" Шалунишки" не появлялись довольно долго - осторожничали. Я начал дремать. И пригрезилось, что сижу я на камне, опустив ноги в воду. А ноги не свои, волосатые, а гладенькие, стройненькие, девичьи. И вода не какая-нибудь, а морская, плещется о камень. Звёзды в ней отражаются. Ветерок солоноватый шевелит мои длинные волосы. Щекотно. Хихикаю. А отец тихо шипит откуда-то: " Тихо, сынок. Потерпи. Будь посерьёзнее. Они наверняка придут". Да я сам знаю, что придут. Но непривычно по первому разу. Ага. Вон и фары. Два мотоцикла, как и раньше на других пляжах. Они? Молодец па, так вычислить! Да, они. Останавливаются рядом, у самой воды. Без сантиментов, без экивоков. Фонарь в лицо. Нож к горлу: "Молчать, сучка!" Они? Ещё секундочку терпения. Валят на песок. Всё! Они! И я вскакиваю на ноги уже в своем обличье. И отец из воды - во всей красе. Только один, самый продвинутый попытался отмахнуться ножом. С него и начнём....
Свою засаду я проспал до самого утра. Проснулся от заглядывающего в окно солнца. Блин, не поздно ли? Всё-таки забот сегодня.... А чего это я.... Чёрт! Чёрт, чёрт, чёрт! Что это?
Оказалось, что я спал на прикроватном коврике, а на моей кровати лежали три незнакомца с неестественно бледными, нет, вообще белыми лицами. Ну, и это не так страшно. Но каким ужасом были перекошены эти и без того неприятные фейсы! И, кроме того.... Нет, и важнее всего - они были мертвы. Я осторожно приподнял простыню, которой они были укрыты. На одежде - ни кровинки. Ран не видно. Кроме аккуратных четырёх дырочек на шее каждого. Это здесь у нас венозная артерия, да? Кто-то прокусил и высосал кровь? Я набросил на несчастных простыню, попятился, затем кинулся в ванную. Нет! Крови не видать. Оскалился. Да ну, бред какой-то. Не моими зубами. Подкинули? Зачем? Опять повязать? Но с такими ранами? Не, не знаю, но надо рвать когти. Прислушался. Тихо. Выжидают? Но чего ждать-то? Ладно. Посмотрим, кто такие. Я опять приоткрыл тела. Нет, никогда не видел. Что в карманах? У одного - паспорт, водительское удостоверение, документы на машину. У одного...ого! Фальшивое, но добротно сделанное удостоверение сотрудника всё ёщё весьма уважаемого органа. У всех троих весьма внушительные тесаки. А так.... Ладно, по личности - позже. Сотовики у всех. Забрать. Свои вещички. Этих - укроем. Всё. Теперь кое что уточним у лукавой коридорной и - сматываемся.
- Но я... я... честное слово... ничего....
- Девушка, мне некогда. Но если хочешь, мы сейчас вызовем милицию. Там на дне ещё осталось. И пальчики твои на бутылке. И дружки твои кое-что уже рассказали, - блефовал я. - Не хочешь неприятностей, - быстро всё выкладывай. И как на духу. Ну?
- Они.... Старший.... Сказал, что если будешь что заказывать, сначала ему передать. Что вы - наркокурьер и вас надо растрясти. Дал пять сотен евро.
- Дёшево свою и чужую жизнь ценишь, а?
- Но я.... Ай....
- Слушай теперь. Ты ничего не знаешь. Я там повесил табличку: " Не беспокоить". Сдаешь смену... скоро? Тем более. И ничего не знаешь. Ничего не видела. При любом раскладе. Меня тоже. Ни когда пришёл, ни когда ушёл. Возможно такое?
- Бывает. Но когда постоялец сдаёт номер.
- Я не сдавал. Всё. Поняла?
- А они?
- Они тоже будут молчать. Ручаюсь.
В фойе первого этажа администраторша о чём-то переругивалась с кассиршей и внимания на меня обе не обратили. Тем лучше. Пусть ищут покойного Алика. Но, видимо, засиживаться мне здесь не судьба. В суд не пойду. И вообще, это всё - чёрт знает что! Что это со мной и вокруг меня творится? Не-ет. В райцентр, повидаю Тамару.... А зачем, собственно? Зачем.... Гм... зачем.... Может, уже успокоилась и расскажет, чего она так испугалась. А! Может, просто увидеть. Не знаю. Давай шеф, жми.
Дверь мне открыл хозяин. Отец Тамары то бишь.
- Здравствуй - здравствуй, непризнанный гений, заходи, - протянул он мне руку. Мама! (это он жене), наш пропавший Лист объявился!
- Почему лист? - улыбнулся я в ответ на искреннюю улыбку маэстро.
- Ну, как же! Так мог исполнять собственный произведения только лист. Знаете: " Быстро, быстро, ещё быстрее, быстро, как только можно, и на следующей странице "Ещё быстрее". А у нас, вот, чудо случилось. Вы не представляете, какое это счастье, вновь видеть всё это - он широко развёл руками. - Только, - понизил он голос, - моей теперь тяжело. Это как предательство какое получилось. Нет, за меня она рада, но всё-таки.... Пройдёмте к ней.
И действительно, Феофиловна за это время резко сдала. Сидела грустная такая, неподвижная, ушедшая, или точнее, оставшаяся одна в этой тьме. Правда, когда мы вошли в комнату, встала, улыбнулась, протянула руку. И знаете, так её жаль стало, что не смог я изобразить какое-то рукопожатие, поднёс её к губам, поцеловал. Оценила, покрылась лёгеньким румянцем, даже улыбнулась уже по-другому.
- Присаживайтесь, сейчас обедать будем, вот-вот Тамара придёт. А пока... всё-таки большая просьба. Я тут по памяти кое-что восстановил из вашего... репертуара. Знаете, один отрывок.... Он выпадает из общей канвы. И я не пойму, откуда. Вот это - он потянулся за нотами и подал мне исписанные листы. Ну, признайтесь, не томите!
- Я вот это играл? - изумился я.
- Не томите, Виталий. Как я мог такое пропустить? У кого?
- Да честное слово, не знаю. Так, навеяло.
- Навеяло? Вам? Вот просто так? Ну, Виталий, вы... вы... просто гений! Да-да, и не смущайтесь!
Звонок в дверь прервал, к моему облегчению, эти восхваления.
- Томка. По звонку слышу. Она вечно торопится, нет терпения ключи из сумки доставать, - объяснил хозяин, направляясь в коридор.
- Вы только... осторожно, пожалуйста, - прошептала слепая. - Она только-только в себя приходить стала.
Слышно было, как что-то шепчет девушке отец. Ну, слава Богу, не сбежала, не забилась в истерике. Но в комнату предварительно заглянула, а вошла, словно здесь сидела здоровенная бешенная псина.
- Здравствуйте, - почти прошептала она.
Боже, как она съехала за эти дни. Лицо - одни глазищи. Но какие! И всё. Ничего другого я уже не замечал.
- Здравствуй, - почему-то таким же сдавленным шёпотом произнёс и я.
- Мы тут говорили о музыке, - взял инициативу в свои руки отец. - И знаешь, Том, оказывается, это он сам. Это - вновь потряс маэстро исписанными листами - он сам написал! Он просто велик, твой знакомый. И, наверняка, очень добр. Злой человек такого не напишет.
- Злой человек - нет, - странно вздохнула девушка.
- Вот и лады. Сейчас пойдём обедать.
- Мы не хотим обедать. Мы прогуляемся, - покачала головой Тамара.
- Ну что же ты за гостя....
- Я знаю. Правда, Виталий?
Что я должен был сказать? Тем более, что есть мне действительно, не хотелось.
- Но вы обязательно потом приходите. Не пропадайте! - это маэстро мне уже вдогонку.
- Далеко не пойдём. Вот здесь, на солнышке, - предложила Тамара и не спрашивая моего мнения устроилась на скамейке возле своего же подъезда. - Ну?
- Не понял?
- Зачем приехал? Что ты от меня хочешь?
- От тебя? Хочу?
- Ничего не хочешь? Просто так заглянул?
- Но, Том, я ... но я же люблю тебя.
- Ты? Любишь? - девушка изумлённо округлила и без того огромные глаза.
- А что тут удивительного?
- Ты?! Можешь?! Любить?!
- Но... но я не понимаю....
" Господи! Она что, узнала про Лисичку? Или про...", - пронеслось в голове самое банальное.
- Всё ты понимаешь. И я не дурочка. Видела....
- Что? Да что же видела?
Девушка вздрогнула, потом взяла себя в руки.
- Тамара! Ради Бога! Беги сюда! С мамой плохо! - прервал маэстро с балкона на самом интригующем месте выяснение наших отношений.
Одним махом, словно из катапульты, Тома пронеслась по лестнице и оказалась в квартире. Даже я приотстал, хотя ноги-то у меня подлиннее - через три ступеньки пёр.
- Вот.... Скорую я вызвал... - лепетал Тамарин предок, удерживая бьющуюся в конвульсиях женщину.
- Он... маму... трогал? - прошипела девушка.
- Виталий? Нет.... Только руку поцеловал.... А что? - растерялся маэстро.
- Что же ты делаешь, чудовище? Её-то за что? - начала вдруг трясти меня за ворот рубахи девушка.
- Да я... да ты что?
В это время мама Тамары забилась в ещё более сильных судорогах, потом разом обмякла, затихла.
- Га-а-ад! - девушка отпустила меня, но рванулась почему-то не к матери, а на кухню. Я же кинулся к слепой. И совсем она не умерла. И даже наоборот....
- Обернись, тварь! К смерти своей обернись!
Я обернулся, и Тамара вдруг ткнула меня здоровенным ножом в живот. Это было столь неожиданно, что я даже не понял сразу и не почувствовал боли.
- Она же... жи... - пролепетал я, чувствуя, как подкашиваются ноги.
- Где смерть твоя? Здесь? Или здесь? - уже со всего размаха ударила ножом меня явно обезумевшая девушка. И смерть моя действительно была "где-то здесь", потому, что закружилось, закружилось всё у меня перед глазами, а затем взорвалось и разлилось ярко-зелёным пламенем.
.... Отец внимательно смотрит на меня и грустно качает головой.
- Ты должен запомнить, сын, раз и навсегда, что это - жизнь. Это - борьба. Они злы и свирепы. Они неисправимы. Это - отбросы, брак, может, специально созданный природой для нашей цивилизации.
- Я понимаю, отец. Но... не могу пока. Не могу!
- Без этого ты не станешь и не будешь взрослым.
- А что я буду?
- Не знаю.... У нас в роду никогда не было такой... аномалии, но в других семьях... нет, лучше тебе не знать. Лучше попробуем ещё раз. Я сам подберу... дичь.
Успокоенный, я засыпаю, а отец ласково гладит меня по лицу....
- Драк, драаак, ну, очнись же! - голос Тамары. Нежный голос и ласковые прикосновения. Я лежу в маленькой комнатке на маленькой кроватке. Такой маленькой, что ноги свисают чуть ли не на половину. Наверняка, Тамарина комнатка и её же кровать.
- Ну, очнулся! Молодец! Как ты? Не очень больно?
Да за такой взгляд этих глаз я бы, я бы.... Эх, жаль, что ничего не болит! Да, действительно ведь ничего не болит! Да что же это? И Тамара с ножом привиделась? Я под одеялом провёл рукой по телу. Ничего. В смысле ран.
- Я уже смотрела. Ничего. Заживает как... как..., ну не знаю.
- Смотрела?
- Ну... перевязала было, - её почему-то передёрнуло. Ну да, "почему-то". Кишки реально мне выпустила. Кого же от такой картинки не передёрнет. Но что и как дальше?
- Это папа. Он закричал, что ма жива. И она на крик сказала, что глаза, словно слезами наливаются. Па закричал, что всё, как у него. Потом увидел, что с тобой.... В общем, когда санитары приехали, они обоих забрали. У па натура тонкая, артистичная. Вот он в обморок и свалился. А я, пока они ещё не приехали, тебя сюда затянула. Вот и выхаживаю.
- Не понимаю. Постой, дай въехать. Значит, маму со слезящимися глазами - в "Скорую", папу с обмороком - в "Скорую", а меня со вспоротым пузом - сюда, "выхаживать"? Как эээ кота какого?
- Ну какого там кота? Почему?
- Ну, людей - врачам, а котов - сами выходим?
- Виталь, давай не будем. Тебя - санитарам? Ещё одну скорую вызывать потом?
- Загадками говоришь. И вообще - чего воркуешь? Чего не добила? Может, для того и оставила?
- У мамы, как и у отца, восстановилось зрение. И ещё - голос. Ты бы послушал!
- Рад за вас всех. И что?
- И отца и матери касался ты. Мы с па вспоминали. В тот вечер ты её не трогал, как-то при знакомстве обошлись. А отцу руку пожимал. А в этот раз - матери. Значит, это ты?
- Ну, если так, давай тебя поцелую, чтобы мозги немного.... А то с ножом!
- Но я думала, ты её, как Женьку и тех других....
- Я?
- А кто, я что ли? Ты что, совсем меня за дурочку считаешь? И кроме того... ну, видела я, Виталя. Уже два раза видела. Тогда, у скамейки.... И ужасно испугалась. Особенно, когда ты меня ещё схватил и поволок.
- Понёс.
- Угу. Оно, конечно, захватывающе, но я ещё не привыкла. Виталь, а ты можешь всё время быть вот таким?
- Каким?
- Ну, вот таким. Красивым. Стройным... человеческим, - осторожно погладила меня по лицу девушка. Я перехватил её руку, поцеловал. Тома немного напряглась, но ладошку оставила у меня на губах. И я начал потихоньку по этой нежной коже красться губами выше, выше, к плечу, к шейке, к щёчке, к чёлочке, к губкам.... Здесь девушка затрясла головой и отстранилась.
- А что я не всегда такой? - продолжил я начатую тему.
- Ты сам знаешь.
- Да сам я, - резко вскочил я с койки. И ахнул, вновь укутываясь в одеяло. Я был абсолютно голый!
- А что было делать? Вся одежда в крови и в этой.... Ай! - её опять передёрнуло. - И вообще, тебе же всё равно, правда?
- Что всё равно? Почему?
- Но это же всё не настоящее?
- Да... да ты что? Как это не настоящее! Ещё какое.... Откуда ты знаешь, нет, откуда ты такое придумала?
Она обидела меня и озадачила. На что, на протез какой намекает? С чего бы? Если она, когда я лежал без чувств... дурота! Она же не такая! Или.... Нет, брежу. Я потёр виски и вопросительно уставился на девушку.
- Ну ладно, - вздохнула она. - Хватит. Скоро па приедет. Я его убедила, что ему что-то почудилось. Но я то знаю. Давай на чистоту.... Кто ты, драк?
- Дурак???
- Ну, хорошо.... Действительно, неблагозвучно. Сократим по- другому. Дрон, а? Пойдёт? Так то ты, дрон?
- Загадками говоришь.
- Всё. Хватит. Если не веришь, что видела, пойдём к компу. Можешь уже? Тогда вон, возьми, оденься. Это па покупал, - кивнула она на какую-то одежду. Не то маэстро был в хорошем настроении, не то тамара ему подсказала, но всё - от белья до майки оказалось "последнего писка".
- Ничего прикид, - обернулась на моё "готово" девушка. - Да и сам.... Эх, это бы всё - и наяву. Ладно, идём.
Она включила довольно устаревший комьютер и пока он загружался, объяснила.
- Когда ма вдруг очнулась и сказала про глаза, а отец - что симптомы, аналогичные тем, что были у него, я поняла. Как громом ударило. А что и как делать - не знала. Ты уж извини - не знала, как вас, дронов, лечить. А потом и отец на тебя взглянул - вырубился. Ну, я к нему - обморок. Смотрю на тебя - не живой вроде. Тогда я за мобильник - и снимать!
- Подожди. Ты убила человека - и снимать?
- Человека? Да какого человека, в натуре? Ты меня ва-а-аще за дурочку принимаешь? Во! Смотри! " Человек"! Как говорил один, не помню кто: "Матёрый человечище".
- Это Ленин про Толстого.
- Ну вот, смотри, Толстой, смотри! и за дурочку меня больше не держи! Вот! Вот! И вот! А как тебе в таком ракурсе? И вот. Так что, хватит мне здесь....
- Постой.... Это... что?
- Ты, милый мой дроник, ты! Вон там, на полу. Одежду свою узнаёшь?
- Я... да ты что? Ты что? Я???
- Ну, когда ножом тебя ударила, с тебя вся эта... эээ... маскировка сразу и съехала. Показался во всей красе без макияжа и педикюра.
- Ерунда какая-то.... Какая-то ерунда....
- Постой! ты куда?
- Я же говорю - ерунда какая-то....
Я вышел из квартиры. Под ногами покачивалась лестничный марш с надписями на стене:"Томка - дура" и "Я тебя люблю!" Давно не красили. судя по надписям - с детства до юности девушки. Опираясь время от времени о перила, я спустился вниз и побрёл куда-то, пытаясь собраться с мыслями. Но ведь ерунда какая-то! Повторяя этот рефрен, я добрёл до той самой скамейки - подальше от всех, плюхнулся на неё. Поискал по карманам сигареты. Как же, в новой одежде! Да нет, вот же! Переложила из моёй. Моей! Да, та жуткая тварь лежала в моей одежде. Оскалив пасть с острыми клыками. А из распоротой рубахи текло что- то зелёное. Зелёное? Вон, тогда на этой же скамейке оставалась какая-то зелёная пена. Но нет, всё равно ерунда! Но не я это, не я! Бред! Или сон? Это где я уснул до всего этого? Ага, в гостинице. И это всё снится от того пойла, которым меня приветила коридорная. А те дырки на шеях у ночных гостей вполне могли бы теми зубками, что на фото.... Бред! Да бред же! А память услужливо показывала мне фотографии монстра во всех ракурсах. Тогда ясно, чего те наркоты здесь повырубались. Но тогда понятно, почему и в камере.... И почему следак рехнулся. Всё объясняется. Объясняется? Ну не хрена себе - объясненьице! А что, лапу помнишь, тогда, когда Эльвиру пытался развязать? Я посмотрел на обуглившийся фильтр. Закурил следующую. Значит.... Значит, при... да, при опасности я превращаюсь в какого-то монстра? "В какого-то"! Мягко сказано. А потом, когда опасность миновала или там, разборка окончена - опять в свой облик? Такое объяснение немного успокоило. И Тамара подошла. Девушка села рядом. Заглянула в глаза. Осторожно погладила по щеке.
- Но ты же добрый дроник, правда? Ты моих па и ма исцелил. Это ведь ты, правда?
- Не знаю, Том. Если честно, то и не думал даже. Только пожалел.
- Видишь, только пожалел, а они уже и прозрели. Па звонил, маму скоро выпишут. Спасибо дроник.
- Что ты такое выдумала? - перехватил я её руку. - Что за "дроник"?
- Но ты же....
- Я человек! Запомни, человек!
- Хорошо- хорошо, " человек". Отпусти. Больно!
- Извини, ради Бога. Но пойми....
- Послушай... Виталя, но я же всё знаю. Зачем дальше комедию ломать?
- Но я не знаю. Понимаешь? Веришь? Не знаю! Мистификация? Но тебе зачем? И... некоторые события.... Но я - человек! Даже если всё это.... Но... это - какие-то новые защитные функции устрашения, а?
- Ага! Лежал, помирал и устрашал.
- Но не умер же! Может, и устрашал, чтобы никто не подошёл и не добил?
- Если бы я не перевязала и твою зелёную кровушку не остановила. ещё неизвестно, чем бы всё кончилось.
- Ты его... меня... перевязывала?
- Но ты же добрый дрон. Знаешь, взгляд остался такой- же. Вот как и сейчас - несчастный-разнесчастный.... Не проходит твоя теория устрашения. Хотя, когда меня домой нёс отсюда - да... "устрашил". Зубки-то ого-го. И потом... что, дроны их не чистят? Запашок, извини, - поморщилась девушка.
- У нас нет обоняния.
- Но при встречах со мной придётся.... Что?!!! Что ты сказал?!!! У вас?!!!
Я сам взвился со скамейки и ошалело уставился на неё.
- Ну вот, проболтался, дрон. Или драк? Ну! Теперь садись назад, чудовище, и рассказывай правду. А то сейчас уйду. Навсегда. Добуду где- нибудь огнемёт и буду тебя им отваживать. Ну!
- Да не знаю даже, откуда это вырвалось! Нет, ну честное слово.... Мне... ну сядь, пожалуйста. Мне действительно, возвращалась какая-то другая память. Другой отец. Какие-то события, которых не было. И я сам не такой. Но человек, человек, понимаешь? А не дракон. " Драк" и "дрон" - от этого слова, да?
- А тебе какое больше нравится?
- Больше всего мне нравится "Виталий". И знаешь, всё как-то нахлынуло, когда тебя увидел. Твой взгляд. И все эти таланты... нет, не все. Некоторое раньше прорезалось. Память там, музыка.... А вот это.... Может, тогда, в драке первый раз, когда ещё курсантом был? Не знаю. А вот недавно, когда в камере сидел и меня хотели... избить, тогда - наверняка. И когда следак сказал, что отец умер.... Но до этого, вот здесь, на скамейке. А из воспоминаний....
- Подожди.... После этого... ну, после того, как мы здесь... то есть, как ты уехал, ты что, в тюрьме сидел?
- В изоляторе.
- Но за что?
- Да там, думали, что я двести тысяч баксов спёр. А на кой они мне? В общем суд оправдал.
- И тебя там уголовники избивали? И у тебя за это время ещё и отец умер? Виталик, бедный....
Девушка обняла меня, прижалась щёчкой к моей щетине. Наверное, укололась. Или, вероятнее всего, вновь вспомнила. Отодвинулась. Я же прервал свою исповедь. Лучше самому разобраться. У Томы каким-то нежным мотивчиком проявился сотовик.
- Да. Сейчас будем.
- Пойдём. Па приехал.
- Зачем мне теперь?
- Да ты что?
- Будем играться в красавицу и чудовище? Ты лучше мои шмотки вынеси. А я здесь подожду.
- Пойдём. Па ничего такого не знает. Нет, он знает, что ты их как-то исцелил. Вот и всё. Ты чего боишься? Пойдём. Посидим. Пообедаем. А там - как хочешь. Не нужна чудовищу красавица... или нужна не такая - тебе виднее.
Обед прошёл очень мило. Помолодевший от счастья маэстро рассказывал о потрясении врачей, об ощущениях жены, о том, какой у неё сейчас голос. Он даже попытался его нам продемонстрировать. Тамара, оказывается, ещё и кулинарией увлекалась. Во всяком случае украинский борщ, да ещё с пампушками, удался на славу. А ещё хозяин открыл какое-то древнее шампанское, которое хранил "на особый"на особый случай". И тост он поднял за "неведомого кудесника". И даже Тамаре разрешил пригубить. И всё было хорошо, пока в перерыве между блюдами мы не вышли покурить на балкон, а Тома не включила на кухне телевизор.
- Вы мне всё-таки скажите..., - набрался отваги для главного вопроса маэстро.
- Виталий! Иди сюда! - срывающимся голосом позвала меня Тамара.