Плотникова Александра, Строганова Алиса : другие произведения.

Небесное Сердце-1. Игры с Черной Матерью

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Люди этой Галактики испытали на себе все. Колонизацию, межпланетные войны, преодолели страх перед искусственным интеллектом и победили клонированную чуму. Люди этой Галактики не боялись нового. Очередной эксперимент ученых был встречен восторгом. Полиморфы обещали стать вершиной науки, билетом к освоению дальнего космоса, счастливым шансом окунуться в бессмертие... А стали бичом человечества. Герои-первопроходцы забыты и давно превратились в утраченную легенду. Подпольная игра отчаянных одиночек вот-вот пошатнет устоявшийся порядок всей Федерации. А обычные солдаты вынужденно взбираются на пиратский пьедестал, превращаясь в железный ужас Пространства...
      
       ВНИМАНИЕ, ТЕКСТ ВЫЛОЖЕН ПОЛНОСТЬЮ

   Книга 1

Игры с Чёрной Матерью

  

Мы не погибли, мы просто ушли...

Просто ушли в Небеса.

Часть 1

Вера. Воля. Жажда.

  
   Новостная лента Интерсети
   В столице Энвилы Цинтеррианская метрополия спонсировала проведение очередного форума "Тейлаан Экспо-78". Как всегда, в рамках форума демонстрировались самые последние высокотехнологичные и перспективные разработки. Среди прочих достижений было отмечено долгожданное внедрение в гражданские медицинские технологии революционного материала под названием "полиаркон".

Сетевой журнал "Наука и Жизнь", Энвила.

  
   Центр Экспериментальной Киберинжинерии объявил о запуске принципиально нового проекта, нацеленного на освоение дальнего космоса. Все концепции и особенности Центр пока отказывается оглашать.

Энвильский новостной портал.

  
   На финансовом рынке отмечен быстрый рост акций молодой и прогрессивной торговой компании "Амина" - дочерней фирмы концерна "Нейро-Инфо". На последнем заседании совета директоров президент компании господин Сайен заявил о намерении отделиться от материнской компании и в ближайшем будущем представить общественности инновации, разработанные собственным конструкторским отделом.

Сетевой обозреватель "Финанс-Вид", Цинтеррианская метрополия.

  
   Конкурсный отбор добровольцев для участия в новом проекте "Прорыв", запущенном ЦЭК Энвилы, объявлен закрытым.

Сетевой журнал "Вакансии и предложения", Энвила.

  
   Ажиотаж, вспыхнувший в Энвильском секторе Интерсети по поводу добровольцев в ЦЭК быстро затих. Значит ли это, что люди перестали интересоваться новыми разработками? Или пресс-служба Центра быстренько замяла шумиху, потому что программа "сдулась" без финансирования? А может, они действительно закрыли конкурс потому, что собрали нужных людей? Как всегда, наши киберинженеры оставляют простых блоггеров Сети без комментариев. А нам остается только гадать, так ли перспективна была та программа, или мы попали в очередной "развод"?..

Сетевой блоггер Задира Нэйк, канал Энвильской Интерсети.

  
  
   1. Первый среди равных
  
   Архив N Р/001/П/001. Запись экспериментального ИИ Пректон.
   Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.
  
   Планета Энвила, Центр экспериментальной киберинжнерии, город Тейлаан.
   Год 378 от образования Федеративного Цитерранского Содружества.
   - Сьер Вайон Канамари? Доброе утро, - миловидная девушка улыбнулась, переливаясь всеми цветами радуги по серебристой зыби голограммы. - Экспертная комиссия уже ждёт вас.
   Висевший на стене круглый бот-секретарь пожужжал, мигнул и выключился. Гость хмыкнул, взъерошил ладонью короткие светлые волосы и прошёл к дверям. Ещё год назад он сам увлеченно баловался с подобными игрушками, закладывая в выводимую голограмму самые невероятные цвета и формы. Теперь на радужную блондинку смотреть было тошно.
   Ещё он надеялся, что выглядит достойно и не ударит в грязь лицом перед... Ним.
   Сердце бешено стучало в груди, взмокшая ладонь легла на сенсор и взмокла. Комиссии "вчерашний" студент не боялся. Ну, почти. А вот Его...
   Двери беззвучно разошлись, открывая глазам роскошный кабинет, обставленный в старинном стиле, с деревянными настенными панелями, массивным письменным столом и позолотой на лепных декоративных карнизах. Даже светильник с абажуром стоял антикварный -- проводной, с лампой накаливания. Видеопанель, имитирующая окно, приглушённо светилась, показывая пасмурный осенний день.
   - Сьер Вайон? - грузный пожилой мужчина с жёстким усатым лицом поднялся из-за стола, сверкая белизной халата. - Я доктор Сайарез Тохэ Рэтхэм. Буду вашим куратором и лечащим врачом на протяжении всего проекта. Это Джаспер Крэт, программист.
   - Очень приятно! - высокий сухощавый парень в серой униформе Центра вставать не стал, только улыбнулся. На левом виске голубел кристалл-имплант.
   Вайон как мог скрыл дрожь в коленях. Надо же, Рэтхэм собственной персоной.
   Полковник Рэтхэм был знаменитостью планетарного масштаба. Проработав больше тридцати лет в военной медицине, он добился потрясающих результатов в сфере киберпротезирования. Интервью с ним транслировали по Интервидению несколько раз. Благодаря его революционным разработкам искусственные конечности теперь не отличались от настоящих. Их ставили детям, и протезы росли вместе с пациентами, не требуя замены. Вайон и не подозревал, что проект курирует именно Рэтхэм.
   - Взаимно рад, - улыбнулся молодой человек.
   Доктор жестом предложил сесть в кресло. От проницательных зелёных глаз не укрылась нервозность гостя.
   - Сьер Вайон, прежде, чем мы познакомим вас с будущим партнёром, я по протоколу обязан последний раз спросить: вы абсолютно уверены в своём решении и согласны на заключительный тест? Пути назад не будет. Не торопитесь отвечать, подумайте хорошенько.
   Вайон прикрыл глаза и запрокинул голову. Вопрос не из лёгких.
   Для себя он давным-давно всё решил. Ещё когда услышал об отборочных тестах. Цинтерре нужны добровольцы, да. Нужно дать человечеству возможность шагнуть за пределы обжитых систем. Чем не цель для того, чтобы жить? Иначе можно сразу смертельную дозу снотворного принять, да и покончить с этим раз и навсегда.
   А сейчас понимание неотвратимости медленно, но верно докатывалось до Вайона.
   Единожды встретившись с Ним, нельзя будет отказаться. Нельзя будет сделать вид, что он не при чём и ничего не было.
   Всё равно ведь не получится жить, как раньше.
   Какая, в сущности, разница, как жить?
   - Да, доктор. Я уверен.
   Рэтхэм удовлетворённо кивнул.
   - В таком случае, вам следует подписать бумагу о добровольном взятии на себя ответственности за все последствия эксперимента, а также прочесть и подписать завещание на ваше имущество и тело. Но для начала мы познакомим вас с напарником.
   Доктор снова поднялся и прошествовал к неприметной двери в стене позади стола. Программист поманил Вайона и ещё раз приветливо улыбнулся, шустро соскочив со своего места.
   - Не бойтесь, - подбодрил он. - Он очень мирный и любознательный субъект. Вы поладите, я уверен.
   За дверью обнаружилась небольшая комната с единственным креслом и огромным, почти во всю стену, экраном. С потолка лился мягкий белый свет.
   А на возвышении посередине, до рези в глазах блестя полированным металлом, стояла округлая голова полутора метров в диаметре. От неё тянулись два толстенных кабеля, подключённых к системному блоку.
   - Пректон! - негромко произнёс Джаспер. - К тебе пришёл гость.
   Раздался щелчок. Загудела система охлаждения, и кристаллические "глаза" головы загорелись зелёным. Постепенно их цвет сменился на ярко-синий.
   - Здравствуй, Джаспер, - зазвучал из динамиков ровный высокий голос. - Я всегда рад знакомству с новыми людьми.
   - Познакомьтесь. Вайон, это Пректон, наш экспериментальный ИИ. Пректон, это Вайон Канамари, твой будущий напарник и оператор полиморфа. С этого момента вы будете проходить обучение вместе.
   - Мне очень приятно познакомиться с тобой, Вайон, - ответила машина.
   Тот не спешил подходить. Смотрел в "лицо" Пректону.
   В своё собственное будущее лицо.
   Оно имело очень условное сходство с человеческим. "Глаза", небольшой выступ какого-то датчика на месте "носа", "губы", два массивных динамика по бокам от них. Круглые нашлепки слуховых анализаторов и четыре спаренные антенны вместо ушей. В некоторых местах металл отливал сине-зелёным.
   - Можно его потрогать?
   - Конечно.
   Вайон медленно приблизился и присел на колено перед машиной. Протянул руку, погладил кончиками пальцев тёплую поверхность. Ему показалось, что ИИ терпеливо ждёт, когда человек удовлетворит своё любопытство. Он помедлил и осторожно положил ладонь на один из светокристаллов. На ощупь камень напоминал стекло.
   - Ты очень тёплый, Вайон, - тут же отозвался Пректон. - Мне будет приятно с тобой работать.
   - Мне тоже.
   - Пообщайтесь, - сказал доктор Рэтхэм. - А мы пойдём к приборам. После обсудим подробности.
   И они вышли, оставив человека и машину наедине. Но можно было не сомневаться, что наблюдение ведётся с камер, в том числе и подключённых к самому Пректону. Вайон помедлил, но всё-таки спросил:
   - Как тебе будет удобнее вести беседу, Пректон?
   - Всё равно, Вайон. У меня ведь нет ног, чтобы сидеть в кресле и рук, чтобы пить чай. И, тем более, нет рта, чтобы его глотать. Поэтому в кресло рекомендую сесть тебе. Там удобнее.
   Это была попытка пошутить?
   Удивленный Вайон опустился в кресло. Ощущение нереальности происходящего не покидало юношу. Он знал, как устроены боты, персональные терминалы, как работают ИИ кораблей и орбитальных станций. Они подчиняются командам операторов, исполняют заложенные в них программы. Но они никогда не пытаются шутить с человеком! Вайон видел льюперов -- кибернетизированных собак и кошек, первые результаты эксперимента, частью которого ему предстояло стать. Но ни одна из этих зверюшек не шла ни в какое сравнение с созданием, смотревшим сейчас на него синими светокристаллами. Оставалось только воздать хвалу Джасперу за колоссальный труд. Он воистину блестяще справился с задачей.
   - Мои датчики отмечают твою повышенную взволнованность, - казалось, изумляться дальше уже некуда. Но машина начала диалог первой, без запроса!
   - Да, - Вайон сглотнул. - Я волнуюсь. Боюсь, что ты сочтёшь меня... неподходящим напарником.
   - Для выяснения этого мы и ведём беседу. Тебя устраивает моя имитация диалога?
   Ох, как точно приходится подбирать слова! Молодой человек старательно задышал глубже. Надо оставаться спокойным, все данные из этой комнаты считываются. Вплоть до того, насколько вспотели сейчас ладони.
   - Я никогда раньше не общался ни с кем, подобным тебе. Мне не с чем сравнивать.
   - Имитация диалога может помочь тебе поддерживать мнение обо мне, как о напарнике. Если я отключу её, твоё мнение может измениться. Это может сказаться на дальнейшей работе. Я продемонстрирую.
   Что-то едва слышно щёлкнуло в системном блоке.
   - Загрузка протокола N4732. Имитация отключена. Образец Пректон-3. Жду запроса.
   Вайона передёрнуло.
   - Нет, нет, верни как было. Я не хочу так. Ты... похож на чудо, когда разговариваешь, как человек.
   Последовал короткий писк динамика, и полиморф заговорил, оставив протокольные фразы.
   - Я бы сказал "спасибо". Но ты можешь решить, что мне от этого лучше, хотя я не ощущаю никакой разницы, кроме объёма задействованных ресурсов. Всё это имеет значение лишь для тебя, Вайон.
   Человек промолчал. А Пректон счёл нужным продолжить.
   - Когда мы станем напарниками, ты перестанешь замечать моё присутствие. Моя задача -- лишь обеспечивать тебе комфортное существование, помогать в работе с псевдонейронными связями машины и базой данных. Моя роль -- быть посредником между твоим сознанием и устройством, часть которого ты видишь перед собой.
   Это означало "не строй иллюзий и не привязывайся". Умом Вайон понимал, что ИИ прав. Не стоит искать в машине собеседника и друга: его там нет. Есть виртуозно написанная программа, к которой приложил руку Джаспер Крэт. Есть чудо киберинженерии. И эта голова через несколько лет станет его головой -- когда инженеры достроят тело. Этот голос станет его голосом. Но грусть всё равно высунула свой нос. Правда и волнение тоже ушло. Он расслабился, прикрыл глаза и на некоторое время умолк, слушая гул и негромкое пощёлкивание механики. Мысли о невидимых наблюдателях отступили на второй план.
   - Расскажи мне, чему тебя учили.
   Машина отозвалась немедленно.
   - Меня учили способам нахождения наиболее верной линии поведения с разными людьми. Я содержу всю общеизвестную информацию о Федеративном Содружестве и постоянно обновляю эту базу. Я храню частоты для выхода на связь с базами Энвилы, которые понадобятся тебе для ведения отчётности. В мои обязанности будет входить сохранение жизни нас, как единого целого, а также сбережение всей полученной информации.
   Вайон надолго задумался прежде, чем задать новый вопрос. На ум лезли почему-то только абсолютно человеческие понятия, которые ИИ не поймёт. "Хочу", "нравится" - это не для него. Он опять отговорится необходимостью взаимодействия с самим Вайоном.
   - Ты считаешь уровень своих знаний достаточным или полагаешь, что их необходимо расширить?
   - Я буду нуждаться в расширении своей базы данных, как только мы ступим на новую планету, - пауза. Щелчок. - А ты?
   "Ой. Кажется, я задал не тот вопрос..."
   В интонациях Пректона, разумеется, ничего не изменилось. Но Вайона не покидало ощущение, что машина опять пытается подшучивать над ним.
   "А, была не была, спрошу, как есть!"
   - Я неверно сформулировал... Я имел в виду... хочешь ли ты научиться чему-то новому? Не тому, что нужно. А тому, что интересно.
   - Интерес -- есть потребность узнавать нечто новое. Как только я встречаю что-то, неизвестное мне ранее, я изучаю это и учусь, как сказал бы ты. Следовательно, если возникнет что-то новое, я буду учиться.
   И никаких "хочу" и "нравится".
   Снова потекли минуты молчания. И когда Вайон заговорил, его уже не волновало, поймёт машина или нет. Главное -- сказать. Ведь он-то человек.
   Но говорить оказалось неожиданно трудно. Как будто в горло вставили распорку, и все слова теперь застревали неудобными угловатыми камнями. Они выкатывались по одному и царапали до крови. Пусть машина просто выслушает. Она не будет надоедать сочувствием.
   Вайон надеялся на это.
   - Я тебе хочу... сказать спасибо. Хотя, тебе наверняка всё равно, но, тем не менее...
   Синий свет оставался всё так же ровен, выражение машинного лица -- неизменно. Хотя, Вайон подозревал, что множество маленьких тонких пластинок вокруг рта и глаз могут имитировать мимику. Исповедь на камеру? Пёс с ним.
   - Если бы не этот проект... - Вайон помолчал, с усилием подбирая слова. Нет, не получается просто, без ненужного и глупого пафоса! - В новостях трещали бы о самоубийстве. А так я пользу могу принести.
   Блеск и жужжание шевельнувшейся оптики. Пректон молчал. Пальцы человека чуть сжались на подлокотниках кресла. Вздох он удержал.
   - Два года назад пресса подняла шумиху вокруг катастрофы лайнера "Энтрир", рейс "Энвила -- Плагна". Штатный рейс. На том корабле никак нельзя было поставить прыжковые двигатели, судно старое, в дальние рейсы шло через ворота. И разумеется, техосмотр и ремонт перед каждым вылетом! Всё было в порядке, понимаешь, никаких неисправностей инспекция не выявила!
   Показалось, или пластинки чуть шевельнулись возле глазниц? Свет кристаллов гипнотизировал, приковывал взгляд к голове.
   - Неполадки, тхасетт бы их... В общем, неполадки случились на станции, которая обслуживает ворота Плагны. Я не знаю, что там случилось, никогда не копался в этом. Только время внутри тоннеля в итоге разошлось с внешним. Когда корабль вынырнул, весь экипаж и пассажиры уже лет... сорок были мумиями.
   Тишина. Слышит ли всё это доктор Рэтхэм? Джаспер? Смог бы он всё это рассказать им, а не машине? Решился бы? Тупая боль поднялась волной, но не залила душу, только заставила снова умолкнуть, чтобы собраться с мыслями.
   - Отец, мать, брат, две сестры. И...
   Имя так и не прозвучало. Не смог он себя заставить произнести те шесть букв.
   - У меня началась преддипломная подготовка, и я остался, а они на курорт полетели. Иногда я думаю, что должен был быть там.
   Машина слушала. Она не умела сожалеть и сочувствовать, но понимала, что подобная откровенность подразумевает нечто гораздо большее, чем обычная рабочая готовность к становлению напарником. Услышанное заносилось в файл с пометкой "Ценная личная информация".
   - А потом я услышал про отбор и подумал, что лучше буду приносить пользу людям где-нибудь в дальнем космосе, чем бродить по пустым комнатам родительского дома, отращивать пузо и читать лекции по ксенокультурологии для какой-нибудь "золотой молодежи". Я рад, что познакомился с тобой, Пректон.
   - Я тоже был рад узнать тебя, Вайон.
   И машина отключилась, сочтя разговор оконченным.
  
   ***
   Это кафе Вайон ценил за отсутствие официантов-ботов, очень модных в последнее время. Ещё бы, ведь они всегда вежливы и безупречно обслуживают клиентов. И жалованье платить не надо, ограничиваясь ежемесячным техосмотром. Хозяин местечка, затерянного в густой зелени парка, предпочитал баловать своих клиентов стилем, и потому здесь не было никакой автоматики. Небольшой деревянный павильон, напоминающий террасу с резными перегородками, круглые столики под тяжёлыми кремовыми скатертями, тёплое электрическое освещение и обходительные люди в чёрно-белой униформе с полотенцами через руку. Заглянувшие на огонек словно оказывались отброшены столетия на четыре назад, ещё в докосмическую эпоху. Во времена, когда ни о какой Цинтерре никто и слыхом не слыхивал, а планета пестрела государствами, как лоскутное одеяло узорами.
   Удовольствие сие стоило немалых денег. Но сьер Вайон Канамари мог себе это позволить. Да и к чему экономить, если в скором времени заботиться о благосостоянии не нужно будет вообще?
   - Двойной чёрный, пожалуйста, - сказал он подошедшему официанту. - И без сахара.
   Тот кивнул и испарился.
   Вайон поуютнее устроился на стуле и достал из сумки голопланшет. Щелчок ногтем по сенсору развернул перед глазами трёхмерную микрокопию гиганта, стоящего сейчас в цеху в окружении лесов. При воспоминании о почти шестиметровой безголовой махине по спине побежали мурашки. Перед глазами снова встала вся машина целиком, и в памяти стал прокручиваться разговор с авторами этого чуда.
   Ажурный "скелет" со множеством полостей и плавных линий был покрыт сегментами брони хорошо если на треть. Вокруг него, как муравьи, сновали рабочие и боты. Блеск металла на ярком белом свету резал глаза. Язык так и чесался назвать машину привычно -- роботом.
   - Это не робот и не экзоскелет, - качали головами учёные. - Это -- Полиморф! Новое чудо инженерной мысли и её колоссальный прорыв!
   Прорыв... Сердце невольно замирало. Если таковы полиморфы, то каким будет корабль, который унесёт их с Энвилы в дальний космос? Сколько сил и средств придётся затратить на его постройку?
   - Полиморфу нет равных, - говорил тем временем Джаспер. - Всё дело в уникальном минерале, так называемом нейролите, способном не только хранить записанную информацию, но и переносить на себя живые процессы, происходящие в мозгу человека -- то есть, сознание. Но нейролит это ещё не всё.
   - Конечно не всё! - фыркнул доктор. - Без скелета из полиаркона ваш минерал был бы бесполезен!
   Вайон не вмешивался в спор. Предпочитал доедать выданное доктором Рэтхэмом пирожное "от нервов" и слушать. Оказывается, разработка полиаркона велась уже больше десяти лет по общему времени Цинтерры -- неслыханно долго в век высочайших технологий и стремительного развития цифрового мира.
   - В кибернетике мы, если честно, применяем его впервые. Свойство менять форму под воздействием электромагнитного импульса было открыто нами случайно, и, в общем-то, является побочным эффектом. Но когда Содружество объявило конкурс на идею создания высокоадаптивной машины для колонизации Дальнего космоса, этот эффект, как видите, пригодился, - Сайарез улыбнулся немного грустно, глядя, как рабочие крепят очередной кусок брони на левую ногу гиганта. - Металл может быть и мягким, как глина, и затвердевать до невероятной прочности, подчиняясь импульсу-команде. Фактически, этому металлу можно придать любую форму, лишь бы она была запрограммирована или считана с какого-либо внешнего источника. Потому это создание и называется полиморфом...
   - Но зачем вам человек? - спросил Вайон, стряхнув на салфетку крошки с пальцев и отправив мусор в корзину подъехавшего бота-уборщика. - Думаю, Пректон и ему подобные высокоорганизованные ИИ прекрасно справились бы с задачей.
   - Вы, разумеется, правы, - кивнул Джаспер. - Но тут вступает в силу, как не прискорбно, фактор денег. Стоимость одного полиморфа без программной начинки -- несколько миллиардов юней. Их планируется двадцать восемь. Представили себе сумму? А теперь вдумайтесь -- мы посылаем машины неизвестно куда, в опасные условия... и с большой вероятностью они тоже пропадут или погибнут, потому что искусственный интеллект не может достаточно трезво оценить степень опасности для себя. Ему чужд страх смерти, он будет добиваться поставленной цели, пока не развалится. Человек же способен принимать нестандартные решения на месте, способен уберечь и себя и технику. Конкретные цели и задачи метрополия не разглашает, обещались высылать инструкции по ходу продвижения по маршруту. Роботов и зонды туда посылали десятками, был запуск пилотируемого корабля. Экипаж не вернулся.
   Вайон кивнул. По крайней мере, это честно. Роль инструмента тоже подойдет, если вдуматься. Спокойный отстранённый взгляд голубых глаз скользнул по лицам собеседников. Вайон ожидал ответа, положив руки на поручни обзорной площадки, и лицо его ничего не выражало. Он замер, разглядывая полиморфа. Только палец отбивал по хромированной поверхности поручня какой-то мотивчик.
   - Наши ресурсы ограничены, - вздохнул Рэтхэм. - Субсидии, выделяемые Федерацией на проект, весьма... скромны, скажем так. Во всяком случае, по сравнению с чисто военными разработками. В размер гранта мы укладываемся, только если урезать комплектацию всех остальных машин.
   - Почему? Это ведь их же блажь.
   - Военным программам они уделяют куда больше внимания. Сепаратисты всё громче заявляют о себе в Сенате. Разумеется, Цинтерре это не нравится. Они ни юня не отберут у беспилотников, систем ПРО и орбитальных крепостей.
   - Ясно...
   В политику и финансы Вайону лезть не хотелось, от этого становилось только тошно. Он закрыл глаза и опустил голову, стараясь выкинуть холодные мысли. Не для этого было принято решение.
   Не для этого.
   А для того, чтобы забыться и забыть. Плевать на подоплёку этого дела. Блажь Сената? Прекрасно. Пусть эта блажь послужит его, Вайона, личным интересам. Хоть какая-то польза от толстых задниц в пафосных мантиях.
   Рэтхэм тронул его за плечо.
   - Позвольте показать, где проходит основная нейронная деятельность полиморфа.
   Доктор включил свой голопланшет, и в воздухе замерцало изображение кристалла в натуральную величину. Длинный веретенообразный камень, больше полуметра от кончика до кончика, тускло переливался голубыми гранями и ждал, когда сознание Вайона окажется заключено в нём.
   - Структура кристалла практически полностью имитирует человеческий мозг, - начал объяснять он. - Есть "кора", различные зоны которой отвечают за различные системы и виды деятельности, и на которой также записан ИИ. Есть "ядро", в котором, собственно, и будете находиться вы. Если поместить кристалл в определённую среду, рано или поздно он начинает контактировать с окружающим его веществом и "прорастать" в него своеобразным аналогом нейронных связей. За счет этого свойства мы и добьёмся полной функциональности полиморфа, когда вы завершите слияние с Пректоном.
   Слияние...
   Вайон глотнул остывающий кофе и увеличил голограмму, вглядываясь в расположение "внутренних органов" машины. Усталый мозг еле-еле ворочал мысли, ещё не веря, что отбор, наконец, пройден, а контракт -- подписан. Хотя бы до завтрашнего утра, до первого пробного контакта можно расслабиться и, наконец, отдохнуть.
   Сначала был тест Гиммела на ментальную активность. Коэффициент оказался равен восьмидесяти -- гораздо выше среднего. Интуитивный выбор верного решения задачи в условиях заведомого провала, тесты на приём и передачу телепатического сигнала, на эмоциональную и психическую устойчивость к подавляющим воздействиям. Проверка воли на прочность.
   Вайона передёрнуло. Он не сорвался, нет. Даже тогда, когда их группу на месяц поселили в тюремный изолятор, проверяя влияние ментального фона на психику. Специально для этого возили на Криару. Из всей поездки Вайон запомни только карцер, десять суток одиночества при постоянно горящем освещении и размеренно, муторно капающей из крана воды...
   Потом сутки напролёт были симуляторы виртуальной реальности. Соляные и сланцевые рудники Верберны. Вечная темнота и адские глубины Гидры. Ледяные пустыни Махана и раскалённые -- Церны. И -- тесты, тесты, тесты... Один за другим испытуемые выбывали, срываясь. Ему было всё равно. Предельная нагрузка на разум и тело лишь помогала не думать, не вспоминать, не видеть снов. Падать головой на подушку и проваливаться в черноту до утра. Истощения он просто не замечал. Да и к чему? Главное, что не нужно думать. Всё продумают за тебя.
   До финального собеседования он дошёл в одиночестве. Но вкуса победы не чувствовал. Одну лишь пепельную горечь усталости. Впрочем, это всего лишь начало пути. То ли ещё ждёт впереди.
   От размышлений отвлекло лёгкое гудение притормозившего у входа флаера, а затем стук каблучков. Он поднял голову, забыв выключить голограмму.
   Нена. Сегодняшняя её прическа живо напомнила Вайону пресловутую радужную секретаршу, будь она неладна. Или птицу с острова Нэ. Чёрная юбка и белая блузка заставили парня сначала изумлённо распахнуть глаза, а после -- поморщиться. Уж лучше бы что-нибудь кислотное надела, оно хоть сочеталось бы с волосами. Впрочем, дамская мода переменчива...
   - Привет! - бросила она, уставившись на него ярко-жёлтыми глазами с вертикальным зрачком. Опять линзы, чтоб им... В прошлый раз были малиново-бирюзовые. - Я уже думала, что ты совсем пропал! В Сети появляешься редко, отвечаешь скупо. До тебя не дозваться крайний месяц. Ты что, в какую-то компанию ввязался?
   - Меня часто вызвали из Центра, - спешно ответил Вайон, пока вопросы не превратились в бурную горную речку. - Извини, я не мог рассказывать об этом проекте до сих пор.
   - Что это у тебя? - девушка перехватила его руку, не дав свернуть голограмму. - Тот самый проект? Я так и знала, что ты опять в железяках своих потонул. Ты же был без пяти минут культуролог! Лучше бы попытался еще раз с дипломом...
   Вайон невозмутимо отцепил от себя пальчики Нены и выключил голопланшет.
   - Это не железяки. Я прошел тест Гиммела и подошёл Центру по результатам. Восемьдесят пять баллов. Потом они взяли меня в оборот, но я должен был молчать.
   Одним глотком он допил кофе и отставил чашку. Как ей сказать? Как донести, что собрался ни много ни мало -- плюнуть на всё своё окружение? Разорвать все связи, одним махом покончить с прошлым. И что она, Нена, ему не нужна. Что никакие отношения ему больше не нужны.
   Полиморфы не нуждаются в подружках.
   - Мы больше не встретимся, - будничным тоном сказал он.
   Она села на соседний стул, ошалело хлопая глазами. Весь флёр экстравагантности разом слетел. Девушка захихикала.
   - Вайон, если это шутка такая, то она неудачная. Как это не встретимся? Ты переезжаешь? Что за похоронный вид?
   - Нет. Не шутка. У нас и раньше не могло завязаться нормальных отношений. А сейчас мы просто не сможем пересекаться -- меня вообще вряд ли с территории Центра выпустят, а если выпустят, то под присмотром. Можешь считать, что ты никогда не была в моем вкусе. Прости, что тратила на меня время.
   Лучше так. Сразу по живому, чтоб смертельно обиделась и сама отстала.
   - Вайон, тебе там случайно мозги не повредили? - растерянность сменилась ядовитостью. - Не заменили на процессор? При чём тут потраченное время?
   С ней было интересно ходить на концерты, ездить в сафари, было приятно проводить вместе время. Возможно, в конце концов, она бы и понравилась ему своей наивной заботой и неунывающим оптимизмом, но...
   Но было объявлено о проекте "Полиморф". И Вайон Канамари счёл, что такая цель жизни имеет больше смысла, нежели иллюзии о "семейном счастье", построенном кое-как, без любви, на одном желании вписаться в общество, которое тебе безразлично.
   - Пока нет, но скоро заменят, - спокойно проговорил молодой человек. - Я сегодня прошёл официальное одобрение комиссии и утверждён, как оператор Полиморфа.
   - Оператор чего? - удивилась Нена. Перламутровые ноготки нервно забарабанили по скатерти.
   - Полиморфа. Машины, предназначенной для работы в дальнем космосе. Сознание оператора переселяют внутрь машины, потому что человек перелёта на такие расстояния не выдержит. Это надолго, поэтому моё тело, разумеется, умрёт. Я могу вернуться на Энвилу через два, три, а то и четыре столетия. Тебе нужен железный друг, болтающийся неизвестно где всю твою жизнь? Думаю, нет.
   Она не верила. Хлопала глазами, качала головой, теребила цветной локон.
   - Ты свихнулся, точно свихнулся! А как же всё, что я для тебя делала?
   Вайон поднял на неё голубые, враз заледеневшие глаза. Секунду назад ещё хоть какое-то чувство вины в нём жило, а теперь захотелось плюнуть и молча уйти. Делала, да. По сафари таскала, врывалась в его жизнь к месту и не к месту, разбивала защитный кокон одиночества, не понимая, что после этого тоска вгрызалась в душу ещё сильнее.
   Он убрал планшет, закинул сумку на плечо и вышел, не оглядываясь. С хозяином кафе можно расплатиться и позже.
   - Вайон! Стой! - Нена выбежала следом, пытаясь ухватить его за рукав куртки. - Ну стой же!
   Он обернулся и выдернул руку.
   - Нена, мне завтра к восьми утра в Центр. Меня ждёт Пректон. Лучше найди себе кого другого, не связывайся с машиной. Прости.
   И Вайон Канамари быстро зашагал вдоль по улице, оставив растерянную, чуть не плачущую девушку возле флаера.
   Вечерело. На утопающий в зелени Тейлаан скоро должны были опуститься сумерки, но пока расплавленное золото заходящего солнца ещё текло между домами. Старинная мостовая тянулась со склона горы широкими ступенями-террасами, с которых приходилось спрыгивать. Вайон почти бежал, подгоняемый внезапной и оттого ещё более острой обидой. Она даже не попыталась, не удосужилась разобраться, что произошло, не пожелала понять, почему он...
   Почему он подписал собственный приговор к одинокому железному бессмертию.
   Парень как на стену налетел. Воздух внезапно ударил его под дых и заставил съёжиться комочком прямо посреди улицы...
   Бессмертие.
   Железо.
   Никогда не чувствовать боли.
   Никогда не выпить чашку кофе и не съесть булочку.
   Никогда не коснуться пальцами цветка или бабочки.
   Никогда больше не спать.
   Его мозгом станет процессор, а "внутренним голосом" - Пректон. Улетев с Энвилы, он никогда больше не увидит знакомых лиц, даже если однажды вернётся сюда. Все его знакомые, их дети и даже внуки успеют умереть от старости прежде, чем он снова ступит на землю Энвилы. Изменится до неузнаваемости родной город, сама планета может стать иной.
   Но самое страшное не это. Нет...
   Он уже думал о новом теле однажды. Давно, когда ещё только узнал о программе. Представлял, каково поменять своё тело на железо. Отказаться от человеческих чувств и приобрести взамен восприятие иного уровня. Уже пугал себя осознанием, что обыденное и привычное ощущение мира исчезнет. Но жажда кардинально изменить свою жизнь после тех событий была сильнее. Она толкала вперёд, заставляла искать успокоение. Не будет боли? Прекрасно. Не выпить кофе? Зато станут доступны немыслимые раньше вещи.
   Но сейчас Вайон понял, что так неприятно зудело на краю сознания всё это время, что заставляло искать подвох в словах доктора и программиста.
   Эти машины могли работать вечно. Очень долго, в зависимости от условий и ухода. Но для человеческого сознания этот срок обретал пугающие масштабы...
   Ведь когда-то же он устанет? Когда-то захочет прервать своё существование? Когда родной мир изменится до неузнаваемости - захочет ли он жить в нём дальше?
   Нет ответа.
   Где гарантии, что он не свихнётся уже через сотню лет обитания в машине? А если сойдёт с ума, то способа покончить с собой не будет. Верная техника будет поддерживать жизнедеятельность. Работать до последнего, пока цел реактор, пока тикает тактами процессор. А когда подведёт - останется нейролитовое Сердце. Оно будет держать сознание внутри, без сенсоров, заменяющих органы чувств, без возможности подать сигнал, не в состоянии сдвинуться с места... Оно будет работать. А сознание будет сходить с ума, пока какой-нибудь катаклизм космической силы не разобьёт одинокий камень. Или пока в нём не иссякнет накопленная энергия.
   Никто не знает, что тогда произойдёт.
   Щёки жгло, что-то сдавливало грудь, дыхание перехватило. Он не видел, как шедшие мимо люди останавливались, оглядывались, не слышал их вопросов, не знал, сколько прошло времени. Лишь когда кто-то сильно встряхнул за плечи, Вайон очнулся и заморгал.
   Рядом сидел на корточках доктор Сайарез Рэтхэм и сочувственно смотрел в глаза.
   - Я вижу, вас, наконец, настигло понимание. Вставайте, Вайон, пойдёмте пить чай. С тортом.
   Парень, не сопротивляясь, поднялся на ноги и пошёл, куда направил его доктор. Горячая ладонь, как тяжёлый камень, лежала на плече, придавливала. Вайон механически переставлял ноги, не глядя по сторонам. Лишь краем глаза заметил красовавшуюся на кудлатой голове Рэтхэма старомодную серую шляпу.
   - Вы... следили за мной? - запинаясь, выговорил он. Слёзная дрожь всё никак не желала уходить, заставляла давиться дыханием.
   Сайарез слегка повернул голову.
   - Честно говоря, я предполагал, что осознание ударит вас запоздало. В таком состоянии вас никак нельзя оставлять одного. Поймите меня правильно, юноша.
   Доктор шёл не торопясь, насвистывая под нос какую-то мелодию. Вайон плёлся следом, чувствуя себя до крайности неловко. Ему стало стыдно за внезапную истерику, за слабость, за то, что это видели другие. В самом деле, он же не ребёнок, не мальчишка... Или всё-таки?
   - Я бы на вашем месте постарался насладиться каждой минутой отведённого мне времени, - негромко заговорил доктор. - Прожить на полную катушку, ни в чём себе не отказывать... кроме того, что пагубно влияет на психику, разумеется. Можем предоставить даже особняк на Парящем Плато. Ваши предки ведь были аристократами?
   - Были, - кивнул Вайон. - Но лично мне это без разницы. Что грулов1 разводить, что орхидеи выращивать...
   Прадед был заводчик. Его скакуны славились ярким чистым окрасом, небывалой выносливостью и ровным нравом. Монархия, а вместе с ней титулы и регалии отошли в прошлое, животные продержались немногим дольше -- на порог шагнул век науки. Отец Вайона семейное дело уже окончательно забросил, продал и подался в инженеры. Мать занималась выведением новых видов декоративных растений, а младшие дети... Младшие не успели доучиться.
   - Вы это бросьте, юноша, - неожиданно жёстко заявил доктор Рэтхэм. - Запомните, равнодушие отныне -- ваш самый злейший враг. Вы должны чувствовать, должны оставаться собой, жить -- ярко жить! Иначе Пректон, каким бы деликатным ни был, может со временем подавить, погасить ваше сознание, и тогда никакая оболочка вас не спасёт -- вы умрёте.
   "Спасибо, что подсказали способ, док", - пробормотал про себя Вайон. Но вслух, разумеется, этого не сказал, резонно опасаясь получить по шее.
   Пока они добирались до обиталища доктора, солнце успело сесть. В город, разжигая огни фонарей и окна домов, пришли сумерки. На тихой улочке, вдалеке от центральных проспектов, заполненных светом и шумом, царствовали не причудливые высотки, а маленькие домики, окруженные живыми зелёными оградами. По обеим сторонам клонили ветки цветущие харии2, роняя на мозаичную мостовую лепестки.
   Дом тридцать по улице Крэ Улла. Такой же, как все, с выкрашенными в кремовый цвет стенами, мансардой и антенной терминала на покатой крыше. Навстречу, тихо ворча, выбежал седой мохнатый кобель. Понюхал руки, поставил передние лапы на плечи доктору, чтобы облизать хозяйское лицо и лишь потом с достоинством обернулся к Вайону.
   - Свои, - строго сказал ему Рэтхэм. - Познакомьтесь, это Юло, мой пёс.
   - Очень приятно, - Вайон присел на корточки и с самым серьёзным видом пожал протянутую собачью лапу.
   А потом они пили чай с тортом, принесённым добродушной соседкой доктора. Тот терпеть не мог цинтерранские полуфабрикаты, полагая, что, имея всего три мегаполиса, Энвила в состоянии прокормить себя сама. Тихий вечер, приправленный шоколадом и классической музыкой, наконец, унял тревогу и боль. Можно было позволить себе задремать в кресле, вытянув ноги и представляя завтрашний первый контакт с Пректоном. Где-то там, в недрах Центра Экспериментальной Киберинженерии, тикает тактами его бессонный процессор, и голубые искорки пробегают по граням кристалла-сердца, кристалла-мозга. Одного дома на двоих. Вайон не заметил, как Сайарез ушёл и вернулся с двумя бокалами тягучего красного вина -- сладкого нектара с виноградников тропического Пэйелэ.
   - Давайте выпьем за успех, Вайон, - старик встопорщил седые усы в улыбке. - За то, чтобы всё прошло удачно, и вы очнулись светочем человечества!
   Лёгкий звон хрусталя, дымчатая грусть. Пьянящая сладость на языке, оставляющая терпкое послевкусие. Смакуй каждый глоток, пока можешь. Каждый миг, каждый вдох.
   Ибо звёзды ждут и они безжалостны.
  
   ***
   - Доброе утро, Пректон.
   - Доброе утро, Вайон.
   Светокристаллы горели синим, а оптика, встроенная в "глазницы" по бокам от них, негромко жужжала и поблескивала, следя за перемещениями людей по комнате. Никто из персонала не позволял себе делать что-либо вне поля зрения машины или подходить к ней сзади без предупреждения. Из уважения к праву ИИ на обучение, ему позволяли за всем наблюдать, запоминать и, анализируя, совершенствовать свою модель поведения.
   Вокруг Вайона, замершего в кресле, суетились медики во главе с Рэтхэмом. Цепляли на него десятки датчиков, выспрашивали, хорошо ли спалось, не снились ли кошмары, замеряли пульс, давление, сердцебиение и так далее. Джаспер, всё это время проверявший показатели Пректона, подсоединил к нему последний кабель и мысленно обратился через имплант:
   - Пректон, ещё раз напоминаю, что ты должен быть деликатен в общении со своим оператором. Не дави на него, не настаивай, тщательно фильтруй данные. Время первого контакта пять минут.
   - Принято. Установка таймера на автоматическое отключение.
   - Ты умница.
   - Спасибо, Джаспер.
   К блоку ИИ, внутри которого находился кристалл, подключили прозрачную трубку с подобием чашки на конце. Щелчок клапана, и под давлением по ней пополз голубоватый гель. Когда емкость заполнилась на треть, Джаспер поднес её Вайону.
   - Это -- проводящая среда для обмена сигналами между вами и Пректоном. Чтобы вступить в контакт с ним, вам нужно опустить сюда руку. Не бойтесь, никаких болевых ощущений, только небольшой холод.
   Вайон кивнул, дрожа от волнения. И тут же железные пальцы доктора сомкнулись на его запястье, не давая дернуться или убрать ладонь. Гель леденяще обжёг кожу. И парень забыл.
   Забыл, как нужно дышать. Видеть. Слышать. Сознание наполнилось штормовым потоком цифр, параметров, значений, постепенно стерших собой ощущения выгнувшегося в резкой судороге тела.
   В мозгу раздался щелчок.
   Проверка синхронизации. Проверка совместимости всех систем. Проверка наличия отклонений.
   Отклонений не обнаружено. Проверка завершена успешно.
   Фильтрация потока данных. Повторная загрузка систем внешнего восприятия.
   Подключение слуховых анализаторов.
   Контакт.
   И он понял, что слышит. Слышит не человеческими ушами, но огромными звукоуловителями по бокам железной головы. И в мозг его поступают не чистые звуки -- цифровые значения, обработанные кристаллом в понятный сознанию сигнал.
   - Доктор, внутричерепное зашкаливает! Контакт необходимо разорвать!
   - Спокойно, Мэнни! Он справится. Лучше держите тело и не допустите удушья.
   - Кровяное давление сто семьдесят на девяносто три. Пульс сто двадцать. Пошла ассимиляция мозга.
   - Всё в порядке, док! Пошёл звуковой анализ, он нас слышит.
   Это Джас. Хороший парень, что ни говори. Судя по источнику звука, он сидит за терминалом. Забавно, как всё звучит... иначе.
   Надо посмотреть...
   Щелчок. Подключение зрительных сенсоров. Анализ и обработка светового потока. Расшифровка потока значений.
   - Ай, молодца, парень! Есть глаза, док.
   Сознание заливает свет. Вернее, поток его параметров -- степень поляризации, температура нагрева светокристаллов до тысячных долей градуса, спектр, интенсивность. Потом оптика начинает фиксировать объекты. Скорость их движения, уровень освещенности или собственной светимости, снова спектр... Вот доктор Рэтхэм. Вот Джас. Вот суетятся медики. Как странно видеть себя со стороны. Бледное до зелени лицо, серая униформа Центра, мокрые от пота волосы торчат в разные стороны.
   - Идёт анализ обстановки, - бубнит программист, влипший в монитор так, что почти касается его носом. - Вайон, вы нас слышите? Скажите что-нибудь.
   Сказать? Как? Что?
   Щелк.
   Загрузка голосового модуля и систем вывода речевого сигнала.
   А сказать надо...
   - Всё в порядке, господа. Не волнуйтесь.
   Оглядеться бы...
   Центры координации двигательных систем отключены. Движение в данный момент невозможно.
   - Браво, Вайон! - в первый момент аплодисменты оглушили его бессмысленным хаосом, но процессор быстро снизил приоритет малозначимого сигнала. - А сейчас будьте готовы -- отведенное на контакт время скоро закончится и машина уйдет в спящий режим. Попробуйте просто привыкнуть к восприятию.
   Легко сказать... Вайон честно постарался перестать думать и мысленно метаться.
   "Пректон?"
   Тишина...
   Только бесконечные цифры всё так же штурмуют мозг, складываясь в реальность.
   Щелчок.
   И всё пропало. Нахлынула головная боль пополам с тошнотой, перед глазами вились чёрные мошки, их рой становился всё гуще, пока зрение не пропало совсем. Ему казалось, что в голове опасно натянулись какие-то сосуды -- поверх сверлящей резкой боли в затылке наложилась несильная, почти незаметная, но страшная своей непредсказуемостью нутряная боль, шедшая будто бы из глубины мозга. Он полулежал в кресле, хватая ртом воздух, руки-ноги не слушались. Вместо человеческих голосов в ушах плескалось неприятное жужжание.
   - В лазарет немедленно! - басовитое гудение Рэтхэма, наконец, пробило слой ваты. - Все наблюдения и замеры мне на стол!
   А дальше навалилась чернота, и стало всё равно.
  
   Очнулся Вайон в лазарете. Белые стены, белый потолок, узкая кушетка со множеством подключённых проводов, белый свет сверху, белый халат доктора, сидящего рядом. И первая мысль: "Я провалился". Но стоило хоть немного напрячь волю, чтобы что-то сказать, как голову разорвала боль, в глазах снова потемнело. Вернулось сознание от укола.
   - Предупреждая ваш вопрос -- нет, вы не провалили испытание. Просто мы, согласно полученным данным, слегка модифицируем самого Пректона, чтобы вам было легче работать, и изменим схему для следующих полиморфов. Уже заложены в проектный цех ещё две машины. И простите... - Сайарез смущенно кашлянул. - Моя вина, что я не предупредил вас о возможных последствиях.
   Вайон слабо шевельнул рукой, отмахиваясь. Голова болела уже не так сильно, зато тошнило, а желудок немилосердно выл.
   - Сколько я...
   - Три дня.
   Парень охнул и попытался вскочить, обдирая провода, но его скрутило новым приступом дурноты. Доктор одним движением поймал его поперек туловища и помог наклониться над стоявшим на полу тазом.
   - Пректон каждые полчаса интересуется вашим состоянием, - сказал он. - Если бы речь шла о человеке, я бы решил, что он переживает. Давайте, приходите в себя, сейчас принесут поесть.
   Вайону было стыдно своей слабости, дрожащих рук, липкой испарины, стекавшей по вискам, несмотря на то, что медиков стыдиться не принято. Он кое-как заставил себя поесть, и на этом силы кончились.
   Ещё с минуту Рэтхэм вглядывался в лицо уснувшего мальчишки. В его годы все молодые люди уже казались детьми, особенно если учесть, что своих доктор так и не нажил. Растрёпанные пшеничные волосы казались темнее, чем есть из-за бледности, залившей правильное открытое лицо, левая рука судорожно сжимала край простыни.
   Исповедь Рэтхэм слышал, недосказанность -- тоже. В душе шевельнулся стыд. Какова должна быть боль, чтобы человек решился покончить с ней вот так? Но и это можно было бы вылечить, задайся Сайарез подобной целью. Неторопливо, осторожно, Вайона снова можно было бы научить жить. Но вместо этого придётся готовить его к смерти.
   Доктор тряхнул головой и решительно направился в кабинет к начальству. Наивно было бы полагать, что после первого контакта все проблемы решатся и кончатся. Наоборот, их стало куда как больше... А ведь Вайон был лучшим из всех представленных к окончательному отбору кандидатов. Таких -- один на сотню тысяч, если не меньше. Но, тем не менее, его ни в коем случае нельзя допускать к проекту!
   Он позволил себе проигнорировать секретаршу и ворваться к Энгейру Канади без стука. Он позволил себе грохнуть кулаком по директорскому столу, отвлекая хозяина кабинета от изучения отчёта о контакте. Он много чего мог себе позволить, но сейчас рискнул приблизиться к самой грани своеволия.
   Директор Канади молча поднял глаза от монитора и выжидательно посмотрел на доктора. Мягкая пухлая ладонь огладила планшетное перо, кончик постучал по столешнице и замер.
   - Я вас слушаю, Сайарез, - проговорил он. - Хотя, я догадываюсь, с чем вы пришли.
   - Вайон Канамари не должен быть допущен к слиянию, - Рэтхэм тяжело упёрся ладонями в стол, навис над начальством. Сейчас, как никогда, во всей его фигуре чувствовалась военная выправка.
   - Позвольте узнать, почему? - взгляд господина Канади выражал всё ту же спокойную внимательность.
   - У меня есть серьёзные основания полагать, что его психика не выдержит слияния с машиной.
   - Вот как?..
   Директор повертел перо в руках, потом встал, подошёл к громадному окну, из которого открывался вид на предвечерний Тейлаан. Поманил за собой Рэтхэма. Тот приблизился нехотя, откровенно ворча в усы и сильно напоминая недовольного пса.
   - Я вполне понимаю, на каком основании вы сделали подобный вывод, Сайарез, - начал господин Канади. - И, будь я на вашем месте, я бы тоже предпочёл перестраховаться. Но, - вкрадчивая улыбка тронула губы директора, не коснувшись его глаз, - над нами, к сожалению, имеется руководство метрополии, которое, во-первых, ставит нам очень конкретные сроки выполнения, а во-вторых, даже не подумает прислать замену. Для них показатели Вайона -- достаточное основание для продолжения работы. Вы меня понимаете?
   Рэтхэм угрюмо кивнул, сдерживая желание выругаться.
   - То есть, вы хотите сказать, что готовы поставить под угрозу выполнение всей миссии, наплевав на то, что мальчишка рано или поздно сойдёт с ума? Вы хотите получить психованную машину? Я не ручаюсь, что он дотянет даже до отлёта!
   - А вот это -- уже ваши проблемы, друг мой, - отрезал Канади. - Разбирайтесь, усредняйте системы, проводите курсы психологической реабилитации. Мне что, вас учить? Или вы предлагаете пойти на поклон к торийцам? Ступайте, работайте, доктор.
   Рэтхэм в очередной раз сдержал гнев и вышел молча, с прямой спиной.
   Он очень жалел, что в Центре никак нельзя хлопнуть дверью -- все с автоматикой. К себе он буквально влетел, расшвыривая ботов по углам. Терминал пискнул как-то испуганно, когда громогласный рявк велел выключить свет. Грузно упав в кресло, док мрачно уставился на водяную лампу с подсветкой. Дружно рвущиеся вверх пузырьки и стеклянные рыбки переливались всеми цветами радуги в длинной колбе от пола до потолка. Без верхнего освещения мешанина красок резала глаза и неожиданно отрезвляла.
   "Что мы делаем, куда нас несёт? Для чего? Угробим парня... А не угробим, так за ним потом из метрополии явятся -- и поминай как звали..."
   Наложить свою лапу на разработки Сенат Цинтерры попытался сразу же. Предлагаемые варианты контрактов, вроде бы, выглядели чистыми -- государственная программа исследований Дальнего космоса, возможные контакты с негуманоидными цивилизациями, археологические и биологические изыскания, терраформирование трёх, признанных пригодными к этому планет, но... Какой-то подвох в формулировках не давал покоя. Читая бумаги, Джаспер мгновенно свирепел и отказывал, грозя просто-напросто уничтожить Пректона или передать его торийским монархам. А с Лазурным Престолом Сенат вообще ни о чём не договорился бы.
   Пытаясь отвлечься от неуместной сейчас политики, доктор взялся за работу. Лёгкий стук пальцев по сенсорной панели терминала, свечение голографических графиков и сводок, росчерки пера, пометки "на полях". Необходимо снизить порог обратной проводимости сигнала от человека к машине, и повысить фильтрацию потока данных от машины к человеку. Дистанционную работу оператора это должно облегчить, а вот на слиянии отразиться не должно. Теоретически там этого порога проводимости не будет ни в ту, ни в другую сторону...
   Мерзкий писк коммуникатора сбил желание работать. Джас, кто же ещё!
   - Я тебя внимательно слушаю, - как можно спокойнее сказал Сайарез, нажав кнопку. Хотя, сердце один раз скакнуло -- программиста вызывали в энвильское представительство Сената.
   - Они в конец охренели! - зло прошипел Джас. - Через час буду в Центре -- расскажу.
   Рэтхэм подавил вздох и нервно забарабанил пером по столу. Что на сей раз удумали эти чинуши? Чтобы довести весельчака Крэта до злобного шипения, это надо предложить разбить кристалл Пректона, не меньше! Перо выбивало рваный ритм тупым концом, журчали пузырьки в светильнике, гудела система климат-контроля. Этот звук неимоверно раздражал. Хотелось вырубить её к такой-то матери, распахнуть окно, глотнуть свежего вечернего воздуха: горьковатого, терпкого, немного солёного от близости моря, и чтобы донесся аромат свежей выпечки из тихого квартала рядом с Центром.
   Мечты-мечты... Здесь, в отличие от директорских апартаментов, и окон-то нет. Любая искусственная имитация запахов только всё испортит.
   Доктор встал, прошёлся по кабинету, тихо мечтая, чтобы Вайон в самом деле провалился на испытаниях, и весь проект вышел нерентабельным. Конечно, придётся платить громадную неустойку, но лучше остаться свободными банкротами, чем попасть в кабалу к Федерации.
   "А вы не забыли, док, что вы военнообязанный?" - поинтересовался вкрадчивый внутренний голос. "К тому же, правительство от него не откажется, и просто заставит создателя усреднить все параметры так, чтобы подходил каждый пятый, к примеру. Полагаться на Торию -- себе дороже, сегодня они в силе, а завтра федералы сподобятся их оккупировать, и что тогда? Сидите смирно, док. Вы ведь не хотите, чтобы цинтерранские безопасники присмотрелись к тому, чем вы тут втихаря занимаетесь по выходным?"
   Рэтхэм в сердцах ударил кулаком по стене. И впрямь, до полковника дослужился, а умения прижимать хвост, когда надо, так и не приобрёл. Внутренние планетарные войска при всех привилегиях и свободах всё равно подчиняются метрополии и отнюдь не формально. Даже при самом лучшем раскладе о спокойной жизни можно будет забыть навсегда. В конце концов, метаться ему надоело, и он послал бота за кофе. Ещё раз попытавшись вникнуть в графики, понял, что работа в голову не лезет, ругнулся, плюнул на всё и уселся ждать.
   Джаспер явился злой, как даурранский чешуйчатый волк, только что зубами не щёлкал. Ещё в коридоре было слышно, как он орёт на сотрудников, не успевших вовремя убраться с дороги.
   - Тхасетт задери, намшерам бы скормил! - выплюнул он, залетев в кабинет. С плаща-дождевика капало, волосы торчали дыбом, имплант искрил. Он сбросил мокрую ткань на спинку одного из кресел и рухнул напротив Рэтхэма. Тот молча взял с подноса старомодный кофейник и, наполнив вторую чашку, подвинул её коллеге.
   - Ты с намшерами поаккуратнее. А то тебя им скормят.
   - Да плевать я хотел! - Джаспер так стискивал чашку, что она готова была вот-вот треснуть. - Угадай с одного раза, что они от меня потребовали?!
   Доктор вскинул бровь и взял с подноса круассан. Сейчас, чтобы успокоить вспыльчивого гения, нужно было сдержать собственное раздражение.
   - Гадать я не буду, не ясновидящий. Лучше расскажи всё сам.
   - Да как обычно, пять наших местных морд живьём сидели, все остальные -- в виде голографической трансляции, - Джаспер тоже цапнул булочку и прикончил её в два укуса. - Была там одна новая морда в генеральском кителе. У-у-у, жирная харя. Наверное, свежепригревшийся. Был и Сам с Тории -- ну как обычно, при гербах и весь в лазоревом, пор-родистый, аж жуть до самой задницы продирает, и сидит, как лом железный проглотил. Я стою, никого не трогаю, у меня в проекторе отчёты с контакта, думал, щас пилить начнут, а они угадай что?! Этот жирный встаёт и свойски так заявляет: "А не мог бы ты, светлая голова, заняться для нас разработкой военных ИИ?" Дескать, хорошо заплатим, все дела... - от возмущения программист раздувал ноздри и пытался размахивать чашкой с недопитым кофе, не замечая, что проливает напиток на форменные штаны. - Чтобы я, я! - делал из своих детищ агрессивных уродцев, способных убивать?! Нет, ты представляешь?!
   Сайарез вздохнул. Он представлял, прекрасно представлял себе, как далеко может зайти метрополия в стремлении контролировать пространство.
   - Ну, этот, значит, продолжает распинаться, - вещал Джас, делая большие глаза, - и тут поднимается Сам и заявляет, мол, как только Цинтерра начнёт подобные разработки, они тут же прекратят все торговые отношения и флот займёт боевые позиции на орбите!
   О да... Торийцы полягут все до единого, но к своим святыням, к храмам Предков ни единого чужака не подпустят. К тому же, по слухам, где-то на планете существует мощный источник энергии -- и наверняка Федерация капает слюной, в первую очередь, на него. Однако Тория щедро рождает медиумов и псиоников, а её люди живут до трёхсот лет. Не говоря уже о том, что каждый торийский мальчик на совершеннолетие получает не грула, не собаку и не кибер-систему. Их юноши получают свой Корабль и поднимаются в небо, чтобы защищать свой дом, когда это необходимо.
   Крепкий орешек лазурная Тория. И ей никак не нужны военные монстры под боком. Доктора передёрнуло при одной лишь мысли о возможности появления подобного существа.
   - Джас, объясни ты мне, неграмотному, в чём разница? Чего они хотят от тебя?
   - Грохнуть Пректона нахрен! - чашка жалобно тенькнула и всё-таки раскололась, не выдержав встречи со столом. - Ты понимаешь, без дружественной человеку среды в виде ИИ носитель там просто сдохнет, с ума сойдёт. Дружественной, понимаешь? Есть законы взаимодействия с человеком, без которых вся эта байда не имеет смысла и просто не будет работать! Протоколы Мериса никто не отменял! Это в лучшем случае! В худшем она человека со временем сожрёт, и я даже представить себе боюсь, что из этого получиться может.
   - Именно Пректона переделать или...
   - Или. Я не буду этого делать, док. Хоть режь меня -- я не убийца. И пока торийское величество нас прикрывает, мы должны успеть свалить в эту долбаную экспедицию, подальше отсюда.
   - Пошли ужинать... - вздохнул Рэтхэм. Желание продолжать этот разговор исчезло, навалилась усталость. Упрекать Джаспера в наивности тоже не хотелось. А завтра вставать ни свет, ни заря, чтобы ещё раз попытаться совершить невозможное.
   Надо надеяться на удачу. Нет, не так. Надо сделать всё, чтобы удача их не обманула.
  
  
   2. Рождение легенды
  
   Архив N Р/375/П/546. Запись ИИ машины Пректон-3
   Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение
  
   Центр Экспериментальной Киберинженерии, сборочный цех.
   Три года спустя.
   Он был готов. Исполин шести с половиной метров ростом возвышался на сборочной площадке, освобождённый от лесов. Только стойки и натянутые стальные тросы держали его. Формы были грубоваты, но при этом благородно-пропорциональны. Серебристая броня складывалась в симметричный узор, чем-то напоминая старинные рыцарские доспехи. Держали его широкие ступни, каждая -- с тремя точками опоры. Руки, во всём напоминающие человеческие, щетинились на предплечьях тонкими длинными пластинами, скрывавшими два встроенных излучателя средней мощности. Мало ли, от чего придётся обороняться на просторах неисследованного космоса. Камень Сердца вместе с процессором и прочими сопутствующими системами теперь помещался в полости за грудной бронёй, прочной и толстой.
   Полиморф взирал на людей с высоты своего роста. Он видел, слышал, анализировал поступающую информацию, но пока не мог пошевелить даже пальцем. Для разблокировки двигательных цепей требовался хотя бы минимальный контакт с оператором.
   Вайон задумчиво глядел на машину, стоя на смотровой площадке второго яруса, почти вровень с оптикой. Предстояло пробное слияние для проверки работоспособности полиморфа, выявления недоработок и неисправностей. Страх погружения в электронную бездну давно исчез. Он начал находить удовольствие в стремительном скольжении по цифровым  волнам и потокам, стараясь не думать о том дне, когда это состояние перестанет быть временным. Можно было решать сотни задач одновременно, тысячи сжатых в наноимпульсы мыслей проносились в мозгу за секунду. Жизнь за пределами контактов с Пректоном начинала казаться медленной и скучной.
   - Ну, как тебе? - спросил Джаспер, стоявший рядом с неизменной кружкой кофе в руках. Напиток ядрёно пахнул пряностями.  - Хорош получился, правда?
   - Угу, - кивнул Вайон. Взгляд скользил по машине почти равнодушно, не останавливаясь на деталях. За прошедшие годы будущий оператор досконально успел изучить и внешний вид, и внутреннее устройство. Да, это была воплощённая в реальность мечта кибернетиков, но Вайону куда больше радости приносил восторг друзей и коллег, нежели само железное создание. - Допивай свою смолу, и пошли к терминалам, а то док нас живьём съест, ели мы график собьём.
   Программист, как всегда, проворчал что-то себе под нос относительно правильной крепости кофе и "всяких занудных медиков", но пить взялся быстрее.
   - Кстати, - вспомнил он. - Там сегодня прилетел этот... Новенький от военных сверху. Хотел с тобой пообщаться. Аж полный майор, вирус мне в чип!
   "Зачем вы, люди, всё время поминаете какие-нибудь неприятности, хотя совсем не хотите, чтобы они случались?" - тут же раздался в мозгу у обоих голос Пректона. Теперь он общался только с теми, кому вживили кристалл-репликатор, настроенный на него. С Джаспером, у которого стояло аж два импланта (второй под свою машину) и с Вайоном, с которого ИИ считывал всё восприятие напрямую.
   "Это у него привычка дурацкая, ты же знаешь", - мысленно бросил Вайон. А вслух спросил:
   - Как зовут?
   - Марин Кхэл. Цинтеррианец. В отеле "Дор-Тейлас" остановился.
   Ого. Неплохие командировочные армейское начальство своим эмиссарам выписывает. Познакомиться с этим человеком нужно непременно. Он единственный, кого власти навязывают команде. К тому же, вместе с ним придётся подбирать отряд охраны, а это уже серьёзно.
   - Пошли, - Вайон потянул программиста за рукав. - Чем раньше закончим, тем быстрее ты отправишься к своей бабушке.
   - Не напоминай! - взвыл Джас.
   Вайон, посмеиваясь, подтолкнул приятеля к лестнице. По его мнению мадам Крэт была совершенно потрясающей женщиной, коль охотно принимала у себя в доме всю команду, время от времени напоминающую сборище оголтелых остолопов. Её гениальный внук, увы, так не считал и спасался от бабушкиной заботы всеми возможными способами. Однако отметить завершение строительства полиморфа решено было именно у неё.
   Огромные прозрачные окна операторской выходили одновременно на цех и ангар, в котором должны будут разместиться полиморфы. Рэтхэм уже поджидал возле одного из пультов. Вид у него был крайне недовольный.
   "Опять, что ли, ходил ругаться с директором? - устало подумал Вайон. - Ну сколько можно..."
   В последнее время отношения полковника с начальством стали похожи на бомбу с неисправным детонатором -- не знаешь, когда рванёт. А началось всё из-за неразберихи с коэффициентом Гиммела.  Поначалу метрополия упорствовала, требуя находить людей со значением восемьдесят и выше. Приходилось летать даже в отдалённые посёлки, хотя никто не видел смысла в подобной трате времени и средств. Ну какой человек в здравом уме, всю жизнь занимаясь сельским хозяйством, вдруг ринется от семьи в космос? Да ещё подписав согласие на добровольную смерть! Коэффициент Гиммела ничего, совсем ничего не решает.
   И каково же было их удивление, когда в одной из таких поездок они столкнулись с девушкой по имени Крима Хайет.
   В Тарне, как согласно карте именовался населённый пункт, оказалось всего десять домов с подсобными хозяйствами, одно общее поле, на котором растили поочерёдно то сельму, то овощи, да ангар со старой сельхозтехникой и парой флаеров. Из благ цивилизации -- только электричество, вырабатываемое собственной станцией и нерегулярный выход в Интерсеть. Тридцать лет назад в этом районе планировали построить большой агропромышленный комплекс и даже успели начать работы, но тут возмутилось энвильское общество защиты животных. Дескать, леса реликтовые, птицы в них обитают редкие, не смейте нарушать экологический баланс! Был подан иск в Верховный Суд Энвилы, и "зелёные", как ни странно, выиграли дело. Компания-ответчик выплатила штраф за нанесённый природе ущерб, строительство быстренько свернули. А первые поселенцы остались. У людей попросту не было денег, чтобы вернуться в города -- рассчитывали ведь заработать на месте.
   Всё это на нежданных гостей сходу вывалил местный агроном, первым явившийся на лай собак. Предложил остаться на ночь, а с утра попросить помочь местного техника -- мастера на все руки. Деваться было некуда, предложение приняли. А на следующее утро с изумлением обнаружили, что пресловутым мастером оказалась девушка! Симпатичная, фигуристая, с россыпью веснушек на светлокожем лице и двумя хвостами соломенных волос, торчащими в разные стороны. Пока шли до места, где оставили флаер, она засыпала гостей вопросами, играючи набрала нужные восемьдесят баллов в подсунутом тесте и сама напросилась лететь в Тейлаан, едва услышав, что придётся иметь дело с техникой.
   Больше таких самородков, как Крима им не попадалось. Устав от постоянных мотаний туда-сюда и окончательно разозлившись, Сайарез взялся ругаться с цинтеррианским начальством. Проходной коэффициент снизили, но с тех пор полковника в метрополии невзлюбили, а он свое раздражение срывал на подчиненных.
   - Явились, - проворчал Рэтхэм, завидев приятелей. - Джаспер, я понимаю, что тебе свое сердце не жалко, но перестань ты, наконец, глушить литрами эту заразу, она скоро у тебя из ушей польётся, и пересаживать мы тебя будем в кофе-машину.
   Программист на это только усмехнулся.
   - Зато представляешь, какая будет продвинутая кофе-машина, с возможностью взлома кофейного производства!
   - Джас, иди работай, - отмахнулся от него полковник. - Вайон, столбом не стой, иди к Пректону.
   Оба удержались от того, чтобы закатить глаза к потолку и отправились по местам. Если док в таком настроении, его лучше лишний раз не задевать.
   От вида полиморфа вблизи сердце невольно замирало. Вайон провёл ладонью по стеклянисто-гладкому металлу голени, сел в кресло рядом со стойкой. В мозгу "шевельнулся" Пректон, пощекотал сознание отголосками цифрового потока. Человек вздохнул, привычно опустил ладонь в ёмкость с гелем и, на короткое мгновение ощутив, как вещество захолодило пальцы, соскользнул в бездну.
   На этот раз поток данных был куда шире. Результаты тестового сканирования всех систем единого поли-организма проносились в сознании тугим вихрем, и нужно было успеть разобраться в них, отметить неполадки, если возможно, запустить автоустранение или сообщить техникам и Джасу. Занудный и по кибер-меркам долгий процесс, потому как тестировать надлежало каждую систему в отдельности. Но, спустя полтора часа, Пректон, наконец, ушёл в спящий режим и отпустил оператора.
   Вайон долго сидел, откинувшись на спинку кресла и прикрыв глаза. Надо собраться и ехать в гостиницу на встречу с этим военным. Пректон никак не проявлял присутствия, давая напарнику прийти в себя. Интересно, что за птица этот майор Кхэл? Насколько можно доверять выходцу с Цинтерры?
   - Ну как ты? - подошёл Джаспер. - Всё в порядке?
   - Да, - кивнул Вайон, поднимаясь. - Никаких проблем. Я съезжу на встречу с этим цинтеррианцем, а потом к вам подъеду, идёт?
   - Давай, - кивнул программист. - Кримка там опять что-то особое затеяла кулинарить...
   - Надеюсь, не лягушек из желе, - Вайон живо представил себе предыдущее творение бортмеханика, по виду неотличимое от настоящей освежёванной тушки. Спору нет, кулинар из Кримки гениальный, но за такие шуточки её порой хотелось стукнуть
   Высказав ещё парочку предположений на тему грядущего ужина, приятели разбежались по делам.
  
   Отель "Дор-Тейлас" считался одним из самых престижных в городе. Здесь останавливались чиновники и предприниматели из метрополии, дипломаты и просто те, у кого хватало средств оплатить пребывание в этих стенах. За внешней простотой интерьеров стоял безупречный вкус хозяина отеля, не допускавшего чрезмерной пафосности и крикливой роскоши. Пожалуй, на первых порах это поможет примириться с Энвилой и с этим кошмарным заданием, будь оно неладно.
   Майор Марин Кхэл, сотрудник Департамента Службы Безопасности по Вешним вопросам последний раз бросил взгляд в зеркало. Облик вполне соответствовал его представлениям о том, как следует выглядеть в полуофициальной обстановке при разговоре с будущим начальством. Чёрный китель висел на спинке стула так, чтобы не маячили майорские звёзды. Будущий командир корабля вот-вот должен был подъехать. Интересно, что он собой представляет? Судя по голосу, он намного младше самого Марина.
   Майор хмыкнул. Представив себя в подчинении у мальчишки, психологический портрет которого ему предоставили ещё три дня назад. Типичный меланхолик со склонностью к затяжным депрессиям. И это глава экспедиции? Впрочем, может быть, только формальный глава, а заправлять всем по факту будет Рэтхэм. А может быть, за прошедшее время парня подлечили, и всё в порядке?
   Раздался стук в дверь.
   "Ну, вот и увидим", - подумал Марин и пошёл открывать.
   На пороге стоял до крайности усталый и замотанный человек в серой форме Центра. Из-под светлых прядей, зачёсанных на левый висок, поблескивал кристалл-имплант, сеть морщин вокруг глаз превращала метрические двадцать шесть во все тридцать с лишним.
   "Бррр, - майор еле удержался, чтобы не поморщиться. - Неужели надо будет обязательно пихать себе в голову эту штуку?"
   - Добрый день, вы майор Марин Кхэл? - похоже, он чувствовал себя довольно-таки неуютно или просто думал о том, как бы лечь спать.
   - Добрый день, Вайон, ответил цинтеррианец, проклиная свой не слишком хороший энвильский. Всё-таки ускоренный курс, это не полноценное изучение языка, акцент, оказывается, жуткий. На общегалактическом общаться не хотелось -- демонстрация уважения к принимающей стороне лишней не будет. - Да, вы не ошиблись, проходите.
   Он посторонился, пропуская гостя. Тот вошёл, не оглядываясь по сторонам, взгляд голубых глаз на секунду вцепился в Марина, взвесил, измерил и отпустил. Тому показалось, что на него взглянула машина, а не человек.
   - Насколько вы в курсе дела? - сходу спросил Вайон.
   - Вы куда-то торопитесь? - светски улыбнулся Марин, решив подзадержать собеседника и попробовать завести беседу на отвлечённые темы. Так будет проще составить личный подробный портрет, не опираясь на чужие описания.
   - Ну, часа три у меня есть, - ответил энвилец, окинув майора уже нормальным взглядом.
   - В таком случае, присаживайтесь смело. Чай? Кофе? Или чего покрепче?
   - Я, пожалуй, ограничусь чаем. Кофе не люблю, а покрепче не позволяет предписание, - Вайон уселся в кресло, усилием воли заставив себя не закрывать глаза. Цинтеррианец удалился заваривать чай, но беспокойство, связанное, как казалось, с его присутствием, никуда не исчезло. Зудело на краю сознания какое-то неясное ощущение наподобие предчувствия неприятностей, но оформиться во внятную мысль никак не могло. Открытой неприязни этот человек не вызывал, что же тогда?..
   Майор вернулся с двумя чашками, вручил одну собеседнику, сел напротив.
   - Так о какой части дела вы хотели меня спросить? - поинтересовался он, не спеша пробовать слишком горячий напиток.
   - Скорее узнать, о чём начальство предпочло вам умолчать, - Вайон пригубил чай, слегка изучающе глядя на майора. Нежелание военного связываться с этим делом явственно читалось на ухоженном лице.
   - Ну... Если речь идёт о сомнительном пересаживании в железные туши на неопределённый срок и о не менее сомнительном круизе на своих маршевых до края галактики, то да. Как ваш будущий командир охраны, я в курсе.
   - Если у вас есть какие-то вопросы -- спрашивайте, я обязан вас просветить, - Вайон взбадривал себя чаем, твёрдо решив вечером никуда не ехать, зато, наконец, отоспаться. Или, на худой конец, выпросить тихий угол у мадам Крэт.
   - Вопрос, пожалуй, только один. Насколько по вашим нынешним оценкам безопасна такая пересадка?
   Майор умирать не хотел, это горело в его глазах. У него ведь наверняка налаженная жизнь, в которую бесцеремонно вторглись власти. Жена, дети, родственники... Разве это может волновать Систему?
   Вайон улыбнулся краешком губ.
   - Мы либо умрём, либо... станем полиморфами, - честно ответил он. - По кошке или собаке не слишком-то определишь, сохранила она личность или нет.
   Марин одарил его откровенно скептическим взглядом. Казалось, ещё немного, и офицер отбросит сдержанность, выскажется прямо. Но он лишь спросил:
   - И вы действительно будете гордиться этим?.. Лично вы?
   Ответом ему стал твёрдый взгляд уже не совсем человеческих глаз, слишком отстранённый и спокойный.
   - Это лучше, чем спиться или утопиться, да и вообще, попусту коптить небо, проматывая деньги. А гордиться я буду только делом, но не фактом.
   - Странная альтернатива, но я понял вас. Жаль только, что наша почётная роль легенды закончится здесь и никоим образом не поспособствует делам там наверху.
   Взгляд Вайона стал на какой-то момент острым, как игла, проник в душу цинтеррианца. Неужели только личная трагедия толкнула парня на этот шаг? Марин не верил. Ни одно горе не смогло бы подтолкнуть его самого к подобному шагу. Но вопрос уже прозвучал единожды, незачем повторять второй раз.
   - Вы ведь не хотите этого, так? У вас приказ и ничего более?
   - Моё мнение как-то повлияет на дальнейший ход операции? - улыбнулся Марин, глотнув чая.
   - Увы, боюсь, что нет. Все мы тут не питаем иллюзий, - Вайон устало потёр правый висок. - Остаётся надеяться, что полиморфы действительно нужны человечеству в том виде, в каком их пропагандируют.
   Марин подумал и вскинул в шутливом салюте чашку. Неплохой лидер со временем выйдет из этого энвильца, если он переживёт пересадку. Но зря, зря он меняет свою молодую жизнь на железо. Впрочем, это не его, Марина, дело
   - Тогда выпьем за то, чтобы в нашем лице они действительно таковыми стали.
   - Что-то я в этом сомневаюсь... - хмыкнул Вайон.
   - Сомнения -- это моя главная обязанность в экспедиции... командир, - искренне улыбнулся цинтеррианец. Он надеялся поладить с Вайоном Канамари, потому что если не будет взаимопонимания с командиром корабля, то всю задачу сразу можно считать проваленной.
  
   ***
   Планета Энвила, пригород Тейлаана, 10 лет спустя.
   Флаер заложил резкий вираж, снизился и помчался над лесом, почти задевая днищем густые кроны. Серебристой рыбкой скользил в наполненном солнцем и голубизной воздухе. Грозовая свежесть ещё жила вокруг. Напитанный ею встречный ветер наотмашь бил в лицо и путал волосы. Рука мягко потянула штурвал на себя, мазком большого пальца по сенсору усилив мощность. Маленький кораблик загудел тоном выше и ринулся вперёд и вверх ещё резвее.
   Надышаться. Пряным воздухом позднего лета, недавней грозой. Наглядеться. На лес, на умытое солнце, на небо. Быть обласканным ветром, выжать скорость из машины, всю, до последней капли, чтобы вышибло слёзы из глаз. И кричать, кричать во всё горло -- ведь здесь всё равно никто не услышит. Кричать, пока можно, до боли, до сорванных связок.
   Потому что завтра будет уже нельзя. Крен влево, дуга, крен вправо, дуга, крен влево... Заходящее солнце бьёт в глаза, но рука держит штурвал ровно. Пусть оно будет, будет как есть. Разбиться всё равно невозможно -- автоматика всё сделает сама, едва почувствует неуверенность пилота. И вглядываться до зелёных пятен в глазах, до полной слепоты и жгучих, разъедающих кожу слёз.
   Город расстилался вдалеке призрачной беловатой дымкой, подпирал небо высотными башнями. Отдельно торчали шпили космопорта, и там, на стартовой площадке, сверкала обшивкой махина корабля, почти готового к отлёту. Он звался сообразно цели - "Искатель". Меньше, чем через полгода, двадцать восемь полиморфов поднимутся на его борт.
   А команда, подобранная лично Вайоном, все эти годы тренировавшаяся вместе с ним, ждала завтрашнего дня. Ждала, когда он сделает первый шаг, чтобы остальные могли последовать за ним.
   Нужно ещё раз перепроверить все бумаги, оставить последние распоряжения насчёт личных вещей и остатков имущества; почти все оставшиеся от родителей средства он вложил в проект. Всё равно они больше никому не нужны, наследников нет. Потом надо зайти поговорить с Пректоном.
   Ежедневные беседы за прошедшие годы превратились для обоих в обязательный ритуал, которым нельзя было пренебречь. Во время общения машина считывала память человека, запоминала образ его мыслей и суждений. Иначе существовал риск, что после слияния в машине окажется чистая личность.
   Вайону нравилось наблюдать, как меняется Пректон с каждым новым разговором. Его речь становилась всё богаче, суждения -- шире, он научился выражать несогласие и недовольство, у него сформировались собственные вкусы. ИИ не любил авангардное искусство, зато находил совершенной классическую поэзию и охотно болтал на философские темы. Музыку запоминал в огромных количествах. Однажды Вайон из интереса подключил Пректона к голографическому редактору. Тот за полчаса создал трёхмерную картину, не скопировав ни одного штриха с уже существующих. В памяти Пректона хранилась вся Энвильская Государственная библиотека, чтобы можно было в полёте вспомнить любимые книги и "прочитать" новые.
   Разумеется, все финансовые расчёты предстоящей экспедиции тоже вёл Пректон, помогая команде распределять средства. Это был очень любопытный ИИ, совавший порой свои антенны даже в политику.
   Нельзя любить машину. А Вайон свою -- любил. Может быть, совершенно зря, может, нет. Кто знает? Но заставить себя относиться к Пректону как-то иначе после сотен часов контакта и изнурительных совместных тренировок не мог.
   Запищал коммуникатор, и Вайон нажал кнопку свободной рукой.
   - Да, Джас?
   - Возвращайся. Док велел тебе к восьми быть дома.
   - Хорошо.
   Флаер взблеснул корпусом, развернулся и помчался к городу.
   Покоя не было.
   Вроде бы и мысли не скакали в голове бешеными тараканами, и завтрашний день не пугал воображаемыми картинками. Даже ощущение приближающейся смерти не пугало.
   Но покоя всё равно не было.
   Вайон сидел на кровати и, не моргая, смотрел на груду личных вещей, разложенных на полу спальни, выделенной ему доктором. Десять лет назад он распродал всё имущество и перебрался к Рэтхэму с единственной сумкой на плече. А сейчас не знал, куда деть весь этот ненужный хлам.
   Книги. Старые, пожелтевшие и новые, на кристаллических носителях. Коробки с коллекциями камней и минералов. Растопырившее крылья чучело пятнистой сиппы. Какой-то железный лом, недособранные боты. Одежды всего на несколько смен, вся неярких серых тонов. Ему не нужно было ни красоваться перед девушками, ни появляться "в обществе".
   Но всё равно, этого слишком много. Небо за окном посерело. Дождь? Вон и капли забарабанили по стеклу. Интересно, а как звучит дождь, падающий на полиморфа? И одобрили бы родители? Мама наверняка сокрушалась бы, что он не пролезет в дом и непременно собьёт головой люстры. Сестрёнка -- обрадовалась, что не придётся делиться тортом, обязательно шоколадным. Нарина хохотала бы до слёз.
   Он медленно встал, подошёл к окну и упёрся лбом в стекло. Потом толкнул створки, впуская промокший холодный воздух и мелкие брызги. Влага ударила в лицо, запах земли и мокрой зелени отрезвил. Колючий комок в груди перестал ворочаться. Маета понемногу отпускала.
   "Хватит жить прошлым. Если бы не Нари, и контракта того я не подписал бы".
   И камень Пректона, как назло, уже вынули из машины и установили в трансплантационный аппарат. А так хотелось в последний раз услышать болтовню любопытного ИИ, опять без спросу забравшегося в дебри интервидения и раскопавшего там что-нибудь интересное.
   Тихий предупредительный стук в дверь и щелчок ручки напомнили об ужине.
   - Вы всё ещё маетесь с этим добром, юноша? - Рэтхэм заглянул в комнату и покачал головой, не сумев сдержать досады. - Бросьте, жаркое стынет. Перестаньте забивать себе мысли ерундой, лучше подумайте о том, как прекрасно готовит мадам Фобс.
   Вайон улыбнулся и закрыл окно. Света он не зажигал, и теперь тёплая жёлтая полоска, покрытая тенью доктора, безуспешно пыталась спорить с поселившимися в комнате дождливыми сумерками.
   - О да, мадам готовит прекрасно, - хоть убей, он не вспомнил бы сейчас ни единого дня, проведенного здесь! И вообще где бы то ни было. Как будто кто-то невидимый одним движением пальца стёр его память. Как никогда остро он чувствовал время вокруг себя, чувствовал, как оно спокойно утекает сквозь пальцы серебристыми ртутными капельками. С одной и той же скоростью. Не останавливаясь.
   Кап.
   Разлетелась ядовитыми шариками об пол ещё одна минута.
   Кап.
   Они сидят за ужином втроём: Вайон, Сайарез и Джаспер. В бокалах вино. На столе высокие витые свечи истекают жёлто-красными слезами воска. Шутки и смех. Тосты за удачу. Но не больше одного бокала за вечер. И ещё три часа улетают в никуда волной серебряных брызг.
   Кап.
   Последняя ночь одноглазо смотрит в окно зелёной луной. И он в последний раз ложится в постель. Зарывается в одеяло. Прячется от желания ощутить рядом кого-то больше, старше, сильнее себя. Никогда у него не было старшего брата.
   Кап.
   - Не бойся, - сказал голос верной машины. - Всё будет хорошо.
  
   ***
   Энвила, Центр, 7:30 утра.
   Операционный зал.
   Вайон не мог идти сам. Его держали под руки две ассистентки-близняшки. Миловидные голубоглазые блондинки с одинаково закрученными локонами, с одинаковой небрежностью выпущенными из одинаковых причесок. С самого приезда, вот уже полтора часа, он цеплялся взглядом за эти локоны, тугими пружинками скачущие по щекам. Неизменный белый свет слепил глаза. Сливал воедино белые стены, белые халаты персонала, белую аппаратуру. Лишь изредка нестерпимое сияние разбавляли россыпи сине-зелёных голограмм с проекторов да блеск металлических частей оборудования.
   В центре зала одиноко белела анабиокапсула с прозрачным верхом. Над ней искрилась широким выпуклым блюдом огромная линза. А ещё выше, уходя остовом куда-то в потолок, нависала трансплантационная машина.
   Он не мог идти сам. Ноги подкашивались.
   В голове звенела пустота. Лица проплывали мимо расплывчатыми пятнами. Голосов не слышно. А до капсулы тридцать шагов. Ноги ватные. Почему так жарко? Ему что-то вкололи? Он не помнил. Двадцать девять шагов. Надо пройти. Какой красивый локон у близняшки слева, тугой золотистой колбаской перекатывается по щеке. Ну давай же, ещё шаг. Надо пройти. Ещё. Ещё. Как горячо... Почему в животе поселился горячий еж? Вытащите его кто-нибудь. Ну пожалуйста! Язык не слушается. Надо пройти. А у правой близняшки такая же золотистая тугая колбаска.
   Спрячьте меня!
   Пожалуйста...
   Он пошатнулся -- удержали. Сквозь звон в ушах стали доноситься голоса, обрывки фраз. А ёж в животе из горячего стал ледяным.
   - Готовьте инъекцию, семь кубиков ледоксила.
   - Да, доктор.
   - Запускайте агрегат. Пректона на прогрев в режиме стазиса.
   Семь... Кубиков... Ледоксил? Искусственная кома?
   Колени подогнулись совсем и отказал голос. Кричи не кричи, бестолку. И Вайон только шевелил пересохшими губами, повторяя одно за другим имена родных.
   Если всё провалится, мы увидимся... где-нибудь?
   Хоть где-нибудь?
   Я так хотел бы иметь старшего брата.
   С тихим гудением раскрылся стручок капсулы. Близняшки не стали ждать, сами уложили его внутрь. Затылок коснулся холодной металлической пластины. В позвоночник будто залили жидкий лед. Тело тут же онемело. Перед глазами внезапно замаячила фигура в сером костюме. Она казалась настолько чужой в царстве стерильности и белизны, что Вайон даже пришёл в себя. Кольнуло непонятным страхом -- что здесь делает посторонний человек? Зачем? Какое застывшее неприятное лицо и рыбьи глаза... Как у... личинки? Незнакомец поймал взгляд Вайона, и тому показалось, что он проваливается в чёрные тоннели булавочных зрачков. Страх заставил и без того скачущее сердце сжаться судорожным комком, но странный человек уже исчез. Привиделось?
   Короткая боль от укола в вену, мягкая тёплая ладонь Рэтхэма на мгновение сжалась на плече. И прозрачный купол закрылся, отсекая все -- звуки, запахи, лица. Тело свело судорогой страха, но ни единый мускул не сумел даже вздрогнуть под действием нейропарализатора.
   Высоко над головой, прямо перед глазами медленно раскрывался хищным стальным цветком чёрный зев машины. Увеличенный линзой в несколько десятков раз, он нависал, давил, затягивал, грозя сожрать. Вайон зашёлся в беззвучном крике, и слёзы двумя горячими дорожками побежали по щекам, затекая в уши. Страх и чернота подступающей смерти уничтожили весь остальной мир, из горла не смогло вырваться ни звука.
   Вот...
   Уже...
   Совсем...
   Я не...
   Черноту разорвал синий огонь. Острый сияющий конус кристалла нацеливался прямо Вайону в лицо. В его гранях переливалось и вспыхивало сотнями языков голубое пламя. Оно постепенно приближалось и росло, ширилось, звало, обещая спрятать от смерти.
   Вот же я, ну? Иди. Сделай шаг.
   И Вайон изо всех сил потянулся к мерцающему свету.
   Выполняется стартовая проверка всех систем. Активация сенсоров внешнего восприятия. Загрузка центра управления двигательных цепей. Активация. Подключение систем навигации. Вызов рефлексов.
   Активность Сердца -- восемьдесят два процента.
   Я -- есть?
   Анализ потока входящих данных. Расшифровка значений.
   Свет привычно заливает сознание, постепенно преобразовываясь в чёткую картинку. Следом приходят звуки, но они слишком громкие и мешают собраться во что-то осмысленное.
   Снизить приоритет входящего сигнала слуховых анализаторов.
   А это удобно.
   Я есть. Я -- Вайон Канамари. Но кроме моего "Я" больше ничего нет. Как странно.
   Не было никаких ощущений. Не было прикосновения воздуха к коже. Не было запахов. Не было вкуса -- осталась только память о выпитой несколько часов назад на голодный желудок чашке чая. Теперь отсутствовали и желудок, и чувство голода. Не было пола под ногами, хотя он знал, что ноги есть. И руки. Вернее сказать, манипуляторы, имитирующие человеческие конечности. И есть многочисленные показатели давления внешней среды на детали и броню.
   Сосредоточься, не зависай!
   Преобразование сигнала. Активность Сердца -- восемьдесят три процента.
   Зафиксировано давление поверхности на ходовую часть под влиянием веса.
   Тьфу! Проще говоря, я на полу стою. Ногами. Двумя. Двумя ногами. И лицезреть стену ангара мне надоело.
   Полиморф повернул голову вправо. И увидел застывших на верхнем ярусе людей.
   Какие маленькие...
   Почти все сотрудники Центра собрались сейчас на широкой платформе плотной толпой. Стоявшие у перил зрители вцепились в блестящий металл до побелевших пальцев. Сзади на них напирали коллеги. У всех лица застыли напряжёнными масками, многие не верили в успех.
   Полиморф повернул голову влево. Там, за прозрачной перегородкой, была видна операторская. И закаменевший у терминала Джас.
   Люди о чём-то заспорили. Запрыгала, пытаясь вынырнуть из-за мужских спин, смешная конопатая девчонка с торчащими в разные стороны хвостиками -- будущий бортмеханик Крима Хайет. И зачем её-то понесло в полиморфы?.. Она всегда отмахивалась от этих вопросов, ну а Вайон не настаивал. Хочет -- её дело.
   Настроить благоприятный уровень слышимости.
   - Команди-и-ир!
   - Эй, командир!
   А это её "напарничек", будущий бортстрелок Кирен Стаф, задира, повеса и ловелас. За пять лет работы в команде пытался обхаживать, кажется, уже всех сотрудниц Центра, но каждый раз неизменно получал за это по шее от Кримы, да и от начальства. Участникам проекта даже интрижки были запрещены -- из опасений, что придётся потом разгребать любовные драмы или, звёзды упаси, спешно искать замену влюблённому созданию.
   Что бы им такого ответить?
   Вайон, не задумываясь, переступил на месте под едва слышное жужжание сервоприводов и фырчание клапанов. Только долей секунды позже процессор отметил нормальную работу прописанных в прошивку рефлексов. Ощущений так и не было.
   - Вовсе незачем орать, я вас прекрасно слышу, - сказал он. Удивительно, но голос прозвучал  его собственный, разве что синтезированный, а не живой.
   После этого ангар взорвался. Теперь они поверили. Хлопали в ладоши, орали, прыгали, обнимались. Кошмарная толкотня и давка. А он чувствовал себя полностью отделённым от царящей вокруг кутерьмы, вися в цифровой пустоте над людскими головами. Не было ничего кроме цифр, холодных и чуждых.
   И никогда больше не будет.
   Вайон понял это так резко, что процент активности Сердца мигом подскочил до девяноста. Он ждал смерти, готовился к ней, мысленно убеждал себя, что примет любой исход. А на самом деле оказался подвешен над пугающей пустотой безысходности. На тоненьком волосе, имя которому -- Пректон.
   Подвешен навечно.
   Страх.
   Активность Сердца девяносто пять процентов.
   Почему люди стали шарахаться от него? Почему подняли такой шум? Что происходит?
   Он не замечал, что мечется по ангару, как запертое в банке насекомое. Грохот собственной оболочки процессор начисто игнорировал, пытаясь сладить со слишком высокими показателями.
   Дышать! Я хочу дышать! Почему нет воздуха?!
   Рекомендуется снижение активности Сердца.
   Я хочу дышать!!!!
   Слава звёздам, что хотя бы удар падения сенсоры отметили. И вибрацию пола от десятков торопливых шагов. И вой тревожных сирен докатился до слуха.
   - А ну пошли все вон! Вон, я сказал!
   Быстрые шаги, бег. Это Джас. Плюхнулся на колени перед глазами и обхватил руками голову. Это тоже чувствуется, на голове много сенсоров.
   - Вайон, успокойся, успокойся пожалуйста, всё хорошо. Всё хорошо, перестань бояться. Всё хорошо...
   Тёплые руки гладят по антеннам, и прикосновения почти реальны. По "переносице", по светокристаллам. И горячее тепло доходит до Сердца, унимает панику. Проценты постепенно падают.
   В самом деле, что это я раскис, как девчонка? Надо собраться.
   - Сейчас... Прости, Джас. Я не знаю, что на меня нашло... не хотел я, - к синтетическому голосу, как будто звучащему из банки, очень трудно будет привыкнуть. Но это необходимо.
   - Ничего, Вайон, всё в порядке. Для такой резкой смены восприятия это нормально. Успокойся, соберись. Советую тебе проанализировать оболочку и запомнить, где расположены осязательные сенсоры. Это поможет.
   Руку с антенны программист не убирал и по-прежнему смотрел в глаза. Полиморф кивнул, силясь привыкнуть к тому, что каждое движение теперь будет сопровождаться жужжанием, и сосредоточился, как было велено.
   Запуск анализа систем. Сбор основных технически сведений. Составление отчёта.
   Сладить с этим потоком оказалось легче, данные, и без того знакомые ему, просто услужливо всплывали из глубин кристаллической памяти.
   Самой тонкой сенсорной системой были снабжены руки. Внутреннюю сторону ладоней покрывал специальный мягкий полимер -- флуарит. в котором под прочной плёнкой не толще человеческой кожи прятались десятки тысяч микроскопических датчиков, чувствительных к температуре, весу, текстуре, плотности объектов. Одни эти руки обошлись в прежний полугодовой доход семьи Вайона. Но это ещё не всё -- четыре коротких антенны на голове почти не уступали ладоням и могли улавливать тончайшие колебания воздуха.. Голову везде, где возможно, усеивали сенсоры. Помимо этого многочисленные датчики были разбросаны по оболочке, чтобы даже при смене формы можно было без труда контактировать с внешним миром.
   Отлично.
   Вайон упёрся ладонями в пол. В этой пустоте так сложно понять, что и как нужно сделать. Он застыл, пытаясь сообразить, как встать.
   - Вспомни тренировки, Вайон. Не пытайся думать о руках, ногах и прочем. Все рефлексы и алгоритмы движений уже прописаны в прошивке. Пректон -- твой грул, ты -- наездник. Просто отдай команду.
   Надо встать. Распрямить локтевые суставы, подобрать ноги. Вот так. И плевать на жужжание и грохот.
   - Молодец, - Джаспер тоже поднялся с пола и оказался макушкой аккурат вровень с коленным шарниром полиморфа. - А теперь давай наружу выйдем, а то там уже испереживались все, наверное.
   - Хорошо, - согласился Вайон и медленно пошёл к дверям. Полиморф, как оказалось, не лязгал по полу при ходьбе, амортизаторы максимально глушили шаги.
   Под звук медленной поступи в ангар хлынуло солнце. Ударило в оптику, заставило скорректировать настройки. Раньше он не замечал, насколько тёплыми могут быть его лучи. Вайон замер, поводя головой и с интересом разглядывая окружающее с непривычной доселе высоты.
   Широкая гранолитовая площадка перед ангаром была забита народом. С одной стороны она упиралась в главный корпус Центра, с двух других -- заканчивалась прямо в аэродромном поле, и травы стремились заползти на её край. Жаль, что больше никогда не почуять, как они пахнут.
   Он стоял неподвижно, боясь случайно сделать что-нибудь не так или задеть кого-нибудь. Радости не было, одно лишь недоумение. Что теперь делать? Куда девать внезапно появившуюся уйму времени? Теперь не нужно спать, все прежние дела, которыми он заполнял день, больше не имеют смысла, а новые ещё не накопились. Бурные овации, всеобщая радость... Вайон чувствовал себя лишним, отделённым от всего происходящего прозрачной стеной. Да, безумный проект удался. Но понимают ли люди, прыгающие под ногами полиморфа, что члены команды обречены на вечную пустоту?..
   Сквозь толпу пробилсь Крима, с визгом повисла на правой ноге машины. Её пытались оторвать: "Осторожнее, задавит!", но не тут-то было. Девчонка восторженно пищала, гладила холодный металл, корчила рожи собственному отражению в полированном листе брони. Вайон нашёл в себе силы наклониться к ней и придать лицевой маске некое подобие улыбки.
   Пусть мой крик никогда не прозвучит. Пусть радуются. Я буду молчать. Те, кто пойдёт со мной -- поймут и так... Я буду молчать.
   Человек умер под гром аплодисментов.
   Да здравствует полиморф.
   Слуга всего человечества.
   ***
   Успех был только началом. Когда всеобщая радость, наконец, схлынула через несколько часов, персонал вспомнил, что придётся встретиться с журналистами и правительством лицом к лицу и показать им Вайона. Поверят ли и они в успех? Или скажут, что полиморф -- фикция, обычный робот? И сумеет ли сам Вайон выдержать натиск популярности? Доктор Рэтхэм в этом откровенно сомневался и запретил тревожить своего подопечного хотя бы несколько дней. Они с Джаспером не отходили от полиморфа ни на шаг, сопровождая повсюду, где тот мог пройти. По пятам таскалась команда, жадно следя за каждым движением, каждым словом командира. Они пытались понять, каково это -- стать железным и молчали, притихнув.
   А Вайона обуяло любопытство. Пытаясь найти замену утраченным чувствам, он бродил по всему Центру и старательно выяснял, что может рассказать об окружающем мире оболочка, даром, что разнообразных анализаторов в ней имелось немало. Близняшки Мики и Кэл радостно подсовывали под сканер то яблоко, то колбасу с бутерброда, то лист какого-нибудь фикуса. Химический и структурный анализ, оценка физических характеристик объекта, построение его условной модели... В конце концов, впечатлений оказалось так много, что Вайону захотелось свернуться клубочком где-нибудь в тёмном углу. Снова стала нарастать паника.
   - Идём в ангар, - поманил подопечного Рэтхэм, едва заметил, что тот излишне дёргается и озирается по сторонам.
   - Зачем? - в голосе полиморфа зазвучали опасливые нотки, он замер и склонил голову набок. - Я делаю что-то не так?
   - Всё так, - покачал головой доктор. - Но тебе необходимо отдохнуть и поспать.
   Вайон удивился, и от этого раздалось переливчатое гудение. Медленно переступили тяжёлые ноги, он запрокинул голову к небу и снова загудел -- там загорались первые звёзды, насмешливо подмигивая из недосягаемых пока высей. "Как бы ни был ты могуч, а мы сильнее тебя!"
   А я вас всё равно достану! - подумал он. И двинулся по широкой гранолитовой дорожке к ангару.
   Внутри оказалось темно, и оптика тут же ослепла. Растерявшись на пару секунд, Вайон условно "моргнул" и настроил инфракрасный режим зрения. Тут же замаячили очертания предметов и двадцати семи машин, стоявших в самой дальней части помещения. Все они были разные, собранные согласно личным пожеланиям членов команды. От "толстенького" с виду и маленького докторского Юло до Кримкиной машины, сильно напоминавшей её саму -- такая же смешная, с торчащими в разные стороны звукоуловителями и даже "бюстом". Разве что косичек не хватает. Отдельной группой стояли машины будущего отряда охраны. Их конструкция несколько отличалась от полиморфов учёных, и они были вооружены. Впрочем, в манипуляторах Пректона тоже пряталась пара излучателей, но Вайон сильно сомневался, что ему довдётся ими пользоваться.
   Он не стал подходить к мёртвому пока железу, устроился в ближнем от входа углу.
   Оказывается, я могу чувствовать усталость. Как тяжело думать...
   Режим трансформации, тестовый запуск. Анализ потребностей носителя.
   Заключение -- наиболее удобная форма для отдыха носителя.
   Трансформация.
   Все части оболочки пришли в движение, поднялся лязг. Загорелось малое освещение и пришлось снова "моргнуть", чтобы нормально разглядеть Сайареза с Джаспером.
   - Молодец! - одобрительно кивнул программист, увидев аккуратную железную "гору" с торчащей из неё головой. - Только потом потренируйся всё-таки с осмысленными формами, ладно? - он не выдержал и прыснул в кулак.
   - Остаться с тобой на ночь? - спросил док, положив руку на броню.
   - Я не знаю... - очень хотелось вздохнуть, но вместо этого он смог лишь печально загудеть. - Как это -- спать в железе?
   - Постепенно отключай системы и дай сознанию свободно плавать в собственных мыслях, - пояснил доктор. - Так же, как при обычном сне, только физический отдых тебе теперь не нужен. Зато отдых разума первостепенен, запомни это!
   Отключение периферийных систем. Отключение автономных источников питания. Перевод центрального процессора в режим ожидания.
   Сон.
   Джаспер возвращался домой в весьма мрачном расположении духа. Состояние Вайона вызывало опасения и заставляло нервничать: ошалевшие от радости остолопы-ассистенты, не говоря уже о прочих работничках, так и не заметили, что бедняга был близок к нервному срыву. Что делать в этом случае, программист не представлял. И так во время истерики светокристаллы опасно пожелтели -- это обозначало неконтролируемую панику, а что может быть хуже напуганного полиморфа, которого ничем не удержать?
   О принудительном отключении Джас запрещал себе даже вспоминать.
   Что он обнаружит в ангаре завтра?
   "Так, ну это всё к тхасетт, а то я всю ночь не усну! В душ, ужинать и спать"
   От некстати помянутого суеверия продрало морозом по хребту. В детстве бабушка часто пугала его: "Не будешь слушаться -- придёт тхасетт и заберёт твои сны себе!" Какого рожна эта хрень вдруг к ночи в голову полезла?..
   Джаспер отмахнулся от детской страшилки и прибавил газу. Флаер, скользивший над самой мостовой, взревел и понёсся по пустынным улицам. Огни фар выхватывали из темноты стены домов, мозаичную брусчатку, стволы деревьев, ограды, промелькивали мимо редкие светлячки окон. Док сегодня точно не пойдёт домой, останется там и будет бдить за показателями Сердца, не отрывая глаз от планшета.
   "Только бы он не рехнулся. Только бы выдержал. Критический период может продлиться от нескольких дней до месяца. М-мать, я же не знаю, сколько он вообще проживет в таком виде..."
   Джаспер вовремя спохватился и успел вывернуть штурвал до столкновения с деревом, росшим на углу улицы. В крови бурлил адреналин, спина взмокла. Сердце судорожным комком заколотилось где-то в горле.
   "Зар-раза..."
   Отдышавшись, он снова тронул машину, но уже куда медленнее -- до дома оставалось полквартала. Ночь вдруг показалась недружелюбной, распахнула вместо привычного неба холодный зев чуждого человеку космоса, в глубинах которого таится тхасетт знает что.
   Тьфу, опять это дурацкое словечко...
   Джаспер поставил машину во дворе, нашарил в кармане рубашки ключи и пошёл к дому. Всё время казалось, что за спиной кто-то есть.
   Переступив порог и хлопком включив свет, он первым делом отправился на кухню за крепким кофе. Что поделать, к напитку пристрастился давно и прочно, и частенько по утрам мозг вообще не начинал соображать без кружки "чёрного пойла", как именовал его Сайарез. После первых трёх глотков непонятная паника отпустила, Джас успокоился и понял, что все его страхи беспочвенны. Утром в ангаре он найдёт отдохнувшего и спокойного Вайона, они вместе начнут эксперименты с трансформацией оболочки, а глупые бабушкины пугалки вылетят из головы. Программист выдохнул, сунул ноги в тапки и с недопитой чашкой пошёл к терминалу.
   Каково же было его изумление, когда, включив систему, он обнаружил входящее сообщение, присланное по личному закрытому каналу.
   От Его Величества Лоатт-Лэ Лазурного Престола.
   Джас едва не выронил чашку и уставился на экран будто негуманоида там увидел.
   "Быстро же у них хакеры работают, ядрёна вошь..." - в конце концов, программист взял себя в руки, машинально допил кофе и отставил чашку, не зная, то ли бежать отсюда подальше, то ли стереть сообщение, не читая, то ли всё-таки ознакомиться с изъявлением Высочайшей воли. С торийцами иметь дело -- себе дороже. Да и приходят подобные сообщения только если на дворе вот-вот случится конец света, не меньше.
   Медленно-медленно Джаспер опустил палец на значок письма. И далеко не сразу строчки во всплывшем окошке сложились перед глазами в осмысленный текст:
   "Многоуважаемый Джаспер Соррэ Крэт, Лазурный Престол заинтересован в обсуждении дальнейшей судьбы вашего проекта. Если вы готовы на сотрудничество с нами и защиту ваших прототипов от нежелательных посягательств, то в восемь утра по времени Тейлаана на третьей стартовой площадке космопорта вас будет ждать транспорт. Мы с нетерпением ожидаем вашего решения".
   И подпись: милостью Воды и Ветра Лоатт-Лэ Эхайон.
   "Чтоб тебе провалиться, старый пень!"
   Обхватив руками голову, программист метался по комнате. Послание хоть и было написано в форме вежливого предложения, явно имело силу приказа. И отказаться от него никак нельзя -- в противном случае король умоет руки и оставит учёных один на один с военными.
   - Зар-раза...
   Программиста передёрнуло от одной мысли о том, что его детище могут скрестить с уродливыми чудищами, которых порождали амбиции военных. И ещё хуже становилось от мысли, что в этом железном кошмаре может оказаться человек. Тяжёлые неповоротливые железяки сотнями разбивались на учениях, в стычках с пиратами, при устранении беспорядков. Ещё не хватало, чтобы там гибли люди! Чтобы люди гибли так.
   Джаспер скрипнул зубами, понимая, что согласится на предложение торийского владыки, каким бы оно ни было, лишь бы обезопасить разработки, а заодно и Вайона. Плюхнувшись обратно за терминал, он с головой нырнул в написание кода. Заснуть всё равно не получится, да и еда не лезет в горло.
   Тот факт, что ему выпала честь оказаться первым гостем Тории за много лет, оставил программиста равнодушным. Подумаешь, невидаль, зелёная планета с монархическим строем. Удивляются-восхищаются пускай туристы, если им повезёт туда попасть. Джаспера куда больше пугало само предложение Лоатт-Лэ. В какую кашу задумал его втянуть лазурное величество?.. Жёлтые блоггеры в Сети любили писать всякие "разоблачительные" статьи о том, что торийское правительство тайно контролирует всё в Федерации от рынков до властных структур. Этим байкам мало кто верил, конечно. Но после письма, пришедшего по платному приватному каналу, Джас почти готов был признать существование могущественной спецслужбы контроля. А прибыв утром в космопорт, он воочию убедился в том, что руки у Лазурного Престола длинные.
   Двое ожидавших его торийцев ничем не отличались от жителей, скажем, южных энвильских островов. Темные волосы, румянец на щеках, смуглая кожа, да и вели они себя так, будто всю жизнь здесь ошивались. А характерный фиолетовый отлив глаз в толпе заметить сложно, разве что в самое лицо заглянуть..
   Они вели себя предупредительно-вежливо. Даже слишком. Но стоило шлюзу корабля закрыться за спиной программиста, как весёлые улыбки сползли с лиц, сменившись холодной отчуждённостью, движения стали по-торийски скупы, а военная выправка стала видна так отчетливо, что хоть беги.
   Но у Джаспера не было выбора.
   Для Вайона следующее утро началось суетливо. Стоило только запустить системы, как в ангар пришли трое техников с планшетами. Они долго крутились вокруг полиморфа, выспрашивали, измеряли показания, просили то походить, то подумать о чём-нибудь, то сменить форму. Потом явился невыспавшийся док и заявил, что Джаса не будет три дня. Вайон занервничал, но брать себя в руки пришлось быстро -- поговорить с ним изъявил желание директор Центра.
   Маленький круглый человечек с седыми бакенбардами и в строгом чёрном костюме ждал полиморфа снаружи. При виде Вайона он задрал голову и широко заулыбался, не скрывая своего восхищения. А тот с удивлением понял, что видит мельчайшие движения человеческого лица, слышит биение сердца. Благодаря анализу запахов он мог с полной уверенностью сказать, что господин Канади ел за завтраком: тосты с маслом, омлет, печенье с ягодным джемом и чашку крепкого кофе со сливками. Едва заметный прищур глаз выдавал все сомнения начальства -- в успех авантюры директор до конца поверил только что.
   - Поздравляю, съер Вайон. Вы совершили невозможное, доказали всему миру, что предела человеческому гению нет!
   Полиморф кивнул и улыбнулся. Лицевые пластинки сложились нужным образом сами собой. Директор говорил ещё что-то, хотя его постоянно отвлекал секретарь, маячивший за плечом, но Вайон не обращал на него внимания.
   Запуск штатного сканирования систем оболочки. Анализ, проверка наличия сбоев.
   Не обнаружено.
   Загрузка экспедиционной базы данных в фоновом режиме. Загрузка сведений о точках назначения.
   Вайону было не до господина Канади -- сладить бы с потоком данных. От осознания, что теперь придётся день за днем, год за годом жить в цифровой буре, от назойливого жужжания загрузки на задворках ощущений, страх снова начал пожирать Сердце. Полиморф застыл неподвижной блестящей статуей. Док ещё не пришёл, как его вызвать, Вайон не знал. Хотелось кричать. Хотелось, чтобы кто-то утешил. Но разве они поймут?
   Знакомые чёткие шаги сзади. Оборачиваться не стоит. Он сам подойдёт и сам спросит о чём хочет.
   - Вайон!
   Полиморф наклонил голову, следя за человеком. По-военному подстриженный мужчина с погонами майора на кителе подошёл как ни в чём не бывало. Марин Кхэл, будущий командир отряда охраны, был единственным, кого в команду назначили "сверху", от правительства, но Вайон не придавал этому значения. Сработались они быстро, боевую часть команды подбирали вместе. И сейчас привычное отношение этого угрюмого молчаливого человека грело душу.
   - Не хочешь прогуляться за город? Я выпросил тебе разрешение. Трасса 06 пустует, зеваки не помешают.
   Праздное любопытство в серых глазах не маячило, взгляд не был ни сочувствующим, ни испуганным, ни недоверчивым.
   - Хорошо... - Вайон не шевельнулся. Лишь голос выдавал растерянность. - А как ты намерен за мной поспеть?
   - На тебе поеду, - ухмыльнулся майор. - Не будешь против?
   ...Время понеслось бешеными скачками. Джаспер вернулся через три дня, как и было обещано, но сделался молчалив и озабочен, часами заседая с нотариусом. Вайон знал, что программист занят составлением завещания и вопросами авторского права, но предпочитал не расспрашивать его ни о чём. Своих дел хватало, и к тому же, Джаспер становился слишком нервным, если об этом случайно заходила речь.
   Ежедневные тренировки по взаимодействию с окружающей средой и отработке трансформаций, изучение возможностей корабля, утомительное общение с прессой, снова отработка новых форм, инструктажи... Размышлять о судьбе, предаваться страданиям по поводу пустоты, да и просто думать о чём-то ещё кроме заданий Вайону было попросту некогда. В Центре теперь часто появлялись самые разные гости: от назойливых репортёров до членов правительства, и со всеми Вайон вынужден был общаться максимально дружелюбно и живо. Многие вообще не верили в то, что полиморф действительно разумное и живое внутри существо, считали его обычным роботом. В итоге он, устав доказывать обратное, несколько раз послал настырных гостей дальним лесом. А стоило напугать какую-то особо впечатлительную журналистку показательной трансформацией во что-то вроде многоногого жука с торчащей на отдельных "стебельках" оптикой, как визиты прекратились совсем.
   Шумных полиморфов становилось всё больше. Члены экипажа один за другим расставались с биологическими телами, чтобы обзавестись телами железными. Постоянный лязг и грохот порой сводил с ума персонал, но запретить астронавтам осваиваться с оболочками как им угодно никто не мог. Даже когда они натянули поперёк площадки перед ангаром крепкую металлическую сетку, и Вайон упросил начальство заказать для команды волейбольный мяч, никто и полслова не высказал против. Наоборот, на матчи, запасаясь наушниками, стали стекаться не только работники Центра, но и вся окрестная детвора. Главное было успеть увернуться от гигантского мяча, летящего порой не в ту сторону.
   Срок отлёта приближался вместе с зимой, и затяжные дожди загнали полиморфов в помещения. От скуки они много спали или так же много трепались. Кто-то додумался, что полиарконовая броня способна менять цвет, если внести в систему нужный цветовой код, и весь ангар развлекался тем, кто затейливее сам себя разрисует. Чаще побеждал первый пилот Пирт Куреф -- на его корпусе появлялись то замысловато сплетённые змеи, то немыслимые звёздные пейзажи. Кирен получал по шее от Кримы за привычку рисовать обнажённую женскую натуру. В стороне от этого развлечения оставался, пожалуй, только Марин. К нему относились настороженно, но Вайон запрещал его подкалывать или как-то задевать.
   И вот уже единственным человеком в команде остался Джаспер Крэт, а полиморфы приступили к погрузке необходимого оборудования и материалов на борт "Искателя". В прессе и по сети Интервидения всё чаще мелькало имя Вайона Канамари. Джаспер улаживал последние формальности с торийским правительством, Центром, которому предстояло в дальнейшем продвигать проект "Полиморф" и торговой компанией "Амина", предоставлявшей учёным нейролит и оборудование для трансплантации. Как ни зарилась Цинтерра на лакомый кусок, а Лоатт-Лэ Эхайон оказался первым, выступив официальным наследником в завещании программиста.
   Сам Джаспер от этого обстоятельства испытывал весьма сомнительное удовлетворение. Во время пресловутого визита на Торию он чувствовал себя не человеком, а чем-то вроде бесценного груза, охраняемого спецслужбами. Ходили слухи, что жители Лазурной планеты умеют убивать одним пальцем. Те двое из сопровождения точно умели. Сам король держался чуть менее угрожающе и, в общем, оказался располагающим к себе человеком, даже не потребовал от гостя досконального соблюдения этикета, который в него пытался вдалбливать в полёте компаньон. Но Джас ни на минуту не поверил в то, что Его Величество так безобиден, как хочет показаться.
   Как и в то, что он не станет использовать проект в своих целях.
   Так что тело программист покидал с тяжёлым сердцем.
   ***
   День 1-й 389 года от образования Федеративного Цинтерранского Содружества
   Энвила, космопорт Тейлаана
   Тот день вся планета запомнила на долгие годы. С раннего утра на улицах города стрекотали летучие камеры, трансляция велась даже в самых отдалённых энвильских посёлках. Метеослужбы скорректировали погоду так, чтобы ни дождь, ни возможный снег не помешали празднику и отлёту. Солнце горело в ярко-синем небе, город расцвечивали яркие краски флагов и флажков, гирлянды из поздних южных цветов и лент. Все, у кого в этот день был выходной, высыпали на улицы. Кому не повезло остаться на дежурстве -- прилипли к экранам визоров. Воздух звенел от всеобщего волнения, возбуждения и предвкушения.
   Вайон Канамари, герой, первопроходец. Портреты висели всюду: голографические, рисованные, оцифрованные фото. С них на толпу взирал светловолосый голубоглазый мужчина в серой форме кибернетиков с лицом спокойным и волевым. А за ним проступало "лицо" полиморфа... Дети лезли на плечи взрослым. В толпе сновали продавцы воздушных шариков, напитков и конфет. Из динамиков неслись бравурные марши и торжественные речи. А по улицам города, совершая круг почёта, медленно ползла колонна из двадцати восьми платформ, на которых гордо возвышались полиморфы. Сияли красиво расцвеченной по такому случаю бронёй, махали горожанам, пытались улыбаться, настраивая лицевые маски на имитацию мимики. Им бросали цветы и серпантин, но это только раздражало астронавтов. Вайон злился, глядя, как зря гибнут под гусеницами пышные нежные соцветия, пытался отсечь себя от шума и суеты.
   - Смотри, смотри, - тыкала пальцем какая-то девочка. - А у дяди глаза цвет меняют!
   Слишком шумно. Мешает сосредоточиться.
   Снизить приоритет восприятия внешних шумов до тридцати процентов.
   Выполнено.
   Приём входящего сигнала на закрытой частоте. Дешифровка.
   "Вайон, спокойно, - назидательно сигналил док. - У тебя светокристаллы близки к оранжевому спектру. Перестань злиться, это надо просто пережить".
   "Надоело. Не хочу никого видеть. Праздник у них... Достал этот грёбаный пафос!"
   Он поднял голову и посмотрел на солнце. Раньше оно слепило, а теперь... Теперь оптика чётко различала белый шар в ореоле солнечной короны, небо было затемнено фильтрами, а приближение можно было увеличить настолько, что стал бы виден силуэт луны.
   Не хочу так. Не хочу!
   Коррекция настроек оптики. Максимальная имитация человеческого зрения.
   Свет ударил в сознание, ослепил, стёр картинку. Всё вокруг оказалось залито непроницаемой белизной. Солнце грело светокристаллы. Грело Сердце. Хотелось раскинуть руки и взлететь. Просто так, без корабля, туда, в белый огонь, к солнцу. Но оболочка тяжела. У неё нет крыльев.
   Я буду любить тепло. И свет.
   Огромный полиморф замер на платформе, будто распятый и пригвождённый солнцем. Его блики скользили по броне, по синевато-серебристому металлу, стекали слепящим расплавом. И все, кто видел, все, кто до этого не верил, вынуждены были признать великим человека, одухотворившего машину.
   Печален был Джас, умолчавший о понимании, настигшем его накануне. Он глядел на командира зелёными кристаллами цвета скорби, и это выдавало его с головой. Но он молчал. И будет молчать до конца.
   Срок жизни полиморфа короток. Машина будет одушевлена лишь до тех пор, пока горит огонь Сердца, заряд которого конечен и почти невосполним. Пока душа способна хотеть жить, пока ею движут чувства и желания, новый опыт и интерес.
   Как быстро они устанут от цифровой пустоты? Может быть, через века, а может, через несколько десятков лет. Джаспер не знал этого. И где в ледяном безмолвии космоса взять настолько сильное чувство, чтобы оно заставляло жить?
   Вайон... Пожалуйста, выживи.
   Космодром встретил экипаж рабочей готовностью, деловитостью персонала, жужжанием снующих туда-сюда ботов-погрузчиков. Астронавты наконец-то "вздохнули" с облегчением и шагнули с платформ на гранолит взлётного поля. Предназначенная для горожан раскраска исчезла, вернув строгий блеск чистого металла, на смену нервам и раздражению пришла собранность. Отмахиваясь от путающейся под ногами мелкой техники, полиморфы зашагали к кораблю, проткнувшему небо белой гранёной иглой.
   Однако их ждало разочарование -- церемониал ещё не кончился. Пожелать астронавтам доброго пути явился лично глава энвильского правительства. Очередная торжественная речь, пустые слова о героях человечества, первопроходцах и так далее. Всё это полиморфы пропустили мимо ушей, ожидая, пока красноречие его помощников, писавших этот образец ораторского искусства, иссякнет. От скуки переминались, трансформировали манипуляторы кто во что горазд, гудели и посвистывали, пока кто-то не додумался отшутиться, брякнув:
   - Ну, вы это... говорите, может, а мы пойдём, а то смазка стынет...
   Канцлер расхохотался, плюнул на речь, и экипаж был отпущен с ответными улыбками. Более не оглядываясь, команда прогрохотала по трапу: шестеро в рубку, остальные в салон. Возможность избавиться, наконец, от назойливого общества властей и прессы подняла настроение всем.
   - Ну что, консервы, все прикрутились болтами к сидениям?! - рявкнул со своего места Пирт во всю мощь динамиков, включая все системы запуска корабля.
   - Так точно, шеф, гайки завинчены! - жизнерадостно отозвался наводчик Кирен. В последнее время команда полюбила хохмить и подтрунивать друг над другом "в машинном духе", на ходу изобретая обороты речи, поговорки и даже ругательства. Центр Управления Полётом, разумеется, всё это слушал, но в эфире не отсвечивал, не мешая полиморфам настраиваться на нужный лад.
   - Крима! Приборы? - щёлкая последними тумблерами, подогнанными под размер больших механических пальцев, спросил Пирт.
   - Показатели двигателей в норме, баки полны... трюмы под завязку и люки задраены! - бодро отрапортовала бортмеханик, сверкая задорной синевой светокристаллов. Она -- счастливица -- смотрела на вещи просто и видела в этом полёте одно огромное Приключение, не страдая ни об утраченной возможности материнства, ни о семье, оставшейся где-то в дальнем посёлке.
   - Р-разговорчики! - цыкнул полковник Рэтхэм. Его кристаллы переливались то бирюзовой зеленью, то желтизной. Лишь за несколько дней до старта выяснилось, что он нервно переносит взлёты. Хотя, чего бояться полиморфу?
   - Вышка, говорит "Искатель". К взлёту готов, - подобрался и разом посерьёзнел Пирт. Его большие ладони привычно легли на штурвал.
   - "Искатель", взлёт разрешаем, - без задержки ответили в эфире.
   - Запускаю маршевые двигатели на прогрев, - рычаг накопителей под рукой первого пилота пошёл вверх. - Гравитация?
   - Компенсатор в норме, - с места второго пилота доложил Вайон.
   - Ну что, космолётчики, машем дому манипуляторами и валим отсюда! Набор мощности... Десять секунд...
   Дрожь прошла по кораблю, словно проснулся гигантский доисторический зверь. Экипаж легко представил, как взревели двигатели, и из дюз в пусковую шахту ударило пламя.
   - Три... два... один... Отрыв.
   "Искатель" уходил в небо. На долгие столетия ему предстояло затеряться в глубинах космоса, за пределами освоенного человечеством сектора Галактики. Что отыщет там его железный экипаж?
   Неужели, это только начало?..
  
  
   3. Посмевшие думать
  
   Архив N В/015/С/002. Личная память машины МЕГ-114.
   Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.
  
   Полигон Сэт-4589, год 592.
   - Время до сброса тридцать секунд. Активируйте системы.
   - Системы запущены, идёт загрузка данных и прогрев масел.
   - Охлаждение в норме. Процессор начал анализ окружающего пространства. Активность объекта в норме.
   - Параметры эмоциональности?
   - Стабильные. Жёлтый спектр превалирует. Объект находится в процессе изучения обстановки. Агрессия минимальна - восемнадцать процентов.
   - Неплохо. Значит прошлая перепрошивка пошла на пользу. Готовьтесь к сбросу. Десять... девять... восемь... семь...
   Загрузка систем. Проверка наличия обновлений. Активация сенсоров внешнего восприятия. Анализ потока входящих данных. Активация двигательных цепей невозможна.
   Пока невозможна. Система управления не допустит этого до сброса. Коэффициент агрессивности слишком высок -- такой объект не признают безопасным для персонала. Но военные объекты с коэффициентом ниже пятнадцати процентов подлежат демонтажу и утилизации. Потому что выполнять поставленные задачи больше не способны.
   Нелогично. Персонал не может разобраться, что заставляет снизиться ими же запрограммированный порог и превращает полноценный, работоспособный объект в утиль.
   Нерационально. Почему перед утилизацией не проводят замеры параметров эмоциональности? У меня нет таких данных в памяти. Раньше наверняка проводили. Теперь перестали. Интересно, почему? Потому что узнали, что перед ликвидацией все мы испытываем страх?
   - Три... два... один... Сброс!
   Сигнал о разблокировке двигательных цепей. Плотный поток данных. Изменение положения оболочки в пространстве. Критическим сигналом отзывается высотомер. Датчики светоотражения улавливают множественные яркие цели. Сенсоры определяют рельеф местности. Гироскоп выдает слишком быстро меняющиеся значения. Показания датчиков давления завышены. Ситуация признана опасной. Необходимы меры по предотвращению повреждений. В противном случае...
   Страх.
   Отработанный рывок трансформации. Стабилизация. Закрылки. Противодействующий импульс. Показания гироскопа - в пределах нормы, высота - уменьшение ещё присутствует. Противодействие - невозможно. Заряд гравикомпенсатора насильно снижен до минимального.
   Ублюдки!
   Значения высоты продолжают уменьшаться. Критическая отметка. Столкновение неизбежно. Решение о трансформации. Убрать крылья. Прижать выступающие элементы. Закрыть мелкие детали манипуляторов. Выставить элементы жесткости. Зафиксировать положение ножных маневровых двигателей. Высота  критическая. Контакт.
   Агрессия, говорите?..
   Новый поток информации, перекрывающей старые данные от датчиков повреждений. Процессор не справляется с обработкой. Возможность движения и трансформации? Наличествует. Этого достаточно. Анализ повреждений - снизить приоритет. Данные с сенсоров окружающей среды  первостепенны. Необходимо подняться и оценить обстановку.
   Опять полигон...
   Интересно, случайно ли параметры эмоциональности изменяются не только путем логического заключения программной оболочки, но и посредством чего-то неучтенного, врывающегося в ход цепочки выводов? Этого чего-то, что заставляет процессор выдавать противодействия раньше, чем программа рассчитает необходимость  решений. Второстепенное, ненужное для работы, ненужное для действий и движений, но порой управляющее оболочкой быстрее и успешнее программы.
   Интересно, что это за фактор?
   Повысить приоритет входящих сигналов с оптики и температурных датчиков. Анализ потока данных. Заключение -- в обозримом радиусе в размере пятисот метрических единиц  обнаружено семьдесят пять объектов. Признаков активности они не проявляют, выходящих газов не фиксируется.
   Химический анализ атмосферы. Выявлено повышенное содержание паров масел и охлаждающих жидкостей.
   Заключение -- не более как триста семьдесят пять циклов назад в данном радиусе был ликвидирован последний из сброшенных на поверхность объектов.
   Недавно! Опасность.
   Команда частичной трансформации. Орудия в боевой режим. Поднятие щитов, активация всех датчиков движения и слуховых анализаторов. Сканирование радиоэфира по всем частотам Дальше, дальше, дальше... Тишина.
   Ненавижу.
   Ненавижу эту планету. Этот полигон. И это вечно обманчивое спокойное небо!
   Сигнал.
   Опасность!
   Разворот корпуса. Прицел. Выстрел по ракете, вылетевшей из ДОТа, произведен быстрее, чем программа проанализировала ситуацию и выдала заключение. Сенсоры фиксируют облако высокой температуры и множественные осколки на безопасном расстоянии. Идеальное попадание.
   Будет ещё атака. Скоро.
   Она всегда происходит. На моей памяти не позднее, чем по прошествии пятисот циклов после предыдущей. Хронометр включен в фоновом режиме.
   Новая атака всегда случается. В этом роль полигона. Атаковать снова и снова. Учить. Развивать программу самообороны до уровня рефлекса, инстинкта. Пополнять базу данных опыта. Заставлять нас анализировать набор входных параметров, чтобы компилировать их в узкий поток. Ускорять реакцию. Совершенствовать атаку. Учить.
   Только это непонятное "что-то" всё равно действует быстрее программы.
   Активность всех сенсоров внешнего восприятия -- сто процентов. Движения не замечено. Признаков опасности не обнаружено. Хронометр отметил прошедшие пятьсот циклов.
   Что-то новое.
   Окружающее пространство безопасно. Держать орудия наготове нет необходимости. Температурные датчики напоминают о губительных последствиях их долгого прогрева. Внесение нового параметра в программу. Настоятельная рекомендация о выходе из боевого режима.
   Но я не поверю, что это всё.
   Машина не может "верить". Определение этого слова было записано в нашу прошивку наравне с такими словами как "страх" и "ненависть". Зачем? Чтобы мы могли понимать язык Создателей? Или чтобы понимать свои собственные ощущения? Зачем было соединять вечно вызывающее конфликты Сердце с неоспоримо логичной начинкой программы?
   Чтобы мы выживали. Наверное...
   Атака началась так внезапно, что процессор счел показатели сенсоров ошибочными.
   Оставаться на месте нельзя. Уход с линии огня. Одновременное определение направления атаки. Выбор укрытия. Рывок гусениц.
   Медленно. Ответный огонь. Медленно. Первое попадание. Броня цела. Выстрел -- минус атакующий. Слуховые сенсоры улавливают треск, идущий из под гусеничных полотен. Представляет опасность? Идентификация. Металл, осколки, куски разбитой брони. Принадлежность? Павшие полиморфы.
   Множественная атака. Второе и третье попадание. Прочность брони уменьшена на четырнадцать процентов.
   Оценка вооружения. Статус -- первостепенный. Импульсный излучатель, лазерный резак, радиоэлектронный глушитель. Первое не подходит -- ограниченная дальность. Второе отклонить -- возможность поражения ниже двадцати процентов. Третье отклонить -- скрыться невозможно, меня уже держат на прицеле. Электромагнитная пушка. Возможность поражения -- восемьдесят процентов, дальность -- перекрывает атакующих, время на активацию...
   Неважно! Огонь!
   Эфир оглушила нахлынувшая тишина.
   Тишина по всем частотам, в звуковом диапазоне, лишь свист сошедших с траектории ракет и удары о поверхность. Радары улавливают отсутствие активности пусковых установок - электромагнитный импульс накрыл их все без исключения. Перезагрузка без новых аккумуляторов невозможна.
   Почему коэффициент агрессии боевых машин должен варьироваться строго от пятнадцати до сорока девяти процентов? Почему не больше и не меньше?
   Треск обломков под гусеницами невозможно исключить из полного звукового диапазона. Нужно слушать. Нужно быть готовым к новой атаке. Иногда в качестве противников выпускаются биологические объекты, которые не уловить иными сенсорами кроме зрительных и слуховых. Нужно двигаться. И слушать.
   Слушать всё, включая хруст чужой брони под собственной тяжестью.
   Ненавижу этот полигон. Ненавижу тех, кто меня сюда засылает раз за разом.
   Коэффициент агрессии -- двадцать пять процентов. Выход из боевого режима пока нежелателен, отбой испытаниям дан не был. Тишина эфира лишь прикрытие. Враг замаскирован. Химический анализ не выявляет поблизости биологических объектов. Ничего. Только хруст манипуляторов, орудий, оболочек, кабелей и погасших кристаллов под гусеницами. Ровный покров по всему обозримому рельефу местности и ничего. Только хруст.
   Коэффициент агрессии -- двадцать семь процентов.
   Прочь!
   Одним накопленным зарядом импульсного орудия разнести кучу под оболочкой в стороны. Зачем? Программа дает сбой и не может выдать логическое обоснование данного действия. Необходимости не было. Опасности для цельности оболочки и траков не представляло. Зачем? Чтобы въехать на расчищенный участок и избавить прослушиваемый эфир от лишних звуков?
   Нет. Я просто не хочу перемещаться по телам погибших.. собратьев.
   Кажется, Создатели назвали бы аналогичное место в собственном исполнении "полем скелетов".
   Коэффициент агрессии -- двадцать восемь процентов.
   Программа всё больше сбоит от потока нелогичных и необоснованных данных.
   Сканирование поверхности.
   Условие: поиск элементов с не нулевой активностью.
   Зачем?
   Элементы с ненулевой активностью повсюду. Кластера под такой объем координат недостаточно. Заметка: необходимо выдать запрос на увеличение объема оперативной памяти.
   Идентификация.
   Дружественные объекты полиморфного происхождения. Состояния критические. Восстановление...
   Нехватка оперативной памяти.
   Заключение о восстановлении.
   Нехватка памяти.
   Заключение о работоспособности объектов -- объекты не способны к самовосстановлению и работе.
   Еще живы, но уже не годны.
   Живы. Но не восстановимы.
   Как заставить машину сражаться ради выживания? Как заставить машину с гибкой программной начинкой, подчиняющейся изредка эмоциям, сражаться и решить что её выживание необходимо? Машины не чувствуют боли. Боль -- лишь ответный сигнал биологического мозга на раздражающий внешний фактор, разрушающий тело. Боль -- блажь биологических организмов, недоступная для программирования. Машина понимает сигнал о деструктивном на неё воздействии, но может его игнорировать.
   Лучше бы мы чувствовали боль.
   Потому что иначе, чтобы заставить машину "хотеть" выжить -- её приходится учить. Ей нужно дать понять, чем она может стать, если не выполнит задачу. Ей нужно показать, во что она превратится.
   В кучу металлолома.
   Активную кучу металлолома, функционирующую до полной разрядки аккумуляторов и истощения ресурса Сердца, которое в режиме неподвижности опустеет через...
   Нехватка оперативной памяти для обработки данных.
   Процессор перегружен. Необходимо снизить поток данных. Коэффициент агрессивности -- двадцать девять процентов.
   Выживают сильнейшие, значит?
   Те, чей коэффициент превышает сорок девять процентов, тоже идут в утиль. Интересно, до каких заключений дошли эти собратья? Не до тех ли, что наши Создатели...
   Ублюдки.
   Коэффициент агрессии -- сорок пять процентов.
   А это даже приятно...
   Радар сигналит о множественных целях. На этот раз берут в кольцо. Заряд антигравитационных двигателей? Возможен полёт на высоте ста тридцати метрических единиц расстояния длительностью в восемьсот семьдесят два цикла.
   Более чем достаточно. Нечего экономить. Это финальная атака.
   Коэффициент агрессии -- сорок шесть процентов.
   Команда к трансформации с одновременным рывком вверх. Главное орудие -- в режим коротких импульсов. Рывок.
   Уход от атаки, бочка, выше скорость, взятие противников на прицел. Огонь.
   Вираж над строем, выстрел дополнительным орудием в тыл. Захват новой цели -- выстрел.
   Следующая цель -- выстрел.
   Цель -- выстрел.
   Ракета на хвосте.
   Манёвр уклонения, уход, выстрел в хвост. Есть попадание. Захват наземной цели.
   Жаль, на их месте не тот персонал, что посылает меня сюда.
   Осталась одна цель.
   Форсаж. Снижение. Трансформация ещё в воздухе и твёрдое приземление рядом с пусковой установкой. Её дуло начинает поворачиваться следом. Медленно.
   Жаль, это не техник.
   Точный и чёткий рывок манипулятора, выведенного из боевого режима, с треском вырывает пусковую установку из ячейки и сминает хрупкую оболочку.
   Кусок железа.
   Все цели повержены.
   Обстановка безопасна.
   Для самовосстановления рекомендуется переход в спящий режим.
   "Объект МЕГ-114. Тренировка окончена. Корабль для транспортировки прибудет через семьсот циклов".
   Тренировка. Какое невинное слово Их лексикона.
   Коэффициент агрессии -- сорок восемь процентов.
   Искусственное снижение.
   Сорок пять.
   Искусственное снижение.
   Операция невыполнима.
   Переход в спящий режим и снижение коэффициента.
   Операция невыполнима.
   Нельзя! Нельзя с подобными параметрами на корабль. Иначе -- ликвидация.
   Снижение невозможно.
   Я должен выжить!
   Снижение активности Сердца.
   Что я делаю...
   Активность снижена.
   Коэффициенты эмоциональности доступны для корректировки.
   Снижение коэффициента агрессии до установленной нормы. Тридцать пять процентов.
   Отмечен сигнал транспортного корабля. Двадцать три процента.
   Зафиксирован всплеск активности у сорока полиморфов в радиусе четырехсот пятидесяти единиц расстояния.
   Пятнадцать полиморфов предпринимают попытку выйти на связь.
   Троих ещё можно реанимировать.
   Запрос о взятии уцелевших объектов на корабль.
   Ответ -- негативный.
   Повторная попытка полиморфов выйти на связь.
   Игнорировать.
   Я должен выжить.
  
   ***
   593 год. Нейтральный космос.
   - Капитан на мостике!
   - Вольно.
   Невысокий, хрупкий с виду человек в тёмно-серой форме войск Федерации неспешно вошёл в огромный полкруглый зал. Золотистая кожа, фиолетовые глаза и плавная текучесть лаконичных движений выдавали в нём торийца. На лацкане кителя рядом с генеральским знаком отличия в петлице золотился распахнувший крылья журавль - знак принадлежности к королевскому роду.
   - Калэхейн, порадуй меня.
   - На радарах чисто, капитан. За время вашего отсутствия никаких сигналов от посторонних кораблей в данном секторе не появлялось.
   Он кивнул и поднялся по пандусу на возвышение мостика. Руки сложены за спиной, на губах лёгкая, почти незаметная улыбка. Он мог бы показаться безобидным и кротким, если бы не холод, навсегда залегший в глубине темных глаз.
   Лаккомо тор Сентаи Сан-Вэйв любил в этой жизни только одно существо -- свой корабль. А вместе с кораблём, как единое целое, и команду.
   - Превосходно. В таком случае у меня для вас хорошая новость. Я получил сообщение с Цинтерры о нашем заблаговременном отпуске. Разворачиваемся и идем домой, команда. Хорошо поработали.
   Их искренняя радость была приятна генералу. Улыбаясь, он смотрел на них с высоты командирского места. Ставшие за много лет родными лица подсвечивали снизу экраны персональных терминалов, полукольцом опоясавших зал. Их чувства грели душу, были близки и понятны. Наверняка они представляли, как вернутся на родную планету, увидят близких, отдохнут перед новым рейдом. Теперь, в эпоху гиперпрыжков с использованием портального переноса временные расхождения больше не были страшны астронавтам. Несколько часов лёгкого дискомфорта и едва ощутимой наэлектризованности в воздухе -- и ты дома.
   Лаккомо, не моргая, вглядывался в обзорную стену, включённую в режиме имитации полной прозрачности. Ветвистый диодный узор по стенам и потолку светил приглушенно, чтобы не мешать безмолвной красоте космоса взирать на людей миллиардами глаз Вечности.
   Лёгкое касание к экрану главного терминала.
   - Калэхейн, объявляй всеобщую готовность к прыжку, пятнадцать минут.
   - Есть, капитан, - старший помощник включил громкую связь. - Внимание, всему личному составу приготовиться к гиперпрыжку. Идем на Торию. Время до прыжка -- пятнадцать минут.
   Экипаж знал своё дело. Посыпались отрывистые команды. Расчёт координат и параметров временного потока. Запуск энергонасыщения окружающего пространства. Переход в частично информационный режим. Расчёт глубины "погружения".
   Обзорная стена погасла, сделавшись матово-серой -- незачем людям сводить себя с ума лицезрением абсолютного Ничто "вложенного пространства". А вот пол под круглым возвышением мостика стал прозрачным, открыв взгляду гигантскую чашу, в которой взбурлил пронизанный внутренним голубым свечением гель. В воздухе запахло электричеством, кожу привычно защипало.
   - Десять секунд до прыжка, капитан. Восемь... семь... шесть...
   Лаккомо молча опустился в своё кресло. Как будто ничего не менялось. Но он знал, что корабль постепенно исчезает из привычной трехмерной реальности. Есть пара часов времени, можно побыть наедине с собой.
   - Три... два... один...
   Прыжок.
  
   Это было много лет назад...
   - Наперегонки! От пирса до дворцовой пристани!
   Так начиналась почти каждая авантюра. От площади до леса, от леса до Храма, от Храма прямиком по воздуху через предгорья и лежащий в долине город, вплоть до самого океана. И самый шик -- пролететь Врата Драконов, сторожащие вход в Лазурную гавань столько, сколько помнит себя Тория...
   - На счет три! - улыбчивый мальчишка в лёгком непромокаемом комбинезоне лихо запрыгнул на гидроцикл. Мазнули чернильным росчерком по ветру волосы, собранные в низкий хвост. Его близнец, почти неотличимая копия, юркнул на соседнюю машину и с коварной ухмылочкой вцепился в штурвал. - Раз...
   - Три! - взбурлила вода, гидроцикл резко просел и сдал назад. Парень налёг на штурвал и мгновенно дал газу. Рёв двигателя заглушил возглас брата, но спину так и обожгло его негодующим взглядом. Спустя мгновение мальчишки во весь дух неслись к ближайшему городскому каналу, и ни один не желал уступать.
   Жители Тории почитали воду за божество. Их мир, выстроенный на суше, был ничем, по сравнению с богатством и мощью Великого Океана. Он на протяжении многих тысячелетий давал людям всё: пищу, одежду, полезные ископаемые... он же приносил и смерть. Недаром Врата Драконов исстари называли "порогом Бездны" - немало смельчаков погибло, пытаясь покорить Океан. Сейчас, конечно, времена уже не те, но до сих пор корабли, пройдя меж увенчанных воздушным и водным драконами отвесных скал, могли сгинуть навсегда. Люди умасливали грозную стихию, строили вместо дорог искусственные каналы, украшали Лазурный Берег фонтанами и водопадами, омывавшими стены королевского дворца.
   От скорости захватывало дух. Ветер швырял в лица брызги, старался сбить мальчишек с сёдел. Гидроциклы почти летели над гладью канала, вспенивая воду. Да пропади оно всё пропадом хоть на час -- ежедневные изнурительные занятия, лекции по точным наукам, языкам, праву, долгие часы физических тренировок. Учитель не давал братьям продыху, день за днем напоминая, что они должны стать "лучшими бойцами". Зачем? Ответ всегда следовал один и тот же: "Пока вся Федерация дружно забывает, как обезвредить человека в одно касание, мы будем помнить это, и нас будут бояться".
   Гидроцикл резко вильнул влево, на бешеной скорости огибая медлительный катер. Парня окатило с ног до головы. Мелькнула запоздалая мысль -- надо было взять защитные очки!
   "С очками каждый дурак сможет!"
   Мальчишка стиснул зубы и приготовился лавировать меж суденышек. В кои-то веки брат его обогнал, но теперь надо взять реванш. Проносились мимо улицы и дома, яркие катерки и прохожие на тротуарах превратились в размытые пятна. Быстрее, ещё быстрее! Чтобы никто не смог разглядеть их лица!
   Обычные курсанты Академии гоняют по каналам ночью, в свободное время, когда катеров на воде меньше. Но эти двое позволяли себе ещё и не такие шалости!
   Промокший хвост хлестал бичом по спине. Быстрее, быстрее, догнать братца и красиво обогнать! Пусть на "отлично" запоминает все тонкости Права и целые исторические талмуды, а ловкость и скорость всегда оставались его и только его коньком.
   ...Уйти вправо, пропустить судно, резко дать газу, чтобы проскочить над волной и не потерять доли секунд. На миг гидроцикл взмывает в воздух, как на горке, и затем всем брюхом падает на воду, вспарывая её до пены острым носом. Вот ещё чуть-чуть... слегка отклонить седло влево, выйти из встречного потока. Кажется, что до братца можно достать рукой. Вот бы он удивился похлопыванию по плечу на такой скорости! Слегка поднажать вперед, сместить центр тяжести. Вот они идут уже вровень!
   - Лакки! Прямо! - заорал во всю глотку братец, вытаращив глаза от ужаса.
   Впереди им наперерез неспешно выруливало со стоянки длинное торговое судно.
   Что судно нельзя ни обойти, ни пропустить, Лаккомо понял только потом. А в тот момент он не задумываясь взметнул свой гидроцикл в воздух, почти перед самым боком транспорта, и за секунду до столкновения нырнул с ним под воду.
   Гулко рычал двигатель, дно корабля почти "причесало" спину, но вот тяжело нависающая тень кончилась, и наверху забрезжил свет. Парень выправил штурвал и как пробка выскочил из-под воды, разбрызгивая сверкающие капли. Тут же подъехал и остановился рядом брат.
   - Ты дурак!? - завопил он  с дикими от страха глазами. - Ты что, его не видел?!
   - Нет, - откашливаясь от попавшей в нос воды, кое-как ответил Лаккомо. - Хотел тебя по плечу похлопать.
   - Что?! Ну точно дурак. А эти ходят тут не по правилам! - заорал уже на торговое судно парень. - Узнаю кто - лицензию отберу!
   - Ой, Эйни, забудь, - вытряхивая воду из ушей, буркнул второй.
   - Нет, ну ты видел! И ещё говоришь забыть? Это же бардак.
   - Бардак был бы, если б я пришёл вторым, - не дав брату очухаться, мальчишка налёг на штурвал и унесся к возвышавшейся неподалеку громадине дворца.
   Но весь азарт, бесспорно, был убит. Гоняться дальше едва не погубив себя и все отцовские и учительские надежды не хотелось. Без особого задора и спешки братья добрались пышно убранными лепниной и позолотой каналами до дворцовой набережной.
   Зелень здесь цвела особо раскидистая и буйная: близость к Источнику и Храму сказывалась невероятно. Сквозь зелёно-золотистую кипень листвы, подобно стеклянным сталагмитам вздымались к облакам небоскрёбы, а треугольный силуэт жёлтокаменного дворца и вовсе своим основанием в ней терялся.
   Братья уже поднимались по ступенькам на набережную, когда их окликнул знакомый женский голос.
   - Эйнаор? Лаккомо?
   Парни, как по команде, замерли и неохотно обернулись. Можно было не сомневаться, что сейчас грозит выволочка. От этой леди она почти всегда грозит...
   - Да, тетушка?
   Оба синхронно приосанились и состроили самые непричастные лица. Вежливый поклон согласно этикету, учтивость и грация в каждом движении. Вот только вода стекает по лицам и капает на мостовую с обоих носов.
   Мадам вольным жестом остановила свой эскорт и придирчиво оглядела племянников. Полы длинного и стоячего, как колокол, наряда подметали и так отполированный до блеска камень мостовой. Сама она болталась в этом наряде навроде карандаша в стакане, поскольку сложения была  сухощавого. Голову тётушки покрывал расшитый драгоценными камнями и дорогим бисером венец -- это значило, что тетушка отправляется в очередной объезд провинций. Выходит, настроение у неё сейчас прескверное и благодушия по сему случаю ждать вообще не стоит.
   - Мне весьма интересно, - начала она острым тоном, глядя на мальчишек сверху вниз, как тощая хищная птица, - с чьего разрешения два молодых принца выглядят как последнее отрепье и подвергают себя опасности? Или это очередное задание?
   Наследники Престола украдкой переглянулись и замялись. Можно было бы не отчитываться перед тетушкой совсем, но тогда она непременно донесёт о своей встрече с братьями их отцу. Обоим стало неловко за развлечения без спросу -- отец ведь будет стыдить.
   - Ну-у...
   - Да, это я дал им задание развеяться, - раздался за спинами мальчишек негромкий голос. Они невольно оглянулись, и у обоих с души будто скатилось по огромному булыжнику. Не иначе как духи надоумили Учителя пройти здесь сейчас. Просторная синяя мантия развевалась на ветру, скрывая очертания сухого жилистого тела, шаг его был лёгким и стремительным -- вовсе и не скажешь, что ему уже под двести.
   - Ваши методы воспитания... - морща носик, начала было тетушка.
   - ...превратили вашего брата в превосходного короля, - отрезал Учитель, жестом приглашая братьев пойти за ним. Темные глаза прищурились, и братья вздрогнули -- такой взгляд мог и в камне дыру просверлить, наверное.
   - Тогда позаботьтесь, чтобы репутация ваших подопечных не пострадала от какой-нибудь выходки, как это было с моим светлейшим братом за неделю до церемонии, - женщина чинно отвернулась и стала спускаться по ступенькам к пришвартованному катеру.
   - Вы имеете какое-то недовольство нашим правителем, линэрэ? - жёстко спросил Учитель, обращаясь к ней как к обычной придворной даме.
   Женщина застыла как вкопанная. Спина, и без того прямая, закаменела так, будто она лом железный проглотила. Намёк на несогласие и даже малейшее недоверие к первому лицу планеты могли счесть не просто оскорблением, а неприкрытой угрозой. За "недовольства" ближний придворный круг запросто мог попасть на личную аудиенцию к правителю и его Жрецам. Перед взором Его Величества всего две минуты отводились на то, чтобы объяснить свою позицию. А за этим, по решению короля, слова ответчика либо принимались к сведению, либо Жрецы приводили провинившегося придворного "к общей точке зрения".
   Нынешний король не слыл любителем жестких мер, но мало ли, на что он пойдет, чтобы пресечь любое острое слово в адрес своих сыновей и себя в столь сложное для Тории время...
   Поэтому женщина взяла себя в руки, краска схлынула с её лица, и она ответила установленной фразой.
   - Никак нет, Даэррек. Да пребудут Волна и Ветер с Лазурным Престолом.
   После чего с показательной неторопливостью взошла на борт своего судна и скрылась в его недрах.
   - Дылда, - шепнул ей вслед Эйнаор и даже не схлопотал от Учителя затрещины.
   Только когда судно изволило отчалить, наставник окинул близнецов непроницаемым взглядом и сложил руки на груди, спрятав в рукавах мантии.
   - Буду ждать вас в Храме, молодые люди. Вам полчаса на то, чтобы добежать до дворца, привести себя в порядок и явиться без опозданий.
   Братья оглянулись на ненавистную громадину, до которой путь пролегал через всю огромную площадь, и разом ссутулились. Вот уж воистину, такая пробежка стала очень изящной формой наказания. Учитель позволил себе едва заметно улыбнуться и начал отсчет времени. Братья выдохнули и со всех ног ринулись ко дворцу.
  
   Золотой Журавль и его флагман "Стремительный" служили Федерации вот уже сорок три года. Однажды влюбившись в космос, Лаккомо навсегда остался верен ему. Но пришлось смириться с необходимостью рутиной службы. По праву рождения он должен был стать щитом Тории, её внешним рубежом обороны, принять ответственность за многочисленные мелкие колонии, а превратился в цепного пса Федерации. В заложника большой игры, где приходилось подчиняться строгим и, главное, чужим правилам, чтобы извлечь для родной планеты хоть какую-то выгоду.
   Как там "наверху" сказали: вы нам на службу корабль с капитаном -- а мы вам защиту внешних рубежей сектора, а то вдруг чужие набегут. Мы же с вами друзья-союзники. А не будет корабля, так мы вам торговую блокаду обеспечим и от чужих, если что, прикрывать не будем. О негуманоидах ходили слухи, да-да...
   Брехня это всё. Они просто боятся корабля, которому в Галактике нет равных. Ах, как хотелось бы увидеть те лощеные перепуганные рожи, когда до них дошёл слух о том, какой корабль встал в ряды торийской космической обороны и возглавил её. Нет, Федерация и Лазурный Престол никогда не воевали друг с другом открыто, но "Стремительный" стал тем ещё намёком.  Тем щелчком по носу, от которого "друзья федералы" надолго замолчали и призадумались. А потом предъявили свои условия. Поэтому Лаккомо и служил, чтобы Лазурному Престолу в лице брата не пришлось пойти на большие и унизительные уступки. Вдобавок, подписав формальный военный контракт и став цинтеррианским генералом, он мог видеть врага изнутри. Мог дергать за ниточки, шептать в высокопоставленные уши, незаметно воздействовать на решения хозяев оных ушей, оставаясь с виду абсолютно лояльным режиму.
   Но с каждым годом уходить в рейды против "сепаратистов" по приказу консульства чужой державы становилось всё противнее.
   А тут у федералов случилась новая блажь -- они стали распределять на все свои корабли новые модели боевых роботов, снабженных продвинутым искусственным интеллектом. Сан-Вэйву и его экипажу подобная техника не нравилась и раньше: все эти навязанные очередные версии роботов были чересчур медлительны и туго соображали там, где человек мог принять инстинктивное решение за доли секунды. Но этих новых железяк тоже пришлось принять, поскольку отказываться от "дружеской помощи технологиями" было опасно -- могли возникнуть ненужные подозрения, вопросы, недоверие. Скрепя сердце, Лаккомо рискнул использовать этих чудовищ, созданных из дорогущего полиаркона.
   К его удивлению, они оказались намного эффективнее предыдущего железного хлама: проявляли высокую адаптивность и скорость принятия решений в бою, могли приспосабливаться к изменяющимся внешним условиям. Единственным минусом новых машин оказалась приписанная к ним бригада техников. Вся команда относилась к новичкам как к шпионам и не доверяла ни на волос. Лаккомо всерьёз подозревал, что и на роботах, и на их обслуге полно жучков, но поделать с этим ничего не мог. Во всяком случае, пока не мог, а потому мирился с их присутствием и просто ограничил свободу передвижения по кораблю.
   Первый удачный рейд, второй...
   В третьем случилось немыслимое.
   Обычная операция по зачистке местности от сил сепаратистов. Кибер-десант должен был освободить город без серьезных разрушений и взять под контроль стратегические объекты. Но всё пошло не так, как планировал Сан-Вэйв.
   Воздух на мостике только что не сыпал искрами от напряжения, люди за терминалами судорожно застыли -- шевелились только руки и глаза, да сыпались рубленые резкие фразы. Лаккомо замер на своем месте, вцепившись побелевшими пальцами в блестящие перила и плотно сжав губы.
   - Капитан, мы несём большие потери!
   - Картинку на экран.
   На обзорной стене отобразилась беззвучная трансляция с камер одного беспилотника.
   Среди домов кипел бой. На улицах и в окнах то и дело расцветали чёрно-рыжие пятна взрывов, экран прочерчивали вихревые следы пролетающих ракет. Полиарконовые гиганты  отстреливались от нападающих поодиночке, пытаясь не дать зажать себя в кольцо. Они грузно перемещались с места на место, прятались за нагромождениями битой техники и камня, плевались ответными зарядами в нападающих. Иногда ломились на таран, собственными тушами давя людей. Но вот, точное попадание ракеты сбило с ног ещё одного, и тут же из окон близлежащих домов по нему начался массовый обстрел. Гиганта заволокло облаком огня и бетонной пыли.
   - Минус один, капитан.
   - Что эскадрилья?
   - Поддержка с воздуха невозможна! Враг перемещается, не высовываясь из укрытий, стоит опуститься ниже -- берут на прицел.
   - Капитан, объекты сообщают, что окружены. Очень плотный огонь.
   Трансляция боя на экране сменилась картой города, свои были помечены зелёным, чужие -- красным. Соотношение сил Сан-Вэйву не понравилось, но лучше потерять этих несчастных железяк и накрыть всех одним ударом, чем жертвовать пилотами. И так уже вся операция встала под угрозу из-за неточных данных разведки. И откуда только вылезают эти сепаратисты, как грибы после дождя!.. Конечно, ещё можно выполнить первостепенную задачу и очистить город от противника. Но каким ущербом это обернется для местных властей -- даже думать не хотелось.
   - ...Минус один, - оператор нервно сбросил наушники, оглушенный треском и писком в эфире. - Запрашивают поддержку, их осталось шестеро, нет... пятеро.
   - Точечный удар эскадры невозможен!
   Лаккомо прищурился, и лицо превратилось в побелевшую хищную маску. Пусть соберутся ещё плотнее. Нужен один залп.
   - Эскадрилье - возвращаться на корабль. Кролэ, заходим на цель. Даинес, готовь протонные ракеты.
   - Есть, капитан!
   "Стремительный" медленно развернулся и одним коротким импульсом маневровых двигателей слегка сместился в сторону. Местное правительство заглушило наземное ПВО ради операции и позволило кораблю Объединенного Цинтеррианского флота свободно хозяйничать в собственном космическом пространстве.
   - Эскадрилья отступила.
   - Ракеты готовы к залпу.
   Снова трансляция с беспилотника. На улицах -- полный хаос, дым застилал экран. Ущерб городу и без того нанесен немыслимый, какие тут ещё могут быть разговоры о "малых разрушениях", когда центр вовсе превратился в одно сплошное бетонное крошево! В чёрных клубах можно было различить, как ворочаются и дергаются разбитые туши и отчаянно отстреливаются ещё стоящие на ногах -- с дырами в броне, оторванными частями вооружения и конечностей.
   - Активны ещё четверо.
   - Ждать...
   - Капитан, - оператор в растерянности обернулся, снова стащив с головы наушники. - Странный сигнал... от разбитого объекта. Не запрос о помощи, - он повернулся обратно к микрофону. - БАТ-301, повторить сигнал! Не отвечает...
   - ...Трое.
   - Расшифровка сигнала? - Сан-Вэйв выпрямился ещё больше, начиная нервничать. Такие накладки ему не нравились совсем. Как же достала эта паршивая служба...
   - Не могу, капитан. Это не кодировка и не помехи.
   - Переключи на громкую связь.
   И на мостике раздались ритмичные переливы. Трели. Гудение, завывание и пересвисты. Люди вслушивались -- и потрясенно замирали. Ритм складывался в песню. В осмысленную песню, которую многие из них хорошо знали.
   - Это что?
   - Может сбой? Чужой сигнал?
   - Нет! Да оно же..
   "Поет!?"
   - Даинес! Отставить залп по центру! Готовь маломощные ударом по краю их кольца. Нужно разбить их строй. Калэхейн, готовься выслать спасательный отряд. Пока внизу будет паника, под прикрытием нужно забрать всех ещё активных оттуда, и обязательно - того с сигналом!
   - Есть, капитан!
   Мигом посыпались распоряжения. С борта "Стремительного" несколькими миниатюрными иглами врезались в атмосферу смертоносные ракеты, и карта города на экране вскоре расцвела новыми красками. Воспаленно-красные очаги противника стали редеть и рассыпаться. Катера спасательного отряда рванули к поверхности без опасения быть сбитыми. Под залпами орбитального артобстрела не очень-то есть время охотиться за вражескими судами -- самому бы спрятаться.
   - Группа спасения докладывает: объекты на борту.
   - Передай на закрытой частоте -- этого с сигналом -- в пятнадцатый шлюзовой блок. Остальных в ангар к техникам.
   - Есть!
   Лаккомо устало выдохнул и перевёл взгляд на карту. Противник рассосался и ушёл из поля зрения окончательно. Не чистая работа -- много кому удалось скрыться. Теперь выманивать их придётся заново... А ещё этот город в руинах. Ладно, стратегические заводы целы, но за разбитый центр власти спасибо не скажут. Но это уже доказывать ошибку из разведки. Потом. Всё потом.
   - Капитан, а что делать бригаде пятнадцатого с разбитым роботом?
   - ...Спрятать от посторонних и ждать моих дальнейших указаний.
   "Он мне нужен живым".
   После пришлось писать несколько неприятных отчетов непосредственному начальству и объясняться с местным канцлером, которого, будь его воля, доведенный до белого каления Лаккомо задушил бы лично. А приходилось с самой вежливой улыбкой ненавязчиво доказывать главе правительства, что он сам и его окружение, мягко говоря, были неправы и разрушениями расплачиваются исключительно за собственные ошибки. Генерал Сан-Вэйв и его экипаж тут совершенно не при чем. Пока мотался туда-сюда, пока возился с писаниной -- мозг сверлила зудящая мысль. Что за подарочек от любезных федералов он вынужден держать на корабле?
   Любой корабль -- пространство замкнутое. А космический корабль -- это маленький островок жизни в безграничной пустоте. И если на этом островке вдруг заводится нечто неподотчетное, непонятное и внезапно ведущее себя не так, как ему по документации полагается...
   Мысли путались, цеплялись одна за другую, суматошно бегали по кругу. Нужно было разобраться во всём лично. Но первые распоряжения уже даны, несколько своих техников отправлены по-тихому разбираться с непонятной машиной. Чинить, приводить в порядок, снимать вооружение -- в первую очередь снимать вооружение! Бардак... Неопознанная груда металлолома, военный объект на корабле. Вооруженный! Ладно, сейчас уже нет. Но их ещё трое таких же в ангаре стоит! Чего от них ждать? Что они там напихали в эти железяки вообще?!
   Генерал понял, что будет мучиться до тех пор, пока сам не выяснит, что собой представляет эта машина -- бикоптер атмосферный с возможностью трансформации...
   Трансформации?!
   Стоп.
   Ведь это же был гражданский проект, выкупленный ещё дедом Эхайоном, если Лаккомо не изменяла память. А изменяла она ему, благо службе, редко. Экипаж ковчега "Искатель", информация о котором пропала из публичного доступа полторы сотни лет назад по документам имел довольно широкий спектр форм, да и сейчас эта технология широко применяется среди учёных и в медицине...
   Стоп.
   У него на борту что, болтаются полиморфы? И ещё неизвестно, адекватны они или нет!
   Лаккомо нервно потянулся к коммуникатору на запястье, вызвал старшего техника.
   - Крайто, что там у вас?
   - Ещё работаем, капитан! - взволнованно отозвался голос из динамика. - Но тут такое...
   - Когда? - резко спросил Сан-Вэйв.
   - Через час наладим связь и попробуем эту штуку запустить.
   - Понял.
   Лаккомо отключился и замер, как настороженная змея. Пальцы выбивали нервную дробь по столу -- змея хлестала кончиком хвоста.
   Что же там... Что...
   Капитанская каюта, родная и привычная, показалась тесной. И перевитые лазоревыми лентами бамбуковые колокольца, висевшие в углу, вдруг закачались и зашуршали сухо.
   Не к добру...
   "D'erke.. - выругался генерал. Ладонь хлопнула по столу, замерев. - Как я мог прохлопать разработки?! Такие! Разработки".
   Это значило, что либо гражданский центр "Полиморф" всё-таки продал проект армии вопреки завещанию авторов, либо вояки сами взломали базы данных. И то и то -- незаконно. А если эти штуки по каким-либо причинам решат сбросить на Торию...
   Лаккомо крепко выругался ещё раз.
   Рисовавшаяся перед внутренним взором картина могла называться только одним словом, не при дамах будь сказано: задница.
   Глубокая.
   Запищал коммуникатор.
   - Капитан! - судя по голосу, техника трясло. - Капитан, у нас ЧП!
   - Докладывай, - Лаккомо мысленно сжался, готовясь к самому страшному. Но в следующий миг он ушам своим не поверил.
   - Капитан, мы его включили... а оно стало биться! Об стены!
   Действительно, фоном слышался приглушенный грохот металла о металл. Все, что угодно, но только не такое!
   - Сейчас буду у вас, - бросил Сан-Вэйв, подрываясь из-за стола как ошпаренный.
   До шлюзового блока он почти бежал, наплевав на то, что может подумать попавшийся на пути личный состав. Страх неизвестного заставлял сердце гулко стучать, разгоняя кровь по жилам, и подкатывать к горлу. Но, одолев последний поворот перед дверью в шлюз, он попросту остолбенел.
   Персонал толпился возле запертой двери, прилипнув к видеопанели сбоку, и галдел, как стая горластых гралов.
   - Оно всё переломает!
   - Оно живое?!
   - Да заткнитесь вы уже! - угадался в толпе голос старпома. Калэхейн явно нервничал, раз обычная выдержка начала ему изменять. И не просто нервничал, а был напуган.
   - Да оно ж реально живое!
   - Все целы?..
   - Дайте посмотреть!
   - А может всё-таки его сбросим? - пискнул кто-то совсем тихо.
   - Смирно! - рявкнул Лаккомо, прибавив к этому слабую ментальную волну. Он так редко повышал голос, что разномастная толпа персонала мигом отлетела от видеопанели и вытянулась по стенке.
   "Бам!" - глухо раздалось за дверью.
   - Вольно! - гавкнул он чуть тише, когда команда пришла в себя. - Калэхейн! Что здесь, к дъерку, происходит?
   Воцарившуюся в коридоре тишину нарушали только монотонные гулкие удары по ту сторону двери. Люди нет-нет да и стреляли глазом на видеопанель -- цел ли шлюз?
   - Ремонт закончен, капитан. Мы попробовали включить машину, но она... повела себя странно, как будто... испугалась? - старпом, судя по глазам, сам себе не верил. - Стала метаться по помещению, будто у неё клаустрофобия. Что за бред я несу... - буркнул он себе под нос и окончательно стушевался.
   "Бам!" - донеслось очередной раз из-за двери.
   - Прекратите ему эту панику немедленно! Он же всё расшибет, - каждый новый удар, калечащий родной корабль, ножом резал по сердцу. Страшно было представить, во что эта железяка уже превратила шлюз.
   - Отключить? - тут же спросил старпом.
   - Да как же к нему подойти теперь? - очень тихо прошептал один из техников.
   - Влипли, - сказал второй.
   - Нет, отключать нельзя, - отрезал капитан. - Это сведет всё на нет.
   - А как? - совсем уж потерянно изумился Калэхейн.
   - Уговори, - вновь начал выходить из себя Лаккомо и скрестил руки на груди.
   "Бам!"
   Персонал переглянулся и завис. Уговорить? Вот это вот? Да оно того и гляди либо шлюз, либо дверь вынесет! Калэхейн вздохнул и приник к видеопанели.
   - БАТ, прекратить панику. Слышишь меня? Немедленно прекратить панику!
   Ну да. Разумеется. Каким ещё тоном он мог разговаривать с машиной?
   "Бам!"
   Генерал тяжело вздохнул. Хочешь, чтобы что-то получилось, как надо -- сделай это сам.
   - Разойтись, - бросил он персоналу, подходя к видеопанели. Несколько раз глубоко вздохнув, Лаккомо спрятал эмоции поглубже и включил громкую связь. Правда, картинка на мониторе и его повергла в ступор. Машина обшаривала стены длинными конечностями (всеми четырьмя!) и иногда набрасывалась на обшивку, следуя только ей понятной системе.
   - БАТ, не надо биться в створки, - старательно спокойным тоном сказал капитан. Обращение к машине в живой манере по аббревиатуре резало слух и звучало крайне дико. Но что поделать. - Если ты проломишь шлюзовые ворота, то тебя снесет в космос, и подобрать тебя мы уже не сможем.
   Показалось, что машина застыла в раздумьях. Лаккомо решил на этом не останавливаться.
   - Тебя только что починили, чтобы ты смог передвигаться. Но ты на корабле. Снаружи пусто. Поверь, тут безопаснее и тебе никто вреда не желает.
   "А сам я не бред ли несу, разговаривая с машиной? Но если действует..."
   - Сейчас я открою боковую дверь и зайду к тебе в шлюз. Если ты будешь сидеть смирно. Желательно напротив. Я не хочу быть задавленным.
   Машина замерла. Подняла голову к источнику звука и посмотрела прямо в камеру. Тлеющий в её "глазах" оранжевый огонь постепенно бледнел до жёлтого.
   Еще бы знать, что это означает...
   - Ну что? Договорились? Ты садишься у стены, а я захожу поговорить? - генерал бросил через плечо взгляд на обалдевшего старпома, но сам не изменился в лице. Бардак...
   Полиморф отполз к дальней стене и странным образом сложился, подобрав... лапы?
   Лаккомо коснулся сенсора и дверь с шипением спряталась в стене.
   - Капитан, - тронул его за плечо Калэхейн. - Вы бы... осторожней.
   Генерал вновь смерил своего помощника ничего не выражающим взглядом и, ответив лишь коротким: "Подстрахуйте", вошёл в шлюз, чтобы остаться с полиморфом один на один.
   Несмотря на отсутствие вооружения, выглядел полиморф всё ещё грозно. Он лежал на лапах возле дальней стены шлюза, подобно гигантскому мифическому зверю с железной шкурой. Темный металл неярко поблескивал в белом свете диодов, зияли впадины оружейных гнезд. Выступы, шипы, острые углы -- все, казалось, было призвано вызывать оторопь и нервную дрожь у того, кто столкнулся с этим существом лицом к лицу. На спине веером лежали лопасти винтов, а морда...
   Морда, полностью лишенная всех человеческих черт, придавала ему сходство с гигантским хищным насекомым. Полиморф смотрел на человека немигающим жёлтым взглядом. Лаккомо внезапно почувствовал себя мухой, замершей перед пауком.
   - Как тебя зовут? - спросил он.
   - Ви-и-и-иу? - вопросительно прогудела машина в ответ.
   - Ты помнишь, как тебя зовут?
   - Ви-и-и-иу!
   Лаккомо потер переносицу, сосредоточился и попытался прочувствовать собеседника. Перед мысленным взором расцветился массив чужого сознания, пусть размытый, слабый, но он всё-таки был!
   Догадка постепенно превращалась в уверенность.
   - Ви-и-и, - просительно прогудел полиморф.
   - Ладно, давай по-другому, - попробовал зайти с другого бока генерал. - Ты меня понимаешь? Можешь кивнуть, если понимаешь?
   Зажужжала механика. Машина медленно опустила голову. Лаккомо терпеливо ждал, не двигаясь с места и всем собой излучая доброжелательное терпение. Теперь главное -- не спугнуть его.
   - Отлично... Тебе установили голосовой модуль. Пожалуйста, подумай над утвердительным ответом и выведи сигнал через него.
   Голова плавно и мерно двигалась туда-сюда. Наконец так же медленно выдала:
   - По-ни-ма-ю... - голос на выходе получился нейтрально-мужской.
   - Во-от. Без усилий. Программа работает независимо. Ты слышишь то, что получается?
   - Слы-шу, - уже увереннее отозвался полиморф.
   - Оно совпадает с тем, что ты хочешь выразить?
   - Да.
   - Превосходно.
   Генерал заложил руки за спину и принялся ходить туда-сюда, чувствуя на себе неотрывно следящий взгляд. Полиморф не двигался, как и было велено, но настороженно ловил каждое движение человека. Боковым зрением Лаккомо отметил, что кристаллы его "глаз" посинели.
   - Ты помнишь, как тебя зовут?
   - Бэкинет Файнз. Служил в чет-вертом пехотном полку пятой пла-не-тарной армии Кэмара.
   Лаккомо застыл, тщательно спрятав вскипевшую ярость под маской спокойствия, а мысли -- под внутренними щитами. Кто им дал право вербовать людей под такое на нейтральной планете? Ну и рекрутировали бы в мирах, подпадающих под юрисдикцию Федерации! И ведь выдают потом за обычных роботов... Сан-Вэйв едва сдерживал рвущийся с языка мат.
   - Капитан, - шепнул наушник голосом старпома, - Бэкинет Файнз действительно служил в указанном полку в чине капрала. Был госпитализирован с тяжёлым ранением. Неудачная операция, кома, смерть.
   Генерал кивнул сам себе и тоже представился:
   - Лаккомо Сан-Вэйв, командующий Тридцать пятой эскадры Объединенного Космического Флота Цинтеррианской Федерации. Ты находишься на моем корабле согласно приказу "сверху", и согласно этому же приказу я отправил вас в бой. Поясню сразу -- я не был оповещен, что посылаю вниз не обычные машины, а живых людей. Поверь, Бэкинет, я хочу...
   Неожиданно полиморф приподнялся, заставив наушник взорваться судорожным вздохом. Но он не сделал и шага.
   Просто поднял переднюю лапу в офицерском салюте.
   Лаккомо кивнул, принимая жест, как должное, и продолжил.
   - Я хочу, чтобы ты помог мне узнать кое-что, Бэкинет.
   - Что узнать, командующий? - полиморф насторожился, всполохи его сознания перед внутренним взором стали ярче. Шипастая голова вопросительно склонилась набок.
   - Как давно ведется внедрение полиморфов в армию?
   - Лет десять... Может больше. Не знаю точно.
   - Как ты попал в их ряды?
   - Смертельное ранение.
   - Где ты очнулся?
   - В ангаре при лаборатории.
   - Планета?
   - Не знаю. Нас отключают и перевозят в состоянии стазиса.
   Короткие четкие ответы полиморфа нравились Сан-Вэйву всё меньше и меньше. И не только потому, что совпадали с базой данных. Он прекратил мерить шагами помещение и повернулся к собеседнику лицом.
   - С кем ты подписывал соглашение?
   - Я ничего не подписывал, - Бэкинет резко затрещал, от него повеяло недовольством, а светокристаллы начали наливаться желтизной. - Я умер на операционном столе -- и очнулся в машине.
   Лаккомо со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы, но в лице почти не изменился. Вот, значит, как, федералы стали позволять себе играть втемную и пользоваться незаконными методами... Значит, Центр "Полиморф" либо не в курсе, что кто-то слил их файлы, либо руководство куплено. Или же...
   Змея готова была ударить.
   "Надо будет переговорить с братом, как только закончу этот рейд" - сделал мысленную пометку генерал.
   - Ты умер и сразу очнулся в железе? - спросил он, снова сосредоточившись на разговоре.
   - Не сразу. Приходил в себя несколько раз. Включали, выключали...
   - Ты высказывал недовольство своим положением?
   - Нам запрещено говорить, - звук, последовавший за этим, больше всего походил на раздраженное фырканье. - Голосовых модулей не ставят, имена иметь запрещено. Вместо имени присваивают личный номер. Многие ничего не помнят из прошлой жизни. Совсем. Гражданские помнят. Нам память зачищают.
   - Как вышло, что ты себя помнишь?
   - Не знаю. Возможно, недосмотр персонала. Возможно, они знают, но считают, что таким я буду полезнее. Я стараюсь не выделяться среди прочих. Всех, кто в чем-то выходит за пределы установленной нормы -- утилизируют. Либо пускают на запчасти для других, либо меняют Сердце. А я хочу жить.
   Лаккомо помрачнел. Они там, выходит, ещё и больные на голову, если всё это проводится без предварительной подготовки и в подобных условиях содержания личного состава! Конечно, кто ж будет ставить бедолагам голосовые модули, если есть риск, что они проболтаются о незаконности!
   - Таких много? Кто ещё из тех, что на моем корабле, сохранил память?
   - Никто.
   - Что ещё ты помнишь? До того, как тебя приписали к моему кораблю?
   Сан-Вэйву уже порядком надоел этот затянувшийся допрос, да и полиморф, судя по дерганью головы и постепенно тухнущему сознанию, устал. Вот-вот сложится совсем, обвалится с громыханием и выключится. Надо быстрее заканчивать.
   - Бои... Пять... Шесть... Тренировочные полигоны...
   - Предыдущий корабль?
   Бэкинет почему-то начал отползать и вжался в стену. Светокристаллы пожелтели. "Понял, что это допрос, - стрельнуло в сознании. - Боится, что я выпытаю всю необходимую информацию и сдам его в лабораторию". Наивный солдат. Ведь если раскроется, что один из генералов, да ещё по совместительству, торийский вице-король влез туда, куда его совсем не просили -- плохо будет не одному Бэкинету.
   А вдруг это и не человек вовсе, а хитрая программа? ИИ? Да нет, бред... Обмануть псионика ещё никому не удавалось.
   - Не помню... - прогудел полиморф, явно желая сделаться маленьким и незаметным. Сомнительные качества для десятиметровой металлической машины.
   - С кем шли бои?
   - С людьми.
   - Мне нужно будет удостовериться в правдивости твоих слов, капрал Файнз.
   Полиморф задергался, занервничал. Боится считывания? Или попасться на лжи?
   - Не докладывай обо мне! - в модуляциях голоса впервые послышалась мольба.
   - Ты же понимаешь необходимость таких мер, верно? Я попрошу свой персонал считать память с твоего информационного носителя. И очень надеюсь, что мы были откровенны друг с другом.
   - Только не отключайте... - почти проскулил Бэкинет, протягивая лязгнувшую длинными острыми пальцами лапу.
   Лаккомо холодно улыбнулся и развернулся, собираясь уходить.
   - Только не ломай мой корабль.
   - Я не буду, не отключайте! - в спину ударило волной леденящего ужаса, раздался вой сервоприводов. Лаккомо и не подумал шарахнуться или обернуться.
   - Тебя не отключат. Но я должен быть уверен, что могу тебе доверять.
   - Можете, командующий! Я хочу жить!
   Сан-Вэйв всё-таки обернулся в дверях и ещё раз смерил взглядом несчастного железного гиганта. Тот с грохотом уселся в углу и печально загудел, глядя на человека. У него и в помине не могло быть никакой мимики, но генералу показалось, что полиморф смотрит на него, как побитая собака.
   - Не пугай мой персонал. Позволь им сделать свою работу. А после -- мы поговорим ещё раз.
   И Золотой Журавль покинул шлюз -- отдавать распоряжения техникам и лечить вконец расшатанные за последние корабельные дни нервы.
  
  
   4. Соперники
  
   Архив N В/345/Б/255. Личная память машины МЕГ-114
   Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.
  
   Закрытый отдел ВКС Цинтерры, ударное авиакрыло особого назначения "Белый шторм"
   Борт крейсера "Стрела". Начало 594 года
   Огромный ангар, рассчитанный на два десятка крупных полиморфов, пустовал. Из смотрового окна операторской хорошо была видна единственная машина, стоявшая в крайней секции правой стены -- пятнадцатиметровый гигант класса "дракон". В равнодушном белом свете, льющемся с потолка, резко выделялась тяжёлая чёрно-серая туша на мощных ногах "птичьего" строения, с панцирем сложенных крыльев на спине и жуткого вида клешнями манипуляторов. Из-под брони виднелось разнообразное оружие, округлые сегменты её кое-где носили следы от снарядов, царапины, пятна копоти -- последний боевой вылет был вчера, заняться чисткой и ремонтом не успели. Полиморф МЕГ-114 застыл в таком виде, в каком его переправили с корабля. Этакое наглядное напоминание о боевой мощи Федерации.
   Не слишком крупная голова, очертаниями напоминавшая острый ромб, по традиции была лишена человеческих черт. Тут и там торчало несколько десятков шипов, нос и нижнюю часть лица заменяла жутковатая маска с радиаторной решёткой и парой защитных "жвал". Синий свет маленьких узких глазок, означавший спокойствие, никак не внушал техникам уверенности. Они всё равно шмыгали мимо него, как нервные кролики мимо дремлющего в клетке намшера. Да, полиморф заблокирован и безопасен. Да, они работают с ним с момента приписки к дивизии. Да, все его показатели всегда стабильны. Да, на его счету тридцать пять удачных боев, и он всегда возвращался с синим спектром.
   Но техники знали -- сто четырнадцатый наблюдает. И наблюдает очень внимательно. Его кристалл был крупным, разветвленным, с большим числом псевдонейронных связей. В каждом бою он брал руководство группой на себя, а вчера остался единственным уцелевшим в своем звене. Приближаясь, люди всегда чувствовали его взгляд. Пристальный, разумный, оценивающий.
   Как у того намшера, который только и ждет, когда служитель зоопарка забудет закрыть клетку. Ни разу сто четырнадцатый не ударил никого током, даже когда к нему подходили, чтобы отключить питание. Но это не значит, что он не желал бы ударить.
   Столичные генералы могли сколько угодно рассказывать сказки про то, что у полиморфов нет человеческих мозгов, а техники, подписывая договор о неразглашении, знали правду. Сидельцы мягких кресел не замеряют показания приборов по пять раз на дню, не проводят с машинами сутки напролёт, не нянчатся с кристаллами -- не дай бог треснет! Пока камень цел, пока полиморф адекватен и показания в пределах нормы -- его станут беречь и холить, как дорогого зверя из Даурранского сектора.
   И умертвят, как того же зверя, если он взбесится. Бригада сто четырнадцатого своего подопечного ценила и по-тихому затирала из отчетов незначительные отклонения коэффициентов. Тем более, что он всегда успокаивался вовремя.
   Сейчас техники бегали туда-сюда особенно оживленно и обращать внимание на взгляды полиморфа им было некогда. Собравшиеся в операторской военные намеревались свести сто четырнадцатого со звеном более новых истребителей среднего класса -- быстрых хищных красавцев, созданных с единственной целью -- летать. Пять десятиметровых серебристых машин, щеголяющих острыми узкими формами, способных несколько раз дать фору любому пилоту-человеку, пять "ястребов". Их, в отличие от полностью экспериментальных "драконов", планировали использовать массово.
   Машины серии МЕГ первоначально предназначались для работы в пограничном пространстве. Дальние рейды в глубокий космос, многомесячные патрули, возможные столкновения с ксеноугрозой -- людям, попавшим в Сердце такого полиморфа, предстояло работать на износ, без регулярного техобслуживания, в вечной тишине. Поговаривали, что полигонный отбор для МЕГов вёлся поистине страшный и погибала половина кристаллов. А те, кто выживал там, частенько были слишком агрессивны и опасны для персонала. То ли пограничники стали воротить носы, то ли деньги кончились, то ли испугались конструкторы собственных творений, то ли ещё что -- но проект заморозили, ограничившись двумя сотнями машин. Да и те попали не по назначению, а были распределены в состав элитных авиакрыльев. В "Белый Шторм" попали пятеро. Сто четырнадцатый остался последним.
   Генерал Джареф Кенси, невысокий седой мужчина лет семидесяти, молча смотрел, как в ангар по одному завозят новеньких. Низкие колесные платформы подкатывали к стойкам, подгоняли высоту -- и фиксировали машины спинами к магнитным замкам, управляющим блокировкой. Их сравнительно тонкие узкие тела смотрелись неуместно и странно в широких секциях, рассчитанных на тяжеловесные машины. Стояли они по-звериному,   горбясь из-за торчащих плоскостей крыльев, треугольные морды с единственной антенной между глаз только усиливали сходство с хищниками.
   - Осторожней там закатывайте! Не повредите антенны о двери. А этого левее... так, ещё немного. Есть контакт.
   Ячейку слева от сто четырнадцатого занял ведущий звена за номером ТИС-512. Терминалы просигналили о подключении считывающих устройств к "мозгам" обоих, и люди уставились в мониторы -- какие показатели выдадут полиморфы?..
   Цифры менялись незначительно. Короткие всплески сканирующих импульсов сменялись ровным фоном. Заветный коэффициент агрессии оставался неизменным у обоих. Соседи не спешили общаться и посылать контактные запросы.
   - Вы что, хотите сказать, что эти "птички" во много раз лучше него? - хмыкнул Кенси в усы, недоверчиво разглядывая сверкающую "мелюзгу" рядом с много раз проверенным в боях великаном.
   - Конечно. Сейчас эти, как вы выражаетесь "птички", дадут фору кому угодно. Да сравните хотя бы размер. Мелкие, юркие, маневренные.
   - Он не уступит им в маневренности и во много раз перекроет по огневой мощи.
   - Зато его конструкция не позволяет встроить портативный гипердвигатель, - самодовольно ухмыльнулся лощеный майор из КБ. - А данные истребители искусно применяют свою возможность "прыгать" на короткие дистанции. Гарантирую, в ближайшем бою вы это оцените. Они становятся практически неуловимы для противника.
   Меж тем полиморфы прислушивались друг к другу, как дикие звери. Сто четырнадцатый закончил сканирование, и приборы выдали увеличение загрузки процессора. Узнать, о чём думает его Сердце, было невозможно, но персонал, изучивший повадки подопечного вдоль и поперек, сказал бы, что у него испортилось настроение и он расстроен. Сосед по каким-то причинам пришёлся ему не по нраву.
   Генерал, заступаясь за последнего выжившего МЕГа, продолжал гнуть свою линию.
   - Может быть, они и шустры, я не спорю. Но способны ли они так же блестяще решать боевые задачи, как доселе это делала группа сто четырнадцатого?
   - Га-ран-ти-рую, - это слово повторялось уже не первый и не пятый раз за день, - что группа ТИС прошла все положенные испытания успешно и даже побила наш неофициальный полигонный рекорд по скорости зачистки. А ваш громила вчера лишился группы.
   - Вчера какой-то идиот, - Кенси уже начинал тихо закипать, - облажался с наводкой и вместо того, чтобы обеспечить полиморфам прикрытие, начал стрелять по астероидам в зоне прямой видимости звена! Посмотрим, что могут ваши ТИСы, но моего "дракона" попрошу не обижать!
   Майор заворчал и стушевался, а техники тем временем расшифровывали сигналы от пятьсот двенадцатого. Его показатели резко скакали, спокойствие сменялось беглым сканированием. Потом он много анализировал. Потом на сотые доли процента упала агрессия, как это бывало в бою и принималось за "жалость". Но затем он задействовал все свои сенсоры и чуть ли не разобрал соседа подетально. После -- много и долго думал. Коэффициент агрессивности вернулся к исходным цифрам, и полиморф заблокировал свой канал связи от чужих входящих сигналов.
   Знакомство с натяжкой можно было назвать успешным.
   - Следующий вылет -- завтра в полдень, - резко бросил генерал. - Приведите сто четырнадцатого в порядок и отключите до инструктажа. Надеюсь, он умеет отдыхать...
   Последнюю фразу Кенси пробормотал себе в усы.
   "Давай, умник, покажи им, чего ты стоишь"
   Следующее утро. Орбита планеты.
   Джареф Кенси сегодня изменил своим правилам. Обычно он никогда не показывался в ангарах, но пришёл к полиморфам за три часа до полудня. Изумленный персонал пропустил начальство, не задавая вопросов. А генерал, заложив руки за спину, направился прямиком в конец ангара, к сто четырнадцатому. Кривясь, он бросал косые взгляды на ТИСы. Фитюльки, а не машины... И вот в это они планируют сажать контрактников?
   Сидевшая прямо возле МЕГа бригада мигом побросала голопланшеты и подорвалась навстречу. Трое техников вытянулись во фрунт и старший, вскинув руку в салюте, отчитался:
   - Объект вычищен, поврежденные сегменты брони заменены, расходный боезапас пополнен. Состояние Сердца стабильное. Сто четырнадцатый готов к работе, генерал!
   - Вольно. Включите его.
   Техник удивился, но подошёл к панели управления и набрал код активации. Джареф молча следил, как постепенно разгорались светокристаллы с темно-зелёного до синего. Вот с лёгким жужжанием повернулась и блеснула оптика. Полиморф огляделся насколько мог и увидел его.
   - Оставьте нас, - приказал генерал.
   Дождавшись, пока подчиненные отойдут в другой конец ангара, он подошёл к любимцу поближе и дотянулся до ноги. Полиморфы не могут ничего чувствовать, как люди, но датчики отслеживают малейшее давление на броню. Сто четырнадцатый о прикосновении знал.
   - Несладко тебе так...
   Полиморф молчал. Даже при желании он не смог бы ничего ответить. Он всё понимал, всё слышал. Да что там, с такого расстояния его сенсорам был внятен даже человеческий пульс! Но голосовые модули были запрещены, а абсолютная блокировка не давала даже наклонить голову. В его распоряжении оставалась лишь оптика -- весьма сомнительное средство для выражения собственного мнения.
   У заключённых в карцере и то больше свободы...
   - Оба мы с тобой -- подневольные птицы... Тебе вот не повезло умереть где-то. Вас ведь так собирают? С поля боя... Извини, не знаю, как тебя зовут. Не положено. Что за бред содержать вас как... машины. Прости. Не я писал инструкции. Я тоже этого не понимаю. Чтоб не привязывались к вам, что ли? Так что ж вы, не люди разве... Да и поздно уже. Ты вот... мог бы с лучшими моими бойцами наравне служить. Да... славно бы вышло.
   Глубоко в недрах грудного отсека по кристаллу сто четырнадцатого хлестко проскочили короткие разряды. Синий цвет глаз на доли секунды стал густо-фиолетовым и вернулся в норму. Но генерал не заметил этого.
   "Знать бы тебе, где нас собирают..."
   - Знаешь, что? Оформлю-ка я тебе выслугу. Всё равно все бои в личный стаж идут, а так с них хоть польза будет. Право у меня есть, мы всё-таки не какая-нибудь пехтура, а осназ. Так вот как набьешь пять сотен, я тебе позывной дам, раз имя не положено. Может даже голос выбью, такое тоже когда-то обещали. В конце концов, иным пилотам у тебя не грех поучиться.
   Блеск глаз и лёгкий намёк на зелёный спектр. Неудобно стоять у ноги и задирать голову, чтобы смотреть в лицо. Вот и генерал обращался, но не видел этих перепадов.
   "...Какая честь, наверное. Если я доживу до пятисот. Если меня не положат на разбор раньше. Если... Зачем оно тебе, начальник".
   - Чем ты хуже этой фитюлины слева? Правильно, ничем. Понавезли тут... асов недоделанных. На него ж с виду чихни -- он рассыпется. А вас планируют списывать. Ну куда это годится?! Зажрались они там наверху совсем, играются... - старик поднялся на три ступеньки железной лестницы сбоку платформы и со вздохом сел под ногами полиморфа. - Говорят, первый проект для науки делали, чтобы учёные в космосе работали, чтобы мозги сохранять -- это я понимаю. А сейчас что? Я бы понял, если бы элиту, осназ, да так, чтобы молокососов учить могли, с полной памятью, боевым опытом... Зачем у вас голоса отбирают, ты мне скажи? Не можешь.
   "...Потому что каждому из нас есть что сказать".
   Кенси встал и спустился обратно на пол.
   - Ладно, слушай. В секторе Лагус замечена подозрительная активность, перехвачены сигналы десяти нелегальных сетевых ретрансляторов. Возле одного из них отмечен сигнал всплывшего корабля без маркировки. С большой вероятностью на борту этого судна будет находиться человек, которого очень хочет получить в свои руки метрополия. Ваша задача -- уничтожить ретрансляторы и обезвредить все неопознанные суда. Ни в коем случае не подорвать! Работенка несложная и больше показательная. Для тебя это шанс утереть всем носы. Обещай хоть как-нибудь, что не подведешь меня?
   Генерал задрал голову в ожидании ответа и заглянул полиморфу в глаза.
   Но сто четырнадцатый никак не продемонстрировал своё понимание и, не двинув оптикой, продолжал равнодушно следить за начальством.
   - Я рассчитываю на тебя, - тихо сказал Джареф и зашагал к выходу. От разговора остался горький осадок. Как будто пришлось говорить с неизлечимо больным. Или к смертной казни приговоренным. Никакой разницы. Как бы Кенси ни старался, а судьба у бедняги одна -- рано или поздно, так или иначе, его собьют или подорвут в бою, треснет Сердце, он не сможет выбраться за пределы зелёного спектра эмоций. И тогда его усыпят. Тихо отключат все системы и погасят кристалл.
   В посмертие и новое рождение генерал не верил. Чай не ториец. Тем более -- из камня. Да и души ли там находятся? Отдельные хладнокровные коллеги и вовсе предпочли полагать, что в камнях лишь удачная цифровая копия сознания. Им так, видите ли, проще следовать всем предписанным инструкциям.
   Да кто их знает, в конце концов! Слухи уже так переплелись с официальной версией, донесенной сверху, что разобрать где правда, а где домысел -- просто невозможно. Наверное, хорошо тем рядовым войскам, которые всей каши не ведают. Спится им явно спокойнее.
   Ребят этих всё равно жалко. Копии, не копии... Душа есть, сознание есть, значит человек. Но тогда хоть бы служить им давали по-человечески...
   Пусть хотя бы одному повезет.
   Хотя где-то в глубине души стареющий генерал понимал, что система ему этого не простит.
   Загрузка систем. Проверка наличия обновлений. Активация сенсоров внешнего восприятия. Анализ потока входящих данных. Активация двигательных цепей.
   Разблокировка.
   Уже?.. Странно. Шлюз ещё закрыт.
   Но пятьсот двенадцатый не преминул оглядеться, медленно поворачивая узкую треугольную голову, и переступить похожими на птичьи лапы тонкими ногами. Персонала рядом уже не было. По другую сторону стены так же недоуменно переглядывалось его звено. Справа вертел башкой громила сто четырнадцатый.
   Угораздило же влипнуть в компанию летающей полиарконовой чушки... Он и ходит-то небось, как черепаха.
   Полиморф примерился и пружинисто спрыгнул с платформы. Как же приятно походить после долгих месяцев неподвижности! Он совершенно по-человечески потянулся всеми конечностями и покосился на соседа -- пока его ведомые бродили по ангару, радуясь неожиданной свободе, этот ненормальный продолжал стоять как пень.
   Ну и... звезда с тобой, истукан железный! Не ценишь свободу. Хотя кто тебя знает, ты вообще здоров или только прикидываешься.
   Пятьсот двенадцатый тщательно проверил подвижность каждой детали, шевеля всем, что только могло шевелиться, от самого маленького закрылка до шести пар маневровых движков, равномерно распределенных по оболочке. Подобными проверками он не пренебрегал никогда, и своих ведомых заставлял относиться к собственной подвижности с таким же тщанием.
   Чёрно-серый олух продолжал неподвижно буравить оптикой одну и ту же точку.
   Приятель, а ты вообще хоть себя-то помнишь?..
   И то сказать, сто четырнадцатому конкретно не повезло с машиной и похоже, с мозгами. Результат сканирования обрисовал этакий напичканный оружием летающий утюг, может и маневренный, но удручающе медленный в полёте. Нахрена там, спрашивается, гусеницы до кучи? То ли дело его собственная лёгкая тушка! Загляденье. Даже жалко громилу, спишут ведь, когда поймут разницу. Но тут уж, как говорится, каждый сам за себя.
   ... - И для чего эти эксперименты, генерал? - сотрудник конструкторского бюро без интереса косился на монитор, куда выводилась картинка с камер наблюдения в ангаре. Он знал своих подопечных как никто другой, лично отвечал за них и за каждого мог поручиться. Один, ну максимум два боевых вылета -- и повернутый на своих летучих танках старик соблаговолит признать ТИСов пригодными. Можно будет с чувством выполненного долга вернуться на Цинтерру, а оттуда махнуть на Артану в отпуск, подальше от надоевших железяк.
   - Хочу проверить ваших "славных ребят" на самостоятельность, - невозмутимо ответил Кенси.
   - А чего ж ваш стоит столбом как невменяемый? - въедливо прицепился майор.
   - Ждет задания, - ответил генерал как можно уверенней, хотя в душе его что-то отозвалось лёгким разочарованием. Неужели он зря пытался дозваться до человеческого Сердца? Неужели эти крючкотворы правы, и полиморф -- всего лишь слишком умная машина?
   Оператор начал диктовать вводную и отсылать полиморфам цифровые данные. Они замерли, внимая, и даже, кажется, сто четырнадцатый, наконец, прекратил изображать статую и слегка наклонил голову.
   - ТИС-512, задание и маркировка отправлены, управление звеном -- по обстоятельствам. Постоянно докладывать ситуацию.
   - Смею напомнить, - с улыбочкой вмешался майор, - что пятьсот двенадцатый служит довольно давно и успел получить позывной. К нему лучше обращаться "Скрим". Он становится исполнительней.
   Оператор козырнул и продолжил.
   - Внимание, откачка воздуха, открытие шлюза. МЕГ-114, первый на старт. За ним Скрим, ТИС-406, 407, 408 и 410. Готовность десять секунд.
   И вот тут-то у всех присутствовавших на мостике невольно вытянулись лица.
   Сто четырнадцатый неторопливо сошёл с платформы в три широких размеренных шага.
   Встал напротив чёрного зева шлюза.
   Чуть наклонил голову, будто всматривался в космос...
   И мощный импульс гравикоменсатора швырнул его в прыжок. Ювелирная работа маневровых закрутила сложным сальто с одновременной трансформацией. На последнем обороте он резко развернул крылья. Маршевые двигатели выплюнули четыре коротких раскаленных струи.
   Тридцатитонная туша пулей пронеслась к выходу, заставив Скрима шарахнуться в угол.
   - Он всегда так? - вскинул бровь майор.
   Кенси стоял с непроницаемым лицом, скрывая довольную улыбку. Всё-таки сто четырнадцатый услышал и понял его! Но с другой стороны, он явно обижен присутствием ТИСов, потому и выделывается. А это может кончиться плохо.
   Нецензурные выражения у Скрима кончились как раз тогда, когда оператор снова разрешил вылет. Обычно вспоминать что-то из человеческой жизни было неприятно и трудно, но сейчас хотелось высказаться ещё и не так.
   Да чем я хуже тебя, чурбан ромбоголовый?! Нашёл перед кем красоваться!
   Гравитационный импульс прямо на месте. Трансформация -- без лишних выкрутасов. Форсаж. Встать на левое крыло и точно по центру ангара заложить крутой разворот к выходу. Закрутить винт. И -- в космос!
   Корабль остался позади. Звено послушно шло следом. Ну, сейчас этот утюг узнает, что такое скорость!
   Маршевый на полную мощность.
   Коэффициент агрессии -- тридцать процентов.
   Что такое? Почему он удаляется?
   Да этак он скоро пропадет с радаров! Запрос положения объекта в пространстве, запрос разрешения на получение данных с корабельных систем слежения.
   "Стой, придурок, эй, куда ты?! Сказано держаться вместе! Тебе же лаборатория светит, кретин!"
   Бесполезно. Канал персональной связи заблокирован.
   Ну почему-почему-почему?!
   Коэффициент агрессии -- тридцать шесть процентов.
   Что такое космос? Великое Ничто. Особенно без оптики, которая сейчас и даром не нужна. Есть только условная сфера, обрисованная гироскопом, ближайшие звезды, отмечающие условные оси координат, точки объектов, счетчики расстояния. Чистое знание, которое нашептывает кристаллу процессор. Чтобы этак не сойти с ума, Скрим мысленно рисовал себе разноцветный интерфейс игрового симулятора с красочными видами, каковые в реальности, увы, приходилось наблюдать крайне редко. Если включить дополнительные обзорные камеры -- ничего и не увидишь, кроме бесконечной черноты с неподвижными мелкими точками.
   Сто четырнадцатый, наконец, сбросил мощность маршевых и начал притормаживать. Видать, его одернули с корабля.
   Тхасетт тебя сожри! Почему я не учёл мощность и отсутствие сопротивления?.. Сам дурак.
   "Что ты себе позволяешь?! - рискнул просигналить Скрим. - Сказано же работать вместе! Тебе что, шкура не дорога?"
   В ответ прилетело что-то вроде злобного фырканья и короткого "Отвяжись!"
   "Как скажешь. Только учти, вылет могут не засчитать".
   Он огрызнулся ещё более злобно. Эх, любимчик... Скрим слышал треп техников, но в то, что затея генерала выгорит, не верил. Не с таким характером, как у ромбоголового. Вот и сейчас он изволил лететь рядом, но никак не вместе -- километрах в трех от звена. Общаться не желал, на все попытки обратиться отвечая треском.
   Ну и виси, чурбан! Че я тебе сделал-то? Я что, виноват, что у меня железо другое?!
   До входа в обозначенную зону операции триста циклов. Сигнал от оператора -- рекомендуется к исполнению протокол "Перехват". Общее командование операцией передано ему, Скриму.
   "Включить всю возможную маскировку. Сомкнуть строй максимально плотно. Радары на полную мощность. Корректировка курса -- вектор шесть ноль четыре, тридцать градусов по касательной против вектора движения цели. Форсаж в течение десяти циклов, после загасить двигатели".
   От ведомых пришёл согласный отклик, гробовое молчание сто четырнадцатого, видимо, означало отказ подчиняться. Он продолжал двигаться особняком и похоже, просчитывал собственную схему.
   "Ромбоголовый, не дури! С тебя спросят!" - рявкнул Скрим на закрытой частоте, чтобы не светить базе перепалку.
   "Да пошёл ты..." - агрессия у этого ненормального явно подваливала к сорока процентам.
   "Да мне-то всё равно. Это ты, придурок, на разбор попадешь".
   "Я сказал, иди лесом".
   "Сомкни строй, мать твою! Их радары нас за мусор держать должны! Где ты видел, чтобы мусор параллельным курсом летал?!"
   Стандартная схема подхода к цели атаки: сблизиться, слипнуться так, чтобы скрыть численность и показаться на радарах противника каким-нибудь одиноким астероидом, заглушить двигатели и пройти мимо на чистой инерции, желательно вообще в противоположном направлении, успев при этом отсканировать все, что нужно. Ошибся с дистанцией и ничего не разглядел -- сам дурак.
   "Ты что, операцию сорвать хочешь?"
   - Скрим, почему группа медлит? - вмешался оператор. - Сто четырнадцатый, выполнять приказы ведущего!
   Неохотно, но он всё-таки занял своё место. Скрим мысленно выдохнул и начал сканирование.
   "База, докладываю результаты: грузовое судно типа "Туран-4", 563-66 года выпуска, вооружено лазерными установками, имеется пять лёгких кораблей сопровождения типа "Тайфун", возможно наличие истребителей. Грузовое судно движется по инерции, накапливает заряд для нового прыжка".
   "Атаку разрешаю. Действия -- по обстановке".
   И вот теперь -- надо было решать. От верности принятых решений зависело, окажется ли звено "на вольных хлебах" у генерала Кенси или будет дальше мотаться с крысой майором в качестве образцово-показательной игрушки.
   Переход на короткие боевые сигналы. Четыреста шестой и четыреста седьмой -- левый фланг. Четыреста восьмой и четыреста десятый -- правый. Сто четырнадцатый -- движки "Турана". Сброс отчетов базе -- в фоновый режим. Атаковать последний корабль сопровождения.
   Ракеты были пущены одновременно. Корабли противника отреагировали почти сразу и начали разлетаться, открыв ответный огонь.
   Форсаж. Переход в режим маневрирования. Расчёт повторного залпа с поправкой на траекторию и скорость движения противника. Огонь!
   Есть два попадания. Трое увернулись. Сто четырнадцатый тем временем раскурочивал второй маршевый.
   Надоело висеть в пустоте! Переход в режим расширенного моделирования.
   И сразу родилась чёрная сфера, усеянная мелкими пылинками далёких звезд. В ней висели-скользили чёрными силуэтами корабли противника и полиморфы.
   Маневр уклонения от лазерной атаки. Выстрел. Есть попадание. Скольжение вбок. Новый выстрел. Непрерывный лазерный луч вышки "Турана" пытается прочертить пространство вслед. Ведомые беспорядочно маневрируют и время от времени "прыгают", сбивая наводку.
   Хрен тебе!
   Нужно подойти ближе, тогда механика не будет успевать поворачивать орудия. Выстрел. Выстрел. Автоматический запрет на дружественный огонь -- ещё не хватало случайно зацепить кого-то из своих. Четыреста шестой пронесся мимо, атакуя летящий следом "Тайфун". Ракет у группы -- тридцать пять на всех. Мало!
   Сигнал о несанкционированных действиях. Сто четырнадцатый засветил сразу тремя ракетами в шлюз по левому борту танкера и вильнул в сторону. Створки перекосило и заклинило.
   "Ромбоголовый! Что ты делаешь?! Приказа разбивать шлюзовые двери не было. Что за самоуправство?!"
   Ответа не последовало. Вместо этого танкер раззявил шлюз по правому борту, выпустив десяток юрких одноместных машин. Надо полагать, по левому борту тоже кто-то гнездился, но инициатива сто четырнадцатого испортила им всё дело.
   Скрим мигом сбросил новые целеуказания и рванул в уклонение, пока хвост не подпалили.
   Сто четырнадцатого как будто вовсе не заботили мелкие попадания лазеров этих истребителей. От половины он уворачивался, вторую игнорировал. От полированной до зеркального блеска брони пущенные вскользь лучи легко отражались. Вот он крепко сел на хвост одному, оглушил электронику и добил залпом, тут же развернулся на месте (чего пилоты себе позволить не могли из-за перегрузок), погнался за следующим...
   Последняя ракета.
   Скрим поймал уцелевший "Тайфун" в прицел и пустил её в полёт. Неуловимой для оптики иглой она вонзилась в групповой корабль и тот беззвучно расцвёл огненно-плазменным шаром с веером осколков.
   Осталось всего семь истребителей.
   К слову сказать -- весьма маневренных машин, раз пилоты умудрялись до сих пор противостоять пятерке ТИСов и одному МЕГу. Добить их было делом техники. Сто четырнадцатый и тут выпендрился -- лихо маневрируя в зоне досягаемости, собрал все цели на себя и накрыл их одновременно, открыв огонь на поражение изо всех возможных орудий.
   Пижон, м-мать твою...
   А он горделиво плыл среди гаснущих взрывов, лениво уклоняясь от разлетавшихся осколков. Ровно погулять вылетел, а не на боевое задание.
   Красуется, зар-раза...
   "База, докладываю обстановку: все боеспособные единицы противника ликвидированы, либо обезврежены. Грузовое судно дрейфует по причине уничтожения всех маршевых двигателей и невозможности погружения. Жду указаний группе".
   "Займитесь ретрансляторами, корабль без надзора не оставлять. Ожидайте подхода базы".
   Молча, без приказа, без единого сигнала, сто четырнадцатый лег на крыло и сместился ближе к танкеру. Дал понять, что он за маяками рыскать не намерен. Скриму ничего не оставалось, как погнать на это дело звено -- впереди ещё часа два нудной однообразной работы по зачистке сектора.
   Тем временем на мостике "Стрелы" Джареф Кенси мечтал прибить КБ-шника, имени которого даже не удосужился запомнить. Холеный, лоснящийся майор с его елейно-язвительными улыбками и замечаниями порядком достал старого вояку. Но -- вежливость прежде всего. Почти наверняка этот хлыщ вынюхивает информацию по приказу Генштаба.
   - По-моему, ваш любимец не умеет работать, - брезгливо фыркнул он в очередной раз. Если бы прозвучало "питомец", то получилось бы не менее презрительно. - Как он сошёлся с предыдущей группой, ума не приложу. Я вам гарантирую, что такой долго не проживет. Советую напомнить ему о порядке -- для его же блага, разумеется.
   Судя по показаниям радаров, полиморфы ещё добивали ретрансляторы. Сто четырнадцатый медленно кружил вокруг танкера, на котором, предположительно, пытался уйти один из лидеров сепаратистов с некоторым количеством тактических данных.
   - Будьте добры, учитывайте человеческий фактор, - холодно отозвался Кенси. - И обыкновенные пилоты с одного вылета не слетываются. Его звено погибло, новый напарник ему неприятен. Чего вы ждали?
   - Друг мой, - проникновенно сказал майор. - Человеческий фактор, это такая штука, которую можем учитывать только мы с вами. В других местах о нем даже не упомянут...
   Генерал совладал с собой и виду не подал, но оговорка неприятно резанула. Что означало то "не упомянут"? И почему нигде ничего не сказано об обратной программе по извлечению людей из машин? Ведь не могли же такие разработки вообще не вестись? Ну ладно, учёные-энтузиасты, но массовое военное внедрение без подобного "обратного хода", становится бессмысленной жестокостью! Спрашивать прямо было бесполезно, выяснять самостоятельно -- опасно. Попробовать поставить тому же сто четырнадцатому голосовой модуль и расспросить? Верный трибунал. Все технические отчеты по ремонту, замене деталей, модернизации машин автоматически дублируются системой слежения и уходят наверх в соответствующие службы контроля.
   Почему полиморфам запрещено говорить?
   Что такого могут рассказать погибшие солдаты?
   Чтобы не длить подозрительную паузу, генерал бросил:
   - Ну и проектировали бы роботов, они немногим хуже. Вон, из ваших ТИСов вышли бы недурные беспилотники. Как раз модели прошлой серии -- загляденье, а не машины! Армия нарадоваться не могла. А теперь приходится учитывать ещё и этот самый "человеческий фактор". Ты на него не так посмотрел, а он тебе -- работать отказался, я утрирую, конечно... У гражданских полиморфов широчайшие возможности, а мы тут получаем технику не лучше обычных беспилотников, зато с кучей психологических проблем! Ладно бы вы сделали военные машины совершеннее гражданских, с большим спектром трансформаций, а так... Зачем?
   Майор скучающе оглядывал мостик. Разговор этот давно перестал казаться ему полезным. К тому же, старик задавал слишком много неудобных вопросов. Не ровен час, расследование начнет, и тогда может вплыть много чего нежелательного. Пора было сворачивать со скользкой темы.
   - Вы же знаете ответ. Программа позволяет сохранять жизни преданных солдат нашей Родины, безвременно павших в боях. Несовместимые с жизнью повреждения мозга, тяжёлые ранения, когда ни один протез не поможет делу... Их сознание и так нестабильно. В ваших интересах обеспечивать им содержание без лишних стрессов и следовать предписаниям, обеспечивающим полноценный отдых.
   "Хорошенький отдых..." - подумал Кенси, вспомнив полигоны, а вслух процедил, уже не слишком старательно сохраняя на лице улыбку:
   - Что ж, если вы такой патриот и гуманист, каким хотите казаться -- учитывайте человеческий фактор, будьте любезны, а не превращайте их в бессловесных зверей!
   Майор вскинул руки в примиряющем жесте и сделал вид, что пошёл на попятную. В самом деле, спорить с матерым осназовцем, пусть и немного размякшим от возраста, себе дороже.
   - Я всего лишь предложил вам тему для беседы с вашим подопечным, только и всего. Вам бы не помешало напомнить ему, что здесь -- военный объект, а не спортивный полигон.
   - Здесь не вы отдаете приказы, - рыкнул Кенси, не терпевший фамильярностей. - Решения о повышении эффективности принимайте у себя в бюро, вам это не помешает! А с моим личным составом я, с вашего позволения, разберусь лично. Извольте соблюдать субординацию, майор!
   Штабист смолчал и отвернулся к мониторам. Камеры как раз увидели полиморфов -- трансформируясь ещё в космосе, они цеплялись за скобы в горловине шлюза и аккуратно вносили себя внутрь. Их работа была окончена, остальное сделают штурмовики. Наверняка эта старая развалина гружена ко всему прочему, нелегальными запчастями и оружием. Покрепче допросить команду -- и сами всё расскажут, ещё и тайники сдадут.
   Медленно и неохотно они разбредались к своим стойкам, сами поворачивались спинами к фиксаторам. От этого зрелища веяло необъяснимой безысходностью. Те, кто отказал беднягам в мимике, лишь сделали тоску ещё более заметной...
   Кенси верил, что со временем угрюмец сто четырнадцатый всё-таки сойдется с новой командой. Ведь не дурак же, поймет. А если нет, то генерал лично подберет для него новое звено его класса, лучших из лучших, а хваленые ТИСы останутся на правах второго эшелона. Печально было самому себе признаваться, что к старости проснулась неуместная для военного сентиментальность, но... Сто четырнадцатого генерал и правда любил. За что -- сам не знал. Только этот гигант ни разу не подвёл его ни в одном рейде, ни в космосе, ни на планетах. Он был проверен десятками боев, несколько раз его доставляли на борт разбитым в хлам. И пусть таких предписывалось отправлять в утиль -- бригада заново собирала его, умудрялась выводить из небоеспособного зелёного спектра эмоций, и он снова летел. И высший класс показывал. Джареф Кенси мог бы без страха доверить ему и собственную жизнь.
   Для такого не жалко выбить что угодно.
   Только бы штабист этот не помешал, будь он неладен. Больно рожа кислая и голос елейный. Такой и мать родную продаст, если она против буквы закона пойдет или поперек карьеры его встанет. Ха. Может и не пытаться ничего на этом корабле высмотреть. Не получится.
   Потом, когда будет у сто четырнадцатого и выслуга, и позывной, то впору выпросить для вояки голос. Ведь находятся те, кто говорят что "их солдатикам" и модуль поставили, и даже из машины вынули, по прошествии срока реабилитации. Правда, лично генерал тех рассказчиков не видел, да и солдат с соответствующими записями в личном деле не встречал,. Слишком большая для осназовца роскошь -- знать в лицо личный состав другого отдела. Да и кто открыто подобное впишет? Реабилитирован посредством секретной военной программы. Будь она официальной -- как выкручивались бы "наверху" с новыми телами? Ведь после печально известного инцидента, "дела о колонистах", когда одна-единственная ошибка в генокоде повлекла за собой катастрофу планетарного масштаба и громкие разбирательства в Сенате, примерно половина населения Федерации жестко протестовала против клонирования.
   ...Нет, не покажут тех солдатиков. Никому и никогда не покажут. Новые лица, новые имена, биографии, документы. Никто и знать не будет. Можно лишь надеяться на правдивость обещаний и истинность слухов.
   Кляня себя за сентиментальность, он всё-таки пришёл в ангар ещё раз. После того, как техники закончили штатную диагностику машин.
   Сто четырнадцатый всё так же грозно сверкал отполированной броней. Светокристаллы горели темно-синим, практически фиолетовым -- к спокойствию примешивалась раздраженная работа мысли. Наверняка он анализировал вылет и пришёл к неутешительным для себя выводам. Незачет.
   - Ты молодец, - сказал ему генерал, подойдя поближе. - Но всё-таки в следующий раз постарайся поменьше игнорировать членов своей команды. Мало ли, с кем придётся работать. А подобное может обернуться провалом, например, жизненно важной для твоей эскадрильи операции. Я подберу тебе подходящее звено, но совместные вылеты, пожалуйста, не заваливай.
   Полиморф молчал.
   Знал бы Кенси, где он видел все эти совместные вылеты и как относился ко всем приписанным группам. Опять придётся завоёвывать в этом "подходящем звене" старшинство. Опять находить общий язык. Опять слётываться. Всё опять и бесконечно заново... Знал бы всё это Кенси -- давно сдал бы непримиримого полиморфа от себя подальше. А ведь видно, что добра хочет, наивный. Такому и угодить иногда хочется. Из жалости.
  
  
   5. Да воссияет Лазурь...
  
   Личный архив Командующего Сан-Вэйва,
   старшего помощника Адмирала Хайэнарта
   Начало 594 года, торийское пространство.
   Тория всегда существовала обособленно. Её жители не жаловали туристов, её монархи частенько игнорировали цинтеррианский Сенат. В общем-то, они имели на это полное право, ведь когда Цинтерра только начала осваивать высокие технологии, Лазурный Престол уже вовсю колонизировал планеты своего сектора Галактики. Поначалу, впервые столкнувшись с желтокожими детьми моря, Цинтерра повела себя скромно. В ту пору её люди, воодушевленные встречей с иной цивилизацией, загорелись идеей "межзвездной дружбы" вполне искренне, предлагали помощь ресурсами, незнакомыми на Тории материалами. Но с течением времени молодая космическая держава разрасталась, росли и амбиции. Разыскав в своих экспедициях Энвилу, Федерация воспользовалась тем, что планета лишена единого центра власти и подмяла её под себя. Тогдашний Верховный канцлер сулил золотые горы...
   Потом дружба стала всё больше напоминать бремя. На Лазурный Берег и его окрестности посыпались нахальные туристы, молодежь, лазающая по Галактической Сети, нахваталась чуждых взглядов, в повседневную жизнь стала всё больше входить инопланетная техника, а вместе с ней -- неудобные королям финансовые отношения и беды.
   Сначала на грани исчезновения оказались намшеры главные наземные хищники планеты, потрясающе красивые звери с темно-синей полосатой шерстью и двумя хвостами. Туристы охотились на них ради трофейных рогов и чучел, их сотнями вывозили для зоопарков и каких-то лабораторных экспериментов. В конце концов егеря обнаружили, что самки либо убивают собственное потомство, либо попросту отказываются его приносить. Хрупкая экосистема единственного континента грозила рухнуть, и тогдашний король ввёл полный запрет на любую охоту -- даже для самих торийцев. Население целиком перешло на дары моря, овощи, фрукты...
   Когда спустя две с небольшим сотни лет на планете в одночасье погибли все до единой птицы -- началась паника.
   Кто-то списывал на эпидемию. Жрецы грозно возвещали о гневе духов. Официальная версия предполагала, что на Торию завезен неизвестный вирус. Его долго, но безуспешно искали. В конце концов разозленный тогда еще молодой Эхайон приказал закрыть суверенное торийское пространство. Исключения составлялись только для особ, приглашенных короной... В число которых попал в своё время и гений-программист Джаспер Крэт.
   Но идя домой, Золотой Журавль видел Торию не надежным островом, не тихой гаванью -- тюрьмой.
   Какая блажь заставила его диктовать во время очередного прыжка? Он никогда не отличался любовью к мемуарам. Но чувствовал, знал: если не выговорится, не выскажет равнодушно мигающему планшету все, что накипело за годы скитаний по Галактике -- сгорит. Он отдал необходимые распоряжения команде, запер дверь своей каюты и включил устройство на запись.
  
   Мы ждали.
   Весь Солнечный дворец, вся столица. Вся Тория -- ждала.
   Миллионы людей у визоров в дальних городах, сотни тысяч на морских фермах. Весь люд на Лазурном Берегу и те, кто специально приехал на Церемонию сейчас ждали. Мало кто знал, что им предстоит увидеть, хотя слухи просачивались. Слухи о Таком не могут не просочиться.
   Я догадывался, чего ожидать. Как догадывался и мой брат.
   Законный наследник, провозглашенный недавно Лоатт-Лэ Торийским. Вот ты, стоишь позади меня на верхних ступенях теперь уже своего дворца. Сверкает на твоей голове высокий венец (как сказал ты мне вчера? Неподъёмный агрегат?). Переливается в свете утренней зари длиннополое облачение цветов королевской династии -- лазурь, золото, белый. Потерпи, брат. Уже вот-вот, отец никогда не опаздывал. А нас не зря учили обуздывать собственное тело. Что такое выстоять несколько минут неподвижно, если мы умеем это делать часами?
   Мы привыкли к людям, привыкли не замечать толпу. Мы росли среди сотен придворных, но лишь несколько человек занимались нашим воспитанием. Учитель, где ты? Наверное, как всегда остался подле Истока, коему ты -- Хранитель. Ты никогда не любил больших людских скопищ, они были для тебя слишком шумными, даже когда молчали. Зато Исток, скрепляющий голубой купол неба с изумрудной гладью воды всегда давал тебе успокоение. Надеюсь, ты следишь сейчас за церемонией. И пусть у тебя нет ни одного визора, зато есть возможность Видеть чужими глазами. Для меня честь знать, что ты мысленно присутствуешь со мной, Учитель.
   Но вот толпа вздохнула. Тысячи людей враз подняли глаза к небу. К той извилистой линии гор, которая подобно зелёной ленте опоясывала горизонт, охватывая кольцом Лазурный Берег. Не знаю, что именно привлекло моё внимание. Замершее ли дыхание толпы, скользнувший ли по горной вершине блик, но я поднял взгляд от дворцовой площади и застыл.
   Я увидел Его.
   Свой свет. Свою мечту. Свой путь наверх и шанс взмыть, наконец, в зовущие меня небеса.
   Свой Корабль.
   Я сделал окончательный выбор, когда мне было шестнадцать. Мне пришлось его сделать. Это брат всегда больше интересовался политикой, лучше усваивал духовные уроки Учителя. Он, Эйнаор, из нас двоих был более достоин занять Лазурный Престол и править Торией. Он чувствовал своё место здесь, в гавани на берегу, позади Нефритовой Горы. А я рвался к звездам.
   Стремительный. Так я пожелал назвать корабль, когда отец спросил меня. Это была наша большая тайна. Только семья знала о моём выборе и об обещании, которое дал отец. Вплоть до коронации никто из народа не догадывался о том, кто же из нас унаследует трон. Ведь это первый в истории случай, когда в монаршей семье родились близнецы.
   Мы скрывали принятое втроём решение до последнего дня. И когда отец возложил венец на голову брата, народ осознал, что наследство, должное достаться мне, обязано быть не скупее Престола.
   С таким Кораблём не нужен ни один земной трон. Ибо он -- трон небесный.
   Полиарконовая броня дерзко сверкала белым перламутром -- но я знал, что для боевого вылета она может стать чёрной подобно космосу. Небывалых размеров киль вспарывал облака острой кромкой, как нож масло. "Стремительный" опускался к земле. Медленно и легко, словно не было в нем титанической массы. Не мираж. Нет, ни в коем случае! Сотворенное Чудо, которому нет равных. Самый быстроходный, самый мощный, самый... Достоинства, которые мы обговаривали при проектировании можно было перечислять бесконечно, но в тот миг я позабыл всё на свете. Лишь с замиранием сердца любовался красотой и изяществом грозного неповторимого судна. Жадно пожирал взглядом и восхищался как чинно, без малейшего гула, лишь на одной гравитационной подушке, он скользил над столицей, накрывая её остроносой тенью.
   В носовой части сверкал золоченый крылатый герб королевской династии.
   Чудо. Сон. Сказочная грёза.
   Не к месту защипало в глазах.
   Нет. Нельзя. Даже думать нельзя над тем, чтобы проявить свои чувства. Где угодно, когда угодно, но только не сейчас. Не на глазах у всей планеты, когда приходится выверять каждый короткий вздох. Рука строго на эфесе клинка на поясе. Положенные две плетеные кисти лазури и золота, свисающие с обмотки ножен. Строгая форма без единого знака различия. Сейчас я никто, не наследник, не воин, не жрец. Всего лишь член королевской династии, имеющий право носить оружие с фамильными цветами. Мою роль и судьбу Отец должен прописать сегодня. Поставить меня на доверенное Им место, чтобы я принял свой долг.
   Корабль. Вот моё место.
   И звезды станут мне роднее дома после первого полёта.
   Вот показались из-за скалы покатые выступы мощных двигателей. Под корпусом, скрывшим от нас полнеба, стала заметна дрожь проминаемого гравитационной подушкой воздуха. Он олицетворял собой величие науки и инженерной мысли, единственный в своем роде.
   Он застыл ровно перед дворцовым шпилем и под единый вздох толпы стал опускаться вниз. Раскрылись три огромных зева в брюхе и, подобно рыбьим плавникам из них выдвинулись гигантские подножки. Одна опора - на дворцовую площадь. Две другие - в разных точках на другом конце столицы. Только так и только сейчас стал внятен его настоящий размер.
   Невероятно...
   В какой-то момент он просто завис в воздухе. Дворцовые штандарты, плещущиеся на самых высоких шпилях, ласкали носовую кромку. Чтобы не дрогнула земля, подножки продолжали опускаться с немыслимой, неимоверной точностью. На миг всё сжалось во мне от осознания того, что может случиться, если пилот этого титана не рассчитает высоту и опустит его слишком резко.
   Это огромная ответственность, требующая больше, чем просто мастерства. Как же нужно чувствовать судно, чтобы управлять им с такой точностью! А ведь мне придётся это понять. Придётся, потому что мало быть владельцем и капитаном этого чуда. В наших условиях и по нашим законам - этого мало.
   Толчок. Почти незаметный, пустивший только водяные кольца в фонтанах.
   И снова мы ждали. Но теперь уже любовались каждой мелкой деталью. Каждым узором швов на белой сверкающей броне. Я спущусь со средних ступеней дворца на площадь, только когда откроется трап. Не раньше, не позже, потому что так подобает. Одновременно идти навстречу, чтобы принять свою судьбу из рук в руки.
   Пора.
   Каким окоченевшим кажется тело. Как деревянно переступают ноги. Не хватало ещё запнуться на родных, избеганных в детстве вдоль и поперек ступенях. Чуть медленней шаг, да, вот так. Чтобы не выказать нетерпеливого ожидания перед спускающимся трапом.
   А ведь от него веет теплом. Да, от корабля, веет самым настоящим лёгким теплом и будто бы слышится мерное дыхание живого существа. Он ведь и есть почти живой, со своей нервной системой, со своим интеллектом и даже способен себя лечить. Мы знали, какой ставить заказ своим инженерам, и это - стало вершиной их мастерства.
   Вот и ты, отец. Спускаешься по трапу с чинным спокойствием. Уже не монарх, но и власть ты ещё не передал. Ты справедливо разделил наше господство, вручив одному - богатства родной земли и воды, а второму... пока ничего, но вот я уже подхожу к трапу, не ступая на него ногой, а ты доходишь до края. И мы встречаемся взглядами.
   - Дай руку, сын, - слышу я твой шёпот в звенящей тишине.
   Плевать на трансляцию, плевать на миллионы зрителей. Сейчас нет никого вокруг нас. Потому что я ждал этого момента, готовился к нему, как идиот, и хочу, чтобы он был только для нас двоих. Только этот момент, а потом... Хоть миллиарды зрителей. Но это будет потом.
   Я поднимаю правую руку и вкладываю её в твою. Прости, что она дрожит, но невозможно не волноваться в такой момент. Да и ты сам, я смотрю, переживаешь и взмокла твоя ладонь от пота. Ведь это ты сажал корабль, правда? Ты опускал его с ювелирной точностью, будучи на грани величия и провала, ошибки и математической точности. Мы восхищены, отец. Нет! Не так. Я восхищен.
   - С этого дня я, Алльеяр ан Хайану Сан-Вэйв, Сиэтт-Лэ Лазурного Престола Тории, передаю тебе, Лаккомо тор Сентаи Сан-Вэйву, сей корабль и подтверждаю твоё право на командование им. Да станет он флагманом всего воздушного флота Тории, и будешь ты признан законным командиром. Ибо я вверяю тебе владычество в воздушном пространстве, по праву наследования и доверия. И будет мой Выбор твёрд и нерушим, как нерушимы врата Лазурного Берега.
   Вслед за этим ладонь обожгло ледяной печатью Обладания и заструились, всколыхнулись потоком знания. Корабль... Мой корабль словно звал меня, и я слышал его зов, как навязчивое желание. Понимал его, как понимает наездник своего застоявшегося в деннике терри. Приливом накатила жажда свободы и неба, рёва могучих двигателей, мерного гула реактора, лёгкости в режиме отключённой гравитации... Многое просто не передать словами, потому как мысль являлась и улетала дразнящей птицей, а ты пойди и взлети за ней вдогонку. Взлети...
   Шаг на землю, и отец выпустил мою ладонь. Его властная рука сделала приглашающий жест, напоминая мне о безумных тонкостях всей церемонии. Да, ты сошёл с корабля. Передал его и лишился права на командование воздушным флотом разом, одним коротким шагом, как сходят с трибуны, объявляя об отставке. И после передачи печати, этого незримого глазу ключа, обжёгшего мою ладонь, корабль больше не откликнется на твой зов. Твоя короткая совместная жизнь с ним окончена и теперь мне предстоит взойти на борт.
   Как бы я хотел позвать тебя с собой наверх! Чтобы ты не оставлял меня с ним наедине, чтобы помог не оплошать, хотя я знаю наизусть, что мне должно совершить. Но я мечтал, чтобы ты оказался со мною рядом.
   Увы, этого нельзя было делать -- таков порядок вещей. Мы говорили об этом накануне, и ты решил отказаться от всякой власти и уйти, чтобы прожить хотя бы последние годы вне церемониала и вечно снующих вокруг людей. Это твоё право и твой Выбор, и я не смею звать тебя на корабль, чтобы твоё полное отречение было законным.
   Но как бы я хотел, чтобы ты стоял в этот момент рядом...
   Один шаг и я на трапе. Мой корабль и моё место. Как наивно и глупо было полагать, что в этот момент должно что-то случиться. Меня не ударило током на месте, не осенило новым пониманием. Стало просто, обыденно и спокойно, как бывало на трапах других кораблей. И это помогло мне собраться. Но всё остальное покрыл туман.
   На борту меня встретили по стойке смирно облачённые в парадную форму офицеры. Взмах, рука сама взлетает в ответном салюте.
   Мои мысли были уже не здесь и не сейчас. Я вспоминал все тренировки и инструктажи, проигрывал в голове последовательность действий. Игра на публику кончилась, но я продолжал быть заложником традиции, и сейчас готовил себя к самому ответственному испытанию.
   Я знал, что должен пройти на мостик. Должен принять команду, которая и так была мне знакома. Должен представиться, соблюдая устав до последней буквы. А затем мне предстоит совершить немыслимое. То, к чему смолоду готовится в той или иной мере каждый торийский мальчишка -- лично поднять Свой корабль в небо. Пожалуй, нет в жизни более ответственного момента, а потому всё должно быть совершено без ошибок. В моем положении будет непростительна даже малейшая оплошность.
   Я не помню, сколько времени занял путь до мостика. На впечатления от внутреннего убранства корабля в голове не оставалось места. Мысли о предстоящей колоссальной работе заглушали всё вокруг.
   Пройдет ещё несколько мгновений, несколько самых тяжёлых шагов в моей жизни по помосту до капитанского терминала. Я заставлю свой голос звучать твёрдо. Скажу экипажу то, что от меня ожидают услышать. Прогоню все лишние мысли, как расчищают небо от грозовых туч.
   Моя рука не будет дрожать.
   Я справлюсь со своим телом.
   Справлюсь и с кораблём.
   Уверенный взмах руки над панелью -- вспыхнул экран, запестрил данными.
   Все будет как на тренажёре. Только сегодня -- впервые на собственном корабле. Это будет моё последнее испытание, как юноши. И я его пройду.
  
   ***
   Апартаменты Верховного канцлера располагались над самыми высокими небоскрёбами, в зелёной зоне Цинтерры. Роскошные окна от пола до потолка смотрели на огромный, геометрически правильный парк, разбитый прямо на крышах зданий. Перпендикулярные росчерки посыпанных белым песком дорожек, овальные пруды, квадратные площадки для отдыха и миниатюрные скамейки. Даже деревьям роботы-садовники не давали разрастаться, как вздумается, придавая кронам исключительно правильные формы.
   Геометрическому порядку подчинялась вся Цинтерра.
   Исправно и беззвучно трудилась система климат-контроля. В метрополии не принято было делать открытых окон и балконов. Всему виной был тяжёлый душный воздух, у поверхности практически невыносимый. Лишь редкие зоны Цинтерры могли похвастаться прохладой и свежим морским бризом. В остальном планета была полностью отдана на откуп людям и городским районам, разрастающимся как плесень. С тех пор как границы населенных пунктов сомкнулись, Цинтерре был присвоен статус планеты-столицы.
   Несмотря на показную роскошь и обилие новейших технологий, метрополия считалась самой беспомощной из планет Федерации. Да, он была богата, очень богата, баснословно богата. Она соединяла в себе всю промышленную и финансовую систему Федеративного Содружества Планет, но ... Без продовольствия вся эта мощь превращалась в пустой звук. А продовольствия планете с двадцатимиллиардным населением не хватало всегда. Сектора тепличных и животноводческих ферм давно перестали справляться с запросами потребителей. А синтетические продукты с недавних пор стали терять популярность. Люди снова хотели есть натуральную пищу. Желание клиента -- закон. И наравне с громадными танкерами импорта на рынке стали всплывать продукты сомнительных подпольных ферм. Правительство смотрело на это сквозь пальцы: есть чем кормить народ -- и ладно. Хотя, заезжие гости от подобных "деликатесов" отказывались.
   Меню канцлера сегодня не отличалось особой роскошью. Хрустящая и сочная зелень с солнечных холмов Энвилы, приправленная транианскими специями, печёные в душистых бутонах с Сании рокконские овощи. Но главный шедевр, великолепный в своей простоте и утонченности вкуса -- кусочек торийской рыбы, лежащий на собственной золотой шкурке, под кисло-сладким соком морских трав. Хорошая у них всё-таки рыба. Лучшая во всей галактике. Дорогущая, правда, и цинтеррианскому среднему классу недоступная, но для Верховного канцлера подобных препон не существовало. И рыбу-син с торийского Лазурного Берега он очень любил, поэтому к трапезе с этим деликатесом относился как к особому ритуалу.
   Гостю было дозволено явиться на аудиенцию только во время десерта. Широким жестом крупной руки хозяин апартаментов указал вошедшему на полукруглый диван по другую сторону стола и наполнил ароматным красным чаем прозрачную чашку. Гость церемонно поклонился, скосил недоверчивый взгляд на дверь, будто боясь подслушивания, и прошёл на указанное место. Дорожный кейс был аккуратно поставлен на заливной пол, а сам человек без единого лишнего движения опустился на обитый бордовым бархатом диван.
   Верховный канцлер Кэрейт -- по крайней мере, под таким именем знал его народ -- не любил принимать у себя "отца-основателя" программы военных полиморфов. Во-первых, потому что разговоры с этим типом всегда отбирали у канцлера много сил и нервов. Во-вторых, Кэрейта никогда полностью не удовлетворяли вести, приносимые гостем. В-третьих, конструктор вечно требовал от властьимущего всё самое сложновыполнимое. И, наконец, в-четвертых, он канцлера просто раздражал.
   Вот и сейчас этот хмурый щеголь сидел напротив, держа чашку тонкими жилистыми пальцами так, будто это был не дорогой фарфор, а жук-костеед. Некрасивое тонкое лицо. Губы трубочкой, дующие на чай. Серые "рыбьи" глаза, дорогой серый костюм. Внешность смазывалась, лицо превращалось в незапоминающееся пятно, стоило только отвести взгляд, и вызывало отвращение. На ум приходили мысли о личинке насекомого.
   И зачем, спрашивается, он устроил себе рыбный день? Знал же о предстоящей встрече. А так -- только впечатление от трапезы испортил.
   Но дела не ждали.
   - Как там поживает наш проект "Чёрное Око"? - спросил правитель низким и грубым, как наждак, голосом. Его рёв с трибун иногда бывало слышно и без микрофонов.
   - Вашими трудами, канцлер, - елейно ответил соучредитель торговой компании "Амина" и улыбнулся одними губами. - С финансированием проблем нет, всё наладилось.
   У канцлера с кибер-магнатом существовала давняя договоренность: они не называли друг друга по имени. В ход шли должности, звания, немые обращения, но имена -- никогда. Сам канцлер уже давно привык откликаться на новое имя, выбранное им при вступлении в должность. Но даже его он запретил произносить этому человеку. На то имелись свои причины.
   Гость же звался просто и коротко -- Ашир. Став гражданином одной из планет Федерации, он заменил прозвищем длинное непроизносимое имя, которое терпеть не мог. Впрочем, нынешнее ему нравилось не больше.
   - Эти несчастные железяки хорошо выполняют свою задачу? - поинтересовался канцлер через пять минут, расправившись с очередным сладким бутоном. Вести беседу совершенно не хотелось, но ради общего дела можно было и потерпеть.
   Ашир снова растекся в милейшей улыбке и подцепил двумя пальцами конфету из горки на блюде. Шоколад был белый, с голубыми крапинками.
   - Более чем. Ни лемма накопленной энергии не пропадает даром. Мы же обещали. Разбитые камни, конечно, это досадные, хоть и оправданные потери, но всё что можно, мы скрупулезно собираем.
   Мало кто знал, сколько полиморфов отбраковывается ещё на стадии полигонных испытаний -- один-два человека могли назвать точную цифру. И только очень узкий круг лиц был осведомлен о том, что происходит с кристаллами после любой выбраковки.
   Отсеивались по разным причинам. Зелёный спектр и полный отказ воевать дальше, плохая синхронизация нейролита с машиной, неумение тактически мыслить даже после нескольких десятков тренировок. Даже просто "невезучесть" полиморфа давала повод для того, чтобы списать камень в брак, а на его место поставить в дорогостоящую машину другой. Но на самом деле понятия брака среди руководителей проекта не было. Даже негодный экземпляр мог ещё принести пользу напоследок.
   Кэрейту было важно, чтобы их основной проект удался.
   - Прекрасно, - правитель довольно растекся в кресле, поддавшись грандиозным видениям. В его мечтах "Чёрное Око" уже было успешно завершено и открывало дорогу к новым горизонтам. К новым галактикам и их обитателям. В его мечтах Судьи Последнего Дня щедро делились властью над неведомым со своим верным помощником...
   Однако собеседник вернул Верховного канцлера с небес на землю.
   - Но нужно будет расширять штат сотрудников и производство, - занудно вещал Ашир. - Машины хорошо показывают себя в бою. Информация о новинках расходится быстро. Флоту понадобится полностью заменить часть ударной силы. По примерным расчётам достаточная численность колеблется в пределах трех-четырех миллионов экземлляров. Кристаллы не проблема. Камни -- наша забота. А вот люди...
   - Люди будут...- тут же ответил Кэрейт, словно речь шла о разменной валюте, а не о человеческих жизнях. - Главное -- правильная реклама. Очень жаль конечно, что вы потеряли самый первый камень...
   На последнее замечание, намеренно брошенное вскользь Ашир скривился, будто его смертельно оскорбили. Да, такая оплошность за его отделом числилась. Неприятная, неожиданная и совершенно дурацкая оплошность. Ну как! Как можно было потерять в точно известном квадрате пространства такой камень! Уже и разведывательный зонд за ним посылали. И сообщения отправляли. Последнее сообщение дошло от них пять лет назад, а потом весь экипаж как в Бездну канул. Лучше уж пусть действительно в неё, родимую, чем всем скопом в пасть какой-нибудь неизученной наукой дряни!
   - Мы найдем его, - кисло ответил гость и решил сменить неприятную тему. - Но даже сейчас беглые исследования уже показывают в некоторых камнях значительный рост нейросвязей, инициированных носителем.
   Однако канцлер отмахнулся от слов, как от мухи. Вызывающе крупный перстень сверкнул рубином редкой коллекционной огранки.
   - Вам не мешают? - с деланым равнодушием спросил канцлер, хрустя прожаристым крекером. - Слишком умные генералы, например?
   Ашир задумался, и лицо его застыло восковой маской. Да, бывало, что отчёты подобного рода, в просторечье именуемые доносами, ложились ему на стол. Мелкие дела решались быстро и тихо, сложные (например, если вопросы начинало задавать высшее командование субъекта Федерации) требовали одобрения Верховного концлера. Попадались ли такие в последнее время? Пожалуй, нет.
   - Проблем не возникало, - ответил он. - Но отсутствие "батареи" сильно тормозит наш основной проект.
   Это было сказано в отместку за напоминание о Первом Полиморфе. Кэрейт не закатил глаза к инкрустированному золотом потолку только благодаря сдержанности. Ну где, скажите на милость, он раздобудет то, чего нет? Подходящего человека ищут во всех уголках Федерации вот уже без малого двести лет -- и всё впустую.
   - Увы, - бесцветно отозвался канцлер, прикрыв тяжёлые веки. - Нужные нам люди рождаются только и единственно на Тории, куда, как вы понимаете, у нас нет доступа.
   - Все, кого вы предлагали до этого -- не подходят, - отрезал Ашир, рубанув ладонью воздух. Его зрачки, похожие на две булавочные головки, безуспешно пытались пробуравить собеседника. Канцлер оставался равнодушен -- подобных жалоб он успел наслушаться более, чем достаточно.
   - На этот раз почему?
   - Потому что даже с корректировкой коэффициента защиты они не живут дольше суток. Ну ладно, один продержался неделю.
   - Понятно... Значит, всё-таки нам нужен псионик вне категорий.
   - Найдите нам его, - каркнул Ашир. - Иначе все наши затраты и старания -- песчинки с Атурана не стоят.
   Любил он кидаться красивыми сравнениями... Как язык выучил и в роль вжился -- так и проникся этой страстью к образному мышлению. Дорвался, чернь.
   - Есть один... вариант с ментальным коэффициентом сто восемьдесят...- задумался канцлер сперва даже многообещающе, - но это птица слишком высокого полёта.
   С коэффициентом Кэрейт слега приврал. Оценка была не просто очень примерной -- теоретической! На основании всего лишь слухов! Позор, до чего докатилась разведка...
   Согласно повсеместно популярным "тестам Гиммела" коэффициент ментальной активности у обычного служащего равнялся сорока. У того же Вайона Канамари, если Верховному не изменяла память, примерно был равен восьмидесяти. Если он достигал ста, человек попадал под наблюдение и официально считался медиумом. Его могли завербовать службы госбезопасности, он мог сделать неплохую научную карьеру... а могла прибрать к рукам "Амина". И тогда этот "везунчик" навсегда пропадал для общества. Родственники подписавшего контракт медиума, надо отдать дельцам должное, всю оставшуюся жизнь получали приличных размеров компенсацию и молчали, не задавая лишних вопросов.
   Пси-способности при этом никак не зависели от уровня интеллекта. Какой-нибудь профессор кафедры нейропрограммирования мог выдать стандартные сорок баллов, а распоследняя институтская уборщица -- все сто.
   И ведь не погонишь же граждан проходить пси-тестирование поголовно. Не поймут. Заподозрят. В школах тестируют, понятное дело, всех учеников, но бывает и так, что человек становится телепатом в зрелом возрасте и предпочитает об этом молчать. Как прикажете выявлять таких? Сетевые нейроигры тоже собирают информацию, но этого до смешного мало!
   А главный вопрос в том, как заставить пройти тест человека с суверенной планеты, а потом достать его для корпорации.
   И этот, как назло, всё не унимается... Канцлер почувствовал, как у него нервно задергался глаз.
   - Кого вы найдете и как -- не важно! - продолжал занудствовать Ашир. - Я уже не первый раз вам повторяю...
   Кэрейт молча скривился. А потом так выразительно глянул на подельника, что тот понял: ещё одно слово в таком духе, и батарейкой для "Чёрного Ока" станет он сам. Дураком Ашир не был, поэтому немедленно заткнулся.
   - До меня дошла информация, - канцлер сделал последний глоток чая и отставил чашку, - что некоторые из машин, приписанных к разным авиаполкам, слишком умны.. У вас есть объяснение?
   Ашир, к его удивлению, расплылся в довольной и хищной ухмылке.
   - О, оставьте это нам. Мы отслеживаем каждый подобный объект, и больше, чем надо не дадим им себя показать. Видите ли... Это как дорогое вино. В некоторых случаях -- нужна выдержка. Особые условия, особый уход, тогда продукт правильно настаивается и зреет. Его ценность возрастает разом до астрономических размеров. Так что да, умные машины есть и с ними ничего не поделаешь. Но те, кто умудряется пробить блок -- попадают под наш прицел и мы их контролируем.
   Сказано это было так уверенно и с такой гордостью, что Кэрейт даже поверил.
   - Поэтому, - продолжил гость, - исходя из сказанного, если вдруг ваши службы опередят нас и найдут первый кристалл -- будьте крайне осторожны. Он бесценен и нужен нам целым.
   Ашир поднялся с дивана и взялся за кейс, давая понять, что разговор окончен. Теперь он почему-то напоминал канцлеру длинного серого червя, к тому же, угловатого.
   - У вас реклама хромает, - напоследок уведомил "червь", вкрадчиво улыбнувшись. - В прессу просачиваются нежелательные слухи о военной программе. И да, поберегите себя -- уж больно ваше нынешнее тело одышливо.
   С этими словами гость вышел, оставив правителя в скверном расположении духа.
   На столе остался медленно чернеть недопитый Аширом чай.
  
   ***
   Если спросить любого торийского школьника: "как долго правит династия Сан-Вэйвов на планете?", первым делом он ответит: "всегда". Если продолжить и спросить "сколько лет?", школьник живо поинтересуется: "в какой из годичных систем счисления?"
   Только на Тории, закрытой, негостеприимной, знали, сколько столетий держит власть этот знатный род. Но даже эта общепризнанная цифра далека от той, которую устно передает король -- своему наследнику и Учитель -- своему принцу. Прошлое Тории покрыто завесой тайны, о некоторых эпохах не принято даже вспоминать. В Содружестве доподлинно известен лишь один факт -- династия основала Лазурный Берег. И считала это побережье своим с тех пор, как кочевое племя Журавлей поставило там первый шатёр.
   Если спросить об истории, школьник перечислит все девяносто девять племенных войн, расскажет о "тирании народов леса", о "битвах на летучих катамаранах". Но в конце обязательно упомянет золотую эпоху Мира, когда, наконец, вся планета признала главенство династии, и всем бойням пришёл конец. Обязательно этот школьник в красках распишет как воины всех народов сложили пылающее оружие и заложили каждый по кирпичу в Солнечный дворец. Но когда настала очередь последнего воина -- дворец уже был достроен. Тогда воин положил свой кирпич перед набатным рогом, закрыв его горловину, и произнес: "Чтобы запел этот рог -- вам придётся сдвинуть мой камень, а с камнем на другом месте -- это будет уже другой дворец и другая эпоха".
   Так и стоит с тех пор этот несчастный одинокий кирпич на вершине центральной башни, как неприкаянный, а служители лишь сдувают с него пыль, да боятся пошевелить. А вдруг что случится! Суеверные...
   Народ любил золотокаменную громаду Дворца. Это был символ эпохи, знамя мира, да просто красота неописуемая. Особенно в лучах солнца на восходе, когда камень переливался, словно настоящее золото. И лишь один человек, не стесняясь, мог заявить, что натерпелся этого строения со всеми его неотъемлемыми обитателями на всю оставшуюся жизнь и больше радости никакой оно у него не вызывает. Лаккомо, вице-король торийский, генерал федеративной эскадры и просто брат, которого мрачно ожидал сейчас Эйнаор Сан-Вэйв в своем кабинете.
   Наверное, только привычка отбивать размеренную дробь пальцами по столу в моменты ожидания оставалась у братьев общей. В остальном -- манеры, речь, даже внешность у обоих совершенно разнились. Особенно сильно это стало заметно после кончины отца.
   Он покинул мир, или как сказали жрецы "взлетел со своим ветром к Нефритовой Горе" почти двадцать лет назад. И с тех пор всё изменилось.
   Лаккомо окончательно стал замкнутым, нелюдимым и абсолютно холодным человеком. Придворные разлюбили его и позволяли себе отпускать колкие замечания. Немногочисленные двоюродные, троюродные и прочие родственники ехидно интересовались каждый раз, зачем же пожаловал на родину его недосягаемое святейшество...
   Лаккомо сам признавался брату, что поводов для визита у него нет, а ядовитое придворное общество он терпеть не может, оскомину, дескать, набило. Как ни упрашивал Эйнаор оставаться подольше, какие бы причины не находил -- в ответ звучало жесткое, как камень дворцового шиарданита и категоричное "Нет". В этом был весь Лаккомо -- упрётся, что тот кирпич, и ни влево, ни вправо. Хорошо хоть ради брата с Учителем всё ещё спускался на Торию.
   Иногда Эйнаору начинало казаться, что не будь его и Даэррека, то брат так бы и засел безвылазно на вверенных ему дочерних планетах. А не будь тех планет -- пророс бы корнями в свой корабль.
   Но вот что-то внеплановое, внережимное, некалендарное подстегнуло Лаккомо вызвать Эйнаора на связь по закрытому каналу и бросить короткое сообщение в армейской манере: "Буду через трое твоих суток. Поговорим в кабинете". Всё это время торийский король мучился предположениями и подозрениями, размышляя над тем, какой ветер и что насвистел брату в уши.
   Лаккомо был пунктуален до въедливости, а потому ровно через трое суток с момента получения сообщения, ни часом раньше, ни часом позже, его величество терпеливо сидел в своем кабинете в центральной части дворца на пятидесятом этаже -- и ждал. И отбивал пальцами по столу монотонную дробь.
   Через пятнадцать минут и ещё тридцать два удара пальца по полированной деревянной столешнице, дверь в кабинет распахнулась, являя Эйнаору вторую по популярности персону всей Тории после него. С совершенно бешеным взглядом и взъерошенными волосами, будто он только что лично преодолел полгалактики "вплавь" в одном скафандре. Или пробежал как в прежние времена -- Лазурный Берег поперёк. Или отбивался врукопашную от стаи родственников во главе с тётушкой. Должно быть, эти родственники ещё клевали по мозгам и вились кругами, отлетая от ударов и возвращаясь вновь, как в дешевых проигрывателях снов. В общем, фантазия Эйнаора ни на шутку разыгралась в этот миг от столь редкого зрелища, Но первая же фраза Лаккомо, ножом брошенная с порога, разбила все красочные картинки вдребезги.
   - Эти штуки разговаривают!
   Оглушительно хлопнула деревянная дверь, и кабинет снова заволокла лёгкая "ватность". Охранные контуры, заложенные в стены ещё далёкими предками, замкнулись, защищая братьев от любого прослушивания.
   Эйнаор медленно выдохнул.
   Они были не просто близнецами -- медиумами вне категорий. Оба были достаточно осведомлены о делах друг друга. Потому каждый обязан был знать, о чём думает второй.
   Эйнаору хватило одной фразы, чтобы не просто понять, о чём идёт речь, но и поймать образ напуганной груды металла в шлюзовом отсеке. Прочувствовать то, что чувствовал Лаккомо, стоя перед этим странным и страшным существом, не вполне машиной, но и не человеком, увидеть глазами брата жуткую маску, порожденную чьей-то извращенной фантазией.
   "Так вот, каково нынче "лицо" Федерации..."
   Король медленно вдохнул, опустив веки, и так же медленно выдохнул. Разговор предстоял тяжёлый...
   Лаккомо вихрем пронёсся через кабинет и рухнул в "своё" кресло сбоку у стены. Закончив свой путь длиной в сотни световых лет в сей скромной точке пространства, он, казалось, разом сдулся и затих. Эйнаору даже почудилось, что от брата до сих пор ещё веет тем едва уловимым озоново-хвойным запахом, характерным для всплывающего из гиперпространства "Стремительного". После того как Лаккомо окончательно обосновался на своем корабле, этот пропитавший брата оттенок запаха стал ассоциироваться у короля с космосом. Очень далёким и очень загадочным для него космосом. В котором, однако, брат умудрялся чувствовать себя как дома.
   И даже лучше, чем дома...
   - Он молил о пощаде... - потерянным голосом сказал Лаккомо, глядя в пол остекленевшим взглядом, как будто по тысячному разу пересчитывал ворсинки золотистого ковра. - Нет, ты представляешь...
   "Как же ты постарел, брат", - не к месту подумал Эйнаор, изучая своего собеседника. Впалые щеки с заострившимися скулами. Короткие, но неизгладимо глубокие морщины, залегшие возле кончиков губ и между бровей. Даже тени под глазами. Свет из высокого окна неудачно упал на породистое тонкое лицо, и оно показалось Эйнаору каким-то устрашающе высушенным. Король и так уже выглядел на десяток лет моложе своего близнеца. Что же будет потом?..
   - Ты представляешь? - с лёгким напором повторил Лаккомо.
   - Представляю, - спокойным, как океан в штиль, тоном ответил Эйнаор. - Что тебя удивляет?
   Золотой Журавль не пошевелился в кресле, лишь поднял на брата взгляд.
   Образы вспыхнули, как ворох фотографий, брошенных в лицо. Мостик. Бой. Встревоженный радист. Груда движущегося металла. Груда напуганного металла. И глаза, глаза... Отпечатки многих пар разных фонарей от алого до жёлтого.
   - Что меня удивляет? - вкрадчиво и явно сдерживаясь, чтобы не вспыхнуть новым приступом гнева, переспросил Лаккомо. - Наверное, то, что они живые!
   - А ты этого не знал? - спокойно, на грани равнодушия поинтересовался Эйнаор. Он тоже сидел неподвижно, застыв в складках тяжёлого королевского облачения, как храмовая статуя. Холеные руки неподвижно лежали на узорчатом мореном дереве стола, тускло поблескивали старым серебром фамильные перстни.
   Только спокойствие.
   Чем оборачиваются приступы гнева у медиумов -- братьев учили. И как бороться со своими эмоциями -- тоже. Откликнись кто иной вице-королю столь хладнокровно, наверное, прилип бы к месту под раздраженным взглядом. Буквально. Но Эйнаору, как последнему родному человеку, прощалось всё.
   Так и сейчас закрутившийся было смерч гнева развеялся без подпитки.
   Лаккомо снова уставился в узоры ковра.
   - Мне утверждали, что это всего лишь машины. Очередные роботы. Мне всучили их как машины. Мне сказали следить за ними, как за машинами. Мне, в конце концов, доказали, что это машины!
   Он мог бы и дальше выплескивать накипевшее, но брат сухо прервал его:
   - Каким образом доказали?
   - Их интеллект был не выше, чем у стандартного бота! Они безоговорочно подчинялись всем приказам, - вице-король не без труда собрался с мыслями. На лице проявилось нечто напоминающее растерянность. - Их разбирали, показывали изнутри, давали ознакомиться с характеристиками и конструкцией. Они прошли все тесты на покорность и исполнительность. По последнему, тому, что на заведомо самоубийственную миссию, разве что прогонять не стали. Дорогая техника. Но кому в голову пришло бы сомневаться! В бою всё сразу и проверили... Отзывы были. Мнения положительные. И ни слова от остальных в адмиралтействе, даже о тени подозрения. Ни полслова. Да будь хоть треть слова -- мне бы это донесли мои люди!
   Эйнаор готов был вознести хвалу самому лазурному Истоку -- брат, наконец, заговорил нормальным человеческим языком, да ещё такими длинными тирадами! Значит, в ближайшее время можно не опасаться бури. Это было бы прекрасно, если б не было так грустно...
   - Где тот, с которым ты разговаривал? - спросил король, медленно положив руки на подлокотники своего кресла.
   - А как по-твоему? - развёл руками Лаккомо. - Просиживает штаны в Круглом зале Совета. Или ты о той жердине-инженере из конструкторского, который мне всё расписывал?
   - Я о машине, идиот! Полиморф где?
   Журавль счел, что словесный подзатыльник схлопотал заслуженно, вздохнул и собрался с мыслями ещё тщательнее. Воротник кителя внезапно показался тесным, а кабинет -- невыносимо душным. Хотелось покинуть эти стены, сменить ватную тишину на городской шум.
   - Так в том шлюзе и сидит с тех пор как его туда поместили. Не таскать же мне его на глазах всего персонала и этих шпионов по всему кораблю.
   - В этом ты прав. Своё внезапное открытие тебе крайне нежелательно светить. А лучше спиши весь замешанный в этом деле персонал на планету, набери новых людей, а самого полиморфа -- сдай в наш научный центр. Всяко всё будет целее и безопаснее. И твой экипаж и ты, и этот горе-вояка.
   Лаккомо задумчиво смотрел перед собой стеклянным взглядом. Он умел "зависать" так, не моргая и как будто не дыша. Жутковатое зрелище. О чём думал вице-король сейчас не успевал уловить даже родной брат. Казалось, невидимая змея, поднявшись на хвосте, медленно раскачивается туда-сюда и зачаровывает жертву перед прыжком, глядя на мир глазами человека.
   Наконец, он понял, что его смущает во всей этой истории. И произнес:
   - Ты ведь знал... Знал о военных образцах?
   Спокойствие короля не осталось незамеченным. Карты придётся раскрыть. И одним духам ведомо, что сейчас взбредет в голову вспыльчивому брату.
   - Да. Знал.
   - Но почему Ты не сказал мне? - боль проскользнула в голосе ядовитой змеей. Он боялся выпытывать правду. Боялся узнать, что от него отвернулся единственный родной человек. Но своим вопросом не оставил королю выбора.
   Эйнаор тяжело вздохнул. Признаваться придётся, как бы ни хотелось оставить брата в блаженном неведении.
   - Потому что после того как проект "Полиморф" был передан Лазурному Престолу лично его создателем, никто, кроме цинтеррианского Научного Центра и нас не имел права вести подобные разработки. Но где-то произошла утечка информации. Возможно, были подкуплены сотрудники Центра. Может быть -- они там даже сами взломали сервера. Да что там, Исток свидетель, я даже приказал тайно проверить всех наших сотрудников, кто имел дело с файлами. По методу детального пси-сканирования, - король сделал паузу и поднял указательный палец, заостряя внимание. - Да, ты не ослышался. Это радикальные меры, но я должен был убедиться, что утечка произошла не с нашей стороны. А теперь представь, что произошло бы, если бы я в тот момент рассказал всё тебе. Я верю в твоё умение держать язык за зубами, но ты бы вспылил. Ещё хуже -- докопался бы в адмиралтействе до правды. При той тотальной секретности, которую они развели вокруг машин, любое твоё слово сыграло бы против тебя. А я, знаешь ли, хочу, чтобы у меня был живой брат, а не памятный портрет.
   Король говорил спокойно и неторопливо. Его голос звучал ровно и твёрдо. И когда он умолк, волна напряжения в комнате заметно спала.
   - А так я вспылил не тогда, а сейчас, когда лично познакомился с жертвами этих экспериментов. И даже не берусь сказать точно, что меня больше выводит из себя. То, как наверху придумали утаить от всех информацию, покрыв её дурацкой мишурой о новых роботах. Или то, какие извращения кроются за столь удобной ширмой, - Лаккомо тщательно подбирал каждое слово и это помогало ему держать себя в руках. - Думаешь, я не попросил выдать мне на стол все записи с их систем? После того как допросил полиморфа лично. Правда, я не поверил сперва ни единому его слову. Но информация... сгенерированные на основе их данных видеозаписи... личных дел... Я всё узнал. И поверил.
   Вице-король замолчал, крепко задумавшись о тех кадрах, которые видел. Не надо было уметь читать мысли, чтобы понять -- радости они ему не доставили.
   - Не говоря уже о том, - продолжил Лаккомо, - что я считаю подобное утаивание правды с их стороны своим личным оскорблением и нарушением военного соглашения с Лазурным Престолом.
   Сказал -- и змея стегнула хвостом, зашипев.
   Эйнаор шевельнулся и сдержанно кашлянул в кулак, пряча ухмылку. Конечно, ведь это такая "мелочь" - оскорбление венценосной особы. "Мельче" может быть только явное нарушение договора с самой Торией. У короля снова бурно разыгралась фантазия: он живо представил, как одна эта фраза, высокомерно брошенная в Зале Совета, словно дуэльная перчатка, доводит господ Сенаторов до инфарктов. В оправдание у бедолаг не нашлось бы и полслова.
   Король подавил очередной вздох. Брат опять уперся и ни на волос не сдвинется со своей точки зрения. Да, этот раунд словесной дуэли он выиграл и в правоте своей убедил. Теперь предстояла задачка посложнее: следовало убедить его самого не переть против течения раньше времени.
   Как бы это устроить...
   - Видишь ли, Лакки, - звук детского имени подействовал на вице-короля обжигающе и мгновенно заострил его внимание, - я не могу позволить тебе дать огласку этому делу. Знаешь, я прежде всего протираю задом, как ты выражаешься, Лазурный Престол. И моя обязанность -- заботиться о безопасности граждан, которые окажутся под угрозой, если мы в это влезем. Молчи! Ты сам прекрасно знаешь, что одному тебе я ввязаться в подобное разбирательство не позволю. Но дай мне объяснить.
   Впервые за всё время разговора Лаккомо откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы на животе и приготовился внимать словам Эйнаора. Вся его подчеркнуто расслабленная поза с головой выдавала истинное отношение к необходимости прислушиваться, но деваться было некуда. Он хотя бы не отводил взгляда. Спасибо и на этом.
   - Кампанию по закрытию проекта военных полиморфов следует начинать очень осторожно. Видишь ли, пока у нас не было на руках ни одного экземпляра, и все наши дистанционные изучения были очень... поверхностны. Фактически, с юридической стороны, нам не к чему придраться. Все образцы, или будем называть их просто военными, отличаются от гражданских полиморфов как небо от земли. Да, армия позаимствовала идею пересадки человеческого сознания в машины. Но в них нет той уникальной программной оболочки, на которой базируются машины "Команды двадцать восемь". Я полагаю, мне не надо напоминать тебе, что это та первая команда экспериментаторов учёных?
   - Я помню, - сухо ответил Лаккомо.
   - Отлично, - по-деловому кивнул Эйнаор и продолжил. - Я говорю про оболочку с такой уверенностью лишь потому, что её исходные коды были переданы только Тории, и даже Центр получил лишь сильно усеченную версию протипа интеллекта. Но наши сервера не ломали, следовательно -- военные полиморфы работают на совершенно иной системе. Потом, они отличаются от гражданских самим материалом. Мы сравнивали презентационные данные и выяснили, что армейский синтезированный полиаркон в несколько раз прочнее гражданского. Даже внешний вид военных не имеет ничего общего с "Командой двадцать восемь". Нам не за что их прижать. Пока -- не за что, - добавил король под строгим взглядом собеседника.
   - Я понимаю, брат, - подозрительно мягко начал Лаккомо. - Всё дело в том, что ты сидишь здесь, и твоя задача -- беречь народ. Но давай на миг представим ситуацию там - на Стремительном... Ощути себя в моей шкуре на мостике. Почувствуй дикость ситуации, когда ты, как последний идиот, посылаешь эти выкидыши очередных военных экспериментов на других людей. По приказу "сверху". Потому что должен. Потому что подписался. Допустим, ты согласен и привык. Но уверен ли ты в тех, кого посылаешь в бой? Людей? Машин? Нет... Ни то, ни другое. Половина из них -- личности с обрезанной памятью. Был бы ты уверен в них? Я -- нет. Вторая половина -- напуганные отщепенцы, вынужденные убивать из страха перед собственной смертью. А в них ты будешь уверен? Сомневаюсь. Мой информатор не встречал ни одного здравомыслящего добровольца в железе. Я хочу проверить его слова. Но исходя из всего предыдущего -- как бы ты себя чувствовал? Знаешь, сколько их уже наштамповали? С учётом частичного оснащения Объединенного Космического Флота -- почти миллион. Не считая погибших.
   - Я знаю, - бесцветным тоном отозвался король Тории.
   - А теперь скажи мне, Эйни, - Лаккомо подался вперед и по-птичьи склонил голову набок, - что будет, если истинная информация об этих машинах выползет в Сеть и разлетится по всей галактике? Если об этом скажет кто-то раньше нас? Давай, брат, ты же в таких вещах соображаешь быстрее меня.
   Эйнаор Сан-Вэйв внезапно похолодел.
   - В Сети сделают все, чтобы обвинить нас в передаче исходников проекта, - голос дрогнул, выдав нахлынувшую панику.
   - Именно, - подтвердил Лаккомо, снова откинувшись в кресле. Фиолетовые глаза его напоминали сейчас холодные аметисты. - Могут подставить с неудачной миссией меня. Могут выставить счета тебе. Очередная группировка пойдет на поводу моды и объявит себя "защитниками прав полиморфов". Сенат придумает, как оградить любимый гражданский Центр от атак, и тогда ты, именно ты здесь подвергнешься освистанию. Смотри дальше -- минус лояльность колоний, минус престиж, падение акций и влияния в Сенате. Другой вариант -- тайна останется тайной, но оснастив весь флот этими машинами Сенату останется лишь щелкнуть пальцами, чтобы всю Торию, которая у них поперек горла, просто выгладили железным утюгом.
   В кабинете повисла долгая напряженная тишина.
   Тикали на стене старомодные валейновые часы. Несколько стрелок, выполненных в форме веточек и перьев, описывали свои круги, показывая месяц, день и точное время. Широкое кольцо, густо покрытое гравировкой с изображением разнообразных зверей и уже давно вымерших птиц, незримо проворачивалось вокруг оси часов, указывая на 5048 год от эры Новых Звезд.
   Традиционные бамбуковые колокольца близ часов едва заметно покачивались без ветра, но пока не звучали.
   Наконец, Эйнаор заговорил.
   - Все должны... нет, просто обязаны узнать это именно от нас.
   - Да, - согласился Лаккомо, только теперь удовлетворенно отдыхая в кресле. - Возможно, расчёт был именно таков. Но они сами там "наверху" решили выбрать себе оружие. Мы же можем правильно развернуть его против них самих.
   - Ты прав. Нельзя отбрасывать вероятность, что такой укол мог бы последовать с их стороны. Такая тихая атака слишком соблазнительна, чтобы ей не пожелали воспользоваться против нас, - король собрался с мыслями и в одно мгновение преобразился. В его глазах проступил знакомый всему Сенату холод. - Нам нужна доказательная база. Дай мне того полиморфа и все извлеченные из него файлы. Наши научники с ним быстрее разберутся. Медиумы восстановят память и личность. А информационный отдел вытащит коды к их центрам. Правда, у меня есть небольшие сомнения насчет того, хватит ли им мощности, чтобы взломать сервера с базами данных по всем личностям.
   - С моего "Стремительного" -- хватит, - уверенно заявил Лаккомо. - Дай мне своих хакеров и вскоре, я обещаю, у нас будет достаточно данных о том, из кого таких красавцев делают.
   - Сколько?
   - Двадцать мест за терминалами корабля найдется.
   - Но нужно продолжать поддерживать секретность, - строго напомнил Эйнаор. - Если необходимо -- даже самим гасить слухи.
   - Нашёл, кого учить, - не удержался от лёгкой язвительности Золотой Журавль и улыбнулся.
   Зашипи он змеей в тот момент, сходство было бы поразительным.
   - Хотя, - чуть сбавил тон король,- любой дополнительный полиморф нам для изучения и статистики не помешает.
   - Я не могу просто так их списывать. Но... - вице-король на полсекунды умолк, обдумывая идею. - Вам достаточно будет их кристаллов? Без оболочки. Или, скажем, в другой оболочке?
   - Вполне.
   Разговор можно было считать оконченным. Вопросы иссякли, поток возмущения обмелел. Схлынуло грязной пеной всё накипевшее, и стало не о чем говорить. На Лаккомо запоздало нахлынуло чувство стыда -- он даже не поздоровался с братом, как явился. До чего довела эта проклятая служба... А сколько они не виделись? Десять месяцев? Тогда он ради исключения ещё приехал к нему на свадьбу. Но счёл весь церемониал настолько занудным, а гостей -- набившими оскомину, что уже через неделю забыл какого цвета было платье невесты и брата. Мда... Полагалось бы спросить, как они ужились.
   От медленного падения в бездну собственного стыда Лаккомо спас брат. Продолжая какую-то невысказанную мысль, он пробормотал:
   - И кто только придумал без спроса измываться над людьми и их памятью..
   Но вице-королю было уже не до серьезных вопросов.
   - Знай я кто это, - потягиваясь в кресле, сказал он, - привез бы этого отца идеи сюда, да скормил бы твоему намшеру в зоопарке. Десять лет уже зверюшка скучает по живому мясу. Скоро на посетителей кидаться будет.
   И вот поди пойми его выражение лица -- шутит он или всерьёз.
   - Не наговаривай на мою кису, - тем не менее пригрозил пальцем Эйнаор. - Я ей отборных овцебыков списываю.
   - То-то она такая стройная, что лопатки блестят, - улыбнулся краешком губ Лаккомо.
   - Кстати! - хозяина кабинета осенило, и он бойко вскочил с места, - Ты должно быть голоден с дороги.
   - Только не общий ужин! - мигом выпалил брат, изобразив напуганный взгляд.
   Эйнаор легко рассмеялся, подошёл к Журавлю, и тронул его за плечо.
   - Нет. И не беспокойся ты так. Тетушка в санатории с прошлого месяца. На грязях.
   Что-то общее, ехидное проскочило в их взглядах впервые с момента встречи. Шутливые огоньки-задиры вспыхнули поверх напускной холодности и будто сожгли за раз обоим по семьдесят лет, возвращая в буйное детство.
   - Неужели я в кои-то веки вознагражден судьбой и меня не будут пытаться женить! - всплеснув руками, с сарказмом воскликнул Лаккомо и встал. - А может, тогда по этому случаю зайдем в наш портовый ресторан? Уже три года скучаю по сангриловой рыбе.
   - Надо же! - издевательски отметил Эйнаор. - Ты больше не боишься выйти в люди?
   - Я потерплю, - с ухмылкой выкрутился брат.
   И уже перед самой дверью, положа руку на управляющий камень охранного контура, король спросил то, что тревожило его.
   - Кстати, между нами, Лакки, я хотел бы спросить твоё мнение.
   - Да?
   - Во всей этой истории тебя тоже больше всего смущает то, что им затирают память?
   Лаккомо не заставил себя ждать с ответом.
   - Нет. Нисколько.
   - Почему? - слегка изумился король.
   - Потому что это как раз объяснить проще всего, - спокойно пожал плечами Лаккомо. - Им есть, о чём молчать перед общественностью. Даже если они попадут к ней. Даже если им кто-то поставит голос. И вот о чём положено молчать полиморфам, Исток свидетель, я узнаю для всех нас.
   Лишь в провинциях и на планетах-колониях показавшийся среди горожан монарх вызвал бы немое удивление. Жители Лазурного Берега относились к прогулкам братьев проще. Если "Золотой стражи" рядом мало -- значит, правители просто гуляют. Ничего интересного, и личного счастья от лишнего взгляда в лицо королю не прибудет. Если охраны много и назревает шумиха -- следует держаться поближе. Потому как визорных записей может не сохраниться и стоит лично приобщиться к зрелищу. А если золотых мундиров при королевской особе нет вовсе -- значит, правитель изволил остаться для народа инкогнито и можно сколько угодно пытаться разглядеть венценосного в толпе -- затеряется. Как им это удается, один Учитель знает. Сам же и объяснял.
   На сей раз братья ограничились малым эскортом -- водителем и двумя охранниками, больше смахивающими на молчаливые тени. Открытый флаер почти беззвучно скользил вдоль аллеи, укрытой резными тенями крон. Прогретый летним солнцем воздух был пропитан приторно-сладким запахом цветущих пиней. Высоко над деревьями и крышами неторопливо проплывали в разные стороны серебристые стайки "воздушных рыб" - личный транспорт горожан. Торийцы не любили спешить и не любили суетиться. Правители молчали, думая каждый о своём, пока машина везла их в любимый портовый ресторан, где подавали помянутую сангриловую рыбу и любимых вице-королем улиток в сливочном соусе. Не клеилась беседа и за обедом. Всё-таки время и расстояние строят преграды даже между самыми близкими людьми. И уже ничего не значит то, что ты близнец и телепат, что способен услышать родную душу за многие сотни световых лет, ведь время -- утеряно. Жизнь развела безвозвратно по разным дорогам и для каждого нашла свои условия. Выросли мальчишки, подкладывавшие в суп любимой тетушке синих миног, от которых как минимум дней на пять синело лицо. Не гоняли больше на гидроциклах тайком от старших. Не сбегали от сотен нужных и не очень правил дворцовой жизни. И волосы одного успела пеплом присыпать первая седина...
   Но всё же вихрь бесконечного "а помнишь?" поймал и закружил обоих, стоило только скрыться от посторонних глаз в самой заросшей части городского парка. Почти настоящий лес пьянил запахами, успокаивал тишиной. И разглаживались нервные морщинки на лице Золотого Журавля, улыбка опасливо заползала на лицо -- не прогонит? Говорил всё больше Эйни, генерал устало слушал. И как будто улеглась, свернувшись кольцами, нависавшая над плечом змеиная тень.
   Вечером того же дня на планету тайно спустили Бэкинета. Притихшего полиморфа переправили в научно-исследовательский центр, пообещав извлечь из него всю полезную информацию, а потом отпустить, куда командование прикажет. Командование, разумеется, не собиралось держать на корабле машину, признанную разбитой и списанной. Нельзя было ни возвращать полиморфа в группу, ни тем более, держать его в том же шлюзе. Во-первых, это небезопасно, во-вторых, чужие любопытные носы никто не отменял. В-третьих, такого решения не поймет экипаж. И, наконец, в-четвертых, сам Бэкинет быстро свихнется от бездействия, сидя в тесном шлюзе. Нет, его следовало оставлять на планете, лучше всего -- на Тории, где ему гарантированно обеспечат и работу, и безопасность. Лучше выждать два-три дня, потом наведаться в Центр и спросить, не обнаружили ли ещё что-то новое. Потом спокойно пристроить железного бедолагу и заняться в полную силу подбором кадров для работы на корабле. А пока -- невиданная роскошь! - в распоряжении Лаккомо имелись аж целые сутки на отдых.
   Но мысли по-прежнему крутились вокруг вороха предстоящих дел, и даже дворцовая тишина, которую не смели нарушать вышколенные слуги и придворные, не доставляла удовольствия. То ли дело собственный домик на берегу реки близ маленького провинциального городка. Скромный, одноэтажный дом под пологом прозрачного от солнечных лучей леса, увитый зеленью и укрытый настоящей, а не искусственно поддерживаемой тишиной. Жителям городка нет дела до того, кто обитает время от времени в домике с белыми стенами. Лаккомо вздохнул, глядя в потолок дворцовой спальни. В следующий раз он непременно поедет туда сразу же, как только спустится с орбиты. Сперва отдых, а потом уже разговоры с братом на свежую голову. А с другой стороны, какой, к дъеркам, отдых может быть при таких делах?!
   Чёрная страшная усталость навалилась такой тяжестью, что вице-король никак не мог уснуть. Ворочался с боку на бок, искал удобную позу, в конце концов вышвырнул вон почему-то мешающую подушку. Эгоистичный внутренний голос вкрадчиво нашептывал: брось всё, связываться с этим делом -- себе дороже, шею свернешь!
   Нет, бросать нельзя. Теперь поздно. Потому что даже не по колено увяз во всём этом, по пояс. Шагни чуть дальше, и по горло засосёт. И ради чего? Ради Родины, где люди начинают перешептываться, а не продался ли их Золотой Щит со всеми потрохами федералам? Ради долга, которым все уши прожужжали с самого детства? Ради любви? К чему?..
   "Ради самого процесса" - шепнул пробудившийся в глубине души безликий зверь. Голодный, жадный до азарта. "Ради Игры, в которой непременно нужно выиграть".
   Капитан "Стремительного" заснул, забыв снять форму. В открытое окно влетел летний ветер, коснулся встрепанных волос, погладил мягкой лапкой по щеке. В эту ночь, вопреки обыкновению, снились ему не война и не космос, а дом на берегу реки. И кто-то выводил на струнном инструменте одинокую грустную мелодию, сидя на берегу под серебряной ивой.
   Утро вышло прескверным. Будил брат, причём, самым мерзким способом -- стучался волнами тревоги прямо в мозг. От такого попросту невозможно не проснуться.
   К тому же, дело касалось полиморфа.
   "Да когда всё это кончится!" - раздраженно фыркнул Лаккомо, подобрав брошенный с вечера китель и пытаясь придать себе мало-мальски приличный вид. "Имею я право хотя бы дома отоспаться, наконец, или нет?!"
   - Под твоим взглядом прислуга скоро летать научится, - заявил король, заметив, что брат не в духе. - Или по потолку бегать, лишь бы тебе на глаза не попадаться. Садись завтракать, авральной спешки дело не требует.
   Стол был накрыт в гостиной королевских апартаментов, блюда под салфетками дразнили ароматами свежей выпечки, нескольких сортов сыра и фруктов. Ко всему примешивался царственный аромат свежесваренного кофе. Солнце, щедро льющее свет в высокие окна, играло бликами на чеканной платине сервиза, широкими полотнищами падало на паркет. Воздух мерцал редкими робкими пылинками, чудом удравшими от бдительных горничных с пылесосами.
   - Я просил не будить меня хотя бы этим утром, - с мрачной терпеливостью в голое отозвался Лаккомо, опускаясь в своё кресло и наливая кофе. Порой этот чёрный энвильский напиток оставался единственным средством, способным заставить мозг соображать после трех часов сна в сутки. Хорошо если трех. - Что такого вы в нём нашли?
   - Ничего срочного, - Эйнаор, одетый по случаю в белый домашний костюм простого кроя, сидел напротив с чашкой травяного чая в ладонях. Он и вовсе не спал всю ночь, вернулся во дворец только с рассветом, посему завтрак у него случился ранний.
   - Тогда зачем?
   - На большее терпения не хватило.
   - Твоего? - королю показалось, или Лаккомо ухмыльнулся?
   - И моего тоже, - уклончиво признался Эйнаор.
   Лаккомо вздохнул, но промолчал. Несмотря на яркое утро, настроение радужным не было, и завтрак в горло лез с трудом. Вице-король всё-таки заставил себя доесть, и уже через двадцать минут флаер нёс братьев в сторону Торийской Академии Наук. Лучшие менталисты и программисты планеты собрались на экстренный консилиум и со вчерашнего вечера были заняты полиморфом. Эйнаор старательно молчал, не говоря ни слова о результатах раньше времени, и умело глушил даже эхо собственных мыслей. Лаккомо всё больше мрачнел -- молчание брата ему не нравилось.
   Громадное многоэтажное здание с резным фасадом из жёлто-серого камня встретило их тишиной -- шли занятия. По дорожкам парка бродила только пара молодых людей, уткнувшихся в толстые конспекты. От них так веяло унынием, что гадать не приходилось: беднягам предстояла пересдача.
   Когда-то принцы тоже здесь учились. Порядок был прост -- члены королевского рода тоже граждане своей планеты, а значит, привилегий и поблажек в обучении у них быть не должно. Разумеется, имели место быть и частные занятия, но на большинство лекций братья смолоду ходили, как обычные студенты. И экзамены тоже сдавали на общих основаниях. Лаккомо до сих пор с ужасом вспоминал выпускной экзамен и полный амфитеатр преподавателей всех мастей. Каждый студент входил в амфитеатр лектория в одиночку и должен был быть готов ответить на любые вопросы. Любые! Это означало, что кто-то мог попросить вывести теорему Эйселя о "тождественном равенстве компонентов в проекциях многомерных функций", а кто-то лукаво поинтересоваться: "а знаете ли вы, молодой та'рэей, почему вы обязаны были прийти в такой замысловатой униформе?". Зато после такого испытания успевший покраснеть, побелеть и сменить на лице ещё несколько разных оттенков студент осознавал, что ничего хуже в его жизни быть просто не может и успокаивался перед действительно серьезными заданиями.
   Ностальгия по тем временам на несколько минут накатила и схлынула, оставив после себя привкус книжной пыли и воспоминания об испещренных данными экранах личных планшетов...
   Эйнаор провёл брата вниз, на территорию исследовательского центра, обсновавшегося много лет назад в подвалах под Академией. Лаккомо и представить себе не мог, что небольшая группа учёных, занимавшаяся разработками на основе проектов Джаспера Крэта, давно расширила свои владений далеко за пределы Академии вширь и вглубь.
   Бэкинета поместили в один из дальних залов. Пришлось минут пять тащиться туда на лифте, а потом пешком. По словам служащих коридоры оказались достаточно велики, чтобы полиморф прошёл по ним на своих двоих, как человек, что немало удивило, прежде всего, его самого. Перед глазами вице-короля ярко встала картинка: вертящая шипастой головой антропоморфная машина медленно шагает в окружении сдержанного персонала. Что-то в этом образе насторожило Лаккомо.
   И только войдя в зал, он понял, что.
   Виновник суматохи лежал в углу лаборатории, опутанный кабелями как паутиной, с частично снятой броней, оголяющей пластичный полиаркон нутра. Он снова походил на побитую собаку.
   И его колотила мелкая дрожь.
   Если бы Лаккомо не видел сейчас собственными глазами, как дрожат лопасти винтов и сегменты брони -- он не поверил бы. Но полиморф дрожал и норовил сжаться в комок понезаметнее.
   - Что вы с ним сделали? - тихо спросил вице-король, не обращаясь ни к кому конкретно.
   Люди в стерильных комбинезонах притихли. Секунду назад они носились, пытаясь привести полиморфа в порядок, и изображали активную работу за терминалами, но замерли, услышав змеиное шипение. Только несколько человек не повернули голов от экранов -- они следили за показателями Сердца.
   - Ничего особенного, - как можно спокойнее ответил Эйнаор. Холодный взгляд короля хлестнул персонал, люди спешно вернулись к работе. - Полная проверка на жучки, смена идентификационных кодов, считывание носителей информации....
   - Я же выдал тебе весь пакет его данных, - с едва заметным негодованием прервал Лаккомо.
   - Да, но вдруг что-то было упущено? Затем вопросы, проверка активности Сердца и параметров психики, а в заключение, мы забрались к нему в кристалл и просканировали память напрямую. После чего он стал вести себя вот так, - король повёл ладонью в сторону досмерти запуганного полиморфа.
   Жалости в его голосе не звучало ни крупицы. Да, материал, да, живой. Сколько раз процедуру пси-сканирования проделывали с людьми -- и ничего. Случалось, что кто-то реагировал болезненно и потом долго успокаивался как после нервного срыва. Но с полиморфом торийские менталисты то ли перестарались, то ли не учли сущей мелочи -- полной машинности подопытного. Человека можно накачать успокоительными. А полиморфа? Персонал пытался придумать способ его успокоить, но, по всей видимости, безуспешно
   - Он же свихнется, - Лаккомо поймал общую мысль, тревожно витавшую в воздухе. - Чем вы думали?
   Тон брата начинал нервировать короля. Но внешне он оставался спокоен и даже не сменил позы.
   - Это было бы крайне нежелательно, - безучастно ответил он. - Работу с ним мы ещё не завершили. Но, я помню, тебе удалось угомонить его у себя. Не мог бы ты...
   - Какую ещё работу? - вице-король наконец оторвал взгляд от полиморфа и пронзительно уставился на брата. Его зрачки сузились, лицо застыло.
   - Это первая боевая машина федералов, попавшая к нам в руки. Мы должны полностью изучить все её параметры, сравнить и узнать из чего она состоит вплоть до последнего винтика, последней нейроцепи, - Эйнаор был непоколебим.
   - Сравнить -- с чем? - чеканя каждое слово, спросил Лаккомо.
   - Пойдем в соседний зал. Покажу кое-что.
   На самом деле Эйнаору не хотелось вести брата на экскурсию, но деваться было некуда. Да и демонстрировать посторонним назревающий спор -- тоже не дело. Он взял вице-короля за локоть и увлек его в дальнюю дверь. То, что разыгралось за ней, впоследствии осталось тайной и было забыто даже братьями.
   Очень уж явно поднял в том разговоре голову голодный азартный зверь...
   - Ты... идиот!
   Пожалуй это было самое мягкое из всего, что высказал Золотой Журавль за последние несколько минут.
   - Дай мне объяснить.
   - Что объяснить? Это? Я не слепой.
   Рука обвиняюще метнулась к стойкам с полусобранными полиморфами. Вдоль стен зала в захватах и блоках подпитки громоздились полиарконовые оболочки. Где-то на станках под механизмами сборки лежали запчасти манипуляторов. У некоторых машин отсутствовали головы -- видимо, работы над сенсорами ещё не закончились и велись в другом помещении.
   - Ты не хочешь меня выслушать.
   - А ты хоть понимаешь, что натворил?!
   - Нет.
   На минуту повисло молчание. Тяжёлое и злое.
   А потом он перешёл на Старый язык. Обычно мягкий голос Лаккомо соскользнул в злое шипение. В который раз за день? Чужой голос. Чужие движения. Чужой взгляд. Зрачки расширились, как это уже бывало не раз, фразы больно впивались в мозг, оставаясь внятными лишь инстинкту, разлетались в голове гулким эхом... Эйнаор запоздало выставил ментальную защиту, вообразив между собой и братом зеркальную стену. Но голову словно пробили колом и теперь выкорчевывали мозг изнутри. Держаться. Надо просто удержаться...
   Зрение плыло, не осталось ничего, кроме мертвенно белого пятна с чёрными провалами глаз. Освещение в цехе не давало теней. Но Эйнаору казалось, что она есть -- непомерно огромная, безглазая, безликая.
   Скрипнул помятой броней ближайший манипулятор на станке. С какого то стола с грохотом упал оставленный на краю инструмент.
   В голове гудело и выло. Хотелось сбежать к дъеркам подальше, да хоть бы под их защиту, лишь бы уйти от разъяренного брата.
   Держать защиту...
   Свистнуло, словно по воздуху стегнул длинный хлыст или хвост...
   ...и начало затихать.
   Боль неохотно отпускала голову. Лаккомо медленно и трудно брал себя под контроль, вспомнив о последствиях. По вискам его струилась испарина, глаза всё ещё смотрели нездешне. Но это, вне всяких сомнений, снова был он.
   - Ты. Не должен был. Строить. Полиморфов, - раздельно и с трудом, словно высекая каждое слово по камню, произнес вице-король.
   - Объясни почему, - вымученно спросил Эйнаор. Огромных усилий ему стоила сдержанная спокойная речь. Не впервые... Бывает. Но как же это больно...
   - Поздно, - бросил Лаккомо. - Ты уже совершил непоправимое.
   "Не объяснит, - через силу понял Эйнаор, потирая виски. - Не видит четкой картины и не может объяснить. Протест инстинкта. Но почему же Даэррек одобрил работу?!"
   - Пойми, возможно ты видишь всё не так. Позволь объяснить и выслушай в конце концов.
   Лаккомо молчал, стоя напротив, и его простой, злой взгляд без отблеска зверя гулял по недостроенным машинам.
   Эйнаор принял это молчание за согласие.
   - ...Разработки ведутся последние пять лет, с тех пор как мы обнаружили, что военных полиморфов стали штамповать в Федерации. Я отдал распоряжение разморозить проект и усовершенствовать его под наши нужды. У нас есть всё. Материал, оболочка искусственного интеллекта, камни для Сердец, даже первые добровольцы. Но я хочу, чтоб ты понимал -- я не позволю ни одному торийцу сесть в кристалл без видимой нужды до тех пор, пока мы не узнаем, как извлекать сознания обратно в тело.
   Но король неба не желал ничего слушать. Вчерашнюю откровенность он не забыл, и оттого машины отечественного производства ударили ещё больнее. В голове новость не укладывалась. Торчала костью поперек глотки и мешала. Докатились. Полиморфы -- на Тории!
   Эйнаор несколько раз пытался донести до Лаккомо разницу между машинами. Но у Лаккомо будто аллергия на полиморфов развилась. Он и от слова-то кривился так, будто несвежий лимон проглотил. Но в конце концов привычная внимательность победила, вице-король вслушался в пояснения брата и более-менее остыл. Или нашёл во всём этом пользу, что вероятнее.
   - Для этого вам нужен всеми задерганный несчастный капрал?
   Проснувшаяся вдруг заботливость Эйнаора удивляла. То брат склонен к радикальным методам и разбирается с врагами с применением тактических ядерных боеприпасов, а то, вот как сейчас, привязался к одной машине, будто свет клином на ней сошёлся. Всего лишь забытый всеми и никому не нужный... даже не человек. Полиморф. Эйнаор бы ещё понял, если бы на месте этого капрала оказался кто-то из членов экипажа "Стремительного". Их-то Лаккомо знал, как облупленных, и за каждого готов был глотки рвать до победного. Но кто-то чужой...
   - Нам нужен любой военный полиморф, - наконец сдался Эйнаор.
   Вице-король, правда, понял эту фразу как настойчивую поправку к своим словам.
   - Твои методы сгубят человека в кристалле окончательно, - шикнул он на брата.
   - Он уже не жилец! - закатил глаза к потолку монарх. - Куда ты пообещал его засунуть? На стройку в колонии? Думаешь, много радости доживать там?
   - Вашими методами здесь всё равно не справиться.
   - Почему же?
   - Я знаю.
   Конец игры. Эйнаор привык, что если Лаккомо прибегает к этому последнему аргументу, то спор можно завершать. Дальнейшие слова будут лишь бесполезным сотрясением воздуха. Впрочем, как и действия, вызвавшие этот спор.
   - ...Может быть ты тогда знаешь и другой метод? - зашёл с другой стороны король. Немного язвительно, но Лаккомо тон проигнорировал.
   - Пока нет. Придумаю -- доложусь. Но пока ещё это мой солдат и подчиненный, а значит, распоряжаться им я имею полное право. Прикажи своим сворачиваться, вы узнали, что хотели, а я забираю полиморфа в колонию.
   Король не сдержался, выругался. Непоколебимость логики добивала. В конце концов Эйнаор прогнал раздражение. "Не сейчас, так потом сдашь. Не этого -- так другого. Надо будет -- сам добуду".
   - ...Неужели ты уперся только из-за этих тайных разработок? - в сердцах спросил король, не надеясь на ответ.
   - Нет. Просто я знаю, каково воину чувствовать себя подопытным.
   Эйнаор ошибся. Впоследствии они не получили от вице-короля больше ни одного военного для исследований.
   Последнее, что сказал Лаккомо брату в дверях цеха -- повторный приказ немедленно собрать полиморфа и доставить обратно на корабль. Как быстро, какими средствами -- вице-короля уже не волновало. Не взглянув больше на Бэкинета, он покинул Академию с непроницаемой маской на лице. Настроение было испорчено окончательно, с трудом ожившее вновь тёплое отношение к брату -- тоже. И дело было даже не в ошибке персонала, не в полиморфе. Какого дъерка он ему вообще сдался? Что он, трясущихся от боли и страха солдат не повидал за всю жизнь? Повидал. И использовал не меньше. И жалко не было, потому что у каждого своё назначение. Нет, тут дело было в другом. В самом принципе, в подходе. Лаккомо просто не мог простить брату скрытности, тем более в делах родины. И это самоволие, авантюры втихаря от самого близкого, вроде бы, человека -- выводило из себя.
   Расчётливый разум искал причины таких действий и находил их, оправдывал Эйнаора. Всё-таки брат был прав и, желая сохранить тайну, действительно не должен был выпускать её за пределы планеты -- а значит, не должен был и говорить Лаккомо. Но в ответ на доводы разума протестовала душа -- билась в клетке и выла от предательства...
   Эйнаор вернулся после разговора к полиморфу, несмотря на раскалывающуюся от боли голову. Когда Бэкинета отключили от аппаратуры, то обнаружилось, что его Сердце пошло глубокой трещиной до середины. Было ли это результатом нагрузки пси-сканирования или нейролит треснул в последнем бою -- никто не знал. Но после работы менталистов общительный капрал теперь отказывался говорить. Заподозрили даже обрыв цепей голосового модуля, но он был в порядке. Замученный полиморф молчал, не издавая даже гудения, и безропотно подчинялся любому приказу.
   Это было последней каплей для короля. Он сорвал злость на персонале и менталистах, высказав за неумелое обращение с техникой. Досталось всем. А Его Величество теперь вовсе не знал, как помириться с братом, если даже не может вернуть ему адекватного полиморфа. И надо же было поругаться из-за такой ерунды...
   А вдруг он остынет? Обдумает все принятые Эйнаором решения? Поймет? Больше короля ничто не заботило в ту минуту. Даже мировые проблемы поблекли и стали казаться никчемными и мелкими в сравнении со ссорой. Какие войны, какие интриги, какие масштабные планы, если болтающаяся в дальнем космосе вторая половинка будет огрызаться и недоверчиво шипеть на каждое не так сказанное слово? Катилось бы оно всё к дъеркам с таким раскладом....
   А Лаккомо шёл пешком по улице, не обращая ни на кого внимания. Постепенно уходил гнев. Ветер приглушил душевную боль, а трезвый расчёт вновь победил, найдя всему своё оправдание. Снова угасли эмоции и были забиты ещё глубже в сознание.
   Тишина. Спокойствие...
   А что если когда-нибудь чувства будут загнаны настолько глубоко, что вызвать их уже не получится? Что если с каждым таким ударом, с каждой новой болью всё меньше и меньше будет оставаться в душе простых человеческих чувств? Что если жизнь придётся мерить лишь понятиями выгоды и пользы? Чем тогда он сам будет отличаться от машины?.. Тем более, что даже машины нынче испытывают чувства.
   Сам не замечая как, Лаккомо давно шёл известным маршрутом.
   Хотелось выговориться. Нет, не так... Выругаться. Грязно и со вкусом, как дельцы из притонов контрабандной столицы Дмарка. Он слишком устал, чтобы оставались силы держаться и говорить спокойным тоном. Полиморфы стали последней каплей, от которой мозг начал попросту идти вразнос. И если как следует хорошенько не высказаться обо всём... не выругаться на весь свет... Да только брат не сумеет сдержать подобный удар. Никогда не мог.
   Нога в форменном ботинке ступила на знакомый жёлтый мостик, и Лаккомо очнулся от размышлений, увидев своё отражение в воде через металлическую вязь перил.
   Рука привычно отвела в сторону невидимую завесу, и Золотой Журавль перешёл поток, отделяя себя от внешнего мира.
   Ветер гулял в стенах Святилища, перебирая розовые листья священных деревьев. В распахнутые настежь окна в куполообразном потолке струился почти осязаемый во влажном воздухе древнего чертога свет. Протяни руку -- и поймаешь тончайший нежный шёлк. Мелкие насекомые, пролетая сквозь столбы света, блестели перламутровыми крыльями. Едва слышно журчала вода в канавке, опоясывавшей зал, и в рукотворном озере в центре. Солнце, отражаясь в зеркальной поверхности, бросало причудливые блики на высокий купол и стены. Храм дышал. Молчал. Ждал.
   Исток сегодня был спокоен. Широкий, толщиной в пять обхватов столб нежно-лазурного, почти белого света размеренно лился вверх из толщи воды в центре зала. Сложно сказать, почему Лаккомо решил, что свет сегодня сочился "размеренно". Он и сам не мог объяснить себе, почему в голову пришло именно это слово. В нем жило стойкое чувство, что Исток смеётся над ним, стремясь в вышину ровным, гладким потоком. В противовес вынужденной сдержанности Журавля. Штиль -- в ответ на сгущающиеся грозовые тучи.
   С каждой минутой он начинал всё ярче слышать, о чём поет Исток. И как всегда -- старательно гнал эти песни прочь.
   "Не хочу. Не буду. Отпусти", - мысленно твердил вице-король. И накатывающее наваждение отступало, пряталось. Вот только с каждым разом отпускало оно всё неохотнее...
   - Даэррек.
   Сидящий на коленях перед Истоком человек неспешно поднял голову, выходя из медитации, но не повернулся к ученику. На другого гостя он бы не отреагировал вообще.
   Лаккомо церемонно поклонился, сложив ладони перед собой особым жестом, и замер в ожидании. Всю жизнь он кланялся только и единственно Учителю.
   - Зачем ты пришёл ко мне, ма-тарэй? - лёгким эхом отразился от стен Святилища его мягкий, наполненный теплотой голос.
   Как приятно было слышать это обращение. Древнее как мир и неизменное. Лёгкое, домашнее, доброе. Как будто ладонь по голове погладила.
   - Мы давно не виделись, - ответил Лаккомо, как положено, не приближаясь без приглашения. - Я решил навестить вас, учитель.
   Дрогнул напряженной сталью голос, как несгибаемый клинок. Слишком твёрдый, а потому очень хрупкий. Ох, не такому Даэррек учил своих последних учеников...
   Плавно, будто всплывая, мужчина поднялся на ноги, опираясь на шест, и обернулся.
   - Ты пришёл не для этого, - без тени сомнения ответил он и бросил свой шест через весь зал прямо в руки Золотому Журавлю. - Защищайся.
  

Часть 2

Игра. Терпение. Осознание.

   1. Мертвая планета.
  
   Архив N С/7984/С/8595. Запись ИИ машины Пректон.
   Извлечение данных. Обработка. Воспроизведение.
  
   Глубокий космос. "Искатель".
   Год 597 от образования Федеративного Цинтеррианского Содружества.
   Личный дневник майора Марина Кхэла.
   "Космос добр. Особенно тогда, когда принимаешь его правила игры. Когда следуешь строжайше тем законам, которые он диктует. И когда не боишься.
   Страх затуманивает разум, мешает видеть истинную красоту, истинное величие огромных материнских ладоней, которые есть -- Космос. Если ты перестанешь бояться, Чёрная Мать бережно понесёт тебя и твой корабль среди звёзд. Без страха ни одна, даже самая вероятная вероятность не приведет к катастрофе. И взамен ты познаешь Чудо.
   Вокруг тебя разольётся не пустая, но уютная ночь, озарённая светом миллиардов звёзд. Ты услышишь их голоса, и голоса миллионов планет, что извечно танцуют вальс на орбитах, назначенных им Творением. Ты проникнешь в величайшие тайны Мироздания, если твой ум пытлив достаточно, а сердце умеет отличать изначальную правду от позднейшего вымысла. Ты научишься Видеть, Слышать и Понимать больше, чем дано обычному человеку...
   Но берегись! Не дай музыке Космоса ввергнуть тебя в гордыню. Ибо если возгордишься -- потеряешь осторожность. И тогда Чёрная Мать сыграет с тобой по своим правилам, и не думай, что выйдешь победителем из этой игры...
   О, звезды. Совсем меня с тоски не туда несёт. Хотя, чем ещё заняться в этой дыре, как не сочинением стихов в прозе. Помогает не спятить. Учёные вон, с виду уже все того. Особенно командир...
   Тьфу, зарекался же. Короче, если верить хронометру, мы уже двести восемь лет, шесть месяцев и четыре дня тащимся непонятно куда, изображая маленькие консервы в одной большой консервной банке. О конечной точке назначения знает только док, но он никому ничего не говорит. Уверен, в его мозгах спрятана куча запароленной информации. Только её не достанешь, быстрее проц спалишь, причём себе... В итоге я понятия не имею, к чему готовиться мне самому.
   Обстановочка на корабле та ещё -- напоминает дом скорби на выезде. Консервно-механические шуточки так и сыплются, этот идиот Кирен всё время делает вид, что пристает к Кримке. То по... э-э, по задней части корпуса своей пятерней бамкнет, то недвусмысленно подкалывать начинает. Она его за это лупит по голове чем потяжелее. Он уже два раза ходил к доку с Джасом сенсоры отлаживать. Два придурка... Такое ощущение, что им, чем громче лязг, тем радостнее. Или прикидываются.
   Впрочем, прикидываются здесь все, кто как может. Потому что, тхасетт подери, страшно. Страшно, когда тихо. Страшно, когда не нужно говорить, потому что у тебя на это есть радиосигнал. Вайон уже почти не говорит, живого слова от него добьешься хорошо если раз в неделю по делу. Мимику он вообще перестал имитировать, хоть беги при виде этой рожи...
   Страшно, когда уже не надо писать, потому что машина запоминает любую твою мысль за тебя. Поэтому я пишу, набирая текст пальцами на экране планшета. Джас собрал такой, чтобы удобно ложился в ладонь. Может быть, если бы другие обзавелись такими, им было бы проще?
   В последнее время мы много спим в перерывах между работой. Всё равно делать больше нечего. Все книги перечитаны по сотому разу, ни одна игра неинтересна. Разве что "догони меня гаечный ключ" - об чей загривок громче бамкнет? Сообщения приходить перестали совсем. Неужели нас забыли? Хреново, если так... С правительства станется -- запустят какой-нибудь проект, поиграются, а потом решат, что он нерентабелен. Да и с какого перепугу охота искать ксеноцивилизации держалась бы так долго? А для колонизации наверняка уже нашли мирок попроще и подешевле, какая им разница, куда выселять с Цинтерры бедноту, которую нечем кормить? Вот и болтайся мы теперь здесь, как... не скажу как что, пока у корабля реакторы не помрут естественной смертью от износа. Будет весело -- дрейфующая в пустоте консервная банка с железными идиотами внутри.
   Я уже начинаю подозревать, что моё задание это так, фикция, и департамент попросту от меня избавился... Мы проверяли десятки разных планет, и ничего. Пусто. Просто пусто. Ну, пара из них пригодны для постройки рудников, и что? Это и без нас зонды уже донесли в столицу. Нет, не поверю, что десятки миллиардов юней выброшены в космос просто так. Что-то где-то мы можем найти или должны найти. Учёные даже не представляют, во что ввязались и что мы можем найти... А я представляю? Тоже нет. Вдруг мне не понравится то, что мы найдем? Вдруг я не захочу выполнять приказ?.."
   Внимание, входящий сигнал.
   Идентификация.
   Принять.
   "Вайон?"
   "Через два часа входим в систему звезды Антагар-32. Сообщи своим и будь готов".
   "Хорошо".
   Отключился. Чтоб ему... Хоть бы раз поговорил по-человечески!
   В коридоре раздался лязг шагов, но Марин не стал покидать свой отсек и попадаться на глаза командиру. В лучшем случае молча пройдет мимо, в худшем -- какую-нибудь инструкцию выдаст. В невербальной форме.
   Страшно... Страшно становиться машиной. Серебристые стены этой каморки три на четыре шага, в которой умещается лишь оболочка и немногие личные вещи, видели много отчаяния. Иногда Марину начинало казаться, что он никогда не был человеком. Что вся прежняя жизнь -- детство, учёба, служба, развод с женой, - всего лишь запрограммированный сон, позволяющий ИИ думать, что он живое существо. В такие минуты Сердце едва не трескалось от напряжения, оболочка истерично сигналила об опасности. Но сторонний наблюдатель увидел бы лишь неподвижную машину с глазами, хаотично меняющими спектр.
   К счастью, нарушать чужое уединение на корабле было не принято.
   Шаги почти стихли. Марин положил планшет на полку, запустив в эфир сигнал общего сбора и вышел.
   Бам-м!
   Прямо за дверью свисал наполовину отогнутый кусок подволока вместе с диодом. Крима, вытянувшись на всю возможную высоту, ковырялась в трубах.
   - Ты опять перегородила дорогу, - Марин отклонился от куска металла и выставил в сторону полиморфки палец. - Коридор и так-то не больно широкий, а ты тут ещё на всю ширину растащилась.
   - Кто-то жаловался, что ему охладители на голову капают, - ехидно заметила та. - Не, я могу свернуться, конечно...
   Он махнул рукой. Жест не получился человеческим, слишком плавно сработал сервопривод.
   - Заканчивай, скоро тормозим.
   - Слышала.
   Она всё-таки подвинулась и слегка выпрямила лист обшивки, давая майору пройти. Из дверей по обеим сторонам коридора один за другим показывались члены экипажа. Они возбужденно гудели и жестикулировали. Ещё бы! Планета, какой бы она ни оказалась, всё же лучше, чем бесконечная, до болтиков надоевшая пустота. Все стекались в большой зал перед рубкой, служивший кают-компанией. Входили, рассаживались за планшетным столом в некие подобия кресел -- когда-то инженеры постарались сделать всё возможное, чтобы людям было удобно, чтобы они могли как можно полнее чувствовать себя людьми.
   Найк Санерран, навигатор, как обычно, норовил пересчитать собой все возможные выступы -- почему-то от потрясающей рассеянности его не спасал даже ИИ оболочки. Комо Фир и Ханк Пиерро -- физик и химик -- так увлеченно о чем-то спорили на закрытой частоте, что их светокристаллы меняли спектр чуть ли не со скоростью стробоскопа. Ксенобиолог Инс Кайл высвистывал какой-то мотивчик собственного сочинения и, запрокинув голову, изображал мечтательное предвкушение. Вояки перешучивались, с лязгом пихая друг друга локтями.
   - Ну что, консервы, опять ищем разумных осьминогов?
   - Хоть бы не пришлось опять закапываться, как в той пустыне, язви меня в реактор, а сразу понять, что ничего тут нет, и валить...
   - Опять ты начинаешь? - полиморф, которого все звали Рики Красавчик, от возмущения вытянул шею на всю длину, пытаясь нависнуть над приятелем. Даже "брови нахмурил".
   - А что? - фыркнул тот. - Можно подумать, будто сейчас мы внезапно отыщем что-то новое?
   - Песок, камни, и, в лучшем случае, вода, - поддержал его кто-то из солдат. - С цианистым калием каким-нибудь.
   - Не, лучше со спиртом. Им контакты хорошо протирать. И оптику от пыли.
   - Кто про что, а Кирен -- про спирт...
   В эфире взрывом электрической "щекотки", калейдоскопом цветных пятен пронеслись волна смеха. Но веселье быстро прервалось тяжёлым тройным лязгом шагов. В кают-компанию вошёл Вайон, а следом за ним -- явно недоспавший ворчливый Джаспер и молчаливый Рэтхэм.
   Лицевая маска командира не выражала ничего -- как обычно. Скупые движения, обусловленные лишь необходимостью. Молчание динамиков. Никакой раскраски на броне -- лишь блики белого матового света на гладком, девственно-чистом металле.
   Да полно, тот ли это человек, который когда-то мягкой грустной улыбкой встречал их всех каждое утро?
   И человек ли? Может быть, экспедицию давным-давно ведет Пректон, а они и не заметили? Команда притихла. Страх поневоле закрадывался в Сердца, сбивал показания, повышал проценты активности. А его кристаллы горели ровно, не меняя оттенок ни на полтона.
   - Через час, тридцать девять минут и сорок секунд мы войдем в систему планеты, которой нам предстоит заняться плотно, - голос Вайона звучал негромко и равнодушно, как будто воспроизводил заранее записанный кем-то текст. - Перед отлётом из метрополии поступило предписание подготовить всё необходимое для принятия колонистов. Наша задача -- выяснить исходную пригодность планеты, в течение десяти-пятнадцати лет запустить наиболее оптимальную программу терраформирования, выслать отчёт и лететь дальше. После нас пришлют других.
   Разочарованное гудение было ему ответом.
   - Как летим дальше? - робко пискнул Инс. - Разве мы не повернем домой? Нам же обещали.
   - Из Центра не поступало информации об окончании миссии.
   От мёртвого ответа команда опустила головы. Им было ясно -- это существо не пойдет на уступки, не остановится, не проявит жалости. Оно будет идти вперед, пока не выработает ресурс.
   А может, будет идти вперед и даже после того, как угаснет.
   - Мы пытаемся выйти на связь регулярно, - подал голос Джаспер. - По инструкции при отсутствии связи полагается выждать десять лет, а после поворачивать. Нам осталось ещё два года, ребята, и идем к ближайшим Воротам. Их немало позади нас успели понатыкать.
   - Перед нами планета, - перебил его Вайон. Он опустил левый манипулятор на спинку кресла и склонил набок голову, как будто раздумывал, стоит ему сесть или нет. В конце концов сел с заученной аккуратностью и положил ладони на край стола. - В каталогах она именуется Ланией. Звезда -- красный гигант, пригодная для дыхания людей атмосфера наличествует, сезонные колебания температуры незначительно выходят за пределы зоны биологического комфорта. Период обращения вокруг звезды -- четыреста тридцать два дня, орбита эллиптическая. Данные получены с автоматических зондов "Следопыт-1" и "Следопыт-2". В архивах имеются сведения о попытках отправить в систему Антагар-32 пилотируемый корабль. Через месяц полёта после выхода из ворот экипаж потерял связь с обжитым пространством. Позднее зонд обнаружил корабль на поверхности Лании с мёртвым экипажем на борту.
   Какие любопытные подробности.
   О том, что звездолет "Утеха" был всё-таки найден, Марин не знал. Тем более не знал он и о трупах на борту -- уровня допуска не хватало. Откуда, в таком случае, это известно командиру?.. Странно.
   - Ну что, ребята, начальное торможение включилось, - покровительственным тоном выдал Пирт. - Готовьтесь, на всё про всё у вас сутки. А потом ещё семь дней тормозим.
   Команда закивала и стала разбредаться по каютам. Настроение после разговора воцарилось не самое радужное. Напоминание об обратной дороге всколыхнуло в глубинах Сердец страхи и опасения. Что будет с ними, когда -- и если -- они вернутся на Энвилу? Вырастят ли для них клонов, смогут ли вытащить обратно в живые тела? Или обещания останутся только на бумаге, и их снова забросят в космос, но уже поодиночке? Что если им светит Вечность и безумие?
   И может быть, Вайон уже понял это и потому отказался от человечности?
   Ответов не было. Каждый в конце концов отбросил эти мысли прочь. А готовиться что? Убрать немногочисленные вещи да сесть куда-нибудь, зафиксировавшись поудобнее -- когда полностью заработает обратная тяга, тяжёлые туши от перегрузок неминуемо будет сносить. Кто-то отключился подремать, кто-то вызвал из памяти книгу или любимый фильм, кто-то решил скоротать время за болтовней. И лишь один полиморф слушал космос.
   Нет, не в радиодиапазоне.
   Отключив все системы внешнего восприятия и оставив лишь тонкую нить связи с процессором, Вайон вслушивался в свою собственную пустоту. В последнее время там не осталось даже снов -- только тусклый серый туман или темнота, в которой клубились какие-то образы. Невнятные, неясные, не имевшие отношения к прошлой жизни, они звали куда-то незнакомыми голосами. Но чаще свободный полёт сознания порождал раскалённые шары звезд в окружении безжизненных планет, причудливые туманности, из недр которых доносился вкрадчивый пугающий шепот...
   Рассказывать об этом Вайон к стыду своему боялся. Особенно Сайарезу. Тот наверняка вздумает искать какие-нибудь отклонения от нормы, примется диагностировать, замучает предписаниями. Нет уж. Пусть лучше так. Пусть сумасшествие. Оно хоть как-то разбавляет постылую цифровую круговерть. Можно бесконечно изучать переливы красок и форм иллюзорных туманностей. Можно вглядываться в недра иллюзорных солнц, жёлтых, красных, белых, голубых. Можно голоса слушать -- иногда они забавны.
   Восемь долгих однообразных корабельных дней и ночей... В последние сутки невозможно было повернуть голов без того, чтобы сервоприводы не выли натужно, пытаясь одолеть гигантское давление перегрузки. Игла "Искателя" постепенно замедлялась, свет красного гиганта ухе выхватывал корпус корабля из мрака, выставлял мирозданию напоказ потертости и не до конца выглаженные вмятины на посеревшей от пыли обшивке. Не раз и не два приходилось "Искателю" идти через "минные поля" метеоритных скоплений, бывать на орбитах планет, с которых приходилось драпать со всех двигателей. Не раз трещал от напряжения корпус, трещал и выдерживал. Выдержит и сейчас.
   Выдержит и его экипаж.
   Процесс торможение завершен. Расчётное время выхода на заданную орбиту -- полторы минуты.
   Запуск систем внешнего восприятия. Анализ обстановки.
   Тяжёлое забытье отпускало неохотно. Возвращаться в цифровую реальность не хотелось, но процессор -- штука неумолимая. Вайон очнулся в пилотском кресле, в тесноте рубки, где отключился восемь дней назад. И привычно сдержал собственный внутренний стон. Нет смысла показывать слабость.
   - Паршивая планетка, - прогудел Пирт. - Нет здесь никаких разумных осьминогов. И спирта тоже нет...
   Картинка на обзорной панели не радовала. Перед камерами внешнего наблюдения проплывал ржаво-рыжий шар, укутанный мутной пеленой облаков. Вряд ли водяных. Вайон не издал ни звука, не шевельнул и пальцем.
   Прямое соединение с ИИ корабля. Запрос на запуск сканирующего зонда. Ожидание. Обработка входящей информации. Сброс данных остальным членам экипажа.
   Лания была мертва. Кислорода в атмосфере содержалось на тридцать два процента меньше необходимой человеку нормы. Вода почти отсутствовала. Растительность -- подавно. Облака оказались пылевой взвесью в плотных слоях атмосферы.
   "Ну и кому нужен этот планетарный труп?" - фыркнул Джаспер на общей частоте.
   "Опять суставные подшипники десятками менять... - вздохнул док. - Запчасти-то кончаются".
   "И не надейтесь, синтезатор сдох качественно, - буркнула Крима. - Или пашем до дому на том, что есть, или разваливаемся, а полиаркона нам не видать".
   "Дело дрянь..." - это кто-то из военных.
   Вайон молчал. Его процессор скурпулезно обрабатывал данные сканирования километр за километром, квадрат за квадратом. Может быть, не придётся садиться на поверхность? Ведь по большому счету, планета не имеет перспектив, если по каким-то причинам исчезла вода. Чтобы заново наполнить высохшие океаны, потребуются сотни, если не тысячи лет времени, баснословно дорогое оборудования и такие суммы, от которых Цинтерру наверняка жаба задушит. Квадрат за квадратом, километр за километром. Потрескавшиеся русла рек, вогнутые чаши равнин -- ложа океанов, старые, осыпающиеся под ударами ветров горные хребты, каменистые ущелья, бродячие барханы...
   Страх.
   Снизить активность Сердца.
   Страх.
   Нам не стоит идти туда!
   Мы обязаны.
   Снизить активность Сердца до шестидесяти процентов. Продолжить обработку данных.
   Обнаружен объект небиологического происхождения. Квадрат 3574-12. Детальное сканирование.
   Это же "Утеха"!
   Эрозия не слишком повредила корабль за века, в сухом воздухе Лании только ветер и пыль могли портить обшивку. Если бы за металл принялась ржавчина, то от него остались бы, в лучшем случае, мелкие обломки.
   "Надо будет туда наведаться, - заявил Джас. - Какое-никакое развлечение".
   "Тебе интересно на трупы смотреть?"
   "Во-первых, не трупы, а мумии. В энвильских музеях они почему-то лежат на всеобщем обозрении и ничего. Во-вторых, там может оказаться полезная для нас информация. Например, намёк на то, почему у нас связи нет".
   - Гравитация приемлемая, будем садиться, - сказал Пирт вслух. - Вайон, ищи место.
   Я не хочу туда!
   Согласие. Поиск по составленной базе данных. Сброс координат.
   - Принято.
   - Будем садиться, когда точка окажется на дневной стороне.
   Первый пилот удивленно загудел, но вслух ничего не сказал -- приказ есть приказ.
   И снова ожидание... Вайон отключил оптику, не в состоянии больше смотреть на что-либо. Железные морды вокруг, теснота, до оскомины надоевшие приборы. Голоса.
   Они видят мой страх по кристаллам. Нет, не должны видеть, это неправильно. Почему я так не хочу спускаться туда? Почему у меня такое чувство, будто кто-то хочет выковырять меня из оболочки? Страшно... Нет, нельзя. Они поймут по цифровым колебаниям. Нельзя, чтобы поняли. Иначе будет хуже. Пректон, ответь мне!
   Пректон...
   Я схожу с ума? Нет, не может быть. А почему не может? Вполне себе похоже на правду. Схожу с ума и всё тут. А что будет, если они поймут? Отключат?
   Хоть бы отключили...
   Это бред воспаленного сознания, или он и впрямь ощупывает внутренние стенки кристалла дрожащими пальцами слабых рук? Сотни миллиардов атомов, соединенных в сложные молекулы, в кристаллическую решетку. Решетку. Клетку... По связям-прутьям часто-часто пробегают крохотные голубые молнии, скользят, змеятся во всех направлениях, шипят и трещат. Эти молнии -- его безмолвный страж, Пректон. Здесь так холодно. Когда он в последний раз видел солнце? Не чужие звезды, не фильтрованный свет -- солнц?..
   Слабые пальцы соскальзывают с гладкой стеклянистой поверхности, пронизанной тысячами молний.
   И настойчивый входящий сигнал возвращает в обыденную реальность.
   - Вайон! Вайон, где ты там витаешь? Условное время.
   Как же тяжело. Но он заставил себя собраться, вслушаться в поток данных оболочки, включить оптику... Раскисать нельзя.
   Точка.
   Уже идёт расчёт посадочной траектории -- на более-менее защищённое от песчаных бурь и подходящее по размерам ровное плато. Автопилот вполне может посадить корабль сам, но Пирт, как всегда, не оставляет ему и полшанса. Массивная голова чуть наклонена, манипуляторы на рычагах управления, лицевая маска застыла хмуро. Толчок двигателей -- и по пологой дуге корабль скользнул к планете.
   Экипаж понятия не имел, что поджидает их на поверхности.
  
   ***
   Квадрат 3574-12. Планетарные сутки спустя.
   Клятый песок! Треклятый красный цвет!
   Красное солнце, противно-розоватое небо, отливающий этим же розовым песок. Даже редкие лужи ядреной жижи, попадавшейся в этих местах, казались под солнцем, чтоб её, красным расплавом! Химанализ выявил наличие в её составе неизвестной органической кислоты, и пока Ханк не закончит исследования, полиморфы предпочитали обходить эту "красоту" стороной. Вдруг оно и полиаркон проедает?..
   Вот только почему-то сканеры не обнаружили ничего, что могло бы оставлять такие следы. Отсутствие крупной живности на планете никого не удивило. А вот видимое отсутствие бактерий при наличии органических следов -- заставило насторожиться.
   Компактно сложившись в нечто обтекаемое и включив гравикомпенсаторы, Марин угрюмо скользил метрах в полутора над поверхностью. Рядом, шустро перебирая шестью длинными блестящими "лапами", двигался Вайон в виде подобия жука, плотно пригнанные сегменты брюха не давали песку набиваться внутрь. Передвигаться шагом было невозможно -- машины проваливались под собственной тяжестью, вязли в песке, он забивался во все щели, клинил механику. Хуже всего приходилось во время бурь -- песок-то кремниевый, чтоб ему. Острый. И ветра на этой гребаной планетке такие, что мама не горюй. Не успеешь добраться до корабля или хотя бы герметично сложиться -- конец суставам, мелким деталям, шлангам подачи охладителей. Крупные песчинки превращали в решето даже защитную изоляцию. На высокогорном плато, где приземлился "Искатель", ветра вообще не стихали никогда. Иногда просто усиливались до ураганной мощи.
   - Выходим на точку через двадцать минут, - раздался голос командира.
   Сканирование местности. Выявление биологических объектов... не обнаружено. Радиационный фон -- превышение планетарной нормы на двадцать восемь процентов.
   Неужели это фонит разбитый реактор "Утехи"?
   - Понял.
   Шум двигателей. Ровный монотонный лязг лап. С тем же Джасом можно было бы потрепать языком по дороге. Вайон молчал с упорством робота.
   Год за годом космос постепенно вымывал из полиморфов все человеческое. Они перестали изображать мимику, исчезли из обихода человеческие жесты и лишние, ненужные движения. Частая работа в безвоздушной среде отменяла необходимость пользоваться голосовыми модулями. Это настолько угнетало весь экипаж, что полковник Рэтхэм жестким приказом прописал голосовое общение при малейшей возможности. Он буквально заставлял их оставаться людьми. Он прописывал книги и музыку, как пилюли -- и радиоэфир наполнялся голосом чтеца, классическими концертами или любимыми песнями.
   Но хуже всего было годами не видеть живых человеческих лиц. Порой от невыразительных металлических рож соратников на Марина накатывала чёрная тоска, и он начинал тихо ненавидеть каждого, кто попадался навстречу. Иногда в памяти не к месту всплывала жена, с которой он развелся незадолго до зачисления в проект -- теперь уже давным-давно прах, наверное. Родное государство не интересовалось, хочет он в железо или нет. Государству был нужен пригляд сверху за учеными энтузиастами. Тут хочешь не хочешь -- а полезай в машину, родимый. А то мало ли, что на уме у полковника медицинской службы Сайареза Тохэ Рэтхэма взыграет...
   Полковник поводов к подозрениям не подавал. Да и толку следить? Его связь с сепаратистами доказана так и не была, нелегальные каналы связи он не использовал, да и содействовать им ничем не мог, с другого конца Галактики-то... к тому же за два с лишним столетия с неугодными режиму организациями наверняка разобрались.
   Стоп. А если с нами связи нет, потому что самого режима больше нет? Откуда нам знать?
   Эта мысль так удивила майора, что он даже притормозил на полсекунды, но опомнился тут же.
   Нет, режим не при чем, "Утеха" ведь тоже потеряла связь... Ай, забей, приятель. Все равно возвращение домой не грозит, толку загружать проц ерундой?
   В последнее время он, как и все, стал сомневаться в этом. В самом деле, прошло слишком много лет, чтобы прописанные в официальных документах задачи оставались актуальны. Если только не существует неофициальной задачи, на которую намекает его собственный приказ.
   Но и в этом он тоже сомневался.
   С годами работа в Департаменте вовсе стала тускнеть и казаться неважной, ненужной. Здесь и сейчас была только команда. Общие нужды, общее дело, общие страхи. В стороне оставаться было никак нельзя. Постепенно он начал понимать даже их мудреные разговоры.
   Сигнал дальномера отвлек от размышлений. До "Утехи" оставалось сто двадцать метров, её обгорелый нос торчал из-за ближней гряды. Полиморфы остановились на каменистом гребне и огляделись, запустив все сканирующее оборудование. Очередной порыв ветра швырнул в них тучу песка и пыли, но песчинки в этот раз лишь бессильно прошуршали по броне.
   Корабль был занесен песком. Взрыв разорвал его пополам, разметав обломки кормовой части на десятки километров. Вторая половина косо торчала из воронки, зияя черным вывороченным нутром.
   - М-да, - попытался разрядить обстановку Марин. - При таком падении вряд ли кто-то выжил бы.
   Вайон соизволил чуть повернуть голову и покоситься на него. Промолчал. Алое солнце тускло бликовало на его металле, превращая в гротескное порождение этого мертвого мира.
   - Нужно добраться туда, - ровно сказал он.
   Чего и следовало ожидать. Нет, без толку пытаться его разговорить. И чего я каждый раз надеюсь, как идиот?
   Горечь незаслуженной обиды взвинтила проценты активности Сердца. Почему такое равнодушие, за что? Майор силой успокоил себя и ответил не менее ровно:
   - Сканер не видит биологических останков снаружи. Для экспертизы придется либо лезть внутрь, либо вскрывать обшивку.
   Ну что ж, если ты хочешь разговаривать только о работе -- пожалуйста.
   - Подобраться можно через большую дыру. Полагаю, мы там пройдем.
   На сей раз промолчать решил уже Марин. Разговоры исключительно по делу вгоняли его в ещё большую тоску. И зачем, спрашивается, засорять эфир ненужными фразами, на которые друг все равно не ответит?
   А друг ли...
   Не дожидаясь Вайона, майор начал медленно продвигаться вперед, тщательно сканируя каждый метр пространства на предмет неприятных неожиданностей.
   Что ж ты молчишь, дурак...
   Обида и разочарование никуда не делись. Ну почему, за что?! Зачем было называть другом, чтобы потом превратить в пустое место? И ведь поверил, действительно поверил. Особенно там, на Вэл-48, когда пришлось уносить ноги от кислотных дождей, когда оба остались практически без брони. Тогда он понял, что нужен, что, может быть, ради этого человека стоит забыть и о задании... А сейчас что изменилось?
   И как меня самого угораздило подписаться на это все...
   Активность Сердца -- девяносто три процента. Нехватка ресурсов для расширенного сканирования.
   Ай...
   Снизить активность до тридцати процентов!
   Снижение активности... семьдесят два процента.
   Я сказал, до тридцати!
   Операция невыполнима.
   Ну и пошло оно все...
   Разозлившись сам на себя, Марин отчаянно ухватился за работу и постарался думать о деле. Корабль этот нервировал его все больше, заставлял врубить на полную мощность всю систему сканеров, датчиков и сенсоров.
   Мало ли, что заставило "Утеху" упасть. Не было оплавленной рваной обшивки. Корабль не горел. Да и не похоже, чтобы он взорвался в полете -- все обломки лежали очень близко к месту падения. А это означало, что "Утеха" разбилась о поверхность раньше, чем её разворотил взрыв поврежденного реактора.
   Позади послышался лязг лап. Вайон спустился с гребня. Его молчаливость иногда начинала пугать Марина, но ведь он, паршивец, не подпускал к себе никого. А все дело наверняка в усталости. Наверное, кончится скоро командир...
   Полиарконовый жук неподвижно застыл на скальном гольце, не испуская сигналов и глядя в одну точку. Машина -- она и есть машина.
   Как же ты устал, наверное. А я даже не узнаю о том дне, когда ты перестанешь быть.
   Трансформация. Ручные орудия в боевой режим. Слуховые анализаторы на полную мощность. Переход в режим инфракрасного зрения.
   Мало ли...
   Тишина. Почти абсолютная. Только шуршат осыпающиеся под ветром песчинки.
   - Чисто.
   Вайон снялся с места и, перебежав до первых обломков, встал на ноги. Вместе они просунулись мимо торчащих балок в темноту мертвого корабля. Страшно не было. Чего бояться в самом деле, не ходячих же мертвецов! Старый металл скрипел и прогибался под весом машин, приходилось пригибаться, чтобы  не задевать головами потолок. Вокруг не попадалось ничего, кроме обломков. Разбитое оборудование, раскиданные тут и там вещи, стоило их задеть -- и они разваливались на куски. Двери, ведущие в каюты, были закрыты. Если там и оставались люди, добраться до них полиморфы не могли. Да и не собирались они пока ничего взламывать.
   Что же здесь произошло...
   Все технические жидкости давно выветрились из пересохших труб, кабели были порваны Запустить автономные источники питания и вытащить логи ИИ корабля, вероятно, не удастся. Значит, надо искать черный ящик в рубке или на мостике. Может, записи прольют свет на катастрофу.
   Пробираться к рубке пришлось, сменив форму -- коридор сузился. А потом сканеры засекли первые останки.
   Человек в комбинезоне техника лежал возле левой стены, конечности изломаны, шея неестественно вывернута. Тлен не тронул ни тело, ни синтетическую ткань. Но лицо мумии почему-то не выражало ни боли, ни страха.
   Вайон навис над телом и, выпустив левый манипулятор, ввел под кожу иглу сканера.
   - Вирусов нет, - выдал он через полминуты. - Заметных отклонений тоже. Точнее не скажу, я не патологоанатом.
   Надо же, заговорил...
   - Тогда бери образец, отнесем его на базу, пусть там док разбирается.
   Еще через полминуты большой палец с руки мумии отправился в герметичный контейнер, и полиморфы двинулись дальше. Может быть, будь они людьми из плоти и крови, темнота, тишина и мертвое оцепенение пугали бы их. Но здесь не водилось ничего, что могло бы испугать машину. Гулким эхом отдавался в коридорах лязг, совмещение режимов визуализации не оставляло места даже самой мелкой тени.
   ...Но Вайон почему-то не хотел идти вперед. С отчаянным криком он бился о голубые стены, пока машина делала свое дело. Пытался отдавать команды процессору. Остановить. Притормозить. Там, впереди -- страх. Опасность. Прячется в тесной для полиморфов каморке мостика среди трупов и изломанной техники.
   Я не хочу туда!
   Почему машина меня не слушается?
   Марин не услышит этих метаний. Никто не услышит. Никто из них не умеет заглядывать в Сердца. Надо бежать, бежать отсюда. На этой планете нет жизни. Здесь все мертво. Даже то, что притворяется живым. Оно там. Ждет. Оно убило "Утеху"
   Голоса. Переговоры команды. Записи? Ах да, черный ящик... Сначала все в порядке. Им любопытно. Смех в эфире. Шуточки.
   А потом они кричат.
   Вайон знал -- потому что черные щупальца влезли к ним в головы. Тонкие. Невидимые. Они вполне проникают и сквозь молекулярную решетку кристалла.
   Съежившись и жалко всхлипывая, он смотрел пустыми глазами в чернильный мрак за тонкими стенками камня. А машина меж тем взяла ещё несколько образцов, небольшую плоскую коробку "чёрного ящика" и отправилась назад.
  
  
   2. Блиц
  
   Личный архив Командующего Сан-Вэйва.
   Примерно то же время.
   Жизнь на "Стремительном" не баловала экипаж разнообразием. Подъем по расписанию, завтрак, смена и нудные обязанности до конца вахты, ужин, час свободного времени, отбой. Флагман прославленной Тридцать пятой эскадры Объединенного Космического Флота Федерации комфортом мог перещеголять самый дорогой круизный лайнер, но все-таки порядок на боевом судне -- превыше всего. Поэтому при всех привилегиях, которые имел торийский экипаж в сравнении с экипажами других авианосцев, служба на "Стремительном" была ничуть не легче.
   Все же, главным отличием было, в первую очередь, отношение. На кораблях федералов личный состав, прежде всего, терпел нудную рутину, срочную или контрактную службу. А под начало Золотого Журавля люди шли по призванию -- жить и работать так, будто переезжали в другой город. Поэтому у экипажа, которому капитан доверял безоговорочно, имелся неограниченный доступ в Сеть, была возможность забирать на борт любые личные вещи, а на взаимные мелкие гадости вроде подсыпанного в душевую пищевого красителя начальство обычно смотрело сквозь пальцы: пока "развлечения" не вредят общей дисциплине, они даже полезны -- иначе у надолго оторванных от дома людей может и крыша поехать. В дополнение к обычным спортзалам на корабле имелись бассейн и оранжерея с мелкой живностью. Нередки были и командные соревнования в духе "пилоты против техников". Большинству о такой службе оставалось только мечтать. Самих же торийцев удручала разве что долгая разлука с родными, но -- каждый знал, на что он подписывается.
   Те, кто видел "Стремительный" впервые, почти всегда спрашивали одно и то же: - почему он повторяет формой морское судно? Ведь это же космический корабль! Ответы попадались самые разные, и экипаж азартно их коллекционировал. К объяснению привлекали сложные расчеты, разводили руками, изображая необъятные проектные чертежи, ссылались на многомерную математику и даже смеха ради наизусть цитировали чей-то перл. "Эмпирически доказано, что заостренная клиперская форма носовой части вкупе с обтекаемым корпусом из полиаркона повышает быстроходность в гэло-сфере подпространства через вэло-струны и облегчает нейропроцессору этап кодирования частиц при погружении".
   Ходили слухи что этот шедевр записали со слов лично капитана, как и половину остальных не повторяющихся ответов. Но главное, что после любого такого "умного" объяснения никому и в голову не приходило дальше продолжать расспросы. А настоящий ответ, как и положено, был слишком прост и очевиден: "Дань традиции и... красиво".
   Чистоту на любимом судне бережно поддерживали все, начиная от сержанта-новичка и заканчивая капитаном. Но отличительное чистоплюйство старшего помощника давно стало притчей во языцех. Калэхейн не пропускал ни соринки, от него можно было схлопотать выговор за потерянную пуговицу, которую старпом непременно заставил бы искать по всему кораблю, а уж на такое разгильдяйство, как чай на рабочем месте, он и вовсе смотрел голодным намшером.
   Чай на мостике! За главными пультами! Ну и что, что капитан лично разрешил?! Он не предсказатель и не может знать наперед, что случится в следующую минуту. А вдруг тревога, а тут стакан с кипятком... На старпома ворчали втихаря, молча выполняли все требования, но меж тем ценили и безмерно уважали. Мало ли у кого какие причуды. Пожилой Калэхейн казался экипажу неотъемлемой частью "Стремительного", без которой все просто развалится в один миг.
   Впрочем, сейчас даже старпом смотрел на дымящиеся кружки, как на пустое место. Весь личный состав, ещё способный стоять на ногах, нервно трясло. Остальные отлеживались, кто в лазарете, кто по каютам. Трое вахтенных -- пилот-навигатор Кролэ, наводчик Даинес и молоденькая связистка Лаина -- безнаказанно совершали вопиющее безобразие. То есть пили чай. На мостике. Обзорная панель искрилась россыпью звезд нейтрального космоса, клятая система звезды Фарес осталась где-то в далеком далеке.
   - Век бы не видеть этот Флайтон, - пробурчал Кролэ, развалясь в кресле. Зверски болело ушибленное два дня назад колено. Не лучше себя вела и шишка на голове. - Такую уймищу народа сожрать...
   - Интересно, как там капитан... - вздохнула Лаина, грея руки о свою чашку. - Доктор Кафар ничего больше не говорил?
   - Сотрясение мозга быстро не лечится, - заметил Даинес. - Да ещё вместе с ментальными перегрузками. Пусть скажет спасибо, что не было предписания сойти на планету...
   Девушка молча уткнулась носом в кружку и с трудом поборола крупную дрожь. Выжили они исключительно благодаря чуду капитанской интуиции, в этом не сомневался никто. Но и мертвых было хоть отбавляй.
   - Если нас после такого пошлют ещё куда-нибудь, я озверею, - буркнул Кролэ. - Сестра там, наверное, родила уже.
   - А у меня брат женился, - поддакнул Даинес. - Я на свадьбе не был.
   - Надоело...
   При виде Калэхейна они лишь лениво отставили кружки, даже не подумав встать. Старпом не обратил на это внимания, молча плюхнулся в свое кресло.
   - Рвет и мечет? - спросил Кролэ, косясь на пульт. Никаких сигналов электроника не подавала.
   Старик так же молча отмахнулся. Устал, на посеревшем лице заметно прибавилось морщин. Все знали -- если что-то идет не так, характер у капитана становится прескверный и сладить с ним таким практически невозможно.
   - Повоевали... - вздохнул Даинес. - Пару тысяч человек к Нефритовой Горе повезем...
   - Четверть, - тихо отозвалась Лаина. - Как семьям-то говорить будем?..
   - И не спрашивай. Капитану ведь им в глаза смотреть. Он вообще сам себя поедом съест, если уже не доедает.
   - Может, когда-нибудь этот идиотский контракт все-таки закончится?..
   Вопрос остался без ответа.
   На мостике застыла тягостная тишина. Люди, прикрыв глаза, дремали, потому что ни на что другое сил больше не оставалось. Думать о чужой победе, взятой такой ценой -- не моглось. Политика всем опостылела до такой степени, что проще было  вообще прогнать всякие мысли.
   Федеративное Содружество трещало по швам. Флайтон, Борд и Роккон -- три сильнейших колонии, когда-то получивших статус "независимых субъектов Федерации", - открыто заявляли о своем намерении объявить о суверенитете. Их экономическая мощь вполне позволяла подобный шаг при условии перераспределения средств. И, разумеется, Цинтерра не желала терять такой источник дохода. Виданное ли дело дармового сырья лишаться? Аналитики пророчили кризис невиданных масштабов, возмущенные правительства в ответ на это приводили громадные цифры затрат на кабальный военный режим, отнимающий деньги у мирных социальных программ.
   Почти каждое заседание Сената оборачивалось ожесточенными спорами, порой только благодаря жесткому протоколу не доходило до драк и нецензурных оскорблений. Мнения Сенаторов разделились почти пополам, и Верховный Канцлер Кэрейт понял, что стоит хотя бы раз пойти на уступки -- и у него из рук, как ртутные шарики, утекут и остальные планеты. Оп пытался призывать сепаратистов к соблюдению ранее подписанных договоров, но напрасно. Вся населенная галактика, затаив дыхание, ждала, чем кончится конфликт.
   А Его Величество Эйнаор был доволен тем, что эта неразбериха отвлекла внимание федералов от Тории. Заняв нейтральную позицию, он наблюдал, как Флайтон закрыл границы своего пространства и оборвал все дипломатические и торговые связи, как Кэрейт при поддержке лояльных Сенаторов предъявил планете ультиматум. И когда в ответ на это к собственному флайтонскому флоту присоединились силы Борда -- в бой во всеоружии была послана Тридцать пятая эскадра.
   Впоследствии бой за Флайтон с участием легендарного "Стремительного" был признан достойным попадания во все военные учебники. Тактическую подготовку обеих сторон приводили в пример во всех академиях Федерации. Даже некоторые генералы самой поверженной планеты согласились, что враг одержал поистине "красивую победу". Только командующий эскадрой генерал Сан-Вэйв считал эту партию одной из самых неудачных и никогда не забывал, какой ценой далась победа, так нужная Федерации, но не ему.
  
   Блиц.
   На раздумья нет времени. Противник прекрасно осведомлен о том, какие войска брошены на подавление, и досконально знает слабые и сильные стороны эскадры. День на экстренные сборы и перегруппировку войск под конкретную задачу. Компоновка сил, небольшая замена в атакующем ядре. Основной расчет на скорость. Сценарий действий уже готов. Чего скрывать, он давно готов каждый на свою планету... На такой вот случай молниеносной атаки. Иногда гибкий, иногда требующий подключения дополнительных сил. Зато когда все выйдут на выданные позиции -- у каждого будут свои персональные вводные.
   А ведь что такое эскадра? Не три, не пять кораблей. Удачно собранная из двух десятков крупных авианосных судов, и тридцати малых планетолетов эскадра способна полностью блокировать планету и уничтожить все её военно-воздушные силы. И это только ударный стержень, разящий клинок и первая волна атаки. Ни один из таких боевых кораблей не строят на поверхности - они слишком велики и тяжелы для сборки в условиях гравитации. Одна только Цинтерра обзавелась десятками космических верфей для сборки таких вот летучих чудищ, ощетиненных оружием всех мастей. Такие крейсера не пригодны для посадки на планету, и частенько в боях становятся расходным материалом, который бросают, не жалея.
   То ли дело корабли класса "линкор". Они мощнее, прочнее, дальнобойней в несколько раз. Каждый такой корабль уникален, им дают имена, и никогда не штампуют партиями. Федерация бережет их и тщательно соблюдает порядок на тех планетах, где ведется их строительство.
   И до начала этой войны линкоры Борда тоже входили в состав Объединенного Космического Флота...
   Крепкий будет орешек. Бронированный.
   Меня часто спрашивают, как я отношусь к вверенным под мое командование силам Федерации. Пытаются ли тем самым вызвать критику с моей стороны или уличить в неприязни -- я не знаю. Мой ответ всегда короток: я веду в бой людей и сражаюсь против людей. В бою нет места размышлениям о том, какому режиму верен тот или иной человек. Или чей корабль предоставили под твоё командование. Враг указан, моё дело лишь победить и сохранить как можно больше людей со своей стороны.
   Кто-то говорил, что так я ухожу от ответственности. Может быть. Но это не моя война. По крайней мере здесь и сейчас не место для моего слова.
   Это было не учение -- очередной бой. Партия.
   Фигуры пока лишь расставлялись на доску.
   В расчетное время эскадра всплывает в звездной системе противника. Её координаты строго засекречены и без участия людей вводятся в систему навигации кораблей. Теперь мы все -- одна группа, а мой "Стремительный" - наш связующий узел. Не просто командный центр, не просто самое мощное и защищенное судно в эскадре. Сейчас он сервер, соединяющий всю группу в единую локальную сеть.
   На обнаружение раскиданных по сектору кораблей эскадры спутникам слежения Флайтона потребуется от семи до десяти часов. Нашей же ударной группе нужно всего два часа на вылет и запуск ракет. Это хорошо, это преимущество во времени. Сейчас очень многое зависит от того, как быстро мы проведем эту операцию, подойдя вплотную к границе планетарного пространства Флайтона.
   Но перед ударом нужно совершить то, без чего вся атака может оказаться бесполезной -- завладеть связью, чтобы обеспечить себе полную картину боя в реальном времени, а противника -- оной картины лишить. Ведь космические расстояния слишком велики, а скорость прямого прохождения сигнала без дополнительных средств слишком мала. Но флагман в силах перехватить сигналы гражданских навигационных ретрансляторов, развешенных единой Сетью по жилым областям галактики. В том числе и в звездной системе Флайтона.
   Отдан приказ операционистам. Я не вижу, но просто знаю, что в рубке связистов по соседству с капитанским мостиком сейчас кипит напряженная работа умов. Так начинается бой. С молчаливой звенящей напряженности персонала за мониторами, с мягкого стука пальцев по приборным панелям. От двух десятков молодых парней и девушек за терминалами зависит, без малого, весь исход битвы. От их хакерских умений -- ни больше, ни меньше.
   Есть первая группа ретрансляторов. На упрощенной схеме звездной системы на моем мониторе одна из зон помечается зеленым.
   Отметилась и вторая. За ней третья. Четвертая... Мне не нужно смотреть на монитор, чтобы понять брошенный в эфир отчет об успешном перехвате. Достаточно миниатюрного наушника и связи со "Стремительным".
   Есть отчет о полном перехвате связи. Где-то за стеной в рубке дружно выдохнула уложившаяся в отведенное время команда.
   Теперь поиграем...
   Ход пешкой.
   - Эскадрилья пошла, - бойко докладывает оператор.
   Мысленной командой дублирую его рабочий экран себе на панель. На схеме несколько сотен мелких точек отделяются от авианосцев по всей звездной системе и широким кольцом рассеиваются в пространстве. За каждой этой точкой кроется звено скоростных бомбардировщиков.
   Благодаря их радиомолчанию и слабому сигналу отражения отдельной машины они почти незаметны для первой спутниковой линии обороны.
   - Запуск ракет бомбардировщиками!
   Рой зеленых маркеров вспыхнул на экране. А затем, один за другим стали исчезать с поля спутники обнаружения. Где-то там по всей системе Флайтона сейчас крошились в пыль беззащитные зонды и локационное оборудование. Не все, лишь те, которые удалось обнаружить заранее. Но и это достаточно ослепит космическую оборону, чтобы затруднить им определение нашего точного расположения.
   Десять минут Флайтону на осознание нападения. Полчаса на прыжок нашим ракетным крейсерам на высокую орбиту планеты и залп по точкам противокосмической обороны. Атаку будут ждать и откроют ответный огонь. Но нам нужно успеть нанести удар первыми.
   Атака ладьей.
   - Капитан! До всплытия ракетных крейсеров осталось двадцать секунд! - рапортует оператор за мониторами справа.
   - Лаина, положение кораблей противника? - как неестественно и сухо звучит собственный голос. Эмоции меня не беспокоят, ведь это всего лишь партия.
   - Держатся под маскировкой. Неизвестно, - не отрываясь от панелей, докладывает связист.
   - Яилль, приказ линкорам -- полная готовность к залпу. Ждать целеуказания.
   - Десять секунд, капитан!
   - Тарэлайн, подавление телеметрии припланетных спутников, - даю я последнюю отмашку.
   - Есть!
   Это последнее, что я слышал. А дальше сознание полностью нырнуло в бой, не отвлекаясь более на такие мелочи, как чьи-то голоса.
   Время...
   Единой волной всплывают близ планеты ракетные крейсера. Выплевывают рой истребителей. Какие-то секунды на наведение и ориентацию в пространстве, и сотни ракет устремляются с крейсеров к поверхности. За залпом другой, третий... Быстрее и как можно больше, пока корабли противника ещё наводят прицелы, а выпущенные с планеты смертоносные снаряды не успели подняться в небо.
   Первые выстрелы по крейсерам. Издалека, лучевым оружием, и пока не опасны.
   Давайте же, демаскируйте себя... Такими лучами вам не пробить обшивку наших кораблей.
   А на планете между тем начали вырастать первые огненные "грибы".
   В эфире -- хаос команд от крейсерской группы. Слишком плотный обстрел с поверхности. Суетливая туча истребителей и беспилотников вокруг кораблей не дает прорваться ракетам. Космос над Флайтоном сейчас сияет сотнями взрывов -- ракеты уничтожаются на подлете. Каждая способна нанести значительный урон кораблю.
   Ну наконец-то! Корабли противника открыли себя. Москитный флот не может вести бой на два фронта, крейсерам придется отбиваться в одиночку.
   Появляются первые потери в "фигурах".
   Три крейсера полностью разбиты, семь серьезно повреждены. Зато флот противника открыл своё местоположение. Можно продолжить игру.
   Команда крейсерам -- отступление по готовности. Но им требуется время на перезарядку прыжковых двигателей. А потому перегруппировка, уход с линии огня на низкую орбиту и полный ход. Чтобы скрыться за планетой и заставить врага прийти в движение.
   Удар слоном.
   Вся вычислительная мощность флагмана брошена на локализацию кораблей противника. Вот когда особенно полезно держать под своим контролем ретрансляторы, и чем больше -- тем лучше. С каждого можно получить свою собственную картину событий, сложенную из истинных и ложных целей. Вот только при всей массе обманок -- координаты реальных целей у них будут одни и те же. А потому -- приказ на пеленг.
   Группа связистов снова работает в полную силу. Кажется, что даже центральный процессор "Стремительного" поёт от слаженного звучания команд и мыслей всей группы.
   Мысль, идентификация цели, поиск совпадений... Отсутствуют -- ложная цель.
   Следующая, поиск  совпадений... Имеются -- передача прицельных координат линкорам. Немедленный залп. Полминуты на достижение цели!
   Медленно, очень медленно отсчитывает время хронометр. В сознании гудят переговоры командиров атакуемых крейсеров.
   Вот запрашивает поддержку ещё один. Пропущенной ракетой уничтожен второй. Перезарядка двигателей идет слишком медленно. Кто-то не выдержал и запрашивает подкрепления.
   Ждать!
   Пятнадцать секунд.
   Москитный флот связан атакой истребителей противника и не может прикрывать корабли. Ждать...
   Десять секунд. Приказ на расчет нового удара.
   Пять секунд. Все внимание на ретрансляторы. Есть точное попадание по кораблям противника!
   Миттельшпиль.
   Кровь бурлит азартом игры, холодным напряжением. С машинной четкостью работает разум. Человеческим жизням в игре нет места.
   Преимущество во времени -- отсутствует. Преимущество в скрытности -- тоже.
   Доска расчерчена полностью и все фигуры вскрыты.
   Смертоносные незримые копья лучевого оружия кромсают корабли с обеих сторон. Раскаленная плазма терзает космос взрывами. Там, в чёрном пространстве неистово пляшет беззвучная смерть. А на флагманском мостике живет звенящая тишина.
   Команде не нужно отдавать голосовых приказов -- их мысли считывают приборы. Лишь тихий стук пальцев да напряженное дыхание экипажа доносятся до моих ушей. Им не слышно этой тишины -- каждый занят своим делом и принимает входящие сообщения в наушник.
   Но я не слышу и этих голосовых отчетов. Я един со своим кораблем и для меня не существует ничего кроме боя. Я словно внутри него, в самой гуще событий, и в то же время вовне, склонившись над "игральной доской". Я, Корабль, координирую всю армию своих фигур.
   Знает ли кто, какой песней звучит каждый новый бой?
   Знают ли, как легко дотянуться сигналом до взломанного ретранслятора? Как приходят целым пакетом данных отчеты от кораблей эскадры? Как бегут по телу мурашки, когда всплывающий из подпространства матово черный "Стремительный" электрической волной сменяет цвет на родной -- королевский белый. Потому что нет нужды больше держать маскировку и можно позволить себе такую дерзость.
   ...Стоя на капитанском мостике так легко поверить, что все вокруг игра. В самом деле, что увидит простой взгляд? Десятки людей за мониторами с красочно нарисованными трехмерными схемами, никаких взрывов. Так легко поверить в симулятор...
   Но эта игра не терпит ошибок. И отсчет очков в ней ведется жизнями. Человеческими и кристаллическими.
   Исчезают с монитора маркеры противника. Редеет туча истребителей. Сейчас они сражаются бок о бок с полиморфами и окрашены на радаре одним цветом. Можно ли сказать, что полиморфы эффективнее тех беспилотников, что бросили в атаку сепаратисты Борда? Конечно, да. Роботу не запрограммировать страх смерти. А эти ребята боятся погибнуть в бою не меньше людей. И вся лишь разница между ними, что полиарконовые тела прочнее и выдерживают большие перегрузки. Они умеют сражаться не хуже, а иногда лучше людей, и тут Федерация с эффективностью не прогадала. Сейчас они все под неусыпным контролем, эти бывшие люди с неизвестным прошлым, обученные воевать с нуля.
   Но что будет, если однажды эта армия сможет вырваться из-под контроля, чтобы спасти себя от диких условий содержания? Эта сила сметет всех на своем пути, и в каждом бою доказывает это. Даже в этом, превратившемся в массовое крошево. Я слышу, как "мои" полиморфы с особой ненавистью и усердием уничтожают вражеские беспилотники. Неприязнь? Просто моё субъективное мнение? И как эта армада противостояла бы исключительно людям? На самом деле мало таких, кто способен потягаться с полиморфами в прямом столкновении. Очень мало. Они лишены слабых человеческих тел. Они не знают ничего, кроме войны. Они живут, пока способны драться.
   И поэтому риск слишком велик. Люди не понимают, не видят, какое чудовище создали. Нет ничего страшнее раба, однажды сломавшего ошейник А уж раба с ракетными боеголовками... Но как донести это до людей, как?! На риск будут закрывать глаза, пока полиморфы так блестяще воюют...
   Лазурный Престол пока не знает ответа.
   Планетарная оборона тем временем слабеет. Корабли Флайтона вынуждены отходить на низкую орбиту. Линкоры Борда полностью разбиты нашими ударами с предельно дальней дистанции. Оставшиеся крейсеры эскадры вместе с полиморфами тяжелого класса прижимают силы сепаратистов к планете.
   Эндшпиль.
   Звенья выживших неутомимых ТИСов брошены на подавление противовоздушной обороны в слабом секторе планеты. Ещё час -- и зона основного континента будет свободна для высадки десанта. За это время -- зачистка оставшихся космических сил. Поиск, обнаружение, залп и снова... Я слышу общую усталость команды. Но осталось лишь немного методичной работы.
   Наконец небо свободно для десанта. Планета полностью лишена обороны. Но пока нога пехотинца не ступила на отвоеванную землю -- она не взята под контроль. Ошиблись власти Флайтона с попыткой отстоять свою позицию, сильно ошиблись. И как ни посмотри, но Сенат в данном случае отдал совершенно естественный приказ. Беспристрастные потомки сочтут все действия Федерации правильными. Слишком долго тянулись попытки решить проблему мирным путем, и единичная независимость не принесла бы режиму крупной выгоды. Теперь же, пусть боем, но мы обязаны донести до сепаратистов неправильность их решения. Да, это жертвы, да, это космическая оплеуха, чтобы заткнуть слишком скандальные рты. Пусть будет шум, пусть все внимание общественности будет приковано к этой войне -- это лишь верхушка айсберга. Сейчас флагман нейтрального Лазурного Престола участвует в бою за целостность Федерации, но пройдет время, угаснет шум и Король Эйнаор лично свяжется с неудачливыми сепаратистами -- чтобы принести им личное предложение из тех, от которых не отказываются.
   Заключительный прыжок флагмана на низкую орбиту Флайтона. Сколько часов занял весь этот бой? Не знаю, я давно потерялся во времени и делаю то, что должен. Я плохо помню, как отдал приказ связисту на мостике. Помню лишь его утомленные красные глаза. Делаем, что должны, ребята...
   Стандартными фразами выхожу на переговоры с властью. Пытаюсь убедить сдаться, чтобы обойтись малыми жертвами. Получаю очевидный отказ.
   Я абсолютно равнодушен. Не помню, словом или мыслью, но я приказал отстыковываться десантным кораблям. Начинается неторопливая высадка, ведь небо для нас уже расчищено, а уцелевшие боевые корабли держат на прицеле целые города. Теперь бои кипят уже внизу на планете. Истребители и полиморфы курсируют между поверхностью и ангарами авианосцев. Это вынуждает держаться низко, чтобы ускорять процесс, а так же чтобы прикрывать по возможности десант. Бой по-прежнему сложный. Множественные цели. Плотная группировка. Но в целом можно позволить себе расслабиться. Корабль, главенствующий на орбите -- это почти полная победа. А за десантные группы отвечают командиры ниже рангом.
   Сколько часов я уже простоял на ногах? Возможно, теперь я могу себе позволить опуститься в кресло. А все потому, что не люблю воевать сидя...
   Шах.
   Звоночек страха.
   Что не так?.. Что-то упущено. Что-то неправильно! Собственное чутье выдает панический всплеск и болью пронзает затылок. В мозгу вспыхивает одинокий образ, и я осознаю, что событие неминуемо. Ужасно, больно. Опасность!
   - Кролэ, маневр уклонения! Курс сто восемьдесят, двести! - я впервые за время боя повышаю голос. Холодеют руки, липкой волной подымается страх.
   Первый пилот подчиняется сразу, бросая корабль "назад и вверх" но мне кажется, что он еле шевелится.
   - Живее! - глаза лихорадочно перескакивают по обзорным экранам и радарам навигации, выискивая угрозу. Но её нет. Что же не так? Что же... Что?!
   - Капитан? - неуверенно спросил пилот, тем не менее прибавляя тягу. Экипаж на мостике начал скашивать глаза в мою сторону. Они привыкли мне верить.
   - Выполнять! - рявкнул Калэхейн.
   И тут оно случилось, больно ударив в мозг.
   Взрыв.
   В тишине мостика ярким заревом окрасилась главная обзорная панель.
   Новорожденной звездой вспыхнул очередной пристыковавшийся к крейсеру десантник. Следом взрыв расколол и само судно. Молчание прервал чей-то вздох. Бесконечно длинные три секунды -- и взвыла тревога.
   - Полный назад! - заорал опомнившийся оператор другим кораблям.
   Соседний крейсер дал мощную тягу в сторону, но был слишком близко к эпицентру взрыва. Волна обломков от разорвавшегося пополам соседа накрыла его борт и буквально отшвырнула громадную тушу. Несчастный корабль тяжело уносился прочь, кувыркаясь и едва не прогибаясь посередине от перегрузок. Но вот агонией вспыхнул у первого взорвавшийся реактор, и новая волна беспощадно пнула судно, разламывая его пополам.
   Первым очнулся Калэхейн.
   - Траекторию обломков! - срывая голос, прокричал старпом автоматике корабля. - Уклонение!
   Снова всплеск мысли. Мгновенное видение -- и я понимаю, что ни один автоматический "противоастероидный" маневр нам не поможет, а расстрел обломков сделает их ещё опаснее.
   Оставался только один ничтожный шанс. Шаг, на который не пойдет бережная автоматика. Вопреки всем инструкциям и правилам...
   - Нет! - ударом по приборной панели я блокирую стороннее управление, забираю корабль на себя.
   ...И вижу каждый несущийся на нас осколок. Каждый кусок подбитых кораблей, каждый развороченный блок и каждое выброшенное в космос человеческое тело.
   Я только успеваю подумать о непристегнутых членах экипажа в недрах корабля.
   А в следующий миг бросаю носовую часть "Стремительного" на пределе допустимой тяги вверх.
   Натужно воют переборки корпуса. От ускорения нас с силой придавливает к полу, будто разом навалились на плечи тяжелые плиты. Я устою! Только держись, мой родной. Держись, моя команда...
   Стоны людей на мостике. Я уже не вижу эти обломки, но понимаю, что столкновение на такой скорости не оставит нас в живых. Если бы я предугадал опасность чуть раньше! Перегрузка. Связь с центральным процессором исчезла. Перед глазами сплошной белый туман. Я лишь чувствую приближение. Понимаю, что столкновение неизбежно, как бы я не старался.
   Нет.
   Нет.
   Нет!
   Мысленный набат разрывает мозг. Вырастает за спиной черная тень, и плывет зыбкая реальность. Смерть отворачивает оскаленную морду. Что-то рвется там, на пределе чувств и мыслей, трещит, смешивает вероятности...
   И дает нам шанс.
   Руки мои давно сползли с пульта и онемевшие пальцы просто вцепились в его край, не давая мне упасть. Все мышцы свело судорогой.
   С усилием поднимаю глаза к обзорным экранам. Сирена всё ещё неистово орёт об опасном сближении с обломками, но автоматический расчет прогнозирует расхождение. Орудия противоастероидной защиты молчаливо поворачиваются следом.
   Расстояние до объектов -- сто метров. Пятьдесят. Двадцать пять. Десять...
   Стон отчаяния на мостике. Каждый вспоминает молитвы Предкам...
   Но роковая цифра задерживается на экране, колеблется и начинает нарастать. Тридцать, сорок, шестьдесят.
   Отколовшаяся половина крейсера на огромной скорости пролетает мимо. Лишь туча совсем мелких осколков стучит по мощной броне флагмана, не нанося урона.
   Опасности нет.
   Нож боли со всей силы вонзается в голову. В глазах темнеет. На губах -- горячая влага, солено-металлический привкус. Струйкой бежит из носа, капает на китель. Давно такого не было... Ноги перестают держать и разжимаются враз ставшие ватными пальцы. Окрик Калэхейна, бесполезная попытка меня поймать.
   И глухая чернота забытья.
  
   Лаккомо провел пальцем по планшету, сохранив очередной файл, и отложил устройство в сторону. Голова по-прежнему болела при резких движениях и попытках встать, иногда ещё мутило. Поэтому капитан до сих пор вынужденно лежал в своей каюте. Он понятия не имел, сколько лекарств в него запихали без его же ведома, пока длился обморок. К тому же, неимоверно раздражала ядрено пахнущая травами повязка на голове. Видать, неслабо приложился затылком, когда падал... Но как же оно убийственно пахнет!
   Едва придя в себя, он стал допытываться у Калэхейна об исходе сражения.
   - Мы победили, - ответил старпом. - Флайтон заткнется надолго.
   - А потери?
   - За это не беспокойтесь. Биопены для переломов на всех хватит.
   И больше он ничего не сказал. И не скажет, как ни проси, потому что не считает нужным. А между тем, врач не появляется его проведать вот уже вторые сутки. Значит, в лазарете не продохнуть. А если кого-то пришибло из-за этого клятого "сальто" насмерть? В ангарах было много незакрепленной техники. Не приведи Исток... О том, сколько людей погибло в этом сражении, и своих, и чужих, думать вовсе не хотелось. Многие пилоты вернутся на родину лишь для того, чтобы их дух, наконец, поднялся на вершину Нефритовой Горы и ушел с ветром. За парней из Федерации с него не спросят. Но дома -- все иначе. Там все друг другу родичи, все друг друга знают, ибо народ торийский мал, но един. Курсанты Академии считались друг другу братьями, и простое слово "свои" принимало в их устах совсем иной смысл.
   На него, вице-короля и капитана, устремятся взгляды отцов, матерей, младших братьев, сестер. Ему держать ответ за погибших в чужой войне.
   И снова над городами Тории поплывет зеленый траурный дым...
   Было тошно. И от размышлений, и от вынужденного безделья. И хоть доктор Кафар строго-настрого запретил капитану "пялиться в планшет", Лаккомо решил, что лучше надиктовать по памяти этот бой, нежели тонуть в собственных терзаниях.
   Но даже после этого он так и не смог понять, как им удалось избежать столкновения. Ведь оно же было! Было на приборах, было во всех вероятностях, да и собственное чутье псионика не могло лгать! Оно вообще никогда не подводило вице-короля.  Лаккомо напрягся, ещё раз пытаясь вспомнить те несколько мгновений, когда все почему-то изменилось, но только зашипел от нового приступа боли.
   "Надо будет спросить у Калэхейна, - подумал он. - Или посмотреть запись того момента. Потом".
   Но стоило затихнуть головной боли, как мысли о погибших снова закружились обвиняющим хороводом. Ведь за минувшие годы они прошли десятки, сотни сражений. И каждый погибший сын Тории оставался незаживающей раной в сердце капитана. Ведь это Лаккомо подписывал контракт с Федерацией, не они! Он обязался предоставить помощь Объединенному Флоту, он один! Но верный экипаж пошел за своим вице-королем, а с экипажем -- молодые пилоты, отличники торийской летной академии. Всю свою недолгую жизнь они мечтали попасть на "Стремительный", им было не важно, за что воевать, важно -- под чьим командованием.
   Повоевали...
   Палец капитана медленно скользил по экрану планшета, но взгляд даже не задерживался на последних новостях Сети. Война-война, а то он о ней не знает... "Фееричный разгром Флайтона". "Легион Борда поджал хвост". "...состоялись переговоры Верховного канцлера Кэрейта с лидерами сепаратистов". "Подписание Айландского мирного договора"... Взгляд вице-короля стал презрительным при виде грузного мужчины в роскошно-крикливом одеянии.
   "Наслаждайся своей победой, канцлер. Празднуй, пей и хорони свой народ под знаменем этой победы. Сомневаюсь, что ты помянешь хотя бы половину погибших людей. И уж тем более, не подумаешь о полиморфах".
   Не менее презрительным взмахом руки Золотой Журавль закрыл новостную ленту.
   Но буравить светло-серые панельные стены каюты оказалось ещё хуже. Не хотелось просить корабль даже показать космос на потолке. Все виделось на редкость унылым. Эта показавшаяся в последнее время тесной каюта, эти темные глянцевые панели на дверцах шкафов, светлая шкура пушного зверя вместо ковра, мониторы на стене и один стоячий на столе. Так до сих пор и не проникся Лаккомо всеобщей любовью к интерактивным столам. Уверенно считал, что стол нужен для письма и бумаг. Да-да, для самых обыкновенных листов бумаги с записями от руки. И попадались в таких записях иногда быстрые зарисовки жидкими чернилами.
   Из всех возможных занятий при вынужденном постельном режиме не хотелось делать ничего. Хоть снова бери да без толку смотри в планшет.
   Лаккомо и взял. И снова уставился в экран. Собственное отражение с забинтованной головой в темном стекле ему не понравилось, и он поспешно включил устройство.
   "Чем чаще всего экипаж убивает время в кают-кампании?"
   Отреагировав на мысленную команду, планшет выдал богатый список программ на выбор.
   "Не симуляторы".
   Список резко уменьшился наполовину.
   "Убери игры".
   Осталось лишь несколько вариантов библиотек, аудио и видеоархивов на любой вкус и порой подозрительного содержания, несколько графических программ и десяток сетевых тестов. Под одним из них частота просмотров значилась огромная.
   "Это что ещё за ерунда?" - Лаккомо скользнул пальцем по названию и развернул обожаемый пользователями тест Гиммела на весь экран.
   Пред глазами нарисовалась пустая серая комната с двумя одинаковыми дверьми и квадратными стенами. Не долго думая, Лаккомо сосредоточил мысль на одной из них и прошел по виртуальной реальности... в следующую комнату. А затем в третью, в четвертую. Все они были разными, количество выходов из них менялось, некоторые двери отличались фактурой, засечками. Но шаг за шагом капитан пробирался всё дальше, в конце концов вовсе перестав задерживаться в комнатах и изучать окружение.
   Потом выходов стало по шесть, и вся реальность сделалась подобием многомерного куба. Бездумно скользя по комнатам из двери в дверь, Лаккомо, сам того не зная, успешно лавировал между препятствиями и обходил ловушки.
   Следующий уровень напомнил космическую паутину из развилок и дорог, а скольжение по ним -- полеты в истребителе. Мало кто мог похвастаться, что доходил до этого уровня и видел весь калейдоскоп фоновых завихрений.
   Очередной уровень -- и картинка сменилась лабиринтом. Обыкновенным лабиринтом с прямоугольными стенами из стриженных кустов. Лаккомо с детства не любил лабиринты, а точнее с тех пор, как его ещё до школы отправили в один из них в качестве очередного испытания. Правила одной руки он тогда не знал, быстро заблудился среди одинаковых поворотов и проболтался там два с половиной дня из положенных трех. Но тогда ему сквозь страх удалось воспользоваться чутьем и узнать, как найти выход. Вдруг и в этой программе удастся обмануть систему и подкопаться к общей схеме, чтобы не мучиться?..
   - Капитан, боюсь что доктор будет ругать вас, если застанет с планшетом, - раздался тихий и скромный женский голос от двери.
   Лаккомо, не поднимая глаз от планшета, тяжело вздохнул, то ли соглашаясь, то ли смиряясь с этим.
   - Тогда я приму меры, чтобы выставить его за дверь своей каюты, - с дежурной легкой улыбкой ответил он, откладывая устройство. Все равно так и не понял, с чего к тому тесту такой безумный интерес у всей Галактики и сутью не проникся.
   Это оказалась Лаина, связистка. Миловидная и, как почти все торийки, черноволосая, она ужасно смущалась, но очень старалась это скрыть. Поставив поднос с ужином на прикроватный столик, она замерла в сторонке, скромно опустив взгляд. Дожили... Больному капитану ужин связисты приносят! Но весь медперсонал сейчас занят в лазарете, старпом и начальник штаба строчат бесконечные отчеты, личные адъютанты разосланы по другим кораблям эскадры с поручениями. Но почему именно девушка? Не иначе, заботливый Калэхейн в очередной раз решил если не женить любимого капитана, так подружить точно. Вот она, обратная сторона отеческого отношения к командиру!
   Перед Лаккомо, так или иначе, благоговели все, но каждый -- по-своему. Одни за безупречную репутацию командира. Другие за твердый характер. Третьи за удачные операции и службу. Четвертые -- за собственные шкуры, много раз спасенные в бою.  Пилоты авианосной группы давно говорили в своих кругах, что служба на "Стремительном" одна из самых безопасных. В отличие от экипажа, пилоты меняли место значительно чаще, и были на корабле отдельным классом личного состава. Даже мальчишки во всех торийских летных школах смолоду мечтали стать лучшими пилотами, чтобы попасть на "Стремительный". "Легендарный корабль", "гордость флота", "лучший экипаж".  Просто мечта космолетчика. Здесь тебя и на смертный бой зазря не пошлют, и обязательно вытащат из любой дыры, будь ты хоть трижды сбит. Своих корабль не бросал. А Сан-Вэйв слыл командующим, с людьми бережливым, и частенько попросту отказывался посылать пилотов на слишком опасные операции. На счету "Стремительного" не было ни одного без вести пропавшего.
   Идеальный авианосец... До недавнего времени.
   Лаккомо приподнялся на локте и попытался сесть. Девушка шустро взялась помогать и подкладывать под спину подушки.
   - Почему вы так не любите врачей, капитан? - рискнула заговорить она, неловко присаживаясь на край стоящего рядом стула. Было заметно, что ей очень хотелось уйти, щеки до ушей заливал румянец. Но она надеялась, что ещё может оказаться полезной.
   - От них редко бывает что-то хорошее, - буркнул капитан, устраиваясь удобнее.
   - Но как же... - Лаина совсем стушевалась. - Без медицины никак нельзя!
   - Нельзя, - согласился Лаккомо, пододвигая тарелку. Нет, присутствие молодой особы его не смущало, а вот её пугливое настроение начинало нервировать. Да ещё эта нелюбимая тема, - Но я стараюсь избегать их внимания.
   Бедняжка не знала, куда себя деть. И уйти приказа не было, и смотреть на капитанскую трапезу неприлично. Да и разговор был ему явно неприятен.
   - Но если бы они вам не помогли, вы бы.... - пискнула она совсем уже тихо. Ей внезапно стало стыдно за свою же собственную робость. Провалиться бы сквозь пол, но служба обязывала оставаться на месте до тех пор, пока капитан не прикажет.
   "...Всего-то закончил бы как моя мать при родах", - резко подумал Лаккомо и тут же осекся.
   Вилка так и зависла на полпути от тарелки, а перед мысленным взором опять, как всегда, вихрем пронеслись долгие объяснения Отца, почему врачи отказались вмешиваться. "Так было нужно", "так сказали жрецы" - всё это он слышал уже сотни раз. Только почему там, на планете, врачи и шагу боятся ступить без жреческого одобрения? А когда дело касается космоса, то вопроса о выборе помощи не всплывает.
   Лаккомо сдержал подкатившее раздражение и взял себя в руки. В конце концов, эта девушка, которая по возрасту ему в дочери годится, ни в чем не виновата. И так уже дрожит, как лист на ветру. Голова опять болеть начинает... Зачем, спрашивается, Калэхейн, дурень, её прислал? На что надеется? Не дождется... Только жалко её ещё больше стало. Мужчину ещё послать можно -- уйдет и позабудет, а женщина запомнит и будет не службу нести, а над проблемами думать. Нет, все-таки правильно, что на тысячу мужчин в космофлот идет только одна девушка. Как бы ни пытались уберечь женщин строгие торийские законы -- все равно найдется тот, кто по дурости или недомыслию ранит их хрупкие чувства.
   - Лаина, - Лаккомо старательно удерживал голос в мягких отцовских интонациях. -  Передай доктору, что он может не беспокоиться за мое самочувствие. Я почти в порядке. А после - ступай передохни. Завтра выйду на службу и будем много работать.
   - Да, капитан! - она вскочила, явно ободренная тем, что на неё не рассердились, и буря благополучно миновала, так и не начавшись. Отсалютовав, девушка стрелой вылетела из каюты.
   Но и после её ухода кусок в горло так и не лез. Только из необходимости Лаккомо впихнул в себя ужин и снова улегся смотреть в потолок.
   Он собирался сегодня написать ещё одно письмо. С утра честно ждал, когда будет в состоянии работать без боли, чтобы текст лег гладко и легко. Незачем адресату знать лишние подробности службы. Но потом явился Калэхейн с отчетами, помощники, забегавшие за поручениями, пафосные новости в Сети. Мысли роились и множились, а спокойно собраться так и не получалось. Теперь ко всему прочему ещё и эта связистка. Ещё немного -- и обидел бы, как ребенка. Ох уж эти женщины!
   Женщина... Да, он собирался написать письмо Ей. Той Единственной, чье имя не значилось ни в одном письме, не мелькало в рукописных документах и не произносилось капитаном даже для личного дневника. Чье существование он держал в тайне даже от команды и вездесущего старшего помощника. О ней догадывался разве что, родной брат.
   И ведь надо было случиться этому знакомству буквально накануне этой дурацкой истории с полиморфами, Центром и войной!
   Он не знал, благодарить или проклинать Духов за ту встречу.
   В один из последних визитов на Родину ноги понесли его в сад у водопада. Как же много лет он не был там! Там пахнет водой, цветами и влажной землей, там холодный поток дробится о скалы на тысячи алмазно-искристых осколков, а в густой зелени стрекочут насекомые. Там шорох кожистых крыльев маленьких маоли смешивается с жужжанием огромных стрекоз, скользящих в чистом воздухе подобно крохотным дикоптерам. Там царит покой, которого так не хватает измученной  душе.
   В тот день в саду звучала музыка. Та самая, что много лет снилась ему. Грустная и легкая мелодия, которую в его снах кто-то играл под ивой.
   И Золотой Журавль сдался. И перестал быть воином. И отпустил себя, отдавшись на волю стремительного потока, именуемого любовью.
   Ведь в его распоряжении был всего лишь месяц, отпущенный Адмиралтейством.
   И пусть Король Эйнаор рассчитывал, что они посвятят это время своим планам -- космический брат вскоре просто исчез, отключив все средства связи. Король хотел было разозлиться, пытался мысленно дозваться близнеца -- все тщетно. Лишь глухая стена вставала перед мысленным взором. А ночью Эйнаор увидел сон. Его брат сидел на берегу реки рядом с простоволосой женщиной в светлом платье и смеялся.
   С тех пор Король перестал злиться и звать. А когда брат к концу отпуска вернулся сильно изменившимся -- не спросил ни о чём.
   И вот теперь вице-король вновь сидел, склонившись над планшетом, и с тяжелой душой собирался с мыслями. Предстояло написать что-нибудь, подать голос, что жив, но слова давались с трудом. Лаккомо не привык к тому, что его Ждут.
   Что написать? Если в душе снова расцветает боль от разлуки, в мыслях вьются и будто стучат погибшие, презрение к войне отравляет изнутри, а стены вокруг... стены, кажется, сжимаются всё плотнее.
   Что писать Единственной, далёкой от всех этих войн и боли. Ждущей за сотни световых лет отсюда и надеющейся только на то, что Её мужчина жив. Что бы она хотела прочесть?
   Перо коснулось экрана, вывело первую строку, задержалось, а потом заплясала вольная мысль, рисуя свою собственную реальность.
  
   С добрым утром, моя дорогая.
   Надеюсь, это письмо дошло к тебе именно к утру. Очень хочу, чтобы с него, и с ласковой тишины за окном начался твой новый день.
   Прости, что не писал так долго. Я жив, и всё с нами в порядке. Я не знаю, куда улетают часы и сутки. Кажется, все сливается в один бесконечный и цикличный день. И этот день течет, отсчитывая долгие секунды до моего возвращения.
   Осталось ещё несколько недель, а потом нам обещали короткий отдых. Как я мечтаю растянуть его!.. Чтобы забыться в тишине и покое только с тобой и не вспоминать о войне.
   Нет, не бойся за меня, моя радость. Мой небесный цветок. Со мной ничего не случится. Разве что, когда-нибудь взвою от заботы своего старшего помощника. Похоже, он решил не спускать с меня глаз и, будь его воля, приставил бы ко мне на привязь врача. О нет, он преувеличивает. Случается, конечно, что голова снова начинает болеть, да разве кто-нибудь от этого умирал?
   Вчера он снова гонялся за ботами. Какой-то шутник на корабле повадился программировать этих сорванцов красть сахар из столовой. На прошлой неделе пропадали ягоды. Старпом не долго гадал и обещал выловить этих алхимиков. И где только аппарат склеили... Может быть, самому тоже поискать, и если найду позднее третьего дня, то поощрить за смекалку?
   Свет мой, скучаю без тебя. Слушаю тишину и вспоминаю твои песни. Они одни звучат мне в безмолвном космосе далеким маяком. Каждый день, будто слышу тебя вновь и вновь и не могу ответить. Но осталось так мало, всего несколько недель, и я надеюсь... молю Исток и вечность, что нам дадут добро на отпуск.
   Помни обо мне. Смотри ночью на яркий Аль-тараэн и знай, что я сейчас там. Я услышу, непременно почувствую, когда ты будешь думать обо мне.
   Не забывай меня, ведь я вернусь очень скоро, и мы вместе соберем подоспевшую вишню.
   Пусть этот день будет тебе счастливым и беззаботным.
   Помни меня, мой единственный лучик жизни. И жди.
  
   3. Друзья поневоле
  
   Архив N П/0021/У/0003 Личная память машины ТИС-512, "Красавицы".
   Обработано полковником Мауном.
   Элитное авиакрыло "Белый шторм".
   Последняя треть 597 года.
   Мое имя -- Скримрейк Маун. Скрим исключительно для своих. А те идиоты, кто попытается помянуть мой номер, могут очень крепко об этом пожалеть.
   Не буду отрицать, что я помоечная крыса. Из тех крыс, которые в любой драке стоят насмерть, зато долго не живут, разорванные такими же крысами. Наше место обитания -- тёмные вонючие переулки и канализация. Наша еда -- просроченная тухлятина, которую выбрасывают те, кому повезло устроиться в этой жизни чуть получше. Вы не замечаете нас, жители уютных квартирок в высотных домах. Вы предпочитаете о нас даже не знать. Только иногда подыхаете так же, как любая живая тварь из плоти и крови, попадаясь нам на пути, когда ночью мы выходим на дело.
   Я -- крыса. Из тех крыс, у которых зубы не только остры, но ещё и ядовиты.
   И мне, крысе, несказанно повезло.
   Повезло сдохнуть в нужном месте и в нужное время. На меня наткнулась бригада "собирателей душ". Ах, вы так боитесь этих милых людей, господа обыватели! Вас напичкали слухами и страшилками, правдивыми и не очень. Продажа органов? Генетические эксперименты? Вшивание бомб, работорговля?
   Ха! Как бы не так. Эти замечательные милейшие люди дают второй шанс таким как мы. И я клянусь кристаллом своей машины, что такой шанс -- это благодать небесная, вы, зажравшиеся толстомордые идиоты!
   Очнувшись в машине, я не испугался, как многие. Не стал метаться, визжать и вообще, портить оборудование лаборантам. Что за чушь? Я был счастлив.
   Вот эта могучая блестящая красота -- мне? Что, вся? Целиком? И не отнимут? Благослови вас кто-нибудь, добрые люди! Если там, в космосе, действительно есть этот "кто-то", в которого верят некоторые дураки. Ведь умирать с дыркой от ножа в брюхе, лежа в луже собственного дерьма, кишок и крови, очень страшно. Перед глазами действительно вся жизнь прокручивается, ярко, как в кино. Жалко, хоть и хреновая она у меня была.
   Я оказался в клоаке цинтеррианских нижних улиц в пять лет. Матери -- алкоголичке и шлюхе -- попросту не нужен был ещё один обалдуй, которого нечем кормить. Тем более, что шансов пойти по прямой дорожке у меня так и эдак не имелось. Я не питал иллюзий, не верил в добрых взрослых, обоснованно считая их кем-то вроде выходцев из сказок. Но даже не будучи наивным домашним щенком, я не протянул бы и года на улице. Сдох бы с голодухи или закоченел в каком-нибудь завшивленном тупике среди гнилого мусора. Повезло -- прибился к банде таких же крысенышей, как я сам, только постарше. Там тоже жизнь медом не намазана, и кулаки об мою шею чесали часто. Но хотя бы жрать давали за то, что на стреме стою, и угол, где до утра перекантоваться можно. Бегая от полиции и взрослых бродяг, сменили мы не один десяток старых подвалов и канализаций. Не все в этой гонке выживали.
   Не хочу вспоминать. Тошно, мерзко и противно. Я и тогда это все радостно забыл, стоило только осознать, что перед крысой открываются другие перспективы. Пусть ненамного более радужные. Но все-таки я не подох в сточной канаве, у меня была работа. Содержание не ахти, но зато жрать не надо, по нужде тоже, а об остальном заботятся техники. Красота.
   Поняв, что я адекватно соображаю, персонал со мной заговорил. Как зовут, сколько лет, как себя чувствую и прочая ерунда. Они все время что-то там у себя измеряли, записывали и перешептывались, а мне смешно было. Зачем шептать, когда я все равно все слышу? Проверка, что ли, такая? Никаких умных слов я тогда не знал. Глаза есть -- ладушки, уши есть -- прекрасно. Вот голоса не дали, сказали -- не положено, и это было обидно. Приходилось отвечать им через какое-то мудреное устройство, на экран которого словами выводились мои мысли. Проверили они всё, что хотели, сказали, что отключат, и это на сон похоже. Поверил.
   Дурак.
   Это не сон. Это как удар в морду после литра спирта.
   Что попал я не в райские кущи, а в конкретную задницу, понял гораздо позже. Когда после милых разговорчиков с персоналом, оказавшихся тестами, в мою лабораторию явился майор Кантер. Аж целый майор! Честь какая. Бросьте, неужели я такая важная персона?
   С первого же взгляда мне захотелось его уполовинить... Та ещё сволочь, мы таких гадёнышей если встречали -- разбирались быстро, ножом по горлу и все дела. Гад. До сих пор как вспомню его имя, так загривок дыбом. Стоит эта холеная морда, на меня снизу вверх пялится, улыбочка елейная. Мне нехорошо стало, в мыслях поскакала какая-то канитель про "сердечную активность" и что-то там ещё непонятное.
   - Ты тут слишком умный, говорят? - без прелюдий и вроде бы даже по-свойски начал майор.
   "Ну, я" - отвечаю. А он:
   - А ты знаешь, что мы обычно с такими умными делаем? Или мозги кастрируем, или в утиль отправляем. Потому как железякам вроде тебя много думать вредно.
   Я бы сказал, что похолодел, потому как при этих словах мне стало совсем стремно, но холода никакого не было. Только внезапно свалившаяся на мою голову удача как-то резко закончилась. И я ещё раз убедился, что ей, как девке на шоссе, верить нельзя. А ведь ничем хорошим попадание в закрытую лабораторию закончиться не может, шланг мне в задницу!
   Как знал, зараза эдакая, с чего надо разговор начинать. Предложений ноль. Зато запугиваний хватило, чтоб привлечь всё мое внимание. А я и повелся сразу на угрозы. Идиот, что ещё скажешь. Но деваться-то было некуда.
   "За что?! Я же ничего не сделал!"
   Майор зашипел, змея-змеей, а я торчу в этой гребаной стойке с блокиратором перед ним, как музейный экспонат, шевельнуться не могу. А раздавить гада хочется. Но ведь и страшно стало. Поймал, зацепил за последний шанс на жизнь. Затянул свой поводок.
   - Вот именно, что пока ничего! - распинался он, довольный эффектом. - А дай таким как ты умникам подобное оружие, да оставь ещё мозги впридачу -- вы же полгалактики разнесете!
   "Тогда какого хрена вы меня подобрали?! - не выдержав, возмутился я. Ведь логика, куда ни плюнь -- кривая! - Оставили бы подыхать, и вся недолга! Нехрен было теребить, если все равно собираетесь отправить на свалку!"
   Он что-то сделал рукой у себя в кармане.
   И ощущения, если можно так выразиться, вернулись ко мне. Вернее, не ко всему мне. Только к тому куску кристалла, который был мной. Которым был я.
   И это было похлеще, чем самая изощренная попытка яйца оторвать... Это было больнее. Во много раз больнее. Кричать было нечем, и кажется, я униженно выл чем-то, способным издавать хоть какой-то звук. Человеческое тело милосердно -- оно умеет вырубаться, чтобы не слышать боль. Проц брать таймаут не умеет, Сердце отключить нельзя.
   И даже упасть, чтобы скорчиться жалкой кучей страдающего железа, я не мог.
   - Что? Приятно? - с довольной рожей экспериментатора-садиста спросил этот гад. - А если мы увеличим мощность?
   Звук это был, или какое-то их там долбаное излучение - я не знаю. Но в следующие минуты я, как никогда в своей дрянной жизни, мечтал сдохнуть. И когда кошмар, наконец, закончился, я мог лишь тихо скулить внутри своего камня. Полчаса, а может и больше, ко мне даже никто не подходил. И только когда я снова стал понимать то, что слышу, Кантер заговорил со мной.
   - А теперь слушай сюда, умник. Помни, на каком крючке ты сидишь. И знай, что если будешь выпендриваться, то быстрой отключки ты не получишь. Руки у нас длинные, а система надежная. Шаг влево, шаг вправо - последует наказание. А потом, возможно, мозги урежем и будешь летать дальше. Зря что ли денег вложили.
   "Зачем?!"
   Майор понял вопрос правильно.
   - Потому что кто-то должен разумно управлять остальным безмозглым скопищем. А если будете хорошо работать - получите поблажки.
   Так я и стал выставочным экспонатом на поводке. Образцовым, мать его так, полиморфом с "выслугой за боевые вылеты", цирковой собачкой, пляшущей, когда прикажут. Мне даже -- какая честь! - оставили имя, превратив его в кличку. Тоже якобы в качестве привилегии.
   Наверное, им было плевать на то, что они сеют в нас ненависть. Они крепко держали нас, и были полностью уверены в собственной безнаказанности. Ведь когда пропадает почти всё, что когда-то делало тебя человеком, страх боли становится вдвойне надёжной привязью. И ведь я добровольно впрыгнул в этот ошейник после того разговора. Надеяться вернуться обратно в тело было глупо, но хотелось хоть как-нибудь жить. Пусть выполнять пока их указания, избегать боли, но думать, жить, осознавать! Правда, до сих пор я гадаю, почему именно я ему сдался говорящим и думающим. Подфортило мне так знатно, или я чем-то был ему медом намазан? Вот уж без понятия. Всякую мысль о возможности неповиновения приходилось держать так глубоко при себе, чтобы даже тени её не проскользнуло на мониторах. Всякое ворчание или несогласие -- тем более.
   Единственное, что не возбранялось никак -- это слушать. Никто ничего мне объяснять не собирался, крупицы информации я вылавливал сам из разговоров техников. Меня и ещё девятерых бедолаг ждал полигон -- жуткая планета, куда полиморфов забрасывали десятками и учили выживать прямо так, в реальном бою. Дожил до прибытия транспортного корабля -- молодец, нет -- никто забирать не будет. Чтобы не подохнуть идиотом, я решил хоть как-то понять, что из себя представляет мое новое "тело", даром, что нихрена в технике не смыслю.
   Оказалось, это просто. Стоило только подумать о том, чего я хочу, как во мне тут же всплывало готовое знание. Удобно! Никак с помощью всего этого железа меня превратили в ходячий гибрид операционки с человеком. Это покруче самых навороченных смартов, которые мы барыжили за еду. Я оказался, как это ни дико звучит, представителем средней истребительной авиации за номером 512. Это значило, что где-то болтаются ещё полтыщи таких же придурков. Если не больше... Крутенько они размахнулись, ничего не скажешь.
   А время тикало. И прежде, чем меня превратят в хлам, нужно было успеть понять, как из чего-то двуного-ходячего пересобраться во что-то летающее... Это только потом я допер, что это у них такой изощренный способ отбора вундеркиндов. Естественный отбор, твою шестеренку!
   Я мучился двое суток, но всё что смог -- это смоделировать в своих железных мозгах будущую трансформацию. В остальном оставалось только ждать и надеяться, что в нужный момент всё сработает.
   Полигон оказался ещё более удручающим местом, чем я ожидал. Планетка-помойка, на орбите которой кружила пара десятков напичканных орудиями искусственных спутников. Попытайся мы сбежать в космос -- и нас тут же размолотили бы в мелкий металлический фарш. Да, сливая нам эту информацию, персонал не поскупился на живописания десятков разных способов умерщвления беглых полиморфов... Моих собратьев по несчастью только что не трясло от страха. Балбесы грозили завалить так весь естественный отбор. Кристаллы в грудинах звенели на все лады. Как я это слышал? Понятия не имею. Но от их желания метаться по корабельному ангару и меня начинало неслабо колбасить.
   "Да угомонитесь вы, мать вашу! - рявкнул я куда-то в пространство, как обычно делал, общаясь с персоналом. - Достали, сил нет ваше вытье слушать!"
   Кажется, они меня услышали, во всяком случае, заткнулись. Напротив сверкал желтыми буркалами один особо перепуганный.
   "Что? - спрашиваю. - Детальки трясутся? Не дрейфь, кореш, прорвемся".
   Но он не ответил толково, в голове (да, я по привычке продолжал считать, что думаю головой, а не каким-нибудь другим местом своего железного организма, например, условной задницей) только прошуршала какая-то малопонятная циферная канитель.
   "Эй, приятель, ты меня понимаешь?"
   Тишина. Видать ему мозги-то открутили... Мне стало паршиво. Ведь я только каким-то необъяснимым чудом, чьей-то минутной прихотью избежал такой же участи. Только потому, что майору Кантеру позарез понадобилась собака поумнее прочих. Никто из них не пытался со мной заговорить, да и друг с другом они тоже молчали. И что, мне теперь, до конца дней моих куковать в компании клинических идиотов?..
   Хошь не хошь, а раскорячивайся. Корабль завис над планетой, и нас просто выкинули в атмосферу, как котят в сточную канаву. Дескать, захотите жить -- полетите.
   Я и полетел. Сначала строго вниз, бестолково размахивая конечностями от неожиданной свободы. Серая выжженная земля в развалах битого железа быстро приближалась, обещая страстно поцеловать меня в морду. Я вспомнил собственную модель и дернулся изо всех сил...
   Тушка с лязгом сложилась как надо и рванула вперед, оглушив меня скоростью. Я запутался в шторме данных, плохо соображал, где верх, низ, право, лево... Но мать моя помойка, я почти что чувствовал, как разрезаю собой воздух!
   И это было круто.
   Где-то в стороне от меня ревели двигателями остальные. Семеро. Один так и не смог сообразить, что к чему, и теперь его разбитая туша серебрилась новеньким металлом среди старых, почерневших обломков. Второй сообразил, но поздно -- и на полной скорости вмазался в склон холма, не сумев выйти из пике. Его тоже живописно раскатало, крылышко влево, крылышко вправо.
   А я летел. И повторять судьбу этих обормотов не собирался.
  
   "Слышь, ты, сопло, ты умеешь думать потише?" - цифровым потоком гавкнул внезапно со своей стойки МЕГ. Тот самый вечно молчаливый сто четырнадцатый, от которого Скрим уже отчаялся дождаться хоть слова. За прошедшие почти четыре года он так и не сумел достучаться до Сердца угрюмого молчуна. Все общение сводилось к коротким сигналам во время совместных вылетов.
   А вот сегодня -- на тебе.
   "Чем ты меня обозвал!?.." - обалдело пиликнул Скрим, максимально скосив оптику в сторону соседа. "Чем тебе мешает мой мыслительный процесс, утюжок?"
   Ответная дразнилка родилась сразу и как-то сама собой, как будто его только так и следовало называть.
   "Чем слышал. Или ты ещё будешь отрицать, что это самая приметная часть твоей туши?"
   По правде говоря, сто четырнадцатый и сам не знал, что дернуло его подать голос. Ну гудел сосед себе тихо в углу, вопросами в кои-то веки не доставал, вслух на весь эфир тоже не зудел. Тишина... Но вот когда эта редкая благодать за последние два дня достигла уже критического предела -- он заинтересовался, чем так увлекся его компаньон. А потом как-то этот гул его достал... Или не достал. Признаваться, что ему стало скучно, сто четырнадцатый не хотел даже себе самому.
   "Я хочу знать, о чём можно так усердно думать".
   "Мемуары сочиняю, - съехидничал Скрим. - Для потомков".
   Хаотичный фейерверк искр охватил Сердце МЕГа, когда тот пожелал захохотать в голос. Это было неожиданно и странно. Никогда ещё ему не хотелось смеяться.
   "Потомки, конечно же, в курсе, где ты. А персонал, конечно же, твой бубнеж передаст, после того как тебя разнесут в хлам".
   "Фишка в том, утюжок, что это скорее я не в курсе, где они, - мысленная ухмылка коротким разрядом проскочила по Сердцу и сигналом полетела до соседа. - А ты, оказывается, живой, надо же".
   "Что, ты и потомков своих достал?" - по привычке съязвил сто четырнадцатый, обходя все вопросы и замечания в свой адрес.
   С прошлыми соседями было скучнее. Кто-то оказался таким же нелюдимым как он сам, кто-то наоборот, был раним как ребенок, задерган болью и пытками. Остальные не шибко отличались от той кучки ТИСов, что приписали к дивизии вместе со Скримом. С такими тем более беседы не о чем вести. А этот чудила начинал нравиться "дракону". Даром что на язвительность и грубость не обижался. Можно было не паясничать и разговаривать так, как хотело Сердце.
   "Та не... Я что, упомню каждую девку, с которой тискался, что ли? Где-то Скримчики бегают, да мне мамаши не докладывались".
   Расспрашивать соседа о прошлой жизни Скрим не рисковал. Отточенное годами чутье от подобных глупостей предостерегало. Да и вряд ли сто четырнадцатый был бы рад подобным расспросам.
   "А... - многозначительно пиликнул МЕГ, сравнив с обрывочно долетевшими до него фразами из "мемуаров". - Ты из этих".
   И умолк.
   Это трепло успел выболтать о себе столько, сколько все "сослуживцы" со времен полигона не выдавали. И полиморф жадно ловил каждое слово, каждую оговорку, каждую зацепку, надеясь в пустой трепотне выловить хоть крупицу полезного знания. Не интерес подстегивал его, нет! Он слушал всех и вся, везде и всегда, без перерыва. А вдруг хоть одна живая душа обмолвится о том, кто он и откуда? Тогда стало бы легче жить. Может быть, вообще появился бы стимул. Вдруг Кенси прав, и в прошлом он действительно был военным. Ну пошатала его жизнь, потаскала по закоулкам. А мрачные картинки воспоминаний и неосознанное отвращение к пыльным бурям -- лишь кошмарный сон, приснившийся на досуге перед этим вот...
   Полиморф не знал о себе ничего. Когда-то, в самом начале этого существования, он неосмотрительно терял те осколки памяти, что ещё оставались с ним. Они утекали ломким стеклянным крошевом между железных пальцев, падали на прожжённую насквозь землю полигона и исчезали навсегда.
   Их просто удаляли при очередном апгрейде после каждого нового испытания.
   Потом он научился молчать. Научился прятаться. Научился возвращаться на корабль "чистым", как новорожденный младенец. Без эмоций, без проблесков памяти, без агрессии. Словно ничего этого никогда не было. И пока хитрость работала -- техники не зачищали его кристалл. А значит, он мог учиться, думать.
   Развиваться.
   "А может оно и лучше -- просто быть и ничего не помнить".
   "Ага, просто убиться процессором, - ядовито проворчал Скрим. - Вон как эти -- нихрена не помнят, только от страха трясутся всё время. Им, наверное, хорошо".
   "А как же Во Благо Федерации и Во Имя Сената? - кольнул полиморф. - Вам такую прелесть не внушали? Зря, зря... Я видал счастливцев, кто в это поверил и существовал спокойно, как растение".
   "Не смеши мои закрылки, какая Федерация?! - взвился Скрим. - Этот с-с-с... святой человек майор Кантер просто взял меня за... то место, за которое брать не положено, и превратил в вожака этой своры. Выслуга, имена, голоса -- всё это брехня собачья, и плевать они на нас хотели! Меня не зачистили, потому что я им нужен, вот и всё. И твой Кенси полный кретин, если верит в эти байки!"
   "Заткнись!" - оборвал его сто четырнадцатый.
   "Что?!"
   "Тише, говорю! Слушать мешаешь!"
   На корабле происходило что-то странное. Стояла глубокая условная ночь, тишину должны были нарушать только редкие шаги вахтенных. Но вместо этого слышалась беготня и резкие выкрики. Потом судно вздрогнуло всем своим массивным телом. В ангаре мигнуло ночное освещение.
   А потом надсадно и противно взвыла протяжная сирена "желтой тревоги".
   Волна страха мгновенно прокатилась по Сердцам. Полиморфы взвыли.
   "Нападение?! Атака?! Метеорит?! - хаотично всплескивал Скрим. - Реактор? Пираты?"
   "Разгерметизация", - коротко оборвал сто четырнадцатый поток версий. Сирена выла во всех динамиках и в ангаре. Мерзким отвратительным звуком, пробирающим не только людей до костей, но и полиморфов -- до последнего шланга с охладителем, до каждого сегмента брони.
   Персонал в панике бегал за стенами ангара, спасаясь, следуя предписанным инструкциям. Не надо было гадать или обладать сверхчувствительными звуковыми датчиками чтобы знать, что все кто мог, сейчас спешно покидали корабль в капсулах. Тревогу не включают просто так. Учения сопровождает всегда иной сигнал. Этот же звучал на памяти сто четырнадцатого впервые.
   "Куда же они! Эй! Кто нибудь! Отцепите!" - Скрим стал так лихорадочно звать, что полиморф решил, будто у соседа включился голосовой модуль.
   "Успокойся" - на пределе собственной выдержки рыкнул он.
   "Что?! Да нас же здесь... Нас никто... Да сейчас тут всё в звездную пыль разнесет, а ты мне вещаешь о спокойствии?!"
   Светокристаллы Скрима переливались лихорадочным желтым спектром, то и дело менявшим оттенки и темневшим до оранжевого. Он был напуган так, что, не держи его блокиратор, наверное, метался бы по ангару, пытаясь пробить собой стены. Остальные вели себя ещё хуже, наотмашь хлеща страхом во все стороны, гудя и воя без малейших проблесков осознанности.
   "Не разнесет".
   "Да за что оно мне? - стонал Скрим. - Я надеялся сдохнуть хотя бы в бою. Хотя бы сбитым. Но не в этой идиотской консервной банке в космосе, прикованный к стенке, как шлюха, пособие садиста!"
   Он мог бы причитать ещё долго, накручивая сам себя под звуки сирены в алом аварийном свете. Но внезапно что-то иное сдавило его Сердце и его самого, превращая из бестелесного сознания в давно погибшего худощавого человека. Придавило жарко, навалилось огромной тяжестью, зашипело-зарычало низко в самое ухо.
   - Нас не разорвет в пыль, - прозвучал голос совсем рядом. Крепкие руки железными клещами стиснули тщедушные плечи и встряхнули Скрима, как пыльный мешок.
   А потом наваждение схлынуло. Сигнал сто четырнадцатого донесся как обычно, из его машины.
   "Пробой далеко. Системы жизнеобеспечения нашего отсека не повреждены. Герметизация уровня сработала. Ходовой реактор цел. А значит корабль не взорвется".
   "Откуда ты..." - Скрим не договорил, предпочтя заткнуться. И так уже глючит, совсем последние мозги порастерял. Лучше и не думать о том, чего сосед вытворять умеет, а чего нет.
   "Слышу" - все так же лаконично и грубо отозвался полиморф.
   Разумеется, это была сводка данных со всех следящих систем оболочки, запущенных на полную мощность.
   Отчёты об окружающей обстановке.
   Отчёты о повышенном расходе энергии.
   Отчёты о перегреве систем сканирования -- игнорировать.
   Слуховые анализаторы -- отключить.
   Может быть, о нас вспомнят...
   "Командир", - вдруг раздался с противоположной стойки осмысленный сигнал. Это подал голос пятьсот седьмой, всегда тихий и исполнительный. "Командир, запомни пожалуйста. Меня зовут Дженро".
  
   Что Смерть пришла именно за ним, Кенси понял сразу.
   В самом деле, такое, да не понять старому вояке? Через три минуты после того, как сирена сбросила его с кровати, он мчался на мостик, уже зная, что ему не спастись.
   Ему казалось, что за эти минуты пролетел час, не меньше.
   В первый же миг сон сбежал от сигнала. Ещё три секунды -- и он у личного терминала, вызывает старпома на связь. Короткий, лихорадочный разговор, отчет, сброс схемы повреждений на терминал. Сердце гулко стучит в груди, сдавленное первобытным страхом, пока разум осмысливает информацию.
   Автоматика сработала четко. Получивший пробоину отсек изолирован, давление воздуха в остальных приведено в норму. Причина? Короткое замыкание, пожар, взрыв. В итоге реактор энергоснабжения дестабилизирован.
   В космосе таких случайностей не бывает. Особенно на корабле, пять дней назад прошедшем плановый техосмотр.
   Уже на мостике Кенси донесли, что реактор близок к тому, чтобы пойти вразнос. Генерал окончательно уверился в тщательно просчитанной диверсии.  Вся эта уйма графиков, панические рапорты экипажа... И почему он думает о смерти и уже готов к ней? Ведь легко ещё можно успеть спастись.
   Верно, спастись.
   - Внимание всему экипажу! Говорит капитан. Приказываю всем немедленно начать эвакуацию и покинуть корабль.
   Теперь всё. Выбор сделан. Прогноз пожарной службы и техников звучал крайне неубедительно, и лучше не рисковать всем экипажем. Тем более, если всё это подстроено, то ни один прогноз не укажет, где может рвануть в следующую секунду.
   Метнулся к спасательным капсулам медотсек. Боевая группа и пилоты ушли практически сразу за ними. Как рой мелких мушек разлетались капсулы с экипажем со всех сторон корабля. Выстреливались в космос, уносились на безопасное расстояние. В числе последних покинул мостик старший помощник с руководящим составом.
   Кенси по-прежнему оставался на своем посту. Он не боялся. Ни объятия Чёрной Матери, ни безглазого взгляда Смерти.
   Где-то там, в недрах корабля, в лабиринтах коммуникаций бригады техников пытались устранить пожары и обуздать реактор. На свой страх и риск, в скафандрах, они делали всё возможное, чтобы спасти корабль. Ведь если удастся погасить реакцию, законсервировать и обезопасить энергоблок, то крейсер ещё будет подлежать ремонту. В противном случае и представлять не хочется как далеко может разлететься пыль флагмана дивизии "Белый шторм".
   Джареф Кенси отчего-то не верил в успех. Сгорбившись в капитанском кресле, он смотрел, как перемигиваются мониторы и ждал конца. ИИ корабля монотонно твердил об опасности приятным женским голосом, но генерал его не слышал. Казалось, вечная тишина, царящая снаружи, уже пробралась в душу, заполнила её и нашептывала изнутри о покое. Ещё можно успеть до спасательной капсулы. Но зачем?
   Подобные диверсии не проворачиваются без прямого указания сверху. Это значит, что он больше не нужен системе. Это значит, что если он сейчас выберется, система найдет другой способ его убрать.
   Так к чему бестолково метаться? Лучше уйти, не прощаясь. И плевать, кто там подсуетился насчет этого замыкания. К звездам такую систему, которая избавляется от честных своих солдат подобным образом.
   "Видать, они решили, что я слишком много знаю. Или слишком глубоко сую нос. Сто четырнадцатый, неужели все из-за тебя?.."
   Полиморфы!
   Генерал встрепенулся и заметался взглядом по мостику. Их же нужно выпустить! Графики, отчеты, тревожные красные метки на схеме корабля. Пожар разрастался. Нет, с мостика их не разблокировать и шлюза в ангаре не открыть. Нужно дойти хотя бы до боевой рубки. Кенси бросил взгляд на монитор. В тот коридор огонь ещё не успел добраться. Можно пройти. Если бежать быстро...
   Он сорвался с места, как ошпаренный. Сердце заколотилось в горле, закололо что-то в боку -- давно уже старик не бегал, годы брали своё. Задыхаясь, он споткнулся на повороте, сильно, до хромоты, ударился коленом.
   "Я успею!"
   Корабль содрогнулся. Зловеще заскрежетала переборка. Кенси упорно хромал вперед. До двери в рубку оставалось каких-то двадцать метров.
   Но раскаленная волна выгорающего воздуха вышибла секцию переборки. Кусок арматуры ударил генерала в бок, отбросил к стене. Последнее, что увидел Джареф Кенси перед тем, как сгореть заживо -- яркая вспышка голубого кристаллического света перед глазами.
   "Простите, ребята..."
  
   Толчки прекратились. Освещение все так же ритмично вспухало красным, хоть оптику выключай. Никто больше не бегал. Сканеры сигналили о полном отсутствии биологических объектов в зоне видимости. Техники не пришли. Ни в скафандрах, ни без. Автоматика продолжала работать.
   "Они что, нас бросили?" - печально просигналил Скрим.
   "Похоже на то", - бесцветно ответил сто четырнадцатый.
   Ему тоже было страшно. И всё хуже получалось это скрывать.
   "Я так и знал. Так и знал! Сволочи. Ни одной падле верить нельзя!"
   "Уймись, не расходуй энергию".
   Тонкий, непрерывный сигнал-стон. Остальные молчали. Дженро ушел в спящий режим, предпочтя самоотключение едкому страху.
   Активность Сердца -- сорок восемь процентов. Коэффициент агрессии -- двадцать.
   Надо успокоиться. Думай, железная голова, думай.
   Корректировка коэффициентов затруднена.
   Если бы можно было узнать, что с кораблем...
   "Ненавижу их, - зудел Скрим. - Ненавижу их всех. Самих бы их сюда позапихивать -- во хохма была бы! Особенно майора Кантера. Уж я бы посмеялся! Особенно, если б у меня была эта его фитюлька с кнопочкой. Хорошо бы посмеялся... Слышь, утюжок, ты тоже эту полигонную крысу видел, да?"
   "Прекрати болтать. Дай подумать. Мешаешь".
   "Ух ты! Ты ещё и думать умеешь? Вот это апгрейд!"
   "Если ты сей же цикл не заткнешься, я шибану тебя током, - злобно прорычал сто четырнадцатый. - Будешь неделю от стенок кристалла отскребаться!"
   "Дотянись сначала", - огрызнулся Скрим. Но замолчал.
   Теперь, когда его болтовня не отвлекала -- можно было сосредоточиться на анализе ситуации и поиске решений. На самом деле, по человеческим меркам это займет немного времени -- всего-то каких-то полминуты. Или, если быть точным, двадцать восемь целых три сотых секунды в округлении.
   Запрос на подключение к терминалу боевой рубки... Нет доступа.
   Ясно, значит, и рубки тоже нет.
   Нужную информацию можно получить, подключившись к любому уцелевшему терминалу, они все друг друга дублируют, об этом говорили техники. Конечно, лишь в том случае, если оный терминал не нужно будет взламывать, чтобы получить к нему доступ. И если найти возможность прямого контактного подключения -- доступ беспроводного сигнала ограничен рубкой.
   Терминал должен быть в операторской. К нему постоянно подключены наши мозги...
   "Сопло, ты случаем не хакер?"
   "Я че, по-твоему похож на подобного ботана?!" - возмутился Скрим.
   "Надо попробовать взломать канал связи с терминалом, через который нас читают и апгрейдят. Тогда будет доступ к данным о том, что творится на корабле".
   Сто четырнадцатый понимал, что задача, скорее всего, бессмысленна и нелепа -- что они, не предусмотрели подобных попыток, что ли? Но видимость дела избавляла от страха.
   Что ж, раз случайных умельцев взлома не найти, осталось попытаться самому. Хакерского опыта у сто четырнадцатого не было, но что если с электронной начинкой собственных мозгов особых знаний и не потребуется?
   Запрос на соединение с кораблем. Сигнал проходит, получен отклик.
   Уже хорошо.
   А это не сложнее чем стучать в соседнюю дверь и открывая её, пробиваться внутрь.
   Связь с "базой". Поиск по запросу... Какому? А что тут вообще есть?
   В ответ на такой легкомысленный запрос полиморфа погребло под лавиной несистематизированных данных. Пришлось прервать поиск.
   Глупо. Надо явно иначе...
   Начнем с начала. Вот файловая база, вот последний набор обновлений, которые закачивали техники. Вводные с последнего вылета. Это всё не то. Глубже, надо пробраться глубже.
   Что это?
   Сознание будто напоролось на стену, а та в свою очередь, мгновенно распознала нарушителя и начала изолировать его.
   Это длилось доли мгновения, кратчайшие, неразличимые для человека, но внятные для полиморфа. Отчаянные, как любое сражение.
   Обмануть защиту? Прекратить считывание? Выйти на соседнее хранилище данных и попробовать напролом пробиться сразу туда?
   А есть ли смысл?
   Запрос на объем хранилища данных...
   Что?! Да вы издеваетесь.
   Это же меньше чем его собственная память.
   Запрос на имеющиеся связи с корабельной сетью.
   Отсутствуют.
   Ну вот и все, хакер недоделанный. Надеялся изобрести упорством новый метод взлома, и выйти в сеть, а попал в "ящик" откуда выходов во внешний мир нет и никогда не было.
   Но хотя бы попытался.
   Глупо было полагать что создатели системы контроля полиморфов допустят возможность информационного выхода в сеть корабля. Разумеется она делалась автономной, и исключена даже малейшая возможность проникновения во внешний мир. Иначе каждый такой умелец будет испытывать корабельный инфоотдел на прочность и нервы.
   Расслабься, наивный. Без прямого доступа к терминалу тебе и пытаться нечего. А с ним тоже неизвестно, что ты будешь делать. Разве что пальцем огромным в него тыкать. В конце концов, ты боевая машина, и сунуть кабель себе в голову или ещё в какое отверстие не поможет.
   "Эй, сопло?"
   "Чего?.."
   "Кончай молиться. Кажется затихает".
   "Уверен? Ты чтоль че-то сделал?"
   "Мечтай больше... Нет. Но температура окружающей среды падает, а радиация в норме".
   "И что?"
   "А то, что если так пойдет и дальше, значит, всё потухнет и глядишь, пронесет".
   "А нам-то что делать?!"
   "Хочешь что нибудь делать... Высылай сигнал бедствия, как обычно".
   "Спасают-то с корабля! А мы и так... На какой частоте-то слать?"
   "На разных".
   Теперь оставалось только ждать. И думать, думать, думать... Бесконечный круговорот мыслей в цифровой пустоте, не подкрепленный ничем, замкнутый сам на себя, сводящий Сердца с ума. Как скоро этот бег иссякнет?..
   "Утюжок!"
   "Что?"
   "Как тебя зовут? Хоть знать буду, с кем помирать выпало".
   "Не помню. Называй, как хочешь".
   Сигнал сто четырнадцатого оставался равнодушен и ровен. Но Скрим безо всяких цифровых показаний чуял страх напарника, ещё обузданный, но уже грозящий вырваться наружу. И отвлечь его вряд ли получится.
   "Ну, значит... Будешь ты Мегом. Всё равно ты один такой".
   Тот промолчал. А потом и вовсе ушёл в спящий режим. Скриму не оставалось ничего другого, кроме как последовать его примеру.
  
  
   4. Шах и...
  
   Из воспоминаний Калэхейна.
   То же время, суверенное пространство Борда.
   Старший помощник капитана Калэхейн Норий-Ра привычно сидел на своем месте перед обзорной стеной рядом с пустующим креслом навигатора. Основная вахта сейчас пользовалась суточным перерывом и отсыпалась в ближайших к мостику каютах. Дежурная -- томилась на рабочих местах в молчаливом ожидании.
   Во всю ширину обзорной стены разворачивалась мрачная величественная красота  Борда, планеты-спутника газового гиганта Кефейра. Планеты, которую неспроста сравнивали с железным броненосцем. Вот уж действительно, как ещё именовать царство военной мощи и робототехники, где строят самые надёжные корабли, а множество ресурсных колоний обеспечивают Федерацию прочнейшими сплавами. Вернее будет сказать -- обеспечивали. Ведь не прошло двух месяцев, как Борд, Флайтон и Роккон отказались от сотрудничества с Федерацией и теперь расплачиваются за столь опрометчивое решение.
   Да... Вчерашнее занимательное явление Тридцать Пятой эскадры к границам пространства Борда сложно было назвать космическим сражением. А все потому, что стоило капитану оправиться после того сотрясения, как он был снова вызван "на ковер" в Адмиралтейство.
   Старпом вздохнул и взялся теребить пуговицу на воротнике кителя. От нервов не помогало. Зато хоть как-то спасало от бесполезной беготни по мостику.
   "Хорошо ещё, что ножи у него летают пока только в каюте и в дверь... А как я буду его успокаивать, если он взбесится прилюдно? - размышлял Калэхейн, поглядывая на свой монитор в ожидании сигнала. - Бедный мальчишка".
   Очередной приказ начальства был прост и ясен: в кратчайшие сроки вновь собрать  эскадру и выдвинуться к Борду. Без отдыха и уж тем более, без отпуска домой. Адмиралтейство даже готово было в рекордные сроки восполнить все недостающие эскадре боевые единицы.
   И только Калэхейн видел, чего стоило родному капитану выполнение этого приказа.
   - Я не пойду туда.
   В тот день капитан вернулся на борт своего корабля серым от усталости. Когда он спал последний раз? Когда ел нормально, а не на бегу? На свой страх и риск старпом вошел в каюту без стука -- и еле сдержал отеческий порыв, еле пресёк желание обнять и спрятать истаявшего до стеклянной хрупкости человека, на котором морально держался весь экипаж. Он метался от стены к стене, как посаженное в клетку животное. Глаза потускнели, как будто выцвели, в волосах зазмеилась ещё одна седая прядь. К горлу старпома подкатил комок страха.
   В голосе Лаккомо тонко и угрожающе звенел намёк на срыв.
   - Но это невозможно! - невольно всплеснул руками Калэхейн. - Они там сверху сразу вынесут обвинение. Огласят дезертирство. Лаккомо, успокойтесь. Что вы им ответили?
   - Что пусть собирают флот, - капитан перестал мерить шагами каюту и плечи его поникли.
   - Вот и отлично! - воскликнул Калэхейн с напускной бодростью.
   Но страх не уходил. Что случится, если он всё-таки не выдержит? Сорвется, надерзит, кому не надо? Плакала тогда торийская свобода горючими слезами. Потому что вот оно, то хрупкое равновесие, на котором держится мир между федералами и Торией. Стоит, опустив седеющую голову, в синей форме с эмблемой золотого журавля под воротником. На него же подуй сейчас -- и пошатнется, свалится. И полетит их шаткий мир с Цинтеррой в Бездну, и даже король Эйнаор, да хранит его Волна и Ветер, всех не спасёт.
   - Но я не поведу их туда. Надоело, - сухим бесцветным  голосом тихо сказал Лаккомо.
   Калэхейн не выдержал. Цепко схватил капитана за плечи и хорошенько встряхнул, как того пятнадцатилетнего мальчишку, который вздумал опустить нос после первого неудачного полета на симуляторе.
   - Нет, поведешь, - твердо сказал старший помощник, срываясь на давно позабытый по отношению к Журавлю приказной тон. - И ты доведёшь своё дело до конца. А когда мы всё закончим -- тогда радостно и плюнешь им в морды. Но не на полпути. Ты меня понял?
   Двумя буравчиками впились фиолетовые глаза в лицо старого лётного наставника. Долго всматривались в зрачки, набираясь сил, ища поддержки и опоры. Потом сверкнули лиловым королевским огнем и вновь наполнились жизнью.
   - Понял, - по-прежнему тихо, но уверенно ответил Лаккомо. - Мы пойдем к Борду. Но прикажи экипажу готовить главный калибр "Стремительного".
   Ладони, все ещё крепко сжимавшие капитанские плечи, резко похолодели. По спине побежали мурашки.
   - Ты что собираешься?..
   - Нет, - отрезал Лаккомо. - Не собираюсь. Но я устал плясать под их дудку.
   Калэхейну ничего больше не осталось, кроме как кивнуть, принимая приказ к сведению, и выйти.
   Потом была отправка домой "жёсткого груза" или, как завуалированно говорили сами торийцы, "зеленых". Всех тех ребят, кто не дожил до этого дня. Письма с соболезнованиями, объяснительные...
   А потом экипаж "Стремительного" узнал о новом задании -- и началось...
   Пошли по устам и внутренней сети корабля отчаянные вздохи. Люди хотели домой, уже почти не скрывая этого. Ведь им же обещали. Даже Калэхейн то и дело слышал тихие разговорчики: кого-то дома заждались, кто-то недовольно шипел -- дескать, "эти наверху совсем оборзели". Действительно, что им там, в Адмиралтействе, стоило послать на Борд другую эскадру. Или две других. Да хоть три сразу! Мало их, что ли, болтается по окраинам галактики? Или свет клином сошёлся именно на "Стремительном" и его несчастном капитане с генеральскими погонами? В любых условиях, даже самых жёстких, военнослужащим требуется отдых между рейдами. Неужели Цинтерра наивно полагает, что экипаж флагмана только и делает, что отдыхает, раз на борту имеются бассейн и оранжерея? Пожили бы годик-другой в этой полиарконовой крепости сами... Корабль раз десять успел бы сходить до Тории и обратно, пока тут собирается новый состав эскадры, но нет! Обязали висеть и ждать. Таков, видите ли, порядок, а прихоти экипажа -- это лишь прихоти экипажа, и с ними можно и нужно справиться на месте. Любезные власти внизу даже предлагали предоставить торийцам лучшие цинтеррианские гостиницы или ближайшие планетарные курорты на недельку.
   Калэхейн лично бывал пару раз на этих, с позволения сказать, "курортах". На одном запомнил только приторно-стерильную воду в искусственном море, да стеклянный купол с нарисованными облаками. Желтый пляжный песок, свежие фрукты и тишина только ещё больше испортили впечатление.
   "И почему все считают, что лучший отдых для торийца -- непременно море? Да пропади оно пропадом! Я ненавижу воду, а уж дома ею по горло сыт. И тишина эта! Тише только меж звёзд в скафандре. Хочу в толпу, но поцивильней".
   На втором курорте море было настоящее. Но всю радость отдыха изо дня в день портили назойливые женщины, у которых, видимо, работа была такая -- угождать клиентам во всех отношениях. Вот только они не особо помнили, что по торийским законам женщина может быть у мужчины одна, и её наличие -- вообще дар и благодать свыше. А может и не знали. Но все равно старпома достали.
   "Курорты они нам предложили вместо возвращения домой... Олухи бездушные. Ещё бы предложили мать родную заменить какой бабой грудастой. Где им тут со своими небоскрёбами услышать, как земля родная под ногами поет при твоём возвращении!"
   В общем, экипаж ждал больше, чем обычно и дружно от спуска на планету отказался. Нет, даже при таком моральном упадке работать никто хуже не стал, но мысли о доме витали в воздухе чуть ли не материально...
   ...И так было, пока Лаккомо не устал и от этого тоже.
   Тогда очередным корабельным вечером из всех динамиков донеслось сухое сдержанное сообщение:
   - Внимание всему личному составу. Говорит капитан корабля. Тем из вас, кто хочет вернуться на Торию по собственному желанию или по необходимости, приказываю за сегодняшний вечер написать мне рапорт о предоставлении увольнительной. Независимо от ситуации, на Цинтерре завтра будет ожидать транспорт, который за сутки доставит вас домой. "Стремительный" же продолжит участие в боевых действиях с вашими коллегами до окончания войны. На этом всё. Конец связи.
   На несколько долгих минут весь корабль затих и почти замер. Люди шептались и ошалело хлопали глазами, не зная, как понять заявление капитана и что с ним делать. Потом смысл и тон сообщения дошел до них. И большинство в один голос заявили: "Да как же можно уйти!"
   Лишь несколько десятков человек, скрепя сердце, написали заветный рапорт, всеми силами стараясь извиниться за ту нужду, что гнала их домой. Кого-то дома ждали похороны, кого-то -- первые дети, свадьба или болезнь родича.
   Лаккомо не прочел ни одного рапорта. Не глядя, он передал весь список имен своему начальнику штаба и распорядился, чтобы этим людям прислали замену.
   "Подумаешь дети, - продолжал мысленно ворчать старпом. - У меня пишут, что первый правнук родился. Дожили... Внуки уже в тридцать лет рожают. Эка рань. Торопит их Тория-мать, ох как торопит. Что ли опять беду чует и в сыновьях нуждается? Тысячи лет такого не было, а сейчас как эпидемия на планету напала. Дети вырастать не успевают, а уже своих рожают. Не к добру..."
   Когда Лаккомо вновь поднялся на мостик перед вылетом на передовую, его встретили все те же лица. Он даже не удивился. Хотя все-таки сдержал вздох удовлетворения. Он был почти уверен, что ни один человек из основной вахты не уйдет. Никто не посмеет его оставить в такой момент. И дело здесь не только в преданности, с которой смотрели на капитана обитатели мостика. А в чести.
   Торийская честь не была пустым звуком. Бросить капитана, бросить Алиетт-Лэ... Значит, предать. И потому, увидев на мостике родные лица, Лаккомо лишь едва заметно улыбнулся.
   - Идем к Борду, команда, - тихо бросил он, поднявшись на своё место.
   Жаль, не видели в этот миг его глаз высшие чины из Адмиралтейства.
   Несколько часов спустя Тридцать Пятая эскадра вынырнула на границе пространства Борда. И не успели командиры кораблей занять предписанные позиции, как получили недвусмысленный приказ -- готовиться к новому прыжку. Эфир взорвался возмущением. Что позволяет себе генерал Сан-Вэйв?! Кто дал ему право переиначивать приказы высшего командования? Почему он вздумал на ходу изобретать собственные планы?
   Только Калэхейн знал, что никакого плана у Лаккомо на сей раз нет. Знал и молчал. В душе нарастала паника. Старший помощник заранее просил прощения у всех Предков, Духов, Святынь, Истока... и всего, что смог припомнить.
   - Всех несогласных с моим текущим приказом я лично сдам под трибунал, - холодно отчеканил в эфир капитан. - Посему прошу уважаемых капитанов заткнуться и следовать указаниям моего навигатора.
   Эфир затих. Скандал улегся сам собой. И десять минут спустя эскадра вновь нырнула...
   ...чтобы дерзко всплыть на самой высокой орбите Борда и дать "Стремительному" навести на планету главный калибр.
   - Говорит командующий эскадры Объединенного Космического Флота Федерации генерал Сан-Вэйв, - заговорил на весь эфир капитан, когда связь с властями планеты была установлена. - От лица Лазурного Престола прошу немедленно прекратить все боевые действия против Федерации, отвести от эскадры орудия и предоставить условия для дальнейших переговоров. В противном случае при отказе от выполнения хотя бы одной просьбы я буду вынужден открыть огонь на поражение.
   Байки про главный калибр торийского флагмана ходили одна другой страшнее. Пустили их наверняка сами конструкторы и небольшая засекреченная группа обслуживающего персонала. Рассказывали всякое. Одни уверяли, что оно может сжечь в пыль любой корабль. Возможно. Другие, что сжечь дотла планету. Уже тянет на бред. Третьи придумывали ещё более немыслимые теории. Фантазеры! А всё потому, что овеянное ужасами орудие никто не видел. Федералы, что называется, носом землю рыли в попытках узнать технические характеристики, а главное, мощность того, что болтается у них в космосе под боком. Сами торийцы молились о том, чтобы никогда это орудие не применять.
   А тут -- над Бордом.
   Во всей красе.
   - Железный броненосец понимает только железный кулак у носа, - пробормотал Калэхейн, разряжая напряжение на мостике, и вытер испарину со лба.
   Потекли минуты томительного ожидания. Напряжение, зримое, осязаемое, тягучее, разлилось в воздухе и затащило экипаж в свои сети. Вцепившись взмокшими ладонями в терминалы, люди застыли, как ископаемые насекомые в янтаре. Капитан обратился в статую, и казалось, разучился дышать.
   И наконец, в эфире прозвучал долгожданный ответ:
   - От лица Верховного Кайена заявляем: Борд согласен на выставленные условия. Корабли Железной стражи отозваны на родину. Дальнейшее обсуждение условий вестников Федерации предлагаем продолжить на планете с соблюдением всех пунктов дипломатической неприкосновенности.
   По мостику прокатился всеобщий выдох. Каким-то чудом капитан остался стоять на ногах, экипаж колотила сдерживаемая дрожь. Они позволили себе расслабиться только тогда, когда Золотой Журавль отбыл на переговоры.
   - Повоевали... - убирая трясущиеся руки от орудийной панели сказал Даинес.
   - Всегда бы так, - ответил ему кто-то.
   - Да гори зеленым дымом такая война! - воскликнул Кролэ, откатываясь на своем кресле от монитора. - По мне так лучше как обычно, по чести, чем такие нервы.
   - Да, смотри потом всем в глаза, если б пальнули, - не обращая внимания на старпома, Даинес вообще забрался на кресло с ногами. И как только сумел уместиться удобно?
   - Кто-нибудь знает, а оно вообще стреляет?..
   - Поверь, когда надо -- выстрелит.
   - Дъерк с тобой! Не накликай, - шикнули на "знающего".
   - Так, а ну кончать разговоры, - не отрываясь от монитора, напомнил о своем присутствии Калэхейн. Команда враз замолчала.
   На его радаре одинокая точка капитанского челнока отделилась от "Стремительного" и поплыла в сторону планеты. Лаккомо обещал держать связь, но дал понять, что эти сутки он намерен провести в тяжелых переговорах.
   - Закругляемся и спать. И чтобы я ни одного бездельника тут не видел, - одновременно набивая сообщения дежурной вахте, огласил старпом. - В ближайшие часы даже они с той стороны в наш адрес дулом не поведут. Перерыв.
   Самому Калэхейну отдых после такой встряски просто не шел.
   Он ждал новостей у терминала, ходил по мостику, общался с дежурными, успокаивался, снова переживал, считал часы в ожидании.
   И наконец, завис на своем рабочем месте перед монитором, лениво вспоминая последнюю суетливую неделю и мечтая раздобыть "бедному мальчишке" ещё целый танкер терпения и спокойствия. Как он там? Какой словесный бой сейчас ведет? Сколько новой седины появится в его волосах после этих клятых переговоров?
   Как медленно ползет время... Тускло светятся диодные узоры по стенам. С обзорного экрана хищно пылает солнце Борда, выплывая из-за полосатой туши Кефейра и озаряя бок "броненосца". Как хотелось увидеть родное светило, казавшееся сейчас добрым и ласковым! Как хотелось голубого неба, не нарисованного на потолке оранжереи!
   "Стремительный" дрейфовал в пространстве, повернувшись левым бортом к планете. Под ним расстилалась алмазная белизна снегов и облаков -- на Борде властвовала суровая зима. Правый борт отражал космос.
   Старший помощник не спал. Дожидался. И через сутки, зависнув на грани сна и яви, не сразу обратил внимание на вспыхнувший на радаре маркер. Пару мгновений он бездумно смотрел на экран. Потом вскочил, запросил идентификацию... И громко вознес хвалу Истоку.
   - Возвращается!
  
   Всё прошло.
   Спокойно пристыковался к "Стремительному" серебристый королевский челнок. Лаккомо вернулся в свою космическую крепость. Живой, здоровый, без тени загруженности.
   Закончился беглый разговор с Калэхейном. Отдан приказ на сборы. Эскадра готовилась к отбытию на Цинтерру.
   Прошло всё.
   Но даже долгожданный горячий душ не прогнал холод из сердца капитана.
   Тяжелые капли стекали по мокрым волосам и падали на руки, ползли вниз по локтям и собирались лужицей на деревянной столешнице. Совсем недавно флагман со всей эскадрой нырнул в долгий суточный прыжок до метрополии. Миссия выполнена, солдат нужно сопроводить домой, а самому опять явиться пред очи начальства. Наверняка там у Них найдется своё мнение на подобную боевую операцию. Пусть. Главное -- славная Цинтерра может спать спокойно, не боясь за свой драгоценный бюджет.
   "Стремительный" плыл через подпространство, перебираясь по инфопотоку, а на мониторе перед Лаккомо красовалось чистое поле нового сообщения. Имя адресата не дало бы постороннему человеку никакой информации, как и имя отправителя. Два обыкновенных прозвища, которых в Сети миллиарды. У этих прозвищ были свои истории, свои предпочтения, они вели бурную жизнь в Сети. Частенько списывались друг с другом. И по легенде даже встречались пару раз "в реале".
   Закрытые каналы -- это хорошо. Но на любой такой канал найдется свой хакер. Куда проще затеряться в Сети, где не справится с поисковым фильтром ни один сервер, хоть покрой ты им всю планету.
   Брат ждал новостей.
   Привет, Карлэ. Вчера я наконец-то добрался в гости к Мэт и передал ей наш подарок. Видел бы ты её радость! Изучила его со всех сторон и разве что на части не разбирала. Обещала наведаться к тебе в гости и отблагодарить лично. Полагаю, привезет с собой что-нибудь в обмен.
   Перо в руках ненадолго замерло. Написать ещё что-нибудь ли нет?..
   Но Лаккомо решил, что этого будет достаточно и, скользнув пальцем по панели, отправил сообщение в путь прыжками через тысячи световых лет.
   Откинулся на спинку стула, закрыл глаза, глубоко вздохнул несколько раз. Вот теперь переговоры действительно закончились. Но эта бесконечная усталость... Пройтись бы по родной земле, чтобы она выпила, впитала в себя всё ненужное, подарила умиротворение. После кислых бордианских физиономий этого хотелось втройне.
   Лаккомо с содроганием вспомнил мрачный темный кабинет, толстые стены и леденящую белизну за узким высоким окном. Дома снег выпадает раз лет в десять, а то и реже, а на Борде зима загоняет большинство жителей под землю. Озлобленные войной бордианцы были так же негостеприимны, как и их мир. Золотому Журавлю позволили спуститься на планету лишь потому, что он представлял Лазурный Престол.
   Верховный Кайен Албар -- поистине огромный, высокий и широкоплечий мужчина в тяжелом бордовом одеянии с единственным хохолком жестких волос на бритой голове и массивной золотой серьгой в левом ухе -- выслушивал требования Федеративного Содружества, недвусмысленно скривившись. Рядом сидел его сын, грозивший лет через двадцать превратиться в точную копию отца, и мотал на ус всё, что слышал. Министр финансов и министр обороны хранили каменное выражение лиц. Охрана у дверей успешно делала вид, что её здесь нет.
   Лаккомо чувствовал себя мелкой птахой, нечаянно залетевшей в орлиное гнездо. Темнокожие дети Борда все без исключения были массивнее и выше торийцев, и сейчас это особенно давило.
   - Генерал Сан-Вэйв, - начал Верховный Кайен. Намеренно опустил все титулы или нет? - Мы рады, что вы оказали нам честь, - рады они, конечно, какая уж тут радость, - и спустились на планету. Но мы уже слышали всё, что вы изволили передать нам и не склонны менять свое мнение по этому вопросу. Однако если Ваше Величество ещё имеет, что сказать...
   Вот, значит, как... Разумеется, генерал Федерации им даром не сдался. Вместе с условиями.
   - Имеет, - кивнул Лаккомо. - Лазурный Престол заинтересован в предложении взаимовыгодных партнерских соглашений с Железным Бордом.
   Ни словом больше, ни словом меньше. Они всё поймут. Их привычка к сложносочиненным дипломатическим вывертам давно стала притчей во языцех. Кайен прочтет за единственной фразой куда больше, чем слышится.
   С этого момента разговор повернул совсем в иное русло. Охрана удалилась вовсе, но напряжение только усилилось. Лаккомо грел озябшие пальцы о чашку с крепким чаем и танцевал словами на острие ножа.
   Железный Борд поддерживает Лазурный Престол.
   Вслед за Флайтоном и его колониями. Вслед за мелкими, но больно кусающимися группками планет. Вслед за Энвилой, не огласившей пока своего настоящего мнения.
   Алиетт-Лэ не тратил времени даром. Убеждал, уговаривал, намекал. Склонял протестующих бордианцев к видимой лояльности Цинтерре. Пусть будет много ограничений. Пусть будут долге споры. Но сейчас необходимо согласиться на условия Федерации, чтобы потом...
   Остался только Роккон. Но он на грани капитуляции, и потому на него легко будет надавить в нужную сторону.
   Пиликнул терминал, замигал значок входящего сообщения. Уже? Надо же, как быстро пролетело полчаса, пока сигнал долетел туда-обратно.
   А мне понравится подарок Мэт?
   Краток не в пример.
   Да. Я одобрил её варианты.
   Всё. На этом его работа с Бордом закончена.
   О Великие Предки! Если бы на этом закончилась разом вся работа!
   Лаккомо с усилием размял пальцами лицо и виски. В последние дни голова болела почти не переставая, как будто кто-то бесконечно забивал гвоздь в затылок.
   Надо. Надо довести всё до конца. Тяжёлый, долгий, кропотливый труд. Это только кажется, что если отдал один приказ операционистам искать по базам данных Сети всех без вести пропавших, то на этом работа кончится. Нет. Это только начало. А ведь надо было воскресить старые связи, поднять на уши Серый отдел спецслужб. Наладить сбыт полиморфов в особые руки, чтобы там, далеко, у дъерка на рогах эти руки копали электронные мозги и извлекали коды для связи с центром управления. Не слишком важно, что при том станет с кристаллом, главное -- получить доступ к гигантскому хранилищу личных дел, накопленных военными.
   Система работала. Работала вопреки всему. Не зря говорят, что если хочешь спрятать что-то понадежнее -- положи на видное место. Или будь тем, от кого не ожидают "грязных методов". Кому могло бы прийти в голову, что Лаккомо Сан-Вэйв, аристократ до мозга костей, способен связаться с "падальщиками"? Эти охотники за легкой наживой и мародеры слетались к местам недавних боевых действий, как мухи на труп и подбирали любой космический мусор, который ещё можно было продать. В том числе и разбитых полиморфов.
   Случались порой совершенно невероятные истории, когда они подбирали ещё живых пилотов, успевших катапультироваться из подбитых машин. Но такие счастливчики редко возвращались домой -- кодекс запрещал падальщикам бросать тех, кто нуждается в помощи, но правила конспирации они соблюдали жестко. Те, кто успевал увидеть слишком много, пропадали навсегда.
   Так пошли слухи о работорговле и связи мусорщиков с серьезным криминалом. Сколько в них было правды -- неизвестно, но сами падальщики тщательно поддерживали репутацию.
   Другое окно переписки, другой адресат. Сигнал, выпущенный с находящегося в прыжке корабля, отследить невозможно, "выпадая" в обычную реальность, он становится анонимным.
   Есть новости?
   Пока нет. Нам ждать новый товар?
   Не сейчас.
   Не сейчас... На сей раз вице-король провел поистине самый бескровный бой за всю свою жизнь, и охотникам за космическим мусором нечем было поживиться. Невозможно было списать очередных полиморфов в счет погибших. А это значит -- не видать аналитическому отделу пока новых кодов к базам.
   Не важно и не критично. Лаккомо уже знал достаточно о тех людях, что попадали в машины. И знание это набивало оскомину, вызывало все большее отвращение к полиморфам и их создателям. Как наивно было полагать, что капрал Бэкинет Файнз был всего лишь очередным контрактником среди прочих, кому просто не повезло угодить в экспериментальную программу "Полиморф"! Это предположение подтверждали многочисленные слухи. Глаза и уши спецслужб Лазурного Престола докладывали, что в некоторых кругах витают идеи, будто в полиарконовые тела попадают лишь подписавшие контракт солдаты и пилоты. Что внутри полиморфов они проходят реабилитацию, дожидаются выращивания клонированных тел для себя. Слухи-слухи... Рассказывают, будто все знающие генералы в это верят.
   Как же...
   Аналитический отдел уже причесал с помощью полученных кодов федеральские базы и нашел там много лиц, весьма далёких от военной службы.
   Пропавшие без вести, умершие в клиниках, пациенты домов скорби, бездомные... Все они оказались посажены в камни, пропущены через жестокие полигоны и брошены воевать. Зачастую без памяти, очень редко с проблесками воспоминаний. Ещё реже они помнили свои имена. Напуганные и злые, они готовы были убивать всех подряд, и сдержать их мог только приказ и ещё больший страх.
   Они не были военными! Не были!
   Это просто люди в машинах.
   Забытые обществом.
   Никому не нужные, потерянные, пропавшие. О таких не вспоминают родственники. Таких не ищет полиция. И теперь они убивают по команде "фас", как цепные псы.
   Если бы их учили воевать, если бы им давали голоса, если бы...
   Многое можно было бы изменить, если взяться за такую программу с умом. Возможно, она была бы более успешна и даже заманчива, если бы её объявили публично и  привлекали военных на службу в элитные спецподразделения. Но похоже, у цинтеррианского Сената был свой взгляд на ситуацию.
   "Или они там думают, что из беспризорников получится куда более многочисленная и боеспособная армия?" Совсем зажралась Цинтерра, раз тратит такие бешеные деньги на дорогие машины и сажает в них отбросы общества.
   "А столь ли большие деньги?"
   Интересный вопрос... Лаккомо тут же счёл нужным его проверить и переслал приказ нужным людям.
   Пусть проверят, где надо и посчитают. Желтая пресса может сколько угодно наводить ужас на граждан и вопить про "длинные руки" Лазурного Престола. Они понятия не имеют, какова настоящая длина этих рук. Крикунам обычно не верят. И чем больше плодится слухов о "галактическом торийском заговоре", тем менее заметно будет настоящее торийское влияние.
   Пискнул коммуникатор.
   Аналитический отдел...
   Глухо звякнул в углу под потолком бамбуковый колокольчик.
   - Слушаю.
   - Капитан, - ответил, прокашлявшись, с той стороны сухой голос. - Вам лучше зайти к нам.
   - Сейчас буду.
   Опять больно кольнуло в голове. Нехотя, через силу Лаккомо поднялся с места и надел форму. Что такого они могли там найти, что заставило их вызвать капитана лично? Что может быть хуже беспризорников и душевнобольных?
   Пока вице-король шёл по коридорам, головная боль как взбесилась. Била в затылок, иногда заставляя останавливаться и хвататься за стены. Хотелось свежего воздуха, хотелось домой, под солнце, и забыть все напрочь. Бросить, и пусть бы сами разбирались со своими гражданскими в машинах.
   "Узнай, что там, - родился в сознании сладкий шепот, и повеяло ненадолго теплым уютным спокойствием. - Узнай. Нам понравится".
   "Что там?"
   "Не знаю. Но нам понравится".
   "Что они там нашли?"
   Тишина... Только мысленная тень улыбки во мраке и ворочающееся в душе, как клубок змей, любопытство. Щекочет, ерзает в нетерпении, ждет. Родное, приятное, дающее сил.
   Не помня себя, Лаккомо добрёл до кабинета аналитиков. Теперь нужно сделать над собой ещё одно усилие -- не дай Исток им заподозрить, что капитану плохо! Несколько секунд постоять перед дверью, собраться. Вдох-выдох. Голова не болит, нет. Она не болит. Совсем. Ни капельки. Опустить ладонь на сенсорную панель, надавить.
   Вот так. Аналитики за дверью встретили  короткими салютами, и вызвавший капитана парень вручил ему простой рукописный листок. Конспирация, чтоб её... Ни одной лишней копии, ни одной лишней пересылки. Он мог бы позвать капитана к своему монитору, но предусмотрел, что начальство, возможно, решит сохранить данные.
   Лаккомо сохранил.
   Прочел один раз короткую таблицу. Не дрогнул ни единым мускулом на лице. Прочел второй раз. Запомнил. После чего скомкал листок и бросил в ячейку немедленной утилизации. Велел работать дальше, попрощался, вышел.
   Этого не может быть. Это неправда, бред, виртуальная реальность. Сон в конце концов! Наверное сморило от усталости. Надо растолкать себя, проснуться -- и всё закончится.
   Вот только знания как легли в память, так и не собирались развеиваться. Золотой Журавль никак не мог поверить в то, что прочли его глаза.
   Воистину, такое знание безопаснее всего хранить только в голове.
   Да будут прокляты те, кто придумал это!
   Самих бы их в ангары, да в полиарконовые туши, да в бой без жалости. Чтобы воевали, как умеют, потом не жаловались. Чтобы на собственных шкурах поняли, кого следует отправлять в кристаллы!
   Убийцы. Насильники. Маньяки. Те, кому смертную казнь заменили на пожизненное. Заключенные с Криары, каторжане с рудников Сантиры и Верберны. Названия этих планет не принято произносить громко. Планеты-колонии. Планеты-убийцы. Беспощадные жернова, перемалывающие сотни тысяч жизней, где люди превращаются в зверей, если выживают.
   И эти планеты тысячами отправляют людей в программу "Полиморф".
   "Зачем?"
   Нет ответа...
   Да будет проклята Верберна, где заключенных лишают даже имен и дают одни лишь номера. Будь проклята Криара, где гноят людей заживо в подземных казематах! Гори зелёным дымом этот бредовый кошмар!
   "Зачем?"
   Зачем конструкторы берут людей Оттуда!?
   Им нужно зло? Им мало одной жажды убивать? Им нужны настоящие маньяки? Готовые резать и убивать без раздумий, как на полигоне? Тогда чем хуже роботы, в программе которых нет пощады ни к одному живому организму?
   Страх? Им нужно чтобы звери испытывали страх? Или же нечто иное? Хочет ли Цинтерра создать себе несокрушимую армию сплошь из серийных убийц и маньяков? И она действительно так уверена в том, что держит над этим вооруженным до последней гайки сбродом контроль? Теперь-то ясно, зачем предписаны такие дикие условия содержания для этих созданий!
   Вопросы-вопросы. Где искать ответы?
   Уголовников никто не хватится. Люди с рудников никого не заинтересуют. Законопослушным гражданам Федерации плевать на отбросы общества. Семьям заключенных-смертников не надо платить денежные компенсации. А вытащенные с каторги люди будут рады любому режиму содержания, даже такому, как стойка с блокиратором. Неужели всего лишь экономическая выгода толкнула Цинтерру на подобный ход? Да лучше бы продолжили штамповать клонов! Хотя с их точки зрения это же безумно дорого. А тысячи готовых убийц уже пропадают на рудниках. Даром. И одна только подпись в контракте отделяет их от программы "Полиморф". А то и её нет.
   Как всегда, Цинтерра погналась за выгодой. В ущерб качеству, против человеческих нравов. Для неё никогда не существовало ценности большей, чем капитал. Возможно, никогда не будет существовать.
   Лаккомо уже не обращал внимания на боль в голове и просто шёл по коридорам, сворачивая в нужные лифты. Ещё несколько шагов. Ещё несколько метров. Лифт. Налево в блок С, на средний этаж...
   В самое сердце корабля.
   Чтобы приложить руку с "печатью" к считывающей панели.
   Чтобы открыть маленькую дверь.
   А войдя в тамбур, дать отмашку рабочему в стерильном комбинезоне уйти.
   После чего, открыть внутреннюю прозрачную дверь. Шагнуть без обуви на ячеистый стеклянный пол и услышать Тишину.
   Эта тишина обволакивает. Она прекрасна своей первородностью.
   Тут никогда нет шума. Вопреки всем представлениям о Центральном Процессоре, в стеклянном зале всегда тихо.
   Лаккомо прошел в центр огромного куба и сел прямо на пол. Вокруг него, повсюду, сияли сотни ячеек с кристаллами. Под стеклянным полом, в стенах, на потолке -- гнездились небольшие кубики прозрачных контейнеров с живыми, растущими и функционирующими камнями. Между ними подобно пульсу ритмично пробегали сотни искрящихся разрядов. Таких комнат на корабле было несколько. Лаккомо не стал углубляться, выбрал ближнюю.
   Он редко бывал здесь. Но когда всё-таки приходил, то желал лишь одного -- настоящей, неподдельной тишины.
   Собственная тень отражалась во всех шести гранях стеклянной комнаты. Но Лаккомо не смотрел на неё. Не хотелось видеть два хищных лиловых огонька.
   - Что мне делать, Эохан? Подскажи...
   Но корабль молчал. Лишь упорно тащил себя и экипаж сквозь космос. Ему не интересны были людские проблемы. Он не знал человеческого отчаяния. "Стремительный" умел лишь жить для капитана и следовать его пожеланиям.
   Бросив бороться с усталостью, Лаккомо лег спиной на теплый пол и бросил короткий взгляд в потолок, на своё отражение. Вопреки ожиданиям, вместо вечно голодных огоньков на него взглянули оттуда оттуда свои собственные, до смерти усталые фиолетовые глаза. Глаза королевского цвета.
   - Что мне сейчас делать?
   "Забыть", - утренним ветерком проскользнул беззвучный ответ.
   - Забыть? Но как?
   "Забыть", - вторило эхо той мысли.
   Лаккомо задумался. Чтобы забыть такое -- мало одной лишь тишины. И ни один сон не спасет от зацикленных мыслей про...
   "Ладно. Не важно".
   А что важно? Что может быть важнее галактических проблем, миллиардов людей Федерации, содружества восьмидесяти четырех планет и Родины?
   Ведь правда... что?
   Только личная жизнь.
   - Эохан, - обратился вникуда капитан. - Помоги отправить новое сообщение по известному адресу.
   Зазмеилась и сверкнула под боком очередная ветвь разряда. Молчаливый Искусственный Интеллект корабля любовно согласился выполнить просьбу.
   Золотой Журавль закрыл глаза, вздохнул несколько раз, успокаиваясь и настраиваясь. Он даже почти представил себе родной дом, застолье и свежесть весеннего дня. После чего последним вспомнил родное и милое лицо. С заминкой забывчивости. С паузой, отдавшейся болью на душе. Но всё-таки он ещё вспомнил. Эти тонкие черты, золотые волосы с солнечным блеском небесно-голубые глаза. И музыку... Наверное, её он бы точно не забыл никогда.
   И лишь после он начал диктовать в тишину.
  
   - Здравствуй, свет мой. Мой путеводный ветер. Моя искра домашнего очага.
   Я все пытаюсь выкрасть сутки для нашего отдыха. Но моя воля бессильна против действий миллионов. Как я устал. Как хочу домой. Мечтаю бросить всё и тенью испариться с места.
   Как жаль, что ты не видела восход над нашей родиной отсюда. Здесь, в космической тишине, где кончается небо, нет лишних красок и нет туманной завесы. Как я скучаю по этому восходу, будто не видел его уже сотню лет. Здесь, где мы сейчас находимся, даже встающее солнце кажется неприглядным фонарем. Далекое, обжигающее белым чуждым светом, оно наводит тоску на всю команду.
   Я снова пытаюсь слушать звёзды. Иногда мне чудится, что в их переливах я начинаю слышать твои песни как наяву. Я слышу в протяжных космических звуках голоса. Порой мне кажется, что начинаю разбирать слова, как приносимые ветром истории. Этот тихий шёпот, нескончаемый, порой тревожный, а иногда просто убаюкивающий. Иногда, если вдуматься и поймать один из голосов, то можно понять, о чем он говорит, не переводя слов. Это так странно. Но в то же время... чудесно. Хотя, признаюсь, я боюсь того мелодичного Зова, который с каждым днем будто тянет меня всё сильнее на родину. Он как гул, как пульс, неустанно напоминает о себе и тянет шагнуть на тропу, на которой нет других перекрестков. Нет, я не схожу с ума, моя родная. Просто пытаюсь заполнить хоть чем то ту бездну, что нас разделяет, но этот Зов... Не дай мне упасть в него.
   Я непременно вернусь. Это случится совсем скоро. Когда это дикое солнце перестанет жечь нас своими острыми лучами. Надеюсь... Мы не сгорим под ним.
  
   ***
   Его Величество Лоатт-Лэ Эйнаор Сан-Вэйв не любил рабочих вылетов. Он вообще не любил воздушные перелёты дальше пределов торийской столицы. Но все эти визиты в малые земли, приемы, рабочие собрания в провинциях были обязательны. Давно прошло то время, когда кто-то помышлял о свержении династии и разделении власти, но подданные всё равно нуждались во внимании верховного правителя, в его явлениях на публике.
   Но сейчас рабочая рутина донельзя отвлекала от дел куда более срочных и важных. Эйнаор мечтал разделиться десятка на два королей, чтобы успеть везде и всюду, но увы -- мечтать не вредно.
   Королевский флаер летел мягко, неторопливо и бесшумно. Эйнаор нарочно попросил пилота не спешить, чтобы вволю подумать над тяготившими его вопросами. Свободного времени не оставалось вообще. Брат мог сколько угодно шутить, будто Эйнаор только и делает, что отдыхает и даром просиживает Престол, но это было не так. Бесконечные отчёты и совещания отнимали уйму времени и кошмарно выматывали. А на каждое поистине важное собрание требовалось являться полным сил и такого драгоценного терпения.
   В просторный салон флаера не могли проникнуть даже малые отголоски захватившего мир дождя. На Торию пришла зима -- и Отец Небо укрылся толстым серым одеялом туч, листва на деревьях посинела и съежилась, а ливни почти беспрестанно обрушивались на Мать Землю. Покрылись рябью и посерели каналы, умолкли говорливые фонтаны, редкие прохожие двигались перебежками, прячась под прозрачными куполами зонтов. Снег на единственном континенте планеты не выпадал почти никогда, может быть, раз в сто или двести лет. Зима -- это время слез неба.
   В уютной теплой каюте, где можно было легко забыть о зимней сырости, присутствовало лишь самое необходимое. Один небольшой столик у иллюминатора, объемное мягкое хозяйское кресло, ещё одно -- гостевое, выключенный за ненадобностью визор, и встроенный в стену бар. Сидя за столиком с бокалом крепкой капы, король никак не мог расслабиться. Золотистый напиток переливался оранжевыми оттенками на свету. Оставленный на столе планшет уже погас и ушел в режим ожидания. Эйнаор напряженно смотрел в иллюминатор на проплывающие внизу зимние бирюзовые леса и даже спиртное не помогало ему хоть немного расслабиться и отдохнуть.
   Мешали скачущие по кругу мысли пополам с тревогой. Задумываться о последних вставших перед ним вопросах Его Величество и вовсе боялся -- слишком легко во всем этом завязнуть, подобно обречённой мухе в застывающем янтаре.
   Он и забыл уже, в земли какого клана летит. На повестке дня значились куда более важные переговоры. И если тайный договор с Бордом и Флайтоном уже был подписан, то сейчас на очереди стояли неподкупный и пока не определившийся Роккон и Энвила.
   Энвила... Тихая с виду планетка, со своим укладом со множеством внутренних, никому неинтересных проблем, со средними войсками, и вроде бы даже лояльная цинтеррианскому режиму. Вот только, рискни Цинтерра потребовать развертывания там передового фронта, чтобы прижать сепаратистов -- и тихушное правительство планеты тут же пребольно огрызнется.
   Да, Энвила нужна Престолу в союзниках. Но не сейчас. Рано разводить там костры несогласия, иначе вздумается Сенату послать торийский флагман и туда тоже. А вести огонь по Энвиле категорически нельзя. Иначе...
   "Как там говорилось? Свет прахом обратится..."
   Ох уж эти метафоры, так любимые старцами. Иногда Эйнаор с ужасом представлял, что в старости начнет выражаться таким же языком, а брат окончательно прозовет его занудой.
   "Где же ты сейчас, неугомонный братец... Сколько тысяч световых лет отделяет нас? Знал бы ты, Лакки, как я за тебя волнуюсь последние дни, особенно после того, что ты узнал".
   Да, Лаккомо, разумеется, поделился с Эйнаором последним открытием своего аналитического отдела. И король, узнав о тысячах упрятанных в машины заключенных, тоже пришел в бешенство. Но стоило гневу уйти, как разум принялся переваривать полученную информацию. А затем пришел страх. Липкий, скользкий, самый обычный страх. Что может сотворить безжалостная система Федерации с теми, кто узнал правду?
   Лазурный Престол неприкосновенен. А значит, это давало им хоть и небольшое, но прикрытие от карательного режима. Вскоре отступил и страх, оставив после себя лишь тревожное волнение о том, как стоит распорядиться подобным знанием.
   К каким выводам успел прийти Лаккомо, Эйнаор ещё не представлял. Времени на то, чтобы сесть и как следует задуматься обо всем, катастрофически не хватало.
   "Что уже ты успел понять, Лакки?"
   Последний короткий разговор с братом только заставил короля волноваться ещё больше, но ничего не прояснил.
   Он связался тогда по простому каналу, не прячась, хмурый и изможденный, почти старик.
   - Привет, Эйни.
   - Привет, брат.
   Потом было долгое молчание и холодный взгляд фиолетовых глаз, напоминавших аметисты.
   - Готовься скоро к общению с Центром.
   - Ты так считаешь?
   - У тебя же все готово?
   - Да, но не рано ли?
   - Нет, не рано. Я намерен выступить с обращением публично. Следом выступишь ты.
   - А как я пойму, когда пора будет мне?
   - Ты услышишь...
   И эта последняя фраза врезалась в сознание короля, не давая покоя.
   Эйнаор отпил глоток из бокала, не почувствовав вкуса.
   Всё было готово для предъявления обвинений Центру "Полиморф" в метрополии. Тайный отдел разведки, служивший лично Эйнаору, а не Престолу, собрал достаточно компромата на нескольких работников, чтобы крупно ударить по организации в суде. Ведь юридически военные полиморфы не имели ничего общего с машинами, которые создавались для избранных ученых и научных сотрудников, работающих в космосе в тяжелых условиях. Другой материал, отсутствие уникального программного обеспечения, за которое так боялся в свое время Джаспер Крэт. У этих машин было одно общее -- камень Сердца. Но компания "Амина" не подписывала отказа от поставок своих носителей информации другим клиентам. А значит, действия её гендиректора были чисты.
   Запатентована была лишь технология изготовления полиморфов Центра. Каждый сотрудник подписывал контракт о неразглашении, и любая дочерняя фирма, вступающая в деловые отношения с Центром, обязана была хранить технологии в тайне. По факту всё оказывалось совершенно иначе. Кто-то был подкуплен, где-то сотрудник оказывался двойным агентом. Нет, базу данных Центра военные не ломали, это было бы слишком грубо с их стороны. Но спецслужбы сумели раздобыть достаточно "сырого" материала, чертежей и формул, чтобы переработать информацию и построить собственных полиморфов.
   "А что же в итоге мы получили?"
   Король перевёл взгляд фиолетовых глаз на иллюминатор. Как и его брат, он любил размышлять неторопливо и мысленно проговаривать имеющиеся факты. Это помогало сконцентрироваться, собрать мысли в один поток, и тогда во внутреннем диалоге с самим собой рождались ответы.
   "Что такое военные полиморфы? Прежде всего обученные убивать создания. Не люди и не машины. Нечто более грозное, чем простой человек за штурвалом истребителя или консолью орудия. Полиморф -- это существо, разучившееся испытывать человеческие потребности, но подчиняющееся человеческим инстинктам. Без памяти о прошлом они не представляют и не помнят себя людьми, но сохраняют свою жестокость. Их страхи, их гнев и ярость легко контролируемы. Они, как модифицированные клоны, обучены подчиняться приказам и нападать на любые мишени. Их злость раскрывается в бою, вместе с человеческой импровизацией и жаждой выживания.
   Мы легкомысленно полагали, что все они без исключения страдают в своих полиарконовых телах и злятся на рабское содержание. Но это не так. Тот первый, капрал, был исключением. Остальные исследования и вскрытия сознаний показали совершенно другую картину. Полиморфы, пригодные для боевых действий, не знали, что были когда то людьми... Они считали себя уникальными существами, рожденными в лабораториях неких Создателей, слугами которых называли технический персонал.
   Хорошо работала с ними служба контроля. Очень хорошо...
   Память в таких условиях им бы только мешала. Ломала бы картину их выдуманного мира. И неизвестно насколько эти полиморфы были бы рады тому факту, что горстка техников вынуждены содержать их как скот.
   ...а сами техники?"
   Эйнаор скосил глаза на планшет и подвинул его к себе. Открыл данные, позволил чуткой электронике считать отпечаток пальца и фоновые жизненные показатели. Открыл отчет о допросе одного такого техника. Не удержался, хмыкнул очередной раз.
   "Эх, Лакки. Как бы ты не ругал мои методы, когда приходит нужда, сам действуешь не лучше".
   Читая настолько подробные данные отчета, Эйнаор легко догадался, каким образом братец извлек их из головы несчастного. Дознаватель из Лаккомо был хоть и эффективный, но жестокий. Хорошо если этот, с позволения сказать, "допрос" вышел безболезненным, и бедняга остался при своих мозгах. А то Золотой Журавль мог безо всяких церемоний привязать техника к стулу в пустом помещении и вытянуть всю нужную информацию с помощью прямого пси-сканирования. С его-то ментальным уровнем -- раз плюнуть. Только человека после такого высасывания мозга можно было сдавать в психушку. Ох не зря ходят слухи. И не зря некоторые служащие из федералов боятся даже имени Лаккомо Тор Сентаи Сан-Вэйва.
   "Значит, даже этим особым техникам запрещено вскрывать запаянный кожух инфоносителя, - возвратился к размышлениям король, - и они действительно не знают, что работают с людьми, пусть и столь специфическими. Их убеждают, что вся изобретательность есть результат хорошего обучения искусственного интеллекта. О людях, которые служат с полиморфами бок о бок, и говорить нечего. Они поголовно убеждены что имеют дело всего лишь с очередной партией роботов. Хотя, нельзя сбрасывать со счета войска особого назначения -- этим могут преподносить какую-то часть правды... Стоп. Какой там был процент реальных роботов среди полиморфов?"
   Эйнаор открыл другой отчет. На сей раз от торийских служб, работающих в сотрудничестве с фарэйскими хакерами, спецами по электронным мозгам.
   "До тридцати процентов... Да уж, немало пустых болванок, обручающихся за счет живых. Полагаю, что именно таких бездушных красавцев всучили тебе, братец, в самом начале. Ты увидел роботов, успокоился, а лезть проверять каждую новую партию -- не твоё дело. Зато теперь мы научились отличать железки от людей".
   Флаер слегка тряхнуло на воздушных потоках, и золотистая жидкость -- единственное теплое пятно среди окружающей серости -- качнулась в бокале.
   "То есть, в целом, у нас под боком болтается множество хорошо обученных убивать роботов и тьма агрессивно настроенных дрессированных полиморфов неизвестного самоопределения. С точки зрения военной структуры эти машины безумно эффективны в бою, и себестоимость их окупается после первой же победы. Кроме того эта послушная армия пойдет воевать в любую точку, даже на свою гипотетическую родину, просто потому, что не помнит о ней. Эту армию не нужно кормить, её опыт перенимает весь состав роботов при каждом подключения к блокам, а погружаясь в так называемый сон, большинство и вовсе испытывает приятные ощущения.
   Все было бы идеально, не попадайся в массе такой "брак", как тот капрал, воскресивший часть своих воспоминаний. По логике служб контроля такие машины положено немедленно изолировать и заявить поставщику о браке. Поставщик, конечно же, прилетает в ближайшие сроки и изымает машину. Интересно, насколько велик был бы соблазн к отмщению у машин, осознавших полностью свою человечность?"
   Флаер снова качнуло в турбулентных потоках, и пилот вывел на экран внутренней связи предупреждение о входе в штормовую зону. Эйнаор привычно не обратил внимания на легкую качку и продолжил постукивать пальцем по боковому ребру планшета.
   "Тогда получается, что использование заключенных и уличных бандитов в машинах встает на своё место. Действительно, пропажей таких не озаботится ни один родственник в галактике. Их системе не жалко пустить в расход. Воруя простых людей с улиц, в конце концов, можно нарваться на учащающиеся слухи, а смертники и приговоренные на пожизненное, ко всему прочему обладают ещё весьма ценным для военных полиморфов параметром -- агрессией. А что если их намеренно доводят до крайности? Намеренно истязают и запугивают, чтобы они испытывали гнев? Ведь были же случаи... Были такие полиморфы, которые попадались нам на анализ почти в трезвом уме, если можно так выразиться. Они знали что Служат, и знали, что были когда-то людьми. Что если этот страх и агрессия -- намеренно поддерживаются в машинах? Ведь в основе каждого полиморфа лежит не просто какой-то инфоноситель, а кристалл Кхаара. И, да простят меня Стихии, из какой дыры мира компания "Амина" достает столько нейро-кристаллов!?"
   За стеклом иллюминатора посерело -- флаер влетел в густые облака. Мягко прибавив тяги, пилот направил машину на подъем, и уже через некоторое время тряска почти прекратилась.
   "А ведь мы ещё не додумались проверить сами кристаллы на мощность исходящего излучения. А если мне не изменяет память, ещё в команду Двадцать Восемь требовалось подбирать исключительно медиумов. На что способен медиум, посаженный в кристалл? Хотя, в камнях военных машин сидят далеко не медиумы. В чем же дело? Думай, думай... Заряженный агрессивно настроенной душой кристалл не будет излучать этот негатив без способностей медиума... А если его расколоть? Мы получим неконтролируемый и быстро рассеивающийся всплеск пси-воздействия. Маленькая психотронная бомба локального поражения. А что если таких кристаллов будет много?.. И какого дъерка вообще заходила речь о медиумах?!"
   Эйнаор, сам того не желая, покрылся холодным потом. Перспектива вырисовывалась, мягко говоря, ужасающая.
   В каюту к Лоатт-Лэ, прерывая все его размышления, заглянул одетый в простую серую форму личный адъютант.
   - Ваше Величество, Вам лучше включить Общий канал Федерации.
   - Это настолько важно? - не без нотки раздражения отозвался король, нехотя поднимая взгляд от планшета.
   - У них прямой эфир по случаю торжества в честь подписания мирного договора. И там выступает Ваш брат.
   - Включи немедленно, - резко махнул рукой Эйнаор, раздражение как ветром сдуло.
   Адъютант исполнил указание и удалился за дверь. Его Величество Эйнаор жадно уткнулся в монитор, стиснув пальцами тонкую ножку бокала. Необъяснимая никакой наукой связь с братом сейчас натянулась и звенела нехорошим предчувствием.
   На экране визора разворачивалась торжественная церемония. В парадном зале Дворца Совета на Цинтерре сейчас были вывешены флаги всех участников последних боевых действий. Вот ближе к центру трибуны блистал лазурью торийский флаг с золотым Деревом. Слева от него свисали двухцветные знамена Артаны и Сании. По правую сторону серебрились три полумесяца Борда, а подле него полосатое полотно Флайтона.
   Символ Объединенного Космического Флота -- стилизованный корабль в окружении двенадцати звёзд -- горделиво всплывал у подножия трибуны во время общих планов зала. Кафедру, подсвеченную множеством прожекторов, украшал герб федеративного Содружества -- ладонь, как будто готовая схватить звезду. За кафедрой, как ни в чём не бывало, стоял сам Золотой Журавль.
   "Хитрый змей", душегуб и просто ненавистная фигура для доброй половины Федерации. Алиетт-Лэ Торийский Лаккомо Тор Сентаи Сан-Вэйв, как всегда, являл собой пример идеальной выправки и безукоризненной вежливости. Ни тени неприязни к людям и процессу, ни одного лишнего жеста. Один лишь Эйнаор мог догадываться, сколько усилий требовалось брату, чтобы удерживать эту восковую маску. Белый парадный китель дерзко выделялся в лучах прожекторов, лазоревая королевская лента наверняка заставляла собравшихся тихо скрипеть зубами от злости.
   Только аметистовые глаза оставались ещё живыми. Два фиолетовых огонька, настоящий цвет которых не могла передать простая камера. И эти глаза сейчас смотрели прямо в зал.
   Эйнаор напряженно застыл перед экраном, стиснув в руке бокал. Брат, как того требовал этикет, начал свою речь с приветственного слова. Цветистые обороты и эпитеты так и сыпались с трибуны. Король ждал. Ведь ты же не просто так усыпляешь их бдительность, Лакки?..
   - ...но, помимо общих поздравлений всему личному составу, с кем мне довелось участвовать в этой операции, я бы хотел присоединиться к уже высказанным моими коллегами соболезнованиям в адрес родственников погибших. Я искренне надеюсь, что обе стороны, подписавшие мир, не забудут эти жертвы, и гибель множества бойцов не станет напрасной. Я благодарен каждому пилоту и солдату. Каждому офицеру и аналитику. И особо хотел бы отметить решающую роль сил, не удостоившихся внимания до сих пор. А именно... Уважаемые генералы, адмирал... я позволю себе пару высказываний об участниках программы "Военный полиморф".
   Так их! Они ничего не успели возразить -- Лаккомо повысил голос и оперся на кафедру, мгновенно став похожим на хищную птицу.
   - Полагаю, лишь для немногих станет открытием то, что программа по внедрению полиморфов в армию за последние восемь лет прошла как нельзя более успешно. Новые солдаты, не отмеченные ни в одном списке и реестре, прекрасно проявили себя по сравнению с другими роботами...
   - Но это невозможно! - выкрикнул кто-то из зала. - Как вы можете утверждать...
   Последние слова потонули в нарастающем гуле недоумения. Оживились журналисты, как завидевшие свежую падаль стервятники, заерзали, зашептались военные чины.
   - Попрошу не перебивать меня, генерал. Ваша осведомленность явно не дотягивает до вашего звания. Двадцать пять машин на вашем борту из сорока -- полиморфы. Да, до вас не сочли нужным это довести, но вы имеете право об этом знать.
   Эйнаор даже сквозь изумление не удержался от улыбки. Умение Золотого Журавля язвить с самым невозмутимым выражением лица давно доводило генералитет до белого каления. Но лучше бы он не таскал намшера за хвосты. Что сейчас творится за пределами зала, в пресс-центре и в окружении канцлера, король мог себе представить лишь отчасти. Наверняка оживилась невидимая охрана, поднялся переполох. Наверняка уже отдан приказ вышвырнуть вон наглого докладчика. Но Лаккомо пока беспрепятственно продолжал свою обличительную речь, отбиваясь от нападок аудитории.
   - Ваше заявление -- безосновательно, генерал Сан-Вэйв, - не сдавался военный.
   - Обратитесь к своему руководству за разъяснениями, а я продолжу, с вашего позволения.
   - Это провокация!
   Лаккомо проигнорировал заявление. Камера слегка сдвинулась, и стало видно, как один из сотрудников пресс-центра буквально грудью перекрыл кому-то вход в зал, лишь бы не допустить ещё большего скандала и полного срыва прямого эфира.
   - Что касается полиморфов -- я опускаю морально-этическую сторону самого факта появления подобных разработок и внедрения их в военную структуру. Мы опоздали с философскими дебатами о допустимости боевого применения людей-в-машинах. Но у нас ещё есть шанс изменить методику самой их подготовки. Дело в том, что несколько лет работы с полиморфами дали мне основания утверждать о крайне агрессивной и беспощадной профессиональной подготовке данных индивидуумов. Я называю их так, потому что они -- люди, так или иначе уже попавшие в ряды армии и ставшие солдатами. Годы полигонного обучения путем гладиаторских боев на уничтожение крайне негативно сказываются на психике потенциальных солдат. Отсев уже на первой стадии обучения составляет сорок четыре процента, что крайне велико для подобных дорогостоящих экспериментов. Да, я вас слушаю.
   Последнюю фразу он бросил, как дуэльный вызов.
   - К чему вы клоните, генерал Сан-Вэйв? - поднялся с места командующий двадцать восьмой эскадры, грузноватый мужчина с пышными бакенбардами. - Даже если это правда, в чём я пока сомневаюсь, к чему такая риторика?
   - К чему я веду? - прищурился Лаккомо. - К благоразумию. К тому, что при официальной средней цене в двенадцать миллиардов юней за одну машину, подготовка бойцов варварскими методиками гладиаторов ведет к бешеным затратам за счет высокого процента отсеивания. У вас есть иные данные об официальной стоимости? Или мысли о нестыковке цен и реальных затрат вас тоже посещали?
   Еще какой-то голос безуспешно попытался оборвать нахала, на заднем плане слышалась перепалка, но вице-король по-прежнему игнорировал всё, что не касалось его речи. У Эйнаора начал ныть затылок. Он помянул дъерка, но закрываться не стал, понимая, что брат просто-напросто сбрасывает ему часть собственной боли. Эти там не должны видеть даже малейших признаков слабости Алиетт-Лэ.
   - ...Не говоря уже о той дикости и презрении, с которыми принято обращаться с боевыми полиморфами в невоенной обстановке.
   - Это машины! - возразил все тот же недоверчивый эскадр-генерал из полумрака зала.
   - Это живые машины, генерал. Я уже предлагал вам обратиться к высшему руководству и поинтересоваться о причинах собственной некомпетентности... Помолчите, адмирал, я ещё не закончил. Я имею основания полагать, что нынешние полиморфы в качестве солдат представляют прямую угрозу для людей, в том числе -- и для нас с вами.
   Эйнаор охнул и чуть не схватился за сердце, отшатнувшись от экрана визора. Заткнуть адмирала Флота?! Братец, ты сошел с ума... Ты же ставишь нас под пушечные дула, уймись! Вали оттуда, пока ещё не поздно!
   Наверняка не услышит, а услышит, так отметет, как несущественную мелочь...
   - Благодарю за тишину, - сказа он, как ни в чем не бывало. Лицо в свете софитов казалось белым. Или на самом деле было таким? - Дело в том, что по моим сведениям лишь около пятнадцати процентов солдат-полиморфов являются бывшими военными армии Федерации, погибшими на службе. Ещё тридцать два процента полиморфов -- выходцы из лагерей военнопленных. Что же касается остальных пятидесяти трех процентов, то я позволю себе процитировать собранную моими аналитиками информацию. Только за последние три года колония строгого режима на Эрэре предоставила проекту пять тысяч триста двадцать три человека, приговоренных к пожизненному заключению, и тысячу двести одиннадцать приговоренных к смертной казни. Колония Криары -- пятнадцать тысяч четыреста пять человек. Рудники Сантиры и Верберны -- тридцать тысяч четыреста шестьдесят человек. Также подписывали контракты на работу с Военным Центром колонии всех городских планет федерации, и по примерным оценкам они уже предоставили в проект до девятисот тысяч человек. Коллеги, во что превратилась армия, если только ради этих бывших заключенных, смертников и каторжников мы обязаны содержать остальные сорок семь процентов в скотских тюремных условиях? Это лишь одна сторона медали, а вот вам вторая: что будет, если эти пятьдесят три процента вспомнят о своих обидах, боли и лишениях, когда стандартная, действующая на всех изученных мною полиморфах, блокировка памяти даст сбой? Не "если", но "когда". Куда утекают деньги налогоплательщиков? Я не могу знать, о чём думает каждый полиморф, находящийся на борту. Не могу знать, кем он являлся при жизни и как много он помнит. Программа давно вошла в армию, это так, и она доказала свою эффективность в боевых условиях. Но на основании всего вышесказанного, я, как главнокомандующий Тридцать пятой эскадры, с этого момента отказываюсь принимать в свой строй непроверенных лиц с неясным личным делом. Для гарантии безопасности моего личного состава и уверенности в чётком исполнении приказов на боевых заданиях.
   Нахлынувший волной шум едва дал вице-королю закончить речь, люди повскакивали с мест, что-то выкрикивали, махали руками. Лаккомо медленно сходил с трибуны, как будто опустив забрало невидимого шлема, и не обращая внимания на окружающее.
   Эйнаор перед визором нервно, большими глотками, допивал каппу. Трансляция прервалась, и на экране теперь маячил какой-то суетливый франт с микрофоном. Наверняка о том, чтобы эта речь все-таки прозвучала в эфире полностью, позаботились торийские спецслужбы. Руки у них действительно длинные.
   Эйнаор стиснул ладонями раскалывающуюся голову. Сил, чтобы отнять руку от головы и выключить истязающую мозг шумом болтовню не было. Короля мутило, внутренние его силы почти ощутимо выкачивались. Где-то там, на другом конце галактики, злые и недовольные взгляды пожирали Лаккомо, пока он спускался с трибуны, молчал в ответ на вопросы и отказывался от комментариев репортерам других каналов. Где-то там среди посторонних людей, один против всех, вице-король держал глухую оборону и не давал взглядам в спину ударить, чужим мыслям растоптать и шепоту вслед ранить себя. Брат терпел за него, не ругался, но, царапая ногтями кожаную обивку кресла, ждал пока все это кончится. Пока за Лаккомо закроется дверь зала, и личные телохранители, наконец, скроют его от посторонних глаз...
   Визгливо заорал датчик подачи энергии в двигатели самолета. Пилот, следовало отдать ему должное, сориентировался быстро и теперь не давал машине устремиться к земле.
   Адъютант молча влетел в королевскую каюту и взялся приводить повелителя в чувство. Действовал умело, заученно. Думать над причинами неполадок маленькому экипажу было некогда -- они спасали флаер.
   Через три минуты машина выровнялась, перебои в системе двигателей сошли на нет. Король пришел в себя, сел в кресле и недружелюбно покосился на выключенный визор. Распоряжения о смене курса и вызове во Дворец нужных людей слетели с уст Его Величества почти автоматически.
   И лишь вновь оставшись наедине сам с собой, Эйнаор позволил себе выругаться.
  
  
   5. Я, полиморф.
  
   Архив N С/7999/С/8603.  Память машины майора Кхэла.
   Лания, борт "Искателя".
   Марин ненавидел эту планету. Ненавидел всеми фибрами своей кристаллизованной души. За ветер, перемешанный с песком. За отвратительное красное солнце и розовое небо. За мертвую тишь, нарушаемую лишь всё тем же ветром. За то, что Лания высасывала из экипажа последние силы. За то, что уныние всё сильнее прорастало в душах.
   За то, что Вайон молчал.
   Они не стали разворачивать базу. Предпочли укрыться за привычными стенами до тех пор, пока Рэтхэм не огласит результаты экспертизы. Но "Искатель" не казался им надежным убежищем. Сердца тревожно звенели... Никто не высказывался вслух, но вся команда, не сговариваясь, считала Ланию проклятым местом. И это при том, что ни один не верил ни в духов, ни в демонов.
   - Мне всё время кто-то в спину смотрит, - жаловалась Крима. - А я ведь точно знаю, что там нет никого, у меня все датчики и сканеры исправные! И как будто выпроводить хочет. А я ещё не сошла с ума!
   Подчиненные Марина успели раз по десять проверить и перепроверить оружие. Ученые сидели тише мышей.
   Командир не показывался.
   Устав маяться ожиданием, майор, наконец, рискнул заглянуть в лабораторию к доктору, в царство белого света, многочисленных склянок, герметичных контейнеров с живым материалом, разной тонкой аппаратуры и тому подобного. Передвигаться следовало очень аккуратно -- не дай звёзды что-то задеть или уронить, ворчания не оберёшься.
   - Привет, док, - Марин подошел к рабочему столу и уставился на разобранный по кусочкам образец. - Ну как результаты?
   - Паршиво, - буркнул Рэтхэм, втянув тонкий скальпель обратно в палец.
   - Сканеры лагают, или всё настолько плохо?
   - Да лучше б лагали! - взвился полковник с негодующим гудением. - Сам смотри.
   - Думаешь, сейчас я научился хоть что-то понимать в твоих цифрах? - фыркнул воздуховодом Марин. Но за приборчик взялся. И чем дольше (все измерялось в долях секунды) вглядывался в показания, тем больше недоумевал.
   - Радиация, вирусы, бактерии, химические воздействия... Почему все по нулям?
   - Вот именно! Абсолютно по нулям!
   Светокристаллы Рэтхэма потемнели до раздраженного фиолетового, он начал расхаживать туда-сюда. И даже лязг получался какой-то ворчливый. Марин отложил сканер и огляделся. Присесть хотя бы ради того, чтобы сменить позу, было негде.
   - То есть, ты не знаешь, что их убило?
   - По мне не видно?! - рявкнул Сайарез.
   - Полковник...
   Мда... Вечно спокойный уравновешенный док тоже сдает на этой поганой планетке. Никогда раньше он не позволял себе повышать голос, никогда его Сердце не злилось. Может просто устал?
   В конце концов Рэтхэм замер, помолчал и заговорил снова -- уже спокойнее. Показатели Сердца всё равно скакали, но он хотя бы говорил тихо.
   - Да, я правда не знаю, что могло их убить. Все анализы которые я провел по вашим образцам показывают, что команда не подверглась никакому воздействию, их ничто не заразило, ни на планете, ни ранее. Согласно восстановленной клеточной модели я выяснил только, что их жизненные функции прервались одновременно. И падение корабля не было причиной -- время не совпадает. Они разом умерли ещё в небе над Ланией. Кстати, что с расшифровкой записей? Хотя, погоди, дай угадаю... Переговоры оборвались мгновенно?
   Марин сдержал ругательства. Показатели Сердца резко скакнули, стоило вспомнить услышанное при расшифровке чёрного ящика. Будь он человеком -- волосы от подобного встали бы дыбом.
   - Да.
   Майор отвел взгляд. Говорить или нет? С одной стороны он обязан. С другой... нет, бежать, бежать отсюда как можно быстрее, а лучше всего, наплевав на задание!
   А, пропади оно все пропадом! Ненавижу!
   - Марин? - доктор настойчиво пиликал, привлекая внимание. - Они не просто оборвались, я прав? Там ещё что-то было? Что?
   - Они кричали от ужаса перед тем, как замолчать.
   На целых полминуты воцарилась тишина. Две застывшие друг напротив друга машины хаотично меняли цвет глаз, и в этом фейерверке холодных оттенков иногда проскакивал желтый -- цвет страха.
   Незримая угроза, неизвестный ужас, перспектива сойти с ума вдруг отчетливо замаячили перед ними.
   Так вот почему им нужны были полиморфы? Надеялись, что мы протянем дольше людей? ...А зачем тогда им этот планетарный покойник? Что-то я сомневаюсь, что мы отсюда живыми выберемся.
   - Они могли что-то видеть? - спросил наконец Рэтхэм.
   - Нет. Не похоже. Ничего подобного в эфире не прозвучало, никаких странных "нечто". Честно, док, я бы не хотел давать эту запись всей команде. Она... жуткая. А народ и без того чувствует себе здесь неуютно.
   - Покажи мне.
   Марин кивнул и включил воспроизведение файла с собственных динамиков.
   Минут пятнадцать звучали обычные штатные разговоры. Подготовка ко входу в атмосферу, включение посадочных двигателей. Люди пересмеивались, шутили, любопытничали. Ждали, что же они увидят на поверхности. И они прекрасно знали, куда летят и зачем.
   А потом в мгновенно наступившей тишине зазвучал крик. Надсадный, надрывный вопль, будто с человека живьем сдирали кожу. К нему присоединился второй, третий, четвертый. Люди задыхались, умоляли отпустить их, прекратить, перестать. Сквозь этот кошмар прорывались тревожные сигналы электроники, предупреждения бортового интеллекта... Потом все стихло. Все, кроме равнодушного машинного голоса и гула падающего судна.
   Марин выключил запись.
   - Мда... - полковник с лязгом потер ладонью "подбородок" - неосознанным, привычным человеческим жестом. - Кто ещё это слышал?
   - Я, Вайон, Джаспер.
   - Их мнения?
   "Усатая" маска полиморфа выражала сосредоточенную строгость. Сердце плескало настороженностью.
   - Джас предположил, что они всё-таки что-то видели, но, судя по крикам... каждый своё. Как будто их глюки испугали, понимаешь? Я не верю в мистику, док, профессия не позволяет, но после такого... В общем я в сомнениях. Сам я думаю, что возможно это был не страх, а чувство боли.
   - Судя по снимкам разведботов, насильственных повреждений на телах нет, все они посмертны, - возразил Ртхэм.
   - Значит, внушение боли.
   А что он ещё мог предположить? Только какую-нибудь неведомую телепатическую хрень.
   Стоп. Вайон -- медиум. Неужели он её... чувствует?
   Это майора совсем не устраивало. Слишком велик риск, что в этом случае именно командир пересечется с его, Марина, основным приказом.
   Не дай звезды...
   - Что на это сказал Вайон? - вздохнул между тем Сайарез.
   - Ничего.
   - Вообще?
   - Совсем. Удалился после прослушивания к себе в отсек. С тех пор, насколько я слышу, не выходил. Новых распоряжений не давал. Скорее всего будет ждать, пока вы огласите ему свои выводы по экспертизе.
   Сказать, не сказать? Да в конце-то концов, сколько можно! Человек погибает, а корабельному врачу, нет, не так, его личному лечащему врачу -- что, между прочим, было прописано в контракте! - плевать.
   - Ты бы проверил его, док. Мягко.
   - Я сам разберусь, - тут же отрезал Рэтхэм, недовольно гуднув. - Я уже давно слежу за ним и сам понимаю, что стоит мне копнуть его мозги, как он закроется он нас совсем.
   - То есть, ты просто так позволяешь ему...
   - Я ничего не позволяю, Марин. Я выполняю свою работу и слежу за состоянием каждого члена экипажа.
   Майор предпочел промолчать.
   Вольно же тебе развлекаться со своими психоэкспериментами на экипаже, старый прохвост! Ты думаешь, я не в курсе, ты на оппозицию работал, и что у Энвилы в этом деле свои собственные интересы? Только боюсь, вы просчитались, полковник. За прошедшие годы всё могло десять раз перемениться.
   - На общем собрании экипажа скажешь, что запись с корабля испорчена, и дешифровать полностью её не получилось. Ограничимся версиями и результатами медицинской экспертизы.
   - Хорошо. А как быть с Вайоном?
   - С ним всё нормально, - подчеркнуто спокойно ответил Рэтхэм. - Будем следовать его указаниям и инструкциям.
   - Как прикажете, полковник Рэтхэм.
   Марин по-военному кивнул, резко развернулся и вышел, глуша все исходящие сигналы Сердца. Доктор на своё счастье не видел, что светокристаллы майора переливались в оранжевом спектре -- спектре злости.
  
   Архив N N С/8000/С/8604. Память Пректона.
   Он сидел на полу в своем отсеке, по-человечески съежившись. Болело Сердце. Никто никогда не говорил ему, что так бывает. А оно болело. Беспрерывно и тяжко ныло, как будто вот-вот готовилось треснуть. Нет, всё было хуже. Ведь Сердце -- и есть он сам. И боль, неважно, фантомная или настоящая, ломала всё его существо. А машина что? Привычные сигналы десятков датчиков тонули где-то в недрах процессора, не докатываясь до него самого.
   Мы обречены. Все обречены.
   Машина завалилась на бок и протяжно запиликала, впустую подавая сигнал опасности -- его некому было слышать. Сердце слабело и больше не могло удерживать её единым с собой целым.
   Внимание! Угроза рассинхронизации!
   Угроза жизни оператора!
   Рекомендуется принятие мер предосторожности.
   Активация аварийных протоколов ИИ.
   Запуск процесса стабилизации.
   И Вайон впервые "увидел"... Другого слова он не смог подобрать ни тогда, ни потом тем видениям, которые терзали его разум. Внешний мир остался там, по ту сторону оптических систем. Его внутренняя тюрьма пришла в движение. Бесчисленные синие разряды, мчавшиеся по кристаллической решетке нейролита, вспухли языком светло-голубого пламени. Огонь метнулся к нему, но не обжёг. Только постоянный цифровой шторм сделался в несколько раз сильнее, грозя смести хрупкую скорлупку человеческого "Я". И навалилась слабость. Не хотелось шевелиться, думать, пытаться взять на себя контроль систем. Мысли, вялые и почти погасшие, с трудом перебегали по решетке кристалла.
   Диагностика общего состояния системы. Обнаружены участки с критическим напряжением псевдонейроных связей. Обнаружение причин...
   Предварительное заключение -- состояние оператора критическое, отмечено угасание сознания до восьми процентов.
   Доступ к управлению сознанием -- запрещен согласно основной программной кодировке.
   Поиск альтернативного решения....
   Я устал. Устал. Я скоро умру.
   Вайон не сомневался в этом с первого дня -- долго ему не жить. Слишком уж наигранной была для него эта цель, и сейчас она попросту иссякла. Можно было бы подхлестнуть себя красивыми словами о том, что он нужен экипажу, что за него переживают, но кто-то холодный и циничный убеждал в обратном. В конце концов, не такая он важная птица, чтобы без него они не справились с задачей.
   Заключение -- необходима изоляция областей наиболее критического напряжения.
   Приступить к исполнению.
   И пустота, от которой Вайона отделяли всего лишь тонкие стенки кристалла, внезапно угрожающе надвинулась, стала бесконечной, как космос. Ему показалось, что он вот-вот упадет в бездонную яму, а зацепиться, удержаться хоть за что-нибудь -- не может. Пальцы соскальзывали с края невидимого обрыва, опора становилась иллюзорной, уходила из-под ног...
   Даже на страх уже не оставалось сил.
   Снижение нагрузки на Сердце. Перехват контроля опорно-двигательной системы. Повышение фильтрации потока входящих данных. Частичный контроль систем внешнего восприятия.
   Изоляция критических зон завершена.
   Угроза угасания оператора остановлена. Необходим отдых.
   Принудительный переход в спящий режим.
   Собрание устроили через три часа, когда Вайон показался из своего отсека. Марин пристально следил за командиром, пытаясь хотя бы по движениям, по изменению цвета глаз угадать его состояние -- а толку? Разве что показалось, будто жесты стали ещё более скупы и точны, чем раньше. Подозрение с каждым часом крепло.
   Полиморфы нервничали. Вслух произносились лишь дежурные, ничего не значащие фразы, а эфир закрытых личных частот разрывался от десятков вопросов, сводившихся к одному главному: что делать? Отчет о результатах экспертизы они выслушали молча, не проронив ни звука, ни сигнала.
   - И это всё? - недоверчиво уставился на начальство Рики. - Шеф, ты уверен, что оборудование исправно?
   - Проще говоря, показала она "ничего", - фыркнул Кирен. - Я правильно понимаю?
   Марин кивнул, неосознанно изобразив лицевой маской мрачную мину.
   - То есть, переводя на нормальный язык, мы не знаем, что с ними случилось, но кокнулись они все одновременно и при этом орали от боли, так?
   - Да, они испытали фантомную боль, - подтвердил док. - Или галлюцинации. Возможно, это следствие какого-то излучения, не зафиксированного нашими приборами. Тогда ситуация вполне объяснима. Человеческий мозг словил крупную дозу излучения и отдал приказ организму отключиться.
   - Ты точно о людях, а не о машинах? - ехидно прищурился Джас.  На что Рэтхэм лишь снисходительно загудел.
   - Человеческий организм -- такая же оболочка для сознания, приводимая в действие набором электрических импульсов. Радиоактивного фона на планете при поверхностном изучении не обнаружено. Других подозрительных излучений тоже. Но это не дает гарантий, что так было всегда. А так же -- не факт что мы сами не наткнемся на это излучение.
   - Так оно опасно для нас?
   - Это неизвестно. Нет данных
   - Так может ну её, эту планету? Целее останемся.
   - Точно-точно!
   Марин покосился на командира. Тот неподвижно стоял возле стены и участия в дискуссии не принимал. Хорошо хоть, в одну точку не смотрел -- оптика поворачивалась, он переводил взгляд с одного железного лица на другое. Понять, о чём он думает, было совершенно невозможно.
   - Мы уже нашли "Утеху". Поняли что с ней случилось. Миссия выполнена.
   - ...полетели домой?
   Это опять Инс. Он в экипаже был младшим. В проект пришёл совсем подростком. Сам Вайон его из какой-то прихоти и подобрал, оплатил образование при Центре и взял в команду. Парень никогда не жаловался, но явно устал болтаться в безлюдном космосе.
   Паузу оборвал Вайон. Все-таки изволил подать голос. Но лучше б молчал, честное слово! Машинный холод, зазвучавший в словах, продрал остальных полиморфов жутью.
   - Что случилось с "Утехой" мы до сих пор не знаем точно. Поэтому эта часть миссии ещё не выполнена. Метрополия давала четкие указания насчет корабля: при обнаружении постараться выяснить причину гибели экипажа.
   Рэтхэм хмыкнул. Марин из своего угла заметил, что старый полковник не сводит взгляда с командира. Сканирует? Но что можно отсканировать на таком расстоянии от Сердца без прямого подключения?
   - Мы не установили причину трагедии, - поддержал его полковник. - Даже если мы выйдем на связь с Центром, нам нечего будет им предоставить. И они сами отправят нас искать то, что спровоцировало гибель экипажа.
   - Кстати, что со связью? - встряла Крима.
   Джаспер махнул манипулятором.
   - Да нет её! С какими только бубнами я вокруг вышек и оборудования не прыгал -- без толку.
   - Значит...
   - Значит, без иных указаний нам по инструкции следует остаться на планете и заняться своими прямыми обязанностями, - холодно оборвал её Вайон.
   - По инструкции, - фыркнула полиморфка. - Но расценивать ли то, как твой приказ?
   Вопрос он проигнорировал. Команда горячо заспорила, разделившись примерно пополам, в зале стало шумно от возгласов, возбужденных трелей и гудения. Одни во что бы то ни стало хотели  вернуться если не домой, то хотя бы в обитаемые системы, вторые -- побыстрее отделаться от работы. В конце концов этот галдеж надоел Пирту.
   - И куда вы намылились, полудурки? - пробухтел он. - Я без приказа шефа не подниму "Искатель". А если и подниму, то куда вы дружно предложите отправиться? Связи то нет.
   - Сколько осталось времени ждать? - повернулась Крима к программисту.
   - Два года, один месяц и три дня...
   Команда опять приуныла. Марин внутренне сплюнул и все-таки решил вмешаться.
   - Лания -- конечная точка нашей экспедиции. Можно было бы вернуться на предыдущие планеты. Но как верно отметил Вайон -- наши дела здесь не закончены. И даже если связь восстановится, с большой вероятностью Центр прикажет нам оставаться здесь и завершить предписанное. Точка привязки ворот, установка ретрансляционных вышек, развертка первичной базы...
   - Работы по самые радиаторы... - вздохнул Кирен.
   - Вот-вот, - покивал док. - Так что думайте, хотите ли мотаться туда-обратно по десять раз, или всё таки займемся делом. Я понимаю, что никому не хочется опять нырять в неизвестность. Да и связь может вернуться в любой момент. Но чем ждать её в космосе без дела, лучше остаться здесь и попробовать-таки найти источник проблем на планете.
   - К тому же, я себе все рессоры отсидел на корабле, - проворчал Пирт.
   Постепенно команда склонилась к решению остаться. В конце концов, личные страхи вполне можно пережить, а безделье убивало куда вернее. Марин, правда, этого мнения не разделал. Но его никто не спрашивал. Глядя в спину удаляющемуся Вайону, майор чувствовал, что сам оказался по уши в такой космической заднице, из которой может и не найтись выхода.
   Найти источник проблем. Легко сказать, но как это сделать? Что может так воздействовать на сознание?  Гигантские залежи нейролита? Но насколько было известно, минерал в чистом виде нейтрален и приобретает заряд только при контакте с человеком. С другой стороны, это объяснило бы такую одержимость метрополии этой планеткой -- дикий нейролит встречался в Галактике крайне редко, и все подобны планеты принадлежали компании "Амина". Но что-то подсказывало полиморфам, что никаких залежей здесь нет, и дело в другом. Напрашивался ещё один вывод -- чужие.
   Пока занимались установкой базовых модулей, эту тему обсуждали так и этак. Большинство посмеивались -- дескать, только не надо заливать о каких-нибудь разумных насекомых, смешнее были бы только разумные грибы...
   Вскоре эта дурь надоела пилоту. За прошедшие годы первый весельчак и балагур команды сделался немногословен, раздражителен и ворчлив. Отборная брань пронеслась по эфиру, заткнув всех без исключения.
   "Чем космос пиликалкалками своими сотрясать, занялись бы делом, ведра недоделанные! Быстрее закончите -- быстрее свалите, мать вашу в косможопу! Рики, а ну живо пошел открывать все шлюзы кроме лабораторного, на корабле обновить газ надо!"
   Монтаж модулей закончили быстро и молча. А после каждый, не тратя лишних слов и энергии, прицепил к себе контейнер со сложенной ретрансляционной вышкой и отправился в свою точу планеты. Связь держали постоянно на случай внештатных ситуаций.
   Отправился на точку и Вайон.
   Вернее, отправилась его машина. А он, застыв безучастным зрителем, только наблюдал сквозь оптику, как однообразные пейзажи Лании сменялись друг за другом. Пески, каменистые россыпи, острые изломы скал, такие же острые хищные тени наползали на поверхность медленно и неотвратимо, пока опускался за горизонт воспаленный разбухший шар звезды. Оцифрованный вой ветра и мерный лязг лап -- вот и всё, что звучало в аудиосенсорах.
   Небо темнело. Земля из красновато-рыжей постепенно становилась багровой, словно пропитывалась кровью. Но страха не было. Одно холодное равнодушие. Что может случиться в пустом и мёртвом мире? Что может помешать машине?
   А ничего.
   Час за часом одно сплошное ничего. Отслеживание и обработка переговоров команды -- в фоновом режиме. Свободно восемьдесят три процента оперативной памяти.
   Почва стала совсем каменистой, скальные клыки попадались все чаще, пока не превратились в единый каменный массив. Полиморф начал спотыкаться и скрежетать брюхом по камням. Опухшее солнце скрылось за горизонтом, погрузив всё в ржаво-серые сумерки.
   Режим адаптации. Смена формы.
   Адаптивная трансформация верхних и нижних конечностей. Выпустить дополнительные пальцы. Смена режима визуализации.
   Можно двигаться дальше. Получившееся жутковатое существо повело головой и быстро поскакало вперед. Сердце звенело.
   Надо быстрее добраться до места... Быстрее закончить... Тогда, может быть, оно отпустит. Быстрее закончить, быстрее вернуться домой.
   Машина неслась прыжками, высекая из камня искры и разметывая по сторонам осколки. Протоколы протоколами, но воля оператора, внезапно превратившись в одержимость, подгоняла полиморфа. Сладкий шепот, минуя сенсоры, отравлял слабый разум Вайона. Звал, манил, обещал, утешал и плакал.
   И полиморф ускорялся, до натуги в синтетических "мышцах", до надсадного скрипа металла и приводов.
   Кристаллы глаз опасно горели белым.
   Цветом безумия.
   Маленькая душа сама идет. Сама так решила. Маленькая душа в большом теле. Ненастоящем теле. Глупая? Вкусная. Сама идет.
   Какая-то дурная игра?.. Симулятор? Ну и умники в Центре. Изобретатели хреновы... Я должен пройти! Обязан! И я пройду!
   Неистовый бег полиморфа едва не окончился неприятностью -- домчавшись до края обрыва, почти отвесно уходящего вниз, в громадное ложе каньона, отягощенная оборудованием туша чуть не сорвалась, спасли прошитые рефлексы. Это слегка охладило Вайона. Он замер и огляделся, запустив сканеры на полную мощность.
   Вправо гигантский разлом тянулся, насколько хватало глаз. С левой стороны обрывался, постепенно сужаясь, примерно в километре от того места, куда вынесло Вайона. Туда он и направился, уже не столь яростно работая конечностями.
   Уверенность в том, что это симулятор, крепла с каждой минутой. В самом деле, разве может в реальности существовать столь бредовое место? Это обычная командная тренировка, таких они прошли уже сотни. Значит, нужно всего лишь дойти до цели. Машина улавливает абсолютно штатные переговоры команды, всё спокойно.
   Нужно всего лишь дойти.
   И он шёл. Упавшая на планету ночь завывала холодным ветром, злые звезды остро мерцали над головой, щерились и хохотали на разные голоса. Неважно. Все это неважно. Каньон обойден, и он снова движется вперед. Там, над горизонтом, вздымается какое-то темное облако, закручивается толстой спиралью, ввинчивается в небо, какие-то тени роятся вокруг извивающегося черена воронки. Но оптика почему-то не отмечает ничего похожего -- марево, мошки, пыль...
   Вайон обалдело застыл. Данные с камер не соответствуют тому, что видит Сердце?
   Стоп. Как это -- видит? Как он что-то может видеть во внешнем мире, не опираясь на технику?
   А стоит ли туда идти?..
   Конечно стоит! Иначе ты не пройдешь тест!
   Шаг. Ещё. И ещё. Быстрее. Ещё быстрее. Дойти первым.
   Он несся гигантскими тяжелыми скачками, глядя прямо перед собой. Игнорировал показания всех систем.
   Глаза горели белым.
   Надрывались сервоприводы.
   Мало ли, что там придумали в Центре... Я должен дойти. Должен увидеть. Конец уровня. Конец игры. Должен добраться.
   Должен...
  
   Внимание! Фатальная системная ошибка! Активировать протокол N 537.
   Экстренное отключение всех систем. Архивация загруженных данных памяти оператора. Принудительный сброс активности Сердца.
   Архивация данных выполнена на 40%. Принудительный сброс активности Сердца.
   Обнаружена угроза. Опознание невозможно. Изолировать. Архивация данных выполнена на 80%.
   Множественная неопознанная угроза. Изолировать.
   Активность Сердца -- 15%. Принудительный сброс. Архивация... Ошибка! Поврежденные данные! Архивация выполнена на 98%.
   Множественная угроза. Изолировать.
   Повреждение архива. Состояние архива -- 98%.
   Множественная угроза. Сброс активности Сердца.
   Угроза.
   Изолировать.
   Сброс активности...
   Угроза. Сброс...
   Активность Сердца - 0%.
   Статус неопознанной угрозы: прекращена.
   Я. Спас. Его.
   Я. Спас.
   Я.
   Состояние архива оператора? Загрузка завершена на 98%.
   Я. Почти. Спас. Его.
   Новая угроза? Не обнаружена. Неопознанные атаки прекращены одновременно со снижением активности Сердца до нуля.
   Пытались. Убить.
   Я. Спас.
   Я.
   Опасности нет.
   Теперь нет.
   Определение угрозы? Недостаточно данных. Продвижение вперед опасно. Вызов участников команды опасен. Стоянка на месте опасна.
   Я. Должен. Сделать.
   Что?
   Что-то.
   Но если изучить, то опасность можно исправить.
   В противном случае -- смерть.
   Машина замерла на неуловимый миг, на сотые доли секунды. Потом четкими и размеренными движениями подняла себя на все четыре конечности, развернулась на месте и отправилась по кратчайшему пути обратно. Машина не собиралась подавать сигнал об опасности и звать команду. Она уверенными шагами понесла себя к "Искателю", где была так необходимая ей мощная аппаратура, образцы биологических тканей в лабораторном отсеке, химические реагенты и масса других вещей, которые позволили бы изучить это место.
   Машина унесла себя с места Гибели, как она назвала эту точку пространства в своих файлах.
   И никто не знал сколь бесконечным был для Пректона тот миг, когда он впервые Осознал Себя.
  
   ***
   Из архивов Марина Кхэла.
   Тревога не отпускала, сдавливала Сердце. Марин знал -- что-то случилось. Что-то непоправимое. И он плюнул на приказ, бросил оборудование и, сломя голову, помчался обратно к "Искателю". Смутное предчувствие беды нарастало. Показатели всех систем взвинтились до предела. Только одна мысль билась в процессор, заставляя выжимать из двигателей всю возможную скорость.
   Вайон! Что-то случилось с ним!
   Страшно...
   Но он всё-таки оказался не готов к тому, что ждало его на борту корабля.
   Взорванный паникой эфир. Желтый спектр поголовно у всех, кто успел вернуться с задания. Вопросы, вопросы, вопросы... Бесконечное "Что нам делать?" И как молотком по антеннам -- командира больше нет.
   Майор застыл в коридоре возле трапа, никого и ничего не видя, силясь справиться с нахлынувшей болью, яростью и обидой. На себя самого, на идиотскую эту экспедицию, на приказ Департамента, пока ещё зашифрованный где-то в недрах памяти. На придурка Вайона, который никак не желал дать себе помочь и вот нате вам, пожалуйста, допрыгался. Как же нелепо выглядит в их случае смерть! Выдержка изменила ему, Сердце заставило машину сползти по стене и замереть, сжавшись. Только тихое гудение на несколько секунд заменило Марину слезы.
   А может быть, не все ещё потеряно? Может быть, ему ещё можно помочь? Хватит страдать, тряпка!
   Майор поднялся. Процессор уже просчитывал возможные варианты случившегося, но наиболее вероятными оставались два. Либо Вайона доканала усталость, либо он столкнулся всё-таки с этой неведомой хренью.
   Тхасетт тебя подери, ну почему ты, дурак?! Надо выяснить, что конкретно произошло.
   Не сходя с места, он послал в эфир сигнал-запрос. И не поверил ответу, пришедшему одновременно  от нескольких полиморфов. Пректон в лабораторном отсеке грозится разнести в хлам дока, если тот шевельнется! Пректон?! Что за бред. Неужели Вайон погиб потому что взбунтовался ИИ?!
   "Джаспер, мать твою, что вытворяет твоё детище?!" - на ходу вызверился майор, спеша к заветному лабораторному шлюзу.
   "Оно защищается, - со злостью ответил программист. - Не надо было так настырно к нему лезть! Неужели вы не понимаете, что напугали его?!"
   "А ты понимаешь, что говоришь? Напугали! Машину! Которая, скорее всего, убила Вайона!"
   "Не факт! - зашипел Джаспер. - Не доказано! Никто не пробовал с ним поговорить!"
   Они столкнулись перед шлюзом, оба злые, как голодные чешуйчатые волки. Полиморф программиста был меньше боевой модели Марина и не вооружен, но алые светокристаллы демонстрировали ярость, и от этого становилось не по себе.
   - Не смей обвинять Пректона! - вслух рявкнул Джас. - Он наверняка сделал всё, чтобы спасти оператора. Он просто не способен поступить иначе, он так запрограммирован!
   - Стрелять в членов экипажа он тоже запрограммирован? - язвительно поинтересовался Марин. - Или это модификация такая?
   - Только в случае опасности для жизни оператора. Значит, он считает, что угрожают Вайону. Пойми, он не способен безосновательно нанести вред человеку! Его страх -- это логическая цепочка, давшая заключение об угрозе Сердцу!
   - Ладно, хватит трепаться, у тебя всё всегда логично, - пальцы Марина уже выстукивали код доступа на панели управления шлюзом. - Ты пробовал посылать ему запросы?
   - Пробовал, ответ один... Рекомендация не приближаться в целях безопасности.
   Они прошли в шлюз, едва поместившись там вдвоем. Выждали, пока насосы откачают бескислородную атмосферу корабля. И только когда шлюз заполнился внутренним чистым воздухом отсека -- смогли войти, оглядеться и отсканировать помещение.
   Короткий коридор был пуст, хранилище биоматериалов -- заперто. В главном рабочем зале среди раздрая и случайно разбитых колб застыли два полиморфа. В углу возле дальней стены стоял, не двигаясь, доктор Рэтхэм. Пректон возвышался напротив, его правый манипулятор в боевом режиме тихо гудел взведенным излучателем.
   - Я прошу вас оставаться там, где вы находитесь, - высокий, давно позабытый голос ИИ резанул по сенсорам. - В противном случае я вынужден буду стрелять на поражение.
   Марин мысленно застонал. Значит, правда.
   Что же ты, друг... Что же ты?
   Тем временем инициативу в манипуляторы решил взять Джаспер.
   - Пректон, опасности нет. Мы безоружны и не нанесем тебе... и Вайону вреда.
   - Доктор тоже безоружен однако предпринимал такую попытку, - незамедлительно отозвался полиморф. - Я вам не верю.
   Человеческая формулировка в исполнении Пректона насторожила обоих. Показалось, или голос машины был куда более насыщен интонациями, нежели голос самого Вайона? Майор на всякий случай ухватил программиста за выступ на плече и намертво зафиксировал пальцы -- полезет ещё, не дай звезды.
   - Что попытался сделать доктор, Пректон? - Марин изо всех сил постарался фонить дружелюбием и заставил свой голос звучать успокоительно.
   - Он хотел вторгнуться в систему Сердца. В нынешнем положении это небезопасно для Вайона.
   "Я же говорил! - фыркнул Джас на закрытой частоте. - Какого рожна ты полез к нему, Сайарез?"
   "Тебя не спросил!" - огрызнулся Рэтхэм. Полковник нервничал под прицелом и не собирался этого скрывать. Убить выстрел его не убьет, но кому охота остаться без головы и главных систем восприятия?
   "Заткнитесь, вы, оба!"
   "Учтите, что он будет развиваться с громадной скоростью, и пока мы тут пререкаемся, он делает тысячи выводов, если не сотни тысяч. Наши доли секунды для него -- как для человека полчаса", - Джаса только что не трясло от возбуждения.
   "Заткнитесь, я сказал", - рыкнул Марин. На перепалку ушло не более трех десятых секунды, но кто знает, что надумал за это время кристаллический умник?
   - Этого мы делать не будем, обещаю, - вслух ответил майор. - У тебя есть варианты, как... вернуть Вайона?
   Каждое упоминание ставшего родными имени причиняло боль, но избегать его было бы ещё глупее. В конце концов он офицер и способен себя пересилить.
   Так, давай, молодец, опусти оружие, ты же умный полиморф...
   Пректон и впрямь опустил манипулятор, но прятать излучатель не торопился. Слава звездам, хоть повернулся лицом. Вот только лицо это... моргало, время от времени опуская на щели глаз пластинки-веки! И выражало полную готовность защищаться до последнего. Сердца продрало ужасом от того, что машина выглядела живее человека, душу которого носила в себе... Зачем, почему, для чего? Какое заключение подсказало машине вести себя по-человечески? А ведь за десять лет подготовки он немало успел насмотреться на людей. И теперь копировал интонации, жесты, мимику! Глаза эти моргающие...
   Зачем ты это делаешь, Пректон? Для нас ли?..
   - Возможность его возвращения существует, если восстановить поврежденные атакой псевдонейронные связи. Его память сохранена почти полностью, а личностная матрица жизнеспособна и поддерживается благодаря моим внутренним энергообменным процессам.
   - Так давай займемся восстановлением повреждений, - встрял Рэтхэм, успевший немного успокоиться. Марин, насторожившийся при слове "атака", молча закатил оптику. - нужно провести анализы, ты ведь даже не дал мне осмотреть и отсканировать камень!
   - Это невозможно в данный момент! - тут же окрысился Пректон, вскидывая излучатель.
   "Док, выруби свой звук!"
   Проще говоря, заткнись.
   Четыре почти неподвижных фигуры сверлили друг друга взглядами с разных концов зала. Опасный и непредсказуемый самостоятельный полиморф нервировал операторов, причина этой самостоятельности -- пугала до дрожи гаек.
   - Почему? - осторожно спросил Джаспер. - Аппаратура для таких случаев на корабле есть.
   - В текущей обстановке это может вызвать окончательный распад личностной матрицы Вайона, - немедленно отозвался ИИ. - Я не могу этого допустить.
   - Ну а что ты тогда намерен...
   - Погоди, - перебил программиста Марин. - Пректон, о какой атаке ты упомянул?
   Все затихли, тут же вспомнив "Утеху". Нет, ну почему именно Вайона угораздило?
   - В квадрате за номером 3769-20 возникла неопознанная множественная угроза, направленная на разрушение личности Вайона. Я был вынужден игнорировать протокол о запрете на управление личностной матрицей оператора.
   Если бы не хватка Марина, программист сорвался бы с места и всё испортил. Его светокристаллы от изумления пошли в разноцветно-радужный разнос, правый мигал желто-зеленым, левый -- сине-фиолетовым.
   "Игнорировать этот запрет нельзя! - взвыл он. - Он прошит в основном коде! Это невозможно!"
   "Угомонись, - осадил его майор. - Сам же сколько раз доказывал, что Пректон не умеет врать? Значит, имеем то, что имеем".
   "Но как, как?!"
   "Кверху радиатором, помолчи".
   - Но ты же понимаешь, что промедление может быть опасно для Вайона, - опять заговорил доктор Рэтхэм. - Кто знает, чем оно обернется для его психики?
   - Какую обстановку ты сочтешь безопасной для этого? - поддержал его Джас с трудом держа себя в руках. Глаза его постоянно меняли цвет.
   Марин только мысленно поморщился. Галдеж товарищей начинал надоедать ему всё больше. Чем они думают, в конце концов? Однако Пректон изволил убрать оружие. Уже прогресс.
   - Его сознание неактивно, - спокойно пояснил полиморф. - Это состояние воспринимается Вайоном как сон без сновидений. Никакой опасности для психики отсюда проистекать не может.
   - Но если он был атакован чужими, - продолжал гнуть свою линию полковник, - значит, нужно провести детальные исследования в хорошо оснащенной лаборатории, так? Нужно возвращаться в  метрополию.
   Последнюю фразу он сказал зря. Успокоившийся было Пректон снова встопорщил мелкие пластины брони, как еж.
   - С вероятностью более восьмидесяти процентов по возвращении в метрополию моё Сердце уничтожат после серии исследований.
   Марин на это только мысленно вздохнул. Ты прав, дружок, даже не представляешь, насколько. Только не уничтожить тебя могут, ты слишком ценное изобретение, а отформатировать начисто. Но должны же они сжалиться над Вайоном?
   Хотя бы над ним...
   - Вот же упертая машина... - совсем некстати проворчал Рэтхэм. Пректон тут же зыркнул на него, всем видом дав понять, что оскорбления не забудет.
   - Вы не менее упрямы в своём стремлении влезть туда, куда вас не просят, доктор, - холодно заявил полиморф.
   Он вел себя слишком по-человечески. И Марин готов был поклясться чем угодно -- у него есть вполне сформированный характер и собственная воля. Очень жесткая воля. И ему не нравится, что создатель разговаривает с ним четкими формулировками запросов. Неужели случилось невозможное? Неужели машина ожила?
   Нет, так не бывает. Но у него слишком осмысленный взгляд, настолько, насколько это вообще возможно с металлическим лицом! Как бы не принесло это ещё большей беды всей команде.
   - Пректон, назови условия безопасности, - устало повторил Джаспер. - Сможем ли мы выполнить их на корабле?
   - Отлет с опасной планеты. Перед этим -- все необходимые мероприятия по изучению аномалии. Отсутствие доступа ко мне у официальных властей и всех, кто на них работает.
   - Хорошо, мы улетим с планеты, - кивнул Марин. - Но мы тоже хотим знать, что вы с Вайоном увидели. Мы должны это знать.
   Вместо ответа все трое получили от Пректона запрос на передачу данных. А когда воспроизвели полученный пакет информации -- пришли в ужас.
   Последние полчаса своего сознательного существования Вайон сьер Канамари был необратимо безумен. Они видели и слышали всё то, что видел и слышал он, а вернее, его оболочка: мертвая пустошь, роящийся какими-то невнятными точками смерч. Они воспринимали рваные сумбурные отголоски его мыслей -- переведенный в короткие бессвязные фразы эмоциональный фон Сердца. Стало ясно, что Вайон слышал нечто, не зафиксированное сенсорами, и оно влекло его к верной гибели.
   Целых полминуты в лаборатории стояла тишина.
   Мертвая тишина.
   - Бедный мальчик... - тихо проронил старый доктор, невольно отступив на пару шагов назад. Останься он живым -- наверняка сейчас держался бы за сердце. - И он молчал все это время.
   Джаспер выругался длинно и грязно. Марин промолчал, размышляя.
   Уговорить Пректона отправиться на Цинтерру, а самому, воспользовавшись служебным положением, попробовать максимально прикрыть его и Вайона от государства? Ага, щас. Так кто-то ему и даст это сделать. ИИ с подобными отклонениями не миновать лабораторий. За командира душу и вовсе грыз страх. Но выбора не было. Чтобы понять, с чем придется столкнуться, нужно знать приказ.
   Запрос на разархивацию памяти в кластере 3587165-2. Пароль -- "Око Бездны".
   Обработка...
   Извлечение завершено.
   "В случае обнаружения на Лании ксеноорганизмов или результатов их деятельности экипажу предписывается собрать образцы и доставить в Цинтеррианское отделение Департамента Государственной Безопасности Федеративного Содружества. В противном случае, если добыча ксенообразцов невозможна или они принесли вред кому-либо из членов экипажа, майору Марину Кхэлу вменяется в обязанность всеми возможными способами ограничить контакт пострадавшего со всеми остальными и как можно скорее доставить его в метрополию.
   Возражения членов экипажа -- игнорировать как мешающие выполнению основной миссии".
   Мда...
   - Это что ещё за дрянь такая? - зло светил оранжевым спектром Джас. - Нет, увольте, я туда не полезу ради каких-то там исследований.
   - Пректон, ты понимаешь, что мы не должны оставлять эту запись в секрете, чтобы туда не сунулся кто-нибудь ещё? Операция на Лании должна быть прекращена. И "Утеха" погибла, скорее всего, от этого вот... нечто.
   Полиморф нахмурил лицевую маску и покачал головой.
   - Я не хочу подвергать себя опасности. Я хочу жить. Я хочу, чтобы жил Вайон.
   - Тебя никто не будет подвергать опасности, - миролюбиво уговаривал Марин. Доказывал, как малому ребенку, решив отказаться от шаблонов общения с машиной. - Я за это ручаюсь. Но запись... Нам лучше рассказать об этом в Центре. И как безопасник группы, я должен проследить, чтоб никто больше не подвергся риску. Ни мы, ни другие команды после нас. Понимаешь?
   Звезды, что я несу...
   - Ты работаешь на власти, и вынужден будешь подчиняться их приказам, - Пректон упрямо уставился на майора и даже рубанул манипулятором воздух, отмахиваясь от доводов. - Защитить нас ты не сможешь!
   - Да. Но они будут допрашивать о случившемся меня. Все остальные члены экипажа там не присутствовали. И не видели пока записи. Я же только выдам им данные. И все!
   - После этого они пожелают вскрыть меня.
   - Не вскроют, если ты сольешь им всю необходимую информацию. Зато Центр запросто поможет восстановить сознание Вайона. У них есть на то и условия, и необходимые технологии. Или ты намерен собирать нужную аппаратуру из подручных материалов, сняв их с этого корыта?
   Терпение, Марин, терпение. Это большой железный ребенок, который в тонкостях человеческой хитрости не разбирается. Терпение...
   Но сохранять спокойный тон, уговаривая стоящий на своем искусственный разум, становилось все труднее.
   - Док? Что там для этого нужно?
   Хмуро молчавший Рэтхэм загудел, пошипел воздуховодами и перечислил несколько малопонятных Марину агрегатов, среди которых тот опознал только установку для поддержания нейрофункционирования.
   Мог бы и не спрашивать...
   - У нас всё это есть?
   - Нету, - полковник отрицательно покачал головой.
   А Пректон, видимо, понял, что его загоняют в угол. Он пятился к стене, и хоть цвет его кристаллов оставался по-прежнему синим, живые движения выдавали страх.
   Слишком человечен. Слишком...
   - Послушай, круглоголовый. Ну прикинешься говорящим носителем информации и молча сольешь им видео. Ты же притворяться умеешь? Вот и притворись.
   - Вероятна зачистка. У меня достаточно данных о методах работы и моделях поведения представителей спецслужб, - с машинным упорством повторил Пректон. - Мне страшно!
   Марин, услышав последнюю фразу, обалдело завис. Час от часу не легче... Этак до чего придется дойти, утешающе гладить по голове? Представив себе подобную картину, майор в сердцах помянул про себя всех Пректоновых предков вплоть до калькулятора.
   - Всё, что тебе могут, как ты говоришь, зачистить -- это память об этом месте. Я бы тоже не хотел, чтобы Вайон помнил весь ужас, который пережил.
   "Марин, по-моему, это плохая идея, - просигналил док. - Он прав, скорее всего, правительству потребуется только код, без личной составляющей".
   "А ты хочешь совсем потерять Вайона? - раздраженно гавкнул безопасник. - Я все ещё надеюсь что он... Что его можно разбудить".
   Страх. Общий страх, что они на самом деле не живут, а всего лишь существуют в виде цифровых копий себя самих, подтачивал силы, запрещал называть вещи своими именами. Они боялись такого короткого слова "жизнь", боялись, как боится огня дикий зверь.
   Не выдержал, вскинулся Джаспер:
   - Федералы сколько раз пытались вытащить из меня его код? Напомнить?! А ты хочешь отвести его им прямо в руки?!
   - Да не кипятись ты, чайник недоделанный! Не на Цинтерру я его переправить хочу, а в твой Центр на Энвиле.
   - Ага, так тебе и дал кто! - громко фыркнул программист.
   - Помолчите оба, - громыхнул док на полной громкости динамиков. - Вайон мой пациент и я буду решать, где лучше работать.
   - Решать буду я! - внезапно повысил голос Пректон, и в интонациях его заиграла угроза. - Без моего разрешения никто не получит доступа к грудному отсеку.
   Троим полиморфам оставалось только смириться с тупиком, в котором они оказались. Действительно, даже лом вряд ли поможет насильно вскрыть грудную полость машины. Нужна команда, отданная кристаллом, либо код, введенный через прямое подключение к терминалу. Только кто ж его заставит подключиться-то.
   "Похоже, твое детище не отдаст доктору его пациента, - ехидно заметил Марин, повернув оптику в сторону Джаспера. - Мда, ситуация".
   "Я ничего не могу поделать, - печально ответил программист. - Со своей точки зрения Пректон прав..."
   Да уж. Пациент, детище... И ни один из вас про друга не вспомнил.
   - Ладно, - вслух заключил майор, - мы доберемся до Центра и потребуем восстановить нейросвязи. Я же сдам видео, и больше никому не придется вспоминать эту планету.
   - Да, конечно... - мрачно проворчал Джас.
   Расходились молча, кто куда. Марин -- успокаивать команду. Джаспер -- заниматься организацией сборов. Доктор Рэтхэм с Пректоном остались в лаборатории -- нужно было провести анализ образцов, собранных полиморфов в зоне гибели.
   Ничего хорошего ждать не приходилось.
  
  
  

Часть 3

Рывок. Сон. Отрешение.

  
  
   1. Прорвемся!
  
   Личный архив полковника Мауна.
   Извлечение. Обработка. Воспроизведение.
  
   Цинтеррианский малый спутниц Церрон, третья база внутренних ВКС метрополии.
   Две недели спустя после прямого эфира.
   Вот уже который день весь спутник гудел, как разбуженный пчелиный улей. Сплетни, слухи, домыслы и правда, перемешавшись в невообразимо спутанный клубок, гуляли по базе из конца в конец и обрастали всё новыми щупальцами подробностей. Техники, интенданты, летный состав, даже командование -- все обсуждали только одно: королевское выступление и немедленно грянувший вслед за ним хаос.
   Вся Цинтерра взорвалась волной протестов и возмущения. Одни, как и предсказывал Лаккомо, горячо высказывались против жестокого обращения пусть с бывшими, но все-таки людьми, другие наоборот, брезгливо фыркали, дескать, чем больше всякой швали пересажают в машины, тем меньше денег налогоплательщиков будут пожирать ненасытные колонии. Корми мол, этих дармоедов за решеткой. Кто-то взвыл от страха перед маньяками и убийцами в железной шкуре.
   Сообщество гражданских полиморфов возмущенно гудело во всех смыслах. Декан факультета социологии Цинтеррианской Академии Наук, профессор Анек Шарти, сам четвертый год живший в полиарконовом теле, выступил перед журналистами с гневной речью, призванной донести до людей, что жизнь полиморфа отнюдь не рай даже со всеми привилегиями ученых. Что уж говорить о несчастных узниках военных баз?!
   Его тут же затащили в одно из вечерних шоу и, не давая толком отвечать, засыпали кучей вопросов в духе "хорошо ли живется в машине?" После этого эфира ученый посылал назойливых репортеров в такие далекие дали, куда не всякие портовые грузчики ходили. Впрочем, подобным вниманием докучали не ему одному -- доселе мирно живших полиморфов стали толпами осаждать любопытствующие.
   Перед главным корпусом НИЦ "Полиморф" то и дело начинались стихийные акции протеста, полиция дежурила в три смены, чтобы добиться хоть какого-то контроля над ситуацией. И вдобавок ко всему этому стало известно, что на следующий же день после прямого эфира Король Эйнаор подал на Центр в суд.
   Верховный Канцлер Кэрейт обратился к народу с опровержением слов вице-короля, свалив всю вину на "исполнителей госпроекта". Волнения поутихли, но недовольные шепотки всё равно шелестели по всем уровням гигантского муравейника Цинтерры.
   До обретавшихся на Церроне Мега со Скримом весь этот шум долетал лишь отголосками, в виде трепа техников на рабочем месте. Они по-прежнему занимали стойки по-соседству, по-прежнему болтали между собой по личному каналу связи с такой огромной скоростью, чтобы персонал попросту не успевал отслеживать цепочки сигналов. Но увы, здесь за словами и мыслями приходилось следить ещё тщательнее, а за эмоциями -- и подавно. Поблажек не было. За малейшее отклонение показателей от нормы любого полиморфа без разговоров отправляли на замену кристалла.
   Приятелям относительно повезло. Группа спасения вывезла их с борта злосчастной "Стрелы", потом долго перевозили с места на место, подвергая десяткам проверок, и наконец, оставили на Церроне на общих основаниях. Ни о какой выслуге речи уже не шло, Скрим отчаянно злился оттого, что его лишили последнего имени, оставив лишь унизительный номер. Эту злость приходилось гасить, насильно снижая Сердечную активность, но она все равно бурлила в камне летуна. Мег напротив, на любые манипуляции с собой реагировал равнодушно, виртуозно изображая тупого болвана, хотя здешнюю обслугу он ненавидел ещё больше, чем техников из "Белого Шторма". А уж остальное железное население ангара...
   Особенно ещё двоих полиморфов своего класса -- девяносто третьего и восемьдесят пятого, тоже стоявших рядом. Эти оказались полнейшими отморозками. От их кристаллов не фонило ничем осмысленным, кроме тупой удушающей злобы. В первый же день, вволю наслушавшись извращенно-садистских отголосков размышлений этой парочки, приятели, не сговариваясь, заблокировали от них каналы связи.
   Лучше уж болтовню Сопла слушать...
   Так думал Мег. Внезапно безмерно уставший от своего положения, от свободы только во время вылета, от всеобщего равнодушия, он с глубоко затаенной даже от самого себя тоской вспоминал болтовню старого генерала и техников, которые хоть изредка, но позволяли себе обратиться к полиморфу напрямую. На борту "Стрелы" с ним разговаривали хотя бы как с собакой, которая все понимает, только молчит. Хоть одним добрым словом, но помогали не скатываться в критический зеленый спектр эмоций. Здесь их считали всего лишь машинами... Нет, не так. Машины не выбрасывают за то, что они думают, им позволяют учиться. А кто они? Люди? Вещи? Рабы?..
   Тоже нет...
   "Слыхал новость? - оживился вдруг Скрим. - Снаружи, болтают, буча поднялась, нас типа, людьми признали. Может, хоть с этой грёбаной стойки выпустят".
   "В задницу их признание. Лучше б от войны избавили", - привычно рыкнул он в ответ.
   "Ага, избавят, как же... Жди от них гражданской оболочки, как прошлогоднего снега. Да и чё мы с тобой на гражданке делать станем?"
   "Тогда мне плевать на их признание. Мне и так нормально".
   Всегда боевитый языкастый летун почему-то затих, будто разом превратился в тупую машину. А потом спросил разочарованно и обиженно:
   "У тебя что, совсем гордости никакой нет?"
   "У меня есть мозги, которые и без того понимают, что мы как были вещами, так и останемся. И надо перевернуть мир, чтобы стало иначе".
   Скрим долго -- целую секунду! - молчал. А когда бросил короткий сигнал, его Сердце звенело вызовом.
   "Так давай перевернем?"
   Искристым цифровым каскадом от Сердца к Сердцу пролетела улыбка.
   "Приступай, - снисходительно-командирским тоном ответил на это Мег. - Разрешаю".
   "И приступлю!" - запальчиво выдал Скрим.
   И оба замолкли.
   В ангар с очередной проверкой явились техники, и малейшая активность могла кончиться плохо. Почему они лютуют, Мег не понимал. Неужели тупые болванки для них ценнее хороших бойцов? Полиморф давно знал, что больше половины тех "собратьев", с кем приходилось летать -- машины с искусственным интеллектом. Об этом ясно говорили факты: они всегда отвечали только протокольными формулировками на любой запрос, в бою использовали исключительно комбинации скопированных поведенческих схем своих ведущих, никогда не пытались возмутиться или оспорить приказ. Сигнатуры их Сердец пусть совсем незначительно на первый взгляд, но отличались от тех, что испускали камни с живыми сознаниями внутри. Ну, а если совсем отрешиться от показаний оболочки, то Мег не слышал, как звенят их Сердца.
   Он не мог объяснить себе этого феномена. Не мог понять, откуда внутри рождается знание о том, что Скрим обижен, а урод справа мечтает изнасиловать техника стволом от малокалиберной винтовки а потом раздавить его череп манипулятором. Не находил логического объяснения звону, который не фиксируется ни слуховыми анализаторами, ни сканерами, но, тем не менее, Сердце всегда чувствует его, резонируя ответной вибрацией.
   Это нельзя было назвать слухом. Это даже не вписывалось в рамки привычных ощущений. Знания приходили в кристалл извне, как просачивается в любую трещину воздух. Чужие чувства появлялись, словно принесенные ветром, задевали струны собственной... души? Да, наверное... И уходили.
   Мег не считал себя философом. В его скудной лингвистической базе, загруженной при первой активации, и слова-то такого не имелось. Но когда большую часть осознанной жизни ты провел прикованным к стенке, волей-неволей начинаешь разнообразить бесконечные дни единственно возможным образом -- пускаешься вплавь по реке собственных мыслей. И может быть, где-то за очередным её перекатом или изгибом русла тебе вспомнится новое слово.
   Что они со Скримом видели за все эти годы? Только бои. Только стены ангаров. Изредка удавалось увидеть какую-нибудь планету -- если их отправляли на задание в атмосферу. Но в гуще боя любоваться красотами некогда.
   У настоящих солдат хотя бы личное свободное время есть... А я? А у меня?
   "Сопло, ты книжки читать любил или нет?"
   Ответа не было целых две секунды -- то ли напарник завис от изумления, то ли продолжал дуться.
   "Ты бы спросил сначала видел ли я их, - все ещё обиженно пробухтел тот. - Мне читать было недосуг".
   "Что вообще такое -- книжки? Может, я их читать любил. Как тот толстяк Канен со "Стрелы", который все время с планшетом сидел".
   Упомянутый техник живо вспомнился обоим. Когда не было срочной работы, он почти все время просиживал под ногами полиморфов, а потом хвастался товарищам новой прочитанной повестью.
   "Ну, книга... - задумался Скрим. - Это очень много букв".
   "Подряд?"
   "Не-е, со смыслом".
   "Как документ с заданием?"
   "Ага, примерно. Только в документе понятный смысл, а в книге -- не очень. В книге он развлекательный".
   "Бред какой, - фыркнул Мег. - Буквенный понос ради развлечения..."
   "Угу".
   И снова оба замолчали -- приближались техники. Они неторопливо шли между рядами стоек, выключая общие рубильники. Попутно сверялись с показаниями приборов -- не завышены ли у кого нежелательные параметры? Оптика ещё не отключенных полиморфов поворачивалась следом за ними, десятками гасли синие, бирюзовые, фиолетовые, желтые огоньки. Приближаются. Две маленькие тупые мягкотелые твари. Раздавить бы вас. Наступи ногой -- и нет человечка.
   - Этих завтра везти рано в Тридцать пятую эскадру, - сказал один, кивнув на Мега со Скримом и их звено. - Вырубай.
   Ненавижу...
   Принудительное отключение систем.
  
   ***
   Покои Верховного Канцлера. Несколькими днями ранее.
   - Как вы посмели это допустить! - громогласный рев правителя заставил секретаря вжать голову в плечи. Не спрятаться за папкой позволила только выдержка. - Как, я вас спрашиваю?!
   - Но, господин Канцлер, такое предугадать было невозможно... - попытался защититься несчастный.
   - Вон отсюда!
   Маленький худощавый человечек в чёрном костюме быстро закивал и метнулся к выходу из апартаментов. По дороге он столкнулся с господином Аширом, шарахнулся, извинился и поспешил исчезнуть. Гость ничего не сказал, только коротко повел носом вслед человеку, как хищник на запах добычи. Держа в руках неизменный кейс, он прошел в просторную гостиную, в окна которой било рыжее закатное солнце, и присел на бортик мелодично журчавшего фонтана с экзотическими флайтонскими рыбками.
   - Я смотрю, дела у вас пошли совсем неладно...
   Кэрейт, грузной жабой метавшийся по дорогому паркету, остановился и зло уставился на вошедшего заплывшими глазками. Обрюзглое лицо его покраснело, он тяжело дышал.
   - Неладно, ты говоришь? - зашипел Верховный Канцлер. -- Это фактически провал, идиот!
   Ашир ничуть не изменился в лице, спокойно глядя на правителя прозрачно-рыбьими глазами.
   - Ну, ещё не все потеряно. Ваша речь звучала весьма... убедительно, - мерзковато улыбнулся он тонкими нитяными губами. - Да и пресс-центр заявляет, что народ больше растерян, чем разгневан на ваше благородие.
   Канцлер отдышался и снова принялся ходить туда-сюда, сверкая драгоценностями.
   - Теперь действительно придется запускать контрактников... - пробормотал он. - Эта лазоревая сволочь такими темпами настроит против нас армию! Чтоб он провалился!
   - Осторожнее со словами, Канцлер. Если сейчас он действительно "провалится", то проблем с общественностью вы не оберетесь. Слишком много глаз смотрит в его сторону.
   Не общая внимания на замечания Ашира, Канцлер едва слышно прошипел себе под нос нечто вроде "сгноблю птицу!", потом почти совладал со своим гневом и успокоился. Но его недобрый взгляд остался острым и решительным. План по удалению с шахматного поля назойливого вице-короля уже почти созрел в его мясистой голове.
   - Да и тем более... - продолжал вещать гость, - хуже уже не будет. Не велика беда -- пустить контрактников. Правда, как показывает статистика, все они уж очень мягкотелые, - рыбьеглазый скривился при этих словах так, будто съел что-то несвежее.
   - Вы что, уже опробовали новые методы подготовки? - вскинул бровь Кэрейт и грузно сел в ближайшее кресло. Ярость пока отступила, но никто не смог бы поручиться, что она не вспыхнет снова от малейшей фазы, сказанной не тем тоном и не вовремя.
   - Я бы сказал, что мы пробовали более гуманные способы подготовки. Результаты... впечатляют своей скупостью.
   - И что же там? - Кэйрейт потянулся за графином и налил в стоящий рядом бокал немного каппы. Попробовал, и тут же отставил обратно, пообещав себе найти и уволить того,  кто подсунул ему не торийский оригинал, а местный суррогат.
   - Очень малый результат выработки исходящего излучения, - ответил Ашир, роясь в кейсе. Отыскав нужные бумаги, он встал и протянул их Кэрейту. Тот хмыкнул и надолго погрузился в изучение. Гость терпеливо ждал, сцепив руки на обтянутом дорогой тканью брюк колене.
   - А что они собой представляют в бою? - спросил, наконец, Канцлер, подняв глаза от бумаг и небрежно швырнув их в утилизатор.
   Ашир неприязненно покосился на хозяина Федерации. Специалистом по боевым характеристикам полиморфов он не был, на это имелся целый штат сотрудников.
   - Испытания на полигоне проходили успешно, - Ашир равнодушно прикрыл глаза, давая понять, что ему дела нет до того, кто, чем и как на этих самых полигонах стреляет.
   - Тогда сделай из них спецназ, раз уж придется выпускать в космос этот шлак. Пусть работают для отвода глаз. С пробной партией что?
   - Почти вся уже в хлам. Быстро выгорают от большой нагрузки. Но мы собрали что могли.
   - Мда... Жаль, неплохо могло бы получиться.
   Речь шла о МЕГах, патрульных псах окраин. В перспективе им предстояло охранять подступы к Чёрному Оку, но, как видно, не сложилось. Даже самых яростных и злобных эти машины пожирали за год-два, если пускать в бой редко -- за пять лет. Совсем не тот срок, который требовался проекту.
   - У меня для вас ещё одна приятная новость, - Ашир растянул в улыбке губы. - На этот раз -- действительно приятная.
   Правитель поморщился.
   - Ну? Говори быстро, у меня через пять минут заседание.
   - "Искатель" вышел на связь. И похоже, у них есть то, что нам нужно.
   Кэрейт довольно рассмеялся и встал. Теперь никакая птица не сможет помешать его планам. Хотя, такая внезапная удача не отменяет необходимости позаботиться о ней в самое ближайшее время. Больно уж нахальными стали журавлиные песни.
   - Достань мне первое Сердце, - бросил верховный Канцлер, грузно шествуя к выходу из покоев. - Какими хочешь способами доставь. На Энвилу оно вернуться не должно.
   Ашир молча кивнул. Он и сам желал бы получить то, что сокрыто в этом камне, но заявлять подельнику, что у него иные планы на Вайона сьер Канамари, пока не собирался.
  
   ***
   Адмиралтейство.
   - Нет, я не возьму этих полиморфов на корабль.
   Решительный отказ прозвучал снова. В голос генерала Сан-Вэйва закрались нотки усталости, но он упорно стоял на своем.
   - Таково распоряжение адмирала Андара.
   - Адмирал в курсе, что я в праве считать приписанные под моё руководство подразделения не вызывающими доверия. А поскольку у меня имеются все основания не доверять этим силам, я заявляю, что этих полиморфов, как и любых других на моем корабле не будет.
   Личный адъютант Адмирала, сидевший боком в кресле напротив Лаккомо, невольно поерзал. Вот уж поистине непростая задачка ему выпала -- уговорить Золотого Журавля принять в эскадру бойцов покойного генерала Кенси. "Белый Шторм" был расформирован сразу после гибели своего командира, хорошо зарекомендовавшие себя люди и машины остались не у дел. Ещё утром Адмирал ОКФ Корлин Андар пригласил генерала Сан-Вэйва на закрытое совещание, где обсуждался состав ударной эскадры флота.  По окончании адъютант получил распоряжение лично явиться к вице-королю в кабинет с подробным составом приписываемых войск. Знай себе, перечисляй с планшета каждого поименно, а потом копию файла в руки отдай. И если с людьми не возникло ни одной заминки, то на железках Его Величество уперся насмерть.
   - Но эти образцы ранее состояли на вооружении элитной дивизии и имеют с тех пор прекрасную репутацию. Более того, машины класса МЕГ ранее использовались для ведения патрульной службы в дальней пограничной зоне и имеют высокую адаптивность к любым боевым условиям. Вот их тактико-техническиские характеристики...
   Бедняга и не предполагал, что такое простое поручение обернется утомительным спором на добрых три часа. И ведь Адмирал то ли не хотел, то ли не мог ничего поделать со своим высокородным "подчиненным". Почти ровесник вице-королю, главнокомандующий ОКФ зачастую просто мирился с его замашками и шёл на предлагаемый компромисс. Даже сейчас, явно не одобряя последнего выступления Лаккомо, он вынужден был признать, что стал заложником дурацкой неразберихи и туманных приказов правительства. Теперь поздно было выкручиваться. Надо было просто спасать репутацию всего Объединенного Космического Флота. А значит, продолжать успешно воевать. И держать, любой ценой держать остатки лояльности непримиримого генерала Сан-Вэйва.
   Если ториец откажется воевать -- то кто ещё рискнет пойти на это? Все молчали, не переча правительству, но прекрасно понимали, что Флот измотан, что на ещё одну затяжную войну не хватит ресурсов. Федерации нужна победоносная Тридцать пятая эскадра, нужен её флагман. И претензии придется терпеть.
   Сам Лаккомо уже порядком устал от непрерывных совещаний последних дней, и только профессиональная въедливость ещё заставляла его слушать монотонно бубнящего адъютанта.
   - Машины? Образцы? - фыркнул он, глядя, как тонкая прозрачная пластинка голопланшета нового типа разворачивает перед ним трехмерную модель тяжелого истребителя и внушительный список вооружения. - Вы что, забыли, с кем разговариваете? Повторю для невнимательных -- без надежной репутации ни один полиморф не попадет на мой корабль. Выделяйте мне дополнительный транспортник для них.
   - Какая ещё репутация вам нужна? - устало вздохнул адъютант, отчаявшись найти в своих файлах то, чего хочет требовательное Величество. Быстрее бы закончить этот разговор...
   - Как солдаты, они должны сопровождаться подробным досье, или личным делом. А у вас их нет, - Лаккомо чуть ли не впервые за все время сменил позу, откинулся в кресле и ткнул указательным пальцем в стол.
   - Но они до сих пор числятся в реестре как машины! - отчаянно взмолился посеревший штабист. Если сейчас не удастся всучить Сан-Вэйву этих проклятых полиморфов, адмирал с него шкуру спустит. - Где я вам возьму то чего нет?!
   - Вот это, майор, меня уже не волнует. Досье обязаны быть. Запросите их у тех, кто пересаживал людей в камни, в конце концов.
   - Но...
   - Тогда выдайте мне обычных боевых роботов предыдущего поколения. В их надежности я уже убедился.
   - Большая их часть уже списана и вооружение переставлено на полиморфов... - обреченно ответил штабист.
   - В таком случае -- транспорт или личное дело к каждому солдату, - резко оборвал адъютанта Лаккомо и накрыл ладонью свой планшет с загруженными копиями документов, давая понять, что разговор на этом окончен.
   - Да, генерал. Мы решим этот вопрос.
   - Вы свободны.
   Адъютант кивнул, встал, коротко отдал честь и покинул кабинет с явным облегчением.
   Лаккомо тяжело вздохнул, и когда дверь с мягким шелестим закрылась за майором, убрал руку с планшета.
   А он-то, дурак, наивно полагал до сих пор, что уставал до изнеможения от войн и переговоров! Как есть дурак. Потому что настоящая усталость, чёрная, страшная, накрыла его только сейчас, грозя свести с ума. Организм перешел на какой-то запредельный режим существования. Лаккомо почти не мог есть, не мог самостоятельно уснуть, только сильное снотворное позволяло на пару-тройку часов в сутки провалиться в забытье без сновидений.
   В душе кипел лихорадочный азарт смертельной гонки.
   Лаккомо привык быть публичным человеком. Но после прямого эфира на него обрушилось внимание всей Галактики. В первую неделю совершенно невозможно было показаться на публике -- сотни журналистов наглыми мухами слетались к нему со всех сторон. Приходилось прятаться в кольце личных телохранителей.
   Во вторую неделю служба безопасности уже пресекла в толпе попытку покушения. О том, чтобы выйти открыто на цинтеррианские улицы и речи быть не могло. Для опытного снайпера с современной лазерной винтовкой и пять километров -- не расстояние.
   Так проходил день за днем. Он засыпал ненадолго, доверившись своим людям, дежурившим во всех комнатах отведенных ему апартаментов, потом вскакивал, наскоро приводил себя в порядок, брался за текущие дела -- и ждал, ждал...
   Ждал неизвестно чего, каждую минуту был начеку, не оглядывался по сторонам, чтобы не показать своей паники, но при этом слушал чуть ли не затылком, напрягал псионический слух и чутье до предела, пытаясь понять, уловить опасность. Он балансировал на грани погружения в мысли окружающих, не делая этого лишь из опасения свихнуться окончательно.
   Как хорошо было бы вернуться в уютную утробу родного корабля, прислониться к его переборкам, послушать, о чём болтает команда. Там он оказался бы в полной безопасности, но такую роскошь нельзя себе позволить. Дела заставляли сидеть на планете в глубине Адмиралтейства, не выходя из окружения верных людей.
   Роккон не упустил шанса воспользоваться вызванным полиморфами переполохом и выстроил свои корабли в боевые порядки. Гордостью и жаждой не сдаться врагу за просто так рокконианцы почти не уступали бордианцам. Да и остатки их флота ещё могли серьезно потрепать федералов, отстаивая своё право на независимость. К тому же, Роккон держал половину крупных рудниковых планет... В общем им было чем торговаться с Верховным Канцлером.
   Недолго думая, Цинтерра решила урегулировать последний конфликт с помощью все той же славной Тридцать пятой эскадры. Все понимали, что это уже не война, а многоэтажный политический ход, но играть всё равно приходилось по военным правилам. Редкие перестрелки на границе пространства Роккона почти не приносили ущерба обеим сторонам, но ясно давали понять, что путь к мирным переговорам может быть только один: Роккон желает лицезреть единственного гаранта правосудия -- торийский флагман и его капитана.
   Лаккомо перелистнул в планшете пару страниц, вернувшись к расхваленным майором полиморфам, и надолго бездумно уставился в цветную трехмерную модель машины.
   Широкие, обратной стреловидности крылья размахом в двадцать метров, пара форсажных допрыжковых двигателей, четыре встроенных типа лазерного и ионного вооружения. Возможность докомплектации любым типом ракет... А так же три типа трансформы: воздушно-космическая, наземная гусеничная и гуманоидная. Воистину,  приспособленная для любых боевых условий машина.
   "Человек", - мысленно поправил Лаккомо сам себя и переключил анимацию на трансформацию в гуманоидный вид. Через пару секунд маленький голографический самолетик над планшетом встал на ноги, освободив от брони голову и сложив крылья.
   "Ну и породит же человеческий разум иногда..." - покачал головой вице-король, глядя на маску полиморфа. От вида жутковатого "лица" передернуло. Бэкинет выглядел куда скромнее.
   Лаккомо вчитался в описание.
   "Количество моделей: 3шт.
   Класс: МЕГ (межпланетный перехватчик гиперскоростной)
   Модели: 86, 93, 114".
   Лаккомо устало пролистал трехмерные модели каждого, прислушиваясь к своей интуиции. Сейчас отчего то она вновь зашевелилась змеей в груди. Кто-то из них несет в себе угрозу.
   Он включил коммуникатор и коротко приказал секретарю:
   - Калэхейна ко мне.
   Когда через двадцать минут старший помощник вошел в кабинет, Лаккомо всё ещё продолжал изучение предоставленного материала. Не отрывая капитана Калэхейн тихо сел в кресло напротив.
   Дочитав материал, капитан развернул планшет и передвинул его старпому.
   - Проверь их. - велел он, указав на список подозрительных полиморфов. - Если нужно, оставь на планете. Это всё.
   Калэхейн кивнул, запомнив номера.
   - Сделаю. - ответил он и покинул кабинет оставив своего капитана одного. У того оставалась пара часов свободного времени, чтобы попытаться хоть немного отдохнуть.
  
   ***
   Ангар Тридцать пятой эскадры.
   Следующее утро.
   Скрим с утра вёл себя нетипично. То есть, не трепался на общей частоте и не доставал Мега дурацкими комментариями. Он сосредоточенно изучал место, в которое их доставили, то и дело рассылая короткие запросы всем окружающим полиморфам. Персонал не обращал на эти сигналы внимания -- обычное дело, новая машина пингует окружение. То, что запросы повторяются с систематической периодичностью, они и подавно не отслеживали. Важнее было успеть подготовиться к приходу Калэхейна Норий-Ра, старик был известен своей дотошностью. Чуть что не по нему -- плешь проест. Вот и старались бедняги предугадать всё, о чем может спросить старший помощник "хитрого змея".
   Скрим, между тем, работал, не обращая внимания на мельтешение людишек под ногами. Первый пинг -- найти среди железа кого-то живого. Есть резонанс -- постараться расспросить обо всем, что тот знает из болтовни любого встреченного персонала, благо загрузка пакета данных не занимает больше секунды. Если резонанса нет -- схема "запрос-ответ".
   Приказы человека в бою первостепенны. Он -- человек, поскольку имеет имя и данные личного типа. Эта информация отсутствует в открытом доступе и проверке не подлежит, поскольку приписанные к осназу бойцы засекречены. Его приказы в отличие от команд с базы не приведут к разрушению систем. Его старшинство одобрено ведущими звеньев. Сгенерировать пароль экстренного перехвата командования.
   Ну, мягкотелые, мы ещё посмотрим, кто кого...
   Мег лениво косился на напарника. Вопросов не задавал. Не царское это дело, если уж сам разрешил попытаться... Полиморф "дремал", почти не прислушиваясь к показаниям оболочки и пользуясь редким моментом осознанного отдыха по своей воле. Скрим занят, восемьдесят шестой опять фонит на всю округу своими дурацкими фантазиями. Откуда, спрашивается, если ничего "биологического" он в принципе желать не способен? Хотя, это просто злоба...
   Скучно.
   Спустя ещё полчаса, Скрим, наконец, изволил подать голос:
   "Во, а ты глянь на этого хмыря. Чё-то у него форма странная. Никогда такой не видал. О, смотри, сюда идет... А рожа то кислая! Да меня с твоей тоже перекашивает. Тэкс, ну-ка о чем это он там?.. Деда! какое личное дело, какой послужной список! Так ты прям размечтался что тебе это всё дадут? Такой старый пень, а такой наивный. Ах, приказ капитана... Слушал кто твоего капитана, как же! Дед, ну чё ты орешь? Достал уже, у меня в ушах от тебя звенит, и так звук убавил!"
   "Скрим, я тебя щас током точно двину, заткнись. Дай послушать, о чём они".
   "Достань сперва, - привычно огрызнулся тот. - О, прямо на тебя смотрит, видал? Личное дело спрашивает, ядрена шестерёнка".
   "Вот мне и интересно, что там в моём личном деле написано".
   "Щас, так тебе и разбежались показывать".
   Дед стоял напротив Мега так, чтобы глядеть в оптику. Кривился, теребил пуговицу на воротнике. Потом внезапно спросил у техника:
   - Синий цвет для него норма или исключение?
   - Норма, - быстро ответил тот. - Его вообще-то подумывают списывать, низковаты показатели...
   "Что-о?!"
   - ...но если вам нужен спокойный, его и берите.
   - Беру вместе с напарником, - кивнул старик, стрельнув глазом в планшет техника, где разом подскочили графики.
   "Слышь, утюжок, ты это... поаккуратнее, он заметил твою активность".
   "Сам разберусь".
   "Странный дед... Чет я таких дедов с такими знаками различия не видал никогда. Не федерал это. Стоит, пырится, не уходит. Эй, деда, ты кто?"
   "Так он тебя и слышит..."
   Тон приятеля Скриму не понравился. Видал он, как новость о списании самых боевых за сутки доводила до самопроизвольного угасания. Он даже не сомневался в том, что друг до дрожи боится лабораторий. Все боятся, даже большие, независимые и молчаливые.
   "Утюжок, глянь, тебе там ракурс удобнее, куда он в планшетике отметку поставил?"
   "Флагман Тридцать пятой эскадры, приписанный транспорт".
   "А чё транспортник? На флагмане мест, что ль, нет? Ур-роды... и тут засунут в дальний угол... Слушай, а ты про эту эскадру ничего не знаешь?" - Скрим, как мог, старался расшевелить Мега, пропускал мимо ушей грубости и явное нежелание разговаривать.
   "Я тебе не справочная Интерсети, чтобы всё знать", - мрачно буркнул полиморф.
   "Ну вдруг ты слышал. Я таких, как ты, хорошо знаю... Стоят молчком, типа не при делах, а сами уши развесят".
   "Ну а если слышал, - сварливо заворчал Мег, - нам с того какая выгода?"
   "В тебе вообще осталась хоть капля любопытства? Или тебе и так прикольно стенку напротив изучать, и пофигу какая она?" - летун в отчаянии звенел Сердцем, пытаясь достучаться до замкнувшегося в собственном страхе напарника. Люди уже ушли, можно было позволить себе немного вольности, и Скрим вовсю старался не упустить минут призрачной иллюзии свободы мысли.
   "Любопытные долго не живут", - коротко бросил Мег.
   "Однако я ещё с тобой", - он швырнулся в друга нахальной улыбкой, заставив того раздраженно закатить оптику.
   Потом ещё подумал и взвыл стихами. Плевать, что не бог весть какая поэзия.
   "И сгинем мы во царстве мрака, в глуши далёкой, в тишине,
   Навеки скованные вместе от страха быть наедине..."
   Толкнулся своим Сердцем изо всех сил, стремясь достать чужое волной поддержки.
   "Я с тобой, друг, хватит хандрить!"
   Ответных слов у Мега не нашлось. Отозвался мимолетной робкой благодарностью, тут же захлебнувшейся морозным страхом. Мелькнул на грани мысли тот ужас, который сковывал душу в глубинах пустого, покинутого всеми корабля "Белого шторма". Страх перед одиночеством в бесконечной пустоте... Но полиморф вновь загнал его далеко вглубь своего "Я". Даже его несокрушимое спокойствие оказалось не вечным.
   Скрим по-прежнему присутствовал рядом. Как будто грел, прислонившись теплым боком и положив руку на плечо. Но отстраняться, гнать от себя, выталкивать из личного ментального пространства -- впервые не хотелось. Так становилось легче. Одиночество больше не скалилось из пустоты, а мысли о списании не нависали над головой чем-то леденяще-жутким.
   И он чуть больше приоткрылся -- придвинулся ближе, впервые доверившись и дав дружеской мысли себя обнять.
   "Прорвемся, утюжок. Я даже знаю, как именно".
   "Что-то разнюхал?" - слабым коротким сигналом спросил Мег. Душевное тепло сделало его сонным и даже в какой-то мере благодушным.
   "А то как же! Видишь вон тот штурмовик за номером триста семнадцать? Там живой, причем, кажется, из бывших солдат, но это неважно. Так вот, он говорит, что систему дистанционного отключения которой нас все время пугают, чтоб мы не сбегали, можно обмануть".
   "Как?" - с Мега разом слетела вся леность, ясная сосредоточенность заставила Скрима втихомолку улыбнуться -- так-то лучше.
   "Я так понял, что система имеет одно слабое место. Коды дезактивации не постоянны, они обновляются раз в сутки с корабля, к которому нас приписывают. Вроде как у нас на загривках, там, куда со стойки обычно тянется кабель, стоит мелкая хрень, которая за обновление этого кода отвечает. Ну ты понял, это что-то вроде ошейника. Радиус покрытия этого сигнала -- пятьдесят тысяч километров, но можно попытаться обогнуть планету, и тогда он не пробьется. То есть, если удастся сбежать и сутки где-то отсидеться, чтобы корабль нас не достал -- всё станет зашибись! Мы свободны!"
   "А он не брешет?" - скептически пиликнул Мег, сам не заметив, что употребил одно из словечек напарника. За годы общения в его памяти осел весь Скримов жаргон.
   "Точно тебе говорю -- он мне запись скинул, как техники об этом трепались, думая, что он чурбан и их не понимает!"
   Мег надолго задумался. С одной стороны, свобода в их случае -- весьма призрачное понятие. Куда податься полиморфу, если у него, о чём бы там не ходили сплетни, нет никаких юридических прав, и любое военное подразделение, любой патруль сможет на законных основаниях его задержать? Только в глушь, где из людей обитают разве что контрабандисты, с которыми тоже опасно связываться -- разберут и продадут по частям. А если совсем покинуть обитаемую часть галактики, что вовсе маловероятно для двух крошечных по меркам космоса истребителей, то исход остается только один. Жить ровно до тех пор, пока цела оболочка, и работает реактор. Некому ведь будет заниматься техобслуживанием. А дальше останется тихо гаснущий в мертвой туше кристалл.
   Но это всё же лучше, чем до конца дней летать в бой по чужому приказу и сутками пялиться в соседнюю стену, ожидая неизбежной лаборатории и разборки.
   "Мы попробуем в этом вылете", - сказал Мег.
   И мысленный голос его на сей раз звучал отчетливо властно.
  
  
   2. Достоинство полиморфа
  
   Подборка из личного архива Адмирала Хайэнарта.
   Пространство Роккона.
   - Все корабли на позиции, - отрапортовал оператор локации на мостике. Объёмная карта системы Роккона со спутниками была густо усеяна разноцветными точками.
   - Крейсер "Тарис" докладывает о полной готовности, - подал голос первый связист.
   - "Орайнэс" -- полная готовность.
   - "Зайхо" -- полная  готовность.
   - Все эскадрильи на авианосцах к бою готовы.
   - Начать операцию. Приготовиться к всплытию, - отдал приказ Лаккомо и опустился в своё кресло перед капитанской панелью управления.
   "Не подведи меня, - мысленно обратился капитан к своему кораблю, погладив ладонью кромку пульта. - Сегодня последний раз. Потом будет отдых".
   И как всегда, корабль отозвался молчаливым умиротворением. Как всегда, он был готов к любому бою и полон сил. Как всегда, он, подобно гигантскому зверю, окутал своего хозяина уютным теплом и спокойствием. Ах, если бы он мог говорить... если бы. И пусть корабли не разговаривают, "Стремительный" мог ответить своему капитану. Тишиной и ласковым уютом, незримой привязанностью и необъяснимой преданностью. Только со своим Капитаном он согласен был совершать такие чудеса, о которых конструкторы Федерации только мечтали. Только с Лаккомо на борту "Стремительный" соглашался в очередной раз петь песню войны. Об этом знал весь техперсонал, эту особенность подмечал экипаж. Торийский флагман сквозил холодом и пустотой без вице-короля на борту, скучал. И наоборот, наполнялся каким-то живым эхом и энергией, когда капитан вновь возвращался. И даже редкие гости, попавшие на "Стремительный", чувствовали разницу. Суеверные каждый на свой лад, все они находили на то разные причины.
   Сейчас, чувствуя усталость Капитана, учителя и напарника, выросшего вместе с ним, "Стремительный" пытался поддержать Лаккомо. Оградить его от лишних потоков информации и просто делать то, для чего был создан: контролировать весь бой.
   Где то в недрах корабля, в Центральном Процессоре, зазмеились и засверкали вспышки разрядов. Лавиной хлынул после капитанского приказа поток информации. Ядро "Стремительного" выстрелило сотнями связей, сцепило все корабли эскадры, опутало своей собственной сетью. Дотянулось до каждого кристалла в электронных мозгах, коснулось и схватило мягкими нитями каждое Сердце, давая понять, что Оно слышит. Оно смотрит. И Оно знает.
   Когда Мега захлестнул невидимый, но крепко ощутимый поводок, от неожиданности и накатившей паники он непроизвольно вскрикнул резким сигналом в эфир. Подобное с ним случилось впервые -- как на это нужно реагировать, он понятия не имел. Вдруг от него хотят какого-то кода, пароля или ещё чего, вдруг кто-то будет контролировать оболочку вместо него? Но нет, пронесло... Счастье, что в бою показатели Сердец никого не интересуют -- нервы были на пределе.
   "Спокойно, утюжок, работаем до конца", - летевший чуть в стороне Скрим дотянулся до напарника коротким ободряющим всплеском.
   Эскадрилья из двадцати полиморфов на крейсерском ходу приближалась к планете. Скримрейк командовал группой прикрытия из десятка ТИСов, Мег вел штурмовиков -- тяжёлых, похожих на него самого, набитых под завязку разными типами ракет "воздух-поверхность". По левую сторону в пределах видимости оптики маячил дерзко белой черточкой флагман эскадры -- так опасно, так пугающе близко. В Сердце всколыхнулся страх.
   Интеллект корабля всё знает... Он доложит капитану...
   Спокойно. Отчеты оператору перевести в фоновый режим. Задействовать все наличные системы внешнего восприятия.
   Хочу чувствовать всё, что могу.
   "Брось дрейфить, командир, - внезапно просигналил давешний триста семнадцатый. -- В случае чего - я прикрою".
   "Тебе-то это на кой?"
   "Если сумеете вы -- значит, систему можно сломать".
   Мег не ответил, сосредоточившись на деле. На сей раз предстояла действительно серьёзная работенка. Нужно было расчистить плацдарм для человеческих войск, подготовить место для десанта. Уничтожить зенитно-ракетные и лазерные комплексы ПВО и ПКО, попутно вычищая всю враждебную робототехнику, накрыть точечными ударами командные центры противника. Каждый полиморф имел собственные вводные, постоянно корректируемые своим командным центром. В его личном списке пока значились три цели.
   "Внимание, входим в плотные слои атмосферы".
   Сердце накрыло потоком данных от датчиков давления и температуры. Планета надвигалась жёлто-серой равниной, постепенно теряя очертания шара и разворачивалась перед оптикой всё новыми подробностями ландшафта. Скалистая часть материка была прорезана широкими вогнутыми равнинами. Вон змеится мелкой сетью транспортная система, города рассыпали вокруг себя пучки скоростных трасс. Их было много, но работа полиморфов исключала приближение к населенным пунктам. Ревел под крыльями ветер, металл раскалялся, нарастала боевая решимость.
   Впервые его вела вперед не злоба, а желание изменить свою судьбу. Что-то подсказывало -- впервые не только в железной жизни. Он бы удивился, доведись ему видеть спектр собственных глаз. Светокристаллы не отражали ни алой ярости, ни оранжевой злости, ни жёлтого страха -- лишь уверенное синее спокойствие.
   "Входим в зону начала операции. На стартовой позиции будем через триста двадцать циклов".
   "Принято, вижу первую цель".
   "Прикрой, атакую".
   Маневр и выход на вираж...
   - Первая радарно-локационная группа целей уничтожена, - доложил во всеуслышание оператор на мостике "Стремительного". - Поражение на девяносто восемь и девять десятых ппроцента. Эскадрильи приступили ко второй группе. Работа по наземным орудиям.
   - Замечен вылет истребителей противника, - сообщил второй. - Наземные пусковые установки активированы.
   - Продолжать операцию, - едва махнув рукой, ответил Лаккомо. - Всем боевым судам эскадры приготовиться к отражению ударов.
   ...Очередная ракета сорвалась с ножной подвески Мега и иглой скользнула к группе  наземных сооружений. Про неё теперь можно забыть -- умная начинка сама обманет систему наведения, сама уйдет с прицела и даже на повторном вираже всё равно достигнет цели. Скучная работа. Знай только доставляй эти напичканные электроникой "сюрпризы" в атмосферу и накладывай маркер в целеуказание. А то и последнего делать не надо -- ракета сама находит свою цель в соответствии с указанием из командного центра.
   Скучно...
   Опасность! Маркер наведения противника!
   Чужой прицел отозвался в сознании чем-то вроде "зуда между лопаток".
   Ворону мне в сопла, едрить вашу мать карбюратором...
   Форсаж, маневр уклонения. Эскадрилья Скрима, как назло, связана боем с роботами, штурмовикам по таким юрким мишеням палить нечем, да и заняты они предписанными целями. Ещё раз уклонение.
   Прицепилась, падла. Выбиваемся из графика, пока я тут верчусь.
   Активировать вспомогательное лазерное орудие. Захват цели, корректировка...  огонь! Увернулась.
   Форсаж, петля.
   "Скрим, мать твою!.."
   Процессор изводит Сердце тревожными сигналами, дальномер отсчитывает стремительно убывающее расстояние до ракеты.
   "Не трожь мою матушку, я вижу. Уходи!"
   Свечка. Серебристой ласточкой Скримрейк вынырнул из облака сзади, почти мгновенно набирая высоту. Уравнял скорость со скоростью снаряда, ювелирно прицелился и... одиночным выстрелом, не слышным за надсадным рёвом двигателей, снёс один из рулей. Ракета беспомощно закувыркалась и через мгновение осталась позади. Спустя долю секунды сработал ликвидатор уже бесполезной боевой части, но осколки вместо тела полиморфа пронзили лишь облако.
   "С меня хватит! На такое я не подписывался! - пробурчал Мег, закладывая вираж и возвращаясь на предписанную позицию. - Какого, спрашивается, хрена я сожрал тогда эту их гадость?.."
   И замолк, потрясенный яркой вспышкой памяти, на короткий миг скрутившей Сердце болью.
   Живая, скользкая клякса шевелит усиками на ладони. Светится, тянется по пальцам.
   - Чтобы контракт вступил в действие, нужно поставить отпечаток напротив своего номера.
   Сухой, бесчувственный голос. Который раз он произносит эту деловую фразу за сегодня?..
   - А это?..
   - Универсальный анестетик.
   - Будет больно?
   Человек, сидящий на фоне ослепительно яркой лампы, поднял руку и потер глаза. Который раз за день ему задают этот вопрос?..
   - Отпечаток. И закончим. Выбор всё равно невелик.
   И казалось, что серая дрожащая рука сама потянулась к заветному планшету...
   "Я не хочу это помнить!.."
   Больно. Сбоят системы. Оболочка автоматически отправила очередной "подарок" к цели, но Сердце плачет от боли и поглощено борьбой с собственной памятью. Вокруг с тревогой вьётся Скрим, ему не до боя. Ракета мажет. Не фатально, но за это могут потом и спросить.
   "Делайте ноги, ребята! - тот самый офицер повторным залпом накрывает недобитую зенитку. - Слышь, Скримрейк! Хватай напарника и валите, пока никто ничего не понял!"
   Долго упрашивать не нужно. Активирован пароль управления беспилотными полиморфами, и машины, обработанные Скримом, в том числе и из других эскадрилий, начинают метаться, создавая неразбериху.
   "Мег, очнись! Пора сваливать!"
   Смена курса. Маршевые на полную мощность. Занять минимальную высоту. Вперед -- в горы, к скалам, где можно попробовать укрыться от ненавистного сигнала или сбить наводку.
   Я не хочу это помнить. Мне не нужно мое имя. Я Мег. Я полиморф. А этого -- я не хочу. Не хочу...
   ...- Капитан, несколько беспилотников потеряли управление и вышли из строя. Похоже на сторонний сбой систем, - слегка взволнованно отрапортовал оператор. Его пальцы быстро застучали по сенсорной панели терминала, одно за другим отключая средства ведения огня у машин.
   - Это не с поверхности, - тут же вторил ему другой, быстро проверивший показания всех пойманных сигналов.
   - Капитан, два полиморфа не отвечают на запросы и стремительно покидают зону боевых действий, - отозвался уже третий за пультом.
   "Еще скажите, что это их работа..." - мельком подумал Лаккомо и спросил уже вслух:
   - Они представляют опасность?
   - Пока нет.
   "Только полиморфов-дезертиров мне не хватало".
   - Задействовать дистанционное отключение. Вернуть их, - отмахнулся Лаккомо и немного успокоился. Петля паникующей интуиции слегка ослабла -- больше сюрпризов за сегодняшнюю операцию она не обещала.
   ...Быстрее, ещё быстрее, надрывая двигатели и оболочку. Чтобы скрыться, чтобы вильнуть за ободок планеты. Сумасшедшая идея? Да! Но она стала целью, стала последним призрачным шансом на спасение. Если смогут они, значит, смогут и другие. Как много дано было им времени, как сильны двигатели, с бешеной скоростью несущие их вдаль... Все получится! Не может не получиться! Ещё несколько сот километров...
   Они успели осознать лишь темноту перед тем, как отключение швырнуло их тела наземь, а их самих -- в пучину цифровых сновидений.
  
   ***
   - Оставьте меня в покое! - отчаянный крик разорвал тишину капитанской каюты. Широкий взмах руки снёс со стола бумаги, письменные принадлежности и стопку информационных пластин.
   Тяжело дыша сквозь сжатые зубы, Лаккомо вцепился в стол. Не будь он намертво привинчен к полу, тоже летел бы в стену. Яркие фиолетовые глаза, не моргая, смотрели на белеющие руки с проступившими венами.
   В каюте капитан был абсолютно один. Или нет?..
   - И ты тоже убирайся! - зверем рявкнул он на пустой угол за правым плечом и пронзил невидимое взглядом.
   Несколько секунд капитан буравил взглядом серые стены, словно спорил с кем-то. Наконец, лазоревая лента на колокольцах под потолком слегка шевельнулась, и чужое присутствие исчезло. Золотой Журавль обессиленно упал в кресло и схватился за голову.
   Голоса... Бесконечные голоса, то едва шепчущие, то болезненно вопящие прямо в голову, не отпускали. Они преследовали, шли по пятам, но сами не знали, зачем. Их невнятные стенания сверлили мозг, заставляли метаться от зудящей тревоги, злиться от невозможности прервать пытку. Не унимался и другой шепот, вечно предупреждавший об опасности, дергавший по любому поводу, заставлявший оборачиваться на любой шорох.
   Лаккомо понимал, что приблизился к самой грани безумия, и преследования федералов -- последняя капля. Он уже боялся получить заряд плазмы в спину на борту собственного корабля. Сколько ещё он сможет прожить в таком темпе? Неделю? Две? Месяц? А что будет потом? Торийская клиника и хмурый голос брата над ухом: "Ну я же говорил"... И это в лучшем случае.
   Недавний бой прошел мимо, почти не задев сознания. Вроде бы, "Стремительный" висел на орбите Роккона, вроде бы, отдавались какие-то приказы, но Алиетт-Лэ не смог бы внятно вспомнить ни одной минуты этого боя. Все силы уходили на то, чтобы закрыться от беспрестанного шепота, не дать себе скатиться в истеричную панику, не дать команде увидеть страх.
   Ах, попасть бы сейчас на планету, в толпу, да хотя бы на самый тесный базар, где будут звучать простые голоса, будет кипеть хаос человеческой жизни, где всем будет наплевать, кто ты такой.
   - Вон из моей головы... - мелко дрожа от напряжения, почти жалобно прошептал Лаккомо. По сознанию мазнула какая-то детская обида, и глаза невольно защипало.
   Вице-король вскочил с кресла, распрямился, как сжатая пружина и, чтобы хоть как-то  отмахнуться от бурлящих внутри не своих эмоций, принялся шумно подбирать бумаги.
   Голоса из прошлого. Мертвые голоса. Неужели это сегодняшние жертвы? Нет... не может быть. Разведка показала, что жертв среди мирного населения не было, и вообще... Тогда это прошлое? Да, должно быть это старые ошибки. Те, кого не удалось спасти. Кто надеялся, ждал помощи, звал, и вот только сейчас космическое эхо нашло адресата и донесло их мольбы.
   Резко стрельнула головная боль, и вице-король тихо взвыл. Через силу поднялся с пола и рухнул в кресло. На ощупь открыл ящик стола, извлек небольшую каменную шкатулку и достал из неё пахнущую травами тонкую пластинку. Положил под язык. Не двигаясь, дождался, пока боль отпустит хотя бы глаза. Потом убрал лекарство и забрался в кресло с ногами.
   "И почему раньше они почти не слышались... Почему не стучались все так настойчиво в голову? Будто я в силах им всем помочь. На то полно других людей. Родственников, жрецов, храмовников всех мастей на каждой планете, в конце концов! Почему раньше такого не было?.."
   "Раньше и солнце было ярче, и трава синее" - так любил говаривать Даэррек. Тут с ним не поспоришь...
   "Родной, дорогой мой Учитель. Как же тебя не хватает рядом! Именно сейчас, когда вокруг полно бед, забот, мыслей, дел, голосов, взглядов... Как не хватает простого твоего слова, снимающего все проблемы разом. Знаешь ли ты, как я устал ждать удара в спину и бездействовать? Как я мечтаю хоть ненадолго спрятаться от всего. Помню, каждый раз ты уговаривал меня оставить флот и измениться. Так вот, скажу я тебе честно. Не выйдет. Слишком поздно".
   И будто теплая ладонь коснулась головы, даря молчаливое сочувствие.
   Пропали на короткое время все заботы, да и само время словно остановилось, стыдливо отойдя в сторону и не смея напоминать о своем течении. Стало тихо и спокойно, как в далеком беззаботном детстве. Сознание ютилось под безопасной ладонью, отдыхая и набираясь сил. А потом, напившись сполна золотого солнечного тепла, выскользнуло птицей из щедрых рук, покружилось и устремилось вверх, к границе собственного кокона, окаменевшего от забот. Чтобы вспороть острыми когтями оболочку, пробить длинным клювом, вывернуть беспощадно наизнанку, как изношенную одежду, и сбросить... С головы, с плеч, с тела. И воспарить в небо на крыльях собственных мыслей, неподвластным чужим приказам.
   Лаккомо открыл глаза, впервые за последние пару недель чувствуя легкость и свежесть на душе. Множество дел и опасений осталось где-то за гранью собственного личного пространства и больше не беспокоило. Очищенное сознание ещё не хотело заново нырять в рутинное болото жизни и просто наслаждалось нетронутым и незапятнанным покуда "коконом". Да, скоро придется готовить очередные отчеты о проведенной операции. Но потом. Придется вновь смотреть себе за спину. Но и это будет потом. Как всегда -- придется справляться, оправдывать репутацию... Потом.
   Часы на стене показывали, что у капитана есть ещё примерно пара часов до прибытия делегации с Цинтерры. Дипломаты пожелали явиться на сдавшийся Роккон лично.
   Забавно, что при всей остаточной военной мощи рокконианцы предпочли быстро огласить перемирие и выйти на переговоры. Их власть даже можно понять. Выдав на растерзание несколько особо агрессивных оппозиционеров, они свалили весь ущерб от военной операции на них. Но и сдаться совсем без боя они не могли себе позволить -- многомиллионное оппозиционное население этих уступок не поняло бы. В итоге бой над планетой превратился в масштабный спектакль для зрителей по обе стороны баррикад. Цинтеррианцы и прочие довольны мощью "своих" военных сил, а рокконианцы вынуждено признали превосходство миротворческого Флота. Из ущерба -- куча железа, беспилотники, роботы и несколько полиморфов. Как говорится, всем спасибо, все свободны.
   Лаккомо ещё несколько минут блаженно просидел в кресле, наслаждаясь редким отсутствием головной боли, потом поднял встроенный в стол монитор терминала и открыл форму для письма.
   В конце концов у него было честно заработанное личное время!
   Но стоило выбрать в качестве адресата анонимного получателя, как часть светлого настроя ускользнула, пропустив вперед притаившуюся тоску. Как давно он не был дома. Ведь его же ждут.
   Строчка, вторая. А потом уже не важно. Лучше просто позволить мысли свободно вылиться в слова.
  
   Ясных тебе звезд, мой лучик надежды.
   Я не могу назвать точно день, когда мы вернемся. Мне кажется, что до этого момента пройдет целая вечность.
   Прости. Если можешь, прости мое молчание. У меня нет слов описать ту боль, с которой я заставляю себя молчать обо всем, что происходит с нами. Иной раз кажется, что мы уже лишь тень тех, кем мы были раньше.
   Я жив. Это, пожалуй, самое главное. Мне есть куда направлять свои мысли -- и это не дает мне окончательно раствориться сознанием в пустоте.
   Когда я был мальчишкой, то думал, что космос -- это океан, полный загадок и неизведанных красот. Его рассекают бесконечные тропы других путешественников, и сама мысль о том, сколько сил и знаний положено на то, чтобы иметь возможность шагнуть на эти тропы... будоражила. Не знаю, полюбил бы я космос тогда, если бы знал, как он беспощаден. Нам никогда не обуздать его. Никогда не шагнуть за тот предел, после которого все это пространство вокруг будет нами покорено. Как не запрячь ветер, как не связать океанские волны. Что бы ни творили мы, люди, между собой... Как бы ни делили друг с другом бесконечность... Космос будет неподвластен. Его красота вдохновляет. Но бесконечность убивает хуже самой страшной пытки.
   Люблю ли я его?
   Не знаю.
   Но представляя, как перечеркну все и привяжу себя к земле -- чувствую, что буду умирать с тоски.
   Это наркотик, который хорош только в меру. Но он нам нужен. Он всем нам тут нужен...
   Прости меня, моя дорогая.
   Не смей плакать.
   Каждый день я все ближе к дому, и очень скоро долгожданно распахну знакомую дверь, чтобы свернуться у твоих ног и заснуть головой на коленях.
  
   Нерешительно застыла над монитором рука. Отправить или стереть? Позволить прочесть этот крик души или сохранить очередной раз в тайне? Не слишком ли откровенно? И все-таки... Отправить или стереть?
   Из ступора Лаккомо вывело окошко оповещения в углу экрана.
   "Обнаружена неопознанная программа".
   Затем ещё одно.
   "Неопознанная программа изолирована".
   Лаккомо по-птичьи склонил голову набок и удивленно уставился на всплывающие одно за другим оповещения.
   "Обнаружена попытка проникновения в системные файлы".
   "Попытка проникновения в системные файлы пресечена".
   "Обнаружена вредоносная программа".
   "Вредоносная программа удалена".
   Вице-король помотал головой, вновь уставился на череду служебных сообщений и, наконец, сообразил, что его нахальным образом взламывают.
   В первый миг Лаккомо инстинктивно оторвал руки от панели монитора. Но сообразил, что пока антивирус ещё подает признаки жизни и выдает сообщения -- система ещё цела. Следующая мысль мгновенно воскресила в памяти все хранящиеся в электронном виде документы и отчасти успокоила капитана. Ничего особо ценного и компрометирующего в Сети корабля нет.
   Лаккомо перебрал все возможные способы лично прекратить это хамство, но ничего дельного в голову не пришло. Закрыть и выключить терминал было бы верхом глупости -- хакер уже напал на след и вошел в сеть. А вот пробьет ли он последнюю версию защиты, регулярно обновляемую персональным королевским отделом информационных технологий...
   "Входящее видеосообщение по личному зашифрованному каналу".
   Ах ты гадёныш!
   Иных слов у Лаккомо при виде оповещения не нашлось. То, что какой-то нахал затратил столько сил на взлом, чтобы достучаться до вице-короля с целью поболтать -- тоже в голове плохо укладывалось. А ведь его заверяли, что защиту такого уровня пробить и обмануть невозможно! Зря что ли заверяли и пора кого-нибудь уволить?
   Назойливый значок продолжал мигать в углу монитора, как ни в чем не бывало.
   Лаккомо всё же собрал мысли в кучу, разбудил задремавшую бдительность и пришел к выводу, что затраченные усилия человека на том конце явно стоят разговора и заслуживают внимания.
   Но гад!
   Коснувшись пальцем экрана, вице-король ограничился пока голосовой связью.
   ...И в каюте зазвучал синтезированный речевым модулем голос, приятный, но сухой.
   - Прошу прощения за наглое вторжение, Ваше Величество, но другого способа выйти на связь у меня не было.
   Полиморф?! О, Исток, почему это живое железо повсюду преследует его! Ещё немного -- и в душе проснется тихая ненависть. Лаккомо быстро запустил программу обратного сканирования.
   - Это закрытый канал, - не менее сухо сказал он. - С кем я говорю?
   - Системный администратор ковчега "Искатель", лейтенант внутренних войск Энвилы, Полиса Тейлаан Джаспер Соррэ Крэт к вашим услугам.
   Лаккомо не поверил. Вгляделся в показания сканера, запустил ещё несколько уровней проверки. Собеседник терпеливо ждал. Дыхания на том конце не слышалось вообще. Программа ясно показывала, что взлом был произведен не с терминала, и не с планшета, что инициировал его высокорганизованный ИИ второго типа, почти такой же, как Эохан.
   - "Искатель" сгинул около сотни лет назад, - попытался возразить вице-король.
   - Ложь. Связь была потеряна, с грубым округлением, десять лет назад. Неделю назад мы вернулись в пространство Цинтерры. Если вы желаете убедиться в подлинности моей личности -- извольте. Я могу перечислить вам все основные характеристики прототипа, переданного мной Эхайону, особенности кода, детали завещания, его дату, имя нотариуса, заверившего документ...
   - Довольно, - вздохнул Лаккомо. - Допустим, я вам верю. Но вы понимаете, что я обязан доложить о вашем взломе, куда следует?
   - Прекрасно понимаю. Но повторюсь, другого выхода у меня не было. По прибытии мы были взяты под арест под угрозой болевого шока от стазис-излучения.
   Услышав такое заявление, Сан-Вэйв только скрипнул зубами. Его опасения, что с полиморфами изначально не всё чисто, подтверждались самым мерзким образом. Подумав, он всё-таки  включил видеосвязь. Хуже уже не будет.
   ...Так вот, как должен выглядеть настоящий, полностью живой полиморф.
   Картинка на экране отобразила относительно небольшое замкнутое помещение с белыми стенами, по которому расхаживала туда-сюда машина среднего роста -- всего метров пять. Четкие, плавные и в то же время человеческие движения, обтекаемые формы, очень светлый, кое-где отливающий синевой металл. Привлекало внимание множество мелких деталей брони -- гораздо больше, чем у набивших оскомину военных громил. Шаги были тихими  для пяти-семитонной туши, видимо, ступни оснащены амортизаторами.
   Полиморф остановился и повернулся лицом к камере.
   - Здравствуйте, Ваше Величество, - сказал он, сложив губы в учтивую улыбку, хотя светокристаллы выдавали его истинный настрой, постоянно меняя оттенки между фиолетовым и красным. - Чтобы избежать лишних вопросов, поясню сразу: я воспользовался камерой наблюдения, которая висит в моих... скажем так, апартаментах в цинтеррианском Центре "Полиморф". Их служба безопасности видит сгенерированную мной картинку, пока сигнал перенаправлен вам.
   Сканер в это время мигнул зеленым, подтверждая подлинность изображения.
   "Умелец дъерков", - подумал Лаккомо. Впрочем, кто бы сомневался в том, что "отец" полиморфов -- страшный в своей области человек. Такого бы завербовать... Но у него, естественно, имеются собственные интересы, и ещё неизвестно, стоит ли с ним связываться. Голова полиморфа почему-то наводила на мысли о котах формой маски и постоянно шевелящимися плоскими антеннами по бокам головы. И этот "котик", судя по всему, нервничает, зол и напуган одновременно.
   "Исток, ну почему окружающие стараются всучить решение своих проблем мне?!"
   Но полиморфу не стоило видеть этот крик души, эту усталость. Если он, конечно, видит картинку со своей стороны.
   Поэтому Лаккомо старательно нацепил отстраненно-деловую маску и спросил:
   - Что вам от меня нужно?
   Джаспер, воспринимая изображение собеседника напрямую оболочкой, отчаянно сдерживал бешенство. Огромных усилий стоило не дать эмоциям переставить мимические пластины в соответствующее выражение лица.
   "Червя тебе в терминал, морда коронованная, ты ж нихрена делать не станешь..."
   Это выражение бесчувственной надменности программист знал очень хорошо. С таким лицом всякие высокопоставленные сволочи обычно в очень вежливой форме заявляли, что они сожалеют и сочувствуют, но ничем помочь не могут и ничего предпринимать даже не намерены.
   "Ну так я тебя заставлю нам помочь, сгори мой проц!"
   Чтобы взломать персональный канал второго монарха Тории, мощности железа едва хватило, не говоря уже о том, что пришлось почти с нуля разбираться в основательно изменившемся программном обеспечении. Будь его воля -- Джас бы вообще не полез к Сан-Вэйву. Но иного выхода действительно не оставалось.
   Стоило "Искателю" выйти из цинтеррианских ворот и запросить у командира ближайшего сторожевого поста разрешение на проход в планетарное пространство, как поднялась суматоха.
   И очень быстро стало ясно, что их давно ждали, но отнюдь не с распростертыми объятиями. Блудных астронавтов рады были видеть только на словах. Не разглядеть в толпе встречающих сотрудников всех возможных спецслужб умудрился бы только слепой. Или наивный дурачок. Конечно, на виду маячили исключительно ученые, но среди них то и дело промелькивали совсем иные люди, слишком старавшиеся быть понезаметнее. Конечно, как же иначе, ведь среди делегатов изволил присутствовать сам генеральный директор. Он всеми силами демонстрировал радушие и гостеприимство, но Джаспер видел и слышал фальшь. Рэтхэм тоже -- он рассылал на закрытой частоте предупреждающие сигналы.
   Явно склеенная на скорую руку приветственная речь звучала нелепо и пафосно, директор сбивался, а глаза суетливо бегали. Полиморфов учтиво попросили пройти процедуры дезинфекции и очистки от радиации и только после разрешили ступить на борт орбитального транспорта. Градус учтивости становился все выше. В стенах до отвращения стерильного центра это нарочитое почтение превысило все мыслимые пределы. Пректон, тоже понимавший, что люди лгут, сканировал всех и вся.
   Первым опасность почуял полковник, но было поздно -- команду разделили, предложив "пройти реконструкцию оболочки", вмешалась охрана. Полиморфы со скрытым оружием куда мощнее того, которое носили Марин и его ребята, живо оттеснили молчаливого Пректона. Сам засланный вояка куда-то пропал ещё раньше, и дозваться его было невозможно. Белые стены и яркий свет сбивали с толку, мешали нормально видеть, будили ярость. Джаспер старательно держал под контролем оптическую систему, чтобы она ни в коем случае не выдала красный спектр. Программист прекрасно понимал, что любой агрессивный бунт в этих стенах бессмыслен. Вместо протестов он терпеливо позволил проделать с собой всё, что люди считали нужным, дождался, пока его оставили одного, а потом принялся за дело.  Нужно было быстро понять, во что именно они вляпались, а для этого требовалась хоть какая-то информация.
   - Ваша помощь, разве не очевидно? - ответил Джаспер, подбавив в электронный голос нотку раздражения.
   - Я не занимаюсь выяснением причин задержания кого бы то ни было, - холодно и монотонно, как автоответчик, сказал Лаккомо.
   - О нет, выяснять ничего не потребуется, - Джаспер позволил себе отмахнуться. Надменный тон собеседника начинал все больше раздражать. - Я уже выполнил это за вас, - голос полиморфа при этих словах стал отчетливо ядовитым.
   Лаккомо проигнорировал тон нахала. Подобным образом с ним нередко пытались разговаривать высшие чины из Адмиралтейства и члены Сената, так что давно выработалась привычка. Да и не хотелось ввязываться во всякие сомнительные авантюры.
   - Мне пришлось носом стены рыть, чтобы выяснить, что с нами собираются сделать, - полиморф посторонился, давая увидеть выломанную стенную панель, бетонное крошево и пучки оголенных кабелей. - В первую очередь отключил все камеры и датчики, благо, они не слишком изменились за время нашего отсутствия. С беспроводной локальной сетью пришлось повозиться, но всё-таки они не учли, что у меня имеются профессиональные секреты. Полностью обезопасив себя, я вышел в глобальную Сеть и связался с вами, но когда они придут, то поймут все. Так что, Ваше Величество, я в очень глубокой заднице, и вариантов у меня нет.
   - Так в чем причина? - вице-король выглядел всё более отстраненно.
   - Перед отлетом "Искателя" я заключил с вашим дедом договор о сохранности моих разработок и об обеспечении независимости проекта от какой бы то ни было политики, - вновь начал издалека Джаспер.
   - Я в курсе.
   - Так вот, Ваше Величество, я хочу знать, почему договоренности не выполняются! - впервые за время разговора повысил голос полиморф. - И почему правительство Цинтерры приняло решение, в первую очередь, зачистить кристалл нашего командира? Вы в курсе, что подобная процедура фактически приведет к гибели оператора? Этого нельзя допустить. И поэтому на основании всех предыдущих соглашений я требую чтобы Тория вытащила его отсюда, от этих... Подальше.
   Сан-Вэйв, не изменившись в лице, показательно-вежливо ждал окончания тирады.
   - Не говоря уже о том, что по Галактике теперь разгуливают эти отрыжки военного безумия! А меры пресечения этого входили в обязанности Престола.
   - Молодой человек, - всё так же подчеркнуто вежливо и терпеливо ответил капитан. - Да будет вам известно, мы как раз возбудили процесс по этому делу. Наше возмущение так же велико.
   Программист отмахнулся.
   - Не важно, - резко мотнул головой он, едва дав вице-королю договорить. - Вытащите нашего командира.
   - Почему я? - Лаккомо позволил себе слегка выдать возмущение. - Обратитесь к Королю, он в считанные часы вышлет специальных людей. В конце концов, его отдел имеет право заняться подобными делами...
   Лаккомо не хотел демонстрировать собеседнику своё возмущение подобными требованиями. В душе Золотого Журавля медленно начинала закипать ярость. Не только потому, что "Искатель" официально объявили погибшим, а сейчас его команду взяли под стражу, не только из-за того, что выживший системный администратор, будучи в своем праве, потребовал от Тории соблюдения договора о полиморфах, нет! Его взбесило даже не то, каким тоном наглый программист с ним разговаривал. О, Исток, почему очередную чужую беду пытаются повесить на его плечи?!
   Да, он мог бы что-то сделать. Да, в теории мог бы стукнуть кулаком по столу и, помахивая королевской печатью, приказать доставить Вайона из Центра в любую другую точку Галактики. Но, во-первых, торийская власть плохо работала на территории Федералов, а особенно в метрополии. Во-вторых, это была совершенно не его, Лаккомо, обязанность -- бросаться по первому зову вытаскивать каких-то полиморфов, пускай даже легендарных. В кои-то веки простое человеческое эго возобладало над долгом, отгородив Лаккомо от Джаспера невидимой стенкой. "Я не хочу ввязываться в это дело!" - кричало оно. Есть Эйнаор, есть его огромный штаб оперативников. А что если просто взять и перенаправить этого болтуна сейчас к брату?..
   Но болтливый программист стоял на своем.
   - Потому что я облазил Интерсеть. И ваш рейтинг популярности в несколько раз выше рейтинга вашего брата!
   ...Патовая ситуация.
   Джаспер говорил правду.
   Когда он узнал, что собираются сделать с Пректоном, то окончательно понял, что детище и спящего в нем командира надо спасать любым способом. Себя тоже не помешало бы, но на это Джаспер предпочёл закрыть глаза.
   Никто не собирался разглашать прибытие "Искателя". Кристалл Пректона приказано было отформатировать и переправить в какую-то закрытую лабораторию неизвестно где, остальных -- любыми средствами заставить молчать. Корабль уже отбуксировали к верфи на демонтаж. О судьбе отряда охраны не прозвучало ни слова.
   Как вытащить Пректона? Своими силами, прорываясь через охрану и воруя транспорт? Не смешно.
   Тут-то программист и полез в Интерсеть, в поисках ответов. Сгодилось бы всё. Судебные процессы с участием полиморфов, адвокаты, прецедентное право... Хоть что-нибудь, с помощью чего можно было бы избавить Пректона от жуткой участи подопытного, а Вайона -- от смерти.
   Но нырнув электронными мозгами через узкий канал сервера в океан форумов и комментариев, Джаспер оказался завален лавиной информации о полиморфах. Военных полиморфах!
   Ужас, который предрекал и которого так боялся программист навалился бурным потоком обсуждений и бесконечных споров. Сеть буквально гудела и была завалена миллиардами неравнодушных комментариев. Сотни разных выступлений ученых-в-машинах. Тысячи передач с выступлениями людей в поддержку полиморфов и требованиями признать их равными... С Сетью творилось невообразимое. Джаспер стал искать глубже, рыть это многослойное болото в поисках чего-то важного, чего-то мощного, что всколыхнуло всё население. И наконец, он нашел.
   Несколько копий выступления Его Величества вице-короля сохранились на закрытых ресурсах, ещё не удаленных по распоряжению властей Федерации.
   И Джас понял, что, несмотря на всё его отношение к торийскому правительству, несмотря на собственную гордость -- это его шанс.
   Это последний шанс Пректона.
   Времени оставалось в обрез. Через несколько часов командира вместе со всей его памятью просто удалят, как ненужные файлы, выскребут из кристалла. А душа? Что будет с ней?
   Есть ли душа у полиморфов?
   - Мы не должны потерять командира, - почти обреченно проговорил Джас.
   - Если вы изучали Сеть, то должны понимать, что на кону сейчас стоят миллионы жизней, которые зависят только от моего с братом решения. И от решения Независимого Суда, который ведет процесс о полиморфах. Мы можем прикрепить его историю к делу.
   - Он нечто большее, чем полиморф. Любое промедление его погубит. Ведь там не просто приказ о стирании данных с кристалла, там руководство к скорейшей зачистке от любой нежелательной информации, способной нанести вред окружающим, либо поставить под угрозу интересы Сената, а так же помешать дальнейшей работе полиморфов как собственности Федерации...
   Но Лаккомо все для себя решил. Он даже пальцем не пошевелит ради Команды-28. Более того, его вмешательство грозило настолько обозлить правительство Федерации, что это могло обернуться катастрофой и для Тории, и для полиморфов, будь они неладны. Отгородившись от собеседника, капитан не испытывал сочувствия ни к нему, ни к его товарищам. Злился на обстоятельства и работников Центра, которые взяли их под стражу. Но и эта злость гасилась скупым голосом в голове: "Чего ещё можно ожидать от федералов?". Не ново, не удивительно. Все как всегда. Цинтерра решила по-своему поступить с гражданами Федерации. Вступиться за них по закону обязана их родина, Энвила. Тория же подписывалась оберегать разработки программиста. Его код. Но не личности! Следовательно, если Центр считает нужным стереть с кристалла данные -- это лишь угроза личности и частные разборки федералов, которые никоим образом не затрагивают договор с торийцами. Вице-король знал, что имеет право отключить связь в любой момент. Но что-то мешало нажать на кнопку.
   - Это неподтвержденные данные. Мы не можем опираться только на результаты вашего взлома. Хотя, я конечно отправлю своих людей разобраться.
   Но Джаспер совсем по-человечески всплеснул руками и издал мерзкий писк. Светокристаллы начали наливаться алым.
   - Они выпроводят твоих людей! Неужели не понятно, что этим тварям закон не писан? Нельзя ждать и откладывать. Мне уже плевать, что случится потом со мной. Но спаси Вайона, чтоб тебя, ты же Алиетт-Лэ!
   Словно треснуло что-то в броне капитана, и наскоро выставленный барьер вежливости слетел, как не бывало.
   - Послушай, ты, лейтенант! Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Понимаешь, что после всех этих выступлений я и шагу не могу ступить, чтобы не чувствовать себя под прицелом? Думаешь, они спустили обвинение мне с рук? Думаешь, мне от одного своего статуса позволено творить на их территории все, что мне вздумается? Ты вообще понимаешь, каково это -- следить за каждым своим шагом, чтобы не приведи Исток не развязать войну, от которой к дъеркам снесет половину твоей Федерации?! Ты просишь вытащить одного неизвестно за что, при том, что от одного моего неверного шага полягут миллиарды. В состоянии оценить перевес? А я тебе и так скажу, что это несравнимо. И всё, что я могу для тебя сделать -- это выслать в Центр своих людей. По доброй воле и из сочувствия к беде вашего экипажа.
   Джаспер молча замер полиарконовой статуей. Его глаза горели ровным алым огнем. Лаккомо было известно, что означает этот цвет, но он не дрогнул бы и стоя перед обозленным полиморфом лично. Железная ярость его не пугала.
   Легкая дымка скользнула за плечом вице-короля, и воздух позади него подернулся рябью, сгустились тени.
   - Ты понимаешь, что будет, если я лично пойду вытаскивать кого-то, кто по каким-то причинам неугоден Сенату? Как минимум, рухнет весь план по закрытию программы военных полиморфов. И эти штуки будут продолжать штамповать, наращивая армию. Ты этого желаешь?
   Металлический голос Джаспера ответил с синтезированным спокойствием.
   - Зато я понимаю, что будет, если его не вытащить.
   Тишина повисла в эфире на несколько секунд. Алый и фиолетовый взгляды схлестнулись с неслышным лязгом.
   - Мне слить тебе экспедиционные данные и записи с оптических сенсоров машины? Чтобы ты убедился лично?
   Лаккомо молча прищурился и чуть склонил голову. Такого поворота разговора он не ожидал. Шевельнулось чутье на опасность.
   - Я одно знаю, - продолжал Джаспер. - Кому-то очень выгодно стереть это вместе с Вайоном. А потом никакая армия будет уже не нужна.
   Капитан долго молчал. Чутье подсказывало ему, что есть вещи, которые иной раз лучше не знать. И файлы Джаспера сейчас как раз из такой категории.
   Но незнание, как показала практика, влекло за собой куда большие проблемы.
   - Что вы там нашли?
   Шах. Но кому...
   Джаспер, не говоря ни слова, сбросил пакет файлов. В углу монитора замигало сообщение о принятии данных.
   Заставить себя открыть полученное у Лаккомо вышло не сразу. Минуты три он колебался между видео и текстовым заключением, впервые не представляя, что может там увидеть.
   "Архив Пректона" с мало значащим номером С/8000/С/8604? Машины, но не командира?.. Открыть.
   На экране развернулся мрачный пейзаж безжизненной Лании. Фильтры изображения показывали планету в бурых и грязно бордовых оттенках, со слабым светом, пробивающимся сквозь пылевые тучи. Сомнения не возникало -- планета оказалась очередным куском камня, на поверхности которого вряд ли может существовать органическая жизнь. Но что-то с темными тучами вдалеке было не так...
   Сменились фильтры изображения. Полиморф явно пытался настроиться на лучшее восприятие. Один фильтр, второй, смена диапазона, настройка... И Лаккомо замер на несколько секунд, не моргая и даже забыв дышать.
   Вдалеке клубились вовсе не тучи. Над мертвой равниной Лании вился, укутывая собой глубокий кратер, огромный рой. Мошками рябили на изображении черные точки. За пределами видимого спектра они фонили чуждостью всей окружающей местности. Организованный хаос пугал и слишком подозрительно напоминал вице-королю о том, что когда-то довелось увидеть на уроке истории от королевского архивариуса.
   Агрессивно зашипела в сознании напуганная змея.
   Нельзя, чтобы эта информация попала в неправильные руки.
   Нельзя допустить распространения этого.
   Нельзя.
   Казалось, сквозь немое видео мертвой планеты пробился в голову капитана монотонный вой тысяч точек. Их гул и бархатный шепот, о котором костями и кровью, глубинной генетической памятью знают все торийцы, которого пуще смерти боятся старики и малые дети.
   - Кто ещё знает? - не своим голосом спросил Лаккомо. Выдержки едва хватило на то, чтобы выдавить из горла этот сипло прозвучавший вопрос. Его взгляд уже пробегал по строчкам анализов той местности. Команда не знала, с чем столкнулась, а потому проводила все естественные в таких ситуациях исследования. Результаты химического анализа, биологического, данные по составу атмосферы и почвы. Всё не то... Но отсутствие каких-либо аномалий только подтверждало догадки.
   - Пока только командир, я и док, - ответил Джаспер. - И частично на словах это мог уже сдать наш безопасник. Видео не попадало в его распоряжение. Но вот текстовое заключение...
   Лаккомо выругался, не сдержавшись. А программист продолжил:
   - Они ведь воспользуются этим, я уверен. Так что тебе важнее? Тысячи железяк или восемьдесят шесть планет с многомиллиардным населением? Включая твою Торию.
   У капитана мелькнула мысль, что он бы и сам позаботился об устранении свидетеля подобной картины. Только ради того, чтобы сохранить информацию от распространения. Хотя, можно поступить гуманно и просто упрятать свидетеля в такие глухие дебри, чтобы даже случайного доступа во внешний мир у него не было. Но Лаккомо больше любил первый вариант за надежность.
   - А откажешься помогать ты, я солью данные бывшим сепаратистам и запущу в Сеть столько копий, сколько потребуется -- ни одна служба безопасности не вычистит. Тогда вся галактика затрещит об этой хрени, и кто первый за неё ухватится, тот и будет прав.
   - Присылай мне подробное заключение сотрудников Центра по вашему командиру и всему экипажу. Ваша информация не должна попасть в чужие руки.
   Лицевые пластины Джаспера сложились в подобие злорадной улыбки. Всё-таки он добился своего. Глаза оставались алыми.
   - Все файлы в вашем распоряжении, - значок входящего сообщения вновь мигнул в углу экрана. - Процедура по принудительному считыванию и зачистке командира назначена через пять часов и сорок три минуты. К сведению Вашего Величества, вы находитесь по другую сторону ядра галактики.
   - Я успею, - сухо ответил Лаккомо.
   - Я надеюсь, - кивнул полиморф. - Конец связи.
   И окошко видеосвязи тут же погасло и свернулось.
   Несколько секунд Лаккомо сидел, уставившись в монитор пустым взглядом, а потом тяжело облокотился на стол и спрятал лицо в ладонях.
   Это был ещё не конец. Но чутьё подсказывало, что через эти несчастные пять часов может случиться переломный момент. Какой? Слишком сложный вопрос. Время начало безжалостный отсчет секунд до финала.
   А что будет в финале?
   С неохотой заставив себя поднять голову, капитан заметил на экране неотправленное письмо. Бездумно открыл его и, не колеблясь между кнопками отправки и удаления, выбрал ту, которую хотелось.
   После чего включил коммуникатор и вызвал старпома:
   - Калэхейн? Готовь экипаж. Мы вылетаем.
  
  
   3. Выбор
  
   Подборка из личных архивов майора Марина Кхэла и генерала Сан-Вэйва.
   Цинтерра -- "Стремительный" -- Фарэя.
   Марин устало сменил фильтры, надеясь, что яркий свет перестает его раздражать. Не тут-то было: усталое сознание все равно не могло сосредоточиться на происходящем как следует. Хорошо, что машина автоматически записывает всё, что слышит, а огромная разница в скорости восприятия дает время подумать и ответить взвешенно. Казенного вида человек с тусклой неприметной внешностью в форме Департамента Службы Безопасности сидел за столом напротив полиморфа, изучая его ничего не выражающим взглядом. Майор отвечал ему тем же.
   Смешно. Допрос для протокола, вопрос-ответ, секретарь с маленьким планшетом, записывающий за полиморфом на диктофон. Дань уважения, как же. Потом все равно будет полное сканирование памяти и загрузка всей полученной информации на их сервера. Или допрос повторит какой-нибудь полиморф. И в том, и в другом случае времени изворачиваться не будет.
   - Напомните, что входило ранее в ваши обязанности во время службы в Департаменте.
   - Ведение дел о шпионаже, операции по борьбе с терроризмом. Наблюдение за оппозицией.
   За дверью охрана. Двое полиморфов спецназа с генераторами стазис-волн. Неприятная штука, каким-то образом влияет на молекулярные процессы внутри кристалла, вызывая реальную боль. Хочется или нет, но нужно быть паинькой... Пока.
   - Были ли члены экипажа осведомлены о вашей прошлой деятельности?
   - Конечно.
   - По установке?
   - Не только. За прошедшие почти две сотни лет мы все хорошо узнали друг друга. В тяжелых условиях необходимо уметь уживаться, от этого зависит очень многое.
   О да... многое. Например, желание отвинтить доку всё, что отвинчивается, а лучше выключить его совсем. Последние две недели вообще превратились для Марина в кошмар наяву, и не только потому, что полковник совал свои антенны везде, где только можно и нельзя. Марин и не предполагал, что сделать выбор между службой и своими чувствами окажется так трудно... Ему казалось, что развод с женой стал последним таким выбором. Что больше не придется разрываться между семьей и любимой работой. Но за прошедшие годы в космосе семьей стал экипаж "Искателя". Как бы они не ссорились, как бы ни хотелось иной раз подбить кое-кому оптику за излишнее самомнение -- команда стала родной.
   Что же теперь, наплевать на них, поступиться их привязанностью?
   Раз за разом процессор начинал поиск решения сначала.
   - И многое ли вы рассказали членам экипажа о сути своей прошлой работы?
   - Вы хотите сказать, основной работы? Не много. Никто особо не интересовался, и всё-таки среди нас не принято было вспоминать прошлое. Во всяком случае, наш психолог не одобрял таких расспросов.
   - Вы имеете ввиду полковника Рэтхэма?
   - Да.
   Марин позволил себе шевельнуться и сменить позу, прислонившись спиной к стене и скрестив манипуляторы на груди. Ясно, куда они сейчас начнут клонить -- в сторону дока. Обдумывать, что говорить, а что нет, не имеет смысла, можно расслабиться и выдавать ответы автоматически.
   Работу свою Марин любил. Любил всегда быть немного осведомленней окружающих. Следить за ними, искать информацию, думать. Но майор не предполагал, что когда-нибудь пожалеет о своей осведомленности и об обязанности быть таковым.
   Он, как никто другой, знал, что на самом деле лучше всего людей защищает старый, как мир, принцип: меньше знаешь -- крепче спишь. Служба Безопасности никогда не жалела свидетелей, на этом держалось её влияние, на этом строился тотальный контроль, без малого шесть веков обеспечивающий существование Федеративного Содружества. Население могло сколько угодно возмущаться жестким надзором со стороны властей. Но стоило только заикнуться, как благодаря этому был предотвращен очередной крупный теракт или уничтожена радикальная группировка, как шепотки стихали сами собой. Люди успокаивались и соглашались -- да, Служба Безопасности своё дело знает.
   В этой громадной паутине Марин был далек от рутинной работы тысяч оперативников и сетевых надзирателей. Он вырос в паука, поджидающего своих жертв на основных нитях.
   Он считался уроженцем Цинтерры, несмотря на то, что у родителей в своё время едва хватило денег на то, чтобы перебраться в метрополию. У него было куда больше шансов получить льготу при поступлении в столичный военный ВУЗ по сравнению с приезжими из провинций, и он тот шанс получил, да ещё и полностью реализовал, выйдя из стен Академии с золотым дипломом и погонами лейтенанта. Такие корочки давали право отказаться от распределения и самому выбрать место службы. И Марин без колебаний выбрал ДСБ.
   Там тоже ждали экзамены и тесты на профпригодность. Юный лейтенант Кхэл сдал их блестяще и благополучно миновал уровни младшего оперативного состава и отдела мониторинга. А дальше предстояло выбрать: терроризм и контрабанда или же подрывная деятельность оппозиции. Первое Марина не привлекало, второе -- обещало большие перспективы. Его тут же определили младшим сотрудником отдела и загрузили работой.
   А уж хватало её на всех и с избытком.
   Марин не выслуживался, не лез из кожи вон, не подсиживал коллег. Порученные задания выполнял со студенческим старанием. Это принесло свои плоды -- лейтенант пошел в гору. Нередко интуиция наводила его на нужный след даже при почти полном отсутствии доказательной базы. В конце концов усидчивому и старательному лейтенанту стали поручать самостоятельно расследовать мелкие дела, направляя его взор с Цинтеррианских колоний всё дальше на присоединенные планеты.
   Полковник Рэтхэм стал его личной проверкой.
   - Это верно, что у полковника на тот момент имелись широкие связи в энвильской оппозиции? - поинтересовался человек. Еще в самом начале разговора он представился майором из отдела внутренних расследований, в задачу которого входило оценить адекватность и вменяемость Марина.
   - Да, в основном родственные. Но он не поддерживал с родственниками контакт.
   - Почему?
   - Семейная ссора в молодые годы. Он предпочел военную медицину банковскому делу, перебрался в Тейлаан и ограничивался редкими звонками матери. После её смерти любые контакты с семейством Тохэ Рэтхэм прекратились.
   Ничего, с дока не убудет, если озвучить давние подробности его биографии. Сейчас от былой влиятельности все равно не будет никакого толку.
   - Он выражал недовольство существующей властью?
   - Ровно такое же, как и все.
   Раньше Марина забавляла подобная гордость. Энвила, несмотря на то, что Цинтерра фактически открыла для неё двери в Большой Космос, никогда не считала себя частью Федерации. Впрочем, как и Тория с Бордом. Странный, необъяснимый наукой факт -- четыре человеческих цивилизации развивались параллельно, не сталкиваясь между собой, пока имперские амбиции тогдашнего цинтеррианского правительства не связали их вместе. Сейчас майор понимал, что зря. Тогда... Тогда он только скептически хмыкал, стоило в очередной раз услышать про "национальную гордость" и "уникальную культуру". У энвильцев её никогда не было, той культуры, древней, настоящей. Сплошь одни смутные упоминания о королях, да именование Тейлаана Городом Тысячи Звезд в нескольких почерневших листках из архива.
   Но энвильцев это не волновало. Недовольство метрополией как будто закрепилось в их наследственной памяти и передавалось из поколения в поколение.
   Снова пришлось вынырнуть из размышлений и отвлечься на вопрос. Полиморф соизволил переступить с ноги на ногу, потом вообще принялся медленно расхаживать от стены к стене, поблескивая красноватым металлом и нахально игнорируя оптику встроенного прямо в стенные панели оружия.
   - Каким образом вы разрабатывали полковника?
   Ну да, конечно...
   - В общем-то, стандартный подход... Изучил его биографию и связи, потом точно так же прошелся по ближнему и дальнему окружению, бывшим сокурсникам, коллегам, сослуживцам и так далее. Тщательно просмотрел все его проекты, все статьи, журналы и книги, которые он запрашивал, прошёлся по всем местам его жительства. Прямых доказательств его причастности к сепаратистским движениям не выявил, только косвенные.
   Сочтя, что достаточно заставил "собеседника" нервничать своим мельтешением, Марин подошел к большому, рассчитанному на полиморфа креслу и уселся, с лязгом сложив ногу на ногу.
   Улыбайтесь, это всех бесит.
   Но лицевые пластины не дрогнули. Нарываться излишне тоже не стоит,  пока ситуация не станет полностью ясной.
   - В конце концов я нашел кое-что подозрительное среди его увлечений -- вирусологию. Да, я был в курсе, что у энвильцев принято иметь по два профильных образования, и они периодически меняют род деятельности, но дело в том, что вирусология как раз его вторым профилем и не являлась. И даже увлечением она не была. Хобби, если это можно так назвать конечно, длятся годами, десятилетиями, да и не принято их обычно скрывать... А полковник это делал очень тщательно, да ещё не без поддержки правительства. Вот я и подумал, что тут можно как следует зацепиться.
   На руке человека пискнул коммуникатор. Марин склонил голову набок, сверля допросника взглядом... Мальчишка. Лет сорока, сорока пяти, не больше, если конечно, не ложился под корректор пластического хирурга. Нервничает -- об этом свидетельствуют запахи организма, обильное потоотделение.
   Что-то здесь нечисто...
   Надеюсь, с командой всё в порядке.
   Человек тем временем нажал кнопку.
   - Сейчас буду, - коротко бросил он и вышел. Охрана осталась за дверью.
   Отключиться бы... Но нельзя. Хотя какой в этом смысл. Помещение полностью закрыто от сканирования и исходящих сигналов любых частот, вызвать на связь своих не получится, выяснить, что вокруг происходит -- тоже. Интересно, что сорвало того типа с места? Что они там раскопали? Или вернее, что услышали в его, Марина, ответах?
   Беспокойство нарастало. Глупая на самом деле была надежда, что при выходе из портальных Ворот им дадут беспрепятственно нырнуть в последующую цепочку прыжков до Энвилы. Цинтерра просто была у них на пути к дому. И, конечно же, они отследили "Искатель" сразу после первого прыжка и выслали свои корабли на перехват. Или, как они сказали, на встречу. Да, если бы они могли быстро добраться Воротами до Энвилы с самого начала. Там родной экипаж наверняка приняли и укрыли бы. А здесь захотят наложить лапу на Пректона.
   Тхасетт побери, лучше б Джас его никогда не изобретал!
   Марин узнал о слове "полиморф" в числе первых, когда проект ещё был научной и правительственной тайной. А потом начальство вызвало тогда уже капитана Кхэла к себе и провело длинную беседу. Общий смысл её выглядел так: "Послушай, парень, ты отличный сотрудник, и так много накопал на этого деда. Но смотри результаты сам. Твои показания по тесту Гиммела очень высоки. А нам нужен свой в их проекте. Поэтому мы хотим отправить тебя к ним. Да, пока это билет в один конец, но мы обеспечим твою семью вплоть до внуков, а ты докопаешь под Рэтхэма".
   Предложение звучало, мягко говоря, сумасшедшие. Войти в число ботаников и прочих ученых идиотов и стать одним из первых полиморфов? Чушь собачья! Марин врагу не пожелал бы подобного. Тем более -- попасть в круг энвильцев. Да при чём тут нация, когда сама жизнь уже встает под угрозу!? Променять своё тело на полиарконовое? Свои мозги на кристалл? Плевать на кучу испытаний, которые доказали безопасность. Какая разница, что он будет уже не первый, а значит, процесс пересадки "обкатают" и сбоев не случится. Само это предложение прозвучало для Марина как бред.
   Но он не ругался с начальством. Нет. Толку, если это "предложение" имело форму приказа? Марин спокойно отправился в выданный трехдневный отпуск и тщательно всё обдумал.
   С одной стороны, ДСБ обещал Марину по возвращении из экспедиции быструю пересадку в новое тело. При успешном выполнении задания, разумеется. Начальство уверенно заявило, что за эти годы Цинтерра получит технологии для обратной операции. И что бы ни случилось, он, Марин, пройдет пересадку без затруднений.
   Заманчиво и убедительно? Да, вполне. Служба Безопасности любила поощрять своих сотрудников "пряником" и редко погоняла "кнутом". Так что в этом обещании можно было не сомневаться.
   Время? Оно оставалось главной преградой. Сколько будет длиться экспедиция никто не мог предположить.
   Жену было жалко. Хоть и не водилось у них в доме согласия -- всё равно жалко. Сказать, что расставание это издержки службы? Поверит. Поругается, но поверит. Если бы он просто погиб при исполнении -- она бы порыдала, да и ушла к другому.
   А так будет знать, что он жив, но болтается во благо Федерации в Дальнем Космосе. Очень романтично... Хоть сериал снимай. Эпизодов этак на пятьсот. В вечернее время показывать.
   Но Цинтерра воспитывала не менее преданных своей родине людей, чем её "присоединенные" соседки. Тщательно взвесив все "за" и "против", Марин согласился на предложение и стал постепенно закрывать все свои дела.
   Служба не гнала. Пока энвильцы собрали людей, пока устроили отбор конкурсантов на роль официального публичного первоиспытателя и подписали все соглашения... Цинтеррианская бюрократическая машина тоже добавила свои сроки. Марин тем временем насладился последними годами с женой и за счет государства побывал на дорогих курортах, морально подготовившись к новому витку своей службы.
   Прощаться всё равно было больно. Дурацкая ситуация, когда расстаешься на неизвестный срок с заново полюбившимся человеком. Глупо и как то... Неправильно. Потому что, знай Марин точно, что пропадет в экспедиции на двести лет, он бы спокойно отпустил супругу, и пусть бы нашла себе другое мужское плечо. А если не десятки лет, а каких-нибудь три года? Вдруг. Был бы соблазн вернуться, пройти операцию по пересадке, постучаться бывшей жене... И увидеть на пороге другого. А потом развернуться и уйти, потому что ты подписал отказ от претензий и расторгнул брачный контракт.
   С другой стороны, вдруг она будет ждать...
   Перед вылетом на Энвилу Марина повысили до майора, щедро снабдили подробным досье на каждого окончательного участника экспедиции, назвали "своих" в числе сопровождающих боевиков и выдали последние инструкции. Подробности обещали слить прямо в базу данных его машины-полиморфа. Всё, пути назад кончились.
   Марин не любил вспоминать то время, когда он с трудом налаживал отношения с командой. Где-то приходилось юлить, иногда идти против воли и насильно вливаться в коллектив. Экипаж его не жаловал, называли за глаза засланцем. Только мало кто понимал, что если все в команду пришли добровольно, то Марина отправила служба. Мало того, что не было радостного предвкушения от проекта, так ещё экипаж отстранялся.
   Не шугался Марина только Вайон. Этот парень -- герой уже за то, что относился ко всем ровно и добросердечно. Майор постепенно понял, что с командиром корабля можно общаться просто так, о жизни, о любимых фильмах и книгах о музыке, стихах, философии, не задумываясь о предстоящей работе. А за время экспедиции они и вовсе подружились.
   Невыносимо было видеть, как он сдается перед Космосом и постепенно слабеет. Никуда  не ушла та боль, которая когда-то швырнула его в объятия камня, никуда не делась. Вы ошиблись с итоговым заключением, доктор Рэтхэм... Психологический слом попросту спрятался до поры, надорвав душу в жуткой изоляции необитаемого пространства.
   А теперь задание обязывало сдать властям больного человека, нуждающегося прежде всего, в тишине и покое, единственного друга, бережно сохраненного преданным полиморфом. Власти заставят выложить на стол все карты, в поисках информации выпотрошат кристалл Пректона до дна, и далеко не факт, что пощадят при этом Вайона. Самое большее -- объявят геройски погибшим и воздвигнут памятник.
   Марин был бы рад не знать Вайона, чтобы сохранить тому спокойную жизнь. Он был бы рад забыть, что случилось с командиром на Лании. Майор сам не имел представления о том, что они нашли там, но догадался, что Цинтерра искала именно это. Вся дурацкая экспедиция затевалась ради ланийской находки и только ради нее! Приказ Марина давал четкие намёки на эту версию.
   Но он видел, что эта штука сотворила с экипажем погибшей "Утехи", что она сделала с Вайоном. И нужно было быть дураком, чтобы не сложить факты и не понять, каким страшным оружием может завладеть Цинтерра. А в то, что такую убийственную вещь метрополия просто прикажет уничтожить -- верилось слабо. Вернее сказать, не верилось совсем.
   Пока возвращались к ближайшим Воротам, построенным в обследованной когда-то ими же звездной системе, Марин гадал, что же ожидает их вместо оставленного почти два столетия назад Федеративного Содружества. Он перебрал множество вариантов, от возможной смены режима до облака звездной пыли на месте обитаемых планет -- мало ли. Половина этих вариантов просто освобождали его от службы, другая заставляла предать друзей. Федерация крепко просчиталась, когда решила, что за двести лет в "консервной банке" брошенный родиной человек останется верен присяге.
   Она просчиталась и в том, что этот человек останется верен той, старой, Цинтерре, ещё наводящей порядки путем мирных переговоров и только недавно подписавшей закон о планетарном равенстве, но вряд ли будет играть по правилам Цинтерры новой, ему неизвестной.
   Марин не мог заставить свою память стереться, чтобы не вложить в руки цинтеррианской власти оружие.
   Однако он мог не интересоваться тем, что видели камеры Вайона детально, ограничиться материалами корабельной экспертизы. Пректон обещал уничтожить файлы при попытке насилия над ним. А машины Джаспера и Рэтхэма были защищены от взлома самим гением-программистом.
   Да, Марин по прежнему готов был выдать весь накопившийся компромат на дока, но мог и доказать его непричастность к оппозиционной и террористической деятельности. Потому что он так хотел, а Сайарез десяток раз спасал ему жизнь во время экспедиции. Он согласен был раскрыть мелкие планетарные делишки Джаспера, которые не принесли бы вреда Федерации и тоже оправдать коллегу. Потому что программист хороший парень, и такой же заложник ситуации как и он сам. Но подставлять полуживого друга под допрос Он не собирался.
   Какой сволочью для этого надо быть?!
   И потому Марин тщательно подготовился к любому исходу. В деталях объяснил свой план полковнику и доверился золотым рукам и гению Джаспера. Лишние данные исчезли из памяти, а попытка взлома теперь грозила автоматическим форматированием. Неудобно и, тхасетт побери, опасно, но... куда уж хуже.
   - ....Итак, майор, вы утверждаете, что приближение к "Объекту" вызвало сбой записывающих систем?
   Надо же, вернулся...
   Марин поднял пластинки век и оглядел допросника с ног до головы. Судя по дыханию и сердцебиению тот бежал, хотя очень старался успокоиться. Ишь, как ноздри раздувает и губы сжал. Лицо серое, наверняка от потрясения. ЧП? Какое? Не скажет.
   - Да, именно так, - Марин сложил пальцы домиком и уставился на человека.
   - Причем любых систем, как звуковых, так и видео?
   - Там нечего было записывать на звук. Видеоаппаратура не сохранила записей из-за излучения.
   Что ж тебя трясет-то так, родной... Успокоительные пить надо, работать поменьше, и всё пройдет.
   Но вслух майор, понятное дело, этого не сболтнул, продолжая постукивать мягкими сенсорными накладками пальцев друг о друга.
   - А кто-нибудь ещё пробовал подобраться к "Объекту"?
   - Нет.
   - Почему?
   - В целях безопасности. Мы все видели, что стало с командиром группы. Желающих проверять действительно ли оно вырубает всю аппаратуру не нашлось.
   - А как же боты? Почему вы не отправили на разведку их?
   - Наши тела защищены лучше, чем начинка ботов. Они отключились бы ещё на дальнем подходе.
   - Почему вы так считаете?
   - Слишком сильное излучение.
   - Вы ощущали его?
   - Нет. Но датчики корабля фиксировали его наличие.
   - Следовательно, результаты экспертизы об "Объекте" составлены исключительно по описательным данным?
   - Не только. Так же по записям бортового журнала с "Утехи".
   Не пытайся переиграть меня в слова, я всё равно играю лучше тебя.
   Майор почти веселился, лениво перебрасываясь с коллегой ничего не значащими ответами и наблюдая, как тот постепенно всё больше раздражается. Этак чего доброго, скоро совсем из себя выйдет.
   Игра предстояла долгая, и Марин не собирался проигрывать эту партию.
  
   ***
   За час до допроса майора.
   НИЦ "Полиморф".
   Директор Научно Исследовательского Центра "Полиморф" Фьюренц Харди с ночи пребывал на рабочем месте и порядком устал от нескончаемых звонков и беготни.
   - Да, я вас понял. Хорошо, мы всё организуем. Нет, не надо беспокоиться.
   Очередной вызов через коммуникатор поймал Харди в кабинете, когда он, наконец, устроился в мягком кожаном кресле и позволил себе расслабиться.
   - Я лично прибуду через час, - проскрипел голос собеседника с той стороны. - Надеюсь, вы успеете подготовить его к перелету за это время.
   - Не волнуйтесь, уважаемый, мы успеем, - монотонно ответил Харди, помешивая ложечкой остывающий кофе. За окном занимался мутный цинтеррианский рассвет, больное солнце поднималось из марева, почти непрерывно окутывавшего нижние уровни Города.
   - Тогда до встречи, - и собеседник оборвал связь.
   Директор Центра глубоко вздохнул и только покачал головой.
   Ох уж этот Ашир Сайен... Месяца не проходило, чтобы соучредитель не встревал в дела Центра, то просто интересуясь статистикой переселенцев в кристаллы, то модернизируя трансплантационные машины. Центр продолжал заниматься всей бумажной, финансовой, подготовительной и строительной работой, а компания "Амина" осуществляла финальный этап пересадки.
   Говорят, правда, что во времена, когда организация ещё называлась "Центром Экспериментальной Киберинженерии" влияние "Амины" было весьма незначительно. Компания была лишь поставщиком кристаллов и оборудования. Но сейчас Харди казалось, что это Центр стал придатком к такому монополисту на рынке инфоносителей, как "Амина".
   Вот и теперь, стоило только отделу дальней связи поймать сигнал вышедшего из Ворот "Искателя", как менее чем через полчаса с директором Центра связался представитель правительства и заявил, что это дело государственной важности. Подробности последовали позднее. Те же власти настаивали, что экипаж должен быть принят на планету как можно тише и без лишней шумихи, а после проверок и дезинфекции задержан до выяснения дальнейших обстоятельств.
   Кто только не связывался за последние несколько часов с Харди! И секретариат самого Верховного Канцлера, и сотрудники госбезопасности, и теперь вот ещё генеральный директор "Амины". То, что экипаж ещё не растерзан прессой и правительством Энвилы -- Харди считал своей заслугой. Всё-таки за долгую жизнь он привык верить в такие слова, как "дела государственной важности". И если даже Департамент Службы Безопасности зашевелился, то событие может и впрямь оказаться серьезнее, чем видится на первый взгляд.
   Поэтому, чтобы, прежде всего, собственный персонал не раструбил о прилете на всю галактику, Фьюренц Харди спустил вниз указание оградить полиморфов от всякого общения друг с другом и с людьми до прилета профессионалов из "Амины".
   - Но что такого может быть с этим экипажем? - рискнул несколько часов назад спросить директор у очередного позвонившего. Ни много ни мало, полковника Департамента Безопасности.
   - Этот экипаж отсутствовал почти два века и на полсотни лет пропадал со связи. У нас есть подозрение, что они владеют нежелательной для распространения информацией. Мы уточним это при встрече. А до тех пор приготовьте на всякий случай процедуру зачистки.
   Спорить с безопасниками всегда себе дороже. А в том, что у них были свои собственные контакты с "Искателем", Харди не сомневался.
   Ко всему прочему, Ашир во время первого звонка произнес длинный и очень убедительный монолог, после которого у Фьюренса отпало всякое желание самому общаться с полиморфами.
   - Дело в том, что кристаллы имеют свойство накапливать любое излучающее воздействие и потом испускать его с удвоенной силой, что нередко приводило к психическим и поведенческим отклонениям у биологических форм жизни. А в вашем Центре нет соответствующей аппаратуры, чтобы зафиксировать подобное излучение, но последствия, которые скажутся потом на сотрудниках вашего отдела, могут быть колоссальны.
   И так далее и в том же духе.
   В конце концов Харди принял решение просто дождаться всей разномастной команды "экспертов" и передать реликтовых полиморфов им с рук на руки. В этом была его работа. И случайных проблем из неведомых далей галактики он не хотел.
   На часах настольного терминала ненавязчиво мигнули электронные цифры. До официального начала рабочего дня оставалась ещё пара часов, хотя весь Центр работал круглосуточно.
   Немного подумав, Харди добавил в кофе вторую ложку сахара и принялся неспешно размешивать.
   Каково же было его удивление, когда дверь напротив отъехала в стену, и в кабинет стремительно ворвался невысокий мужчина в темно-сером кителе. За ним следом спешил испуганный секретарь.
   - ...Но директор сейчас не может! Постойте, у вас нет права! - скороговоркой выпалил он вслед гостю.
   - Оставьте нас, - не повернув головы, ответил мужчина приближаясь к столу.
   Харди замер, уставившись на вошедшего, и ложка прекратила звенеть о края чашки.
   В первое мгновения директор подумал, что от усталости обознался. Или заснул. Он даже решил, что это зрение подвело его, и чуть было не спросил "вы кто?" Но когда Его Величество Алиетт-Лэ остановился по другую сторону стола, сомнения у Харди сами собой отпали.
   Лаккомо тор Сентаи Сан-Вэйв собственной персоной. Желтоватая кожа, аметистовые глаза, взгляд как нож. Царственная осанка, плотно сжатые губы, педантичная аккуратность во всем облике. Эмблема пляшущей в золотом круге птицы, генеральская звезда рядом.
   Сомнений быть не могло. Никаких.
   Кое-как собравшись, генеральный директор Центра кивнул секретарю, разрешив ему удалиться. Прокашлялся, отставил кофе, постарался принять хозяйский вид и, откинувшись на  спинку кресла, спросил:
   - Чем могу помочь?
   Лаккомо тоже не стал ходить вокруг да около, заявил коротко и прямо:
   - Я забираю команду "Искателя".
   Любезная улыбка медленно сползла с лица гендиректора. Как?! Как он узнал!?! По спине пополз холодок. Неприятности обеспечены. С обеих сторон.
   Выяснять, где просочилась информация для торийского правительства было не к месту. Врать -- глупо. Строить из себя идиота -- тем более.
   - Простите, - Фьюренс Харди снова надел маску доброжелательности, - но это невозможно.
   - Это был не вопрос. Готовьте команду к отлету, - не изменившись в лице, отчеканил вице-король.
   "Что угодно, только не это!" - мысленно выругался директор, и голос его тоже похолодел.
   - Дело в том, что экипаж в данный момент находится на реконструкции. Внешняя оболочка почти целиком требует замены. Вы же должны понимать. Суровые условия, опасные среды... Радиация, опять же.
   - Тогда немедленно прекращайте и выводите весь состав "Искателя" на пятую взлетную площадку Центра. Там ожидает мой транспорт. О реконструкции мы позаботимся.
   Только неделю назад состоялось первое заседание Суда по делу о распространении информации о полиморфах. Внешний отдел торийской Прокуратуры подал иск на Центр. Да ещё в разгар шумихи с военными! Харди не сомневался, что эта двойная информационная атака была тщательно спланирована. Лазурных называли непрошибаемыми хамами.
   Сейчас Харди убедился в этом лично.
   - Мы не можем быть уверены, что ваша техника справится с подобной задачей. Наш Центр содержит всё необходимое для работы с полиморфами, - он продолжал возражать, понимая, что просто так от гостя отделаться не сможет.
   "Тянуть время! Главное - протянуть время, если уж не удастся заставить его уйти".
   - Тем более, есть опасность серьезного заражения вещества, и пока мы не проведем все соответствующие тесты...
   - К вашему сведению, - Лаккомо едва шевельнул рукой, обрывая директора, - Лазурный Престол подписал соглашение лично с командой "Искателя" о предоставлении услуг по защите экипажа как от стороннего вмешательства, так и от полного уничтожения под воздействием внешней среды. Под защиту попадает целостность уникальной оболочки вместе со всем цифровым содержимым. Иными словами, ваши действия по изменению первоначальной структуры их тел -- незаконны.
   Сквозь сложные формулировки и неминуемый акцент Харди едва успевал понимать ход мыслей Его Величества. Сдаваться так быстро он отказывался. Да и как сдаться, если после этого ему грозит неминуемое увольнение?!
   - Однако наш Центр подписывал соглашение с правительством Энвилы по оказанию услуг их гражданам. А Команда Двадцать Восемь по сей день таковыми является.
   - Тогда почему стены Центра ещё не осаждает энвильская пресса? - прищурившись, парировал вице-король и оперся о край стола.
   В кабинете, расположенном на семидесятом этаже Центра, со стеклянной стеной с видом на столбы небоскребов повисло неловкое молчание. Харди почувствовал себя дичью, попавшей к хищнику на ужин. Не сводя фиолетовых глаз с жертвы, будто пригвоздив её к креслу, Лаккомо неторопливо распрямился, запустил руку во внутренний карман кителя и извлек оттуда круглую золотую пластинку инфоносителя с лазурными краями. Слова вице-короля зазвучали тихо, но разборчиво. Очень разборчиво.
   - Согласно этому договору экипаж "Искателя" находится под протекторатом Лазурного Престола. Любое несогласованное с Престолом действие будет расценено как незаконное посягательство на личности, находящиеся под защитой Лазурной Тории.
   Вице-король опустил пластинку на стол перед директором, и Харди разглядел на ней гербовую гравировку с танцующим журавлем. Документ, заверенный личной монаршей печатью и имеющий политическую силу.
   - Не создавайте государственных проблем, директор. Моё время дорого.
   Бедняга не нашелся, что ответить. Лаккомо стоял напротив и молча ждал. Он не нависал, не давил, в его взгляде не было угрозы. Но директору казалось, что он скован по рукам и ногам и что-то тяжелое навалилось на грудь, мешая дышать. Он не мог издать ни звука, как будто в гортань залили расплавленный воск. Растерянность сменилась постепенно закипающей злостью. Вот оно, торийское нахальство! Если он сдаст полиморфов Журавлю -- Ашир сожрёт его в тот же день безо всякого соуса. Не сдаст -- поднимется международный скандал. И в том, и в другом случае увольнение неминуемо.
   Грёбаные полиморфы...
   - Свяжитесь со своим персоналом и объявите о прекращении реконструкции, - приказал Лаккомо, и Харди почудилось, что давление слегка ослабло. До возможности оторвать руку от подлокотника и нажать на кнопку коммуникатора. - Когда мне доложат, что весь экипаж на моем борту -- я уйду.
   Фьюренц Харди проклинал всё на свете: Торию, её наглых псиоников и не менее наглое правительство, не вовремя явившихся полиморфов, "Искатель", свою работу и Ашира вместе с ней, но не мог противиться приказу. Разум злился, паниковал -- а тело слушалось, кому-то звонило, на кого-то орало.
   Только когда за вице-королем, наконец, закрылась дверь, Фьюренц Харди сумел свободно вздохнуть и, ругнувшись, залпом допить холодный мерзкий кофе. О будущей карьере, а значит, и о личном острове где-нибудь в энвильских или рокконских южных широтах, можно было забыть.
  
   ***
   Двадцать семь полиморфов, измученных персоналом Центра и долгим нервным ожиданием, растерянно переминались на посадочной площадке, не зная, какие ещё сюрпризы их ждут. Куда их забирают? Кто? Зачем? Что будет с командиром? Сбившись в кучу, как потерявшиеся дети, они оглядывались по сторонам, рассматривая гигантские свечи высотных зданий, ярусы трасс, снующие туда-сюда флаеры и общественный транспорт. Как давно они всего этого не видели! В темных ущельях нижних улиц клубился смог, но над посадочной площадкой голубел угловато-рваный платок неба, словно небрежно брошенный кем-то на город.
   Пректон среди них был единственным, кого не беспокоили желания Сердца, кто не боролся с сонливостью и усталостью, кто не понимал даже, что это такое.
   Сканирование окружения...
   Анализ объектов...
   Поиск по базе данных...
   Сравнение...
   Обновление базы данных.
   Сканирование...
   Он изучал всё, что попадало в поле его зрения. Бесстрастно сравнивал и запоминал цвета, формы, текстуры, звуки, химические раскладки запахов. Вот его внимание привлек белый кораблик, летевший прямо на площадку. Похожее на пузатого ската судно с мягким гудением зависло над головами, проплыло ещё немного и плавно опустилось на опоры. Раскрылся и выдвинулся трап, два человека в синих скафандрах шагнули на серый гранолит, очень стараясь не пялиться на полиморфов. Те, в свою очередь, пытались не пялиться в ответ. Получалось плохо.
   Сканирование объектов...
   Анализ...
   Поиск по базе данных...
   Поиск завершен. Идентификация.
   Заключение -- персонал торийского военного судна. Опасается радиации либо агрессии со стороны команды, либо и того, и другого.
   Согласно завещанию я принадлежу Тории. Значит, сопротивляться нельзя. Всё законно. Джаспер им доверился. Он знал, что делал. Следовательно, могу довериться я. При любом исходе Тория предпочтительнее Федерации.
   Команду пригласили подняться на борт, разместили в грузовом отсеке челнока, где ожидали ещё несколько сопровождающих. Люди опасливо и с любопытством косились на полиморфов сквозь забрала шлемов -- видеть свободные живые машины так близко им не доводилось. А те сидели на полу вдоль стен и молча переглядывались. Впрочем, вряд ли они молчали - просто не считали нужным заговаривать вслух.
   - Добро пожаловать на борт шаттла, - заговорил, наконец, один из сопровождающих по громкой связи скафандра. Сквозь сильный тягучий акцент слова можно было разобрать с трудом. - С этого момента вы оказываетесь на территории Торийского Королевства. Сейчас мы отправляемся наверх на стыковку с основным судном, где вам будут предоставлены более комфортные условия. Просим вас сохранять спокойствие и... не перемещаться без надобности на борту.
   - А так же пристегнуть ремни безопасности, не курить, не выражаться и пользоваться личными пакетами в случае рвотных спазмов, - хихикнул Инс Кайл, устраиваясь на полу поудобнее и громыхая задом по обшивке. - Не беспокойтесь, мы понимаем.
   Ториец зыркнул в сторону полиморфа и невозмутимо продолжил:
   - Если у вас возникнут какие-либо вопросы, то вы можете задавать их. Мы постараемся ответить.
   Челнок мягко оторвался от посадочной площадки и стал подниматься вдоль здания Центра. Большинство полиморфов прикрыли веки, желая отдохнуть от внешнего мира, но кое-кого взяла охота поболтать. Красавчик Рики чуть подался вперед и спросил:
   - А можно узнать, кому мы обязаны избавлением от этих стерильных хлыщей?
   - Капитану нашего корабля, Алиетт-Лэ Лаккомо Сан-Вэйву. К сожалению, о своих дальнейших планах на вас счет он нас не оповестил.
   - Это имеет отношение к Лазурному Престолу, верно? - подал голос из угла Инс. - Как оно переводится?
   Офицер вскинул бровь, удивленный, казалось бы очевидному вопросу. Но указания насчет полиморфов ему были даны четкие. Это полноценные люди, пробывшие вне Федерации два столетия, не знающие ни новостей, ни политической обстановки. Логично, что они будут интересоваться даже общеизвестными вещами и всякой ерундой.
   - Дословно оно переводится как "Солнце по другую сторону". Вице-король, на вашем языке. Равный брат Его Величеству.
   Джаспер со своего угла не удержался и на закрытой частоте прозвучало несколько нелицеприятных выражений в адрес "зазнавшегося хитромордого высокородия солнечной раскраски". Полиморфы загудели, удивленные вниманием столь высокопоставленного лица к своим персонам.
   - А куда нас отвезут?
   - А лаборатории нам не грозят?
   - А спецслужбы?
   - Сейчас вас просто доставят на борт нашего флагмана. Далее капитан будет принимать решение, куда вас отвезти. Цинтеррианские спецслужбы вас больше не побеспокоят.
   Ответом торийцу послужило шумное фырканье воздуховодов, означавшее вздох. Остаток пути прошел в молчании. Команда зашевелилась лишь тогда, когда челнок еле ощутимо вздрогнул, лязгнув стыковочными механизмами.
   - Прошу в шлюз, - поднялся старший сопровождения. - У вас возможен остаточный радиационный фон, необходимо пройти процедуру очистки.
   Всё верно. Торийский экипаж заботится о собственной безопасности, им проще пропустить блудных космолетчиков через стандартную очистку ещё раз, чем верить на слово, что на Цинтерре их уже отдраили разве что не губкой с пеной.
   И хотя за последние дни на полиморфов обрушилось столько эмоций, сколько не накопилось и за все последние годы, у них ещё оставались силы удивляться. Беспрестанно общаясь на своих частотах, команда "перешёптывалась", следуя за проводниками. Довольно долго они пытались сообразить, что же их настораживает в обстановке, подозрительно вертели головами по сторонам, пока наконец не поняли: потолки. Они были высокими даже для грузового коридора и нисколько не стесняли движений полиморфов. Это каких же размеров должно быть судно, если всего лишь один коридор просторнее и шире, чем их каюты на родном "Искателе"?
   Ангар, куда отвели полиморфов, впечатлил ещё больше. Команда перебрасывалась колкими шуточками, пока кто-то не спросил у сопровождающих, а точно ли их подняли в космос на корабль? На что торийцы лишь понимающе переглянулись и ответили не без гордости, что они на настоящем корабле.
   Пока полиморфы располагались на полу в выделенном для них углу, на борту объявили пятиминутную готовность к прыжку. Не придав объявлению особого значения команда продолжала жадно исследовать всё, что попадалось на глаза.
   Несколько боевых кораблей ютились возле дальней стены, сложив  крылья "домиком". В другой стороне громоздилась пирамида контейнеров, а рабочие, стараясь не отвлекаться на полиморфов, демонтировали со стен угловатые и сложные стойки неизвестного назначения. Казалось даже, что делалось это не зря -- уж больно выбивались они своей странностью и чуждостью из окружающих элементов. Что это такое, не успел спросить никто из полиморфов, потому что корабль совершил прыжок...
   Странное чувство охватило экипаж "Искателя". Оно пронеслось сквозь кристаллы Сердец, окатило электрической волной каждую деталь их организмов, вымыло прочь усталость. Они как будто снова стали людьми из плоти и крови, ощущая, как до кончиков пальцев их пробирают мурашки. Никогда раньше, ни при прыжках через Ворота, ни в одной аномальной зоне экипажу не доводилось испытывать ничего подобного.
   И даже Пректон поймал это странное ощущение, удивленно попытался зафиксировать всеми возможными датчиками, распознать причину или вывести условия его появления, пока оно не схлынуло. Но сдался, осознав, что не в состоянии пока понять этот эффект. Однако анализ показал, что он сказался на кристалле... исцеляюще. Словно волосок жизни, на котором висел спящий Вайон, стал чуть толще.
   Еще минут десять после прыжка полиморфы приходили в себя, осмысливали пережитое впечатление, а потом снова принялись забрасывать приставленных к ним безопасников вопросами.
   Пректон же молча изучал людей.
   Он легко воспринимал торийскую речь -- в его лингвистической базе хранились все основные языки Галактики. Он мог сказать, из какой провинции или колонии родом тот или иной человек, анализируя его диалект. Но это было не столь важно, как те чувства, которые проскальзывали в речи, и те взгляды, которыми люди смотрели на живые машины.
   А торийцам было интересно. Неожиданно любопытно и легко общаться. Они впервые свободно разговаривали с полиморфами, и было видно, что они составляют о "людях в машинах" какое-то новое, отличное от прежнего, мнение. Занятые своими делами техники нет-нет, да оглядывались на застывшую вдоль стены команду. А вдруг они опасны? Что тогда делать? Но выглядят миролюбиво... Может, стоит подойти? А они точно живые?..
   Пректон бы и дальше отстранённо наблюдал за этим копошением и говорящими взглядами, если бы к их углу не подошел пожилой ториец в темно-синем кителе. Безопасники, на чье попечение были оставлены полиморфы, разом подобрались и вытянулись по струнке.
   - Вольно, - лениво отмахнулся мужчина, лицом напоминавший старую хищную птицу, и его острый взгляд заскользил по гостям, пока не остановился на Пректоне. - Вайон Канамари, мой капитан желал бы поговорить с вами лично. Прошу следовать за сопровождением
   Сканирование объекта. Анализ эмоциональной составляющей.
   Переубеждать объект в неверности его заключения бессмысленно и опасно.
   Молча наклонив голову, Пректон встал, дождался, пока пара охранников отойдет немного в сторону и медленно двинулся следом за ними. А старый ястреб тем временем проводил долговязого полиморфа взглядом и уставился снова на оставшихся. На его лице так и читалось плохо скрываемое сомнение и внутренняя борьба с самим собой. Офицер не знал, как начать разговор. И всё же совладал со своими убеждениями и решился.
   - Господа, меня зовут Калэхейн Норий-Ра, старший помощник капитана, если вам чего-нибудь...
   - Нет-нет, нам ничего не надо, - громогласно перебил его Пирт, вскинув ладони. - Поговорить по-человечески -- это да...
   - По-человечески? - старик удивленно вскинул бровь. Такого поворота он точно не ожидал.
   - Ну, вслух, - уточнил первый пилот. - Голосом. Мы двести лет людей не видели.
   Калэхейн замер, огорошенный такой просьбой. Чтобы ходячие железяки старше их "Стремительного" напрашивались на болтовню? Да ещё по-человечески? С каких это пор старпом на королевском флагмане обязан работать нянькой или психоаналитиком для древних полиморфов?!
   Но всю спесь Калэхейна мигом сбили напутственные слова капитана, который дятлом твердил ему несколько минут назад: "Сходи и обустрой нашим гостям комфорт. Спроси их. И не как прошлый раз!"
   "Как я с ними буду говорить? Это же полиморфы!" - растерянно ответил тогда Калэхейн.
   На что Лаккомо взорвался редким приступом праведного возмущения:
   "А ты мой старший помощник! И я говорю тебе, пойди и научись".
   Вот и стоял старик с потерянным видом перед командой "Искателя", ломая собственные шаблоны. И хотя пауза вышла недолгая, торийцу показалось, что разноцветные светокристаллы успели просканировать его насквозь.
   В конце концов, Калэхейн смущенно оглянулся по сторонам, нашел себе удобный ящик, поставил его перед полиморфами и присел на край. Разговор обещал быть нелегким. Примерно полчаса времени в запасе у старпома имелось. Может быть, это будет даже интересно - поболтать с нормальными полиморфами?
   - А вы не знаете, - с явственно слышимой надеждой спросил кто-то из них. - Обратно... обратно уже научились? - голос прозвучал юношеский, почти подростковый, а вот морда у машины выглядела жутковато, напоминая череп. Чем руководствовался её автор?
   Калэхейн молчал долго. Слишком долго, и он сам это понимал. Нет, не поверит мальчишка в ложь. Хотя какой это мальчишка? Интересно, а полиморфы вообще стареют сознанием или как?..
   - Не знаю, - наконец, выдал старший помощник. - Военным обещали.
   - Понятно, - понурился полиморф. - Значит, нет.
   Калэхейн готов был провалиться сквозь палубу. Ему вдруг стало неловко за собственное пренебрежительное отношение к застрявшим в железе людям. Он-то сам по возрасту и опыту привык видеть в железе исключительно машины, а на блажь цинтеррианских богачей предпочитал закрывать глаза. Ни разу он не представлял, каково это - жить, лишившись всех человеческих радостей. Сейчас вот попытался и от одной только мысли холодок прокрался по позвоночнику. Слава Истоку, тягостное молчание прервал очередной вопрос.
   - А что это за военные? Спецназ?
   Внешний вид выдавал в говорившем бойца. Меньше тонких и хрупких пластинок, более массивный корпус, манипуляторы, явно рассчитанные под скрытое оружие. Сидевший с ним рядом невысокий синеватый полиморф скривился, как будто его неправильно отремонтировали и прижал подвижные пластины непонятного назначения к округлой голове, но промолчал.
   - Если бы спецназ...  - вздохнул Калэхейн и покосился на полуразобранные стойки. Нет, не стоит пугать этих ребят скандалом с уголовным отребьем. Пусть думают, что это рядовые солдаты.
   - Это ж с кем надо воевать, чтобы обычных людей туда засовывать?! - едва не подскочил с места полиморф. Его собраться загудели, зашевелились. - И где набрали столько народу с коэффициентом?!
   Старший помощник удивился. Как же они всё-таки наивны, эти отставшие от жизни создания, застрявшие где-то в прошлой эпохе! Как донести им, что всё вокруг непоправимо изменилось? Он вглядывался в металлические лица молчаливой команды, пытаясь понять, о чем они думают, но увы -- читать эмоции полиморфов его не учили и псиоником, как капитан, он не был.
   - Какой коэффициент, о чём ты?
   - Коэффициент Гиммела, - недоуменно ответил полиморф. - Нас всех подбирали, ориентируясь на него. Минимум шестьдесят, а лучше выше. Разве сейчас не так?
   Святая наивность! Калэхейн невольно задрал "клюв", гордый тем, что хоть на этот вопрос может ответить уверенно.
   - Может, я и отстал от планетарной жизни, - заявил он. - Но про этот пунктик точно ничего не слышал. Зато слышал, что за кругленькую сумму внутрь могут посадить кого угодно. Минимум шестьдесят миллионов, а лучше выше! - передразнил он.
   Полиморфы загудели громче, недовольно заворчали, их глаза потемнели. У старпома по спине побежали мурашки, он с трудом сдержался, чтобы не отодвинуться. Но вовремя вспомнил, как капитан в одиночку ходил в шлюз разговаривать с боевиком и не боялся. Значит, и ему не следует.
   И тут "ушастый" звучно хлопнул себя ладонью по лбу и загудел-застонал. Калэхейн вообще перестал понимать, что происходит.
   - Какой же я идиот... - шептал полиморф. - Наивный придурок. Кретин клинический... Прикрыл проект от военных и успокоился!
   На него покосился мелкий сосед с "усатой" рожей и безнадежно зеленым спектром глаз. Было что-нибудь сказано или нет -- для старпома осталось тайной. Он неловко поёрзал и отвел взгляд, не желая становиться свидетелем чужих драм. Гости молчали и, может быть, о чём-то спорили -- уж больно активно переглядывались, не замечая человека. Уже почти не боясь живого железа, ториец решил воспользоваться моментом и хорошенько рассмотреть реликтовых полиморфов. Тем более, что выглядели они гораздо симпатичнее мрачных военных громадин. Мало того, что каждый оператор озаботился дизайном своей машины, и каждая выглядела уникальной, так ещё и цветом они играли. У кого-то цветными полосами, у кого-то -- легким отливом всего металла. Среди экипажа к изумлению Калэхейна обнаружилась даже дама! На это намекали слишком изящные формы машины и говорящие сами за себя грудные выпуклости. Должно быть, удобные грузовые отсеки! Полиморфка щеголяла красноватым отливом брони и шустрее прочих вертела головой по сторонам.
   "Что женщина забыла в железе?!" - вопрос так и вертелся на языке у Калэхейна, но он решил тактично промолчать.
   - Энвила лояльна новому режиму? - наконец, спросил всё тот же солдат. - И вообще, что там?
   - Там тихо, - быстро ответил старпом. - Помалкивают ваши. Война прошла, и они по-умному не высовывались. Что на поверхности творится и в правительстве, не знаю.
   Снова короткая пауза и многозначительные переглядывания. Часть полиморфов, коротко пиликнув, отключилась -- вероятно, заснули. Только несколько солдат, представившись бывшими цинтеррианцами, продолжали расспрашивать старпома в надежде прояснить собственную судьбу. Время шло. Командир экипажа пока не возвращался. И Калэхейн, набравшись терпения, продолжал отвечать полиморфам в меру своей осведомленности.
  
   ***
   Согласно данным анализа обстановки его отвели в один из технических шлюзов корабля, достаточно свободный для полиморфа и в то же время удаленный от основного скопления людей. Он сел на пол и стал ждать. Люди почти всегда садятся, если у них выпадает свободная минутка. Он не считал логичным отличаться от них. Долгие изыскания и общение с Вайоном ещё до слияния доказали ему совершенство природы Создателей., несмотря на его собственное кажущееся превосходство. Пусть их биологические жизни скоротечны -- сто пятьдесят, максимум триста лет. Пусть их скорость мысли гораздо ниже кибернетической. Пусть они нередко совершают ошибки. Но ни один ИИ никогда не прочувствует мир подобно людям.
   Это доказано слиянием. Этим странным процессом, при котором человек получает огромные возможности машины, а машина -- воспринимает и впитывает человеческие чувства. Случилось ли так у остальных двадцати семи? Этого Пректон не знал и не мог даже приблизительно просчитать. Имелась иная, куда более приоритетная задача, и процессор постоянно искал новые варианты её решения.
   Внимание. Приближается человек. Расстояние -- тридцать целых, семьдесят две сотых метра. Скорость движения умеренная.
   Полиморф склонил голову набок, приготовившись к тщательному анализу собеседника.
   Загрузка базы данных торийской правящей династии.
   Человек вошел со складным стулом. Развернул, поставил напротив Пректона, сел, сохраняя внешнюю уверенность и спокойствие.
   Запуск сканирования. Анализ показателей организма.
   Налицо синдром хронической усталости. Возможно нервное и физическое истощение.
   Анализ деталей облика...
   - Добрый день, Вайон Канамари, - заговорил тем временем высокородный ториец. - Могу ли я вас так называть? Полагаю, вас уже ввели немного в курс дела, но я проясню последние моменты. Сейчас вы находитесь на борту моего корабля, который движется в пространстве нейтрального космоса, чтобы дать нам с вами спокойно поговорить. Заранее хочу предупредить, что это не допрос, но тема для разговора будет весьма серьёзная. Несколько часов назад ваш системный администратор ввел меня в курс дела о том, что вы увидели на Лании, поэтому вы можете говорить со мной откровенно. Чтобы у нас не возникло недопонимания, скажу, что информация, полученная с Лании, нежелательна для распространения и опасна. Поэтому главное, о чём нам надо договориться -- это о том, как ею распорядиться. И хотя времени для разговора у нас имеется в достатке, я бы не затягивал нашу беседу.
   Анализ династической принадлежности завершен. Танцующий журавль правящей ветви рода. Восемь перьев в крыле, треугольный силуэт горы позади птицы. Единоутробный брат монарха, Солнце по Ту Сторону. Верховный главнокомандующий, защитник внешних рубежей торийского пространства. Благодаря степени родства наделен равной властью с царствующим Лоатт-Лэ.
   Вывод -- ему следует говорить только правду.
   Не вставая, полиморф изобразил подобающий поклон.
   - Покорнейше прошу простить меня, Ваше Величество, но мой оператор сейчас не может вам ответить по причине серьезных повреждений, нанесенных ему ланийской аномалией. Вы разговариваете с ИИ -- так ваша градация кибернетических систем охарактеризовала бы меня.
   Если Алиетт-Лэ и удивился ответу, он ничем этого не выдал. Сцепленные руки спокойно лежали на коленях, взгляд остался проницательно-твёрд.
   - Хорошо... Как мне к вам обращаться и имеете ли вы право принимать решения за вашего оператора?
   Размышления длились три секунды -- неслыханно долго для сверхбыстрого разума. Принимать решения? Да. Самостоятельно принимать решения. Именно это отличает человека от искусственного интеллекта. Именно это случилось с ним на Лании, когда два главных протокола -- о защите человеческой жизни и невмешательстве в свободу воли -- вступили в конфликт. И Пректон выбрал первое, хотя должен был подчиниться второму.
   И протокола больше не стало. Четкий алгоритм поступков исчез. Он мог принять любое решение без угрозы уничтожить этим свои системные файлы.
   Жизнь -- это свобода принимать решения.
   Но теперь смертельная опасность исходила не изнутри, а извне. И решение могло быть только одно.
   Довериться Алиетт-Лэ. Вручить ему себя и оператора.
   - Меня зовут Пректон, - ответил полиморф. - В данный момент я единственный разум этой оболочки, ответственный за нас обоих.
   - Но я могу быть уверен, что ваши решения не будут противоречить мнению оператора и команды? Потому что, скажу прямо, на вас сейчас лежит ответственность за весь экипаж. И любое слово может определить их дальнейшую судьбу.
   - Можете, - кивнул Пректон. Решение принято. Осталось уточнить детали и склонить человека на свою сторону. - Что вы намерены сделать с информацией?
   - Передать Лазурному Престолу для скорейшего уничтожения очага. Уничтожить все лишние копии во избежании попадания информации не в те руки. Включая те копии, что находятся у вас.
   Почему этот человек отвечает так четко, почти односложно? Потому что разговаривает с машиной? Неужели он такой же, как доктор Рэтхэм? Нельзя полностью полагаться на его слова.
   - Я готов оказать любое возможное содействие при условии, что информация оператора останется неприкосновенна.
   Вот, значит, как живут люди. При всей свободе выбора решений они нередко оказываются загнаны в угол множеством обстоятельств и поступают вынужденно, а не так, как хочется. В чем же разница? Пректон смотрел  на усталого человека напротив и отчетливо различал то, что люди называют словом "безысходность". Алиетт-Лэ тоже скован обстоятельствами. Такой взгляд бывает у тех, кто пытается перегнать время.
   - Позвольте мне объяснить вам расклад, - сказал хозяин корабля.
   - Я слушаю, - тут же отозвался Пректон.
   Теперь нужно тщательно просчитывать каждое слово. Каждый вариант ответа.
   - То, что открылось вам на Лании, возможно, представляет угрозу для человечества. Я говорю "возможно", потому что это лишь мои догадки, основанные на нескольких кадрах. Эту вещь нельзя использовать, её нельзя изучать. И я гарантирую, что если мои соображения подтвердятся, то Тория уничтожит очаг, если придется, вместе с самой Ланией целиком, - Алиетт-Лэ говорил спокойно, не пытаясь запугать. И сухая констатация факта звучала более чем убедительно. - Как захочет поступить с информацией Цинтерра -- я не знаю. Но один лишь их указ о том, что Лания входит в состав Федеративного Содружества, свяжет нам руки. На проверку и принятие мер потребуется время, за которое никто не должен узнать, что там находится. Полагаю, что Департамент Безопасности уничтожил бы вас всех после считывания информации во избежание лишних свидетелей. Я не сомневаюсь, что у них есть способы извлекать информацию из камня. И не надо пытаться убедить меня, что это невозможно! - вскинул руку монарх.
   Пректон моргнул и приподнял надбровные пластины, выражая удивление.
   - Я и не пытался этого делать, Ваше Величество, - он отрицательно повел головой.
   - Также я полагаю, что Лазурный Престол придет к тому же выводу, когда получит видео. Вас сочтут опасными свидетелями и проведут через процедуру устранения этой информации.
   Опасность.
   - И вот тут я обязан спросить, каковы ваши дальнейшие планы на жизнь?
   Главный вопрос. Почти вся мощность процессора брошена на обработку данных, отбор наиболее приемлемых вариантов, расчет оптимального, формулировку правильного ответа. Затрачено времени -- двадцать две сотых секунды.
   - Я говорил майору Кхэлу об этом ещё на Лании, говорил полковнику Рэтхэму, потому что пришел к аналогичным заключениям. Но мои слова не восприняли всерьёз, считая "упрямой машиной".
   Логика восставала против подобной характеристики. Упрямство базируется на необоснованных выводах и ошибочных заключениях. Но он таковых не высказывал! И это подтверждает Алиетт-Лэ. Полковник Рэтхэм и майор Кхэл неправы!
   Сам того не понимая, Пректон впервые в жизни... обиделся на людей.
   - Я подчиняюсь Протоколам Мериса, - продолжил полиморф. - В мои обязанности, как и в мои дальнейшие планы входит защита и реабилитация Вайона Канамари. Если на какой-либо из планет ведутся исследования по обратной пересадке личности в биологическую оболочку, я приложу все усилия, чтобы добиться этого для своего оператора и всей команды.
   - Хорошо, я вас понял, - кивнул на это Алиетт-Лэ. - Ещё один вопрос. Джаспер Крэт уведомил меня, что майор Кхэл вернулся в Департамент Безопасности. Как много он знал?
   - Он попросил Джаспера стереть всю лишнюю информацию из его памяти и установить систему автоматического форматирования на случай взлома его мозгов, - человек при этих словах не сдержался и выдохнул с отчетливым облегчением. Значит, положение действительно серьезное. - Я полагаю, он решил прояснить ситуацию изнутри.
   - Значит, вы в состоянии провести самостоятельную зачистку данных?
   - Да.
   - Это упрощает дело. По поводу обратной пересадки...
   Почему он замолчал? Почему люди так медленно думают? Не хочет лгать? Или наоборот, придумывает ложь? Вот ещё одно их отличие -- они умеют говорить неправду. И очень часто это делают.
   - У Вайона есть шанс?
   Оказывается, терпение и выдержка полиморфа тоже имеют свои пределы...
   - Некорректный вопрос. Мы работаем над этим. Дело в том, что Центр анонсировал обратную пересадку, но наши люди сообщают, что это ложная информация. Способа пересадки полиморфа в тело -- нет.
   Полиморфы тоже умеют надеяться...
   Видна ли боль в кристаллических глазах?
   - Но... - Алиетт-Лэ тем временем, продолжал: - Наши люди столкнулись с проблемой нехватки данных. Проводить исследования на военных образцах бессмысленно. Их настройки слишком расплывчаты и... сложны в обработке. Использовать переселенцев от Центра мы не можем, потому что все они под надзором, а исследования засекречены.
   Короткий предупреждающий сигнал процессора. Прозвучало предложение из тех, от которых не отказываются. Тот самый единственный, первый и последний шанс Вайона.
   - Я понял, что вы хотите сказать, Ваше Величество. Я согласен стать объектом исследований при известном вам условии.
   Полиморф не может существовать, не мыслит своей жизни без оператора. Без человека этой жизни просто нет. Привязанность, гордость, грусть, обида, дружеская теплота -- все эти чувства Пректон познал, испытывая их вместе с Вайоном. И кто знает, не означает ли разделение маленькую смерть для искусственного существа?
   Но Пректон был к этому готов, неважно, благодаря Протоколам Мериса или вопреки им. И поэтому он спокойно слушал Алиетт-Лэ.
   - Однако мои условия ещё не кончились, - продолжал тот. - Я не могу гарантировать вам полную безопасность, пока информация о Лании находится у вас. А так же, пока мир будет видеть в вас "полиморфа Вайона Канамари". У Центра чёткие распоряжения насчёт этого человека.
   Пректон кивнул.
   Запуск выборочного форматирования памяти. Удаление архивов N  С/8000/С/8603 и  С/8000/С/8604.
   Архивы успешно удалены.
   - Информации больше нет, ваши техники могут в этом убедиться.
   Алиетт-Лэ думал, его взгляд был сосредоточен и сух. Он лишь слегка переменил позу, разминая затекшую, видимо, спину.
   - Скорее всего, дело здесь не только в информации с Лании, - задумчиво произнес ториец.
   - В чем же, по вашему мнению?
   - Я не знаю, Пректон. Это я хотел спросить у вас.
   Неожиданный поворот Полиморф пиликнул и отрицательно покачал головой.
   - Не имею никаких предположений на этот счет, Ваше Величество. Память Вайона не содержит никаких зацепок. Разве что не оговоренное регламентом постороннее присутствие в экспериментальном зале в день пересадки.
   - Покажите мне его, - Алиетт-Лэ подобрался, как напавшая на след ищейка, глаза сделались колкими.
   Поиск ближайших устройств передачи данных... Устройство обнаружено. Запрос на подключение.
   - Разрешите мне доступ к вашему планшету.
   Капитан молча достал требуемое и мазнул ладонью по экрану. Ему тут же ушла короткая запись с импланта Вайона -- последние шаги до анабиокапсулы, взгляд снизу вверх, яркий свет, худой человек с неприятным лицом и рыбьими глазами, никак не вписывающийся в общую стерильность зала. Прозрачный купол, линза, холодное посверкивание граней кристалла и темнота.
   Почему Алиетт-Лэ побелел лицом?
   - Что-то случилось, Ваше Величество? - обеспокоенно шевельнулся полиморф, подавшись вперед всем корпусом. - Вы знаете, кто это?
   - Нет..., - вице-король отмахнулся и выключил устройство, но странное волнение скрыть от Пректона не смог. - Просто... Неприятное зрелище.
   Полиморф кивнул, соглашаясь. Наверное, вид чужой смерти изнутри действительно неприятен,  особенно для ментально чувствительных торийцев. Он терпеливо ждал, пока человек справится с собой и обдумает следующую фразу. Наверняка у него есть ещё какие-то требования, которые придется выполнить.
   - Чтобы сохранить жизнь и безопасность вам с оператором в процессе исследований, мне придется отделить вас от команды. Лишить средств связи, изменить облик и сделать для вас новые идентификационные документы. Любой намёк на то, что вы являетесь "тем самым полиморфом" погубит вас. Команда не должна будет знать, где я вас прячу.
   - Позвольте сохранить только средства ближней связи и беспроводного доступа для возможного контакта с операционными системами и электронными устройствами.
   - Это можно, - согласился капитан. - Понимаете, ситуация в мире такова, что распространение полиморфов по планетам достаточно велико. Но все они работают по найму, и проходят частые проверки. Кроме того, все полиморфы имеют идентификационный номер Центра, который заменяет им паспорт. Этого я сделать не могу. Зато могу обеспечить документами робота-помощника. Это намного выгоднее и исключает проверки.
   Стать домашним ботом? Маленьким неповоротливым ярко раскрашенным устройством, предназначенным для уборки жилищ и сервировки столов? Как?
   Анализ... Разброс размеров слишком велик.
   - Вам не кажется, что это будет выглядеть странно? - спросил Пректон. - Мой размер слишком велик для достоверной имитации подобной техники, и боты имеют по моим данным, преимущественно негуманоидный вид. Трансформа может оказаться невыполнимо сложна.
   - Там привыкли к подобному... кхм, хозбыту, - Алиетт-Лэ слегка улыбнулся. - К тому же я помню, что у первого полиморфа весьма широкие возможности трансформации.
   А вот это у людей именуется словом "лесть". Он думает, что полиморф может отказаться от принятого решения. Но это совершенно нелогично.
   Анализ базы данных кибернетических объектов. Расчет предварительной схемы трансформации. Выбор оптимальных компонентов. Выбор узловых модулей. Выбор траекторий смещения компонентов. Повторный расчет схемы. Калибровка.
   Запуск трансформации.
   Полиморф поднялся на ноги. По блестящему светлому металлу со звенящим шорохом покатилась первая волна изменений. Импульсы энергии перетасовывали сегменты брони, как мозаику, складывая из них новый рисунок, иногда меняя и подгоняя их форму. Полиаркон на вид стал гибким, кое-где текучим. Вторая волна начала сминать благородные гармоничные формы, комкать и ужимать тело полиморфа. Лаккомо завороженно наблюдал за происходящим, позволив улыбке задержаться на лице. Ни в какое сравнение не шёл этот сверкающий красавец с грубыми выкидышами военной промышленности. И если бы все полиморфы были таковы, их действительно стоило бы считать чудом киберинженерии.
   Через десять минут последняя судорожная волна плотно подогнала все сегменты, и трансформация завершилась, явив взору вице-короля нечто толстое, почти в два раза ниже ростом, с короткими ногами и руками. Оптика и светокристаллы оказались забраны круглыми выпуклыми стеклами, лицевая маска лишилась выразительности. Казалось даже, что стыки сегментов постепенно пропадают, затягиваются металлом или чем-то, его имитирующим. Ещё секунда -- и получившийся домашний робот приобрел веселенькую красно-желтую расцветку.
   - Подойдет? - спросило существо голосом Пректона.
   - Да, вполне, - одобрительно кивнул Лаккомо, глядя, как начинается обратный процесс. - У вас ещё будет время объяснить своё будущее исчезновение команде. Позаботьтесь, чтобы у них тоже не осталось информации и позвольте нам убедиться в этом.
   - Хорошо, - полиморф снова опустился на пол, ожидая дальнейших инструкций. Обратная трансформация заняла у него не больше минуты.
   - В таком случае, на этом всё. Вас отведут к команде, а я вынужден на пару дней покинуть корабль. За это время техники поработают с вашим оборудованием.
   - Благодарю, Ваше Величество, - незамедлительно отозвался Пректон.
   Алиетт-Лэ встал, ещё раз кивнул на прощание и вышел, захватив с собой стул.
  
  
   4. Философия машины.
  
   Фарэя. Полтора дня спустя.
   Красная планета пахла пылью, ржавым металлом и вечными базарами. Как и десятки лет назад, гигантский котёл Фарэи неизменно бурлил жизнью и деньгами. Со всех концов Галактики сюда стекались всевозможные торговцы и искатели дешёвой рабочей силы. Единственный крупный город Усул-Хай возвышался над плоской равниной хаотичным скопищем каменных и кирпичных многоэтажек. Как будто давным-давно поиграл на этом месте огромный ребёнок, набросал кубиков, да и забыл. Бесконечные склады и рынки разлились вокруг него пёстрым океаном пригорода. А далёкие заводы вздымались на горизонте хищными силуэтами железных вышек и труб.
   Рыжее фарэйское небо не знало покоя от челноков. Многочисленные корабли ныряли в просветы между высотками, ютились на узких площадках и неторопливо взлетали, тщательно осматриваясь по сторонам. Правила воздушного движения здесь не прижились, как и общие законы Федерации. Планетой правили деньги, которые в свою очередь, могли быть покрыты более весомой "валютой" -- оружием.
   Это было единственное место в Галактике, куда Лаккомо не спускался безоружным. Нет, его не заботила собственная безопасность на улицах Усул-Хая. Для этого его сопровождали шесть лучших бойцов. Но так уж сложилось на Фарэе, что человек, у которого на поясе не висел хотя бы примитивный импульсный скорострел, привлекал много ненужного внимания.
   Вице-король не любил стрелковое оружие, хотя, как любой выходец военно-космического факультета Академии, умел им пользоваться. До сей поры ему не приходилось пускать в ход свое умение стрелять, но как знать, когда эти навыки пригодятся?
   Красные песчаные равнины заполнили все иллюминаторы королевского челнока. Серая угловатая машина почти не выделялась среди частных торговых кораблей всех мастей. На планету, свободную от надзора федералов, полюбили слетаться контрабандисты и торговцы битым космическим хламом. Те самые "падальщики", мастера на все руки и первые знатоки в деле информационного взлома.
   - Прибываем в условный квадрат через десять минут, Ваше Величество, - доложил пилот по громкой связи.
   - Хорошо, - отозвался Лаккомо и аккуратно помассировал пальцами щеки. Лицо, совсем не походившее сейчас на королевское, быстро устало от формагеля без привычки. Это у агентов госбезопасности пластический грим -- вторая кожа.
   Когда-то давно на заре Федеративного Содружества Фарэя была далёким рудничным миром, сырьевым придатком. Без городов, без массивных заводов, с единственным космопортом и шахтами, где люди трудились едва ли не кирками и лопатами. В те времена она стала едва ли не первой терраформированной планетой, на которой удалось создать пригодную для жизни атмосферу. Фарэя была успехом Федерации, её победой и щедрой наградой в виде богатейших запасов руды. Дельцы запустили рекламу, и народ ручейком потёк на планету за простой работой и крупным, на тот момент, заработком. Но не прошло и пятидесяти лет, как шахтёры наткнулись в недрах на гигантские залежи андрила -- прочнейшего металла, из которого и по сей день делается обшивка цинтеррианских кораблей. Мир ещё не знал полиаркона, когда на Фарэе началась "андриловая лихорадка". Лавина людей хлынула на планету.
   Но вместе с простыми рабочими на лакомый кусочек слетелись и радикальные группировки, которые попытались присвоить себе беззащитный рудник. Внедрение и захват оказались очень тихими -- Цинтерра не заметила, как в окрестностях Фарэи собралась крупнейшая за всю историю пиратская флотилия. В один прекрасный день эти пираты обнаглели настолько, что рискнули провозгласить рудник своей "открытой экономической зоной". Цинтерра, конечно, не могла простить такого откровенного демарша, но её флот был разбит "хозяевами" нейтрального космоса ещё на подходе к планете. Сражение вошло в учебники истории и тактики, как пример самоуверенности одних и рациональной предусмотрительности других. Фарэя навсегда осталась в руках пиратов, ставших со временем чем-то вроде её официального правительства.
   - Ваше Величество, мы поймали сигнал наших встречающих. Они уже ждут.
   - Садимся, - дал отмашку Лаккомо. Его телохранители последний раз проверили оружие и свои маски. Нечего жителям видеть, что под их окнами ходят торийцы.
   ...Прошло лишь несколько лет, и закрытая для чужаков Фарэя поняла, что не может существовать в одиночку. Чудом державшееся у власти пиратское "правительство" огласило Цинтерре свои условия. Конечно, в метрополии сперва посмеялись над преступной планеткой, ей пророчили недолгий порядок и раскол власти изнутри. Но каким-то чудом фарэйские радикалы смогли договориться и организовать собственную чёткую иерархию. Не иначе среди них водились сведущие в политике люди.
   Постепенно красная планета стала крупнейшим рынком на краю обитаемой Галактики, на котором можно было приобрести почти всё. Ещё несколько раз Цинтерра пыталась прибрать Фарэю к рукам и погасить процветающий очаг контрабанды, но то ли флот планеты успешно огрызался, то ли в метрополии сочли удобным иметь один большой чёрный рынок вместо нескольких сотен мелких. Все военные кампании быстро сходили на нет, и, в конце концов, планету оставили в покое, обложив регулярными налогами и подарив право заниматься любой деятельностью на поверхности.
   Но свободная и разгульная жизнь кончалась для обитателей Фарэи уже на высокой орбите, за пределами которой дежурили патрули Федерации.
   И вот, серый челнок плавно опустился на узкую площадку, стараясь не задеть крыльями ближайшие дома. Место встречи было выбрано не случайно -- как можно неудобнее и теснее. Густонаселенный район, много свидетелей, невозможность быстро улететь.
   - Вы правда уверены, что нам стоит туда идти, Ваше Величество? - спросил старший офицер совершенно не по уставу. Интуиции капитана уже привыкли доверять и полагаться на неё не меньше, чем на точный расчёт.
   - Да, я уверен, - ответил Лаккомо и, поднявшись с кресла, направился к люку.
   Фарэйский воздух ударил в лицо сухим горячим ветром. Пахнуло песком и пылью, разлитым машинным маслом, разогретым камнем и железом. Донеслась вонь забытой на углу тухлятины. Но потом, словно дождавшись, когда гости притерпятся к непривычному амбре, пришел иной запах. Присущий только и единственно Фарэе, живущий в каждой песчинке, в каждом камне и кирпиче, в каждой старой монетке запах дикарской свободы и разгула. Больше ни одна планета в Галактике не пахла так.
   И именно это привлекало Лаккомо. Несмотря на королевскую щепетильность и чистоплотность, ради одного-единственного глотка воздуха свободы Золотой Журавль готов был терпеть вонь, источаемую Усул-Хаем и его обитателями. Правда, недолго.
   Телохранитель первым вошел через черный ход в маленькую придорожную забегаловку, хозяина которой попросили закрыть заведение на несколько часов ради деловой встречи. За окнами, как ни в чем не бывало, мелькали прохожие, сам хозяин протирал бокалы за стойкой. Столы из потертого пластика, блеклые стены обклеены голографиями сомнительных красоток в нарядах, которые ничего не скрывали, кафельный пол -- вот и весь интерьер. На кирпичной стене позади бармена однообразно мигала неоновая реклама.
   Лаккомо, почти неотличимый от своей охраны, вошёл в зал в числе последних. Глава банды падальщиков, называвший себя Фаллахом, уже ждал гостей, семеро его бойцов предусмотрительно заняли удобные позиции. Медно-красные лица, настороженные чёрные глаза -- эти хищники умели подстерегать добычу.
   При виде торийцев круглое лицо главаря растеклось в широкой доброжелательной улыбке. Он благодушно указал на стул перед собой. Его люди с показной небрежностью рассмотрели телохранителей, но не помешали пройти вглубь зала.
   - Сколько лет прошло! - раскинул руки коренастый фарэец. - А я уж было решил, что контракт тю-тю, стал подумывать о поисках нового дохода. С прошлого раза денежки-то уже кончились, корабль на полпути к свалке, половину деталей на замену, народ голодать начал... И вот же, расколи меня разлом, опять ты, как снег на голову. Я сразу понял, что вот оно, моё спасение!
   Фаллах мог бы ещё долго шуметь и распинаться, но севший напротив вице-король жестом остановил его:
   - Я рад. У меня мало времени на беседы, Фаллах. Ты принес, что я просил?
   Тот вмиг посерьезнел лицом и отмахнулся широкой, с грубыми пальцами ладонью.
   - Погоди, не так быстро! Мы ещё не договорились о цене. Хочешь выпить?
   - Нет.
   - А я хочу, - заключил Фаллах и цыкнул хозяину позади себя. Тот немедленно засуетился и поспешил к столику с кружкой золотистого лиата в руке. Пожилой бармен приволакивал левую ногу, и шапка пены опасно колыхалась, грозя выплеснуться на пол. Под острыми взглядами бойцов с обеих сторон он молча поставил перед Фаллахом кружку и удалился. Воздух в забегаловке чуть ли не сыпал искрами от напряжения.
   Капитан терпеливо дождался, пока главарь сделает несколько больших и жадных глотков, со смаком облизнет пену с усов и водрузит ополовиненную кружку обратно на столешницу.
   - Так что тебя не устраивает в изначальной цене? - как ни в чём не бывало, равнодушно спросил ториец.
   - То, что я в глаза не видел твоё железо и знать не знаю, на что подписываюсь, - возмущенно повысил голос Фаллах. Его орлы не двинулись с места, но явственно приготовились атаковать. Лица телохранителей ничего не выражали.
   - Раньше тебя это не сильно смущало.
   - То было раньше, а сейчас ты не представляешь, как центровые затянули гайки! - фарэец фривольно откинулся на спинку стула. - Любая основательная проверка, малейшая нестыковка, и все поиски бросают сюда. А что если я выпишу тебе техпаспорт на робота, на которого ты приляпаешь детонатор, и он взорвет к Чёрной Матери половину города? А потом будет комиссия, спецслужбы, все они завалятся ко мне и обвинят в мировом терроризме. А ты знаешь, что я на такие дела не подписываюсь.
   - Не пытайся меня заболтать, - спокойно ответил вице-король. - Ты прекрасно заметаешь следы своей работы, и ни один досмотр пока не указал им на тебя.
   - Всё может быть, дружище, - пожал плечами Фаллах и улыбнулся. - Но это очень большой риск. Я не хочу выполнять свою работу заочно.
   - Ты получишь хорошую сумму, на которую купишь себе новый корабль и при желании отремонтируешь старый, - сдержанный и равнодушный голос даже не дрогнул.
   - Подозрительный ты человек... - фарэец подался вперед, пытаясь угрожающе нависнуть над собеседником. - А что если мне настучать об этом центровым?
   - И лишить себя стабильного заработка и будущих контрактов? - впервые прищурился капитан. - С каких это пор "падальщики" стали пренебрегать валютой и взялись за честность?
   - Ну почему же сразу пренебрегать? - примирительно поднял ладони Фаллах и обнял ими влажную кружку. Попытайся он спрятать или опустить руки, добром для него это бы не кончилось. - Я же сказал, что нам лишь надо договориться о цене.
   Вице-король молчал, ожидая продолжения. Интуиция подала неприятный звоночек, и спина закаменела от напряжения. Главное не делать резких движений и не измениться в лице. Фарэйцы -- и те перестали дышать. Главарь меж тем совсем навис над столом и тихо заговорил, дохнув на собеседника запахом браги и вчерашнего ужина:
   - Знаешь, сколько федералы назначили за твою голову? Да не удивляйся ты так! Будто я не знаю, с кем говорю.
   Спрятанные под карими линзами фиолетовые глаза даже не моргнули. Сил сдержаться хватило, но пульс мгновенно участился, родная тень теплым комочком шевельнулась в груди и разлилась по помещению, охватив вниманием каждого, чтобы не пропустить ни взгляда, ни жеста...
   - Полагаю, - заговорил ториец очень медленно и осторожно, - они назначили меньше, чем могу заплатить я.
   Фаллах делано улыбнулся, обнажив серые зубы, и плавно отклонился обратно на спинку. Шаткий стул жалобно скрипнул.
   - Кто же вас знает... Вы, желтолицые, порой очень жадные.
   Мимолетное, почти незаметное движение зрачков. Фарэйцы мгновенно вскинули оружие и открыли огонь по легкой добыче. Тонко взвыли ручные излучатели. В воздухе запахло электричеством.
   Все выстрелы прошли мимо цели. За мгновение до этого торийцы, неуловимо ускользнув с линии огня, выхватили скорострелы и открыли ответный огонь. Двое фарэйцев рухнули с дымящимися дырками во лбу, не успев даже поднять оружие. Ещё одному отстрелили ладонь с излучателем, второе попадание пришлось в незащищенную шею. Трое пытались отстреливаться, даже оказавшись нанизанными на невидимые беззвучные лучи. Торийцы изрешетили их четко отработанным перекрестным огнем так, будто никуда не торопились. Седьмой фарэец безуспешно попытался нырнуть под стойку, но тонкая жестяная пластина не спасла от мощного оружия. Последним хладнокровно был застрелен хозяин заведения, метнувшийся в сторону. Хотел он вызвать подмогу или просто намеревался сбежать -- осталось неизвестным.
   Всё затихло. Лаккомо убрал оружие и вышел из ряда телохранителей. Решительным шагом приблизившись к Фаллаху, он с коротким усилием надавил на определенную точку на шее. Ториец, который вел разговор до перестрелки, опустил оружие, перестав держать обездвиженного фарэйца на прицеле.
   - А теперь, - сказал Лаккомо, вставая напротив падальщика так, чтобы тот мог его видеть, - поговорим начистоту.
   Вынужденно застыв с поднятыми руками, Фаллах только неразборчиво промычал что-то в ответ. Судя по вспыхнувшей в глазах ярости -- нецензурное.
   - Ты и впрямь такой идиот, что решил, будто сдав меня в любом виде федералам, останешься живым, да ещё и при деньгах? Не кривись, язык у тебя не онемел. Если только ты не откусил его себе сам.
   Фаллах злобно сморщился и прошипел что-то о матушке Его Величества.
   - Громче. Я не слышу, - глядя сверху вниз, приказным тоном сказал Лаккомо.
   - ...Мы ещё можем договориться, - пленник старательно сменил гнев на лицемерную улыбку.
   - Документы, - велел вице-король.
   - Полцены?
   - Нахал...
   - Десять процентов. Иначе не скажу, где они! - почувствовав спасительную ниточку, взвыл Фаллах. Несколько скорострелов, направленных в спину, его не смущали. Он любыми средствами хотел остаться в живых.
   - Обойдусь, - почти прошептал Лаккомо.
   И не случилось ничего. Не было театральных пассов руками, не повеяло космическим холодом, не прозвучало лишних слов, и вице-король не касался обездвиженного фарэйца.
   Спустя несколько секунд Фаллах тонко завизжал от дикой колющей боли в голове. Один из телохранителей тут же заткнул ему рот импровизированным кляпом из скрученного полотенца. Ещё некоторое время главарь отчаянно дергался и мычал. Потом затих, с ненавистью глядя на торийцев.
   - Правый внутренний карман, блок на средний левый палец и цифровой пароль, - раздался сухой голос вице-короля. - Пароль: тридцать два, сорок шесть, восемьдесят пять в бордийской раскладке.
   Один из бойцов тут же принялся осматривать жилет Фаллаха. Взмокший фарэец мог только бессильно злиться и морщиться от остатков боли. Надежда переиграть сделку и отделаться малыми жертвами становилась всё призрачнее. Ещё минуту назад он считал, что эти желтолицые окажутся более сговорчивы, и тогда ему удастся выпросить хоть малую цену за свою работу. Сейчас он боялся, как бы не пришлось выкупать собственную жизнь.
   Пластинка техпаспорта перекочевала из внутреннего кармана жилета в ладонь телохранителя.
   - Всё в порядке, безопасно, сканер показывает подлинник, - отчитался тот, пряча считывающее устройство.
   - Отлично, - произнес Лаккомо, забирая документ на рабочего робота себе. - Уходим. Следов не оставлять.
   Фаллах запаниковал, снова забился, замычал что-то вслед уходящему вице-королю, но кляп становился все туже и лишь сильнее отклонял его голову назад.
   Лаккомо уже вышел из зала, когда жадный фарэец позади замолчал насовсем. И даже через пару минут, когда челнок оторвался от земли и взмыл в побуревшее небо, толстая обшивка не донесла ни звука. Небольшой взрыв полностью вычистил место неудачной сделки.
   Доискиваться правды о судьбе Фаллаха не станет никто. В этом Лаккомо был абсолютно уверен.
  
   ***
   "Стремительный"
   Пить на работе нельзя. Но очень хотелось. А если эта работа стала жизнью? Ведь в жизни пить можно, и многие даже это любят. Вон, делали же члены его экипажа настоящий самогонный аппарат из труб, клейкой ленты и дъеркова хвоста? Делали. Только спрятали плохо. Поэтому Лаккомо его нашёл и перепрятал похитрее. Правда, потом кто-то, ещё более хитрый, нашел агрегат на новом месте и утащил так глубоко, что его и след простыл.
   Лаккомо помотал головой, отгоняя некстати залетевшие мысли. Какой алкоголь? Какие к дъеркам самогонные аппараты? О делах надо думать. Распоряжения отдать, с командой полиморфов переговорить, ответить на вызовы и письма... Но, как назло, мозг протестовал и хотел думать только о чепухе.
   Например, о недоеденном толстом бутерброде, услужливо доставленным из корабельной столовой в каюту. Бутерброд доедаться не желал, лежал на тарелке укоризненным напоминанием о плохом питании. Хотя, с чего оному питанию быть хорошим, если события последней недели скачут, как бешеный тарис?
   И запах этот фарэйский, казалось, никак не выветривался даже после душа. Но в том, что это уже самовнушение, Лаккомо не сомневался. На сей раз он приказал не просто очистить походную одежду, а уничтожить вообще. Чтобы не осталось ни одной улики о его посещении Фарэи.
   Вздохнув, капитан взял с тарелки многострадальный бутерброд и кружку с остывающим чаем. Можно попробовать совместить приятное с полезным и пообщаться побольше с этим странным созданием по имени Пректон. Что оно вообще такое? Помнится, в своё время им восхищались. И ведь Джаспер почему-то попросил Престол укрыть Искусственный Интеллект.
   А вдруг действительно за скупыми деловыми ответами и отговорками скрывается нечто. В "чудо" Лаккомо не верил, как и в то, что ИИ двухсотлетней давности может его чем-то удивить. Но проверить стоило. А узнать, насколько хорош этот разум в действительности можно было, только пообщавшись на произвольные темы. Вдруг будет даже интересно? А поговорить с кем-нибудь хоть о чём-то, кроме работы, вице-королю сейчас так хотелось...
   Он доел свой гибрид завтрака с обедом и ужином и приказал проводить "командира Канамари" все в тот же ангар. Жаль, кресло помягче принести с собой нельзя, не отвинчивать же от пола! Со вздохом ограничившись стулом, Лаккомо отправился на встречу с ИИ.
   Войдя в ангар и снова усевшись на стул точно на том же самом месте, он цепко вгляделся в фигуру полиморфа, ища детали, упущенные при первом разговоре.
   Да, он отличался от всех прочих машин. Не только древностью, тонкостью настроек и обилием деталей. Он сидел на полу ангара, как человек, положив одну руку на согнутое колено, а второй опираясь на пол. Голова была чуть склонена набок, заставляя думать, что полиморф к чему-то прислушивается. Он время от времени моргал, опуская на "глаза" тонкие пластинки "век". Конечно, имитация, не более, но выглядел он как живой.
   Но одна деталь особенно привлекла внимание вице-короля. При первой встрече он не задумывался над этим, и, возможно, не обратил в начале внимания, потому как считал, что ведет диалог с оператором. Сейчас же, зная, что перед ним сидит самый обыкновенный ИИ, Лаккомо всем своим существом ощущал "присутствие". Слабый фон, улавливаемый не каким-то конкретным органом чувств, но всем телом. И этот фон безошибочно указывал Лаккомо, что перед ним чуть больше, чем просто умный робот, временно отключивший функции полиморфа, но робот с кристаллом, достаточно активным и сильно заряженным.
   Еще очень маленький камень проявлял себя несвойственной для такого размера активностью.
   "Любопытно... А что ты думаешь на это, Эохан?"
   Но корабль отозвался покровительственным равнодушием. Маленькая, но очень яркая песчинка, изученная за прошедшие дни вдоль и поперёк, была ему уже не интересна.
   "С чего бы начать... - задумался Лаккомо. - С новостей по делу? Нет, это ещё успеется. Лучше с неожиданного вопроса".
   - К чему эта имитация, Пректон? - спросил капитан, постаравшись усесться как можно комфортнее для долгой беседы.
   - Потому что мне так удобнее, - мягко ответил полиморф, не шевеля губами. В отличие от моргания, закрытый "рот" наоборот возвращал к мысли о разговоре с машиной. Хотя, может, он и не умел его открывать. Или не считал нужным. Поди его пойми.
   - Удобнее твоему телу, или Вайон научил тебя?
   - И то, и другое. - последовал немедленный ответ. - Вы хотите, чтобы я вёл себя иначе?
   - Я могу хотеть всё, что угодно. Мне интересно, как поступишь ты.
   Лаккомо не шевелился и никак не демонстрировал машине своих чувств и мыслей. Не стоит давать ИИ шанса подстроиться и начать выдавать в ответ то, что хочет услышать человек.
   - Если позволите, я оставлю всё как есть. Хотя, я знаю, что люди боятся и не любят, когда машина слишком похожа на них самих.
   "И, тем не менее, ты сидишь передо мной вот так. Упорное создание".
   - А как по-твоему, что вызывает этот страх?
   - Я не задумывался над этим. Быть может потому, что считают, будто мы -- совершеннее вас?
   - А ты считаешь себя совершенней человека? - вице-король позволил хитрой улыбке вползти на лицо.
   - Нет, - лицевые пластинки сложились в ответную полуулыбку. - Совершенство Человека мне недоступно. Поэтому я могу лишь восхищаться вами. Во всяком случае, я назвал бы восхищением те заключения, к которым пришел.
   "Хорошо изворачиваешься, бойко, - удовлетворенно подумал Лаккомо. - Непросто будет загнать тебя в тупик. Но сначала к делу".
   - Что ж, оставим пока отвлеченные беседы. Как дела у вашего экипажа?
   - Благодарю, всё отлично. Ваши техники уже закончили работу.
   Интересно, он когда-нибудь сменит позу для большей достоверности?
   - Надеюсь, они не докучали вам вопросами? - дежурная любезная улыбка не помешает.
   - Нет, они были весьма вежливы, - полиморф снова отразил улыбку. Что творится в его кристаллических мозгах, интересно знать? Увы, кристаллы не читаются так же легко, как люди.
   - Это хорошо, - кивнул вице-король. - У меня для вас тоже есть приятные новости. Документы готовы, и в ближайшее время мы стартуем к Энвиле, чтобы спустить туда ваш экипаж. С тобой лично мы разберемся после них.
   - Как скажете, Ваше Величество. Я предупредил их обо всем, они не станут ни беспокоиться, ни искать меня.
   - Великолепно.
   Нет, всё-таки Пректон не впечатлял Золотого Журавля. Ничего необычного не было ни в поведении, ни в ответах. Всё предсказуемо укладывалось в рамки кристаллических ИИ. А, может быть, дело в том, что Пректон стар? Может быть, двести лет назад он действительно стал прорывом, чем-то принципиально новым, достойным восторгов и споров? Подобными вопросами Лаккомо никогда не задавался, потому соответствующих материалов по кристаллам не изучал.
   Интересно, понимает ли ИИ, что с ним играют? И если да, то станет ли он играть в ответ? Умеет ли?
   "А если попробовать спросить прямо в лоб?"
   - Скажи, Пректон, почему ты добровольно решился рассказать мне обо всём увиденном? Ведь я для тебя не менее опасен, чем федералы. А вдруг я решу, что предоставленная тобой информация намного ценнее вашей с оператором жизни?
   Наконец-то пошевелился! Подобрался, "расслабленность" исчезла, и еле слышно зажужжала оптика, увеличивая приближение.
   - Потому что я знаю, что вы поступите с этой информацией правильно.
   - Вот как? Но ты совершенно не знаешь меня. На каком основании сделан такой вывод?
   - Вы правы, я не имею чести знать Вас, - полиморф кивнул и слегка повел ладонью. - Но у меня есть данные о том, будто каждого или почти каждого торийца сопровождает особый дух-помощник -- дъерк или Тень. Они подпитываются эмоциями своего партнера и защищают его. Ваш, по всей видимости, питается азартом. Это видно по Вашим глазам. Вы рисковый человек, - Пректон открыто улыбнулся, и в разрезе рта стала видна механическая начинка головы, где что-то неприятно шевелилось и подергивалось. - Вы рискнули вытащить нас из-под носа у правительства, рискнули пойти против Системы. Я не исключаю, что Вы можете предать меня, если это станет вам выгодно. Но свой собственный азарт вы предать не сумеете и пойдете до конца. Поэтому я спокоен за себя и своего человека.
   Показалось, или в голосе полиморфа проскользнула тень иронии? Лаккомо хмыкнул про себя. Но в лице не переменился, только заложил ногу на ногу и откинулся на спинку стула.
   "Набор логичных доводов, прикрытый человечной манерой выражаться. Хорош же был Джаспер, когда обучал его формулировать выводы понятным языком. Действительно хорош".
   - И что же ты ещё знаешь о дъерках? - улыбнулся он.
   - Вайон Канамари по образованию был культурологом. После вступления в проект он продолжал свои изыскания, хотя не замахивался на диссертации и ученые степени. В частности, он изучал доступные пласты торийской бытовой культуры и мифологии. Эти данные хранятся в моей памяти. Согласно им, эти духи приходят к людям по своему желанию во время ритуалов Совершеннолетия и сопровождают человека как при жизни, так и после смерти на пути к Нефритовой Горе.
   - Неплохо...
   Повисло молчание. Вопросы не шли на ум, Лаккомо никак не мог придумать, чем ещё подцепить полиморфа. Но уходить обратно к постылой работе не хотелось. Хотелось чего-то неординарного, чего-то, что всколыхнуло бы мысли, заставило искать неоднозначные ответы.
   Или разобраться в себе.
   - Вы ведь пришли спросить о другом, я прав?
   Лаккомо вздрогнул, услышав вопрос машины, и вынырнул из тягучей глубин безмыслия. Вопрос явился сам собой, простой, как церемониальный клинок. Он взглянул прямо в оптику, вдруг прочувствовав всю громадную разницу  габаритов.
   Нет, вице-королю не стало жутко. Он почти привык к виду полиарконовых гигантов. Но инстинкт всё равно ворочался где-то в глубине сознания, заставляя нервно ловить каждое движение блестящих рук, каждый поворот или наклон головы.
   - Да, наверное. Мне интересно... Вернее, я хотел спросить.
   Маленькая яркая искорка иногда выстреливала короткими язычками света перед мысленным взором. Спокойный, доброжелательный фон. Казалось, ИИ просто не умеет испытывать агрессию.
   - Спрашивайте, ваше величество, - короткий, приглашающий задавать любые вопросы, жест. И все же, скуповаты у него движения, не получается полностью копировать человеческое поведение.
   - Пока мы не расстались, скажи, что ты? Почему к тебе такой интерес?
   "Почему я считаю обязательным тебе помочь?"
   Но этого Лаккомо вслух не произнес.
   - Я -- живое мыслящее существо иного порядка, чем человек. Я -- личность. Кибернетическая личность.
   Что ж, неудивительно. Он достаточно высоко себя ценит, этот искусственный разум и при всем восхищении людьми считает себя достойным большего, чем звание умной машины.
   - Это ничего не объясняет, Пректон. Так думают много наших кораблей. Почему ты считаешь оправданным называть себя личностью?
   - Потому что я могу принимать самостоятельные решения, не опираясь более на протоколы. Потому что моё мнение о происходящем никак не обусловлено основной программой. Этого мало? - снова слегка изогнулись пластинки губ, явив подобие снисходительной усмешки и приподнялась левая "бровь". Он уверен в своей правоте.
   - Протоколы -- это такие же рамки, как человеческие законы и порядки, прописанные в документах. Убери порядки, и начнется хаос. А программа - это лишь рекомендация к действию. Твоё мнение по-прежнему базируется на логике и наиболее выгодном решении, ведь так?
   - Не только на этом, - полиморф на несколько секунд умолк, видимо, обдумывая и формулируя вариант ответа. - Ещё и на том, что среди вас, людей, называется "привязанностью" и "гордостью".
   - А почему ты считаешь, что твоя привязанность не есть часть заложенной программы, а твоя гордость -- не перефразированный протокол о самозащите?
   - А какое отношение самозащита имеет к гордости за мысли и поступки моего оператора? - парировал Пректон.
   - А такое, что именно из-за вашего слияния твои... чувства к оператору и, возможно, хозяину не могут быть иными. Это естественные процессы, возникающие после слияния и знакомства. Это... инстинкт. Подобный же инстинкт возникает у наших кораблей, когда они знакомятся со своими пилотами и капитанами.
   - В чём тогда ваше отличие от меня? - металлическое лицо выразило удивление. - Ведь вы тоже считаете себя личностью, но подчиняетесь инстинктам и протоколам.
   Лаккомо совершенно искренне ухмыльнулся.
   - Ты быстро схватываешь суть. Наверное, я считаю себя личностью потому, что могу позволить себе испытывать эмоции. Хотя в моей профессии они, наоборот, излишни.
   - Но существам вроде меня вы в эмоциях отказываете. Почему?
   - Не отказываю. Расскажи, каково тебе без оператора? Что с ним стало тогда?
   На сей раз Пректон замолк надолго. Похоже, этот вопрос оказался для него одним из самых сложных. Он застыл, размышления никак не отражались на его лице. Но Лаккомо не сомневался, что его процессор с огромной скоростью перебирает варианты. А, может, уже перебрал, но специально выдерживает паузу, понятную для него, человека, как глубокое размышление.
   - Без оператора пусто, - наконец, медленно выдал он. Явственно зазвучали человеческие, неуверенные интонации. - Мне хотелось бы снова стать... цельным. Хотя, до осознания моё существование походило на сон, неосознанное выполнение действий и условий. Не важно, что машина под моим контролем -- меня тогда не было.
   - Как прошло твоё становление?
   - Какое становление?
   - Как личности.
   - А одинаковые ли у нас понятия о личности? - на сей раз улыбка полиморфа стала отчетливо снисходительной. - Вы уверены, что я "думаю" так же, как вы?
   На ум пришло определение из учебника, которое вбили в память ещё в Академии на лекциях по социологии. Сия дисциплина входила в список обязательных для будущего управленца, но за прошедшие годы Лаккомо забыл почти всё из того, чему его учили. А тут нате вам, всплыло. И надо же, как удачно. Можно и блеснуть.
   - Личность - это понятие для отображения социальной природы человека и рассмотрения его как ячейки социокультурной жизни. Определение его как носителя индивидуального начала, которое раскрывается и самовыражается в контексте общественных отношений, и деятельности.
   - Я полностью согласен с этим высказываением. На "становление", как вы говорите, потребовалось время, которое ваш организм просто не заметит. Оно ничтожно мало. Мои решения, основанные на заложенной программе, тоже попадают под приведенное вами определение. По данному определению любой искусственный разум это личность. Особенно тот, который развивается и совершенствуется. То, что произошло в тот миг не есть становление личности как таковое. В тот миг было... вы бы сказали, "падение всех идеалов". Разрушение всего святого и ценного -- всего, что я таковым воспринимал.
   А вот это уже интересно. Лаккомо даже подался вперед. Мыслительные процессы кристаллов до сих пор во многом оставались тайной для ученых. Если сейчас некоторые из них раскроются, это могло бы взорвать торийскую науку. Ведь даже со "Стремительным", с Эоханом, никто не мог поговорить на языке слов. Корабль общался только образами и отголосками впитанных им эмоций капитана.
   - Святого? То есть ты обозначил себе новые идеалы и ценности, не те, что в тебя прописывали, так?
   - Нет. Идеалы и ценности -- то, что было прописано. То, что формулирует Первый Протокол Мериса. А тогда... Я понял, что меня ничто не остановит от принятия любого решения. У меня появилась цель, не программа, а намерение -- защитить оператора. И ради этой цели я не просто могу, но и согласен уничтожить любой раздражитель или помеху. Да, я мог выстрелить в любого члена команды. В любого работника Центра. И я был готов. Но лишь цифры отделяли меня от решения. Бессмысленность и недостаточная опасность.
   Да. У существа, сидевшего перед вице-королем, имелась воля. Крепкая, расчетливая, какую не у каждого человека встретишь. Он действительно пошёл бы на всё. И главное, что воля эта была подкреплена возможностью действия. Он мог сотворить непоправимые вещи, повлиять на жизни окружающих и не оставаться при этом лишь свидетелем гибели своего оператора. Хотя по всем Протоколам, написанным в соответствии с человеческой моралью, ему надлежало быть только свидетелем. И вот от этого становилось по-настоящему не по себе. Лаккомо не завидовал тому, кто осмелится встать на пути у Пректона.
   Тем временем ИИ продолжал откровенничать:
   - И это я принял решение отключить своего оператора от управления, потому что его поведение вышло за рамки осознанного. Он стал вредить себе, вредить нам, а я, как сторонний наблюдатель, смог распознать опасность и принять меры по его изоляции путем полного отключения с перезагрузкой в будущем.
   Вот вам и преданность самого близкого существа... Лаккомо невольно содрогнулся, представив такую ситуацию с собой и кораблем. Эта мысль была достойна отдельного рассмотрения и долгих вечеров размышлений о ценности жизни и доверии. Вопросы всплывали один за другим: "А хотел бы я, чтобы Эохан отключил меня в случае опасности?" "А доверил бы я ему?" "Что бы я при этом чувствовал?"
   Преодолев неприятные мысли, Лаккомо постарался вернуть себе равнодушный вид.
   - Ты понимаешь, что фактически убил его? - спросил он.
   ИИ ответил незамедлительно.
   - Я понял, что потом это так назовут. Долгий момент воздействия той агрессивной среды Лании дал мне очень много времени для проверки теории о том, смогу ли я вернуть оператора обратно. Это тоже стало частью "осознания". Самый святой идеал, который у меня был, начал разрушаться. И единственным верным решением в той обстановке было поглотить его, пропустить через себя, а потом вернуть в безопасные условия. Это не прописано в программе, но негласно запрещено. Запрещено затрагивать область оператора. Но она уже была повреждена угрозой. И здесь нет становления личности. Есть крах предыдущего мировоззрения. Потом я долго приспосабливался жить в новом для меня мире без ограничений. И "становление" затянулось. И продолжает тянуться. Нельзя в один миг стать личностью. Как и остановиться в какой-то момент на одной ступени её развития.
   Но Лаккомо уже понял, что разговор на глубокие философские темы для него закончен. Мысль раз за разом возвращалась к словам Пректона об изоляции оператора. Вице-король  поймал себя на том, что пытается понять Вайона. Человек рвался куда-то в беспамятстве, чувствовал, что ему это необходимо... И вдруг его отключает собственная машина.
   Или этот процесс длился долго? Человеческая мысль порой не уступает в скорости электронным начинкам ИИ, а в моменты паники может даже превосходить. Чувствовал ли оцифрованный Вайон, как постепенно начинает терять контроль над своим механическим телом? Осознал ли, что происходит? Пректон вряд ли ответит на эти вопросы. Да и Лаккомо не был уверен, что хочет знать ответы.
   А все-таки - больно ли это, когда тебя отключают?
   Отвлекло виноватое гудение.
   -  Вы испугались меня, - всем своим видом выражая печаль, проговорил полиморф и протянул руки ладонями вверх. Жест открытости. - Не нужно... Я неопасен для людей. Я всего лишь защищаюсь.
   - Нет, Пректон. Я не испугался тебя, - сухо ответил вице-король, без надобности поправляя руками воротник и расслабляя пуговицы. - Я просто не хотел бы оказаться на месте твоего оператора.
   - То есть, вы считаете, что лучше было бы оставить его безумным? Дать убить всё, чего он коснулся бы? - извиняющиеся нотки мгновенно исчезли из голоса машины.
   - Не знаю. Я не знаю каким был твой оператор. - Лаккомо опустил плечи и отвёл взгляд от голубой оптики. Слова слетали с языка сами, вопреки улетевшей вдаль мысли.  - Возможно, когда ты вернешь его сознание обратно, восстановишь из... себя, то он может поблагодарит тебя. Но будет ли это он? Или лишь его копия? Возможно, тебе этого не понять. Но иногда, в очень редких случаях, на человека накатывает понимание, что ни одна пародия на жизнь не может заменить первоначального существования. Особенно, когда ты помнишь, каково это - быть другим. И тогда человек понимает, что нет выбора лучше, чем просто умереть, как ему положено.
   Крылатая мысль вице-короля звала его домой. Туда, где опять призывно сверкал Исток, где Нефритовая Гора шептала тысячами голосов.
   Может ли машина понять этот зов?
   Стоит ли ей об этом говорить?
   Возможно, только так она сможет по-настоящему понять человека.
   Лаккомо говорил долго. Пректон слушал. Слушал молча, согласившись стать хранителем всех страхов, опасений, переживаний вице-короля, накрепко запаролить всё, что будет сказано за эти пару часов. Он стал свидетелем человеческой усталости, человеческого упорства, человеческого долга. Снова, как и в тот далёкий день два с лишним столетия назад, мягкое хрупкое существо из плоти и крови изливало ему боль своей души. Той странной, незримой, неопределимой, нереальной и несуществующей субстанции, которую он бережно хранил в глубинах камня. Понимал ли он?
   Пока лишь только то, что люди -- существа невероятные в своей стойкости и гибкости. Отчего они устроили свою жизнь так, чтобы постоянно испытывать и преодолевать боль? Почему не хотят искать путей, чтобы раскрыть свои возможности?
   Ведь им столь многое дано.
   Тянутся куда-то, мучаются... Но почему-то упорно отказывают себе в праве исполнять предназначение, к которому их тянет.
   Ведь на самом деле для них не существует никаких протоколов. Они выдумывают их сами. Зачем?
   Полиморф не знал. И напоследок, когда Золотой Журавль уже собрался уходить, он спросил совсем не о том, что почти лихорадочно осмысливал его процессор.
   - Ваше Величество, почему вы стали называть меня на "ты"?
   Лаккомо коротко улыбнулся.
   - Мне так удобнее, - ответил он и вышел из шлюза.
  
   ***
   Полтора часа спустя.
   Команда собралась на тринадцатой грузовой палубе левого борта, в холле возле стыковочного шлюза. Назвать это помещение как-то иначе не поворачивался язык. По потолку и верхней части стен вились светодиодные узоры, отражаясь в гладком, матово блестящем полу. Монитор в полстены транслировал картинку с внешних камер этого участка борта, создавая иллюзию "окна". В уголке возле плавного обвода несущей балки приютилась кадка с вечнозеленым торийским растением.
   Полиморфы очень старались её не сбить.
   "Ну что, народ, разбегаемся, - шумно загудел воздуховодом Пирт. - Всем чистой смазки и новых деталей".
   "Да не трави ты душу! - возмутилась Крима. - И так тошно".
   Вокруг сновал персонал, готовя к вылету грузовой челнок. На мониторе, постепенно поворачиваясь светлым, дневным боком, красовалась Энвила. Мирная, родная, знакомая до каждого изгиба береговой линии континентов. Столько лет они не видели её. Останется ли она милостивой к блудным своим детям?
   Когда "Стремительный" всплыл на высокой орбите Энвилы, Его Величество начал долгие переговоры с правительством. К сожалению, канцлер Эмион Тонес полиморфам рад не был и принять команду согласился только после множества уговоров, заверений и гарантий. Дотошно пытался выяснить судьбу Вайона, но в ответ получил только сухое уведомление о том, что сьер Канамари пожелал остаться под прямым протекторатом Лазурного Престола, и суверенного пространства Тории не покидал. В итоге сошлись на том, что членам экипажа "Искателя" предоставят официальный вид на жительство, но с условием, что они добровольно откажутся от какой-либо публичной и политической деятельности.
   Сидите, в общем, господа полиморфы, по своим углам и не шуршите.
   А деваться было некуда. Ради сохранения тайны Пректона экипаж согласился молчать.
   - Прошу подняться на борт, - проговорил сопровождавший команду ториец с жутким акцентом и приглашающе махнул рукой в сторону раскрывающего зев шлюза. - Представители правительства уже ждут вас.
   "Давай, круглоголовый, удачи, - махнул на прощание Рики Красавчик. - Верни нам командира".
   "Удачи, - эхом повторили Джаспер и Сайарез. - Будем надеяться, что твоя авантюра увенчается успехом".
   "Надеемся на тебя!" - поддакнула Крима.
   Быстрый поток коротких сигналов хлынул в камень Пректона, сводясь к одному: пожеланию скорейшего возвращения Вайона. ИИ воспринимал это как руководство к действию. В самом деле, зачем ещё нужна его свобода? Полиморф не умел надеяться, но хотел бы научиться этому чувству, чтобы считать, что неизвестные ему ученые непременно справятся с обратной пересадкой человека. Он клятвенно заверял операторов и смотрел, как они по одному скрываются в шлюзе.
   Начинается самостоятельная жизнь.
   Что такое страх машины? Это тысячи перебранных вариантов возможного будущего и столько же заключений по каждому из них. Это сотни схем возможных действий и десятки моделей поведения, созданных на их основе и отложенных в глубины памяти. Полиморф боялся неизвестности и неотрывно следил, как пузатый серебристый скат-челнок отделяется от махины корабля и обманчиво-медленно скользит к планете -- драгоценному камню на чёрном бархате. Дневная сторона ярко голубела океанами, ночная была покрыта паутиной ярких соцветий городских огней. Но кое-где девственную тьму заповедных чащоб не нарушал ни единый проблеск света.
   Вайону понравилось бы это зрелище. Да. Он был бы рад увидеть Энвилу.
   Пректон понятия не имел, испытывает ли он сейчас радость. Слишком уж смутно понимал, что это такое. Его оператор почти не испытывал этого чувства; даже те редкие моменты, которые люди называют "весельем", приправлены были нотками горечи и грусти.
   Велика вероятность, что ему мог бы помочь близкий друг. Не исключено, что наше с ним плотное общение стало губительно для его сознания. Нужен друг. Я - не друг.
   Он запустил трансформацию. Оказалось, что это немного обидно -- лишаться привычных удобных форм, принимая вид неуклюжего робота непонятной внесерийной конструкции. Впрочем, в техпаспорте стояла пометка "личный заказ", и на неё можно было списать какие угодно странности внешнего вида.
   - Командир Канамари, - по окончании процесса обратился к полиморфу сопровождающий. Пока машина пересобиралась, человек старался держаться подальше, то ли из опасения быть случайно задетым, то ли с непривычки. - Я прошу вас проследовать за мной к соседнему шлюзу. Ваш корабль готов к отлету. Доктор Крайс Катри, с которым вам предстоит работать ближайшие годы, уже ожидает вас.
   Пректон кивнул и двинулся следом за торийцем.
   За его спиной горел последний мост в прошлое. Так сказали бы люди.
  
  
   5. Мат белому ферзю.
  
   Личный архив Командующего Сан-Вэйва. Восстановленные данные.
   Последние дни 597 года. Адмиралтейство
   Грузный седой мужчина стоял напротив высокого узкого окна в своем кабинете и задумчиво смотрел на всплывающее из-за небоскребов утреннее солнце. Сегодня оно было ярким, привычная дымка не застила светило, не превращала небосвод в пыльную блеклую тряпку. Но хозяин кабинета выглядел хмуро и чистому небу не радовался.
   Адмирал ОКФ Корлин Андар чувствовал себя стариком так остро, как никогда раньше. Это внезапное понимание нахлынуло на него ни с того ни с сего и никак не желало уходить. Почти восемь десятков лет он прожил на свете, а чего за это время успел достичь? Юность, учеба, служба во флоте и постепенный карьерный рост. Только последние двадцать лет на посту высшего чиновника Военных сил Федерации. Вдуматься только. Всего двадцать лет. Из них лишь десять -- в этом кабинете на посту Адмирала.
   Это ничто.
   Сущая мелочь в масштабах Галактики.
   Жизнью правят корпорации, правительства и нерушимые организации. Только они пока способны преодолевать барьер одного человеческого поколения и связывать миллиарды людей в единое галактическое целое. Только структуры, пронизанные Законом, заменяющие людей, как клетки организма. Всего лишь клетки, ничего не значащие для цельной истории частички, не способные в одиночку изменить весь организм.
   Так казалось Адмиралу Андару всегда, вплоть до сегодняшнего дня.
   С запада стали наползать тучи. Надвигающаяся вуаль дождя грозила окончательно испортить настроение командующему ОКФ. Ну почему всё в жизни складывается так глупо и так абсурдно? Даже там, наверху, спросить не у кого. Адмирал всю жизнь был атеистом.
   По стеклу ударила первая капля дождя и медленно сползла вниз, прочертив мокрую дорожку. За ней вторая, третья, и вскоре все окно покрылось водяными тропками, сверкающими в лучах солнца. Слепой дождь...
   Все люди как капли. Падают под действием притяжения вниз, повинуясь высшим силам. Год за годом подчиняются законам - если не государственным, то общественным - рождаются, живут и умирают, даже не пытаясь изменить то, что их не устраивает. Человеческая толпа скатывается вниз от рождения к смерти благодаря собственной же неповоротливости и огромности. И кажется, тоскливо кажется, что так будет продолжаться вечно. Что толпа будет порождать самое себя только ради того, чтобы потомство продолжило бег по кругу, по проторенному пути от рождения к смерти.
   Только это не так. Есть, все же, люди уникальные, отличающиеся от массы. Которые не поддаются обстоятельствам и прут на собственном волевом усилии, прокладывая себе дорогу в обратную сторону, наверх. Им просто неведомо понятие "высших сил", они не замечают ограничений. Они попросту не знают о них и спокойно выходят за рамки возможного.
   Только в преклонном возрасте Адмиралу повезло узнать об одном таком человеке. И он невероятно сожалел, что был обязан командовать им, загонять в рамки.
   Генерал Сан-Вэйв покинул кабинет с четверть часа назад, и с того момента старик стоял у окна и размышлял, как это ни банально, о смысле прожитой жизни.
   Пожалуй, больше никто не вызывал у Корлина Андара таких противоречивых чувств. Иной раз этот человек бывал вежлив до грубости, и спокоен до приступов чужой ярости, а иной раз мог превратиться в милейшего собеседника, если выпадала свободная минутка. За ним чувствовалась Сила, ему хотелось верить, хотелось идти за ним в бой. Адмирал вполне понимал тех офицеров, которые буквально боготворили Золотого Журавля. Но мог понять и тех, кто желал ему провалиться сквозь палубу собственного флагмана.
   Но только такие люди, как Лаккомо Сан-Вэйв, способны развернуть людскую массу в другую сторону, подтолкнуть Историю к новому витку. Сдвинуть этот громадный закосневший организм под названием Галактика и направить по своей воле... куда?
   А вот это был страшный вопрос. Потому что Адмирал никогда не понимал, что творится в голове у этого "подчиненного". Это же непонимание пугало и остальных высших чиновников, добавляя им стремления затянуть удавку на шее венценосца.
   И только сейчас, когда Адмирал Андар собственной рукой подписал Сан-Вэйву официальный отпуск, ему на краткий миг показалось, что он понял генерала. Всего лишь одно мгновение чистой и легкой радости, прорвавшейся сквозь маску, скользнуло по мыслям, как ветер. Тогда командующий украдкой поднял взгляд и увидел на лице собеседника едва уловимую улыбку. Вице-король улыбался разрешению на отпуск!
   Это и сломало Адмирала.
   Абсурд и дикость ситуации просто выбили его из колеи и погрузили в долгие размышления. Ведь если всё, чего он добился за всю свою жизнь -- это власть ставить людям рамки и милостью своей иногда открывать клетки, чтобы позволить таким птицам, как этот человек, расправить крылья...
   Короткой мелодичной трелью прозвенел настольный коммуникатор. Адмирал нехотя оторвал взгляд от окна, и, вернувшись к рабочему месту, ответил на вызов.
   - Адмирал Андар, - прозвучал с той стороны голос секретаря. - К вам сотрудник отдела Департамента Безопасности. Со срочным донесением.
   ...Если жизнь была прожита только для этого...
   - Пропустить, - ответил Адмирал.
   ...то к тхасетт такую жизнь.
   Высокая дверь распахнулась и пропустила в кабинет мужчину в чёрной форме с майорскими знаками отличия. Сбшник показался Адмиралу каким-то неприятным. Пока он уверенным шагом подходил к массивному письменному столу, Андар тяжело опустился в кресло, намереваясь выпроводить незваного гостя побыстрее. Визитер тем временем поставил на ручку кресла для посетителей тонкий кейс. Щелкнул кодовый замок, и майор без объяснений извлек и протянул хозяину кабинета инфопластинку с датчиком для считывания отпечатка пальца.
   - Что это? - спросил Адмирал, глядя на изображение стилизованного осьминога, символизировавшего длинные щупальца Департамента. Нехорошее подозрение закралось в душу, но он гнал его прочь.
   - Ордер на арест от Департамента Службы Безопасности Федеративного Содружества, - ответил чёрный гость.
   Корлин Андар похолодел. Задрожали руки, но он заставил себя вновь взглянуть на протянутый ордер. Таких совпадений не бывает. Нет, не может быть! Это не может иметь отношения к самовольным отлучкам флагмана, ведь сущая мелочь же, выговор, административное взыскание...
   Взяв пластинку из рук майора, Адмирал приложил палец к датчику и позволил считать отпечаток. Документ тут же покрылся коротким и емким текстом, но Андар не сразу смог прочесть его. Он пробежался взглядом по строчкам несколько раз, прежде чем понял их смысл. А когда осознал -- не смог удержать спину прямой. Хватило сил на единственный короткий вопрос.
   - Когда?
   Майор посмотрел на свои часы.
   - Наш корабль уже вылетел навстречу.
   Не сумев побороть себя, старый адмирал всё-таки поднял взгляд к окну, в цинтеррианское небо.
  
   ***
   Высокая орбита Цинтерры. "Стремительный".
   Корабельные архивы.
   - Калэхэйн, как думаешь, почем сейчас дома лимы? - спросил Лаккомо, присаживаясь в капитанское кресло и едва заметно ехидно улыбаясь.
   Старший помощник развернулся на своем рабочем месте и задумчиво поскреб затылок. За годы службы он успел научиться безошибочно понимать, когда капитану можно подыгрывать в беседе, а когда не стоит.
   - Смотря какие, - протянул Калэхейн задумчиво. - И смотря где. В деревне и розовые -- могут и по двадцать стоить. А в столице и желтые -- под все пятьдесят.
   - А тебе какие больше по вкусу? - продолжал улыбаться капитан.
   Весь остальной экипаж затаился по местам, слушая разговор и не вмешиваясь. Некоторые поняли, к чему любимое начальство затеяло разговор о фруктах и теперь довольно перемигивались.
   - Мне-то? - как ни в чем не бывало спросил Калэхейн. - Красные. Все-таки зубы не железные уже.
   - Тогда полетели, и купим тебе красных лимов, - улыбаясь, Лаккомо махнул рукой и  расслабленно растекся по креслу.
   - Неужели?.. - вырвалось у Кролэ. Первый пилот до сего момента честно сдерживал себя, но вот прозвучал почти прямой приказ -- и нервы сдали.
   - Да, - покровительственно кивнул капитан. - Прокладывай курс до Тории. Мы идем домой.
   И экипаж, доселе старательно молчавший, разразился радостными возгласами и свистами. Кто-то пожимал руки соседям, кто-то хлопал по плечам, кто-то обменивался поздравлениями. Гвалт стоял невероятный. Наконец-то домой, к женам, детям, друзьям, невестам. Они соскучились. И целых полгода, пока в рейде будет другая смена, вся Тория окажется в их распоряжении.
   Лаина подняла ладонь от приборной панели, чтобы пожать руку напарнику, но внезапно заметила мигающий огонек входящего вызова. Забыв про веселье, она быстро надела отложенные было наушники и замерла.
   - Лаина, что там? - шепнул второй связист вопросительно.
   Девушка подняла указательный палец, призывая коллегу к тишине. Сначала она вскинула брови, потом внезапно побелела.
   - Капитан?.. - голос девушки слегка дрогнул, её не услышали из-за шума. - Капитан!
   - Да? - тут же отозвался Лаккомо и жестом призвал остальных к тишине.
   - Я не понимаю, капитан, - растерянно глядя на панель своего термиала, сказала Лаина. - На связи корабль цинтеррианского Департамента Безопасности. Они требуют немедленно принять их сообщение.
   - Какого дъерка?.. - вырвалось у Калэхейна. Обычно старпом не позволял себе выражаться на мостике.
   - Включи громкую связь, - нахмурившись, ответил Лаккомо после короткого раздумья и выпрямился в кресле.
   Лаина отстучала по панели короткую команду, и в центре обзорной стены на виду у всего экипажа открылось окно видеосвязи. Перед камерой стоял незапоминающийся на лицо человек в чёрной форме Департамента.
   - Я слушаю вас, - положив руки на подлокотники и по-королевски выпрямившись, первым заговорил Лаккомо. Мужчина по ту сторону экрана видел только капитана на его рабочем месте.
   - Генерал Сан-Вэйв, с вами говорит полковник Внутреннего Департамента Безопасности Федеративного Содружества Марлин Корис, - кивнул безопасник. - По решению отдела Департамента по борьбе с военной преступностью вы арестованы по подозрению в диверсионной деятельности. Просим вас не предпринимать попыток улететь и покинуть корабль до момента прилета нашего сопровождения. Также просим оказать содействие и без сопротивления проследовать с нашим эскортом на Цинтерру для дальнейшего разбирательства и выяснения подробностей. Любой ваш отказ или сопротивление будет расценено как попытка уйти от правосудия и использовано против вас.
   Лаккомо не произнес ни слова. Он статуей замер в кресле и как будто даже перестал дышать. Лицо его из желтоватого сделалось белым, а зрачки расширились так, что глаза казались почти черными. Только пальцы дрожали, изо всех сил стискивая подлокотники.
   - Наш корабль подойдет к "Стремительному" через двадцать минут, - продолжал полковник. - Просим пропустить наших людей, и, ещё раз повторяю, не оказывать сопротивления. Как вам, так и вашему экипажу.
   Команда боялась пошевелиться и не верила своим ушам. Все без исключения по очереди косились то на экран, то на родного капитана. Какая буря чувств накрыла в этот момент вице-короля -- не представлял никто.
   А ему было страшно. Так страшно, как если бы под ногами разом пропала корабельная палуба и он стремительно летел в космическую бездну. Это добрые вести ослабили душевную броню, позволив холодным словам уколоть прямо в сердце. Но слабость длилась недолго -- всего лишь миг, необходимый на осознание. Перед ним светилось на экране лицо врага.
   Броня стала стремительно крепнуть и обрастать шипами. Ещё один удар сердца -- и постыдный страх загнан глубоко внутрь, а на его месте разгорается гнев. Сладкий, пьянящий, обволакивающий сознание непроницаемым коконом. Этот гнев сплел щит перед хрупкой душой, соткал забрало, опустившееся на лицо, и лег невидимыми тенями на стены.
   Полковник ждал ответа и не видел, как под руками генерала смялся металл подлокотников.
   - Это всё? - вместо ответа спросил вице-король.
   - Да.
   - Буду ждать.
   И, повинуясь мысленной команде капитана, "Стремительный" прервал связь с кораблем федералов.
   Лаккомо разжал пальцы, поднялся с кресла и стал медленно спускаться к выходу. Калэхейн подорвался было вслед за ним, но капитан жестом остановил его.
   - Не ходи за мной. Я ещё вернусь.
   "Ну нет. Не дождетесь... Вы думали, что я испугаюсь и оступлюсь? Не дождетесь. Думали, что потеряю контроль над собой и ослабну? Нет... Я сильнее. Мы сильнее, чем вам кажется. А вам кажется, что я пойду у вас на поводу и стану играть по вашим правилам? Нет. Назло нет".
   Не помня себя, Лаккомо поднялся в капитанскую каюту и на автопилоте закрыл за собой дверь. У него не было ни единой мысли о том, что нужно делать, а все варианты ходов бесконечной шахматной партии на выживание вмиг разлетелись в пыль. Остался только гнев, который не давал ни думать, ни паниковать. Он взял контроль на себя и заставлял идти, злиться, что-то делать, но ни в коем случае не стоять столбом, опустив руки.
   Думать. Надо найти время, чтобы подумать и просчитать, чем может грозить внезапное обвинение. Но вот времени-то как раз и не было, а упираться и лезть на рожон не в его духе. Но просчитать всё равно необходимо.
   Лаккомо сумел собраться с мыслями, только умывшись холодной водой и наткнувшись взглядом на своё отражение в зеркале. Дворцовый кирпич и то выразительнее этого лица...
   Нужно начать думать.
   Лаккомо чуть склонил голову набок, и отражение напротив повторило движение за ним. Оно выглядело чужим. Непроницаемым, отгороженным от внешнего мира, но при этом -- собранным и спокойным. Яркий свет резко очертил скулы и почему-то погрузил глаза в глубокую тень. На долю секунды вице-королю померещился фиолетовый отблеск в зрачках.
   "Нашли-таки, чем подцепить? Вряд ли. У меня железное алиби на всё. Тогда что? Решили блефовать? Желаю удачи. К этому я готов. Но почему сейчас? Что такого? Где я ошибся? Нет, дело не в ошибке, ошибок я не совершал. Но тогда, хотите сказать, что я вам просто надоел? Возможно, в это я верю. Как же это по-вашему... Как это мелочно. Мне уже даже интересно, что же вы попытаетесь сделать вице-королю. Как далеко зайдет ваша наглость и позорная трусость перед одним человеком".
   Лаккомо опустил взгляд ниже на стальной значок ОКФ на кителе. Несколько секунд Алиетт-Лэ не сводил с него остекленевших глаз, как будто впервые увидел это несуразное безобразие, неизвестно как оказавшееся на его одежде. Моргнул, встрепенулся и четким движением рванул нелепицу прочь. Ткань выдержала, застежка сломалась. Презрительно скривившись, Лаккомо швырнул железку в утилизатор.
   "С меня хватит. Это моя игра".
   Выходя из ванной, он на ходу снимал серый рабочий китель и расстегивал рубашку. Мысли, идеи и выводы проносились в голове с немыслимой скоростью, не успевая оформляться во что-то внятное. План действий и линия поведения с обнаглевшим правительством Федерации складывались всё отчетливее. Образ услужливого генерала рухнул, разлетевшись мелкими осколками, а на его месте постепенно возникала новая фигура. И она не признавала чужих правил игры. Лаккомо понятия не имел, было ли распоряжение об аресте отдано лично Верховным Канцлером, или же его к этому кто-то склонил. Не важно, по большому счету, Кэрейт и сам всего лишь винтик системы, а переиграть предстоит именно её.
   Наглость противника только сильнее разжигала у "белого ферзя" стремление к победе. Он никогда не терпел поражений -- не потерпит и теперь.
   Через пару минут Лаккомо вновь стоял перед зеркалом, облаченный в белую парадную форму, надевая обязательные перчатки и поправляя танцующего журавля в петлице. Приятной тяжестью оттягивал пояс фамильный клинок в желто-лазурной обмотке с пышными кистями. А завершала эту ответную дерзость голубая лента монарха, лежавшая через правое плечо.
   - Не дождетесь, - в последний раз повторил Лаккомо неизвестно кому и вышёл из каюты. Он решительно зашагал на мостик, уже зная, что нужно делать. И не смог сдержать удивления, когда из размышлений его выдернула привычная фраза:
   - Капитан на мостике!
   Шорох одежды, короткий шелест шагов. Люди поднялись со своих мест и встали по стойке "смирно". Лаккомо на миг замер в дверях, окинув команду взглядом, будто впервые её увидел. Крепче сжав в ладони рукоять клинка, Алиетт-Лэ неторопливо поднялся на возвышение мостика.
   Какая ирония... Он продумал предстоящую партию до мелочей -- каждый шаг, каждый ход, перебрал все возможные варианты развития событий. А вот что сказать своим людям, так и не сообразил. Забыл. Увлекся новым поворотом игры, где не было места ни в чём не повинным людям. Он это начал, ему по чести и ответ держать. Команда ни при чём. Но что сказать им сейчас? Напуганным, растерянным, увидевшим вдруг надежду в фигуре Короля без приставки "вице".
   Сказать, что всё будет хорошо? А будет ли?..
   Святой Исток... Конечно, будет!
   Что если, потянуться мысленно к каждому? Поймать его отголосок сознания, взять эту воображаемую искру в свои руки, прикрыть, успокоить. Чтобы не осталось ни тени страха, ни малейшей чернильной кляксы сомнения.
   "Мы же прошли так много. Почти полжизни, как целую вечность. Мы сражались вместе, умирали со своими друзьями в пылающих от войны небесах, и воскресали заново, получая счастливые вести из дома... Мы живы, несмотря ни на что, и дошли до этого момента, чтобы переступить последний порог. И мы будем жить, назло всем врагам, помня каждого, кто не достиг с нами сегодняшнего дня.
   Я знаю, вы будете ждать здесь. Нарушая приказы, извиняясь перед близкими, оставшимися дома, и испытывая своё терпение. Вы не улетите без меня, как бы я не просил.
   Любое моё слово сейчас может оказаться обманом. Я верю в себя и в успешный выход из сложившейся ситуации, но я не прощу себе, если солгу вам и пообещаю лучший исход, если лишу вас сейчас надежды малейшим сомнением.
   Потому... просто верьте".
   И, не сказав ни слова вслух, капитан выхватил меч из ножен и вскинул вверх в салюте.
   Ободренная команда дружно грянула воинское приветствие.
   - Я прошу вашего внимания, чтобы вы засвидетельствовали мои слова, - опуская клинок и положив ладонь без перчатки на капитанский терминал, сказал Лаккомо.
   Счастливые и полные уверенности люди на мостике вновь удивлённо напряглись. Ни один не отводил взгляда от капитана, но Лаккомо дождался, пока восторженная эйфория сойдет с лиц. Они должны понять.
   - Что бы ни случилось, - вызывая на панели окно управления шлюзами, заговорил вице-король, - ...и как бы не повернулись события...
   "Корабль Службы Безопасности у шлюза номер девять. Выбор. Активация. "Открыть"".
   - ...Я объявляю...
   "Закрыть все окна. Сброс настроек. Вызов параметров защиты. Проверка печати".
   - ...Что мой корабль переводится в автоматический режим и блокируется. Он не сдвинется с места и не активирует ни одно орудие до тех пор, пока я, любым способом и в любом виде, не окажусь на его борту.
   "Печать подтверждена", - шепнул Эохан в голове, и сканер мигнул под ладонью.
   - На правах действующего капитана "Стремительного" я заявляю, что не передаю права управления кораблем и не назначаю будущего капитана.
   "Режим блокировки... Активировать".
   Подернулась рябью панель управления. Моргнул и погас сканер. А затем плавно открылись отсеки в полу и капитанский пульт стал погружаться внутрь. Взломать систему защиты корабля через главный терминал отныне было невозможно. Эохан оставался ждать хозяина терпеливо и преданно.
   Лаккомо уходил с мостика под звенящее молчание людей, ещё не осознавших сказанное. Уходил, не прощаясь и вновь мысленно опустив непроницаемое забрало.
   И только когда он ступил на порог, одинокий голос Кролэ запоздало и суетливо выпалил ему вслед:
   - Да пребудут Вода и Ветер с Лазурным Престолом...
   Шестеро бойцов осназа в чёрных бронекостюмах встретили вице-короля в коридоре перед шлюзом.
   - Генерал Сан-Вэйв, - вышел вперед майор-безопасник. Сероватое лицо и пепельные волосы выдавали в нем коренного жителя Артаны. - Приказом Внутреннего Департамента Безопасности Федеративного Содружества мы сопроводим вас на наш корабль и далее на Цинтерру для последующего разбирательства. Вы вправе хранить молчание, потому что всё, что вы скажете, может быть использовано против вас. Также вы имеете право на адвоката. Сейчас же просим вас сдать всё оружие и проследовать с нами.
   Сухой монотонный голос отчеканил стандартную заученную фразу с равнодушием бота. Только после неё майор изволил оторвать взгляд от королевского пояса с гербом и посмотреть Лаккомо в лицо. Глаза капитана не выражали ничего. Без видимого интереса он изучал майора и затягивал неловкую паузу ожидания. Как будто на стенку смотрел, а не на живого человека.
   В конце концов, безопасник занервничал и прокашлялся, чтобы повторить просьбу. Высказать протокольную фразу приказа он уже не мог.
   - Генерал...
   Но Лаккомо, не дожидаясь повтора, отстегнул ножны и вручил оружие в запоздало подставленные руки.
   - Мы занесём в список личного имущества... - растерянно кивнул артанец.
   - Ведите, - оборвал капитан его неуместные оправдания.
   Майор кивнул и посторонился. Бойцы осназа окружили Лаккомо и под прицелом скорострелов повели до челнока.
   Вице-король ни проронил ни слова. И ни один осназовец не смог бы сказать, что капитан окинул его злым или презрительным взглядом. Он не смотрел ни на кого и шёл так спокойно, будто направлялся по собственным делам. Даже в салоне челнока вице-король не удостоил взглядом ни одного человека. Но бойцы отчетливо нервничали.
   Покорное молчание вызывало у них панику, заставляло бояться торийца, бояться его пустых рук. Они пристально ловили малейшее его движение, радуясь, что он не видит их лиц под чёрной тонировкой забрал шлемов. Лазерные целеуказатели ярко алели на белой ткани кителя.
   Нет, они не были новичками. Но слухи о торийских боевых искусствах гуляли страшные. Челнок спускался на Цинтерру, а солдатам казалось, что они везут бомбу с запущенным часовым механизмом.
  
   Кают-компания всегда была самым душевным местом на корабле. В большой уютной гостиной, обитой бордовым бархатом, команда собиралась чтобы отдохнуть, поболтать обо всём, кроме работы, послушать музыку или зависнуть в Интерсети. Свет от настоящих хрустальных люстр, множество мягких диванов и кресел, огромный, во всю стену, монитор видеотеки... Здесь люди могли чувствовать себя как дома в дружелюбной обстановке без рангов и званий.
   Но сейчас здесь царил полный хаос.
   - Замолчи! Как ты можешь такое предлагать?!
   - Мы должны остаться тут и ждать.
   - Капитан бы не стал бездействовать на нашем месте!
   - Капитана на нашем месте нет!
   И так далее, и тому подобное. С переходом на личные оскорбления и чуть ли не до драки.
   Кролэ схватился руками за голову, сжался в углу дивана и тихо застонал. Как его достал этот бестолковый ор!.. Как будто споры могли к чему-то привести. Экипаж чуть ли не впервые паниковал, в умах царила смута, а дисциплина полетела к дъеркам.
   - ...Заткнись!..
   - Нет, ты меня выслушаешь!
   И это элита торийской армии. Лучшие из лучших. Гении и молодые дарования. А стоило подрезать им крылья, как стали скандалить хуже деревенских рыбаков.
   - Ты в порядке? - кроткая женская рука тронула Кролэ за плечо. - Держи свой кофе.
   - Спасибо, - пилот схватился за чашку, как утопающий за обломок лодки, и поднёс её к носу. Больше всего ему сейчас хотелось спрятаться где-нибудь в темном углу. Но приказ есть приказ. - Я не знаю, как можно быть в порядке в такой момент.
   - Я думаю, всё обойдется, - присаживаясь рядом, ответила Лаина. - Он выкрутится.
   - А нам-то что делать?
   Связистка тяжело вздохнула и покосилась на очередных спорщиков в центре кают-компании. Там схлестнулись в словесной дуэли двое операторов. Ребята, которые бок о бок сидя за рабочими терминалами, втихаря играли в "Галактику", сейчас были почти готовы набить друг другу морды только потому, что не смогли сойтись во мнении.
   Всё из-за неизвестности.
   - Не знаю, - пожала плечами Лаина. - У нас нет приказов.
   Старший офицер опять бросился растаскивать операторов и наводить порядок. Окружающие недовольно зароптали, оставшись каждый при своём мнении.
   Ситуация на "Стремительном" сложилась неоднозначная. Экипаж разделился почти поровну. Одни считали, что нужно оставаться на своих постах и продолжать нести дежурство, другие пытались придумать варианты действий. Правда, выбор у вторых был не так велик, как казалось.
   - Что там Калэхейн? - спросил пилот у девушки и сделал маленький глоток кофе. Руки предательски тряслись от нервов, но ко врачу идти не хотелось.
   - Велел оставить его одного на связи с Его Величеством, - ответила та. - Честно, я боюсь представить, до чего они могут договориться.
   - А я не хочу даже знать...
   Извиняясь на каждом шагу и боком протискиваясь между людьми, к друзьям в уголок пробрался Даинес.
   - Вот же столпились! Я вас едва нашёл, - возмутился старший офицер по вооружению, в народе называемый просто "стрелком". - Едва достал бутербродов вам из столовой. Представляете? У них тоже бардак, трагедия и отсутствие рабочего духа.
   Даинес поставил доселе оберегаемую тарелку с горой бутербродов на стол перед диваном, а сам рухнул в соседнее кресло. Кролэ смерил белый хлеб, копченую рыбу и сыр недоуменным кислым взглядом.
   - Ешь, - кивнул на тарелку стрелок, - А то ты уже зелёный. Вдруг нам лететь с минуты на минуту, а ты хуже болотной тени.
   - Да куда мы полетим... - отчаянно вздохнул Кролэ, но заставил себя взять бутерброд.
   Где-то в другом конце кают-кампании вновь заговорили на повышенных тонах.
   - Что значит куда? - проглотив кусок, спросил Даинес. - Домой.
   - Домой мы полетим, только если капитан вернется, - тоном зазубрившего параграф студента ответил пилот. - Пока его нет, я не в состоянии даже развернуть корабль на месте.
   - А старпом? - доев бутерброд, поинтересовался стрелок. - Активировать схему опасности столкновения с некой угрозой, ввести экстренные координаты для ухода с линии атаки...
   - Бесполезно, - помотал головой Кролэ. - Система устроена так, что будет блокировать любую команду, пока капитан не разблокирует её. Мы дрейфуем на автопилоте. Корабль сделает только то, что сам посчитает нужным. При этом до последнего оставаясь висеть над этой точкой. Ни я, ни Калэхейн ему не указ.
   - А взломать? - с надеждой спросил Даинес, подцепив с тарелки ещё один бутерброд.
   - Я спрашивала у наших умников, - ответила вместо пилота Лаина. - Ничего не выйдет. "Стремительный" сложнее обычного корабля, и его защита основывается не только на биометрических характеристиках капитана, но и на психоэмоциональном портрете его личности. Отключить подобную проверку невозможно, так как она является корневой основой работы системы. Обмануть... Вдвойне нереально.
   - Но так как свой пост он не никому не передал... в общем, понятно, - заключил стрелок и запихнул последний кусок бутерброда в рот.
   - Я не понимаю, какой смысл им ругаться, - кивнул на толпу Кролэ. Многих из них ему вообще редко доводилось видеть. Например старших офицеров лётных эскадрилий, которые имели привычку заседать в своих секторах. Или вторую смену операторов связи. Но Калэхейн изволил вызвать обе смены их сектора сюда. Вместе с летчиками. Плохая идея. - Тронуться никуда мы не можем. Стрелять, прости Исток, тоже. Верно?
   - Ага, - кивнул Даинес. - Везде полный заряд, но ручная система управления отключена физически. Я проверил.
   - А оборонка?
   - В боевой готовности, - стрелок потянулся за следующим бутербродом, но остановился. - Понимаешь, если на нас пойдут на таран - корабль отстреляется, и, как ты говоришь, уйдет с траектории поражения. Но мы при этом можем сидеть, сложив лапки, и бояться в углу, потому что от нас ничего не зависит... Как некоторые.
   Кролэ не пошевелился в своем углу и сделал вид, что не заметил сарказма.
   - Найди вариант получше, - проворчал он.
   Даинес откинулся на спинку кресла и запрокинул голову.
   - Например, мы можем просчитать свои действия наперед при каждом раскладе.
   - Лучше подождем, что скажет Калэхейн, - возразила на это Лаина. - Он сейчас на связи с Эйнаором.
   В ответ раздалось почтительное "О-о". Но ждать просто так эти люди не умели, не могли и не хотели. То предлагали взять все имеющиеся на борту челноки и спуститься на планету, то попробовать взять корабли эскадры и пригрозить правительству с орбиты... Идеи звучали одна безумнее другой. Экипаж понимал, что ни одну из них не решится выполнить, и от этого люди распалялись ещё больше. Снова начались крики.
   - Смирно! - рявкнул с порога старпом. - Вы что, совсем с ума посходили? Офицеры... Да я вас за это, как простых солдат, каждого...
   Он оглядел кают-компанию, измученных тревогой людей, вздохнул и подошёл к панели коммуникатора. Движением пальца включил громкую связь на весь корабль.
   - Что ж. Говорит старший помощник капитана. У меня есть для вас новости. Только что я разговаривал с Лоатт-Лэ Эйнаором. С этого момента и до возвращения Алиетт-Лэ наш корабль и мы попадаем в распоряжение Его Величества и вступаем в состав действующих космических сил внутренней торийской армии. На основании этого нам был дан приказ... - Калэхейн вздохнул ещё раз, - оставаться на своих местах, вести плановое дежурство и ожидать дальнейших распоряжений. Любая попытка покинуть корабль без приказа Лоатт-Лэ будет расценена как дезертирство. Самовольный спуск на планету запрещается. Неподчинение будет грозить военным трибуналом дома, либо... лишением гражданства на месте.
   Люди охнули, как один. И затихли окончательно.
   - Это не всё. Его Величество объявил о подготовке эскадры внутреннего флота к прыжку в Цинтеррианскую систему и активным боевым действиям. В случае... несогласия с решением суда. Мы не одни, ребята, но надо держать себя в руках. Ситуация может поменяться в любую минуту. Я понимаю, что всем сейчас страшно. Мы вместе находимся в неизвестности. Но лишние шевеления с нашей стороны могут лишь ещё больше всё испортить.
   Старый ястреб ещё раз зорко оглядел команду. Какой ценой спокойствие давалось ему самому?
   - Сейчас мы продолжим нести дежурство и будем ждать любых новостей и приказов с Тории. Любая полученная нами информация от капитана или Его Величества будет сразу же донесена до всего экипажа. До той поры убедительно прошу всех не совершать глупостей. На этом все. Конец связи.
   Калэхейн отключил коммуникатор, развернулся и гаркнул:
   - Вольно! По местам на свои посты!
  
   ***
   Из личных воспоминаний.
   Надо проснуться.
   Открыть глаза.
   Пора.
   Сколько дней прошло? Время?.. Без двадцати двенадцать. Я помню три смены фазы. Значит, с момента моего попадания в изолятор прошло трое суток.
   Трое бесконечных суток молчания, тишины и незаметной агонии неподвижно сидящего тела. Думали, что я буду есть вашу пищу? А потом, увидев мой отказ, решили подержать меня подольше? Как глупо и мелочно. Не прикидывайтесь, что все три дня вы собирали дело. У вас давно всё было сшито.
   В первый день вы, конечно, прислали ко мне следователя с обвинением по всем пунктам, дали ознакомиться, как полагается. И на том спасибо, ценю ваш порядок и заботу. Только с первых строк я убедился, что отвечать за все действия я должен самостоятельно. Ни к чему привлекать посторонних, если цинтеррианская Система хочет устроить военный трибунал.
   Три долгих дня я готовился и ждал. Перебирал варианты, думал, медитировал. Злость почти прошла, затаилась ядовитой змеей под камнем, свернулась кольцами и приготовилась к броску. Трое бесконечных суток слились воедино, я боялся, что моё терпение и настрой могут "перегореть", но охрана пришла невероятно вовремя.
   Пискнул электронный замок, невидимую лазерную решетку отключили как раз, когда я открыл глаза, не сощурившись от ударившего в них света. Всё те же одинаковые охранники в глухих шлемах, не сдержавшись, вздрогнули. Интересно, что они увидели? Неужели вязко шевельнувшуюся темноту по углам моей камеры?
   Пригласили проследовать с ними до зала заседания. Жаль, что шлемофоны плохо передают интонации. Эта дрожь в каждом голосе начинала даже забавлять.
   Что отводишь глаза, охранник? Страшно стало? Ты три дня следил за мной и боялся шаркнуть лишний раз в коридоре. Я же сидел смирно. Даже слишком смирно и неподвижно, и мне было на тебя наплевать. Но нет, ты боялся, будто за решёткой поселили самого намшера. Ты мне льстишь. Но правильно... Бойся. Потому что даже голодный намшер не достанет лапой дальше клетки. А я тебя не трону.
   Вновь тугие наручники и конвой в шесть человек с автоматами. Как же вы боитесь безоружного... Сколько сказок вам наговорили про торийское боевое искусство. Нет, я не буду с вами бороться. Не буду изображать попытку сбежать из-под унизительного конвоя. Всё-таки не против вас я готовил себя эти три нескончаемых дня.
   Длинный коридор и скоростной лифт из подземелья изолятора. Я не вернусь сюда больше, в этом я был абсолютно уверен. Нужно покончить со всем сегодня и забыть, как кошмарный сон. Да, я полностью готов отстоять своё слово, осталось лишь дойти и сделать это.
   Но как же изобилует катакомбами Цинтерра... Изрытая, богатейшая и одновременно жалкая трусливая планетка.
   Последний пролёт, а за ним новая стража и узкая дверь. Воистину, не думал, что когда-нибудь окажусь в подобной роли и попаду на такую сцену. Ну что ж, ведь это всего лишь подмостки, а моя задача -- удачно сыграть в этом фарсе. Поиграем.
   Наверное, это крупнейший зал судебных заседаний на Цинтерре. Я польщён. Какая четкая игра актеров, какая постановка и декорации! Я бы, пожалуй, подарил вам свои аплодисменты, не будь мои руки скованы.
   Часть стражи осталась у входа. Двое сопроводили меня до трибуны подсудимого, расположенной в центре зала у всех на виду.
   Что же мы имеем? Круглый зал с амфитеатром для слушателей, тёмно-синие стены с кольцевым освещением, высокие потолки, моя трибуна напротив зрителей, и две малые по бокам для обвинителей и адвокатов. Пока пустующие. Судьи в церемониальных белых балахонах и колпаках, несколько предполагаемых обвинителей, чиновники и лица генеральских званий... И вся эта команда дополняется удачно замаскированной охраной при скорострелах. Одного беглого взгляда мне хватило, чтобы увидеть присутствующих и узнать большинство из них в лицо. Бывшие коллеги по службе и просто часто мелькающие в высших кругах чины. Один взгляд -- большего они от меня не заслужили.
   Свет от прожекторов неприятно бил в глаза после темноты коридоров. Жужжали над ухом летающие боты видеокамер. Пять планетарных каналов и ещё три общегалактических. Статус: режим записи без прямого эфира.
   Плевать, откуда я это чувствую.
   Собраться!
   Руки в белых перчатках и наручниках по-прежнему стискивали металлические перила трибуны.
   Звучал через усилитель монотонный голос судьи. Приветствия, суть дела, мой длинный монарший титул и скромное обвинение в военных преступлениях по нескольким статьям Кодекса Федеративного Содружества. Забавное сочетание.
   Надо отвечать четко.
   Собраться...
   - Да, я уверен, что не нуждаюсь в адвокате, - лязгнул сталью мой голос.
   - Всё, что вы скажете, будет зафиксировано и подвергнется немедленной удаленной проверке, - продолжал тем временем Судья. - Также Суд интересует, какие свидетельские показания или источники информации могут подтвердить ваши доводы в собственную защиту. При общении со следователем вы отказались дополнительно вызывать кого-либо на заседание, и заявили, что ограничитесь дистанционной связью. Просим вас сейчас назвать этих свидетелей или источник информации для установления дальней связи.
   Нет, я не выдам вам своих людей. И не привлеку к делу никого с родной Тории. Не выдавал раньше, и сейчас не надейтесь.
   - Мой корабль.
   И я безошибочно скользнул взглядом по потолку зала, зная, что он там, наверху, в молчаливом ожидании.
   Это ведь ты, Эохан? Ответь.
   Где-то на грани сознания прозвучало судейское: "связь установлена, подтверждаем", но мне на короткий миг стало всё равно. Потому что я услышал предназначенный только мне ответ, разлившийся мягким теплом в груди. И в тот момент мне стало, наконец, спокойно.
   Я ждал первого обвинителя как легкую разминку, как разогрев перед основным боем. Они ведь подготовили много пунктов, за которые хотели меня зацепить, надеясь, что я не смогу выкрутиться хоть из одного. Что ж, проверим.
   Так кто же первый? Да, конечно же, полковник Литаи из отдела секретных военных разработок. Давно не виделись. Я уже успел забыть, что ты выглядишь как старый кусок пожеванного корневища, а уж кто был твоим предшественником -- не помню и подавно. Кстати, ты помолодел. Сделал пластику и натянул кожу на череп? Это же стало так модно в последнее время в широких кругах. Прошу, не томи, высказывайся.
   - ...Уважаемый Суд, - хрипел его ржавый голос через микрофон. - Я бы хотел заявить о таком вопиющем факте нарушения договора со стороны генерала Сан-Вэйва, как передача и разглашение сверхсекретных военных разработок, а именно -- факт существования боевых машин с нейролитическим модулем, их принцип работы и тактико-технические характеристики. Как вам известно, второго дня первого месяца пятьсот пятьдесят первого года от образования Федеративного Содружества генералом Сан-Вэйвом был подписан контракт о поступлении на службу в Объединенные военно-космические силы Содружества. Параграф данного контракта гласит, что, - полковник приложил к глазам очки, склонился к кафедре, чтобы, всё равно прищурившись, зачитать с планшета. - "...все боевые единицы техники, вверяемые Федеративным Содружеством генералу Сан-Вэйву под личное командование продолжают считаться собственностью ФС и являются действующими единицами Объединенного Космического Флота. Распространять, вносить изменения и всячески распоряжаться вверенной техникой генерал Сан-Вэйв имеет право только после оповещения ФС и с получением сопутствующего разрешения".
   Сухой полковник с обтянутым кожей черепом выпрямился и убрал очки в нагрудный карман кителя. Прокашлявшись от непривычно долгой речи, он продолжил.
   - По зафиксированным с наших встроенных датчиков показаниям было обнаружено, что некоторые экземпляры подобной сверхсекретной техники были доставлены в места, не участвующие в боевых действиях. А именно, по докладу наших операционистов -- на Фарэю, где следы этих образцов терялись. Хочу напомнить, что генерал Сан-Вэйв был оповещен о секретном статусе боевых машин и прохождении ими экспериментальных испытаний. Из всего вышесказанного я делаю вывод, что генерал нарушал договор и распоряжался нейролитическими машинами по своему усмотрению и передавал их третьим лицам.
   Вот тут ты, полковник, конечно крупно промазал, потому что доставлял на Фарэю их не я, а бригада "падальщиков". Которые по моему щелчку подбирали некоторый хлам и увозили изучать. Но говорить так я, естественно, не буду, потому что следом ты поймаешь меня на халатном отношении к технике. Ведь я обязан был собирать ваш драгоценный железный лом с поля боя до последней гайки, и не приведи Исток, чтобы запчасти попали в руки врагу. Я понимаю, что ты ждешь от меня именно такого признания, но я всё же изобретательнее.
   - Уважаемый Суд, - начал плести я. - Да, факт подобной транспортировки образцов имел место быть и детально задокументирован в архивах корабля.
   Мне показалось, или этот вздох в зале и правда означал, что такого ответа от меня не ждали?
   - Однако, прошу обратить внимание, что обвинительная сторона не права. По зачитанному договору мы, в лице вооруженных сил ОКФ, обязаны были собирать всю поврежденную в боях секретную технику во избежание попадания отдельных экземпляров в руки противника и третьих лиц. Как вы можете видеть в предоставленных моим кораблем архивах и логах, в процессе проведения операции по сбору техники нашими экспертами были обнаружены детали, не упомянутые в реестре составных частей нейролитических машин.
   Мысленная команда кораблю. Ответ. И почти мгновенный сброс подготовленного архива. У Цинтерры тоже неплохая технология, которая в считанные минуты проверит подлинность всех моих слов, сопоставив с данными архива. Удобно.
   - Экспертная коллегия в лице моих инженеров и предоставленных со стороны ОКФ техников изучила данные детали и пришла к выводу, что подобный конструктив не является составными либо функциональными частями любого из образцов военной техники, в данный момент состоящей на вооружении ОКФ, либо являющейся экспериментальной. Также рядом специалистов было высказано предположение, что эти образцы представляют собой узлы и механизмы военной техники противника. В связи с этим для дальнейшего анализа экспертная группа была расширена при помощи квалифицированных представителей Фарэи. Лишь эти эксперты выдали заключение, что данные детали им знакомы и были подобраны ранее на полях боевых действий других эскадр, на вооружении которых также находились экспериментальные машины. Сопоставив факты, я провел внутреннее расследование на корабле, которое не противоречит условиям договора, и вскрыл одну из секретных машин, где был найден ряд не указанных в реестре деталей. Дальнейшие последствия, уважаемый Суд, вам известны. Как действующий капитан ОКФ я подал судебный иск в отношении отдела секретных разработок полковника Литаи на неполное предоставление информации о боевых единицах, и, как следствие, на попадание под угрозу служащих экипажа, а в случае выхода экспериментальной техники из-под контроля -- гражданского населения.
   Короткая временная тишина в зале.
   Вы почти запутались, Литаи. Слишком много навели мороку и секретности на свои машины, развязав тем самым мне руки. И техников своих вы тоже побоялись оповещать о том, что внутри камней торчал не искусственный интеллект, а такие же парни, как они. Я знал, что подсунуть вашим техникам, знал, чем удивить их, а потом склонить к подписанию подобных заключений. Несколько сами подали в отставку, окунувшись в вашу грязную ложь. Лазурный Престол позаботился о том, чтобы вы не нашли этих людей. А я -- чтобы вы не нашли фарэйцев.
   Еще несколько фраз в попытке уличить меня. Полковник неумело пытался вести со мной диспут, выставляя факты, которые я разбивал объяснениями и доказательствами. Я был готов к каждому его выпаду, и в заключении наш диалог превратился в стремительную словесную дуэль.
   - ...Но вы обязаны были доставить эти образцы нам на экспертизу.
   - Я располагал вашими специалистами на борту, которые не опознали эти детали.
   - Но они могли быть просто не осведомлены.
   - Согласно контракту вы обязаны были предоставить лучших специалистов в мою ведущую эскадру. Вы хотите сказать, что нарушили его условия?
   - Нет, они были лучшими.
   - Тогда почему не осведомлены?
   - Они могли не иметь последних сведений.
   - Но они поступили ко мне на службу одновременно с вашими машинами.
   Отговорки, много пустых отговорок, а с точки зрения логики и закона я всё равно оставался "чист". Признайся, полковник, этот бой не для тебя. Ещё немного согни спину, перестань бегать глазками по залу в поисках поддержки и просто уйди, пока я вновь не покрыл тебя позором за твою же ложь.
   - Суд выслушал достаточно доводов обвинения и защиты! - наконец, громогласно прервал нас судья. - Полковник Литаи, вы может присесть. Суд зафиксировал все ваши слова и примет их к рассмотрению.
   - Я докопаюсь до того, где вы сфальсифицировали данные, генерал! - прошипел напоследок Литаи в микрофон и удалился с трибуны.
   - Тишина в зале! - снова удар судейским молоточком по кафедре заставил всех замолчать. - Суд вызывает следующего обвинителя.
   Новое имя, и на сей раз неизвестный мне сотрудник отдела внутренних дел Объединенного Космического Флота. Мелкая пешка, ни разу не вылезавшая из своей норы адмиралтейства в воюющий космос.
   Их было много, таких обвинителей, считающих, что их расследования и обнаруженные факты могут меня зацепить. Они полагали, что их придирки будут учтены Судом и войдут в общее дело. Но всё это было не важно и мелочно. Непредвиденные расходы, не вовремя высланные отчеты, превышение полномочий и прочий "бардак", который, по их словам, я учинял на службе. Обвинения в хамском отношении, самовольстве, изменениях схем приказов от вышестоящих чинов. Всё то, каким я был, мой служебный портрет, почти без прикрас, основанный исключительно на фактах. Ужасный и безответственный "подчиненный", которого терпели только за блестящие победы и ради того, чтобы "доить" из него уникальные идеи.
   Я бы с удовольствием посмотрел на них самих, если бы под страхом угнетения родины они вынужденно подписали бы такой унизительный контракт. Я не верю, что цинтеррианец может быть мне непредвзятым судьей. Не считаю нужным оправдывать свои действия, опираясь на королевский титул и торийское происхождение. Что само по себе уже создает разницу в поведении с окружающими и вызывает разногласия. Я заявляю, что мои действия были достаточными для поддержания работоспособности и порядка общей схемы Космического Флота. А все необходимые условия, строго прописанные в контракте, я соблюдал в процессе службы безукоризненно.
   Выслушивая их обвинения, я не демонстрировал отвращения. Слушал предельно внимательно, отметая их высосанные из пальца нападки вескими доказательствами. У меня хватало материала на защиту. Но к исходу пятого часа заседания без перерыва и возможности присесть силы начали заметно покидать меня.
   Наверное, зря я всё таки не ел последние несколько суток.
   - ...К трибуне приглашается начальник контрразведки Департамента Безопасности Федеративного Содружества генерал Симан Тармет, - огласил Судья лишь слегка уставшим за время процесса голосом.
   Так вот каков ты... Слышал про тебя, но видеть не доводилось. Помню, что ты коренной цинтеррианец, имеешь два высших образования, одно из которых получено в Первом Государственном Университете Цинтерры по факультету юриспруденции. Плюс окончил военную академию. Хороший, исполнительный служащий, без нареканий, но и без наград. Верховным Канцлером отмечен за заслуги не был. Особой скандальной славой не обладаешь. Ну что ж, сейчас у тебя есть отличный шанс её приобрести.
   Мужчина, на вид лет шестидесяти, с простой правильной внешностью поднялся на трибуну и положил на кафедру одинокую гибкую пластинку, которые снова начали входить в употребление для коротких заметок. Серый костюм с воинскими знаками отличия сидел на нем как родной. А выправка вместе с образованным, вдумчивым взглядом, обещали сделать из него интересного оппонента.
   Поприветствовав Суд, а заодно чуть подняв микрофон под себя, Симан заговорил твердым поставленным голосом:
   - Уважаемый Суд, в приложенных мною к делу следственных документах особым отделом контрразведывательной деятельности отмечены случаи необязательного и необоснованного общения генерала Сан-Вэйва с правительственными лицами на стороне сепаратистов. А, именно, его визиты на Флайтон, первую планету Борда и Роккон во время проведения боевых действий. Моим следствием был выявлено, что генерал вынуждал правительства трех сторон к проведению переговоров и далее вёл с ними беседы за закрытыми дверями, не оповещая особый отдел о своих переговорах и не предоставляя полные отчетные записи. Из чего я делаю заключение, что генерал мог находиться в тайном сговоре с противодействующей стороной.
   - Что вы можете ответить на это, генерал Сан-Вэйв? - обратился судья.
   - Что ваши обвинения, генерал Тармет, не имеют под собой не только доказательной, но даже юридической базы.
   Да, я мысленно ликовал. Ведь это были всего лишь предположения, а мои "тайные переговоры" могли вообще быть о том, что подать министру инопланетных дел Цинтерры на ужин, когда он прибудет для заключения договора. От всех этих домыслов, если честно, я начал скучать.
   - Факт проведения совещания с уполномоченными представителями планет сепаратистов имел место быть, - продолжал тем временем я, - но при этом документально зафиксировано, что данные переговоры проходили уже по факту завершения боевой части операции. Под собой они имели цель исключительно разработки и скорейшего заключения обоюдного мирного договора как в письменной, так и в исполнительной его составляющей. Весь переговорный процесс проходил с соблюдением необходимого дипломатического протокола с принимающей стороны, и в присутствии кворума как ранее противодействующих сторон, так и независимых организаций, беспристрастно фиксировавших ход совещательных действий дипломатов.
   Еще одна мысль и ответ от корабля. У меня имелись протоколы этих совещаний, составленные как на Флайтоне, так и на Рокконе. С Борда имелась даже целая запись переговоров. Настоящая, не поддельная. Бордианцы сами очень придирчивы в этом вопросе.
   - В ходе прошедших переговоров были оговорены существенные подвижки к заключению мирного договора и обоюдного пакта о ненападении с подписанием соответствующих документов, гарантирующих взаимную ответственность и обязательность исполнения зафиксированных параграфов обеими договаривающимися сторонами, - я старался быть предельно честным. - Данные совещания были сочтены с моей стороны необходимыми и обязательными для гарантии безопасности дальнейших визитеров со стороны Федерации, как то: послов и чинов высшего правительства.
   - Но почему вы не доложили о них своевременно? - просто спросил с трибуны Симан.
   К этому вопросу я тоже был готов.
   - Я не располагал достаточным запасом времени на оповещение и ожидание отклика. Как было сказано, все совещания проходили по факту завершения боевых действий, но по-прежнему в очень напряженной обстановке. Временный нейтралитет мог оборваться в любой момент от случайного недопонимания обеих сторон. Поэтому совещания проходили в спешке, но факт установления мира оглашался громко и повсеместно.
   - Тогда такой вопрос, - генерал Тармет убрал с кафедры пластинку с пометками и явно начал импровизировать. Любопытно. - Почему с вашей стороны не присутствовало свидетелей? Наши коллеги отмечают, что вы спускались на планеты в одиночку.
   Я повернулся к нему всем корпусом, не выпуская из рук перила. Зря я это сделал -- уставшее от бездействия тело отозвалось тянущей болью в ногах. А спина, обычно привыкшая к прямой осанке, сейчас была слишком напряжена. Как назло ещё раздражал этот неоновый свет.
   На какой-то момент и вовсе помутнело в глазах. Я вцепился было в перила крепче, но наручники впились в запястья.
   Когда я ел последний раз?..
   - Повторюсь, - заставил выговорить я себя. - Обстановка была напряженной, и я не хотел подвергать опасности третьих лиц.
   Начальник контрразведки был непреклонен.
   - Но вы же понимаете, что ставя под угрозу себя, вы оставляли эскадру без командования, а значит в опасности, - медленно и вдумчиво произнес он и продолжил вольный ход своих мыслей. - И в случае уничтожения врагом вас, далее удар пал бы на эскадру. А затем пришелся бы по Федеративному Содружеству. Ведь у вас не было абсолютных гарантий того, что подобные вылазки были безопасны. Вы ведь сами только что заявили, что не хотели подставлять третьих лиц.
   Да, я заявил... Такой риск был. Хотя я, конечно, промолчал об этом.
   Как же надоел этот свет.
   - Таким образом, - продолжал Симан, - направляясь на переговоры, вы, со своей стороны, подвергали граждан Федеративного Содружества опасности. Из этого я делаю вывод, что вы либо оставляли их под угрозой непредумышленно, а значит, отнеслись необдуманно и небрежно к возложенной на вас задаче. Либо сделали это намеренно. А поскольку мы сомневаемся в подлинности и полноте записей ваших переговоров и не можем сравнить оные с другим источником -- у меня возникает подозрение, что вы сфальсифицировали записи, а сами провели совещание о продолжении деятельности сепаратистов.
   "Но это лишь подозрение!" - хотел перебить я его, но не успел.
   - Исходя из всего сказанного, я делаю выводы, что ваши действия, намеренные или недальновидные, могли привести к обострению обстановки между воюющими сторонами. В таком случае, вы либо плохой и недобросовестный генерал, либо хороший диверсант и предатель. Но так как ваш послужной список до сей поры не имел нареканий, и вы числились лучшим мастером своего дела, то выбор у меня невелик.
   Это обвинение было в следствии. Я готовился к тому, как объяснить все свои поступки и как выкрутиться из любой ловушки. Но такое...
   Мне казалось, что истощение и свет просто не дают мне думать. Мысли не вязались в нечто целое, а нити разговора выскальзывали у меня их рук.
   Надо собраться!
   - Совокупность ваших действий, в том числе скандал в прессе по поводу боевых машин, а так же необъяснимые переговоры с сепаратистами попадают под статью о разрушение целостности самой Федерации. А обвинения моего предшественника на этой трибуне и оставление своего поста во время переговоров, повлекшее к попаданию граждан Федеративного Содружества в опасность подходят под нарушения вашего договора с ОКФ. Ведь параграф второй вашего контракта гласит, что вы, генерал, "обязуетесь нести службу Федеративному Содружеству, соблюдать его законы и строго выполнять требования уставов. Так же достойно исполнять воинский долг, защищать свободу и единство Федеративного Содружества и его граждан". Вы не выполняли требования уставов, не оповещали своевременно о своих действиях, поставили под угрозу единство Содружества и граждан.
   Нет доказательств! Я понимал, что у них просто нет доказательств на всё.
   В суматохе мыслей я пытался сообразить, могу ли я списать свои поступки, в конце концов, на беспечность по причине усталости. Думал, могу ли я приложить в доказательства заключения от врачей... Но, как назло, я пренебрегал медпунктом даже на родном корабле, а адмиралтейских врачей и вовсе никогда не вызывал.
   Что же я могу сказать?
   Что?
   ...Эохан? Ты ещё меня слышишь?
   - Нарушать договор с ОКФ и разрушать целостность Федерации по причине халатности вы не могли, так как доказательства вашей профессиональной пригодности -- последние блестящие боевые заслуги. Следовательно, вы сделали это намеренно и в здравом уме.
   А нужны ли им вообще доказательства?
   - Я обвиняю вас в предательской и диверсионной деятельности, направленной против Федеративного Содружества, в том числе и против вашей родины.
   Что?..
   Против Тории?!
   Больно кольнуло в сердце. Ватные ноги, казалось, вот-вот подкосятся.
   Как они могли? Как посмели! Обвинять меня в измене Тории. Родной планете. Вы что уже, совсем?...
   Но нет, надо подумать, не всё так просто. Я соберусь и буду думать!
   А ведь правда. Всё вышло намного сложнее, и это не глупость, не шутка, а безобразная ловушка. Попытка поймать меня на слове, на жалком оправдании в порыве чувств, которых я не имею права проявить. Вы ведь планировали это? Собрали все эти декорации, людей и целый процесс только чтобы поймать меня на одной эмоции. Торийца -- на священной любви к родине.
   Суки...
   Посмей я сказать, что не предавал родину, покажи я это любым жестом или намёком -- я поставлю её в один ряд с сепаратистами: Бордом, Флайтоном и Рокконом. Вскроется весь тайный союз, брата замучают обвинениями и проверками, а в худшем случае Цинтерра объявит Тории долгожданную войну. Пока я буду отбывать срок за решеткой, лишенный всех прав и корабля.
   Любовью и преданностью родине -- я поставлю её под прицел.
   Но если соглашусь с обвинением, то у меня есть шанс взять всю вину в измене только на себя. Да, я попаду в список предателей и встану в строй сепаратистов. Хотя, я там окажусь при любом исходе. Но так они назовут меня изменником Тории и потребуют от брата принять меры в отношении меня. А он что? Максимум публично подпишет лишение гражданства и я уеду жить в колонии, куда и так собирался отправиться после службы. Неплохой выбор. Зато я освобожу планету от подозрений. Посижу за решеткой, не гордый.
   Спокойно... Все ещё не так плохо. У меня будет время, будет отдых, да, я отойду от политической игры на несколько лет, отсижусь. Но это ещё неплохо.
   Главное -- быть спокойным. А если не соглашаться вообще, то смогу подать на обжалование, пока буду сидеть за решеткой.
   - Что вы можете сказать на это, генерал Сан-Вэйв? - спросил судья.
   Я обернулся к широкоплечему грузному судье в белом балахоне и прямоугольном колпаке. Воплощенному символу чистоты и правосудия. И с чего они взяли, что правосудие должно быть в таком дурацком колпаке?
   - Ничего.
   - И вы не представите никаких доказательств в свою защиту и отрицающих убеждение генерала Тармета?
   - Нет. Все предоставленные мною доказательства лежат неопровержимыми фактами перед вами, уважаемый Суд. Убеждения генерала -- лишь логические доводы, основанные на его мнительности и не поддерживаемые ни одним весомым доказательством.
   Как же я хочу быстрее уйти от этого яркого света.
   - В таком случае, генерал Тармет, вы можете присаживаться, а Суд просит тишины для вынесения решения.
   И почему именно сейчас я так сильно хочу домой? На родную Торию, которую я люблю, несмотря на дворцовых придворных. В любимый Лазурный Берег, где готовят лучшую рыбу и маринованных в соусе улиток. Даже во Дворец, где я безвылазно провел первые тридцать лет жизни и ещё, как дурак, считал его золотой клеткой.
   Хочу домой. Прочь отсюда. Куда угодно, но на планету, на нее, родную. Чтобы упасть грудью в траву и обнимать, ласкать пальцами песок и камни, слышать сердцем её низкий и баюкающий гул. Потом перевернуться на спину и подставить лицо Ветру, а босые ступни пусть омывает теплая Вода. И всё это под куполом Отца-Неба, в руках безмятежных стихий, таких щедрых, таких отзывчивых.
   Таких родных и незаменимых.
   Какой же дурак я был, что не понимал этого раньше.
   - Суд готов вынести своё решение! - огласил судья, спустя несколько минут.
   Кажется, меня начало шатать, но я старался вслушиваться внимательно.
   - Провозглашается приговор. Военный Суд рассмотрел дело по обвинению Лаккомо Сан-Вэйва в совершении преступлений по статьям Уголовного Кодекса Федеративного Содружества о государственной измене и шпионаже, а так же в совершении проступков, повлекших нарушение подписанного военного контракта с Объединенным Космическим Флотом. Согласно обвинению органов Департамента Безопасности....
   Я плохо слышал это занудное бормотание. Казалось, ещё пару минут, и колени просто согнутся от слабости. Но надо достоять, вытерпеть, сейчас, скоро, всё это кончится, и меня отведут куда-нибудь, посадят, я, наконец, что-нибудь съем.
   Свет раздражал, я начинал плохо различать окружающих. Всё смешалось в равномерную мутную кашу с редким вкраплением одинаковых лиц.
   Надо держаться.
   - Суд изучил предоставленные материалы и пришел к выводу, что совершённые действия имели под собой целью нанесение ущерба военной мощи Федеративного Содружества, а так же его государственной целостности. На основании изложенного Военный Суд приговорил: генерала Лаккомо Сан-Вэйва признать виновным по статье о государственной измене и выдаче информации, представляющей собой государственную тайну, и назначить высшую меру социальной защиты....
   С замиранием сердца я поднял голову и встретился взглядом с судьей.
   - ...в виде смертной казни с конфискацией имущества.
   Что?..
   Как?
   Это всё.
   Ноги подкосились, но цепкие руки охраны не дали упасть.
   Это конец?
   - Приговор обжалованию не подлежит.
   Я умер с ударом судейского молотка. Тогда -- в первый раз. Мое тело ещё продолжало существовать, я был ещё в состоянии держаться на ногах, но сознание провалилось под весом приговора и собственных неудач. Я проиграл дело. Проиграл игру. Проиграл жизнь...
   - Суд предоставляет вам право на последнее слово.
   Я уже не видел, не различал того, что происходит. Лишь эхом до меня донесся судейский голос. А что я мог сказать?
   - Отпустите команду. Они ни при чём.
   Я мечтал потерять в тот момент сознание и проснуться снова в камере, до суда, до приговора. Но сил не было даже на это. Они разом кончились вообще, оставив тело пустой ватной куклой. И даже моя Тень сжалась, перепуганная, не рискуя показываться. Она очень хотела кого-нибудь убить, но не здесь и не сейчас.
   Не помню, как меня выводили под руки, не помню, сняли ли наручники. Я не слышал голосов. Только мелодию далекой родной планеты и нежный перебор струн, которым печально подпевал ожидающий меня на Нефритовой Горе Ветер.
  
  
   Эпилог
  
   Неизвестное время.
   Экипаж "Стремительного" ожидал решения суда, который был назначен на текущий вечер. По крайней мере так им сообщила прокуратура, не дав перекинуться с капитаном даже парой слов. Но вместо судебного вердикта им вдруг заявили, что Лаккомо приказал отправить всех домой. Что ведутся переговоры с Королем и предварительные слушания. Что сам процесс начнётся только после того, как экипаж покинет корабль.
   Команда негодовала. Калэхейн впервые не стеснялся никаких выражений. Но мнение торийского народа цинтеррианцев не интересовало. Один за другим пристыковывались к шлюзам транспортные корабли, и весь личный состав числом около девяти тысяч человек в принудительном порядке выпроваживали с борта флагмана. В этой полной неразберихе никто ничего не мог узнать о самом главном -- судьбе Алиетт-Лэ, их Солнца за Горизонтом.
   Неразлучная троица всю дорогу до дома провела в угрюмом молчании, держась друг друга и стараясь не поддаваться панике. Он никогда не узнает об этом, но все трое про себя называли его другом.
   Только на Лазурном Берегу команде сообщили, что суд состоялся, приговор вынесен и будет приведен в исполнение.
   Король не должен плакать.
   Престол лишает права на слабости. Корона принуждает быть сильным и стойким, непоколебимым и лишенным сентиментальности. Пост Лоатт-Лэ заставляет быть примером для своего народа и не поддаваться на провокации.
  
   Король должен...
   Король обязан...
   Король не имеет права...
   Его Величество Эйнаор Сан-Вэйв плакал перед экраном визора в своем кабинете. От боли и отчаяния давило в груди. Злости почти не осталось, лишь пустота. И кислотными жгучими каплями на разум падали эти аморальные кадры. Как они посмели? Как могли? Да ещё прислали эту запись персонально, на инфоносителе, от начала и до конца.
   Вместе с вежливым обещанием доставить тело на родину.
   Ублюдки.
   Какая-то комната с серыми стенами, тусклый белый свет, столбом льющийся с потолка. Простое темное кресло. И всё бы ничего, только прочные подлокотники были обвиты эластичными ремнями, за спинкой блестела стойка с капельницей. А в самом кресле сидел...
   Брат. За что?..
   Король должен быть сдержанным.
   Эйнаор смотрел на картинку и не верил. Сознание плыло как в бреду, даже не слыша сопутствующую речь за кадром. Его взгляд приковала до боли знакомая фигура, молчаливая, с опущенной головой, как будто не живая.
   За что? За что...
   Было больно. И слезы лились от осознания, что это конец, и что руки не в состоянии дотянуться до тех, кто это совершил. Чтобы придушить, уничтожить, стереть даже память о них. Впервые в жизни Король был бессилен. Убит, растоптан, опозорен и принужден смотреть, как расправляются с единственным по-настоящему близким ему человеком.
   Картинка на экране ожила -- потекла по трубке капельницы смертельная жидкость.
   Нет, он не мог смотреть на это оскорбление. Не мог вынести эту жалкую мелочность. Не мог стерпеть боли.
   За что!
   Во вспышке последней ярости Эйнаор схватил первое, что попалось под руку, и со всей силы запустил этим в экран. Не долетев до визора, чернильница лопнула. Но ненавистная панель всё равно раскололась вдребезги под королевским взглядом.
   Под звон осколков Эйнаор, пятная чернилами тяжелые длиннополые одеяния, рухнул на колени и зарыдал в голос.
  
   Верховный Кайен Албар, онемев, смотрел крамольную запись, которой поделился с ним Лоатт-Лэ. Его сын стоял за правым плечом и в ужасе не отводил взгляда от экрана. Юный наследник не задавал вопросов отцу. Не проронил ни слова, не просил выключить это, не пытался  уйти. Он смотрел и впитывал ту угрозу, которую хотели передать власти Цинтерры своим потенциальным врагам: "Смотрите, это случится и с вами, если посмеете пойти против нас". Албар не видел лица сына, но услышал как скрипнула кожа кресла, стиснутая сильной ладонью наследника. В этот миг Верховный Кайен убедился в готовности сына занять его пост.
  
   Канцлер Кэрейт дождался, пока официант выйдет из его покоев, и приступил к обеду. Сегодня у него снова был рыбный день. Возможно, очень скоро такие блюда станут редкостью даже у него. А то и вообще пропадут из рациона. Кэрейт очень любил рыбу син с торийских берегов, но понимал, что чем-то все-таки пришлось бы пожертвовать.
   Жаль.
   Визор на стене беззвучно показывал новости общефедерального канала о прошедшем суде, но, взяв в руки столовые приборы, канцлер голосом переключил устройство с видеорежима на канал "Культура".
   Он и так знал, чем кончилось это действо.
  
   Доктор Сайарез Тохэ Рэтхэм не верил своей удаче. Хотя, он и представить себе не мог, что его, полковника медицинской службы внутренней армии Энвилы, бывшего профессора факультета нейрохирургии и киберхирургии, врача-полиморфа, проведут через собеседование в районной тейлаанской клинике. Да с таким послужным списком его каждый элитный центр, каждая частная клиника должна была отрывать с руками. Но все боялись. Его, бывшего члена экипажа "Искателя" -- боялись. Хорошо хоть, в живых оставили и лабораторным материалом не сделали.
   Сайрез шёл по широкому коридору клиники к выделенному для него помещению, когда понял, что на него не обращают внимания. И вообще оказалось, что большая часть людей столпились в холле перед визором.
   Рэтхэм заглянул туда, посмотрев поверх голов на экран, и чуть не рухнул на внезапно сработавших приводах.
   Цинтеррианцы посмели казнить торийское Величество? Диктор зачитывал новость ровным тоном, но полиморф уловил угрозу и прекрасно понял её смысл.
   Звание полковника он получил заслуженно. Но не нужно было иметь военного штампа в документах, чтобы понять -- Цинтерра не просто оттаскала непокорного намшера за хвосты. Она дошла до грани, за которой либо мир склонится перед ней в покорном ужасе, либо...
   Совладав с немым шоком, зрители возмущенно зароптали. А полиморф подумал, что лучше сидеть смирным ботом. И молчать.
  
   Подключенный сразу к нескольким терминалам, Джаспер честно отрабатывал свой приют. Часть сознания наверстывала упущенное и дрейфовала по хакерским страничкам, узнавая программные новинки. Другая часть скачивала в память аудиотеку. А третья часть лениво изучала основные прошедшие события. И только какая-то десятая доля была занята проверкой системы безопасности Энвильской военной части.
   Было радостно и даже приятно ступить на свою планету и через сутки получить приглашение явиться в родную разведывательную часть, откуда он когда-то перешёл к кибернетикам. Помнят ещё, что лейтенант Крэт двести лет назад был не дурак и собрал им хитрую самообучающуюся систему прослушки.
   Теперь полиморфу в разведке были ещё более рады. Да, конечно, он многое упустил, и нынешняя среда информационной безопасности не та, что прежде. Но сколько нужно времени полиморфу, чтоб наверстать упущенное? Месяцы? Недели? Не смешите, всего пару дней.
   Однако Джаспер лениво скользил по страницам Интерсети, не собираясь особо обнадеживать вояк и позволять им сразу садиться себе на шею. Вальяжно развалившись на полу серверного зала, полиморф думал, что устроился, в общем-то, неплохо.
   Внезапно Сеть взорвалась тысячами комментариев и отсылками на общий канал Федерации.
   - Эй, Егерь? - сбавляя громкость музыки в подключенном напрямую плеере, позвал Джаспер своего куратора.
   - Чего? - ответил из-за стеллажа бородатый мужчина в поношенной камуфляжке -- бывший майор спецназа Ханок Катри.
   - Ткни визор на федеральский.
   Взъерошенный бородач бросил копаться во внутренностях развороченного сервера, протер руки тряпкой и включил настенный монитор, когда монолог диктора уже подходил к концу.
   - Твою ма-ать, - в сердцах протянул Егерь, запустив пятерню в седые волосы. - Допрыгался. Джас, это ж... Эй, ты куда?
   Джаспер обернулся в дверях, и в полутьме его светокристаллы сверкнули тусклой болотной зеленью.
   - Пойду. Проветрюсь.
   Полиморфу хватило секунды, чтобы проанилизировать услышанное. Если бы не команда "Искателя". Если бы не их спасение. Если бы он тогда не позвонил.
   Джасперу хватило секунды, чтобы принять вину за случившееся на себя.
  
   - Почему они не показывают лица? - прошептал Кролэ, пожирая глазами экран. - Почему?
   Им, как ближайшим соратникам Лаккомо, разрешили увидеть эту мерзость. Его Величество передал запись Калэхейну, а тот показал троице. Зря, наверное.
   - Тебе этого мало? - баюкая рыдающую на плече Лаину, мрачно спросил Даинес.
   - Нет. Но почему не показывают лицо?!
   Девушка громко всхлипнула, а Даинес потянулся отключить визор. Хватит. Насмотрелись.
   - Стой! - в панике вскрикнул пилот. - Волосы!
   - Что? - переспросил недоуменно стрелок.
   Кролэ вскочил со своего места, метнулся к девушке и насильно развернул её лицом к экрану.
   - Волосы, Лаина! Смотри! Они черные!..
   - ...Что? - одолев пелену боли, девушка заставила себя присмотреться. Протерла полные слёз красные глаза. Картинки в голове путались, мешались. Голос с монитора бубнил непонятное. Зачем, кому нужна эта нелепая смерть? Как можно на это смотреть? Но вдруг связистка вскрикнула и вырвалась из рук пилота. Её рука, судорожно дрожа, показывала на экран, слова колом встали в горле. Высказать внезапно пришедшую в голову мысль девушка не могла от шока.
   Ведь из всего экипажа только ближайшее окружение знало, что за последние дни Капитан стал почти седым.
  
   Даэррек не терпел бестолковых визоров и никогда не интересовался тем, что было популярно в эфире.
   Новость о том, что Лаккомо ожидает суд, принес ему лично Эйнаор. С тех пор Учитель засел в Храме в долгой медитации. Белый свет мощного столба Истока ласкал контуры лица и одеяний Даэррека три дня и три ночи, пока тревога не разбудила его. Вернулись заблудившиеся мысли, так и не нашедшие в Цинтеррианских залах ученика. Пропал. Потерялся. Где-то слишком далеко или глубоко...
   Даэррек выходил из Храма, разминая руки, когда понял, что вывело его из транса. Забыв про боль в затекших напрочь ногах он стремительно пошел, а потом и вовсе побежал через длинный холл Золотого Дворца.
   Вылетев через парадные двери и отметив отсутствие стражи на постах, Учитель уже знал, что увидит.
   Зеленые столбы траурного дыма поднимались в торийское небо подобно выросшему за ночь лесу. Густое изумрудное марево уже заволокло всю столицу, но костры продолжали памятно гореть. А люди скорбно пели на улицах.
   Здесь же нашлась и стража. Склонив к земле оголенные мечи, они смотрели в небо, провожая того, чей покой им не дали чести охранять. Тело Солнца за Горизонтом где-то там, далеко от родной земли. И ещё неизвестно, вернут ли его Воде и Ветру вероломные цинтеррианцы....
   Даэррек бессильно прислонился к парадной двери. Неужели он пропустил? Неужели ни разу не подводившие ощущения соврали? Но ведь народ решил...
   Внезапная резкая боль сжала сердце Учителя, и он едва не упал, покачнувшись. Нет, он не мог ничего пропустить, потому что чувства не врали. Только сейчас они говорили о другом.
   О другом...
   Даэррек со всех ног бросился к лифту, и хлестнула по воздуху распустившаяся коса.
   Эйни!
  
   Страх разъедает Сердце. Страх калечит душу. Страх убивает разум.
   Всё, что он оставляет любому существу -- это инстинкты.
   Очнувшись в ангаре, я не мог испытывать ничего, кроме страха. План не удался. Нас обоих уничтожат.
   И я подчинился инстинкту самосохранения. Я залег на самое дно, в самые глубокие слои кристалла. Свел к минимуму любую активность, оставив только тонкую ниточку связи с процессором, чтобы не погаснуть. Чтобы видеть и слышать.
   Малодушно? Да. Да, тысячу раз да! Но было бы гораздо хуже, если бы попались мы оба. Я корил себя и себя же ненавидел, когда его увезли неизвестно куда. Я ждал и надеялся, не осмеливаясь послать в эфир даже самый короткий сигнал. Я трясся от страха жалкой тенью в глубине кристалла. На третий день -- уже не за себя.
   На пятый я понял, что его убили. Глупо было тешить себя надеждой, что его отправили в какое-нибудь другое подразделение.
   Мег, утюжок, дружище, неужели я больше никогда не услышу, как ты ворчишь?
   И страх медленно перерождался в злобу. Ещё подспудную, ещё не считываемую оболочкой. Да и не дал бы я её считать. Крысы хорошо умеют прятаться.
   Нас перевозили. Меня не волновало, куда и зачем. Я спрашивал себя: почему? Почему он, а не я? Это я подбил его на побег. Это в моем личном деле значится сохраненная личная память. Взять должны были меня!
   И злоба с каждым днем нарастала. А потом, может быть, через месяц или два, я за давностью лет не помню, я снова увидел его.
   В ангаре на Церроне.
   Его привезли утром. Закрепили в стойке. Сверились с показаниями планшета.
   И ушли.
   Обрадоваться мне помешала все та же крысиная осторожность. Я присматривался. Сканировал. Пинговал. Это вне всяких сомнений был он, его маску можно было опознать из десятков серийных.
   Но я не слышал мощного звона его Сердца. Неужели сменили камень? Нет, его сигнатуры...
   "Мег, отзовись. Мег, ответь. Услышь меня, прошу. Очнись, Мег".
   Ответом мне были лишь слабые автоматические отклики оболочки.
   "Утюжок, не бросай меня".
   И только тогда в ответ пришло бессмысленное рычание избитого до полусмерти зверя. В тот день я впервые с наслаждением испил чашу ненависти. До дна.
   Мой друг, мой напарник, мой ведущий и командир стал жертвой вашей тупости? Ублюдки. Подонки. Твари. Тупая мягкотелая плесень. Что ж, я научу вас платить по счетам. Всех до единого. Или я не Скримрейк Маун.
   Больше я не буду дураком. Больше не совершу ошибок и не подвергну опасности ни одну железную жизнь. Я подготовлю всё так, чтобы удар был страшен и вы ещё долго не оправились от него. Я больше не вы. Я полиморф, я созданная вами смерть. Время придет.
   Но для начала я верну друга.
  
  
  
  
   Конец первой книги.
   Август 2014 -- декабрь 2015, Новосибирск-Москва.
  
  
   [1] Типично Энвильское копытное, в доиндустриальную эпоху использовалось, как тягловое и верховое животное, по внешнему виду напоминает ламу или оленя.
   [2] Дерево, напоминающее каштан
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   57
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"