.
   - Лев Брониславович Майкоп - харизматическая фигура особо бдительного движения, региональный отец демократии, знаменитый инакомысл и правоборец, идеолог социал-демократов NN-ского уезда.
   "ДИССИДЕНТ", - приласкал я.
   - Друзья, следующее кресло занял впервые засветившийся на телевидении журналист, пишущий под псевдонимом Марк Шейхер. Бойкое перо, узник чернильной совести. Настоящее имя Петр Антонович Гранов, по профессии инженер...
   ИНЖЕНЕР... Это про меня... Ха, реакция публики на эту аттестацию... Ее просто надо было видеть. Поскольку сам я не мог охватить взглядом все лица, то уловил лишь общий мотив какого-то снисходительного сочувствия, плюс персонально: моросящий презрением взгляд Аннушки, глазной сквозняк Эрудита, в коем моя песчинка растворилась в дымок, и лютая ненависть, салютовавшая из-под бровей враз насупившегося Диссидента. Зато крайний правый лидер "левых" с той поры взирал на меня благосклонно, как на потенциального союзника. И это объяснимо: в наши дни инженер по статусу немногим выше пролетария или крестьянина. Хорошо, что камера не засвидетельствовала всю палитру симпатий новой знати к простому инженеру. Кстати, а где же операторы с видеотрубами? Ни намека на готовность к съемке.
   - Пятый стул покуда пуст, но, будем надеяться, ненадолго. - Вел ознакомительную разминку Глава Проекта ("Этот будет просто ГЛАВА ПРОЕКТА"). А Внук Предка Руслан ("Ну, просто, ВНУК ПРЕДКА") что-то продавливал в "блокнотном" ноутбуке. - Поэтому перейдем к следующему участнику. Прошу любить и жаловать - Отец Феодосий, известный богослов, непреклонный критик атеизма и прочих сект и ересей, в миру Кирилл Ипатьевич Терносливов.
   Было заметно, как глумливо скуксились Аннушка и Диссидент, видимо, знавшие дьякона Феодосия без бороды, то есть в миру. "ПОП", - лапидарно, без изысков выдал мозг.
   - Дорогие товарищи, этого незаурядного человека все мы знаем по старому режиму...
   - Не режиму, а власти рабочих и трудящихся Советов. - Весомо буркнул бывший красный сановник.
   - Афанасий Бебелимеринович Солнышкин. - Как ни в чем ни бывало докончил пожилой ведущий, которому необольшевистские авторитеты были настолько до лампочки, что он не преминул уточнить. - Давно извиняюсь спросить, товарищ, откуда у вас такое отчество? Это что-то сильно восточное?
   - Не хватало еще. - Решительно вскинулся бывший... "ЧЕКИСТ" (строго припечатал я). - Продукт сборки из трех крайне уважаемых фамилий во всемирном движении - Бебель, Лейбкнехт и Меринг.
   - Ну, вот, кажется, почти все в сборе. - Принял эстафету Руслан Вадимович. - Люди совершенно разные по своим воззрениям, но всех их объединяет магическая привязанность к Булгакову и, отсюда, оригинальное, а порой парадоксальное отношение к этому писателю.
   - Так уж и всех. - Шипение стопроцентно исходило через стул от меня. Афанасий Бебелимеринович был, по всему видать, очень щепетилен в выборе знакомых, и всяких Босых служащих ставил рядом с собой только в качестве персонажей, причем не самых привлекательных.
   - Боги мои, боги. Каких только... не рождает земля. До такой степени забыть свое место. Не понимать, перед кем... бя-бя-бя... разевает. - задохнулась от гнева Морена Гренадовна. Фунтовая шпилька явно предназначалась юному ведущему, ну и, возможно, моей скромной персоне.
   - Очень своевременная ремарка. - Радостно подхватил Внук. - Она автоматически переводит нас в следующий раздел прелиминарных условий. Итак, уставом нашего проекта предусматривается обучение участников методам культурной дискуссии. Вместо оскорбительной зубодробительности в отношениях участников мы приветствуем только терпимость, уживчивость и уважительность. Согласившись стать участниками этой передачи, каждый из вас дает карт-бланш создателям проекта.
   - Да кто он такой? - С пульсирующим присвистом инквизиторского негодования Аннушка подалась к спинке стула и даже вытянула к молодому ведущему обе руки с невидимым подносом.
   - Поскольку Морена Гренадовна еще не знакома с нашими правилами, она прощается и во второй раз. - Впервые жестко надавил Руслан. - Прошу хорошенько усвоить: в этих стенах все участники равны в своих правах и, перво-наперво, в праве на уважение личности и свободу слова. Посему, невзирая на звания, титулы, седины, залысины и заслуги, никому не разрешается кричать и глушить оппонента. Запрещается дразниться, бегать и драться. С первой секунды появления в студии десятки встроенных камер фиксируют каждый ваш жест, каждую реплику, каждый выпад. В нашей аппаратуре имеется специальный детектор лжи и невежества, который будет неукоснительно осаживать любого, кто допустит превышение меры.
   Майкоп, Алтынская и Деланюк-Разладский зашушукались - шкодливая дошкольня да и только. Долетали отдельные хихоньки, типа: "Нас, наверное, усадят на скамью штрафников... Оставят без мороженого на полдник... Наложат вето на конфеты и вино... Лишат желтого билета, и мы попадем в армию и не попадем в публичный дом"...
   - После третьего нарушения, - как ни в чем ни бывало продолжал Р.В. Посейденов, - каждый штрафник заслуживает наказание, которое столь же неотвратимо, сколь согласуется с той неумолимостью и изощренностью, какие были свойственны самому Михаилу Афанасьевичу. И это справедливо, поскольку булгаковская система литературного правосудия, насколько нам известно, никогда не вызывала вашего возражения, а, скорее, полный восторг и аплодисменты. Здесь вам предстоит испытать, что такое "санкции от сатирика". И не в беллетристическом плане, а в физическом - на своей шкуре. Каково пострадать за личный атеизм не фигурально, а реально - как, например, Михаилу Александровичу Берлиозу?
   Я внимательно следил за реакцией аудитории. Было видно, что Эрудита раздирает ядовитый, циничный смех, и в рамках приличий его удерживает лишь присутствие Германа Закусилло, да, может быть, обещание экзотики. То же самое Аннушка - остепененная дама еле сдерживалась от ярости и нанавсисти к зарвавшейся черни. Примерно те же эмоции кромсали лица других. Мне было просто весело.
   - Теперь внимание, - с нажимом молодой ведущий обвел всех прищуренным взглядом, - после оглашения следующих пунктов начнется отсчет нарушений, сигнализируемых желтой галочкой на вашем мониторе. Если вы наберете три галочки, автоматически последует мистическое возмездие. Первый запрет: у нас категорически преследуется агрессивность, то есть невыдержанность. Второе: мы всячески искореняем воинствующее невежество: не знаешь, промолчи, а не жаль всех своим нахрапом. Третье: вам не простятся надменность и высокомерие...
   В этот момент дверь пропустила... Геллу. Иного слова и не подберешь для обольстительной ассистентки, вся одежда коей состояла из белого фартучка.
   - Коллеги. Опоздавший член просит принять. - Грудным тембром объявила она и посторонилась, пропуская разбитного малого в турецкой феске и наряде, несколько шутовском ввиду многоклетчатости и звездатости. Номер 7 странно совмещал развинченный пофигизм и упертую манерность Андрея Малахова с взрывным изуверством Стивена Сигала и сыроватой невозмутимостью Александра Балуева.
   - А вот и наш сюрприз, господа. - Елейно провозгласил Закусилло. - Неустрашимый терминатор и непревзойденный мачо. Сценический псевдоним - Африк Симон. Артист, экстрасенс, маг и мистик. Феномен провинциальной ментальности. Прибыл, как всегда, на своем голубом "Ауди". Разглашение ФИО запрещено условиями контракта.
   Я проштамповал чудо проще: МАЧО.
   "Африк Симон" подмигнул, обращая Аннушку в ржавовато тающую сосульку, и ковбойской походкой прошел к месту слева от меня. Как сосед, я не был удостоен даже косого взгляда. Амеба перед Левиафаном.
   Впрочем, я тоже не слишком ваял учтивость. Куда больше меня занимал сложный и почти касательно развернутый ко мне "герб" МАЧО. Весьма изысканная, надо сказать, конструкция. По углам воткнуты голубые кружки, и в каждом - прищуренное око. От каждого кружка в две стороны опахалом расходятся обрамляющие картину мохнатые крылышки. В черном центре помещается правая ладонь с хиромантической резьбой, а середину закрывает голубое зеркальце в ободке из золотых протуберанцев, внутри зеркальца - извивающаяся рыбка. Каждый из пальцев венчает определенный знак. Над мизинцем - торчащий кверху усиками ключ, над безымянным пальцем - золотой средневековый фонарь. Над средним - солнышко. Над указательным - барельеф шестиконечной звезды. А над меченным черточкой большим пальцем светилась золотая корона с пятью видимыми зубцами. Сверху - комбинация астрологических фигур, в которой выделялись два золотых месяца...
   Да чего ради все это, в самом-то деле? Для придания вящей загадочности, эзотеризма? Как же, Булгаков...
   Передав опоздавшему листочек, в котором я боковым зрением вычленил три пункта штрафных санкций, Закусилло сказал:
   - А теперь, господа, товарищи, коллеги и друзья, кому как нравится, начинаем. И дабы ни одно из обращений не задело чье-то щепетильное нутро своей идейной несовместимостью с этим нутром, постановляю: отныне каждого участника застолья, вы же все за общим столом, звать просто стольниками. Это не обидно, гостеприимно и, главное, точно по смыслу. Ко мне, в случае нужды, позволительно обращаться: настоятель или председатель. К моему юному пособнику: столоначальник.
   - И последнее предупреждение, добрые мои стольники, - вторгся молодой да ранний Руслан. - В этом зале нет привычных телекамер, динамиков, магнитофонов, компьютеров, при жтом акустика идеальна, а дисплей приближает лицо ритора, то есть взявшего на тот момент слово. Опять же внутри дуги нашей столешницы вы видите почти прозрачную сферу. Это новейшая модификация отечественного суперкомпьютера "Версификатор-модель 3/4" с виртуальной сферой четырехмерного голографического воплощения ситуаций, идей и мыслей. Эта машина умудряется аккумулировать все, что слышит, видит и даже угадывает на уровне интуиции, недостпуной большинстве - нейросоматическом и нейрогенетическом, если угодно. После чего искусственный интеллект комбинирует, преобразовывает и ретранслирует на данную вирто-сферу так, что вы не только видите отображенную реальность воочию и со стороны, но и попадаете внутрь ее, имея возможность ощущать все эффекты самостоятельно. Поэтому к тем, кто привык запросто, то есть не подумавши, бросать колкие фразы и уничижающие междометия, просьба: взвешивайте каждый свой выпад и жест, иначе вирто-сфера - ВС - смоделирует совершенно неожиданные, но стопроцентно заложенные вашим коллективным эгрегором матрицы. И вот еще что. Мы не обещаем кормить вас яствами животного происхождения, ибо одно из величайших порождений дьявола - это кулинария.
   - Чревоугодия, хотели вы сказать, - поправил Поп.
   - Чревоугодие - это недуг утробы, которой угодно набиться. - Молодой столоначальник стоял на своем. - Кулинария - это чревоугодие, возведенное в культ. Ради изысков люди убивают животных, подчас редчайших, хотя в этом нет никакой жизненной необходимости. Природой такое бессмысленное истребление животных не прощается. И люди, злоупотребляющие деликатесами, особенно злобны. Ради этих редкостей они, зачастую, ведут войны с теми, кто лишен даже элементарных продуктов.
   - Считаю уместным добавить, - вмешался господин настоятель, - что во время обсуждения проблем не следует злоупотреблять цитатами и ссылками на источники. Мы здесь не для того, чтоб состязаться в эрудиции чужих знаний и мнений. Да и эрудиция отнюдь не заключается в гроздях красивых цитат.
   Внезапно вирто-сфера вспыхнула и превратилась в огромный зеленоватый пласт, на котором ослепительно белым и четким каскадом долго струился перечень авторов научных трудов о М.А. Булгакове и всевозможных аспектах его романа "Мастер и Маргарита".
   - Так что не пытайтесь, превзойти своей эрудицией компьютер. - Закрепил Закусилло. - Нам не нужны пережёвки догм, зыбких, неочевидных и спорных. Нам нужны свежие мысли, а, главное, по максимуму объективные в своей очевидности выводы.
   - Спасибо за терпение. Не надо обид, мы понимаем, как это неблагодарно разгадывать и толковать символику, контекст и тем более второй смысловой ряд такого великого произведения. Есть профи этого дела. И это вы, уважаемые стольники. А для начала...
   Вирто-сфера наполнилась зеленоватым туманом, его очертания выткались в видения, которые медленно, но властно застилали все пространство зала снизу доверху. И вот уже передо мной, как, видимо, и перед каждым возник молодой длинноволосый француз, о котором мы то ли услышали, то ли каким иным образом проведали, что зовут его Гектор, что ему 26 лет и что он до смерти влюблен в мисс Смитсон, прекрасную англичанку, театральную приму. Для нее он играет на рояле свежесочиненный мотив. Музыка, одолевая тысячи слуховых фильтров, льется отовсюду. Не в силах сдержать приступа меланхолической тоски от неразделенного чувства, безнадежно влюбленный музыкант прибегает к опиуму. Но доза настолько велика, что погружает его в дрему. Проносится фейерверк образов и картин, музыкальных экспромтов и мелодий, но через всё, сопровождая светлый и ускользающий призрак мисс Смитсон, идеей-фикс проходит одна тема. Позывной любви, ставший навязчивым. Образ любимой вызывает долгие мечтания, полные смятения и страсти...
   И вот Гектор оказывается на балу. В вихре танцев, в шумном водовороте празднества он вдруг сталкивается с любимой. Но сознание меркнет, дурман пеленает мир в радужную свистопляску, которая рассеивается на благодатном лоне зеленого поля. Два пастушка играют уютный мотив на дудочках. Медленно садится солнце, сквозь сизую тучу прорывается дальний раскат грома, серебряным литьем проглядывает бездушная луна. Одиночество. Отчаяние. Молчание...
   Луна закутана свинцовым покрывалом. Огромная площадь с маленьким эшафотом. Маленькая процессия людей. Ах, это шествие на казнь. Как же так, неужели Гектор убил любимую? Именно, эти страшные слова предваряют слова приговора, зачитываемые прево. Палач в красном колпаке равнодушно кладет локоть на рукоять меча. Гектор приговорен к смерти. Под звуки фантастического марша его возводят на плаху. Навязчивая мелодия тикает как дьявольский метроном: мерный стук коленей, свист меча, глухой удар...
   А это настоящий ночной шабаш. На возвышении черный гроб с телом Гектора в окружении теней - чудищ и колдунов. Его похороны - центральное событие шабаша. Невероятная какофония звуков: со стонами, смехом, возгласами и их эховыми отголосками. Лейтмотив страшной Любви превращается в мистический гимн и, отчасти, похабный напев. Оно и понятно: на шабаш пришла Она - та, которая погубила его душу и тело. И нечисть ревом приветствует ее. Некоронованная хозяйка торжества, Она с радостью, готовностью и азартом включается в чертовское дело, и это подлинный апофеоз оргии. Могуче гремит похоронный звон, перебиваемый, бормочуще-дьявольским вышучиванием священного Dies irea. Сакральный мотив визгливо фальшивит вперемешку с неистовым хороводом ведьм и мертвецов...
   Виртуальный мир исчез, но в реальном стольники пришли в себя не сразу...
   Чекист. Что за галиматья? Чертовщина, право слово.
   Аннушка. Классика!
   Инженер. Не боюсь ошибиться, это виртуальный вариант "Фантастической симфонии" Берлиоза.
   Внук предка. Верно. Первый в истории опыт по созданию программной романтической симфонии. Франция, год 1830-й.
   Аннушка. Практически за век до начала осуществления Булгаковым замысла "Мастера и Маргариты". И, прошу заметить, как базовые фрагменты симфонии мистически интерполируются в программные сюжетные линии и сцены романа, не говоря про архитектонику логических поступков персонажей родственных произведений!
   Чекист. Короче, наркоман Гектор - это сам композитор Берлиоз...
   Диссидент. Который в опиумном наваждении отрубил себе голову за убийство любимой, а она оказалась ведьмой.
   Эрудит. "Фантастическая симфония" Берлиоза - это волшебство! Энциклопедия предугаданных направлений и даже жанров музыки. На ум сразу приходит соотечественник Берлиоза Бодрийар...
   Внук предка (трогая лоб). И опять-таки, пардон. Не надо пространных ссылок. В базе ВС есть все. Вот, например: "Музыка это искусство, о котором все считают себя вправе судить и где, следовательно, число плохих судей весьма значительно" (Кондильяк "Опыт о происхождении человеческих знаний"). Скажем больше, по-настоящему оригинальные суждения при необходимости будут подтверждаться видео-цитатами из книг. Поэтому предлагается называть и цитировать автора только в принципиальных случаях. Наш версификатор восполнит эту краткость оратора, периодически демонстрируя свое электронное всезнание, то есть будет выдавать подтверждающую или, напротив, опровергающую и даже упреждающую цитату. На наш взгляд, авторитетная цитата приемлема в случае полярности приводимых точек зрения, а также с позиции яркости мысли первоисточника, перед коим меркнут вторичные изложения и перетолки участников спора.........
   ......
  
   ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ "Кто на кресте?"
  
   "Представьте непредставимое: добро вдруг побеждает зло. Добрый задумается: разве такое возможно, и если - да, то как оное достижимо? Злой недоверчиво усмехнется: а такое бывает? Тот просто перевернется на другой бок" Немес IV
  
  
  
   Глава 1. Автора!
  
   "Авторство - вещь сомнительная, и все, что требуется от того, кто взял в руки перо и склонился над листом бумаги, так это выстроить множество разбросанных по душе замочных скважин в одну линию - так, чтобы сквозь них на бумагу упал солнечный луч" Владимир Пелевин
  
   "Не человек мыслит мифы, но мифы мыслят людьми, более того, взаимно трансформируясь, мифы мыслят друг друга" Умберто Эко
  
   "Кто б ни был ты, зовусь я Маргарита" Шекспир
  
  
   Под музыку Вивальди, Бизе, Пуччини.
   Гелла. Здравствуйте. Раз, два, три... А где четвертый, что был вчера? (загибает пальцы, потом делает хлопок). О-па! Здравия желаю, настоящий полковник (появившемуся за столом Чекисту). Каким важным ты вернулся к нам, как высоко держишь голову!
   На самом деле Чекист весьма скован, взгляд затравлен.
   Мачо. Мы рады, правда, рады. Как сиделось? Простите.
   Чекист. Не дай бог каждому. Собака, отрезающая путь к пропасти... Брр... Холод, мгла, беззвучие, вой пса и Шуберта. Вы снитесь? Скалы не мой приют? Сколько прошло? Годы?
   Диссидент (материализуясь, смотрит исподлобья, слегка причмокивает, шея скособочена). Приветствую тебя, родного дома кров... Ты - радость мне, увидевшему свет. Кошмар ушел совместно ведь с луною? Надолго ль? До заката?
   Мачо. Ба, Майкоп-броненосец.
   Эрудит. Лев Брониславович, есть что вспомнить?
   Диссидент. Есть, батенька. Но не буду.
   Эрудит. Даже для журнала "Андеграунд"?
   Диссидент. Хоть "Гранд", хоть "Перформанс", хоть "Босс", хоть "Элле"... Стопку виски мне, если можно. Горло как в морге спохмела.
   Гелла подносит стакан виски со льдом, затем предлагает Чекисту. Тот мрачно мотает головой.
   Диссидент (то ли Гелле, то ли появляющейся М.Г. Алтынской). Бонжур, смелая, бонжур, непреклонная, бонжур, нетленная.
   Аннушка (постоянно одергивает одежду, смотрит смущенно, часто окидывает глазами себя с ног до головы, пальцы рук собираются в сомкнутый полый цилиндр). Сс-пасибо (в ужасе отклоняется от возникшего за плечом торшера). Это же был сон, правда? Нет?
   Эрудит. Как вам будет угодно, мадам. Вы-то созрели для интервью?
   Аннушка. Сначала в церковь.
   Инженер. Что она имеет в виду?
   Поп. Она прозрела.
   Мачо. А, может, это про то, как стать мадам?
   Поп. Хулите?
   Мачо. А вы... у нее уточните.
   Поп. Не надо. Все, все обанкротились! Я знал, неверие в божественное провидение рано или поздно делает человека непригодным к нише на общественном поприще.
   Внук предка. Мы рады видеть добрую компанию в добром здравии и духовном преображении. Во избежание полемических недоразумений и непарламентарных выводов, громко заявляю: ни одна ваша петиция здесь удовлетворена не будет. Дальнейшее упрямство чревато продлением штрафных санкций (штрафники дружно вздрагивают). Впрочем, вам представится полная свобода альтернативных мер возмездия в отношении устроителей, но за пределами этого особняка.
   Мачо (шепотом). А его еще надо покинуть...
   Внук предка. Сегодняшнее заседание начнется с обсуждения, может быть, самого запутанного вопроса: какова структура романа, кто же является настоящим автором романа в романе и насколько это удалось осветить авторам сериала?
   Эрудит. Все это, в сущности, бесполезно. Любой классический продукт - это партитура прогрессирующей паранойи, где автор - кодировщик отдельно взятого маразма. А рецензент - толкователь авторской шизофрении.
   Поп. Булгаковский роман подобен "Наполеону", тому, который торт. В нем масса других пластов - социальных, политических, автобиографических. Это не мои слова. Это изрек отец Андрей Кураев в послесловии к фильму. И он по праву копнул тот слой, в котором является специалистом - религиоведческий. А вот Владимир Бортко больше интересуется "советологическим" срезом романа, чего вовсе не скрывает. По сути, и Кураев, и Бортко разрабатывали тематику этого романа в параллельных пластах. Но оба не раз подчеркивали, что сходятся в главном - нельзя трусить и предавать: "Есть вещи, которые нельзя делать играючи, есть предельная ответственность человека за свои слова и поступки и за свои не-слова и не-поступки".
   Внук предка. Полагаю, у нас есть дипломированный специалист по целой "матрешке" таких слоев.
   Аннушка. Разрешите мне сперва послушать, а потом резюмировать.
   Эрудит. В таком случае, я бы предложил начать это безнадежное дело с логически напрашивающегося: уже заглавие и эпиграф романа вызывают ощущение сильнейших реминисценций с "Фаустом" Гете, и, особенно, в отношении главных героев. Имя Маргариты в заглавии, слова Фауста в эпиграфе. Но дальше начинаются шалости и загадки, ибо данное ожидание оказывается обманутым: герои романа далеко не похожи на героев поэмы Гете. Более того, в структуру романа навязчиво вводится оперный вариант - так сказать, апокриф "Фауста" в преломлении Жоржа Гуно. На это указывал еще Борис Михайлович Гаспаров. В своем дивном опусе "Из наблюдений над мотивной структурой романа" он ясно показал, что основным приемом, определяющим всю смысловую структуру романа, является принцип лейтмотивного построения повествования. Это когда мотив, раз возникнув, повторяется впоследствии множество раз, выступая при этом всякий раз в новом варианте, новых очертаниях, во все новых сочетаниях с иными мотивами...
   Чекист. Место! Не умничать. А то будет приют-то!
   Диссидент. Эка!
   Эрудит. Если позволите, я продолжу. За рубежом опубликовано не меньше ста исследований, посвященных "М и М". Об отечественном круге остается лишь догадываться. Но тезисно осветить ведущие взгляды придется. Наш булгаковед Звезданов утверждает, что на протяжении всего творчества Булгаков писал одну книгу - "Книгу своей жизни". Но книга эта - не только гениальное творение русского духа, одновременно это и завершенная художественная картина мира. По убеждению Звезданова, роман вместил огромную часть культурно-исторической, мифологической и философской памяти всего человечества. В нем "в странном сожительстве" соседствует античная мениппея, средневековая мистерия и модернистский гротеск. Христианское повествование разворачивается на фоне драматической современности, а фольклорно-демонологическая традиция подкрепляется древней масонской легендой о Великом Мастере.
   Мачо. Насколько я понимаю, столь обстоятельное знание структуры романа и научных теорий, подкреплено вышедшим года два назад обобщающим трудом Ирины Галинской "Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях". Там есть уместный очерк о возможном воздействии на структуру книги теории мнимостей, разработанной отечественным любомудром Павлом Флоренским.
   ВС. В "Мнимостях в геометрии" Флоренский по-новому освещает и обосновывает "Дантово миропредставление, которое наиболее законченно выкристаллизовалось в "Божественной Комедии"... Открытие же Флоренского состоит в доказательстве того, что Данте символическим образом выразил чрезвычайно важную мысль о природе и о неэвклидовом пространстве...
   О том, что теория П.А. Флоренского "эстетически привлекательна", в 1978 г. писали Брюс Бити и Филис Пауэлл. Спустя несколько лет Дж. Кертис уже утверждает, что Булгаков "вдохновился книгой Флоренского для создания общей концепции "Мастера и Маргариты". Э. Барретт также признает, что прочтение "Божественной Комедии" П.А. Флоренским имело "зародышевое" влияние на метафизическую концепцию последнего булгаковского романа.
   Два мира "Мастера и Маргариты" - земной и космический - предлагают схему, считает исследователь, весьма схожую с той, которую очертил Флоренский. Однако тут же добавляет, что читатель, обратившийся к книге Флоренского за прямыми ответами на те сложные вопросы, которые заключены в эпилоге булгаковского романа, "должен приготовиться к разочарованию"...
   Впрочем, возможен, по мнению исследователя, и "срединный подход", т.е. нахождение основного связующего звена между двумя повествовательными рядами, каковым считается параллель "Воланд - Иешуа", а точнее - появление в каждом из повествований "таинственного незнакомца" из иного мира и его столкновение с представителями мира земного. Загадочная связь между Воландом и Иешуа, в свою очередь, сопоставляется с центральными фигурами христианства - Иисусом и сатаной.
   Прежде всего, Э. Баррет стремится ответить на вопрос, кто же такой Воланд в романе - "иностранный профессор", Мефистофель, дьявол или "инструмент возмездия", одновременно являющийся "пятым евангелистом". Отвергая затем каждый из вышеназванных вариантов, исследователь заявляет, что ... Воланд не является сатаной из Откровения св. Иоанна". Действия Воланда в "Мастере и Маргарите" показывают, что речь идет о "гностическом вестнике", т.е., согласно учению гностиков, о сверхъестественном существе, периодически появляющемся на Земле с посланием, которое обещает (если будет верно расшифровано) "возможность божественного просветления".
   "Роман в романе" имеет трехчастную структуру - рассказ Воланда (гл.2), сон Бездомного (гл.16) и роман Мастера (гл.25, 26). Однако эти три компонента идентичны "продукту единого нарративного акта - роману Мастера". Если рассмотреть каждую из трех частей "романа в романе" в отдельности, окажется, что речь в них идет о трусости Пилата, об агонизирующем бессилии Левия Матвея и, наконец, о сомнительном выполнении Афранием своего долга. В жанровом смысле мы здесь имеем дело с "трагической драмой" (гл.2), с насыщенной черным юмором трагикомедией (гл.16) и с "неразрешенной двусмысленностью" (гл.25, 26). - И.Л. Галинская "Наследие Михаила Булгакова в современных толкованиях".
   Чекист. Голова гудит, до чего мудрено.
   Мачо. Не все, что умно звучит, умом подкрепляется. Есть и более экзотические версии происхождения Воланда и его веселой свиты. Например, если верить той же Галинской некто Д. Дж. Б. Пайпер конструирует триаду, включая в нее и жену писателя, Е.С.Булгакову. Трио "Мастер - Маргарита - Воланд", полагает он, читается как "Булгаков - Елена Сергеевна - Сталин". Свита же Воланда критиком ассоциируется с приспешниками Сталина: Молотовым, Ворошиловым и Кагановичем. Каково?! Удел Семплеярова и Бенгальского, так вообще повторяет судьбу Зиновьева и Енукидзе, а появление Степы Лиходеева в Ялте есть не что иное, как ссылка Троцкого в Алма-Ату. Канадец Ричард У.Ф.Поуп счел эту попытку Пайпера увязать героев романа с реальными людьми "иногда убедительной, но часто фривольной", хотя сам склонен отождествлять жандармерию Афрания с секретной службой Сталина конца 20-х - начала 30-х годов. Для американки Элен Н.Малоу, сообщает Галинская, роман "Мастер и Маргарита" - широкомасштабная аллегория. Здесь Маргарита являет собою образ царской России, мастер воплощает традиции русской интеллигенции. Фрида олицетворяет предреволюционный русский пролетариат; Пилат репрезентует идею диктатуры пролетариата. Иешуа - одновременно и пролетариат, и "человек" вообще. Левий Матвей, до встречи с Иешуа, не что иное, как дореволюционная русская социо-экономическая система капитализма, а после своего обращения первый евангелист воплощает всю историю СССР.
   Мачо. Реникса...
   Чекист. Да, нет. Чепуха это.
   Поп. Извините, это все неуклюжие и даже неостроумные попытки притушевать суть. А суть предельно четко выложил дьякон Кураев: "Иешуа - это артефакт, созданный в сотрудничестве Воланда с мастером".
   Инженер. Ну, вот, опять Воланд! Снова мы говорим про Воланда, не как бы придуманного, романного, а - живого, реального и серьезного деятеля. И сие из уст священника! Что ж, давайте раскатаем весь коврик. Что выходит? А то, что и сам мастер - это уже артефакт (вторичный продукт) сотрудничества Воланда с Бездомным, первых по счету появления героев, кроме убывшего Берлиоза. А Бездомный, в свой черед, - артефакт сотрудничества - контракта - Воланда с самим Булгаковым. Но поскольку реального Воланда все-таки нет (покажите его вот тут, в зале), то - это уже творческий контракт Булгакова с собственным наваждением. А чисто физически наваждения у людей случаются от психического расстройства. Но бывают интеллектуальные наваждения. Эти - от дисбаланса, с одной стороны, человеческого, мировоззренчески осознанного выбора, и, с другой, - нечеловеческого, бесовского, бессознательного.
   Чекист. Апорт. Беру слово. Я не читал книг церковного литератора Кураева, но знаком с выдержками из его интервью по телевизору. По Кураеву, роман надиктован Мастеру Воландом и является, таким макаром, "Евангелием от Сатаны". Я не приемлю разговоры, что булгаковская книга - "Евангелие от Сатаны".
   Инженер. Но пасаран. Я не сомневаюсь, что антропоморфный сатана - детище фольклора. Но для Булгакова, чье повествование соткано из серии наваждений и миражей, Воланд - то самое порождение Разума. Помните: "Сон разума рождает чудовищ". Воланд - верховный из таких монстров, возникающих только, заметьте, в сфере разума. В животном мире нет ни сатаны, ни сатанизма. Сытый зверь не тронет меньшую тварь. Заразное бешенство (водобоязнь) - не в счет, оно лишь нивелирует разницу между человеком и животным. Сатанизм - это разновидность социально-интеллектуального бешенства с клиническим перепадами: мания величия - одержимость - безумие. И про "Евангелие от Сатаны" можно будет всерьез говорить лишь тогда, когда людям предъявят, то есть официально включат в Новый завет, "Евангелие от Иисуса", то есть от Бога. Только тогда можно вести разговор о возможности не слепой веры в них, а сопоставления любых Евангелий ("канонических" и "апокрифических") в качестве равноценных источников. И чтоб все шло без нажима церковных иерархов и ими слепленного "общественного мнения" - чтоб люди сами сравнили и увидели, в каком евангелии больше боговдохновенного, а в каком - "сатанинского". Выборочность Евангелий - "канонических" и "апокрифических" - сама по себе свидетельствует о произволе в подходе, хотя все они равно утверждают, что написаны "со слов" Иисуса. То есть - языком, как Иешуа (и с ним Булгакова), так и любого здравомыслящего человека, понимающего разницу между: 1) произнесенным перед тобою, 2) услышанным от кого-то, 3) записанным с чужих слов, да еще 4) по прошествии времени. "И все из-за того, что он неверно записывает за мной... Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил"...
   Поп. Вам, наверное, просто рано рассуждать о таких материях. Ибо даже юный австрияк был мудрее, сказав про таких, как вы: "Человек не может внутренне погибнуть ни от чего иного, кроме недостатка религии".
   Инженер. Более зрелый немец противопоставил: "Религия должна чувствоваться, должна быть в чувстве, иначе это не религия; вера не может быть без чувства, иначе это не развитие". Думаю, что это уже на ваш счет.
   ВС. Содержание веры считается не только безусловной, но и исключающей все остальное истиной. Христианин не говорит: это мой путь, а говорит: это -- путь, и повторяет слова Христа, Сына Божьего и Бога: Я есмь путь, истина и жизнь. Верующему христианину разрешается применять к себе слова: Вы соль земли, вы свет мира.
   На это можно возразить следующее: Если Бог видит в людях своих детей, то, казалось бы, дети его -- все люди, а не только некоторые из них или один, единственный из них. Утверждение, что только того, кто верует в Христа, ждет вечная жизнь, неубе­дительно. Ибо мы видим людей высокого благородства и чистой души также вне христианства; абсурдно было бы предполагать, что их ждет гибель, особенно если сравнить их с теми, чьи достоин­ства сомнительны и кто едва ли заслуживает любви среди, в самом деле, величайших деятелей в истории христианства. Внутреннее обращение человека, переход от своеволия к величайшей жертвен­ности происходили не только в христианстве. - Карл Ясперс "Философская вера".
   Инженер. Спасибо за информподдержку. Скажите, любезный отче, как можно считать Библию серьезным источником, если там вся история сотворения мира укладывается в 7 дней и последующие 6 тысячелеток? Да, сейчас богословы склонны объяснять всю эту несообразность издержками эзотерической упаковки (все, мол, было символически закодировано), да вот Гусу, Галилею, Бруно и миллионам "еретиков и ведьм" эти издержки обошлись дороговато. А еще в придачу столь серьезный источник отчего-то молчит про динозавров. Кто, в самом деле, извел динозавров? Снова Воланд? Чем же ему дракончики-то помешали? И если древний период человечества так хитро закодирован, то с какой стати настаивать на конкретике и буквализме тех блоков Писания, которые христианским иерархам выгодно признать исторически достоверными и точными, в особенности, при конъюнктурном цитировании? Если информация о шести днях творения - зашифрованная легенда, то почему другие библейские события - летописаня правда? Настаиваю, сама постановка вопроса о написании очередного Евангелия (теперь якобы от Сатаны) вульгаризирует сам вопрос о Боге. Ибо придуманность материального Сатаны, персонификация инфернального сверхзлодея, низводит на его же доску Бога - Сверхидею, Абсолют, Вселенский Разум, Вседержителя. Спор о Евангелии Сатаны лишний раз отчеркивает аналогичную сомнительность существующих евангелий. Понимаете, все евангелия различаются текстуально, при этом ни одно не дает стопроцентной правды о реальности событий на Голгофе, воскресения и тем более об учении Христа, изложенном в этих евангелиях. Признание Евангелия от Сатаны означает признание сомнительности всех евангелий и, во-первых, сомнительность существования ими преподносимого антропоморфного Бога, а во-вторых, как минимум, равновеликости его шансов претендовать на бытие - таким же шансам Сатаны!
   Диссидент. Ваш Кураев, помнится, камлал по ящику: "Плохо кончается роман. Беспросветно". Но шепчет, шепчет в предсмертном бреду Булгаков: "Чтобы знали... чтобы знали..." А для чего знать? Неужели лишь для того, чтобы убедиться в беспросветности и бессмысленности жизни? Нет, Булгаков знал про свой роман и нечто иное. И это иное - то светлое, освобождающее и весёлое чувство, которое испытало множество людей, когда к ним пришла эта книга. А это доказывает только то, что только художник, его интуиция, его гений - истинные властители создаваемого им мира. И ни в чьей больше воле изменить его законы и суть. Вот так считают российские интеллигенты!
   Мачо. А западные - отнюдь. В том числе по поводу Писаний.
   ВС. Для мусульман Коран (также именуемый "Книга", "Аль Китаб") - это не просто творение Бога, как человеческие души или вселенная; это один из атрибутов Бога, вроде Его вечности или Его гнева...
   Евреи в экстравагантности превзошли мусульман. В первой главе их Библии находится знаменитое изречение: "И сказал Бог: да будет свет; и стал свет"; каббалисты полагали, что сила веления Господа исходила из букв в словах. В трактате "Сефер Йецира" ("Книга Творения"), написанном в Сирии или в Палестине около VI века, говорится, что Иегова Сил, Бог Израиля и всемогущий Бог, сотворил мир с помощью основных чисел от одного до десяти и с помощью двадцати двух букв алфавита. Что числа -- суть орудия или элементы Творения, это догмат Пифагора и Ямвлиха; но что буквы играют ту же роль, это ясное свидетельство нового культа пись­ма. Второй абзац второй главы гласит: "Двадцать две основные буквы: Бог их нарисовал, высек в камне, соединил, взвесил, переставил и создал из них все, что есть, и все, что будет". Затем сообщается, какая буква повелевает воздухом, какая водой, и какая огнем, и какая мудростью, и какая примирением, и какая благодатью, и какая сном, и какая гневом, и как (например) буква "каф", повелевающая жизнью, послужила для сотворения солнца в мире, среды -- в году и левого уха в теле.
   Но христиане пошли еще дальше. Идея, что Бог написал книгу, побу­дила их вообразить, что он написал две книги, одна из которых - Вселенная. В начале XVII века Френсис Бэкон заявил, что Бог, дабы мы избежали заблуждений, дает нам две книги: первая - это свиток Писания, открывающий нам его волю; вторая - свиток творений, открывающий нам его могущество, и вторая представляет собою ключ к первой. Бэкон имел в виду нечто гораздо большее, чем яркая метафора: он полагал, что мир можно свести к ос­новным формам (температура, плотность, вес, цвет). - Хорхе Луис Борхес "О культе книг".
   Эрудит. А я снова и снова буду обращаться к изумительному интеллектуалу Вадиму Рудневу. При помощи Бориса Гаспарова и соотнесения таких ассоциативных рядов-мотивов, как: Иван Бездомный - Демьян Бедный - Андрей Безыменский - Иванушка-дурачок - евангелист Иоанн, он выстраивает многослойный полифонизм булгаковского романа-мифа, его соотнесенность на равных правах с действительностью булгаковского времени, с традицией русской литературы и музыкальной европейской традицией. По Гаспарову, "Мастер и Маргарита" - это роман-пассион. От латинского раssioоnis - страдания, страсти; так назывались музыкально-драматические действа в лютеранской традиции, повествующие о евангельских событиях, начиная с пленения Христа и кончая его смертью. В работе Гаспарова имеются в виду баховские "Страсти по Матфею" и "Страсти по Иоанну". Гаспаровское изыскание о "Мастере и Маргарите" было литературоведческим шедевром, которым зачитывались до дыр и который обсуждали чуть ли не на каждой улице маленького студенческого городка Тарту - исторической родины отечественного структурализма. Так пишет Руднев, и это образец бережного, трогательного отношения к традициям выдающихся отечественных структуралистов, лингвистов.
   Мачо. Должен сказать, что Вадим Руднев не раз преподносил образцы хрестоматийно трепетного пиетета по отношению к корифеям: "Мне много раз доводилось думать, что, если бы я родился на 20 лет раньше, я бы тоже участвовал в этих Летних школах. Но я приехал учиться в Тарту в 1975 году. И хотя человек с усами (это он так про Юрия Михайловича Лотмана) вовсю продолжал читать свои удивительные лекции, той атмосферы, которую краем глаза и уха застал мой отец, уже не было. И я не знаю, в том ли дело, что к тому времени уже давно советские танки прошлись по Чехословакии и Лотман слыл диссидентом, с гордостью рассказывая, что у него проводили обыск. Он, конечно, не был никаким диссидентом. Он был типичным "внутренним эмигрантом", то есть человеком, живущим своей внутренней жизнью и исповедовавшим доктрину невмешательства в дела своей страны. Как мне рассказывал другой лидер тартуской семиотики (или уже скорее "постсемиотики") Борис Михайлович Гаспаров, позиция, которую занимали Лотман и его окружение по отношению к "большевикам", была следующей. Большевики - не люди. Поэтому к ним невозможно относиться с человеческими мерками. Поэтому отчасти разрешался конформизм, если он был санкционирован на элитарном структуралистском вече. Характерна такая история. Когда в 1970-м году праздновалось 100-летие со дня рождения Ленина, его было необходимо как-то отметить. Лотман и его жена Зара Григорьевна Минц покряхтели и написали по статье в "Труды по русской и славянской филологии", что-то типа "Ленин и проблемы языка". Что-то в таком духе". За подробностями прошу по адресу: Вадим Руднев "Заметки о структурализме 1960-х годов".
   Чекист. Хрен по кочерыжке!
   Внук предка. Не будем отвлекаться. У вас есть теория по существу?
   Мачо. Думается, кое-кому будет небезынтересна, при всей ее экстравагантности, версия о "подлинном авторе романа" от БББ - уже не раз цитировавшихся барнаульских булгаковедов Бузиновских. Вот квинтэссенция их построения. Ласточка, влетев в колоннаду, означает освобождение. Пилату обещали именно это - свободу. Но он не осознал того сразу, а понял лишь что-то там про бессмертие: "Пришло бессмертие" - с тоскою думает он перед объявлением при­говора. Бузиновские утверждают, что пилатово истинное "Я", кочуя из жизни в жизнь, себя забыло. Пилат оставлен автором спящим и наблюдающим вереницу сновидений, после которых пробуждается уже... Иваном Николаевичем Поныревым, профессором! По мнению Бузиновских, все события романа снятся двум персонажам из эпилога - профессору и его жене. И то, что видит­ся больному профессору в эпилоге, перемещается в начало первой главы! То есть Понырев видит себя во сне сперва поэтом Бездомным, ну и так далее - цепочка известна. Именно по этой причине он, профессор, подробно, как в телетрансляции, видит весь допрос Иешуа. Все повествование - как бы сон во сне. Реальные моменты - всего лишь уколы морфия, перемежающие его грезы. Бузиновские вводят термин: матрешка снов. В заключительной главе сновидец даже будто бы раздваивается: помирает в палате N 118 и в то же время навещает 117-ю палату Ивана Бездомного - себя же! Но из предыдущего сна. По догадке Бузиновских, в палате номер 116-й должен обитать уже сам профессор Понырев - тот, который из эпило­га. Тот, коему привиделся ночной небритый гость. И в каменном кресле девятнадцать веков сидит он же, и себя же, в конце концов, освобождает из этого скального мешка, на чем и финиширует книга о Пилате, 5-ом прокураторе Иудеи. Для Пилата античного даже отыскали свою Маргариту. Если верить некоторым источникам, благоверную реального наместника звали Клавдией. Извольте ж: в ранних ре­дакциях романа мелькает некая Клодина, чье имя и пытается напомнить Маргарите коньячный толстяк без штанов, в котором Бузиновские признают... Бегемота, ибо: "Штаны коту не полагаются, мессир!" - заявляет Кот, а позднее погружается в коньячный водоем! Наконец, ставят точку авторы версии: разве в 24-й главе сам мессир не вопрошает мастера: "А ваш роман, Пилат?" То есть они подсказывают нам, это никакое не перечисление: "роман, Пилат", а обращение к прокуратору насчет его книги! Поэтому признание Марго ребенку в доме Драмлита "Я тебе снюсь", - они выносят в смысловой девиз романа. "Все, что происходит в книге - плод сна одного человека". (О. и С. Бузиновские "Тайна Воланда").
   Эрудит. Я так думаю, господа из Барнаула, а может и не из Барнаула, просто тешатся. Я пролистал на сон грядущий их увесистую книгуленцию и обнаружил еще более "убедительные" страницы...
   Чекист. Ав-ав...
   Эрудит. Вау, вау? Вы согласны?
   Мачо. Синдром ночевки с Банга.
   Инженер. А я бы на коллегиальных правах выдвинул версию Альфреда Баркова, который настаивает, что роман написан в форме миниппеи.
   Чекист. Лежать! Извините. Что за "меньше пей"?
   Инженер. Определение дает сам автор идеи. Мениппея -- не только безграничный художественный объем, но и наиболее достоверный источник информации, шокирующей для историков литературы: о личности автора, его воззрениях, истинном характере отношений с окружающими. То есть, о том, что должно составлять основной предмет деятельности литературоведов... Мы даже не подозреваем, говорит Барков, что повествование ведется вовсе не Шекспиром, Пушкиным или Булгаковым; что эти писатели как бы добровольно передали свое перо персонажам своих произведений -- объектам сатиры, своим антагонистам, которые как "авторы" просто вводят нас в заблуждение. При этом внутренняя структура произведений резко усложняется. Однако касательно "М и М" Барков заключает: в данном случае о зашифровке не может быть и речи. В процессе зашифровки и расшифровки круг участников заранее строго определен, ими принимается максимум мер для предотвращения несанкционированного доступа к содержанию информации. Здесь же наоборот: предполагается прочтение скрытого смысла широким кругом читателей; то есть речь может идти не о зашифровке, а об элементарном кодировании, пример которого дал сам Булгаков в "Театральном романе", где под названием пьесы Максудова "Черный снег" явно подразумевается булгаковская "Белая гвардия". Следовательно, задача сводится к вскрытию системы такого кодирования, то есть, к выявлению примененного Булгаковым алгоритма. Барков демонстрирует обширный арсенал Булгаковских приемов. Следуя традиции Достоевского, в "Мастере и Маргарите" он широко использовал композиционный прием, описанный Бахтиным как феномен "полифонизма", пишет Барков. Во-первых, рассказчик-персонаж, как правило, действующий скрыто, в общем-то, правдиво излагает элементы фабулы. Однако в силу своей предвзятости он делает это таким образом, чтобы вызвать у читателя неверное представление о характере происходящих событий. То есть, он формирует в нашем сознании искаженное представление как об этическом наполнении (композиции) создаваемых им образов, так и о "реальных событиях". Именно поэтому мы начинаем верить в "верную, вечную любовь", которой в романе Булгакова нет и в помине; вопреки опыту истории русской литературы воспринимать понятие "мастер" в позитивном плане; считать, что "Белая гвардия" является панегириком в адрес Красных, а "Кабала святош" -- хулой в адрес церковников... При чтении этого романа для внимательного читателя не составляет особого труда сопоставить стиль речи "правдивого повествователя" с речью персонажей сказа и сделать однозначный вывод, что рассказчиком-пересмешником является не кто иной, как Коровьев-Фагот -- со всеми вытекающими последствиями для пересмотра бытующей концепции восприятия содержания всего романа. Смысловое ядро барковской новации в том, что Фагот-Коровьев - рассказчик романа, "соавтор" Булгакова, центральный персонаж. То есть, описание всех событий подается с его позиции. Коровьев затушевывает перед читателем истинную подоплеку описываемых им событий, но такие персонажи всегда "проговариваются" -- невольно или умышленно. Вот Коровьев описывает сцену отравления вином возлюбленных и сообщает, что только превратившись в труп, Маргарита избавляется, наконец, от постоянного хищного оскала, что ее лицо светлеет только в мертвом состоянии. Теперь становится понятным, что с поцелуями к лицу Мастера приближалось ужасное лицо ведьмы с хищным оскалом, и что именно этим объясняется его сдержанная реакция на такие ласки. Но это обстоятельство требует переосмысления содержания всех предыдущих сцен, а это неизбежно ведет к разрушению установившегося стереотипа в отношении трактовки содержания романа. Как можно видеть, главным героем мениппеи всегда является ее рассказчик, существование которого мы чаще всего даже не замечаем, не говоря уже о той решающей композиционной роли, которую играет его образ.
   Диссидент. Мягко говоря, спорно.
   Внук предка. Неужели Морена Гренадовна так и не выдаст своего емкого резюме?
   Аннушка. Ну, если общество так ждет и просит... Мне остается разве что повторить слова литературоведа И. Сухих: закатный роман Булгакова стал сразу всем - мифом, мистерией, новым евангельским апокрифом, московской легендой, сатирическим обозрением, историей любви, романом воспитания, философской притчей, метароманом.
   Чекист. Фу!
   Глава проекта. Все это версии книжные и, главное, чужие. А в стенах нашей аудитории что-нибудь свое родится, в конце-то концов?
   Мачо. Разрешите мне. В конце концов, у нас хоть не Барнаул, но и не аул. Итак, смею со всей ответственностью заявить, что согласно вот только здесь и сейчас посетившей меня идее, в романе есть один, всего один персонаж.
   Эрудит. Как?
   Диссидент. Этим нас уже баловали в Барнауле - "бездомный бред", если коротко.
   Мачо. Тогда попрошу назвать хотя бы одного романного персонажа, возникающего вдруг ниоткуда, не имеющего никакой связи с другими, до того и в тот момент действующими. Персонажа, для которого их мир, тем более в тот реальный момент, просто не существует.
   Поп. Низа... Проша-невидимка... Хм...
   Чекист. Бергафт? Ав, это из фильма.
   Аннушка. Аннушка Чума... Нет, она вполне композиционно прописана.
   Мачо. Все не то. Теперь внимание! Вспомните несчастную мучащуюся женщину, живущую с нелюбимым, но богатым и влиятельным мужем в готическом особняке. Конкретно она является однажды - в миг своей смерти. Так вот я смею утверждать, что это именно ее от скуки и тоски посещают романические видения о неземной любви, которой на Земле быть не может. Эти видения медленно, но жестоко переходят в мистические наваждения с наплывами демонизма. "Готической женщине", Маргарите Николаевне, снится многоплановый роман с кучей действующих и бездействующих лиц.
   В этом романе она становится даже отчаянной Маргаритой, жемчужной наследницей французских монархов из династии Валуа то ли 16, то ли даже 15 веков. А как иначе? В готическом особняке что еще может присниться русской интеллигентке, если даже Лев Толстой молодой Наденьке Крупской советовал, для самообразования или же от скуки, переводить на русский роман об Эдмоне Дантесе Дюма-старшего - любимого автора Карла Маркса и почти всех русских классиков? Что еще приснится жирующей бездельнице в готическом (а пусть и не готическом) особняке? Меровинги, Капетинги, Валуа, Бурбоны! А как иначе? Тут такая мистика! Почему именно Валуа? Только ль из любви к Дюма и его трилогии о Генрихе Наваррском? Вряд ли. Штука будет посложнее. Короли из династии Валуа сменили Капетингов, проклятых тамплиерами - создателями того самого стиля "готика". Гроссмейстер ордена Храмовников Жак (Иаков) де Моле, сгорая на кресте, проклял своих палачей - славнейшего из Валуа Филиппа IV Красивого, а с ним и папу Климента V. А 260 лет спустя уже Маргарита Валуа (по маме Медичи), вышедшая замуж за Генриха IV, который уже из Бурбонов, заимела любовника де Ла Моля, коему из-за ее интриг отрубили голову. В итоге, на ней, Марго, даже еще раньше - на братцах ее Франциске II, Карле IX и Анри Ш - прервалась династия Валуа. Трон достался Бурбонам: Париж стоит мессы! Вот какую дремучую смесь монархических уз, козней и интриг насочиняла себе Маргарита Николаевна Валуевская, а, может быть, Шильонская в своем московском особнячке.
   Но, как известно, сила слова материализуется. И вот, поди-ка, ее воображение, ее энергетика, ее аура, ее импульсы, ее токи, ее эгрегор порождают и оживляют одно за другим: фантазии и персонажей, а те, на новом витке, поражают и пожирают сознание своей хозяйки и родительницы. И приходит миг, когда созданный в ее воображении Азазелло убивает мамочку изнутри - уже как бы существуя внешне и параллельно, вполне в духе мистики и фэнтези. После этого акта, совершенного выдуманным Азазелло, порожденные ею же романный мастер и Маргарита обретают новую реальность - небытие или инобытие. Ведь, припомните, только Маргарита Николаевна в особняке конкретно умирает после полета Азазелло к ней из сна в реальность.
   Более в романе не действует никто. Даже мастер, ибо никого не было изначально за исключением Марго! Ибо все органично и стройно действуют в завязанной программной симфонии. По цепочке, по нотам, по последовательно выписанной партитуре: Бездомный, Берлиоз, Воланд, пилатовско-иешуанская галерея из внушения Воланда, Коровьев, трамвай, Кот, "Дом Грибоедова", Лиходеев, Босой, Марго, Могарыч и т.д. Они все логически друг из друга вырастают. И вдруг, в самом конце, одновременно с озорничающей и даже отравляющейся Марго, всего на какие-то несколько строк, выбивающихся из общего лихого строя, врывается, вторгается мрачная женщина - абсолютно вне канвы, органики и гармонии. Врывается только затем, чтобы реально умереть, после чего действие логически возвращается в прежний привычный мир, где все опять действуют согласно композиционной стихии, где отравленные воскресают в иномире - в общем, все продолжают логику заданных с первых слов романа событий. А самая инфернальная, сбивающая весь ритм (она жива и не выдумана в выдуманном мире) женщина умирает, и роман катит своим чередом. Ибо автор роману вовсе не нужен, он все время был не нужен, а в секунду появления все совершенно портил, комкал!
   Инженер. Доходчиво. В самом деле, для нас, читателей - потусторонних сил романа эта самая женщина (Маргарита Николаевна из особняка) - своя, но она же - лишняя, иносветная для романных героев. Мы уже знаем всех, в том числе красивую и озорную Маргариту. До этой страницы мы не знаем лишь мрачную, ждущую мужа женщину, которая явилась на миг, чтоб умереть, то есть покинуть мир романа, вернувшись в наше Зазеркалье - читательское. Выбывший из мира романа попадает в мир читателя и, стало быть, он - единственный, кто это мог бы рассказать читателю. Для героев романа, она, вот парадокс, самая инфернальная, чуждая, поскольку реальная. Более нет такого героя, странного и загадочного в, казалось бы, абсолютной простоте и лаконичности преподнесения его облика, появления и ухода.
   Мачо. Вы подхватили мысль и развили. Благодарю. Эта женщина из особняка и есть создатель всего, убитый выпущенным из-под контроля миром собственного подсознания. Именно с нею заканчивается и жизнь, в том числе главных героев романа, уходящих в мир теней. Все герои отныне - оборотни и демоны, мертвыми становятся даже птицы, угодившие под свист рыцарей тьмы. И только демонический дублер умершей Маргариты Николаевны, словно записной портретист, метит ею выдуманных персонажей.
   Эрудит. Ксати да, портреты преобразившейся свиты Воланда и даже мастера дает именно Маргарита! Она их видит, через ее зрение передается их обличье, а не наоборот!
   Аннушка. А как же Наташа, которую зовет умирающая женщина в особняке?
   Мачо. Она зовет реальную Наташу, служанку, которая по действию романа появляется только в нафантазированном ее хозяйкой гриме. Обратите внимание, Маргарита Николаевна, умирая, вполне логично забывает, что она сама вне владений сновидений и грез может быть ведьмой на швабре. У нее не закрадывается мысли, что ее Наташа в жизни может быть голой ведьмой на борове из снов, - умирающая воспринимает мир в тот момент буквально и реально. И реальная Наташа, видимо, тоже никогда ведьмой не становилась и в те минуты была где-то, но как вполне реальная женщина, а не улетевшая несколько дней назад ведьма!
   Эрудит. Прелестно, особенно в свете того, кого она зовет. Напомнить? Наташа из сна выбрала господина Жака - отравителя! Тончайший намек с оттенком скрытого фрейдизма!
   Поп. Ей богу, сон разума рождает чудовищ, и тогда чудовища изменяют разум, а разум убивает тело владельца. В конце концов, Маргарита Николаевна вне сна могла даже не помнить ничего из этих тягостных видений, оттого-то и была мрачна и устала!
   Внук предка. Здорово вы все примерились к этому виражу. Резюмирую: живая Маргарита Николаевна вообще в этот момент далека от мира своих героев. Похоже, они - плод ее второго "я", но не первого. То есть они - из копилки подсознания. И осознанно, адекватно она их не видит и не чует, даже не помнит. А главное: мастера тоже никак не занимает та реальная женщина, принимающая смерть ради его "Марго" и ради его посмертия, инобытия. Он также про эту мрачную женщину как бы ничего не знает, не догадывается о смерти той Маргариты. Она из другого мира, ему неведомого - внешнего. А он - из внутреннего ее мира, ей известного, но не вспоминаемого, из ее внутреннего мира. Наконец, отравленная и тотчас воскрешаемая Марго, по ходу, ничего о мрачной "себе" в особняке и в тот момент не знает, не подозревает даже. Марго, мастер, все они "живут" придуманной жизнью придуманной героини.
   Глава проекта. Подозреваю, даже Булгаков вряд ли подозревал о столь усложненной интерпретации недоработанной концовки его "вещицы".
   Мачо. Как бы там ни было, Маргарита Николаевна, сочинив своих типов во сне, ярко представляя каждую деталь этих событий, лишена литературного дара. Оттого и просит все помнить сочиненного, угаданного ею мастера, более любимого как сочинитель и хранитель романа в голове! Это она, демиург всего в мире своего воображения, инспирирует и вдохновляет мастера, толкая его под арест и суя в дурдом, она надевает на него сшитую нитями фантазии шапочку, где буквой "м" - мой, мое. Все ради романа, который смогла представить, но который не можешь вынести из сна, чтобы перенести на бумагу. Кому из творцов незнакомо это жуткое чувство разочарования, когда увиденный во сне совершенный, отшлифованный и органично скомпонованный шедевр по пробуждении оставляет в памяти лишь смутные и бессвязные миражи? В кошмаре пробуждения и забытья романа и живет Маргарита Николаевна. В романе ведь - всё, в том числе невиданная любовь. Но роман - там, в подсознании, а там возможно всё, и даже эта Любовь, как одна из граней памяти, остающихся, увы, за гранью яви. И когда в измененной ее героями фантазии роман отступает на второй план - мастер от него отказался! - герои начинают непредсказуемую и неуправляемую для создателя жизнь... Тогда Маргарита Николаевна умирает.
   Инженер. Вот так подсознание, помнящее все, завладевает склеротическим сознанием и убивает, чтобы существовать самостоятельно, выпуская на свет божий всех демонов и даже фрейдиков. Фрейдикам узко и тесно в скорлупке подсознания, откуда они никогда не выпускались. А уж коли вырвались, то берегись: они обращаются в алчный и раздувающийся эгрегор - то есть в способность персонажей и фантазий к существованию, каковым и живут по смерти своих авторов все мифические, литературные герои, а иногда и психиатрические бредни. Для того же понадобилось умертвить живого Христа, который мешал создавать легенду и так же отличался от Христа из созданной позднее легенды, как романически яркая, ослепительная Марго-ведьма - от мрачной, блеклой женщины в особняке, абсолютно невыразительной в художественном отношении.
   Диссидент. А кто же действует и повествует после смерти единственного, если послушать вас, автора?
   Мачо. Материализовавшиеся персонажи - эти Големы и Франкенштейны ее оживленной Галатеи. Была еще одна великая героиня, которая нафантазировала очень многое и потом долгие годы прозябала в готическом карцере, смакуя то ли придуманное, то ли реальное, то ли реальное, но с придуманным, становящимся реальным и даже более чем реальным...
   Эрудит. Кто?
   Мачо. Та самая Жанна д'Арк из династии Валуа по имени Маргарита, о которой мы уже говорили. Не зря даже в названии книги все начинает как будто бы мастер, но точка ставится после слова "Маргарита". А кто ставит точку, тот и творец. В романе всего двое - вымышленный мастер и его создательница, которая придумала великого мастера-любовника, но которая любит более всего свое создание - роман, а значит свою любовь, свою грезу о любви и, в конечном счете, только себя.
   Поп. Есть же люди, которые всем богам предпочитают Мюнхгаузена, который тоже отличается от своего прусского прототипа. Они же предпочитают богам Булгакова, но не замкнутого по жизни отшельника и пессимиста, а Булгакова виртуального, накаченного программой "Взгляд", в котором соединился весь мир его героев, но мир этот пропущен, прежде всего, через ернический фокус фанатов голой сатиры - поклонников Фагота и почитателей Бегемота.
   Гелла. Первая перемена блюд. Вместо утреннего кофе - полуденное молочко. А также вирто-сеанс "Из истории заговоров и тайных сил"...
  
   Прозаические подробности в книге
   "В ПЛЕНУ У ВОЛАНДА ИЛИ СНЫ МАРГАРИТЫ", 2006.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   33
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"