Язвительная Кислота : другие произведения.

Огонь и Железо. Легенды Черной смерти

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Мир постчумного средневековья разделился на две части. Одна из них принадлежит людям. Другой владеют самые невероятные, фантастические существа. Огры, ведьмы, верфольфы, говорящие звери, драконы и прочие представители нечисти живут по соседству с людьми. Этот хрупкий, полуразложившийся мир с каждым годом продолжает крепнуть.
  Автор: Подгородецкая Кристина
  Беты (редакторы): Моторина Анна Юрьевна
  
  
  Примечания автора:
  Каждый в этом мире пытается найти свое место в жизни. И большинству рано или поздно соблаговолит улыбнуться удача. Большинству, но только не им. Странствующие средневековые актеры, ваганты, жонглеры, канатоходцы и прочие циркачи - некоторые по собственной воле, а некоторые по велению злого рока - иной раз всю жизнь странствуют в поисках счастья ну или просто случайного заработка. Такими были и они - Фалко и Эстед, всеми известные Бонни и Клайд средневекового мира. Мира волшебства, драконов и оставшихся в не столь отдаленном прошлом чумных врачей, обращенных в легенды.
  
  
  Прочая музыка:
  
  Тролль гнет ель - Конец осени
  Тролль гнет ель - Вдовья печаль
  Тролль гнет ель - Тролль гнет ель
  Тролль гнет ель - Враг мой
  Тролль гнет ель - Вальс на костях
  
  Глава I
  Тяжела лисья болезнь
  
  Конец середины XIV века
  
  
  Запахи мирской суеты и пыльных улиц окутывают прибывших в город Камора. Многочисленные обозы лениво тянутся вдоль узких улочек. Они скрипят и подпрыгивают на неровных тротуарах. Пегие лошади масти тобиано, фыркают и низко опускают наполовину скрытые светлыми челками морды. Они понуро бредут вперед, изредка подгоняемые скучающим возницей. Увеличивающаяся к центру площади разношерстная толпа опасливо жмется по стенам, давая проход скрипящей веренице телег и кибиток. Идя совсем рядом с одной из них, я с любопытством оглядываюсь по сторонам, примечая убранство шумных улиц и переполняющих их людей и существ. Где только не странствовал я на протяжении всей жизни, а этот разросшийся город, расположенный меж двух невысоких холмов, видел впервые. В принципе, он ничем не отличался от тех, что я видел раньше. В городах постчумного средневековья лишь одно имело значение - относительно чистые улицы и защита от осады разбойников или нападений других жителей поселений. Городская стена возвышалась над расположенными у ее основания торговыми рядами, преграждая путь сюда ветру и солнцу. Не смотря на то, что "черная смерть" прошлась неспешной поступью уже достаточно давно, в этих местах еще слышны отголоски запаха гари и пепла, порожденного огнем.
  
  Чума царила на земле в те времена, когда драконы не были приручены, а составление документа о сотрудничестве с волшебными существами только оговаривалось.
  
  Огонь в то кошмарное время слыл самым ужасающим проклятием для каждого. Он являлся тем, что заставляло стонать и плакать больных людей. И в то же время он оставался единственным лекарством, способным исцелить мир от чумы. Доктора всех до единого вынуждали принимать его. Принимать как должное.
  
  Пепел досок и сожженный людской прах в то время оставались самым распространенным явлением. Черными тучами нависая над средневековыми городами-смертниками, они являлись немым и мрачным предостережением той судьбы, что готовилась для оставшимся в живых. Дабы каждый мог с ясностью осознавать - вскоре придет его очередь. Вода и воздух так же не фигурировали на стороне людей. Они лишь разносили смертельную болезнь, помогая врачевателям чумы в их черном, грязном деле. И только земля была для зараженного народа единственным успокоением. Ибо с погребением праха она могла принести телу вечный покой. И сейчас даже само небо, казалось, еще носило на своем лице болезненные отголоски былой хандры. С тех самых пор избавления от холеры, люди средневековья могли существовать спокойно. Но лишь до поры до времени, ибо на смену черным лекарям - легендарным вестникам чумы - вскоре пришли мы. Проходимцы, лжецы и лицемеры, что прячут лица в городской толпе...
  
  Каждый раз, оказываясь в новом месте, мне приходилось напряженно и пристально всматриваться в чужие лица, ища своих давних знакомых.
  
  Встречаясь взглядами с каким-нибудь случайным горожанином, я принимался приветливо, слегка глуповато, улыбаться ему, вызывая в нем ответную ухмылку. Как странно осознавать то, что обе эти улыбки насквозь пропитаны фальшью. Одна в большей, другая в меньшей степени. А проходя мимо какой-нибудь леди с блоховкой* или группки дам с накрученными на головах по случаю ярмарки, сложными атурами*, я отвешивал им смешной поклон. Черные, прямые волосы до плеч почти полностью скрывали мои остекленелые, безразличные глаза. Реакция их была самой различной. Человеческие женщины порой посмеивались, скрывая густо напудренные лица трепещущими веерами. Надменные по своей природе эльфийки демонстративно воротили нос. Гномихи хихикали, махая мне руками в ответ, пока того не видят их благоверные.
  
  Постепенно мы продвигали свои обозы дальше, вглубь, к самому центру города. Там уже были битком понаставлены торговые ряды со всякими заморскими, любопытными разностями. Огибая площадь широким полукругом, лавочники оставляли обширное пространство в центре. Ровно такое, какого хватило бы для передвижения тех, кто прибыл на ярмарку, чтобы взглянуть на представление вагантов*, да запастись провизией.
  
  Наконец, вереница, въехав на площадь, принялась замедлять свой ход, пока не остановилась совсем. Вскочив под полог своей кибитки, я подошел к уложенной на ворохе сена холщовой сумке. Она лежала возле других вещей моих собратьев-актеров. Оглядев открывшееся взору пространство, я поискал глазами моего закадычного приятеля. Однако, на этот раз Толия не было поблизости. Наверняка, вновь шастает где-то меж торговых рядов или роется в мусоре. Тяжело вздохнув, я изъял из мешка довольно подержанную лютню. Ее я выиграл в давнем споре с одним лютье*. Я принялся сосредоточенно настраивать "инструмент всех королей".*
  
  - Эй, Фалко! - полог резко отодвинулся. Впустив обширный поток света в полутемное нутро кибитки, меня окликнул один знакомый, рыжеватый жонглер, путешествующий в одной труппе со мной. Как всегда он был облачен в свой любимый щегольский дублет, который ему удалось стянуть в нашем прошлом походе, - Скоро твой с Эстед выход! Поторапливайтесь, другие музыканты уже готовы.
  
  И вправду, извне до меня долетела нарастающая, гулкая дробь барабанов и слегка надтреснутое звучание ребек*.
  
  - Эстед не выйдет, Адам. Сегодня я работаю один, - продолжая упорно настраивать струны, ответствовал я.
  
  - А что так, лисья болезнь* у твоей плутовки? - на рябой физиономии жонглера возникла усмешка, - Али отяжелела?
  
  Едва слышно скрипнув зубами, я с такой силой сжал гриф инструмента, что костяшки пальцев побелели. Наверняка, этот содомит каким-то образом выведал, что мне с моей вечно свободной, как птица напарницей ничего не светит. Все пытается задеть за живое. Мне удалось сдержаться и не поддаться на его насмешки.
  
  - Шел бы ты отсюда, - поднявшись, я направился к выходу, где меня дожидалась уже битый час скандирующая публика, - Да не тратил на меня время попусту.
  
  - Напротив, даже мимолетная беседа с давним товарищем для меня всегда в радость, - оскалив резцы в злорадной улыбке, он некоторое время смотрел мне вслед. Я направился к центру площади, всячески приветствуя рассредоточившихся по своим местам зрителей.
  
  Казалось, я оставался единственным цветным пятном в этой грязно серой толпе, чье присутствие было чрезвычайно трудно не заметить.
  
  - Смотри, маменька, смотри какой размалеванный! - крикнул из толпы чей-то ребенок, восторженно указывая в мою сторону пальцем.
  
  - Негоже так шуметь, Сандро, - громогласно осадила его мать, - Стой смирно, пострел этакий!
  
  Подняв глаза, она продолжила взглядом прожигать меня насквозь. И даже не обращая внимания на близкое присутствие заинтересованного представлением мужа и обижено притихшего сына. Впрочем, ее реакция на меня была банально схожа с реакциями других особей одного с ней пола, присутствующих на ярмарке. Сюда я с Эстед попал по чистой случайности.
  
  Помнится, я всегда вызывал особый интерес у женщин, напоминая им веселую, яркую, живую побрякушку. Ту самую безделушку, которую можно было бы унести с собой в чумную могилу. Но за всю жизнь я, благодаря своим же стараниям, так и не достался ни одной. Ну а после того, как я исчезал из их поля зрения они мгновенно забывали о том, что вот-вот недавно я проходил совсем рядом. На расстоянии вытянутой руки. Так близко, что ко мне можно было прикоснуться. И сейчас, обернувшись, я смог вновь разглядеть ту женщину прежде чем ее успела заглотнуть толпа. Потеряв меня из виду, она заметно осунулась. Глаза потускнели, румянец сошел с щек. Выражение лица стало прежним - безмерно усталым. Отворачиваясь, я вновь ловлю на себе заинтересованные, двусмысленные, многозначительные взгляды замужних человеческих дам, одиноких леди, неприметных торговок и напомаженных девиц. Я прекрасно понимаю, что мог бы с легкостью крутить любой из них, будь я по одну с ними сторону иерархических баррикад. И так же прекрасно понимаю, что все это лишь наваждение. Все это одна сплошная ложь. Она загримирована и разодета в черно-красно-серого цвета мешковатые наряды с ромбовидным узором. Наигрывающая на лютне ложь. Ложь, словно брат близнец до странности похожая на меня.
  
  А еще этот грим, который я так остро ненавидел. Он придавал моему лицу неестественной, излюбленной в кругу знатных господ, потусторонней бледности. Вертикальные, черные линии, разделяли и подводили и без того выразительные, насмешливые, зеленые глаза. Делали из меня через чур живого, худого, с виду хрупкого призрака с белым лицом. С приклеенной, обозначенной черным неестественной улыбкой шута со стажем, готового вот-вот рассыпаться в прах.
  
  Толпа зевак обступила меня. Неотрывно следя за мной, люди, толкаясь и отпихивая друг друга, отступили на десяток шагов назад, предоставив мне достаточно места для маневра и заключив в круг. За те годы, прошедшие после того, как я впервые вступил на сцену, обо мне ходили всякие легенды в тех городах, где мне уже доводилось побывать. С детства я питал особую любовь к музыке. К кому же, природа наградила меня врожденным талантом, и поэтому я мог играть практически на любом музыкальном инструменте, причем, будучи еще и левшой. Начиная со скрипки или лютни и заканчивая барабанами или флейтой. Да и обучение давалось мне с завидной легкостью.
  
  "Надо же, - вероятно думал народ, чьи мысли так легко было отгадать, - сейчас что-то да будет, ибо шут изготовился, наконец, шутить! Вероятно, это будет презабавно, если учесть, что сам по себе он - одна ходячая шутка! Сам объект обсуждений и острот самолично будет обсуждать и острить! Каково, однако, это должно быть потешно! Да еще и эта лютня у него в руках! Неужто сыграет, блаженный? "
  
  Эх, уговорила, щедрая на аплодисменты публика. Вскорости будет вам представление. А точнее, оно уже происходит в ваших карманах, торбах и сумах, пока я отвлекаю все ваше внимание на себя. С разинутыми ртами, с горящими от нетерпения глазами, с ладонями, отбивающими честно заслуженные мной рукоплескания вы выглядите такими по-детски наивными... Обожаю этот момент, когда люди, окружающие тебя, пусть и на время превращаются в разношерстную толпу шутов, и ты - царь и господин среди них. Царь, с завидным профессионализмом выуживающий лишнюю деньгу из карманов этих раздобревших и забродивших от собственной важности богачей.
  
  Параллельно моим мыслям, народ нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Кое-кто даже привставал на цыпочки, с целью получше увидеть предстоящее зрелище. Народ ликовал. Народ восхищался. Народ растягивал в улыбке щербатые рты. Народ учтиво подбрасывал медяки в протянутую шапку с со звонкими бубенцами. Народ восторгался. А шут получал за их веселье положенные гроши. Однако, работая перед большой и не всегда уравновешенной публикой, всегда нужно знать одно - не долог путь от улыбки до оскала.
  
  Всегда нужно ясно ощущать грань, по которой ступаешь. Ведь на дне пропасти тебя неизменно ждет ор, гам, давка, заточенные вилы, горящие факелы и ненависть в глазах обманутых. То же случилось и в этот раз. Увы, сегодня представлению так и не суждено было произойти. И как ни странно, это было частью моей заготовленной заранее программы выступления.
  
  В тот момент, когда я уже готовился затянуть излюбленную в здешних местах балладу, неожиданно, какой-то огр из толпы привлек к себе внимание, громогласно выкрикнув:
  
  - Держи воровку!
  
  И в то же мгновение я успел разглядеть высокий и гибкий силуэт растрепанной, темноволосой девушки. Она незаметно вырвалась из столпотворения и поторопилась юркнуть в ближайший переулок. Лишь черный подол короткой льняной юбки успел мелькнуть на сером фоне городских стен. А затем, ее фигура исчезла в проулке. Исчезла так же внезапно, как и появилась.
  
  А пока толпа отвлекалась, и решала, что же делать, цель была упущена из виду во всеобщей толчее. Воспользовавшись замешательством, я так же растворился в неизвестном направлении. Вместе со своей лютней. Я благосклонно решил, что во время сегодняшнего выступления прочие музыканты могут справиться без меня. Да и вряд ли в такой возникшей неразберихе мое отсутствие могли заметить даже "свои".
  
  
  Ибо кто из них знал, что я решил-таки отправиться по следу незнакомки, что ждала меня в заранее оговоренном месте? На нашу удачу, зеленомордый хозяин украденного не решался двинуться в погоню, яростно озираясь по сторонам и внимательно вглядываясь в лица случайных прохожих. Не успел уследить, куда она подевалась.
  
  Тихонько протолкнувшись сквозь ряды остолбеневших от переполоха, я безликой тенью сгинул в темной, полупустой подворотне...
  
  Ибо лишь один я знал куда соблаговолила направиться эта прелестнейшая из дам.
  
  Примечание к части
  
  * Ваганты - странствующие средневековые актеры.
  * Блоховка - устройство для ловли и обезвреживания блох, в старые времена неотъемлемый элемент гардероба.
  * Атур - сложный женский головной убор на каркасе из китового уса, металла, накрахмаленого полотна или твёрдой бумаги.
  * Лютье - мастер, изготавливающий струнные инструменты.
  * Лютня была придворным инструментом, и если орган называли "Королем всех инструментов", то лютню по праву считали "инструментом всех королей". Научиться на ней музицировать для знатной особы не составляло труда, а вот чтобы настроить (особенно многохорную лютню), требовался навык и тонкий слух.
  * Ребе́к - старинный смычковый струнный инструмент, повлиявший на формирование инструментов всего скрипичного семейства
  * Лисья болезнь - имеется в виду распространенный в современном мире термин "Воспаление хитрости".
  
  
  
  Атмосферная музыка:
  Abney Park - The end of days
  
  
  Глава II
  Бессердечный герой
  
   Не торопясь, я бесшумно петлял вдоль узких улочек. Мне приходилось прислушиваться к слабеющим отголоскам, долетающим до этих мест с переполненной базарной площади. Но не торопился я вовсе не потому, что мне некуда было спешить. Каждый быстрый шаг, каждый вздох отдавались колющей, тяжелой болью в груди. Одна из немногих разновидностей боли, к которым с младенчества остается только привыкнуть.
  
  В детстве меня одолел страшный недуг. От него остался только некий изъян, но и не совсем уродство, совершенно не заметное внешне. У прочих людей в левой области груди трепетало, жило и качало по организму кровь обычное сердце. У прочих, но только не у меня. Мой четырехкамерный, скудно развитый, и не очень живучий орган, еще в младенчестве заменили на долговременный механизм, способный обеспечить мне, как минимум двадцать лет здоровой, полноценной жизни. Без него я умер бы еще толком не научившись ходить. Благо, народные целители и древние друиды с помощью целебных трав, волшебных снадобий и изрядной доли хитроумной магии смогли помочь ребенку и его родителям, сделав первоклассную пересадку компактного механизма размером с кулак. От былого, не по годам изношенного органа родители отказались избавиться. Замариновав его с помощью какой-то зверской черной магии (опять же не обошлось без друидов) оставили себе на хранение. У меня же, в память о том знаменательном дне, остался лишь белесый, кривоватый шрам и ничего более. И мне всегда казалось, что он, механизм, ничем не хуже обычного сердца, хотя на самом деле я едва знал, что значит - иметь настоящий орган, вместо холодной, бездушной машины, перекачивающей кровь. Но при должной душе и механизм способен оживать. Ха! Ему под силу и любить не хуже сердца. Так же отдаваться забвению, замирать и сходить с ума, если судить по нескольким романам. Новинкам, о которых так любят судачить светские человеческие дамы. Так же как и эльфийки и феи на своих торжественных приемах, куда непременно зовут и нас - циркачей, музыкантов, актеров, шутов...
  
  Но в последнее время - и я очень скоро в том убедился - мой фальшивый орган принялся порядочно барахлить. Синеватый цвет губ и щек, скрытых тщательно наложенными слоями грима, частая утомляемость, апатия, дискомфорт в груди и прочие симптомы - они были явными свидетелями того, что за двадцать два года беспрестанной работы, механизм уже хотел на покой.
  
   Вечный покой.
  
   Поначалу это меня даже пугало. Но потом... рано или поздно все мы умрем. Кто-то раньше, а кто-то позже, кто-то мучительно, а кто-то совсем безболезненно. В одиночестве, либо в окружении родных и близких. Со мной же это случится рано, болезненно и одиноко... Ну, может быть рядом будет Эстед, но мне не очень-то хотелось обременять ее тяжеленной ношей в своем обличии. Лучше отдать концы в драке, пусть считает меня героем, а не только простым дураком.
  
  
  Внезапно, ход моих мыслей прервал раздавшийся позади незнакомый возглас. Обернувшись, я не заметил никого, кроме своей бестелесной спутницы - тени. Как же мне не хотелось оставлять Эстед в одиночестве. В мире, где чума еще не вымерла до конца, найдя долговременное пристанище в людских душах.
  
  Бесшумные улицы, по которым ступал, темные подворотни, мимо которых проходил, случайные прохожие, которых сторонился, не могли дать мне ответа. А ответ оставался до смешного очевиден - обокрасть самого короля. Мне позарез нужно было провернуть эту авантюру. На выуженные из королевской казны богатства я мог продлить свое существование еще лет на двадцать, чтобы продолжать заботиться об Эстед и обеспечить нам обоим лучшую жизнь. Так или иначе, мне уже терять нечего. В отличие от своей напарницы, я давным-давно спёкся.
  
  - Смотрите, это же тот самый вагант! - внезапно меня окликнул тонкий, детский голосок. Подняв низко опущенную голову, я обернулся на оклик.
  
  За мной бежала какая-то местная оборванная детвора. Серое тряпье, нищенская обувка, и, как сильный контраст на общем фоне, покрытые веснушками счастливые лица. Усмехнувшись, я немного замедлил шаг, дожидаясь пока они всей ватагой нагонят меня и, как обычно, набросятся с однотипными вопросами. Сколько городов я не объехал бы на своем веку, а вопросы всегда задавались одни и те же.
  
  - Да, это действительно Фалко!
  
  - Эй, Фалко, где же твоя Эстед?
  
  - Сыграешь нам что-нибудь?
  
  - Почему же ты не на ярмарке? - спросил один из самых дотошных.
  
  - Сейчас у меня есть дела поважнее, чем ярмарка, - почти честно решил ответить я, незаметным движением прижав руку к левой стороне груди. Казалось, то, что я с такой гордостью именовал своим сердцем, готово было в любой момент прорваться сквозь ребра. А затем бесформенной, кровавой грудой со звоном упасть у моих ног. Поистине, с каждым днем мне становилось всё хуже.
  
  - Это какие же дела?
  
  - Разве тебе не понятно? - ответил один из самых догадливых: - Очевидно же, что он ищет Эстед!
  
  - А мы ее видели буквально пять минут назад, - внезапно вспомнил один из ребят, - когда шли по улочке возле дома бургомистра.*
  
  - Какой же это дом бургомистра, срамной ты уд? - внезапно воскликнул один из пострелов, но, осекшись на полуслове, испуганно захлопнул рот, да так, что клацнули зубы. Тем самым он вызвал целый взрыв хохота со стороны своих товарищей.
  
  - То есть я хотел сказать... - он с опасением посмотрел на меня снизу вверх. Сделав вид, что благосклонно пропустил его слова мимо ушей, я дал ему знак продолжать, - Мы видели ее между домом бейлифа* и местным трактиром, а вовсе не у дома бургомистра... Рогир все напутал...
  
  - Благодарю, ребята, - отпустив шутовской поклон, улыбнулся я: - А ты впредь держи язык за зубами, по крайней мере при взрослых, - я нарочито сердито погрозил пальцем сквернослову: - А сами вы, почему не на ярмарке?
  
  - Таки сироты мы, - пожал плечами один, - Денег ни у кого нет. А прочие, как увидят кого из нас на ярмарке, тотчас гонят взашей.
  
  Проходя в закуток межу домом бейлифа и местным зданием подержанного трактира, я уже с полной уверенностью знал, что несколько минут назад говорил с будущей шайкой или бандитов или бродячих актеров. Судя по внешнему виду пострелов, задатки одинаково равны.
  
  
  Эстед действительно была там. Облокотившись о стену, она со скучающим видом подбрасывала в руке довольно увесистый мешочек золотых монет. Тот самый, что едва не стоил ей руки. По всей видимости, она не замечала меня, отвернувшись и задумавшись о чем-то своем. Не желая упускать этот момент, я бесшумно остановился на углу, любуясь ей как всегда. Как всегда, будто в последний раз.
  
  Все в ней оставалось подчеркнуто элегантно и в то же время как-то по-разбойничьи дерзко. Начиная от черных, шнурованных сапог на высоком каблуке и заканчивая потрепанным головным убором в виде цилиндра. К его основанию прикреплены увесистые очки с толстенными линзами. Они предназначены защищать глаза от едкой дорожной пыли. Порой, посматривая на нее издалека, я убедился в том, что ее можно было бы принять за светскую даму, каким-то странным образом затерявшуюся в толпе горланящих бродячих актеров. Оборванных и грязных. Благо, бледность и утонченные черты лица, уложенные волосы и способности к жизненной философии позволяли допустить такую ошибку. Этакая черно-бурая лисица на псарне. Но вид наслоений дорожной пыли на носках сапог и подоле темной юбки и явный вызов во взгляде могли, как ввести, так и вывести из мимолетного заблуждения.
  
  - Прекрасная погода, не правда ли, миледи? - я решил таки выйти из полосы света в тень и приблизился к напарнице.
  
  - Ох, Фалко, разодетый ты чёрт! - по всей видимости, она не ожидала моего столь скорого и неожиданного появления: - Подкрался незаметно, как тот самый лукавый. Так и до кондрашки довести недолго.
  
  Так же помимо сего прочего, Эстед была заметно остра на язычок.
  
  Не произнося ни слова, я взял ее за руку и увлек за собой. Я сразу почувствовал, что во мне как будто что-то всколыхнулось. Приятное и в то же время причиняющее боль чувство. Словно прикосновение огненных искр к незащищенной коже.
  
  Я повел ее к ближайшей неприметной арке. В ее темноте можно спокойно наблюдать и дожидаться окончания представления. Судя по вполне слаженной работе актеров и музыкантов во время нашего отсутствия, публики они ничуть не лишились. Хотя в глазах некоторых зрителей читался призрачный намек на недовольство.
  
  
  Только там, в сырой, облепившей потолок и некоторую часть стен тьме, я мог в полной мере дать волю возмущению и негодованию. Опрометчивый поступок напарницы был единственной тому причиной:
  
  - Скажи на милость, о чем ты думала, шарясь в кармане у огра? Ты же прекрасно знаешь, что эти твари за версту чуют угрозу для своего кошелька.
  
  - А что мне оставалось делать? - возмущенно надувшись, уперлась Эстед. Но в свою очередь - я видел это по глазам - прекрасно понимала, что я прав, - У меня оставался выбор: либо он, либо сон на голодный желудок. Прочие уже обобраны до нитки нашими... как ты их так называешь... "собратьями".
  
  - Лучше сон на голодный желудок, чем быть публично прихлопнутой прямо на глазах толпы, - не медля, парировал я.
  
  - Будь добр, не учи меня жить и как мне делать мою работу, - зло оборвала меня девушка, - Мы с тобой одного возраста, а ведешь ты себя, как наседка с единственным цыпленком. Или считаешь себя умнее, или действительно любишь, - на секунду она запнулась, а я раздраженно закрыл глаза. Не хотел, чтобы она видела их блеска, выдающего мои чувства.
  
  - Ну, что ты... оба твои утверждения не могут быть верны. Ты ошибаешься.
  
  - Ага, как же я могла подумать, что любовь для тебя может что-то значить, - с насмешкой заметила Эстед, - Ни разу не видела тебя пусть даже капельку влюбленным...
  
  "Это всё потому, что мое сердце уже давно занято" - эти слова так и рвались наружу, но я предпочел благоразумно промолчать.
  
  - В любом случае, - невозмутимо продолжала девушка, - В следующий раз я отвлекаю публику одна или с тобой. В зависимости от того, удастся ли прибиться к какой-нибудь бродячей группе актеров. Надоело шариться по чужим карманам, будто вороватой сороке. К тому же... как же давно я не держала в руках огонь...
  
   Раскрыв ладонь, она принялась заворожено наблюдать за вспыхнувшими голубоватыми языками пламени. В его всполохах, едва разгоняющих тьму вокруг нас, она была поистине неотразимой. Будучи наполовину ведьмой, ей нередко удавалось в нужный момент пробуждать в себе свою темную сущность, подчиняя разумы зрителей, попадающих в поле ее магического воздействия. Черная лента, намотанная на руку Эстед, являлась неизменным символом принадлежности к работе с огнем. Ее обязаны носить все заклинатели огня. Я смотрел на маленький, небольшой клочок света и тепла, что надежно покоился в ее ладони. Он совершенно не причинял ей боли. Пусть Эстед и не завладела моим разумом, но определенно завладела душой. Каждый раз, на публике, когда она играла с огнем, будто с маленьким котенком, мне приходилось невольно замирать и задерживать дыхание в унисон с прочей публикой и некоторыми актерами. Даже если и знал, что ей не может грозить ровным счетом ничего. Ей всегда везло, чего не скажешь о потрошении чужих карманов... Может быть, этим больше стоит заниматься мне? В моем нынешнем состоянии абсурдно подвергать Эстед риску, жалея себя.
  
  Между тем, ярмарка постепенно двигалась к завершению, так же как и солнце, обозначая собой закат.
  
  Глубоко вздохнув, я выдвинул на критику Эстед предположение, что не давало мне покоя последние несколько дней:
  
  - Эстед, хочешь ли ты вечного счастья? Жить свободной жизнью? Быть богатой, ни в чем не зависимой от всего и ото всех... как ты и любишь...
  
  Явно заинтересованная таким началом, девушка осторожно приблизилась ко мне. Нарочито томно, будто смеясь над моими словами, прошептала в самое ухо:
  
  - Ради того я сделала бы все, что угодно...
  
  - Даже обобрала бы самого короля? - мой ответ-вопрос содержал изрядную долю насмешки.
  
  - Ты безумец, Фалко, - она опустила голову мне на плечо, напряженно прислушавшись, как во тьме прохода скребутся крысы. Твари вечной ночи, выжившие еще со времен чумы, - Как же меня угораздило связаться с тобой?
  
  - Может быть тебе и нужен такой безумец, как я?
  
  - Не пытайся преувеличить свое значение в моих глазах. Тебе это не удастся.
  
  - А почему бы и нет? Разве я в твоей жизни совершенно ничего не значу?
  
  - И все же, - ловко уходя от ответа, спросила Эстед, - В чем заключается твой грандиозный план?
  
  - Мы покидаем этот город прямо сейчас, - я направился к одной из наших повозок. В это время она подъехала прямо ко входу. Все вещи лежали на прежнем месте. Все чужое, как того и следовало ожидать, давно исчезло. Толий - маленький, серый мышонок - обвив хвост вокруг тощего тельца - уже сидел на верхушке помятого стога сена. Он довольно давно дожидался нас.
  
  Услужливо уступив даме, я вслед за Эстед поспешно забрался внутрь кибитки. Дал вознице знак трогаться.
  
  - А наши "собратья" не будут сердиться за то, что мы... позаимствовали их транспорт? - с усмешкой спросила напарница, когда звук цокота лошадиных копыт всколыхнул уличную пыль.
  
  - Вознице я прилично заплатил, - улыбнувшись, я снял с головы свой шутовской колпак. Порой звон пришитых к нему бубенчиков изрядно действовал на нервы, - А вот на "собратьев" денег уже не хватило. Думаю, они смогут нас понять.
  
  - А если нет? - хитро спросила Эстед.
  
  - Надеюсь, после того, как удача с королем улыбнется нам, мы с успехом можем откупиться от всех долгов и жить спокойной жизнью...
  
  Этими словами я сам вогнал себя в печаль. Почувствовав мое уныние, Толий, перебирая маленькими лапками, легко взобрался мне на плечо. Моя грусть не укрылась и от девушки. Она будто бы на подсознательном уровне чувствовала, что происходит на захваченных ею территориях:
  
  - Не хочешь ли спеть для меня, мой шут? - склонив голову на бок, она обезоруживающе улыбнулась. Как не растаять от такой улыбки? Она вторым солнцем вспыхнула в полутемной кибитке, что медленно продвигался по пыльной дороге, - Ты всегда пел для меня во время странствий.
  
  - Почему ты говоришь об этом так, как будто это происходило в прошлом? - беря отложенную в сторону лютню, спросил я, - Я всегда буду петь для тебя... Всегда, стоит тебе только захотеть...
  
  Некоторое время мы молчали. Я подбирал слова, а она подбирала разбросанные по углам остатки тишины. Толий, соскользнув с моего плеча, шмыгнул в просвет, где виднелась вихляющая, неровная дорога и проплывающие мимо далекие уделы*.
  
  - По дороге колеса скрипят,
  Обоз погружается в пыль,
  Извозчики лихо свистят
  Друг другу под стук копыт.
  
   Эстед, как и всегда, слушала меня, затаив дыхание. Она наслаждалась моей музыкой, а я наслаждался ее обществом. Надо же, как мало обычным людям нужно для счастья. Взяв очередной аккорд, я продолжил выученное наизусть повествование. Выученное, по меньшей части для толпы, а по большей части выученное для нее:
  
  - А лошадка сверкает глазами,
  Под напевы кружащих мух,
  И в пыли тихо треплется знамя,
  А под шум тихо плачет лопух.
  
  И среди дня
  Повозка видна
  Повозка бродячих актеров.
  
  Верные слуги
  Смеха и зрелищ
  Ни враги друг для друга, ни други.
  
  Верное знамя,
  Родимое знамя,
  Осветит наш путь будто пламя.
  
  У обочины плачет лопух,
  Подожженный он тонет в дыму,
  Каждый к крикам растения глух -
  Кажется, ветер вторит ему.
  
  Скоро след наш догонит луна,
  Рука пыли коснется небес,
  И как будто седьмая струна,
  Волком взвоет озлобленный лес.
  
  Припев мы пели уже вместе. Эстед своим нежным, мелодичным голосом прекрасно дополняла мой хриплый, низкий баритон:
  
  - И среди дня
  Повозка видна
  Повозка бродячих актеров.
  
  Верные слуги
  Смеха и зрелищ
  Ни враги друг для друга, ни други.
  
  Верное знамя,
  Родимое знамя,
  Осветит наш путь будто пламя.
  
   Последние строки я пел уже сам. Ранее их в песне не было, ибо по ходу дела, я только что придумал их. Моя спутница смотрела на меня, удивленно распахнув глаза. Но судя по выражению ее лица, концовка пришлась ей по душе:
  
  - Милая, ты меня обольстила,
  Ты согрела меня без огня,
  Ты другими на славу крутила,
  Каждый раз вспоминая меня.
  
  Все мы - призраки этого мира,
  Отражения будущих бед,
  Смерть над нами с рождения парила,
  А судьба заносила в кювет.
  
  Все "собратья" мне здесь как родня,
  Хоть не ровня столичным синьорам.
  Вот бы нам обобрать короля!
  С нами знамя бродячих актеров.
  
  И вновь мы поем наш припев вместе:
  
  - И среди дня
  Повозка видна
  Повозка бродячих актеров.
  
  Верные слуги
  Смеха и зрелищ
  Ни враги друг для друга, ни други.
  
  Верное знамя,
  Родимое знамя,
  Осветит наш путь будто пламя.
  
  После окончания песни Эстед, улыбаясь, задорно аплодирует мне... Как же мне доказать ей, что для меня ее улыбка и ее слова дороже любого королевского золота?..
  
  Примечание к части
  
  * Бургомистр - городской голова.
  * Бейлиф - судебный пристав.
  * Уделы - мелкие княжества
  
  Атмосферная музыка:
  
  Antichrisis - Balaias Balando,
  Abney Park - Neobedoin.
  
  
  
  Глава III
  Гуманисты и разбойники
  
  Спустя пару часов, мы с Эстед решили срезать через лес. В нем же при случае можно и заночевать. Невыносимо медленная езда в повозке уже начинала вгонять меня в сон.
  
   Стоило нам спрыгнуть на землю, как лошади с естественной, односторонней иноходи перешли на неспешную рысь. Вскоре, силуэт транспортного средства медленно растворился в пыли - она неотступно следовала за ним на протяжении всего пути. Обернувшись, я отыскал глазами тропинку, что тонкой нитью петляла меж вековых деревьев. Лес начинался сразу же за нашими спинами и бесконечной стеной простирался вдоль обочины.
  
  Занимался вечер, и луна уже начинала робко проглядывать меж остроконечных еловых пик. Лес Укора предстал перед нами во всем своем диком великолепии. Распятая в ночи тишина окружала нас. Ступая по желтоватой траве, отодвигая в стороны ветви, мешавшие проходу, мы являлись единственными ее нарушителями. Когда-то в этом лесу имели обыкновение сиживать разбойники. Обычно они поджидали в засаде, прячась на верхушках деревьев или же под густыми кустами волчьей ягоды. С одного выстрела из самодельного лука могли снять любого, очутившегося на тропе. Но времена чумы не прошли бесследно мимо этих мест, от разбойников остались одни воспоминания.
  
  Я шел впереди, настороженно прислушиваясь. Перекинув через плечо свой холщевый мешок с музыкальными инструментами, я решил ответить на немой вопрос Эстед, буравившей меня взглядом. Благо, за несколько часов поездки у меня было достаточно времени обдумать каждую деталь своего плана, трудновыполнимого, но сулившего нам несметные богатства:
  
  - Не так давно, на площади города Бароно, мне довелось услышать о том, что король Гильем XIII, подыскивает шута для проведения балов и торжественных приемов, - издалека начал я, придерживая загородившую проход еловую лапу и галантно пропуская девушку вперед.
  
  - Ну, надо же, сам Гильем XIII, властитель города Замбаро и прилежавших к нему государств ищет для себя шута среди босоногой черни, - с сомнением протянула Эстед, проходя вперед, - Чем же его не устраивают ближайшие подданные? Насколько я слышала, в его копилке насчитывается ни один скоморох.
  
  - Этого я, увы, знать не могу, - я безразлично пожал плечами. Сидевший на одном из них Толий, спрыгнул на землю и серой молнией шмыгнул в заросли лесной морошки. Мне его поведение показалось странным. Порой он поступал так в те моменты, когда чуял опасность, но я опрометчиво не придал этому значения: - Базарный народ, смеясь, полагает, что все шуты короля давно уж померли от старости.
  
  Тем временем луна белой розой распустилась над лесом. Она дарила земле и небу свое таинственное сияние. И любуясь им, нам как будто удавалось присвоить, украсть для себя его часть, ибо ее свет явно был предназначен не для нас.
  
  - И ты, воспользовавшись таким идеальным случаем, намерен пробраться в замок короля и вычистить из него весь золотой и серебряный сор? Но подумал ли ты о механической страже? К тому же, насколько я слышала, на территорию замка не так легко пробраться. Единственный мост, ведущий труда, охраняет черный дракон, - в голосе Эстед слышался звенящий смешок недоверия.
  
  - Ну, во-первых, я буду там не один, - мы продолжали идти по тропе, на пару напряженно выискивая ее среди стремительно сгущающихся сумерек, - А во-вторых, есть в моем репертуаре пара фокусов, которые помогут нам в нашем грандиозном дельце.
  
  Внезапно в дупле ближайшего дерева раздался подозрительный шорох. Остановившись, мы заворожено смотрели в ту сторону, наблюдая за тем, как выбиралась из своего дневного убежища довольно крупная ушастая сова. Сверкнув фонариками желтых выпученных глаз, она стряхнула с перьев остатки паутины. Полностью проигнорировав наше присутствие, вспорхнула, обдав нас легким потоком ветра, и взвилась к ночному небу, призраком мелькнув на фоне луны. Только после того, как она окончательно исчезла из виду, мы вновь продолжили прерванный птицей путь.
  
  - Не нравится мне эта затея, - не смотря на слова, в голосе моей напарницы читалось уже куда меньше сомнений.
  
  - Не нравится так же, как и жить в бедности? - мои брови картинно взметнулись вверх.
  
  - Уж лучше бедность, чем топор палача, - сказала она решительно, и в тот же момент резко втянула голову в плечи. Где-то довольно далеко, раздался приглушенный расстоянием заунывный волчий вой. Ему ответил еще один, на этот раз прозвучавший гораздо дальше.
  
  С каждой минутой после наступления темноты, этот лес, казавшийся абсолютно омертвевшим и покинутым при свете дня, пробуждался и оживал. Он наполнял пространство нестройным хором невидимых цикад, сверчков и будоражащими кровь шорохами.
  
  - Если в мире существует справедливость, он непременно минует нас, - заверил я ее и на этих словах остановился как вкопанный, увлекая следом за собой и Эстед.
  
  - Что случилось? Почему ты остановился?
  
  - Ты видишь тропу? - сильно щурясь и обыскивая взглядом землю, задал я вгоняющий в ужас вопрос.
  
  - Думаю, нам лучше вернуться, - девушка прошептала эти слова настолько тихо, что я с трудом смог расслышать ее.
  
  Однако, повернув назад, мы заплутали вовсе. Одинаковые, разлапистые деревья, закрывали своими переплетающимися кронами небеса и звезды. Словно на зло, они не позволяли нам ориентироваться по ночным светилам. Мха на камнях и деревьях или муравейники, уже невозможно было разглядеть. Да и огня, созданного Эстед, с трудом хватало для того, чтобы различить наши застывшие, будто карнавальные маски, лица. С приближением осени в этих краях темнело быстро. Так же быстро, как и холодало.
  
  - Останемся здесь, - Эстед подошла к дереву, с виду настолько древнему, что его с трудом могли обхватить руками два человека.
  
  Пожав плечами, я не посчитал нужным возражать. Соорудив небольшой костер, мы осветили это вынужденное место ночлега, благоразумно посчитав, что днем нам будет намного проще найти выход из леса Укора. Тем более ночью, чудеса случаются чаще всего. Может быть, одно из них подскажет нам верную дорогу из темноты.
  
  - По такому случаю тебе нужно придумать подходящую сагу*, - с ухмылкой заметила Эстед. Она принялась нанизывать изъятую из специальной коробки, сардельку на ветку, остро заточенную охотничьим ножом. Коробка служила хитроумным приспособлением, не позволяющим продукту портиться какое-то время. Мне посчастливилось "позаимствовать" ее у одного чародея.
  
  - О, не волнуйся, у меня уже есть подходящая песня для него, - расположившись рядом с напарницей, я облокотился о незаметный, валун, без каких либо признаков мха. Устремив взгляд в небо, я тщетно попытался отыскать в его черноте хоть какой-то намек на звезды. Легкое потрескивание костра приятно успокаивало, расслабляло нервы, а сам огонь услужливо согревал, бескорыстно отдавая свое тепло, - Наверняка, она придется ему по душе.
  
  Нанизывание сарделек на импровизированный шампур-ветку чем-то напоминало мне проделки средневековых палачей, насаживающих согрешивших преступников на колья. Как в одном случае, так и в другом, нужно правильно подрасчитать угол. От этого зависит, пройдет ли острие аккурат насквозь, или под конец выйдет где-нибудь сбоку... Какова интрига!..
  
  Когда я поделился этой мыслью с Эстед, мы тут же рассмеялись. Но почему-то наш смех не был таким веселым, как нам хотелось бы.
  
  -Интересно, где же пропадает Толий? - спустя некоторое время спохватился я, поднявшись и задумчиво оглядываясь вокруг. Воспоминания о недавно виденной нами сове заставили меня содрогнуться.
  
  - Прирученный зверек в глубине души все равно остается диким, - пожав плечами, Эстед протянула мне еще одну ветку-шампур. Взяв ее, я немного поворошил пылающий костер: - Думаю, скоро вернется.
  
  Стоя вблизи полыхающего костра, я чувствовал себя самим Сатаной. Дьяволом, вылезшим из глубин своих владений, дабы из любопытства навестить убогий и жалкий мир людей. Тучные, сероватые клубы дыма эффектно опутывали меня. Надо бы взять этот трюк на заметку. Авось, пригодится... А Эстед... она была моим личным демоном искусителем...
  
  - Пойду поищу его, - возвращая девушке ветку, сказал я, - Заодно принесу побольше хвороста, чтобы на ночь хватило.
  
  Моя напарница, подтянув колени к груди и обхватив их руками, молча кивнула, наблюдая за нечастыми огненными всполохами. Не смотря на ее кровную принадлежность к касте ведьм, для нее жар и пламя оставались вечной, родной стихией. Хотя в давние времена, ведьмы оканчивали свои дни в пламени. Как огонь, заключенный в кострище, что не позволяет ему ни погибнуть, ни разрастись в полную силу, ее душа так же заключена в человеческом теле. Странно, но в этот момент, все дальше уходя в темноту, я ощущал себя той самой веткой, съедаемой огнем.
  
  ***
  
  
  
  Немного поплутав по чаще, я вышел из леса на просторную, совершенно лишенную деревьев поляну, которая густо поросла высоченной травой, доходившей мне чуть ли не до пояса. Я даже перестал подзывать негодника Толия. Настолько открывшийся мне простор был живописен и необычен! В душе я жалел, что в этот момент рядом со мной нет моей спутницы. По звездам, что явились моему взору, уже привыкшему к темноте, я без труда смог определить, словно по карте, где мы находимся, и в каком направлении нам стоит двигаться дальше. В итоге, я с чистой душой смог убедиться, что наши переживания совершенно не стоили затраченного на них времени. Небеса вновь указали нам дорогу.
  
  Под хоровое пение цикад и нестройную перекличку сверчков, я, проминая траву и при этом, двигаясь по ней совершенно бесшумно, подошел ближе к середине поляны, остановился и с любопытством огляделся вокруг. Лениво перемещаясь в воздухе, при моем приближении светлячки мгновенно разлетались в стороны. Одним светящимся ковром эти насекомые покрывали всё пространство вокруг. Они хаотично обозначали мое передвижение своим потусторонним зеленоватым светом. Наверняка именно таким светом обладает само волшебство, которое было заключено в этой безлюдной, лунной ночи в лесу...
  
  Однако пару минут спустя мне было уже ровным счетом не до романтики. За моей спиной, со стороны чащи, откуда я только что появился, раздался пронзительный женский крик, а потом недвусмысленные звуки борьбы.
  
  В тот же миг я со всей силы, которая только у меня имелась, рванулся обратно. Правда во время бега, то и дело спотыкаясь в темноте, мне пришлось пару раз остановиться. Дабы под конец, продираясь сквозь почти неразличимые в ночи препятствия, вовсе не упасть лицом в траву.
  
  С разгону выскочив к костру, я обнаружил в его свету две смутные, беспрестанно пляшущие тени. Одна из них определенно принадлежала Эстед. Держа перед собой слегка тлеющую палку-шампур, она яростно отмахивалась от смутного силуэта. Он то обозначался на фоне костра, то исчезал в темноте. Странный противник двигался на удивление легко и проворно, и пусть отдельные его черты при столь слабом свете различить не представлялось возможным, все же оставалось ясно видно, что вооружен он неплохо. Граненый клинок его оружия так и плясал на свету. Он делал молниеносные выпады, а моя спутница с ловкостью уворачивалась и уходила от ударов острия.
  
  Вероятно, кто бы ни был этот странный незнакомец, меня он заметить еще не успел, что шло мне на руку.
  
  Ступая по земле под звуки слабеющего потрескивания костра и редкие выкрики сражающихся, я приблизился к незнакомцу почти вплотную. По пути я схватил с земли лютню, прислоненную к дереву, чтобы разбить ее о голову неизвестного разбойника. Думать о жалости расставания с инструментом у меня не было времени.
  
  Стоило мне только подойти к противнику, как он неожиданно совершив оружием широкий размах, с легкостью перерубил импровизированное "оружие" Эстед. Затем он обернулся, словно в самом пылу сражения потерял к моей напарнице всякий интерес. В тот же момент, острие четырехгранного клинка ощутимо впилось мне в шею. Сделай я еще хоть один шаг, и оно с легкостью могло бы рассечь мне горло.
  
  Противник замер в одном положении - вытянув вперед руку. Вместе с ним замерла и Эстед. За компанию я так же постарался не двигаться, ибо это вполне могло стоить мне жизни.
  
  В неярком свете костра я, наконец, смог разглядеть нападавшего... точнее нападавшую. Девушка, облаченная в походную плащ-накидку, заметно потрепанную пылью дорог и годами скитаний, из под которой выглядывал нагрудный доспех, выполненный из черной кожи. Верхняя бордового цвета туника со швами, закрепленными алыми кантами*, подрезана примерно до колен. Их мне удалось увидеть чуть позже. Диковатый взгляд, распаленный в пылу схватки сверлил меня сквозь прорези для глаз в своеобразной маске, отдаленно напоминающей кошачью морду. Густая копна золоченых волос, будто охапка сена выглядывала из под темного головного платка.
  
  - Думаю, мы с вами, дамы, немного забрели в тупик? - нервно усмехнувшись, я первым решил нарушить тишину. Смешно, но я по-прежнему не решался выпускать свое музыкальное оружие из рук.
  
  Дамы зло переглянулись.
  
  - Что вы двое забыли в этом лесу? - тоном, требующим прямого и ясного ответа, спросила незнакомка, - За проход по нему взимается отдельная плата.
  
  - Неужели мы должны спрашивать позволения у разбойников? - все еще держа свое никудышное древесное оружие в полной боевой готовности, съязвила Эстед, - Что тебе самой потребовалось от нас? Захотела убить, да обокрасть?
  
  - Напротив, - безразлично пожав плечами, ответила девушка. Я уже порядком устал ждать, когда она в свою очередь устанет держать лезвие у моего горла, - Я всего лишь хотела вас обокрасть. Времена нынче тяжелые.
  
  - Какая ирония, - широко улыбнувшись, заметил я, - А мы в свою очередь строили планы того, как бы нам добраться до замка короля. Хотели с размахом вынести из его владений все, что плохо лежит.
  
  Сорвав с лица маску, разбойница расширенными глазами взглянула сначала на меня, а затем на Эстед. Лезвие ее оружия медленно опустилось. Осторожно переступив через него, я на цыпочках обошел его владелицу и остановился рядом с Эстед. Точнее, чуть впереди, чтобы при случае вовремя успеть заслонить ее собой. Но наша новая знакомая, казалось, не была настроена на возобновление поединка. После моих слов, она настроилась дружелюбней.
  
  - Стало быть, путь в Замбаро держите? Что ж, я просто обязана помочь вам в вашем нелегком деле, - при этих словах, она миролюбиво вернула оружие в ножны, висевшие на поясе, рядом с колющим стилетом,* - Меня зовут Кенота. Бывшая верноподданная Гильема XIII. Ныне беглая преступница, бродячая мятежница. Лес Укора стал моим домом, и как видите, я единственная в этих местах, кого можно хоть и с великой натяжкой, но все же назвать разбойницей.
  
  У костра она была куда веселее и разговорчивее. Сидя в кругу освещенного пространства, мы переговаривались в полголоса, отложив в сторону оружие, но не убирая его слишком далеко. В эти места, пусть и не часто, но любили хаживать волки.
  
  - Ну, а вы кто вы такие будете? - вгрызаясь зубами в здоровенный, прожаренный на углях кусок мяса, распространяющего вкруг себя аромат пряных специй, допытывалась девушка.
  
  - Ваганты мы, бродячие актеры, - делая большой глоток из фляжки, в которой осталось чуть больше половины некрепкого вина из терна, я передал ее Эстед. Она в несколько заходов осушила оставшееся.
  
  - Что ж вы на короля-то покусились? Счеты у вас с ним какие, или обычные бюргеры* вас больше не устраивают? - хитро прищурившись, продолжала допытываться Кенота. Я был немного ошарашен резкой переменой ее настроения и поэтому старался держать с ней ухо востро, и отвечать на вопросы как можно более скупо. Моя напарница, в свою очередь, молчала вовсе, лишь напряженно прислушиваясь к лесному голосу ночи.
  
  - Гуманисты* мы, - широко улыбнувшись ответил я, - Таким, как мы, жить проще. А король... в отличие от нас он и без того хорошо пожил.
  
  Внезапно от складок дорожного плаща разбойницы отделилась короткая, маленькая тень. Махнув длинным, розовым хвостом, она устремилась ко мне.
  
   - Выходит, он ваш, - расхохоталась Кенота, указав пальцем на взъерошенного Толия. Как всегда ловко и быстро мышь вскарабкалась мне на плечо - на свое излюбленное, законное место, - А то я смотрю. Какой-то серый комок засел меж корней и не выходит, дрожит аки осиновый лист. Подошла поближе, вижу - мышь сидит, но не убегает. Смотрит такими преданными глазами, что просто загляденье. И с виду весь такой ухоженный, сразу видно, что ручной.
  
  Улыбнувшись, я, в свою очередь, принялся расспрашивать нашу новую знакомую обо всем, что только приходило мне в голову. Та с охотой, усмехаясь, отвечала. Кто она такая, чем жила до скитаний, почему и с какой целью сбежала в лес Укора - все в ее рассказах казалось мне удивительным. Достойным продолжительного, печального эпоса*. Включая о самой причине ее бунта: нерадивый правитель, гнушаясь проблемами и оплатой своих живых слуг, воспользовался дорогостоящими услугами черных магов, которые, согласно приказу короля, создали правителю механических слуг. Бездушные груды металла, оживленные силами тьмы, не чувствующие усталости, не требующие ни еды, ни воды. Со стороны, вполне себе идеальная прислуга, занявшая место живых слуг, которых без гроша за душой распустили по домам. Людей выбросили, будто надоедливых, месячных щенков на произвол судьбы. Кто-то спился от безделья и сложил свою буйную голову во время драки в местном кабаке. Кто-то подался в наемники, а кто-то, как и Кенота, покинул земли короля и отправился в скитания. Однако, прежде, чем отправиться в скитания, вместе с небольшой группкой соучастников, она немного подпортила самодержцу* всю малину, учинив бунт. Судя из рассказов девушки - особа она столь же мстительная, как разносторонняя и открытая. Именно последние две вещи мне больше всего нравились в людях.
  
  Разговор наш незаметно растянулся на всю ночь. Перед самым рассветом Кенота поспешила уйти, сославшись на дела. При этом даже не потребовала упомянутой ей ранее "платы". Но, не смотря на свою занятость, она обещала непременно навестить нас в людской столице Замбаро с целью вдоволь налюбоваться на негодование и злость короля, и наше с Эстед успешное завершение грандиозного плана.
  
  После того, как ее силуэт исчез в спутанных косах тумана, я с приятным удивлением обнаружил, что Эстед уже давным-давно уснула под звуки наших приглушенных голосов, шелестом листвы звучащих на фоне потрескивания костра.
  
  Уснула, буквально у меня на руках...
  
  Примечание к части
  
  * Саги - сказания о королях и героях в скандинавских странах.
  * Кант - элемент одежды в виде цветного шнурка или узкой полоски цветной материи по краю одежды (оторочка) или по шву.
  * Стиле́т - колющее холодное оружие, кинжал итальянского происхождения с прямой крестовиной и тонким и узким клинком, в классическом варианте не имеющим режущей кромки (лезвия).
  * Бюргер - полноправный горожанин.
  * Гуманисты - человеколюбы, те, кто считал человека высочайшей ценностью, отстаивал его право на свободу и счастье.
  * Самодержец - монарх, которому полностью принадлежит вся власть и который никому не подотчетный.
  * Эпос - героические народные песни, думы, поэмы, сказания.
  
  Атмосферная музыка:
  
  Мельница - Мертвец
  
  
  Глава IV
  Песнь цикад
  
  Утром, тщательно затушив едва тлеющие угли, оставшиеся от костра, мы наспех позавтракали и продолжили путь. Та самая поляна, на которую я набрел недавно, при свете дня окончательно растеряла все свое волшебство. Залитая солнечным светом, без луны, звезд и магии светлячков, она казалась самой обыкновенной и ничем не примечательной. Высокая трава едва колыхалась под порывами легкого ветерка. Среди зелени, в тени звонко стрекотали кузнечики. Идя вперед, я с наслаждением вдыхал пряные запахи полевых цветов. Все же, была здесь какая-то своя изюминка. Ощущение тепла и уюта. На этой поляне я был словно в своем родном краю, где с детства знал каждую тропинку, каждый камушек и каждый огибающий его мелкий ручей. Незаметным движением сорвав один ярко-голубой цикорий, я некоторое время с интересом разглядывал его. Затем ловко закрепил цветок в волосах своей спутницы. Это незатейливое украшение прекрасно шло черно-белому облику Эстед. Слегка коснувшись губами моей щеки, она со смехом натянула мой колпак прямо мне на глаза. А пока я, чертыхаясь, поправлял головной убор, эта бестия была уже далеко. Лишь слегка примятая трава выдавала ее петляющий через поле маршрут. Усмехнувшись, я припустил следом.
  
   Ближе к вечеру мы нашли небольшое каменистое озеро. Спокойная гладь воды послушно отражала густое столпотворение деревьев на другом берегу. Закатное небо в его поверхности имело мягкий, зеленоватый оттенок. Вблизи валунов, облепленных илом, мерно покачивался высокий камыш. Белыми пятнами берег устилали водные лютики. Желтые водяные маки, окруженные кувшинками, степенно оборачивались к исчезающему солнцу. В отдалении виднелась небольшая протока, соединяющая озеро с небольшой речушкой.
  
   Пока я разбирал наши нехитрые пожитки да разводил костер, Эстед медленно прошлась вдоль пологого берега. С каждой минутой ее лицо становилось все более мрачным. Стоя ко мне спиной, она напряженно всматривалась в темнеющую лесную завесу. Через несколько минут она обернулась ко мне. Скрестив руки на груди, она выжидающе посмотрела в мою сторону. Подняв взгляд от разгорающегося пламени, я сразу понял - что-то явно встревожило мою напарницу. Или кто-то...
  
   - Все в порядке? - Поднявшись, я подошел к ней. Если честно, на положительный ответ я особо не надеялся. И как выяснилось вскоре - не зря.
  
   - Нет, не все, - сердито покачав головой, девушка бросила мимолетный взгляд в сторону озера. Сейчас оно было на удивление спокойным. Неподвижным, словно новое, незапятнанное стекло, - Не нравится мне здесь. Жутко как-то.
  
   - Что же в этом месте такого страшного? - скептически изогнув бровь, я едва сдержал мимолетную улыбку, - Осмотрись вокруг, Эстед. Ведь здесь так спокойно!
  
   - Вот именно. Разве ты не видишь, что это место слишком спокойно? Пройдясь вдоль берега, я не обнаружила никаких признаков того, что здесь может ошиваться хоть какое-то зверье. Ты слышишь плеск воды? Здесь нет рыбы. Слышишь пение вечерних птиц? Нет, никакого щебета. Никакого зверья. А ведь мы оба прекрасно знаем - любое животное за версту чует опасность. И любой разумный человек вместе с ним обходит подозрительное место десятой дорогой. Взгляни, на берегу ни одного кострища, ни одного следа, которое могло бы оставить живое существо.
  
   - Помилуй, Эстед, - я взял ее за руку и повел к костру. В самом начале и от меня не укрылось - все вокруг словно застыло на месте. Ни ветерка, ни голоса кукушки, ни кругов на воде. Сейчас, сидя в успокаивающем тепле огня, я словно смотрел на неподвижную картину, внутри которой оказался. Даже ход времени будто замедлился. Но я, в отличии от своей спутницы, пока не спешил впадать в панику, - Вероятно, ты просто устала. От недосыпания такое нередко случается. Вот и кажется всякая ерунда. Может быть ты что-то недоглядела?
  
   - Перестань успокаивать меня, Фалко, - раздраженно выдернув руку, Эстед нехотя отвела взгляд от берега, - Надеюсь, в этом омуте не водится ничего опаснее чертей.
  
   Заходить в воду она отказалась наотрез. Наверняка, мне даже под страхом смерти так и не удалось бы уломать ее поплавать со мной. Хотя, наше давнее соперничество, оставшееся еще с детства, иной раз давало о себе знать. Однако, я посчитал странное поведение Эстед за простую боязнь, так не свойственную ей. Моя спутница могла быть какой угодно - сердитой, радостной, печальной или язвительной - ну уж точно не трусливой. Порой, в особенно трудные моменты, ей случалось перебарывать свой страх даже тогда, когда не то что барышни, но и некоторые мужчины могли запросто попадать в обморок. За эту потрясающую особенность я очень ее ценил.
  
   Про себя посмеявшись на странную реакцию Эстед, я оставил верхнюю одежду у костра и смело пошел навстречу всем этим смешным страхам моей спутницы. Затылком я чувствовал, как она провожает меня пристальным взглядом. По поводу шрама на груди я был абсолютно спокоен. Напарница уже давно перестала спрашивать откуда он, после того как я довольно убедительно соврал ей. Я сказал, что он достался мне от пса одного из знатных господ, у которого мне в свое время доводилось прислуживать. Неумелая, глупая ложь. Но она поверила. Или во всяком случае ей хватило такта, чтобы сделать вид, что поверила. Так или иначе, я оставался несказанно благодарен ей за это.
  
   Вода оказалась довольно ледяной, и я не сразу набрался решимости зайти в нее. Рассекая неподвижную, зеркальную гладь, я сразу почувствовал, как холод моментально взбодрил меня. Не смотря на то, что эта местность ничуть не внушала мне страха, зайти на глубину или даже просто нырнуть я так и не отважился. Мне достаточно было смыть с себя всю грязь и накопившуюся за несколько дней пути дорожную пыль. Ступая по скользкому, зеленоватому дну, я время от времени бросал незаметные взгляды в сторону костра. Эстед, в свою очередь, неотрывно следила за мной, хоть виду и не показывала. Все сердится, чертовка. Наверняка это продолжится вплоть до утра, с нее станется.
  
   Возвращаясь назад, я в последний раз оглядел пространство вокруг. Но и на этот раз так и не заметил ничего пугающего. Лишь камыши степенно отвешивали мне легкие поклоны. На взбаламученной мной воде едва покачивались водяные цветы. Пусть Эстед с ее чутким ведьминским чутьем и смогла углядеть здесь потустороннее, но я того не видел в упор. Лишь однажды мне показалось, что здесь и вправду явно нечисто. Когда я уже выбрался из воды по пояс, то почувствовал легкое прикосновение к ступне. Мягкое, податливое и при этом невероятно стремительное. Словно сильный, рыбий плавник. Или рука с перепонками. Подскочив вверх на пару метров, я стремглав кинулся прочь от берега. Только чудом я умудрился не запнуться и не приложиться лбом о камни.
  
   Беззлобные насмешки Эстед ничуть меня не задели. На ее фразу о том, что она явно ошибалась по поводу живности, ведь выскочил я оттуда, будто лягушонок, я, смеясь, обрызгал ее водой. Она продолжала стекать с меня крупными каплями. В ответ она, выкрикивая угрозы, принялась без устали гонять меня вокруг костра. Поэтому я сумел просушиться довольно быстро. Спасибо ей за это. И ее мотивирующий настрой.
  
   Прямо как малые дети мы дурачились чуть ли не до глубокой ночи. Как странно, что на наши диковатые возгласы и заливистый смех не сбежались вурдалаки и упыри со всей округи. В тот момент мы наверняка могли бы составить для них небольшую компанию.
  
   Наигрывая на лютне задорный мотивчик, я смотрел на Эстед. Ее лицо высвечивало пламя костра. Судя по ней, она уже давно забыла и о пугающем озере, и возможной нежити, которая могла обитать в нем. Сейчас она просто наслаждалась моим обществом и с охотой подпевала песне, слова которой уже битый час вертелись в моей голове:
  
   - Одной порой сошлись в лесу Друзья из детства - лис и кот, Пытаясь переждать грозу, Нашли они одну нору.
  
   И молвил котик-обормот...
  
   Здесь Эстед запела нежным, мелодичным голосом, подражая протяжному мурчанию дикого кота:
  
   - Смотри же, лис, какой проход!
  
   И уже тогда я отвечал ей мрачно, с хрипотцой, как будто имитируя простуду:
  
   - Здесь места мало, - молвил лис. - Ты - худ, я - мелок! Не сердись.
  
   Мы будем нынче в тесноте, Зато не вымокнем в дожде!
  
   И следующий припев на разные голоса мы пели дуэтом:
  
   - Но лис тесниться не хотел Кота терпел, терпел, терпел. И вдруг стал зол продрогший лис - Коту он глотку перегрыз!
  
   По окончании этой старой, незатейливой песенки, мы опять потрясли ночь настоящим взрывом хохота. Утерев льющиеся из глаз слезы смеха, Эстед с наигранным осуждением взглянула на меня:
  
   - Хоть я и терпеть не могу эту песню, но сейчас она почему-то кажется мне забавной. Как тебе вообще в голову взбрело придумать такую несуразицу?
  
   - Если честно, как-то раз я подслушал ее на одном базаре, - отложив в сторону музыкальный инструмент, я взял в руки Толия. Этот прохвост вновь появился словно из ниоткуда. Наблюдая за ним, мне становилось ясно видно - это место явно не пришлось мыши по вкусу. Хоть в чем-то они с Эстед в кои-то веки оказались солидарны. С наступлением ночи он все ближе жался к костру. А если точнее, к свету и теплу, которые излучал огонь. Может, при этих двух составляющих нечисть не казалась ему такой пугающей, - Это было давно, и сейчас я даже не помню, где именно это случилось.
  
   - Скажи, Фалко, ты скучаешь по прежним временам? - склонив голову на бок, спросила она. В этот момент она казалась мне лесной нимфой, вышедшей на огонь из чащи. Синий цветок в ее волосах был своеобразной отметиной, знаком, наложенным природой на ее внешнем облике. Не знаю, почему, но в этот момент я решил не увиливать, как это бывало со мной всегда:
  
   - Тоскую ли я по дням, когда я еще не знал тебя? Нет, я никогда не жалел о том времени.
  
   - Льстец, - по голосу девушки я прекрасно понял - она не поверила ни единому моему слову. Однако губы ее тронула мягкая улыбка, - Я прекрасно знаю - ты тот еще проходимец, Фалко.
  
   - Какой мне смысл лгать тебе? - пусть внешне ее заявление вряд ли могло обидеть, но в душе оно глубоко задело меня. Пытаясь подшутить надо мной, Эстед вновь нанесла очередную рану. И вновь по незнанию, - Мы ведь работаем вместе. Думаешь, я захочу охмурить тебя, украсть все деньги и исчезнуть, даже не попрощавшись?
  
   - Навряд ли, - подбросив в огонь побольше хворосту, Эстед только пожала плечами, - Если уж за десять лет ты так и не дал в себе усомниться...
  
   "Но кто же тебя, шута, знает?" - это мысленное окончание фразы я отчетливо прочел в наступившей тишине.
  
   И вправду, кто меня знает? Я и сам, порой, с трудом могу себя узнать. Спасибо и на том, что грим создает хотя бы внешнюю имитацию улыбки. Ведь иногда у меня может не хватать сил на улыбку настоящую. Растрачивая свое веселье и счастье на чужих, незнакомых мне людей, вместе с этим я будто растрачивал истинного себя. Надеюсь, очень скоро нам с напарницей удастся отойти от дел. В противном случае от меня в скором времени останется лишь мое подобие.
  
   ***
  
   Едва заснув вблизи костра, я почти сразу открыл глаза. У меня закралось такое подозрение, что поспать мне удалось всего лишь несколько минут. Но за это время в моей голове успело калейдоскопом пронестись множество потрясающих снов. За какие-то полчаса я как будто побывал в сотне иных миров. И через пять минут они были окончательно мною забыты.
  
   Я огляделся кругом, тщетно пытаясь отыскать причину моего пробуждения. Обшарив взглядом местность, я так и не разглядел в темноте Эстед. Тусклого света луны да затухающего костра едва хватало на то, чтобы согревать. Да и то с горем пополам. Свет костра почти не разгонял тьму. Он лишь позволял окружающим предметам отбрасывать смутные, пугающие тени. Толку от него никакого.
  
   Поднявшись и зябко поежившись, я накинул свою куртку поверх рубахи. Втянув голову в плечи, я направился в сторону озера, мысленно отметив про себя - мне стоило бы найти и подбросить еще пару деревяшек в костер. Попутно я продолжал искать взглядом Эстед. Позвать ее я пока не решался. Вдруг я просто не смог заметить ее в тени возле огня? Еще разбужу чего доброго. А спросонья моя спутница не могла испытывать ничего иного, кроме злобы. Через некоторое время я с облегчением услышал знакомый девичий голос. Отправившись на источник звука, я, наконец, увидел свою спутницу. От удивления я, словно вкопанный в землю столб, застыл, чуть приоткрыв рот. Сердце забилось вдвое быстрее. С каждым шагом, приближающим меня к воде, оно готово было бесхозной грудой железа рухнуть прямо в мой желудок. Да там и остаться навсегда.
  
   Эстед сидела на одном из камней, спиной ко мне. Но даже так я прекрасно видел - кроме ее причудливой шляпы, на ней нет совершенно никакой одежды. Ее обнаженная, молочно белая спина светлым пятном выделялась на фоне черной, обездвижимой глади озера. Разметав по плечам длинные, волнистые волосы, она вовсе не замечала меня. Девушка целиком и полностью была поглощена созерцанием своего отражения в зеленоватой воде. Остановившись, я в нерешительности замер на месте. Как поступить? Вот так просто стоять я не мог. Пусть я и был всего лишь шутом, но даже у меня еще остались свои нормы морали. С другой стороны, я так долго мечтал об этом мгновении, хотя даже подумать не мог, что все произойдет вот так. Перед тем, как заснуть, Эстед вела себя как и всегда, ничем не выдавая своего желания. Хотя, с чего ты, собственно, взял, что она специально дожидается тебя? Вполне возможно, она просто решила подшутить над тобой, сочинив бесхитростную сказку о том, что в озере, мол, могут водиться бесы. Хотя это так было на нее не похоже. С чего бы ей смеяться надо мной? Зачем?
  
   За пару секунд в моем мозгу пронеслось множество противоречивых мыслей, и голова моментально пошла кругом. Я уже хотел развернуться и, то краснея, то бледнея, направиться обратно к костру. Про себя я уже решил - на утро ни в коем случае не подам виду, что видел ее такой... неприкрытой. Но спокойно уйти мне так и не удалось. Неожиданно один из камней подо мной опасно зашатался и, выскользнув из под моей ступни, с грохотом покатился к берегу. Зажмурив глаза и стиснув зубы, я принялся мысленно проклинать себя за неуклюжесть. Сейчас что-то да будет! Конечно же, моя напарница не могла не обратить внимания на весь этот грохот. Поэтому я изо всех сил избегал смотреть в ее сторону. Абсурд, но сейчас я чувствовал себя обыкновенным, нашкодившим мальчишкой. Сейчас я был не слегка двинувшимся рассудком парнем, повидавшим в жизни достаточно, чтобы стать совершенно безразличным ко всем чудесам на свете. Я и вправду казался себе лишь мальчишкой, жизнь которого еще не пошла под откос. И тут мягкий, насмешливый голос Эстед вернул меня из оцепенения в реальный мир:
  
   - Эй, Фалко! Чего ты там стоишь, как в гостях? Не хочешь искупнуться?
  
   От удивления я даже открыл глаза. Обернувшись в мою сторону, Эстед ласково улыбалась мне. Пусть она и сидела на камне вполоборота, я прекрасно мог видеть все, что у приличных людей принято скрывать. Но девушку, в отличии от меня, уже невозможно было ничем смутить. Весело подмигнув, она поманила меня ближе к себе. И я, полностью повинуясь ей, направился к берегу. Поначалу я подумал, что она пьяна. Беспричинный смех, искорки в глазах, широкая, обворожительная улыбка. Но все сомнения отпали как раз тогда, когда она запела. Это была незнакомая, но удивительно прекрасная песня, которую я слышал впервые.
  
   - Почему же ты медлишь, мой милый? Так меня и не поцелуешь? Я навеки твоя, мой любимый, Ты со мной обо всем позабудешь.
  
   В тот момент я и вправду как будто забыл обо всем на свете. Слегка пошатываясь, я приблизился на расстояние вытянутой руки, а когда с глуповатой улыбкой хотел поймать ее и привлечь к себе, она со звонким смехом соскользнула с камня. Окунувшись в воду, она опустила локти на камень и одной рукой подперев подбородок, с усмешкой воззрилась на меня. Ее намокшие, темные волосы облепила озерная растительность, но она того совсем не замечала. Опустившись туда, где секунду назад сидела она, я во все глаза смотрел на свою спутницу. Она выглядела такой странной... Совершенно не похожей на себя. Но такой соблазнительной была ее улыбка, такой пошлой двусмысленностью светились ее глаза. Таким желанным казалось мне ее тело, прикрытое лишь полупрозрачной, темной водой.
  
   - Подойди, мы закружимся в танце, В этой мирной, прохладной воде.
  
   Я наклонился ближе к ней. В тот момент меня будто одурманили крепким хмелем и я мало соображал. Мягко обхватив руками мою шею, она заключила меня в крепкие объятия, влекущие меня вниз.
  
   - А потом нам уже не расстаться... - шептал мне на ухо ее тихий голос. Я с наслаждением прикрыл глаза, дожидаясь последней строчки.
  
   -Ты найдешь свой покой лишь на дне...
  
   И тут я резко рванулся в сторону. Это было единственным, что не позволило ей в тот же миг утащить меня в камыши. Но ее цепкие, нечеловеческие пальцы с невероятной силой уже сомкнулись на моем горле. И тут я на мгновение взглянул ей в глаза. Увы, это были уже не те самые серые, знакомые глаза моей спутницы. А две колючие зеленые льдинки с темными, вертикальными зрачками. Внезапно цилиндр исчез с ее головы. И моему ошарашенному взору предстала идеальная пара маленьких, козлиных рожек. Но перед тем как я успел заорать на всю округу, попытаться вырваться или хоть как-то оглушить ее, речная русалка уже тащила меня в свою обитель. Ее внешний облик преобразился до неузнаваемости. Мягкая кожа обросла блестящей чешуей, уши заострились, увенчанная клыками пасть расплылась в хищной, злорадной усмешке. Охваченный ужасом, я все же умудрился в пылу схватки пнуть ее в грудь. Страшно зашипев, она в ответ полоснула меня по руке. Если выживу, этот рубец точно останется мне на всю жизнь в назидание. Однако не факт, что мне удастся спастись, если сию секунду на голову мне не свалится чудо. Прежде, чем нечисть успела полностью затащить меня в озеро, мне удалось вдохнуть в свои легкие побольше воздуха. Теперь меня точно хватит на минуту, или полторы, но не больше.
  
   Наша борьба продолжилась даже после того, как я полностью скрылся под водой. Каким только непостижимым образом я еще находил в себе силы бороться, когда страх почти парализовал меня? На это может быть только один ответ. Размахивая во тьме кулаками, барахтаясь и отчаянно пытаясь всплыть, я не переставал думать об Эстед. Вопреки всему я не мог покинуть ее сейчас. Просто не мог. Если в эту ночь я умру, то буду вечно скитаться по земле, укоряя себя за это. За свою постыдную глупость. Позарился на то, что никогда не будет твоим? Вот и расплачивайся после этого собственной жизнью. Ты это заслужил. И не вздумай отрицать.
  
   Прошла минута, затем две.
  
   Я уже практически перестал сопротивляться. Силы покидали меня. Я уже не пытался бороться с коварной русалкой. Мне лишь хотелось всплыть, чтобы вдохнуть живительного воздуха. Но цепкие, когтистые пальцы с каждым мгновением увлекали меня дальше, на дно. В эту страшную, темную муть. На дно, усеянное костями и покрытое водорослями.
  
   Внезапно, когда я уже готов был потерять сознание и захлебнуться, кто-то резко схватил меня за рукав. Подняв взгляд вверх, я увидел Эстед. Ее бледное, покрытое зеленоватой дымкой лицо. Обернувшись, я на миг взглянул на ее копию. Тварь исказила физиономию в бесконтрольной ярости. Видимо почуяла - с двумя противниками ей уже не совладать. Да и сама Эстед явно не лучилась радостью. Собрав в себе все силы, которые только оставались в ней, она предприняла новую попытку поднять меня из воды. Но и нечисть не собиралась сдаваться. Находясь в своей стихии, она заметно приободрилась. Будто старая гончая, почуявшая полузабытый азарт погони. Извернувшись, она обвила мое тело длинным, рыбьим хвостом. И как только я, дурень, не смог заметить его раньше?
  
   И тут Эстед пришла с неистовство. Сверкнув глазами, она, продолжая держать меня одной рукой, разжала кулак второй. На ладони вспыхнул небольшой шар, отливающий золотом. Хрупкий и невесомый на вид, словно пузырек воздуха. Размахнувшись, моя напарница швырнула его в лицо подводной твари. В тот же миг пространство озарила яркая вспышка света. Она моментально выхватила из тьмы силуэты камней и зарослей плавучих растений. На дне смутной белизной сверкнули кости. Заверещав дурным голосом, русалка отпустила меня, прикрыв ладонью пострадавшие глаза. Воспользовавшись этим, моя напарница успела вовремя поднять меня на поверхность.
  
   Едва мы оказались на мелководье, как я вновь рухнул на камни. Не переставая часто дышать и наспех глотать живительный воздух, я почувствовал, как кто-то вновь тянет меня обратно. Вырвавшись и с трудом поднявшись на ноги, я встретился взглядом с нечистью. Вынырнув из воды, она медленно и неуклюже поползла ко мне:
  
   - Ну, милый? - изрекла она елейным голоском. В следующее мгновение этот звонкий голосок превратился в глухое, хриплое рычание монстра: - Может, ты все таки дашь своей любимой сожрать тебя?!
  
   - А вот это уже буду решать я! - рявкнула Эстед где-то у меня над ухом и сделала пару шагов в направлении русалки.
  
   Однако та, целиком и полностью отвлекшаяся на меня, к счастью не успела среагировать вовремя. Едва она успела кинуться к Эстед, так тут же получила лютней по физиономии. Мой многострадальный инструмент протяжно звякнул, но выдержал. Сразу видно, вещица сделана на совесть. А может быть удар моей спутницы был просто недостаточно силен?
  
   Как бы то ни было, временно оглушенная тварь с громким шлепком ушла обратно на дно. Быстро переглянувшись, мы стремглав кинулись вон из воды, надеясь достичь берега прежде, чем нежить опять успеет очухаться.
  
   Отбежав от берега на добрый десяток метров, я без сил грохнулся в мокрую от росы траву. И почти сразу же на меня сверху упала Эстед.
  
   - Хотел искупаться со мной, болван? - пытаясь отдышаться, зло процедила она, - Так получай! Или ты еще по какой-то причине недоволен?
  
   - Я буду доволен абсолютно всем, если это мгновение продлится дольше, - с легкой улыбкой ответил я. Опустив голову на травяную подушку, я позволил луне осветить мое лицо.
  
   Осознав, что находится сейчас явно не в очень приличном положении, девушка быстро слезла с меня, но далеко отходить не стала. Опустилась рядом, у меня под боком, прямо как раньше. И тоже взглянула на звезды.
  
   - У тебя грим по лицу растекся, - сказала она какое-то время спустя. Наверняка затем, чтобы хоть как-то прервать тишину и увести меня от мыслей о ее небольшом казусе. Но на все эти мелочи я сейчас плевать хотел. Ведь она спасла мне жизнь.
  
   - Все равно я хотел его смыть, - отмахнувшись, ответил я, - Знаешь, милая, с этого момента я у тебя в долгу до гроба.
  
   - Не говори ерунды, родной, - усмехнувшись, она устало уткнулась мне в плечо, - Честное словно, иногда ты несешь такую околесицу.
  
   "Да чего уж там говорить. Вся моя жизнь одна сплошная околесица. Но мне приходится ее нести" - тяжело вздохнув, подумал я.
  
   Вернувшись к костру, мы принялись переговариваться, шутить, смеяться, вспоминать прошедшее. Делали все, что могли, лишь бы не молчать и не заснуть.
  
   Ибо спать мы боялись просто до дрожи.
  
   А еще больше мы страшились услышать тихие всплески рыбьего хвоста.
  
   ***
  
   На следующий день, наспех разобрав свои нехитрые пожитки и замаскировав потушенный костер, мы отправились прямиком к выходу из леса, который постепенно начал редеть. Теперь мы, как раньше ехали в повозке, шли по дороге, а деревья непроглядной чередой стлались вдоль обочины. Шагая вслед за высоко поднявшимся над нами солнцем, мы, за разговорами и строительством планов на будущее, даже не заметили, как быстро вышли из леса Укора. Если учесть внешний вид моей спутницы, Эстед была как всегда бодра и полна энтузиазма бесстрашно ступать навстречу новым приключениям. Сколько же таких приключений мы пережили на своем недолгом веку? Каждое второе из них вполне могло закончиться смертью одного из нас. То, что не убивает, делает нас сильнее, кажется, так говорят в народе? Вполне возможно это и правда, но в таком случае, созданная явно не для меня. Мысли о том, что же случится с нами дальше, никак не хотели давать мне покоя. Еще в лесу я, изо всех сил стараясь отогнать их, вполглаза наблюдал за окружающим меня предрассветным миром и чутко прислушивался к тихому дыханию девушки. Как всегда, будто тем самым пытаясь создать для себя ту реальность, в которой мы с ней могли быть вместе. В последнее время это уже успело войти у меня в привычку. Ощущать неизмеримо далекое, как будто оно совсем близко. Все равно, что смотреть в сторону луны через увеличительные приборы, но не иметь возможности коснуться ее. Все равно, что следить за тенью дикой волчицы, и бояться подойти к ней поближе. В любой момент может убить, впившись в глотку.
  
   - Опять нос повесил, Фалко? - неожиданно мое мрачное восприятие мира осветила обворожительная улыбка Эстед. Смешки в ее голосе заменяли мне лучи летнего солнца, которое уже не грело меня так, как прежде, - Шут должен дарить веселье, а не заражать окружающих унынием.
  
   - Неужели в твоем понимании шут лишен такой вполне человеческой способности, как грусть? - склонив голову набок, я внимательно посмотрел на нее. Бубенцы, пришитые к шутовскому колпаку, мелодично зазвучали в такт моему движению, - И от веселья иной раз можно устать.
  
   - Ты всегда все принимаешь близко к сердцу, - ступая рядом по ухабистой, пыльной дороге, ответствовала Эстед, - Со мной ты всегда можешь снять все маски, которые одеваешь перед толпой. Но на пути у нас лежит, насколько я помню, местная таверна, а денег, как и провианта, у нас ни гроша. Там-то тебе придется наскрести по сусекам все твое веселье, которое у тебя осталось и с успехом преподнести его честному люду. А мне же вновь придется разыгрывать из себя раскованную простолюдинку, лишь внешне способную любить.
  
   - Скажи мне, Эстед, - после недолгого молчания спросил я. Однотипный сельский пейзаж лениво проплывал мимо нас. Лишь на полосе горизонта он соприкасался с небесно-голубыми сводами безоблачного неба, - Неужели для тебя любовь есть настолько... отталкивающее явление?
  
   Немного помолчав, девушка резонно заметила:
  
   - Когда-то давно моя прежняя любовь сумела вонзить мне нож в спину. С тех пор я не горю желанием доверять этой сомнительной особе...
  
   - Но ведь любовь бывает разной...
  
   - Как ты можешь утверждать это, если за всю твою жизнь она тебя так и не коснулась? - с печальной усмешкой она развернулась, и, смотря прямо мне в лицо, обожгла безучастной серостью своих глаз, - Лучше радуйся такому несказанному везению, а меня расспросами не донимай.
  
   С этими словами она демонстративно отвернулась и зашагала дальше, выбирая места, где пыли было меньше всего. Глубоко вздохнув, я побрел следом за ней, мысленно костеря на чем белый свет стоит, свое пресловутое везение. Несколько лет назад я уже сделал попытку приблизиться к ее прошлому. Попытаться исправить хоть что-то и сделал только хуже. Она упорно отмалчивалась. Меня угнетало ее недоверие, ее скрытность, ее непонимание. Однако, у меня имелись некоторые подозрения по этому поводу. Но осознание того, что за столько проведенных вместе лет она еще отказывается разделить со мной свою боль, чуть не убило меня окончательно. Хотя пускай она хоть сотни раз разбивает мне сердце. Оно ведь у меня все равно железное и вряд ли ей когда-нибудь удастся разбить его до конца. К тому же, у каждого человека есть свои упыри в шкафу. И, как показывает время, я и сам оказался не лучше, поэтому просто был не вправе требовать от нее большего.
  
   Неожиданно, из травы выскочил Толий. Проворно семеня лапками, он прямо на ходу взобрался мне на плечо. Помахивая хвостом, мышонок устремил на меня вопросительный взор своих черных глазок.
  
   Черных, словно гладь озера Падших. Зверек выглядел слегка испуганным и беспокойным.
  
   Настороженно оглядевшись вокруг, я заметил и причину его страха. Из высокой травы, оттуда, откуда всего пару минут назад выбежал Толий, появилась здоровенная бурманская кошка. Поглядывая на меня хитрым взглядом округлых, желтоватых глаз, она вальяжно последовала за мной.
  
   Под вечер, мы наткнулись на огромный, драконий скелет. Он лежал прямиком посреди дороги. Желтоватые кости были иссушены нещадно палящим солнцем. Они выглядывали из земли, мрачно возвышаясь над проходящими мимо людьми и отбрасывая протяженные широкие тени. Ребра огнедышащего монстра напоминали мне высоченные арки, обозначающие вход в саму преисподнюю. Мы заворожено прошли прямо под ними, ступая по позвонкам, словно по костяному мосту. В душе еще какое-то время мы гадали, какая напасть могла убить животное, которое даже после смерти не растеряло своего величия.
  
   Всё это время кошка следовала на почтительном расстоянии от нас. Она не выказывала и малейшего желания напасть на вполне себе аппетитную мишень в виде Толия.
  
   Много позже мы решили остановиться, перевести дух и добить остатки съестных припасов.
  
   Внезапно, Толий, соскользнув с моего плеча, стал медленно приближаться к кошке своими робкими шагами, не спуская пристального взгляда с нее. Меня крайне удивило странное поведение зверька, ведь весь день он так боялся нашей новой определенно дикой спутницы. Та, во время нашего небольшого привала, лежала в тени придорожного валуна, щурясь и лениво помахивая хвостом. Однако мое удивление возросло вдвое после того, как она даже не попыталась схватить и унести в зубах дурачка Толия после того, как он подошел к ней почти вплотную. Определенно мышь не чувствовала в ней совершенно никакой угрозы. Некоторое время "хищник" и "жертва" пристально смотрели друг другу в глаза. Словно обменивались мыслями. Недолго, около минуты. Вдруг, кошка неторопливо поднялась, и надменно задрав хвост, степенно ушла в траву, оставив нас и озадаченного Толия.
  
   ***
  
   До таверны добрались далеко за полночь. Приземистое, деревянное строение стояло далеко от главной дороги. К нему, ответвляясь и изредка теряясь в траве, вела отдельная тропа. Несмотря на сгущающуюся темноту, светящиеся окна и провал распахнутой настежь двери заведения отчетливо были видны. Будто горящие глаза в тени капюшона древнего некроманта. Мне пришлось наспех наложить на лицо свою привычную маску. С ее искусственными красками на своей коже я чувствовал себя намного уверенней, чем на самом деле. На то он и грим, чтобы скрывать недочеты.
  
   Вступив на порог, мы осмотрелись вокруг. Насколько я знал, эта таверна носила вполне лаконичное и меткое название "Вхлам". Оно полностью отражало и само состояние ее посетителей. За массивными, деревянными столиками, хаотично расставленными по всему помещению, сидели полусонные постояльцы. Угрюмые и вялые. Проходя под их пристальными взглядами к барной стойке, я успел углядеть парочку растрепанных ведьм, одного гнома - он вполголоса переговаривался о чем-то с неопрятным домовым и злобной на вид кикиморой, - и рогатую женщину, явно демоническую, проводившую меня долгим взглядом кошачьих глаз. За все время я заметил лишь одного человека. Усатый и абсолютно "синий" крестьянин в поношенных одеждах спал сидя, уронив голову на стол и безвольно опустив ослабевшие руки. В самом углу, в тени, сидели хмурые и не слишком предрасположенные к общению клыкастый огр, лопоухий тролль и носатый гоблин. Последний сосредоточенно ковырялся кинжалом в акульих зубах, второй явно скучал в их компании, а первый показался мне отдаленно знакомым. Но, так или иначе, я был рад, что он не проявляет ко мне никакого интереса.
  
   В заведении ощутимо попахивало забродившим элем и отчаянием.
  
   Ступая по скрипучему дощатому полу и осматривая помещение с деревянными голыми стенами, с потолками, облепленными паутиной и пучками засушенных трав, я подошел к стойке, за которой стоял полусонный, косматый хозяин.
  
   Я привлек его внимание, негромко откашлявшись.
  
   Хозяин таверны обернулся в мою сторону. Я без особого удивления узрел пред собой черного медведя барибала. Зверь, нахмурив лоб и натирая тряпкой и без того начищенную до блеска кружку, вопросительно уставился в мою сторону. В его огромных лапах посуда напоминала неограненный алмаз в неуклюжих, когтистых лапах великана.
  
   - Приветствую, - стерев в лица всю печаль и мрачность, я весело подмигнул зверю, - Мы - уставшие путники, пришли издалека, - кивнув в сторону Эстед, пояснил я, - Хотелось бы закупиться съестным, но денег ни гроша, принципов тоже. Может, сделать для тебя работенку какую, в обмен за еду?
  
   Насупившись, медведь со звоном отложил посудину. Поглаживая бороду, седую и длинную, заплетенную в три косички, как у человека, он придвинулся ближе ко мне. Серьга в его правом ухе тускло блеснула в свете свечей.
  
   - Ваганты? - раздался его низкий, басовитый голос. Он напомнил мне оглушительно гудение пламени, вырывающееся из драконьей пасти. Улыбнувшись, я утвердительно кивнул:
  
   - Они самые. За еду споем отменно и вмиг развеселим всю твою нечисть.
  
   - Спойте, - или мне показалось, или на миг по его безразличной, будто каменной морде пробежала тень ухмылки, - Еда за мной.
  
   - Эй, смотри-ка! - по таверне прошелся нестройный шепоток. Вероятно, наш разговор не укрылся от острых ушей посетителей. Со всех сторон на нас, сверкая, смотрели нечеловеческие, любопытные глаза, - Сейчас запоют.
  
   - А это часом не те ли самые ваганты? - с сомнением протянул баггейн*, принявший облик мальтийского тигра, - О которых все говорят?
  
   - Так точно, они, - глухо каркнул один из бааван ши*, - Сами Фалко и Эстед прибыли в наши края.
  
   Я был крайне польщен тем, что в этой занюханной забегаловке нас с Эстед знал практически каждый завсегдатай. Выйдя в центр трактира, я отвесил шутовской, приветственный поклон на все четыре стороны. Под нестройное хлопанье проснувшихся-таки, подвыпивших зрителей, незаметно шепнул подошедшей Эстед пару слов:
  
   - Какую песню будем играть?
  
   Девушка за считанное мгновение преобразилась до неузнаваемости. Кто знал, куда подевалась прежняя серьезная, явно находящаяся не в лучшем расположении духа напарница? Сейчас в центре импровизированной сцены, кланяясь и даря всем и каждому чарующую улыбку стояла та самая знаменитая танцовщица с огнем, какой ее знали многие. От той, какой ее знал я, настоящей, не осталось и следа.
  
   - Нашу коронную, - прошептала она в ответ. В то же мгновение в ее руке вспыхнул голубоватый шар демонического огня. Вспыхнул и с легким хлопком взорвался, распадаясь на мириады осколков цвета молодой радуги. Многие обожали этот эффектный трюк. Но немногие знали, чего могла стоить одна малейшая ошибка по мере его выполнения.
  
   Вздрогнув, я поблагодарил всех небесных духов, каких знал. Поблагодарил за то, что мой грим может скрыть истинную бледность моего лица.
  
   Несильно ударив по струнам, я затянул первые строчки, а Эстед незамедлительно подхватила слова давней песни:
  
  - Они пересекли пол мира,
  Окунаясь в песню лун
  Их обоих породила
  Тьма, что днем служила злу.
  
  
  Тьма, что ночью плачет светом,
  И танцует вальс с драконом,
  Навещает город летом,
  Оглушая цепей звоном.
  
  
  Он был парень удалой,
  С шапкой звонкой набекрень...
  
   При этих словах я картинно подкидываю свой звенящий шутовской колпак.
  
  
  - А она была иной,
  Будто роковая тень.
  
   Эстед кокетливо взмахнула ресницами. Под одобрительный визг зрителей из ее рта вырвался пышущий жаром столб огня. Лишь при правильном обращении он не являлся угрозой для деревянных стен трактира.
  
   Далее мы пели уже по очереди. Я первым запел свой отрывок:
  
  
  - Милая, забудься сном.
  У меня ж остались силы.
  Будто речка подо льдом
  Кровь не стынет в наших жилах.
  
   Затем настала очередь Эстед. Огонь то плясал, то струился у ее ног. Будто покладистый и верный, добрый пес.
  
  
  - Милый, треснет вскоре лед,
  Захлебнется сердце кровью,
  Счастье все равно пройдет,
  Посыпая раны солью.
  
  
  - Что толкуешь ты, родная?
  Время смерти обождет!
  
  
  - Нет, родной. Я не слепая,
  Смерть баллады нам поет.
  
  
  - Будь я вор, украл бы звезды.
  Будь поэт, строчил бы оды...
  
   При этих словах я вывел в воздухе непонятные зигзаги рукой, а затем резко взял довольно сложный аккорд. Сидевшая вблизи барной стойки демонесса игриво подмигнула мне. Я в ответ широко улыбнулся ей. Широко, но как всегда фальшиво.
  
  
  - Сама роба не сошьется,
  Балагур ты от природы!
  
   Стрельнув в меня многозначительным взглядом, Эстед медленно приблизилась к той самой компании огра, тролля и гоблина, которая изначально показалась мне подозрительной.
  
  
  - Ты - моя любовь навеки,
  Кто же я тебе, ответь?
  
   При этих словах я словно задавал двойной вопрос. Первый прозвучал в строках песни, второй так и оказался невысказанным.
  
  
  - Так открой же свои веки,
  Дабы правду лицезреть!
  
   Мило улыбнувшись явно переставшему скучать троллю, у которого от вида красоты и звуков голоса девушки в переносном смысле отвалилась челюсть, Эстед в упор взглянула на меня. Словно отвечая на первый вопрос, но как всегда избегая второго.
  
   Подойдя к ней, я отработанным движением решительно взял ее за талию, на пару секунд прекратив играть. А затем увел подальше, от распустившей слюни нечисти. Конец мы, как и положено, пропели уже вместе:
  
  
  - Смерть ответила обоим:
  - Разбудили, крикуны!
  Люди жизни сами строят,
  Ну, а судьбы... не вольны...
  
  
  Через год вам ясно будет,
  Что за люди вы такие?
  Время вас двоих рассудит.
  Эй, подите прочь, "святые"!
  
  
  Они пересекли пол мира,
  В песню лун ныряя вновь,
  Вор стал вором, а могилой
  Обернулась их любовь.
  
   После того, как последнее слово прозвучало в тишине, я опустил голову, смотря себе под ноги. Эстед крепко держала меня за руку. Несмотря на то, что на вид она чувствовала себя в своей стихии, гордо подняв голову и лучезарно улыбаясь, пальцы ее слегка подрагивали. По непонятным причинам она всегда волновалась гораздо больше меня и я при любых обстоятельствах готов был вовремя ее подстраховать.
  
   До наших ушей долетел оглушительный свист, звуки продолжительных аплодисментов, одобрительный рев хозяина таверны. Затем настойчивые призывы исполнить песнь на бис. Зрители продолжали восторгаться нами даже после того, как колдовские чары огня Эстед постепенно начали рассеиваться.
  
   Но бис на сегодняшний вечер так и не удался.
  
   - Это она - Скотница Пелагея - это она! - вдруг тот самый клыкастый огр резким движением подскочил из-за стола да так, что кружки со светлым пивом, сидром и имбирным элем, подпрыгнули вслед за ним. Все, лежащее на столе, неминуемо посыпалось и покатилось на пол, - Это та самая блудница, которая обокрала меня в Каморе!
  
   Подняв взгляд, я в свою очередь узнал того самого огра. Он вышел из тени и явил свою зеленую, перекошенную от ярости физиономию. Выглядел он довольно устрашающе, будто обросший мхом валун. Наполовину звериные, наполовину человеческие черты лица исказились в приступе злости. Глядя на то, как лопоухий, снаряженный в кожаные доспехи тролль, неторопливо вынимает из ножен хаудеген*, а оскаленный гоблин вслед за огром вылезает из-за стола, я инстинктивно вышел вперед, заслонив собой насмерть перепуганную Эстед. Всем сердцем я ощущал ее страх, примерно так же как и стыд. И всем своим механическим, ненастоящим сердцем я стремился защитить ее от этого. Я чувствовал - если они вдруг вознамерятся разорвать ее в клочья, то им придется сначала разобраться со мной.
  
   - Ты настолько уверен в своей правоте, огр? - зло выкрикнул я, закрыв девушку собой, - Да мало ли в мире похожих воров да карманников?
  
   - Полно, но не все выглядят так же хорошо, как она, - прогудел в ответ хозяин кошелька.
  
   - Тогда нам стоило бы поблагодарить тебя, раз продлил нам лишний день жизни, - с усмешкой ответил я. По большей части это можно было бы даже посчитать незаслуженным комплиментом. Ведь все деньги, выуженные из кармана огра, из нас, в свою очередь, выудил просто неумеренно жадный возница.
  
   Стремглав убегая прочь из таверны "Вхлам" под пьяный ор и рев хозяина заведения, мы как две невидимые тени пересекли поле. Нам приходилось низко пригибаться к высокой траве. Мы уповали на то, что она наверняка скроет нас от возможной погони. Выскочив на дорогу, преодолели открытый участок и так же быстро скрылись в лесу.
  
   На негнущихся ногах Эстед опустилась на древний, раскоряченный пень крепко впившийся в землю своими корнями. У меня же ноги то и дело подкашивались, и я устало опустился рядом с ней. Краем глаза я посмотрел на Эстед.
  
   Девушка выглядела так, словно в любую минуту готова разрыдаться. Я осторожно прижал ее к себе и она ответила на мои объятия. Никогда не мог вынести, когда она расстраивалась. И пусть это происходило не часто, но когда в итоге случалось, я всегда обнимал ее. Прижимал к себе и успокаивающе нежно поглаживал по голове, молча дожидаясь, пока она успокоится. Поистине, это всегда действовало более эффективно, чем любые брошенные на ветер слова обещаний, мол, все будет хорошо. Ибо я просто не мог позволить себе такую роскошь, как обещания. Так как иной раз гадал, удастся ли нам протянуть до завтра? А дарить эти надежды Эстед я попросту не решался. Не желал лишний раз подорвать ее доверия к себе.
  
   То же произошло и в этот раз. Не помню, как долго мы сидели вот так, обнявшись и ожидая у моря погоды. Я лишь вдыхал запах ее волос. Они всегда пахли дикими травами и полевыми цветами, ощущая ее прерывистое, неровное дыхание. Неожиданно, она рассмеялась заливистым, истерическим смехом, содрогаясь и буквально покатываясь со смеху. Я по-прежнему не отпускал ее и не советовал вести себя потише. Нас в любой момент могли услышать, но я старался не думать об этом вместе с ней.
  
   Через некоторое время Эстед, немного успокоившись, извлекла из складок юбки внушительный кошель с деньгами. Поняв причину ее смеха, я расхохотался вместе с ней.
  
   - Огр? - смахивая с глаз слезы смеха, решил уточнить я.
  
   - Нет, - давясь от хохота, с трудом вымолвила моя напарница, - Тролль.
  
   Мы еще довольно долго приходили в себя. За несколько минут нам удалось окончательно распугать в лесу всю живность. И только Толий оставался серьезен, недоуменно поглядывая на мир из внутреннего кармана моей куртки.
  
   - По крайней мере, неплохо выступили, - отсмеявшись вдоволь, я взглянул на Эстед.
  
   Поистине, я уже и забыл, когда в последний раз смеялся так искренне. Но при виде лица девушки, моя веселость испарилась. Напарница смотрела на меня с недоумением, тщетно скрывая печаль и страх в своих глазах.
  
   - Фалко?.. Ты впорядке? - ее вопрос прозвучал тихо, слабо, и я едва смог расслышать его. А расслышав мне могло потребоваться время, чтобы понять его и поэтому я просто спросил:
  
   - В каком смысле?
  
   - Твое лицо, - и она легонько коснулась моей посиневшей щеки кончиками пальцев. Коснулась в том месте, где мой грим был стерт слезами радости и медом, смешанным с вином. Его мне плеснули в лицо, когда мы, сломя голову, продирались к выходу из таверны, - Ты болен?
  
   - Тебе не стоит ни о чем волноваться, - отняв ее ладони от своего лица, я несильно сжал их в своих руках. Как бы невзначай я приложил их к левой стороне своей груди. Может, она все поймет, почувствовав сумасшедшее перестукивание механизма в моей грудной клетке? - Сделанное тобою для нас крайне рискованно.
  
   Она лишь молча кивнула, все продолжая подозрительно рассматривать черты моего лица. Она делала это с таким видом, будто разглядывала незнакомца. Я не желал говорить ей о своей прогрессирующей болезни, поскольку не хотел причинить ей ту боль, которую испытывал сам. В последнее время я все чаще ощущаю ее. Она хотя бы не приходит ко мне в ночных кошмарах, и за это я каждое утро благодарю небеса.
  
   - Дай мне слово, Эстед, - в этот момент я был близок к ней. Подайся я еще хоть на сантиметр вперед, и мы вполне могли соприкоснуться губами. Видя ее рядом, так близко к себе, я в очередной раз убеждался в том, насколько же она прекрасна. Вечно свободная, вольная танцовщица с огнем, которая никогда не посмотрит в сторону такого горохового шута, как я, - Ты не будешь больше рисковать и красть, по крайней мере пока мы не прибудем в Замбаро. Обещай мне.
  
   - Я обещаю тебе, Фалко, - слабо кивнув, она робко обняла меня, положив подбородок мне на плечо, заставляя почувствовать себя полноценным, целиком созданным из плоти и крови. Не бестелесным, блуждающим призраком, каким я чувствовал себя обычно. Заставляя почувствовать себя почти счастливым. Почти, потому что ее слова не смогли вызвать во мне ничего, кроме плохого предчувствия.
  
   В эту безветренную, спокойную ночь в лесу цикады и сверчки уже не пели для нас... В эту ночь, казалось, что они по им одним ведомому сговору, замолкли навсегда.
  
  
  
  Примечание к части
  
  * Баггейн - в фольклоре жителей острова Мэн злокозненный оборотень.
  * Бааван ши - в шотландском фольклоре злобные, кровожадные фейри. Если к человеку подлетел ворон и вдруг превратился в златовласую красавицу в длинном зеленом платье - значит, перед ним бааван ши.
  * Хаудеген - тип длинноклинкового оружия.
  
  Атмосферная музыка:
  
  Abney Park - Victorian Vigilante
  Мельница - Ведьма
  
  
  Глава V
  Пастух мертвецов
  
  На следующий день мы окончательно покинули лес Укора. Пред нами во всей своей необъятной для глаза широте растянулась бескрайняя степь. Дорога, по которой мы ступали, то расширялась, то сужалась, то пролегала прямо, то петляла. Иногда она и вовсе сворачивала куда-то, один лукавый знает куда. Однако, она с настойчивостью продолжала упорно уводить нас в сторону горизонта.
  
   Дни медленно, но верно, как им и положено по воле природы, неизменно превращались в ночи. А ночи до жути вяло и однообразно становились днями. По пути нам удалось прибиться к одному бродячему каравану, держащему путь в город Нобар. Ввиду того, что дорога была только одна и разветвлялась лишь при въезде в прокаженный город Винтара, мы большую часть пути пропутешествовали вместе с торговцами. И на свою беду, наслушались немало жутких баек о покинутом чумном городе.
  
  - Говорят, души унесенных чумой до сих пор витают меж узких улочек городка Винтара, - рассказывал словоохотливый старый возница, - И по тем потерянным местам еще ступают призрачные подошвы сапог сожженных заживо. А за всем этим безвольным стойбищем мертвецов неустанно следит демонический чумной врач. По легендам, он даже способен перевоплощаться в черного ворона с алым взглядом. Так что если вдруг, проходя мимо тех мест, заметите черную птицу, скорее уносите ноги и впредь не показывайтесь в его краях. Ибо это сам чумной доктор, предвестник бед и неизлечимых болезней, пришел по ваши нечестивые души... Так то. Ох, и колдовское место, друзья мои. Лучше бы вам его обогнуть подобру-поздорову. Там и голову сложить можно запросто. Причем лишь от страха, не говоря о других несчастьях.
  
  - Разве бывали такие случаи? - я посмотрел на брехуна с сомнением.
  
  - Еще как бывали, шут, ты уж мне поверь, - ухмыляясь в усы, дед неторопливо раскуривал трубку, - Я много чего слыхал о тех местах. Этакая бесовщина там творится. Скоро, чувствуется мне, дорогу туда перекроют вовсе, сделают обходную. Умные люди, как и трусливые, всегда в обход идут. Того же я и вам советовал бы.
  
  В ответ я промолчал, покачав головой. Так как я был ни умным, ни трусливым, но зато смертельно больным, каждый день промедления мог очень дорого обойтись. Обходная дорога заняла бы у нас как минимум дня четыре, не меньше. А мне, с моим никудышным механизмом, стоило наоборот, поторапливаться. Один раз я сдуру предложил Эстед разделиться - она вместе с обозом пойдет в обход, а я напрямик. Предложил и меня тут же одарили недоуменным, гневным взглядом и фразой:
  
  - Ты совсем, что ли, ополоумел, вагант? - скрестив руки на груди, Эстед мрачно взирала на меня с высоты повозки. Я, понуро опустив голову, смиренно шел рядом, осознавая, какую же на самом деле глупость сморозил, - Испугался дедовских небылиц? Мне все равно, какая чертовщина водится в тех краях. Начали путь вместе, вместе же и закончим. Без тебя я и с места не тронусь.
  
  Усмехнувшись, я запрыгнул к посмеивающейся Эстед и извлек из холщевого мешка свою лютню. А потом мы вместе запели нашу излюбленную дорожную песню о повозке, что, как и наша, путешествует по пыльным дорогам, о подожженном и сгорающем в огне растении, о славных вагантах, скупом короле и вечном знамени бродячих актеров, предназначенном осветить наш путь к свершениям. Путешествующие с нами торговцы с охоткой подпевали всем известную песню. Узнав нас, они были несказанно рады, что мы попросились путешествовать вместе с ними. Мы без всяких проблем истратили на припасы и ночлег последние деньги тролля, добытые в трактире.
  
  Подласые лошади шли неспешным, крупным шагом и тянули битком набитые людьми и снедью обозы. Иногда в ночи отчетливо были видны далекие огни светового телеграфа*. Это могло ясно означать только одно.
  
  Прелестный город Замбаро уже совсем близко.
  
  И его давний властитель Гильем XIII, ждет не дождется скорого прибытия веселых вагантов, которые помимо смеха, музыки и дивных песен принесут справедливую и неминуемую расправу. Расправу на его далеко не святую, королевскую голову.
  
  Однажды ночью, мы с Эстед от подступающего беспокойства и плохих предчувствий так и не смогли сомкнуть глаз. Неторопливо раскачиваясь, обозы приближались к развилке дорог. Одна из них вела в торговую провинцию, а другая шла напрямик, к городу Винтара. Перестук лошадиных копыт сливался с шумом быстро прекращающегося, мелкого дождя.
  
  Сидя на небольшой охапке сена, услужливо предоставленной нашими добрейшими спутниками, мы вполголоса переговаривались между собой, стараясь не разбудить караванщиков, безмятежно похрапывающих в противоположном углу.
  
  - Ох, заживем мы с тобой, Фалко, прекрасно заживем! - мечтательно улыбаясь, Эстед глянула в прореху в ткани, которая заменяла навес. Сквозь быстро сгущающийся туман виднелись смутные очертания проклятого чумой города, - Куда думаешь податься после того, как?..
  
  "Надеюсь, не на небеса" - пришли в голову мрачные мысли, но я поспешно отогнал их. Видя счастливое, улыбающееся лицо напарницы, я просто не мог позволить себе думать о чем-то подобном. Не хотелось "заражать ее унынием и скорбью", которые, как всегда, пришли не к месту.
  
  - Туда же, куда и ты, - особо не задумываясь, ответил я, почесав за ухом Толия. Он в это время свернулся клубочком рядом со мной.
  
  - И ты больше никуда не хотел бы пойти?
  
  - Нет.
  
  - Выходит, мы там и останемся вместе? - Эстед взглянула на меня, склонив голову. Под ее через чур пристальным взором, мне захотелось нырнуть в охапку сена и не высовывать оттуда носа.
  
  - По мере возможности, - ответил я, решив не давать пустых обещаний.
  
  Задумчиво смотря на нее из своего угла, я даже не задумывался о том, друзья ли мы с ней на самом деле и не движет ли нами чувство собственной выгоды? Поможем ли мы друг другу в случае беды, или подло поджав хвосты, разбежимся в разные стороны, словно один из нас - прокаженный? Будем ли мы вместе всегда? По правде говоря, я никогда не задумывался об этом. Разве что только в далеком детстве. Ведь за все годы нашего знакомства ответ уже давно успел сложиться. Причем до смешного очевидный.
  
  В ту же ночь мы благополучно и как всегда незаметно сошли с повозки, которая вслед за многочисленным обозом медленно свернула к противоположной развилке, постепенно скрывшись в дали.
  
  Некоторое время мы задумчиво смотрели им вслед, после чего обернулись, и прошли взглядом по руинам, лежащим в полукилометре от нас. Даже с такого расстояния, почти скрытые в тумане, они навевали неизмеримый ужас и вечную тоску о давно минувшем. Внезапно, с ближайшего указательного столба, накренившегося на бок, вспорхнула птица с черным оперением. Прежде чем мы успели как следует разглядеть ее, она скрылась в тумане.
  
  Это вполне мог быть грач, или же залетная галка, но я был не так сильно в том уверен.
  
  Ну, а если же сейчас мимо нас пролетел ворон с алым взглядом...
  
  Что ж, средневековая легенда, встречай своих незваных гостей. В скором времени мы вполне можем стать частью тебя.
  
  ***
  
  Это случилось около двух лет назад в городе Санто - в одном из самых густонаселенных городов провинции. Тогда нам довелось присутствовать на торжественном приеме у довольно богатой графской четы. Сцену приходилось делить с еще одной труппой актеров, правда, менее известной. Благодаря этому, мы имели гораздо больший успех у хозяев. Худой и высокий, старый граф с выцветшими глазами и в дорогих, заграничных нарядах, на всем протяжении представления был крайне мрачен на вид. Восседая на своем троне, он угрюмо безмолвствовал, попивая вино из тутовой ягоды. Его супруга была гораздо моложе. Тяжелая, бордовая ткань ее платья скрывала прелестную фигуру. Голова, обрамленная светлыми локонами, чуть склонена на бок. Внимательные голубые глаза с интересом обозревают представление.
  
  Эффектно пройдясь колесом, я резко крутанулся вокруг своей оси. Не смотря на то, что в самом разгаре представления я должен был сосредоточиться на трюках, мне удавалось мимоходом следить за всем, что происходило вокруг меня. С ловкостью жонглируя яблоками, я незаметно наблюдал за Эстед. Она, встряхнув черной гривой пышных волос, вовсю развлекала нелюдимого хозяина. Субъектом он оказался весьма сложным. Однако, не смотря на его отрешенный вид, спустя какое-то время на его губах заиграла улыбка. Танцуя вблизи трона, моя напарница умудрилась вырвать из оцепенения заскучавшего хозяина. Поистине, ей всегда удавалось никого не оставить равнодушным.
  
  Прекратив жонглировать, я принялся наигрывать на флейте незамысловатый мотивчик. Мимоходом я осторожно шарил взглядом по банкетному залу. Гости - знатные дамы и господа - разместились вдоль овального, вытянутого стола, сплошь уставленного различными яствами. Изредка, они перешептывались, порой поглядывали на хозяев. Но в основном, всем их вниманием довелось завладеть нам. Огромная люстра, увешанная свечами, освещала напомаженные, бледные лица присутствующих.
  
  Не скажу, что графская чета поскупилась достаточно заплатить нам за представление. Напротив, нам с лихвой хватило бы заработанных денег, чтобы беспрепятственно добраться до следующего города. Наверняка сегодня никого обворовывать уже не придется.
  
  Но необычное поведение молодой графини не осталось для меня незамеченным. Другие актеры для нее словно не существовали, хотя среди них присутствовали парни и поскладнее. Этот плохо скрытый взгляд хищницы. Уже тогда он был слишком хорошо знаком мне. Сначала я решил не подавать этому особого значения. На меня так почти всегда смотрели дамы. И против их взглядов я ничего не имел. Лишь бы денег платили вдоволь.
  
  Старый граф ушел раньше всех. Сославшись на беспрестанную головную боль и цветные пятна в глазах, он покинул гомонящий и оживленный банкетный зал. Остаток представления проводился уже без него.
  
  Под конец, когда все гости начали постепенно расходиться, а актеры собирали свой нехитрый скарб, графиня попросила нас остаться. Точнее не нас, а меня одного. Тогда я впервые заподозрил неладное. Улыбнувшись ей самой обворожительной из своих улыбок, способных растопить сердце любой ледышки, я постарался ответить ей вежливым отказом. Думая о том, что на улице меня уже ждет моя любимая, которая вместе с остальными актерами уже покинула дом графа, я просто не мог позволить себе задерживаться надолго.
  
  - О, уверена это не займет много времени, - сверкая глазами, ответила графиня. Как будто ненароком, встала спиной к двери, перегородив мне путь к выходу. Не мудрено, что дуреха польстилась на мой внешний облик да сладкие речи. Даже если они исходили от бродячего циркача в шутовском костюме.
  
  К счастью, мне удалось не растеряться. В какой-то степени я все же предвидел такой исход и успел заранее приготовить довольно весомый аргумент:
  
  - Простите, миледи, но снаружи меня уже ждет моя спутница, - я кивком указал на дверь. В этот момент она казалась мне далекой и недостижимой. - Я непременно зайду к вам завтра, коли Ее Светлости так будет угодно.
  
  - Нет, - решительно отрезала она, - Мне будет гораздо более угодно, если вы соблаговолите остаться сейчас.
  
  Она кивком указала в сторону лестницы, ведущей на второй этаж. Уходя за мной, она напоследок отдала притихшим слугам пару распоряжений. В основном их смысл сводился к тому, чтобы они караулили и дверь и покои графа: чтобы я не смог сбежать, а муженек не проснулся раньше времени. У меня закралось такое впечатление, что она могла что-то подсыпать ему в вино. Осознавая всю абсурдность ситуации, я брел на второй этаж, как на заклание. Иной раз, в особенности во время выступлений, я мог позволить себе некоторые вольности и охмурить парочку светских дам. Но цель всего этого кокетства для меня всегда одна: порой все заканчивалось либо постелью, либо парой довольно длительных объятий, где мне с успехом удавалось умыкнуть хорошо запрятанный кошелек. Но такой конфуз со мной происходил впервые. Хотя ничего плохого я в том не видел. Сейчас мне оставалось нужным только одно - деньги, а ей нужен был лишь я.
  
  Но предаваясь с хозяйкой любовным утехам в полутемной комнате, я думал исключительно об Эстед. К графской женушке я не испытывал ничего такого, что всегда испытывал к моей спутнице. Надеюсь, напарница не станет волноваться о том, почему меня нет так долго. Может быть, она уже сняла гостиницу где-то поблизости и уже почивает крепким сном? На самом деле, я никогда не задумывался о том, какие чувства вызываю у танцовщицы с огнем. Но она сама прекрасно знала, что я давно не равнодушен к ней. Думаю, мой сегодняшний поступок не сможет изменить ее отношения ко мне.
  
  А еще я думал о том, чтобы сделать все так можно тише. Я не столь боялся графа, сколь опасался ненужных слухов. В каждом доме стены имеют свои уши...И чаще всего эти уши оказываются в виде слуг.
  
  Поздней ночью мне, немного уставшему и раздраженному, все же удалось улизнуть из цепких лапок молодой супруги графа. Наскоро одевшись, я осторожно ступал по комнате, сгребая в холщовый мешок все, что плохо лежало. Уходить из таких шикарных покоев ни с чем - просто сущая глупость. За все эти дорогие безделушки я уже заплатил слишком высокую цену.
  
  Когда я стоял на пороге, с набитым всякой снедью мешком за плечом, до меня донесся звук приглушенной возни. Медленно развернувшись, я вгляделся в сторону широкой кровати, наполовину скрытой полупрозрачным балдахином. И в страхе застыл на месте. Полуголая графиня, лежа на боку, внимательно следила за мной взглядом лукаво прищуренных глаз. Губы ее тронула легкая улыбка. Она не пыталась меня остановить, молча наблюдая за тем, как я ухожу.
  
  Осторожно выйдя на улицу, я поднял взгляд вверх. В окне комнаты молодой хозяйки зажегся свет.
  
  - Что ты делал там так долго? - неожиданно из-за угла ближайшего дома вывернула Эстед. Она сделала это настолько резко и задала свой вопрос так громко, что мое сердце мгновенно ушло в пятки.
  
  - Возникли, хм, некоторые осложнения, - призадумавшись, ответил я. Чтобы хоть как-то оправдаться, я встряхнул набитый до отказа мешок, - Зато смотри каков улов!
  
  На Эстед эта новость не произвела должного впечатления. Она продолжала злым взглядом прожигать меня насквозь. Под этим взглядом я весь съежился, даже стал немного ниже ростом. Настолько сильно распалилось ее негодование.
  
  - Ты спал с ней!? С этой напудренной водяной крысой? - сжав кулаки, она едва сдерживалась, чтобы не ударить меня. Полностью признавая свою вину, я изготовился при случае подставить и правый и левый глаз. Не подозревал, что мою напарницу это может так сильно задеть. Ведь я всегда считал, что она относилась ко мне исключительно как к другу. К такому дружескому спутнику жизни. Я уже хотел упасть пред ней на колени и вымаливать прощение, но что-то остановило меня на тот момент. Какой-то коварный бес нашептывал мне роковые слова, которые я повторял вслед за ним даже не задумываясь об их последствиях:
  
  - Какое тебе дело до того? Разве ты не слышала, что обо мне говорят?
  
  - Я считала тебя другим, - развернувшись, Эстед широкими шагами направилась вдоль улицы. Прочь от злополучного дома.
  
  Похолодев, я немедля припустил следом. Напрасными оставались слова оправданий. Напрасны слова извинений. Весь остаток ночи она оставалась глуха к моим порывам к исправлению. Но по истечению некоторого времени Эстед смогла простить несчастного блаженного. Однако она на протяжении месяца оставалась безучастной и холодной ко мне.
  
  Нам удалось умыкнуть чалую лошадку, что стояла на привязи вблизи таверны на самой окраине. По ночи она беспрепятственно домчала нас до ближайшего городишки. На следующий день мы продали ее за гроши на первом попавшемся рынке. Таким образом, нам удалось с успехом замести все следы. Но графиня даже не попыталась преследовать нас. Наверное поняла - такова цена за ночь со мной. Деньги и безделушки не могли волновать ее. Гораздо более волнительным могло оказаться знание того, что ее небольшая интрижка с блаженным дураком останется достоянием общественности.
  
  Меня же больше всего волновала обида, которую я причинил Эстед. Не по своей же воле я сделал то, что сделал. Но оправдывать себя в ее глазах я уже не пытался. Поздно. Слишком поздно. Каким счастливым я чувствовал себя, когда она решила сменить гнев на милость. Но я уже не был так счастлив поняв, что с тех пор навеки ее потерял.
  
  ***
  
  Заклейменный чумой, заброшенный город Винтара уныло и беспрепятственно распахнул пред нами свои дубовые, обитые железом врата. Будто немощный, древний хозяин, встречающий незваных гостей, которые могли принести с собой лишь плохие вести и неприятности.
  
  Мы ступали по мощеной мостовой, изрытой выбоинами и до краев наполненными водой. Мы бесшумно и тихо крались по узким, серым улочкам. Вздрагивали от каждого подозрительного шороха, шугаясь даже скрипов старинных вывесок давно покинутых, но чудом уцелевших лавок и мастерских. Их названия, как и владельцы, были уже давным-давно стерты временем. Шагая по замершему, неподвижному городу, где время словно замедлялось для нас, в полутьме, мы выглядели как парочка головорезов, разбойников или просто воров. В загробном молчании мы шли напрямик, стараясь как можно быстрее пересечь проклятый город. Угрожающим препятствием он встал у нас на пути. Чудом сохранивший свой изначальный облик, он словно являлся немым, безымянным памятником самому себе. На вид мертвым, но на самом деле живым. Или же восставшим из мертвых.
  
  В то время, когда мы только вступили в его окраины, я совершенно не чувствовал подвоха. Лишь ветер противно завывал в поднебесье, расшвыривая в стороны обрывки облаков. Никаких призраков, бродящих по улицам, никаких демонов, в виде чумных врачей, и прочей бесовщины. Просто одна огромная, заброшенная территория, уже ненужная никому. Но, это было лишь начало. Та самая обещанная бесовщина началась много позже, стоило нам оказаться в самом сердце Винтара.
  
  Главная площадь спокойна и необычайно тиха. Прекрасная принцесса из древней сказки, отравленная и забывшаяся глубоким сном. Ждущая, когда же наконец ее разбудит поцелуй любимого. Но любимого все нет и нет... вместо него пришли мы, и нарушили ее хрупкий, безмятежный покой.
  
  Поначалу я слышал лишь ветер. Словно пытаясь досадить нам, он беспрестанно бил по лицу, пытался сорвать головные уборы. То выл, то тихо шептал на ухо проклятия, на одном ему известном языке. И среди этого приглушенного шепота ветра, я постепенно стал различать отдельные обрывки слов. Они складывались в фразы, часть из которых нещадно относило ветром. Хотя от этого их суть не становилась менее ясна:
  
  "... скупым и жаждущим наживы навеки путь сюда заказан..."
  
  "... так Доктор говорит Чумной, искоренивший всю заразу..."
  
  "... за вами наблюдает он своим кровавым глазом..."
  
  - Эстед, ты слышишь это? - по спине пробежал неприятный холодок. Утвердительно кивнув в ответ, девушка лишь испуганно прижалась ко мне. Словно искала защиты. В ее глазах явственно читался страх. Самое нечастое чувство в ее арсенале, которое я за всю свою жизнь видел не больше пары раз.
  
  "... зачем вы прибыли сюда, о дети пламени и темного железа?.."
  
  "... коль не ответите, то путь обратно будет вам отрезан..."
  
  "... но отвечать с умом советуем мы вам..."
  
  "... ведь духи за версту почувствуют обман..."
  
  И голоса, перестав запугивать, выжидающе замолкли.
  
  Прижав к себе Эстед, дрожащую, как осиновый лист, я настороженно огляделся вокруг. Вблизи мне не удавалось увидеть ничего или никого. Разве что однотипные каменные стены и раскуроченные лавки центральной площади.
  
  - Хотелось бы заверить вас, - начал я, стараясь не выдать предательской дрожи в голосе, - Что мы прибыли сюда издалека и вовсе не из-за обыденной людской корысти... Вернее, в нашем непростом деле не обошлось и без нее. Но, уверяю, к вам она не относится никаким боком.
  
  "...красиво нынче шут поет без лютни..."
  
  "...но дело ваше кажется нам мутным..."
  
  "...поделишься ль задумкою своей, вагант?.."
  
  "...и может Врач Чумной оценит ваш мирской талант..."
  
  - Слыхали о Гильеме XIII? - настороженно спросил я, напряженно вглядываясь во тьму, царящую на площади. На мгновение мне показалось, что дорогу перед нам преграждают далекие смутные тени. Они были едва прикрыты полотном тумана.
  
  "...как не слыхать, слыхали..."
  
  "... ведь с давних пор его персоною крестьян пугали..."
  
  - Мы направляемся ко дворцу короля, - слегка улыбнувшись ответил я. В отличие от Эстед, призраки перестали пугать меня несколько фраз назад, - Знаете ли вы, как трудно в такие тяжелые времена приходится бродячим актерам? Надеемся попасть к нему в слуги, чтобы развлекать Его Величество песнями, плясками да незатейливыми шутками.
  
  Некоторое время призраки напряженно молчали, будто обдумывая сказанное мной. Сквозь их молчание я остро ощущал исходящее от них недоверие. Ощущать недоверие от пустоты... каково, а? Но в итоге даже сами покойники смогли найти в себе остатки былой человечности, чтобы сжалиться над нами. В последующее мгновение их голоса прозвучали вновь. На этот раз в них слышны нотки снисхождения и искреннего сочувствия.
  
  "...коль так, вперед мы вас, конечно же, пропустим..."
  
  "...но более до города Чумы вас духи не допустят..."
  
  "...поможем в вашем деле непростом, ведь суть похода видим ясно..."
  
  "...ступайте же на звуки скрипки Черного Врача. И пусть ваш путь не будет впредь напрасен..."
  
  Ну, уж если сами духи соблаговолили помочь нам... грех отказывать им, тем более не доросли мы еще до таких высочайших привилегий. Но дорастем. После смерти обязательно дорастем.
  
  Схватив за руку еще не пришедшую в себя Эстед, я вслед за собой увлек ее вперед, идя на нарастающие звуки чарующей музыки. Они раздавались на другой стороне площади.
  
  Мертвецы спокойно расступались пред нами, позволяя пройти. Их силуэты уже давно скрылись в тумане, где-то позади, но я все не решался оглядываться назад. Я боялся одного - стоит мне только обернуться, и дивная музыка призрачной скрипки Чумного Врача навсегда смолкнет, став недоступной для наших ушей. И мертвецы вмиг растеряют всю свою доброту.
  
  Добравшись до противоположного конца площади, я наконец увидел Его. Наполовину скрытый рваньем тумана, темнеющий призрак Чумного Доктора уже дожидался нас, стоя на месте и при этом крайне виртуозно играя на своем инструменте. Вникая в звуки нежной, несмолкаемой музыки, я прекрасно понимал, что каким бы я сам ни являлся прекраснейшим и всем известным музыкантом среди живых, мне никогда не дотянуться до уровня призрака. Ибо у живых никогда нет времени на жизнь, в то время как у мертвых полно времени на смерть...
  
  Полы траурного цвета, кожаного плаща с легким шорохом стлались по земле, сливаясь с туманом. Белеющая в полутьме длинная маска с немного изогнутым к низу, птичьим клювом внимательно изучала нас сквозь пугающего вида очки с красными линзами. Сквозь них видны бездонные провалы глаз. Еле ощутимый запах ладана, дыма, и увядающих маков исходил от этой темной исполинской фигуры, вселяющей благоговейный ужас. Черная скрипка в его руках пела дивную песню смерти. Песню смирения, песню неизбежного.
  
  Безмолвно кивнув, Чумной Доктор величественно повернулся к нам спиной и степенно двинулся в туман. Он все продолжал наигрывать на своем колдовском инструменте.
  
  Преодолев первые позывы страха, я потянул за собой слабо упирающуюся Эстед. Мне, как и ей, тоже было поначалу тяжело находиться вблизи этой высоченной, полупрозрачной фигуры, несущей с собой забвение. Но иного выбора у нас быть не могло. Казалось, он единственный, кто является барьером между нами и неупокоенными душами. Единственный, кто может сдержать духов в узде. Он словно пастух среди овец, способных в любой момент обернуться в кровожадных вервольфов. Стоит ему только ослабить хватку.
  
  Неспешно, и держась на почтительном расстоянии, мы ступали следом за темной фигурой. Она являлась для нас единственным ориентиром среди плотно сгустившегося вокруг нас тумана. Скоро я стал замечать, что мощеные булыжником улочки начинают постепенно исчезать под нашими ногами. Преображаться в нетронутую, свежую траву, слегка подернутую сплошным искрящимся ковром из росы.
  
  В траве начали проглядывать смутные красные пятна. Будто кровавые капли на свежеотстиранном зеленом ворсе. Приглядевшись, можно легко узнать в тех пятнах только что распустившиеся маки, источающие приглушенный, пряный запах полевых трав. Символы глубокого сна и смерти, вечной молодости, женственности и девичьего очарования повсюду окружали нас. Упорно продолжая идти вперед, я краем глаза взглянул на Эстед. Она все продолжала крепко держать меня за руку и неотрывно смотреть перед собой остекленевшим, словно неживым взором. Знала бы она, как похожа на эти цветы... Знала бы она, как я похож на того, кто так отчаянно хочет сорвать хоть один... но не смеет, не желая портить их первозданную, необыкновенную красоту.
  
  Мы даже не заметили, как оставили позади проклятый чумной город.
  
  Внезапно Чумной доктор, идущий далеко впереди нас, остановился и резко перестал играть. Вздрогнув от неожиданности, я с опасением приблизился к высокой, таинственной фигуре. С наступлением неестественной тишины, я словно очутился прямиком в ледяной воде. Врач терпеливо дожидался нас.
  
  - Я знаю, что вам на самом деле нужно от короля, - выдал он сразу после того, когда мы подошли достаточно близко. Достаточно близко для того, чтобы отчетливо слышать его скрежещущий, грубый голос, похожий на воронье карканье. И недостаточно далеко, чтобы вовремя взять ноги в руки: - Вы действительно уверены в том, что вам удастся обвести вокруг пальца самого Гильема XIII?
  
  - Мы уже давно решили, что будь, что будет, - внезапно Эстед словно очнулась от транса. Ее голос звучал надтреснуто, неуверенно, словно она не говорила ни с одним живым существом уже более десятка лет: - В любом случае мы по горло сыты жизнью воров, проходимцев и лицедеев...
  
  - Ты говоришь странные вещи, дитя мое, - Врач с интересом склонил голову набок. Не смотря на то, что его молочно белая маска оставалась непроницаема и неподвижна, его голос выдавал его с головой. Такой открытой насмешки я не слышал еще ни разу в жизни: - Но раз это ваше единственное решение... Думаю, я смогу помочь вам в вашем нелегком деле.
  
  - Но какой вам прок с того? - я решил ответить ему той же насмешкой: - Какая выгода и в чем подвох?
  
  - Когда-то давно я слыл таким, как вы. Молодым, неопытным, но горящим неистовым желанием идти по пути к свершениям. В вас я словно в отражении вижу себя. Но воля короля внезапно возникла у меня на пути и, так как я изначально оставался его придворным, то был вынужден потерять все. Все, что у меня было из-за одной лишь прихоти сего мерзкого продувного беса... но к чему вспоминать прошедшее? Какой смысл со стороны живого спрашивать выгоду для мертвеца? - таков его резонный ответ.
  
  Я согласился с ним. Кивнул и тем самым признал его правоту. Врачеватель Чумы невозмутимо продолжал:
  
  - Гильем XIII до колик обожает послушать страшные сказочки. А еще более увидеть их воочию. С моей помощью вы можете с предоставить королю такую возможность.
  
  - Но каким образом?
  
  - Возьмите мое одеяние, - отложив скрипку на землю, молвила ожившая легенда, - Просто так во дворец вас могут не пропустить. Может понадобиться подходящий предлог. Хотя, учитывая вашу завидную известность, для вас оказаться в королевских чертогах едва ли окажется затруднительной задачей. Но и запасной план не будет лишним, верно? Здесь вам и пригодится мой костюм - со времен черной смерти Чумные Врачи персоны важные, и пред ними всегда открываются любые двери. Будь то обычные, или двери, ведущие во мрак людских душ. И тогда вы сыграете для него небольшой спектакль. Повеселите старика напоследок.
  
  С этими словами он бесхозной грудой тряпья осел на землю. Будто человек, у которого каким-то кошмарным, непостижимым образом вмиг исчезли все кости. Из-под бесформенного вороха одежды выбралась огромная черная птица. Встрепенувшись, она окинула нас безразличным, угрюмым взглядом, налитым кровью. После чего вспорхнула и бесследно растворилась в густом тумане прежде, чем мы успели отблагодарить ее. У меня создалось такое впечатление, будто этой встречи никогда и не существовало вовсе, мертвецы являлись лишь простым наваждением, вызванным туманом совместно со страхом, черная птица обыкновенной вороной, а вполне осязаемая на вид груда одежды вовеки веков лежала на месте...
  
  Отбросив все сомнения, я неспешно опустился рядом с ворохом одежды Чумного Доктора. Взяв в руки маску, я внимательно осмотрел ее, а затем приложив к лицу длинный, птичий клюв, обернулся в сторону Эстед. В нос ударил запах сильно пахнущих лекарственных трав, чеснока и ладана. Не смотря на вентиляцию в клюве, с непривычки он показался мне, в переносном смысле, просто убийственным. Но при должном подходе, к этому сногсшибательному амбре со временем можно привыкнуть.
  
  - Неплохо смотришься, - присев рядом со мной, Эстед сняла с головы свой цилиндр и нахлобучила на голову широкополую шляпу призрака, - Из тебя вышел бы вполне неплохой Чумной Врач.
  
   - К своему великому счастью мне довелось родиться не в том месте и не в то время. Да и роль шута мне нравится куда больше, - резонно заметил я, отложив в сторону маску, - Но один внешний вид - только полдела. Нам придется сильно постараться, чтобы король подумал, что я - он и есть...
  
  Взяв в руки черную скрипку, потрескавшуюся в некоторых местах, я попробовал сыграть пару простых мелодий. Знакомые мне с детства мотивы сейчас звучали несколько по другому. Каким бы веселым не был тот самый мотив, в нем все равно чувствовалась тонкая, полупрозрачная нотка печали. Печали, что будто осиновый кол в сердце вампира, намертво застряла в моей груди.
  
  С этого момента я ясно ощущал присутствие давней, полузабытой легенды, темной тенью кружащей над нами. Легенды, которая, не смотря на всю свою кошмарную, потустороннюю суть, на самом деле оказалась намного человечней тех, кто ее сотворил.
  
  
  Примечание к части
  
  * Световой телеграф - сигнальные огни для передачи срочных сообщений на большие расстояния.
  
  Атмосферная музыка:
  
  Abney Park - Jealousy
  
  
  Глава VI
  Вальс под скрипку Черной Смерти
  
  Проклятый черной смертью город Винтара уже давно остался позади. Сейчас пред нами вновь простиралась бескрайняя степь. Однако с одним отличием. Теперь на горизонте, на нашем пути уже маячили далекие, высокие шпили. Они все стремились пронзить проясняющиеся небеса. Замок короля Гильема XIII темной, неприступной громадой хмуро взирал на нас, встречая глубокими провалами древних бойниц. Сейчас он казался мне отдаленным силуэтом. Но, несмотря на это, он уже успел из черной, еле различимой точки превратиться во что-то более напоминающее неприступную крепость.
  
  Солнце начинало постепенно разгонять слабеющий туман. Оно робко прогревало сырую, холодную землю. Погода в этих краях так же изменчива, как и сами заскоки непутевого правителя.
  
  Поудобнее перекинув через плечо холщовый мешок с инструментами, который с униформой Чумного Врача стал тяжелее в два раза, я отвел взгляд от замка и с интересом огляделся вокруг.
  
  На нашем пути, вблизи обочины зигзагообразной дороги стояла старинная, давно заброшенная часовня. Небольшая деревянная постройка имела крайне плачевный, запущенный вид. Крыша, которая должна быть увенчана крестом, убого покосилась набок. Сам крест отсутствовал вовсе. Со своими необшитыми стенами, настежь распахнутой дверью, прогнившим крыльцом и подслеповатыми окнами она напомнила древнюю сгорбленную старуху. Насколько я знал, эти постройки всегда должны были занимать особое значение в душах крестьян. Так же как их благородство и простота... Но за прошедшие годы в них осталась одна простота, в то время как остальное испарилось бесследно.
  
  Внезапно Толий, который все это время сидел у меня на плече, резво спрыгнул на землю. Шустро перебирая лапками, мышь смело подбежала к постройке. Затем ловко взбежав по ступеням, он скрылся во тьме часовни.
  
  - Может, заглянем? - кивнув в сторону постройки, я обратился к Эстед, - Все равно она давно заброшена.
  
  - Но не зря же ее так оставили, - склонив голову, девушка напряженно вгляделась в открытый проем. Пожав плечами, я решительно вошел следом за бесстрашным Толием. Раздраженно закатив глаза моя напарница неуверенно направилась следом за мной.
  
  Мышь я нашел сидящей у входа, на небольшой железной подставке для свечей. Толий спешно грыз один из небольших огарков и боязливо косился по сторонам. Дальше заходить он уже не осмелился. Я ловко сгреб его в охапку и поместил во внутренний карман. Высовывать нос из убежища мышь уже не решалась.
  
  Задрав голову, я встретился взглядом с потолком, что терялся во мраке. Немного осмотревшись вокруг, я удостоверился, что кроме икон, свечей и прочего божественного скарба на стенах нет совершенно ничего интересного. Выверяя каждый свой шаг, я осторожно ступал по дощатому полу. Неспокойная, полуворовская жизнь в вечных бегах со временем научила передвигаться бесшумно. Я уже собрался уходить, но вдруг что-то завладело моим вниманием. В дальнем углу, в окружении пыли и грязи, стоял густо облепленный паутиной аналой*. Подойдя поближе, я увидел полностью серый от пыли старинный фолиант, окруженный заплывшими свечами, превращенными в сгустки воска. Книга покоилась на высоком столике, как будто уже порядком устала ждать, когда ее откроют. Сдув внушительный слой пыли с обложки, я с интересом открыл тяжеленную книгу. Она оказалась синей. Я принялся аккуратно перелистывать желтые и хрупкие от старости страницы. Наверняка этот фолиант гораздо старше меня и Эстед вместе взятых. С детства хорошо знакомый с грамотой, я с интересом рассматривал почти потерявшие цвет, необычные картинки и витиеватый, рукописный текст. Наверняка их создателя уже давно нет в живых. Вероятно, от него осталась лишь истлевшая груда костей да эти блеклые буквы и изображения, что рассказывают о древних пророках*, зеленых змиях, волхвах и прочих чудесах.
  
  - Фалко, чёрт побери, может быть, ты поторопишься? - до меня донесся раздраженный голос Эстед. Переминаясь с ноги на ногу, она нетерпеливо стояла на пороге, ни в какую не решаясь заходить внутрь. Толика ведьминской крови не позволяла ей ступить в святое место, - Здесь жутко.
  
  Хмыкнув, я ненароком захлопнул фолиант намного громче, чем следовало. Гулкий хлопок с шумом распространился по всему помещению.
  
  Вдруг у меня сложилось такое мерзостное чувство, словно тот, кого я посмел потревожить своим нежданным визитом, уже битый час следит за мной. Тот самый виновник запустения этой благородной святыни.
  Обернувшись, я не заметил ничего подозрительного. Но стоило мне взглянуть вверх...
  
  Не зря мне изначально померещилось, что потолок показался мне через чур... живым.
  
  В то же мгновение на меня дико сверкая глазами, шипя и фыркая свалилось что-то довольно тяжелое, темное и крайне разъяренное. Существо, глухо рыча и извиваясь в полете, с силой впилось острыми, будто заточки*, когтями мне в спину. Оно слово пыталось добраться до лица и выцарапать глаза. В полутьме, изо всех сил отмахиваясь от невидимой твари, я одним лишь чудом не перевернул вверх ногами все, что находилось в постройке. С трудом добравшись до выхода, я кубарем выскочил на улицу, и готов уже схватить Эстед и как следует дать деру. Однако заливистый смех моей напарницы заставил меня немного умерить пыл. Мне пришлось затормозить в поднятых мною клубах пыли. Весь исцарапанный, помятый, но к счастью живой и совершенно сбитый с толку, я обескуражено посмотрел на девушку. Та едва не падала от смеха в безумных приступах хохота. На глазах у нее выступили слезы. Не в силах сказать хоть что-нибудь, она обессилено кивнула в сторону входа в часовню. Проследив за ее взглядом, я и сам не смог сдержать иронической улыбки.
  
  На прогнившем, хлипком крыльце, дугой выгнув спину и подняв хвост трубой в устрашающей боевой позе стояла наша давняя знакомая - бурманская кошка. Ровно до тех пор, пока я находился на почтительном расстоянии от нее, она вела себя тихо, застыв словно изваяние. Но стоило мне сделать хоть шаг ближе к часовне, она начинала шипеть и показывать клыки, белеющие на фоне розоватого мрака ощеренной пасти.
  
  Не пытаясь разгадать причину странного поведения зверя, я раздраженно показал кошке язык, чем вызвал еще один приступ неудержного смеха у Эстед. Она и без того была сражена на повал моей выходкой. Бочком подобравшись поближе к напарнице и настороженно следя за подозрительно сощурившейся кошкой, я сгреб обессиленную девушку в охапку и поспешно двинулся прочь. Но удаляясь, я не переставал чувствовать на себе пристальный взгляд огненных глаз.
  
  Только когда я отошел на довольно далекое расстояние от часовни, тогда мне и открылось из рук вон выходящее поведение кошки. Невзначай обернувшись через плечо, я вновь поглядел в сторону часовни. Смотря нам вслед и застыв, кошка по-прежнему продолжала сидеть на крыльце. Словно бдительный, неусыпный часовой. Сторож врат в преисподнюю. Внутрь входить она уже не решалась. И спустя мгновение я понял почему. Из узкого, полупрозрачного окна часовни, вместе с ней нас провожало взглядом бледное, болезненное лицо, покрытое струпьями. Внезапно на этом обтянутом тонкой кожей, безглазом черепе проступила по-волчьи недобрая, широкая улыбка. Оскалив двойной ряд громадных, кривых зубов, нечисть насмешливо помахала нам вслед костлявой когтистой рукой. Выходит, если бы не кошка, упырем бы я стал гораздо раньше, чем требовалось.
  
  ***
  
  Нам пришлось остановиться лишь на каменном мосту, что вел к вратам замка. Задрав головы, мы с благоговейным ужасом обозревали дворцовые стены. Нагромождение высоченных, темных башен, упирающихся в небо, напоминало мне собрание прибрежных, острых скал. Своими вершинами они были предназначены пронзать днища кораблей, которые, унося с собой жизни своих пассажиров, неминуемо уходят ко дну. Точно так же высокие шпили смотровых башен пронзали низко нависающие над землей облака.
  
  Петляющая проселочная дорога на подступах к замку внезапно оборвалась. Она резко преобразилась в прямую и идеально ровную мостовую. Каменная громада жилища короля отбрасывала на мост, ведущий через пересохший ров, длинную, угловатую тень.
  
  А посреди всего этого каменного, серого и однотонного великолепия, находилась огромная огнедышащая тварь, преграждающая нам дорогу. Стоило нам ступить на мост, как она, будто почувствовав наше приближение, мгновенно выползла из под-моста. Преображенный в реальность ночной кошмар. Застывшим взором я неотрывно следил за длинным, чешуйчатым драконьим хвостом. Им ящер разъяренно мотал из стороны в сторону, одним своим видом обещая прибить каждого, кто приблизится к замку еще хоть на пару шагов.
  
  - Что делать будем, Фалко? - ко мне обратилась Эстед. Она, как и я, обеспокоена таким конфузом. В данный момент на ней просто не было лица. Заместо него одна сплошная бледная маска страха. Маска трагедии, - Почему они не убрали дракона? Как по их мнению мимо него должны пройти претенденты на роль дворцовых музыкантов?
  
  Сейчас я чувствовал себя бренным древним, как сам мир, убогим старцем, которого в любой момент может хватить приступ. Огромный чешуйчатый монстр словно смеялся над нами. Не подпускал нас ближе к воротам. Стоило мне сделать хоть шаг, он тут же начинал мотать уродливой, вытянутой головой, увенчанной рядом длинных, острых шипов. Они шли от шеи до самой макушки, постепенно преображаясь в стального цвета рога. Из узких ноздрей тот час же начинал недвусмысленно валить густой, сероватый дым.
  
  Судя по многочисленным легендам о короле, что уже успели сложить барды и прочие музыканты, этот дракон с древних времен служил самой действенной защитой против возможной осады замка во время войны. Много веков назад, во время захвата эльфийской провинции, давнему предку короля с успехом удалось выкрасть драконье яйцо. Выросший в неволе монстр, не подчинялся никому, кроме самого Гильема XIII и его отпрысков, исправно и верно служа монархической династии. Исходя из многочисленных баллад, сложенных о короле, он способен в одно мгновение превратить многотысячную армию лишь в жалкие, обугленные останки. Стоило лишь ему того захотеть... Ну, или по приказу короля, если такой следовал. Наверняка эта тварь пережила на своем веку ни один десяток королевских предков. И смотря на это кошмарное, древнее чудище, мне оставалось лишь искренне недоумевать о том, что мешает этому исполину превратить нас в жалкую парочку едва тлеющих угольков?
  
   - Но ведь другие как-то прошли мимо него?.. - говоря это, я не шибко верил в собственные слова. Краем глаза взглянув за край моста, я удосужился узреть десяток обугленных, потресканных черепов, разбросанных по всему дну пересохшего рва. Ни животному, ни зверю они явно не принадлежали.
  
  - Может... стоит сыграть для него? - вместе мы вновь перевели взгляд на огнедышащего. Его чешуя цвета черненого серебра живописно переливалась в свете прямых солнечных лучей.
  
  Дракон зло, но и в то же время крайне заинтересовано смотрел в нашу сторону. Словно с нетерпением ожидал чего-то. А может и вправду стоит сыграть для него подходящую песню? Вдруг тварь оттает и допустит нас ко дворцу? Все же верилось это с трудом.
  
  - Вряд ли музыка сможет заинтересовать его больше нас в виде хорошо прожаренного обеда, - с превеликой неохотой я извлек из заплечного мешка свою лютню.
  
  - Куда же подевалась твоя смелость, вагант? - Эстед с насмешкой толкнула меня в бок: - Заводи шарманку! Ну а если дракон и вздумает превратить нас в свою закуску, я от души желаю ему подавиться...
  
  И прежде чем я успел остановить ее, она решительно шагнула навстречу ящеру. Тот мгновенно встрепенулся, и, тронувшись с места, сделал пару шагов к девушке. Будто в огромной жаровне, в его ощеренной пасти принялось заниматься адское пламя. В тот же миг Эстед выдохнула мощную струю огня прямо в морду дракону, имевшему неосторожность подойти на непозволительно близкое расстояние. Будто хлыстом, ящера полоснуло по огромным, на выкате золотистым глазам. Взревев, оглушенный по большей части неожиданностью, а по меньшей части болью, он сделал пару шагов назад. Он неистово рычал, фыркал, повизгивая и шипя, как-то по-особому... будто обожженная кипятком кошка.
  
  С силой ударив по струнам, и стараясь перекрыть обиженное завывание ящера, я обогнал Эстед и пошел впереди девушки. Своим голосом я пытался перекрыть глухие, возмущенные крики пораженного нашей выходкой чешуйчатого слушателя. В какой-то момент мне даже стало жаль несчастного огнедышащего, по воле злого рока оказавшегося на пути дерзкой ведьмы полукровки.
  
  - В одном королевстве жил древний дракон.
  Был страшен облик и голос его.
  Он жил во дворце и вовеки веков
  Вселял ужас на высших богов!
  
  Внезапно обожженный монстр перестал отфыркиваться и порыкивать. В удивлении он уставился на нас сверху вниз. Наверняка мы оба казались ему двумя мелкими, цветными муравьями, по воле случая заползшими на шикарный, обеденный стол. Насекомыми, что в один прекрасный миг обрели голос.
  
  - Золотые рога и серебряный хвост,
  Чешуя, как кольчуга моя.
  Длинная шея, огромнейший рост,
  Он будил города, лишь ревя.
  
  И рыцари толпами шли на него,
  Но каждого ждал провал -
  Ведь был ему нужен только покой -
  Он всех их дыханием сдувал.
  
  Приблизившись к нам, ящер словно навострил слух. Явно заинтересованный сочиненной легендой, он остановился на самом краю моста. Тем самым он случайно создал небольшую лазейку. Через нее мы с успехом могли бы проскочить мимо огнедышащего... Но действительно ли то оставалось случайностью?
  
  - Но от грусти своей так привык он страдать,
  Хоть неуязвим он для стали,
  Но мощь и могущество мог он отдать,
  Чтоб забыть о звании "Твари".
  
  Грустил и точил он когти о скалы,
  Пугая несносных детей,
  Идя по земле, вызывал он обвалы,
  Сживая со свету людей.
  
  Мечтательный ящер, сжирая луну,
  Ловко хватал звезды с неба.
  Стаскал из шахт почти всю руду,
  И людям то надоело.
  
  Эстед задорно подпевала мне своим нежным чудесным голосом. Она будто пела колыбельную для маленького, слишком непоседливого ребенка. Ящер, был очарован звуками ее мелодичного голоса. Очарован настолько, что даже не обращал внимания на цветной огонь, волнами подбирающийся к нему. Огонь осторожно змеился вокруг его тяжелых, когтистых лап, постепенно заключая ящера в пламенное, широкое кольцо, движущееся беспрестанно.
  
  - Пошли крестьяне к одному колдуну,
  И стали пред ним все роптать
  Старик сказал, что пошлет слугу,
  И стал над котлом бормотать.
  
  Избавить от ящера должен слуга,
  Вонзить меч в сердце дракона,
  Чтоб стало спокойнее людям тогда,
  Когда тварь умрет от урона.
  
  Прознал о плане грустный дракон,
  И стал он готовиться к бою,
  Пещеру свою превратив в полигон,
  Забыл навсегда о покое.
  
  И вот однажды в лунную ночь
  Его посетил черный рыцарь,
  Оба противника были не прочь
  В кишках друг у друга порыться.
  
  И начался бой не на жизнь, а на смерть -
  Никто уступать не желал.
  Дракон исхитрился сорвать черный шлем
  А рыцарь пред ним упал.
  
   Затрепетав рваными, тонкими крыльями, дракон продолжал провожать нас с завороженным, мутным взглядом. Не двигаясь с места даже после того, как мы беспрепятственно прошли мимо него. Нам удалось проскользнуть в считанных сантиметрах от тяжело вздымающегося драконьего брюха. Его можно легко коснуться, только протянув руку.
  
  - Упала прядь с непослушных волос,
  Полыхнули глаза огнем,
  И тут же дракон как к месту прирос
  Ведь понял, что он влюблен.
  
  Не мог он рыцарю боль причинить,
  Замкнулся дьявольский круг.
  Не мог грустный ящер его винить -
  Оказался тот девушкой вдруг.
  
  Не смотря на то, что мы уже давно преодолели наше огнедышащее препятствие, окончить песнь я не решался. И сам исполинский страж упрямо поплелся следом за нами. По видимому все равно не желал отпускать подобру по здорову.
  
  -Обвил облаченную в латы хвостом,
  Улыбнувшись, сказал, что не тронет,
  Хоть внешне он выглядел сущим злом,
  Что свободно по землям бродит.
  
  Засыпая, почувствовал тень над собой,
  Но как кошка свернулся клубком.
  С тех пор пришел к нему вечный покой -
  Черный рыцарь полоснул клинком...
  
  ... гадали крестьяне, как так хитрый колдун
  Ужасную тварь умервщлил?
  С тех пор прошли уже тысячи лун
  Но дух его мстящий по прежнему жив...
  
  По окончании песни, дракон пока не спешил нападать на нас. Всё выжидал непонятно чего. Замолчав, я еще не решался окончить играть. Музыка словно успокаивала монстра и являлась единственной причиной того, почему ему пока что не стоит испепелить нас. Может, Эстед разделяла мои опасения. Она продолжала бесстрашно танцевать с огнем прямо под носом у озадаченного дракона. Своим взглядом ящер как будто ясно намекал - стоит нам перестать играть и сделать еще хоть один шаг в сторону ворот, наши обугленные кости тот час окажутся на дне пересохшего рва. Не знаю, не ведаю, как долго это могло бы продолжаться. Но вот позади нас раздался дробный топот приближающихся копыт.
  
  Обернувшись, я даже чуть не выронил лютню от удивления. К нам, сидя на гордом, пепельно-вороном жеребце, неспешной рысцой приближался облаченный в сверкающие латы широкоплечий рыцарь. Оказавшись вблизи нас, он остановился между нами и ящером, после чего неторопливо спешился. Широкого, короткого меча, покоящегося в ножнах явно достаточно для того, чтобы дракон, при виде его, мгновенно растерялся. Боком он принялся незаметно отходить назад. Вероятно, рыцарь слыл уважаемой персоной в этих краях. Уважаемой настолько, что даже сам огнедышащий при виде его сразу перестал чувствовать себя хозяином положения. И просто постыдно струсил.
  
  
  - А неплохая баллада, шут, - пророкотал облаченный в доспехи вновь прибывший. Я смог узнать его только после того, как он резко приподнял начищенное до блеска забрало шлема, украшенное пышным, алым плюмажем. Загорелое, лицо покрыто легким намеком на щетину. Героические квадратные скулы, орлиный нос и слегка приподнятые густые брови. Рядом с этим нагромождением мышц, облаченных в доспехи, я выглядел, словно хилая тростинка, пригибаемая малейшим дуновением ветра. Тростинка в сравнении с раскидистым кленом. Пред нами во всем своем великолепии предстал сам Норман Бесстрашный. Единственный сын Гильема XIII и единственный наследник целого королевского состояния. Пораженный такой неожиданной встречей, я поспешно преклонил колени перед принцем. Затем в знак уважения сорвал с головы шутовской колпак, - Такие музыканты нам нужны.
  
  - Наше почтение, принц, - Эстед потушила огонь и присела в традиционном, идеальном реверансе. После последовала моему примеру, сняв с головы цилиндр, - Мы не ожидали увидеть вас... так скоро.
  
  - Самые важные встречи в нашей жизни порой бывают и самыми неожиданными, - сверкнув светло-голубыми глазами в сторону дракона, принц перевел взгляд на Эстед. Расплывшись в широкой, белозубой улыбке, он взял руку девушки, прикоснувшись губами к тыльной стороне ладони, - Не судите строго, прекрасная дева. Если же Стасий сумел напугать вас, не берите того себе в голову. Считайте, что вам с успехом удалось пройти первое испытание.
  
  - Первое испытание? - поднявшись, я с недоверием посмотрел в сторону принца, в удивлении изогнув бровь, - То есть вы хотите сказать, что это была только проверка? И нам на самом деле ничего не угрожало?
  
  - Почти, - бросил рыцарь, даже не посмотрев в мою сторону. Сейчас его внимание оставалось целиком и полностью поглощено мило улыбающейся ему Эстед. Знакомая улыбка. Она всегда улыбалась так очередному, зазнавшемуся богачу, решившему подкинуть чуточку больше деньжат, чем остальные. Обыденная улыбка, в которой нет ничего более, кроме лицемерия. Подумав об этом, я с ухмылкой, немного иначе взглянул на принца. Надо же, с такой легкостью тот попался на знаменитую уловку моей напарницы. Поистине, в обольщении ей никогда и нигде не было равных, - Так понимаю, вы выступаете дуэтом. Однако ваше лицо кажется мне смутно знакомым. Мы не встречались ли ранее? Так же мне величать прекрасную незнакомку? О, простите меня. У меня просто ужасная память на имена...
  
  - Мое имя Эстед, - водрузив свою шляпу обратно, девушка кивнула в мою сторону, - А это Фалко. Наверняка вы могли много слышать о нас...
  
  - Так это вы? - радости принца Нормана не было конца и края. Охмуренный обаянием и красотой девушки, он вел себя так же, как и многие до него. Немного взволнованный и неестественно веселый. Словно опьяненный сильным, но медленно действующим ядом, - Знаменитые Фалко и Эстед? О, боги! Как я мог не признать вас. Простите мою дурную голову, милая Эстед... У меня не только плохая память на имена, но и крайне отвратная память на лица. Отец будет несказанно рад вашему появлению, пойдемте же.
  
  Взяв под руку Эстед, он подвел ее к ухоженному и даже на вид немного высокомерному коню. С легкостью, будто держал на руках пушинку, он усадил звонко смеющуюся девушку в седло. Потом взял жеребца под узды и повел ко входу во дворец. Не смотря на то, что я в их разговоре за все это время упоминался ни раз, он совершенно забыл обо мне, полностью сосредоточив все свое внимание на моей партнерше.
  
  Хоть я и прекрасно понимал - это невозможно - но у меня возникло такое чувтсво, что механизм в моей груди вот-вот задымится.
  Прежде чем догнать наглеца-Нормана, так откровенно уведшего мою напарницу, я напоследок обернулся и посмотрел на Стасия.
  
   Дракон провожал рыцаря мрачным, долгим взглядом. Сейчас, вблизи, он казался мне намного древнее, чем в первый раз. Вековая, накопленная столетиями мудрость читалась в его широко распахнутых, печальных глазах. Наверняка, если бы он умел говорить, он бы мог выдать много мудрых мыслей и знаний, накопленных за несчетные годы жизни. Почувствовав, что я смотрю в его сторону, он склонил свою огромную голову и слегка приблизил морду ко мне, по всей видимости намереваясь заглянуть в глаза. Если учесть не очень довольное, но смиренное выражение морды стража, его не очень-то прельщало выполнять роль первого испытания для разношерстных бродячих актеров. В его бездонных, эбонитовых зрачках я увидел свое потрепанное, обескураженное отражение. Я словно смотрелся в черное, в половину человеческого роста, живое зеркало.
  
  - Знаешь, Стасий, - после появления принца дракон стал до удивления смирным и я даже рискнул слегка погладить его по носу. Ящер не возражал, - Если тебе вдруг представится такая возможность, испепели этого нахала... буду крайне тебе благодарен.
  
  Понимающе кивнув, дракон носом толкнул меня в спину, заставляя идти вперед. Не дожидаясь очередного "пинка", я поспешил вслед за принцем и его новой пассией. Одновременно я уповал на то, чтобы ворота ненароком не захлопнулись до того, как я сумею проскочить внутрь. Дракон остался снаружи, печально глядя нам вслед.
  
  ***
  
  Как бы странно это ни звучало, без грима я выглядел куда более похожим на шута. Лицо оставалось таким же мертвенно бледным. Различие заключалось лишь в редких вкраплениях синевы на щеках. И пусть даже темные вертикальные полосы были окончательно стерты. Но чернота под глазами оставалась прежней.
  
  Я внимательно разглядываю себя в небольшое зеркальце. Оно частично отражает недорогое убранство комнаты в одной из трактиров, снятой нами поздним вечером. Я вспоминаю о том, как мы с Эстед провели этот довольно насыщенный событиями день в столице Ветряных Земель.
  
  Принц Норман оставил нас сразу по прибытию в город. Однако он еще довольно продолжительное время прощался с нами. Если быть точнее, прощался он по большей части с Эстед. В их веселой компании я чувствовал себя до странности лишним. Как вышедший из строя предмет обихода, которому хозяин все никак не может подыскать замену и поэтому особо не спешит выбрасывать, словно хлам. Авось, пригодится. Распространившись в обещаниях о том, что непременно будет присутствовать во время нашего выступления во дворце короля, принц скорей поспешил откланяться. Перед уходом он счел нужным непрозрачно намекнуть на то, что в середине дня нам, может быть, удастся встретиться с самим королем, так как Его Величество отдает особое предпочтение прогулкам на "свежем воздухе". После чего, картинно пришпорив коня, Норман неторопливо отправился восвояси, насвистывая себе под нос какой-то неизвестный, но довольно веселый мотивчик. Уезжая, он в упор не видел отвешивающих низкие поклоны горожан. С величайшим уважением те расступались пред ним. Прямо как язычники перед своим божеством.
  
  Как выяснилось вскоре, Норман оказался прав. Нам действительно довелось повстречать короля. Мы столкнулись с ним вблизи здания местной ратуши*. В то время, мы неторопливо прогуливались по улочкам, внимательно осматриваясь вокруг. Ступая по серой, невзрачной мостовой, примечали каждую деталь, каждую возможную лазейку в виде проулка или неприметной мастерской. Все те места, где можно с успехом скрыться от стражи в случае удачного побега дворца. Мы прошли по широкому, каменному мосту. Он соединял неглубокий, мутный канал вблизи центральной площади. Находясь на самом его краю, я взглянул на свое смутное отражение в зеленоватой воде. Где-то за нависающей громадой стен города по неизвестной нам причине буянил разозленный чем-то Стасий. От его рева земля в буквальном смысле содрогалась у меня под ногами. Словно в испуге. Иногда морда дракона мелькала в стороне, возвышаясь над стеной, преграждающей путь в Замбаро. Наверняка, если бы ящер захотел, он бы в считанные секунды мог превратить ее в крошево. А заодно все это место, и всех, кто здесь находился.
  
  Дети, сгрудившись вокруг нас, то и дело отталкивали друг друга. С любопытством пытались получше рассмотреть нас. Будто диковинных зверей, последних в своем роде. Зверей, привезенных из дальней, затерянной страны, уничтоженной и обращенной в ничто.
  
   На одной из широких, опрятных улиц, вымощенных сероватым булыжником, к нам подкатил четырехколесный крытый экипаж. Он был с лихвой украшен позолотой. С полукруглым навесным козырьком над сиденьем одетого с иголочки кучера. Запряженная четверкой бурых игреневой масти лошадей, карета, поначалу, не спеша проехала мимо. Вдруг она остановилась в паре метров от нас. Стоило нам подойти ближе, как алые шторки отъехали в сторону. На нас, сидя в своем экипаже, с расписным изображением королевского герба на дверцах, взирал Его Величество.
  
   Король был слеп на один глаз. Но когда я увидел его впервые, мне показалось, что в душе он начисто лишен зрения. Он совершенно не замечал ничего вокруг себя. Остановившись посреди дороги, он внимательно разглядывал нас, снисходительно улыбаясь. И, как и его сын, в упор не видя с опаской косящихся на него горожан, жмущихся к стенам. Среди легких порывов ветерка были слышны многочисленные перешептывания сгущающейся толпы. Всем с нетерпением хотелось поглазеть на своего правителя. А правителю с нетерпением хотелось поглазеть на нас:
  
   - Надо же, кто осчастливил меня своим визитом! - осветив нас чем-то на подобие покровительственной улыбки, пробасил Гильем XIII, - Сами Фалко и Эстед прибыли в мои земли. Небось, в поисках подходящей должности. А я и не надеялся, что вы удосужитесь почтить старика своим визитом.
  
  С усмешкой, я сорвал с головы колпак, в почтении преклонив колена, проделав то же самое, что и с принцем.
  
  - Для нас великая честь служить вам, - хитро усмехнувшись, ответил я. Этот раздутый от самомнения, разодетый в меха, свиноподобный оплот власти, даже не заметил насмешки. На мое счастье, седовласый правитель не смог распознать и намека на нее. Может помимо слепоты, Его Величество еще и глух?
  
  - По нраву ли вам моя скромная, каменная обитель, дорогие ваганты? - король картинно обвел здоровым глазом обширное пространство. В это время серая, унылая площадь была просто запружена народом.
  
   - Это самый лучший город, где нам когда-либо доводилось бывать, Ваше Великолепие, - поспешил заверить его я. На самом же деле город Замбаро казался мне всего лишь огромным, старинным клоповником, едва пережившим чуму и с трудом смогшим возродиться из пепла. Еще одно препятствие, еще одна остановка на нашем долгом, начиненном опасностями жизненном пути.
  
  - Пока я не уехал, - с любопытством вопросил правитель, - Мне жуть как интересно, чем же вы решите порадовать своего короля?
  
   - Если Его Величеству будет угодно, - вперед выступила Эстед. Как и принц, властитель мгновенно позабыл обо мне, переключив на девушку все свое внимание, - Насколько мы знаем, правитель города Замбаро отдает большое предпочтение страшным сказкам и балладам о кошмарных временах черной смерти?
  
   - Вы совершенно правы, милая Эстед, - усмехнулся король. Для него это являлось чем-то само собой разумеющимся, - Решили осчастливить меня балладой? Ох, превосходная идея! Просто прекрасно! Чудесно! Великолепно! Что-то мне подсказывает - должность придворных музыкантов определенно достанется именно вам.
  
  - О, это нечто более оригинальное, чем просто баллада, мой король, - склонив голову, заверила его Эстед, - Но, уверена, это определенно придется вам по вкусу.
  
   - Что ж, с нетерпением буду ждать завтра! - король отсалютовал нам. Внешне он казался беззаботным, веселым, мирным малым. Но почему-то мне не было совестно так открыто обворовывать глупого старика. Может, потому, что у меня не было хотя бы слабого намека на совесть. А может быть потому, что даже она прекрасно понимала - этот седой толстяк, оставивший без крова сотни людей, в шестнадцатилетнем возрасте отравивший своего предшественника, дабы занять его место, развязавший две катастрофические войны с ограми и эльфами, и держащий в благоговейном ужасе почти половину населения нашего мира, в полной мере заслужил такую кару. Еще легко отделался, - Будьте во дворце ровно в полдень. И не смейте опаздывать...
  
  И с этими словами экипаж тронулся. Он вновь покатил дальше по улице. После чего скрылся в неизвестном направлении.
  
  Мы до темноты гуляли по узеньким, мощеным улочкам. А когда стали постепенно закрываться недавно отстроенные лавки и мастерские, поспешили в таверну. Торговцы на Главной замбарской площади неторопливо разбредались по разным концам города. Они неспешно собирали и заново раскладывали по ящикам тот незатейливый товар, который не успели распродать за сегодня. Мимо нас все реже проплывали лица редких прохожих. Некоторые из них, узнавая нас, спешили подойти, посмеяться, поговорить о чем-то своем. И я охотно отвечал на их расспросы, благодарил за пожелания и нередко спрашивал сам. Даже здесь, в этой самой крупнейшей столице мира, нас знал практически каждый. И, не смотря на то, на чем по большей части была основана темная сторона нашей славы, люди относились к нам тепло и по-доброму. Поистине, из всей нечисти, самыми удивительными всегда являлись люди.
  
  Сидя в комнате на продавленной, скрипящей кровати, я с ухмылкой думал о том, что кто-кто, а уж злой рок никогда еще не опаздывал. Я медленно обвел взглядом помещение, с дверью, даже без намека на замок. Хлипкий, дощатый пол, каменные, давящие на нервы голые стены. У стены два спальных места, которые нам определенно придется делить с кишащими в них клопами. Запыленное окно, покрытое грязевыми разводами, выходило на улицу. Я перевел взгляд на холщовый мешок, что лежал рядом со мной на кровати. Сейчас я находился в комнате один. В это время Эстед кокетничала внизу с мрачным трактирщиком - неразговорчивым, старым скрягой сатиром. Пыталась сбить цену за жилье. Из мешка с инструментами неохотно выполз давно скучающий и явно голодный Толий. Завидев здоровенного таракана, бегущего по полу, он шмыгнул с кровати и в два счета нагнал заметавшееся в панике насекомое. Раздался приглушенный хруст. Меня передернуло и я торопливо отвел взгляд. Он вновь упал на мешок.
  
  Решив, что пора бы примерить одолженный у ворона костюмчик, я извлек на свет кожаную экипировку Чумного Доктора.
  
  Я снял свою шутовскую обувь и надел высокие, рыбацкие бродни. Как ни странно, они пришлись мне почти в пору. После облачился в кожаный плащ, что тянулся до самого пола с целью скрыть как можно большую поверхность тела. Нахлобучил на голову широкополую докторскую шляпу. Затем внимательно, с улыбкой оглядел себя в зеркале. Скрыл лицо белой маской с длинным птичьим клювом. Надел поверх нее очки с толстыми, красными линзами. Взял в руку тяжелую трость, служившую для обследования пациентов, в том числе и самозащиты от них. Медленно прошелся по комнате, примериваясь и привыкая к новому образу.
  
  Из всех спектаклей, что мне приходилось играть ранее, это была самая важная роль в моей жизни. У меня уже не было права на ошибку. Ровно как и второго шанса. Так же, как и возможности изменить что-то, что пошло не по плану. Начать всё заново.
  
   Удачно "поужинавший" Толий, ловко взобрался на кровать. Свернувшись клубком, он неотрывно следил за моими перемещениями по комнате. Наверняка мышь думает - я окончательно тронулся рассудком, раз решил облапошить короля таким способом... с помощью кошмарного одеяния кошмарного призрака.
  
   - Я уже говорила, что тебе идет этот наряд? - резко обернувшись, я узрел хитро ухмыляющуюся Эстед. Она, улыбаясь, стояла в проеме. Вечно ворчит на меня, мол, я постоянно появляюсь внезапно. А сама подкралась и я ее не заметил. Лисица, право, лисица. И давно она там стоит?
  
  - Договорилась с трактирщиком? - позволяя девушке пройти, я быстро захлопнул дверь. Вдруг увидит кто. Крику тогда не оберешься. Не хватало, чтобы нас вышвырнули на улицу на ночь глядя. Ночевать в подворотне меня не очень-то прельщало. Хватит, отночевался уже, - Он согласился сбить цену?
  
  - Еще ни один владелец какого-либо заведения не нашел в себе силы отказать мне, - улыбнувшись, Эстед вплотную приблизилась ко мне. Сквозь красные линзы очков ее лицо казалось мне кровавым, - Будь то даже до ужаса жадный, скупой козлоногий, - неожиданно она сменила тему, заставив меня недоуменно застыть на месте: - Знаешь, Фалко... Мы ведь с тобой никогда не... - и тут она запнулась на полуслове. Отвела взгляд.
  
  - Никогда "что"? - сердце учащенно забилось в груди.
  
  - Никогда не танцевали... по-настоящему... вернее, - она в упор посмотрела на меня. Ох, эти глаза цвета лунной породы! Под их взглядом я захотел отдать ей всего себя, включая душу. Вот ведь дьяволица, и почему я так сильно люблю ее? Сколько не бейся над этим вопросом, ему невозможно дать ответа. Истинно любящий вряд ли сможет ответить на него, - На публике мы проделывали это ни раз, но...
  
  - Конечно, я с удовольствием станцую с тобой. Только для танцев нужна музыка... - по правде говоря, я смог бы станцевать с ней и без звукового сопровождения. Для меня ее голос был единственной, самой сладкой в мире музыкой.
  
   - А не подумал ли ты о скрипке? - Эстед взглянула в сторону мешка с инструментами. Тот покоился на кровати, - Раз призрак смог играть на ней, вероятно, она заколдована? Может, просто стоит ее попросить?
  
  - Давай, попробуем, - пожав плечами, я обратился к безмолвному инструменту из черного дерева: - Эм... Скрипка, сыграешь для нас?
  
  Я не особо надеялся на результат. Но каково было мое удивление, после того, как просьба была исполнена. Из мешка раздался дивный, протяжный звук. Печальный, будто плач лишенной хвоста русалки.
  
  - Ну, что, мой милый шут, вальс, я полагаю? - беря меня за руку, с усмешкой спросила девушка.
  
  - Несомненно, моя дорогая танцовщица, - беря ее за талию, и мягко прижимая к себе, ответил я, - А потом можно и бранль, и куранту, и... да много чего еще, ведь впереди у нас вся ночь...
  
  - Нет, - со звонким смехом скользя вместе со мной по комнате, возразила Эстед, - Впереди у нас вся жизнь, Фалко! Целая жизнь!
  
  Если бы я только знал, что лишь эта ночь, а вовсе не жизнь, дана нам для счастья... Тогда я был бы несказанно рад тому, что маска с длинным птичьим клювом скрывает мое лицо.
  
  Не помню, как долго мы танцевали. Мы плавно и легко продолжали скользить по комнате. Мы наслаждались грустными звуками чудного, колдовского инструмента, играющего лишь для нас и только для нас. Смеялись, переговариваясь и отшучиваясь. Думали лишь об одном и том же: продлить это мгновение на более долгий срок. С застывшей улыбкой на лице я на секунду представил такую картину: какой-нибудь постоялец, случайно перепутав комнаты, или даже сам трактирщик резко распахивает дверь, чтобы войти и видит... Высокого, стройного брюнета, облаченного в костюм Врачевателя Чумы. Фальшивую легенду, танцующую вместе с задорно хохочущей, хрупкой с виду девушкой... И скрипку, которая мерно паря в воздухе, сама водит по себе смычком, извлекая дивную, древнюю музыку. Насколько же древнюю, как и сама смерть.
  
  Неожиданно, Эстед остановилась, заставляя и меня прекратить танец. Скрипка перестала играть и бесшумно опустилась на кровать. Почувствовав мой искренне недоуменный взгляд, девушка произнесла одну единственную просьбу. Просьбу, которая впоследствии повлекла целый ряд довольно увлекательных, запоминающихся событий, о которых я мог только мечтать.
  
  - Сними маску, Фалко.
  
  Клюв Чумного Доктора вместе с очками покорно легли на край кровати.
  
  - Без грима ты нравишься мне куда больше, - моя напарница притянула меня ближе к себе. Обхватила за шею. Странно, ведь мое лицо вряд ли могло прийти по душе хоть кому-то... Ведь выглядело оно как застывшая физиономия свежего покойника. Но следующие слова девушки оттолкнули все сомнения - все это далеко неспроста.
  
  - Только сейчас, я, наконец, поняла - я люблю тебя, - смотря в ее глаза, я словно видел две совершенно одинаковые миниатюрные луны. Они то мерно светились, то вспыхивали, завораживая своим потусторонним, внутренним сиянием: - И что бы с нами ни случилось в дальнейшем, просто знай это.
  
  - Почему ты не говорила мне этого раньше? - прижав ее к себе, я больше не желал ее отпускать. Боялся - вдруг она неожиданно растает как дым. И, проснувшись, я пойму - все это был всего лишь сон. И раз это одно сплошное, невероятное наваждение, я хотел бы остаться в его власти навсегда. Ибо реальность гораздо более жестока.
  
  - Мне нужно было до конца разобраться в себе, - покачав головой, ответила она: - Теперь я понимаю, какой дурой была, протянув так долго...
  
  - Все к лучшему, Эстед, все к лучшему, - заверил ее я, снимая шляпу, которую вслед за маской отбросил на кровать, - Тебе не стоит корить себя в том, в чем ты не можешь быть повинна. Я сам виноват в том, что не смог признаться раньше в своей любви к тебе. Боялся, правда не знал чего. А ведь тогда у нас действительно оставалось достаточно времени...
  
  В следующий момент наши губы соприкоснулись в долгом, невероятно страстном поцелуе. Том самом, которого я ждал почти всю свою сознательную жизнь в любви к ней. Продолжительный, пылкий, с помощью него мы словно хотели наверстать упущенное. То, чего уже, к сожалению, не вернуть. Как жаль, что ни одно волшебство не могло вернуть нас в прошлое.
  
  Обнявшись, мы стояли посреди комнаты, освещенной лишь слабым светом молодой луны. Мы все никак не могли поверить в то, что же на самом деле творим. Что творит с нами наша судьба, которая, пересчитав нам все косточки, решила ослабить хватку. И сейчас вырвавшись из золотой клетки, мы будто пара колибри Дюпона, продолжали с быстротою рваться к мечте.
  
  Отбросив плащ в сторону, я подхватил на руки смеющуюся девушку, и донес до ближайшей кровати.
  
  Вероятно, постояльцы из ближайших комнат этой ночью спали из рук вон плохо, в то время как мы не спали вовсе...
  
  Примечание к части
  
  * Налой (аналой) - высокий столик с наклонным верхом для чтения в храме стоя богослужебных книг или столик для храмовой иконы.
  * Пророк - посланец Бога, толкователь его воли, предсказатель.
  * Зато́чка - самодельное атипичное колющее, колюще-режущее или режущее холодное оружие, изготовленное по типу шила или стилета (чаще) или по типу ножа.
  
  * Ратуша - здание, в котором размещалось городское правительство.
  
  Атмосферная музыка:
  
  Мельница - дракон
  
  
  
  Глава VII
  Обман по-королевски
  
  Не открывая глаз, я вырвался из цепких лап мимолетной полудремы. Высвободив руку из под одеяла, я слепо принялся шарить ей рядом с собой. Однако, мои пальцы обнаружили лишь пустоту. Мне пришлось с крайней неохотой открыть глаза.
  
  Комната погружена в сероватый, гнетущий полумрак. В окне, на далеком горизонте, едва брезжил розоватый рассвет.
  
  Я окинул взглядом комнату и с облегчением обнаружил, что нахожусь в ней не один. Эстед как ни в чем не бывало, сидела на соседней кровати. Натягивая свои многострадальные чулки, которые я чуть не порвал накануне, она была растрепана и бледна. Под глазами залегли смутные тени. Но даже это не могло затмить ту ее первозданную красоту, которую я никогда не переставал видеть в ней. Она не смотрела на меня, но, расслышав мое копошение, подняла взгляд на меня. Улыбнулась cвоей привычной улыбкой. Как всегда, по-лисьи:
  
  - Ну, как тебе спалось, мой друг? Хотя, с недавних пор подозреваю, что ты вряд ли и впредь будешь моим другом.
  
  Я откинул одеяло в сторону, и, ощущая волну мурашек, встал с кровати и принялся одеваться.
  
  - Как сказать, - ответствовал я, бросив мимолетный взгляд в ее сторону. Негромко зевнул, потянувшись: - Если учесть, что ты постоянно перетягивала на себя одеяло. Да и к чему мне быть твоим другом? Меня вполне устраивает быть просто "твоим".
  
  В комнатке так же холодно, как и темно. Моя сваленная в груду одежка покоилась на соседней кровати. Встряхнув куртку, я чуть не выронил вывалившегося из кармана Толия. Мышь, недовольно покосившись на меня, бесшумно приземлилась на пол и скрылась под кроватью. Грязь и пыль, что царили там, всегда являлись его родной стихией.
  
  - Давно ли ты скрывался, Фалко? - спрятав улыбку, девушка принялась приводить в порядок прическу: - Почему раньше не признался? Чего ты, собственно, боялся? Я ведь не кусаюсь, милый.
  
  Некоторое время я смотрел на нее так, словно передо мной сидит не моя давняя спутница, а странная, таинственная незнакомка, с размаху влепившая мне пощечину. Не та особа, которая могла с легкостью обмануть, обвести вокруг пальца кого угодно. Пусть даже самого скупого и бдительного, а потом посмеяться над этим вместе со мной. Как будто это была всего лишь очень удачная, комичная шутка. Ненадолго я выглянул в коридор. Из большинства чуть приоткрытых дверей комнат, где почивали прочие постояльцы, стояла абсолютная тишина и редкая возня. Лишь в самых отдаленных комнатах порой доносился громогласный, заливистый храп. Создавалось такое впечатление, что ночевали там не люди, а целая орда лесных орков... Хотя, может быть, так оно и есть?
  
  - Почему-то я думал, что ты непременно меня оттолкнешь, - отвечал я, при этом чувствуя себя последним глупцом: - Ты с такой неохотой говорила о своей прошедшей любви... Я не хотел по новой посыпать соль на твои раны.
  
  - Можешь подойти ко мне? - не отвечая, попросила она.
  
  Я выполнил ее просьбу в молчании. Подошел, опустился на кровать рядом с ней. В ее глазах словно плясали невидимые бесы. Обхватив мою шею руками, она настойчиво притянула меня ближе к себе.
  
  - Все раны со временем затягиваются, - на ее губах заиграла грустная усмешка: - И ты все равно вскоре забываешь о них. Пока не появляются новые, - в последующих словах, в ее голосе сквозила сталь: - Однако, я согласна простить тебя и твое молчание. Только не смей, слышишь, не смей, принести мне новую боль. Прокляну.
  
  Напрасно она нагоняла на меня страх. Я решительно ее не боялся. Так же решительно, как и она бессмысленно опасалась меня.
  
  - Не неси ерунды, - ответил я, убирая за ухо непослушную прядь ее волос: - Ты даже еще не знаешь, как сильно я могу любить. Зря ты мне не доверяешь. По отношению к тебе я не способен на предательство.
  
  - Ты говоришь красивые речи, - откинувшись на кровать, она увлекла меня следом за собой: - Но могу ли я им верить?
  
  В этот момент словно целого мира вокруг нас и не существовало вовсе. Лишь фигурки, слившиеся друг с другом, едва различимые на необъятной карте мира. Далекие от всего, как Солнце и Луна, единственный раз в тысячелетие взошедшие на небосвод вместе.
  
  Тяжело и гулко бившийся в моей груди механизм стучал на пару с ее сердцем, считающим ускоряющиеся с каждым мгновением удары. Он уже не волновал меня так, как раньше. Ибо впервые в жизни я жил не будущим. Как и положено, я жил настоящим.
  
  - Можешь, - с улыбкой ответил я, склонившись над ней: - Если учесть то, что тебе я всегда доверял, как себе.
  
  С этими словами мы вновь стали одним целым.
  
  Неделимым.
  
  Вечным.
  
  ***
  
  Впервые мы встретились еще будучи двенадцатилетними детьми. Однако за эти годы нам обоим довелось пережить очень многое. После смерти родителей Эстед, убитых лесными разбойниками - а если точнее теми, кто от них остался - ей не оставалось ничего иного, кроме бедственной, бродяжьей жизни. Она сама поведала мне немало историй о тех городах и столицах, где ей уже довелось побывать. После многочисленных дней скитаний, ее, оборванную, истощенную от голода, едва волочащую ноги по обочине разбитой дороги, подобрала небольшая труппа странствующих вагантов. Сжалившись над уставшей, но не менее перепуганной девочкой, с надломленной судьбой, циркачи приняли ее к себе. Взяли в свою семью, со временем воспитав, как родную.
  
  У меня же судьба сложилась несколько иначе. Однако это не помешало ей в дальнейшем свести нас вместе.
  
  Не в силах спокойно ужиться с отчимом после скоропостижной смерти отца, я добровольно сбежал из дома. Решил, что вполне смогу прокормить себя самостоятельно. Хотя даже в те не самые счастливые детские годы у меня хватало времени и ума радоваться жизни. Вполне возможно, что в глубине души я все равно понимал - второго детства у меня уже никогда не будет. Но постепенно эта радость осточертела мне настолько, что я стал таким, каким являюсь сейчас. Из серьезного и вечно хмурого на вид, но внутренне веселого, хулигана, задорного и темноволосого, я обратился в шута в фиглярских нарядах. Пусть внешне до смешного нелепого, глупого, озорного. Не слишком вменяемого на вид блаженного. Но внутри радости оставалось немного. С возрастом все словно перемешалось во мне. Изменилось до неузнаваемости. Отныне прежнего Фалко никогда не существовало.
  
  Эстед же в свои двенадцать выглядела младше, чем на самом деле. Такая невинная, кроткая, по-детски забавная. Скромный ангел во плоти, разодетый в поношенное, крестьянское платьице. Кто же в здравом уме и трезвой памяти мог заподозрить в ней карманницу? Никто. И именно этой доверчивостью моя напарница пользовалась с размахом. Но кто знал, что вскоре этой сероглазой, застенчивой худышке, предстоит стать самой известной обольстительницей. Женщиной, играющей с огнем, словно с неразумным котенком? Хотя именно такой она и была в детстве - маленьким, слабым, беспомощным детенышем. Но все со же временем она, как и все выучилась искусству показывать зубки.
  
  
  В день нашей встречи погода выдалась на удивление ясной. Над городом Филардо не проплывало ни облачка. Спокойное и безмятежное кобальтовое небо. На нем застыло далекое пятно полуденного солнца. Бескрайняя синь дарила людям прекрасное расположение духа. А небесное светило непередаваемую жару. Однако, не смотря на этот небольшой погодный казус, любопытным не помешало сгрудиться на небольшой площади. В этот момент давала представление какая-то безымянная и не очень известная труппа.
  
  Мне до жути захотелось взглянуть на циркачей. Тогда они казались мне неопрятными и крайне нелепыми. Ирония заключалась в том, что впоследствии мне суждено стать одним из них. Но сейчас не об этом. До этого время еще не дошло.
  
  С ловкостью протолкнувшись через небольшую толпу, я увидел двоих жонглеров. Их яркие накидки и высокие колпаки делали своих обладателей еще более нелепыми. Среди них я увидел миниатюрную фигурку хорошенькой девочки, облаченной в помятый сарафан. Ее черные, будто смоль волосы были повязаны такой же черной хлопковой лентой. Кружась, она задорно смеялась. Веселилась на потеху охотно скандирующей публике.
  
  Я и сам был крайне впечатлен ее танцам. Так же как и нехитрыми, но довольно зрелищными, эффектными фокусами. Она без особого труда проделывала, их на потеху толпе. Грациозные, плавные, замедляющиеся движения маленькой вагантки завораживали мой взгляд. И таким образом, что мне, не отрываясь, хотелось смотреть лишь на нее одну. И пускай в своем несмышленом возрасте я еще не слишком ясно осознавал, что же такое любовь. Но сейчас я в какой-то степени понимал - вот она, та искорка, что промелькнула между нами тогда... Точнее между мной одним. Она совсем не замечала меня, и мне отчаянно захотелось подойти ближе. Стоило мне сделать несколько шагов ей навстречу, как внезапно она подлетела ко мне. Наверняка не заметив, и мы довольно сильно столкнулись с ней лбами:
  
  - Эй, смотри куда идешь, остолоп! - прикрикнула она на меня тогда. Резко развернувшись, напоследок одарила презрительным взглядом. Выходит, мой внешний вид оставлял желать лучшего. Раз уж она посчитала меня за какого-то бродягу. Но ее мимолетное движение рукой рядом с карманом моей куртки заставило меня насторожиться. Спустя пару минут проверив, на месте ли небольшой мешочек с деньгами, что мне перед уходом из родительского дома на свой немалый страх и риск удалось стянуть, я обнаружил лишь пустоту. Деньги отсутсвовали, как и сама девчонка.
  
  - А ну стой, каналья! - возопил я, однако вагантка, лишь нагловато хихикнула. А потом с шмыгнула в толпу.
  
  Не долго думая, кинулся в погоню за ней. Я был взбешен таким поворотом, и горел наивным желанием проучить нерадивую воровку. Мы долгое время петляли по всему городу. Лабиринтов, закоулков, тупиков и ответвлений в нем куда больше, чем в тех городах, где мне когда-либо доводилось бывать. К тому же карманница явно знала эти места куда лучше меня. Но это все равно не помешало мне нагнать ее в одном из тупиков. Как и многие другие, этот закуток был полон зловония. Как и выживших крыс.
  
  - Лучше отдай по-хорошему! - взревел я, схватив ее за руку и прижав к стене. В полутьме почти невозможно различить хоть что-либо. Однако я прекрасно почувствовал, как глаза ее недобро сверкнули.
  
  - Что отдать? - протянула она тонким, но мелодичным голоском. Решила вообразить из себя дурочку. Неплохо притворяется, но меня не так то просто провести.
  
  - Деньги отдавай, кубышка, - зло рявкнул я, сильнее прижимая ее к стене. Тогда я чувствовал, что если она продолжит упираться в том же духе, я, не раздумывая, придушу ее. Уже тогда, я мог бы в неконтролируемом приступе ярости свернуть ей шею. Ее тонкую, нежную шейку.
  
  - Фу, какой сквернослов, - скривилась воровка. Но предвидев неладное, она решила не строить из себя монахиню. Подбросив в руке практически пустой мешочек, который все это время умело прятала за спиной, девочка надменно вручила его мне: - Не густо. Бродяжничаешь?
  
  Я лишь мрачно кивнул в ответ. На мгновение подумал, что вызванное ваганткой мимолетное наваждение внезапно испарилось. Хотя на самом деле все куда проще - оно просто притаилось до поры до времени. Напоследок окинув ее угрюмым, злым взглядом, я отпустил ее. Развернувшись, хотел направиться прочь. Но неожиданно нежный, девчачий голос за спиной остановил меня. Она произнесла слова, заставившие буквально прирасти к месту:
  
  - Не хочешь с нами?
  
  С тех пор мы практически всегда были вместе. Старались не отходить друг друга ни на шаг. И в то же время с подозрением косились друг на друга. Как будто ожидали подвоха со стороны одного из нас. Но со временем наши натянутые, непростые отношения переросли в крепкую, долгую дружбу. Может быть именно это нас и сгубило? И что именно заставило Эстед проявить ко мне такое милосердие? Я никогда не спрашивал ее об этом. Да и вряд ли спрошу.
  
  Нам просто было хорошо вместе. Хорошо, весело и беззаботно.
  
  Мы путешествовали бок о бок и постепенно обучались нелегкому мастерству бродячих вагантов. Одновременно с познанием обратной стороны жизненной медали мы по-прежнему продолжали оставаться детьми. Придумывая различные и довольно опасные игры. Начиная с соревнования, кто больше кошельков добудет на площади в очередном городе, и заканчивая кормежкой бродячих собак.
  
  На моей памяти прохожие, видя нас, всегда умилялись. По всей видимости принимали нас за брата и сестру. Подбрасывали нам вполне неплохие подачки. А мы действительно были во многом похожи друг на друга. Начиная внешностью и заканчивая характером. Два маленьких, задорных бесенка, вынужденных повзрослеть слишком рано, чтобы стать совершенно разными. В дальнейшем от нашей схожести остался лишь темный цвет волос. Однако, окончательно вступив во взрослую жизнь наш неуемный пыл и дух соперничества немного поутих. Но иногда ему доводилось пробуждаться. И порой в самый неподходящий момент.
  
  Не смотря на все ссоры, разногласия, споры, мы всегда довольно быстро мирились друг с другом. И почти всегда первый шаг неизменно делал я. Может быть понимал, что она намного дороже для меня, чем я для нее? А может быть потому, что был сильнее тогда?
  
  Однажды, во время продолжительного привала мы, тихо переговаривались, посмеиваясь. Перебрасывались колкими шуточками и замечаниями друг с другом. Как и все дети. Рыбача вблизи небольшой, лесной протоки, завели довольно примечательный разговор. Впоследствии я запомнил его на всю жизнь:
  
  - Мы ведь с тобой друзья, Эстед? - в очередной раз замахивая удочкой, допытывался я до своей, как я надеялся, подруги.
  
  - Ты такой смешной, Фалко, - сидя рядом со мной на небольшом, нагретом солнцем камне, отвечала она. С интересом она наблюдала за неподвижным, самодельным поплавком: - Конечно же мы с тобой самые лучшие на свете друзья!
  
  - И мы всегда поможем друг другу во всем?
  
  - Иначе и быть не может!
  
  - А... мы с тобой... всегда будем вместе? - замерев с удочкой в руках, я обеспокоенно взглянул на нее. Словно готовился к худшему. Но того к счастью, не последовало.
  
  - Несомненно! - кивнув, она с улыбкой чмокнула меня в щеку. И сразу же, толком не давая прийти в себя, взвизгнула. Прямо над самым моим ухом: - Фалко, клюет, у тебя клюет!
  
  Тогда она лишь напугала меня, с успехом обманув. Ведь вместо рыбы, на ее уловку клюнул я. Затем я еще достаточно долго гонялся за ней вместе с удочкой вдоль каменистого, неровного берега. И все на потеху курящим вагантам, прохлаждающимся в сторонке, под тенью деревьев. Они сидели на какой-то засохшей коряге и явно не желали упускать подобное зрелище. Даже не пытались нас разнять. Будто старые, матерые волки, смотрящие, как резвятся щенки. В итоге мне так и не удалось поймать ее, но в воду я ее под конец загнал. А затем она с диким боевым кличем утащила за собой и меня.
  
  Улыбаясь этим светлым воспоминаниям из детства, даже не могу поверить, насколько сильно для меня все изменилось. Раньше даже поверить не мог, что наша по-детски невинная, но сильная дружба сможет перерасти во что-то большее. Но, как и гусеница, обернувшаяся в бабочку, она не могла противостоять всевидящим силам природы.
  
  ***
  
  - Вы опоздали на пять минут! - с громким шепотом набросился на нас принц Норман, встречая у ворот замка: - Вам повезло, что другие актеры еще не закончили выступление. Но я посоветовал бы скорее поторапливаться, дабы лишний раз не гневить Его Величество.
  
  - Просим прощения, принц, - ответствовала Эстед. Она низко склонила голову в притворном раскаянии: - И благодарим, что вызвались препроводить нас в покои Его Светлости.
  
  - Не нужно благодарностей, - отмахнувшись, сын короля сделал знак прислуге пропустить нас. Целиком сконструированные из основательно проржавевшего, лязгающего при каждом движении металла, стражи задвигали суставами. Те были соединены, толстыми, переплетенными между собой "проводами". Вроде бы именно так назывались эти странные, черные штуки. Механизмы словно разминали затекшие от долгого стояния мышцы. Ненамного выше человеческого роста, эти неживые, но движущиеся существа, внимательно смотрели на нас. Освещали слабым светом выпуклых, застекленных глаз. Шамкая челюстями, чем-то отдаленно напоминающими рыцарские забрала, механические фигуры сдвинулись с места. Они исходили паром, оглушительно скрежетали. Дерганными, резкими движениями, слуги отодвинули тяжелые, дубовые двери, открывая для нас парадный вход в жилище короля. 'Шестеренки' в их давно не смазанных внутренностях усиленно задвигались, приводя в действие покрытые коркой коррозии тела. Король наверняка гордится таким оглушительно громким приобретением, которое величает чудным, заморским словом "роботы". И все же этому миру повезло, что большинство существ, населяющих наши земли, суеверны до мозга костей и никогда и ни за что не посмели бы связать свою судьбу с черной магией. Иначе такие "слуги" мгновенно бы заполнили собой этот и без того переполненный диковинными и не всегда добрыми существами, далеко не резиновый мирок: - Пойдем-те же скорее.
  
  Пред нами простилалась бесконечная анфилада многочисленных залов. Их внутренности живописно освещались солнечным светом, окрашенным цветными витражами. Высоченные, массивные колонны голубого мрамора - самого редкого, дорогого и необыкновенного в наших землях - устремлялись в дальнюю ввысь. Они с успехом поддерживали тяжелые своды, искусно украшенные старинными фресками с многочисленными изображениями космических зодиаков. Ступая по мягкой поверхности даистрианского алого, будто кровь ковра, сотканного самыми знаменитыми, эльфийскими умельцами, мне едва ли удавалось не отстать от принца. Мимоходом я не успевал разглядывать все это великолепие. Один раз мой взгляд задержался на древнем королевском гербе. Он занял большую часть стены с боевыми трофеями напротив тронного зала: украшенный золотом на плотной, бардово-красной ткани на фоне белого, идеально ровного круга луны в контрасте застыл черный, с серебристыми шипами дракон. Ощерив уродливую, алую пасть, он словно взбирался на опаленные огнем, каменные бойницы старинного замка. Желтый сапфир заместо глаза, недобро косился в мою сторону. Словно ему одному прекрасно была известна подлинная причина нашего визита к королю. Отведя взгляд от чудного изображения, я скорее поспешил вслед за принцем. Тот на всех парах летел к тронному залу. Но я все еще успевал оглядываться на исполненные в человеческий рост, мрачные портреты предков короля. В тяжелых, дорогих на вид, позолоченных рамах, они были развешаны на каменных стенах вплотную друг к другу.
  
  Норман уже поджидал нас вблизи тронного зала. Оттуда доносилась озорная, довольно мелодичная, веселая музыка. Вероятно жалейка* и домра*, с примесью гуслей. В свое время мне довелось сыграть на каждом из вышесказанного. Поэтому звуки инструментов я смог определить безошибочно. Постепенно музыка начала неторопливо смолкать, пока не воцарилась абсолютная тишина. Вскоре бакаутовые двери с величественным скрипом отворились. На свет вывалилось разношерстное трио, несомненно узнавшее нас. Разодетые в щегольские, цветные одежды, с расписными, вычурными узорами, они прошли мимо нас, держа в руках музыкальные инструменты. Меня одарили завистливым, но преисполненным глубокого уважения взглядом. На Эстед они смотрели куда более заинтересованно, причем один из них, глядя назад, чуть не растянулся посреди коридора. Так откровенно пялился на девушку, что чуть шею себе не свернул. А Эстед в ответ на нерасторопность музыканта едва смогла подавить смешок.
  
  С осуждением глядя на все это безобразие, Норман лишь устало покачал головой. Затем цыкнул на музыкантов. Движением руки сделал им знак убираться и дожидаться окончательного вердикта короля снаружи. Те скорее поспешили исполнить волю сына короля. Принц, заглянув в дверь, приглашающим жестом велел нам следовать в тронный зал. После чего он вошел за нами, плотно притворив за собой двери. Однако, не успев толком обмолвиться с королем парой слов, принцу пришлось покинуть место грядущего представления. В тронный зал, с некоторой опаской озираясь вокруг, заглянул облаченный в черную мантию глава регентского* совета. Сморщенный, горбатый, но с виду тщедушный старичок. Он смиренно попросил принца на пару слов. Пообещав, что постарается вернуться к окончанию представления, Норман скрылся за дверью вслед за старцем. Для нас появился просто идеальный, почти беспроигрышный шанс завершить наше дело без единой заминки и без ненужных свидетелей. Многозначительно переглянувшись с Эстед, мы дали друг другу знать: все нужно сделать максимально быстро и без малейшей оплошности. Любая ошибка могла стоить нам наших голов.
  
  Монах вальяжно и чинно восседал на троне. Ни дать ни взять переевшая навозных мух жирная склизкая жаба. Жаба, сумевшая отвоевать себе больше всего пространства на обширной кувшинке, именуемой средневековым государством. Земноводное, прочно засевшее в самом ее центре. Но под манящей тишиной власти совершенно забывшее о том, что под водой обитает самый крупный кошмар озера. Некая подводная тварь, щука, пиранья, в простонародье именуемая Чумным Врачом давно канувшем в пропасть времен. И знают о ней все те кто находится ближе всего к краю кувшинки. К краю нищеты и последнего порога бедности. Знают и прекрасно понимают, что тот кто предупрежден, тот вооружен и выходит король - есть самое беззащитное существо в государстве. Но как говорится, туда ему и дорога, ведь рано или поздно кувшинка под его весом прогнется и тогда морская тварь сумеет вовремя распахнуть пасть...
  
  - Добро пожаловать в мои скромные апартаменты, дорогие ваганты, - Гильем XIII широко развел руки в стороны. С гордостью окинул взглядом обширное, круглое пространство. Оно все утопало в магических переливах дневного света, скрашенного узорами витражей: - С самого утра с нетерпением дожидался вашего появления. Насколько я помню, сегодня с вашей стороны будет преподнесено нечто новенькое, я прав? - смеясь, он закинул в рот пару виноградин, услужливо предоставленных на овальном, серебряном подносе, одним из его механических слуг. Те полным составом застыли позади трона, ожидая приказаний. Идеальные слуги, которые никогда не жалуются, никогда не устраивают переворотов. В ответ за свою тяжелую работу не требующие ничего. Разве что того, чтобы их хоть иногда смазывали маслом, дабы они смогли во веки веков раболепно и беспрекословно служить своему владельцу. Как только может служить холодный, бесстрастный, бездушный механизм.
  
  - Вы, как и всегда, истинно правы Ваше Благородие, - мраморные плиты тронного зала, были сложенны в черно-белом виде шахматного узора. Мягко и бесшумно ступая по ним, я чувствовал себя пешкой в чужой игре. Но кто из нас в данный момент был королем? Я, или слон, вальяжно развалившийся на нечестно занятой им клетке? - Но не изволите ли для начала послушать кое-что о вас?
  
  - Обо мне? - скептически усмехнувшись, вопросил король. Будто слышал что-то подобное тысячи раз на дню. Ежедневно на протяжении многих лет своего царствования: - Вновь сказания о старине Гильеме XIII? И ничего нового?
  
  - О, новое будет, - заверил его я, доставая лютню: - Совершенно новое, чего вам раньше едва ли доводилось слышать.
  
  - И что же это такое, м? - король с интересом скрестил изуродованные подагрой пальцы в массивных перстнях. Поудобней устроился на золоченом, массивном троне. Он был обит зеленой, бархатной тканью: - Чего я еще такого о себе не слышал?
  
  - Правды, Ваше Благородие, - краем глаза глянув в сторону Эстед, я подал ей едва уловимый знак. После чего, не позволив старику вымолвить хоть слова, взял на инструменте первый аккорд.
  
  В тот же момент моя напарница решительно выступила вперед и, мягко улыбнувшись, воздела руки к потолку. От ее бледных пальцев едва уловимыми нитями, к потолку медленно принялись подниматься тонкие, золотистые нити. Они серебрились и переливаясь в перламутровом солнечном свете. Пылали раскаленным адским жаром, с виду обжигающем, невыносимо горячим. Как раскаленная, медленно текучая в земных трещинах магма, но на деле необычно прохладная. Огненные, длинные нити змеились и переплетались в воздухе. Преображались в причудливые, сотканные из света узоры. Изменялись в беспрестанном движении под чарующие звуки лютни. Вскоре они принялись постепенно закрывать собой пространство над нашими головами, сплетаясь в парящий в невесомости волшебный ковер. Словно струны, выдернутые из сломанного музыкального инструмента, что уже никогда не поддастся починке.
  
  - Шут пришел к вам во дворец,
  Средь вельмож, как средь овец.
  По указу короля
  Прибыл я во имя дня, - медленно и с расстановкой, откровенно потешаясь над обескураженным правителем, застывшим в ступоре, начал я. Огненная магия Эстед постепенно, медленно, но верно продолжала подчинять себе волю правителя. Заключать его в раскаленные, созданные из пламени тиски. Король, слегка подавшись вперед, неотрывно следил за девушкой. Она, извиваясь в завораживающем неведомом танце, улыбалась ему милой улыбкой русалки, влекущей вслед за собой, на самое дно нерасторопного, опьяненного мореплавателя.
  
  - Посмотри же на меня
  Да сравни со мной себя.
  Я - слуга, а ты - кроль,
  Я - глупец, а ты - святой.
  
  
  Подойдя к трону и сделав небольшой круг, я внимательно взглянул в глаза королю. Теперь тот заворожено вперил очи в потолок. Он напоминал мне узника, большую часть жизни проведшего в обществе каменных стен. Заключенного, который, получив свободу, поднял взгляд к небу и узрел невероятный дождь из звезд. Действительно, эти нити отдаленно напоминали мне хвосты звезд, в полнолуние падающих с небес. В неведомой нам скорби они оплакивают всю человеческую расу.
  
  
  - А не жмет ли вам корона?
  Не твердо ль сиденье трона?
  Ну а слуги вам верны?
  Цепи им не тяжелы?
  
  И тут в какой-то момент до короля дошло, в чем дело. Тупая, кривоватая ухмылка медленно сошла с его губ. Это случилось тогда, когда он увидел мою собственную жестокую, лишенную малейшей доброжелательности улыбку. Не берусь гадать, что именно могло выдать меня так скоро, кроме нее. Решительный, стальной блеск в холодных глазах, или голос, лишенный малейшей услужливой интонации, к которой он так привык? А может тонкий изгиб моей улыбки в виде привычного полумесяца показался ему особо зловещим? Ибо в этот краткий миг я смог разглядеть его истинную, глубоко скрытую от прочих глаз прогнившую сущность. По его округлившимся, остекленевшим глазам прекрасно видно, что вот-вот и им овладел запоздалый ужас. Суетливый, но по своей природе довольно коварный и цепкий. Его помутневший взгляд можно сравнить с замерзшим льдом на глади озера, уснувшего долгим зимним сном. А под коркой тонкого, хрупкого льда, мерно шевеля плавниками, плавал только что пробудившийся, чешуйчатый ужас, безмолвно разевающий широкую, серую пасть.
  
  - Лютню в руки я возьму,
  Да вкруг трона обойду.
  Демоны раскаются:
  Песня начинается.
  
  Зло рассмеявшись, Эстед сделала едва заметный взмах рукой. Тонкие, мерцающие на свету огненные нити, шипя и заворачиваясь в узлы, волнами заструились с сторону короля. Будто выбравшиеся из под камня ядовитые змеи. Теперь-то он увидел истинный облик знаменитой на весь мир роковой обольстительницы. Как и все мужчины, имевшие несчастье попадать в огненные сети Эстед, он почувствовал неладное слишком поздно.
  
  - Посмотри же на себя,
  Про грехи напомню я.
  С цепей спустят адских гончих,
  За меня те песнь окончат.
  
  А я все продолжал слегка приплясывать вокруг трона, наигрывая на инструменте. А так же, как и подобает хорошему актеру великолепно исполнять свою роль. Сделав неимоверное усилие подняться с трона, правитель грузно осел на мрамор. Опустился на колени. Огненные змеи тот час же обвили его тело. С трудом подняв голову, и слабо шевеля руками и ногами, король умудрился запутаться в собственной мантии. В какой-то момент тяжелая, инструктированная золотом и дорогими камнями корона со звоном свалилась с его головы. Затем откатилась к подножию трона.
  
  - Ну и что, что ты король?
  Лучше б был самим собой.
  Хоть других привык судить,
  Про себя горазд забыть.
  
  Протяжный, клокочущий хрип вырвался из горла правителя. Нити обжигали сморщенную, старческую кожу словно коленным железом. С усмешкой продолжая меланхолично перебирать струны, я одарил распластавшегося у трона старика презрительной улыбкой. Взойдя по трем низким, мраморным ступеням, я нагло приземлился на трон. В насмешку пнул корону, которая с грохотом улетела куда-то в противоположную часть зала. Механические слуги короля без движения продолжали стоять по бокам от трона. Стеклянным, пустым взором они наблюдали за происходящим действом. Вот он - единственный минус механических рабов. В отличие от живых слуг, у 'роботов' вряд ли найдется достаточно мозгов, чтобы самостоятельно принять верное решение в то время, как их хозяин просто не в состоянии отдавать вразумительные приказания.
  
  - На дорожку ты вступил,
  На дорожку темных сил.
  И низвергнется земля
  Под ботинком короля.
  
  По-прежнему продолжая держать правителя скованным огненными веревками, Эстед медленно подошла ко мне. С улыбкой опустившись на подлокотник трона, она отвесила ужаснувшемуся королю насмешливый поклон, одновременно подпевая мне. Приобняв ее, я отложил в сторону замолчавшую лютню. Более в музыке мы не нуждались. Теперь музыку создавали огненные струны, сдавливающие горло правителя так, что из его глотки с трудом вырывались приглушенные хрипы. Чем не музыка, дамы и господа? Но с лютней, конечно, не сравнится...
  
  - Должен ты держать ответ
  За десятки, сотни бед
  И низвергнется земля
  Под ботинком короля.
  
  Вместо злата, серебра
  Плата здесь - твоя душа
  И низвергнется земля
  Под ботинком короля.
  
  Гильема XIII затрясло, будто в лихорадке. С изборожденного морщинами, широкого лба стекали крупные, но редкие капли пота. Вперемешку с горькими, скупыми слезами раскаяния. На мгновение мне даже стало его жаль. Но только на мгновение. Если учесть то, что в своей жизни он сам не то что не жалел, но и не щадил никого, кроме себя любимого:
  
  - Кажется, ты хотел взглянуть на ожившую легенду? - закинув ногу на ногу, я глянул на него сверху вниз. Под моим взглядом он мгновенно сжался, напоминая мне чумную, облезлую крысу. Отвратительное зрелище. Наглядно показывает то, за какой краткий срок человек с вершины правителя может обратиться в животное. На каждого волка свой волкодав: - В таком случае приготовься узреть ее воочию.
  
  В то же мгновение Эстед извлекла из складок юбки черный, гладкий шарик. Подбросив его, кинула к подножию трона. Ее собственное изобретение, вне сомнения выше всяких похвал. Когда вещица коснулась земли, все пространство вокруг заволокло едким, густым дымом. Из него, материализовалась устрашающая фигура мрачного вестника Черной Смерти. Она медленно поднялась с трона и направилась вперед, шелестя полами рваного плаща. Поистине, в скорости переодевания мне никогда не было равных.
  
  Я успел одеть маску в последний момент перед тем, как дым со свистом рассеялся. Узрев свой излюбленный средневековый кошмар, правитель затрясся с новой силой, являя собой зрелище еще более жалкое, чем прежде:
  
  - Т-ты... это все т-ты... - когда призрак прошлого предстал пред ним во всем своем великолепии, он весь сжался, закрыв лицо ладонями и даже не пытаясь убежать. Путы надежно сковывали его лодыжки, заставляя скулить и подвывать от боли. Неужели его страх настолько силен? Могу поспорить на что угодно, когда "представление" подойдет к концу, он едва ли сможет встать на ноги самостоятельно.
  
  - А почему бы и не я? - мои глаза недобро сверкнули из под непроницаемой маски. Посмеиваясь над бестолковой возней правителя у моих сапог, я с силой ткнул его в бок деревянной тростью. Согнувшись в три погибели, правитель с силой приложился лицом в пол. Словно отвешивал передо мной низкий, раболепный поклон. Я с усмешкой подумал о том, что перед Врачевателями чумы иной раз были вынуждены падать ниц даже короли. Со временем ничего в поступках властителей земель так и не изменилось. А их действия под страхом долгой и мучительной смерти, как и сами Врачи, так и не утратили своего великого, символического значения. Не дожидаясь, когда содрогающегося правителя хватит удар, я скорее поспешил уточнить, стараясь, чтобы мой голос звучал громче, сильнее и более уверенней, чем я чувствовал себя на самом деле: - Настало время платить по счетам, Гильем. Где ты хранишь свое золото?
  
  - В п-подвалах, - запинаясь, пролепетал тот, едва шевеля пересохшими, обескровленными губами. В страхе он совершенно забыл о своих подданных, безмолвными истуканами стоящих прямо у нас за спиной в ожидании приказаний: - Ключи вы н-найдете под камнем, что у двери... з-забирайте все, только н-нетрогайте, п-пожалуйста...
  
  Проигнорировав заплетающийся лепет короля, я, в насмешливом почтении приподнял краешек широкополой шляпы. Сняв маску, я направился в указанное правителем хранилище. Ведь время на данный момент имело слишком высокую цену. Цену, которую вряд ли смогут покрыть несметные, королевские богатства. Я был крайне удивлен и даже немного раздосадован тем, что нам довелось так легко запудрить глупому старикану мозги. На самом деле эти нити - только иллюзия. На удивление реалистичная иллюзия. Ее проявление уже стократно отработано нами на практике. К нашему счастью правитель оказался крайне легко внушаем. Но через пару секунд меня остановила подбежавшая ко мне Эстед.
  
  - Я пойду с тобой... - начала она, но я перебил ее. Тем временем секунды стремительно и безвозвратно утекали в водосток.
  
  - Нет, ты нужна здесь, - сняв с лица маску, я кивком указал в сторону скорчившегося возле трона пресловутого Его Величества. Тот исступленно бился лбом о мрамор и выкрикивал несвязные, неразборчивые проклятия. От одного вида переодетого шута он был повержен в глубокий, обезоруживающий шок. По все вероятности костюм Чумного Доктора всколыхнул в его дырявой, как решето памяти, такие воспоминания, которые вряд ли назовешь приятными: - Проследи за этим, чтобы не дал деру раньше времени.
  
  - Хорошо, - порывисто обняв меня, прошептала Эстед: - Будь осторожен, Фалко...
  
  Ее поцелуй придал мне недостающих сил и решительности. Еще никогда в жизни я не был готов к действиям так, как сейчас. Он пробудил во мне того самого человека, которому действительно есть, что терять. Поэтому, ступая по мягкому, ворсистому ковру вдоль ярко освещенного коридора, я старался действовать как можно более осторожно. Полы длинного плаща Врачевателя Чумы с почти неуловимым скорбным шепотом едва не волочились за мной. Они слегка касались мельчайших ворсинок дорогого ковра. В коридорах, на мою немалую удачу, в этот день не было ни души. Словно весь замок в одно мгновение и без особой причины внезапно вымер, предоставив мне тем самым полную свободу действий. Сейчас я ступал по огромному, каменному склепу, в виде огромного замка. Склепу, носившему в себе хорошо сохранившиеся останки несметных богатств. Я был похож на охочего до несметных сокровищ расхитителя гробниц. Дерзкого и наглого. Эх, как бы не навлечь на себя проклятие "фараона". Хотя, я был проклят с того момента, когда мне в голову только пришла эта сумасшедшая, практически невыполнимая задумка. И пути назад были отрезаны сразу после того, как ворота жилища короля гостеприимно распахнулись пред нами, навсегда преграждая нам путь к прежней жизни.
  
  В глубоких раздумьях я даже не заметил, как разогнался. Я спешно пробегал вдоль коридора и изредка прятался за мраморные громады колонн. Тогда, когда до моего обостренного до предела слуха доносились отдаленные голоса или приглушенные звуки шагов. Во время одной из таких резких остановок вблизи старинного королевского герба, в груди неожиданно, болезненно закололо. Возникшая в области сердца боль заставила меня остановиться. Я чувствовал себя так, словно с разбегу налетел на невидимую, но довольно твердую преграду.
  
  Я заставил себя притормозить, перевести дух и как можно скорее прийти в себя. Борясь со страхом того, что мог обозначать этот "механический тревожный звоночек", устало оперся рукой о колонну. С недавних пор такие казусы стали происходить со мной все чаще и чаще. Мне с превеликим трудом удавалось заставить себя поверить в то, что пожить мне удастся еще достаточно и вдоволь "попортить свою карму". Не смотря на то, что чертова железяка говорит об обратном. Что ж, по всей видимости такова и есть расплата за несметные, королевские сокровища... Справедливо, не спорю, но довольно жестоко.
  
  Вдруг до меня долетел знакомый, грубоватый бас. Он заставил меня инстинктивно подобраться и изготовиться вновь дать деру, только в обратную сторону, не взирая на гулкие, протестующие удары фальшивого органа. Несомненно это был голос принца Нормана. Он раздавался непозволительно близко, рядом со мной. Только вот его обладатель все никак не спешил показываться на глаза. Изредка ему отвечал другой тихий, слегка картавый шепот. Его я узнал не сразу. Слов, долетающих из самой дальней комнаты вблизи крутого, лестничного пролета разобрать мне не удалось. Но это еще сильнее подкрепило мое любопытство. Проклиная себя за излишнюю любознательность, я последовал на звуки приглушенной речи. Остановившись у приоткрытой двери, я вжался в стену, словно хотел слиться с ней в единое целое.
  
  Как мне удалось выяснить вскоре, на мгновение заглянув в просвет межу косяком и не до конца закрытой дверью, обладателя первого голоса я узнал безошибочно. В то время как второй, что до смешного очевидно, принадлежал немощному старику в черной мантии. Именно он так нагло утащил принца на "срочные переговоры". Вероятно, "переговоры" и впрямь не терпели всяких отлагательств:
  
  - ... не находите ли вы, что это может быть уж слишком рискованно, Ваше Благородие? - скороговоркой вещал по голосу насмерть перепуганный старик. Поначалу я подумал, что регент ненароком оговорился. Но исходя из всего, что мне удалось узнать, никакой оговорки в его речи быть не могло. В ближайшее время принц действительно должен был стать новым королем Замбаро. Причем тем же способом, каким на трон вскарабкался его престарелый, дражайший батюшка. Хм, может быть это у них наследственное? Как и сама корона?
  
  - Никаких рисков, - отрубив все возражения на корню, Норман резко оборвал обеспокоенного старца: - От вас остается только одно - действовать исключительно по плану. Надеюсь, вы его запомнили, ибо два раза я повторять не намерен.
  
  - Но вдруг что-то пойдет не так? - продолжал допытываться глава. Чтобы лучше слышать интересный разговор, я придвинулся ближе к приоткрытой двери. Чувствую, в скором времени эта информация может сыграть хорошую службу, и стоить гораздо дороже любых королевских сокровищ. Готов поспорить, в случае чего принц не скупится выложить любые богатства, дабы его "переговор" с главой и далее оставался в тайне: - Вдруг если кто-то... шибко любознательный пронюхает?
  
  - Не беспокойся о своей шкуре, Альвисс, - со смешком в голосе, прервал его будущий король. Эта беседа доставляла ему лишь смертную скуку: - Думаю, для тебя не составит особого труда подсыпать яду в излюбленное блюдо Его Величества... - после чего за дверью раздалось какое-то невнятное бормотание принца. Затем его голос принялся звучать в том же властном, слегка презрительном тоне: - ... и прежде чем мы обсудим с тобой все детали, не забыл ли ты, друг мой Альвисс, о главном блюде сегодняшнего дня?
  
  - Эм... Ваше Благородие?.. - глава регенства запнулся. Даже не видя его, я прекрасно представил как бесцветные, нахмуренные брови слегка приподнимаются в удивлении.
  
  - Не знаешь, что это за блюдо такое? - с насмешкой спросил принц. На этот раз, тон его был полон снисхождения. Так же как и его самого переполняли ненависть и желание поскорее заполучить в руки отцовскую корону - пресловутый, но бесспорный символ нынешней власти: - ... А вот я тебе сейчас его покажу... Только этот расфуфыренный петух пойдет не в суп, что было бы вполне логично, а прямехонько на эшафот, в то время как его несравненную, прекрасную подругу я самолично препровожу на Колыбель Иуды*. Жду не дождусь послушать, когда эта красавица, эта жар-птица запоет.
  
  Его слова кузнечным молотом застыли в воздухе. В один момент они слетели с губ принца и с размаху ударили прямо мне в голову. Вздрогнув, при упоминании кошмарного пыточного инструмента, я едва успел отскочить от двери. Будь я хоть чуточку более нерасторопен, она могла бы со смачным хрустом приложиться мне по носу. Отпрыгнув на достаточное расстояние от двери, я хотел кинуться прочь. Но голос появившегося в проеме принца в буквальном смысле пригвоздил меня к месту:
  
  - Думаю, ты услышал достаточно, вагант? - Я выпрямился, лихорадочно соображая возможные пути к бегству по коридору. Но его постепенно принималась наполнять спешащая на голос хозяина механическая стража. Я в упор глянул на принца. Тот улыбался мне улыбкой истинного упыря. Мерзкой, злорадной, не сулящей ничего хорошего. От его былого великодушия и расположения к нам ровным счетом не осталось ни следа. Этому-то я был не шибко удивлен: - Достаточно для того, чтобы я мог с чистой совестью передать тебя в руки палача?
  
  - Передавай хоть распередавайся, - бросив на него волчий взгляд исподлобья, зло ответил я. Как ни удивительно, но я не чувствовал ни капельки страха перед неминуемой смертью на всеобщем обозрении. Может быть потому, что отчасти был к ней готов? Однако упоминание об Эстед вогнало меня в ярость: - Но моя спутница совершенно ни в чем не повинна перед будущим Его Величеством. Какое же право он имеет передавать ее в руки инквизиции? Не вместе же мы подслушивали под дверью.
  
  - Одного тебя мне будет с лихвой достаточно для того, чтобы упечь вас обоих в темницу, как соучастников,- парировал Норман, кинув вопросительный взгляд на старика. Тот, заинтересованно выглянув через плечо принца, незамедлительно поддакнул: - К тому же давно пора познакомить вас с решеткой. Так долго скрываться от самосуда замбарских земель не удавалось еще никому. Но рано или поздно все хорошее должно кончаться, ведь я прав?
  
  - Грязная чумная крыса, - прошипел я сквозь зубы. Я запоздало понимал, что меня уже начинает основательно колотить. И даже не из-за постыдного страха за себя. Я боялся того, что на данный момент ждало Эстед. А ждало ее нечто еще более худшее, чем перспективы с отрубленной головой. Ее ждали ужасающие пытки, которые по большей степени заслуживал я сам. Так как глупости, по простой, не заслуживающей прощения глупости, подверг кошмарной каре нас обоих: - Убийца, бесчестный убийца, как и твой низменный папаша... - руки непроизвольно, сами собой сжались в кулаки.
  
  - А ты вор, обманщик, предатель да еще и изменник! - хохотнув, очередной будущий "псевдо-король" дал знак страже схватить меня. Грохочущие железом, безмолвные 'роботы' плотнее сомкнули вокруг меня свои ряды. Увы, бежать дальше было не куда, разве что только по головам: - Шут, истинный шут! А еще лицемер, проходимец и плут! Какой только мерзопакостный сатана вселился в тебя, ирода? Как ты вообще решил, что тебе удастся добраться до королевской казны? Ума не приложу!
  
  - Ты действительно хочешь знать это, кабанья морда? - стремительно вывернув из-за угла, в нашем поле зрения появилась растрепанная, запыхавшаяся Эстед. Горящие вызовом неистовые глаза, в которых бесенятами плясали недобрые огоньки, всклокоченная шевелюра и порванный шов на боку черной юбки действительно придавали ей сходства с молодой, но невероятно могущественной ведьмой. Колдуньей, по несчастью своему связавшейся с таким огородным пугалом как я. Конечно, я всегда был рад видеть ее, однако на данный момент чудесное появление напарницы было просто неожиданным, самым лучшим, незаслуженным подарком для меня: - Или ты по-хорошему отпускаешь меня и моего будущего мужа, или... - в руке девушки вспыхнула огненная, мерцающая сфера, окольцованная синеватыми струями пламени: - ... или действительно становишься окороком.
  
  При упоминании о будущем "муже" я был поражен не менее, чем принц. А глава регенства, тот и вообще потерял дар речи. Даже толпа железных стражников вокруг нас застыла в полном недоумении. У одного механического человека в прямом смысле отвалилась челюсть, звонко прокатившись по полу. Я счел это за обычную поломку, чем за спонтанное выражение человеческих чувств. И тем не менее, не подозревал, что у Эстед есть на меня... хм... планы. Да если бы я хотя бы пару лет назад каким-нибудь образом прознал о том, чем обернется наш "крестовый поход" к королю, то в тот же день, не задумываясь, сграбастал бы девушку в охапку и на всех парах припустил бы в Замбаро. Пусть и прекрасно зная, что нас все равно ожидает такой вот провал.
  
  - Муж?.. Да ты посмотри на него! - судя по выражению лица принца, тот готов был вовсю расхохотаться. Как от очень удачной шутки. А старичок, не сдержавшись, сдавленно кашлянул в кулачок, тем самым маскируя сдержанный смешок: - Вот этот... скоморох твой будущий муж? Милочка, брось, не смеши, - на мгновение на его лице проявились прежние располагающие к себе черты весельчака Норма: - Вы, ребята, действительно вместе? А то по дворцу про вашу парочку разные слухи ходят. Слушай, ты брось это дело... Я-то куда лучший кандидат на роль жениха, скажи ведь? - Норман улыбнулся широко, смешливо и не менее отвратительно, чем он сам. Сын почти покойного короля и к тому же заядлый лицемер обернулся вокруг своей оси. Словно желая показать себя не только предполагаемой "невесте", но и всему свету в придачу: - И богат, и лицом мил, али не нравлюсь? Ты подумай хорошенько над моим предложением, ведь любому дураку известно, что принц всяко лучше шута!
  
  - Уж лучше сразу на бдение, чем вам в койку прыгать. Да и к черту мне ваши богатства, вкупе со смазливым личиком, - скривившись от отвращения, Эстед решительно сделала пару шагов вперед. Одновременно она угрожающе подняла голубовато мерцающую сферу над головой. И таким образом, будто замахивалась увесистым, округлым булыжником, грозящим угодить прямехонько в цель. Сияющим и слабо потрескивающим: - Лучше отзывайте свою железную саранчу, пока я не спалила здесь все дотла!
  
  - Вот ведь шельма, - сокрушенно покачав головой, принц незамедлительно щелкнул пальцами. Грохоча и испуская легкие клубы мелкого пара, стража покорно расступилась, неохотно освобождая нам дорогу: - А ведь все так хорошо начиналось...
  
  Однако венценосный представитель высшей знати так и не успел договорить. Эстед с силой швырнула мерцающий, огненный шар ему под ноги. В тот же миг, едва коснувшись нагретой солнцем, мраморной поверхности, шар взорвался с оглушительным, внезапным хлопком. Он располосовал воздух черными, густыми струями. Словно когтистая лапа дракона расчертила в воздухе три длинные, параллельные линии. Дым принялся стремительно распространяться по всему обширному пространству коридора, поглощая в себе всех, кто в нем находился.
  
  Неподвижные механические стражи, запаниковавшие принц, старик и мы с Эстед мгновенно растворились до состояния едва различимых силуэтов в этом темном тумане, неминуемо потеряв друг друга из виду. Я не медля сорвался с места, кинувшись в сторону Эстед, но мгновение спустя меня схватили за руку, а над ухом раздался тихий, успокаивающий шепот:
  
  - Фалко, скорее! Следуй за мной, пока у нас есть шанс сбежать отсюда.
  
  Облегченно вздохнув, и согласно кивнув, я, стараясь ступать по ковру как можно более бесшумно, покорно последовал за девушкой. Она мягко, но крепко взяв за руку потянула меня в сторону выхода. Мне оставалось только догадываться, как она может ориентироваться в этой непроглядной, густой пелене. Во вгоняющей в панику, бездонной тьме. В воцарившейся вокруг суматохе и сутолоке, мы, ловко лавировали меж скрежещущих, шатающихся из стороны в стороны тел. Мы продолжали уверенно продвигаться вперед. И как раз тогда, когда нам наконец удалось вынырнуть из дымной завесы, в спину нам ударил зычный, громогласный возглас взбешенного принца. Он налево и направо раздавал нерасторопным роботам отрывистые приказы:
  
  - Чего вы мечетесь аки мухи над тухлым мясом! Схватить их, схватить немедленно! Взять изменников, немедля!
  
  Но мы уже давно покинули дымное, мутное пространство. Оно напоминало потревоженную поверхность захламленного, илистого, мертвого озера, со дна которого поднялись тучные клубы залежалого песка.
  
  На наше счастье стража спохватилась слишком поздно. Мы, подгоняемые нашим общим страхом и триумфом, не чуя ног, вылетели из распахнутых настежь дворцовых ворот. Растолкали и сбили с ног, подвернувшихся под руку роботов и дожидающихся вердикта короля недавних музыкантов. Что-то мне подсказывало, что не смотря на наш с Эстед грандиозный провал, им вряд ли удастся получить работу у короля в ближайшее время. Даже если учесть, что нам - их главным, сильнейшим соперникам - путь во дворец, начиная с этого дня, пожизненно заказан.
  Примечание к части
  
  * Жалейка, брёлка - духовой язычковый музыкальный инструмент, славянскими народами исстари любимый, дожил до наших дней в своем первозданном виде - деревянная, тростниковая (камышовая) трубочка с раструбом из рога или бересты.
  * До́мра - русский, украинский и белорусский народный струнный щипковый музыкальный инструмент. Домра имеет корпус полусферической формы.
  * Регентство - временное исполнение королевских обязанностей.
  * Бдение или Колыбель Иуды - ноу-хау принадлежит Ипполиту Марсили. Имеет форму пирамиды. Жертва находилась на ее вершине. В свое время это орудие пытки посчитали лояльным - кости оно не ломало, связки не рвало. Сначала грешника поднимали на веревке, а потом усаживался на Колыбель, причем вершина треугольника вставлялась в те же отверстия, что и Груша. Было больно до такой степени, что грешник терял сознание. Его приподнимали, "откачивали" и снова насаживали на Колыбель.
  
  Атмосферная музыка:
  Antichrisis - Carry me down
  Тролль гнет ель - Сельдяной король
  Эльфийская рукопись Эпидемия - Королевство слёз
  
  
  Глава VIII
  Закат за закатом
  
  Мы стремглав выбежали за пределы дворца. Благо, стража оказалась не такой расторопной, как ее обычно расхваливали. Мы оказались на целиком запруженной народом, одной из самых широких улиц, ведущих к замку короля. Вполне возможно мне и почудилось, но когда Эстед на бегу передала мне мою потрепанную холщовую сумку, она стала гораздо тяжелее, чем прежде. Но на бегу я не придал тому особого значения. Серая мостовая, утоптанная многими тысячами пар ног, была залита солнечным светом. Низкорослые, приземистые дома, тесно прижимались друг к другу. Создавали в проемах между собой переплетения многочисленных, узеньких улочек. Они будто вены распространялись по всему городу, уводя в более бедную часть Замбаро. Именно туда я и потащил за собой свою спутницу. Прохожие не обращали на нас совершенно никакого внимания. Они были полностью погружены в свои дела и заботы. Изредка, если мне доводилось ненароком задеть или толкнуть кого-нибудь, в ответ мне летели лишь гневные взгляды и невнятное бормотание. Но на наше счастье никто не спешил преградить нам дорогу и помочь страже в нашей поимке. Народ был совершенно безразличен к происходящему. Мол, бегут себе, да бегут, лишь бы меня заодно не сбили. Это, несомненно, не могло не сыграть нам на руку. Поэтому мы поспешили скорее затеряться в пестрой толпе. А грохочущий лязг и скрип металла позади лишь подгонял нас не раздумывая мчаться вперед. Держа Эстед за руку, я упорно тащил ее, запыхавшуюся, вслед за собой, словно на буксире. Должен признаться, давненько я не бегал вот так. Конечно, мне не раз приходилось спасаться бегством от разъяренных зрителей, вдруг обнаруживших обман, а заодно и потерю кошелька. Но тогда я не чувствовал ничего, кроме азарта погони. Сейчас же к азарту примешивался страх. Я чувствовал себя загнанным зверем. И из моего красивого, теплого меха непременно сделают вполне себе добротную шубку, если я не потороплюсь и не буду стараться побыстрее шевелить лапками.
  
  И естественно, эта погоня не смогла не сказаться на мне отрицательным образом. Я резко нырнул в один из возникших на пути проходов в попытке сбить со следа погоню. Тут же я чуть не перекувыркнулся через тележку, доверху груженую тыквами. Ее вез какой-то древний, сморщенный старик, разодетый в мешковатую хламиду. В отличие от меня, он никоим образом не успел среагировать. Не успев затормозить, я, моментально выпустив руку Эстед. Затем с силой оттолкнулся от земли, и с разгону перемахнул через невысокое препятствие. Даже не обернувшись на застывшего в недоумении хозяина тыкв, продолжил мчаться в том же духе. Развеваясь на бегу, плащ Врачевателя Чумы придавал мне сходства с огромным, черным вороном. Железное сердце, и без того почти ушедшее в пятки, продолжало тяжело, надсадно биться в моей груди. Оно замирало всякий раз, как только позади раздавались чуть отдаленные, но отчетливые механические шаги.
  
  Нам с Эстед удалось добраться до торгового квартала. Он был наполнен лавками, мастерскими и лотками со всевозможной снедью. В том числе и второстепенными ответвлениями, укромными закоулками и злосчастными тупиками. Не желая и дальше испытывать судьбу, я, не раздумывая, проскочил в один из них. А заодно и увлек следом за собой насмерть перепуганную Эстед. Здесь повсюду в тени лежали сгнившие доски и прочий хлам. У одной стены находилось даже громоздкое, повозочное колесо, правда, без оси. Идеальное место, чтобы спрятаться, переждать погоню, поскорее прийти в себя. Затем, дождавшись, пока уляжется шум, покинуть пределы опостылевшей столицы.
  
  Отойдя подальше в тень, Эстед устало прислонилась к стене. Потом перевела на меня слегка помутненный, пристальный взгляд.
  
  - Если честно, я ожидала несколько иного финала. Хотя и этот оказался не плох. По крайней мере, нам удалось унести оттуда ноги.
  
  - Согласен, - кивнув, я, приблизился к ней, пристроившись рядом. Я пока не отошел от длительной погони: - Правда, немного жаль, что нам так и не удалось навестить его сокровищницу.
  
  - Да кому сдалась эта сокровищница? - тряхнув головой, девушка смахнула со лба спутанные пряди черных волос. Радостный, равномерный солнечный свет не был способен проникнуть сюда. Не касаясь мостовой, он неминуемо сталкивался с нагретой черепичной кровлей, низеньких, однотипных домишек. Но даже в этом приятном глазу, сыром и затхлом полумраке, я смог разглядеть слабую искорку в ее глазах, темно серых, как вечернее предгрозовое небо: - Разве не я самое лучшее твое сокровище или ты уже берешь свои слова назад?
  
  - Ты - не сокровище, - ответил я, с улыбкой посмотрев на нее: - ты - мое проклятие и одновременно самое лучшее, что когда-либо случалось в моей жизни.
  
  - Лестно слышать, - усмехнувшись, Эстед кивком указала на мешок с музыкальными инструментами. Для удобства я перекинул его через плечо: - Тебе не показалось, что он стал тяжелее?
  
  - Уж не хочешь ли ты сказать... - начал я, скептически приподняв одну бровь. Поистине, эта удивительная, чудная женщина никогда не перестанет меня удивлять! Что называется - связался на свою беду с ведьмой-полукровкой.
  
  - Открой его, - улыбнувшись, она слегка склонила голову на бок, внимательно наблюдая за моей реакцией. Словно кошка, издалека посматривающая за мелкой пташкой с перебитым крылом: - Может быть, найдешь что-нибудь интересное...
  
   Я осторожно развязал веревку. Раскрыв мешок, сосредоточенно пошарил в нем. Подметил, что помимо музыкальных инструментов и небольшого вороха пергаментных свитков, там определенно должно быть что-то еще. Через пару секунд, я, не скрывая благоговейного восторга, извлек на свет горсть небольших черных опалов. Они мягко переливались всеми возможными, радужными цветами, напоминая мне клочки бездонного, семицветного космоса. Смотря на драгоценные камни, я будто созерцал несколько пазлов мозаики, нагло украденной из другой вселенной. Кровавые рубины, розово-малиновые александриты, звездно синие сапфиры, ярко и темно зеленые изумруды. Все это ослепительно переливалось в моей ладони, немного подрагивающей от усталости и немалого изумления. Затем камни покорно ссыпались обратно, в широко раскрытую пасть холщового мешка. Еще как следует не придя в себя, я на время оставил в покое украденное. Как-то запоздало я понял, что все то, за чем мы так долго добирались сюда, то, ради чего столько пережили, то, ради чего чуть не поплатились головами, в итоге все равно лежит и безмятежно сверкает прямо у моих ног. Осознав, что в эту секунду мы с Эстед стали в сто крат богаче всех жителей столицы Замбаро вместе взятых, я недоуменно посмотрел на на свою спутницу. Я упрямо продолжал не верить в то, что наша безумная задумка в итоге завершилась успехом. И когда она это провернула? Как ей удалось? Да еще за такой краткий отрывок времени? Если бы я не знал свою напарницу почти всю свою сознательную жизнь, то наверняка стал подозревать ее в колдовстве. Хотя и прекрасно знал, что это все не более, чем просто грандиозный фокус и мастерская ловкость рук.
  
  - Смотри внимательней, Фалко, - наблюдая за тем, как я постепенно начинаю отходить от немалого потрясения, она растянула алые губы с самодовольной, заносчивой улыбке: - Лучшее-то на самом дне. Когда ты ушел я буквально весь тронный зал верх дном перерыла, а закончив, заодно не побрезговала заглянуть в комнатку принца... взяла то, что первым под руку попалось. Времени на выбор, к сожалению, оставалось немного.
  
  Послушав ее, я внимательней обшарил весь мешок. Пока не обнаружил то, на что она намекала. Вскоре я держал в руках переливающуюся самоцветами, восьмигранную корону. Ее пластины были исполнены из сверкающего золота, украшенного крупным черным жемчугом. Да еще с переливающимися драгоценными камнями, что словно светились изнутри. При виде всего этого великолепия у меня на пару секунд мгновенно отшибло дар речи. Из-за этого я смог прошептать лишь одними губами. Но вероятно, довольная собой Эстед прекрасно поняла меня без слов:
  
  "Корона принца Нормана"
  
  Теперь все должно быть по-другому. Совершенно иначе. Наконец у меня появилась возможность отсрочить свою смерть! Будучи вагантом, денег на новое сердце не заработаешь. Моим родителям и без того пришлось влезать в катастрофические долги, чтобы спасти мне жизнь. Теперь я смогу вернуть этот долг. А заодно и обзавестись новым, превосходным механизмом. Мне бы обеспечить себе еще хотя бы немного времени... Однако рядом с Эстед мне было бы мало и веков.
  
  - Хах, да он, небось, от злости лопнет, когда обнаружит пропажу, - после того как ко мне вновь вернулась способность говорить, я поднял на Эстед счастливый взгляд. Он немного помутнел от впечатлений, разом свалившихся на мою бедовую голову. Я в шутку поспешил водрузить на свою шевелюру этот тяжеленный признак королевской власти. При виде шута, напялившего принадлежавшую принцу корону, девушка не смогла удержаться от смеха. Внезапно, мне так сильно захотелось сказать ей, как сильно я люблю эту ловкую, пронырливую ведьму в цилиндре. Рискуя головой, она сумела проникнуть в покои принца и выудить оттуда не что-нибудь, а корону, предназначенную для грядущей коронации. Благодаря лишь ей одной нам удалось с успехом провернуть всю эту бредовую авантюру и выйти из воды практически сухими... причем за один день разбогатевшими не то что на несколько лет, на несколько жизней вперед. Принц да король с нашей небольшой "уборки" в конец не обеднеют. Наверняка в сокровищнице до потолков навалены целые груды богатств. Поэтому то, что лежало у нас в мешке, было лишь жалкой, не значительной частью того, что на самом деле припрятано у Гильема XIII за пазухой. Казалось, все мое существо, наконец, обрело долгожданный покой. Даже не смотря на то, что впереди оставалось самое трудное - выбраться отсюда невредимыми и как можно скорей.
  
  Подскочив к ней, я, пребывая в полном восторге, постепенно переходящем в радостную эйфорию, заключил девушку в крепкие, но нежные объятия. Слегка приподняв Эстед над землей, я пару раз крутанулся с ней вокруг своей оси.
  
  - Фалко, черт бессовестный, отпусти меня! - хохоча, девушка в шутку принялась отбиваться, после того, как я, зарывшись рукой в ее густой, слегка растрепанной шевелюре, мягко прижал ее к себе, попутно покрывая ее шею поцелуями. Это было единственное, до чего я мог дотянуться в тот момент. Ведь она, задорно смеясь, и выкрикивая мое имя, потешно пыталась увернуться от своего друга детства, в этот момент счастливого как никогда. Настолько счастливого, что я уже не мог сдерживать в себе всю эту радость, боясь того, что если вдруг сдержусь, попытаюсь подавить и спрятать ее глубоко внутри, она в отместку лишь разорвет меня пополам. Так пусть лучше часть ее достанется моей любимой. Пусть вместе нам будет одинаково хорошо...
  
  Вдруг между нами возникла гнетущая, натянутая тишина. Обняв друг друга в нелепом, сжигающем нас изнутри порыве страсти, мы словно изваяния застыли на месте. Замерли посреди сырого, полутемного пространства замбарской подворотни. На миг опустив взгляд с горящих желанием глаз Эстед в удаленную, затхлую тьму, я не мигая смотрел на два чуть удаленных друг от друга слабых огонька. Они то затухали, то вновь вспыхивали с новой силой, невольно привлекая к себе мое настороженное внимание. Их неровный, подрагивающий, искусственный свет показался мне подозрительным. Собрав в кулак всю свою волю, которая у меня была, я с неохотой отстранился от девушки. Моя реакция вогнала ее в недоумение:
  
  - Фалко, что ты...
  
  В ответ я быстро приложил палец к губам, давая ей знак замолчать. Прислушиваясь к отдаленному, неумолимо приближающемуся шуму я устремил уже почти привыкший к полумраку взгляд вперед. На меня в ответ, вылупившись своими стекляшками, смотрела лежащая меж досок, оторванная голова одного из стражей. Монотонно мигающий, ледяной и бесстрастный свет ее глаз прошиб во мне холодный пот. Через секунду, я уже ясно понимал, что все наши беды только начинаются... Наверняка эта злосчастная, проклятая голова, будучи отделенной от тела, продолжала подавать признаки жизни. Изначально эта ржавая железка посылала прочим стражам одной только ей ведомый сигнал, оповещая остальных о нашем местоположении.
  
  Скрипнув зубами от злости, я подскочил к ней. Со всей силы я пнул ее загнутым носком своего шутовского ботинка. Железяка, протестующе грохоча с оглушительным звоном отлетела во тьму. Затем, судя по звукам, с размаху приложилась о твердую поверхность отсыревшей стены. Это дало мне ясно понять - если мы не уйдем отсюда прямо сейчас, то будем обречены. Дальше прохода не было.
  
  Судорожно схватив за руку обомлевшую Эстед, я стремглав рванул к выходу из тупика. Однако тут же столкнулся с впалой грудью одного из механических стражей, вывернувших из-за угла. Я метнулся в сторону, в попытке обогнуть роботов, возникших из ни откуда будто черти из табакерки. Но путь мне сразу же преградил второй, сжимавший в руке альшпис*. В ужасе отпрянув назад, я завел Эстед себе за спину и постепенно принялся отходить во мрак. В это время роботы неторопливо и без лишних слов теснили нас к стене. Своим холодным расчетливым умом они прекрасно понимали, что бежать нам больше некуда. Они плохо держались на ногах, спотыкались каждые пять шагов. На вид их легко можно было сбить на землю. Но я сразу оставил эти попытки, с опасением не сводя глаз с заточенных копий и пик, направленных на нас. Вскоре, после того, как отступать уже было некуда и нас, объятых страхом, негодованием и злобой окружило плотное, ощеренное древковым оружием, механическое кольцо, я уже был готов к чему угодно, даже к драке. К драке с немалым риском быть заколотым насмерть или с размаху быть пронзенным острым наконечником одного из копий. Но драки так и не последовало. Неожиданно один из роботов, подпрыгнув ко мне, сильным и резким ударом обрушил на мою голову мощный железный кулак.
  
  Как подкошенный я рухнул на землю, и глаза мои закрылись сами собой.
  
  После чего на меня неминуемо накинулась тьма. Сквозь ее просветы я видел два мерно мигающих, отрешенных глаза злодейки-судьбы...
  
  ***
  
  Я очнулся внезапно, будто меня насилу выволокли из пруда, кишащего нечистью. Сквозь плотно сомкнутые веки я до сих пор продолжал видеть глаза подводных тварей - круглые, словно стеклянные. Светящимися фонарями, они пронзали потемки зеленоватой, морской пучины. Некоторое время я надеялся на то, что все это всего лишь на удивление реальный, страшный сон. Стоит мне только раскрыть глаза и я вновь окажусь в старой, снятой нами таверне, в полупустой комнате, рядом со спящей Эстед. Но чуть влажный, затхлый воздух, поверхность шершавой стены, которую я продолжал ощущать затылком, холодный, каменный пол, на котором сидел и плутающая в четырех стенах беспокойная тишина говорили об обратном. Открыв глаза, я огляделся: неясный полумрак, освещаемый лишь тремя широкими серебристыми полосками лунного света, струящегося из узкого окошка, под самым потолком помещения. Из окна, сквозь железные прутья проглядывал неразличимый впотьмах кусок дома и небольшой, усыпанный звездами клочок неба. Железная, наглухо запертая дверь, покрытая рыжими пятнами ржавчины, совершенно не пропускала сквозь себя какие-либо звуки. В эту крохотную темницу, нас кинули, будто щенят в мешок. Скоро он утянет нас на самое дно.
  
  Единственное, что не позволяло мне окончательно впасть в отчаяние, так это запоздалое осознание того, что Эстед по-прежнему была рядом со мной. Всем своим существом я ощущал ее ровное, спокойное дыхание. На вид она мирно, безмятежно спала, опустив голову мне на плечо. Сначала я хотел разбудить ее, но потом передумал. Сейчас я наверняка был схож с хозяином какой-нибудь кошки - пытался не шевелиться и дышать как можно тише и ровнее. Чтобы ненароком не потревожить ее хрупкий, временный покой. Мне оставалось лишь молча наслаждаться ее близостью, ее теплом, тем, что она как всегда рядом. Рядом, и в то же время несказанно далеко. В своих мыслях, в своих мирах, в своих догадках. В своих, ведомых только ей, снах. И лишь проблема, которая неминуемо грянет с закатом, оказалась общей печалью для нас.
  
  Вспомнив о том, что же нас ждет в ближайшие сутки, я невольно вздрогнул. Почувствовав мою беспокойную возню девушка, всегда спавшая особенно чутко, моментально открыла глаза. Мутным, блуждающим взглядом оглядев пространство вокруг, она обернулась в мою сторону. Сфокусировала на мне быстро проясняющийся и обретающий осмысленность взгляд. Взгляд, до краев наполненный ужасом:
  
  - Фалко, только не говори, что мы...
  
  - Не скажу, - быстро ответил я. На данный момент слова могли являться лишь успокоением, а не решением всех наших бед. Как и всегда это бывает в жизни: - Ты сама все прекрасно видишь.
  
  - О, подводные черти! - бросив затравленный взгляд в сторону железной двери, Эстед испуганно прижалась ко мне. Словно искала защиты. Возможно повинуясь отголоскам ее давней привычки. А возможно и потому, что по-прежнему отказывалась верить в то, что все это далеко не сновидения: - Я даже боюсь представить, что же теперь с нами будет...
  
  Я внимательно взглянул в лицо напарницы. В свете луны оно выглядело неестественно бледным. Полуразмытый, болезненный лик бестелесного призрака, ищущего своего успокоения в небесах и под землей, но так и не догадавшегося заглянуть в чуть приоткрытую дверцу мира живых. В глазах ее вновь заблестели слезы. В некоторой степени я даже немного завидовал ей. Ведь сам был сух и сплошь покрыт трещинами, будто выжженная солнцем пустыня. Пустыня, с гуляющими по ее поверхности рассыпчатыми барханами мыслей.
  
  - Знаешь, Эстед, после всего, что произошло по моей вине, я даже не удивлюсь, если ты так и не сможешь меня простить.
  
  - За что же мне тебя прощать? - она смахнула с лица прозрачные дорожки. Словно не хотела, чтобы в эту гнетущую, самую продолжительную в нашей жизни минуту, я видел ее беспомощность. Но ее на самом деле мне довелось узреть не раз. Хотя от этого я вовсе не был склонен считать ее слабой. Ведь по настоящему слаб тот, кто так и не сумел познать чудодейственную целебность слез.
  
  - За всю эту безалаберную затею с королем. За то, что потащил тебя через лес, где нас едва не обобрали, как липку. За то, что из нас обоих едва не сделали охотничьи трофеи в той убогой таверне на самой опушке. За то, чем могло обернуться наше необдуманное вторжение в тот чумной город. За то, что так сильно подвел тебя, по незнанию втянув во все это. За то, что обрек на гибель нас обоих, - перечисляя все свои прегрешения, я, вопреки всему, что говорила вездесущая религия, вовсе не чувствовал, что груз этой ноши стал для меня хоть немного легче. Мои слова лишь наглядно показывали, насколько тяжелы мои проступки. И как сильно я просчитался, думая о том, что мне удастся все исправить.
  
  - Нет, здесь я сама виновата, - тяжело вздохнув, она мягко провела тыльной стороной ладони по моей щеке. Словно лаская, пытаясь успокоить, пытаясь заставить поверить в то, что это еще далеко не конец. Сейчас мы поменялись ролями, которые нам приходилось играть всю свою жизнь: - Раз полюбила такого безумца как ты. Предложи ты мне пойти хоть на край света, пошла бы не задумываясь.
  
  - В таком случае, мы оба - сумасшедшие, - грустно улыбнувшись, я взял ее за руку.
  
  Мы устроились рядом друг с другом. Замолчали, в тишине обозревая каждый уголок, каждый закуток, каждую мелкую деталь нашего каменного склепа. Пытались найти хоть малый намек на спасение и с каждым разом все больше убеждаясь в обратном. Выхода нет. На закате меня со всем возможным пафосом, торжественной речью глашатая и под восхищенные охи и ахи толпы разлучат с головой. А Эстед придадут во власть Импийской Инквизиции. * И рядом с нами, жалуясь на свой сломанный хребет, притаилась тишина. Та самая тишина, что со временем перерастает в крик. Здесь я чувствовал себя несуразной птахой, запертой в клетке. Но, что странно, меня уже не тянуло на свободу. В эту бескрайнюю, далекую синь. За горизонт. Мои крылья словно обрезали, лишив возможности исцеления. Не обрезали - перебили. А ведь как близок я был к своей цели. Настолько близок, что даже смог прикоснуться к ней рукой. Прикоснуться и не удержать. Все в один момент рассыпалось в прах. За всю свою непродолжительную жизнь шута я еще никогда не чувствовал себя таким посмешищем.
  
  Краем сознания я подумал о том, что Толия на этот раз нет с нами. Но я постарался отбросить эту лишнюю мысль. Опять пытается где-нибудь чем-нибудь поживиться. Это как раз в духе нашего серого приятеля. Очень скоро он наверняка, лишившись временной семьи в виде нас, служившей ему старой-доброй кормушкой, одичает вновь. Как тогда, когда я, поймал его в одном из кабаков, где нам с Эстед пришлось остановиться. Тогда, когда решил оставить его себе. Наша встреча произошла совершенно случайно. Ведь юркая, маленькая, неприметная мышь вполне могла попасть под любую другую подошву и быть жестоко покалеченной или же вовсе раздавленной насмерть. Но "счастливчику" удалось таки познакомиться с каблуком Эстед и отделаться относительно легко. Правда получив на свою голову пару незначительных ожогов, которые в скором времени довольно быстро зажили. Наверняка моя подруга испугалась мыши еще вдвое больше чем Толий ее, и в панике чуть было не спалила до основания ни в чем не повинный кабак. Тогда мы довольно сильно рассорились с моей напарницей, и я ей в отместку решил оставить зверька у себя. Поначалу они оба смотрели друг на друга волком, но потом пообвыкли, притерлись, притерпелись к совместному существованию. Воспоминания об этом заставляют уголки моих губ непроизвольно приподниматься вверх. Интересно, как скоро Толий забудет о нас и как скоро найдет для себя новое убежище? Уже более надежное, чем жуликоватая парочка бродячих вагантов.
  
  За то время, что мы уже провели здесь, мне пришлось от корки до корки припомнить все свои прегрешения. Я поражался тому, как нас обоих еще земля носит. Наверняка с нашим-то образом жизни, до нас вполне могли бы добраться, если не загребущие лапы принца, то наверняка какие-нибудь придорожные разбойники, крестьяне, владельцы трактиров, пабов, кабаков, таверн и их посетителей. Не говоря уж о тех многочисленных толпах наивных, и с успехом обдуренных нами зрителей из самых различных городов. Так или иначе, умереть от рук палача много спокойней, чем от лап разъяренного, озлобленного, доведенного до ручки народа. Была бы его воля, он - этот народ - разорвал бы нас в клочья, если б мог. Ненависть кардинально преображает человека, делая из него либо животное, либо посмешище. Но в обоих случаях, конец может быть фатальным только для объекта его ненависти. Им же по своему несчастью, оказались мы. И завтра мы в полной мере познаем кару, которую заслуживаем. Мы получим хладнокровие, которого страшились, жестокость, которой добивались, терпение, которое испытывали, гнев, что так долго копился в душах и пустеющих карманах обманутых.
  
  Неожиданно мелькнувшая в проеме зарешеченного окна, странная тень заставила меня насторожиться. Подобравшись, я неотрывно наблюдал за смутно знакомым силуэтом, загородившим лунный свет. Свет, бьющий в прямоугольный, узкий проем, едва освещающий сплоченность каменных, однотипных стен. И двух притаившихся в углу, скрытых тенью узников. Эстед, почувствовав мое волнение, подняла взгляд к окну, и вместе со мной застыла на месте, не веря своим глазам. Тень явно принадлежала не человеку. Но у меня сложилось такое впечатление, словно я уже знаком с ее обладателем. Острые торчащие треугольные уши, грациозная, плавная походка, и подметающий землю длинный, кошачий хвост.
  
  Мгновение спустя и зверь, просунув голову сквозь решетки, мягко и бесшумно спрыгнул на пол. Сверкнул на нас желтоватыми, пронзительными глазами.
  
  Немая усмешка застыла на моих губах. Несомненно я узнал в нашей поздней посетительнице ту самую бурманскую кошку. Новая подружка Толия, чуть склонила голову, смерив нас изучающим, пристальным взглядом. Она осторожно подкралась к нам, в паре шагов остановившись. Вряд ли это можно назвать везением. Вряд ли это могло бы спасти нас из того, во что мы с таким шумом и треском вляпались. Но я был слегка рад тому, что животное не забыло о нас. Мало того, что не забыло - нашло! А случайное ли это стечение обстоятельств или насмешливый подарок судьбы - вопрос уж иного рода.
  
  - Ну, привет, красавица, - усмехнувшись, я осторожно протянул к зверю руку. Вопреки моим ожиданиям, посетительница не стала дичиться, шугаться или выказывать недовольство. Напротив, она, уподобилась домашнему, спокойному любимцу семьи. Не только позволила мне почесать ее за ухом, но и сама принялась ластиться ко мне, довольно, успокаивающе урча: - Не ожидал тебя здесь увидеть. Какими же судьбами ты здесь? Каким циклоном тебя сюда занесло, хорошая?
  
  - Ты правда хочешь это знать? - хитро сощурившись и продолжая ласкаться, ответила наша посетительница: - Почеши еще за ухом, мне это нравится.
  
  - Так ты, девочка, еще и говорящая? - этому открытию я не был ни капельки удивлен. Говорящих зверей в нашем краю хватало навалом и для местных они уже успели стать обыденностью. Кажется, я уже говорил об этом раньше. Странно, что кошка не удосужилась заговорить с нами ранее. Зачем же зверьку понадобилось заглянуть к нам в темницу? Элементарное, вполне человеческое желание попрощаться? Или нечто более хитроумное? Для меня не будет неожиданностью если и ее дружок Толий мышкует где-то поблизости: - Что же ты здесь забыла?
  
  - Перестань сюсюкать со мной, шут! - совсем по-человечески нахмурившись, кошка извернулась, и обиженно отошла от меня подальше: - Знаешь ли, Фалко, при первой нашей встрече ты вел себя со мной много уважительней!
  
  - Откуда ты знаешь мое имя? - а вот эта новость тут же выбила меня из колеи. Ведь насколько я помнил, при первой нашей встрече, я не обмолвился с кошкой и парой слов. Откуда она могла знать как меня зовут? Неужто негодник Толий нашептал? Вот сейчас мы это и выясним.
  
  - У меня нет времени на пояснения, - уходя от вопроса, ночная гостья обернулась в сторону зарешеченного окна, откуда только что появилась: - Эй, Толий, хитрая морда, чего ты там так долго копошишься? Ты же прекрасно понимаешь, что времени терять нельзя.
  
  И в то же мгновение кошка, к нашему немалому изумлению легко и непринужденно поднялась на задние лапы. Она принялась стремительно и неумолимо расти вверх, приобретая осмысленные, человеческие очертания. Темно коричневая, короткая шерсть постепенно исчезла, мускулистые, короткие лапы превратились в обычные, человеческие руки. Ее хвост резко уменьшился, а затем и исчез вовсе, стоящие торчком уши приобрели округлые, аккуратные формы и переместились на положенное им место. Усы преобразились в светлый, почти незаметный пушок над верхней губой. На голове, обернутой темным платком, образовались ломкие, светлые волосы, чем-то похожие на небольшую охапку соломы. Нагрудный доспех девушки, облаченной в бордовую тунику, еле заметно мерцал в слабом, серебристом свете луны. Все в ее облике за считанные секунды изменилось до неузнаваемости. Кроме диковатых глаз, в которых едва заметно читалось что-то кошачье.
  
  - Надеюсь, ты не забыл мое имя, Фалко? - уперев руки в боки, посетительница надменно вздернула подбородок.
  
  - Кенота? - вместо меня голос подала не менее пораженная Эстед. Как и у меня, у нее явно не укладывалось в голове все происходящее. Это явно забавляло нашу нежданную и от этого не менее удивительную гостью: - Разве ты баггейн?
  
  - О-о-о, ну это ты загнула, девица, - хохотнув, бывшая кошка оскалила мелкие, но на вид довольно острые, белые клыки: - Нет, всего лишь оборотень, - нетерпеливо обернувшись в сторону зарешеченного проема, где уже битый час мелькала еще одна незаметная, мышиная тень, посетительница недовольно заворчала. Ее голос можно сравнить с глухим, сиплым рычанием старой львицы, вынужденной следить за шаловливым, непоседливым молодняком: - Толий, ну долго ли изволишь ждать? Мы тут все уже скоро со старости помрем чего доброго.
  
  Ее каламбур пришелся мне по душе. Как только у нее еще находятся силы острить? Ведь все мы прекрасно понимаем, что вызволяя нас, она вполне может расплатиться обеими своими шкурами.
  
  Через некоторое время ей ответил недовольный, раздраженный писк. Толий, проскользнув сквозь прутья решетки, оказался на полу темницы. Держа в зубах что-то на вид довольно тяжелое, он, высоко задрав голову, поволок по земле облысевший, розовый хвост. Его семенящие, поспешные шаги сопровождало звонкое, мелкое позвякивание. Будто карликовый призрак бренчал своими миниатюрными цепями. Ловко прошмыгнув у ног Кеноты, он проворно подскочил ко мне. Затем обронив что-то прямо передо мной, стремительно взметнулся на плечо, цепляясь за мою одежду цепкими, крепкими коготками.
  
  Не медля, я дрожащей рукой подобрал с пола немного погнутое, металлическое кольцо. К нему была прицеплена увесистая связка ключей.
  
  Однако дрожь в руках и неестественно веселая полуулыбка мгновенно отступили дальше в свет осознания. Там они преобразились в смутные, едва различимые тени. Пусть ключи и были дверью к свободе для Эстед. Однако для меня они были лишь бесполезной грудой отягощенного годами железа.
  
  Не смотря на все старания Толия и Кеноты я не уже не мог выйти отсюда и вновь обрести свободу и счастье, которые в свое время успел упустить. Я должен был остаться здесь. Не ради себя, в ожидании скорой, безболезненной смерти, но ради Эстед. Лишь ради нее я останусь здесь.
  
  Двери открылись с гулким, кошмарным лязгом. Странно, что эти оглушительные, резкие завывания раненого подводного монстра не перебудили всю округу. Я галантно пропустил дам вперед. Они, не раздумывая, выскочили вон из опостылевших четырех стен. Даже не заметив того, что я так и остался в камере. А когда они оказались за порогом, стараясь сделать это как можно тише, захлопнул за ними дверь, повернув в замке нужный ключ. Отбросив связку в угол, я некоторое время продолжал молча изучать дверную поверхность. До тех пор, пока с той стороны не раздался громкий стук и едва слышный голос Эстед. Вероятно, девушки только что обнаружили мою пропажу и решили вернуться за мной. Лишняя трата времени... Лишние минуты, отведенные для побега:
  
  - Фалко? Какого рожна ты закрыл дверь? - не смотря на то, что голос Эстед был едва различим, я ясно уловил то, что звучал он слегка надтреснуто. Девушка явно пребывала в волнении, смешанном с неограниченным восторгом. Как жаль разбивать ее мимолетную радость в дребезги. Как больно ощущать его осколки, прочно застрявшие в обагренных кровью, изрезанных ладонях: - Прекращай дурить и выходи, мы же зря теряем время!
  
  - Уходите, - с силой впечатавшись лбом в железную дверь, глухо прохрипел я. Не на шутку испуганный такой переменой Толий резво соскочил с моего плеча. Переместился в тот угол, куда я не так давно отшвырнул ключи. Сквозь оглушительный грохот собственного сердца, отдающийся в висках, я слышал, как он растерянно семенит по полу, волоча тяжелую связку обратно. Но я не обратил на это никакого внимания даже после того, как он просительно поскреб мой ботинок когтями. Отныне для меня все кончено. Со мной было кончено: - Прошу вас, быстрее.
  
  - Как это понимать, Фалко!? - взвизгнув, Эстед с новой силой забарабанила кулаками в двери. Казалось, ей все равно на то, что ее могут услышать. Случилось то, чего я так боялся: девушку начинала охватывать паника: - Пожалуйста, нам нужно скорее убраться отсюда подобру поздорову! Почему ты не выходишь!? Фалко, немедленно открой!
  
  - Эй, ты меня слышишь, шут? - вслед за беспокойными, отрывочными фразами Эстед, до меня долетел обескураженный глас Кеноты: - Какой содомский бес в тебя вселился али ополоумел совсем? Не заставляй меня вновь обращаться в кошку и по новой лезть сквозь прутья!
  
  - Для меня совершенно нет никакого смысла идти с вами, - ответил я, изо всех сил стараясь унять прошибающий меня озноб: - Я останусь здесь.
  
  - Нет, Фалко, нет! - вскричала Эстед. В следующую секунду раздался оглушающий, дребезжащий гул. Вероятно с той стороны она со всей силой приложилась каблуком о дверь, совершенно не беспокоясь о состоянии своей и без того довольно крепкой обувки: - Милый, не тяни! В чем же дело? Выходи скорей, зачем ты тянешь время!?
  
  - Пойми, Эстед, им нужен я, а не ты, - плотно зажмурив глаза я постарался успокоиться. Постарался ничем не выдать свой страх. Страх того, что в любой момент нас могут услышать: - Это я подслушал заговор принца против короля. Они страшатся того, что я могу выдать их тайну общественности. Если я сбегу с вами, то нам вряд ли удастся спастись...
  
  - Что ты говоришь? - в голосе девушки слышались немалая боль и отчаяние. Я был крайне рад тому, что догадался запереть дверь изнутри. Иначе она уже давно тащила бы меня к выходу, а Кенота наверняка помогла бы: - Мне плевать, что ты им нужнее, мы сбежим вместе! Открой дверь!
  
  - Ты не понимаешь. Вдвоем мы будем выглядеть гораздо подозрительней. Мы не сможем уйти. Если они поймают нас вновь, так легко нам уже не отделаться. Твою пропажу они вряд ли смогут заметить, в то время как в моих поисках прочешут вдоль и поперек весь Замбаро...
  
  - Не говори ерунды! Мы вместе покинем этот город, Фалко, вот увидишь! У нас все получится, милый, прошу тебя! - Эстед по-прежнему отказывалась верить мне. Даже сквозь железную преграду, отделяющую нас в этот момент, я прекрасно чувствовал, как ее бьет нервная крупная дрожь. Она была крайне напугана и катастрофически близка к истерике. И поэтому, чтобы хоть как то переубедить ее, я решил воспользоваться самым главным своим оружием.
  
  - Я болен, Эстед, очень сильно болен. Вряд ли в таком состоянии, в каком я нахожусь сейчас, я смогу уйти далеко. Я буду только задерживать и тормозить тебя. Нас все равно схватят.
  
  - Какая болезнь, бестолковый ты чурбан, какая болезнь!? - по ту сторону двери уже принялись раздаваться резкие, рваные всхлипы: - Что ты мелешь, дурья башка! Или стражи последние мозги тебе отбили?!
  
  Сделав глубокий, тяжелый вздох, я поспешно поведал ей всю пугающую, неизлечимую суть своего недуга. Все это время за дверью царило лишь напряженное, сдавленное молчание. Чувствуя, что с каждым словом наношу ей все больше боли, я начинал постепенно ненавидеть себя за то, что говорю. С каждой сказанной фразой я словно вонзал тупой, кухонный нож ей в сердце. Отчетливо помню, как говорил, что никакая алхимия* и даже панацея* не поможет в моей беде. Помню, как говорил о том, что не хотел причинять ей боль, не хотел в страданиях умирать у нее на руках. Помню, как говорил, что не хотел стать для нее ходячей обузой, ибо с каждым днем мне действительно становилось все хуже. Помню, как молотом вдалбливал в нее правду, как словно коленным железом обжигал ее уши горечью своих слов. Помню, как говорил ей, что люблю, безумно люблю ее. Помню, как говорил, что делаю это только ради нее. Тишина в ответ лишь нагнетала, придавая больше остроты моим словам.
  
  Когда я закончил, между нами царило молчание. Даже Кенота, услышав мои оправдания, впала в осадок. Но больше я беспокоился за Эстед. Так долго она молчала, подбирая слова. Вскоре до меня донесся ее неровный, приглушенный голос. Он произносился тем самым тоном, когда в определенный период ее жизни, все в ней казалось потерянным:
  
  - Я все равно не понимаю, почему ты не сказал мне об этом раньше, - ее слова звучали, как обвинение: - А теперь выставляешь на показ всю изнанку своей жизни. Что ты еще скрываешь от меня? Поистине, я прокляла бы тебя десять раз, если бы могла.
  
  - Все люди и существа в нашем мире больны смертью, - стараясь скрыть печаль в голосе, отвечал я: - Этот недуг поражает с рождения всех без исключения. Все борются с ней по своему, но итог всегда один. Борьба наша сосредоточена лишь на том, чтобы продлить дни своего существования, а не излечиться. Моя борьба закончится на закате, - обернувшись, я посмотрел в сторону зарешеченного, тюремного окна. Или мне почудилось, или небо на востоке уже начинало понемногу светлеть? - Если уж ты так сильно любишь меня, как говорила совсем недавно, то лучше уходи... прошу тебя, уходи прямо сейчас. Пока не стало слишком поздно. И позаботься о Толие, пожалуйста, - подобрав с пола мышь, я вновь усадил его себе на плечо: - Не бросай его, один он совсем пропадет...
  
  - Хорошо, - донеслось до меня с той стороны: - Я сделаю так, как ты просишь... Как жаль что я не смогу увидеть тебя боле...
  
  Ее голос, будто снег на Вершинах Северных гор драконьих земель, все сильнее подмораживал меня изнутри. Тех самых гор, больше других приближенных к звездам.
  
  - Но почему же, очень даже сможешь, - приложив ладонь к двери, я буквально нутром почувствовал, как девушка делает то же самое с другой стороны. В этот момент мы были как никогда близки друг к другу: - Сразу после казни я буду ждать тебя в назначенном месте.
  
  - Где и когда? - на время ее голос слегка оживился. В нем забрезжила бредовая, ослепляющая надежда. Может быть она по-прежнему продолжала считать мои слова лишь шуткой?
  
  - В аду, дорогая моя Эстед, а время вполне можешь выбрать сама, - отвечал я с усмешкой: - Мне к тому моменту будет уже все равно, кроме одной мысли - дождаться нашей с тобой встречи.
  
  С той стороны до меня доносились отголоски ее слез. Я чувствовал их даже сквозь преграду железной двери. Но для моей бывшей напарницы я уже умер и вряд ли мог смахнуть печаль с ее лица. Я был сущностью, духом, полтергейстом - кем угодно, но только не живым человеком, способным обнять, утешить, пожалеть. С этого момента я был лишь тенью, лишенной хозяина. С трудом удерживаясь от того, чтобы не выскочить наружу, обнять ее, и крепко, до хруста в ребрах, заключить ее гибкое, грациозное тело в стальное кольцо своих рук, я смотрел себе под ноги, заворожено слушая как с окраин до меня доносятся захлебывающиеся крики проснувшихся петухов.
  
  Под дверью раздался какой-то шорох, и в просвете появилась знакомая, черная лента, которую всегда носила Эстед:
  
  - Возьми ее, - раздалось по ту сторону: - Пусть она будет у тебя. С твоим уходом мой огонь наверняка погаснет, и в знаке отличия для меня уже не будет необходимости. Возьми ее и помни - я с тобой до конца.
  
  
  Больше она не произнесла ни слова. Я понял, что она ушла, когда несколько раз позвал ее по имени, но ответа так и не получил.
  
  Подобрав с пола длинный отрезок узкой, темной ткани, я трепетно прижал его к своей груди. Словно это было самое дорогое во всем мире сокровище, которое невозможно купить ни за какие королевские богатства.
  
  Вновь устроившись в углу, где мы недавно обнявшись с Эстед, слушали биение наших сердец, я устало прислонился к стене. Намотав ленту на руку как это делала ее обладательница, я с грустной улыбкой обернулся к Толию. Он миниатюрным клубком свернулся на моей раскрытой ладони:
  
  - Одни мы с тобой остались, приятель, - сказал я глядя в его блестящие, черные глаза-бусинки: - Впредь береги себя, не позволяй никому топтать тебя и подпаливать усы.
  
  Мышь с интересом посмотрела на меня, пропищав что-то на своем языке.
  
  Улыбаясь, я еще некоторое время поговорил с ним, раздавая полезные, напутственные наставления. И когда утро принялось постепенно заявлять свои права на ночь, подошел к окну, и, слегка приподнявшись на цыпочках, вытолкнул недоумевающего серого друга на улицу.
  
  Некоторое время он отказывался уходить, семеня вдоль оконца. Он все пытался вновь протиснуться сквозь решетки. Но в ответ на его попытки, я каждый раз выдворял его прочь.
  
  Под конец, отчаявшись попасть обратно ко мне и быть не вытолкнутым на улицу по новой, он прощально взмахнул хвостом. Затем стремглав припустил прочь, после чего скрылся за одним из домов.
  
  Вымученно помахав ему на прощание, я вернулся в свой угол и принялся в одиночестве дожидаться появления стражей.
  
  ***
  
  Механическая королевская прислуга явилась по мою душу тем же вечером. Громыхая и позванивая, в замке медленно, осторожно повернулся ключ. Это заставило меня невольно вздрогнуть и обернуться в сторону выхода. Не дожидаясь, пока роботы войдут в камеру и вытолкнут меня из темницы, я безмолвно поднялся на ноги. Потом самостоятельно вышел в коридор. Он едва был освещен светом настенных факелов.
  
  Сгрудившись вокруг меня, прибывшие застыли на месте. Они отрешенно дожидались приказаний тюремщика. Вскоре тот соблаговолил объявиться. Старый, обрюзгший, но по случаю казни разодетый, как на парад. Он, лихо подкрутив седые усы, придирчиво осмотрел меня с головы до ног. Задумчиво почесав блестящую лысину молвил грубым, отрывистым басом:
  
  - А плащик-то у тебя добротный, шут. Хоть и потрепанный, но на мое плечо наверняка сгодится, - жадно сверкнув бесцветными, холодными глазами, он, кивнул одному из ближайших стражей. Отдал приказ: - Снимите-ка с заключенного накидочку, да рубаху, затем свяжите. Чего добру-то пропадать и для меня сойдет.
  
  Я едва сдержался, чтобы не фыркнуть в ответ. Жаль расставаться с подарком Врачевателя Чумы. Этот толстый боров сможет лишь осквернить ее своим бренным, оплывшим телом, да рубаху наверняка порвет. Только испортит и выбросит, знаем мы таких, которые "на глазок" могут определить: мала ли им одежка, али в пору? Куда ж ему, широченному, в мою шкуру лезть?
  
  Получив приказ, роботы моментально оживились, задвигались, приволокли откуда-то веревку. Грубо сорвали одежду, оголив меня по пояс. Протянув руки вперед и покорно сложив их, я беспрепятственно дал связать себя тугим, болезненным узлом, сильно сдавливающим кисти. На совесть повязали, все думают, что попытаюсь сбежать... чудаки. С таким же совершенным безразличием позволил под конвоем проводить себя вдоль по темному коридору. В нем светло оранжевыми пятнами, мимо меня промелькивали освещающие дорогу факелы. Слыша за своей спиной грохот шагов, ступающих по камню и резкие, приказные покрикивания тюремного начальства, я чувствовал себя марионеткой. Меня время от времени продолжали дергать за веревочки, заставляя шевелить руками и ногами. Что-то невидимое, но определенно вездесущее тянуло меня вперед. Грохочущие позади меня стражи едва поспевали за мной. Очень скоро мои ниточки оборвутся и я навсегда буду отрезан от той невидимой длани, направляющей меня на протяжении всего жизненного пути.
  
  Про вторую заключенную надсмотрщик не обмолвился ни словечком. Словно и не знал о ее существовании. Это заставило мои переживания о ней постепенно отойти на второй план. Вместе с Кенотой и Толием она уже наверняка находилась за много верст от этого места. Места нашей последней ссоры, последнего примирения, последнего прощания и первой любви, которой, к сожалению, тоже суждено было стать последней. По крайней мере для меня... И все же, не смотря на то, что сюжет легенды обернулся не в лучшую для меня сторону, я был рад, что мне довелось спасти Эстед. Хоть в чем-то я в своей жизни не оплошал. Сделал, как надо, пожертвовав собой ради ее шанса на спасение. Как и должно быть.
  
  Вскоре, после многочисленных поворотов, развилок и проходов, передо мной открылись дубовые, старинные врата тюрьмы. Подгоняемый сзади острыми, время от времени вонзающимися мне между лопаток, наконечниками копий, я был подхвачен первой волной многочисленной разношерстной толпы. Она раскинулась вдоль всей главной площади. Сколько народу пришло посмотреть в лицо моей смерти... Люди, гномы, гоблины, тролли, феи, эльфы, огры. Среди всего этого пестрого, цветного калейдоскопа я сумел углядеть несколько рогатых демонов в черных одеяниях, парочку непоседливых, юрких бесов, троицу уродливых циклопов, и даже одного великана, заинтересованно выглядывающего и скалящего зубы из-за городской стены. И все они пришли по мою душу. Все они желали видеть меня, все они с нетерпением дожидались развязки. Выходит, самую главную роль в моей жизни мне довелось сыграть отнюдь не во дворце короля, а на помосте, где меня терпеливо дожидался палач. Не ожидал, что мне удастся собрать такой аншлаг, что на широченной, центральной площади самого процветающего города в наших землях и яблоку негде будет упасть. Остается самое важное - сыграть отведенную мне роль как и подобает превосходному актеру... Сыграть, да так, чтоб еще на бис попросили, смотрящие. И на этот раз совершенно никакого обмана. Ибо от своей лжи уже успел устать даже я.
  
  Механическим стражам приходилось с огромным трудом расталкивать напирающую со всех сторон толпу. Увидев меня, все словно обезумели. Все тянулись ко мне руками и лапами, заходились истерическим, визгливым хохотом, высмеивали, выкрикивали мне в спину проклятия, рычали, клацали зубами. Они изо всех сил рвались в мою сторону, пытаясь отхватить хотя бы незначительный кусок моей плоти. Многочисленные лица, морды, рожи, лики были устремлены в мою сторону. Сверкающие лютой ненавистью и злобой глаза на некоторое время задерживались на моем бесстрастном, совершенно лишенном эмоций лице. Затем перемещались чуть ниже, где розоватым следом на болезненной, белой коже красовался жуткий, кривоватый шрам.
  
  А чего вы, спрашивается, хотели от такого бессердечного скота, вроде меня? Ожидать доброты с моей стороны наверняка было бы кощунственно. За много лет своей жизни мне достаточно довелось насмотреться на различного рода упырей и вурдалаков. Из-за этого можно сделать вполне себе простой вывод - эта площадь совершенно безлюдна сейчас. Ее заполонила нежить. Что ж, пусть наслаждается грядущим представлением. Я буду стараться, чтобы все прошло как можно более гладко. Ибо это единственный шанс искупить все свои грехи, которые смогли собрать столь многочисленное столпотворение. За каждый грех по одной нечисти... Не дурно, вагант, однако не дурно, но кто же сможет оценить размах моих действий в полной мере? За них же меня и судят. И вряд ли они могут подлежать конструктивной оценке.
  
  Наконец, стражам удалось расчистить дорогу, и я беспрепятственно взошел на помост. Подталкиваемый парой роботов, я медленно и торжественно дошел до середины, остановившись на самом краю так, чтобы все могли хорошо меня видеть. Поистине, уроки актерского мастерства могут пригодиться в любой ситуации - даже подобной этой. Остальные роботы остались внизу, преграждая дорогу на помост для тех, кто еще пытался взобраться туда следом за мной. Что ж, игра одного актера началась.
  
  После нескольких минут ожидания, объявился королевский глашатай. Подобающим образом облаченный в дорогие, с иголочки наряды, в честь такого знаменательного случая, он чинно и неторопливо прошелся по дощатому помосту. Затем, погрозив кадуцием* одному из не вовремя возникших на пути, зазевавшихся стражей, остановился на почтительном расстоянии от меня. Низко поклонившись принцу, который вальяжно расположился на широком смотровом балконе, и которого я поначалу, даже не заметил, герольд ловко извлек из-за пазухи небольшой свиток. Развернув его, с выражением, эмоционально и пафосно принялся зачитывать на потеху публике все мои прегрешения. Да с таким выражением на багровом, лоснящемся лице, словно без него никто из присутствующих и помыслить не мог в чем же меня обвиняют:
  
  - Сий странствующий вагант, известный под неким простонародным именем "Фалко", начиная со вчерашнего дня ровно пополудни, был уличен во вступлении в сговор с некоей преступной шайкой, что нашла в себе дерзость замыслить козни супротив Его Величества несравненного Гильема XIII...
  
  Присутствующие внизу зло, протяжно загудели. Свист, гомон и гам волной пронесся над народом. Он негодовал от такой неслыханной дерзости какого-то заезжего, жуликоватого ваганта, которому уже давно бы пора на виселицу. Гул и давка вблизи помоста лишь усилилась. Однако через некоторое время все зрители в страхе были вынуждены замолкнуть и в испуге втянуть голову в плечи. Над площадью пронесся оглушительный, вибрирующий рев разбушевавшегося Стасия, которому наверняка уже успела осточертеть вся эта суматоха и сутолока. Явив свою узкую, чешуйчатую морду над городскими стенами, дракон глянул на собравшихся таким взором, что многие из них аж присели в страхе, боясь, что ящер в любую минуту не сдержится и с силой полыхнет огнем. После того, как все мало помалу успокоились, герольд с благодарностью кивнул озлобленному на весь мир дракону, и продолжил зачитывать текст как ни в чем не бывало:
  
  - ... несравненного Гильема XIII. Так же, не считая самого наиглавнейшего его проступка, а именно государственной измены, обвиняемый так же был уличен в многочисленных кражах, мелких и крупных аферах, заключающихся в основном в обворовывании честного народа, сотрудничестве с некими темными силами, а если быть точнее - лицами, имеющими некоторые предрасположенности общения с черной магией во вред людям, покушении на королевскую казну...
  
  Я почти не слушал говорившего. Взгляд мой был устремлен мимо толпы, так и прожигающей меня обвиняющими взглядами исподлобья.
  
  Так как я говорил совсем недавно? На каждого волка свой волкодав. И когда это я успел стать хищником, повинным в опрометчивом решении показать зубы старому, полуослепшему, но чистокровному и от того раздувшемуся от собственной важности старому кобелю, чья жизнь могла стоить стольких бессмысленных смертей?
  
  Да и какова, однако, ирония. Хотел всего лишь обокрасть короля, а в итоге стал повинен в государственной измене... как странен мир и какой искушенной иной раз бывает судьба. Близка приманка, да капкан мешает...
  
  И тут я окончательно перестал слышать то, что говорил этот напыщенный, разодетый в шелка королевский индюк в вычурной треуголке. Совершенно прекратил чувствовать на себе полные ненависти взгляды. До меня больше не долетали резкие, вгоняющие в ступор звуки затачиваемого палачом топора. Все для меня стало немым, бесцветным, нематериальным. И лишь один единственный человек, стоя на своем островке тихой скорби, бушующей в океане всеобщей ненависти, мог разогнать это мимолетное, черно-белое наваждение.
  
  Остекленевшим взором я встретился глазами с Эстед. Она стояла посреди толпы, не замечаемая никем, кроме меня. С повязанным на голове темным платком, который должен был скрыть ее основные приметы, какие знал каждый из здесь присутствующих. Тихо притаившись как мышь, она стояла вблизи помоста. При виде ее мое сердце пропустило удар. Значит, не ушла. Осталась, как и обещала. Механическим движением я сжал в кулаке обрывок черной ленты, обхватывающей мое запястье. Нервная дрожь мгновенно прошлась по моему телу. Внезапно я ощутил, как неистово пылает моя кожа, загораясь в немой жажде ее прикосновения, ее ласки, ее любви, которая едва заметными угольками мелькала в ее взгляде. Угольками почти потушенного, полуживого костра, постепенно принимающегося остывать. Внутри я ощутил пробирающий до костей жуткий холод. Звуки и краски стали для меня такими же, как и прежде. Сейчас я как никогда остро слышал все, что находилось вокруг. И отчетливей всего до меня доносился мерный, ровный, почти успокаивающий звук затачиваемого топора. У ног застывшей и серой, как камень девушки я заметил мелькнувшую и скрывшуюся в толпе кошачью тень. Однако, не смотря на то, что довольно скоро потерял ее из виду, я прекрасно знал, что Кенота по-прежнему продолжает наблюдать за мной. Толий, сидящий на плече Эстед, смотрел на меня по-настоящему потерянным взглядом, если только мыши вообще способны так смотреть. Узрев их троих, я не смог сдержать своей фирменной полоумной улыбки. Как приятно и странно осознавать, что они, в особенности Эстед, на свой немалый страх и риск, пришли проводить меня в мой последний путь.
  
  Губы Эстед слегка подрагивали. Покрытое красными пятнами лицо, оставалось единственным, где не читалось ни злобы, ни отвращения, ни презрения. Трепещущие, густые ресницы, смахивающие остатки былых слез, и глаза - эти ясные, еще полные жизни глаза. Вскоре они станут пусты. Среди всей этой раздраженно притихшей, озлобленной нечисти она была единственной, кто по-настоящему жалел о том, что все вышло именно так. Надеюсь, эту пустоту в ее глазах в итоге сможет заполнить другой человек, более достойный стать ее счастьем... Более достойный, чем я. И как бы больно, как бы невыносимо мне было думать об этом - представлять ее в чужих объятиях другого, словно наяву видеть, чужие прикосновения к ней, неизвестный, мужской голос, шепчущий ей самые различные изощренные признания, на произнесение которых у меня самого не хватило ни смелости, ни решительности - я все равно продолжал от всей души желать ей счастья. После всего, что ей довелось натерпеться со мной, судьба просто обязана вознаградить ее за невероятное терпение и небывалое снисхождение ко мне.
  
  Присутствие Эстед словно придало мне нужных сил, чтобы я смог выдержать оставшуюся часть представления до конца. Я вскинул подбородок, выпрямился, гордо расправив плечи - на зло всем вокруг я старался не выказать своего страха. Ведь оного они все с таким нетерпением ждали. Испорчу всем малину на последок. Да, я таков, какой я есть. Чего же взять с моей дурьей башки, которую все равно отрубят в итоге?
  
  Мой мимолетно устремленный в быстро темнеющее небо взор поймал знакомый, черный силуэт. Он был хорошо различим на фоне кровоточащего заката.
  
  Огромный ворон с алым взглядом, возник буквально из ниоткуда. Сделал почетный, величественный круг над притихшей площадью. Ни разу не взмахнул крыльями. Спокойный ветреный порыв смиренно держал его на лету, из-за чего парящая в воздухе птица, не совершала ни единого лишнего, бесполезного движения.
  Немного покружив над головами собравшихся, мой старый-добрый приятель приблизился к помосту. И вдруг, поймав мой удивленный, не верящий взгляд, он бесшумно опустился мне на плечо, болезненно впившись в него когтями. От них у меня осталась пара розоватых, мгновенно проступивших на коже царапин. Ощущая его живой, материальный вес на своем плече, чувствуя пристальный, безжизненный взгляд Эстед, зная, что где-то поблизости кошачьей походкой бродит Кенота, а Толий вместе с ними остался со мной до конца, я продолжал молча, безумно улыбаться в глаза недоумевающей от такой наглости публике. Хотел бы я, чтобы эта улыбка так и застыла на моем лице после моей кончины. Чтобы напоминала всем и каждому, что не каждого человека можно сломать окончательно. В особенности, когда у него есть те, кто не перестает верить в него в самые трудные, печальные минуты его жизни. Пусть даже во время смертной казни.
  
  За своими размышлениями я даже не обратил внимания на то, как напыщенный глашатай закончил свою речь. Облаченный в хламиду, рогатый палач, скрывающий свое вытянутое лицо, имеющее звериные очертания, под непроницаемой тканью, громко затопал по деревянному полу своими тяжелыми, кирзовыми сапогами. Приблизившись ко мне сзади, он заставил меня опуститься перед плахой. С силой надавил своей лапищей на мое свободное плечо. Огромного внушительного на вид ворона он даже не подумал отогнать. Мол, сам слетит и взметнется вслед почти скрывшемуся за горизонтом солнцу, когда время придет. Заодно и прихватит эту бедовую шутовскую душу.
  
  Восхищенный, неровный вздох толпы.
  
  Топор, со свистом рассекающий воздух.
  
  Оглушительное воронье карканье у самого уха и тихий шелест глянцево-черных перьев.
  
  Это было последним, что я услышал, а острые птичьи когти, болезненно вонзающиеся в мое плечо, были последним, что я успел почувствовать.
  
  А затем все это в один момент перекрыла тьма. Однако даже она не смогла заглушить знакомый, шепчущий голос, все зовущий меня по имени. Как странно, что даже после смерти я не перестаю отчетливо слышать свою любимую. Наверняка она настолько сильно нуждается во мне, что я по-прежнему чувствую ее где-то совсем близко... как всегда рядом... и как всегда далеко. Но на этот раз нас разделяют миры, а вовсе не расстояния. Но раз я так сильно нужен ей, то я уже не буду думать, куда мне податься в обличии призрака, ибо мой дух всегда будет с той, которую я так сильно любил при жизни... ровно как и обещал в далеком, полузабытом детстве я всегда буду с ней.
  
  Слабо улыбнувшись, я делаю широкий шаг навстречу забвению. Оно все продолжает звать меня голосом милой танцовщицы с огнем, чье пламя непременно осветит мою долгую, вечную дорогу во мрак...
  
  Примечание к части
  
  * Альшпис - западноевропейское холодное оружие, короткое копье с дискообразным ограничителем.
  * Импийская Инквизиция - ( от лат. "impia" ) - нечестивый
  * Алхимия - попытки изобрести универсальное лекарство, искусственно добыть золото или серебро.
  * Панацея - мифическое лекарство от всех болезней.
  * Кадуце́й (лат. caduceus), или керикион - символический жезл глашатаев
  
  Атмосферная музыка:
  Abney Park - Breathe
  Эльфийская рукопись Эпидемия - Романс о слезе
  Мельница - Овечка
  
  
  Глава IX. Букет маков
  
  -... Слыхала, кума, нынче в народе новость какая бродит? - идя по мощеной, серой мостовой, спрашивала свою подругу престарелая служанка местного графа.
  - Ох, некогда мне, дорогуша, сплетни-то собирать, - пожаловалась женщина постарше. Поудобнее перехватив тяжелую, плетеную корзину с покупками, быстро поправила съехавший на бок накрахмаленный чепец, - Хозяин ныне совсем распоясался. Как дите малое, мать его ети! Принеси то, подай это, сбегай за тем! Житья от него нет никакого.
  - Так и на казни не была, поди?- вопросила служанка.
  - Да куда уж там! А кого казнили?
  - Вот ты, мать, действительно от жизни отстала, - мечтательно вздохнув, осведомленная собеседница помолчала немного, а потом выдала: - Да шельмеца одного, того самого пройдоху из Филардо... Или из Санто? С ведьмой-то все якшался? Как бишь его?
  - Да не уж то сам Фалко? - ахнула ее несведущая подруга.
  - Он самый, - многозначительно кивнув, ответила сплетница.
  - А за какой грешок?
  - Всего и не упомнить. Много по его душу проступков навешали. Но главное, говорят, на самого короля покушался. Перепугал старика до смерти, вот того и прихватило. Сбылось, значит, врача пророчество.
  - Того молодого врача короля? Того самого, которого Гильем же и повесил после чумы, а тело предал землям Винтаро?
  - Вестимо. После того случая в чумном городе и началась чертовщина. Говорят, призрак врача и по сей день там свой порядок наводит.
  - Все ты знаешь, старая перечница, - завистливо скривилась подруга.
  - Да не старей тебя, кума. Вот только девку-то больно жалко.
  - Какую такую девку? - спросила собеседница, останавливаясь у одной из лавок вдоль торгового ряда и придирчиво рассматривая корзины с овощами.
  - Да ведьму евоную, - ответила сплетница, провожая недобрым взглядом оборванного мальчишку, нечаянно задевшего ее в толпе. Чтобы не мешать проходу, она поскорей посторонилась и ближе придвинулась к подруге, - Что-то с ней будет. Он хоть и был бесом и дураком, да простит мне бог такие слова, но слухи ходили, мол, она его родная сестра...
  - Врут все твои слухи, - резонно заметила графская служанка, тщательно присматриваясь к аккуратно разложенным кабачкам, - Ты хоть раз их вживую видела? Они ведь вообще друг на друга непохожи.
  - Да кто их знает. Одни говорят, когда в темницу их посадили, девка-то оттуда исчезла. Другие говорят, мол, не было ее вовсе. Он один там остался, да и принял смерть свою по дурости. А ее так и не нашли, потому что ведьма...
  - Так или иначе, мы о том уже не узнаем, - философски заметила подруга, расплачиваясь за кабачок, - Кстати, касаемо ведьм... Как там твоя хозяюшка поживает? Никак все чудит?
  - Ох, и не спрашивай, мать, - притворно жалостливым тоном ответила сплетница, - Ох и не спрашивай.
  Обойдя высокую, темноволосую девушку, чья голова, как в трауре, была покрыта платком, скрывающим лицо, служанки проследовали дальше. А незнакомка, некоторое время постояв в тяжелом раздумье, направилась в противоположную сторону. Из широкого рукава ее мешковатого платья, сшитого не по плечу, выглянула серая мордочка маленькой мыши. Тут же, ослепленная дневным светом, она исчезла вновь. Опустив взгляд в землю и едва дыша, незнакомка торопливо продвигалась в направлении городских ворот. Сейчас меньше всего она хотела быть узнанной. Времена опьяняющий славы и триумфа, когда ее мог узнать любой, бесследно канули в лету.
  То и дело вздрагивая и настороженно оглядываясь вокруг, девушка прошла по мосту, переходящему через небольшую канаву. На пару минут она остановилась посреди моста, вдыхая спертый городской воздух. А после исчезла за тяжелыми воротами, являющимися единственным входом и выходом из столицы Замбаро. А следом за ней, не отставая, трусила важная на вид бурманская кошка.
  Казалось бы, на этом и оканчивается средневековая история о двух влюбленных, которых так скоро разлучила судьба. Но у всего есть свое продолжение, даже у смерти. Тем более, если о тебе по-прежнему продолжают помнить. Так же и у этой легенды нашлось послесловие. Увы, Фалко, будучи мертвым, едва ли сможет поведать его вам, и поэтому сей рассказ придется завершить мне. Стоило немало трудов и усилий найти окончание, столько старинных свитков и книг перечитать в древних, запыленных архивах, чтобы найти нужное. И поэтому с превеликим удовольствием я, летописец из Филардо, поведаю вам о том, что случилось вскоре.
  И вот, собрав волю в кулак, решила Эстед просить чумного врача вернуть обратно ее любимого и ради того готова была она пожертвовать многим. Вместе с подругой своей Кенотой и другом своим Толием отправилась она в чумной город Винтара искать того, кто мог бы помочь ей вернуть любимого. Выслушал ее черный доктор, пораскинул мозгами, щелкнул стальным клювом да согласился, коли принесет она для него букет маков, растущих неподалеку от города. Отправилась Эстед на маковое поле да стала собирать алые, цвета крови, цветы. И слышит вдруг она: кто-то зовет ее голосом и знакомым и неизвестным. Слышала она его раньше да позабыла о нем. Обернулась, ребенок бежит. А следом за ним еще один. Оба черноволосые, оба зеленоглазые. В обноски одетые, улыбаются радостно, кличут откуда-то из тумана. Вспомнила бедная Эстед о Фалко, так похожи были на него детки, точно две капли воды, такие же как он в детстве и расплакалась слезами горькими. Дети перестали бежать к ней, остановились, переглянулись да растаяли аки сизый дым. Плачет она, да маки собирает. Плачет, да собирает. Собрала цветы. Оказалось их ровно тридцать. Понесла она их обратно к черному врачу. Принесла, положила у ног его алый букет, упала на колени, а сама взором стеклянным смотрит вдаль. Там, как ей казалось, видела она будущих детей своих.
  Склонил черный врач голову, молвил слова роковые: ' Образом таким расплатилась ты за любимого своего. Сколько цветов собрала ты, сколько лет жизни у тебя отнимаю, сколько собрала ты, столько лет жизни дарю я возлюбленному твоему.' Сказав это, исчез он совсем. Огляделась заплаканная Эстед, ни души вокруг. Вдруг, донеслись до нее знакомые мотивы лютни, на которой некогда играл безвременно почивший шут. Пошла она на звуки. Но ноги не шли. С трудом заставляла она себя идти на звуки лютни, как тогда, когда заставлял ее идти Фалко на звуки скрипки. У самой окраины увидела она силуэт любимого, бросилась к нему навстречу. Он, в свою очередь, увидев ее, так же кинулся к ней. Встретились, обнялись. Эстед заплакала от счастья, Фалко рассмеялся от пережитого горя. И пообещали друг другу они никогда не расставаться вплоть до смерти окаянной, которая следовала за ними. Тридцать шагов сделала к ним смерть. По одному шагу за один год. И настигла таки под конец...
  После встречи они решили навсегда покинуть страну. Находиться в родных краях было слишком опасно. Любой мог издалека заприметить и признать их, не смотря на хорошую маскировку. Позже им пришлось сменить и имена. Отныне Фалко и Эстед для прочего мира больше не существовали. В связи с этим было очень трудно найти хоть какую-то информацию о них. Но после смерти вагантов, правда о их жизни стала постепенно проступать перед глазами и становиться все отчетливее, как пятно на рваной мантии истории.
  Ровно через три года умерла от родов бедная Эстед, ибо суждено ей было жить пятьдесят пять лет. А Фалко оставался доживать отложенные чумным призраком двадцать семь. Долго он убивался после кончины любимой, но должен был он как-то жить, ибо не оставлять же детей без отца сиротами. Была бы воля его, давно бы ушел он вслед за любимой, да дети держали его, не давали вспорхнуть раньше времени. Как был он с двумя ртами на руках, да так и пошел дальше по свету. Вскоре Фалко прибился к веселой и шумной ватаге бродячих циркачей. Там он нашел, как и друзей, так и врагов. Старая цыганка, с которой ему удалось спеться довольно быстро, напророчила ему долгую жизнь и быструю, спокойную смерть. И в то же время один из актеров, по видимому узнав его, пригрозил сдать его железной страже покойного короля, если в ближайшем времени он не покинет их труппу. Как видите, предатели бывают как среди чужих, так и среди своих, и поэтому, не прошло и года, Фалко сбежал. С того момента он всегда действовал в одиночку и никогда не приближался к собратьям.
  Сколько не было бы женщин на его пути, но не смог он забыть любимую свою каналью. Сердце его железное сейчас было мертво окончательно и не грело его так, как раньше. Только в детях нашел он желанное успокоение. А дети оба пошли в родителей. Прирожденные циркачи-ваганты. Оба черноволосые, оба зеленоглазые, ни дать не взять, все в шута-отца. Один прекрасно умел петь и танцевать, другой прекрасно умел играть с огнем и музицировать на любом музыкальном инструменте. И вот когда младшему исполнилось двадцать, а старшему двадцать три, отпустил их утомленный жизнью Фалко на все четыре стороны, дал им отцовское благословение, а оставшись один, ушел на озеро к знакомой русалке да и утоп там, не дожив на свете положенные четыре года...
  Отправились дети их странствовать по свету да много приключений нашли они на свои шутовские бедовые головы. Многие слухи ходили о них неспешной поступью важных писаний. Мол, младший брат драконов приручал, украл яйцо грифона с вершины самых высоких гор, да разгадал секрет камня философского и стал на всю жизнь богат сказочно. Мол, старший брат прокатился раз верхом на пегасе и удалось выжить ему, взглянув в глаза василиску, а вскоре женился он на лесной гиане.
  А Фалко и Эстед, как говаривает легенда, вместе очутились по ту сторону света и тьмы, в мире ином, параллельном, где ничто не могло разлучить их. Смеялась и радовалась бедная Эстед, встречая возлюбленного своего у входа во тьму, проронил слезу несчастный Фалко, сетуя на то, что так долго были они в разлуке.
  И по сей день сказывают о них самые разные легенды, небылицы да вымыслы. Как незадачливый Фалко от упыря спасался, да как Эстед в трактире тролля обобрала до нитки, как Фалко с лешим эль попивал, да как Эстед с помощью магии подпалила хвост одной зазнавшейся русалке... Что из того правда, а что чистой воды вымысел ужо разобрать невозможно... Но одно из всего рассказанного точно есть святая правда - раз уж встретились они в мире ином, встретятся и еще раз в мире и этом. Под другими именами, другими личинами, под другими историями обязательно встретятся. И вновь полюбят друг друга, ибо любовь такая живет сквозь века. Как дракон, она долгожительница, ничего не делается ей с летами, и, как вино, становится она все крепче...
  
   Примечания:
  
   Атмосферная музыка:
  Наследие вагантов - Дорожная баллада
  Наследие вагантов - Два ваганта
  Сплин - Моя любовь
  
  
  Эпилог
  
  Начало XXI века.
  
  
  Оглушительный, восторженный рев и одобряющий вопль толпы невидимой волной прокатывался по огромному, просторному помещению. Оно освещено лишь кровавым светом прожекторов. Свист, ор, гам вкупе со звуками тяжелой, громкой музыки создают потрясающее впечатление. Оно заставляет людей двигаться, хлопать, мотать головами и подпевать нам нестройным, многоголосым хором. Сероватый туман тонким ковром стелется по сцене. Постепенно распространяется и поглощает в себе четыре едва различимые, темные фигуры. Одна на барабанах битый час отбивала сложный, дробный ритм. Еще одна на клавишных стояла чуть поодаль, и ловко перебирала пальцами на инструменте. Еще две фигуры с электро гитарами. Одна стояла в центре вблизи микрофона, другая чуть сбоку. Облаченные в темные, кожаные одежды они являли собой что-то сюрреалистическое. Явно пришедшее не из мира сего. Встряхнув длинными, черными прямыми волосами до плеч, я, растянул бледные губы в широкой, полусумасшедшей улыбке. Затем взял очередной, нужный аккорд. Мой голос, раскатами грома блуждающий по помещению был полон силы и энергии. Она лилась из самых недр моей мрачноватой души. Она заряжала столпившуюся у сцены публику своим драйвом и неисчерпаемой жаждой жизни.
  
  - Весь день гулко машины гудят,
  В пробке хочется дико завыть,
  А водилы психуя кричат,
  Ближних грязью спешат все облить.
  
  Машины стоят в стойке смирно,
  Дым и смог обесчестили небо,
  Но свобода в дали парит мирно.
  Сдав назад я иду за ней слепо.
  
  Эта наша последняя песня на сегодня. За весь этот день мы уже успели отыграть пару концертов и были основательно вымотаны. На неестественно белом, покрытом слоем грима лбу уже виднелись мелкие капельки пота. Однако пальцы продолжали по прежнему перебирать струны. Голос как всегда оставался ровным, и только темно зеленый омут глаз выдавал едва заметную усталость.
  
  - И среди дня
  Фигурка видна
  Фигурка бледного мрака.
  
  Верно он служит
  За граммы свободы
  Знамя личности в облаке кружит.
  
  Верное знамя,
  Свободное знамя,
  Проложит мне путь будто пламя.
  
  Покачиваясь из стороны в сторону, публика охотно повторяла за мной слова припева. В едином порыве поднимала в верх сжатые в кулаки ладони с оттопыренными указательным пальцем и мизинцем. Свет прожекторов был слегка приглушен. Он едва высвечивал наши фигуры. От них постепенно остались лишь силуэты.
  
  - У обочины стонет бродяга,
  Весь избитый он тонет в дыму,
  Вновь попал человек в передрягу,
  Выбираясь из тьмы шел ко дну.
  
  Скоро след наш догонит патруль,
  И дубинка коснется виска,
  И почуем мы свист диких пуль,
  В этом мире мы все как в тисках.
  
  И среди дня
  Фигурка видна
  Фигурка бледного мрака.
  
  Верно он служит
  За граммы свободы
  Знамя личности в облаке кружит.
  
  Верное знамя,
  Свободное знамя,
  Проложит мне путь будто пламя.
  
  Выкрикивая слова песни я, не переставая, внимательно рыскал глазами в толпе. Черт, где она? Где? Обещала ведь прийти сегодня на концерт. Неужели забыла? А жаль, ведь последние строки, которые я добавил относительно недавно, были посвящены лишь ей одной. Вполне возможно, она в какой-то момент смогла бы уловить их истинный смысл...
  
  - Детка, ты меня сразу убила
  Подожгла же меня без огня,
  Но взаправду ль меня ты любила?
  И боялась ль меня потерять?
  
  Мы - реалии этого мира,
  Отражения прошлых побед,
  Поражения нам не простила,
  Та судьба, что добавила бед.
  
  Для меня группа вся как родня,
  И плевали мы все на порядок.
  Хоть давно по нам плачет петля
  Свой оставим мы в мире осадок.
  
  И вот, песня закончена. Когда отзвучали последние аккорды, свет прожекторов сменился обычным, желтоватым, стал многократно ярче. Эхо быстро смолкающей музыки принялось постепенно стихать. Я неторопливо прошелся по краю сцены, ловя на себе восторженные, полные обожания взгляды толпы. Особенно взгляды девушек. Ступая по полу в тяжелых, высоких рангерах, я обвел их медленным, пристальным взглядом, вызвав целые волны рукоплесканий и приглушенных вздохов. Не смотря на то, что каждая из этих преданных мне, ярых ценительниц рока, была бы вполне не прочь сложить к моим ногам свое "истинно любящее" сердце и душу, я почти никогда не задерживал свое внимание ни на одной из них. Не знаю, что они все находят во мне, чего пытаются добиться своими далеко не прозрачными намеками? Зачем иной раз в порыве сносящего башню экстаза выкрикивают ненужные, скомканные признания в любви? Конечно, мне слегка приятно и даже лестно их внимание, не скрою, есть такой грешок, который, по сути, является одним из многих. Но какой смысл во всем этом, если все они прекрасно знают, что мое сердце давно уже принадлежит другой?
  
  А вот и она. Спустя какое-то время я смог углядеть ее где-то на задних рядах. Облаченная в высокий, шнурованный корсет из черного атласа, высокая, жгучая брюнетка, с копной пышных волос. Слегка приподнялась на цыпочки и приветливо помахала мне рукой. Затем, хитро улыбнувшись пухлыми, алыми губками кивнула в сторону выхода. После того, как я утвердительно кивнул в ответ, она поспешно скрылась в толпе.
  
  Подойдя к микрофону я постарался в ускоренном темпе распрощаться с публикой. Та все никак не хотела меня отпускать, настоятельно требуя исполнить последнюю песню на бис. Со смехом отшутившись о том, что это уже откровенно говоря, полнейшее издевательство, я от души поблагодарил присутствующих, наспех раскланялся, и, махнул напоследок рукой. Прихватив свою гитару, спокойной походкой направился к выходу, едва сдерживаясь, чтобы вовсе не перейти на бег.
  
  Но когда я уже широкими шагами шествовал по слабо освещенному коридору, ведущему в сторону запасного выхода, меня внезапно окликнули.
  
  Остановившись и развернувшись, я встретился глазами с Адамом - нашим ярко рыжим, через чур буйным по жизни клавишником. Как всегда на его плечах была накинута увесистая, гремящая косуха, которую ему удалось приобрести в секонд-хенде в одном из наших прошлых туров:
  
  - Эй, Фал, что происходит вообще? - возмущенно затараторил он, приблизившись ко мне на расстояние прямого и резкого удара кулаком в нос: - Куда ты это так намылился, засранец!? Даже толком не попрощался ни с кем, народ весь с ума сходит.
  
  И вправду. Откуда-то издалека до меня долетали нарастающие, гулкие вопли разбушевавшейся толпы. С тупым упорством она продолжала скандировать семенящим по сцене остаткам группы. Мда, совсем распоясалась. Разогнать ее нынче будет не из легких, но ничего. Ребята, я надеюсь, как-нибудь справятся и без меня.
  
  - Слушай, думаю я уже нормально отработал сегодня, - устало оперевшись рукой о стену, мрачно ответил я: - И поэтому имею полное право спокойно уйти по своим делам.
  
  - А что так, опять на Эстеду слюнки распускать будешь? - ухмыльнувшись, спросил клавишник: - Или тебе удалось ее разжалобить и развести на трах?
  
  Едва слышно скрипнув зубами, я с такой силой сжал гриф гитары, что костяшки пальцев побелели. Наверняка, этот рыжий сукин сын каким-то образом выведал, что мне с моей вечно свободной, как птица, подругой ничего не светит. Все пытается задеть за больное. Мне удалось сдержаться и не поддаться на его тупые подколы:
  
  - Шел бы ты отсюда, - круто развернувшись, я поплотнее запахнул куртку. Не желая слушать его пререканий, я решительно направился к выходу, бросив на последок: - Да не тратил на меня время зря. Вам еще народ разгонять.
  
  Сильным ударом ноги отворив узкую, железную дверь черного входа, я с наслаждением вздохнул освежающий, ночной воздух. Полная, серебристая луна освещала погруженные в полудрему, тихие улицы. Она напоминала мне о серых, всегда словно светящихся изнутри глазах любимой девушки. Из моего рта вырывались бледные, растворяющиеся в воздухе клубы пара. На дворе стояла поздняя, оголенная деревьями и обозначенная нестерпимо пасмурным небом осень. Время года, неминуемо подмораживающее окраины этого небольшого, унылого городка, всегда бодрого при свете дня, и иной раз пугливого по ночам.
  
  Спустившись с крыльца, я пошел в примерном направлении маршрута моей подруги. Бодрой походкой направился на другую сторону безлюдной и редкой на машины улицы. После чего завернул за угол ближайшего дома. Только один я знал, куда могла направиться эта красотка.
  
  Я нашел ее в одной из местных, невзрачных подворотен. Облокотившись о стену, она с задумчиво курила и явно скучала. Под ногами у нее виднелось несколько давно потушенных окурков. По всей видимости, она не замечала меня, отвернувшись, и размышляя о чем-то своем. Не желая упускать этот момент, я незаметно остановился на углу, любуясь ей как всегда. Как всегда, будто в первый раз.
  
  Все в ней было подчеркнуто развязно и в то же время как-то по-мальчишески дерзко. Начиная от демонстративно грубых ботильонов на высокой, платформе и заканчивая джинсовой мини юбкой. Она оголяла стройные, длинные ноги в черных, рваных чулках. Порой, посматривая на нее из далека, я очень быстро убедился в том, что не смотря на вызывающий, внешний вид, ее вполне можно было бы принять за миловидную, вполне себе приличную девушку, из высших кругов общества. Девушку, каким-то странным образом затерявшуюся в толпе неформалов. Забитых, причудливых, вечно что-то горланящих. Благо бледность и утонченные черты лица, прекрасно уложенные волосы и немалые способности к жизненной философии позволяли допустить такую ошибку. Но вид наслоений черной туши и прочей косметики на лице, насмешливый, лукавый взгляд и недобрая, хищная полуулыбка, могли как ввести так и вывести из мимолетного заблуждения.
  
  - Ничего так погодка. Мрачная. Для психов с бензопилами самое время, - я решил таки выйти из-за угла, и приблизился к девушке.
  
  - Ой, Фал, ублюдок размалеванный!- по всей видимости, она не ожидала моего столь скорого и неожиданного появления: - Подкрался незаметно как писец какой-нибудь. Так и до инфаркта довести недолго!
  
  Помимо прочих плюсов, Эстеда так же имела язык без костей.
  
  Я медленно подошел к ней, и нагло выхватил сигарету прямо у нее изо рта. С наслаждением затянулся сам. Потом, не произнося ни слова, я взял ее за руку, и потащил за собой. Я почувствовал, что во мне как будто что-то вспыхнуло. Приятное и в то же время причиняющее боль чувство. Словно прикосновение огненных искр к незащищенной коже.
  
  - Прости, что напугал, - выпуская изо рта витиеватые клубы дыма, я попытался поскорее загладить свою вину. По всей видимости, мне действительно удалось сильно перепугать ее. Порой к моему превосходному таланту подкрадываться действительно было сложно привыкнуть. Иногда я невольно задавался себе вопросом. Может быть в прошлой жизни, если таковая вообще возможна, я был вором каким-нибудь или взломщиком? Иначе как объяснить мое умение ступать бесшумно в да моей-то громоздкой, внушительной обуви: - Ты не замерзла? - не дожидаясь ответа, я скинул куртку и заботливо накинул ее на плечи Эстеды, в то время как сам остался в одной футболке. За себя в этот момент я волновался в последнюю очередь, а вот девушка в одном своем корсете вполне могла заболеть.
  
  - Спасибо, - с благодарностью закутавшись в немного великоватую ей одежку, еще хранившую мое тепло, она с ухмылкой спросила: - Так куда же мы идем? Что-то ты темнишь сегодня, друг. Бегаешь целый день как заведенный, может случилось что?
  
  - Да все прекрасно, - даже не покраснев, соврал я: - Давай просто прогуляемся. Ты же знаешь, как мне приятно быть с тобой.
  
  - О, прошу тебя, только не начинай по новой! - устало закатив глаза, отмахнулась Эстеда. Я, послушавшись ее, больше не предпринимал чуждых ей попыток к ухаживаниям и романтическим порывам, от которых ее иной раз сильно воротило. Однако все равно продолжал держать ее за руку. Тут хоть какая-никакая близость.
  
  Грустная луна освещала низенькие, приземистые постройки офисных зданий и редкие, уродливые пятиэтажки. Свет в них уже давно погас. Ступая по усеянному трещинами и растресканными зеркалами луж, тротуару, мы внимательно прислушивались к отдаленным гудкам редких, проезжающих машин и едва различимому копошению городских крыс. Прислушивались к мерному гудению неоновых вывесок местных ночных клубов, караоке баров, стрип-клубов и прочих заведений подобного рода. Иной раз нам встречались встревоженные, поскорей спешащие по домам поздние прохожие. А все чаще принявшие нужную дозу старые пьянчужки. С наступлением темноты этот город, словно запущенный, трудный подросток, начинал вести свою тайную, постыдную жизнь, скрытую от прочих глаз. В один момент, когда позади нас раздались какие-то гогочущие, пьяные выкрики, Эстеда незаметно прижалась ко мне, словно ища защиты. Не знаю, было ли это последствием элементарного инстинкта самосохранения или результат давней привычки. Не важно. Ведь я всегда, по мере своих сил, спешил на помощь Эстеде, сколько бы врагов и неприятностей не в ставало бы против нас по иную сторону жизненных баррикад.
  
  Но в общем-то, наша небольшая прогулка по нескольким кварталам вышла спокойной и непринужденной. Не смотря на всю опасность нахождения на улицах этого неспокойного городка ночью. Один раз нам дорогу перебежала темно-коричневая, желтоглазая кошка и скрылась между нагромождением мусорных баков. В зубах она несла что-то, отдаленно похожее на мертвую мышь. С печалью во взгляде, я некоторое время смотрел ей вслед, а затем направился в сторону местного, городского моста. Он вел через небольшую, каменистую речушку.
  
  И там, под луной, я как бы невзначай спросил ее об одном. Да таким шутливо-заговорческим тоном в голосе, что при случае, мог бы превратить это во вполне себе безобидный розыгрыш:
  
  - Было бы неплохо федеральный банк гробануть, - стоя позади, я слегка и ненавязчиво приобнял ее за талию, положив подбородок ей на плечо: - Не всю жизнь ведь по барам да притонам побираться.
  
  - Что за траву ты курил, Фал? - смеясь, ответила девушка. Она продолжала созерцать волнующееся отражение небесного светила в мутной воде под мостом.
  
  - Хрен знает, - пожав плечами, ответил я с грустной улыбкой. - В клубе, наверно, надышался...
  
  
  
  "Но идея была неплохая..." - о чем, вероятно, подумали оба.
  
  
  Примечание к части
  
  Атмосферная музыка:
  
  Rammstein - Sonne
  Noir Desir - I`m Lost
  Хелависа - Рядом быть
  Эльфийская рукопись Эпидемия - Смерти нет
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"