Без молитв и веры богов не бывает, и когда христианский бог пришел на север и взял его себе, в Асгарде, золотом и светлом, стало холодно. Смолкли песни, и все реже начали подниматься кубки - пока все не стихло совсем.
Боги пришли туда, где тепло еще оставалось. В Мидгард. Все они нашли там свое место, насколько могли.
Тор был военным летчиком на Второй Мировой, и трижды шел на таран, хотя ни разу так и не разбился: а ведь мог бы, железный, вросший корнями в землю и неотделимый от нее, ничего бы с ним не случилось. Самолеты держали его крепче, чем Радужный мост в свое время, молнии же любили его как прежде. В любую грозу Тор поднимал самолет в небо.
Он сменил с тех пор десяток имен и паспортов и успел второй раз жениться, после того, как Сив умерла в девяносто пятом. Он сам вплел ей в волосы белые мелкие цветы, она лежала в гробу так, что казалось - сейчас проснется.
Новая его жена была невысокой, полной, с волосами русыми и пышными, облаком вокруг головы. Она звонко смеялась, и руки у нее пахли медом, Тор встретил ее в августе две тысячи первого, в Исландии, там, где воздух почти тот же, что был, когда он еще оставался настоящим богом.
Магни и Моди занялись правом не то в Оксфорде, не то в Кембридже, Тор так толком и не запомнил, Улль - завел себе целую сеть магазинов спорттоваров и новенькую машину. Тор разок прокатился на ней по хайвею - вышло быстро, но все же не быстрей, чем мчалась когда-то его колесница.
Все они часто к нему приезжали, но отцом больше не звали - и Тор скучал по этому, словно они больше не его сыновья. Это разумно: слишком странно было бы им говорить "отец" ему, нестареющему, вечному, но Тор никогда не был слишком разумен - любил же он Локи, которого не любил больше никто.
Улль с каждым днем и с каждым приездом становился все больше похож на Сив - тонкое овальное лицо, облако светлых волос. Магни и Моди были похожи на Тора, рыжие, синеглазые и круглолицые. Улля Тор любил больше.
Мьельнир прижился в углу, стоял там, как тумбочка или комод, исторический раритет, совершенно холодный, и железные рукавицы больше не были нужны тому, кто хотел бы взяться за него. В дни генеральной уборки жена Тора любила протирать его от пыли, подолгу сидя рядом, обводя узоры на нем.
Тор начал пить желтые таблетки с яблочным привкусом - жене он сказал, что от сердца. Такие же принимают и Улль, Магни и Моди, хоть и гораздо реже. Лекарство от семейного порока сердца и яблоки Идунн, дарующие вечную юность - разница небольшая, понимаете сами.
Идунн, к слову, открыла третью аптеку. Она стала знаменитым врачом, и пациенты ее не живут меньше ста лет. Тора это всегда ужасно смешило - кто бы знал, что так оно будет? Знал бы Локи, когда воровал ее яблоки!
К Локи он не приходил уже давно.
Нари приехал к Тору неожиданно. Кажется, двадцать первого числа, хотя в июле мало кто помнил о числах вообще. Они в середине лета всегда становились смешанными и полустертыми, и большинство понедельников, пятниц и сред тоже путались между собой. Только выходные оставались на месте, и то не всегда.
Нари был похож на отца и на Сигюн одновременно, не слишком высокий, худой, как щепа, некрасивый. Тор не сразу узнал в нем того подростка, которого видел когда-то давно на суде. Тору и не хотелось никого узнавать, никого из прежней жизни. Он не признавал полумер никогда и, перестав быть богом, хочет прекратить и все прежнее, отрезать его, как ножом.
Нари был милым и добрым, много смеялся, и привел в восторг жену Тора. Сам Тор двигал к нему ближе розетку с медом (оказывается, Нари любит сладости и горячий чай) и разглядывал его, не отводя глаз, искал в нем шальное, знакомое, Локи. Нари зыркал на него чуть исподлобья, и глаза - глаза у него были не Локи и не Сигюн, чужие, злые, волчьи.
Жена Тора этого не видела - только теплую славную улыбку. Так же, тепло и славно улыбался Локи своей жене, но волчьим взглядом смотрел на Бальдра - и тот скоро умер.
С Тором Нари почти не говорил, пока не допил свой чай. И лишь потом, аккуратно поставив чашку на блюдце, сказал:
- Знаешь, отец приехал.
Тор громко стукнул дном своей большой кружки о стол - слишком резко ее поставив. Нари не мог сказать "отец вышел оттуда, куда вы его отправили", Нари только улыбался, глядя на него в упор, ожидая реакции.
"Отец приехал".
Тор улыбнулся в ответ. Значит, все должно было скоро кончиться. Он еще помнил пророчество - одно из немногого, что он помнил действительно хорошо.
Снег пошел в Исландии ночью двадцать первого июля - а может двадцать второго или даже просто двадцатого, если Тор ошибся с днем, когда приехал Нари. Температура за окном упала до нуля сразу, и снег повалил стеной, пушистый, тяжелый. Крупные хлопья, как из фильмов про Рождество, падали с неба несколько дней. Такой снег хорошо идет на снежки и снеговиков, но еще лучше он останавливает дорожное движение, обрывает проводаи заваливает дома до самых окон и даже немного выше.
Первыми закрылись мелкие аэропорты, Рейкьявик боролся дольше других - но отказался принимать самолеты, идущие на посадку, и он.
Впрочем, по-настоящему холодно так и не стало. Не больше, чем нужно, чтобы шел снег. Снег шел несколько дней подряд и прекратился только когда Исландия оказалась укрыта им полностью, закутана с головой. Таять он даже и не думал, сверкал на солнце пронзительно-остро, мигом затвердев в твердый наст.
Тор вышел на улицу в первую же ночь, долго стоял, глядя в небо и слизывая с губ снежинки. Он не любил больше небо, он не поднимался в него больше двадцати лет. Для бога, живущего среди людей, - слишком много. Он не был даже уверен, сможет ли подняться снова.
Снег пришел в Норвегию, а оттуда - в Швецию и Финляндию. Когда он начался в Петербурге, заговорили о глобальном похолодании и аномальных колебаниях погоды. Опустели полки в супермаркетах с обогревателями и одеялами, и снова слишком дорогим стало отопление. Снег к тому времени шел уже в Австралии.
Дороже стало тепло, газ, электричество - и еда. Но со временем все успокоилось, оказывается, можно было жить и так - под снегом. Он и не думал таять, но и по-настоящему холодно тоже не стало. Человечество привыкло. Немного холода - это все же слишком мало, чтобы его убить, хотя зима успела добраться до многих из тех, кто ее не знал.
Тор успокаивал жену и ждал Локи, который непременно должен был прийти. Локи не приходил. Приехал зато встревоженный Улль, который вымахал еще больше и теперь стал выше братьев и выше отца, привез с собой незнакомую девушку - слишком тощую, по меркам Тора, в его время ценилась другая красота. Улль обнимал ее за плечи, но потом попросил выпить чаю с женой Тора (она пошла послушно, как овечка) и долго, долго вполголоса разговаривал с отцом.
Он, в общем, тоже понимал, что все катится к Рагнареку. Под конец, уже почти в дверях, он спросил, где же Один, и Тор понял вдруг, что давненько уж не знает, да и не вспоминал про отца много лет - с самой смерти Сив. Тогда собрались все, с ужасом смотрели на гроб, ждали - неужто они и впрямь становятся людьми? Нет, так и не стали. Не до конца, во всяком случае. А что Сив умерла - так тошно ей тут было, может, хуже, чем им всем.
* * *
Тор пришел к дверям Хатльгримскиркьи [Хатльгримскиркья - лютеранская церковь в Рейкьявике. - прим. автора] в полдень, обошел ее с северной стороны. На снегу оставались следы шагов, которые заливала просинь теней, с сосен сыпались коричневато-зеленые иглы, когда он отводил ветки.
На нем была толстая темно-серую куртка, пышно отороченная по вороту темным мехом, с прожженным сигаретой рукавом. Шапки Тор не носил, и грива темно-рыжих всклокоченных волос выглядела до странности воинственно. Вперед торчала кудрявая борода, аккуратно подстриженная, но все же. Он был... он, пожалуй, напоминал себя прежнего немного, и эта мысль доставляла ему удовольстввие.
В церкви читали пятьдесят третий псалом. Тор остановился у дверей, потом, чуть поколебавшись, уселся на последнюю скамью. На священника он не смотрел, зато, тяжело оперевшись локтями на спинку впередистоящей скамьи, рассматривал распятье - строгое и искусно вырезанное из темного дерева.
"Привет", - мысленно сказал Тор и улыбнулся. Христианский Бог никогда не отвечалему, но Тор был уверен, что он должен с кем-то да говорить. Богами не становятся просто так, а христианский Тору нравился, хоть он и был совсем другой, не такой, как они.
Из церкви он вышел еще до конца службы, сощурился на солнце и снег. От яркого света немного болели глаза.
- Я уж думал, ты будешь там вечно сидеть.
Тор повернул голову на голос, заслоняясь ладонью от солнца.
Они оба были рыжими, но на этом сходство и кончалось. Локи стоял перед ним в длинном темном пальто, с тугой косой, лежащей на плече, и бороды у него не было. Усмехался.
- Мог бы и зайти внутрь, - буркнул Тор. Он ничуть не удивился. Он ждал все это время.
- Не мог. Это же тебя признали святым, не меня, - Локи поморщился, явно демонстрируя, как он относится к тому, что Тора сделали одним из современных святых. Развел руками. - Мне туда ходу нет.
Они двинулись через улицу бок о бок. Локи, несмотря на все свои пальто и косы, даже привычную иллюзию не накинул, и лицо у него казалось усталым, постаревшим и иссеченным шрамами. Тор знал наперечет каждый - полустертые, почти незаметные - у губ, мелкие оспины от змеиного яда, длинный шрам поперек щеки, вынесенный им из драки за Мьельнир. У Тора их, в общем, было не меньше. А в волосах у Локи появилась светлая седая прядь. Разве боги седеют?
- Сколько осталось? - спросил он сипло. Садился голос, да и табак был отрава-отравой. С тех пор, как Тор поселился среди людей, он курил самые дешевые сигареты, самые крепкие.
- Еще почти год, Тор, - Локи помедлил, потом взял его под руку. И ухмыльнулся. - У тебя теперь нет пояса, за который я мог бы держаться.
- Ну да, нет.
Вместо пояса, за который когда-то держался Локи, у него был теперь широкий кожаный ремень с вручную пробитыми шилом дырками и тяжеленной пряжкой.
- Где теперь Сигюн?
- Дома, - Локи глянул на него, прищурясь.
А попробуй, спроси - где это - "дома"? Где вообще Сигюн и Локи могут чувствовать себя дома - теперь-то?
- А где теперь Сив?
- Умерла.
Локи остановился так неожиданно, что Тор сделал еще два-три шага вперед, волоча его за собой.
- То есть, как это - умерла?
- Как люди умирают, - буркнул Тор. Жену он так и не забыл. Он почти чувствует себя виноватым ее смерть, и за то, что сам он жив.
Локи больше ничего ни о ком не спросил - может, боялся услышать еще что-то в этом духе. Вместо этого он заговорил сам, но Тор его не слишком слушал, уйдя в свои мысли, глядел через дорогу на светофор, разве что выхватывал слухом привычные, словно они и не расстались на столько лет, "ну вот честно" и "ты представляешь?". Он машинально кивал на них, показывая, что верит и представляет. Если слушать все, что несет Локи, можно запросто свихнуться до того, как он дойдет до середины, Тор знал. И знал, что если будет нужно, то Локи обязательно повторит, чтобы он уразумел что-то важное.
Локи бурно жестикулировал свободной рукой. Он, кстати, тоже знал, что Тор его не слушает. Локи всегда знал, когда его слова пропускают мимо ушей. Просто... это было как прежде.
- ...пошел в библиотеку, - пробилось к Тору. - Там были подшивки газет, много. И тут, представляешь себе, я нашел тебя.
- Что, прямо меня?
Оба рассмеялись, привычно, как смеялись вместе много раз до того.
- Статью про тебя. Там вообще про войну, но и про тебя тоже, веришь? Там и фотография есть.
- Какая там фотография, - отмахнулся Тор. Он смутно припомнил эту статью. - И не разберешь.
- Я же разобрал. Как бы я иначе знал, что она про тебя?
Тор усмехнулся
Потом в какой-то момент Локи замолк. Тор молчал тоже, так они и шли дальше. За последние сотни лет у них было время поговорить, теперь стало и незачем, и не о чем. И, в общем, врагами они друг друга тоже совсем не чувствовали. Хотя пора бы привыкать. У них было много лет, чтобы привыкнуть.
Но они словно остались в прошлом, где еще были друзьями, - и ни один прерывать это состояние не хотел.
Шел второй год Фимбулвинтера.
* * *
Хотя, конечно, библиотека была не с самого начала.
С самого начала был Хельгард.
Локи спускался вниз по скользким сыроватым ступеням, а вокруг плясали языки бледно-зеленого огня, освещая путь, из-под ног тянулись длинные черные тени. Когда он дошел до самой последней ступени, темнота расступилась, и своды изогнулись у него над головой, стали высокими, словно сплетенными из тончайших ветвей. Локи показалось тогда на мгновение, что он идет по ночному лесу, родному для Хель Ярнвиду.
Свет вокруг был золотисто-зеленый, чуть уходящий в синеву. Ветер - теплый и сырой.
Хель встретила его в дверях залы. Локи почти успел забыть ее за много лет, а она - высокая, крупная, как мать, здесь, в своем мире, не носящая иллюзий, появилась перед ним в истинном обличье - наполовину синяя, как мертвец, наполовину красная, как кусок сырого мяса. Она была похожа и на Локи - как если бы художник шутки ради нарисовал его женщиной и теми красками, какими не рисуют живых. Она была не только страшна, но и ослепительно прекрасна - так, как живая женщина не может быть. У ног ее вертелся громадный серый Гарм.
Хель осторожно положила ладони ему на плечи, поцеловала в щеку. Почти невесомое прикосновение. Точно также она целовала еще Тора, который для нее уже много сотен лет был дядюшкой Тором. Хоть и неизмеримо реже Локи, но он спускался в мир мертвых.
В конце концов, Хель, несмотря на то, что она хозяйка подземного царства, пекла чудесные пироги. И совсем даже не из нектара, как поговаривают в мире живых, а из доброго мяса и - изредка - душ, которые больше ни на что не годились. Как Хель определяла, на что годны бесплотные тени, - одной ей было ведомо. А пироги все равно получались вкусные.
Тор был единственным, кто словно и не замечал ее внешности и даже находит ее милой. А в последний раз он и вовсе принес из мира живых новое слово "экстравагантная" - и мигом такой Хель обозвал. Правда, Хель смутно подозревала, что Тор сам до конца не понимал, что значит это длинное красивое слово.
- Отец, - тихо сказала Хель и улыбнулась, она и впрямь была рада его видеть. - Мы все тебя ждем.
Первым поверх ее плеча Локи увидел Фенрира и изумился тому, какой он стал высокий и широкоплечий. Ему давно не доводилось видеть сына в человеческом обличье, он всех их слишком давно не видел. Фенрир смотрел на него прямо, убирая с лица волосы, - у него их была целая шапка непослушных и темных, и Вали стоял рядом с ним, невозможно похожий на Нари, высоченный, некрасивый, тощий, до безумия похожий на самого Локи.
Локи никогда не боялся за того из своих сыновей, что умер. Он ушел к Хель, а Хель, сестра его, не допустила бы ничего дурного. Разве что запястьями он почувствовал теперь на мгновение горячее и кровавое - кишки своего сына - и словно ослеп, шагая навстречу сыновьям.
Вали сорвался с места первым, кинулся ему на шею так, словно он все еще был мальчиком. Словно Локи все еще был тем молодым мужчиной, у которого пока не убили сына.
Локи обнял его, прижав к себе, накрыл ладонью его затылок, отчаянно жалея, что здесь нет Сигюн. Ей нечего было делать в мире мертвых, но она была бы счастлива увидеть их сына.
Потом он сказал, не оглядываясь:
- Пора снаряжать корабль, Хель.
- Я знаю, отец. Мы поняли еще когда Фенрир пришел.
Сначала под боком у него спал брат, Нари, в волчьем облике, прижавшись к нему. Цепь с каждым днем становилась все тоньше. Впервые Фенрир заметил это много дней назад, и с тех пор цепь стала тоньше почти вдвое. Фенрир, как и его брат, много спал, словно больной, - иногда ему и впрямь казалось, что он болен, иногда грыз цепь, по-щенячьи повизгивая. Грызть было больно, ну, сами попробуйте погрызть что-то твердое до жути. Фенрир надеялся, что она лопнет. Фенрир ждал, когда она лопнет.
А она все никак не лопалась.
Однажды - просто распалась в труху. Нари не пошел с ним, Нари ушел в мир людей. Он говорил - ему есть, кого там повидать.
Фенрир пришел к Хель, их старшей сестре, потому что ему больше некуда было идти. Они ждали все это время, а теперь Локи пришел за ними, и пора снаряжать Нагльфар.
Его строили долгие сотни лет. Он уродлив. Громадный, весь словно состоящий из острых линий и углов, без лебединой прелести прочих кораблей, как морское чудовище, выбросившееся на берег. Морское чудовище тут Ёрмуганд, что Фенрир со смехом и напомнил отцу, стоит тому вслух высказать свое "как". Локи улыбнулся, потрепал его по волосам.
Мертвецы шли мимо них на борт. Конца процессии не было видно. Может быть, его не было вовсе.
Мертвецы Локи были совсем слабыми, испуганными, растерянными. Они почти забыли, как нужно жить, а бойцами не были и вовсе никогда. Бойцы достались Одину и Вальгалле, но Локи не жалел. Он и сам-то не бог войны.
В тот миг, когда первый из них ступил на борт, наверху пошел снег.
А потом Локи понял, что хочет увидеть Тора. Он думал - Тор в Асгарде. Он знал - теперь его не посмеют выставить за двери, они все понимают, что время пришло.
Локи мог бы прийти туда и узнать все сам, но он отправился в человеческий мир - чужой и странный, в котором нельзя было узнать ничего и не найти ничего из того, что было. Но он умеет учиться, всегда быстро учился.
И однажды, когда он листал подшивку газет, пальцы обожгло холодом, и это значило, что человек случайно или намеренно запечатлел бога. Локи нашел его - размытый, скверный послевоенный снимок. Тор на нем.
Локи разглядывал долго-долго, поднеся фотографию к глазам, потом жадно прочел заметку, улыбаясь про себя - не может Тор без схваток, совсем не может.
Заметку он унес с собой, аккуратно вырезав из газеты.
* * *
После встречи с Локи Тор долго не ложился спать. Бродил по дому, пил чай из помятой алюминиевой кружки, которую привез еще с войны. Жена не раз порывалась ее выбросить, Тор не давал, не объясняя причин.
Локи больше не приходил, а Тор считал дни и все меньше спал к концу третьего года. Воздух звенел тревогой и огнем.
Однажды утром он проснулся и увидел - снег начал таять. Самая долгая зима кончилась, и Тор погладил Мьельнир и сказал жене, что собирается в командировку. Он, должно быть, мог бы сказать ей и правду, Тор думал - она поняла бы. Он не сказал. Зачем?
На старом фольксвагене, тяжело переваливающемся через тающие сугробы, как большая и ужасно целеустремленная черепаха, Тор выехал из города и свернул с шоссе в лес, расступившийся перед ним ровно настолько, чтобы проехать машине. Хотя понятно было, что никуда она особо не проедет, увязнет в снегу, который взрослому человеку едва не по пояс. Над лесом повисла узкая бледная полоса радуги, в воздухе одуряюще пахло сырой землей и сосновыми иголками.
Тор хмыкнул и поехал дальше, машина его ползла по воздуху над самым снегом, не касаясь колесами наста. Он подъехал к началу радуги и выбрался из машины, вытащил с заднего сиденья Мьельнир. С каждым годом он становился тяжелее и тяжелее, Тору казалось, что однажды он совсем не сможет его поднять. Да что там, Тор теперь даже по Радужному мосту мог спокойно идти, не то что в прежние времена, когда он опасался расколоть его своими молниями.
Он двинулся вверх. Мьельнир оттягивал руку, впереди сияли золотые ворота Асгарда. Тор видел их так же ясно, как собственные ноги.
В Асгарде давно не бывало гостей, ворота открылись перед ним неохотно, Тору показалось - еще немного - и они заскрипели бы.
Двор был пуст и тих, и Тор двинулся напрямик, сжимая в руке ненужный Мьельнир, который должен был начать снова повиноваться ему в Рагнарёк и не раньше. Должно быть, он смог бы пустить его в ход и теперь, но это не то.
Перед ним распахнулись двери Валгаллы, чертога празднующих, но теперь внутри тоже было тихо. Тор привык к шуму пиров и сражений, но воины его отца спали и не хотели больше ни меда, ни битв.
Домой, в Билширнир, Тор не решился вернуться. Как он вошел бы туда без Сив и мальчишек? А главное, на что он ему без остальных? Искать отца и тех из остальных, кто остался в Асгарде, Тор хотел еще меньше. Сказать по правде, он боялся найти их не такими, как помнил.
Он остался в Вальгалле. Пустая гулкая зала. Самое оно для бога, который устал им быть.
* * *
Нари спрыгнул с подножки поезда, схватил ртом обжигающе-холодный, северный воздух. Когда он выдохнул, то увидел клубы пара. У него за спиной медленно тронулись с места вагоны, поехали мимо с глухим стуком, словно полз брат Ёрмуганд среди скал, и чешуя шелестела о камни.
Нари наискось пересек перрон, нырнул на одну из улиц. Он не знал этого города, но был вполне уверен, что сможет найти то, что ищет, не спрашивая ничего ни у кого.
Почти сразу начался снег, а у него даже шапки не было, и рыжие волосы словно поседели. Он сделался похож на Локи.
Он плутал по городу едва не до полудня с рассвета. Правда, здесь утра долгие, фиолетово-голубые, холодные до того, что сводит пальцы. Руки у Нари были без перчаток.
Он нашел нужный дом ровнешенько в полдень, словно должен был прийти к этому времени. Он отродясь не был внутри, но точно знал, что дом - именно тот, что нужен.
Третий этаж. Узкая лестничная клетка. Нари долго разглядывал дверь - тонкую, почти фанерную, потом постучал открытой ладонью, тихо, словно надеясь, что ему не откроют.
Дверь распахнулась сразу. На пороге стояла Сигюн. Она невозможно изменилась с тех пор, как Нари видел ее в последний раз, из юной девушки превратившись в женщину. Сигюн теперь была той, у которой сын мог бы быть волком и в самом деле. На плече у нее лежала полурасплетенная коса, словно пушистый крохотный зверек.
Под взглядом матери Нари затих, будто ожидая наказания за что-то.
- Ты пришел, - сдавленно сказала Сигюн.
- Ага.
- Локи тебя искал.
- Меня не было.
Сигюн молча обняла его и спрятала лицо у него на плече. Они теперь совсем одного роста, Нари помнит еще, как мать была выше него. Плакать она не плакала - все слезы она уже выплакала, у нее было на это время. Вместо этого она гладила его по волосам, по спине, по плечам, и Нари от этой ласки ошалел, льнул к ней, как щенок, чуть ли не скулил, прижимаясь к матери.
Так и ввалились внутрь.
Только потом Нари спросит, почему - здесь.
Сигюн пожала в ответ плечами, для нее не имело особого значения - где. Человеческий мир для нее теперь стал весь на одно лицо. А в этом городе была пристань. Сюда мог прийти за ними Нагльфар. И Локи. И Нарви. И Фенрир, прибавил, улыбаясь счастливо, Нари. И Фенрир, согласилась Сигюн. И все остальные.
На следующий день снег начал таять. Нари явился совершенно вовремя, именно тогда, когда нужно.
* * *
На самом деле - хоть Тор этого и не знал - он сейчас был единственным богом Асгарда. Один в мире людей, и Фригг, жена его, с ним. Все прочие ушли еще раньше. И сейчас, когда в ней снова появился бог, Вальгалла тихо, по капле, оживала.
Тор, закрыв глаза, сидел во главе пустого стола, там, где раньше сидел его отец, и слушал тяжелые шаги воинов и лязг оружия. Эйнхерии, воины отца его, проходили к столу, а рукоять Мьельнира медленно теплела под его пальцами.
Тор стал верховным бог Асгарда теперь. Ненадолго - он чувствовал, как возвращается отец. И, стоило Одину переступить порог залы, Тор поднялся навстречу, и привычно легкий Мьельнир лег в его руку. Тор даже знакомого жара не почувствовал, Тор улыбался светло и безмятежно. Все шло так, как должно быть. И он сумел пробудить воинов сам. Он пришел в Асгард первым.
Надевая доспехи, он насвистывал песенку, подхваченную в мире людей. Опоясался поясом, за который когда-то цеплялся Локи. Тор потянулся всем телом, привставая даже на носки, и кольчуга ему совершенно не помеха. Он ее почти не чувствовал, он не чувствовал такой легкости с тех пор, как пришел вместо них христианский бог.
Время пришло, вот и все.
***
Нагльфар вышел из Хельхейма медленно, лениво, словно выполза крылатый змей из норы, неспешно развертываясь и распуская крылья. Так же распустил он пергаментно-серые паруса, громко хлопающие на ветру.
Локи стоял у руля. Вали устроился рядом, поднеся к губам костяную свистульку, которая время от времени издавала странные в своей резкости звуки. Локи только усмехался.
Хель и Фенрир, смеясь и препираясь, играли в кости. Денег нет ни у одного из них, да им и не нужно.
И когда он пристал к берегу самого обыкновенного города, не скрываясь ни от кого, в самый обыкновенный день, никто, кажется, не удивился. Настолько он был невозможно реален, безусловен и честен.
Сигюн и Нари поднялись на борт. Локи смотрел на сына, и глаза у него теплели. Нари подошел к нему только на мгновение, ткнулся лбом ему в плечо, склонившись, Локи потрепал его по волосам. После Нари громко окликнул Фенрир, небрежно откинувшись назад, но тот смотрел поверх плеча отца - на Вали, который поднялся навстречу.
Нагльфар тяжело ворочался в русле реки, полз к морю, огромная страшная морская тварь, идущая домой. Ему еще много нужно было пройти.
Заката в тот день не случилось, потому что солнце погасло раньше, и Фенрир, огромный волк, глянул на Локи и приподнял верхнюю губу, то ли скалясь, то ли смеясь. Локи улыбнулся в ответ.
Вода пришла позже, с Ёрмугандом. Он спал на дне уже много веков. Прошло то время, когда ему хотелось всплывать наверх и играть с кораблями. Он не всегда их топил, но все же гораздо чаще, чем отпускал. Впрочем, в человека Ёрмуганд не обращался еще дольше - с тех пор, как оказался заточен в пещере отец. Что ему было делать среди прочих богов? Разве что однажды он всплывал к Тору и трижды - к сестре. Правда, теперь он стал слишком велик, каждая чешуйка его - с туловище взрослого человека, и если он поднимется - быть беде.
В последнее время ему спалось все хуже. Ему перестал сниться родной Ярнвид, ему перестали сниться кораблекрушения. Брат с сестрой и даже солнце над водой, просвечивающее ее насквозь, ему не снились тоже, а еще от хвоста по телу все чаще расползался зябкий холодок.
Но теперь все должно было стать хорошо, и он поднялся вверх, словно само море взбунтовалось и изогнулось, заслоняя собой небо. Вода пришла за ним и накрыла большую часть земли.
Ёрмуганд, приняв человеческое свое обличье, уселся на корме рядом с братьями и сестрой, лениво щурился на них, переплетал длинные спутанные пестрые волосы, черно-рыжие, как шкура полосатой водяной змеи. Волосы его были тем длиннее, чем длиннее его змеиное тело.
* * *
Они встретились три дня спустя. Тор ждал Нагльфар на берегу. Один. В полном доспехе, и Мьельнир в его руках сиял так, что больно смотреть. Локи легко сбежал по трапу навстречу ему, улыбнулся одними глазами:
- Что, великой битвы не будет?
- Что ты, - хрипло ответил Тор. - Скоро все придут, будет тебе битва. А я так... я вперед.
Локи кивнул.
- Я рад, что не мне придется с тобой сражаться, - сказал Тор, щурясь поверх головы Локи на борт корабля, оперевшись о который, стояли Хель и Ёрмуганд. - С ним - я смогу.
- Не любишь ты моих детей, Тор, - засмеялся Локи, и Тор рассмеялся вместе с ним.
В воздухе пахло древесной смолой и металлом, а потом - повис пронзительно-чистый звук рога Хеймдалля (свистулька Вали, звонко откликнувшаяся с борта, показалось странной пародией). Локи глядел, чуть прищурясь, так же, как Тор на его Нагльфар, в небо. Туда, где открывались ворота Асгарда, и шли строем эйнхерии из Вальгаллы. Всего пятьсот сорок дверей. Из каждой - восемьсот воинов.
Простенькая совсем среди людей математика.
Мертвецам Локи - не видно края.
Каждый из воинов Одина стоил ста неумех Локи. Локи мог отдать взамен за каждого из них тысячу.
Знаете, Локи не хотел никого отдавать. Просто Рагнарёк накатывался неумолимо, как лавина, и каждый из них делал, что должно.
Тор не оглядывался, Тор и так знал, что происходит у него за спиной.
Врата миров раскрывались яичной скорлупой. Медленными ровными рядами шли инеистые великаны Ётунхейма, родня Локи. По Бивресту, радужному мосту, повисшему на этот раз широкой лентой, скакали воины из Муспельхейма, и с ними - Сурт. Тор нашел взглядом его огненный меч и успокоенно кивнул - все кончится так, как должно кончиться.
Биврест рухнул за ними, растекся цветным туманом, по которому никто больше не сможет подняться, но это не имело малейшего значения - не останется тех, кто сможет по нему идти.
- Тебе пора, - сказал Локи, нервно быстро облизал губы. - Ступай, ну!
Тор шагнул назад, не поворачиваясь к нему спиной.
- Не бойся.
- Я не могу не бояться, - Локи глянул чуть исподлобья. - Твои сыновья останутся живы.
Тор неожиданно смешливо фыркнул.
- Я не думаю, что Магни поможет его оксфордское право после Рагнарека.
Он повернулся и пошел к отцу - встать в строй рядом с ним. На полпути его разобрал совсем уж отчаянный смех - он вспомнил, наконец, где именно учится Магни. В Оксфорде, вон оно как. Локи улыбнулся тоже, глядя ему вслед. Он, в общем, почти был уверен, что право - оксфордское или какое угодно еще - Магни после Рагнарека не понадобится.
Откуда-то из-за эйнхерий вперед протолкнулся Улль. Высокий, светловолосый, вместо привычного лука - меч. Тору странно было уже одно то, что он это называет привычным, казалось - он должен бы забыть, как выглядит его сын в доспехах, но вот он, Улль - и словно бы не было тех лет, что он провел среди людей.
- Ты говорил с Локи? - спросил Улль и сдул со лба прядь волос, неловко убирал рукой в железной рукавице.
- Да.
Улль кивнул. Тор разглядывал их всех, богов, чуть искоса, чуть насмешливо. Боевой строй против оборванцев Локи. Рог Хеймдалля против пронзительной свистульки Нарви. Хороша последняя битва.
Рог прогудел для Тора в последний раз.
Битва - последняя или какая там еще - началась. Тор нырнул в гущу драки оголтело, старательно не соображая ничего вокруг, и его почти сразу захлестнуло волной мертвецов. На мгновение ему показалось, что он видит лицо одного из тех, с кем бок о бок воевал среди людей. Тор сморгнул, отвернулся, ударил наотмашь. Тор не верил, не видел, не хотел знать.
Он искал одного-единственного. Ему нужен был Ёрмуганд, потому что Ёрмуганда он должен был убить, и Ёрмуганд знал это. Тор хотел, чтобы все кончилось. Чтобы все закончить, ему придется сделать то, что должно.
Он не видит, как мимо пронесся Фенрир - теперь его оскал за смех было не принять. Впрочем, если говорить о безумии - ничего безумного тут тоже нет. Фенрир шел убивать, вот и все.
Он убил и погиб, но Тор не знал ни об этом, ни о том, что отец его уже мертв, и убил его сын Локи.
А потом на него вынесло самого Локи - измазанного чужой кровью, уже сорвавшего голос в хриплом вопле, рассмеявшегося ему в лицо.
- Тооор, - выдохнул Локи одними губами, но Тор его услышал даже в грохоте битвы. - Тор, ваше пророчество - ошиблось? - улыбаясь, спросил он, и неловко ударил мечом - не столько ударяя, сколько пихая его вперед обеими руками. Тор не знал, с какой стати он так бьет - Локи умел сражаться, вообще-то... может, Локи просто не хотел сражаться с ним, Тор не знал, правда не знал.
Он шагнул вперед, и меч Локи прошел возле его бока, он мог бы сейчас размозжить ему голову. Вместо этого Тор оттолкнул его и нырнул за тело мертвеца. Тор убежал от поединка впервые в жизни, и Ёрмуганд, принявший человеческое обличье, вышел ему навстречу, как и было сказано. Он сражался топором, который в его руках казался легким, словно не весит вовсе ничего, доспеха на нем не было вовсе.
Ёрмуганд узнал его сразу, отшвырнул от себя прошлого противника так, что Тору стало совершенно ясно - все, что было до того - не более, чем развлечение для змея. Тор стоял на месте и ждал, пока Ёрмуганд шел к нему - легкий, жилистый, как отец, небрежно примеряющийся ударить.
Они сцепились друг с другом так, словно и впрямь были смертельными врагами. Словно не Тор прежде частенько приходил его навещать, словно не Ёрмуганд ходил когда-то на охоту с Уллем. Тор все чаще не понимал, с кем сражается - с чудовищным ли змеем, вьющимся вокруг него кольцами так, что тяжко дышать, или с человеком. Видел он человека, но змей - змей был здесь, змей был вокруг него и сжимал кольца все туже.
Тор не сразу понял, что происходит, когда в лицо ему брызнула кровь сына Локи, невольно слизнул ее с губ. Она была горькой на вкус, а кольца вокруг сжались окончательно, так что Тор услышал хруст собственных костей. Боли он не почувствовал - наверное, яд Ёрмуганда действовал так, он ведь должен был от яда умереть. Прощальные объятья Ёрмуганда были крепки, и умирать в них было не страшно.
Сигюн сидела на трапе Нагльфара, который казался теперь совершенно ненужным и заброшенным многие годы, словно не на нем они плыли сюда, и Хель сидела рядом, склонив голову ей на плечо. Сигюн гладила ее по черным жестким волосам. Сигюн никогда ее не любила - дочь той, другой, которую тоже любил Локи, слишком похожая на нее, слишком чужая - но теперь Сигюн гладила ее по волосам, и Хель льнула к ней, словно к своей матери. Ее мать много лет, как умерла, и теперь она там, в гуще битвы. Она была настоящим бойцом.
Схватка обходила их стороной, вокруг них - железным заслоном - стояли воины Хель. Мертвецы Хель.
На другом конце поля затрубил Гьяллархорн, но звук его оборвался. Значит, Локи нашел Хеймдалля. Значит, Хеймдалль нашел Локи. Хель тихо всхлипнула Сигюн в плечо, и Сигюн убаюкивала ее, как ребенка. Глаза у нее были сухими.
Локи не хотел этой схватки, никогда не хотел, и оттого он сражался так, словно пытался покончить с надоедливым неприятным делом. Меч в его руках, сталкиваясь с мечом Хеймдалля, звенел раздраженно и резко. Хеймдалля убивать Локи было не жаль, а себя он не жалеет и подавно.
Локи почти не заметил, как оказался убит. Слишком он тянулся за Хеймдаллем, стремясь покончить со всем этим. Наверное, потому он и убил его все-таки - дойдя до него уже в своем послесмертье.
Локи не жалел ни о чем. Да у него и времени-то жалеть не было, разве что немного обидно, что Гьяллахорна он больше не услышит, ему нравилось, как пел рог.
Сигюн погладила Хель по волосам и закрыла глаза в тот самый миг, как справа, словно огромный, странно близкий закат, разрослось алое зарево. В лицо плеснуло раскаленным воздухом.
Вздрогнула и замерла под ее руками Хель.
И пришел огонь.
Вмиг он взлетел по их телам, слизнул Нагльфар, а потом - мертвого Тора, пронесся сквозь мертвецов Хель так, что остается только пепел. Меч Сурта не знал милосердия ни к кому.
Огонь Сурта мчался по земле, и ничего не оставалось за ним.
На этом - все.