Поднебесный Иван Дмитриевич : другие произведения.

Кошачья перспектива

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Как восхитительны люди" - так думал хвостатый - обыкновенный бездомный кот, живущий на помойке. Кот восхищался людьми и всем тем, что они делают. По всей видимости, судьба решила побаловать животное, приведя его к месту, где с хвостатым произошли странные метаморфозы - он обрел сознание эквивалентное человеческому. Но судьбе этого мало и она сводит хвостатого с человеком нигилистических взглядов, который имеет прямо противоположное мнение - люди жалкие существа, живущие в довольстве, тогда как оно является причиной стагнации.

  Больные грязью переулки задыхались от помойной вони. Порой, запахи, исходящие из лежащих неделями пакетов с отходами, прорастали в какие-то страшные, кляксивые пары, что едким туманом расползались по периметру и, играя всеми спектрами солнечного излучения, отпугивали всякого, кто посмеет появиться в радиусе нескольких десятков метров. Это очередное творение человека, который, однако, его избегает. Но это избавленное от людей царство, внешне обманчиво мертвое, в своем едком мусорном дыме скрывало жизнь. Не ту жизнь, в которой по городским артериям сочатся толпы людей, не жизнь ученых, писателей и простых рабочих, здесь жизнь принимала низшую форму, воплощая скорее мерзость, вызывая неприязнь и отвращение - низшая жизнь, участная низшим существам, выживающим в меру своих возможностей. Движимые инстинктами, просто по инерции, неспособные остановиться, хватающими даже за такие проявления жизни, - все они нашли свой приют здесь, среди оседлой грязи, груды мусора и едкого пара. Все они неинтересные высшим существам, пику эволюции, апогею усилий природы – людям, которые с отсутствием интереса просто избегают таких мерзких мест, игнорируют происходящие здесь события, не знают о местных правилах и условиях. И незачем такому великому существу как человек, восставшему из миллионов лет кропотливого труда природы, здесь появляться, не достойны эти места такой чести.
  
  Проделавшие невиданной сложности работу, добравшиеся сквозь туманный занавес, лучики дневного солнца опали на маленький сероватый силуэт. Хвост, живущий своей жизнью, будил осевшую пыль, которая раздраженно сверкала и бликала, перемешиваясь с ядовитым желтым дымом, точно создавала какую-то хитроумную картину. Два тянущихся к верху шерстенных лепестка временами встрясливо пошевеливались от укусов вечно голодных, маленьких, но таких досаждающих блох. По светло-серой шерсти стекали черные, по тигриному расположенные полосы - эдакая стандартная окраска бездомных кошаков. Заточенные в краях глаза бегали за мерцающими в пыли серыми зайчиками, пытливо гадая о происходящем. У бездомного не было имени, не было судьбы, он – просто животное, кем-то рожденное, непонятно зачем оставленное, вынужденное выживать в царстве грязи и вони. Кот наблюдал за своими собратьями, которые прыгали, катались, шипели и издавали раздирающие вопли, ревели, взывали к чему-то страшному, от чего тело пробирала дрожь. Это было сражение не на жизнь, но за выживание. Да, за выживание в этих трущобах, о жизни тут и речи не могло идти. Достаточно насмотревшись, убедившись, что грязь жизни никуда не исчезнет, наслушавшись до усталости кошачьего вопля, на тяжелом кошачьем выдохе четырехлапого осенила идея прогуляться, посетить человеческий мир.
  
  Выйдя из темного узкого переулка в сопровождении вонючей дымки, кот осмотрелся вокруг, тщательно изучив все видимое, ища опасности и лишенные их пути. Мир людей, конечно, был прекраснее, выше и благороднее, но незваных гостей там не любили, не выделяли мест для мерзких тварей, потому, столкнувшись с человеком, можно было огрести. Настроив уши на режим максимальной бдительности, с бегающими, ищущими все от чего можно было бы огрести глазами, кот сжато, но торопливо передвигался под стенами пускающих тень зданий, открывая дороги мерзким тварям. Было у кота на уме одно место, где можно было посмотреть на великих, разумных и мудрых, таких далеких и непостижимых в делах людей, понаблюдать за их странными, но наверняка правильными движениями, послушать непонятную, но точно умную речь. Животное взяло курс на Центральный парк. Там, в кустах можно было найти уют от палящего летнего солнца и человеческих глаз, и наслаждаться лицезрением этих невероятных существ.
  
  Просочившись по своре тонких, лишенных людей улочек, коту осталось последнее препятствие: Почтовая улица – широченная бетонная река, по который плавали огромные железные звери, выдыхающие серым дымом и злостно ревущие, они очень пугали хвостатого. Этих тварей приручили люди. Вот оно настоящее могущество, настоящая сила, позволяющая управлять такими ужасными тварями: никто не в состоянии сравниться с человеком. И придумал человеческий гений правила, которым подчиняются эти звери, разработал умную систему, которая время от времени заставляет железных монстров смиренно застыть, подождать, пока великий человек сам переступит улицу по зебристому мосту. Хвостатый незаметно бросился в ноги стоящей у моста толпы, что смотрела на каике-то сменяющиеся палочки, ожидая пока те примут вид двух вытянутых кружочков. Непостижимый разум был слишком занят наблюдениями, вероятно, умными расчетами и не было ему дела до мерзкой, мелкой и вонючей твари, удел которой скрываться в помойных трущобах, совсем непонимающей того великого, что создает и о чем думает человек, поэтому здесь у нее являлся шанс прошмыгнуть незаметно на другой берег улицы, а оттуда и к парку совсем не далеко. Вот и двинулась две армии друг другу на встречу; умело парируя в столкновении двух человеческих течений, хвостатый перебрался на другую сторону, а там прытко скрылся в очередном тоненьком переулке, за которым и скрывался Центральный парк.
  
  Погодка сегодня была отличная, Солнце не особо капризничало, да и приятный ветерок ласкал тело своей волшебной легкостью, маня всякого подзарядиться этой природной силой, посетив улицу или парк. Парк населило приличное число величественных существ и преимущественное их количество сосредоточилось в левой его части. Там находилась полянка, на которой люди устраивали сходки, обустраивали себе местечко, стеля скатерть и украшая ее всякого рода изысканной, прелестной и очень вкусной пищей. Несколько раз хвостатому удавалось полакомиться этим произведением непостижимого ему искусства, и, конечно же, оно не то, что в сравнении с помойными пищевыми отходами не шло, их даже сравнивать было великой грубостью. Хвостатый слыхал от своих знакомых, что у людей это целая отрасль, доведенная до огромнейший масштабов, что это истинно искусство, а не просто еда. Он очень изумлялся человеческим возможностям, отношению людей к тем или иным вещам, как они все делают сложно и хитро, но, наверняка, с какой-то оправданной целью, они ведь возводят непостижимых размером строения, подчиняют себе природу, созидают такие невероятны приспособления, как, например, сверкающие коробки. Маленькие, средних размеров и большие коробки, в которых они помещают картины, других великих существ, непонятные символы, да целые миры они способны там расположить. Он часто видел такие маленькие коробочки в руках у людей, или, побольше, на витринах магазинов с другими невероятным приспособлениями, или совсем огромные, с какими-то яркими, мигающими символами и картинками, расположенные высоко на зданиях.
  
  Кот наблюдал за людьми на поляне, мечтая о том, как чудесно было бы поговорить с ними, объять их сложную мысль, осмыслить их невероятные поступки. Часто взглядом он натыкался на глупых, наверняка ничего не понимающих, псов. И далась им эта палка? Что они все бегают за ней, когда они так близко, совсем рядом к этим могущественным и мудрым божеством, неужели эта дурная игра интереснее невероятного человека? Вот бы ему иметь такую честь довольствоваться жизнью с человеком под одной крышей, слушать его рассказы, наблюдать за его жизнью, и, быть может, когда-то он смог бы уловить ход их невероятных мыслей.
  
  Погода, подобно колыбели, обнежила, обласкала и сразила всякий кошачий интерес, воззвав ко сну, и хвостатый, поддавшись чарам солнца, легкости ветерка, и нежной песни зеленого травянистого озерца, закрыл свои глаза и переправился в мир неизвестный, волшебный, полный кошачьих грез. К превеликому удивлению для себя, по открытию глаз кот обнаружил разгуливающий вечер. Поляна пустовала, но по парковым тропинкам расхаживали пары или группы людей. В этот час парк отыгрывал светом лампочек, пропитывая воздух романтикой и любовью. Коту, конечно, это было чуждо, его любовь закончились с уходом Марта, да и неспособен был он ощутить ту красоту, которую щедро извергал парк на своих посетителей, далеко кошачье понимание от таких вещей. Он даже слегка приуныл. Нужно было чем-то наполнить тяготящее пустотой брюхо, а это знаменовало возвращение к родной помойке, следовательно, любование человеком окончено.
  
  Кот удачно преодолел Почтовую улицу и сочился тонкими грязными улочками, как вдруг, кошачье нутро дало ответ на зов:
  
  - Кыс-кыс-кыс, - призывал кто-то его.
  
  Совсем неосознанно, по воле инстинктивного, кот бросился на голос. Выйдя из очередной улочки, он оказался в каком-то дворе. Подъездные лампочки освещали свои врата, давая отпор наступающей тьме. В лучах одной из них стоял высокий худощавый мужчина. Его коричневый волос вился терновником на голове без намека на какую-либо опрятную прическу или попытку ее образовать. Под карими глазами образовались синие мешочки – шрамы в борьбе со сном, на щеках виднелись вмятины – это, видимо, в сражениях с голодом, бледная кожа прямо вопила о нездоровом состоянии своего хозяина, а без того маленькие, розовые губы превратились в подобие иссушенной мочалки, и только идеально ровный нос выглядел более-менее пристойно на жалком лице своего носителя. В руках у мужчины была пачка кошачьего корма. Ею он гипнотизировал сошедшихся дворовых котов, которые, или напуганные его внешним видом, или под предлогом кошачьего чутья, что играло недоверием, не решались подойти к мужчине даже ради такого деликатеса и лишь наблюдали за полной кормом рукой.
  
  Хвостатый, подобравшись на безопасно близкое расстояние, столкнулся взглядом с человеком. Мужчина зачаровал животное. Впервые четырехглавому удалось обменяться взглядами с человеком, впервые, казалось, он познал проявленную человеком заинтересованность. Кот, поддавшись интересу, смиренно сидел даже когда человек стремительно пошел ему на встречу. Мужчина взял животное на руки и отправился внутрь дома. В такой ситуации, кошачий интерес не мог тягаться с проснувшимися инстинктами, и кот начал неосознанно для себя рваться из рук своего пленителя. И хотя мужчина был внушительно хилым, хватка его была очень крепка.
  
  Войдя в квартиру, человек бросил кота подальше от двери и быстро ее запер. Хвостатый, пребывая в кошачьем шоке, бросился искать себе убежище. Ориентируясь случайным образом в неизвестном месте, он забежал в какую-то просторную комнату. Комната была усажена разными непонятным штуками с мигающими лампами и сетью трубочек разного диаметра. Кошак попытался был забежать под стоящий в углу диванчик, но хватка мужчины вновь его настигла. Человек что-то бормотал и рассказывал, что коту, естественно, было не понятно. Его сердце рвалось, оно отбивало ритм паники, заставляя тело дрожать. Несколько раз животное попыталась хорошенько рванусь в надежде выбраться, но мужчина предусмотрительно обвил его стяжками, что приросли к железному столу. Наконец, чтобы окончательно смирить животное, человек ввел ему дозу какого-то наркотика, и химические реакции в теле кота продиктовали ему спокойствие. В скорее тьма компетентно и ласково обвила сознание животного, отдавая его тело во всевластие человека.
  
  Лучи утреннего солнца нагло ломились за веки. Животное, понемногу мирясь с рассудком, раскрыло глаза. Кошачье тело, удивительно ничем более не скованное, лежало прикрытое тряпкой у угла, прямо за диванчиком. Человек лежал в тени подоконника, опершись спиной о стену, а ноги, брошенные за светом, носками тянулись к солнечному мазку, ляпнувшего на пол из окна. Кот осторожно осматривал человека из своего укрытия, опасаясь вновь попасться в его цепкие руки. Лицо мужчины украшала улыбка, искренняя улыбка ликующего победителя, которого более ничего не тяготит и не обременяет, глаза были закрыты, и можно было подумать, что от наслаждения, даже бледная кожа была символом некого возвышения, и лишь вогнутые щеки несколько оскверняли счастливый вид человека.
  
  Из коридора начал доноситься человеческий голос, смешанный с воем деревянного паркета. Через несколько секунд в комнату вошли двое. Высокий мужчина средних лет в черной кожанке, синих джинсах и туфлях под цвет куртки, придерживая папку с неизвестным содержимым, бдительно осматривал комнату, а рядом с ним возилась пожилая, пухловатого телосложения наряженная в выцветшие от длительной эксплуатации тряпки женщина. На лицо мужчина был груб, с выраженными скулами и густыми бровями, его кожа была не первой свежести, что лишь подчеркивало мужественность, женщина же отторгала своим глуповатым и изморщенным круглым лицом.
  
  - Чем Вы говорите, господин Медный занимался? – выстрелил мужчина хриплым басом в комнатное пространство так, что старуха от испугу подпрыгнула. Она потянулась рукою к сердцу и на выдохе начала вещать:
  
  - Говорил, мол профессор, опыты какие-то проводил.
  
  - Понятно, - задумался мужчина. Он еще раз окинул взглядом комнату, а потом последовал в коридор, предлагая свободной рукой старухе пройти с ним.
  
  Кот, наблюдая за всем этим, однако призадумался. Нечто вызывало у него вкус своеобразной новизны и необыкновенности. Анализируя произошедшее, его голова родила ужасную мысль: он все понимал. От начала до конца, каждый слог и каждую букву, что звуковыми очерками покидали уста людей – все это было ему ясно. Более того, он осознавал окружение, в его голове образовался парад всех терминов, названий и определений, которыми он был способен наделить каждый объект в комнате.
  
  Задумавшись, кот не заметил, как в комнату вошли еще люди: три мужчины, двое из которых были в белых халатах, однако все в перчатках. Один из них подошел к лежащему человеку и начал бросаться в него белыми вспышками. «Фотоаппарат» - сообразил на удивление себе кот. Обдумывая действия фотографа, беря во внимание неподвижность тела, кот пришел к выводу, что затащивший его сюда мужчина теперь мертв. Его объяло неизвестные доселе чувства страха и эгоистичной человеческой сострадательности. Страх смерти и провоцирующее его мертвое тело заставило животное увидеть новые краски жизни. Сострадание, в прошлом вовсе имевшее примитивный очерк, ввело кота в некий упадок.
  
  - Галька моя беременная оказывается. Вчера эту весточку принесла от врача, - незвучно, как человек, который что-то осматривает, без должного сосредоточения на речи произнес один из мужчин в белом халате. Двое остальных, повернув к нему голову, нарисовав неопределенные лица, начали торопливо интересоваться подробностями новости. В скорее они и вовсе оставили свое дело, полностью сфокусировавшись на диалоге.
  
  Кота же несколько удивила эта ситуация. Он, объятый некой тягой гуляющей рядом смерти, не мог понять, как люди, столкнувшись с такой неприятной картиной, которая точно была презентацией такого ужаса, как погибель человека, могли бесколебательно толковать о новой жизни. «Неужели люди лишены сострадания? - Задалось вопросом животное. – Что же тогда способно вызвать у них скорбь? И способно ли вообще что-то ее вызвать?»
  
  Спустя минут пятнадцать обсуждения отцовства своего коллеги, все принялись обратно за работу. Один из мужчин подошел к диванчику, за которым прятался «спрятанный» кот. Обнаружив, животное, мужчина несколько удивился и хотел был уже сообщить о находке остальным, как оно, ведомое опасением, дало деру. Кот выбежал в коридор, в котором суетилось около десятка людей. Входная дверь была открыта, что было спасательным кругом в вопросе побега кота. Не удивительно, но и в подъезде дверь запертой не была, что так же сыграло важную роль в кошачьей эвакуации. Выбежав из дому, кот бросился в переулки. Спустя двадцать минут бегства он был в месте, которое мог назвать своим домом.
  
  Домашние запахи, поставленные отвратительной мелодией жгущей ноздри вони, показались хвостатому по-особенному мерзкими, его физиономия перекосилась и кот несколько раз чихнул. Поодаль от кота зародился какой-то шум, который шел хвостатому на встречу. Скоро стали ясны кошачьи визги и некое шипение. И вот на площадке, постеленной перед хвостатым, явилось три фигуры: два кота, бой которых вздымался дымкой воспоминаний у кота, и загнанная ими большая серая крыса. Два охотника кружили хороводы вокруг добычи, и та, как отчаянно бы не пыталась уследить за своими обидчиками, постепенно терялась и все больше и больше сходила с ума. Хвостатого посетили новые ему взгляды: «Жила крыса, а теперь умрет. Но как она жила? Живя среди отходов и питаясь отходами, движимая инстинктами и своими примитивными соображениями. Все очень просто. Понимаю, когда ты - обладатель яркой, сложной красками и полной жизни — ее потерять обидно, но чем смерть оскорбляет крысу? Почему она ее избегает?». Параллельно с этим у животного разыгралось совсем противоположное чувство сочувствия, настолько обостренное, что коту вздумалось помочь крысе. И он взялся исполнять. Кот накинулся на своего кошачьего собрата. Вой, поднятая пыль, шипенье: коты лупили друг друга лапами, старались выцарапать глаза и зубами откусывали клочки шести. В пылу сражений у хвостатого выродилась еще одна мысль в новинку: «Ну и что я делаю? Мокаюсь в грязь, сражаюсь под предлогом странных мотивов. Отвратительно». Данное состояние его разочаровало, и он возжелал быстро прекратить происходящий вокруг бардак, а затем с такой силой набросился на своего оппонента, что тот, накрытый пеленой страха, плюхнулся на землю, смирно ожидая чего-то страшного. Но хвостатый не планировал продолжать этот кошачий водоворот, а потому дал понять, что его сопернику стоит убраться. Крыса тем временем, углядев шанс, пыталась скрыться, но второй из охотников, сообразив о ее намерениях, решил пресечь попытку крысы удрать. Однако, одно дело брать крысу вдвоем, а другое в одиночку. Канализационные твари обладают большой свирепостью и удивительной силой, так что крыса смогла без особых проблем совладать со своим обидчиком. Оставшись на площадке вдвоем, кот решил был пойти с крысой на контакт, что было не просто, ибо та расценивала его как очередного негодяя. Без попыток объясниться, понятно неудачных, кот решил не тратить время и просто скрылся. «Какая глупая эта шутка — тяга к жизни. Несмотря на всю мерзость, которую может, очень даже охотно может, представлять жизнь, мы продолжаем за нее хвататься».
  
  Кот добрался к коробке, в которой обычно отдыхал. На удивление себе, не так давно проснувшемуся, он испытывал усталость и безвольно свалился, отдаваясь сну. Сон был тяжелый. Он вспоминал коту, как тот был совсем маленький, в купе со своими сестрами и братьями обсасывал свою тощую мать лежа среди помоев примерно в такой же коробке. Большинство его родственников погибло спустя несколько дней после рождения, и лишь с несколькими смерть поступила очень жестоко, оставив их в живых. Странно то, что коту смерть теперь полощет мозги. Раньше она ощущалась отдаленно и навязывалась тогда, когда жизнь его весела на волоске. Чего же она капризничает теперь? Почему вызывает страх? Ответов не будет, по крайней мере сейчас. Удар лапой по морде развеял сновидение, приведя кота в состояние полной дезориентации и непонимания, зато второй удар прилично все пояснил. Два кота, от которых улизнула добыча по вине хвостатого, реализовывали свое отмщение. Они набросились на едва прикинувшееся животное и начали свое измывательство. Увесистые удары сыпались на тело бедного кота и тот беспомощно шипел и взвывал. «Ну и что же это за жизнь?» - злостно подумалось коту. Его беспомощность сменилась агрессией, которую он вложил в контрнаступление. Потерпающее животное теперь само прыгнуло на одного из своих неприятелей, став с ним единым шерстяным клубком, который волокся по земле, очерчивая на ней пыльные зигзаги. В скорее к этим танцам присоединился и третий кошак. Так трое возились на земле, пока кубло не стукнулось с мусорным баком, который, видимо будучи раздраженным кошачьим поведением, сердито осыпал их мусором. Мусор распылится баррикадой, по разную сторону которой встали хвостатый и его оппоненты. Это был шанс, которым грех не воспользоваться, и кот, слегка поубавив в агрессии, решив избежать дальнейшей потасовки, сбежал из родной мусорки.
  
  Кот выбежал на полные людей улицы, зажженные неоновыми огнями. Бедное животное начало пробираться сквозь гущу человеческих ног, но скоро люд растворился и живое мерцание города исчезло, оставив за собою тоскливый неосвещенный кирпич и облезлый фасад некоторых старых зданий. Кот очутился в каком-то дворике, оцепленном по прямоугольному периметру зданиями разных эпох. Внутри, немного меньшей площадью чем дворик, оставляя таким образом место для дороги, расположились клумбы, которые, в свою очередь, очерчивали пространство для детской площадки, нескольких столиков и лавочек. Кот запрятался под одной из лавок и начал зализывать раны, как внезапно на нее неуклюже плюхнулся человек, который, к удивлению, очень по ловкому незаметно сюда подобрался. Испуганное животное, исключая резкие движения, настороженно попробовало удалиться, чтобы не набрести на еще какую неудачу. Однако, человек, потянувшись за поставленной на лавку бутылкой алкоголя, заметил животное.
  
  - И тебе моя компания неприятна? - с грустью, сопровождаемой пьяными глазами и натянутой улыбкой, заговорил человек будто к животному.
  
  Хвостатый, отчетливо понимая каждое слово, сел напротив мужчины, игнорируя боль от ноющих ран. Его, тоже грустный, взгляд посмотрел на мужчину: «Как он похож на нас, на тех, кого эта жизнь не любит». На вид человеку было около тридцати. Бледное лицо, вытянутое и покрытое щетиной, отдавало краснотой от алкоголя, жирный волос лежал густой шапкой, а нос стекал горбинкой, разделяя большие голубые глаза с шапкой в виде густых бровей. Мужчина, сосущий в это время горло бутылки, приспустил глаза и обратил внимание на кота. Поставив бутылку на лавку, человек заговорил опять будто к животному:
  
  - Ну если остался, тогда послушай… - говорил человек тихим поникшим голосом. Он еще раз схватился за бутылку и высосал остаток выпивки.
  
  - Знаешь, какую ошибку допустил Бог? - мужчина задал вопрос будто коту, будто себе. - Он наделил человека свободой и разумом. А знаешь, какой ребенок получился у этой пары? Глупость.
  
  Кот, хотя и понимал слова да их смысл, в целом мыслью не проникся:
  
  - Разве могут глупые воздвигать то, что воздвигает человек? - будто мысленно, но вслух произнес кот.
  
  И оба ошарашенные: и кот, и мужчина, начали осмыслять происходящее. Мужчина, ссылаясь на алкоголь, предположил, что ему бредится, но кот, ни в ком случае не пьяный, попросту не мог обосновать свое состояние: сначала он научился человеческому язык и пониманию в своей голове, теперь способен и говорить.
  
  - Такого собеседника я себе еще не воображал, - нервно посмеялся мужчина. - Ну что же… если так, тогда стоит пользоваться случаем.
  
  Мужчина быстро протрезвел разумом и облачился в серьезность. Его взгляд загорелся, а сырьем тому был кошачий вопрос.
  
  - Ты, кот, полагаешь, что глупость не может допускать созданные человеком чудеса? - слово чудеса мужчина проговорил несколько с ироничным тоном, понимая мнимость этих чудес.
  
  - Именно, — тихо и испуганно, но не от мужчины, а от своей новой способности, ответил кот.
  
  - Отнюдь. Ты бы спросил зачем они, скажем, строят свои высокие дома. Знаешь, что ответят? «Чтобы жить в них» - так и ответят. Ну еще бы, не на улице же. Но вторая часть ответа - «в них», она совсем не интересная, зато первая… - слегка натянул интригу человек, — первая то, вот она обо всем и скажет. «А зачем жить?» - спрашиваю я. А зачем жить? А, котяра?
  
  Кот, несколько сбитый с толку внезапным вопросом, начал листать память, отыскивая счастливые моменты собственной жизни. Его стратегия была четка и понятна: выделить то, что приносит удовольствие и выставить подобного рода вещи в качестве аргумента. Однако, кошачья жизнь была скупа на счастье, потому кот решил поступить хитрее. И его ответ был задуман даже лучше, чем он хотел первоначально:
  
  - Ради счастья жить, - абстрактно, но зато всеохватывающее, а не конкретно про свою жизнь, ответил хвостатый.
  
  - Счастье говоришь? - ухмыльнулся человек. - А положим, родился ребенок, а потом внезапно умер. Ради счастья ли он жил?
  
  - Ну… - несколько замешался от странного допущения кот. - Не знаю, но я то точно живу ради счастья.
  
  - Ишь ты счастливый какой, - раздраженно отреагировал мужчина. - А вот когда ты умрешь, что ты будешь делать с накопленным счастьем?
  
  - Не знаю, меня это касаться не будет, я же буду мертв, - легко ответил мужчине кот.
  
  - Тогда помирай сейчас, - ответил мужчина. - Оба случая по итогу равные: твое счастье тебя касаться не будет, как следствие — ты ничего не потеряешь.
  
  - Позвольте, - повысил тон кот, намекая на ошибочность предположений мужчины, - но первый случай не равен второму, ибо в первом случае я буду испытывать счастье пока жив, а во втором я его испытывать не буду. Таким образом, получается, что я получу больше, если поступлю согласно первому допущению.
  
  - Выкрутился гад, - мужчина претворился, что проиграл, но тут же взялся продолжать:
  
  - А теперь быстро отвечай! Без раздумий! Ты когда рыбу ешь, ешь ее чтобы кости перебирать?
  
  «Что?» - всплыло в голове у кота. Рыбу кот так-то видел невероятно редко, но вопрос, посланный мужчиной, по сути и не предполагал то, что коту когда-либо нужно было есть рыбу.
  
  - Нет, - с недопониманием ответил кот.
  
  - А за мышами ты гоняешься, чтобы пыль подымать?
  
  - Нет, - удивленно ответил кот.
  
  - Спишь, чтобы видеть сны?
  
  - Нет.
  
  - Ходишь, чтобы двигать лапами?
  
  - Нет.
  
  - Живешь, чтобы испытывать счастье?
  
  - Д… - кот запнулся, посещенный некоторой странной мыслью, которая, однако, заставила его отказаться от поспешного ответа.
  
  - То-то и оно, - победоносно ответил мужчина.
  
  А суть кошачьей мысли была проста: «Рыбу ем, чтобы быть сытым. За мышами гоняюсь, чтобы наиграться. Сплю, чтобы отдыхать. Хожу, чтобы перемещаться с определенной целью» - полно ответил на все вопросы кот и задал себе вопрос: «А зачем я живу? Получается, если я отвечаю, что ради счастья, я как бы отвечаю на то, что делаю, а вернее получаю, во время жизни, но счастье не предполагает итоговый результат».
  
  - Да, кот, - перебил мужчина кошачьи размышления, - ты живешь не ради счастья. На вопрос «зачем» полагается отвечать итогом, а получается, что по итогу-то счастья и никакого нет, скорее всего. Значит, и не для счастья ты живешь. А зачем ты тогда живешь?
  
  - Не знаю… - замешкался кот.
  
  - Отлично! Браво! - вскочил с лавки мужчина, но все еще подвластное алкоголю тело быстро плюхнулось обратно. - Это правильный ответ, кот. Никто не знает, друг мой. А знаешь, как мне отвечали люди? А вот так: «чтобы путешествовать», «хочу стать художником», «планирую совершить великое открытие», «заведу семью». И хочешь сказать, что они не глупые? А все это потому, что их разум окутан свободой. А свобода, та еще шалунья, шепчет разуму всякую несуразицу, опъяняя его и завлекая именно к глупости.
  
  И хотя кот осознал посыл человека, все же согласиться с тем, что люди глупы, ему не представлялось возможным.
  
  И вновь мужчина нагрубил тишине:
  
  - Можно сказать, исходя из моих соображений, что мы живем для того, чтобы умирать. Потому я и предложил тебе умереть прямо сейчас, ведь все равно тебя только это и ожидает. А может нет? Не знаю. И вот так я заметил своего злейшего врага по имени «Не знаю». Ух, как бы я хотел зарядить ему по наглой роже, что вечно лезет куда не зовут, да только… - тяжело вздохнул мужчина, - да только не представляется возможности.
  
  После этого мужчина начал осматривать своего собеседника, обратив внимание на его пошарпаный вид. Он встал с лавки, станцевав какой-то танец во славу богов равновесия, и подошел к животному, еще более внимательно осмотрел его, взял под руку и направился прочь из дворика.
  
  - И куда мы идем? - с выраженным дискомфортом спросил вновь заточенный в человеческие руки кот.
  
  Мужчина же вместо ответа сжал животное покрепче, стараясь не надавить на некоторые части его тела, что визуально были повреждены. Говорящий кот на борту пьяницы плыл волнами «наоборот»: эти странные волны таскали мужчину не вверх и вниз, а влево и вправо. Естественно, выбравшись из темных заулков, они стали частью вечернего парада. Статус их присутствие был равен непрошеным гостям, что выражалось брошенными человеческими взглядами, окутанными отвращением или ужасом. Едва ли пьяный грязный мужчина в руках с подранным котом могут вызвать у окружающих людей другие чувства.
  
  Спустя несколько широких улиц компания прибыла к частной ветеринарной. Вывеска была погашена, а на стеклянной дверной вставке с обратной стороны висела двусторонняя табличка надписью «закрыто» на улицу. Однако, свет доносился из приемной, что свидетельствовало о наличии сотрудников внутри лечебницы. Мужчина постучал в дверь. Безрезультатно. Мужчина совершил еще одну попытку, но куда боле настойчивую. К двери подошла невысокая девушка в халате, под которым застенчиво скрывалась желтая кофточка и красная юбка до колен. Держа руки в карманах, сквозь до смешного большие круглые очки она строго осмотрела своих посетителей. На лицо, к слову, девушка была очень приятна: бледноватая кожа, украшенная редкими веснушками, рассыпчатые пшеничные брови, большие насыщенно голубые глаза, маленький приятный носик и небольшие бледно розовые губки, волос был густой, каштанового налива, прической каре, скул не наблюдалось, а щечки были слегка опухлыми. И несмотря на свой милый вид, девушка была очень серьезной, со строгим взглядом.
  
  - Чего Вам нужно, мужчина? Не видите? Закрылись уже, - высоким голоском отозвалась девушка к посетителям.
  
  - Беда! Беда! - завопил мужчина. - Если закрыто, то как же Вы, дорогуша, оттуда выберетесь?
  
  Девушка скривилась, закрыв глаза от неловкости ситуации. Даже коту стало несколько стыдно за своего попутчика. Молодая ветеринар развернулась и собралась оставить пришедших, как мужчина негромко прокричал:
  
  - Анастасия Николаевна...
  
  Девушка, услышав свое имя, обернулась и подошла поближе к двери.
  
  - Откуда Вы меня знаете? - с прежней строгостью спросила она.
  
  - Ну… На бейджике прочел.
  
  Ветеринар уже собиралась дать свой ответ - «До свидания!», как вспомнилось, что никакого бейджика при ней нет.
  
  - Кто Вы такой? - в недоумении поинтересовалась девушка.
  
  - Я то? - удивился мужчина. - Я человек.
  
  - Хватит валять дурака. Чего Вам нужно? - уже несколько раздраженно реагировала Анастасия Николаевна.
  
  - Валять дурака? - вновь удивился мужчина. - Я ответил на поставленный Вами вопрос, Анастасия Николаевна. Настоящая проблема в том, что Вы задали вопрос, на который можно ответить абсолютно по-разному. А бейджик то, я и правда узнал имя из него. Сегодня утром, проходя мимо, оглядываясь, я видел Вас, когда на вас еще красовался бейдж с именем. А нужно мне животное отремонтировать, сломалось в некоторых местах.
  
  Последнюю фразу мужчина произнес настолько жалостно, что смог затронуть сердце всех троих. Анастасия Николаевна обратила особое внимание на бедное животное, прочувствовалась, достала из кармана руку со связкой ключей и открыла дверь.
  
  - Заходите, - на тяжелом выдохе пригласила девушка вовнутрь гостей.
  
  - Спасибо, - отозвались оба.
  
  Кот, в общем-то, не совсем понимал свое положение, поэтому поговорить не стеснялся. Анастасия Николаевна, конечно, решила, что ей послышалось, спихнув все на накопленную в течении дня усталость.
  
  - Что-то я Вас не заметила утром, - обратилась ветеринар к мужчине, ступая к кабинету.
  
  - О, а вы не единственная женщина, которая меня не замечает. Стабильность, Удача, Прибыль - все как-то игнорируют меня.
  
  Анастасия Николаевна обернулась к мужчине с широко раскрытыми глазами и лицом украшенным удивлением, а потом, видимо обуздав себя, неестественно улыбнулась и сказала:
  
  - Дальше я сама. Вы можете присесть там, - ветеринар показала на расположенные напротив кабинета диванчики, подошла к мужчине и с той же фальшивой улыбкой протянула руки, давая понять, что ей нужно животное. Получив кота, она скрылась в кабинете.
  
  Внутри было очень просторно, у стен располагалось множество тумб и шкафчиков с различными инструментами и препаратами, а посередине доминантно раскинулся массивный стол для перевязок. Свет от лам был по медицински беловатым и несколько смущал животное, еще его пугала надпись на двери слева - «Операционная». Но страх пропал, когда девушка положила его на просторный стол, а сама пошла копаться в одной из тумб. Закончив с сыскательствами, Анастасия Николаевна вернулась к столу, выложила на нем чистую пеленку, бинты, какой-то спрей и направилась вновь где-то копошиться. Теперь она вернулась с одноразовыми шприцами и какими-то ампулками. Животному это не понравилось, и оно начало суетиться, характерно двигая хвостом и оглядываясь, будто бы ища пути отступления. Ветеринар подошла к коту, аккуратно провела рукою по голове, желая успокоить животное, взяла кота на руки и положила на пеленку. Сначала, доктор точечно обрабатывала кожу животного спреем и очень мастерски вгоняла шприцы в орошенные спреем места. Кот на начальном этапе испытывал боль, но не от уколов, а от раздраженных спреем ран, но, после третьей введенной ампулы, кота отпустило и боль начала растворяться. Закончив с уколами, Анастасия Николаевна полностью обработала раны спреем и перевязала их бинтом. Понимая окончание процедуры, хвостатый решил, что стоит следовать правилам вежливости и, проговорив «Спасибо», поневоле стал поваром эмоциональной кухни, приготовив внутри Анастасии Николаевной салат из непонимания, ужаса, смятение, растерянности и паники. Опять, поневоле, животное добавило приправы в виде полного когнитивного диссонанса, удивленно спросив у ветеринара:
  
  - Что-то не так?
  
  Бедная Анастасия Николаевна, вовсе потерянная в смятении, спешными шагами поплыла куда-то назад, в скорее, столкнувшись с тумбочкой, нащупывая руками мебель, она пробиралась к выходу, а покинув кабинет, прилипла к двери, будто бы сдерживала какое-то древнее зло, что скрывалось внутри кабинета. Посмотрев на мужчину с глазами полными страха, она поникло проговорила:
  
  - Что же это за порода такая… говорящая, - и потеряв сознание, начала стекать на пол. Мужчина, полностью протрезвевший, бросился схватить девушку. Уложив Анастасию Николаевну на диванчик, он вошел к кабинету. Прямо у двери сидел перемотанный кот, он возмущенно обратился к мужчине:
  
  - Чего же это такое происходит?
  
  Человек, свободный от алкоголя, призадумался, тяжело вздохнул и произнес: - Значит не мерещилось.
  
  - Что не мерещилось? - удивилось животное. Но ни на первый, ни на второй вопрос кот ответа не получил. Взамен кот получил еще один вопрос, который посчитал очень резонным:
  
  - Как же ты научился говорить?
  
  - Мне бы и самому знать.
  
  - Так, - прикусил мужчина кончик большого пальца, таким образом показывая, что думает. - Хорошо, - начал он невнятно проговаривать, - потом разберемся. Нужно что-то решать с ветеринаром. Ты, пожалуй, помолчи пока мы не уберемся отсюда, а я попытаюсь все уладить.
  
  Кот понимающе кивнул, давая добро на планы мужчины. Человек вошел в кабинет, отрыл где-то кувшин с мерами, заполнил его доверху водой и, подойдя с ним к девушке, посмотрел на кота и, кивнув ему, пролил воду на лицо Анастасии Николаевной. Та с ужасом пробудилась и начала махать руками. Мужчина присел на корточки, поставил на пол кувшин с водой, обхватил ладошками дергающее лицо девушки и большими пальцами провел по закрытым векам. Кот, наблюдая за происходящим, был шокирован методами человека, который его сюда привел. «Ну что за…» - мысленно подыскивал подходящее слово хвостатый.
  
  - Это, Анастасия Николаевна, все усталость, - обратился к бедной девушке мужчина, игнорируя тот факт, что собственноручно заставил ее задержаться.
  
  - Что же… что же случилось? - растерянно и невнятно спросила девушка.
  
  - Вы потеряли сознание, - с лукавым беспокойством ответил мужчина.
  
  - Как же это… - все еще приходила в себя девушка. Она недоумевая посмотрела на мужчину, наполовину пустой кувшин на полу, мысленно нарисовала картину, вновь посмотрела на мужчину, но уже с презренным взглядом, потом увидела кота и сердце ее екнуло:
  
  - Кот… - задыхаясь выдавливала ветеринар, - говорит…
  
  - Говорит? - удивился мужчина, посмотрел на кота, потом вновь вернулся взглядом к девушке и, улыбнувшись, добавил: - Говорю же, устали Вы сильно.
  
  Девушка вновь растерянно посмотрела на мужчину, улыбка которого несколько успокоила ее, и посчитав, что улыбка — лучшее средство от всякого рода недопонимания, заулыбалась и сама, согласившись с предположением своего пробудителя. Она встала, тряхнула головой, сняла мокрый у шеи халат, и направилась в кабинет. Подойдя к двери, с подозрением посмотрев на кота, она сообразила кое-что:
  
  - Вот вам ключи, - протянула связку Анастасия Николаевна в сторону мужчины, - можете быть свободны. Завтра приходите на прием, желательно до закрытия.
  
  - Спасибо, - мужчина забрал ключи с благодарным взглядом. - Что я Вам должен?
  
  Ветеринар, все еще слегка потерянная, опустила глаза и, обдумав вопрос, с интонацией, будто бы постигла какую-то великую истину, произнесла:
  
  - Ничего не нужно, - после чего удалилась в кабинет.
  
  Человек взглянул на кота, дав ему понять, что они собираются уходить, на что животное подошло поближе, как бы намекая на необходимость быть понесенным на руках, что, собственно, мужчина и сделал. Человек подошел к двери, всунул ключ в замочную скважину, отворил дверь, оставив ключи внутри замка, сделал глубокий вдох свежего воздуха, от чего у него на мгновение закружилась голова, закрыл дверь и вновь поплыл вечерними улицами. Дуэт вновь ополаскивали презренные взгляды. Кот замечал их как и в первый раз, так и теперь, и решил поинтересоваться:
  
  - Почему на нас так странно косятся люди? - прошептал кот, боясь, что его услышат.
  
  - Мы не такие как они, - дал краткий и не совсем понятный коту ответ человек.
  
  Пара шла по улицам около тридцати минут, после чего пропала в проулочной темноте, и обнаружилась в каком-то подобному ранее представленном дворике месте. Мужчина причалил к подъездной двери и, приложив магнитный ключ, открыл ее. Он поднялся по ступеням на пятый, максимальный, этаж, просто потянул за ручку входной двери и вошел в квартиру. Кот, уже знакомый с механизмом замков и ключей, удивленно спросил:
  
  - Почему не закрыто?
  
  - Все ценности, которые у меня есть, они всегда со мной, вот здесь, - человек ткнул пальцем в висок. - Ну, а если кому нужно то, что находится у меня в квартире, даже учитывая всю скудность ее наполнения, пускай берут, ведь им, расхитителям, пошедшим на такое неблагородное, от того и весьма непростое, дело, эти вещи куда более необходимы, нежели мне.
  
  «Не такими я представлял себе людей» - подумалось коту.
  
  Квартира, к слову, была действительно скудной. За дверью стелился узенький и не длинный коридорчик, в конце которого находилась вешалка, на которой висели зимняя куртка и две ветровки. Сразу, слева, был вход в небольшую комнатушку, которую населяли стол, стул, индукционная печь у стены, тумба рядом с ней, на тумбе тарелка, чашка, ложка, нож и вилка на полотенце, после тумбы находилась раковина, а за ней, в проеме между раковиной и стеной, поместился холодильник. Дальше по коридору была основная комната. Войдя в нее, в глаза сразу бросалось место для отдыха, а именно ортопедический матрас, который, совсем не комильфо, был нагло брошен на пол и хотя бы для какого-то приличия накрыт простыню, облагорожен подушкой и одеяльцем — все это представляло собой импровизированную кровать. В углу, около окна, спрятался столик, на котором стоял открытый ноутбук, а в противоположном углу расположилась несколько корзин с чистой одеждой, рядом с одеждой, оперевшись о стену, отдыхала гладильная доска, а у ее подножья проживал утюжек. Дальше по коридору, перед самой вешалкой, расположилась душевая и уборная, которые были единой комнатой, там же была и стиральная машина. Удивляли неоскверненные белоснежные стены и полное отсутствие декора. Даже при своих компактных размерах, квартира казалось пустой, незаполненной. Но коту чувствовать себя смущенно не приходилось, ведь ему еще не случалось бывать в квартирах, кроме той, в которой с ним произошли изменения, да и та в своей странности могла посоревноваться с этой. Единственное, что могло оправдать квартиру, это ее новый вид, обусловленный, видимо, недавним ремонтом.
  
  Человек и животное остались в спальной, если ее так можно назвать, комнате. Кот инстинктивно все осмотрел, обнюхал и начал осваиваться. Мужчина сообразил на тот счет, что гостю стоит предложить поесть. И, намереваясь, как любой образованный человек, обратиться к коту по имени, сообразил и то, что имени кота не ведает.
  
  - Как могу к Вам обращаться, уважаемый? - с нотками иронии мужчина заговорил к коту.
  
  - Как вообще могут обращаться? - поинтересовался в ответ хвостатый.
  
  - Как правило, по имени.
  
  - У меня нет имени, - легко ответило животное. - Но какую ценность они представляют? Мы и без имен понимаем друг друга.
  
  - Прежде всего, мой друг, - с долями некой незлой надменности в голосе начал говорить человек, - никто никого не понимает, кроме как самих себя. Ну, а имена — это дело удобства. Удобнее обращаться к кому-то по имени, чтобы адресат понимал, что обращаются именно к нему.
  
  - От чего же это мы не понимаем кого-то? Разве наш диалог — это не продукт нашего понимания? - удивился кот.
  
  - Нет, - с той же надменность ответил человек. - Мы пониманием исключительно себя, в том числе и известные нам вещи. Любой диалог — это обычное метание слов друг в друга. И если тебе известны эти слова, ты будешь считать, что ты понимаешь другого человека. Но по факту, ты будешь понимать свое, именно свое знание слов, которое спровоцировали звуки твоего собеседника. Если я начну говорить на другом, неизвестном тебе, языке, что ты станешь делать? Прежде всего, совсем незаметно для самого себя, конечно, ты попытаешься найти неизвестные слова в своей памяти, а поняв, что произнесенные мною слова тебе неизвестны, ты начнешь о чем-то думать, о чем-то своем - в любом случае ты обращаешься именно к себе. И даже с известным тебе языком, одно мое слово ты можешь найти в себе с такой трактовкой, которая отличалась бы от той, что изначально в него вложил я. Тоже самое происходит и с переживаемыми вещами. То есть… Когда мы сочувствуем кому-то, на самом деле мы сочувствуем себе. Это становится ясным, когда мы разберем: а что именно заставляет нас сочувствовать? Ситуация, о которой нас оповестили? Нет, мы начинаем представлять: какие чувства мы бы испытывали в этой ситуации, и если, скажем, мы ощущаем, как например соль на языке, когда приближаемся к морю, какой-то оттенок грусти, тогда мы и выражаем сочувствие, пропитанное именно образом собственной грусти. То, что люди называют пониманием, корректнее было бы назвать «запрос на подобные знания и ощущения». И сейчас я говорю о том понимании, которое трактуется как нечто, что вызывает о людей одинаковое состояние, и что сводит их ощущения и мысли к единому образу, - нет, такого не бывает, все проходит через призму нашего восприятия, в прочем, это очевидно… - на несколько секунд замолк человек с взглядом тонущем в ламинате.
  
  - Действительно, очевидно... - лукаво и тяжело начал кот, но сразу же был перебит человеком на резком вдохе:
  
  - Но что, если все люди проживали бы одно и тоже? Можно было бы тогда говорить, что они понимают друг друга? А какой прок от того, что все понимают друг друга? А прок в том, что все будут стремиться к одному и тому же, соответственно в коллективной работе дело пойдет куда быстрее. Естественно, свести все к абсолютной идентичности не получится, но к этому нужно стремиться. Идеал не постигают, но к идеалу стремятся, - мужчина вновь замялся, но теперь глядя куда-то за стену, взглядом, направленным в места куда более отдаленные, нежели те, что скрываются за горизонтом, которого, к слову, вовсе то и не было видно и вовсе он тут не важен. Спустя несколько секунд настрой мужчины перекрасился, и лицо отыгрывало гневными красками, а уста начали злостно, сквозь зубы, выдавливать слова:
  
  - И что же этот немецкий петух так уверенно говорил о своем Сверхчеловеке, когда толпа рабов без особых усилий задерживает приход этого хваленного немецким выскочкой Сверхчеловека? Недуг, которым болел Безумец, имел в себе симптом непонимания того, что всякое единство — сила. И пускай мне возразят те, кто скажет, что на веку бывали воины, которые сдужают и десятку бойцов послабее, какими бы сплоченными те не были, на что я открою им глаза: измерять силу стоит не текущими возможностями, а потенциалом, который может быть проявлен во времени. В равных условиях везде, кроме количества, победят те, кого больше, но важнее то, что количество может компенсировать неравенство условий, а то и образовать полное неравенство в свою сторону, но на это нужно время. Один Сверхчеловек не равен двум, но что заставит двух сплотиться? Они для этого слишком самодостаточны, и мне охотнее верится во вражду двух Сверхчеловеком, нежели в их дружбу, ведь именно это им и завещал Безумец? Сверхчеловек болен свободой, а свобода убивает все.
  
  Бедное животное с трудном дождалось момента, когда озабоченный человек умолк. Коту было трудно воспринять несвязную речь мужчины, его даже посетило чувство некого страха. Хвостатый мало что понял из сказанного, но оно оставило в его голове некий отпечаток, который когда-то пожелает напомнить о себе.
  
  - Что насчет имени? - с некоторой неловкостью обратился к умолкшему человеку кот.
  
  - Точно, - еще отходя, с возвращающимся взглядом, отреагировал человек. - А какое тебе по душе?
  
  - А какие бывает? - с искренним недоумеванием поинтересовалось животное.
  
  - Разные бывают. Человеческие и животные. Какие предпочтете? - окончательно вернулся человек.
  
  - Я хоть и кот, но кот явно необычный, и предпочту человеческие, - смело ответил хвостатый.
  
  - Будешь Степаном Фридриховичем. Степан — это в честь кота из детства, а Фридрихович — в честь безумия, ведь говорящий кот — это ли не безумие?
  
  Кот, вновь столкнувшись с непонимание, решил, как и раньше просто принять слова мужчины как некую данность и, не будучи капризным в именах, просто согласился с предложением.
  
  - А что насчет твоего имени, человек? - задался вопрос, что называется «очень кстати».
  
  - Петр Иванович к Вашим услугам. К слову, о говорящих котах, - вздрогнул человек, нечто вспомнив, и сразу, так же резко, как и вздрогнул, стих, - а нет, не к слову… Эти слова научены ждать… Вот что я хотел Вам предложить, уважаемый Степан Фридрихович, не желаете ли Вы поужинать?
  
  Это было весьма уместное предложение. Кот, несколько дней не ведавший пищи, очень обрадовался и очень радостно принял его. Компания для этих целей сместилась в кухню.
  
  Мужчина открыл дверца единой тумбочки, выудил оттуда небольшую алюминиевую кастрюльку, заполнил ее водой и, положив в нее две сосиски, которые достал из холодильника, поставил на плиту. Из той же тумбочки он достал чайничек, тоже заполнил его водой, и так же поставил на плиту. И вновь Петр Иванович потревожил тумбочку, которая, признаться, поражала своей вместимостью: оттуда выскочила еще одна тарелка и нарезная доска, дальше Петр Иванович еще раз подступил к холодильнику, и тот покорно отдал ему кастрюлю с вермишелью. Ну, а в финальных сценах отыграла печь, вернее духовка, которая, видимо по неимению места, была импровизированной тумбой из которой достали сковороду. На сковороду выложили вермишель и добавили немного воды из кувшина, взятого со стола, - эта процедура нужна для образования пара, способствующего ускорению подогревания пищи и предотвращению ее подгорания на сковороде. Все шло очень удачно и беды не предвещало, пока Петр Иванович не взглянул на нарезную доску и не вспомнил горькую суровость реальности:
  
  - А хлеба то нет, - грустно, словно праздник сорвался, произнес он.
  
  - Мы подобным не довольствуемся, - ответил кот, который, как оказалось, решил все проблемы.
  
  - Ну вот и славно, - пропитался внезапной радостью Петр Иванович.
  
  Скоро сосиски задрожали в бурлящей кастрюльке, а сковорода зашипела, и в другое мгновение стол был накрыт двумя тарелками с вермишелью, украшенными по одной, но сочной сосиске. Трапеза была начата. Петр Иванович старался соблюдать определенную пропорцию, которая позволит ему растянуть одну сосиску на всю порцию вермишели, что, отметим, давалось ему весьма успешно, ну, а Степан Фридрихович, к вермишели не прикасался по тем же соображением, по которым и не довольствовался хлебом, зато сосиску вкушал с небывалым удовольствием: таких деликатесов ему даже во снах видеть не приходилось.
  
  - Как, однако, у вас, людей, все хитро придумано, - дожевывая, довольно заговорил сидящий на столе кот.
  
  - Далеко не все... почти ничего, уважаемый Степан Фридрихович, - подхватил мужчина, - но что же Вас, почтенный, натолкнуло на такого рода мысль?
  
  - Ну вот все эти приготовления, обработка пищи, разве это суть глупость? Кажется, очень даже наоборот. Тем и восхитительны люди, что делает все умно.
  
  - Прошу тебя, друг мой. Это все проделки непривычки. По моим меркам умно — это отсутствие трапезы. Сидим, едим — и тратим время.
  
  Степан Фридрихович очень удивился мысли своего собеседника, вернее даже не понял ее.
  
  - Что же ты хочешь сказать, человек, - с недоумеванием формулировал свой вопрос кот, - что трапеза не нужна? Как же тогда питательным веществам попадать внутрь организма?
  
  - Биолог нашелся, - вновь в мужчине заискрилась гневная нотка. - Ну скажи мне, какое отношение махание вилкой и ножом имеет к питательным веществам? Вот ты представь, если бы у нас был небольшой мешочек, как капельница, внутри наполненный этими питательными веществами, и катетерами с трубочками вживлен нам.
  
  «Что за сумасшествие…» - думал кот, слушая странные изречения, а Петр Иванович все продолжал:
  
  - И не нужно было бы возиться на кухне... время... экономия, - негромко вскрикивал мужчина, подобно Архимедову восклицанию - «Эврика», - но и это не конец, - хитро заметил Петр Иванович. - А представьте, Степан Фридрихович, что будут маленькие капсулы — проглотил одну и сыт, или того лучше — механические тела, не требующие потребления полезных веществ: раз в месяц меняй батарейку — и отлично… Вот это, Степан Фридрихович, вот это умно. И даже так, потом найдутся люди, если их таковым еще можно будет определять, которые и в этом ничего умного не увидят.
  
  - Кажется мне, Петр Иванович, уж больно вы увлеклись фантазиями…
  
  Эта фраза очень ранила человека, даже разозлила:
  
  - Нет! Глупый кот! - стукнул он по столу. - Это глупые люди, они увлеклись реальные перспективы называть фантазиями! В своей слепоте они все называют фантазиями, крайностями, выдумками… Хотя именно на них и построен весь людской мир, если изволишь заметить!
  
  Напуганный ударом кот инстинктивно встал в позу, поджав хвост и уши. Поджатый, даже умоляющий, вид собеседника заставил мужчину опомниться. Петр Иванович остыл взглядом, убрал со стола свой покрасневший от удара кулак, бросил раскаивающийся взгляд в пол, отдаваясь на минуту своим мыслям, а придя в себя, заговорил к коту:
  
  - Прости меня, - с искренним стыдом, выраженным слегка дрожащим голосом, говорил мужчина. - Есть такой грешок у меня…. Больно я агрессивный…
  
  - А сразу и не скажешь, - с подозрением ответил Степан Фридрихович. - Ну ничего, случается.
  
  Мужчина посмотрел в глаза коту и мило улыбнулся, поблагодарив таким образом собеседника за проявленную тактичность, еще с минуту помолчал, собирая разбежавшиеся мысли воедино, а потом с озарением негромко вскрикнул: - Точно! Возвращаясь к нашему диалогу о твоей необычной для кота способности говорить… Как же ты ее получил?
  
  - Не знаю, - грустно ответил кот.
  
  - Да-да, точно… Кажется, ты уже говорил, - с задумчивым, беглым взглядом отреагировал человек. - Ничего странно не припоминаешь?
  
  - Недавно я прогуливался и попал в лапы странному человек, - кот косо посмотрел на своего собеседника и сгрешил мыслью: «но не страннее твоего». - Так вот… Этот затащил меня в квартиру… А дальше не помню, вернее и не могу помнить, так как отключился. А проснулся — осенило, что осознаю речь людей. А заговорил я впервые при тебе, человек.
  
  - Так-так, - заинтересовался Петр Иванович, - а знаешь что-то про этого человека?
  
  - Ничего.
  
  - Хм, - грустно сдавил губы мужчина. - А ты все понимаешь?
  
  «А сам говорил… » - начал строить свою мысль Степан Фридрихович, как человек разрушил ее основание: - Нехорошее это слово - «понимаешь», но что поделать? Больно прижилось, пускай будет. Ну что там, Степан Фридрихович?
  
  - Понимаю-то - понимаю, но не понимаю, - сказал какую-то небылицу кот и, поняв свою ошибку, взялся ее исправлять, - вернее… как… знание слов мне, уже даже не на удивление, известно, но посыл их, не то, чтобы непонятен, скорее в новинку и требует…. осмысления… это — осмысление, кстати, процесс мне тоже в новинку… вернее… настолько глубокое осмысление… ощущение, будто я увидел жизнь наизнанку, увидел ее полной, куда более масштабной, нежели мне представлялось раньше.
  
  - Полной, наизнанку… - улыбнулся человек, уставившись в потолок, и, вдоволь погоняв глаза по белому полю, вернул их к Степану Фридриховичу. - Могу предполагать, как ты себя ощущаешь. Но поверь мне, добрый друг, жизнь полной никто не видит. Можно только думать, что мы знаем жизнь, но, на самом деле, ничего мы не знаем. Но вот вопрос: а узнаем ли когда-нибудь? Моя мать часто повторяла: «Если долго мучиться, что-нибудь получится». И я не видел, чтобы люди, иррациональносты, отвечающие мне на этот вопрос с отрицательным посылом, хоть сколько-то мучились в погоне за ответом на него, - Петр Иванович на секунду приостановился, набрал воздуха в легкие, и продолжил: - У человека есть два врага: «Не знаю» и свобода. Один нас мучает, скрывая ответы, а другой позволяет нам остановиться, заняться чем-то ответвленным. И так мы пускаем корни в том, что на самом деле ничего ценного из себя не представляет. Вопрос ценности сам по себе тоже вещь мерзкая. Если придерживаться современных концепций, тогда нам стоит говорить, что абсолютных ценностей нет. А что вообще есть ценность? Ценность — это нечто, что субъект находит полезным, из этого и вытекает предыдущее положение, гласящее о относительно ценности. Прежде, чем согласиться с данным положением, стоит заменить: а что есть польза? Все зависит от контекста. Контекст на наши размышление — это жизни. Что есть польза для жизни? Кто осмелится ответить на этот вопрос? Математик, зная начальную и конечную точку, сможет проложить наиболее короткий путь. И если перед нами стоит задача пройти от точки А до точки Б за наименьшее количество времени, с учетом того, что двигаемся мы строго равномерно, тогда полезным для нас будет следовать маршруту, проложенным математиком. Ну, а какая задача у нас стоит по жизни? Не знаю, не знаю, не знаю… - нервно повторял мужчина. - Черт возьми. Почему никто не сражается с нашим врагом «Не знаю»? Потому что все мы свободны от сражения. Мы в рабстве у свободы… И ведь можно спросить: а почему у нас должна быть задача? А в ответ на вопрос, заданным глупцом, не понимающим, что суть не сильно изменилась, стоит спросить: а почему нет? Он скорее всего ответит: «Не знаю». И что? Суть сильно изменилась? Наш враг восстает и здесь. Просто эти мягкотелые, улюлюканье свободой идиоты, они разучились сражаться, они закованные в арканы свободы и живут по продиктованным ею законам: «Мечтай, воображай, грезь, но никак не думай, ведь размышления приведут тебя к «Не знаю». Любуйся красивым, живи творчеством, отдавай свое время красоте, ведь красота — это приятно, она подогревает чувства. Делай по жизни все, кроме того, чтобы пытаться понять ее».
  
  - Какой-то бред… - позволил себе пренебрежительно заявить Степан Фридрихович. - Почему же никто не сражается с вопросом «Не знаю»? Не удивляйся человек… хотя, прежде всего, стоило бы удивиться именно мне, но мне несколько известно об ученых. Вот они и являются воинами, которые сражаются с тобой ненавистным «Не знаю». А последние фразы о красоте… тебя занесло. Что же плохого в том, что люди способны ценить и видеть прекрасное? Любование красотой не исключает размышлений о жизни.
  
  - Бред? - взглянул человека на кота, который уже приготовился в случае чего драпануть, но Петр Иванович лишь грустно выдохнул. С ним уже случалось подобное, когда твои изречения не понимают, но больше всего его волновало то, что ему есть чем покрыть. Он слышал сотни аргументов, был участником сотни дискуссий, которые все равно сводились к «Не знаю». Он устал от этого переплетения слов, которое - русло хорошо изученной реки, всегда приведет к известному концу.
  
  - Наивный Степка…. Ученые, говоришь? Ученые — это дети, играющиеся в игрушку под названием «Наука». Сегодня вся наука - это просто ребячество этих инфантильных, накачанных знаниями, глупцов. Они многое знают, но как применяют свое знание? Они резвятся, развлекаются, иногда ссорятся из-за «игрушки». Что-то, конечно, они да производят, но это ничто по сравнению с тем, что они могли бы давать человечеству. Я даже не говорю о том, что наука нынче стоит на службе у маркетинга — бравого сыночка свободы. А к слову о красоте… Конечно, не исключает. Свобода слишком хитрая, чтобы дать человеку нечто, что исключает размышления о жизни, ибо, в противном случае, она бы не могла обманывать вас, когда мы размышляем о жизни, тем самым заводя нас в губительные края. Красота — это обман, иллюзия, которая отравляет нашу мысль, заставляя преклониться ее перед чувствительной стороной.
  
  - Чем же тебе чувства не угодили, человек? - с некой насмешкой, хотя и осторожной, спросил кот.
  
  - Чувства — это своего рода подгузник, чтобы человек не испачкался там, где этого не нужно, до тех пор, пока не вырастет. Страх — чтобы не вредил себе, интерес — чтобы развивался и так далее... Но все эти чувства для детей, коими мы и являемся. Мы повзрослеем и останется только холодный расчет. Движение... Оно не обязано только чувствам, интеллект тоже может заставлять двигаться. Как бы иронично это не прозвучало, но я ненавижу свои чувства. Ненависть… Это чувство у нас не спроста, оно и погубит все чувства, провозгласив интеллект нашим повелителем. Чувство красоты делает людей довольными, а довольные люди — это черви. Сытые не едят, а довольные не стремятся. Но и недовольство — чувство пагубное, подводящее людей к бешенству. Однако, в ситуации, когда стоит выбрать из двух зол меньшее, я отдаю свое предпочтение недовольству: именно оно ныне меняет мир. Ну ничего… - сладко задумался Петр Иванович, - когда-то, верю, что скоро, мы избавимся от чувств и одолеем свободу, и единственное рабство, которое мы будем принимать — это рабство собственного Я, движимого интеллектом.
  
  - Ну-ну… - подозрительно отнесся Степан Фридрихович к взглядам своего собеседника. Ему казалось, что Петр Иванович вдается в крайности: «Несомненно, человек должен прислушиваться к разуму, но не отбрасывать же ему чувства? В конце концов, чувства делают нашу жизнь разнообразной». - Ты, человек, загулял слишком далеко в своих рассуждениях. Это крайности. Чувства делают людей людьми.
  
  - Крайности? - поникло улыбнулся Петр Иванович. - Крайность - это привилегия тех, кто хочет большего. Нынче стало модно упрекать человека в крайностях. Глупые и довольные люди хотят сковать всех, кого не устраивает медленный темп развития, тех, кто рвется к горизонту, оставляя стадо свободолюбивых, мягкотелых идиотов позади. Делают нас людьми... - приступил к следующему тезису мужчина. - Повторюсь, достопочтенный Степан Фридрихович, чувства — это подгузник. Людьми нас делает самость и интеллект. А чувства не дают человеку обгадиться. Я верю, что мы на пороге как минимум юности. Этот подгузник жмет, он сдавливает наш потенциал. Мы еще дети, и мы еще нуждаемся в нем, к сожалению, но стоит начинать осознавать, что скоро, верю, что скоро, нам придется попрощаться с подгузником.
  
  - Как скажешь, человек. Меня утомил этот диалог…. Начался одной темой, закончился другой… - тяжко вздохнул Степан Фридрихович.
  
  - Точно, - прозрел человек, - говорили ведь о твоей способности говорить. Иронично, но и здесь мы столкнулись с «Не знаю». Смею предположить, что над тобой произошло какое-то «очеловечивание». Суть не только в том, что ты говоришь и понимаешь нас, ты так же мыслишь подобно человеку, тебе привиты какие-то взгляды на жизнь, словно какой-то человек одолжил тебе частицу себя.
  
  - Может ли быть, что человек, схвативший со мной, произвел описанную тобой процедуру? - поинтересовался Степан Фридрихович.
  
  - Откуда же мне знать, Степа? Но полученные от тебя известия наталкивают на подобные мысли. Ты помнишь, где проживал этот человек?
  
  - Помню, - сухо ответил кот, - только это нам никак не поможет.
  
  - Почему же? - удивился Петр Иванович.
  
  - Смею утверждать, что человек, после встречи с которым со мной произошли эти преобразования, скончался.
  
  - Как скончался? - мужчина бросил нервный взгляд на кота и постучал пальцами по столу, соображая, что стоит предпринять в таком положении. - И все же стоит наведаться к месту его проживания. Надеюсь, тебя не в какой-то особняк затащили?
  
  - Нет. Это был дом мало чем отличимый от того, в котором сейчас находимся мы.
  
  - Тогда, - идейно промолвил Петр Иванович, - нам стоит порыскать там. Может, чего-то узнаем у соседей.
  
  - Сейчас? - глуповато поинтересовался кот.
  
  - Конечно же нет… - ответил человек, обдумывая феномен говорящего кота. Дуэт тихо посидел с минуту. Эта минута потребовалась человеку на свои размышления, а кот перебирал происходящие с ним странности, включая нового знакомого. Закончив с обдумыванием, Петр Иванович резко схватился со стула, напугав кота, пронзительно взглянул на животное и, будто огласив приговор, проговорил: - А сейчас спать.
  
  Ночь взяла свое. Ее королевский бал с бесчисленным количеством танцоров на космическом полотне во главе с подражателем Солнца, его главным завистником, влюбленным в солнечный свет, главным любимцем ночи, ее вечным рабом - Месяцем шептал городу свои пляски, побуждая кого-то радоваться ночным празднованиям, а кого-то, смущая, напоминая о завершении дня, отправлял на разбирательства к господину судье Сну. Степан Фридрихович и Петр Иванович уснули крепким сном, что был щедрым подаянием обычно капризной девушки по имени Судьба. Город, тем временем, хотя и был укрыт покрывалом светового загрязнения, но романтику ночи впитал достаточно хорошо, чтобы очаровать сов разных пород: некоторые суетились, собираясь в клуб, желая сублимировать танцами свое напряжение, а некоторые довольствовались пустыми и тихими периферийными уличками.
  
  Педантичное утро обещано наступило, но не в одиночку, а в компании с густым облаком тумана, объявшим просыпающийся город. Редкие машины отдали пост зарождающимся пробкам, тротуары, укрытые туманом, гудели подобно пчелиному рою, скрывая своих пчел, учебные учреждения созывали особый вид гурманов насладиться изысканными блюдами гранита науки, а в офисах досыпали уставшие от жизни клерки, раздраженно вздрагивающие от внезапных, но систематично накапливающихся телефонных звонков. Тем временем, Степан Фридрихович со своим новым знакомым сладко досыпали, игнорируя всякую утреннюю суету, и, только дождавшись зенита Солнца, прогнавшего туман, они соизволили открыть глаза.
  
  Петр Иванович, открыв глаза, оглянул комнату, в чем-то убедился и плюхнулся искать ответы на потолке, тяжело прикрыв лоб рукою, Степан Фридрихович же, видимо, ведомый кошачьими повадками, подкрался к человеку поближе, к ногам, и расположился там, размышляя, до момента, пока мужчина резко, без каких-либо прелюдий, не вскочил и не заявил:
  
  - У нас сегодня полно дел.
  
  - Каких дел? - удивился кот.
  
  - Не сказать, что важных, но требующих времени…. - произнеся эти слова, Петр Иванович задумался, скривив губы так, будто сказал что-то не совсем корректное и добавил: - А может и важных… - на этом моменте человеку стало еще хуже, о чем свидетельствовали широко раскрыты глаза, которые смотрели вовсе не туда, куда были направлены, а вовнутрь, в мысли и их отзвуки. В таком состояние мужчина прошептал: - А что вообще есть важно? - а потом, секундой спустя, негромко закричал, энергично потирая волосы руками: - ААААА! Чтоб их! Прочь, прочь! - закончив, Петр Иванович взглянул на кота как ни в чем не было, просто и без каких-либо намеков на свое странное поведение, на что животное очень справедливо спросило:
  
  - Что это было?
  
  - Ну… - человек подготовил свое лицо для ответа, - вот ты представь: мы персонажи какого-то произведение то ли фильма, то ли книги. Такие вот «позы» … они придают ощущение какого-то внутреннего конфликта, безумия… а люди… глупые… они подобное любят. Мы должны нравится глупым людям, чтобы влиять на них.
  
  Смущенный Степан Фридрихович ничего не ответил, лишь скривил морду, как бы намекая на бредовость человеческого ответа, на что человек хорошо посмеялся и добавил:
  
  - Прости мне, Степка, мои странные выходки… - Петр Иванович сильно изменился в лице, оно неожиданно погрустнело. - Я давно капитулировал перед «Не знаю» и за это ныне сражаюсь с самим собой. Я струсил — я оправдал себя. Оооооо… Степа… Оправданье — это ужасная штука. Она позволяет отречься от чего угодно, таким образом, что твое отречение покажется тебе верным поступком и этот эффект будет длиться достаточно долго, чтобы ты окончательно отрекся и потерял возможность вернуть то, от чего отрекся. Свобода… Эта потаскуха… Она, Степа, она все предвидела... она предложила нам этот сладкий яд — оправдания, чтобы наши бессмысленные поступки мы смогли облагородиться и начать восхищаться ими, а потом, спустя время, когда эффект яда иссякнет, ужаснутся своим действиям и душою горько заплакать. Свобода…. Она делает нас врагами самим себе. Я проиграл, я сражен… и я ежусь как умирающий, искреннее ненавидя своего убийцу.
  
  Степана Фридрихович пугал «больной» вид Петра Иванович и он, согласно отработанной схеме, скромно промолчал. В голове кот, конечно, выказывал протест словам мужчины. Тот, как минимум, обязан свободе своими выходками и изречениям. Однако, мужчина, вновь очень подходяще, перебил кошачью мысль:
  
  - Я тоже раб свободы. И я ненавижу себя. Моя единственная особенность, выделяющая меня из числа других рабов, - это мое зрение. Я вижу, в этом тумане, я вижу, как за розовой пудрой скрываются страдания, крики и стоны, вижу толпу, потерявшую голову от сирен свободы, вижу довольных и глупых, но я вынужден... вынужден, Степа, идти с ними в одном строе...
  
  «Да что он несет?» - остро удивлялся кот словам человека. Даже кот находил в красоте пользу, своеобразный бальзам для человеческой жизни, а чувства — необходимый орган, чтобы ощущать прелесть бальзама. Созерцание красоты дарит людям счастье, что абсолютно оправдывает необходимость восхищения красотой, а Человек хочет лишить человека этого дара? Уместнее было бы наречь Степана Фридриховича — Степаном Петровичем, если, как сказал Петр Иванович, нужно подчеркнуть безумие.
  
  Человек тем временем начал приготовления. Петр Иванович варил уже не две, а целых три соски, которые с трудом удалось уместить в небольшой алюминиевой кастрюльке. Завтрак очень напоминал своего коллегу Ужина, но с тем отличием, что Петр Иванович предложил своему гостю целых две соски и научено не насыпал коту вермишели. Позавтракав, человек отправился в душ, провозившись там около пятнадцати минут, а выйдя, потратил еще с полчаса на сушку волос в виду отсутствия фена. В развязке своих приготовлений, человек кое-как вырядился и надушился. Петр Иванович взял на руки хвостатого, подошел к ноутбуку, достал из него какой-то небольшой черный предмет, после чего стремительно вышел на улицу, быть может, даже не прикрыв двери в квартиру. Неординарная пара очень резво куда-то стремилась, вернее, резво стремился человек, у которого Степан Фридрихович был в заложниках, но, честности ради, нужно уточнить, что коту было вполне себе комфортно, ведь даже такой опыт на порядок приятнее того, что ему приходилось наблюдать в чертах своей родной помойки.
  
  Дневное Солнце было очень мирным, даже щедрым на теплые, ласкающие лучики. Видимо, светило радовалось необъятному, по морскому голубому, но по озерному спокойному, не запачканному облаками небу. Людей на улицах было прилично, и многих из них украшали широкие улыбки, искусительницей которых, скорее всего, была прекрасная погода. И даже люди, лишенные широких, дугообразных изгибов губ, выглядели налегке, в отличии от Петра Ивановича, который, несмотря на мастерское маневрировании в потоках людей, был скован тяжелой мыслью. Степан Фридрихович, временами посматривая на лицо своего «транспорта», гадал, о чем мог думать Петр Иванович, порой перебивая гадания пренебрежительной мыслью: «Опять о безумствах всяких мыслит».
  
  Спустя тридцать минут ходьбы, парочка прибыла к высокому стеклянному зданию, окруженному машинами, и по особенному массивным скоплением людей, которых то ли всасывало вовнутрь в области дверей, то ли выбрасывало прочь наружу. С горем пополам Петр Иванович пробрался внутрь. Здесь он был очень осторожным, опасаясь, что попадись он охраннику на глаза, его попросят покинуть торговый центр, а причиной тому послужит его невинный, но крайне нежелательный в подобных местах попутчик. Внутри все тоже было стеклянным. Прозрачные витрины манили покупателей разнообразными товарами. Люди, пришедшие за конкретным товаром, не редко давали слабину и, словно сорвавшись с цепи, бросались скупать все, что приглянулось.
  
  Немного пробороздив внутри торгового центра, Петр Николаевич подобрался к магазину сумок в который зашел очень стремительно, приманив к себе хищного консультанта.
  
  - Вам что-нибудь подсказать? - обратился к Петру Ивановичу невысокий парень в красной клетчатой рубашке, косо посмотрев на Степана Фридриховича.
  
  - В чем смысл жизни? - осматриваясь, не обращая должного внимания на консультанта, спросил мужчина.
  
  - К сожалению, по данному вопросу я Вас не смогу проконсультировать, - спокойно ответил консультант, будто закаленный в диалогах со странными личностями. - Зато могу подсказать Вам в вопросе выбора сумки. Вы, к слову, что хотите? Портфель? Рюкзак? Сумку?
  
  - Чего хочу? - Петр Иванович прекратил бросаться взглядами на сумки и серьезно взглянул на консультанта. - Хочу не хотеть, ведь хотеть, дорогой консультант, - это привилегия чувствительного рабства. «Хотеть» по всем параметрам уступает «нужно», обоснованного здоровым интеллектом.
  
  Теперь уже пробитый консультант засмущался от неимения ответа, вежливо кивнул головой и отошел.
  
  - Вот... вот оно… - тихо обратился Петр Иванович к коту. - Этот консультант, Степан Фридрихович, - это воплощение окружающих людей. Они спросят все, кроме того, что спросить важно, а когда ты сам им навяжешься, смущенно убегут. Консультанта хотя бы работа оправдывает. А что людей?
  
  - Здравый смысл, - ответил хвостатый. - Порицательство «хотения», движущей силы человек, - это глупость.
  
  - Кого я взял на попечение… - иронично ответил Петр Иванович. - Человек может быть двигаем исключительно его интеллектом и никакое «хочу» ему не нужно. «Хочу» - это одно из свойств нашего подгузника, обеспечивающие нам движение, пока наш интеллект полностью не вырвался из заточения.
  
  Бедный консультант, стоящий поодаль, наблюдая за движениями губ мужчины, понимал, что перед ним сумасшедший, да еще и с животными, и попытался предпринять попытку вызвать охрану, но к удаче Петра Ивановича, ему на глаза попала сумка, которую он быстро схватил и понес на кассу.
  
  - Вот эту, пожалуйста, - показал принесенную сумку мужчина.
  
  Когда Петр Иванович, расплатившись, покинул магазин, Степан Фридрихович поинтересовался:
  
  - Зачем тебе сумка?
  
  - Вот за этим, - человек посадил Степана Фридрихович в только-что приобретенную сумку.
  
  Все чувствовали себя вполне комфортно.
  
  Покинув торговый центр, Петр Иванович, как прежде, последовал куда-то с удивительной стремительностью.
  
  Прохожие своим видом выдавали свою радость прекрасной погоде, и Степан Фридрихович завистливо отлавливал лица встречающихся людей. Одними из таких случились две девушки, которые поочередно фотографировали друг друга. Петр Иванович, уловив увлеченный взгляд кота, голова которого забавно выглядывала из сумки, пренебрежительно тсыкнул и сказал:
  
  - Чего так увлеченно смотришь, глупый кот? Эти люди тешат свое самолюбие. Зачем фотографировать людей? Какую ценность имеет фотография? Не спорю, если бы фотоаппарат умел запечатлеть человеческие мысли, так что их не приходилось бы мучительно формулировать на бумагу, вот тогда польза была неоценима. Хотя… - человек с отвращением посмотрел на фотографировавшихся девиц. - У них, в таком случае, фотографировать нечего.
  
  - Эх… - тяжело вздохнул Степан Фридрихович, переключив взгляд на человека. - Чем же они тебе не угодили? Что плохого в том, что они фотографируются?
  
  - Не плохо, а бесполезно… Хотя…. Считаю, людям пора бы уже сделать эти понятия синонимами: плохо и бесполезно. С какой долей их действия борются с главными врагами человечества? Но проблема даже не в самом действии, а в том, что привело к нему — в их мыслях. Они не думаю, а мечтаю и воображают… семью, работу, признание друзей, лайки в социальных сетях — все что угодно. Их мысль формируется воображением — еще одним сыночком свободы.
  
  - Не хочешь же ты заявить, что и воображение порицаешь? - с пренебрежением отреагировал Степан Фридрихович. - Воображение находит свое применение в сотнях человеческих действий, принося неоценимую пользу.
  
  - Можно передвигаться пешком, а можно на машине. Чем проще «пешком»? Не требует навыков. Но на машине куда быстрее. Правда машину нужно приобрести… но представим нам ее подарили, нам осталось только освоить ее. Воображение — это простая лепка картинок в голове, она не требует особого навыка, но думать — значит овладеть мыслью, строить ее осознано. Мне бы возразили художники, писатели, и подобные им глупцы, мол воображение тоже требует навыка… Определенно, ходьба тоже может быть развита, в спортивную, например, но это все еще ходьба, и она уступает передвижению в транспорте. Руководствуясь интеллектом, не загрязненным чувствами, можно воссоздать все то, к чему «нужны» чувства. На самом деле, чувства не нужна и воображение тоже. Оно, к слову, отвлекает.
  
  - Ты неисправимый безумец… - устало ответил хвостатый. - Иногда там, где нельзя проехать, можно пройти.
  
  - Безумие… - на секунду призадумался человек. - Его теперь часто причисляют тем, чья мысль далека от мягкотелых, растисканых свободой людишек… Согласен, не лучшую аналогию привел... но, если бы ты понял мою мысль, ты бы не проговорил свою претензию.
  
  - Я понял, - тяжко ответил Степан Фридрихович, - просто…
  
  - Просто? - перебил кота Петр Иванович, образовав на лице улыбку. - Ничего не просто. Просто — это неосознанность сложности. Просто бывает только у глупцов.
  
  - Ты невыносим, - с прежней тяжестью проговорил кот.
  
  - Для людей… - человек приостановился, посмотрев на кота, и добавил: - и им подобных я действительно невыносим. Однако, я почти не общаюсь с людьми, в этом попросту нет пользы. Общаться стоит с теми, кто мнит себя выше людей. Либо для того, чтобы убедить их в обратном, либо для того, чтобы завести с ними дружбу. И дружба, Степан Фридрихович, пока ты не решил меня поправить, дружба — это не чувствительное состояние, не эмоциональная близость для меня, это сотрудничество, приносящее пользу.
  
  - А какую пользу проносят тебе хлопоты со мною? - метко заметил Степан Фридрихович.
  
  - Никакую, - просто ответил человек.
  
  - Тогда почему ты винишь других в бесполезных действиях?
  
  - Мне кажется, - Петр Иванович вновь улыбнулся, - что именно это и позволяет мне упрекать других. Но ты забыл, мой милый друг, что я вовсе не оправдываю свои бесполезные действия. Да… Все начинается в момент, когда люди прекращают оправдываться, когда они принимают проблему с готовностью сражаться с ней. Я ненавижу себя, ненавижу свою природу, я готов сражаться с ней, в то время как люди… - человек приостановился, что-то шепча про себя, и спустя несколько секунд торжественно произнес:
  
   И «человек» - вам оправдание,
   кричали как несовершенны вы -
   глупость вашего сознания...
   Ну не стремились же, увы,
   стать капельку честней,
   сказать порокам нет...
   и двигались быстрей...
   на бесовской обед.
  
  Дослушав, кот ничего не ответил, лишь про себя подумал о том, что его компаньон болен нездоровыми взглядами на людей и их жизнь. Получать выговоры от кота — это действительно странно. Степан Фридрихович, в прошлом самый обыкновенный кот, сам знал о жизни немного, но его взгляды были куда приближение к человеческим, нежели взгляды Петра Ивановича.
  
  Компания чередовала передвижение пешком и в общественном транспорте до момента, пока Петр Иванович не подобрался к зданию, в котором располагалось известное издательское агентство. Войдя, человек кивнул скучающему охраннику, который по-доброму улыбнулся и помахал рукой в ответ. Внутри было очень чисто и свежо, все было пропитано своего рода новизной, как после недавнего ремонта. Издательское агентство было не просто известным, но одним из лучших в стране, курирующее множество молодых и начинающих писателей и сотрудничающее с опытными и известными творцами. Как узналось позже из разговора человека с каким-то мужчиной, Петр Иванович принадлежал к плеяде известных поэтов, и зашел он сюда, чтобы отдать некоторые свои работы для редакции и дальнейшей публикации.
  
  - Ждем Ваших новых работ, - весело кинул в догонку редактор уходящему Петру Ивановича.
  
  - Непременно, - неохотно и с некой скрытой досадой, выраженной тяжким произношением, ответил человек.
  
  Кот, наблюдавший диалог редактора и человека, который проходил очень дружественно и никак не предвещал такой реакции со стороны Петра Ивановича, удивился и решил поинтересоваться:
  
  - Что-то не так?
  
  - Мои стихи... - поникло проговаривал человек, - они ужасны.
  
  - Но… - с недопонимаем начал бормотать Степан Фридрихович, - но… ты известный поэт. Твои стихи пользуются спросом у людей. Полагаю… они не ужасны…
  
  - Спрос не показатель чего-то хорошего. Проблема в том, что я предлагаю людям бессмыслицу: обыкновенный рифмованные строки, украшенные художественными приемами — это пустышки. Некогда, давно, я носил в редакцию вещи осмысленные… - мужчина тяжело выговаривал свою мысль с выразительными вздохами и выдохами. - Да… не столь красивые, но куда более разумные… А что людям? Да что там говорить... во времена так называемого абстрактного искусства — искусство ради искусства…. Кажется, миру не нужны разумные мысли, они раздражают мягкотелых распоясанных свободой людей… Да… Незначительным людям нужны незначительные вещи.
  
  Петр Иванович приостановился, взглянул на кота, а потом, как родители открывают детям страшные тайны, с отчетливой строгостью и неким предостережением, молящем об понимании и уяснением, проговорил:
  
  - Хорошо то произведение, в котором мысль первенствует над сюжетом, подачей и приемами. Именно поэтому в современной литературе так мало значительных произведений.
  
  На вид Петр Иванович был очень подавлен, его глаза то и дело безжизненно застывали до момента когда их обладатель справится с тяготеющей его мыслью, которая сменялась следующей в очереди обременяющей сознание думой, пока он резко не переменился и теперь его взгляд, подобно встревоженным кошачьим глазам, излучал настороженность и готовность к назревающей буре. Степан Фридрихович видел эти глаза довольно часто и смог будто прочувствовать состояние своего компаньона, но не понимал, чем обоснована такая резкая перемена.
  
  - Добрый день, Петя, - заигрывающе прозвучал низкий женский голос.
  
  - Ваше появление исключает всякое добро, - не грубо, а на удивление бесчувственно, вновь изменено, обуздало, отреагировал Петр Иванович.
  
  Перед дуэтом из кота и человека предстала длинноногая рыжеволосая женщина с макияжем невероятного мастерства. Едкие зеленые глаза хищно смотрели на бедного Петра Ивановича, который изо всех сил пытался сковать свои вскипающие чувства. На вид женщине было до тридцати и выглядела она как женщина, пекущаяся об уходе своей молодости, замещая ее косметикой и роскошной одеждой. Женщина кокетливо положила небольшую, но украшенную длинными тоненькими пальцами с красными накладными ногтями руку на плечо мужчину и бросила взгляд на сумку, из которой по-прежнему забавно выглядывала голова Степана Фридриховича.
  
  - Вижу, Петя, ты нашел себе слушателя… - не отводя взгляда от кота, с ухмылкой, прокомментировала увиденное женщина.
  
  - Всяко лучше Вашего, неуважения Изольда Эдуардовна, - беспристрастно ответил Петр Иванович.
  
  - Читала твои недавние работы… весьма недурно, - не обращая внимания на едкие высказывания собеседника, сказала Изольда Эдуардовна.
  
  - Недурно для людей дурных.
  
  - Какой ты… какой ты… - с наигранно надутыми щеками Изольда Эдуардовна подбирала словечко, - чурбан… Но ты забавный малый, твой максимализм по-прежнему умиляет, хотя и странно, что он все еще сковывают тебя.
  
  - Сковывает? - приподнял одну бровь Петр Иванович. - Максимализм — это прекрасное состояние, которое обеспечивают человеку тягу. Не удивительно, что во времена людей медлительных максимализм подается как нечто из области болезненности. К слову, мой максимализм…
  
  - Да-да, Петя, - перебила женщина, слышавшая эту мысль очень часто, - твой максимализм эволюционировал в идеализм… Сути дела не меняет. Ты гонишься за иллюзиями.
  
  - Я убегаю от одних иллюзия, чтобы догнать другие — таким образом я пытаюсь обманывать свободу, которая то и время хочет мне навязать иллюзию.
  
  - И в чем же ты выигрываешь, Петя? - с искренним любопытством поинтересовалась Изольда Эдуардовна.
  
  - Только в зрении.
  
  - Если «только», Петя, то может ну его эти погони? Не изменить же тебе мир с одним только «только».
  
  - Мне не изменить, но мое «только» возможно станет ступенью для того, кто его изменит.
  
  - Вот оно что, - улыбнулась Изольда Ивановна. - Удобное место ты себе отвел.
  
  - Определенно, - тоже с улыбкой, но фальшивой, ответил Петр Иванович.
  
  - Как всегда, Петя, приятно было поболтать! Хотелось бы сказать: «Выздоравливай», но скажу: всего хорошего! До скорых встреч!
  
  - Надеюсь не скорых. Всего хорошего!
  
  Уйдя, Изольдая Эдуардовна оставила за собой вновь пониклого Петра Ивановича и удивленного Степана Фридриховича.
  
  - Что это был? - поинтересовался хвостатый.
  
  - Нежелательная знакомая. Случаются такие личности — которых лучше бы и не знать вовсе. Знакомство с такими отправляет жизнь, всякий раз напоминая, как убоги люди.
  
  Кот, к слову, был противоположного мнения. Ему показалась, что Изольда Эдуардовна тоже считает Петра Ивановича странным, загулявшим в своих взглядах человеком, который выпал из реальности. Не коту судить о реальности и ее восприятии, но разве можно говорить то, что говорит Петр Иванович?
  
  - По образованию психолог... - перебил кошачье мысленное торжество человек. - А психологи — это крайне довольные люди, порабощающие и других людей пагубным «довольством». Проблема психологов в том, что они любят видеть проблемы в других, тогда как другим не позволяют видеть проблемы в них, списывая все, опять же, на проблему в других. Психологи видят проблемность в пессимистическом взгляде, во всем, что отличается от определенных стандартов оптимистической кухни. Не подумай… Не хочу сказать, что стандарты — плохо. Для людей, которые не могут воспринимать все по наитию, нужные правила и устои, но всегда важно усомниться в целесообразности правил и устоев. Ныне люди подвластны законам свободы, которые ничего хорошего нам не сулят, а психологи, цепные псы, охраняют эти законы. К тому же… Она писатель, поклонник эстетизма… хуже не придумаешь.
  
  И в который раз Степан Фридрихович слушал чуждые ему слова, но, внезапно, его ударило непривычное чувство, новое, неизведанное и дикое, чувство потенциальной правоты противоположной мысли, которое обычно начинается с мысленной игры «А что если...»: «Действительно, а что если Петр Иванович прав? Но с чего бы ему быть правым? И что значит быть правым? Что есть правота? Кажется, человек уже говорил об относительности какого-то понятия… Не знаю» - и придя самостоятельно к «Не знаю», Степан Фридрихович начал вспоминать изречения Петра Ивановича: «А ведь безумец прав… Нет. Не может быть». Хвостатого уже не волновала Изольда Эдуардовна и оценочное суждение Петра Ивановича, он встретил врага, врага грозного, поработившего тысячи умов, врага, который не по силам нынешнему человеку, врага по имени «Не знаю». «А почему красота — это важно?», «Почему жизнь должна основываться на подмостках удовольствия?», «Почему свобода мысли, воображение...», «Почему, почему, почему...» - Степан Фридрихович задавал вопросы, на которые, казалось, он был в состоянии ответить, но, идя по их цепи, в глубь, разбираясь в каждом вопросе основательнее, он понимал, что каждый раз спотыкается о «Не знаю». Его виденье внезапно переменилось, оно смешалось, было сырым и безобразным, жаждущим обрести форму: в нем все еще бушевали изначально заложенные, хотя и не понятно откуда, взгляды, не желающие уступить место новой идей, которая нещадно сталкивала каждый постулат Степана Фридриховича с «Не знаю».
  
  - Да… - измученный мысленным круговоротом, тяжко выговорив, взглядом стремясь за мирские границы, - Степан Фридрихович побывал в шкуре Петра Ивановича.
  
  - Что-то не так? - пришло время удивляться Петра Ивановича.
  
  - Нет… Ничего.
  
  И хотя Петр Иванович заметил переменное состояние кота, он все же предпочел не вмешиваться и последовал к следующему пункту назначения.
  
  Вечерело, воздух начал отыгрывать свежестью и первые неоновые вывески пробудились от дневного сна, без того полные людей улицы претерпевали от новых приливов высших существ, солнечный плащ скользил по головам посеревших зданий, и Петр Иванович с прежней спешкой куда-то прорывался сквозь человеческие потоки.
  
  Пришедший в себя, а вернее сказать смирившийся, Степан Фридрихович, дождавшись безлюдного переулка, поинтересовался:
  
  - Почему ты так быстро ходишь?
  
  Кот заметил, что в сравнении с другими людьми, ходьба которых медлительна и нетревожна, Петр Иванович отличался порывистостью и размашистыми шагами.
  
  - А к чему ходить медленно? Разве у нас так много времени? Медленная ходьба — это отличительная черта тех людей, которые не знаю куда потратить свое время.
  
  Кот вновь услышал странные слова, но воспринимал их уже теплее и ближе. Встречающиеся взгляды Степану Фридриховичу уже не казались такими привлекательными, но определенную долю симпатии, которая сражалась с новой приобретенной идей, хвостатый все еще испытывал к людям. Кот, гадая о том, что происходит в головах людей, вспоминал о том какими их представлял раньше. И, несмотря на приобретенное понимание мысли Петра Ивановича, хвостатому было трудно принять критику высших существ. Проблема Степана Фридриховича была в том, что он знал о людях слишком мало. Его отдаленный взгляд, обусловленный примитивным кошачьим интеллектом, заставлявшим Степана Фридриховича преклоняться перед высшими существами, на самом деле одурманивал его и, теперь, забитый новыми ощущениями, новыми знаниями, многие из которых конфликтовали друг с другом, Степан Фридрихович усомнился в людях, но ему по прежнему не хватало опыта и контакта с людьми. Однако, быть может найдутся те, кто разобьют суждения Петра Ивановича в пух и прах, как например Изольда Эдуардовна — она выглядела уверенно, но не сказать, что Петр Иванович уступил ей, - это была стычка недоговоренности, и первоначальная позиция кота окажется верной? Как считать: люди — это высшие существа, обладающие поразительными возможностями, которые позволяют им воплощать в жизнь самые невероятные вещи, или это глупые, довольные — как говорит Петр Иванович, существа, которые в своей слепоте неспособны к реальному движению? Несомненно, в сравнении с животными — люди высшие существа, но справедливо ли их сравнивать с теми, кто очевидно уступает в ключевом параметре — интеллекте? Не разумнее ли будет ставить высокую планку, сравнивать с ней, чтобы выявить существующую недостачу и заполнить ее — и повторять данный процесс постоянно, совершенствуясь и достигая новые границы. И ведь правильно было замечено Петром Ивановичем - «И «человек вам оправдание...»». Зачем оправдываться? Зачем искать смягчающие факторы? Почему не стремиться вперед? Почему не ненавидеть свое несовершенство?
  
  Спустя какое-то время пара прибыла к месту своей встречи. Степан Фридрихович быстро вспомнил облезлый фасад, клумбу и судьбоносную лавку, сведшую человека и кота вчерашним вечером.
  
  - Помнишь, как добраться к месту, где над тобой произошли эти изменения?
  
  Степан Фридрихович, мысленно нарисовав путь к родной славке, связал точки в единый маршрут. Раньше кот ориентировался по запахам, но теперь, обладая мощной человеческой памятью, он сам себе удивился в том, как легко открылся ему путь.
  
  Повечеревший день созывал совсем красочных птиц. Все они яркие и нарядные, порхающие на радость жизни, и Петр Иванович был блеклым пятном на полотне современных людей. Огонь красок — это дар данный каждому: кто-то красит им слово, кто-то лицо, кто-то душу, а кто-то мысль. Первые складно говорят, но их искусство — только говорить, вторые привлекательно выглядят, но их искусство — только наряжаться, третьи украшают душу добродетелями, но их искусство — разорить свою душу, четвертые зажигают свою мысль и у них нет искусства — у них есть оружие — пламенная беспощадная мысль, — и они готовы сразить всякое искусство.
  
  Компания стояла у опечатанной квартиры, в которой со Степаном Фридрихович произошли странные метаморфозы. Поглазев несколько секунд на наложенную желтую, выделяющеюся на грубой коричневой двери, печать, Петр Иванович повернулся к двери расположенный строго напротив и позвонил.
  
  Из квартиры вышел пожилой мужчина в грязной серой майке и старых черных штанах, собравших на себе множество волос и ниток. Подбородок у мужчины выпирал, а щеки грустно повисли в ужасе от старости, лоб был оккупирован тремя глубокими морщинами, а волос на голове сожжен лысиной. Ростом мужчина был на две головы ниже Петра Ивановича, да еще и стоял сгорблено, так что взглядом упирался второму чуть выше пуза. Придерживаясь за ручку отворенной двери, с дрожащими руками, мужчина недоброжелательно спросил:
  
  - Что нужно?
  
  - День добрый. Хотел бы поинтересоваться, - Петр Иванович, не поворачиваясь, согнув руку, кинул большой палец на плечо, показывая на опечатанную дверь. И не успел он продолжить свою фразу, как старик переменился в настрое и затащил его внутрь квартиры.
  
  - Вы родственник? - скрывая встревоженность, с лживой приветливостью, интересовался старик.
  
  - Да…
  
  - Ну проходите, проходите… - старик привел Петра Ивановича и его спутника в кухню.
  
  Здесь было очень грязно и неприятно, но Петра Ивановича подобным было трудно смутить, а Степана Фридрихович, который почти всю жизнь провел в местах куда неприятнее здешних, и вовсе не понимал никакой такой грязи, ибо для него, для его понимания, внутри было вполне приемлемо.
  
  - Как говорите Вас зовут? - выпрашивал старик.
  
  - Петр Иванович.
  
  - Как поэта? - удивился старик.
  
  - Почему «как»?
  
  - Неужто…
  
  - Именно.
  
  - Обожаю Ваши стихотворения! По мне может и не скажешь, - фальшиво хихикнул старик, - но я любитель поэзии! И вот… признаюсь… терпеть не могу современников! Одни бездарности! Но Вы то… Вы… Вы талантище! Гений!
  
  Петр Иванович тяжело улыбнулся и кивнул головой.
  
  - Насчет брата моего…
  
  - Брата? - перебил старик. - Володя братом был Вам? Сочувствую…
  
  - Двоюродным… Спасибо… Мы с ним давно не виделись… Расскажите мне чем он жил.
  
  - Да что я то… Сейчас… Погодите…
  
  Старик выбежал из комнаты и пропал на пять минут, а вернувшись, принялся всячески задерживать Петра Ивановича, уклоняясь от вопросов про Володю. Он заварил чай, а когда подавал его, увидел кота и замлел, но быстро пришел в себя. Старик и Петр Иванович долго говорили о литературе.
  
  - Уайльд? - возмутился Петр Иванович, когда в разговоре промелькнула фамилия гения эстетизма. - У эстетов есть одно отвратительное свойство: пока обезьяны делают «уа-уа-уа», романтики «охают» и «ахают». Как они торжествуют в своих произведениях, как упиваются красотой, как уповают на все прекрасное — но все это бессмысленное переплетение слов, основанное на их скудном восприятии. Они как дети, которым показываются фокус: так восторженны, но взрослые думают не о «волшебстве», а о том, из чего, из каких деталей и уловок состоит фокус.
  
  В лице Генри, которому не попалось достойного собеседника, Уайльд высказал все бредни, которыми тешатся эстеты и циники. Но, признаться, мне понятно почему у господина Генри не было оппонента, ибо Генри — это Уайльд, и как бы мог он себе перечить?
  
  Диалог прервал звонок в дверь. Резко повеселевший старик вскочил со стула и побежал к двери, опрокинув от возбужденности чашку с чаем на пол. В дверном проеме мелькнуло четыре силуэта: старик, двое крепких мужчин в черных пиджаках и третий — представительный, хитро улыбающийся человек в кремовом пальто и серой шляпе. Очевидно главный, человек в пальто, бесцеремонно сел за освобожденный стариком стул и, положив шляпу на колени, окинул взглядом Петра Ивановича и кота, последнего он рассмотрел особенно хорошо.
  
  - Не люблю я формальности, - начал вещать человек в пальто, как Петр Иванович подхватил его слова и продолжил в своей манере:
  
  - Формальность — это глупость изобретенная от избытка времени у людей глупых, незнающих как им распределиться. Хорошо, что Вы не любите формальность.
  
  - Забавно, - ухмыльнулся человек в пальто. - Интересный Вы, кажется, человек, но Вас ждет учесть не самая приятная. И это, признаться, есть несколько грустно.
  
  - Какая? - безэмоционально поинтересовался Петр Иванович
  
  - Не считайте меня воплощением карикатурного зла, но я не могу позволить Вам уйти. Вы знаете то, чего знать людям пока не стоит. И люди, стоящие надо мной, желают Вашей смерти. Не подумайте, что Вы это заслужили своими делами, ибо никто из нас, из людей которым не выгодно, чтобы вы знали то, что знаете, ничего о делах Ваших не знает, уважаемый, но стечение обстоятельств обязывает меня позаботиться о Вашем умертвлении. Не сочтите меня за дразнящего, но в дань той заинтересованности, что Вы вызвали у меня своим неординарным ответом, могу предложить Вам выполнить какое-то Ваше желание.
  
  - Хорошо, - сухо, без волнения, согласился Петр Иванович. И это очень удивило Степана Фридриховича, который находился несколько в шоковом состоянии. Хвостатому вспомнилась его недавняя мысль, посетившая его в момент встречи с крысой: «Как легко Человек прощается со своей жизнью… Неужели его жизнь такая же, как и у крысы? Простая и непримечательная настолько, что с ней так легко расстаться? И даже крыса не давала жизни так просто покинуть ее… Такого не может быть… Что же он...»
  
  - Я хочу…, - на секунду замялся Петр Иванович, - ничего… Хотел бы я знать причину происходящего, но тут подумал — а зачем она мне? В целом, это довольно интересный вопрос. Зачем людям, которые умрут, все то, что у них есть? Какая ценность в том, что будет утеряно?
  
  - Интересный Вы человек, уважаемый, - грустно вздохнул мужчина в пальто. - Как жаль… как жаль…
  
  Человек в пальто повернулся к одному из сзади стоящих мужчин, кивнул ему, и в тоже мгновение из-под черного пиджака выскочил пистолет, издавший глухой звук, после чего на земле оказались угасающие глаза пожилого мужчины, а вокруг них разлилась красной жидкостью жизнь. Раздался второй приглушенный выстрел, а за ним с табурета свалилось умертвленное тело Петра Ивановича.
  
  Столько лет человеческие тела ждут одного единственного момента — когда мертвые свалятся они на землю. Не есть ли жизнь самое жестокое извращение над телом?
  
  - Что Вы… - начал бормотать Степан Фридрихович, - Зачем… Что…
  
  Кот был растерян, ситуация сбила его шаткий рассудок. В его голове крутились десятки вопросов и один был во главе их парада: «А что теперь будет со мной?».
  
  - Как интересно, как интересно… - удивился говорящему коту мужчина в пальто. - Воистину, профессор Медный сотворил нечто интересное.
  
  - О чем вы? - в страхе и с удивлением выдавил из себя вопрос Степан Фридрихович.
  
  - Вы, уважаемый кот, - с ироничным тоном заговорил мужчина в пальто, - являетесь причиной гибели этих невинных людей. Вы — уникальный эксперимент не менее уникального ученого, который подлежит тщательному исследованию. И Вы проследуете с нами.
  
  - Я… я… я… - рассудок Степана Фридриховича потускнел.
  
  Из квартиры вышли четверо: двое высоких, в черных пиджаках, мужчина в пальто и кот.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"